Путь домой. Четыре близнеца

Глава 03. Отец и сын.

В тот же день герцог пригласил сына к обеду, а Анри получил приказ прислуживать им. Как бы Его Светлость ни придирался к работе новоявленного прислужника, Монсо ни на миг не дрогнул, все приказы выполнял безукоризненно, с идеальным смирением, даже с вдохновением, открыто демонстрируя горячее желание угодить господам. И герцог должен был бы праздновать победу – неугодный дармоед занял-таки достойное его низкого происхождения место. Вот только слишком уж легко далась эта победа, а потому Его Светлость и не стал спешить с выводами.

После обеда он потребовал, чтобы сын разделил его общество в библиотеке. На этот раз Анри был отпущен. И как только Монсо исчез из поля зрения, герцог открыто обратился к сыну:

– И что это было? Вы с Монсо пытаетесь меня провести?

– Что?! Откуда такие мысли? – совершенно искренне возмутился Френсис.

– Я никогда не поверю, что этот мальчишка как легко принял своё понижение из любимчиков в…

– Вовсе не легко, – нахмурился Френсис, – Но он прекрасно осведомлён о возможной альтернативе. Поэтому, будьте уверены, он честно старается угодить вам.

Герцог подарил сыну долгий оценивающий взгляд и… согласился-таки признать это правдой, по крайней мере, пока…

* * *

Так оно и повелось. Его Светлость прямо-таки сковал сына своим вниманием, откровенно требовал, чтобы тот почти все время был рядом. Теперь они принимали пищу только вместе, а Анри прислуживал им. Так же вместе отец и сын дважды в день совершали длительные верховые прогулки, и время после трапезы тоже проводили вместе – либо за книгами, либо за игрой в карты, либо просто в праздных разговорах. Френсису просто не было оставлено выбора, ни малейшей возможности вывернуться, ибо воля Его Светлости – это закон даже для его сына, и не важно, что этот взрослый сын имеет своё мнение и свои желания.

Пришлось найти силы смириться с новой тесной реальностью, но это страшно утомляло и раздражало. Ведь Френсис привык к другому, желал другого. А когда весь день проводишь во внутренней борьбе, время течёт вдвое медленнее и устаёшь в десять раз больше обычного. Теперь почти совсем не осталось возможности поговорить с Анри по душам, а Рай так и вовсе исчез из поля зрения. Френсис добирался до кровати едва живой и страшно злой.

На третий день он взвыл открыто.

– Ещё пара таких дней, и я… Я и правда предпочту сбежать отсюда! Что толку от титула и богатства, если я вынужден жить, как пленник отца?! Не об этом ли предупреждал учитель? – простонал молодой герцог, тупо глядя на тусклую свечу.

Анри ещё был рядом, делал вид, что прислуживает господину при его отходе ко сну, по крайней мере так должны были бы думать те, кто продолжал за ними присматривать там, за порогом покоев Френсиса. Но сейчас, тронутый сокрушённым видом друга, Анри присел на стул напротив и даже коснулся его руки, так заставив обратить на себя внимание:

– Твоя проблема в том, что ты чувствуешь себя… жертвой что ли… Он тебя изучает, а ты сопротивляешься. А почему бы и тебе не начать изучать его?

Взгляд Френсиса тут же прояснился.

– Что ты сейчас сказал? Изучает меня? Сопротивляюсь?.. Анри, когда это ты успел стать таким проницательным?

В ответ Анри не удержался, смущённо улыбнулся:

– Ладно, ладно. Ты меня раскусил. Это не я, а учитель. Это его тебе совет. Ты воспринимаешь это сверхвнимание герцога как обузу, покушение на твою свободу, как оковы. Чем больше ты сопротивляешься, тем больше подставляешься. Оно и понятно, держать круглосуточную оборону это то ещё испытание. Но всё станет проще, если ты найдёшь в этом свой личный интерес.

– И у вас с учителем даже есть предложение, что за интерес мне здесь найти? – усмехнулся Френсис.

– А то, как же?! Конечно есть. Нам всем надо выяснить его истинные мотивы, планы на наш счёт – твой, мой и учителя, – Анри ещё больше понизил голос и теперь был совершенно серьёзен.

– Ты думаешь, у него и правда есть какие-то особые планы на наш счёт? – недоверчиво сощурился Френсис.

– А ты уже сомневаешься? Хватило каких-то пары дней, и ты уже уверовал в его безграничную отцовскую любовь?

– Ну… Он очень старается…

– Именно! Старается тебя в этом убедить! Настоящая искренняя любовь не нуждается в таком отчаянном старании, она более внимательна и уважительна к нуждам и желаниями того, на кого направлена… Не смотри на меня так! Это не мои слова, а учителя.

– Ладно, ладно, я понял. Так что всё-таки он предлагает?

– Он предлагает ускорить процесс, позволить герцогу уверовать, что его план удался, что ты и правда воспылал к нему искренней сыновьей любовью и возвёл на пьедестал идеала для подражания. Учитель говорит, что как только герцог уверует в то, что смог заменить в твоей душе его, Генриха Рая, он перейдёт к каким-то более конкретным действиям.

– Звучит… гадко, – сморщился Френсис, – Может быть, учитель поделился предположением и о том, что это могут быть за действия?

В ответ Анри неопределённо пожал плечами:

– Он точно что-то предполагает, но делиться этим не хочет. Мне с трудом удалось выбить из него…

– Ну что? Говори уже! – потребовал Френсис.

– Учитель думает, что как только его отошлют прочь из Бетенгтона, герцог раскроет свои карты, ясно скажет, чего ждет от тебя, да и от меня. Ты понимаешь?

– Не уверен…

– Короче… Учитель думает, что лучшим доказательством этой его правоты служит тот факт, что он ещё жив и живет здесь, во дворце! Видишь ли, герцог Бетенгтон никогда никому не прощает непослушание! За те двадцать семь лет, что учитель знает твоего отца, не было ни одного исключения. То, что Рая до сих пор никоим образом не наказали, означает только одно, герцогу нужна твоя, именно твоя покорность, верность. И ему нужна верность, основанная не на страхе, а на… ну скажем, любви.

– И правда гадко звучит! – возмутился Френсис, – Учитель совсем не допускает мысль, что отец искреннее благосклонен ко мне?! Не надо! Не отвечай. Ответ я понял. Но если даже предположить, что это так, то… Ох… Эдак план учителя приведёт к тому, что как только я изображу такую вот верность, отец его порешит…

– Точно не сразу. Прежде ты должен будешь что-то сделать, а уж потом… Да, понимаю, это… неприятно, – вздохнул Анри, – Но да моё дело передать тебе…

– А почему учитель сам не поговорит со мной? Почему надо передавать это через тебя?

– Потому что Его Светлость запретил учителю приближаться к тебе. Что? Ты не знал? А если учесть, что за тобой постоянно следят, отменно следят… Вот учитель и поймал меня.

– А если я сам его позову? – сощурился Френсис.

– Он явится, если, конечно, ему удосужатся передать твой приказ. Но ты заметил, за эти дни, ты ни разу не позвал его, – горько усмехнулся Анри.

И Френсис вынужденно кивнул:

– Ладно, я услышал тебя, точнее вас обоих… Я постараюсь…

– Только не перестарайся! Давай без резких движений, – тут же подался ближе Анри, – Не забывай! Твой отец должен думать, что и правда завоевал твоё расположение. Если сдашься слишком быстро, он не поверит… Ведь он усомнился в моем смирении, когда я прямо-таки сразу стал образцовым лакеем, верно?

– Да, верно. Откуда знаешь?!

– Учитель сказал… что я переусердствовал, – и Анри виновато улыбнулся в ответ.

Взгляд Френсиса остановился. Перед ним сидел «образцовый лакей» и виновато улыбался, а действительно виноватым себя почувствовал именно он, Френсис:

– Анри… Мне так жаль, что тебе приходится терпеть всё это… На твоём фоне мне грех на что-либо жаловаться!

– Не грех! Ты уж поверь! – и улыбка Анри стала более открытой, в глазах замелькали озорные искорки, – Вот я бы сейчас не хотел оказаться на твоём месте! Это правда! Но всё-таки, в отличие от меня, тебе есть, что терять, поэтому и есть смысл попытаться устоять.

– Самое ценное, что у меня есть, это ты и учитель! А отец… Он решительно намерен разлучить нас! – тут же вскипел Френсис.

– Важно только то, что решаем мы сами! – Анри назидательно поднял палец, намекая на то, что снова изрёк одну из мудростей учителя, и друзья дружно рассмеялись.

Как ни странно, но после этого тяжелого разговора на душе Френсиса стало легче. До этого момента он и правда чувствовал себя жертвой обстоятельств, но теперь он может снова стать творцом своей судьбы и обрести некоторую свободу – так, рассуждая несколько патетически, молодой романтик и нырнул в объятия сна.

Уже утром следующего дня Френсис понял, что преображение его мироощущения, которое могло бы сойти за навеянный усталостью самообман, всё-таки состоялось. Завтрак в обществе пылающего отцовской любовью герцога прошёл много легче, чем это бывало в предыдущие дни. За тем ставшая традиционной верховая прогулка…

На сегодня Френсис решил ограничиться осознанным наблюдением за отцом. «Нельзя спешить!» – напомнил он сам себе. Внешне это проявилось лишь тем, что он стал более спокойным, собранным, но даже этого оказалось много. Герцог тут же заметил эту перемену. Его сын вдруг, за одну ночь, повзрослел эдак года на три, распростившись с нервной суетой и раздражением. Конечно же, Его Светлость постарался аккуратно выяснить, что именно стало причиной такого преображения, но Френсис ответил, что прежде был не вполне здоров, но скрывал это, потому что не желал тревожить отца.

Как только герцог позволил сыну остаться одному, Френсис тут же приказал позвать Генриха Рая. Его долго разыскивали, но так и не смогли привести до самой той поры, пока Его Светлость снова не вспомнил про сына. Уже только поздно вечером Френсис получил от Анри подтверждение своей догадки – у слуг дворца строгий приказ, не приводить Рая к молодому господину.

– Тогда я сам его найду, – решил Френсис, – Передай учителю, чтобы во второй половине дня, он постарался оказаться в розарии. Если вдруг завтра я не смогу выбраться туда, то попробуем встретиться после завтра.

Анри заговорщицки усмехнулся и отправился спать в отведённую ему комнатку. Это была каморка, почти кладовка, единственным достоинством которой было её включение в состав покоев Френсиса. Комнаты, которые ранее занимал Анри, теперь пустовали.

Встретиться с учителем получилось уже на следующий день. Молодой герцог даже не догадывался, насколько сильно он соскучился по своему наставнику, но тот всё-таки мягко пресёк порыв воспитанника обняться. Отрадно уже то, что они смогли увидеться, поговорить. Речь пошла в общем-то всё о том же. Оказалось, что Рай по-прежнему умудряется оставаться внимательным наблюдателем, и все создаваемые герцогом препоны не в силах помешать учителю быть в курсе почти всех дел дворца. И он настойчиво посоветовал Френсису быть осторожным в общении с отцом.

– Но почему вы даже не допускаете мысль, что отец просто старается наладить со мной отношения? – всё-таки решился спросить юноша, – Я его единственный сын… Что, если вы ошибаетесь на его счёт?

В ответ Генрих Рай горько поджал губы:

– Ох, мальчик мой… Вы с ним настолько разные, что, порой я даже сомневаюсь в вашем родстве. Ты готов каждому дать шанс проявить себя, но твой отец… Он другой… Прости, сейчас я не могу объяснить причину такого моего к нему отношения. Просто поверь… Очень скоро он подведёт тебя к необходимости убить кого-то из его недругов. Это способ, которым он закаляет тех, кто остаётся рядом с ним.

– Вы пугаете меня! – нахмурился Френсис.

– Да, – с готовностью кивнул Рай, – Получается? Он распустил гвардию только до конца месяца. И Рон вернётся примерно в это время. Это срок, который он установил для подготовки тебя…

– К чему?!

– Придёт время, узнаем. Просто будь настороже!

К сожалению, эта встреча была краткой. Очень скоро в розарий ввалился Ламороу и заявил, что герцог приказал Раю явиться на террасу второго этажа. Рай усмехнулся и холодно приказал первому праиэру заняться каким-нибудь и правда полезным делом, а не сочинять сказки по чём зря. Стушевавшийся Ламороу с досадой поджал губы и убежал.

– Учитель, почему вы так уверены, что отец и правда не звал вас? – изумился Френсис.

– Потому что Ламороу не умеет врать, по крайней мере мне, – веско заметил Рай и тут же смягчился, – А ещё потому, что сегодня эта терраса недоступна для герцога, там перекладывают пол и красят перила. Но я не удивлюсь, если через несколько минут сюда придёт сам Его Светлость.

– Полагаете, Ламороу побежал докладывать ему?

– Уверен. Так что сынок, просто подожди его здесь, полюбуйся цветами, насладись тишиной. А я оставлю тебя…

– Вовремя отступить, это не бегство, а стратегический манёвр? – улыбнулся Френсис, припомнив один из преподанных учителем уроков.

Тот одобрительно улыбнулся, поклонился и отправился к дальней, едва заметной в кустах калитке.

Он оказался прав, наслаждаться цветами и тишиной Френсис смог недолго. Вторжение герцога стало шумным, открывая калитку, он умудрился сорвать её с петель. Его острый взгляд пробежался по всему периметру розария и только после этого обратился к сыну:

– Мне сказали, что Рай был здесь…

– Да был, – и Френсис поклонился отцу, – Мы встретились случайно… Но он получил приказ явиться перед вами, и отправился…

– В самом деле? – герцог развернулся к сопровождавшему его Ламороу, и тот под таким пытливым взглядом господина тут же страшно стушевался, казалось, что он даже уменьшился в размерах.

– Убирайся прочь, – рыкнул Его Светлость, и Ламороу в миг испарился.

Остаток дня, как и ожидалось, герцог не отпускал от себя Френсиса ни на шаг. Почти так же, в очень тесном общении, эти двое провели и следующие пару дней, продолжая присматриваться друг к другу, изучать, стараться понять. Но долго оставаться просто в позиции созерцания, пусть и осознанного, это задача не по силам темпераменту молодости. Так что по прошествии этого краткого срока Френсис рискнул, начал копировать манеру речи герцога, его стиль поведения, ибо он решил, что это лучший способ внушить отцу то, что тот смог достучаться до сына, завоевать его любовь. То ли внимательное наблюдение последних дней оказалось таким плодотворным, то ли в юноше обнаружился незаурядный актёрский дар, но у него почти сразу это стало получаться очень убедительно, естественно, чем он удивил не только Анри с Раем, но и себя. Так желаемое герцогом преображение сына началось, и это заметили все.

Талантливо копируя отца, очень скоро Френсис, казалось, напрочь позабыл о дружбе с лакеем, больше того, теперь он вполне мог оскорбиться одним только намёком на то, что такие отношения могут быть возобновлены. Да, он замечал осуждающие взгляды слуг замка, которые всегда очень благоволили к дружбе молодых людей, но тайная поддержка Анри и Рая, позволяла ему не свернуть с выбранного пути.

Что ж, высокая оценка Его Светлости не заставила себя долго ждать, к исходу второй недели после своего возвращения в Бетенгтон, герцог внёс в правила этой игры новые правки – он решил приблизить к себе и Анри. Если до этого момента он старательно не замечал Монсо, точнее, не замечал в нём человека, то теперь, когда и Френсис усвоил эту манеру поведения, герцог решил более открыто присмотреться к странному слуге. Анри получил приказ прислуживать господам не только во время основной трапезы, но и во время их досуга, в гостиной, подносить вино, работать с опахалом, когда Его Светлости вдруг становилось жарко.

А на следующий день, впервые, Анри должен был сопровождать Френсиса и герцога во время их верховой прогулки. В спутниках господ также оказались и два праиэра, Фил и Пит. Этот день всем запомнился надолго…

Погода выдалась солнечная, прохладный ветерок виртуозно разгонял почти летний зной и делал прогулку очень приятной. Френсис и Анри были верхом на своих любимых конях – вороной Вихрь под молодым герцогом, и гнедой Мираж под его порученцем. Так хотелось припомнить былые деньки, когда друзья наперегонки летали по этим просторам, соревновались в стрельбе из лука и арбалета… Но нет, сейчас они себе не принадлежали. Герцог чутко следил за тем, чтобы сын не отставал от него, а праиэры то и дело оттесняли Анри подальше от господ, и он как будто не сопротивлялся этому, но удивительным образом всё равно скоро снова оказывался рядом с Френсисом, которого, эта суета слуг как будто совсем не трогала. Но праиэры не были бы первыми из первых, если бы всё-таки не нашли возможность выполнить приказ господина. Им было велено подставить Анри под удар Френсиса, и они честно постарались…

Это произошло, когда Его Светлость решил сделать остановку и отдохнуть у реки. Фил, оказавшийся к господину ближе, чем Пит, бросился прислуживать, но в своём рвении умудрился испугать коня Анри. Тот шарахнулся в сторону коня Френсиса, и так вышло, что как раз в этот момент Френсис, собираясь спешиться, уже стоял лишь одной ногой в стремени. От неожиданности он потерял равновесие и снова рухнул в седло. Френсис ещё не успел в полной мере осознать, что счастливо избежал падения наземь, как Вихрь снова сильно дернулся и стал нервно переступать с ноги на ногу, мотать головой и в конце концов рассерженно заржал. Френсису потребовалось время, чтобы успокоить взволнованное животное. Только после этого у него появилась возможность разобраться, что же стало причиной такого переполоха. Оказалось, что Анри на своём коне кружится на одном месте. Мираж тоже крайне встревожен, а наездник испытывает какие-то пока непонятные проблемы с тем, чтобы прекратить это и спешиться.

– Что ты творишь?! – грозно поинтересовался Френсис, – Ты заставляешь меня ждать тебя!

Анри поднял на друга сконфуженные взгляд, кивнул, и честно снова попробовал освободить ногу из стремени, и снова неудачно. Складывалось впечатление, что его сапог приклеен к стремени. Снимать сапог, при этом сидя на беспокойном коне, то ещё занятие, и Анри уже собрался было это сделать, но не успел. То ли он неосторожно сильно ударил своего коня, то ли по какой-то другой причине, но Мираж вдруг сердито заржал и снова дернулся в сторону Френсиса. Оно и ладно бы, но реакция Вихря оказалась неожиданно бурной, он тоже заржал и тут же взвился на дыбы. Любимый конь Френсиса никогда не позволял себе такого поведения, ни разу не пытался выбить своего седока из седла, а тут вдруг вздумал завести совершенно безумную пляску: то встанет на дыбы, то начнёт бить задними копытами. Но всё-таки это был любимый конь Френсиса, они были большими друзьями, и в этот момент все помыслы юноши сосредоточились именно на том, чтобы успокоить своего четвероногого друга. Он знал особый подход к нему, у них были свои ритуалы, и сейчас это сработало, Френсис смог-таки вернуть Вихрю самообладание, пляска смерти закончилась.

Следующей была мысль об Анри. Оказалось, что тот всё-таки смог спешиться и теперь спешит к нему, своему господину и другу. Их глаза встретились. «Ты в порядке?!» – одновременно мысленно обратились они друг к другу. Анри едва заметно кивнул и… вдруг опустился перед Френсисом на одно колено.

– Ты что делаешь?! – совершенно искренне возмутился Френсис.

– Умоляю, простите меня, милорд! – громко воскликнул Анри, не поднимая головы, – Мне нет прощения! Я подверг вашу жизнь опасности!

В первый момент Френсис решил, что ослышался, и его взгляд невольно метнулся в сторону герцога и его праиэров.

Оказывается, Его Светлость спешился и теперь с таким откровенным интересом наблюдал за происходящим, словно он уже в красках представил себе пару вариантов дальнейшего развития событий, и ему страсть как не терпелось узнать, какой же из них воплотится в жизнь. Френсис почувствовал, что время стало каким-то вязким. Так бывает, когда сознание начинает работать с огромной скоростью.

Оказывается, Фила куда-то отходил и только теперь направляется к Его Светлости. А Пита так и вовсе не видно. Впрочем, вот и он, с той стороны от Анри. Френсис ещё не понимал, что именно сделали эти двое, но в том, что неожиданные проблемы его и Анри, это заслуга праиэров, не было никаких сомнений. И теперь Анри предлагает принять это?! Впрочем, да, искать справедливости здесь вряд ли стоит. Но всё же…

Френсис нахмурился пуще прежнего.

– Милорд, я готов понести наказание, – Анри горько поджал губы, всем своим видом выражая полное осознание вины.

– Виновный будет наказан, – мрачно пообещал Френсис.

– В самом деле? – усмехнулся герцог, – И каким же именно образом? Его неосторожность едва не стоила тебе жизни. Наказание должно быть адекватным проступку.

– Если слуга сознательно покушается на жизнь господина, он заслуживает смерти, – Френсис, наконец, спешился и теперь стоял рядом с колено преклонённым другом, но обращался к отцу, – Вы, Ваша Светлость, ведь согласны с этим?

– Разумеется, – с готовностью откликнулся тот.

И тут вдруг Френсис развернулся к Питу и посмотрел на него так, словно именно его обвинил в случившемся. Пит не дрогнул, лишь сощурился и даже счёл возможным поклониться. После этого Френсис подарил столько же тяжелый взгляд Филу, этот реагировал более нервно, его руки непроизвольно ушли за спину, и он тоже решил выказать молодому господину уважение, склонив голову. Френсис понял, что прав в своих догадках.

– Но если слуга принимает на себя вину за то, чего не совершал, если он соглашается с тем, что, несмотря на независящие от него обстоятельства, всё-таки должен был приложить больше усилий для защиты своего господина, в таком случае речь идёт уже скорее не о наказании, а…

– Сейчас ты скажешь, что намерен его наградить? – в голосе герцога ясно послышалось раздражение.

– Нет, ведь я справился сам, его заслуги здесь нет, – Френсис гордо выпрямился и жестом приказал Анри встать и отойти в сторону.

– Он признал вину, а ты вот так вот прощаешь его… – сделал вывод раздосадованный герцог.

– Вам так сильно хочется, чтобы я собственноручно высек Монсо и тем доказал вам, что связывавшие нас прежде отношения остались в прошлом? Вы так сильно этого желаете, что готовы угробить меня, вашего сына?!

– Что?! – возмутился герцог, – Что за абсурд?!! Это возмутительно!!!

– Я бы сказал неслыханно возмутительно!!! – точно в тон отцу воскликнул и Френсис, – Если я не поймал за руку ваших, Ваша Светлость, праиэров, это не значит, что они здесь не причём.

– С ума сойти!!! Мальчик мой, ты переходишь все границы!!! Но я великодушен и готов списать этот бред на только что пережитый шок, – и герцог даже попытался улыбнуться.

– Не стоит, милорд. Я ясно отдаю себе отчёт в том, что говорю, – всё-таки дерзнул возразить Френсис.

– Ты освобождаешь от вины того, кто в ней признаётся, и обвиняешь тех, против кого ничего не имеешь! – Его Светлость тоже начал терять самообладание.

– Это ведь ваши праиэры! Вы не устаете говорить о их верности вам. Не разумно ли предположить, что они готовы приложить все свои немалые силы, чтобы угодить вам? Так в чём мне их обвинять? В том, что они малость перестарались? – Френсис тоже был зол и даже не пытался это скрыть.

– Довольно! Ты, похоже, забыл, с кем разговариваешь! Ссоры захотел?! – зарычал герцог.

– Нет, – вдруг просто возразил Френсис, – Я лишь хочу сказать, что понимаю вас. Вам не нравится мой праиэр, а я терпеть не могу ваших. Так как же нам быть?

И не ожидавший такой искренности герцог растерялся. Его взгляд рассеянно скользнул по лицам его слуг, злобно сверкнул в сторону Анри, и вдруг возникло решение.

– Возвращаемся во дворец. Я дам нашим с тобой праиэрам возможность самостоятельно разобраться в случившемся и показать нам свою ценность…

С тем герцог взлетел в седло и жестом приказал остальным следовать за ним. На этот раз Анри успел услужить Френсису, придержал его стремя, и так друзья нашли возможность незаметно пожать друг другу руки.

Теперь порядок следования был иным: герцог и два его праиэра впереди, Френсис с Анри позади. Сразу по возвращении во дворец герцог приказал всем своим спутникам явиться в зал для фехтования. Прознавшие про это Рай и Ламороу тоже поспешили туда.

Это был один из тех залов, что ещё помнили времена рыцарских боёв и разгульных пиров, часто перераставших в кровавую бойню. История замка Бетенгтон была очень драматичной, под стать нравам его владельцев и их приближённых. На каменных стенах были развешены давно выцветшие гобелены, вдоль стен стойки со всевозможным оружием. Высокие окна закрыты незатейливыми витражами, так что даже днём здесь требовалось дополнительное освещение. Вот и теперь слуги поспешили принести несколько факелов и вставить их в крепления на колоннах. Что ещё было примечательным в этом прямоугольном грозном зале, так это наличие небольших притворов с двух противоположных его концов. Эти притворы были отгорожены от основного пространства несколькими ступенями и витыми решётками, и часто использовались прислугой в качестве трибун, давая возможность видеть сражающихся с безопасного расстояния.

Вот и сегодня если главные действующие лица сразу прошли в центр зала, то праздно любопытствующие не решились пересечь границу этих притворов. К слову сказать, Генрих Рай счёл за благо тоже остаться здесь, тогда как Ламороу уверенно присоединился к другим праиэрам.

Окинув зал придирчивым взглядом и оставшись вполне довольным, Его Светлость развернулся к сыну.

– Вот моё решение. Пусть твой праиэр докажет, что он один может заменить моих четверых, точнее ладно, троих. На его счастье Рона, сейчас здесь нет. Если Монсо сможет выстоять, я признаю за ним право остаться, как ты, сын, выражаешься, твоим человеком.

– Вы хотите, чтобы он сражался один против троих? – нахмурился Френсис, – А не станет ли такой расклад унижением для ваших командиров?

– Тебя заботит сохранность гордости моих праиэров? – усмехнулся герцог, – Ты забавный. Но да ладно, он сразится с тремя, но не одновременно, а последовательно. Драться будут боевыми шпагами. До первой крови.

Френсис сокрушённо повёл головой и вдруг усмехнулся:

– Поверьте, Ваша Светлость, это плохая идея. Вы ведь, похоже, знаете, что мой праиэр неуязвим. Зачем же вам унижать своих любимчиков поражением?

– Не уязвим? В самом деле? – герцог выразительно сморщился, – Его отец тоже был якобы неуязвим, но я помню, как замечательно он болтался на рее.

И в сторону Анри метнулся взгляд, исполненный искренней ненависти. Юношу прошиб озноб. Он не помнил своего отца, и слова герцога задели его постольку, поскольку висящим на рее он уже представил себя.

– Да, я знаю, у Монсо есть дар… Но и мои праиэры не мальчики для битья. Итак, правила вы уже знаете. А условия таковы – если Монсо выстоит против всех троих моих праиэров, я признаю за ним права твоего праиэра. Если уступит хотя бы одному из противников, он станет моим лакеем. Такова моя воля.

Френсис начал сердиться, уже собрался возразить, но тут внятно расслышал шепот Анри, который всё время этого разговора держался позади друга:

– Уступи! Я справлюсь! Иначе все эти дни наших мытарств превратятся в ничто!

Френсис замер, нахмурился. И в этот момент взглядом выхватил из толпы зрителей лицо Рая. Тот веско кивнул. Френсис чуть повёл головой в сторону Анри, и Рай снова кивнул. Что ж, меру доверия суждению учителя трудно было переоценить, и Френсис уступил, принял решение, и в этом решении снова обрёл опору для самообладания. Теперь его взгляд обратился к герцогу.

– Ваша воля, милорд, закон. Это я помню и признаю, – молодой герцог даже почтительно поклонился отцу, – Но я всё-таки дерзну напомнить вам ваше же обещание…

– Какое ещё обещание?

– Если Монсо проиграет, и тем самым лишит меня своей службы, мне потребуется другой лакей. Помнится, вы обещали отдать мне в услужение любого другого из своих слуг, даже любого из праиэров. Это предложение ведь всё ещё в силе?

– Во истину, ты мой сын! – вдруг рассмеялся герцог, – Умный мальчик. Хочешь лишить моих людей желания победить? Но вот что я тебе отвечу, дружок, предложения надо принимать, когда их делают, только тогда они имеют силу. А сейчас другой расклад. Ты получишь в лакеи того, кого я сам укажу. Такова моя воля. И хватит болтовни.

И герцог развернулся к своим праиэрам:

– Кто из вас желает первым сразиться к Монсо?

– Позвольте мне, милорд! – тут же вскинулся Фил, – Этот мальчишка мне задолжал.

– В самом деле? Ладно. Пит, ты будешь вторым. А ты, Ламороу, последним. Монсо ловок, но в вашей силе измотать его. И в конце концов на вашей стороне опыт. Так что я жду, что вы добудете для меня эту победу.

Все три праиэра дружно поклонились своему господину, но как по-разному они это сделали: Пит исполнил едва ли не королевский танец, минимум суеты максимум грации; Фил склонился как прилежно обученный представитель третьего сословия, в целом правильно, старательно, но не интересно. А вот Ламороу проявил такое рвение выразить свою верность, что даже опустился на одно колено, точнее рухнул на него. Уже в который раз Френсис подивился такой пестроте праиэров. Но теперь эти люди должны были дружно выступить против Анри, к нему и развернулся молодой герцог.

Анри уже скинул кафтан и взялся расстегивать пуговицы камзола, но, почувствовав внимание друга, прервал это своё занятие, поднял взгляд, и, только теперь заметив склоненных в поклонах праиэров, тоже поспешил поклониться. «Дружище, ты это делаешь не хуже Пита», – грустно заметил Френсис и заставил себя кивнуть в ответ.

Драться поединщики должны были в одних рубахах, белоснежная ткань которых конечно же сразу покажет зрителям алое доказательство победы одного из сражающихся и проигрыша другого. Пит и Ламороу пока расположились в стороне, у огромного камина. В центре зала остались только Фил и Анри.

А герцог и Френсис отошли к небольшому резному столику, куда услужливый дворецкий Уильям уже принёс кувшин с вином и пару высоких бокалов.

Его Светлость был доволен. В предвкушении занятного зрелища он поднял свой бокал, пригубил его и отдал приказ начинать бой.

– Ну что, парень, я тебя предупреждал, мы ещё с тобой поговорим по душам, – усмехнулся довольный Фил.

– А я и не возражал, – в тон ему ответил Анри и тоже занял боевую позицию.

Ещё мгновение, и Фил бросился в атаку. Но Анри ушёл из-под удара нереально легко. Новая атака, и такой же чистый промах. Усмешка испарилась с лица Фила. Он понял, что перед ним сильный противник, который пока не спешит нападать в ответ, даёт Филу возможность выступить, показать силу. Фил рассердился и обрушил на Монсо целый каскад выпадов. Каждый из них грозил своей цели гибелью, но Анри уклонялся с нечеловеческой лёгкостью, и только последнюю атаку и правда парировал шпагой. А после этого наконец пошёл в ответное нападение, и уже второй его выпад достиг своей цели – рукав Фила покраснел от выступившей крови. Бедолага Фил отказывался поверить в то, что его поединок оказался так краток. Но уже раздался приказ герцога:

– Пит, вперёд!

И в тот же миг Пит сорвался с места. Филу осталось лишь уступить товарищу место. Стиль сражения Пита сильно отличался от стиля Фила, как отличались и их характеры. Пит был скуп не только на проявление эмоций. Его движения были так же предельно точны и лаконичны, вот только скорость оказалась неожиданно высокой. Он шёл и шёл в нападение, заставляя Анри плясать вокруг себя, при этом не давая ни малейшего шанса для ответного выпада. Пит атаковал, умудряясь при этом сохранять глухую оборону. Анри продолжал без особых проблем уклоняться, не переставая благодарить своих предков за то, что они подарили ему такой талант к выживанию. Но всё-таки не в его интересах было затягивать эти танцы. Так как Пит окружил себя удивительно крепкой защитой, стало ясно – пробить её возможно, только решившись на риск проигрыша. И Анри рискнул. Он сделал вид, что открылся, а сам тут же сделал выпад, и вот уже рука и этого праиэра окропилась-таки кровью.

– Ламороу! – тут же рявкнул герцог.

Но это было излишним. Его праиэр-альбинос, сейчас сильно смахивающий на бультерьера, уже и сам ринулся на врага. Пит едва-едва успел убраться с его пути. Ламороу был крайне зол, но эта злость не лишила его способности соображать. Он, как и его товарищи, тоже оказался искусным мастером шпаги, и он смог сделать должные выводы из того, что увидел в предыдущих двух сражениях. Потому решил не уходить в оборону, а просто задавить Анри силой своего напора. Благо Питу всё-таки удалось измотать Анри, о чём говорили и взмокшие от пота волосы юноши, и тяжелое дыхание.

Да, Анри устал, у него не было ни желания, ни сил затягивать это сражение, и в этот раз он принял иную стратегию. Раз уж Ламороу уповает на силу, так тому и быть. Анри припомнил то из уроков, преподанных некогда Раем, в которых учитель показал ученикам, как обращать силу противника вспять. Анри почти сразу допустил Ламороу предельно близко к себе, так что праиэр испытал сильнейшее желание двинуть врага кулаком в челюсть, но Анри хитрым образом перехватил этот удар, словно прогнулся под него, а уже в следующий момент ничего непонимающий Ламороу перелетел через колено Анри и рухнул навзничь. Монсо, недолго думая, чиркнул его шпагой по руке и отступил на несколько шагов прочь. Дело сделано.

Краткость сражения и очевидность поражения невероятно разозлили Ламороу. Он вскочил на ноги и уже был готов броситься на Анри, чтобы растерзать обидчика в клочки, но этот его порыв пресёк приказ Френсиса:

– Закончили! На этом всё!

Дышащий огнём Ламороу медленно развернулся к герцогу, но того душевные муки его первого праиэра никак не волновали. Взгляд Его Светлости был устремлён к толпе зрителей, собравшихся в притворе, а точнее к Генриху Раю. Тот был удовлетворён увиденным, но нашёл силы не демонстрировать своё торжество. Герцог и так всё понял. Что ж… Его Светлость снова обратился к сыну:

– Теперь я хочу, чтобы ты сам сразился со своим праиэром, и показал, что обучен сражаться не хуже его.

– С удовольствием, но завтра, – легко согласился и тут же возразил Френсис, – Сейчас ваши люди, отец, измотали его. А мне такая фора не нужна.

– Хочешь сказать, что обладаешь таким же даром? – сощурился герцог, – Ты так же быстр и ловок?

– Нет, не так же. Но я обучен противостоять этому дару. Десять лет сражений с лучшим в обучении у лучшего не могут не дать свои плоды. Так что завтра. А сейчас время обеда, вы не находите?

– Может быть… Но всё же я желаю уже сейчас убедиться в том, что твой праиэр готов выполнить любой твой приказ. Пусть докажет!

Френсис не скрыл свое раздражение, но всё-таки согласился, жестом подозвал к себе Анри, сделал это точно в духе герцога, с величественной небрежностью. Анри изобразил полную покорность, быстро подошёл и склонил голову.

– Вот тебе мой приказ, – обратился к нему Френсис, чуть растягивая слова, снова весьма похоже на стиль герцога, когда тот обращается к слугам, – Ты не станешь уклоняться от моего удара. Стой смирно.

Анри послушно выпрямился. Все его внимание сосредоточилось на глазах его господина. А тем временем Френсис чуть отстранился, замахнулся от плеча, и его кулак с такой силой и скоростью пошёл в сторону лица Анри, что достигни он своей цели, то неминуемо опрокинул бы на пол, а то и челюсть сломал бы. Но этот кулак всё-таки остановился около щеки Анри, буквально на расстоянии человеческого волоса. А Анри, так даже не шелохнулся, ни малейшей попытки уклониться, разве только пару раз моргнул.

Этот трюк произвёл большое впечатление на зрителей. Фил даже открыто охнул, воздавая должное самообладанию воспитанников Рая. Ламороу от изумления открыл рот, а Пит резко сложил на груди руки и отвернулся. В отличие от своих праиэров герцог смог справиться эмоциями, он лишь сощурился и поинтересовался:

– Но ты всё-таки не ударил его. И, похоже, он знал, что так будет. Это…

– Вы велели продемонстрировать его верность, а разве ж она возможна без доверия? Взаимного доверия? – просто возразил Френсис и посмотрел на отца так, что тот решил оставить возражения при себе.

* * *

Френсис и Анри скрестили шпаги во второй половине того же дня. Это был славный бой. Отлично знающие друг друга противники затеяли нечто вроде игры. Речь была о выявлении лучшего не в искусстве владения шпагой, а в тактике ведения боя. Как и сказал ранее Френсис, он и правда оказался обучен противостоять дару своего друга, и бой шёл на равных. Герцог и его праиэры наблюдали за поединком, как заворожённые. Даже Пит на это время простился со своей маской бесстрастности, даже на его лице открыто читался и интерес, и восхищение увиденным. Что уж говорить о Филе и даже сердитом Ламороу? Этот последний ясно узнавал стиль Генриха Рая, как, впрочем, и герцог.

– Если это и называется школой легендарного Генриха Рая, то я, наконец, готов признать, что его слава не дутый пузырь, – не удержался Фил, позволил-таки себе дать такой комментарий.

Обращался он прежде всего к Питу, но услышали его и Ламороу, и герцог. Первый нахмурился пуще прежнего, а второй процедил сквозь зубы:

– Да, но научен должен был быть только мой сын.

Надо отдать должное Его Светлости, он снова нашёл силы совладать с подступившим было гневом. С этого момента жизнь во дворце Бетенгтон снова претерпела изменения. Герцог приказал, чтобы Анри стал учителем для остальных праиэров. Уклониться от этого приказа не было никакой возможности.

– Почему это должен делать я, а не учитель?! – тихо взвыл Анри, когда смог остаться наедине с Френсисом.

– Отец решил держать учителя на расстоянии, и остаётся верен себе. А что касается тебя… Отец хочет, чтобы его праиэры научились побеждать тебя. Учить тех, кто при первой же возможности направит шпагу против тебя… – Френсис сокрушённо вздохнул, – Дружище, ты справишься?

Анри вынужденно кивнул и улыбнулся в ответ.

А сам Френсис всё так же был скован вниманием Его Светлости, и со стороны могло показаться, что эти двое смогли-таки найти полное взаимопонимание. Теперь их общение выглядело обоюдно приятным. И, даже несмотря на разительное внешнее отличие, они стали походить друг на друга, такова уж сила языка жестов и манеры речи. Френсис превзошёл сам себя, сумев снять с отца точную кальку его привычек и склонностей. И только Анри знал, как надоела эта игра его другу.

Будучи по своей природе человеком открытым, искренним, Френсис быстро устал от такой двуликой жизни. Его душу раздирали очень противоречивые эмоции – это и досада на то, что он никак не мог найти в отношении отца даже тени симпатии, и вина за это же, и злость на строптивую неуступчивость герцога в отношении желаний и симпатий сына, и отчаяние от осознания собственного бессилия изменить это, от необходимости прогибаться под ненавистные правила.

Только теперь Френсис в полной мере осознал, сколь многое дал ему учитель, окружив мудрой заботой и вниманием, которые вдохновляли, дарили крылья, позволяющие не только мечтать, но и реализовывать эти мечты. Во всяком случае, вера в то, что всё лучшее и правда возможно, стоит только по-настоящему этого захотеть, приложить к этому необходимые усилия – такая вера была крепка. В таком мире жил он до недавних пор, и его душа отказывалась принять мир герцога Бетенгтона, как отказывалась и дальше вести игру в прядки с ним – она начала поднимать бунт. И неизвестно, во что вылился бы этот бунт, если бы вдруг не случилось то, о чём Рай говорил почти с самого первого дня возвращения герцога. Господин Бетенгтона приказал Раю покинуть дворец.

Посмотреть со стороны, ничего особенного в этом отъезде, казалось, не было. Рай получил от герцога какое-то поручение и отбыл в Туманную Гавань, но перед отъездом учитель решился зайти к Френсису. Личный визит, пожалуй, впервые за последний месяц. Так вышло, что Анри в тот момент рядом не оказалось.

– Что случилось, учитель?! – встревожился юноша.

– Я уезжаю и пришёл проститься, – взгляд Рая был тяжёл и печален.

– Когда? Куда?!

– Сейчас. В Туманную Гавань.

– А когда обратно?

– Через день, возможно… Дело мелкое, даже слишком.

– Этот отъезд… Вы предсказывали его ещё месяц назад… – тут же припомнил Френсис, и по спине юноши побежали мурашки: «Тот самый отъезд?! Нас разлучают?!»

Рай без труда прочитал этот немой вопрос в синих глазах воспитанника и улыбнулся:

– Я хотел просить тебя не драматизировать, но… Видишь ли, у меня и правда плохое предчувствие.

– Учитель, прошу вас, говорите прямо, как есть! – и Френсис решительно подошёл ближе, требовательно заглянул в глаза старому другу.

Улыбка того стала и теплее, и тревожнее:

– Если я прав, то мы и правда увидимся очень нескоро.

– Вы сказали, через пару дней…

– Да, конечно… Это нервы, дружок, не обращай внимания, – Рай замялся и вдруг вскинул голову, заговорил с неожиданной горячностью, – Просто мне приснился очень плохой сон: что я увижу вас с Анри очень нескоро и не здесь. Тех мест я не знаю… И встреча-то будет какая-то странная, Анри был где-то рядом, но я видел только тебя, при этом ты меня не заметил… И над всем этим чувствовалось дыхание смерти… Потом, или перед тем… во сне ведь нет понятия времени, я видел Анри на эшафоте, а тебя, связанного по рукам и ногам, неподвижно лежащим в пыли… А потом… Потом ещё хуже: сумрак ночи, лица сокрытые масками, боль, предательство, кровь… ещё более ужасное ожидание… выпивающее все жизненные соки ожидание и… неопределённость. И вдруг всё вспыхивает адским огнем…

– Но в самом начале вы же сказали, что мы увидимся! – напомнил Френсис, весьма удивлённый и смущённый услышанным.

– Да, но вы уже будите другими людьми. Да и если случится хотя бы половина из привидевшихся мне кошмаров, разве ж эта встреча возможна?!

И в глазах страшно встревоженного Рая даже показались слёзы.

– О да! Мы увидимся, учитель, и, уверяю вас, это случится на этом свете! – горячо вскинулся Френсис, – А всё, что вы мне сейчас рассказали, это лишь сон: сплошной набор символов! Вы очень переживаете, вот сон и оказался таким беспокойным. Да, кстати, я вспомнил… знаете, что писал Ибн Хали в своём трактате на толкование снов? Этот умнейший человек полагал, что сны надо понимать наоборот, то есть чем хуже сон, тем больше добра он сулит.

– Может быть, и так, но что-то мне говорит, что это явилось мне предостережением…

– Дорогой учитель, вы изведёте себя такими тревогами! Прошу, призовите на помощь разум! – и Френсис даже прикоснулся к руке Рая, – Поверьте, вы отлично подготовили нас с Анри. Вы сами ни раз говорили, что нам всё под силу… И о своём отъезде вы пророчествовали уже давно. Просто… Значит настал час перемен. Что ж, тем лучше! Скажите только, вы-то… вы справитесь? Если отец вздумает причинить вам вред… Вы говорили, что он затаил обиду…

– О нет, сынок, на этот счёт не волнуйся. Я справлюсь, – и Рай благодарно улыбнулся в ответ.

– Отлично! Тогда и мы с Анри справимся! Не сомневайтесь!

Светлая улыбка Френсиса, мягкий свет его ярких синих глаз растопили-таки лёд печали, готовый сковать душу Рая:

– Да, сынок. Ты прав, забудь! Забудь всё, что я тебе сказал, и давай пожелаем друг другу не заметить, как пролетит то время, что я буду в Туманной Гавани. Обещаю, я там долго не задержусь.

Рай уехал, но этот разговор оставил тяжёлый осадок в сердцах обоих его участников. Учитель верно пророчествовал о своём изгнании из Бетенгтона. Пусть его сон и можно признать кошмаром растревоженной души, но вот о другом пророчестве всё-таки пришлось вспомнить с большей серьёзностью. Рай был уверен, что планы герцога на счёт Френсиса и Анри начнут проясняться именно тогда, когда прозвучит приказ учителю покинуть дворец. Так оно и вышло…