Путеводная звезда

Глава 6

- Алексей Степанович, - получив разрешение, вошла я в кабинет графа, - я могу с вами поговорить?

Добрались мы до Виноградова лишь к обеду следующего дня. Ехали практически без остановок, не считая коротких передышек, когда меняли лошадей. Подставы были по всей дороге, слуги действовали очень расторопно, так что все, что удавалось – удовлетворить некоторые потребности организма, да чуть пройтись, позволяя ногам почувствовать землю.

Имелись на то реальные основания или граф предпочел считать угрозу нам более серьезной, чем она была на самом деле, я не знала, но и на этот раз посчитала, что мужчинам виднее, тем более что к ночи этот вопрос вообще перестал меня интересовать. У Аленки вновь начался жар, она куксилась, плакала, требуя внимания и особой заботы.

Чуть успокоилась она только к утру и опять на руках у Владислава.

Я не ревновала. Этот мальчик….

Были в нем искренность и чистота, не позволявшие в его присутствии проявляться ни грязным мыслям, ни нехорошим чувствам.

- Да, конечно, - Горин поднялся из-за стола, приглашающе указал на диван, стоявший у стены. Когда я присела, сам опустился в кресло напротив. – Надеюсь, вас хорошо устроили? – в его голосе послышалось беспокойство.

Я чуть смутилась, лишь теперь заметив, насколько нелегко далось ему это путешествие, но тут же взяла себя в руки, вспомнив слова мамы Лизы, что мужчины этого рода не терпят жалости к себе:

- Да, благодарю вас, все просто прекрасно! – заверила я его, улыбнувшись.

В этом доме оказалась своя хранительница - совсем уже старенькая нянька Алексея Степановича, так и она не успокоилась, пока все наши вещи не были разложены, а сами мы накормлены и отправлены спать.

- Тогда слушаю вас, Эвелина Федоровна, - откинулся он на спинку кресла, приготовившись меня слушать.

А я даже забыла, зачем пришла, невольно залюбовавшись.

Графу Горину было далеко за пятьдесят, но слабенькие магические способности продлили ту часть его жизни, когда яркая, взрывная молодость переходит в сдержанную зрелость. Среднего роста, он был сбит, как говорила мама Лиза, из крутого теста. Все в нем было крепким: и дух, и тело, в чем я могла убедиться во время почти суточной скачки – на отдых в карету он перебирался лишь дважды, да и то ненадолго.

Отсутствие одного глаза, закрытого черной повязкой, и шрама, пересекавшего наискосок все лицо, его совершенно не портило, лишь добавляло чего-то неукротимого, безудержного.

- Я гожусь вам в дочери, Алексей Степанович, - скупо заметила я, вновь собираясь не только с мыслями, но и решимостью.

- Предлагаете называть вас просто Эвелин? – мягко улыбнулся он, глядя на меня с присущей ему проницательностью.

- Да, - кивнула я, бросив короткий взгляд за окно. Кусочек неба, цветным панно проглядывавший сквозь листву, пылал оттенками алого. – В детских вещах находились письма князя Изверева, адресованные моему мужу, - перевела я взгляд на графа. – Сейчас их там нет.

- Они находится у меня, - абсолютно безмятежно произнес он и поднялся с кресла. Отошел к столу… - Вы кому-нибудь говорили о них?

- Их нашла Катерина, кормилица Алены, - не стала я скрывать правды. – Кроме нее и меня о них никому не известно.

- Это – хорошо, - кивнул Алексей Степанович, заставив меня слегка напрячься. – И будет лучше, если вы забудете об их существовании, - добавил он, твердо посмотрев на меня.

- Мой муж в чем-то замешан? – нахмурилась я.

- Вы мне ответьте на этот вопрос, - чуть прищурился Горин, глядя на меня испытующе.

- Нет! – ни мгновенья не помедлила я. – Кто угодно, но только не он!

На лице графа было все то же спокойствие, но я видела, насколько приятны ему мои слова.

Подтверждение ждать себя не заставило:

- Я рад, что вы не сомневаетесь в Георгии…

- … но… - продолжила я, прочувствовав короткую паузу.

- То, чем он занимался последние месяцы…. – Граф замолчал, рассматривая меня как-то по-новому. Потом качнул головой, словно не соглашался с собой, отошел к окну, встал, повернувшись ко мне спиной.

Сбит из крутого теста…. С этого ракурса слова матушки Лизы обрели иное звучание.

Улыбка, время от времени трогавшая его губы, какая-то мальчишеская хитринка в единственном глазу, которую я замечала несколько раз, все это добавляло его образу некоторую легкость и мягкость. Со спины же он был одной мощью, затянутой в идеально сидевший на нем военного образца мундир.

- Алексей Степанович, - я тоже поднялась, подошла ближе, остановившись всего лишь в трех шагах от него, - я должна знать.

- Зачем вам это, Эвелин?! – довольно резко развернулся он ко мне.

С трудом удержав себя, чтобы не отпрянуть, приняла его взгляд.

В чем-то он был прав, но….

Слишком многое произошло за последние дни, чтобы я осталась прежней Эвелин, предпочитавшей просто жить, изо всех сил стараясь быть незаметной.

- Он – мой муж, - тихо, но твердо произнесла я.

Сказать хотела многое. О том, как Метельский заявился в мой дом, едва ли не обвинив Георгия в измене императору и империи. Как угрожал, позволяя себе оскорбления в мой адрес. Как….

Все это сейчас не имело никакого значения, укладываясь в те несколько слов, что сорвались с моих губ.

- Вам ведь известно, что Георгий долгое время служил на границе с Ритолией? – похоже, что-то решив для себя, спросил граф, направляясь к книжному шкафу.

- В вашем полку, - ответила я, повернувшись, чтобы следить за ним взглядом.

- Иван рассказал? – остановившись, оглянулся Горин.

- Трофим, - грустно улыбнулась я. – Был вынужден, заслуживая мое доверие.

- История с Алиной Горский, - понимающе кивнул граф. Открыл дверцу, достал оттуда бутылку темного стекла и два бокала: - Будете?

Хотела качнуть головой, отказываясь, но передумала. Глоток вина для меня сейчас был не лишним.

- Если только немного, - возвращаясь к дивану, ответила я.

Присела, продолжая наблюдать за графом. Его движения были мягкими, но какими-то сдержанными. Ничего сверх необходимого….

- И как много он успел вам поведать, прежде чем добился своего? – неожиданно спросил граф, сбивая меня с мысли.

- Вряд ли много, - пожала я плечами. – С первых же слов он был весьма убедителен.

- Трофим это умеет, - усмехнувшись, заметил Горин. Наполнил один из бокалов наполовину, поднес мне: - Наше, местное.

- Поэтому и Виноградово? – вдохнув аромат, поинтересовалась я.

- Завтра покажу вам виноградники, - улыбнулся он в ответ.

Подождал, когда я посмакую первый глоток, приподнял вопросительно бровь. В единственном глазу было такое нетерпение, что я задорно улыбнулась – прям, как мальчишка!

- Великолепно, - не покривив душой, заверила я его. Вновь поднесла бокал к губам, но тут же опустила руку: - Алина Горская действительно была невиновна?

- Вы все-таки сомневаетесь… - удрученно качнул головой граф.

- Если ее действия расценивать, как наказание, то каков должен быть проступок? - спокойно объяснила я свою точку зрения.

- Очень серьезным, - согласился Горин, взглядом дав понять, что сожалеет о своих словах. – Метельский жестоко надругался над двумя девочками, дочерями торговца с гор. Одной было одиннадцать, второй едва исполнилось девять.

- Нет! – отшатнулась я. Вино плеснулось в бокале, окрасив бордовым стекло.

Граф отставил бутылку, которую держал в руке, подошел ко мне. Забрав из трясущейся руки бокал, прижал к себе:

- Извините меня, Эвелин! Я не должен был этого говорить….

Не должен был….

Я решительно отстранилась, сглотнув вставший в горле ком, глубоко вздохнула, усмиряя разбушевавшееся сердце:

- Должны были, граф! Должны! Чтобы я знала, с кем столкнула меня Заступница, чтобы я перестала быть столь наивной, какой была.

- Я бы предпочел, чтобы все осталось, как прежде, - Горин склонился к моей руке, тронул губами запястье, словно еще раз просил прощения. – Вы говорите про наивность? – отдав мне бокал, он сделал шаг к столу. Вновь повернулся, посмотрел на меня. Вроде и не намного выше, но я под этим взглядом почувствовала себя ребенком. – Торговец сам продал их Метельскому за несколько золотых монет, и если бы не жестокость, после которой младшая из девочек едва не скончалась от кровотечения, да не Алина Горская, которая сначала ее выходила, а потом, найдя барона, устроила над ним самосуд, никто бы и не удивился. Это в княжеской семье дочь, как нить, связывающая два рода, а в бедных, да когда этих девчонок не две и не три….

Он не закончил. Наполнил свой бокал, сделал крупный глоток, забыв, что вино нужно пить медленно, ощущая его аромат, позволяя раскрыться вкусу….

Впрочем, о чем я только думала….

- Она ведь его любила? – я посмотрела на графа. Говорила про барона, ставшего для меня теперь олицетворением зла.

- Алина? – уточняя, переспросил он. – Трофим уже дважды предлагал ей стать его женой.

Я кивнула – поняла, что именно Горин хотел сказать, сделала еще один глоток и еще… убегая от жажды, которую испытывала после всего сказанного.

Увы, я начала этот разговор и заканчивать, не получив ответа не собиралась:

- Что в этих письмах? Они кажутся….

- Совершенно невинными, - усмехнулся граф. – Если не искать в них другой смысл, то именно такими и являются.

- А если искать? – ухватилась я за его оговорку.

- Эвелин… Эвелин… - в его голосе появилась суровость.

- Алексей Степанович, - грустно улыбнулась я ему, - скажите мне, пожалуйста, моего мужа кто-нибудь ищет?

Ответ я знала еще до того, как он его произнес.

Неудачи в переговорах с князьями Ритолии нужно было на кого-то списать. Граф Орлов оказался для этого подходящим вариантом….

Моя мысль получила подтверждение уже на следующее утро.

Мы как раз сидели за завтраком и обсуждали предстоящую прогулку, когда перед графом появился светящийся шар, через секунду упавший в его руку свернутым в трубочку посланием.

Извинившись, Алексей Степанович вышел из-за стола, сделав знак Ивану, находившемуся тут же, в столовой, следовать за ним. Минут через пятнадцать прислали и за мной.

- Что-то с Георгием? – входя в кабинет графа, воскликнула я, отметив, насколько суровыми были их лица.

- Вы должны прочесть, - произнес Горин в ответ. Когда я подошла ближе, подал бумагу, на которой были отчетливо видны символы императорской власти.

Рука едва слушалась, но я взяла лист, отошла с ним ближе к окну. Не потому, что не хватало света, просто хотелось отстраниться от всех, остаться наедине с тем, что меня ожидало….

Ровные строчки, уверенный почерк…. У моего отца был такой же…. Почерк человека, знающего, что и почему он делает….

Сквозь выступившие слезы – сердце знало, сжимаясь от тоски и боли, прочитала первые слова…. Заверения в своей благосклонности, сожаление, что все сложилось именно так, а не иначе….

Сглотнув ком в горле, взглядом спустилась ниже….

… я с женщинами не воюю….

Прочла эти несколько слов раз, два, три…. Ничего не менялось, лишь более обнаженным становился смысл….

Неимоверным усилием заставив себя не разрыдаться, вновь поднялась чуть выше….

… если вина графа Орлова будет доказана….

… судьбу титула мы решим, не ущемляя ее интересов….

… она слишком молода и неопытна, чтобы быть замешанной в делах своего супруга, поэтому мы не будем настаивать на публичном суде, ограничившись отречением от мужа, произнесенном в присутствии высочайшего двора….

- Нет! – твердо произнесла я, отбросив послание императора Ксандра на пол. – Я - не отрекусь! – повторила еще жестче, сама удивляясь своей решимости.

- Вас никто не осудит, Эвелин, - не столько мягко, сколько осторожно, заметил Горин.

Резко обернулась к нему…. Его единственный глаз говорил иное! Алексею Степановичу было приятно услышать мои слова.

Но….

- Он – мой муж, - я чувствовала, как слезы стекают у меня по щекам, но сдерживать их даже не пыталась. – Преклонив колени перед Заступницей, я давала клятву быть рядом, что бы ни случилось….

- А как же дочь? – Горин подошел ближе, взял меня за руки. – Его дочь? Как быть ей?

Я поняла, о чем именно он хотел сказать, но… подумала совершенно о другом.

Алена! Дочь человека, которого все будут считать предателем….

- Вы права, Алексей Степанович, - не отнимая рук, кивнула я. Потом подняла голову, чтобы встретиться с ним влажным взглядом. – Вы ведь позаботитесь о ней?

- Благая Заступница! – хрипло выдохнул стоявший у стены Иван.

- Что ты надумала! – голос графа звучал низко, сочился угрозой. – Ты – девчонка. Ты хоть понимаешь….

- Понимаю! – совершенно спокойно перебила я его. – Я все понимаю, Алексей Степанович, - продолжила все с той же уверенностью. – И я должна это сделать. Если не для Георгия, то для дочери.

- Нет! – граф медленно повел головой из стороны в сторону. – Я не могу позволить….

- Вы не можете запретить, - поправила я его. – Только помочь!

- Это – сумасбродство! – отпустив мои ладони, отошел он к столу. – Вы просто не осознаете, насколько это сложная задача. Для мужчины сложная, а для вас….

- Хотите сказать, непосильная? – развернулась я, наблюдая за ним.

Известие от императора разом уничтожило то, что поддерживала магия, вернув ему возраст. Те самые далеко за пятьдесят, которые сейчас были видны в тяжелых, усталых движениях, в том, как опустились его плечи….

От той мощи, которую еще вчера едва сдерживала суровая ткань военного мундира, сегодня не осталось и следа.

- Давайте просто предположим, - он повернулся ко мне, - что вы убедили меня в правильности своего решения и поехали на границу. Куда именно вы отправитесь? С чего начнете? К кому обратитесь за помощью?

Стоило признать, он выбрал лучший путь, чтобы доказать мне бессмысленность собственной затеи. Ответов на эти вопросы у меня не было.

Впрочем….

- С писем князя Изверева, - чуть дрогнувшим голосом произнесла я. – Я начну с писем князя Изверева, - повторила уже тверже.

- Да… письма, - после недолгого молчания кивнул граф. – Эвелин….

- Я понимаю, Алексей Степанович, - грустно улыбнулась я, действительно понимая.

- Мои заслуги - в прошлом, - опустил он голову, но тут же вновь посмотрел на меня. – Я сделаю все, чтобы восстановить его доброе имя.

- Я верю вам, - теперь уже я подошла к графу, - поверьте и вы мне.

- Дело не в вере, - он качнул головой, - дело в вашей хрупкости, Эвелин. Эта ноша вам не по силам… - На его лице были отчетливо видны следы внутренней борьбы: - Глядя на вас возникает желание защитить. Такие, как вы….

- Для госпожи графини это может стать хорошим подспорьем, - неожиданно для меня произнес вдруг Иван.

- Иван! – голос графа прозвучал громом. Неотвратимым и неизбежным….

На бывшего денщика Алексея Степановича это вряд ли подействовало:

- Вы же видите, она – не отступится, - вздохнул он, глядя на меня с легким недовольством. Похоже, не сильно-то и разделял проявленное мною упорство. – Вся в папеньку….

- Что?! – попыталась возмутиться я, но тут же отвела взгляд, догадываясь, что это вполне могла быть еще одна проверка.

Тема отца, вопреки ожиданиям, получила продолжение:

- Да, Федор из тех, кого не сдвинешь. Хорошо еще, умом не обижен, - заметил граф, оценивающе посмотрев на меня. Словно пытался понять, насколько в словах Ивана было от лести.

- Будь здесь Трофим… - задумчиво бросил Иван.

Я была склонна с ним согласиться – присутствовала уверенность в поддержке мага, но Соров покинул поместье, только и позволив себе, что немного отдохнуть. Его ждала столица и….

О бароне Метельском я предпочитала не вспоминать.

- Как бы ему самому не понадобилась моя помощь! – угрюмо бросил граф, вновь скосил взгляд в мою сторону. – Вам сохранят титул. Если захотите выйти еще раз замуж….

- Замолчите! – произнесла я тихо, но так четко, что сама испугалась той жесткости, с которой прозвучало короткое слово. Но и это меня не остановило: - Не смейте говорить мне, что я могу предать мужа. Что я…..

Воздуха не хватило, а вздохнуть я просто не смогла, глядя на Горина не с ненавистью… нет, я не имела права ненавидеть человека, который думал в первую очередь обо мне, с тем непониманием, когда ты вроде и осознаешь, но не в состоянии связать сказанное именно с этим человеком….

- Эвелина! – граф сделал шаг ко мне, прижал крепко… выдавив из груди неимоверную тяжесть и позволив наконец-то сделать первый вздох. – Прости меня… дочка…. Прости….

Это была сладкая боль. Разрывающая изнутри горечью, тоской, пониманием, что жизнь уже никогда не будет такой, какой была еще недавно, но в ней рождалось что-то новое для меня, похожее на убежденность, что то, что было не по силам мне одной, мы обязательно сможем сделать вместе.

Я и… он. Чужой человек, назвавший меня дочкой….

И не важно, что текли слезы, что граф еще не сказал своего последнего слова, способного, как перечеркнуть все мои помыслы, так и стать благословением, я уже стала другой. Не - сильной, не уверенной в себе, не – способной вынести все, что бы мне ни послала Заступница. Просто знающей, на что готова ради тех, кто мне действительно дорог.

- Алексей Степанович… - весьма неаристократично всхлипнув, шевельнулась я.

Невысказанную просьбу он выполнил мгновенно. Отстранился, чуть смущенно посмотрел, как если бы просил простить за излишнюю порывистость, потом перевел взгляд на Ивана, который стоял у меня за спиной.

Обернувшись – граф был в явном замешательстве, увидела, как по лицу его помощника стекает одинокая слеза….

Это было выше моих сил! Двое мужчин… воинов, не раз смотревших в глаза смерти….

Для одного Георгий был едва ли не сыном, для другого….

Какие именно чувства испытывал к моему мужу Иван, мне известно не было, но я не раз слышала, с каким почтением говорил Георгий о бывшем денщике графа Горина.

- Вы ведь позаботитесь о нашей дочери и Владиславе? – с трудом совладав с голосом, который норовил сорваться на сип, спросила я у Алексея Степановича, пытаясь помочь и себе и им справиться с волнением.

- Я еще ничего не решил, - качнул он головой. Когда я попыталась возразить, вновь повел головой из стороны в сторону: - Дайте мне два дня. Если обстоятельства не изменятся….

Мы оба понимали, что вряд ли это произойдет, но… если ему было так легче….

- Вы позволите мне прочесть письма князя Изверева? – судорожно вздохнув – меня еще слегка колотило от испытанных эмоций, спросила я, посчитав, что эту задержку можно использовать себе на пользу.

Граф и Иван переглянулись….

- Да, - твердо произнес Горин. – Я принесу.

Настаивать на том, чтобы получить их немедленно, я не стала, предположив, что бумаги находятся в тайнике, раскрывать который он не хотел:

- Хорошо, - утомленно улыбнувшись, кивнула я. – Тогда… - взгляд скользнул по полу, по листу бумаги, пытавшемуся определить мою судьбу…. На глаза вновь навернулись слезы, но на этот раз я справилась, не позволив слабости взять надо мной верх. – Я буду в саду, с дочерью, - решительно закончила я и, надеясь, что покину кабинет графа до того, как закончится моя выдержка, направилась к двери.

Останавливать меня никто не стал….

К лучшему….

Решимость покинула, стоило мне только выйти из кабинета графа, но вернулась боль, которую там, стоя напротив двух мужчин, я пыталась усмирить яростью.

Мой муж…. Отец моей дочери!

Насколько Георгий был мне дорог, я поняла только теперь. Потеряв….

Догадываясь, что ещё мгновение, и я разрыдаюсь от жалости к самой себе, быстрым шагом направилась в детскую. Алена была единственным человечком, способным заставить меня собраться, не упасть духом. Ради неё я вынесла тяготы пути сюда, ради неё….

На что я ещё способна ради неё, мне только предстояло узнать.

Забрав у Катерины накормленную и оттого довольную жизнью дочь, вышла вместе с ней в сад. Владислав, крутившийся рядом с кухней – уже успел обаять местных женщин своей непосредственностью, увидев меня в окно, догнал и, спросив разрешения, пристроился рядом.

Разговаривать желания не было – в голове роилось множество мыслей, не давая сосредоточиться, но не прошло и получаса, как я пусть и не весело, но вполне искренне улыбалась, слушая истории из его детства.

Был он непоседой и шкодником, но не от злости или паскудности, от озорства и нежелания предаваться унынию ни при каких обстоятельствах. А ещё он умел оценивать происходящее вокруг него с какой-то взрослой разумностью, которое редко свойственно его возрасту.

Общение с Владиславом совершенно неожиданно для меня вернуло самообладание, позволив притушить эмоции и более здраво оценить ситуацию, признав, что выглядит она еще более драматично, чем воспринималась мною раньше.

Подобное письмо от Ксандра – фактически, признание вины Георгия. Даже если что-то и будет сделано, то вряд ли с целью восстановить честное имя, скорее уж, найти весомые доказательства его предательства.

А ещё барон Метельский, все поступки которого говорили об имеющейся поддержке со стороны императорского рода. И отряд гвардии, который он вряд ли использовал в погоне за мной, не имея на то особого разрешения. И осторожность, с которой предпочёл решать проблемы Трофим, занимающий в Канцелярии розыскных дел весьма высокую должность мага-дознавателя. И граф Горин, который, узнав об обыске в доме Орловых, выехал нам навстречу, не догадываясь – точно зная о поджидавших нас сложностях.

Все эти факты говорили сами за себя, заставляя увериться в правильности собственного решения.

Кто, если не я?! Его жена!

Понимания, насколько не готова следовать сделанному выбору, это не отменяло. Как и ужаса перед будущим, которое теперь зависело только от меня. И от Заступницы, на милость которой так хотелось рассчитывать.

А еще были рассказы бабушки о прошлом, которые в детстве воспринимались сказками. Не все сохранилось в памяти ясно и отчётливо, многое просто отдавалось в душе то страхом, то восторгом, но одна за много лет так и не забылась.

Княгиня Екатерина Лазариди. Дочь графа Суворова и супруга принявшего подданство Вероссии князя Лазариди, сына одного из старших князей Ритолии, прекратившего длившуюся более десяти лет войну между двумя государствами и преданного новой родиной.

На эшафот она взошла вместе с мужем, отказавшись отречься от супруга, сохранив жизнь и себе, и ребёнку.

Рассказывая ту историю, бабушка не возвеличивала её поступок, но и не осуждала, всего лишь сказав, что когда обстоятельства выше нас, когда Заступница подводит к краю, простых решений не бывает.

В этом, как и во многом другом, она оказалась права. Мне очень хотелось закрыть глаза и, проснувшись, вновь оказаться в той беззаботности, которой, как теперь стало ясно, были наполнены последние полтора года моей жизни.

- Вы позволите? – Алексей Степанович остановился на ступеньке беседки, в которой я устроилась.

Аленка уснула, мило сопя у меня на руках, Владиславу надоело просто гулять по тропинкам сада, и он умчался к новым друзьям, а я, найдя уютное местечко, присела на лавочку, наслаждаясь умиротворенной тишиной и игрой солнечных лучей, пробивавшихся сквозь молодую листву и рисовавших на деревянном полу замысловатые узоры.

- Да, конечно, - качнув Аленку, кивнула я ему на скамейку напротив. – Будете меня отговаривать? – не позволив себе ни одной лишней эмоции, спросила я, когда он последовал моей предложению.

- Нет, - он твердо посмотрел на меня, - но напомню о моей просьбе обождать с окончательным решением пару дней.

- Я не забыла, - кивнула я, поймав брошенный им на Аленку взгляд.

Было в нем что-то… удивительно трепетное, идущее из глубины души. Нежность, бережность, трогательная забота, подспудное желание защитить….

Трофим, Иван, а теперь и граф Горин…. В каждом из них я замечала вот это благоговение, с которым они смотрели на кроху. Сильные мужчины, воины, для которых в этом непростом мире осталось что-то святое, делавшее их мягче, добавлявшее их образу щемящей трогательности.

Георгий был таким же. Смелым, решительным, неподкупным и… ласковым, любящим, верным….

- Но… - его улыбка была грустной.

- Что – «но»? – не сразу поняла я. Воспоминание о муже вновь всколыхнуло утихшие было чувства, бороться с которыми оказалось очень нелегко.

- Мне послышалось, что вы хотели еще что-то добавить? – пояснил он, видя мои затруднения.

- Мне показалось, что эти два дня ничего не изменят, - грустно улыбнулась я в ответ. – И вам это хорошо известно.

- Вы удивительно наблюдательны… - заметил он… не без оттенка горечи.

- Не похожа на ту барышню, которой увидели меня впервые? – уточнила я, вспоминая ту встречу.

Граф был весьма мил, приветлив, оказывал мне знаки внимания, говорил, что если Георгий не будет беречь меня и лелеять, то обязательно отобьет столь прелестное создание, но при этом, считая, что я не замечаю его взглядов, смотрел с каким-то потаенным сожалением. Вроде как искал во мне что-то, но… не находил.

- Вы тогда походили на взъерошенного воробышка, - как-то… тягуче, вздохнул он. – Маленького, измученного сомнениями, но готового броситься на каждого, кто посягнет на что-то, известное лишь ему одному.

- Вот как?! – искренне удивилась я, признавая, что его характеристика была весьма точна.

Князь Андрей Изверев….

В те дни в моем сердце был только он. И не важно, что «да» я сказала другому, не посмев пойти против воли отца, что не его – чужие руки ласкали мое тело, срывая с губ сладостные стоны, что на меня смотрели пепельно-серые, а не голубые глаза….

Все это было не важно, существуя отдельно от той любви, от которой не находилось избавления.

- А теперь? – чтобы высушить вновь выступившие на глазах слезы, негромко спросила я.

- Теперь? – переспросил он, словно давая мне время вновь обрести самообладание. – На грозную орлицу, - улыбкой подбодрил он меня. Всего мгновение, и выражение лица Алексея Степановича стало серьезным: - Я должен вам кое-что сообщить… - голос графа неожиданно дрогнул, вызвав у него недовольную гримасу.

- Я слушаю вас, - сглотнув вставший в горле ком, твердо произнесла я.

- Это известие будет не самым приятным, - счел необходимым предостеречь меня Горин.

- Я слушаю вас, - повторила я, надеясь, что мне достанет выдержки принять очередное испытание.

- Я получил вестника от одного из своих осведомителей в столице….

- С мамой Лизой все в порядке? – перебила я его, сразу подумав об оставленном доме. – И со слугами….

- За них можете не беспокоиться, - он чуть укоризненно качнул головой. – Ваше отречение произойдет не раньше, чем через два-три месяца….

- Отречения не будет! – вновь не дала я ему закончить. – Никогда!

- … и до этого момента вашим домочадцам ничего не грозит, - продолжил граф, «не заметив» моей реплики. – Сведения касаются вашего брата, Эдуарда Красина.

- Моего брата? – с некоторым недоумением посмотрела я на Горина.

Да, теплых отношений между нами никогда не было. Он был старшим, да к тому же и мальчиком. Пока жива была бабушка, виделись мы редко – отпрыска Федора (как она называла Эдика) она не жаловала. Да и потом, когда я приезжала домой из пансиона, встречались лишь за завтраками, да иногда обедами.

Но, тем не менее, он был братом, что немало для меня значило.

- Он связан с бароном Метельским, - не ровно – нарочито равнодушно произнес граф, не скрывая этого, наблюдая за моей реакцией.

- Этого не может быть! – уверенно ответила я, даже несколько расслабившись.

Мы были одной семьей….

- Вам ведь неизвестно, что находится в том конверте, который по завещанию Элеоноры Красиной должен быть вскрыт в день вашего двадцатипятилетия? – внезапно уточнил Горин.

- А какое это имеет значение? – тут же поинтересовалась я, не видя связи между одним и другим.

- Наследником вашего отца является его старший сын, Эдуард Красин. - Граф вновь говорил о не совсем понятных мне вещах.

- Да, это так, - подтвердила я. – Но разве в этом есть что-либо неожиданное?

- И основное достояние Красиных, которое достанется вашему брату, оружейные заводы.

На этот раз отвечать я не стала, лишь кивнула. Наш род славился не только именами предков, но и производством пистолей и пушек, которыми владел.

- Моему осведомителю стало известно, что по просьбе Эдуарда была проведена проверка в документации, которая выявила отсутствие нескольких очень важных патентов. Совершенно точно, что они не были проданы, продолжая принадлежать семье Красиных.

- Но где же они? – непонимающе посмотрела я на Горина.

Дела завода были от меня так далеки….

- Скорее всего, в том самом конверте, - граф чуть наклонился вперед, - и являлись частью вашего наследства.

- Но зачем? – я качнула забеспокоившуюся Аленку, но дочь не затихла, похоже, взбудораженная нашим разговором.

- Уверен, - встал со скамейки Горин, - что у этого вопроса имеется свой ответ. – Вас оставить или….

Я посмотрела на куксившуюся дочь…. Похоже, пришло время менять пеленки.

- Мне тоже пора возвращаться, - аккуратно поднялась я. Позволила графу поддержать меня под локоть, пока спускалась по ступенькам, и, уже выйдя на дорожку, ведущую к дому, поинтересовалась, удовлетворяя собственное беспокойство: - Вы считаете, что Эдуард желает завладеть этими бумагами?

- Не хотелось бы пугать вас еще больше, - Горин смотрел на меня, словно извиняясь, что вынужден произносить эти слова, - но я в этом полностью уверен.

- Уверены… - повторила я за ним, продолжая качать Аленку. Она еще не плакала, но, судя по тому, как морщился ее носик, вот-вот собиралась разныться. – А отец?

Опасения, что ответа не дождусь, не оправдались:

- Федор очень жесткий человек, - несколько отстраненно начал граф, явно думая еще и о чем-то своем, - но справедливый. И не важно, что последние годы перед смертью Элеоноры, они были в ссоре, общаясь только по необходимости. Против ее воли он бы не пошел. Тем более в том, что касается вас.

- Касается меня? – я была вновь вынуждена произнести его слова. – Это что-то значит?

Судя по тени недовольства, исказившего его изуродованное шрамом лицо, до такой степени откровенности он доходить не собирался.

Увы, задать следующий вопрос мне уже не удалось. Катерина, заметив с балкона наше приближение, вышла навстречу, заставив закончить этот разговор….