LXV. О драконе и единороге.

Около того же времени в соседстве Рима скитались в горах дракон и единорог, которые делали народу много зла, так что никто не осмеливался посещать ту местность. Так как король армянский был весьма силен, то святой отец просил его, чтобы он постарался убить дракона и единорога. Король вышел тогда один, чтобы осмотреть их жилище и видеть, когда они между собою боролись, пока дракон не спасся в какую-то пещеру в скалах. Но тут-то, защищенный с тылу, он, в свою очередь, оборонялся против единорога, который хотел окутать его языком своим, чтобы вытащить его из пещеры. Уже он успел было вытащить его до шеи, когда король прибежал и отрубил голову дракона, которая покатилась со скалы вниз. Затем король убил также единорога, утомленного борьбою с драконом, и возвратился в Рим, где дал приказание, чтобы привезли головы чудовищ, которые были так велики, что голова одного только единорога едва поместилась в повозке. Вот каким образом король Дертад спас Римлян, которые за то оказывали ему, подобно святому отцу, большие почести. Потом Григорий пошел к папе и получил от него, согласно с его просьбою, артикулы, относящиеся к вере[174]. После сего они возвратились в свою землю, где Григорий учил христианской вере, согласно с наставлениям папы, которым однако, как выше было замечено, более не следуют. Так они ныне сами избирают своего патриарха, для какой цели собираются двенадцать епископов и четыре архиепископа. Из артикулов, привезенных Григорием из Рима, многие также изменены, так что они ныне отделены от римской церкви. Священники их совершают таинство с хлебом без закваски, и хлеб этот приготовляет тот самый, который его потом должен освящать за обедней, и никогда — более одного хлеба разом, между тем как прочие священники читают псалтырь; если же их нет на месте, то он это должен делать сам[175], ибо приготовление сего хлеба мужчиною или женщиною считается у них большим грехом, подобно продаже сего рода хлеба. Они пресуществляют таинство одним только вином, без воды, и все в одно и то же время, когда это таинство совершается тем священником, который служит при главном алтаре. Они читают Евангелие с лицом, обращенным к востоку, и священник, который читает обедню, должен предварительно бодрствовать с полуночи; он также не должен трогать жены своей три дня перед обедней и один день после оной. Одни только священники имеют у них право приближаться к алтарю, но не диаконы и низшие чины[176]. Также никто не может приобщаться, не исповедавшись предварительно. Посещение церкви запрещается женщине quae sit menstrua (die ir recht hab). Также те лица, которые питают ненависть или неприязненные чувства против других, остаются пред вратами церкви пока не помирятся с своим недругом. Когда священник, который служит, начинает петь Отче наш и Credo, то все прихожане повторяют за ним. Они дают таинство даже маленьким детям. Священники не стригут волос, на голове и бороде. Вместо освященного масла, они употребляют бальзам и патриарх их платит за его доставку большие деньги султану (см. гл. XL прим. 20), а затем отправляет его своим епископам. Тот, кто хочет быть священником, должен провести предварительно сорок суток в церкви. По их истечении, он читает первую свою обедню и затем его провожают в полном облачении домой, где являются ему на встречу жена и дети его, преклоняют пред ним колени и получают его благословение. Потом приходят друзья его семейства и другие гости, принося свои подарки, и все веселятся более, чем при праздновании его свадьбы; однако новый священник должен читать обедню сорок дней сряду и тогда только может видеться с женою своей. Для крещения у них один избирается кум, а не женщина, на том основании, говорят они, что и Христос был крещен одним только мужчиною, а не женщиною. По сему-то они считают большим грехом, если дают участвовать женщине при крещении, которое у них чрезвычайно уважается, так что при встрече с своим крестным отцом, они падают пред ним на колени. Ради духовного родства, между различными семействами состоявшегося по случаю крещения, браки запрещены между членами этих семейств до четвертой степени (sipp)[177]. Они также охотно слушают обедню в наших церквах, чего нельзя сказать о Греках. Они говорят, что между их верою и нашею почти нет различия (nur ein har, только волос), но — весьма большое (ein gros prech: die Breche, откуда французское la breche, пролом; cf. Koehler 376) между ними и Греками. Они постятся по средам и пятницам[178], и могут есть кушанья, приготовленные на масле, но только после полудня. Они не наблюдают филиппова поста, но постятся в честь св. Григория неделю, и столько же для св. Авксентия[179], который был врачем. Они также постятся в день Воздвижения Креста в сентабре месяце, и целую неделю в честь св. Иакова старшего[180]. В честь Пресвятой Богородицы они постятся в августе дне недели, а в честь трех царей — неделю, и столко же для св. Сергия (Zerlichis, Zerkchis), который был рыцарем[181]. К нему они обращаются пред сражением и в других опастностях, и многие рыцари и благородные три дня сряду ничего не едят и не пьют во время поста, установленного для него в январе. Дни святых они празднуют по субботам[182] и на кануне Пасхи служат обедню после вечерни[183], потому что в это время свет небесный является над святым гробом в Иерусалиме. Они вместе с нами празднуют Пасху, Троицу и Вознесение, но прочие праздники приходятся у них в другие чем у нас дни. Рождество у них празднуется в день крещения Спасителя, и накануне сего дня обедня читается после вечерни. Они празднуют Рождество и крещение Спасителя в один и тот же день, т. е. 6 января, потому что, по их мнению, Христос был крещен в тридцатый год от роду, как раз в день своего рождения. В честь двенадцати апостолов, они постятся неделю, а память их празднуют в субботу. Ave-Marіа у них читается раз в году во время поста, в день, посвященный памяти Богородицы[184]. В отношении к бракам, они тем различаются от нас, что, в случае несогласия, муж и жена могут есть и спать отдельно; если же желают то могут быть совершенно разведены, и в этом случае могут оба вступить в новый брак[185], дети же, если они были, остаются при отце. Цсркви их свободны и не могут быть ни продаваемы, ни передаваемы в наследство. Если священник и гражданин, благородный или простой, хочет строить церковь, то обязывается уступить ее приходу. В старину, правда, случаюсь, что наследники священников или мирян, по смерти сих последних, присваивали себе право разспоряжаться по своему благоусмотрению с подобными зданиями, продавать их или отдавать в откуп[186]. Но они отменили этот обычай, на том основании, что всякий дом Божий должен быть свободен. Каждую ночь их священники поют утренюю (mettin), чего греческие не делают. Богатые лоди у них часто распоряжаются, чтобы для них читали обедню, говоря, что лучше зажечь для себя свечу собственной рукой, чем ожидать эту услугу от чужой, т. е. по их мнению тот, кто сам, пока еще жив, не заботится о благе своей души, едва ли, в сем отношении, может ожидать чего либо от своих родственников, которые, споря между собою о наследстве, забывают пещись о душе усопшего. Притом они говорят, что Богу приятнее, чтобы каждый сам заботился о своей душе. Если бедный человек умрет не исповедавпшсь и неприобщившись, то, хотя и дают ему место на кладбище, но кладут над его гробом камень, на котором отмечают имя его вместе с именем божиим, в знак того, что его только похоронили ради Бога. Если же умрет священник или епископ, то его одевают в полное облачение; между тем другие священники роют ему могилу, куда несут его из церкви в кресте. Первый день они зарывают его там до пояса; потом каждый день отправляются к его гробу, с пением псалмов об успокоении его души, и каждый священник кидает горсть земли на него в течение восьми дней, когда его уже окончательно закапывают[187]. Молодые люди обоих полов погребаются в шелковых и в бархатных платьях, с золотыми ожерельями и кольцами. Тот, кто после свадьбы находит, что жена его уже не была девицею, отсылает ее к отцу ее и соглашается иметь ее женою только под условием, чтобы ему прибавили к приданому, условленному прежде в предположении, что она еще была девицею. В церквах своих они ставят один только крест, говоря, что грешно изображать в церкви распятие Христа более одного раза. Они не ставят икон над алтарем[188] и их архиепископы и епископы не раздают церквам индульгенций, говоря, что отпущение грехов зависит от Бога, который в своем милосердии умилостивит и отпустит грехи тем, кто ходит в церковь с покаянием и благоговением. Когда священник кончил обедню, он не благословляет[189] прихожан, но нисходит с алтаря и тогда мужчины и женщины подходят к нему. Он кладет руку на голову каждого из них и говорит: "Astouadz toghoutioun schnorhestze," пусть Бог простит твои грехи[190]. Тихая обедня (stillmess) у них читается громко, так что всякий может ее сдышать. Они тогда молятся за всех и за все, им предписанное, за христианские власти, духовные и светские, за римского императора, за всех королей, герцогов, баронов, графов и рыцарей, ему подчиненных[191]. Пока священник читает эту молитву, народ падает на колени и говорит, поднимая руки: Der, ouvghormia (ogornicka), т. е. Господи помилуй, и эти слова безпрерывно повторяются, в течении обедни, мужчинами и женщинами. В церкви они стоят с большим благоговением: не оглядываются во все стороны и не разговаривают, особенно во время обедни. Они весьма изящно украшают свои церкви и имеют разноцветные красивые облачения из шелка или бархата. У них миряне не читают Евангелия, как это делают наши светские ученые, которые непременно хотят читать всякую книгу, попадающуюся им в руки. Если бы у них миряннн смел читать Евангелие, то он был бы отлучен патриархом, так как чтение Евангелия у них дозволено только духовным особам[192]. У них по субботам и накануне праздников делают в домах курение, на которое употребляют только белый ладан, который растет в Аравии и Индии. У них духовные и миряне едят, сидя на земле, подобно язычникам. У них нет много проповедников, потому что не всякий священник имеет право проповедывать. Их проповедники должны быть сведущи в священном писании и должны, кроме того, иметь от патриарха особое дозволение, в каком случае они имеют право наказывать даже епископов. Такой проповедник называется Вартабид (varthabit: доктор богословия), по нашему легат. Таковых есть несколько, и они разъезжают по всему краю из одного города в другой и проповедуют. Если священник или епископ провинится, то оии его наказывают. Ибо, по их мнению, грешно, чтобы учил слову Божию тот, который сам ему не внимает или не понимает его.

Загрузка...