Путешествия в некоторые отдаленные страны Лемюэля Гулливера сначала хирурга, а потом капитана нескольких кораблей

ДЖОНАТАН СВИФТ И ЕГО РОМАН «ПУТЕШЕСТВИЯ ГУЛЛИВЕРА»

Великий английский писатель XVIII века Джонатан Свифт (1667 — 1745) завоевал мировую известность своим сатирическим романом «Путешествия Гулливера».

В этой гневной и страстной книге писатель жестоко высмеивает и бичует государственное устройство, общественные порядки и нравы современной ему буржуазно-дворянской Англии. Он обличает паразитизм и лицемерие господствующих классов, жестокость, своекорыстие и эгоизм богачей.

Многие страницы этой книги, направленные против буржуазии и дворянства старой Англии, не утратили своего сатирического значения и в наши дни.

Угнетение человека человеком, обнищание трудящихся, пагубная власть золота существовали, разумеется, не в одной только Англии. Поэтому сатира Свифта имела куда более широкое значение. Такой обличительной силы не достигал в то время никакой другой писатель. Об этом очень хорошо сказал А. М. Горький: «Джонатан Свифт — один на всю Европу, но буржуазия Европы считала, что его сатира бьет только Англию».

Выдумка Свифта и его изобретательность поистине неистощимы. В каких только переделках не побывал его Гулливер! Чего только не довелось повидать ему на своем веку! Но при всех обстоятельствах, комических или плачевных, он никогда не теряет рассудительности и хладнокровия — качеств, типичных для среднего англичанина XVIII века. Но порою спокойный, уравновешенный рассказ Гулливера расцвечивается блестками лукавого юмора, и тогда нам слышится насмешливый голос самого Свифта, который нет-нет, да и выглянет из-за спины своего бесхитростного героя. А иногда, не будучи в силах сдержать своего негодования, Свифт и вовсе забывает о Гулливере и превращается в сурового судью, превосходно владеющего таким оружием, как ядовитая ирония и злобный сарказм.

Почти на каждой странице «Путешествий Гулливера» скрыты иносказания и намеки на современные автору общественные отношения и события. Многие из этих намеков давно уже утратили свою остроту и злободневность. Действительный смысл отдельных глав и эпизодов мы можем теперь восстановить только с помощью исторических источников и комментариев. Но самое главное в книге Свифта сохранилось на века: жгучая ненависть к паразитам и тунеядцам всех мастей и рангов, уважение и любовь к честным труженикам, руками которых в мире созданы все материальные блага.

Непревзойденной осталась в «Путешествиях Гулливера» и сама приключенческая фабула, заставляющая читателей следить с напряженным вниманием за небывалыми похождениями героя и восхищаться пылкой фантазией автора.

Сочиняя свой роман, писатель использовал мотивы и образы народных сказок о карликах и великанах, о глупцах и обманщиках, а также широко распространенную в Англии XVIII века мемуарно-приключенческую литературу — книги о подлинных и мнимых путешествиях. И все это сделало произведение Свифта настолько интересным и занимательным, что сатирический философский роман, роман исключительно глубокомысленный и серьезный, стал вместе с тем одной из самых веселых, любимых и распространенных детских книг.

История литературы знает несколько бессмертных книг, которые, подобно «Путешествиям Гулливера», пережив свое время, попали в руки юных читателей и стали неотъемлемым достоянием любой детской библиотеки. Кроме романа Свифта, к таким книгам относятся: «Дон Кихот» Сервантеса, «Робинзон Крузо» Дефо, «Приключения барона Мюнхаузена» Бюргера и Распе, «Сказки» Андерсена, «Хижина дяди Тома» Бичер-Стоу и некоторые другие замечательные произведения, входящие в сокровищницу мировой литературы.

Сокращенные переводы, переделки и пересказы «Путешествий Гулливера» для детей и юношества появлялись в разных странах еще в XVIII веке. И тогда и позже в детских изданиях «Путешествий Гулливера» мысли самого Свифта, как правило, опускались. Оставалась только развлекательная приключенческая канва.

В нашей стране классики мировой литературы издаются для детей и юношества иначе. В советских изданиях сохраняется не одна только фабула классического произведения, но и, по возможности, его идейное и художественное богатство. Сопроводительная статья и примечания помогают юным читателям уяснять трудные места и непонятные выражения, встречающиеся в тексте книги.

Этот принцип применен и в настоящем издании «Путешествий Гулливера».

Джонатан Свифт прожил долгую и трудную жизнь, полную испытаний и тревог, разочарований и горестей.

Отец писателя, молодой англичанин Джонатан Свифт, в поисках заработка переехал со своей женой из Англии в столицу Ирландии Дублин. Внезапная смерть унесла его в могилу за несколько месяцев до рождения сына, которого в память об отце назвали тоже Джонатаном. Мать осталась с ребенком без всяких средств к существованию.

Детство Свифта было безрадостным. Долгие годы ему пришлось терпеть нужду, существовать на скудные подачки богатых родственников. После окончания школы четырнадцатилетний Свифт поступил в Дублинский университет, где господствовали еще средневековые порядки и главным предметом было богословие.

Товарищи по университету позднее вспоминали, что уже в эти годы Свифт отличался остроумием и язвительностью, независимым и решительным характером. Из всех предметов, преподававшихся в университете, он интересовался больше всего поэзией и историей, а по главной дисциплине — богословию — получал оценку «небрежно».

В 1688 году Свифт, не успев окончить университет, уехал в Англию. Началась самостоятельная жизнь, полная лишений и борьбы за существование. После долгих хлопот Свифту удалось получить место секретаря у влиятельного вельможи, сэра Вильяма Темпля.

Вильям Темпль был раньше министром. Выйдя в отставку, он переселился в свое поместье Мур-Парк, разводил цветы, перечитывал древних классиков и радушно принимал именитых гостей, приезжавших к нему из Лондона. На досуге он занимался сочинительством и издавал свои литературные труды.

Гордому, неуживчивому Свифту было трудно привыкнуть к положению, среднему между секретарем и слугой, и он тяготился службой. Покинув своего «благодетеля», он снова уехал в Ирландию, надеясь найти менее унизительную службу. Когда эта попытка окончилась неудачей, Свифту пришлось опять вернуться к прежнему хозяину. Позднее Темпль оценил его способности и стал относиться к нему более внимательно. Он вел со Свифтом долгие беседы, рекомендовал ему книги из своей обширной библиотеки, знакомил со своими друзьями, доверял ответственные поручения.

В 1692 году Свифт защитил диссертацию на степень магистра, что дало ему право занять церковную должность. Но он предпочел остаться в Мур-Парке и с перерывами жил здесь вплоть до смерти Темпля в 1699 году, после чего нужда заставила его принять место священника в бедной ирландской деревушке Ларакоре.

Ирландия, куда судьба снова закинула Свифта, была в то время страной отсталой и бедной, целиком зависимой от Англии. Англичане сохраняли в ней видимость самоуправления, но фактически свели к нулю действие ирландских законов. Промышленность и торговля находились здесь в полном упадке, население облагалось непомерными податями и жило в нищете.

Пребывание в Ирландии не прошло для Свифта бесплодно. Он много ездил и ходил по стране, знакомился с ее нуждами и чаяниями и проникся сочувствием к угнетенному ирландскому народу.

Вместе с тем Свифт жадно ловил политические новости, шедшие из Англии, поддерживал связи с друзьями Темпля и при всяком удобном поводе отлучался в Лондон и подолгу там задерживался.

В XVIII веке Англия превратилась в самую могущественную капиталистическую державу в мире. В результате буржуазной революции, совершившейся в середине XVII века, в стране были подорваны основы феодальных порядков и открылись возможности для развития капитализма.

Буржуазия, добившись победы, пошла на сговор с дворянством, которое, в свою очередь, втягивалось в процесс капиталистического развития. Буржуазия и дворянство быстро нашли общий язык, потому что они боялись революционности народных масс.

В Англии расцветали промышленность и торговля. Купцы и предприниматели неслыханно богатели за счет ограбления народных масс и колониальных разбоев. Английские быстроходные корабли бороздили моря земного шара. Купцы и авантюристы проникали в малоисследованные земли, убивали и порабощали туземцев, «осваивали» природные богатства отдаленных стран, которые становились английскими колониями.

В Южной Америке, например, были найдены золотоносные реки, и целые толпы искателей легкой наживы устремлялись на добычу золота. В Африке оказались большие запасы драгоценной слоновой кости, и англичане снаряжали за ней целые караваны судов. В тропических странах при помощи дарового труда рабов и каторжан возделывались кофейные, сахарные и табачные плантации, добывались всевозможные пряности, ценившиеся в Европе чуть ли не на вес золота. Все эти товары, почти задаром достававшиеся ловким негоциантам, продавались на европейских рынках с пятидесятикратной, а то и стократной прибылью, превращая вчерашних уголовных преступников в могущественных миллионеров, а прожженных авантюристов нередко делая вельможами и министрами.

Упорно борясь с соседними государствами за первенство, англичане построили самый мощный по тем временам военный и торговый флот, победили в многочисленных войнах и вытеснили со своего пути другие страны, прежде всего Голландию и Испанию, и заняли первое место в мировой торговле.

Со всех концов света в Англию стекались несметные капиталы и сокровища. Превратив эти богатства в деньги, капиталисты построили множество мануфактурных производств, на которых с утра до ночи трудились тысячи рабочих — вчерашних крестьян, насильственно согнанных со своих земельных участков.

Добротные английские сукна и другие товары высоко ценились на европейских рынках. Английские предприниматели расширяли свои производства, а купцы увеличивали свои обороты. Буржуа и дворяне строили дворцы и утопали в роскоши, а основная масса населения жила в нищете и влачила полуголодное существование.

«Новорожденный капитал, — писал К. Маркс, — источает кровь и грязь из всех своих пор, с головы до пят»[27].

Эта мрачная, жестокая эпоха зарождения и развития английского капитализма вошла в историю под именем эпохи первоначального накопления.

В английской литературе все особенности этого исторического периода получили наиболее яркое отражение в сочинениях Джонатана Свифта и Даниэля Дефо, автора «Приключений Робинзона Крузо».

…Истекал первый год нового, XVIII века. Английский король Вильгельм III деятельно готовился к войне с Францией — единственной западноевропейской страной, которая могла тогда соперничать с могущественной Англией и оспаривать ее международное влияние. В самой Англии в то время достигла наибольшего напряжения борьба двух политических партий — тори и вигов. И те и другие стремились безраздельно господствовать в стране и руководить ее политикой.

Виги хотели ограничить королевскую власть, чтобы можно было беспрепятственно развивать промышленность и торговлю. Они требовали войны, чтобы расширить колониальные владения и упрочить господство Англии на морях. Тори всячески сопротивлялись капиталистическому развитию Англии, старались усилить власть короля и сохранить старинные привилегии дворянства. И те и другие были одинаково далеки от подлинных запросов и нужд народа и выражали интересы имущих классов.

Свифту были чужды требования и той и другой партии. Наблюдая ожесточенную борьбу тори и вигов, он сравнивает ее в одном из писем с дракой кошек и собак. Свифт мечтал о создании какой-то третьей, подлинно народной партии. Но эта задача в Англии XVIII века была неосуществимой.

Свифту приходилось выбирать между двумя уже существующими партиями. Тщетно пытался он найти в политических программах тори и вигов что-либо, что могло бы привлечь к ним его симпатии. Но без поддержки тех или других он, безвестный священник деревенского прихода, единственным оружием которого могло стать его острое перо, был не в силах выступить на политической арене, чтобы высказать свои подлинные убеждения. Личные связи с друзьями Темпля, занимавшими в это время видные посты в правительстве, привели Свифта в лагерь вигов.

Не подписывая своего имени, он выпустил несколько остроумных политических памфлетов, которые имели большой успех и оказали вигам поддержку. Виги старались разыскать своего неизвестного союзника, но Свифт до поры до времени предпочитал держаться в тени.

Он бродил по тесным лондонским улицам, прислушивался к разговорам прохожих, изучал настроения народа. Ежедневно, в один и тот же час, он появлялся в Бэттоновской кофейне, где собирались обычно лондонские литературные знаменитости. Свифт узнавал здесь последние политические новости и салонные сплетни, прислушивался к литературным спорам и молчал.

Но изредка этот никому не известный, угрюмый человек в черной сутане священника вмешивался в разговор и рассыпал мимоходом такие остроты и каламбуры, что посетители кофейни замолкали, чтобы не проронить ни одной его шутки, которые затем разносились по всему Лондону,

В 1704 году Свифт опубликовал анонимно замечательную книгу: «Сказка бочки, написанная для общего совершенствования человеческого рода».

«Сказка бочки» — английское народное выражение, имеющее смысл: говорить чепуху, молоть вздор. Следовательно, уже в самом заглавии содержится сатирическое противопоставление двух несовместимых понятий.

В этой книге Свифт беспощадно осмеивает различные виды человеческой глупости, к которым относит в первую очередь бесплодные религиозные споры, сочинения бездарных писателей и продажных критиков, лесть и угодничество перед влиятельными и сильными людьми и т. д. Для того чтобы избавить страну от засилья безнадежных глупцов, Свифт предлагает самым серьезным тоном произвести проверку обитателей Бедлама[28], где без сомнения можно найти немало светлых умов, достойных занять самые ответственные государственные, церковные и военные должности.

Но главная тема «Сказки бочки» — резкая сатира на религию и на все три наиболее распространенные в Англии религиозные направления: англиканскую, католическую и протестантскую церкви. Свифт изображает соперничество этих церквей в образах трех братьев: Мартина (англиканская церковь), Петра (католицизм) и Джека (протестантизм), которые получили в наследство от своего отца (христианская религия) по кафтану. Отец в своем завещании строго-настрого запретил сыновьям производить какие-либо переделки в этих кафтанах. Но спустя короткое время, когда кафтаны вышли из моды, братья начали их переделывать на новый лад: нашивать галуны, украшать лентами и аксельбантами, удлинять или укорачивать и т. д. Сначала они пытались оправдать свои действия, перетолковывая текст завещания, а затем, когда дело зашло уже чересчур далеко, братья заперли отцовское завещание в «долгий ящик» и начали между собой ссориться. Петр оказался самым хитрым и ловким. Он научился надувать легковерных людей, разбогател и так раздулся от спеси, что вскоре рехнулся и напялил на себя сразу три шляпы, одну поверх другой (намек на тиару — тройная корона папы римского).

Свифт хочет доказать этой сатирой, что любая религия изменяется со временем, подобно тому, как меняется мода на платье. Поэтому не следует придавать значения религиозным обрядам и церковным догматам: они кажутся людям правильными лишь в определенный период, а затем устаревают и заменяются новыми.

Религия, по мнению Свифта, — это лишь удобная внешняя оболочка, за которой скрываются всяческие преступления и прячутся любые пороки.

На первый взгляд Свифт осмеивает только церковные распри своего времени, но в действительности он идет дальше: разоблачает религию и неизбежно связанные с ней предрассудки и суеверия. Это понимали уже и современники Свифта. Знаменитый французский писатель и философ Вольтер тонко подметил антирелигиозный смысл свифтовской сатиры: «Свифт, — писал он, — высмеял в своей «Сказке бочки» католичество, лютеранство и кальвинизм[29]. Он ссылается на то, что не коснулся христианства, он уверяет, что был исполнен почтения к отцу, хотя попотчевал его трех сыновей сотней розог; но недоверчивые люди нашли, что розги были настолько длинны, что задевали и отца».

Понятно, английское духовенство не могло простить автору «Сказки бочки» нанесенной им обиды. Священнику Свифту нельзя уже было рассчитывать на церковную карьеру.

«Сказка бочки» после своего появления произвела настоящую сенсацию и за один год выдержала три издания.

Книгу покупали нарасхват и старались угадать, кто из известных писателей может быть ее автором? В конце концов Свифт признался, что и «Сказку бочки» и ряд других, ранее изданных анонимных памфлетов написал он. После этого Свифт вошел на правах равного в узкий круг виднейших литераторов, художников и государственных деятелей Англии и заслужил славу самого талантливого писателя и самого остроумного человека своего времени.

Теперь у Свифта началась странная двойная жизнь. Будучи в Ирландии, он оставался скромным настоятелем бедного деревенского прихода. Попадая в Лондон, он превращался в знаменитого писателя, к голосу которого почтительно прислушивались не только литераторы, но и министры.

Время от времени Свифт позволял себе такие чудачества и шутки, которые сначала приводили в замешательство, а потом заставляли покатываться от хохота весь Лондон. Такова, например, была известная проделка Свифта с астрологом Джоном Партриджем, который регулярно выпускал календари с предсказаниями на будущий год. Свифт не любил шарлатанов и решил хорошенько проучить этого мнимого ясновидца, разбогатевшего за счет народного невежества.

В начале 1708 года на лондонских улицах появилась брошюра «Предсказания на 1708 год» за подписью некоего Исаака Бикерстафа. «Мое первое предсказание, — пророчил Бикерстаф, — относится к Партриджу, составителю календарей. Я исследовал его гороскоп своим собственным методом и нашел, что он обязательно умрет 29 марта сего года, около одиннадцати часов вечера, от горячки. Я советую ему подумать об этом и своевременно урегулировать все свои дела».

Через несколько дней появилась новая брошюра — «Ответ Бикерстафу», в которой прозрачно намекалось, что под этим именем укрылся прославленный писатель Джонатан Свифт. Читателям предлагалось внимательно следить за тем, что будет дальше. Лондон насторожился…

И вот наступило долгожданное 29 марта.

Уже на следующий день мальчишки бойко распродавали листовку «Отчет о смерти мистера Партриджа, автора календарей, последовавшей 29-го сего месяца». Здесь сообщалось с протокольной точностью о том, как Партридж заболел 26 марта, как ему становилось все хуже и хуже и как он признался затем, когда почувствовал приближение смерти, что его «профессия» астролога основывалась на грубом обмане народа. В заключение сообщалось, что Партридж умер не в одиннадцать, как было предсказано, а в пять минут восьмого: Бикерстаф допустил ошибку на четыре часа.

Почтенный мистер Партридж бегал по улицам, ловил мальчишек, продававших «отчет» о его смерти, уверял, что он жив и здоров, что он и есть тот самый Партридж, что он вовсе и не думал умирать… «Отчет» был составлен настолько деловито и правдоподобно, что к Партриджу один за другим явились: гробовщик — снять мерку с его тела, обойщик — обтянуть комнату черным крепом, пономарь — отпеть покойника, лекарь — омыть его. Цех книгопродавцев, к которому принадлежал Партридж, поспешил вычеркнуть его имя из своих списков, а португальская инквизиция в далеком Лиссабоне предала сожжению брошюру «Предсказания Бикерстафа» на том основании, что эти предсказания сбылись и, следовательно, их автор связан с нечистой силой.

Но Свифт не остановился на этом. Великолепно владея сатирическим стихом, он написал «Элегию на смерть Партриджа». Тысячи экземпляров этой «элегии» были раскуплены за несколько часов.

Тем временем глупый Партридж решил выпустить новый календарь с предсказаниями на 1709 год. Разоблачая «обманщика» и «мошенника» Бикерстафа, астролог сообщает, что он попрежнему здравствует и неопровержимым доказательством его бытия служит только что вышедший календарь.

А Свифту только этого и надо было. В заключение всей этой небывалой комедии появилась еще одна брошюрка — «Опровержение Исаака Бикерстафа». Автор брошюры уверял читателей, что Партриджа после 29 марта не существует, ибо ни один живой человек не написал бы такой чепухи, которая содержится в календаре на 1709 год. Быть может, мистер Партридж воскрес? Но этот факт Исааку Бикерстафу неизвестен, и он за него не отвечает.

Имя Исаака Бикерстафа стало после этого настолько популярным, что дружившие со Свифтом писатели Стиль и Аддисон решили ввести этого чудаковатого героя на правах автора в издававшиеся ими морально-сатирические журналы. Самые острые и злободневные статьи, написанные Стилем и Аддисоном, а иногда и самим Свифтом, подписывались в журналах именем Исаака Бикерстафа; и таким образом существование этого придуманного Свифтом персонажа продолжалось и после того, как он блестяще исполнил свою роль разоблачителя обманщика Партриджа.

Шли годы. Король Вильгельм III умер. К власти пришла королева Анна. Уже в течение нескольких лет велась война с Францией, известная в истории как «Война за испанское наследство» (1702 — 1713). Поводом для этой войны послужило намерение французского короля Людовика XIV посадить на испанский престол, освободившийся после смерти бездетного испанского короля Карла II, своего внука Филиппа Анжуйского. Фактически это было бы равносильно присоединению к Франции великой европейской державы с итальянскими и нидерландскими владениями и обширными колониями в Америке и Африке. Такое непомерное усиление могущества Франции нанесло бы непоправимый ущерб господству Англии на море и в колониях. Чтобы помешать Людовику XIV осуществить свое намерение, Англия выступила против Франции в союзе с Голландией и Австрией. Французская армия потерпела поражение. Людовик XIV отказался от своих требований и был готов принять любые условия. Все ждали с нетерпением окончания многолетней войны. Но английский главнокомандующий герцог Мальборо (тот самый «Мальбрук», о котором в народе сложили известную сатирическую песенку о том, как он «в поход собрался») искусственно затягивал развязку, потому что он и окружающие его вельможи неслыханно богатели на военных поставках и субсидиях.

За эти годы в положении Свифта внешне ничего не изменилось. Будучи попрежнему деревенским священником, большую часть времени он проводил в Лондоне. Острое перо Свифта выдвинуло его в центр политической жизни. Вожди партий и министры заискивали перед ним, приглашали во дворцы, устраивали в его честь роскошные приемы. Свифт не извлекал из своего положения никаких выгод, но зато охотно оказывал помощь другим. По его совету замещались государственные должности, благодаря его влиянию недостойные занимать высокие посты лишались своих чинов, его суждения о людях принимались как приговоры.

Затянувшаяся война несла бедствия и разорение народу. В ее продолжении была заинтересована лишь небольшая кучка предпринимателей и банкиров — сторонников вигов. Свифт выступил против вигов и примкнул к тори, но не потому, что разделял их политические убеждения, а оттого, что их агитация против войны совпадала в этот период с интересами народа.

Свифт написал десятки памфлетов, в которых разоблачал злоупотребления отдельных вельмож из партии вигов, и в первую очередь жадного герцога Мальборо, заинтересованного в продолжении войны. Агитация Свифта нашла горячий отклик в народе.

Вскоре к власти пришли тори, а в 1713 году, не без прямого воздействия Свифта, был заключен мирный договор с Францией. После этого популярность и влияние Свифта настолько возросли, что его стали называть «министром без портфеля».

Теперь уже казалось неудобным оставлять Свифта священником деревенского прихода в Ирландии. Друзья уверяли его, что он будет возведен по меньшей мере в сан епископа. Но королева Анна и высокопоставленные церковники не могли простить гениальному сатирику его знаменитой «Сказки бочки» и многих других сочинений, где жестоко осмеивались религиозные распри того времени и прямо или косвенно задевалось достоинство королевской особы и сановников церкви. После долгих колебаний королева решила предоставить Свифту место декана (настоятеля) Дублинского собора, что было равносильно почетной ссылке.

В 1714 году королева Анна неожиданно умерла; на престол вступил новый король — Георг I. В связи с наметившейся переменой в политике, усилились раздоры между министрами — графом Оксфордским и Болинброком. И тот и другой в конце концов были обвинены в государственной измене и подверглись судебным преследованиям.

Свифт видел, как одни короли сменялись другими, как министры устраивали заговоры, интриговали друг против друга, слетали со своих постов и замещались новыми, а положение народа оставалось таким же тяжелым и безотрадным. Сознавая, что его влияние на отдельных членов правительства, как бы оно ни было значительно, не в силах изменить общей политики государства, Свифт решил навсегда покинуть Англию. Приняв новое назначение, он переселился в Дублин.

С 1715 по 1723 год Свифт почти безвыездно находился в Дублине, пережил много личных неудач и огорчений. В 1724 году, на пятьдесят восьмом году жизни, он снова оказался в центре политической борьбы. На этот раз Свифт обратил всю силу своего таланта на защиту ирландского народа, с которым он еще более сблизился за эти годы.

Поводом для новых выступлений Свифта на политической арене послужил следующий случай. Одна придворная дама — герцогиня Кендаль — переуступила откуп на чеканку разменной монеты для Ирландии предпринимателю Вуду. Желая извлечь из этого дела возможно большие барыши, Вуд чеканил и наводнял Ирландию настолько неполноценной монетой, что ирландцы отказывались ее принимать и открыто выражали свое возмущение.

Свифт обрушился на Вуда и на английское правительство серией памфлетов под названием «Письма суконщика». В простых и убедительных выражениях, доходивших до сердца каждого ирландского труженика, якобы от имени скромного дублинского торговца-суконщика, он описал ужасающую бедность и нищету ирландцев, напоминал о том, что в их стране существуют свои законы и никому не дано прав посягать на их старинные вольности. Он призывал ирландцев к решительной борьбе за свои человеческие права и достоинство, отнятые у них англичанами. «Средство находится в ваших руках… вы являетесь и должны быть таким же свободным народом, как ваши братья в Англии», — внушал Свифт ирландцам. Начав с разоблачения беззастенчивого наживалы Вуда, он кончил призывом к восстанию против английского владычества.

«Письма суконщика» достигли своей цели. Английское правительство вынуждено было изъять из обращения недоброкачественную монету Вуда, хотя и потерпело от этого урон. «Письма суконщика» получили такое распространение, что каждый ирландский житель не только помнил их наизусть, но и знал, кто является их автором. Об этом было известно и английскому правительству. Премьер-министр Уолполь распорядился арестовать Свифта. На это требование он получил от английского наместника в Ирландии такой ответ: «Чтобы арестовать Свифта, нужно десять тысяч солдат». Дело пришлось замять.

Замкнутый и суровый декан Дублинского собора сделался любимцем ирландского народа. Был создан специальный отряд для его охраны, днем и ночью дежуривший у дома Свифта. В его честь в Дублине был основан «Клуб суконщика».

Когда в 1726 году Свифт вернулся из поездки в Англию, все население Дублина вышло ему навстречу, и его приезд был отмечен колокольным звоном. В народе возникла легенда, будто Свифт — потомок древних ирландских королей, во времена которых Ирландия была могущественной и вольной…

«Письма суконщика» пробудили дух сопротивления и вдохновляли ирландцев и в последующие времена на борьбу за свою национальную независимость и свободу. Имя Свифта вписано золотыми буквами в историю национально-освободительной борьбы ирландского народа.

…Последние годы жизни прошли у Свифта в беспрерывной борьбе с тяжелым и мучительным недугом. Участились головокружения и головные боли, мучившие его еще с юных лет. Под конец жизни он сделался особенно угрюмым и замкнутым, проводил свои дни в полном одиночестве, не допуская к себе даже самых близких людей. Он стал рассеян и забывчив. Его память ослабела настолько, что он даже не мог читать. Однажды во время прогулки, глядя на вершину засыхающего вяза, Свифт сказал своему спутнику: «Так же вот и я начну умирать — с головы».

Свифт скончался в 1745 году, в семидесятивосьмилетнем возрасте. Согласно оставленному им завещанию, он был похоронен в Дублинском соборе. На его надгробной плите была выгравирована им самим составленная надпись: «Здесь покоится тело Джонатана Свифта, декана этой кафедральной церкви, и суровое негодование уже не раздирает здесь его сердце. Пройди, путник, и подражай, если можешь, ревностному поборнику могущественной свободы».

Джонатан Свифт отличался необыкновенной скрытностью. Даже лучших друзей он не посвящал в тайны своей душевной жизни и творчества. В его биографии до сих пор много загадочного и неясного.

Особой таинственностью он окружил создание главного труда своей жизни — романа, над которым работал более шести лет — «Путешествия в некоторые отдаленные страны света Лемюэля Гулливера, сначала хирурга, а потом капитана нескольких кораблей». Как и все другие произведения Свифта, эта книга вышла анонимно. Даже издатель, получивший в 1726 году от «неизвестного лица» рукопись романа, не знал, кто его автор.

«Гулливер» увлек читателей прежде всего своим необычайным сюжетом, удивительно точными, продуманными описаниями впечатлений героя от его пребывания у лилипутов и великанов, лапутян и гуигнгнмов. Многие воспринимали «Гулливера» как забавную, смешную сказку и не догадывались о том, что в этой фантастической истории содержится глубочайший смысл, скрыта беспощадная сатира на английские порядки, законы, нравы и политику.

Созданные Свифтом уже на склоне лет, «Путешествия Гулливера» явились плодом долголетних раздумий писателя над современной ему жизнью.

Причудливая фантастика начинается с первых же страниц романа, когда Гулливер после кораблекрушения попадает в плен к шестидюймовым человечкам.

О заведомо неправдоподобных вещах Свифт повествует таким невозмутимо-спокойным, правдивым тоном, как будто речь идет о самых обыкновенных явлениях, на каждом шагу встречающихся в жизни. При этом рассказы Гулливера кажутся настолько обоснованными и убедительными, что мы невольно начинаем видеть перед собой этих маленьких человечков и всю окружающую их обстановку столь же отчетливо, как и сам Гулливер.

Иллюзия достоверности достигается точнейшим соблюдением пропорций и размеров, тщательными арифметическими подсчетами и обильными фактическими сведениями. Так, например, в описании Лилипутии Свифт исходит из предпосылки, что рост лилипутов в двенадцать раз меньше роста Гулливера, а потому меры поверхностей у них примерно в 150 раз (12x12), а объема — приблизительно в 1700 раз (12x12x12) меньше наших. Отсюда — много забавных эпизодов и недоразумений. Автор подробно рассказывает, какого неимоверного труда стоило лилипутским портным изготовить для Гулливера новый костюм, сколько материи на него пошло, как дорого обходилось его содержание, если одним его обедом могли насытиться почти 2000 лилипутов, как трудно было найти для него подходящее жилище и т. д.

В то же время каждая черточка и каждый штрих в «Путешествиях Гулливера» содержат всевозможные иносказания и намеки, заставляющие находить много общего между сказочной Лилипутией и Англией времен Свифта. Общественные события и человеческие взаимоотношения, которые в действительности казались людям значительными и даже грандиозными, неожиданно предстают уменьшенными до микроскопических размеров и благодаря этому становятся ничтожными и смешными.

Гулливер замечает, что у лилипутов существуют почти такие же обычаи и нравы, как и на его родине. Эти жалкие пигмеи, оказывается, страдают манией величия, тщеславием и себялюбием, больше всего ценят богатство, чины и знаки отличия, считают своего крохотного короля самым могущественным монархом в мире, ссорятся, сплетничают, интригуют, ведут междоусобные войны.

Сходство распространяется и дальше. Враждующие политические партии лилипутов — высококаблучников и низкокаблучников — разительно напоминают английских тори и вигов, а секты остроконечников и тупоконечников, не могущих прийти к окончательному решению, с какого конца следует разбивать яйца, дают сатирическое изображение религиозных споров того времени. Враждебное государство Блефуску, отделенное от Лилипутии узким проливом, — это, конечно, Франция, с которой Англия вела длительную войну. Министр финансов у лилипутов Флимнап, умеющий искуснее других придворных плясать на натянутом канате и прыгать через палку, подставленную ему императором, многими чертами походит на английского премьер-министра Уолполя, а лилипутский монарх — скупой, подозрительный и трусливый — имеет несомненное сходство с королем Георгом I.

Из этих примеров ясно, что любой эпизод «Путешествий Гулливера» содержит намеки на современные Свифту общественные отношения и политическую жизнь.

Во второй части романа, где описываются приключения Гулливера в стране великанов, Свифт обличает уже не отдельные недостатки политической и общественной жизни Англии и не отдельных правителей, а всю систему управления и государственного устройства в целом. Гулливер, сам превратившись теперь в жалкого лилипута, терпит в этом гигантском мире множество неприятностей и злоключений.

Центральное место во второй части «Путешествий» занимает беседа Гулливера с королем великанов, которому Гулливер подробно рассказывает об английских законах и обычаях. Королю великанов человеческая жизнь кажется такой же жалкой, какой Гулливеру казалась жизнь лилипутов.

Устами этого разумного, просвещенного монарха Свифт обличает продажность и своекорыстие государственных и политических деятелей; английские избирательные законы, оставляющие широкий простор для подкупа избирателей и всяческих злоупотреблений; порочное, по его мнению, устройство английского парламента, при котором члены верхней палаты пополняются не путем свободного избрания, а в порядке наследования; судебную волокиту и крючкотворство; кровопролитные войны, ложащиеся тяжелым бременем на страну; методы воспитания и обучения молодежи, всемерно способствующие развитию эгоистических наклонностей и дурных нравов, и т. д.

Те же самые мысли, в еще более резкой форме, мы находим и в третьей части романа, где описываются путешествия Гулливера в различные вымышленные страны: Лапуту, Бальнибарби, Лаггнегг, Глаббдобдриб, а также в Японию. Находясь в Бальнибарби, Гулливер встречается с местными философами, которые мечтают об общественных преобразованиях согласно законам справедливости и разума. «Эти несчастные, — сообщает Гулливер, — изыскивали способы убедить монархов выбирать фаворитов среди умных, способных и добродетельных людей, научить министров заботиться об общем благе, награждать только тех, кто оказал обществу выдающиеся услуги; внушить монархам, что их подлинные интересы совпадают с интересами народа и поручать должности следует достойным лицам».

Иронически перечисляя несбыточные планы этих мечтателей, Свифт высказывает между строк свои собственные положительные взгляды на устройство человеческой жизни и государства. Он хочет, чтобы граждане принуждались к исполнению обязанностей перед обществом не страхом и насилием, а чувством высокой сознательности и ответственности по отношению к своим ближним.

Он мечтает о том, чтобы достоинства человека измерялись не его богатствами и титулами, а его умом и душевными качествами, той реальной пользой, какую он приносит людям своей деятельностью.

Изобличая на протяжении всей книги различные проявления деспотизма и насилия, Свифт с восхищением отзывается о героях республиканского Рима, тени которых поочередно проходят перед Гулливером. «Больше всего я наслаждался лицезрением людей, истреблявших тиранов и узурпаторов и восстанавливавших свободу и попранные права угнетенных народов». Трудовой народ — люди, создающие новые материальные ценности и жизненные блага, заслуживают, по мнению Свифта, глубочайшего уважения: «Всякий, кто вместо одного колоса или одного стебля травы сумеет вырастить на том же поле два, окажет человечеству и своей родине большую услугу, чем все политики, взятые вместе».

Однако, несмотря на то что Свифт стоял выше и видел дальше своих современников, он не мог дать определенного ответа, как уничтожить царящее в мире зло и улучшить общественные нравы. В этом состояла его трагедия и этим объясняется, почему его сатира становится порою такой жестокой и мрачной.

В народных горестях и несчастьях он обвиняет своекорыстных властителей, царедворцев и алчных богачей, которые ведут паразитическое существование, пожиная плоды, созданные руками трудящихся. «На каждого богача приходится более тысячи бедных. Можно прямо сказать, что огромное большинство нашего народа принуждено влачить жалкое существование». Устами Гулливера Свифт советует «не доверяться монархам и министрам, если есть возможность обойтись без их помощи».

С издевательским остроумием Свифт описывает ученых Великой академии в Лагадо — пустых фантазеров, занимающихся разработкой абсурдных проектов: изготовлением пряжи из паутины, пережиганием льда в порох, извлечением солнечной энергии из огурцов, сооружением домов, начиная не с фундамента, а с крыши, и т. д. В научных работах в ту пору действительно встречалось немало пережитков средневековой схоластической премудрости. Свифт, как один из образованнейших людей своего времени, выступал, конечно, не против науки вообще, а против такой науки, которая не приносит никакой практической пользы, оторвана от запросов времени и жизни. Свифт ненавидел ученых, спекулирующих своими знаниями в целях личного обогащения и грубого надувательства народа.

Джонатан Свифт высмеивал не только средневековых ученых, паразитизм дворянства и духовенства, раболепие придворных перед монархами, схоластическую лженауку, но и сложившиеся уже буржуазные отношения, которые несли народу новые формы эксплуатации, новые лишения, страдания и бедствия. Особенно возмущала Свифта бесчестная погоня за наживой, стремление дельцов извлекать деньги из всех возможностей, которые открывали им колониальные грабежи, промышленность и торговля.

Описывая академию прожектёров в Лагадо, Свифт сообщает, что «академики» предлагали десятки способов «осчастливить» человечество. «Жаль только, — добавляет автор, — что ни один из этих проектов еще не доведен до конца, а пока что страна в ожидании будущих благ приведена в запустение, дома разваливаются и население голодает и ходит в лохмотьях».

В четвертой части романа герой попадает в фантастическое государство гуигнгнмов. Описывая пребывание Гулливера в стране лошадей, разочарованный и усталый Свифт дает полную волю своему злому остроумию, старается доказать соотечественникам, что их жизнь устроена бесчеловечно и безобразно, несправедливо и жестоко.

Грязные и жадные двуногие звери еху всё больше и больше начинают напоминать Гулливеру его «цивилизованных» соотечественников; и, наоборот, безобидные лошади кажутся ему гораздо более «человечными» и добрыми, чем люди, потому что на их языке даже не существует такого понятия, как «обман». Гулливер приходит к выводу, что человечество в корне испорчено, что люди теряют человеческий облик и превращаются в отвратительных еху.

Буржуазные критики, не видящие в гневной и горькой сатире Свифта ничего, кроме сплошного отрицания всех основ человеческой жизни, в один голос называют Свифта человеконенавистником и пытаются объяснить это мнимое человеконенавистничество дурным характером писателя. Клевета на великого сатирика распространяется в интересах господствующих классов, которым невыгодно видеть, что при всей резкости и мрачности сатира Свифта заключает в себе жизнеутверждающую основу, ибо он не теряет надежды, что «разум в конце концов возобладает над грубой силой».

Свифт отрицал настоящее со всем его произволом и жестокостью во имя лучшего будущего, которое преобразует и исправит мир. Хотя образ этого далекого будущего рисовался Свифту в туманных, неясных очертаниях, оно тем не менее не было похоже на уже сложившееся в его время буржуазное общество, пороки которого он обличает с такой же беспощадностью, как и пережитки средневекового прошлого. Но Свифт еще не понимал, что моральное совершенствование человеческого рода, которое он считал необходимым условием для достижения своих идеалов, немыслимо при сохранении существующего строя, основанного на эксплуатации человека человеком.

«Чтоб сатира была действительно сатирою и достигала своей цели, — писал великий русский сатирик М. Е. Салтыков-Щедрин, — надобно, во-первых, чтоб она давала почувствовать читателю тот идеал, из которого отправляется творец ее, и, во-вторых, чтоб она вполне ясно сознавала тот предмет, против которого направлено ее жало»[30].

Читая Свифта, мы всегда чувствуем общественные и нравственные идеалы писателя, прямо противоположные всему тому, что он беспощадно высмеивает и решительно отвергает. Сатира Свифта бьет безошибочно по намеченной цели, и эта цель видна читателю так же ясно, как и самому автору. Свифт удивительно последователен и логичен в своих рассуждениях и выводах. Все его иносказания и намеки легко расшифровываются и предстают в виде вполне определенных, конкретных явлений общественной и политической жизни Англии XVIII века. «Путешествия Гулливера» — одно из самых замечательных сатирических произведений мировой литературы.

Джонатан Свифт, блестящий сатирик, безбоязненно обнаживший все пороки современной ему Англии, «ревностный поборник могущественной свободы», разума и справедливости, и сегодня близок передовому человечеству. Его гневная и страстная книга продолжает и сейчас будить в сердцах миллионов читателей благородное негодование против угнетения народа, насилия и зла.