Путешествие в эпицентр

Глава 4

Октябрь, почти целиком потраченный на постройку машины, представлялся Хачмену неровной дорогой с двусторонними указателями, где на одной стороне отмечено уменьшающееся расстояние до осуществления проекта, на другой — увеличивающаяся пропасть между ним и Викки.

Одним из первых таких указателей было приобретение кристалла празеодима и необходимого количества изотопа для получения пятидесяти миллилитров цестрона. Сразу после работы он забежал в кафе, наспех перекусил, не вступая ни с кем в разговоры (хотя лицо сидевшей неподалеку темноволосой женщины показалось ему знакомым), и отправился в институт. В тот вечер он засиделся допоздна над аппаратурой для получения газа и приехав домой, обнаружил, что все двери заперты изнутри.

«Неужели это происходит со мной?» — промелькнула мысль. Хачмен попробовал открыть замок ключом, но ничего не вышло. Дверь с веранды была надежно закрыта на задвижку. Он остановился, взглянул на свою тень и невольно подумал: «Почему голова у тени от Луны всегда меньше, чем при свете уличных ламп?» Темный, молчаливый дом, силой обстоятельств лишенный знакомых родных черт, наводил на другие мысли. Хачмен неожиданно понял, как дико это будет, если ему придется остаться на улице на всю ночь. Еще больший удар нанесла мысль о том, насколько эффективно может быть детское упрямство одного взрослого человека против рассудительности другого. Он тщетно перепробовал все окна, потом вернулся к окну спальни и постучал по стеклу. Когда через несколько минут и это не принесло результата, он, уже теряя контроль над собой, начал колотить все сильнее и сильнее.

— Викки! — позвал он зловещим низким голосом. — Викки! Викки!

Замок у входа щелкнул, и Хачмен бросился к двери, обрадованно и одновременно с испугом от того, что он способен сейчас сделать с Викки. В дверях, щуря сонные глаза, стоял Дэвид.

— Извини, сынок. Никак не мог попасть домой. — Он взял его на руки и прошел в дом, захлопнув дверь ногой, уложил Дэвида в кровать и заглянул в спальню, где Викки, лежа совершенно неподвижно, делала вид, что спит. Мысль о том, что он сейчас сможет забраться в теплую постель и отдохнуть, вместо того чтобы торчать на улице в темноте, мгновенно растопила его холодную злость. Он быстро разделся и лег под одеяло, затем протянул руку и обнял знакомые плечи. В ту же секунду Викки вскочила с кровати, отпрыгнула в противоположный конец комнаты и замерла — в переливах лунного света ее обнаженное тело казалось еще более желанным.

— Не смей ко мне прикасаться! — Голос холодный, надтреснутый, как лед.

Хачмен сел.

— Викки, в чем дело?

— Не трогай меня и все! Я буду спать в другой комнате.

— Что на тебя вдруг нашло? — Хачмен старался говорить спокойным тоном, понимая, что слишком многое поставлено на карту. На самом деле он отлично знал, что происходит: тут же всплыли дрожащие воспоминания о прежних прогулках по этой секции выставки с названием «семейная жизнь». «Да как ты смеешь даже думать, что у меня с головой не в порядке? По-твоему, женщина сошла с ума, если она не желает, чтобы в ее дом занесли грязную болезнь и заразили ее и ее сына?» Но дело-то как раз в том, что он не мог сказать: «Да, мол, я прекрасно понимаю, что у тебя на уме». Викки сражалась как гладиатор с сетью: раскидывала сеть и всегда держала наготове трезубец. Стоит что-то сказать, и она сразу обратит его слова в признание вины.

— В другой комнате ты спать не будешь, — твердо сказал Хачмен.

— Здесь я тоже спать не буду. Пока.

«Пока я могу заразить тебя грязной болезнью», — перевел Хачмен, чувствуя, что сеть снова летит в его сторону. На этот раз он уклонился, просто промолчав, затем встал и двинулся к ней. Викки выскочила из спальни, и до Хачмена лишь секунду спустя дошло, что она свернула направо, к прихожей. Он прошел следом в короткий коридор. Открылась входная дверь и впустила волну холодного ночного воздуха, с безразличием ощупавшего его с головы до пят. Викки стояла во дворе, в центре лужайки.

— Не смей ко мне прикасаться! — крикнула она. — Я лучше на всю ночь здесь останусь.

— О боже! — громко произнес Хачмен, обращаясь к самому себе: — И что теперь делать?..

Викки хорошо бегала, и он вряд ли догнал бы ее, даже если бы решился броситься вдогонку и, возможно, привлечь внимание соседей. Хачмен вернулся в дом, оставив дверь приоткрытой, и прошел во вторую спальню. Немного позже он услышал щелчок замка, и на мгновение у него вспыхнула — аж защемило сердце — надежда, что вот сейчас Викки, замерзшая, придет к нему искать тепла. Но она ушла в другую комнату, оставив его наедине с его горечью.

Пытаться что-либо объяснить, независимо от того, поверят ему или нет, было бы крайне неосторожно. В любом случае Викки кому-нибудь расскажет — родителям, друзьям, соседям или его коллегам, а это опасно. Люди запомнят эти разговоры. Сейчас все его мысли занимала первоочередная задача — создание машины, но где-то в подсознании уже вырисовывался план действий. И хотя детали еще не определились, ясно было одно: весь проект может обернуться страшной опасностью для него, для Викки и даже для Дэвида. Машина должна быть построена тайно, но до того, как она будет приведена в действие, ему придется тщательно и систематически оповестить о ней мир. Процесс, который легко начать, но управлять которым потом очень трудно. И Викки, которой Хачмен вообще никогда не мог управлять, должна оставаться в неведении. Даже несмотря на то, что последние события оставляют на их семейной жизни столь глубокий след.

Газовую центрифугу в отличном состоянии и относительно недорого удалось купить в Манчестере. Хачмен отправился за ней на машине в полной уверенности, что будет дома к вечеру, но центральные графства были погружены в туман и вдобавок, когда он добрался до Дерби, по радио сообщили о катастрофе с большими человеческими жертвами в Белпере, южнее по дороге. Пришлось искать мотель. Только около полуночи он смог позвонить Викки, но никто не ответил. В трубке раздавались лишь слабые гудки, словно размытые насыщенным влагой воздухом. Хачмен не был особенно удивлен. Викки вполне могла догадаться, кто звонит и почему, и просто не снять трубку, тем самым сразу ставя его в невыгодное положение.

Он положил трубку и, не раздеваясь, прилег на аккуратно застеленную кровать. Сегодня утром он честно рассказал Викки, зачем ему надо было в Манчестер, прекрасно зная, что она даже не станет вникать в технические подробности его забот, а потом предложил поехать с ним. На это Викки ответила, что он отлично знает, когда ей надо встречать Дэвида из школы. При этом подразумевалось, естественно, что она понимает: будь это не так, он бы ее не позвал. Один-ноль в пользу Викки. «Чертова машина! Не слишком ли много она у меня отнимает? Кто я такой, в конце концов?..» Со времени взрыва над Дамаском прошло уже шестнадцать дней, но до сих пор никто не признался в содеянном, или, если сказать это иначе, никто не смог настолько повлиять на систему расстановки сил в мировой политике, чтобы акция казалась оправданной. Ситуация на Ближнем Востоке, как ни парадоксально, казалась стабильнее, чем когда бы то ни было за последние годы. Некоторое время Хачмена преследовала мысль о том, что даже его машина не сможет вернуть к жизни тысячи упрямых мальчишек… Об этом стоило подумать…

В Кримчерч он вернулся утром и обнаружил, что дома никого нет. На пороге перед запертой дверью стояли бутылки с молоком, на полу в прихожей лежало несколько конвертов и газет, и Хачмен сразу понял, что Викки с Дэвидом уехали еще вчера. Подавив сжимающий горло приступ жалости к себе, он снял трубку и начал было набирать номер ее родителей, но тут же передумал. Лучше оставить дверь открытой и ждать…

Через три дня дождливым субботним утром Викки вернулась вместе со своими родителями. Ее отец, Олдермен Джеймс Моррис, седой мужчина с похожим на клубничину носом, провел с Хачменом долгую серьезную беседу об увеличивающейся стоимости электроэнергии и неустойчивом состоянии экономики. Ни словом не упомянув о замужестве дочери и их семейных проблемах, своим тоном он как-то умудрился передать то, чего не было сказано словами. Хачмен отвечал на все его высказывания с равной серьезностью. Когда родители Викки наконец уехали, он обнаружил жену в спальне. Она улыбалась сквозь слезы и всем своим видом изображала маленькую девочку, рассчитывающую на снисхождение после очередной проделки.

— Где Дэвид? — потребовал Хачмен.

— Он еще не спал, когда мы уехали. Днем отец поведет его в планетарий, а вечером привезет домой. Эти три дня были для него сплошным праздником.

— А для тебя?

— Для меня… — Викки кинулась к нему и крепко обняла.

Позже, прислушиваясь к ровному шуму дождя за окном спальни, Хачмен вдруг подумал виновато о том, как Викки станет реагировать, когда поймет, что теперь все у них будет по-другому. На изломанном графике их семейных отношений за сценой примирения всегда следовал ровный период идиллической гармонии. Но раньше у него не было машины.

«Частное исследование некоторых свойств микроволновой радиации». Подобное «объяснение» несколько смутило Викки, на что он, собственно, и рассчитывал, и чем больше он его повторял, тем сильнее становилось ее замешательство. В конце концов ей пришлось признать реальность проекта, и, не зная ни грамма невероятной правды, стоящей за этим объяснением, она могла лишь предполагать, насколько он занят работой.

Другие тоже стали замечать перемены в поведении Хачмена, несмотря на все его усилия казаться обычным. Он сильно отстал в основной работе, что стало особенно заметно после нескольких еженедельных совещаний по поводу «Джек-и-Джилл». Мюриел Барнли выполняла свои секретарские обязанности с неприкрытой подозрительностью, выражая свое неодобрение его поведением множеством раздражающих мелочей. А Дона Спейна просто перехлестывало глубокое убеждение, что Хачмен по самые уши увяз в каком-то головокружительном романе.

Хачмен продолжал работать над проектом, стараясь тратить ровно столько времени в институте, сколько он мог себе позволить, чтобы не ставить под угрозу наладившиеся отношения с Викки. Порой ему самому не верилось, насколько далеко он продвинулся в работе, но к концу месяца у него был готов работающий цестроновый лазер. Еще один важный «дорожный указатель»…

— Что это значит? — Викки бросила через стол письмо.

Еще не взяв конверт в руки, Хачмен узнал аккуратный штамп своего банковского отделения.

— Письмо было адресовано мне, — произнес он холодно, пытаясь выиграть время на размышления.

— Какая разница? Я хочу знать, что это означает?

Хачмен пробежал глазами по профессионально сухим строчкам, где объяснялось, что его личный счет в банке перерасходован почти на четыреста фунтов, и, поскольку он закрыл сберегательный счет, банк настоятельно просит либо открыть новый счет, либо обсудить этот вопрос с управляющим как можно скорее.

— Это означает то, что здесь написано, — спокойно произнес он. — Мы задолжали банку некоторую сумму.

— Но как это могло произойти? — Лицо Викки побелело.

— Хотел бы я знать…

Теперь Хачмен отлично понимал, в чем была его ошибка. Слишком быстро израсходованные сбережения… И еще большая ошибка — допустить, чтобы письмо из банка попало в руки Викки.

— Почему они просто не перевели деньги со сберегательного счета, как они обычно… — Викки схватила письмо и быстро перечитала его. — Ты закрыл сберегательный счет?! Где деньги?

Усилием воли Хачмен заставил себя говорить спокойно:

— Мне пришлось потратить их на проект.

— Что? — Викки истерически хохотнула и взглянула на Дэвида, который в этот момент оторвался от овсянки и с интересом поднял глаза. — Ты что, шутишь, Лукас? У меня там было больше двух тысяч фунтов.

Хачмен заметил это «у меня». Викки числилась директором небольшой подрядческой компании, принадлежавшей ее отцу. Причитающееся ей жалование она переводила на сберегательный счет и всегда называла его «нашим» — разумеется, когда не злилась на Хачмена.

— Нет, не шучу. Мне надо было купить оборудование.

— Я тебе не верю. Какое оборудование? Покажи мне квитанции.

— Попробую их разыскать. — Оборудование он покупал только за наличные, воспользовавшись чужим именем и адресом, и все квитанции впоследствии сжег. Вот уж поистине обучение нейтронов новому танцу требовало странных приготовлений. — Но я не уверен, что найду их.

Он беспомощно наблюдал, как из глаз Викки прозрачными ручейками потекли слезы.

— Я знаю почему ты не можешь показать мне квитанции, — произнесла она, всхлипывая. — Я знаю, что за оборудование ты покупал.

«Опять начинается, — в панике подумал Хачмен. — Другими словами, она обвиняет меня в том, что я потратил деньги на женщину или женщин или даже снял где-то квартиру…» Они оба знали, что она имела в виду, но в соответствии со стандартной тактикой Викки, если он сейчас начнет отвергать обвинения и оправдываться, для нее это тут же станет доказательством вины.

— Пожалуйста, Викки. Ну, пожалуйста, не надо… — Хачмен кивнул в сторону Дэвида.

— Я никогда не делала ничего плохого Дэвиду, — ответила Викки, — но тебе, Лукас Хачмен, я еще отплачу.

Пока Хачмен проводил окончательную сборку, у него медленно выкристаллизовывалось и наконец окончательно созрело горестное понимание того, что он никогда не сможет использовать свою антиядерную машину. Возможно, в глубине его сознания всегда гнездилась эта мысль, но, увлеченный работой, он не позволял себе в этом признаться. Руки сами продолжали работу над машиной, а он лишь смотрел, словно они и были ее создателями. Но теперь, когда машина стала реальностью, теперь перед ним встала чистая, пугающая своей многогранностью истина.

Факт номер один. Машину нельзя проверить в действии или использовать где-то локально. Прибор типа «все или ничего» — строго для людей такой же категории, к которым сам он, Хачмен, не принадлежит.

Факт номер два. Международные отношения, по наблюдениям некоторых обозревателей, слегка потеплели, а потому бомба и возможность ее применения стали для определенных кругов — гораздо менее привлекательными.

И наконец, третий факт. Все последние события вызывали у Хачмена острое нежелание идти дальше по дороге, которая чуть не привела его семейную жизнь к развалу. Готов ли он купить жизнь миллионов людей ценой собственного счастья, если так можно назвать его брак с Викки? Однако вот она, машина. Настоящая, более реальная, чем все, что ему до сих пор доводилось видеть. Своим присутствием она ошеломляла и подавляла, не оставляя места для иллюзий и двусмысленности. «Я такой же, как все. Обыкновенный, трусливый и озабоченный прежде всего самим собой».

С чувством облегчения, приправленного смесью радости и вины, которое наступает со снижением требований к себе, Хачмен отложил микрометр в сторону. Еще два часа — и машина будет окончательно готова. Впрочем, зачем спешить? «Не разобрать ли ее прямо сейчас?» — подумал он, но тут внезапно накатила копившаяся целый месяц усталость, и он решил оставить все как есть. Уняв дрожь в ногах, Хачмен оглядел машину трезвым взглядом, вышел из лаборатории и запер за собой дверь.

По дороге домой он несколько раз снижал скорость, когда в этом не было никакой необходимости, чем сильно раздражал водителей идущих сзади машин. Спешка и суета оставили его, хотелось остановиться, погрузить себя в теплое размеренное течение жизни, из которого он с такими трудностями выкарабкивался совсем недавно. Настойчивое видение изломанных, искалеченных тел покинуло его, и он вновь был обыкновенным человеком. Хачмен вдыхал холодный воздух полной грудью и чувствовал себя на пороге важного жизненного поворота. Казалось, за ним захлопнулись массивные двери, отсекая прошлое с его опасными вариантами будущего.

Обнаружив у ворот дома чужую машину, Хачмен испытал чувство легкого разочарования. Двухместная, вишневого или коричневого цвета — в темноте не удавалось разглядеть — машина была развернута к воротам. Краешком сознания Хачмен отметил, что владелец, очевидно, заранее решил не терять времени при отъезде. Если в доме кто-то чужой, он не сможет рассказать Викки то, что хотел. Нахмурившись, он вставил ключ в замочную скважину и повернул. Дверь не открылась. Кто-то закрыл ее изнутри на задвижку.

Хачмен отошел от крыльца, оглядел дом и обнаружил, что свет горит лишь в спальне Дэвида. Маленький ночник. В доме гость и не горит свет? Немыслимая идея, появившаяся у него, заставила Хачмена попробовать боковую дверь. Тоже заперта изнутри. Он бегом вернулся к крыльцу, ударил в дверь кулаком и продолжал колотить до тех пор, пока замок не открыли. На пороге стояла Викки в голубом шелковом кимоно.

— Что ты делаешь? — потребовала она холодно. — Дэвид спит.

— Почему заперта дверь и нет света?

— Кто сказал, что нет света? — Викки продолжала стоять в дверях, не позволяя ему пройти. — И почему ты сегодня дома так рано?

Хачмен бросился вперед, не обращая внимания на жену, и рывком открыл дверь в гостиную. Посреди комнаты поспешно одевался загорелый темноволосый мужчина, в котором Хачмен неуверенно признал владельца местной заправочной станции.

— Ты! — рявкнул Хачмен, все еще чувствуя необычную заторможенность мысли. — Одевайся и проваливай отсюда!

— Невероятно! — выдохнула Викки. — Как ты смеешь шпионить за мной и разговаривать так с моим гостем?

— Твой, с позволения сказать, гость не возражает. Или возражаешь, ты, гость?

Мужчина молча взял со стула пиджак.

— Это мой дом, Форест, — обратилась к нему Викки, — и ты можешь не уходить. Я даже прошу тебя остаться.

Форест посмотрел на Хачмена, постепенно избавляясь от смущения.

— О господи, — произнес Хачмен устало. Он вышел в коридор, снял с крюков украшающее стену метровое мачете и вернулся в гостиную. — Послушай, Форест. Я не держу на тебя зла за то, что здесь произошло. Ты просто случайно оказался рядом, когда фрукт созрел. Но теперь ты мне мешаешь, и, если ты немедленно не уберешься, я тебя убью.

— Не верь ему, — Викки неуверенно засмеялась и двинулась ближе к Форесту.

Хачмен оглядел комнату, остановил взгляд на подаренном отцом Викки шикарном кресле и одним ударом разрубил спинку надвое. Викки взвизгнула, но этот акт бессмысленного вандализма, очевидно, доказал что-то Форесту, и он быстро направился к дверям. Викки сделала несколько шагов вслед за ним и остановилась.

— Не самый умный поступок, — бесстрастно произнесла она. — Кресло стоило денег.

Хачмен подождал, пока машина на улице заведется и отъедет, потом спросил:

— Скажи мне одну вещь. Это было в первый раз… Такой гость?

— Нет, Лукас, — ответила Викки спокойно неуместно нежным голосом. — Это не первый раз.

Реальная жизнь снова обернулась к нему своей раскаленной добела стороной.

— Тогда… Я опоздал…

— И намного, — опять та же издевательская нежность.

— Мне очень хотелось бы показать тебе, насколько ты не права, Викки. Я никогда не изменял тебе. Я… — Тут его горло сжал болезненный спазм. «Все эти годы, — подумал он. — Все эти красивые годы выброшены на свалку. Зачем?..»

— Ты сам все начал, Лукас. По крайней мере будь мужчиной и пройди все до конца. — Викки зажгла сигарету, и ее взгляд, жесткий и одновременно победный, неотрывно следовал за Хачменом из-за извивающейся маски дыма.

— Хорошо, Викки, — выдавил он из себя, и на мгновение перед его глазами мелькнула разделявшая их антиядерная машина. — Я обещаю тебе, что пройду до конца…