Путинская Россия как она есть

Блоггер из Брюсселя, автор публикаций по европейской проблематике. Освещает широкий круг вопросов на информационном портале EurActiv, в том числе вопросы внешней политики и отношений между Россией и Европейским Союзом. Окончил с отличием Ливерпульский университет и Лондонскую школу экономики. Историк по образованию. Специализируется на внешней политике Франции и США.

С его работами можно ознакомиться на сайте www.craigwilly.info

Интеграция России в Европу неизбежна ***

«Я вообще не представляю себе будущего европейской культуры в широком смысле слова и будущее европейского континента… Я просто не представляю себе, как люди этого культурного пространства смогут сохранить себя в качестве достойного центра мировой политики и силы, не объединяя усилия для будущих поколений».

Тогдашний председатель Правительства России Владимир Путин произнёс эти слова 6 октября 2011 года[201] в ответ на вопрос о том, собирается ли Россия вступать в Европейский Союз. Его ответ был в равной степени категоричен как в отношении того, что его страна не собирается вступать в Евросоюз, так и в отношении необходимости большей интеграции с Европой. Этот парадокс, если не противоречие, является источником фундаментальной неопределённости в том, что касается «европейской судьбы» России.

Является ли Россия по-настоящему полноправным членом Европейского сообщества государств или не является европейской страной, хотя и расположена в Европе — вопрос не новый. Оставаться ли России изолированной великой державой, возможно, возглавляющей объединение стран с населением примерно 200 млн. человек, или войти в состав панъевропейского образования, которое, несмотря на большую громоздкость, может оказаться более заслуживающей доверия силой в мире — геополитический вопрос долгосрочной перспективы.

Вне зависимости от того, присоединится ли Россия когда-либо фактически к европейским институтам, «Европа» и многое из того, с чем связано это понятие, представляет то, к чему стремится Россия — стать «современной, нормальной страной» со своей демократией, правопорядком и высоким уровнем благосостояния. В своих предвыборных статьях Путин многократно ссылается на Европу как на образец и пример для подражания в том, что касается демократии и борьбы с коррупцией[202], уровня благосостояния и равенства[203] и технологических исследований[204] (но не в национальном вопросе, как он особо подчеркнул).[205]

Для западноевропейцев вопрос о «европейскости» России был дважды существенно переформулирован в прошлом веке: сначала в связи с отделением России от капиталистического мира в 1917 году, а затем в связи с возникновением и распространением европейского интеграционного проекта с подразумеваемой, долгосрочной и уже частично достигнутой целью «воссоединить» Европу после падения фашистского и коммунистического режимов.

В этом своём видении «либеральная Европа» сегодня воспринимает Россию либо как всё ещё сохраняющуюся угрозу окончательному воссоединению Европы, либо как последний рубеж на пути к достижению этой цели. Это ставит Россию перед лицом большой, спокойной силы этой Европы, частично институализированной через Европейский союз.

Эта сила почти полностью «мягкого» свойства, как писал в своём труде Джозеф Най. Её можно воспринимать как полную противоположность сталинской концепции силы Советского Союза, основанной в основном на «жёсткой» военной силе и регулярном жестоком подавлении порабощённых народов. Возможно, Иосиф Сталин язвительно отметил бы, что в Европейском союзе нет разногласий. Однако сегодня Европейский союз покорил большинство стран его бывшей империи в Европе, и привлекательность его силы всё больше и больше ощущается в ближнем зарубежье России. Председатель «Европейской комиссии» Жозе Мануэль Баррозо не преувеличивал, когда в 2007 году описал ЕС, употребив несколько неуклюжую фразу «неимперская империя». [206]

Россия и Евросоюз занимают различные и нелегко примиримые между собой точки зрения. Тем не менее, они настолько дополняют друг друга и зависят друг от друга, что их значительная интеграция становится просто неминуемой в предстоящие десятилетия, независимо от проблем, которые могут при этом возникнуть в том, что касается их суверенности или их внешнеполитических целей.

На ноябрьском саммите 2009 года «Россия-ЕС» тогдашний президент России Дмитрий Медведев описал Европейский Союз и Россию как «неизбежных и дружественных партнёров». Эта встреча обозначила формальное примирение после охлаждения отношений во время войны между Россией и Грузией из-за Южной Осетии. Европейские и российские лидеры могут часто не соглашаться, но они просто обречены сотрудничать друг с другом, прежде всего из-за большого товарооборота между Россией и странами Евросоюза[207]. Хотя на долю Евросоюза приходится практически более половины внешнеторгового оборота России, при этом Евросоюз почти на треть зависит от российских поставок нефти и газа.

За последнее десятилетие наблюдается неуклонный рост товарооборота между Россией и странами Евросоюза. Основным фактором этого роста стало восстановление нефтедобычи в России с конца 1990-х годов[208]. В 2009 году Россия опередила Саудовскую Аравию, крупнейшую нефтедобывающую страну, достигнув уровня 12,5 % от мировой нефтедобычи. Тогда же возросла и зависимость стран Евросоюза от поставки российских энергоносителей. Доля России в поставках в страны Евросоюза угля, нефти, газа, электроэнергии и аналогичных товаров выросла с 21,7 % в 1999 году до 30,9 % в 2010 году, что соответствует объёму поставок шести других крупнейших экспортёров в страны Евросоюза, вместе взятых.[209]

Эта зависимость взаимная, но асимметричная[210]. В то время как доля поставок российской нефти составляет 31 % от объёма импорта Евросоюза, при этом Россия экспортирует 80 % своей нефти в страны Евросоюза. В отношении газа сравнительные показатели таковы: 36 % и 70 % соответственно, в отношении угля: 30 % и 50 % соответственно. В 2011 году на долю Евросоюза приходилось 47,1 % внешнеторгового оборота России. Для сравнения: на долю растущего Китая по-прежнему приходится только 10 % внешнеторгового оборота России и всего лишь 5,3 % экспорта. Доля России во внешнеторговом обороте Евросоюза составляет 9,5 % (третье место после Китая и Соединённых Штатов, которые разделяют с Китаем второе место на уровне примерно 13–14 %).

Эта взаимозависимость проявляется и в важных прямых иностранных инвестициях стран Евросоюза в России, которые достигли 120 млрд. евро в 2010 году[211]. Экономики России и Евросоюза взаимозависимы. В результате рост российской экономики в значительной степени зависит от здоровья экономики европейской. В 2009 году российская экономика сократилась на 7,8 %, что стало прямым следствием финансово-экономического кризиса в Европе в 2007–2008 гг., при этом товарооборот между Россией и странами Евросоюза сократился более чем на треть. Подобным образом «Всемирный банк» ссылается на продолжающийся кризис зоны евро, прогнозируя снижение темпов роста экономики страны[212] до 3,5 % в 2012 году.

Экономический успех, одна из основополагающих опор власти и легитимности Путина в глазах россиян, существенно зависит от развития событий в Евросоюзе. В этом направлении уже достигнуты значительные успехи. Конец изоляции эпохи коммунизма, конец чрезмерной милитаризации экономики и восстановление страны после правления Ельцина привели к существенному сближению российского и европейского уровня благосостояния. Российский ВВП на душу населения, рассчитанный по паритету покупательной способности, увеличился почти в четыре раза с 5,5 тыс. долл. США в 1998 году до 19,8 тыс. в 2010 году. Это означает рост от почти одной четверти до почти трёх пятых от французского показателя.

При этом перспективы и стабильность российской экономики зависят от её модернизации и диверсификации с целью избавления от чрезмерной зависимости от экспорта энергоносителей. Структура торговли — экспорт сырья в более развитые страны мира, импорт готовой продукции — всё ещё скорее напоминает экономику развивающейся страны[213]. Российские власти заинтересованы в обеспечении доступа на европейский рынок и успешном развитии европейской экономики. Эта заинтересованность подкрепляется тем обстоятельством, что свыше 40 % валютных запасов России хранятся в евро (наряду с другими странами БРИК), а также их стремлением положить конец доминированию американского доллара в мировой экономике.

Кризис зоны евро перевернул с ног на голову один из традиционных вопросов в отношениях между Россией и остальной Европой. Если четыре десятилетия назад советский диссидент Андрей Амальрик задавался вопросом в своей книге «Просуществует ли Советский Союз до 1984 г.?», то сегодня россияне вправе задаваться тем же вопросом о судьбе Европейского Союза — ужасающая перспектива с экономической точки зрения.

Если американские лидеры ведут себя крайне осторожно в том, что касается поддержки зоны евро, опасаясь обвинений «в спасении социалистической Европы», то Путин не стесняется открыто отстаивать свою позицию, направленную на поддержку «своего крупнейшего иностранного экономического и торгового партнёра». В частности, в одной из своих предвыборных статей[214] он пишет: «Россия активно подключилась к международным мерам по поддержке пострадавших европейских экономик…» и «Не исключаем в принципе и возможности оказания в ряде случаев финансовой помощи напрямую».

Что касается конкретных действий, то в октябре 2011 года Россия предоставила Кипру[215] кредит в размере 2,5 млрд. евро, а также заявила о своём намерении выделить 10 млрд. долларов через «Международный валютный фонд»[216] на поддержку зоны евро. Вероятно, можно убедить российских лидеров выделить гораздо более крупные суммы, будь они уверены в том, что крах экономики ЕС не обернётся для них гораздо большими экономическими потерями.

Хотя Россия и заинтересована в успехе европейской экономики, сама «европейская идея» представляет собой определённую угрозу российскому могуществу. Одна из грандиозных задач проекта Евросоюза — «воссоединение Европы», т. е. интеграция бывших стран-сателлитов Советского Союза в либеральное Европейское сообщество государств.

Евросоюз располагает несколькими важными средствами, чтобы побудить государства соответствовать его пожеланиям и включиться в процесс интеграции со всеми его последствиями. Преимущества интеграции и в конечном итоге членства в Евросоюзе включают: доступ к европейским инвестициям и единому рынку (по-прежнему самому крупному в мире), право граждан мигрировать и работать в любой стране Евросоюза, а также доступ к миллиардам евро в фондах Евросоюза, созданных для поддержки сельского хозяйства и развития.[217] Это убедительные преимущества в мире, в котором успех государства всё больше и больше определяется его способностью обеспечить высокий уровень благосостояния для своих граждан.

Влияние, которым располагает Евросоюз в этом отношении, может вступить в противоречие с собственными целями России в ближайшем будущем. Эта проблема не нова. Как пророчески написал в 1991 году[218] бывший сотрудник Совета по национальной безопасности США Ф. Стивен Ларраби:

«В долгосрочной перспективе воссоединение Европы может привести к ослаблению идей атлантизма и влияния Соединённых Штатов в Западной Европе, но это также повлечёт за собой возникновение серьёзных дилемм для СССР. Во-первых, это усилит привлекательность Европейского сообщества для стран Восточной Европы, что существенно затруднит любые усилия, предпринимаемые Советским Союзом по преобразованию СЭВ, экономического блока под руководством СССР, или его сохранению. Во-вторых, это осложнит экспорт советской промышленной продукции и заключение других коммерческих сделок со странами Западной Европы».[219]

С точки зрения России это весьма существенные проблемы. Теперь многие бывшие страны-сателлиты и советские республики полностью вышли из сферы влияния России и стали членами Евросоюза. В отдельных случаях, как, например, в случае с Польшей, бывшие порабощённые народы сделали европейскую политику краеугольным камнем своей стратегии по ограничению влияния России в таких странах, как Белоруссия, Украина и Грузия.

За последние несколько лет привлекательность Евросоюза стала убывать вместе с «европейской мечтой» о мире, процветании и демократии. Престижность проекта существенно пострадала в результате референдумов 2005 года, когда граждане высказали своё «нет», отвергнув предложенный проект Конституционного договора, а также в результате продолжающегося кризиса зоны евро. Кроме того, многие старые государства-члены отнюдь не в восторге от дальнейшего расширения Евросоюза по многим причинам, в том числе из-за боязни иммиграции, размывания средств Евросоюза, а также дальнейшего снижения собственного влияния в Брюсселе. В результате у Евросоюза нет определённых целей по расширению, кроме выполнения среднесрочной задачи по завершению интеграции республик бывшей Югославии.

Тем не менее, Евросоюз по-прежнему обладает силой и необыкновенно большим влиянием на элиты стран-соседей.[220] Он глубоко проник в «русосферу», а «европейский вопрос» всё больше и больше становится лейтмотивом политики таких стран, как Сербия, Украина и Молдавия. В некоторых случаях лидеры этих стран доходят до того, что объявляют вступление в Евросоюз апогеем своей внешней политики, даже тогда, когда сама идея Евросоюза не особенно популярна у их народов[221].

Распространение влияния Евросоюза вступает в фундаментальное противоречие со сталинской концепцией российской мощи, которая непременно является национальной и исключительной. Россия явно прошла огромный эволюционный путь по направлению к формированию более смешанной либерально-реалистичной концепции национальных интересов. В частности, Кремль активно работает в направлении либерализации визового режима и создания зоны свободной торговли со странами Евросоюза, что, в случае взаимовыгодности, вероятно, повлечёт за собой некоторую потерю суверенитета.

Это является ярким подтверждением возможного существования фундаментального противоречия в рамках путинизма: идеализация национального суверенитета и России как независимой державы, с одной стороны, и поддержка (и очевидная необходимость) интеграции с европейской экономикой, с другой.

Европейскому проекту априори не существует логического конца, как в отношении его внутренней организации, так и в отношении его географической протяжённости. В среднесрочной и долгосрочной перспективе это может означать вступление России в Евросоюз — результат, который, каким бы невероятным он ни казался, в прошлом поддерживали такие крупные европейские политики, как Сильвио Берлускони и Герхард Шрёдер.

Тем не менее, российские лидеры последовательно, часто с раздражением отвергают любой намёк на членство в Евросоюзе, даже тогда, когда они на одном дыхании заявляют о насущной необходимости более тесного взаимодействия между Россией и Евросоюзом и рассуждают об амбициозных идеях объединения. Когда на октябрьском форуме 2011 года Путина спросили о вступлении России в Евросоюз, он ответил[222]: «Вы там с долгами разберитесь сначала. Как нам вступать-то, я не понимаю? Мы считаем, что мы в состоянии обеспечить свою собственную безопасность. Что касается ЕС, то мы будем развивать наши отношения с Евросоюзом. Или мы будем объединять свои усилия, или мы будем сходить с мировой арены и наше место будут занимать другие. Я не знаю, может, это будет лучше или хуже, но точно будет меняться. А чтобы сохраниться, нам точно надо объединять свои усилия. И в этом тоже, кстати говоря, ничего плохого. Так что мы будем строить, допустим, зону свободной торговли с Евросоюзом на первом этапе, дальше развивать эти интеграционные процессы. Но что мы ставим в качестве основной задачи — это не вступление в какие-то альянсы и решение каких-то других политико-административных задач. Главная задача России — это повышение уровня благосостояния своих собственных граждан».

Этот откровенный, несколько противоречивый ответ демонстрирует всю неоднозначность европейской политики Москвы: её открытость к интеграции, роль последней исключительно как средства обеспечения роста и, наверное, поразительнее всего, неопределённость относительно окончательного геополитического направления страны.

В ноябре 2010 года, в немецкой прессе, Путин впервые выдвинул идею создания зоны свободной торговли между Россией и Евросоюзом[223], которая, по его мнению, сформирует «гармоничное сообщество экономик от Лиссабона до Владивостока». Эта грандиозная идея, напоминающая известный тезис Шарля де Голля о Европе «от Атлантики до Урала», была отодвинута на задний план, поскольку Москва была занята не требующим высокого мастерства делом (окончательного) завершения длившихся десятилетиями переговоров о вступлении во «Всемирную торговую организацию». Россия стала членом ВТО в конце прошлого года, а это означает, что заключение соглашения о свободе торговли с Евросоюзом теперь может значительно осложниться.

Хотя российские политики поддержали своих коллег в Евросоюзе в их традиционном некритическом призыве к «большей интеграции», это отнюдь не означает создание чисто технического и политически нейтрального предприятия, автоматически приносящего пользу всем участникам.

С другой стороны, определение точных правил и обязательств, которые влечёт за собой «интеграция», в значительной степени является политической задачей. Означает ли это, что Москва просто согласится на требования Брюсселя в том, что касается торговли? Фактически именно так и произошло с теми странами, которые уже были частично интегрированы в Евросоюз, а именно с Норвегией, Швейцарией и Турцией. В случае с Россией также сохраняется сильно асимметричная торговая зависимость в пользу Евросоюза, однако при этом позиция Москвы подкреплена возможностью эксплуатировать глубокие и постоянные разногласия между правительствами стран Евросоюза и прибегать к «дипломатии чековой книжки» во времена кризиса евро.

Чем глубже интеграция, тем очевиднее будет проявляться эта динамика силы. В прошлом году российские и украинские официальные лица в Брюсселе тепло восприняли идею полного таможенного союза с Евросоюзом[224]. Есть этому и прецедент с участием другой крупной страны на пороге Европы — Турции. В 1996 году она вступила в таможенный союз с Евросоюзом в отношении промышленных товаров, который до сих пор остаётся в силе, несмотря на евроскептицизм премьер-министра Рэджепа Эрдогана.

Это, как отмечается в недавнем исследовании[225], накладывает существенные и односторонние ограничения на суверенитет Турции и её возможности по проведению независимой политики. Турция была вынуждена пойти на применение значительной части законодательства Евросоюза, единой нормативной базы, в таких областях, как правила торговли, защита конкуренции (объявив вне закона многие монополии и отменив антирыночные субсидии), защита прав интеллектуальной собственности и стандарты на продукцию. Из-за ограничения возможностей Анкары проводить независимую внешнюю политику гораздо сложнее было то, что Турция была вынуждена применять единый для Евросоюза внешний тариф на промышленные товары и была лишена права заключать независимые соглашения о свободной торговле с третьими странами.

Все страны, уже частично интегрированные в Евросоюз, сталкиваются с необходимостью применять европейские нормативные положения, которые могут не только противоречить их собственным предпочтениям, но и определяться на переговорах без права на своё собственное мнение.

Российские власти, хотя это редко появляется в их официальной риторике, давно признали реальность силовой политики, лежащей в основе европейской интеграции. Дисбаланс в соотношении сил между Евросоюзом и Россией и необходимость, насколько это возможно, поддерживать суверенитет России, могут некоторым образом прояснить распространение инициатив по интеграции российских регионов в течение последних лет. В дополнение к идее «Европы от Лиссабона до Владивостока», Россия создала таможенный союз с Белоруссией и Казахстаном и активно добивается создания так называемого «Евразийского союза» с участием этих стран (предварительно запланированный на 2015 год) явно по образцу европейской модели.

Организовывая постсоветское пространство, Москва надеется договориться об интеграции с остальной Европой с позиции силы. Путин признал это, когда в июле 2011 года вновь призвал заключить соглашение о свободной торговле с Евросоюзом[226], на этот раз с участием Белоруссии и Казахстана: «Объединяя три государства, мы становимся более привлекательными для любых партнёров». Такая динамика развития событий может также помочь объяснить желание России включить в эти проекты Украину, страну с населением 46 млн. человек, а также враждебность официальных лиц Евросоюза, заявлявших, что Таможенный союз и Евразийский союз имеют своей целью задержать создание зоны свободной торговли между Россией и Евросоюзом.

Москва постоянно подчёркивает, что её евразийские проекты оставляют дверь открытой для интеграции с Европейским союзом. Как сообщила «Файнэншл Таймс» в августе 2011 года[227]:

«Таможенный союз принял отдельные части правовой системы Европейского союза, — говорит высокопоставленный российский представитель. — Копирование существующей модели избавляет от лишней работы, но теоретически сможет однажды облегчить задачу создания зоны свободной торговли с Евросоюзом».

Трудно предсказывать то, насколько успешными, если вообще успешными, будут эти частично конкурирующие интеграционные проекты «ЕС-Россия» и «Евразия». История предыдущих попыток определённо неоднозначна: «Союзное государство» России и Белоруссии, Евразийское экономическое сообщество (ЕврАзЭС) и мертворождённая зона свободной торговли СНГ.

Путин продолжает обнародовать свои амбициозные цели объединения России и Евросоюза. В одной из своих предвыборных статей[228] он утверждает, что:

«Россия — неотъемлемая, органичная часть Большой Европы, широкой европейской цивилизации.

Вот почему Россия предлагает двигаться к созданию от Атлантики до Тихого океана единого экономического и человеческого пространства — общности, называемой российскими экспертами «Союзом Европы».

Сегодняшний уровень взаимодействия России и Евросоюза все-таки не соответствует глобальным вызовам, прежде всего в плане повышения конкурентоспособности нашего общего континента. Вновь предлагаю поработать в пользу создания гармоничного сообщества экономик от Лиссабона до Владивостока. А в будущем выйти и на формирование зоны свободной торговли и даже более продвинутых механизмов экономической интеграции».

Попытки России установить более тесные связи с Европой — свободная торговля, либерализация визового режима, общая интеграция — в конечном итоге будут фактически означать, если будут доведены до конца, вхождение в Шенгенскую зону и единый рынок. Вместе с общей валютой единый рынок составляет ядро европейского проекта, и для выхода на него от России потребуется соблюдать значительную часть законов и подзаконных актов Евросоюза. Это станет источником напряжённости, которая, как предусмотрено в разработанной Жаном Монне первоначальной стратегии постепенной интеграции через бесконечно продолжающийся «перелив», может быть устранена только через дальнейшую интеграцию. Главное, что Россия окажется в том же незавидном положении, как Турция, Норвегия и Швейцария, которые вынуждены пассивно соглашаться с решениями, принятыми в Брюсселе. Такая ситуация создаёт мощные стимулы для элит, чтобы добиваться полного представительства через членство в Евросоюзе.

Например, в январе 2012 года специальный комитет, организованный норвежским правительством для изучения отношений между Евросоюзом и Норвегией, опубликовал на 911 страницах доклад под названием «Снаружи и внутри». С одной стороны, в докладе сообщалось, что Норвегии пришлось применять три четверти законов Евросоюза, касающихся «большинства сфер общества», включая экономику, рынок труда, экологическую политику и т. п. С другой стороны, в докладе сухо отмечается, что «Норвегия не является членом Евросоюза, как и не участвует по существу в процессе принятия решений».[229] Это необычная позиция для самопровозглашённой демократии, мягко выражаясь.

Аналогичные проблемы существуют и в отношениях между Евросоюзом и Швейцарией, которые регулируются причудливо-запутанной правовой системой из 120 соглашений. Это приводит к напряжённости в отношениях между двумя странами и периодическим призывам европейских и швейцарских лидеров упростить правовое регулирование отношений.[230] Как мы видели, отношения между Евросоюзом и Турцией тоже проблематичны, и они вызывают всё больше раздражения в связи с сомнительными перспективами вступления Турции в члены Евросоюза.

Интеграция России в Европу будет связана с возникновением аналогичной напряжённости по ходу развития событий. Однако, в отличие от наивно еврофильской Турции и в отличие от маленьких Норвегии и Швейцарии, Москва, безусловно, и близко не потерпит такого же диктата из Брюсселя.

Переговоры по этой интеграции, вероятно, будут продолжаться с постоянным изменением баланса сил и приоритетов в зависимости от того, насколько сплочёнными Россию и Евросоюз могут сделать их соответствующие блоки. Важным вопросом будет тот предел, до которого эти отношения будут регулироваться специальными соглашениями или, наоборот, какого-либо рода глубоким, институционализированным участием России в Евросоюзе с правом на своё мнение на переговорах. Сегодня первое представляется более вероятным.

Теперь редко приходится слышать об отдельных европейских государствах и их внешней политике. Отчасти это объясняется тем обстоятельством, что разногласия между странами Евросоюза таковы, что не может быть и речи о том, что они в чём-то напоминают согласованную «политику в отношении России». В известной мере это происходит благодаря тому, что текущая деятельность политиков и встречи дипломатов достаточно вторичны по отношению к тем экономическим и бюрократическим силам, которые заставляют Россию и Европейский союз сближаться. Однако, несмотря на то, что можно ясно определить среднесрочные тенденции, существует фундаментальная непредсказуемость будущего европейской ситуации.

В настоящее время сам европейский проект находится в состоянии непрерывного изменения как никогда раньше. В прошлом уровень и широта интеграции определялись скоростью движения самого медленного его участника. На каждом этапе от создания Европейского объединения угля и стали до формирования единого рынка и введения единой валюты, интеграция проходила не по необходимости, а по желанию. Интеграция зависела от милости лидеров отдельных стран, например, Шарля де Голля и Маргарет Тэтчер, которые стремились затянуть процесс интеграции на годы. Некоторые проекты, например, «Европейское оборонительное сообщество», были изначально мертворождёнными. Сегодня, наоборот, новое законодательство и полномочия Евросоюза формируются с головокружительной стремительностью в связи с постоянным, мощным и потенциально опасным давлением мировой экономики на зону евро. Исход кризиса зоны евро трудно предсказать. При этом нельзя исключать частичный или полный крах единой европейской валюты.

Кроме того, быстро исчезает понятие «многоскоростной Европы», уступая место настоящей «многоуровневой Европе». Не все члены Евросоюза равны или полностью интегрированы в европейскую политику и финансирование, как новые Центрально- и Восточно-Европейские члены прекрасно знают.

Великобритания смогла договориться о своём неучастии в Шенгенском соглашении и зоне евро, и давление со стороны сепаратистов по-прежнему сохраняется. Эта стратегия начинает достигать своих пределов: в Европе ощущается сильное разочарование в связи тем, что Великобритания выступает против заключения соглашения о мерах жёсткой экономии, а пять других крупных стран Евросоюза стремятся реализовать программу военного сотрудничества в Европе без участия Великобритании^[231].

Теперь 17 стран-членов зоны евро приходят к заключению, что невозможно иметь общую валюту без центральной власти, без единого государства. В настоящее время происходит формирование такого квази-государства, каким бы неуклюжим и болезненным ни был этот процесс. Для описания ситуации, сложившейся сегодня в Европейском союзе, как нельзя лучше подходит высказывание Антонио Грамши: «Кризис заключается именно в том, что старое уже умирает, а новое ещё не может родиться; в этом междуцарствии возникает множество разнообразнейших патологий».

Сегодня нельзя предугадать, какими будут европейские институты через 10 или 20 лет. Могут появиться совершенно иные формы объединения, а существующий сегодня формат отношений Турции или Великобритании с Евросоюзом может быть приемлемым и для России. Идея членства России в Евросоюзе может казаться научной фантастикой сегодня, но мы не можем предугадать, какие события могут произойти завтра. Насколько серьёзно отнеслись бы к наблюдателю, если бы в 1984 году он предсказал, что через два десятилетия советские прибалтийские республики станут членами Европейского союза и НАТО, немецкая марка перестанет существовать вместе с другими 16 европейскими валютами, а Бразилия, Россия, Индия и Китай станут несущими опорами капиталистической экономики мира?

Естественно, существуют серьёзные препятствия для объединения России и Евросоюза. Одно из них — это энтузиазм европейцев по отношению к предложенному США плану урегулирования конфликта на Ближнем Востоке. Ещё одно препятствие — это реальные и вымышленные проблемы с обеспечением прав человека в России. Однако ни одно из них не является постоянным и может потерять свою актуальность через одно или два десятилетия. Под воздействием инерционных сил лидеры России и Евросоюза двигаются по направлению к установлению некоторой степени взаимодействия, но в условиях большой международной неопределённости они также свободны стремиться или не стремиться к огромной взаимодополняемости и реализации потенциала своих отношений.

Для получения дополнительных независимых и беспристрастных отчетов и новостей о России, пожалуйста, посетите следующие блоги и веб-сайты:

http://rt.com/

http://www.truthandbeauty.ru/

http://russiaotherpointsofview.com/

http://www.hellevig.net/

http://www.alexandrelatsa.ru/

http://darussophile.com/

http://marknesop.wordpress.com/

http://russiawatchers.ru/

http://www.craigwilly.info/

http://theivanovreport.com/

http://www.agoodtreaty.com/

http://blogs.forbes.com/markadomanis/

http://siberianlight.net/

http://orientalreview.org/

http://www.austereinsomniac.info/

http://us-russia.org/