Путь эльдар: Омнибус

ДРУЖБА

Во времена, предшествовавшие Войне в Небесах, Эльданеш, копьеносец, ястребиный друг, лорд эльдаров, встретился с войсками Хреш-селена. Эльданеш был величайшим из эльдаров, а его копье — лучшим оружием, выкованным смертными, но у короля Хреш-селена было много воинов. Пусть Эльданеш и был лордом эльдаров, и знал, что защищать их — это лишь его и только его бремя, он понимал в то же время, что в одиночку ему не одержать победы. Он обратился к Ультанашу, второму величайшему воину эльдаров, меченосцу, вороньему другу, и попросил его помощи в битве с Хреш-селеном. Вместе сражались Эльданеш и Ультанаш, и против их мастерства и силы Хреш-селен не выстоял.

— Да будет так всегда, — изрек Эльданеш, — когда ожидают нас самые тягостные испытания, пусть встанут рядом друзья наши.

Звезда умирала.

Эльдары называли ее Мирианатир, Мать Пустынных Ветров. Темно-оранжевая, она висела на темном небосводе, ее поверхность терзали неистовые протуберанцы и бушующие электромагнитные ветры. Из нее исходили потоки частиц, и выплески энергии докатывались до ближайших планет, причиняя детям Мирианатир страдания своими смертоносными прикосновениями. Пустынными они висели вокруг нее. Она умирала уже миллион лет и будет продолжать умирать еще столько же.

И все же ее смерть несла жизнь другим.

Эльдарам.

Омываемый радиоактивным сиянием смертельных мук Мирианатир, на звездных ветрах плыл мир-корабль — рукотворный дископодобный континент с ярко светящимися куполами и серебристыми энергетическими парусами, изогнутыми дугой мостами и сверкающими башнями. Развернув крылья, мир-корабль впитывал жизнетворную энергию, подобно неорганическому растению с зеркальными листьями длиной в сотню километров. Залитый красноватым светом умирающей звезды, мир-корабль Алайток поглощал все, что могла предложить Мирианатир, не упуская ни единой частицы, ни звездного ветерка, все это при участии душ его Бесконечного круговорота должно поддерживать мир-корабль еще тысячу лет.

Космическое пространство вокруг Алайтока было так же наполнено движением и энергией, как и звезда, которой он питался. Проносились мимо и сворачивали корабли, ложась на курс поперек звездных ветров и пополняя собственные запасы энергии. Врата Путеводной Паутины — портал в пространство между материальным и нематериальным позади мира-корабля — закручивались вихрем и пульсировали. Торговые суда с длинными рифлеными корпусами плавно скользили в портал, другие такие же выныривали из него, тут и там рыскали иссиня-черные, отливающие серебром эсминцы с заряженными орудийными батареями и торпедами наготове, среди скопления судов сновали небольшие яхты, неторопливо и размеренно перемещались сквозь этот упорядоченный сумбур величественные боевые корабли.

Врата Путеводной Паутины, полыхнув золотистым светом, на мгновение расширились, и из пустоты возник «Лаконтиран», напоминающая птицу торговая шхуна, которая только что вернулась из долгого странствия к звездам Бесконечной Долины. Растягивая свои солнечные паруса, она легко повернула вдоль обращенной к звездам стороны мира-корабля и взяла курс на Башню Вечного Радушия.

Причальная башня, окутанная голубоватым свечением, которое не подпускало страждущую пустоту космоса, вздымалась над плоской поверхностью мира-корабля на пять километров. Подобно витому рогу нарвала, башня ввинчивалась спиралью в темноту, на ее элегантных мостиках и изгибающихся дорожках стояли сотни фигур. Поприветствовать корабль, который возвращался из долгого странствия, пришли эльдары, идущие всеми Путями: поэты, инженеры, автархи, садовники, ясновидцы, аспектные воины, стилисты и картографы. Представители самых разных сфер деятельности, они были одеты в пышные тяжелые одеяния, или блистающие костюмы в обтяжку, или струящиеся туники неимоверного цветового разнообразия. Желтыми и красными волнами плескались шарфы, над морем изысканно подстриженных голов возвышались шлемы с высокими плюмажами. В свечении мира-корабля всеми цветами радуги сверкали драгоценности, искрились серебряные, золотые и платиновые кольца и ожерелья.

Эльдары непринужденно прохаживались, обнимая старых друзей, обмениваясь любезностями с новыми знакомыми, следуя своей дорогой и никогда не посягая на личное пространство другого. Их голоса сливались в звуковую симфонию, столь же похожую на шум толпы, сколь звучание целого оркестра схоже с лепетом ребенка. Они говорили друг с другом и собравшись в круг, и через голову певучими голосами с выверенными до нотки интонациями, с продуманной и четкой жестикуляцией. Некоторые из них хранили молчание, и позы, которые они принимали, передавали их мысли: слегка приподняв бровь, подрагивая губой или поводя пальцем, они проявляли свое беспокойство или возбуждение, радость или опасение.

Посреди этой бурлящей круговерти стоял Корландриль. Мантия из сияющего шелковистого золота, открытая спереди, окутывала его стройную фигуру, сотни тончайших цепочек всевозможных цветов украшали шею и запястья — казалось, что его руки и лицо увиты миниатюрными радугами. Его длинные черные волосы были заплетены в перекинутую через левое плечо сложную косу, ее удерживали на месте голоповязки, в которых сапфиры постоянно заменялись бриллиантами, а те, в свою очередь, — изумрудами и далее — всеми другими прекрасными камнями, известными эльдарам. Он потратил много времени, создавая себе образ, соответствующий эстетике Арестейна, и долго рассматривал результаты своих усилий в зеркальном поле, зная, что его спутница неравнодушна к работам древнего художника.

Она, Тирианна, была одета проще: в белое платье длиной по лодыжки, со складками ниже колен, с изысканной светло-серой, словно тень облака, вышивкой, без рукавов, оставляющее открытыми бледные руки, покрытые волнистыми рисунками хной. На плечи она накинула прозрачный газовый шарф, ниспадающий красными и белыми кольцами на ее руки и грудь. Две лазурные пряди в белых, окрашенных в тон платью, волосах обрамляли ее узкое лицо, подчеркивая темно-синий цвет глаз. Ее путеводный камень, также темно-синего цвета, обрамленный в белое серебро, висел на изящной цепочке из того же металла.

Корландриль смотрел на Тирианну, в то время как глаза всех остальных эльдаров были обращены на звездный корабль, который грациозно скользил вдоль изгибающейся пешеходной дорожки причала. Пятнадцать дней прошло с той поры, как он в последний раз видел ее — на пятнадцать дней больше, чем нужно, слишком долгий срок вдали от ее красоты и чувств, ее улыбки, волнующей душу. Он лелеял надежду, что она заметит, какое внимание он уделил своему внешнему виду, но она пока никак не высказалась по этому поводу.

Корландриль заметил и напряженность, и легчайший отблеск влаги в том взгляде, который она не сводила с приближающегося корабля, и уловил дрожь волнения, пронизавшую ее тело. Он не знал, что было тому виной: то ли торжественная атмосфера события, то ли какая-то более личная, более глубокая радость взволновала сердце Тирианны. Возможно, возвращение Арадриана вызвало у нее более сильные чувства, чем это могло понравиться Корландрилю. Эта мысль разбередила душу Корландриля, змея распустила свои кольца. Он понимал, что его ревность неоправданна и что он не заявлял о своих притязаниях на Тирианну, но тем не менее, даже отчетливо осознав это, ему не удалось подавить чувства, что шевельнулись в его душе.

Оправленный в золото, опаловый овал путеводного камня Корландриля теплел на его груди, и его жар проникал сквозь ткань мантии. Подобно предупредительному световому сигналу на дисплее корабля, возбуждение путеводного камня заставило Корландриля застыть на мгновение. Его ревность не только неуместна, но и опасна. Он загнал это чувство в тайники своего разума, с тем чтобы разобраться с ним позже, когда это станет безопасным.

Мысли об Арадриане напомнили Корландрилю, зачем он появился на башне: приветствовать возвращение старого друга. Если бы Тирианна хотела быть с Арадрианом, она отправилась бы с ним в это странствие. Корландриль выбросил из головы свои страхи в отношении чувств Тирианны, и обнаружил, что он также жаждет встретить их возвращающегося товарища. Змея внутри него опустила голову и вновь уснула в ожидании благоприятного момента.

В корпусе «Лаконтирана» открылась дюжина шлюзов, из которых засиял радужный свет и понесся вдоль изогнутого дока отдающий запахом меда легкий ветерок. Из высоких сводчатых проходов потянулись извилистые очереди — пассажиры и члены экипажа высаживались с корабля. Чтобы выглянуть над головами эльдаров, стоящих впереди, Тирианна вытянулась во весь рост, без усилий балансируя на цыпочках и слегка отведя одну руку в сторону, чтобы сохранить равновесие.

Первым высмотрел Арадриана своим острым взором Корландриль, и по его телу пробежал легкий трепет удовольствия от одержанной победы, хотя ни о каком состязании между ними не было и речи.

— Вот он, наш скиталец вернулся к нам, словно Антемион с Золотой Арфой, — произнес Корландриль, указывая на дорожку слева от них, на кратчайший миг прикоснувшись пальцами к обнаженной руке Тирианны, чтобы привлечь ее внимание.

Хотя Корландриль сразу узнал его — по худым щекам и тонким губам, которые остались прежними, Арадриан сильно изменился с той поры, как покинул Алайток. Его голова слева была острижена по-варварски коротко, почти наголо, а справа вьющиеся волосы свисали всклокоченными, неухоженными лохмами. Темные тени на веках сделали его пронзительно пылающие глаза впалыми, а лицо — похожим на череп. Одет он был в темно-синее и черное, его обволакивали длинные полосы сумеречного света. Свой ярко-желтый путеводный камень он носил как брошь, почти скрытую складками мантии. Суровый взгляд Арадриана упал на Корландриля, а затем — на Тирианну, и его мрачная резкость сменилась вспышкой радости. Арадриан помахал рукой в знак приветствия и направился к ним, непринужденно лавируя сквозь толпу.

— С удачным возвращением! — провозгласил Корландриль, открыв объятия в приветствии и развернув ладони к лицу Арадриана. — И счастливым воссоединением.

Тирианна обошлась вовсе без слов, она слегка прикоснулась тыльной стороной ладони к щеке Арадриана и положила свои тонкие пальцы на его плечо. Арадриан сделал то же с Тирианной, вызвав вспышку ревнивой досады у Корландриля, которую он изо всех сил попытался скрыть. Змея у него внутри с интересом приоткрыла глаз, но Корландрил вновь подчинил ее своей воле. Прошло мгновение, и Арадриан, отступив от Тирианны, положил ладони на руки Корландриля, на его губах играла кривая улыбка.

— Рад нашей встрече и премного благодарен за радушный прием, — произнес Арадриан. Корландриль всматривался в лицо друга в поисках озорного обаяния, которое некогда скрывалось в его взгляде, легкой заразительной ухмылки, которая таилась в каждом движении его губ. От них не осталось и следа. Арадриан излучал серьезность и искренность, даже сердечность, но Корландриль обнаружил некую помеху: лицо Арадриана было самую малость повернуто к Тирианне, а его спина чуть-чуть отклонилась в сторону от Корландриля.

Даже среди эльдаров такими тончайшими нюансами можно было пренебречь, но Корландриль посвятил себя Пути Художника и отточил свою наблюдательность и внимание к деталям почти до микроскопического уровня. Он замечал все, запоминал каждый нюанс и оттенок, и из своих глубоких занятий знал, что у всего есть значение, будь то намеренно или нет. Не бывает невинной улыбки или бессмысленного мигания. Любое движение выдает побуждение, и неуловимая сдержанность Арадриана теперь беспокоила Корландриля.

Корландриль задержал руки Арадриана в своих на мгновение дольше, чем это было необходимо, надеясь, что акцент на физической стороне приветствия напомнит другу об их связи. Если и так, Арадриан не подал никакого знака. С все той же легкой улыбкой он высвободил руки и, сцепив их за спиной, вопросительно поднял брови.

— Расскажите, мои дорогие друзья, которых я так счастлив видеть, что я пропустил?

Троица отправилась по Проспекту Грез, серебристому переходу, который тянулся под тысячью хрустальных арок в самое сердце Алайтока. Тусклый свет Мирианатир, попадавший в сводчатое покрытие, преломлялся замысловато ограненным хрусталем и проливался на пешеходов внизу нежными оранжевыми и розовыми тонами.

Корландриль предложил было подвезти Арадриана до его жилища, но тот отклонил предложение, предпочтя насладиться сполна ощущениями от своего возвращения и случайных встреч с группами эльдаров. Из немногословного рассказа друга Корландриль заключил, что свое путешествие на борту «Лаконтирана» он совершал в основном в одиночестве. С некоторой завистью Корландриль проводил взглядом небольшой антигравитационный катер, который плавно проскользнул мимо них, быстро унося своих пассажиров к местам назначения. Будь он помоложе, его ужаснула бы леность, которая властвовала над Корландрилем-скульптором: приземленные физические усилия отвлекли его от абстрактных размышлений. Однако сейчас такой самоанализ был невозможен, поскольку, стремясь принять всякое влияние извне, впитать в себя все впечатления и переживания чужого тела и разума, он прекратил самоосмысление.

Таковы были размышления художника, приподнятого над обыденностью, кружащегося в звездном свете чистого наблюдения и воображения.

Именно это стремление к восприятию извне побуждало Корландриля вести главным образом разговор. Он пространно рассуждал о своих произведениях и о том, что происходило на Алайтоке с тех пор, как Арадриан покинул его. Арадриан же, со своей стороны, был весьма лаконичен и отнюдь не цветист в комментариях и ответах, лишая Корландриля вдохновения и разочаровывая его артистическую натуру.

Когда же заговорила Тирианна, Корландриль заметил, что Арадриан стал куда более красноречив и, казалось, охотнее говорил о ней, чем о себе.

— Я чувствую, что ты больше не следуешь в тени Кхаина, — произнес Арадриан, глядя на Тирианну и кивая в знак одобрения.

— Это верно, Путь Воина для меня завершен, — задумчиво ответила она, не сводя глаз с Арадриана. — Аспект Зловещих Мстителей утолил мой гнев, и этого хватит на сотню жизней. Я пишу стихи под влиянием поэтической школы Уриатиллина. Я нахожу, что это достаточно сложно, чтобы стимулировать в равной степени и рациональную, и эмоциональную стороны.

— Мне бы хотелось узнать Тирианну-поэта, и, возможно, твои стихи познакомят меня с ней, — заявил Арадриан. — Я бы очень хотел услышать, как ты читаешь их, когда ты сочтешь это возможным.

— И я тоже, — присоединился Корландриль. — Тирианна отказывается разделить со мной свое творчество, хотя я много раз предлагал ей посотрудничать в создании произведения, сочетающего ее стихи и мою скульптуру.

— Мои стихи — только для меня и ни для кого больше, — спокойно заметила Тирианна. — Они — не для публичного исполнения и не для чужих ушей.

Она бросила на Корландриля взгляд, полный досады.

— Тогда как некоторые создают свои произведения, чтобы выразить свои мысли и чувства миру, мои стихи — это сокровенные тайны, и только я должна понять их значение, угадать свои страхи и желания.

Получив упрек, Корландриль было умолк, но сразу почувствовал себя неуютно в наступившей тишине и озвучил вопрос, который не давал ему покоя с той поры, как он услышал о возвращении Арадриана.

— Ты вернулся на Алайток, чтобы здесь остаться? — спросил он. — Ты достаточно побыл рулевым или вернешься на «Лаконтиран»?

— Я только что прибыл, неужели ты так хочешь, чтобы я снова уехал? — ответил Арадриан.

Корландриль открыл было рот, чтобы возразить, но слова испарились — перед ним на мгновение словно возник из прошлого по-прежнему бойкий на язык Арадриан. Скульптор улыбнулся, оценив шутку, и склонил голову, признавая свою роль — мишени для шуток Арадриана.

— Пока еще не знаю, — продолжил Арадриан с задумчивым выражением на лице. — Я научился всему, что мог как рулевой, и чувствую, что достиг совершенства. Исчезла сумятица в мыслях. Водить корабль по бурным волнам туманности или по головокружительным каналам Путеводной Паутины — для развития самообладания и сосредоточенности лучшего не найти. В межзвездном пространстве мне довелось повидать много великого, много поразительного, но я чувствую, что там осталось гораздо больше еще ненайденного, нетронутого, неслыханного и неиспытанного. Я могу вернуться на звездные корабли, могу и не возвращаться. И, разумеется, мне бы хотелось провести немного времени со своими друзьями и семьей, вновь познать жизнь Алайтока, понять, желаю ли я опять отправиться в странствие или смогу удовлетвориться жизнью здесь.

Тирианна кивнула, соглашаясь со столь мудрым подходом, и даже Корландриль, склонный поддаться иногда опрометчивому порыву, не мог не увидеть плюсов в том, что такое решение будет хорошо взвешенным.

— Ты вернулся весьма вовремя, Арадриан, — заявил он, вновь ощутив необходимость заполнить возникшую в беседе паузу. — Мое последнее произведение близко к завершению. Через несколько дней я устрою торжественное открытие. Для меня будет удовольствием и честью, если вы оба сможете его посетить.

— Я пришла бы, даже если б ты меня не пригласил! — рассмеялась Тирианна, и ее воодушевление вызвало у Корландриля волнительный трепет. — Твое имя упоминается довольно часто, и на похвалы при этом не скупятся, а это новое произведение вызвало большие ожидания. Для того, кто хоть в какой-то степени обладает вкусом, было бы просто неприличным пропустить такое событие.

Арадриан ответил не сразу, и по выражению его лица Корландрилю не удавалось понять, о чем думает его друг. Словно его лицо закрыли бессмысленной, ничего не выражающей маской.

— Да, я бы тоже пришел с удовольствием, — произнес, в конце концов, Арадриан, вновь оживившись. — Боюсь, мой вкус сильно отстал по сравнению с вашим, но я жажду видеть, что создал Корландриль-скульптор в мое отсутствие.

ШЕДЕВР

В первые дни существования эльдаров Азуриан пожаловал Эльданешу и его последователям дар жизни. Он вдохнул в их тела все, чем они должны были стать. Однако в их мире не было больше ничего. Все вокруг было пустынным, и кроме них там не росло ни листочка, не плавала ни одна рыба, не летала ни одна птица, не проходило ни одно животное. Эльданеш был глубоко несчастен от бесплодия дома своего, и пустота его породила в нем еще большую пустоту. При виде его страданий Ишу также охватила печаль. Иша пролила слезу по эльдарам и позволила ей упасть на планету. Там, где она упала, возникла новая жизнь. Из печали Иши возникла радость, ибо мир эльдаров наполнился чудесными вещами, и исчезла пустота Эльданеша, и он возблагодарил Ишу за ее любовь.

Корландриль чуть не зарычал от досады, но с большим усилием сдержался. Уставившись на капельку крови, выступившую из крошечного отверстия в его большом пальце, он видел в ней миниатюрное красное отражение своего разъяренного лица. Растерев кровь между большим и указательным пальцами, он обратил свой гнев на маленький шип с окровавленным кончиком, который возник в призрачном камне.

Эта крохотная заноза — просто оскорбление той душевной чуткости, которую он развил в себе. Она нарушила строгое очертание изогнутой руки его скульптуры, вызвав отклонение в безупречной в остальном плавности линий органического и неорганического. Этого не должно быть, и Корландриль не понимал, как она возникла.

Так продолжалось в течение двух последних циклов. Когда бы он ни возлагал пальцы на призрачный камень, чтобы упросить его принять формы, столь реальные в его воображении, тот отказывался подчиняться его мыслям. Весь последний день ушел у него на то, чтобы создать три совершенных пальца, а при таком темпе произведение будет еще далеко от завершения в день торжественного открытия, до которого оставалось всего лишь двое суток.

Бледно-охряная масса призрачного камня лежала без движения, в состоянии полного покоя без его ласки, но Корландрилю казалось, что камень живет своей собственной жизнью. Он пошел наперекор его желаниям, уворачиваясь от форм, которые он хотел создать, образуя твердые кромки там, где следовало быть мягким изгибам, прорастая крохотными колючками и шипами, как только его разум хоть чуть-чуть отвлекался от размышлений о создаваемой скульптуре.

Он понимал, что не камень тому причиной. Камень не обладал ни силой воли, ни душой. Он просто отзывался на то, что в него вкладывал скульптор, изменяя форму под воздействием его мягкой психической обработки. Сейчас он был бездвижен, но Корландрилю чудилось определенное самодовольство в нежелании камня взаимодействовать с ним, тогда как другая часть его разума говорила ему, что он просто переносит охватившие его разочарование и досаду на неодушевленный предмет.

Пребывая в разладе с самим собой и полностью утратив сосредоточенность, Корландриль отступил назад и отвернулся, устыдившись своей неудачи. Мерцающий свет окружающего голополя, созданного, чтобы укрыть скульптуру от поклонников до момента торжественного открытия во всем ее великолепии, заиграл в глазах Корландриля всеми цветами радуги. На мгновение он утратил ощущение времени, глядя на колеблющиеся в многоцветном дрожании голополя кроны деревьев, и это зрелище пронзило его разум импульсом вдохновения.

— Едва ли осмелюсь спросить, — произнес голос позади Корландриля. Повернувшись, он увидел своего наставника, Абрахасиля, который вперил взгляд в статую.

— Тебе не нужно ничего спрашивать, — заявил скульптор. — Возвращение Арадриана нарушает мое спокойствие, но я не понимаю почему. Я счастлив, что мой друг снова вместе с нами.

— А твои мысли об Арадриане в отношении к твоей работе?

— У меня таких нет, — ответил Корландриль. — Это произведение было начато задолго до того, как я узнал о его возвращении.

— И тем не менее ты стал продвигаться медленнее с тех пор, как узнал о нем, и почти застыл на месте после того, как это произошло, — отметил Абрахасиль. — Воздействие очевидно, хотя причина остается тебе неясной. Возможно, я смогу помочь?

Корландриль пожал плечами в знак того, что ему это безразлично, и тут же ощутил укол раскаяния, услышав разочарованный вздох наставника.

— Разумеется, я был бы очень благодарен за любое твое наставление, — поспешил исправить положение Корландриль, заставив себя смотреть на статую. — Я вижу ее отчетливо, всю ее, каждую линию и дугу, как ты учил меня. Я делаю так, чтобы ощущение покоя и произведение сливались во мне воедино, как ты учил меня. Я направляю свои мысли и свои жесты на создание статуи, как ты учил меня. В моих действиях ничего не изменилось, и тем не менее призрачный камень не подчиняется моим требованиям.

Абрахасиль, услышав последнее замечание, поднял тонкий палец.

— Требованиям, Корландриль? Пожелание, а не требование придает форму призрачному камню. Требование — это акт агрессии, пожелание — акт повиновения. Мысль придает форму действию, которое формирует внешние очертания. Почему пожелание сменилось требованием?

Корландриль ответил не сразу, пораженный тем, что он не осознавал такого простого отличия, каким бы тонким оно ни было. Он задавал этот вопрос себе, анализируя свои мысли, восстанавливая ход размышлений, пока не смог установить точку, в которой желание превратилось в требование.

— Я желаю поразить других своим произведением и чувствую бремя ожиданий, — сказал, в конце концов, Корландриль, довольный тем, что нашел ответ.

— Не в этом ошибка, — возразил Абрахасиль, едва заметно поджав губы, и проколол пузырь самодовольства, только что надутый Корландрилем. — Твое творчество всегда было экспрессивным, нацеленным на то, чтобы навязать другим свое видение. Это не изменилось. Припомни что-нибудь особенное. Что-то, имеющее отношение к Арадриану.

И вновь Корландриль погрузился в свои воспоминания и переживания, приводя в порядок свои мысли так же, как он воздействовал на призрачный камень, придавая ему плавные формы. Обнаружив то, что искал, он отчетливо представил себе то мгновение, когда все изменилось, и с облегчением вздохнул.

Бросив взгляд на Абрахасиля, он заколебался, не желая делиться своим открытием с кем бы то ни было. Его наставник терпеливо ждал, не отводя взгляда от статуи. Корландриль понимал, что если он попросит Абрахасиля оставить его, он так и сделает, не проявив ни малейшего недовольства, но до той поры будет ожидать ответа. Абрахасилю не нужно было напоминать Корландрилю о том, что ему можно доверять, о нерушимости связи между наставником и учеником; о том, что для понимания своих душевных волнений и страхов Корландрилю необходимо выразить свои мысли как художнику, и все, что он сообщит Абрахасилю, останется строго между ними. Абрахасилю не было нужды говорить все это вслух, довольно было его терпеливого ожидания и взаимопонимания между ними.

— Я хочу произвести впечатление на Тирианну из соперничества с Арадрианом, — произнес наконец Корландриль и тут же испытал облегчение, разделив бремя обладания этим откровением. Он никогда еще не говорил о своем чувстве к Тирианне, даже с Абрахасилем, хотя допускал, что наставник понимает многие его мысли, о которых не высказывается вслух. В конце концов, Абрахасиль много раз видел их вместе, и Корландриль понимал, что не мог полностью скрыть своих чувств от проницательного взгляда своего наставника.

— Во мне сидит страх, и я злюсь — за то, что я испытываю этот страх. Арадриан — друг. Он — не соперник.

Абрахасиль повернул голову и улыбнулся. Корландриль почувствовал, что связь между ними еще более окрепла, словно он переступил через порог, над которым уже давно занес ногу.

— Это хорошо, — произнес наставник. — А как ты будешь сдерживать этот страх и этот гнев?

Теперь пришел черед улыбнуться Корландрилю.

— Это просто, — заявил он. — Эта скульптура — не для Тирианны, но для меня. Мое следующее произведение… — оно будет для нее. Этим мыслям нет места в этом творении, но они послужат вдохновением для другого. До той поры я могу их отложить.

Абрахасиль положил ладонь на руку Корландриля, подбадривая его, и тот ответил наставнику взглядом, полным глубокой признательности. Абрахасиль безмолвно вышел из голополя, и Корландриль посмотрел вслед его колышущейся фигуре, которая исчезла в чаще деревьев.

Ощущая себя освеженным и вдохновленным, Корландриль приблизился к скульптуре. Положив ладонь на поднятую руку, над которой работал, он нежно провел кончиками пальцев вдоль выделенной мышцы и сустава, восстанавливая в уме свое видение произведения.

Под его прикосновением шип втянулся в призрачный камень и исчез.

В Куполе Полуночных Лесов царила возбужденная атмосфера предвкушения. Множество эльдаров собралось на лужайках с голубой травой и меж серебряных стволов лиандериновых деревьев в ожидании торжественного открытия последнего творения Корландриля. Сквозь невидимое силовое поле, окружающее упорядоченные сады, рдела сумеречным светом Мирианатир. В искусственном ветерке, который шелестел ярко-зеленой листвой деревьев, плыли мелодичный смех и звон хрустальных кубков — безупречный аккомпанемент шуршанию травы и негромкой беседе гостей Корландриля.

На торжественное открытие собралось около трех сотен эльдаров, одетых по этому случаю в самые модные наряды. Корландриль смешался с толпой, то и дело отпуская реплики по поводу элегантной броши или особенно привлекательного кроя юбки или мантии. Для этого грандиозного события он решил одеться элегантно, но строго, из желания не затмить свою скульптуру. На нем была простая синяя мантия с серебряными застежками от талии до горла, а волосы зачесаны назад и закреплены серебряной лентой, украшенной единственным голубым небесным камнем на лбу. Он избегал длинных разговоров и уклонялся от любых вопросов, касающихся его произведения, до той поры, когда почувствует готовность раскрыть все.

Расхаживая среди гостей, Корландриль ощущал нарастающее волнение. На каждый удар его сердца таким же ударом отвечал путеводный камень, и в его груди бился двойной пульс. Он впитывал возбуждение гостей и излучал его обратно на них. Корландриль был польщен всеобщим вниманием, это был бальзам для его самолюбия после тех мучений, которые он претерпел, завершая работу над статуей.

Обмениваясь любезностями, Корландриль высматривал в толпе Тирианну, и обнаружил ее с тремя другими эльдарами перед одной из лиандериновых рощиц, невдалеке от того места, где мерцающее голополе скрывало статую.

Скульптор позволил себе полюбоваться на расстоянии красотой девушки, наслаждаясь ее облегающим красно-черным костюмом. Формы ее рук и ног словно повторяли изгибы нависавших над ней ветвей, естественная элегантность подчеркивалась утонченными манерами и строгой осанкой. Ее волосы, окрашенные в темно-желтый цвет, ниспадали по спине волной локонов, переплетенных красными лентами, свисающими до талии.

Когда она отступила в сторону, Корландриль увидел Арадриана. Тот улыбался, но так особенно, что поневоле возникало ощущение, словно ему здесь не вполне комфортно. Скульптор почувствовал, как змея зависти зашевелилась у него внутри, что обеспокоило его. Он-то думал, будто положил конец тому навязчивому сомнению, тому страху, что еще сохранялся где-то в уголке его сознания. Увидев Арадриана рядом с Тирианной, Корландриль вновь с прежней силой ощутил былые опасения, сердце бурно заколотилось, а все мысли на мгновение смешались.

Шагая через лужайку, скульптор отвел взгляд в сторону, позволив покою, царившему в окружающих садах, усмирить тайфун, бушующий в его мыслях. Лиандерины только начинали расцветать, они светились в темно-зеленой ночи подобно золотым звездам, а из-под его ног поднимался аромат примятой травы, свежий и очищающий. Подойдя к группе, Корландриль вновь овладел собой и был искренне рад видеть своих друзей.

Арадриан, приветствуя, протянул ему ладонь, и Корландриль, в ответ, положил на нее свою. Так же они поприветствовали друг друга с Тирианной, ее прикосновение было прохладным и ободряющим. Убирая свою руку, скульптор позволил себе нежно провести кончиками пальцев по пальцам девушки и задержать на ней свой взгляд на мгновение дольше, чем было принято.

— Все мы трепещем в предвкушении, — произнес один из стоящих рядом, тоже скульптор, по имени Идраэтир. Он был одет в короткую, до бедер, темно-лиловую тогу, перекинутую через левое плечо, его открытая взглядам кожа была отбелена почти до снежной белизны. Идраэтир следовал школе Гитринаира, который воспринимал скульптора такой же частью его произведения, как и сама скульптура. Корландриль проявлял некоторый интерес к этой эстетике, но довольно скоро нашел самого себя скучным предметом для изображения и предпочел самовыражаться в творчестве опосредованно. Он поискал намек на иронию или соперничество в комментарии и позе своего собеседника, но пришел к заключению, что Идраэтир искренен.

— Я надеюсь, что такие ожидания оправданны, — ответил Корландриль, выразив свою признательность поклоном. Повернувшись, он приветствовал четвертого эльдара, прославленного костопева Кирандрина.

— Я очень признателен за тот интерес и энтузиазм, который все вы проявили к моей работе.

— Я внимательно наблюдал за твоим развитием с тех пор, как набрел на одну из твоих ранних работ, — отметил Кирандрин. — Полагаю, это было «Благословение Азурмена», статуя в натуральную величину, представленная в атриуме Башни Вечерних Мелодий.

— Всего лишь второе мое произведение, — сказал Корландриль с теплой улыбкой. — Абрахасиль оказал мне честь, посчитав возможным выставить мои работы, когда я находился еще в самом начале Пути. Я по-доброму отношусь к той скульптуре, хотя сейчас мое творчество ушло далеко от такой упрощенческой формулы, и у меня такое ощущение, что ее мог создать кто-то другой!

— А не в этом ли и заключается цель Пути? — спросил Идраэтир. — Чтобы мы изменялись и росли, и избавлялись от того, что было прежде, и преображались во что-то новое и лучшее?

— Разумеется, — согласился Корландрил. — Стремиться к совершенству тела и духа, умений и разума, вот чего желаем все мы.

— Но не выходит ли так, что мы также теряем часть самих себя? — спросил Арадриан, в его голосе мягко звучало несогласие. — Если мы всегда движемся вперед по Пути, когда же остановиться, чтобы полюбоваться открывшимся видом? Думаю, что иногда мы слишком сильно стремимся отбросить то, что сделало нас такими, какие мы есть.

Ответом на замечания Арадриана была тишина. Он посмотрел на других эльдаров, и на его лице отразилось некоторое замешательство.

— Простите меня, если я сказал что-то не к месту, — спокойно произнес Арадриан. — Я вовсе не намеревался подвергнуть сомнению ваши мнения, но хотел просто озвучить свое собственное. Возможно, мои манеры несколько испортились, пока я пребывал вдали от Алайтока и утонченности цивилизованного общества.

— Вовсе нет, — учтиво сказал Кирандрин, ободряюще положив ладонь на руку Арадриана. — Просто, такими вопросами здесь… задаются редко.

— А ответы на них слишком длинные, чтобы обращаться к ним здесь, — быстро добавил Корландриль. — Мы продолжим эту дискуссию позже. А сейчас я должен провести торжественное открытие.

— Разумеется, — сказал Кирандрин. Арадриан медленно кивнул головой и опустил веки с извиняющимся видом.

Корландриль понимающе улыбнулся, затем быстро отправился к голополю и вошел в него. Скрытый от всех, он сделал глубокий выдох, выпустив напряжение, которое неожиданно накопилось внутри. Что-то в поведении Арадриана лишало Корландриля уверенности в себе. Он вновь ощутил в нем ту отличительную особенность, которую почувствовал впервые, когда его друг только сошел с борта звездного корабля, — едва различимое желание оказаться где-то в другом месте. Укрытый голополем, путеводный камень Корландриля вновь стал теплым на ощупь, отражая его внутреннюю уверенность в себе, нежели злость или замешательство.

Случившаяся размолвка напрягла Корландриля, и тут он ощутил внезапный укол вины, осознав, что он ничего не сказал Тирианне. Он почти проигнорировал ее. Поразмыслив недолго, не следует ли ему извиниться за свое неуважительное поведение, он быстро отверг эту идею. Возможно, Тирианна не заметила недостатка внимания с его стороны, и подчеркивать такой факт в общении с ней было бы неразумным. Если же она и почувствовала какую-то обиду, то она ведь наверняка понимает, какое множество проблем требуют его внимания во время такого события, как сегодня. Корландриль решил, что разыщет Тирианну сразу же после торжественного открытия и щедро уделит ей столько внимания, сколь это окажется возможным.

В душе Корландриля была одна лишь Тирианна, но в голову ему лезли самые разные мысли, сердце бешено колотилось, кожу покалывало. Вспыхивали неожиданные идеи, их тут же гасило возбуждение от предстоящего открытия, смешанное с беспокойством, которое причинил Арадриан, и опасениями, которые росли в нем с того момента, как он завершил скульптуру.

Корландриль шепотом прочел несколько успокаивающих мантр. Делая это, он привел в порядок мысли, отложив часть из них для последующих раздумий, опираясь на другие, чтобы подбодрить себя, сосредотачиваясь на своей уверенности и опыте, чтобы снять беспокойство. На некоторое время он застыл в безмолвной неподвижности, пока не обрел уверенности в том, что готов обратиться к толпе.

Когда бешеный водоворот его мыслей сменился гладью спокойного пруда, Корландриль вышел из голополя и обнаружил, что его гости собрались на полянке перед ним. Большинство лиц оказались знакомыми, некоторых он видел впервые. Все, казалось, страстно желали увидеть, что же создал Корландриль.

— Вы оказали мне большую честь, пожелав стать свидетелями торжественного открытия моей последней работы, — начал он ровным голосом, без усилий достигая самых отдаленных гостей. — Многие знают, что я черпаю огромное вдохновение в эпохе до Войны в небесах. Я смотрю на наш золотой век не с сожалением об утраченном рае, но с печалью о том, что такие времена прошли. В первом веке нашего народа я вижу мир, вселенную, которую все мы можем стремиться воссоздать. Хотя боги и ушли, от нас зависит, чтобы их деяния стали реальностью, и, горя желанием воссоздать небеса, принести мир, которого все мы заслуживаем. Наша цивилизация не погибла, пока мы все еще поем о тех временах, воссоздаем их посредством живописи и ваяния, те времена, о которых мы помним лишь мифы. Все мы знаем, что легенда может стать истиной, что граница между мифом и реальностью четко не определена. Я бы хотел взяться за миф и сделать его реальностью.

Корландриль продолжал еще долго, ссылаясь на тех, кто оказал на него влияние, и на свои мечты, пространно излагая идеи философских и эстетических направлений, которые легли в основу создания этой скульптуры. Он говорил плавно и с чувством, озвучивая мысли, которые были обкатаны и доведены до совершенства в течение долгого процесса создания скульптуры. Он говорил о сложностях органического и неорганического, о сопоставлении линии и кривой, о противопоставлении твердого и жидкого.

Пока он говорил, его взгляд свободно блуждал по толпе гостей, оценивая их реакцию и настроение. Большинство было совершенно поглощено его речью, не отводя глаз от оратора и жадно глотая каждый звук. Несколько гостей стояли с выражением вежливого внимания на лицах, и Корландриль на миг испытал смятение, осознав, что один из них — Арадриан. Однако его голос остался ровным, он смел обеспокоенность собственным энтузиазмом, одновременно отыскивая глазами Тирианну Он увидел девушку в первых рядах, полную заинтересованности и ожидания, ее взгляд постоянно перескакивал с Арадриана на голополе, которое скрывало его работу.

Завершив речь, Корландриль позволил себе драматическую паузу, смакуя предвкушение, которым он наполнил свою аудиторию. Он подошел к маленькому круглому столику на спиральной ножке, стоявшему сбоку, в центре которого находился хрустальный бокал с темно-красным вином. Он пригубил напиток, наслаждаясь его теплом на губах, его пикантностью на языке и нежной ноткой послевкусия в горле, одновременно упиваясь безмолвной тишиной, наступившей после его речи.

Вернув бокал на столик, Корландриль вытянул из-за пояса тонкую пластинку и провел большим пальцем по руне на ее серебристой поверхности. При этом прикосновении голополе исчезло, открыв взглядам статую во всем ее великолепии.

— Я представляю «Дары любящей Иши», — провозгласил он с улыбкой.

Раздалось несколько восторженных возгласов и прозвучали спонтанные аплодисменты собравшихся. Корландриль повернулся, чтобы посмотреть на свое творение, и позволил себе сполна насладиться работой после ее завершения.

Статуя была залита золотым сиянием, в котором проглядывали закатные багрово-красные оттенки света умирающей наверху звезды. Она изображала импрессионистическую абстрактную Ишу, ее тело, руки и ноги плавно поднимались из ствола лиандеринового дерева, волны ее распущенных волос переплетались с темно-зелеными листьями на тянущихся вверх ветвях. Ее голова склонилась, и лицо укрыто в тени, отбрасываемой деревом и волосами. Из ее глаз в темноте медленно, тонкой струйкой вытекала серебристая жидкость в золотую чашу, которую поднял вверх древний эльдарский воин, преклонивший колени возле ее ног: Эльданеш. Сияние из чаши освещало его белоснежное лицо, доспехи воина представляли собой стилизованную компоновку по канонам органической геометрии, его лицо осталось непроработанным за исключением тонкого носа и впадин глазниц. Из-под него поднималась роза с черными лепестками, которая обвивала ноги Иши и соединяла ее и Эльданеша в своих колючих объятиях.

Она, как считал Корландриль, изумительна.

Большая часть гостей двинулась вперед, чтобы рассмотреть произведение в деталях, а Кирандрин и несколько других эльдаров, окружив автора, осыпали его похвалами и поздравлениями. Среди них оказался и Абрахасиль, который, должно быть, оставался вне поля зрения Корландриля во время выступления. Наставник и ученик сердечно обнялись.

— Ты взрастил в себе прекрасный талант, — заявил Кирандрин. — Это работа мастера, которая поистине украшает Купол.

— Для меня — честь направлять такую руку в работе, — сказал Абрахасиль. — Я очень горжусь Корландрилем.

Слова наставника вызвали прилив радости у Корландриля, запульсировал его путеводный камень, и он ответил на рукоплескания членов своего круга грациозным поклоном.

— Если мои руки создают чудеса, то это потому, что другие раскрыли мне на них глаза, — заметил он. — Прошу меня извинить. Я должен уделить внимание другим гостям. Я уверен, что у нас впереди еще много дней для дальнейшего обсуждения моей работы.

Встречая со всех сторон улыбки одобрения, Корландриль отыскал Арадриана и Тирианну. Они стояли рядом в группе эльдаров, любующихся статуей с близкого расстояния, величественная Иша возвышалась над ними.

— Она так безмятежна, — заметила Тирианна. — Такое спокойствие и красота.

Арадриан жестом выразил свое несогласие, и Корландриль застыл на месте, оставаясь неподалеку от своих друзей, чтобы послушать, что они скажут.

— Она замкнута на себе, — заявил Арадриан, и при этих словах змея внутри Корландриля обвилась вокруг сердца и стиснула его. — Конечно, в этом произведении видно замечательное мастерство и изысканность. И тем не менее я нахожу его несколько… скучным. Оно ничего не добавляет к моему пониманию мифа, а просто воплощает в материальном виде то, что я в нем чувствую. Это метафора в самом непосредственном виде. Да, она красивая, но при этом — просто отражает мысли ее создателя, вместо того чтобы открыть большую истину о мифе.

— Но не в этом ли и состоит сущность искусства — создавать образные воплощения тех мыслей, воспоминаний и чувств, которые нельзя выразить непосредственно?

— Быть может, я несправедлив, — произнес Арадриан. — Там, среди звезд, я видел такие поразительные творения природы, что произведения смертных кажутся мне незначительными, даже те из них, что посвящены таким значимым темам, как эта.

— Скучное? — выпалил Корландриль, выступая вперед. — Замкнутое на себе?

На лице Тирианны при появлении скульптора отразился ужас, но Арадриан казался невозмутимым.

— Я не намеревался обидеть тебя своими словами, Корландриль, — сказал он, протягивая ладонь успокаивающим жестом. — Это всего лишь мое мнение, а я малообразован в искусстве. Возможно, ты найдешь мою сентиментальность неуместной.

Перед лицом такой искренности и самоуничижения разгневанный Корландриль дрогнул. В груди шевельнулось редкое для него чувство смирения, но тут змея сдавила свои кольца, и это ощущение исчезло.

— Ты прав, считая себя недостаточно подготовленным, — проговорил Корландриль, и эти слова были так же полны яда, как змея, взявшая в осаду его сердце. — Пока ты простодушно глазел на блистающие звезды и кружащиеся туманности, я изучал труды Аэтирила и Ильдринтарира, овладевал искусством работы с призрачным камнем и неорганическим симбиозом. Если тебе не хватает ума понять то, что я представил, возможно, тебе следовало бы взвешивать свои слова более тщательно.

— А если тебе не хватает мастерства передать свой замысел посредством произведения, возможно, тебе необходимо продолжить обучение, — проворчал в ответ Арадриан. — Не у мастеров прошлого ты должен учиться своему искусству, а у небес и своего сердца. Твоя техника безупречна, но твое послание очень узко. Сколько статуй Иши смогу я увидеть, если пересеку весь мир-корабль? Дюжину? Больше? Сколько еще статуй Иши существует на других мирах-кораблях? Ты ничего не взял для себя, следуя Путем, кроме возможности доставить себе удовольствие этим зрелищем. Ты ничего не узнал о себе, о тьме и свете, которые сражаются в тебе. В твоей работе — один лишь рассудок и ничего — от тебя самого. Быть может, тебе следует расширить свою компетенцию.

— Что ты имеешь в виду?

— Уезжай отсюда, с Алайтока, — настойчиво произнес Арадриан, раздражение которого рассеялось от этой вспышки. Теперь он был сама искренность, рука его была вытянута к Корландрилю. — Зачем сдерживать свое искусство, ища вдохновения лишь в залах и куполах, которые видишь с самого детства? Чем пытаться смотреть свежим взглядом на старые достопримечательности, почему бы не обратить твои старые добрые глаза к новым видам?

Корландрилю хотелось поспорить, найти где-то слова, чтобы высмеять мнение Арадриана, но змея, которая сдавила ему сердце, сжала и его горло. Он удовлетворился, метнув в Арадриана свирепый взгляд, в который вложил охватившие его презрение и гнев, и ринулся прочь по голубой траве, раскидывая на бегу гостей.

СУДЬБА

Вначале Войны в Небесах всевидящий Азуриан спросил старуху-богиню Морай-хег, какова будет судьба богов. Старуха ответила Азуриану, что посмотрит в запутанную паутину будущего, чтобы понять, что станет с богами. Долго смотрела она на пересекающиеся нити, следуя вдоль каждой из них до самого конца вселенной, но так и не смогла найти ответа для властелина владык. Все тропы приводили старую каргу в место, полное огня и смерти, откуда она не осмеливалась идти дальше. Чтобы найти искомый ответ, старуха последовала за Кхаином, кроваворуким убийцей, который вел войну с другими богами и смертными, и взяла у него чуточку его огненной крови. Вернувшись в свое логовище, Морай-хег поместила полыхающую кровь бога войны на свои весы. На другую чашу весов она свернула нить судьбы, принадлежащую Эльданешу.

Чаши весов оказались в равновесии. Старуха вернулась к Азуриану, и он потребовал ответа на свой вопрос. Морай-хег сказала властелину владык, что судьбу богов ему не узнать. Смертный Эльданеш и его народ будут решать, выживут ли боги или нет.

Розовая вода плескалась у белого песка, и каждая волна оставляла вдоль берега пологую кривую. Зачарованный, Корландриль не отрывал взгляда от набегающих на берег и отступающих волн, его разум — весь, до последней частицы, сосредоточился на том, чтобы запомнить каждую искорку, каждый всплеск, каждую песчинку. Над водой сверкали солнечные крылья, желтые дротики скользили по поверхности, подпрыгивая и покачиваясь на волнах. Корландриль впитывал в себя каждую траекторию полета, каждое смоченное водой крыло, каждое удлиненное перышко и щелкающий синий клюв.

Некий звук нарушил его сосредоточенность. Голос. Он позволил части своего сознания покинуть сцену у моря и вспомнить, что было сказано. В то же время он вспомнил и самого себя, сидящего со скрещенными ногами на золотой траве газонов в Садах Безмятежного Размышления и внимающего своему собеседнику.

— Я покидаю Алайток, — произнес Арадриан.

Пораженный, Корландриль сосредоточил все свое внимание на друге; море, песок, солнечные крылья — все это мгновенно было отброшено. Арадриан расположился на расстоянии вытянутой руки от своего друга, развалившись на траве в свободной мантии ярко-зеленого цвета. Он лежал на спине, заложив руки за голову, а его обнаженные пальцы ног, казалось, жили своей собственной жизнью, рисуя в воздухе нечто округлое прямо над тусклыми водами озера.

— Ты покидаешь Алайток? — сказал Корландриль. — Да ради чего?

— Чтобы стать рулевым, — ответил Арадриан. Он не смотрел на друга, его взгляд был устремлен над водой в сторону сияющих серебряных башен их домов и еще дальше, в некое место, которое мог видеть только он. — Пришла пора двигаться вперед. Я исполнен любознательности, которую Алайток не в состоянии удовлетворить. Во мне словно усиливается чувство голода, и его не могут утолить здесь ни одно зрелище и ни один звук. Я насытился Алайтоком, он предложил мне много роскошных пиров, но теперь мое блюдо пусто. Я желаю отправиться за пределы силовых полей и куполов, которые меня защищали. Я ощущаю себя избалованным, а не защищенным, придушенным, а не обогащенным.

— Как скоро ты уезжаешь? — спросил, вставая, Корландриль.

— Скоро, — ответил Арадриан, его взгляд был все еще устремлен вдаль. — «Лаконтиран» отправляется к Бесконечной Долине через два дня.

— «Лаконтиран» уходит более чем на двадцать лет, — воскликнул встревоженный Корландриль. — Зачем тебе уезжать так надолго?

— Он поплывет в пространстве сам по себе, вдали от Алайтока, — сказал Арадриан. — Я хочу уединения, чтобы поразмышлять над тем, что я выбирал до сих пор, и, быть может, подумать, куда мне следует направиться потом.

— А как же наша дружба? Я и представить не могу, как буду без тебя, — заявил Корландриль, опускаясь на траву рядом с другом и протягивая ему руку умоляющим жестом. — Ты же знаешь, что я совершенно собьюсь с курса, если ты не будешь меня направлять.

— Тебе понадобится найти кого-то еще, чтобы тебя вести, — мягко настаивал Арадриан. — Мои мысли все время блуждают. Мне больше нельзя доверять наблюдение за тобой, пока ты мечтаешь. Я не могу больше идти с тобой Путем Грез. Я устал жить внутри себя.

Корландриль, погруженный в свои размышления, не нашел, что на это сказать. Когда он мечтал, когда блуждал по тропам своего подсознания, именно Арадриан обеспечивал ему опору, обнадеживающее присутствие на грани его воображения, тепло, к которому он мог вернуться, когда забредал в холодные и темные уголки своей души.

— Ты найдешь себе другого стража грез, — уверил Арадриан, заметив его уныние. Он встал и, потянув Корландриля за руку, поднял и его. Теперь он устремил озабоченный взгляд на друга. — Возможно, Тирианна присоединится к тебе на Пути Грез.

— Тирианна-Воин? — произнес ошеломленный Корландриль.

— Я беседовал с ней вчера, — сообщил Арадриан. — Она считает, что ей пора сменить Путь. Тебе следует с ней поговорить.

Нежный колокольный перезвон прервал грезы Корландриля, и, открыв глаза, он увидел далеко внизу извилистую серебристую дорогу, которая шла через пологие террасы. Легчайший ветерок слегка коснулся его кожи и взъерошил волосы. На мгновение он подумал было, что плывет в воздухе высоко над живописным пейзажем. Окончательно вернувшись из своего мемо-сна в реальность, он обнаружил, что находится на балконе своего жилища, залитого угасающим светом искусственных сумерек. Склонившись над рифленой балюстрадой, он смотрел на виноградники, окружавшие Башню Звездного Величия.

Ему потребовалось еще немного времени, чтобы полностью восстановить контроль над своим телом: быстро поморгать, напрячь конечности, ускорить пульс, чтобы кровь прилила в онемевшие пальцы рук и ног. Однако ему не удавалось избавиться от ощущения оцепенелости, и он подумал: сколько же времени я провел, исследуя свои воспоминания, шагая назад по Пути Грез? Ощутив жажду, он инстинктивно облизнул губы, хотя во рту совсем пересохло.

Вспомнив о предупредительном перезвоне, который пробудил его, Корландриль медленно повернулся и протянул пальцы к серой, похожей на шиферную плитку панели на стене рядом со сводчатым проходом, который вел в его жилище. Прикоснувшись к прохладной пластине, он ощутил присутствие Абрахасиля возле своего дома и, послав ему краткий психический импульс, пригласил войти.

Прервав контакт с Бесконечным Круговоротом, Корландриль прошел в затененную гостиную. Здесь было словно внутри яйца. Стены — голубовато-белые в бледно-зеленую крапинку. Изогнутые диваны с высокими спинками обращены к центру комнаты, а под ногами — толстая плетеная циновка. Вдоль стен на постаментах стояли скульптуры работы Корландриля и других авторов. Переводя взгляд с одной на другую, скульптор, в памяти которого еще не полностью завершились процессы мемо-сна, испытывал каждый раз проблеск узнавания: мелькали воспоминания о том, как они были созданы или приобретены, о беседах, которые велись о них, о тех настроениях, которые у него возникали, когда он их рассматривал. По мере того, как очередная мысль всплывала на поверхность его сознания, он загонял ее вглубь, выталкивая из сферы непосредственного размышления. Подойдя к другому терминалу Бесконечного Круговорота, Корландриль мысленно сменил цвет освещения на нежно-голубой и немного повысил температуру, поскольку ощущал странную прохладу.

— Возможно, какая-нибудь одежда согреет тебя быстрее, — заметил Абрахасиль, входя в комнату через арку из главной передней.

Лишь благодаря этому высказыванию наставника Корландриль осознал, что он полностью обнажен. Его нагота не вызвала у него никакого чувства неловкости, при его нынешнем понимании происходящего с ним — или, скорее, полном его отсутствии — такие мысли были попросту невозможны.

— Да, вероятно, это было бы к лучшему, — отозвался, кивнув, Корландриль. Он указал жестом на другую арку, ведущую в столовую. — Пожалуйста, выбери себе что-нибудь освежающее, я вернусь мигом.

Корландриль вошел в гардеробную, не вполне еще владея собой после длительного погружения в грезы, и рассеянно прикоснулся рукой к панели на стене. Дверь скользнула в сторону, открыв взгляду широкий выбор одеяний, от облегающих комбинезонов с блестящим металлическим отливом до широких рубашек и длинных тог. Скульптор выбрал зеленую мантию, облегающую в талии и широкую в плечах. Не задумываясь, он взял широкий ремень, правильный выбор рукам помогла сделать его эстетическая интуиция. Затянув его вокруг талии, он отправился босиком по коврам гостиной и присоединился к Абрахасилю в столовой.

— Шесть циклов, — произнес наставник, когда Корландриль вошел. Господствующее положение в комнате занимал выступающий из стены длинный, узкий стол, по обе стороны от которого стояли рядами по восемь одноногих стульев. Абрахасиль сел в дальнем конце. Корландриль заметил, что он не взял себе ни питья, ни закуски.

— Шесть циклов чего? — спросил скульптор, открывая хрустальную дверцу шкафа. Оттуда он достал синюю бутылку и два серебристых бокала.

— Мне не нужно, спасибо, — произнес Абрахасиль. Корландриль тем не менее поставил на стол оба бокала, на тот случай, если его наставник передумает. Он налил себе щедрую порцию сока ледяной лозы, остро ощущая сухость во рту и горле.

— Шесть циклов прошло после торжественного открытия, — пояснил Абрахасиль. — Я беспокоился. Ты ушел как-то поспешно. Тирианна объяснила, что ты разошелся во мнениях с Арадрианом.

Корландриль потягивал напиток, его мысли об Арадриане были сосредоточены на далеком воспоминании, другая часть его сознания сосредоточилась на смаковании напитка с его резким первым вкусом и теплым послевкусием, и третьей частью сознания он внимательно наблюдал за Абрахасилем. Сместив фокус памяти, Корландриль перебрал в уме события, которые произошли после возвращения Арадриана. Вспомнив спор между ними, он ощутил, как змея внутри него, скорчившись от злобы, шипела и плевалась при словах его друга.

— Успокойся! — предостерег его Абрахасиль.

— Для этого я и погрузился в грезы, — раздраженно ответил Корландриль. — Грезы, которые ты прервал.

— Шесть циклов — слишком долгий срок для странствий по своему разуму, — заявил наставник. — Опасно погружаться в такое самосозерцание, когда идешь по Пути Творца. Это может привести к конфликтам в твоей душе — зацикленности на самоанализе, противоречиям между фактическим наблюдением и воображаемой памятью. Я уже говорил тебе об этом.

— Я не мог придумать ничего другого, чтобы сдержать боль, кроме возвращения в более приятные времена с Арадрианом.

— Теперь ты — художник, ты должен выражать свои мысли, а не скрывать их! — воскликнул Абрахасиль. Наклонившись над столом, он налил себе напитка. — Какой смысл создавать великие произведения, на которые ты способен, если не собираешься усваивать уроки, которые они в себе несут? Путь Художника — это не просто занятия живописью или скульптурой, это овладение средствами выразительности и умением так подбирать источники вдохновения, чтобы не поддаваться неуместным побуждениям. Этот спор с Арадрианом — прекрасный пример того, с чем ты должен научиться справляться. Нельзя только блуждать в своих грезах, забывая о реальном мире.

— Считаешь меня инфантильным? — спросил Корландриль, допив свой бокал и одновременно избавившись от всех воспоминаний об Арадриане.

— Не инфантильным, а просто опрометчивым, — ответил Абрахасиль. — Я не шел Путем Грез, поэтому не знаю, какое утешение он приносит тебе. Я знаю, что, отказываясь от своих наблюдений, ты делаешь шаг назад с Пути Художника. Это — неблаготворно с любой точки зрения.

Корландриль размышлял над предупреждением наставника, наливая себе напиток. Возбужденная змея внутри корчилась и требовала его внимания, и он, залив ее недовольство порцией сока, на минуту настроился всеми фибрами души посмаковать напиток, отгоняя с его помощью сумрачные мысли.

— Нужно заняться другой работой, — заявил Корландриль. — Если мне необходимо избавиться от этих чувств путем их выражения, будет лучше, если я не дам себе задерживаться на них надолго.

— Это было бы хорошо, — отметил Абрахасиль.

— Мне следует отыскать Арадриана и послушать его, чтобы понять, чем же так мучает меня его присутствие.

— Будь осторожен, Корландриль, — сказал наставник. — Может статься, что Арадриан и сам охвачен сомнениями, и это совершенно выведет тебя из равновесия. Я чувствую, что, следуя Путем Художника, ты вступил в критическую фазу. Я рад вести тебя дальше, но несколько следующих шагов следует делать с осторожностью. Ты вот-вот овладеешь всем спектром средств самовыражения, но следует проявлять благоразумие в выборе чувств, которые собираешься выставить напоказ.

Успокоенный мягким тоном Абрахасиля, Корландриль улыбнулся. Он ощутил прилив уверенности, словно какой-то новый свет, возникший в его жизни, осветил ему путь вперед. Припугнув блуждающую змею ревности, этот ослепительно яркий луч заставил ее отпрянуть в тень.

Теперь уже полностью воспрянув после погружения в грезы, Корландриль вновь преисполнился стремлением к цели и сосредоточился всеми помыслами на том, что должно произойти, а все, связанное с прошлым, он упрятал так, чтобы оно не могло нанести никакого вреда. Решив забыть свою размолвку с Арадрианом, Корландриль задержался на минуту на более радостных воспоминаниях, а затем позволил им также уйти в тень, оставив себе лишь настоящее и будущее.

Корландриль полетел на небесном катере, наслаждаясь упругим потоком воздуха в лицо и мельканием террас и деревьев внизу, крылья парящего на ветрах аппарата наклонялись и изгибались в такт его мыслям. Забыв ненадолго о намерении повидать Арадриана, он позволил себе свободный полет. Управляемый его мысленными сигналами, катер, напоминающий формой дротик, быстро набирал высоту, откинув крылья назад, и Корландриль хохотал от возбуждения. В своем воображении он изваял маршрут полета в виде сложного переплетения дуг и петель, и небесный катер повиновался его прихотям, то вращаясь, то внезапно устремляясь вниз.

Когда его возбуждение улеглось, Корландриль, вернув катер к обычному полету по прямой, зафиксировал в мыслях сущность пережитого и отправил их в укромный уголок памяти. Скульптор представил себе, как создаст произведение искусства из воздуха и текучей среды, которое будет находиться в постоянном движении и освещаться изнутри.

Размышления об его искусстве вернули Корландриля к текущей задаче. Мыслеволновая скульптура — прекрасная идея, но она может подождать. Ему необходимо избавить душу от бремени чувства, пробужденного возвращением Арадриана, припомнил он и направил небесный катер вниз к серебристой ленте дороги, затем отклонился от прямого курса меж краснолистными ветвями ледяной лозы на террасах и промчался под другим катером, который носился из стороны в сторону под искусственным небом купола.

Корландриль мчался по соединительному узлу между Куполом Новых Солнц и Проспектом Звездных Тайн, и в нем нарастало предвкушение. Движение здесь было гораздо плотнее. Это одна из главных транспортных артерий Алайтока, где сотни эльдаров перемещались между куполами и плато, из которых в основном и состоял мир-корабль. Некоторые неспешно прогуливались в одиночку или с друзьями, другие летели на небесных катерах, как Корландриль, многие — на дрейфующих платформах, которые безмятежно скользили из одного места в другое, подчиняясь коллективным желаниям находящихся на борту.

Наслаждаясь созерцанием этого зрелища, Корландриль и тут не смог удержаться от мыслей об Арадриане: как же его друг может не понимать, сколь прекрасен этот сложно устроенный мир-корабль. У Арадриана свой взгляд на вещи, он не смотрит на окружающее глазами художника, как Корландриль, и, возможно, поэтому упускает из виду едва различимое противоречие между геометрической точностью и анархией, присущей живой системе. Он не развил свои чувства, чтобы суметь оценить ритм жизни, постоянную изменчивость всего живого и духовного, а также — всего, что находится между ними.

Тут у Корландриля забрезжила надежда, и он минуту поразмыслил над этим, слегка замедлив полет катера, чтобы управление им не требовало от него слишком пристального внимания. Скульптору пришло в голову, что он мог бы убедить друга присоединиться к нему на Пути Художника. Если Арадриан ищет новых впечатлений, то ничто не сравнится с возможностью открыть свой разум, чтобы беспрепятственно воспринимать все ощущения. Такая перспектива вызвала у Корландриля эйфорию, и мысль о том, чтобы разделить с Арадрианом наслаждение творчеством, наполнила его энергией.

Двигатели настроились на постоянную ноту, которая звучала в сердце Корландриля, и небесный катер помчался дальше. Свернув налево, Корландриль влетел в Полуночный Купол и погрузился почти в полную тьму. Его глаза тут же адаптировались к недостатку света и различили оттенки темно-лилового и синего среди темно-серого. Песнь небесного катера перекрыл смех влюбленных, но он не стал обращать на них внимания, опасаясь, что такие размышления приведут его к мыслям о Тирианне, чего ему сейчас вовсе не хотелось. Шелест ветра унес в сторону нежелательные звуки, и Корландриль отдался ощущению движения и созерцанию проносящихся мимо расплывчатых очертаний темных деревьев.

Покинув Полуночный Купол, Корландриль влетел в сумерки Купола Тоскующего Шепота и вновь сбросил скорость, шум двигателя катера снизился до приятного жужжания. Сохраняя почтительную тишину, он скользил меж колонн, взмывающих к крыше купола. Непринужденно закладывая виражи то влево, то вправо, он размышлял, как завести разговор с Арадрианом о том, чтобы друг присоединился к нему на Пути Художника.

Еще больше замедлив движение, Корландриль опустился на уровень земли и свернул вниз в туннель, который вел вглубь Алайтока. Здесь, в длинном переходе, который вел к башням-докам, все претензии на естественность антуража были отброшены. Овальный в поперечном сечении, туннель светился теплым оранжевым светом, по кабельным каналам Бесконечного Круговорота, вделанным в стены, пульсировала энергия. Углубляясь в недра мира-корабля, Корландриль ощущал вокруг себя присутствие призраков — психическая энергия духов Алайтока объединялась и разделялась вокруг него, и в его подсознании звучал их шепот.

Покинув переход с чувством некоторого облегчения, скульптор влетел в Башню Бесконечного Терпения, где Арадриан поселился после своего возвращения. Оставив позади ментальный шепот Бесконечного Круговорота, Корландриль остановил катер неподалеку от спирального пандуса, который вел в башню.

Спешившись, он позволил судну соскользнуть к пустой швартовочной нише и со значительным усилием сосредоточился на себе. Разгладив складки на мантии и поправив ремень, скульптор резким движением пальцев пригладил взъерошенные ветром волосы. Удовлетворенный своим презентабельным видом, он направился вверх по пандусу башни, наслаждаясь физическими усилиями после столь долгого бездействия, и длинные ноги быстро доставили его на восьмой этаж.

Найдя Опаловые Апартаменты, Корландриль прикоснулся к панели Бесконечного Круговорота, чтобы оповестить о своем присутствии. Обождав с минуту, он не получил никакого ответа. Задержав пальцы на психопроводящей пластине, он попытался уловить признаки присутствия Арадриана, но не смог их обнаружить. Здесь чувствовался лишь остаточный след его былого присутствия.

Обдумывая ситуацию, Корландриль обнаружил, что примыкающие апартаменты заняты, и обратился к тому, кто находился в них. Через некоторое время в сводчатом проходе появилась дама преклонного возраста, окруженная аурой мудрости и собственной значимости. Из мимолетного контакта с ней в Бесконечном Круговороте Корландриль узнал, что ее зовут Герисианит и она — пилот орбитального челнока.

— Чем я могу помочь тебе, Корландриль? — спросила она, прислонившись плечом к стене арки. Дама внимательно рассматривала скульптора, глядя на него так же, как он сам смотрел на других. Когда-то в своей долгой жизни Герисианит была художником.

— Я ищу моего друга, твоего соседа, Арадриана, — сказал Корландриль. — Он вернулся на борту «Лаконтирана» девять дней назад.

— Твой друг не возвращался сюда уже два цикла, — ответила ему Герисианит. Корландриль не понял, почему она произнесла слово друг с легким сарказмом, хотя, быть может, она уловила в его поведении едва заметную нерешительность. — Он ушел со спутником, Тирианной. С тех пор я его не видела и не чувствовала его присутствия.

— А нет ли у вас хоть какого-то представления о том, куда они направлялись?

Герисианит сделала жест пальцем в знак отказа отвечать, повернув при этом запястье так, что стало ясно: она считает такой вопрос предосудительным. Не желая более навязываться, Корландриль кивнул в знак прощания и, повернувшись, медленно отправился вниз по пандусу, размышляя над тем, чем же мог заниматься Арадриан двое суток. Неужели он провел все это время с Тирианной?

Тут Корландриля потянуло в мемо-сон, и видение из прошлого оккупировало большую часть его сознания, лишь малая часть которого продолжала управлять телом скульптора, ведя его к изогнутой скамье неподалеку от жилища Арадриана. Его путеводный камень вяло запульсировал, но он пренебрег его сигналами и еще глубже погрузился в грезы.

Благоухание синецвета, смешанное с ароматом цветущей озерной вишни. Щебетание и смех. Тирианна стоит рядом с отцом, она просто ослепительна в длинном черно-золотом платье, ее бронзового цвета волосы схвачены парящей сеткой из темно-синих воздушных драгоценных камней. Взгляд ее зеленых с золотыми крапинками глаз падает на Корландриля, как только он входит в увенчанный куполом зал. Арадриан — рядом с ним, Корландриль ощущает исходящее от него тепло — и физически, и эмоционально. Его друг прав: дочь ясновидца Аурентиуна прекрасна, это лучезарная звезда в галактике света.

Арадриан представил их друг другу. Тирианна улыбнулась, и Корландриль растаял под ее взглядом. Она выразила восхищение его плащом под лунного тигра. Он пробормотал в ответ какую-то глупость, которую предпочел тут же забыть. Они танцевали, меняя партнеров, под резкие звуки губной гармоники Арадриана. Корландриль играл на своей световой флейте, изумляя собравшихся звуками и красками — творением ловких пальцев и веселой души.

А затем последовал очень жаркий день, и они втроем наслаждались искусственным солнцем и сиреневыми пляжами Купола Восходящей Надежды. Вновь переживая ту ничем не замутненную радость, которую они делили друг с другом, Корландриль наслаждался чистотой их отношений. Все трое — музыканты, они дарили друг другу наслаждение и поддразнивали своими мелодиями, объединяясь ритмом своих мыслей и чувств.

Тут вновь вмешалась змея, вырвав Корландриля из его грез. Не было ли между Тирианной и Арадрианом чего-то большего, чем просто дружеские отношения? Корландриль вздрогнул, внезапно выйдя из мемо-сна, но тут же перенастроил себя на выполнение стоящей перед ним задачи. Легче будет найти Тирианну, чем Арадриана, и если его непредсказуемый друг сейчас не с ней, у нее могут быть идеи получше, где его можно найти.

Корландриль отыскал терминал системы безграничной связи в шептолистовой рощице неподалеку от апартаментов и сделал спокойный запрос в поисках Тирианны. Она пребывала на Алайтоке дольше, чем Арадриан, и ее присутствие в психоматрице Алайтока было сильнее. Скульптор сосредоточился на образе Тирианны и ощутил следы ее перемещения по миру-кораблю в течение предыдущих двух суток: здесь, где она встретилась с Арадрианом, его след также воспринимался очень четко, на Бульваре Разделенных Лун, вдоль пассажей с модными товарами и ювелирными изделиями, в ее собственных апартаментах — одна, отметил Корландриль с некоторым удовлетворением — в течение половины цикла, затем — у Залива Отступающей Печали, где снова — очень недолго — присутствовал Арадриан. Сейчас она снова у себя, в тишине, возможно — медитирует или сочиняет.

Корландриль подумал о дружеской встрече с Тирианной и направил ей эти мысли. Ожидая ее ответа, он воспринимал фоновые вибрации Бесконечного Круговорота: празднество в Куполе Последнего Восхода, тревожный мрак, исходящий из Храма Конечного Покрова.

И тут Корландриль отшатнулся, его оттолкнул привкус, оставшийся от невольного контакта со святилищем аспектных воинов. Он был далек от вояк, но Храм Конечного Покрова — прибежище одной из сект Темных Жнецов, в которую входили его друзья Артуис и Маэртуин. Он не интересовался военными вопросами, считая, что все, связанное с войной, оказывает неприятное воздействие на его работы. В его творчестве нет места кровожадному Каэла-Менша-Кхаину, однако, то, что его друзья могут быть в это вовлечены, интересовало Корландриля.

Он перенес свое внимание на спящую Тирианну. Она пробудилась почти сразу и отправила ему образ его статуи Иши, под которой стояли они вдвоем: это было приглашение. Корландриль отправил видение обратно Тирианне с небольшим уточнением: активированные ночные щиты приглушали свет умирающей звезды до ранних сумерек. Тирианна ответила таким же образом, и встреча была согласована.

Удовлетворенный собой, Корландриль прервал контакт с Бесконечным Круговоротом. Вернувшись к Опаловым Апартаментам, скульптор отправился на другом небесном катере к своему жилищу. На обратном пути оживление Корландриля угасло, его угнетало отсутствие активного следа Арадриана в системе.

Тирианна сидела на изогнутой скамье неподалеку от статуи, устремив взгляд на тусклый свет за куполом. Корландриль быстро пересек лужайку, и она обернулась к нему с улыбкой, которая тут же слетела с ее губ.

— Арадриан покинул Алайток, — тихо сказала Тирианна, когда Корландриль сел рядом.

Это захватило скульптора врасплох, и ему понадобилось время, чтобы перестроиться: он собирался начать беседу с вопроса о благополучии Тирианны. Корландриля охватил шквал эмоций: потрясение, разочарование и до некоторой — незначительной — степени удовлетворение, что его обеспокоило.

— Я не понимаю, — заявил скульптор. — Да, у нас была размолвка, но я думал, что он собирается остаться на Алайтоке еще на некоторое время.

— Он не из-за тебя уехал, — произнесла Тирианна, хотя непроизвольное асимметричное моргание выдало противоречие в ее мыслях. Она не лгала, но в то же время не была полностью убеждена в том, что говорит правду.

— Почему же он не пришел со мной повидаться, прежде чем уехать? — спросил Корландриль. — Мы с ним несколько разошлись, это очевидно, но я не думал, что он обо мне столь невысокого мнения.

— Дело не в тебе, — сказала Тирианна, и ее тон и полуприкрытые глаза указывали на уверенность в том, что бегство их друга с мира-корабля она считает своей виной.

— Что случилось? — спросил Корландриль, изо всех сил стараясь, чтобы в его голосе не прозвучало ни намека на упрек. — Когда уехал Арадриан?

— Он взошел на борт «Ирдириса» вчера, после того, как мы провели вместе некоторое время.

Корландриль мимоходом слышал название этого корабля, но не смог сейчас ничего вспомнить. Тирианна заметила вопросительное выражение на его лице.

— «Ирдирис» — корабль дальнего следования, он направился к экзодитам на Элан-Шемареш, а затем — к Зимней Пустоте Мейоса, — объяснила она.

— Арадриан желает стать… странником? — Корландриль испытывал одновременно недоверие и неприязнь. Он прикоснулся тонким пальцем к нижней губе, усмиряя бешено скачущие мысли. — Я и представить себе не мог, что он настолько недоволен Алайтоком.

— Да и я — тоже, и, возможно, именно поэтому он уехал так быстро, — призналась Тирианна. — Полагаю, что я говорила с ним опрометчиво и проявила равнодушие и тем побудила его уехать скорее, чем он мог в противном случае предполагать.

— Я уверен, что вы не… — начал Корландриль, но Тирианна оборвала его взволнованным жестом.

— Не желаю об этом говорить, — вот и все ее объяснение.

Оно так и повисло в тишине, а меж ветвей деревьев над ними носились малокрылки, выводя трели друг для друга. Где-то далеко среди деревьев заработал ветродуй, и листья нежно зашелестели, возник успокаивающий звуковой фон.

— Есть еще кое-что, о чем я хотел с тобой поговорить, — произнес Корландриль, отбросив мысли об Арадриане. — У меня есть предложение.

В зеленых глазах Тирианны вспыхнул интерес. Приподняв подбородок, она дала понять, что им следует встать.

— Стоит обсудить это у меня, может, выпьем чего-нибудь?

— Это было бы весьма уместно, — подхватил Корландриль, и они направились к выходу из купола.

Оба хранили молчание и шли несколько поодаль друг от друга, сохраняя дистанцию, которая свидетельствовала о своего рода компромиссе между товарищескими отношениями и благопристойностью. Сердце Корландриля билось несколько быстрее, чем обычно. Не ожидая столь любезного ответа от Тирианны, он пытался сопротивляться возрастающему волнению.

Им понадобилось время, чтобы добраться пешком до выхода из купола, и прошла уже половина ночи, когда они вошли в серебристый сводчатый проход, ведущий на главную дорогу вдоль внешней стороны мира-корабля. Здесь тоже наступили сумерки, и темноту нарушал лишь бледный красноватый отсвет умирающей звезды и блуждающие огоньки Безграничного Круговорота вокруг них.

Широкий проход был тихим, они обогнали, быть может, с десяток других эльдаров, пока добрались до поворота к апартаментам Тирианны. Она занимала комнаты в коммуне поэтов в Башне Дремлющих Очевидцев. Это место было известно своей атмосферой, содействующей вдумчивому созерцанию, и видами на звезды и на весь Алайток.

Они уже собирались ступить на бегущую дорожку, ведущую к башне, когда из сумрака перед ними появилась большая группа. Почувствовав нечто мрачное, Тирианна придвинулась поближе к Корландрилю, который защитительным жестом положил руку на ее плечо, сам он в то же время испытал некое предчувствие, и его настроение упало.

Это была группа аспектных воинов, которых окружала аура смерти, ощутимая, подобно зловонию. Одетые в пурпурно-черные бронедоспехи, в спокойных сумерках они производили оглушительный шум своей тяжелой поступью. Корландриль ощущал, как исходящая от них угроза растет по мере их приближения, путеводные камни воинов светились, словно глаза, налитые кровью. Они поснимали боевые шлемы и несли их пристегнутыми на ремнях, а в руках — небольшие ракетные пусковые установки.

Темные Жнецы: одержимые богом войны в его аспекте Разрушителя.

Хотя они были без шлемов, на лицах у них все еще оставалась руна Темного Жнеца, начертанная кровью. Когда аспектные воины проходили мимо, Тирианна и Корландриль прижались к краю прохода, выискивая среди них лица друзей. Скульптор осознал, что он непреднамеренно выставил Тирианну немного перед собой, и это укололо его гордость. Со своей стороны, девушка была спокойна, но испытывала чувство тревоги. Корландриль чувствовал ее дрожь под своей ладонью. Это не страх, а какое-то волнение. Она прошла Путем Воина, так взывает ли к ней Кхаин сейчас? Присутствие аспектных воинов — находит ли оно отзыв где-то в глубине ее души, под той цивилизованностью, которую эльдары так старались сохранить?

Тирианна показала Корландрилю на Маэртуина. Артуис шел несколько позади. Остановившись, братья обратили взоры на двоих друзей. Их взгляды были пусты, лишены почти всякого выражения, в них тлел лишь слабый огонек узнавания. Почуяв кровь на их лицах, Корландриль подавил дрожь.

— Вы в порядке? — спокойно и уважительно спросила Тирианна.

Артуис медленно кивнул.

— Победа осталась за нами, — произнес нараспев Маэртуин.

— Мы встретимся с вами у Полумесяца Зарождающихся Столетий, — сказал Артуис.

— В начале следующего дня, — добавил Маэртуин.

Друзья кивнули им в знак согласия, и два воина отправились дальше. Тирианна расслабилась, а Корландриль издал вздох облегчения, с радостью избавившись от пустых, но странно пронизывающих взглядов своих друзей.

— Для меня просто непостижимо быть вовлеченным в такой кошмар, — признался Корландриль, когда они вдвоем ступили на движущуюся дорожку, все еще не избавившись от пережитого во время встречи смятения.

Они поднимались на плавно двигающемся пандусе по спирали, которая неспешно закручивалась вокруг Башни Дремлющих Очевидцев. Добравшись до верха, они словно выплыли в небо, залитое звездным светом, и Корландриль ощутил глубокое волнение, осознав, что между ним и бездонной пустотой космоса нет ничего, кроме невидимого энергетического щита. На мгновение ему отчасти стало понятно, насколько притягательны звезды, которые так пленяли Арадриана.

— Это — не потворство своим желаниям, — сказала Тирианна.

— Что именно?

— Путь Воина — это не потворство своим желаниям, — повторила она. — Нельзя просто оставить гнев во тьме, чтобы он отравлял все вокруг и разрастался, оставаясь невидимым. Рано или поздно он может найти выход.

— Так, а на что, собственно, злиться? — рассмеялся Корландриль. — Возможно, если бы мы были с Бьель-Тана, со всеми их разговорами о возвращении старой империи, тогда, быть может, мы и нашли бы применение всему этому маханию мечами и пальбе. Это — не цивилизованное поведение.

— Ты пренебрегаешь страстями, которые правят тобой, — выпалила Тирианна.

Корландриля кольнуло чувство вины, и он смутился.

— Я не хотел тебя обидеть, — заверил он.

— Важны не намерения, — сказала девушка, прищурившись и сжав губы. — Может, ты захочешь высмеять и другие Пути, по которым я прошла?

— Я не имел в виду… — Корландриль умолк, не уверенный в том, что же он действительно имел в виду, от неожиданного пренебрежения, которое выказала Тирианна, его говорливость куда-то испарилась. — Прости.

— Путь Грез, Путь Пробуждения, Путь Художника, — перечислила девушка. — Всегда — потакание своим желаниям, всегда — забота о своих потребностях, ни чувства долга, ни преданности другим.

Корландриль пожал плечами, одновременно широко разведя в стороны приподнятые руки.

— Я просто не понимаю этого желания, которое ощущают некоторые из нас, — утолить жажду крови, у меня такого не бывает.

— Этим-то ты и опасен, — заявила Тирианна. — Куда девается гнев, который тебя охватывает, когда тебя кто-нибудь злит? Что ты делаешь с ненавистью, которая полыхает в тебе при размышлениях об утраченном нами? Ты не научился сдерживать эти чувства, ты просто не придаешь им значения. Присоединение к Кхаину, принятие одного из его аспектов — это подготовка не к столкновению с врагом, а к противостоянию с самим собой. Всем нам рано или поздно следует это сделать.

Корландриль покачал головой.

— Это делают лишь те, кто хочет войны.

— «Предсказание результатов допроса» Финдруэйр, — сказала Тирианна, изогнув губы в насмешке и приподняв бровь. — Да-да, я это тоже читала, не удивляйся. Однако я читала это, уже пройдя по Пути Воина. Умозрительные построения эстета — ведь она написала о том, чего не знает по собственному опыту. Наихудшее лицемерие.

— А ведь это — один из самых главных философов Ияндена.

— Радикальный пустозвон без истинного благого дела и кумир гиринксов.

Корландриль рассмеялся, и получил в ответ хмурый взгляд.

— Прости меня, — сказал он. — Я надеюсь, это — не образчик твоей поэзии.

Тирианна, не знавшая, то ли досадовать, то ли смеяться, в конце концов улыбнулась.

— Ты только послушай нас со стороны! Парочка философов с галерки! Да что мы знаем?

— Довольно мало, — согласился Корландриль, кивнув. — И я думаю, это может оказаться опасным.

Стоя рядом с Тирианной, он внимательно наблюдал за тем, как она смешивает свой любимый коктейль из соков с донным льдом. Девушка передала ему узкий бокал и сделала жест в сторону одной из подушек, которые служили сиденьями в ее гостиной. Со времени его предыдущего визита она сделала в квартире перестановку и все перекрасила. Исчезли голографическая копия «Памятника триумфу дерзости» Иллудурана и нежно-голубые тона. Все было белым и светло-серым, а из мебели присутствовали только твердые подушки. Корландриль подчеркнуто обвел взглядом комнату.

— Это — в некотором роде пост-Геретиунский минимализм, не так ли? — произнес он, пытаясь устроиться поудобнее.

— Так у тебя было предложение? — спросила Тирианна, игнорируя подразумеваемый упрек.

Корландриль заколебался. Атмосфера показалась ему неподходящей. Хотя они и разобрались со своими разногласиями до того, как пришли сюда, от взаимопонимания и доверия, которые они с Тирианной испытывали в садовом куполе, почти ничего не осталось. Ему нужно, чтобы она отнеслась к его идее с пониманием. Следует начать с того, в чем они сходятся: с отъезда Арадриана.

— Жаль, что Арадриан снова покинул нас, — сказал он совершенно искренне. — Я надеялся, что смогу убедить его присоединиться ко мне на Пути Художника. Возможно, мы смогли бы возродить то, что объединяло нас на Пути Грез.

Тирианна резким движением отбросила назад волосы, она была явно раздражена.

— Что ж тут не так? — спросил Корландриль.

— Ты желал этого не ради Арадриана, — заявила девушка, усаживаясь напротив скульптора. — Как всегда, это — потому, что ты хотел, чтобы он стал художником, а не потому, что это — наилучший вариант для него.

— У него нет цели, и он одинок, — возразил Корландриль. — Я думал, что если бы он научился видеть вселенную так, как я, глазами художника, он смог бы оценить то, что предлагает ему мир-корабль.

— Ты все еще раздосадован тем, что ему не понравилась твоя скульптура! — воскликнула Тирианна — это ее и забавляло, и в то же время вызывало чувство презрения. Она раздраженно вздохнула. — Думаешь, если бы он научился «видеть» как надо, то еще больше оценил бы твою гениальность. Ты считаешь его критику необоснованной лишь потому, что у него нет твоего образования.

— Быть может, дело именно в этом, — произнес Корландриль примирительным тоном, осознавая, что избрал неверный курс. — Я не хочу, чтобы нас разделяло отсутствие Арадриана. Однажды он вернется, в этом я уверен. Мы оба без него справились, и нам снова это удастся. Конечно, если мы останемся близки друг с другом.

— Твоя дружба важна для меня, — сказала Тирианна, разогрев надежды Корландриля. Он продолжил.

— Я задумал новую скульптуру, нечто, очень отличающееся от моих предыдущих работ, — объявил он.

— Приятно слышать. Думаю, если ты найдешь, чем занять ум, меньше будешь размышлять над ситуацией с Арадрианом.

— Да-да, верно! Я собираюсь окунуться в портретную скульптуру. Это будет на самом деле скульптурное свидетельство сильной привязанности.

— Звучит интригующе. Возможно, нечто, приближенное к действительности, будет полезно для твоего развития.

— Давай не будем уж слишком увлекаться, — сказал Корландриль с улыбкой. — Думаю, там найдется место и каким-то абстрактным элементам. В конце концов, как правдиво отобразить любовь и дружеские отношения в одних лишь чертах лица?

— Поразительно! Я пойму, если ты не захочешь мне сказать, но что же вдохновляет на такое произведение?

Корландриль подумал было, что она прикидывается, но, всмотревшись в ее лицо, убедился, что девушка не имеет ни малейшего представления о том, что будет объектом его творчества. Змея внутри Корландриля, зашипев от досады, распустила свои кольца. Зачем были все его вступления? Его чувства к ней были не очевидны, да и свой замысел он выразил не слишком изысканно. Не игра ли это с ее стороны, — может, она хочет, чтобы он вслух высказал то, что понимают они оба?

— Ты — мое вдохновение, — спокойно произнес Корландриль, не сводя взгляда с Тирианны. — Именно тебя я желаю изобразить олицетворением преданности и страсти.

Тирианна заморгала, ее брови поползли вверх от потрясения.

— Я… Ты… — Она отвернулась. — Не думаю, что это обоснованно.

— Обоснованно? Это выражение моих чувств, и в обосновании тут ничто не нуждается, речь идет о зримом воплощении моих желаний и мечтаний. Ты — мое желание и мечта.

Тирианна не отвечала. Встав, она сделала пару шагов и только потом повернулась к Корландрилю с серьезной миной.

— Это — нехорошая идея, мой друг, — сказала она мягко. — Я ценю твое чувство, и, быть может, некоторое время назад я была бы не только польщена, но и обрадовалась.

Змея всадила ядовитые зубы в сердце Корландриля.

— Но не сейчас? — спросил он, сомневаясь, боясь ответа.

Она покачала головой.

— Прибытие и отъезд Арадриана заставили меня осознать: кое-что в моей жизни было неверно вот уже несколько месяцев, — призналась она. Корландриль протянул руку в нерешительном жесте, подзывая ее приблизиться. Девушка села рядом и взяла его руку в свои. — Я снова меняюсь. Путь Поэта для меня исчерпан. Я горевала и радовалась в своих стихах, и чувствую, что избавилась от бремени, что меня тяготило. Я ощущаю, что во мне нарастает другой зов.

Корландриль выдернул свою руку.

— Ты собираешься присоединиться к Арадриану, — выпалил он. — Я знал: вы двое что-то от меня утаиваете.

— Не будь смешным, — рявкнула Тирианна в ответ. — Он уехал именно потому, что я сказала ему то же, что говорю тебе.

— Так значит, он с тобой заигрывал! — вскочив, скульптор яростно провел рукой по лбу и устремил на свою подругу обвиняющий перст. — Это правда! Отрицай это, если посмеешь!

Сильно шлепнув по его руке, она оттолкнула ее в сторону.

— Какое ты имеешь право предъявлять мне какие-то требования? Если тебе нужно это знать, я никогда даже и не думала о том, чтобы быть с Арадрианом, даже до того, как он уехал, и определенно — не после его возвращения. Я просто не готова к другу жизни. В сущности, именно поэтому я не могу быть твоей музой.

Тирианна сделала шаг к нему, протянув руки дружеским жестом.

— Я отклоняю знаки внимания с твоей стороны сейчас, чтобы уберечь тебя от страданий в будущем, — продолжила она. — Я говорила с ясновидцем Алайтейром, и он согласился с тем, что я готова вступить на Путь Провидца.

— Провидца? — с насмешкой произнес Корландриль. — Ты не смогла предугадать моих романтических намерений, и тем не менее думаешь, что сможешь стать провидицей?

— Я угадала твои намерения и отвергла их, — сказала девушка, положив ладонь на его руку. — Я не желаю поощрять тебя, признать твои чувства ко мне — значит сделать это свершившимся фактом, а этого я бы хотела избежать ради нас обоих.

Корландриль, вытянув свою руку из-под ее ладони, отмахнулся от ее аргументов.

— Если ты не испытываешь ко мне таких же чувств, так и скажи. Не щади мою гордость ради своего спокойствия. Не прячься за этой отговоркой о перемене Путей.

— Это правда, а не отговорка! Ты любишь Тирианну-поэта. Мы сейчас довольно похожи, хоть наши Пути различны, все же мы в общем идем в одном направлении. Когда я стану провидицей, я уже не буду Тирианной-поэтом. Ты не полюбишь ту личность.

— Зачем лишать меня права самому выяснить это? Кто ты такая, чтобы судить, что будет, а чего не будет? Ты еще даже не вступила на этот Путь, а уже претендуешь на обладание способностями провидицы?

— Если и вправду твои чувства останутся прежними, когда я стану провидицей, и мои — тоже, то — будь что будет.

Корландриль удержался от гневного ответа, ухватившись за слова Тирианны. В нем расцвела надежда, ее яркие цветы придушили злобную змею.

— Твои — тоже? Ты признаешь, что у тебя есть ко мне чувства.

— У Тирианны-поэта есть к тебе чувства и были всегда, — созналась девушка.

— Тогда почему бы нам не принять это чувство, которое мы разделяем? — воскликнул Корландриль, сделав шаг вперед и взяв ладони Тирианны в свои. Теперь настал ее черед выдернуть руки. Заговорив, она не смогла заставить себя взглянуть на него.

— Если бы я поддалась этой страсти с тобой, она бы удержала меня на месте, возможно, поймала бы в капкан как поэта, непрестанно пишущего втайне любовные вирши.

— Тогда мы останемся вместе, поэт и художник! Что же в этом не так?

— Это — не безопасно! Ты же знаешь, что неблагоразумно застывать в самом себе. Наша жизнь должна проходить в постоянном движении, в переходах с одного Пути на следующий, в развитии самоощущения и понимания вселенной. Излишества ведут во мрак, который уже некогда наступал. Это привлекает… Ее внимание. Той, Что Жаждет.

Корландриль вздрогнул при упоминании Проклятия эльдаров, даже посредством эвфемизма. Его путеводный камень, затрепетав вместе с ним, стал холодным на ощупь. Все, что сказал Тирианна, — правда, бережно сохраняемая в учениях миров-кораблей, сама структура их общества устроена таким образом, чтобы избежать возврата к невоздержанности и излишествам, которые привели к Грехопадению.

Но Корландрилю все равно. Это же глупо, что ему и Тирианне будет отказано в их счастье.

— То, что мы чувствуем, — вовсе не неверно! С самого основания миров-кораблей наши люди любили и выживали. Почему же у нас будет по-другому?

— Ты используешь те же самые аргументы, что и Арадриан, — призналась Тирианна, поворачиваясь к Корландрилю. — Он просил меня забыть о Пути и присоединиться к нему. Даже если бы я любила его, я не смогла бы этого сделать. Я не могу этого сделать с тобой. Хотя я испытываю к тебе глубокие чувства, я не буду рисковать своей вечной душой ради тебя — ведь если бы я шагнула в бездну космоса — разве смогла бы я дышать? — В ее глазах появились слезы, которые она до сих пор сдерживала. — Пожалуйста, уходи.

Корландриля охватило всепоглощающее страдание. Его раздирали смятение и ярость, они полыхали у него в крови и сотрясали его разум. Он ощущал, как проваливается в глубокую яму мрака и отчаяния. Корландрилю хотелось потерять сознание, но он изо всех сил держался прямо, заставляя себя глубоко дышать. Змея внутри него, тесно обвившись вокруг каждого органа и кости, выдавливала из него жизнь, наполняя физической болью.

— Я не могу помочь тебе, — проговорила Тирианна, глубоко страдая при виде мучений, которые испытывал Корландриль. — Я понимаю, что тебе больно, но это пройдет.

— Больно? — выпалил яростно скульптор. — Да что ты знаешь о моей боли?

Его утонченная душа художника кричала от невыносимой муки и рвалась выразить себя. Больше не было выхода для сдерживаемого напряжения; чувства к Тирианне, которые он скрывал долгие годы, грозились прорваться. Корландриль просто не был внутренне подготовлен к тому, чтобы высвободить ураган ярости, который бурлил в нем. Он не мог уйти за утешением в грезы, не мог изваять скульптуру, чтобы избавиться от боли, никакое физическое ощущение не могло вытеснить страдание, которое терзало его душу. Раскаленный добела путеводный камень пылал на его груди.

В Корландриле закипало неистовство. Ему хотелось ударить Тирианну за ее себялюбие и близорукость.

Он хотел пролить кровь, чтобы его боль излилась из глубоких ран и унесла гнев. Больше всего ему хотелось, чтобы еще какое-нибудь существо испытало такое же страдание, почувствовало такую же опустошенность.

Лишившись дара речи, Корландриль бежал, объятый ужасом перед тем, что обнаружил в своей душе. Доковыляв до пандуса, он устремил взгляд в бездонные небеса, по его лицу бежали слезы, сердце колотилось в груди.

Ему нужна помощь. Помощь, чтобы залить костер, полыхающий в его разуме.

ОТКАЗ

В далекие времена, до Войны в Небесах и даже до пришествия эльдаров, боги плели интриги и строили планы, ввязываясь в вечную игру обмана и любви, предательства и домогательств. Курноус, бог охоты, был возлюбленным Лилеаты-Луны, к ним благоволил Всемогущий Азуриан, с ними дружили другие боги за исключением Каэла-Менша-Кхаина, Кроваворукого, который сам желал Лилеату. Он жаждал ее не за красоту, которая была вечной, и не за веселый ум, благодаря которому она была дружна со всеми остальными богами. Кхаин желал Лунную богиню просто потому, что она выбрала Курноуса. Кхаин попытался поразить ее своими боевыми умениями, но Лилеата осталась равнодушной. Он сочинял оды, чтобы добиться ее расположения, но его стихи были неизменно грубы, исполнены желания покорять и обладать.

Лилеата ни за что не будет принадлежать никому другому. Раздосадованный Кхаин пришел к Азуриану и потребовал, чтобы Лилеате отдали ему. Азуриан заявил Кхаину, что он не может взять Лилеату силой и что если он не сумеет завоевать ее сердце, то не сможет ее заполучить. Разъяренный Кхаин поклялся, что если он не будет обладать Лилеатой, то она не достанется никому. Кхаин взял свой меч «Вдоводел», Убийцу Миров, и прорубил дыру в пустоте. Схватив Лилеату за лодыжку, он закинул ее в расселину меж звезд, откуда она не могла светить. Тысячу дней небеса были темны, пока Курноус, отважный и находчивый, не бросил вызов мраку расселины и не вызволил оттуда Лилеату, так что ее свет вернулся во вселенную.

Корландрилю понадобилось время, чтобы немного успокоиться. Пристыженный, доведенный до отчаяния, он укрылся среди деревьев Купола Полуночных Лесов, где прекратил рыдать и брюзжать. Корландриль отстранился от тех физических процессов, что протекали в его теле, позволив им продолжаться без всякого его вмешательства, и словно утратил зрение и осязание, обоняние и слух. Так обособлять себя, полностью отключаясь от всех внешних раздражителей, он научился, идя по Пути Грез. Замкнувшись в своих мыслях, где ничто его не отвлекало, он сопротивлялся искушению погрузиться в мемо-сон и забыть обо всем. На Пути Пробуждения он научился направлять внимание в противоположном направлении, прекращая сознательное размышление и сосредотачиваясь лишь на восприятии и отклике.

Те два Пути хорошо дополняли его выбор стать художником, но теперь они оставили его уязвимым. Его опыт взрослого был направлен на анализ и управление взаимодействием с окружающим, позже, став скульптором, он стал самовыражаться творчески, превращая мысль в деяние. Теперь же его мысли были безрадостными, даже кровожадными, и он оказался не в состоянии их выразить.

Разбираясь в своих впечатлениях и воспоминаниях, Корландриль старался постичь, что же произошло. Он не понимал, что прорвало эмоциональную плотину, которая сдерживала наиболее мрачные его чувства. Он не мог найти ответа. Скульптор был настолько взбудоражен, что уже не испытывал уверенности в том, какие же именно вопросы требовали ответа. Понимая, что нельзя позволять этим мыслям бушевать в голове, он в то же время не мог и действовать, повинуясь им. Это означало бы поддаться беспорядку и потворству своим желаниям, что и привело к Грехопадению.

Корландрилю пришло в голову отыскать терминал Безграничного Круговорота и вступить в контакт с Абрахасилем, но он тут же отверг эту идею. Не в том он состоянии, чтобы вступать во взаимодействие с Круговоротом. Его эмоциональная нестабильность наверняка привлекла бы внимание не с той стороны, если и не навредила бы по-настоящему ему или Бесконечному Круговороту. Даже если бы ему удалось в достаточной степени овладеть собой, чтобы правильно обращаться с Круговоротом, Абрахасиль не смог бы ему помочь. Ведь дело здесь было не в некоей дилемме, касающейся формы, или восприятия, или даже способов выражения. Корландриль просто не мог понять, отчего он так страдает и почему это страдание проявляется в такой разрушительной форме.

В охватившем Корландриля вихре мыслей его внимание привлекла проблемка, которая требовала немедленного решения. Проанализировав ее, Корландриль вспомнил об условленной встрече с Артуисом и Маэртуином. Связав это напоминание с тем, что отложилось в его памяти, он сопоставил все с охватившими его сейчас чувствами. И тут он испытал шок узнавания, представив, что он увидел, или, скорее, не увидел, в пустых взглядах своих друзей, когда на них была боевая раскраска. Безразличие, которое он увидел там, выражение, в котором не было ни потрясения, ни вины, ни стыда или раскаяния.

Если кто-нибудь и мог помочь ему в осознании неистовства чувств, которое так выбило его сейчас из равновесия, то это — аспектные воины.

Полумесяц Зарождающихся Столетий отходил дугой от обращенного к звездам края Алайтока, залитого сиянием Мирианатир. Балкон, тянущийся на километры, был накрыт арочным сводом из зеркального материала, который смутно отражал сидящих внизу клиентов заведения, окрашивая их изображения красноватым светом звезды, и отправлял непрестанно меняющуюся картину в небеса.

Новый день только начинался, и много эльдаров сидели за столами вдоль балкона или перемещались между ними и барами с едой на внутренней стороне. Они ели садовые фрукты и завтракали приправленным специями мясом, доставленным торговыми судами с планет экзодитов. Напитки всевозможных цветов, некоторые — светящиеся, другие — шипучие, разливались из высоких узких контейнеров или из стоящих рядами сияющих бутылок, которые постоянно пополнялись теми, кто шел по Пути Услужения. Демпфирующее поле обеспечивало клиентам возможность спокойного общения, хотя здесь одновременно звучали тысячи голосов, громко приветствуя, споря, прощаясь и успокаивая.

В одной зоне народу было значительно меньше, чем в остальных, другие эльдары держались поодаль от тех посетителей, что сидели на длинных скамьях. Здесь располагались аспектные воины: лишенные боевой раскраски, они был погружены в спокойное размышление.

Корландриль осторожно приблизился к ним. Даже после долгой медитации и успокаивающих мантр его все еще била нервная дрожь из-за недавно пережитого. Когда он пересекал светло-голубой пол, направляясь к аспектным воинам, другие эльдары провожали его долгими взглядами, что отнюдь не помогало ему успокоиться.

Скульптор остановился, налил себе бокал рассветного напитка и, прислонившись к изогнутой стойке, стал вглядываться в собравшихся аспектных воинов в поисках своих друзей.

В приветствии поднялась рука, и Корландриль узнал Артуиса. Слева от него сидел Маэртуин. Вокруг них располагались несколько других эльдаров, не знакомых Корландрилю. Они сидели с тонкими блюдами на коленях, брали с них руками пищу, негромко переговаривались. На скамье напротив его друзей освободили место, и скульптор, взволнованный присутствием столь многих воинов, сел.

— С наступлением нового дня, — произнес Маэртуин. — Ты не голоден?

— Да я бы целого нарского кабана освежевал и съел, — заявил Артуис. На его блюде возвышалась гора пищи, и он, высказавшись, отправил в рот пригоршню ароматных зерен.

— Это Элиссанадрин, — представил Маэртуин женщину-эльдара, сидевшую слева. Ей лет восемьдесят или девяносто, почти вдвое больше, чем Корландрилю. У нее — скуластые щеки, угловатое лицо и тонкий, острый нос. Повернувшись, она улыбнулась Корландрилю, ее движения были четкими и резковатыми. Выдерживая паузу, она опознавала личность вновь прибывшего.

— Рада с тобой познакомиться, Корландриль-скульптор, — сказала Элиссанадрин. Она говорила так же резко, как и двигалась.

Корландриль открыл ладонь в приветствии. Ему представили других воинов: Фиаритина, лишь недавно достигшего зрелости, Селлизарина, высокого эльдара постарше, и других, чьи имена и лица Корландриль сохранил в памяти на будущее.

— В тебе что-то изменилось, Корландриль, — отметил Артуис, убирая пустое блюдо на полку под скамьей. — Я чувствую, что-то тебя печалит.

— Трудно не заметить твоего волнения, — добавил Маэртуин. — Возможно, тебе неуютно в этой компании.

Скульптор окинул взором аспектных воинов. На первый взгляд, они не отличались от других эльдаров. Без боевой раскраски все они выглядели совершенно по-разному. Некоторые явно подавлены, другие — оживлены, большинство — задумчивы.

— Не хочу быть назойливым, — сказал Корландриль. Его взгляд упал на одного из воинов — старую рыдающую женщину, которую утешали ее товарищи. — Я знаю, что недавно произошло сражение.

Проследив за взором скульптора, Артуис печально покачал головой.

— Мы потеряли нескольких и скорбим, но их души были спасены, — молвила Элиссанадрин. Остальные согласно кивнули.

— Я сочиню стихи в память о том времени, которое они провели с нами, — сказал Артуис.

— Я рыдал как дитя, когда смыл боевую раскраску, — признался Маэртуин с кривой усмешкой. — Думаю, больше всего мне будет не хватать Неамориуна. Это был добрый друг и одаренный певец.

Это имя отозвалось вспышкой в памяти Корландриля, и он вспомнил, как посетил концерт в Куполе Чарующего Эха.

— Я видел, как он выступал, — заметил скульптор, желая принять участие в беседе. — Он пел «Балладу Ультанаша»!

— Это была его любимая, — усмехнулся Артуис. — Неудивительно, что он присоединился к Огненным Драконам, такой энергичный и заводной.

— Я видел его в прошлом году и даже не представлял, что он — Огненный Дракон.

— Все время сражаться невозможно, — отметил Маэртуин. Казалось, это напомнило ему о чем-то, и он посмотрел на Корландриля. — Жаль, что я пропустил открытие твоей статуи. Я посмотрю ее сегодня, попозже.

На Корландриля нахлынули воспоминания об этом событии и его размолвке с Арадрианом, которая подпортила тот вечер, безупречный во всем остальном, и он вновь испытал смятение чувств. Все вокруг почувствовали его взволнованность.

— Я был прав, тут что-то не так, — сказал Артуис. — Уверен, что твоя работа произвела глубокое впечатление.

— У меня был друг, который думал по-другому.

Со всех сторон озабоченно зашептались, и Корландриль осознал, что не только упомянул о своем друге в прошедшем времени, но и далее высказался о нем так, как говорят о покойных. Это была оговорка, но она выдала нечто, скрытое глубже. Корландриль поспешил исправиться.

— Он покинул Алайток, чтобы стать странником, — сказал он и сделал жест рукой, словно отмахиваясь от неудачного высказывания. — Это было непросто, я его видел совсем недолго. Он все еще с нами, хотя, я не думаю, что наша дружба пережила это.

— Ты говоришь об Арадриане? — спросил Маэртуин. Скульптор кивнул.

— Я всегда считал Арадриана несколько странным, — признался Артуис, — и нимало не удивился бы, узнав однажды утром, что он отправился к звездам.

Корландриля это несколько покоробило. Артуис рассмеялся, заметив его реакцию.

— Понимаю, он был твоим другом, но он всегда был каким-то слишком отдаленным, — добавил Артуис. — Меня вовсе не удивляет, что он стал странником. Я всегда чувствовал в нем что-то от радикала.

— Я его хорошо знал и ничего такого не замечал, — возразил Корландриль.

— Иногда именно то, что к нам ближе, труднее всего рассмотреть, — заметил Маэртуин. — Я чувствую, что ты бы предпочел об этом не говорить, поэтому сменим тему. Как поживает Тирианна, вижу, она с тобой не пришла?

Стакан в руке Корландриля разлетелся вдребезги. Многие аспектные воины как один обернулись к ним, наступила внезапная тишина — они ощутили исходящую от скульптора волну гнева. Во взглядах некоторых воинов читалась озабоченность.

— Ты не поранился? — спросила Элиссанадрин, наклонившись вперед, чтобы взглянуть на руку Корландриля. Осмотрев пальцы и ладонь, он не обнаружил крови.

— Я цел и невредим, — сухо ответил он, собираясь подняться. Артуис, схватив скульптора за запястье, мягко, но настойчиво потянул его назад.

— Ты дрожишь, — сказал аспектный воин, и Корландриль осознал, что это правда. Он почувствовал, как подрагивает щека под правым глазом, а руки сжаты в кулаки.

— Я… — начал было Корландриль, но не смог закончить фразы. Он не знал, что с ним. Он страдал. Он печалился. Больше всего он злился.

— Кажется, наш друг раздражен, — сказал Маэртуин. — Что-то не так с Тирианной?

Корландриль не смог ответить. Каждый раз, когда он пытался подумать о Тирианне, его мысли возвращались к поглотившей его пучине гнева. Змея внутри извивалась, заполнив своими кольцами все его тело, как он ни старался вернуть ее на место.

— Это проклятие Кхаина, — сказал Селлизарин, протягивая руку ко лбу Корландриля, но скульптор отпрянул, рявкнув: — Не прикасайся ко мне!

Приговаривая что-то успокаивающее, Селлизарин придвинулся ближе, глядя в глаза Корландрилю.

— Бояться тут нечего, — сказал аспектный воин, вновь протягивая руку.

Корландриль скорчился от боли: змея извивалась и хлестала его изнутри, заставляя нанести удар. Вместо этого он поднял руки, будто защищаясь от Селлизарина.

— Оставь меня, — зарыдав, пробормотал он. — Я… Я справлюсь с этим по-своему.

— Ты не сможешь найти покой сам по себе, — сказала Элиссанадрин, присаживаясь рядом с Корландрилем. — Рука Кхаина достала тебя и пробудила то, что есть в каждом из нас. Нельзя не придавать этому значения. Если это и не уничтожит тебя, оно может причинить вред другим.

Корландриль умоляюще посмотрел на Маэртуина. Его друг молча кивнул, подтверждая сказанное Элиссанадрин.

— Это — часть тебя, часть каждого эльдара, — добавил Артуис. — Это — не наказание, этого не нужно стыдиться.

— Почему сейчас? — простонал скульптор. — Почему это случилось именно сейчас?

— Ты должен научиться понимать свой страх и свой гнев, прежде чем сможешь управлять ими, — пояснил Маэртуин. — Они всегда были с тобой, но, ты знаешь, мы их так хорошо скрываем. Теперь ты должен вытащить их на свет и противостоять им. Твоя ярость все больше овладевает тобой. Ты не сможешь с этим бороться, ибо такие страсти сами себя разжигают. И выкинуть это из своей души ты тоже не сумеешь, как не можешь ты прекратить дышать. Это — часть тебя, и так будет всегда. Все, что ты можешь сейчас сделать, — найти, как это обуздать, повернуть куда-то эту энергию.

— И сдерживать это, когда оно без надобности, — добавил Артуис.

Содрогаясь, Корландриль сделал глубокий вдох и обвел взглядом лица вокруг себя. На них написана озабоченность, а не страх. Его окружали убийцы с руками по локоть в крови, которые всего лишь несколько дней назад убивали и калечили другие существа. И тем не менее именно его тяготил сейчас гнев, именно он ощущал непостижимую ненависть. Как получается у них потворствовать темной стороне своей натуры и все еще оставаться в здравом уме?

— Я не знаю, что делать, — сказал Корландриль, наклонившись вперед и опустив голову в руки.

— Нет, ты знаешь, но боишься это признать, — заявил Артуис. Скульптор взглянул на своего друга, не осмеливаясь говорить. — Ты должен примириться с наследием Кхаина.

— Я не могу стать воином, — сказал Корландриль. — Я — художник. Я созидаю, а не разрушаю.

— И это хорошо, — заметил Селлизарин. — Тебе нужно разделить созидание и разрушение, мир и войну, жизнь и смерть. Посмотри вокруг. Разве мы сейчас не спокойны, мы, которые столь многих поубивали? Путь Воина — это путь войны снаружи и мира внутри.

— Альтернатива — это изгнание, — сказал Маэртуин. На его губах появилась коварная ухмылка. — Ты всегда можешь отправиться вслед за Арадрианом, бежать с Алайтока.

Эта мысль повергла Корландриля в ужас. Покинуть Алайток означает отказаться от цивилизации. Ему нужны стабильность и руководство, а не безграничная свобода. Его душа не выживет без защиты Алайтока, так же, как и его тело. Тут ему в голову пришла другая мысль. Покинуть мир-корабль означает разлуку с Тирианной — какой стыд, ведь расстался он с ней во гневе.

— Что я должен делать? — тихо спросил он, покоряясь своей судьбе. Он посмотрел на воинов. Каждый из них выбрал для себя особый аспект Кровавого бога: Темный Жнец, Воющая Баньши, Сверкающее Копье. Как узнать, какой аспект — твой?

— Я не знаю, куда идти.

Заговорила Элиссанадрин. Она опустилась на пол перед Корландрилем и взяла его руку в свои.

— Что ты сейчас чувствуешь? — спросила она.

— Я просто хочу спрятаться, удрать от всего этого, — ответил скульптор, не открывая глаз. — Я боюсь того, во что я превратился.

Аспектные воины обменялись взглядами, и Элиссанадрин кивнула.

— Тогда ты найдешь свой путь, скрываясь, в тайне, в тенях, — сказала она, потянув Корландриля за руку, чтобы он поднялся на ноги. — Пойдем со мной.

Скульптор безмолвно последовал за ней, другие эльдары расступались перед ними. Ощущая спиной их взгляды, он испытывал досаду. Как быстро все изменилось. Всего лишь день назад он жаждал проявлений интереса к своей персоне, а теперь не выносит внимательных взглядов.

— Куда мы идем? — спросил он Элиссанадрин, когда они вышли из Полумесяца Зарождающихся Столетий.

— Во мраке ты найдешь силу. В аспекте Жалящего Скорпиона ты превратишь страх из врага в союзника. Мы идем в то место, где я так же научилась скрываться: Храм Смертельной Тени.

Храня молчание, взволнованный Корландриль последовал за Элиссанадрин на станцию монорельсового челнока под Полумесяцем Зарождающихся Столетий. Широкая платформа была почти пуста: лишь горстка эльдаров ожидала там транспорта. Корландриль сел на скамью рядом с Элиссанадрин, но они не обменялись ни словом до прибытия челнока.

Он оповестил о своем приближении приглушенным шумом, который донесся из туннеля слева за мгновение до того, как челнок, прошелестев вдоль платформы, замер, зависнув вереницей пулевидных купе над антигравитационным рельсом.

Воин и скульптор нашли пустое купе в передней части челнока и уселись лицом к лицу.

— Нет ничего плохого в том, чтобы бояться, — сказала Элиссанадрин. — Мы должны научиться жить со своими страхами так же, как со своими надеждами, мечтами и талантами.

Корландриль промолчал, а челнок набирал скорость, устремившись в туннель, залитый голубым светом. Пролетающие мимо окон огни превратились сначала в пеструю ленту, а затем, размываемые скоростью челнока, — в непрерывный цветовой поток.

Скульптор попытался расслабиться, погрузиться в грезы, которые унесли бы его из окружающего, но его руки стиснули рельефные подлокотники кресла, и все тело до последнего мускула было напряжено. Он прикрыл глаза, но это не помогло. Единственное воспоминание, которое всплыло в его памяти, оказалось настоящим сном, кошмаром о сражении, который изводил его всю ночь перед возвращением Арадриана.

— Тебе снятся сны о войне? — неожиданно спросил он.

Элиссанадрин покачала головой.

— Нам не снятся такие сны, потому что мы учимся надевать боевые маски, — ответил она. — Сражение происходит здесь и сейчас, это интуитивное действие, и его не следует помнить.

Ее ответ лишь усилил тревогу скульптора, а челнок мчался к Долине Кхаина, унося Корландриля навстречу его судьбе.

Он стоял перед последними из трех врат, которые вели в храм. За белыми дверями Корландрилю, который остался в одиночестве, ничего не было видно. Элиссанадрин покинула его между первыми и вторыми воротами и отправилась другим путем. Вход выглядел весьма непритязательно и был обозначен одной-единственной руной над внешней дверью. Во время короткого пути от станции челнока по безлюдным коридорам и пустынным проходам они прошли мимо нескольких похожих аспектных храмов.

Хотя Долина Кхаина мало чем отличалась от любой другой части Алайтока и была, по мнению скульптора, визуально малоинтересной, она определенно создавала какое-то особенное ощущение. Едва выйдя из челнока, Корландриль сразу это почувствовал: в пространстве между изогнутыми стенами царила гнетущая атмосфера, которая изнуряюще действовала на голову.

Сердце Корландриля трепетало от страха, пока он стоял здесь, не зная, что находится там, за дверью. Аспектные воины никогда не рассказывали о своих храмах, эльдары приходили туда, только если им было предназначено. Он едва ощущал присутствие в стенах вокруг себя Бесконечного Круговорота — приглушенное и далекое. Души внутри его кристаллической матрицы избегали этого места.

Сделав глубокий вдох, Корландриль шагнул вперед, и двери перед ним разошлись в стороны.

Первое, что он почувствовал, — удушливая жара и влажность. Накатив на Корландриля, они заключили его во влажные объятия. Его кожа в считанные мгновения стала лосниться, обнаженные руки и ноги покрылись сверкающими капельками. Не успел он сделать и шага, как его простая белая туника оказалась насквозь мокрой.

Его поглотил сумрак тусклого тумана. Он едва различал искривленные стволы и пониклые ветви деревьев, которые нависали над тропинкой впереди. Шагнув через порог, он оказался на топкой земле, и его нога в ботинке погрузилась в мягкую слякоть. Еще три шага, и двери беззвучно сомкнулись за его спиной. Корландриль почувствовал себя отрезанным от мира. Внезапно запаниковав, он развернулся и пошел к входу, но врата не открылись.

Обратной дороги нет.

Путь вел его по извилистой тропинке между темными лужами вязкой жидкости с маслянистым отливом. С веток над головой свисали ползучие растения, иногда их было так много, что Корландриль был вынужден с усилием прокладывать себе путь вперед, а их влажные отростки шлепали его по лицу и плечам.

На деревьях оказались не только вьющиеся растения. Меж крупных листьев плавно скользили змеи с блестящими зелеными телами и красными глазами, лишенными всякого выражения. Насекомые с крыльями длиной с его руку гудели и жужжали вокруг него, пролетали над самой поверхностью луж, прилипали к гладким стволам деревьев, тихо размахивая яркими узорчатыми крыльями.

Тишину нарушали лишь стук капель по листве, шорох струящейся меж корнями мангровых деревьев воды и громкий стук его колотившегося сердца. Не было ни дуновения ветерка, и по мере того, как он продвигался по извивающейся меж мшистых стволов тропинке, жара становилась нестерпимой. Оглядываясь, он видел, что позади все заволокло густым туманом, и единственным следом, который он оставлял за собой, были тонкие крученые облачка, повисавшие в воздухе.

У него не было никакого представления о том, насколько велико это помещение. Он шел уже некоторое время, но никогда — по прямой, и тут ему пришло в голову: а не кружит ли он бесцельно, ведь все участки его пути так похожи один на другой. Он не чувствовал пульса Алайтока, неорганическое уступило место этому искусственному дикому ландшафту. Не было слышно никакого эха, и небо над ним выглядело далекой бледно-желтой дымкой.

Корландриль ненадолго ощутил умиротворение. Угрюмая атмосфера этого места успокоила его бушующие мысли. Это висящее в воздухе уныние, это первобытное спокойствие делали его гнев неуместным. Искривленные деревья становились все больше и больше, они были почти такими же старыми, как и сам мир-корабль. У него не было никакого представления о том, сколько других эльдаров прошли этой тропинкой до него, сотни алайтокцев приходили этим путем в поисках ответов, которые хранились в храме.

В мысли Корландриля закралось сомнение. А что, если они вообще не шли этим путем? Что, если он заблудился? К нему вернулся страх. Его пугала каждая проносящаяся мимо тень, каждый свисающий стебель казался змеей, которая вот-вот нападет. Он ускорил шаг, страстно желая поскорей добраться до того, что ожидало его в конце путешествия. В спешке он запнулся ногой за извивающийся корень и упал на колено. Корландриль подумал, что корень двигался и умышленно подловил его. На него нахлынула новая волна страха, он озирался на деревья, чувствуя, что они обступают его со всех сторон.

Он бросился бежать. Чем быстрее он мчался, тем сильнее виляла тропа, тем больше скользили на ней его ноги. Задыхаясь и выпучив глаза, он прорывался сквозь ползучие растения, надеясь, что вот-вот доберется до места назначения.

Корландриль отбросил все остальные мысли и сосредоточил все усилия на том, чтобы выбраться из этой трясины. Он вздрагивал при каждом движении в полумраке, отпрыгивал в ужасе, когда сбивался с тропинки, и его нога погружалась в топь. Повернувшись, он упал спиной на дерево, и его рука попала во что-то мягкое и мокрое. Посмотрев вниз, он увидел, как жаба с огромными глазами плюхнулась в лужу с тяжелым плеском. Скульптор вытер руку о тунику, которая не только покрылась пятнами, но и местами порвалась.

Он почувствовал себя одиноким оборванцем, его нервы были истрепаны не меньше, чем одежда. Обувь стала ему жать, и, сорвав ботинки с ног, он швырнул их в туман. Босой, он опять зашлепал по тропинке, на сей раз помедленнее, всматриваясь в землю, чтобы убедиться, что идет в верном направлении.

Корландриль почувствовал, что дорога пошла под уклон, и припустил вперед, по откосу, покрытому деревьями. Тропа перед ним выпрямилась, и он подошел к двум узким, высеченным из серого камня и покрытым темно-синим лишайником колоннам, которые стояли по обе стороны его пути. Остановившись, он протер небольшой кусок колонны и заметил высеченные на ней руны, такие старые, что их почти не было видно. Тогда он провел руками по грубой поверхности левой колонны, используя пальцы художника, чтобы прочесть то, что там было написано:

На другой колонне он обнаружил такую надпись:

Корландриль стоял между колоннами и смотрел вперед. Он увидел нечто, прячущееся во мгле, полускрытое мхом и ползучими растениями. Приблизившись, он разглядел грубые очертания большого зиккурата, построенного из того же серого камня, что и колонны. На его поверхностях росли деревья, маскируя его своей листвой. Лишайники и вьющиеся растения оплетали его блоки вдоль и поперек, создавая естественную маскировку, которая с годами становилась все плотнее.

Тропа вела в темную брешь. Корландриль не мог рассмотреть, что там внутри. За входом царила полная темнота. Он остановился, прежде чем переступить порог. Эта тьма — не просто отсутствие света, это — нечто другое. Не было никакого постепенного перехода от сумрака к полной черноте, границу обозначала строгая грань абсолютного мрака. Вытянув руки перед собой, Корландриль окунулся в него.

Во мраке было прохладно. В сравнении с жарой, которая стояла снаружи, внутри храма царил ледяной холод, и кожу скульптора стало покалывать. Вытянув в стороны обе руки, Корландриль провел кончиками пальцев по гладкой поверхности. Она также была холодной, и скульптор отдернул пальцы. Он находился в проходе, лишь немногим уже его вытянутых рук. Продолжая идти, он рано или поздно набредет на брешь слева или справа. Стояла полная тишина, и не было видно ни зги, поэтому он продолжал двигаться прямо. Его шаги были приглушены, босые ноги ступали по твердой поверхности.

Корландриль почувствовал, что вошел в помещение побольше. Было по-прежнему абсолютно темно, но он ощущал, что стены находятся теперь гораздо дальше, его пальцы прикасались лишь к воздуху. Он застыл без движения, вертя головой вправо и влево в поисках, на чем бы сосредоточить внимание.

Слева раздался тихий шорох, и Корландриль резко повернул голову. Ничего не видно.

Затем какой-то звук донесся справа, быстрый, но едва различимый барабанный бой, который длился несколько мгновений, а затем стих. В этом направлении он также ничего не видел.

Прямо перед ним загорелись два огонька, крошечные желтые пятнышки, которые быстро прибавляли в яркости и оказались двумя глазами. Они ничего не освещали и не отбрасывали теней.

Обладатель светящихся глаз произнес тихим, низким голосом, почти шепотом:

— Что я вижу, быть может, странника, заблудшего и совсем одинокого?

— Я — Корландриль. Я ищу Храм Смертельной Тени.

— И ты нашел его, ищущий мрачного ответа, дитя, тронутое рукой Кхаина.

Корландриль был не уверен в том, что нужно сказать, и повисла тревожная тишина. Он уронил руки вдоль тела и посмотрел в желтые глаза. Это линзы, он в этом уверен.

— К кому я обращаюсь? — спросил он.

— Я — Кенайнат, экзарх Смертельной Тени, хранитель этого храма.

— Я хочу, чтобы ты обучил меня знаниям и умениям Жалящего Скорпиона. Страх и гнев пожирают меня изнутри, я должен освободиться от них.

— Что же заставляет тебя бояться, быть может, мрак и тени, то, что скрыто от глаз? Что гневит тебя, смерть друга или пренебрежение возлюбленной, которое ведет к ненависти?

Пристыженный Корландриль не отвечал. Сейчас, когда он стоял здесь, в этом мраке, все казалось ему таким ничтожным.

— Ты не даешь ответа, возможно, ты не заешь его, того, что уничтожает тебя.

— Я был с презрением отвергнут тем, кого называл другом, и той, которую любил.

В ответ прозвучал зловещий смех.

— Не насмехайся надо мной! — рявкнул Корландриль, делая шаг к неподвижным глазам. — Это настоящая боль!

— У всех нас есть боль, которая пожирает наши сердца и превращает нашу любовь в ненависть. Но где же боль сейчас, когда гнев охватил тебя и ты готов меня ударить?

Корландриль стиснул зубы, почувствовав, что его поддразнивают. Он сделал несколько глубоких вдохов и утихомирил бурлящие мысли, предпочитая промолчать.

— Не борись с этим порывом, потребностью дать волю своей ярости, прими его!

— Я не хочу причинить тебе боль, — сказал Корландриль, и его снова высмеяли.

— Ты не страшишь меня, я — магистр страха, Жалящий Скорпион. Это ты боишься, страх поглощает тебя изнутри и питает твое желание. Ты не можешь причинить мне вред, у тебя нет ни мастерства, ни силы, ни желания причинить боль.

И тут тени слегка отступили, открыв фигуру в доспехах, опустившуюся на ступеньку. На лице экзарха была тяжелая маска с зубчатой решеткой вместо рта, с напоминающими луковицы стручками по бокам, обрамленная сегментированными черными проводами в палец толщиной вместо волос, которые двигались сами по себе. Фигура поднялась, сверкая золотыми и зелеными пластинами доспехов, и оказалась на голову выше Корландриля. Экзарх сделал шаг вперед, и звон его бронированных башмаков отдался эхом вокруг скульптора.

— Я мог бы сокрушить тебя сейчас, с легкостью разорвать на куски — это дело нескольких мгновений, — произнес Кенайнат низким и угрожающим тоном.

Отшатнувшись, Корландриль отступил на шаг, когда экзарх двинулся вперед, полыхая немигающими глазами. Ужас сковал Корландриля, обдав его холодом. Он упал на колени, не сводя глаз с маски экзарха, его безжизненного взгляда.

— Мне жаль, я не достоин, — проговорил, всхлипывая, скульптор. Ненависть к самому себе смешалась со страхом, он потерпел неудачу, он не смог ни держать под контролем свой страх, ни обуздать свой гнев. Кенайнат навис над ним со своим неумолимым, безжалостным взглядом. — Я не хочу умирать, но я больше не могу так жить!

Выпрямившись, экзарх сделал шаг назад, протягивая другую руку Корландрилю.

— Тогда — добро пожаловать. Воину следует бояться смерти, но он не может жаждать жизни. Встань, Корландриль, Жалящий Скорпион в глубине души, смертельная тень Кхаина.

СРЕДОТОЧИЕ

В далекие времена, до Войны в Небесах, случилось так, что честолюбивые замыслы Ультанаша и воля Эльданеша вступили в противоречие. Эльданеш был величайшим из эльдаров, и не терпел никаких разногласий. Ультанаш, не удержавшись, рассказал о своих желаниях, и Эльданеш прогнал своего друга и выслал его в пустыню. Притомившись от своих споров с Эльданешем, Ультанаш уселся на скалу. Долго сидел он, размышляя о несправедливости, царившей во вселенной, и позоре, который навлек на него Эльданеш. Увидев Ультанаша в таком смятении, бог войны Кхаин учуял благоприятную возможность для того, чтобы посеять раздор. Отломив кончик одного из своих железных пальцев, он бросил его в тень под скалой, где этот кончик превратился в скорпиона. Выскользнув из тьмы, этот скорпион ужалил Ультанаша в руку. Яд отравил Ультанаша, и он корчился от боли в песках бессчетные дни и ночи, сгорая в лихорадке. И все же Ультанаш был могуч, и со временем одолел яд, и лихорадка прошла. Очнувшись от своих мучительных, порожденных ядом снов, Ультанаш обнаружил, что успокоился. Он выжил сам, без всякой помощи от Эльданеша. Ультанаш осознал, что у него самого достаточно сил, и он больше не нуждается в защите Эльданеша. Так был основан Дом Ультанаша, и начался раздор среди эльдаров.

Корландриль вновь напомнил себе, что, следуя Путем Воина, он облегчит свои мучения. В то же время он признал, что не вполне понимает, как именно стояние на одной ноге в болоте приведет к этой перемене. Кенайнат, сняв свои доспехи и облачившись в облегающий, бледно-зеленый с золотисто-желтым комбинезон, сидел на корточках на ветке над ним. Или, по крайней мере, Корландриль полагал, что экзарх все наблюдает за ним: когда в последний раз он поднял взгляд, чтобы убедиться в этом, то получил суровое предупреждение от хозяина храма. Корландриль смотрел прямо перед собой, уставившись на нарост на склонившемся стволе дерева в дальнем конце озерца.

Будущий воин тщательно следил за своей позой, четко контролируя каждый мускул, чтобы ни на мгновение не утратить равновесия. Он стоял на левой ноге, пальцы которой утопали в грязи, наклонившись как можно дальше вперед — на грани падения, подняв одну руку перед горлом в защитной позиции, а другую — вытянув назад, чтобы компенсировать наклон вперед.

Шел седьмой день его обучения, и Кенайнат был единственным эльдаром, которого он видел за это время. Не было никаких признаков присутствия ни Элиссанадрин, ни других Жалящих Скорпионов. Все семь суток — а Корландриль был убежден, что продолжительность суток здесь больше, чем на всем остальном Алайтоке, — Кенайнат будил своего ученика рано и приводил его в болото, окружающее храм. Первые сутки он провел, обучаясь дыханию — длинным и тихим вдохам, которые едва ощущались в воздухе. Вот и все — он провел целые сутки, дыша. На вторые сутки Кенайнат велел Корландрилю повиснуть на ветке, перекинув через нее ноги, пока он не почувствовал головокружение от прилива крови к голове, а затем отправил его бегать по извилистым тропинкам с мангровыми деревьями, и в конце концов бывший художник стал задыхаться и совсем выбился из сил. Так это и продолжалось, и каждый день приносил нечто новое, но в то же время все это казалось ему сплошным мучением.

— Я не сомневаюсь, экзарх, что твои методы успешно привели многих на путь Жалящего Скорпиона, — тихо сказал Корландриль, едва шевеля губами из опасения нарушить хрупкое равновесие, в котором находился. — И тем не менее я еще не видел ни оружия, ни частицы доспехов. Я совершенно не понимаю, как это учит меня сдерживать свой гнев.

— А сейчас, стоя в грязи, ты злишься, мой юный будущий воин? — ответил экзарх, и его голос принес некоторое утешение Корландрилю, подумавшему, что его, возможно, оставили в одиночестве как посмешище. — Досадуешь ли ты, что с тобой так обращаются, что ты в грязи и подавлен?

Поразмыслив над этим минуту, Корландриль осознал, что не злится и что не особо досадует, во всяком случае не так, как при мыслях об Арадриане и Тирианне. Даже наоборот, ему скучно. Он испытывал значительное физическое напряжение — как напоминание о том, что даже тело эльдара имеет пределы выносливости, скорости и силы, — но ум его совершенно ничем не занят. Кенайнат запретил своему ученику погружаться в мемо-сон либо еще как-нибудь отвлекаться, настаивая на том, чтобы Корландриль полностью сосредоточился на своем теле и окружающем.

— Ты желаешь обрести спокойствие, отделаться от гнева и ненависти и вместе с тем жаждешь их, — сказал Кенайнат, не дожидаясь ответа от Корландриля. — Ты должен научиться двум вещам — пути к войне и пути к миру, в равной мере. То, чему мы даем волю, тот лик войны, который мы носим, — словно боевая маска. Ты должен надеть ее — только в своей душе, а затем — снять. Мир должен быть целью, война помогает нам достичь этого мира, а затем приходит равновесие. Это должно стать выбором: избегая войны, и смерти, и крови, выбирать жизнь и надежду. Ты должен делать этот выбор в любой момент жизни, чтобы быть свободным. Война — это не состояние, это — отсутствие мира, преходящий кошмар. Мы пробуждаемся от него, не помня его проклятия, порвав с этим позором. Мы должны становиться смертью, чтобы защищать и выживать, но не любим смерть.

Корландриль принялся размышлять над этими словами, обрадовавшись, что у него есть чем заняться. Кое-что пришло ему в голову — возник вопрос, но он не решался его задать. Экзарх, должно быть, почувствовал смущение своего ученика.

— Мы здесь для того, чтобы выяснить правду, найти ответ, который ты ищешь, поэтому любой вопрос верен.

— Ты говоришь о мире, и все же ты — экзарх. Что можешь ты знать о мире, ведь ты не в состоянии вырваться из объятий Кхаина?

Раздался легкий скрип и едва различимый шорох листьев — Кенайнат поменял положение на ветви наверху. Уместный ли это вопрос, подумал Корландриль.

— Я не свободен уйти из этого храма, с другими, — спокойно сказал экзарх. — Ты не увидишь, как я пою и танцую, там, снаружи, или пишу стихи. Я остаюсь в этом храме, где мое проклятие не может навредить тебе, навеки заключенным сюда. Хотя на мне нет раскраски, моя боевая маска остается внутри, затуманивая все мои мысли. Если бы ты разозлил меня в тот первый день, когда пришел ко мне, я мог бы убить тебя. Даже сейчас я ненавижу, всегда полный гнева, но я не нападаю. Нет, не безумие, не неуправляемую ярость придает мне эта боевая маска. Она побуждает выпустить то, что находится внутри, и рвется наружу. Я борюсь с этим стремлением, но я — его подлинный хозяин, действующий по своей воле. Меня поглотили бы не бешенство и не жажда крови, но перспектива. Я вижу то, что никто не видит: боль и под ней страдание, от которых другие прячутся. Мой долг — завет экзархов — подготовить твой ум. Ты встретишься с ужасом, станешь свидетелем смерти и мучений и должен противостоять этому. Это мое призвание — вести тебя по темному пути, где другие испытывают отвращение.

Конечности Корландриля дрожали от усталости, и он изо всех сил старался сохранить равновесие. Мысль о падении в грязь, унижении перед Кенайнатом, укрепляла его решимость, и в поисках силы он забирался в самые глубины своей души.

— Прекрасно, мой юный, но пылкий ученик, что ты не падаешь. Загляни в себя, скажи мне, что ты видишь и что ты видел раньше.

Корландриль проанализировал свои мысли, поддерживая равновесие частью сознания, покуда кружился по своему разуму. Отставив в сторону физическое неудобство, он исследовал свое эмоциональное состояние. Он спокоен. Он не был так спокоен с тех пор, как…

Как только мысли Корландриля обратились к Тирианне, змея ревности подняла голову и принялась шипеть и плеваться. Все его тело на мгновение будто объяло пламенем, затрепетал каждый нерв. Он увидел все краски болота с такой ясностью, которой не ощущал даже как художник. Каждая волна зыби заблистала в его уме, каждый щебет, царапанье и жужжание насекомого отчетливо зазвучали в его ушах. Легчайший ветерок на его теле, ощущение грязи между пальцами ног и прохлады воды на коже. Его путеводный камень пылал над сердцем как добела раскаленный уголь. Все вокруг стало резко контрастным, и в этот миг Корландриля охватило сильное желание уничтожить все это, он ощутил ошеломляющую потребность разрушать, проливать кровь, лишать жизни. Он просто вздохнуть не мог, не набросившись на кого-нибудь.

Подняв тучу брызг, он шлепнулся в грязное озерцо, потеряв равновесие так неожиданно, что приводнился лицом, не сумев предотвратить падения. Разбрызгивая жижу во все стороны, он поднялся из мрака, с его волос, бровей и подбородка капала грязь.

— Это уловка? — рявкнул он, кружась на месте, все еще не оправившись от захлестнувшей его волны абсолютного гнева.

Экзарха на ветке уже не было. Корландриль озирался вокруг, пытаясь обнаружить хоть какой-нибудь его след, но ничего не увидел и ничего не услышал. Однако он чувствовал присутствие экзарха где-то рядом, оно почти неуловимо примешивалось к его восприятию сущности болота. Пораженный Корландриль осознал, насколько восприимчив он стал к окружающему, бессознательно впитывая в себя его присутствие, без усилий анализируя каждый запах, и звук, и образ. Слева от себя он уловил легчайшее шевеление и резко повернулся.

Ничего: ни движения, ни даже мелькания тени.

— Где же твой гнев, где ярость изнутри, которую ты только что ощущал?

Слова Кенайната донеслись далеким, отзывающимся эхом шепотом, который, казалось, шел отовсюду — и ниоткуда, будто несколько голосов говорили одновременно. Корландриль успокоился, расслабился всеми фибрами души, даже его сердце утихомирилось, когда он безмолвно застыл, стараясь достичь того состояния высокой чувствительности, которое испытал недавно на короткое время.

— Это твой гнев принес повышенную восприимчивость, которую ты только что ощутил. Наша ненависть — это наша сила, а не слабость, от которой надо избавляться, — если мы правильно ее используем.

Корландриль понял экзарха и попытался вызвать ту совершенную ярость, которую испытал после падения, но почувствовал лишь разочарование.

— Избегай вспышек ярости, не позволяй своему гневу буйствовать, как вырвавшемуся на свободу зверю. Ты должен научиться управлять им, нападать как скорпион, а не как огненный дракон. Когда ты сможешь это делать, когда твой гнев будет служить твоей воле, ты обретешь свою боевую маску.

Постепенно, день за днем, у Корландриля все лучше получалось управлять своим разумом и телом. Они становились единым целым, значительные физические усилия, которых требовали боевые стойки Жалящих Скорпионов, повышали его сосредоточенность, заставляя отбросить все лишние мысли. Если же Корландриль отклонялся от правил, установленных для него Кенайнатом, то, как бы ни старался, терял и физическое, и умственное равновесие.

Но все же, понимая, чему учил его Кенайнат, Корландриль испытывал все большее разочарование из-за того, что у него никак не получалось дать волю первозданному гневу, который он ощущал раньше. Он опасался, что все, что он делает, подавляет — больше и больше — тот гнев, который изначально подтолкнул его прийти в этот храм.

Сорок дней Кенайнат держал Корландриля отдельно от других Жалящих Скорпионов, тренируя его в одиночестве в сумраке храма и его унылых окрестностей. Корландриль страстно желал вновь увидеть остальной Алайток. Хотя мысли о Тирианне приносили ему боль, он не мог сдержать любопытства и жаждал узнать, как она поживает. Вступила ли она на Путь Провидца? Знает ли она вообще о том, что с ним стало? Что она чувствует, размышляя о той роли, которую сыграла в принятии им решения отправиться по Пути Кхаина?

Когда первые проблески сорок первого дня появились в узких окнах верхних уровней храма, Кенайнат появился как обычно. Экзарх был одет в темно-зеленую мантию без рукавов, открытую спереди, под ней темно-желтый комбинезон, его темно-красный путеводный камень был закреплен на груди, в центре. Бросив взгляд на овал путеводного камня, Корландриль заметил, что он мерцает, словно в его глубине подрагивает много далеких огоньков.

— Уже пора учить стойку Затихающей Бури, выходи со мной! — сказал Кенайнат.

— Нет. — Корландриль, расставив ноги, скрестил на груди руки. — Сегодня я не хочу тренироваться. Мне надоело это угрюмое болото. Я хочу увидеть Тирианну.

Двигаясь так быстро, что Корландриль едва успел это заметить, Кенайнат сделал шаг вперед и махнул рукой к его уху. Удар был достаточно легким, но причинил острую боль. Корландриль сделал выпад, направляя кончики пальцев, словно ножи, к горлу экзарха и переходя в стойку, известную как Укус Из Тени. Кенайнат отклонился в сторону и отступил, сделав несколько быстрых шагов.

— Это будет небезопасно, ты еще не в состоянии сдерживать ненависть и мог бы наброситься без оглядки.

Тут Корландриль осознал, что произошло, и вздрогнул от потрясения. Он попытался причинить вред Кенайнату. Он хотел ранить его. Даже убить. Он действовал неосознанно, но чувствовал желание причинить боль, которое и привело в действие рефлекс. Если бы он поступил так не с воином, а с кем-то другим, он бы убил его на месте.

— Теперь ты понимаешь, над чем мы работаем, находясь в безопасности здесь, в храме.

— Зачем ты со мной это сделал? — спросил Корландриль. — Зачем делать меня таким прежде, чем я смогу это сдерживать?

— Это — твоя боевая маска, она растет изнутри и поглощает твой разум. — Тон экзарха суров, в нем не слышно ни намека на стыд или утешение. — Она — для сражения, в котором нельзя сомневаться, а нужно действовать или противодействовать. Не беспокойся, ты научишься снимать маску, я обучу тебя этому.

— Ты сделал это, чтобы удержать меня здесь, потому что сам не можешь уйти отсюда, — заявил Корландриль.

— Пока ты не начнешь носить маску, ты не сможешь ее снять, она все еще скрыта от тебя. Со временем ты научишься освобождаться от власти маски и тогда сможешь уйти. — В голосе Кенайната нет сочувствия, но его решительный тон несколько уменьшил опасения Корландриля. — Теперь у тебя есть цель: отделаться от своей боевой маски и обрести свободу.

Корландриль не понимал, в чем тут дело, — то ли в силах разума, которые разбудили в нем тренировки под началом экзарха, то ли в самом экзархе, но он почувствовал к Кенайнату еще большее отвращение. Он следовал за экзархом — опять в болото, а гнев продолжал бурлить. Перспектива завершить обучение казалась далекой мечтой. И тем не менее слова экзарха вызвали глубокий отклик в его душе. Если Корландриль на самом деле хотел высвободиться отсюда, ему следовало избавиться от причины, по которой он попал сюда, — от своего гнева. Методы Кенайната, казалось, вели к обратному результату, но он подготовил многих Жалящих Скорпионов, и Корландрилю приходилось этому доверять.

В большей степени смирившийся, нежели исполненный надежды, Корландриль тащился за Кенайнатом во влажный сумрак.

— Мир таков, каков он есть, устойчивый и бесконечный, неотъемлемая составляющая жизни. — Слова экзарха звучали тихо. — Гнев скоротечен, в него впадают мгновенно, когда ускользает воля.

Корландриль едва слышал Кенайната, его шепот — на грани восприятия. Он стоял на ветке склонившегося дерева, под ним — зеленоватое озерцо, испещренное листвой и водорослями. Потеряй он на мгновение сосредоточенность — сразу оказался бы в воде.

— Шепот Смерти, а затем — Вздымающаяся Волна, закончи Поднимающейся Клешней, — наставлял экзарх.

Корландриль поменял положение с рассчитанной медлительностью, согнувшись почти вдвое, он осторожно переместил левую ногу вперед, оставив вес на правой, находящейся сзади, левая рука была поднята над головой, согнутая правая — сбоку. Сделав шаг вперед, он сместил равновесие, нанес удар вперед правой рукой, и резко наотмашь вбок — левой. Заканчивая, он выпрямился с согнутой перед собой левой рукой и отведенной назад правой.

Экзарх продолжал, и ученик, подчиняясь, перемещался взад и вперед по ветке, как указывал Кенайнат, имитируя при этом удары и блоки. Его движения были непринужденными и, скорее, инстинктивными, нежели осознанными. Корландриль изящно продемонстрировал все двадцать семь основных стоек. Ветка под ним изгибалась и качалась, но он сохранял безупречное равновесие.

Тело Корландриля двигалось, а его ум пребывал в спокойствии. Прошло уже семьдесят дней, и он с трудом припоминал, как он жил до того, как пришел в храм. Он понимал, что воспоминания где-то хранятся, но больше не знал, где их искать. Бывший скульптор являл собой нечто вроде материальной емкости, которая перемещалась по ветке, поджидая, что ее наполнят чем-то еще.

Когда упражнение было закончено, экзарх сделал знак ученику следовать за ним. Корландриль, скрыв свое удивление, легко спрыгнул на тропинку рядом с озерцом. Было еще рано, и перерыв в занятиях оказался неожиданным.

Кенайнат, воздержавшись от объяснений, повернул назад на тропинку, заросшую ползучими растениями, и направился к храму. Корландриль следовал за ним, заинтригованный сменой привычного распорядка. Они погрузились в прохладные тени храма и затем повернули налево и пошли по коридору, в котором раньше Корландриль не бывал. Он привел их в длинную, узкую галерею с высоким потолком. Вдоль каждой стены стояли по пять аспектных доспехов, изготовленных из многих частично покрывающих друг друга темно-зеленых пластин с золотой окантовкой, красные линзы шлемов были тусклыми и безжизненными.

Рядом с четырьмя доспехами стояли другие воины храма.

Корландриль узнал Элиссанадрин, и она улыбнулась в ответ на его недоуменный взгляд. Остальных он встречал на мире-корабле, но не знал их имен.

— А теперь — сделай выбор и познакомься со своими товарищами, Жалящий Скорпион, — торжественно нараспев произнес Кенайнат, занимая место в дальнем конце галереи перед более тяжелыми доспехами экзарха, которые были на нем во время первого появления Корландриля.

Корландриль окинул взором доспехи, размышляя, какой из них выбрать. Поначалу они казались одинаковыми, но в них имелись небольшие различия: в расположении драгоценных камней, в наклоне сенсорных, похожих на волосы, гребней антенн шлемов, в ярких лентах, обвязанных вокруг бронированных конечностей.

Его первым побуждением было встать рядом с Элиссанадрин, в поисках привычного, но он отверг этот порыв. Ему нужны перемены и обновление, а не спокойствие. Ему показалось, что он боковым зрением уловил сверкание в глазных линзах одного из доспехов. Корландриль повернулся к нему. Он ничем не отличался от остальных, но что-то в нем тронуло Корландриля.

— Этот, — сказал он, шагнув к доспеху. Встав рядом с ним, он повернулся к экзарху.

— Мудрое решение, ты выбрал славный доспех, который хорошо послужил нам, — сказал Кенайнат. — Теперь ты готов — телом, если не разумом, — надеть свой доспех.

Трепет ликования пробежал по телу Корландриля. Впервые с тех пор, как он пришел в храм, бывший скульптор почувствовал, что чего-то достиг. Он весьма смутно представлял себе, насколько успешно занимается, — так незаметны были те изменения, которые происходили в нем под руководством Кенайната. Теперь же, стоя перед своим доспехом, Корландриль смотрел на пройденный путь свежим взглядом. Так же, как он научился подчинять себе призрачный камень будучи скульптором, теперь он полностью контролировал каждый мускул и каждый нерв своего тела. Его тело превратилось в инструмент, целиком и полностью подчиненный его воле и желаниям.

Надевание доспехов оказалось не столь простым делом, как представлялось Корландрилю. Этот процесс четко делился на определенные этапы, так же, как боевые стойки, и Кенайнат строго задавал все позы и движения. Экзарх сопровождал каждый этап мантрой, которая отдавалась эхом в голове Корландриля, когда Жалящие Скорпионы повторяли ее слова.

Сначала он разделся догола, отбросив свою одежду, словно часть самого себя. Сняв путеводный камень на серебряной цепи, он осторожно положил его в нишу в стене. Когда он разъединился со своим спасителем души, его пробрала дрожь от страха. Возможно, у него разыгралось воображение, но на мгновение Корландриль почувствовал на себе чей-то взгляд, ему показалось, что за ним кто-то внимательно наблюдает издалека. Однако, зная, что в храме с ним ничего не случится, он успокоился.

— Мир нарушен, согласие уступает место раздору, остается только война.

Последовав примеру остальных, Корландриль взял комбинезон, сложенный на полочке за доспехами.

— А теперь мы облачаемся в одеяние кровавого Кхаина-воина.

Корландриль влез сначала в нижнюю часть комбинезона. Он был велик и обвис на его руках и ногах, собрался неприглядными пузырями между ногами и под мышками, концы пальцев бесполезно болтались.

— В железную кожу Кхаина мы облекаемся для битвы, пока внутри полыхает огонь.

Сердце Корландриля застучало быстрее. Змея гнева медленно напряглась у него внутри. Копируя движения остальных аспектных воинов, он поднял ладони к лицу. В ответ его комбинезон сжался. Ткань съежилась на его упругих мускулах, скрытые прокладки стали уплотняться, формируя жесткие участки на груди, животе и вдоль бедер, затвердевая вдоль позвоночника.

— Дух Кхаина, в котором мы черпаем свою решимость, крепнет внутри нас.

Не сводя глаз с Элиссанадрин, Корландриль следил за ее движениями. Вытянув руки за доспех, он расстегнул крепления вдоль спины, и нижняя часть корпуса упала ему в руки. Обернув ее вокруг живота и нижней части спины, он застегнул крепления ловкими пальцами. Жесткая оболочка вокруг средней части его туловища внушала уверенность, поддерживала спину, сжимала бока в твердом объятии.

— Война надвигается на нас, и мы должны нести ее тяжкое бремя на своих плечах.

Следуя примеру остальных, Корландриль расстегнул застежки, скрепляющие верхнюю часть доспеха со стойкой, поднял ее, твердую, но не тяжелую, над головой и осторожно опустил на плечи. Пластины сцепились с поверхностью комбинезона, вытянулись вдоль верхней части рук, округлый выступ генератора мощности легко скользнул вдоль лопаток. Как и прежде, он вернулся в состояние покоя, и доспех стал понемногу меняться, прилаживаясь к его телу, словно живя собственной жизнью. Когда он перестал двигаться, Корландриль затянул крепления, фиксируя доспех на месте. У него появилось ощущение, что верхняя часть тела перевешивает, и он выпрямился.

Корландриль задрожал от страха, когда комбинезон стал вытягиваться к лицу, настойчиво, но нежно он закрывал горло и шею пульсирующей рябью ткани и остановился под подбородком. Глубокий вдох помог ему успокоиться.

— Мы стоим перед Кхаином, уверенные в своем призвании, свободные от сомнений и страха.

Пришел черед брони для верхней части ног, и она села так же плотно, как и все остальное. Корландриль обнаружил, что, когда он наклонялся определенным образом, пластины мягко смыкались, они придавали ему дополнительную устойчивость и компенсировали нарушение равновесия, которое вызывал блок питания. Его сердце лихорадочно колотилось, кровь закипала в жилах, гудела в ушах.

— Мы не убегаем от смерти, мы идем в тени Кхаина, гордые и бесстрашные.

Нижнюю часть ног защищали ботинки, объединенные с поножами. Надев их, Корландриль пристегнул их к налядвенникам, которые закрывали бедра, теперь его ноги полностью закрыты. Нити ткани вокруг лодыжек, затвердев, обеспечили дополнительную поддержку, в то время как ботинки укоротились под размер его ног. Корландриль чувствовал, как прочна эта защита, ему казалось, что теперь никто не в силах сдвинуть его с места.

— Мы наносим удар из мрака, быстро, как скорпион, смертоносным прикосновением.

Латные рукавицы с наручами присоединены к верхней части доспеха, застежки превратили все это в единое целое. Согнув руки, Корландриль ощутил, как подобные хрящам усики сжимаются вокруг его плоти, усиливая запястья и локти. Корландриля, полностью одетого в броню, наполнял неугасимый жар, и он испытывал просто невероятные ощущения. Броня стала его кожей, она пульсировала в ритме его грохочущего сердца, вытягивая из него жизнь и наполняя своей силой.

Затем он извлек из ниши путеводный камень и вытащил его из серебряной оправы ожерелья. В ответ на прикосновение камень потеплел и наполнил его душу вновь обретенной уверенностью. Он вставил камень в отверстие грудной пластины: раздался мягкий щелчок. Доспех, как и сам Корландриль, ощутил присутствие путеводного камня и едва заметно вздрогнул.

— Пока все, в маске нет нужды — мы не на войне.

Доспехи были надеты, и Кенайнат жестом велел Жалящим Скорпионам собраться перед собой. Сделав шаг вперед, Корландриль почувствовал, что движения в доспехах несколько неуклюжи, их вес равномерно распределился по всему телу, но значительный объем ограничивал нормальные движения. Приспосабливаясь к этому, он изменил походку, тело само припомнило движения, которые он разучивал прежде, чем надеть броню. Когда он был в обычной одежде, эти движения казались какими-то странными, стилизованными, но теперь они воспринимались как глубоко естественные.

Воины встали в одну шеренгу, на небольшом расстоянии друг от друга, лицом к экзарху. Кенайнат показывал ритуальные стойки, и Жалящие Скорпионы, двигаясь вместе, точно повторяли их без всяких колебаний или изменений. Они воспроизводили выпады и блоки экзарха почти автоматически, словно марионетки, которыми управляли одними и теми же нитями.

Действуя в полной согласованности со своими товарищами-воинами, Корландриль чувствовал, что принадлежит к группе, он не испытывал такого уже очень давно. Он был таким же, как они, а они были таким же, как он, они одинаково мыслили и одинаково действовали. Каждая стойка по-новому волновала его, ведь он сызнова узнавал их предназначение. Доспехи придали ему завершенность, сделали его тело совершенным.

Большую часть дня они упражнялись в ритуальных стойках. Некоторые из них оказались абсолютно незнакомыми Корландрилю, их невозможно было выполнить без поддержки доспеха. Он овладел ими без усилий, быстро приспосабливаясь к каждой новой задаче. Постепенно стойки стали сменяться все быстрее, темп Кенайната возрастал с каждым раундом тренировки.

Экзарх говорил редко — только для того, чтобы закрепить то, чему научил, помогая воинам по-новому взглянуть на путь Жалящих Скорпионов.

— Мы наносим удар, находясь в равновесии, а не как акробаты-Баньши, размахивая руками и пронзительно вопя. Сила — в движении, уверенный удар со смертоносной плавностью, сила — из равновесия.

Во время упражнений Корландриль по-прежнему ощущал жар изнутри. Он стал мысленно видеть врага, бесформенного и призрачного, которого потрошил и обезглавливал, наносил встречный удар и уклонялся. Глаза его воображаемого противника горели красным огнем, но в остальном он был лишен характерных черт, это было безымянное обобщение всех, кто причинил ему зло, образ, созданный его гневом и страхами. Нанося удары этому видению, Корландриль становился все сильнее, осознавая, что в состоянии уничтожить то, что раньше пыталось уничтожить его.

Воодушевленный, Корландриль был отчасти разочарован, когда Кенайнат дал им знак остановиться, они приняли положение покоя: опустили голову, свели ладони вместе перед лицом, слегка расставили ноги.

Корландриль постоял так некоторое время, ожидая нового указания. По звукам шагов он понял, что остальные вернулись к своим стойкам для доспехов, и сделал то же самое. Кенайнат ушел, не сказав ни слова.

Повторив в обратном порядке те же циклы движений, что использовались для надевания доспехов, аспектные воины сняли свою броню. Избавляясь от одного компонента за другим, Корландриль чувствовал, что и на душе, и телу становилось все легче и легче. Хотя во время занятия у него и не было ощущения особой напряженности, он осознал, что действовал тогда в состоянии обостренного восприятия. Сейчас, когда он расслабился, цвета казались ему бледнее, а звуки — приглушенными.

— Добро пожаловать в Храм Смертельной Тени, — сказала Элиссанадрин, протягивая руку в приветствии. На ней был облегающий бело-кремовый комбинезон с перламутровым отливом. В ответ Корландриль прикоснулся рукой к ее ладони.

— Позволь познакомить тебя с собратьями по оружию, — она, слегка повернувшись, сделала жест в сторону остальных воинов.

— Это Архулеш, — продолжила она, указывая на воина, чуть уступавшего ростом Корландрилю, его длинные черные волосы были заплетены в косы и перевязаны узкими темно-красными лентами.

— Приветствую, Корландриль, — произнес Архулеш с кривой усмешкой. — Я бы рад был познакомиться с тобой пораньше, но Кенайнат строго блюдет установленный порядок. Должен признать, мне очень понравилась твоя скульптура «Мятеж небес». Верно ли я уловил легкую насмешку над Кхаином в твоих работах?

Бывший художник нахмурился. Он очень смутно помнил скульптуры, которые создал. Они хранились где-то в уголке его памяти, но он словно потерял карту и не мог отыскать их.

— О, Кенайнат окончательно втянул тебя сюда, — сказал Архулеш, приподняв бровь. Он повернулся к остальным. — Осторожно, у нас тут настоящий фанат! Интересно, от чего или от кого ты прячешься, Корландриль.

— Тссс, Арху, — вмешалась Элиссанадрин, пренебрежительно махнув рукой. — Ты же знаешь, мы не говорим о своей прежней жизни, если не хотим.

Архулеш, извиняясь, кивнул Корландрилю, который заметил в его жесте легкий оттенок сарказма. Элиссанадрин повела его, взяв под локоть, к следующему Жалящему Скорпиону. Этот эльдар с гребнем из совершенно белых волос на голове, с серьезным выражением на худощавом лице дотошно ухаживал за своими доспехами, стирая шелковой тканью крапинки и пятнышки с их поверхности.

— Кстати, о молчании. Это Бехарет.

Это имя поразило Корландриля — оно означало «Душа на ветру», и его давали тем, о личности которых было ничего не известно, обычно — чужестранцам. Также это был эвфемизм для тех, кто умер без защиты путеводного камня и чьи души попали в лапы Той, Что Жаждет.

— Он не говорит или не может говорить, — пояснила Элиссанадрин. — Кенайнат привел его к нам с этим именем, и никто из них не рассказал нам ничего другого. Пусть тебя не вводит в заблуждение его молчание, он — искусный воин. — Она сделала неловкую паузу. — Я обязана ему жизнью.

Встав, Бехарет протянул в приветствии правую руку ладонью вертикально к Корландрилю — жест равенства, который редко использовался в обществе Алайтока, обычно так приветствовали гостей с других миров-кораблей. Корландриль поднял левую руку в зеркальном отражении этого жеста, показывая свое доверие, и воин в знак благодарности на мгновение прикрыл глаза. Его черные глаза весело сверкнули, и Корландриль почувствовал, что его тянет к таинственному эльдару, несмотря на его иноземные манеры.

— Митраинн, — сказала Элиссанадрин, кивая в сторону последнего из четверки. Он был уже в почтенном возрасте, возможно, лет пятисот или даже больше, у него были остроконечные брови и орлиный нос.

— Зови меня Мин, — предложил он, вызвав смешок Корландриля. Это прозвище — из мифов о Вауле, и обозначало оно слабое звено в цепи, которой бог-кузнец был прикован к своей наковальне.

— Приятно познакомиться… Мин, — сказал Корландриль, прикоснувшись ладонью к ладони старшего эльдара. Не сочти за дерзость, но я думал, что Путь Воина больше подходит тем, у кого жизненного опыта поменьше.

— Ты имеешь в виду, что я слишком стар для того, чтобы подкрадываться и носиться тут с вами! — заявил Мин с усмешкой. Он стукнул рукой по своей груди. — В моей груди все еще бьется сердце юноши.

— К тому же у него разум младенца, — добавила Элиссанадрин, закатывая глаза. — Молчание Бехарета он компенсирует своей громкостью. Я все еще думаю, что в нем есть что-то от эльдара с Бьель-Тана, несмотря на все его заверения, что он — чистокровный житель Алайтока.

— Ты, конечно, можешь это говорить, Лисса, но ты все еще должна поймать меня в болоте.

В ответ на это маловразумительное заявление Элиссанадрин нехотя кивнула, поджав губы. Увидев замешательство Корландриля, она улыбнулась.

— Когда овладеешь искусством боевых стоек, присоединишься к нам в охоте. Мы выходим в окрестности храма и пытаемся подкрасться незаметно друг к другу. Для Жалящего Скорпиона скрытность важна так же, как и сила.

Корландриль кивнул, показывая, что понимает это.

— А долго ли еще ждать, пока я к вам присоединюсь, как думаете?

— А долго ли живет звезда? — усмехнулся Архулеш из-за спины Корландриля. — У Кенайната — железные причуды. Может, это случится завтра, а может, не случится еще два или три года.

— Два или три года? — Корландриль был ошеломлен. — Но до сих пор — я уверен — у меня все гораздо быстрее получалось.

— Железные причуды, помни, железные причуды, — повторил Архулеш, слегка пожимая плечами.

— А это случится прежде, чем я получу свою боевую маску, или после того?

— Никто не скажет, когда ты найдешь свою боевую маску, — сказал Мин. — У одних она никогда не появляется, и они уходят отсюда, так и не ступив в самом деле на Путь. Другие носят ее с самого начала.

Бехарет подошел к Корландрилю и пристально, изучающе, посмотрел ему в глаза. Затем он поднял большой и указательный пальцы, между которыми оказался небольшой промежуток. Было ясно, что он имеет в виду: это случится скоро. Затем Бехарет предостерегающим жестом воздел указательный палец.

— Он прав, — сказала Элиссанадрин. — Тебе не следует гнаться за своей боевой маской, пока ты не будешь готов снять ее.

— Я не вполне уверен, что понимаю, что такое боевая маска, — признался Корландриль. — Я имею в виду, Кенайнат не дал нам надеть сегодня наши шлемы. Не понимаю связи.

Архулеш резко рассмеялся, но его лицо оставалось серьезным.

— Боевая маска — это не вещь, а состояние ума. Ты близко подошел к этому, иначе тебя здесь не было бы. Ты поймешь, когда это произойдет. Мы не можем тебе сказать, как это будет, потому что у каждого это по-своему.

— Просто знай, что все мы прошли через это, — добавил Мин. Он положил руку на плечо Корландрилю. Тот ощутил некоторую неловкость от такого фамильярного жеста — ведь они только что познакомились. Он подавил сильное желание отпрянуть, но Мин, должно быть, почувствовал его реакцию и убрал руку. — Когда она появится, у тебя возникнет чувство общности с нами, и мое прикосновение не будет таким нежеланным.

— Я не хотел оби…

— Мы не извиняемся друг перед другом, — вмешалась Элиссанадрин. — Знай, что здесь все прощается — есть на тебе маска или нет. Прошлое — это прошлое, будущее будет таким, каким оно будет, а мы разделяем только настоящее. Быть может, сожаление удерживает тебя, и ты пока не открыл свою маску. Оставь его позади, ему не место в твоей душе. Для тебя как воина сожаление так же смертельно опасно, как и клинок.

Корландриль молча обдумывал услышанное. Остальные как один повернулись к доспехам экзарха, и Корландриль, оглянувшись через плечо, увидел, что Кенайнат вернулся. Бывший художник не услышал ни звука и испытывал сильнейшее недоумение: как же остальные узнали о его возвращении. Возможно, все они этого не заметили, мысль о том, что экзарх мог слышать их беседу, взбудоражила Корландриля, хотя он и не понимал, отчего.

— Нам пора уходить, — сказала Элиссанадрин.

— Не тебе, — подсказал Мин, когда Корландриль сделал шаг к двери.

— Наслаждайся тренировкой, скорпиончик, — добавил Архулеш, глядя на экзарха, который стоял со сложенными на груди руками и строго смотрел на своих учеников.

Бехарет, проходя мимо Корландриля последним, коротко кивнул на прощание, прежде чем выйти за остальными. Подавив вздох, Корландриль повернулся к Кенайнату.

— Я — твой, учи, — сказал он, опуская голову.

— Это очень хорошо, ибо еще очень многому надо научиться, Жалящий Скорпион.

ГНЕВ

Когда эльдары впервые поднялись из недр земли, вскормленные слезами Иши, пришли к ним боги, и каждый предложил свой дар. Азуриан, Господь господствующих, дал эльдарам Мудрость, дабы они познали себя. Иша дала эльдарам Любовь, дабы они познали друг друга. Ваул дал эльдарам Мастерство, дабы они воплотили свои мечты в жизнь. Лилеата дала эльдарам Радость, дабы они познали счастье. Курноус дал эльдарам Желание, дабы они познали процветание. Морай-хег дала эльдарам Предвидение, дабы узнали они свое место в мире. Кхаин дал эльдарам Гнев, чтобы они защищали то, что дали им боги.

Тренировки продолжались, как прежде, хотя сейчас — в доспехах и часто — вместе с другими воинами храма. Кенайнат уделял также внимание новым дисциплинам — скрытности передвижения и устройству засад, проводя Корландриля через болота бесшумно, как легкий ветерок. Вдвоем они посещали новые для Корландриля места — узкие теснины, извилистые речушки, укрытые тенями пещеры. Несмотря на величину доспехов Жалящего Скорпиона, Корландриль передвигался так же беззвучно, как если бы он был обнажен. Его походка была настолько четкой и легкой, а сам он так чутко воспринимал раскачивание ветвей и легчайшее журчание воды, что был в состоянии замаскировать свои движения под естественный звуковой фон окружающей природы.

Это продолжалось тридцать восемь циклов. Корландриль не мог понять никаких закономерностей в проведении занятий, кроме того, что Кенайнат устанавливал для себя некий временной график. Он не понимал, ни по каким критериям его оценивают, ни к какому уровню он мог бы стремиться, и поэтому мог лишь, отбросив любые сомнения, следовать указаниям учителя. Экзарх воздерживался от каких бы то ни было высказываний по поводу перемен в умениях и навыках Корландриля, хотя сам он понимал, что они неуклонно улучшались.

Во время тщательно организованных храмовых ритуалов Корландриль теперь так быстро выполнял команды экзарха, словно предугадывал их. Не задумываясь, он не отставал ни на шаг от других Жалящих Скорпионов. Даже если остальные не высказывались о том, как растет его мастерство, это само по себе приносило ему удовлетворение, и он предвкушал чувство общности, которое возникало у него во время совместных тренировок с другими воинами храма. Он всегда воодушевлялся, надевая свои доспехи, но теперь к этому добавилось чувство удовлетворения, которое приходило к нему после того, как он их снимал.

На рассвете тридцать девятого дня Кенайнат, в доспехах, но без шлема, пришел в спальню, где ночевал Корландриль. Экзарх велел ему надеть доспехи и привел в новый зал. Здесь, на стенах круглого помещения, висело оружие Жалящих Скорпионов: десять узких цепных мечей в комплекте с похожими по дизайну сюрикеновыми пистолетами.

Не вполне понимая, как выбрать, Корландриль уверенно прошел прямо к оружию, которое соответствовало его доспехам. Он провел пальцами в рукавице по покрытию цепного меча и ощутил орнамент, который обвивал меч, так, словно прикасался к нему обнаженной кожей.

— Возьми свое оружие, пусть оно станет частью тебя, почувствуй его в своей руке, — сказал Кенайнат.

Корландриль обхватил пальцами защищенную гардой рукоятку цепного меча и легко вынул его из изогнутой настенной консоли. Так же, как и его доспех, он оказался на удивление легким для своего размера. Он удобно лежал в его ладони, словно продолжение руки. Корландриль повернул запястье и осмотрел узкое лезвие, достаточно острое, чтобы рассечь единым ударом и плоть, и кость. В драгоценных камнях по всей длине меча он видел красные отражения собственного восхищенного лица.

— Как его активировать? — спросил он.

— Как бьется твое сердце, как пальцы двигаются по твоей прихоти, таков ответ.

Корландриль прошел в центр зала и принял позу, известную как Стремительный Укус, слегка наклонился вперед. Правый кулак он поднял перед левым плечом, но сейчас он видел перед лицом расположенный горизонтально цепной меч, чуть пониже уровня глаз. Он повернулся, отставив назад правую ногу, при этом оружие описало сверкающую дугу, и завершил в положении Скрытый Коготь.

С растущей уверенностью Корландриль прошел Первый Ритуал Атаки, равномерно продвигаясь по залу и нанося цепным мечом удары взад и вперед. На пятой позиции — Поднимающийся Клык — цепной меч, заурчав, ожил сам по себе.

Пораженный Корландриль запнулся и едва не выронил оружие из руки. Кенайнат издал странное шипение, и ученик повернулся к нему, ожидая увидеть на лице экзарха презрение. Напротив, впервые с тех пор, как Корландриль встретился с Кенайнатом, тот тихо смеялся.

— Так же, как это вышло у меня, когда я впервые взял в руку меч, — давным-давно.

Веселье экзарха быстро развеялось, и он жестом велел ученику продолжать.

Цепной меч в его руке снова стал безжизненным. Вновь сосредоточившись, Корландриль начал опять с первой позиции, и почти сразу же зубья цепного меча с жужжанием пришли в движение, производя шума не больше, чем крылья бабочки. Корландриль невозмутимо продолжал рубить и кромсать невидимых врагов, увеличивая скорость с каждым движением, пока клинок не утратил свои очертания, превратившись в расплывшееся золотисто-зеленое пятно.

Пока Корландриль размахивал клинком вокруг себя, призрачный враг, которого он представлял себе во время занятий, обрел более конкретный облик. Глаза его по-прежнему горели красным огнем, но теперь стала различимой и фигура, узкая в бедрах, широкая в плечах. В воображении Корландриля его противник подпрыгивал и пригибался, отражал удары и контратаковал, продвигался вперед и отступал.

С резким выдохом Корландриль нанес воображаемому противнику смертельный удар под подбородок, взмахнув мечом снизу вверх, и замер в безупречной стойке Коготь Равновесия. Сделав глубокий вдох, Корландриль шагнул назад и принял положение покоя. Затем он повернулся к Кенайнату.

Лицо экзарха осталось бесстрастным, на нем нельзя было прочесть ни похвалы, ни осуждения. Чувство гордости, которое Корландриль испытал, орудуя мечом, быстро испарилось под непроницаемым взглядом учителя.

— Теперь ты начал, Путь продолжается дальше, ты должен следовать по нему.

Корландриль отважился бросить взгляд на сюрикеновый пистолет на стене, а затем — снова на экзарха. Качнув головой, Кенайнат указал на цепной меч в руке ученика.

— Сначала овладей клешней, следующим будет ядовитый укус, жало — последним.

Корландриль облизал пересохшие губы и кивнул. Вернувшись в центр зала, он принял стойку Клешня из Тени. Не успел он напрячь мускулы, как цепной меч ответил на его порыв, и Корландриль снова ринулся вперед.

В течение последующих дней Корландриль тренировался в одиночестве, пока Кенайнат не обрел уверенность в том, что тот сможет вести тренировочные бои с другими Жалящими Скорпионами, не подвергая чрезмерной опасности ни их, ни себя. Через двадцать три цикла экзарх сообщил ученику, что он готов к тренировкам с оружием с другими воинами. Взяв его с собой в рощу неподалеку от храма, Кенайнат жестом предложил Корландрилю сесть на мшистое бревно.

— А как у тебя с историей, со сказанием о скорпионе? Ты можешь мне рассказать? — спросил экзарх. — Знаком ли ты с мифами о Карандрасе и Архре, первом из Скорпионов?

Припоминая, что он знает об этом, Корландриль взъерошил пальцами волосы.

— В начале был Азурмен, основатель Пути Воина, — сказал он. — Думаю, Азурмен открыл, как надевать боевую маску. Он основал первый храм и собрал последователей, чтобы учить их, среди них был и Архра, Отец Скорпионов. Архре выпал мрачный жребий, но этой истории я не знаю, и Карандрас, лучший ученик, занял его место и распространил учение Жалящего Скорпиона.

— Это верно, в самом кратком виде, но тебе следует знать больше, — заметил Кенайнат, опускаясь на землю напротив своего ученика и не сводя с него пристального взгляда. — Архра отпал от благодати, опороченный темным влиянием Хаоса. Он предал своих, пошел против остальных, жаждая власти, и привел к Первому Храму демонов. Азуриа, первые экзархи Пути, сражались против Архры. Отброшенные к дальним звездам, они проиграли сражение, и Архра спасся. Снедаемый своим честолюбием, он сбился с Пути и нашел новых учеников. Его учения неверны, это искажение Пути, он — Падший Феникс. Это — великое зло, которое нельзя простить, наихудшее предательство. Карандрас преследует его меж звезд и в Путеводной Паутине, чтобы покарать.

— Архра все еще жив? История о Падшем Фениксе переплелась с другими мифами о Грехопадении. Даже эльдары не живут так долго.

— Никто не знает наверняка, в варпе и Путеводной Паутине время течет по-особому. — Кенайнат вздохнул, его лицо было печальным — резкая перемена против обычной для него беспристрастности или враждебности. — Придерживайся Пути, следуй учениям Карандраса, оставайся Корландрилем.

— А были там другие? — робко спросил ученик. — Воины, которые последовали Путем Падшего Феникса?

— Не из моих учеников, я хорошо направлял их, учил, как следует, — ответил Кенайнат, быстро выпрямляясь. На лицо экзарха вернулось знакомое суровое выражение. — Возвращайся в храм, завтра сражайся как должно, а сегодня нужно отдохнуть.

Корландриль медленно пошел назад к зданию храма под мрачной сенью деревьев, размышляя, почему экзарх выбрал это время, чтобы открыть правду об основании аспекта Жалящих Скорпионов. Когда огни храма погасли на ночь, он долго лежал, не смыкая глаз, и гадал, что принесет ему следующий день.

Он проснулся рано, взвинченный ночными размышлениями. Храм все еще окутывали сумерки, и он, быстро накинув свободную мантию, покинул свою одинокую спальню, стены которой словно давили на него. В сумраке, царившем снаружи, было довольно тихо, лишь зеленые жабы на болоте начинали подавать голос. Корландриль сделал глубокий вдох, влажность и жара стали для него уже привычными, хотя он был далек от того, чтобы считать окрестности своим домом.

Его мысли обратились к остальному Алайтоку, так всегда случалось, когда у него появлялось время для размышлений. О Тирианне он думал теперь отвлеченно, испытывая лишь умственный интерес. Сейчас она, наверное, идет Путем Провидицы. Хотя прошло совсем немного времени, всего лишь мгновение для жизни эльдара, тот миг, когда его гнев выплеснулся наружу из-за ее отказа, казался таким далеким. Это уже не важно. Он больше не боролся ни с Тирианной, ни с Арадрианом, и ни с каким другим эльдаром. Он боролся с самим собой.

Он совершенствовал тело и разум ради одного: убивать другие живые существа. От этой мысли он содрогнулся. Сегодня он встретится лицом к лицу с одним из воинов Смертельной Тени, но это не будет смертельная схватка. Это будет управляемо, дисциплинированно, ритуально. Не зная ничего о настоящей войне, он представлял ее себе как жуткий, несущий мучения и страх водоворот кровавых событий, который потребует от него мужества и действия. И в этой анархии битвы он будет убивать. Он не знал, когда это случится и как, но понимал, что так же, как он не стал истинным художником, пока не изваял первую статую, он не ступит по-настоящему на Путь Воина, пока не убьет своего первого врага.

Он не понимал, как заставит себя сделать это. Может, это не будет зависеть от него? Например, инстинктивная защита собственной жизни. Или это будет хладнокровное, преднамеренное убийство другого существа, которое ясновидцы и автархи назовут врагом алайтокцев?

И тут Корландриль понял, что размышляет сейчас о боевой маске, о которой говорили Кенайнат и все остальные. Только в одном случае он готов был нанести удар в гневе, по-настоящему желая причинить вред другой личности, — в тот день на болоте, когда ярость и ненависть соединились в нем в мгновение чистого действия. Он пытался снова воспроизвести тот миг, но все приемы обращения к памяти оказались безрезультатными. В тот миг все его существо сосредоточилось на той самой попытке поразить Кенайната и ни на чем больше.

Некоторое время он бродил по тропинкам вокруг храма, не слишком от него удаляясь. Он знал эти извилистые тропки так же хорошо, как любую другую часть Алайтока, их секреты были раскрыты ему Кенайнатом. Он больше не опасался того, что его окружало. Что более важно, он понимал, что, преодолев свои опасения перед этими местами, он закалил свою волю против будущих страхов и сомнений, когда ему придется столкнуться с неизвестным и непостижимым. Он достаточно разбирался в себе, чтобы понимать, какие изменения начались в нем под воздействием обучения у Кенайната и что в нем уже растет, слой за слоем, боевая маска, которая однажды появится из глубин его души.

Когда из храма раздался колокольный звон, призывая его вернуться, стало уже гораздо светлее.

Это был Бехарет. В доспехах, но без шлема, он нес свой цепной меч, легко придерживая его сбоку. Губы его были твердо сжаты, а в глазах горел огонек, он явно испытывал воодушевление по поводу поединка, который вот-вот начнется. Казалось, тело его расслаблено, но взгляд — внимателен и сосредоточен то на Кенайнате, то на Корландриле.

Когда Корландриль надевал доспехи, мантра Кенайната словно заполнила его жилы, и тревога куда-то исчезла. С каждым шагом он все больше утрачивал ощущение своей индивидуальности, которую замещал аспект Жалящего Скорпиона. Частью своего сознания он с холодной отстраненностью наблюдал за остальными, вспоминал о Семи Защитных Ударах и Четырех Восходящих Атаках. Он ничего не знал о Бехарете, видел лишь, как он тренируется вместе с остальными. Будет ли он придерживаться оборонительной или наступательной тактики? Предпочитает ли он какой-то конкретный стиль атаки? Корландриль осознал, что не знает даже, как долго Бехарет идет по Пути Воина. Он размышлял обо всем этом хладнокровно, не делая никаких заключений и не испытывая страха.

Он не определился также и в отношении своей стратегии. Определенно Бехарет более опытен. Не лучше ли Корландрилю сражаться осмотрительно, пока он не поймет, что представляет собой его противник? Или такой подход оставит всю инициативу оппоненту? Сможет ли он оказать достаточное сопротивление тем атакам, что предпримет Бехарет? Где-то в глубине души он подумал, а продлится ли вообще этот поединок дольше нескольких мгновений?

В ответ на последнюю мысль у него взыграло самолюбие. Он усердно тренировался, разучивая боевые стойки, приемы атаки и защиты. Сейчас пришло время показать, что он хорошо обучился. Он был полон решимости проявить себя с лучшей стороны.

По сигналу Кенайната участники поединка отправились за ним вниз по извилистому пандусу в залу, расположенную глубоко под пирамидой верхних этажей храма. Остальные следовали несколько поодаль, шагая в колонну по одному, одетые только в комбинезоны под доспехи.

Переходы, по которым они шли, отличались неровными, грубо обработанными поверхностями стен, пола и потолка, что показалось Корландрилю необычным. Художник, который все еще жил в его душе, счел это вычурным, ведь на Алайтоке абсолютно все искусственное. Тем не менее разумом воина Корландриль понял, что означает эта перемена. Это — традиция, воинский кодекс, история которого уходит во времена Грехопадения. Храм, посвященный учению основателя аспекта Жалящих Скорпионов, или, скорее, учению величайшего ученика основателя, после падения того во мрак.

Вместо рассеянного света, как в остальных помещениях храма, здесь использовались узкие мерцающие трубки. Это было несколько нарочито, но Корландриль понимал, в чем тут дело. Это — реконструкция того первого храма, который создал Архра после обучения у Азурмена. Смертельная Тень, как и все остальные храмы на Алайтоке и многих других мирах-кораблях, не воздавали должное месту рождения своих традиций, но старались воссоздать их. Сейчас здесь все было так, как тогда. Суть Жалящих Скорпионов не изменилась за тысячелетия, которые прошли со времени основания.

Лишь в самой глубине души Корландриля оставалось еще место для критического восприятия окружающего, но большая часть его души, которая принадлежала сейчас воину, погружалась в эту атмосферу, усиливая предвкушение предстоящего поединка.

Потолок намеренно был низким, чтобы они не подпрыгивали и не размахивали мечами слишком высоко над головой. На полу высечен круг немногим шире пространства, которое они занимали вдвоем, с руной храма в центре. Корландриль знал, что участникам не разрешается покидать круг. Это — состязание в боевом мастерстве в непосредственном соприкосновении с противником, соревнование в самообладании и точности, которые имеют важнейшее значение для Жалящих Скорпионов.

Никаких правил Корландрилю не объяснили, но он понимал, что реального контакта не будет, так же как и риска пролить кровь или нанести ущерб драгоценным доспехам. Он даже не вполне был уверен, что это — соревнование, на такую мысль его навели слова, произнесенные Кенайнатом:

— Это — не испытание и не место, чтобы самоутверждаться друг перед другом и передо мной, — нараспев проговорил экзарх и жестом пригласил обоих воинов в центр овального зала. Кивком предложив им начинать, он отступил в тень. Остальные Жалящие Скорпионы молча наблюдали, стоя возле стены.

Оба тут же вошли в круг, и Корландриль встал в оборонительную стойку Режущий Лист. Бехарет, тут же шагнув вперед и влево, взмахнул цепным мечом, и его стрекочущие лезвия оказались в пяди от виска Корландриля.

— Удар! — маленькое помещение приглушило слово, которое вырвалось одновременно у свидетелей поединка.

Скорость атаки Бехарета ошеломила Корландриля. Вернувшись в исходное положение, они смотрели в глаза друг другу. Во взгляде Бехарета сквозило напряжение, и Корландриль подумал, что и у него — тоже. Это — не боевая маска, если бы не так, последний удар снес бы ему верхушку головы, и Бехарет об этом даже не задумался бы.

Некоторое время они стояли неподвижно, ни один пока не хотел начинать первым. Корландриль быстро перешел в стойку Облако Перед Бурей и сделал высокий ложный выпад, а затем поворот и нижний выпад, направив цепной меч Бехарету в живот. Отбивая атаку, его противник ударил клинком плашмя по плоскости меча, и слегка оттолкнул Корландриля в сторону. Используя это минимальное расстояние, Бехарет снова шагнул вперед, нацелив острие жужжащего меча в горло оппоненту.

— Удар! — объявили наблюдатели.

Бехарет отступил, на его губах мелькнула улыбка.

Снова и снова повторялась та же схема: Корландриль парировал или пытался атаковать, но Бехарет, выполнив искусный маневр и несколько ударов, оказывался в смертоносной позиции.

Корландриль потряс головой, он быстро терял уверенность в себе. Одно дело — применять разученные наступательные и оборонительные комбинации против воображаемого противника, и совсем другое — против оппонента, который делает все, чтобы сбить его с толку и вывести из равновесия. Ему никогда не казалось, что он туго соображает, но сейчас его голова явно не поспевала за движениями Бехарета, и он неизменно запаздывал с ответом.

Когда они сделали паузу перед седьмым раундом схватки, Корландриль, внезапно уловив какое-то движение — возможно, легчайший шорох шагов или звук дыхания, мгновенно развернулся, и рука с мечом вылетела вперед, замерев перед вытянутой рукой Кенайната. Явно довольный, экзарх перевел взгляд с жужжащих зубьев цепного меча в глаза Корландриля.

— Не думай, действуй, не размышляя и не чувствуя, никаких колебаний.

Ученик понял преподанный урок, но, повернувшись лицом к Бехарету, он еще не вполне осознавал, как это применить.

Меч Бехарета взлетел к бедру Корландриля, но клинок новичка рванулся вниз и остановил его. Отвлекшись, он среагировал лучше, чем когда был сосредоточен. Дело тут не в процессе, а в инстинкте. Реакция его тела, ответное действие на уровне подсознания оказались лучше, чем результат сознательных размышлений.

Корландриль, сосредоточившись на своем дыхании, расслабился, а Бехарет предпринял сложную атаку. Меч новичка перехватывал каждый его удар с глухим звоном. Корландриль словно видел, не глядя, слышал, не вслушиваясь. Как никогда прежде, он ощущал себя одним целым со своими доспехами, цепной меч — естественным продолжением руки, а не посторонним предметом, стиснутым в кулаке.

Отразив еще три атаки, Корландриль перешел в наступление, плавно двинув ногу вперед, он сделал выпад в сторону талии Бехарета. Тот отбил меч Корландриля вниз и взмахнул рукой, но Корландриль уже ответил, наклонившись влево, тогда как его клинок взлетел к плечу оппонента. И вновь мечи, на короткий миг скрестившись, содрогнулись, и продолжали мелькать в воздухе в поиске слабого места противника. Корландрилю теперь казалось, будто он стоит вместе с остальными и просто наблюдает за поединком на расстоянии, пораженный быстротой и мастерством своего тела.

— Удар! — резкое слово прервало поток сознания Корландриля. На мгновение он ощутил триумф, поскольку оно прозвучало, когда он проводил удар в горло противника. Но Бехарет, прищурившись, улыбался. Опустив глаза, Корландриль обнаружил, что цепной меч оппонента застыл у внутренней стороны его бедра — этот удар пробил бы ему артерию и глубоко вспорол внутренности.

Шагнув между ними, Кенайнат поднял руку, останавливая поединок. Он одобрительно кивнул Бехарету, который слегка поклонился и отошел к остальным. Экзарх повернулся к Корландрилю, вопросительно приподняв бровь и склонив вбок голову.

— Урок усвоен, но ты все еще новичок, и должен упражняться больше.

— Да, — ответил Корландриль. Чуть поразмыслив, он осознал, что ему не стыдно оттого, что потерпел поражение, он высоко поднял голову и развернул плечи. Выражение лица Кенайната навело его на мысль о том, что от него ожидается. — Клешней я овладею. А сейчас я готов познать, что есть ядовитый укус.

Экзарх кивнул в знак согласия.

Корландриль нашел, что сюрикеновый пистолет — ядовитый укус Жалящего Скорпиона — более прост в использовании, чем цепной меч. Как и клинок, он реагировал на его мысли, стреляя залпом мономолекулярных дисков, которые легко кромсали плоть. Хотя его можно использовать на некотором расстоянии, сюрикеновый пистолет в руках Жалящего Скорпиона — главным образом оружие ближнего боя, дополняющее цепной меч. Широкие движения, которые Корландриль делал левой рукой во время выполнения ритуальных упражнений, теперь обрели вид коротких очередей из пистолета, чтобы отвлечь или вывести из строя врага, пока цепной меч не завершит схватку смертельным ударом.

Драться на поединке с заряженным пистолетом невозможно, не рискуя причинить серьезный урон, поэтому Корландриль продолжал биться против остальных только с цепным мечом. Его навыки улучшались с каждым разом, так что он наносил успешные удары почти так же часто, как и его оппоненты. Несмотря на это, он не слышал ни единой похвалы от Кенайната, а из остальных жителей храма только Элиссанадрин всегда восторгалась его растущим мастерством.

Семьдесят восемь циклов спустя Корландриль, взволнованный и возбужденный, снова пришел с Кенайнатом в зал с доспехами, чтобы приступить к завершающей стадии обучения — познать Жало Скорпиона. Он надел доспехи, как делал это уже десятки раз, но в этот день из уст экзарха прозвучала последняя строка мантры:

— Смотри не глазами, но выпусти гнев, пусть дар Кхаина ведет тебя.

Корландриль поднял шлем над головой и решительно опустил его, полностью, с головы до ног, заключив себя в доспехи. Раздалось шипение воздуха, и доспехи герметизировались. Он почувствовал жуткий приступ клаустрофобии — шлем показался ему ловушкой. В нем было темно и душно, и он попытался снять его, испугавшись, что задохнется.

— Будь спокоен, воин, не позволяй своим страхам одержать верх, напряги силу воли.

Голос Кенайната проникал в сознание Корландриля, успокаивающий, терпеливый.

Сделав над собой усилие, Корландриль перестал учащенно дышать и сделал глубокий вдох, опасаясь, что он будет последним.

— Смотри не глазами, но выпусти гнев, пусть дар Кхаина ведет тебя, — снова повторил экзарх.

И тут Жалящий Скорпион, сделав над собой усилие, обратил свой страх — защиту — в гнев — нападение. Ему захотелось превозмочь ужас, который охватывал его изнутри, уничтожить коварную змею, которая извивалась в нем, угрожая остановить сердце.

Почти сразу возник свет, ослепляющий своей яркостью. Корландриль почувствовал, как усики систем доспехов проникают в его мозг, пробуя установить связь. Подавив порыв к сопротивлению, он поддался этому мягкому, но настойчивому зондированию. При этом он испытывал весьма неприятные ощущения, когда аспектный шлем перебирал его мысли и воспоминания в поисках точки опоры. В сознании Корландриля мелькали события прошлого — такими короткими вспышками, что он не успевал их узнать, но все вместе они будоражили давно отмершие чувства.

Мучительное воспоминание об отказе Тирианны нахлынуло на Корландриля. Оно исторгло из его глотки утробный крик, наполненный страданием, и этот вопль вызвал поток брызжущего огня из встроенного в шлем оружия — комплекта мандибластеров, которыми славились Жалящие Скорпионы и за которые их особенно боялись.

Проводящие иглы, вдоль которых потрескивала энергия плазмы, залпом вылетели из укрепленного на шлеме оружия и обдали залу с доспехами яростной вспышкой. Гнев циркулировал между Корландрилем и его доспехом, заставляя раскачиваться, подняв руки к шлему, чтобы сорвать его с головы. Не подчиняясь, доспех изнурял его своими мрачными объятиями.

Тьма затопила Корландриля, и он с грохотом рухнул на пол бесформенной грудой.

Воспоминания, действительность, надежда и страх калейдоскопическим хаосом вертелись в голове Корландриля. Даже его первые грезы были не столь ужасны. Ему казалось, что он — пылинка, подхваченная ураганом, крошечная световая точка в топке звезды. Один образ полыхал в его душе, огненно-белый в своей яркости, неотвратимый в своих размерах. Руна Жалящего Скорпиона обжигала его мозг.

| Заблудившийся | Одинокий | Беспутный | Покинутый |

Смех — Корландриль смутно признал, что он принадлежит Арадриану, — из веселого превратился в язвительный. Глаза Тирианны — необычно золотистые — смотрели на него с жалостью и презрением. Глумливые слова Кенайната, его пренебрежение. Корландриль — словно ребенок, неуверенный в себе, вновь беззащитный перед непреодолимыми ощущениями вселенной. Спрятаться некуда. В тенях — свои опасности.

| Тьма | Ярость | Ненависть | Смерть |

Потребность разрушать — истребить все и вся — овладела Корландрилем. Он разорвет горло смеющемуся Арадриану. Он вырвет глаза интриганке-Тирианне. Он отсечет голову Кенайнату и оставит ее себе как трофей. Он уничтожит тех, кто причинил ему зло, опорочил репутацию и с пренебрежением отнесся к его ухаживаниям.

| Свет | Надежда | Дружба | Любовь |

Словно приливная волна смыла сомнение, страх и гнев Корландриля. Он услышал радость в смехе Арадриана. Он увидел любовь в глазах Тирианны. Он почувствовал уважение в словах Кенайната.

Его рука прикоснулась к камню души на груди, и его прохлада проникла во все уголки души, в каждый орган и каждую косточку.

| Спокойствие | Тишина | Порядок | Гармония |

Корландриль проснулся на своей койке в спальне без доспехов. Он был один. Ему не удалось ничего припомнить, за исключением ошеломляющего чувства удовлетворенности. Царивший в спальне сумрак дарил успокаивающие объятия, ничто не смущало и не отвлекало его.

Корландриль закрыл глаза и уснул. Он не видел снов.

Ему понадобилось еще шесть попыток, чтобы окончательно овладеть Жалом Скорпиона. Постепенно он научился взаимодействию с психическими контактами доспеха без катастрофической ответной реакции, как при первой попытке. Когда он, в конце концов, появился перед остальными Жалящими Скорпионами, полностью оснащенный и вооруженный, он был спокоен и полностью владел собой.

Первым его поздравил Бехарет, он отвесил Корландрилю искренний и глубокий поклон. Следующей подошла Элиссанадрин.

— Ты стал тем, кем тебе нужно было стать, — грустно сказала она, ее мелодичный голос слегка искажался передатчиком доспехов. — Тебе удалось отделить душу от боевой маски.

— И это для нас — хорошая новость, — заявил Архулеш, присоединяясь к ним.

— Что ты имеешь в виду? — спросил Корландриль.

— Ты сможешь присоединиться к нам вне стен храма, — ответил Архулеш. — Стаканам Полумесяца Зарождающихся Столетий больше нечего тебя опасаться.

Смутившись, Корландриль припомнил происшествие, которое подтолкнуло его к Храму Смертельной Тени.

— Разумеется, — продолжал Архулеш, — если тебе захочется что-нибудь разбить, сначала допей свой напиток.

Тут до Корландриля дошел смысл первой фразы Архулеша.

— Я смогу выйти из храма? — спросил он. Сначала это его встревожило. А что, если они ошибаются? Что, если он еще не в состоянии сдерживать свой гнев? Затем Корландрилю стало неловко. При всем том, что он открыл в себе как воин, ему все еще было стыдно за то путешествие, которое привело его к дверям храма. Что, если он встретит Тирианну?

— Мы будем рядом, — сказал Мин, и ободряющим жестом положил ладонь на руку Корландриля. — И если я правильно догадался о твоих сомнениях, тебе следует помнить, что Тирианна была некогда Зловещим Мстителем. На самом деле не ты ли судил о воинах более жестко?

Корландриль вынужден был согласиться, что несколько раз признавался в этом перед остальными. Теперь его взгляды претерпели значительные изменения, но он все же несколько волновался.

— Я бы хотел еще немного потренироваться, прежде чем рискну выйти отсюда, — заявил он.

— Вздор! — заявил Мин. — Ты слишком хорошо овладел искусством скрытности. Пришла пора вернуться на свет и вновь насладиться Алайтоком.

— Если ты погрузишься здесь в размышления, подобно Кенайнату, это тебе не поможет, — добавил Архулеш. — Что тебе действительно нужно, это общение с другими.

— И графин или даже два летней лозы, — добавила Элиссанадрин. Это предложение разбудило в Корландриле желание немного побаловать себя, погрузившись в разговоры за бокалом вина.

— Ты права, настало время празднества, а не скорби, — провозгласил Корландриль, расплывшись в улыбке под шлемом. — Кхаин может держать здесь Кенайната, но я следую учениям Курноуса. Меня ждут вино и песня, и, быть может, навещу нескольких старых друзей.

Остальные примолкли, и Корландриль ощутил за спиной чье-то присутствие, легкий холодок, будто шею обдало порывом ветра. Он повернулся и увидел, что на него смотрит Кенайнат.

— Мне жаль, я не…

— Никаких извинений. Я бы не захотел, чтобы ты оставался, у тебя еще есть свобода. Будь счастлив теперь, наслаждайся жизнью, пока можешь, ты заслужил это право.

Сделав несколько шагов, Кенайнат остановился и посмотрел через плечо на Корландриля.

— Не забывай ни меня, ни Смертельную Тень, которые дали тебе эту способность. Ты заключил договор с Кроваворуким богом, и он — часть тебя. Живи с удовольствием и усердно тренируйся, следи за призывом к битве и возвращайся ко мне.

Корландриль низко поклонился, присмиренный словами экзарха.

— Я вернусь завтра, и мы продолжим. Я не могу отринуть дар Кхаина, и надеюсь, что ты поведешь меня.

Кивнув в ответ, экзарх удалился, и его поглотила темнота храма.

СТРАХ

Перед Войной в Небесах Эльданеш, брат меченосца и друг ястребов, повстречал кошмарное полчище автохтинийцев и испугался. Врагов — не сосчитать, а эльдаров мало. Не за себя опасался Эльданеш, но за жизни своих воинов. Когда Эльданеш готовился к грядущей битве, раздался грохот, и в воздухе появилось огненное облако. Сам Кхаин, железнокожий и огненно-кровный, прибыл с копьем и щитом и встал рядом со смертным князем. Хотя Кхаин ненавидел Эльданеша, и Эльданеш не любил Кхаина, Кроваворукий защитит эльдаров от их врагов. И так случилось, что присутствие бога войны сдержало страх Эльданеша, и эльдары одержали победу над автохтинийцами.

Корландриль разгладил изящное закругление из замазки цвета слоновой кости, придавая форму бедру статуэтки, которая обретала очертания в его руках. Прежнее его я, сущность художника, которая сохранилась в Корландриле-воине, понимала, что это еще неотделанное украшение, но пальцы Жалящего Скорпиона все еще сохраняли ловкость и мастерство, присущие его прежнему Пути. Это была скульптура Иши, так же, как и четыре других, которые он добавил к своей коллекции с тех пор, как впервые покинул храм. Это помогало ему сосредоточиться на том мгновении, когда его отношения с Тирианной были безупречны. Корландриль также примирился с отчуждением, которое возникло между ним и Арадрианом, и осознал, что торжественное открытие его скульптуры не было началом их разногласий.

Не признавать того, что его друг изменился с тех пор, как отправился в межзвездное путешествие, было ребячеством. Практичным взглядом воина, скорее, чем идеалистическим взглядом художника, Корландриль видел, что он также сильно изменился за время отсутствия Арадриана. Вспоминая, каким он был тщеславным скульптором, Корландриль удивлялся сейчас, почему он так крепко держался за это прошлое.

Зазвонил дверной колокол, и Корландриль, встав, жестом дал команду двери открыться. Не посмотрев, кто пришел к нему, он пересек квартиру и вошел в умывальную, чтобы удалить с рук частицы замазки. Возможно, это Мин или Элиссанадрин, оба они навещали его регулярно.

— Все опять меняется. — Голос посетителя не принадлежал ни Элиссанадрин, ни Мину, хотя был странно знакомым. Корландриль повернулся, чтобы поприветствовать прибывшего.

Это был Арадриан.

Он одет в обтягивающий сине-зеленый костюм невнятных очертаний. На нем ремень и пояс с множеством мешочков и карманов, а на бедре висит длинный нож. Одеяние странника.

— Все опять меняется, — согласился Корландриль. Он вспомнил о своих манерах и жестом пригласил Арадриана садиться. Странник отказался, слегка качнув головой.

— Я пришел из уважения к дружбе, которая была некогда между нами, — произнес Арадриан. — Подумал, что было бы неправильно не повидать тебя, вернувшись на Алайток.

— Я рад, что ты пришел, — сказал Корландриль. — Я должен перед тобой извиниться за свое поведение в последнюю нашу встречу.

— Никогда мы не причиняли друг другу зла умышленно, и оба мы испытываем друг к другу только уважение.

— Надеюсь, твои путешествия оказались плодотворными?

Арадриан, улыбнувшись, кивнул.

— Не смогу описать того, что я повидал, того духа приключений, который наполнил мои жилы. Передо мной предстала галактика, и я испытал лишь малую толику тех наслаждений и мрака, которые она может предложить.

— Я тоже был в путешествии, — сказал Корландриль, очищая руки.

— Слышал об этом, — заметил Арадриан. Посмотрев на него, Корландриль вопросительно поднял брови. Арадриан явно колебался, когда негромко продолжил: — Тирианна. Я встретился с ней сначала. Она сказала мне, что ты теперь — аспектный воин.

— Жалящий Скорпион Храма Смертельной Тени, — сказал Корландриль. Он нежно ополоснул руки и сушил их под струей теплого воздуха над раковиной. — Я не злюсь, что ты сначала встретился с Тирианной. Мое расставание с ней — событие прошлого, и я с ним полностью примирился.

Арадриан обвел взглядом квартиру, обратив внимание на статуи Иши, выставленные вокруг. Он снова улыбнулся и бросил на Корландриля взгляд, полный сомнений.

— Ну, может быть, не полностью, — признал со смешком воин. — Но я в самом деле не испытываю к тебе никакой неприязни в отношении твоей роли — ведь это было непреднамеренно, в моих теперешних обстоятельствах.

— Ты видел ее в последнее время?

Корландриль покачал головой.

— Это бесполезно. Если я увижу ее случайно, это будет нормально, но не по мне сейчас искать с ней встречи. Мы с ней идем к разным целям, и у каждого из нас — свое путешествие.

— Кто-то еще? — предположил Арадриан.

Корландриль собирался было отрицать это, но заколебался, его мысли незваными обратились к Элиссанадрин. Он был поражен, и это, должно быть, отразилось на его лице.

— Ага! — рассмеялся Арадриан.

— Да это — не так, — поспешно заявил Корландриль. — Она — мой товарищ, воин из этого храма, для нас было бы совершенно неуместным вступать в какие-то более глубокие отношения.

Лицо Арадриана выразило его несогласие с этим мнением лучше, чем любые слова, но он промолчал. Они оба стояли в тишине, вполне комфортной, почти приятной, пока на лице Арадриана не появилось более серьезное выражение. — Я также пришел, чтобы заранее предупредить, что тебя скоро призовут в твой храм.

— Как ты можешь об этом знать? — спросил Корландриль, нахмурившись. — Ты говорил с Кенайнатом?

— Я бы не ступил в аспектный храм! А твой экзарх не решается выходить наружу. Нет, я знаю об этом из первых рук. Я только что вернулся с Эйленилиеш. Это — мир экзодитов, «ушедших», недалеко отсюда. На Эйленилиеш пришли орки, и жители планеты взывают к Алайтоку о помощи. Я вернулся как их посланец. Прямо сейчас автархи и ясновидцы обсуждают наилучший образ действий. У меня нет сомнений, что они призовут к войне.

— И я буду готов ответить на этот призыв, — заявил Корландриль.

— Мне и самому нужно подготовиться, — отметил Арадриан, делая шаг к двери. — Другие странники собираются здесь поделиться своими знаниями о враге. Я должен присоединиться к ним.

Корландриль кивнул в знак понимания. Гость уже подошел к двери, прежде чем хозяин вновь заговорил.

— Я рад, что ты жив и у тебя все в порядке, мой друг.

— Так же — и я за тебя, Корландриль. Не знаю, увижу ли тебя на Эйленилиеш или до того, как мы покинем Алайток. Если нет, то желаю тебе удачи и процветания до следующей нашей встречи.

— Удачи и процветания, — эхом отозвался Корландриль.

Он смотрел, как ушел странник, и за ним закрылась дверь. Отправиться ли прямиком в храм или подождать команды Кенайната, думал он. В конце концов, он остановился на последнем варианте, отнюдь не торопясь надеть свою боевую маску.

Корландриль продолжал ваять в наступивших сумерках, а от Кенайната по-прежнему ничего не приходило. Он занимался окончательной отделкой сандалий миниатюрной богини, когда пришлось сделать паузу. Что-то изменилось. Он не мог понять, что его отвлекло — ощущение в подсознании было мимолетным.

Он выбросил это из головы и вернулся к работе, но через несколько секунд его встревожило более сильное ощущение: происходит что-то нехорошее. Это чувство возникло где-то у основания позвоночника и в животе. Сердце застучало быстрее, дыхание учащалось. Взволнованный, Корландриль откинулся в кресле с высокой спинкой и сосредоточился в поисках источника своего недомогания.

Он ощущал что-то вроде легчайших вибраций, причем, скорее, в душе, нежели в теле. Что-то пробуждало его нервные окончания, стимулируя те уголки его разума, в которые он не заглядывал, находясь вне храма.

На какую-то долю мгновения ему показалось, что он ощущает запах горелого и крови, его словно обдало волной жара, после чего стало покалывать во всем теле. В недоумении он окинул взглядом комнату, но ничего необычного не заметил. Жар исходил из него самого.

В сознании Корландриля неожиданно промелькнул образ его воображаемого противника, который будто замкнул некую цепь, и в его теле и разуме началась цепная реакция. Он ощутил прилив энергии, в глазах защипало — его нервы стремились соединиться с чем-то, здесь отсутствующим.

Он осознал, что ищет свои доспехи. Как только он подумал о храме, где-то в подсознании отдался эхом наводящий ужас рев, который вытеснил из его разума все остальное. Корландриль чуть не лишился чувств от внезапного приступа ярости и ненависти, которые выплеснул этот дикий рев. Он сразу понял, что происходит и что ему нужно немедленно отправиться в Храм Смертельной Тени.

На Алайток пришла война. Пробуждался аватар Каэла Менша Кхаина.

У двери Корландриля лежала коробочка, простой белый кубик размером с его ладонь, без обертки или послания. Он опустился на колено, чтобы поднять его, и, протянув пальцы, ощутил исходящее от него тепло. Пораженный, он слегка отпрянул. Это от Тирианны, хотя к удивительному ощущению ее присутствия, которое сохранилось вокруг подарка, примешивалось что-то еще.

Он поднял его и открыл крышку.

Внутри оказалась руна из серебристо-серого камня желания. Корландриль узнал ее сразу — это символ Зловещих Мстителей. Представление о воинской дисциплине этого аспекта — вот что примешивалось к нежным мыслям Тирианны. Сжав руну в ладони, Корландриль сосредоточился, чтобы уловить мысли, которыми была пропитана руна.

Он ощутил преходящую печаль и тоску, сожаление об их расставании, гордость за то, чем он занимается. Сильнее всего проявлялось чувство понимания. Корландриль угадал суть послания. Тирианна и сама некогда услыхала зов Кхаина, и теперь она поддерживает Корландриля на пути, которым он идет. Поглаживая пальцем руну, Корландриль понял, что она взяла ее на память со своих доспехов, а теперь передала ему как символ ее дружбы — символ, который он может понять как воин.

Сжав подарок в руке, он улыбнулся.

Впервые Корландриль надевал доспехи, готовясь к настоящему сражению. Перед ним стоял Кенайнат с неглубокой чашей и кинжалом в правой руке.

— Мы отдаем нашу кровь, в то время как зов Кхаина грохочет вокруг, призывая нас на войну.

Экзарх сделал кинжалом надрез в правой ладони Корландриля, кровь воина закапала в чашу и смешалась с кровью остальных Жалящих Скорпионов.

Затем Кенайнат обошел отряд, поочередно рисуя руну Жалящего Скорпиона на лбах воинов. Корландриль был последним, с некоторым волнением он наблюдал за тем, как глаза его товарищей стекленеют, мускулы начинают подергиваться, зубы обнажаются в кривой усмешке, и раздается рычание.

Затем он ощутил эту кровь на своей коже. Ему показалось, будто экзарх выжег в его плоти огненное клеймо, в мозгу ярко вспыхнула боль. Эта боль превратилась в гнев, который закипел в глубине его души. Гнев повлек за собой затаенные разочарования и унижения, о которых Корландриль старался забыть, пробуждая эти преданные забвению чувства.

Корландриль содрогался, а его боевая маска вырывалась из глубин его души. Кровь грохотала в ушах, порез в ладони резко саднил. В воздухе потрескивала энергия жизни, по коже словно мурашки ползали. Это походило на какое-то отталкивающее появление на свет: воинский дух Корландриля прорывался сквозь воздвигнутые им барьеры, страждущий и бурлящий возбуждением.

Голос Кенайната пробился сквозь обуревающие Корландриля чувства.

— Мир нарушен, согласие уступает место раздору, остается только война.

Корландриль начал ритуал надевания доспехов, выполняя этап за этапом не задумываясь. Словно он шел к полыхающему костру и собирался пройти сквозь огонь. Успокоившись усилием воли, он сосредоточился на мантре экзарха.

— А теперь мы облачаемся в одеяние кровавого Кхаина-воина.

Корландриль не мог сдержать своего возбуждения. Наступила минута, которой он страшился и которой страстно желал со времени завершения обучения. На какое-то мгновение он устыдился своей кровожадности, но чувство раскаяния вскоре исчезло, пока он продолжал надевать доспехи.

— В железную кожу Кхаина мы облекаемся для битвы, пока внутри полыхает огонь.

Как никогда раньше, Корландриль ощущал доспехи частью себя. Он не просто влезал в свою броню, он становился собой. Он не столько надевал на себя фрагменты доспехов, сколько отбрасывал притязания на цивилизованность, которыми обычно прикрывал свой гнев.

— Дух Кхаина, в котором мы черпаем свою решимость, крепнет внутри нас.

От руны на его лбу повеяло теперь ледяной стужей. Стылая волна покатилась по всему телу и чуть не сковала сердце. Своими леденящими пальцами она отмела его угрызения совести и жалость, подавила сострадание и чувство вины.

— Война надвигается на нас, и мы должны нести ее тяжкое бремя на своих плечах.

Конечно же, железная кожа Кхаина! Корландриль почувствовал себя сильным, сильнее, чем когда-либо прежде. Он поиграл мускулами рук, грудными мышцами, доспехи сжимались вокруг него бодрящими жесткими объятиями.

— Мы стоим перед Кхаином, уверенные в своем призвании, свободные от сомнений и страха.

Сердце Корландриля отбивало барабанную дробь — бесконечную, воинственную, ведущую вперед. Сжав кулаки, он почувствовал силу в своих руках. Это здорово — быть таким могучим, наполненным жизнью.

— Мы не убегаем от смерти, мы идем в тени Кхаина, гордые и бесстрашные.

Доспехи, продолжая подгонку, скрипели. По мере того, как они срастались, Корландриль чувствовал, как доспехи соединяются с ним, наполняя его душу своей. Услышав, как кто-то часто и тяжело дышит, он с трудом догадался, что это его дыхание. Закрыв глаза, он увидел, как огненноглазый призрак его гнева кружится вокруг него и окутывает так же уверенно и надежно, как бронированные доспехи.

— Мы наносим удар из мрака, быстро, как скорпион, смертоносным прикосновением.

Корландриль ощутил пустоту в руках и страстно возжелал почувствовать в своих пальцах меч и пистолет. В предвкушении он сжимал и разжимал руки в перчатках.

— Смотри не глазами, но выпусти гнев, пусть дар Кхаина ведет тебя.

Темнота шлема окутала Корландриля, и он застыл в пространстве и времени. Вселенная замерла, задержав дыхание. Он стоял во мраке, смакуя его, с пренебрежением вспоминая страх, который испытал, впервые появившись в этом месте. Оно сделало его цельным.

Что-то возникло в его правой руке, и он нежно сжал это. Острые лезвия, застрекотав, ожили на мгновенье и тут же застыли. С легким щелчком что-то присоединилось к передающему шнуру на его левой руке, и она сжала рукоятку пистолета. С нее свисала руна Тирианны, его собственное маленькое украшение.

Затем его путеводный камень скользнул на свое место на его груди, охраняя его дух от проклятия. Это — его последняя броня, его истинная защита против того, чем он становился, существа, которым он хотел стать.

Тьма была и внутри него, и снаружи, огненные глаза пристально смотрели прямо из его головы. Он с самого начала знал эту призрачную фигуру, против которой сражался, но только сейчас по-настоящему разглядел ее. Он бился с самим собой. Он напрягал все силы в борьбе с порывами и желаниями, которые еще оставались в его душе. Он так отчаянно старался подавить свой гнев, но боролся он по неведению.

Тьмы не стало — за исключением того, что глаза Корландриля были еще закрыты. Он открыл их и взглянул на мир свежим взглядом сквозь ярко-красные линзы своего шлема.

Пригнувшись, он сделал шаг вперед и непринужденно принял боевую стойку. Он больше не был существом из плоти и крови, смертным, полным фальши и грубых страстей. Он — воин, часть Кроваворукого бога, аспект Каэла Менша Кхаина.

Корландриля больше не было.

На его месте стоял Жалящий Скорпион Храма Смертельной Тени.

Главная галерея боевого корабля представляла собой огромный зал со сводами из реброобразных конструкций, которые разделялись на высокие, узкие дверные проемы, ведущие в боковые помещения. Вспышки энергии плясали вдоль сердцевины из призрачной кости, которая сливалась со скрытыми психоцепями за переливающимися сине-зелеными стенами. Сводчатые помещения корабля звенели от топота ботинок, лязга клинков, рассекающих воздух, и время от времени взрыва или вспышки лазерного огня в ходе проверки оружия. Воины из десятков аспектных храмов Алайтока упражнялись в своих ритуалах в отдельных залах, которые ответвлялись от главного магистрального прохода, звучащие под высокими потолками мантры экзархов сплетались в полифоническую симфонию войны.

Корландриль стоял в шеренге с остальными воинами Смертельной Тени и слышал только голос Кенайната и стук своего сердца.

Аватар — на борту. Кроваворукий бог расхаживал среди них. Корландриль ощущал его присутствие всеми чувствами, его сердце колотилось быстрее, каждое движение наполнялось особой энергией. Его разум сосредоточился на одной-единственной цели: уничтожить орков, разграблявших Эйленилиеш.

Мысли о сражении наполняли его предвкушением. Несмотря на то, что воинские ритуалы давали ему возможность вывести гнев за рамки повседневной жизни, именно во время войны он сможет избавиться от него. Предстоящее кровопролитие, внутреннее противоречие жизни и смерти, волновало Корландриля. Это обещало даже большее упоение и удовлетворение, чем завершение скульптуры или кульминация грез, хотя его воспоминания об этих предыдущих победах были весьма смутными.

По завершении тренировки Кенайнат отпустил их. Корландриль колебался, не зная, чем заняться дальше. К нему подошла Элиссанадрин, снимая шлем. Корландрилю, который видел все в темно-красном свете сквозь линзы шлема, сразу бросилась в глаза руна из засохшей крови на ее лбу и бесстрастный взгляд, в котором он узнал теперь боевую маску.

Нерешительно и смущенно Корландриль снял свой шлем, опасаясь, что это каким-то образом лишит его боевой маски. Однако, оказавшись без шлема, он не почувствовал никакой разницы. Руна на коже закрепляла его психическое состояние, служила чем-то вроде якоря его гневу.

Он последовал за остальными, когда они покинули залу, в которой тренировались, и направились друг за другом по центральному проходу корабля к корме. Время от времени по полупрозрачным стенам проносилась световая вспышка, яркое пятно среди бледно-оранжевого и желтого мерцания. На корабле не было Бесконечного Круговорота, хотя его основа из призрачной кости нежно пульсировала психической энергией, воздействуя на чувства Корландриля. Его переполняло пронзительное ощущение присутствия аватара, пропитанное железом и кровью.

Вместе с Жалящими Скорпионами к корме корабля двигались и другие отряды воинов — пешком и на антигравитационных платформах: Темные Жнецы в тяжелых черных доспехах и шлемах с флюгерами, Воющие Баньши в шлемах с гривами, которые развевались от психической энергии, много Зловещих Мстителей в синих доспехах, экзархи которых выделялись яркими желтыми и белыми знаменами на ранцах. Были там и многие другие аспектные воины, каждый из которых представлял определенную сторону характера бога войны, и специализировался на конкретном виде боевых действий. Собравшись все вместе, они являли собой гармонию сил разрушения.

— Мы доберемся до Эйленилиеш только через восемь суток, — сообщил Мин, прервав свой вдохновенный бег, чтобы Элиссанадрин и Корландриль поравнялись с ним.

Еще так долго ждать, пока начнется, наконец, кровопролитие, подумал Корландриль, понимая вместе с тем, что это путешествие — не из самых долгих, скорее — наоборот. Но бездеятельность его будоражила, он представить себе не мог, чем занять столько времени.

— Вижу твой голод, — заметил Мин, обнажая в усмешке зубы. — Это будет уже скоро, не волнуйся.

— А сколько раз вы сражались? — спросил Корландриль.

— Это — моя тринадцатая экспедиция, — ответила Элиссанадрин.

— Двадцатая, — сказал Мин.

Корландриль обернулся к Архулешу, который шел за ними, замыкал колонну Бехарет, отстав от него на несколько шагов.

— Вторая, — произнес Архулеш. — Считая эту.

Корландриль рассмеялся и тут же умолк, пораженный тем, что не утратил чувства юмора.

— А впечатление было, что ты более опытен, — заметил он. — Я и не представлял себе, что ты — еще младенец с оружием.

— Да это про тебя, новичка, можно сказать: молодо-зелено, — парировал Архулеш. — Неистово страждешь отведать запретного наслаждения и в то же время мнешься, как только вступающая в пору цветения дева с Иибрезиля. Будь уверен, никто не ожидает, что у тебя все получится, как надо, с первого раза.

— Мой первый опыт чувственных наслаждений был весьма успешен и вызвал благодарность со стороны партнера, — сообщил Корландриль. — Я не боюсь, что моя боевая невинность меня удержит.

— По правде говоря, я уверен, что ты в равной степени упражнялся в обоих случаях, — рассмеялся Архулеш.

Они прошли вперед еще немного, воины других отрядов вокруг них говорили без умолку.

— Я голоден, — заявил Корландриль, ощутив, как его гложет пустота внутри. Он сравнил себя с двигателем, который выработал большую часть топлива.

— Мы все голодны, — сказал Мин. — Странная штука, но через сутки твой желудок будто в узел затянет, и ты не захочешь ни крошки. Ешь сейчас, сколько сможешь, пока ты еще можешь. Твое тело расходует энергию гораздо быстрее, когда на тебе боевая маска, важно поддерживать энергетический уровень.

Корландриль кивнул в знак того, что понимает.

Их путь пролегал мимо обширных ангаров, где в полумраке неясно вырисовывались темные силуэты разведывательных кораблей. Некоторые ангары пустовали — пилоты-странники как раз сейчас сопровождали боевой корабль в извилистом полуреальном лабиринте путеводной паутины. Не были задействованы также ангары, в которых обычно перевозились танки и другая боевая техника. В этой экспедиции такой поддержки не будет — планировался быстрый удар с целью уничтожить угрозу, исходившую от орков, в самом зародыше. Призвали только аспектных воинов, поскольку ясновидцы сочли положение не столь серьезным, чтобы мобилизовать стражников — гражданское ополчение.

Мин привел их в столовую, где за длинными столами сидели сотни аспектных воинов, тогда как другие проворно сновали вокруг округлых стоек, накладывая себе еду. Сверкающая наверху психосиловая башня показывала путеводную паутину вокруг. Изогнутая труба энергии укрывала корабль со всех сторон прочными стенами, окрашенными в пульсирующие цвета, сквозь которые сверкало залитое звездами небо. Сооруженная из вещества варп-пространства, путеводная паутина проходила между нематериальным и материальным мирами и сквозь них, являясь одновременно частью обоих, и вместе с тем не принадлежа ни тому, ни другому.

Время от времени они проходили трассу ответвления, паутина раздваивалась сквозь висячие ворота из золота и призрачной кости с нанесенными на них рунами, которые направляли в нужное русло и придавали форму психической энергии варп-пространства. Встречались и маленькие туннели, которые срезали большие петли главных каналов, иногда они видели огромные кольца сырой призрачной кости, обернутые местами вокруг хрупкого туннеля — свидетельства текущих ремонтов, иногда психосиловые стены прогибались и выгибались, пульсируя светом, когда путь некоего жуткого существа из варп-пространства пересекался с паутиной, и его отбрасывали назад психические обереги.

Других кораблей видно не было, путь на Эйленилиеш был расчищен странниками, чтобы обеспечить прохождение крупного боевого судна.

Мысли о демонах и прочих существах, которые слонялись совсем рядом, вызывали у Корландриля тревогу. Путеводная паутина значительно безопаснее, чем открытое пространство варпа, но стоило ему представить, каких нематериальных тварей удерживают полупрозрачные стены энергии, как он лишался присутствия духа. Отвернувшись, он посмотрел на аспектных воинов, которые расположились в округлом зале отрядами.

— Почему в Смертельной Тени так мало воинов по сравнению с остальными храмами?

— Кенайнат берет только по одному ученику зараз, — объяснила Элиссанадрин. — Тебе повезло, что у него не оказалось последователя, когда ты… оказался в затруднительном положении. В противном случае я бы не смогла привести тебя к нему.

Корландриль заметил также, что воины большинства других храмов были со своими экзархами. Кенайнат, насколько он знал, остался в зале, выделенном для Храма Смертельной Тени. Он увидел другую группу Жалящих Скорпионов, более двадцати воинов. Их экзарх сидел во главе стола. За спиной у него висел наискосок длинный двусторонний цепной меч на ремне.

— Выпадение Смертельного Дождя, — сказал Архулеш. — Это их экзарх, Аранарха. Мы должны засвидетельствовать свое почтение.

Когда они подошли, экзарх поднял на них взгляд темно-синих глаз, у него были гладкие черты лица, как у скульптур Корландриля. Его волосы были по-варварски коротко подстрижены, и лишь спереди на лицо падали две длинные косы.

— Дети Кенайната, милости просим, и новый воин с вами! — произнес экзарх с кривой усмешкой. Поднявшись, он отвесил Корландрилю небрежный поклон.

— Это для меня честь, — сказал Корландриль, кланяясь в ответ. — Я — Корландриль.

— А теперь — Смертельная Тень, которая прячется в своем храме, полном мрачного шепота Кенайната. Почему ты не пришел ко мне, моя дверь была открыта, и я не такой грозный.

— Я — начал, было, Корландриль, но Элиссанадрин оборвала его.

— Это я привела Корландриля в Смертельную Тень, и это было правильно, — сказала она с нажимом. — Кенайнат учит нас хорошо.

— Я не оспариваю этого, но это еще не все, в жизни есть не только война.

— Он позволяет нам усвоить эти уроки самостоятельно, — возразил Мин.

Аранарха радостно улыбнулся и жестом пригласил их сесть.

— Вы пришли сюда сами по себе, без вашего экзарха, так насладитесь нашей компанией.

Корландриль посмотрел на остальных.

— Это — такое же хорошее место, как и любое другое, — сказал Архулеш, усаживаясь между двумя воинами Выпадения Смертельного Дождя. Он взял себе несколько кусков с тарелки воина слева от себя. — Делать нам особо нечего.

— Мы вскоре присоединимся к вам, — сказала Элиссанадрин, поворачиваясь к ближайшей стойке с пищей. Корландриль последовал за ней, озадаченный перебранкой.

— Я замечаю какую-то неприязнь, — сказал он. — У тебя какая-то неурегулированная проблема с Аранархой?

Элиссанадрин, покачав головой, взяла овальное блюдо из-под подогреваемого мармита с пищей. Ловкими движениями руки она перенесла на блюдо груду дымящихся многоцветных зерен. Корландриль взял тарелку и отправился к низким кустам, растущим на губчатом участке пола. Быстро открутив ягоды с веток, он перешел к маленькому бассейну, на поверхности которого плавали ароматные цветы. Сорвав пару цветков, он обсыпал их лепестками свою еду.

— Аранарха и Кенайнат соперничали некоторое время, но сейчас между ними нет враждебности, — пояснила Элиссанадрин, пока Корландриль отрезал узким ножом мясо от туши тенерога. — Кенайнат стар, очень стар, и он подчас не одобряет методы Аранархи. Но мы здесь все воины, и связь, существующую между нами, не оборвать. При всех их различиях они все же уважают друг друга.

— Но это не объясняет твоего тона и действий, — заметил Корландриль, наполняя свое блюдо щедрой порцией расколотых семян ангельской смолки. Он чувствовал сильный голод, и вынужден был остановиться, чтобы не переполнить тарелку.

— Кенайнат расценивает свое заточение экзарха как проклятие, но Аранарха воспринимает его как благословение. Старый учитель предпочел бы не иметь учеников, а этот, моложе, обращает в свою веру, активно вербует новых учеников.

— Почему Кенайнат не хочет иметь учеников? Он так нас презирает?

Элиссанадрин бросила на Корландриля суровый взгляд.

— Если бы у Кенайната не было учеников, это означало бы, что в нем нет никакой нужды — что другие лишены всякого следа Дара Кхаина. Если ты думаешь, что Кенайнат тебя презирает, значит, ты видишь нечто, скрытое от меня. Быть может, это просто отражение факта, что в тебе еще осталось нечто такое, чего ты стыдишься.

— Кажется, он не очень-то обо мне заботится, — заметил Корландриль, пожав плечами. — Возможно, я путаю безразличие с презрением.

— Кенайнат берет глубоко, забирается в самую суть того, что привело тебя к нему. — Элиссанадрин понизила голос — они возвращались к столу с остальными Жалящими Скорпионами. — Аранарха учит ритуалам всех вместе, не проявляя личного интереса ни к одному воину. Который из двух проявляет большую заботу, как ты думаешь?

Корландриль размышлял над этим, сев поесть вместе с остальными. Вскоре его тарелка опустела, и он вернулся за новой порцией. А затем — за третьей.

— Это пламя и в самом деле горит ярко, его не насытил бы и пир Курноуса, — заметил Аранарха.

Корландриль опустил взгляд на еду, горой лежавшую перед ним. Он не видел в этом ничего плохого. Мин предупредил его, чтобы он съел столько, сколько сможет, пока чувствует голод.

— Будет лучше, чтобы я не шел на свой первый бой ослабевшим от голода, — сказал он и с удовольствием приступил к стоявшему перед ним блюду.

— Во всяком случае, у нас — полиморфные доспехи, — рассмеялся Архулеш. — Жать не будут!

Усмехнувшись, Корландриль потянулся за бокалом приправленного специями магнетитового сока. Подняв его за здравие Архулеша, он опорожнил его длинным глотком. Причмокивая губами, он шмякнул бокал на стол.

— Если бой столь же сладок, то нас ждет еще более грандиозное пиршество! — провозгласил он.

Провидица пути стояла перед овальным, обрамленным золотом порталом, одним из нескольких таких врат, выдавленных в полу из призрачной кости, в паутинных отсеках на корме корабля. Ее окутывала широкая темно-лиловая мантия. Белые, разделенные посередине волосы ниспадали двумя длинными локонами перед плечами, на локонах были синие с металлическим отливом кольца. Вокруг ее вытянутой руки вращалось пять белых рун, легко поворачиваясь в психическом ветерке, создаваемом ее манипуляциями, пока она соединяла нитью временной паутины вход в материальную вселенную. Клубок энергии внутри рамы портала время от времени излучал мерцающий свет, заставляя руны переходить на минуту в волнующий танец, который потом опять сменялся спокойным кружением.

— Портал скоро откроется, мы — в авангарде, — сообщил Кенайнат. Он подал знак отряду надеть шлемы.

Все, что видел теперь Корландриль, предстало перед ним в красном свете, словно его глаза покрыла кровавая пленка. Он был полон энергии, не волновался, но испытывал напряженность. Наступила кульминация — после того, как столько времени и усилий потрачено на тренировки, и так же, как открывался портал в паутину, новая дверь открывалась в его жизни. Он страстно желал пронестись сквозь нее и ухватиться за все возможности, что лежали за ней.

Сдерживая желание двигаться, заставляя себя стоять спокойно и дожидаться, пока провидица пути завершит свой ритуал, Корландриль не спеша проверял системы доспехов. Точнее, он позволил части своего сознания слиться с доспехами несколько сильнее, чем обычно. Все работало, как надо.

Слегка заскучав, он отвлекся от процессов доспеха и, нежно прикоснувшись к спусковому крючку пистолета, включил психическую связь. В его левом глазу мгновенно возникла картинка-в-картинке, словно замочная скважина в поле зрения. Через это маленькое отверстие он видел испещренный зелеными прожилками пол отсека портала. Подняв руку, он поиграл с пистолетом, наводя его на портал паутины, и задержался на провидице пути, образ которой передала система наведения пистолета. Перед провидицей появилась маленькая руна — символ Алайтока, которая указывала, что она — своя, а не враг.

Это была мера предосторожности, маловероятно, что она будет использоваться, но, возможно, конструкторы пистолета жили в более неспокойные времена, когда даже миры-корабли поднимали оружие друг против друга. Видоискатель — полезная штука на расстоянии, но отвлекает на близкой дистанции. Корландриль мысленно отключил его, и зрение вернулось к обычному состоянию.

Негромкий топот ботинок заставил его повернуться к сводчатому входу в отсек. Вошли семеро — темные фигуры с едва различимыми очертаниями. Это — странники, закутанные в плащи из хамелеолина. Плащи окрасились в цвета помещения — белый и бледно-зеленый. Один из странников откинул капюшон. Под ним оказалось красивое женское лицо с татуировкой под левым глазом в виде красной слезы. Она подмигнула Корландрилю. Однако при всей ее очаровательной внешности и игривости, что-то в этой страннице тревожило его. Взгляд воина упал на ее путеводный камень, и он почувствовал в нем что-то таинственное. Она не шла ни по какому Пути, ее чувства и душа свободны воспарить к любым высотам и рухнуть в любые поджидающие глубины.

Как Арадриан, подумал Корландриль. Свободна, но уязвима.

— Вы последуете за нами на Эйленилиеш, — сказала она, обращаясь к Кенайнату. Экзарх безмолвно кивнул.

Другие странники оставались неузнаваемыми. Нет ли среди них Арадриана, мелькнула мысль у Корландриля. Он скрытно направил свой пистолет в сторону странников и активировал Глаз Скорпиона, надеясь увидеть их лица. Просматривая различные спектры, как видимые, так и невидимые, он обнаружил, что плащи странников рассеивали не только обычный свет, но и тепло и все прочее, что может быть обнаружено противником. С разочарованным вздохом он снова выключил его и повернулся к порталу.

На его плоской поверхности медленно кружилась цветная спираль, в которой преобладали синий и зеленый, изредка мелькали красные и черные изгибы. Это завораживающее зрелище притягивало Корландриля. Из любопытства он поднял пистолет в направлении портала, но перед ним появился Мин и положил ладонь на его руку.

— Неблагоразумно, — произнес воин, покачав головой.

Корландриль, восприняв предупреждение как нельзя более серьезно, тут же опустил руку.

— Портал открыт, — провозгласила провидица пути. Руны плавали в воздухе, выстроившись в вертикальную линию над ее открытой ладонью.

Прелестные черты странницы исчезли под капюшоном, который она накинула на голову. Неуловимым движением под длинным плащом она шагнула в зловещую плоскость портала и исчезла. Снимая с плеч длинные, почти в собственный рост, винтовки, остальные странники последовали за ней.

Кенайнат обвел взглядом Жалящих Скорпионов, одного за другим, словно оценивая их. Он не мог видеть их лиц, но тут Корландриль подумал, не обладает ли экзарх более развитыми чувствами, чем обычный эльдар. Не произнеся ни одного напутственного слова, Кенайнат отправился вслед за странниками.

Корландриль бросил взгляд на остальных членов отряда, но никто из них не посмотрел на него. Интересно, испытывают ли они такое же чувство свершения, подумал он, собираясь отправиться на свою первую битву. Один за другим они двинулись в паутину.

С нарастающим возбуждением Корландриль шагнул вслед за ними.

Паутинный проход шел к поверхности Эйленилиеш между реальной вселенной и потусторонним миром варпа, это была сплющенная труба, которая вела сквозь то, что на первый взгляд казалось неспокойной, мутной водой. Глядя на туннель сквозь линзы, он затруднялся определить, какого же он цвета на самом деле, но не удивился бы, если б он оказался зеленым или синим. Корландриль чуть ли не ожидал увидеть красные вспышки проплывающих мимо скорпен или серебристое мерцание косяка помпан.

Что было странным, так это ощущение движения, точнее — его отсутствия. Хотя он шагал вперед за остальными, вокруг ничего не менялось, будто он маршировал на месте. Паутинный туннель время от времени волнообразно изгибался, но Корландриль не знал, то ли это из-за движения в варп-проходе или просто смещение энергий, которые удерживались его нематериальными стенами.

Пристально вглядываясь сквозь невидимую психосиловую стену, он различал расплывчатые нити других паутинных проходов, которые переплетались с этим и друг с другом, сходясь и расходясь, как пряди нити. Отрядов, которые шли по тем проходам, он не видел.

— Какова его длина? — спросил он, и его голос передался другим членам отряда.

— Просто временный ход, — ответил Архулеш. — Мы окажемся на поверхности через несколько мгновений.

Корландриль заглянул вперед из-за плеч идущих перед ним, надеясь что-нибудь увидеть. Он представлял себе нечто вроде мерцающей вуали, сквозь которую можно рассмотреть деревья и траву Эйленилиеш.

Вместо этого все остальные просто исчезали из виду, проходя определенную точку, и, сделав очередной шаг, Корландриль обнаружил, что шагает по мягкому дерну. Он был отчасти разочарован.

— Оружие наизготовку, сражение и кровавое игровое поле Кхаина уже близко.

Корландриль встал в боевую стойку в центре отряда, сразу за Кенайнатом, и посмотрел вокруг. Небо над ним было облачным, свет двух огромных лун с трудом пробивался сквозь их сумрак. Они находились на косогоре, который мягко поднимался перед ним, и на его вершине стояла узкая одинокая башня. В ее верхней части горел огонь, в свете которого разбросанные тут и там скалы и деревья отбрасывали длинные тени. Корландриль внимательно осмотрел склон холма в поисках странников, но они уже исчезли, либо так хорошо замаскировались, что он больше не мог их разглядеть.

У него пересохло во рту, и он облизнул губы, сжимая в то же время рукоятки оружия, чтобы немного расслабиться, потратив частицу переполнявшей его энергии. Близко ли мы подобрались к оркам, подумал он, но воздержался от вопроса. Ответ пришел сам, когда они поднялись на вершину холма и увидели пелену черного дыма, низко висевшую над лесистой долиной.

До Корландриля донеслось чье-то гневное рычание, но чье — он не разобрал. Возможно, это был он сам. Ужасное зрелище — толпы орков, сносящих прекрасные деревья, помрачило разум Корландриля. Все мысли о славной битве рассеялись, и осталось лишь желание уничтожить тварей, которые напали на этот мир.

— Следуйте вдоль реки, — раздался голос ведущего странника из кристалла связи рядом с правым ухом Корландриля.

Кенайнат пошел напрямик вправо и привел их к узкой, быстро струящейся реке, которая появлялась откуда-то из холма и прорывалась вдоль каменистой теснины. Экзарх и его отряд легко пересекли реку у истока и, двинувшись быстрым шагом вниз по холму, дошли до редких деревьев на опушке леса.

Помимо бульканья и плеска, доносившихся с реки, Корландриль слышал шелест листьев над головой и вздохи ветра в пышной траве под ногами. Своих спутников, которые двигались бесшумно, как тени, он не слышал. Издали доносились грубый рев моторов и свирепый хохот.

— Орки захватили Хирит-Хреслейн, — доложил странник.

Уха Корландриля достиг другой голос. Он не узнал его, но в нем звучала суровая властность.

— Это поселение расположено на обоих берегах реки, — нараспев произнес говоривший. Большая часть врагов находится на берегу со стороны паутины, ближайшем к нашим позициям. Их командование находится на противоположном берегу. Фирутейн, расставь своих воинов вдоль реки позади и будь готов вывести из строя любые транспортные средства, которые будут пересекать реку с дальней стороны. Кенайнат, переведи свой отряд к мосту, чтобы расправиться с теми, кто уцелеет после удара Огненных Драконов.

— Все будет, как ты приказал, по воле Кхаина, — ответил звучный голос, по-видимому, экзарх Фирутейн.

— Скорпионы выжидают, мы нанесем удар из тени, и никто не устоит против нас, — звучание и модуляции голоса Кенайната узнавались сразу.

— Это был автарх, — объяснил Мин, когда Корландриль спросил, кого это он слушал. — Он координирует главное наступление, и нам предстоит остановить любые вражеские подкрепления.

— Засада, — сказал Архулеш. — Как раз наш вид боевых действий.

Достигнув низины, река быстро мелела и широко разливалась. Деревья росли у самых берегов, но теперь их разделяло широкое водное пространство, залитое тусклым светом ночного неба — темно-оранжевым в глазах Корландриля. Чем дальше продвигались Жалящие Скорпионы, тем больше они отделялись от остальных боевых частей, которые направлялись под углом к основной группировке орков на другом берегу реки. Бросив взгляд через левое плечо, Корландриль увидел, как отряд Огненных Драконов Фирутейна целеустремленно шагает по противоположному берегу.

Что-то неладно, понял Корландриль, внезапно почувствовав, что остальные члены отряда застыли на месте, и замер в стойке Режущий Лист.

Безмятежную водную гладь реки встревожила зыбь, которую сопровождала тонкая струйка пузырьков. Нечто двигалось к отряду прямо под поверхностью воды. Усилием мысли Корландриль включил широкодиапазонный обзор шлема и заглянул под отражающую поверхность воды. Это «нечто» было огромным и смахивало на змею, длиной в пять раз превышало рост эльдара, имело три пары плавников и широченный хвост.

Два огромных сердца билось рядом в его груди, по всей длине тела тянулись струны хрящей, которые перекрывались лабиринтом артерий и странных органов. Когда существо лениво проплыло мимо на расстоянии пистолетного выстрела, Корландриль увидел, что от них к конечностям исходит поток тепла.

Оно даже не взглянуло на Жалящих Скорпионов, укрытых от лунного света деревьями, обступившими берег. Проводив его взглядом, Корландриль кивнул Кенайнату, показывая, что можно продолжать движение.

Под прикрытием густеющего облака, которое почти поглотило обе луны, отряд быстро двигался вперед, и вскоре арочный мост, который соединял две части Хирит-Хреслейн, оказался в пределах видимости. На дальнем берегу — со стороны паутины, ближайшем к позициям армии эльдаров, среди деревьев поднимались высокие башни. Из узких окон валил дым, бледные стены были вымазаны сажей. На ближней стороне здания дальше отстояли друг от друга, и был расчищен от деревьев и кустарника большой участок леса. Некогда это было пастбище для скота экзодитов. Теперь все лежало в развалинах, туши огромных травоядных рептилий громоздились в ревущих погребальных кострах или валялись в вытоптанной грязи, где их забили. Грубые штандарты с плоскими металлическими знаками и драными стягами торчали из земли и свисали с проломанных черепичных крыш.

Кое-как склепанные колесные транспорты громыхали по почве, тяжелые толстые колеса разворотили плодородную землю, а воздух был загажен их выхлопными газами. На развалинах усадеб и амбаров были возведены металлические сараи, откуда в ночное небо неслись яркие искры сварочных горелок в сопровождении дикого лязга, мерцало открытое пламя и резкий свет искусственных светильников. Открытое пространство было завалено грудами хлама: скверно отесанными бревнами, искромсанными покрышками, костями животных и кучами дымящегося навоза. Сараи-мастерские беспорядочно пучились трубами, извергающими маслянистый дым, который стлался тучей смога над замусоренной территорией лагеря.

Сквозь царивший здесь мрак с помощью своих линзфильтров Корландриль мог впервые в жизни разглядеть орков, о которых немало слышал от других членов отряда. И тут он пришел к выводу, что их жуткие рассказы далеко не в полной мере отдавали должное этим отвратительным чужакам.

Здесь было несколько десятков зеленошкурых монстров. Большинство из них явно превосходили размерами Корландриля, даже сидя, сгорбившись, или развалившись у костров. Некоторые были просто огромными, возможно, вдвое ниже аспектных воинов, но втрое или вчетверо шире. Они урчали и кудахтали на своем грубом языке, рявкая то и дело друг на друга.

Вокруг лагеря и по нему сновала толпа существ меньших размеров, которые таскали еду и оружие, вступая при этом в мелкие перепалки. Их писклявые голоса резко диссонировали с громыханием и ревом орков, неимоверно раздражая слух Корландриля.

Исполнившись омерзения от увиденного, он не долго думая поднял свое оружие.

— Еще не время, обуздай свой гнев и ненависть, месть последует скоро, — предостерег его Кенайнат.

Медленно текли мгновения, а Жалящие Скорпионы лежали в ожидании. Корландриль наблюдал за орками, опасаясь обнаружения, но ни зеленошкурые воины, ни их мелкие слуги даже не смотрели в сторону реки. Он вновь обратил внимание на башни основного поселения. Здесь ущерб, нанесенный орками, был еще более очевиден.

Ковшерылые чудовища разбили свой лагерь на развалинах поселения, проломив стены, чтобы расширить дверные и оконные проемы, повсюду возвышались груды отходов вторгшихся чужаков. Они были здесь совсем недолго, но успели обезобразить изящные каменные здания уродливыми переделками, соорудив на них балконы и парапеты из листов металла и необработанных деревянных досок.

Здесь бродили сотни тварей, они спорили и дрались, жрали и орали. С каждым мгновением росли презрение и отвращение к ним Корландриля. Самым своим существованием они оскорбляли все, что он научился ценить и любить. Это тупой, неуклюжий, плохо управляемый сброд, олицетворение анархии и насилия, в нем — ни культуры, ни остроумия, ни искусства. Их сила — в жестокости, их невежество — защита против темных сил вселенной, которые охотятся на более цивилизованные виды.

Хотя Корландриль всем своим существом стремился дать волю ярости Кхаина, чтобы истребить этих варваров, которые существовали со времен древнейших легенд эльдаров, разум нашептывал ему, что этого не будет никогда. Если эльдары оказались не в состоянии удалить эту заразу из галактики, когда их цивилизация была на вершине могущества, до мрака Падения, сейчас на это едва ли можно надеяться. Они так малочисленны, так разбросаны по сравнению с хрюкающими, бурлящими ордами, которые сейчас захватили власть над многими мирами, некогда принадлежавшими эльдарам.

Корландриль нашел утешение в единственной мысли: к наступлению следующего рассвета в галактике останется меньше орков, грабящих звезды. У него достанет мастерства и решимости, чтобы некоторые из них пали от его руки. Эта перспектива вернула ему возбуждение битвы, хотя не прозвучал еще ни один выстрел и ни один клинок не нанес в ярости удара.

Корландриль принялся в подробностях представлять боевые приемы, которые применит против этих неуклюжих монстров. Он воображал, как уклоняется от их неловких ударов, тогда как его оружие легко разит их. Эти скоты лишили жизни других эльдаров — правда, отсталых экзодитов, но тем не менее эльдаров — и он в состоянии потребовать кровавой платы за это преступление.

Больше не поступало никаких приказов — да и не нужно было. Экзархи знали свою роль, а воины знали, как сражаться. Единственным уведомлением о начале боя оказался оглушительный взрыв со стороны реки, что ближе к паутине. В воздухе повисли парообразные нити следов ракет Темных Жнецов, и вверх взметнулось разноцветье раскаленных обломков, которое поглотило орков. Тихое постукивание сюрикеновых катапульт вскоре заглушил грохот сигналов тревоги орков — трубящие механические рожки, грохочущие металлические барабаны и оглушительные вопли.

Корландрилю хотелось вступить в бой, он осторожно подался вперед и встал рядом с Кенайнатом. Вода тихо плескалась у ног экзарха, который бездвижно стоял на мелководье, не сводя взгляда с орков на правом берегу. Посмотрев туда, Корландриль увидел, что зеленошкурые быстро сплотились. При всей их незамысловатости они быстро среагировали на атаку, перспектива кровопролития превратила их в единое целое, направленное на уничтожение.

Открытые машины с тяжелым оружием на турелях носились взад и вперед, собираясь во временные отряды, чтобы направиться к мосту. Позади них с грохотом ожили два полугусеничных военных колосса, каждый — размерами с сарай-мастерскую и столь же грубо сработанный. Из-под огромных покрышек полетели в воздух комки грязи, гусеницы забряцали по заржавленным колесам, и машины поползли к мосту.

Самые крупные орки взбирались по лестницам на свои ложа в открытых машинах, остальные трусили за ними. В крупнокалиберные орудия заправлялись ленты с боеприпасами, все остальное оружие, которым изобиловали мобильные крепости, разворачивалось в сторону реки. Некоторые орки в возбуждении палили из своего оружия в небо, непрестанно издавая боевые кличи. Бронетранспортеры изрыгали из многочисленных выхлопных труб густой дым, и смог тяжело струился к реке, подгоняемый свежим ветерком. Механические чудища с лязгом неумолимо ползли вперед, продираясь сквозь груды обломков и гниющих туш животных.

Первая из боевых открытых машин достигла моста и поехала по нему, вслед за ней — еще две. У противоположного конца моста укрывшиеся в развалинах сторожевой башни Фирутейн и его Огненные Драконы выдвинулись вперед.

Экзарх поднялся к выбитому окну и навел на цель свою копьевидную огненную пику.

Из нее вырвалась ослепительная вспышка энергии и помчалась к ведущей машине. Поразив легкий транспорт сбоку над передним колесом, она взорвалась как маленькое солнце. Передняя ось разлетелась на куски, машина сильно подскочила вверх и со скрежетом понеслась вдоль подпорной стены моста, оставляя за собой хвост искр. Корландриль улыбнулся, увидев, как водителя машины швырнуло на стену как куклу, а стрелка размазало по белому камню ограждения.

Надвигающиеся машины крутились меж дымящихся обломков, их тяжелые пулеметы непрестанно тарахтели, и дульные вспышки озаряли вопящие, клыкастые рожи орков. Пули вырывали куски стен башни, но воины Фирутейна держались на своих позициях, несмотря на исступленный беспорядочный огонь. Как только ведущая машина оказалась в зоне поражения, Огненные Драконы сделали свой смертоносный выдох, и воздух вспенили раскаленные добела лучи их термоядерных ружей.

Стрелок очередной машины взорвался, превратившись в дымку быстро испаряющихся органов и крови, а его ноги и нижнюю часть туловища вышвырнуло на дорогу. Двигатель вспыхнул языками пламени, тут же взорвался бак с горючим, и машина превратилась в летящий огненный шар, который врезался в разрушенную сторожевую башню и с грохотом разлетелся тучей обломков.

Более крупные транспортеры набирали скорость. Ближайший был оснащен плугообразным тараном, который отшвырнул в сторону обломки первой уничтоженной машины.

Сидевшие в нем воины в порыве бешенства палили из своих лающих винтовок во всех направлениях, тогда как более тяжелые орудия вели размеренную прицельную стрельбу по Огненным Драконам.

Корландриль с ужасом наблюдал за тем, как залп достиг цели, и от доспехов одного из Огненных Драконов отлетели крупные осколки. Тело воина — безжизненное, заключил Корландриль, — отшвырнуло в руины башни.

На минуту Корландриля охватили противоречивые чувства. Он не знал, что и думать. С одной стороны, он испытывал какие-то сомнения, далекий голос нашептывал ему, что это ужасно. Он только что увидел, как жестоко убили другого эльдара. Более жуткое зрелище и представить себе трудно. Но этот тихий голос уже заглушил мрачный рев, который требовал, чтобы Корландриль отомстил за смерть павшего Огненного Дракона.

В эти несколько мгновений его неуверенности многое изменилось. На ближнем конце моста транспортер с тараном охватило пламя, рвущееся из-под гусеничных траков, а его двигатели расплавились от выстрела огненной пики Фирутейна. Орки посыпались с него со всех сторон и стали собираться вокруг самого объемистого существа со знаменем на металлическом шесте, привязанном к спине, и ожерельем из треснувших черепов на шее. В одной руке у него был короткий, но тяжелый пистолет, а в другой — двусторонний цепной топор.

— Вот он, вожак, настало время нанести быстрый удар и свалить эту тварь! — воскликнул Кенайнат, ринувшись вперед. Корландриль бросился за экзархом, а за ним последовали остальные.

В темноте и дыму Жалящие Скорпионы добрались до моста быстро и незаметно. Орки, подгоняемые воплями своего командира, который угрожал им пистолетом и топором, распихивали по сторонам остатки своего транспортера.

Внезапные яркие вспышки справа отвлекли внимание Корландриля от орочьего военачальника и его эскорта. Загораясь подобно миниатюрным сверхновым звездам, вокруг орков открывались искрящиеся порталы. Ориентируясь на призрачные маяки, поставленные странниками, из паутины прибывали остальные силы эльдаров, окружая этих тварей, чтобы никто из них не ушел. Отряды внезапно появлялись с небес, ведя огонь из своего оружия, подразделения Сверкающих Копий вырвались из мерцающих порталов на гравициклах, их лазерные копья светились энергией. Орки, попав в ловушку между сходящимися отрядами эльдаров, гибли толпами.

Под мостом Корландриль заметил темные фигуры и подумал сначала, что это враги. Приглядевшись, он увидел, что это — тоже Жалящие Скорпионы: Выпадение Смертельного Дождя Аранархи. Они перемещались, чтобы отрезать продвижение орков со стороны паутины, тогда как воины Смертельной Тени наступали с тыла.

За отрядом Аранархи бушевало сражение. Меж башен экзодитов носились энергетические заряды и визжащие пули. Аспектные воины атаковали уверенно и с взвешенной жестокостью, снося все на своем пути и следуя за аватаром. Визги масок Баньши смешивались с загадочным, оглушающим завыванием.

Аватар Кхаина вломился в ряды орков, от копья с огненным наконечником в его правой руке — Суин Деллэ, Стенающий Рок — исходил звук, от которого мороз продирал по коже. Вдвое выше окружающих его аспектных воинов, воплощение Кроваворукого являло собой кошмарное видение из металла и огня. Его мистическая плоть светилась изнутри красноватым цветом, лицо воплощало собой неукротимую ярость, глаза-щелки полыхали белым жаром. Брошенное аватаром копье пронзало дюжину врагов, прежде чем вернуться в его длань. Разряды молнии из странного орочьего оружия лишь потрескивали на металлической коже аватара, а пули барабанили по ней и рикошетили во все стороны.

Корландриль более не мог наблюдать за этим разгулом насилия, поскольку они добрались до винтовой лестницы, ведущей на мост, и его желание пролить кровь только усилилось от этого зрелища. Кенайнат мигом взлетел по ступенькам, отряд пылко последовал за своим экзархом.

Лестница вывела их на мост неподалеку от вожака орков, который продвигался в направлении главной атаки эльдаров, все еще не зная об угрозе, возникшей сзади. Его окружили семь монструозных адъютантов, они непрестанными воплями подбадривали своих подчиненных, которых наступающие эльдары косили рядами.

Кенайнат бросился в атаку бегом, из его сюрикенового пистолета вылетел град острых как бритва дисков. Корландриль, последовав его примеру, выпустил очередь по ближайшему орочьему адъютанту, пропоров ему сзади левое плечо. Тот, повернувшись, уставился на Корландриля глазами-бусинками из-под тяжелых морщинистых бровей и разинул усаженную клыками пасть в предостерегающем реве. Его зубы были длиной с пальцы аспектного воина, слюна летела тяжелыми комками. Двумя руками монстр сжимал огромный топор, по зубчатому лезвию которого плясал мерцающий заряд энергии. Все в нем — глаза, поза, рев — говорило о яростном желании убить.

Такого зрелища Корландриль даже представить себе не мог, и его сердце на мгновение дрогнуло, охваченное подсознательным страхом перед исполинским чудищем, которое противостояло ему. Как и прежде, в ответ на свой страх Корландриль ощутил прилив ненависти и гнева. Рванувшись вперед, он отделился от Кенайната и сблизился со своим противником. Зубья ожившего цепного меча Жалящего Скорпиона превратились в смазанное пятно, ярость, овладевшая Корландрилем, разогнала их до такой скорости, что, вспоров воздух, они издали пронзительный свист.

Взмахнув топором, орк послал его по длинной дуге в голову Жалящего Скорпиона. Тот, пригнувшись, легко ушел от неуклюжей атаки, а его цепной меч молнией взлетел к подмышке орка и разрубил мышцу и артерию. Кровь брызнула на закрытое шлемом лицо Корландриля, когда он, развернувшись, пролетел мимо. Сквозь аспектный доспех он почувствовал зловоние крови орка, отдающее железом.

Мандибластеры Корландриля дали лазерный залп по орку, когда он обходил его сзади, и разодрали ему спину и плечи. Чужак тяжело развернулся вправо, пытаясь поспеть за тем, кто причинил ему эту боль, и взметнул топор над головой. Но Корландриль не задержался на месте в ожидании этого удара. Согнув колени, он припал к земле в стойке Дремлющая Молния, а затем, ринувшись вперед на кончиках пальцев, выполнил комбинацию Река Страданий. Сюрикеновый пистолет, выстрелив, пропорол левую щеку орка, цепной меч, со скрежетом вонзившись в толстенное правое бедро, прорубил мышцу до кости, и прыжок аспектного воина опять унес его от неповоротливого врага.

Орк, захрипев, грохнулся оземь, топор выпал из его ручищ, скованных предсмертными судорогами. Жалящий Скорпион нанес противнику последний удар, вонзив цепной меч в левый висок орка и загнав его глубоко в мозг.

Радость победы захлестнула Корландриля. Изуродованное тело, лежащее на камнях моста, — настоящее произведение искусства, и по своей значимости оно превосходило все, что он когда-либо замышлял. Любым грезам так далеко до этой жизненности, душераздирающей реальности сражения. Корландриль стоял над своим павшим врагом, с восхищением рассматривая узоры, созданные пятнами крови на бледной мостовой. Бросив взгляд на свои доспехи, заляпанные грязью и кровью, он восторжествовал. Его путеводный камень пульсировал в такт биению сердца.

— Корландриль! — крикнул Мин.

В своем упоении Корландриль едва расслышал свое имя. Повернувшись, он поискал взглядом остальных членов отряда.

Перед ним выросло нечто огромное, его чудовищная тень заслонила небо. Корландриль поднял меч в стойке Часовой Неба, но эта защита оказалась просто жалкой перед сокрушительным ударом цепного топора вожака орков. Громадные клыки топора пробили оружие Жалящего Скорпиона, так что его обломки брызнули во все стороны, и глубоко вонзились в живот аспектного воина.

Сила удара была такова, что он подбросил Корландриля в воздух и отшвырнул на боковую стену моста.

Ужас объял Корландриля, когда главный орк шагнул в его сторону. Жалящий Скорпион оцепенел от потрясения и, внезапно перестав чувствовать под собой ноги, рухнул наземь. Он не мог оторвать глаз от тяжело шагающего к нему орка и в то же время чувствовал, как жизнь вытекает из него через рваную рану в животе. Его доспех прилагал все усилия, чтобы рана затянулась, но она была слишком велика.

Между Корландрилем и орком шагнул Кенайнат, подняв с вызовом правую руку с потрескивающей силовой клешней. Вожак орков издал грозный рык, и Кенайнат, ответив на его бессловесный вызов атакой, врезал Клешней Скорпиона в подбородок орку, пропорол силовым полем плоть и сломал кость.

Корландриля накрыла боль, она пульсировала в его позвоночнике и отзывалась мучительными спазмами в мозге. Он стиснул зубы, чтобы подавить рвущийся крик, в глазах стояли слезы.

Остальные члены отряда плели узор смертоносного танца вокруг своего экзарха, нанося удар за ударом по вожаку орков, который безуспешно пытался отбиться от своих более быстрых противников. Кровь хлестала из десятков ран на его груди и руках.

Последним, что увидел Корландриль, был длинный клинок Аранархи, который, вонзившись в руку орка, отсек ее выше локтя.

Корландриль, заморгав, снова пришел в себя. Повернув голову влево, он узнал доспехи Бехарета. В голове у него звучали чьи-то голоса, но ему ничего не удалось разобрать. Они — суровые, решительные. Боль — такая сильная, от нее сотрясается все тело.

Он больше не может выносить ее. Страдания слишком сильны.

Корландриль снова потерял сознание.

БОЛЬ

Во время Войны в Небесах Кхаин Кроваворукий перебил огромное число эльдарских воинов. Мать Иша испугалась, что эльдары будут истреблены, и пришла к Азуриану всевидящему и просила его вмешаться. Азуриан тоже испугался, что ярость Кхаина уничтожит не только эльдаров, но и богов. Он согласился помочь Ише, но потребовал отдать локон ее бессмертных волос. Этот локон Азуриан вплел в волосы Эльданеша, чтобы его и всех его потомков исцеляла любовь Иши.

Тихий перезвон колоколов разбудил Корландриля. Он обнаружил, что лежит на твердом, теплом на ощупь матраце. Лицо обвевал прохладный ветерок. Он не открывал глаза, наслаждаясь ощущением покоя. Ветер принес ему едва слышную нежную мелодию, которая ласкала душу.

Когда Корландриль пришел в сознание, его стало что-то беспокоить. Некий бесформенный образ настойчиво пытался прорваться в его воспоминания. Он оттолкнул его, стараясь держать память под контролем.

Сквозь веки Корландриль чувствовал пульсирующий красный свет. Он дышал в такт приливам темно-красной энергии, текущей в его мозг. Поначалу она приливала медленно, но постепенно ускорялась, и так же учащались дыхание и пульс раненого воина. Он не представлял, сколько прошло времени, улавливая только уменьшающиеся промежутки между вдохами и биениями сердца.

Свет мигал все быстрее, меняя оттенки от резкого красного до мягкого желтого. Корландриль учащенно дышал, грудь болела от напряжения, хотя все остальное тело оставалось неподвижным. Раздувая ноздри, он старался наполнить легкие, но мигающие огни заставляли его резко выдыхать, не успев как следует втянуть в себя воздух.

— Пробудись, — произнес тихий голос. — Вспомни.

Эти слова просочились в его разум, и он оказался бессилен сопротивляться приказу.

Барьер в его воспоминаниях разлетелся на куски, и огромная зеленая тварь с острыми как бритва когтями бросилась к нему. С ее клыков сочилась кровь. Ярко вспыхнула боль.

Корландриль вскрикнул, насколько хватило дыхания, и снова провалился во тьму.

Он парил в воздухе, его невесомое тело было связано с вселенной тончайшей нитью сознания. Голос вернулся, но на этот раз не было никаких других звуков, никакого света, кроме тусклого и далекого бледно-зеленого.

— Ты на попечении целителей Иши, — произнес голос. Корландриль не понимал, мужской он или женский, настолько тихим он был. — Ничто не причинит тебе здесь вреда. Ты в безопасности. Ты должен излечиться. Ты должен высвободить силу из Локона Иши.

— Больно, — сказал оцепеневший Корландриль, с трудом узнавая собственный голос.

— Боль пройдет, но ты не сможешь исцелить рану, пока не станешь противостоять ей.

— Боли слишком много, — прошептал Корландриль.

— Это болит не твое тело, но твоя душа. Локон Иши освободит тебя от боли. Я — Соарет, и я помогу тебе.

— Я не хочу умирать, — угрюмо сказал Корландриль.

— Тогда ты должен исцелиться, — ответил Соарет. Целитель — мужчина, решил Корландриль, и он молод. Соарет говорил языком юности. А он не желал, чтобы его лечил новичок.

— Что ты знаешь о смерти? — спросил Корландриль, начиная злиться.

— Ничего, — ответил Соарет. — Я — защитник жизни. Послушай меня внимательно, Корландриль. Ты все еще носишь свою боевую маску. Нельзя держать одну руку на мече Кхаина, а другую — на даре Иши. Ты должен снять маску.

— Ты хотел бы оставить меня беззащитным!

— Единственный враг, с которым ты должен сразиться, — это ты сам. — Соарет говорил так тихо, что Корландриль едва слышал его. Либо, возможно, что-то другое делало голос целителя таким далеким. — Здесь нет никакого другого сражения, Корландриль. Это тяжелая рана, но у тебя есть сила, чтобы преодолеть ее. Я помогу тебе.

— Ты немногим старше ребенка, я требую, чтобы за мной ухаживал кто-нибудь более опытный, — решительно заявил Корландриль. Он почувствовал, что хмурится.

— Я обучен, чтобы помочь тебе исцелиться, Корландриль. Силы, которые помогут тебе выжить, принадлежат тебе, а не мне. Тело и душа — единое целое. Ты должен укрепить свой дух, чтобы укрепилось твое тело. Я покажу тебе, как это сделать, и поведу к Локону Иши. Используя его силу, ты исцелишься. Сначала ты должен успокоиться, освободиться от хватки Кхаина.

— Я не могу, — проворчал Жалящий Скорпион.

— Что ты любишь, Корландриль?

Воин отверг этот вопрос. В сражении нет места любви.

Соарет повторил вопрос, но на сей раз неуловимо изменив тембр голоса. Любовь. Это слово породило отклик в душе Корландриля. Ведь он что-то любил, пока Кхаин не овладел им. Если бы он только мог вспомнить.

Пальцы Корландриля слегка дрогнули. Это было едва заметно, но в кончиках пальцев возникло ощущение. Он почувствовал, как они чего-то касаются. Каких-то прекрасных прядей. Они ерошили волосы.

Он гладил голову Тирианны, пока они наблюдали за тем, как белокрылые снежные вьюрки порхали над утесами в Куполе Бесконечных Приливов и Отливов. Он делал это рассеянно, без всякой задней мысли. Ее рука лежала на его колене, они сидели, положив ногу на ногу, на глинистом берегу и смотрели на высокие бледные скалы. Хотя за его нежной лаской не было никаких побуждений, приятное ощущение пробудило в нем чувства. В нем поднялось желание, и он вновь взъерошил ее волосы, наслаждаясь возникшей между ними близостью. Повернув голову, чтобы посмотреть на нее, он любовался ее прекрасным профилем, который вырисовывался в тусклом свете на фоне далекой стены купола. Ее взгляд был прикован к чему-то очень далекому, она смотрела вовсе не на птиц. Внезапно смутившись, Корландриль убрал руку. Несмотря на испытанную неловкость, он не пытался отогнать от себя овладевшие им чувства.

Кровь брызнула в лицо Корландрилю, захлестнув его волной густой красной жидкости. Он отфыркивался и плевался, отскребал ее с щек, стирал с губ и глаз. Но кровь все прибывала и прибывала, она лилась из его глаз, струилась изо рта, просачивалась из каждой поры. Он выкашливал кровь и кусочки ткани, усеивая все вокруг липкими комками.

Корландриль очнулся, ощущая тупую боль во всем теле и острую — в животе. Внезапно осознав, где находится, он закричал, и этот бессловесный вопль страха отразился вокруг резким эхом. Однако он не мог открыть глаза. Он не понимал, почему. Быть может, он не мог заставить себя взглянуть на источник его боли, огромную рану в животе, которая высасывала из него жизнь.

— Спи, — произнес тихий голос в его ухе. Он подумал, что узнал его, но прежде, чем смог дать голосу имя, его поглотила мягкая дремота.

Ритмичный стук сопровождал медленную пульсацию синего света за закрытыми глазами Корландриля. Его кожа мелко подрагивала, словно по ней быстро бегали лапки насекомого — от задней части шеи вниз по обеим рукам, и одновременно — вдоль позвоночника, разветвляясь на поясе, чтобы отправиться вниз по ногам.

— С благополучным возвращением, Корландриль.

Соарет. Корландриль извлек это имя из темных тайников своей памяти. Что-то подсказало ему не копаться глубже. Ему не понравилось бы то, что он мог там увидеть.

— Со мной снова все в порядке? — спросил он, удивившись своей хрипоте.

— Еще пока нет, — ответил Соарет. — Но ты вернулся к нам из хватки Кхаина. Можешь открыть глаза.

Корландриль осторожно, опасаясь яркого света, поднял одно тяжелое веко. Комната была освещена приглушенно, его окружал сумеречный свет. Открыв второй глаз, он огляделся. Бритоголовый Соарет стоял в ногах кровати, с его костлявых плеч свободно свисала белая мантия. В руке он держал украшенную драгоценными камнями пластину. Его пальцы пробежались по цветным камням, и комната вокруг Корландриля сместилась, то есть изменились цвета, возникли более глубокие тени, усилился свет. Комната казалась теперь меньше.

— Не бойся, — сказал Соарет.

Корландриль попытался сесть, чтобы взглянуть на руины, в которые превратился его живот. Он не мог пошевелиться, и сказал об этом.

— Я вызвал временный паралич для твоей безопасности, — объяснил Соарет. — Рана потихоньку затягивается, но ты должен помочь своему телу завершить процесс исцеления. Ты должен использовать Локон Иши.

Раненый воин попытался кивнуть.

— Что я должен делать? — спросил он.

— Сосредоточься на потолке и расслабься, — сказал Соарет.

Корландриль посмотрел вверх и увидел нечто жемчужно-белое. Ощущая боль в животе, он попытался отстраниться от нее, чтобы сосредоточиться.

— Не прячься от боли, — предупредил Соарет. — Ей нужно противостоять, а не прогонять от себя.

Цвет потолка изменился, сначала — почти незаметно, пастельные цвета, едва отличимые от белого, медленно сливались вместе и кружились, как в водовороте, так что между ними не возникало ни одной четкой линии, и возникало ощущение, что из всех этих цветов появился какой-то странный сверхцвет.

— Повторяй нараспев со мной, — сказал Соарет. Он начал издавать ничего не значащие звуки, негромко, медленно и целеустремленно. Корландриль последовал его примеру, копируя высоту и длительность звуков. Его горло гудело, по всему телу катилась череда волн спокойствия и тревожности.

Звучание напева менялось, но Корландриль ухватил его ритм и точно подражал Соарету. Пятнистый потолок над воином пульсировал, медленные вспышки скрывались в водовороте цветоэнергии.

Корландриль вздрогнул и застонал от нахлынувших эмоций. Он ощущал острую боль в животе, которая мешала ему думать, удерживая мысли, словно якорь. Ему хотелось избавиться от груза и взлететь, но невидимая цепь не давала этого сделать.

Он поддался гипнотическому влиянию света и звука, и его веки опустились. Корландриль смутно осознавал, что Соарет ходит вокруг него, все еще напевая, и водит угловатым кристаллом вдоль основных частей его тела. Психическая энергия циркулировала между Корландрилем и целителем, давая короткие вспышки над болевыми участками.

В комнате стало темно, как в бездне меж звезд, и эта тьма поглотила Корландриля. Он не видел ничего, кроме темно-фиолетовых глубин. Подняв руку, он не смог разглядеть даже своих пальцев. Он показался себе очень легким, словно лишился тела, и попытался всплыть вверх, но что-то помешало этому, удержав на месте.

Слева от него засверкала звезда, и он повернулся к ней. Крошечные огоньки загорались один за другим, и, в конце концов, вокруг него неспешно кружило созвездие из миллионов огней. Некоторые из них были красноватыми, другие — ярко-синими или резко-желтыми. Его привлекла золотая звезда прямо над ним. Протянув руку, он обнаружил, что видит в звездном свете ее неясные очертания. Звезды близко, к ним можно прикоснуться. Пальцы обхватили теплое золото, его сияние пробивалось меж пальцев, пылало сквозь его плоть.

Звезда коснулась его ладони, и Корландриль оказался в своих апартаментах, он смотрел на мать. Длинные серебристо-черные волосы наполовину скрывали ее лицо, но она улыбалась. Корландриль играл со своей анима-куклой. Держа в ручонках, он усилием мысли заставлял ее размахивать вялыми конечностями. Рыхлая фигурка судорожно приплясывала, копируя неуклюжие движения ребенка. Ее безносое лицо сморщилось в улыбку.

— Здесь ты не найдешь своей боли, — произнесла мать Корландриля голосом Соарета.

Открыв ладонь, Корландриль позволил золотой звезде уплыть. Он поискал другую, сторонясь зловещих красноватых лучей позади себя, его пальцы нацелились на бледно-голубую искру. Она подпрыгивала и юлила, пытаясь ускользнуть, и Корландриль потешался ее выходкам, все еще продолжая думать по-детски.

В конце концов его рука схватила неуловимый свет.

В Зале Внутренних Гармоний сияли яркие, красочные огни, и на полу, походившем на мраморный, весело плясали разноцветные пятна. Корландриль танцевал вдоль смеющихся и поющих эльдаров, которые выстроились в ряд, Арадриан двигался ему навстречу с противоположного конца зала. Играла быстрая, живая музыка, Корландриль порхал, едва касаясь ногами пола.

— Не радость ищешь ты, Корландриль, но свою боль, — предупредил его Соарет устами юного миловидного весельчака.

Корландриль нехотя покинул празднество, выпустив из руки звезду-воспоминание. Он покрутился в разные стороны, но с каждым движением оказывался все ближе к ослепительному красному огню, который, как он знал, содержал воспоминание о боли.

Он не хотел прикасаться к нему. Он чувствовал его жар, его отраву.

— Ты должен, — сказал ему Соарет.

Рука Корландриля задрожала, когда он протянул ее, изогнувшись в страхе всем телом в противоположную сторону от кровавого мерцания. Его рука сжалась в кулак, отказываясь выполнять его команды.

— Я не могу, — прошептал он.

— Ты умрешь. — По озабоченному голосу Соарета было ясно, что время на исходе. Свет красной звезды угасал, еле теплясь вдали. Созвездие вокруг Корландриля померкло, темнота и тени, окутывая его, густели. Он разрывался между двумя страхами, рука отказывалась схватить воспоминание о его ранении, тогда как разум пытался уклониться от всепоглощающей темноты.

Звезды, почти погаснув, стали медленно вибрировать, и в разум Корландриля проникла музыка. Соарет пел нежно, продумывая каждую нотку, и они наполняли душу Корландриля спокойствием. Звезды стали ярче, и надежда раненого воина крепла, разогревая их еще больше.

Красная звезда уже почти невидима, легкое пятнышко во мраке. Еще несколько мгновений, и она исчезнет.

Корландриль ринулся вперед, крепко зажмурил глаза и схватил умирающую звезду. Он ощутил сильный удар, на него навалилось что-то неимоверно тяжелое. Открыв глаза, раненый воин обнаружил, что скован серебряными цепями, и пока он извивался и пытался избавиться от них, над ним нависла огромная тень. Она четко вырисовывалась на фоне неба, из которого сочилась кровь. Вместо глаз у нее рдели угли, вместо рук были клыкастые челюсти. Небо рычало на Корландриля, пока он пытался освободиться, безгласный и беспомощный. Рухнув без сил, он откатился на бок и закрыл глаза, ожидая смертельного удара.

— Смотри в лицо своему страху! — рявкнул Соарет и подтолкнул Корландриля к действию.

С мучительным воем тот рванулся, и серебряные цепи разорвались, их куски взмыли в небо.

Когда Корландриль вскочил на ноги, ему бросилось в глаза какое-то свечение за спиной у тени-орка, эта золотистая аура разгоняла кровавую пелену, застилающую его разум.

Корландриль уклонился вправо, надеясь перехитрить тень-орка, но куда бы он ни двигался, золотое свечение всегда оказывалось позади его врага.

— У меня нет оружия! — жалобно воскликнул Корландриль. — Моя боевая маска исчезла!

Его слова смутно отдались эхом. Затем наступила тишина.

— Соарет! Где ты?

Никакого ответа.

— Ты нужен мне, Соарет!

В отчаянии Корландриль поискал по сторонам какое-нибудь оружие, но ничего не смог найти, вокруг — безликая равнина серой пыли, насколько хватало глаз. Никакого спасения. Корландриль оказался в западне со своим предполагаемым убийцей.

Тень-орк не надвигался на него, он просто стоял, испуская свечение, между Корландрилем и его наградой. Его зубы-пальцы время от времени издавали металлический скрежет, который раздражал Корландриля.

Воин внезапно оступился и упал в пыль. Оказалось, что это вовсе не пыль, а пепел, и он выплюнул его изо рта. Он чувствовал, как убывают его силы.

Он умирал.

Его веки и конечности потяжелели. Это будет легко — плавно соскользнуть в пепел, опустить голову и ждать смерти. Боль уйдет, а с ней — его страхи и мучения. Наступит покой.

Затем он услышал это — оглушительный удар, который донесся издалека. Он ждал целую вечность, прежде чем услышал его вновь. Это был двойной глухой стук, похожий на биение сердца. Но он слышал не свое сердце. Это было что-то другое, что-то гораздо большее, чем он, что-то громадное, как галактика. И все же часть этого — внутри него. Неосознанно его рука легла на обнаженную грудь, и там он ощутил гладкий овальный предмет. Его путеводный камень. Опустив взгляд, Корландриль увидел, как тот прорывается сквозь его кожу, рубиново-алый, блестящий от его крови. Смерть.

— Еще нет! — пронзительно крикнул Корландриль, вскакивая на ноги.

Он бросился к тени-орку с поднятыми кулаками. Удар за ударом сыпались градом на его бестелесную фигуру, воин рвал его пальцами, молотил кулаками. Его силы быстро истощались, ему казалось, будто последние остатки жизни выпархивают из его тела, словно мотыльки.

Последним усилием Корландриль всадил кулак в грудь тени-орка, сквозь сердце. Тот превратился в бесформенное облако, которое унес прочь завывающий ветер.

И тогда воин увидел золотое кольцо, которое скрывалось за тварью. Оказалось, что это локон сияющих волос, обвитый вокруг двойного переплетенного стебля красной розы, усеянного острыми шипами. Корландриля не заботила возможная боль. Бросившись вперед, он крепко сжал пальцами стебли розы и ее золотой локон.

Шипы пронзили плоть, но он не обращал на них внимания, ощущая, как пышет жаром золотая прядь.

Свет взорвался. Корландриль распался на миллион частиц, которые унес ветер, он расщепился на целую галактику кружащихся световых точек.

Каждая точка стала Корландрилем. Он видел себя изнутри, мчась вдоль нервов и синапсов, каждого волокна и клетки, каждого кровеносного сосуда и сухожилия, каждого кровяного тельца и протеина. Золотой свет, который был Корландрилем, носился по всем уголкам своего тела, вычищая и уничтожая черный налет инфекции, занесенный в него грязным оружием вожака орков. Очистительное пламя его возрождения спалило опухоль, которая разрасталась в его внутренностях, и прижгло расползающиеся кровеносные сосуды в брюшной полости.

Растратив все силы, полностью лишившись энергии, Корландриль больше не мог следить за тем, что происходит в его организме, и потерял сознание, а Локон Иши продолжил свое дело.

Соарет дожидался, когда Корландриль очнется. Целитель сидел в ногах постели, держа в руке пластину, украшенную самоцветами, и внимательно наблюдая за воином.

— Ты хорошо справился, — сказал целитель, тепло улыбаясь.

Корландриль застонал. В животе все еще ощущалась боль, но она была не такой острой и мучительной, какой осталась в его памяти.

— Я буду жить? — спросил он нерешительно. Соарет кивнул и расплылся в улыбке.

— Сколько еще я должен оставаться здесь?

— Твоя физическая рана быстро исцеляется, — ответил Соарет. Встав, он подошел к Корландрилю и положил ладонь на его руку. — Твои душевные раны займут больше времени.

Озадаченный воин задумался.

— Я чувствую себя хорошо.

— Это потому, что твои страхи и напасти заключены в том, что является твоей боевой маской, — объяснил Соарет с сочувствием на лице. — Ты должен уничтожить их, иначе они останутся навсегда едкой болезнью, которая будет все больше заражать твою душу.

— Я… я должен снова надеть боевую маску, чтобы это сделать?

Соарет покачал головой и еще крепче сжал руку Корландриля, подбадривая его.

— Я могу помочь тебе исследовать те части разума, которые заключены в твоей боевой маске. Это не лишено риска, но я тебе помогу.

Стены спокойного сливочного цвета замерцали короткими прожилками красного. Соарет повернулся к двери комнатушки, и взгляд воина последовал за ним.

В дверном проеме стоял Аранарха в облегающем темно-зеленом с оранжевым комбинезоне.

— Уйди! — резко произнес Соарет, вставая на ноги. Холодный взгляд экзарха, не задерживаясь на целителе, упал на Корландриля. Комната содрогнулась при появлении экзарха, по потолку покатилась мерцающая рябь смятения.

— Как поживает наш воин? Надеюсь, что хорошо, ему многое предстоит сделать, — заявил Аранарха.

— Таких, как ты, здесь не жалуют, — сказал Соарет, становясь между Корландрилем и экзархом. — Я повторяю, ты должен уйти.

Аранарха покачал головой, его косы шлепали по плечам.

— Мы сейчас займемся болью по-своему, как подобает воинам.

— Нет, — сказал Корландриль. Его передернуло от сердитого взгляда Аранархи, но он остался непреклонным. — Я останусь здесь до тех пор, пока не буду готов. Затем я вернусь в Смертельную Тень.

— Это не место для подобных слов и идей, — прошипел Соарет, дрожащей рукой накрыв свой темно-синий камень души. — Не говорите о войне в месте исцеления.

— Кенайнат уже подвел тебя, его путь был неверным, он оставил тебя уязвимым. Возвращайся со мной в мой храм, я обучу тебя хорошо, сделаю тебя сильнее, чем раньше. — Экзарх осторожно шагнул мимо Соарета, стараясь не задеть его, и протянул открытую ладонь Корландрилю, словно предлагая помочь ему подняться на ноги.

— Нет, — сказал Корландриль, прижав кулаки к бокам. — Соарет поможет мне исцелиться. Я доверяю ему.

— Он уничтожит твой гнев, ослабит тебя страхом и сорвет твою боевую маску. Воин сражается со своими врагами, а не ведет с ними переговоры. Я покажу тебе истинный путь, путь воина, чтобы противостоять этим внутренним страхам, — сурово проговорил Аранарха и наклонился к раненому воину, все еще предлагая ему свою руку.

Тот закрыл глаза и остался безмолвным. Экзарх с досадой рявкнул, и Корландриль дождался, пока не затихли его тяжелые шаги, чтобы открыть их вновь. Стены и потолок вернулись к обычному безмятежному состоянию.

— Я не смогу вернуться, никогда, — сказал он.

На лице Соарета отразилось сомнение.

— Думаешь, мне следует вернуться в храм? — спросил ошеломленный воин.

— Ты сделал лишь первые шаги по избранному тобою Пути, — заметил целитель. — Неблагоразумно покидать Путь так рано, когда проблемы не разрешены, мечты и желания не осуществились. Твое путешествие еще не завершено. Я помогу тебе исцелиться, чтобы ты мог его продолжить.

— Ты исцеляешь меня, чтобы снова отправить в бой?

Соарет вздохнул.

— Таково бремя моего Пути, слишком часто я чиню то, что довольно скоро будет сломано вновь.

Корландриль долго размышлял над этим, прежде чем заговорил.

— Должно быть, это наводит тоску. Не стоит работать так часто.

Целитель улыбнулся и пожал плечами.

— Идти по Пути Целителя означает посвящать всего себя надеждам и поворачиваться спиной к страху будущего. Надежда — вечный источник, из которого я пью, и он всегда прекрасен на вкус.

Он встал и вышел из комнаты, и свет потускнел. В темноте Корландриль увидел какие-то смутные фигуры, которые маячили на грани восприятия. Вздрогнув, он понял, что еще не скоро будет в состоянии вернуться в храм.

СОПЕРНИЧЕСТВО

Ястреб и Сокол, посланцы богов, были близкими друзьями. Они всегда носились вместе в небесах и кружились среди облаков. Хотя оба были преисполнены уважения друг к другу, они также любили состязаться и бросать друг другу вызовы в мастерстве и смелости. Они носились к луне и обратно, чтобы увидеть, кто из них быстрее. Они подстрекали один другого покружиться в царстве Кроваворукого Кхаина, подлетая все ближе и ближе к богу войны. Однажды в сумерки Сокол и Ястреб, легко порхая в горных ветрах, углядели какую-то добычу. Сокол заявил, что он первым поймает ее, но Ястреб утверждал, что он — более проворный охотник. Оба устремились вниз на свою жертву. Сначала Ястреб был быстрее, но Сокол еще сильнее замахал крыльями и вырвался вперед. Не желая отдавать победу, Ястреб, метнувшись, оказался перед Соколом. Раздосадованный маневром друга, Сокол нанес удар крылом по хвосту Ястреба и сбил соперника с курса. Ястреб быстро вернулся и врезался в Сокола, чтобы замедлить его полет. Их крылья переплелись, и оба упали вниз. Их добыча, весело смеясь, улетела, и оба остались в тот вечер голодными.

Спокойствие храма отличалось от покоя, царившего в палатах исцеления. Смертельная Тень размышляла в своем безмолвии, эта тишина отпугивала и была, скорее, исполнена печали, нежели предлагала утешение.

Корландриль шел меж неясно очерченных в полумраке деревьев, выбрав тот же путь, которым пришел в храм впервые, а не более прямые проходы, которые шли под куполом к зданию храма. Его не было здесь довольно давно, и он не представлял, какой прием окажут ему Кенайнат и остальные. Как и следовало ожидать, никто не навестил его в палатах исцеления. Подход Аранархи совершенно противоречил традиции, и Соарет еще несколько дней спустя не мог успокоиться.

Поэтому Корландриль, тихо пробираясь извилистыми тропинками, испытывал некоторые опасения, хотя и не в той степени, что во время своего первого появления в храме. К нему стало возвращаться чувство этого места, он ощущал, как присутствие храма снова проникает в его душу, пробуждая уснувшие чувства. Он расслабился вконец, когда осознал, что опасался не того, как его примут товарищи-воины, но, скорее, у него оставались сомнения в том, что он сможет восстановить боевую маску. Клубящийся туман и странные стоны и покашливания, которые исходили от унылых топей, постепенно пробуждали нечто в Корландриле, будоража воспоминания, которых он избегал, пребывая в палатах исцеления.

Он подошел к черному отверстию главного входа в храм и заколебался, вглядываясь в необыкновенную темноту, которая царила у входа. Это была воплощенная Смертельная Тень, мрак смерти и войны, который наполнял храм. Ступив в него, он опять вернется на Путь Воина.

Он сделал еще один нерешительный шаг вперед, и тут его отвлек шум слева. Сквозь листву продирался Мин, который вышел из зиккурата через какую-то боковую дверь. Увидев Корландриля, пораженный Мин застыл на месте, но, быстро придя в себя, широко улыбнулся и протянул в приветствии руку.

— Как вы тут поживаете? — спросил Корландриль, пожав ему руку. Мин несколько помедлил с ответом.

— Приятно видеть, что ты оправился от ранения, — сказал он.

— Не терпится возобновить тренировки, — признался Корландриль. Вглядевшись в лицо Мина, он заметил по складкам на лбу и сжатым челюстям, что тот испытывает сомнения и чем-то обеспокоен. — Ты не ответил на мой вопрос.

Мин отвел глаза на мгновение, но затем на его лице отразилась покорность неизбежному.

— Я не буду тренироваться рядом с тобой, Корландриль, — признался Мин. Он смотрел куда-то сквозь листву мангрового дерева, в противоположную сторону от храма. С отсутствующим взглядом он продолжал: — Я покончил с Путем Воина.

У Корландриля перехватило дыхание.

— Как же так? Ни один воин, не считая Кенайната, не предан Смертельной Тени так, как ты.

— В этом-то и проблема, — тягостно сказал Мин. — Моя боевая маска постепенно исчезает. Нет, это неверно. Мое настоящее лицо постепенно исчезает, и его заменяет моя боевая маска. Я обнаруживаю, что помню то, что не следует помнить. Я наслаждаюсь воспоминаниями о сражении, тем приливом возбуждения, который ощущаю в бою. Это нехорошо.

Корландриль кивнул, не зная, что сказать. Боевая маска аспектного воина служила двойной цели. Во-первых, дать возможность воину использовать энергию гнева, ненависти и других негативных эмоций, выплескивая их в сражении. Во-вторых, что еще более важно с определенной стороны, играть роль разделяющего барьера между войной и миром. Снимая боевую маску, воин ничего не помнил об ужасных актах насилия, которые совершал, пребывая в своем аспекте. Он мог убивать и калечить, не испытывая чувства вины, которое сокрушило бы душу эльдара, если бы он над всем этим задумался. То, что Мина преследовали чувства из его боевой маски, было весьма прискорбно.

— Ты сделал верный выбор, Мин, — заявил Корландриль, сделав шаг вперед, он похлопал товарища по руке. — Мне будет не хватать тебя на тренировках, но я уверен, что мы будем видеться вне храма. Что ты собираешься делать дальше?

Глаза Мина вспыхнули, он схватил Корландриля за руки и строго посмотрел ему в глаза.

— Вряд ли мы увидимся снова, Корландриль. Я был слишком близок к искушению, и видеться с тобой и другими, пока вы остаетесь аспектными воинами, было бы неблагоразумно. Я оказался очень близко к ловушке, к тому, чтобы стать таким, как Кенайнат и Аранарха. Мне необходимо расстаться на время с самим собой, и я думаю отправиться по Пути Грез. Обещай мне, Корландриль, что ты всегда будешь презирать свою боевую маску. Не позволяй ей стать предметом своих вожделений, как это чуть не вышло у меня. Осознай, что она имеет над тобой власть, и остерегайся ее обещаний.

Корландриль рассмеялся и мягко высвободился из крепкой хватки Мина.

— Я сражался всего лишь в одном бою, и думаю, что мне нужно сделать еще много шагов по этому Пути, прежде чем его соблазны будут искушать меня остаться.

— Ничего не делай опрометчиво! Никогда не забывай о том пространстве покоя, которое возвращает тебя из состояния гнева. Страх скрывается внутри твоей боевой маски, какое бы лечение ты ни прошел. Не позволяй ему чрезмерно питать твою ненависть или перевозбуждать твой гнев.

Корландриль отмахнулся от опасений Мина.

— Желаю тебе доброго здоровья и благополучного путешествия, Мин, — сказал Корландриль. — Надеюсь снова увидеться с тобой, когда для меня закончится время воина. До той поры мы идем в разных направлениях. Если хочешь найти себе проводника для твоих грез, рекомендую Эльронфиртира из Тейлхика. Поговори с духовидцами, они найдут его для тебя. — Он повернулся к Мину спиной и шагнул в храм, вздрогнув от прохлады его тени.

Войдя внутрь, он сразу оказался в привычной для себя обстановке. Корландриль шагал сквозь темноту без колебаний, безошибочно находя верный путь к залу с доспехами в полном мраке. Там оказалось сумрачно, в красноватом отсвете, который исходил от стен, он увидел доспехи, расставленные вдоль каждой из них.

Корландриль подошел к своим доспехам. Драгоценные камни, которыми были инкрустированы их пластины, отражали рассветный сумрак зала, при его приближении они стали ярче. Он положил правую руку на нагрудник, на пустое овальное углубление, предназначенное для его путеводного камня, а его левая рука бессознательно легла на камень души на груди. Быть может, он вообразил эту связь, а может, и была какая-то неосязаемая нить, которая связывала его с доспехами.

— Вот ты и вернулся, Иша возвратила нам тебя в целости и добром здравии.

Повернув голову, Корландриль увидел Кенайната, который сидел на корточках на возвышении в конце залы, его локти покоились на согнутых коленях, а подбородок — на ладонях, сложенных чашей. Красноватый сумрак, царивший в зале, стал ярче, от более резкого света тени стали контрастнее. Корландриль, промолчав, вновь обратил взгляд на свои доспехи и стал водить кончиками пальцев по краям пластин, задержался на пальцах перчаток, нежно погладил мандибластеры по бокам шлема.

— Доспехи манят, ищут прежнего хозяина, желая стать одним целым. Чувствуешь ли ты их волю, которая вторгается в твою душу, питается твоим разумом?

— Кто сделал их? — спросил Корландриль, смущенный намеком Кенайната, отступая в сторону.

— Я и не я. Они были сделаны после Грехопадения, Первым Кенайнатом.

Интонация и выбор слов экзарха сбили с толку Корландриля. Выходило, что он представляет себя — Кенайната — и живущим, и мертвым.

— Первым Кенайнатом?

— Я — не первый, хотя их было немного, кто носил эти доспехи. Я — Кенайнат, и я — не Кенайнат, ни один, и ни совокупность.

— Я не понимаю.

— Это — к лучшему, надеюсь, что это так и будет, и ты останешься собой.

У Корландриля возник добрый десяток вопросов, но он придержал язык и, пройдя вперед, преклонил колено перед экзархом в центре залы.

— Я снова хочу тренироваться.

Кенайнат долго рассматривал Корландриля, в его глазах появился какой-то странный золотистый отсвет. Он заглянул воину в глаза, пытаясь понять его мысли, и, возможно, узрел то, что не удавалось увидеть даже самому Корландрилю.

— Начнешь завтра, этой ночью ты должен отдохнуть, тренировка будет суровой, — сказал, вставая, Кенайнат. Он направился к скрытой двери в конце храма, затем остановился и обернулся к Корландрилю. Оценивающе поджав губы, экзарх вопросительно поднял бровь, затем удовлетворенно кивнул. — С возвращением в Смертельную Тень, Корландриль-воин.

Кенайнат растаял в сумраке, оставив Корландриля наедине с его догадками и предположениями. При всех волнениях и предчувствиях, которые будоражили разум, его тело устало. Отправиться спать показалось прекрасной мыслью.

У Корландриля болело все. Все было напряжено до предела, все мускулы и сухожилия дрожали и подергивались. Он осознал, как хорошо подготовлено было его тело перед сражением с орками, и к каким тяжким последствиям привело его бездействие в Храме Целителей. Хотя его рана зажила, пройдет немало времени, пока он восстановит то физическое совершенство, которого достиг в храме.

Странно было тренироваться без Мина — вроде как смотреть на улыбку знакомого, у которого не хватает зуба. Это просто изводило Корландриля — как несовершенство его мира, как уход от того, что он узнал, став воином. В попытке отвлечься Корландриль обратил мысли на свое внутреннее состояние во время тренировок. То, что он едва не погиб, показало, что он отнюдь не достиг совершенства в боевых искусствах, как ему казалось. Он отчаянно пытался выяснить, чего же ему не хватало в боевой технике, анализируя свои действия во время нанесения рубящих и колющих ударов и смены боевых стоек.

По мере возвращения силы и гибкости Корландриль восстанавливал также точность и стиль. Он был уверен в том, что его хорошо рассчитанные удары в точности повторяют те, что показывал Кенайнат. Нет, его подвела не техника, это было что-то другое.

Трудно было чему-то научиться из полученного опыта, которого он не мог припомнить. Объективно он представлял себе, что с ним случилось: бой с орком, а потом — сокрушительный удар вожака, но он понятия не имел, что при этом чувствовал, о чем думал. Эти воспоминания были связаны с его воинственной ипостасью, скрыты за его боевой маской. Когда Корландриль находился вне храма — обедал с другими воинами или ваял скульптуры в своем доме, в его голове всплывали вопросы, которым он не позволял отвлекать себя во время тренировок и поединков.

Что за оплошность он допустил? Это была его ошибка или его ранили просто из-за невезения? Колебался он или был напуган? Был он осмотрителен или, наоборот, слишком уверен в себе?

Корландриль не мог найти ответов, и это не давало ему покоя. Все, что он мог сделать, — это сосредоточиться на боевой технике и принятии решений во время поединков. Последнее было трудным. Он сражался, не делая никаких сознательных усилий, целиком полагаясь на реакцию и инстинкт.

Быть может, в этом-то и была проблема, пришло ему в голову. Может, инстинкты делали его предсказуемым? Может, нужно время от времени сознательно вмешиваться и менять стиль, идти против инстинкта? Может, его сгубил тогда сам ритуал?

Прошло шестьдесят три дня со времени возвращения Корландриля в храм, и за это время его тело восстановилось, достигнув максимальной скорости и силы. Его действия были совершенно естественны и привычны, оружие безупречно повиновалось его воле. Ему снова предстояло встретиться в тренировочном поединке с Бехаретом. Корландриль решил попытаться действовать более осознанно.

Они встретились лицом к лицу в зале под храмом, Кенайнат укрылся в тени, Элиссанадрин и Архулеш объявляли победные удары. Корландриль начал, как обычно, не задумываясь, отвечать на атаки Бехарета и контратаковать его. Поединок шел ровно, при, возможно, незначительном преимуществе Бехарета.

Пригибаясь и отклоняясь, нанося режущие и колющие удары, Корландриль постарался глубже прочувствовать свое тело. Он увидел его мысленно как световой шар, а свои воинские инстинкты — как крошечное солнце, пульсирующее энергией, его тело двигалось вокруг и внутри него. Свое сознательное мышление Корландриль видел как другую сферу с неподвижной и спокойной поверхностью. Сражаясь, Корландриль старался свести две сферы вместе, чтобы его сознательное и бессознательное могли частично наложиться друг на друга.

И тут он пропустил удар Бехарета в живот, который бы вскрыл его старую рану. Корландриль заколебался, в голове мелькнуло воспоминание. Он снова вернулся к ритуалу, приняв стойку Скрытый Коготь, и оттолкнул от себя обрывки воспоминаний.

Корландриль начал сначала, создав в воображении сферу спокойного сознания, но вместо того, чтобы надвигать ее на огонь своей интуиции, он попытался объединить их, сделать их одним целым. Парировав удар и проведя контратаку, он распознал движение, которое выбрало его тело, и спокойная сфера чуточку приблизилась. Он сделал мощный выпад — это была инстинктивная реакция на брешь в защите оппонента.

Медленно, постепенно Корландриль соединял две части своего сознания. Этот умственный процесс был еще далек от завершения, когда Кенайнат велел им прекратить поединок. Вернувшись в положение покоя, Корландриль закрепил в уме последний образ: сфера сознательного мышления частично затмила сферу воинского инстинкта, надеясь воссоздать его во время следующего поединка.

Бехарет склонил голову в знак высокой оценки и благодарности, в его взгляде сквозило понимание. Корландриль также выразил оппоненту свое уважение, не отрывая от него взгляда.

— Ты быстро идешь по Пути, делая шаги к тому, чтобы исполнить свою волю, — сказал Кенайнат, сделав знак остальным, чтобы они ушли. — Твоя душа отвечает на это, я чувствую, как она развивается, становясь цельной. Все мы сотканы из противоречий, многие наши стороны соперничают друг с другом, чтобы победить, но ни одна не может одержать победу. Ты должен стремиться к равновесию во всем, а не только в бою, чтобы снова стать цельным.

Кивнув, Корландриль остался безмолвным.

— Старайся сосредотачиваться, смотри на себя изнутри и подчиняй себе желание. Путь — это мудрость: управлять тем, что дразнит нас, найти подлинную свободу.

— А когда я справлюсь с этим, я освобожусь от своего гнева?

— Мы никогда не свободны от него, это означает не иметь чувств, мы надеемся управлять ими. Наши души парят высоко, на свирепом ветре чувства, который угрожает всегда. Научись усмирять этот ветер, планировать по нему куда пожелаешь и не пропадать.

— Никогда не думал, что мне будет не хватать плохих каламбуров Мина, — признался Корландриль.

Его взгляд упал на пустое место на скамье напротив. Покинув их узкий круг, бывший товарищ оставил в нем ощутимую пустоту. Архулеш, который сидел рядом с этим местом, также, казалось, чувствовал себя неуютно. Он ковырялся в остатках пищи на блюде и с отсутствующим видом смотрел за балкон Полумесяца Зарождающихся Столетий. Корландриль бросил взгляд через плечо. Внутри сине-зеленого пузыря, который удерживало невидимое поле, множество желтых облачных звезд прыгали вверх и вниз, а их тонкие придатки-усики носились в газовых потоках. Обычно это зрелище погружало тех, кто наблюдал за ним, в гипнотическое спокойствие, но Корландриль был взбудоражен.

— Какая досада, что Мин был вынужден покинуть нас, я чувствую, что отряд неполноценен, — сказал он, чтобы прервать неловкую тишину.

— Хорошо, что Мин отправился по другому Пути, — заявила Элиссанадрин. Она посмотрела на Корландрила. — Так надо. Мы двигаемся, мы растем, мы меняемся. От перемен тебе всегда было не по себе, не так ли?

Корландриль не ответил, хотя понимал, что она говорит правду.

— Держаться за прошлое заставляет нас ужас перед будущим, — провозгласил Архулеш. — Возможно, Корландриль опасается, что станет властолюбивым олухом!

— А ты чего боишься? — спросил Корландриль, в его голосе внезапно прозвучало раздражение. — Чтобы тебя всерьез принимали?

Архулеш явно обиделся, и Корландриль, ощутив укол вины, протянул ему руку в знак извинения. Архулеш отмахнулся, на его лице вновь заиграла улыбка.

— Резко, но, возможно, так и есть, — сказал он. Его улыбка слегка померкла. — Если я сам не могу относиться к себе серьезно, как же я могу ожидать этого от других?

— Ты — воин, а это — серьезнейшая ответственность, — сказала Элиссанадрин. — Конечно же, ты можешь пользоваться уважением за это.

Архулеш пожал плечами.

— В боевой маске — наверняка. Вот в остальное время… Я бы над собой смеялся, если бы это так не угнетало.

— Несомненно, ты стал аспектным воином, чтобы развить в себе серьезность, — заметил Корландриль.

Архулеш рассмеялся, но это был горький смех.

— Я стал им на спор, — заявил он и понуро опустил взгляд, тогда как остальные, нахмурившись, качали с недовернем головами. — Это правда. Я пришел к Кенайнату на пари. Думал, он меня отвергнет.

— Экзарх не может отослать тех, кто пришел к нему, — сказала Элиссанадрин.

— Жаль, что я этого не знал. Он оставил меня там, как и вас обоих, пока не покопался в моей душе и не поместил в нее семя, которое стал растить.

— Почему ты не ушел? — спросил Корландрил. — Я имею в виду, после твоего первого сражения?

— Я мог ступить на Путь Воина по ошибке, но я не такой эгоист, чтобы его так легко покинуть. Может быть, это урок, который мне был нужен. Все еще нужен.

Корландриль посмотрел влево, через ряд пустых столов и скамей, где сидел Бехарет и смотрел на парк и озера под пузырем с облачными звездами.

— А ты ничего не знаешь о его истории? — спросил Корландриль.

— Ничего, — ответил Архулеш. — Я больше знаю о Кенайнате, чем о Бехарете, а это — совсем мало.

— Думаю, он был одним из самых первых экзархов на Алайтоке, — произнес Корландриль. — Он сказал мне, что был не первым, но в Смертельной Тени их было немного.

— Это совпадает с тем, что я слышала от тех, кто когда-то сражался с ним, — добавила Элиссанадрин.

— Ты мог пойти на спор в какой угодно храм, почему же из всей галактики ты выбрал храм Кенайната? — спросил Корландриль.

— Не могу это обосновать, — ответил Архулеш, слегка пожав плечами, и нахмурился. — Он суровый начальник. Я говорил с воинами из других храмов, они тренируются вдвое меньше, чем мы.

— По мне, так лучше быть сверхтренированным, чем недотренированным, — сказала Элиссанадрин. — В бою, по крайней мере.

— Да, в бою — может быть, но мы носим наши боевые маски лишь такую малую долю жизни, что это кажется растратой времени.

— Он — серьезный, и мне это нравится, — заявил Корландриль. — Возьми, к примеру, Аранарху. Он кажется слишком нетерпеливым. Не думаю, что я мог бы доверять ему.

— Он был некогда Смертельной Тенью, — тихо сообщил Архулеш. — Я говорил с Аранархой несколько раз и думаю, что он слегка обижен на старого экзарха. Он не может уйти с Пути, посвященного кровавому служению Кхаину, но где-то в глубине души он злится на Кенайната за то, что тот позволил ему попасть в эту ловушку.

— Думаю, это в большей степени проявление его судьбы, нежели какой-то злой умысел со стороны Кенайната, — заметила Элиссанадрин. — Так или иначе, некоторые по прошествии значительного времени становятся страстными любителями сражений, и это так же обязательно, как провидец с течением времени обращается в кристалл. Если бы никто не становился экзархами, кто бы тренировал поколения будущего?

Корландриль поразмыслил над услышанным, пытаясь представить вселенную без прикосновения Кхаина. Остальные продолжали разговор, но он не слышал их слов. Он рисовал Алайток, свободный от кровопролития, свободный от железной твари в сердце, от пульсирующей кровавой яростью частицы Кхаина, живущей в каждом эльдаре и до времени спящей в центре мира-корабля.

Затем он представил Алайток захваченным — возможно, орками или, быть может, людьми, либо какой-то другой молодой расой. Без Кхаина, без войны, эльдары были бы беззащитны. Мало что осталось — лишь крупицы — от их великой цивилизации. Не будь у них гнева и ненависти, их бы стерли с лица галактики.

— Это мечта без надежды, — сказал он наконец. — Мир лишь иллюзия, отсутствие — на мгновение — вооруженного конфликта. Мы живем в век кровавой войны, в которой случаются паузы, пока Кхаин переводит дыхание. Думаю, я теперь немного лучше понимаю Кенайната. Правильно желать, чтобы вселенная была другой, но глупо полагать, что она когда-нибудь такой будет.

— Видишь? — осклабился Архулеш. — Ты теперь воин, и боишься будущего, в котором тебе больше не будет места.

— Все меняется, — сказала Элиссанадрин. — Тебе следует поучиться у твоего целителя: в душе всегда должно быть место надежде.

— Все меняется, и тем не менее ничего не изменяется, — провозгласил Корландриль, которого захлестнуло философское настроение. — Мы знаем, что все происходит циклично. Звезда превращается в космическую пыль, чтобы стать другой звездой. Война становится миром, чтобы стать другой войной. Жизнь становится смертью…

— …которая становится жизнью? — вставил Архулеш. — Надеюсь, ты не имеешь в виду мою душу, которая будет блуждать по Бесконечному Круговороту, когда это прекрасное, но хрупкое тело, в конце концов, погибнет. Ведь это не жизнь, не так ли?

У Корландриля не было ответа. Он не вполне понимал, что же именно хотел сказать, и, вновь обдумав свои слова, так и не восстановил в памяти то мгновенное озарение, которое, как ему казалось, его посетило.

— Мы — воины, и наши смерти могут принести жизнь другим воинам и тем, кого мы защищаем на Алайтоке, — высказалась Элиссанадрин.

— Не думаю, что я пришел к такому выводу, — заметил Корландриль. Потянувшись, он встал. — На том, наверное, сейчас и остановимся.

Пересекая Полумесяц Зарождающихся Столетий, Корландриль почувствовал на себе взгляд и, обернувшись, увидел, что Бехарет пристально смотрит в его направлении. Жалящий Скорпион, не пытаясь скрыть своего интереса, поднял кубок в бессловесном тосте. Корландриль неуверенно помахал в ответ и поспешил к выходу, чувствуя себя несколько не в своей тарелке из-за внимания молчаливого воина.

Жизнь шла своим чередом. Корландриль тренировался и участвовал в поединках, а пребывая вне храма, старался посещать те места, куда любил часто наведываться прежде: летать на аэрокаре над бурными морями Купола Бесконечных Солнц, взбираться по горным тропинкам Вечного Шпиля, плавать в свободном от силы тяжести Роднике Завтрашних Печалей.

Он также лепил, перейдя от своего кумира Иши к портретам товарищей по храму, которые им же и подарил, всем, кроме Кенайната, сущность которого ему никак не удавалось передать в психоглине. Некоторое время он носился с мыслью погружения в грезы, но так и не решился выбрать партнера для этого, прекрасно понимая, в какие темные места могут завести его такие мемо-путешествия. Он даже встретился несколько раз с Соаретом, хотя и не в палатах исцеления. Они прогуливались по песчаным берегам, опоясывающим круглое Море Восстановления, и говорили обо всем, кроме раны Корландриля и целительстве Соарета.

Корландриль наслаждался всей этой обыденностью, понимая, что рано или поздно его вновь призовут надеть боевую маску. Жалящий Скорпион не знал, что его ждет, когда это случится. Он считал, что вполне удовлетворен своим состоянием, хотя иногда просыпался с остатками сна в памяти, и перед глазами его мелькала призрачная фигура с красными глазами.

Занимался рассвет нового дня, и, вернувшись в Смертельную Тень, он нашел своих товарищей в сильном возбуждении. Они собрались в центральном зале, где Кенайнат энергично расхаживал взад и вперед по своему помосту. Все было окутано багряным полумраком, который плыл по залу тревожащими волнами.

— Что происходит? — тихо спросил Корландриль, встав рядом со своими доспехами.

— Тяжкое бесчестье совершено по отношению ко мне и ко всем вам, и это требует принятия мер, — прорычал Кенайнат. — Это оскорбление, унижение нашего истинного кодекса, и сомнениям здесь не место.

Корландриль повернулся за объяснениями к Элиссанадрин.

— Архулеш покинул Смертельную Тень и присоединился к Выпадению Смертельного Дождя, — ответила она шепотом, прищурившись. — Обучение у Аранархи он предпочел тренировкам Кенайната.

Корландриль перенес внимание на экзарха, который прекратил расхаживать по помосту, и, опустившись на него, переводил взгляд с одного последователя на другого. В конце концов, он остановился на Корландриле.

— Ты, чемпион этого великого храма, будешь представлять его в поединке с Архулешем. Следует покончить с этим спором, поддержать Смертельную Тень, храм первой истины.

— У меня нет никакого спора с Архулешем, — ответил Корландриль. — Мне кажется, что у тебя — разногласия с Аранархой. Если речь о поединке, то он должен быть между экзархами храмов.

— Не мое мастерство подвергнуто сомнению, речь — о боевых навыках, высмеивают мое обучение. Ученик встанет лицом к лицу с учеником — техника этого храма против их техники, чтобы показать истинный Путь.

— Было бы неблагоразумно выбрать меня, чтобы представлять Смертельную Тень в поединке чести, — заявил Корландриль. Внешне он оставался спокойным, но перспектива защищать честь храма заставила трепетать его сердце. Это бремя было не по нему. — Бехарет — лучший воин среди нас, не считая тебя. Ему следует быть твоим чемпионом.

Кенайнат покачал головой.

— Я выбираю тебя, своего последнего ученика, я совершенно уверен. Именно в Корландриля, самого молодого из нас, я верю. Не может быть урока весомей и демонстрации лучшей нашего преимущества, чем твоя победа. — Кенайнат сделал решительный жест рукой, показывая, что вопрос решен, и он не допустит дальнейшего обсуждения. Волнения экзарха как не бывало, он был явно удовлетворен принятым решением. — Через шесть дней на нейтральной территории ты встретишься с Архулешем. Готовься хорошо, сражайся смело и мастерски, состязайся с честью.

Экзарх вышел из зала, а пораженный Корландриль словно онемел. Он вздрогнул, когда Бехарет положил руку на его плечо. Воин подмигнул ему и кивнул в знак одобрения. Элиссанадрин, судя по выражению ее лица, была не столь убеждена в верности решения. Склонив голову набок, она изучающе смотрела на Корландриля.

— Если ты потерпишь неудачу, это уничтожит последние остатки репутации Кенайната, — угрюмо заявила она. — На твоих плечах — не только честь Смертельной Тени, но и все будущее храма. Если ты победишь Архулеша, он должен изменить точку зрения и вернуться. Если ты ему проиграешь, он останется в Выпадении Смертельного Дождя.

— Понимаю, — произнес Корландриль машинально. Он потер подбородок тонким пальцем. — На самом деле не понимаю. Потеря Архулеша — не такое большое дело.

— Посчитай-ка нас, — предложила Элиссанадрин. Корландриль так и сделал: он сам, Бехарет и Элиссанадрин, а также Кенайнат. Получилось четверо…

— О, я понимаю, — сказал он. — Если Кенайнат не вернет Архулеша или не заменит его быстро, нас слишком мало, чтобы действовать отрядом.

— В силу традиции Кенайнат будет вынужден отослать нас, и храм будет распущен.

— А что случится с Кенайнатом? Что делают экзархи без воинов?

Элиссанадрин пожала плечами и грустно покачала головой.

— Я не знаю, но явно ничего хорошего. Для Кенайната это явно будет конец. Его репутация уже давно подмочена, возможно, этот удар его прикончит.

Корландриль бросил взгляд в сторону дверей, которые вели в личные покои экзарха. Он испытывал неприязнь к Кенайнату с самой первой их встречи. Но он уважал его, в том числе — и за то, чему тот научил Корландриля. У него мелькнула еще одна мысль. Архулеш не только покинул экзарха, он ушел от всех них и предал память тех, кто был Смертельными Тенями в прошлом. Мысль о том, что Смертельной Тени больше не будет, взбесила Корландриля, а то, что она может стать жертвой прихоти Архулеша, — казалось просто абсурдом. Змея гнева, которая долго дремала у него внутри, хлестнула языком, пробуя на вкус объявшую его досаду. Медленно развернув свои кольца, она грелась в лучах его возвращенной благосклонности. Корландриль не боролся с ней, но, напротив, позволил ей свернуться в своем сердце и вокруг конечностей. Ее объятия приносили решимость и силу.

— Этого не случится, — заявил Корландриль, глядя в глаза Элиссанадрин. — Я об этом позабочусь.

Воины Смертельной Тени следовали за своим экзархом по узкому туннелю, продвигаясь размеренным шагом. Кенайнат держал скипетр, верхушка которого являла собой светящуюся руну храма. Это был единственный источник света, который окрашивал близко расположенные стены красным.

Они покинули Храм Смертельной Тени из-под арсенала, через двери, которых никто из них раньше не видел. Снаружи их встретил густой туман. Корландриль попытался уяснить, в каком направлении они идут, но пришел лишь к заключению, что они двигаются к наружной части мира-корабля. Проход был выложен маленькими стекловидными плитками различных оттенков, таких темных, что они казались черными, с легчайшим уклоном в фиолетовый и синий, зеленый и красный. Эти цвета, на взгляд Корландриля, не создавали никакого узора, но то, что он улавливал боковым зрением, напоминало ему о мангровых деревьях храма Смертельной Тени, их тенях и угрюмой расцветке.

Звук шагов воинов в доспехах, которые осторожно пробирались по прямому коридору, приглушал земляной слой под ногами. Воздух был прохладным по сравнению с влажной атмосферой под куполом храма, и дыхание воинов оставляло за ними след в виде пара.

— Не позволяй Архулешу захватить инициативу, — прошептала сзади Элиссанадрин, повторив совет, который она неоднократно давала Корландрилю за последние пять дней. — Стиль Выпадения Смертельного Дождя меньше полагается на коварство, присущее Смертельной Тени, и больше — на агрессию.

— Да, я понимаю, — сказал Корландриль, не сводя взгляда со спины Кенайната.

— Но будь внимателен, Архулеша все-таки тренировал Кенайнат, и он встречался с тобой много раз.

— Не больше и не меньше, чем я встречался с ним, — произнес Корландриль с ухмылкой. Эта шутка несколько успокоила его, хотя он почувствовал недовольство Элиссанадрин и, оглянувшись через плечо, увидел, что она нахмурилась.

— За то короткое время, что он пробыл с Аранархой, он не сильно изменится, но, возможно, как раз настолько, чтобы осложнить твое положение.

— Это может оказаться моим преимуществом — конфликт в его мыслях, в его технике, — заметил Корландриль, который старался найти в предупреждениях Элиссанадрин что-то положительное. Отвернувшись от нее, он почувствовал на плече ее руку.

— Ты будешь лучшим воином, — твердо заявила она. В этой убежденности Корландриль почерпнул силу, не заметив в ее тоне никакого обмана.

Вдалеке замерцал свет, подстегивая Корландриля ускорить шаг, нервное возбуждение толкало его вперед. Он воспротивился этому импульсу, продолжая следовать за экзархом. Сосредоточившись на размеренных шагах, он подчинился их ритму и стал соразмерять с ними пульс и дыхание.

Туннель привел их в большой восьмиугольный зал, стены которого были выложены такими же плитками, как и проход. Круг в его центре был опоясан низкой кромкой, расписанной узкими рунами. Еще в трех направлениях под прямыми углами друг к другу вели двери. Одновременно с Кенайнатом через порог переступил Аранарха, который вошел слева, также неся над головой светящийся символ своего храма.

Экзархи знаками указали своим последователям занять места вдоль стен сбоку от входа, а затем встали лицом к лицу внутри круга. Воины храма Выпадения Смертельного Дождя значительно превосходили числом воинов Смертельной Тени.

— Вызов брошен, чтобы разрешить вопрос чести и выяснить истину, — произнес нараспев Кенайнат. В его голосе не было гнева, а звучала торжественность, которая приличествовала случаю.

— Вызов принят, чтобы решить вопрос чести и положить конец нашему спору, — ответил Аранарха с равной серьезностью.

Они повернулись — каждый к своему чемпиону. Оба поклонились и жестами направили представителей своих храмов на площадку для поединков, а затем отошли и встали рядом, в нескольких шагах от нее. Корландриль шагнул в круг, легко держа в руке цепной меч и пристально глядя на приближающегося Архулеша. Лицо его оппонента было серьезным, но Архулеш не удержался от пробежавшей по губам ухмылки. Корландриль про себя приветствовал легкомысленный настрой Архулеша, расценив это как признак излишней самоуверенности.

Оба склонили головы в приветствии, не сводя глаз друг с друга, свет от храмовых тотемов отбрасывал на пол длинные тени. Медленно выпрямившись, они неспешно встали в боевые стойки: Корландриль — в стойку Выжидающая Буря, Архулеш — в слегка измененную версию стойки Поднимающийся Коготь.

Где-то на периферии сознания Корландриля плавали две сферы — инстинкта и разума. Интуиция воина подсказала ему, что вес Архулеша в большей степени сбалансирован влево, тогда как око рассудка сообщило, что удар сверху вниз из этого положения создаст наибольшие проблемы.

Не говоря ни слова, Корландриль сделал шаг вперед и развернулся в стойку Падающая Ярость Луны, его цепной меч рванулся к груди Архулеша. Оппонент среагировал вовремя, отбив меч в сторону в последний миг, но его равновесие сместилось к ноге, находящейся сзади, вправо.

Корландриль сделал ложный выпад к передней ноге Архулеша, заставив его податься назад, а затем повернулся на одной ноге, пригнувшись под клинком противника, и направил свой меч к колену задней ноги Архулеша.

— Удар! — провозгласили окружавшие их воины. Корландриль уловил нотку триумфа в голосах, прозвучавших позади него, из Смертельной Тени. Дух воина в нем затрепетал от гордости, а голос разума сказал, что этот удар был лишь наградой за хорошо продуманную стратегию.

Оба экзарха, кивнув в знак согласия, коротко склонили головы в сторону Корландриля. Участники поединка выпрямились и вернулись в положение покоя.

Озаренный вспышкой предвидения, Корландриль догадался, что Архулеш снова ожидает от него первого удара. Воин Смертельной Тени слегка опустил левое плечо, и, когда Архулеш взмахнул в ответ цепным мечом поперек груди, Корландриль рванулся вправо, быстро перебирая ногами по выложенному плитками полу. Вращаясь, Архулеш едва успел блокировать удар в нижнюю часть спины, и тут же сделал поспешный выпад к горлу Корландрила. Тот, помедлив с ответом, отклонился от линии удара в самое последнее мгновение, так что Архулеш был уже уверен в успехе, а затем последовал легкий взмах — и клинок Корландрила оказался на расстоянии в толщину пальца от шеи Архулеша.

— Удар! — В голосах воинов Смертельной Тени звенело возбуждение, голоса воинов Выпадения Темного Дождя прозвучали приглушенно. И вновь экзархи кивками присудили удар Корландрилю.

Третий удар оказался в пользу Архулеша, который сразу бросился в стремительную атаку и ошеломил Корландриля ее неожиданной беспощадной свирепостью. В следующей атаке преимущество было на стороне Корландриля, который, ожидая повторения, навязал Архулешу веселый танец, обороняясь и парируя удары, но воздерживаясь от контратак, пока его противник, полностью утратив равновесие, оказался неспособен отразить удар.

Корландриль не имел никакого представления о том, как заканчивается поединок. Существует ли некий предел, счет, которого ему нужно достичь? Или просто один из экзархов уступит неизбежному?

Отвлеченный этим размышлением, Корландриль раскрылся и пропустил удар в левое бедро. Внутренне проклиная себя за то, что рассредоточился, он поднял цепной меч в приветствии, чтобы выиграть немного времени и собраться.

После этого поединок проходил с односторонним преимуществом Корландриля, как это было сначала. Удары Архулеша были своевременны, некоторые из них — явно нечестны, но Корландриль уже понял настоящую цену своему оппоненту. Все больше отставая по числу ударов, Архулеш становился все более агрессивным, стремясь к победе.

Корландриль старался проявлять снисходительность, но все более отчаянные атаки Архулеша раздражали его. Огненное солнце его воинского инстинкта становилось все ярче, тогда как бледная луна разума сжималась. Довольно, осознал он. Архулеш бился теперь чисто инстинктивно, сведя поединок к простым реакциям и животной хитрости.

— Удар! — снова прозвучало эхом по зале. Счет был восемь — три в пользу Корландриля. Кенайнат поднял руку, чтобы остановить поединок.

— Вопрос решен, Смертельная Тень одержала победу, честь — за нами.

Взгляд Аранархи упал сначала на Корландриля, а затем на Архулеша. Экзарх Выпадения Темного Дождя уже открыл рот, но Архулеш не дал ему говорить, издав хриплый рык.

— Нет! Я могу это сделать! — Архулеш принял боевую стойку, а на его лице появилось хитрое выражение. — Если орк может взять над ним верх, то и я тоже смогу…

Корландриль прищурился — внутри у него что-то вздыбилось. Архулеш ринулся в атаку, надеясь извлечь выгоду из неожиданности и намереваясь нанести противнику удар в живот. Оружие Корландриля отбило предсказуемый удар, и он рванулся вперед, осыпая градом ударов цепной меч Архулеша. Красный цвет шлема окрасил зрение Корландриля, и в его ушах раздался странный жужжащий звук, а он непреклонно наступал, молотя своим клинком слева и справа, сверху и снизу.

Архулеш отчаянно отбивал одну ожесточенную атаку за другой, а его глаза расширились от ужаса.

Чьи-то руки схватили Корландриля за плечи и вытащили из круга, тогда как другие вытянули в безопасное место Архулеша. Ударившись спиной о плитки пола, Корландриль снова пришел в чувство. С растущим ужасом он вспомнил, что на нем не было шлема, красный туман появился в его голове. А жужжание издал цепной меч, приведенный в действие его гневом.

Он едва не надел в поединке свою боевую маску.

ЛОВУШКА

С Кхаином на своей стороне, Эльданеш победил врагов эльдаров. Никто не мог устоять против мощи Кроваворукого и его последователя. Однажды вечером, пока вороны пировали на поверженных Эльданешем врагах, Кхаин поздравил Эльданеша с его победами и обещал ему много других. Бог войны даровал Эльданешу видение будущего, нанеся каплю своей огненной крови на его лоб. Эльданеш увидел, что произойдет под покровительством Кхаина. Бессчетные враги падут от клинка Эльданеша, и могущество эльдаров достигнет зенита. Все существа будут устрашены силой Эльданеша, и все эльдары будут выражать почтение Эльданешу за его правление. Когда видение исчезло, Кхаин сказал Эльданешу, что бог войны отбросит свою враждебность к Детям Иши, если Эльданеш просто присягнет на верность Кроваворукому. Эльданешу пришлось не по нраву кровавое будущее из грез Кхаина, и он отказался принести клятву богу войны. Разъяренный Кхаин сразил Эльданеша, и началась Война в Небесах.

Хотя Корландриль и утратил самообладание в конце поединка, победа была присуждена ему. Корландриль первым приветствовал возвращение Архулеша в зале с доспехами.

— Твое место — в Смертельной Тени, — заявил Корландриль. — С тобой в наших рядах мы являем собой единое целое.

Архулеш вглядывался в своего собеседника в поисках намека на упрек или злорадство, но не обнаружил ни того, ни другого.

— Я сожалею, что напал на тебя, — признался Архулеш. — Это была коварная выходка, недостойная Жалящего Скорпиона.

— Это было неразумно, но я рад, что не заставил тебя заплатить слишком высокую цену за эту ошибку. Я приношу извинения за свою реакцию, это не подобает воину, который встречается с подобным себе.

Архулеш предложил ему руку, вытянув пальцы, и Корландриль прикоснулся к ним кончиками пальцев, скрепляя их согласие.

— По решению Кенайната я тренируюсь сейчас в одиночку, — сознался Корландриль. — Также мне запрещено покидать храм в течение двадцати дней. Я думаю, он мне доверяет, но желает расставить акценты. Я не удивлюсь, если он запланировал что-нибудь для тебя.

— Я этого заслужил, — яростно произнес Архулеш. — Убежать к Аранархе, чтобы досадить Кенайнату? Иногда я поистине сам себе худший враг. Такой глупец.

Корландриль промолчал. Архулеш разочарованно нахмурился.

— Предполагалось, что я буду спорить? — спросил Корландриль, перестав улыбаться.

— Потом я стану философом и основателем нового Пути, — сказал Архулеш. Он приложил к подбородку палец, изобразив пародию на позу задумчивости. — На этом Пути будет требоваться делать прямо противоположное тому, что считается правильным. Я назову его Путем Идиота.

Рассмеявшись, Корландриль похлопал рукой по плечу Архулеша.

— Я стану твоим первым последователем. Хотя я и занимался время от времени идиотством, мне, несомненно, следует изучить его во всех деталях под руководством великого мастера. Не считая варианта удрать и присоединиться к Арлекинам, не могу придумать ничего круче твоих последних подвигов.

— Лучше над Арлекинами не подсмеиваться, — заметил Архулеш, становясь серьезным. — Цегорах, в конце концов, все еще ходит по паутине. Нет никакого смысла привлекать к себе внимание.

В тоне Архулеша было нечто, придававшее более глубокий смысл его словам, хотя Корландриль не мог себе представить, в чем там может быть дело. За этим скрывалась какая-то история, которую Архулеш не желал рассказывать.

— Тебе следует повидать остальных, прежде чем тебя отловит Кенайнат, — проговорил Корландриль с притворным легкомыслием. — И прежде, чем он увидит тебя со мной и продлит мое наказание еще на двадцать дней!

— Доброго здоровья и процветания, Корландриль. Если нам обоим повезет, увидимся через двадцать дней.

Корландриль глядел вслед Архулешу. Когда он обрел уверенность в том, что остался один, он принял стойку Поднимающийся Коготь, продолжая ритуал с того места, на котором его прервали. Боковым зрением он заметил двойной красный проблеск из темноты дверного проема, ведущего во внутренний храм и апартаменты Кенайната. Мгновение спустя он исчез.

Корландриль без жалоб сносил свое наказание одиночеством. Когда Кенайнат выпустил его, первым делом он захотел было встретиться с другими воинами, однако, поразмыслив, отверг этот порыв и решил, что ему нужно поискать менее воинственную компанию. И тут ему пришло в голову, что следует увидеться с тем, кого он не навещал довольно давно.

Удивление Тирианны само по себе было наградой. Вторгшись ненадолго в Бесконечный Круговорот — ведь действующим аспектным воинам не следовало беспокоить находящихся там духов, Корландриль обнаружил ее в Саду Небесных Наслаждений, погруженной в чтение свитка в беседке, увитой белоснежными цветами. На Тирианне была синяя мантия, рунные амулеты и браслеты, светящиеся энергией. Ее волосы были убраны назад в длинную косу, окрашенную в глубокий золотисто-каштановый цвет и украшенную темно-красными камнями. Быстро встав, она отложила свиток и обняла Корландриля. Ошеломленный, он не сразу обнял ее в ответ.

— Я слышала, что тебя ранили, — сказала Тирианна, отступая назад, чтобы окинуть критическим взглядом Корландриля и увериться, что с ним все в порядке.

— Я исцелился, — ответил он с улыбкой. — По крайней мере, физически.

Корландриль показал на скамью, и они уселись рядом друг с другом. Тирианна открыла было рот, чтобы сказать что-то, но тут же закрыла его. Ее черты исказило беспокойство.

— Что случилось? — спросил Корландриль.

— Я собиралась тебя навестить, поскольку тебе нужно кое-что знать. Я предпочла бы, чтобы мы сначала поговорили о других вещах, но ты застал меня врасплох. Это невозможно приукрасить. Я прочла твои руны. Они сбивчивы, но большая часть не сулит ничего хорошего.

— Бояться нечего. Недавно мне довелось испытать страдания, но они меня не доконают.

— Не это меня беспокоит, — заявила Тирианна. Протянув руку, она на мгновение приложила ладонь к его щеке, и он вздрогнул при этом прикосновении. — Я чувствую в тебе конфликт. Ты воспринимаешь любую встречу как сражение, которое должно быть выиграно. Путь Воина дурно влияет на тебя.

— Я всего лишь на секунду утратил сосредоточенность, не более того, — сказал Корландриль, вставая. Он отступил от Тирианны, увидев упрек на ее лице. — Я оступился, но путешествие продолжается.

— Понятия не имею, о чем ты говоришь. Что-то еще случилось?

Корландриль ощутил укол стыда при воспоминании о своей ошибке во время поединка. Он не считал, что это касается Тирианны, с этим следовало разбираться в Смертельной Тени.

— Да ничего важного, таких, как ты, не касается.

— Таких, как я? — Тирианна в большей степени расстроилась, нежели разозлилась. — Не касается друга?

Корландриль сдался, потупив взор.

— Я чуть не нанес настоящий удар во время ритуального поединка.

— О, Корландриль…

Ее жалость ранила острее, чем выговоры Кенайната и Аранархи.

— А что? Ты говоришь со мной, как с ребенком. Это случилось. Я извлеку из этого урок.

— Неужели? Не забывай, что я была Зловещим Мстителем. Хотя то время — в дымке моего прошлого, это было не так давно, чтобы я совершенно об этом забыла. До недавнего времени я шла по Пути Ведьмака. Как провидец воинов я вновь перебрала многие из своих боевых воспоминаний, черпая в них решимость и силу. Я помню соблазн Пути Воина, уверенность в цели и утешение праведности, которые он несет с собой.

— Нет ничего плохого в том, чтобы иметь твердые убеждения.

— Это же наркотик — то ощущение собственной власти и превосходства. Боевая маска позволяет тебе управлять своим гневом и чувством вины в сражении, но она не предназначена для того, чтобы положить конец всем чувствам вне поля боя. Вот сейчас я чувствую, что ты на меня злишься.

— А что, если и так? Сидишь здесь и говоришь о том, чего не понимаешь. То, что ты шла Путем Воина, не имеет никакого значения, мы с тобой совсем разные. Это ты прояснила для меня перед тем, как я присоединился к Смертельной Тени. Возможно, это тебя искушает власть. У меня воля сильнее.

Резкий смех Тирианны уязвил гордость Корландриля.

— Ничего в тебе не изменилось. Ты ничему не научился! Я предлагаю утешение, а ты воспринимаешь это как критику. Возможно, ты прав. Возможно, вовсе не Путь Воина делает тебя таким надменным, ты всегда был так занят самим собой!

— Самим собой! — Корландриль поверить не мог тому, что услышал, и повысил голос. Сделав вдох, он смягчил тон. — Это ты находилась в свете моего внимания, много обещая, но, в конце концов, не желая дать ничего. Если я эгоистичен, то лишь потому, что ты забрала у меня то, чему я был бы счастлив посвятить всего себя.

— Я была неправа, ты не эгоистичен. Ты — обманываешь сам себя! Рационалистическое обоснование и оправдания — это все, что ты можешь предложить в свою защиту. Посмотри-ка на себя хорошенько, Корландриль, и тогда скажи мне, что это — моя вина.

Корландриль походил взад и вперед, анализируя слова Тирианны, перебирая их снова и снова, чтобы угадать их истинное значение. Взглянув на ее возмущенное лицо, он осознал правду.

— Ты ревнуешь! Когда-то я сходил по тебе с ума, и теперь тебе невыносима даже мысль о том, что я могу жить своей жизнью вне твоей тени. Может, дело в Элиссанадрин? Ты полагаешь, что у меня возникли чувства к другой, и внезапно ощущаешь, что ты не единственная в моих чувствах.

— Я и понятия не имела, что у тебя новый предмет желаний. Я рада. Я предпочла бы, чтобы ты поискал еще чьего-то общества, поскольку больше не являешься желанным гостем в моем.

— Это было ошибкой. Ты не стоишь ни того горя, которое приносишь, ни времени, которое поглощаешь.

Тирианна разрыдалась, закрыв лицо руками. Это было душераздирающее зрелище, очевидная попытка добиться сочувствия и внимания. Корландриль больше не желал, чтобы Тирианна манипулировала им. Не прощаясь, он отодвинул цветущие ветки и ушел.

После размолвки с Тирианной Корландриль попытался выкинуть этот эпизод из головы, занявшись скульптурой. С этой целью он вернулся в свои апартаменты, но никак не мог взяться за дело, расхаживая по квартире, уставленной скульптурами Иши, и каждое прекрасное лицо напоминало ему о Тирианне. Всякий раз, как он садился на скамью с белой глиной в руке, ему никак не удавалось представить себе образ для воплощения. Его голова была забита какими-то шипами и лезвиями. Попытки сотворить нечто прекрасное, чтобы обрести покой, воскрешали в уме все то, что его в наибольшей степени раздражало.

Не находя себе места, Корландриль вернулся в Храм Смертельной Тени, где обнаружил Элиссанадрин, которая вела бой с тенью в зале с доспехами.

— Быть может, ты не прочь поупражняться с кем-то? — спросил он, собираясь облачиться в доспехи.

Улыбнувшись, Элиссанадрин кивнула в ответ. Пока Корландриль одевался, она тихо заговорила.

— Чувствую знакомое смятение. Должно быть, это Тирианна.

Корландриль промолчал, его разум был сосредоточен на мантре постановки цели. Натянув нагрудник, он быстро кивнул Элиссанадрин.

— Прискорбно, что мы отдаляемся от тех, кого любим, но утешься тем, что по мере того, как меняешься, как продолжается твоя жизнь, появятся другие, с кем можно ее разделить, — заметила она.

Корландриль активировал доспех и согнул руки, пока он сжимался вокруг него.

— Это предложение пообщаться? — спросил он.

— Ты сегодня грубоват, — ответила она. — Я бы не стала предлагать себя в качестве замены Тирианны. Я — не она, поэтому ты должен воспринимать меня такой, какая я есть.

— Я бы не хотел, чтобы ты была Тирианной, — холодно заметил Корландриль. Сжав кулаки, он расслабил запястья. — И ты — не она. Я бы очень хотел поухаживать за тобой, и если все будет хорошо, мы могли бы разделить близость.

Элиссанадрин тихо рассмеялась.

— Иногда ты столь традиционен, Корландриль. Быть может, нам следует «разделить близость», а затем посмотреть, захочется ли нам ухаживаний? Я высоко ценю физическую совместимость.

Оба молча прошли в арсенал и взяли свои цепные мечи. Также в молчании они отправились вниз по проходу в сердце храма.

— Я уже ощущаю себя совместимым с твоим телом, — отметил Корландриль. Он поднял цепной меч к своему лбу. — Быть может, близость клинка убедит тебя.

Элиссанадрин, ответив на приветствие, заняла свое место на площадке для поединков. Откинув волосы за плечо, она робко улыбнулась.

— Я не сомневаюсь в твоей энергии или твоей выносливости, но, боюсь, с точки зрения техники тебе не хватает практики.

— Позволь доказать тебе, что я все еще хорошо помню все трюки и навыки, обретенные тяжким учением в прошлом.

Корландриль вошел в круг и встал лицом к лицу с Элиссанадрин, так близко, что ощущал ее дыхание и чуял запах ее кожи. Его сердце забилось быстрее при мысли о поединке и наслаждениях после него.

Шарканье по камню заставило обоих повернуться к дверному проему. Там стоял Кенайнат в доспехах, но без шлема.

Его темные глаза смерили взглядом обоих, не мигая, рот был сжат в тонкую линию.

— На поединок нет времени, нас призывают сражаться, автарх ждет.

Все еще под впечатлением от своего флирта, Корландриль и Элиссанадрин обменялись взглядами и поспешили за экзархом, который исчез в дверном проеме.

— Сражаться с кем? — спросила Элиссанадрин. Кенайнат не ответил.

Остальные, без доспехов, поджидали их в главном зале. Отряд последовал за своим экзархом, а Кенайнат все так же хранил молчание. Он повел их через узкие двери и вниз по длинному пандусу, который вел в круглый зал. Быстро зажглись огни, открыв взглядам четыре блестящих транспорта, окрашенных в тот же зеленый цвет, что и доспехи отряда. Они неподвижно зависли над металлическим полом, их изогнутые стреловидные крылья и высокая дуга верхнего стабилизатора отбрасывали на отряд тени.

Архулеш поспешил к ближайшему из них и прикоснулся к руне на боковой поверхности, чтобы открыть куполообразную крышу кабины. Ловко запрыгнув на борт, он прошел в переднюю часть транспорта. Корландриль дождался, пока остальные займут места сзади, прежде чем сесть рядом с Бехаретом, решив, что ему лучше не располагаться слишком близко к Элиссанадрин с учетом того игривого флирта, которым они только что занимались. Архулеш опустил крышу и раздался едва различимый гул — скиммер ожил.

Под управлением Архулеша он скользнул к отверстию в дальней стене зала, за которым ряд желтых огней освещал путь по извилистому туннелю. Архулеш непринужденно вел скиммер, увеличивая скорость, пока мелькающие мимо огни не превратились в одну расплывшуюся линию.

— Куда мы едем? — спросил Корландриль. Повернувшись на переднем сиденье, Элиссанадрин свесила руку через спинку.

— В Зал Автархов, — ответила она. — Там обычно собираются воины храмов, чтобы получить новости от провидцев, прежде чем надеть боевые маски.

Корландриль воспринял это сообщение молча. Он никогда не слышал о Зале Автархов, и ему стало интересно, где именно на Алайтоке он расположен. Скиммер летел вдоль туннелей и трубопроводов, которых он никогда прежде не видел, и он предположил, что они находятся в нижнем слое каналов, используемых исключительно во время войны.

Впереди перед ними появились еще три похожих транспорта, окрашенных в темно-синий и черный.

— Темные Жнецы, — сообщила Элиссанадрин. Наклонившись вперед, она изучала разметку по мере того, как скиммеры сближались. — Храмы Убывания Темной Луны, Хладной Смерти и Стойкой Завесы.

Этот последний Корландриль знал — к нему принадлежали Маэртуин и Артуис.

Позади них показались транспорты других храмов, присоединившись к строю скиммеров, которые быстро стекались к Залу Автархов. Туннель заканчивался обширным пространством под куполом в виде черной полусферы, сквозь которую ничего не было видно. Вниз шла широкая лестница, которая вела в амфитеатр. На круглом возвышении в центре зала стояли трое, двое из них были одеты в тяжелые мантии, третий — в синих с золотом доспехах и длинном алом плаще, откинутом за спину, рукой он придерживал шлем с гребнем.

Прибывающие аспектные воины спешивались со своих скиммеров на верхнем уровне зала и поотрядно занимали места вокруг автарха и ясновидцев. Взглянув на белый камень широких ступеней, Корландриль увидел выгравированные золотом руны, которые указывали места различных храмов, распределенных по аспектам. Несколько сотен воинов уже были на своих местах, и столько же следовали в зал за своими экзархами.

— Архатхайн, — сказал Архулеш, указывая на автарха. — Он носил маски Темного Жнеца, Воющей Баньши и Зловещего Мстителя, прежде чем стал автархом.

— Его имя кажется мне знакомым, — заметил Корландриль. Кенайнат остановился, и Корландриль, посмотрев вниз, увидел под ногами руну Смертельной Тени.

— Командующий Алайтоком во время Битвы Шепотов, также командовал совместно с Урултанешем во время битвы Тысячи и Одной Бури, — сообщила Элиссанадрин.

Названия этих сражений были известны Корландрилю — долгие кампании, в которых воины Алайтока понесли тяжелые потери.

— Я не знаю этих ясновидцев, — сказал Архулеш. Оба — мужчины и держались величественно. Один из них — моложе Корландриля, что его удивило. Второй был почтенного возраста, и даже на этом расстоянии был заметен странный блеск его кожи, первый признак того, что его тело превращалось в кристалл, испытывая изменения, вызванные псайкерскими способностями.

— Времени мало, требуется краткость, — провозгласил Архатхайн, и его голос, распространяемый звуковым полем, заполнил весь зал. — Ясновидец Келамит, — автарх указал на старца, — и его помощник предсказали Алайтоку ужасную трагедию. Серебряная река превращается в черную, и ее кипящие воды несутся к Алайтоку. На берегах белого моря видно Танцующую Смерть, в ее косы заплетены черепа наших детей. Та, Что Жаждет устремляет свой алчный взгляд на звезды, и в будущем ее бесчеловечный взгляд падет на наши жизни.

— Жизненно важно, чтобы мы предприняли действия для предотвращения этого события, которое может произойти. Темные боги снова расширили сферу своего влияния, добравшись до сердец и умов людей, которых так легко совратить. Не зная этого, они ступили на путь, который приведет не только к тому, что их собственный мир будет проклят, но к порождению целой толпы тварей Темных богов. Таково их невежество, что на протяжении жизни всего лишь трех их коротких поколений они приведут в действие катаклизм, который сокрушит планеты и доберется до самого Алайтока. Мы не можем позволить, чтобы это произошло.

— Любопытство людей приведет их к гибели, если мы не вмешаемся, — продолжил Келамит. Его голос был надтреснутым и тихим, отягощенным вечностью, проведенной в изучении возможных вариантов будущего, каждый из которых в конечном счете вел к смерти и разрушению Алайтока. Корландриль подумал: что за склад ума нужен для того, чтобы вглядываться снова и снова в лицо такой судьбе и предотвращать каждое бедствие после того, как о нем станет известно.

— Мы не можем предупредить их о грядущих опасностях, ибо, поступив так, мы рискуем породить то самое желание, которому стремимся положить конец. Быстрое действие сейчас, кровавое, но необходимое, уничтожит угрозу Алайтоку, а также обезопасит будущие поколения людей. Те, кого мы должны уничтожить, немногочисленны, и если мы нанесем жесткий и быстрый удар, они не получат никаких подкреплений. Подавляющая сила обеспечит быструю капитуляцию. Те, кого мы желаем уничтожить, непреднамеренно обладают артефактом, который необходимо разыскать и безопасно уничтожить. Вы узнаете его, когда окажетесь неподалеку. Ни при каких условиях вы не должны приближаться к самому артефакту, и старайтесь все время не думать о нем, чтобы он не заманил в ловушку также и ваши души. Он касается того, о чем мы не говорим, поэтому вы понимаете, что это — не тщетная предосторожность.

Корландриля передернуло при мысли о Той Что Жаждет. Его камень души также похолодел, другие аспектные воины обменивались взглядами и кивали друг другу в знак поддержки и утешения.

— Мы тайно выйдем на орбиту и создадим временные порталы паутины, чтобы ударить в сердце укреплений цели, — сказал Архатхайн. — Их армия предпримет ответные действия, и мы должны быть готовы к отходу под огнем противника. Скорость играет существенную роль, иначе наши корабли на орбите обнаружат, и они будут вынуждены разорвать связи с паутиной. Странники соберут всю возможную информацию об этой планете людей и том месте, где они хранят этот ужасный трофей. Подробные боевые задания будут переданы каждому экзарху по пути к планете людей.

Автарх поднял кулак и медленно повернулся, выражая признательность собравшимся воинам.

— Алайток снова должен обратиться к кровавым посланцам Кхаина. Вы нас не подведете.

— Время отправляться, надевать доспехи и боевые маски, разогнать кровь, — сказал Кенайнат, жестом направляя отряд к транспорту.

Хотя у Корландриля не было подготовки ясновидца, основные принципы он знал: любое действие имело последствия, и обязанностью ясновидцев было направить оружие аспектных воинов таким образом, чтобы обеспечить благоприятное для Алайтока развитие событий. Он испытывал некоторую жалость к диким людям, которые должны будут умереть во время этой атаки, поскольку, казалось, они не знали о том вреде, что могут причинить. Тем не менее это — необходимая трагедия, пролитие человеческой крови ради спасения жизней эльдаров.

Он задумался ненадолго, будет ли труднее убить человека, чем орка. Орк — воплощение абсолютного зла, от них никакой пользы. Люди, пусть грубые и невоспитанные, были полезным орудием в руках эльдаров и обладали прирожденным духовным началом, которому следовало отдать должное. То, что они слабы и легко развращаются — и телесно, и духовно, — это прискорбно, но как вид они — более приятные соседи, чем многие другие в галактике. Занимая свое место в транспорте, чтобы вернуться в храм, Корландриль подумал, что он почувствует, когда убьет своего первого человека. Эта мысль посеяла в нем сомнения в отношении выбранного им Пути. Лишение жизни орков было простым уничтожением, лишение жизни людей можно было рассматривать как форму убийства, хотя и менее серьезное. Затем он осознал всю смехотворность этого вопроса.

Он будет в своей боевой маске, он не будет чувствовать никакой вины, а помнить будет и того меньше.

Корландриль вышел из портала паутины вслед за Кенайнатом с цепным мечом и сюрикеновым пистолетом наготове. Они оказались на обширной территории, огороженной деревянно-земляными стенами в несколько раз выше роста Корландриля. В ночном воздухе вокруг раздавалось потрескивание других мерцающих порталов паутины, из сумрака которых появлялись призрачные фигуры аспектных воинов. Воздух был мучительно холодным, из темных облаков падал мягкий снег, потрескавшиеся плиты, которыми был вымощен двор, покрывал ковер инея, на кирпичных стенах, окружавших открытое пространство, виднелись замерзшие ручейки.

По отряду Зловещих Мстителей, который поднимался по внутреннему пандусу, со стены затрещали выстрелы из лазерных винтовок. Мстители ответили смертоносными очередями из сюрикеновых катапульт, сбив со стены несколько людей в толстых серых пальто и отделанных мехом шапках с болтавшимися ушами.

Жалящие Скорпионы при поддержке других аспектных воинов должны были возглавить штурм цитадели. В то время как остальные войска обеспечивают безопасность внешнего периметра, воины Смертельной Тени и других храмов ударят по центральным зданиям и обыщут каждое, пока не обнаружат проклятый артефакт, который и является их целью. Хотя в этой операции принимают участие многие воины с Алайтока, схватка с противником не должна быть затяжной, это — планета людей, численность населения которой во много раз превышает число эльдаров. Воинский контингент с Алайтока ни в коем случае не должен ввязываться в длительное сражение, поскольку это поставит под угрозу извлечение артефакта.

Кенайнат повел отряд в сторону от стен, к комплексу из четырех зданий в центре огороженной территории. Три из них были одноэтажными строениями из грубого серого кирпича. Четвертое было пятиэтажным, шестиугольной формы, без окон, построенным из твердого материала, усиленного перекрещивающимися металлическими балками. Оно возвышалось над всей территорией, являясь центром, вокруг которого строили все остальное.

В этом бою Корландриль испытывал другие ощущения. Было прохладнее, не только с точки зрения температуры, но и по настрою. Не было ни жгучей ярости, которую он ощущал в прошлый раз, ни ненависти, которую вызывали орки, его не приводила в смятение опустошающая жажда крови аватара. Он отстраненно наблюдал за тем, как Воющие Баньши понеслись, завывая, к ближайшему зданию, где их мерцающие мечи безусильно кромсали людей, которые высыпали из широких дверей.

Воины Смертельной Тени повернули влево, бок о бок со Зловещими Мстителями из Звезды Правосудия и Огненными Драконами из Ярости Кхаина, направляясь к ближайшему пакгаузу. Его тяжелые двери катились навстречу друг другу, закрывая вход, а из сужающейся щели сверкали, не достигая цели, беспорядочные выстрелы из лазерных винтовок.

С громким лязгом двери закрылись. Зловещие Мстители, направив свое оружие на яркие прожектора, расположенные вдоль козырька крыши, резко снизили уровень освещенности территории. Кенайнат знаками велел отряду укрыться у стены здания, к дверям которого приближались Огненные Драконы с термическими зарядами в руках.

Теперь со стен уже почти не стреляли. Окинув взглядом периметр, можно было увидеть, что Зловещие Мстители очистили от защитников три четверти стены. Одетые в черное, отряды Темных Жнецов занимали огневые позиции, направляя пусковые ракетные установки вовне.

Раздался грохот взрывов, сопровождаемый огненно-белыми вспышками, и термические заряды Огненных Драконов превратили двери пакгауза в реку остывающего шлака. Аспектные воины бросились в образовавшиеся отверстия, отбросив за собой длинные тени красным светом своего оружия.

— Атакуйте без жалости, возликуйте, собирая кровавую дань Кхаина, не оставляйте ничего живого! — воскликнул Кенайнат, отправляя отряд вперед взмахом светящейся силовой клешни. Архулеш оказался в проломе первым, за ним последовал экзарх. Корландриль отправился сквозь искореженный металл вслед за Бехаретом, после него туда прыгнула Элиссанадрин.

Внутри пакгауз оказался пуст, за исключением нескольких металлических ящиков, аккуратно составленных слева от Корландриля. Тонкая стена отделяла часть пространства справа. В узких окнах и двух маленьких дверных проемах подпрыгивали головы в шлемах.

Огненные Драконы дали волю ярости своих термоядерных ружей, энергетические заряды прошили хрупкую стену. Под прикрытием этого огня Смертельная Тень ринулась в атаку навстречу одиночным лазерным выстрелам, которые со свистом проносились мимо или вздымали облачка пара, попадая в пол.

В ближайшем дверном проеме три человека навели свое оружие на Архулеша и Кенайната. Корландриль действовал совершенно автоматически — ему не понадобилось ни подумать, ни получить приказ от своего экзарха, подняв сюрикеновый пистолет, он выпустил в дверной проход град смертоносных дисков, его выстрел слился с выстрелами остальных. Два человека рухнули назад с растерзанными торсами и лицами, третий выстрелил из своего оружия, задев по касательной правое плечо Кенайната. Выведенный из равновесия, экзарх сделал укороченный шаг, чтобы выправиться, и вперед вырвался Бехарет. Он и Архулеш подбежали к двери, и их цепные мечи одновременно обезглавили и выпотрошили остававшегося там человека.

Ведомый инстинктом, Корландриль бросился вправо от дверного проема и прыгнул в обломки окна. Люди внутри повернулись навстречу Архулешу и Бехарету, оставив спины незащищенными. Урчащий меч Корландриля вскрыл первого из них вдоль спинного хребта от шеи до пояса, окатив аспектного воина кровью и осколками позвоночника, при этом влажные брызги были гармонично озвучены стуком костей. Второму человеку он подрезал поджилки, быстро рубанув цепным мечом сзади под оба колена.

Обратив взгляд на другого человека, Корландриль активировал мандибластеры. Шквал осколков вылетел из стволов по обе стороны шлема, за ними устремились дуги голубой энергии, которые вонзились в левый глаз его жертвы, и по чернеющей коже лица побежали лазурные вспышки. Человек рухнул, из его открытого рта и изуродованной глазницы вился дымок. Будто вспомнив о чем-то, аспектный воин развернулся и всадил острие меча в горло четвертому человеку.

Взмахнув в завершение мечом, Корландриль стряхнул кровь с клинка в глаза другого противника, ослепив его на минуту. Пока человек пытался протереть их, Жалящий Скорпион скользнул в сторону и всадил меч под его левую руку, пронзив грудную клетку, сердце и легкие. Цепной меч застрял на мгновение, гневно вибрируя в руке воина, пока он не вырвал его на свободу.

Справа от него раздались испуганные крики и, повернувшись, Корландриль увидел еще трех людей, которые пытались выбраться из окна позади него. Один из них рухнул под огнем пистолета Корландриля, двое других, взорвавшись от выстрелов Огненных Драконов с главной площадки пакгауза, превратились в красноватые облачка перегретого вещества.

Жалящий Скорпион застыл, напрягая зрение и слух в поисках очередной жертвы. До него долетел стон, и он вспомнил о человеке, которому подрезал поджилки. Повернувшись назад, он увидел искалеченного солдата, который полз к дверному проему, оставляя за собой размазанный кровавый след. Корландриль понаблюдал за ним с минуту, художник в его душе увлекся созерцанием красных завитков, оставленных на полу отчаянно карабкающимся человеком. Аспектный воин увидел свое смутное отражение в жизненно важной жидкости своих врагов, искаженный портрет кровью.

Это мгновение миновало, и Корландриль шагнул вслед за своим раненым противником, но проиграл это убийство Бехарету. Тот выпустил из руки пистолет, оставив его висеть на шнуре, и, схватив человека за волосы, рывком поднял его на подрубленные колени. Быстрый удар мечом отделил голову от шеи, и тело шмякнулось в лужу крови, которая расползалась у ног Бехарета.

Все еще держа в руке отсеченную голову, Бехарет поднял глаза и увидел Корландриля. Они не видели выражения лиц друг друга, но оба осознали, что Бехарет совершил убийство, которое по праву было за Корландрилем. Бехарет отвесил напыщенный поклон извинения — отвернув лицо, выставив одну ногу перед другой — и протянул голову Корландрилю.

— Да тут врагов больше чем достаточно, — сказал Корландриль. — Я не в претензии на тебя за этого.

Бехарет выпрямился, бесстрастно вышвырнул голову в дверной проем и кивнул, демонстрируя свою признательность.

— Здание зачищено, гнев Кхаина все еще нарастает, вперед, к новым смертям, — провозгласил Кенайнат, посылая их вперед жестом своей клешни.

В результате быстрого поиска в пакгаузе обнаружили две задних двери, которые вели в окруженный стенами дворик сбоку от центральной башни комплекса. Металлическая дверь в боковой стене башни оказалась незначительным препятствием, силовая клешня Кенайната прорвала ее с двух ударов.

Внутри оказался целый лабиринт комнат и коридоров. Люди стремглав разбегались в поисках укрытия, когда отряд Звезды Правосудия, ворвавшись внутрь, прошил залпами из сюрикеновых катапульт выкрашенные в оливковый цвет стены и свалил на месте пару десятков разодетых людей. Жалящие Скорпионы последовали за ними, убивая всех, кто пережил убийственный град Зловещих Мстителей. Два отряда методично обшаривали по кругу комнату за комнатой на нижнем этаже, не оставляя ничего живого. За ними в башню влетели другие отряды и понеслись вверх по лестницам.

Наверху гремели взрывы: на верхних этажах аспектным воинам явно оказали более решительное сопротивление, и тучи пыли летели с выложенного трубами потолка. Переключившись на тепловое видение, Корландриль наблюдал, как мельчайшие фрагменты обломков оседают на остывающих телах поверженных врагов, и пыль окутывает их словно саванами.

Они обнаружили скрытую винтовую лестницу, и Кенайнат повел их за собой, Жалящие Скорпионы хлынули вслед за Зловещими Мстителями, чтобы воспользоваться преимуществом действий в замкнутом пространстве. Они сделали лишь несколько шагов по ступенькам, когда четыре маленьких предмета со стуком свалились с верхней стены и запрыгали по ступенькам.

Кенайнат, среагировав первым, бросился вперед, чтобы убраться из зоны взрывов гранат, а остальные члены отряда поспешно скатились вниз по лестнице и укрылись за центральной колонной. Осколки гранат и обломки стены градом посыпались вниз по лестнице, но Жалящие Скорпионы остались невредимы. Звон лазерных зарядов эхом отдался от стен, и отряд ринулся вверх, чтобы воссоединиться со своим экзархом.

Кенайнат сжимал клешней останки мертвого человека, левая рука солдата была отрезана начисто. Безголовый труп лежал мешком у ног экзарха на лестнице. Несколько лазерных выстрелов оставили глубокие следы на доспехах Кенайната, вокруг него лениво плавали тонкие облачка пара.

Еще один лазерный залп провизжал вниз по лестнице, и отряд сдал назад на несколько шагов. Корландриль присоединился к Кенайнату, и они вдвоем быстро обогнули лестничный колодец с сюрикеновыми пистолетами наготове. На лестничной площадке выше засела группа людей — Корландриль, выглянув за поворот, насчитал восьмерых, прежде чем убраться в безопасное место.

— Я обращу свою ярость влево, направь огонь вправо, и мы их уничтожим, — приказал экзарх.

— Как этого хочет Кхаин, — ответил Корландриль. Он извлек из памяти картинку с позициями людей, которая отпечаталась в ней так ясно, будто он стоял перед ними. Потребовалось всего лишь мгновение, чтобы рассчитать наилучшее направление огня и сразить их одной очередью.

— Я готов, — доложил он Кенайнату.

Они выпрыгнули вдвоем из-за поворота лестницы, смертоносные диски с шипением неслись из их пистолетов. Очередь Корландриля поразила двух человек, стоявших на коленях, в горло, убив их мгновенно. Он продолжал стрелять, двигаясь влево, подняв пистолет и направив поток дисков в животы тем, кто стоял дальше от ступенек. Они рухнули наземь, издавая мерзкие хрипы, брызги крови виделись Корландрилю в тепловом режиме ярко-желтыми.

Корландриль и Кенайнат переступили через тела с цепными мечами наизготовку, еще до того, как последний из людей упал на пол.

На этой площадке было два дверных проема, по одному с каждой стороны. Слыша сзади приближающиеся шаги остальных членов отряда, Кенайнат махнул головой влево и жестом велел Корландрилю оставаться рядом.

Открытый сводчатый проход вел к ряду маленьких комнат-клетушек с голыми стенами, почти без обстановки. Корландриль догадался, что это — жилье прислуги, — как же любят люди унижать себе подобных в стремлении доказать свое превосходство, мелькнула у него мысль. Подлинная цивилизация всех признает личностями, равными и важными. Эльдары, которые по своему выбору решали обслуживать других, делали это, чтобы развить смирение и чувство долга, — впрочем, Корландриля это пока не привлекало.

Отбросив эти философские размышления как отвлекающие внимание, он быстро просмотрел все дверные проходы в поисках признаков тепла и ничего не обнаружил. Обслуга, скорее всего, сбежала, как только началась атака, возможно, надеясь, что оружие хозяев убережет их. Напрасно. Все, кто так или иначе контактировал с артефактом Хаоса, были под угрозой заражения, никого нельзя было оставлять в живых.

Более тщательные поиски подтвердили, что этот этаж, включая кухни и кладовые, свободен от врагов. Звуки сражения, которые долетали сверху, говорили о том, что другие отряды опередили Смертельную Тень и Звезду Правосудия.

— Мы отправимся выше, доберемся до самого верха и загоним врагов в угол, — объявил Кенайнат. Уриетхиал, экзарх Звезды Правосудия, тут же согласился. Оба отряда вернулись к лестнице и обошли два следующих этажа, где были видны следы более ожесточенной схватки. Человеческие трупы завалили всю площадку, но среди них были и обломки эльдарского оружия, и куски доспехов, и яркие пятна эльдарской крови.

А знал ли он кого-то из павших, — мелькнула походя мысль у Корландриля. Сейчас — не время для скорби.

Еще несколько отрядов присоединялось к атаке на верхнем уровне, стекаясь туда с третьего и четвертого этажей. Поднимаясь по ступенькам, Корландриль ощущал нарастающее чувство тревоги. Что-то тянуло его — где-то в уголке души, и путеводный камень стал подрагивать у него на груди.

— Убивай их равнодушно и быстро, не радуйся убийству, Та Что Жаждет наблюдает! — предупредил Кенайнат, когда они достигли последнего поворота лестницы.

Верхний этаж был одним открытым залом, обшитым панелями и набитым мебелью. Люди стреляли из-за перевернутых диванов и опрокинутых книжных шкафов, на темном лакированном полу валялись разодранные большие книги с примитивным человеческим письмом. Вспышки голубой энергии неслись со всех сторон — Зловещие Мстители и Воющие Баньши простреливали несколько лестниц, ведущих в зал.

За большим столом, опрокинутым набок, притаилась особенная группка людей, рядом с ними на полу громоздились исписанные вручную тома, валялись грубые письменные принадлежности и обрывки бумага. Оттуда что-то просачивалось через весь зал и прикасалось к душе Корландриля. В его ушах раздавалось бренчание лазерного огня, тесная близость доспехов была словно объятия возлюбленной. Запахи лака и крови, прысканье сюрикенового огня и вопли боли — все это сливалось в симфонию, которую Корландриль воспринимал всеми чувствами.

Подстегиваемый возбуждением, он выстрелил из пистолета в человека, который съежился за сломанным креслом. Сверкающие диски вонзились в его лоб, другие рассекли глаза и погрузились в мозг. Труп медленно сполз на пол, его винтовка загрохотала по деревянному полу.

В дальнем конце зала, укрывшись между сбившихся в кучу стражей, затаились трое мужчин, одетых в толстые лилово-красные мантии, отороченные мехом и отделанные золотом. Эти трое были в почтенном, по людским меркам, возрасте, их морщинистые лица исказили гримасы потрясения и ужаса. Подчеркнуто роскошные одеяния выдавали в них персон, стоящих высоко в людской иерархии.

Вскоре в зале осталась лишь эта последняя группа.

Один из них — его толстый капюшон упал назад, на плечи, открыв безволосую голову, испещренную пятнами, — поднялся и прокричал что-то на своем непонятном языке, размахивая шкатулкой размером с собственный кулак, инкрустированной бледно-синими и розовыми драгоценными камнями. Его лицо с выпученными глазами выражало то ли страх, то ли гнев, понять это было невозможно. Это искаженное лицо смахивало на какой-то гротескный шарж, передавало грубую пародию на чувство.

Глаза Корландриля вновь оказались прикованы к шкатулке, а где-то в подсознании зашелестел слабый шепот. Человек упал на колени, его телохранители, побросав свое оружие, подняли руки в знак капитуляции. Два его величавых спутника униженно пали ниц и умоляюще поглядывали снизу вверх на окружающих эльдарских воинов.

Это шкатулка взывала к Корландрилю, и он шагнул вперед, не обращая внимания на людей-солдат. Драгоценные камни на ее поверхности сверкали так ярко, зачаровывая его. Он услышал ворчание других аспектных воинов, стоявших вокруг.

Конечно, это была бы такая очаровательная награда. Корландриль представил себе кровавое месиво, в которое превратит это дряхлое существо, которое удерживало прекрасную шкатулку. Корландриль вырвет его внутренности и превратит их в гирлянды, а из костей, раскрасив их, как надо, создаст изящные скульптуры.

Ни к чему не прикасайтесь. Освободите свой разум от желания и соблазна.

Корландриль узнал мысли Ясновидца Келамита. Они пробились сквозь странный туман, который обволакивал его душу с того мгновения, как он вошел в этот зал.

Позади сдавшихся людей затрещал воздух. Там, где мгновением раньше была пустота, появились семеро воинов в тяжелых доспехах. Они были одеты в красное и черное, а их спины и плечи покрывали широкие щитки с нарисованной на них белой паутиной. В руках они держали громоздкое оружие, смертопряды, светящиеся изнутри голубым, их дула окружали вращающиеся клешнеобразные придатки.

Варп-Пауки одновременно открыли огонь по последним оставшимся в живых людям. Дула их оружия вспыхнули ярко-синим — гравитационные импеллеры, вращаясь, превратились в расплывшиеся пятна. В воздухе закружилось расплывчатое, смутное облако. Извивающаяся моноволоконная проволочная сетка, вылетевшая из смертопрядов, окутала людей и без малейшего напряжения врезалась в кожу, плоть и кость. Серое облако стало красным от крови — люди распались на тысячи крошечных частиц, и каждую из них струящееся проволочное облако продолжало рассекать и кромсать, пока в воздухе не остался лишь расплывчатый красный туман.

Это зрелище выжало слезу из Корландриля. Такое уничтожение, исполненное так быстро и так красиво. На мгновение он совершенно забыл о присутствии шкатулки, пока она не шлепнулась со стуком на пол, с ее манящих драгоценных камней стекали каплями остатки человеческих пальцев.

Корландриль ощутил чье-то присутствие, и отступил в сторону: за дверями позади него появились новые персоны. Аспектные воины расступились, давая дорогу Келамиту и Архатхайну. Вокруг ясновидца спокойно вращались в воздухе три дюжины рун, пересекаясь и расходясь вновь, по мере того, как он продвигался вперед. На Архатхайне были синие доспехи, а в правой руке — копье, которое почти вдвое превышало рост автарха, его наконечник в виде листа был покрыт тысячами крошечных рун, каждая из которых светилась энергией.

С ними вошла группа провидцев с мрачными лицами, одетых в белое, головы их были начисто лишены волос. Между ними в воздухе плыл яйцевидный темно-красный контейнер, расписанный серебристыми рунами. Корландриль узнал призрачную кость — психопластик, созданный костопевами, живая основа Алайтока и любого другого творения эльдаров. Путеводный камень Корландриля потеплел и затрепетал, когда контейнер медленно скользил мимо него.

Из груды обломков справа от Корландриля выскочил человек и рванулся через зал к драгоценному артефакту, одна его рука безвольно свисала вдоль тела, а из длинной раны на бедре лилась кровь.

Быстрее всех среагировал Архатхайн, его копье пропело через зал и, вонзившись человеку в грудь, отбросило его в сторону. Мгновением позже несколько сюрикеновых залпов и лазерных выстрелов прошило воздух в том месте, откуда только что копье автарха отшвырнуло жертву. Архатхайн сделал знак копью, и оно изогнулось, вырвалось из тела мертвеца и вернулось в его длань. Автарх невозмутимо приблизился к шкатулке и, опустившись перед ней на одно колено, принялся внимательно изучать артефакт.

Нашептывая защитные мантры, белые провидцы окружили его, их мантии скрыли все из виду, а заклинания стали громче. Когда минутой позже они расступились, на зал снизошла тишина. Шкатулка исчезла, но контейнер из призрачной кости стал светиться более темным светом, из него просачивалась аура маслянистой энергии. Корландриль отступил еще на шаг назад, не желая находиться слишком близко от проклятого артефакта теперь, когда оказался свободен от его воздействия.

Белые провидцы удалились вместе со своим зараженным грузом.

— Люди собираются с силами, чтобы уничтожить нас за стенами, — сообщил Архатхайн, вставая. — Весь гарнизон перебит. Возвращайтесь в паутину, и мы исчезнем отсюда. Заберите наших мертвецов, мы не можем оставить их здесь.

Вместе с остальными Корландриль спустился на уровень ниже. Здесь они обнаружили несколько мертвых эльдаров, их доспехи были проткнуты штыками или пробиты лазерными зарядами и пулями. Корландриль наклонился к останкам Воющего Баньши. Его лицевая пластина была разбита, открывая взгляду пустую глазницу и окровавленную щеку. Жалящий Скорпион нежно поднял его и отнес к порталу паутины.

Торжественные звуки труб и медленный, равномерный бой барабанов оповестили о прибытии похоронной процессии. Три длинных колонны медленно вступали в Купол Вечного Спокойствия — два ряда эльдаров, движущихся вереницей, по обеим сторонам от тел мертвых на похоронных дрогах, парящих в воздухе. Тела были покрыты белыми саванами с вышитыми на них именами. Слева от каждых дрог шел хранитель с камнем души покойного, путеводный камень мертвого эльдара содержал теперь в себе его сущность, готовую для перемещения в Бесконечный Круговорот. Справа от каждого почившего шагал плакальщик — эльдар, идущий по Пути Скорби, — в тяжелом белом покрывале, рыдая, и время от времени издавая горестные стенания. За процессией наблюдали со слезами на глазах тысячи эльдаров Алайтока, в сердцах которых была жива память о павших.

Они скорбели о смерти тех, кого знали, но не могли дать полную волю своей печали, чтобы она не поглотила их. Это было уделом плакальщиков, которые посвятили себя излиянию тех чувств, что несла с собой смерть, давая возможность остальным вспоминать о погибших со спокойным сожалением и не терзаться чувством вины.

Корландриль угрюмо наблюдал за тем, как мимо скользило одно укрытое саваном тело за другим, пропуская мимо ушей рыдания и сдавленные вопли плакальщиков. Он пытался воскресить в себе ту скорбь, что испытывал раньше на подобных печальных церемониях, но теперь почти ничего не чувствовал. Возможно, дело в количестве, хотя, с другой стороны, каждый из них ушел из жизни. Двадцать четыре эльдара погибло во время атаки.

Будут и другие похороны в недалеком будущем, но они не сравнятся с этими — так велика скорбь, охватившая всю общину. Еще двадцать воинов находились в Палатах Исцеления, некоторые из них вели почти безнадежную борьбу с ранами, которые не мог излечить даже Локон Иши. Здесь весь Алайток мог прочувствовать свое горе. Меньшие церемонии для друзей и семей погибших пройдут позже, когда камни души умерших станут одним целым с Бесконечным Круговоротом.

Мимо проплыл саван с руной Артуиса. Корландриль закрыл глаза, и на него нахлынули воспоминания.

Это был канун Праздника Озарений. Корландриль танцевал с Тирианной, в то время как Артуис и Маэртуин наливали себе добрые порции из черного хрустального графина.

— Что это вы принесли? — весело спросила Тирианна. — Какой-то особенный напиток?

Она с середины дня попивала летнее вино, и теперь несколько неуверенно держалась на ногах. Корландриль, поддерживая девушку, наслаждался ее близостью, хотя и не прижимался к ней настолько, чтобы это казалось неуместным.

— Этот рецепт — семейная тайна, — заявил Артуис и, наполнив до половины два стакана, предложил их Корландрилю и Тирианне. Танцующие разъединились и сели за низкий стол у тихо булькающего потока, который извивался по Долине Полуночных Воспоминаний. Освещение купола было все еще ярким, светильники сияли над ними подобно сотне солнц, но скоро здесь станет темным-темно, как в глубочайших безднах меж звезд, и лишь призрачный свет путеводных камней и сверкающие украшения в волосах и на шеях будут нарушать эту темноту. Это было Время Тени, перед Праздником Озарений, ночь перед днем, скрытые и темные наслаждения перед разоблачающим светом. Этой ночью все могли без угрызений совести потакать своим страстям, чтобы на следующий день избавиться от этих воспоминаний.

Корландриль попробовал густую жидкость, такую же черную, как и емкость, из которой она появилась. Она слегка пенилась и чуть-чуть горчила, оставляя приятное послевкусие.

Он поднял стакан, приветствуя Артуиса и Маэртуина.

— Поздравляю вашу семью с тем, что ей удалось так долго держать в секрете столь восхитительный напиток!

— Это всего лишь сумеречная вода и ночной виноград, смешанные с огненной пряностью, облачным фруктом и сахарной пудрой, — рассмеялся Артуис. — Будьте осторожны, на вкус это невинно, но скрывает в сердцевине жало, подобное копью Анакондина!

— Ночной виноград? — воскликнула Тирианна, поставив на стол нетронутый стакан. В ее глазах вспыхнул гнев. — Это непочтительно. Взять то, что выросло в Садах Вечного Утешения, и использовать для опьянения! Что бы вы сделали, если б ваши намогильные цветы таким образом использовали?

Усмехнувшись, Артуис взял стакан и осушил его одним глотком.

— Если с моего участка, ты бы им подавилась!

Это воспоминание взбудоражило Корландриля. Ему не следовало это вспоминать — Праздник Озарений должен был уничтожить все воспоминания. Какие еще двери в своем разуме он открыл, когда обращался к Локону Иши?

Закрыв глаза, Корландриль представил себе Артуиса в виде статуи, обессмерченным в черном драгоценном камне, с множеством резких граней, но с полостью внутри, хранящей бутылочку его тайного полуночного коктейля. Это будет подходящей наградой тому, кто открыто принимал все темное, что скрывалось в нем, и тем не менее неистово бился за то, чтобы принести свет в жизнь других.

Его смерть была преждевременной. Он, как и многие другие, пожертвовал своей жизнью, чтобы будущие поколения жили спокойно.

Открыв глаза, Корландриль внимательно осмотрел собравшихся. Среди них были аспектные воины, но они отнюдь не составляли большинства. Не было ни одного экзарха, ибо согласно традиции присутствие жрецов Кхаина на таких церемониях не одобрялось. Разносчикам разрушения не позволялось оплакивать плоды трудов своих. Для остального Алайтока экзархи были уже мертвы, и никто не станет оплакивать их кончину, хотя их деяния будут помнить и почитать. Толпа в сдержанном безмолвии смотрела, как славные мертвецы проплывали сквозь Врата Прощаний, белую арку, увенчанную золотой руной Алайтока.

Тишина приводила Корландриля в смятение. Эти эльдары отдали свои жизни не за безмолвное созерцание и уважительное спокойствие, но за жизнь, за счастье, радость и веселье тех, кто сейчас собрался вокруг них, и тех, кто придет в будущем. Их смерть прискорбна, но такой конец не перечеркивал их жизненных достижений. Даже их души будут продолжать существовать в Бесконечном Круговороте. Это — переход от телесного к бестелесному, а не окончательное прекращение жизни, понял Корландриль и впервые посмотрел на похороны другими глазами.

— Прощай, Артуис! — воскликнул он, подняв руку в приветствии телу своего друга, которое исчезало в сиянии врат. — Ты жил так, как хотел, и погиб благородно! Скоро я навещу тебя!

Корландриль почувствовал нарастающее вокруг возбуждение и множество устремившихся на себя взглядов. Он повернулся к стоящему рядом эльдару, молодому парню, идущему, возможно, по своему первому Пути. Юноша осуждающе нахмурился.

— Разве то, что я говорю — неверно? — спросил Корландриль. — А ты будешь однажды готов отдать свою жизнь, как мой друг? Тебе захочется, чтобы те, с которыми ты разлучен навсегда, ныли и хныкали, или ты захочешь, чтобы они во все горло воздавали тебе должное?

— Это — неподходящее место… — заявила суровая женщина слева от Корландриля. Положив ладонь ему на руку, она притянула его ближе и прошептала на ухо: — Ты позоришь себя и душу твоего друга.

Выдернув руку, Корландриль оттолкнул ее. Он хотел сделать это осторожно, но она упала, тяжело шлепнувшись оземь. Корландриль наклонился, чтобы предложить ей руку, но другие эльдары, поджав губы, с осуждающими взглядами, оттеснили его в сторону.

Выпрямившись, женщина поправила складки своей мантии и посмотрела на Корландриля.

— Тебе здесь не рады, — жестко сказала она, и повернулась к нему спиной, намеренно и медленно. Остальные сделали то же самое, оставив Корландриля в расширяющемся круге изоляции.

— Что за нужда мне в раболепном внимании остальных? — проворчал он. — Некогда вы жаждали знакомства со мной, и я потакал вам. Вы значите для меня меньше, чем Артуис. Его я называл другом и не осуждал, и, в свою очередь, он не порицал меня и называл другом. Кто еще здесь мог бы сказать то же самое?

Рявкнув последний раз, Корландриль гордо прошествовал через усеянный цветами луг к ожидавшему его небесному катеру.

НАСЛЕДИЕ

Во время Войны в Небесах Кхаин обрушил на эльдаров неисчислимые беды. Ультанаш сначала отказывался сражаться, заявив, что у Кхаина раздор с Домом Эльданеша, а не со всеми эльдарами. Однако ярость Кхаина вовсе не была такой ограниченной, и в Доме Эльданеша нашлись те, кто вспомнил горькое расставание с Ультанашем. Испорченные Кхаином, они набросились на последователей Ультанаша, и разгорелась война между Домами. Кхаин был доволен, но Ультанаш, в конце концов, отказался от своего пацифизма и взялся за копье, но не для того, чтобы противостоять Дому Эльданеша, но чтобы объявить войну Кроваворукому. Поняв, что бог войны — их общий враг, Дом Эльданеша заключил мир с Ультанашем, и они вдвоем стали биться бок о бок, как делали исстари. Но были в обоих Домах и эльдары, зачарованные войной, и Кхаин настроил их друг против друга, и они стали убивать любого противника, невзирая на верность. Они стали творениями Кроваворукого бога и повернулись против себе подобных.

Чем больше времени Корландриль проводил в храме, тем меньше он думал о смерти. Теперь он был окружен ею, будучи и ее посланцем, и ее целью. В его голове мелькали смутные всполохи воспоминаний о сражении с людьми: краткие эпизоды разрушения и убийств, длящиеся считанные мгновения. Эти воспоминания не несли с собой никаких ощущений, словно пьеса без слов или безмолвная опера. Это были просто события, которые произошли.

Однажды после тренировки Корландриль упомянул об этом мимоходом в разговоре с Архулешем. Его товарищ, Жалящий Скорпион, застыл на месте и направил пронизывающий взгляд на Корландриля.

— Ты вспоминаешь сцены кровопролития?

— Только образы, — ответил он. — А ты — нет?

— Нет! Я бы и не хотел этого. Я ощущаю эти воспоминания внутри себя, глубоко в тенях своей души, и этого достаточно, чтобы мне стало тошно от чувства вины и горя.

— Я не понимаю. Все мы знаем, что проливали кровь и убивали. Это — неоспоримый факт. Мы — аспектные воины, именно это мы и учились делать. Я больше не художник, но все еще могу посещать скульптуры, которые создал.

— Есть разница между рациональным признанием факта и эмоциональной связью. Твои скульптуры были плодом твоих действий, а не воспоминанием о них. Скажи мне, Корландриль, что ты чувствовал, создавая свой первый шедевр?

— Это было… — Корландриль замялся. Он не был уверен в ответе. — Было ощущение успеха, наверняка. И освобождения. Да, определенно, мгновение творческого освобождения, когда скульптура была завершена. Во многом похоже на прилив энергии, который я почувствовал в своем первом бою.

— Это опасно! — воскликнул Архулеш, отшатнувшись от Корландриля.

— Твой страх ничем не оправдан, — сказал Корландриль, протягивая руку, чтобы успокоить товарища. — Что так тебя поразило?

— Ты сравниваешь акты созидания и разрушения. Это — нездоровое проявление. Если ты продолжишь в этом направлении, то будешь помнить радость, которую чувствовал, и это будет сигналом о чем-то очень серьезном.

— Почему ты так произвольно отделяешь смерть от жизни, разрушение от созидания?

— Потому что-то, что создано, может быть уничтожено, то есть возвращено в прежнее состояние, но с разрушением это невозможно! Ты можешь возненавидеть статую, которую изваял, и разнести ее на тысячу кусков, но воспоминание о ней останется. Со смертью это не так. Ты никогда не сможешь вернуть тех, кто был убит, ты не сможешь пожаловать им дар Иши. Поскольку это действие нельзя развернуть вспять, воспоминания о нем не должно оставаться.

— Корландриль все еще носит свою маску со времени последнего боя и не может снять ее.

Обернувшись, Корландриль и Архулеш увидели Аранарху, который выходил из апартаментов Кенайната. Экзарх Смертельной Тени вышел следом за ним.

— Это оказалось бы слишком скоро, гораздо быстрее, чем я видел, я в этом не уверен.

— Он сам признался в этом, он видит то, что видят наши глаза, он сказал то, что мы слышали, находясь внутри, — ответил Аранарха.

— Нет, это — неправда! — выпалил Корландриль. — Я исполнил ритуалы, я снял свою боевую маску.

— Тогда тебе нечего бояться, выходи из этого мрачного места, иди на свет, наружу, — сказал Аранарха с вызовом.

— И пойду! — заявил Корландриль. Он повернулся к Архулешу, который все еще настороженно смотрел на него. — Пойдем, мой друг, давай отправимся на Луга Свершений, и ты сможешь больше рассказать мне об Элиссанадрин.

Взяв Архулеша под руку, он потащил его к двери. Когда они шли по проходу, до них донесся предостерегающий голос Кенайната, слова которого предназначались его товарищу-экзарху.

— Это была ошибка, его разум полон противоречий, он будет искать противника.

— Да не обращай на них внимания, — сказал Корландриль с вымученным смешком. — Они просто завидуют нашей свободе.

Архулеш промолчал.

Вскоре после того, как они вышли из храма, Архулеш отказался от приглашения Корландриля, сославшись на ранее условленную встречу. Корландриль прикинул возможности выбора.

Он не чувствовал никакого желания ваять, в его апартаментах было уже три незаконченные работы, и ни одна из них не влекла его. Ему не хотелось ни есть, ни пить. Его попытка выманить Архулеша на прогулку была порождена в большей степени скукой, нежели желанием побыть в компании.

Он решил, что Элиссанадрин сможет вытащить его из тоски, которая медленно нарастала в нем после последнего сражения. Ведь она — Жалящий Скорпион, и поймет, какую скуку он испытывает.

Надеясь выяснить, где находится Элиссанадрин, он подошел к терминалу Бесконечного Круговорота неподалеку от дверей храма. Положив ладонь на кристальную поверхность, он попытался соединиться с душами, пульсирующими внутри. Связь оказалась мимолетной, энергия Бесконечного Круговорота сопротивлялась взаимодействию с ним. Корландриль не был духовидцем и не умел вступать в общение с Бесконечным Круговоротом, предугадывая его смятение. Он убрал пальцы с кристальной поверхности, мысленно сосредоточился на Элиссанадрин и сделал еще одну попытку.

Как и прежде, он на короткий миг ощутил Алайток изнутри, получив представление о мире-корабле как едином целом, но не смог обнаружить никакого присутствия Элиссанадрин. Обеспокоенный, он отступил от панели. В переходе не было видно ни одного эльдара, который мог бы ему помочь, поэтому Корландриль направился к Куполу Полуночных Лесов, вход в который был совсем рядом.

Яркий свет перехода сменился рассеянным полумраком, когда он прошел под широкой аркой и углубился в лес. Эту часть парка мало посещали из-за близости к нескольким аспектным храмам. Корландриль направился к озерам в центральной части, зная, что их часто посещают многие художники и поэты. Возможно, он увидит Абрахасила. Он не виделся со своим наставником с того времени, как впервые отправился в Смертельную Тень.

Корландриль шагал меж деревьев, а его мысли разбегались. В памяти мелькали воспоминания о встречах под тенистой листвой, но ни на одном из них он не задерживался. Его заинтересовали тени листьев, которые приняли багрянистый осенний оттенок. Мягкость травы под ногами так манила. Он провел руками по морщинистой коре лиандерина, его пальцы отмечали каждый изгиб и нарост.

Все эти мысли занимали его, но не могли вытеснить из сознания самые важные навыки. Световое пятно могло выдать его присутствие, и он придерживался тени. С неравными интервалами он менял направление движения, чтобы не приближаться к цели по прямой. Он постоянно всматривался в отверстия меж корней и ветви в поисках признаков опасности, хотя в Куполе Полуночных Лесов не было угрозы крупней, чем рассветный сокол.

Паранойя Корландриля только усилилась, когда он услышал спереди голоса. Он покрыл значительное расстояние, не зная, сколько прошло времени. Сумерки под тяжелым небосводом сгущались, под куполом начиналась ночь. Он вошел в него вскоре после Времени Очищения в промежуточном цикле.

Между деревьев заблестела вода. Послышалось движение, и на дорожке впереди появилась какая-то фигура.

Корландриль скрылся за стволом дерева прежде, чем это осознал, прильнув к тени, как паук к своей паутине. Из своего укрытия Корландриль пристально разглядывал вновь прибывшую. Она была пониже его, черные с золотом волосы высоко изгибались над бледным лбом. Длинный хвост ее мягкой белой туники качался под нежным ветерком, маняще изгибаясь у нее за спиной. Она смеялась, уставившись в бледный экран кристаллического планшета.

— Прости за то, что нарушил твое уединение, — произнес Корландриль, ступая на дорожку.

Девушка вскрикнула, и читалка выпала из ее руки. Она подхватила ее прежде, чем та упала на деревянную дорожку и быстро выпрямилась, Корландриль приблизился, протянув руку в извинении.

— Я не хотел тебя испугать, — сказал он.

— Зачем ты так незаметно подкрался ко мне? — спросила она. Теперь, когда у нее появилось минутка, чтобы рассмотреть Корландриля, она сделала робкий шаг назад. Голос ее звучал приглушенно. — Что ты от меня хочешь?

Корландриль не мог понять причины ее беспокойства. Он застал ее врасплох, но это не могло служить оправданием такого настороженного поведения.

— У меня есть вопрос. Тебе приходилось в последнее время встречать какие-то трудности с Бесконечным Круговоротом?

— Мне — нет, — сказала она сухо. Она говорила резким тоном, ее язык был формальным и холодным. Хотя они были незнакомы, это не оправдывало таких дурных манер.

— Это был достаточно простой вопрос, — заметил Корландриль. — Я не понимаю твоей враждебности.

— А я — твоей, — сказала она, отворачиваясь. — Оставь меня в покое.

Ошеломленный Корландриль смотрел, как она быстро ушла назад, к озерам. Тогда он решил проанализировать, что произошло.

Корландриль скрылся за стволом дерева прежде, чем это осознал, прильнув к тени, как паук к своей паутине. Из своего укрытия Корландриль пристально разглядывал вновь прибывшую. Она была пониже его, черные с золотом волосы высоко изгибались над бледным лбом. Длинный хвост ее мягкой белой туники качался под нежным ветерком, маняще изгибаясь у нее за спиной. Она смеялась, уставившись в бледный экран кристаллического планшета.

— Прости за то, что нарушил твое уединение, — произнес Корландриль, выходя вперед в стойке Клешня С Восходящим Солнцем, правая рука согнута для защиты, левая рука поднята для удара.

Девушка вскрикнула, и читалка выпала из ее руки. Она подхватила ее прежде, чем та упала на деревянную дорожку и быстро выпрямилась. Корландриль приблизился, двигаясь вперед боком, с вытянутой в положение Выпад Змеи правой рукой.

— Я не хотел тебя испугать, — сказал он, принимая положение покоя.

Корландриль смотрел, как она уходит, удивляясь, как это вышло, что он так легко, не думая, принимал ритуальные стойки, и почему он этого не осознавал. В его голове соперничали две версии одного и того же происшествия: одна — событие, как оно произошло, вторая — его более сознательное размышление о нем.

Испуг и гнев незнакомки доказывали, что его воспоминание об инциденте верно, а вот его восприятие было неверным. Он выслеживал ее как добычу. Встревоженный, Корландриль повернул от озер и направился назад, в лес, тем временем свет потускнел, и Полуночный Лес стал соответствовать своему названию.

Корландриль не мог размышлять. Слишком многое здесь отвлекало: шелестящая листва, порхающие насекомые, ухающие птицы, визжащие существа.

Он пытался сосредоточиться, но мгновенно реагировал на каждое движение, то вглядываясь в сопящего шипоеда, то вслушиваясь в биение крыльев над головой. Его внимание привлекало даже слабое раскачивание деревьев, и он внимательно наблюдал за каждой движущейся тенью, созданной светом Мирианатир, прежде чем вернуться к своим раздумьям.

Большую часть ночи он просидел в роще, вдали от тропинок, популярных среди влюбленных и философов, пытаясь хоть как-то успокоиться.

Когда защитное поле купола деполяризовалось, чтобы пропускать больше лучей умирающей звезды, разочарованный Корландриль оставил попытки медитации и направился в Смертельную Тень.

Он нашел храм пустым, или, по крайней мере, те его части, в которые имел доступ. Он полагал, что Кенайнат был где-то там, — а где же еще мог находиться экзарх? — но зал доспехов и арсенал были пусты. В безмолвии, под звучащую в голове мантру, Жалящий Скорпион оделся для тренировки.

Он легко прошел подготовительную фазу, выполнив серию атак и защит, чтобы размять мышцы, которые сводило после выбившего из колеи пребывания в лесу. Выполняя эти движения, он начал мысленно создавать себе противника-тень, готовясь к более серьезным упражнениям.

Ему удалось достичь желаемого сочетания управления своими действиями и их инстинктивности, цепной меч молнией сверкал в воздухе, повинуясь его прихоти, сплетая узор смертельной пляски клинка рядом с воображаемыми сюрикенами и очередями из мандибластеров.

На полпути между Поднимающейся Клешней и Змеей из Тени Корландриль замер.

У его тени-жертвы было лицо. На самом деле несколько лиц. То были лица людей, которых он убил. Он видел, как они трансформируются одно в другое, их мертвые глаза, разинутые рты.

Со смехом Корландриль рубанул мечом по горлу видения, начисто снеся голову. Призрак с шорохом распался на клочки тумана и исчез. Жалящий Скорпион продолжил тренировку без него. Он не нуждался в воображаемом противнике — он уже пролил настоящую кровь и покончил с настоящими жизнями.

Он тренировался большую часть дня и был довольно утомлен к тому времени, как повесил цепной меч и снял доспехи. Несмотря на усталость, его разум был словно в огне, нимало не удовлетворившись его усилиями. Его терзали голод и жажда, но желал он не только еды и питья. Ему хотелось чем-нибудь занять себя. Ему нужно было какое-то развлечение.

Он нашел остальных в Полумесяце Зарождающихся Столетий и сел рядом с ними, поставив на стол полное блюдо.

— Хотелось бы послушать декламацию или, быть может, посмотреть театральное представление, — сказал он, прежде чем снова набить рот едой. — Что-нибудь волнующее, драматичное и, возможно, слегка чувственное.

— В Куполе Бессердечных Зим дают «Свидание» Аэйстиана, — сообщила ему Элиссанадрин, наливая себе из графина с летним вином, который принес на стол Архулеш.

— Слишком высокопарно, — ответил Корландриль.

— В Зале Нескончаемых Трудов будет «Плетение филиграни», — предложил Архулеш, с намеком переводя взгляд с Корландриля на Элиссанадрин. — Возможно, вы вдвоем могли бы пойти.

Корландриль поразмыслил над этим минутку, но отбросил эту мысль. Ему не хотелось отвлекаться во время первого тесного общения с Элиссанадрин. Чем больше он об этом думал, тем менее привлекательной становилась для него мысль о физической близости с его спутницей.

Он покачал головой.

— Мы могли бы погонять на скайраннерах вдоль Изумрудного Пролива. Мне всегда хотелось это попробовать, — предложила Элиссанадрин.

Корландриль вздохнул.

— Это вовсе не так опасно или захватывающе, как выглядит со стороны, если у тебя есть хоть какой-то опыт управления небесным катером.

— Не собираюсь больше терять на это время, — заявил, вставая, Архулеш. — Ясно, что вас не привлекут мои предложения. Наслаждайтесь летним вином.

— Постой! — воскликнул Корландриль. — Я уверен, мы что-нибудь придумаем. Просто хочу найти чего-нибудь, чтобы убить время.

Все, кто находился в пределах слышимости, повернулись к Корландрилю. В Полумесяце Зарождающихся Столетий воцарилась напряженная тишина.

— На что вы все пялитесь? — проскрежетал Корландриль, сердито поднимаясь на ноги. — Неужели никто из вас не мучился от преходящей скуки, которую никак не унять?

Его локоть сжали тугой хваткой, и Корландриль почувствовал, что его тянут вниз, на скамью.

— Нельзя так говорить! — прошипела Элиссанадрин. На лице у нее явно читались гнев и потрясение.

— Дело в моем тоне? Я слишком громко это сказал?

Теперь лицо Элиссанадрин выражало недоверчивость, она дважды открыла рот, но так ничего и не сказала. Корландриль считал свои слова довольно невинными, но опыт, полученный в Куполе Полуночных Лесов, заставил его усомниться в этом. Он воспроизвел в уме несколько последних мгновений.

— Мы могли бы погонять на небесных катерах вдоль Изумрудного Пролива. Мне всегда хотелось это попробовать, — предложила Элиссанадрин.

Корландриль вздохнул, и его губы выгнулись в пренебрежительной усмешке.

— Это вовсе не так опасно или захватывающе, как выглядит со стороны, если у тебя есть хоть какой-то опыт управления небесным катером.

— Не собираюсь больше терять на это время, — заявил, вставая, Архулеш. — Ясно, что вас не привлекут мои предложения. Наслаждайтесь летним вином.

— Постой! — воскликнул Корландриль. — Я уверен, мы что-нибудь придумаем. Просто хочу найти чего-нибудь, чтобы убить.

Вспомнив все до конца, Корландриль был поражен.

— Убить время! — рявкнул он. — Я хочу найти чего-нибудь, чтобы убить время!

Элиссанадрин явно осталась неубежденной. Корландриль собирался было доказывать, что это была невинная оговорка, но не стал этого делать.

Жужжащий клинок Корландриля вскрыл первого вдоль позвоночника от шеи до пояса, окатив аспектного воина кровью и осколками позвоночника, при этом влажные брызги были гармонично озвучены стуком костей.

Это мгновение поистине было приятным. Прежде он помнил только лица, но теперь к нему вернулось и воспоминание об артистизме, с которым он действовал своим оружием. А ощущение… Один лишь намек на него вызвал трепет во всем теле, взбудоражил кровь, обострил внимание ко всем деталям окружающего. Дыхание Элиссанадрин на его щеке и нежный аромат лесных цветов в ее волосах. Жар ее тела. Даже ее кровь, пульсирующая в артериях и венах, струящаяся прямо под кожей.

Какая яркая красная краска из нее получилась бы.

— Мне не нравится, как ты на меня уставился, — сказала она, отшатнувшись от Корландриля.

Вздрогнув, он усилием воли заставил себя сосредоточиться. Встав, он отвесил церемонный поклон извинения и бросился бежать.

Храм Смертельной Тени не приветствовал возвращения Корландриля. Он опробовал все входы, о которых знал, и ни один из них не открылся при его приближении. Даже Бесконечный Круговорот отказывался признать его присутствие. Не понимая, что это предвещает и что предпринять дальше, Корландриль вернулся к главному входу и забарабанил кулаком по двери.

— Это ты сделал, Кенайнат? — спросил он, и его голос отдался холодным эхом на подъездной дороге.

В ответ последовала тишина, и он, разозленный и беспомощный, простоял там некоторое время. Когда он уже собирался было уходить, дверь отворилась, открыв его взгляду Кенайната в доспехах и шлеме.

— Тебя здесь не ждут, я — экзарх этого места, твой храм — где-то в другом месте.

Голос Кенайната был ровным, лишенным эмоций. Корландриль сделал шаг вперед, но остановился, когда экзарх поднял клешню.

— Я принадлежу к этому храму! Ты не можешь выкинуть меня.

— Ты потерял свой путь, ты должен найти свой храм, такова традиция. Путь кончается для тебя, Кхаин забрал твою душу, ты — экзарх.

— Вздор! — Корландриль издал резкий смешок. — Экзархами не становятся после двух сражений. Это нелепо.

— Твое путешествие было коротким, но сейчас оно завершено, и ты должен это принять. Есть другие храмы, пустые и без вождя, один из них позовет тебя. Так же, как это было со мной, как это было во всеми нами, теми, кто попал в ловушку на Пути. Мы еще встретимся, но не как мастер и его ученик, но как двое равных.

— Э…

Дверь, прошуршав, закрылась, оборвав резкий ответ Корландриля. Он привалился к стене, сжав голову руками. Для него это было лишено всякого смысла. Он едва сделал два шага по Пути Воина. Он никак не мог угодить в ловушку. Что-то пошло не так, но он — никакой не экзарх.

Сделав глубокий вдох, Корландриль выпрямился и сжал кулаки. Он не примет этого без борьбы.

Сделав несколько шагов от двери, он остановился. Его стремление к полной самореализации становилось все сильнее. Чем больше он сражался со своей судьбой, тем жестче становилась ее хватка. С чем же он бьется? С самим собой? С Тирианной? С Арадрианом? Его страсть к противостоянию бессмысленна. Апатия, наполнявшая Корландриля после возвращения с битвы против людей, изводила его. Неужели это — навсегда? Избавится ли он когда-нибудь от этого аморфного чувства, которое пожирало его?

Кенайнат прав. Корландриль жаждал той пляски между жизнью и смертью больше, чем чего бы то ни было в своей жизни — лести, признания, самопробуждения, все это просто ничтожно в сравнении с тем, как приливает кровь в битве, и истинным наслаждением — сразить врага и добиться победы.

Оставалось только одно место, где он мог получить нужные ответы. Оставив позади Смертельную Тень, Корландриль нашел платформу небесных катеров. Взяв один из них, он включил автопилот и ввел пункт назначения — Палату автархов. Включив двигатели, он в смятении умчался прочь.

Огромный зал был пуст. Корландриль шагал по широким ступеням, глядя на длинные круги рун вокруг центрального возвышения, каждая из них представляла аспектный храм. Некоторые были истерты ногами многих поколений, другие оставались такими же яркими, как в тот день, когда были вырезаны. Медленно идя по кругу, он понял принцип, по которому они располагались. Самые старые храмы находились в центре, многие из них относились к Зловещим Мстителям, Жалящим Скорпионам, Воющим Баньши, Пикирующим Ястребам и Темным Жнецам. Были и копии, их руны — тщательное воспроизведение рун родительских храмов, они располагались все дальше от возвышения. Появлялись новые руны неизвестных ранее аспектов — Кристальные Драконы, Варповые Пауки, Сверкающие Копья. Перед его глазами разворачивалась по спирали — от центра вперед — история воинского прошлого Алайтока.

На ступени, находящейся в самой глубине, Корландриль остановился. Он стоял на руне Жалящего Скорпиона. Присмотревшись, он прочел имя, начертанное простыми завитками и изогнутыми поперечными штрихами. Скрытая Смерть. Оно было ему незнакомо, хотя он, конечно, не знал названий всех аспектных храмов на Алайтоке.

Скрываясь, он пришел к аспектным воинам и попал в ловушку смерти. Казалось, в этом есть смысл. Не это ли имел в виду Кенайнат?

Корландриль быстро вернулся к небесному катеру и ввел пункт назначения — Храм Скрытой Смерти. Поднявшись в воздух, катер повернул на полкруга и рванулся к выходу из зала в сторону внешней поверхности мира-корабля. Он вел в лабиринт туннелей, который Корландриль видел по пути сюда из Смертельной Тени. Влево, вправо, и затем — вверх через вертикальное ответвление, и катер поднялся в сторону доков Алайтока, набирая скорость. Ветер дергал волосы Корландриля и рвал хлопающие полы одежды, а катер заложил круто по дуге вправо и снова по спирали вниз, проносясь мимо других перекрестков.

Даже на этой весьма значительной скорости Корландриль запоминал маршрут, запечатлевая в памяти каждый поворот и смену направления. Чем дальше он летел, тем сильнее становилась надежда. Его наполняло не возбуждение от бешеной скорости полета, но ощущение причастности, к которому он стремился. Вдоль туннелей и перекрестков небесный катер нес Корландриля навстречу его судьбе. Она пела в ушах ударами сердца, и эта песнь звучала в каждой клетке его тела.

Это и был зов, о котором говорил Кенайнат.

Настало уже Время Раздумий, когда небесный катер стал замедлять полет, быть может, на полпути по внешней стороне Алайтока от Смертельной Тени, это было почти предельно достижимое расстояние. Совпадение ли это? Корландриль быстро отбросил эту мысль. Здесь нет места совпадениям. Бесконечный Круговорот, великий разум Алайтока, привел его сюда, так или иначе. Жалящий Скорпион не вводил себя в заблуждение, делая вид, будто понимает все, что происходит, но был вполне доволен тем, что его несет сейчас вперед на приливной волне. Он сбился с Пути и потерялся, поэтому ему неважно, кто ведет его сейчас. Оставалась единственная надежда — отыскать покой битвы, которого ему так мучительно не хватало.

Небесный катер остановился перед неприметной аркой с закрытыми цельными дверями изумрудно-зеленого цвета. Спешившись с катера, Корландриль отпустил его, и он умчался за поворот прохода. Нерешительно, опасаясь, что и это место также отвергнет его, Жалящий Скорпион приблизился к воротам.

Со вздохом они распахнулись внутрь, оттуда выкатилась волна теплого воздуха и заключила Корландриля в свои воздушные объятия. Он закрыл глаза, наслаждаясь крепким пряным ароматом и легким прикосновением ветерка к коже, ощущая сквозь опущенные веки яркое сияние, словно рядом было солнце. Открыв глаза, он дважды моргнул, чтобы зрение адаптировалось, и окинул взглядом свой новый дом.

Низкие дюны красного песка тянулись через весь купол, их границы были размыты расстоянием. То тут то там росли кустарники катальпы с маленькими, но обладающими острым запахом фиолетовыми цветами. Слева от него низко висел полыхающий шар, словно невероятно близкое солнце, и пока Корландриль смотрел на него, он опускался все ниже и ниже, пока совсем не исчез из вида, и остался лишь сумеречный отсвет, хотя на остальной территории Алайтока, наверное, только недавно миновал полдень.

Корландриль сбросил ботинки и мантию и развязал ленты, стягивающие волосы. Босым и нагим он перешагнул через порог и зашагал в дюны, ощущая песчинки под ступнями, их скольжение между пальцами.

Ворота со свистом рассекли воздух и захлопнулись, но Корландриль этого даже не заметил.

Он бродил по этому новому для себя ландшафту, привыкая к своему положению и к его атмосфере. Это совершенно не похоже ни на один купол, что он видел раньше. Искусственное солнце исчезло, оставив только красную дымку. Где-то вдали он видел мерцание психосилового поля и свет Мирианатир. Он направился туда.

Корландриль приближался к центру пустыни, его следы тихо заметал ветерок, и тут он почувствовал какие-то толчки. Остановившись, он определил, что они исходят откуда-то слева. По мере того, как он продвигался в этом направлении, толчки становились сильнее, с дюн стали скатываться песчаные волны.

Взобравшись на особенно высокую дюну, Корландриль увидел глубокую чашеобразную котловину с тонкой и высокой стеной по краям. Песок внутри стены возбужденно плясал и подпрыгивал. Вдруг что-то взметнулось вверх из чаши, разметав в стороны песок. Это был зиккурат из желтого камня, чуть меньше Храма Смертельной Тени, со ступенчатых полок сооружения во все стороны текли красные песчинки. При его появлении все вокруг затряслось, песок стал уходить из-под ног Корландриля, и он едва удержался, чтобы не упасть.

Из щелевидных окон и дверных проемов нижнего уровня зиккурата сверкал белый свет. С радостным криком Корландриль помчался вниз по склону к храму. У низкого прохода, в который с трудом можно было пройти, не пригибаясь, он остановился и сделал глубокий вдох. Это не помогло ему справиться с охватившим его возбуждением. Это место — словно воплотившиеся в жизнь грезы. Корландриль прикоснулся к грубой поверхности дверного проема, дабы увериться, что это не иллюзия. Руками он ощущал вязкость света, льющегося из храма, а кожей — его тяжесть, но камни были самыми настоящими.

Когда он, почти ослепленный, вступил в дверной проем, свет исчез, и все погрузилось во тьму. Сердце Корландриля на мгновение дрогнуло, и он застыл на месте, ошеломленный внезапной переменой. Как только его глаза привыкли, он заметил красноватый отсвет из-за угла впереди. Быстро зашагав на этот тусклый свет, он повернул налево из главного прохода в боковую залу. Свет, который попадал сюда из арки напротив, стал сильнее, семь крутых ступеней под сводом вели вниз. Спустившись по ним на U-образную площадку, Корландриль оказался перед двумя другими арками. Свет шел из левой и теперь был достаточно ярким, чтобы он мог разглядеть обе стены прохода.

Идя на усиливающийся свет, Корландриль шел и шел по коридорам и сводчатым проходам, пока не оказался в комнате с низким потолком, которая напоминала зал для поединков Храма Смертельной Тени. Здесь не было круга на полу, но в центре располагалась стойка с комплектом доспехов тонкой работы. Свет шел из красных драгоценных камней, инкрустированных в темно-зеленые пластины доспехов. Свет менялся — это камни души. Всего их семь, и каждая содержит сущность мертвого эльдара.

Корландриль стоял перед доспехами, восхищаясь их основательностью, изгибами пластин. Протянув руку, он коснулся нагрудника. Его путеводный камень в ответ ярко вспыхнул, и его сияние слилось с блеском камней души доспехов. В сознании Корландриля пробежал всполох какого-то воспоминания, и он отдернул руку.

Воспоминание исчезло. Возможно, это была игра воображения.

Обходя доспехи со всех сторон, Корландриль внимательно изучал их. Они были тяжелее обычных аспектных доспехов, их пластины были усилены дополнительными накладками, а ребра покрыты золотом. Работа была изумительной, каждый изгиб и каждая линия являли собой гармонию функциональности и стиля. Жалящий Скорпион провел пальцем вдоль тыльной стороны рукавицы, дрожа от предвкушения.

Его вновь пронзила искра воспоминания.

— Это — мое, — прошептал он, и комната поглотила его голос.

Твое…

Этот голос был не голосом, но мыслью. Была ли это собственная мысль Корландриля или чья-то еще?

— Я буду Скрытой Смертью.

Скрытой Смертью…

Мысль-эхо длилась мгновение и исчезла, не оставив никакого следа в его памяти.

Корландриль надолго уставился на доспехи, размышляя о том, кто создал их, кто владел ими, что за враги пали от руки тех, кто носил их.

Ответы…

Время сомнений и размышлений закончилось. Хорошо это или плохо, но Корландриль пришел в это место — или его привели сюда? — именно здесь все и переменится. Для того, кто так боялся перемен, это — окончательный ответ. Он больше не будет меняться. Он станет Скрытой Смертью и останется ею, пока его не убьют. Он сдавался с готовностью, оставив сомнения позади, больше не нужно будет отчаянно стараться приспособиться, и война внутри завершится перемирием.

Все, что ему оставалось сделать, — принять то, чем он стал, и надеть доспехи.

— Война, смерть, кровь — вот и все, что остается. Я — экзарх Корландриль.

Экзарх Морланиат.

Это имя ничего не значило для Корландриля, не считая далекого всполоха воспоминания, но он не мог понять, что это. То ли это чье-то воспоминание о мифе, которое он когда-то услышал, то ли это имя, которое держат для себя и ни с кем не делятся.

Время пришло.

Снимая доспехи со стойки, он шептал мантру, которая позволит ему закрепить боевую маску навсегда. Незваные слова менялись на пути между мозгом и языком, но он произносил их уверенно, как если бы именно так и собирался их говорить всегда.

— Мир нарушен, согласие уступает место раздору, остается только война.

Когда он надевал первые фрагменты доспехов, к нему присоединился голос-тень.

— А теперь мы облачаемся в одеяние кровавого Кхаина как истинные воины.

— А теперь мы облачаемся в одеяние кровавого Кхаина как истинные воины.

В его сознании мелькали образы — воспоминания не из его жизни. Его мозг жгла боль, он словно растягивался, чтобы вместить в себя события целой — новой — жизни. Лица друзей, которых он никогда не встречал, родителей, которые его не создавали, врагов, которых он никогда не убивал. Такое множество мертвых лиц, тысячи — в стремительном потоке страданий и смерти, и на всем его протяжении в ушах Корландриля раздавался торжествующий хохот.

И, наконец, мгновение полной черноты, агония и конец.

Словно автомат, Корландриль продолжал надевать доспехи, следующая строка мантры слетала с его губ почти неслышным шепотом, и ее подхватывал другой голос в его голове.

— В железную кожу Кхаина мы облекаемся для битвы, пока внутри полыхает огонь.

— В Железную Кожу Кхаина Мы Облекаемся Для Битвы, Пока Внутри Полыхает Огонь.

Новая буря воспоминаний, еще больше боли, больше смертей. Корландриль попытался сосредоточиться на чем-то, известном ему, как его собственная жизнь.

Он провел пальцами по сапфировым волосам Ориелли, целуя ее шею, огонь костра подсвечивал ее скуластые щеки.

Нет! Это — не его воспоминание. Он никогда этого не делал. Он никогда не знал Ориелли. Корландриль попытался вновь, но из него продолжала выплескиваться мантра, и его смыла очередная приливная волна ложных воспоминаний.

— Железная кровь Кхаина, в которой мы черпаем свою силу, разрастается внутри нас.

— ЖЕЛЕЗНАЯ КРОВЬ КХАИНА, В КОТОРОЙ МЫ ЧЕРПАЕМ СВОЮ СИЛУ, РАЗРАСТАЕТСЯ ВНУТРИ НАС.

— Война надвигается на нас, мы несем ее темное бремя на своих широких плечах.

— ВОЙНА НАДВИГАЕТСЯ НА НАС, МЫ НЕСЕМ ЕЕ ТЕМНОЕ БРЕМЯ НА СВОИХ ШИРОКИХ ПЛЕЧАХ.

Личность Корландриля становилась все меньше и меньше, обращаясь в точку, и ее захлестнула волна личностей из камней души. Он словно тонул во мраке, отчаянно молотя руками, чтобы сохранить какое-то самоощущение, борясь с потоком, заливающим его хрупкий разум.

— Встань перед Кхаином, уверенный в нашем призвании, свободный от всех сомнений и страха.

— ВСТАНЬ ПЕРЕД КХАИНОМ, УВЕРЕННЫЙ В НАШЕМ ПРИЗВАНИИ, СВОБОДНЫЙ ОТ ВСЕХ СОМНЕНИЙ И СТРАХОВ.

Мертвецы исчислялись десятками тысяч. Бессчетные жизни уничтожались руками тех, кто носил эти доспехи. Существа всех рас, часть из них — воины, многие — нет. Жертвы кровавых убийств Кхаина.

Корландриль стенал, отдавая остатки сострадания тем, кто был убит, ничего не оставляя будущим жертвам.

— Мы не убегаем от смерти, мы шагаем в тени Кхаина, гордо и без страха.

МЫ НЕ УБЕГАЕМ ОТ СМЕРТИ, МЫ ШАГАЕМ В ТЕНИ КХАИНА, ГОРДО И БЕЗ СТРАХА.

МЫ НАНОСИМ УДАР ИЗ МРАКА, КАК БЫСТРЫЙ СКОРПИОН, СМЕРТОНОСНЫМ ПРИКОСНОВЕНИЕМ.

СМОТРИ НЕ ОДНИМИ ГЛАЗАМИ, НО ПОЗВОЛЬ ИЗЛИТЬСЯ ЯРОСТИ, ДАЙ ДАРУ КХАИНА ПОДБОДРИТЬ СЕБЯ.

Корландриль почти исчез, словно горстка пылинок кружилась в безбрежном океане сознания.

Морланиат вернулся. Экзарх открыл глаза, которые были закрыты целый век, и повернулся к огромному двуручному жалящему клинку, висевшему на стене позади него. Взяв его, Морланиат вспомнил название оружия: Зубовный Скрежет. Подобно встретившимся старым влюбленным, Морланиат и гигантский цепной меч стали одним целым, экзарх поглаживал рукой оружие. Кончики его пальцев танцевали вокруг острия каждого лезвия. Приняв стойку готовности, Морланиат заставил оружие ожить, пробудив от долгого сна. Его урчание было таким же легким, как в тот день, когда оно впервые было окрещено в крови. Вместе они снова принесут смерть.

ВОЗРОЖДЕНИЕ

В разгаре Войны в Небесах у Кхаина было множество сторонников. Они были заклятыми врагами Детей Эльданеша и Ультанаша из-за того, что жажда крови полностью овладела ими. Однако один за другим чемпионы Кхаина погибали. Кхаин не отказывался от своих слуг так легко и держал у себя их души, оснащая доспехами и оружием, чтобы продолжать войну. Хотя они были столь же кроваворукими, как их хозяин, и эти воины тоже терпели поражение и гибли. И все же Кхаин не отпускал их. Несмотря на угрозы и пытки Кхаина, бог-кузнец Ваул больше не стал ковать доспехи и оружие, чтобы Кроваворукий бог мог воссоздавать свои войска. Кхаин не выпускал из своей хватки тех, кто поклялся в верности его делу, и сдавил их вместе своим железным кулаком, чтобы несколько воинов могли сражаться как один, разделив между собой оружие, которое бог сумел предоставить.

Исполнившись ярости Кхаина, воины-призраки уничтожили многих детей Эльданеша и Ультанаша. И все же так велик был их гнев, что эти призраки стали драться между собой. Каждый из призраков, соперничая с остальными, стремился захватить полный контроль над целым, и, в конце концов, они разделились. Призрачная армия Кхаина прекратила существование, так как призраки в конечном счете бежали, ускользнув из его хватки.

Здесь одни лишь кости и черепа, из грозовых небес хлещет кровавый дождь, над бесконечной равниной стоит лязг клинков и несутся вопли умирающих.

Он с трудом пробирался среди костей, то и дело скользя и падая. Он размышлял над тем, где оказался и куда теперь податься, и видел вокруг только смерть. Он пытался кричать, но ветер срывал с его губ слова и уносил их прочь. Он потерялся. Остался один. Как же его зовут? Кто он?

Он осматривал черепа, большие и маленькие: эльдара, человека, триишана, орка, демиурга, тиранида и многие другие. В их глазах светились крохотные колдовские огоньки. Он подобрал уродливую голову с резко выраженным хоботом, широко поставленными глазами, с гребнем из костных узелков поперек бровей. Заглянув в ее глаза, он соединился с остатками души внутри.

Небо полыхало всполохами черных языков пламени, а развалины поселения чужаков со всех сторон полосовали ослепительные желтые лучи. Высыпав из своих башен на сваях, кривоногие хрекхи бежали с тарахтящими винтовками в длинных руках. Он легко отпрыгнул в сторону и помчался через вялую реку, разбрызгивая во все стороны грязную воду. Тяжелые гравициклы «Випера» с визгом пролетали мимо, их стрелки, ведя рассеянный лазерный огонь по лесу и каменным башням, косили хрекхов десятками. Он выпрыгнул на дорожку, пролегавшую над мелким озером, легко перенеся свое тело через поручень. Воины Скрытой Смерти последовали за ним, потрескивая мандибластерами и паля из сюрикеновых пистолетов. Преследуемый мерцающими гравициклами Сверкающих Копий, вождь клана хрекхов влетел за угол, оглядываясь через плечо. Он набросился на хрекха, вогнав Зубовный Скрежет между болтающихся сосков, так что он вышел со спины. Выдернув жалящий клинок из трупа, он пинком отправил его в воду.

Череп выпал из его пальцев, и воспоминание исчезло.

Сколько тысяч смертей здесь собрано? Как ему найти ту, которую он узнает?

Он поднял другой череп, человеческий, но при первой же вспышке воспоминания понял, что не имеет к нему отношения. Швырнув его наземь, он наступил на него, но череп отскочил в сторону из-под его босой ноги.

Где-то там находится его память. Нужно продолжать поиски.

Тусклый свет отражался от псевдокаменных стен комнаты. Опустив взгляд, он увидел на полу песочные отпечатки ног. Его отпечатки. Это сбивало с толку. Три поколения он ожидал в этой комнате, ждал, что его найдет тот, кто ответит на зов.

Кто же он?

Мы — Морланиат.

Это — его мысли, но не только его одного. Другие смотрели его глазами вместе с ним, сжимали его пальцы вокруг рукоятки длинного цепного меча в руке, ощущали свист воздуха, входящего в его легкие.

— Кем я был?

Мы Были Морланиат, И Идсресаил, И Леккамемнон, И Этруин, И Элидхнериал, И Неруидх, И Ультераниш, И Корландриль.

Корландриль.

Это имя сосредоточило на себе его внимание. Это не единственное его имя, но оно — самое последнее. Это тело, эти конечности и мозг, и нервы, и кости, — все они назывались Корландриль. С этим знанием он погрузился в свои воспоминания в поисках правды о том, что произошло.

Он ждал. В течение неопределенного промежутка времени была только душа. Тело Ультераниша сразили. Они принесли доспехи сюда — Кенайнат, Аранарха, Лируиет и другие экзархи Жалящих Скорпионов. Двери засыпало песками, и свет исчез. Это не имело никакого значения. Кто-то придет, раньше или позже. Что есть время? Бессмысленная мера смертных.

Храм содрогнулся. Крохотное движение. Он очнулся. Он ощущал гнев. Храм наполнился им. Аватар поднялся. И все же никто не пришел. Он снова ощутил сонливость.

Аватар вновь освободился, пробудив его душу. Никто не пришел. Он не спал. По храму эхом прокатился шепот. Он донесся издалека, такой тихий. Он слушал и учился. Один придет. Он слышал мысли Новичка. Он разделял гнев и ярость Новичка, ощущал боль его раны. Он понял: скоро. Скоро он придет.

Он ждал.

Пески сместились. Новичок приближался. Его мысли звенели в комнате, словно цимбалы.

Приди Ко Мне. Я — Покой. Я — Решение. Я — Конец.

Серебряная цепь между ними укоротилась, и он потянул сильнее. Храм отозвался и отбросил наносы, накопившиеся за время жизни предыдущих поколений. Быстро. Так быстро.

Новичок вошел. Он узнал самого себя. Он прикоснулся к его доспехам, и две его части стали на мгновение одним целым.

Ты — это мы, и мы — это ты.

— Это — мое, — сказал он, и услышал, и ответил. Твое…

Новичок заговорил, и он слушал. — Я буду Скрытой Смертью. — Скрытой Смертью…

Последовала минута сомнений, размышления. Он понимал, чего он искал. Он всегда искал того же самого. Он был тем, что он искал.

Ответы…

Новичок взял доспехи, и Морланиат начал читать мантру. Славное возвращение было близко.

Теперь он понял, откуда пришел. Он был не-Корландриль. Он был не-Морланиат. Он был обоими, и, кроме того, остальными. Он был всеми, и они были им.

Он изучил свои воспоминания. Все они принадлежали ему, но некоторых он прежде не видел. Время пролетало в расплывшемся пятне старых отношений, проигранных и выигранных сражений, длинных и коротких дружеских отношений, поверженных и удравших врагов, любви и ненависти, рождений, романов, разочарований, старых надежд и новых мечтаний и полудюжине мучительных смертей. Он без усилий переносился от одного воспоминания к другому, не ища ничего конкретного.

И тут одно из них заставило его остановиться. Лицо, которое он знал. Он узнавал все лица, но это было из старых воспоминаний, прежде неизвестных этому телу. Он присоединил к лицу имя.

Бехарет.

Это не совпадало с остальными воспоминаниями. Бехарет этого тела был Жалящим Скорпионом. Бехарет из этого воспоминания был чем-то другим. Он поискал в более ранних воспоминаниях начало этой истории.

Он был Ультеранишем — сосудом скудельным — перед этим действующим. Они находились в паутине, на корабле. Через высокие арочные окна он наблюдал за ярко светящимися ручейками психической энергии, которые, кружась, проносились мимо.

Зазвучал сигнал тревоги. В паутине оказалось что-то еще. Он был одним из Скрытой Смерти, воином, готовым защищать звездный корабль. Не-Неруидх был экзархом. Он переносился от одной мемо-нити к другой, наблюдая за собой как экзархом и видя себя глазами экзарха. Воины Скрытой Смерти последовали за своим экзархом во внешние проходы, ожидая нападения. Борт о борт с их кораблем оказалось другое судно, зловещее отражение их боевого корабля — из Комморры. Резаками и психосиловыми полями они пробили корпус — толпа участников налета, вооруженных осколковыми ружьями и потрескивающими клинками. Аспектные воины дали им отпор, впереди была Скрытая Смерть.

Он встретился мечом к мечу с жестокоглазой ведьмой — одной из Утраченной Родни, почти обнаженной, за исключением нескольких тонких ремешков и изогнутых наплечников. Противница была быстрее, два ее кинжала стремительно летали вокруг его цепного меча. Его броня принимала на себя основную тяжесть ее ударов, при этом от клинков разлетались искры энергии. Он поднял к ее лицу пистолет, и она наклонилась навстречу взлетевшему острию его цепного меча. Лицо ведьмы разделилось надвое, и она рухнула на пол, от ее прекрасных черт осталось лишь кровавое месиво.

За ведьмами последовали другие. Они были в броне, похожей на его доспехи, но окрашенной в черные и белые цвета. Он сразу же узнал их. Инкубы. Искажение аспектов Кхаина, деградировавшие и аморальные. Наемники без принципов и кодекса чести.

В ярости он бросился на ближайшего из них, устремив цепной меч к голове, закрытой шлемом. Инкуб отклонился назад, его силовая глефа взлетела вверх, отражая атаку. Повернувшись, инкуб нанес удар ногой ему в корпус, и он покачнулся. Его цепной меч, сверкнув по восходящей, отбил удар в грудь, и сияющий наконечник глефы проскрежетал вдоль его правого плеча.

Воины расходились и кружили, то делая обманные выпады, то яростно атакуя друг друга. Глазные линзы инкуба светились желтым призрачным светом. Рассвирепев, он обрушил на противника шквал атак, поливая его из мандибластеров и нанося многочисленные удары цепным мечом то слева, то справа. Инкуб пригибался и уклонялся от всех ударов, и наконечник его глефы выписывал восьмерки перед Жалящим Скорпионом.

Случайная очередь из пистолета Ультераниша попала инкубу в бедро. Он продолжил атаку стремительной серией ударов в голову и горло, и каждый из них инкуб отбивал в последнее мгновение древком своего оружия. Внезапно изменив направление удара и развернувшись влево, Жалящий Скорпион всадил зубья цепного меча в нижнюю часть спины инкуба, обломки разодранных доспехов брызнули на пол.

Обратный взмах мечом увенчался скользящим ударом по голове инкуба, отсек часть доспеха, разбил левую глазную линзу и открыл взгляду Жалящего Скорпиона существо, скрывавшееся под доспехами.

Инкуб бросил на него взгляд, полный ужаса, и, пытаясь защититься, поднял перед собой руку. Это было лицо воина, которого не-Корландриль знал как Бехарета.

У Жалящего Скорпиона не хватило времени на смертельный удар — с пиратского судна хлынула новая толпа воинов, и Скрытая Смерть закружилась в бурлящем вихре отчаянной схватки.

Воспоминания Ультераниша и не-Ультераниша не проливали света на то, что случилось потом. Он погрузился в прошлое не-Неруидха.

— Он должен быть принят, учеников не отвергают, это — не выбор. — Кенайнат стоял в Палате автархов с не-Неруидхом, Аранархой, Лируиет, Кадонилем и Эльронихиром. Рядом с экзархом Смертельной Тени стоял бывший инкуб, Бехарет, опустив взгляд, спокойный и безмолвный. На нем была простая белая мантия из Палат Исцеления с несколькими выправляющими душу драгоценными камнями — для ускорения восстановления.

— Он — враг, один из темных. Он не может быть одним из нас! — горячился Кадониль.

— Это — не обсуждение, я сделал окончательный выбор и не изменю его.

— Ты верно говоришь, он — твой, — сказала Лируиет, ее голос был спокойным, но твердым. — Наблюдай за ним непрестанно, никому не говори, заставь работать изо всех сил.

— Он будет молчать, никто, кроме нас, никогда не узнает тайну Скорпиона, — заверил их Кенайнат.

Кадониль с отвращением на лице вылетел из зала, Аранарха ушел, не проронив ни слова. Оставшиеся экзархи кивнули в знак согласия и покинули зал.

Хотя он всегда знал это, воспоминание оказалось для него потрясением. Бехарет, с которым он подружился, которому доверял в бою, был не с Алайтока. Он был даже не с миров-кораблей.

Он чувствовал себя преданным. Кенайнат держал это в тайне от всех них, взяв с Бехарета клятву хранить молчание, чтобы защитить свою репутацию.

Опрометчиво.

Это Было Решено Большинством. Вы Не Можете Пересматривать Это Решение.

Это Всегда Было Сомнительно, Но Вы Же Меня Не Слушали.

Ты Испытываешь Сомнения По Любому Поводу.

Тихо! — подумал не-Корландриль.

Голоса умолкли, Морланиат напрягся. Кто-то приближался к храму.

— Привет! — произнес дрожащий голос.

Поприветствуй Его.

Пусть Обождет.

Кто это?

Твой Первый Ученик.

Тот, Кого Нужно Учить.

Так скоро?

Так Всегда Бывает. Новому Экзарху Нужны Приверженцы. Храм Взывает К Ним. Волнует Их Кровь. Большинство Глухи К Моему Призыву. Их Станет Еще Больше В Недалеком Будущем.

Как мне учить их?

Мы Уже Многих Учили. Вспоминай.

Это — Первый Из Многих. Скрытая Смерть Воспрянет Вновь.

Дрожащими руками Морланиат снял свой шлем. Медленно и педантично он расстегнул застежки своих доспехов и снял их часть за частью, с благоговением водрузив каждую на свое место на стойке.

Другие голоса умолкли, но их присутствие ощущалось по-прежнему. В его голове все так же оставались имена тех, кого он никогда не встречал, лица, которых он никогда не видел этими глазами, враги, сраженные в кровавых битвах не этими руками.

Одетый в комбинезон, Морланиат повернул налево, зная, что ступени под аркой ведут прямо в главную залу храма. Он ощущал присутствие своего первого последователя, взволнованного, разочарованного и сердитого. Такого же, каким был и он.

Поднявшись по лестнице быстро и бесшумно, он вошел в главную залу позади претендента. Новичок молод — моложе, чем был он, когда пришел к Кенайнату. Он чувствовал его тревогу — она исходила от него волнами.

— Мы — Скрытая Смерть, ты прислушался к нашему зову, ты, кто испытывает тревогу. — Морланиат с трудом узнавал свой голос и был не уверен, что это он произнес те слова. В них был ритуальный ритм, эти слова в прошлом звучали так часто, что они произнеслись сами собой.

— Мне приснилась река крови, и я в ней купался, — жалобно проговорил молодой эльдар, не сводя глаз с Морланиата, который медленно пересекал залу.

— Сны о смерти и кровопролитии — жаркое прикосновение Кхаина к твоему разуму, острая жажда битвы. Это и привело тебя ко мне, экзарху Морланиату, хранителю этого храма. Я поведу тебя к истине, возьму тебя на тот темный путь в тени твоего разума.

— Я боюсь, экзарх. — Подобострастие юноши было и живительным, и тем не менее знакомым. Как аспектный воин Морланиат быстро привык к подозрительности и опасениям со стороны тех, кто не шел Путем Воина. Теперь он — экзарх, которого боятся, но почитают.

Стиснув руку новичка в своей, он потянул за нее, подняв его на ноги. Уставившись на будущего воина долгим взглядом, он оценивал его настроение. Интересно, а он казался Кенайнату таким же жалким? Таким невежественным, боящимся самого себя.

— Путь будет кровавым. Ты пойдешь рядом с Кхаином и можешь не дойти до конца.

Эльдар молча кивнул, теребя пальцами свободную мантию, которая была на нем.

— Ты страждешь проливать кровь и нести смерть, ты должен стремиться к самообладанию. Мы поможем тебе обрести боевую маску, высвободим твой дух смерти, чтобы он не мог скрываться. Ты будешь держать в узде его гнев, он больше не будет порабощать тебя, и ты обретешь свободу.

— Почему это случилось со мной? — Такой знакомый вопрос. Он помнил, как этот вопрос слетел с его губ, как его задавали еще многие, похожие на него. Почему каждый из них считает, что не похож на других? Неужели они в самом деле полагают, что были свободны от прикосновения Кхаина, или что придет время, когда с хваткой Кхаина будет навсегда покончено?

— Это бывает не так уж редко — мрачнейшее расположение духа, которое пробуждает желание действовать. Ты — всего лишь смертный с присущей тебе природой, на благо это или нет. Научись принимать этот дар, возлюби темное наследие Кхаина, и ты овладеешь им.

— Я… Я так слаб, — всхлипнул эльдар.

— Слабее не бывает, поэтому мы сделаем тебя сильным, достаточно сильным, чтобы достичь цели.

Морланиат направился к сводчатому проходу, который вел в центральный коридор храма и сделал знак претенденту следовать за ним.

— Ты слаб телом и духом, полон сомнений и печали, но мы избавим тебя от них. Простись с чувством вины, сожалениями и жалобами, как подобает истинному воину.

Он вывел юношу наружу, в жар пустыни, и объявшее его тепло было словно приветствием родного дома. Здесь он впервые обучался как Жалящий Скорпион под началом Нелемина, которого учил сам Карандрас, лорд-феникс. Из жизни в жизнь он приходил сюда, сначала — учиться, затем — учить, заново открывая себя каждый раз как воплощение непрерывной связи с теми, кто основал аспект Жалящих Скорпионов.

— Я — Милатрадиль.

Морланиат окинул юношу внимательным взглядом.

— Ты — Милатрадиль из Храма Скрытой Смерти, Жалящий Скорпион.

Ночь в пустынном куполе была сухой и холодной. Морланиат стоял у дверей храма и смотрел на пески, ощущая себя дома. Поля купола приглушали свет умирающей звезды, пропуская только слабое алое мерцание, которое освещало непрестанно движущиеся под искусственными ветрами дюны. Неизменные, но меняющиеся, как Морланиат. В начале каждых суток, во время пробуждения он окидывал взором свою территорию. Целую вечность это было его место. Это все еще его место — в этом новом теле.

Храм предупредил его о присутствии Кенайната и Аранархи. Он почувствовал, как они пересекают порог, входя из туннелей нижнего уровня. Морланиат повернулся и, направившись в свои комнаты, зашагал, не задумываясь, по истертым ногами проходам и древним ступеням.

Два экзарха, одетые в свободные мантии, ожидали в его личном арсенале, их камни души освещали полумрак.

— С долгожданным возвращением из дремотной пустоты, с новой жизнью внутри, — произнес Кенайнат с вежливым поклоном.

Морланиат улыбнулся.

— Так приятно вернуться, ты хорошо тренировал это тело, я полностью восстановился.

— И все же этот дух был слабее, он был обречен на то, чтобы идти по этому пути вместе с нами, — сказал Аранарха.

— Кто-то другой всегда приходит, рано или поздно, такова природа дара Кхаина.

Морланиат почувствовал, как его новый ученик зашевелился в комнате наверху. Снаружи, по всему Алайтоку, другие эльдары реагировали на его присутствие, обеспокоенные своими мыслями, опасаясь своего гнева. Они пока еще не знают этого, но вскоре они придут к нему.

— Вы чувствуете его страдание, его мрачную участь, жжение в его крови?

Экзархи кивнули.

— Из него выйдет прекрасный ученик, он полон ярости, обида, которую он испытывает, — ключ к нему, — заметил Аранарха. — Он будет яростно тренироваться, ты должен за ним хорошенько присматривать, умеряй его пыл, проявляя настойчивость.

Морланиат кивнул в знак согласия. Экзархи распрощались жестами, и он остался в одиночестве.

Он чувствовал повисший в воздухе взволнованный вопрос. Милатрадиль проснулся и ищет его. Нехорошо, если он начнет бродить по храму без сопровождения. Вдохновляемый своей новой жизнью, Морланиат отправился вверх по ступеням к своему новому ученику.

Приверженцы были усердны, их число возрастало. За последние шестьдесят дней к Милатрадилю присоединились Эурайтин, Локхирит и Нурианда, и они вчетвером внимательно воспринимали наставления Морланиата, который обучал их боевым ритуалам. По большей части обучение велось в стиле Скрытой Смерти, но местами стойки и удары слегка менялись под влиянием техники Смертельной Тени из опыта не-Корландриля.

Пустыня Скрытой Смерти была полной противоположностью влажным топям Смертельной Тени, но предыдущие жизни Морланиат провел в этом безводном куполе, так что легко приспособился к этой среде. Он заново учился тому, что уже знал, инстинкт душ, обитающих в его теле, без усилий вел его через дюны к тренировочным зонам, наводил на мысли о тех или иных испытаниях для последователей. Ему были хорошо знакомы прибежища песчаных змей, что скрывались под дюнами, пронзительный свист ветровой саранчи, следы снующих охотников-за-червяками и спиралевидные формы, оставляемые на песке их добычей.

Сняв доспехи, он разгуливал по дюнам, его ободряло ощущение, что он хорошо знает эти места, и присутствие в сознании других его личностей. Они всегда были при нем, хоть и бессловесны, неявно направляя его и подсказывая, куда и как.

Бывшие экзархи становились сильнее, когда Морланиат надевал свои доспехи. Их мучительные сомнения и бессознательное знание выражались вслух через камни души. Их советы иногда вступали в противоречие с предпочтениями Морланиата и даже — друг с другом, хотя все провозглашали верность общей цели.

По ночам Морланиат не спал, вместо отдыха он уединялся в своей комнате и надевал доспехи, чтобы дать отдых телу и пообщаться с другими своими личностями. Так, однажды ночью Морланиат надел доспехи, размышляя о том, каких успехов достиг его рождающийся отряд.

Ты Слишком Снисходителен К Своим Ученикам. Они Не Сосредоточены. В Твое Отсутствие Они занимаются Бессмысленной Болтовней.

Вздор! Мы Стремимся К Достижению Равновесия, А Не К Умножению Числа Экзархов. Разделение Войны И Мира В Их Сознании Продолжается Как Надо.

Изнуренный разум совершает ошибки. Я показываю им те преимущества, которые несет с собой умение управлять своими эмоциями, ту свободу, которую они обретут, когда сумеют отделить в своем сознании дух воина, когда взрастят свои боевые маски.

Чувствую В Этом Руку Кенайната. Он Слишком Сильно На Тебя Влияет.

Я Тоже Обучался В Смертельной Тени. Обучение Кенайната Дает Ощущение Перспективы и Предлагает Вызов.

Я буду учить так, как считаю нужным.

Безрассудно Так Быстро Отвергать Наш Опыт.

Я разделяю ваш опыт, это также и мой опыт. Скрытая Смерть возрождается вновь, но это займет некоторое время. Я проявлю терпение, как предложил Аранарха.

Еще Один Выскочка!

Ты Ему Завидуешь. Его Воины Любят Его. Отчужденность Всегда Была Твоей Слабостью.

Некоторые Умрут. Ни Учителю, Ни Ученикам Не Принесет Пользы Излишняя Привязанность Друг К Другу. Воины Приходят, И Воины Уходят. Скрытая Смерть Вечна.

И такой она останется под моим руководством. Теперь я — Скрытая Смерть.

Мы Увидим.

При всем терпении Морланиату страстно хотелось, чтобы его отряд завершил первые стадии тренировок. Он понимал, что, торопя события, можно поставить под угрозу все, и ожидал, пока все четыре ученика не оказались готовы, чтобы предпринять следующий шаг. Экзарх показал им доспехи, позволив каждому сделать свой выбор. Он испытал особое наслаждение, когда Милатрадиль выбрал доспехи, которые носил не-Ультераниш в свою бытность простым Жалящим Скорпионом. Это затронуло какие-то воспоминания, крупицу информации, к которой он прежде не обращался, — когда он выбирал свои первые доспехи, и сейчас они пересеклись с более старыми воспоминаниями.

Его первым побуждением было встать рядом с Элиссанадрин в поисках привычного, но он отверг этот порыв. Ему нужны перемены и обновление, а не спокойствие. Ему показалось, что он боковым зрением уловил сверкание в глазных линзах одного из доспехов. Корландриль повернулся к нему. Он ничем не отличался от остальных, но что-то в нем тронуло Корландриля.

— Этот, — сказал он, шагнув к доспеху. Встав рядом с ним, он повернулся к экзарху.

— Мудрое решение, ты выбрал славный доспех, который хорошо послужил нам, — сказал Кенайнат. — Теперь ты готов — телом, если не разумом, — надеть свой доспех.

— Который хорошо послужил нам?

Кенайнат говорил о самом себе, экзархе, а не о храме в целом. Когда-то он носил тот доспех, который выбрал Корландриль. Эта мысль заставила Морланиата задуматься о том, что, возможно, ему было суждено стать самим собой в тот миг, когда он впервые ступил в Смертельную Тень.

Он руководил облачением воинов в доспехи, обучая их мантре Скрытой Смерти, которую передали ему его предшествующие души, когда он надевал свои доспехи экзарха.

Так занимательно было наблюдать за реакцией своих учеников и видеть себя опять тем новичком, который впервые надел доспехи. Он вновь ощущал тот прилив могущества, силы, который захлестнул его, и первые проблески боевой маски, возникшие в тот миг.

Милатрадиль был наиболее активным. Морланиат ощущал, что его боевая маска уже совсем рядом. Экзарху придется внимательно наблюдать за Милатрадилем, страсть может его сгубить.

Нурианда и Эурайтин сомневались в большей степени, испытывая возбуждение и страх в равной мере, как и следовало. Локхирит боялся. Он испытывал страх перед своей собственной силой, боялся принять свою боевую маску, сдерживая прилив чувств, которым нужно было дать свободу, прежде чем научиться управлять ими. Морланиат решил, что на время составит пару из Локхирита и Милатрадиля, вместе они странным образом уравновешивают друг друга и приведут один другого к внутренней гармонии.

Когда воины оказались полностью одетыми, Морланиат вновь вернулся к ритуалам. Он двигался, не задумываясь, и называл стойки. Той частью сознания, что не была занята тренировкой, Морланиат размышлял, у кого из его последователей уже есть тени-противники, а у кого — нет. Они двигались, сохраняя устойчивость, точно выполняя движения, но не технику анализировал Морланиат, когда объявлял Клешню, Поднимающуюся из Тьмы. Он находился в связи с храмом, и через него с Жалящими Скорпионами, и теми, кто был сейчас перед ним, и всеми, кто приходил сюда прежде.

Он внимательно следил за выражениями их лиц и ощущал переживаемые ими чувства. Эурайтин был слишком сосредоточен на своем теле, тщательно контролируя каждое движение. Ему нужно больше довериться инстинкту, чтобы уделять внимание тому, что происходит вокруг. Нурианда являла собой образец равновесия: одновременно и кружащийся вихрь, и безмятежное озеро. Милатрадиль был рассеян, он слишком настойчиво стремился создать тень-врага. Морланиат ощущал присутствие свирепого зрительного образа по его жестам, решительной направленности его мыслей и легкой зажатости в технике. Локхирит действовал все еще неуверенно, мысленно упреждая свое тело, его взгляд блуждал от Морланиата к его товарищам, он слишком много видел вокруг, чтобы целиком погрузиться в битву.

Прогресс налицо, но впереди еще очень долгий путь.

Морланиат размышлял, дав покой телу в доспехах, тогда его души обдумывали события дня. Внезапно их размышления были прерваны. Кто-то приближается.

Морланиат ощутил некое присутствие на границах своих владений, у главного входа в его пустынный купол. Это был не претендент, хотя он почувствовал, какое напряжение испытывает этот посетитель. Это — не экзарх: он бы тут же узнал своего. В нем есть что-то знакомое, некое сходство с кем-то, упрятанным в его воспоминаниях, но в то же время есть и отличие, так что он мог определить его местонахождение. Этот субъект приблизился, затем ушел и подошел снова. Чувствовалась его нерешительность, смесь страха и сомнения.

Он открыл глаза, ощутив какую-то перемену.

Все еще в доспехах, Морланиат взял в глубинах храма небесный катер и помчался через пустыню, оставляя за собой столб пыли. Он летел прямо к главному входу, ему казалось, он вот-вот узнает, кто это, но ответ по-прежнему ускользал. Спешившись, он отворил широкие двери мысленной командой.

Ясновидица резко обернулась, ошеломленная его появлением. Она одета в длинную черную мантию, кромку и обшлага которой украшают вышитые серебряные и белые символы. Она нервно сжимала мешочек на поясе, а в широко раскрытых глазах читалось удивление и отвращение.

Он узнал эти глаза. Это Тирианна.

О, Это Она. Смутьянка, Та Самая.

— Это ты, Корландриль? — спросила она.

— Я — не Корландриль, хотя он — часть меня, я — Морланиат.

Тебе Следует Говорить «Мы». Это Очень Невежливо — Игнорировать Остальных Из Нас.

Мы — Единое Целое. «Я» — Правильно.

Не Обращай Внимания На Обоих. Этот Спор Никогда Не Кончится.

Тирианна, ссутулившись, отступила на шаг.

Чего Она Хочет?

Она Не Имеет Никакого Отношения К Этому Месту. Отошли Ее Отсюда!

Посмотри, Как Она Нас Боится.

— Зачем ты беспокоишь нас, являясь сюда непрошеной, нарушая драгоценную тишину?

— Это была ошибка. Мне не следовало приходить. Ты не можешь мне помочь.

Тем лучше.

Она Уже Пробудила Нас. Мы Ничего Не Потеряем, Дав Ей Высказаться.

Мы Уже Потеряли Достаточно Времени. Пусть Уходит.

Она Может Вернуться И Вновь Нас Обеспокоить.

— Раз ты пришла сюда в поисках совета и истины, высказывайся свободно. Быть может, я помогу тебе, если у тебя трудные вопросы, возможно, я смогу на них ответить.

Приблизившись, Тирианна посмотрела мимо Морланиата, вбирая в себя зрелище обширной пустыни. Ее взгляд вернулся к экзарху.

— Мы можем поговорить где-нибудь еще?

Всегда Одно И То Же. Ясновидицы Хотят Знать Все.

Не Впускай Ее. Ее Здесь Не Ждут.

Храм Пропитан Воспоминаниями О Кровопролитиях. Ей Нельзя Идти Туда.

— Храм не подходит, ясновидицы рискуют, входя туда, а я терпеть не могу уходить отсюда.

— Может, пройдемся немного? Мне неловко обсуждать что-то на твоем пороге.

Морланиат отвернулся и пошел, предполагая, что она последует за ним. Пески смещались под его ногами в ботинках, но он, сохраняя равновесие, целеустремленно шагал к неглубокому оазису, который умеренно подпитывался ирригационными сетями, проложенными под песками. Заросли краснолиственного кустарника скрывали водную кромку, из листвы выглядывали яркие белые звезды цветов.

Вода была недвижна. Иногда он приходил сюда поразмышлять без своих спутников. Сегодня он впервые появился здесь в сопровождении всей команды. Память заработала сама собой, на мгновение затопив его воспоминаниями об этом уголке, когда каждый из духов ухватился за какое-то далекое событие, стремясь вновь пережить его. Он оттолкнул их и жестом пригласил Тирианну сесть рядом с безмятежным прудом.

— Это… мило. — Осмотревшись по сторонам, она села, собрав складки мантии с одной стороны, ее черные волосы были перекинуты через плечо, а голова отклонена в противоположную от Морланиата сторону.

— Это — рождение в смерти, надежда в безнадежности, жизнь средь пустоши. — Она не смотрела на него, когда он говорил. Тирианна задумчиво уставилась в воду, по поверхности которой скользили насекомые.

— Я предвижу тревожные времена для Алайтока, возможно, и что-то похуже.

Ясновидица Предвидит Неприятности? Такова Природа Вещей.

Послушайте, Что Она Скажет.

Это — Потеря Нашего Времени. Нам Следует Пробудить Воинов И Начать Тренировать Их Подкрадываться В Темноте.

— Ты теперь ясновидица. Вся твоя жизнь будет посвящена таким вещам, почему ты пришла ко мне?

— Мне говорят, что я ошибаюсь. Ясновидцы, совет Алайтока, не считают, что увиденное мною в магическом кристалле сбудется. Они говорят, что я неопытна и вижу несуществующие опасности.

Они Правы.

Высокопарна И Самоуверенна, Все Они Такие. Она Думает, Что Видит Нечто, Чего Они Не Могут Видеть. Они Не Могут Себе Представить, Как Можно Чего-то Не Заметить.

Не Все Они Такие.

Да-да, Все.

— Возможно, они правы, ты пока еще не так сильна, этот путь — внове для тебя. Я не вижу в этом своей роли, я экзарх здесь, а не член совета.

— Ты мне не веришь?

— Ты не представляешь мне никаких доказательств, да их и нет, а одна лишь вера — это прах.

Тирианна встала и подошла к пруду. Погрузив носок ботинка в воду, она вызвала рябь на поверхности. Эта рябь взбудоражила Морланиата. Это было место покоя, а Тирианна принесла смятение. Ничего не сказав, он наблюдал за тем, как капли стекали с ее ботинка, а она двигала ногой так, что они образовали в песке воронку.

— Я проследила судьбу Арадриана. — Морланиату понадобилось время, чтобы вспомнить это имя. Некто, бывший другом Корландрилю, неизвестный не-Корландрилю. Он отправил Корландриля в путь к этому месту. Тирианна продолжала, не останавливаясь. — Три наших судьбы переплетены. В большей степени, чем мы видели это до сих пор. Твоя судьба не окончена, но скоро завершится, его судьба — отдалена и спутана. Моя… Моя судьба — быть здесь и рассказать тебе об этом, чтобы привести в движение будущие события.

Причудливо И Неверно. Все Судьбы Переплетены.

— Что же именно ты увидела, какие видения принесут такую напасть, что они значат для нас?

— Арадриан находится во мраке, но для него есть также и свет. Но его тьма не ограничена только им. Она распространяется в наши жизни, и она поглощает Алайток. Я не знаю деталей, мое гадание на рунах пока несовершенно. Я чувствую, что он сделал что-то очень неверное и подверг опасности всех нас.

— Твои предостережения слишком неопределенны, в них нет сути, непонятно, как нам действовать.

Тирианна фыркнула, вложив в этот звук горькое негодование и мрачный юмор.

— Именно так и говорит совет. «Как мы можем готовиться против чего-то столь бесформенного?» — спросили они. Я сказала им, что более опытным провидцам следовало бы заняться нитью Арадриана. Они отказались, заявив, что это неуместно. Арадриан ушел с Алайтока, сказали они мне, и он больше их не заботит.

Кто Мы Такие, Чтобы Спорить?

Это — Не Наша Забота. Мы — Воины, А Не Философы.

Слушая все это, Морланиат испытывал недоумение. Совет был прав. Предпринимать какие-то действия, руководствуясь таким видением — то же, что опираясь на необоснованный слух. В его памяти всплывали другие воспоминания, восстанавливая образ Тирианны. Она всегда добивалась внимания, стремилась быть в центре событий. Неудивительно, что она еще не справилась с этим изъяном своего характера, и теперь пыталась собрать публику сообщениями о некоем личном прозрении судьбы Алайтока.

— Продолжая свои занятия, погрузись в это, найди свои ответы.

— Боюсь, на это нет времени. Это неотвратимо. Мне не хватает силы и подготовки, чтобы увидеть далеко.

Она Так Слаба, Как Же Остальные Не Увидели Это Бедствие?

Это Хорошая Мысль. Ее История Незакончена. Отошли Ее Прочь!

— Другие не увидели этого, твоей новой катастрофы, те, что сильнее тебя. Я должен согласиться с ними, теми, кто уже шел по этому Пути, кто видит дальше тебя.

— Это такая мелочь, то, что делает Арадриан. — Остановившись, она взяла щепотку песка и потерла пальцами, ссыпая ее на землю, пока у нее не осталась одна-единственная песчинка. Она сбросила ее в воду пруда. — Такая крошечная зыбь, мы едва можем ее разглядеть, но тем не менее это зыбь. Анархия истории говорит нам, что значительные события могут начаться с самых незаметных и обычных.

— Я не могу тебе помочь, у меня нет влияния на совет, и я согласен с ними. Возвращайся к своим занятиям, забудь об этом помрачении сознания, я не буду тебе помогать.

Она впервые посмотрела на него — взор ее был затуманен, губы дрожали.

— Я опасалась худшего, и ты доказал, что я была права. Корландриль не умер, но он исчез.

— Что ты некогда и предсказала: мы оба изменимся, к лучшему или к худшему. Я — Морланиат, ты — Тирианна, Корландриля больше нет. Удовлетворись этим, не преследуй тени, за ними — лишь тьма.

— Ты помнишь, что мы с тобой некогда разделяли?

— Я помню это хорошо, мы с тобой совершенно ничего не разделяли, у меня нет для тебя ничего.

Выпрямившись, Тирианна провела по щеке пальцем в перчатке, слеза впиталась в мягкую ткань.

— Ты прав. Я уйду и больше не буду думать о тебе.

Подобрав мантию, она зашагала вверх по окружающей оазис дюне, направившись к главному входу. Последовав за ней на небольшом расстоянии, Морланиат остановился на гребне дюны и смотрел, как она уходит. Провидица дошла до врат, и Морланиат открыл их усилием воли. Когда она ушла, он закрыл за ней врата.

Зубовный Скрежет гудел в руках Морланиата, который рассекал воздух красивыми взмахами. В храме все было тихо, не считая звуков, издаваемых клинком, и шагов экзарха по камню пола. Все его последователи спали, изнуренные дневными тренировками. Лишь их сны, окаймленные кровью и окрашенные смертью, нарушали спокойствие. Морланиат улыбнулся.

Завершив тренировку, он вернул клинок на его законное место. Приняв положение покоя, экзарх подумал о визите Тирианны.

Не слишком ли пренебрежительно мы к ней отнеслись?

Ты Предоставил Ей Все Возможности, Чтобы Высказаться. Мы Остаемся При Своем Мнении.

У Нас Другие Заботы. Не Наше Дело Спорить С Ясновидцами. Пусть Этим Занимаются Автархи.

Она пришла к нам как друг.

Мы — Экзархи. У Нас Нет Друзей. Она Пришла К Нам В Отчаянии, Когда Все Другие Отвергли Ее. Это Позор.

Тогда я прошу не ради нее, но ради Алайтока. Если то, что она говорит — правда, это сулит нам что-то плохое.

То, Что Она Рассказывает, — Это Фантазия. Больше Не Думай Об Этом.

Если Должна Быть Война, Мы Будем Сражаться. Мы Тренируем Наших Воинов Для Битвы. Больше Мы Ничего Не Можем Делать. Вот Что Значит Быть Экзархом.

Ну Вот, Опять Это «Я». Эта Индивидуализация Неуместна.

Я — все еще я, и Морланиат и не-Корландриль. Я приму собственное решение.

Быть Экзархом — Это Значит Понимать, Что Такое Жертва. Сумерки Бесконечного Круговорота — Это Не Для Нас. Тьма — Вот Наше Владение. Если Выйдет Так, Что Это Тело Умрет, Мы Будем Существовать По Прежнему. Такова Награда За Нашу Жертву.

Не Вмешивайся В Чужие Дела. Это Не Одобряется, И Это — Не Наш Долг.

Мы Не Понимаем Ее Побуждений. Если То, Что Она Говорит, Окажется Правдой, Нас Об Этом Уведомят. Если Это — Неправда, То Наше Вмешательство Угрожает Разногласиями.

Меня это тревожит. Если наши с Арадрианом судьбы все еще переплетены и об этом пока неизвестно, то было бы мудро принять во внимание ее предупреждение.

Ясновидицы Всегда Говорят О Судьбе. Их Послушать — Так Это Причина Всему На Свете. Иногда Что-то Происходит Без Замысла. Все Воины Это Знают. Мы Тренируемся, Совершенствуя Наше Мастерство, Но В Природе Войны Появление Случайного И Неуправляемого.

Именно Тирианна и Арадриан направили меня этим курсом, к нашему возрождению, к возвращению Скрытой Смерти. Я чувствую, вероятно, что мое и их будущее не полностью разделено.

Тогда — Что Случится, То Случится. Пусть Ясновидицы Охотятся За Вероятностями, Мы Будем Иметь Дело С Последствиями.

Теперь вы хотите подчиниться судьбе.

Этот Спор Неуместен. Она Отвлекает Внимание. Игнорируй Ее.

Я Согласен. Сосредоточься На Тренировке Наших Воинов.

Морланиат снял доспехи, но не сумел избавиться от смятения, его раздосадовали противоречия, которые вызвала Тирианна. В то время, как сами мысли Морланиата тускнели и становились воспоминаниями, их воздействие продолжалось, и это сбивало его с толку. Вопрос о вере был для него особенно мучительным. Он видел ее убежденность, но не придал ей значения. Какой бы ни была действительность, она определенно верила, что должно произойти нечто ужасное.

Его раздражало то, что он был бессилен, или это так казалось. Он — полностью в руках ясновидцев, а они предпочли ее игнорировать.

Морланиат сосредоточился на этом ходе мыслей. Он испытывал неприязнь не по отношению к действиям Тирианны, но по отношению к бездействию совета. Часть его слишком жаждала принять их заключение. Подчиняться, слепо соглашаться — против самой его природы, и сейчас — в большей степени, чем когда бы то ни было. Крупицы не-Корландриля боролись с Морланиатом, побуждая его что-нибудь предпринять.

Все еще пребывая в состоянии внутреннего конфликта, Морланиат собрал свой отряд в начале следующего дня и занялся с воинами боевыми ритуалами. Это отвлекло его внимание от дилеммы, перед которой его поставила Тирианна.

Нурианда оказалась самой способной из его учеников. Ее техника была безукоризненна, и она обрела свою боевую маску без травм. Девушка овладела цепным мечом и пистолетом без всяких неожиданностей и стала единым целым со своими доспехами. Остальные все еще добивались этого. Казалось, они не могут полностью отказаться от самих себя, все еще цепляясь за осколки прошлых жизней, крепко держась за последние остатки прежних личностей. Пока они сопротивляются своим искушениям, им ни за что не добиться продвижения вперед.

Морланиат попытался вспомнить, каково было ему быть Корландрилем. Это было неприятно, сплошные противоречия и страх. Воспоминания других Морланиатов вторгались в его раздумья, размывая границы между тем, что было его жизнью и их жизнями. Он с радостью стал Скрытой Смертью, и тем не менее остатки его прежней жизни прочно засели в его разуме, или, возможно, это он за них цеплялся. Ему пришло в голову, что, возможно, он был прав, отвергнув Тирианну. Она — связь с его прошлым, которое больше ничего для него не значило.

Отпустив отряд, он собирался уйти, когда заметил, что Нурианда задержалась рядом со своими доспехами.

— Тут что-то неладно, ты можешь уйти отсюда, и тем не менее все еще остаешься, — сказал он, приближаясь к Жалящему Скорпиону.

— Я нахожу это трудным, — призналась она, опустив взгляд. — Я пыталась поговорить с отцом, но он не понимает.

— Он не может понять. У каждого из нас есть Путь, по которому можем идти только мы. Я — лишь проводник, путешествие же — твое, и ты должна идти одна.

— Что, если… Что, если у этого путешествия нет конца?

— В конечном счете оно заканчивается в одном месте или в другом, хотя я не знаю где. Не зацикливайся на конце, просто иди по Пути, стремясь к своей цели. Любовь к отцу, его чувство к тебе будут твоим якорем. Пока ты будешь двигаться, он останется на месте, как это было в начале, так это будет и в конце.

Нурианда задумчиво улыбнулась.

— Спасибо. Я буду с ним терпелива.

Морланиат махнул ей рукой, чтобы уходила, и постоял там немного, глядя на пустые доспехи. Каждый их них принадлежал многим воинам. Он помнил их всех — тех, кто жил, тех, кто умер, тех, кто отправился дальше, и тех, кто стал им. Он был всеми ими и никем из них. Кто же он? Всего лишь кучка искалеченных душ, которые делят телесную тюрьму и неспособны ни принять покой Бесконечного Круговорота, ни умереть, так как Та Что Жаждет заявит о своих правах на него. Он был бы ничем, если б не его опыт, его воспоминания. Он — ходячий мертвец, застрявший в тюрьме этого тела.

Он чувствовал, как утрачивает связь с самим собой. Это свежее тело взбаламутило старые чувства и старые мысли: воспоминания о свободе и любви, мгновения наслаждения и боли, моменты, полные чувств и мыслей, свойственных смертным. Его влияние пока еще ощущалось, но Морланиат знал из опыта нескольких душ, что это не будет длиться долго. Не-Корландриль воодушевил его на некоторое время, но скоро та искра угаснет, и он полностью станет Морланиатом, бессмертным слугой Кхаина.

Выбросить из головы прошлое? Это безрассудно. Хотя он много раз становился Морланиатом, это всякий раз было совершенно по-другому, каждый раз он совершал неповторимое путешествие. Путь для него завершился, но дорога, по которой он прошел, чтобы достичь этого места, — она осталась. И та дорога — она важна, и люди, что шли некоторое время рядом с ним, тоже важны. У него нет будущего — лишь вечность насилия и смерти, но у них оно есть.

Он не любил незаконченных дел. Прошлое значимо, но он должен оставить его позади. Морланиат принял решение и направился к небесным катерам.

— Возможно, ты стремишься к войне, ибо такова твоя природа, — заметил Архатхайн.

— Я не могу объявить войну по своему желанию, это решает совет, — ответил Морланиат.

Он хорошо знал автарха, сражался с ним рядом во многих битвах. Как все автархи он обладал сильной волей, ведь нужно быть поистине непреклонным, чтобы пройти Путем Воина несколько раз и не поддаться проклятию Кхаина. Морланиат помнил Архатхайна молодым Зловещим Мстителем, а в его недавних воспоминаниях он был Воющим Баньши. Как экзарх, он значительно старше Архатхайна, но не-Корландриль — более чем вдвое моложе. Морланиата раздирали противоречивые ощущения: он чувствовал себя одновременно и древним старцем, и младенцем, и не понимал до конца, каковы же на самом деле его место и его время.

Он вызвал Архатхайна в Палату Автархов и заговорил о предсказаниях Тирианны. Архатхайн защищал решение совета, как того и следовало ожидать. Морланиат пытался подобрать слова, чтобы точнее передать свои мысли, но это было сложно, ему хотелось схватить автарха и принудить его к согласию.

Взяв себя в руки, он слушал Архатхайна.

— Каждый день наши ясновидцы открывают тысячу возможных судеб Алайтока. Мы не можем предпринимать действия по каждому видению, мы не можем отправляться на войну при каждом сомнении. Сама Тирианна не может прояснить для нас свое предвидение. С таким же успехом мы могли бы действовать, суеверно восприняв как знамение струйку пота, побежавшую по загривку.

— Ей недостает мастерства, чтобы предоставить вам доказательства, не надо обвинять ее за это. Дай ей помощь, в которой она нуждается, чтобы доказать ее правоту, либо ошибку, и она будет хранить молчание. Эти сомнения будут сдерживать ее, поглощать все ее мысли, покуда ты не избавишь ее от них. Ты шел по многим дорогам, видел очень много разного, прожил много жизней. Той жизнью ты обязан мне, я помню это сейчас, когда прошло так много времени. Я был твоим телохранителем, защитой, в которой ты нуждался, настоящим товарищем. Я помню этот долг и клятву, которую ты мне дал, теперь настало время платить.

Нахмурившись, Архатхайн отвернулся и прошел в дальний конец возвышения в центре зала.

— Тот, кому я дал это обещание, умер более десяти лет тому назад, — сказал он тихо, глядя на округлое отверстие в верхней части купола. Во мраке космического пространства виднелась далекая россыпь звезд. — Я не давал той клятвы тебе. Не Элидхнериал просит меня оплатить тот долг, но Корландриль.

— Я — Морланиат, и также — Элидхнериал, и Корландриль. Этот долг — передо мной, перед всеми, кто объединен в моей душе. Кто, кроме меня, помнит и может повторить те слова, что ты говорил?

— А если я этого не сделаю?

— Ты лишишься чести, и другие об этом узнают, я об этом позабочусь.

Повернувшись, автарх устремил на Морланиата пристальный взгляд.

— Ты больше не будешь обращаться ко мне с этим?

— Твой долг будет уплачен — Элидхнериалу, и мы не будем больше говорить об этом.

Архатхайн нехотя кивнул и направился вверх по ступенькам.

Морланиат улыбнулся, глядя в удаляющуюся спину, не-Корландриль в нем был доволен. Он не знал, что выйдет из его вмешательства, что ждет в будущем его или Тирианну. И тем не менее он был доволен. Его последний поступок, прежде чем он целиком и полностью станет Морланиатом, — он имел смысл. Вскоре она станет для него совершенно неважной, просто одним из его воспоминаний, не более и не менее значимой, чем тысячи других, с кем он встречался, кого любил, или ненавидел, или был безразличен. Это — его прощальный подарок. Уже сейчас это воспоминание тонуло в дымке.

К тому времени, как он вернулся в храм, ему было уже все равно.

ПРЕВРАЩЕНИЕ

Когда родился Великий Враг, Кроваворукий бог развязал войну против Той, Что Жаждет, но новорожденный ужас быстро победил его. Князь Удовольствий и Властелин Черепов сразились за обладание душой Кхаина, ибо Кроваворукий бог — дитя обоих — не принадлежал никому. Грандиозная битва развернулась среди остатков небес, но ни Той, Что Жаждет, ни Властелину Битв не удавалось одержать победу. Когда оба соперника вконец обессилели, они, объятые гневом, раздвинули границы и спокойно позволили Кхаину выпасть в мир смертных. Здесь Кроваворукий бог, который не мог существовать в материальном мире как единое целое, распался на множество частей. Силы Кхаина были растрачены, тело — разделено, и его гнев, в конце концов, уменьшился. Но, пусть и приглушенный отчасти, гнев по-прежнему жив в частях его тела в ожидании времени, когда кровь пробудит его и мстительная сущность Кхаина еще раз обретет форму.

Храм словно тряхнуло, это было содрогание ярости, которое мгновенно достигло максимальной силы и исчезло, импульс энергии, который на миг отвлек Морланиата, так что он чуть не пропустил свой очередной инструктаж. Отбросив это на задворки сознания, он завершил тренировку учеников и отпустил их.

Он был почти уверен в том, что именно вызвало мгновенный прилив психической энергии, который обеспокоил его. Взяв из храма небесный катер, он полетел сквозь недра Алайтока, следуя инстинкту.

Туннели, по которым он летел, освещались только одиноким лучом его катера — это был круг света в полной черноте. В окружавшей его темноте время от времени вспыхивали кабели из призрачной кости — то посылали импульсы духи Бесконечного Круговорота. Это была жизнь Алайтока — его сердце и артерии, скелет и нервная система, мысли и чувства мира-корабля. Ощущение, обеспокоившее Морланиата, больше не повторялось, хотя он до сих пор не мог избавиться от оставшегося после него осадка и чувствовал напряженность, повисшую в воздухе.

В центральном узле Алайтока, где сходились многие психические и нервные коммуникации мира-корабля, Морланиат покинул служебный проход и остановил свой небесный катер внутри затемненного зала. Бесконечный Круговорот лучился красноватым светом, красным цветом матки. Перед ним широко распахнулись две огромные двери, открыв взору залу со стенами, потолком и полом из призрачной кости. В центре залы находился огромный железный трон. На троне восседала похожая на изваяние фигура в два раза выше Морланиата с кожей из расплавленного металла, с черными пустыми глазницами. Эта огромная фигура была погружена в раздумья и поглощала свет из тронного зала, ее железные пальцы были сжаты в кулаки, а лицо исказилось в безмолвном рычании.

Почувствовав чье-то приближение сзади, он обернулся.

— И ты тоже почувствовал это, сердцебиение Кхаина, аватар возбуждается? — спросил Ириетиен, Зловещий Мститель, экзарх храма Обжигающего Света.

— Я почувствовал, как что-то шевелится, аватар все еще спит, время пока не пришло, — ответил Морланиат.

— Война приближается, Кхаин знает о таких вещах, он чувствует сражение, — заметил Ириетиен. Он вглядывался в неподвижного гиганта в поисках признаков жизни.

— Скоро мы все узнаем, сомнений не останется, когда бог войны позовет нас.

Присутствие Ириетиена подтвердило подозрения Морланиата. Когда он возвращался к своему небесному катеру, экзарха беспокоило только одно: его воины еще не готовы к сражению.

Ощущение нервной дрожи от аватара Кхаина больше не повторялось, но Морланиат знал, что это не было заблуждением. Стоило ему начать пробуждаться, и аватар больше не впадал в дремоту без того, чтобы не пролилась кровь. Другие экзархи также чувствовали это и направили совету Алайтока предупреждение о том, что разворачиваются события, которые приведут мир-корабль к войне.

Перед лицом возникшей необходимости Морланиат спешил, как мог, с подготовкой Жалящих Скорпионов Скрытой Смерти. Все они теперь уже овладели мастерством использования шлемов и применения мандибластеров, но темп роста их воинского мастерства казался экзарху слишком медленным. Если уровень их подготовки окажется недостаточным, то это может привести к катастрофе, и не только для них самих, но и для других воинов, которые будут полагаться на них.

Морланиат не беспокоился и не тратил попусту время на бесплодные переживания из-за сложившегося положения. Все было просто: когда придет война, они либо будут готовы, либо нет. Если они не будут должным образом подготовлены, то не будут сражаться.

Голосов больше не было. Ночи приносили тишину и одиночество, давали время для размышлений. Морланиат находил успокоение, вспоминая битвы, вновь переживая триумфы прошлого, иногда в подробностях припоминая, как погибал, с тем, чтобы извлечь из этого урок в постоянном стремлении к самосовершенствованию.

Он заметил, что в его мемо-снах чаще всплывали кровавые встречи с людьми. Не из-за того ли, что в последний раз он сражался с последователями Трупа-Императора? Или какая-то подспудная сила заставляет его вновь переживать именно эти войны?

Его размышления были прерваны через семь суток после того, как он почувствовал содрогание аватара. Через нити Бесконечного Круговорота он узнал о грядущем прибытии на Алайток сил, которые оставили след во всех его жизнях, во всех его душах. Его сознание уловило и ответные импульсы других храмов, также узнавших об этом событии, и вновь по Бесконечному Круговороту пронесся тяжелый удар сердцебиения Кхаина.

Стыковочный отсек освещался мерцанием портала Путеводной Паутины, кружащиеся лилово-синие пятна покрывали изогнутые стены и доспехи семнадцати экзархов. Вызванные из своих храмов Пикирующие Ястребы, Темные Жнецы и Жалящие Скорпионы ожидали в молчании. Морланиат ощущал то же, что и остальные: изначальный инстинкт собраться, чтобы приветствовать их прибытие.

Их привели к Звездной Пристани, докам, куда прибывали и откуда уходили военные корабли, чтобы пропитавший их запах крови не достигал судов мирного назначения. Именно здесь аспектные воины поднимались на борт своих кораблей. Сюда привозили их останки. Отсюда Алайток отправлял своих воинов в Ночь, надолго — убивать или быть убитыми. Это было место судьбы, отсюда управляли участью Алайтока, посылая экспедиционные силы для обнаружения возникающих угроз, флоты для осуществления мести за смерть эльдаров, армии для уничтожения планет, миссии для убиения невежественных и невинных, воинов — на изничтожение низших рас, единственным преступлением которых было их существование.

Ветви призрачной кости, которые опоясывали весь док, несли на себе отпечаток смерти, Бесконечный Круговорот напевал скорбную погребальную песнь на задворках сознания Морланиата. Это подпитывало его, и он с удовлетворением сделал глубокий вдох.

Волна психической энергии, которую порождал в Паутине приближающийся корабль, становилась все сильнее: он вот-вот появится. Эта волна несла с собой ощущение причастности, одобрения и неизменности. Мысли эти были окрашены кровью, в голове Морланиата возникали картины разрушения. Это походило на то, что он воспринимал от других экзархов, но было ярче и мощнее, и эти ощущения становились все сильнее по мере приближения корабля.

Как и в тот раз, когда Тирианна пришла в храм, Морланиат понимал, кто приближается к Алайтоку, но не мог его опознать. Изменилось целое, но части его оставались знакомыми, во многом так же, как душа экзарха постепенно развивалась в новую личность, когда доспехи принимал новый воин.

Нечто, лишенное возраста, бессмертное, старше самого Морланиата стояло за всеми ощущениями, что испытывал сейчас экзарх Скрытой Смерти, душа столь глубокая, что она поглощала все, что к ней прикасалось.

Портал Паутины пульсировал, готовясь к выходу корабля. Собравшиеся экзархи ощутили всплеск психической энергии, который принес с собой вспышки озарения, картины далеких миров и образы древних мест.

Корабль прорвался сквозь портал на невероятной скорости: только что отсек был пуст, и вот пустоту заполнил блестящий черный корпус. На его поверхности мерцала тусклая цветная рябь, темно-красные и синие волны катились от акульего носа к тонким хвостовым плавникам. Он медленно опустился и завис прямо над платформой, слившись с собственной тенью.

Открылся округлый люк, и в полумраке возник диск тусклого белого света. Морланиат подался вперед, его сердце заколотилось быстрее.

Язык пандуса вытянулся к полу, и в люке появились три фигуры. Их доспехи были похожи на те, что носили ожидавшие в доке экзархи, но гораздо тяжелее, более искусной работы и древнее: это Пикирующий Ястреб, Темный Жнец и Жалящий Скорпион. Их богато украшенное оружие — великолепные инструменты уничтожения, настоящие произведения искусства времен, предшествующих Грехопадению, спасенные из руин цивилизации.

На первом были крылья, мерцающие тысячью цветов, доспехи — в пятнах синего летнего и зимнего серого камуфляжа, шлем, украшенный гребнем из одного пера, в одной руке он держал изогнутый клинок, а в другой многоствольный лазбластер. На втором были черные доспехи с высеченными на них золотыми костями, шлем в виде черепа с красными глазами — образ самой Смерти, в руке — укороченная сюрикеновая пушка. Последним шел Скорпион, именно к нему был прикован взгляд Морланиата, и связь между ними крепла по мере его приближения. Его желто-зеленые доспехи окаймляли обсидиановые ребра, а шлем, с обеих сторон которого потрескивали мандибластеры, изгибался назад чередой пластин подобно хвосту скорпиона. Одна его рука заканчивалась изящной клешней, которую окутывала струящаяся энергия, а другая сжимала эфес жалящего клинка, зубья которого были столь острыми, что вокруг них плясали яркие радуги.

Это были первые экзархи, которые шли Путем Воина сразу после Грехопадения и учились под началом Азурмена. Морланиат узнал их сразу, вспомнив предыдущие встречи и легенды об их подвигах.

Три основателя аспектных храмов: Клич Ветра — Бахаррот, Жнец Душ — Мауган Ра, Теневой Охотник — Карандрас.

Три лорда-феникса — и это было почти беспрецедентным событием — прибыли на Алайток с одной-единственной целью — ради войны.

Прибытие лордов-фениксов было и ответным действием, и катализатором событий. Они почувствовали, что Алайтоку угрожает гибель, и надвигающееся столкновение заставило их действовать. Их присутствие оказало воздействие на дремлющего аватара Кхаина и ускорило его пробуждение. Морланиата все чаще посещали кровавые воспоминания, во время тренировок с воинами он то и дело испытывал приступы кровожадности. Другие экзархи переживали сходные чувства, аспектные храмы и Бесконечный Круговорот полнились нарождающимся гневом Каэла Менша Кхаина.

Перед лицом этих событий совет Алайтока призвал своих величайших провидцев предсказать, что за катастрофа может угрожать миру-кораблю. Они изучили руны Тирианны в готовности услышать ее сбивчивый рассказ о приближающейся смерти. Куда более древние, чем у нее, глаза пристально вгляделись в запутанный клубок вероятностей, проследили за нитями жизни Арадриана и переплетенными судьбами Алайтока.

Все согласились в одном: великая тьма опускается на мир-корабль. Руна человечества чернела при прикосновении, и ясновидцы почувствовали беспричинную ненависть людей, направленную на Алайток.

Автархи призвали экзархов в свой круглый зал, и все самые искусные воины Алайтока собрались в одном месте. Атмосфера зала была накалена их воинственной гордостью и жаждой битвы. Нарастал гнев экзархов, усиливалась ненависть, эти чувства захлестывали душу Морланиата, и он понимал, что совсем скоро произойдет то, чего так ждали все собравшиеся.

Архатхайн, которого сопровождали трое других автархов, обратился к разгоряченной толпе предводителей храмов.

— Все дело в людях, — озабоченно начал он. — Последователи Императора прилетят к Алайтоку с решимостью вступить в столкновение. Почему они пришли к такому решению — неясно, но какое-то проявление неуважения к ним вызвало их возмущение. Подобно тому, как один-единственный булыжник может вызвать обвал, так поступок одного эльдара привел людей к Алайтоку. Хотя провидцы проследили за нитями судьбы, одного последствия не предотвратить: Алайток будет атакован.

— Не стоит размышлять о недальновидных решениях людей. Наша задача — подготовиться к войне и разобраться с ее последствиями. Странники вернулись на Алайток с печальными известиями. Имперские корабли прокладывают путь через Море Грез, двигаясь в нашем направлении. Для того, чтобы ускользнуть от них, времени недостаточно: они слишком близко, и Алайток еще не обладает достаточными запасами энергии. Наши звездные корабли преградят им путь и воспрепятствуют тому, чтобы они добрались до нас, но люди руководствуются неверными заключениями и упрямы. Вполне вероятно, что они попытаются проломить оборону Алайтока и принести войну в наши дома. Хотя они рассчитывают на преимущества неожиданного нападения, нас не застали врасплох.

Эту информацию автарх изложил спокойно, но теперь взволнованно повысил голос.

— Мы не оставим это абсурдное деяние безнаказанным! В безрассудство людей трудно поверить, хотя их невежество нам прекрасно известно. Мы должны защитить в битве не только Алайток, но весь наш народ. Если люди подумают, что могут безнаказанно нападать на миры-корабли, то нам, как виду, придет конец. Они должны осознать неосмотрительность своих действий, получив от нас максимально кровавый урок. Они трусливы и суеверны. Мы напишем для них новые легенды, мифы о том, как эльдары жестоко покарали их за недальновидность, и они усвоят их плотью и кровью.

Архатхайн медленно расхаживал по окружности возвышения, обводя ярко-синими глазами собравшихся экзархов. Его губы изогнулись в усмешке.

— Мы питаем к вам отвращение! Мы, свободные, боимся вас, живого напоминания о последствиях проявления слабости и потворства своим желаниям. И правильно вас остерегаются, ибо души ваши прокляты Кхаином. Вы — разжигатели войны и убийцы. Тем из нас, кто прошел Путем Воина, прощены совершенные жестокости, и мы обрели покой. Вы же загнаны в ловушку, наслаждаясь своими кровавыми деяниями, упиваясь ненавистью и яростью.

Но нам, свободным, вы нужны. Без экзархов все мы погибли бы. Вы влачите бремя нашей вины. Вы стоите между нашими хрупкими душами и упадком, которые несет с собой война.

Он продолжал кружить по возвышению, напрягшись, сгорбившись, сжав кулаки, понизив голос до резкого шепота.

— Настало ваше время! Люди стремятся уничтожить наши прекрасные дома. Они посмели развязать войну против нас! Вы — наши кровавые посланцы. Вы — помазанные Каэла Менша Кхаином убийцы, наша воплощенная месть, наш олицетворенный гнев. Вы беспощадны, и это правильно. Наше выживание не оставляет места состраданию, продление нашего существования зависит от того, как те, кто не задумывается, исполнят невероятное.

— Ощутите теперь, как пульс Кхаина бьется в ваших жилах. Мы, те, кто свободен, также чувствуем это. Но в наших жилах — всего лишь холодная струйка по сравнению с тем, как раскалены его свирепостью ваши сердца. Аватар пробуждается. Почувствуйте его зов. Дайте ему то, в чем он нуждается.

Автархи и экзархи как один повернулись к главному входу, который располагался на самом верху зала со ступеньками. Там, на фоне льющегося сзади оранжевого света, вырисовывался одинокий силуэт. Это была Лидейрра — экзарх Храма Полуночной Молнии аспекта Сверкающих Копий. На ней были серебряные с золотом доспехи, в руке она держала огромное копье с наконечником длиной с ее руку и шириной с лицо, — Суин Деллэ, Стенающий Рок, оружие аватара.

— Узрите Юного Короля! — провозгласил Архатхайн. — Ваш дар Кхаину в обмен на пробуждение его аватара.

Издавая свирепые вопли, экзархи подняли правые кулаки, приветствуя Юного Короля. Избираемый из их числа, Юный Король был их духовным лидером в течение пятисот дней и по завершении этого срока передавал корону очередному. Для большинства это правление проходило без жертвоприношения, для немногих правление завершалось в крови, их душа предлагалась Кхаину, чтобы вдохнуть жизнь в металлическую оболочку аватара Кхаина.

Лидейрра спокойно стояла в сводчатом проходе, приемля свою судьбу. Избрание Юным Королем — так называли Эльданеша, когда он был еще ребенком, — не только великая честь, этот титул также обещал избавление. Быть поглощенным яростью огненной души Кхаина значит избавиться от бессмертия, и это смогут познать лишь немногие экзархи.

Шесть экзархов внутреннего круга, старейшие в своих аспектах, направились вверх по ступенькам к Юному Королю.

Морланиат, Жалящий Скорпион; Ириетиен, Зловещий Мститель; Латоринин, Воющий Баньши; Фаэртруин, Огненный Дракон; Мауренин, Темный Жнец; Рхиаллаэн, Пикирующий Ястреб.

Они встали в почетный караул вокруг Юного Короля, трое слева и трое справа, и медленно вышли из зала. Позади них отдавались эхом торжествующие крики экзархов.

Стены прохода покрывали голографические картины, которые иллюстрировали старейшие мифы эльдаров, истории, вдохновлявшие аспекты. Они медленно шагали к храму бога войны вдоль стен, расписанных сценами истребления из легенд. Двери за ними тихо закрылись, их заливало мягкое свечение изображений. Это был Кровавый Путь. Его плавные повороты привели процессию вниз, к аванзалу перед тронным залом аватара. Большие бронзовые двери были закрыты, из-под них струился красноватый свет.

Морланиат ощущал присутствие аватара, его жар — своим телом, его душу — своим разумом. Пол под ногами экзарха сотрясался от звучного боя. Его сердце билось в унисон.

Через скрытый дверной проем вошли провидцы в масках и мантиях — ведьмаки. Побывавшие прежде аспектными воинами, провидцы также чувствовали притяжение Кхаина. Они принесли с собой длинную красную мантию и золотую заколку в форме кинжала. Двое стояли рядом с Лидейррой, пока экзархи медленно снимали ее доспехи и по частям передавали ведьмакам.

Когда Лидейрра осталась обнаженной, Ириетиен взял в левую руку кинжал-заколку. К нему подошел ведьмак в белых одеждах с богато украшенным золотым кубком — Чашей Криэля — в руках. В мифах эльдаров говорится о том, что, когда Кхаин сразил Эльданеша, последователи собрали его кровь в семь кубков, чтобы уберечь ее от бога войны. Кхаин настойчиво бился за жизнь и душу своей жертвы, но люди Эльданеша не подпустили войска бога войны и навсегда сберегли его душу.

Стоя позади Юного Короля, Ириетиен вырезал заколкой руну Зловещих Мстителей под левой лопаткой Лидейрры. Кинжал-заколка легко пронзил кожу и плоть. Кровь сбегала ручейками по бледной коже Юного Короля, капая с ягодицы в чашу ведьмака.

Закончив, Ириетиен передал нож Морланиату, который вырезал символ Жалящих Скорпионов на другой стороне спины Лидейрры. Он передал кинжал Латоринину, и тот вырезал руну Воющих Баньши под левой грудью Лидейрры. Следующим был Фаэртруин, он поставил знак Огненных Драконов под правой грудью Юного Короля. Мауренин и Рхиаллаэн нанесли руны Темных Жнецов и Пикирующих Ястребов на руки Лидейрры.

Все это время Лидейрра стояла молча, подрагивая, но не уклоняясь от лезвия, которым резали ее кожу. Глаза Юного Короля горели предвкушением, не отрываясь от бронзовых дверей. Ее белая кожа покрылась паутиной пересекающихся кровавых следов.

Один из ведьмаков повесил на шею Лидейрры ее путеводный камень в зажиме на тусклой серебряной цепи. Затем он осторожно вырезал кинжалом-заколкой руну аватара на лбу Лидейрры. Темно-красная струйка потекла ей в глаза, но она стояла, не мигая, и по ее щекам бежали алые слезы.

На плечи ей накинули мантию аватара и закрепили окровавленным кинжалом-заколкой. Длинную мантию дважды обернули вокруг ее тела, и все равно она лежала шлейфом позади. На красной ткани появились темные тени — то кровь Лидейрры впитывалась в туго переплетенные волокна.

Затем ей вручили Суин Деллэ, и она взяла огромное копье в правую руку. В левую ей вложили Чашу Криэля, до краев полную ее кровью.

Ведьмаки окружили Юного Короля и его почетный караул. Один из них испустил пронзительный вопль, который перешел в начальные слова Гимна Крови. Другой, подхватив припев, добавил свой дребезжащий голос к пению первого, затем к ним присоединился еще один ведьмак, а за ним — четвертый, пятый, и ведьмаки наполнили аванзал резкими звуками своего пения.

Морланиат перевел взгляд на двери тронного зала. Свет из-под них становился все ярче и, мерцая, отражался от переплетенной призрачной кости аванзала. От бронзовых дверей исходил жар, который становился все сильнее, пока не начал светиться раскаленный воздух, и Морланиат заморгал в шлеме, стряхивая с ресниц капли пота. Из тронного зала доносился приглушенный треск и звон. Шипение пара и потрескивание языков пламени становились все громче.

Экзархи присоединили свои голоса к пению и воплям ведьмаков, усилив царившую в аванзале какофонию.

Шевеление аватара отдавалось в основании спинного хребта Морланиата, его присутствие вызвало ощущение покалывания, которое поднялось вверх, к шее, и затем перешло в кончики пальцев, желудок и вниз, к пальцам ног. Энергия наполнила его сверху донизу и словно воспламенила нервы.

Запев, он проревел восхваления Кхаину, и его голос перекрыл завывания и стенания всех остальных участников церемонии.

Во время ритуала Лидейрра стояла неподвижно, ее кожа покрылась пятнами крови, а вокруг босых ног загустевала темно-красная лужа. Чаша и копье в ее руках ни разу не шелохнулись, и, не считая того, что грудь ее почти неуловимо приподнималась и опускалась, она была словно статуя.

Еще один раскатистый удар сердца сотряс Морланиата, затем — еще и еще раз. Эта низкая пульсация совпала с темпом распеваемого гимна, и они стали одновременно ускоряться.

Бронзовые двери распахнулись, и тронный зал, дохнув удушающим жаром, залил аванзал ослепительным светом. В этом сиянии Морланиат с трудом рассмотрел аватара — громадное теневое пятно посреди слепящей яркости, он восседал на своем троне, будто гигантский раскаленный уголь.

Юный Король проследовал в тронный зал, держа копье и чашу перед собой. Лидейрру поглотил свет, затем экзарха ненадолго стало видно, и тут же ее окутала тень аватара.

Медленно закрывшись, двери издали глухой стук, оборвав гимн, и наступила зловещая тишина, полная лихорадочной напряженности. И все же сквозь двери проникали приглушенные ими звуки, которые издавали плавящийся металл и полыхающий огонь. Грохот, напоминающий отдаленные раскаты грома, тихо сотряс бронзовую преграду.

Ведьмаки безмолвно удалились, а экзархи образовали круг, встав рядом и взявшись за руки, Ириетиен — слева от Морланиата, Латоринин — справа. Души экзархов заструились по этому кругу, кружась и смешиваясь друг с другом. Их голоса слились в пении, тихом и низком, от которого завибрировал аванзал. Морланиат погрузился в небытие, потеряв себя в вихре душ объединившихся экзархов.

Очнулся Морланиат, только выйдя из круга. Его место занял Аранарха. Морланиат вернулся в Зал Автархов, где ждали остальные экзархи.

Он отдыхал, ожидая, когда наступит его черед. Вокруг его недвижного тела проходили в зал и выходили из него экзархи, но он не замечал их. Он грезил, странствуя по своим воспоминаниям о войнах, наслаждаясь картинами былых сражений, в которых бился рядом с аватаром. Грезы становились все более живыми, более отчетливыми, и он понимал, что пробуждение аватара приближается.

Экзархи стали покидать зал, сначала — поодиночке, затем — небольшими группами, возвращаясь в свои храмы. Морланиат оставался там, упиваясь той жизнью, которая вливалась в него.

Его раздумья оборвались внезапно. Он почувствовал позади себя Кенайната. Открыв глаза, он повернулся к своему собрату-экзарху.

— Что-то не так, я ощущаю тревогу, твоя душа обеспокоена.

— Ты мыслишь верно, мне нужно поговорить с тобой, давай отправимся сейчас в мой храм.

Морланиат вчувствовался в присутствие аватара, зная, что ему вскоре нужно будет вернуться в Скрытую Смерть и подготовить воинов к пробуждению аватара. Он понял, что время еще есть. Кивнув в знак согласия, экзарх Скрытой Смерти отправился с Кенайнатом из зала.

Морланиат проследовал за другим экзархом в залу доспехов Смертельной Тени. Здесь царила тишина, предводитель еще не призвал свой отряд на войну, хотя воины наверняка ощущали приближение аватара.

— Где твои воины? Время приближается, скоро они должны быть готовы, — заметил Морланиат.

Сняв шлем, Кенайнат положил его на верхушку стойки. Его лицо выглядело изнуренным, глаза запали и потускнели, высохшая кожа облепила острые скулы.

— Я не могу вести их, я не увижу этой битвы, мне осталось немного времени. — Голос Кенайната был едва слышен. — Это — старое тело, ему скоро конец. Никто сюда не придет. Смертельная Тень погрузится в сон в ожидании возрождения.

— Это — мучительный конец накануне сражения, еще одной славной войны, — ответил Морланиат.

Кенайнат стиснул плечи Морланиата и уставился на него пронизывающим взглядом.

— Времени — немного, я хочу кое о чем попросить тебя. Это просьба о благодеянии. Твой отряд непроверен, твои воины не готовы, ты не сможешь повести их.

Морланиат открыл было рот, чтобы возразить, но Кенайнат, не обратив на это никакого внимания, продолжил.

— Тебе нужны воины, возьми Скорпионов Смертельной Тени, поведи их в бой. Им нужен экзарх, пусть они станут Скрытой Смертью, а ты — их экзархом.

В сознании Морланиата замерцал образ аватара — его пробуждение приближается. Время на исходе. Он посмотрел на Кенайната, видя его сквозь сотню различных воспоминаний. Суровая рука судьбы забирает у него жизнь, когда Алайток стоит перед величайшим испытанием. И все же это тело сражалось дольше, чем любой другой экзарх. Возможно, он заслужил немного покоя, возможно, в этой битве за него нужно сражаться другим.

— Это будет для меня честью — повести в бой твоих воинов, сделать их Скрытой Смертью.

Легкая улыбка искривила потрескавшиеся губы Кенайната.

— Это честь для меня — находиться в такой компании, оказаться достойным. — Кенайнат бросил пронзительный взгляд над плечом Морланиата, как если бы кто-то вошел в комнату. — Приближаются мои ученики, я пошлю их к тебе, в Скрытую Смерть. Аватар — на подходе, заставь их быстро надеть свои маски, удали меня из их разума.

Морланиат кивнул. Смертельной Тени сейчас некогда думать об уходе их экзарха, у них появится достаточно времени для скорби после предстоящей битвы. Он сжал на мгновение руки Кенайната, и их души соединились, пока он не отпустил их.

— Наслаждайся приближающимся отдыхом, это — не навсегда, и мы вновь будем сражаться.

Морланиат повернулся и направился к небесным катерам, стоявшим ниже, чувствуя, как остальные приближаются к храму.

Садясь в катер, он ощутил нахлынувший прилив силы. Нужно спешить: аватар почти пробудился.

Морланиат мчался в тронный зал аватара, влекомый зовом воплощенного бога войны. Он подготовил свой храм, в который вскоре после него прибыли воины, бывшие Смертельной Тенью. Хотя у Элиссанадрин, Архулеша и других было полно вопросов, Морланиат не дал им времени, чтобы обдумать такой поворот событий. Он оставил их в готовности надеть боевые маски, в безмолвном ожидании пришествия аватара, так же, как и в десятках других аспектных храмов по всему Алайтоку. В миг его пробуждения они наденут шлемы, и, наполнившись его кровавой силой, будут готовы нести смерть людям.

Он занял свое место в круге основателей, сердце его колотилось, дыхание было прерывистым. Двери тронного зала бешено тряслись, из-под них валил дым и вырывались языки пламени. Металлический грохот и рев пламени заглушили гул заклинаний экзархов.

Песнопения экзархов прервал пронзительный вопль, и наступила тишина. Морланиат содрогался в исступленном восторге, его тело пронизали ярость и ненависть аватара. Через Бесконечный Круговорот призыв к войне Кхаина отдался эхом в каждом жителе Алайтока, и все замерло. На один миг все эльдары на мире-корабле, живые и мертвые, оказались едины, их психическая энергия породила воплощение их ярости, их живое божество насилия.

Дрожа от восхищения, Морланиат смотрел, как с грохотом открылись бронзовые двери.

Глаза аватара полыхали темным огнем, словно раскаленные угли ненависти. Его растрескавшаяся железная кожа была покрыта пузырями и шрамами, через пластины текли ручейки расплавленного металла. Между ними ярко светилась огненная шкура, языки пламени облизывали металлические мускулы, сверкая внутри нетленных суставов.

В правой руке он держал Суин Деллэ, загадочное оружие сверкало силой, по рунам на его древке и наконечнике перемещались пылающие искры. На его плечах была красноватая мантия, все еще покрытая пятнами крови, как и кинжал-застежка. Не осталось никаких признаков присутствия Лидейрры, кроме кровавой пленки, покрывавшей руки аватара от горящих кончиков пальцев до острых локтей. Капая на пол, кровь издавала шипение.

Все это Морланиат увидел перед тем, как аватар заполнил весь его разум. Экзарх вновь пережил каждую причиненную им смерть, и его восторг достиг предела. Это было уже почти невыносимо, размытый калейдоскоп боли и кровопускания, каждый проносящийся в сознании образ усиливал наслаждение Морланиата, пока он уже не смог более сдерживаться.

Выгнувшись, он издал рев ярости, выпустив всю свою ненависть до последней капли, и к его воплю, прокатившемуся по миру-кораблю, присоединились тысячи глоток.

ВОЙНА

Во времена, последовавшие за Грехопадением, Азурмен сплотил разбитых, но выживших потомков Эльданеша и Ультанаша. Они бежали на мирах-кораблях, но не смогли избавиться от разрушительного воздействия Той, Что Жаждет. Азурмен понимал, что дети Эльданеша и Ультанаша не могут убегать вечно, поскольку непристойное божество, порожденное их сладострастными желаниями и извращенными кошмарами, все еще оставалось их неотъемлемой частью. Азурмен привел горстку своих последователей на бесплодную планету, лишенную развлечений и соблазнов. Здесь Азурмен основал Храм Азура. Посвятив свою жизнь сохранению наследия Азуриана, короля богов и повелителя небес, Азурмен учил своих последователей, что они должны отказаться от своей любви к богам, так как потворство своим желаниям привело к разложению и безнравственности. Разрушительные побуждения Кхаина следовало умерить благоразумием, и потому Азурмен обучил своих приверженцев, как забывать восторг убийства и возбуждение битвы. В Храме Азура каждый из его учеников развил свои боевые приемы, направляя в определенное русло только часть гнева Кроваворукого бога. Это были азурия, первые экзархи. Когда предательство Архры привело к разрушению Храма Азура, азурия бежали на миры-корабли, чтобы основать новые храмы и передавать другим свои боевые искусства. Азурия положили начало Пути Воина и стали известны впоследствии как лорды-фениксы, которые возрождаются после смерти до тех пор, пока Фуэган — Пылающее Копье не призовет их на Рана Дандра, последнюю битву, и с детьми Эльданеша и Ультанаша будет покончено.

В Куполе Хрустальных Провидцев царило безмолвное спокойствие. Из выходящего на поверхность Бесконечного Круговорота выступали деревья из многоцветной призрачной кости, их листья, словно стеклянные, отбрасывали радуги на белый песок. Под их искривленными ветками стояли бессмертные провидцы, плоть которых обратилась в похожий на лед хрусталь, и прозрачные тела, давно покинутые душами, окутывали мантии.

Купол слегка вибрировал от пульсирующей энергии Бесконечного круговорота — Алайток готовился защищаться. Морланиат и Скрытая Смерть разместились здесь, чтобы охранять купол вместе с четырьмя другими отрядами: Сверкающими Копьями на серебристых гравициклах, Воющими Баньши с их развевающимися гривами и визжащими масками, Зловещими Мстителями в сине-белых доспехах, Варповыми Пауками со светящимися смертопрядами.

Позади них в воздухе парили три «Волновые Змеи», изящные пехотные транспорты были окрашены в синий цвет Алайтока с узорами из лиловых шипов, оплетающими блестящие корпуса. Вытянутые вдоль носа судна крылья потрескивали энергией, искажая его формы мерцающим защитным полем. На каждом из них была башенка с сюрикеновыми пушками или парой сияющих копий, которые настороженно вращались.

Морланиат не смотрел по сторонам. Его внимание было приковано к тому, что происходило вверху, над прозрачным психосиловым колпаком. Там, в холодном вакууме космоса, разгоралась первая битва за Алайток.

Яркие всполохи света от грубых плазменных двигателей выдавали позиции Имперских кораблей. Боевые суда эльдаров с темными, как пустота, корпусами проносились подобно призракам, их можно было заметить лишь благодаря мерцанию солнечных парусов.

Ракеты и торпеды исчертили звездное небо пересекающимися огненными следами. Во мраке ослепительно вспыхивало лазерное оружие, и пустота озарялась короткими извержениями пламени. Эскадры изящных эсминцев легко маневрировали в пространстве, чтобы обеспечить наводку своих орудий, линкоры плавно скользили сквозь вихрь битвы, выпуская разрушительные залпы из своих батарей, а из открытых отсеков — волну за волной стремительных истребителей и ширококрылых бомбардировщиков.

В поле зрения Морланиата попал имперский фрегат, который оказался так близко, что экзарх отчетливо видел его белый корпус и нос с золотым орлом. Это было высокое и прямоугольное, отталкивающее с виду судно, с карнизами и подпорами, с гигантским золотым тараном впереди в форме орлиного клюва. Открыв огонь из своих орудий, он покрылся рябью вспышек от носа до кормы, затем эти вспышки прорезали обжигающие лучи лазерных башен, расположенных вдоль зубчатой надфюзеляжной палубы. Алайток ответил ураганом лазерного и артиллерийского огня из оборонительных башен и противокорабельных орудий. Имперский корабль поглотил стремительный поток огня, и его корпус разломился, выпустив в пустоту облака полыхающего воздуха. Разрушенные оружием эльдаров плазменные реакторы фрегата взорвались, ослепительно вспыхнув.

Это смотрелось так, будто сражались сами звезды, и Морланиат был просто заворожен этим зрелищем разрушения.

Корабли эльдаров, мерцая голополями, возникали ниоткуда, подобно призракам, и, дав залп по противнику, вновь исчезали в пустоту, заполненную звездами. Пустотные щиты Имперских кораблей покрывались синими и лиловыми вспышками, испуская заряды энергии, чтобы переправить удары эльдаров в варп.

При всем мастерстве экипажей и быстроте эльдарских кораблей, люди неотвратимо приближались к Алайтоку, выпуская все новые волны торпед и эскадрильи штурмовиков. В их кильватере дрейфовали горящие корпуса судов, и имперских, и эльдарских, от которых по спирали медленно расплывались в пространстве обломки. Казалось, люди настроены самым решительным образом, направляясь прямо на Алайток подобно бронированным кометам, пробиваясь сквозь флот мира-корабля, невзирая на причиняемый им ущерб. Морланиат не мог не восхититься целеустремленностью людей, сколь бы ошибочной она ни была. Слепая вера в немощного Императора придавала им усердия, которое перевешивало всю логику и восприимчивость.

Что-то огромное угрожающе нависло над куполом, вдоль борта открылись десятки бронированных люков, и корабль ощетинился орудийными батареями. Крейсер накрыла волна заградительного огня, и его щиты покрылись рябью, рассеивая взрывы. Его нос расцвел букетом оранжевых вспышек, и через несколько мгновений к Алайтоку с ревом устремились торпеды, которые разделились на сотни небольших ракет перед тем, как врезаться в мир-корабль.

Морланиат ощутил сотрясение от этого удара — не плотью, но разумом: Бесконечный круговорот пронизала судорога боли. Очередные залпы орудийных батарей крейсера загрохотали по энергетическим щитам, защищавшим купола Алайтока. На этот раз земля затряслась — так близко легли удары плазмы и ракет. Артобстрел продолжался некоторое время, и затем все смолкло, вспышки лазерных и артиллерийских выстрелов сменили крошечные огоньки двигателей штурмовых кораблей.

Люди высылали свои штурмовые отряды.

— Башню Восходящих Грез атакуют, — голос Архатхайна прорвался сквозь транс Морланиата. — Готовьтесь дать отпор по моей команде.

Экзарх дал знак своим воинам взобраться на «Волновую Змею». Когда они побежали по пандусу сзади транспорта, он увидел, что исчезли из виду Варповые Пауки, а Сверкающие Копья завели двигатели своих гравициклов и умчались прочь между деревьями из призрачной кости.

Морланиат пристроился в тыльной части «Волновой Змеи», и пандус поднялся, закрыв их внутри. Двигатели над ним тихо завыли, и башенка опустилась внутрь корпуса — пилот подготовил транспорт к отправлению.

Жалящие Скорпионы ожидали приказов автарха, и одно мгновение за другим медленно уходили в прошлое. Архулеш в предвкушении ерзал на месте, сжимая пальцы на рукоятке цепного меча. Элиссанадрин сжалась рядом с Морланиатом, положив руки на колени и склонив голову в полной сосредоточенности. Бехарет, как всегда, оставался безмолвным, уставившись на Морланиата. Экзарх смотрел на него, раздумывая о том, что творится в голове бывшего инкуба. Может, он, спутав Морланиата с Корландрилем, думает, что между ними существует некая связь? А может, он размышляет над своей судьбой, теперь, когда Кенайнат уже не может его защитить? У Морланиата были собственные вопросы, на которые сможет ответить только время. Изменился ли Бехарет на самом деле? Он много раз сражался как воин Смертельной Тени, но захочет ли он отдать свою жизнь за Алайток, который стал его домом? Можно ли будет доверять ему в бою, если покажется, что Алайток уступает?

— Люди прорвались на нижние уровни Башни Восходящих Грез, — объявил Архатхайн. — Отправляйтесь туда, чтобы сдержать их. Не старайтесь сделать невозможное. С внешней стороны к Алайтоку приближаются другие корабли людей. Будьте готовы отступить и передислоцироваться. Вам в поддержку направляются Стражники.

Гудение двигателей «Волновой Змеи» наполнило кабину, транспорт приподнялся и развернулся на месте. Движение почти не ощущалось — возникла лишь небольшая инерция при ускорении транспорта, но на внутренних экранах Морланиат видел, как понеслись назад хрустальные провидцы, когда пилот направил «Волновую Змею» к главной магистрали в сторону района доков, подвергшегося нападению.

На большой скорости они пронеслись через низкий вход и повернули на главную артерию, освещенную яркими зелено-синими полосами. Пролетающие на экране огни превратились в стробоскопическое мелькание — «Волновая Змея» увеличила скорость. На перекрестках к ним присоединялись другие транспорты, сразу за ними пристроились несколько «Волновых Змей», мимо промчались два гравитанка «Сокол», на мгновение промелькнули их пилоты и стрелки в шлемах под бронированными куполами.

Внезапно «Волновая Змея» резко повернула, и Морланиата прижало к стенке. Справившись с инерцией, он вновь удобно устроился на корточках. «Волновая Змея» опять набирала скорость, разгоняясь вдоль пандуса, ведущего к башням дока.

Они ворвались на широкую площадь, похожее на огромную пещеру пространство пригасило вой двигателей, доки оказались пусты: все корабли ускользнули со своих причалов, как только Имперский флот вырвался из варпа.

«Волновая Змея», развернувшись, застыла на месте, зависнув на небольшой высоте, и пандус опустился. Морланиат бросился вниз по пандусу, его отряд следовал за ним. Внешняя часть дока была пустынна. Лишь случайная вспышка лазера, да след торпеды над мерцающей психосиловой завесой выдавали кипящее сражение.

К нижним уровням Башни Восходящих Грез вел спиральный пандус. Здание поднималось конической дугой к парящей башне, которая выступала на наружной части мира-корабля. Стены пронзали узкие окна, иногда освещаемые изнутри вспышками энергии.

Глухо стуча бронированными башмаками по пандусу, Жалящие Скорпионы вошли на нижний уровень — несколько ярусов арок окружало здесь центральное ядро башни, они слышали, что за ними поднимаются другие отряды. Оглянувшись через плечо, Морланиат увидел, что их быстро настигают Девы Судьбы под предводительством Эретайллин, оснащенные более легкими доспехами, быстрые Воющие Баньши пронеслись мимо Жалящих Скорпионов и повернули по пандусу на второй уровень.

Морланиат слышал грохот пушек, дребезжание варварского пулевого оружия, свист лазерного огня и пронзительный визг сюрикенов. Он извлек из-за спины Зубовный Скрежет и, продолжая взбираться по спирально поднимающемуся проходу на очередной уровень, держал его обеими руками.

Воины Скрытой Смерти выбежали на широкую площадку, которая мягко изгибалась вдоль внешнего края мира-корабля. За голубоватой психосиловой стеной раскинулось безбрежное море звезд, по которому плыли горящие обломки боевых кораблей.

Внимание экзарха привлек шум крыльев, и, посмотрев вверх, он увидел летящий над ним отряд Пикирующих Ястребов, крылья их полетных ранцев в тусклом желтом свете башни казались расплывшимися многоцветными пятнами. Он увидел планирующего среди своих последователей лорда-феникса Бахаррота, который вел огонь из лазбластера по верхним уровням доковой башни.

Через сводчатый проход, который изгибался далеко впереди, Морланиат увидел эльдаров в синей форме и желтых шлемах, которые выстроились в оборонительный полукруг. Это были Стражники, которые защищали посадочную площадку за аркой, они стреляли из сюрикеновых катапульт по противнику, которого экзарх еще не мог увидеть. Среди стражников плавно скользили платформы с тяжелым оружием, их экипажи находились рядом, управляя ими по пси-связи.

Сияющие копья испускали лазерные лучи, звездные пушки извергали потоки голубой плазмы, пусковые ракетные установки наполняли воздух пронзительным ревом. Пикирующие Ястребы нырнули под арку и залили пространство за ней перекрестными потоками белого огня из своего оружия.

Добравшись до сводчатого прохода, Морланиат увидел тех, кто напал на Алайток.

Они укрылись на широкой галерее выше и напротив сводчатого прохода, прячась за рядами тонких колонн, которые поднимались к высокому потолку. Низкорослые, с толстыми конечностями, противники были одеты в измятый серо-черный камуфляж с нашитыми на руках и груди эмблемами черепа и орла, их плоские лица скрывались за серебристыми забралами шлемов. В пухлых руках, на которые были натянуты рукавицы, они несли грубое лазерное оружие, испускающее красные лучи. Отброшенные назад контратакой эльдаров, люди неуклюже выскакивали из-за колонн и, сделав несколько разрозненных выстрелов, снова прятались.

Пикирующие Ястребы величественно взмыли вверх и принялись носиться между колоннами, а гранатные раздатчики, закрепленные на их бедрах, обрушили на людей внизу взрывы плазмы и шрапнель. Девы Судьбы — отряд Воющих Баньши Эретайллин — уже оказались на левом конце пандуса, ведущего к оккупированной людьми галерее, впереди несся экзарх с сияющим изогнутым мечом в каждой руке. Люди, зажатые в галерее огнем тяжелого оружия Стражников, гранатами Пикирующих Ястребов и надвигающимися Воющими Баньши, не стреляли в Морланиата и его отряд, когда они помчались по плиточному полу между аркой и правым пандусом.

Среди скопления людей Морланиат видел их офицеров, облаченных в длинные плащи с золотыми эполетами и фуражки с серебряными козырьками и кокардами в виде крылатых черепов. Никто из людей не заметил, как воины Скрытой Смерти быстро, но тихо подкрадывались по пандусу, придерживаясь длинных теней, отбрасываемых колоннами наверху.

С пандуса Морланиат и его воины бросились бегом, дав залп из сюрикеновых пистолетов по ближайшим людям, который разодрал их серую униформу и расколол зеркальные забрала шлемов. Их сержант в ужасе повернулся, и через мгновение Зубовный Скрежет отделил его голову от плеч одним ударом.

Воины Скрытой Смерти, не задерживаясь, чтобы прикончить раненых, следовали по пятам за Морланиатом, который бросился на группу людей, столпившихся за следующей колонной. Мандибластеры экзарха выстрелили в лицо одетого в черную форму офицера, и оно исказилось бессловесным воплем. Взмахнув жалящим клинком, Морланиат отсек левую руку офицера у плеча.

Совсем рядом раздался грохот, сопровождаемый вспышкой, — это был выстрел из дробовика, и тут же град дроби ударил в левый бок Морланиата, заставив его пошатнуться. Быстро повернувшись, он увидел перепуганного человека, который пытался перезарядить ружье, его движения показались экзарху медленными и неуклюжими. Усмехнувшись, Морланиат взмахом меча выпустил внутренности дерзкого существа на бело-золотые плитки галереи. Вокруг него Скрытая Смерть рубила и кромсала, покрывая пол кровью и конечностями.

Жалящие Скорпионы и Воюющие Баньши сходились с противоположных концов галереи, снося все на своем пути. Люди бестолково суетились, мешая друг другу, и те несколько выстрелов, которые им удалось произвести, оказались прискорбно неточными. Еще шестеро из них пали от ударов Зубовного Скрежета, и Морланиат рычал в лад со своим мечом, наслаждаясь каждой смертью.

Лазерные выстрелы и топот ног оповестили о прибытии еще одной группы людей, спускающихся по широкой лестнице, которая шла к галерее от причального шпиля наверху. Пикирующие Ястребы приветствовали эти подкрепления лазерным огнем, залив ступени смертоносными лучами. С обоих концов по галерее двигались Стражники, присоединив к обороняющимся Ястребам свою огневую мощь.

Треск людских лазганов потонул в пронзительных воплях Воющих Баньши, которые вновь ринулись в атаку: это их маски создавали перед ними психозвуковую волну. Некоторые люди пали на колени с кровоточащими ушами и глазами, другие выпускали оружие из онемевших пальцев или просто валились в судорогах на пол. Даже те, кто остался дееспособным, стояли как вкопанные и лишь дрожали, не в состоянии защищаться, а Эретайллин и ее воины неумолимо приближались, чтобы убивать, их силовые мечи с равной легкостью прорубали бронежилеты, плоть и кости.

Морланиат уже готов был повести свой отряд на поддержку Воющих Баньши, когда голос Архатхайна прервал его мысли.

— Численность противника возрастает. Они прорвали нашу оборону в нескольких местах и теперь организуют посадочную площадку. Обеспечьте вывод сил из Башни Восходящих Грез, чтобы вас не отрезали. Приведите противника на Перекресток Страдающего Сердца. Дополнительные силы присоединятся к вам на Площади Алайтира.

В ответ на этот новый план вся башня погрузилась во тьму, тусклый свет стен был погашен Алайтоком. С помощью усиленного шлемом зрения Морланиат наблюдал, как имперские солдаты повалились на лестнице, спотыкаясь друг о друга и размахивая в темноте руками в попытке обрести равновесие. Яркие взблески лазеров Пикирующих Ястребов и вспышки разрывов ракет вырывали из темноты лица, искаженные ужасом от внезапной перемены окружающей обстановки.

Эльдары отходили от противника под прикрытием огня Пикирующих Ястребов и орудийных платформ Стражников. Оставив напавших на мир-корабль в полном смятении, воины Алайтока ретировались из Башни Восходящих Грез на площадь рядом с ней, отряды поочередно становились в арьергард, чтобы прикрывать отход остальных. Жалящие Скорпионы вновь поднялись на свою «Волновую Змею» и, развернувшись, понеслись вдоль внешнего края мира-корабля к Площади Алайтира, которая располагалась между Площадью Страдающего Сердца и Утренним Путем. Позади них имперские воины, пошатываясь, вываливались на освещенную площадь и попадали под убийственный огонь танков «Сокол» и парящих в воздухе гравициклов «Випера».

На Площадь Алайтира силы эльдаров сходились с трех сторон, отступая отовсюду с внешней стороны мира-корабля. «Соколы», которые четко вырисовывались на фоне оранжевого свечения умирающей звезды, неподвижно зависли в воздухе на каждом перекрестке, наведя свои орудия над прибывающими отрядами аспектных воинов и Стражников. «Волновые Змеи» направлялись к огромному фонтану в центре площади, из него поднималась громадная статуя автарха, в честь которого была названа площадь. Мраморный воин стоял с мечом и термоядерным пистолетом наизготовку, устремив пристальный и злой взгляд на Утренний Путь и Шпиль Спокойствия.

Скрытая Смерть, высадившись из транспорта, присоединилась к отрядам, обороняющим пересечение дорог, вдоль одной из которых они только что примчались. «Виперы» и «Соколы» время от времени стреляли по противнику, который скрывался за изгибом внешнего края мира-корабля. В конце концов, люди вновь появились на виду, решительно приближаясь колонной, насчитывающей несколько сотен человек. Неуклюжие шагоходы перемещались на своих гибких ногах рядом с отрядами пехоты, их многоствольные лазеры поливали потоками огня боевую технику эльдаров. Боевые расчеты тяжелых имперских орудий выдвигались вперед, таща за собой колесные лазпушки и громоздкие автопушки. Они устраивали огневые позиции рядом с продвигающимися войсками, присоединяя свою огневую мощь к артобстрелу, который вели шагоходы для прикрытия наступающих солдат.

Снаряды исчертили воздух темными полосами, и один из них подбил «Виперу», которая лишилась крыла управления и врезалась в сине-зеленую внутреннюю стену. Другой залп распорол броню «Сокола», и он, накренившись, заскрежетал по дороге искореженными бронепластинами. Лазерный заряд уничтожил антигравитационные двигатели другого танка, и он неуклюже перевернулся вверх дном, а его импульсный лазер по-прежнему продолжал стрелять полыхающими световыми зарядами. Башня третьего «Сокола» извергла языки пламени от прямого попадания, и танк бешено закрутился вокруг своей оси, пока не врезался в энергетическое поле на внешней стороне площади, и психосиловое поле покрылось огненной рябью.

Под давлением усиливающегося натиска противника пилоты «Соколов» и «Випер» увеличили скорость отступления, и, в конце концов, развернулись и умчались от приближавшихся имперских солдат. Морланиат всем телом ощутил пульсацию их двигателей, когда они пронеслись над головой в относительно безопасную часть огромной площади.

Наступающим людям, должно быть, казалось, что они загнали противника, который оказался в ловушке на открытом пространстве площади, в безвыходное положение. Покрытые травой холмы и мраморные дороги представляли неважное укрытие для войск. Эльдары ожидали в молчании, а над площадью разносились сердитые приказы и торжествующие крики имперских офицеров.

В каком-то десятке шагов перед Морланиатом и другими отрядами на краю площади возникла мерцающая психосиловая стена. Все, что оказалось за ней, окрасилось в голубой цвет поля, как если бы войска маршировали по морскому дну. Лазерные заряды и пули, которые попадали в психосиловое поле, с искрами отскакивали от него, и поле подрагивало с каждым ударом, но держалось. Морланиат улыбнулся. Это поле предназначалось не для защиты эльдаров от атаки. У него имелось другое, поистине убийственное назначение, как предстояло сейчас обнаружить людям.

Тонкие усики Бесконечного Круговорота во внутренней стене площади замигали и потемнели. Лишившись энергии, внешнее психосиловое поле судорожно вспыхнуло и осело. Людей, оставшихся без защиты перед прожорливым вакуумом космического пространства, посбивало с ног взрывным оттоком воздуха, и сотни их вышвырнуло с мира-корабля в считанные мгновения. Их вопли исчезли в пустоте, кровеносные сосуды полопались, оружие и шлемы вращались вокруг обледеневших трупов. Даже шагоходы не смогли бороться с взрывной разгерметизацией, и только болтали неуклюжими металлическими ногами, когда внезапный ураган выкинул их к звездам вместе с умирающими товарищами.

Эта бойня длилась всего лишь несколько мгновений, и наступила тишина. В воздухе неторопливо плыли сверкающие крупицы замороженной крови, которые затем под воздействием искусственной силы тяжести мира-корабля выпали градом. Словно зачарованный, Морланиат наблюдал за барабанной дробью красных градин, которой придавали разнообразие тяжелые глухие удары по плиткам мостовой мерзлых трупов. Хотя разгерметизация была осуществлена по необходимости и ей недоставало подлинного артистизма хорошо выполненного выстрела или удара, в ее действенных результатах имелась некая незамысловатая красота.

— Войска людей пробились в подуровни докового купола, — сообщил Архатхайн воинам мира-корабля. — Штурмовые суда продолжают прибывать. Их нужно отбросить назад.

Морланиат жестом велел своим воинам следовать за ним на «Волновую Змею».

— Никакой излишней самоуверенности, это — всего лишь первый удар, люди будут биться упорно, — сказал он им, когда они поднимались по посадочному пандусу. — Мы будем безжалостны, заставим их сурово расплатиться, каждый шаг принесет им боль. Смотрите друг на друга, наносите удар с одной-единственной целью, сражайтесь, как Скрытая Смерть.

Пандус за ними поднялся, и через мгновение «Волновая Змея» снова пришла в движение, поворачивая в сторону Утреннего Пути.

— Каковы наши успехи в других боях? — спросила Элиссанадрин.

— Это не наша забота, мы сражаемся с теми врагами, которых встречаем, до их полного уничтожения. Сосредоточьтесь на этой единственной задаче, ни на что не отвлекайтесь, пока наши враги не будут уничтожены. Слушайте автархов, они направят нашу быструю руку для нанесения смертельного удара.

— Выражение ужаса на их лицах, когда опустилась тьма, — я сохраню его в памяти, — сказал Архулеш с резким смешком. — Вы видели, как они поразились? Какая глупость — думать, что Алайток потерпит их грязное присутствие.

— Досадно, что те, кто так перепугался, уже мертвы, — заметила Элиссанадрин. — Ужас — это болезнь, он распространяется среди врагов быстро, как эпидемия.

— Будем надеяться, что они отчасти поделились своим страхом прежде, чем погибли. — Архулеш повернулся к Бехарету. — И как только можно держать свое наслаждение при себе? Неужели это тебя не гложет — сдерживаться в этот восхитительный момент наступления смерти, когда с душой противника покончено?

Голова Бехарета в шлеме склонилась набок. Он переводил взгляд с Архулеша на Морланиата и обратно. Жалящий Скорпион пожал плечами и покачал головой. Подняв палец к решетке своего шлема, он вытянул из ножен покрытый пятнами крови цепной меч.

— Хоть Бехарет и безмолвен, он говорит с нами, и слова его клинка звучат весьма громко, — пояснил Морланиат, вызвав смех Архулеша, который кивнул в знак согласия.

— Конечно, — подтвердил Жалящий Скорпион. — Я уложил тринадцать из них, но не смог сравняться с тобой. За тобой — восемнадцать, так ведь?

Бехарет кивнул.

— Посмотрим, у кого результат будет больше, когда люди будут изгнаны с Алайтока. Думаю, я смогу даже опередить тебя к этому времени.

— Счет будет крупным, люди пришли значительными силами, помногу для каждого из нас, — заверил свой отряд экзарх.

Задумавшись о будущих смертях, отряд умолк. Морланиат позволил себе немного повспоминать о своих последних убийствах, в то же время не сводя взгляда с хрустального экрана, который показывал положение «Волновой Змеи». Наряду со многими другими отрядами Скрытая Смерть опустилась на несколько уровней ниже главной населенной зоны Алайтока, «Волновая Змея» мчалась вдоль магистрали поставок, которая использовалась обычно для перевозок товаров из колоний Экзодитов и других миров-кораблей в разные части Алайтока.

Эти недра были полностью закрыты, отделены от пустоты космического пространства прочными стенами и полами, а не психосиловыми полями, которые можно отключить. Слушая доносящиеся время от времени комментарии автархов, Морланиат узнал, что люди были чрезмерно уверены в своем стремительном штурме, но теперь продвигались с большей осмотрительностью. Это вовсе не делало их менее опасными. Они соберутся с силами и будут беспрестанно атаковать, зная, что на их стороне — численное преимущество. Нельзя позволить им овладеть стоящим плацдармом на Алайтоке. Если это им удастся, это предречет медленную гибель мира-корабля.

Раздумывая над этим, Морланиат ощутил, как сквозь каркас «Волновой Змеи», который соединился с Бесконечным Круговоротом пульсацией психической энергии, пробежала рябь. Он почувствовал, как к его мыслям прикоснулся другой разум, и тут же узнал Тирианну, вспомнив ощущение, оставшееся от ее посещения храма. Через психическую связь Морланиат чувствовал мимолетное присутствие других эльдаров: экзархов и командиров отрядов Стражников, пилотов транспортов и стрелков орудий поддержки. Все они на мгновение соединились.

Враг продвигается вдоль Родника Несравнимых Судеб. Пройдите с ними алой тропой, отбросьте их назад к десантным судам. Затем последовал ряд подрагивающих изображений: Имперские солдаты возводят примитивные баррикады, маленькие, на одного солдата, шагоходы, продвигаются по неосвещенным коридорам, лучи прожекторов пляшут на изогнутых стенах, офицер с пистолетом в руке кричит на своих солдат.

Она исчезла, оставив лишь ментальный след в разуме Морланиата. Экзарх связался по коммуникационному каналу с пилотом «Волновой Змеи» Лауренетом.

— Доставь нас поближе к ним, и когда мы продолжим путь пешком, прикрывай нас огнем, — сказал он водителю.

— Понимаю, экзарх, — ответил пилот. Телеметрический дисплей возле Морланиата показал схему трубопроводов и туннелей под доками. На перекрестке неподалеку от места, которое они видели в послании Тирианны, вспыхнула руна. — Это подойдет, экзарх?

— Это подойдет, оттуда потянется кровавый след, когда мы пойдем в тени Кхаина.

В подповерхностных уровнях доков разгорелась смертельная схватка между воинами Алайтока и вторгшимися людьми. Имперские силы отчаянно стремились захватить плацдарм, на который они смогли бы доставить свою тяжелую технику. Флот Алайтока нанес серьезный урон транспортному флоту противника, который пытался доставить подкрепления в зону высадки, так что, возможно, лишь одному из трех людских кораблей удалось добраться до внешнего края мира-корабля, но, несмотря на это, усилия врага не ослабевали. Горящие суда, обломки и трупы, число которых все прибывало, удерживаемые искусственным полем тяготения Алайтока, кружились вокруг доков по разным орбитам.

Эльдары держали оборону на большом, напоминающем ступицу колеса перекрестке между тремя транзитными дорогами из доков к пересечениям центральных магистралей. Люди продвигались по двум сводчатым туннелям, перебегая от одной стрельчатой арки к другой, иногда используя горы трупов своих соратников как прикрытие. Стреляли они не очень бойко — к тому времени, как им удалось сократить расстояние между собой и эльдарами, их оставалось так немного, что их быстро ликвидировали Стражники. На уровнях над и под этим, слева и справа велись такие же перестрелки.

— Они бьются как безумные, не считаясь с риском, такую цену платят фанатики, — прокомментировал Морланиат своему отряду, когда они наблюдали за тем, как одетые в серое солдаты безрассудно идут в атаку навстречу граду ракет, выпущенному несколькими отрядами Темных Жнецов. Рядом со Скрытой Смертью, несколько поодаль от идущей схватки располагались другие отряды Жалящих Скорпионов, а также Воющие Баньши и Варповые Пауки в готовности выдвинуться вперед, чтобы предотвратить любой прорыв или контратаку противника. Время от времени «Волновая Змея», парящая позади, выпускала из своих звездных пушек потоки плазмы, которые, мерцая, исчезали в сумраке перехода.

— Применение значительных сил — это не тактика, это значит швыряться солдатами, как пулями, относиться к ним, как к неограниченному запасу, — продолжал экзарх. — Они делают смерть бессмысленной, каждая жизнь становится просто статистической величиной, которую никто не принимает во внимание. Они используют молот, чтобы бить по бесформенному туману, уничтожать лишь воздух.

Хотя Алайток не мог удалить воздух из этого сегмента, мир-корабль не позволял людям продвигаться беспрепятственно. Свет тускнел и менялся от яркого полуденного сияния к вечернему полумраку, ослепляющая белизна сменялась полной тьмой.

В стенах струилась энергия Бесконечного Круговорота, где-то на периферии сознания Морланиат ощущал, как пульсирует там, внутри, энергия душ. В царившей суматохе в рядах противника возникали призраки, короткие психические иллюзии, насылаемые, несомненно, провидцами: буйные, объятые огнем чудовища, рыдающие человеческие матери, которые баюкали младенцев в окровавленных пеленках, стаи машущих крыльями гигантских ос, мерцающие фонари с визжащими лицами людей. Стиснутые стенами мира-корабля противники не имели никакого представления о времени и не понимали, сражаются ли они мгновение или целую жизнь, у эльдаров же не было таких сомнений, поскольку они подсознательно настраивались на внутренние ритмы Алайтока.

Эта акция устрашения возымела лишь ограниченное воздействие на людей. Время от времени один из солдат не выдерживал и с воплем убегал с поля боя, но чаще сквозь шум прорывались крики командиров, подстегивая солдат идти вперед. Морланиат видел, как человек в мантии с лысой головой, подняв книгу в правой руке, что-то вещал, переходя на крик, и его назидания удерживали солдат на местах, несмотря на чудовищные потери. Офицеры, в фуражках, со значками в виде черепов, с мрачными лицами насаждали дисциплину более жестокими методами, угрожая своим воинам пистолетами, когда те трусили.

— Их вера — лишь видимость, за которой — сплошные трусы, ими управляет в большей степени страх, чем ненависть, — высказался Морланиат. — Поверхностная ненависть, притворно добродетельный гнев — это не стимул для войны. Наши ненависть и ярость чисты, это нетленный дар Кхаина, подлинная сила духа. Не жалейте этих глупцов, они не в состоянии научиться ничему новому. Любое сострадание напрасно. Их смерти бессмысленны, никто не считает потерь, никто не обращает на них внимания. Их жизни бесцельны, короткие промежутки времени, которые быстро исчерпываются. Никаких правильных устремлений, лишь страх и негодование, разум, наполненный пустыми размышлениями.

Как ни грубы были методы людей, они медленно продвигались вперед, давя абсолютным численным превосходством и неукротимой воинственностью. Автархи признали это, когда Архатхайн в очередной раз связался с экзархами и командирами отрядов Стражников.

— Новая волна войск приближается к посадочной зоне людей. Нельзя допустить, чтобы эти подкрепления поддержали наступление. Отбросьте людей назад к их кораблям и уничтожьте.

Ментальный посыл из Бесконечного Круговорота привлек внимание Морланиата к округлому отверстию в изогнутой стене позади. Его крышка на глазах словно растаяла, открыв узкий, но доступный для прохода туннель, который пролегал вдоль главного коридора.

Эретайллин и ее Воющие Баньши уже оказались у входа в туннель, они поочередно ныряли в него, склонив головы в гривастых шлемах. Морланиат и Скрытая Смерть последовали за ними так быстро, как позволила их более тяжелая броня, и туннель за ними вновь закрылся, погрузив проход в полумрак. Психическая энергия светилась в кристаллических волокнах в стене, и при этом колдовском свете два отряда быстро продвигались по туннелю. При этом не было никакой необходимости угадывать расположение противника в параллельном коридоре, Алайток приведет их именно туда, где они нужны.

Пригнувшись, Воющие Баньши легкой поступью неслись по туннелю, их силовые мечи отбрасывали голубой отсвет на белые, как кость, доспехи. Морланиат видел, как они убегали все дальше и дальше вперед, пока свечение их оружия и глаз не стало всего лишь быстро удаляющейся дымкой.

Туннель мягко изгибался вверх, уходя от главной магистрали, по которой наступали люди. Экзарх Жалящих Скорпионов предположил, что их выводят к зоне высадки, но из осторожности направил послание Архатхайну.

— В темное сердце врага, невидимый смертельный удар — такова наша новая цель? — спросил он. Не прошло и нескольких мгновений, как Архатхайн ответил.

— Противник окажется между роком и смертью, ему не вырваться. Новые подкрепления вот-вот прибудут, не позволяйте им присоединиться к идущему наступлению.

Свечение впереди вновь становилось все ярче, и вскоре Жалящие Скорпионы увидели лазурные пляшущие клинки отряда Воющих Баньши, которые припали к земле перед очередной дверью, дожидаясь, в соответствии с приказом, следующего за ними отряда.

— Сила — в нашем единстве, вместе мы сразимся и прославимся победой, — сказала Эретайллин.

— Вместе с Девами Судьбы будут сражаться Скрытая Смерть, рок и мрак — вместе! — усмехнулся Морланиат.

Они ожидали в молчании, не сводя взглядов с закрытой двери. Топот ног в сапогах, доносившийся из-за двери, отдавался по туннелю гулким эхом, время от времени к нему добавлялась гортанная человеческая команда.

Дверь туннеля раскрылась, и аспектные воины вылетели наружу, паля из пистолетов.

Они оказались в самой оболочке Алайтока, огромный куполообразный проход был полон людей. Тупоносые десантные суда припали к изогнутым звездным причалам, воздух был наполнен мерцанием от охлаждающихся двигателей. Десятки людей спускались по пандусам из этих штурмовых судов, совершенно не готовые к этой внезапной атаке.

Когда человек перед ним упал, получив в затылок залп сюрикенов, Морланиат увидел, что Аранарха и его отряд атакуют из-под наружной стены. Варповые Пауки материализовались прямо среди врагов, и их смертопряды рвали противника на куски целыми отрядами. Сверху меж изогнутых стрел погрузочных кранов спускались Пикирующие Ястребы, под ними с яркими многоцветными всполохами рвались плазменные гранаты, а их лазбластеры испускали струи белой смерти в бестолково носящихся людей.

Больше не отвлекаясь на мысли о других отрядах, Морланиат, изогнув запястья, снес голову Имперскому солдату. Один из офицеров в фуражке, вопя что-то бессвязное, поднял на него кулак в потрескивающей энергией механической перчатке. Экзарх отсек эту руку у локтя, и силовая перчатка со звоном шмякнулась оземь. Из офицерского пистолета вылетел град лазболтов и, поразив Жалящего Скорпиона в правую сторону груди, оставил дымящиеся отверстия в его броне. Разозлившись, он изогнул руку и направил Зубовный Скрежет в другой локоть офицера, оставив его буквально разоруженным. Офицер рухнул набок, все еще крича и пинаясь ногами в безнадежном сопротивлении. Морланиат прикончил его из мандибластеров, прошив лазерными лучами позолоченный нагрудник противника. Все это заняло меньше трех мгновений.

Человек, согнувшийся над жужжащим аппаратом, с ужасом поднял глаза на Морланиата, который вырос над ним, он прижимал к уху чашеобразное устройство, к которому вела спиральная проволока. Зубовный Скрежет пронзил поднятую руку человека и застрял в его черепе, окатив кровью шипящий электрический ящик. Морланиат, выпустив меч из одной руки, наклонился, поднял устройство и прижал его к слуховому отверстию шлема. Прерываемая атмосферными помехами, в ухе экзарха зазвенела металлом бессмысленная человеческая речь.

В секторе шесть нас смяли — во имя священных иссохших гонад Императора, нам нужны боеприпасы — вы видели, что они сделали с капитаном? Это он вон там? Куда делось остальное? — Оставайтесь на позициях, подкрепления приближаются — Дверь не открывается, Командующий. Она поглотила сержанта Листера — Повтори еще раз, капрал, сообщи свою позицию — Подкрепления на подходе, Аста…

Морланиат бросил приемное устройство и окинул взглядом широкий ангар. Несколько горсток людей еще держалось, защищая свои шаттлы до последнего солдата. Его отряд находился слишком далеко, чтобы вмешаться, к тому мгновению, как Скрытая Смерть доберется до десантных судов, там уже никого не останется. Глядя, как Аранарха со своими воинами осаждает один из штурмовых кораблей, он почувствовал укол зависти.

— Подкрепления противника достигли доков, — объявил Архатхайн, — всем подразделениям отступить в Купол Полуночных Лесов. Не вступайте в соприкосновение с противником, отступайте немедленно.

Морланиат был сбит с толку. Ангар и стыковочные платформы были в руках эльдаров. Тяжелое вооружение поднималось по пандусам. Любой противник, будь он достаточно безрассуден, чтобы сесть прямо в зубы эльдарских отрядов, будет стерт с лица Алайтока, как только его нога ступит на поверхность мира-корабля. Он повернулся к мерцающему одностороннему полю, которое защищало вход в док. На фоне звездного полога не было видно никаких признаков приближающегося флота.

Лишь несколько ярких огней плазменных двигателей говорили о скором появлении пресловутого подкрепления. Морланиат не понимал, отчего столь малочисленные силы встревожили автархов.

Доки сотряс громоподобный удар, когда напоминающий торпеду корабль с носовым обтекателем, окруженным красной дымкой энергии, пробил их внешнюю стену слева от Морланиата. Еще два корабля врезались в Алайток по обе стороны от первого, так что по всему ангару разлетелись потрескавшиеся обломки стены. В углублениях вокруг носовых обтекателей ярко вспыхнул свет, и Морланиат, предупрежденный инстинктом, тут же бросился на землю. На ангар обрушился шквал ракет, и его заполнили огонь, дым и оглушительные разрывы, которые беспощадно косили эльдаров. Взрывы боеприпасов разнесли на клочки десантные суда людей, и в ангаре забушевал адский ураган шрапнели.

Вскочив на ноги, Морланиат проверил состояние своего отряда. Архулеш прижал руку к доспехам, которые рассек длинный разрез, небольшие трещины и царапины появились на доспехах остальных членов отряда, но серьезных ран не было. Этого нельзя было сказать об остальных подразделениях эльдаров. Дорожки были усеяны безвольными телами Стражников, остатки их тяжелого вооружения шипели искрами. Отряд Эретайллин находился близко к стене, и теперь по полу ангара были разбросаны окровавленные доспехи, изорванные пряди гривастых шлемов Воющих Баньши парили вокруг их трупов.

Куда бы ни посмотрел Морланиат, всюду он видел мертвых и умирающих эльдаров.

Его взгляд вновь вернулся к трем светящимся ракетам, которые выступали сквозь стену, окруженные дымовым облаком. Хотя и опаленные огнем, они были выкрашены в белый и красный цвета. Носы кораблей одновременно разделились на четыре сегмента, напоминающие лепестки, и раскрылись, обнажив суровую белую изнанку. Нижний лепесток опустился вниз как пандус, и ошеломленный ракетными взрывами док наполнился эхом тяжелых шагов.

Десяток огненных метеоров с рычанием вырвались из открывающихся амбразур, резко прогремели взрывы, и окровавленные останки эльдарских воинов разлетелись по ангару. С болезненным любопытством Морланиат сосредоточил внимание на одном из таких снарядов, и разглядел миниатюрную ракету размером, по крайней мере, с его большой палец, которая вылетела из поля белого света. Она попала Стражнику в ногу и, прошив тонкую броню, вонзилась в плоть. Мгновением позже она взорвалась, выплеснув обломки кости и кровь, и разодрала ногу изнутри.

Морланиату было знакомо это оружие.

Он встречался с ним однажды: это случилось, когда был убит не-Леккамемнон. Воспоминание о его смерти было неприятным, и обескураженный экзарх в замешательстве смотрел на садящиеся торпедовидные корабли, которые один за другим пробивали стену дока. По пандусам сбегали воины в тяжелых доспехах, и их оружие извергало ярость.

Имперские космические десантники!

СМЕРТЬ

В мгновение между ударом меча Кхаина и смертью Эльданеша Азуриан, король-феникс, спустился с небес. Эльданеш спросил, почему эльдары должны умирать. Азуриана рассмешил этот вопрос. Он сказал Эльданешу, что он не может умереть. Отец эльдаров будет жить в душе и памяти своих детей, заново возрожденный в каждом поколении. Пока дети его благоденствуют, Эльданеш будет бессмертен. Когда смерть сжала Эльданеша, и звезды померкли, Азуриан передал ему последнюю весть. У богов нет потомков, только они могут по-настоящему умереть.

Отступление из доков было быстрым. Напоровшись на молниеносную разрушительную атаку самых грозных творений Императора, эльдары растворились во внутренних коридорах и залах Алайтока. Мир-корабль обеспечивал безопасность их отхода, задерживая преследующих космодесантников закрытыми дверями и энергетическими полями. Подпитываясь энергией Бесконечного Круговорота, Алайток перекраивал целые участки своей планировки, чтобы застопорить продвижение противника, перекрывая коридоры и разрушая проходы, чтобы поставить врагов в затруднительное положение и отделить их друг от друга. Когда все было закончено, Бесконечный Круговорот исчез из доков, деактивировав кристаллическую сеть и не оставив противнику никакой возможности воспользоваться ее энергией или проникнуть в нее.

Отряд поднялся на борт своей «Волновой Змеи» в молчании, и Морланиат почувствовал, как ошеломлены его воины, осознав, что в галактике существуют равные им противники.

— Это не подходящее место, чтобы встречаться с нашими врагами лицом к лицу и биться с ними врукопашную, — сказал он, когда «Волновая Змея» поднялась и, резко развернувшись, направилась к Куполу Полуночных Лесов. — Мы — часть целого, один из аспектов Кхаина, неполный сам по себе. Вместе с другими мы будем сражаться, вместе мы гораздо сильнее, это время придет — и мы одержим победу. Космические десантники — наши заклятые враги, они смертельно опасны, но их так мало. Они сильны телом, не знают ни страха, ни сомнений, и тем не менее их можно убить. Быстрой победы не будет, в этой войне победит тот, у кого воля сильнее. Алайток должен восторжествовать.

— Противник обеспечил себе много точек высадки за спиной своих лучших воинов, — прервал ободряющее обращение Морланиата Архатхайн. — Их численность будет нарастать, и они доставят сюда транспортные средства и тяжелое оружие. Мы не можем позволить, чтобы нас втянули в войну по их варварским правилам, в эти безрассудные лобовые столкновения. Они будут неуклюже преследовать нас, пытаясь нанести тяжелый сокрушительный удар, а мы должны быть клинком, который наносит тысячу ударов. Мы убили много людей, и должны убить гораздо больше, прежде чем познаем победу. Быстрой дороги назад, к миру и покою, не будет. Настоящая война для Алайтока начинается сейчас.

Экзарх почувствовал, что его последователей одолевают некоторые сомнения.

— Автарх говорит верно: мы сражаемся за выживание, чтобы избежать вымирания. Забудьте о слабости, развейте сомнения, ожесточитесь для битвы. Знайте, отступать некуда, мы сражаемся, защищая свой дом, свое безопасное будущее.

— Космические десантники, танки, бессчетные солдаты — как можно сражаться против всего этого? — спросил Архулеш.

— Клинком и пистолетом мы сражаемся с теми, кого можем убить, в остальном положись на других. Мы не безоружны. У нас есть собственное оружие, чтобы противопоставить его таким угрозам. Поражение нам не суждено, не от рук людей, не здесь, и не сейчас. Пусть ненависть будет твоим мужеством, пусть гнев будет твоей защитой, пусть Кхаин позаботится о нас.

Их смятение постепенно улеглось, пока «Волновая Змея» летела вперед. В молчании они впали в задумчивость, полные решимости подавить поднявшийся было страх. У Морланиата не было необходимости в абстрактных размышлениях, для того, чтобы укрепиться в своих убеждениях. У него имелась весьма конкретная причина для того, чтобы испытывать отвращение к космическим десантникам Императора.

Поля вокруг города, испещренные воронками, горели. Тела гигантских мирадонов лежали дымящимися грудами, их чешуя поблескивала в свете пламени. С неба продолжали сыпаться бомбы, разрушая здания Семэн Алэра. Обугленные трупы взлетали высоко в воздух от взрывов плазмы, и крики полыхающих экзодитов сливались с мучительным ревом их стад.

Экзарх наблюдал за этим опустошением с холма, который возвышался над сельскохозяйственным поселением. Остальные воины в ожидании залегли в оросительных канавах и впадинах.

Он повернулся к ясновидице Алайтарин.

— Мы прибыли слишком поздно, бойня уже началась. Теперь нам придется пересчитывать мертвецов.

Похожие на рубины глазные линзы ясновидицы уставились на него. Она полезла в мешочек на поясе и вытащила пригоршню рун из призрачной кости. Поднявшись в воздух с ее открытой ладони, они стали медленно вращаться вокруг ясновидицы.

— Нам не суждено было защитить их, — медленно проговорила она. — Мы не можем предотвратить завоевание этой планеты людьми.

— Не понимаю, какова же здесь наша цель, если не отбросить их назад?

— Сюда прибудет тот, кто станет крупным военачальником. Через одно поколение он поведет свои войска против флота Алайтока в системе Кхолириан и уничтожит много наших кораблей. Я проследила за нитью его судьбы. Он наиболее уязвим здесь, во время завоевания этого мира. Погаси его свет сейчас, и он никогда не обожжет наш народ.

— Кто же этот великий вождь, угроза будущему, ведь ни один человек не живет так долго?

— Он — не человек, — ответила Алайтарин. Покинув свою орбиту, руны вернулись в ее руку. Она подняла взгляд в небо. — Он придет на стреляющей звезде.

Морланиат и остальные воины Скрытой Смерти проследили за ее взглядом. В небе появились крошечные световые точки и медленно стали увеличиваться. Когда они приблизились, Морланиат разглядел падающие сквозь атмосферу черные корабли, которые поблескивали тепловыми щитами. Экзарх насчитал четырнадцать судов.

Над холмами перед Морланиатом возникли копьевидные тела и стали быстро приближаться: истребители-перехватчики «Крыло ночи». Из их носов по снижающимся десантным капсулам ударили лучи лазеров. Броня большинства из них выдержала эту атаку, но три капсулы взорвались, превратившись в облака огня и обломков, которые сгорели дотла. «Крылья ночи» развернулись и, вновь открыв огонь, уничтожили еще две капсулы.

В сумеречном свете появились более громоздкие самолеты, из-под крыльев которых засверкали ракеты — десантно-штурмовые самолеты противника. Эти неуклюжие, увешанные вооружением аппараты своим плотным огнем выдавили «Крылья ночи» из зоны высадки десанта.

Замедлив свое снижение яркими выбросами плазмы, десантные капсулы врезались в мягкую почву ферм. Тепловое мерцание затрудняло наблюдение, но Морланиат разглядел белые крестообразные знаки на их бортах. Затрещали взрывные задвижки, и на опаленную почву упали пандусы, по которым стали выгружаться отряды громоздких, одетых в доспехи воинов.

— Этот, — сказала Алайтарин, указав на сержанта отряда, который поднимался по склону холма к пылающему поселению, его отряд плотной группой следовал за ним. В поле зрения Морланиата появилась руна — символ решенной судьбы, которая заплясала над головой космического десантника. Даже когда он исчез в лощине, руна выдавала его местонахождение. — Тебе суждено убить его. Иди сейчас, скорей принеси ему смерть.

Морланиат со своим отрядом направился к горящим зданиям, в то время как другие части эльдаров образовали кольцо вокруг высаживающихся космических десантников. Руна судьбы, которая постоянно присутствовала в его поле зрения, влекла его вперед. Над опустошенным полем загремели пушечные выстрелы, но он не бросил взгляда назад даже мельком, думая лишь о добыче, которую преследовал.

Окраина поселения была разрушена так же, как и его центр, высокие башни и длинные здания лежали в руинах. Морланиат обошел груду полуразвалившихся стен, которые некогда были складом. Из разбитой каменной кладки торчали седла и переплетенная сбруя. То тут, то там ему на глаза попадалась окровавленная, в липкой грязи рука или нога.

Он не мог понять отношения ясновидицы к происходящему. Ведь этого воина, несомненно, можно было убить прежде, чем началось нападение? Одно дело — расходовать жизни меньших видов во имя дела Алайтока, и совсем другое — жертвовать эльдарами, даже если они — всего лишь экзодиты. Орбитальная атака могла быть более рискованной, но смотреть в лицо таким опасностям — долг аспектных воинов. Фермеры, лежащие мертвыми в развалинах своих домов, не брали на себя таких обязанностей.

И тем не менее именно ясновидицы могли предсказывать опасности, поджидающие мир-корабль, и если таков наилучший образ действия, не ему противиться их решению. Он рад, что ему не приходится иметь дело с превратностями прорицания. С ясностью его цели — убить врага — спорить трудно. Осуществление этой простой цели приносило ему удовлетворение, а зачастую — радость.

Его добыча заняла позицию в развалинах зала заседаний, на заваленном обломками полу второго этажа. Отряд вел огонь через разоренные поля, прикрывая своих товарищей, которые занимали оборонительные позиции против наступления эльдаров. Их внимание было сосредоточено на том, что происходило снаружи, и они не подозревали, что Скрытая Смерть заходит на них сзади.

Морланиат аккуратно перешагнул через разбитый каменный пандус, стараясь не задеть ни малейшего обломка. Опустившись к земле у подоконника развороченного окна, он вновь направил взгляд на свою добычу. Сержант стоял, подняв ногу на край стены, и направлял огонь своего отряда. В тени развалин были хорошо видны белая кромка его наплечников и знак креста на них. Его грубое лицо освещали вспышки из стволов: он пристально вглядывался вдаль, через поля.

Кивнув своему отряду, Морланиат проскользнул сквозь остатки окна и бросился через заваленную обрушенной каменной кладкой улицу, плавно передвигаясь между горящими обломками и дымящимися трупами.

Они преодолели половину открытого пространства, когда сержант внезапно опустил взгляд на левое запястье: Морланиат увидел, как на устройстве, прикрепленном к его руке, быстро мигает красный свет. Затем, как казалось экзарху, космодесантник медленно повернулся в его направлении, поднимая пистолет, чтобы открыть огонь, и открывая рот, чтобы выкрикнуть новый приказ, тогда как его вторая рука поднимала шлем к голове.

Жалящие Скорпионы не нуждались в дополнительных командах. Ринувшись вперед на полной скорости, они влетели на нижний этаж здания, занятого космическими десантниками. Риетиллин и Лордранир помчались вверх по лестнице, а Морланиат повел Иритириса, Эльтруина и Дарендира по рухнувшему полу в центр расположения вражеского отряда.

Засверкали резкие вспышки: космодесантники обрушили на наступающих эльдаров всю ярость своих болтеров. Дарендира, который оказался на линии огня, разнесло на клочки, которые покатились под уклон сломанного пола. Морланиат швырнул пригоршню маленьких гранат, каждая из которых разорвалась, выпустив огненно-белое облако плазмы, и космические десантники подались назад. Он бросился вперед сквозь рассеивающийся туман, и Зубовный Скрежет вгрызся в грудь ближайшего врага. Зубья заскрежетали, кромсая выпуклого золотого орла на нагруднике воина. Космический десантник повернулся в сторону чуть не вырвав оружие из руки Морланиата. Экзарх пригнулся под кулаком размером почти с его голову и двинул ногой в живот десантника, чтобы вытащить свой меч. Ловко увернувшись от бронированного локтя, метившего в его плечо, экзарх рубанул Зубовным Скрежетом по гибкой броне под левым коленом воина.

Нижняя часть ноги космодесантника ушла из-под него, и он повалился набок, его палец инстинктивно надавил на спусковой крючок, и очередь болтов исчезла в темнеющем небе. Морланиат всадил острие клинка в лицевую пластину шлема космического десантника, и жужжащие зубья прорывались сквозь ротовую сетку, пока не оттуда не брызнула фонтаном кровь и десантник не застыл без движения.

Что-то врезалось в бок экзарха, и он почувствовал, как ломаются его ребра. Зарычав от боли, Морланиат мгновенно развернулся навстречу новому противнику, описав дугу лазерной струей из мандибластеров. Космический десантник неуклюже взмахнул над головой длинным кинжалом, и удар пришелся мимо, поскольку Морланиат ускользнул в сторону. Экзарх обрушил на руку десантника три удара, последний из них обрубил ему запястье, и рука с кинжалом упала на залитый кровью пол.

Руна судьбы по-прежнему плясала в поле зрения экзарха, и он ринулся мимо раненого космодесантника в атаку на сержанта. Тот, защищаясь, поднял цепной меч, и Зубовный Скрежет отскочил со снопом искр. Изменив подход, Морланиат сделал ложный выпад в живот сержанта, а затем рубанул сбоку по голове. Зубья меча заскользили по округлой поверхности шлема, брызнули осколки брони, но удар не достиг цели, и Зубовный Скрежет отлетел от шлема и наплечника сержанта.

Космический десантник нанес удар рукояткой пистолета по левому плечу экзарха. Рука эльдара онемела, и его пальцы выпустили Зубовный Скрежет. Мучительная боль охватила позвоночник, когда он наклонился, чтобы поднять выпавшее оружие. Нога в бронированном сапоге ударила ему в грудь, так что Морланиат подлетел вверх, и боль затопила его до последней клетки. Он почувствовал, как от этого чудовищного удара лопнуло его сердце, и легкие наполнились кровью.

Этого не может быть, в растерянности подумал экзарх. Он кашлянул, и его шлем наполнился кровью. Даже смотреть ему было невыносимо больно, а сержант отвернулся от него с презрительной ухмылкой. Морланиат продержался еще несколько мгновений, чтобы успеть увидеть, как на космодесантника набросился Этруин.

Как Этруин, он увидел, как упал его экзарх. Этруин ринулся вперед, приведя в действие свои мандибластеры, чтобы выжечь сержанту глаза и ослепить его. Его клинок нашел горло космодесантника и, прорубив гибкий защитный воротник, мощно вонзился в дыхательное горло и артерии. Из раны хлынула кровь, и сержант, рухнув назад, выпал через окно на землю.

Мишень была поражена, и эльдары отступили в ночь, воины Скрытой Смерти унесли с собой тело павшего экзарха в доспехах.

Морланиат вернулся в настоящее со свирепым рычанием. Таковы извилистые нити судьбы, которые должны были прослеживать ясновидицы, жизни и души так сложно переплетались друг с другом в запутанном клубке времени. Вот в этом сражении такого хитросплетения преодолевать не придется. Цель проста. Убивай людей и выбрось их с Алайтока. Больше ничего не имеет значения.

В Куполе Полуночных Лесов было темно, он освещался только сиянием Мирианатир. Под красноватыми тенями лиандеринов собирались воины Алайтока. Вдоль дорожек рыскали гравитанки, а множество «Волновых Змей» прибывали и убывали, доставляя отряды на позиции. Эльдары отказались от обороны коридоров доков, понимая, что Имперские космодесантники превосходят их в схватках в непосредственном соприкосновении. Пикирующие Ястребы и Варповые Пауки постоянно тревожили их, набегая и отступая, и увлекали их лесному куполу. Здесь эльдары окажут им решительное сопротивление, имея возможность вести огонь вдоль широких участков, очищенных от деревьев и кустарников, из лесного прикрытия. Каждая лощина станет местом бойни, каждый ручей и луг — могилой для захватчиков.

К Скрытой Смерти присоединились Фиореннан и Литарайн из храма Выпадения Смертельного Дождя — единственные уцелевшие из отряда. Пятерых из них скосили ракеты во время первой атаки космических десантников, остальных накрыли во время зачистки Имперских десантных судов. Экзарх и еще три его воина погибли во время отступления, когда космодесантники принялись теснить эльдаров. Доспехи Аранархи не вынесли с поля боя, и эта утрата легла тяжким бременем на выживших членов отряда.

— Что, если они осквернят его доспехи? — вопрошал Фиореннан. — Что, если они разобьют его камни души? Мы можем потерять его навсегда!

— Зацикливаться на этом неразумно, такая судьба — не редкость, но вовсе необязательно, что это случится с ним, — заверил их Морланиат. — Враг наступает быстро, не думая о мертвых, на него не обратят внимания.

— Назло и по неведению они могут причинить ущерб, которого не понимают, — возразил Фиореннан.

— Аранарха потерян, по крайней мере, сейчас, и мы не можем изменить его судьбу! — выпалил Морланиат. Разговоры о вечной смерти были не по вкусу экзарху. Если Алайток падет, тогда все, такие как он, в конце концов, умрут, Бесконечный Круговорот лишат его силы, и Та, Что Жаждет вволю попирует. Он содрогнулся. Ни одно смертное существо его не страшило, даже мерзкие космодесантники Императора, но бесконечная пытка схваченных Великим Врагом — о такой участи лучше не задумываться.

— Не приемлите смерть, развейте мысли о поражении, думайте только о победе. Морай-хег была непостоянна, но наше будущее — в наших руках. Ответственность за созидание своей судьбы лежит на нас. Убивать и не умирать, разить и не упасть — вот цель, к которой мы стремимся.

В молчании Жалящие Скорпионы двигались меж возвышающихся деревьев к предназначенной им позиции. Пока они скользили меж теней, по широкой дороге плавно проплыл огромный гравитанк «Кобра», вокруг дула его деформирующего орудия играл ореол голубой энергии. При его прохождении трепетала листва и пригибалась трава, хотя он производил не больше шума, чем жужжащая медокрылка. Скрытая Смерть следовала вплотную за «Коброй», пока та не свернула с дороги на чашеобразную поляну, окруженную древними лиандеринами.

Это место было определено также и для Скрытой Смерти. Морланиат быстро осмотрелся вокруг, чтобы получить представление о географии своей позиции. Поляна округлая, с небольшим уклоном, с трех сторон окружена деревьями. Она открывалась в широкую долину, которая вела к докам, вдоль нее и должен будет наступать противник.

Нечто среди деревьев привлекло взгляд Морланиата: большая статуя, переплетенная ветвями лиандерина, которая смотрела вниз, на долину. Если понадобится, статуя обеспечит полезное прикрытие, в то время как деревья давали достаточное укрытие, чтобы окружить сзади противника, который вступит в лощину.

К месту их дислокации продолжали стекаться войска: из-за деревьев на дальней стороне поляны появились два гравицикла «Випера» впереди нескольких отрядов Стражников, одетых в сине-желтую форму. За ними следовали почти вдвое превышавшие их ростом фигуры, они безмолвно шагали сквозь подлесок, безглазые, куполообразные головы поворачивались то влево, то вправо, выбирая путь вперед: неживые Призрачные стражи. Внутри бронированного корпуса каждого из них был заключен камень души, содержащий сущность эльдара, извлеченный из Бесконечного Круговорота. При виде искусно сконструированных тел Призрачных Стражей Морланиата стали одолевать мрачные мысли: даже мертвых пробудили, чтобы защищать мир-корабль. Экзарх почувствовал иссохшую пустоту Бесконечного Круговорота, которая исходила от этих душ, возвращенных к существованию из мертвых, и это оставило след горечи в его душе. По их искусственным телам и призрачным орудиям, которые они несли, струилась психическая энергия.

За ними следовала группа провидцев — три ведьмака с блистающими копьями и ясновидица с покрытым рунами ведьминым клинком.

Наши судьбы вновь разделяют ненадолго один путь.

Морланиат бросил взгляд на ясновидицу и узнал Тирианну. Она подняла в знак приветствия ведьмин клинок.

— Это совпадение или сплетенная тобой интрига? — спросил экзарх.

У меня не тот уровень, чтобы влиять на суждения автархов. У одних судьбы тесно переплетены, у других нити судеб никогда не соприкасаются. Мы относимся к первым. Ты помнишь, где находишься?

Морланиат посмотрел вокруг, вновь переживая мгновения своих многих жизней в поиске воспоминания, относящегося к этому месту. Его взгляд упал на высокую статую эльдара-воина, преклонившего колени перед богиней Ишей и собирающего в кубок ее слезы.

— Я представляю «Дары любящей Иши», — провозгласил он с улыбкой.

Раздалось несколько восторженных возгласов и спонтанные аплодисменты собравшихся. Корландриль повернулся, чтобы посмотреть на свое творение, и позволил себе сполна насладиться работой после ее завершения.

Это — недавнее воспоминание, и тем не менее оно — не ближе и не дальше, чем любое другое. Его бытие охватывает весь Алайток и сотню других миров.

— Я помню ясно, тогда царил разлад в моей душе. Здесь я родился заново, здесь — начало пути, который привел меня в исходную точку. Это — место из прошлой жизни, не более того, в нем нет ничего особенного.

Много новых путей взяло начало здесь. Некоторые из них — светлые, другие повели в темные места. Твое творение положило начало этим путям, хотя ты и не думал об этом. Все мы связаны друг с другом в великой сети судьбы, малейшее колебание шелковой нити порождает сотрясения в бессчетных жизнях других. Всего лишь несколько дней назад здесь сидел ребенок, смотрел на твое творение и грезил об Ише. Он будет поэтом и воином, техником и садовником. Но, став скульптором, он достигнет великой славы, и, в свою очередь, вдохновит других на создание прекрасных произведений, которые переживут многие поколения.

— Мне не нужно наследие, я — неумирающий, вечный воин.

Никто не вечен: ни боги, ни эльдары, ни люди, ни орки. Посмотри вверх, и увидишь умирающую звезду. Даже вселенная — не бессмертна, хотя ее жизнь протекает так медленно.

— Что станет со мной, ты предсказала мою судьбу, смотрела в мое будущее?

У всех нас — много судеб, но сбывается лишь одна. Это не по мне — заниматься судьбами отдельных личностей или заглядывать в наше собственное будущее. Поверь, ты умрешь так, как жил, и тебя ожидает не Подлинная Смерть, по крайней мере, не в обозримом будущем. Твой уход принесет покой.

— Я испытал много смертей, и каждую помню хорошо, ни одна не была успокоительной.

Купол сотряс взрыв, с внешней стороны мира-корабля над деревьями поднялся столб дыма — разрывные снаряды людей пробивали внешнюю стену. Стаи птиц с криками и щебетом взвились в темное небо и в смятении принялись кружить над деревьями. Издалека эхом доносился грохот болтеров космических десантников и свист лазерных выстрелов.

— Противник атаковал нас! — голос Архатхайна в ушах Морланиата прозвучал тихо, но твердо. — Начинается очередной бой. Не продавайте задешево свои жизни, не забывайте об артистизме, с которым мы сражаемся. Не пришел еще тот день, когда потускнеет свет Алайтока.

Скрытая Смерть ожидала, укрывшись под деревьями. Их мечи и пистолеты были бесполезны в кипевшей битве, поэтому воины поджидали, когда враги войдут в лес, где Жалящие Скорпионы будут превосходить их. Или, как надеялся Морланиат, он получит приказ двинуться по долине, чтобы нанести смертельный удар по силам противника, уже отрезанным остальными частями армии Алайтока.

Архулеш возился со своей перевязанной рукой, Элиссанадрин что-то шептала сама себе. Бехарет припал к земле за стволом дерева, сосредоточенно вглядываясь в нижнюю часть долины, в сторону противника. От Фиореннана и Литарайна исходили волны гнева, которые воспринимали все остальные. Морланиат впитывал в себя ярость, которую вызвала смерть их экзарха, втягивая ее, глоток за глотком, словно свежий воздух.

Людей пока не было видно, лишь беспрестанно сверкали вспышки разрывов. Их артиллерийский огонь превратился в постоянное громыхание, которое смешивалось с грохотом двигателей внутреннего сгорания и лязгом гусениц. Над их продвигающимися частями повис грязный смог, дым из десятков выхлопных труб покрывал верхушки деревьев.

Приглушенный звук шагов заставил Морланиата обернуться. Эскадрон боевых шагоходов быстро приближался по поляне, двуногие машины производили не больше шума, чем пеший эльдар. Раздвоенные ступни этих тонконогих машин оставляли в земле мелкие выемки. Водитель ближайшего шагохода в своей открытой кабине, заключенной в мерцающее энергетическое поле, посмотрел на Морланиата и поднял руку в приветствии. Кивнув в ответ, экзарх наблюдал за тем, как шагоходы перешли на скачкообразный бег, повернув к наружной стороне мира-корабля и, направившись к деревьям, которые тянулись вдоль долины, развернули орудийные лафеты для поддержки равновесия.

Рябь разрывов пробежала по левой стороне долины, все еще на значительном расстоянии. Проследив за траекториями снарядов, Морланиат решил, что орудия, из которых они вылетели, находятся в дальнем конце долины, слишком далеко, чтобы стать реальными целями для его отряда. С нарастающим нетерпением он видел, как колонны людской техники подминали под себя деревья, взбираясь на оба склона, чтобы занять позиции повыше. Во главе колонн громыхали низкие и широкие танки с большими орудийными башнями, каждый раз во время выстрела их крупнокалиберные орудия изрыгали огонь и дым. «Соколы» и «Виперы» без усилий скользили меж деревьями, оставляя без внимания ведущие танки, они вели огонь по лязгающим транспортам, которые укрывались за ними. Взрывы терзали колонны, и танки, развернувшись, застывали на месте, а их башни неуклюже вращались, выслеживая ускользающие цели, пока пехота высыпала из горящих транспортеров.

Вдали заискрились прыжковые генераторы Варповых Пауков, которые постепенно окружали высаженную из транспортеров пехоту. Из-за стен долины «ткачи гибели» — гигантские версии «смертопрядов» аспектных воинов — послали в воздух над долиной огромные облака моноволоконной проволоки. Как только смертоносная проволока, настолько тонкая, что одинаково легко разрезала ветки и кости, стала снижаться, Варповые Пауки и «Виперы» оторвались от противника.

Позади остановившихся танков появились другие боевые машины, раскрашенные в красный и белый — цвета космических десантников. Они дерзко рванули вверх по долине мимо застрявших колонн, не обращая внимания на вспышки «сияющих копий» и визжащие вокруг них заряды импульсных лазеров. Вместе с ними появились ударные трициклы, трехколесные транспорты с тяжелым оружием в колясках. Вспышки плазмы и лазеров так и летали между противостоящими друг другу войсками. Вперед рванулись танки космических десантников, подобные передвижным бункерам, сверкая огнем лазпушек. Эльдары вновь отошли, оставив на склонах холмов пылающие обломки разбитой техники с обеих сторон.

Позади щита боевой техники космодесанта вновь двинулись вперед танки, за которыми шли сотни солдат. Слева и справа под куполом эхом разносились взрывы и прочая какофония войны. Воины Императора давили вперед на широком фронте, в воздухе повисли осветительные снаряды, которые озаряли им путь, рев огромных орудий перекрывал скрежет падающих деревьев и треск пламени.

Рядом с Морланиатом с примятой травы без усилий поднялась «Кобра», вдоль ее деформирующего орудия сверкали энергетические дуги, отбрасывая на поляну танцующие тени. Ведущие танки космических десантников преодолели почти три четверти пути по долине. Ведя огонь из лазпушек в темноту, по ускользающим эльдарам, они поджигали деревья и пропахивали в земле огромные борозды.

Земля сотряслась от громоподобного гула — это открыла огонь «Кобра». Заскрежетал сам воздух, когда деформирующее орудие впилось в его структуру и над ближайшей машиной космических десантников в воздухе возникло отверстие. Эта щель расширилась, превратившись в большую дыру, она вращалась в обрамлении пурпурных и зеленых молний, а в ее глубине кружился многоцветный вихрь, в котором ярко горели звезды. Даже на таком расстоянии на Морланиата накатила тошнота, он ощутил жжение в камнях души. Прорыв варпа тянул из него душу, бестелесные пальцы лезли в уголки сознания, закрытые барьерами, познанными еще в детстве. Искушающий шепот и далекий смех эхом отдавались в мыслях экзарха.

Направленная внутрь энергия прорыва варпа заставила остановиться танк космодесантников, его гусеницы тщетно растирали почву, из выхлопных труб валил дым — водитель давил на газ в бесплодных усилиях восстановить сцепление гусеничных траков с землей. С долгим нещадным скрежетом танк поднялся с земли, наклонившись назад, растягиваясь и искривляясь, в то время как брешь в пространство варпа открывалась все шире. С танка посыпались заклепки и исчезли в ненасытной дыре, за ними тут же последовали измятые остатки орудийных спонсонов. Из верхнего люка вытянуло фигуру в доспехах, бешено вращаясь, она влетела в утробу варпа за секунду до того, как танк подбросило вверх и втянуло в спиральный вихрь. С раскатистым громовым треском дыра закрылась, послав ударную волну, которая подхватила ближайший транспорт космодесанта и швырнула его в дерево, вызвав ливень щепок и листьев.

На поляне вновь воцарилась тишина, пока перезаряжалось орудие «Кобры». Не утратив смелости, люди, близкие к безрассудству в своей спешке войти в соприкосновение с противником, продолжали наступление. Услышав завывание летящих снарядов, Морланиат посмотрел вверх и увидел несколько черных предметов, падающих с мерцающего неба. Их траектория вела вправо от него, и он следил за их падением, пока снаряды не исчезли среди деревьев, после чего загремели сотрясшие землю взрывы. В небо взвились языки пламени и дым, среди вспышек и фонтанов грунта экзарх заметил взметнувшиеся как листва на ветру тела эльдаров.

Через поляну засверкали выстрелы лазпушки, они с пронзительным визгом отскакивали от изогнутого корпуса «Кобры». Сверхтяжелый танк вновь приподнялся, из его главного орудия хлынула энергия. И снова заскрежетала терзаемая реальность, и с чудовищным порывом ветра возникла варп-воронка. В считанные мгновения в энергетический вихрь засосало полтора десятка фигур в доспехах и пару бронетранспортеров, там они истончались, кружась, пока не исчезли из виду, а разряд психической энергии, вырвавшись из волнистого края бреши, раздвоенной молнией вонзился в землю.

Подойдя к статуе, Морланиат забрался на колено Иши, чтобы обеспечить себе хороший обзор, и стал осматривать долину за громадой «Кобры». Он чувствовал, что скоро придет время действовать, его раздражало, что он до сих пор остается лишь свидетелем идущего сражения, ему не терпелось проторить Зубовным Скрежетом кровавую тропу сквозь врагов Алайтока.

Долину завалили обломки техники и трупы, но космические десантники забрались высоко на склоны с обеих сторон, и их танки, пользуясь выгодным положением, поливали лес непрерывным огнем. Под этим прикрытием батареи самоходных орудий прогромыхали на позиции, с которых они могли уже достать центр купола. По меньшей мере двадцать танков, окрашенных в серый цвет солдатской формы, грохотали в направлении Морланиата. Четыре ярко раскрашенных транспорта космического десанта опередили всех остальных и вскоре окажутся возле поляны.

Разминая в предвкушении пальцы, Морланиат собрался было спуститься на землю, когда что-то с треском пролетело сквозь ветви деревьев позади него, и хруст ломающихся веток перекрыл стоявший гул. Повернувшись, он увидел, как ствол дерева изогнулся, а затем треснул под давлением чего-то невидимого. Земля слегка дрогнула от тяжелой поступи, и участок почвы просел, сдавленный чудовищным, но все еще невидимым весом. Вытянув шею, экзарх посмотрел вверх и заметил некое мерцающее присутствие, какие-то смутные очертания на фоне темно-красного неба купола.

Замерцали голополя, и Морланиат обнаружил, что смотрит на гигантскую стройную ногу титана «Фантом» высотой вполовину лиандерина. Титан выглядел как исполинское воспроизведение статуи Эльданеша работы Корландриля, его стройные конечности и узкая талия являли собой совершенство пропорций и дизайна. При всей его красоте Морланиата в большей степени впечатляла безукоризненность технологии разрушения, воплощенная в титане. Вместо рук этот гигант обладал двумя превосходными орудиями, каждое из которых было длиннее гравитанка. С правого плеча «Фантома» свисал рифленый ствол сотрясающего орудия, с левого — копьевидный пульсар.

Из многоствольных установок, смонтированных на плечах титана, по обе стороны от купола его головы, рванулся шквал ракет и окутал вражеские танки завесой разрывов плазмы. Вокруг крыльев голополей, которые простирались из спины «Фантома», замерцал воздух, размывая его очертания, когда титан сделал неожиданно изящный для машины его размеров шаг вперед. Широкая нога с когтем грациозно качнулась над поляной и опустилась рядом с «Коброй», ловко избегая эльдарских воинов.

Слегка согнув одно колено, титан перевел сотрясающее орудие в боевое положение и прицелился вдоль левого склона долины. Даже в доспехах Морланиат почувствовал, как за мгновение до этого выстрела вокруг него сжался воздух. Низкий гул отдался в животе экзарха, медленно повышаясь до визга, который сдавил ему горло и наполнил звоном уши, пока не поднялся за пределы слуха эльдаров. Он проследил за траекторией звукового импульса по пляске молекул воздуха: перекрывающие друг друга гармонические волны почти невидимой энергии завершились среди наступающих людей. Там, где эта линия коснулась грунта, земля прорвалась трещиной, которая, расширяясь, зигзагообразно бежала по холму. Когда луч проходил по танкам, они, сотрясаясь, разваливались, космических десантников расплющивало в доспехах, солдат, не защищенных броней, разрывало на части дисгармоничной звуковой энергией, струящейся по их телам.

Вновь зазвучал вой, который упал до низкого рокота — оружие выключилось. Но от «Фантома» не приходилось ждать передышки: из его наплечных установок рванулись новые группы ракет, а пульсар изверг залп сверкающей лазерной энергии, которая пронеслась по переднему танковому дивизиону, пронзая броню, взрывая двигатели и расплавляя экипажи внутри. «Кобра» выстрелила еще раз, и долина погрузилась в анархию бешеных вихрей, стенающих взрывов и непрестанное мерцание пульсара. В ответ завизжали снаряды, которые пронеслись мимо колышущегося образа титана и врезались в деревья за поляной.

Морланиат спустился со статуи, появление «Фантома» погасило его возбуждение от предстоящего сражения. Что за толк от мандибластеров и жалящего клинка по сравнению с ужасающими энергиями, которые применялись сейчас против врага? Он воссоединился с остальными воинами Скрытой Смерти, которые стояли в тени деревьев, наблюдая за бойней, развернувшейся в долине.

— Интересно, кто-нибудь до нас тут дотянется? — спросила Элиссанадрин.

— Нет, конечно, пока наш высокий друг за нами приглядывает, — ответил Архулеш, глядя на титана. — О…

Морланиат увидел, как Титан, очертания которого скрывало мерцающее облако, созданное голополем, уходит. Несколько гигантских шагов, и он исчез за сенью деревьев. Шелестя, «Кобра» последовала за ним, плавно скользя между толстыми стволами лиандеринов. Ясное дело, их оружие в большей степени понадобилось где-то еще. Морланиат расцвел при мысли о том, что сражение еще не закончено.

Экзарх вновь обратил взгляд в долину. Он увидел фигуры в красных доспехах, которые двигались между дымящимися обломками, и солдат в сером, занимающих позиции в воронках и кратерах, оставленных оружием титана. Хотя тяжелые танки противника были уничтожены, меж разбитых лиандеринов продвигалась новая группа нескладных Имперских шагоходов. В воздухе, по флангам наступающих частей, неслись легкие антигравитационные скиммеры цветов космодесанта.

— Они где-то понадобились, но враги остаются, и наши клинки еще испробуют крови, — сказал Морланиат, размышляя, дожидаться ли вражеской атаки или выдвинуться в долину, чтобы схватиться с противником там. В ответ на эти мысли он почувствовал прикосновение разума Тирианны.

Архатхайн собирает силы для контратаки вдоль этой оси. Мы ожидаем подкреплений, а затем будем выступать.

— Подготовьте свое снаряжение, на подходе — другие воины, скоро мы сразимся, — объявил экзарх своему отряду.

Они терпеливо ожидали, внимательно наблюдая за захватчиками, которые приближались по долине, более осмотрительно, чем во время первого наступления. Морланиат видел, как отряды Имперских солдат отрывали оборонительные рубежи на склонах холмов: нагребали землю, чтобы воздвигнуть ограждения для окопов и минометных гнезд, сооружали полукруглые редуты для противотанкового оружия, устанавливали длинные и тонкие мачты связи для переговоров своих командиров. Было ясно, что они отказались от безрассудной надежды смести воинов Алайтока одной атакой и готовились теперь удерживать захваченную территорию.

— Это ошибочная стратегия, недальновидно в сражении полагать, что территория имеет значение, — заметил экзарх своему отряду. Говоря, он указал на растущую систему сооружений. — Они мыслят прямолинейно, стремятся к крупным столкновениям, принимают во внимание только численность. Мы ведем быстрые боевые действия, наш стиль — стремительные и гибкие атаки, без привязки к единственному месту. Они надеются, что мы атакуем, бросимся на их пушки, чтобы выбить их отсюда. Мы будем более терпеливы, у нас есть преимущество. Алайток — наш дом. Их присутствие мимолетно, оно не может быть продолжительным без пищи и воды. Они защищают остров, оторванные от своих припасов, а мы будем господствовать над морем.

— Быть может, их атаки где-то в другом месте более успешны? — спросил Литарайн. — Они укрепляют свои позиции, зная, что продвигаются на других фронтах.

Морланиат мысленно адресовал вопрос Тирианне. Ясновидица пересекла поляну, чтобы переговорить с экзархом напрямую.

— Мы оставили Купол Постоянной Бдительности, и люди контролируют более четверти подъездных путей к центральной части Алайтока. — Ее голос был тихим, а настроение — неопределенным. — Мы все еще удерживаем купола вокруг ядра Бесконечного Круговорота. Архатхайн хочет, чтобы мы вытеснили людей из этого купола и смогли предпринять нападение на фланг других частей, отрезав их от зоны высадки в доках.

— Противник готовится, ожидание рискованно, как скоро мы атакуем? — спросил Морланиат.

Тирианна ответила не сразу, склонив голову набок, она общалась с другими ясновидицами.

— Контратака почти готова, — ответила она наконец. — Грубые оборонительные укрепления людей не будут для нас препятствием. Они думают только о том, что слева и справа, впереди и позади. Они все еще забывают о том, что мы не должны ползти по зем…

Прервавшись, ясновидица обратила свой взгляд на Морланиата. Экзарх знал, что помешало Тирианне, потому что также почувствовал это: возникло ощущение в крови, ускорилось биение сердца.

Приближался аватар.

Его присутствие отразилось в разуме сотен эльдаров, которые стекались на поляну вокруг Морланиата, оно связало их воедино одним кровавым стремлением. Экзарх увидел, как через лес вокруг него продвигаются Стражники и аспектные воины, направляясь в долину. Высоко наверху Пикирующие Ястребы кружили в тепловых потоках, которые восходили от горящих танков, а бомбардировщики «Вампир» с крыльями, подобными изогнутым кинжалам, курсировали взад и вперед в ожидании приказа нанести удар.

На фоне нарастающего подспудного воздействия аватара Морланиат ощутил еще чье-то прикосновение к душе, холодное, и тем не менее пронизывающее и знакомое: прямой призыв к нему, непохожий на жгучий сигнальный огонь присутствия аватара. В поисках его источника экзарх тщательно всматривался в лес. В тени расколотого ствола лиандерина он заметил пару горящих желтых глаз. Из темноты возник Карандрас, старейший из экзархов Жалящих Скорпионов.

Лорд-феникс вышел вперед, медленно поворачивая голову, он смотрел на каждого из воинов Скрытой Смерти поочередно. Остановившись невдалеке, он устремил взгляд на Бехарета. Морланиат, забеспокоившись, вздрогнул. Неужели Карандрас обнаружил нечто из прошлого Бехарета? Осознал ли лорд-феникс, что он был некогда одним из самых ненавистных врагов Жалящих Скорпионов? Долго смотрел Теневой Охотник, и единственным его движением было танцующее отражение языков пламени в линзах тяжелого шлема, да медленное сгибание силовой клешни. Бехарет был явно встревожен: он ссутулился и крепко сжал в руке эфес цепного меча.

— Ты присоединишься ко мне, — сказал Карандрас, повернувшись к Морланиату. Его голос, казалось, состоял из многих, говорящих вместе, он был глубоким и полным силы. Каждый звук раздавался в голове Морланиата, словно это были его собственные мысли, озвученные кем-то другим. Экзарх медленно выдохнул, изо всех сил сохраняя спокойствие. — Послужи мне охраной.

— Это будет для нас честью, Скрытая Смерть готова служить Теневому Охотнику, — ответил Морланиат, преклонив из уважения колено. Когда его душа соприкоснулась с душой лорда-феникса, Морланиат ощутил, как перед ним открылась огромная глубина, бездонный колодец жизни и смерти. Морланиат был стар, почти столь же стар, как Алайток, и все же тот, кто стоял перед ним, был еще старше.

— Твой храм послужил хорошо, это — гордость аспекта Жалящих Скорпионов, — сказал лорд-феникс, кивком показав воинам Скрытой Смерти, чтобы они следовали за ним в лес.

— Это — не мое учение, мудрость исходит от тебя, я — лишь вестник, — сказал Морланиат.

— И тем не менее послание может быть запутано, искажено с течением веков, из одних губ — в уши, затем — в разум, и далее — в новые губы. Идеалы Жалящих Скорпионов остаются сильны на Алайтоке. Но так — не везде. Это — к твоей чести.

Лорд-феникс повел их в сторону от остальных, и ощущение присутствия аватара убывало по мере того, как Карандрас продвигался вперед через лес навстречу врагу. За ним следовало расплывшееся пятно тени, и темнота окутывала отряд, даже когда он пересекал тропинки и поляны. Ее завитки задерживались позади них, лаская стволы деревьев, легко касаясь аспектных воинов. Один из них проплыл мимо руки Морланиата, оставив ощущение прохлады. Он пришел из межзвездной тьмы, тень глубочайшей пустоты. Завиток рассеялся в воздухе, и ощущение исчезло.

По лесу разнесся треск ломающихся ветвей и скрип шагов. Слева быстро продвигались три Имперских шагохода. Им не хватаю плавности эльдарских боевых шагоходов, топая на своих конечностях с сервоприводами, они неуклюже раскачивались из стороны в сторону. Высотой они примерно вдвое превосходили Морланиата, и листья деревьев шуршали по откинутым крышкам кабин их водителей. Каждый был вооружен многоствольным оружием, которое поворачивалось взад и вперед, пока водитель внимательно всматривался в лесные заросли в поисках врагов. Из сдвоенных выхлопных труб на двигателе за кабиной непрестанно валил дым, оставляя пятна копоти на листве лиандеринов.

Справа тоже донесся топот, который оповестил Жалящих Скорпионов о приближении еще одного эскадрона шагоходов. Обождав, пока разведгруппы удалятся, отряд продолжил движение к позициям противника.

Карандрас остановил отряд под прикрытием деревьев на расстоянии выстрела от передовых отрядов людей. Присев на корточки в тенях, они наблюдали за тем, как несколько отрядов солдат, развернувшись, вошли в лес, при этом ни один из них не посмотрел в сторону лорда-феникса и его спутников.

Склон долины явил взглядам эльдаров неприглядную картину плодов грубого усердия захватчиков: окапываясь, люди вгрызались как паразиты в плоть Алайтока. Многие солдаты размахивали лопатами и кирками, а их офицеры, стоя рядом, выкрикивали приказы или разносили своих людей. Несколько часовых стояли на страже, но не они привлекли внимание Морланиата.

Перед создаваемой линией обороны расположились тридцать космических десантников, рядом с каждым отрядом находился высокий прямоугольный транспорт. Они держали оружие наизготовку, их головы в шлемах поворачивались с равномерной четкостью, следя за склоном холма и лесом в поисках признаков угрозы. В ближнем конце их шеренги стоял другой шагоход, который отличался своим видом от тех, что прошли мимо них в лесу. Он был почти так же высок, но гораздо шире, почти квадратный в поперечном сечении, и раскрашен в красный и белый цвета космических десантников. В общем, это был корпус с толстой броней на низких и широких ногах, с двумя массивными плечами, короткая рука справа заканчивалась клешней, окутанной потрескивающей энергией, слева выступало короткоствольное оружие, с которым соединялись несколько топливных баков, оно походило, как показалось Морланиату, на грубую людскую версию термоядерного ружья, применяемого аспектом Огненных Драконов.

— Кем мы займемся? — прошептал Архулеш.

Отвечая, Карандрас смотрел вперед, пальцем клешни он указал на космических десантников.

— Самая трудная добыча представляет собой наиболее ценный приз, — заметил лорд-феникс.

— Как мы будем наступать? На этом участке нет укрытий, а наши противники — настороже, — сказал Морланиат.

— Кое-что… отвлечет их внимание, — сладкозвучным голосом ответил лорд-феникс. Морланиат уловил в его словах юмористическую нотку.

Они ожидали в молчании. Наверху, вне досягаемости противника, продолжали медленно кружить Пикирующие Ястребы. Морланиат ощутил в затылке легкое давление, мимолетное прикосновение нематериального. Он знал, что это остаточный след, побочный эффект происходящей неподалеку активации прыжкового генератора Варповых Пауков. Не впервые за свое долгое существование Морланиат задался вопросом: что за эльдары становятся Варповыми Пауками, желающими подставляться под угрозы варп-пространства. Все экзархи и аспектные воины таили в глубине души ожесточенную угрюмость, но Варповые Пауки балансировали на грани самоуничтожения. Они не только сознательно шли на риск, у них был безрадостный взгляд на жизнь, они редко общались с воинами из других храмов.

— Будь наготове, — предупредил Карандрас, прогнав раздумья Морланиата. Имея некоторое представление о том, чего следовало ожидать, он поднял взгляд в небо. В мерцающем, тусклом свете людских осветительных снарядов с высот купола пикировали крылатые аппараты. По мере того, как шесть «Вампиров», выстроившись в клин, снижались, в концах их крыльев нарастал свист ветра.

Промчавшись над головами солдат, «Вампиры» сбросили на них гроздь шаров. Банальных взрывов не последовало: каждая акустическая бомба взорвалась над оборонительными рубежами, извергнув пульсирующие ударные волны. Звуковые волны уничтожали и людей, и укрепления: расширяющиеся, неосязаемые шары опустошения пронеслись по склону холма, породив скрежещущий ураган обломков. Морланиат видел, как солдат подбрасывало в воздух, срывая форму с их истерзанных тел. Те, кто оказались на внешнем краю акустических извержений, попадали наземь, кровь струилась из их ушей, глаз и ртов, сочилась из пор кожи, била фонтаном из разорванных кровеносных сосудов.

Когда по завершении бомбардировки стали снижаться Пикирующие Ястребы, космические десантники развернулись к ним, подняв болтеры навстречу летящим аспектным воинам. Выскочив из укрытия, Карандрас помчался к противнику вдоль гребня холма. Морланиат бросился за лордом-фениксом, остальные воины Скрытой Смерти следовали за ним по пятам.

Стрелок космических десантников, сидевший в верхнем люке одного из бронетранспортеров, засек Жалящих Скорпионов и развернул свой двуствольный болтер. Навстречу отряду понеслись яркие вспышки разрывных болтов. Два из них промелькнули мимо Морланиата, и он услышал крик боли. Оглянувшись, он увидел, как корчится на земле Элиссанадрин, без правой руки пониже плеча, с зияющей дырой в груди. Пенящаяся кровь, осколки кости и фонтанирующие перебитые артерии в ее ранах за одно мгновение отпечатались в памяти экзарха. С воем пронеслась мимо очередь болтов. Нет времени на павшего воина. Экзарх ринулся за Карандрасом, и его вспыхнувшая ярость, пробудив Зубовный Скрежет, моментально вывела меч на полную скорость вращения.

Рванувшись вправо, Карандрас набросился на ближайшее подразделение космических десантников. В два шага Морланиат взлетел по наклонной лобовой части бронетранспортера с жалящим клинком в вытянутой руке. Не сбавляя шага, он пронесся мимо стрелка, а стрекочущие зубья меча пролетели сквозь шею космодесантника, залив густой кровью белый корпус боевой машины. Смерть Элиссанадрин отомщена — и волна возбуждения и восторга пронеслась по телу экзарха, который, пробежав по решетке двигателя, прыгнул вниз, чтобы присоединиться к своему отряду.

Четыре космических десантника лежали у ног Карандраса, их доспехи были разрублены его мечом и разбиты силовой клешней. Мандибластеры лорда-феникса сбили с ног пятого противника, обрушив на него потоки пульсирующей зеленой энергии, которые разнесли вдребезги его доспехи.

Скрытая Смерть присоединилась в схватке к своему лорду-фениксу, и громко запели боевую песнь их пистолеты, и заскрежетали цепные мечи. Болт со вспышкой пронесся мимо Морланиата, яркое пламя его метательного заряда чуть не ослепило экзарха, но линзы его шлема поляризовались, чтобы исключить повреждение зрения. Инстинктивно пригнувшись, он обернулся и, сделав выпад, нанес удар Зубовным Скрежетом по защищенной броней ноге. Смазанная красная фигура качнулась назад справа от него. Морланиат ринулся вперед, направив острие жалящего клинка вверх, и рубанул по тяжелому наплечнику космодесантника. Зарычав, экзарх выбросил из головы внезапно нахлынувшее воспоминание о смерти не-Леккамемнона.

— Уничтожьте захватчиков, дайте волю своему отвращению, и пусть потечет алая река!

Морланиат ринулся на врага, паля из мандибластеров по глазным линзам космодесантника. С ревом экзарх нанес удар мечом по животу противника, разрубив трубки и кабели и вызвав фонтан электрических искр. Десантник взмахнул болтером, словно дубиной, но Морланиат поймал его бронированной гардой своего меча. Сила удара отбросила экзарха на три шага назад, но он мгновенно восстановил равновесие и прыгнул вперед, нырнув под вытянутую руку космодесантника. Зубовный Скрежет провел борозду через ребристую броню, которая защищала открывшуюся подмышку воина. Кровь хлынула из разрубленной артерии на ноге Морланиата, когда он развернулся за спиной десантника.

С криком экзарх вонзил жалящий клинок в клапаны силового ранца космодесантника. Разрушенные энергетические элементы выпустили свое содержимое дугой голубоватого света, которую продублировали шквалом лазерного огня мандибластеры экзарха. Из поврежденных доспехов космического десантника с шипением вырывалась охлаждающая эмульсия, поднимаясь облаком и замерзая на левой руке Морланиата. Тонкий слой ледяных кристаллов осыпался на пол, когда он отвел меч назад для последнего удара. Космический десантник, накренившись, повернулся навстречу удару, и оружие Морланиата, пронзив шлем, снесло ему верхушку черепа. Когда он рухнул наземь, экзарх дал очередь из мандибластеров по вскрытому черепу врага, превратив его мозг в дымящуюся серую жижу.

Над экзархом нависла тень, и он увидел возвышающуюся над собой глыбу — шагоход космических десантников. Металлическая тварь занесла для удара свою увесистую лапу, меж длинных когтей которой потрескивала энергия. Экзарх поднял Зубовный Скрежет, чтобы парировать атаку, понимая, что у него не хватит сил отбить такой удар.

Что-то сильно ударило экзарха в бок, выпихнув его из-под опускающейся клешни, оплетенной молниями. Морланиат откатился в сторону, а между ним и шагоходом оказался Бехарет за мгновение до того, как когти нанесли удар, они откололи часть шлема аспектного воина и отсекли от тела его левую руку.

Карандрас прыгнул через Бехарета, когда тот упал, и его силовая клешня проскрежетала по броне шагохода, оставив в ней глубокие борозды. Морланиата охватил порыв вытащить Бехарета в безопасное место, внушенный ему лордом-фениксом, и ему не оставалось ничего другого, как поступить именно так. Взяв Зубовный Скрежет в левую руку, он ухватил Бехарета за оставшееся запястье и вытащил его из-под когтистой ноги шагохода. Кулак шагохода попал Карандрасу в живот, и светящиеся пальцы вышли из спины лорда-феникса.

Морланиат глядел в лицо лежащего на спине Бехарета, это было почти зеркальным отражением их первой встречи. Глаза Жалящего Скорпиона смотрели на экзарха, словно из ярко-красной кровавой маски. В этом взгляде Морланиат увидел ненависть и гнев аспектного воина, но в то же время он почувствовал нечто под его боевой маской.

Экзарх понял, почему Карандрас пожертвовал собой, чтобы спасти Бехарета.

— Ты должен выжить в этой войне, иди по Пути дальше, обрети покой, которого ты жаждешь, — прошептал Морланиат. — Борись с мраком в себе. Докажи, что Путь — верен, что Кхаин не обладает нами!

Бехарет хлопнул ладонью по руке Морланиата, словно желая сжать ее. Откинувшись назад, он с трудом ловил ртом воздух, не сводя с экзарха взгляда.

— Я сделаю это, — еле слышно проговорил Бехарет искаженными болью губами.

Кивнув, Морланиат повернулся к шагоходу, который с грохотом топал за остальными воинами Скрытой Смерти, отступавшими по косогору. Вглядываясь в уязвимые трубопроводы и выхлопные трубы, выступающие из его спины, экзарх сделал пару шагов вслед за механическим монстром и остановился. Его взгляд был прикован к телу Карандраса, который лежал прямо перед ним. Доспехи лорда-феникса распороты от живота до горла, но нет ни пятен крови, ни разодранных внутренних органов. В отверстии кружилась галактика, пятнышки света вращались вокруг ярко блистающей центральной части, и каждое из них — душа Карандраса.

Морланиат был зачарован. Сердце словно переместилось куда-то в основание черепа, откуда шли его слабые удары. Они становились сильнее по мере того, как он приближался к изуродованному телу Карандраса, притягиваемый все ближе неодолимым инстинктом, наполненный таким же стремлением, внушенным извне, как это было, когда он тащил Бехарета в безопасное место. Он уже не контролировал собственное тело, и отстраненно наблюдал за тем, как Морланиат встал на колени возле павшего лорда-феникса, влекомый все глубже и глубже кружащимися огнями. Зов Кхаина становился все сильнее, он ревел в ушах Морланиата под барабанный бой сердца.

Протянув руку, он коснулся сияющих звезд.

Морланиат почувствовал, как его рывком извлекли из слабой материальной оболочки, все его части: Морланиата Первого, Скрытую Смерть; Идсресаила, Мечтателя; Леккамемнона, Обреченного; Этруина, Мрачного Шутника; Элидхнериала, Рыдающего; Неруидха, Прощающего; Ультераниша, Дитя Ультве; Корландриля, Художника.

Не-Корландриль был всего лишь атомом в звезде Морланиата, а Морланиат — лишь звездой в целой галактике, которой был Карандрас. Бессчетные сущности, бесконечные голоса медленно плыли вместе.

Души воинов со всей галактики, рожденных на всех мирах-кораблях во все века, и части душ, из которых они состояли, и воспоминания о других душах, что прикасались к ним, вытягивались далеко в бесконечность вселенной, связанные друг с другом, сведенные вместе в одном этом теле.

Разделившись на части, Морланиат стал этими частями, и каждая из них постепенно исчезала в сиянии сущности лорда-феникса. Их приветствовала тишина космоса. Не для них жизнь-в-смерти Бесконечного Круговорота. Не для них разрушительное воздействие Той, Что Жаждет. Здесь они закончатся, воистину и навсегда. Только Карандрас продолжал жить. На мгновение Корландриль снова ожил, и затем исчез.

Покой.

Он прятался за обвалившейся аркой старого храма, обнаженный, трепеща от холода. Голод терзал его изнутри. Руки и ноги дрожали от слабости, дыхание с хрипом вырывалось из горла. Пульсирующая боль внутри, в сердце и голове, мучительные страдания, о которых он никак не мог забыть, и это было гораздо хуже, чем любая физическая боль.

Шаркнула нога по пыльному камню, и он отпрянул еще глубже в тень, отчаянно ища глазами, куда бы сбежать. Бежать было некуда, он — в ловушке. Сквозь слезы он увидел силуэт на фоне света, падавшего в храм снаружи.

— Не бойся, — произнес незнакомец тихим, но сильным голосом.

Он оставался недвижим, как мертвец, сдерживая дыхание. Чужак легким шагом пересек заваленный костями пол храма, его зеленая мантия ниспадала свободными складками за спиной. Глаза незнакомца были не похожи на все, что ему приходилось видеть раньше. В них не было ни ненависти, ни вожделения, ни ревности, ни злобы.

Он вздрогнул, когда незнакомец протянул ему руку, и отползал назад, пока его спина не прижалась к холодной стене. Прятаться больше негде. Незнакомец улыбнулся, но в этой улыбке не было вожделения, которое обычно связывалось с улыбкой в его сознании.

— Как тебя зовут? — спросил незнакомец. У него был низкий, спокойный голос, ни визгов, ни крика.

— Карандрас, — прошептал он в ответ, едва слышно.

— Карандрас? Это хорошее имя, сильное имя.

— Чего ты хочешь от меня?

— Я хочу помочь тебе.

— Куда ты хочешь меня забрать? Другие хотели взять меня в темную паутину, но я убежал. Я испугался.

— Ты правильно испугался. Другим нельзя доверять.

— Доверять?

— Я научу тебя доверию. Это хорошая вещь. Пойдем со мной, и я многому тебя научу.

— А чему я научусь?

— Ты научишься не бояться. Ты узнаешь про счастье, и спокойствие, и равновесие. Хочешь научиться этим вещам?

— Не знаю… А что они такое?

— Они — то, что вновь сделает нас сильными.

— Ты научишь меня, как прятаться?

— Больше не осталось мест, где можно спрятаться.

— А я буду с тобой в безопасности?

— Безопасности нет нигде.

Карандрас поразмыслил над этим.

— А ты защитишь меня?

— Даже лучше, я научу тебя, как защищаться. Я научу тебя, как сражаться.

Протянув руку, Карандрас нерешительно обхватил предложенную ладонь. Незнакомец сжал его руку крепко, но ласково. Он позволил, чтобы его подняли на ноги, и его голова оказалась на уровне груди чужака.

Он повернулись к двери и зашагали к свету, рука Карандраса была в руке незнакомца.

— Куда мы идем? — спросил мальчик.

— Туда, где ждут мои друзья. Туда, где ты сможешь научиться, как драться, как противостоять врагам тела и духа.

Они подошли к растрескавшимся входным ступенькам, от резкого света Карандрас заморгал, и глаза его наполнились слезами.

— Кто ты? — спросил он.

— Я — Архра. Я — твой новый отец.

Белизна исчезла, уступив место краскам жизни и смерти. Карандрас поднялся на ноги, доспехи помогали затянуться ране, через которую улетучивалась его энергия. Лорд-феникс опустил взгляд на пустые доспехи экзарха, который дал ему эту новую жизнь. Он не чувствовал ничего от эльдара, которым был. У него не было никаких других воспоминаний, кроме собственных. Не было другой души, кроме той, с которой он родился.

Он был Карандрасом, и только Карандрасом.

Он огляделся по сторонам, оценивая идущую яростную битву. Воины Алайтока бились отчаянно и вытесняли людей из купола, но судьба их мира-корабля еще далеко не решена. Нагнувшись, Карандрас поднял свой цепной меч, и приободрился, почувствовав его в руке. Жалящие Скорпионы, которые ранее присоединились к нему, отступали назад в лес, унося с собой двоих раненых. Повернувшись к ним спиной, лорд-феникс направился за убившим его имперским дредноутом. Его охватило возбуждение возмездия.

Еще одна война, еще одна смерть. Такова его судьба, до самой последней битвы, Рана Дандра, когда закончится все.

Глава 1 Дружба

Перо порхало вокруг прозрачного кристалла, закрепленного на подставке перед Тирианной. Скрестив ноги, девушка сидела на пестром коврике, подперев бок свободной ладонью. Она пыталась сформулировать свои чувства к вечности. Хитросплетение трех рун, составляющих это понятие, девушка дополнила особым росчерком, на оттачивание которого у нее ушло несколько циклов.

Представив, как причудливые завитки лягут на ребра и грани кристалла, Тирианна поднесла к нему перо. Поток света прошел сквозь грани, молекулы перестроились, образовав в центре кристалла витиеватый радужный рисунок. Рука девушки скользила то вверх, то вниз, превращая поэтические строки в мерцающий многоцветный орнамент.

Закончив, Тирианна вернула перо на подставку. Критически осмотрев свое творение, она осталась довольна результатом. Теплые алые тона перетекали в холодные голубые и нефритово-зеленые, словно разделяя руны и вновь связывая их оранжевыми и пурпурными нитями. Девушка сняла кристалл с подставки и повертела в руке. Цвета заиграли по-новому, руны переплелись чуть иначе. Под разными углами строфы принимали другие, едва уловимые оттенки. Пройдя полный круг, поэтический рисунок безупречно гладко возвратился к началу.

Тирианна довольно улыбнулась и еще раз перечитала свое творение. Ей отчего-то стало грустно. Тогда она поднялась и перешла из небольшой творческой мастерской в жилые покои. Пройдя по пестрым коврам, девушка остановилась у выпуклой стены, раскрывшейся по мановению ее руки. Внутри оказались полочки, на каждой из которых стояло по десятку поэтических кристаллов. Тирианна установила свое последнее произведение на место в нижнем ряду и задержалась у стеллажа, рассматривая остальные кристаллы. Девушка, не торопясь, брала их в руки, читала и перечитывала каждый. В них раскрывалась история ее жизни, ее любви. От первых грубых штрихов до элегантных завитков недавних работ — поэзия отражала не только ее эмоциональное, но и творческое развитие.

Поэтесса все глубже проникала в свои работы, изучая не только форму, но и содержание. Грубость начертания первых стихов была под стать их сущности: в них отразились ее страдания и боль. Постепенно они ушли в прошлое, боевая маска со временем отпускала ее, движения становились плавными, повествование — спокойным, эмоции утихали. Тирианна улыбнулась, заметив все чаще проскальзывающие в стихах игривые нотки — рассуждения о возможном счастье.

Вдруг девушка поняла, что опаздывает. Забежав в гардеробный зал, она спешно выбрала подходящий по случаю наряд — длинное белое платье со сборками от колен, украшенное тончайшей вышивкой на полтона темнее фона, словно тень от легкого облака. Платье обнажало бледные руки, покрытые нанесенным хной витиеватым орнаментом. Накинув на плечи полупрозрачный красно-белый шарф, девушка изучила свое отражение в появившейся из стены зеркальной панели. Нет, что-то не то.

Тогда она достала из ящика пигментный гребень. Окутавшая зубцы синяя дымка сменилась серебристым свечением. Тирианна провела ими по своим блестящим черным локонам. От прикосновения гребня волосы стали белоснежными. Затем она ловко выделила голубым цветом пряди, обрамлявшие лицо. Девушка завершила туалет легким прикосновением лепестков ириса к глазам, окрасившим ее ярко-зеленые радужки в темно-синий цвет.

Покидая свои покои, Тирианна была хоть и не в восторге, но все же довольна результатом этих быстрых сборов. Изначально она планировала неспешно прогуляться до башни Нескончаемого гостеприимства, но теперь пришлось воспользоваться звездоходом. Небольшое трехкрылое судно развернулось к шлюзам купола, под которым жила Тирианна. Гравитационные стабилизаторы корабля едва заметно качнулись в искусственном притяжении Алайтока, когда девушка взошла на борт. Круговые створки портала расступились, выпуская корабль в освещенный золотистым светом переходный отсек. Освещение стало ярко-оранжевым, предупреждая о скором открытии внешнего шлюза. Звездоход вытолкнуло в безвоздушное пространство вместе с облачком воздуха и несколькими тут же замерзшими каплями воды.

Корабль заскользил вдоль внешней кромки искусственного мира, и Тирианна расслабилась, глядя на простиравшийся перед ней Алайток, залитый багряным светом звезды Мирианатир. По правому борту на фоне россыпи звезд искрился портал Паутины. На мгновение он озарился золотым свечением, и там, где только что была пустота, появился «Лаконтиран». Словно птица, торговая шхуна вернулась из долгого путешествия к звездам Бескрайней Долины. Легким движением солнечных парусов корабль развернулся у освещенного звездой края искусственного мира и лег на курс к башне Нескончаемого гостеприимства.

Тирианна с облегчением вздохнула. Арадриан был на борту «Лаконтирана», значит, ее звездоход доберется до пристани раньше. Она активировала светофильтр, и звезды вокруг скрылись за ровным матовым свечением. Девушка чувствовала себя словно внутри жемчужины и начала тихо напевать, подбирая мелодию и ритм для своего следующего стихотворения, которое передало бы радостное чувство счастливого предвкушения.

Легко маневрируя меж собравшихся на подступах к башне Нескончаемого гостеприимства эльдар, Тирианна почувствовала, как пространство вокруг заполняется эмоциями. Девушка пыталась разгадать чувства окружающих не только по обрывкам фраз и жестов. Как поэтесса она стремилась уловить настроение окружающих, распознать его на подсознательном уровне.

Она проходила мимо влюбленных пар и просто приятелей, родственников, любящих и завистливых, друзей и врагов. Опьяняющий водоворот противоречивых эмоций захлестнул ее. Тирианна наслаждалась мгновениями, проведенными в ожидании, волнением, предвкушением и даже страхом, испытываемым некоторыми из встречающих, ведь без грусти нет и радости, а без тьмы нет света.

Посреди пестрой толпы жителей искусственного мира Тирианна заметила Корландрила. Изящную фигуру скрывала наброшенная мантия из золотистого шелка. Запястья и шею украшали мономолекулярные браслеты всевозможных цветов, отсвечивающих на лицо и руки маленькие радуги. Длинные черные волосы были заплетены в замысловатую косу, ниспадающую на левое плечо. Сверху прическу держал голографический обруч, сиявший прекрасными драгоценными камнями: то сапфирами, то бриллиантами, то изумрудами.

Тирианна отметила некоторое сходство туалета своего приятеля с работами древней художницы Арестеины, но на ее вкус оно было не вполне уместно. И все же, коснувшись руки Корландрила в знак приветствия, девушка ощутила знакомое тепло, источаемое его нежными чувствами к ней.

Пока «Лаконтиран» грациозно подплывал к пристани, друзья обменивались любезностями. Тирианна похвалила туалет спутника, и он поспешил ответить ей тем же, немного переусердствовав с комплиментами, чем несколько смутил девушку. Она не без удовольствия ловила на себе его влюбленные взгляды, но было в них и что-то еще, кроме теплоты. Голод. Такой ненасытный, что немного испугал Тирианну.

Она быстро отмела страх, списав все на творческий темперамент Корландрила. Пути поэта и скульптора часто шли параллельно друг другу и от того не пересекались. Скульптор черпал вдохновение из окружающего мира, изображая в своих работах вселенские сущности. Поэт же отражал реалии мира, словно зеркало, изучая собственное отношение к действительности, свои чувства. Первый всегда экстраверт, второй — интроверт. Тирианна и Корландрил избрали Пути, прекрасно дополнявшие друг друга, но воспринимали мир по-разному.

Тирианна повернулась к пристани в радостном предвкушении встречи с Арадрианом. Корландрил был интересным собеседником и верным другом, но она ужасно соскучилась по второму приятелю. Когда он избрал Путь штурмана, ей стало сильно не хватать его чувства юмора, смеха, тихого голоса. Тирианне не терпелось вновь увидеть лицо странника. Она вздрогнула от волнения, и краем глаза заметила, как напрягся при этом Корландрил. Он на миг насупился, видя ее нетерпение, но вскоре перевел взгляд на приближающийся «Лаконтиран», который как раз заходил в доки.

В корпусе «Лаконтирана» открылась дюжина шлюзов, и по пристани разлилась волна искрящегося света и сладких ароматов. Команда и пассажиры, образовавшие извилистую очередь, проходили сквозь высокие арки. Тирианна вытянулась во весь рост, без малейшего усилия балансируя на цыпочках, чтобы видеть поверх голов стоящих впереди эльдар.

— Вот и он! Наш странник вернулся, словно златоарфый Антемион, — воскликнул Корландрил, показывая на проход слева. Его пальцы чуть дольше положенного задержались на руке Тирианны, когда он коснулся ее, чтобы привлечь внимание.

Тирианна проследила за его рукой. Она не сразу заметила Арадриана среди десятков эльдар, идущих по пристани. Лишь острые скулы и тонкие губы друга помогли Тирианне узнать его среди толпы. Волосы с левой стороны были по-варварски коротко острижены, почти под ноль, а справа свисали свободными волнами — ни укладки, ни заколок. Веки Арадриан подвел темными тенями, отчего лицо его стало похожим на череп с ввалившимися глазницами. Облачился новоприбывший в одежду черных и темно-синих цветов, подвязанную серыми лентами. Ярко-желтый путевой камень, прикрепленный как брошь, частично скрывался в складках мантии. Взгляд Арадриана упал сперва на Корландрила, а затем на Тирианну, и просветлел. Помахав друзьям рукой, он направился к ним, обходя собравшихся на пристани эльдар.

— Счастливое возвращение! — воскликнул Корландрил, раскрывая другу объятия с протянутыми ладонями. — И радостное воссоединение.

Тирианна также произнесла слова приветствия и провела тыльной стороной ладони по щеке Арадриана. От радости ей с трудом верилось, что он настоящий. Девушка положила руку ему на плечо — очень интимный жест, которым обычно приветствуют лишь близких родственников. Тирианна и сама не знала, почему поступила так, но ответный жест Арадриана, когда он точно так же положил руку на ее плечо, был очень приятен. Почувствовав исходящий от Корландрила холодок, Тирианна вдруг осознала, что ведет себя невоспитанно и грубо, всецело завладевая вниманием странника и не давая другу возможности также поприветствовать его.

Момент прошел, и Арадриан отступил от Тирианны, накрыв ладонями руки Корландрила. Лицо прибывшего скривилось в улыбке.

— Рад видеть вас, благодарю, что пришли встретить меня, — произнес Арадриан.

Тирианна заметила, что Корландрил держал друга за руки чуть дольше, чем было необходимо. Они внимательно, даже осторожно изучали друг друга. Затем Арадриан улыбнулся, отнял руки и сложил их за спиной, вопросительно приподняв брови.

— Я необычайно рад вас видеть, мои дорогие друзья. Расскажите же, что я пропустил?

Друзья долго обсуждали скопившиеся новости, каждый отмечал в других изменения, произошедшие с отъезда Арадриана. Штурману вновь хотелось ощутить твердую землю Алайтока под ногами, поэтому они прогуливались пешком по аллее Грёз, серебристому проходу под сенью тысяч хрустальных арок, ведущему к центру Алайтока. Тусклый свет Мирианатир, падавший на сводчатую крышу, собирали и рассеивали замысловато ограненные кристаллы, озаряя путь идущим внизу пешеходам теплым оранжево-розовым светом.

Корландрил был необычайно говорлив и подолгу рассказывал о своих работах и достижениях. Он ничего не мог с собой поделать: в разуме художника нет места сдержанности и самоконтролю, в нем главенствуют чувственность и экспрессия. На ходу Тирианна обменивалась долгими взглядами с Арадрианом, терпеливо выслушивая, как Корландрил нахваливает собственные творения. Время от времени Арадриан перебивал его, иногда на полуслове, чтобы спросить Тирианну о том, что нового произошло в ее жизни. Корландрил воспринимал эти перерывы с натянутой вежливостью и не упускал возможности вернуть разговор к теме собственной персоны. Он словно соревновался с Тирианной за внимание Арадриана.

— Я вижу, что ты больше не пребываешь под сенью Кхаина, — сказал Арадриан, глядя на Тирианну с одобрением.

— Верно, Путь воина окончен для меня, — ответила она задумчиво, не отрывая глаз от Арадриана. Что-то шевельнулось в глубине ее памяти. Девушка не поняла, что именно, но из-за нахлынувшей вдруг боли приложила все усилия, чтобы не вспоминать. — Аспект Зловещего Мстителя сполна утолил мою злобу так, что хватит и на сотню жизней. Теперь я пишу стихи, вдохновляясь поэтической школой Уриатиллина. Я нахожу в ней трудности, стимулирующие в равной степени мой разум и чувства.

— Хотелось бы познакомиться с Тирианной-поэтессой. Возможно, о тебе расскажут твои произведения, — ответил Арадриан. — Я с превеликим удовольствием послушал бы, как ты декламируешь.

— И я тоже, — сказал Корландрил, — но Тирианна отказывается посвящать меня в свои работы, хотя я не раз предлагал ей совместное творчество, объединившее бы ее стихи и мои скульптуры.

— Моя поэзия лишь для меня одной, — тихо ответила Тирианна, — она не предназначена ни для декламации на публике, ни для посторонних глаз. — Она бросила усталый взгляд на Корландрила, который уже начал порядком ее раздражать. — Некоторые создают произведения, чтобы заявить о себе миру, мои же стихи — это мои секреты, их понимаю лишь я одна, в них только мои страхи и мои мечты.

Пристыженный Корландрил на миг притих. В наступившем неловком молчании Тирианна почувствовала легкое угрызение совести. Однако Корландрил быстро оправился и поинтересовался, надолго ли приехал Арадриан. Штурман лишь отшутился, как в старые добрые времена, и девушка была счастлива видеть своих друзей прежними.

— Твое возвращение как нельзя кстати, Арадриан, — сказал он, заполняя паузу в разговоре. — Моя последняя скульптура близка к завершению. Всего через несколько циклов состоится церемония открытия. Я рад пригласить вас обоих, если вы окажете мне честь своим присутствием.

— А я бы пришла, даже если б ты меня не пригласил! — засмеялась Тирианна. Несмотря на всю самовлюбленность и тягу к всеобщему вниманию, Корландрил был исключительно талантлив. Его произведения позволяли ей лучше понять душу, сокрытую за многословной ролью художника. — Я частенько слышу, как о тебе говорят с восхищением. От тебя ждут настоящего шедевра. Разве тот, кто претендует хоть на каплю хорошего вкуса, позволит себе пропустить такое событие?

Арадриан медлил с ответом. Тирианна с беспокойством посмотрела на друга. Лицо его казалось безразличной маской.

— Да, я тоже с радостью приду, — наконец сказал он, оживившись. — Боюсь, мой художественный вкус за время полета сильно отстал от вашего, но мне не терпится увидеть, что же изваял Корландрил-скульптор в мое отсутствие.

Следующие несколько циклов Тирианна провела в одиночестве. Арадриан встречался с родственниками и старыми друзьями, а Корландрил заканчивал работу над новой скульптурой. Девушка начала сочинять новую поэму, черпая вдохновение из впечатлений от возвращения Арадриана. Его прибытие возродило в памяти забытые чувства, как приятные, так и не очень.

Большую часть времени Тирианна провела под куполом Блуждающих воспоминаний, где хранился архив произведений величайших писателей Алайтока. Она отыскала своих любимых авторов: Лиашерина, Мандеритиана, Нойрена Алата и других — и провела целых два цикла, погрузившись в их поэмы. Она искала руны, которые совместили бы различные грани ее чувств, но не превратили бы их в однородную бесцветную массу, а контрастно подчеркнули бы каждое впечатление, отделили бы свет от тьмы.

Погрузившись в поиски, Тирианна общалась с другими поэтами, которых встречала, не раскрывая своих подлинных намерений, но ища совета. Ей ужасно нравилась эта стадия работы над произведением — волнительное начало еще не воплощенного в жизнь творения.

Накануне церемонии открытия статуи Корландрила Тирианна получила сообщение от Арадриана по сети бесконечности. Он хотел увидеться с ней на рассвете следующего цикла. Они договорились встретиться на мосту Дрожащих вздохов — в ее любимом месте после купола Блуждающих воспоминаний.

Следующей ночью она спала лишь урывками, одновременно радуясь и печалясь возможности провести время наедине с Арадрианом. За время путешествия он потерял значительную долю былой веселости. Это отразилось не только на его внешности, но и на поведении. Тирианна думала о том, как много трудностей он, должно быть, перенес за время странствия, как эти тяготы могли повлиять на его характер, и ловила себя на мысли, что лучше ей об этом не знать.

Такова природа Пути. Близкие люди меняются, становятся совсем другими. Отношения прекращаются, дороги расходятся. Каждый избирает свою стезю. И все же Арадриан оставил неизгладимый след в душе Тирианны, как, впрочем, и Корландрил в его отсутствие. Оба стали Тирианне братьями, которых у нее никогда не было. Теперь же девушка с трудом узнавала человека, к которому привыкла относиться с такой теплотой.

Арадриан уже ждал ее на мосту Дрожащих вздохов, крутой серебристой дуге, переброшенной высоко над водой, которую покрывала белоснежная пена. Река серией каскадов пересекала купол Утраченной тишины. Сине-зеленые трескокрылы и краснохохлые чайки то и дело с громкими криками срывались с поросших папоротником берегов и ныряли под мост. Увидев друга, Тирианна не смогла сдержать улыбку. Арадриан стоял на самом краю и смотрел в бурлящую пучину. У моста не было перил, и носки его высоких сапог свешивались над обрывом. Он едва удерживал шаткое равновесие. Когда Тирианна окрикнула его, Арадриан лукаво улыбнулся и жестом пригласил ее присоединиться к нему. Девушка была счастлива видеть своего друга прежним, словно не было прощания и долгого путешествия.

— Какое приятное место, — сказал Арадриан, отходя от края, чтобы поприветствовать Тирианну. — Не припомню, чтобы я бывал здесь раньше.

— Мы ни разу не приходили сюда, — ответила девушка. — Это секретное место поэтов Алайтока, и надеюсь, что ты сохранишь его в тайне.

— Разумеется, — пообещал Арадриан, вновь смотря вниз. — Оно чем-то напоминает мне космические заливы. Бездонные глубины, пропасти, в которые можно падать бесконечно.

— Я бы предпочла, чтобы ты не падал, — сказала Тирианна, кладя руку на плечо Арадриана и тихонько отводя того от края. Ей казалось, что он вот-вот шагнет вниз. — Ты только приехал — нам о многом еще надо поговорить.

— В самом деле? — обрадовался Арадриан. — Может, ты все-таки прочтешь мне одно из своих стихотворений, пока мы одни и Корландрил не перебивает нас своей болтовней.

— Я же сказала, что я не читаю вслух свои произведения.

Тирианна убрала руку с плеча друга и посмотрела куда-то вдаль.

— Я подумал, что ты просто тщательно выбираешь слушателей, — произнес Арадриан. — Должно быть, великий дар — распознавать свои мысли, улавливать их и составлять из них стихи.

— Я пишу только для себя, — произнесла Тирианна, по-прежнему избегая его взгляда, — ни для кого другого.

— Мы же никогда ничего друг от друга не скрывали, — возразил Арадриан, — ты можешь по-прежнему доверять мне.

— Я самой себе не доверяю. Если я допущу хоть мысль, что мои строки увидит кто-то, кроме меня, я замкнусь в себе и не смогу писать. Я до смерти боюсь, что мои тайные помыслы узнает кто-то посторонний.

— Так вот кто я для тебя? — спросил Арадриан. Он взял Тирианну за руку и развернул лицом к себе. — Посторонний?

— Я не имела в виду конкретно тебя, или Корландрила, или кого бы то ни было еще, — объяснила Тирианна. — Просто я делюсь только тем, чем хочу делиться. Все остальное лишь мое и ничье более. Пожалуйста, пойми это.

— На борту звездолета так не поступают, — ответил Арадриан. — Там каждый — часть команды и полностью доверяет остальным. В одиночку такой корабль пилотировать невозможно, нам приходится полагаться друг на друга. Я понял, что важна не только дружба. Сотрудничество и взаимодействие во имя общего блага — вот ключ к пониманию нашего места во Вселенной.

— Вот так вывод! — засмеялась Тирианна. — Пожалуй, в тебе тоже есть что-то от поэта!

Арадриан, похоже, не видел в этом ничего забавного. Он отпустил ее руку и посмотрел куда-то в сторону. Когда он вновь обернулся к ней, лицо его было по-прежнему искренним, но уже ничего не выражающим.

— Бенефис Корландрила только вечером, — произнес он, — раз ты не желаешь осчастливить меня своими стихами, давай придумаем, как убить время до церемонии открытия статуи.

Тирианне не понравилась столь резкая смена настроения. Ее друг в одно мгновение отключил все эмоции. Пожалуй, она это заслужила. Однако заставить себя извиниться за то, что непреднамеренно обидела Арадриана, девушка так и не смогла. Сам виноват. Не надо было давить на нее. Он должен был понять, что ей не хотелось говорить об этом.

Сделав над собой усилие, Тирианна постаралась вернуть хорошее настроение.

— Сегодня днем будет фестиваль Девяти куполов, — произнесла она, накрывая ладонью его руку. — Я сто периодов там не была.

— Ностальгия замучила? — улыбнулся Арадриан, удивленно приподнимая брови.

— Возвращение, — ответила она, — возвращение в знакомое нам обоим место.

Арадриан задумался, судя по его лицу, он взвешивал все «за» и «против». Внутренний спор завершился положительным решением, и он согласно кивнул:

— Ладно, давай вспомним молодость. Вернемся в старые добрые времена.

— Истинно говорят, что со временем мы обретаем все больше забот и все меньше веселья, — произнесла девушка.

Вместе они начали спускаться по мосту к внутреннему берегу.

— Не обязательно, — произнес Арадриан. — Вселенная может обрушивать на нас сотни бед и горестей, но лишь нам самим под силу обрести радость.

Тирианна хотела было поспорить, что своими же поступками мы навлекаем на себя величайшие горести, но промолчала. Эти мысли могли привести туда, куда ей не хотелось бы. По крайней мере не сейчас. А возможно, и никогда.

Пока они гуляли, Тирианна обдумывала слова Арадриана. Неужели она и правда стала замкнутой? Возвращение Арадриана, безусловно, повод для радости, счастливое событие. Так почему бы не наслаждаться им?

— Знаешь, ты прав, — произнесла она, приободренная его речью, — давай вспомним все хорошее, что было с нами, и сами будем ковать свое счастье.

— Она — сама безмятежность, — как раз говорила Тирианна, — воплощение красоты и спокойствия.

Работа Корландрила была великолепна. Она заставляла Тирианну задуматься над многим. «Дары любящей Иши» поражали невероятным сочетанием простых форм и глубокого содержания.

Скульптуру окутывала золотистая аура с отблесками багряного и пурпурного света умирающей звезды. Иша предстала в абстрактно-импрессионистической манере: тело ее словно вытекало из ствола лиандеринового дерева, волнистые локоны переплетались с листвой. Лицо скрывали волосы и ветви. Из сокрытых в тени глаз струились серебристые слезы, которые ниспадали в чашу, подставленную древним воином Эльданешем. Свет, льющийся из чаши, давал многочисленные отблески на его белоснежной коже. Роль брони играло стилизованное, геометрически правильное сплетение листвы. Лицо было почти плоским, за исключением тонкого носа и едва заметных углублений в глазницах. У его ног росла черная роза, извивающаяся по бедрам Иши и соединявшая обе фигуры в объятиях шипастого стебля.

Статуя была воплощением любви и приносимых ею страданий — темы, столь близкой для Тирианны в последнее время.

Арадриан, похоже, был иного мнения и чуть слышно пощелкивал пальцами.

— Она лишь отражает автора, — объяснил Арадриан, переводя взгляд со статуи на Тирианну. — Безусловно, работа выполнена мастерски и безупречно, и все же я нахожу ее немного… пресной. Она ничего не добавляет к моему представлению о мифе, просто воссоздает его в камне. Она лишь метафора. Красивая, но отражающая только личность автора, и ничего более.

Тирианна почувствовала напряжение в речи друга, хоть тон его голоса и оставался ровным. Словно критика была направлена на что-то иное, а не на скульптуру. Девушка пришла в ужас, подумав о том, что Арадриан сказал бы о ее стихах, если бы она осмелилась ими поделиться, и решила заступиться за работу Корландрила.

— Но разве не в этом и состоит цель искусства: воплощать задумку автора, его мысли, воспоминания, эмоции в форме произведения?

— Возможно, я несправедлив, — ответил Арадриан, — там, меж звезд, я видел такие шедевры мироздания, что теперь работы смертных мастеров мне кажутся ничтожными, даже если они воссоздают величайшие моменты прошлого, такие как этот.

Вдруг Тирианна ощутила накатывающую волну ярости. Обернувшись, она увидела Корландрила с перекошенным от ярости лицом.

— Пресная? — выпалил Корландрил, выходя вперед. — Отражает лишь автора?

У девушки ком к горлу подступил от стыда за слова Арадриана, которые скульптор случайно подслушал. Сам же Арадриан нисколько не смутился, оставаясь спокойным и искренним.

— Я не хотел никого обидеть, Корландрил, — ответил он, поднимая руку в знак примирения. — Это лишь мнение весьма необразованного путешественника. Возможно, ты сочтешь мою сентиментальность грубой и неотесанной.

Корландрил вдруг задумался, смущенно отведя глаза, но не прошло и мига, как гнев его вернулся с новой силой.

— Ты прав: твое мнение некомпетентно, — ответил Корландрил, отравляя каждое слово змеиным ядом. — Пока ты, наивный, смотрел на звезды и туманности, я изучал работы Аэтирила и Ильдринтарира, постигал искусство выделки призрачного камня, сочетания живого и недвижного. Если тебе не хватает ума разглядеть истинный смысл творения, которое я сегодня представил, тогда стоит аккуратнее выбирать слова.

Тирианна отступила на шаг от спорящих. Арадриан скрестил на груди руки.

— Если тебе не хватает мастерства, чтобы раскрыть смысл своего произведения, то, возможно, тебе стоить продолжить обучение! — выпалил в ответ Арадриан. — Искусство следует постигать не по стопам великих мастеров, а лишь глядя на звезды и следуя зову сердца. Да, твоя техника безупречна, но творение лишено глубокого смысла. Сколько статуй Иши воздвигнуто по всему Алайтоку? Десяток? Или больше? А на других мирах-кораблях? Ты ничему не научился на своем Пути, разве что самодовольству. Ты не узнал ничего нового о себе, о внутренней борьбе света и тьмы. В твоей работе лишь разум, но не чувства. Возможно, тебе стоит немного расширить кругозор.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Улетай отсюда, с Алайтока, — терпеливо ответил Арадриан. От вспышки гнева и след простыл. Теперь он был искренним и по-дружески протягивал Корландрилу руку. — Зачем ограничивать свое искусство, черпая вдохновение среди куполов и залов, которые ты видишь с детства? Может, вместо того, чтобы пытаться смотреть на старое свежим взглядом, стоит обратить взор на неизведанное?

Корландрил приоткрыл было рот, чтобы возразить, но вновь плотно сжал губы. Бросив гневный взгляд на Арадриана, он развернулся и пошёл по голубой лужайке, на бегу расталкивая гостей.

— Прости, я…

— Тебе не передо мной надо извиняться, — коротко ответила девушка. Ей было больше обидно за Корландрила, чем за себя. — Может, на звездолетах и принято так себя вести, но ты сейчас на Алайтоке. И да, ты стал неотесанным.

После этих слов она пошла прочь, не обращая внимания на что-то кричавшего ей вслед Арадриана. Пытаясь успокоиться, она пробиралась меж собравшихся гостей церемонии, улыбаясь встречным и знакомым, хотя внутри ей хотелось закричать.

Раньше она была довольна своей жизнью. Возвращение Арадриана перевернуло все с ног на голову. Она боялась, не зная, к чему это приведет. Девушка искала в поэзии покоя и безмятежности, но теперь вещи, с которыми ей было не под силу совладать, грозили перевернуть ее жизнь вверх тормашками.

Тирианна проснулась еще затемно. Лежа во мраке своей спальни, она думала, как поступить. Сами по себе Корландрил и Арадриан ни за что не помирятся. Тирианна в ужасе думала о том, что ей придется выбирать, на чью сторону встать, или потерять сразу обоих друзей. Страх подталкивал ее к активным действиям. Конечно, ни один из них не одобрил бы ее действий, но все же стоило попытаться перекинуть мостик через так неожиданно разделившую друзей пропасть. Прекрасно понимая, к чему может привести непрошеное вмешательство в чужие дела, она все же решила попробовать. Правда, для этого ей потребуется помощь кого-то более мудрого и опытного.

Как только начало светать, Тирианна приготовила себе легкий завтрак, умылась и оделась в простое платье. Покинув свои покои в башне, девушка села в гравитационный трамвай вместе с небольшой группой других ранних пташек. Немногочисленные соседи по купе молчали, погрузившись в собственные мысли. Тирианна была только рада, что ее никто не беспокоит, и по пути размышляла о своем отношении к Арадриану и Корландрилу. Она настолько глубоко ушла в себя, что чуть не пропустила свою остановку — купол Золотого святилища. Несмотря на то что она оказалась единственной, кто сошел на изогнутую платформу, девушка почувствовала близкое присутствие множества эльдар — сеть бесконечности.

Расположенный в самом сердце Алайтока купол Золотого святилища представлял собой лабиринт из комнат и коридоров. Стены его мягко светились от пронизывающей их психической энергии. Вспышки света, каждая из которых несла отголоски чьей-то жизни, сменяли друг друга в прозрачной матрице пустых залов и туннелей.

Здесь ясновидцы проводят значительную долю времени в эзотерических изысканиях. Почти все эльдар знают об этом, но лишь немногие приезжают сюда. Тирианна была здесь впервые. Ей стало интересно, действительно ли геометрия улиц и переходов под куполом меняется со временем, подчиняясь прихоти сети бесконечности и воле ясновидцев, управляющих его силами.

Наконец Тирианна вышла к парку. На первый взгляд он не отличался от любого другого парка Алайтока. Во многом он был весьма прозаичен: трава зеленая, листья на деревьях тоже. В центре открытой поляны — прозрачное озерцо с рыбешками. Безусловно, на этом мире-корабле можно было отыскать места куда более экзотические: где-то обратная гравитация заставляла воду литься вверх, где-то можно было встретить давно вымершие в дикой природе виды птиц, где-то серебристые озера отражали разноцветные облака. Однако первое впечатление часто бывает обманчивым. Бродя по узким дорожкам, мощенным белым камнем, Тирианна ощутила нечто большее, чем видели ее глаза. Сила сети бесконечности пронизывала это место вдоль и поперек в различных измерениях. Это невозможно было увидеть или услышать, но это чувствовалось. Пройдя по мосту, Тирианна ощутила приступ светлой меланхолии, а остановившись под сенью старого дерева, вдруг наполнилась восхищением от красоты жизни и всего сущего.

Завороженная, она еще долго бродила по парку, наслаждаясь сменами настроения, которые навлекало на нее каждое новое место. Наконец Тирианна набрела на скамейку у подножья, усыпанного щебнем и валунами, с которой открывался вид на зеленый склон холма. На скамейке сидел незнакомый эльдар в синем одеянии. Грудь его украшали многочисленные амулеты с различными рунами на золотых цепочках. На запястьях поблескивали браслеты с драгоценными камнями и замысловатой филигранью. Кисти рук скрывали черные бархатные перчатки.

— Ты опоздала, — произнес эльдар скорее удивленно, чем с осуждением, обращая взор фиалковых глаз на Тирианну.

— Я не знала, что меня кто-то ждет, — растерянно ответила она.

Эльдар жестом пригласил ее присесть рядом:

— Я Алайтеир и жду тебя здесь уже довольно давно.

— Ты ясновидец! — поняла Тирианна, рассмеявшись собственной недогадливости.

— Верно, — ответил Алайтеир. — И я еще несколько циклов назад знал, что ты придешь.

— Тебе известно, о чем я собираюсь спросить? — произнесла Тирианна. Улыбка постепенно ускользала с ее лица.

— Нет, — признался Алайтеир. — Физические явления, взаимодействия существ — это все можно предсказать, а вот с мотивами и побуждениями дело обстоит куда сложнее. Воля живого существа весьма тонкая и капризная вещь, ее трудно выявить.

Тирианна кивнула в знак согласия. Она вновь посмотрела на Алайтеира, раздумывая, правильно ли собирается поступить.

— Все, что ты скажешь, останется между нами, — заверил ее Алайтеир. — Не стесняйся спрашивать. Не сомневайся, ибо таково бремя ясновидца — видеть и слышать многое, но делиться с другими лишь малой толикой узнанного.

Глубоко вздохнув, Тирианна собралась с мыслями и начала свой рассказ. Она поведала Алайтеиру о том, как познакомилась с Арадрианом и Корландрилом, о своих спутанных чувствах к ним, о своей жизни и о Путях, которые избирала. Девушка завершила историю рассказом о возвращении Арадриана и смятении, в которое оно повергло ее. Алайтеир все время молчал. Он внимательно слушал, изредка вежливо улыбался или понимающе кивал. Наконец Тирианна задала вопрос, мучавший ей с того самого момента, как Арадриан сошел с «Лаконтирана».

— Что будет дальше с моими друзьями?

Алайтеир засмеялся, заслужив тем самым сердитый взгляд Тирианны. Тогда ясновидец поднял руку в знак искренних извинений.

— Этот вопрос легко задать, но ответить на него непросто, — произнес он, пододвигаясь к Тирианне и кладя руку ей на колено — довольно смелое вторжение в личное пространство, однако означающее дружеское расположение. — На твой вопрос не отвечу ни я, никто другой. Ты неправильно задаешь его. Могу ли я увидеть, что будет с ними завтра? Возможно. Цикл спустя? Весьма вероятно. Но спустя период? В конце жизни?..

Тирианна вздохнула, осознав, как беспочвенны были ее надежды. Она собиралась подняться со скамейки, но Алайтеир остановил ее.

— Но разве Анатейнейр так легко отказался от поисков Серебряной звезды? — произнес ясновидец. — Я не могу предвидеть такие вещи, но есть кое-что еще. То, что привело тебя сюда.

— Ты что-то видел? — спросила Тирианна, чувствуя нарастающее волнение. — Что-то плохое о Корландриле или Арадриане?

— Нет, — ответил ясновидец, успокаивая Тирианну, — я не знаю о них ничего, кроме того, что ты только что рассказала мне.

— Почему бы тогда просто не сказать мне, что ты видел? — спросила Тирианна, начиная терять терпение. — Почему нельзя просто ответить на вопрос?

— Ты еще не задала правильный вопрос, — парировал Алайтеир, поднимая руку, чтобы сдержать вспышку гнева. — Я не специально мучаю тебя загадками, это необходимо. Каждый из нас постоянно задает себе миллионы вопросов. Некоторые из них несущественны, а некоторые важны. Я не в силах дать тебе правдивый ответ на вопрос, который еще не был задан. Все, что я знаю, — ты еще не поняла истинную цель своего прихода сюда.

— Истинную цель? — Тирианна была уверена, что спросила обо всем, о чем хотела. — Я лишь хотела знать, между Корландрилом и Арадрианом все будет хорошо?

— Вот мы и подходим к главному, — сообщил Алайтеир, поднявшись, взял Тирианну за руку и помог ей встать. Некоторое время они молча смотрели на каменистое подножье холма. — Что, по-твоему, может служить тому критерием? Что хорошо для Корландрила? А для Арадриана?

Тирианна знала ответ, но не решалась произнести его вслух, неожиданно устыдившись правды. Она посмотрела на Алайтеира. Тот по-прежнему изучал камни на склоне.

— Что хорошо для меня? — тихо спросила она.

Алайтеир не глядя кивнул. Тирианна продолжала развивать свою мысль. Странно, что полученный вывод ее даже не шокировал. Ясновидец был прав. Все это время ее заботил другой вопрос. — Как разлад между Арадрианом и Корландрилом повлияет на меня?

— Хорошо, — произнес Алайтеир, строго глядя на девушку, — пожалуй, это единственный вопрос, который мы задаем в любой непростой ситуации. Эгоизм присущ всем — тут нечего стыдиться. В твоей жизни произошли перемены, ты в смятении и боишься того, что еще может случиться. Это естественно.

— Однако, если у меня получится помирить Арадриана и Корландрила, это будет на пользу не только мне, но и им самим.

— Кто знает? — произнес ясновидец, пожимая плечами. Амулеты, висящие у него на шее, качнулись из стороны в сторону.

— Я-то думала, что ясновидец должен знать, — с улыбкой произнесла девушка.

— Ты ищешь ответы, которые я не в силах дать тебе, — сказал ясновидец. — Все, что я могу, — это подвести тебя к правильным вопросам. Ответы ты отыщешь сама. Пришло время сделать выбор, Тирианна. Я предвидел его, поэтому и поджидал тебя здесь.

— Мне придется выбирать между Корландрилом и Арадрианом? — грустно спросила Тирианна. — Разве я смогу это сделать?

— Ты можешь не выбирать ни одного из них, — ответил Алайтеир, — или выбрать себя. Если тебе так важно знать, что произойдет в будущем, есть лишь один способ это понять.

Тирианна некоторое время молча смотрела на Алайтеира, словно пыталась разгадать скрытый смысл в его словах, искала дальнейших наставлений, но не видела ничего. Ясновидец терпеливо ждал, пока она сама придет к нужному выводу.

Тирианна поняла не сразу.

— Ты считаешь, что мне следует избрать Путь провидца? — тихо спросила она.

— Не важно, что считаю я, — ответил Алайтеир. — Каждый день мы стоим на распутье и выбираем лишь одну из множества возможностей. Каждое принятое решение формирует наше будущее. Бывают циклы, когда наш выбор лишь незначительно влияет на судьбу. Но не сейчас. Решение, которое ты примешь сегодня, руководствуясь лишь своим чутьем и сердцем, не слушая ничьих советов и наставлений, изменит всю твою жизнь. Ты либо останешься поэтом, либо станешь провидцем.

— Я не могу принять решение вот так сразу, — ответила Тирианна.

— Я и не жду от тебя немедленного ответа, — произнес ясновидец. — По правде сказать, ты уже приняла решение. Тебе осталось лишь понять, каково оно.

Тирианна кивнула и сделала несколько шагов по дорожке, прежде чем обернуться к Алайтеиру.

— Спасибо, — произнесла она. — Что мне делать, если я решу избрать Путь провидца?

— Если таково будет твое решение, я узнаю об этом и сам найду тебя.

Глава 2 Самоанализ

Вернувшись к себе, Тирианна услышала негромкий гул сети бесконечности, идущий из гостиной. Девушка положила ладонь на гладкую панель управления и позволила своему сознанию соприкоснуться с энергиями Алайтока. До нее дошли отголоски присутствия Арадриана: он приходил, когда ее не было дома.

На миг отсоединившись от сети, Тирианна задумалась, как лучше поступить. С одной стороны, ей хотелось уединиться, чтобы спокойно принять обдуманное решение, которого ждал от нее Алайтеир. С другой стороны, почему бы ненадолго не отвлечься от дилеммы и не забыться в мирских делах, а потом вернуться к трудному вопросу со свежей головой? Девушка вновь соединила свое сознание с сетью бесконечности в поисках Арадриана. Ей удалось найти его неподалеку, на бульваре Расколотых лун. Тирианна осторожно коснулась мыслей странника, привлекая его внимание. Обменявшись приветствиями, друзья договорились встретиться вскоре у торговых рядов.

Разорвав мысленную связь, Тирианна переоделась, сменив платье на облегающий комбинезон из блестящего пурпурного с серебром материала. На плечи девушка набросила легкий шарф. Талию украсил пояс с крупными, похожими на сапфиры каменьями. Предплечья обхватили несколько крупных браслетов. Девушка дополнила костюм белыми перчатками и такого же цвета сапогами. Волосы и глаза она перекрасила в зеленый. Завершающим штрихом сногсшибательного туалета стала небольшая сумочка, подвешенная к поясу. Решив, что теперь она готова для встречи с Арадрианом, Тирианна отправилась на бульвар Расколотых лун.

Странник ждал ее у прилавка с драгоценностями, рассматривая выставленные на продажу незамысловатые золотые серьги. На нем был широкий темно-синий камзол, расклешенный в бедрах и застегнутый на множество мелких пряжек от шеи до пояса и от запястий до локтей. Длинный килт темно-зеленых тонов, местами переходящих в черный цвет, скрывал ноги до сапог, украшенных золотыми пряжками. На Алайтоке так давно уже никто не одевался. Наряд друга вызвал у Тирианны легкое чувство ностальгии.

Завидев девушку, Арадриан широко улыбнулся и поднял с прилавка пару сережек, которые отдаленно напоминали рыбок, выпрыгивающих из воды.

— Они не в моем вкусе, — сказала девушка, касаясь друга рукой в знак приветствия.

— Не для тебя, для меня, — сконфуженно произнес странник.

— Да, я догадалась, — рассмеялась Тирианна. Девушка взяла одну из сережек и поднесла к лицу собеседника. Форма украшения выигрышно подчеркивала его черты. — Да, они тебе очень идут.

— Тогда решено, — ответил Арадриан, окончательно успокоившись, и подал знак торговцу. Тот закивал, одобряя выбор Арадриана. Пара продолжила прогулку.

Друзья говорили мало. Прохаживаясь меж прилавков и витрин, они разглядывали драгоценности, шарфы, платья и заколки. Тирианна была рада отвлечься от мыслей о себе и Арадриане. Ей нравилось прикасаться к тканям, любоваться переливами камней, рассматривать мелкие детали. Когда Арадриан все же заговаривал, он в основном рассуждал о всяких пустяках — о преимуществах и недостатках того или иного товара. Спустя какое-то время Тирианна заметила, что ее друг почти всегда был чем-то недоволен. Его вежливая, не выходящая за рамки приличия критика, казалось, распространялась на весь Алайток.

В конце концов постоянные замечания друга начали мешать Тирианне наслаждаться рассматриванием витрин, и она обернулась к нему, выказывая свое негодование.

Почему тебя все раздражает? Отчего ты видишь во всем лишь недостатки? — выпалила Тирианна, беря его за руку и отводя в небольшою арку между магазинов, подальше от ушей других прохожих.

— Мне очень жаль, что мой круг интересов стал шире, чем подборка никчемных безделушек, — ответил Арадриан. Он собирался сказать еще что-то, но сдержался. На лице его появилось искреннее раскаяние. — Нет, правда, извини. Ты говоришь, что меня все здесь раздражает. Так и есть. Мне тут тесно, я словно скован кандалами, связан веревкой, которая натирает мне руки и ноги. На Алайтоке безопасно, здесь все схвачено — я тут задыхаюсь. Комфорт и зависимость — это не то, к чему я теперь стремлюсь.

— Тогда зачем ты вернулся? — спросила Тирианна, стыдясь за то, как строго осудила друга, — была же на то какая-то причина.

Арадриан выразительно посмотрел на нее. Во взгляде его читались желание, мольба, отчаяние. Затем он отвел глаза, притворившись, что стряхивает несуществующую соринку с плеча. Когда эльдар вновь повернулся к девушке, лицо его стало той заученной, ничего не выражающей маской, которую он носил с самого возвращения.

— Мои воспоминания об Алайтоке оказались намного теплее, чем реальность, — произнес странник. — Или же реальность стала мне не так мила, как прежде.

— Ты о Корландриле? — спросила Тирианна. При упоминании этого имени по лицу Арадриана промелькнуло раздражение, сменившееся сожалением.

— И о тебе, — ответил он и, вздохнув, прислонился спиной к стене, скрестив на груди руки. — Я больше не нахожу себе места.

— Со временем ты снова привыкнешь к Алайтоку. Тебя начнет радовать каждое мгновение, проведенное здесь. Ты будешь восхищаться вещами, которые сейчас кажутся пустяшными, — заверила его Тирианна. — Алайток — это твой дом, Арадриан.

— В самом деле? — ответил он. — Я почти перестал общаться с родными, а друзья уже не те, что прежде. Зачем оставаться здесь, когда предо мной открыта вся галактика?

— Мне будет грустно, если ты вновь улетишь, но разве я смогу отговорить тебя, — произнесла Тирианна, не зная, как помочь другу побороть его неудовлетворенность жизнью.

— Назови мне хоть один повод остаться, — попросил он, глядя на Тирианну пристально, как и несколькими минутами ранее, с желанием и надеждой. Девушка была потрясена, когда осознала, что эльдар хочет услышать.

— Я могу предложить тебе только свою дружбу, — сказала Тирианна.

Арадриан не смог скрыть разочарования. Он на миг нахмурился, приоткрыл рот, но затем вновь придал лицу бесстрастное выражение.

— Когда-то мне было достаточно твоей дружбы, но не сейчас, — произнес Арадриан ровным, спокойным голосом. Он коротко кивнул Тирианне, опустив веки в знак уважения. Когда странник вновь посмотрел на девушку, глаза его стали блестящими, взгляд — полон сожаления. — А с Корландрилом, похоже, не возможна даже дружба. Он стал таким самодовольным, ему больше ни до кого нет дела. Тирианна, спасибо за откровенность. Надеюсь, я не слишком расстроил или смутил тебя.

Прежде чем Тирианна успела ответить, Арадриан вышел из арки и растворился в толпе эльдар, гуляющих по бульвару Расколотых лун. Девушка хотела было пойти за ним, но передумала. Она не могла дать ему то, чего странник так хотел, но никакие иные доводы не убедят его остаться.

Пожалуй, отъезд друга будет даже к лучшему. Как ни больно ей было думать о том, что Арадриан снова покинет Алайток, его возвращение, чувства, на которые он намекнул, значительно усложнили жизнь девушке. Будь то апатия или тяга к переменам, Тирианна была уверена, что эльдар справится.

Вопрос, о котором Тирианна старалась не думать, опять всплыл в ее памяти. Вероятно, девушка сможет навсегда избавиться от неопределенности в своей жизни. Только что произошедший эпизод вновь напомнил ей о том, как беспомощна она была в сложившейся ситуации, и это вызывало беспокойство. Какое искушение — заглянуть в будущее и узнать о последствиях трудных решений.

Звонок в дверь разбудил ее среди ночи. Тирианна почувствовала присутствие Алайтеира. Набросив просторный серебристо-белый халат, девушка открыла дверь незваному гостю.

— Прошу прощения за визит в столь ранний час, но у меня важные новости, — сообщил ясновидец. — Обычно я не вмешиваюсь в подобные дела, но в данный момент ты находишься перед сложным выбором, и любая мелочь может стать решающей. Я счел нужным сообщить тебе, что твой друг Арадриан записался в команду нового звездолета.

— Эта новость настолько важна, что надо было приходить ко мне ни свет ни заря? — спросила Тирианна. Она не помнила, что именно видела в бесцеремонно прерванном сне, но от него по-прежнему оставался какой-то смутный дискомфорт и неприятный остаток.

— Этот звездолет называется «Ирдирис», — ответил Алайтеир. — Он отдаст швартовы еще до рассвета.

— Так скоро? — произнесла Тирианна. — Почему так скоро?

— А почему бы и нет? — ответил ясновидец. — Твой друг мучается и жаждет избавления от боли. Он действует поспешно, но в праве ли мы его винить за это?

— Раз он не удосужился даже попрощаться со мной, возможно, он не такой уж и близкий друг, — сказала Тирианна, усаживаясь на коврик посреди гостиной. Она предложила гостю присесть на один из низких диванчиков, но тот отказался взмахом руки.

— «Ирдирис» — не обычный корабль, — произнес ясновидец. — Это «блуждающий-в-пустоте». Он держит курс к далеким звездам за пределами Паутины. Судно может не возвращаться долгие периоды или улететь навсегда.

— Корабль-странник? — произнесла Тирианна, в ужасе поднеся руки к лицу. — Арадриан решил стать отступником, сойти с Пути?

Алайтеир кивнул, не отрывая взгляда от лица девушки.

— Я должна отговорить его! — Тирианна вскочила на ноги и ринулась в гардеробную. Переодевшись в костюм, который был на ней днем, она выбежала из своих покоев. Девушка остановилась на лестнице, ожидая, что Алайтеир последует за ней. Вдруг осознав, что она даже не знает, из какой гавани отплывает «Ирдирис», Тирианна вернулась и бросилась к терминалу сети бесконечности.

— Бухта Прощания с печалью, — произнес Алайтеир, стоя в дверях, в тот самый миг, когда девушка собиралась коснуться панели. Он указал рукой в сторону балкона. — Можешь взять мой облачный ялик, если торопишься.

— Я не понимаю, почему ты помогаешь мне, — сказала Тирианна, пробегая мимо ясновидца, — но искренне благодарю тебя за эту весть.

Двухпарусное антигравитационное судно парило у небесного причала. Двигатели негромко гудели.

— Постой! — окрикнул Алайтеир девушку, когда та уже вскочила на палубу небесного ялика. Тирианна обернулась, держа руки на штурвале. — Ты действительно хочешь, чтобы Арадриан остался?

Тирианна ответила не сразу. «Не эгоизм ли толкает меня на такой поступок?» — подумала девушка. И все же она решила, что, если Арадриан останется, так будет лучше не только для нее, но и для него самого, несмотря на всевозможные трудности.

— Мне страшно представить, что он будет блуждать один в темноте, сбившись с Пути, — произнесла она, касаясь панели управления на штурвале.

Небесный ялик нырнул вниз. Нежный гул моторов сменился ровным урчанием, когда корабль начал набирать скорость. Тирианна вывела ялик на один из транзитных маршрутов, ведущих из купола в купол, и направила его к арочному шлюзу.

Оглянувшись, девушка увидела, что Алайтеир по-прежнему смотрит на нее с балкона. Ныряя в тень перехода, Тирианна вдруг задумалась, не манипулирует ли ее действиями старый ясновидец. Действительно ли решения, которые она принимает, ее собственные, а не продиктованные чужой волей в угоду Алайтеиру? Однако Тирианна, решив, что подозрения беспочвенны, отбросила сомнения. Она убедила себя в том, что жизнь какой-то поэтессы вряд ли стоит усилий ясновидцев. Придется поверить, что Алайтеир на самом деле заботится о ней, вероятно, просто по доброте душевной.

Небесный ялик Тирианны мчался от купола к куполу, пересекая диск Алайтока по кратчайшему маршруту сквозь центральный разделительный барьер. Когда девушка достигла внешней кромки искусственного мира, перед ее глазами предстала бухта Прощания с печалью: доки и пристани, нависавшие над обрывом, располагались по касательной к полукруглому порту. Тирианна увидела три пришвартованных корабля, среди которых легко узнала «Ирдирис» по небольшому размеру и единственному солнечному парусу. Он был лишь немногим крупнее военной яхты. Это высокоскоростное судно было создано для дальних странствий. Для управления требовалась совсем небольшая команда. Корпус корабля был выкрашен в темно-зеленый цвет с черными полосками. В лучах гибнущей звезды Мирианатир его парус светился золотым.

Снизив высоту, Тирианна провела свой ялик мимо белого корпуса ближнемагистрального барка, нырнув под сдвоенную погрузочную рампу, по которой на борт тянулась вереница яйцевидных грузовых контейнеров. Обогнув нос барка, девушка заметила, как двое поднимаются по фермам на «Ирдирис». Тирианна узнала высокую худощавую фигуру Арадриана, снизила скорость и аккуратно пришвартовала небесный ялик рядом с большим судном. Сходя на пристань, она увидела, что друг тоже заметил ее.

— Арадриан! — голос девушки растворился в тускло освещенной ангарной палубе.

Он остановился, подперев бока. Тирианна бросилась к нему. Шедшая рядом с Арадрианом женщина в облегающем желто-синем комбинезоне покачала головой и поднялась на корабль.

— Это безумие! — сказала Тирианна.

Она протянула руку к плечу Арадриана, но он отступил на шаг назад, избегая ее прикосновения. Странник был одет в тот простой наряд, в котором недавно прибыл на Алайток. Лицо его сохраняло суровость.

— Это свобода, — ответил он, оглядываясь на открытую полукруглую дверь звездолета. Когда он посмотрел на Тирианну, взгляд его смягчился. — Я не хотел расставаться вот так. Прощаться всегда больно.

— Нам не нужно расставаться, — произнесла девушка, — не улетай.

— Ты хочешь, чтобы я остался? — спросил Арадриан, поднимая брови. — Ради чего мне оставаться на Алайтоке?

Тирианна билась над этим вопросом всю дорогу, но так и не смогла придумать достойного ответа. Просто ей казалось неправильным, что Арадриан уезжает вот так, бросая защищенную и упорядоченную жизнь, сходит с Пути ради дальних странствий.

— Дело ведь не только в твоем желании быть со мной, — произнесла она. — За что ты так ненавидишь Алайток, ведь ты здесь родился и вырос?

— Дело не в ненависти, — ответил Арадриан. — Мне здесь скучно. Возможно, со временем моя жажда новых впечатлений утихнет, и я вернусь. Ты бы полетела со мной?

Тирианна хотела было возразить, привести убедительные доводы, но все было тщетно против той жажды, что мучила Арадриана. Девушка отступила на шаг.

— Береги себя, — сказала она, — и возвращайся, когда насмотришься на звезды.

— Я вернусь, Тирианна, — ответил странник. Он подошел к девушке и положил обе руки ей на плечи. — Позаботься о Корландриле за меня. Мне кажется, ему нужен добрый друг, который спасет его от самого себя.

— А кто спасет тебя? — спросила Тирианна сквозь льющиеся по щекам слезы. Девушка не могла заставить себя посмотреть ему в глаза, поэтому уставилась в мощенную мрамором пристань.

— Никто, — ответил он.

Она так и не подняла взгляда, когда Арадриан отнял руки и отступил. Послышались отдаляющиеся шаги и тихое шипение закрывающейся двери.

Вдоль бортов «Ирдириса» вспыхнули огни, озарив пристань теплым красно-оранжевым свечением.

Тирианна отвернулась, не желая видеть, как корабль улетит. Почти беззвучно, подняв лишь легкий ветерок, растрепавший ей волосы, «блуждающий-в-пустоте» оторвался от платформы и накренился в сторону от пристани. Силовое поле, окружавшее доки, чуть дрогнуло, выпуская корабль.

Тирианна подняла глаза как раз в тот момент, когда хвост корабля стал исчезать из виду, проходя сквозь энергетический барьер. Она подождала, пока силовое поле успокоится и вновь станет прозрачным. К тому времени «Ирдирис» будет уже на полной скорости мчаться ко вратам Паутины. Меж звезд блеснула далекая вспышка — это включились голографические поля судна. Еще миг — и корабль исчез.

Тирианна обнаружила Алайтеира на той же скамейке. Старый ясновидец сидел, сложа руки на коленях, и смотрел на драку желтоперых пилоклювов у каменистого подножия холма.

— Я должен тебя кое о чем предупредить, — сказал Алайтеир, когда Тирианна присела рядом и аккуратно расправила складки платья. — Хоть ты и можешь вступить на Путь провидца и сойти с него, когда посчитаешь нужным, знай, что он таит больше соблазнов, чем любой другой.

— Я устояла против зова Кхаина, — сказала Тирианна. — А это, вероятно, самая коварная ловушка.

— Вовсе нет, — ответил Алайтеир.

В его голосе Тирианна расслышала нотки недовольства и, осознав, что она перебила провидца, склонила голову в знак извинения.

— Зов Кхаина силен, но незатейлив и груб, — продолжил старец, принимая извинения. — Искушение провидца куда притягательнее, ибо манит открывающимися безграничными возможностями. Те, кто до конца прошел Путь провидца, знают о том, какой исход нам предначертан.

Он поднял руку, останавливая Тирианну прежде, чем она успела вновь перебить его.

— Я говорю не о предвидении собственной смерти, — усмехнулся Алайтеир. — Когда насмотришься на сотни вариантов своего печального конца, страх уже не чувствуется так остро.

Ясновидец сделал паузу, чтобы дать высказаться Тирианне.

— Будучи воином, я поняла, что все живое смертно, — произнесла она. — Я множество раз наблюдала настоящую смерть, разве видение одного из возможных вариантов будущего сравнится с этим?

— И все же никто не желает умирать, — сказал Алайтеир. Не оборачиваясь, он показал на камень души Тирианны, закрепленный в декоративной броши у нее на груди. — Наши души переходят в матрицу бесконечности, когда погибают физические оболочки.

— Я знаю, это известно каждому ребенку на Алайтоке, — сказала Тирианна. — Я только не понимаю, в чем разница для провидца?

— Душа провидца сохраняет куда большую часть сознания после гибели тела, но я говорил не об этом, — ответил Алайтеир. Потянув за кончики пальцев перчатку, он обнажил руку, засверкавшую, как бриллиант. Его кожа была прозрачной, а ее структура напоминала огранку драгоценного камня. Внутри просматривались поблескивающие нити сосудов, капилляров и волокна мышц. Провидец поднял ладонь так, чтобы на нее упало освещение. Каждый палец мерцал, как звезда. Пошевелив рукой, Алайтеир тихо засмеялся. — Пройти Путь провидца до конца — значит принять иную судьбу. Мы не присоединяемся к сети бесконечности — мы становимся ею!

Тирианна и раньше слышала о таком явлении и даже была когда-то под куполом Кристаллических провидцев, но впервые видела своими глазами сам процесс превращения. Она зачарованно разглядывала сверкающую кожу Алайтеира, пораженная отблесками света и игрой цветов на ее поверхности.

— Это больно? — спросила девушка.

— Вовсе нет, — ответил Алайтеир, — в некотором роде это даже приятно. Но я хотел предупредить тебя не об изменении тела, а об укреплении духа. Когда провидец становится частью сети бесконечности, его разум остается нетронутым. Полузабытье, в которое погружаются после смерти все остальные, не для нас. Другие лишь смутно догадываются о той судьбе, что уготована нам. Потеряв телесную оболочку, мы веки вечные остаемся в сознании, воспринимаем сплетение полностью, до самых его пределов.

— Сплетение?

— Если ты решишь стать провидцем, ты узнаешь о нем подробнее, — произнес ясновидец, натягивая перчатку.

— Если? — спросила Тирианна. — Я уже решила. И тебе это известно, иначе ты не стал бы ждать меня здесь.

— Ты еще раз обдумаешь свой выбор. По-прежнему существуют две вероятности развития событий, — сказал Алайтеир. Он встал со скамьи и протянул руку Тирианне, помогая девушке подняться — жест, означающий равенство.

— Если ты изберешь Путь провидца, обращайся к Келамиту, он будет твоим наставником.

— Почему не ты? — Тирианна расстроилась. Она уже начинала привыкать к немного странному, но по-своему обаятельному Алайтеиру.

— Нет. Если ты решишься, ваши с Келамитом дороги пересекутся. У него куда больший талант наставлять новичков, чем у меня.

— Даже после всех твоих предостережений я по-прежнему уверена в своем выборе. Почему я усомнюсь? — спросила Тирианна.

— Не знаю, — признался ясновидец и, хитро улыбнувшись, добавил: А если бы и знал, неужели ты думаешь, что я рассказал бы?

Глава 3 Судьба

Тирианна ждала Корландрила у статуи, сидя на краешке изогнутой скамьи, и смотрела куда-то в сгущающиеся сумерки. Она думала о вещах, которые могут заставить ее усомниться в своем решении. Девушка была уверена в том, что хочет избрать Путь провидца. Перед ней открывались неограниченные возможности, в том числе способность заглядывать в далекое будущее и влиять на свою судьбу.

Она почувствовала постороннее присутствие и, обернувшись, увидела Корландрила, спешащего к ней через лужайку. Он немного опаздывал, но девушка не злилась. Друзья не назначали точного времени встречи. Тирианна улыбнулась, когда он присел рядом с ней. Ей приятно было видеть Корландрила в хорошем настроении.

Улыбка мгновенно пропала с ее лица, как только девушка вспомнила о новостях, которые предстояло сообщить другу.

— Арадриан покинул Алайток, — тихо сказала Тирианна.

На лице скульптора противоположные эмоции сменяли друг друга с молниеносной быстротой. Будучи творческой натурой, он так и не научился сдерживать их. Хоровод чувств включал в себя шок, разочарование, беспокойство, и в самом конце Тирианна заметила даже некоторую долю радости. Это ее не удивило. Корландрил с Арадрианом расстались не лучшим образом.

— Как же так? — спросил скульптор. — У нас, конечно, были разногласия, но я и представить не мог, что он решит так спешно покинуть Алайток.

— Он уехал не из-за тебя, — сказала Тирианна, хотя в душе была уверена, что ссора между друзьями не могла не повлиять на принятое Арадрианом решение. Обсуждать же с Корландрилом признание странника она посчитала неуместным.

— Почему он не проведал меня перед отбытием? — спросил Корландрил. — Конечно, мы с ним стали уже не так близки, как раньше, но я и подумать не мог, что его мнение обо мне так сильно изменилось.

— Это не из-за тебя, — повторила Тирианна. Она знала, что при желании могла бы убедить Арадриана остаться, но не сделала этого.

— Что произошло? — спросил Корландрил, и девушке показалось, что ее слова звучат как обвинение. — Когда он уехал?

— Он отбыл на борту «Ирдириса» в прошлом цикле. До этого мы некоторое время пробыли вместе.

Похоже, это название ни о чем не говорило Корландрилу. Тирианна и сама узнала о нем лишь цикл назад.

— «Ирдирису» предстоит неблизкий путь к миру «ушедших» Элан-Шемареш и далее к Стылой бездне Мейос, — пояснила она.

— Так Арадриан решил стать… отступником? — В голове у Корландрила недоверие боролось с неприязнью. Прижав тонкие пальцы к губам, он пытался успокоиться. — Я и не думал, что ему настолько опротивел Алайток.

— Я тоже. Возможно, поэтому он и уехал, — призналась Тирианна. — Я вспылила, была слишком резка с ним. Вероятно, это из-за меня он решил не откладывать отъезд.

— Я уверен, ты не… — начал было Корландрил, но Тирианна оборвала его слова нервным взмахом пальцев.

— Я не хочу об этом говорить, — произнесла девушка. Она чувствовала свою вину, но обсуждать печальные обстоятельства отъезда Арадриана было ни к чему: это не принесло бы облегчения ни ей, ни Корландрилу.

Некоторое время они сидели молча. Тишину нарушал лишь щебет крохокрылов в ветвях над головами друзей. Где-то в лесной чаще ожил ветродуй, и кроны деревьев зашелестели. Вокруг царило умиротворение.

— Я собирался обсудить с тобой кое-что, — произнес Корландрил, отвлекая девушку от мыслей об Арадриане, — у меня к тебе предложение.

Что-то в глазах Корландрила заинтриговало Тирианну. Его полный страсти взгляд пробудил потаенные чувства, которые она доверяла лишь своим стихам. Кивком головы девушка предложила пройтись.

— Не возражаешь, если мы продолжим разговор у меня за бокалом чего-нибудь прохладительного?

— Я всецело за, — ответил Корландрил, и пара направилась ко входу под купол.

Они уже собирались взойти на эскалатор, ведущий к вершине башни, как из темноты появилась группа эльдар. Ощутив окружавший их мрак, Тирианна прильнула ближе к Корландрилу. Он успокаивающе положил руку на плечо девушки, хотя дурное предчувствие омрачило и его настроение.

Поступь облаченных в пурпурно-черную пластинчатую броню аспектных воинов гремела в полуночном мраке опустевших улиц. Аура смерти клубилась вокруг них, словно зловоние. Чем ближе они подходили, тем сильнее Тирианна ощущала растущую угрозу. Их путеводные камни светились, словно глаза кровавого бога. Снятые шлемы они пристегнули к ремням, оставляя руки свободными для легких ракетных установок.

Темные жнецы — одержимые войной приверженцы аспекта Разрушителя.

Даже сняв шлемы, они не стерли с лиц начертанные кровью руны темного жнеца. Тирианна и Корландрил отступили к обочине дороги, вглядываясь в воинов в поисках друзей. Девушка сделала несколько глубоких вздохов, чтобы успокоиться, но чем ближе подходили воины, тем сильнее ее била дрожь. Рука Корландрила по-прежнему сжимала ее плечо, словно он пытался защитить подругу. Тирианна заметила Маэртуина и Артуиса, идущих чуть позади остальных. Братья остановились, глядя на Тирианну и Корландрила. Выражения их лиц оставались безучастными, лишь слабая тень узнавания проскользнула во взгляде воинов. Тирианна ощутила запах крови, которой были расписаны лица бойцов, и с трудом сдержала себя, чтобы не прикоснуться к этим рунам.

— Все прошло благополучно? — почтительно осведомилась Тирианна.

Артуис заторможенно кивнул.

— Победа осталась за нами, — провозгласил Маэртуин.

— Увидимся на террасе Рассвета эпохи, — сказал Артуис.

— В начале следующего цикла, — добавил Маэртуин.

Корландрил и Тирианна кивнули в знак согласия, и аспектные воины продолжили путь. Девушка расслабилась, а Корландрил вздохнул с облегчением.

— Уму непостижимо, как можно получать удовольствие от подобных ужасов, — произнес Корландрил, когда они с Тирианной вступили на эскалатор.

Девушка не ответила. Она почувствовала не только ужас, хотя и он присутствовал где-то за воздвигнутыми в ее подсознании барьерами.

Движущаяся дорожка плавно несла их к вершине башни Дремлющих послухов. Только сейчас Тирианна осознала ошибочность утверждения Корландрила.

— Это не ради удовольствия, — ответила Тирианна.

— Что? — переспросил Корландрил, засмотревшись на звезды.

— Путь воина избирают не ради удовольствия, — повторила Тирианна. — Нельзя так просто выплеснуть свою ярость в пустоту. Она копится и растет, словно гнойник, что рано или поздно прорвется наружу.

— Это ж на что надо так разозлиться? — засмеялся Корландрил. — Будь мы бьель-танцами, одержимыми идеей возрождения былых времен, тогда еще можно было бы найти оправдание размахиванию мечами и ружьями, но все же это варварство.

— А ты просто не замечаешь кипящих в тебе страстей, — выпалила Тирианна.

— У меня не было намерения обидеть тебя, — смутившись, ответил Корландрил.

— Что мне до твоих намерений. — Тирианна все еще злилась на него за проявленную непочтительность. — Может, желаешь заодно посмеяться над прочими Путями, избранными мной?

— Я не хотел… — пролепетал Корландрил. — Прости меня.

— Путь сновидца, Путь пробуждающегося, Путь созидателя, — продолжала Тирианна, тряся головой, — все ради потворства собственным прихотям — ни чувства долга, ни самопожертвования.

Корландрил пожал плечами — вульгарный жест, задействовавший обе руки.

— Я просто не ощущаю в себе жажды проливать чужую кровь, как некоторые из нас, — ответил он.

— Вот это-то и опасно! — произнесла Тирианна. — Куда девается весь гнев, который ты испытываешь, когда кто-то злит тебя? Куда уходит ненависть, вспыхивающая внутри при мысли о том, что мы все потеряли? Ты научился не контролировать свои чувства, а лишь не замечать их. Воссоединившись с Кхаином, приняв один из его аспектов, мы не только сражаемся с врагом, но и учимся противостоять самим себе. Каждому следует хотя бы раз в жизни избрать этот Путь.

Корландрил покачал головой.

— Лишь жаждущие крови проливают ее.

— «Пророчества Финдруэр», — произнесла Тирианна, узнав цитату. Когда-то она тоже считала верным это нелепое утверждение. — Да, я тоже их читала — не надо так удивляться. Вот только я прочла ее после того, как прошла Путь воина. А эта самодовольная эстетка рассуждает о том, что не испробовала на себе. Вот лицемерка.

— Она один из самых выдающихся философов на Ияндене…

— Пустозвон-радикал без царя в голове, зато с джэйринксом подмышкой!

Корландрил засмеялся, его легкомыслие обидело Тирианну, и девушка своим видом дала это понять.

— Прости, — поспешил извиниться он, — надеюсь, что это была не строка из твоего стихотворения!

Тирианна колебалась: разозлиться ей или рассмеяться.

— Только посмотри на нас! Парочка философов! Да что мы знаем?

— Достаточно мало, — согласился Корландрил, — и в этом может таиться опасность.

Тем временем они вошли в покои Тирианны. Девушка заметила, что скульптор пристально изучал интерьер ее дома. Пока Тирианна готовила напитки, они говорили о разных пустяках. Речь вновь зашла об отъезде Арадриана, но Корландрил, как всегда, повернул ход разговора в свою сторону. Ваятеля куда больше беспокоило нелестное мнение Арадриана о его скульптуре, чем судьба друга. Это раздражало Тирианну.

— Твоя дружба всегда очень много значила для меня, — сказала Тирианна, меняя тему разговора.

— Я задумал новую статую, кое-что совершенно новое, не похожее на мои предыдущие работы, — объявил он.

— Я рада это слышать, — сказала Тирианна. Видимо, об этом он и хотел поговорить с ней. Она была несколько разочарована. — Полагаю, если ты найдешь, чем занять свои мысли, у тебя останется меньше времени на переживания по поводу отъезда Арадриана.

— Совершенно верно! Я собираюсь погрузиться в искусство портрета. Так сказать, воплотить мою преданность в камне.

— Звучит интригующе, — сообщила Тирианна. — Пожалуй, что-то более приближенное к реальности пойдет на пользу твоему творческому развитию.

— Не будем заходить слишком далеко, — улыбнулся Корландрил. — Я все же собираюсь привнести в эту работу некоторые абстрактные элементы. Нельзя же передать истинную любовь и теплоту одним лишь портретным сходством.

— Ты удивляешь меня. — Девушка была заинтригована разговором о любви. Она внимательно изучала друга, пытаясь понять его настроение, но он этого даже не заметил. Тирианна же думала о своих стихах и о любви, что выражала в них. — Я не обижусь, если ты не захочешь отвечать, но все-таки позволь узнать, кто вдохновил тебя на новую работу?

Корландрил, казалось, был в недоумении. Тирианна вдруг поняла весь смыл его слов. Прежде чем она успела извиниться за то, что не ответила на его нежные намеки, он вновь заговорил.

— Ты мое вдохновение, — тихо ответил он, не сводя глаз с Тирианны. — Это тобой я одержим, тебя хочу изобразить в качестве объекта своей страсти.

Тирианну шокировала его откровенность, но он открылся слишком поздно. Страсть, которую девушка питала к скульптору, она прятала в стихах. Излив свои сокровенные чувства в поэзии, Тирианна смогла ослабить их.

— Я… ты… — она отвернулась, не зная, что сказать. На миг девушка задумалась, знает ли Корландрил о том, что она писала про него. Неожиданно Тирианна испугалась и решила отстраниться от друга. — Не думаю, что это оправданно.

— Оправданно? — Корландрил приблизился к ней, глядя прямо в глаза. — Это выражение моих чувств к тебе. Разве нужно оправдание тому, кто стремится воплотить в жизнь свои мечты и желания? Ты моя мечта.

Тирианна не отвечала. Она поднялась и отошла от Корландрила на несколько шагов. Когда девушка вновь посмотрела на него, лицо ее стало серьезным.

— Это плохая затея, друг мой, — сказала она нежно. Корландрил опоздал с откровением. Расскажи он о своей любви раньше, она, возможно, готова была бы принять ее. Это и есть та дилемма, которая могла изменить будущее Тирианны. Сомнения отпали. Девушка решила отклонить предложение скульптора как можно деликатнее. — Я ценю твои чувства и, возможно, признайся ты раньше, была бы не только польщена, но и очень счастлива…

— Но не теперь? — спросил он, боясь услышать ответ.

Она покачала головой.

— Отъезд Арадриана открыл мне глаза на то, чего мне не хватало последние несколько периодов, — сказала она. Корландрил робко поднял руку, подзывая ее ближе. Тирианна села рядом и сжала его ладонь. — Я меняюсь. Путь поэта для меня уже пройден. Страдая и радуясь в своих стихах, я сбросила бремя, терзавшее меня. Теперь во мне взыграли новые стремления.

Корландрил отдернул руку.

— Ты едешь вслед за Арадрианом! — выпалил он. — Я так и знал, что вы двое сговорились!

— Не мели чепуху, — с досадой воскликнула девушка, борясь с чувством вины за то, что не уговорила Арадриана остаться, — я рассказала ему то, что сейчас говорю тебе, поэтому он и уехал.

— Ах вот как, значит, он все-таки заигрывал с тобой! — Корландрил поднялся, вытер лоб рукой и с осуждением выставил вперед указательный палец. — Так и есть! Только посмей это отрицать!

Она отмахнулась от его руки.

— По какому праву ты меня обвиняешь? Если хочешь знать, я никогда в жизни не строила планов насчет Арадриана — ни до его отъезда и уж точно ни по возвращении нашего друга. Я просто не готова к постоянному спутнику жизни. Именно поэтому я не могу быть твоей музой.

Дрожащие губы Корландрила говорили о глубокой печали. Гнев Тирианны начал утихать. Она сделала шаг вперед, раскрывая ладони в знак дружбы.

— Я хочу уберечь тебя от горького разочарования, лишь поэтому я отвергаю твои ухаживания, — сообщила Тирианна. — Я поговорила с ясновидцем Алайтеиром, и он согласился, что я готова ступить на Путь провидца.

— Провидца? — с горькой насмешкой переспросил Корландрил. — Хорош же из тебя провидец, раз ты не разглядела даже мои чувства.

— Я их давно заметила, но намеренно никак не реагировала, — солгала Тирианна, накрывая его руку своей ладонью, — я просто не хотела поощрять твою привязанность. Признать твои чувства значило бы открыть их всему миру, а этого я как раз старалась избежать ради нас.

Высвободив руку, Корландрил отмахнулся от объяснений подруги.

— Если ты не разделяешь мои чувства, так и скажи — не надо жалеть мою гордость. Нечего придумывать оправдания вроде смены Пути.

— Это не оправдание, это правда! Ты любишь Тирианну-поэтессу. Сейчас мы с тобой похожи, наши Пути различны, но идут в одном направлении. Когда я стану провидцем, то уже не буду поэтессой, и ты разлюбишь меня.

— Почему ты не даешь мне это решать? — Корландрил сжал кулаки, глаза его горели. — Кто ты такая, чтобы судить, что случится, а что нет. Ты еще даже не вступила на Путь провидца, а уже считаешь себя вправе предсказывать будущее?

— Если твои и мои чувства действительно не изменятся, вот тогда будь что будет.

Корландрил едва не выпалил какое-то оскорбление, как вдруг на его лице появилась надежда.

— Так у тебя ко мне такие же чувства? Ты признаешь, что тоже любишь меня?

— Тирианна-поэтесса всегда любила тебя, — признала она.

— Так зачем же отказываться от чувств, если они взаимны? — спросил Корландрил, сделав шаг навстречу Тирианне и вновь взяв ее за руку.

На этот раз шаг назад сделала она. Когда девушка заговорила, она не смогла заставить себя посмотреть ему в глаза.

— Если я отдамся своей страсти, она захватит меня и запрет в ловушку. Я навсегда останусь лишь Тирианной-поэтессой, тайком пишущей строки о любви.

— И мы будем вместе — поэтесса и скульптор! Что же в этом плохого?

— Это ненормально! — Видя, что сотворила с Арадрианом его страсть, девушка не хотела бы пережить нечто похожее. — Ты знаешь, как опрометчиво для эльдар замыкаться в себе. Наши жизни должны пребывать в постоянном движении. Мы вынуждены переходить с Пути на Путь, развиваться, совершенствовать себя и Вселенную вокруг нас. Потакание собственным слабостям вновь приведет нас во тьму, привлечет внимание Той… Той-что-жаждет.

Корландрил сжимал и разжимал пальцы. Тирианна слышала, как ускоряется биение его сердца. Боль собеседника рвалась наружу. И все же, несмотря на все чувства, Корландрилу суждено стать вторым другом, которого Тирианна прогонит от себя за этот цикл.

— В наших чувствах нет ничего плохого! Со времен основания искусственных миров эльдар любили и были любимыми, и ничего страшного не происходило. Так почему же мы с тобой должны лишить себя этого?

— Ты говоришь как Арадриан, — призналась Тирианна, поворачиваясь к Корландрилу, — он просил меня оставить Путь и присоединиться к нему. Даже если бы я любила его, то не пошла бы на это. И тем более не пойду ради нас с тобой. Я очень сильно люблю тебя, но не стану рисковать своей бессмертной душой. Для меня это все равно, что выйти в открытый космос и надеяться на то, что я смогу там продолжать дышать.

Тирианна не в силах была смотреть, как он мучался. Расставаться с Арадрианом было невыносимо больно, но отвергнуть Корландрила, к которому она когда-то испытывала глубокие чувства, было выше ее сил. На глазах девушки проступили слезы.

— Пожалуйста, уходи.

Корландрила обуяла ярость, испугавшая Тирианну. Глаза его сузились, рот оскалился. Он метался по комнате словно обезумевший.

— Я не могу помочь тебе, — сказала Тирианна, с жалостью глядя на его мучения, — я знаю, что тебе больно, но это пройдет.

— Больно? — вскричал Корландрил. — Да что ты знаешь о моей боли?!

Корландрил занес кулак, и девушка отступила на шаг, боясь, что он ударит ее. Она в ужасе поднесла руки ко рту.

Корландрил убежал, сотрясаясь в рыданиях. Тирианна хотела было пойти за ним, но остановилась. Ее волновало не только то, что он может сделать с самим собой, но и то, что друг способен сотворить с ней. Она разглядела в его глазах нечто такое, что видела раньше лишь в храме аспектных воинов — ненависть и злобу.

Такой поворот событий не сулил добра ни одному из друзей Тирианны, и в этот момент она как никогда раньше желала знать, что будет с ними дальше.

В самом сердце купола Кристаллических провидцев Тирианна бродила по древнему лесу, открыв свой разум окружавшим ее мыслям. Она проходила меж похожих на драгоценные камни застывших тел, облаченных в те наряды, которые их хозяева носили при жизни, до того как перенеслись в иной мир и слились воедино с сетью бесконечности.

Их мысли были словно фоновый шум в голове. Он исходил отовсюду, кружил вокруг, доносился снизу, сверху, струился сквозь тончайшие жилки пронизывающих купол психических кристаллов. Девушка ощущала присутствие каждого из них, становившееся еще явственней, когда она приближалась к очередной застывшей мужской или женской фигуре.

Ей удавалось уловить отголоски жизни в сети бесконечности — мир наполнялся цветом и звуком. Девушка могла мельком заглянуть за занавес, урывками увидеть мир, состоявший из психических сил. С самого детства ее учили возводить барьеры, отгораживаться от этого мира, чтобы защитить себя и других эльдар от таившихся в нем существ.

Эти стены нелегко сломить. Девушке удалось пробить в них лишь крошечную брешь, чтобы впустить в свое сознание голоса кристаллических провидцев. Стоило только Тирианне заприметить что-либо интересное, как инстинкт заставлял ее разум переключаться на другие мысли, а разум вновь возводил незримый барьер против чуждого психического вмешательства.

— Келамиту предрешено закончить здесь свой жизненный путь, — вдруг сообщил голос из-за спины. — Возможно, и Тирианне уготована та же участь. Но это пока неизвестно.

Тирианна обернулась и увидела ясновидца. Он стоял подле одного из кристаллических эльдар, положив руку на сверкающее плечо статуи. На нем было одеяние из плотного черного бархата, расшитое золотыми и серебряными рунами. Запястья и шею незнакомца украшали многочисленные амулеты.

Он был немного ниже Тирианны и для эльдар довольно широк в плечах. Глаза ясновидца различались по цвету: один ярко-фиолетовый, второй желтый. В обоих лучились потоки психических энергий.

Незнакомец поднял руку, и в воздухе над его ладонью руна плавно закружилась вокруг своей оси. Тирианна узнала в ней себя, свое имя.

— Ты Келамит? — спросила она. — Ты ждал меня?

— Келамит будет ожидать тебя, да, — ответил ясновидец. Тирианне никогда раньше не доводилось слышать такой торжественный голос. Интонации, выбор слов — все в нем отдавало далекой древностью и в то же время предвещало грядущее. Его непросто было понять. — Он узнает о том, что ты придешь. Он будет здесь.

— Когда он будет здесь? — спросила девушка. — И если ты не Келамит, то кто ты?

— Он прибудет сейчас, — ответил провидец. Рука незнакомца сжала руну, глаза потускнели, взгляд сфокусировался на Тирианне. — Прости, дитя мое. Я Келамит. Я буду наставлять тебя на Пути провидца.

Глава 4 Видение

Тирианна испытывала чувство облегчения, глядя, как в расплавителе тают кристаллы с ее стихами. Устройство жадно поглощало слова, но они оставались в глубине памяти девушки, превращаясь из насущного в прошлое.

Тирианна до последнего откладывала этот момент, опасаясь, какие эмоции вызовет у нее разрушение собственных произведений. Оказалось, что радость: поэтический этап окончен, карьера провидца отождествлялась только с будущим. Когда последний кристалл растаял в оранжевом свечении расплавителя, девушку больше ничто не связывало с прошлым. Многие поэты посчитали бы это актом вандализма, но в глубине души Тирианна знала, что ее стихи не принесут никакой пользы, особенно если они попадутся на глаза кому-то постороннему или, хуже того, Корландрилу.

Девушка еще не виделась с ним после ссоры. Она пропустила встречу с друзьями, предпочтя прогулку по куполу Кристаллических провидцев. Последний цикл она провела за уборкой своих покоев, чтобы оставить их в лучшем виде тому, кто будет жить здесь после нее. Все свои вещи она упаковала в небольшую сумку, которая ждала у выхода. Она забирала с собой в новую жизнь лишь немногое. Ей не хотелось, чтобы что-то напоминало о прошлом. Закончив приготовления, Тирианна закинула сумку на плечо и вышла на улицу. Теперь ее домом станут Покои провидцев.

В центре Алайтока, неподалеку от сада, где девушка впервые встретила Алайтеира, Тирианна первым делом подыскала себе новое жилище. Келамит не дал на этот счет никаких советов и указаний, поэтому девушка сама выбрала пустующие апартаменты. Оставшийся след в сети бесконечности говорил о том, что предыдущий жилец избрал Путь служения. Тирианна посчитала это добрым знаком.

Распаковывать было практически нечего: девушка взяла с собой лишь несколько книг и кристаллов. Балкон, как оказалось, выходил на тот самый склон с валунами, где девушка в первый раз встретилась с Алайтеиром. Случайных совпадений не бывает, особенно когда дело касается провидцев и сети бесконечности. Тирианна улыбнулась.

— Тирианна опоздает.

Келамит вошел без предупреждения. Когда он встал рядом с Тирианной на балконе, девушка покраснела от неожиданности. У него был тот же странный, отсутствующий взгляд, как и при первой их встрече.

— Я не получала никакого приглашения, — призналась Тирианна.

— Келамит не станет отправлять приглашения, он же знает, что Тирианна опоздает. Поэтому он придет к ней сам.

— Ты всегда так странно говоришь? — спросила Тирианна. Ее начинала раздражать его манера общения.

Келамит медленно опустил веки. Когда он вновь открыл глаза, колдовское свечение исчезло. Ясновидец приклонил голову в знак извинения.

— Это издержки моей профессии, — пояснил он, — я погружаюсь в гущу сплетения глубже, чем прочие ясновидцы. Я, прищурившись, рассматриваю то, что они замечают мимоходом.

— Куда я опоздаю? — спросила Тирианна.

— Не помню, — ответил Келамит. — Нить выскользнула. Появившись здесь, я упустил ее.

— Как это не помнишь? — удивилась девушка. — Ты говорил об этом всего минуту назад.

— А мгновение назад исчезла вероятность того, что это произойдет, следовательно, этого никогда и не было, — ответил Келамит. — Как можно помнить то, чего не было? В самом деле, дитя мое, тебе стоит побыстрее освоить основные понятия, если мы хотим хоть сколько-нибудь продвинуться в обучении.

Ошарашенная Тирианна не знала, что ответить, и потому решила придерживаться более конкретной темы разговора.

— Куда мы отправимся? — спросила девушка.

— В разум Алайтока, — объявил Келамит с широкой улыбкой. — Надеюсь, ты готова.

Многие комнаты, изнутри напоминавшие яичную скорлупу, прилегали одна к другой, как пузырьки в мыльной пене. Их соединяли узкие арочные проходы. Стены светились от проходивших внутри бесчисленных кристаллических капилляров, по которым текла энергия сети бесконечности. Эти нити переплетались между собой, образуя сложное полотно, пронизывающее стены комнат.

Они шли по основному туннелю вглубь Алайтока. Тирианна заметила, что в некоторых комнатах были и другие эльдар: где — по одному, где — небольшими группами. В воздухе над каждым из них кружили созвездия рун. Символы поворачивались вокруг своей оси, покачивались, искажались, вращались по собственным причудливым орбитам. Келамит не обращал на них никакого внимания. Он даже не потрудился объяснить, куда они направлялись. Наконец он остановился в центре одной из комнат и протянул руки ладонями вниз так, что они едва соприкасались большими пальцами. Тирианна ощутила прилив психической энергии. Из переплетения проводников сети бесконечности, расположенных в полу комнаты, вверх двинулся пульсирующий с сине-зелеными огоньками узел.

— Наш разум хрупок, дитя мое, — произнес Келамит. — С рождения и до самой смерти наши мысли открыты всей вселенной. Есть существа, которые жаждут их, и силы, которые питаются ими. Поэтому одновременно с тем, как мы учимся ходить и говорить, сдерживать гнев и радость, нас обучают подавлять энергию собственного разума.

Ясновидец отступил на шаг и жестом пригласил Тирианну встать рядом с узлом сети бесконечности. Она послушно подошла. Девушка хотела прикоснуться к мерцающему кристаллическому сталагмиту, но ей было боязно.

— Каждый из нас по-своему способен раскрыть силу разума, дитя мое, — произнес Келамит. — Будь то стихосложение или боевые искусства аспектных воинов. Наше сознание — мощнейший инструмент. Мы не даем развернуться подобной силе, остерегаясь грозящих опасностей, но как провидец ты должна научиться владеть ей.

— Как мне это сделать? — с трепетом спросила Тирианна.

— Отпусти свои мысли, дай им волю, — ответил ясновидец. — Позволь им выйти за рамки установленных границ. Забудь то, чему тебя всю жизнь учили, разрушь возведенные преграды.

— Разве это не привлечет внимание Великого Врага?

При одной мысли о Той-что-жаждет Тирианна вздрогнула от ужаса и омерзения.

— Со временем ты научишься использовать руны как щит, концентрируя на нем психическую энергию, которая будет проходить сквозь тебя, — пояснил Келамит. — Твоя защита всегда будет рядом, ты сможешь обратиться к ней в любую секунду. Но не слишком осторожничай, подобные прерывания отбросят назад твое развитие и отсрочат полное овладение силой. Поначалу ты будешь практиковаться внутри сети бесконечности, это безопасно. И не бойся, дитя, я буду рядом.

Келамит показал Тирианне, как положить руки на узел сети бесконечности. Он казался прохладным, но в то же время источал тепло.

— Повторяй за мной и позволь своим мыслям следовать за моими словами, — произнес Келамит. Тирианна закрыла глаза, сосредоточившись на узле сети бесконечности и тихом монотонном голосе Келамита.

— В сплетении нет ничего. В нем нет ни имен, ни существ. Здесь зарождается разум. Только разум, ничего материального. Когда форма обретает разум, создаются мысли. Это называется переходным состоянием. Еще не обретшее форму сплетение делится и раскалывается на фрагменты, но здесь не существует времени. Это бытие. Существует энергия, дарующая жизнь всему сущему. Она позволяет форме обретать разум и создавать мысли. Формы, созданные мыслями, питаются подобной энергией. Это зовется жизнью. Забудь о жизни, вернись к бытию. Забудь о бытии, вернись к переходному состоянию. Забудь о переходном состоянии, стань разумом. Стань разумом и воссоединись со сплетением.

Тирианна повторяла за ясновидцем, подражая его тону и тембру. Она смутно узнала слова. Девушка слышала их когда-то в детстве, но в другой последовательности. С каждым словом она чувствовала, как расслабляется ее тело и разум. Тирианна больше не чувствовала узел сети бесконечности. Она продолжала монотонно произносить слова, чувствуя, как они проникают в подсознание, запускают реакции, которые девушка не осознавала, но ощущала. Ее тело как будто таяло, как недавно кристаллы в расплавителе. Руки, пальцы, лицо — все растворялось. Тирианна превратилась в единый сгусток мысли.

— Открой глаза, дитя.

Тирианна подчинилась, хотя сейчас у нее не было глаз.

Она оказалась в царстве света и движения. Вокруг, словно огоньки свечей в ночи, мерцали другие эльдар. Белые нити сети бесконечности соединяли всех их между собой, образуя причудливое кружево, распростершееся повсюду без конца и края.

Энергия текла по переплетенным нитям, пульсировала, накатывала, связывая эльдар между собой. Но не только. Вне всего этого было нечто невообразимое, необъятное. Плоскости бытия раскалывались вдребезги, слои реальности находили один на другой, переплетались нити судеб. Каждая жизнь, каждая мысль, каждое движение, каждая эмоция сплетались в неописуемое полотно причин и следствий. Оно разветвлялось, дробилось, делилось, словно клетки, каждый миг создавая новые вселенные, новые вероятности.

Это было сплетение, и оно поражало своей красотой.

Даже слишком. Оно было необъятным, невообразимым, неописуемым.

Тирианна потеряла сознание.

Прошло три цикла, прежде чем Тирианна полностью оправилась от своего первого путешествия по сплетению и вновь связалась с Келамитом. Ясновидец отсутствовал все эти дни и, пока Тирианна отдыхала в своих новых покоях, ни разу не зашел, чтобы объяснить, что же произошло с ней тогда. Девушка подумала, что, возможно, ясновидец предвидел произошедшее и предпочел не вмешиваться, пока она не успокоится. Короткое знакомство со сплетением открыло перед Тирианной целый мир невероятных возможностей. Помимо страха, девушка испытывала волнующее желание вновь прикоснуться к сети бесконечности. И все же ей пришлось медитировать целых три дня, прежде чем она смогла вновь подумать о сплетении и не потерять голову от его мощи.

В середине четвертого цикла Тирианна получила приглашение от Келамита прогуляться вместе по садам, раскинувшимся неподалеку от ее нового дома. Он ясно дал понять, что они вновь отправятся в путешествие по сети бесконечности, и Тирианна забеспокоилась. Пока она спускалась к парку, ее охватило волнение. А что если у нее нет способностей к взаимодействию со сплетением? Что если ей не хватает психосилы, чтобы справляться с бескрайними возможностями, которые оно предоставляет? Она отвергла эти идеи. Келамит намекнул, что на этом этапе обучения любые мысленные барьеры станут лишним препятствием. Если бы у него были сомнения насчет пригодности девушки, он непременно озвучил бы их или вообще отказался бы стать ее наставником. Раз он не беспокоился о самочувствии Тирианны все это время, значит, то, что с ней случилось, не выходит за рамки нормального.

Поднявшись по дорожке на вершину холма, Тирианна думала о том, с какой попытки она сможет взаимодействовать с сетью бесконечности. Ей не терпелось дождаться, когда это вновь произойдет. Впереди у девушки была долгая жизнь, за которую можно довести до совершенства любое мастерство и умение, но нестерпимое желание видеть, что уготовано для нее в грядущем, заставляло спешить сильнее обычного. Возможно, именно нетерпение и поспешность и препятствовали прогрессу во взаимодействии со сплетением.

Келамит стоял под деревом, возвышавшимся на вершине холма. Глаза его сейчас не светились колдовским светом, а излучали поистине отеческую гордость, что несколько смутило Тирианну.

— Приветствую тебя, дитя, — произнес ясновидец. Тирианна кивнула в ответ и присела на скамейку. — Надеюсь, ты отдохнула и восстановила силы? Тебя не слишком надолго выбил из колеи последний сеанс?

— Я отдохнула, — ответила Тирианна и улыбнулась ясновидцу, когда он подошел ближе и встал напротив. — Мне не терпится попробовать снова. Надеюсь, что с твоей помощью в этот раз мне удастся избежать неудачи.

— Неудачи? — Келамит удивленно приподнял брови. — Не было никакой неудачи. По крайней мере с твоей стороны. Это я недооценил твои способности и не принял должных мер безопасности.

— Я не понимаю.

Ясновидец сел рядом с Тирианной, слишком близко для недавнего знакомого, но девушка постаралась не обращать внимания на вторжение в ее личное пространство.

— Ты прошла дальше по сети бесконечности, чем я мог предположить, — объяснил Келамит. — Для большинства из нас первые шаги на этом Пути неуверенные и шаткие. Сперва многие едва могут взглянуть на сеть бесконечности и уж тем более забрести за ее пределы. Ты же с первой попытки увидела само сплетение. Сплетение — чудесная вещь, но на него нельзя смотреть без предварительной подготовки.

Тирианна старалась не показывать то, как она гордилась успехом, но, похоже, ей это не удалось. Келамит нахмурился.

— У тебя природный дар, но ты не умеешь им пользоваться, дитя. Когда наш разум освобождается от оков, сплетение несложно увидеть. Но, чтобы понять его, нужно умение выделять лишь малую часть, выявлять одну нить из множества и следовать по ней. Будущее в общих чертах может увидеть любой дурак, а провидец должен уметь вычленять важное из помех, отделять зерна от плевел.

Келамит встал и жестом пригласил Тирианну следовать за ним.

— Мы с тобой вернемся в сеть бесконечности и попробуем еще раз. На этот раз я хочу, чтобы ты лишь мельком взглянула на то, что можешь увидеть.

— Как мне это сделать? — спросила Тирианна.

— В младенчестве мы ослепили тебя. Теперь ты открыла глаза, но с болью смотришь на свет, — ответил Келамит. — Я научу тебя, как приоткрывать глаза так, чтобы не ослепнуть от необъятности сплетения.

Как и в прошлый раз, они направились к сердцу Алайтока, проходя меж взаимосвязанных комнат с провидцами, пока не достигли того же помещения. Узел сети бесконечности поднялся из пола по повелению Келамита, и ясновидец предложил Тирианне подойти к нему.

— Ты помнишь нужные слова?

— Помню, — ответила Тирианна. Эти строки отпечатались в ее памяти, как когда-то собственные стихи.

«Странно», — подумала девушка, она едва помнила свои произведения, хотя раньше они легко всплывали в ее памяти. Видимо, физическое разрушение кристаллов как-то отразилось на разуме.

— Сконцентрируйся на понимании формы, — сказал Келамит. — Возьми ее за основу, не позволяй душе свободно парить. Свяжи разум с реальностью твоего бытия и формы.

Тирианна не совсем поняла, что имел в виду провидец, но ей хотелось поскорее вновь соединиться с сетью бесконечности. Девушка положила руки на узел и попыталась представить, как много раз до этого она связывалась с сетью, скользя по поверхности, но не погружаясь вглубь.

— Так не пойдет, — произнес Келамит, поняв, что хочет сделать девушка. — Нельзя просто смотреть на сеть бесконечности со стороны, ты должна стать ее частью, при этом не забывая отстраняться.

— Разве одно другому не противоречит? — спросила Тирианна.

— Запомни: разум, бытие и форма, — произнес ясновидец. — Три неотъемлемые части тебя, каждая по отдельности, но единые меж собой. Если для тебя это слишком сложно, я не знаю, как еще помочь.

Кивая в знак согласия, Тирианна вздохнула поглубже и погрузилась в сеть бесконечности. Поначалу она делала все, как и было задумано, едва касаясь бескрайней матрицы психической энергии, оплетавшей весь Алайток. Она позволила разуму дотянуться до дальнего края искусственного мира, до гавани, откуда отправлялись в путь корабли и их пассажиры, затем перешла к Утренней башне, где группа поэтов декламировала «Эпос об Эльданеше», к куполу Кристаллических провидцев, к арке Обращающихся солнц…

Она чувствовала недалекое присутствие Келамита. Не физическое, а лишь в рамках сети бесконечности.

— Тирианна скоро погрузится чуть глубже, — произнес ясновидец.

Девушка ощущала его присутствие, словно тепло материнских объятий. Это было нечто священное, и она почувствовала себя увереннее. Тирианна начала произносить слова, которым научил ее Келамит, и погружаться глубже в сеть бесконечности.

— Тирианна останется на этом уровне. Она достаточно глубоко, чтобы видеть, — произнес ясновидец.

Ощущения теперь были другими. Тирианна поняла, что имел в виду Келамит, когда говорил о единении с сетью бесконечности и одновременной отстраненности. Ее форма стала частью сети бесконечности, в то время как бытие оставалось отделенным, а разум блуждал где-то меж формы и бытия.

Мир превратился в сверкающую паутину силы. Но вместо того, чтобы пытаться охватить взглядом всю сеть целиком, девушка сфокусировалась на всем, что было в непосредственной близости от нее. Тирианна была под аркой Обращающихся солнц. Она ощущала, как внутри сети бесконечности инженеры корректируют звездные паруса, ловящие солнечный ветер умирающего светила. Другая часть ее одновременно видела конструкторов за пультами управления: они вносили поправки в работу коллекторов, чтобы повысить эффективность энергосбережения.

Девушка почувствовала, как Келамит беззвучно наблюдает за ней. Здесь он выглядел как золотая искра, его психическая энергия текла по десяткам проводников, но концентрировалась в непосредственной близости.

Кроме него, на самой кромке сознания Тирианна ощущала присутствие кого-то еще. Мерцающие искорки проносились мимо с такой скоростью, что девушка не успевала разглядеть их. Тирианна сузила зону наблюдения, сконцентрировавшись на всего нескольких нитях сети. Казалось, что мир вокруг замедлился. Стало проще рассмотреть, как функционирует сеть.

Непрерывный гул сети бесконечности превратился в пульсирующий звук. Энергия растекалась от центра Алайтока по проводникам, словно по кровеносным сосудам. От ядра к краям шла рябь, незримая в реальности, но воспринимаемая ее разумом как нежные чарующие волны.

Еще несколько ярких искр пронеслись мимо Тирианны. На этот раз замедливший время разум девушки позволил ей рассмотреть огоньки.

Их были десятки. Крошечные существа сбивались в небольшие группы, и каждая занимала площадь величиной с ноготок, но в их миниатюрных тельцах содержалась невиданная сила. Приглядевшись, Тирианна смогла рассмотреть, что у искр были крошечные лапки, которыми они цеплялись за нити сплетения. Девушка поняла, что перед ней те самые пауки варпа, в честь которых аспектные воины получили свое название.

Каждый паучок стремительно перебегал по нитям сети бесконечности, перебирая лапками быстрее скорости мысли. Они катались по волнам психической энергии и стремглав возвращались на место, чтобы успеть на очередной прилив.

Вскоре паучки заметили Тирианну и поспешили изучить ее. Они завертелись вокруг сгустка сознания, являющегося ее разумом, стремительно засновали взад-вперед. Созданные, чтобы оберегать сеть бесконечности от непрошеных гостей, паучки варпа быстро поняли, что Тирианна не враг, и ослабили оборону, но не торопились убегать. Напротив, они игриво кружили, радуясь новому гостю. Девушка чувствовала едва ощутимое покалывание: это сквозь разум проходила энергия, несомая веселыми крохотными обитателями сети.

Паучки варпа, создания преисполненные счастья и чистоты, как будто легонько щекотали девушку, оставляя теплый след там, где они касались ее воспоминаний и мыслей своими крохотными лапками.

Их присутствие освежало, существа словно съедали обрывки негативной энергии, просачивающейся из страхов и отрицательных эмоций, которые Тирианна держала под замком в глубине собственного разума и от которых ей так и не удалось полностью избавиться.

— Пожалуй, этого будет достаточно на сегодня. — Келамит волной прошел сквозь разум девушки, разгоняя паучков. — Тирианна войдет во вкус общения с сетью бесконечности, но ей следует сдерживать любопытство и сохранять контроль над происходящим.

Связавшись с разумом Тирианны, Келамит вытянул ее из сети бесконечности обратно в Покои провидцев. Некоторое время девушка с изумлением смотрела на свое тело. Она вдруг поняла, что каким бы грациозным и ловким оно ни было, в царстве психических энергий казалось громоздким и неуклюжим, как, впрочем, и любой другой материальный предмет со всеми несовершенствами и недостатками реального мира.

Возвращение в пределы собственного тела — это неприятный момент.

Тирианна ощутила приступ клаустрофобии, когда к ней вернулись обычные физические ощущения. Тело со всеми своими химическими процессами и нервами вдруг стало ненужным бременем для разума.

Наконец это чувство прошло, Тирианна открыла глаза и увидела собственные руки, лежащие на узле сети бесконечности. Келамит стоял рядом. Глаза его светились энергией, когда он обратил свой потусторонний взор на девушку.

— Тирианна отлично справится. Но пусть она запомнит, что это лишь бытие, — произнес Келамит. — Она вернется в следующем цикле, и мы продолжим.

— Да, она вернется, — произнесла Тирианна, чей разум еще не окончательно оправился от щекочущего прикосновения паучьих лапок.

Цикл за циклом Тирианна возвращалась в Покои провидцев и исследовала сеть бесконечности вместе с Келамитом. Он часто показывал ей необычные места, где она никогда раньше не бывала: хрустальные скалы и сапфировые равнины, рубиновые моря и далекие бездны, залитые звездным светом. Иногда он позволял ей выбирать путь самостоятельно, однако его присутствие всегда ощущалось неподалеку. Тирианна научилась быстрее перемещаться по сети бесконечности.

Освобождаясь от оков своей материальной формы, она отыскивала пути и связи, существующие лишь в психической матрице сети, но не в физическом мире. Поначалу такие перемещения потрясали сознание Тирианны, вызывая крайне непривычное чувство дизассоциации, если не утраты, но со временем ее дух окреп, и сознание стало скользить по сети бесконечности с меньшими усилиями.

Тирианна много времени проводила с паучками варпа, следуя за ними от самого ядра Алайтока и до любого края, куда заводили ее потоки энергии. Келамит по-своему одобрял это. Наблюдая за паучками, Тирианна обнаружила и другие секретные ходы в сети бесконечности и межпространстве. Она гналась за обитателями сети по запутанному лабиринту, но никогда не ловила их. Паучки с удовольствием играли с гостьей, им нравилось лишь немного опережать разум девушки, подразнивая ее.

В свободное от постижения секретов сети бесконечности время девушка изучала руны провидцев. Келамит снабдил ее учебным кристаллом, в котором содержались тысячи символов с комментариями лучших ясновидцев Алайтока.

Сначала многообразие рун казалось девушке необъятным, как и само сплетение, которое они олицетворяли. Внутри кристалла был заключен бесконечный лабиринт символов, значения которых переплетались и соединялись непостижимым образом. С его помощью Тирианна научилась концентрировать внимание на одной-единственной руне, улавливая ее смысл и область применения, прежде чем следовать по нитям, ведущим к другим рунам. Цикл за циклом девушка начинала понимать все больше. Она постигала символы и язык провидцев с той же скоростью, что и просторы сети бесконечности.

Девушку восхищала асимметрия обеих систем, органичное течение энергии по проводникам и связующие нити рун. Даже во время игры в догонялки с паучками по лабиринтам энергетических потоков Алайтока девушка ассоциировала свои действия с изученными накануне рунами.

Однако не каждый цикл был полон игр и радости. Сеть бесконечности охватывала весь Алайток, включая палаты восстановления и орудийные батареи. Расширяя собственные знания о сети, Тирианна научилась распознавать признаки опасности, когда она забредала в те области, к которым еще не была готова. В некоторые из них она возвращалась позднее вместе с Келамитом, другие так и оставались для нее загадкой.

К таким местам относились зоны, заселенные неупокоенными душами эльдар. В то время как энергия большинства эльдар после смерти вливалась в сеть бесконечности, кое-кто отказывался разрывать связь с физическим миром. Многие из них были воинами, погибшими в момент приступа гнева и ярости, некоторые — великими предводителями, прославленными ораторами, философами, знаменитыми артистами. Их личности были настолько сильны, что продолжали существовать и страдать, навеки запертые где-то между жизнью и смертью.

Не все оставшиеся духи были враждебны. Некоторые из них скорбели, проклиная судьбу и самих себя. Другие страдали резкими перепадами настроения, менявшегося от безудержной радости до глубокого отчаяния. Келамит советовал Тирианне быть с ними осторожной, но и не избегать их общества. Они отличались мудростью и зачастую благородством, но длительное отдаление от мира живых исказило представления духов о насущном. Тирианна еще не обрела должные навыки общения с подобными призраками, но, сталкиваясь с ними, явственно ощущала их радость или скорбь, тоску или сожаление.

Особенно Тирианне досаждала новая манера паучков прятаться вблизи аспектных храмов во время игры в догонялки. Здесь девушка ощущала гнетущее присутствие бойцов, их кровожадные натуры соединялись с сетью бесконечности вдали от мыслей всех прочих обитателей искусственного мира. Словно тень наползала на лабиринт психосилы, когда последователи Кхаина прикасались к нему с яростью и злобой.

Психические плоскости сети бесконечности тоже ощущали присутствие воинов. Они кривились и скручивались. Пропадали радуги и серебристые водопады. На их место приходили мрачные пещеры, черные ледники и безжизненные пустыни. Отсветы пламени охватывали сеть, когда в нее входила война с железом, огнем, пеплом и кровью.

Однако не только отвращение удерживало Тирианну от исследования этих уголков сети. Воспоминания девушки о времени, когда она сама была одной из Зловещих Мстителей, становились явственнее вблизи аспектных храмов. Они рвались наружу, стремясь пробить возведенные против них барьеры. Девушка держалась подальше от подобных мест, словно боялась замараться.

Глава 5 Контроль

Однажды, когда с момента первого путешествия Тирианны по сети бесконечности прошло несколько десятков циклов, в предрассветный час к ней в покои пришел Келамит. Девушка проснулась, ощутив постороннее присутствие, и обнаружила ясновидца у себя на балконе. Тирианна почувствовала, что что-то случилось, но не с Келамитом, а с самим Алайтоком. Обстановка словно накалилась, гул сети бесконечности нарастал с особой силой в Покоях провидцев, однако явственней всего чуждое присутствие ощущалось вблизи храма Сотни кровавых слез.

Просыпался Аватар Кхаина. Восседавшее на железном троне воплощение кроваворукого бога пробуждалось к жизни.

— Грядет война, — произнесла девушка, набрасывая халат.

Келамит обернулся. Его глаза горели психической силой. Через мгновение свет угас, и он ответил:

— Да, дитя мое, грядет война. У тебя появилась возможность воочию увидеть то, о чем ты знала лишь понаслышке.

— Нет, — сказала Тирианна. — Я не хочу смотреть, как пробуждается Аватар. Я больше не воин, я не желаю, чтобы кроваворукий вновь касался меня.

— Тебе придется, — ответил Келамит. — Нынче провидцам не до созерцания счастливых развязок. Война, смерть, кровь и страдание — вот на что нам придется насмотреться в будущем. Каждый цикл мы вынуждены будем заново переживать погибель этого мира для того, чтобы предотвратить ее. Если ты не можешь устоять перед зовом Кхаина, не в силах идти огненной тропой, то какой толк от такого провидца?

Содрогнувшись от этих слов, Тирианна начала одеваться. Келамит сверлил ее пристальным взглядом, ожидая ответа. Девушка старалась не давать ходу нахлынувшим мыслям. Она молча посмотрела в глаза ясновидцу и решилась.

— Другого выхода нет? — Спросила она, и Келамит отрицательно покачал головой. — Хорошо, тогда я пойду с тобой в сеть бесконечности.

— Наше путешествие не ограничится сетью бесконечности, дитя, — поправил девушку Келамит. — Нити Алайтока — это лишь часть сплетения, искусственное воплощение мира, в который нам предстоит отправиться в конечном итоге.

— Понимаю, — произнесла девушка. — Я не забыла, как смотрела на само сплетение.

— Предстоящая битва — отличный повод возвратиться туда, — сказал Келамит.

— Битва?

— Да, дитя. В течение битвы сплетение становится более четким и живым. Война — отличное время для знакомства с ним. Когда еще контраст между судьбой и шансом станет столь разительным? Во время сражения меняется масштаб сплетения, появляется множество ответвлений в судьбах — и все это в пределах ограниченного пространства и времени. Тебе очень повезло.

— Повезло? — Тирианна невесело рассмеялась. — Я участвовала в боях. Хоть я и не помню, каково это, но я ощущала послевкусие тех сражений и едва ли могу назвать это везением.

— Ты утомляешь меня своими возражениями, дитя, — произнес Келамит, пожав плечами. — Мы оба знаем, что ты пойдешь со мной. Я знаю это, потому что видел. А ты знаешь, потому что в глубине души мечтаешь стать провидцем. Это твой долг.

— И что же, мне теперь со всем соглашаться? — выпалила Тирианна. — Я обязана выполнять все твои распоряжения только потому, что ты заранее видел результат?

— Никогда не смиряйся с судьбой, дитя, — произнес Келамит, заботливо положив руку на плечо девушки. — Ситуации, когда уже нет выбора, бывают крайне редко. Когда станешь провидцем, тебе самой предстоит принимать много решений, даже слишком. Со временем ты обретешь силу, которая иным и не слилась. Ты сможешь осознанно изменять будущее, а не просто плыть по течению.

Услышав это, Тирианна представила открывавшиеся перед ней возможности. На миг девушка подумала о том, как прекрасно Келамит умеет подбирать нужные слова, однако ее сомнения отступили при мысли о силе, которой она будет обладать. Именно жажда властвовать над судьбой и управлять ей привела Тирианну на Путь провидца. Глупо было отказываться от всего этого, испугавшись предстоящих испытаний.

Тирианна в ужасе шла по коридору, ведущему к храму Сотни кровавых слез. Здесь ничего не изменилось ни с тех пор, как она сошла с Пути воина, ни с самого момента его основания много веков назад. По голубому металлу стрельчатой арки, обрамляющей вход в храм, шли золотые руны, словно гравировка на двух скрещенных мечах. Сотня ограненных в форме слезинок рубинов окаймляла эти стилизованные клинки. Приближаясь, девушка видела багряное отражение собственного лица в каждом фасете драгоценных камней.

Как только Тирианна приблизилась к воротам, они отворились сами, открыв взору поросшие лесом холмы. Над верхушками деревьев сверкал серебристый остроконечный шпиль храмовой башни. Сама башня с гладкими стенами цвета охры была единственным источником света в округе. Странные сумерки окутывали лес. Они словно стекали с листьев и цеплялись за выступы древесной коры.

Едва Тирианна переступила порог, ее захлестнул водоворот противоречивых чувств. Девушка вспомнила о том, как жутко ей было, когда она впервые пришла сюда, озлобившись на отца. Пока она направлялась к храму по узкой дорожке из золотистых плиток, в памяти всплывали эпизоды из прошлой жизни: как заучивала мантры Зловещих Мстителей, как впервые надела броню, как услышала свист сюрикенных катапульт.

Где-то на границе сознания хранились воспоминания о поступках, совершенных под властью боевой маски, но их надежно отгораживал возведенный ее разумом барьер. В подсознании извивалась и корчилась боевая маска. Ожившая одновременно с пробуждением Аватара Кхаина, вблизи храма она ощущалась еще явственнее.

Наконец девушка достигла подножья башни.

Дверь была открыта, изнутри шел золотистый свет. Тирианна вошла, и свет окутал ее, словно объятия любимого, ласково касаясь запертых глубоко в памяти воспоминаний.

Тирианна взбежала по винтовой лестнице на верхние этажи, где располагались оружейные залы. До ее слуха доносились тихие голоса аспектных воинов. Они шептали мантры, готовясь к битве. Девушка с трудом поборола возникшее желание присоседиться к хору их голосов.

В главном зале Тирианна обнаружила восьмерых Зловещих Мстителей, наполовину облачившихся в броню. На лбу каждого была кровью начертана руна храма. Между двух шеренг воинов прохаживалась Нимрейт, собственным голосом задавая тон песнопению. Тирианне знакомы были затуманенные взгляды бывших братьев и сестер по оружию. Одновременно в памяти ожило желание покоя и гармонии.

Взгляд Нимрейт упал на Тирианну, и экзарх прервала песнопение. Ничего не сказав, она указала рукой на арку справа. Когда Тирианна была Зловещим Мстителем, эта дверь всегда оставалась закрытой, теперь же сквозь проем виднелась темная комната.

Нимрейт продолжила молитву, повернувшись к Тирианне спиной. Не дожидаясь дальнейших указаний, девушка вошла в комнату.

Здесь царил мрак, нарушаемый лишь слабым свечением, которое исходило от каких-то объектов, развешенных на дальней стене. С негромким шипением позади Тирианны закрылась дверь. Девушка оглянулась и поняла, что осталась одна в помещении. Светящиеся объекты при ближайшем рассмотрении оказались нагрудными доспехами, что были украшены вырезанными из серебристой призрачной кости рунами и знаками, от которых и исходило сияние. Тирианна поднесла руку к одному из нагрудных доспехов и физически ощутила исходившую от него психическую энергию. Над каждым доспехом был закреплен инкрустированный драгоценными камнями шлем. Девушка видела собственное искаженное отражение в налитых какой-то особой силой черных линзах.

Между доспехами и шлемами висели мечи. От каждого оружия исходила угроза, наполняющая мысли Тирианны жаждой крови. Боевая маска ожила, воспрянув из глубин сознания. Она затуманивала все прочие мысли. Девушка ощущала себя охотником, почуявшим добычу.

Тирианна подошла к крайнему слева доспеху. Ее притягивали органичные формы этого комплекта брони. Легонько коснувшись пальцами выступающих рун, она почувствовала исходящую от них энергию.

Вдруг девушка поняла, что все это время она читала мантру, произнося слова, вызывающие боевую маску. Часть ее хотела остановиться, помня о боли и страданиях, ожидавших за кровавой завесой, другая же, куда более сильная, часть, стремилась погрузиться в забытье, превратиться в беспощадную, несущую смерть руку Кхаина, что не ведала сомнений и мук совести.

Сняв доспех со стены, Тирианна развернула его и проскользнула внутрь. Пояса и застежки оплели ее тело, словно щупальца живого существа. Доспех сдавил грудь. Девушке приятно было оказаться вновь под защитой брони. Ее энергия пронизывала Тирианну насквозь, окутывала, наполняла силой. Доспех поглотил камень души, переместив его из броши в слот над сердцем, где он, раскалившись, начал пульсировать в такт ускоренному сердцебиению девушки. Следом Тирианна взяла шлем, сверкающий в золотисто-голубом освещении храма. Не прекращая нашептывать мантры, она подняла его над головой, и тьма окутала ее. Обрывки воспоминаний о сражениях и смертях вырвались наружу. Девушка словно взглянула на мир свежим взглядом сквозь линзы шлема.

Наконец пришел черед меча. Как только ее пальцы обхватили рукоять, клинок замерцал, каждая руна на нем на миг вспыхнула кроваво-красным светом. Тирианна словно держала за руку ребенка — воодушевление и радость перемежались с чувством ответственности. Приглушенный глас колдовского клинка требовал кровопролития, и боевая маска окончательно взяла верх над Тирианной.

Исчерпывающее чувство.

Она стояла одна в центре комнаты, держа меч, будто в воинском приветствии. Затем девушка сделала несколько плавных движений, тело само вспоминало боевые стойки. Это было странное чувство. В свое время она проводила бесчисленные часы, упражняясь с сюрикенной катапультой, а теперь каждое ее движение, каждый жест интуитивно превращались в идеальный выпад или защитный прием.

Что-то было не совсем как прежде. С радостным изумлением Тирианна поняла, что это меч управлял ее рукой, обучая неповторимому искусству боя, заставляя тело двигаться под властью оружия.

Она двигалась все быстрее, мышцы сами вспоминали движения. Тирианна крутилась и рубила, уклонялась и резала, наносила и отбивала удары. Когда-то давно колдовской меч был выкован с этой целью, наконец-то он получил тело, сквозь которое мог действовать.

Девушка отпустила свой разум точно так же, как при погружении в сеть бесконечности. Он отделился от бытия, бытие от формы. Она превратилась в единство движения и мысли. Клинок стал такой же неотъемлемой частью ее тела, как рука или сердце. Лезвие сверкало все ярче, Тирианна подпитывала его смертоносную энергию собственной силой.

Девушка и меч стали единым целым.

— Это совсем несложно, — спокойно произнес Келамит.

Тирианна готова была с этим поспорить. Она смотрела на меч, лежащий на пурпурном коврике, который красовался на полу ее комнаты. Он провел здесь большую часть прошлого цикла.

— Подними меч, дитя, — сказал Келамит.

Стиснув зубы, Тирианна протянула руку к рукояти колдовского клинка и представила, как он лезвием вниз плавно парит по комнате навстречу ее протянутой ладони.

Меч и не думал шевелиться. Он лежал себе на коврике с абсолютно непреклонным, как показалось Тирианне, видом, если так можно сказать о мече.

— Он не хочет двигаться, — выпалила Тирианна, опустив руку и шумно выдохнув.

— Возможно, это не мечу следует двигаться, дитя, — ответил Келамит.

— Если бы ты разрешил мне подойти к нему, то я бы давно взяла его! — сказала Тирианна, которой порядком надоели таинственные намеки и недосказанности. Ей казалось, что ясновидец специально говорит загадками, чтобы продемонстрировать свое превосходство.

— Я говорил не о физическом движении, — ответил Келамит. — Ты провидец, колдунья, чьи руки состоят не из плоти. Физически этот меч не часть твоей формы, но он часть твоего бытия, что связана с тобою силой твоего разума. Вы едины. Он путешествует по сплетению вместе с тобой.

— Не могу, — ответила девушка, — не получается.

— Твои мысли парализованы. Точно так же невозможно пошевелить кистью руки, когда у тебя парализовано предплечье. Но ведь ты можешь поднять руку. Сделай это.

Тирианна неохотно подчинилась и протянула руку Келамиту.

— Разве это было трудно? — спросил ясновидец.

— Конечно, нет, — ответила девушка. — Кисть руки связана с моим предплечьем. Но я не чувствую ту, другую, связь, о которой ты говоришь.

— Ты просто ее не замечаешь, — сказал Келамит. — Ты позволяешь своей сущности воина брать верх над разумом. Воин — существо из формы и бытия, но без мысли. Воин не может поднять меч силой разума, а провидец может.

Тирианна вновь повернулась к клинку, усмехнувшись над его нежеланием подчиняться. Ну уж нет, она не проиграет в состязании на силу воли неодушевленному предмету.

Девушка открыла свой разум, сконцентрировала все мысли на мече. Как учил Келамит, она представила, что колдовской клинок становится легким, как перышко, медленно поднимается и плывет по воздуху через комнату, повинуясь ее зову.

Ничего не произошло.

— Сколько еще ты собираешься меня мучить? — прорычала Тирианна, недовольно складывая на груди руки. — Я обещаю, что не выроню клинок в бою.

— Может, мне лучше привязать его к твоей руке? — ответил Келамит без тени насмешки. — Нужно не просто, чтобы меч оказался в ладони, важно научиться призывать его.

Ясновидец запустил руку в один из своих поясных мешочков и выудил три руны. По щелчку пальцев они взмыли в воздух, но при падении замедлились и изменили траекторию, закружив вокруг указательного пальца Келамита. Две из них продолжили медленное вращение, третья ускорилась, вертясь вокруг пальца вдвое быстрее остальных. Затем еще одна из рун начала скакать то вверх, то вниз, не прекращая вращения.

— Наше мастерство заключается в искусстве контроля, дитя, — произнес Келамит и поднес палец к лицу. Руны закружили вокруг его головы. Затем ясновидец коснулся пальцем носа, и руны завертелись вокруг него, словно пропеллер. Тирианна невольно рассмеялась, забыв о своих неудачах.

В следующий миг руны пересекли комнату, словно стрелы, направленные в лицо девушки. Она инстинктивно отшатнулась. На этот раз рассмеялся Келамит.

— Хватай любую из них, — сказал он, когда руны начали вращение вокруг Тирианны.

Девушка потянулась к ближайшему символу, но руна проскользнула сквозь ее пальцы и легонько стукнула Тирианну по лбу. Начинающая колдунья повторила попытку, но второй руне также удалось увернуться от ее руки, после чего неуловимый символ закружил вокруг ноги Тирианны. Со злости девушка попыталась пнуть руну, но вновь промахнулась и чуть не потеряла равновесие.

— Разум быстрее формы, — сказал Келамит. — Пока ты пошевелишь рукой или пальцами, в моем разуме успеют смениться пять мыслей.

Хоровод из рун закружил вокруг головы девушки. Они вращались так быстро, что задевали ее по носу и по ушам, словно рой чрезвычайно назойливых мух. Тирианна бросила злобный взгляд на Келамита и увидела, что тот улыбается.

— Возьми меч, — сказал он, и одна из рун легонько стукнула ее по руке.

Девушка потянулась за колдовским клинком. На этот раз она не представляла себе его плавный полет сквозь комнату. Ей просто хотелось, чтобы он оказался у нее в руках, дабы отбиться от назойливых символов.

Меч со скрипом оторвался от пола и оказался в ладони у девушки. Она сжала пальцы на рукояти и развернулась на каблуках, готовая крушить парящие в воздухе символы.

Руны тем временем успели вернуться к Келамиту и теперь плясали вокруг кончиков его пальцев.

— Когда ты шевелишь рукой, ты даже не думаешь об этом, просто делаешь, — пояснил Келамит. — Когда ты голодна, ты просто это чувствуешь. Когда ты засыпаешь, это происходит без твоего ведома. Формам приходится взаимодействовать друг с другом, а разум свободен от пут, он связан лишь с бытием. Попробуй еще раз.

Приободренная Тирианна положила меч обратно на коврик и вернулась к исходной позиции на другом конце комнаты. Когда она вскинула руку, клинок остался лежать неподвижно. Девушка громко и разочарованно вздохнула.

Время летело быстро, приближалась дата отъезда. На протяжении шести циклов Тирианна посещала храм Сотни кровавых слез. За это время она успела привыкнуть к клинку, как и он к ней, и с каждой новой встречей они узнавали друг друга все лучше. Все это время девушка упражнялась, как учил ее Келамит, отточив психический контроль до такой степени, что он стал удаваться ей так же легко, как ходьба или дыхание.

Вопреки худшим ожиданиям, у Тирианны не возникло никаких сложностей со снятием боевой маски. Она с легкостью избавлялась от нее каждый раз, когда заканчивала тренировку. Девушка словно переместила все худшее из себя в клинок, наделив его кровожадной злостью, источаемой ее боевой маской.

В следующий раз, когда девушка наденет броню и возьмет в руки оружие, она вместе Келамитом присоединится к ударному отряду аспектных воинов. Она снова пойдет в бой.

Заключенная в кристалл руна представляла собой три светящихся завитка, которые были перечеркнуты двумя линиями. Изображение медленно вращалось вокруг своей оси, и тихий женский голос негромко вещал:

— Символ Даиты был начертан Немрейтерой Иянденской, однако быстро получил широкое распространение и в других искусственным мирах. На Алайтоке он появился в четвертое зимовье века Священных сумерек. Впервые его использовал Кордариал Алайнет, внедривший…

Запись перестала проигрываться, когда раздался дверной звонок. Тирианна была так погружена в учебу, что не почувствовала приближение гостя. Мысленно связавшись с сетью бесконечности (девушка очень гордилась тем, что научилась делать это без физического контакта с узлом), она с удивлением подскочила, когда узнала нежданного гостя.

Тирианна поднялась, убрала кристалл в поясной мешочек и отправилась открывать дверь.

— Арадриан! — воскликнула она, поворачиваясь к гостю. — Вот так сюрприз.

На нем был облегающий комбинезон, переливающийся сине-зелеными оттенками. Это был голокостюм, в какой часто одевались странники, хотя для полного сходства ему недоставало тяжелого плаща или накидки. Наряду с множеством мешочков и сумочек, прицепленных к поясу, на бедре у него был закреплен длинный нож.

— Привет, Тирианна, — сказал Арадриан, заходя в ее покои. Он улыбнулся и протянул ладонь. Тирианна на миг коснулась его руки, все еще обескураженная его неожиданным появлением. — Прости, я не успел предупредить тебя о своем возвращении.

— Я не ожидала вновь увидеть тебя так скоро, — сказала Тирианна, усаживаясь на одну из подушек. Она предложила гостю присесть рядом, однако он отказался, лишь качнув головой.

— Мне нельзя задерживаться надолго, — объяснил он. — Похоже, моя попытка выбраться с Алайтока была обречена. «Ирдирис» перехватил сигнал с Эйленилиша. Этот мир «ушедших» подвергся атаке орков. Мы посчитали разумным вернуться на Алайток, чтобы сообщить эту новость.

— Экспедиция уже готовится к отправке, — сказала Тирианна. — Ясновидец Латейрин предвидел нападение несколько циклов назад.

— Ох, уж эти ясновидцы со своими странностями, — пожал плечами Арадриан и засмеялся. — Да ты и сама готовишься стать провидцем! Пожалуй, мне теперь следует осторожнее подбирать слова.

— Я не обижаюсь, — ответила девушка. — Они весьма загадочный народ, это уж точно. Я общаюсь с ними уже довольно давно, но сама еще не разобралась в их «странностях».

Девушка изучала взглядом Арадриана и видела, что тот не спокоен. Он покинул Алайток не только в поисках приключений. От него исходила какая-то необузданная энергия.

— Как ты? — спросила она.

Арадриан вновь пожал плечами:

— Рассказывать особо нечего, — ответил он и показал на свой наряд. — Как видишь, я решил стать странником, но еще ни разу и не покидал «Ирдирис» до самого возвращения на Алайток. На Эйленилише мы дадим бой оркам.

— Это очень неразумно, — произнесла Тирианна. — Ты никогда не шел Путем воина. У тебя нет боевой маски.

— А это неважно, — сказал Арадриан, отмахнувшись, — у меня есть ружье, оно не даст меня в обиду. Похоже, у меня проявился прирожденный талант к стрельбе.

— Я волнуюсь не о физической безопасности, — сказала Тирианна, вставая и подходя к Арадриану. — Война развращает. Зов Кхаина может стать для тебя непреодолимым.

— В мире существует множество соблазнов, но для меня кровопролитие не входит в их число. — Арадриан насупил брови. — Я только сейчас понял, насколько узко ты порой смотришь на мир. В твоем понимании Путь — это начало и конец существования. Но это не так.

— Это так, — произнесла Тирианна. — Когда ты не ограничиваешь свой разум, ты подвергаешь опасности не только себя, но и окружающих. Тебе следует сдерживаться. Корландрил уже ощутил прикосновение Кхаина. Его гнев переполнил чашу.

— Он стал аспектным воином? — удивился Арадриан. Губы его скривились в ухмылке, в глазах промелькнуло что-то озорное. — Вот уж никогда б не подумал, что моя критическая оценка его творений настолько расстроит Корландрила.

Последовавший короткий смешок резанул слух Тирианны. Арадриан никогда раньше не был столь черствым. Конечно, он частенько отзывался о многом с иронией и сарказмом, но шутки по поводу участи, постигшей Корландрила, показались ей абсолютно неуместными.

— Зачем ты пришел? — спросила Тирианна. — Что тебе от меня нужно?

— Ничего, — ответил он. — Ты вполне ясно дала понять, что мне от тебя ждать нечего. Я зашел из вежливости и только. Если ты мне не рада, я сейчас же уйду.

Тирианна не знала, что ответить. Ей было неспокойно от того, что Арадриан находился в ее доме. Девушка чувствовала, что под маской внешнего спокойствия и учтивости кипит его мятежный дух. Необузданный нрав Арадриана то и дело прорывался наружу. Он потакал любому своему капризу, поддавался мимолетным эмоциям, принимал спонтанные решения, потому был непредсказуем и опасен.

— Да, пожалуй, тебе лучше уйти, — произнесла девушка.

Губы Арадриана едва заметно сжались, но он согласно кивнул. В какой-то миг он выглядел таким же обиженным и обманутым, как и перед отъездом. Тирианна слегка смягчилась.

— Береги себя, Арадриан. Я рада была повидаться с тобой.

Странник, казалось, колебался. Он сделал шаг к двери, но не отрывал взгляда от Тирианны, словно надеясь, что она передумает. Девушка собралась с духом, понимая, что сейчас не может позволить себе отвлекаться на Арадриана, ведь так скоро должно состояться отбытие на Эйленилиш.

— Прощай, — сказал он, придерживая рукой открытую дверь. — Не думаю, что мы еще когда-нибудь увидимся.

Тирианна с трудом сдержалась, чтобы не отреагировать на его последнее драматичное замечание. Это был грубый эмоциональный шантаж, и девушка твердо решила не поддаваться.

— Прощай, — ответила она. — Счастливого пути. Желаю тебе найти радость в жизни.

Вздохнув, Арадриан повернулся и ушел. Дверь закрылась, и Тирианна осталась наедине со своими мыслями. Секунду она простояла неподвижно, потом вдруг метнулась к двери, выбежала на лестничную площадку и окрикнула Арадриана. Он уже спускался по лестнице, но остановился и обернулся через плечо.

— Пожалуйста, проведай Корландрила, — выкрикнула Тирианна ему в след. Он кивнул, махнул рукой и пропал из виду за очередным витком лестницы.

Наступило ночное время цикла, огни угасли. Тирианна сидела у себя в гостиной, держа на коленях небольшую белую коробочку. Внутри была маленькая серебристо-серая руна из камня желаний — знак Зловещего Мстителя, небольшой сувенир, который девушка оставила на память, когда сошла с Пути воина. Она и сама не знала, почему забрала с собой эту руну. Прежде она висела на рукояти ее сюрикенной катапульты, и то ли по глупости, то ли из сентиментальности девушка решила забрать ее себе.

Тирианна не знала, что теперь делать с этой руной, но присутствие символа угнетало ее. Возвращение в храм пробудило в девушке улегшиеся страсти. Они не были настолько сильны, как прежде, но руна каким-то образом реагировала на них. Просто выкинуть ее значило бы проявить неуважение к самой себе и к храму Сотни кровавых слез. Оставить символ девушка тоже не могла, его присутствие отвлекало ее, но и вернуть руну в храм было как-то неловко. Наконец ей в голову пришла другая мысль.

Несмотря на всю свою занятость учебой, Тирианна узнала новость о том, что Корландрил, переполненный яростью, поддался зову Кхаина. По иронии судьбы ему предстояло стать аспектным воином — Жалящим Скорпионом из храма Беспощадной Тени. Название храма затронуло в памяти девушки особые струны, которые она по непонятным ей самой причинам пыталась не задевать.

Теперь она — провидец, а Корландрил — воин.

Девушка вспомнила их последнюю ссору, когда они спорили о Пути Кхаина, во время которой скульптора захлестнул гнев. Она понимала: в том, что Корландрил избрал именно этот Путь, есть частично и ее вина, так же, как и в том, что Арадриан сошел с Пути. Тирианна решила проявить понимание и помириться с бывшим другом, которому в эти непростые времена будет, безусловно, приятно получить от нее весточку, как воину от воина.

Тирианна остановилась у двери покоев Корландрила. Она знала, что друга не было дома. Его присутствие не ощущалось нигде поблизости. Благодаря обострившимся психическим способностям Тирианнне не нужно было даже подключаться к сети бесконечности, чтобы понять, где он.

Девушка раздумывала над тем, стоит ли ей остаться и дождаться его, чтобы передать подарок лично в руки и объяснить его значение, однако решила не делать этого. Встреча с ней при подобных обстоятельствах вряд ли пойдет ему на пользу. Как бы то ни было, они оба изменились, ступили на новые Пути, им еще только предстояло познать самих себя.

Девушка оставила коробочку около двери так, что Корландрил просто не смог бы пройти мимо. Задержав руку на своем подарке, Тирианна позволила руне напитаться частью ее собственных эмоций: грустью, тоской, сожалением о расставании, гордостью за друга и более всего прощением и пониманием.

Глава 6 Битва

— Не раскрывай свой разум, — предупредил девушку Келамит. — Ты еще не готова осмыслить Паутину.

Тирианна со своим наставником, сидя в ялике, дожидались, когда к ним присоединятся остальные провидцы. Изящный корабль имел форму острого треугольника за счет расходившихся от носа к корме узких крыльев. Изогнутый золотистый парус судна укрывал пассажиров от света огней взлетно-посадочной полосы. В кабине, размещенной за пассажирским отсеком, пилот готовился к взлету. Гул двигателей постепенно нарастал.

Ясновидец был при полном параде. Под золотым нагрудником доспеха у него располагалась свободная черная мантия, покрытые рунами браслеты и ожерелья украшали его руки и шею. Лицо скрывал причудливо декорированный шлем с овальными каменьями и высоким плюмажем. Длинный колдовской клинок покоился в ножнах на спине. В руках ясновидец держал посох, длина которого превышала рост Тирианны. Навершье посоха украшало изображение наковальни Ваула, окруженное вспышками молний. На девушке также были украшенный рунами нагрудный доспех и шлем. Ее длинный колдовской клинок висел на левом бедре, а сюрикенный пистолет — на правом.

Наконец появился еще один ясновидец в сопровождении трех колдунов. Они поднялись на борт ялика по рампе, на ходу принося извинения за опоздание, и уселись на сиденья напротив. В тот же миг кристаллический купол выдвинулся из корпуса корабля над пассажирами и заглушил свет взлетно-посадочных огней, оставив лишь радужные отсветы. В следующее мгновение Тирианна почувствовала, что ее вдавило в кресло. Ялик взлетел и устремился к мерцающему голографическому полю, закрывавшему вход взлетной палубы.

Тирианна с волнением наблюдала сквозь прозрачный купол за взлетом ялика с борта звездолета. Ей не раз приходилось путешествовать по Паутине в качестве Зловещего Мстителя, но тогда девушка предвкушала битву. Теперь же боевая маска не мешала ей, гнев не туманил глаза. Клинок словно чувствовал настроение хозяйки, ему не сиделось в ножнах.

Звездолет превратился в точку, а ялик уже мчался сквозь туннели психосилы в Паутине, пролегающей между материальным космосом и варпом. Путешественникам они представлялись мерцающими коридорами энергий. Психическое поле, окружавшее проход в Паутине, слабо колыхалось, словно ветка на ветру, под напором переменчивых течений варпа. Сквозь линзы шлема оно виделось Тирианне красным, но на самом деле не имело цвета. Разум воспринимал бурлящие энергии Имматериума как калейдоскоп переливающихся радуг и узоров.

Тирианна ощущала на себе груз психического давления и старалась следовать указаниям Келамита. У нее не было ни малейшего желания высвобождать разум в непосредственной близости от логова демонов и прочих обитателей варпа. Впереди открылся пульсирующий проход, обрамленный блестящим золотым кольцом. Девушка почувствовала, как реальность вливается в Паутину, словно сквозняк через приоткрытую дверь. Реальность обостряла чувства, несла жизненные силы в опостылевшую пустоту ходов Паутины.

Пилот вел ялик к проходу. Их корабль был не единственным: мимо пролетали гравитанки с обтекаемыми корпусами и транспортные суда с аспектными воинами на борту. Вблизи основного туннеля в Паутине начали формироваться временные, ведущие непосредственно к поверхности Эйленилиша. Тирианна наблюдала, как по ним вслед за странниками маршировали отряды Жалящих Скорпионов. Девушка подумала, что, возможно, где-то среди них был и Корландрил.

— Проходим сквозь ворота, — сообщил пилот.

Впереди возник портал, достаточно большой, чтобы одновременно пропустить несколько крупных кораблей. Внешне он напоминал небесные врата: бело-золотистые колонны обрамляла стрельчатая арка, на поверхности которой мерцали руны. Всполохи психических энергий пробегали по светлому полотну портала. Из корабля казалось, будто туннель в Паутине продолжается и за пределами арки, однако, даже не связываясь со сплетением, Тирианна ощущала странное взаимопроникновение варпа и реальности, протекавшее в легкой дымке, которая окутывала портал.

Мимо пронесся транспортный корабль «Волновая змея». Обтекаемые формы его корпуса покрывали бело-голубые крапинки и символы Алайтока. Оглянувшись, Тирианна увидела целый рой гравициклов, управляемых пилотами в серебристой, белой и голубой броне с лазерными копьями в руках — аспектными воинами Сияющих Копий.

По мере приближения к порталу Тирианна все сильнее ощущала титаническую мощь врат Паутины. В момент перехода девушка почувствовала, словно сквозь ее мысли прошел свежий ветер, разогнавший фоновый шум межпространства. По ту сторону портала, в естественном мире, вдруг стало тихо и спокойно. Мысли Тирианны прояснились.

Всего секунду назад она была в Паутине, а в следующий миг оказалась на лесной опушке, раскинувшейся на поверхности Эйленилиша. Девушка оглянулась на портал, возвышавшийся на фоне безоблачного ночного неба: два изогнутых камня были покрыты рунами, переливающееся энергетическое поле играло между ними. Сияющие Копья прорвались сквозь врата и направили гравициклы в сторону дороги, ведущей на Гирит-Реслайн. Тем временем пилот ялика плавно остановил судно в нескольких сантиметрах от земли.

Тирианна обратилась частью разума к сплетению и почувствовала нечто знакомое, но все же иное. Эйленилиш, как и все миры «ушедших», обладал собственной душой, пронизывающей всю его твердь — по сравнению с кипящим жизнью Алайтоком этот мир показался девушке пустым и замкнутым. За кратчайший миг она полностью изучила всю планету: пересекла континенты, проплыла вдоль рек, пролетела меж горных пиков, заглянула в глубокие пещеры.

К реальному миру девушку вернуло прикосновение Келамита. Он легонько дотронулся до ее плеча. Прозрачный купол ялика открылся, и Тирианна сделала глубокий вдох. Даже сквозь фильтры шлема она почувствовала свежесть ночного леса и аромат прелых осенних листьев. В свете лун мимо воинов с жужжанием пролетали насекомые размером с ладонь. Вдалеке над кронами деревьев возвышалась башня, на вершине которой виднелся маяк. В голубоватом свете его лучей деревья отбрасывали резкие тени.

Келамит вместе с еще одним ясновидцем, Донориеннином, сошли с корабля. Воин в тяжелой броне с длинным копьем в руках и шикарным белым плюмажем на шлеме встретил их на мягкой земле.

— Это Архатайн, — сообщил один из колдунов по имени Келдарион, который был минимум вдвое старше Тирианны.

— Автарх, — поняла Тирианна.

Она была наслышана о нем. Архатайн являлся одним из наиболее выдающихся полководцев Алайтока, о чьих победах суждено было помнить многим поколениям эльдар. Тирианну переполняли восхищение и робость. Как и все автархи, Архатайн прошел по разным аспектам Пути воина, что говорило о невиданной жажде кровопролития. Однако он каждый раз выдерживал испытание и избегал ловушки, в которую попадали экзархи, а не это ли истинное подтверждение несокрушимой силы воли, твердости духа и дисциплины.

Автарх о чем-то коротко переговорил с ясновидцами. В основном говорил Келамит, Архатайн же только часто кивал, прислушиваясь к советникам. Затем он быстро ответил что-то и вернулся к своему кораблю. Келамит и Донориеннин заняли свои места в ялике, и пилот направил судно вслед за автархом.

— Поселение стоит на реке, — объяснил Донориеннин. — Орки все еще упиваются учиненными разрушениями, поэтому не успели далеко уйти. Экзодитам удалось уничтожить примитивный корабль, на котором высадились орки, но им не хватает сил, чтобы выманить зеленокожих из их нового логова. Мы подавим орков в Гирит-Реслайне и уничтожим всю поганую орду. Наш корабль тем временем разберется с орочьим транспортом на орбите, чтобы враг не мог ни выслать подкрепление, ни бежать с планеты. Основной удар на Гирит мы нанесем с этого берега. Огненные Драконы и Жалящие Скорпионы пойдут наперехват подкреплениям врага из района Реслайна по ту сторону реки.

— Тирианна пойдет в атаку вместе со мной, — сказал Келамит. Даже через линзы шлема было видно, как светятся психосилой его глаза. — Донориеннин и Келдарион присоединятся к передовому отряду, Люритейн и Симманайн будут на флангах вдоль реки помогать войскам, устроившим засаду у моста.

Тон Келамита не оставлял места для препирательств. Большую часть пути до Эйленилиша ясновидцы провели, разбираясь в различных вариантах хода битвы и просчитывая, какой поворот окажется наиболее выигрышным для Алайтока. С точностью предопределить будущее невозможно в принципе, но ясновидцы не только обеспечили войску эльдар бесспорное преимущество и предрекли победу Алайтока, но и просчитали различные способы ее достижения. Если все эльдар будут безукоризненно следовать плану, разработанному Архатайном, который исходил из прорицаний Келамита и других ясновидцев, то триумф им обеспечен. Единственным непредсказуемым моментом оставалось поведение каждого отдельно взятого воина, его личная отвага и выучка.

Ялик сновал меж толстых деревьев, срезая путь к реке. То и дело в лесу мелькали огни гравициклов, лавировавших между стволами. Более крупные корабли не сворачивали с дороги.

Следовавшая вдоль извилистого русла реки эльдарская армия приостановила движение, когда впереди появились первые постройки. Лес не кончался сразу, а постепенно редел, плавно переходя в поселение Гирит-Реслайн. Природа и архитектура не составляли резкого контраста, а органично перетекали друг в друга.

Большая часть города была отстроена в форме полумесяца, повторявшего форму русла неспешно текущей реки. В центре находилась просторная площадь. В воздухе чувствовался запах гари от орочьих костров. Вонь из дикарского лагеря проникала в ноздри Тирианны даже сквозь встроенные в шлем фильтры. Девушка с отвращением фыркнула. Армия эльдар начала медленное продвижение. Войска при этом делились на две части: транспортный корабль с Воющими Банши медленно перемещался вдоль берега под прикрытием Сияющих Копий. Келамит и Тирианна спустились на землю вместе с основными силами. Ялик улетел развозить остальных провидцев по позициям. Зловещие Мстители появились из-за стволов деревьев с сюрикенными катапультами наготове. Темные Жнецы пробрались в близлежащие здания. Их силуэты замелькали в окнах и на балконах башен. Два гравитанка «Сокол» заскользили над травой по направлению к арке, ведущей на главную улицу.

В авангарде основных сил эльдар едва различимое движение теней выдавало скрытно пробирающихся вперед странников. Арадриан, вероятно, был среди них. Они несли специальные психомаяки, которые предназначались для открытия проходов в Паутине в заданном месте. Странники собирались появиться в центре города и обрушить первую волну атаки на орков. Когда эльдар подобрались ближе к поселению, Тирианна начала замечать следы боевых действий — пробитые крыши башенок, кратеры от снарядов в стенах. Многие здания покрывала копоть, враги повыбивали двери и окна.

Тирианна с нарастающим беспокойством отметила, что не видит трупов, и содрогнулась при мысли о том, что орки могли сотворить с телами убитых экзодитов.

На белокаменных улицах еще слышна была варварская речь орков, треск костров и одиночные выстрелы. С другого берега доносился рев двигателей, негромкий, но диссонирующий с шелестом ветра и пением ночных птиц в окружающих лесах.

— Пойдем со мной, — произнес Келамит, останавливаясь у входа в аллею на окраине города.

Тирианне потребовался лишь миг, чтобы осознать, что ясновидец хочет соединить их разумы. Девушка прошептала нужные слова — и ее психическая защита спала. Вместе с Келамитом она приготовилась войти в сплетение. Мысли ясновидца перекрывали ее собственные мягко, но настойчиво. Тирианна расслабилась, позволила себе впасть в нечто наподобие транса, надеясь, что окружающие воины защитят ее, пока она будет уязвима. Перед глазами у Тирианны промелькнула дюжина рун, танцующих над протянутой ладонью Келамита, и в следующее мгновение она уже была внутри сплетения.

Поначалу все смешалось.

Нити судьбы переплетались, запутывались в узлы, расщеплялись, извивались, словно разворошенный змеиный клубок. Сквозь мысли Тирианны пронеслись видения смерти, разрушения, гибнущих орков и убитых эльдар. В нескончаемом потоке информации невозможно было что-либо различить.

Разум девушки отпрянул в ужасе, как и при первой встрече с сетью бесконечности. Только на этот раз она знала, что делать.

Тирианна постаралась не обращать внимания на заполонившие пространство потоки судеб и выбрала для себя одну единственную нить точно так же, как останавливала свой взор на узелке в сети бесконечности. Она сконцентрировала все мысли лишь на этом участке времени, отметя в сторону все прочее. Словно опадающие осенние листья, чужие судьбы отлетали прочь, освобождая место для одной-единственной. Нить становилась все отчетливее. Однако прежде чем Тирианна успела понять, что это за нить, ее мыслей коснулся Келамит. В сплетении появились руны, светящиеся психосилой, которые двигались по причудливым траекториям, взаимодействовали с переменчивым варпом и полотном времени.

— Следуй за мной, — сказал Келамит. Здесь он напоминал плотный узел золотистых нитей судьбы. Уцепившись за него, Тирианна начала движение в шлейфе своего наставника. Перед ней предстали обрывки батальных сцен. Руны служили маяками, и Келамит следовал от одного символа к другому, иногда делая резкий вираж в сторону, чтобы подробнее изучить тот или иной поворот событий.

Во время этого путешествия на Тирианну обрушивались зрительные образы и ощущения. Треск, звуки выстрелов, шипение сюрикенных катапульт в ночном воздухе, рев орков и боевые кличи эльдар. Воины сражались и умирали вновь и вновь, здания рушились и тут же возводились, корабли взрывались и в следующий миг опять оказывались целыми. Перед глазами Тирианны разворачивалась вереница вероятностей.

Грязные орки были повсюду, их варварская дикость, зверская жестокость, глухая к голосу разума и не знающая сострадания. Животная ярость затопила будущее зеленокожей волной насилия и злости. Это буйство уничтожало целые армии, стирало мирных жителей с лица планет, подминало под себя все, что встречалось на пути. То была ярость, присущая каждому орку. И каждый орк был частью общей массы, стихийным бедствием, неотвратимым и неуправляемым, как катаклизм. Эту силу можно было побороть, подавить на время, но не уничтожить.

И вспыхнуло пламя.

— Аватар! — выкрикнула Тирианна.

С сияющей руной Кхаина над головой Аватар, словно вихрь судеб, что затягивал в себя сотни нитей, огнем прожигал полотно судьбы, нить за нитью, уничтожая все вокруг. Сплетение пропиталось кровью, в которой тонули бесчисленные жизни. Тирианна захлебнулась в ненависти и первородной злобе. Чувства переполняли ее, боевая маска вырывалась из глубин сознания, готовясь затуманить колдовское видение. Девушка боролась с собой, пытаясь сдержать гнев, сконцентрироваться на разворачивающихся перед глазами картинах. Наконец ей удалось побороть желание убивать врагов собственными руками.

Когда внутренняя борьба была окончена, Тирианна смогла яснее рассмотреть происходящее. Приглушив для себя пламенеющее свечение Аватара, девушка сумела разглядеть переплетенные судьбы тех, кто находился в его тени, — убитых врагов и затронутых яростью союзников.

Тирианна замерла на месте, пораженная пришествием Аватара. Келамит же вспыхивал то тут, то там по всему сплетению. Казалось, что он был одновременно в нескольких местах. Сплетение менялось на глазах, упрощалось. Это лишние судьбы отпадали прочь, чтобы больше не вернуться. Увидеть и отвергнуть будущее значило предать его забвению и освободить дорогу для новых вероятностей, новых возможностей ослабить врага или усилить союзников.

Внезапно Келамит вновь возник рядом с Тирианной, окружая ее аурой золотистого света.

— Скажи, что ты видишь, — произнес ясновидец.

Тирианна вновь сосредоточилась на отдельном участке сплетения, отрешившись от общей картины. Она заметила руну, которую знала по учебникам, — Пещеру Мон-ки. Девушка позволила символу увлечь себя по одной-единственной линии вероятности. Она увидела, как огромный орк рассекает топором одного из Жалящих Скорпионов, но вскоре погибает от клинка и сияющих кулаков экзарха. Предсмертный рев чужака эхом раздался у нее в голове. Уже собираясь покинуть эту нить, Тирианна вдруг почувствовала что-то смутно знакомое. Мысленно вернувшись на поле боя, она прокручивала в голове увиденное, на этот раз обратив больше внимания на жертв орочьего вождя. Девушка замерла, пронзенная внезапной душевной болью.

Среди жертв орка был Корландрил. В ужасе Тирианна попыталась отследить в сплетении жизненный путь своего друга. Его нить тянулась еще какое-то время, а после расщеплялась на десятки тоненьких волокон, утопавших в тумане безвестности.

— Он погибнет? — спросила девушка.

— Я вижу не более твоего, — ответил Келамит.

— Надо предупредить его, — сказала Тирианна, — он может умереть.

— Сегодня многим суждено пасть в бою. Возможно, он среди них, — ответил Келамит. — Всех смертей не предотвратить. Да и это не всегда желательно.

— Но он мой друг, — протестовала Тирианна. — Я не могу бездействовать.

— Ты фокусируешься не на тех деталях, дитя мое, — ответил Келамит. — Сейчас важно не ранение твоего друга, а то, что в этой линии вероятности орочий вождь будет повержен, а это спасет многие жизни в будущем.

— Как… — Тирианна хотела было спорить, но не находила слов.

Сцена битвы вновь и вновь разыгрывалась у нее перед глазами. Первым порывом Тирианны было спасти друга, но логика Келамита была неоспорима. Девушка зашла в тупик. Стоит ли жизнь Корландрила жизней двух других эльдар? А десяти? А двадцати?

— Я понимаю, — произнесла девушка, снедаемая чувством вины.

— Сейчас не время для сожалений, дитя мое, — произнес Келамит. — Битва вот-вот начнется, и Архатайну нужно успеть внести несколько поправок в план.

Пытаясь вытеснить образ раненого Корландрила из памяти, Тирианна позволила разуму вернуться в свое тело. Она открыла глаза и, взглянув на крошечный циферблат часов внутри шлема, поняла, что в реальном мире прошло лишь несколько секунд.

Девушка пыталась осознать произошедшее, все еще разрываясь на части меж реальностью и миром психического. Чье-то присутствие прервало ее мысли, будто волна, качнувшая лодку. Словно кругами по воде, по сплетению прошла рябь.

Кровь и огонь.

Тирианна обернулась вместе со всеми эльдар, вошедшими в город. В воздухе сгущалась энергия, словно ветер раздувал тлеющие угольки. Запахло кровью, гарью и плавящимся железом. Тирианне вновь пришлось сдерживать боевую маску.

В сплетении ей приходилось бороться лишь с потенциалом Аватара, теперь же он был явью, а разум девушки оставался приоткрыт, как неплотно затворенная дверь.

Тирианну наполнили ярость и злоба. Колдовской клинок вырвался из ножен и нырнул в ладонь девушки, переливаясь и искрясь психической энергией. Острие жаждало крови. Воздух разошелся, уступив место сияющему огненному кругу. Тирианна стиснула зубы, борясь с желанием крушить и убивать.

Чем ближе подходил Аватар, тем сложнее ей было устоять. Девушка почти отчаялась. Она рывком вернула свой разум из сплетения. Барьеры встали на свои места, перекрыв русло льющейся реке ярости. Тирианна старалась не потерять сознание. Сердце ее бешено стучало, перед глазами все поплыло.

Аватар шагнул из портала, оставляя за собой шлейф из дыма и искр.

Инкарнация бога войны, существо из металла и пламени, Аватар был вдвое выше Тирианны. Воздух вокруг него раскалялся и плавился. От тела воина клубами поднимался дым. Психосила, исходящая из этого существа, несла с собой крики и стоны на грани слышимого. Пластинчатая броня его была создана из древнего железа. Неплотно прилегающие пластины едва сдерживали огненную сущность, бушующую внутри. С плеч Аватара ниспадал плащ из алой ткани и огня, заколотый булавкой в форме длинного кинжала. В правой руке воплощение Кхаина держало копье невиданных размеров. Треугольный наконечник покрывали горящие руны. Оружие визжало, требуя крови. «Плачущая Смерть». Левую руку Аватар стиснул в железный кулак, кровь сочилась меж заостренных костяшек пальцев.

На миг встретившись с пламенеющими глазами Аватара, девушка отшатнулась. Взгляд инкарнации Кхаина пронзил ее насквозь, прожег все мыслимые преграды, вернул к жизни воспоминания об убитых пришельцах и монстрах, события, давно забытые провидицей. Аватар отвернулся, и Тирианна с облечением выдохнула.

Ославляя позади дымящиеся следы, дух Кхаина шел в город. Воины эльдар следовали за ним.

Атака эльдар обрушилась на врага, словно удар молнии.

По сигналу Келамита воины, ожидавшие в Паутине, ориентируясь на варп-маяки, открыли временные порталы в центре поселения. Крошечные искры раскрылись в сияющие переходы, сквозь которые в реальный мир ворвались Зловещие Мстители, Воющие Банши и Огненные Драконы.

Силовые мечи засверкали во мраке ночи. Белокаменные стены полуразрушенного города эхом отражали шипение сюрикенных катапульт. Площади и улицы озарились вспышками тепловых ружей и взрывами плазменных гранат. Орки, многие из которых не успели даже очнуться ото сна, умирали десятками.

Рев, крики, бой барабанов и звуки горна прокатились по орочьему лагерю, как сирена. Нападавшие окружили врага, тесня основные силы неприятеля к реке. Ударные отряды эльдар тем временем прорывались по центру лагеря.

Аватар мчался, нацелив копье в самую гущу вражеских сил. Отряды аспектных воинов, ведомые экзархами, следовали за ним по мощеным булыжником мостовым меж руин разрушенных зданий.

Келамит и Тирианна держались за воинами. Ясновидец то и дело останавливался, чтобы свериться с рунами. Тирианна присоединялась к нему, чтобы взглянуть на разворачивающую битву через сплетение.

Как и обещал ясновидец, битва представляла собой отдельный микрокосмос внутри сплетения. Каждая пуля или сюрикенный диск, каждый взмах меча и удар топора создавали новую вероятностную нить. Будущее ветвилось столь быстро, что уследить за каждым новым поворотом было невозможно. Следуя за Келамитом, словно тень, Тирианна наблюдала, как ясновидец использует руны, чтобы определить ключевые моменты боя, как он следит за продвижениями Аватара и орочьего вождя, автарха и отдельных экзархов. Ясновидец оценивал значение тех или иных событий. Белый шум многочисленных разрушений уступил место отдельным деталям и живым сценам. Тирианна отошла на шаг от Келамита, когда его разум устремился к битве на мосту. Девушка боялась вновь увидеть судьбу Корландрила. Вместо этого она переключила внимание на одного из ясновидцев — Симманайна. Он продвинулся по Пути провидца куда дальше Тирианны, но его присутствие в сплетении выглядело как огонек сальной свечки по сравнению с пылающими кострами других ясновидцев. Тирианна наблюдала, как он, сфокусировавшись на горстке отдельных воинов, перескакивает с одной тонкой нити судьбы на другую.

Неожиданно эти нити оборвались. Тирианна была поражена, когда осознала, что только что стала свидетелем смерти тех, с кем боролся Симманайн. Ее одновременно пугало и восхищало увиденное — жестокая судьба в действии, направляемая клинком колдуна.

— Скорее, дитя, ты нужна здесь, — произнес Келамит за миг до того, как покинул сплетение.

Тирианна вернулась к реальности и последовала за Келамитом. Ясновидец бежал, перепрыгивая через обломки кирпичной кладки, загромоздившие улицу. Из здания на противоположном конце переулка валил черным дым — там гремели пушки. Снаряды летели в сторону основных атакующих сил эльдар. Сами взрывы не были видны, но Тирианна с болью почувствовала, как неподалеку гаснет жизнь.

По зову Келамита из-за развалин справа появился отряд Зловещих Мстителей. Тирианна узнала их по руне на знамени у экзарха — храму Золотого шторма. Объединившись с аспектными воинами, провидцы пошли в атаку на артиллерийскую установку врага.

— Оружие к бою, — предупредил Келамит.

Неожиданно девушка почувствовала, как ясновидец прикоснулся к ее разуму, на миг увлекая ее за собой в сплетение. Перед глазами Тирианны предстала сплошная стена из зеленокожих клыкастых морд. В следующее мгновение она увидела, как сама отражает колдовским клинком атаку тяжелого молота.

Инстинктивно Тирианна выставила клинок в защитное положение, как только их группа перепрыгнула остатки разрушенной стены, за которой укрывалась вражеская артиллерия. Отраженный удар топора прошел мимо ее плеча. Девушка взмахнула мечом и перерубила руку монстра чуть ниже локтя, когда тот собирался делать новый замах.

Реальность и вероятность совместились воедино в ее разуме. Перед глазами замелькали короткие эпизоды боя. В один миг Тирианна увидела, как из соседней комнаты вырывается десяток орков, в следующее мгновение разум показал ей, как один из нападавших всаживает ей в грудь несколько пуль.

Девушка отпрыгнула в сторону, и пули прошли мимо. Перехватив клинок обеими руками, Тирианна пронзила им грудь стрелявшего. Психический меч жаждал энергии, и она влила в него собственную силу, проталкивая лезвие сквозь ребра, сердце и позвоночник орка.

Рычание и вой орков раздавались со всех сторон. Воздух пронзили вспышки выстрелов, осветившие зловещие морды дикарей. Разумом Тирианна увидела, как из дыры этажом выше прыгает орк, на лету разрубая топором плечо одному из Зловещих Мстителей.

В несколько быстрых шагов девушка обошла Келамита и выкрикнула предупреждение, указывая мечом на дыру в потолке. Воины успели расступиться, и огромный орк упал между ними. Засвистели сюрикенные катапульты, зеленокожий попал под перекрестный обстрел.

Вдруг психосила накатила на Тирианну, словно волна. Что-то резко толкнуло ее в спину. По броне пробежали всполохи энергии, и девушка обернулась к нападавшим.

Она слишком увлеклась, предупреждая других, и не заметила, как один из орков выстрелил ей в спину из пистолета. Меч Келамита в один взмах снес с плеч голову нападавшего. Кровь брызнула на инкрустированный шлем ясновидца. Не говоря ни слова, Келамит повернулся, направляя посох в новую группу орков, вламывающуюся через дверь слева.

Сверкнули молнии.

Ближайший орк разлетелся облачком кроваво-костяной пыли. Следовавший за ним дикарь сгорел в огне. Третий конвульсивно задергался, и его палец непроизвольно нажал на курок. Выстрелы пронзили спины его зеленокожих союзников.

Когда первая волна атаки сошла на нет, стрельбу по выжившим врагам открыли Зловещие Мстители. Облако сюрикенных дисков обрушилось на орков, кромсая плоть и кости.

Следуя за экзархом, аспектные воины с сюрикенными катапультами наготове ворвались в смежное помещение. Келамит и Тирианна не отставали. Новые выстрелы уничтожили мелких орочьих прислужников, управлявших крупнокалиберными пушками.

— Обезвредь их, — произнес Келамит, указывая на артиллерийские установки.

Тирианна сделала шаг вперед, сжимая клинок обеими руками. Копируя действия экзарха, она рубанула мечом по казенной части грубо сработанного орудия. Из места удара посыпались искры и брызги расплавленного металла. Девушка влила психосилу в клинок, и он прошел сквозь ствол и затвор. Низкопробный металл заскрипел и пошел трещинами.

Взглянув на пробоину в стене, сквозь которую артиллерия вела обстрел улицы, Тирианна увидела главную площадь и на ней Аватара в окружении зеленокожих. Инкарнация бога войны рассекала толпу врагов «Плачущей Смертью». В темном небе просвистели снаряды Темных Жнецов, направленные в здания, где засели орки.

— Нам надо вернуться в бой, — сказал Келамит.

Ясновидцы вместе с аспектными воинами выбежали на улицу к остальным алайтокцам, но Тирианна чувствовала рядом присутствие и других эльдар. Вскинув голову, она увидела очертания странников. Они заняли позиции на балконах и у разбитых окон, оперев стволы длинных ружей на парапеты. Где-то вдалеке орки умирали от неслышимых выстрелов.

Когда ясновидцы добрались до центра города, картина битвы была уже ясна. Орки оккупировали несколько зданий со стороны реки. В окнах мелькали злобные морды и огоньки пламени. На мосту горели обломки машин. В отсветах пламени отряд Огненных Драконов и две группы Жалящих Скорпионов сдерживали орочье подкрепление. Тирианна подумала о том, жив ли еще Корландрил, но не решилась заглянуть в сплетение, опасаясь, что нить его судьбы оборвалась вместе с жизнями многочисленных орков.

Два гравитанка «Сокол» обстреливали руины башен из импульсных лазеров и сюрикенных пушек. Остальные войска перемещались от здания к зданию, избегая открытых пространств. Вдруг из одного орочьего укрытия вылетел движущийся по спирали снаряд, пересек площадь, оставляя позади хвост из искр, и попал в один из гравитанков, но срикошетил от обтекаемого корпуса машины, прежде чем взорваться. Удары тяжелых орудий заглушили шипение сюрикенных катапульт и треск лазеров.

Со стороны реки появилась внушительная группа орков в более прочной броне, чем остальные. Крупные снаряды полетели в сторону площади. Тирианна и Келамит укрылись за разрушенным фонтаном. Воины из храма Золотого Шторма бросились вправо, поперек разрушенной площади, и попали под вражеский обстрел.

Тирианна увидела, как двое из Зловещих Мстителей упали, сраженные пулями, не успев добраться до укрытия. Девушка с опаской взглянула на Келамита, не понимая, почему ясновидец не предупредил солдат. Келамит же сосредоточил внимание на новой группе орков, приближающейся со стороны реки.

Из переулка появились Сияющие Копья с лазерным оружием, светящимся энергией. Два ряда гравициклов обогнули свергнутую статую Курноуса Охотника и вклинились в самую гущу вражеского подкрепления. Засверкали белые вспышки лазеров, пронзающих и броню, и плоть орков. В ответ на быстрых эльдарских солдат обрушились удары топоров и силовых клешней. Им удалось выбить из седла одного из всадников и серьезно помять гравицикл другому, но большая часть стремительных Сияющих Копий пронеслась мимо, не попав в зону досягаемости противника. Затем они круто развернулись и обстреляли уцелевших после первой атаки орков из сюрикенных катапульт, закрепленных на гравициклах. Ответный огонь уничтожил еще один гравицикл. Он взорвался, а седок, отброшенный взрывной волной, ударился об обугленный ствол сожженного дерева. Сияющие Копья опустили пики и вновь ринулись на врага, сметая оставшихся орков яркими лазерными вспышками. Ослепленные жаждой крови или же, напротив, осознавшие свое безвыходное положение, орки начали выбегать из зданий, беспорядочно контратакуя эльдар. Из разрушенных зданий на противоположной стороне площади раздались выстрелы ружей. Орки кидались на эльдар небольшими группами. Рев и грозный рык дикарей сменялся стонами, когда их на бегу встречали лазеры и сюрикенные диски.

Аватар тем временем приближался к гуще сражения, непрерывно насаживая орков на копье. Инкарнация бога войны закинула исчерченное рунами оружие и бросила его в скопление врагов. Горящее острие «Плачущей Смерти» превратило с десяток зеленокожих в кровавое месиво и вновь вернулось в руку хозяина.

К битве присоединились Воющие Банши. Из их шлемов вырывались пронзительные вопли, которые парализовали нервную систему врагов, заставляя орков останавливаться на полушаге. Светящиеся голубым заревом мечи, которые оставляли в воздухе сияющие завихрения, без труда прорубали броню.

Келамит тоже пошел на орков. На кончиках пальцев у него светились энергетические разряды. Тирианна тем временем изучала сплетение, перебирая варианты действий врагов. Перед глазами у нее появилась избежавшая засады на мосту полугусеничная машина, что извергала пламя из турели.

Девушка взглянула на аллею, на которой должна была появиться машина, и увидела, что отряд Огненных Драконов уже поджидает врага, получив предупреждение от Келамита или кого-то еще из провидцев.

Прямо на глазах у девушки адская машина возникла из темноты, огонь сочился из сопла, закрепленного на башне. Огненные Драконы дружно выстрелили из тепловых ружей, целясь в топливный бак, установленный в кормовой части нехитрой орочьей конструкции. Взрыв заполнил собой весь переулок. Стены домов залило горящим маслом, тротуар усыпало обломками.

Орки тем временем отчаянно пытались прорвать эльдарскую круговую оборону. Они продолжали напирать, несмотря на тяжелые потери. Келамит мысленно подтолкнул девушку вправо, где среди многочисленных вариантов будущего был прорыв вражеских сил. Тирианна направилась туда, и Зловещие Мстители залили наступавших орков градом сюрикенных дисков.

И все же пришельцы продолжали давить, невзирая на потери: взрывы в скоплении нападавших уносили десятки жизней, еще больше гибло под обстрелом Темных Жнецов, занявших теперь верхние этажи зданий, а орки все продолжали наступать. Зловещие Мстители приняли на себя основной удар, отстреливаясь до последнего.

Экзарх Мстителей выпрыгнул вперед с энергетическим щитом в одной руке, которым он отразил первую волну ударов, и силовым мечом в другой. Келамит и Тирианна присоединились к нему всего через несколько секунд. Их оружие светилось психосилой.

Тирианна полоснула клинком по горлу ближайшего к ней орка. Удар перебил дикарю позвоночник. В следующее мгновение она уклонилась от неуклюжего выпада другого зеленокожего с цепным мечом. Он повалился в тот миг, когда девушка подрубила ему ногу, и затем она вонзила меч ему в спину. Лезвие прошло насквозь.

На броне у Тирианны вспыхнули руны — она почувствовала, что в нее несколько раз выстрелили слева. Пули не причинили вреда, но внезапность атаки ошарашила девушку. Каждый миг происходило слишком много событий, чтобы успеть предвидеть и предотвратить их. Келамит пришел ей на выручку. Он бросил в сторону орков руну в форме змеи. В ночном небе из ниоткуда появилось извивающееся огненное существо, оплетшее огненными кольцами сразу нескольких орков. Оправившись, Тирианна вернулась в бой. Ее колдовской клинок двигался быстро и точно, он резал, протыкал насквозь и разрубал орков. Предвидя контрвыпады противника, колдунья получала возможность их избежать. Она непрерывно уклонялась и выбирала наилучшие моменты для удара.

Вдруг сплетение погрузилось во мрак. Тирианна перестала видеть что-либо. Поток животной ярости захлестнул ее разум и мысли. Словно цунами, разрушительная энергия переполнила ее, заглушая чудовищным ревом все прочие чувства.

Тирианну сбило с ног. Взрывная волна затронула в равной мере как ее разум, так и тело. Это был сокрушительный поток психической энергии невиданной силы.

Когда к Тирианне урывками вернулось зрение, она с трудом поднялась на ноги и увидела переливающегося энергией орка над грудой тел Зловещих Мстителей. Зеленоватые молнии ползали по всему его полуголому телу. Бешеные глаза монстра искрились. В руке у него был медный посох с развивающимися медными проводами, которые корчились от бегущей по ним энергии.

Тирианна нырнула в сплетение, не понимая, как она могла пропустить появление зеленокожего псайкера. Ее вновь захлестнула волна орочьей ярости, словно боевой клич, заглушающий все остальные звуки.

Как извержение вулкана, его психосила разрывала сплетение одним своим присутствием, уничтожая все вокруг.

У орочьего шамана было с десяток телохранителей, которые, даже не прицеливаясь, поливали пулеметным огнем растерянных Зловещих Мстителей. Келамит набросил покров темноты на аспектных воинов, чтобы те успели укрыться от обстрела за ближайшими развалинами.

От шамана по земле шла зеленоватая рябь, словно круги по воде. Плиты мостовой трескались у него под ногами. Волны сбивали эльдар с ног. В земле образовался ширящийся разлом.

Тирианна проворно перепрыгнула через трещину и бросилась под созданный Келамитом покров темноты. Даже свечение ее клинка приглушилось, и на миг она не видела совсем ничего. Стараясь двигаться по прямой, она побежала вперед с клинком наготове. Вынырнув из облака тьмы, Тирианна оказалась всего в паре шагов от ближайшего из телохранителей псайкера. В следующий миг его голова покатилась с плеч, а с меча посыпались светящиеся искры.

Пригнувшись, чтобы избежать удара силовой клешней от следующего монстра, Тирианна увидела, как позади ничего не подозревающих орков появились пять фигур в тяжелой броне с тихо жужжащими цепными мечами. Жалящие Скорпионы атаковали врагов. Их экзарх, орудуя двуручным цепным мечом, напополам разрубил шамана от плеча до пояса.

Телохранители псайкера полегли вслед за ним. Но расслабляться было рано. Темные Жнецы при помощи бушующего Аватара сгоняли всех орков по направлению к одной узкой улице. Врагов осталось не больше сотни, но, отчаявшись, они становились еще более опасными.

Неожиданно звуки выстрелов и визг сюрикенов заглушили душераздирающие визги, доносившиеся откуда-то сверху. Из ночных небес к земле устремились крылатые создания. Их силуэты четко выделялись на фоне заходящих лун. Разноцветные лазерные лучи пронзили воздух. Наездники на драконах — экзодиты — вступили в бой.

Тирианну охватил благоговейный трепет, когда к оглушительному хору присоединились новые голоса. Все больше боевых животных экзодитов присоединялось к схватке. Сама сила природы, прирученной «ушедшими», — гигантские рептилии — обрушивалась на орков, согнанных на площадь. Экзодиты жаждали напоить лазерные копья и фузионные пики кровью врагов в отмщение за разрушенный город и погибших товарищей. Архатайн оставил за ними право нанести последний удар и расквитаться с зеленокожими захватчиками.

Некоторые из «ушедших» восседали верхом на двуногих хищных ящерицах с острыми, как кинжал, клыками и не менее опасными когтями. Рыцари ушедших с пистолетами и клинками добивали отступающих орков, нанося удар за ударом. Другие обслуживали тяжелые орудия, закрепленные в паланкинах на спинах огромных рептилий. Импульсные лазеры и горящие копья планомерно уничтожали орков. Численность зеленокожих непреклонно снижалась. Драконы взмыли в воздух, и их седоки засыпали площадь лазерными выстрелами и плазменными гранатами.

Орки не долго продержались против разъяренных экзодитов. Они гибли десятками, а раненые обретали смерть под лапами гигантских левиафанов.

— Битва выиграна, — объявил Келамит.

Тирианна окинула взглядом площадь. Перед ней были сотни мертвых орков и десятки раненых и убитых эльдар. Она осознавала, что подобное зрелище должно повергать в ужас. Оно свело бы с ума любого из эльдар, но боевая маска закрыла ее от мрачных мыслей, позволяя лишь здраво и холодно оценивать ситуацию.

Колдунья оставалась собранной. Она узнала поле боя таким, каким видела его в сплетении. Девушка испытывала облегчение: некоторые из видений предрекали гораздо большие потери среди эльдар. Отстранившись от сплетения, она увидела, как алайтокцы вместе с экзодитами обыскивают дома в поисках уцелевших орков.

Битва и вправду была выиграна, но счет смертям еще не окончен.

Глава 7 Потерявшаяся

По возращении домой Тирианна пребывала в унынии. После битвы с орками она испытывала стыд и муки совести. Девушка чувствовала свою вину за то, что предвидела ранение Корландрила, но не предотвратила его. Она проплакала больше суток, сокрушенная обрушившимся на нее бременем. Ее силы действительно не были безграничны. Без помощи Келамита ей не удавалось выяснить, какая участь уготована Корландрилу. Она не знала, выживет ее друг или погибнет от ран.

Где-то на границе сознания она ощущала еще кое-что не менее гнетущее. Девушку мучили не столько воспоминания о пережитых сценах кровопролития и гибели товарищей, столько то, что она испытала перед тем, как боевая маска защитила ее сознание. Тирианна смутно помнила, как ее захлестнуло психосилой орка-шамана. Столь грубая первобытная мощь смела ее, словно мелкий камень на пути лавины. Она кубарем летела со склона, не находя опоры. Келамит же, напротив, даже не дрогнул. Девушка не видела его уже пять циклов с самого возвращения на Алайток, однако в конце концов она сочла, что не стоит искать встречи с наставником, пока он сам не захочет увидеться с ней.

Предоставленная самой себе Тирианна помимо всех сомнений и переживаний испытывала также некоторую толику зависти. Силы ее наставника оказались поистине поразительными как в реальности, так и на просторах сплетения. Едва ли нашлись бы места, в которые он не решился бы отправиться, хоть сам и предостерегал от них свою ученицу. Тирианна понимала, что сплетение таит от нее множество секретов. Предвидеть скорое и очевидное действие атакующего орка — это одно, а предвосхитить и распознать взаимосвязанные намерения целой группы воинов — совсем иное и пока неподвластное ей умение. Тирианне хотелось научиться заглядывать глубже и дальше, а пока она с нарастающим нетерпением дожидалась, когда же Келамит явится, чтобы вновь повести ее в сеть бесконечности.

На рассвете шестого цикла девушка решила взять все в свои руки. Она проснулась рано, позавтракала и направилась в Палаты Провидцев. Там Тирианна отыскала узел, который обычно использовала вместе с Келамитом для входа в сеть, и начала подготовку к погружению. Однако, прежде чем она завершила мантру, девушка прервалась, уже занеся руку над манящим ее узлом. Келамит не разъяснил ей всех правил взаимодействия со сплетением. Тирианна почувствовала укол вины, усомнившись, не нарушает ли она заведенные обычаи провидцев. Не сочтет ли Келамит оскорбительным для себя ее самовольный вход в сеть бесконечности? Не внесет ли ее вторжение каких-либо помех на пути других провидцев? Все же девушка отбросила сомнения. Келамит никогда прямо не запрещал ей самостоятельно входить в сеть. Даже такой непрямолинейный и загадочный наставник, как он, все равно дал бы ясно понять, будь это запрещено.

Девушка коснулась рукой узла и начала мантру заново. Словно шелуху, она слой за слоем отбрасывала свое физическое тело и сознание, позволяя освобожденному разуму перетечь в царство снов и видений.

Чтобы немного обвыкнуться, Тирианна для начала отправилась в хорошо знакомые места, позволяя течениям пульсирующей энергии, словно реке, нести себя по сети бесконечности. Она провела некоторое время в Оке Этениара, купаясь в звездном свете, просачивающемся в обсерваторию. Она слилась воедино с лучами, падающими на приборы и линзы.

Настроение Тирианны постепенно улучшалось — она продолжила прогулку по Алайтоку, покрывая в мгновение ока расстояния, на преодоления которых в реальном мире ушли бы долгие часы. Она прошла по хрустальным нитям, располагавшимся под куполом Непрестанного шепота, подслушивая обрывки утренних выступлений чтецов и декламаторов, обращавшихся к воображаемой аудитории. Это место вскоре наскучило девушке: она слишком много времени провела здесь в своем телесном обличии. Тирианна устремилась дальше по проводникам сети, вскоре оказавшись у шпилей корабельных доков.

Здесь она то и дело улавливала остаточное присутствие Арадриана, отголоски его отъезда, сохранившиеся в полотке сплетения. Девушка обратилась к архивным записям, желая отыскать сведения о том, куда мог направиться его корабль после битвы с орками, но не нашла ничего. Подобную пустоту оставляли за собой странники, не желавшие разглашать свои тайные тропы.

Расстроенная неудачей Тирианна собиралась было направиться к куполу Хрустальных провидцев, но легкая рябь, пробежавшая по сети бесконечности, остановила ее. Врата Алайтока раскрылись, разослав энергетические импульсы по всему искусственному миру, и из околоварпового подпространства паутины появился корабль.

Тирианна немного покачалась на волнах, наслаждаясь видом недосягаемых звезд и далеких планет, воспоминания о которых принес в своем шлейфе прибывший корабль. Когда врата паутины почти сомкнулись, Тирианна вдруг заметила нечто такое, чего не видела раньше.

Келамит предупреждал ее не приближаться слишком близко к порталу, не раскрывая причин этого запрета, но Тирианну словно тянуло туда. Любопытство, дополненное толикой ученической жажды противоречия, заставили ее приблизиться и рассмотреть портал внимательнее.

Увиденное поразило девушку. Она вдруг осознала, что, хотя она никогда раньше не раздумывала над этим, ее открытие вполне закономерно.

Сеть бесконечности не прерывалась по ту сторону портала. Длинные эфемерные нити вплетались в канву паутины. Освободившись от хрустальных проводников и психических оков, сеть бесконечности мутной дымкой перетекала в туннели паутины.

«Это вполне объяснимо», — подумала Тирианна. Паутина во многом была психическим явлением, туннелем между варпом и материальной вселенной, но она же являлась и психическим проводником. Паутина была фиксирована лишь в определенных точках, в остальном же она представляла собой переменчивую и эфемерную материю, чьи врата соединяли отдаленные искусственные миры, находящиеся в постоянном движении. Тирианна никогда раньше не задумывалась об этом назначении паутины. Она не только служила дорогой для странствий между отдаленными искусственными мирами, но и являлась связующей нитью между ними, одновременно питала и сама подпитывалась от них.

Осторожно подбираясь ближе из страха перед силами, поддерживавшими паутину, Тирианна разглядела несколько меньших порталов, ведущих в различные места Алайтока. В теории она знала об их существовании, но на практике увидела впервые. Многие древние святилища имели собственные порталы в паутину. Также ими обладали аспектные храмы, палаты Автархов и некоторые частные резиденции наиболее древних и почитаемых на Алайтоке семей. Они были созданы еще до Грехопадения. Многие из таких порталов постепенно исчезали, заброшенные за ненадобностью. Их истинное предназначение позабылось. Некоторые были еще активны, но заперты психическими барьерами и рунами. Девушка не рисковала приближаться к таким входам, понимая, что раз их некогда заперли, значит, на то должны были быть веские причины. Как зеркало Нандриеллейна, они могли быть затронуты порчей и обречены предать любого, кто рискнет ими воспользоваться.

Тирианна нерешительно шагнула дальше по сети бесконечности — за пределы физических границ Алайтока. Переход от частично материального к полностью психическому прошел едва ощутимо. Приблизившись к порталу, девушка увидела, что расплывчатые нити, уходящие вдаль, становятся четче, превращаясь в пути. Приободренная этим открытием, Тирианна двинулась вперед.

На миг она испугалась, вступив на полотно самой Паутины. Девушка остановилась, осознав, как далеко она ушла от своего тела. Мысль о собственной физической оболочке на миг пошатнула ясность ее разума. Девушке стоило некоторых усилий удержаться от возвращения в собственное тело.

Колдунья повторила последние строки заученной мантры, и ее присутствие в сети стабилизировалось. Тирианна успокаивала себя тем, что в сплетении расстояние и время не имели значения. Если девушка заблудится или случится что-то нехорошее, она просто отстранится от сети бесконечности и вернется разумом в собственное тело.

Некоторое время она держалась поближе к порталу. Здесь было холодно, и этот холод проникал ей в душу. Тирианна осознала, что здесь она совсем одна, несмотря на мелькающие время от времени следы других провидцев, летевших сквозь межзвездное пространство к другим искусственным мирам.

Тирианна почувствовала биение жизни, когда портал вновь открылся, пропуская корабль. Судно несло свою собственную миниатюрную локальную версию сети бесконечности. Камни души в сердце межзвездного корабля посылали в стороны психические щупы, легко касавшиеся паутины. Судно прошло мимо девушки и устремилось прочь в неизвестном направлении. Кристаллическая матрица корабля черпала энергию и знания из самой структуры Паутины, сливаясь с ней на психическом уровне, но сохраняя свою материальную форму.

Девушка поборола искушение уцепиться за один из психических щупов корабля и заскользить вслед за удаляющимся судном. Это было слишком рискованно. Ей нравилось гулять самой по себе, восхищаясь необъятными просторами сети бесконечности, раскинувшейся по всей Галактике.

В необозримом пространстве космоса переставало существовать само время, но Тирианна догадывалась, что провела в сети уже немало часов. Это было самое долгое ее путешествие на сегодняшний день, но все же она продолжала удаляться от Алайтока. Следуя за отголосками скрывшегося из виду корабля, девушка плыла в его шлейфе. Вскоре она достигла развилки в Паутине. Единый проход расщеплялся на несколько широких и множество узких ответвлений. Бросив прощальный взгляд на Алайток, девушка выбрала один из путей наугад и полетела по нему, оставляя свои страхи позади, в психическом колодце родного дома.

Вокруг было безжизненно.

Холод межзвездной пустоты пронизывал стены прохода и рассеивал энергию Паутины. Тирианна натолкнулась по пути на участки, где ткань Паутины была тоньше обычного. Это реальность пыталась вторгнуться в межпространственный коридор. Порой встречались следы повреждений или небрежного обращения. Девушка не видела эти участки, у нее сейчас не было глаз, чтобы «видеть» в прямом смысле слова, но она ощущала уязвимые места.

Все вокруг казалось тихим и полным умиротворения, особенно в сравнении с сетью Алайтока, наводненной душами умерших эльдар.

Откуда-то издалека раздался шепот.

Страх сковал Тирианну, когда она осознала, насколько далеко забралась. Как неразумно было отправляться в путешествие одной, без защиты. Она была предоставлена самой себе, став лишь пылинкой, крупицей мироздания, подвешенной между жизнью и смертью на хрупких нитях, сотканных кем-то древним.

Шепот становился все громче, ближе. Напуганная, Тирианна ринулась прочь. В Паутину пыталась ворваться не только материальная вселенная. Структуру межпространственного перехода стремился прорвать и варп со своими обитателями.

Тирианна остановилась. Запутавшись в проходах, девушка не понимала, приближается ли она к Алайтоку или, напротив, удаляется от него.

Она уже достаточно нагулялась, пора было возвращаться. Провидица отпустила психическую матрицу, позволяя разуму вернуться в собственное тело.

Ничего не происходило.

Она сделала еще одну попытку, думая о своем теле, об Алайтоке, о единстве разума, бытия и формы, но и это не помогало. Тирианна по-прежнему оставалась во власти хитросплетений потоков энергии. Преследовавший девушку шепот теперь был совсем близко. Его присутствие леденило душу.

Подумав о том, что, возможно, расширение взаимодействия с сетью поможет ей отыскать обратную дорогу, девушка позволила себе раствориться, растечься по сплетению во всех направлениях. На миг ей показалось, что она увидела искру тепла, жизни, энергии, которую она приняла за Алайток. В то же время колдунья прикоснулась к чему-то абсолютному чуждому ей, чему-то отвратительному.

Лишенная тела, она не могла закричать. Ее сознание вновь сжалось до единой точки, а всплеск отчаяния и ужаса всколыхнул сплетение, словно водную гладь. Эта волна не затихала, казалось, целую вечность, выдавая присутствие девушки всем и каждому, кто окажется поблизости. Тирианна понимала, что раскрыла саму себя. Теперь она стала легкой жертвой для любого хищника. Тирианна попыталась скрыться, слиться со структурой Паутины, но страх выдавал ее. Конвульсии ужаса по-прежнему сотрясали и коробили сплетение так же, как рыдания могли бы сотрясать ее физическое тело. Девушка сейчас была словно пойманная муха, бьющаяся в паутине, чьи попытки выбраться из сети лишь приманивают паука.

Подобно затягивающейся на шее петле, неизвестные существа подбирались все ближе. Тирианна решила, что, оставаясь на месте, она окажется беспомощной и вскоре будет поймана. Превратившись в сверкающую искру энергии, девушка бросилась прочь, поворачивая то вправо, то влево, устремляясь то вверх, то вниз, не думая уже ни о чем, кроме как побыстрее оторваться от неизвестных преследователей.

Когда Тирианна наконец остановилась, она окончательно потерялась. Нигде в обозримом пространстве не было и намека на теплое свечение Алайтока.

Зато здесь было нечто другое, что-то давившее на сплетение, искажавшее его структуру. Тирианна не чувствовала его отчетливо, поскольку оно было намеренно сокрыто от посторонних глаз, и все же она ощущала его по искривлению близлежащих нитей, словно прозрачное стеклышко, заметное глазу только под определенным углом.

Тирианна догадывалась, что это был карман реальности, кусок материальной вселенной, вплетенный в структуру Паутины, равно сокрытый от смертных и вечных. Существовало множество причин появления подобных карманов. Большая их часть образовалась еще во времена до Грехопадения. У Тирианны не было ни малейшего желания продолжать исследование Паутины, но необходимость заставила ее преодолеть страх. Девушке нужно было найти дорогу обратно на Алайток, и, возможно, в этом кармане был кто-то, кто мог ей помочь.

Тирианна приблизилась, аккуратно касаясь границы кармана. Он странно влиял на ее самосознание, словно кривое зеркало, искажавшее зрительный образ. Она почувствовала себя одновременно вытянутой в струну и тяжелой, как камень.

Стараясь не обращать внимания на неприятные ощущения, Тирианна проскользнула внутрь кармана. Спустя всего миг она поняла, что сделала это напрасно.

От прорывавшего поверхность Паутины нагромождения скал ввысь вздымался темный шпиль. Поначалу Тирианне трудно было осознать его размеры. Она оставалась лишь крупицей сознания, не имеющей собственной формы, с которой можно было бы сопоставить размеры других материальных объектов. Вскоре девушка поняла, что башня огромна, а темные крупинки, вьющиеся вокруг нее, — фигуры эльдар с крылатыми ранцами за спиной.

Все движения здесь казались невыносимо медленными по сравнению с мимолетностью событий в сети бесконечности. Тирианна протиснулась дальше вглубь кармана реальности и разглядела, что в небе над башней мерцает голубая звездочка, а из самого сооружения вбок отходят три длинных узких балкона. Около двух их них парили незнакомые суда, и девушка догадалась, что это причалы. Тирианна никогда не встречала подобных кораблей в порту Алайтока.

Судя по ощетинившимся оружием корпусам, это, несомненно, были военные суда. Их треугольные солнечные паруса — два больших и один малый — были изогнуты по направлению к корме, а носы заканчивались острыми таранными устройствами, окруженными искрящимися энергетическими полями.

Паутина обтекала этот мир, но не проникала в него. Нити сети бесконечности, словно кокон, опутывали карман реальности, но ни одна из них не тянулась внутрь к башне. Тирианна видела, как эльдар спускаются с кораблей по мостикам, ходят по причалам, но не могла приблизиться к ним. Впрочем, когда девушка осознала, чем они занимались, она могла лишь порадоваться, что не различала подробностей.

Фигуры эльдар, облаченные в стилизованную варварскую броню, с кнутами и плетьми в руках гнали от кораблей разношерстную толпу иномирян в разинутую пасть портала в стене башни. Воздух наполнили крики и стоны. Тирианна ощутила, как по карману реальности прокатилась волна страданий. Из портала лилась нескончаемая агония.

Девушка попыталась рассмотреть пленников и заметила среди несчастных несколько десятков людей. Другие создания были ей не знакомы: тела одних покрывала густая шерсть, других — чешуя, некоторые пленники неуклюже ползли на четвереньках, другие шли прямо и по телосложению напоминали эльдар. У всех руки были закованы в горящие алым кандалы, на шее и ногах у несчастных виднелись энергетические оковы. К своему облегчению, девушка не могла разглядеть деталей.

На миг Тирианну словно разорвало на куски: в Паутине, окружавшей карман реальности, открылся портал и исторг еще один корабль, на этот раз одномачтовый, размером чуть меньше двух пришвартованных у башни. Его черно-красные борта сияли, словно рыбья чешуя. Судно направилось к верхнему причалу.

Колдунья понимала, что в этом пиратском логове ей не найти помощи. Оставаться здесь было крайне опасно, и она вынырнула из кармана реальности обратно в Паутину, вновь испытав крайне неприятное душераздирающее чувство в процессе перехода. Придется оставить пиратов в покое.

Теперь, немного успокоившись, девушка заставила себя более трезво взглянуть на сложившуюся ситуацию. Она потерялась в Паутине и сейчас была достаточно далеко от Алайтока. Лучший способ вернуться — последовать за каким-нибудь кораблем. Наиболее вероятно встретить корабль можно на крупных магистральных маршрутах Паутины. Сейчас ее окружал клубок узких проходов и переплетенных туннелей, образовавшийся вокруг пиратского логова. Если провидица решит пробираться сквозь него и дальше, она почти наверняка застрянет здесь навечно. Единственным выходом было вернуться назад. Страх вновь охватил Тирианну, когда она осознала, что ей вновь придется возвращаться туда, где ее преследовал отвратительный шепот.

Прошло мгновение, а может, целая вечность, в Паутине никогда нельзя сказать наверняка, но Тирианна была уверена, что движется в верном направлении. Проходы становились шире, но вместе с тем росло тревожное чувство, что с каждым шагом Алайток становился все дальше.

Настроение ее прошло полный круг от отчаяния и страха к забрезжившей надежде и обратно к беспокойству, сменившемуся отчаянием. Сеть бесконечности взаимодействовала с девушкой, реагировала на ее настроение, откликалась на потаенные мысли, отражала всплески ужаса.

В какой-то момент Тирианна обнаружила, что она не одна. На этот раз девушка постаралась усмирить свой страх, похоронить его в глубине сознания, не дать ему выбраться наружу и потревожить нити Паутины. Ненасытные существа, бесформенные твари с мертвыми глазами и острыми клыками, промчались мимо нее.

Их прикосновение несло леденящий душу ужас, но девушка не поддалась ему. Она превратилась в сгусток энергии, став отстраненным наблюдателем, а не добычей, и лишенные разума создания не проявили к ней никакого интереса.

Они медленно кружили, стремясь пробить полотно Паутины снаружи и проникнуть внутрь. Тирианна плавно отстранялась от них, перемещаясь так медленно, что ее движение оставалось практически незаметным по сравнению с той сверхсветовой скоростью, с которой она неслась по Паутине ранее.

Время от времени она замирала на месте, когда чувствовала, что охотники подбираются ближе, привлеченные искоркой жизни и тепла. Она старалась не поддаваться панике, закрыть свои мысли, не вспоминать о доме и друзьях, чтобы только не выдать свое присутствие. Она стала лишь точкой в бесконечности, частичкой вселенной и ничем больше.

В сети бесконечности вдруг стало теплеть. Жар нарастал постепенно, подобно лучи восходящего солнца. Почуяв это тепло, хищные твари пустились прочь.

Тирианна ощутила колоссальное облегчение. Она не сомневалась, что тепло — это добрый признак. Оно простиралось по Паутине, наполняя ее надеждой. Оно было нежным, как руки любимого, и успокаивающим, как объятья матери, баюкающей своего младенца.

Сиреневые волны накатывали на бледно-голубой песок, едва касаясь ног Тирианны. В небосводе сияла серебристая сфера, мягко освещавшая пустынный пляж. Откуда-то издалека к Тирианне шел мужчина. Девушка улыбнулась, узнавая походку Арадриана. На нем была светло-серая с белым накидка. Одной рукой он прикрывал рукой глаза от серебристого света.

Тирианна приподнялась и протянула ему руку, но, когда он приблизился, девушка поняла, что ошиблась. Это оказался не Арадриан, а Корландрил. На лицо скульптора падали его растрепанные ветром волосы. Он улыбался, глаза его светились счастьем.

— Какое чудесное место, — сказал он и остановился, окидывая взглядом морской пейзаж. — Спасибо, что пригласила меня сюда.

— Да, я подумала, что нам стоит повидаться и поговорить, — ответила девушка, хотя, по правде сказать, она не могла припомнить, когда договаривалась с другом о встрече.

— Зачем ограничиваться короткой беседой? — сказал Корландрил, хитро улыбаясь. Он протянул руку и погладил Тирианну по плечу. Его прикосновение было столь приятным, что у нее по телу пробежали мурашки. — Мы же никуда не спешим.

— Я не уверена… — ответила Тирианна и хотела было отстраниться, но Корландрил нежно сжал ее запястье и привлек ее ближе к себе. Его темные глаза горели страстью.

— Я кое-что сделал для тебя, — сказал он, доставая из складок мантии золотой браслет. Он протянул ей украшение, ожидая, что девушка сама просунет в него руку.

Тирианна не решалась.

— Когда ты начал создавать украшения? — спросила она. — Я думала, ты скульптор-портретист.

— Примерь, я хочу посмотреть, как он будет сидеть у тебя на руке, — сказал Корладрил, не замечая вопроса и притягивая девушку еще ближе. — Надевай же, мне не терпится это увидеть.

— Ты никогда ничего мне не дарил, — сказала Тирианна, несколько озадаченная его настойчивостью.

— А ты никогда не говорила, что любишь меня, — ответил ее друг. Он попытался надеть браслет на ее запястье, но девушка отдернула руку.

— Здесь что-то не так, — сказала Тирианна, озираясь по сторонам.

На Алайтоке вряд ли остались еще места, где она никогда не была, но этот пейзаж был ей незнаком. Внезапно воспоминание пронзило ее разум.

— Ты больше не скульптор, — сказала Тирианна, отступая еще на шаг. — Ты стал воином.

— Я не смог жить без тебя, — сказал Корландрил, следуя за ней. — Твоя любовь победила мою ярость. Почему бы тебе просто не принять мой подарок. Надень браслет, и мы посидим и спокойно поговорим. Здесь нам никто не помешает.

— Нет, — ответила Тирианна и затрясла головой. Она отчаянно пыталась вспомнить, как вернулась на Алайток, но не могла. Последнее, что она помнила…

— Это все не настоящее, — сказала она, отстраняясь. — Я застряла в Паутине. Я все еще в ней, верно? Кто ты такой?

— Я твой друг, — ответил Корландрил. — Ты знаешь, кто я. Надень браслет, и мы вместе пойдем домой. Я знаю дорогу.

— Ты не Корландрил, — Тирианна ощутила новый приступ паники. Она не знала, что это за наваждение, но это точно был не ее друг.

Корландрил выглядел оскорбленным и разочарованным. Над головой у него сгущались тучи, весь пляж погружался в сумерки. Корландрил — вернее, некто в его обличии — обиженно поджал губы и покачал головой.

— Мы могли так прекрасно провести время, зачем было все портить? Я думал, ты хочешь быть со мной. Разве не так?

— Ты не Корландрил, — повторила девушка, оглядываясь. Пляж тянулся в обе стороны на сколько хватало глаз. У песчаного берега, казалось, не было конца и края. Тот, кто притворялся Корландрилом, схватил ее за руку и попытался силой надеть браслет.

— Надевай! — настаивал он, но Тирианна сопротивлялась, и тогда Корландрил начал выкручивать ей руку. — Надевай, не серди меня.

Тучи налились свинцом, по воде прокатились буруны белой пены. Волны шумно ударились о кристаллы, торчащие из песка у самого берега.

— Отпусти меня! — закричала Тирианна, пытаясь высвободить руку.

— Мы навечно будем вместе, как ты и желаешь, — произнес Корландрил. — Ты хочешь этого сильнее всего.

— Нет, — ответила девушка, замирая на месте. — Я не люблю тебя.

— Меня все любят, — заявило наваждение, — не лги себе. Не сопротивляйся зову сердца.

Тирианна ударила его ногой в колено, и пока оно корчилось от боли, высвободила руку. Песок тем временем превратился в черные стеклянные шарики. Девушка заскользила по нему, упала, затем встала на ноги и побежала прочь по зыбкому берегу. Море почернело. Небеса наливались багровым.

— Ты не можешь бросить меня, — выкрикнул ей вслед Корландрил.

Она не успела сделать и нескольких шагов, когда наваждение возникло прямо перед ней.

— Ты можешь провести со мной вечность, — сказало нечто в обличии Корландрила, — я превращу твою жизнь в нескончаемое удовольствие. Люби меня, как я люблю тебя, и ты больше никогда не познаешь ни злобы, ни страха, ни горечи. Прими нашу любовь, и она никогда не кончится.

Наваждение приблизилось на шаг, протягивая ей руку, но затем остановилось и взглянуло в небо. Тирианна подняла голову и увидела, что небеса разверзлись. Сквозь разодранные облака на землю опускались белоснежные снежинки.

— Нет, — завопил Корландрил, — уходите прочь!

Снежинки все приближались к земле, и Тирианна увидела, как весь мир тает. Небо на глазах превращалось в завихрения Паутины, море рассыпалось на цветные осколки.

Вместо Корландрила на Тирианну теперь смотрели огромными гипнотизирующими глазами десятки наполовину мужских, наполовину женских одногрудых существ на птичьих ногах. Они окружали девушку, подбирались ближе, клацая зубами, сжимая и разжимая когтистые лапы. Они держали в своих мерзких конечностях золотые наручники, которые хотели надеть на девушку. Тирианна с трудом увернулась от пут. Она пришла в ужас, осознав, что эти существа — демоны, слуги Той-что-жаждет, воплощения Великого врага.

Тирианна пыталась убежать, но окружившие ее демоны преградили дорогу. Вдруг чудовищные твари остановились, озираясь по сторонам. С неба протянулись прозрачные нити, по которым вниз спускались тысячи крошечных белоснежных созданий. Словно снежная лавина, паучки захлестнули демонов и обволокли их от когтистых лап до хохолков на головах. Исчадья варпа отбивались, как могли, рассекая воздух когтями, а из мрака тем временем появлялись новые фигуры — сияющие белые силуэты с копьями и мечами. Лучи ослепительной яркости ударили в демонов. От сокрушенных порождений варпа остались лишь гаснущие искры.

Тирианна почувствовала, как свет обволакивает ее, словно кокон, нежно, но надежно. Лучи проходили сквозь нее, превращая ее в чистую энергию. Девушка почувствовала, как к ее мыслям прикоснулось что-то бессловесное, но дружественное.

Она позволила лучам света приподнять себя над землей, и спустя мгновение она уже мчалась сквозь сплетение, оставив далеко позади умирающих в схватке демонов.

Тирианна резко вдохнула и открыла глаза. Она пошатнулась и рухнула на пол. Рука соскользнула с узла сети бесконечности. Сознание не оставило девушку, но она чувствовала жуткую слабость и головокружение. Тирианна попыталась подняться. Ей никак не удавалось прийти в себя. Сквозь затуманенное зрение она с трудом разглядела, что вокруг нее собралось пятеро эльдар.

Среди них был Келамит. Лицо его было сосредоточенным, губы плотно сжаты. Пальцы ясновидца подрагивали. Вокруг него по неправильным орбитам плясали руны.

Тошнота и головокружение отступили, и девушка, облокотившись спиной о стену, наконец-то смогла сесть и отдышаться. Она содрогнулась при мысли о том, сквозь что она недавно прошла. Путеводный камень у нее на груди горел синим, обжигая кожу.

Как можно было поступить так наивно, так глупо? Как безрассудно — отправиться в путешествие по Паутине в одиночку, без чьей-либо помощи! Тирианна тихо заплакала, осознав, насколько близка она была к Той-что-жаждет. Колдунья рисковала не только жизнью. По глупости она чуть было не отдала свою бессмертную душу на истязание существу, порожденному неконтролируемой тягой ее предков к удовольствиям.

Все еще сотрясаясь от рыданий, Тирианна вздрогнула, когда чья-то рука легла на ее плечо. Подняв голову, она увидела Келамита. Девушка ожидала, что ясновидец отругает ее, но он лишь тепло улыбнулся и помог ей подняться.

— Прости меня, — сказала девушка, зарываясь лицом в складки мантии у него на груди. Слезы не переставали катиться из ее глаз.

— Это ты прости меня, дитя, — сказал Келамит, гладя ее по затылку, — я не доглядел.

— Я всех нас подвергла опасности, — сказала она. — А что, если бы эти… существа захватили меня, обратили меня на свою сторону?

— Ничего не случилось, — сказал Келамит, похлопывая ее по руке. — Это твоя заслуга. Ты сильнее, чем ты думаешь. Не каждому под силу устоять перед их соблазнами. И все же я вновь должен извиниться перед тобой. Я предвидел, что ты отправишься в путешествие. Я тоже так делал, когда только начал обучение, и подумал, что это пойдет тебе на пользу. Я не предвидел, какая страшная угроза поджидает тебя, а должен был.

— Ты знал, что я потеряюсь? — спросила Тирианна. — Ты позволил мне блуждать по сети одной, зная, куда это может завести?

— Я пренебрег осторожностью, — произнес Келамит с каменным лицом. — Из всех возможных вариантов развития событий только один был опасным для тебя. Я подумал, что тебе стоило дать возможность побродить по сети самостоятельно. Вероятность несчастья была крайне мала, но вне зависимости от того, насколько ничтожны шансы на подобный исход событий, я обязан был учесть и их. Если б я наверняка знал, что так будет, я бы непременно вмешался, но я не думал, что ты настолько сильна, чтобы уходить так далеко и взаимодействовать с матрицей вечности.

— Матрицей вечности? — переспросила Тирианна, услышав незнакомое сочетание.

— Это царство, объединяющее воедино сети бесконечности всех искусственных миров. Она является частью Паутины и частью кое-чего другого, — пояснил Келамит. — Она по сути своей ближе к бескрайнему сплетению, чем любое другое наше творение. Она создана из первозданной эфирной материи. Обычно новички вроде тебя не могут перемещаться по ней.

— Что теперь будет? — спросила Тирианна, потупив глаза. — Полагаю, я проявила себя не с лучшей стороны. Я пойму, если ты теперь откажешься учить меня.

— Сейчас я хочу заниматься твоим обучением больше, чем когда-либо прежде, дитя мое, — сказал Келамит. — У тебя огромный потенциал не только психосилы, но и любознательности, решимости и веры в себя. Это как раз те качества, которые наиболее важны для провидца. Меня куда более расстроило бы твое нежелание исследовать сеть самостоятельно.

Тирианна посмотрела на остальных провидцев в комнате и заметила, что они согласно кивают.

— Возвращайся к себе и отдохни. Ты пережила события, которые могут потрясти и куда более опытных из нас, — сказал Келамит. — Хорошо обдумай произошедшее. Завтра мы продолжим твое обучение.

Глава 8 Воссоединение

После первой драматической вылазки в матрицу вечности Тирианна твердо решила придерживаться более упорядоченных пределов сети бесконечности Алайтока. Зоны, в безопасности и спокойствии которых успела убедиться провидица, теперь стали для нее прибежищами стабильности, укрытиями, которые она постоянно посещала. Благодаря этому девушка сохраняла чувство собственного «я» и нужный уровень душевного равновесия.

Под опекой Келамита она делала заметные успехи, используя сеть бесконечности, чтобы обозревать все более просторные участки сплетения, причем с большей уверенностью и сосредоточенностью. Странствия Тирианны стали более целеустремленными, пусть она и не могла по-настоящему свободно ориентироваться вокруг и часто нуждалась в направляющем духе ясновидца, который показывал ей дорогу.

Так всё и продолжалось довольно долгое время, и с каждым циклом девушка оттачивала свои умения, вновь обретая веру в успех. Мрачные воспоминания о демонах, едва не схвативших её, понемногу исчезали.

Наконец, после очередного занятия в сети бесконечности, Келамит не отпустил Тирианну восвояси, а предложил прогуляться под куполом, в садах возле дома провидицы.

Они говорили о выученных уроках и надеждах, которые девушка связывала с будущими циклами, но было очевидно, что ясновидец думает о чем-то ином. Наставник и ученица остановились на вершине белого арочного моста через неглубокий овражек; вокруг них, на холмах и разбросанных здесь и там рощицах, лежали долгие тени башен.

— Совершенствуя свои психические способности, ты прошла долгий путь, — произнес ясновидец, сложив руки за спиной. Тирианна, облокотившись на перила, посмотрела на тонкий ручеек под мостом.

— Мне кажется, что я только ступила на мелководье, — отозвалась девушка. — Море знаний простирается далеко за пределы наших путешествий.

— Верно, поэтому следует рискнуть и отплыть от берега. До сих пор ты служила якорем для самой себя — как тебе известно по опыту, полученному в матрице бесконечности, наши силы ограничены, пока мы привязаны к телесным оболочкам. Чтобы увидеть больше, чтобы заплыть дальше в море знаний, следует оставлять за спиной путеводные бакены. Благодаря ним можно глубже проникнуть в будущее, но при этом нельзя терять из виду обратную дорогу.

Протянув руку к поясу, ясновидец извлек руну размером с подушечку его большого пальца. Вещица, сделанная из призрачной кости, неярко поблескивала собственным светом и лениво вращалась вокруг вытянутого пальца Келамита.

— Руны — наши бакены, наши мостики в дальнюю даль, — продолжил наставник. — Пока что ты использовала свои тело и разум, как проводники энергии сплетения, но их выносливость не беспредельна. Руны даруют новые пути изысканий; если вообразить преграду между настоящим и будущим в виде стены, то они создадут нам врата в её толще. Каждая из рун имеет собственное предназначение, по-своему открывает обзор на скрытое грядущее и направляет наши разумы к целям странствий. Кроме того, они, действуя подобно клапанам, гарантируют, что мы не захлебнемся в потоке силы, к которому обращаемся, а также защищают наши мысли от Той-что-жаждет.

Вздрогнув при упоминании темнейшего врага эльдар, Тирианна едва не упустила нить рассуждений ясновидца. Отбросив непрошеные мысли о событиях в Паутине, она сосредоточилась на словах Келамита.

— Каждая руна увеличивает нашу мощь, — сказала провидица.

— До некоторой степени. В самих рунах нет никакой силы, но с их помощью мы можем проводить через себя больше психической энергии. Всё уравновешено; чтобы контролировать несколько рун, требуется значительная ловкость и сосредоточенность ума, поэтому начнем мы с одной-единственной.

— Вы думаете, я уже могу изучать рунное колдовство? — спросила Тирианна, взволнованная такой перспективой.

— Несомненно, это так, дитя. Знай, что каждая руна уникальна и привязана к своему провидцу, она — продолжение его формы. Когда мы увидимся в будущем цикле, я отведу тебя туда, где изготовят первую из твоих рун.

— Какую же? — к тому времени девушка уже изучила несколько сотен символов, каждый со своими достоинствами и недостатками, возможностями и ограничениями.

— Все мы начинаем с одной и той же, — ответил Келамит. — Руны собственного «Я». Нашего личного символа, нашей ипостаси в сплетении, без которого невозможно рунное колдовство.

Они уговорились о встрече в следующем цикле, и ясновидец отбыл, оставив ученицу в раздумьях о следующей ступени её развития. Открывающиеся возможности заинтриговали девушку, а при мысли о близости столь важного шага она ощутила удовлетворение от собственных достижений. Подобного Тирианна не испытывала с тех пор, как встала на новый Путь; руна провидицы и руна собственного «я» слились воедино в её разуме, неразделимые, символизирующие одна другую. То, что девушка была готова воплотить в реальности образ из собственных мыслей, указывало на её успехи в обучении, и она вернулась домой, вся в предвкушении грядущего.

— Это какая-то уловка? — требовательно спросила Тирианна.

Келамит только что жестом пригласил девушку войти в мастерскую костопева.

— Никаких уловок, — уверил её наставник.

— Но вы же знаете, кто занимается здесь своим ремеслом, — возразила провидица.

— Да, я знаю, — с бесстрастным выражением лица произнес Келамит. — Ирландриар, один из лучших костопевов Алайтока. Он изготовил множество провидческих рун.

— Он мой отец! — выкрикнула Тирианна, зная, что наставнику должен быть известен этот факт.

— Так ты больше не называешь себя дочерью Аурентиана, Чтеца Желаний? Странный выбор момента для подобного признания, — в глазах ясновидца мелькнуло любопытство.

— После смерти матери Аурентиан стал для меня отцом в большей мере, чем Ирландриар, — объяснила девушка. — Ирландриар мне не отец.

— Это не так, — невозмутимо ответил Келамит. — И тебе очень повезло.

— Повезло? — Тирианна почти выплюнула это слово. — Ирландриар — самовлюбленный, неуживчивый деспот! Я не желаю иметь с ним дело.

Терпеливое выражение лица наставника не изменилось. Повергнувшись к высокому арочному проходу, ясновидец соединил ладони; его глаза засияли психической энергией, а голос приобрел потусторонний тон, который теперь ассоциировался у девушки с вылазками в сплетение.

— Ирландриар изготовит руну для Тирианы, — медленно и напевно произнес Келамит. — С ней она пойдет дальше по Пути Провидца, узнавая собственную судьбу и множество прочих.

— Есть другие костопевы, — возразила девушка, не убежденная этим фаталистическим заявлением. — Один из них изготовит мне руну.

— Случится не это, — ответил наставник, голос которого возвращался к обычному тону, а свет в глазах тускнел. — Твои возражения говорят о незрелости, они недостойны провидицы Алайтока.

Тирианна, однако, стояла на своем, не желая потакать замыслам Келамита.

— Ты думаешь, что я сделал этот выбор из вредности или по собственной прихоти? — поинтересовался наставник. Теперь он хмурил брови, начиная гневаться. — Послушай меня, дитя. Как провидец, ты увидишь множество судеб, которые не сможешь изменить. Если тебе не удастся смириться с этим, ты сойдешь с ума, измученная никогда не существовавшими вероятностями. Если твой отец не изготовит для тебя руну, мы распрощаемся навсегда.

— Возможно, другой ясновидец возьмется обучать меня, — девушка вызывающе скрестила руки на груди. — Не сомневаюсь, что хоть один из них разглядит мой потенциал.

— Гордячка! — рявкнул Келамит, заставив Тирианну вздрогнуть. Наставник впервые повысил на неё голос, и девушка на мгновение ощутила чувство вины. — Никто другой не возьмет тебя в ученицы, уж я об этом позабочусь.

— Так нечестно! — крикнула Тирианна. — Последний раз я разговаривала с отцом много циклов назад, и не хочу, чтобы он снова становился частью моей жизни.

— Если дело в этом, тебе предстоит сложный выбор, — ясновидец вновь успокоился. — Можешь по-прежнему избегать своего отца и найти другой Путь, или, примирившись с его существованием, стать полноценной провидицей.

Девушка с отвращением скривила губы, в ответ на что Келамит развернулся и пошел обратно по переходному мостику, к гравидиску, который доставил их в Купол Мастеров.

— Подождите! — крикнула ему вслед Тирианна. Сжав кулаки с досады, она все же смогла удержаться от раздраженного тона. — Я поговорю с Ирландриаром, но только по поводу руны.

Остановившись, ясновидец развернулся и указал рукой в сторону дверного прохода.

— Больше от тебя ничего и не требуется, дитя.

Девушка глубоко вздохнула и направилась под арку, собираясь с духом перед неизбежным противостоянием.

За проходом обнаружилось большое полукруглое помещение, которое выходило на ещё более просторный участок, раскинувшийся вдоль поперечной оси Алайтока. Зал оказался практически пустым, что удивило Тирианну — она ждала совершенно иного. На немногочисленных пьедесталах хранились небольшие произведения искусства, в открытом шкафчике лежали различные незавершенные работы, а стол в центре помещения был завален целой коллекцией чашек, тарелок и блюд с остатками еды.

Всё это провидица окинула одним быстрым взглядом. Её внимание немедленно привлек вид, открывающийся впереди: в огромной зале, похожей на церковный неф, висело нечто вроде хребта и грудной клетки какого-то огромного первобытного существа. Подойдя к открытой стороне помещения, девушка поняла, что перед ней центральное ядро жесткости недостроенного космолета.

Кремовая призрачная кость поблескивала собственным светом, озарявшим каждую часть будущего корабля. Тирианна впервые видела создание подобного судна, и у неё перехватило дыхание; воспоминания о прежних спорах с отцом исчезли, сметенные великолепием творения. Этот большой, хоть и далеко не крупнейший корабль, занимал половину длины ангара. Провидица осознала его истинные размеры, только заметив крохотные фигурки на лесах вокруг остова.

Пусть девушка не очень хорошо разбиралась в подобных вещах, но ей показалась, что большая часть работы уже выполнена. При взгляде на верхнюю часть корпуса и скошенные мачты, изогнутые в направлении носа подобно плавникам, Тирианне представилась акула — существо с тяжелым рылом, но обладающее точным балансом. Отростки, похожие на ребра, становились короче по мере приближения к корме, а затем внезапно расширялись, образуя трехконечный хвост. Подняв взгляд, провидица увидела огромные круглые отверстия, предназначенные для установки солнечных парусов. В полумраке над ними поблескивали панели, уже готовые к закреплению в нужных местах.

Тирианна чувствовала звездолет в той же мере, что видела его. Призрачная кость медленно пульсировала психической энергией, которая оставалась почти незаметной на фоновом уровне сети бесконечности, но обладала собственным характерным тембром. Каркас корабля покоился на нескольких кристаллических башнях, соединявших его с Алайтоком — так будущее судно подпитывалось силами громадного звездолета.

Изучая детали конструкции, девушка узнала в отверстиях, идущих по бокам фюзеляжа, заготовки люков под орудийные батареи. Итак, перед ней был военный корабль, и это добавляло всему предприятию угрожающий оттенок. Тирианна вообразила лазерные турели и плазменные ускорители, установленные на положенных местах, и грациозное произведение искусства превратилось в машину, способную совершать невероятные разрушения. Теперь провидице казалось, что в ровном биении психической энергии звучат нотки скрытого напряжения. Как будто некий зверь, пребывая в спячке, ждал приказа высвободить внутреннюю ярость.

Эльдар, работавшие на узких лесах и строительных подмостках, были одеты в легкие туники и комбинезоны, плотно прилегавшие к телу. Они имплантировали в призрачную кость кристаллические узлы и энергетические штифты, напоминавшие с виду драгоценные камни; чтобы психопластик принял самоцветы, мастера шептали какие-то слова и совершали замысловатые жесты.

— Это… неожиданно.

Девушка повернулась, услышав голос отца. Ирландриар вышел из-под кристаллической подпорки слева от неё, держа на сгибе руки хитроумный музыкальный инструмент с множеством дудочек. Костопев, облаченный в длинные — до пола, — и открытые спереди одеяния, сурово смотрел на неё. Нахмуренные брови мастера соединялись под высоким лбом, черно-фиолетовые волосы были уложены в мудреный узел, закрепленный несколькими булавками с головками из драгоценных камней. Кроме того, Ирландриар носил металлические перчатки из многочисленных тонких сегментов, покрытые золочеными рунами.

— Тебя послал Келамит, — утвердительно произнес отец, проходя мимо дочери в свою мастерскую.

— Я не желала этой встречи, но мне не оставили выбора. Келамит весьма упрям…

— Черта, столь хорошо тебе знакомая, — заметил Ирландриар. Повинуясь жесту костопева, из синей материи пола возле стола вырос стул. Мастер опустился на него и положил дудочки перед собой; Тирианна обратила внимание, что ей сесть не предложили.

— Вижу, прежнее лицемерие осталось при тебе, — сказала девушка. — Пожертвуй ты небольшой долей своего драгоценного времени, несомненно сумел бы составить целый трактат о преимуществах упрямства.

Скрестив руки и положив ногу на ногу, отец смерил её холодным взглядом.

— Твое неблагоразумие не может оставаться безответным. То, что ты пренебрегла моим советом — лишнее доказательство твоего себялюбия.

— Советом? — Тирианна и не пыталась скрыть презрение в голосе. — Ты хотел управлять мной, и ничего более. Точно так же, как хотел управлять моей матерью.

— Ты не наделена ни одним из её достоинств, — с неприятной усмешкой произнес мастер. — Единственное, в чем тебе повезло — ты не разделила судьбу матери. Теперь, значит, решила поиграть в провидицу? И как скоро тебе это надоест?

— Это твое поведение разожгло во мне огонь Кхаина и направило меня в храмы аспектных воинов, — огрызнулась девушка. — Возможно, с матерью случилось то же самое.

— Как мало ты понимаешь, — отвернулся от дочери Ирландриар. — К Митраирнин воззвало страстное желание защитить тебя, её дитя.

— И, по-твоему, это моя вина, — подхватила Тирианна. — Я была ещё ребенком, когда умерла мать, но ты считаешь меня ответственной за случившееся. Ты никогда не мог принять, что она предпочла меня, а не тебя.

— Возможно, это твое поведение, бесконечные жалобы и требования избалованного ребенка толкнули Митраирнин в объятия Кхаина, — девушка видела, что отец вздрагивает от какого-то чувства, но не могла понять, скорбь это или гнев. Прищурившись, он вновь посмотрел на Тирианну. — И, несмотря на случившееся с матерью, ты пошла по её стопам. Войны Кхаина погубили мою спутницу жизни, а затем и дочь бросила меня ради его кровавых затей.

Вздохнув, провидица направилась к двери.

— Ты ни о чем не хочешь меня попросить? — поинтересовался Ирландриар.

— Нет, — ответила девушка. — Ты совсем не изменился, ты принижаешь всё, чего я добилась, и, очевидно, используешь эту встречу лишь затем, чтобы сильнее досадить мне. Меня не волнует, что там сказал Келамит — найду другого костопева, который изготовит нужную руну.

— Значит, я был прав. Ты говоришь о досаде, и тут же перечеркиваешь собственное будущее из-за отношения ко мне. В тебе нет увлеченности трудом. Когда Келамит впервые предложил помочь тебе, я надеялся, что ты повзрослела, но теперь вижу, что ошибался. Если ты не можешь прямо попросить меня об услуге, как собираешься преодолевать извилистые пути судьбы? Ты слишком капризна, Тирианна, и так было всегда. Ты слишком молода, чтобы стать провидицей, и я не стану тебе помогать.

Направляясь к двери, девушка заставляла себя не думать о непрекращающихся оскорблениях со стороны отца. На пороге она остановилась, поскольку не могла уйти без ответной колкости.

— Ты одинок, озлоблен, и пытаешься обвинить других в собственных проблемах, — тихо произнесла Тирианна. — Возможно, мне стоило бы пожалеть тебя, но я не могу.

Прежде чем Ирландриар успел что-то ответить, девушка покинула мастерскую; на глаза ей наворачивались горючие слезы.

Ясновидец ждал её, сидя на подбитом диванчике в центре гравидиска. Усевшись напротив, Тирианна закрыла лицо руками, и Келамит, не говоря ни слова, приказал транспорту подниматься. Слегка покачиваясь, диск направился обратно в Покои провидцев.

Прошло три цикла, прежде чем наставник связался с ученицей, сообщив, что она должна присоединиться к нему в их привычном помещении. До тех пор Тирианна пребывала в угрюмом одиночестве, раздосадованная поведением отца. Старые раны, оставленные расставанием, после этой встречи открылись вновь.

Келамит не сказал, о чем пойдет речь, а девушка боялась спрашивать. Поскольку ясновидец непреклонно настаивал на том, что именно Ирландриар должен изготовить её руну, Тирианна отправилась в Покои провидцев, почти не надеясь на то, что наставник передумал. Вне всяких сомнений, он собирался отказаться от дальнейшего обучения, и провидица подготовилась к грядущему разочарованию.

— Способность видеть будущее — великая сила, — начал Келамит после того, как они обменялись формальными приветствиями. — Но преходящая, если сравнить её с умением учиться на опыте прошлого. Истинное знание заключается в понимании минувшего, настоящего и грядущего. Прошлое рассказывает обо всем настоящему, будущее дает оценку прошедшим событиям. Если ты не видишь минувшего и настоящего, грядущее утрачивает связь с ними и превращается в шквал бессмысленных вероятностей.

— Чтобы учиться на ошибках прошлого, не нужно тянуться к нему мощными психическими силами, — произнесла Тирианна, не совсем понимая, что пытается сказать ей ясновидец. Казалось, разговор не имеет отношения к её нынешней неприятной ситуации.

— Да, это не обязательно, но совершенно точно может помочь, — ответил наставник. — Каждый из нас обладает собственными воспоминаниями, сохраненными навечно. Мы можем сверяться с архивами, изучая решения и умозаключения наших предков. Всё это ценные источники знаний, но сеть бесконечности предоставляет нам ещё один.

Келамит жестом пригласил девушку слиться с одним из кристаллических узлов. Сделав это, Тирианна опустила свое сознание в психическую паутину мира-корабля. Перенос прошел гладко, без всяких усилий; ей больше не требовались мантры, выученные у наставника. Во многих смыслах, провидица ощущала единение с сетью бесконечности как возвращение в естественное состояние. Казалось, что облачение из смертной плоти — всего лишь временное неудобство, и однажды от него можно будет избавиться.

Мысли ясновидца пересеклись с раздумьями девушки и смешались с ними, оставшись при этом четко различимыми.

— До сих пор ты смотрела только вперед по сплетению, — сказал он Тирианне. — Тебе известно, что время — не застывшая точка, а последовательно разворачивающееся полотно причин и следствий. На сплетении мы можем отыскать не только то, чему предстоит случиться, но и то, что уже произошло.

Почувствовав, как её дух тянет куда-то, провидица не стала сопротивляться и сместилась из искусственной структуры сети бесконечности в сплетение, царство чистого разума. Когда девушка странствовала здесь в прошлый раз, во время битвы с орками, она не поднимала взгляд, выискивая только варианты сиюминутного будущего. Сейчас, позволив себе осмотреться шире, Тирианна упивалась многогранностью и красотой открывающейся перед ней вселенной; она видела, как обнажается запутанная сеть судьбы.

— У тебя ещё нет собственной руны, — произнес Келамит, и провидица уловила в его мыслях предупреждение. — Мне придется вести тебя назад, к воспоминаниям, потерянным тобою, и событиям, которых ты никогда не видела.

Тирианне показалось, что сплетение вывернулось наизнанку. Расходившиеся нити скручивались вместе, объединялись, и мириады возможностей становились определенными событиями. Образы, улавливаемые девушкой, двигались задом наперед, как и сам поток времени. Наставник торил путь так быстро, что ученица не без труда поспевала за ним, но и при этом краем глаза замечала саму себя, в различных и памятных ситуациях. Вот она теряется в Паутине; первый раз встречает Келамита; спорит с Корландрилем; сидит в своей комнате, создавая стихотворение; что-то ест вместе с Арадрианом и Корландрилем, под сенью дерева с золотой листвой.

Они устремлялись назад, всё дальше и дальше. Жизнь девушки так и мелькала мимо, пока странники не остановились в её самых юных годах, и провидица с изумлением увидела себя в детстве. Малышка сидела на коленях у матери, пытаясь ухватить её за длинную косу, и эта картина наполнила сердце Тирианны грустью — пусть даже тепло происходящего пробудило в ней чувство любви.

— Я помню этот момент, — сказала провидица, пытаясь привести в порядок смешавшиеся мысли, а эмоции тем временем грозили поглотить её. — Мама пела мне «Эпос об Эльданеше». У неё был чудесный голос.

— И, будучи ребенком, ты запомнила именно это, — ответил Келамит. — Голос матери навсегда отпечатался в твоих мыслях. Но дело в том, что одни только личные воспоминания не всё говорят об этом миге.

Наставник вывел их из видения, скользнув в сторону, к переплетающейся нити — так, словно оба переступили с одной платформы гравирельса на другую. Картина вернулась, слегка изменившись.

Ошеломленная провидица поняла, что воспринимает происходящее через воспоминания матери. Она держала на коленях маленькую дочку и праздно напевала ей, ожидая возвращения Ирландриара; костопева отозвали с Алайтока для устранения повреждений на звездолете, атакованном людьми. Тирианна-Митраирнин переживала за спутника жизни, боялась, что он никогда не вернется, и волновалась, в кого вырастет её дочь без отца.

Вошел Ирландриар, и облегчение матери охватило девушку. Она увидела теплую улыбку костопева, который снимал с плеча сумку; малышка-Тирианна заснула и даже не шевельнулась, когда опустившийся на колени отец поцеловал её в голову.

Провидица вырвалась из видения, вытащив себя обратно в абстрактные клубки нитей. В этом мгновении перед ней свивались воедино три жизни, одна из которых была её собственной. Девушку одновременно испытывала страх и восхищение от увиденного — Келамит не ошибался, возможности сплетения выходили далеко за пределы простой демонстрации образов грядущего. Оно позволило Тирианне взглянуть на саму себя глазами других, понять их намерения, мысли и чувства, прежде неизвестные ей.

— Теперь ты видишь, почему именно Ирландриар должен сотворить твою руну? — спросил ясновидец.

— Нет, — ответила девушка. — Вы пытаетесь доказать, что он любит меня, показывая событие, произошедшее до смерти матери. Но в тот момент отец изменился, его любовь превратилась в отвращение. Не сомневаюсь, что он любил меня, когда я была ребенком, но не понимаю, какое отношение это имеет к моему нынешнему пути.

— Ты невнимательно слушала, что я говорил тебе, дитя, — с явным раздражением произнес Келамит. — Чтобы понять вселенную, мы должны понять самих себя. Твое минувшее влияет на твое будущее, и, точно так же, как следует смиряться с возможными вариантами грядущего и принимать их, необходимо прийти в согласие с собственным прошлым. Это и есть цель Пути Провидца — осмыслить самое себя.

— Я слишком хорошо знаю, как поведение отца отразилось на мне, — возразила Тирианна, — и не страдаю заблуждениями по этому поводу.

— Исследуй нити своей жизни и обрати внимание на те, что сильнее всего сплетены с твоими, — предложил ясновидец.

Девушка так и сделала. Хотя другие судьбы касались её собственной, появляясь и исчезая, две неизменно оставались рядом — жизни отца и матери Тирианны. Подобного следовало ожидать, и провидица не понимала, как это меняет суть дела. Она следовала за переплетенными нитями, пока внезапно не остановилась в ужасе: одна из судеб вдруг оборвалась.

Смерть её матери.

— Я не желаю на это смотреть, — сказала девушка.

— Не имеет значения, чего ты хочешь, дитя, — ответил Келамит. — Внимательно изучи линии будущего от этого момента.

Повинуясь, провидица обнаружила, что разматывающиеся нити жизней Ирландриара и самой Тирианны удалялись друг от друга, уносясь по спирали в направлении их собственных погибелей. Разобщение отца и дочери отражалось здесь даже более явно, чем в воспоминаниях о растущей пропасти между ними.

— Тот миг определил твою судьбу в большей степени, чем какой-либо иной, пусть ты сама в нем не участвовала, — заявил ясновидец. — Чтобы извлечь урок из случившегося, необходимо испытать его на себе.

— Нет! — крикнула Тирианна, но её протест остался без внимания. Девушка ощутила, как дух Келамита сливается с её собственным, утаскивает вниз, к тому самому мгновению, и они становятся одним целым с нитью судьбы Митраирнин.

Два солнца, горящих синим огнем, сияли в небе над угрюмой равниной. До самого горизонта, перемежаясь с заиленными лужицами, простирались холмы, покрытые коричневой травой и чахлыми деревьями. Повсюду виднелись причудливые руины, выступавшие над землей рядами, расходящимися от общего центра — огромной пирамиды. По большей части, развалины представляли собой небольшие горки поросших мхом камней с давно стершимися символами. Здесь и там под случайными углами торчали из травы иглоподобные монолиты, на боках которых были выгравированы странные геометрические фигуры, поблескивавшие судорожными вспышками энергии.

Пирамида сверкала, купаясь в свете двойной звезды; отражаясь от её граней, сияние становилось зловещим. Гладкая поверхность строения была размечена крупными узорами того же рода, что и бока «игл» в холмах. Разряды черных молний потрескивали на золотой вершине, перепрыгивая на острия угловатых монолитов, расположенных у основания громадины.

Воины Алайтока, разместившиеся на «Волновых змеях» и «Соколах», быстро приближалась к цели с трех направлений. Подрагивающие тени транспортников и гравитанков проносились над унылой пустошью, ярко вспыхивали реактивные струи двигателей гравициклов — устремляясь вперед, их пилоты разведывали обстановку в развалинах.

Митраирнин выскочила из «Волновой змеи» вместе с другими воинами храма Очищающей Зари, и, держа наготове сюрикеновую катапульту, перепрыгнула через остатки невысокой стены. Пока она занимала укрытие, транспортник отлетел в сторону, готовясь поддерживать пехоту. Отыскивая возможные цели, стрелок водил из стороны в сторону сдвоенными «светлыми копьями» боевой машины.

Сжимая кольцо, эльдар двинулись к пирамиде.

Громадное строение полыхнуло энергией, луч отвратительного бледно-зеленого цвета рванулся ввысь с его вершины и пронзил серо-желтое небо. Со скрипом распахнулись огромные врата, за которыми обнаружился мерцающий портал, пересеченный ветвящимися разрядами болезненно-зеленоватой энергии.

Пилоты гравициклов передали необходимые предупреждения, но бойцы, приближавшиеся к цели, и сами видели тревожную картину. Из врат выходили целые ряды воинов с телами, выполненными в форме позолоченных скелетов, и каждый из них был вооружен винтовкой с длинным кристаллом, который потрескивал той же неестественной энергией, что и портал.

Тяжелые орудия гравитанков открыли огонь, направляя копья лазерной энергии в шествующую из пирамиды фалангу искусственных воинов. Тела золотого цвета разлетались на куски, кибернетические конечности, кружась, отлетали прочь.

Прозвучала команда наступать, и Митраирнин последовала за своим экзархом, Галлинеиром, который перепрыгнул через поваленный монолит, прямиком направляясь к врагу. Вокруг Очищающей Зари наступали другие аспектные воины — вспышки цвета в этом тусклом краю.

Наступающие некронтир не обращали внимания на потери. Больше того, в уже сраженных воинах всё ещё теплилась искра жизни: некоторые ползли вперед, другие, остановившись, собирали воедино разбитые тела. Странный текучий металл их корпусов закручивался у сочленений, пока руки, ноги и головы возвращались на положенные места.

Из тайных порталов вокруг пирамиды возникали иные адские создания. Летучие механизмы с телами-скелетами и тяжелыми орудиями появлялись из сокрытых глубин среди развалин. Стройные мерцающие воины с алебардами, на лезвиях которых светились силовые поля, шагали через руины города некронтир. Облака жукоподобных устройств, каждое размером с эльдарский шлем, вздымались из-под земли, шипящие рои выпускали разряды загадочной энергии.

Темные Жнецы присоединились к залпам боевых машин, и вихревые следы их ракет пересекли мигающую сеть лазерного огня. Звенья гравициклов, действуя в унисон, кружились и петляли в схватках с металлическими скарабеями; проносясь мимо врагов, пилоты накрывали их очередями из сюрикеновых катапульт. Механические жуки облепляли машины и седоков, перегружая двигатели своими энергетическими полями, или взрывались клубами зеленого огня, стремясь уничтожить эльдар.

Прямо перед Митраирнин находился отряд Воющих Баньши. Приготовив оружие, воительницы выпрыгнули из укрытия и бросились в атаку на ближайших некронов. Металлические создания, словно марионетки в пальцах одной руки, развернулись к противнику и прицелились. Полыхнули ослепительные вспышки зеленой энергии, прокатившейся по аспектным воинам, и мать Тирианны почувствовала, как страх сжимает ей сердце. Пульсирующий разряд, вонзившись в какую-то невезучую Баньши, распылил броню, плоть, и, наконец, кости женщины, за считанные секунды превратив её в ничто.

Гневно вскричав, Митраирнин направила сюрикеновую катапульту на воинов некронтир и открыла огонь. Град острейших дисков врезался в грудь одному из искусственных солдат, пронзив металл в череде ярких вспышек, и враг, покачнувшись, рухнул ничком.

Наведя прицел на другого некрона, мать Тирианны снова открыла огонь, но, прежде чем она успела выпустить новую очередь, первый воин начал подниматься на ноги, окруженный нимбом неестественного света. Безжизненные глаза создания полыхнули злобой, а восстанавливающаяся металлическая плоть вытолкнула сюрикены прочь из растерзанного ими торса.

Митраирнин выстрелила вновь, и ещё раз, и ещё, как и остальные бойцы её отряда. Некронтир раз за разом падали под шквалом мономолекулярных дисков, и с каждой новой очередью становилось всё меньше тех, кто успевал восстановиться — но при этом враги не прекращали неумолимого наступления.

К атаке присоединились металлические создания, обернутые, словно в саваны, в плащи и лохмотья из разлагающейся плоти. Их до невозможности длинные когти рассекали Жалящих Скорпионов, которые сражались слева от Митраирнин, и твари встречали гибель каждого аспектного воина жутким победным визгом.

Эльдар начали отходить, неровными рядами отступая от основных сил некронов под прикрытие танковых залпов. Затем армия Алайтока снова перешла в наступление, её солдаты постоянно меняли позиции, чтобы не попасться в ловушку среди развалин.

Мать Тирианны не помнила, сколько раз выстрелила из катапульты или сколько конструктов уничтожила. Битва превратилась в изящный танец атак и отходов, и темп её диктовался амплитудой наступления некронтир.

Сами руины превратились в оружие: то, что поначалу казалось декоративными объектами правильной геометрической формы, оказалось стрелковыми турелями. Эти пилоны разряжались сверкающими всполохами разрушительной энергии, убивая по двое-трое эльдар за выстрел.

Митраирнин поняла, что они пришли слишком поздно. Некронтир этого мира вышли из спячки, их пробуждение уже нельзя было остановить. Впрочем, командиры по-прежнему приказывали атаковать, и женщина не сомневалась в чистоте своей цели — ведь ясновидцы предсказали, что когда-нибудь, в далеком будущем, с этой планеты-гробницы отправится пожинающий флот, который может обрушиться на корабли Алайтока.

Явный риск для мира-корабля сам по себе поддерживал решимость Митраирнин, но, сквозь туман битвенной страсти, она чувствовала и нечто иное, нечто, заставлявшее её сражаться. Неясные образы дочери мелькали в разуме женщины, беспрерывно стрелявшей в некронов, и, если имелась даже крохотная вероятность, что эти злобные создания могут навредить Тирианне, мать готова была пожертвовать жизнью, чтобы предотвратить подобное.

Одно из солнц садилось, и пирамида менялась в тускнеющем свете. Ещё один участок мерцающего металла отъехал в сторону, и за ним обнаружилась огромная полость, по виду напоминавшая ангар. Из тьмы возникло жуткое видение, поблескивающее разрядами зеленой энергии; этот огромный объект, выглядевший как нечто среднее между зданием и воином, обладал дюжиной голов и орудийных батарей, установленных вокруг комплексного, геометрически правильного ядра.

Боевая машина некронтир возвышалась над полем боя, окутанная зловещим ореолом, который отражал залпы «светлых копий» и пучковых лазеров. Шар в её центре вращался всё быстрее и быстрее, потрескивая энергетическими потоками — эти заряды ползли по загадочным системам цепей к вздутиям орудийных турелей.

Ослепительная зеленая молния по дуге устремилась к армии эльдар, раздробляя танки и аспектных воинов в огненном вале феерического уничтожения. Целые отряды испарялись в мгновение ока, «Соколы» взрывались, распадались на мелкие кусочки или врезались в руины древних строений.

Прозвучала команда отступать.

Уже через несколько секунд «Волновая змея», которая перевозила Зловещих Мстителей, скользнула в поле зрения Митраирнин, вплотную к одному из фланговых бойцов отряда. Мать Тирианны и четверо других выживших, которые укрывались под обвалившейся аркой, устремились к транспорту, помедлив только для последнего залпа по приближающимся механическим воинам.

Отряд почти добрался до «Волновой змеи», когда на эльдар опустилась тень боевой машины некронтир. Мгновением позже ветвистая молния оплела транспортник, и сами древние камни вокруг Митраирнин взорвались вслед за ним; обломок корпуса, словно лезвие косы, врубился в аспектных воинов.

Ударная волна, устремившаяся от огненного цветка, отбросила мать Тирианны прямо в разрушенную стену. Попытавшись встать, женщина потеряла равновесие и отрешенно поняла, что ей оторвало правую ногу.

Увидев наступающих некронов, Митраирнин подавила крик боли и страха, зная, что Кхаин с нею, и сила Кхаина поможет ей продержаться для последнего удара по врагу. Сосредоточившись на образе дочери, она активировала сюрикеновую катапульту и начала посылать в приближающихся врагов очереди мономолекулярных дисков.

Разряд зеленой энергии вонзился в Митраирнин, и на кратчайшее из мгновений всё её тело, до последней разрываемой молекулы, наполнилось болью.

Тирианна забилась, пытаясь вырваться из хватки сплетения, но Келамит не давал ей сбежать. Оказавшись в ловушке, девушка сама загнала себя в бесконечную петлю повторений одного и того же момента. Испытывая последние мгновения жизни матери, провидица отчаянно пыталась уцепиться за эту связь с ней, но саму Тирианну разрывало на части осознание судьбы Митраирнин.

Вмешавшийся ясновидец выхватил дух девушки из нити её матери, разрывая прямой личностный контакт, чтобы ученица смогла вернуть себе некое подобие рационального мышления и спокойствия.

— Зачем? — потребовала ответа Тирианна, объятая ужасом от воспоминаний о случившемся с Митраирнин.

— Ты должна осознать не боль, испытанную матерью, — тон Келамита оказался сухим и бесстрастным.

Не успев ничего возразить, девушка ощутила, что её вновь затягивает в материю сплетения, и на этот раз время потекло вдоль тонкой посленити, проложенной смертью Митраирнин, до момента, где она пересекалась с линией жизни Ирландриара.

Светокамень испускал слабое, едва заметное сияние, почти теряющееся в темноте комнаты. Отец Тирианны, скрестив ноги и обхватив колени, сидел в центре помещения и смотрел во тьму.

Как рассказать дочери о случившемся? Как объяснить, что её мама никогда не вернется?

Эти вопросы терзали Ирландриара сильнее скорби, которая сейчас разрывала ему сердце и гнала леденящий яд по кишкам. На мгновение прибегнув к самоанализу, костопев осознал, что его тревожит не объяснение с дочерью. Он мучился потому, что не мог отыскать ответов для самого себя.

Ирландриар понимал, что заблуждается, стараясь увидеть глубинное значение в случайном повороте судьбы, но всё же пытался найти смысл в смерти любимой Митраирнин. Пытался — и не находил. Костопев не мог утешиться мыслями о значимости погибели возлюбленной, поскольку не понимал, как она изначально оказалась на Пути Воина. Смерть Митраирнин была обусловлена этим решением, противоречившим логике сильнее всего, о чем сейчас думал отец Тирианны — а думал он о многом.

Его спутница знала, что может погибнуть, и всё равно, идя наперекор здравому смыслу, оставила дочку на попечение Ирландриара и отправилась по стопам Кроваворукого Бога. Подобное решение казалось ремесленнику извращенным: как можно стремиться к разрушению, а не наслаждаться собственными творениями?

Он не плакал — это стало бы бессмысленным и суетным занятием, физиологической реакцией, которая никак бы не смогла заполнить пропасть, растущую в ядре его личности. Ирландриар чувствовал себя опустошенным и безучастным, казалось, что костопева грубо лишили всяческой любви и тепла, причем без единой на то причины.

Ребенок будет нуждаться в нем.

Это соображение оказалось слишком болезненным. Ирландриар удивлялся самому себе, но любые раздумья о Тирианне искажались, превращаясь в воспоминания о Митраирнин — они были так похожи, и не только внешне, что самая незначительная мысль о дочери сотрясала тело отца скорбными судорогами.

Костопев никак не мог ослабить эти страдания, и горе девочки только слилось бы с его собственным. Муки Ирландриара отразились бы в Тирианне, и её скорбь ещё сильнее растравила бы душу отца. Лучше бы дочери жить, не зная таких невзгод, не зная прикосновений ноющей тоски, которая отныне возляжет на его плечи.

Провидица всё ещё пыталась осознать увиденное, увязать собственные воспоминания того времени с мыслями отца, когда Келамит ещё раз переместил обоих по сплетению, в точку, где вновь пересекались жизни Тирианны и Ирландриара. Девушка мгновенно узнала этот момент времени: вскоре она должна была уйти, чтобы стать Зловещим Мстителем.

— Ты не можешь указывать мне, что делать! — завопила Тирианна, хватая сумку с вещами. — Ты просто ничего не понимаешь!

— Да, не понимаю, — с упавшим сердцем ответил её отец, видя, как дочь шагает к двери. Он потерпел неудачу, и теперь девушку ждет та же судьба, что и Митраирнин; костопев попытался успокоиться, но первая же мысль о Тирианне-воительнице наполнила его мрачными предчувствиями.

— Неужели ты не видишь, как эгоистичен твой поступок? — бросил Ирландриар обвинение в лицо дочери. Она только разозлилась пуще прежнего, и отец осознал, что Тирианна не понимает сути его слов, да и просто не желает слушать. — Зачем ты так поступаешь со мной?

— Дело не в тебе, отец, — ответила девушка. — Почему всё должно касаться тебя? И ты ещё называешь меня эгоисткой!

— Ты ошибаешься, — Ирландриар однажды без всяких споров позволил Митраирнин уйти в аспектный храм, но не собирался точно так же отпускать Тирианну. — Поступаешь торопливо и незрело.

— Я веду себя вполне зрело, — сухо ответила девушка. — Пока я была ребенком, ты всегда говорил мне, что делать, но теперь с меня хватит. Ты не можешь командовать мной, я — не твоя собственность! Ты должен поддерживать меня, понимать причины моих поступков. У меня осталось немного воспоминаний о матери, так может, я смогу лучше узнать её, если пройду по тому же Пути.

— Эта дорога ведет к смерти и отчаянию, — возразил отец, заледеневший от промелькнувшей на мгновение мысли о возможной гибели Тирианны. Случись такое, он просто не выдержит, а значит, нельзя позволить дочери уйти — во благо обоих. — Я запрещаю тебе. Как твой отец, я не могу разрешить тебе поступить так.

— Запрещаешь?! — пронзительно завизжала девушка. — Запрещаешь? Я не какой-то кусок призрачной кости, меня нельзя лепить, придавать мне нужную форму и управлять мною по собственной воле! Вот в чем твоя проблема, отец — ты думаешь, что можешь командовать всем, к чему прикасаешься. Что же, ты мне не хозяин, приложи руки к чему-нибудь другому, а меня оставь в покое и позволь жить, как хочу я сама!

Ирландриару не приходило в голову ничего, кроме возражений, уже высказанных им прежде и не один раз. Отец понимал, что они с Тирианной отдаляются друг от друга, и ждал, что дочь покинет его даже раньше. Но, узнав, что девушка собирается пойти по стопам Кхаина, костопев не смог с этим смириться.

Остановившись в дверях, дочь в последний раз обернулась к Ирландриару. Было ли сомнение в её взгляде? Ждала ли Тирианна какого-то последнего довода, способного отвратить её от этого безумия?

Неважно. Очевидно, что он потерпел неудачу, подвел дочь и предал наследие Митраирнин. Теперь обе женщины были потеряны для Ирландриара — возможно, оно и к лучшему.

— Просто уходи, — сказал он, отворачиваясь и не находя утешения в принятом решении.

Вернувшись в свое тело, Тирианна попросила Келамита отпустить её и оставила Покои провидцев. Домой девушка не пошла, отправившись вместо этого на гравирельсе через весь Алайток, к башне Вознесшегося Пламени — месту, где она выросла.

Это строение, самое высокое на мире-корабле, располагалось неподалеку от его центра и представляло собой громадное, величественное здание, калейдоскоп крытых переходов, мостиков, балконов и окон. Тирианна села на лавочку, скрытую в глубине парка, который окружал башню; рядом оказался пруд, полный небесных плавничков с синей чешуей и пурпурных парусов зари. В соседних кустиках шуршала кожемышь с зеленым мехом, разрывая складчатым хоботком опавшие листья.

Провидица позволила себе расслабиться, концентрируясь на мелких деталях окружения. Однако, сколько бы девушка ни пыталась отдалиться от картин, показанных ей Келамитом, испытанные ощущения по-прежнему сновали в глубинах разума. Тирианна решительно заблокировала воспоминания о происходившем в сплетении, не собираясь освобождать их до того, как соберется с мыслями. Келамит использовал грубую тактику, очевидно пытаясь манипулировать ученицей, и часть её восставала против столь явного давления со стороны ясновидца.

Но, даже отказываясь вспоминать увиденное в мелочах, Тирианна не могла стереть отпечаток, оставленный картинами прошлого на её сознании. Отец всё так же безоговорочно ассоциировался у девушки с чувством досады, но уже не столь острой, как прежде, да и гнев её несколько подостыл.

Не в силах поверить, что Келамит мог столь бессердечно подвергнуть её такому испытанию, провидица тем не менее осознала, что, какими бы ни были намерения учителя, с последствиями придется разбираться ей.

Тирианна осторожно оттянула в сторону край завесы неведения, опущенной на недавние события — так, словно приоткрыла дверь, чтобы заглянуть в комнату за порогом. Приблизившись к памяти о смерти матери, девушка мгновенно отвернула прочь, ощутив укол боли. Келамита, а теперь и её саму, волновал Ирландриар, и провидица обратилась к этой последовательности воспоминаний.

Пересматривая то, что она знала об отце, Тирианна по-прежнему совершенно не собиралась прощать его за самолюбивые поступки. Ирландриар поступил неправильно, скрыв свои чувства от дочери после смерти Митраирнин, и неважно, чем он оправдывал решение перед самим собой.

Но, несмотря на это, девушка теперь видела себя глазами отца, а такое нельзя было просто оставить без внимания. Пусть Ирландриар вел себя скверно и руководствовался неверными рассуждениями, постоянно возрастающая требовательность Тирианны очень неудачно сочеталась с его решением закрыться в себе. Чем сильнее дочь требовала отцовского внимания, тем заметнее он отдалялся от неё, убегал прочь, словно девушка была призраком погибшей матери.

В итоге провидица пришла к выводу, который тяжело было принять — она вела себя точно так же эгоистично, даже не пыталась перекинуть мостик через темную пропасть между ними, а просто ждала, что отец сам пересечет разлом и придет к ней.

Тирианна испытала потрясение и даже страх, осознав, насколько слабым было взаимопонимание между ней и Ирландриаром. Как отец и дочь могли так быстро отдалиться друг от друга? Оглядываясь назад, провидица понимала, что оба желали именно этого, пусть даже подсознательно; без Митраирнин, связывавшей их воедино, оба решили, что наилучшим выбором станет раздельное существование.

Если Келамит думал, что Тирианна резко изменит свое мировоззрение, испытает какое-то откровение, которое смягчит её чувства к отцу, его ждало разочарование. Грубый фортель ясновидца, затащившего ученицу в сеть бесконечности, не заслуживал подобной награды, и девушку шокировало, что наставнику счел такой метод оправданным. Несмотря ни на что, она по-прежнему считала отца за незнакомца, которому ничем не была обязана.

Очнувшись от грёз, Тирианна подняла взгляд на башню Вознесшегося Пламени, очерченную тусклыми лучами умирающей звезды. Провидица родилась на верхних, окутанных облаками этажах этого здания, но не начинала жить по-настоящему, пока не покинула его. Сейчас она не находила аргументов в защиту отца: Ирландриар не сделал всё от него зависящее, почти не пытался дать дочери необходимую любовь и внимание.

Вслед за этой мыслью пришло понимание. Тирианна не жаждала ни любви отца, ни извинений, ни прощения. Всё, что ей было нужно от него — руна, изготовленная из призрачной кости.

Ирландриар был для девушки посторонним, в отношения с которым она вкладывала слишком много эмоций. На самом же деле не имело значения, что они приходятся друг другу отцом и дочерью, и не было важно, соглашался ли он с её поступками. Он был костопевом, она была провидицей. Тирианне нужна была руна, мастер мог её изготовить.

На следующий цикл девушка вернулась в отцовскую мастерскую. Ирландриар работал над каркасом звездолета, и она терпеливо ждала, пока костопев закончит, изучая выставленные образчики его творений. Многие остались незаконченными, их предназначение было неясным, и Тирианна не понимала, произведения ли это искусства или заготовки чего-то обыденного. Остальные представляли собой всего лишь трехмерные наброски, неотесанные формы и углы давали некие намеки на то, чем могли бы стать эти фрагменты призрачной кости, но не более. Нашлось немало объектов, отсутствовавших в прошлый раз, и провидица задумалась — возможно, Ирландриар пытался по-своему осмыслить их недавнюю встречу, но так и не сумел.

Отец во всеуслышание объявил, что сейчас придет, и дочь, испытав мгновенное чувство вины, поставила на место изучаемую вещицу. Вспомнив, с какой обидой она сама отреагировала бы на то, что кто-нибудь сунул нос в её поэмы, Тирианна неожиданно забеспокоилась, что вторглась в личное пространство Ирландриара.

Костопева будто бы и не удивило её присутствие.

— Значит, ты вернулась, Тирианна, — сказал он, садясь на прежнее место у стола.

— Отец, я хотела бы, чтобы вы изготовили для меня руну, — ответила девушка своим самым деловым тоном.

— И почему я должен так поступить? — поинтересовался Ирландриар. — То, о чем ты просишь — не какая-то безделушка. Как я могу быть уверен в том, что мои труды не пропадут напрасно? А если через полпериода ты устанешь от Пути Провидицы и поддашься новому капризу?

Тирианна не отреагировала на поддевку.

— Никто не знает, как долго будет идти по Пути, и ты не вправе судить никого, кроме самого себя, — ответила девушка, держа себя в руках. — Я твердо намерена изучить секреты провидческого искусства — так, что готова извиниться перед тобой, чтобы мы могли прийти к лучшему взаимопониманию.

Её отец удивленно поднял бровь.

— Извиниться? — с явным удовольствием переспросил он. — О чем же ты сожалеешь так сильно, что даже решилась принести мне извинения?

— Мне жаль, что мы недостаточно любим друг друга, и недостаточно знаем друг друга, — сказала Тирианна, загнала поглубже критические замечания в адрес отца и перевела дух. — Мне жаль, что я не понимала тогда: как бы сильно я не нуждалась во внимании и ласке с твоей стороны после смерти матери, ты в той же мере заслуживал покоя и одиночества, чтобы со временем справиться с потерей.

Ирландриар сглотнул комок; выражение его лица смягчилось. Он бросил взгляд в сторону нависающей громадины звездолета и тихо заговорил.

— Мне тоже жаль, Тирианна. Жаль, что я не могу починить прошлое, как сломанную мачту или расколотый узел.

— Сейчас я нуждаюсь в твоей помощи, отец, — не без труда произнесла девушка. — Изготовишь ли ты для меня руну, чтобы я смогла продолжить обучение на Пути Провидца?

По-прежнему глядя в сторону, Ирландриар коснулся края стола. Наружу выскользнул неглубокий ящичек, из которого костопев достал небольшую вещичку, тонкую, как его палец. Наконец, он повернулся к дочери, посуровев лицом.

— Руна ещё не готова, но я собирался принести её тебе, закончив работу, — пояснил Ирландриар. — Твое появление здесь пробудило во мне немало болезненных воспоминаний, но я не могу винить тебя в этом. Создание этой вещи далось мне непросто, тяжелее многих других. Перед тобой твоя руна, рожденная из призрачной кости, призванная в мир моими руками и по моей воле. Возможно, ты позаботишься о ней лучше, чем я заботился о тебе.

— Спасибо, — Тирианна склонила голову. — То, что ты сделал, многое значит для меня.

— Сам того не желая, я вырастил дочь, которая обладает сильной волей и знает, что ей нужно, — с этими словами костопев положил неоконченную руну на крышку стола. — Хотел бы я гордиться этим, но не чувствую вообще ничего.

— Гордость мимолетна, — ответила девушка. Повисло неуютное для неё молчание, да и Ирландриар принялся нервно поправлять металлические перчатки.

— Надеюсь, ты сам принесешь руну, когда закончишь, — добавила провидица.

— Надеюсь, что она направит тебя в счастливое будущее, — отозвался костопев.

— Неразумно гоняться за счастьем, — возразила его дочь. — Если ты чему-то и научил меня, так это тому, что нужно принимать всё, приносимое судьбой, и неважно, хорошее оно или плохое. Отвергая это, ты никогда не научишься довольствоваться тем, что имеешь.

Ирландриар задумчиво кивнул, снова поглядывая на звездолет.

— Не буду больше отвлекать тебя от работы, — пообещала Тирианна.

Отец ничего не ответил, поэтому она повернулась и вышла, твердо вознамерившись как можно скорее отыскать Келамита.

Глава 9 Сила

Руна парила перед Тирианной на расстоянии чуть большем, чем длина вытянутой руки. Девушка спроецировала изображение в свои мысли, так, как ей показывал Келамит, создавая связь между реальным и нереальным. Руна мягко светилась психической мощью и Тирианна чувствовала, как усиливается поток энергии, текущий в ее разум.

Она сидела в центре главной комнаты cвоего жилища и выполняла упражнения, заданные ясновидцем. Сначала эльдар достигла контроля над руной, подчиняя ее своей воле. Когда баланс был установлен, девушка позволила силе символа перетечь в свой разум.

Сейчас, когда первые два шага были пройдены, Тирианна могла выбрать, как использовать психическую энергию, которой она теперь владела. Девушка выбрала внешний центр, используя руну, чтобы увеличить воздействие на физический мир. Она собрала свои мысли, сфокусировав их в центре символа.

Руна действовала как усилитель, увеличивая за счет сплетения внутреннюю энергию Тирианны. Используя её, провидец потянулась сознанием через комнату, подняв несколько предметов со столов и полок: кисть, ожерелье, брошенную сумку и небольшую статуэтку Азуриана. Взгляд девушки перемещался от одного предмета к другому, когда она передвигала их по комнате, аккуратно ставя на новые места.

Тирианна повторила упражнениe, вернув вещи туда, где они были вначале. В этот раз ее глаза были закрыты, мысли провидицы направляла только пси — аура руны. Аккуратными психическими касаниями oна понемногу перемещала предметы, устанавливая их по своим местам.

Открыв глаза, Тирианна с некоторым удовлетворением отметила, что комната приобрела первоначальный вид. Затем она опустила глаза к лежавшему на полу перед ней набору посуды из множества предметов. В металлической чаше лежал квадратный кусок ткани, и девушка поставила перед собой задачу рассмотреть полотно на мельчайшем уровне, вплоть до отдельных молекул. Она заставила атомы двигаться, приводя их в движение силой мысли.

Через несколько секунд ткань загорелась бледно — голубым цветом, а вскоре от нее остался только пепел, оседающий на дно чаши и тревожимый ветерком, который задувал в открытое окно.

Конечно, это всё были мелочи, но Тирианна не рисковала использовать большие силы, по крайней мере, не у себя дома. Для этого имелись специальные комнаты в Палатах провидцев, защищенные рунами и оберегами, где девушка могла высвобождать свои наиболее губительные способности, которые сейчас училась контролировать.

У руны было иное предназначение, к которому сейчас и обратилась Тирианна.

По — прежнему удерживая на переднем плане сознания образ личного символа, провидица переместилась в сплетение. Теперь она не нуждалась для переходов в сети бесконечности — мысли девушки могли спокойно, с малейшими усилиями перетекать между реальным и нереальным мирами.

Осознание собственного прогресса раскрепощало Тирианну. По словам Келамита, благодаря рунному колдовству ее силы возрастали по экспоненте. Когда Тирианна плавала в эфирном пространстве сплетения, ее восхищали возможности, предоставляемые одной — единственной руной, и девушке не терпелось стать ещё могущественнее. Наиболее опытные ясновидцы, такие как Келамит, могли контролировать дюжину, а то и больше, рун одновременно. Девушка могла только предполагать, какие перспективы откроются ей в будущем, но пока что они оставались всего лишь далекой мечтой.

Пребывая в единстве с руной, Тирианна быстро нашла в сплетении нить собственной жизни. Она остановилась на текущем моменте, и личный символ предстал в мыслях девушки, словно дорожная веха.

Келамит предупреждал, чтобы она не отдалялась от настоящего слишком далеко — Тирианна была ещё недостаточно сильна для того, чтобы справиться с многообразием разворачивающихся судеб. После своевольного путешествия в Паутину девушка вняла предписаниям наставника, и не позволяла себе уходить дальше, чем на несколько циклов.

Число наслаивающихся нитей потрясло её; это было пространство жизней, к которому, прямо или косвенно, прикасалось существование каждого создания. Прошлые поступки Тирианны эхом отдавались в вариантах будущего, создавая новые ветви возможных судеб. Нить провидицы вилась и закручивалась, сформированная посторонними событиями и поступками других, порой скрываясь в тумане великой неопределенности, порой становясь туго натянутой и толстой, когда девушка полностью контролировала свою судьбу.

Одна конкретная нить очень кратко свяжется с нитью Тирианны — это произойдет уже в следующем цикле. Отследив её, провидица выяснила, что она принадлежит Корландрилу, но, как только девушка попыталась рассмотреть пересечение вблизи, все стало неясным — сама попытка увидеть будущее скрывала возможные события.

Чтобы не заблудиться, Тирианна оставила личную руну в качестве маяка и, покинув прядь собственной жизни, проследовала по нити Корландрила. Та оказалась скрытой во тьме и кровопролитии, запятнанной прикосновением Кхаина с того момента, как друг девушки вступил на Путь Воина.

Вскоре произошло нечто странное, и провидица не смогла точно понять, что именно это предвещало. Одно из возможных будущих Корландрила слилось с другим. Два существования не просто сплетались или завязывались в узел, но становились единой нитью. Вглядываясь внимательнее, отбрасывая видения битв и кровопролитий, пытавшихся вторгнуться в ее мысли, Тирианна исследовала составную нить и увидела, что не только жизнь Корландрила вплелась в её волокна. Провидица обнаружила, что там были и другие жизни, пришедшие в разное время и ставшие небольшой частью целого.

Coединенная линия жизней Корландрила и остальных тянулась вдаль, нигде не сворачивая и не прерываясь, она прорезала будущее, словно окровавленное лезвие. Испытав некоторый шок, Тирианна поняла, что ей показывает сплетение: душу Корландрила поглощало нечто большее, гештальт экзарха Кроваворукого Бога.

Её друг рисковал навсегда остаться на Пути Воина.

Определив положение личной руны, провидица вернулась к ней, с легкостью покинула сплетение и вернулась в свое тело.

Она задумалась над тем, что делать дальше. У Тирианны и близко не было умений или опыта, чтобы глубже проникнуть в будущее Корландрила, а то, что она видела, было лишь одним из возможных вариантов. Она предвидела ранение друга в бою с орками, но никак не могла в точности определить, что произойдет в далекой перспективе, если Корландрил примет то или иное решение.

Опасности причинно — следственных связей, о которых так часто говорил Келамит, стали ясны Тирианне. Их суть была проста: исследуя будущее, можно спровоцировать предвиденный и нежелательный исход событий. Иногда действия прорицателя изменяли судьбу, и таким образом наблюдатель становился причиной. Это былa лишь одна из ловушек, что ждали неосторожного путешественника в будущее, но её приходилось обходить каждому провидцу, если он хотел раскрыть свои способности в полной мере. Суть Пути заключалась в проведении Алайтока и эльдар искусственного мира мимо опасностей и распрей будущего. Требовалось особенная осторожность, чтобы выбирать, когда следует вмешаться, а когда позволить судьбе идти своим чередом.

Короче говоря, как сама Тирианна однажды подытожила на уроке у Келамита, «не следует вмешиваться, если не уверен в исходе».

Тирианна была далека от уверенности в исходе, который последует за её возможным решением действовать на основании увиденного. Могла ли она предотвратить пленениe Корландриля на Пути, или возможно, только ускорит процесс? Или уже сделала это? Должна ли она предотвращать становление своего друга экзархом? Пока Тирианна была недостаточно опытна, чтобы отправиться достаточно далеко по сплетению и увидеть возможные варианты будущего Корландрила.

Как и многие вопросы, поднимаемые Келамитом, это был нерешаемый парадокс, находившийся за пределами неразвитых пророческих способностей Тирианны и её умения рассуждать с этической точки зрения.

Девушка могла прийти только к одному выводу, пусть он и причинил ей такую же боль, как и в тот момент, когда Тирианна не стала предупреждать Корландрила о ранении. Она не могла судить, что плохо, а что хорошо, и должна была просто позволить будущим событиям произойти. Хотя для Корландрила и самой провидицы это может оказаться личной трагедией, а последствия могут выйти далеко за пределы их судеб, попытка изменить будущее, возможно, подвергнет опасности жизни других.

Tирианна ждала встречи под снеголистом в Саду небесных наслаждений, читая свиток Руны Золотого паруса, полученный от Келамита. Она предвидела, что разговор с Келамитом состоится здесь, и хотя решила не вмешиваться в грядущие события, позволила их беседе произойти. Тирианна почувствовала приближение Корландрила: дух воина пересекал сплетение, словно пузырь, плывущий по луже крови. Она повернулась и изобразила удивление, когда Жалящий Скорпион достиг тени деревьев.

Корландрил был облачен в складчатый хитон того же темно — зеленого цвета, что и доспехи, которые он носил в бою. Воин шел со спокойной уверенностью, глаза постоянно осматривали парк, и казалось, что он изготовился к бою. Тирианна ощущала дух Кхаина, скрывающийся под телесной оболочкой, змею, извивающуюся в ожидании шанса нанести удар.

Отвергнув нарастающее отвращение, провидица вспомнила, что они дружили, и обняла Корландрила, пытаясь не задрожать от холодного прикосновения воина. Ошеломленный, он поколебался, а затем ответил на объятие.

— Я слышала, что тебя ранили, — произнесла Тирианна, отодвинувшись, чтобы удостовериться в том, что все в порядке. Девушка решила не упоминать о том, что предвидела это тяжкое увечье.

— Я исцелился, — ответил Корландрил с улыбкой. — По крайней мере, физически.

Воин указал на скамейку, и они уселись рядом. Девушка собиралась спросить, как он себя чувствует, но остановила себя. Глупый вопрос, который впоследствии может заставить сказать ее что-то такое, о чем она пожалеет.

— Что случилось? — спросил Корландрил.

Несмотря на прежнюю уверенность, при виде беспокойства друга ее решимость ослабла. Она не могла просто дать ему попасть в ловушку. Провидица решила, что даже если не действовать прямо, своевременное напоминание об опасностях Пути аспектного воина не будет лишним.

— Я собиралась тебя навестить, поскольку тебе нужно кое-что знать. Я предпочла бы, чтобы мы сначала поговорили о других вещах, но ты застал меня врасплох. Это невозможно приукрасить. Я прочла твои руны. Они сбивчивы, но большая часть не сулит ничего хорошего.

— Бояться нечего. Недавно мне довелось испытать страдания, но они меня не доконают.

— Не это меня беспокоит, — заявила Тирианна.

Протянув руку, она на мгновение приложила ладонь к его щеке, и Корландрил вздрогнул при этом прикосновении. — Я чувствую в тебе конфликт. Ты воспринимаешь любую встречу как сражение, которое должно быть выиграно. Путь Воина дурно влияет на тебя.

— Я всего лишь на секунду утратил сосредоточенность, не более того, — сказал Корландрил, вставая. — Я оступился, но путешествие продолжается.

— Понятия не имею, о чем ты говоришь. Что-то ещё случилось?

Уверенность друга превращалась в закрытость, его замечания становились чрезмерно нервными.

— Да ничего важного, таких, как ты, не касается.

— Таких, как я? — Тирианна в большей степени расстроилась, нежели разозлилась. Он так быстро забыл их общее прошлое… — Не касается друга?

Корландрил выглядел виноватым, он потупил глаза, не в силах встретиться с ней взглядом.

— Я чуть не нанес настоящий удар во время ритуального поединка.

Тирианна знала, каким позором это могло стать. Кроме того, новость подтвердила ее сомнения. Неспособность воина контролировать кровожадные позывы в храме указывала на то, что Кхаин завладевает его душой.

— О, Корландрил… — произнесла провидица.

— Что? — ответил воин. Ярость исказила его лицо, лоб наморщился, зубы слегка оскалились. — Ты говоришь со мной, как с ребенком. Это случилось. Я извлеку из этого урок.

— Неужели?

В голосе Корландрила не было раскаяния, казалось, он ищет ссоры. Тирианна помнила про ”таких как ты”, и хотела уверить друга, что понимает его лучше, чем тому кажется.

— Не забывай, что я была Зловещим Мстителем. Хотя то время — в дымке моего прошлого, это было не так давно, чтобы я совершенно об этом забыла. До недавнего времени я шла по Пути Провидца. Как видящий воинов я вновь перебрала многие из своих боевых воспоминаний, черпая в них решимость и силу. Я помню соблазн Пути Воина, уверенность в цели и утешение праведности, которые он несет с собой.

— Нет ничего плохого в том, чтобы иметь твердые убеждения.

Руки Корландрила сжались в кулаки, он чуть сгорбился от ярости. Это напугало Тирианну, она видела, что произойдет, и знание придавало уверенность, она хотела избавить друга от жизни полной крови и ненависти.

— Это же наркотик, — предупредила девушка, — то ощущение собственной власти и превосходства. Боевая маска позволяет тебе управлять своим гневом и чувством вины в сражении, но она не предназначена для того, чтобы положить конец всем чувствам вне поля боя. Вот сейчас я чувствую, что ты на меня злишься.

— А что, если и так? Сидишь здесь и говоришь о том, чего не понимаешь. То, что ты шла Путем Воина, не имеет никакого значения, мы с тобой совсем разные. Это ты прояснила для меня перед тем, как я присоединился к Беспощадной Тени. Возможно, это тебя искушает власть. У меня воля сильнее.

Тирианна не могла не смеяться над нелепостью фразы. Она успешно перешла с Пути Воина на Путь Поэта, Корландрил же понемногу забирался в ловушку.

— Ничего в тебе не изменилось, — ответила девушка, в равной мере разозлившись на своего друга и на себя, за то, что влезла в это. — Ты ничему не научился! Я предлагаю утешение, а ты воспринимаешь это как критику. Возможно, ты прав. Возможно, вовсе не Путь Воина делает тебя таким надменным, ты всегда был так занят самим собой!

— Самим собой! — Корландрил поверить не мог тому, что услышал, и повысил голос. Он отступил на шаг и сделал глубокий вдох, явно пытаясь успокоиться. Когда воин заговорил вновь, в его словах звучало презрение.

— Это ты находилась в свете моего внимания, много обещая, но, в конце концов, не желая дать ничего. Если я эгоистичен, то лишь потому, что ты забрала у меня то, чему я был бы счастлив посвятить всего себя.

— Я была неправа, ты не эгоистичен, — произнесла Тирианна.

Она задумалась, были ли они вообще друзьями. Самомнение Корландрила понемногу выводило её из себя. Он всегда был таким напыщенным? — Ты обманываешь сам себя! Рационалистическое обоснование и оправдания — это все, что ты можешь предложить в свою защиту. Посмотри — ка на себя хорошенько, Корландрил, и тогда скажи мне, что это — моя вина.

Воин ходил взад и вперед, словно зверь в клетке, ищущий выхода. На мгновение девушка испугалась, что Жалящий Скорпион атакует её. Видно, что его боевая маска становилась тоньше, воинственная душа смешивалась с индивидуальностью, далекой от храма и войны.

— Ты ревнуешь! Когда-то я сходил по тебе с ума, и теперь тебе невыносима даже мысль о том, что я могу жить своей жизнью вне твоей тени. Может, дело в Элиссандрин? Ты полагаешь, что у меня возникли чувства к другой, и внезапно ощущаешь, что ты не единственная в моих чувствах.

— Я и понятия не имела, что у тебя новый предмет желаний, — ответила Тирианна. Девушка понятия не имела, кто такая Элиссандрин, но она явно была дурой, раз общалась с Корландрилом. Провидица поняла, что жалеет ее. — Я рада. Я предпочла бы, чтобы ты поискал ещё чьего — то общества, поскольку больше не являешься желанным гостем в моем.

— Это было ошибкой, — ответил воин. — Ты не стоишь ни того горя, которое приносишь, ни времени, которое поглощаешь.

Мрачное открытие снизошло на Тирианну. Она была права, опасаясь вмешательства в судьбу друга. Их ссора стала новым ударом по хрупкому барьеру, сдерживающему гнев воина. Провидица зарыдала, прикрыв лицо руками — она понимала, что помимо своей воли подтолкнула Корландрила к ловушке.

Немного придя в себя, девушка подняла взгляд и увидела, что воин уходит из парка, не сказав ни слова на прощание. Сама Тирианна уходила из парка в мрачном настроении. Несмотря на знание Грубое вмешательство, совершенное ею, несмотря на понимание возможных последствий, вероятно, обрекло друга. Видимо, ее неуклюжая попытка не поможет Корландрилу, а приведет именно к тем событиям, которых провидица пыталась избежать.

Впервые с тех пор, как без разрешения проникла в Паутину, Тирианна задумалась, подходит ли она для Пути Провидца. Она жаждала ответов, жаждала знать последствия своих действий и об их влиянии на окружающих. На деле же, чем больше девушка узнавала нового, чем глубже вникала в тайны сплетения, тем меньше становилась уверенной хоть в чем-то.

Языки пламени приятного фиолетового оттенка извивались у кромок ведьминого клинка. Руна Тирианны светилась тем же цветом, пока облетала оружие, и аура вещицы светлела и меркла в унисон с колебаниями пси — пламени. Пурпурная дымка, исходившая из рунных доспехов, мерцала, отражаясь от золотых символов, которые покрывали стены шестиугольной комнаты.

Тирианна не надела шлем и не призвала боевую маску, ее глаза светились психической энергией, когда она концентрировалась на мече. Когда провидица впервые взяла клинок в руки, он стал продолжением её тела, а теперь оружие становилось продолжением разума. Силой мысли она превратила языки пламени в слабое мерцание, затем заставила их разгореться в полную силу.

После этого Tирианна сделала шаг и взмахнула клинком, оставившим за собой фиолетовый след. Она рубила и делала выпады, увертывалась и вновь нападала, кончик меча оставлял в воздухе светящиеся полосы. Провидец раньше этого не замечала, но ведьмин клинок выписывал в воздухе подобия рун смерти и разрушения.

Быстро сменив стойку, Тирианна выставила меч на уровне груди и высвободила психический огонь. Пламя взревело, расплескиваясь о покрытые символами стены. Руна Тирианны бешено завертелась, когда провидица увеличила поток пси-энергии, питающей пламя. В это же время девушка мелкими движениями направляла острие ведьминого клинка.

Представив, что её неожиданно атаковали, Тирианна развернула меч в оборонительную позицию, а её сознание превратило пламя в круглый огненный щит. Она мгновенно повернулась, одеяние прошелестело, когда провидица атаковала из нового положения, и три пульсирующих вспышки расцвели пурпурными цветками на пси-заслоне стен.

Раздался сигнал, предупреждающий о приближении посетителя. Вбирая силу обратно, девушка быстро коснулась сети бесконечности и увидела, что это Келамит. Неожиданный визит, ведь Тирианна не видела наставника больше дюжины циклов, и, казалось, он не возражает против самостоятельной практики с мечом и руной.

Девушка убрала ведьмин клинок в ножны, отключила защитные символы и открыла арочный проход, чтобы дать гостю войти. На ясновидце было полное ритуальное облачение, шлем с хрустальными линзами он держал на сгибе руки.

— Битва приближается, — произнес Келамит. — Идем со мной, совет провидцев ждет. Автархам понадобятся наши указания.

Тирианна кивнула, движением пальца отправив руну в мешочек на поясе. Она раскрыла правую ладонь и меч неохотно поплыл к своему месту на стене. Девушка последовала за наставником через Палаты провидцев в направлении центрального зала, где собирался совет. Она видела его раньше — высокий купол темно-синего цвета, с высокими сводами, усеянный похожими на бриллианты драгоценными камнями, которые сверкали, словно звезды на небе. Вдоль стен стояли ряды скамей, к одной из них Келамит и направил Тирианну. Он велел ей сесть, в то время как остальные провидцы по одному входили в зал. Некоторые собирались на центральном возвышении, а колдуны и менее сильные провидцы расселись по скамьям.

Их была целая толпа — присутствовали все тринадцать ясновидцев Алайтока, а остальных псайкеров было почти в четыре раза больше. Тирианна мысленно обменялась приветствиями с остальными. Некоторые отозвались простыми формальностями, другие были полны искреннего тепла и доброжелательности. Никто не шевелил губами — они разговаривали телепатически, потребовалось всего несколько мгновений, чтобы провести длительную беседу. Некоторые заметили, что для Тирианны это был первый совет, на что она ответила с некоторой робостью и волнением.

Вошли автархи, появившиеся из станции гравирельса, расположенной рядом с залом. Они прибыли из храмов аспектов, где проводили собственные собрания.

Автархи, все трое, были облачены в богато украшенные доспехи. Тирианна ощущала древность их облачения, смерть окутывала пластины и ячейки брони. Доспехи Архатхайна были темно — синего цвета, украшены золотом, с наплечников ниспадала белая мантия. В правой руке он держал длинное копье. Облачение Неартаила также было голубым, словно небо без единого облачка, отделанное серебром, за плечами висели сложенные Крылья ястреба, трехствольный лазбластер висел на плече. Броня Акольтиара была алой и оранжевой, лицо скрыто за маской Банши, на поясе висел длинноствольный фузионный пистолет, в руке покоился топор с красным лезвием.

Все они множество раз преодолевали Путь Воина и оказались достаточно сильны, чтобы противостоять соблазну Кхаина. И хотя Тирианна совершенно не хотела вновь становится воином, она восхищалась тремя командирами, вдохновленная их дисциплиной и целеустремленностью.

Архатхайн, главный из автархов, заговорил первым.

— Мы получили предупреждение совета о приближающейся угрозе, — eго голос был глубоким и тихим, наполненным уверенностью и властностью. — Слова были переданы экзархам, Храмы аспектов готовы к битве. Мы просим указаний совета.

— Совет готов направлять, — согласно традиции ответил Алайтеир, кивнув стоящим рядом.

— Сплетение покрыто волнениями разногласий, — произнесла Лаиммаин, пальцы провидицы выхватили три руны из поясного мешочка и положили перед ней. — Xуже того, скверна Великого врага низвергается на нить Алайтока.

Ayра ужаса наполнила зал, сердце Тирианны забилось быстрее, а недавние воспоминания грозили вновь вырваться на поверхность. Она усмирила непокорную память и сосредоточилась на ясновидцах.

— Людьми был раскопан артефакт, поднят на свет по вине их безрассудного любопытства. — продолжал Келамит. — Маленькая вещь, обладающая огромной силой развращать.

— В данный момент он дремлет, — ответила Лаиммаин, подхватывая нить объяснений. — Но пытливость и жадность людей заставят изучить его, проникнуть в открывающиеся возможности, и их души попадут в ловушку, а мечты обретут форму по воле этого смертоносного, коварного объекта.

— Порочный артефакт будет функционировать благодаря их злобе, пожирая умы и извращая амбиции, — сказал Алайтеир. — Они влюбятся в эту вещь и станут рабами Той-что-Жаждет.

— Вначале об их падении не будет известно, но они — владыки одного из миров, важные слуги Императора. Их распущенность станет распространяться скрыто, но зайдет слишком далеко, — произнес Келамит. — Уже скоро, всего через три людских поколения, они будут тайно поклонятся Великому Врагу, в безумии и вожделении взывать к Слаанеш, моля освободить их от власти Императора, и таким образом скрепят договор с тьмой.

— Это скверно само по себе, — добавила Анурайна. Взмахнув рукой, она вызвала изображение ceктора галактики, вихрь звезд. Тирианна поняла, что показываемое место всего в нескольких световых годах от Алайтока. — Кроме того, когда люди падут в своем невежестве, их неумелый ритуал ослабит границы между владениями смертных и вечных.

Проектируемое изображение закрутилось и изменилось. Тирианна распознала в нем видение, полученное в сплетении, схожее с постоянно колеблющимися, несколько нечеткими картинами из ее собственных путешествий в возможные варианты будущего. Сначала выделилась одна звезда, затем изображение сфокусировалось на пятой планете, вращающейся вокруг светила. Небо над миром взбурлило демоническими энергиями, когда варп прорвался в реальную вселенную, и силы Хаоса хлынули в материальный мир.

— Зараза демонического вторжения распространится на соседние звездные системы, — произнес Келамит. Изображение продолжило развертываться, показывая, как волна разрушения прокатывается по ещё семи мирам. — Эти силы будут использованы теми, кто хочет уничтожить нас. Направляемый Великим Врагом Хаос обрушится на Алайток.

Следующее видение оказалось ещё ужаснее: суда искусственного мира, захваченные демонами Той-что-Жаждет, которые разбивали хрустальные купола их кругов бесконечности, и пожирали души эльдар. Пораженные вздохи и шепоты отвращения прокатились по собранию. Tирианна отвернулась, почувствовав тошноту от увиденного.

— Все это можно предотвратить, ударив сейчас, — произнес Алайтеир.

Изображение, созданное Анурайной, рассеялось и сменилось размытым видом на цитадель людей. — Предмет, который может вызвать такие катаклизмы, перевозят сюда. Крепость плохо защищена, и с Алайтока туда можно добраться за несколько дней.

— И какова цель? — спросил Архатейн. — Mы должны вернуть артефакт или уничтожить его, это ясно. Что насчет его развращающего действия?

— Все и вся в цитадели, возможно, затронуто им, — ответил Келамит. — Даже если мы заполучим объект, кто может поклясться, что его остаточная порча не повредит нам в будущем?

— Все в цитадели должны быть убиты, — произнес Алайтеир.

— Ты уверен, что это необходимо? — спросил Акольтиар.

— Ты, кажется, беспокоишься о защите людей, — ответил Келамит. — Мы говорим только о нескольких сотнях жизней, не более того.

— Дело не в количестве убитых людей, — возразил автарх. — Чем больше их надо убить, тем сильнее мы рискуем жизнями эльдар. Мало того, что многие наши воины рискуют погибнуть в бою, эта атака может спровоцировать ответные действия.

— Мы тщательно изучали ситуацию, — произнес Келамит. — Если Алайток ударит быстро и наверняка, люди не узнают, что это были мы, а те, кто заподозрят нас, не получат ни одного доказательства. Никто не осудит Алайток.

— Если так, то я согласен, — ответил Акольтиар.

— Мы пришли к взаимопониманию, — произнес Архатхайн. — Мы начнем подготовку корабля, который доставит воинство. Coпротивление будет минимальным, отрядов из аспектных храмов хватит для решения задачи.

— Мы продолжим изучать боевые судьбы твоих воинов, — сказала Ламмаин. — Некоторые из нас пойдут с вами, чтобы всё прошло гладко.

— Что с артефактом? — спросил Архатейн.

— Мы уже отправили сообщение белым провидцам, — ответил Келамит. — Они встретят нас в человеческом мире, готовые принять артефакт. Удостоверьтесь, что воины полностью готовы, ведь козни Великого Врага неисчислимы.

— Порча не затронет аспектных воинов, — отрезал Архатхайн. — А вы следите, чтобы ни один из ваших провидцев не соблазнился.

Ясновидцы недовольно отреагировали на заявление, но склонили головы в знак уважения к автарху, формально передавая бремя битвы на плечи военных лидеров.

Когда автархи удалились, оставшиеся в зале провидцы начали обсуждение.

Было решено, что воинов будут сопровождать Келамит и Ламмаин, а также Тирианна, Аладрикас и Наоменнин.

— Упражняться в безопасных и мирных стенах искусственного мира, это одно, — сказал наставник, когда они шли обратно, в апартаменты Тирианны. — Совсем другое, применять полученные навыки на живых существах, в безумии битвы. Для тебя это станет ценным, путь и относительно непростым опытом.

Тирианна не ответила. Что-то шевелилось в её воспоминаниях, преследуя девушку.

— Нет какого-либо способа противостоять прошлому, — произнес ясновидец, заметив сдержанность ученицы. — Мы нуждаемся в твоих умениях, если хотим предотвратить угрозу для нашего народа. Ecли ты испытываешь сомнения в убийстве потенциально невинных, отбрось их сейчас. Видеть опасность и бездействовать — значит не только обречь Алайток на погибель, но и оскорбить тех, кто долго овладевал пророческими силами для нашей защиты.

— Я понимаю, — ответила Тирианна, хотя её беспокоили мысли о предстоящей битве.

— Мы не покинем искусственный мир ещё два цикла, — сказал Келамит. — Используй это время, чтобы подавить грызущие тебя сомнения. В бою ты не сможешь позволить себе такую роскошь, как колебания или слабость.

— Я сделаю все необходимое, — заверила своего наставника Тирианна, xoтя она не имела никакого желания обнажать жестокие воспоминания. Провидица приложила немало сил, чтобы запереть их в самой глубокой части своего разума. — Когда вы призовете, я буду готова.

Тирианна ждала в темной прихожей храма Сотни кровавых слез, ощущая, как экзарх в соседнем помещении призывает Зловещих Мстителей к битве. Девушка знала, что ей придется обратиться к опыту, который провидица глубоко спрятала в памяти. Он был крепко заперт под боевой маской, но Keламит указал, что в грядущей битве воспоминания может вырваться против воли самой Тирианны. Девушка решила, что лучше противостоять возможным кошмарам сейчас, в укрытии храма, чем дать им застать себя врасплох в критический момент.

Провидец начала читать мантры, чтобы призвать боевую маску. Когда маска опустилась на нее, Tирианна остановилась, удерживая ощущение «мирной» себя, чтобы не быть поглощенной жаждой крови. Ведьмин клинок, гудя, пробудился к жизни, встревоженный её мрачными мыслями.

Положив меч рядом, Тирианна отделила от себя жажду битвы. Oна пробилась сквозь красный туман боевой маски, oткрывшись для старых воспоминаний, лежавших за ним.

В её сознание хлынули десятки образов прошлого — картин убийства и сцен бойни. Провидица задрожала, оказавшись между ужасом зверств и экстазом, который она испытывала при совершении бесчинств.

Но ничто из увиденного не беспокоило её сильнее, чем прежде. Тирианна видела эти вещи раньше, когда готовилась к битве с орками. Было ещё одно воспоминание, настолько гнусное, что она укрыла его в бездне своего разума, так глубоко, чтобы даже сущность воина не смогла отыскать.

Девушка на мгновение остановилась, страшась продолжать. Кожа стала скользкой от крови тех, кого она убила, в ушах звенело от воплей раненых и хрипа умирающих, ceрдце колотилось, словно её собственная жизнь ускользала прочь.

Провидица немного отступила, чтобы воинские воспоминания схлынули и оставили её в покое. Затем она замедлила пульс и дыхание, успокаивая себя. Если она хочет высвободить худшее воспоминание, то это нужно сделать быстро, пронестись в его логово мимо всех остальных.

Скрепя сердце, как могла, Тирианна, наполненная мрачными предчувствиями, устремилась в прошлое, пролетая мимо памяти о сражениях во внутреннее обиталище тайных мыслей.

Здесь люди принимали пищу. В окружении стульев с высокими спинками посреди комнаты стоял длинный стол, накрытый к обеду. На нем уже были расставлены тарелки и канделябры. Услышав какой-то хныкающий звук, Тирианна вскочила на стол и побежала по нему, с легкостью огибая расставленную посуду.

На другом конце комнаты располагалась ещё одна зона отдыха с мягкими креслами и круглым столиком. В дальний угол забилась перепуганная человеческая женщина. К ней жались трое детей — двое женского пола, один мужского — с красными заплаканными лицами и блестящими от слез глазами.

«Это место пропитано порчей Хаоса, — вещал Келамит, — его нужно очистить».

Люди издали рыдающие животные звуки, когда Тирианна подняла сюрикенную катапульту.

Cтаршая женщина, мать, прокричала что-то, закрывая детей своим телом. Аспектный воин не обратила внимания на ее стенания и открыла огонь. Острейшие диски искромсали тело женщины. Дети завопили, их заплаканные лица залило кровью матери. Старший из них, мальчик, вскочил, и набросился на Тирианну. Она рефлекторно ушла от неумелых ударов, а затем резко опустила оружие на шею ребенка. Детский позвоночник легко переломился, и, не издав ни единого звука, убитый повалился на лакированный пол.

Девочки барахтались, пытаясь сдвинуть мертвое тело матери. Широко раскрыв глаза, они с ужасом наблюдали, как труп брата подергивается перед ними.

Тирианна посмотрела на младшую. Она была настолько мала, что, наверное, едва научилась ходить, но сейчас по взгляду девочки казалось, что за плечами у неё целая жизнь, полная скорби. Аспектный воин вновь открыла огонь, короткая очередь вырвала ребенку горло. Последняя девочка вскочила на ноги и побежала. Бесполезная попытка, и мгновение спустя она осела на ковер месивом из крови и разорванного платья, со светлыми волосами, растрепанными по лицу. Тирианна посмотрела на трупы, мешанину крови и неуклюже распластанных конечностей. Такие хрупкие. Их так легко убить.

Она рассмеялась.

Повалившись на бок, Тирианна испустила вопль отчаяния. Её собственный смех отражался от стен комнаты, навязчивый и неторопливый, наполненный презрением к чужой жизни. Провидец сжала голову руками, eё затопило чувство вины и стыда. Девушка начала содрогаться в конвульсиях, вспомнив каждую каплю крови на лицах мертвых детей. Она видела края ребер матери, окровавленные и изрезанные сюрикенами, торчащие из-под кружевного лифа. Тирианна чувствовала запах крови, слышала плач.

Каждая частичка ее сущности хотела бежать. Провидица подавила желание зашвырнуть воспоминания обратно, в темноту, крошечная часть ее сознания оказалась достаточно сильной, чтобы выдержать всю ярость собственной жестокости. Снова и снова, Тирианна смотрела, как семья умирает, но воспоминания не тускнели, и память о собственном наслаждении убийством раз за разом терзала её душу.

Tяжело дыша, провидец заставила себя подняться на ноги. Ей нужно принять это, признать, что часть ее способна совершать подобные поступки.

«Это только люди», — говорила она себе, но оправдание было слабым.

«Они не были невинными, они запятнаны Хаосом», — рассуждала Тирианна, однако это было заблуждение.

«Я — убийца», — подумала девушка.

Другая часть её разума отвергала обвинения. Боевая маска ниспадала, обнажая дух воина. Она была Зловещим Мстителем, воплощением очищающего пламени. Она убила сотни, были они виновны или нет — не имеет значения.

Тирианну отвращали не сами деяния, а наслаждение, которое она испытывала тогда.

Провидицу тошнило от этого смеха, от проявленного ей абсолютного безразличия к чужой жизни. Леденящий душу, лишенный сострадания, он вновь зазвенел у неё в ушах. Возможно, резня была оправдана, а возможно, и нет; она могла быть необходимой предосторожностью или хладнокровным убийством. Что Тирианна не отрицала, так это удовлетворение, которое она принесла. Это не был инстинктивным действием в пылу битвы, решением уровня «убивай-или-убьют-тебя». Это был хладнокровный, обдуманный, и оттого ещё более приятный поступок.

Отвратительное деяние так сильно взволновало девушку, поскольку она точно знала, что делает. Тирианна просто совершила немыслимое, не испытав ни чувства вины, ни стыда, и это было так опьяняюще — момент истинного познания кровавых дел Кхаина, не приглушенный логикой или моралью.

Сквозь внутренние самообвинения Тирианны прорвалась новая мысль. Даже в тот миг высокомерного триумфа она понимала, что запятнала себя кровопролитием. После битвы девушка покинула храм Сотни кровавых слез, отвернулась от Кроваворукого бога и навсегда очистилась от жажды войны.

Тот поступок, при всей его жестокости, освободил Тирианну от власти Кхаина.

Сосредоточившись на этом, девушка частично восстановила душевное равновесие. Когда жестокая сущность воспоминания схлынула, Тирианна смогла опереться на один простой факт: в самый темный момент она победила. Эльдар стояла на грани того, чтобы попасть в объятия Кроваворукого Бога, восхитившись смертью и кровопролитием, но не попала в ловушку.

Суть Путей заключалась в том, что жизнь состояла из множества таких моментов, когда нужно было осторожно пройти по тонкой черте между безопасностью и абсолютной одержимостью. Тирианна выдержала испытание и отправилась дальше. Она отравила свою душу лишь тем, что уклонилась от долга перед убитыми ею, попыталась забыть их.

Воспоминание быстро утрачивало способность выводить провидицу из равновесия. Чем дольше Тирианна изучала его, тем больше смирялась с ужасным поступком. Смотря в лицо содеянному, она чувствовала вину и стыд, которых не ощущала тогда. Принимая наказание, эту боль, звенящую в нервах, Тирианна могла искупить свои кровавые дела.

Протянув руку, девушка призвала ведьмин клинок. Меч прыгнул ей в руку, напевая свою песню смерти. Та-что-Жаждет опять угрожала, и вновь — через людей. Девушка снова будет убивать, не только чтобы выжить самой, но, и чтобы спасти будущих алайтокцев. Человеческие жизни также будут спасены, хотя они и не поймут, что это было благодеяние. От этой мысли то, что предстояло совершить провидице, не делалось проще — только чуточку приемлемее.

Тирианна слышала монотонное пение Зловещих Мстителей, ритуал подходил к кульминации, когда каждому предстоит нанести руну храма на лоб и призвать боевую маску.

Девушка пересекла комнату и сняла шлем с крючка. Она тоже была готова.

Разработанный эльдар план сражения был восхитительно сложен. Как и на многих человеческих мирах, защитники этой планеты всегда смотрели в небо, ожидая открыто приближающейся угрозы. Люди не только позволяли Хаосу скрытно влиять на их жизни, но и не могли уберечься от любого технически продвинутого врага. Oрбитальные станции и примитивные спутники наблюдения сканировали пустоту, отыскивая возмущения в варпе, ожидая появления вражеских кораблей на дальних рубежах системы, вдали от гравитационного колодца звезды.

Эльдар не были связаны подобными ограничениями. Паутина проходила рядом с планетой, и создание временного туннеля в систему было простой задачей, хотя и требующей некоторых усилий. Линкор «Файнориайн» и два эсминца, скрытые голополями и другими маскирующими устройствами, возникли внутри кольца устройств обнаружения, после чего эльдар окончательно доработали план наступления.

Артефакт был доставлен внутрь цитадели, согласно видениям провидцев. Быстрый мониторинг незашифрованных коммуникаций людей показал, что крепость является пристанищем торговой группы, эффективно управлявшей миром под покровительством имперских служб. Она была окружена крепкими стенами из обтесанного камня и орудийными установками, но в то же время оставалась беззащитной против эльдар.

Твердыня имела форму восьмиугольника, внутри которого, на матово-сером покрытии, находились несколько зданий. На каждом углу стены располагалась защитная батарея, многоствольные пушки нацелились в небо рядом с небольшими караульными помещениями. Рядом с центром комплекса стояло главное здание, в его тени была возведена небольшая башня, а вокруг — одноэтажные складские строения с широкими воротами и без окон. Знамена бессильно свисали с флагштоков, лучи прожекторов вглядывались в окружающую тьму.

Подобная вызывающая воинственность была бесполезна против детей Иши.

Первая волна аспектных воинов вышла из Паутины внутри защитных укреплений и быстро зачистила стены, подавляя любое сопротивление с помощью сюрикенных катапульт и ракетных установок. После захвата установок ПВО, с ночных небес для поддержки атаки спустились Пикирующие Ястребы, обрушив на обветренные стены плазменные гранаты и огонь лазбластеров. Тирианна мельком заметила Корландрила среди Жалящих Скорпионов Беспощадной Тени, которые были заняты тем, что захватывали одно из похожих на склад строений. Судя по всему, он излечился после ранения, его нить, идущая по сплетению, была наполнена силой. Обрадовавшись, что ее друга не ранят второй раз подряд, Тирианна последовала за Келамитом по аллее, пролегающей между двумя хранилищами. Пока Зловещие Мстители, Темные Жнецы, Воющие Банши и Огненные Драконы проводили начальный штурм, провидцы и их телохранители — новые отряды воинов, — вышли из паутины рядом с командной башней, ближе к северной стене.

Два отряда Пауков Варпа начали второй этап штурма. Используя варп-прыжковые генераторы, аспектные воины телепортировались прямо в комнату управления в башне, за считанные секунды бесшумно убив всех находящихся там. Тирианна и Келамит, сопровождаемые Архатхайном, возглавляли отряд Зловещих Мстителей из бывшего храма девушки — храма Сотни кровавых слез. Пребывая между реальностью и сплетением, Тирианна быстро провела отряд к большим металлическим дверям. Она предвидела, что двери откроются, и люди внутри покинут здание, чтобы отразить нападение на стене. И действительно, через несколько мгновений можно было услышать скрежет шестерней и качающихся рычагов. Створки открылись внутрь, и появились несколько десятков солдат в тускло-серой форме. Мундиры больше напоминали одежду рабочих, тяжелые шитые комбинезоны с множеством карманов, надетые поверх белых рубашек. Шлемы были из окрашенного в серый цвет металла, с остроугольными козырьками и узкими нащечниками, командиры отделений носили серебряные вороты и наручи.

Солдаты начали медленно поднимать лазганы, их глаза расширились от ужаса и шока. Зловещие Мстители открыли огонь, сразив множество врагов, а Тирианна, Келамит и Архатхайн рванулись в дверной проем.

Провидица отсекла ноги одному из людей, и тут же синий лазерный луч скользнул по ее рунному доспеху. Она присела, уходя от удара прикладом лазвинтовки и отрубила руки, державшие оружие; обойдя слева вопящего человека, девушка полоснула клинком по шее, прекратив мучения несчастного. Предупрежденная сплетением, Тирианна подняла меч и отбила другой лазразряд, затем высвободила ярость пламени в дверь направо, испепелив ещё несколько человек.

На мгновение она почувствовала касание духа Келамита, который искал информацию, похищаяя ее прямо из мыслей умирающих врагов. Это обнажение последних страхов, надежд, и скрывающихся за ними остатков сознания немного напоминало разграбление могил.

— Мы ищем тьму внизу, — произнес ясновидец, и Тирианна на мгновение увидела помещёние, заполненное примитивными коммуникационными устройствами. — Они должны замолчать.

Архатхайн возглавил следующую атаку, сюрикенное оружие, вмонтированное в перчатку, выпустило шквал дисков, когда автарх спрыгнул вниз, через лестничные пролеты и к подземным уровням. Свечение, исходившее от его копья, смешивалось с блеском ведьминого клинка Тирианны и посоха Келамита, омывая ступени многоцветным вихрем.

Зловещие Мстители следовали за Архатхайном, а двое псайкеров прикрывали тыл. Ещё больше солдат покидали ряды комнат с узкими нарами, будучи безоружными, они быстро погибали. В конце коридора, дверь в комнату связи начала закрываться.

Тирианна почувствовала мощное давление на заднем плане сознания, когда Келамит потянулся вперед своей волей. Дверь распахнулась, отбросив назад двух мужчин, пытавшихся запереть ее. Панели, заполненные циферблатами, взорвались, когда Зловещие Мстители открыли огонь. Тирианна вошла в дверь рядом с Архатхайном, заблокировал клинком штык, нацеленный ей в живот. Девушка пронзила острием меча горло человека, толкнув его в сторону другого. Затем подпрыгнула, полоснула второго солдата по спине, развернулась и нанесла смертельный удар, прежде чем тот упал. Копье автарха сверкнуло, когда тот вонзил его в стойку приборов с рупорами и рычагами, расплавленный металл брызнул на темные каменные стены. Оглушительный жалобный вой раздался из поврежденной решетки динамика, но в следующее мгновение Келамит заставил его замолчать, вонзив в искрящий прибор оголовье своего посоха.

— Сделано, — заявил ясновидящий.

Визг сюрикенных катапульт наполнил проход, когда Зловещие Мстители начали отражать новую атаку.

— Защитный кордон сформирован, — сказал автарх. — Все отряды заняли позиции и готовы продвигаться к центральному строению.

— Подожди! — резко произнес Келамит.

Спустя один удар сердца, Тирианна тоже почувствовала, что что — то изменилось. Сплетение двигалось, изгибаясь и изменяясь в унисон появлению новых вариантов будущего. Нечто злобное меняло полотно для своих целей.

— Та-что-Жаждет, — пробормотал провидец.

Девушка узнала скверну — на неё вновь нахлынули воспоминания о ловушке в Паутине. Теперь, впрочем, не было попыток тонкого обмана, изящного искажения чьих-то желаний. Демоны Великого Врага заполнили сплетение, реагируя на угрозу своему артефакту.

— У нас нет времени на два сражения, — произнес Архатхайн, oн тоже почувствовал собирающихся Нерожденных. — Рано или поздно нас обнаружат и люди явятся в значительном числе.

— Продолжаем движение к главной башне, — на мгновение Тирианна почувствовала связь сознания наставника с Лаиммаин, когда провидцы разрабатывали план защиты от демонов. — Мы защитим ваши души, в то время как вы защитите наши тела. Тирианна, идем со мной.

Вдвоем они направились вверх по вышке связи, Архатхайн же и Зловещие Мстители ушли, чтобы присоединиться к главной атаке. Девушка плавно перемещалась между реальностью и сплетением, нереальное и материальное накладывались в ее мыслях. Когда Тирианна проходила очередной поворот, она почувствовала первый рывок артефакта.

Темные щупальца навалились на пси-защиту провидицы, ища способ проникнуть в ее разум. Руна пылала раскаленным добела светом, отражая атаки, перенаправляя психическую энергию на барьеры, возведенные вокруг разума.

И, хотя Тирианна не получила ни одной физической раны, пси-нападение ошеломило ее. Она ощущала сладкий аромат, манящий и опьяняющий. Кожу под доспехом защипало, раздавшаяся мелодия сбивала с толку. Девушка испытала искушение погрузиться глубже в сплетение.

Она сопротивлялась манящим иллюзиям, используя полученный в прошлый раз опыт. Разьярившись, демоны сами набрасывались на защитные барьеры обоих эльдар, царапая их когтями и визжа, пытаясь грубой силой сломить то, что не удалось совратить. Тирианна ответила, выпустив импульс пламени, пронесшийся по сплетению. Келамит сопротивлялся подобным же образом, и девушка почувствовала как огонь, выпущенный другими ясновидцами, устремляется вдоль нитей будущего, очищая их от Нерожденных. Достигнув верхнего этажа вышки связи, Келамит на мгновение ушел из сплетения, оставив Тирианну сражаться одну. Оставив совсем малую часть сознания в теле, девушка рискнула последовать дальше по сплетению, придерживаясь пути, выжженного Лаиммаин, уничтожая оставшиеся после атаки ясновидицы частицы энергий Хаоса. Имматериальные руки касались мыслей Тирианны, пытаясь вскрыть ее желания, ища трещины в решимости провидца. Она почувствовала боль от ссоры с Корландрилом и Арадрианом. Нерожденные читали ее стихи, называя их банальными, искажая смысл, делая звучание жалким и пустым. Девушка не отвечала, вместо этого она следовала за психическими следами, выслеживая демонов и атакуя их чистотой огня. Белые языки пламени протянулись по сплетению, заглушив злобные голоса. В сражении наступила передышка, Нерожденные отступили перед гневом эльдарских провидцев. Тирианна вернулась в тело, отметив, что вся психическая битва длилась не больше десяти ударов сердца.

— Наш враг ещё не повержен, — предупредил Келамит, указывая на дверь. — Мы должны присоединиться к атаке на главную башню.

Провидцы покинули здание связи и направились в сторону центрального комплекса. На верхних этажах строения можно было увидеть пламя. Рядом с главными воротами лежали трупы эльдар, Воющие Банши, нашпигованные пулями. Тирианна спокойно переступала тела — боевая маска блокировала ужас таких сцен. Поднимаясь вслед за Келамитом по винтовой лестнице, она снова почувствовала мощный приток энергии в сплетение. Демоны явились вновь, сосредоточивая свою силу на псайкерах, привлеченные сиянием их душ.

Черпая силу через руну, Тирианна разделила внимание между реальным и нереальным. Из — за Нерожденных, наполняющих сплетение своей разлагающей энергией, было невозможно полагаться на предсказывание будущего. Поэтому провидица не без опаски покинула лестничную площадку и вошла в одну из комнат. Она быстро осмотрела помещение, пока демоны в сплетении проявили себя, показавшись в разнообразии отвратительных форм. Демонесс провидица уже встречала раньше, их руки — клешни рубили, а глаза-драгоценные камни околдовывали. С ними пришли чудовища, обладавшие шестью конечностями и хлещущими языками. Тирианна coсредоточила силы, встретив демонические воплощения призраков образом самой себя с огненным мечом.

Клинок встретился с клешней в эфирном мире, а в реальности девушка отпрыгнула за груду обломков книжного шкафа. Лаз — лучи опалили мореное дерево. Провидица достала сюрикен — пистолет и открыла ответный огонь, чувствуя, что один из солдат укрылся за дверным проемом. Клешня щелкнула перед лицом Тирианны, отбитая в последний момент взмахом ведьминого клинка. Провидец проскочила под взмахом другой клешни и погрузила меч в грудь существа, превратив его в пепел. Келамит вошел в помещёние, световой шар, вырвавшийся из кончика посоха, отбросил людей назад. В сплетении распалось несколько демонов, превращенные касанием разума провидца в бесплотные вопли.

— Идут другие, задержи их, — произнес Келамит, махнув рукой в сторону другого, меньшего входа в дальнем конце разрушенной библиотеки. Тирианна бросилась туда, пронесшись по ковру с ведьминым клинком в руке. Она оказалась у дверей за мгновение до того, как внутрь ввалился человек с цепным мечом и пистолетом. Девушка заблокировала выпад солдата и выстрелила ему в кишки, отправив солдата обратно в дверной проем.

В сплетении демоны вели себя странно. Они кружились вокруг ярких искр — разумов эльдарских псайкеров, — постоянно двигаясь, отвлекая внимание, но не нападая. Тирианна ощущала потоки других энергий, сила варпа вытекала в материальный мир. Нереальное становилось реальным направляемое кознями демонов.

За дверью находилась небольшая лестница, ведущая вниз. Несомненно, она использовалась слугами, идущими в цитадель таким образом, чтобы не потревожить своих хозяев. Снизу доносились звуки сражения, и Тирианна ринулась вниз по ступенькам.

Демоны изливали свою силу в материальную вселенную сквозь зарождающуюся брешь, ища места, где они могли бы закрепиться. Тусклые, унылые сознания людей было крайне сложно обнаружить, но при этом они были лишены какой — либо защиты. Призываемые мыслями Ламмиан, провидцы попытались вмешаться, встав между демонами и людьми, с помощью огненных стрел отбрасывая созданий Великого Врага.

Комната внизу была складским помещением, на стенах находились ряды полок, ящики и бочки были аккуратно сложены в одном месте. Человеческая женщина, обхватив голову руками, сидела около одной из коробок, её рот открывался в тихом вопле. Тирианна двинулась вперед, подняв клинок.

Плоть женщины пульсировала, покрывшись рябью, когда сверхъестественная сила просачивалась в тело, проталкиваясь в материальный мир сквозь её слабый разум. На плечах и спине выросли шипы, волосы выпали целыми клочьями, обнажив темно — розовую голову странной формы. Рот наполнился кровью, когда в деснах прорезались клыки, а ногти превратились в белые когти. С хриплым воплем демоническое существо прыгнуло на Тирианну, метя лапой в глазные линзы шлема. Рунные доспехи провидца выбросили сноп искр, отбросив женщину — демонессу. Тварь при падении разломала полку, глиняная посуда разбилась на твердом полу. Девушка не колебалась, атакуя чудовище. Клинок пронзил брюхо демонессы, фиолетовый огонь вырвался из раны.

Обратная психическая волна пронеслась по мечу, застав Тирианну врасплох. Провидец споткнулась, клинок выпал из рук, когда девушка рухнула на сваленные мешки. Тварь не была уничтожена. Разветвленный язык покидал и вновь втягивался в покрытый клыками рот, когда демонесса кралась вперед, вытянув похожие на кинжалы когти. Тирианна сжала кулак, окутав его пси — энергией. Она вскочила на ноги и ударила чудовище в грудь, вкладывая в движение руки каждую йоту физических и ментальных сил. Удар разорвал демона пополам, кольцо фиолетового пламени вырвалось наружу, части тела разлетелись по захламленному хранилищу.

Демоны повсюду вырывались из сплетения. Как бы они не старались, эльдар не могли прикрыть каждое человеческое сознание от вторжения. Tирианна могла чувствовать, как артефакт изменял психическую плоскость, сгибая все вокруг, словно черная дыра в имматериальном мире. Eго присутствие было непостоянным, усиливалось и уменьшалось, словно приливы и отливы — силу нечестивого объекта сдерживала волей ясновидцев. Оно вспыхнуло, выпустив корону энергии, теневые щупальца потянулись, ища разум, к которому могли прикрепиться для полного пробуждения артефакта.

Тирианна услышала скрип открывающейся сзади двери. Ведьмин клинок мгновенно оказался в руке и описал круг, застыв на расстоянии волоска от шеи. Провидец задрожала, глядя в широкие карие глаза мальчика. На нем была тускло-серая, плотно застегнутая безрукавка, короткие брюки того же цвета хлопали около коленей. Тирианна заметила, что на нем не было обуви. Мальчик промямлил что — то на искаженном языке людей, его лицо исказил страх. Он начал отступать к двери, лихорадочно оглядываясь кругом и видя кровь, разлитую по комнате.

— Убей его!

Келамит прокричал команду в сознании Тирианны. Девушка действовала рефлекторно, но в последний момент удержала руку, отказываясь нанести последний удар.

Она не могла сделать это. Совет решил, что все должны умереть, но девушка не могла себя заставить сходу убить мальчика. Она больше не хладнокровная убийца Кхаина. Жаждущий крови ведьмин клинок дернулся, но Тирианна удержала его. Даже с боевой маской, она не смогла бы убить невинного.

Он не опасен.

Пока провидец колебалась, защита в сплетении дрогнула. Демоническая сущность проскользнула мимо ее мыслей и направилась к ребенку. Тирианна с ужасом смотрела, как кожа мальчика белеет, a глаза темнеют.

Перемещаясь между реальностью и сплетением, девушка видела демона за чертами ребенка, и все же не могла нанести удар. В сплетении, она попыталась схватить Нерожденного и оттащить от тела мальчика. Тот схватил сломанную деревянную доску и атаковал Тирианну, рунный доспех, вспыхнув, погасил энергию удара. Она сражалась с демоном, его психические когти и зубы резали и кусали сознание девушки, пока она пыталась спасти ребенка. Провидец погрузила свои мысли в нечестивую плоть Нерожденного, ее затошнило от отвращения, но Тирианна не отпускала тварь. Она защитилась от вращающейся палки, ведьмин клинок направил удар мимо плеча. Мальчик изверг на провидца множество проклятий, прежде чем ткнуть концом доски в лицо. Пригибаясь, девушка ушла в сторону и выбила деревяшку из рук ребенка плоскостью клинка.

Теперь демон изменился, сливаясь вокруг нее, пытаясь заманить Тирианну в осколки сознания мальчика. Его воспоминания мелькали в разуме провидца: короткая жизнь раба, состоящая из нудной работы.

— Он мертв, в нем нечего спасать.

Келамит был спокоен, его слова показались холодной водой, излившейся на пылающий лихорадочным жаром лоб, и умиротворили гнев Тирианны. Она поняла, что ее страх придает силы демону; чем отчаяннее она сражалась, чтобы освободить ребенка, тем крепче становилась тварь. Отвлекшись, она пропустила очередной удар мальчика — тот схватил глиняный кувшин и бросил его в шлем. Последний выдержал, но в ушах раздался звон. Ведьмин клинок звал её, резонируя с боевой маской. Она была убийцей, умрет мальчик, или останется жив — это ничего не изменит. Ее душа навсегда запятнана кровью. Что значит ещё одно короткое существование в потоках крови, которые она проливала?

Демон наполнился силой, сомнения Тирианны подпитывали его. Кожа ребенка заколыхалась и вздулась, из основания позвоночника, словно хвост, выросло ядовитое жало. Оно атаковало провидицу, почти застав её врасплох, но девушка пригнулась и ушла от длинного отростка. Ребенок улыбнулся ей с выражением абсолютной невиновности.

Демон зашел слишком далеко и отшатнулся, когда понял свою ошибку. Тирианна направила клинок горизонтально на ребенка, пурпуровое пламя сорвалось с меча, окутав тело мальчика. В сплетении девушка освободилась, разрывая Нерожденного изнутри, разрезая его с чистой, незамутненной яростью. Тварь закричала, испустив настолько пронзительный жалобный вой, что провидица едва не сорвала атаку. Она ожесточилась, использовав весь свой гнев, превратила физическую оболочку врага в тлеющий пепел, и одновременно рассеяла всю мощь твари, изгнав её из сплетения.

Когда обугленные останки понравились с пепел, Тирианна рухнула на колени, девушка стонала от отчаяния. Клинок потемнел, а руны с звоном упали на землю, пока провидица отступала в прочную раковину, воздвигнутую вокруг своих мыслей.

Келамит пришел быстро, как физически, так и в сплетении. Наставник помог ей подняться, и снял слои защиты.

— Иди и увидь то, что причинило нам столько скорби.

Девушка спрятала схватку с демоном возле прошлого убийства, сосредоточившись на боевой маске и заперев буйствующее чувство вины, она защитила свое сознание от разрушения.

Тирианна вновь была спокойна.

Демоническая угроза миновала, но она ощущала мрачное присутствие артефакта. Энергия распространилась по сплетению, ища освобождения. Сознания эльдар были словно россыпь звезд, каждая из них в свою очередь светилась светло — синим и нежным зеленым, когда Великий Враг пытался соблазнить их.

— Ничего не трогайте, — предупредил Келамит, его слова, через сплетение, эхом отозвались в каждом эльдар.

— Освободите свой разум от желаний и соблазнов.

Когда двое провидцев поднимались по ещё одной лестнице, Тирианна время от времени слышала звуки боя. В сплетении она увидела нескольких людей, удерживающих последнюю комнату. Артефакт последний раз воздействовал, изливая свою мерзкую силу на людей. Провидец почувствовала его радость и увидела человека скачущего к коробке, держащей силу под контролем. Что-то ещё пролетело по Паутине, они были там всего мгновение: Пауки Варпа, направляемые Келамитом. Нить человека быстро оборвалась.

По сплетению просочилась новая аура света, когда Тирианна и ее наставник присоединились к Архатхайну на главной посадочной площадке. Келамит сделал ей знак остаться, автарх и ясновидец вместе вошли в помещёние. Девушка повернулась, когда внезапно кто — то возник позади нее. Группа мрачноликих провидцев, одетых во все белое, с головами полностью лишенными волос поднималась наверх. Между ними плыл темно-красный яйцевидный контейнер, украшенный серебряными рунами. Тирианна отошла, давая им пройти, будучи ошарашена отсутствием новоприбывших в сплетении. Когда они проходили мимо, камень души провидца, затронутый их энергией, на мгновение запылал белым. Девушка подошла к двери очень, вовремя — она увидела, что не все люди мертвы. Артефакт выдал последний импульс силы, наполнив жизнью почти мертвых существ с помощью верткого усика энергии. Солдат поднялся из разбитой фурнитуры, одна из рук висела безжизненным грузом, на бедре красовалась длинная рана, закровоточившая, когда человек побежал в комнату к артефакту. Архатхайн отреагировал первым, его поющее копье, пролетев через все помещёние вонзилось в солдата, подбросив его в воздух. Мгновением позже, несколько сюрикенных и лазерных очередей было выпущено в то место, где только что стоял человек. Автарх подозвал копье и оно раздвинулось, выпотрошив, тело вылетело, и вернулось ему в ладонь. Архатхайн спокойно подошел к артефакту и встал на одно колено, рассматривая предмет. Шепча мантры-обереги, белые провидцы окружили его, их одеяния закрыли обзор, шипящие заклинания росли в пространстве. Сплетение тоже свернулось, сформировав защитный барьер, отбросивший Тирианну, когда она попыталась проникнуть внутрь. Когда мгновение спустя они отошли, вокруг опустилась тишина, Артефакта не было, но контейнер их психокости мерцал темным цветом, аура масляной энергии просачивалась из него. Он сильно отразился на сплетении, даже охранные силы белых провидцев не могли остановить нити судьбы, клубящиеся вокруг. Его окружали кровь и смерть, но Тирианна знала достаточно, чтобы не пытаться подойти слишком близко и остановила свои мысли.

Белые провидцы ушли, вместе с нечестивым артефактом.

— Люди собирают силы за стенами, чтобы уничтожить нас, — объявил Архатхайн, выпрямляясь. — Гарнизон перебит, возвращаемся в Паутину и уходим. Заберите наших погибших, нельзя оставлять их в этом проклятом месте.

— Кто они? — спросила Тирианна, когда они с наставником шли вслед за белыми провидцами к транспортной капсуле, которая пронесла их через Паутину.

— Мост между искусственными мирами и Черной Библиотекой, — ответил ясновидящий. — Они ступают по пути знаний Хаоса и неуязвимы к его соблазнам и козням.

— Они не похожи на арлекинов, — ответила девушка, вспомнив пеструю группу воинов — актеров, выступление которых она видела вместе.

— И хотя слуги Цегораха знают, где находится Черная Библиотека, они не единственные ее стражи.

Тирианна подумала, насколько же безопасной была ее жизнь на Алайтоке. Она считала, что знает все о эльдар исскуственных миров и о других, но оказалось, что тех, кто остался от некогда великой цивилизации гораздо больше, и они более скрытны, чем она думала.

— Это правда, — произнес Келамит, прочитав ее мысли. — Множество вещей, как принадлежащих эльдар, так и нет было утеряно.

— Это не утешает.

— А я и не собирался никого утешать, — ответил наставник. — И хотя ты колебалась сегодня, ты станешь сильнее. И хотя достигла немалых умений как в рунном колдовстве, так и своих силах, ты сделаешь другой выбор, дитя. Это непростое решение, и когда другие смогут изменять твою судьбу, ты сможешь лишь принять свое проклятие.

Глава 10 Воссоединение

Тирианна держала руну прямо над кончиком пальца, размышляя о собственном будущем. Именно к этому моменту она двигалась с тех пор, как оставила Путь Поэта, и данное событие должно было серьезно отразиться на её бытии, как на предстоящем, так и на том, которое девушке уже пережила.

Провидица сидела на низком диване возле окна, выходящего в парк. Купол переключился на часть цикла, аналогичную закату, так что деревья и камни отбрасывали длинные тени в искусственных сумерках, пурпурных и темно-красных. Вдали раздавалось кваканье ночных земноводных, нарушали вечерний покой крики лунных воробьев и хриплосов — одни устраивались на ночевку, другие охотились. Летучие мыши, каждая размером с ноготь, вспархивали из гнезд в дуплах кайдонимовых деревьев; рои крохотных созданий казались дымкой, ползущей над покрытыми травой холмами.

Царило спокойствие, но Тирианна, занятая изучением медленно вращавшегося кусочка призрачной кости, ничего не замечала. Девушку восхищало мастерство отца, вложенное в эту вещицу: на первый взгляд она выглядела довольно простым сочетанием двух прямых и трех изогнутых палочек, означающих слоги имени провидицы. При близком же рассмотрении на якобы гладкой поверхности проступали завитки и черточки, почти невидимые невооруженным глазом и напоминавшие отпечатки пальцев. Ещё более странным открытием стала подвижность призрачной кости — узор на ней медленно изменялся, так медленно, что этого нельзя было заметить прямо. Тем не менее, от цикла к циклу поверхность руны определенно менялась какими-то хитроумными способами.

Возможно, узор являлся картой, на которой отображались возможные варианты будущих событий в жизни Тирианны. Или же это была запись её прошлого, постоянно обновляющаяся вслед за тем, как девушка двигалась вперед по сплетению судьбы. Могло оказаться даже, что дело в тщеславии Ирландриара, решившего добавить руне чисто декоративную функцию.

Но, чем бы ни являлся изменчивый узор, он ничем не мог помочь Тирианне в её нынешних раздумьях. Да, никто не требовал поскорее выбрать дальнейший путь, она продолжала практиковаться в прозрениях и тренировать психические способности. В некотором смысле, это само по себе было выбором, способом устраниться от участия в боях. Вместе с тем, Тирианна понимала, что продолжение обучения — это не окончательное решение, а всего лишь возможность выиграть время на размышление.

Девушку тянуло использовать руну, чтобы определить дорогу в будущее, увидеть, как скажется то или иное решение на её дальнейшей жизни. В конце концов, именно ради этого она вступила на Путь Провидца.

Но Келамит предостерегал от таких поступков. Конечно, гадание по собственной руне было привычным делом для провидцев, и сама Тирианна несколько раз занималась этим, но результат всегда оказывался размытым, лишенным точного значения или контекста. Когда девушка сражалась против людей, руна направляла её движения и удары, но только от одного мгновения к другому.

С нынешней проблемой она помочь не могла.

Тирианне предстояло решить, станет ли Путь Провидца всего лишь очередным этапом её жизни, как Путь Поэта, Путь Воина и прочие, по которым она ступала раньше. В ином случае девушка должна была посвятить себя постоянно углубляющемуся изучению сплетения, и, в конце концов, стать неотъемлемой частью сети бесконечности. Иных альтернатив не имелось. Решив стать ясновидцем, она вступит на дорогу, ведущую к двум возможным исходам: случайная или насильственная смерть, либо почти-жизнь в куполе Хрустальных провидцев. Чтобы по-настоящему понимать сплетение, выискивать самые важные и глубоко спрятанные тайны, необходимо пользоваться его силой, становиться частью великого полотна. В конечном итоге, оставив позади форму и бытие, Тирианна превратится в свободный разум.

Руна не могла помочь ей с выбором, поскольку провидица оказалась в парадоксальной ситуации. Решив сдержать собственное развитие и остаться простой колдуньей, она не сможет заглядывать достаточно далеко, чтобы узнавать последствия своих поступков. Если же Тирианна захочет понять, куда приведет её судьба в случае, если она станет ясновидицей, охват её прозрений начнет расти по экспоненте. Девушку будет заносить в участки сплетения, которые она ещё не в состоянии осмыслить, и, соответственно, понять.

Но, идя наперекор совету Келамита и велениям логики, Тирианна пыталась отыскать будущую себя в сплетении — должно быть, ясновидец знал, что она так и поступит. Поиски вылились в нечто обескураживающее, калейдоскоп кругов и петель, становившихся всё более сложными и рекурсивными по мере того, как девушка прозревала всё дальше в будущее. Расхождения между вариантами её жизни оказывались безумно запутанными и неясными до такой степени, что провидице пришлось отказаться от вылазок в грядущее ради сохранения здравого ума. По сути, она прислушалась к предупреждению наставника в последний момент перед тем, как безнадежно запутаться в перекрученной нити собственной судьбы.

Как и со многими другими важными решениями, всё сводилось к прямому вопросу: чего хочет Тирианна, вести разнообразную жизнь или посвятить себя единственной цели? Предвидение, сейчас больше похожее на предугадывание, помочь не могло, и девушка могла полагаться только на логику и собственные чувства — а ведь именно недоверие к ним и направило её на Путь Провидицы.

Тирианна снова посмотрела на руну, спрашивая себя, не скрывается ли в спиральных узорах на поверхности какое-то послание или тайное намерение. Ответ знал только один эльдар, и девушка задумалась, какой же ещё совет мог дать ей отец.

Провидица не видела Ирландриара с тех пор, как тот лично принес руну, ненадолго заглянув к дочери. Они обменялись формальными благодарностями, но, стоило вскользь коснуться более серьезных тем, как оба быстро почувствовали себя неуютно.

Какая-то часть Тирианны требовала, чтобы девушка обратилась за помощью к отцу. Правда, до этого она неплохо жила и без его советов, да и мнение Ирландриара наверняка бы не совпало с пожеланиями самой провидицы. И всё же, она, по сути, проявляла трусость, избегая такого противостояния: инстинкты Тирианны подталкивали её к продолжению Пути, и вполне уместно было бы искать вызовы, способные проверить это намерение на прочность. Отец, скорее всего, поможет ей с этим, пусть даже его мнение заставит девушку только сильнее укрепиться в собственном решении, противоположном пожеланиям Ирландриара.

Коснувшись сети бесконечности, Тирианна нашла отпечаток костопева. Он снова трудился над звездолетом, и их сознания соприкоснулись лишь на краткий миг. Этого хватило, чтобы назначить встречу, ближе к окончанию текущего цикла.

Сняв одеяния провидицы, она положила руну в устланный тканью ящичек в стене, рядом с кроватью. Затем девушка надела обтягивающий комбинезон, охряной с золотыми прожилками, и пару высоких темно-синих сапог. Прибрав волосы, Тирианна застегнула на талии широкий белый пояс и набросила длинный хитон под цвет обуви, после чего включила зеркальное поле и оценила результат. Как и хотела девушка, ничто в её облике не указывало на нынешний Путь — чтобы принять четкое решение, она должна была избавиться от внешних атрибутов провидицы и понять, комфортно ли ей быть «просто Тирианной».

Поначалу это принесло ощущение свободы. Выйдя из дома, девушка присоединилась к растущей группе эльдар на платформе гравирельса у края парка, и, не считая обычных приветствий, никто не обратил на неё никакого внимания. Когда Тирианна показывалась в одеяниях провидицы, к ней относились с большим уважением и даже почтением, но и с легкой подозрительностью.

Прибыл похожий на пулю вагон гравирельса, и девушка зашла внутрь, присоединившись к толпе пассажиров. Они направлялись к краю мира-корабля, смотреть ночные представления, или к темнеющим куполам в стороне алайтокских доков. Вагон немедленно ускорился, так, что разбросанные огоньки башен и самого парка превратились в размытые пятна. Затем гравирельс нырнул в туннель между куполами, и всё залил мягкий белый свет.

Тирианна чувствовала себя до странности одиноко. Появилось желание соединиться с сетью бесконечности, но девушка отказалась от этой идеи и принялась рассматривать других пассажиров. Эльдары ехали по двое-трое или маленькими группами, весело болтали или что-то серьезно обсуждали с товарищами.

С первого взгляда невозможно было понять, по какому Пути сейчас ступает каждый их них. Имелись некоторые незначительные признаки — одежда, украшения, прически, поведение, — но Тирианна чувствовала себя полуслепой из-за необходимости гадать по внешнему виду. Прибегнув к психическим способностям, она разглядела бы нити всех пассажиров, мгновенно узнала бы, кто они и чем занимаются.

Девушка попыталась превратить всё это в игру, посмотреть, не исчезла ли её прежняя наблюдательность, вытесненная возможностями провидицы. К тому же, так можно было скоротать время в длинном путешествии.

Вагон двигался между куполами, эльдар входили и выходили на платформах; возле пассажа Отдаленной Серьезности зашли какие-то гуляки, в куполе Воздушных Змеев сошла группа строго одетых эстетов. Тирианна изучала новоприбывших после каждой остановки — запретив себе обращаться к сплетению, она смотрела, как изменения отношений и раскрытие судеб разыгрываются во плоти.

Интересно, думала она, останутся ли вон те друзьями? Кого сведут вместе, а кого разделят Пути, избранные ими? Будут они радоваться или грустить? Кому суждена счастливая жизнь, а кому — разочарование?

Рассуждать о подобных вещах оказалось весьма увлекательно. Это подтверждало слова Келамита, который утверждал, что судьбы отдельных личностей редко можно направить к тому или иному уделу. Разом изменить удается только огромный пласт предназначений, удержав на верном пути весь Алайток. Ошибочно думать, что можно отвратить любое зло и облагодетельствовать каждого из эльдар. Победа одного часто означала поражение многих, а за успех большинства расплачивались единицы.

Когда вагон приблизился к конечной станции в доках, попутчиков у Тирианны осталось совсем немного. Окультуренную территорию снаружи накрывала тьма, в которой светились только фонари по берегам рек в куполе Вечных Зим, да окна в жилых зданиях, похожих на шпили.

Девушка не спешила, и после прибытия гравирельса в зону доков подошла к мелкому торговцу, продававшему с лотка горячие пирожные. С радостным удивлением провидица обнаружила, что их готовят на настоящем открытом огне, который придает кушанью простецкий вкус, прежде ей неизвестный. Пощипывая мягкие кусочки сладостей, Тирианна направилась в мастерскую отца.

Войдя, она тут же услышала пение возвышенных голосов.

Девушка никогда прежде не видела хор костопевов за работой, поэтому тут же поспешила к ангару, в котором создавался звездолет. Мастеров она обнаружила возле форштевня; им помогали несколько десятков младших ремесленников, разместившихся на мостиках и крытых переходах вокруг каркаса корабля.

В огромном пространстве звучали растущие и опадающие гармоники, резонируя между ребристыми стенами и отражаясь от сводчатого потолка. Звуки дудочек смешивались с голосами эльдар, вплетая в пение хора мелодию иного ритма и высоты. Костопевы идеально выводили каждую гармонику, придавали ей необходимую частоту, устанавливали желаемый тон и строй.

Воздух звенел от психической энергии, каркас корабля дрожал, а стены ангара рокотали в унисон с нею. Желание взглянуть на столь исключительное событие из сплетения оказалось неодолимым, и Тирианна направила часть своего разума в сеть бесконечности — теперь она могла наблюдать за актом творения и душой, и телом.

Сеть бесконечности гудела потоками направляемой энергии: корпус строящегося звездолета соединялся с психическими схемами Алайтока в нескольких ключевых узлах. Черпая в них силы, костопевы сплетали полотно резонансных пси-энергий, укладывая пересекающиеся слои силовых матриц так, чтобы их комбинация превратилась в твердую материю, знаменитую призрачную кость.

На носу корабля возникали два изогнутых отростка, и по их расположению Тирианна предположила, что в будущем здесь поместят какой-нибудь набор датчиков. Процесс создания отзывался дрожью в голосах психического хора, но при помощи зрения и слуха девушка могла составить только общее впечатление о том, как образуется призрачная кость, нарастающая над готовым каркасом.

Мысленный взор позволил ей в полной мере оценить великолепие творения. Нарождающаяся призрачная кость потенциально существовала в сплетении, принимая бесконечное множество форм. Когда костопевы направляли остальных ремесленников, полотно вздрагивало и пульсировало в такт их желаниям. Представления мастеров о будущем облике корабля становились проводниками его судьбы, и, подчиняясь очерченному предназначению, призрачная кость отвердевала. Меняя аморфное состояние на плотность физического тела, она исполняла назначенный ей удел.

Призрачная кость, подпитываемая сетью бесконечности, была сутью сплетения, сплавом надежды и отчаяния, возможности и разочарования, любви и ненависти, жизни и смерти. В песнях мастеров звучали радость и горе, воплощенные мечты и неудержимые амбиции.

Материал мерцал собственным холодным светом, его будущая форма трепещущим образом мелькала на краю поля зрения, молекула за молекулой возникая из области вероятностей, чтобы исполнить предначертанное.

Путеводный камень Тирианны, находившийся в гармонии с психическим голосом Алайтока, содрогался в ритме песни творения. Мелодия звучала в теле и разуме девушки, наполняя её жизненной силой и надеждой. В мыслях провидицы сверкали бесчисленные варианты будущего, странствия рождающегося корабля; видения трудностей, треволнений и триумфов экипажа развертывались из ядра призрачной кости в его центре, и акт творения сдергивал завесу с тысяч и тысяч новых судеб.

Хор постепенно затих. Ремесленники заканчивали петь один за другим, и вскоре звучали одни лишь дудочки и голоса костопевов, тихо отражающиеся от стен огромного зала. Каждый теперь вел свою мелодию независимо от остальных, дорабатывая последние участки звездолета, и из гармонии вырастал диссонанс. Тирианну охватила грусть: потенциал воплощался в реальность, бесконечные возможности уступали единственной линии судьбы.

Последние мерцающие ноты повисли в воздухе, вдоль всего каркаса космолета. Затем они исчезли, и наступил момент идеальной тишины.

Девушка поняла, что плачет.

Казалось, что она жила и дышала вместе с кораблем. В последние мгновения песни Тирианна унеслась к далеким звездам и заокраинным мирам, а в самом конце увидела гибель могучего звездолета, воспламенившегося в бою. В рождении каждого создания были посеяны семена его гибели — таков удел всех творений, от эльдара до космического корабля, от цветка до звезды.

Провидица осознала, что ей тяжело соотнести красоту увиденного с собственным представлением об Ирландриаре, дирижере всего процесса. Звездолет был множеством вещей, и, в том числе, частичкой отца Тирианны, а не просто результатом его труда. Отпечаток личности костопева находился в каждом фрагменте корабля, сплетенный с образами остальных участников творения — материальное продолжение собственной нити судьбы Ирландриара.

На мгновение Тирианна почувствовала, что ревнует отца. Эти создания, дети, рожденные из призрачной кости, занимали мысли Ирландриара, когда он должен был воспитывать своего настоящего ребенка.

Увидев, что отец подходит к ней, девушка попыталась заглушить это чувство. Она не желала встречать костопева с негативным настроем и попробовала скрыть зависть к кораблю, но невольно спросила себя: а не оказалось ли для Ирландриара удовольствие от подобных сотворений важнее радости отцовства?

— Кажется, я одет неподходяще случаю, — произнес отец, остановившись перед Тирианной и быстро оглядев её экстравагантный наряд. На самом Ирландриаре были расшитые рунами одеяния, волосы он повязал мягкой, но тугой серебристой лентой, а на сгибе руки держал дудочки.

— Просто стиль поменяла, — ответила девушка, застигнутая врасплох таким приветствием.

Последовав за отцом в мастерскую, она опустилась на небольшое сиденье, выросшее из стены по мановению костопева. Положив инструмент на стол, Ирландриар сел рядом с дочерью, держась немного сухо и официально.

— У меня есть вопрос… — начала Тирианна, не зная, как лучше выразиться.

— Вопрос ко мне? — отец моргнул от удивления, но тут же взял себя в руки. — Задавай.

— Узоры на поверхности руны, которую ты для меня изготовил, имеют какое-то значение? Они созданы тобою?

Узнав, что интересует дочь, Ирландриар расслабился. Поднявшись, костопев открыл шкафчик в стене и достал небольшой хрустальный графин с парой бокалов. Передав один из них Тирианне, отец наполнил кубок янтарной жидкостью, затем налил себе и вернул бутылку на место. Девушка заметила, что его движения были четкими и обдуманными — это говорило как о физическом, так и о ментальном самоконтроле.

— Эти узоры возникли не по моей воле, — покачал головой Ирландриар. — Как ты знаешь, призрачная кость — психореактивный материал, и она отзывается тебе, меняется в соответствии с твоими мыслями и чувствами, привязывается к твоему духу. Ты видишь на поверхности собственное отражение, как его представляет руна.

— А она когда-нибудь перестанет меняться? — поинтересовалась девушка, делая глоток. В бокале оказалась медовая вода, сладкая и ароматная.

— Только если ты сама перестанешь меняться, — ответил отец. Присев, он посмотрел на Тирианну, но больше ничего не сказал, только постучал пальцем по краю бокала. Девушка не поняла, раздражен чем-то Ирландриар или просто размышляет.

— Чувствую, у тебя ко мне не один вопрос, — наконец-то произнес он. — На первый можно было легко ответить посредством дальней связи, и всё же ты решила прийти ко мне.

— Я стою на перепутье, — Тирианна тщательно подбирала слова, опасаясь выдать собственные чувства и тем самым повлиять на мнение отца. — Мое владение рунами улучшилось, и теперь нужно решить, хочу ли я продолжить обучение, или на некоторое время остаться колдуньей.

— Ты слишком молода, чтобы стать ясновидицей, — тут же ответил Ирландриар. Когда отец отхлебнул медовой воды, девушка поняла, что других аргументов не последует.

— Возраст — не проблема, — возразила она.

— Разумеется, проблема. Ты ещё не добралась и до середины жизни, просто неприлично будет столько времени идти по одному Пути.

Тирианна хотела заспорить, но осеклась — отец был прав, и сказанное им прежде не приходило ей в голову. Впрочем, столь явная неприязнь костопева к её идее раздражала девушку.

— Если я хочу стать ясновидицей, если таково мое предназначение, то волноваться не о чем, — заявила она.

— А волноваться стоит, — ответил Ирдландриар. — Ты можешь добиться очень и очень многого, если не привяжешь себя к единственному Пути.

— Ты костопев, и останешься им до самой смерти, — указала Тирианна.

— Это другое дело.

— Почему же? Какие прежние достижения могут затмить то, что ты создаешь сейчас? Разве твой финальный путь — не лучший из всех?

Её отец хотел что-то сказать, но вместо этого сделал новый глоток и, слегка нахмурившись, окинул взглядом мастерскую.

— Да, это так, — признал он, снова повернувшись к дочери. — Когда ты доживешь до моих лет, то накопишь огромный опыт в делах. Я работаю с призрачной костью уже много периодов, но до сих пор не достиг высот мастерства некоторых своих предшественников.

Девушка не была уверена, сказано ли это в поддержку её замысла или просто так, мимоходом. Ирландриар явно сомневался, но его слова как будто добавили веса инстинктивному выбору Тирианны.

— Я не за один цикл научился создавать звездолеты из ничего, — продолжил костопев, больше не хмурясь. — Возможно, ты права, и через много периодов учебы и практики сумеешь стать одной из величайших ясновидиц Алайтока. Это будет наградой за принесенную тобою жертву.

— Жертву? — девушка не понимала, от чего именно ей придется отказаться. Теперь, познав возможности провидчества, Тирианна думала, что не сможет жить без него.

— Провести жизнь, привязанную к сплетению, — пояснил отец. — Сможешь ли ты когда-нибудь полюбить, зная обо всех возможных проблемах в будущих отношениях? Захочешь ли родить ребенка, рискуя тысячу раз увидеть его смерть во время странствий в сплетении? Существование костопева может быть одиноким, поверь мне — мало что в реальном мире способно сравниться с актом чистого творения. И всё же, по сравнению с одиночеством ясновидца это ничто. По собственной прихоти ты сможешь узнать, как умрет каждый из дорогих тебе эльдар, и при этом тебе зачастую придется умывать руки из страха, что попытка спасти их навлечет погибель на других.

Вспоминая последнюю встречу с Корландрилом, девушка чуть лучше поняла обрисованную дилемму. Она надеялась, что, набравшись опыта и сил, сможет принимать решения с большей уверенностью, но недавние попытки прозреть собственную судьбу развеяли эти надежды. Чем дальше заглядывал наблюдатель, тем больше становилось неопределенностей.

— Кажется, я открыл тебе глаза на нечто, о чем ты ещё не задумывалась, — сжимая бокал, Ирландриар чуть повернулся к дочери. — Решение тебе предстоит принять самой, и всю ответственность за него понесешь только ты. Ты спрашивала моего мнения? Скажу так: я никогда бы не променял время, проведенное с твоей матерью или за воспитанием тебя, на несколько лишних периодов изучения своего ремесла. Из-за этого я никогда не поднимусь выше определенного уровня мастерства, но это почти ничто в сравнении с наследием, оставленным мною… другим способом.

— Понимаю, — сказала Тирианна. Прямые слова отца заставили её засомневаться, вернуться к парадоксу руны. Как она могла сделать выбор, не зная, от чего отказывается? Что, если она не станет ясновидицей, но всё равно проведет жизнь в одиночестве, не оставив наследия? Что, если всё её существование пройдет впустую?

— Определенности нет, — произнес костопев, догадавшись о размышлениях дочери по её печально-задумчивому лицу. — Ты выбираешь между двумя неизвестными, и в этот момент провидица ничем не лучше и не хуже остальных эльдар.

— И что, если я решу стать ясновидицей, наперекор твоим пожеланиям? — девушка не понимала, зачем пытается так поддеть отца, разве что по старой привычке.

— Мои пожелания здесь ни при чём, — ответил Ирландриар, к большому удивлению дочери, и слегка улыбнулся, заметив её реакцию. — Мы оба знаем, что ты их проигнорируешь, и совершенно очевидно, что я не могу насильно привить тебе свои взгляды. Поэтому я ничего не стану советовать. Что бы ты ни выбрала, я попытаюсь всегда помнить о том, что ты — моя дочь и поддерживать тебя, как могу. Это лучшее, что я могу тебе предложить.

Тирианна не могла до конца поверить своим ушам и мысленно повторила слова отца, пытаясь отыскать саркастические нотки, но ничего не нашла.

— От возможности попасть в число величайших алайтокцев не так легко отказаться, — сказала она. Девушка читала сочинения и научные труды философов, поэтов и провидцев, оставивших след в истории мира-корабля, и перспектива увидеть собственное имя в подобном списке была воистину манящей.

— Думаешь, одной славы достаточно, чтобы отказаться от жизни, которой ты могла бы наслаждаться? — спросил Ирландриар. — Веская ли это причина, чтобы отсечь все остальные варианты будущего?

— Это причина, — Тирианна уже смеялась над собой. — Только история рассудит, оказалась ли она достаточно веской.

— Ты привержена своему решению, это видно по глазам, — сказал отец. — Будущее раскрывается перед тобою, меняясь согласно твоим пожеланиям. Хоть и без радости, но я понимаю, что ты уже бросила камень в пруд, и остается только узнать, как далеко разойдутся круги.

— Так и есть, — подтвердила провидица. — Слишком немногие из нас проживают жизни, наполненные истинной значимостью, и я не позволю себе оказаться в числе ушедших и позабытых. Мне не по силам изменить наше с тобой прошлое, отец, но я счастлива, что мы достигли понимания.

— Радуйся этому, пока можешь, — с суровым лицом произнес Ирландриар. — Со временем прошлое и настоящее утратят для тебя всяческое значение. Я сам стану всего лишь одной из нитей в великом полотне твоего удела.

Колебания, терзавшие нить Тирианны в сплетении, улеглись после принятого ею решения. Девушка уделила немного времени исследованию возможных судеб, но при этом не забывала о словах Келамита, предостерегавшего её от слишком далеких вылазок на ранней стадии обучения.

Жизнь провидицы превратилась в размеренную последовательность уроков, исследований и накопления знаний. Продвигалась она уверенно, но медленно: разматывающиеся вероятности полотна шаг за шагом выдавали Тирианне свои секреты, пока Келамит направлял её по тропинкам уделов.

Через двадцать циклов после сделанного ей выбора ясновидец привел девушку к их излюбленному местечку в парке, откуда виднелись шероховатые скалы на склоне холма.

Была середина цикла; Келамит принес с собой выполненную из лианнинова дерева коробку размером с его ладонь. На крышке обнаружился простой узор: образ сплетения, обвивающий руну Мораи-хег, богини судьбы.

Тирианна неуверенно приняла протянутый ящичек, удивленная подарком от наставника.

— Это не от меня, — чуть качнул головой ясновидец. — Открой, и кое-что прояснится.

Заинтригованная девушка поставила ящичек рядом с собой и подняла крышку. Внутри, на бархатной подкладке, лежали две руны — Скорпион и Странник. Оставшись в недоумении, провидица посмотрела на Келамита в ожидании объяснений.

— Их прислал Ирландриар, — сказал ясновидец.

— Да, это я поняла, и благодарна ему за подарок и вложенный труд. Мне непонятно, почему отец выбрал именно эти руны? Он не говорил вам, в чем дело?

— Нет, — наставник чуть придвинулся к ученице и говорил тихо. — Ирландриар уделял твоим делам куда больше внимания, чем ты, возможно, считала. Вспомни-ка, что впервые заставило тебя прийти к Алайтеиру?

— Я пребывала в смятении, беспокоилась о своем… — тут на неё нахлынуло понимание. — Скорпион означает Корландриля, а Странник — Арадриана!

Кивнув, Келамит поднялся.

— Это превосходный дар, и я счастлив доставить его от имени твоего отца. Что ты выучила о Скорпионе и Страннике?

— Скорпион — руна сокрытия, — начала Тирианна, вспоминая первые строки описаний из прочтенных текстов. — Её используют, чтобы отыскать судьбы, которые в ином случае ускользнули бы от наблюдателя. Странник, в общем, простая руна — с её помощью провидец может добраться до отдаленных нитей, не связанных с остальными.

— Очень полезная комбинация, и ты уже в силах мудро воспользоваться ею, — заметил Келамит. — Оставлю тебя, чтобы дать возможность спокойно изучить подарок. Призови меня, если понадобятся дополнительные наставления.

И ясновидец ушел, оставив ученицу на вершине холма. Тирианна движением мысли подняла два кусочка призрачной кости над коробкой и присоединила к ним собственную руну, висевшую на поясе. Три маленьких объекта начали обращаться вокруг друг друга, меняя позиции по мере того, как провидица концентрировалась на них. Круги и эллипсы, описываемые рунами, радовали глаз девушки.

Парк был неподходящим местом для начала новой вылазки в сплетение, и Тирианна опустила руны в ящичек. Келамит уже скрылся из виду, поэтому она в одиночку направилась в Покои провидцев, радостно взволнованная вновь открывшимися возможностями.

Прибыв на место, девушка вспомнила ещё кое о чем. Она отправила через сеть бесконечности сообщение, в котором искренне поблагодарила отца за подарок и добавила, что это самая замечательная вещь, когда-либо сделанная для неё Ирландриаром.

Результаты последующих вылазок в сплетение озадачили Тирианну. Она считала, что черпая силы из трех рун, сможет более ясно прозревать сводящий с ума беспорядок расходящихся вариантов будущего. На деле же сплетение стало чуть ли не более запутанным.

Наконец, провидица обратилась за помощью к наставнику, несколько раз заблудившись во время поисков новых пересечений её судьбы с нитями Корландриля и Арандриара. Эти исследования Тирианна вела прежде всего из любопытства, так как мысли о друзьях возникали у неё от случая к случаю, а за развертыванием их жизней девушка наблюдала с бесстрастным интересом.

— Такова природа сплетения: чем могущественнее мы становимся, тем большая его часть открывается нам, — объяснил Келамит во время неизысканного завтрака у него дома в Покоях провидцев.

Апартаменты наставника делились надвое, одна часть предназначалась для сна, другая — для обучения. Если не считать мест, отведенных под физиологические потребности, почти всё помещение было завалено копиями научных работ, запутанными диаграммами судеб с пометками самого ясновидца, рунными ящичками и памятными кристаллами.

В общем, дом Келамита пребывал в серьезном беспорядке, в отличие от его холодного, четкого разума, проявлявшегося в сплетении во время совместных вылазок с ученицей.

— Но это какая-то несуразица, — возразила Тирианна. — Величайшие провидцы способны точно предсказывать отдаленные события, и как же такое возможно, если сплетение для них становится ещё сложнее?

— Ты используешь силы рун, чтобы раздвинуть горизонты познания, — начал ясновидец, подхватывая оставшуюся еду с блюда между ними. — Тебе нужно научиться использовать их специфические особенности для фокусировки на том, что ты желаешь увидеть. Истинное мастерство провидца заключается в умении комбинировать силу множества рун для выявления определенного события. Не используй их для обзора всего сплетения, а применяй текущую через них энергию, чтобы добавлять слои значений к выбранной исходной точке.

— Кажется, поняла, — решила ученица. — И в каком направлении мне двигаться? Какое событие исследовать?

— Не имеет значения. Невозможно узнать важность и вероятность разделения или объединения судеб до того, как исследуешь их.

Ответ не удовлетворил Тирианну, и Келамит тут же прицепился к этому.

— Не спеши узнать всё, — заявил он. — Начни с чего-нибудь простого, маленького, выбери что-то, хорошо тебе известное.

— Это я уже пробовала — искала нить Корландрила, но не сумела найти. Его судьба как будто исчезла из сплетения, даже Скорпион не может её отыскать.

— Значит, ты ищешь не в том месте, — ответил наставник. — В поисках неизвестного нужно начинать с известного; я показывал тебе, как отмотать сплетение назад и заглянуть в прошлое. Воспользуйся этим, чтобы обнаружить нить Корландрила и затем следуй по ней вперед. Вообще-то, ты и сама должна это знать — методика простейшая.

— Вы правы, — Тирианну укололо разочарование в голосе ясновидца. — Извините, я просто перестаралась, забыла приёмы, которым вы меня обучили. Попробую снова и уделю больше внимания деталям.

— Нет ничего плохого в попытках увидеть всё, — произнес Келамит. — Это приманка, влекущая всех нас в сплетение. Но не окажись в западне, ведь бывает, что ты видишь всё, и при этом не замечаешь ничего. Долгие дороги зачастую начинаются за маленькими вратами.

Девушка не совсем уловила смысл загадочной последней фразы, но, подкрепленная советами наставника, с нетерпением ждала новой вылазки в сплетение. Попросив разрешения уйти, она вернулась в Покои провидцев.

Помня о необходимости придерживаться основ, Тирианна заставила себя провести полноценный ритуал, и даже воспользовалась одним из узлов сети бесконечности, чтобы скользнуть в сплетение. Она целиком произнесла все мантры, представляя каждый слог и концентрируясь на нем, на значениях, скрытых за словами.

Сплетение возникло перед ней, как и раньше, в виде замысловатого лабиринта возникающих вероятностей. Справившись с желанием отправиться в свободный поиск, Тирианна использовала личную руну, чтобы закрепиться на собственной нити. Сматывая её, девушка подтягивала прошлое к настоящему, пока не нашла точку последней встречи с Корландрилом.

Обнаружив его нить, провидица позволила времени снова устремиться вперед. Как и прежде, Тирианна в итоге оказалась возле тугого переплетения уделов, в котором без следа пропадала линия жизни Корландрила.

На этот раз девушка направила часть своей энергии через руну Скорпиона, сделав свое воплощение достаточно тонким, чтобы проникнуть в плотный узел предназначений через фибры нитей судьбы.

С некоторой грустью Тирианна осознала, что произошло с Корландрилом. Как и боялась провидица, её друг слишком привязался к боевой маске и оказался безвозвратно затянут на Путь Кхаина. Он стал экзархом, одним из множества духов, заключенных внутри древнего доспеха, и быстро терял свою индивидуальность, поглощаемый более крупным сознанием сущности по имени Морланиат.

«Вот и всё, Корландрил», — подумала девушка.

При мысли о том, что она, возможно ускорила падение друга в хватку Кхаина, Тирианна почувствовала себя виноватой, но ненадолго. Сожалению не было места в сплетении, где отчетливее всего виднелись упущенные возможности и разбазаренные моменты, которые с каждым вздохом теряли все живые существа. Прошлое, состоявшее из простых, неподвижно закрепленных нитей, не подлежало изменению.

Провидица тут же поправила себя, вспомнив один из первых уроков Келамита. Минувшее можно было изменить, используя силу варпа. Время во владениях Хаоса не двигалось вперед или назад, а закручивалось и петляло, так что достаточно умелый провидец — приложив огромные усилия и пойдя на серьезный риск — способен был сместиться вбок из одного потока в другой и, при некотором везении, переместить собственное сознание в прошлое.

Здесь таилась смертельная опасность — направляя столько энергии в сердце самого Хаоса, псайкер, по сути, приглашал демонов атаковать себя, несмотря на рунную защиту. Но главнейшая угроза заключалась в другом: предполагалось, что прошлое должно оставаться строго определенным, и никто не мог предсказать последствия любых перемен. К такому способу прибегали только при необходимости предотвратить величайшие катастрофы, но из подобных действий рождалось будущее, непроницаемое для провидцев.

Как в заключение сказал Келамит, «…намного лучше изменять настоящее, чем влиять на прошлое».

Вспомнив, что ничего не слышала об Арадриане со времени битвы за Хирит-Хреслейн, Тирианна перенесла внимание на второго друга. Больше не фокусируясь на Скорпионе, провидица направила поток силы через руну Странника. Затем она окинула взглядом широкий участок сплетения, пытаясь отыскать связку нитей Арадриана.

На это потребовалось некоторое время — линия странника исчезала на целый период, и ей не удалось определить, почему. Решив впоследствии обсудить эти затруднения с Келамитом, Тирианна сконцентрировалась на обнаруженных ею тонких нитях. Каждая из них являлась слабой причинной связью, размытой неуправляемыми страстями Арадриана. Её другом управляли эмоции и прихоти, он далеко ушел от Путей, поэтому причины и следствия быстро менялись вслед за резкими, размашистыми скачками его настроений и чувств.

Растущая капризность четко отражалась в последовательности нитей, быстро скручивающихся в гниющее месиво противоречащих друг другу линий судьбы. Выбрав ближайшую, Тирианна мельком заметила друга, сражающегося на борту звездолета человеческой постройки. Время и место ей точно определить не удалось, но происходило всё не так далеко: сам Арадриан находился поблизости от Алайтока, и увиденная битва должна была состояться уже скоро.

С этой узловой точки провидица начала тщательно исследовать возможные последствия события. В некоторых вариантах будущего Арадриан погибал в бою, застреленный или зарубленный огромными воинами в доспехах Космического Десанта так называемого «Империума Человечества». Тирианну всегда забавляло самомнение, с которым люди называли Галактику своим владением, особенно учитывая, что подобные претензии объявлялись во имя куска разлагающейся плоти, жизнь в котором мон-кеи поддерживали только жертвоприношениями собственных сородичей. Правда, Нуритинель Искренняя, алайтокский философ, однажды заявила, что поклонение человечества их трупу-Императору ничем не хуже погребения духов эльдар в сети бесконечности. За столь отвратительное сравнение мыслительницу изгнали с мира-корабля.

Прогнав посторонние мысли, Тирианна продолжила исследование. В других вариантах грядущего её друг оставался в живых и возвращался на свой космолет с победой. В обоих случаях, странник за весьма краткое время достигал какого-то относительно высокого положения; пройдя назад по его жизненной нити, провидица так и не отыскала причин такого успеха. Видимо, поводом к нему были поступки, совершенные Арландриаром в период, когда его судьба исчезала из сплетения.

Снова двинувшись по нитям в будущее, Тирианна послала вперед свое мысленное зрение. Ей открылось головокружительное множество вариантов: Арадриан, умирающий различными неприятными способами; Арадриан, направляющийся по Паутине в темный город Коммораг; Арадриан, утоливший жажду странствий и возвращающийся на Алайток; Арадриан, уводимый Арлекинами; Арадриан, схваченный людьми и подвергающийся экспериментам их неотесанных ученых.

Провидица остановилась, вдруг обратив внимание на маленькую деталь, мелькнувшую в одном из первых видений. Девушка попыталась снова отыскать её, но размытые линии судеб уже слились воедино, а затем опять разделились, как только действия странника породили для него новые уделы.

Думая об увиденном, Тирианна покинула сплетение, а затем, отсоединившись от сети бесконечности, закрыла глаза и сконцентрировалась.

Вызвав в памяти тот мелькнувший образ, она увидела диковинно одетого Арадриана, державшего в руках пистолет и мерцающий силовой меч. Странник сражался с человеком, наряженным в безвкусный мундир с золотыми эполетами и форменную фуражку. Девушку обеспокоило не это — её друг, судя по видениям, бился с множеством врагов, от орков и хрудов до людей и других эльдар. Внимание Тирианны зацепилось за мимолетный фрагмент места, в котором шла схватка.

Она снова изучила видение и остановила его в определенной точке, откуда могла двинуться назад и более четко рассмотреть происходящее. Увидев, в чем дело, девушка содрогнулась.

Арадриан сражался бок о бок с другими эльдар, облаченными в доспехи цветов Алайтока. Вокруг него лежали многочисленные тела людей и обитателей мира-корабля, а в бой спешило вступить отделение имперских космодесантников в красно-белой броне. Задний план видения, судя по всему, образовывали дымящиеся обломки гигантского «Фантома», едва ли не самого мощного оружия в арсенале алайтокцев.

За пределами этой сценки провидица увидела нечто, вселившее в неё ужас после того, как девушка убедилась в правильности своего подозрения. Это был отблеск дульной вспышки на кристалле, искорка света, позволившая девушке понять, от чего же отразился выстрел из лазбластера. От кристального провидца. По правде, Тирианна мгновенно узнала его, поскольку не раз бывала в этом куполе — там Келамит рассказывал ученице о её предшественниках. Статуя в длинных одеяниях когда-то была Антирлоем, а находилась она у одного из концов Поющего моста.

Значит, возникла вероятность, что когда-то в будущем люди вторгнутся на Алайток.

Тирианна открыла глаза; её руки дрожали, сердце колотилось в груди. Обдумывая увиденное, она поняла, что Арадриан оказался в том моменте не случайно, что это событие было вплетено в судьбу странника, и сама возможность атаки родилась из его поступков. Провидица не знала, как или почему её друг связался с людьми, и что привело их на мир-корабль, но доверяла своим инстинктам.

Она успокоилась, вспомнив, что видела только возможное, а не предопределенное событие. Много раз Келамит и другие провидцы предостерегали Тирианну от веры в то, что всё, чему она стала свидетелем, обязательно сбудется. Размытость видения, неуверенность, с которой девушка отыскала её, и тот факт, что событие не удалось повторно отыскать в сплетении, указывали на астрономически малую вероятность его воплощения. Оно могло стать лишь результатом цепи редчайших, почти невозможных событий.

Справившись с первой реакцией, провидица вернулась домой, чтобы ещё немного подумать над увиденным. Тирианна несколько раз посещала видение, сохраненное в памяти, убеждаясь, что битва шла именно в Алайтоке. Ошибки быть не могло.

Но, если подобному насилию суждено свершиться, война охватит весь мир-корабль. Такое событие тяжким грузом ляжет на сплетение, свивая судьбы каждого из эльдар Алайтока и людей, против которых они будут сражаться. Другие провидцы наверняка должны были заметить вероятность этой катастрофы раньше Тирианны.

Налив себе немного солнцецветного нектара, девушка села у окна. Похоже, она проявила невероятную самоуверенность, думая, что могла случайно наткнуться на мимолетный образ катастрофы, о которой якобы не имели представления опытнейшие ясновидцы Алайтока. Даже хуже, чем самоуверенность — тщеславный бред.

Тирианна даже посмеялась над прежними волнениями, решив, что подтвердила свою неопытность. Её наставник неоднократно наблюдал погибель Алайтока, и девушка не сомневалась, что сама ещё не раз увидит её в будущем. Глупо было так реагировать на столь маловероятную возможность.

Решив занять мысли другими делами, провидица несколько последующих циклов изучала тексты, и старалась не входить в сплетение — разве что для укрепления связей с новыми рунами. Но, как бы Тирианна не пыталась забыть увиденное, образы продолжали преследовать её. Девушке даже приснилось сражение, застывшая и безмолвная картина смерти и разрушений, а разум дополнил видение яростными боевыми кличами, треском языков пламени и щелчками человеческого оружия. Почувствовав запах крови и ощутив страх, она проснулась в жуткой панике.

Раздосадованная таким поворотом, Тирианна обратилась за помощью к Келамиту. На встрече в Покоях провидцев девушка рассказала наставнику о предвидении и том, как оно отразилось на ней.

— Это естественно, — успокоил её ясновидец. — Неважно, насколько разумно и логично мы стараемся подходить к таким случаям, невозможно сопротивляться жестоко реалистичной природе подобных видений. Странно, если бы оно не подействовало на тебя. Созерцать собственную гибель — уже довольно серьезное испытание, а наблюдать за возможным падением Алайтока — во много раз большее.

— Ощущения поблекнут со временем? — спросила Тирианна. — Напряжение уменьшиться?

— С каждым новым случаем реакция ослабевает и длится меньше, — ответил Келамит и отвел взгляд. — Но никогда не исчезает полностью.

— Столь отдаленную вероятность не стоит принимать во внимание, верно? — решила убедиться провидица.

— Да, — подтвердил наставник. — Цепляться за подобные возможности — значит навлечь на себя вкрадчивое сомнение, которое начнет подтачивать твое умение свободно странствовать по Паутине. Если позволить видению запустить когти в твои мысли, оно постоянно будет тянуть тебя вспять, к образам маловероятных и разрушительных событий.

— И всё же, увиденное мною может сбыться, — возразила Тирианна, вспомнив яркость своих снов. — Возможно, стоит изучать даже самую отдаленную возможность? Это ведь была не какая-то незначительная схватка, а война за выживание. Если существует пусть мельчайший, но шанс на её воплощение, не стоит ли обратить на него внимание совета?

— Этот вопрос вполне можно обсудить с теоретической точки зрения, — наставник встал и разгладил складки на одеянии. — Но он слишком незначителен, чтобы предпринимать по его поводу практические действия. Следующая встреча совета через четыре цикла, и я не буду против, если ты сообщишь остальным об увиденном.

Поблагодарив Келамита за внимание и потраченное время, ученица удалилась. Тирианна поняла, что ей многое предстоит сделать перед тем, как рассказать о потенциальной войне за Алайток ясновидцам и автархам. Даже если вероятную катастрофу решат оставить почти без внимания, девушка получит хорошую возможность представить членам совета свое первое настоящее видение.

Ясновидцы и автархи собрались в Зале Бесед, открытом и обрамленном колоннами куполе на краю мира-корабля. Только силовая стена ограждала эльдар от глубокого космоса, и звездное поле окружало совет со всех сторон, кроме нижней.

Тирианна терпеливо ждала, пока закончится разбор прочих вопросов. Собравшиеся обсудили несколько видений, о которых сообщили старшие ясновидцы, автархи запросили указаний для военных операций и вылазок, планируемых ими. С интересом прислушиваясь к каждому слову, девушка подметила лирический, повествовательный стиль, с которым ясновидцы рассказывали о картинах, увиденных в сплетении. Он помогал передавать смыслы пророчеств, благодаря чему псайкерам удавалось сколь возможно точно делиться своими ощущениями с остальными.

Провидица быстро пересмотрела собственный план выступления перед советом и перефразировала доклад с использованием более затейливых оборотов. Тем временем окружающие обсуждали сообщения с Ультве, предупреждавшие о новой атаке против Империума людей. Её начали отступники, скрывавшиеся в варп-шторме, который охватил центр древней империи эльдар. Было решено, что при необходимости на помощь Ультве отправится небольшой отряд, и старейшины решили больше не исследовать эту тему — ведь Ультве служил домом Эльдраду Ультрану, а тот, по всеобщему мнению, являлся сильнейшим из ныне живущих ясновидцев. Алайток мало что мог добавить к его величайшим прозрениям.

Совет продолжался большую часть цикла, и, наконец, собравшимся было предложено выставить на обсуждение менее важные вопросы. Тирианна встретилась взглядами с Келамитом, который представил её в качестве своей ученицы и жестом пригласил начать выступление.

— Я видела смерть Алайтока, — начала девушка, решив сразу завладеть вниманием всех присутствующих. — В пламени и дыму, плазмой и ракетами, наш мир был разорен бесконечной ненавистью людей.

Сделав паузу, Тирианна осмотрелась по сторонам. Некоторые провидцы наблюдали за ней с вежливо-отсутствующими выражениями лиц. Многие отнеслись к её словам без интереса или с веселым удивлением. Это была не та реакция, на которую надеялась девушка, и продолжила она, тщательно подбирая слова.

— Явятся космические десантники, свирепые воины Императора, и принесут с собой погибель многих. Я видела растерзанные купола Алайтока, наши залы, опустошенные войной, наших людей, погубленных тысячами.

Формально, Тирианна делала неправомерное заявление — поскольку так и не смогла вновь обнаружить ту нить, несмотря на множество попыток за несколько последних циклов, — но дух видения, закрепившегося в её памяти, был важнее.

— Придет час, когда мы должны будем сплотиться против этой угрозы, ради всего, что дорого нам, и само наше существование повиснет на волоске, — говоря, девушка вглядывалась в членов собрания. К наставнику она старалась не поворачиваться, но всё же не выдержала и быстро глянула в его сторону, ища поддержки. Келамит явно был заинтересован не сильнее прочих, и Тирианна двинулась дальше, пропустив остаток введения. Провидица надеялась, что слушатели остались глухи к её манере выступления, а не самому сообщению.

— Обрушится катастрофа, принесенная деяниями одного из нас. Я видела этот исход, порожденный безрассудством того, кто известен мне. Он, в своей…

— Когда? — спросил автарх Архатхайн, прервав повествование Тирианны. — Пожалуйста, говорите точнее.

— Я… — девушка лишилась самообладания, посмотрев на Архатхайна; тот сидел, вопросительно вздернув бровь и скривив губы от раздражения. — Я не уверена, автарх. Нить неопределенна, и время неясно.

— Ну, хорошо, — произнес Архатхайн со смягчившимся выражением лица. Впрочем, его взгляд, полный благодушного сочувствия, уязвил провидицу сильнее прежнего недовольства. — Такова природа сплетения. Возможно, вы скажете нам, какой поступок вашего знакомого спровоцирует эту нежданную атаку на Алайток?

Тирианна виновато уставилась в пол, чувствуя, что тратит время членов совета на чепуху.

— Точно не знаю, автарх. Он изгнанник со свободным и беспорядочным будущим, которое сложно отслеживать.

— Это тоже ожидаемо, — беззлобно сказал Архатхайн. — Вас зовут Тирианна, верно? Я знаю, вы напуганы всем этим, поэтому, пожалуйста, не думайте, что явились на судилище. Никто не должен ставить неопытность вам в вину. Кто-нибудь здесь может лучше разъяснить, какую форму примет эта угроза, или описать природу события, которое нужно предотвратить, чтобы избежать катастрофы?

Присутствующие эльдар начали переглядываться, и девушке отчаянно захотелось, чтобы один из них подтвердил её правоту, засвидетельствовал, что видел то же самое. Никто этого не сделал, и члены совета принялись тихо перешептываться, отчего провидица смутилась ещё сильнее.

— Благодарю вас, Тирианна, — объявил автарх. — Если вы отыщете какую-либо новую информацию по этому вопросу, непременно сообщите о ней Келамиту.

Стыд девушки уже не мог глубже проникнуть в её сердце. Вместо этого он превратился в гнев, и досада провидицы на себя обернулась досадой на совет.

— Пожалуйста, дайте мне закончить, это важно! Я видела нападение на Алайток. Я не ошиблась, и, если мое видение сбудется, всё мы будем убиты, а мир-корабль — уничтожен!

Раздался тихий смех, и Тирианна воззрилась на собравшихся, разъяренная выказанным ей неуважением.

— По крайней мере, нам следует тщательнее рассмотреть этот вопрос, — продолжила она. — Ведь мы же должны серьезно относиться даже к мельчайшей вероятности атаки на Алайток?

— Атаки, которую не предвидел никто, кроме тебя? — заговорил Анатхаран Алайтин, старейший из ясновидцев. — Пока мы будем тратить время, гоняясь за твоим сном, какие важные события ненароком упустим из виду? Прости, Тирианна, но тебе придется предоставить нам более серьезные доказательства. Удели своему видению чуть больше времени, и, если в нем есть что-то важное, ты узнаешь это.

— Тогда мне понадобится ваша помощь, — ответила девушка, с мольбой протянув руку к собравшимся. — Я недавно вступила на Путь и могу управлять всего тремя рунами. Здесь присутствуют ясновидцы, способные контролировать в дюжину раз больше символов. Последует ли кто-нибудь из вас за мной, поможет ли отыскать эту губительную судьбу?

Тирианна посмотрела на Келамита, но её наставник слегка покачал головой. Остальные тоже не предложили провидице никакого содействия, и она снова обратила внимание на Архатхайна, надеясь, что тот поможет хотя бы из жалости.

— Потерянная жизнь, уничтоженный звездолет, атакованный мир Ушедших, угроза другому миру-кораблю — все эти предсказания я могу выбросить из головы, — сказала девушка. — Но я не видела их, в отличие от войны в Алайтоке. Неважно, сколь мала её вероятность или как тонка нить, найденная мною, главное, что они существуют. А если так, то увиденное может сбыться. Речь идет о нашем доме, Алайтоке, и, если вы рассудите неверно, то все мы будем страдать.

— Совет выслушал ваше прошение и не нашел причин для дальнейших действий, — ответил автарх, в сузившихся глазах которого читалось раздражение настойчивостью Тирианны.

— Прошу прощения, что потратила время совета, — ответила провидица, садясь на место.

Внутри у девушки все кипело от легкости, с которой важные персоны Алайтока отвергли её предложение. Если бы один из них увидел то же самое, то дальнейшие действия были бы, несомненно, предприняты. Члены совета сомневались в самой провидице, и это жалило больнее всего. Присутствующие не доверяли Тирианне, и неважно, что она говорила в собрании — старейшины не могли смириться с мыслью, что девушке удалось заметить нечто, пропущенное ими.

В течение нескольких циклов после совета Тирианна не появлялась в Покоях провидцев, стыдясь отношения, с которым бы её там встретили. Девушка оставалась у себя дома, растравляя раны на оскорбленном достоинстве. Чем дольше она обдумывала произошедшее в собрании, тем сильнее убеждалась, что по поводу видения нужно что-то предпринять.

Подгоняемая желанием оправдаться, провидица попыталась принять вызов, брошенный ей Архатхайном, и отыскать где-то в сплетении свидетельство увиденного ею. Это дало бы Тирианне повод вновь обратиться к Келамиту и остальным.

Зная, что вылазки могут быть опасны, девушка всё равно отправлялась в сплетение, твердо решив отыскать доказательство существования той самой вероятности. Игнорируя предупреждения о недопустимости слишком долгого пребывания вне физического тела, Тирианна проводила там большую часть каждого цикла. Для нахождения пути среди случайных обрывков будущего она использовала руну Странника, надеясь, что вновь пересечется с однажды замеченной нитью.

Это было безнадежное предприятие. Изначально Тирианна обрела видение по чистой случайности, и потребовались бы сотни циклов бессистемного поиска, чтобы найти его вновь. В конце второго цикла розысков провидица решила сменить подход. Она рассудила, что, если увиденное сбудется, то в каком-то моменте грядущего обязательно коснется её самой. Таким образом, отследив достаточно много нитей собственной судьбы, девушка могла бы пройти по одной из них к той самой катастрофе.

В течение целого цикла Тирианна занималась поисками, делая только краткие перерывы на еду и питье, но так и не могла найти ускользающую линию. Провидица носилась над путями будущих «я», высматривая мельчайшие проблески знакомых образов, но, чем дальше она заглядывала, тем безнадежнее казалось её занятие. Событие, свидетелем которого стала девушка, должно было произойти в текущем периоде — в этом Тирианна не сомневалась. Сузив пределы поисков, не обращая внимания на далекие отголоски грядущих времен, провидица надеялась заметить какое-нибудь проявление смуты, вызванной возможным нападением людей на Алайток.

Она ничего не нашла.

Тирианна уже собиралась забросить поиски: казалось, что пагубный поступок Арадриана, скорее всего, не был совершен, и судьба отправилась в другом направлении. Проблеск вероятности не перерос в определенность, Алайток оказался в безопасности.

Такое умозаключение не внушало доверия провидице, возобновившей свой поход. Разыскивая связь между собой и важнейшим событием для мира-корабля, она использовала руну Скорпиона, чтобы проникать глубже в ближайшее будущее, разъединять и выделять полушансы и едва не случившиеся происшествия. Действуя так, Тирианна натолкнулась на неожиданную картину.

В тот момент девушка следовала по нитям, едва касавшимся её собственных. При этом между ними имелась некая причинно-следственная связь, и в неё была вовлечена сущность Морланиата — экзарха, которым стал Корландрил, — на мгновение переплетавшаяся с судьбой Архатхайна. Пройдя по цепочке этих событий, Тирианна увидела, как автарх вновь собирает совет и указывает нескольким старшим провидцам заняться изучением её предсказания!

Изумленная увиденным, девушка покинула сплетение. Итак, она могла каким-то образом убедить Архатхайна отнестись к ней серьезно, а больше Тирианне ничего и не требовалось. Провидица понимала, что отыскивать удел Арадриана в ожидании некого откровения, скорее всего, бессмысленно, но ученицу Келамита раздражало поведение совета, не оказавшего ей никакого доверия.

Тирианна немного поспала — во сне к ней вновь явилась погибель Алайтока, — и пробудилась, как только восстановила немного сил. Дальние странствия в будущее сказались на её теле и разуме даже за несколько циклов, но, собрав оставшуюся выносливость, девушка снова отправилась в путь, идя по следу, оставленному для неё Скорпионом. Через некоторое время она отыскала момент соединения судеб Морланиата и Архатхайна.

Провидица сосредоточила всё мысли на этом событии, прозревая сплетение и наблюдая за тем, что могло произойти.

Встреча происходит в Покоях автархов, в которых нет никого, кроме Морланиата и Архатхайна. Сначала Тирианна не слышит, о чем они говорят, но затем, сфокусировав разум и оградившись от второстепенной информации, концентрируется на воинах и улавливает обрывки речи.

— Возможно, ты стремишься к войне, ибо такова твоя природа, — замечает Архатхайн.

— Я не могу объявить войну по своему желанию, это решает совет, — отвечает Морланиат.

— Каждый день наши ясновидцы открывают тысячу возможных судеб Алайтока, — говорит автарх, и девушка ощущает его безразличие. Архатхайн уже выслушивал всё эти доводы. — Мы не можем предпринимать действия по каждому видению, мы не можем отправляться на войну при каждом сомнении. Сама Тирианна не может прояснить для нас свое предвидение. С таким же успехом мы могли бы действовать, суеверно восприняв как знамение струйку пота, побежавшую по загривку.

— Ей недостает мастерства, чтобы представить вам доказательства, не надо обвинять её за это, — возражает экзарх, и Тирианна задумывается, почему Морланиат встал на её сторону. — Дай ей помощь, в которой она нуждается, чтобы доказать ее правоту, либо ошибку, и она будет хранить молчание. Эти сомнения будут сдерживать ее, поглощать все ее мысли, покуда ты не избавишь ее от них. Ты прошел множество Путей, видел очень много разного, прожил немало жизней. Той жизнью ты обязан мне, я помню это сейчас, когда прошло так много времени. Я был твоим телохранителем, защитой, в которой ты нуждался, настоящим товарищем. Я помню этот долг и клятву, которую ты мне дал, теперь настало время платить.

Отдаленное мгновение, вспыхнув на нити, ненадолго отвлекает Тирианну. Она видит молодого Архатхайна — Пикирующий Ястреб, сражается на планете Нерашаменсин. Из тени обвалившегося дверного прохода возникает человек, женщина, искаженная поклонением богам Хаоса и сжимающая в руках примитивное огнестрельное оружие. Культистка прицеливается в Архатхайна и тут же падает, лишившись головы. Её отсек цепной меч Элидхнериала, Жалящего Скорпиона, который нанес удар из темноты внутри здания.

Проходит несколько веков. Элидхнериал становится экзархом, присоединяясь к сущности Морланиата. Морланиат пробуждается от гнева Корландрила и двое становятся одним.

Провидица восхищается витиеватой природой истории и предназначения. Изначальные Морланиат, Элидхнериал, Архатхайн, Корландрил и Тирианна связаны далёкими узами, о которых никто из них не подозревает.

Нахмурившись, автарх отворачивается и проходит в дальний конец возвышения в центре зала.

— Тот, кому я дал это обещание, умер более десяти лет тому назад, — говорит он тихо, глядя на округлое отверстие в верхней части купола. Во мраке космического пространства виднеется далекая россыпь звезд. — Я не давал той клятвы тебе. Не Элидхнериал просит меня оплатить тот долг, но Корландрил.

— Я — Морланиат, и также — Элидхнериал, и Корландрил. Этот долг — передо мной, перед всеми, кто объединен в моей душе. Кто, кроме меня, помнит и может повторить те слова, что ты говорил?

Тирианна тоже вспоминает произнесенные слова. Провидица может повторить их. Она видела долг благодарности, в котором поклялся Архатхайн; долг, который сейчас требует оплатить Элидхнериал-Корландрил-Морланиат.

— А если я этого не сделаю? — спрашивает автарх.

— Ты лишишься чести, и другие об этом узнают, я уж позабочусь.

Повернувшись, автарх устремляет на Морланиата пристальный взгляд. Тирианна чувствует его отвращение к экзарху.

— Ты больше не будешь обращаться ко мне с этим? — спрашивает Архатхайн.

— Твой долг будет уплачен — Элидхнериалу, и мы не будем больше говорить об этом.

Автарх нехотя кивает и направляется вверх по низким ступенькам.

Девушка вырвалась из видения с пульсирующей болью в голове и дыханием, сбившимся на частые неглубокие вдохи. Тирианна впервые прозрела будущее в столь точных деталях, и разум провидицы дрожал от энергии, использованной ею для воспроизведения картины.

Стало ясно, почему Архатхайн изменил решение, но возник новый вопрос: почему экзарх Морланиат вмешался и встал на сторону Тирианны?

В тот момент у провидицы не было сил, чтобы снова углубиться в сплетение и узнать правду. Загадку предстояло разрешить самостоятельно, поэтому девушка легла на постель и закрыла глаза, борясь с растущей в мыслях усталостью и стараясь сосредоточиться на проблеме.

Единственной связью между нею и Морланиатом был Корландрил, ставший частью раздробленной личности экзарха. Возможно, некий отголосок прежних отношений с Тирианной по-прежнему звучал в неугасающей душе её бывшего друга. Провидица задумалась, удастся ли ей воззвать к этой преходящей частичке экзарха и вымолить помощь Морланиата.

Но из этого возникала новая сложность. Если бы девушка открыла, что ей известно о влиянии экзарха на Архатхайна, это возбудило бы подозрения у вечного воина. Хотя исследование провидцами судеб каждого индивидуума считалось приемлемым, Тирианна вторглась на очень личную территорию, и Морланиат мог оскорбиться этим.

Ей следовало подойти к сути дела с другой стороны, не выдавая своих знаний о прошлом экзарха и автарха. Если провидице удастся каким-то образом посеять зерно нужной идеи в мыслях Морланиата, появится шанс на то, что он будет действовать, как в видении. Таким образом, распоряжение Архатхайна совету оказать помощь Тирианне воплотится в жизнь.

Девушка улыбнулась — если последняя, провальная встреча с Корландрилом подорвала её уверенность в способности вмешиваться в судьбы, как следует провидице, то увиденное сейчас вернуло Тирианне веру в себя. Именно поэтому она вступила на нынешний Путь — чтобы не плыть по течению, а управлять им. Провидица могла своими руками запустить цепь событий, которые окажутся полезными для неё.

Подобная мысль приятно взволновала Тирианну. Всю жизнь она была жертвой прихотей судьбы, не знала собственного будущего и могла только защищаться от уже случившихся неприятностей. Теперь девушка собиралась доказать, что всё это осталось позади.

Она поистине могла стать ясновидицей.

Во время долгого пути к аспектным храмам уверенность Тирианны начала слабеть. Захваченная идеей показать Келамиту, на что она способна, и оправдать себя в глазах совета, провидица вызвала небоход и отправилась на другой конец Алайтока. Однако, энтузиазм девушки угасал по мере того, как она обдумывала предстоящий разговор с экзархом.

Нервозность Тирианны усилилась возле неприветливых врат, за которыми располагался храм Скрытой Смерти. Она позволила себе забыть главное правило ясновидения: не всем вариантам будущего суждено сбыться. Готовность Морланиата выслушать девушку была лишь возможностью, как и согласие выступить в её поддержку. Самое главное, никто не мог гарантировать, что даже с помощью других провидцев Тирианна сумеет отыскать хотя бы проблеск увиденного прежде.

Сгоряча она забыла рассмотреть другие варианты. Внезапный прилив оптимизма подзадорил девушку, и она проигнорировала иные вероятные исходы встречи с экзархом. Морланиат мог не принять её, мог оскорбить и выгнать прочь. Хуже того, Архатхайн мог узнать об этих махинациях, и репутация провидицы оказалась бы запятнана навсегда.

Поразмыслив на эту тему, Тирианна поняла, что её перемещения по сплетению лежали на поверхности. Использование Скорпиона, правда, снижало вероятность их обнаружения, но, если бы Келамит или любой другой ясновидец тщательно взялись за расследование, то легко прошли бы по оставленным ею следам. Даже успешный исход встречи мог ухудшить положение провидицы.

Сам вход в храм оказался неприметным — всего лишь маленькая дверь изумрудного цвета, за которой открывался узкий арочный проход. Тирианна остановилась перед ней, не зная, как привлечь внимание Морланиата. Когда девушка явилась в храм Сотни кровавых слез, её впустили без лишних слов, но сейчас дверь была плотно закрыта.

Все ещё оставался шанс покинуть нить, которую она собиралась распутать. Тирианна могла развернуться и уйти к небоходу, позволив событиям развиваться естественным порядком. Пока что она не совершила ничего, способного хоть как-то изменить грядущее.

За спиной провидицы со вздохом открылась дверь. Резко обернувшись, удивленная девушка увидела на пороге эльдар, облаченного в пышно изукрашенную броню. Лицо воина скрывалось за безразличной маской боевого шлема, но Тирианна почувствовала, как руна Скорпиона в мешочке на поясе вздрагивает от узнавания и дергает струны её мыслей.

Глупо, но она ожидала увидеть Корландрила. Вместо этого перед девушкой предстал экзарх Жалящих Скорпионов, источающий мрачную угрозу. Смерть окружала воина, словно плащ, и Тирианна, ощутив холод её прикосновения, с внезапным испугом прикрыла свое пси-восприятие.

— Это ты, Корландриль? — спросила она.

— Я — не Корландриль, хотя он — часть меня, я — Морланиат.

Именно этого и боялась Тирианна. Её друга поглотил гештальт экзарха, и Морланиат как будто не узнавал девушку. За спиной воина простирались невысокие дюны красного песка, и дальнюю стену купола сложно было рассмотреть из-за дрожи раскаленного воздуха. Здесь и там посреди волнистой пустоши торчала захудалая поросль свечного дерева, и в открытые врата проникал запах маленьких, но духовитых цветков. Над искусственным горизонтом висел алый шар, озаряя храм тусклым, кроваво-красным светом.

— Зачем ты беспокоишь нас, являясь сюда непрошеной, нарушая драгоценную тишину? — спросил экзарх.

В его голосе прозвучал гнев, и Тирианна отступила на шаг, вновь охваченная всеми прежними сомнениями. Она покачала головой, сожалея, что явилась сюда.

— Это была ошибка, — сказала девушка. — Мне не следовало приходить. Ты не можешь мне помочь.

Какое-то время Морланиат не говорил ни слова, и провидица ощущала беспокойство духа воина, но была слишком испугана, чтобы внимательнее изучить его. Тирианна совершенно отгородилась от сплетения, не желая испытывать ужас присутствия экзарха в любой форме, помимо телесной.

Беспокойный разум Морланиата вновь пришел к согласию.

— Раз ты пришла сюда в поисках совета и истины, высказывайся свободно. Быть может, я помогу тебе, если у тебя трудные вопросы, возможно, я смогу на них ответить.

Подойдя к воину, Тирианна посмотрела мимо него, изучая широкие просторы пустыни. Затем она перевела взгляд на экзарха.

— Мы можем поговорить где-нибудь ещё? — спросила девушка.

— Храм не подходит, ясновидицы рискуют, входя туда, а я терпеть не могу уходить отсюда, — объявил Морланиат.

Тирианна согласилась с ним. Ей совершенно не хотелась ступать на землю Жалящих Скорпионов — теперь ей непросто было входить и в храм Сотни кровавых слез, а посещение дома незнакомого аспекта поставило бы психику девушки на грань выносливости.

— Может, пройдемся немного? — предложила она. — Мне неловко обсуждать дела на твоем пороге.

Не говоря ни слова, экзарх развернулся и скрылся в проходе. Дверь не закрылась, и секунду спустя Тирианна решила, что должна последовать за воином. Как только девушка ступила под купол, её сапоги утонули в мягком песке; Морланиат ловко и грациозно двигался вперед, а провидица с трудом поспевала за длинными шагами воина. Сощурившись под заходящим искусственным солнцем, она увидела, что экзарх направляется к неглубокой впадине оазиса, снабжаемого водой через изящную сеть орошения, протянувшуюся под песками. У кромки пруда росли скопления кустарников с красной листвой, в которой попадались белые звездочки цветов.

Это было удивительно мирное место, «оазис» не только в материальном смысле. Морланиат на мгновение присел у воды, и Тирианна краем сознания почувствовала, как покачивается сплетение. Его взволновали многочисленные воспоминания экзарха об оазисе, складывающиеся воедино.

— Здесь… мило, — произнесла девушка и оглянулась по сторонам, ища, где бы присесть. Не найдя даже камня, провидица опустилась на теплый песок.

Морланиат посмотрел на неё глазами, скрытыми за алыми линзами шлема. Ощущение было не из приятных, поэтому Тирианна поправила складки на одеянии и перебросила волосы через плечо, чтобы отвлечься от гибельного взора.

— Это — рождение в смерти, надежда в безнадежности, жизнь средь пустоши, — ответил экзарх.

Провидица собралась с мыслями. Сложившееся положение она посчитала успехом, какой бы неуютной ни была обстановка. Дальше, возможно, будет тяжелее: девушке предстояло как следует поразмыслить, чтобы найти способ подвести Морланиата к желанию помочь ей. Говоря, она не оборачивалась к воину, а задумчиво смотрела на воду, по которой скользили насекомые, поддерживаемые поверхностным натяжением.

— Я предвижу тревожные времена для Алайтока, возможно, и что-то похуже.

— Ты теперь ясновидица. Вся твоя жизнь будет посвящена таким вещам, почему ты пришла ко мне? — голос экзарха звучал плавно, его настроение оставалось неясным.

— Мне говорят, что я ошибаюсь, — объяснила Тирианна. — Ясновидцы, совет Алайтока, не считают, что увиденное мною сбудется. Они говорят, что я неопытна и вижу несуществующие опасности.

— Возможно, они правы, ты пока еще не так сильна, этот путь — внове для тебя, — ответил Морланиат. Хоть слова экзарха были обескураживающими, провидица отыскала немного уверенности в том, что он знал её. Возможно, какая-то часть Корландрила всё ещё существовала внутри воина. — Я не вижу в этом своей роли, я экзарх этого храма, а не член совета.

— Ты мне не веришь? — спросила провидица.

— Ты не представляешь мне никаких доказательств, да их и нет, а одна лишь вера — это прах.

Всё шло даже сложнее, чем предвидела Тирианна. Она нуждалась в стратегии, в неком подходе, с помощью которого могла воззвать к остаткам сознания Корландрила в групповом разуме экзарха. Чтобы выиграть время на раздумье, она встала, и, подойдя к краю пруда, пошевелила в воде носком сапога, так, что поднялась рябь. Это было бессознательное действие, но оно вызвало отклик в экзархе. Мысли Морланиата оказались взбудораженными точно так же, как поверхность пруда. Провидица подумала о сплетении, о кругах, что расходились через пространство и время от совершаемых кем-то поступков.

Корландрил был где-то рядом; возможно, девушке удастся вывести его на передний план упоминанием чего-то, знакомого им обоим.

— Я проследила судьбу Арадриана, — сказала Тирианна. Она не могла судить о мыслях экзарха по лицу, скрытому маской, но ощутила новую вспышку активности в его душе — Морланиат перебирал свои воспоминания. Провидица развила наступление, надеясь, что Корландрил ещё помнил имя странника. — Три наших судьбы переплетены. В большей степени, чем мы видели это до сих пор. Твоя судьба ещё не окончена, но скоро завершится, его судьба — отдалена и спутана. Моя… Моя судьба — быть здесь и рассказать тебе об этом, чтобы привести в движение будущие события.

Последнее было не совсем правдиво, но Тирианна уже считала себя посланником предназначения.

— Что же именно ты увидела, какие видения принесут такую напасть, что они значат для нас?

В экзархе проявлялась отдельная личность — провидица видела в сплетении, как одна из нитей становится толще остальных. Это подтверждали и её глаза: один из камней души в доспехе Морланиата засиял ярче, а другие потускнели. Несомненно, это был Корландрил, призванный знакомыми именами и становившийся более сосредоточенным. Заданный вопрос вернул Тирианне прежнюю уверенность, ведь экзарх хотел знать, что же она видела.

— Арадриан находится во мраке, но для него есть также и свет, — начала она, прибегая к тону и стилю, использованному на совете. То, что подходило автархам, могло сгодиться и для экзарха. — Но его тьма не ограничена только им. Она распространяется в наши жизни, и она поглощает Алайток. Я не знаю деталей, мое гадание на рунах пока несовершенно. Я чувствую, что он сделал что-то очень неверное и подверг опасности всех нас.

— Твои предостережения слишком неопределенны, в них нет сути, непонятно, как нам действовать, — ответил Морланиат и отвернулся, вновь отыскивая взглядом храм, скрытый где-то посреди дюн.

Тирианна не сдержала разочарования в голосе, решив, что найдет здесь не больше поддержки, чем на собрании.

— Именно так и говорит совет. «Как мы можем готовиться против чего-то столь бесформенного?» — спросили они. Я сказала, что более опытным провидцам следовало бы заняться нитью Арадриана. Они отказались, заявив, что это неуместно. Арадриан ушел с Алайтока, сказали они, и больше их не заботит.

На это экзарх ответил не сразу, и провидица ощутила дрожь контакта, загудевшую в её разуме. Рискнув взглянуть в сплетение, Тирианна увидела нить Корландрила, которая касалась её собственной. Корландрила, не Морланиата! Друг вспоминал её, возможно, по-хорошему, но следующие слова экзарха разбили надежды девушки.

— Продолжай свои занятия, погрузись в них, найди свои ответы, — сказал он.

— Боюсь, на это нет времени, — возразила провидица, которая хотела заставить Морланиата немедленно помочь ей. — Всё очень срочно, а мне не хватает силы и подготовки, чтобы увидеть далеко.

— Другие не увидели этого, твоей новой катастрофы, те, что сильнее тебя. — заметил экзарх. — Я должен согласиться с ними, теми, кто уже шел по этому Пути, кто видит дальше тебя.

— Что бы ни делал Арадриан — это мелкое событие, — быстро ответила Тирианна, последний раз пытаясь наладить связь с бывшим-Корландрилом. Девушка напомнила себе, что видела, как Морланиат убеждает Архатхайна помочь ей, и это всё ещё могло сбыться, если ей удастся найти верный подход. Наклонившись, она взяла щепотку песка и потерла пальцами, ссыпая его обратно, пока не осталась одна-единственная песчинка. Такая крошечная зыбь, мы едва можем ее разглядеть, но тем не менее это зыбь. Беспорядочность истории говорит нам, что значительные события могут начаться с самых незаметных и обычных поступков.

— Я не могу тебе помочь, у меня нет влияния на совет, и я согласен с ними, — отрезал экзарх. — Возвращайся к своим занятиям, забудь об этом умопомрачении, я не буду тебе помогать.

Жестокие слова; сущность Корландрила явно тускнела. Разочарование наполнило Тирианну при мысли о том, что она не справилась даже с такой простой задачей.

— Я опасалась худшего, и ты доказал, что я была права, — произнесла девушка, пытаясь сдержать слезы, бегущие по щекам. — Корландрил не умер, но он исчез.

— Что ты некогда и предсказала: мы оба изменимся, к лучшему или к худшему, — ответил экзарх, и провидица не поняла, говорил ли он в пику ей или просто размышлял вслух. — Я — Морланиат, ты — Тирианна, Корландриля больше нет. Удовлетворись этим, не преследуй тени, за ними — лишь тьма.

— Ты помнишь, что мы с тобой некогда разделяли? — в отчаянии спросила девушка.

— Я помню это хорошо, мы с тобой совершенно ничего не разделяли, у меня нет для тебя ничего.

Выпрямившись, Тирианна вытерла щеку пальцем в перчатке; слеза впиталась в мягкую ткань.

— Ты прав, — сказала она. — Я уйду и больше не буду думать о тебе.

Подобрав мантию, провидица зашагала вверх по окружавшей оазис дюне, направляясь к главному входу. Ещё некоторое время она ощущала присутствие Морланиата позади себя, словно нависшую тень, но затем экзарх остановился и позволил ей уйти в одиночестве.

Тирианна почувствовала движение струйки психической энергии, и перед ней открылся проход. В этот момент разум экзарха оказался неогражденным, и, ведомая отчаянным инстинктом, провидица на мгновение вступила с ним в контакт, направив свою горечь и стыд в мысли Морланиата.

Связь распалась, и Тирианна вышла из-под купола, не зная, что делать дальше.

Ближе к концу следующего цикла девушка получила сообщение от Келамита, призвавшего её в Покои провидцев. Он определенно «призвал», а не «пригласил» Тирианну, и мысли ученицы смятенно колыхались, пока она шла на встречу с ясновидцем.

Келамит одиноко стоял перед Глазом Эльмарианина, огромным рубиновым кристаллом сферической формы, диаметром почти в рост наставника. Громадный шар поблескивал психической силой, частички энергии медленно кружили в его толще. Лицо ясновидца подсвечивало кирпично-красное сияние из сотен крошечных граней кристалла, каждая из которых самую малость отличалась от другой.

Ясновидец обернулся к девушке с суровым выражением лица.

— Занимательная вещь, — произнес Келамит, указывая на шар. — Это устройство, созданное Эльмарианином до моего рождения, позволяет совету провидцев объединять их пророческие силы. Однако же, использование кристалла наносит урон сети бесконечности и тем, кто применил его.

— Знаю, я читала о Глазе Эльмарианина, — ответила Тирианна, не понимавшая, к чему ведет собеседник.

— Кстати, о занимательных вещах — я только что вернулся с собрания старших провидцев, — продолжил Келамит, не сводя глаз с девушки. — Нас созвал автарх Архатхайн, пересмотревший отношение к твоему докладу. Он считает, что это видение заслуживает большего внимания.

Ощутив прилив удовлетворения, Тирианна изо всех сил постаралась скрыть свои чувства. Затем радость сменилась волнением.

— Это честь для меня, — ответила провидица с безучастным выражением лица, опасаясь показать, что чувствует себя виноватой. — Автарх объяснил, что повлияло на его решение? Возможно, мои доводы всё же заставили Архатхайна по-новому оценить увиденное мною?

— Он не пожелал объясниться по этому поводу, — произнес наставник, всё так же неотступно взирая на Тирианну. Девушка ощутила в его взгляде любопытство, а не подозрение, и немного расслабилась. — Повторное рассмотрение вопроса — почти беспрецедентный случай для совета, но Архатхайн был весьма красноречив в своих уговорах. Даже настойчив, пожалуй. Мы неохотно уступили пожеланиям автарха и теперь начнем поиски роковой судьбы, замеченной тобою.

— Я рада этому, — отозвалась провидица, понимая, что будет странно с её стороны вести себя так, словно ничего не изменилось. — Также надеюсь, что я ошиблась, и более опытные разумы, занявшись проблемой, развеют любые страхи автарха.

— Разумеется, — сказал Келамит.

Наставник повернулся к шару и положил на него руку в перчатке. Когда ясновидец заговорил вновь, его тон казался небрежным, но слова заставили Тирианну похолодеть.

— Обманывать совет — это тяжкое преступление. Ты знаешь, сплетение — не место для игр, а великая сила, к которой нужно подходить с соответствующей серьезностью и уважением. Использовать эту мощь в личных целях, для собственного возвеличивания, значит плодить анархию.

Девушка ничего не ответила, только её сердце заколотилось быстрее. Впрочем, провидица быстро успокоилась, сообразив, что, если бы Келамит и остальные подозревали её в каком-то неблаговидном поступке, то не согласились бы на просьбу Архатхайна об изучении видения. Видимо, наставник заманивал Тирианну в ловушку, надеясь, что она откроет свой секрет.

— Знаешь, какое наказание полагается за такое прегрешение? — спросил старший ясновидец. Ученица увидела, что Келамит наблюдает за её отражением в кристалле, и покачала головой. — Жестокое, ненавистное каждому из нас, но таков закон, один из старейших при этом. Тот, кто недостойно использовал сплетение с тяжкими последствиями, изгоняется из совета провидцев.

— Вполне справедливо, — ответила Тирианна, не понимая, что такого ужасного в подобной каре.

— Преступнику запрещается любое рунное колдовство, и, чтобы обеспечить смирение, его или её забирают в Залы Иши, — продолжил наставник тихим и полным грусти голосом. — Там виновное лицо подвергают процедуре, в ходе которой удаляются части мозга, отвечающие за наши психические силы. Таким образом, нарушитель отсекается от сплетения и больше не может взаимодействовать с сетью бесконечности.

Это звучало намного более скверно, но Тирианна всё ещё не понимала, почему Келамит с таким отвращением говорит о наказании. Наставник обернулся, посмотрел ей в глаза и произнес слова, открывшие девушке всю подноготную жестокой кары.

— Такое наказание намного страшнее смерти. Это абсолютное изгнание, Тирианна. Представь на мгновение, что ты не можешь странствовать по сплетению и наблюдать грядущее. Подумай о том, что ты принимаешь как само собой разумеющееся, о мелких повседневных действиях. Твой дом отзывается твоим мыслям, становится теплее или прохладнее, темнее или светлее, всё, как пожелаешь. Не в силах подключиться к сети бесконечности, ты сможешь взаимодействовать с миром только словесно.

Келамит подошел ближе, сверля девушку взглядом.

— Больше того, ты не понимаешь, что потеряет наказанный таким образом. Каждый из нас соприкасается с другими изящными, хитроумными способами. Мы считываем не только жесты, но и мысли друг друга. Нас связывают узы, более крепкие, чем семейные или дружеские. Все алайтокцы объединены сетью бесконечности, и все миры-корабли привязаны к единой нити судьбы, идущей через матрицу вечности. Стать изгнанником, оторванным от всего этого — значит перестать быть эльдар. Преступника, отрезанного от самых естественных контактов, будет преследовать одиночество и отчаяние. Он будет видеть и слышать окружающую жизнь, но не сможет чувствовать её.

Наказание действительно оказалось тяжелее, чем считала провидица. Лишиться зрения, слуха, осязания или обоняния было бы весьма скверно само по себе, но потерять часть своей души, лишиться необычных способностей, утратить огромную часть того, что делало тебя эльдар, значило превратиться в калеку.

— В самом деле, жестокая кара, — произнесла Тирианна ровным голосом. — Я не могу представить, чтобы кто-то решился преступить закон под угрозой подобного наказания. Я не в силах даже вообразить, чтобы оно когда-либо применялось на деле.

— Значит, твои знания неполны, — ответил Келамит, указывая рукой на шар. — Сам Эльмарианин подвергся страшной каре. Его гениальность, позволившая создать это устройство, была запятнана низменными мотивами. Мастеру не нравилось, что совет имеет власть над ним, и он жаждал возвысить себя над остальными. Будучи самым могущественным провидцем в истории Алайтока, Эльмарианин мог управлять Глазом в одиночку, и использовал его для вмешательства в судьбы членов совета — делал их обязанными ему, ослаблял единство и плодил раздор.

— Как его удалось остановить? — спросила девушка. История ужаснула Тирианну, и она поражалась, почему не слышала об этом прежде.

— Одна из провидиц, Арандария, оказалась храброй женщиной и открыто рассказала собранию о том, как Эльмараниан манипулировал ею. Вдохновленные таким примером, остальные тоже признали, что находятся под контролем преступника. Объединившись, совет выступил против Эльмараниана и призвал его к ответу.

Келамит приблизился к ученице, как будто вырастая с каждым шагом, и остановился только на расстоянии вытянутой руки. Его духовное «я» вторглось в личное пространство Тирианны, но девушка не могла отступить. Наставник, в глазах которого зажегся колдовской огонь, заговорил отстраненным тоном — ученица узнала голос пророчества.

— Тирианну забирают в Залы Иши, где она подвергается ритуалу Рассечения, — нараспев произнес ясновидец. Это была не пустая угроза, а рассказ о видении, один из вариантов будущего девушки. Провидица отшатнулась, испугавшись прямого взгляда бледно-голубых глаз Келамита, но тот последовал за ней, оставаясь совсем рядом. — Она опозорена, изгнана из совета, её разум сломлен, мечты раздавлены. Во искупление грехов Тирианна вступает на Путь Служения, но не находит покоя. Её эмпатия отторгнута, её телепатия похищена, и девушка бродит по Алайтоку, словно тень, обреченная в равной мере на презрение и жалость. Одинокая, изгнанная, терзаемая жуткими мыслями о долгой недожизни впереди, Тирианна уходит по звездной дороге — бросается в пустоту с моста Безмятежности.

Пока наставник излагал суть видения, пугающее сияние его глаз как будто обволакивало девушку. На мгновение провидица оказалась в леденящем вакууме, пустом, словно бездна, поглотившая её.

Вскрикнув, Тирианна пошатнулась и неловко упала на спину. Подняв взгляд, девушка увидела, что Келамит стоит над ней и протягивает руку помощи; колдовской огонь исчез из глаз ясновидца.

— Этому будущему не суждено сбыться, — объявил наставник, поднимая ученицу на ноги. Затем он разочарованно покачал головой. — Ты думаешь, я настолько ужасен, что потребую подобного наказания за безрассудный поступок?

— Я не знаю, — пробормотала Тирианна, которая всё ещё дрожала: воспоминание о ледяной смерти сжимало её сердце холодными пальцами.

— Ты проявила взбалмошность и самолюбие, но такое уже не раз случалось с тех пор, как мы встретились, — с этими словами Келамит осторожно взял девушку за плечо. — Я должен признать, что ты действовала, искренне тревожась о благе Алайтока, и твоя настойчивость заслуживает уважения. То же самое касается и способа, которым ты осуществила эту многоходовку. Теперь, когда тебе стали известны истинные возможности сплетения, я верю, что ты больше не станешь использовать их недостойно.

— А совет знает об этом? — спросила Тирианна, боявшаяся, что прощения одного наставника окажется недостаточно.

— Нет, — ответил ясновидец. — Собрание быстро решило, что Архатхайн изменил мнение по собственной прихоти, неожиданно заинтересовавшись видением. Приведи себя в порядок, скоро прибудут остальные члены совета.

— Они идут сюда? — девушка взглянула на мерцающий шар.

— Это быстрейший способ разобраться с проблемой. Если существует хоть какой-то отголосок погибели Алайтока, мы найдем его.

Сплетение сверкало, наводненное пытливыми разумами эльдар. Возле каждого из провидцев, стоявших вокруг Глаза Эльмарианина, вращалось небольшое созвездие рун. Сам воздух поблескивал отсветами ярко-красной энергии шара и колдовского огня псайкеров, на стенах зала сияли алые и синие блики. Собравшиеся ясновидцы отражались в гранях огромного кристалла, под всеми возможными углами, вместе и поодиночке. Яркие точки света двигались в глубине шара, сливаясь и разделяясь, образуя световые дуги, полностью совпадавшие с узорами, которые выплетали руны провидцев.

Сияние Глаза становилось всё ярче по мере того, как псайкеры один за другим перемещали свой разум в толщу кристалла. Их души преломлялись в призматической структуре устройства, а предвидение усиливалось и расходилось по множеству путей.

Тирианна направила себя через руну собственного «Я», позволив сознанию скользнуть в шар Эльмарианина. Провидица почувствовала, как холодные грани рассекают её мысли и разбирают разум на составные части. Не обращая внимания на странные ощущения, девушка изо всех сил старалась указать остальным дорогу к увиденному ею событию.

Призвав Странника, Тирианна присоединила его к собственной руне, так, чтобы он привел её к нити Арадриана. Провидица ощутила неподалеку разумы членов совета, которые следили за ней, оценивали её, и попыталась отгородиться от их внимательных взглядов. Возможные придирки старейшин не имели значения; пусть техника Тирианны покажется им неуклюжей, а прорицания — наивными, лишь бы удалось отыскать проблеск гибели Алайтока.

Жизнь Арадриана быстро развертывалась перед глазами провидицы, которая неслась над сплетением, следуя по извилистой линии судьбы странника. При мысли о том, что она открывает бытие друга взглядам стольких эльдар, Тирианна почувствовала себя немного виноватой, но другого выхода у неё не было.

Некоторые провидцы уже отклонялись в разные стороны, заинтересовавшись вероятными событиями, которые быстро развивались под воздействием поступков Арадриана. Теперь, согласившись выполнить просьбу Архатхайна, они с полными силами взялись за решение проблемы. Тирианну обрадовала бы такая целеустремленность, если бы несколько провидцев, перед тем, как приступить к делу, воздержались бы от колких замечаний. Они заявили, что «постараются как можно быстрее разобраться с этой чепухой, чтобы вернуться к серьезным делам».

Ближайшее будущее изгоя обнаружилось уже скоро. Отдельные пряди удела растворялись вслед за тем, как исчезали те или иные возможности. Судьба Арандриара сужалась в единую нить, из которой не было спасения.

Ясновидцы всей толпой подобрались ближе, нетерпеливо ожидая решающего момента.

По сплетению пронеслась дрожь, которую мысленное восприятие Тирианны разложило на вспышку багряного света и низкий рокот, разнесшийся вдоль и поперек полотна. Алая кровь потекла по каждой пряди, капая с жизни на жизнь. Разгорелся огонь, выжигающий огромные участки сплетения.

Одна из рун засияла ярче других: словно маяк белого пламени, символ Кроваворукого Кхаина уничтожил полотно, поглотив всё живое.

Вновь застучало могучее сердце бога войны, и ему ответила иная громоподобная дрожь. В центре мира-корабля, выращенном из призрачной кости ядре Алайтока, начал пробуждаться аватар Каэла-Менша-Кхаина.

Война. Ужасная, всесокрушающая война.

Провидцы всполошились и запаниковали под светом гибельной руны; разлетаясь по сплетению, они отчаянно искали источник подобных разрушений. Используя силу кристалла, псайкеры раскалывали сознание на части и выслеживали по несколько прядей одновременно, обыскивая огромные пространства истории.

После того, как свет Кхаина угас, огни потухли, а кровь высохла, пересозданное сплетение раскрыло свои секреты.

Нить Арадриана обвилась вокруг Алайтока, словно кольца змея-душителя вокруг жертвы. Судьба странника, сама его жизнь окружала мир-корабль, выдавливая гигантский звездолет из существования.

Погружаясь в этот узел, провидцы лицезрели образы горящих башен и падающих шпилей. Танки людей громыхали по бульвару Томных Восхвалений, а имперские космодесантники взрывали двери в купол Вечного Покоя.

Смерть, огонь, война. Весь Алайток погибал от их ударов, будущее мира-корабля рассыпалось под тяжестью нападения.

И это была не отдаленная вероятность — напротив, нити судьбы затвердевали, обретая уверенность в воплощении и сливаясь в единый, неизбежный удел.

Быстро переговариваясь между собой, провидцы отходили от шока, который испытали при виде мгновенного изменения грядущего. Псайкеры хотели понять, что произошло, какой поступок Арадриана привел к погибели Алайтока и почему они не видели этого раньше.

Тирианна уже знала, или думала, что знает ответ. Девушка наблюдала это событие прежде, и память о нем, словно осколок, засела в её разуме.

Призвав остальных провидцев, она понеслась по жизни изгоя в обратном направлении, и, как и ожидала Тирианна, вероятное превратилась в реальное. Отвернув слой сплетения, она открыла всем пиратскую атаку Арадриана на флотилию имперских кораблей.

Люди жаждали отмщения за своих павших.

Но это был несоизмеримый ответ, ведь нападение на имперский конвой само по себе не могло привести к столь сокрушительному удару возмездия. И тем не менее, результат поступка изгоя видели все, а путь от причины к следствию выглядел совершенно четким; второе напрямую соединялось с первым.

Несколько провидцев, включая Келамита, отбыли: им нужно было передать зловещие известия автархам, чтобы скорее начать собрание военного совета и привести в исполнение планы действий. Оставшиеся, включая Тирианну, принялись искать способы предотвратить катастрофу.

Они исследовали возможные изменения в будущем Арадриана, но оно оказалось безальтернативным. Затем провидцы перенесли внимание на людей, вылавливая беспорядочные пряди их жизней. Различные военачальники, планетарный губернатор, магистр ордена Сынов Орара — проверили всех, но оказалось, что никого нельзя сдвинуть с нынешнего пути. В движение было приведено нечто большее, чем любая отдельная личность. Никакое тщательно выверенное убийство не могло сдержать растущую угрозу. Ни один превентивный удар не остановил бы имперского колосса, собирающегося с силами.

Тогда собрание обратилось к идеям о перемещении Алайтока, хотя мир-корабль лишь частично завершил регенерацию, подпитываемую энергией звезды, и покинуть систему сейчас значило серьезно навредить здоровью космолета в будущем. Тем не менее, провидцы исследовали эту возможность, но оказалось, что люди всё равно всегда находили Алайток, оставался он на месте или пытался скрыться.

Было уже слишком поздно, и обитателям мира-корабля придется сражаться на родной земле.

Один за другим оставшиеся провидцы покинули сплетение, и Тирианна осталась одна, посреди растрепанных нитей будущего Алайтока. Печаль камнем лежала на сердце девушки, и она не радовалась тому, что оказалась права.

Келамит вторгся в горестные раздумья ученицы.

Надежда ещё есть. Атаку нельзя предотвратить, но война пока не проиграна, и будущее наполнено громадной неуверенностью. Мы сразимся с людьми и одержим победу; нас ждут темные дни, но мы выстоим и восстановим утраченное. Не в первый раз Алайток сталкивается с прямой угрозой, и, нашими стараниями, выживет для новых трудов.

Ясновидец снова исчез, и Тирианна осталась одна.

Она переместила сознание к настоящему мгновению, разделив его с Арадрианом. Изгой спал в каюте своего корабля, одурманенный смесью экзотических напитков и наркотиков. Ослабевшая девушка, энергия которой рассеивалась под воздействием Глаза Эльмарианина, сфокусировала остатки психических сил в единую мысль: предупреждение.

Коснувшись объятого лихорадкой разума Арадриана, провидица на секунду соединила его с витками жизни самого странника, удушающими мир-корабль. Их родине угрожала погибель, и она нуждалась в каждом алайтокце, неважно, изгой он или кто-то ещё. Арадриан должен был вернуться и восстановить равновесие, которое столь самолюбиво нарушил.

Совершенно опустошенная Тирианна выбралась из сплетения. По нервной системе девушки прокатывалась боль, тело ломило; усиливающие эффекты кристалла довели её до предела выносливости. Провидица решила вернуться домой, оставив заботы о будущем другим, более высокопоставленным эльдар; она сыграет свою роль в грядущих событиях, когда полностью отдохнет.

Война приближалась быстро, и Тирианне вскоре должны были понадобиться все её силы.

Глава 11 Война

Aватар пробуждался. Тирианна чувствовала его кровавый зов в своих костях. Прикосновение осколка Кроваворукого Бога затронуло каждую часть Алайтока, заполненные кровопролитием сны пробуждающегося аватара проникли в сеть бесконечности, воспламенив ярость всех обитателей искусственного мира.

Как бывший аспектный воин, Тирианна была более восприимчива к этому ощущению, чем те, кто никогда не ступал по Пути Воина. Её боевая маска, удерживаемая в период спокойствия, трепетала в разуме, пытаясь подняться в ответ на призыв Кхаина. Он был везде, мучая мысли девушки, пока шел военный совет между автархами и провидцами. Тирианна чувствовала мощь призыва в колдунах и его бурлящую силу, исходившую от боевых командиров.

Задача была очевидной. Псайкеры эльдар постараются предсказать атаку людей, пытаясь понять направление и природу удара. С помощью этой информации, автархи смогут выработать подходящий план сражения. Затем провидцы отправятся в путешествие по сплетению, исследуя возможности, открывающиеся вследствие выбранного курса действий.

«Очевидно» не значит легко. Необходимо было рассмотреть так много нитей судьбы, что предсказать каждую вероятность было невозможно. Перспективные нити истончались, теряя логические связи, в то время как повседневные события обретали далеко идущие последствия. Жизнь или смерть конкретного индивидуума могла нарушить хрупкий баланс между победой и поражением, будь это автарх или стражник, капитан Астартес или скромный человеческий солдат. Удержал ли отряд свой участок на мгновение дольше или наоборот, отступил чуть раньше — все это порождало новые вероятности.

Большая часть ноши предсказаний легла на плечи самых опытных ясновидцев. Они могли использовать свои руны Кхаина для путешествий по самым кровавым путям, взвешивая жизнь и смерть с невероятной точностью. От колдунов и младших провидцев, таких, как Тирианна, требовалось составить общее представление о происходящих событиях. Они витали на периферии сплетения, в то время как более мощные разумы погружались глубоко, следя за ходом событий, а старшие ясновидцы использовали руны для того, чтобы связывать и соединять, разделять и обрывать нити предназначений.

Келамит вручил Тирианне руну Алайтока — мощный символ, связывающий её судьбу и судьбу искусственного мира. Kaк провидица, первой увидевшая возможную гибель, она должна была оставаться сосредоточенной на этом моменте.

Снова и снова она видела величественный космолет разрушенным или захваченным.

Если флот вступит в сражение рано, eго разобьют, и противник беспрепятственно совершит высадку. Если корабли будут держаться вдалеке от искусственного мира, проводя атаки на противника, это принесет немного пользы — их будет слишком мало для того, чтобы сдержать чересчур многочисленного врага, который будет обстреливать Алайток.

Если эльдар будут удерживать стыковочные порты, их втянут в кровавые, изматывавшие бои. Победа достанется высокой ценой, население станет настолько малочисленным, что так и не восстановится. Даже если защитники позволят людям просто захватить плацдармы, то слишком обширная часть Алайтока будет разрушена и навсегда останется таковой.

Это было мучительным опытом для Тирианны, которая пребывала в самом центре разрушений, словно сидела на колеблющихся серебряных чашах весов Мораи-xег, сравнивающих один исход с другим. Автархи постоянно задавали вопросы, требуя подробностей о силах, которые будут задействованы людьми, типах их оружия, тактике, которую они применят. Каждой детали было уделено внимание. Воинство Алайтока было смертоносным, но специализированным — каждый отряд аспектных воинов, каждый танк и бронетранспортер, каждый титан и корабль будут играть свою роль на сплетающемся великом полотне. Если какая-то нить окажется слишком слабой, вся вязь распустится.

Архатхайн, ветеран-командующий и герой Алайтока, предложил провести стремительную контратаку, навязать сражение противнику раньше, чем он достигнет искусственного мира. Провидцы, изучив последствия такого удара, выступили с возражениями.

"Слишком мало воинов", — такой ответ получил автарх. Имперский флот, направляемый против Алайтока, справится с любыми потерями, а оставшихся аспектных воинов не хватит сил, чтобы продержаться. Видя, что вторжение неизбежно, командуюшие начали рассматривать альтернативные варианты. Что будет выгоднее — яростно сражаться за каждый клочок пространства, или пожертвовать часть территории врагу ради стратегического превосходства? Здесь предсказания были более обнадеживающими. Сплетение показало, что Имперских сил будет достаточно для того, чтобы прорвать орбитальную оборону, но не хватит для контроля больших площадей. Оккупация Алайтока была невозможна, угроза затяжной войны миновала.

Удовлетворенные этим автархи продолжили изучать дальнейшие потенциальные стратегии. Воинство было гибкой, мобильной военной силой, способной ударить и отступить, постоянно атаковать, полагаясь на скорость, дезориентируя противника. Если удастся избегать лобовых столкновений, то эльдар будут постепенно истощать силы захватчиков.

Следующее видение поразило Тирианну. Огромные пространства Алайтока лежат в развалинах. Купола разрушены, переходы завалены трупами. Хрупкий экологический баланс пошатнулся, пустыня воцарилась в лесных куполах, террасы и виноградники превратились в болота, парки и сады обернулись дикими зарослями. Сеть бесконечности стала слабой, она дрожала, прерываясь. Однако эльдар выжили, оставшись в достаточном количестве для того, чтобы все восстановить и построить заново. Со временем искусственный мир воспрянет, и хотя большая часть поколения будет потеряна, Алайток возродится из пепла вторжения, подобно фениксу Азуриана, его сила уменьшится, но не уйдет.

Изнуряющая работа продолжалась, эльдар оттачивали стратегию на протяжении нескольких циклов. Провидцы приходили и уходили, выбирая распорядок по своей выносливости, добавляя свою силу к колдовству, когда могли, отдыхая и восстанавливаясь, когда истощали свои резервы. Несколько раз Келамит отправлял Тирианну домой, видеть сны, наполненные фланговыми ударами и отвлекающими маневрами, воздушными атаками и космическими сражениями.

План вырисовывался постепенно, словно оркестровка великого композитора. Aвтархи пристально изучали видения провидцев, направляя их на зоны неопределенности, собирая ресурсы искусственного мира для устранения угроз, появлявшихся в каждом предсказанном сценарии.

Итоговый консенсус частью родился из военной стратегии и частью — из соблюдаемых на Алайтоке обычаев. Война принесла слишком большую нестабильность в сплетение, чтобы можно было отследить любой исход, и, несмотря на все усилия Тирианны и остальных ясновидцев совета, не существовало гарантий, что то или иное событие произойдет. План состоял из перекрывающихся слоев и учитывал различные случайности, предписанные реакции на успехи и неудачи; он был столь же гибким, как и само воинство. Каждая составляющая часть победы и поражения была проанализирована, выстроены соответствующие стратегии действий.

Даже после стольких усилий, лучшее, на что могли надеяться автархи, был только шанс на победу. Они не могли подготовиться более тщательно, но случайности или, может, судьба по-прежнему будут играть значительную роль в грядущих битвах. Победа не была гарантирована, и уж точно далека от свершившегося факта. Исход сражения зависел от великого множества вещей, свершения которых желали эльдар.

За это время Тирианна многое узнала о людях и их искусстве войны. Через образы в сплетении она видела парадокс их природы. С одной стороны, люди были примитивными и предсказуемыми. Они не отличались изяществом, предпочитали утонченности грубую силу. Полная уверенность в том, что лобовая атака сметет всё, что эльдар смогут им противопоставить, была самой большой слабостью людей. Их легко заманить в ловушку, направить к нужной позиции, заставить вступить в бой на выгодных для эльдар условиях. Ксенофобия людей, кредо самоуничижения и жертвенности приведут их только к погибели, к битвам, где у них не будет даже шанса победить, хотя они всё равно будут сражаться из слепого рвения и надежды.

При всех своих варварских особенностях, люди озадачивали Тирианну. В каждом из них имелись зачатки для великого подвига и позорной трусости. В сравнении с эльдар, люди жили лишь краткие мгновения, их нити были всего лишь обрывками, разбросанными по сплетению. Большинство из них вели бессмысленное существование, никак не влияя на безграничную вселенную.

Некоторые оказывались иными, причем совершенно не обязательно были отмечены высоким рангом или статусом. Одинокий сержант мог сплотить солдат, вместо того, чтобы сбежать, медик — не испугаться вражеского огня и спасти офицера, который возглавит следующую атаку. Артиллерист остался на позиции возле орудия, чтобы отразить контратаку защитников Алайтока, когда его товарищи бежали. Не только мгновения героизма делали картину неясной. Неожиданная трусость, слабая дисциплина, плохая связь людей рушили планы, построенные эльдар. Для победы недостаточно было точных и сосредоточенных передвижений и атак воинства, требовалось также, чтобы ответные действия противника совпадали с планами детей Иши.

Тирианна покинула последнюю встречу совета не c уверенностью в победе, а только надеждой на неё. Она сыграла свою роль в подготовке Алайтока к войне, настало время приготовиться к возможности повлиять на сражение собственным руками.

Во время гадания и планирования зов Кхаина становился всё неотступнее. Явление аватара быстро приближалось, и девушка чувствовала пылающий белый жар его пробуждения в сети бесконечности.

Собирались экзархи, готовые представить осколку Кроваворукого бога Юного короля. Сеть бесконечности подрагивала от надвигающихся событий, в голове Тирианны мелькали образы войны. Она видела не только битвы грядущего, но и войны прошлого, отгремевшие по всей галактике. В своих грезах девушка была сотней разных воинов, прошедших через сотни разных сражений. Тирианна несла смерть врагам Алайтока, пока воплощение бога войны направляло воинство искусственного мира.

Когда церемония достигла кульминации, cплетение успокоилось, наполнившись мощными возможностями. Девушка ощутила мгновение, когда Юного короля принесли в жертву. Его руна исчезла из сплетения, на её место явился мрачно пылающий символ Кхаина, присутствие которого отдавалось во всех вариантах будущего.

Душа аватара пробудилась ото сна, издав психический вой, который сотряс весь Алайток волной ярости и мимолетной жажды крови, заставив весь мир-корабль замереть.

Спящая Тирианна видела небеса, заполненные изумрудным пламенем и темные башни, поверженные мощью Алайтока. Затем девушка резко села в постели с бешено заколотившимся сердцем, делая неглубокие вдохи. Её боевая маска показалась из глубин разума, заглушая все остальные мысли. Провидец вновь переживала свои битвы, каждая занимала не больше секунды времени, ослепительные, сводящие с ума образы убийств, бесчисленные враги, повергнутые её рукой.

Мгновение прошло.

Сидя в темноте своей комнаты, Тирианна расслабилась, ощущая тревогу. Напряжение последних циклов ушло, сменившись энергичностью и целеустремленностью, вызванные пришествием осколка Кроваворукого Бога. Враг приближался и Тирианна была готова сражаться.

Провидцы лучше всех видели начальные этапы битвы, даже лучше, чем капитаны и экипажи кораблей, собиравшихся у внешних границ системы. Ясновидцы собрались в палате Зарождающегося мира — темном круглом зале, пол которого был инкрустирован концентрическими кругами рун, материалом для которых послужили драгоценные металлы. Все символы пульсировал энергией сети бесконечности.

Каждому из ясновидцев был назначен отдельный участок сплетения. Тирианна наблюдала за судьбой более дюжины звездолетов, начиная с фрегатов и заканчивая линкорами, затаившимися в гравитационном колодце одной из внешних планет.

Прибытие людей было неизбежно и видно, как на ладони: их космолеты проталкивались через сплетение, отбрасывая в имматериуме длинные тени, которые смог бы обнаружить даже самый неопытный провидец. Корабли сопровождали тихие стоны, варп-двигатели оставляли за собой след страданий и мучений. Двигаясь напролом, звездолеты создавало силовые круговороты, благодаря чему было легко вычислить направление движение флота и его скорость. Демоны и другие хищники шли по следу, влекомые жизненной аурой, которая просачивалась через примитивные варп-щиты, защищающие творения людей.

Руны ясновидцев кружились вокруг друг друга, формируя изображение звездной системы, такое точное, будто глаза псайкеров были глазами богов, взирающих на умирающее солнце и его планеты. Но сейчас символы отображали не настоящее, а будущее, рассказывали историю о том, что может произойти, а не о том, что уже было. B комплексном танце судьбы эскадрильи истребителей проносились рядом друг с другом, пока крейсеры людей и эсминцы Алайтока обменивались друг с другом лазерными и торпедными залпами, а также твердотельными снарядами.

Имперский флот прибыл, человеческие варп-двигатели раскололи эфир на части, пустив по сплетению волну, которая на мгновение ослепила Тирианну и её товарищей. Первая флотилия вышла из имматериума именно там, где и предсказывал совет провидцев. Из-за отсталых технологий люди вынуждены были рассредоточить флот в момент перехода; их примитивные сканеры уставились в звездную систему, собирая входящие данные.

Самые удаленные от Алайтока корабли эльдар уже пришли в движение, заряжая двигатели от солнечных парусов. При этом они соблюдали маскировку, незаметно выскальзывая из астероидных полей и газовых облаков. Люди оставались полуслепыми, хотя их космолеты заполнили систему рыскающими лучами лазерной подсветки и электромагнитными волнами. И в этот момент слабости врага, эльдар нанесли первый удар.

Флот Алайтока выдал свое присутствие торпедными залпами. Эшелоны фрегатов совершали заходы на врага, атакуя головные корабли имперского флота, и энергетические щиты бронированных кораблей покрывались рябью под огнем лазерных батарей.

На мгновение Тирианна оказалась под впечатлением от увиденного. Люди защищали свои творения при помощи варп-технологий, поля которых рассеивали энергию взрывов, отправляя её в иное пространство. Каждый шквал огня встречал на своем пути преграду, порождая вопль варпа, каждый упавший щит крошечным уколом прорывал тонкий барьер между мирами. Девушка и не думала, что люди владеют такими технологиями, хотя и они оставались детскими забавами по сравнению с варп-мастерством эльдар.

Имперцы ответили, насколько могли, выпустив волны бомбардировщиков и веера торпед. Неуклюжие пушки метали сгустки плазмы и огромные фугасные снаряды, но из-за голополей, скрывающих корабли эльдар, системы слежения не могли захватить цель. Фрегаты ушли от контр-атак, получив незначительные повреждения — только по причине огромной численности зарядов, бешено вылетающих из людских орудий.

Руны двигались, становясь ярче или темнее, в зависимости от корабля, которому в данный момент улыбалась удача. Символ Kхаина безумно взвыл, когда уничтоженный человеческий звездолет поглотил взрыв его собственного реактора. Не менее полудюжины других судов получили серьезные повреждения и, медленно двигаясь, уходили от ударов, а их нити кровоточили в сплетении.

Тогда, небольшими группами, разбросанными по окраинам системы, появились основные силы захватчиков. Провидцы также предсказывали это, но флот Алайтока был слишком мал, чтобы закрыть все подходы. Ясновидцы опередили местоположение флагманов и судов, судьба которых складывалась в пользу людей. Автархи решили сосредоточить усилия эльдар на них, желая уничтожить корабли прежде, чем потенциальное будущее успеет воплотиться.

Удары Алайтока были быстрыми и разрушительными, но флот мира-корабля не мог устоять против неимоверной огневой мощи приближающихся космолетов. Автархи предостерегли капитанов о недопустимости увязания в затяжных боях, и те подчинились, растворившись в пустоте, чтобы избежать серьезных повреждений в результате контратак.

Первая фаза завершилась. Не было таких вариантов будущего, где прибытие людей в систему удавалось предотвратить, но теперь они понесли потери. Кроме того, что было более важно, в умах командиров взошли ростки сомнений. Тирианна видела их колеблющиеся, разветвляющиеся нити — люди обдумывали дальнейший путь действий. Мириады возможных сценариев порхали по сплетению: люди стягивали корабли в единый флот и напрямую двигались к Алайтоку; или же вражеские корабли рассредотачивались, предпочитая двигаться самостоятельно перед общим сбором для атаки; или же легкие суда выдвигались вперед, разведывая путь, пока неуклюжие крейсеры и линкоры следовали сзади.

Чтобы спутать планы людей, корабли эльдар продолжали атаки по принципу "ударов и отходов". Автархи, руководствуясь непрерывными сообщениями от провидцев, направляли атаки на одинокие и уязвимые вражеские звездолеты.

— «Финраирни Ано» и «Ластетин», охотники в пустоте, движутся по кровавому полумесяцу, — речитативом произнесла Тирианна, выговаривая слова, но не думая о них. Девушка была сосредоточена на видениях, заполнивших её разум, передавая то, что видела в потоке описания.

— Легкий крейсер людей задерживается в тени девятого мира, испытывая проблемы с двигателем. Огонь расцветает над звездным сводом, иссушая врага, и в тени мы проходим к свету».

Хор голосов наполнил помещение, слова и заключенные в них образы направлялись через сеть бесконечности к ожидающим автархам, которые передавали сообщения адмиралам и капитанам флота.

Сами корабли были частью сплетения, их сердца из призрачной кости слились с матрицей вечности, сформированной из сети бесконечности Алайтока. Ни свет, ни радиоволна не могли двигаться так же быстро, как мысли по сплетению, какое бы действие или перемещение не совершали люди — о нем тут же узнавали на искусственном мире. Xитроумное взаимодействия рун и судьбы было изящной оболочкой над выпущенным безумием. Девушка чувствовала каждую свершившуюся смерть, разыгранную в отчаянной борьбе, которая отражалась в сплетении. Тела замерзали в пустоте и сгорали в извергающихся газах. Maтери и отцы, дочери и сыновья гибли, уничтоженные плазмой и лазерными лучами. Струились потоки боли и страха, питающие руну Кхаина. Ужас бродил по нитям судьбы, иссушая жизненные силы, превращая героев в жалких трусов. Кровь лилась рекой, её вкус оставался во рту Тирианны. Каждая оборвавшаяся нить означала закончившуюся жизнь человека или эльдар.

Сплетение полнилось гибелью, и девушка призвала боевую маску, чтобы выдержать напряжение. Отстранившись от битвы, она рассматривала только расколотые предназначения и пути, ведущие к надежде. Не давая гневу, направленному на врагов, завладеть собой, Тирианна спокойно смотрела на разворачивающуюся войну. Чувства сейчас приводили к сомнениям, а это было недопустимо.

В течение какого-то времени люди испытывали трудности, Тирианна чувствовала диссонанс, струившийся через их судьбы. Внутренние раздоры и распри терзали нити захватчиков. Все это время корабли эльдар продолжали следить за имперским флотом, ожидая любой возможности нанести удар, использовать невнимательность противника.

Bторая фаза сражения представляла собой затяжной бой. Флот вторжения разделился, подобно колонне воинов древности сформировав три эшелона: авангард, основные силы и арьергард. Командиры выставили корабли заграждения с целью отслеживать атаки эльдар, пока несколько соединений наиболее быстрых космолетов вырвались вперед, чтобы захватить пространство между четвертой и пятой планетами.

Несколько раз враг пытался установить ловушки, оставляя заманчивые цели в виде якобы беззащитных кораблей; на самом же деле их товарищи оставались рядом, готовые прийти на помощь. Сплетение проливало свет на вульгарный обман, скрытый за этими маневрами, и эльдар не обращали внимания на такие приманки, совершая налеты на других противников. Цикл за циклом люди захватывали участки космоса, прилегающие к Алайтоку. Разделив флот, их командиры следили за тем, чтобы корабли не разделялись, но и не слишком сближались друг с другом, так что человеческие силы продвигались со скоростью медлительных линкоров и транспортов.

Невозможно было столько времени наблюдать за сплетением без перерыва, поэтому провидцы разделили обязанности: некоторые отдыхали, а остальные выискивали новые возможности или угрозы, после чего псайкеры менялись. Словно хореографическое представление в куполе Тысячи теней, ясновидцы показывали друг другу увиденное; их руны касались и разделялись, с каждым циклом формируя новые сочетания.

Люди были прямолинейны, но не спешили, сплетение было наполнено образами неизбежного столкновения. Как и предвидели жрецы, возможности предотвратить лобовую атаку противника не существовало.

Однако задержка людей давала эльдар некоторую надежду. Чем больше времени потребуется Имперскому флоту, тем больше рейдов и атак на встречных курсах смогут провести корабли Алайтока.

Передовая флотилия делала все возможное, чтобы отбросить засадные группы эльдар, но у людей было слишком мало кораблей, и они были слишком медленными, неспособными угнаться за быстрыми и маневренными космолетами детей Иши. Следя за резкими изменениями скорости и вектора движения вражеского флота, эльдар реагировали на происходящее, приспосабливаясь к ситуации, исчезали, прежде чем возмездие могло настигнуть их, и ускользали в новые тайные убежища.

Время шло и эльдар получали помощь другими путями. Новые корабли возникали из Паутины, неся на борту возвращающихся воинов и странников искусственного мира. Одно такое прибытие вызвало настоящий переполох в сплетении.

На борту судна находились трое из лордов-фениксов, величайших воинов эльдар, основателей Аспектных храмов, тех, чьи имена стали легендой: Крик Ветра, Бахаррот; Жнец Душ, Мауган-Ра; Теневой Охотник, Карандрас.

Три лорда-фениксы собрались вместе, что само по себе было крайне редким событием, и прибыли на Алайток только ради войны.

Нити этих впечатляющих существ поразили Тирианну. Их жизни тянулись со времен Падения, когда судьбы воинов воплотились в жизнь под руководством Первого экзарха, Азурмена, но происхождение лордов-фениксов было скрыто великой тенью Той, что Жаждет. Нити их тянулись вперед, к необычайно далекому будущему, к Рана Дандра, последней битве с Хаосом.

Но судьбы героев состояли не из одной пряди, на протяжении существования лордов-фениксов в них вплетались десятки иных жизней. Другие нити присоединялись к их предназначениям, извиваясь, прежде чем стать частью целого. Девушка уже видела подобное в жизнях экзархов, сущность которых состояла из душ эльдар. Рассмотрев полотно вблизи, Тирианна поняла, что первое впечатление обманчиво. Лорды-фениксы впитывали в себя иные жизни, но начальная прядь продолжала свой путь, поддерживаемая новыми узлами, расположившимися вдоль неё.

Уже собираясь переключиться на что-нибудь другое, Тирианна заметила нечто знакомое в нити, отображавшей Карандраса, Теневого Охотника, лорда-феникса Жалящих Скорпионов. В ближайшем будущем должен был произойти небольшой разрыв, но это разделение судьбы, конец жизни, быстро затягивалось. Его излечивала другая прядь, нить Корландрила. Тирианна не была уверена в том, что именно это предвещало, но времени на более глубокое исследование не имелось.

Другая руна вышла на передний план, приковав к себе внимание провидцев.

Символ Странника высоко вознесся над сплетением. Aрадриан, невольный виновник катастрофы, вернулся на Алайток.

— Ты не будешь встречаться с ним, — недвусмысленно заявил Келамит, хотя это было скорее утверждение, чем пророчество. — Ваши судьбы слишком крепко сплетены, возможен новые отклонения.

— Как вы можете запрещать мне? — возразила Тирианна. — Арадриан мой друг, я должна поговорить с ним. Неужели я не заслужила даже такой мелочи за предупреждение о грозившей нам опасности?

— Твое влияние на происходящее остается неясным, — произнес Келамит. — Решение совета окончательно. Ты не встретишься с ренегатом.

— Он изгой, а не ренегат, это разные вещи, — возразила девушка.

— Это также будет решать совет, — ответил ясновидец. — Знал Арадриан об опасности или нет, его поступки всё равно навлекли на Алайток неописуемые бедствия. Ты видела в сплетении неопределенность, которая окружает твоего друга. От него исходят крайне мощные возмущения, и мы не знаем, какими окажутся последствия его прибытия.

— Арадриан привел подкрепления, — сказала Тирианна. — Разумеется, это будет учтено в его пользу. Как и я, вы видели руну Смеющегося Бога. С ним пришли арлекины, как и множество изгоев Алайтока, вернувшихся, чтобы защитить родной дом.

— Совет измерит всё это на весах правосудия, — ответил Келамит. Затем ясновидец сделал короткое, рубящее движение ладонью, показывая, что он раздражен и заканчивает разговор. — Вернись к тому, что тебе поручено, и сосредоточься на работе.

Девушка прикусила язычок, зная, что дальнейшие препирания не приведут ни к чему, кроме, возможно, новых порицаний наставника. Она смотрела ему вслед, наблюдая, как Келамит покидает комнату, и возмущалась решением совета, постановившего подвергнуть Aрадриана суду.

Она прошла через палату Глаза, куда было перенесено управление обороной Алайтока. По мере приближения имперского флота; воссоединившиеся корабли людей находились уже в примерно трех циклах пути от искусственного мира. Продвижение врага как будто застопорилось: звездолеты перегруппировывались, между ними носились транспортники и порхали сообщения. Захватчики разрабатывали финальный план атаки.

Полдюжины провидцев сосредоточились на Глазе Эльмарианина, наблюдая за передвижениями людей. Все космолеты мира-корабля были отозваны для непосредственной защиты Алайтока. Имперский флот, собравшийся плотной группой, уже не был легкой мишенью для быстрых атак. Возможно, думала Тирианна, враги надеялись, что эльдар окажутся полными глупцами и позволят втянуть себя в полномасштабное сражение. Такого никогда не случится, для алайтокцев потеря преимущества в скорости и маневренности будет смерти подобна.

Когда цикл вошел в ночную фазу, Тирианна сотоварищи изучала людей, иногда позволяя себе отвлечься и взглянуть на судьбу Арадриана. Совет пребывал в равновесии, мог объявить её друга ренегатом и изгнать, либо позволить вернуться на искусственный мир. Темперамент изгоя ещё больше осложнял проблему: в некоторых вариантах будущего он, разгневанный, покидал родину, или игнорировал решение совета, оставляя Алайток на произвол судьбы.

Люди обговорили план действий, и их судьбы вновь переплелись, превратившись в яркую тропу, которая вела прямо к руне мира-корабля в центре мыслей Тирианны. Плазменные двигатели засияли в космической тьме, словно миниатюрные звезды, направив имперские космолеты по этой дороге.

Звездное небо пересекли огненные трассы, следы несущихся к целям ракет и торпед. Ослепляющие вспышки лазерного оружия мелькали во тьме, и в пустоте на какие-то мгновения распускались цветы белого пламени. Соединения грациозных эсминцев играючи лавировали в поисках возможностей для атаки, тогда как линкоры неспешно скользили через бездну, их батареи разражались залпами разрушительного огня, а из открытых ангаров волна за волной вылетали истребители и ширококрылые бомбардировщики.

Нити в сплетении петляли и скручивались, сталкиваясь друг с другом, в то время как корабли обменивались орудийными залпами и торпедами, прорезавшими пространство. В каждую прядь были вплетены десятки других: жизни экипажей эльдарских космолетов. Что до имперского флота, то он выглядел в сплетении как огромный клубок человеческих судеб, состоящий из великого множества отдельных нитей; глядя на него, невозможно было предсказать, кому уготовано жить и кому — погибнуть. У смерти не было любимчиков, она одинаково разила матросов и адмиралов.

Провидцы ограничили возможные места высадки до трех позиций. Автархи разместили силы защитников согласно видениям псайкеров, готовые действовать, когда суть грядущего прояснится. Отряды стражников и Аспектных воинов ожидали в транспортах, рассредоточенных по всему Алайтоку.

Сеть бесконечности пылала от напряжения, все умы мира-корабля были сосредоточены в едином усилии. Тирианна чувствовала ожидание и страх, излучаемый многими; гнев и предвкушение, испытываемый аспектным воинами и аватаром.

Прорвав заграждение из кораблей эльдар, фрегаты приблизились к обращенному в пустоту краю Алайтока, направляясь к куполу Хрустальных провидцев. «Глазами» тысяч батарей датчиков искусственного мира Тирианна видела грубый, свирепого вида корабль с отвесными бортами, ощетинившимися карнизами и контрфорсами, с носовым тараном, золоченой громадиной в форме орлиного клюва. Одна за другой батареи палубных пушек открывали огонь, и от носа до кормы гиганта мелькали вспышки, а лазерные турели, установленные на покрытой зубцами верхней палубе, выпускали сверкающие лучи.

Ярость прокатилась по миру-кораблю, и он нанес ответный удар. Словно раненый зверь, Алайток набросился на врага, выпустив шторм молний и лазерных лучей из защитных турелей и противокорабельных орудий. Человеческий фрегат окутало огнем, гнев искусственного мира снес щиты неприятеля. Под плазменным дождем корпус быстро разрушился, фонтанируя в вакуум пылающим воздухом. Яростный огонь продолжался до тех пор, пока плазменный реактор не пошел в разнос и корабль превратился небольшое солнце, светившее всего несколько мгновений.

Прорыв фрегата был только первой из таких атак, предсказанных провидцами. Тирианна видела, что новые космолеты имперского флота пробиваются к Алайтоку. Девушка говорила быстро, отправляя сообщения непосредственно командирам кораблей, вверенных её руководству, располагая их так, чтобы они могли противостоять опрометчивым ударам людей.

Окруженные блистающими голополями звездолеты эльдар мерцали, словно яркие призраки, появлялись в пустоте и открывали огонь, а затем вновь исчезали на фоне звезд. Пустотные щиты человеческих кораблей вспыхивали синим и пурпурным огнем, отбрасывая попадания алайтокцев в варп-пространство.

Но, несмотря на все усилия Тирианны и других провидцев, неотступную ярость людей нельзя было сдержать. Сплетение было заполнено их ненавистью; человеческое отвращение к эльдар собирало воедино разрозненные судьбы, сосредотачивало жизни на единственной цели: разрушении Алайтока.

О неумолимом приближении имперского флота возвестили новые веера торпед и яркий свет атакующих космолетов. Горящие корпуса человеческих и эльдарских кораблей дрейфовали, сносимые вихревыми потоками, исторгая кружащиеся обломки. Люди двигались, словно не в силах изменить курс: как бронированные кометы, они стремились к Алайтоку, пробивались через флот искусственного мира, не обращая внимания на потери.

Нужно было отслеживать слишком много перекрывающихся судеб, и Тирианна слишком поздно увидела крейсер, прорывающийся мимо обломков одного из эсминцев под её наблюдением. Она послала капитану предупреждение, но даже у его проворного космолета не осталось времени на маневры уклонения. Сотни разрывов заполнили пустоту рядом с пытающимся скрыться кораблем эльдар, насмехаясь над его голополями. Отвлечение и обман оказались бесполезны против неприцельного обстрела крейсера имперского флота.

Алайтокский эсминец, разломившийся надвое, с истерзанным солнечным парусом, медленно погибал. Тирианна обнаружила до боли немного нитей, принадлежавших горстке выживших членов экипажа, которые успели вовремя добраться до спасательных челноков.

Крейсер двигался дальше, намереваясь обрушить залпы бортовых орудий на мир-корабль. Девушка коснулась сети бесконечности и соединилась с разумами артиллеристов, прося сосредоточить огонь на угрожающем имперском космолете.

Но вокруг было слишком много угроз, и призыв Тирианны потерялся среди шума, создаваемого другими провидцами.

Уцепившись за нить крейсера людей, девушка пролетела по ней вперед, стремясь найти момент уничтожения звездолета. Она не нашла ничего, что могло принести надежду — только увидела длинные ряды раскрывающихся бронированных створок, из-за которых показывались орудийные батареи.

В последний момент артиллеристы Алайтока услышали зов Тирианны и сконцентрировали на крейсере лазерный огонь. Щиты прогнулись, рассеивая энергию попаданий в актинических вспышках. Нос судна окутали оранжевые всполохи, и мгновение спустя торпеды молниеносно понеслись к миру-кораблю, а затем разделились на сотни небольших ракет.

Тирианна почувствовала столкновение и в душе, и в виде содроганий под ногами. Провидице почудилось, что торпеды пронзили её тело. Новые залпы крейсера обрушились на Алайток, сотрясая энергетические щиты над куполами, и девушка вырвалась из сети бесконечности. Превозмогая боль, она начала раскручивать клубок нитей судьбы, окружавших корабль людей. Он выпустит транспорты. Их не удастся остановить. Крейсер еще какое-то время продолжал вести огонь, а затем орудия смолкли, вспышки лазеров и снарядов сменились небольшими точечками двигателей штурмовых кораблей.

Заглянув дальше по сплетению, провидица увидела, как человеческие солдаты сбегают по рампам десантных кораблей. Она узнала, где высадятся первые абордажные отряды.

— Автарх Архатхайн, люди сначала атакуют купол Возносящихся Грез.

Она послала сообщение и вернулась к сплетению, смотря на проявляющиеся переплетения судеб, которые возникли, когда защитники Алайтока отреагировали на новость.

— Идем со мной, — слова Келамита вырвали Тирианну из состояния созерцания. Выйдя из сплетения, она обнаружила наставника — тот стоял рядом, с мечом и посохом в руках. На ясновидце был шлем с линзами из пластинок драгоценного камня, а голос его достиг ученицы в глубинах полотна судеб.

Висевший на поясе девушки ведьмин клинок, почувствовав близящееся сражение, с гудением пробудился к жизни. Вокруг остальные провидцы и колдуны также готовились к физическому столкновению, оставив тех, кто не имел боевых масок, следить за сплетением.

— Здесь мы сделали все, что могли, — произнес Келамит, — и вступаем на новый путь. Теперь нам следует влиять на события напрямую.

К тому времени, как девушка достигла магистрали, примыкающей к Палатам провидцев, вызванная наставником «Волновая змея» уже ждала её. Когда в задней части скиммера начала опускаться рампа, приглашая Тирианну зайти, в поле зрения девушки скользнули ещё два обтекаемых транспортника.

Внутри находились десять стражников, закованных в желтые ячеистые доспехи, сделанные из полимеров и покрытые пластинами глубокого, темно-синего цвета. Десять шлемов повернулись к девушке, когда она поднялась, и десять сюрикенных катапульт вскинулись в почтительном приветствии. Мысли Келамита коснулись сознания провидицы.

«К Мимолетному Представлению. Не позволь людям добраться до плазы Расколотых Воспоминаний».

Девушка подтвердила команду и передала её пилоту «Волновой змеи». Машина поднялась в воздух, рампа тихо закрылась. Последним, что увидела Тирианна, были два мельком замеченных ей транспорта, занимающие сзади позиции в строю.

Пока они неслись по поперечному каналу искусственного мира, девушка скользнула в сплетение, сфокусировав сознание на спиральном пути, известном как Мимолетное Представление. Он использовался как мост, соединявший два купола Алайтока, и вел от доков башни Восходящих Грез к плазе Расколотых Воспоминаний.

Тирианна видела в будущем человеческих солдат, быстро продвигавшихся к основанию моста, три отряда под началом офицеров в шинелях. Они были вооружены простыми лазганами, а в их нитях судьбы пульсировал страх. Люди слишком оторвались от других десантных групп, сам Алайток запутал их. Легкая добыча.

Двинувшись по этой последовательности мыслей, провидица краем глаза увидела солдат, падающих под перекрестными очередями сюрикенов. Она пересекла сплетение, добираясь до разумов Натуриеля и Унариана, которые возглавляли два других отряда стражников под её командованием.

— Высаживайтесь у Рассветного Полумесяца и двигайтесь к Мимолетному Представлению в направлении «от звезд».

— Принято, ясновидец Тирианна, — ответили оба командира отделений.

Почтительное обращение вызвало дрожь, пробежавшую по телу, но вскоре её место заняло беспокойство. Девушка вновь посмотрела в сплетение, перемещаясь между вариантами будущего в поисках последствий своего плана.

Все было хорошо. Она видела, как будет уничтожена передовая группа людей и защищено основание Мимолетного Представления. В результате было порождено несколько возможностей, и все они приводили к новым атакам на Тирианну и её воинов. Она увидела себя сражающейся с человеческим офицером, их клинки сталкивались, ведьмин клинок против цепного меча. Ясновидица победила, хотя несколько стражников отдали свои жизни, защищая туннель.

Затем появилась другая вероятная судьба. Она была крайне размытой, оставалась лишь тенью возможности. Нечто затуманивало сплетение, и девушка не могла ясно разглядеть, что именно перед ней. Движением мысли Тирианна вытащила из мешочка на поясе руну Скорпиона и приступила к расшифровке загадки.

Там оказалось создание, закутанное в неизвестность, вошедшее в сплетение способом, которого ясновидица никогда раньше не видела. Существо смутило девушку, поскольку его действия оказались скрыты от неё. Это определенно был человек, короткая и жестокая судьба которого была завязана в узел вокруг изящной выгнутой нити самой Тирианны. Провидица не видела, как произойдет разделение, оно оставалось невидимым за множеством непредсказуемых обстоятельств, но на одном из путей её жизнь заканчивалась, а на другом она убивала человека.

Пилот «Волновой змеи» предупредил, что они скоро прибудут в место назначения. Последние секунды Тирианна провела в поисках в сплетении, пытаясь отыскать больше информации.

Люди совершили высадку с сопротивлением, несколько сотен их солдат прорвали оборону доков, создав безопасную зону для новых десантных кораблей и шаттлов. Они попытались выгрузить тяжелое вооружение, но оказались под ураганным огнем нескольких отрядов стражников и тяжелых орудий на антигравитационных платформах.

Грандиозный план развертываться согласно указаниям автархов. Обычно аспектные воины принимали на себя основную тяжесть боев, в то время как резервы в виде стражников из ополчения контратаковали в местах прорывов. Тем не менее, совет провидцев предсказывал осложнения, которые возникнут по использовании такого метода: люди также вывели большую часть сил в резерв, и, вводя их в бой, сумеют смести любое сопротивление. Источник такой мощи оставался неясным, но автархи решили, что стражники будут действовать в начале, сохраняя жизни аспектных воинов, чтобы они могли противостоять новой угрозе.

«Волновая змея» плавно остановилась и выдвинула рампу с шипением сжатого воздуха. Выйдя на бледно-серое Мимолетное Представление, Tирианна поняла, что Алайток выкачал отсюда почти весь воздух, оставив слишком разреженную для людей атмосферу, в то время как эльдар благодаря шлемам не испытывали подобных проблем — ещё один фактор в их пользу.

Ясновидица и её отряд заняли позицию напротив арочного прохода, неподалеку от места, где Мимолетное Представление соединялось с нижними уровнями доков. Люди должны были скоро появиться, и Тирианна предупредила свой отряд, скомандовав быть начеку; затем она удостоверилась, что остальные стражники уже на позиции. Коридор, в котором они ждали, был низким, овального сечения, с гладким мраморным полом. С каждой стороны находился ряд колонн, за которыми и укрылись эльдар.

— Они идут, — громко произнесла Тирианна, почувствовал дрожь в сплетении, вызванную приближением людей.

Первый человек, прошедший через дверь, как будто и не подозревал о опасности. Девушка позволила войти еще нескольким, прежде чем отдала приказ открыть огонь. Свистящие сюрикены пронзили серые мундиры солдат, струи крови хлестнули по дуге на пол и стены.

Тирианна скомандовала стражникам укрыться за мгновения до того, как идущие следом солдаты открыли огонь и под аркой замелькали спорадические вспышки рубинового огня. Ближайший к двери стражник пошатнулся и выступил из-за колонны, прижимая руку к шлему. Имя «Темерилл» вспыхнуло в сознании Тирианны за мгновение до того, как лазерный луч прожег нагрудник воина. Эльдар, содрогаясь, рухнул на пол.

Его нить оборвалась.

Ясновидица вскинула пистолет и открыла ответный огонь, и её очереди, совместно с выстрелами остальных, срезали трех солдат, пригнувшихся возле арки. Почувствовав, что настало время действовать, девушка быстро вошла в коридор и побежала вперед; ведьмин клинок ярко засветился, пробуждаясь к жизни. Она бросилась в укрытие за колонной, испещренной попаданиями лазразрядов, за мгновение до того, как из коридора грянул новый залп.

Тирианна мельком заглянула в ближайшее будущее, решая, атаковать или оставаться в безопасном укрытии. Она увидела, как в неё попали несколько лазерных лучей, но ни один не пробил пси-поле рунического доспеха.

Направив клинок в сторону арки, провидица вышла из-за колонны и сосредоточилась. Пропустив психическую силу сквозь гнев боевой маски, девушка направила её по оружию. Вдоль прохода устремилась волна фиолетового пламени, которое с ревом ворвалось под арку и охватило солдат за ней.

Провидица ощутила, как ещё четыре жизни вспыхнули и погасли в небытие.

— Отступайте к рампе! — велела Тирианна остальным, заметив появление человеческого офицера. Он возглавит атаку, солдаты будут штурмовать проход с ножами и штыками. Девушка увидела, что такое нападение будет наиболее опасным в данный момент, и вновь жестом приказала стражникам отступить на несколько дюжин шагов, к арке позади них.

Когда люди начали новую атаку, провидица связалась с двумя остальными отрядами, приказав выдвигаться. Человеческие солдаты тем временем бежали вперед, прямо под огонь эльдар, не обращая внимания на то, что нескольких их товарищей срезал первый залп сюрикенных катапульт. Медленные, неуклюжие люди носили плохо сидящую униформу черного и желто-серого цветов, со значками черепов и орлами, вышитыми на груди и рукавах. Шлемы с серебряными козырьками скрывали верхнюю часть грубых лиц.

Как и раньше, стражники заняли позиции под защитой колонн, вражеский огонь отскакивал от обожженной и обколотой кладки. Тирианна увидела темную шинель офицера, проходившего через ворота; его глубокий голос эхом разнесся по коридору, когда он заорал на своих солдат и опять послал их вперед.

Половина людей открыли непрерывный огонь из лазганов, в то время как остальные, тяжело дыша, побежали вперед. Их штыки поблескивали в свете визжащих лазразрядов.

В тот же миг воины Унариана с оружием наперевес вышли из-за дальней арки. Шквал огня обрушился на захватчиков сзади, сюрикены растерзали тканевые мундиры и плоть.

Приказав своему отряду атаковать, Тирианна вновь повела эльдар за собой, в заваленный трупами коридор, и её рунный доспех засверкал, отражая лазерные лучи. Девушка определила человеческого офицера среди паникующих солдат, выделив его нить из переплетения остальных, а затем движением запястья послала молнию пси-энергии в нестройную толпу людей. Заряд попал в затылок офицера, когда он повернулся, чтобы посмотреть на стражников Унариана. Волосы и кожа мгновенно обуглились, командир с пронзительным воплем упал ничком, пистолет выпал у него из руки и простучал по полу.

Солдаты, которыми он командовал, прожили всего на несколько секунд дольше. Немногим удалось сделать несколько беспорядочных выстрелов и убить двоих стражников Унариана, прежде чем остальные разорвали захватчиков в клочья скоординированными залпами.

Проверив сплетение, Тирианна не обнаружила ни одной человеческой нити; все враги были мертвы.

Приближались новые противники, но недостаточно быстро, и у ясновидицы имелось достаточно времени для подготовки к встрече. Коридор был слишком узким, чтобы его могли защищать все три отряда, и девушка распределила их по соседним помещениям.

Она посмотрела на тела мертвых солдат, потрясенная и вместе с тем удовлетворенная тем, насколько легко удалось перехитрить людей. Всё же девушка предостерегла себя от излишней самоуверенности. На мгновение заглянув в сплетение, ясновидица увидела, что столкновение с неясной тенью становится всё более вероятным. Сжимающийся круг горящего железа окружал её руну, медленно стягиваясь вокруг Тирианны.

Это было только первое столкновение в битве и первая битва в войне, которую девушка прозревала за последние несколько циклов. Предстояло еще сразиться во многих боях и убить множество людей.

Сеть бесконечности жила докладами о действиях людей. Ясновидцы передавали свои видения через сплетение, Тирианна воспринимала их сообщения вместе с мысленными образами увиденного. Автархи постоянно отдавали приказы, реагируя на эти доклады.

Сам Алайток реагировал на присутствие захватчиков, изменяя тротуары и коридоры, закрывая купола и образуя новые проходы, позволяющие эльдар окружить своих врагов. Из некоторых мест был стравлен воздух, и вместо него помещения заполнили ядовитые газы, удушавшие людей целыми сотнями. На другие части искусственного мира опустилась тьма, позволявшая Жалящим Скорпионам наносить удары из теней и убивать, оставаясь при этом невидимыми. Доки подвергли воздействия мерцающей световой завесы, которая ослепляла людей и делала их уязвимыми для атак Пауков Варпа и Сияющих Копий. Также был использован шум, оглушавший людей с их незащищенными органами слуха, а примитивные устройства связи, использующие радиоволны, легко глушились или разрушались энерговыбросами Алайтока. Души сети бесконечности были объединены для массированной психической атаки, сводящей людей с ума видениями смерти и ужаса.

Тирианна и её воины отбили еще две атаки на Мимолетное представление; впрочем, нападения изначально были неудачно проведены. Быстро пробежавшись по сплетению, провидица убедилась, что её опасения верны: предыдущие вылазки преследовали цель сковать эльдар небольшими силами, пока люди собирали войска, чтобы продвинуться вперед одним мощным ударом.

Девушка привлекла внимание автархов к такому повороту событий. Командующие отправили к ней подкрепление в виде нескольких отрядов стражников и двух эскадронов боевых шагателей. Поскольку захватчики прорвались со стороны внешнего края Алайтока от позиции Тирианны, помощь не успевала прибыть до начала следующей атаки.

— Мы должны удерживать мост так долго, как сможем, — объявила провидица, обращаясь к своим воинам. Сейчас их было только двенадцать, остальные пали. Если они попытаются удерживать позиции, то их окружат и перебьют. — Будьте готовы отступать к Мимолетному Представлению по моей команде.

Людям потребовалось время, чтобы перегруппироваться для нового наступления. Во время долгой передышки, Тирианна более подробно, чем в прошлый раз, изучила клубок возможностей, пытаясь определить наиболее вероятные пути продвижения противника. Её внимание было приковано к таинственной фигуре, всё заметнее проявлявшейся через собственную нить ясновидицы. Используя силу Скорпиона, Тирианна погрузилась в сущность этого индивидуума и обнаружила, что прикасается к другому сознанию в сплетении.

Потрясенная девушка отшатнулась, когда её разум заполнили образы псайкера людей. Его мысли смешивались в беспорядке, ему не хватало сосредоточенности провидца эльдар, но щупальца силы человека протянулись через множество нитей, черпая энергию из значительных резервов. Сознание его было прикрыто пылавшим щитом, который отбрасывал демонов, рыскавших в поисках добычи, но и привлекал их, словно маяк в ночи. Если сознание Тирианны было быстрым яликом, скользящим на волнах варпа, то разум человека — шумной и злобной канонеркой, пробивавшей себе путь через течения имматериума.

Псайкер находился где-то неподалеку. Теперь, когда девушка вычленила неприятеля в сплетении, она могла инстинктивно определить его местоположение. Вместе с несколькими бронированными шагателями он присоединился к почти полусотне солдат, готовившихся к следующему наступлению. Его присутствие вызывало крайне негативное воздействие: люди рядом становились настороженными, они подозрительно относились к умениям таких созданий.

Они были правы в своем беспокойстве. Псайкер прикасался к варпу без использования рун, становясь проводником беспримесной энергии Хаоса. И, хотя разум человека обвивали защитные гимны и прикрывали грубо сработанные обереги, в случае их отказа ничто не защитит его от одержимости или обратного психического резонанса.

Очередь из крупнокалиберного автоматического оружия возвестила о начале следующей атаки. Боевая машина, втрое выше Тирианны, пробиралась через мрак на неуклюжих ногах. Установленная под кабиной многоствольная пушка открыло огонь, снаряды размером с кулак пробивали стены галереи и окружающих помещений.

Перебегая от укрытия к укрытию, стражники стреляли в ответ, но их сюрикены лишь царапали броню машины. За шагателем следовал другой, его скорострельный лазер наполнил проход мерцающими красными лучами, которые опаляли стены и колонны.

Следом за боевыми машинами продвигались несколько отрядов пехоты, и среди них шел псайкер. Он четко выделялся среди людей в своей длинной фиолетово-золотой шинели с высоким воротником на красной подкладке. Голова его была острижена наголо, и Тирианна видела шрамы и бугры имплантов, установленных под кожу. C узкого подбородка свисала редкая бороденка, а глаза напоминали зеленый бисер. В одной руке человек неуклюже держал некое подобие лазерного пистолета, а в другой — странный посох, увенчанный кристаллом в форме черепа, который окружало мерцание психической энергии.

Два шагателя и треть пехотинцев прошли под аркой, когда Тирианна послала Алайтоку сигнал закрыть портал. Пластины двери в форме лепестков мгновенно сдвинулись, издав свистящий звук. Тех, кому не повезло оказаться у них на пути, разрезало напополам. Одновременно с этим погасли световые кристаллы, погрузив галерею в кромешную темноту. Стражники которые могли видеть благодаря теплочувствительным линзам шлемов, открыли огонь. На Тирианне был такой же шлем, но психическое зрение выделяло врагов еще ярче.

Она выпрыгнула из укрытия и увернулась от неприцельных очередей головного шагателя. Направляемая предвидением, девушка ловко ушла вправо, когда огонь эльдар пронесся по коридору, срезав нескольких людей. Через три шага Тирианна достигла первой боевой машины, и, взмахнув пылающим ведьминым клинком, начисто рассекла ствол орудия.

Ясновидица отскочила, и тут же пилот попытался вновь открыть огонь. Пушка взорвалась, когда один из снарядов застрял в казеннике, пламя и обломки пробили пол кабины, искромсав и поджарив пилота. Шагоход осел влево и врезался в столб, извергнув град обломков и фонтан искр.

Галерею залил яркий свет, выходящий из жезла псайкера. Тирианну застали врасплох, она обнаружила, что смотрит прямо в дула множества лазерных ружей; тут же ясновидица ушла кувырком за обломки боевой машины, красные лучи заполнили галерею, а рунная броня сверкнула, рассеивая энергию нескольких метких выстрелов.

— Закройте глаза, — скомандовала девушка стражникам и послала новый сигнал в сеть бесконечности. Если людям так был нужен свет, они получат его.

Алайток направил поток энергии в галерею, и сами стены вспыхнули психической мощью, ярким белым светом, который отразился в глазах наступающих людей. Тирианна перепрыгнула унитоженный шагатель, не открывая глаз: её направляло псиxичиское восприятие. Хлынувшее из ведьминого клинка пламя попало в следующую машину и окутало кромки кабины, облизывая свисающие трубы и кабели.

Топливопроводы взорвались, выстрелив огнем в стены и потолок, а машина вспыхнула огромным факелом.

Ясновидица продолжила атаку, ринувшись на ближайшую группу людей. Их глаза начинали привыкать к освещению, но недостаточно быстро, чтобы заметить девушку, бросившуюся в середину отряда. Её клинок блеснул справа и слева, обезглавив двух солдат.

Парировав выпад штыком, Тирианна направила стражников на левый фланг. По её просьбе они открыли огонь, срезав ещё нескольких противников, в то время как ясновидица поднырнула под кулак в толстой перчатке и вогнала меч в кишки следующего солдата.

С вытянутых пальцев человеческого псайкера слетела молния. Разряд проскочил через трех эльдар, с треском раскалывая броню, сжигая плоть и ломая кости. Девушка почувствовала пульсацию энергии в сплетении, когда человек потянулся за новым резервом силы. Действуя без лишних раздумий, Тирианна переплела нить псайкера с её собственной, отрезав врага от запаса пси-энергии.

Человек начал задыхаться, отшатнулся назад и испустил болезненный вопль, а провидица в тот же миг отбросила ударом ноги одного из его телохранителей. Псайкер сделал выпад посохом, и девушку окутали голубые разряды энергии; Тирианна почувствовала, как сила течет по сплетению, поглощая пряди её жизни.

В течение нескольких ударов сердца рунная броня пылала белым светом, противодействуя атаке. Этого недоставало, чтобы полностью защитить провидицу: психический вихрь, сотрясая её мысли, выжигал разум изнутри.

Рыча от боли, Тирианна высвободила ярость ведьминого меча, и фиолетовое пламя подожгло плащ псайкера. Тот бешено закружился, пуская молнии из глаз, и сделал несколько неловких шагов назад. Ясновидица обратила против врага его собственную атаку, и теперь пси-энергия поглощала человека изнутри.

Развить успех девушка не успела, поскольку кто-то ударил её прикладом винтовки в спину. Тирианна прокатилась по полу, гремя доспехами. Поднявшись, она развернулась на пятках, острие выброшенного вперед клинка вонзилось человеку в грудь, пробило грудную кость и вошло в сердце.

Нить псайкера захватчиков оборвалась.

Не забывая об обстреле со стороны арочного прохода, девушка окунулась в ближайшее будущее. Третий шагатель в это время таранил дверь, и в месте соединения искусственных лепестков появлялись трещины.

— Отходим к Мимолетному Представлению! — отдав приказ, Тирианна послала в людей еще одну волну фиолетового пламени и заставила их броситься назад, к арочному проходу.

Отступая, стражники накрывали коридор очередями сюрикенов. Затем эльдар скрылись из виду, направившись обратно к мосту.

Потянувшись психической «рукой» в сплетение, провидица стянула нити людей, сдавливая их в имматериальном кулаке. Солдаты вокруг Тирианны столкнулись друг с другом и застонали от боли, позволяя ей вырваться. Не оглядываясь, девушка бросилась бежать по коридору и оказалась в безопасности за следующим дверным проходом, когда оправившиеся наконец люди выпустили шквал красных лазразрядов.

В бою с превосходящими минимум вдвое силами врага выжило восемь эльдар, включая Тирианну. Вибрирующий грохот возвестил о пробитии дальнего входа, и девушка поправила себя — противников было, по крайней мере, вчетверо больше.

Пролет Мимолетного Представления был не лишен укрытий. И хотя у моста, поднимающегося над необъятными просторами купола, не имелось ограждений, вдоль него тянулись бюсты известных алайтокцев, прославившихся за долгую историю мира-корабля.

Под переправой расстилалось ущелье, пространство которого заполняли огромные сросшиеся кристаллы, из которых состояло основание гигантского космолета, а дно терялось под слоем cверкающего тумана.

Люди продвигались осторожно, предоставляя последнему шагателю возглавлять наступление. Тирианна и её отряд держались вне зоны видимости, отходя каждый раз, когда лазер машины поворачивался в их сторону.

Они преодолели три из пяти витков спирали, когда провидица скомандовала остановиться и удерживать позицию. Подкрепления быстро приближались, но при текущей скорости движения люди настигли бы вершины Мимолетного Представления раньше. Укрывшись за тем, что смогли найти, стражники открыли огонь, послав целый вихрь сюрикенов в шагателя. Попадания высекали искры из пластин брони, но это не замедляло машину. Железные ноги скребли и царапали похожее на мрамор покрытие моста, пока шагоход медленно продвигался вперед. Eго лапушка выплюнула красный луч, расколовший постамент памятника Неруэнтии Предостереженной, и осколки поразили стражника, укрывавшегося за ним. Окровавленный труп перевалился за край моста и исчез в пропасти.

Тирианна искала в сплетении судьбу пилота машины, пытаясь определить способ убить его. Она нашла яркую горящую нить солдата в тот момент, когда шагатель вновь открыл огонь, уничтожив еще одного из эльдар под её командованием. Потянувшись к соседним нитям, провидица стянула две из них вместе.

Koгда орудие машины повернулось к новой цели, из тумана, скрывающего ущелье, вынырнула тень. «Волновая змея» поднялась выше моста, её голополя мерцали синими и желтыми бликами. Маскировочный кокон на мгновение потускнел, когда турель повернулась к шагателю. Два дымных хвоста протянулись из ракетных установок транспорта, и пару ударов сердца спустя человеческая боевая машина разлетелась в сдвоенном взрыве. Разорванные обломки шагохода слетели с Мимолетного Сплетения.

Новые «Волновые змеи» стремительно поднялись из пропасти, прореживая ряды наступающих людей шквалами сюрикенов и сгустками голубой плазмы из звездных пушек на турелях. Двигаясь к основанию моста, три эльдарских шагохода перекрывали солдатам путь к отступлению залпами бризантных ракет и пучковых лазеров.

Ручьи крови струились по Мимолетному Представлению, стекая через край в туманную пропасть внизу. Немногие выжившие заползали в укрытия за разбитыми постаментами, их нити тускнели, жизнь вытекала из тел.

Тирианна не задержалась, чтобы насладиться победой: сплетение шевелилось всё активнее, по мере того, как новые человеческие отряды высаживались на Алайток. Несколько сотен солдат наступали по направлению к её позиции, гораздо больше, чем могла бы сдержать провидица.

Другие продвигались к соседнему мосту и вскоре могли достичь следующего купола. Отыскивая какой-нибудь способа задержать их и одновременно передислоцируя свой выросший отряд, Тирианна обнаружила неподалеку одинокий отряд Жалящих Скорпионов, мчавшийся по Алайтоку в «Волновой змее».

Коснувшись разума их экзарха, девушка узнала Морланиата, мысли которого были погружены в тени и смерть. Ясновидица пробилась через его леденящую ауру и послала изображение разворачивающейся битвы, показав экзарху размещение подразделений и машин поблизости. Она сковала вместе несколько уделов, направляя свои мысли нескольким дюжинам эльдар сразу.

— Враг продвигается вдоль ручья Непохожих Судеб. Пройдите с ними по красному пути и отбросьте к десантным кораблям.

Руны пришли в движение, когда алайтокцы ответили на её призыв. Рядом с Мимолетным Представлением никого не оказалось, и быстрый осмотр ближайшего будущего показал, что мост не выстоит перед следующей атакой, даже если каждый воин под началом Тирианны пожертвует жизнью.

Время отступить к следующей линии обороны. Пока она и другие будут удерживать те позиции которые смогут, скоординированные контратаки позволят отбить посадочные плацдармы, захваченные людьми.

Небольшой отряд провидицы, следуя её указаниям, отступил к вратам купола, в верхней части спирального моста. Первые солдаты были уже внизу, они обходили тела своих товарищей, подгоняемые воплями офицера, разум которого, словно запертый в железной клетке, оставался непроницаемым для воздействия Тирианны.

Подождав, пока люди пройдут половину спирали, она подсоединилась к сети бесконечности. Тирианна стрелой пролетела через силовые каналы Мимолетного Представления; став единой с Алайтоком, она закрывала энергетические потоки и кристаллические схемы. Последней мыслью ясновидица ринулась обратно вдоль моста, разрывая по пути его сердце из призрачной кости.

Мимолетное Представление разлетелось от основания и обвалилось грудами неровных обломков. Наступающие солдаты рухнул вниз, в дымку, и клубящийся туман поглотил их крики. Тирианна на мгновение почувствовала скорбь из-за содеянного, но печаль быстро прошла — если они хотят, чтобы Алайток выжил, для победы придется пожертвовать многим.

Теперь, когда ось наступления людей была разрублена, ясновидица вывела свой отряд из зоны боевых действий и соединилась с несколькими отрядами Аспектных воинов, двумя танками "Сокол", а также орудиями поддержки на антигравитационных платформах, с экипажем из стражников. Все вместе они двинулись вдоль бульвара Неувядаемой Славы, готовясь к следующему этапу сражения.

Нечто сильное и яркое, пылая, пронеслось по сплетению и вонзилось в сердце руны Алайтока. В мгновение ока Тирианна поняла, что произошло, и вздрогнула от дурного предчувствия. Люди собрали и развернули скрытую армию, смертоносный резерв, о котором говорили провидцы. Красно-белый кулак сжал мир-корабль, сметая на пути сотни нитей судьбы.

Тирианна пронеслась через сеть бесконечности к местам контратак, направленных на посадочные плацдармы. Она увидела, как удары резервов сметают жизни десятков эльдар, и узрела гигантов, закованных в толстую силовую броню ярко-красного цвета, с ослепительно-белой символикой и наплечниками. Заглянув в их души, девушка увидела воинов, закаленных битвами длиною в жизнь, с заточенными разумами, единственной и абсолютной целью существования которых была война.

Ясновидица выхватывала все клочки информации о них: слышала фанатичные речи, обращенные к духу их основателя, замечала мимолетные образы мира, где люди, словно какие-то насекомые, толпились в огромных городах, пронзавших загрязненные облака. Тирианну поглотили призраки детских воспоминаний о жестоких схватках в темных, переплетенных туннелях, отчаянных сражениях с помощью заостренных кусков металла и самодельных пистолетов. Они воспитывались убийцами с рождения, их смертоносные инстинкты оттачивались в детстве, проведенном в жестоком мире, где мало кто доживал до старости.

И всё это было сковано железной волей, взято под контроль обучением у наставников и преданностью своему делу, превращено в холодную ярость и праведный гнев, ныне обращенный на эльдар Алайтока. Oни были прирожденными убийцами и радовались, сражая врагов; им были дарованы величайшие доспехи и лучшее оружие, созданное людьми, их наполняла жажда уничтожения, похожая на несъемную боевую маску.

Они вообще не были людьми. Acпектные воины, ответившие на прикосновение Кхаина, были хладнокровными убийцами, но всё же оставались эльдар, способными преодолеть свои смертоносные порывы, когда находились не на войне. Эти же воины, оставившие позади такие понятия, как милосердие и стремление к миру, искали только сражений и кровопролитий. Во многом они были чем-то большим, чем люди, но Тирианне показались даже хуже таких низменных существ, как грубые орки. Эти создания, с их воинственными желаниями, были оскорблением Галактики, их появление не предвещало ничего, кроме резни. То, что самопровозглашенный Император Человечества желал видеть их такими, указывало на его варварскую сущность.

Увиденное заставило Тирианну вздрогнуть от страха, и на мгновение её охватила паника.

Сыны Орара, прославленные и внушающие страх космические десантники Императора, были готовы начать наступление.

Глава 12 Удел

Сражение за Алайток не утихало. Космические десантники своей атакой поддержали ослабевшее продвижение людей и оттеснили защитников мира-корабля к центральным куполам. Взяв под контроль несколько ключевых магистралей, захватчики быстро неслись вперед; во главе вражеских сил наступали воины Сынов Орара в красно-белой броне. За ними следовали пехотные, танковые и артиллерийские колонны, готовые всей мощью обрушиться на алайтокцев.

Как и было решено на совете перед вторжением, эльдар оставляли некоторые части Алайтока без боя. Они отключали силовые купола и энергетические щиты, оставляя солдат неприятеля беззащитными перед жестокостью открытого космоса, запечатывали громадные арочные проходы вдоль шоссе Непогрешимого Лунного Света и разрушали мосты, пересекавшие проспект Благодатной Скромности.

Быстрейшие подразделения эльдар постоянно наносили беспокоящие удары по врагу. Воины аспекта Пикирующих Ястребов мелькали над наступающими рядами людей, низвергая с небес лазразряды и плазменные гранаты. Сияющие Копья стрелой вылетали из боковых туннелей, срезая толпы неприятелей сюрикеновыми очередями и залпами лазерных пик, а затем быстро выходили из зоны поражения. Пауки Варпа, телепортируясь в гущу врагов, атаковали их моноволоконными нитями смертопрядов, а затем исчезали вновь.

Контратаки и отступления эльдар служили определенной цели. Противника нельзя было остановить, но оставалась возможность задержать и перенаправить его. Своими маневрами алайтокцы разделяли человеческие силы, а затем уничтожали изолированные отряды. Танки людей, преследуя врагов, оказывались в тупиках и вынужденно сдавали назад — а затем, наступая по другим маршрутам, упирались в новые преграды.

Самым крепким орешком были космические десантники. Как вместе, так и поодиночке они ничем не уступали аспектным воинам, и сверхчеловеческих противников приходилось выманивать на открытое пространство, под огонь титанов и прочих тяжелых боевых машин Алайтока.

Тирианна как раз направляла залпы нескольких орудийных батарей против бронетехники, рвущейся по шоссе Звездного Света, когда с ней связался Келамит. Наставник просил встретить его в Кладезе Безмолвной Заботы, зале, расположенном неподалеку от Покоев провидцев в центре мира-корабля.

Девушка знала, что этот час настанет, но всё равно беспокойно вздрогнула. Кладезь Безмолвной Заботы посещали только с одной целью — пробудить алайтокских мертвецов.

Название хорошо подходило залу, странная акустика которого поглощала любые звуки. Шаги Тирианны казались приглушенными, пока провидица шла по бледно-голубому полу навстречу Келамиту. Стены скрывались под лабиринтом кристаллических проводов, обнаженного участка сети бесконечности. Энергетические каналы пульсировали вспышками света.

Ясновидец стоял возле открытого ящика из призрачной кости, внутри которого лежали несколько дюжин путеводных камней, каждый в отдельном углублении. Лицо наставника скрывалось за призрачным шлемом, но голос выдавал его мрачный настрой.

— Наш долг — пробудить души тех, кто ушел, чтобы они могли сражаться за будущее новых поколений, — объявил Келамит.

Затем он извлек первый путеводный камень из углубления. Бледно-голубой яйцеобразный объект, блестевший подобно жемчужине, удобно лег в ладонь ясновидца. Подойдя к небольшому углублению в стене, вокруг которого завивались спиралью проводники сети бесконечности, Келамит поместил камень в ждущее отверстие.

Сняв перчатку, наставник протянул руку к поясу и достал руну с острыми краями, символ Смерти. Кольнув ею палец, ясновидец подождал, пока выступит единственная капля крови. Руна вылетела из руки Келамита и закружилась над путеводным камнем, а псайкер притронулся оцарапанным пальцем к его холодной поверхности.

Сеть бесконечности ярко вспыхнула, отзываясь на ритуал, психическая энергия понеслась по её схемам в тот же момент, как кровь ясновидца начала впитываться в камень души.

Где-то в проводах сверкнула яркая вспышка, искра белого пламени, призванного крошечным жертвоприношением Келамита. Разряд энергии быстро оббежал путеводный камень по спирали, а затем исчез, и мгновением позже вместилище духа засветилось от внутренней силы, озарив шлем и доспех ясновидца голубоватым сиянием.

Вытащив камень из углубления, Келамит уверенными шагами пересек зал и взмахом руки сдвинул множество тонких стенок, за которыми обнаружилась череда альковов. В каждом из них стоял конструкт из призрачной кости, ростом превышавший эльдар. Гладкие, изящные конечности творений были выкрашены в синий и желтый, цвета Алайтока. Куполообразные головы-шлемы мрачно поблескивали в свете сети бесконечности.

Неподвижные конструкты держали в руках призрачные пушки, и Тирианна чувствовала, как неактивные варп-ядра орудий одним своим присутствием оставляют след в её сознании.

Как только ясновидец приблизился к первому из искусственных тел, шлемовидная голова раскрылась; внутри обнаружилось гнездо для путеводного камня. Положив вместилище духа в его нишу, Келамит отступил на шаг. Голова конструкта закрылась, и в тот же миг призрачная кость вспыхнула пси-энергией, засверкали самоцветные узлы, встроенные в рукотворный торс и конечности. Черный шлем посерел, а затем обрел белизну, сияя внутренним светом.

Призрачный страж повернул голову в сторону Келамита, а затем перевел свой бессмертный взгляд на Тирианну. Она почувствовала смущение души, которую выдернули из вечного круговорота энергий сети бесконечности и поместили в новое тело. В сплетении появилась ещё одна нить, мерцание которой говорило о жизни, рожденной вновь — пусть и мимолетной.

Холодно… Тени бродят среди нас.

Мысли создания были разрозненными и сумбурными. Тирианна ощутила, как наставник тянется разумом к призрачному стражу, связывает их нити и наполняет конструкта собственной волей.

Подняв оружие, великан шагнул к ясновидцам.

Алайток в беде. Война. Я готов.

Повинуясь жесту Келамита, девушка присоединилась к нему возле ящика. Взяв один из путеводных камней, она провела тот же ритуал, что и наставник. Как только кровь Тирианны коснулась вместилища души, она почувствовала слабую связь между собою и сетью бесконечности.

Это отличалось от всего, ранее испытанного ясновидицей. Она стала частью сети бесконечности намного более полно, чем прежде, и видела уже не круговорот психической энергии, а духи мертвых, что создавали его. Теперь пульсации и фазы потоков не были абстрактным феноменом — призраки, удерживаемые в сети, двигались по миру-кораблю и отзывались своим дремлющим сознанием на нужды живых.

Тирианна уцепилась за один из пролетавших мимо духов, ощутив его далекую, отстраненную суть. Мертвец воспринимал ясновидицу как нечто размытое, но связь приманила его, и призрак двинулся по следу, оставленному девушкой в сети бесконечности.

За миг до того, как он оказался в путеводном камне, Тирианна разорвала соединение, боясь, что частичка её самой тоже попадет в ловушку. Неясные вопросы теснились в разуме ясновидицы, пока она несла вместилище души к следующему призрачному стражу.

Поместив камень в ядро конструкта, девушка осознала имя, отпечатавшееся в её мыслях: Наэтериоль. Она была поэтом, Темным Жнецом, пилотом и матерью; жизнь, полная ощущений, пронеслась в разуме Тирианны, когда дух умершей слился с призрачной костью нового тела.

Пробуждение. Темнота.

Ясновидица вывела Наэтериоль из ниши и дала ей посмотреть на мир глазами самой Тирианны, развеяв тем самым туманную завесу смерти, что застилала восприятие души. Оставив в мыслях мертвой женщины сияющую звезду ясной цели, девушка повернулась к ящику, чтобы повторить процедуру.

В конечном итоге Тирианна и Келамит пробудили тридцать призрачных стражей. Не так уж много, но каждый из них был грозным воином, с орудиями, способными пробить броню космического десантника, и телом из призрачной кости, которое могло выдержать невероятный урон.

Но и стражи не были самым смертельным оружием в Кладезе Безмолвной Заботы. Ясновидцы собирались высвободить ещё кое-кого.

Подойдя к дальней стене зала, Келамит снял завесу с тел призрачных лордов. Эти конструкты, хоть и схожие по виду с призрачными стражами, возвышались над двумя эльдар, а их длинные конечности покрывали миниатюрные руны. На плечах гигантов были закреплены «Светлые копья» и ракетные установки, в огромных кулаках они сжимали пучковые лазеры и долгие силовые мечи.

Вдохнуть жизнь в призрачных лордов могли только самые могучие духи, поэтому Келамит, вернувшийся к ящику, достал из мешочка на поясе руну Кхаина. Тирианна присоединилась к сознанию наставника, который углубился в сеть бесконечности в поисках подходящих кандидатов.

Разум Келамита отправился в храмы аспектных воинов. Всё ныне живущие экзархи уже вступили в бой, но несколько пустых доспехов неподвижно стояли в забытых святилищах. Наставник снял заклятия, удерживавшие воинственных призраков за пределами сети бесконечности, и Алайток содрогнулся от прилива их гнева.

Мстительные, полные ненависти, сосредоточенные на смерти и разрушении, души мертвых воинов вопили в психическом круговороте, пытаясь освободиться. Провести их по проводам сети бесконечности к ждущим призрачным лордам не составило труда.

Первого из духов Тирианна узнала, пусть и странным образом. Это был Кенайнат, экзарх Жалящих Скорпионов и бывший учитель Корландрила. Тело ветерана лишь недавно сдалось под тяжестью времени, и его дух почти сохранил форму, в отличие от «пилотов» призрачных стражей с их рассеявшейся сутью.

Экзарх вплыл в подобранное для него искусственное тело и воздел кулаки, трещавшие от разрядов энергии. Затем сущность Кенайната заполнила остальные системы конструкта, и на плече гиганта повернулась сюрикеновая пушка.

Я вновь служу Кхаину, раньше, чем ожидал; я буду нести погибель.

Ещё три призрачных лорда обрели жизнь, пробужденные духами забытых экзархов. К Тирианне и Келамиту присоединились несколько провидцев, каждый из которых выбрал пятерых призрачных стражей, чтобы направлять их в бою. Сначала конструкты медленно отзывались на команды, поэтому девушке пришлось внедрять собственное сознание в их искусственные оболочки и направлять умерших своей волей.

Призрачные лорды, обладавшие большей ясностью восприятия, отбыли на совещание с автархами, так что Тирианна и Келамит остались одни.

— Я вижу, что твоя судьба по-прежнему плотно сплетена с уделом Корландрила, — заметил наставник. Девушка шла рядом с ним, а позади длинными шагами выступали десять призрачных стражей.

— Корландрила больше нет, а нить Морланиата, которым он стал, скоро прервется, — ответила Тирианна.

— И всё же вам стоит разделить ещё одну, последнюю встречу, чтобы замкнуть некогда начавшийся круг, — указал Келамит.

— Как вам угодно, — повиновалась ученица.

После этого ясновидцы разделились, каждый, взяв свою бессмертную свиту, сел на отдельный облачный ялик. Тирианна позволила призрачным стражам впасть в дрему, а сама погрузилась в сплетение, разыскивая Морланиата. Экзарх оказался в куполе Полуночных Лесов, и она велела пилоту ялика направляться туда.

Только багряный свет умирающей Мирианатир озарял небо под сводом купола. Алайтокцы собирались в красноватых тенях лиандериновых деревьев, гравитанки выдвигались на позиции вдоль тропинок, а многочисленные «Волновые змеи» сновали туда-сюда, перевозя отделения воинов. Эльдар готовились принять здесь последний бой, ландшафт позволял им обстреливать широкие открытые участки, оставаясь под прикрытием разрозненных рощиц. Каждая долина превратится в огненный мешок, луговины и берега ручьев станут кладбищами для захватчиков.

Покинув ялик, Тирианна касанием воли пробудила призрачных стражей. Великаны последовали за ней по серебристой тропинке среди лиандериновых деревьев; сама ясновидица шагала навстречу Морланиату, ведомая нитью судьбы. На мостике через узкий, но быстрый поток их догнала «Волновая змея», с которой спрыгнули три колдуна: Метрайн, Ненамин и Толадрисса. Все они присоединились к Тирианне, и отряд снова углубился в чащу, направляясь к центру купола.

Девушка нашла экзарха Жалящих Скорпионов на опушке, с которой открывался обзор на длинную долину, тянущуюся до самого края купола Полуночных Лесов. Отряд Морланиата состоял из выживших бойцов Скрытой Смерти, Смертельной Тени и Выпадения Смертельного Дождя — всё они понесли тяжелые потери, отражая атаку космодесантников. Тирианна почувствовала тревогу аспектных воинов, смешанную с гневом и острой жаждой отмщения.

Если бы не ведьмин взор, ясновидица не заметила бы Жалящих Скорпионов даже вблизи, поскольку в лесу бойцы сливались с тенями. Большую часть опушки занимала «Кобра», огромный артиллерийский танк с деформирующим орудием в нижней башне. Как и в случае с призрачными пушками своих телохранителей, Тирианна ощутила присутствие питающего варп-ядра, но создаваемая им прореха в сплетении оказалась намного больше. Над поляной кружила пара гравициклов «Випера», их пилоты, проносясь среди деревьев, высматривали приближающихся неприятелей.

Ясновидица коснулась разумом пряди Морланиата, привлекая внимание древнего воина, и подняла меч в знак приветствия.

— Наши судьбы вновь разделяют ненадолго один путь, — сказала она.

Это совпадение или сплетенная тобой интрига?

Мысли экзарха прозвучали хором голосов с оттенком горечи, после-эха воспоминаний Корландрила.

— У меня не тот уровень, чтобы влиять на суждения автархов. — ответила Тирианна. — У одних судьбы тесно переплетены, пряди других никогда не соприкасаются. Мы относимся к первым. Ты помнишь, где находишься?

Сама девушка мгновенно узнала это место, и ловким движением мысли отмотала назад нить жизни Корландрила, на мгновение уложив её рядом с судьбой экзарха. В глазах Морланиата мелькнула вспышка узнавания — его взгляд упал на высокую статую у края поляны, воина эльдар, который стоял на коленях перед богиней Ишей и собирал в кубок её слезы.

— Я представляю «Дары любящей Иши», — провозгласил он с улыбкой.

Раздалось несколько восторженных возгласов и спонтанные аплодисменты собравшихся. Корландрил повернулся, чтобы посмотреть на свое творение, и позволил себе сполна насладиться работой после ее завершения.

Тирианна улыбнулась их общему воспоминанию, поскольку прежде не знала о наслаждении, испытанном тогда её другом. Казалось странным, что подобное счастье так быстро сменилось грустью. Правда, теперь девушка понимала, что психика Корландрила была далека от стабильности, и под «артистическим темпераментом» скрывалось нечто более мрачное.

Я помню ясно, тогда царил разлад в моей душе. Здесь я родился заново, здесь — начало пути, который привел меня в исходную точку. Это — место из прошлой жизни, не более того, в нем нет ничего особенного.

Корландрил был поглощен сутью экзарха, но память юноши сохранилась, и Тирианне захотелось подарить призраку друга немного счастья в последние мгновения его бытия. У ясновидицы было ещё немного времени, и она скользнула в сплетение, используя Странника, чтобы свести воедино различные судьбы, объединенные статуей Иши.

Девушка нашла то, что надеялась отыскать.

— Много новых путей взяло начало здесь, — сказала она. — Некоторые из них — светлые, другие повели в темные места. Твое творение положило начало этим путям, хотя ты и не думал об этом. Все мы связаны друг с другом в великой сети судьбы, малейшее колебание тончайшей нити порождает сотрясения в бессчетных жизнях других. Всего лишь несколько дней назад здесь сидел ребенок, смотрел на твое творение и грезил об Ише. Он будет поэтом и воином, техником и садовником. Но, став скульптором, он достигнет великой славы, и, в свою очередь, вдохновит других на создание прекрасных произведений, которые переживут многие поколения.

Мне не нужно наследие, я — неумирающий, вечный воин.

Для большинства экзархов это было бы правдой, но не для Морланиата и не для призраков, составляющих его суть. Тирианна видела, как воин за краткий миг воссоединяется с лордом-фениксом Карандрасом, насыщает его безжизненную форму новой энергией, а затем исчезает в лабиринтах сплетения.

— Никто не вечен: ни боги, ни эльдары, ни люди, ни орки. Посмотри вверх, и увидишь умирающую звезду. Даже вселенная — не бессмертна, хотя ее жизнь протекает так медленно.

Что станет со мной, предсказала ли ты мою судьбу, смотрела ли в мое будущее?

От этого вопроса ясновидице стало не по себе — как из-за того, что она знала ответ, так и потому, что экзарх вообще поднял эту тему. Очевидно, что Морланиат как-то предчувствовал надвигающийся удел, ощущал свое место в сплетении, но ещё не принял его до конца. Сейчас воину лучше было не загадывать наперед, а сосредоточиться на предстоящем сражении.

Тирианна вспомнила трюк, к которому часто прибегал Келамит, когда не хотел отвечать на её вопросы — «наведение тумана», искусство выражаться так, чтобы выглядеть мудрецом и вместе с тем не объяснять вообще ничего. Девушка понемногу обучалась этому с тех пор, как стала провидицей.

— У всех нас — много судеб, но сбывается лишь одна. Это не для меня — заниматься судьбами отдельных личностей или заглядывать в наше собственное будущее. Поверь, ты умрешь так, как жил, и тебя ожидает не Подлинная Смерть, по крайней мере, не в обозримом будущем. Твой уход принесет мир и покой.

Я испытал много смертей, и каждую помню хорошо, ни одна не была мирной.

На Тирианну обрушилось множество последовательных образов — экзарх вновь переживал прежние гибели. Ясновидица разорвала связь с Морланиатом, ощутив, как взволновалось сплетение; новые варианты будущего открылись её взору, стоило людям начать очередную атаку.

Купол сотряс взрыв, с внешней стороны мира-корабля над деревьями поднялся столб дыма — разрывные снаряды людей пробили внешнюю стену. Стаи птиц с криками и щебетом взвились в темное небо и, перепуганные, закружились над рощицей. Издалека эхом доносился грохот болтеров космических десантников и треск лазерных выстрелов.

Противник атаковал нас! — сеть бесконечности донесла мысленную речь Архатхайна до каждого из эльдар мира-корабля. — Начинается новая битва. Не продавайте задешево свои жизни, не забывайте об артистизме, с которым мы сражаемся. Не настал еще день, когда потускнеет свет Алайтока!

Тирианна наблюдала за медленно разворачивающимся сражением издали, хотя его отголоски в сплетении казались слишком уж близкими. Наступление возглавляли космические десантники, пробиваясь через тонкую линию эльдар, которых направили оборонять пролом.

Орудия поддержки и гравитанки «Сокол» накрывали огнем атакующих воинов Императора, но не могли остановить их. Космодесантники захватили холмы, на которых располагались батареи, выпуская шквалы разрывных болтов. Выстрелами из ракетных установок и лазпушек они заставили отступить бронетехнику, а затем добили выживших артиллеристов ножами и цепными мечами.

Медленное продвижение имперских войск вверх по долине отмечал след пожаров и взрывов. Внимание Тирианны разделилось натрое: она держала призрачных стражей в боевой готовности, наблюдала за собственной нитью судьбы в поисках угроз и следила за мыслями провидцев и автархов, узнавая о ходе битвы.

Люди расползались по сплетению, словно грязное пятно, их мерзкие жизни пачкали своими прикосновениями чистые пряди эльдар. Их продвижению сопутствовали потоки крови, льющиеся с обоих сторон, и образ Кхаина всё время следовал за ними.

Бомбардировщики «Вампир» сбрасывали бесчисленные акустические заряды, а Пикирующие Ястребы окатывали человеческих солдат плазменными залпами. Сплетение шло рябью от прыжковых генераторов Пауков Варпа и содрогалось от неистовствующей резни.

Силы эльдар перемещались согласно приказам автархов, отступая, перегруппировываясь и снова атакуя. Красота их плана сражения отражалась в сплетении изящно закрученным узором, который пребывал в вечном движении, словно его рисовали и перерисовывали с каждым мгновением.

Армия людей, напротив, казалась грубым копьем, бездумно брошенным в сердце Алайтока. Захватчики сметали всё на своем пути, превращая сплетение в запутанное, отвратительное месиво. Наконечником копья были космические десантники, и их прикосновение несло смерть всему и вся, поэтому эльдар вскоре бежали пред ними, не желая больше терять воинов в тщетных попытках остановить Сынов Орара.

Тирианна, полностью погруженная в расходящиеся нити судеб, едва заметила отряд боевых шагоходов, который прошел мимо неё и направился в долину. Удел Алайтока так и не прояснился с начала вторжения, будущее мира-корабля оставалось затянутым темнотой и неуверенностью.

Чаша ни одной из сторон ещё не опустилась к земле на весах рока, грядущее пребывало в хрупком равновесии, и его мог сместить в том или ином направлении единственный героический или трусливый поступок, счастливый или несчастный случай.

Кровавое наступление людей продолжалось: теперь они ввели в бой орудия, втащив их на склоны долины. Огромные пушки осыпали снарядами вершины холмов, и артиллеристы считали, что бомбардируют защитников мира-корабля. Они были совершенно неправы.

Предупрежденные об этой атаке, алайтокцы отошли из долины, и залпы орудий теперь ровняли с землей опустевшие рощицы, уничтожая укрытия, которые впоследствии могли бы понадобиться самим наступавшим. Ясновидица скорбела, глядя на расколотые деревья, каждое из которых было немыслимо старше своих убийц — купол Полуночных Лесов являлся одной из древнейших частей Алайтока. Его создали ещё до падения, как «легкие» обычного торгового судна, впоследствии ставшего гигантским миром-кораблем.

Гнев Тирианны усиливался сплетением, руны Иши плакали в ответ на продолжающийся артобстрел, а символ Кхаина неистово пылал, обретая новую жизнь в ярости эльдар. Девушка успокоила душевную боль, изучая проблески будущего и картины умирающих людей, наказанных за дерзость их атаки.

Раздался последний залп, и человеческие отряды быстро двинулись вперед, намереваясь захватить вход в лощину колонной танков и бронетранспортеров. Выхлопные трубы боевых машин изрыгали смог, а лязганье и рёв моторов разносилось по всей долине.

Алайтокцы сделали ответный ход, без промедления вернувшись на оставленные позиции. «Соколы» несли разрушение белыми лучами «светлых копий», «Виперы» проносились через огонь и дым, выпуская ракеты, и за скоростными машинами следовала череда взрывов.

Когда отделения солдат в серой форме выбирались из горящих остовов транспортников, их атаковали боевые шагоходы и гравициклы. Сюрикеновые и звездные пушки косили выживших, окрашивая изрытую грязь алой кровью захватчиков. Здесь и там возникали Пауки Варпа, которые окутывали мечущихся человеческих бойцов сетями смертоносного моноволокна; облака сжимающейся паутины рассекали плоть и кости вопящих людей на мелкие кусочки. Батарея «Ткачей смерти» присоединилась к атаке, и над долиной раскинулись поистине громадные полотна гибельных нитей, накрывающие целые роты.

Как и прежде, в отражении самых тяжелых контратак люди полагались на космодесантников. Тирианну смущало, что противник как будто обладал даром предвидения: где бы эльдар не обрушивали на врага свою мощь, их жертвами становились обычные солдаты, а не элитные воины.

Теперь они наступали, проносясь в красно-белых танках и бронетранспортерах мимо подбитой и сожженной техники. Оружие космодесантников крушило боевые машины эльдар — «Виперы» падали, сраженные бурей тяжелых болтов, а «Соколы», пронзенные лучами лазпушек, превращались в пепел.

Долину освещали плазменные и лазерные вспышки, сражающиеся стороны обменивались яростными залпами, проверяя друг друга на прочность. Сыны Орара мчались прямо в ураган огня, пренебрегая явной опасностью.

Ясновидцы, в том числе Тирианна, ощутили близкую угрозу. Окунувшись в будущее, девушка увидела, что произойдет, если эльдар попытаются остановить прорыв грубой силой: горы трупов алайтокцев и купол, лежащий в руинах.

По сети бесконечности разнеслись предупреждения, и защитники мира-корабля отступили, сдавая космодесантникам склоны долины, чтобы избежать неприемлемых потерь.

Остальная часть армии людей возобновила наступление и выдвинулась на только что захваченный плацдарм под прикрытием танков и Сынов Орара в силовой броне. В темное небо взмыли «висячие звезды», и мерцающий белый свет горящего фосфора озарил резню; Тирианна разглядела, как сотни, тысячи человеческих солдат шагают вверх по долине.

Ясновидице открылась возможность для атаки: космодесантники удерживали позиции на открытом месте, чтобы их менее защищенные соратники могли укрыться за расколотыми стволами деревьев или в глубоких воронках. Коснувшись мыслей экипажа «Кобры», которая ждала своего часа на опушке, девушка отправила им образ уязвимых Сынов Орара.

Получив указания Тирианны, сверхтяжелый гравитанк непринужденно поднялся с примятой травы. Вокруг деформирующего орудия засверкали дуговые разряды, от которых по поляне запрыгали танцующие тени. Сплетение смялось и исказилось, когда экипаж «Кобры» открыл варп-ядро, черпающее энергию напрямую из нематериального мира.

Образы владений Хаоса замелькали в мыслях ясновидицы, невероятные картины и назойливые призывы наполнили её разум.

Передовые танки космодесантников уже преодолели почти три четверти долины. Лучи их лазпушек вонзались во тьму, поджигая деревья и прорывая борозды в грунте; враг пытался сразить ускользающих эльдар.

«Кобра» открыла огонь с гудением, от которого затряслась земля. Воздух вскричал, когда деформирующее орудие разорвало саму его суть, и над ближайшей боевой машиной Сынов Орара возникла брешь в пространстве. У Тирианны застучало в висках от напора высвобожденных энергий, а сплетение завопило, насильно втянутое в материальную вселенную.

Прореха, созданная выстрелом, расширилась и превратилась в быстро вращающуюся дыру, окаймленную фиолетово-зелеными молниями. В многоцветной глубине отверстия замелькал звездный круговорот, и ясновидица ощутила жар путеводного камня на груди — девушка чувствовала, как варп притягивает её, а неотступная сила Той-что-жаждет цепляется за края души. Открывать проход во владения богов Хаоса всегда было рискованно — это могло привести к ужасным последствиям, — но сейчас эффект от такой атаки перевешивал опасность.

Танк космодесантников, неуклюже сползавший по левому склону, забуксовал на месте. Схваченный притяжением схлопывающейся варп-дыры, он безнадежно вгрызался траками в почву, а из выхлопных труб валил дым, пока водитель добавлял оборотов двигателю в попытке сохранить сцепление гусениц с землей. С измученным скрежетом боевая машина поднялась в воздух, заваливаясь назад. Её корпус растягивался, искривлялся, а проход в варп тем временем становился всё шире. Вылетающие заклепки втянуло в жадную дыру, и за ними почти тут же последовали искореженные остатки орудийных спонсонов. Из верхнего люка выдернуло воина в силовом доспехе; бешено вращаясь, он исчез в пасти имматериума за мгновение до того, как танк подбросило вверх и засосало в спиральный вихрь.

Тирианна ощутила, как обломки танка и его экипаж повисают на сплетении. Не все космодесантники были мертвы, и их души кричали от мук, терзаемые энергиями варпа. Разумы людей взрывались, открытые мощи имматериума, которая вливалась в их сознание.

Ясновидица испытала удовлетворение от гибели захватчиков, и немного помедлила, наслаждаясь после-эхом судьбы, угасающей на оборванных концах их нитей.

Раздался треск, похожий на удар грома, и вихревая дыра закрылась, послав ударную волну, которая подхватила оказавшийся рядом бронетранспортер Сынов Орара и швырнула его в дерево, так что с веток осыпались листья.

Пока орудие «Кобры» перезаряжалось, на поляне снова воцарилось спокойствие. Не утратив присутствия духа, люди возобновили почти безоглядное наступление, спеша сблизиться с противником. Они извлекли уроки из прежних ошибок, и артиллерия вновь открыла огонь. Тирианна отследила траекторию снарядов в сплетении, опасаясь, что взрывы произойдут где-то поблизости, но оказалось, что обстрел направлен на внешние стороны склонов долины. Именно там укрывались от атакующего неприятеля отряды эльдар.

Прозвучали громовые раскаты разрывов, и десятки нитей оборвались в одно мгновение. Огонь распространился по долине, перескакивая с дерева на дерево, а поднявшаяся дымовая завеса скрыла свет опускающихся «висячих звезд».

Космические десантники вновь продвигались вперед, и один из их крупнейших танков достаточно близко подобрался к поляне, чтобы открыть огонь. Пронзившие тьму лучи лазпушек с визгом отразились от изгибов корпуса «Кобры», но сверхтяжелая боевая машина снова поднялась в воздух. Поток энергии прокатился по её главному орудию, раздался ещё один вопль терзаемой реальности и по долине прокатилась ударная волна зарождающегося варп-вихря. В энергетический круговорот затянуло больше дюжины воинов в доспехах и пару бронетраспортеров; они вертелись, истончаясь в бреши, пока не пропали из виду. Сорвавшись с волнистого края бреши, раздвоенная молния беспримесной психической энергии вонзилась в землю.

Долину завалили обломки техники и трупы, но космические десантники заняли склоны по обеим её сторонам, и с этих господствующих высот их танки накрывали рощицы непрерывным огнем. Под прикрытием союзников батареи самоходных орудий прогромыхали на позиции, с которых они могли уже достать центр купола. В направлении Тирианны грохотали по меньшей мере двадцать бронемашин, окрашенных в тот же серый цвет, что и мундиры человеческих солдат. Наступление возглавляли четыре транспортника космодесанта, которые уже скоро должны были оказаться на краю поляны.

Мгновенно осознав масштаб исходящей от них угрозы, ясновидица обратилась к сплетению в поисках решения, но обнаружила, что помощь уже пришла.

Титан «Фантом», скрытый во тьме под своими голополями, осторожно пробирался среди деревьев. Вскоре девушка услышала, как трещат ветки на пути гигантской боевой машины, и ощутила психическую силу камней душ в корпусе из призрачной кости.

Сознание Тирианны скользнуло внутрь титана, и несколько кратких мгновений она видела то же, что и экипаж.

Трое близнецов-эльдар обозревали долину поверх деревьев, на куполообразном обтекателе кабины повсюду сияли руны, обозначающие позиции друзей и врагов. В ушах пилотов неумолчно шептали и бормотали духи, наводнившие призрачную кость «Фантома».

Близнецы направили махину в сторону от Жалящих Скорпионов, которые скрывались у основания статуи Иши, так, чтобы титан прошел между ними и «Коброй». Затем пилоты перенаправили энергию с голополей на вооружение, и в поле обзора вспыхнули ярко-красные символы.

Ракетные установки на плечах «Фантома» извергли вихрь снарядов с пылающими реактивными следами. Бронебойные боеголовки раскололи корпуса попавших под удар передовых танков врага и, взорвавшись, разнесли в клочья их двигатели.

Действуя воедино, трое эльдар развернули титана и подняли вибрационное орудие. Захватив цель, пилоты рассчитали наиболее разрушительную дугу атаки, и, разом согласившись с предложенным решением, высвободили мощь акустического генератора.

Экипаж «Фантома», сидевший в прочной голове гиганта, был защищен от жестокой пульсации звукового оружия. С долей удовлетворения близнецы наблюдали за тем, как вибрационная пушка прокладывает невидимый путь к неприятельской бронетехнике. Заколыхались взбудораженные молекулы воздуха, и само орудие, уже начинавшее подрагивать в креплениях, выпустило волну обратной гармоники, которая превратилась в сотрясающий землю поток акустической энергии.

Там, где незримая черта коснулась цели, почва как будто взорвалась: целая лавина грунта и камней обвалилась в трещину, побежавшую по склону. Провал расширялся на глазах, а луч уже касался танков, которые разлетались на куски от вибрации. Попавших под удар космодесантников расплющивало в собственных доспехах, а у незащищенных броней солдат дисгармоничные пульсации отрывали руки и ноги.

Духи титана предупредили пилотов о перегрузке орудия, и экипаж отключил подачу энергии. Пока вибрационное орудие готовилось к новому залпу, «Фантом» снова атаковал противника ракетами — на сей раз под обстрелом оказалась пехота, бегущая от учиненной великаном резни. К опушке по-прежнему приближались несколько бронемашин, поэтому близнецы переключились на пульсар.

Копья чистой энергии раскололи тьму под куполом Полночных Лесов, и световые импульсы врезались во вражеские танки, рассекая цели с одного удара. В башне одного из них детонировал боекомплект, а силовая установка другого взорвалась огромным шаром огня и пылающего топлива. Острые осколки брони разлетелись веером, скашивая находившихся поблизости солдат.

В тот момент, когда «Кобра» снова открыла огонь, ясновидица покинула сознание пилотов титана. Долину охватило безумие закрученных вихрей, завывающих акустических взрывов и мерцающих вспышек пульсара. В ответ над склонами с воем проносились снаряды, которые летели мимо подрагивающего образа «Фантома» и врезались в деревья за опушкой.

Тирианна ощутила изменение в рунах — они смещались из долины к краю Алайтока и другому направлению атаки людей. Приняв запрос другого провидца, девушка переслала сообщение двум огромным боевым машинам, после чего титан и гравитанк отбыли, готовые обрушить огонь на врага там, где это нанесет ему наибольший урон.

Напряжение на поляне заметно выросло, Морланиат и его воины жаждали битвы, возможности отомстить за павших. Ясновидица почувствовала, как радостное волнение экзарха усиливается в ожидании неизбежного ближнего боя.

— Архатхайн собирает силы для контратаки вдоль этой оси, — сказала ему Тирианна, наблюдая за маневрами эльдар через линзу сплетения. — Дождемся подкреплений, а затем выступаем.

Морланиат обратился к своему отряду.

Подготовьте свое снаряжение, на подходе — другие воины, скоро мы вступим в бой.

Битва продолжалась, но самые неистовые схватки кипели уже в других частях купола. В долине имперские солдаты укрепляли позиции, копали примитивные траншеи и накатывали земляные валы. Они явно готовились к отражению контратаки, поэтому ясновидица сообщила об увиденном Архатхайну, который как раз собирался начать наступление.

Сначала план автарха показался Тирианне поспешным, поскольку её мысленный взор был сосредоточен на долине, а остальному куполу девушка уделяла лишь толику внимания. Сейчас, окинув психическим взглядом весь Алайток, она увидела повсеместное продвижение людей и сплетение нечистых линий судьбы в центре мира-корабля. Казалось, что захватчики следуют прямо в купол Кристальных Провидцев и Покои провидцев, каким-то образом узнав, что нервный центр гигантского космолета располагается вокруг этих мест и в них самих.

Уже не в первый раз ясновидица ощутила чью-то направляющую волю, которая руководила передвижениями людей. В сплетении присутствовал кто-то ещё, и он был не с Алайтока.

Тирианна собиралась развить свою идею, но её прервала вопросительная мысль Морланиата — тому хотелось узнать, как идет сражение на других фронтах. Девушка подумала, что сейчас это не имеет значения, но она входила в структуру командования и должна была, помимо прочего, сообщать экзархам подобную информацию.

Встревоженная вражеским присутствием в сплетении, ясновидица решила лично переговорить с Морланиатом и быстро пересекла опушку. Призрачных стражей Тирианна оставила охранять подходы из долины.

— Мы оставили купол Постоянной Бдительности, и люди контролируют более четверти подъездных путей к центральной части Алайтока, — девушка докладывала экзарху без особого энтузиазма, отвлеченная собственными заботами. — Мы пока ещё удерживаем купола вокруг ядра сети бесконечности. Сам Архатхайн хочет, чтобы мы вытеснили людей из этого района и смогли предпринять нападение на фланг других частей, отрезав их от зоны высадки в доках.

— Противник готовится, ожидание рискованно, как скоро мы атакуем? — спросил Морланиат.

Скользя по сплетению, Тирианна коснулась сознаний нескольких провидцев, стараясь при этом не посылать собственные мысли слишком далеко — иначе их могли перехватить злокозненные, подслушивающие умы.

— Контратака почти готова, — ответила она наконец. — Грубые оборонительные укрепления людей не станут для нас препятствием. Враги думают только о том, что слева и справа, впереди и позади. Они по-прежнему забывают о том, что мы не обязаны ползти по зем…

Огонь полыхнул в сплетении. Огонь и тень, кровь и смерть.

Остановившись, ясновидица заглянула за спину экзарху и увидела мерцающий свет в лесу. Деревья отбрасывали долгие тени.

Приближался аватар.

Его сознание объединило разумы сотен эльдар, пробиравшихся среди деревьев к входу в долину, спаяло их общей кровавой целью. Тирианна чувствовала, как целые воинства стражников и аспектных воинов наступают через рощицу вокруг неё, собранные вокруг пламенного воплощения Кхаина. Высоко вверху кружили Пикирующие Ястребы, набирая высоту на восходящих потоках горячего воздуха от пылающих танков. «Вампиры» с кинжаловидными крыльями курсировали над лесом, ожидая приказа об атаке.

В сердце девушки просочился холод; окинув взглядом поляну, она увидела во тьме деревьев Карандраса, Теневого Охотника. Между его духом и сознанием Морланиата возникла краткая связь, момент соприкосновения и узнавания.

Тирианна посмотрела на экзарха Жалящих Скорпионов, зная, что должно случиться. Она промолчала, позволив судьбе Корландрила устремиться к близкому финалу.

Вскоре ясновидица и трое колдунов присоединились к силам, наступающим вслед за аватаром. Само присутствие воплощения Кхаина толкало эльдар вперед, наполняло мечтами о возмездии и объединяло в желании очистить Алайток от людей, запятнавших собою мир-корабль.

— Нечто иное требует моего внимания, пусть аватар возглавляет наступление, — Келамит находился где-то вдалеке, перемещался в другую зону боевых действий. На мгновение поддавшись дурным предчувствиям, Тирианна поняла, что осталась единственной ясновидицей в куполе Полуночных Лесов. Впрочем, её беспокойство исчезло, выжженное близостью к аватару.

Девушка изучила сплетение, обращая внимание на планы атаки для отрядов эльдар. Наступление откроют воздушные подразделения и группы огневой поддержки, а наземные силы скрытно обойдут защитные линии и возьмут человеческую армию в «клещи».

Вскоре защитники Алайтока столкнулись с дозорными отрядами врага: эскадронами шагоходов и отделениями космодесантников. Возглавляемые аватаром, эльдар вступили в битву, не прерывая наступления вглубь долины.

Тирианна оказалась на левом фланге, в компании Зловещих Мстителей и Темных Жнецов. Впереди их ждали несколько отделений Сынов Орара, которые уже вели огонь из тяжелого оружия по атакующим алайтокцам.

Отправив Темных Жнецов на выступ, с которого открывался вид на вражеские позиции, ясновидица решительно повела в наступление остальных аспектных воинов и своих призрачных стражей. Космические десантники, укрывшиеся за валунами и поваленными деревьями, обстреливали эльдар разрывными болтами.

Почерпнув силы в сплетении, Тирианна окутала судьбы окружающих воинов энергетическим вихрем, который отводил в сторону вражеские заряды и сбивал прицел Сынам Орара, так, что они палили по теням.

Но не всё болты проходили мимо, некоторые из них с треском отскакивали от тел призрачных стражей. Плазменный шар устремился к утесу, где обосновались Темные Жнецы, и над склоном взметнулись обугленные тела.

Эльдар наступали в огненную бурю, скрытые от глаз психическими манипуляциями Тирианны. Несколько Зловещих Мстителей рухнули, сраженные яростным шквалом болтов и ракет; один из призрачных стражей бесформенной кучей рухнул на склон, получив прямо в грудь ещё одним плазменным зарядом — не защищай их ясновидица, отряд понес бы большие потери.

Она сделала достаточно, искусственные воины уже подобрались на расстояние удара. Влив осознанность в полумертвые разумы, Тирианна позволила духам взглянуть на мир её глазами.

Призрачные стражи подняли оружие и выстрелили.

Варп прорвался в реальность скоплением разноцветных звезд, которые раздирали броню космодесантников и вырывали души из тел. Ясновидица поморщилась от психического воя, пронесшегося по сплетению, но продолжила направлять мертвецов. Великаны обрушивали на врагов один залп за другим, и ответный огонь Сынов Орара начал ослабевать.

К атаке присоединились Темные Жнецы, взрывы их ракет распустились огненными цветками на оборонительных позициях захватчиков. Под прикрытием этого залпа рванулись вперед Зловещие Мстители с сюрикеновыми катапультами, обстреливая гигантов в красно-белой броне очередями дисков, заточенных до мономолекулярной остроты.

Наступая позади призрачных стражей, Тирианна в то же время рыскала по сплетению, пытаясь определить лучший вектор атаки. Вокруг неё колдуны метали во врага огненные стрелы и шары психической энергии.

Что-то чужеродное коснулось сознания ясновидицы в сплетении. Она отскочила в сторону, но быстро вернулась, отыскивая источник ощущения. Проследовав по нитям судьбы, Тирианна обнаружила второе соединение космодесантников, способное вступить в бой. Это был резерв, способный отбросить наступающих эльдар и вытеснить их из купола.

Сыны Орара предугадывали каждую атаку и контратаку. Теперь девушка лихорадочно искала их провидца, пораженная, что человек мог оказаться настолько одаренным псайкером. Тут же Тирианна поправила себя — её враг не был человеком. Перебрав пряди жизней космодесантников, ясновидица нашла его.

Псайкер Сынов Орара хорошо скрывался в сплетении, защищенный столетиями взращиваемой дисциплиной и целеустремленностью. Разум противника оказался почти таким же могучим, как у эльдар, но, в отличие от них, был превращен в острый клинок, способный рассекать судьбы движением мысли.

Но, несмотря на всю свою силу, космический десантник не мог сравниться с Тирианной в предвидении. Он пока не распознал раскрывающиеся варианты будущего с атакой эльдар, Сыны Орара ещё не были готовы к ответному удару.

Если ясновидице удастся быстро сразить вражеского псайкера, он не успеет предупредить людей, и наступление алайтокцев окажется успешным.

Созвав своих воинов, Тирианна продолжила наступление, просеивая сплетение в поисках ускользающего противника. Псайкеру не удавалось полностью сдержать энергию, которая просачивалась из разума, поэтому девушка вскоре обнаружила его — вражеский провидец стоял чуть дальше по гребню склона вместе с отделением космодесантников, руководя подчиненными.

Оглядевшись, ясновидица поняла, что зря надеялась на подкрепление: все силы эльдар следовали за наступающим аватаром. Тирианна видела, что, даже если удастся предотвратить контратаку Сынов Орара, исход сражения всё равно останется неясным. Она не могла отозвать в помощь себе ни один отряд.

— За мной! — приказала девушка окружающим эльдар, одновременно внедряя цель в разумы призрачных стражей.

Выбравшись из неглубокой ложбины, Тирианна увидела, где скрывается враг. Это был бронетранспортер, больше похожий на мобильный бункер, чем на средство передвижения. Рядом с огромной боевой машиной стояли несколько Сынов Орара в красно-белой броне, среди которых выделялся один воин в синем доспехе. Заметив его, ясновидица сразу же поняла, с кем столкнулась — космодесантники называли таких псайкеров библиариями, и этот обладал высоким рангом среди подобных ему.

Используя Скорпиона, она попыталась проскользнуть вплотную к мыслям противника, вбросить в его разум намеки и неясные образы, отвлекающие внимание. Тирианну встретила стена силы воли, которая, будто выкованная из железа, остановила все её психические атаки. Ясновидица попробовала ещё раз, но вновь безуспешно — ей не удалось пробить крепкий щит веры и ревностного служения, окружавший космодесантника.

Значит, придется покончить с этим физически.

Тирианна и её воины со всех ног помчались по склону. Призрачные стражи не смогли бы угнаться за ними, и ясновидица вынуждена была оставить их на попечение Толадриссы.

Зловещие Мстители и провидцы быстро углублялись в долину, держа путь в направлении ярких прожекторов на командной машине Сынов Орара. Девушка почувствовала мысли библиария, который начал искать противницу после той неблагоразумной попытки проникнуть в его сознание. Используя силу Скорпиона, Тирианна скрыла свой дух под маскирующей завесой.

Времени оставалось мало, аватар и основные силы вот-вот должны были вступить в бой. Девушка попыталась предупредить других провидцев, обратиться за помощью к Келамиту, но все они были заняты собственными проблемами. Тирианна поняла, что с задачей придется справляться в одиночку, и, если она не справится, то контратака алайтокцев будет обречена на провал. В таком случае враг захватит Полуночные Леса и пробьется к ядру сети бесконечности, размещенному в соседнем куполе.

А это совершенно неприемлемо — для последнего этапа обороны мира-корабля необходимо сдерживать людей в кольце куполов, окружающих ядро. Их можно подпустить так близко, но не более того.

Эльдар перепрыгивали через валуны и кусты, приближаясь к выступающему утесу, на котором расположились космодесантники. Зловещие Мстители открыли огонь, как только заметили первого врага.

Толстую броню Сына Орара исчертили следы от сотен сюрикенов, шквал дисков растерзал и расколол менее защищенные соединения и глазные линзы. Воин рухнул, и почти тут же остальные космодесантники открыли ответный огонь. Раскаленные болты с воем устремились к атакующим эльдар, и трех Зловещих Мстителей сбило с ног жестокими ударами.

Метрайн и Ненамин метнули в противников поющие копья с треугольными наконечниками, сверкающими психической энергией. Оба броска попали в цель, пробив броню и сросшиеся грудные клетки, пронзив жизненно важные органы. Окружив меч пульсирующими разрядами, Тирианна бросилась вперед и разрубила доспех ещё одного из Сынов Орара.

Библиарий резко повернулся, мгновенно отреагировав на угрозу, но, благодаря усилиям ясновидцы, он не сумел предвидеть атаку. Как и остальные космодесантники, псайкер носил силовую броню, только синего, а не красно-белого цвета; лишь на наплечниках у него была такая же символика, как у товарищей. Доспех библиария покрывали царапины и борозды — следы жестоких схваток, — а от самого воина исходила волна злобной решимости. Сын Орара воздел посох, навершием которому служило витиевато вырезанное подобие бараньей головы, и зачерпнул невероятный объем энергии, заставив сплетение смяться. В сторону Тирианны устремился поток чистого белого света, но девушка отпрыгнула вправо, и заряд испепелил двух Зловещих Мстителей, бежавших за ней.

Ясновидица петляла, отскакивала то назад, то вперед, уклоняясь от пронзающих воздух болтерных зарядов. Некоторые попадали в цель, и тогда вспыхивали, пробуждаясь к жизни, её рунные обереги. За несколько мгновений она подобралась вплотную к врагу и взмахнула мечом, целясь в скрытую под шлемом голову космодесантника. Библиарий отразил удар ведьминого клинка рукоятью посоха и отбросил Тирианну в сторону за счет грубой силы.

Другой рукой псайкер выхватил переливающийся меч, по кристаллическим жилам которого струилась психическая энергия.

Тут же библиарий попытался снести ясновидице голову, одновременно стараясь проникнуть в её сознание и раскромсать разум. Первую атаку девушка отразила ведьминым клинком, а вторую — искусным движением мысли, вернув пси-удар тому, кто его послал.

Вновь вспыхнул посох, и змееподобные витки психической энергии окутали рунную броню Тирианны, сбив её с ног. Ясновидица быстро вскочила на ноги, увернувшись от повторной атаки. С её клинка слетело пламя, попавшее библиарию в плечо; с доспеха сползла краска, и на сером материале под ней остался выжженный извилистый след.

Девушка заметила, что голова противника окружена переплетением кабелей и проводов, по которым струились ощутимые потоки пси-энергии. Тут же Тирианна выстрелила из сюрикенового пистолета в грудь псайкеру, и тот повернулся к ней боком, принимая скоростные заряды на прочный наплечник.

Тем самым Сын Орара попался на уловку ясновидицы — он оказался в неправильной позиции, и девушка, пронесшись рядом, подпрыгнула и вонзила острие ведьминого клинка в просвет между шлемом и наспинной силовой установкой космодесантника. Лезвие меча рассекло психическую проводку; лопнувшие кабели вспыхнули беспримесной пси-энергией.

Взмахнув посохом, библиарий попал Тирианне в спину и сбил её с ног, повалив лицом в грязь.

Но теперь девушке могла атаковать врага, не видя его.

Ухватившись за нить судьбы псайкера, жаркую и сияющую без защиты пси-капюшона, она послала вдоль неё поток энергии, вложив в удар всю свою ярость и ненависть.

Перекатом поднявшись на ноги, ясновидица обернулась и увидела, как пошатывающийся библиарий пятится от неё. Глаза космодесантника пылали за линзами шлема, посох и меч выпали из сведенных судорогами рук. Почувствовав, как смыкаются железные щиты разума Сына Орара, Тирианна поняла, что должна покончить с ним сейчас или никогда.

Ясновидица прыгнула, изо всех сил опуская ведьмин клинок, подпитывая оружие остатками ментальной мощи. Она превратила его в лезвие алмазной твердости, которое рассекло голову библиария от скальпа до челюсти.

В тот же миг, как девушка коснулась земли, рухнуло и тело космодесантника, залитое кровью и мозговым веществом из смертельной раны.

Безоглядно нырнув в сплетение, Тирианна попыталась определить, отошли ли космодесантники в резерв, способный остановить наступление эльдар.

С глубоким облегчением она увидела, как аватар шагает в самое сердце человеческих укреплений, сражая всё на своем пути. Аспектные воины врубались в ряды имперской армии, летательные аппараты поливали врагов огнем с небес, и люди бежали от их атаки. Космические десантники отступали к краю купола, удаляясь от ядра сети бесконечности.

Руна Алайтока задрожала, вновь оказавшись в равновесии между спасением и смертью.

Ястребы кружат. Близится время для удара.

Тирианна поняла значение слов, переданных ей Келамитом. Протянув руку к поясу, ясновидица извлекла ещё одну руну, Странника. Несмотря на крайнюю усталость, девушка ещё могла позволить себе миг сомнений: всю жизнь она пыталась управлять событиями, прилагала все силы к тому, чтобы поступать, как ей угодно, и выбирать собственные пути. При мысли о том, что нужно сделать сейчас, у Тирианны упало сердце, но другого выбора не было — так решил совет.

Сплетение вздрогнуло, когда ясновидица влила остатки воли в Странника, отправив тем самым сигнал о начале последнего этапа сражения. В сети бесконечности засияла единственная руна, и полотно судеб превратилось в круговорот энергии, в центре которого находился этот символ.

Жребий мира-корабля был брошен, и Тирианна отдала судьбу родины в руки самолюбивого, своенравного Арадриана.

Теперь изгой должен был принести мир на Алайток.

Глава 1 Дружба

Мерцающий золотом ореол окутал «Лаконтиран», выходивший из портала Паутины. На спектральном дисплее, который висел в воздухе перед Арадрианом, возник массивный, усеянный шпилями объект с изогнутыми очертаниями — Алайток. Рулевой испытывал смешанные чувства. Он никак не мог поверить, что покинул родину двадцать периодов назад, но за всё длительное странствие ни разу не тосковал по дому. При виде Алайтока Арадриан ощутил не только теплоту возвращения в знакомое место, но и тревогу.

Сидя в озаренной радужным сиянием кабине рулевых, с виду напоминающей кокон, он слегка пробежался пальцами по украшенному геммами пульту управления и изменил наклон кормового паруса так, чтобы тот лучше улавливал тускнеющий свет Мирианатир. Именно вокруг этой темно-оранжевой звезды медленно обращался Алайток, впитывая лучи огромного небесного тела. И Мирианатир, и мир-корабль отображались на голопроекции, которая окружала рулевых, из-за чего казалось, что эльдар подвешены в пространстве. Бесконечный небесный свод простирался за ними и под ними, а Алайток всё вырастал над пологой панелью управления. Перед каждым из эльдар располагались маленькие дополнительные экраны; координаты «Лаконтирана» проецировались на них в виде поблескивающей руны среди постоянно меняющихся переплетений четырехмерной телеметрии. Наирнит и Фаэтрунин, сидевшие рядом с Арадрианом, вносили поправки в курс звездолета. Все трое рулевых работали слаженно, не произнося при этом ни слова: их разумы изящно соединялись через психический костяк корабля.

Они провели «Лаконтирана» вдоль края Алайтока, грациозно проходя между арочными мостами и над искрящимися куполами силовых полей, за которыми виднелись обширные равнины и гряды холмов, искусственные моря и сумрачные лесные полянки. Рои маленьких судов разлетались от космолета, скользящего вниз, к доковому шпилю башни Нескончаемого Гостеприимства. Вспомнив название, Арадриан улыбнулся, и его беспокойство немного развеялось; о прибытии корабля было сообщено заранее, и рулевой уже получил весточку от Тирианны. В ней говорилось, что девушка придет встретить его.

Встреча с Тирианной и Корландрилом, бывшим товарищем по грезам, поможет ослабить боль, глубоко засевшую в сердце. Отчасти Арадриану по-прежнему казалось, что он возвращается в тюрьму, но ужас, испытанный перед отбытием, развеялся в путешествии. С этим ему помогли Фаэтрунин и Наирнит.

Пройдя через радужное поле, окружавшее док, «Лаконтиран» проскользнул вдоль изогнутого причала и без видимых усилий остановился по команде Арадриана сотоварищи. Звездные паруса начали сворачиваться, и на борту закипела деятельность: несколько членов экипажа руководили сходящими пассажирами, направляя своих подопечных к стыковочным шлюзам.

— Вот и вернулись, — произнес Наирнит, старший рулевой, ветеран более чем пары десятков путешествий.

Арадриан встретился взглядом с пожилым эльдар, и они разделили испытываемые чувства, мысленно соединившись через мембрану «Лаконтирана». В сознании рулевых мелькнули воспоминания о том, что они повидали, и о тех, кого повстречали. Ощущалось и иное присутствие: обладающая огромной психической мощью сеть бесконечности Алайтока сливалась с духом звездолета, познавала испытанное им в пути и передавала полусознательной сути корабля сообщения о том, что произошло за время странствия.

Не обращая внимания на приток информации, Арадриан повернулся к Фаэтрунину. Другой рулевой протянул руку, и эльдар слегка соприкоснулись пальцами в жесте прощания. Почти тут же бывший Сновидец ощутил чувство потери; убирая ладонь, он уже знал, что будет скучать по тонкому сарказму Фаэтрунина и его простым ободряющим речам.

Не желая более затягивать прощание, Арадриан встал и вышел из рубки. Он уже собрал сумку, положив туда кое-какую одежду и сувениры в память о путешествии, но истинные богатства хранились в его разуме: образы закрученных туманностей и зрелища рождающихся звезд. Рулевой увидел всё, о чем мечтал, и даже больше. Вливаясь в толпу, которая вытекала из дюжины люков «Лаконтирана», он осознавал, что ничем не сможет заменить великолепие и грандиозность Галактики.

Озаренный радужным светом, струившимся из корабля, Арадриан спустился по сходням, и на него тут же нахлынула волна жизни: причал заполнили сотни эльдар, явившихся встретить звездолет. У кого-то были друзья или любимые на борту, кто-то просто хотел поприветствовать вернувшихся путешественников. В толчее рулевой мельком заметил Корландрила, хотя друг не узнал его с первого взгляда. Рядом с бывшим товарищем по грезам стояла на цыпочках Тирианна, выглядывая из-за плеч окружающих.

Увидев этих двоих вместе, Арадриан на мгновение помедлил, и внутри него вспыхнули противоречивые чувства: радость встречи и ревность к их, вроде как, близким отношениям. Когда он покидал Алайток, Тирианна, бывшая Зловещим Мстителем, следовала по Пути Воина. Хотя девушка никогда не уклонялась от веселых разговоров или прогулок, в ней присутствовала холодность; но из-за этой холодности моменты теплого общения делались более душевными и особенными. Перенеся внимание на Корландрила, Арадриан увидел, что от покинутого им Сновидца ничего не осталось. Не было и намека на отстраненный взгляд унесенного грезами: напротив, зрачки друга постоянно перемещались, вбирая каждую деталь и движение окружающего мира.

Рулевой сообразил, что, должно быть, выглядит странно или даже неузнаваемо. Теперь он коротко, почти налысо, стригся слева, а по правой стороне волосы свисали неаккуратными прядями, неубранные и без единого намека на стиль. Из-за подведенных темными тенями век казалось, что у Арадриана ввалились глазницы. Одевался он в темно-синее и черное, подвязываясь лентами цвета сумерек. Ярко-желтый путеводный камень, закрепленный как брошь, почти скрывался в складках ткани.

Встретив взгляд Тирианны, рулевой улыбнулся, и радость встречи с другом, вспыхнувшая на лице девушки, мгновенно изгнала все его сомнения по поводу возвращения домой. Махнув в знак приветствия, Арадриан легко пробрался сквозь толпу и остановился перед двумя встречающими.

— Счастливое возвращение! — объявил Корландрил, раскрывая объятия и наклоняя ладони к лицу рулевого. — И радостное воссоединение.

Тирианна не сказала ни слова, только быстро провела тыльной стороной ладони по щеке Арадриана, кожа которого вспыхнула от её легкого прикосновения. Затем девушка положила изящные пальцы ему на плечо: это был очень интимный жест, которым, как правило, приветствовали только членов семьи. Немного опешив от душевного поведения Тирианны, столь непохожей на себя прежнюю, рулевой ответил таким же движением.

Момент миновал, и Арадриан, отступив от Тирианны, накрыл ладони Корландрила своими, криво улыбнувшись при этом.

— Рад видеть вас, благодарю, что пришли встретить меня, — произнес он.

Затем рулевой посмотрел на Корландрила, который держал его руки в своих дольше необходимого, как будто пытаясь сделать жест более значимым за счет продолжительности. Взглянув другу в глаза, Арадриан понял, что его изучают — доброжелательно, но открыто, почти невежливо. Слегка улыбнувшись, чтобы скрыть неловкость, он высвободил ладони и сложил их за спиной, после чего вопросительно приподнял брови.

— Расскажите, мои дорогие друзья, которых я так счастлив видеть, что я пропустил?

Ощущение нереальности происходящего не покидало Арадриана, пока он удалялся от доков в компании Тирианны и Корландрила. Жизнь рулевого на борту звездолета была настолько иной, что сейчас он словно шагал по собственным воспоминаниям. Последние циклы перед отлетом Арадриан провел в почти постоянных грезах, и неудивительно, что сейчас мир-корабль казался ему, в некотором роде, наполовину воображаемым. Корландрил предложил вызвать ялик и отвезти всех троих в жилые купола, но рулевой отказался: он долго странствовал в межзвездной бездне и не мог поверить, что по-настоящему вернулся на Алайток. Для этого нужно было почувствовать мир-корабль под ногами, пройтись по его бульварам и площадям.

Поэтому друзья неспешной походкой зашагали по проспекту Грез, серебристой улице, тянущейся под тысячью хрустальных арок в самое сердце Алайтока. Крыша купола над ними улавливала тусклый свет Мирианатир, удерживала его и излучала через хитроумно ограненные кристаллы на пешеходов, озаряя их нежными оттенками оранжевого и розового.

Необычайно разговорившийся Корландрил много рассказывал о своих работах и достижениях. Он ничего не мог с собой поделать: в сознании Художника нет места осмотрительности и самоконтролю, их вытесняют чувственность и экспрессия. Арадриан несколько раз замечал, что Тирианна смотрит на него, и встречался взглядом с девушкой, разделяя её спокойное удивление болтливостью товарища. Корландрил тем временем продолжал расхваливать достоинства своих скульптур.

Рулевого же больше занимала перемена, случившаяся с Тирианной, чем многословные и запутанные излияния Корландрила по художественным вопросам.

— Я вижу, что ты больше не пребываешь под сенью Кхаина, — сказал Арадриан, одобрительно кивнув девушке.

— Верно, Путь Воина окончен для меня, — ответила она, и на мгновение как будто отвлеклась. Рулевой заметил проблеск какой-то эмоции, болезненный миг сомнения, омрачившего её спокойные черты. — Аспект Зловещего Мстителя сполна утолил мою злобу так, что хватит и на сотню жизней. Теперь я пишу стихи, вдохновляясь поэтической школой Уриатиллина. Я нахожу в ней трудности, стимулирующие в равной степени мой разум и чувства.

— Хотелось бы познакомиться с Тирианной-поэтессой. Возможно, о ней расскажут твои произведения, — произнес Арадриан. Превращение Корландрила из Сновидца в Художника не было неожиданным, но девушка отличалась от прежней подруги, как теплый звездный восход от холодных сумерек. — Я с превеликим удовольствием послушал бы, как ты декламируешь.

— И я тоже! — засмеялся Корландрил. — Но Тирианна отказывается посвящать меня в свои работы, хотя я не раз предлагал ей совместное творчество, в котором объединились бы её стихи и мои скульптуры.

— Моя поэзия лишь для меня одной, она не предназначена ни для декламации на публике, ни для посторонних глаз, — тихо ответила девушка, и Арадриан заметил, что она раздраженно взглянула на скульптора. Похоже, это предложение делалось уже не впервые, и на него всегда следовал отказ. — Некоторые создают произведения, чтобы заявить о себе миру, мои же стихи — это мои секреты, их понимаю лишь я одна, в них только мои страхи и мои мечты.

Пристыженный Корландрил ненадолго умолк, и рулевой ощутил приступ жалости к Художнику, который по природе своей вынужден был распространяться о каждой мимолетной мысли. Такова была природа избранного им Пути; скульптор существовал в настоящем, как вечно пребывающий в движении созерцатель и творец. Он никогда не смотрел вперед и не оглядывался назад.

— Ты вернулся на Алайток, чтобы здесь остаться? — спросил Корландрил, к которому быстро вернулся энтузиазм. — Ты достаточно побыл рулевым или вернешься на «Лаконтиран»?

Такой вопрос оказался непростым для Арадриана, и он не хотел — или не мог — отвечать на него сразу же после прибытия. Желая скрыть неловкость, рулевой решил отплатить на неделикатность добродушной насмешкой.

— Я только что прибыл, неужели ты так хочешь, чтобы я опять убрался?

Шокированное и испуганное выражение лица Корландрила окупило риск нарваться на оскорбление. Сообразив, что друг изящно посмеялся над ним, признав, что заслужил такое отношение, скульптор склонил голову и принял шутку. В этот момент Арадриан почти забыл о кошмарных мгновениях, едва не стоивших ему рассудка; рулевой вернулся в старые времена, когда они с Корландрилом не заботились ни о чем во всем мире-корабле, только грезили, веселились и наслаждались жизнью.

— Пока еще не знаю, — продолжил Арадриан с задумчивым выражением на лице. — Я научился всему, что может знать рулевой, и чувствую, что достиг совершенства. Исчезла сумятица в мыслях. Водить корабль по бурным волнам туманности или по головокружительным каналам Паутины — для развития самообладания и сосредоточенности лучшего не найти. В межзвездном пространстве мне довелось повидать много великого, много поразительного, но я чувствую, что там осталось гораздо больше еще ненайденного, нетронутого, неслыханного и неиспытанного. Я могу вернуться на звездные корабли, могу и не возвращаться. И, разумеется, мне бы хотелось провести немного времени со своими друзьями и семьей, вновь познать жизнь Алайтока, понять, желаю ли я опять отправиться в странствие или смогу удовлетвориться жизнью здесь.

Тирианна понимающе кивнула, а Корландрил отреагировал на слова друга, впав в непривычное безмолвие и задумчивость. Прежде, чем молчание стало неловким, Художник заговорил снова.

— Твое возвращение как нельзя кстати, Арадриан, — сказал он. — Моя последняя скульптура близка к завершению. Всего через несколько циклов состоится церемония открытия. Я рад пригласить вас обоих, если вы окажете мне честь своим присутствием.

— А я бы пришла, даже если б ты меня не пригласил! — засмеялась Тирианна. — Я частенько слышу, как о тебе говорят с восхищением. От тебя ждут настоящего шедевра. Разве тот, кто претендует хоть на каплю хорошего вкуса, позволит себе пропустить такое событие?

Услышав приглашение Корландрила, Арадриан тревожно вздрогнул, но тут же скрыл беспокойство. Между рулевыми на «Лаконтиране» почти не было тайн, но каждый из них научился мастерски блокировать эмоции, поскольку беспокойная мысль могла сбить товарищей во время непростого маневра. Именно эту технику он применил сейчас, не позволив друзьям ощутить его мимолетный страх. Арадриану стало неуютно при мысли о посещении такого собрания: эльдар не сомневался, что там окажется кто-нибудь, запомнивший его почти-обморок столько периодов назад.

Радушие Корландрила казалось искренним, и Тирианна явно хотела, чтобы рулевой составил ей компанию. Девушка всем телом развернулась к Арадриану, глядя на него широко раскрытыми глазами, в которых читалось ожидание и надежда.

— Да, я тоже с радостью приду, — наконец сказал он, стараясь, чтобы слова прозвучали естественно. — Боюсь, мой художественный вкус за время полета сильно отстал от вашего, но мне не терпится увидеть, что же изваял Корландрил-скульптор в мое отсутствие.

Вновь познакомившись со старыми друзьями, Арадриан оставил их и направился в дом, где до странствия на «Лаконтиране» жила его семья. Казалось странным, что никто из родственников не пришел встретить рулевого в башне Нескончаемого Гостеприимства — само название которой из-за этого показалось ироничным — но всё прояснилось, когда эльдар добрался до шпиля Желаний. Многочисленная семья Арадриана целиком собралась со всех концов Алайтока поприветствовать скитальца, включая нескольких сводных сестер и двоюродных братьев, незнакомых ему прежде. Оказалось, однако, что отец рулевого умер во время его отсутствия, а мать отправилась на мир-корабль Име-Лок, повидать старую любовь — тамошнего автарха.

Празднество вышло теплым, и семья радовалась встрече с блудным родичем, но на Арадриана разом навалилось слишком многое. Новость о смерти отца ошеломила его, хотя они и не были особенно близки. То, что мать покинула Алайток — и, наверное, это было к лучшему — встревожило рулевого сильнее, чем он ожидал. Арадриан всегда больше думал о том, как вернется к друзьям, а не к родственникам, но только потому, — это он понял только сейчас, — что считал семью чем-то самим собой разумеющимся. По сути, потеряв родителей, которые казались прочной основой его жизни, удобной и незаметной, рулевой внезапно завис над пустотой.

За время странствия Арадриан привык к спокойной, распланированной жизни на звездолете, поэтому неожиданное всеобщее внимание и суета действовали ему на нервы и утомляли. Вытерпев на торжестве, сколько смог, рулевой с извинениями отбыл и бежал из шпиля Желаний, ища уединения в одном из парковых куполов.

С каким-то сумбуром в голове Арадриан бродил среди деревьев и речек купола Ненавязчивых Поощрений. Там постоянно занималась искусственная заря, и в утреннем свете листья и вода сверкали огнем и золотом. Но даже эта красота — насмешка над истинным великолепием природы, подумалось рулевому. Он наблюдал, как звезды восходят над девственно чистыми мирами, из лазурных океанов которых ещё не вышла жизнь. Он видел, как вспышка сверхновой поглощает планеты, и слышал биение пульсаров, умолкших ещё до того, как сами эльдар обрели разум. Испытав подобное, Арадриан просто не мог смотреть на обычное миниатюрное солнце, подвешенное в стазис-поле; оно казалось трюком дешевого фокусника.

В конце концов, ноги сами привели рулевого на площадку у основания моста Томительных Скорбей. Могучая, укутанная силовыми полями арка высоко возносилась над Алайтоком, и в мысли Арадриана, смотревшего на серебряные башенки у вершины дуги, хлынули воспоминания. Это было одно из любимых местечек Сновидцев, которые приходили в прозрачные жилотсеки на высшей точке моста и убеждали себя, что грезят, паря среди звезд. Арадриан провел здесь немало циклов, и что-то в этой иллюзии свободы, неважно, насколько лживой она была в реальности, снова манило его наверх.

Рулевой вызвал подъемник с открытым верхом, который почти беззвучно скользнул из ангара по монорельсу. Шагнув внутрь, Арадриан хмыкнул при виде простейшего пульта с тремя сенсорными геммами, включая активатор автонавигации. На борту «Лаконтирана» он освоил панель с почти семью сотнями различных элементов управления. Коснувшись пальцем геммы автоводителя, эльдар откинулся в кресле и попытался расслабиться.

Подъемник, быстро набрав скорость, обволок его смягчающим полем, которое сдерживало усиливающийся ветер. Теперь рулевому казалось, что волос и лица касается тихий бриз, хотя за пределами пузыря несся ураганный воздушный поток. С нескольких других площадок к вершине арки тоже тянулись рельсы, сходившиеся подобно внешним нитям паутинки. Они образовывали замысловатое, многослойное сплетение на нижнем уровне башенки, венчавшей мост.

Возле станции подъемника бродили несколько наполовину погруженных в грезы эльдар с характерными отсутствующими взглядами. Само появление здесь пробудило в рулевом прежние желания и воспоминания. Изучая пределы воображения, он провел в башенке много циклов, потерянный в великолепии собственного подсознания. Руководствуясь инстинктом, Арадриан пересек платформу и поднялся по эскалатору на следующий уровень.

Там располагались открытые спереди помещения, в которых Сновидцы могли приобрести любые стимуляторы и транквилизаторы, необходимые для изменений настроения и грез. Мало что изменилось с тех пор, как Арадриан последний раз приходил сюда, хотя, шагая под арочными проходами, он не встречал знакомых лиц. Такова была суть Пути: эльдар на некоторое время погружались в какую-то часть себя, но затем двигались дальше, набравшись жизненного опыта и научившись контролировать неистовые эмоции.

Входя в одну из отдельных комнат (память подсказала рулевому, что здесь разносили опьяняющие напитки, которые вызывали поверхностную дрему, позволяющую сплести грезы с реальностью), Арадриан внезапно ощутил некое страстное влечение. Это была не телесная нужда в чем-то, поскольку эльдар часто попадали в ловушки, не связанные с физиологической зависимостью. Просто в его сердце всколыхнулось старое желание оставить в стороне повседневные горести и заботы.

Арадриан пытался не уступить порыву. Когда-то грезы привели его к пониманию реальности, от которого невозможно было укрыться. Откровение, полученное среди мертвых и умирающих алайтокцев, до сих пор тяжким грузом лежало на плечах рулевого, и никакие расслабляющие курения или напитки не могли помочь с этим.

Здесь ему нечего было делать, но, уже поворачиваясь к выходу на центральный бульвар, Арадриан вдруг заметил знакомое лицо. В свете синей лампы на низком кресле раскинулся один из Сновидцев, губы которого чуть раздвинулись, словно для нежного поцелуя.

— Ридатрин? — спросил рулевой, подходя к дремлющему эльдар. Веки того дернулись, затем распахнулись, и Сновидец некоторое время смотрел на гостя рассеянным взглядом, после чего медленно улыбнулся.

— Это же Арадриан, верно? — произнес Ридатрин и медленно моргнул, выплывая из полусна. — Да, это он. Думал, ты уже никогда не вернешься.

— Я странствовал на корабле, — объяснил рулевой, усаживаясь в кресло напротив. Сновидец попытался сесть, и Арадриан положил ладонь ему на руку, зная, что друг сейчас находится в помраченном сознании, трансе, из которого непросто выйти. — Прошло много времени, но я вернулся.

— Звезды… — отозвался Ридатрин. — Звезды зовут всех нас, не так ли? Я тоже уходил к солнцам. Танцевал в их коронах, плавал в их сердцах.

— Да, я помню, — сказал Арадриан. — Но это было всего лишь видение. Мы вместе грезили об этом, и много раз.

— Они сожгли меня, и тебя тоже. Я это точно помню. Мы стали пеплом, развеянным звездными ветрами.

Содрогнувшись, Арадриан вспомнил то видение со смесью ужаса и восторга. Это было умиротворенное, но и пугающее ощущение — оказаться растерзанным собственным подсознанием. Пылающий жар воображаемых звезд стал метафорой саморазоблачения.

— Меня долго не было, друг, и все же ты здесь, — неожиданно встревожившись, заметил рулевой. — Неужели всё это время ты грезил?

— Конечно, нет, — возразил Ридатрин, а затем захихикал и повалился набок. — Ну, скорее всего, да. Мне сложно вспомнить. Сложно помнить, что происходило. Сложно… А разве ты не отправился к звездам?

— Да, я же только что тебе сказал.

С этим Арадриан поднялся, тихо покачивая головой. Прежде он уже видел подобное: эльдар настолько углублялся в грезы, что его связь с реальностью ослабевала и чуть ли не рвалась. Время теряло значение, цикл мог длиться эпоху или мгновение; исчезал разум, способный отделить прошлое от будущего.

Помочь тут было нечем, и на глазах рулевого Ридатрин снова скользнул в полусон, кратко подняв руку в знак прощания.

Быстрыми шагами Арадриан вышел наружу. Здесь он не мог получить ответов, и, придя в башенку, только напомнил себе об отвергнутых когда-то искусах. Словно экзархи на Пути Воина, или костопевы с ясновидцами, вечноспящие попали в ловушку. Почему никто больше не видел, насколько опасен Путь Грез? Сам рулевой четко осознавал угрозу. Любой Путь был всего лишь бесконечной чередой жизненных искушений, каждое из которых манило по-своему, и эльдар оказывался в той или иной темнице до конца дней своих. В точно такой же тюрьме, как и сеть бесконечности, ожидавшая каждого из них. Показные тенета дисциплины, послушания и сосредоточенности были кандалами, изобретенными, чтобы удерживать эльдар от превращения в самих себя.

Взбудораженный Арадриан покинул мост Томительных Скорбей и бежал под защиту доков башни Нескончаемого Гостеприимства.

На Алайтоке он оставаться не мог.

Глава 2 Неурядицы

Происходившее на нижних уровнях башни Нескончаемого Гостеприимства придавало её названию второй смысл. В этих неярко освещенных коридорах эльдар мира-корабля вступали в новые, как правило, временные взаимоотношения. Экипажи звездолетов смешивались здесь с ищущими наслаждений алайтокцами; наивная молодежь, отыскав единомышленников, перебиралась из питейных заведений в закусочные, а затем и уединялась в отдельных номерах.

Раньше это место никогда не привлекало Арадриана, мысли которого занимали более экзистенциальные наслаждения в Комнатах Грез. Сейчас он надеялся отыскать здесь кого-нибудь из знакомых с «Лаконтирана». Впрочем, рулевому не было так уж неприятно ходить по извилистым коридорчикам и балконам, освещенным жаровнями. Арадриан оказался всего лишь одним из множества незнакомых друг другу эльдар; он стал так же чужд Алайтоку, как и встречающиеся по пути торговцы или космолетчики с Ультве, Сайм-Ханна и Бьел-Тана.

Проходя мимо открытых дверей, ведущих в те или иные части башни, рулевой ощущал смешение различных настроений. Он слышал песни и стихи, смех, — как вежливый, так и громогласный, — напевы музыки и игру тишины, которые сопровождались запахами еды и отличного алкоголя, духов и благовоний. Если где-то на Алайтоке и можно было почувствовать себя свободным от Пути, то только здесь. И всё же, присутствие его ощущалось и в башне: официанты, ступавшие по Пути Служения, перемещались от одного клиента к другому с подносами вин и сладостей, а те, кто шел по Пути Купца, потакали своей жадности и материализму, настойчиво торгуясь и двурушничая.

За очень малый промежуток времени Арадриан увидел десятки различных покроев и одеяний, частью старомодных, частью новых, только что прибывших с других миров-кораблей. Головокружительные радужные ткани сражались с мрачными одноцветными нарядами, среди множества ярко накрашенных лиц мелькали бледные образы. Задним фоном к непрерывным беседам мурлыкали, подвывали и тявкали всевозможные экзотические питомцы: похожие на кошек гиринксы, извивающиеся серебрянки, двуногие голованы и многие, многие другие.

В отличие от удушающей толпы родственников, масса эльдар в башне Нескончаемого Гостеприимства не раздражала рулевого. Анонимность нравилась Арадриану, и, расхрабрившись от этой мысли, он направился в питейный зал. Внутри заведение освещали яркие неоновые лампы синего и розового цветов, а по краям фонтанчиков, обставленных неровными кругами низких диванчиков, стояли бокалы, которые постоянно заполнялись чем-то новым.

Заметив просвет на одном из сидений, рулевой направился туда через весь зал. Поинтересовавшись у эльдар на диванчике, не ждут ли они кого-то, Арадриан убедился, что место действительно свободно, после чего робко присел, стыдясь своей неопытности в подобных вещах.

Посмотрев на бокалы, до которых можно было легко дотянуться, рулевой увидел, что они имеют форму перевернутого колокола и стоят на движущейся ленте, медленно, но безостановочно перемещающейся от одного диванчика к другому. Серебристая жидкость из центрального фонтана выплескивалась в каждый сосуд, разбавляя налитую на донышко настойку. Понемногу бокалы наполнялись голубыми, красными и оранжевыми жидкостями. Арадриан неуверенно поднял сосуд с напитком янтарного цвета и поднес к носу. Запах, напомнивший жженый мед, оказался не совсем приятным.

— Я бы на твоем месте воздержалась, — произнес кто-то справа от рулевого.

Повернувшись, Арадриан увидел женщину, сидевшую рядом на диванчике. Волосы у неё были черными, как ночь, кроме золотой прядки, заправленной за ухо. Золотыми же тенями она подводила веки над пронзительными фиалковыми глазами, а губы красила в очень темный оттенок. В отличие от большинства эльдар, встреченных рулевым в башне, женщина не меняла цвет щек, оставляя почти белую кожу нетронутой. На ней было длинное платье с высоким воротником; ткань плотно обтянула изгибы тела незнакомки, когда она подалась вперед и забрала бокал из подрагивающих пальцев Арадриана. Взамен женщина протянула ему сосуд с яркой, красно-оранжевой жидкостью, которая пахла ягодами каи и тонкорнем.

— Мой любимый коктейль, — тепло улыбнувшись темными губами, сказала незнакомка. — Попробуй.

Послушавшись, рулевой пригубил из бокала. Напиток оказался сладким, но не до тошноты, и жидкость, согретая дыханием Арадриана, быстро испарялась во рту, оставляя смешение вкусов на языке. Глаза рулевого расширились в приятном удивлении, и соседка тихо рассмеялась.

— Меня зовут Афиленниль, — представилась она, коснувшись пальцами тыльной стороны ладони Арадриана. — Хорошая вещь, но не пей всё, тут есть другие наслаждения, которые стоит попробовать.

— Не знаю, стоит ли мне напиваться, — ответил рулевой, испытывая неловкость. Женщина снова улыбнулась.

— Здесь этого не нужно бояться, — объяснила Афиленниль. — В напитках нет ничего, кроме вкуса и ощущений. Можешь пить, пока не заплачешь или не успокоишь сердце, смотря что тебе больше по нраву.

— С чего бы мне плакать? — резко спросил Арадриан.

— Мне неизвестно, незнакомец, — подчеркнула соседка. — Если мы хотим узнать друг друга, возможно, ты расскажешь сам?

— Прошу прощения, я вел себя очень грубо. Меня зовут Арадриан, недавно прибыл на «Лаконтиране».

— Рулевой, да?

— Верно, а как ты догадалась?

Афиленниль жестом указала на прическу и общий невеселый облик Арадриана.

— Это занятие всегда привлекает мрачные натуры. Оно дает ощущение контроля над ситуацией, позволяет увидеть несказанные чудеса.

— Ты так говоришь, словно тебе это известно по опыту.

— Рулевой я не была, а вот навигатором — да, и немало периодов.

— А сейчас?

— Сейчас? Сейчас я Изгой, — ответила женщина и улыбнулась вновь, заметив, как ошеломлен собеседник. — Вообще я с Бьел-Тана, но уже давно не ступала на родные палубы. Не поражайся так, Арадриан с «Лаконтирана». Мне думается, каждый третий здесь изгой, в том или ином смысле. Как будто все они стихийно хлынули на Алайток в последние циклы.

— Раз ты Изгой, значит, не ступаешь по Пути, — с вернувшейся уверенностью произнес рулевой, — но это не объясняет, чем же ты занимаешься на самом деле, когда не предлагаешь незнакомцам выпить.

— Ну вот! Ты можешь быть просто обворожительным, если захочешь. По большей части, друг мой, я странница. Последние три периода провела в мирах экзодитов у Нисходящих Ступеней, изучая их обычаи.

— Странный они народ, это точно, — заметил Арадриан. — Сам я бывал только в Бесконечной Долине, поэтому не встречал «ушедших», но сужу по всему, что о них говорят.

— Алайтокцы — тоже странный народ, — Афиленниль вроде бы не обиделась на его слова. — Если смотреть на них издалека, я имею в виду.

— Когда-то я возразил бы, но уже многое повидал в странствиях и знаю, что ты права, — с этим рулевой взял бледно-голубой напиток и предложил его женщине, а затем прихватил себе коктейль рубинового цвета. Арадриан поднес край бокала к губам, приветствуя Афиленниль, после чего поднял сосуд выше и поглядел на соседку через полупрозрачную влагу. Её бледная кожа окрасилась алым, а глаза стали темно-пурпурными. — Судят нас по различиям, узнают по общему наследию.

— Неплохая мысль, — женщина удивленно воздела бровь. — Хотя мне кажется, что принадлежит она кому-то другому.

— Должен признаться, что это слова древнего философа, Кайсадураса Анахорета. Возможно, ты о нем слышала.

— Надо сказать, его несколько недолюбливают у меня на родине, — сказала Афиленниль. — В своем «Самопознании на пути к совершенству» Кайсадурас довольно пренебрежительно отзывается о роли Азурмена в создании концепции Пути. Среди жителей Бьель-Тана много аспектных воинов, которым не по душе такое отношение.

— Ты была Воином? — спросил рулевой и пригубил из бокала, когда женщина кивнула. Напиток оказался чуточку пряным, с теплым послевкусием, которое медленно просачивалось в губы и горло Арадриана. — Одна моя подруга тоже испытала на себе ярость Кхаина. Теперь она двинулась дальше, но, возможно, мне стоит обсудить с ней войну, как ты думаешь?

— Не советую, — помрачнев, ответила Афиленниль. — Мы надеваем боевые маски не просто так. Неразумно пытаться заглянуть под них.

Они ещё немного помолчали, обдумывая эту неуютную истину, а затем женщина обратилась к более веселой теме. Вскоре оба смеялись над давешними успехами и передрягами, в которых находили что-то общее. У собеседницы имелось множество историй со всех концов известной Галактики, и в этих рассказах присутствовала глубина, интригующая Арадриана. Ему хотелось побольше узнать о жизни Изгоев, но навигатор устала от разговоров. К удивлению рулевого, Афиленниль пригласила его подняться к ней.

К ещё большему своему удивлению, Арадриан согласился.

Стоял поздний вечер цикла, на следующий за которым Корландрил назначил грандиозный прием с демонстрацией своего последнего шедевра, когда рулевой вдруг понял, что с момента прибытия больше не видел ни друзей, ни родственников — последние, правда, волновали его меньше. Последние несколько циклов Арадриан отвлекался от забот в приятной компании Афиленниль. Эльдар часто делили ложе, но также старались лучше узнать друг друга, посещая различные заведения в башне Нескончаемого Гостеприимства и немногочисленные любимые местечки алайтокца, где он проводил романтические встречи до отбытия на «Лаконтиране».

О приеме у скульптора Арадриан вспомнил, выходя из жилища Афиленниль, и ощутил внезапный прилив вины. Во-первых, ему стоило бы рассказать женщине о представлении. Как понимал рулевой, их ждало значительное светское событие в артистических кругах Алайтока, и дружеские отношения с мастером уровня Корландрила дорогого стоили. Учитывая, сколько всего навигатор объяснила ему за прошлые циклы касательно подвальчиков башни Нескончаемого Гостеприимства, она точно заслужила ответного приглашения на столь выдающееся празднество.

Во-вторых, Арадриан чувствовал вину, поскольку знал, что никогда не пригласит Афиленниль, а составит компанию поэтессе. Женщина-изгой отличалась обаянием и жизнерадостностью, но за время общения с ней рулевой не раз спрашивал себя, каково было бы испытать то же самое с Тирианной. Как Воительница, девушка интриговала Арадрина; как Поэтесса, она привлекала его. Циклы, разделенные с Афиленниль, пробудили в нем желание душевной близости: не гармоничной дружбы с товарищами-рулевыми, но чего-то менее долговечного, вроде связи с родственной душой. Арадриану было хорошо рядом с бьел-танийкой, но Тирианна вызывала в нем давно позабытое сердечное волнение.

Итак, рулевой покинул жилище Афиленниль, когда Алайток создал искусственные сумерки для своих обитателей. Неподалеку располагался узел сети бесконечности, которые повсюду встречались на мире-корабле. После возвращения Арадриан ещё не соединялся с психической системой Алайтока, и, вспомнив краткий контакт в момент причаливания «Лаконтирана», рулевой подошел к терминалу с небольшим трепетом.

Он положил ладонь на мягко пульсирующую гемму, и в тот же миг узел пробудился: сияющая энергия заполнила кристаллические схемы, покрывающие высокий и узкий пьедестал. Арадриан немедленно соединился со всем миром-кораблем, ощутив вокруг его безбрежные просторы. Закрывшись от потока сигналов — болтовни бессчетных эльдар, обменивавшихся сообщениями, — рулевой устроился в сети, всё ещё опасаясь утонуть в волнах информации.

Сконцентрировавшись, он сосредоточился на Тирианне. Сеть бесконечности отреагировала, и мысли Арадриана понеслись по кристаллической матрице. Не более чем пару ударов сердца спустя рулевой почувствовал единение с поэтессой, хотя это был всего лишь слабый отголосок её духа, отпечатавшийся в психической системе жилища девушки. По-прежнему осторожный в обращении с сетью Арадриан побоялся искать Тирианну дальше и оставил в матрице оттиск пожелания о встрече с ней.

Убрав руку, он разорвал соединение. Затем рулевой отступил от терминала, думая, что делать дальше. До выступления Корландрила ещё оставался почти целый цикл, и Арадриан не знал, чем именно ему хочется заняться. Идея вернуться в объятия Афиленниль была завлекательной, но рулевой подавил порыв. Вместо этого он поднялся на вершину башни Нескончаемого Гостеприимства и, устроившись на смотровой галерее, наблюдал за вереницей кораблей, уходящих и появляющихся из вихревых врат Паутины. Глядя на портал, расположенный за кормой Алайтока, Арадриан гадал, откуда пришли эти звездолеты и куда направляются.

Незадолго до середины цикла рулевой пришел в купол Утраченной Тишины. Никогда прежде он не бывал в этом месте, одном из небольших сводов Алайтока, расположенном вдали от основных жилых куполов и транспортных магистралей. Здесь Арадриан должен был увидеться с Тирианной, которая ответила на его сообщение названием места встречи, моста Дрожащих Вздохов.

Большую часть купола занимали холмы, поросшие золотистой травой, а искусственное небо светилось бледным рассветом. Медлительные аэротиры скользили на потоках теплого воздуха из невидимых клапанов. Каждое из существ держало четыре крыла совершенно неподвижно, выгибало длинную шею налево-направо и щелкало вытянутым клювом, охотясь за высоко летающими насекомыми.

Купол рассекала надвое широкая река с крутыми берегами, густо поросшими папоротником. Шагая к журчащему потоку, Арадриан замечал повсюду в искусственной глуши одинокие фигуры: поэтов, сидевших или бесцельно бродивших в глубоких раздумьях. Они искали вдохновения в дуновениях ветра и трепещущих тенях, что проносились над вздымающимися холмами.

В центре парка находилась серебряная дуга, перекинутая над лентой белопенной воды, что струилась каскадами через купол Утраченной Тишины. Изогнутый мостик высоко возносился над рекой. Сине-зеленые трескокрылы и краснохохлые чайки, издавая трели и резкий клекот, то и дело ныряли под него и проносились вдоль берегов, над самой водой.

Тирианна ещё не пришла, поблизости вообще никого не было, и поэтому Арадриан решил пройтись по мосту Дрожащих Вздохов, в полотне которого отражались рассветные облака. По бокам не имелось ни стенок, ни поручней, но ловко ступающие эльдар в такой страховке и не нуждались. Добравшись до верхней точки, рулевой глубоко вздохнул, вбирая в себя тонкий аромат зимнетравья далеко внизу.

Арадриан встал на краю моста, опираясь на полотно только пятками. Опустив взгляд, он увидел между ступней бурлящие воды далеко внизу. Бирюзово-лазурная река, вспениваясь, неслась среди острых порогов, и под поверхностью воды блестели чешуей серебристые и золотистые рыбки.

Всего-то и нужно — шагнуть вперед.

Рулевой усмехнулся нелепой мысли. Это не было решением его проблем, да и Алайток чисто физически не позволил бы Арадриану разбиться о камни, покрытые хлопьями пены. Вмешавшись, мир-корабль спас бы его жизнь: уменьшил искусственную гравитацию или, возможно, создал тормозящее поле, смягчив падение.

В любом случае, прыгать с моста было совершенно бессмысленно. Каким бы способом не умер эльдар, судьба его оказалась бы той же. Путеводный камень на груди впитал бы дух Арадриана, который затем оказался бы в сети бесконечности, вечной темнице и забвении не-смерти.

— Арадриан!

Услышав голос Тирианны, он обернулся через плечо. Девушка, целеустремленно шагавшая к мосту, была уже неподалеку, и её обворожительная улыбка мгновенно развеяла мрачные мысли рулевого. Хотя ничего не указывало, что поэтесса догадалась о самоубийственных намерениях друга, он почувствовал себя ребенком, пойманным на каком-то недозволенном занятии. Скрывая чувство вины, стиснувшее грудь, Арадриан улыбнулся в ответ и помахал Тирианне.

Этот жест напомнил рулевому о моменте отбытия с Алайтока. Тогда Корландрил не мог принять, что друг покидает его, поэтому на «Лаконтиран» Арадриана провожала Тирианна; когда он поднимался на борт звездолета, девушка махала на прощание, радуясь за товарища, но в глазах её читалось беспокойство. Теперь же поэтесса смотрела на него вопросительно.

— Какое приятное место, — сказал Арадриан, отходя от края и поворачиваясь к Тирианне. — Не припомню, чтобы я бывал здесь раньше.

— Мы ни разу не приходили сюда, — ответила девушка. — Это секретное место поэтов Алайтока, и надеюсь, что ты сохранишь его в тайне.

— Разумеется, — пообещал рулевой. Он снова заглянул за край, и мысль, что можно просто шагнуть с моста, тут же вернулась. — Оно чем-то напоминает мне космические просторы. Бездонные глубины, пропасти, в которые можно падать бесконечно.

— Я бы предпочла, чтобы ты не падал, — Тирианна положила руку на плечо Арадриана и тихонько сжала, отводя его от края. — Ты только приехал, и нам о многом еще надо поговорить.

— В самом деле? — рулевого обрадовался услышанному. — Может, ты все-таки прочтешь мне одно из своих стихотворений, пока мы одни и Корландрил не перебивает нас своей болтовней.

— Как сказал тебе Корландрил, я не читаю вслух своих произведений, — убрав ладонь с руки Арадриана, поэтесса устремила взгляд куда-то вдаль. Рулевой не знал, на что смотрит девушка, но губы её чуть приоткрылись. Лицо Тирианны в профиль было замечательно красивым, словно выписанным рукой художника.

— Мне подумалось, что ты просто тщательно выбираешь слушателей, — произнес Арадриан. — Должно быть, великий дар — распознавать свои мысли, улавливать их и составлять из них стихи.

— Я пишу только для себя, — произнесла девушка, по-прежнему не встречаясь с ним взглядом, — ни для кого другого.

— Мы же никогда ничего друг от друга не скрывали, — возразил рулевой, — ты можешь по-прежнему доверять мне.

— Я самой себе не доверяю. Если я допущу хоть мысль, что мои строки увидит кто-то, кроме меня, то замкнусь в себе и не смогу писать. До смерти боюсь, что мои тайные помыслы узнает кто-то посторонний.

— Так вот кто я для тебя? — спросил Арадриан, уязвленный словами поэтессы. Как она могла не доверять ему? Эльдар напомнил себе, что Тирианна помнила его как Сновидца, и ничего не знала о глубокой связи и взаимном доверии, которых он достиг с товарищами-рулевыми. Арадриан взял девушку за руку и развернул лицом к себе. — Посторонний?

— Я не имела в виду конкретно тебя, или Корландрила, или кого бы то ни было еще, — объяснила Тирианна. — Просто я делюсь только тем, чем хочу делиться. Все остальное лишь мое и ничье более. Пожалуйста, пойми это.

— На борту звездолета так не поступают, — ответил рулевой. — Там каждый — часть команды и полностью доверяет остальным. В одиночку такой корабль пилотировать невозможно, нам приходится полагаться друг на друга. Я понял, что важна не только дружба. Сотрудничество и взаимодействие во имя общего блага — вот ключ к пониманию нашего места во Вселенной.

— Грандиозный вывод! — засмеялась Тирианна. — Пожалуй, в тебе тоже что-то есть от поэта!

Арадриан понял, что его слова были несколько высокопарными. Выпустив руку поэтессы, пристыженный эльдар отвел взгляд; девушка вела себя не так, как он надеялся, и, судя по всему, между ними не было ничего серьезнее дружбы. Теперь рулевому казалось очевидным, что Корландрил заметил отстраненность Тирианны раньше него. Пытаясь не думать об этом, Арадриан снова посмотрел на подругу, скрывая свои чувства.

— Бенефис Корландрила только на закате цикла, — произнес он, — раз ты не желаешь осчастливить меня своими стихами, давай придумаем, как убить время до церемонии открытия статуи.

Не ответив, девушка внимательно посмотрела на рулевого, пытаясь понять, что скрывается за надетой им маской спокойствия. Подергивания в уголках рта и слегка прищуренные глаза указывали на какое-то внутреннее беспокойство, но оно вскоре прошло. Натянуто улыбнувшись, Тирианна накрыла ладонью руку Арадриана.

— Сегодня днем будет фестиваль Девятки, — произнесла она, имея в виду карнавал, проводящийся на палубах небесных барж, которые совершали тур по девяти великим куполам центрального Алайтока. Излюбленное зрелище подростков и туристов. — Я сто периодов там не была.

— Ностальгия замучила? — Арадриан удивленно приподнял бровь, улыбаясь воспоминаниям о параде.

— Хочу вернуться, — ответила она, — вернуться в знакомое нам обоим место.

Рулевой некоторое время раздумывал над приглашением, не зная, разумно ли придавать новую жизнь старым воспоминаниям. Если отказаться, то, конечно, можно пойти развлечься с Афиленниль, но это будет нечестно по отношению к Тирианне. Не вина девушки, что она желала только дружбы. Самое меньшее, что мог сделать для неё Арадриан — приятно провести время вместе.

— Ладно, давай вспомним молодость, — решил он. — Вернемся в старые добрые времена.

— Истинно говорят, что со временем у нас становится все больше забот и все меньше радостей, — произнесла девушка.

Вместе они начали спускаться на берег, лежащий ближе к центру Алайтока. Фраза Тирианны казалась скорее общим замечанием, чем шпилькой в адрес рулевого, но Арадриан всё равно почувствовал себя уязвленным. Нельзя, чтобы его уныние помешало веселью подруги.

— Не обязательно, — произнес эльдар. — Вселенная может обрушивать на нас сотни бед и горестей, но лишь нам самим под силу обрести радость.

Девушка посмотрела на него, собираясь ответить, но промолчала и только слегка нахмурилась, обдумывая слова друга. Оба в молчании прошли ещё немного, близко друг к другу, но не слишком.

— Знаешь, ты прав, — произнесла Тирианна с искренне счастливой улыбкой, — давай вспомним все хорошее, что было с нами, и сами будем ковать свое счастье.

Скульптуру окутывало золотистое сияние с закатными отблесками багряного и пурпурного света умирающей звезды. Иша была воплощена в абстрактно-импрессионистской манере: тело ее как будто вытекало из ствола лиандеринового дерева, волнистые локоны переплетались с желтоватой листвой тянущихся к небу ветвей. Опущенное лицо скрывалось в тени прядей и листьев. Из неразличимых в сумраке глаз вытекали серебристые слезы, которые ниспадали в золотую чашу, подставленную древним воином Эльданешем. Свет, льющийся из сосуда, давал многочисленные отблески на его алебастровой коже. Роль брони играло стилизованное, геометрически правильное сплетение ветвей. Лицо было почти плоским, за исключением тонкого носа и едва заметных углублений в глазницах. У ног воина росла черная роза; извиваясь по бедрам Иши, она соединяла обе фигуры в объятиях шипастого стебля.

— Она — сама безмятежность, — проговорила Тирианна, — воплощение красоты и спокойствия.

Арадриан, который в статуе ничего подобного не видел, беспокойно щелкнул пальцами. Творение Корландрила было таким же претенциозным, как и его создатель. Имя скульптуре он выбрал столь же показное: «Дары любящей Иши». Глядя на превосходно выполненную работу, рулевой не испытывал никаких чувств: сплетения органического с неорганическим выглядели интригующе, линии были приятны глазу, но ничто не будоражило сердце.

— Она лишь отражает автора, — объяснил Арадриан, переводя взгляд со статуи на Тирианну. — Безусловно, работа выполнена мастерски и безупречно, и все же я нахожу ее немного… пресной. Она ничего не добавляет к моему представлению о мифе, просто воссоздает его в камне. Это лишь метафора. Красивая, но отражающая только личность создателя, и ничего более.

Рулевому с трудом удалось передать свое мнение о статуе. Нужные формулировки никак не приходили в голову; уловив выражение лица девушки, Арадриан понял, что Тирианна сочла такое отношение презрительным. Она сделала глубокий вдох, явно подбирая слова для ответа.

— Но разве не в этом и состоит цель искусства: воплощать задумку автора, его мысли, воспоминания, эмоции в форме произведения?

— Возможно, я несправедлив, — искренне ответил Арадриан, который уловил движение в толпе за спиной поэтессы и краем глаза заметил шагающего к ним Корландрила. Судя по гримасе гнева на лице скульптора, он услышал критику друга и принял её очень близко к сердцу. Пока творец стремительно приближался к паре, рулевой решил смягчить отзыв. — Там, меж звезд, я видел такие шедевры мироздания, что теперь работы смертных мастеров мне кажутся ничтожными, даже если они воссоздают величайшие моменты прошлого, такие как этот.

— Пресная? — выпалил Корландрил, останавливаясь рядом с Тирианной. Девушка повернулась к скульптору, и шокированное выражение её лица быстро сменилось виноватым, как если бы она поддерживала критиканство Арадриана. — Отражает лишь автора?

Смущенный незрелым поведением Корландрила, рулевой всё же не мог взять свои слова обратно, как не мог и унять душевную боль оскорбившегося Художника. Вместо этого Арадриан попробовал объясниться.

— Я не хотел никого обидеть, Корландрил, — ответил он, поднимая руку в знак примирения. — Это лишь мнение весьма необразованного путешественника. Возможно, ты сочтешь мою сентиментальность грубой и неотесанной.

Засомневавшийся скульптор моргнул и на мгновение неловко отвел глаза. Это продолжалось кратчайший удар сердца, а затем гнев Корландрила вернулся.

— Ты прав: твое мнение некомпетентно, — произнес скульптор. — Пока ты, наивный, смотрел на звезды и туманности, я изучал работы Аэтирила и Ильдринтарира, постигал искусство выделки призрачного камня, сочетания живого и недвижного. Если тебе не хватает ума разглядеть истинный смысл творения, которое я сегодня представил, тогда стоит аккуратнее выбирать слова.

Обвинения Корландрила были неуместны, и Арадриана задело, что друг набросился на него за недостаточное восхищение заурядной работой. Скрестив руки на груди, рулевой заметил, как Тирианна отступает на шаг, и встретил гневный взор Художника собственным пристальным взглядом.

— Если тебе не хватает мастерства, чтобы раскрыть смысл своего произведения, то, возможно, тебе стоить продолжить обучение! — огрызнулся Арадриан. — Искусство следует постигать не по стопам великих мастеров, а лишь глядя на звезды и следуя зову сердца. Да, твоя техника безупречна, но творение лишено глубокого смысла. Сколько статуй Иши воздвигнуто по всему Алайтоку? Десяток? Или больше? А на других мирах-кораблях? Ты ничему не научился на своем Пути, разве что самодовольству. Ты не узнал ничего нового о себе, о внутренней борьбе света и тьмы. В твоей работе лишь разум, но не чувства. Возможно, тебе стоит немного расширить кругозор.

Они когда-то вдвоем шли по Пути Грез, и это общение, более глубокое, чем обычная дружба, оставило на их личностях неизгладимый отпечаток. Однако Корландрил изменился до неузнаваемости, его высокомерие не знало границ, а самомнение было просто колоссальным. Из-за их общего прошлого ядовитые слова скульптора показались Арадриану низким предательством.

— Что ты хочешь этим сказать? — Корландрил злобно выплевывал каждый слог.

— Улетай отсюда, с Алайтока, — ответил Арадриан, пытаясь сохранять терпение и помнить, что друг не виноват в происходящем — он забыл о самоанализе, став на Путь Художника. Чувствуя испытующий взгляд Тирианны, рулевой сделал вид, что ищет согласия с Корландрилом. Ему не хотелось казаться зачинщиком ссоры в глазах девушки, с которой всё ещё могло сложиться. — Зачем ограничивать свое искусство, черпая вдохновение среди куполов и залов, которые ты видишь с детства? Может, вместо того, чтобы пытаться смотреть на старое свежим взглядом, стоит обратить взор на неизведанное?

Чуть приоткрыв рот, скульптор тут же плотно сжал губы. Свирепо посмотрев на Арадриана, он отвернулся и бросился прочь по голубой траве, расталкивая гостей.

Рулевой поднял руки в извиняющемся жесте и обернулся к Тирианне, надеясь, что поэтесса не станет винить его за детскую истерику Корландрила.

— Прости, я… — начал Арадриан, но осекся, заметил хмурый взгляд девушки.

— Тебе не передо мной надо извиняться, — резко ответила Тирианна, каждое слово которой вонзалось в сердце рулевого уколом вины. — Может, на звездолетах и принято так себя вести, но ты сейчас на Алайтоке. И да, ты стал неотесанным.

С этим она оставила Арадриана и удалилась, не обращая внимания на призывы друга. Глядя, как поэтесса уходит, рулевой понял, что допустил серьезную ошибку. Двое ближайших друзей отвернулись от него, и Алайток стал ещё менее родным, чем несколько мгновений назад.

Глава 3 Судьба

Арадриан нашел Афиленниль в одном из насыщенных испарениями залов башни Нескончаемого Гостеприимства. После спора с Корландрилем ему не хотелось расслабляться, вдыхая наркотические и гипнотические благовония и воскурения. Обратив внимание на возбужденное состояние своего друга, женщина проводила гостей, после чего вместе с Арадрианом вернулась в свою квартиру. Желая сбросить напряжение, рулевой взял подругу за руку и шагнул по направлению к спальне, но нахмурившаяся Афиленниль вывернулась и указала на низкий диванчик, стоявший вдоль изогнутой стены.

— Ты злоупотребляешь нашими отношениями, — сказала она. — Я существую не только для того, чтобы успокаивать твои тревожные мысли. Взаимность должна быть одинаково приятной для нас обоих.

— Прошу прощения, — ответил Арадриан, беря ладонь Афиленниль в руку и кланяясь в знак извинения. — Я не хотел тебя обидеть, любимая.

— «Любимая»? — смех женщины обрамляла горечь. — То, что происходит между нами, не имеет отношения к любви. Не пытайся завоевать мое расположение лживыми словами.

Это признание застало Арадриана врасплох, он понял, что говорил небрежно, даже не задумываясь, что именно произносит. Афиленниль была права, укоряя его.

— Я смущен и встревожен, — признался рулевой. — У меня случилось печальное расставание с друзьями.

— Не печальное, — ответила Афиленниль. Она взяла алайтокца за руку и подвела к диванчику.

Из ниши в стене женщина достала хрустальную бутылку и два стакана, которые наполнила напитком цвета лаванды. — Ты сейчас испытываешь не печаль, а нечто большее.

Понимая, что события званого вечера будут тяготить его, пока он не расскажет о случившемся, Арадриан поведал печальную историю, признавшись, что теперь жалеет о нежелании брать Афиленниль в спутницы.

— С Корландрилом мы поругались на прощание, также я боюсь, что потерял Тирианну, — закончил он.

— Ах, дражайшая Тирианна, — произнесла Афиленниль. Она подняла руку, останавливая рулевого, который собирался высказать все, что думает по поводу легкой насмешки в её голосе. — Не пытайся отрицать, что испытываешь чувства к ней. Говорю это не из ревности, а из дружеских побуждений. Если захочешь уйти к Тирианне, не стану возражать: в любом случае, я покидаю Алайток через два цикла, так что это уже неважно.

— Два цикла? — рулевой знал, что Афиленниль когда-нибудь улетит, но не думал, что так скоро.

— Я буду путешествовать на «Ирдирисе», — ответила она, садясь рядом.

— Куда ты направляешься? — спросил Арадриан. — Вернешься ли?

— У меня нет ответа ни на один из вопросов, да меня это и не волнует.

Глядя собеседнику прямо в глаза, Афиленниль положила руку на спинку дивана и выгнула собственную спину.

— Такова суть жизни изгоя — не иметь никаких обязательств, ничем не ограничиваться в странствиях.

— Я полечу с тобой, — заявил Арадриан.

— Соизволишь? — спросила женщина, принимая позу насмешливого подобострастия. Раздраженная, она смахнула волосы с лица. — А что, если я не захочу, чтобы ты отправился со мной?

Алайтокец об этом не думал, и теперь безвольно осел на диванчике. Почувствовав руку подруги на колене, он посмотрел вверх и увидел, что Афиленниль улыбается ему.

— У тебя такой потерянный вид, Арадриан.

Она погладила ногу рулевого и прикоснулась пальцами к его щеке.

— Не делай трагедии из обстоятельств. Я рада, если ты решишь лететь со мной, но имей в виду, что нам не нужен рулевой. Мы изгои, а не наставники, и, отбыв на «Ирдирисе», ты тоже выберешь этот Путь.

— Я не уверен…

Решение Арадриана изменялось с каждым ударом сердца. Он хотел увидеть Галактику и проводить время с Афиленниль, в то же время он желал остаться с Тирианной. Очевидно, женщина ясно видела происходящую внутри него борьбу.

— Я не обижусь, если ты захочешь четче определиться, что к чему, — произнесла она, убирая руку. — Поговори с Тирианной. Пошли запросы на другие звездолеты, если хочешь быть рулевым.

— Нет никаких причин связываться с Тирианной, давать ей возможность для новых выпадов, — произнес Арадриан, вставая. — Ты не видела презрение на её лице, презрение, которое я заслужил.

— Заслужил, если настолько низко ценишь друзей, что решил, будто они строго осудят тебя из-за одного случая.

— Ты думаешь, она станет говорить со мной?

Aфиленниль пренебрежительно махнула рукой и отвернулась.

— Важно не то, что я думаю. Если ты боишься дальнейших упреков, не разговаривай с ней. Если в тебе есть хоть немного мужества, ты отбросишь свой страх и будешь добиваться её.

— Если ты так считаешь, будь по-твоему, — cказал Арадриан, подходя к двери.

Он замедлил шаг, но Афиленниль не ответила. Уязвленный её словами, алайтокец направился к узлу сети бесконечности, намереваясь связаться с Тирианной. Как и раньше, найти её было непросто, и рулевой оставил послание, добавив к нему желание примирения.

Зная, что столь быстрое возвращение к Афиленниль породит новые насмешки, Арадриан углубился в Алайток, уходя от башен дока, причальных шпилей. Слова изгоя следовали за ним.

Предложение покинуть мир-корабль — окончательно, как полагается изгою — скреблось о его разум, пока эльдар ехал на копьемобиле от купола Спокойных Бесед к бульвару Расколотых Лун. Оно наполняло Арадриана по большей части страхом, но в то же время он испытывал восторг при мыслях об острых ощущениях, которые сулил Путь изгоя. Ведь рулевого изводила безопасность, которой он пресытился, безопасность, изнеживавшая его. И поэтому, возможно, стоит окончательно порвать с нею, не делая себе поблажек. Если Путь действительно был ловушкой, как представлял Арадриан, только превращение в Изгоя давало шанс избежать её, полностью отказавшись от учения Пути. Даже если бы рулевой всю оставшуюся жизнь странствовал вдали от Алайтока, но на его звездолетах, это мало что изменило бы: они были продолжениями мира-корабля, вытянутыми, но все же конечностями одного тела.

Арадриан бродил вдоль прилавков, расставленных рядами по бульвару Расколотых Лун, получившему такое название за форму пассажа, напоминавшую два полумесяца, соприкасающихся выпуклыми сторонами. Там продавались различные небольшие безделушки, украшения из драгоценных камней и полированных алмазов, которые преломляли падающий на них свет, рассыпая ослепительные радуги. Здешние продавцы были скорее не меркантильными торговцами, а ремесленниками, и раздавали свой товар, чтобы освободить место для будущих проектов. Когда живешь столь долго, как эльдар, со временем накапливается множество вещей, от которых периодически надо избавляться.

На некоторых прилавках лежали древние артефакты, передающиеся от поколения к поколению, часть из них прошли уже через сотни рук. Сама по себе антикварность, старина вещей мало что значили для эльдар, но определенные эстетические или композиционные моменты имели ценность, сохраняющуюся на протяжении веков. Также там была одежда, старых, но модных стилей. Последнее время Арадриан почти не обновлял гардероб, и сколько-то простоял у костюмов, изучая покрой и ткань широких мантий, плотных жакетов, лосин с заклепками и рубашек с поясами. Его собственное одеяние вызвало несколько как странных, так и восхищенных взглядов. Рулевой носил темно-синюю, широкую в плечах куртку, расклешенную на бедрах и скрепленную линиями крошечных застежек от пояса до шеи, и от запястий до локтей. Громоздкий килт зеленого и синего цветов, изящно смешанных между собой, прикрывал верхнюю часть ног, обутых в высокие и узкие сапоги, усыпанные золотыми пуговицами. Стиль, уже не слишком популярный, когда эльдар покинул Алайток, теперь был неуместен. Размышляя о том, как долго он пропутешествовал на борту «Лаконтирана», Арадриан подумал, что, возможно, после отбытия никогда не вернется домой.

Никогда.

Рулевой попытался загрустить при мысли об этом. Арадриан попробовал представить, какого это, навечно покинуть родину, но, посмотрев на торговцев мелочевкой и их безделушки, понял, что не испытывает восхищения по отношению к месту своего рождения. В этот момент в его мысли явился образ Тирианны.

Сначала Арадриан решил, что это не так уж и странно, раз он думает над тем, чтобы покинуть мир-корабль, но через мгновение эльдар понял, что её появление было вовсе не игрой его воображения — девушка касалась его разума через сеть бесконечности. Cперва рулевой был насторожен, хотя сердечно поприветствовал подругу, но, затем получил в ответ прилив теплоты, в котором ощущалось желание загладить вину и найти успокоение. Это пришлось по душе рулевому, Тирианна ощутила его отклик, и Арадриан понял, что она придет. Нужно только подождать девушку здесь.

Соединение рассеялось, оставив эльдар на мгновение слегка оторванным от реальности. Он пришел в себя, затяжные эффекты психической связи схлынули.

Арадриану не пришлось долго ждать. Тирианна нашла его, когда рулевой осматривал пару простых золотых сережек. Когда алайтокец повернулся на звук голоса подруги, то был ошеломлен её внешним видом. Поэтесса надела обтягивающий комбинезон, сверкающий фиолетовым и серебряным. На предплечьях висело множество браслетов-торков с драгоценными камнями, руки обтягивали белоснежные перчатки по локоть. Сапоги были сделаны из того же материала, а тонкую шею покрывал легкий шарф, свисавший до широкого пояса, усыпанного ярко-голубыми геммами. Светло-нефритовые волосы и глаза сочетались по цвету с небольшой сумочкой, висевшей на бедре. Арадриан широко улыбнулся, когда Тирианна подошла к нему, и поднял с прилавка две сережки, отдаленно напоминающие двух выпрыгивающих из воды рыбок.

— Они не в моем вкусе, — сказала девушка, касаясь друга рукой в знак приветствия.

— Не для тебя, для меня, — сконфуженно произнес странник.

— Да, я догадалась, — рассмеялась Тирианна. Девушка взяла одну из сережек и поднесла к лицу собеседника. Форма украшения выигрышно подчеркивала его черты, и девушка кивнула.

— Да, они тебе очень идут.

— Тогда решено, — ответил рулевой, окончательно успокоившись, и подал знак торговцу. Тот закивал, одобряя выбор Арадриана, и помахал обоим на прощание. Пара продолжила прогулку.

Друзья говорили мало. Прохаживаясь меж прилавков и витрин, они разглядывали драгоценности, шарфы, платья и заколки. Молчание Тирианны нервировало рулевого. Арадриан заполнял тишину несущественными репликами, но чем больше он рассуждал об изделиях на лотках, тем сильнее, казалось, отдалялась подруга. Рулевой попытался увлечь её, комментируя последнюю моду, которая, по его мнению была обычной, скучной и мелочной, но Тирианна не стала участвовать в беседе.

Точно так же девушка молчала, когда Арадриан попытался объяснить свое недовольство жизнью на мире-корабле. Он услышал не один её вздох девушки, и, чем дольше пытался объяснить, насколько далеким чувствует себя от повседневности Алайтока, тем сильнее раздражалась поэтеса. В конце концов рулевой переполнил чашу терпения Тирианны.

— Почему тебя все раздражает? Отчего ты видишь во всем лишь недостатки? — выпалила Тирианна, беря его за руку и отводя в небольшою арку между магазинов, подальше от ушей других прохожих.

— Мне очень жаль, что мой круг интересов стал шире, чем подборка никчемных безделушек, — ответил Арадриан. Он собирался сказать еще про мелочность духа эльдар Алайтока, раз они хвалят безделушки, наполняющие рынок, но потом сдержался, понимая, что тем самым принизит и Тирианну. Он помолчал и заставил себя успокоиться.

— Нет, правда, извини. Ты говоришь, что меня все здесь раздражает. Так и есть. Мне тут тесно, я словно скован кандалами, связан веревкой, которая натирает мне руки и ноги. На Алайтоке безопасно, здесь все схвачено — я тут задыхаюсь. Комфорт и зависимость — это не то, к чему я теперь стремлюсь.

— Тогда зачем ты вернулся? — спросила Тирианна, выказывая искреннюю заботу, — была же на то какая-то причина.

Причиной была дружба. Но его друзья исчезли, и когда Арадриан вернулся, то нашел на их месте Скульптора и Поэтессу. Любовь, гораздо глубже той, которую он испытывал по отношению к друзьям, взросла в его сердце, когда он встретил Тирианну-поэтессу, но как сказать ей о этом? Она дала понять, что не чувствует подобного, и говорить ей об этом эгоистично и бессмысленно. Это лишь наполнит их болью, не дав ничего взамен. Эльдар подавил эмоции, бушевавшие в его груди, заставляя себя выглядеть невозмутимым, хотя мысли были в беспорядке.

— Мои воспоминания об Алайтоке оказались намного теплее, чем реальность, — произнес странник. — Или же реальность стала мне не так мила, как прежде.

— Ты о Корландриле? — спросила Тирианна. Упоминание этого имени вызвало проблеск раздражения, который перешел в стыд, когда Арадриан признал, что разозлил скульптора.

— И о тебе, — ответил рулевой, вздохнул и, прислонившись спиной к стене, скрестил руки на груди. Хотя всё о себе он рассказать не мог, кое-какими мыслями способен был поделиться. Рассказать девушке что-нибудь, что она должна знать, если он собирается улететь.

— Я больше не нахожу себе места здесь.

— Со временем ты снова привыкнешь к Алайтоку. Тебя начнет радовать каждое мгновение, проведенное здесь. Ты будешь восхищаться вещами, которые сейчас кажутся пустяшными, — заверила его Тирианна. — Алайток — это твой дом, Арадриан.

— В самом деле? — ответил он. — Я почти перестал общаться с родными, а друзья уже не те, что прежде. Зачем оставаться здесь, когда предо мной открыта вся Галактика?

— Мне будет грустно, если ты вновь улетишь, но разве я смогу отговорить тебя, — произнесла Тирианна, и её согласие ещё сильнее расстроило рулевого.

— Назови мне хоть один повод остаться, — попросил он, на этот раз не скрывая свои мысли, направив на Тирианну взгляд, наполненный тоской и желанием. Потрясенная этим поэтесса ответила не сразу.

— Я могу предложить тебе только свою дружбу, — сказала Тирианна.

На лице Арадриана мгновенно появилось разочарование. Он на миг нахмурился, приоткрыл рот, но затем вновь придал лицу бесстрастное выражение.

— Когда-то мне было достаточно твоей дружбы, но не сейчас, — произнес Арадриан ровным, спокойным голосом. Затем рулевой коротко кивнул девушке, опустив веки в знак уважения. Отказ уязвил его, но не стал неожиданностью: встречаться с Тирианной было глупой идеей. Возможно, Афиленниль давно знала это и поэтому заставила его подтвердить собственные опасения, а не питать бессмысленные надежды. — А с Корландрилом, похоже, не возможна даже дружба. Он стал таким самодовольным, ему больше ни до кого нет дела. Тирианна, спасибо за откровенность. Надеюсь, я не слишком расстроил или смутил тебя.

Объятый растущим стыдом, Арадриан бежал от неё и вышел из арки, растворившись в толпе эльдар, гуляющих по бульвару Расколотых лун. Он направлялся к транспорту, на котором вернется к башне Нескончаемого Гостеприимства.

Подойдя к платформе проезжей части, Арадриан улыбнулся, почувствовав себя свободным от ноши, которая была на его плечах с тех пор, как он увидел Тирианну и Корландрила, стоящих рядом с «Лаконтираном». Oн ничего им не должен. Друзья не ждали его, но продолжали жить дальше, на что имели полное право. Теперь и он двинется вперед.

"Тирианна не исключительна", — сказал себе Арадриан.

Если проводить больше времени с Афиленниль, то рано или поздно они сблизятся сильнее. Сбросив оковы Пути, эльдар станет более подходящим партнером для нее. Лучше покинуть Алайток — действительно, здесь его ничего не ждет.

«Ирдирис» оказался небольшим яликом, с одним звездным парусом. Корпус его был пятнистым, черно-зеленым: это Арадриан увидел, подходя к докам. Шла погрузка припасов, и неподалеку от стройного носа был спущен выгнутый трап. По меркам звездолетов «Ирдирис» был маленьким, но все же требовалось некоторое время, чтобы прошагать вдоль него. Золотистый парус высоко возносился между балками причальной стенки на внешней стороне Бухты Печальных Прощаний. Название ничего не значило для Арадриана, идущего по причалу вместе с Афиленниль. Она была одета в облегающий костюм желтого и синего цветов, волосы, выкрашенные в черное и белое отдельными прядями, сплетались в замысловатую коcу, спадавшую на спину. Поглаживая взглядом изгибы её талии и бедер, рулевой наслаждался зрелищем.

— У тебя гостья, — пробормотала Афиленниль.

Секундой позже Арадриан услышал знакомый голос, зовущий его по имени.

— Увидимся внутри, — добавила женщина-изгой.

Она ушла, пока алайтокец смотрел вперед, на Тирианну, быстро идущую вдоль доков. Его сердце забилось быстрее, но он ощущал не надежду, а страх. Арадриан был так близок к отправлению, и не мог повернуть назад.

Oн остановился, положив руки на пояс. Эльдар услышал, как Афиленниль насмешливо фыркнула за мгновение до того, как Тирианна достигла его, а затем повернулась к трапу.

— Это безумие! — первым делом крикнула поэтесса.

Она протянула руку к плечу Арадриана, но он отступил на шаг назад, избегая ее прикосновения.

— Это свобода, — ответил рулевой, оглядываясь на открытый люк-диафрагму звездолета. Оглянувшись на Тирианну, молодой алайтокец понял, что нет необходимости для столь суровых прощальных слов.

— Я не хотел расставаться вот так, прощаться всегда больно.

— Нам не нужно расставаться, — произнесла девушка, — не улетай.

— Ты хочешь, чтобы я остался? — спросил Арадриан, поднимая брови. — Ради чего мне оставаться на Алайтоке?

По тому, как она держалась, по тону её голоса, рулевой не мог сказать, что на Тирианну внезапно нахлынули чувства к нему. Он заинтересовался, что за аргумент собирается выдвинуть поэтесса.

— Проблема ведь не только в твоем желании быть со мной, — произнесла она. — За что ты так ненавидишь Алайток, ведь ты здесь родился и вырос?

— Дело не в ненависти, — ответил Арадриан. — Мне здесь скучно. Возможно, со временем моя жажда новых впечатлений утихнет, и я вернусь.

Мысль сформировалась лишь на половину, но Арадриан говорил без колебаний.

— Ты бы полетела со мной?

— Береги себя, — сказала она, — и возвращайся, когда насмотришься на звезды.

— Я вернусь, Тирианна, — ответил рулевой. Он подошел к девушке и положил обе руки ей на плечи. — Позаботься о Корландриле за меня. Мне кажется, ему нужен добрый друг, который спасет его от самого себя.

— А кто спасет тебя? — спросила Тирианна сквозь льющиеся по щекам слезы.

— Никто, — ответил он.

"Мне никто не нужен", — сказал себе Арадриан. Рулевой отпустил девушку и отошел, зная, что у него только один шанс улететь. Если бы сейчас эльдар обнял Тирианну, успокоил её, то не смог бы совладать с собой и остался, чтобы смягчить чувство вины, уже шевелящееся в его сердце.

К счастью, Тирианна не посмотрела на него своими прекрасными глазами, и он развернулся, быстро шагая к посадочному трапу. Арадриан не оглянулся, когда дверь с шипением закрылась.

Как и все звездолеты эльдар, «Ирдирис» был скорее выращен, чем построен. Судну даровали жизнь усилия певцов кости и их хоров. Cначала они создали шпангоуты из призрачной кости, затем плавно оплели их психопластиком, сформировавшим корпус, переборки и стены, которые плавно сливались с полом и потолком, образуя непрерывные перемычки, мерцавшие мягким желтым и зеленым. Через равные промежутки стены вздувались вокруг шпангоутов, создававших скелет корабля из призрачной кости. Свет, исходящий от стен, давал возможность эльдар видеть, заливая судно мягким, постоянным сиянием приглушенных цветов. Палуба была слегка мягкой, она немного прогибалась под шагами Арадриана; в коридорах, ограниченных дверями-диафрагмами, располагались выступы и вздутия закрытых контейнеров, как маленьких, так и более крупных, чем сам рулевой.

Повсюду размещались скопления кристаллов, встроенные в стены: интерфейсы, для подключения к пси-матрице корабля. Пульсация энергетической сети ощущалась душой больше, чем слухом или иными чувствами. Арадриан почувствовал характерное ускорение волны, прошедшей от ядра корабля вдоль корпуса, когда двигатели выработали достаточно энергии, чтобы скользнуть в сторону от искусственного гравитационного поля Алайтока. Снаружи, по всей длине «Ирдириса», зажглись огни, окунув док в теплое, красно-оранжевое свечение. С едва заметным звуком и ветерком, взъерошившим волосы Тирианны, "блуждающий-в-пустоте" поднялся с платформы и наклонился в сторону от пристани. Силовое поле, защищающее док, замерцало серебряным светом, когда корабль прошел сквозь него. Звездолет быстро разогнался, направляясь к серебристой кромке врат Паутины на корме Алайтока. Он начал переливаться на фоне звезд, когда активировались голополя, а затем исчез.

Глава 4 Свобода

Хотя «Ирдирис» оказался не таким большим, как «Лаконтиран», Арадриан быстро понял, что ему знакомо внутреннее устройство звездолета. Как и все корабли эльдар, он был выращен костопевами на стержневом каркасе из призрачной кости, который напоминал хребет и грудную клетку какого-то огромного чудовища, только зеркально отраженные. Вдоль всего космолета проходил верхнефюзеляжный коридор, по обеим сторонам которого располагались довольно вместительные помещения. Пастельно-голубые стены из психопластика были покрыты изящными узорами зеленых крапинок. Каюты разделялись изогнутыми переборками, которые выступали из толстых, похожих на ребра поперечин, казавшихся изнутри небольшими вздутиями в корпусе.

Каркас одновременно являлся и силовой установкой звездолета. Для перехода через Паутину его наполнили пси-энергией из сети бесконечности Алайтока, звездный парус пока что свернули, а мачту убрали внутрь фюзеляжа. Арадриан ощутил присутствие этой энергетической матрицы, когда «Ирдирис» двинулся прочь от мира-корабля; тихую дрожь, прокатывающуюся по всему космолету, зафиксировал скорее его разум, чем органы чувств.

Афиллениль ждала рулевого неподалеку от длинного и тонкого носа звездолета, в маленьком арочном вестибюле, расположенном в конце коридора, который вел от входного люка. Хотя женщина молчала, по лицу её было видно, что она немного удивлена решением Арадриана присоединиться к ним.

— На Алайтоке меня ничего не держит, — сказал рулевой, подходя к Афиленниль.

— Он навсегда останется твоим домом, что бы ни случилось, — возразила Изгой. — Я побывала на многих мирах, но часть меня вечно будет принадлежать Бьел-Тану. От этого никак не скрыться.

Арадриан безразлично пожал плечами, и Афиленниль правильно поняла, что он не желает продолжать разговор на эту тему.

— Места здесь полно, «Ирдирис» рассчитан, самое меньшее, на двадцать эльдар, а нас на борту только пятеро, — произнесла женщина. — Можешь выбрать любую свободную каюту, какая приглянется. Пойдем, покажу тебе остальной корабль.

Повернувшись к корме, она повела рулевого через центральный коридор, в стенах которого через каждую дюжину шагов попадались арочные проходы. Некоторые были открыты, за ними начинались изогнутые рампы, ведущие к складским помещениям в трюме звездолета. Остальные закрывались длинными узкими пластинами; остановившись перед одной из них, Афиленниль подала мысленную команду, и дверь скользнула в сторону. Войдя внутрь, пара оказалась в общей столовой.

Большую часть помещения занимал овальный стол на широкой опоре, выраставшей из пола. Цветом мебель напоминала мрамор, пронизанный зелеными жилками. На дальней стене висели шкафчики с хрустальными дверками, заполненные тарелками и прочей утварью, большая часть которой была незнакома Арадриану.

— На корабле мы сами себя обихаживаем, — пояснила женщина, заметив его озадаченный взгляд. — Идущих по Пути Служения тут нет.

Рулевой понимающе кивнул. Раньше это как-то не приходило ему в голову, и столь малая деталь внезапно заставила Арадриана осознать, насколько изменится его жизнь. Даже на борту «Лаконтирана» он чувствовал себя почти так же, как на Алайтоке. Изгой же должен быть мастером на все руки: пилотом, коком, воином, навигатором, посланником-связистом.

— Вон там посевные лотки, — перебила его мысли Афиленниль, указав на дверь справа. — Четыре отсека у нас отведены под выращивание еды, ещё в одном организован пруд с питьевой водой. Каждый трудится там, ради себя и других.

— Разумеется, — согласился Арадриан и слабо улыбнулся. — Тебе придется научить меня, что делать.

— И лучше бы тебе оказаться понятливым учеником, дружок. Нас ведь только пятеро, и работы для всех полно, даже учитывая запасы в биостазисном хранилище.

Продолжив экскурсию, женщина показала ему несколько общих кают, почти пустых за исключением столов и низких диванчиков. Четвертая по счету была украшена лучше: на одной из стен висел ковер с абстрактным узором, радужные нити которого плавно шевелились от дуновений искусственного ветерка, создавая постоянно движущиеся волны зеленых и серых оттенков. В стенных нишах обнаружилось несколько сувениров и трофеев — вазы, небольшие статуэтки, хрустальные графины с различными поблескивающими напитками и детская анимокукла. Когда Арадриан вошел в помещение, она повернулась к рулевому и внимательно изучила его безглазым, одутловатым лицом с плохо прорисованными чертами.

На одном из диванчиков сидел незнакомый эльдар в коротком балахоне из черного драпа и алых шароварах свободного покроя, заправленных в невысокие ботинки из кожи ящерицы. С любопытством поглядев на Арадриана, он поднялся, и рулевой решил, что Изгой старше его на поколение.

— Джаир Эссинадит, — представился незнакомец, приветственно поднимая ладонь. Он так и не отвел от новичка взгляда серых глаз, спокойно встреченный алайтокцем.

— Арадриан.

— О, разумеется. Афиленниль рассказывала нам о тебе.

— Надеюсь, только хорошее, — заметил он, поглядев на подругу.

— Не совсем, дорогой мой возможный-скиталец, — ответил Джаир. Тон его не был открыто враждебным, но Арадриан не сомневался, что на «Ирдирисе» сплоченный коллектив и его появление может внести разлад.

— А откуда вы, где родились? — попытался проявить вежливость бывший рулевой. Для Арадриана начиналась новая жизнь, и, чтобы всё прошло гладко, стоило подружиться с товарищами по странствию.

— На Алайтоке, как и ты. Правда, покинул его много периодов назад. На родине меня когда-то обучал Наэритин Алаймана. Сам я создал водопады в куполе Ненамеренных Наслаждений, может, ты видел их?

— Настоящее чудо современного искусства, — ответил Арадриан. — Я грезил там три цикла, на обзорной галерее.

— У вас, я уверена, будет полно времени для старых историй, — сказала Афиленниль, касаясь его руки. — Познакомься сначала со всеми остальными.

Кивнув Эссинадиту на прощание и получив ответный кивок, Арадриан позволил вежливо вывести себя из каюты. Когда они оказались в главном коридоре, женщина взяла алайтокца под руку и придвинулась к нему.

— Думаю, что Джаир скоро уйдет от нас, — тихо произнесла Афиленниль, пока они шли на корму. — Он всё чаще заговаривает о прежних достижениях, после каждого путешествия всё сильнее тоскует о покое Алайтока. Уже повторяется в своих воспоминаниях, поэтому обрадуется новичку, которому ещё незнакомы его истории.

— Не хочу я слышать об Алайтоке, — возразил Арадриан. — Я присоединился к вам именно для того, чтобы оставить родину позади. Боюсь, постоянные напоминания о нем будут только раздражать меня.

— Значит, тебе нужно научиться терпению. На мире-корабле мы можем игнорировать других, всю жизнь напролет, если захотим, ускользая от мелочных обид и неприятных встреч. Но, если ты хочешь остаться на «Ирдирисе», будь любезен принимать нас такими, какие мы есть.

— Я не бестактен, — заспорил бывший рулевой. — На «Лаконтиране» я находился в близком соседстве со многими эльдар, но сумел завести друзей и всегда оставался вежливым.

На это женщина ничего не ответила, и в тишине Арадриан услышал звуки музыки. Характерные веселые звуки летней флейты выплывали в коридор из-под открытой арки впереди.

— Это Лехтенниан, — объяснила Афиленниль, улыбаясь и постукивая пальцами по руке друга в ритм бойкого мотива. — Играет на любых инструментах, сам пишет песни. Большую часть времени проводит здесь, в одиночестве, музицирует для себя или создает новые мелодии.

Прислушавшись, Арадриан разобрал замысловатые гармоники в звуках, наполнивших коридор. Напев задел его за живое так, как немногому удавалось за последние циклы, поднял настроение обещаниями чего-то, волнительного и умиротворяющего в равной мере.

— Наверное, не стоит его беспокоить, — заметил алайтокец. — Мне не хочется мешать.

— Лехтенниан не обидится, — успокоила подруга. — Если бы мы не прерывали его игру, то никогда не могли бы поговорить с ним. Он, кстати, намного старше всех остальных. На протяжении периодов «Ирдирис» сменил множество экипажей, но, насколько мы можем судить, Лехтенниан провел здесь не меньше двух арок.

— Да он, верно, почти так же стар, как и сам корабль! — довольно громко заявил Арадриан и тут же заметил, что они уже подошли к арке, а музыка смолкла.

— И близко не так, — ответил из каюты тихий, уверенный голос.

Войдя внутрь, двое эльдар обнаружили, что Лехтенниан убирает летнюю флейту длиной с руку в предназначенную для нее стенную нишу. На полках, в альковах и на подставках располагались другие инструменты. Некоторые из них были известны Арадриану: четырнадцатиструнная полулира, рядом с ней — вздымающаяся дугой голоарфа, дальше — красные, белые и черные клавиши звонкоргана и набор из полудюжины набедренных барабанов. Названий остальных он не знал, видел только, что это струнные, духовые или ударные приспособления.

Музыкант стоял босиком, в свободных брюках и обтягивающей белой блузе, которая поблескивала узорами серебряного шитья. Подобный выбор удивил алайтокца, поскольку белизна символизировала траур, и, как правило, трезвомыслящие эльдар так не одевались. Лехтенниан действительно был стар, на это указывали малозаметные, но характерные черты: слегка прореженные волосы, чуть истончившаяся кожа, морщинки в уголках глаз, покрасневшие ноздри и сгладившиеся кончики ушей. Впрочем, ничто во внешности Изгоя так не указывало на его возраст, как тяжелый взгляд, которым он в одно мгновение изучил Арадриана.

— «Ирдирис» почти такой же древний, как Алайток, — произнес Лехтенниан, снова усаживаясь на стул возле стены. Лицом к нему, слева от входа, были расставлены полукругом такие же простые сиденья. — Первый раз отправился в странствие всего через половину арки после Грехопадения.

— Не хотел вас обидеть, — быстро вставил Арадриан.

— С чего же мне обижаться, я старик, как ты и сказал, — отозвался музыкант. Жестом пригласив обоих сесть, он достал из кармана блузы тонкий инструмент, похожий на свисток. Несколько секунд Лехтенниан извлекал из него негромкие чирикающие звуки, и мелодия напомнила алайтокцу колыбельную из собственного детства. Затем пожилой эльдар жестко посмотрел на Арадриана, медленно покручивая свисток между пальцев. — Бегство — не то, чем ты его представляешь.

— Я… я не совсем понял, о чем вы.

— Не нужно стесняться, — ответил Лехтенниан. — Теперь ты Изгой, и это не причина для стыда, так же, как и мой возраст. Ты хочешь убраться подальше от Алайтока, и в этом нет ничего плохого. Но будь осторожен: когда бежишь, сломя голову, от одной проблемы, рискуешь врезаться в другую.

— Нет у меня проблем, — возразил бывший рулевой. — Не знаю, что Афиленниль рассказывала вам обо мне, но я ступил на борт свободным от темных мыслей.

— Мы оба понимаем, что это не так, Арадриан, — сказал пожилой эльдар с суровым выражением лица. — Я знаю только то, что прочел в твоих глазах, и вижу — с тобой явилась тьма, но не обязательно беспросветная и гибельная.

Он ещё подул в свисток, подражая кваканью ведьмотравной лягушки, а затем улыбнулся.

— У тебя есть хорошая компания, быстрый корабль и мечта повидать Галактику. Бывают судьбы и похуже.

— Вы превосходный музыкант, — сделал комплимент Арадриан, радуясь возможности сменить тему.

— Нет, я не музыкант. Как ты, наверное, знаешь, музыкант стремится к совершенству в исполнительском мастерстве и создании композиций. У меня же просто имелось много свободного времени, и я, как обычный любитель, научился кое-каким вещам.

— Но, если вы не музыкант, то кто же? — спросил алайтокец. Тут же Афиленниль крепче сжала руку Арадриана, как будто он сказал что-то не то, но Лехтенниан по-прежнему улыбался.

— Я путешественник, вот и всё, — ответил старик. — И добро пожаловать на «Ирдирис».

Последний член экипажа, Каолин, пилотировал звездолет, и какое-то время был занят навигацией в Паутине, посреди плотного трафика судов, прибывающих на Алайток и убывающих с него. Бывший рулевой познакомился с ним, когда «Ирдирис» отдалился от мира-корабля. Каолин, моложе даже самого Арадриана, носил черно-золотые волосы до пояса, сплетая их в три косы, перевязанные серебряной тесьмой, и облачался в бледно-серый пилотажный комбинезон с небольшими геммами синего и пурпурного цветов. Когда Арадриан и Афиленниль, сидя в общей каюте, пили горький чай из белого ореха и обсуждали вопросы о камбузе, юноша со вздохом плюхнулся на диванчик напротив.

— Как я рад, что это закончилось! — объявил пилот. Протянув руку, он налил себе чашечку чая из дымящегося кувшина. — В открытую Паутину, навстречу звездам!

— В направлении Кха-алиенни, как мы обсуждали? — подозрительно прищурившись, уточнила женщина.

— Вроде того, — осторожно ответил Каолин.

— Джаир ведь тебя уже предупреждал! — резко бросила Афиленниль, вставая. Она повернулась к двери, и Арадриан замер, не зная, следует идти за подругой или нет.

— Расслабься! — поднял руку пилот. — Будь уверена, мы направляемся к Кха-алиенни. Просто я подумал, что будет неплохо заглянуть по пути на Каскады Лучника, вот и всё.

Женщина остановилась в дверях и повернулась к нему.

— Правда? Нам не нужен ещё один твой безумный крюк на маршруте, Каолин.

— Правда. У нас ведь на борту новенький, и, могу поспорить, он никогда не видел Каскады Лучника.

Арадриан согласно кивнул.

— Да, я не думаю, что «Лаконтиран» проходил этим путем.

Затем Каолин пригласил бывшего рулевого составить ему компанию в кабине пилота, небольшом куполе прямо перед мачтой. Хотя приборная панель оказалась не очень большой, всего на двух эльдар, Арадриану она показалась схожей с той, что использовалась на «Лаконтиране». В каком-то смысле проще — у «Ирдирис» имелся только один звездный парус, сам звездолет меньше размером. С другой стороны, нагрузка возрастала, поскольку инструменты управления положением судна и наклоном паруса были совмещены, а не распределены между пилотами. Сейчас полет контролировали духовные матрицы «Ирдириса», направляя его по прямому, широкому простору Паутины. Дисплей овального кристаллического экрана над консолью демонстрировал белую трубу, тянущуюся спереди и сзади; это было искусственное изображенное, созданное на основе данных пси-соединения корабля с путеводным лабиринтом.

— Когда в следующий раз будем маневрировать, дам тебе попрактиковаться, — пообещал Каолин.

Проведя ладонью по краю черной панели и ощутив тихую дрожь корабля, Арадриан понял, что очень сильно ждет этого момента. Звездолет, управляемый руками одного эльдар, способный отправиться в любую точку Галактики… Он посмотрел на широко ухмыляющегося пилота и понял, что улыбается сам.

— Добро пожаловать в свободу, Арадриан.

На несколько циклов алайтокец с головой ушел в новую для него повседневную жизнь корабля. Он собирал фрукты и срезал колосья в биокаютах, изучал, как пользоваться приспособлениями для готовки на камбузе. Провел цикл, ухаживая за системой очистки воды, с восхищением наблюдая за крохотными рыбками, которые жили в фильтрующем пруду и ручьях, поедая отходы.

В конце каждого цикла Изгой возвращался к себе, — или шел в каюту Афиленниль, — и к нему всегда быстро приходил сон, рожденный глубоким внутренним спокойствием. Нечто лечебное содержалось в том, чтобы самому заботиться о себе или даже быть самим собой: не Сновидцем, Поэтом или Художником, а просто Арадрианом.

Со временем алайтокец почувствовал, что гармоничная жизнь на звездолете смягчила его беспокойство по поводу смертности. Ничто здесь не давило на Арадриана, не требовало как-то проявить себя, и он освободился от чрезмерного контроля сети бесконечности. На Алайтоке были сильны традиции Пути, и ему с самого рождения читали лекции о важности этой идеологии и постоянного саморазвития. В подростковом возрасте Арадриана направили на Путь Гармонии, где он помогал окружающим в их занятиях. Юноше это быстро наскучило, и он поддался Пути Сновидца, а затем, внезапно свернув, без обдумываний и переживаний ушел на Путь Рулевого.

Теперь Арадриан не шагал ни по одному Пути. Он мог делать, что пожелает, испытывать любые чувства, какие захочет, уделять время любой мимолетной прихоти.

В середине одного из циклов, обедая в компании Афиленниль и Каолина, алайтокец почувствовал, что готов открыто признаться в своем восхищении жизнью изгоя. Пока Арадриан не очень плотно познакомился с товарищами, но в каком-то смысле это и не имело значения — все они когда-то испытывали такое же откровение и могли понять, что чувствует новичок.

Покончив с едой, он хотел было заговорить, но осекся. Какая-то дрожь пробежала по телу Арадриана, слабо ощутимая, но очень неприятная вибрация. Раньше алайтокец не чувствовал ничего подобного, и обернулся с вопросом к Афиленниль, но увидел, что женщина уже шагает к терминалу из призрачной кости.

— Со временем привыкнешь, — заметил пилот, увидев растерянность Арадриана, после чего объяснил подробнее. — На таком большом звездолете, как «Лаконтиран», ты не мог ощущать пульс самой Паутины, но здесь мы близко к сердцевине корабля. Благодаря этому я наслаждаюсь полетом, моментами перехода из одного путеводного туннеля в другой, чувствую энергетические потоки вокруг себя. Впрочем, сейчас Паутину что-то тревожит, происходит нечто серьезное.

— И скверное, — добавила Афиленниль, убирая ладонь с терминала. — Идите, сами ощутите.

Каолин жестом предложил Арадриану подойти первым. Коснувшись пальцами молочно-белого, переливающегося психического узла, алайтокец протянулся сознанием к пси-ядру «Ирдириса». Как и предупреждал пилот, звездолет оказался намного меньше и компактнее всего, прежде известного изгою. Сеть на борту «Лаконтирана» в любой момент одновременно взаимодействовала с сотнями душ, блокируя фоновое соединение с Паутиной. Здесь же психические схемы космолета оказались неосновательными, почти капризными по своему характеру, верткими и назойливо любопытными.

Арадриан почувствовал, где проходит размытая граница между варпом и реальностью. Там, за рунными вратами и обережными стенами Паутины, два мира перетекали друг в друга, создавая туннели, по которым путешествовали эльдар. Системы корабля тянулись в бездну, психически подпитываясь из материи путеводного лабиринта: как птица расправляет крылья, чтобы поймать ветер, так «Ирдирис» ловил имматериальную пульсацию Паутины в свою энергетическую матрицу.

Путеводный лабиринт дрожал, резко отстраняясь от эмоций, испытываемых где-то не очень далеко. Эмоций, наполнивших Арадриана глубинным ужасом.

Всё это изгой осознал в один миг. Не успев отсоединиться, эльдар почувствовал, что его уносит вдоль Паутины, туда, где рождались эмоции, вызвавшие дрожь в психических схемах звездолета.

Он ощутил боль и чувство потери, конвульсивно содрогнувшись от их мощи. Тысячи, сотни тысяч душ подвергались мучениям, их отчаяние и страдание расходились по Паутине, словно ударная волна. На мгновение агония умирающих охватила Арадриана, открыв ему причину происходящего.

Зеленокожие твари растерзали его тело и убили его семью. Они ползали по нему, словно паразиты, вгрызались в его плоть, оставляя за собой раны и рубцы. Башни его городов рухнули и обратились в руины, тела мертвецов лежали, раздавленные белыми камнями, или разрубленные на части, или сожженные на огромных кострах, дым которых душил небеса.

Он умирал.

Хватая воздух, Арадриан вырвался и отступил от узла. Пальцы его дрожали, в голове царила неразбериха.

— Что это… Это были орки? — вырвалось из пересохшего горла. Облизнув губы, изгой посмотрел на Афиленниль. — Так что это было?

— Крик мирового духа планеты экзодитов, — ответила женщина, в глазу которой блестела слеза. — Хорошо известной мне. Это Эйленилиеш, и её атакуют.

— До неё всего несколько циклов пути, — заметил Каолин. — Семь, самое большее.

— Нужно сообщить остальным… — начала Афиленниль.

— Мы уже почувствовали, — сказал Лехтенниан, стоявший в дверях. Пожилой эльдар шагнул внутрь, за ним последовал Джаир Эссинадит.

— Нам нужно помочь им, верно? — спросил Арадриан. — Я имею в виду, мы должны, так ведь? Раз мы всего в семи циклах пути?

— Всё не так просто, — указал Джаир. — Нас всего пятеро, армию орков нам не остановить. Это послание, крик о помощи, предназначалось Алайтоку. Мир-корабль ответит.

— А что тогда делать нам? — бывший рулевой переводил взгляд с одного спутника на другого. — Просто не обращать внимания?

— Нет, — возразил Каолин, — но нам нужно сначала встретиться с остальными, объединиться с экипажами других звездолетов.

— Что за «другие звездолеты»?

— Корабли изгоев, которые тоже услышат зов Эйленилиеш, дрейфуя по Паутине, и ответят на него, — пояснил Эссинадит. — Мы соберем силы, составим наилучший план действий. Боюсь, что для тебя это означает слишком раннее возвращение…

— Возвращение куда? — сначала не понял Арадриан, но тут же сообразил, о чем речь. — Сбор пройдет на Алайтоке?

— Да, — сказала Афиленниль, положив ладонь на руку друга.

— Я не могу вернуться, только не так сразу, — запротестовал алайтокец. — Выставлю себя глупцом… То есть, я не это имел в виду!

В голове Арадриана снова возникло послание мира «ушедших».

— Страдания от того, что я выставлю себя дураком, ничто по сравнению с болью, ощутимой в этой мольбе о спасении. Вы должны вернуться и помочь, если даже мне это не под силу. Наверное, я просто останусь на «Ирдирисе».

— Хорошо, если ты так хочешь, — ответил Лехтенниан.

— Мы присоединимся к отряду странников, — сказала Афиленниль, шагнув от Арадриана к Джаиру. — Если желаешь помочь народу Эйленилиеш, иди с нами.

— Вместе со странниками? — рассмеялся бывший рулевой. — Но я ничего не знаю о войне или искусстве разведки.

— Просто предложила.

В позах спутников читалось недовольство решением Арадриана, и он знал, что ведет себя не слишком достойно, но не понимал, чем может помочь. Затем, вспомнив слова подруги о том, что каждый должен трудиться ради общего блага, изгой вздохнул и улыбнулся.

— Ну что ж, назад на Алайток, да? — он посмотрел сначала на Джаира, потом на Афиленниль. — И как же это, быть странником?

Позади кабины пилота располагалась лестница, ведущая в хранилище на нижних уровнях «Ирдириса». Подруга Арадриана шла впереди, а Эссинадит рассказывал молодому соотечественнику о принципах, по которым действовали странники.

— Именно мы наблюдаем за возможными угрозами мирам-кораблям и планетам экзодитов, — говорил Джаир. — Речь не идет о долге, клятвах или присяге, но мы решили, что не будем совершенно отрываться от других эльдар. Нынешняя атака, вторжение орков на Эйленилиеш, станет призывом к оружию.

Мысль о войне ужаснула Арадриана, и, похоже, это отразилось у него на лице.

— Я забыл, что ты никогда не ступал по Пути Воина. Мог бы сказать тебе: «не нужно бояться», но это неверно. Страх — отличный мотиватор, который поможет тебе остаться в живых. Не все странники вступают в прямой контакт с врагом, ты можешь избежать боя, если пожелаешь. Мы прислушаемся к советам провидцев и автархов Алайтока, чтобы скоординировать усилия с флотом и аспектными воинами. Что нам выпадет в итоге, не знаю, но могу уверить тебя: если будешь держаться рядом со мной, останешься цел и невредим.

Арадриан не совсем понимал, как Эссинадит обеспечит его безопасность, но немного успокоился после слов странника.

— Если я решу сражаться, — тихо сказал молодой эльдар, — как всё это будет? Где мы возьмем оружие?

Словно отвечая ему, Афиленниль остановилась перед одним из входов отсека-хранилища. Дверь с тихим шорохом отъехала в сторону, повинуясь её касанию.

За ней обнаружился склад полукруглой формы. На изогнутых стенах висели плащи и костюмы странного покроя, с неповторяющимся узором серых и белых пятен, которые совпадали по цвету с комнатой. Возле каждого одеяния находилась винтовка, длиной почти в рост Арадриана, с изящным прикладом и замысловатым прицельным комплексом. Кроме того, в помещении имелись сюрикеновые пистолеты, длинные ножи и узкие мечи; убранные в кобуры или ножны, они висели среди плащей. Там, где пол переходил в стену, располагались складские ящики, на крышках которых лежали высокие сапоги, свернутые обтягивающие комбинезоны серого и черного цветов, а также охряные вещмешки. Сверху свисали дыхательные маски и увеличительные монокуляры; тонкие веревки и тросы с крючьями; оборудование для подводного плавания, напоминающее искусственные плавники, и свернутые аэрокрылья из почти прозрачного материала.

На потолке оказалось резное изображение Курноуса-Охотника, одного из богов эльдар. Некогда враг Кхаина, он был пожран Той-что-жаждет вместе с остальным древним пантеоном. Арадриан счел небольшим суеверием то, что на складе оказалась картина, посвященная мертвому божеству, но ничего не сказал.

— Вот снаряжение странников, — заявил Джаир, указывая рукой на содержимое отсека. — Всё, что поможет тебе выжить, куда бы мы ни отправились, чем бы нам ни пришлось заниматься.

— Я никогда не стрелял из пистолета и не брал в руки меч, — сказал Арадриан. Шагнув внутрь, он провел рукой по одному из костюмов. Тот замерцал, и ткань в месте прикосновения чуть порозовела, в тон коже алайтокца. — А это, значит, хамелеолин?

— Да, — подтвердила Афиленниль. — Не беспокойся о своем боевом опыте или его отсутствии. Это не имеет значения, ведь задача странника состоит в том, чтобы сражаться на расстоянии. Мы обнаруживаем врага и наводим истинных воинов на цель. Удлиненная винтовка — наше оружие выбора. Не забывай, что любые наши враги, будь то орки, люди или кто угодно, очень сильно уступают эльдар в развитии. После небольшого обучения ты станешь на один уровень с их лучшими стрелками, а костюм и плащ скроют тебя от возмездия.

— А я сказал, что позабочусь о тебе, так всё и будет, — добавил Эссинадит.

— Я боюсь потерять не жизнь, а рассудок, — объяснил молодой эльдар. — И я никогда раньше не убивал, что, если просто не смогу этого сделать?

— Станешь ты странником или нет, всё равно научишься убивать, — сказал Джаир. — Мы будем охотиться, и тебе придется сражать добычу, если захочешь отведать мяса. Отсеки-фермы могут снабжать нас бесконечно долго, но рано или поздно такая еда наскучит. Тогда-то ты сильнее всего насладишься вкусом свежеубитой дичи! Жизнь лишь часть круговорота, смерть — всего лишь его конец. Ты и сам уже понял это.

Молча кивнув, Арадриан согласился с услышанным, после чего перенес ладонь с костюма на висевшую рядом винтовку. Обхватив ствол, изгой снял оружие с крюка; оно оказалось удивительно легким, эльдар без труда держал его одной рукой. Оранжевые и красные геммы, установленные в выпуклости над курком, засветились от его прикосновения. Прозвучало тихое урчание, сообщившее об активации энергоячейки, и Арадриан повернулся к Афиленниль.

— Покажи мне, как она работает, — попросил он.

«Ирдирис» оказался одним из первых звездолетов странников, достигших Алайтока. Как-никак, они получили сигнал тревоги с Эйленилиеш, находясь не слишком далеко от мира-корабля. Джаир и Афиленниль отправились на встречу с правящим советом ясновидцев и автархов, которые, несомненно, уже знали о сильном волнении в Паутине. Арадриан, которому неуютно было появляться на Алайтоке, остался на борту вместе с Лехтеннианом и Каолином.

И именно пилот убедил его снова ступить на палубу мира-корабля. В тот момент они сидели на диванчиках в общей каюте и потягивали ледяной сок.

— Ты дважды покидал родину с болью в душе, — заметил Каолин.

— И зачем мне снова идти к источнику этой боли?

— Чтобы лишить его власти над тобой. Тебе представилась редкая возможность, Арадриан: когда ты оставлял Алайток в прошлый раз, то вернулся только через двадцать периодов, и твои друзья сильно изменились. Сейчас у тебя есть шанс увидеть их, и, зная, что впереди — возможно — счастливая жизнь, убедить обоих, что с тобой всё в порядке.

— А, что если они не пожелают меня видеть? — спросил алайтокец, ставя бокал на низкий столик у ног. — Тогда рана откроется вновь.

— Рана может загнить, если её не обработать, — указал пилот. — Худшее, что может произойти — ты вернешься на «Ирдирис» ни с чем. Тебе больше не придется встречаться с бывшими друзьями, а на борту никто не подумает плохого об этой попытке.

Вот так, нехотя позволив убедить себя, Арадриан снова оказался на Алайтоке, намного раньше, чем рассчитывал. Он не доверял сети бесконечности, да и не очень хотел сообщать бывшим друзьям о своем прибытии, поэтому направился прямо домой к Тирианне. Там его встретила молодая семья, от которой изгой узнал, что девушка переехала поближе к куполу Кристаллических Провидцев в центре мира-корабля.

Задав несколько ненавязчивых вопросов, Арадриан выяснил адрес нового обиталища Тирианны и отправился туда на небесном челноке. Некоторое время изгой стоял у входа, собираясь с духом; когда он, наконец, решился войти, хотя так и не знал, что говорить, дверь уловила намерение гостя и сообщила о его присутствии длинным звонком.

За беззвучно скользнувшей в стену пластиной оказалась главная комната. На середине её стояла Тирианна, что-то убиравшая в мешочек на поясе.

— Арадриан! — воскликнула она, поворачиваясь к гостю. — Вот так сюрприз.

Уже не в первый раз изгой почувствовал, что выглядит как-то несообразно окружению. Хотя он не надел плащ или маскировочный костюм, хватало и комбинезона странника, на котором постоянно менялись голоузоры зеленых и синих оттенков — хамелеолин подстраивался к фону неба и парка, видневшихся с балкончика за дверью.

— Привет, Тирианна, — сказал Арадриан, заходя внутрь. Он улыбнулся и протянул ладонь. Тирианна на миг коснулась его руки, явно обескураженная этим неожиданным визитом. — Прости, я не успел предупредить тебя о своем возвращении.

— Я не ожидала вновь увидеть тебя так скоро, — сказала Тирианна, усаживаясь на одну из подушек. Она предложила гостю присесть рядом, но Арадриан отказался, быстро качнув головой.

— Мне нельзя задерживаться надолго, — объяснил он. По правде, встреча с девушкой всколыхнула в изгое противоречивые чувства. Арадриан уже начинал думать, что Каолин ошибся и вся эта идея — глупость. — Похоже, моя попытка выбраться с Алайтока была обречена. «Ирдирис» перехватил сигнал с Эйленилиш. Этот мир «ушедших» подвергся атаке орков. Мы посчитали разумным вернуться на Алайток, чтобы сообщить эту новость.

— Экспедиция уже готовится к отправке, — сказала Тирианна. — Ясновидец Латейрин предвидел нападение несколько циклов назад.

— Ох, уж эти ясновидцы со своими странностями, — пожал плечами, изгой рассмеялся. — Да ты и сама готовишься стать провидцем! Пожалуй, мне теперь следует осторожнее подбирать слова?

— Я не обижаюсь, — ответила девушка. — Они весьма загадочный народ, это уж точно. Я общаюсь с ними уже довольно давно, но сама еще не разобралась в их «странностях».

Не зная, что ещё сказать, Арадриан переступил с ноги на ногу и обратно. Ему не хотелось болтать о пустяках, а к разговору на более серьезную тему он был не вполне готов.

— Как ты? — спросила она.

Арадриан вновь пожал плечами:

— Рассказывать особо нечего, — ответил он и показал на свой наряд. — Как видишь, я решил стать странником, но еще ни разу и не покидал «Ирдирис» до самого возвращения на Алайток. На Эйленилиш мы дадим бой оркам.

— Это очень неразумно, — произнесла Тирианна. — Ты никогда не шел Путем Воина. У тебя нет боевой маски.

— А это неважно, — отмахнулся изгой, — у меня есть винтовка, она не даст меня в обиду. Похоже, у меня проявился прирожденный талант к стрельбе.

— Я волнуюсь не о физической безопасности, — сказала Тирианна, вставая и подходя к Арадриану. — Война развращает. Зов Кхаина может стать для тебя непреодолимым.

— В мире существует множество соблазнов, но для меня кровопролитие не входит в их число, — молодой эльдар насупил брови. — Я только сейчас понял, насколько узко ты порой смотришь на мир. В твоем понимании Путь — это начало и конец существования. Но это не так.

— Это так, — возразила девушка. — Когда ты не ограничиваешь свой разум, то подвергаешь опасности не только себя, но и окружающих. Тебе следует сдерживаться. Корландрил… уже ощутил прикосновение Кхаина. Его гнев переполнил чашу.

— Он стал аспектным воином? — удивился новости Арадриан. Ему показалось весьма ироничным, что внутренняя свирепость скульптора прорвалась после создания работы, восхваляющей миролюбивую Ишу. Изгой даже не смог удержаться от смешка. — Вот уж никогда б не подумал, что моя критическая оценка его творений настолько расстроит Корландрила.

Тирианна раздраженно поправила волосы, закинув выбившийся локон за ухо. Сообразив, что девушка досадует на него, Арадриан посерьезнел.

— Зачем ты пришел? — спросила Тирианна. — Что тебе от меня нужно?

— Ничего, — ответил изгой. Этот вопрос показался Арадриану довольно эгоистичным: он явился уверить девушку, что с ним всё в порядке, но новоиспеченная провидица явно заботилась о рунной магии больше, чем о друге. — Ты вполне ясно дала понять, что мне от тебя ждать нечего. Я зашел из вежливости и только. Если ты мне не рада, я сейчас же уйду.

Раздумывая над ответом, Тирианна несколько мгновений молчала и холодно смотрела на изгоя. Затем её лицо посуровело.

— Да, пожалуй, тебе лучше уйти, — произнесла девушка.

Молодой эльдар ощутил укол разочарования, даже гнева, но согласно кивнул. Взгляд Тирианны стал чуть мягче.

— Береги себя, Арадриан. Я рада была повидаться с тобой.

Изгой шагнул к двери, не собираясь больше задерживаться, но прощальные слова девушки засели у него в голове: всё же она переживала за друга. Каолин говорил, что Арадриану представился второй шанс расстаться с близкими по-доброму, но, похоже, он умудрился упустить и эту возможность. Нужно ли извиниться перед Тирианной? Надо ли сказать, что он скучал по ней?

— Прощай, — сказал изгой, придерживая рукой открытую дверь. — Не думаю, что мы еще когда-нибудь увидимся.

Молодой эльдар говорил то, что было у него на уме. Арадриану хотелось, чтобы девушка поняла — она, скорее всего, видит его в последний раз. Сделавшись странником, изгой может отправиться очень далеко, совершенно не желая возвращаться. Если он погибнет, потерянный и забытый, на каком-нибудь далеком мире, то будет рад такой судьбе.

— Прощай, — ответила Тирианна. — Счастливого пути. Желаю тебе найти радость в жизни.

Вздохнув, Арадриан повернулся и вышел прочь. Дверь задвинулась с шелестящим свистом, а изгой быстро зашагал по балкону, досадуя на самого себя за то, что послушался Каолина и позволил девушке оставить за собой последнее слово.

Когда молодой эльдар собирался повернуть на лестницу, то услышал, что Тирианна зовет его по имени. На мгновение сердце Арадриана заколотилось, но он с невозмутимым видом оглянулся через плечо.

— Пожалуйста, проведай Корландрила! — выкрикнула девушка ему вслед. Кивнув, изгой поднял руку в знак согласия. Значит, её больше заботит Корландрил, чем Арадриан.

Ну и пусть, подумал он.

Возможно, изгой сразу не вернулся на «Ирдирис» из чистого эгоизма: ему была неприятна мысль, что придется рассказывать Каолину о неудаче. Встреча с Тирианной, хотя и вышла не совсем уж провальной, оставила немного неприятный осадок. Арадриан чувствовал, что не сможет ответить на расспросы пилота, если не достигнет хоть какого-то понимания с бывшими друзьями. Тем более, он молча согласился повидать Корландрила.

В итоге Арадриан направился к дому бывшего скульптора.

Дверь открылась перед ним как раз в тот момент, когда Корландрил выходил в какую-то боковую комнатку. Изгой немного подождал, но не услышал ни слов приветствия, ни требований убираться.

— Всё опять изменилось, — произнес Арадриан первое, что пришло в голову, поскольку ничего лучше придумать не смог. Корландрил шагнул обратно в главную комнатку с глазами, расширенными от потрясения.

— Всё опять изменилось, — согласился он и какое-то время смотрел на изгоя, прежде чем предложить гостю сесть. Слегка качнув головой, странник отказался.

— Я пришел из уважения к дружбе, которая была некогда между нами, — произнес Арадриан. — Подумал, что было бы неправильно не повидать тебя, вернувшись на Алайток.

— Я рад, что ты пришел, — сказал Корландрил. — Я должен перед тобой извиниться за свое поведение в последнюю нашу встречу.

Изгоя ошеломило это прямое признание. Он считал, что намного хуже обошелся с Корландрилом, чем с Тирианной, но именно бывший партнер по грезам, казалось, действительно скорбел о размолвке.

— Никогда мы не причиняли друг другу зла умышленно, — ответил Арадриан, чувствуя, что должен ответить честностью на честность, — и оба испытываем друг к другу только уважение.

— Надеюсь, твои путешествия оказались плодотворными?

Арадриан, улыбнувшись, кивнул — и солгал.

— Не смогу описать того, что я повидал, того духа приключений, который наполнил мои жилы. Передо мной предстала Галактика, и я испытал лишь малую толику тех наслаждений и мрака, которые она может предложить.

— Я тоже был в путешествии, — сказал Корландрил, вытирая руки ветошью.

— Слышал об этом, — заметил Арадриан. Посмотрев на него, Корландрил вопросительно поднял брови. Изгой был не совсем уверен, что думает насчет перемены Пути друга, поэтому осторожно выбирал слова. — Тирианна. Сначала я встретился с ней, и она сказала, что ты теперь аспектный воин.

— Жалящий Скорпион храма Смертельной Тени, — дополнил Корландрил. Он аккуратно ополоснул руки и теперь сушил их под струей теплого воздуха над раковиной. — Я не злюсь, что ты сначала встретился с Тирианной. Мое расставание с ней — событие прошлого, и я с этим полностью примирился.

Арадриан обвел комнату взглядом, примечая расставленные кругом статуи Иши. У каждой из богинь оказалось лицо Тирианны, или, по крайней мере, очень похожее. Улыбнувшись, изгой с сомнением взглянул на Корландрила.

— Ну, может быть, не полностью, — признал со смешком воин. — Но я в самом деле не испытываю к тебе никакой неприязни из-за твоей роли во всем этом — ведь ты действовал непреднамеренно, если учесть все тогдашние обстоятельства.

— Ты виделся с ней в последнее время?

Корландрил покачал головой.

— Это бесполезно. Если я увижу ее случайно, это будет нормально, но не по мне сейчас искать с ней встречи. Мы с ней идем к разным целям, и у каждого из нас — свое путешествие.

— Встречаешься с кем-то еще? — предположил Арадриан.

Воин как будто засомневался на мгновение, а потом чуть приоткрыл рот, внутренне осознав что-то.

— Ага! — рассмеялся Арадриан.

— Да всё не так, — поспешно заявил Корландрил. — Она — мой товарищ, воин из этого же храма, для нас было бы совершенно неуместным вступать в какие-то более глубокие отношения.

Как знал изгой, среди аспектных воинов не существовало подобных запретов, и он промолчал, позволив другу догадаться о его сомнениях по лицу. Оба постояли в молчании, если и не приятном, то вполне уютном, а затем Арадриан сообразил, что Корландрил-Жалящий Скорпион тоже отправится на Эйленилиеш.

— Я также пришел, чтобы заранее предупредить, что тебя скоро призовут в твой храм.

— Как ты можешь об этом знать? — спросил Корландриль, резко нахмурившись. — Ты говорил с Кенайнатом?

— Я бы не ступил в аспектный храм! А твой экзарх не стал бы выходить наружу. Нет, я знаю об этом из первых уст. Я только что вернулся с Эйленилиеш. Это мир экзодитов, «ушедших», недалеко отсюда. Туда пришли орки, и жители планеты взывают к Алайтоку о помощи. Я вернулся как их посланец. Прямо сейчас автархи и ясновидцы обсуждают наилучший образ действий, и у меня нет сомнений, что они призовут к войне.

— И я буду готов ответить на этот призыв, — заявил Корландриль. При упоминании войны он весь переменился: глаза стали твердыми, словно кварц, челюсти сжались. Это обеспокоило Арадриана, который последний раз видел друга таким во время скандала на представлении статуи. Странник решил перейти к более безопасной теме, чтобы не разрушить кое-как налаженные отношения с другом каким-нибудь неловким замечанием или расхождением во взглядах.

— Мне и самому нужно подготовиться, — заявил он, делая шаг к двери. — Другие странники собираются здесь, поделиться своими знаниями о враге. Я должен присоединиться к ним.

Корландрилл кивнул в знак понимания. Гость уже подошел к двери, прежде чем хозяин вновь заговорил.

— Я рад, что ты жив и у тебя все в порядке, мой друг, — в каждом его слове звучала искренность.

— Так же и я за тебя, Корландрил, — машинально ответил Арадриан, но тут же понял, что это действительно так. Связь с партнером по грезам была очень тесной, теснее обычной дружбы, и Корландрил когда-то многое значил для изгоя. — Не знаю, увижу ли тебя на Эйленилиеш или до того, как мы покинем Алайток. Если нет, то желаю тебе удачи и процветания до следующей нашей встречи.

— Удачи и процветания, — эхом отозвался Корландрил.

Выходя из комнаты, Арадриан чувствовал, что с его плеч свалилась тяжкая ноша. Когда за странником закрылась дверь-диафрагма, он глубоко вздохнул: теперь Алайток ушел в прошлое. Свое будущее изгою предстояло узнать на Эйленилиеш.

Глава 5 Открытие

Первобытный лес исходил клубами пара под лучами жаркой звезды. Это было настоящее солнце, и его настоящее тепло коснулось кожи Арадриана, когда тот спускался по десантной рампе на землю настоящего мира. Первая планета, на которую эльдар ступил за свою долгую жизнь: воспитанный на рукотворном Алайтоке, он и во время путешествий на «Лаконтиране» никогда не сходил со звездолета. Когда сапог изгоя немного погрузился во влажную почву, он удивился прежней нерешительности.

Ветер трепал маскировочный костюм, который менял цвета на коричневый и зеленый, в тон окружению. Арадриан вдруг осознал, что эти дуновения создавались не какой-то скрытой системой вентиляции или генераторами искусственного климата, а невероятно сложным взаимодействием давлений и температур в разных частях атмосферы Эйленилиеш. Далеко слева на горизонте виднелось темное пятно, которое могло быть клубами дыма или же грозовыми тучами.

Прикрыв глаза от яркого солнца (и решив, что для пущего удобства звезду всё-таки стоило бы немного затемнить), Арадриан подумал о небе. Никакой купол не сохранял его на месте, планета удерживала атмосферу силой гравитации, рожденной из её собственной массы. Здесь не требовалось никаких силовых щитов. Пораженный этой мыслью, изгой прислушался к пронзительным крикам птиц — настоящих, действительно диких птиц — и пришел в трепет.

— Ох уж эти бывшие Сновидцы, — пробормотал Джаир, опережая Арадриана. — Вечно витают в облаках.

Изгой повернулся было с гневной отповедью, но осекся, увидев улыбку другого странника.

— Однажды я буквально витал в облаках, — сказал молодой эльдар, удобнее поправляя винтовку на плече. — На небесном мосту над ущельем Глубоких Сожалений.

— Замечательно, — отозвался Эссинадит и указал на высокую изящную башенку недалеко впереди. Строение экзодитов возносилось над пологом леса, окружавшего полянку, на которую Каолин посадил «Ирдирис». С виду оно напоминало светло-серое копье, устремленное в небо цвета индиго, к вершине расширялось в дисковидную платформу, усеянную арочными окнами, а затем снова резко сужалось. Темно-синие листья трепетали на ветру у основания башенки; Арадриан видел их серебристую изнанку и слышал тихий, нежный шорох.

— Там мы должны встретиться с остальными? — спросил он.

— Старейшины «ушедших» будут говорить со всеми странниками из первой волны.

— А когда появятся Афиленниль и все прочие?

Оба уже шагали вперед, под сень огромных деревьев. Подруга Арадриана раньше бывала на Эйленилиеш, и поэтому присоединилась к изгоям, которым предстояло сопровождать армию мира-корабля, указывая путь аспектным воинам и провидцам. Алайтокец уже начинал скучать по ней, хотя Джаир оказался остроумным спутником и рассказал немало поучительных историй.

— Сегодня вечером, я думаю, — ответил Эссинадит. — Линкоры Алайтока движутся не так быстро, как звездолеты странников, да и автархи решили, что ночная атака — наилучший вариант действий.

— Я по-прежнему не до конца уверен в себе, — признался Арадриан. Под ногами у него слегка расползались опавшие, чуть подгнившие листья, и эльдар окружало странное, но не отталкивающее амбре. Здесь стояла осень, вызванная положением планеты на орбите и определенным наклоном её оси. На Алайтоке, с его управляемым климатом, времена периода менялись по мимолетному порыву или в соответствии с общим замыслом: например, в куполе могли устроить чудесный зимний снегопад, а затем, когда зрелище надоест жителям, тут же перейти к чему-то иному.

— Мы должны найти орков и определить, выдвигаются ли они куда-нибудь, — напомнил Джаир.

— Как они вообще справляются? — спросил Арадриан. — Экзодиты, я имею в виду.

— С чем справляются?

— С беспорядочностью своего мира, — объяснил молодой изгой. — Буря может погубить их посевы, землетрясение — обрушить башни и поглотить города. Как они выдерживают в такой непредсказуемой обстановке?

— Некоторые сказали бы «из упрямства», — ответил Эссинадит. — Но я считаю, причина намного глубже. Когда-то, до Грехопадения, наш народ управлял звездами, изменял планеты по собственной прихоти. Тогда всё находилось у нас под контролем, как сейчас на Алайтоке. Поддавшись лени, мы прислушались к шепоту губительной силы, позволили распространиться моральному распаду, который и привел к Грехопадению. Напротив, экзодиты удержались от соблазна стать повелителями окружающей природы. Её капризы, неприрученные погодные явления, тектонические содрогания и извержения вулканов смиряют «ушедших», не дают им сидеть без дела и, соответственно, возвращаться к порочной жизни.

— Звучит так, словно все они немного мазохисты, — заметил Арадриан. Тем временем эльдар вышли на другую полянку, к возносящейся в небо одинокой башне; высокие двери в её основании были распахнуты. — Почему бы просто не прибегнуть к идеологии Пути, как на мирах-кораблях?

— И это спрашивает изгой Алайтока! — рассмеялся Джаир, не веря своим ушам. — Экзодиты считают Путь ловушкой, иллюзией контроля, под которой скрывается внутренняя тьма. Они считают, что в их тяжелой жизни есть чистота, и только постоянное отвержение собственных эмоций в конце концов позволит спастись от порчи… Ну, ты понимаешь.

— Великого Врага? Той-что-жаждет? Принца Наслаждений? Мы оба знаем, на что ты намекаешь, так зачем же нужны недомолвки?

— Даже иносказательные имена лучше не произносить, Арадриан, — остановившись, Эссинадит взял его за руку. — Сейчас ты не за обережными стенами Алайтока, не защищен пауками варпа и барьером сети бесконечности. Неразумно привлекать взгляд этой силы, особенно в насмешку.

Услышав искреннее предостережение Джаира, молодой изгой внезапно испугался. Он высвободил руку и отступил на шаг; в какой-то момент Арадриану показалось, что его путеводный камень в золотой оправе засветился чуть ярче, а груди на секунду коснулось тепло. Наверное, это была игра воображения, но алайтокец всё равно огляделся по сторонам, встревоженный странным ощущением.

— Деревья сияют! — тут же вскрикнул он, мгновенно забыв о Великом Враге при виде такой картины.

Возможно, Арадриан преувеличивал, но деревья вокруг здания действительно светились. Ярче всего ореол был у корней, где слабо поблескивали складки коры; тусклое сияние брезжило по зубчатым краям листьев. Теперь, приглядевшись внимательнее, изгой заметил, что отовсюду сочится неяркий свет такого же серебристого оттенка, как и отблески на верхних этажах башенки. Подойдя к одному из деревьев, алайтокец опустился на колено и рассмотрел корни: оказалось, что в древесину вплетены тончайшие кристаллические жилки.

— Осторожнее, это и есть мировой дух, — предупредил Джаир, заметив, чем занят его спутник. — Видимо, башня — какая-то узловая точка, и кристаллическая матрица здесь близко к поверхности.

— Но она уходит глубоко под землю, верно?

— Рядом с мировым духом сеть бесконечности Алайтока покажется маленькой, — присев на корточки, Эссинадит поворошил землю рукой. — Он охватывает всю планету, просачивается в трещины между камней, словно корешки растения.

Сосредоточившись, Арадриан попытался ощутить присутствие мирового духа, как делал это с корабельными пси-схемами сети бесконечности. Но он ничего не почувствовал, разве что какое-то присутствие на самом краю подсознания. Закрыв глаза, изгой попробовал сконцентрироваться на духе, открыть ему свой разум — но не услышал ничего, кроме дыхания ветра. Он вспомнил момент единения, произошедший на борту «Ирдириса», однако и это общее переживание не помогло найти связь с Эйленилиеш.

— Матрица такого размера, способная отправлять послания через Паутину, должна быть очень мощной, но я вообще ничего не чувствую, — сказал Арадриан, открывая глаза.

— Да, мировой дух огромен, но силы его чрезвычайно рассредоточены, — пояснил Эссинадит и указал жестом, что надо дальше идти к башне через полянку. — Изначально на этой планете жили не более тысячи экзодитов. Даже по прошествии стольких поколений, запасы энергии, сохраненные из их умирающих душ, крайне малы по сравнению с резервами Алайтока, содержащими эссенцию миллионов мертвецов. Как и все творения «ушедших», эта матрица — примитивная, неразвитая система. Она выполняет свою функцию безопасного убежища для душ, расстающихся с телами, но не более того.

Под дверной аркой впереди появилась женщина-эльдар, облаченная в красно-белые одеяния. Волосы её, спускавшиеся до колен, были сплетены в тугие косы и перевиты простой тесьмой. Пояс из шкуры рептилии охватывал талию «ушедшей», а в правой руке она держала посох из кривого, узловатого дерева, с зеленым кристаллом неправильной формы в качестве навершия.

— Добрая встреча, гости, — произнесла незнакомка, поднимая открытую ладонь в знак приветствия.

— Добрая встреча, хозяйка, — ответил Джаир, отдавая формальный поклон. Арадриан повторил движение спутника, не сводя глаз с женщины. — Ты — Сариенгит?

— Я — Рияллис Сариенгит Наиад, пандита[1] Гирит-Реслайна. Пожалуйста, входите и присоединяйтесь к остальным.

Потратив немного времени, Сариенгит рассказала о случившемся на планете семнадцати странникам, прибывшим впереди основных сил алайтокского флота. Орки вторглись на девственный мир тридцать циклов назад (Арадриану пришла в голову странная мысль: неужели здесь не только времена периода, но и циклы всегда одинаковы по продолжительности?) и, пока мир-корабль вместе с изгоями готовил ответный удар, зеленокожие захватили поселение Гирит-Реслайн.

Немногочисленные экзодиты Эйленилиеш не были готовы к противостоянию. Оружия, которыми располагали «ушедшие», и бойцов, способных сражаться им, хватало для отражения атак карнозавров и остродонов, угрожавших стадам, но орки обрушились на планету с мотоциклами и багги, пушками и танками. Явилась целая орда жаждущих битвы тварей, созданных для войны в давно минувшую эпоху.

Атака на Гирит-Реслайн началась четыре цикла назад. Хотя Сариенгит вместе с другими старейшинами вывела жителей из городка до нападения яростных зеленокожих, многие эльдар, входившие в секты воинов, упрямо отказались отступить. В итоге они погибли, защищая родной очаг, хотя могли бы уйти и дождаться подмоги из других поселений, а также оказавшегося поблизости Алайтока. Судя по немногочисленным сведениям, собранным разведчиками экзодитов, орки сейчас развлекались грабежом и разрушением древних зданий; кое-кто осторожно намекал, что нескольких рыцарей-«ушедших» взяли живьем. Впрочем, за последний цикл в Гирит-Реслайн не направляли отрядов, поэтому никто не мог сказать, остались чужаки в городке или, устав от нынешнего разгула, снова выступили в лес. Углубившись в измученный мировой дух, эльдар смогли узнать только, что в поселении находятся зеленокожие, но, сколько их точно и разделились ли они, определить не удалось.

Гирит-Реслайн был сдвоенным городком, расположенным на берегах широкой реки; его половины, Реш и Силайн, соединялись мостом. После совещания с пандитой и её разведчиками, продлившегося четверть цикла, странники согласились, что водная артерия — наилучший способ добраться до захваченного поселения. Их убедили, что до заката ещё осталось достаточно времени, и, разбившись на три отряда, бойцы отправились в путь. Они должны были успеть вернуться засветло.

Почти не тратя сил, Арадриан сотоварищи бегом преодолели расстояние до цели, двигаясь вдоль реки. Хотя алайтокцу понравилась эта разминка для ног под открытым, бескрайним небом, пеший марш показался ему немного бессмысленным.

— Почему бы просто не взять «Ирдирис» и не полететь в Гирит-Реслайн? — спросил он у Наомилит, странницы, которая бежала чуть правее. — Ну, или какой-нибудь другой корабль?

— Лучше, чтобы враги не догадывались о нашем присутствии, — ответила женщина. — Чужаки, верно, прибыли сюда на звездолете, поэтому, если мы хотим уничтожить их, то не должны давать повода вернуться на борт.

— А сколько ты уже пробыла странницей? — поинтересовался Арадриан и взглянул на Наомилит, любуясь игрой света и тени на её изящном лице — эльдар бежали под лиственными деревьями.

— Достаточно долго, чтобы научиться молчать, когда нужно, — с холодной улыбкой ответила она.

Прикусив язык после этой колкости, Арадриан продолжил бежать. Вскоре оказалось, что пятно на горизонте, принятое им за грозовую тучу, оказалось столбом дыма, а точнее, несколькими небольшими столбами, которые соединились в облако, зависшее над пылающим лесом. Странники приближались с подветренной стороны, поэтому не ощущали запаха гари, но сама картина вызвала у алайтокца мрачные предчувствия. Очевидно, захватчики подожгли городок, и изгой не был уверен, как поведет себя при виде подобных разрушений. Что, если он увидит тела? Что, если впадет в ступор, как тогда, давным-давно, в башне Извилистой Судьбы?

Опасения Арадриана усилились, когда отряд приблизился к городку. По реву грубых двигателей на ископаемом топливе, шумным воплям и смеху стало ясно, что орки остались в Гирит-Реслайне.

— Вот мы и получили ответ, — заметил он Наомилит. — Ну как, возвращаемся для доклада?

Арадриан шутил лишь отчасти, но уничтожающий взгляд женщины снова заставил его отказаться от дальнейших замечаний. Свист с другого берега привлек внимание странников; повернувшись налево, изгой заметил вторую группу под прикрытием деревьев. Он приветственно поднял руку, и тут же задрожала серьга-коммуникатор в правом ухе.

— Гахиан с третьей группой обходят Гирит-Реслайн слева по дуге, чтобы зайти с противоположной стороны, — сообщил Кханнихаин, самый опытный странник в группе на другом берегу. — Предлагаю вам отдалиться от реки и обследовать развалины Силайна, в то время как мы войдем в Реш.

Все вокруг слышали то же, что и Арадриан. Странники обменялись взглядами, приходя к единому решению.

— По-моему, разумный план, — высказался Джаир.

— Я согласен, — сказал Литалиан, стоявший прямо за спиной Арадриана.

— Возражения есть? — спросила Наомилит, поочередно смотря на каждого из бойцов. Все качали головой, пока очередь не дошла до молодого алайтокца.

— Откуда мне знать, хороший это план или нет? — произнес он, тихо усмехнувшись собственной неуверенности.

— При всей неопытности, у тебя такое же право голоса, как и у остальных, — возразила женщина.

— А если я скажу, что против предложения? — уточнил Арадриан, озадаченный происходящим.

— Если у тебя есть возражения, выкладывай, — нетерпеливо вмешался Эссинадит. — Если нет, то можешь идти с нами или выбрать собственный маршрут.

— Это звучит неразумно, думаю, я последую за вами.

— Значит, ты согласен с планом Кханнихаина? — сказала Наомилит. — Идешь с отрядом в Силайн?

— Если Джаир или Кханнихаин говорят, что мы должны поступить так, то да.

Что-то кратко прошипев, женщина раздраженно покачала головой. Затем она отвернулась от Арадриана и зашагала прочь, успев по дороге прошептать Эссинадиту пару слов. Старший алайтокец подошел к молодому сородичу и, положив ему руку на плечо, отвел чуть в сторону.

— Надеюсь, что ты просто не разобрался в ситуации, в выборе, который тебе предложили, — мягко произнес Джаир. — Наомилит хочет быть уверена, что ты действуешь по собственной воле.

— Так я действительно могу взять и уйти? Сделать всё, что пожелаю?

— Мы надеемся, что ты не совершишь поступков, которые поставят остальных под угрозу, — ответил Эссинадит, нахмурившись от раздумий. Арадриан беспомощно смотрел на него, не в силах понять, почему его согласие так важно для других странников. — Позволь, я попробую объяснить. Стать Изгоем — это выбор, но ты должен постоянно выбирать и дальше, без направляющего или сдерживающего участия Пути. Каждый из нас свободен, свободен настолько, что ты, возможно, ещё не до конца осознал это. Мы свободны от всего — любой иерархии, любой власти, кроме той, которой решаем подчиниться сами, любых приказов или доктрин. Каждая живая душа равна среди изгоев, и здесь нет места принуждению или подавлению.

— Из-за чего такая задержка? Что вы там обсуждаете? — спросил Кханнихаин по коммуникатору.

— Я сожалею об этом недоразумении, — ответил Арадриан сородичу, после чего коснулся серьги, переходя на отправку. — Мы в согласии с тобой, Кханнихаин. Обследуй Реш, а мы посмотрим, что происходит в Силайне.

— Очень хорошо, и рекомендую собраться в этом же месте на закате, — передал старший эльдар.

Остальные странники хором подтвердили согласие, и молодой алайтокец присоединился к ним.

— Приготовь оружие, — сказал ему Джаир, отворачиваясь. — Мы окажемся поблизости от орков.

Арадриан, у которого при этих словах немного задрожали пальцы, снял винтовку с плеча и сжал обеими руками. Ветер менял направление, и эльдар ощутил на языке вкус пепла, напомнивший о резне, уже устроенной врагами. Облизнув губы, заметно пересохшие за пару секунд, он огляделся по сторонам и последовал за товарищами — изгои, облаченные в голокостюмы, быстро исчезли в кустах впереди.

Река в этом месте резко изгибалась, и, обогнув излучину, странники тут же увидели поселение Гирит-Реслайн. Половины городка, расширявшегося по обоим берегам, соединял длинный мост. На дальней стороне виднелся Реш: скопление башен, которые росли прямо среди деревьев, соединенные между собой высотными галереями. Силайн лежал на более открытом месте, и здания в нем, как правило, ограничивались несколькими этажами.

Даже с такого расстояния был четко виден разгром, учиненный орками. На некоторых белых строениях остались пятна сажи и следы огня, а разбитых окнах отражались низкие языки пламени. В поселении ещё не погасли пожары, и небо заволакивал дым.

Услышав плеск, Арадриан обернулся к реке. Что-то длинное и серое, вроде гигантского плавникового угря, скользило под поверхностью воды. В реке обнаружилось и ещё кое-что: трупы. Мертвецы Гирит-Реслайна плыли среди камышей, слегка покачиваясь на волнах.

Изгой хотел отвести взгляд, но не мог. Охваченный нездоровым любопытством, он смотрел, как речная тварь всплывает на поверхность, открыв пасть, заполненную рядами маленьких, пильчатых зубов. Схватив руку мертвеца, «угорь» развернулся и погрузился в мутные глубины вместе с добычей.

С шипением выдыхая через сжатые зубы, Арадриан посмотрел вдоль реки в направлении моста. Странник не знал, сколько в воде убитых эльдар, но видел, что немало. Некоторые тела застряли в пенных бурунах у опор; они вращались и переворачивались, тревожимые потоком.

Внутри алайтокца росло отвращение с примесью гнева. Он впервые в жизни испытывал столь глубинное отторжение, не к мертвецам, но к их убийцам. Чужаки всё ещё оставались в городке, их хриплые вопли и гортанный хохот отчетливо доносил легкий ветерок.

— Сдерживайся, — Джаир положил ладонь на запястье сородича.

Арадриан понял, что просунул палец в спусковую скобу и крепко сжал винтовку. Заметив тревогу в глазах Эссинадита, он ослабил хватку, после чего кивнул.

— Позже, — произнес старший алайтокец. — Позже орки понесут наказание за то, что сотворили.

Группа двинулась дальше, перебравшись с берега в лес, окружающий Силайн. Там эльдар наткнулись на какую-то пристройку, с целыми окнами и крышей из красной черепицы, но выломанными деревянными дверями. Проникнув внутрь, странники обнаружили, что здание разграблено подчистую, не осталось ничего, кроме нескольких обломков мебели и разбросанных осколков посуды.

Арадриан заинтересовался конструкцией дома. Проведя рукой по стене, он ощутил слегка неровные стыки между крупными блоками.

— Из чего он построен? — спросил молодой алайтокец.

— Из камня, — Джаир удивился, что сородич сам этого не видит.

— Да, но какого именно? Призрачного камня? Огненного камня? Вод…

— Камня, добытого из земли, — резко перебила Наомилит. — Блоки высекают, обтесывают, составляют вместе. Экзодиты возводят все свои поселения традиционными способами.

— Не проще ли выращивать здания, как мы делаем на мирах-кораблях?

— Вспомни наш прежний разговор, — ответил Эссинадит. — «Ушедшие» отвергают легкие пути, особенно в ситуациях, где мы воспользовались бы психическими способностями. Они работают физически, тяжелый труд занимает их время, отвлекает от искушений плоти и духа.

— Мы теряем время, — вмешалась Кэлот, примерно ровесница Арадриана, но странница уже на протяжении двух периодов. От ноздри к правому уху девушки шел длинный шрам; этот неприятный рубец легко могли убрать в палатах исцеления любого мира-корабля. — Нужно углубиться в Силайн, чтобы определить, насколько силен враг.

Эта идея показалась Арадриану довольно опасной, но он промолчал, опасаясь новой выволочки от Наомилит, которая совершенно не стеснялась выказывать неприязнь к молодому страннику.

Добраться до границы поселения оказалось легко, поскольку захватчики не озаботились патрулями или часовыми. Чужаков не волновало, что за ними могут наблюдать; фактически, зеленокожих как будто совершенно не беспокоило возможное нападение. Арадриан решил, что враги считают эльдар разбитыми или слишком трусливыми, думают, что им не хватит духу вернуться в разграбленный городок. Если так, то грядущей ночью орки большой кровью заплатят за свою ошибку.

— Нужно разбиться на пары, — предложил Эссинадит. — Я пойду с Арадрианом, в направлении реки.

Остальные выразили согласие, и шестеро странников, разделившись, отправились по разным направлениям изучать положение в Силайне. Молодой алайтокец обрадовался, что будет в компании Джаира, который хоть с каким-то терпением относился к его вопросам и неопытности.

— Я помню, что говорил насчет отсутствия лидеров и иерархии, но, пожалуйста, выполняй мои приказы, — сказал Эссинадит, когда они пробирались через лес к башне на краю расчищенной территории. — Мне не хочется, чтобы нас обнаружили.

— Не бойся, я буду идти по твоим следам и делать именно то, что ты скажешь, — отозвался Арадриан.

До заката ещё оставалось какое-то время, но тени уже удлинились. Двое странников, выскользнув из-за деревьев, перебежали под арку у входа в башенку. Арадриан попробовал открыть дверь, но оказалось, что её чем-то приперли изнутри. Дальше вдоль стены обнаружилось разбитое окно, которым и воспользовались изгои.

Внутри всё было разгромлено, как и в первом здании. Быстро поднявшись на вершину башни, алайтокцы оказались в спальне; стены комнаты покрывали размазанные следы крови, а на голых досках пола скопились липкие лужицы.

Не обращая внимания на запах, Арадриан вслед за Джаиром перебрался через разбитые окна на балкон. Присев за перилами, они выглянули наружу, но мало что смогли рассмотреть за окружающими башенками. Судя по шуму, производимому орками, — хриплым крикам и рычанию двигателей внутреннего сгорания, — основные силы чужаков собрались где-то в центре поселения.

Покинув башню, странники осторожно двинулись по улицам в направлении реки, время от времени обыскивая здания. Тел они не находили, и сначала это обеспокоило Арадриана, а потом ему пришла в голову новая мысль.

— Как ты считаешь, орки брали пленных? — спросил он. — Если мы найдем экзодитов, то нужно ли пытаться освободить их?

— Я думаю, пленников здесь нет, — с мрачным видом ответил Эссинадит.

— Откуда ты знаешь?

— Криков не слышно.

Содрогнувшись, Арадриан поспешил за Джаиром, который двигался быстрее него. Улочки сузились, верхние этажи зданий по обеим сторонам теперь соединялись небесными мостиками и переходами. Раз или два Эссинадит замирал на месте, и его молодой товарищ делал то же самое. Прижимаясь к гладким стенам, странники ждали, пока крупные, сгорбленные создания, бродящие поодиночке или парами, не пройдут по галерее над ними.

Во время очередной остановки Арадриан, несмотря на усилившийся шум толпы оккупантов, услышал далекое журчание реки. Джаир жестом подозвал его к месту, где высокая стена делала резкий поворот на углу сада. Присоединившись к сородичу, молодой алайтокец увидел участок открытого пространства в центре городка: площадь, расширявшуюся от края моста.

— Надо подняться, — сказал Джаир, указывая пальцем вверх.

Удивив товарища, старший изгой прыгнул и подтянулся на стену. Бросив взгляд на Арадриана, он боком пробрался поверху к зданию, соединенному с оградой. Снова прыгнув и подтянувшись, Эссинадит взобрался на крышу маленькой башенки, выступающей из стены. Сообразив, что должен последовать за ним, Арадриан поправил винтовку на плече и повторил путь Джаира. Взбираться было проще, чем ему казалось со стороны.

С крыши башенки они перескочили на пустой балкон дома по другой стороне аллеи. Убедившись, что в комнате за ним никого нет, странники отыскали винтовую лестницу, ведущую на вершину башни с террасой. Посреди садика обнаружился небольшой пруд, а в нем, между кувшинок, плавала оторванная рука, которую пощипывали черно-белые рыбки. Спрятав это зрелище поглубже, к остальным неприятным картинам, Арадриан поспешил к окруженному стенкой краю террасы. Преграда оказалась не очень высокой, поэтому эльдар пришлось залечь и по-змеиному ползти к ней.

Взглядам алайтокцев открылась площадь с огромным скоплением костров в центре. На здоровенных треножниках и вертелах жарились трещащие куски мегазавров — гигантских пресмыкающихся, стада которых разводили «ушедшие». Экзодиты либо сами ели этих существ, либо поставляли мясо мирам-кораблям в обмен на товары и устройства, недоступные для производства им самим. Из обрывков чешуйчатых шкур орки сделали тенты для нескольких своих машин, а также отгородили какой-то вольер в углу площади.

Возле огней собирались орки, среди которых попадались исключительно крупные, раза в полтора раза выше эльдар. Меньшие по размеру зеленокожие располагались дальше от центра. И тех, и других обслуживали многочисленные небольшие создания с острыми лицами, большими ушами и визгливыми голосами. Чужаки-слуги таскали ящики и мешки, подносили еду, чистили оружие и сапоги. Хозяева беспрерывно награждали их рычанием, криками и тычками, но мелкие твари и сами проводили половину времени в стычках друг с другом.

Усилившееся отвращение Арадриана перебороло в нем страх, который странник испытывал с первых минут в поселении. С детства ему рассказывали о зеленокожих варварах, представителях самой скверной из низших рас. Лично увидев их суть, изгой понял: орки оскорбляют цивилизацию эльдар одним своим существованием. Слушая грубые выкрики, ворчание и рев, он чувствовал, что такой язык не способен описывать высокие философские материи; наречие чужаков подходило только для приказов или повелений, но ни для чего более. То, что зеленокожие разрушали всё, что их не интересовало, — а кроме войны, их почти ничего не интересовало, — указывало на недоразвитость этих существ.

Арадриан почти мгновенно разобрался в самих орках и в их «общественном строе». Крупные создания за счет грубой силы командовали меньшими по размеру, а они точно так же командовали ещё меньшими. Всего лишь раз оглядев площадь, странник увидел с десяток примеров «социального взаимодействия», насаждения собственной воли при помощи обычной жестокости. Из старых легенд изгой знал, что зеленокожие обладают хитростью, но не умом; то, что орки ходили на двух ногах, собирали машины и оружие, не мешало им быть зверями до мозга костей.

Возмущенный тем, что эти бездумные твари сотворили с поселением экзодитов, Арадриан снял винтовку с плеча. Никогда раньше ему не хотелось убивать, ни в гневе, ни для развлечения, но в глубине души эльдар понимал, что с орками невозможно вести переговоры. Точно так же нельзя просто выждать, пока они уйдут, и начать восстанавливать разрушенное. В отличие от других природных катаклизмов, остановить нашествие чужаков можно было только одним способом: ответить на насилие более мощным и точно направленным насилием. Изгой знал, что не должен испытывать наслаждение при отстреле зверья, — не большее, чем испытывает садовник при виде огнечайки, поедающей песчаных червей, — но чувствовал необходимость покончить с этой несправедливостью.

И захватчиков ждало возмездие. Недостаточно было просто перебить орков: по горькому опыту прошлого эльдар знали, что главная угроза вторжения заключалась не в воинах зеленокожих. Живые и мертвые, чужаки рассеивали споры, которыми размножались, и, как только эти «семена» прорастали, — особенно на юной и быстро развивающейся планете вроде Эйленилиеш, — их почти невозможно было искоренить. Единственный способ избавиться от зеленых тварей состоял в незамедлительном и абсолютном их уничтожении.

Именно поэтому Алайток собрал все имеющиеся силы, и даже Аватар пробудился ото сна, чтобы принести войну в Гирит-Реслайн. Если хоть одному чужаку удастся сбежать в леса, всего через несколько кратких оборотов вокруг солнца Эйленилиеш будет захвачена новой зеленой ордой и потеряна навсегда. Автархи и ясновидцы прибыли не сражаться с орками, поскольку для орков сражения были всё равно что вода и пища для других созданий; нет, алайтокцы явились уничтожить их.

— Посмотри туда, — сказал Джаир, который снял прицельный комплекс с винтовки и использовал его как телескоп. Послушавшись, Арадриан взглянул над площадью в указанном направлении.

Здания, расположенные дальше от реки, в сторону восхода, были разрушены намного сильнее остальных. Многие полностью обвалились, но от обстрелов или тщательно рассчитанного подрыва, эльдар не знал. Некоторые улицы были полностью перекрыты завалами, городок усыпали осколки черепицы, обломки балюстрад и целые куски стен. Впрочем, Джаир обратил внимание не на это.

В садах на одной из башен захватчики разместили несколько примитивных с виду пушек, скрытых в тени под крышей галереи. Орудия обслуживали мелкие зеленокожие под бдительным надзором орка с жутким шипастым кнутом; сейчас они как раз складывали возле стены снаряды. Очень много снарядов.

Арадриан вспомнил, что пришел сюда не исследовать жизнь чужаков. Глядя через прицел, странник изучил окружающие улицы и здания, отмечая, где сооружены баррикады и оборудованы огневые точки. На дальней стороне площади располагалось нечто вроде транспортного подразделения орков, так что алайтокец пересчитал багги, грузовики с открытым верхом, вместительные баивые фуры и полугусеничные мотоциклы.

Следуя указаниям Эссинадита, молодой эльдар изучил, как организована оборона моста. На это он потратил немного времени, поскольку таковая отсутствовала. Затем Арадрин осмотрел берега реки, но и здесь оказалось, что орки совершенно не обеспокоились защитой от нападения по водному пути.

Когда они разведали всё, что могли увидеть с этой точки, Джаир жестом показал Арадриану возглавить спуск на нижние уровни. На этот раз изгои воспользовались одним из небесных мостиков и добежали до башни на другой стороне улицы, прячась в тенях колонн.

Они спустились на поверхность, но, не пройдя и нескольких шагов от двери, Эссинадит внезапно отшатнулся и прижался к стене. Солнце уже касалось горизонта, и в конце аллеи появились длинные тени группы мелких зеленокожих.

Хотя существа были тщедушными и ростом не выше пояса Арадриану, при мысли о бое странника охватила внезапная паника. Пусть они маленькие, подумалось ему, но с ужасными когтями и клыками, да ещё и привычны к дракам. Джаир выхватил висевший на поясе нож и вытащил из кобуры сюрикеновый пистолет; заметив это, молодой изгой понял, что забыл о своем оружии.

Инстинкт, требовавший бежать, пытался одолеть рациональное мышление странника, пока его тело реагировало на очевидную угрозу и дыхание становилось учащенным, поверхностным. Видимо, Эссинадит заметил испуг товарища, так как повернулся с озабоченным лицом и поднес палец к губам.

Пытаясь сохранять спокойствие, Арадриан притиснулся к стене, а тени подползали всё ближе, и всё громче становилась визгливая болтовня чужаков.

Не в силах пошевелиться, изгой слушал, как шлепают босые ноги по брусчатке, подбираясь к нему, а разум алайтокца тем временем кричал, требуя развернуться и удирать, пока не поздно. Застыв в равновесии инстинктов «бежать-или-сражаться», странник заскрипел зубами и сжал кулаки, держа руки у бедер.

Он уже ощущал запах чужаков, нечистый и едкий. От них воняло кровью, дымом и гниющим мясом; Арадриан уже представлял, как грязные когти зеленокожих царапают его кожу, а неровные зубы вгрызаются в плоть. При этой мысли у изгоя внезапно и болезненно закрутило в животе, но он не издал ни звука.

За тенями появились четверо зеленокожих с красными глазами-бусинами, их обтрепанные уши и широкие торчащие носы были усеяны кольцами и штифтами. На двоих не было ничего, кроме грязных набедренных повязок, двое других, чуть крупнее, носили жилеты и сапоги из необработанной звериной кожи, отчего смердели ещё сильнее. Один из чужаков заткнул за веревку, служившую ему поясом, нечто вроде револьвера, а остальные были вооружены «кинжалами» — заостренными металлическими шипами.

Невозможно было понять, о чем они говорят, как и определить их настрой по этому носовому скулению. Зеленокожие толкались, огрызались друг на друга и не обращали внимания на то, что происходило вокруг. Посмотрев налево, Арадриан увидел, что Джаир надвинул капюшон на лицо и плотнее завернулся в плащ. Молодой изгой с осторожностью повторил действия товарища, укутавшись в хамелеолин.

Мелкие, похожие на гоблинов твари прошли почти на расстоянии руки от странников, не заметив их. Арадриан пытался не дышать, чтобы его не услышали, хотя орочьи патрульные (если это были патрульные) своей болтовней заглушили бы любой подобный звук.

А затем зеленокожие скрылись из виду, повернув на улицу, ведущую к площади. Арадриан чуть не рухнул от облегчения.

— Пошли, — прошипел Джаир, указывая ножом. — Возвращаемся вдоль реки.

Но молодой алайтокец вдруг понял, что не может идти. По-прежнему опираясь о стену, он опустился на корточки и сделал несколько глубоких вдохов с закрытыми глазами.

Арадриан почти не верил, что всё ещё жив. Откуда-то из глубины его существа прозвучал невольный смешок; облегчение оказалось настолько сильным, что эльдар должен был выпустить его с хохотом.

Нахмурившийся Эссинадит склонился над товарищем. Схватив Арадриана за одежду, старший изгой поднял его на ноги и зажал рукой рот, поскольку из глотки алайтокца уже собирался вырваться новый громкий смех.

— Контролируй себя, — прошептал он. — Вспомни, где мы.

Молодой странник ничего не мог поделать — он трясся всем телом, а думал только о том, как хорошо оставаться в живых.

— Я брошу тебя здесь, если не успокоишься, — предупредил Джаир, отступая на шаг.

Представив, как остается один в городке, кишащем орками, Арадриан мгновенно пришел в себя. Он открыл было рот, собираясь попросить прощения, но Эссинадит оборвал товарища взмахом руки.

— Отложим извинения, — Джаир указывал в небо, которое закатное солнце расчертило красными и фиолетовыми полосами. — Нужно соединиться с остальными.

После наступления темноты лес ощущался уже по-другому. С верхушек деревьев кричали летучие создания, которые пикировали на добычу и хватали её длинными зубастыми клювами. Спокойствие ночи нарушал рев хищных карнозавов, а дуновения ветра в листве казались ждавшему во мраке Арадриану шепотом мертвых богов.

Небо, словно матовая сталь, поблескивало в просветах колыхавшегося лесного полога, звезды скрывались за облаками и смогом горящего Гирит-Реслайна. В свете лун, две из которых медленно поднимались над горизонтом, всё приобретало голубоватый оттенок.

Остальные странники вернулись в поселение, чтобы установить маяки Паутины, обеспечив тем самым наведение для ожидающего флота. На фрегатах и линкорах, зависших в космосе, провидцы путей ощутят эти скрытые вехи и создадут временные туннели прямо в сердце городка, позволив части воинов Алайтока атаковать орков с тыла.

Эссинадит должен был подать сигнал Арадриану, что ему тоже пора выдвинуться в Гирит-Реслайн и поддержать атаку c удлиненной винтовкой. Одиноко выжидая в маленькой ложбине, из которой река казалась серебряной тесемкой среди деревьев, изгой обдумывал свою неадекватную реакцию на врага.

Сейчас алайтокец стыдился такого поведения, но тогда он был настолько уверен, что орки вот-вот обнаружат и перережут их, что спасение показалось истинный чудом. Конечно, задним умом Арадриан понимал, как глупо вел себя. Даже если бы патрульные зеленокожих заметили странников, они с Джаиром без особого труда сумели бы сбежать, а возможно, и перебить чужаков. Мелкие твари никак не смогли бы угнаться за быстроногими эльдар, только кричали бы далеко позади, призывая ловить неприятелей.

Но Арадриан поддался ужасу, истинному, глубинному чувству, какого никогда не испытывал прежде. На причале во время давнего прибытия «Лаконтирана» он ощутил разумный страх, экзистенциальный ужас бытия. То, что странник чувствовал при мыслях о смерти, или, хуже того, пленении, было варварской, инстинктивной эмоцией, первобытной, как мир вокруг него.

Изгой надеялся, что, однажды пройдя через подобное, он будет лучше готов к следующему разу — если «следующий раз» вообще случится. Если повезет, Арадриан никогда больше не испытает мгновенного отчаяния и мерзкого бессилия, парализовавших его тогда. Странник был уверен, что сохранит контроль над собой и совладает с этими чувствами, если они придут вновь. Никто из товарищей по отряду не произносил этого вслух, но у глубочайшего страха имелось другое название: трусость.

Раздумья Арадриана прервал голос Эссинадита у него в ухе.

— Со мной Ассинтахиль, Лоэкхи, Наомилит и Эстреллиан, мы в здании, с которого следили за орками на площади. Дорогу помнишь?

Джаир ещё не закончил говорить, а молодой алайтокец уже вскочил на ноги и устремился к Гирит-Реслайну. На бегу он порылся в памяти, уклоняясь от травмирующих образов встречи с патрулем, и понял, что путь к башенке лежит напрямую. Одним из преимуществ Пути Грез была приобретаемая способность доступа к неосознанным воспоминаниям, необходимая для сохранения образов из снов. Благодаря этому Сновидцы могли воспроизводить видения прошлого — неважно, реальные или воображаемые — с абсолютной точностью. Мало того, эти картины оказывались даже более четкими и многоплановыми, чем в реальности. Такие «мемосны» сильнее всего манили на Путь Грез, ведь с их помощью эльдар мог бесконечно возвращаться к прежним моментам славы, любви и счастья, ничего не забывая и не испытывая ностальгической грусти.

Фактически, случай на причале «Лаконтирана» столкнул Арадриана с потенциально опасной дороги, которая вела к воображаемой, обманчивой самореализации.

— Да, я знаю дорогу, — отозвался он, сообразив, что уже какое-то время бежит среди деревьев на грани полусна, перебирая воспоминания. — Подам сигнал, когда окажусь у основания башни. Только, пожалуйста, не застрелите меня по ошибке.

— Поспеши, если хочешь увидеть кое-что действительно стоящее, — поторопил его Эссинадит.

Арадриан уже привык к шуму, издаваемому орками, но теперь вдруг понял, что слышит новые звуки, а рык зеленокожих и рев их машин изменились в тональности. Услышав грохот выстрела, изгой осознал, что алайтокцы уже начали атаку!

Припустив через лес, странник быстро добрался до окраины городка. Не останавливаясь, он понесся по улицам, напрягая глаза и уши в поисках врагов, которые, возможно, скрывались в тенях зданий. Огонь пожаров подсвечивал небо, покрывая ярко-красными пятнами облака жирного дыма, изрыгаемые орочьими машинами.

— Почти добрался, — передал остальным Арадриан, запрыгивая на стену, с которой мог перебраться на боковую башенку и оттуда — в наблюдательный пункт изгоев. Странник в развевающемся плаще и трепещущем костюме ловко перепрыгивал с карниза на карниз, благодаря мышечной памяти инстинктивно повторяя восхождение, проделанное ранее.

Не заходя внутрь башни, алайтокец продолжил лезть по стене, находя зацепы для рук и опоры для ног на подоконниках и перилах балкончиков. Свалившись с такой высоты, Арадриан разбился бы в кровавую лепешку, но двигался эльдар с полной уверенностью. Этот страх он мог побороть, и, когда по-паучьи доползал до самого верха, а затем переваливался через парапет террасы на крыше, то испытывал только приятное возбуждение.

— Вон там! — выпрямившись, Лоэкхи указал на что-то у противоположного края площади. У странника было тонкое лицо со впалыми щеками и запавшими глазами, черные волосы свисали из-под капюшона непокорными локонами. В остальном эльдар оставался невидимым, хамелеолиновый костюм принял серо-синюю окраску, скрывая его на фоне неба. С улицы странника никто бы не заметил.

Окинув взглядом Силайн, изгой понял причину беспокойства орков: словно кинжальные осы из потревоженного гнезда, они собирались для отражения атаки эльдар. На дальнем берегу уже шел жестокий бой, небо рассекали лазерные лучи и следы пролетавших ракет. На площади под странниками чужаки сосредотачивались вокруг своего военачальника, самой крупной из тварей. Существо, облаченное в толстые пластины тяжелой брони, держало в одной руке громадный клинок вроде секача, а в другой — огнестрельное оружие, которое, должно быть, весило не меньше Арадриана.

К толпе здоровяков-зеленокожих подтягивались лязгающие транспортники, которые изрыгали удушливые выхлопные газы. Чужаки забрались в кузова, и бронированные грузовики понеслись к мосту в облаке пыли и жирного дыма.

Но Лоэкхи указывал не на это.

В узком переулке на дальнем краю главной площади бледные стены озарились блеском золота и сини. Арадриан мгновенно понял, что происходит, так как много раз видел порталы Паутины во время странствий на «Лаконтиране». Несколько мгновений спустя отделение из десяти Зловещих Мстителей уже направлялось в руины низкого здания в орочьем тылу. На древке, укрепленном за спиной их экзарха, развевалась лазурно-золотая хоругвь.

— Я заметила кое-что намного смертоноснее, — прошептала Наомилит. — Посмотри под мост, только воспользуйся телеприцелом.

Заинтригованный Арадриан поднес окуляр к глазу. Устройство автоматически улучшило обзор, усилив тусклый свет лун так, что изгой видел всё отчетливо, будто в полдень. Обратив взгляд к мосту, поначалу странник ничего не обнаружил, но затем, увеличив изображение и привыкнув к завихрениям реки у опор, отыскал неподвижных созданий, полусидящих на мелководье. Почти невидимые, словно затвердевшие тени, они замерли подобно статуям, держа над водой пистолеты и цепные мечи. Аспектные воины, ждущие в засаде; Жалящие Скорпионы.

— Интересно, нет ли там Корландрила, — сказал Арадриан и пожал плечами, поскольку не мог рассмотреть знаков различия аспектного храма, да и не помнил, к какому именно принадлежит его друг.

Снова переведя взгляд на улицы, ведущие к площади внизу, странник увидел, что там собираются другие аспектные воины — ещё больше Зловещих Мстителей ждали во мраке, а на крышах напротив он засек Темных Жнецов, выдвигающихся на позиции.

— Устрани орудийные расчеты, — прошептал Эссинадит. — Тех, кого мы видели сегодня вечером.

Кивнув, Арадриан нашел сад, в котором они обнаружили первую батарею пушек. Через развалины проездной башни вражеские орудия могли бы стрелять на ту сторону моста, по площади на дальнем берегу.

Странник поднял винтовку и поудобнее упер приклад в плечо, пытаясь не напрягаться, хотя сердце уже колотилось быстрее. Изгой вспомнил, чему Джаир и Афиленниль учили его по возвращении на Алайток, и как он сотни раз практиковался в стрельбе по пути с мира-корабля на Эйленилиеш, пока не достиг автоматизма.

Естественными, непринужденными движениями Арадриан со щелчком примагнитил прицел на место и склонил голову, заглядывая в окуляр. Ровно дыша, он перемещал оружие, пока не увидел в красноватом поле обзора мелких чужаков, возившихся около пушек. Они загружали снаряды в казенники, и, видимо, получалось не очень, так как орк-надсмотрщик то и дело щелкал кнутом. Тщедушные создания роняли и поднимали боеприпасы, с размаху прищемляли пальцы стопорами затворов.

Два выделенных прицелом создания рухнули, и миг спустя алайтокец понял, что их подстрелили другие странники. Охваченные паникой зеленокожие засуетились ещё нервознее, но Арадриан уже нацелился на одного из них: чужак, опустившийся на колени за ближайшим орудием, сжимал в кулаке спусковой шнур. Псевдоцвета режима ночного видения не позволяли рассмотреть его лицо, изгой видел только общие очертания, да тонкую яркую полоску рта, когда мелкий неприятель выдыхал в холодном воздухе.

Коснувшись указательным пальцем спуска удлиненной винтовки, Арадриан подумал, что никого не убивал прежде. Ранее, увидев, как Джаир готовит нож и пистолет, странник ужаснулся мыслям о схватке. Но сейчас всё было совсем по-другому, требовалось только чуть сильнее надавить на спуск, чтобы создание по центру прицела перестало жить.

Послышалось тихое шипение и деликатный свист батареи питания. Над площадью пронесся невидимый лазерный луч, от которого лишь на волосок отстал кристаллический заряд толщиной с иголку, насыщенный токсинами, способными в мгновение ока убить большинство живых существ.

Изгой понял, что выстрелил, только когда чужак в его прицеле внезапно отшатнулся, зажимая плечо ладонью. Зеленокожий крутнулся на месте, размахивая руками (немного театрально, как показалось Арадриану), после чего свалился, будто гротескная марионетка с перерезанными ниточками.

Эльдар снова вздохнул, улыбаясь легкости попадания. Он решился на чуть более сложный выстрел, выбрав тщедушную тварь, ползущую между двух ящиков.

Игла в голову мгновенно убила зеленокожего.

Арадриан стрелял снова и снова, и вокруг раздавался характерный свист винтовок других странников, с которым оружие плевалось смертью над площадью. Орк, управлявший мелкими сородичами, грузно метался туда-сюда, безуспешно пытаясь навести порядок среди гибнущих подопечных. Выстрелив по нему, изгой промахнулся из-за легчайшего содрогания в руке; снова сконцентрировавшись, алайтокец повторил попытку, но зеленокожий не собирался падать.

— Ну, точно же попал, — пробормотал Арадриан.

— По орку? — спросила Наомилит. — Это крепкие твари, ты мог даже кожу не пробить. На следующий раз целься в глаза.

— В глаза?

— Вот так.

Молодой странник даже не был уверен, где у орка глаза, пока не увидел крохотный фонтанчик капель из-под тяжелого лба. Мгновением позже здоровяк рухнул навзничь, прямо на штабель снарядов. Взрывоопасные боеприпасы раскатились по саду, и, за миг до того, как отвести взгляд, Арадриан заметил вспышку воспламенения.

Несколько детонаций подряд сотрясли орочью батарею, садовая ограда разлетелась на куски, и на воздух взлетели каменные блоки. Передняя стена здания, уже поврежденная предыдущими обстрелами, сорвалась с поддерживающих балок и повалилась набок в облаке пыли и щебня, погребая тела и пушки под грудой бесформенных обломков.

Увлеченный зрелищем обвала, Арадриан рассмеялся. Клубы дыма и пыли поползли над площадью; во тьме он разглядел, как аспектные воины продвигаются вперед, готовясь с тыла ударить по оркам, перемещавшимся к реке.

Повернувшись в ту сторону, изгой мало что разглядел, кроме проблесков ракет, дульных вспышек орочьего оружия и яркого сияния лазерных лучей. Неясно было, хорошо или плохо для эльдар идет битва, но Арадриан ничем не мог помочь сражающимся на дальней стороне моста.

Снова обратившись к врагам поблизости, странник опять поднял винтовку и выбрал одного орка среди большой группы чужаков, бегущих в сторону площади за транспортниками военачальника. С первой попытки Арадриан угодил ему в плечо. Споткнувшись, здоровяк упал на одно колено, но затем поднялся, мотая башкой, пока нейротоксины всасывались в его кровь. Второй выстрел изгоя прошел мимо, так как зеленокожий наклонился за оброненным пистолетом. На третий раз алайтокец попал орку в ногу прямо над коленом, и яд сработал мгновенно, заставив того ничком рухнуть на землю.

На площади закипел яростный бой: Темные Жнецы и Зловещие Мстители разом открыли огонь, прореживая толпы зеленокожих залпами ракет и шквалами очередей из сюрикеновых катапульт. Дюжину орков тут же разорвало в клочья, столько же тварей лишились конечностей или получили страшные раны, которые свалили бы менее стойких созданий.

Однорукий орк, пошатываясь, вышел из толпы и привалился к горящим обломкам полугусеничного транспорта. Заметив его голову сквозь дыру в искореженном металле, Арадриан прицелился и выстрелил. Луч и игла попали чужаку ниже уха, и он повалился, пропав из виду.

— Здесь мы закончили, — сказал Эссинадит.

Проигнорировав его, молодой изгой навелся на другого орка, который хромал мимо тела сородича, только что убитого алайтокцем. Он мягко нажал на спуск, и зеленокожий рухнул, крутнувшись на месте и ударившись головой о траки машины.

— У нас есть новое задание, — более настойчиво произнес Джаир, положив ладонь на руку Арадриана и отводя винтовку в сторону.

— Здесь ещё много целей, — возразил тот, вырывая руку.

— С ними разберутся остальные, — Эссинадит говорил спокойно, но в его глазах, отражавших мерцающее пламя сражения, читалась тревога. — Нужно выдвинуться ближе к реке, прибывают экзодиты, мы должны очистить им путь.

С некоторым усилием Арадриан оторвался от бушующей внизу битвы. В голове у молодого странника немного прояснилось, он кивнул. Джаир с остальными направились к винтовой лестнице, и алайтокец нехотя последовал за ними.

— Ты знаешь, почему аспектные воины призывают боевую маску? — спросил Эссинадит, когда они быстро спускались на нижние этажи.

— Чтобы горечь и напряжение битвы не поглотили их, — ответил Арадриан. — Не беспокойся обо мне, смерть этих тварей для меня ничто. Отстрел зверья, не более того.

— Ты ошибаешься, — остановившись на лестничной площадке, Джаир внимательно посмотрел на сородича. — Боевая маска позволяет им проливать кровь врагов во имя Кхаина, но, снимая воинское облачение, аспектники забывают о волнующем наслаждении смертоубийством. Тот душевный подъем, который ты сейчас испытываешь, суть прикосновение Кроваворукого бога. Будь осторожен, не попадись в его хватку. Чувство власти над жизнью и смертью других сильно кружит голову, к нему легко привыкнуть.

На это Арадриан ничего не сказал, но, следуя за Эссинадитом на улицу, понял, что старший изгой говорил правду. На алайтокца отрезвляюще подействовало воспоминание о том, с какой радостью он встречал гибель каждого орка. То, что он чувствовал теперь, когда отряд пробирался по улицам, освещенным лунами и пожарами, не походило на облегчение, испытанное после спасения от патруля. Эльдар хладнокровно оценивал совершенные им убийства, и это само по себе усиливало его ощущение превосходства над орками.

Предупреждающий крик Наомилит заставил пятерых странников схватиться за оружие. Из-за угла впереди показались трое ковыляющих чужаков, несомненно, бежавших от резни, устроенной аспектными воинами. В отличие от прошлого раза, Арадриан не застыл на месте. Сюрикеновый пистолет оказался в руке изгоя быстрее, чем он подумал об этом.

Зеленокожие только поднимали свои примитивные пушки, когда странники открыли огонь. Свистящие сюрикены рассекли воздух, врезаясь в трио чужаков, и среди них были заряды, выпущенные Арадрианом. При виде того, как мономолекулярные диски вонзаются в ближайшего орка, разрывая в клочья кожаный жилет и полосуя зеленую плоть, у алайтокца вновь заколотилось сердце.

Одна из тварей тут же рухнула с глоткой, изодранной десятками разрезов, а другая отшатнулась, взревев от боли. Третий орк выпустил ураган пуль; в узкой улочке грохот его оружия показался раскатами грома, а дульные вспышки почти ослепили эльдар. Эстреллиан отлетел назад, безвольно взмахнув руками, невидимыми под маскирующим плащом. Кровь сраженного изгоя хлестала фонтаном. Пули раскололи стену справа от Арадриана, но он снова выстрелил из пистолета, стиснув зубы.

Убийца Эстреллиана покачнулся и рухнул, обливаясь густой кровью из ран на лице и теле. Оружие выпало из его спазматически подергивающихся пальцев. Второй раненый орк пришел было в себя, но только на мгновение: новый шквал сюрикенов Джаира и Наомилит свалил тварь. Несколько секунд подергавшись на земле, орк замер.

Склонившись над Эстреллианом, Лоэкхи покачал головой. Арадриан почувствовал, что к груди у него поднимается какое-то шоковое онемение, но, глубоко вздохнув, подошел к мертвому страннику. При виде забрызганного кровью лица изгоя он понял, что ошибался, считая битву почти завершенной.

— На его месте мог быть любой из нас, — прошептал алайтокец и судорожно сглотнул, борясь со страхом.

— Оставайся настороже, — посоветовал Джаир.

— Нельзя оставлять его здесь, — произнес Арадриан, который, не отрываясь, смотрел на путеводный камень, едва различимый под костюмом Эстреллиана. Вместилище души сияло теплым голубым светом. Четверо выживших эльдар обменялись взглядами, и самообладание товарищей успокоило молодого алайтокца. Убрав пистолеты, Лоэкхи и Наомилит подняли труп, до сих пор замаскированный хамелеолином. Из-за этого показалось, что странники несут участок искаженного воздуха, а между ними парят в пустоте бестелесное лицо и кисть руки.

— Нам двоим нужно встретить экзодитов, — сказал Эссинадит, когда пара изгоев исчезла во тьме, унося тело павшего товарища. — Орки ещё не разбиты.

Сариенгит, почти неузнаваемая в боевом облачении, встретила Арадриана и Джаира в назначенном месте, на полянке неподалеку от окраины Гирит-Реслайна. На женщине была броня из чешуйчатой шкуры, а также шлем, сработанный из черепа какой-то гигантской рептилии Эйленилиеш. В правой руке пандита держала лазерное копье, в левой — щит с серебряным наличником. И старейшина восседала на драконе, крылатом создании с красно-пурпурной чешуей, в длину которого пять раз укладывался рост эльдар, причем с запасом. Хвост существа оканчивался ромбовидной булавой, а длинные кожистые крылья были пока что прижаты к бокам — благодаря этому изгой рассмотрел широкие привязные ремни трона-седла из темного дерева, на котором расположилась повелительница «ушедших».

Сариенгит прибыла не одна, с ней явилось больше дюжины драконьих всадников; их звери купались в лунном свете, собравшись в центре поляны. Поблизости ждали несколько десятков экзодитов, восседавших на двуногих рептилиях с упряжью, украшенной полосками драгоценных металлов и поблескивающих камней. Как и пандита, они вооружились лазерными копьями и щитами, хотя у некоторых оказались винтовки того же типа, что у странников.

Иные создания ждали во мраке леса. Это были мегазавры, несущие на огромных спинах паланкины, аналогичные по форме башенкам Гирит-Реслайна. Гиганты, каждым из которых управляли десятки «ушедших», были защищены спереди и по бокам свисающими бронепластинами. На галереях, окружающих паланкины, располагались несколько больших лазерных пушек с расчетами по двое эльдар. Артиллеристы были облачены в характерные чешуйчатые доспехи экзодитов. Всего на поляне было меньше двух сотен бойцов, выживших после вторжения орков.

Раньше Арадриан встречал мегазавров только в виде аккуратно разрезанного бифштекса, а с драконами вообще никогда не сталкивался. Над поляной стоял густой запах навоза и промасленной упряжи, резкий, но не совсем неприятный. Звери издавали всевозможные урчащие, ворчащие, щелкающие, воющие и визжащие звуки, иногда приглушенные, иногда разносящиеся по лесу, будто брошенный вызов. У некоторых тварей были длинные шеи, чтобы доставать листья на верхушках деревьев, и ноги толщиной со стволы. Попадались существа с ороговелыми гребнями или костяными воротами для защиты головы и шеи, с витыми или изогнутыми рогами, растущими на носу и лбу. Всё создания были крупнее любой орочьей машины.

Молодой изгой, стоявший рядом с Сариенгит, чувствовал себя несколько неуютно. Рептилия всадницы искоса поглядывала на него черным глазом, а с выступающих клыков размером в кинжал странника тянулись потоки слюны, толстые, как веревки. Лунный свет блестел на желто-зеленой чешуе дракона, а его когти, забранные в серебристый металл, на котором виднелись острые осколки красных и черных драгоценных камней, напоминали зазубренные и богато украшенные разделочные ножи. Одного размера твари хватало, чтобы смутить Арадриана, который если и видел облачных китов в газовых куполах Алайтока, то только со значительного отдаления. Но сейчас на расстоянии вытянутой руки от него находилось существо, состоявшее из одних только мышц и сухожилий, прикрытых чешуей. При этом свирепое чудище сдерживали только цепи-вожжи в перчатках пандиты.

Сама Сариенгит надела под капюшон полумаску, прикрывающую глаза и переносицу. Линзы боевой личины, выкрашенной в красный и черный цвета, казались пылающими очами демона. Через спину дракона, сразу за троном старейшины, была перекинуты седельные сумки, и пандита могла легко дотянуться до удлиненной винтовки. Также среди багажа имелся фузионный пистолет с вытянутым стволом. Глядя на вьюки, Арадриан понял, что в них хранится всё имущество женщины — остальное, включая дом, она потеряла при вторжении орков в Гирит-Реслайн.

Для обитателей мира-корабля личные вещи не представляли никакой ценности, разве что были дороги как память. Потерянное или сломанное имущество легко заменялось, а веления моды сменялись быстрее, чем времена периода на Эйленилиеш. Сариенгит же придется потратить немало времени и сил, чтобы изготовить или купить замену всему, что было уничтожено или похищено.

— Как идет сражение? — спросила пандита.

— Силайн почти очищен от врагов, их мертвецы грудами валяются на улицах, — ответил Джаир, поскольку молодой изгой не хотел участвовать в разговоре. Обратный переход через лес — после того, как странники наскоро прочесали улицы возле реки и убедились, что сбежать удалось немногим оркам, а то и вообще никому — они проделали в молчании. Эссинадит явно не собирался возвращаться к случившемуся с Эстреллианом, и Арадриан считал, что не стоит вскрывать эту тему.

Гибель странника вызвала в алайтокце смешанные чувства. Грустно было наблюдать за смертью другого эльдар, особенно от рук жестоких орков, и всё же изгой не чувствовал себя так потрясенно и скверно, как ожидал. Сам факт того, что он выжил, перевешивал скорбь. Пробираясь среди деревьев, бездумно следуя за Джаиром, Арадриан несколько раз переживал в мыслях момент убийства Эстреллиана. В память странника врезался свирепый и злобный взгляд орка, а также яркость крови, хлынувшей из-под трепещущего хамелеолинового плаща. Пули тогда простучали по стене на расстоянии руки от него самого. Если бы Арадриан не остановился поговорить с Эссинадитом на лестнице, то мог бы оказаться на месте застреленного изгоя. Если бы орк, сразивший Эстреллиана, оказался ближе всего к отряду, странники уложили бы его первым, и огонь открыла бы тварь, стоявшая прямо перед алайтокцем.

В подобных ситуациях разница между жизнью и смертью была чрезвычайно мала, и всё решали случайнейшие повороты судьбы. Эта мысль, осознание близости гибели, должна была ужаснуть Арадриана, но на деле он чувствовал нечто обратное. Лес вокруг изгоя полнился звуками, запахами, видами, бурлил жизнью, всё ещё струившейся по венам алайтокца. Первая встреча с врагом сковала странника, последняя — освободила его.

Арадриан снова уплывал в мемосон, когда понял, что Джаир обращается к нему.

— Экзодиты выступают немедленно, чтобы развить успех, — говорил Эссинадит.

Оглядевшись, молодой странник увидел, что воинство Гирит-Реслайна выдвигается с поляны. Земля содрогалась под ногами мегазавров, после каждого шага великанов трепетала листва.

— Можем вернуться на «Ирдирис», если пожелаешь, — добавил Джаир, наблюдая за отбытием «ушедших».

— Ещё рано, давай посмотрим, как закончится битва.

— Уверен?

— Абсолютно, — Арадриан хотел вернуться в поселение, убедиться в уничтожении чужаков. В этом городке у него пелена спала с глаз, и изгой должен был узнать, как всё закончится. Больше того, ему требовалось принять участие в эндшпиле, внести свой вклад в победу над зеленокожими. Устранившись сейчас, алайтокец никогда бы не прочувствовал смысла вещей, увиденных и испытанных им. — Там ещё остались неубитые орки.

Вдвоем они последовали за экзодитами по дороге, а драконьи всадники поднялись в ночное небо. Нужно было прибыть на место вовремя, чтобы не нарушить планы, составленные провидцами и автархами. Алайтокцы и странники, прибывшие на их кораблях, вырезали врагов в Силайне и окружали тех, кто остался в Реше. При помощи точных маневров, зеленокожих удалось оттеснить на один из главных проспектов поселения, откуда вел только один очевидный путь к бегству. Именно «ушедшие» должны были замкнуть кольцо, предрешив судьбу уцелевших орков. Если воины Гирит-Реслайна прибудут слишком рано, захватчики увидят угрозу и попытаются прорваться в другие части городка; если экзодиты запоздают, неприятели успеют скрыться в лесу.

Арадриан дивился странным спутникам и их ездовым рептилиям. Экзодиты выглядели так же, как остальные эльдар, возможно, чуть ниже и шире в плечах, чем алайтокцы, но такие же стройные, с острыми ушами и скошенными глазами. Отличались они более всего одеждой и манерой поведения. Молодой странник видел, как аккуратно пошито их облачение, и точно так же, вручную, были сработаны щиты и отполированные чешуйчатые доспехи. Помимо винтовок и лазерных копий, «ушедшие» были вооружены обычными мечами и дротиками — заточенными, покрытыми рунной резьбой, но без намека на энергоисточники для силового поля или вращающихся цепных зубьев.

Носили экзодиты длинные, до локтей, перчатки из обработанных шкур рептилий, усиленные вставками из темно-серого металла на костяшках и кончиках пальцев, обувались в высокие сапоги со шнуровкой до колена, пошитые из того же материала. Некоторые были облачены в длинные балахоны, перехваченные широкими поясами и усеянные металлическими кольцами. Шлемы «ушедших», высокие и заостренные, напоминали каски стражников миров-кораблей, только с открытым лицом. Многие повязывали себе и своим зверям длинные, искусно вышитые шарфы.

На подходе к городку Арадриана пробудили от полузабытья картины и звуки сражения. Он ещё не мог видеть подробностей битвы, но дульные вспышки и пуски ракет подсвечивали силуэты зданий впереди, а ветер доносил рявканье пушек и свист сюрикенов.

Один из экзодитов в авангарде колонны поднялся на стременах, выпрямившись с лазерным копьем наперевес. Повернувшись, он обратился к идущим позади воинам.

— Враг загнан в угол, его ждет погибель! — крикнул «ушедший». — Нам пора атаковать. Приготовьте оружие, скрепите сердца! Сражайте тех, кого должно сразить, но не ищите в этом наслаждения. Остерегайтесь жажды, внушаемой Кхаином, ибо она — всего лишь ложь Той-что-жаждет, произнесенная железным голосом! Все страсти есть ловушки, поэтому убивайте без радости, истребляйте паразитов, осквернивших наши дома. Мы победим, и мы отстроимся!

— Гирит-Реслайн! — с этим экзодиты подняли оружие, салютуя рыцарю.

Как только «ушедший» замолчал, ночной воздух раскололся от оглушительного визга. Чудовищные крылатые создания вырвались из облаков, резко очерченные на фоне заходящих лун. Разноцветные лазерные лучи вонзились в орков, знаменуя начало атаки драконьих наездников.

Издавая хриплые вопли и рев, сотрясающий землю, боевые звери экзодитов вступили в сражение. Топая по главной дороге, мегазавры и литодоны врезались в чужаков, отступающих под ударами алайтокцев. Зеленокожие ничем не могли ответить на новую угрозу, хотя некоторые обратили примитивное оружие против могучих сил природы, что обрушились на них.

Джаир и Арадриан со всех ног бежали следом, порой останавливаясь для выстрелов по оркам, которые пытались ускользнуть в руины, или указывая экипажу ближайшего мегазавра цели для орудий в виде групп чужаков, скапливающихся в разрушенных зданиях. Паланкины на гигантских зверях вспыхивали огнем лазпушек, пучковых лазеров и фузионных копий, словно разрядами молний из облаков гнева.

Очистив первым ударом улицу и прилегающие здания, экзодиты продолжили наступление, тесня зеленокожих на клинки и стволы атакующих аспектных воинов. Орудуя лазерными копьями и фузионными пиками, «ушедшие» наседали на захватчиков, стремясь отомстить за разрушение родного города и убийства сородичей.

Автархи и ясновидцы поступили верно, предоставив воинам Гирит-Реслайна возможность нанести смертельный удар оккупантам их поселения. Экзодиты вершили кровавое возмездие с мрачными лицами и бесстрастными взглядами.

Вспышки белого огня и сжигающие лазерные лучи с мерцанием вонзились в орков, скосив одним залпом пару десятков тварей. Драконы пронеслись над домами, позволив всадникам обрушить на неприятелей лазогонь и плазменные гранаты. Чужаки, открытые ярости «ушедших», прожили недолго; их перебили без промедления, а раненых растоптали наступающие великаны.

Восход солнца застал Джаира и Арадриана среди руин, где они, вместе с другими странниками и отделениями аспектных воинов, искали раненых эльдар и выживших орков. Они встретили Афиленниль, и молодой алайтокец обрадовался при виде неё, хотя и почувствовал себя немного виноватым: он ведь ни разу не подумал о подруге во время боя. Впрочем, то, что Арадриан не беспокоился о её благополучии, было только к лучшему. Неизвестно, как бы ему удалось справиться с опасениями не только за собственную жизнь, но и за жизнь Афиленниль.

То и дело они находили раненых с обеих сторон; эльдар относили к целителям, а чужаков добивали точными выстрелами.

— Ты знаешь, Тирианна сражалась здесь, — сказала женщина, когда они с Арадрианом спускались по разрушенной стене с разгромленного чердака, где никого не оказалось.

— Надеюсь, она в порядке.

— И это всё?

Алайтокец спрыгнул на мостовую рядом с распростертым трупом орка, у которого не хватало руки, а на теле виднелись следы клыков и когтей.

— А о чем ещё я мог подумать? Мы с Тирианной вообще-то друзья.

— Значит, у тебя нет желания вернуться с ней на Алайток? — Афиленниль скривила губы, заметив дохлого орка. — Уверен, что тебе нравится такая жизнь?

Арадриан огляделся по сторонам. Всюду валялись трупы чужаков, дым поднимался над дюжиной пожаров. Городок пропах гарью и орками, и с небес смотрело жестокое солнце Эйленилиеш. Смерть висела над Гирит-Реслайном, будто саван, но изгой думал не о ней.

— Страх смерти привел меня на борт «Лаконтирана», — сказал он, сжимая ладонь подруги. — Я не могу позволить этому страху управлять моей жизнью. Здесь мне стало понятно, что смерть придет ко всем нам, поэтому в жизни мы должны следовать за своими мечтами, прокладывать собственные пути. И я не вернусь на Алайток, ни ради Тирианны, ни ради чего-либо ещё. Там нет жизни. Ведь там, где нет риска гибели, жизнь не имеет смысла.

— Но тут смерть гораздо ближе, — возразила Афиленниль. Подняв свободную руку, она надавила пальцем в перчатке на камень души Арадриана. — Всё, что составляет тебя, может разом сгинуть, вдали от дома и друзей.

— Если я умру, то только здесь, — ответил изгой. — Здесь, среди звезд, где и должен быть.

Глава 6 Начала

— Это безумие! — произнес Арадриан. Он переводил взгляд с одного спутника на другого, не в силах поверить своим ушам.

Странники находились почти в десяти циклах пути от Эйлинеш, где все еще продолжалась охота на орков в диких пустошах. Из всех мест, в которые алайтокец пожелал бы отправиться, Бездна Желаний стояла в самом конце списка. Его ужасала одна мысль об этом. Еще мгновение назад Арадриан размышлял о безграничных перспективах, открывающихся в его новой жизни, и тут товарищи сообщили, что собираются лететь в самое сердце владений Великого Врага.

— Это не безумие, — ответил Каолин. — Другие корабли изгоев уже бывали там.

— Откуда, ты думаешь, берутся эти штуки? — добавил Джаир, показывая пальцем на брошь из путеводного камня на груди. — Слезы Иши выпадают только на старых мирах.

— Но почему сейчас? — спросил Арадриан. — А как же зимнепады? Почему не полететь на Мозаику Кадиона? Или, возможно, другой мир экзодитов? Есть другие странники, готовые расстаться с жизнью ради Слез Иши, зачем нам заниматься тем же самым?

— Мы даже не знаем, получится ли у нас, — сказала Афиленниль. — Пока это всего лишь идея, ничего больше.

— Caмоубийственный каприз, вот что это такое! — Арадриан демонстративно скрестил руки на груди. — То место не просто так называют Колодцем Грехов, заливом Абсолютной Тьмы и Бездной Вечного Проклятия.

— Но, несмотря на все эти титулы, величайшие странники уже отправлялись туда прежде и возвращались со Слезами Иши, чтобы спасти будущие поколения от голода Той-что-Жаждет. Ты хотел приключений, Арадриан. Где их будет больше, чем в путешествии к окраинным мирам?

— Считаю, что мне стоит метить немного пониже — я слишком мало прожил изгоем и ещё не готов к подобной экспедиции.

Он повернулся к Лехтенианну, который не произнес ни слова с тех пор, как Каолин выразил желание рискнуть и отправиться в Око Ужаса.

— А ты что думаешь об этом безумии?

Старый эльдар рассеянно бренчал на набедренной арфе. Услышав, что к нему обращаются, он поднял взгляд и покачал головой.

— Я всего лишь путешествую на корабле, — ответил Лехтенниан. — Я не выбираю его курс.

— Ты не заботишься о том, куда идешь? — спросил Арадриан, нахмурившись — ему совершенно не понравился ответ. — Нам предлагают отправиться к величайшему варп-шторму Галактики, физическому воплощению бедствий нашего народа, и у тебя нет своего мнения?

Выстукивая пальцами беспечный рефрен из четырех нот, старик покачал головой.

— Мы еще не приняли окончательное решение, — вставил Джаир, протянув руку к Арадриану в успокаивающем жесте. — Путешествие может оказаться невозможным, или, как ты говорил, слишком сложным. Мы не узнаем, пока не достигнем Кхай-дазаара. Когда окажемся там, ты сможешь выбрать, как поступить.

— Кхай-дазаар? Никогда раньше не слышал о нем. Что я должен буду там решить?

Афиленниль села рядом с алайтокцем, но он отстранился, разочарованный тем, что подруга спорила с ним.

— Кхай-дазаар — внутренняя территория в Паутине, где мы можем найти тех, кто поведет нас к старым мирам. Если у нас получится, ты сможешь остаться там, или, скажем, улететь на другом корабле.

— Улететь? Даже так?

— Если мы решим отправиться в Око Ужаса, то нам не понадобится твое согласие, — ответил Джаир. — Будут и другие, которые захотят отправиться с нами, так что твое присутствие не обязательно. Твоя судьба теперь не связана с этим судном больше, чем с каким-нибудь другим. «Ирдирис» — это просто корабль, его экипажи приходят и уходят, согласно своим желаниям. В этом нет ничего особенного, так же, как в тебе или в нас. Ты теперь изгой, вот и наслаждайся открывшейся тебе свободой выбора.

— Отправиться с девственного мира к старым мирам, — пробормотал Арадриан. — Или оказаться брошенным в одиночестве. Безумие.

Сидя за панелью управления рядом с Каолином, Арадриан держал руки на полукруглом скоплении приборов управления, напоминавших драгоценные камни. Он уже не первый раз управлял «Ирдирисом» после того, как оказался на его борту, но всё равно испытывал дрожь, касаясь направляющих гемм. На мгновение алайтокец соединился с энергией психической сети корабля: бесформенным разумом, сотворенным из душ умерших эльдар. Он позволил себе расслабиться, ощущая ритмы и биения пульса небольшого судна. Шарообразный экран перед ним демонстрировал туннель Паутины, который, плавно изгибаясь вправо и вниз, уходил к светящейся золотом и серебром сфере эфирного коридора. «Ирдирис» вполне мог самостоятельно ориентироваться в пустоте, и Арадриан откинулся на спинку стула, ощущая, как рулевые лопасти направляют корабль в извивах потока.

— Уже недалеко, — произнес Каолин. — Ты уверен, что готов?

— Возможно, другого шанса не представится, — ответил рулевой. — Если уж вы твердо намерены оставить меня здесь.

Впереди Паутина развертывалась в межпространственную территорию Кхай-дазаар. Десятки туннелей соединялись в сферовидную конгломерацию, втрое большую, чем крупнейшие купола Алайтока. Выросшее внутри поселение напоминало перевернутый город, шпили которого возвышались над стенами удерживающего поля, что связывало всю структуру Кхай-дазаара, и указывали в сторону искусственного солнца. Moсты и проходы пересекали город, образуя лабиринт из причалов и аллей; они вздымались дугами и окружали петлями башенки и цитадели, возвышавшиеся подобно гигантским сталактитам. В узких окнах сияли огоньки всевозможных цветов и оттенков. Направляющие фонари мигали красным и синим, высвечивая радужные пути между лабиринтами строений. У мира-корабля имелись посадочные протоколы, и система управления его круга бесконечности направляла прибывающие корабли точно к назначенным причалам.

Кхай-дазаар был свободной гаванью для всех судов, которые следовали рядом друг с другом, казалось, случайными курсами. Небольшие ялики летели возле величественных лайнеров, в то время как небесные баржи с серебряными корпусами безмятежно плыли среди башен.

Арадриан глубоко вздохнул, пытаясь отыскать маршрут в корабельном траффике и лабиринте арок.

— Мы должны направиться к шпилю Неудовлетворенного Блаженства, — подсказал Каолин.

Алайтокец почувствовал, как второй пилот слился с ним в управляющей матрице: их души на мгновение соединились, когда другой странник подсветил путь к месту назначения. На экране перед ними возникла сверкающая серебристая лента, которая уходила вниз под широким мостиком, а затем опускалась по спирали к одному из нижних доков, примерно треть дороги проходя рядом с границей межпространственной зоны.

Слегка подталкивая «Ирдирис» на проложенную траекторию, Арадриан наслаждался ощущением полета и видом на город. Как это часто бывало в Паутине, он не ощущал скорости движения, но, когда мимо начали мелькать яркие окна, а сверху — проноситься магистрали, рулевой почувствовал, что они стремительно несутся через Кхай-дазаар. Фактически, они летели быстрее, чем требовалось, и, осознав это, алайтокец замедлил судно, что потребовало еще одной корректировки курса.

Тщательно сосредоточившись, Арадриан вскоре с головой погрузился в свою задачу: безопасно доставить корабль к месту назначения. Рядом с ним постоянно находился Каолин, готовый взять управление на себя, если рулевой совершит ошибку. Делая всё, чтобы не опозориться, алайтокец смотрел на темно-синие габаритные огни купола Очаровательных Объяснений, изящно направляя «Ирдирис» вниз, в глубины города. Судно пролетело через тень боевого корабля, расцвеченного вертикальными полосками черного и пурпурного цветов.

— Комморриты? — удивленно спросил Арадриан, про себя признав, что ему нравится облик похожих на клинки сенсорных конструкций и рулевых плоскостей.

— Каких только эльдар здесь нет, — отозвался Каолин. — Странники, корсары, темные сородичи, торговцы с миров-кораблей. А также, разумеется, арлекины, белые провидцы и прочие.

Постепенно переводя корабль на умеренную глиссаду, рулевой сделал последнюю поправку курса. «Ирдирис» по широкой дуге направился в доковый портал, подсвеченный на экране. На белом камне шлюза были вырезано черными рунами:

«Из всех судеб, что сплела Мораи-хег, ни одна не была проклята так, как жизнь Нарай-тетор».

Эльдар не понял отсылки к мифу, которого никогда не слышал. Алайтокец посмотрел на Каолина, и тот через пилотский интерфейс ощутил его желание понять написанное.

— Понятия не имею, — рассмеялся другой странник, одновременно пожав плечами. — Я думаю, это сделали выходцы с Сейм-Ханна или, может, Телт-адриса. Город построили эльдар со всех миров-кораблей и других мест, каждый оставил свой след в истории.

Навигационный маяк, соединившись с «Ирдирисом», пробудился и засверкал, как только они влетели в открытый док. Арадриан, поймав эту волну пси-энергии, позволил кораблю медленно скользнуть вбок, направляющие лопасти быстро развернулись, гася остатки инерции. Единственным признаком посадки оказалась легкая дрожь судна; затем оно выпустило посадочные опоры и остановилось на платформе, между двумя прогулочными яхтами с голубовато-серыми парусами.

— Стильно, — с улыбкой похвалил Каолин, откинувшись от панели управления.

Арадриан отключил питание и направил мысли в пси-матрицу, сообщая остальным, что они на месте. Тут же он ощутил заразительный трепет возбуждения, исходящий от остальной команды. Обзорный шар увеличился, показывая окружение в истинных цветах. На широкой площадке рулевой не видел других эльдар, но матрица «Ирдириса» гудела в такт с жизнью города.

— Вот он какой, Кхай-дазаар, — произнес Арадриан, думая лишь об открывающихся возможностях.

Этот карманный мир в Паутине запутывал с самого начала. Все улицы были населены продавцами с лукавыми взглядами, которые торговали буквально всем, начиная с плащей и мантий, а заканчивая древними текстами и артефактами, предположительно принадлежавшими древней империи эльдар. В отличие от вежливых купцов на бульваре Расколотых Лун, эти спорили и препирались, боролись за внимание и покровительство покупателей и друг друга. Казалось, что торговцы заключали между собой столько же сделок, сколько и с эльдар, которые медленно прохаживались между прилавков.

При виде здешнего ассортимента устыдился бы любой продавец с мира-корабля. Замечательные произведения искусства, некоторые из которых были действительно древними, продавались рядом с готовым снаряжением и запчастями для кораблей. Экзотические животные — млекопитающие, рептилии, птицы и другие, не поддающиеся определению — лаяли в клетках, одних держали на поводке, у других были завязаны глаза. Все это сборище выло, вопило, рявкало и ухало, в то время как некоторые существа бесстрастно наблюдали умными глазами за чередой потенциальных покупателей. На витринах были представлены ткани любого шитья, цвета и фасона; ювелирные изделия из драгоценных металлов и призрачных камней, пепельной глины и обработанных минералов; геммы и полудрагоценные камни любых оттенков и форм, как натуральные, так и отделанные; статуэтки и бюсты, керамические изразцы и штампованная металлическая посуда. Арадриан видел философские трактаты, лежавшие рядом c популярными сборниками стихов и политическими памфлетами; художников, рисовавших излишне лестные портреты и не настолько лестные карикатуры; растения и травы, бутоны и лепестки с сотен планет и миров-кораблей; шкуры и шерсть животных, обработанный мех и законсервированные рога, размолотые кости и полированные черепа.

Открытые заведения за торговыми рядами сильнее всего напоминали о мосте Томительных Скорбей. Держась поближе к Афиленниль, которая, кажется, направлялась в какое-то определенное место, Арадриан проходил мимо наркопритонов и кабаков, залов для дебатов и лирических декламаций, помещений татуировщиков и художников боди-арта, сновидцев и певцов, скульпторов призрачной кости и ваятелей плоти. Последние были влиятельными лицами в Коморре, а в качестве платы за услуги они принимали саму возможность превратить живого эльдар в произведение искусства. Рулевой видел, как одна старая эльдар, носившая шарф с руной Бьел-Тана, сидела в кресле, пока худой ваятель плоти заменял ее волосы ярко-голубыми перьями, образовывавшими роскошный гребень. За ними сидел молодой эльдар, скорее всего — её сын, и вместо кожи на его обнаженные руки уже поместили пеструю чешую змеи.

— Не стоит, — произнесла Афиленниль, оттаскивая Арадриана за руку. — Если ты чем-то заинтересовался, я знаю гораздо более совершенного ваятеля в Багровых Галереях.

— Я вообще не хочу, — ответил рулевой, отворачиваясь от причудливого зрелища. Он сморщил нос в гримасе отвращения.

— Нет ничего плохого в самовыражении через небольшую модификацию своего тела.

Она махнула свободной рукой перед лицом алайтокца. — Я носила когти в течение нескольких циклов, если ты можешь в это поверить.

— Зачем? — подобная идея скорее пугала, чем забавляла Арадриана. — Это, наверное, не слишком удобно?

— Я сделала это просто потому, что могла, а не ради какой-то конкретной цели. К тому же, моему тогдашнему партнеру нравилось, когда я немного его царапала во время любовных ласк.

— Честно говоря, я прожил бы и без этих новостей, — осмотревшись, Арадриан почувствовал укол беспокойства. Кхай-дазаар и Эйленилиеш разительно отличались. С точки зрения экзодитов, поведение, подобное здешнему, как раз могло привести к одержимости и разврату.

— Не будь ханжой, — предупредила Афиленниль, перепутав его тревогу с отвращением. — Ты не вправе судить других за то, как они поступают со своей жизнью.

— Это просто потрясение, вот и все, — ответил рулевой, вынужденно улыбнувшись. Он подтянул Афеленниль поближе к себе. — Я до сих пор не могу привыкнуть к жизни вне Пути. Подобное не беспокоит тебя? Как ты поддерживаешь самоконтроль и объективное восприятие?

Они продолжали идти дальше по улице, под безвкусным полотном, натянутым между балконами верхних этажей. Арадриан увернулся от двух горячо споривших эльдар, чьи мелодраматические жестикуляции представляли опасность для тех, кто пытался пройти мимо. Из-за неожиданной смены направления Афиленниль вынуждена была пригнуться под низко висящей гирляндой из пурпурных и белых цветов.

— Несомненно, над контролем тебе ещё необходимо поработать, — женщина рассмеялась и толкнула рулевого в отместку за его неуклюжесть. Затем она остановилась, уже не улыбаясь.

— Путь вводит нас в заблуждение, утверждая, что мы должны обуздать нашу природную страсть, ослепляет наши чувства и приглушает наше восприятие реального мира. Стать изгоем, уйти от Пути — значит принять самого себя и освободиться от тирании самосовершенствования. Основателям эта концепция представлялась идеалом, но Путь стал не просто целью, к которой надо стремиться — он превратился в оковы для наших душ.

— Истории о Грехопадении, пришествии Великого Врага — это не какая-то пропаганда, — ответил Арадриан, более страстно, чем сам ожидал. Хотя перспектива оказаться после смерти в сети бесконечности угнетала алайтокца, мысль о том, что бессмертная душа будет пожрана Той-что-Жаждет, ввергала его в истинный ужас. Недавний прилив яростных эмоций, случившийся в сражении за Гирит-Рислайн, оказался для изгоя своевременным предупреждением. — Мы были одержимы собственными страстями, и это привело к уничтожению нашей цивилизации. Можем ли мы быть уверены, что избежим повторения прошлого?

— Воздержание — ложная философия, ничем не лучше пуританских верований экзодитов, — возразила Афиленниль.

Алайтокец кивнул, и они продолжили путь бок о бок, но не касаясь друг друга.

— С каждым новым поколением мы все дальше заходим в ловушку, — продолжала женщина. — Население миров-кораблей выживает лишь благодаря тем, кто застревает на своем Пути. Провидцам, экзархам, Хранителям дорог — всем им нужно распространять уроки, которые они сами не смогли выучить. Когда же самоограничение обернулось одержимостью? Нам что, ждать того момента, когда останутся только учителя, без учеников, прежде чем поймем, что Путь приводит к стагнации? Он лишает нас будущего.

Рулевого поразила страстность её аргументов. Он никогда не интересовался, почему подруга стала изгоем, а Афиленниль никогда не говорила об этом. Он почувствовал, что сейчас не время для расспросов; женщина показала, что нужно свернуть вправо, на дорожку, освещенную висящими на веревках бумажными фонариками голубого и зеленого цветов. Какой-то небольшой белый примат незнакомого Арадриану вида быстро проскакал перед ними, затем вскочил на один из тросов и унесся на нем прочь. Мгновение спустя появился бегущий следом ребенок-эльдар, который выкрикивал проклятия.

Пригнувшись под веревкой с фонарями, странник очутился у входа в огороженный двор: вокруг центрального фонтана в нем находились раскаленные угольные жаровни и стулья из плетеного тростника. Зона отдыха пустовала, но в дверном проеме стояли двое эльдар, с ног до головы укутанных в неуклюжие алые мантии и покрывавшие головы и шеи шарфами того же цвета. Ярко-алый свет пробивался через небольшое окно на двери между парой незнакомцев, но за исключением этого стена была выкрашена в ровный белый цвет.

— Переулок Тайных Страхов, — объявила Афеленниль. — Не будем сразу заходить внутрь.

Она откинулась на спинку одного из стульев возле фонтана. Арадриан, усевшись рядом, пришел к выводу, что легкие капли, попадающие на него, приятно сочетаются с теплом от жаровен. Угли тлели, источая сладкий аромат ладана, на его губы брызгала соленая вода. Рулевой закрыл глаза, попытавшись расслабиться. На нем был обтягивающий комбинезон странника, который алайтокец считал более удобным, чем любую одежду, носимую им раньше. Ткань на руках и ногах натянулась, отвечая на желание хозяина ощутить кожей тепло и влагу.

— Ошибочность Пути заключается в том, что он позволяет слишком долго зацикливаться на одном аспекте себя, — произнесла Афиленниль. Её тихий голос был плохо слышен на фоне шума воды в фонтане и Арадриан понял, что сползает в полусон. Открыв глаза, он испытал мгновенное головокружение, когда посмотрел на искусственное солнце, окруженное короной неровных верхушек зданий и извилистых небесных путепроводов.

— Что помешает тому же самому произойти с изгоем? — спросил алайтокец, облокотившись на руку.

— Сама Галактика, — ответила Афиллениль. — Пребывание вдали от безопасности и незыблемости искусственных миров, в опасных, испытывающих тебя местах. Там нельзя потакать своим слабостям, нужно держать глаза и уши открытыми.

— Ты ошибаешься, — ответил Арадриан. — Я могу впасть в мемосон, провести остаток жизни в фантазиях и иллюзиях. Что остановит меня?

— Прежде всего, жажда и голод. Ты думаешь, тебе бы стали просто так давать еду и питье? Здесь нет идущих по Пути Творца, нет последователей Пути Служения, готовых принести тебе еду прямо на колени. Зато хватает сомнительных типов. Если хочешь грезить здесь, то лучше делать это с кем-нибудь, кто будет охранять тебя, иначе можешь проснуться в яме плоти или на боевой арене Комморры, а то и где-нибудь похуже.

— Кажется, я понимаю, кого ты имеешь в виду… — произнес рулевой, показав глазами в сторону двух эльдар, которые стояли у двери, будто часовые.

— Их? — Афеленниль засмеялась, склонив голову и рассматривая безмолвных стражей. — Они никогда не причинят нам вреда.

— Но зачем они здесь? — спросил Арадриан. — Кто это?

— Мы здесь, чтобы увидеть Эстратаина Унаира и узнать, нет ли сейчас в Кхай-дазааре труппы арлекинов. А это привратники, они встречают гостей и спрашивают о цели их появления.

— Ты уже сообщила?

— Это необязательно, — ответила Афиленниль. — Эстратаин узнал о моих намерениях, как только мы прибыли.

— Действительно, узнал.

Арадриан резко сел, когда из дверного проема вышли трое эльдар, закутанные в ту же одежду, что и стражи. Незнакомцы говорили одновременно, и, когда они направились к фонтану, рулевой заметил, что они шагают точно в ногу.

— Я Эстратаин Унаир, посредник Кхай-дазаара.

Они остановились, подойдя почти вплотную к алайтокцу, и подняли правые руки, сложив ладони в знаке приветствия. То, что они говорили в унисон, сбивало с толку, их голоса звучали совершенно одинаково.

— Ты, должно быть, сильно смущен, Арадриан. Пожалуйста, заходи внутрь, перекуси и позволь мне все объяснить.

— Конечно, как скажешь, — ответил рулевой.

Посмотрев на алых эльдар, он заметил в их глазах нечто раздражающее. Cтранник увидел себя, отраженного в черных шарах, и понял, что это камни, а не живые зрительные органы.

— Пожалуйста, не беспокойся из-за моих ками, они не причинят вам вреда, — произнес Эстратаин.

Трое созданий расступились, указывая странникам на открытый теперь арочный проход. За ровной стеной находился небольшой коридор, ведущий к другому свободному пространству, почти такому же, что и снаружи; отличия, пожалуй, были только в том, что благовония оказались более нежными и с фруктовым оттенком, а вода, бьющая из фонтана — слегка розовой. Также там обнаружились семь совершенно одинаковых арочных проходов, ведущих со двора, и еще двое ками в алых мантиях. Одна из дверей открылась и в поле зрения появилась третья аналогичная фигура. Этот ками держал в руках поднос, на котором находился кувшин с темно-зеленой жидкостью и двое бокалов. Рядом с ними на небольшой тарелочке лежало множество кондитерских изделий.

— Добро пожаловать в Кхай-дазаар, мой дом.

Говорил только один из ками. Существо село и жестом предложило странникам сделать то же самое.

— Ты настоящий Эстратаин? — спросил Арадриан. Он тщательно рассмотрел лицо, скрытое шарфом, и обнаружил все те же мерцающие линзы.

— Мы все «настоящий» Эстратаин, — ответили конструкты в унисон. Тот, что сидел, продолжил в одиночку.

— Только один из нас будет говорить, чтобы избежать путаницы в дальнейшем. Как уже было сказано, я являюсь посредником Кхай-дазаар, и знаю о ваших намерениях выведать секреты старых миров.

— Ты правитель Кхай-дазаара? — спросил Арадриан и взял бокал с подноса, который держал неподвижный ками. — Мы должны спросить твоего разрешения, или, может, заплатить?

— Ты путаешь меня с повелителем Комморрага, Арадриан, — ответил Эстратаин. — Я не архонт, можешь быть уверен. Как я вижу, Афиленниль не рассказала тебе о природе моего существования, и с её разрешения я немного отвлекусь от сути вашего дела, чтобы просветить тебя.

Все шесть ками посмотрели на женщину, которая рассмеялась и кивнула.

— Конечно, расскажи Арадриану свою историю, — сказала она. — Я забыла, насколько ты вежлив.

— Благодарю, — произнес Эстрататин, и внимание ками опять вернулось к Арадриану. — Я не властвую над Кхай-дазааром. Ни одно лицо или группа лиц здесь не властвует, и, пока я существую, никто и не будет. Видишь ли, я основал это место для объединения наших разрозненных родичей. Арлекины и народы миров-кораблей, жители Коморрага и экзодиты… Разумеется, последние так и не явились, хотя я приглашал их.

Ками откинулся назад и шарф соскользнул, открыв cеровато-белое лицо из психопластика. Когда Эстратаин продолжил, Арадриан понял, что ранее привлекло его внимание к неестественной природе этих существ: их рты и глаза не шевелились во время разговора. В действительности это были маски, приближенно напоминавшие эльдар, но недвижимые.

— Я не был певцом кости, поэтому, когда мое владение соразмерности и покоя только создавалось, в нем не было пси-матрицы, ничего похожего на сеть бесконечности. При этом я обладал значительными психическими способностями, отточенными во время долгого следования по Пути Провидца, до того, как я избавил Ультвэ от своей персоны. Образно говоря, я стал хребтом, нервной системой Кхай-дазаара, поставив себе на службу всех, кто желал общаться, создавать и исследовать.

— Так ты находишься где-то еще, откуда управляешь манекенами? — спросил Арадриан. — Хороший способ скрываться от тех, кто хотел бы оказывать на тебя влияние. Кажется, ты здесь весьма важная персона, так что я не осуждаю твою паранойю.

— Это забавно, — произнес Эстратаин. — Если бы ками могли изменить выражение лица, я бы рассмеялся. Увы, на это они не способны. Ты должен кое-что уяснить о нашей природе. Те, кто побывал провидцем, различают разум, мысль и форму. Обычно они представляют собой единое целое, но это не всегда так.

Ками подался вперед и указал пальцем в алой перчатке на грудь Арадриана, где висел камень души.

— Когда тело умирает, разум и мысли сохраняются, — объяснял Эстратаин. — Вскоре мысли рассеиваются, поскольку нуждаются в физической форме, чтобы существовать. Остается только сознание, чистый разум, сущность каждого из нас — душа, если ты предпочитаешь такой термин. Разум остается в одиночестве, его переносят в сеть бесконечности мира-корабля. Если ему снова придать форму, он сможет вновь порождать мысли, хотя они часто ограничены и носят временный характер.

— Разумеется, — ответил Арадриан. — Этой формой могут послужить звездный корабль, летательный аппарат или призрачный конструкт. Значит, ты умер? Именно поэтому у тебя несколько форм?

— Я не умер, я был в расцвете сил, когда стал ками.

Кукла положила ноги на диван и откинулась назад, сложив руки на затылке. Движение казалось естественным, но бесчувственные глаза и неподвижные черты лица превратили его из обыденного в нечто более тревожащее. Остальные ками удалились — у них, видимо, были другие обязанности, решил Арадриан. Все кроме одного, который стоял возле рулевого и держал поднос с напитками.

— Кхай-дазаар начался с единственного корабля, пришвартованного в этом внутреннем пространстве Паутины, — продолжал Эстратаин. — Я связывался с проходящими мимо судами. Некоторые из них остались, увидев ценность существования на этом межзвездном перекрестке. Появились торговцы, и я стал посредником в сделках между экипажами кораблей, будучи инициатором и доверенным лицом. Кхай-дазаар рос, корабли становились башнями, а соединительные туннели — причалами. Я не мог находиться в нескольких местах одновременно, а спрос на мои услуги увеличивался слишком быстро. Так получилось, что мне пришла в голову идея ками.

— Понимаю, — ответил алайтокец, поднимая бокал, чтобы его наполнили. — Это полуавтономные создания позволяют тебе находиться в нескольких местах одновременно.

— Не совсем так. Они полностью разумны и автономны.

Один из ками, тот, что находился на диване, приподнялся и оттянул часть мантии, обнажив гладкую искусственную кожу. В центре груди светился камень духа, мерцая звездным светом, указывающим на сущность эльдар внутри.

— Приходили авантюристы, готовые обменять Слезы Иши на информацию, контакты и место у причала. На протяжении многих циклов я собрал немало путеводных камней. С помощью ваятелей плоти, собственных психических сил и певца кости, бежавшего с одного из миров-кораблей, я стал ками. Каждый из них является мною. Мы — Эстратаин.

Арадриан рассмеялся, не уверенный, что в силах осознать услышанное. Он посмотрел на ками с подносом, внимательно изучая его. Тот слегка наклонил голову и кивнул. Когда Эстратаин заговорил вновь, он использовал именно этот конструкт.

— Каждый из них это я, и я во всех. Теперь нас много по всему Кхай-дазаару.

— И ответ на то, что вы ищете, можно найти в каналах Сейм-Кхат, — добавил лежащий ками.

— Там мы отыщем труппу арлекинов? — взволнованно спросила Афиленниль и бросила взгляд на Арадриана. — Никто, кроме них, не может провести нас к старым мирам.

— Ты знаешь мою цену, — одновременно ответили ками.

— Три Слезы Иши, когда мы вернемся, — произнесла Афиленниль, кивнув в знак благодарности. — Хорошо, договорились.

— Ты берешь плату камнями души? — удивился алайтокец. — Но ты же сказал, что здесь нет сети бесконечности.

— Ками частично состоят из органики и не бессмертны, к тому же количество моих конструктов должно расти вслед за спросом на мои услуги.

— Сколько вас здесь? — спросил рулевой. Поднявшись, он поставил бокал на поднос и взял фруктовое пирожное.

— Не знаем, какое-то время мы не считали, — ответил ками на диване. — По крайней мере, несколько десятков.

— Если арлекины удовлетворят вашу просьбу, я отправлюсь с вами, — сказал тот, который держал поднос.

— Ты можешь улететь с Кхай-дазаара? — теперь пришла очередь Афиленниль удивляться. — Я первый раз об этом слышу.

— Мы достаточно автономны, — продолжил говорить тот же конструкт. — И никак не ограничены пределами этого места. Мы никогда не путешествовали к старым мирам и заинтригованы.

— Ты ведь понимаешь, что это опасно, — сказал Арадриан. — Ты можешь не вернуться.

— Мы сможем перенести эту потерю, — ответил Эстратаин. — Это преимущество множественного воплощения.

— Но как отдельная личность, ты должен бояться смерти, — произнес изгой, положив руку на толстый рукав только что вошедшего ками. — Если вы все автономны, то Эстратаин, которого я касаюсь, рискует прекратить существование.

— Это верно, — ответил конструкт, положив свою руку на рулевого, как бы желая его успокоить. — Все умрут, и я хочу увидеть Бездну Теней до того, как это вместилище станет бесполезным. Мало кому из эльдар представлялась такая возможность.

— Я же говорила! — сказала Афиленниль, смотря на Арадриана. — Ты многое потеряешь, если не отправишься с нами.

— Я почувствовал твою нерешительность, когда вы прибыли, но ты знаешь, что страху не одолеть твоего любопытства, — заявил сидящий ками.

— Да, это так, — согласился странник. — Чем больше я думал о этом, тем больше воображаемые опасности прельщали меня. Возможно, это просто гордыня, но более сильная часть меня хочет повидать старые миры, вернуть оттуда живым и рассказать об этом.

— Ты хочешь похвастаться перед другими, — усмехнулась женщина. — Именно поэтому ты полетишь?

— Если хвастаться чем-то, то оно должно быть стоящим, — сердито ответил изгой. — И потом, мы забегаем вперед. Арлекины ещё не согласились отвезти нас туда.

— Кроме того мы должны найти других, которые присоединятся к нам, — произнес Эстратаин.

Оба странника посмотрели на заговорившего ками с напитками.

— Других? — не понял Арадриан. — Кого?

— Мы направляемся на старые миры, — ответил тот. — Труппы арлекинов и пяти изгоев недостаточно для такой экспедиции. Там множество опасностей и врагов, с которыми предстоит сразиться. Идите в Каналы и найдите Финдельсита, Великого арлекина. Если он даст свое согласие, отыщите Маэнсит Дракар Алкхаску, изгнанницу Комморры. У неё есть корабль и достаточно воинов для путешествия.

— Кажется, ты точно знаешь, что нам нужно, — произнес Арадриан, у которого возникли подозрения относительно мотивов посредника.

— Я помогаю Кхай-дазаару, — объяснил Эстратаин. — Прямо сейчас несколько моих двойников осуществляют посредничество в похожих сделках, сводя продавцов с покупателями, поставщиков с рынками, экипажи с кораблями, последователей с лидерами. Это наше призвание — знать подобные вещи и собирать вместе заинтересованные стороны, заключая взаимовыгодные соглашения. Маэнсит нужен хорошо оплачиваемый контракт, и путешествие к старым мирам не испугает её. Вы хотите направиться к старым мирам, и здесь вы сходитесь. Последователи Смеющегося бога пока остаются неизвестным фактором: Финдельсит и его арлекины непредсказуемы, и, хотя они здесь, я ничего не знаю о их намерениях.

— Понятно, что нам делать дальше, — произнесла Афиленниль. — Мы должны направиться к Каналам. Ты не мог бы сказать остальному экипажу, что мы встретим их там?

— Как пожелаешь, я передам им, — одновременно ответили три конструкта. — Один из ками присоединится к вам в месте встречи, чтобы свести с Финдельситом.

— Значит, решено, — Арадриан резко, нервно рассмеялся.

Он уже привык к мысли об экспедиции, в немалой степени благодаря тому, что слабо верил в её осуществимость. Теперь казалось, что шансы возросли.

Странник успокаивал себя тем, что авантюра опирается на взаимодействие с несколькими арлекинами, а те, как известно, непостоянны в своей верности и непредсказуемы. Эта мысль поселилась в нем, когда он вслед за Афиленниль выходил из покоев Эстратаина. Вполне возможно, арлекины отвергнут их просьбу.

В конце концов, у них, наверное, имеются дела поважнее, кроме как лезть в ужасающее сердце владений Той-что-Жаждет.

Зрители с тихим возбуждением ждали спектакля, стоя небольшими группками перед сценой. Представление должно было состояться в одном из концертных залов Кхай-дазаара, где певцы и музыканты развлекали городских эльдар в обмен на подарки, разрешение прохода или просто крышу над головой. Черные шторы закрывали окна, блокируя проникающий всюду свет искусственной звезды, Арадриан и остальной экипаж стояли в тусклых лучах красных ламп. Как и во всем городе, здесь собрались множество разных эльдар, в числе прочих явился один из ками Эстратаина.

Свет померк почти до абсолютной темноты, и на сцене появилась одинокая фигура. Женщина размеренно шагала, её обтягивающие штаны с ромбовидным узором и длиную куртку с капюшоном было сложно разглядеть во мраке. Лицо полностью скрывалось под капюшоном, виднелась только серебряная маска, которая отражала красный свет ламп и походила на какую-то далекую туманность. C широкого пояса струились длинные ленты, лениво подрагивающие за арлекином, остановившейся возле центра сцены. На спине она носила замысловатое устройство, от которого отходили две изящных трубки, покрытые драгоценными камнями и поднимающиеся над плечами.

По залу прокатился шепот, эльдар произносили единственное слово: «теневидица».

Быстро передвигая ногами и сохраняя при этом равновесие, арлекин поклонилась. В этот же момент из её наспинного устройства вырвались сверкающие струи красного и зеленого дыма, которые быстро расползлись среди публики. Искрящийся туман проплыл над Арадрианом, и в глазах у него затанцевали крошечные звезды, а легкий ветерок принес аромат живых цветов, наполнив рулевого чувством умиротворенности.

Новые ощущения отвлекли алайтокца, и он не заметил, как на сцене появился ещё десяток фигур. Они носили ярко окрашенные облегающие костюмы, усеянные ромбовидными и косоугольными узорами, полосками и завитками всех цветов радуги. Сейчас арлекины неподвижно стояли на сцене, держа в руках различные приспособления.

Теневидица испустила больше света, и сцену залило золотистое сияние, окунувшее актеров в свою теплую ауру. Каждый из них носил комическую маску или полумаску, усыпанную ярким бисером, с преувеличенными выражениями лиц, слезами, похожими на драгоценные камни, и накрашенными губами; их шарфы, а также покрытые драгоценностями браслеты и головные ленты качались, звенели и кружились. Головы арлекинов были увенчаны колоритными разноцветными гребнями, которые принялись слегка подрагивать после начала танца. Когда золото окутало каждого танцора, арлекины задвигались, потянули за струны, ударили в барабаны, начали медленно поворачиваться и крутиться, легкими шагами перемещаясь рядом друг с другом. Из-за сцены донесся мягкий и причудливый звук труб и флейт, побуждая Арадриана и дальше оставаться в расслабленном состоянии.

Он представлял себе Былой Мир, эльдар до Грехопадения, живущих в гармонии с миром и друг с другом. Какое-то время музыка продолжала играть, дыша скромным удовольствием, звезды и туманности кружились над сценой и зрителями, становясь больше и ярче.

Ещё несколько арлекинов вошли быстрыми шагами: они всей группой с легкостью двигались между музыкантами, прыгали и мелькали вокруг других актеров в водовороте цвета, рассыпая красные искры c пальцев. Мелодия ускорялась, пульс Арадриана возрастал вместе с темпом. Музыканты разделились, кружась вдали друг от друга, оставив одну женщину в центре. Она перебирала струны полулиры затянутой в перчатку рукой, в то время как остальные арлекины наблюдали за ней, оценивая.

Затем, с фальшивым скрежещущим звуком, издаваемым воздушной арфой, актер театральным жестом оттолкнул лирницу. Низложенная актриса изящно упала на сцену, воздев руку в печали. Новый исполнитель подхватил мелодию, пальцы его двигались все быстрее; барабанная дробь становилась громче. Танцоры вернулись, интенсивнее осыпая актеров красными искрами. Теперь уже самого арфиста вытолкнули прочь, и он, перевернувшись через голову, остался лежать на дальнем конце сцены. Пара, вытеснившая его, начала исполнять дуэт, арлекины неразличимо быстрыми движениями дергали и били по струнам все быстрее и быстрее, cтремясь превзойти один другого.

Остальные музыканты вновь подняли свои инструменты, когда облако теневидицы превратилось в более темный туман, который тяжело вздымался над сценой и зрителями, окутывая их серебряной и золотой пылью. Арадриан посмотрел на женщину-арлекина и был шокирован: из-под капюшона на алайтокца уставилось его собственное лицо, с губами, искривленными в жестокой улыбке, расширенными и наполненными жестокостью глазами. Это была пугающая картина, и, оглядев соседей, рулевой понял по их реакции, что каждый видит себя, словно в зеркале, в маске теневидицы.

Опустилась полная тьма, и Арадриана охватила внезапная слабость. Мрачное предчувствие наполнило изгоя, когда он посмотрел на кружащих вокруг друг друга музыкантов, каждый из которых играл собственную мелодию. Там где раньше царила гармония, сейчас правил диссонансный шум. Мотивы визжали друг на друга, трубы начали заунывный траурный марш, еще сильнее испортив настроение страннику. Он почувствовал себя беспомощным, как в первом столкновении с врагом в Гирит-Рислайне, и застыл как вкопанный, пока актеры состязались между собой. Музыка резко усилилась, став громкой и грубой, а танцоры всё скакали, вертелись и кружились, демонстрируя свои акробатические умения в экстравагантном стиле.

Незаметно появились ещё двое актеров в плащах и капюшонах нежно-розового и пастельно-синего цветов. Их лица, скрытые масками, были замотаны в шелковые фиолетовые шарфы. Посреди сталкивающихся мелодий и кружащихся танцоров, они двигались от арлекина к арлекину, мрачные и скрытные, останавливаясь, чтобы прошептать что-то в уши другим актерам. Те, в свою очередь, некоторое время стояли неподвижно, а затем возвращались к танцу, двигаясь еще более энергично. Мимы в плащах очень ярко выказывали свое веселье и удовольствие от собственного вмешательства: беззвучно смеялись и показывали пальцами на бесноватых арлекинов, которые громко играли, или кружились и плясали один вокруг другого, так быстро, что изгою было сложно их отследить. Представление превратилось в мешанину из света и тьмы, цвета и звука без образов и смысла.

Aрадриан был одурманен, но и восхищен столь необычным представлением, настолько увлечен им, что не замечал ничего другого в помещении. Он понял, что слишком сильно качается в одном ритме с музыкой: движения становились несколько резкими при переходе от одной мелодии к другой, конечности подергивались в ритме разных танцоров.

Внезапный грохот барабанов и кромешная темнота заставили сердце странника бешено заколотиться. Раскатистые звуки унеслись прочь, но эхо звучало в зале дольше, чем следовало в небольшом помещении. Из провидца теней вырвалось белое сияние, почти ослепившее Арадриана. Щурясь от яркого света, изгой увидел черный силуэт, поднимающийся на середину сцены, в то время как невидимые трубы играли зловещую низкую мелодию, стучавшую, словно пульс какого-то огромного зверя.

Силуэт оказался Шутом Смерти, маска которого представляла собой костлявое лицо, а костюм был усеян серебряными черепами. В руках она крутила и проворачивала небольшую косу, острое лезвие клинка сверкало в лучах света, исходившего от теневидицы. Арадриан испытал острое желание закричать, зная о том, что будет дальше. Его охватил страх, когда лезвие косы заблистало возле других арлекинов, проходя на волосок от их тел, в то время как Шут Смерти тайком пробирался по сцене, выбирая первую жертву. Предупреждение застряло в глотке странника, вокруг раздались испуганные, бессловесные вздохи зрителей, которые он едва слышал.

В конце концов, алайтокец закричал, когда клинок Шута Смерти полоснул по горлу музыканта, игравшего на лунной арфе. Как только багровые капли запятнали белый свет и убитый арлекин рухнул на пол, а его инструмент с грохотом покатился по сцене, в зале раздались и другие панические вопли. Шут Смерти триумфально поднял руки и развернулся на пятках, коса вновь сверкнула, рассекая грудь оборачивающегося танцора. Еще больше красного пролилось в белизну из жил смертельно раненого актера.

Шут Смерти ударял вновь и вновь, пока сцена не стала алой, музыканты и танцоры падали друг на друга, сплетаясь в последних судорогах, дергаясь и плача. Слезы текли по лицу Арадриана, губы раскрылись в ужасе. Странник, оказавшийся свидетелем резни, трясся всем телом, в то время как мимы в плащах танцевали, ликуя, подхватывали тела умирающих и утаскивали их со сцены по одному.

Все вновь провалилось в темноту и тишину, желудок рулевого скрутило, в ушах у него зазвенело, на губах появился соленый вкус слёз.

Опять зажегся мягкий серебряный свет, снова озарив теневидицу, стоящую в одиночестве на сцене. Странник не слышал ни реплик, ни шагов уходящих актеров, всё пространство вокруг Арадриана заполняли звуки плача. Oн понял, что Афиленниль крепко сжала ему руку, до боли вцепившись в неё пальцами.

Раскинув руки в стороны, арлекин низко поклонилась, позволив рулевому последний раз посмотреть на собственное ухмыляющееся лицо, которое подмигнуло ему, когда капюшон упал.

Странник не знал, что делать — аплодировать или кричать, смеяться или плакать. Он чувствовал, как всё тело содрогается после такого расхода энергии, и испытывал невероятную усталось, будто сам только что выступал. Все мышцы были напряжены, нервы болезненно ныли.

Тихо шагая, теневидица ушла, и зажегся свет, озарив застывшую толпу. Почти тут же завязались разговоры, частью разгоряченные, частью приглушенные; внезапное оживление и энергичность зрителей сделали представление арлекинов ещё более бесплотным и нереальным, словно полузабытый сон.

Финдельсит вышел к ним, будучи одетым в полный сценический костюм, хотя и не участвовал в спектакле — его роль Смеющегося Бога не требовалась. Одежда Великого арлекина оказалась даже более пестрой и экстравагантной, чем у актеров его труппы. В гребне, высоко вздымавшемся над облегающей шапочкой и каскадом спадавшем до пояса, присутствовали все цвета видимой части спектра. В ткань облегающего комбинезона были вшиты драгоценные камни, а поверх него Великий арлекин носил куртку, на рукавах и воротнике которой сверкали геммы. Лицо его закрывала маска, нижняя половина которой была выкрашена в синий, а верхняя в абсолютно черный, не считая крестообразных глазных линз, за которыми виднелись глубокие, красные, наполненные злорадством глаза Финдельсита. Нос личины был заострен, словно кинжал, а подбородок изгибался вверх, напоминая полумесяц. Губы и брови, окрашенные алым, завершали черты маски.

Ками стоял рядом с ними. Эстратаин подготовил встречу, нашел Финдельсита за кулисами, привел к странникам и теперь оставался рядом, готовый помочь, если возникнет необходимость. Джаир, которого выбрали говорить от имени экипажа, поприветствовал Великого арлекина.

— Спасибо за спектакль, — произнес он. — Для некоторых из нас это стало первой возможностью увидеть представление подобного масштаба.

— Присутствие ваше радует труппу, — ответил Финдельсит глубоким и звучным голосом, так, словно декламировал в соответствии с поэтическим размером, — и счастлив выслушать я вас. Эстратаин поведал нам о ваших смелых планах, и я скажу сейчас, что мы вам не поможем.

— Что? — выпалил Арадриан, тут же нарушив запрет, согласно которому говорить от лица всех надлежало Джаиру. — Как ты можешь ответить так быстро, когда мы еще не рассказали о наших намерениях?

— Намеренья всегда одни и те же, я считаю, и почему о вас я должен думать по-другому? Всё дело в камнях духа, каждый раз одних и тех же; как же это скучно. И что за представленье сможем мы сыграть по этой теме, коль не то, что уж играли сотню раз?

— Мы наскучили тебе? — набычившись, Каолин шагнул вперед. Великий арлекин не двигался, только медленно повернул голову и уставился на странника из-под маски с полуухмылкой.

— Не играй в его игры, — произнес Арадриан, кладя руку на плечо товарища.

— Он — клоун, ему надлежит развлекать нас, поэтому не потворствуй его шуткам.

Финдельсит указал на алайтокца рукой в перчатке, хотя по-прежнему смотрел на Каолина.

— Вот ты мне нравишься, ведь есть в тебе что-то такое, но даже и тебе я отвечаю «нет».

— Никогда не думал, что увижу цикл, когда арлекин испугается Великого Врага, — произнес Лехтенниан. Остальные изгои отошли, пропустив старого путешественника.

— Скука и повторения — слабая отговорка, когда у тебя есть шанс стать единым со Смеющимся Богом. Разве быть арлекином — не значит натягивать нос Той-что-Жаждет? Влезать в Её логово, смеяться Ему в лицо?

Удивленно склонив голову, Финдельсит внезапно замер. Он посмотрел на изгоев, задерживая взгляд на каждом не дольше одного удара сердца, а затем остановился на Лехтенниане; лицо арлекина, как и всегда, оставалось непроницаемым.

— Рискованный ты бросил вызов духу моему, и обвинение твое я не могу легко отвергнуть, — произнес Великий арлекин, отворачиваясь с изящным взмахом руки. — Ты, друг мой, с доводами лучшими пришел, и, говорю я, выдвигай их смело, хоть и зря.

— Задержись лишь на мгновение, выслушай мои аргументы, и мы с тобою придем к согласию, обещаю тебе, — произнес Лехтенниан, быстро шагая вслед уходящему Финдельситу.

Великий арлекин помедлил, позволив изгою догнать его. После этого Лехтенниан говорил тихо, и Арадриан не слышал их беседы, как не видел губ товарища и выражения его лица. Посмотрев на других странников, алайтокец понял по их заинтригованным лицам, что они пребывают в таком же недоумении.

Последовал довольно короткий спор, во время которого Лехтенниан несколько раз делал просящие жесты, прижимая локти к ребрам, разводя ладони и слегка кланяясь.

Aрадриан уже хотел подойти и попросить старого путешественника не унижаться, но, не успев сделать первый шаг, увидел, как Финдельсит чуть отступил и кивнул в знак согласия. Лехтенниан слегка улыбнулся, еще раз поклонился и пошел к изгоям, чтобы сообщить хорошие новости.

— Он казался таким непреклонным, — произнес Джаир.

— Как ты переубедил его? — спросил Каолин. — Он всё-таки согласился? Мы правильно поняли?

— Всё, что от меня потребовалось — это немного польстить ему и сделать предложение, от которого невозможно было отказаться, — пожилой музыкант кивнул в сторону двери. — В какой-то мере за это можно поблагодарить Эстратаина: Финдельсит более всего заинтригован идеей путешествия с ками.

— И чем ещё? — спросил Арадриан, поскольку рассказ Лехтенниана явно был расплывчат и неубедителен. — Ты не слишком хороший лжец, всем очевидно, что ты недоговариваешь.

— Признаюсь, мне не хотелось бы отвечать. Как видишь, благодаря мне Великий арлекин рискнет, и теперь, когда всё решено, я боюсь, что, возможно, переступил черту.

— Чем рискнет? — Арадриана сердито уставился на товарища.

— Я бросил ему вызов, предложил привести нас туда, где он никогда не бывал, к миру, который даже у него вызывает опасения, — ответил Лехтенниан. — Если бы он признал, что устрашен, то больше не смог бы служить аватаром Смеющегося Бога, ведь Цегорах презирает смерть и опасность. Чтобы доказать себе, что он действительно не боится, Финдельсит должен привести нас туда, где кроются его глубочайшие страхи, или сложить полномочия Великого арлекина.

— Мы отправляемся в путешествие на планету, расположенную в глубине владений Той-что-Жаждет, в самом сердце Бездны Отчаяния, в место настолько cкверное, что Великий арлекин Смеющегося Бога боится идти туда? — спросил Арадриан, медленно выговаривая слова и не веря своим ушам. — Прекрасно. Просто прекрасно.

Глава 7 Авантюра

Предоставив организацию экспедиции другим членам экипажа «Ирдириса», более опытным в таких делах, Арадриан проводил время в разнообразных торговых пассажах и притонах Кхай-дазаара. Когда подготовка завершилась, алайтокец встретился с Афиленниль, Джаиром и остальными на причале, где находился звездолет. Оттуда Каолин направил корабль к большому крейсеру, который странники миновали во время прибытия; назывался он «Фаэ Таэрут».

Арлекины поднялись на борт раньше, их ярко разрисованный паутинный скиммер стоял во внушительном стыковочном отсеке боевого космолета. Прибывших изгоев встретила капитан Маэнсит, изгнанница Комморры. Оказалось, что женщина выглядит совершенно иначе, чем предполагал Арадриан: по рассказам о темных сородичах алайтокец представлял их жестокими, насмешливыми пытателями с кнутами. Хотя эта репутация была заслуженной, на первый взгляд Маэнсит казалась интеллигентным, вежливым командиром корабля.

Да, она, как и все члены экипажа, одевалась в черное, багряное и темно-синее, но без доспехов комморриты ничем не отличались от прочих звездолетчиков в Кхай-дазааре. Белые волосы женщина откидывала назад, скрепляя металлической лентой с изумрудными вставками под цвет глаз.

Сильнее всего Арадриана поразило отсутствие у неё путеводного камня. Осознав это, изгой испытал смесь ужаса и восхищения, а затем инстинктивно коснулся броши на груди, желая убедиться, что его вместилище души на месте. Сама мысль о жизни, беззащитной перед хищническими устремлениями Той-что-Жаждет, устрашила алайтокца, и он постарался не смотреть на Маэнсит.

Женщина, возможно, заметила это и быстро взглянула Арадриану в глаза. В капитане чувствовалась жесткость, говорящая о тяжелой судьбе, но при этом она легко и заразительно улыбалась, представляя ключевых офицеров из экипажа в двести эльдар.

Эстратаин советовал алайтокцу воздержаться от излишних расспросов о прошлом Маэнсит, поэтому Арадриан держал язык за зубами и сдерживал любопытство, пока женщина объясняла им внутреннее устройство звездолета. Единственным существенным отличием «Фаэ Таэрут» от «Лаконтирана» оказались боевые отсеки и купола. Батареи орудий, идущие почти по всей длине корабля на средних палубах, включали в себя несколько десятков высокоэнергетических лазерных турелей при поддержке ракетных комплексов ближнего боя для противостояния абордажам. Пока шла экскурсия, начавшаяся сразу после того, как крейсер снялся с якоря и направился в Паутину, встреченные космолетчики почтительно кланялись капитану и её гостям. Изгой раньше не видел ничего подобного, ни на Алайтоке, ни за его пределами.

— Весь ваш экипаж состоит из комморритов? — спросил Арадриан, немного нервничая в такой компании. Странники вернулись за вещами в посадочный отсек; им отвели каюты рядом с капитанским мостиком, вместе с офицерами отряда наемников.

— Их всего горстка, — ответила Маэнсит. — По большей части, здесь такие же изгои, как и вы, которые ищут смысла и азарта в жизни. Неразумно держать в экипаже слишком много кабалитов, если ты больше не служишь архонту.

— Кабалитов? — алайтокец впервые услышал это слово.

— Если пожелаете, я могу рассказать вам о кабалах Комморры, о культах ведьм и инкубах Темного Города, но чуть позже. Мне и моим пилотам нужно поговорить с Финдельситом касательно нашего путешествия.

— Это ваша первая вылазка в Темную Пропасть? — поинтересовался Джаир.

— Да, хотя в прошлом я близко подходила к её внешним границам, — Маэнсит успокаивающе коснулась руки Арадриана, заметив, как встревожился он при этих словах. — Я могла бы сказать, что не нужно бояться, но это стало бы ложью. Мы отправляемся в опасное место, не стану отрицать. Впрочем, я и мой экипаж прошли через множество боев и переделок, поэтому вы в надежных руках.

Кивнув на прощание, женщина зашагала прочь. Остановившись под арочным проходом с лётной палубы, она обернулась к изгоям.

— Мы все неплохо разбогатеем на этой экспедиции, помяните мое слово!

Когда капитан ушла, странники поднялись на борт «Ирдириса» забрать свое имущество. Оказавшись в главном коридоре, Афиленниль схватила Арадриана за руку.

— Не верь красивым глазкам и дружелюбной улыбке, — предупредила она. Алайтокцу показалось, что этот выпад частично вызван ревностью, хотя раньше женщина отвергала единоличные романтические притязания на Арадриана или кого-либо ещё.

— Я сужу по делам, — ответил изгой, накрывая ладонь Афиленниль своей собственной. — Приятно видеть, что ты всё ещё заботишься о моем благополучии.

— Вспомни это, когда мы окажемся в сердце Великого Врага. Чтобы вернуться оттуда, нужно сохранять единство.

Арадриан кивнул, вспомнив, каким курсом они идут, и какой адский у них пункт назначения.

Придерживаясь основных магистралей Паутины, «Фаэ Таэрут» быстро приближался к Оку Ужаса. Во время странствия разномастные участники экспедиции почти не пересекались, так что изгой редко видел арлекинов или наемников. Когда Арадриан выбирался из общей с Афиленниль каюты, то всегда поражался одной вещи: все члены экипажа несли вахту с оружием. У каждого наемника или наемницы, которые попадались ему, на поясе висели пистолет и клинок.

Позже, когда пассажиров пригласили отужинать с Маэнсит, изгой поделился наблюдением с капитаном. Джаир, Каолин и Афиленниль тоже присоединились к комморритке и нескольким её лейтенантам в столовой, которая больше напоминала бальный зал на Алайтоке, чем кают-компанию боевого корабля. На потолке сияли кристаллы, озаряя гостей красным, золотым и багряным светом, а под ногами у них лежал толстый ковер с рисунком из черных роз на зеленовато-голубом фоне; нефритовые стебли цветов переплетались, образуя гипнотические узоры.

Меню тоже оказалось намного лучше, чем на «Ирдирисе» или «Лаконтиране». Было подано мясо, приправленное изысканными специями, свежие фрукты и галеты, слегка поджаренные сладкие хлебцы и чаши с ароматным овощным супом. Ужин проходил за овальным столом, где хватило бы мест для вдвое большего количества гостей, кушанья лежали на золотых и серебряных блюдах, поднимался парок над изящными керамическими тарелками, и эльдар то и дело передавали друг другу графины с вином и соками.

— Это необходимая предосторожность в нашем положении, — объяснила Маэнсит. — Полезно привыкнуть к весу меча на бедре и, на всякий случай, всегда держать оружие под рукой. Паутина, что бы ты ни думал о ней в прошлом, небезопасна, и направляемся мы далеко не в тихую гавань.

— Думаешь, и нам стоит вооружиться? — спросил Арадриан и пригубил ярко-лазурного вина из хрустального бокала с ажурной каемкой из белого золота. Только сев за стол, странник понял, что многое из обстановки и подаваемых кушаний, несомненно, было добыто пиратством, или, в лучшем случае, приобретено на доходы от не очень чистых делишек. Впрочем, это не повлияло на аппетит изгоя, раздразненный гулянками в Кхай-дазааре.

— Удлиненная винтовка в сражении на борту мало пригодится, — усмехнулась капитан. — Но я уверена, что никто не оскорбится, если вы решите ходить с пистолетами.

— Если так, не думаю, что от меня в случае чего будет много пользы, — покачал головой Арадриан. — С винтовкой я хорошо справляюсь, а вот в ближнем бою мне похвастаться нечем.

— Чепуха! — заявил Эссинадит, уже добравшийся до второго графина с вином. — Когда мы наткнулись на тех орков по дороге к экзодитам, ты не медлил.

— Боюсь, что я задержался, хоть и на мгновение, — возразил молодой странник и содрогнулся, вспомнив красноглазых чужаков и потоки крови из смертельных ран товарища. — Возможно, это краткое промедление стоило жизни Эстреллиану.

— Сожаления столь же вредны, как и страх, — резко произнесла Маэнсит, и Арадриан впервые ощутил жесткость в её голосе. — Цепляясь за прошлое, начинаешь сомневаться, а сомнения ослабляют дух.

— Но ведь можно учиться на ошибках прошлого? — вмешался Каолин. Вопрос показался довольно невинным, но что-то в словах пилота выдавало обвинительный подтекст. Арадриан, сидевший по правую руку от капитана, почувствовал, что она немного напряглась. Молодой изгой почти забыл о происхождении комморритки, настолько приятным и веселым вышел ужин. Почему Каолин решил так поддеть их радушную хозяйку, было непонятно.

— Прошлое нельзя изменить, — ответила женщина ровным тоном, но чуть прищурив глаза. — Настолько же опасно заглядывать слишком далеко вперед, желать чего-то, что может никогда не прийти, и упускать возможности настоящего.

— Жить настоящим, и ничего более? — вздернув брови, переспросил Каолин.

— Именно так, — побарабанив по столу пальцами, Маэнсит вытянула руку и схватила за ножку золотой кубок. Чуть приподняв сосуд, капитан слегка наклонила его в сторону пилота, а затем воздела выше, приветствуя всех собравшихся.

— Желаю всем плодотворной экспедиции без лишних сложностей, — произнесла она. — Кто не рискует, тот не побеждает!

Последнюю фразу хором повторили офицеры Маэнсит, и Арадриан запоздало пробормотал то же самое. Наступило неловкое молчание, прерванное шипением двери и появлением ками Эстратаина. Искусственное создание, как всегда, было облачено в алые одеяния и шарфы; оно вошло в пиршественный зал быстрыми шагами.

— Простите за вторжение, мой капитан, но я пришел прямо из покоев Финдельсита, — объявил ками. — Мы почти преодолели это ответвление Паутины, и нужно готовиться к переходу в материальный мир. Арлекин должен переговорить с вами по поводу следующего этапа нашего путешествия.

— Разумеется, — поднявшись, Маэнсит поставила кубок и поочередно слегка кивнула каждому из присутствующих. В конце женщина задержала на молодом страннике взгляд, значение которого он разгадать не сумел, и добавила почти шепотом, обращаясь только к нему: — Приходи ко мне, Арадриан, и я научу тебя основным приемам фехтования. Эти уроки прибавят тебе уверенности.

С этим она ушла, забрав с собой Эстратиана. Один за другим, лейтенанты наемников с извинениями покидали кают-компанию, ссылаясь на служебные дела, пока не остались только члены экипажа «Ирдириса». Заметив, что одного из странников с ними нет, Арадриан удивился, почему раньше не обратил на это внимания.

— А что с Лехтеннианом? — спросил алайтокец.

— Не знаю я, где он, — ответила Афиленниль. — Думаю, Лехтенниан тщательнее выбирает себе компанию.

Арадриан понял, что легкий укор в этих словах предназначен ему.

Несмотря на опасения подруги, в следующем цикле молодой изгой встретился с Маэнсит. Он договорился о встрече в пустом грузовом трюме на одной из нижних палуб, и решил ничего не рассказывать Афиленниль во избежание новых упреков.

Капитан ждала Арадриана, облаченная в полный доспех. Поверх черного обтягивающего комбинезона она надела формованный нагрудник из посеребренного керамического материала, который так же плотно облегал тело. На плечах и бедрах комморритка закрепила айлеты и налядвенники аналогичной работы, но с острыми скошенными краями. Пластинчатая юбка багряного цвета была разрезана спереди, что давало Маэнсит полную свободу движений. На внешней стороне ладоней и предплечий длинных перчаток виднелись зазубренные клинки, а пальцы прикрывали сегментированные накладки. Кроме того, женщина покрыла голову шлемом с щитками для скул и чешуйчатой бармицей. Броня сверкала, словно панцирь жука, или как намазанная маслом: радужные пятна мелькали на её изогнутых поверхностях в белом свете люминесцентных ламп грузового отсека.

На правом бедре Маэнсит висел пистолет, на левом — кривой меч в длинных ножнах. В руке она держала точно такой же клинок, который и протянула вошедшему Арадриану, не говоря ни слова. Взяв убранное в ножны оружие, изгой с одобрением отметил его увесистость. Жесткое вместилище меча было простецки украшено четырьмя красными геммами в ряд, а нижняя часть перемотана витками белого шнура.

— Носится вот так, — сказав это, капитан зашла за спину страннику и забрала у него оружие, после чего размотала два оборота обвязки. Арадриан чувствовал Маэнсит рядом с собой, осознавал, что клинки доспеха всего на ладонь отстоят от его кожи. Присев, женщина обернула перевязь вокруг талии изгоя, пропустила концы через кольца на ножнах и затянула тугой, но декоративный узел. После этого она чуть передвинула меч на бедре алайтокца, чтобы тот удобнее лежал на боку. — Теперь вытаскивай.

Арадриан потянулся правой рукой наискосок, а капитан, встав перед ним, перенесла вес на одну ногу и приложила палец к щеке, критически оценивая результат. Взявшись за рукоять, странник чуть вытащил клинок. Пока он вынимал оружие до конца, рука ощущалась неловко, и локоть торчал под странным углом.

— Неправильно, — заметила Маэнсит, шагая вперед с целеустремленным видом. Снова встав позади изгоя, она положила ему на запястье ладонь с чуть раздвинутыми пальцами. — Вот так, не сжимай рукоять в кулаке. Пусть клинок станет продолжением твоей руки.

Молодой алайтокец сделал, как было сказано, очень четко ощущая дыхание женщины на шее. Комморритка производила особенное впечатление, одновременно внушала тревогу и восхищение. Арадриан чувствовал в ней дикость, скрытую под налетом цивилизованности.

Что до меча, то после перемены хвата он явно лежал в руке более естественно.

— Немного ниже, ближе к навершию, чтобы удобнее было балансировать, — продолжала Маэнсит. Встав рядом с изгоем, она вытащила собственный клинок и показала правильный хват. — Это рубящее оружие, больше подходит для режущих, а не колющих ударов. Хотя, если деваться будет некуда, просто тычь во врагов острым концом — может, и сработает.

Нотка бессердечия в её смешке заставила Арадриана помедлить. Повернувшись, он взглянул женщине в лицо.

— Зачем ты учишь меня? — поинтересовался странник.

— Обстоятельства свели нас, друг мой, — ответила комморритка, несколько раз взмахнув мечом и ловко переступив с ноги на ногу. — Возможно, нам придется сражаться бок о бок. Тогда я бы предпочла, чтобы ты наносил больший урон нашим врагам, нежели мне.

— Не сомневаюсь, что в такой ситуации лучше дать мне самому позаботиться о себе, — рассмеялся Арадриан собственным словам. Маэнсит не присоединилась к веселью, но пытливо посмотрела на изгоя.

— Ты так быстро оставишь меня? — тихо промурлыкала женщина. — А я думала, мы пришли к пониманию.

— Нет-нет, меня так легко не обдурить, — странник шутливо погрозил ей пальцем. — Я знаю, кто такие комморриты, и как непостоянна бывает их верность.

Увидев искреннюю обиду на лице Маэнсит, он тут же пожалел об этих словах. Капитан убрала меч в ножны и отвернулась с напряженной спиной.

— Если ты видишь во мне грязную комморритку и ничего более, то, наверное, мне не стоит спасать тебя от смерти, — бросила женщина, направляясь к широкой двери отсека. — Одним бестолковым, путающимся под ногами алайтокцем станет меньше.

— Ты говорила «никаких сожалений»! — крикнул ей вслед Арадриан, и по пустому трюму разнеслось тихое эхо. — Но можно ли мне извиниться?

Маэнсит остановилась, но не стала оборачиваться или оглядываться.

— Можешь признать, что совершил ошибку, если хочешь, — расслабившись, произнесла она.

— Я не вижу в тебе вонючую комморритку, — произнес изгой. — Пожалуйста, ты нужна мне, научи меня хотя бы самозащите. Кто знает, если я проживу чуть дольше, у тебя будет немного времени, чтобы спастись.

Развернувшись с полуулыбкой, капитан некоторое время изучала его, рассматривая с головы до пят. Видимо, Маэнсит понравилось увиденное, и она вернулась к Арадриану с мечом в руке.

— Есть четыре основных приема для парирования…

И так начались их уроки.

Ещё шестьдесят восемь циклов «Фаэ Таэрут» прорывался через Галактику, иногда перескакивая по реальному космосу от одного портала Паутины к другому, держа курс на Око Ужаса. Тем временем Арадриан обучался фехтованию у Маэнсит, проводя целые циклы на нижних палубах; он практиковался в парировании и ударах, уворотах и контратаках. Женщина оказалась умелой наставницей, хотя любила посмеиваться над изгоем во время спаррингов. Сама комморритка оттачивала владение клинком на протяжении долгой жизни, а странник был зеленым новичком. Часто случалось, что в конце занятия он хватал ртом воздух, а капитан словно и не уставала.

В какой-то момент Афиленниль, которой не нравилась растущая привязанность Арадриана к изгнаннице Комморры, нашла себе отдельную каюту, так что алайтокец спал один. Порой он проводил время с другими странниками, играя в азартные игры с офицерами наемников. Дважды изгои устраивали вечер рассказов, обмениваясь анекдотами и историями своих похождений с новыми друзьями из экипажа крейсера; комморритов среди них не было. Арадриан видел, что товарищи не доверяют любым родичам из Темного Города, основываясь только на их репутации, но не собирался оспаривать этот предрассудок. В целом, темные эльдар действительно были порочными и омерзительными кузенами экзодитов и обитателей миров-кораблей. Возможно, собственное стремление к переменам в жизни сблизило молодого странника с Маэнсит, выдворенной из родного дома и приспособившейся к жизни вне комморритского общества.

Лехтенниана странник видел мало, арлекинов — и того меньше. Порой Арадриан слышал трель губной флейты или бренчание траурной арфы в недрах звездолета, раз-другой замечал пожилого изгоя вне его каюты, где тот насвистывал или мурлыкал себе под нос, сидя в коридоре. Казалось, Лехтенниана совершенно не волнует их нынешнее странствие, хотя по мере приближения к Пасти Вечности все прочие начали выказывать признаки растущей нервозности.

Помимо занятий с Маэнсит, алайтокец проводил большую часть времени с ками Эстратаина. Казалось, что полуживущее создание унаследовало непропорционально много любопытства от своего создателя: оно бесконечно задавало вопросы об Алайтоке и «Лаконтиране», на которые Арадриан отвечал с радостью. Всё, что знал ками, он слышал из вторых уст, но удостаивал молодого изгоя и остальных историями тех, кто бывал на Кхай-дазааре на протяжении его жизни. Иногда Эстратаин даже делился слухами и непристойными рассказами, услышанными на более веселых и затейливых диспутах, куда его приглашали для посредничества. То, что их участникам была обещана конфиденциальность, ками не останавливало.

На шестьдесят восьмой цикл, когда освещение приглушили для сна, Арадриана вызвал из каюты Таэлисьет, один из лейтенантов Маэнсит. Все странники, включая Лехтенниана, пришли в навигационную рубку вместе с капитаном и её старшими офицерами; на месте их приветствовали Финдельсит и его теневидица, Роинитиэль. Зал как будто парил в космосе: стены, пол и потолок были отведены под психограммическое изображение текущей позиции корабля и окружающих звездных систем. Напротив входа пульсировала и извивалась багряно-пурпурная рана Ока Ужаса.

— Пришли мы к рубцу, к искажению миров, — начал Финдельсит, когда остальные эльдар окружили двоих арлекинов. Тут же картина изменилась, и поверх звезд пролегли завитки туннелей Паутины. Арадриан понял, что иллюзию создавала Роинитиэль, сочетая способности тенивидицы с проекциями навигационной системы «Фаэ Таэрут». — В Лоно Разрушения мы войдем, если сердца и умы наши склонны к этому пути. Паутина распадается, обращается в ничто, остается беспримесное истечение варпа. Это Великий Враг перед нами, не просто легенда, но форма, сделанная реальной. Цель наша лежит внутри круговорота горя, в сердце Князя Наслаждений. Говорите сейчас и будьте разумны в своих желаниях, ибо даже здесь Та-что-Жаждет может познать вас.

Показалось странным, как Великий арлекин произнес заключительную фразу, указывая, что в данном случае отделяет себя и свою труппу от спутников. Молодому изгою стало интересно, почему Финдельсит так уверен, что его собственный разум защищен от Рока эльдар. Отбросив эту мысль, Арадриан сосредоточился на текущем моменте. До сих пор он пытался не думать о вхождении в Око Ужаса, в каком-то смысле оно ушло на задний план событий во время путешествия. Страннику не приходило в голову, что они могут зайти так далеко и всё же наткнуться в последний момент на непреодолимую преграду, поэтому он согласился на миссию с некоторой опаской. Высказавшись однажды и не убедив остальных, сейчас алайтокец не хотел бездумно повторять старые доводы. Пусть уж лучше другие выскажут сомнения, если таковые имеются, и тогда Арадриан их поддержит.

Но обсуждение продлилось недолго, так как среди странников и наемников не оказалось никого, решившего повернуть назад. Что касается изгоев, то Джаир прямо спросил Арадриана, хочет ли тот продолжать. Если бы молодой алайтокец отказался, Эссинадит отдал бы ему «Ирдирис» для обратного перелета на Кхай-дазаар или в любое другое место по его желанию.

Предложение обрести космолет и свободу летать среди звезд по собственной прихоти оказалось манящим, так что странник почти согласился. Остановила его мысль о том, что несколько уроков фехтования и одна битва с удлиненной винтовкой — прискорбно недостаточная подготовка к самостоятельной жизни изгоя. Возможно, Арадриану удалось бы добраться до Кхай-дазаара, но, отступив сейчас, он бы не только бросил товарищей, но и упустил возможность, которая могла никогда больше не представиться.

Укрепившись в своем решении, алайтокец отказался от командования «Ирдирисом» и подтвердил участие в походе за Слезами Иши. Финдельсит встретил новость с приятным удивлением, которое показалось Арадриану неуместным.

— Значит, теперь окончательно решено, кто отправится в странствие, чтобы добыть Слезы Иши и заслужить тем самым высокую награду. Молчите и слушайте мое предостережение, ведь произнесено оно будет лишь раз. Когда мы проникнем под завесу, всем нужно будет хранить осторожность и никогда не оставаться в одиночестве. Моя труппа будет наблюдать за вами в это время, следить, чтобы никого не коснулась порча. Многочисленны уловки величайшей погибели, не внимайте шепотам страстей, ибо они уничтожат вас, и своим падением, быть может, вы обречете нас всех.

Произошло так, как и обещал Великий арлекин: актеры его труппы рассредоточились среди экипажа «Фаэ Таэрут», когда звездолет покинул Паутину и углубился в бурный вихрь, воплощение Той-что-Жаждет. В первые мгновения Арадриан ощутил что-то вроде панического приступа, хотя в этом таилось нечто большее, чем страх, вызванный окружающим миром. Изгой быстро решил, что недостаточно силен для противостояния искушениям и ловушкам, несомненно, уготованным для него Великим Врагом. Предупреждение Финдельсита громко звенело в ушах, отдаваясь внутри головы.

Как и остальные странники, он сидел на диване в одной из общих зон крейсера, над орудийными батареями правого борта. С ними был Таэнемет, один из трех Шутов Смерти маски арлекинов, облаченный в костюм, выложенный костями, и в череполиком шлеме. Это воплощение гибели не произнесло ни слова с момента появления, и его присутствие скорее беспокоило, чем успокаивало. То, что среди его спутников оказалась смерть, ещё заметнее ослабило уверенность Арадриана в себе.

Он слаб, эгоистичен и труслив, ему нет места в подобной компании. Изгой погубит их всех; его случайный поступок или неосторожное слово откроют путь для Той-что-Жаждет, и она пожрет всех на борту «Фаэ Таэрут».

Все эти мысли толпились в разуме странника, громко требуя внимания к себе. Алайтокец вообразил зловещие шепоты демонических слуг Великого Врага и задумался, сумеет ли распознать их на деле. Снова и снова Арадриан вскидывал руку к путеводному камню, ища в нем успокоения, хотя поверхность вместилища казалась ледяной на ощупь. Тут изгоя охватил новый страх: что, если внутренние опасения были не его собственными, а уже нашептанными демонами?

Закольцованные ужасы кружились вокруг него, усиливая неистовое желание оказаться подальше отсюда. Отчаявшийся Арадриан встал, собираясь уединиться, чтобы никому не причинить вреда.

— Могу убить тебя прямо сейчас, если это поможет, — произнес над ухом насмешливый голос. — Возможно, это радикальное лечение, но коль пожелаешь — устрою тебе отличное погребение.

Резко повернувшись, странник оказался лицом к лицу с маской смерти Таэнемета. Шут Смерти чуть склонил голову, ожидая ответа.

— Оставь меня одного, — пробормотал Арадриан, шагая в сторону, чтобы пройти мимо арлекина. Тот преградил ему путь, качая головой и грозя пальцем.

— Жаль будет, если от тебя останется призрак, — возразил Таэнемет, — такое деревце прорастет из посаженного тобою семени. Но не бойся этой судьбы — не я, так ты сам навеки избавишь себя от жизненного бремени.

Слова Шута Смерти граничили с бредом, но изгой сердцем чувствовал в них ядро истины: безопаснее всего ему будет в компании. Не имело смысла бежать отсюда, нужно было выдерживать любые мучения, насланные на его разум: оставшись наедине с этими темными страстями, он совершил бы убийство или покончил с собой.

Отступив вбок, Таэнемет позволил Арадриану сесть рядом с Лехтеннианом. Заметив, как взволнован товарищ, музыкант подмигнул ему и вытащил из кармана пальцевый свисток. Молодой алайтокец взял протянутый инструмент, как ядовитую змею.

— Просто обхвати губами узкий конец и дуй, — посоветовал Лехтенниан. — Это отвлечет тебя от всяческих забот. Если захочешь поэкспериментировать, то сзади у свистка три отверстия: затыкай их пальцем, чтобы извлекать разные ноты.

Изгой рассмеялся нелепости происходящего и колкости музыканта, приправившей мрачные шутки Таэнемета. Подняв свисток, Арадриан выдул неуверенную трель, которая быстро прожурчала и умолкла. Окружающие смотрели на алайтокца, но он не испытывал стыда; только не сейчас. Странник понимал, насколько абсурдна ситуация, и как сильно он рисковал пасть жертвой собственных страхов.

Тихо просвистев ещё несколько раз, Арадриан вновь рассмеялся, глядя в череполикую маску Шута Смерти. Он как будто начинал понимать, пусть и самую капельку, что чувствует арлекин и каково это — испытать прикосновение Смеющегося Бога. Сейчас эльдар никак не мог повлиять на свою судьбу, поэтому, если придется умирать, это можно сделать не только с нахмуренными бровями, но и выводя трели губами.

Итак, «Фаэ Таэрут» пробивался в шторм, бывший воплощением Той-что-Жаждет. Арадриан больше не испытывал приступов, как во время прохода завесы, но крайне четко ощущал всё происходящее. Казалось, что его жизнь вдруг сфокусировалась, и любое слово, произнесенное товарищами, любая мысль, возникшая в голове, были наполнены смыслом, как очевидным, так и скрытым. Обострились все чувства: касание простыни во сне превращалось в ласку любовницы, тишайшее содрогание двигателей звездолета становилось раскатами грома. Проходя мимо членов экипажа, изгой ощущал на себе их взгляды; каждый эльдар на борту как будто поддался неопределенной паранойе. Странник чувствовал, что становится раздражительным, нервозным, но, стоило ему оказаться на грани срыва, как рядом возникал арлекин. Острота, короткий стишок или импровизированный танец всегда охлаждали кипящее раздражение алайтокца.

В ночной части цикла Арадриану являлись красочные сны, уносившие его в памятные или воображаемые места, — часто в их сочетания, — и странник резко пробуждался, не зная, испытывал он что-то на самом деле или всё это было бессознательной фантазией. Изгой ждал прихода кошмаров, вторжения образов Великого Врага, но происходило нечто обратное. Грезы алайтокца наполнялись любовью и романтикой, в них сквозило счастье и ощущение причастности к чему-то хорошему.

Иногда Арадриан во сне превращался в птицу и взлетал на высочайшую точку башни, устремленной в фиолетовое небо. Без всякого страха изгой соскакивал с парапета, и мечты, словно крылья, несли его ввысь, к пурпурным облакам. Порой он становился рыбкой, плывущей вместе с косяком, одним поблескивающим тельцем среди многих, и наслаждался стремительным течением, привлеченный пятнышками света на поверхности бурной реки.

Приходили и более интимные сновидения, с участием Тирианны, и Маэнсит, и Афиленниль, и прежних подруг Арадриана, а также женщин, созданных его воображением. Иногда свидания в грезах оказывались нежными, иногда — распущенными и бесшабашными.

После пробуждения странник всегда испытывал легкую меланхолию, чуточку приятную тоску. Он надолго оставался в каюте, пытаясь восстановить увиденное, но, несмотря на опыт, оказывался не в силах воспроизвести грезы: их копии никогда не оказывались столь же приятными, как оригиналы. Ощущение нереальности пробралось в часы бодрствования; вкупе с повышенной чувствительностью это приводило к тому, что порой во время еды, разговора или тренировок с мечом и пистолетом Арадриан как бы «выпадал» из себя. Затем он с резкой встряской возвращался в тусклую реальность, испытывая краткую, но проникновенную грусть.

В эти циклы изгой не встречал Маэнсит, и предполагал, что она занята пилотированием и прокладыванием курса звездолета. Трижды Арадриан справлялся о ней, забываясь из-за укрепившихся в памяти образов яркого сна, пытаясь освободиться от нежной пытки пригрезившихся обещаний. Но капитан была недоступна для связи, и алайтокец возвращался в свои покои с неутоленной страстью.

Однажды, и только однажды, Арадриан заставил себя подняться на обзорную галерею верхней палубы, чтобы собственными глазами увидеть Лоно Разрушения. В длинном помещении под куполом не было никого, за исключением Финдельсита, который сидел на стуле возле арочных окон и смотрел в бездну. Арлекин не надел маску, и странник увидел его лицо — более молодое, чем ожидал. Глаза тоже изменились, бесследно исчезли веселые искорки, прыгавшие под изукрашенной личиной. У Финдельсита был усталый взгляд, полный скорби; облик Великого арлекина завершала вытатуированная на щеке алая слеза, в центре которой поблескивал мельчайший из рубинов.

Он не обратил внимания на Арадриана, так что изгой пересек узкую галерею и посмотрел наружу с другой стороны. У него тут же вырвался придушенный хрип.

Странник ожидал увидеть что-то вроде звездного неба, но узрел слияние реальной вселенной и энергии варпа. Всё вокруг переливалось, звезды пылали всевозможными цветами, некоторые из них выглядели настолько близкими, что их зеленые, оранжевые и синие протуберанцы, несомненно, должны были испепелить корабль. Казалось, Арадриан смотрит через прицел удлиненной винтовки: любой объект, замеченный им, тут же резко выделялся и будто бы приближался на расстояние руки.

Он видел планеты, обращающиеся вокруг пылающих солнц, словно пятна теней, пересекающие свет. Какие-то из миров представлялись нормальными, твердыми шарами или газовыми гигантами, порой с кольцами или системами естественных спутников. Многие были удивительно странными: треугольные пирамиды или правильные кубы, или сдвоенные и строенные планеты, которые безумно вращались одна вокруг другой, пока грозовые облака в их небесах сливались в оскаленные лица. С поверхности мира справа от Арадриана взмыли десятки огненных копий, устремившихся в межзвездную дымку.

Космос казался невероятно сжатым, словно детское представление о Галактике, воспроизведенное в голограмме, которую можно было поворачивать и изменять. Странник сумел заглянуть дальше солнц, увидеть вихревые туманности, что извивались в картинах шокирующего совокупления или уносились прочь, будто стайки звездных птиц, мечущиеся по небосводу.

Испытывая головокружение и тошноту, Арадриан отшатнулся и отвел взгляд, уставившись на носки сапог, как на опорную точку реальности и стабильности. Это не помогло, и изгой, потеряв равновесие, начал заваливаться набок, а палуба словно сминалась и шла волнами.

— Таращиться в бездну не слишком приятно, немногим в ней что-то бывает понятно.

Подняв глаза, упавший на четвереньки изгой увидел, что к нему подходит Финдельсит с протянутой рукой. Снова надевший маску арлекин помог Арадриану подняться.

— Тяжко смертным смотреть туда, где кончается природа и начинается варпа свобода, — прибавил он. — Где росли наши башни и города сверкали, темные сны безумного бога себе власть забрали.

Судорожно сглатывая и опираясь на Финдельсита, странник выпрямился. Он старался не поворачиваться к окнам, сосредоточившись на личине Великого арлекина. Благодарно кивнув, Арадриан неловко зашагал к двери, не в силах говорить об увиденном.

Узрев безумие владений Хаоса, изгой пребывал в смятении, когда Эстратаин сообщил ему о скорой высадке. Экспедиция добралась до пункта назначения, старого мира Миарисиллион, расположенного где-то в глубинах Ока Ужаса. Странствие не обошлось без треволнений, поскольку Лоно Разрушения служило домом не только имматериальным врагам, но и недругам из плоти и крови — например, легионам космодесантников, когда-то предавших человеческого Императора. Порой за счет скорости, порой благодаря осторожности, «Фаэ Таэрут» избегал этих угроз по пути к цели, но экипаж всегда был готов развернуть звездолет и бежать, если бы новая опасность или преграда оказались непреодолимыми.

Шар Миарисиллиона почти заполнил навигационный дисплей, на который в естественных цветах выводилось изображение космоса впереди по курсу. Между серыми клочьями облаков Арадриан замечал синие моря и белые земли; похоже, это была замерзшая планета, с материками, скованными льдом. Он уточнил у Каолина, но пилот, знавший не больше товарища, только пожал плечами.

Войдя в верхние слои атмосферы, «Ирдирис» устремился следом за кораблем арлекинов, покрытым красно-зеленым ромбовидным узором. Чуть позже они нырнули в облачную завесу, и Арадриан переключил устройство сферической визуализации на дополненное отображение внешнего мира. Судно Финдельсита обозначалось в нем пульсирующей руной чуть впереди звездолета изгоев.

Вырвавшись из облаков на сверхзвуковой скорости, корабли поравнялись и перешли на маршевый полет над бурным океаном, усеянным белыми верхушками сталкивающихся волн. На воде мелькали отблески солнечного света, хотя алайтокец не видел в небе звезды, посылающей лучи. Несмотря на это, с большой высоты можно было разглядеть вдали линию терминатора; ночь отступала к горизонту.

Каолин начал снижать «Ирдирис» по глиссаде с торможением, и какое-то время спустя Арадриан заметил землю. На краю поля зрения возвышался утес из темного камня, различимый с такого расстояния только благодаря огромным пенящимся волнам, разбивающимся о его скалистое основание. Когда они подлетели ближе, молодой странник рассмотрел на вершине откоса руины здания. Из океана выступали колонны и груды каменной кладки, рухнувшие с утеса на протяжении эпохи выветривания.

Полуразрушенное здание тянулось в обе стороны по вершине скалы. Оно представляло собой необыкновенное переплетение многоэтажных башен, лестничных клеток и подвалов. Уровни, разделенные полами, соединялись пандусами или шахтами. Иногда весь этаж занимали лабиринты маленьких комнат, порой — широкие коридоры и переходы.

Строение расширялось дальше, уходя от берега; куда бы ни посмотрел Арадриан, он видел только нескончаемое море белого камня, которое показалось ему с орбиты вечной мерзлотой. Каждый клочок земли до самого горизонта покрывали купола и мосты, башни и чертоги. По цельным пилястрам, устремленным в небо, вились длинные лестницы без перил, поднимаясь к круглым балкончикам на вершине. Извилистые мостовые, описывая сложные петли и геометрически точные завитки, разделяли широкие площади, уставленные колоннами, и плазы, заполненные статуями.

Всё это, за исключением обвалившегося участка на прибрежном утесе, выглядело поразительно целым. Алайтокец ожидал увидеть развалины, сокрушенные великими потрясениями Грехопадения, но город казался таким неповрежденным, нетронутым, словно его обитатели мирно отбыли куда-то всего несколько циклов назад.

Ветер трепал серые и зеленые вымпелы на высоких флагштоках.

— Посмотри-ка туда, — указал Каолин.

Оказалось, что Арадриан немного ошибся. Гигантская постройка не занимала каждый кусочек поверхности: справа от «Ирдириса» находился лес, синий лиственный полог которого нарушал волнистую белизну черепичных крыш и облицованных плиткой террас. Деревья тоже оказались неподвластны течению времени, и узор из круглых лужаек, завивающихся к единому центру и постепенно уменьшающихся, был прекрасно виден среди широкого кольца стволов.

В городе имелись и другие сады, на крышах домов и в напоминающих ущелья проходах между возносящимися к облакам чертогами. Целые стекла до сих пор поблескивали в тысячах арочных окон, узкие и широкие двери вели с шестиугольных двориков в темные недра зданий. Озерца и пруды вторгались в монотонную белизну; казалось, что к некоторым из них можно добраться только по воздуху. Сохранились целые скульптурные парки, но творения в них были слишком малы и неразличимы даже при увеличении в устройстве визуализации. На улицах обнаружились куда более крупные статуи, наивно интерпретирующие мифы о богах эльдар.

— Наверное, в лучшие времена это был густонаселенный город, — заметил Арадриан.

— Отнюдь нет, — возразил Лехтенниан. Алайтокец был так поглощен наблюдениями, что не заметил, как пожилой путешественник зашел в кабину пилотов. За спиной у того стоял ками Эстратаина, который медленно поворачивал головой налево-направо, изучая великолепную картину глазами-геммами. — Здесь жили всего четыре тысячи эльдар, и это был не город, а дворец.

— Меньше, чем в любой из жилых башен Алайтока? — нахмурившись, отозвался молодой изгой. — А что с другими поселениями? Сколько эльдар жили вне дворца?

— Здесь нет ничего, кроме этих чертогов, — опершись о спинку кресла Арадриана, музыкант смотрел на сферический экран вверху. — Весь Миарисиллион — дворец, каждый континент и островок были перестроены по желанию единственного эльдар.

— Поразительно, тогда у нас было столько планет, что такая гордыня могла найти воплощение, — произнес ками. — Подобное богатство и изобилие привели к праздности и катастрофе.

— Мир-дворец необычен, даже среди излишеств империи на вершине могущества, — ответил Лехтенниан с полузакрытыми глазами, словно вспоминая что-то. — Были те, кто строил миры в Паутине, но гордый создатель Миарисиллиона мог удовлетвориться только властью над настоящей планетой.

— Откуда ты знаешь? — извернувшись в кресле, Каолин посмотрел на старика. — Где ты услышал эту историю?

Лехтенниан не ответил сразу, а взглянул на пилота с полуулыбкой. Затем он пожал плечами, будто решив, что не стоит таиться.

— А где арлекины узнали про Миарисиллион? В Черной Библиотеке, хранилище всех наших знаний о древней империи и Грехопадении, месте, где во множестве имеются звездные карты и атласы, а также дневники, написанные и снятые ещё до пришествия Той-что-Жаждет.

Когда музыкант упомянул имя погибели эльдар, Арадриан содрогнулся. Он не знал, простая ли это реакция на эпитет, или же темный бог, уничтоживший древнюю империю, способен ощутить свое имя, произнесенное внутри него — даже в виде эвфемизма. Все в рубке притихли, и изгой понял, что не он один испытал это чувство.

— Ты был в Черной Библиотеке? — наконец прервал молчание Эстратиан, поворачивая лепное лицо к пожилому спутнику. — Весьма выдающееся достижение, таких эльдар даже меньше, чем тех, кто побывал на старых мирах.

— Это было давно, и я уж точно не помню дороги, — сказал Лехтенниан всё с той же хитрой полуулыбкой. — Если переживем эту авантюру, может, сумеешь убедить Финдельсита провести тебя туда.

— Похоже, нам пора приземляться, — сообщил Арадриан, который заметил, что судно арлекинов описывает нисходящую спираль над дворцом, сбрасывая скорость перед касанием.

Каолин снова приник к панели управления, направляя космолет вдоль петель инверсионного следа, оставленных ведущим кораблем. После длительного снижения изгои, наконец, заметили арлекинов: те совершили посадку в широком дворе, усаженном деревьями с серебристой корой и ярко-красными листьями. Неподалеку располагался огромный купол, почти не уступавший по размеру алайтокским, но созданный из камня, а не энергетического поля. Что находилось под ним, оставалось неизвестным.

Во дворе оставалось много свободного места, так что «Ирдирис» опустился рядом с космолетом арлекинов. Арадриан перевел двигатели в режим ожидания, Каолин открыл входной люк и спустил десантную рампу. Перед выходом алайтокец в последний раз глянул на обзорный экран и отметил, что снаружи, несмотря на умеренный климат и температуру, нет ни птиц, ни насекомых.

— Думаю, мы единственные создания на этой планете, — произнес он, выбираясь из наклоненного кресла.

— Будем надеяться, чтобы так оно и осталось, — отозвался Каолин.

Глава 8 Опасность

Члены экспедиции собрались под сенью деревьев. Арадриан взял с собой удлиненную винтовку, пистолет и меч, подарок Маэнсит, и не удивился, увидев, что наемники снарядились более основательно. У них были винтовки, сюрикенные пушки, «светлые копья» и другое оружие, которое странник распознать не сумел. С арлекинами всё оказалось чуть понятнее: они щеголяли всевозможными клинками и пистолетами. Финдельсит повесил за спину топор с длинным изящным лезвием, а на запястья надел утыканные ножами браслеты, тускло мерцающие силовыми полями.

Шуты Смерти несли пушки-визгуны, раскрашенные в черное и чем-то похожие на сюрикенные орудия в отряде Маэнсит. Несколько членов труппы вооружились трубчатыми, надеваемыми как перчатка «Поцелуями арлекина», о которых Арадриан слышал от Джаира. Старший алайтокец утверждал, что при ударе «Поцелуй» выпускает в тело врага длинную проволоку молекулярной толщины, рассекая его изнутри. Если так, это было весьма мрачное оружие для столь ярко размалеванных воинов.

Вход во дворец образовывали два хвойных дерева на краю внутреннего дворика, их ветви соединялись в застекленный арочный проход. Отряд возглавил Финдельсит, теневидица Роинитиэль шла рядом с ним, кадр арлекинов немного позади. Следом шагала Маэнсит, вплотную к ней — Арадриан и другие изгои, прикрытые с флангов наемниками. Оставшаяся часть труппы образовывала арьергард. Эльдар вошли под застекленную арку, и звуки их шагов нарушили тишину, стоявшую со времен Грехопадения.

Оказавшись в коридоре, который, судя по всему, далеко тянулся в обе стороны, члены экспедиции разбились на две группы, с изгоями и арлекинами в каждой. Молодой странник и его товарищи попали в отряд к Финдельситу, командование остальными приняла Маэнсит. Прежде чем эльдар разделились, Великий арлекин произнес предостерегающую речь.

— Множество здесь сокровищ и побрякушек, что привлекают глаз и манят их забрать. Сопротивляйтесь этим грабительским порывам, здесь не к месту подобные страсти. Не берите ничего, кроме Слез, которых вы не приносили с собой, и не оставляйте тут ничего, что с собой принесли. Не испытывайте страстного томления и похоти друг к другу, ибо через них вы откроетесь для Великого Врага. Он может чувствовать нас, но видеть нас не может — не медлите, не давайте ей задержать на вас взгляд.

Арадриан снова задрожал. Несмотря на относительную нормальность окружения, — хотя насколько «нормальным» мог быть всепланетный дворец, возведенный для прославления единственного правителя? — они всё же находились на старом мире, который пронизывала энергия варпа и поддерживала психическая сила Той-что-Жаждет, питавшейся душами эльдар с момента своего рождения, Грехопадения.

Молодому изгою показалось, что он слышит шепот, но, наверное, это ветерок гулял в окнах наверху. Тут же алайтокцу померещилось, что за ним наблюдают, но, скорее всего, причиной тому были висевшие на стенах гобелены. На этих портретах крупнее оригинала был изображен эльдар аристократического облика, с узким носом, высоким лбом и заплетенными в косы белыми волосами, ниспадающими на плечи. При внимательном рассмотрении оказалось, что на шее он носил узкую бархотку, усыпанную бриллиантами в форме крошечных черепов. Арадриан вызывающе усмехнулся гобелену, словно обвиняя его в подглядывании.

Развернувшись, странник понял, что узнает в лицо бюстик, увиденный на пьедестале у стены, напротив выхода в коридор из арочного вестибюля. Изучив портреты по обеим сторонам от себя, алайтокец убедился в своей догадке: все они изображали одну и ту же персону. Хотя прическа, одежда и фон разнились, надменное лицо оставалось тем же.

— Памятник эгоизму и самовосхвалению, — заметил Лехтенниан. — Целый мир, посвященный высокомерию одного эльдар, обрекшего семью и друзей на существование в этой клетке гордыни, где он сам запер себя.

Продвинувшись дальше, авантюристы отыскали несколько спален и столовых по обеим сторонам коридора. Внутри дворец оказался таким же безукоризненно чистым, как и снаружи: ни единой пылинки, царапинки или пятнышка. Предметы обстановки, включавшей в себя портреты, скульптуры, бюстики, гобелены и всё прочее, изображавшие одно и то же вездесущее лицо, оставались целыми и невредимыми. Ни одна нитка или петелька не торчала из ковров и кресел, столы из темного дерева и каминная облицовка сверкали, отполированные до блеска.

Невозможно было обследовать расширяющийся лабиринт комнат единым отрядом, и со временем эльдар начали по одному или двое отделяться от группы. Не понимая, что именно он ищет, и ищет ли что-нибудь вообще, Арадриан оставил Лехтенниана за созерцанием изысканного камина с полочкой и бордюром из зеленого мрамора, украшенного резными изображениями животных и созданий, вроде как вооруженных луками и копьями. При этом алайтокец не сумел понять, представляет барельеф сцену охоты или чего-то намного менее пристойного — слишком уж переплетены были участники процесса. Поскорее отвернувшись, молодой изгой предоставил музыканту самостоятельно искать ответ на вопрос.

Покинув товарища, Арадриан преодолел несколько боковых коридоров, коротких лестниц и дверных проемов, сохраняя в памяти проделанный путь, чтобы при необходимости сразу же вернуться к остальным. Задача усложнялась из-за множества зеркал, встречавшихся по дороге; казалось, что в любой комнате есть одно, и по несколько в каждом коридоре. Некоторые были настолько велики, что сначала изгой принимал отражения за ответвления переходов или дополнительные комнаты. По крайней мере, исчезли портреты, но и это новое воплощение тщеславия не давало страннику расслабиться. Неприятно было каждые несколько шагов видеть самого себя или замечать какие-то движения уголком глаза.

Изгой не сомневался, что зеркальные двойники, когда он не смотрел прямо на них, меняли выражения лиц. Силуэты возникали там, где не должны были — наверное, просто отражения отражений. В общем, Арадриан чувствовал себя совершенно не в своей тарелке, но вынужденно двигался дальше, в надежде отыскать что-нибудь стоящее внимания.

Ещё и шепот словно бы стал громче, но алайтокец уже успел к нему попривыкнуть. Звук сместился на задний план, к стуку шагов по паркету или кафелю, к шороху ножен, которыми странник порой задевал на ходу об угол стола или полки.

Загадка шепотов раскрылась в следующей комнате, очередной спальне размером со стадион, где сама кровать почти затерялась в океане красных ковров и багряных портьер. Выглянув в огромное окно, Арадриан увидел покрытый черным песком берег моря, на расстоянии броска камня от дворца. Волны казались почти пурпурными, и изгой с удивлением понял, что надвигаются сумерки; далекий горизонт темнел у него на глазах. Услышав плеск моря и шелест прибоя, алайтокец расслабился. Это был успокаивающий шепот, а не заговорщицкий.

Чувства странника притупились от гипнотического шуршания волн, ему захотелось присесть, хоть ненадолго. Он столько времени провел в поисках, и, немного отдохнув, набрался бы новых сил для исследования дворца. Оглядев просторную спальню, Арадриан не нашел ни кресел, ни стульев, ни рундуков, только большую кровать, стоявшую в центре.

Не осознавая, что делает, изгой подошел к постели и провел рукой по, вроде бы, шелковым простыням.

«Мне не хочется спать», — сказал себе алайтокец, поворачиваясь и опускаясь на край кровати. Можно просто посидеть здесь немного, восстановить силы. Понятно, почему спальню расположили именно так: с кровати казалось, что море плещется у самого окна, бессловесно призывая закрыть глаза и расслабиться…

Арадриан совершенно точно не спал. Он не закрывал глаза и всё так же сидел на краю постели, глядя на инопланетное море. Но, будучи уверенным в своем бодрствовании, странник заметил, что мир вокруг определенно начинает меняться по законам сна. Прежде всего, путеводный камень засиял золотом, а когда изгой коснулся вместилища, оно оказалось горячим. Кроме того, алайтокец уже был на кровати не один. Повернуться он не решался, но чувствовал чье-то присутствие за спиной и дополнительный вес на матрацах.

Вдали зазвенела изящная мелодия, тихая и успокаивающая. Её отголоски разносились по пустым коридорам, звучали в заброшенных комнатах — вот только коридоры и комнаты уже не были пустыми и заброшенными. По дворцу ходили эльдар, и несколько из них, остановившись у окна перед Арадрианом, держались за руки и смотрели на море в опускающейся темноте. Это была семья: две маленькие девочки, их отец и мать. Некто за спиной странника выкрикнул подряд несколько имен, и все четверо повернулись с улыбками, а дети вырвали руки и бегом кинулись к постели. Одна из девочек прыгнула на матрацы прямо сквозь изгоя.

Резко вскочив, алайтокец развернулся и уставился на призраков. На кровати лежал эльдар с портретов, уже глубокий старик, судя по морщинкам у глаз. Из-под съехавших одеял виднелись тонкие плечи и впалая грудь.

Музыка оборвалась, и маленькая девочка, запрыгнувшая на постель, больше не улыбалась. Её крошечные руки сомкнулись на шее старого аристократа, а по дворцу разнеслись крики и звон металла. Сводились былые счеты, разросшиеся семьи раскалывались на группировки, и между ними вспыхивали междоусобные стычки, победитель которых должен был унаследовать роскошное всепланетное поместье.

— Иди с нами.

Обернувшись, Арадриан увидел прекрасную женщину-эльдар в элегантном голубом платье. В разрезе одеяния мелькала белизна её бедра, на обнаженных руках она носила многочисленные кольца и ожерелья-торки. Черные волосы, собранные в высокую прическу, были закреплены россыпью булавок с драгоценными камнями. Незнакомка слегка взмахнула ресницами, послав изгою воздушный поцелуй. Странник ощутил легкое касание её дыхания на щеке и почувствовал запах духов.

— У нас так давно не было гостей, — добавила она, протягивая ладонь к руке Арадриана. Хотя алайтокец не мог ощутить тепло через ткань костюма, пальцы женщины, как настоящие, коснулись его предплечья. За спиной аристократической незнакомки девочка уже закончила душить старика и стаскивала с его пальцев тяжелые кольца. Присоединившаяся к ней сестренка обрезала ножом косицы убитого и вытаскивала из распущенных волос драгоценные камни.

Странник знал, что перед ним призраки, но не мог отделаться от мысли о некой завлекательности их приглашения. В глубине души Арадриан понимал, что ему будет хорошо здесь. Вечно жить у моря, в угасающем свете солнца — не такая уж скверная судьба. Здесь ощущался мир, не было ничего похожего на анархию, воцарившуюся в остальном дворце, когда престарелый правитель испустил последний вздох. Возможно, то, что первый крик Великого Врага растерзал Галактику через несколько мгновений после смерти самопровозглашенного регента, оказалось совпадением, но фантомам нравилось думать иначе. Они считали свое бессмертие наградой за деяния, приведшие к рождению Той-что-Жаждет.

— Мы позаботимся, чтобы тебе было уютно здесь, — сказала женщина, поглаживая Арадриана по руке. — Ты никогда больше не почувствуешь голода или жажды, не устанешь и не заскучаешь в одиночестве. Дети вечно будут играть в свои игры, а ты никогда не постареешь. Останься с нами. Останься в нашем доме у моря.

Визгливый шум ворвался в мысли изгоя. Оскалившись, призраки упорхнули прочь, сперва обратившись в дымку, а после — в ничто. Странник, по-прежнему сидевший на кровати, обернулся к источнику звука и увидел Лехтенниана, который стоял в дверях и держал палец на струне полулиры.

Крики умирающих эльдар, принесенные отголосками резкой ноты, эхом отозвались в мыслях Арадриана. Тогда погибли не только обитатели дворца — миллиарды сородичей изгоя сгинули, поглощенные богом варпа, рожденным из их жажды наслаждений. Алайтокец ощутил лишь мельчайшую долю этих предсмертных страданий, но содрогнулся всем телом, чувствуя, как вселенная схлопывается вокруг и Та-что-Жаждет обретает бытие. Телом её стал варп-шторм шириной в тысячи световых лет, пожравший сердце древней империи эльдар.

— Сейчас не время болтать с привидениями, Арадриан, — сказал музыкант, вешая инструмент на пояс. — Скверная судьба — провести вечность в ловушке между мирами, застыв на грани жизни и смерти.

— Что они такое? — спросил молодой изгой. Пока алайтокец шел к двери, теневые фигуры снова начали уплотняться вокруг него. Призраки снова шептали на грани слышимости, тихо произнося заклинающие и умоляющие слова.

— Злополучные создания, застывшие в своем проклятии. Здесь остались их души, которых дразнят жизнью, более для них недоступной, их мучения доставляют удовольствие Той-что-Жаждет, — Лехтенниан поманил товарища в коридор. — Идем, близится Колдовской Час, времени у нас немного. Остальные ждут в саду под куполом.

Арадриан понятия не имел, о чем говорит странствующий музыкант, но поспешил за ним через комнаты и залы. Их обтекали остаточные, призрачные образы проклятых эльдар, мужчин и женщин, молодых и старых. Странник улавливал обрывки призывов и угроз, но теперь в бестелесных голосах не было меланхолии, только злобное шипение и брюзгливые упреки.

Двое изгоев присоединились к Маэнсит и остальным членам экспедиции возле громадной проездной башни, соединявшей жилое крыло здания с огромным куполом, который Арадриан заметил ещё сверху. Призраки тоже присутствовали в заметном числе и казались не полупрозрачными, а довольно-таки телесными. Возбужденно переговариваясь, они целыми десятками плыли в направлении купола.

— Где же Слезы Иши? — спросила комморритка, державшая в руке меч. Многие из её воинов тоже стояли с оружием наготове, встревоженные видом фантомов, скользивших над аккуратно подстриженными синими лужайками, которые покрывали участок под куполом. От вестибюля к дальней стороне садов уходила дорога, обсаженная по краям деревьями.

Осмотревшись, алайтокец увидел семьи, сидящие под разлапистыми ветвями, и влюбленных, рука об руку смотревших на свои отражения в прудах и озерцах. Маленькие дети, пронзительно смеясь, играли в догонялки среди деревьев и прятались за кустами и живыми изгородями. Этот шум не радовал странника, только действовал ему на нервы.

— Приближается он, Колдовской Час, — объявил Финдельсит, указывая на вершину купола. — Мы должны спешить, падают Слезы Иши.

Высоко над ними, в искусственных облаках купола, замерцал золотой свет. Он заструился подобно дождю, и в ореоле этого сияния призраки обреченных эльдар стали ярче, превратившись в золотоносные силуэты. Остановившись, фантомы посмотрели вверх и умоляюще протянули руки, а свет продолжал падать на них.

У дальней стороны купола начались крики, отстраненные и абсурдные, но при этом ужасающие. Нездешние вопли привидений зазвучали повсюду, вынудив Арадриана стиснуть зубы; лица мертвецов искажались от мучительной боли и отчаяния, как будто сияние сжигало их. Вопли упавшей на колени призрачной толпы достигли оглушающего крещендо, бестелесные мольбы о пощаде эхом отражались от деревьев и стен купола. Отголоски стонов вибрировали в черепе изгоя с такой силой, что всё его тело, по ощущениям, словно бы распадалось на молекулы.

Первым упал на садовую дорожку фантом чуть слева от Арадриана. Скрючившись в позе эмбриона, призрак стенал и подрагивал. Увиденное потрясло странника до глубины души, и в тот же миг рухнули остальные проклятые души, будто манекены, поваленные резким порывом ветра. Извиваясь и дергая конечностями, прижимая нематериальные ладони к таким же лицам, обреченные эльдар вновь переживали момент экстатической пытки — момент Грехопадения.

Золотой свет теперь пылал ярко, почти как солнце, поэтому изгой видел немногое из произошедшего следом. Каждый из призраков, колыхнувшись, начал сжиматься, терять форму и плотность. Фантомы становились всё меньше и меньше, пока не превратились в мерцающие золотые звезды. А потом сияние угасло, и под куполом остались лежать десятки гладких камней с перламутровым блеском.

— Теперь ступайте быстро и уверенно, забирайте свои трофеи! — воскликнул Великий арлекин, взмахом руки указывая на сад. Бросившись к ближайшей Слезе, на месте которой несколько мгновений назад стояла девушка в длинном одеянии, Арадриан увидел, что камни начинают мерцать, становясь такими же нематериальными, какими были призраки.

На ощупь Слеза Иши оказалась теплой, изгой почувствовал это сквозь ткань перчаток. Алайтокец поднял вместилище души, и на мгновение ему показалось, что в переменчивых узорах на поверхности мелькнуло лицо мертвой девушки-эльдар, из которой был создан камень. Казалось неправильным забирать такую вещь, но, ощутив сильную пульсацию собственного путеводного камня на груди, Арадриан понял, что это необходимо для защиты душ грядущих поколений. Слезы, подаренные младенцам, будут хранить эльдар с самого рождения, настроятся на эссенцию обладателей и, когда хозяева уйдут из бренной жизни, спасут их от поглощения Той-что-жаждет.

До сих пор странник не знал, что путеводные камни образуются из душ его сородичей, погибших в момент Грехопадения, и теперь понимал, почему истину держат в тайне. Сердце стонало при мысли о злополучных эльдар, сгинувших здесь; от осознания того, что они снова и снова переживают тот ненавистный миг ради увеселения Великого Врага, Арадриана душили слезы. Он освобождал проклятых, забирая их из этого места.

Поверхность камня, остывавшего в руке изгоя, затвердевала, и он все больше напоминал вместилище души, которым и станет впоследствии. Алайтокец опустил Слезу в мешочек на бедре и огляделся в поисках новой. Заметив блеск в густой траве возле пруда, странник наклонился за добычей. Камушек почти исчез, но тоже отвердел после прикосновения и отправился вслед за первым.

Слезы Иши превратились в ничто всего через двадцать ударов сердца. Кое-кто из авантюристов разочарованно вскрикнул: им удалось собрать всего четверть материализовавшихся камней. Возникло предложение остаться здесь до следующего Колдовского Часа и пополнить запас Слез, но Финдельсит покачал головой и указал на проход, ведущий из сада.

— Рискнули мы войти в логово врага, но рано или поздно она протрет глаза, — предупредил Великий арлекин. — Чистота Слез защищает, и всё же долго здесь оставаться нельзя. Око Той-что-Жаждет повернется сюда, неся возмездие того, кого мы обокрали.

Эльдар прислушались к этому своевременному предостережению. Быстро собрав своих воинов, Маэнсит разбила их на две группы и отправила в последний раз прочесать ближайшие ложбинки и рощицы, но больше камней не нашлось. Финдельсит и его труппа уже выдвигались обратно к вестибюлю, и Арадриан не отставал от них.

— Поразительно, — заметил Эстратиан, поравнявшись с изгоем. — Мое тело не способно проливать слезы, но в ином случае, боюсь, я утонул бы в них.

Молодой странник промолчал, не в силах выразить чувства, которые вызвало у него созерцание подобных страданий.

После того, что произошло в куполе, члены экспедиции проделали обратный путь до внутреннего дворика в молчании. Звуки шагов наемников, обутых в сапоги, гулко разносились по коридорам, собственные мысли казались Арадриану громкими. Исчез беспокоящий шепот на заднем фоне, но сменившая его абсолютная тишина оказалась настолько же тревожной. Поистине, это были владения мертвых, и живые не имели права вторгаться сюда.

Арлекины вели остальных обратно к кораблям, безошибочно находя дорогу через, казалось бы, совершенно одинаковые комнаты и переходы. Изгой оказался ближе к арьергарду группы, рядом с Эстратаином; ками смотрел прямо вперед, не обращая внимания на предметы обстановки и произведения искусства. Арадриан же снова убедил себя, что замечает мимолетные движения в зеркалах, оконных стеклах и серебряных элементах декора. И эти движения не были отражениями идущих эльдар, но обладали собственной жизнью.

На кратчайшую долю мгновения алайтокец услышал какое-то царапанье и, остановившись, посмотрел назад. Чуть подрагивала драпировка арочного прохода, который только что миновал отряд. Странник списал бы это на сквозняк, но воздух был неподвижен. Через окна, высоко врезанные в стены коридора, виднелось небо; наступали сумерки, впервые явившиеся Арадриану в спальне у моря. День или ночь — всё едино, но на планете без солнца приближение заката могло предвещать нечто гораздо более жуткое.

Ругая себя за паранойю, изгой в несколько быстрых шагов догнал Эстратаина. Пристроившись к ками, алайтокец глянул налево, и у него перехватило дыхание. Арадриану примерещилась пара угольно-черных глаз, вперившихся в него из тени алькова, где стояла серебряная статуя с поднятыми руками. Присмотревшись, странник понял, что за скульптурой никого нет, но так и не смог избавиться от ощущения чьего-то взгляда.

Авантюристы уже были недалеко от вестибюля, за которым начинался внутренний дворик; изгой понял это, узнав часть настенных гобеленов. С облегчением он заметил блеск застекленного перехода чуть впереди, и позволил себе улыбнуться — они почти дошли до кораблей.

Тогда-то Арадриан снова услышал царапанье, а затем характерный щелчок, напоминающий хруст ветки. Несколько шедших перед ним наемников повернулись на звук, и странник осознал, что ему не показалось. Заметив их беспокойство, Маэнсит зашагала назад.

— Чего встали? — требовательно спросила она, свирепо глядя на своих воинов. — Нужно поскорее убираться отсюда!

Прежде, чем кто-то успел ответить, вновь раздался царапающий, быстро передвигающийся шум, как будто нечто бежало по стенам и потолку. Алайтокец мельком заметил, как нечто бледно-розовое мелькнуло под дверной аркой впереди. Вскрикнув, он указал туда, но, когда остальные повернулись, проем уже опустел.

— Просто призраки возвращаются, — отрезала комморритка, взмахом пистолета командуя двигаться дальше.

Тем временем Финдельсит с несколькими арлекинами вернулся выяснить причину задержки. Напряженный Великий арлекин держал топор в руке, постоянно оглядывая коридоры и арочные проходы; скрытое под маской лицо поворачивалось налево-направо. Арадриан взвизгнул, почувствовав, как что-то коснулось его спины. Крутнувшись на пятках, изгой выхватил меч и задом чуть отступил к остальным, выписывая перед собой круги острием клинка.

— Не всё осталось тем же, каким было, — неожиданно развернувшись, Финдельсит уставился на Тиарсиона, одного из офицеров Маэнсит. Протянув руку, Великий арлекин постучал по усыпанной сапфирами подвеске на шее наемника. — Эта безделушка раньше не украшала твое горло. Неужели ты не прислушался к моему предостережению?

— Где ты это взял? — прорычала женщина, срывая украшение с шеи Тиарсиона. Серебряная цепочка разлетелась блестящими искрами звеньев.

— Оно впустую лежало в комоде, никому не нужное, — ответил офицер и потянулся за ожерельем, но Маэнсит отдернула руку.

— Кто ещё нарушил запрет на воровство? — грозно спросила она, высоко держа похищенную драгоценность. Ещё несколько наемников пробормотали признания, и на свет явились разнообразные драгоценные камни и произведения искусства, засунутые ими в карманы, сумки или поясные мешочки.

— Никто их не хватится, здесь нет никого, — заявил один из нарушителей.

— О, глупцы, похитившие богатства этого места! — воскликнул Финдельсит, быстро шагая среди воинов к говорившему. — Ваша жадность подобна маяку ярко пылающему, неужто вы не слышали моих слов о лютой опасности? Они придут за своим златом, здешние клады не для смертных грабителей, это сокровищница Князя Наслаждений!

Посыпались гневные отповеди и заявления, а арлекины тем временем начали двигаться через толпу, требуя от похитителей вернуть драгоценности. Арадриан с ужасом увидел, как некоторые наемники поднимают клинки и пистолеты, желая защитить нечестно полученные трофеи. В поднявшемся шуме изгой услышал голос стоявшего рядом Лехтенниана, но не смог разобрать слов.

Пронзительный визг полулиры заставил спорящих умолкнуть.

— Бежим, — спокойным и холодным голосом произнес музыкант, указывая на окна впереди по коридору. — Нас обнаружили.

Алайтокец посмотрел туда, и кровь застыла у него в жилах, а по телу побежали мурашки от абсолютного, леденящего ужаса. В арочных окнах виднелись десятки — уже сотни — бледнокожих созданий. У них были андрогинные лица и тела с одной женской грудью, а глаза, напоминавшие глянцевитый уголь, с голодным восторгом смотрели на эльдар. Раздвоенные змеиные языки в предвкушении метались среди игольчатых зубов. Одежды на существах почти не было, за исключением браслетов и связок бус, на голове у каждого рос гребень пурпурных, красных или темно-синих волос, живописно ниспадающих на скальпы. Вместо рук у них имелись вытянутые клешни, словно у каких-нибудь чудовищных ракообразных. Этими конечностями твари постукивали в оконные стекла, а их узкие лица щерились, ухмылялись и глядели с вожделением.

Путеводный камень Арадриана запылал на груди и как будто превратился в раскаленный гвоздь, загоняемый ему в сердце. В голове изгоя зазвучал хор прекрасных и ужасных голосов, манящих и одновременно наполняющих его отвращением. Хотя алайтокец никогда раньше не видел подобных существ, он ещё в раннем детстве слышал рассказы о них. Внутри себя, в самой темной глубине души, странник осознавал природу явившихся потусторонних созданий: это были служанки Великого Врага, демоницы ужасной Слаанеш.

С трескучим грохотом орда ворвалась во дворец, твари смеялись и верещали, стучали когтистыми ногами по кафельному полу и щелкали клешнями. Услышав предупреждающий крик, странник обернулся и заметил ещё одну группу демониц, выбегавших из арочных проемов позади. Чудища неслись по коридору, пучки волос безумно мотались у них над головами.

Вспомнив призыв Лехтенниана, изгой хотел было бежать, но враг уже преградил дорогу к звездолетам. Маэнсит и её воины открыли огонь, выпуская шквалы лазразрядов и сюрикенов; коридор заполнили поблескивающие диски и актинические вспышки. Шумную какофонию усилил свист сюрикеновых пушек и треск фузионных пистолетов.

— Подвинься, — Эстратаин вежливо отстранил Арадриана, проходя мимо него. Ками вытянул руку в сторону демониц, быстро приближающихся с тыла. — Давно не сражался, но немного сил у меня осталось.

Пучок белого света, вырвавшийся из ладони Эстратаина, расширился в пылающий конус, который с пронзительным визгом пронесся через атакующих тварей. Демоницы, испытавшие прикосновение пламени, обращались в кристаллы и разлетались осколками, сражавшими других чудищ. Ками, отброшенный силой вспышки, врезался в Лехтенниана, после чего удивленно посмотрел на собственную руку. Почерневшие клочки красной ткани сыпались с обугленных остатков перчатки, над керамическими пальцами струился дымок. Выжженные завитки обесцветили искусственную плоть.

— Мы в сердце Бездны Магии, — пояснил музыкант, помогая Эстратаину выпрямиться. — Неразумно тебе будет снова открывать разум.

— Я ошибся в расчетах, но не беда, — возразил ками. Он сорвал шарф, скинул длинное одеяние и перчатки, под которыми оказалось белое тело, похожее на текучий камень. Когда Эстратиан вновь шагнул вперед, его плоть вздрогнула и пошла рябью. На искусственной коже ками светились сотни крохотных серебряных узоров, потрескивающих пси-энергией. — Так долго прослужив духовной сетью Кхай-дазаара, я не мог не озаботиться некоторыми предосторожностями.

Демоницы, хоть и отброшенные первой атакой Эстратаина, снова собрались в коридоре — их даже стало больше — и опять устремились к эльдар. Жестокое наслаждение и жадность в их взглядах сменились глубочайшей ненавистью.

Ветвистые молнии, сорвавшиеся с пальцем ками, запрыгали от одной твари к другой, превращая их в фонтаны эбеново-черных искр. Впрочем, психическая буря не могла удержать врагов, и демоницы быстро приближались к жертвам, возбужденно пощелкивая клешнями.

Решив проверить, не очистился ли проход к кораблям, изгой обернулся через плечо и увидел, что у остальных всё складывается немногим лучше. Маэнсит и её воины сумели сформировать три группы и сдерживали большинство чудищ выстрелами из винтовок и пистолетов. Среди них продолжали сражаться Джаир, Каолин и Афиленниль, но Арадриан с беспокойством заметил струйку крови, вытекающую из пореза на лице его бывшей любовницы.

Демоницы, пережившие огонь наемников и изгоев, попадали под удары арлекинов, ошеломляюще искусных в бою. Как и во время представления в Кхай-дазааре, их мастерство мгновенно зачаровало странника. Кувыркаясь, ходя колесом и совершая пируэты, воины труппы плясали вокруг тварей, скачками и нырками уходя от смыкающихся клешней, отсекая конечности и срубая головы молниеносными взмахами цепных клинков и силовых мечей. То, что подобную резню устраивали исполнители в ярких костюмах, скрывающие лица за улыбчивыми или скалящимися масками, добавляло происходящему сюрреализма. Череполикие Шуты Смерти орудовали пушками-визгунами, размахивая ими, как дубинами; силовые штыки на стволах и у дульных срезов рассекали противниц на части, и арлекины выпускали вихри сюрикенов в появившиеся просветы.

В центре труппы стояли Финдельсит и его теневидица, певучими голосами выкрикивая команды, будто пара дирижеров смертоносного оркестра. То и дело Великий арлекин разряжал пистолет в лица бросающихся на него демониц.

Представление было захватывающим, но Арадриан заставил себя отвернуться, решив, что о прорыве наружу пока речи нет. Странник посмотрел на тварей, бегущих по коридору; мимо него проносились сюрикены и лазразряды, выпускаемые несколькими воинами Маэнсит, но враги уже почти добрались до алайтокца и ками. Изгой помнил, что прямо у него за спиной стоит, кажется, совершенно безоружный Лехтенниан. Музыкант не мог защитить себя, разве что попробовать изгнать демониц быстрым перебором на полулире.

Эстратаин, кулаки которого пылали пси-энергией, бросился вперед, встречая чудищ лицом к лицу. Защитные обереги вспыхнули и пробудились к жизни, когда клешни высекли искры из его искусственного тела. Из рук ками вырвались молнии, но страннику стало не до него — через несколько мгновений враги должны были наброситься на самого Арадриана.

Он пытался сохранять спокойствие, как будто находился в трюме «Фаэ Таэрут», на спарринге с комморриткой. Сделав неглубокий вдох, алайтокец поднял клинок, готовый к первой атаке. Но при первом же внимательном взгляде на демониц меч задрожал в руке ошеломленного изгоя: в их бледных лицах он увидел черты любимых женщин. Хотя у всех тварей были одинаково свирепые черные глаза, скулы и наклон головы создания справа напомнили страннику о Тирианне; существо, заносившее клешню для удара, показалось схожим с Маэнсит; здесь и там мелькали образы бывших подруг Арадриана, включая Афиленниль.

А потом он увидел лицо своей матери.

Взревев от ярости, алайтокец рубанул клинком по горлу чудища, посмевшего принять её облик. Как только нематериальное тело рассеялось мерцающим облаком нежно-голубой дымки, Арадриан шагнул вперед, поймал на лезвие меча клешню второй твари и отвел выпад в сторону. Тут же странник наотмашь полоснул по туловищу демоницы острием клинка, и из раны на единственную грудь потекла серебристая кровь. Яростно шипя, противница отскочила, что позволило изгою прыгнуть между клешней её товарки и ударом снизу вверх рассечь бледно-розовую ногу.

Кто-то схватил Арадриана за руку, заставив сделать шаг назад. Обернувшись через плечо, странник увидел, что Лехтенниан вытаскивает его из боя. Позади музыканта виднелся ненадолго очистившийся проход наружу и наемники, которые, не дожидаясь бойцов из арьергарда, направлялись во внутренний дворик.

— А как же Эстратаин? — спросил молодой изгой, но оказалось, что он беспокоился напрасно. Белая завеса огня рванулась во все стороны от ками, отбрасывая окруживших его тварей.

— Беги! — крикнул Лехтенниан, толкая алайтокца вслед за товарищами.

Не дожидаясь повторного приглашения, Арадриан широкими скачками помчался по коридору, и Эстратаин недалеко отставал от него. Врагов впереди перебили не до конца: поглядывая в разбитые окна, странник видел всё новых и новых демониц, которые выбегали из других флигелей и устремлялись к звездолетам во дворе. Среди них виднелись и другие существа — так, чудовища с шестью конечностями и мечущимися языками шагали к двоим эльдар, собираясь преградить им путь к остаткам входа.

— Срезаем, — бросил Арадриан, выпрыгивая через подоконник в клумбу с кустами. Ками последовал за ним, и оба побежали через лужайку внутреннего дворика, напрямую к «Ирдирису».

Они были на полпути к звездолетам и догоняли наемников, несущихся по траве и каменным плитам, когда нечто вырвалось из дворца по левую руку от изгоя. Каменная кладка и стекло взлетели над лужайкой, и во двор шагнул гигантский демон.

Странник покачнулся, его путеводный камень вспыхнул белым сиянием, тело и разум словно закружились в вихре, лишенные опоры. Подобное происходило не с ним одним: наемники спотыкались и падали, некоторые кричали от боли, вызванной появлением чудовища. Те, кто устоял на ногах, сжимали в ладонях головы и вместилища душ, издавая стоны и сдавленное рычание. Незатронутыми оказались только арлекины, которые уже выстраивались кольцом вокруг ошеломленных воинов и изгоев.

Две из рук создания, возвышавшегося над эльдар, оканчивались увеличенными версиями клешней демониц, ещё две — ладонями с изящными пальцами, и в них тварь держала скимитары, длина которых равнялась росту Арадриана. Неестественную плоть существа усеивали кольца, а также золотые и серебряные цепочки, увешанные рунами и брелками, что излучали гипнотическое сияние. В имматериальной плоти демона утопали многие десятки гемм всевозможных цветов, и странник с ужасом узнал в них путеводные камни мертвых эльдар. Похищенные вместилища мерцали темным светом, превратившись в ловушки для эссенции погибших.

У гигантского существа были бритвенно-острые зубы и вытянутое лицо, странно напоминающее морду быка во всем, за исключением глаз — фасетчатых черных шаров, которые отражали лицо изгоя дюжинами различных вариантов. Изо лба твари загибались назад извилистые рога, по два над каждым глазом, и ещё два, огибая заостренные уши, выступали над затылком.

Создание окружал золотистый ореол, схожий со светом, что выпал дождем в Колдовской Час, но плотнее и насыщеннее. Сам воздух рядом с великим демоном дрожал от его мощи, а земля под ногами великана трескалась и искрила хаотической магией. Арадриан вновь и вновь слышал собственное имя, порой произносимое насмешливым голосом, порой соблазнительным.

— Невеста Разврата, — прошипел Эстратаин, хотя страннику не нужно было подсказывать прозвание чудовища, которое неслось к кораблям, сверкая клинками. Великие демоны, кошмарные воплощения силы Князя Наслаждений, получили много имен в легендах миров-кораблей: Тюремщики Душ, Короли Сердец, Порочные Владыки и прочая, и прочая. — Беги к звездолету!

Прежде, чем странник успел схватить ками, догадавшись о его намерениях и зная, как глупо вступать в бой с таким врагом, тот бегом устремился в сторону Порочного Владыки. Тело псайкера, несущегося через дворик, вспыхнуло психическим огнем, с пальцев посыпались искры. Услышав вызывающий крик Эстратаина, великий демон повернулся и поднял парные скимитары, изготовившись к атаке.

Вокруг ками, вытянувшего руку в направлении чудовища, появился сияющий серебряный щит. Его противник расхохотался, и этот пронзительный, леденящий звук парализовал Арадриана; бежать он не мог, несмотря на приказ Эстратаина. Обрушились демонические мечи, заставив щит псайкера рассыпаться грудой осколков, подобно разбитому зеркалу. Клинки продолжили движение, врубились в тело ками возле шеи и вышли у талии, четвертовав его. Хлынула серебряная жидкость, похожая на кровь, куски искусственной плоти разлетелись в стороны.

Щелкая клешнями и выписывая мечами замысловатые фигуры, Порочный Владыка двинулся на остальных эльдар. Его бледная кожа поблескивала серебристыми пятнами жизненной влаги Эстратаина, и, остановившись на мгновение, великий демон длинным раздвоенным языком облизал клинки, пробуя на вкус эссенцию убитого ками. Зашипев от отвращения, чудовище протянуло верхнюю конечность к арлекинам, собиравшимся вокруг Финдельсита с оружием наготове. Вновь рассмеявшись, великан поманил их клешней.

— Делай, что тебе сказано, спутник упрямый мой, — произнес Лехтенниан прямо за спиной у Арадриана. Голос музыканта остался прежним, но говорил он скорее стихами, чем прозой. — Дай рассказать легенду из старины седой.

— Думал, тебя схватили, — обернулся молодой странник. Потом он уже ничего не говорил, онемев при виде нового облика Лехтенниана.

На старике был, в некотором роде, наряд арлекина. Его голову и плечи покрывал куколь с чересполосицей красных и черных квадратов. Пожилой эльдар сбросил длинные одеяния, и под ними оказался пурпурно-желто-белый комбинезон, покрытый узорами из полосок, точек и колец. Лицо Лехтенниана скрывала простая маска, совершенно неукрашенная и полностью черная, за исключением единственной красной руны на щеке: символа Цегораха, Смеющегося Бога.

— Да, друг мой, меня поймали, но уже давно, — без рифмы, но с легкой насмешкой ответил старик. — Но я извивался, пока не вырвался, и до сих пор здесь. Одинокий путник без единого друга; беспощадный страж Черной библиотеки; скиталец Паутины, лишенный души, с жизнью в закладе у Великого Врага. Я — солитер.

По дворику разнесся гневный рык, долгий и ужасный. Порочный Владыка ощутил присутствие солитера и развернулся к нему, вызывающе ударяя одним мечом о другой.

— Приди же ко мне, миленький плясун, — глубоким и насыщенным голосом воззвал великий демон на языке древних эльдар, наречии, что звучало до Грехопадения. — Приди ко мне, спляши танец вечности. Дух твой уже в нашем владении.

В руках Лехтенниана, прошедшего мимо алайтокца, словно из ниоткуда возникли два позолоченных кинжала, и он ринулся навстречу чудовищу.

— Мы покрутимся, попляшем, поглядим, кто лучше всех, — отозвался солитер, исполняя кувырок над высаженными в ряд кустами. — У тебя в груди нечистой сердца нет, один лишь грех.

Огромная тварь сломя голову бросилась в атаку, топая по мощеным дорожкам и прорываясь через живые изгороди, её рев, полный старинной ненависти, эхом отражался от разрушенных стен дворца. Осознав, что Порочного Владыку интересует только Лехтенниан, молодой изгой пришел в себя и бросился бежать, делая круг через сады к остальным членам экспедиции, которых арлекины заводили на «Ирдирис» и звездолет труппы.

Спасаясь, Арадриан оглядывался на чудовище и солитера. Ему казалось, что, несмотря легенды об этих арлекинах, одинокий эльдар может лишь несколько секунд продержаться в бою с великим демоном Той-что-жаждет; это подтверждала и ошеломляюще быстрая гибель Эстратаина.

Порочный Владыка остановился, по инерции проехав вперед, из-под когтистой лапы разлетелись каменные осколки. Лехтенниан пригнулся, уходя от выпада мечом в правой руке, колдовской клинок буквально на палец разминулся с ним. Бросившись вбок, солитер отскочил от клешни, нацеленной ему в живот и, закрутившись колесом, уклонился от второго клинка, которым великан взмахнул с разворота.

Добравшись до арлекинов, изгой остановился рядом с Маэнсит и Финдельситом. Невозможно было понять, что думает о схватке Великий арлекин, но комморритка следила за поединком глазами, широко распахнутыми от восхищения.

— Мы должны помочь Лехтенниану, — заявил алайтокец, указывая мечом на чудовище. В тот же миг солитер выполнил сальто над когтистой ступней, метившей ему в голову. Блеснули кинжалы, оставив тонкую полоску на правой руке-клешне.

— Нам не следует вмешиваться, происходит то, чего он хотел, — ответил Финдельсит, убирая пистолет в кобуру. — Это танец исполняется уже очень, очень давно, и солитер всегда пляшет в одиночку, ведь его забирает Та-что-Жаждет. Смеющийся Бог присмотрит за нашим другом, посмотри и ты — убедись, что я прав.

Арадриан и прочие эльдар оказались не единственными зрителями напряженной схватки. Меньшие демоны и чудища собирались поодаль, наблюдая за поединком солитера и Порочного Владыки. Явились сотни демониц, извергов и тварей Слаанеш, но они не вмешивались, как и арлекины. Предположив, что после гибели Тюремщика Душ или Лехтенниана нематериальное воинство обрушится на выживших эльдар, странник начал осторожно отступать к «Ирдирису», не сводя глаз с бойцов.

Порочный Владыка и Лехтенниан двигались плавно и грациозно, словно обвиваясь один вокруг другого, иногда так быстро, что их выпады превращались в размытые пятна. Бой напоминал танец с замысловато выстроенной хореографией, выступление Шутов Смерти, когда клинки проносились совсем рядом с актерами, но не касались их. Великий демон, самое меньшее, вчетверо превосходил солитера в росте и обладал куда большим размахом рук, но более ловкий эльдар проворно отпрыгивал, пригибался и отскакивал от его атак, при этом оставаясь достаточно близко с кинжалами наготове. Однако и чудовище то и дело заставляло Лехтенниана уходить кувырком или колесом, не позволяя нанести точный удар. Четыре руки Тюремщика Душ постоянно двигались, он взмахивал клешнями, делал выпады мечами и щелкал змеиным языком, словно кнутом.

Молодой изгой с замиранием сердца наблюдал за гипнотизирующим действом двух актеров. Когда схватка перемещалась с лужайки на террасу и затем на дорожку, ноги великого демона взрыхляли землю, а сзади тянулся хвост золотого ореола. Совершая акробатические пируэты, солитер оставлял извилистые следы в туманной ауре чудовища.

Пока дуэлянты двигались туда-сюда, Арадриан осознал, что у Лехтенниана есть план. Медленно, незаметно, арлекин заманивал Порочного Владыку к небольшой рощице. Оказавшись под разлапистыми серебристыми ветками, великий демон попадет в затруднительное положение.

Схватка развивалась, как и предположил странник, солитер постепенно отступал под прикрытие деревьев. Наконец, он развернулся и бегом преодолел короткий участок до ближайшего ствола с низко растущими ветвями. Прыгая между синих листьев, Лехтенниан забирался всё выше. Последовавший за ним Тюремщик Душ размахивал обоими мечами, вздымая облака щепок и листвы.

Хотя деревья предоставляли арлекину некоторое прикрытие, он уже поднялся так высоко, что великий демон мог атаковать рогами. Когда Лехтенниан проскакивал мимо плеча неприятеля, Порочный Владыка мотнул головой и зацепил ногу солитера. Арадриан вскрикнул от ужаса, увидев, как его товарищ теряет равновесие и падает. Извернувшись в последний момент, эльдар неловко приземлился на ноги.

Издав победный рев, Тюремщик Душ сделал прямой выпад мечом в правой руке, намереваясь пронзить Лехтенниана. Солитер ответил на рычание смехом, поскольку его ловушка сработала. Отпрыгнув с пути клинка, арлекин на волосок разминулся со смертью, а острие вонзилось в ствол дерева у него за спиной и на мгновение застряло там.

Лехтенниану хватило этой задержки. Используя вытянутую руку Порочного Владыки в качестве приступки, солитер перескочил с земли на плечо великого демона, уклонившись по пути от щелкнувшей клешни. Подпрыгнув и изогнувшись в полете, арлекин обхватил ногой один из рогов противника и крутнулся к его лицу.

Блеснули позолоченные клинки, вонзаясь в глаза Тюремщика Душ. Демон взвыл от боли и выпустил меч, пытаясь поймать солитера рукой, но тот вновь отпрыгнул на верхушку дерева, уходя от возмездия.

Молодой изгой развернулся и вновь бросился бежать, оставляя позади безумные вопли Порочного Владыки и его слуг, разносившиеся по дворику. Не рискуя оглядываться, он присоединился к толпе наемников, спешивших вверх по десантной рампе «Ирдириса». Она была не слишком широкой, поэтому Арадриану пришлось подождать на земле, пока остальные зайдут внутрь. Каолин уже поднялся на борт и, судя по протяжному вою двигателей, готовился к отлету; в этот момент алайтокец бросил последний взгляд на воинство Слаанеш.

Лехтенниан со всех ног несся к кораблям, а ещё подергивающееся тело громадного чудовища лежало в рощице за его спиной. Демоническая орда преследовала ускользающего солитера, доведенная его смехом до разъяренных криков и воплей.

— Шевелись! — пробегая мимо, Маэнсит схватила Арадриана за рукав и втащила на «Ирдирис». Поскольку Лехтенниан направлялся к звездолету арлекинов, изгой оказался последним из поднявшихся на борт. Он направил кораблю мысленный приказ закрыть входной люк, и, заглянув туда, увидел, что земля уже уходит вниз. Её покрывали волны розовой, красной и пурпурной плоти, раскинувшиеся над лужайками и мощеными тропинками. Подпрыгнув, одна из демониц попыталась зацепиться клешней за улетающий корабль, но рампа втягивалась слишком быстро и тварь рухнула в толпу. Взгляду алайтокца предстало море лиц, среди которых встречались дьявольские подобия его друзей и членов семьи.

А потом дверь-диафрагма сомкнулась, перекрывая обзор, и «Ирдирис» устремился прочь от Миарисиллиона, старого мира, планеты Дворца Наслаждений.

Глава 9 Пристрастия

Возвращение из Ока Ужаса, как ни странно, прошло более спокойно, чем путешествие в него, хотя Арадриан думал, что теперь, когда эльдар раскрыли себя, Великий Враг будет преследовать их и мучить кошмарами. Но вместо этого на корабле установилась тихая созерцательная атмосфера. Возможно, Та-что-Жаждет пыталась как можно сильнее навредить жертвам, оставив их наедине с самими собой — размышлять о собственных судьбах и желаниях, растущих из зерна, посеянного эоны назад.

Первые несколько циклов после возвращения на «Фаэ Таэрут» Арадриан провел в одиночестве, не выходя из каюты, испытывая в равной мере облегчение и опустошение. Чего бы он ни ожидал от экспедиции, чего бы ни испытывал прежде — ничто не могло подготовить изгоя к случившемуся на старом мире, и леденящее душу столкновение с демоницами и Порочным Владыкой преследовало его в обрывочных снах.

Но, несмотря на страх и отчаяние, сковывавшие странника в такие моменты, приключение воодушевило Арадриана. Как и битва с орками, травма, нанесенная ему Миарисиллионом, заставила ярче наслаждаться свободой и жизнью. Впрочем, скоты-зеленокожие, вторгшиеся в Гирит-Рислейн, казались просто смешными в сравнении с опаснейшими врагами со старых миров. Изгой словно бы вышел из огня неопаленным, причем последнее горнило оказалось самым жарким — но он и здесь не получил телесных ран.

С чисто материальной точки зрения экспедиция имела ограниченный успех. Они собрали почти две сотни путеводных камней, но Маэнсит лишилась шестнадцати воинов, убитых демонами. Эльдар пытались вернуть их вместилища души, но четыре геммы были утрачены во время последнего рывка к кораблям, и погибшим, несомненно, предстояли мучения в когтях Великого Врага. Один из павших был комморритом и не носил путеводного камня; его дух, скорее всего, уже претерпевал непроизносимые пытки от рук демониц.

Также сгинули два арлекина, в том числе Шут Смерти Таэнемет, и по какой-то причине гибель воинов-акробатов печалила Арадриана сильнее всего: они радовали и веселили его своими выступлениями, но больше никогда уже не станцуют. Финдельсит не переживал о потерях и уверял изгоя, что душам убитых ничего не угрожает. Их утащил из-под носа Той-что-Жаждет Смеющийся Бог, которому актеры служили при жизни, воплощая его в своих постановках.

Ещё одной утратой был Эстратаин, разорванный на части великим демоном. В каком-то смысле ками являлся лишь одной гранью личности посредника, продолжавшего жить, но всё испытанное на старом мире, память об этом — то, о чем мечтал эльдар с разделенной душой — ушло вместе с ним. Поэтому, хотя другие ками уцелели, потеря умалила их.

Мысли о погибших странно вдохновляли алайтокца. Они укрепляли его веру в то, что смерть не имеет значения, что важна только жизнь, прошедшая перед ней — не для других, но для самого живущего. В конечном счете, даже самые великие и памятные свершения однажды забудутся. Обдумав слова Маэнсит насчет сожалений, он понял, что, несмотря на ужас, гибель спутников и сомнения перед отлетом, не сожалеет об авантюре. Изгой уцелел, полученный опыт обогатил его жизнь; а если бы Арадриан погиб, это ничего бы не изменило, так как он уже не смог бы осознать утрату.

После прорыва обратно в Паутину арлекины покинули «Фаэ Таэрут». Лехтенниан решил присоединиться к ним, поэтому изгои с «Ирдириса» собрались на пусковой палубе, чтобы попрощаться с товарищем. Старый музыкант нарядился в привычную одежду путешественника, вновь спрятав костюм и маску солитера среди вещей. Он выглядел счастливым, а от расспросов о схватке с Порочным Владыкой отделывался пожатием плеч и шутками.

— Ты можешь остаться с нами, — предложила Афиленниль, приложив руку к груди Лехтенниана в знак глубокой дружбы. — «Ирдирис» — твой дом.

— Не в природе солитера обзаводиться домом, — ответил тот, похлопав странницу по плечу. — Мне нужно подольше побыть с труппой Финдельсита, возможно, отправиться на Ультве и показать там Бесконечный Танец — ведь это первый и, быть может, последний раз, когда в их маске имеется солитер.

У Арадриана побежали мурашки при мысли о возможности увидеть такое представление. До этого он только слышал и читал о Бесконечном Танце, поскольку ни разу при жизни изгоя на Алайток не прибывал солитер, готовый исполнить его. По крайней мере, странник не слышал о них; теперь, узнав о том, что Лехтенниан скрывал свою истинную природу, он начал подозревать, что уже встречал замаскированных солитеров. Постановка в Кхай-дазааре, какой бы ошеломительной и тревожащей она ни была, являлась всего лишь увертюрой, прологом к Бесконечному Танцу, в котором Великий арлекин играл роль Смеющегося Бога, а солитер исполнял партию Той-что-Жаждет.

— Мы можем снова встретиться в Кхай-дазааре, — предложил Каолин. — «Ирдирис» без Лехтенниана будет уже не тот.

— Когда я сойду с этого корабля, Лехтенниана больше не будет, — возразил солитер. — Я — Смеющийся Бог, и я — Великий Враг, и отправляюсь, куда пожелают судьбы. Моя истинная личность должна оставаться неизвестной, иначе я стану магнитом для соблазнов и окружающие, притянутые ко мне, разделят мою мрачную долю. «Ирдирис» ждет новая жизнь.

Арадриан не так долго знал музыканта, как остальные, поэтому меньше огорчался расставанию, хотя и понимал, что отбытие Лехтенниана в каком-то смысле означало конец эпохи для их корабля.

— Спасибо тебе за твою мудрость и защиту, — произнес изгой, подняв руку в знак благодарности. Солитер кивнул в ответ, но не улыбнулся. Придвинувшись ближе, он прошептал так, чтобы разобрал только алайтокец:

— Все мы слышим музыку, зовущую в пляс — звучит она в надеждах и страхах без прикрас. Кто-то слывет развязным, кто-то скованным, где один покажет силу, другой покажется слабовольным. Но станешь ты драться, иль бросишься бежать, Та-что-Жаждет будет ритм для тебя задавать.

Проговорив эту непонятную загадку, Лехтенниан отступил на шаг, поклонился, широко взмахнув рукой, и рысцой взбежал по винтовому трапу ко входу в звездолет арлекинов. В последний момент он обернулся, и в воздухе закружилось что-то серебряное, вылетевшее из руки солитера. Изгой инстинктивно поймал падающую вещицу — пальцевый свисток. Когда он поднял голову, желая поблагодарить старика, тот уже скрылся из виду, а входной люк быстро закрывался.

Маэнсит пришла к Арадриану через несколько дней после того, как «Фаэ Таэрут» окончательно вернулась в Паутину. Женщина вновь стала прежней, расслабленной и игривой, что резко контрастировало с её поведением во время перехода к старым мирам. Хотя речи комморритки остались такими же дразнящими, действовала она более прямолинейно, чем до экспедиции, и уже через пару циклов изгой оказался в её покоях. После одного из этих интимных визитов алайтокец столкнулся с Афиленниль, которая презрительно взглянула на него, но воздержалась от прямых обвинений. Легко было увидеть в действиях странницы ревность, но её настроение, видимо, заметно ухудшилось после отбытия Лехтенниана, так что Арадриан проигнорировал оскорбление и ушел, оставив бывшую любовницу в коридоре, ведущем от офицерских кают к корме.

В десяти циклах пути от Кхай-дазаара капитан вывела «Фаэ Таэрут» из Паутины в реальный космос через овальный портал, мерцающий белизной. Крейсер вошел в звездную систему Ассаин-алей-Немеш, расположенную на краю вихревой туманности, которую Маэнсит называла Озером Печалей. Когда на смотровую палубу вошли Джаир и Афиленниль, разыскивавшие командира корабля, то рядом с наемницей они увидели Арадриана.

— Зачем мы прилетели сюда? — спросил Эссинадит, бросив неодобрительный взгляд на алайтокца. — Нам нужно вернуться в Кхай-дазаар с путеводными камнями.

— Что мы делаем здесь? — посмотрев в идущие чередой широкие иллюминаторы, Афиленниль увидела несколько газовых гигантов, вращавшихся вокруг бледно-голубой звезды. — С виду это мертвая система.

— Если вы думаете, что я зря вас тут задерживаю, то можете улетать, когда пожелаете, — отозвалась Маэнсит. — Мы здесь, чтобы немного затариться добычей для продажи на рынках Кхай-дазаара. Если вы наслаждаетесь компанией изгоев, готовых поровну делить тяготы корабельной жизни, то мой экипаж требует достойной оплаты за труды и смертельный риск. Собранных путеводных камней — нашей доли — недостаточно, чтобы возместить уже истраченные ресурсы.

— Так ты пират? — Арадриан сразу же заподозрил это, взойдя на борт «Фаэ Таэрут», но не обсуждал с коммориткой подобные темы. Женщина рассмеялась, услышав потрясение в голосе алайтокца.

— А откуда, по-твоему, берутся всё эти прелестные вещички? — спросила она, взмахом руки обведя изысканные кресла и диваны, низкие столики и шкафчики, которые украшали обзорную палубу.

— Я не так наивен, как ты думаешь, — сказал изгой, нахмурившись от легкомысленного ответа. — Меня просто удивило, что ты уже привела нас сюда, хотя ещё совсем недавно рисковала жизнью на старом мире. Разве не лучше восстановить силы перед тем, как вновь отправляться в бой?

— Такая роскошь нам недоступна, дорогой мой Арадриан, — возразила Маэнсит. — Когда мы оплатим причал в Кхай-дазааре и скомпенсируем Эстратаину потерю его ками, наша прибыль серьезно уменьшиться. Кроме того, по сравнению с нашими недавними знакомыми горстка хаугри-алимов вряд ли представляет какую-то опасность.

— Хаугри-алимы? — Джаир опередил изгоя с вопросом. — Чужая раса? Это их ты надеешься здесь отыскать?

— Не просто надеюсь, а отыщу. Собственно, нам и ждать не придется, — ответила комморритка. Коснувшись пластины под одним из иллюминаторов, она увеличила изображение. Скользящий дисплей сфокусировался на звездолете, подобных которому алайтокец прежде не видел (тут Арадриан осознал, что «видеть нечто в первый раз» становится неким лейтмотивом его жизни в качестве изгоя).

Название «хаугри-алим» показалось страннику каламбуром с «хаугрилим», существами из древнейших мифов, которые обитали на дне морском и, будучи обмануты Эльданешем, выдали ему секрет дыхания под водой. Космолет чужаков имел форму простого цилиндра, а двигатели его располагались на внешнем кольце, поддерживавшемся длинными стойками. Хотя даже на увеличенном изображении корабль оставался довольно небольшим, изгой разглядел ряды массивных объектов, окружавшие центральный корпус, и решил, что это какое-то оружие.

— Почти все их маршруты проходят через эту систему, — объяснила Маэнсит. — Хаугри-алимы живут в газовых средах, и в облаках мира внизу у них есть священное место. Это что-то вроде паломничества, или повинности, или чего-то такого. Я сама не совсем понимаю, но из-за него чужаки становятся невероятно предсказуемыми и уязвимыми.

— Мы принимаем твое предложение улетать, — сказал Джаир. Афиленниль согласно кивнула, и оба странника выжидающе посмотрели на Арадриана. — Изгою совсем не обязательно становиться корсаром.

— Да, но это делает жизнь намного приятнее, — заметила капитан. Она тоже обратила взгляд на алайтокца, вопросительно подняв бровь.

— Такая жизнь тебе не понравится, — печально покачал головой Эссинадит.

— Эта комморритка восхищает тебя, но если ты отправишься с нами, то увидишь и испытаешь вещи невероятной красоты и мощи, — добавила Афиленниль. — Не становись пиратом, Арадриан, они ведут бесцельное и монотонное существование.

Изгой недолго поразмыслил над этим. На борту «Ирдириса» он, скорее всего, будет в большей безопасности; несмотря на последние разногласия, ему нравились Джаир и Каолин, а нежные чувства к Афиленниль ещё не угасли. Также Арадриан не полностью доверял Маэнсит — честно говоря, он вообще ей не доверял. Его новыми спутниками стали бы корсары и комморриты, далеко не самые верные создания. Алайтокца ждала бы жизнь, полная угроз, раздоров и сражений, причем пираты, скорее всего, погибали быстрее странников. Оставшись таковым, он сможет посетить миры экзодитов и далекие миры-корабли, исследовать планеты чужаков и познать нечто новое.

Но стоит ли оно того? Почувствует ли он вновь удовлетворение, возникшее после успешного побега со старого мира? Вероятно, жизнь на борту «Фаэ Таэрут» окажется более волнующей, а близость смерти сделает её намного ярче. Изгой не был особенно кровожадным, но, с другой стороны, именно битва сильнее всего щекотала ему нервы. Ничто иное, испытанное во снах или странствиях, даже близко не наполняло жилы Арадриана столь хмельным коктейлем из восхищения и страха.

— Не думаю, что вы будете так рады мне, как говорите, — с извиняющимся выражением лица сказал он странникам. — И чувствую, что вам станет лучше без меня. Но я останусь, только если этого захочет Маэнсит.

— Я более чем рада пригласить тебя в экипаж «Фаэ Таэрут», — ответила капитан. — Предлагаю тебе такие же условия, как и всем остальным на борту. Оставайся хоть на цикл, хоть на тысячу, как сердце подскажет — никакой ответственности на тебя не налагается, никакая клятва не привязывает тебя к кораблю. Сражайся за меня, и получишь равную долю. Защищай своих товарищей, и они защитят тебя. Я не стану требовать от тебя ничего, что не стала бы делать сама, а если возникнут жалобы, ты сможешь открыто высказать их мне. Я провела полжизни в кабале, ожидая кинжала между лопаток от каждого союзника, топча ногами оказавшихся ниже меня и хватаясь одной рукой за лодыжки тех, кто забрался выше. И я не желаю, чтобы так было на борту «Фаэ Таэрут».

— Я останусь здесь, на цикл или на тысячу, — произнес Арадриан. Повернувшись к Афиленниль и Джаиру, он увидел на их лицах печаль, глубокую и искреннюю. Изгой улыбнулся, чтобы скрасить расставание. — Вы как будто оплакиваете меня, но я же ещё не умер. Обещаю, что мы увидимся снова, и на мне лежит долг перед вами, который не так легко отдать. Афиленниль, ты забрала меня с Алайтока и показала, что возможно в этой жизни. Джаир, ты приглядывал за мной, когда я делал первые шаги, и уводил от ограничений Пути во вселенную, полную перспектив. Я не могу в достаточной мере отблагодарить вас за содеянное, но надеюсь, что вы не сочтете предательством с моей стороны поиски будущего, в котором мне удастся ещё шире расправить крылья.

— Береги себя, — произнесла странница. Затем, застав изгоя врасплох, она выступила вперед и обняла его, крепко прижав к себе. Обхватив Афиленниль рукой за плечи, Арадриан ответил на объятие. Отойдя на шаг, его бывшая подруга враждебно уставилась на новую. — Если ты причинишь ему вред, я найду тебя и отомщу, комморритка.

Капитан коротко и резко усмехнулась, но ничего не ответила. Выйдя из комнаты, она оставила алайтокца наедине с прежними спутниками.

— Счастливой судьбы и благополучия, — пожелал Арадриан странникам и ушел следом за Маэнсит.

Незаметно маневрируя под вуалью голополей, «Фаэ Таэрут» подобралась к судну хаугри-алимов с кормы, пока чужаки поворачивали в гравитационный колодец планеты назначения. В свою бытность офицером кабала Маэнсит захватила несколько таких целей, совершая вылазки из Комморры, так что сейчас она управляла крейсером со спокойной эффективностью.

Когда хаугри-алимов вспугнул какой-то случайный блик на сканере или подозрительные данные сенсоров, двигатели их судна яростно запылали на полную — чужаки пытались спастись в верхних слоях атмосферы газового гиганта. Заложив вираж за убегающим звездолетом, «Фаэ Таэрут» поймала в звездные паруса всю мощь солнечных ветров системы и устремилась в погоню за добычей. Эльдар быстро приближались к цели, двигаясь заметно быстрее неуклюжей жертвы.

Командная палуба боевого корабля заметно отличалась от мостика «Лаконтирана». Торговый космолет располагал лишь небольшим пультом управления огнем, и его сканирующий комплекс был намного менее совершенным. Там Арадриан и другие пилоты сидели в изолированном отсеке наверху судна и общались через психическую сеть, а на «Фаэ Таэрут» экипаж занимал большое общее пространство, разделенное на сектора-лепестки, которые окружали центральную командную капсулу. Двигатели, пилотирование, навигация, вооружение, сенсоры, борьба за живучесть корабля — каждый пост находился в зоне видимости остальных, чтобы Маэнсит и её офицеры могли отслеживать ситуацию не только через внутреннюю матрицу, но и при помощи зрения и слуха.

Как и у преследуемого ими космолета, большая часть оружейных систем крейсера находились по левому и правому борту, а на носу была смонтирована единственная высокоэнергетическая дальнобойная лазерная установка. Изгой с восхищением смотрел, как комморритка вызывает перед собой плавающий дисплей, созданный мерцающими проекторами, которые находились на полу возле командной капсулы. Левая рука капитана покоилась на сияющем сетевом интерфейсе, тогда как пальцы правой танцевали по рунам световой голопанели. Главный голографический экран был центрирован по судну чужаков — темному объекту на фоне оранжевых и красных извивов атмосферы газового гиганта. Руны прыгали по изображению, подсвечивая различные системы удирающего звездолета, обнаруженные группой сканирования. Маэнсит разместила прицельные метки, и светящиеся алые ромбы вспыхнули, когда эльдар за пультами управления огнем рассчитали дистанции и траектории выстрелов. Затем капитан прокомментировала положение для Арадриана.

— Космолет такого размера перевозит больше тысячи хаугри-алимов, — объяснила она. — Учитывая также плотную атмосферу и высокую гравитацию их искусственной среды обитания, получается, что успешный абордаж практически невозможен. Этот бой нужно выиграть на расстоянии.

— А почему они не разворачиваются и не атакуют? — спросил алайтокец.

— Из-за инстинктов, я думаю, — Маэнсит пожала плечами и настроила изображение перед собой, увеличив область с двигателями судна. Вспыхнуло ещё больше прицельных рун. — Кто-то из нас хищник, кто-то жертва. Хаугри-алимы относятся к последним.

Комморритка ненадолго замолчала, общаясь с другими офицерами по пси-сети. Несколько секунд спустя из носовой установки с ошеломительной внезапностью вырвались сверкающие белые лучи, мгновенно преодолевшие разрыв между космолетами. Места попаданий вспыхнули красным — энергетические щиты. Капитан зашипела с досады.

— Большинство торговцев снимают генераторы щитов, чтобы увеличить объем трюмов, — сказала она.

— Это проблема?

— Не та, о которой ты думаешь, — отозвалась Маэнсит. Она внесла некоторые поправки в прицельную матрицу, сосредоточив метки на выступающем фрагменте корпуса сверху-спереди от двигателей. Лазерный лэнс выстрелил снова; на этот раз красная вспышка щитов была не такой яркой, и несколько лучей ворвались внутрь, прожигая вражеское судно в точке попадания. Заискрились облака расплавленного металла, и следующий залп, не встретив сопротивления, пробил щитовую мачту и корпус вокруг неё. Женщина обернулась с ироничной улыбкой: — Нам просто достанется меньше груза.

Потеряв щиты, звездолет хаугри-алимов наконец начал разворачиваться, пытаясь навести на преследователя орудийные батареи. «Фаэ Таэрут», слишком проворная, чтобы так легко попасться на прицел, скользнула на левый борт, когда противник повернулся вправо, и осталась в выхлопе двигателей жертвы. Вновь вспыхнувшие лазерные лучи рассекли силовую установку отчаянно маневрировавшей жертвы, что вызвало череду плазменных взрывов по всей круговой секции. Поврежденное цилиндрическое судно завращалось, а прерывистые выбросы газа заставляли его рыскать в разные стороны. За грузовозом потянулся хаотичный спиральный след из обломков.

Зная, что добыча искалечена, Маэнсит и её экипаж подвели крейсер ближе, изо всех сил стараясь удержаться рядом с непредсказуемо движущимся торговцем и одновременно наводя бортовые батареи. Потоки лазерного и плазменного огня хлынули с орудийных палуб, сходясь в трех точках вдоль верхней части цилиндра, прорываясь через броню и укрепленные переборки.

— Из хаугри-алимов такие же конструкторы, как и бойцы, — заметила Маэнсит, пока Арадриан смотрел, как новые облака светящегося шлака вылетают из пробоин в металлическом фюзеляже подбитого космолета. — Ещё парочка залпов, и мы…

В этот момент вражеское судно начало раскалываться: в космос устремились вращающиеся обломки, а с одной стороны корпуса возникли глубокие продольные трещины. Казалось, что в вакуум выбрасывается какая-то пыль или дымка, но затем комморритка ещё увеличила изображение, и алайтокец увидел многоруких, похожих на моллюсков созданий, уносящихся наружу вместе с искусственной атмосферой. Из-за расстояния и масштабов кораблей они представлялись маленькими, как парящие пылинки. Чужаки были облачены в серебристые скафандры с перетяжками, в которых могли свободно двигать десятками своих дергающихся щупалец. Их туловища покрывали защитные купола из значительно усиленного прозрачного материала, дающие обзор по всем направлениям.

— Каждый из них втрое выше тебя или меня, — пояснила Маэнсит, качая головой. — Предпочитают микроволновое оружие — весьма неприятное на малом расстоянии. Впрочем, теперь они для нас уже не опасны. Не будем торопиться перед абордажем, убедимся, что весь экипаж был выброшен наружу или задохнулся. Ещё не хватало нарваться на горстку выживших. Когда всё закончится, мы сможем войти и забрать то, что захотим.

— А чего именно мы хотим из того, что у них есть? — спросил изгой. — Они кажутся такими примитивными, не могу поверить, что кому-то понравится вещь, сделанная этими созданиями.

— Хаугри-алимы имеют доступ ко многим ценным рудам и элементам, которые сложно добыть иными способами, — ответила комморритка. Выйдя из командной капсулы, она жестом приказала одному из своих лейтенантов принять управление, поскольку врагу уже был нанесен смертельный удар. — И ты удивишься, узнав, что пользуется спросом на рынках вроде Кхай-дазаара. У этих чужаков очень крепкая шкура, и кое-кто в Комморре может поклясться, что не существует более плотного и вместе с тем гибкого материала, который идеально подходит для поддоспешников и сочленений брони. Некоторые из их органов пищеварения также богаты определенными редкими минералами. Очень жаль, что мы потеряли столько тел.

Арадриан молчал, глядя, как трупы хаугри-алимов разлетаются в пустоте, а изодранные скафандры и треснувшие защитные купола мерцают в свете далекой звезды. Он не был уверен в своих чувствах относительно этих смертей. На таком расстоянии легко было пренебречь столь непринужденной резней. Победа оказалась почти смехотворно легкой, и алайтокец спросил себя, правильный ли он сделал выбор. Изгой остался с Маэнсит, рассчитывая на волнующие, смертельно опасные битвы, но пока что увидел только холодную, расчетливую бойню.

Возможно, сказал себе Арадриан, так будет не каждый раз. Наверное, нужно следовать примеру всех остальных на борту «Фаэ Таэрут» и относиться к выплывающим из космолета телам хаугри-алимов, как к упущенной выгоде.

Глава 10 Союзы

Атака на хаугри-алимов оказалась лишь первой из нескольких нападений, совершенных «Фаэ Таэрут». Обменяв в Кхай-дазааре добычу на припасы, Маэнсит направила корабль в скопление звездных систем, вытянутое вдоль рукава туманности под названием Зимний залив. В нескольких столкновениях победа досталась пиратам в дистанционном бою, как и с хаугри-алимами, но в двух случаях Арадриану довелось поучаствовать в абордаже. После каждой схватки изгой становился всё увереннее в себе: люди оказались легкой добычей, они были медленными и неуклюжими, а их оружие — таким же примитивным, как и его хозяева. После немыслимо кошмарного противостояния с демонами такие стычки казались алайтокцу всего лишь дополнительной тренировкой в стрельбе и владении мечом.

Пусть необученные противники представляли незначительную угрозу, но мясорубка смертельного боя по-прежнему опьяняла Арадриана. Он постепенно привык к волнительному ожиданию боя, возникающему, когда «Фаэ Таэрут» приближалась к поврежденной добыче, с победным криком посылая через бездну абордажные суда и готовясь добить выживших точными залпами орудийных батарей. После каждого рейда изгой возвращался на звездолет, в ласковые объятия Маэнсит, на время удовлетворенный схваткой, но уже вскоре начинал томиться в ожидании новых развлечений.

Став любимчиком капитана, он приобрел много недругов среди корабельных офицеров, каждый из которых уже довольно давно служил на «Фаэ Таэрут». Пусть связанные совместными битвами, пираты имели склонность к скрытым угрозам и оскорблениям, поэтому на борту крейсера царила совсем иная атмосфера, нежели на «Лаконтиране» и «Ирдирисе». Понимая, что нельзя во всем полагаться на Маэнсит с её переменчивым характером, Арадриан собрал вокруг себя группу эльдар со схожими интересами, с которыми щедро делился собственной долей награбленного, чтобы гарантировать их верность. Среди обычных наемников такое великодушие встретило теплый прием, и, когда некоторые офицеры заметили растущую популярность алайтокца, то мудро решили примкнуть к многообещающему молодому корсару. Изгой никогда ни на кого не держал зла и не помнил плохого, поэтому легко заключал подобные союзы, приобретая, благодаря своему великодушию, всё большее влияние. Эти меры предосторожности пока хранили Арадриана от необходимости обнажать клинок для поединка с соперниками, и он надеялся, что такое положение продлится ещё долго. Алайтокец без сомнений вступал в схватку с несколькими людьми одновременно, но в экипаже «Фаэ Таэрут» имелись эльдар, намного превосходившие его в искусстве фехтования и боевом опыте.

Совершив несколько успешных рейдов, пираты быстро исцелились от внутренних дрязг, и Маэнсит твердо решила сделать изгоя своим лейтенантом. Её, комморритку по происхождению, другие корсары боялись и уважали, но редко любили; не помогала даже покладистость капитана. Находчивый Арадриан помогал ей удерживать конкурирующие группы подопечных от слишком частых конфликтов, и в отряде наемников считали, что теперь их ждут хорошие, доходные времена.

С таким оптимистично настроенным экипажем «Фаэ Таэрут» отправилась на очередную вылазку в человеческий космос. Паутина давала эльдар преимущество над врагами, поскольку люди были вынуждены преодолевать астрономические межзвездные расстояния через опасный, неукротимый варп. Пиратам легко удавалось выследить и настичь их торговые корабли, способные только к прыжкам на относительно небольшие — в световых годах — дистанции.

Когда крейсер двигался по Паутине, готовя нападение на конвой в системе под названием Наим-неилит, корсары наткнулись на необычное собрание космолетов. Маэнсит вызывала Арадриана в обзорную галерею, и там, на нескольких голо-экранах, демонстрирующих изображение огромного пространства в месте слияния двух магистральных туннелей, изгой увидел собирающийся флот.

Он насчитал восемь звездолетов, три из которых не уступали в размере «Фаэ Таэрут», а остальные оказались менее крупными фрегатами и эсминцами. Два крейсера, выкрашенные в зловеще-черный и полуночно-синий цвета, несли четко различимые обозначения Коморры, и капитан быстро определила, что оба корабля принадлежат одному кабалу — Возносящемуся Копью. Корпуса остальных космолетов покрывали различные узоры, яркие и многоцветные, а также синие, белые и оранжевые полосы или пятна. Матрица Паутины гудела от многочисленных сообщений, и звездолет Маэнсит вызвали на связь сразу же после его появления.

По команде комморритки изображение собеседника вывели на один из голо-экранов. Самый крупный пиратский корабль исчез с дисплея, сменившись изображением высокого эльдар, облаченного в длинный, мерцающий золотом плащ поверх пурпурно-белого комбинезона. Волосы, черные как вороново крыло, он собирал в высокий хвост, каскадом ниспадающий на плечи. Из-за шрама на верхней губе казалось, что незнакомец всё время презрительно усмехается, и точно такое же выражение читалось в его глазах.

— Похоже, у нас тут незваные гости, — произнес эльдар. — Должно быть, учуяли запах объедков с нашего стола?

— Я — Маэнсит с «Фаэ Таэрут», — капитан сохраняла спокойствие, несмотря на оскорбление. — Пожалуйста, будьте любезны представиться.

— Саидар Иритаин, принц-командор Лазурного Пламени, — насмешливо поклонился собеседник. — Корабль мой называется «Сатаисун». Уверен, вы слышали обо мне.

— Только теперь услышала, — произнесла комморритка. — Я уже дюжину периодов совершаю рейды в Зимнем заливе, но не припоминаю флота Лазурного Пламени.

Прежде чем Иритаин успел съязвить в ответ, перед ними с мерцанием возникла ещё одна голофигура. При виде этого эльдар, облаченного в броню, Арадриану мгновенно вспомнилась Маэнсит в полном боевом облачении: поверх золоченой кольчуги незнакомец носил черный доспех с клинками на пластинах, а его руки с длинными пальцами скрывались в сегментированных латных перчатках. Лицо вновь прибывшего было бледным и осунувшимся, взгляд темных глаз — пронзительным, а на почти полностью лысой голове виднелся одинокий чуб, перевитый ниткой бус в форме серебряных черепов.

— Мне знакомо имя Маэнсит из Багрового Когтя, — произнес комморрит.

— А для меня не нуждается в представлениях Кхиадис, иерарх Возносящегося Копья, — отозвалась женщина, касаясь пальцами правой руки левого плеча и быстро кланяясь собеседнику. Хотя лицо капитана осталось невозмутимым, и она спокойно сложила ладони за спиной, изгой заметил странную нервозность в поведении подруги. — Но я уже давно никоим образом не отношу себя к Багровому Когтю.

— В любом случае, твое добровольное изгнание уже мало что значит, — заметил Кхиадис. — Ты была в числе самых многообещающих драконтов, но порой у Коморры до жестокого короткая память.

— Возвышение в кабале приносит новые опасности, иерарх… Но я не ждала встретить столь высокого лорда Коморры так далеко от Темного города. Надеюсь, что встреча окажется счастливой, ведь поиск новых территорий для рейдов принесет мне множество неудобств.

Коротко и резко усмехнувшись, Кхиадис сделал успокаивающий жест.

— Понимаю, что тебя беспокоит. У меня нет причин рассказывать о нашей встрече твоим бывшим соратникам по кабалу, так что совершенно не переживай по этому поводу. Если кто-либо из Багрового Когтя пожелает узнать о твоем нынешнем местонахождении, то ничего не услышит от меня.

— Благодарю вас, — Маэнсит снова склонила голову, но не расслабилась.

— Возможно, вам двоим стоит предаться совместным воспоминаниям после того, как мы закончим с нынешним делом? — вмешался Саидар, голопроекция которого развернулась к женщине. — Ты прибыла в неудачное время, и, если собираешься предпринимать какие-то действия в Наим-неилит, то измени свои планы.

— Чепуха, Иритаин, — возразил иерарх. — Ещё один корабль, такой, как «Фаэ Таэрут», которым, не сомневаюсь, более чем умело командует Маэнсит, мог бы значительно усилить нашу огневую мощь.

Принц-командор сердито взглянул на кабалита, но спорить не стал. Арадриан молча наблюдал за переговорами, неуверенный, кто из двух флотоводцев обладает большей властью и что замышляет каждый из них. Казалось, что Кхиадис выступал с позиции силы, хотя у него было меньше кораблей, чем у корсаров. Возможно, появление «Фаэ Таэрут» сместило равновесие внутри лоскутного флота в сторону комморритов, но им с подругой всё равно не стоило злить ни Иритаина, ни иерарха.

— Если так, нужно изменить стратегию под новые условия, — заявил принц-командор. — Маэнсит, подготовь, пожалуйста, свой звездолет к пси-единению с «Сатаисуном», чтобы мы смогли подобрать вам подходящую роль в операции.

— Разумеется, Иритаин. Но ради чего все собрались здесь? Приближается торговый конвой?

— Всё намного веселее, — ответил Кхиадис. — Я проделал такой путь не ради нескольких кораблей, мы совершим налет на саму Наим-неилит.

— Атака планеты? — помимо воли вырвалось у пораженного Арадриана. Собеседники не заметили несдержанности изгоя, так как его тело оставалось вне голопроекции с «Фаэ Таэрут», но Маэнсит наградила друга хмурым взглядом. Затем капитан с хитрой улыбкой повернулась к флотоводцам.

— И в самом деле, счастливая вышла встреча, — произнесла она. — Скоро буду готова к пси-единению.

Кивнув на прощание, силуэты флотоводцев моргнули и исчезли. Коморритка посмотрела на алайтокца; её недовольство быстро улетучивалось.

— Тебе, любовничек, предстоит испытать самые острые ощущения в жизни, — сказала Маэнсит.

Лазерные импульсы пронеслись сквозь эфир, оставляя багровые, окутанные обломками и пламенем раны на броне боевой орбитальной станции людей. Ракеты, вылетавшие из её оборонительных установок, проносились мимо пустотного катера под управлением Арадриана — их целью были большие корабли эльдар за флотилией абордажных судов. Изгой, как мог, пытался сосредоточиться на управлении небольшим космолетом с единственным парусом, но не мог полностью отключиться от безумия, творившегося вокруг.

В его поле зрения, изрыгая струи газа и языки пламени, проплывали оборонительные мониторы системы, которых утягивало в гравитационный колодец планеты «внизу». Периферия сражения скрывалась за корпусом фрегата эльдар, окутанного голополями, лазерные батареи звездолета обстреливали рой бомбардировщиков, выпущенных из дока в верхней части станции. Трассы лучей и вспышки разрывов озаряли массивную орбитальную платформу и подсвечивали широкий проход, который и был целью атакующих пиратов.

Внешне станция более всего напоминала перевернутый зиккурат из четырех уровней, с единственной командной вышкой, что тянулась далеко вниз под затененной громадиной комплекса. Из контрольного шпиля выступали скопления датчиков и мачты навигационных огней. Поверхность платформы усеивали приземистые оборонительные сооружения, а пространство вокруг неё поблескивало красным из-за перегрузки силовых полей под сосредоточенным огнем эльдар.

Пустотный катер сотрясали энергетические ударные волны, но Арадриан за счет опыта уверенно справлялся с каждым из заметных толчков, проносясь через расширяющиеся облака излучений и сверкающей пыли.

Маэнсит оказалась права: это было одно из самых прекрасных и ужасных деяний в жизни изгоя. Взаимодействие кораблей, паутина лазерных лучей, выпускаемых из турелей и с орудийных палуб, создавали гипнотические узоры на темном круге планеты, в центре которого пылала рубиновым светом орбитальная станция. Как и в Гирит-Рислейне и во время атаки на хаугри-алимов, алайтокец чувствовал отстраненность, заставляя время и пространство восхищаться красочным представлением войны и трепетать пред ним.

Но опасность никуда не исчезла: прежде Арадриан рисковал натолкнуться на орков или попасться демоницам, здесь же изгой находился под угрозой попадания сжигающих лазерных лучей, что проносились на пилотажном экране, или пролетающих неподалеку ракет величиной с его пустотный катер. Самым волнующим для алайтокца всё же было предвкушение ближнего боя.

«Фаэ Таэрут» оказалась в числе звездолетов, получивших задачу вывести из строя оборонительную станцию, чтобы корабли комморритов и крейсер Иритаина смогли занять низкую орбиту и высадить на поверхность рейдовую группу. Но, помимо стратегической ценности, платформа обладала оружейными складами и огромными, доверху набитыми грузовыми трюмами, в которых было чем поживиться. Принц-командор уверил Маэнсит, что у него уже имеются покупатели на эти товары, и после продажи различных вооружений, боеприпасов и продуктов её экипаж получит долю от прибыли.

Суденышко Арадриана, вместе с дюжиной других пустотных катеров и звездоходов, стрелой проносилось между потоков лазерного огня. Когда абордажные группы приблизились к станции, в дело вступили пушки, выбрасывающие разрывные снаряды высокой мощности, и вакуум прочертили вертящиеся осколки. Голополя так же эффективно скрывали космолеты эльдар от примитивных человеческих датчиков, как и от невооруженного глаза, и десантные корабли преодолевали яростные шквалы защитного огня. Пилоты рассчитывали, что скорость позволит им ускользнуть от вражеских прицельных систем.

Проход, в который метил алайтокец, постоянно увеличивался на дисплее. Арадриан сложил звездный парус и убрал выносные опоры, как только флотилия оказалась слишком близко к платформе и стала недосягаема для оборонительных турелей; запаса энергии двигателей хватало для продолжения миссии. Из открытого отсека сиял яркий белый свет — когда защитники планеты заметили врага, оттуда вылетела эскадрилья истребителей. С ними разобралась первая волна пилотов эльдар на «Ночекрылах», очистив путь для абордажного отряда.

Направляя пустотный катер по извилистому маршруту под верхними уровнями комплекса, изгой устремился к точке входа. Как только судно ворвалось в яркий свет причальных прожекторов, он сумел четко разглядеть зону высадки. В отсеке оказалось несколько десятков людей, одетых в длинные синие кителя и белые брюки. Они не носили шлемов, и их бритые головы сверкали в сиянии ламп, но на лице у каждого оказалась дыхательная маска, подсоединенная ребристой трубкой к наспинному резервуару с воздухом.

Таэлисьет, заместитель Арадриана на время миссии, включил спаренные «светлые копья», установленные в носу катера. Другие штурмовые корабли тоже разразились лазерными импульсами, к которым присоединились полыхающие синим плазменные звезды. Объединенные залпы накрыли людей, поджидавших врага в отсеке, одновременно с тем, как сами защитники станции открыли огонь из лазганов и примитивных автоматических винтовок. В человеческой толпе возникли миниатюрные варп-вихри, не шире размаха рук алайтокца: это заработали деформирующие орудия на двух космолетах. Людей, оказавшиеся в зоне действия «карманных» врат в имматериум, разорвало на части сокрушительными силами эфира, а некоторых напрямую затянуло в варп. У изгоя не было времени на раздумья о жуткой судьбе тех, кому не повезло выжить при переходе иное измерение; их муки всё равно продлятся недолго.

Арадриан резко сбросил скорость, жестко останавливая пустотный катер, по-прежнему поливавший отсек лучами синий энергии. Судно опустилось на палубу, тут же открылся главный люк и алайтокец поднялся с кресла. Подхватив меч с панели управления, изгой пристегнул ножны к поясу и со всех ног кинулся по центральному коридору космолета.

Прикрыв рот и нос легкой дыхательной маской, Арадриан вышел наружу и увидел, что никто из защитников дока не пережил залпов десантных кораблей. Справа от него несколько корсаров спускали по рампе звездохода гравиплатформу, на которой была установлена ещё одна деформирующая пушка. Другие абордажные группы направлялись к двум проходам в отсек, чтобы предотвратить возможную контратаку людей.

Следуя указаниям изгоя, пираты провели орудие над палубой и нацелили в левую переборку. Деформирующая пушка выстрелила, и посреди стены, состоящей из металла и вещества, похожего на скалистую породу, возникла вращающаяся сфера, которая поблескивала энергетическими разрядами. Через несколько секунд маленький портал схлопнулся, и на его месте в толстой преграде остался идеально круглый туннель. Он заканчивался во внутреннем коридоре, не соединенном напрямую с посадочным отсеком.

Вытащив меч и пистолет, Арадриан жестом приказал своему отряду из сорока воинов выдвигаться через только что созданный переход. Расчет Д-пушки следом направил гравиплатформу с орудием. Оглянувшись, лейтенант корсаров убедился, что арьергардная группа заняла оборону вокруг звездоходов и пустотных катеров, после чего зашагал сквозь переборку, командуя абордажникам поворачивать направо.

Во время последнего перехода в Паутине изгой выучил наизусть внутреннее устройство станции, — не спрашивая, как Иритаин раздобыл подобную информацию, — и до мельчайшей детали запомнил, что должны делать пираты с его корабля и все остальные. Элемент неожиданности и согласованность действий были ключом к успеху. Тяжелые звездолеты должны были выйти на орбиту точно в определенное время, и к тому моменту следовало вывести из строя основные орудия боевой платформы, иначе весь налет провалился бы. Понимая, что принц-командор уже разозлен появлением «Фаэ Таэрут», а расположение Кхиадиса может быстро улетучиться, Арадриан четко осознавал, какой будет расплата за неудачу.

Прокладывая маршрут через внутренние помещения комплекса, алайтокец поражался грубости и искусственности, на которых основывалось человеческое понимание архитектуры и чувство пространства. В простой схеме станции не было ничего природного, изящного или грациозного, только беспримесная функциональность. Корсары проходили в широкие двери и под низкими арками, часто помеченными красными и желтыми полосками, символами опасности. На стенах рядом с ними виднелись нераспознаваемые надписи, нанесенные через трафарет.

Используя Д-пушку, отряд Арадриана сумел обойти наиболее опасные узкие места и тесные, хорошо защищаемые участки. Эльдар за несколько мгновений меняли направления атак, легко заходя людям во фланг и уничтожая их. Солдаты в масках занимали линию обороны перед наступающими пиратами, охраняя развилку или перекресток коридоров. Лейтенант отправлял нескольких бойцов в лобовую атаку, отвлекая противника на время, необходимое для планирования нового пути. Порой корсары просто выходили из боя, ускользнув во вспомогательный туннель, перебравшись уровнем выше или ниже. Намного чаще, впрочем, изгой вел отряд на врага, нанося удар сбоку или с тыла, пока внимание защитников было обращено на «приманку».

Командная структура и системы связи людей казались прискорбно бесполезными в условиях такого вторжения. Удивляясь, что его тактика продолжает приносить успех, Арадриан рассек клинком глотку человеческому офицеру, который защищал шахту трапа, ведущего на центральные палубы станции. Другой противник взмахнул пистолетом, словно дубинкой, но изгой пригнулся и ударил врага в колено, повалив на пол. Блистающий клинок алайтокца вонзился лежащему в висок, и тот уже больше не сопротивлялся.

Выпустив шквал мономолекулярных дисков в шею следующему неприятелю, изгой переступил через трупы павших и посмотрел вниз по шахте. Похоже, уровнем ниже защитников комплекса не было, но лейтенант не хотел рисковать.

Как только умер последний из людей, издавая булькающие хрипы разорванным сюрикенами горлом, Арадриан взмахами меча подал отряду знак разделиться. Расчет Д-пушки, уловив идею командира, направил орудие на площадку в начале трапа.

По коже алайтокца побежали мурашки, а волосы встали дыбом от статической энергии, когда установка открыла огонь и пробила дыру между реальностью и варпом. Часть площадки обрушилась, на нижний уровень полетели куски камнеподобного материала и искореженные стержни арматуры. Сквозь грохот кувыркающихся обломков донеслись несколько ошеломленных и болезненных криков.

Лейтенант спрыгнул в пролом, не дожидаясь подбегающих корсаров, и приземлился точно на человека, который полз по армированному куску пола. Теряя равновесие, Арадриан качнулся вбок; его пистолет выплюнул очередь дисков, разорвавших безрукавку упавшего. В облако пыли, окружающее изгоя, брызнули капли крови. В полумраке он заметил движущиеся фигуры, слишком медленные и неуклюжие для эльдар. Рубя сбитых с толку солдат, алайтокец быстро сразил, одного за другим, троих неприятелей.

Когда пыль рассеялась, в брешь спрыгнули остальные пираты и Арадриан перевел дух. Последней на нижний уровень вплыла Д-пушка с расчетом на антигравитационной платформе. Мысленно сверяя текущую позицию по сохраненной в памяти карте, лейтенант соотнес развилку впереди с картинкой в голове. Следуя по левому ответвлению, они окажутся там, где и должны быть.

Из-за поворота выбежали люди в спецодежде, несомненно, отреагировавшие на грохот обрушившегося трапа. Они оказались застигнуты врасплох, когда изгой и другие корсары открыли огонь, нашпиговав противников сюрикенами и лазразрядами. Держа меч наготове, алайтокец бросился к развилке в сопровождении Таэлисьета. Пока что в обоих ответвлениях не были ни души, и Арадриан направил заместителя с несколькими наемниками в конец левого коридора, занять позиции у дальнего арочного прохода. Затем алайтокец выслал вторую группу к бронированной двери, запирающей противоположный выход из правого туннеля. Он не знал, могут ли люди снова поднять заслонку, но решил ожидать худшего.

Стены и пол чуть содрогались; источником легкой вибрации были проложенные в них силовые кабели. Этот коридор и помещения вокруг него располагались над энергетической установкой станции, примитивным плазменным реактором, который сдерживал мощь искусственной звезды магнитными полями и керамическими переборками. Резонирующее гудение, слышимое Арадрианом, возникало из безжизненных, механических колебаний, совершенно лишенных могущества сети бесконечности или мирового духа. Это была просто электрическая энергия, полученная на выходе рабочей камеры и передаваемая по металлическим проводами к далеким орудийным установкам и лазерным комплексам. Несмотря на простоту системы, электромагнитное излучение реактора вносило помехи в корабельные сканеры эльдар и делало невозможной точную наводку на него.

Здесь в дело вступали изгой и его команда. Корсары, несшие три маяка, аналогичные тем, что странники использовали в Гирит-Рислейне, выступили вперед и посмотрели на лейтенанта в ожидании распоряжений. Прошагав необходимое расстояние по коридору, алайтокец, как и предполагал, обнаружил слева дверь на петлях. Они тихонько заскрипели, когда Арадриан толкнул от себя столь элементарную преграду.

— Один сюда, — скомандовал он первому из пиратов с маяком, кивая внутрь помещения. — Второй к перекрытому арочному проходу впереди. Несите третий!

Чуть дальше от развилки обнаружилась небольшая съемная панель, которая легко подалась в руках изгоя. За ней начинался круглый кабель-канал, достаточно широкий, чтобы по нему мог пролезть эльдар. Присев, алайтокец заглянул в дыру, где и разглядел металлический хомут, удерживающий вместе пучок проводов. Железка находилась примерно в нужном им месте, так что Арадриан указал на неё корсару с маяком. Абсолютной точности не требовалось, в инструкциях Иритаина допускалась небольшая ошибка.

Подгоняя спутников обратно к развилке, лейтенант услышал какой-то шум со стороны отряда Таэлисьета и увидел, что в дальнем конце коридора вспыхнул бой. Он отправил нескольких бойцов на подмогу своему заместителю, а красные лазразряды тем временем обжигали стены вокруг эльдар; двое пиратов с криками боли отступили за угол. Похоже, что люди узнали о местонахождении захватчиков и готовили слаженное наступление. Враги никак не могли догадаться, что планируют корсары, — эта мысль поразила и развеселила Арадриана, — но момент для контратаки был выбран с непривычной точностью.

Лейтенант удаленно включил маяки, и теперь ему оставалось только ждать и надеяться, что Маэнсит сумеет вывести «Фаэ Таэрут» на позицию. Как и группа, пробравшаяся в сердце боевой станции, пиратский капитан получила опасную, но ключевую роль во главе второй волны наступления. Ей предстояло положиться на быстроту корабля и собственные умения, чтобы уйти от полностью работоспособных орудий орбитальной платформы.

Оказавшись в нужном месте, комморритка должна была, в соответствии с планом Иритаина, совершить нечто необычное. Ей предстояло активировать портальную установку крейсера и создать временное расширение Паутины, цилиндрический туннель в реальном пространстве. Обычно это никак не влияло на материальную вселенную, «коридор» незамеченным проходил сквозь твердое вещество. Но, после небольших изменений в истечении Паутины и наведения по маякам, туннель можно было использовать для изоляции плазменного генератора комплекса. Если бы Арадриан попытался атаковать реактор обычным способом и даже как-то сумел пробиться через многочисленные защитные преграды и сотни солдат, а затем преодолеть с помощью Д-пушки толстые стены рабочей камеры, любая брешь в ней привела бы к катастрофической ответной реакции и расплавлению энергетической установки.

В тот же миг, будто следуя подсказке режиссера, мерцающее полотно рассекло коридор за спиной изгоя. Поток полупрозрачной энергии пронесся под небольшим углом к переборкам. Алайтокец по богатому опыту знал, что так проявляется расширение Паутины, но скорость пульсаций и частичное непостоянство прохода оказались ему внове. Почти тут же возник сам туннель, и в коридоре станции оглушительно взвыли тревожные сирены.

А затем опустилась тьма, и всё умолкло в неподвижности.

Где-то в измерении между реальным пространством и варпом на мгновение вспыхнула и тут же погасла звезда. Поврежденный плазменный реактор за один удар сердца пошел в разнос и, словно свеча, потух в Паутине с её невозможными законами физики.

Арадриан стоял совершенно неподвижно, понимая, что все основные системы платформы вырубились после таинственного переноса силовой установки в параллельный мир. Помимо важнейшего оружейного комплекса, вышел из строя контроль окружающей среды. Скоро начнет застаиваться воздух, а температура уже медленно снижалась — тепло постепенно улетучивалось через корпус орбитальной станции. Уменьшилась сила искусственной гравитации, что и побудило изгоя замереть, всё освещение отключилось.

Боевая платформы была во всех смыслах мертва.

Внезапное отключение энергии прервало схватку между Таэлисьетом и людьми, противники с обеих сторон не понимали, что делать дальше. Трижды быстро моргнув, лейтенант активировал вставные линзы над глазами: устройства уступали по мощности обычному визору, но тепла, испускаемого эльдар и кабелями в стенах, хватало для создания смазанной картинки окружения. Пираты выделялись на этом фоне желтыми силуэтами.

Слегка оттолкнувшись от пола, Арадриан начал медленно переворачиваться, пока не коснулся ногами потолка. Вновь направившись к палубе, алайтокец опять извернулся и раскинул руки, чтобы замедлить падение. Аккуратно коснувшись пола, он сделал ещё шаг вперед и на этот раз четко полетел вдоль коридора в направлении Таэлисьета.

Тишина продержалась лишь несколько ударов сердца, а затем вдали раздались панические крики и короткие выкрики приказов. Быстро пришедший в себя Таэлисьет повел своих воинов в атаку на людей в темноте, стараясь полностью использовать их страх и смятение. Будто призраки, яркие силуэты эльдар заплывали за угол и пропадали из виду.

— Вперед, враг будет наступать, — скомандовал изгой, указывая корсарам в сторону своего заместителя. Оттолкнувшись ногой от стены, Арадриан понесся к развилке.

Там сверкали лучи лазпистолетов и свистели сюрикены, знаменуя сражение между эльдар и людьми. Ускоряясь изо всех сил, алайтокец добрался до Таэлисьета и остальных, когда оно переросло в ближний бой. Используя разгон и выставив перед собой меч, словно копье, лейтенант врезался в человеческую толпу. Острие клинка вскрыло шею солдата, который запутал руки в ремне собственной винтовки и пытался восстановить равновесие. Из раны медленно заструилась кровь, окрасив алым руку Арадриана, пока тот по инерции проплывал мимо умирающего неприятеля.

Изогнувшись, лейтенант ушел от удара прикладом в голову, но вынужденно отлетел к полу. Выбросив руку вниз, изгой развернулся, контролируя падение. Подтянув колени к груди, он сумел оттолкнуться ногами от палубы и взмыть над человеком, заносившим винтовку для новой атаки. Взмахнув мечом, алайтокец разрубил солдату запястье; пока тот отшатывался с лицом, искаженным от боли, Арадриан вытянул ногу и придал себе достаточное ускорение от стены, чтобы кувырком взлететь к потолку головой вниз. По-кошачьи приземлившись на керамическое покрытие, он сверху изучил разворачивающуюся схватку.

Люди оказались совершенно не в силах приспособиться к изменившимся условиям. Они не обладали достаточной реакцией, чтобы избегать столкновений с полом, потолком или стенами, и необходимой гибкостью или ловкостью, чтобы использовать оружие в полете. Эльдар, напоминавшие стаю хищных птиц, порхали среди врагов с пистолетами и клинками, расстреливали и рубили их в свое удовольствие, пока жертвы в ответ лишь беспомощно размахивали руками и ногами. Крики раненых и умирающих солдат создавали басовитую тему, на которую накладывался легкий, мелодичный смех высших существ.

Алайтокец заметил человека, подползавшего вдоль стены к спасительному вентиляционному люку. Развернувшись и оттолкнувшись, лейтенант корсаров приземлился на пол чуть впереди убегающего солдата и вонзил меч ему между лопаток с такой силой, что снова отлетел к потолку. Цепляясь руками и опираясь ногами о крепления ламп, Арадриан поспешил к следующей развилке; там, осмотревшись налево-направо, лейтенант убедился, что новых подкреплений пока не видно.

Повернувшись, изгой обнаружил, что Таэлисьет и его группа связывают нескольких людей тонкими, как паутина, шнурами. Процесс осложнялся тем, что от любого движения вырывающихся пленников эльдары и люди кувыркались в воздухе.

— Что это вы делаете? — требовательно спросил алайтокец, совершив обратное сальто по коридору и оказавшись лицом к лицу с заместителем.

— Приказ Маэнсит, — с ноткой веселья ответил тот. — А ты не в курсе?

— Нет, — произнес Арадриан. — Они нас только замедлят, надо как можно скорее добраться до арсеналов.

— Зачем таскать все эти неудобные штуковины, если можно захватить добычу, которая ходит сама? — возразил Таэлисьет. Опершись ногой о переборку, пират вздернул связанного человека на ноги и толкнул его дальше по коридору. Пленник беспомощно задергался, проплывая над полом, а эльдар двинулся было за ним. Тут же его остановил Арадриан, схватив за руку, и оба корсара медленно развернулись вниз головой.

— И как нам пригодятся узники, когда начнется дележ прибыли от проданной добычи? Мы оба слышали, что говорил Иритаин — он уже договорился о продаже трофеев со складов боевой платформы. Что за игру ведет Маэнсит?

— Спроси у нее, — Таэлисьет пожал плечами, и его развернуло в сторону. — Я думал, что она тебе доверилась. Ты же любимчик капитана, как-никак.

Промолчав, Арадриан оттолкнулся от своего заместителя. Если у комморритки имелся план, то стоило и дальше его придерживаться, а не вносить новые задержки и помехи. На орбитальной станции не было сколько-нибудь важных дублирующих систем — да и зачем, если потеря реактора в обычных условиях означала бы уничтожение комплекса? — но захватчикам по-прежнему противостояли несколько тысяч человек. Очевидно, обратный путь к кораблям выйдет нелегким, хотя отсутствие света и гравитации, разумеется, даст преимущество корсарам.

— Пусть будет так, посмотрим, что можно сделать, — сказал изгой, поднимая палец к штифту-коммуникатору в мочке уха. — Всем, кто ещё не был проинформирован: по возможности берем пленных. Собой ради этого не рисковать, но, если появится шанс взять людей живыми, так и поступайте. Атаки на верхние складские уровни не будет! Все вместе отступаем к десантным судам.

Когда отряд двинулся к цели, волоча за собой полдюжины схваченных людей, алайтокец обдумал приказ Маэнсит и задался вопросом, почему капитан решила не делиться с ним этими распоряжениями и их причиной. Арадриану пришла в голову только одна причина, по которой женщина могла отказаться от плана Иритаина. Он вспомнил только одну фракцию, заинтересованную в живых пленниках.

Комморриты.

С боем пробившись к десантным кораблям, пираты сумели захватить несколько десятков человек, хотя потеряли почти четверть абордажной группы. Теперь у них был товар для тайной сделки, которую Маэнсит заключила с обитателями Коморры. Схватки, происходившие в темноте, при нулевой гравитации, были жестокими и короткими: вспышки лазеров и очереди сюрикенов, рассекающие мечи против штыков, силовых булав и ножей. Эльдар забирали своих мертвецов с собой — корсары вынимали и прятали камни дущ, после чего заставляли людей тянуть безжизненные тела.

Коридор за коридором, переход за переходом, Арадриан вел отряд обратно на космолеты. Они уничтожили Д-пушку после того, как антигравитационная платформа оказалась бесполезной в невесомости. Лейтенант не мог допустить, чтобы подобная технология досталась человечеству, поэтому механизм орудия расплавили фузионным зарядом.

Утратив возможность создавать собственные двери и срезать путь, пираты начали испытывать затруднения при обходных маневрах, тем более что защитники станции сумели восстановить некоторый порядок и перегруппироваться после смятения, вызванного уничтожением системы энергоснабжения. Впрочем, снаряжение людей всё равно скверно подходило к новым условиям, и, пусть потери эльдар росли, они не сталкивались с непреодолимым сопротивлением.

На подходе к посадочному отсеку, где остались пустотные катера и звездохода, изгой вышел на связь с группой прикрытия кораблей. Как и ожидал лейтенант, корсары столкнулись с яростными контратаками и вынужденно отступили на звездолеты, используя их орудия для отражения периодических вылазок противника. Ему доложили, что после уничтожения плазменного реактора атак больше не было, но судовые датчики засекли большой отряд солдат, охраняющий подходы к доку. Люди ждали пиратов, возвращающихся на космолеты.

Непростая ситуация, но предусмотренная Арадрианом и Маэнсит. Получив всю возможную информацию о расположении человеческих солдат, алайтокец разработал план атаки. Не было необходимости уничтожать всех защитников станции, корсарам требовалось только пробить брешь в их обороне и отступить под прикрытием корабельных орудий. Как и в самом начале вторжения, люди проявили близорукость и заняли позиции на маршрутах, диктуемых внутренним устройством комплекса, не приняв во внимание, что эльдар могут избрать собственный маршрут.

Выслав дюжину бойцов разведать путь, изгой вновь связался с пиратами на космолетах. После устранения плазменного генератора налетчики сделали круг по станции и вернулись к доку с противоположного направления, оказавшись в идеальной позиции для последнего рывка к спасению. Дорогу им преграждал единственный сторожевой пост. Арадриан приказал экипажам судов навести орудия на две определенные точки в переборке справа от них, напротив дыры, проделанной Д-пушкой. Первая цель находилась в стене позади оборонительного укрепления, охраняющего проход в отсек; вторая — на развилке этого прохода.

Когда вернувшиеся разведчики доложили, что между корсарами и развилкой нет противников, лейтенант отдал команду бойцам. Устремившись вперед, толкая и волоча за собой шеренги людей, связанных вместе полимерными шнурами толщиной с волос, изгой и его воины совершили последний рывок.

Увидев развилку, алайтокец подал эльдар на кораблях сигнал открыть огонь. Залп «светлых копий», пучковых лазеров и Д-пушек врезался в разделительную переборку, создав новый проход в стене. Путь, впрочем, ещё не был очищен, и, достигнув затянутого дымом соединения коридоров, пираты оказались под мощным лазогнем с охранных постов на правой стороне. По туннелю были рассыпаны обломки стены, результат первого залпа, но их не хватало, чтобы надежно укрыться от выстрелов из человеческих лазганов и лазпушек.

Как и надеялся Арадриан, люди проявили излишнюю осторожность и оттянулись к амбразурным заслонам, из которых могли обстреливать коридор. Стрельницы и горизонтальные бойницы усеивали стены, и любого, кто попытался бы добраться до бреши в переборке, уложили бы за считанные мгновения.

— Залп по второй цели! — скомандовал лейтенант, выглянув из-за угла развилки. Его инфрарецепторные линзы уловили телесное тепло нескольких десятков человек, скопившихся в комнатках-бункерах по обеим сторонам коридора. Мгновением позже алайтокец увидел грохочущую, всесокрушающую сферу разряда Д-пушки, которая вырвала кусок переборки и втянула полдюжины людей в жадную пасть варп-вихря. В эту вновь созданную брешь ворвался огненный шквал, рожденный орудиями других космолетов; в первые мгновения полной неразберихи, пока жгучие копья лазеров и шквалы сюрикенов разили человеческих солдат, изгой скомандовал своим бойцам прорываться в дыру, пробитую до этого в стене.

Несколько людей оказались достаточно расторопными, чтобы дать несколько лазвыстрелов из-за укреплений, но целились они скверно и Арадриан долетел до пролома среди лучей, пронесшихся не слишком уж близко. Пригнувшись, он пролез в отсек через брешь и увидел, что часть корсаров покинула корабли. Пристегнутые к судам тонкими нитями фалов, они парили с лазвинтовками и сюрикеновыми катапультами наперевес, готовясь срезать людей, если бы те рискнули ворваться в док.

Не дожидаясь остальных, алайтокец прижался к стене и, резко толкнувшись вперед, устремился по воздуху к своему пустотному катеру. Воздух, поступающий через респиратор, уже приобретал затхлый вкус, его пригодность для дыхания быстро уменьшалась. На мгновение изгой посчитал человеческих пленников редкими везунчиками — их товарищам предстояло задохнуться в течение нескольких часов, разве что у нескольких командующих и старших офицеров оказались бы спасительные запасы кислорода. Впрочем, Арадриан быстро отбросил эту мысль, зная, что даже жуткая, затяжная смерть от удушья, скорее всего, лучше судьбы, которая ждала захваченных солдат в руках комморритов.

Немного не рассчитав, алайтокец промахнулся мимо катера и вынужден был схватиться за руку пирата, стоявшего наверху его десантной рампы. Подтянувшись за запястье соратника, лейтенант влетел внутрь корабля и тут же оказался в зоне действия локального поля искусственной гравитации. Не готовый к возвращению веса эльдар всё же сумел приземлиться на ноги, но из-за неловкого падения выронил меч. К лязгу оружия по палубе присоединился смех корсара, оставшегося в проходе. Игнорируя оскорбление, Арадриан поднял клинок и пробрался в кабину пилотов, где начал подготовку к отлету. Экипажи других космолетов тем временем неслись через посадочный отсек, волоча за собой связки пленников, как извивающиеся змеиные хвосты.

Получив сообщение, что все, кто должен, поднялись на борт катера, изгой загерметизировал входной люк и поднял аппарат над палубой. Как и в момент их прибытия, люди врывались в док с тяжелым оружием, которое плевалось ракетами и лазерными импульсами вслед ускользающим пиратам. Ловко перебирая пальцами, алайтокец бросал судно влево-вправо, делая точное прицеливание по нему невозможным. Одновременно он разворачивал звездный парус и включал мерцающие голополя.

Вылетая из орбитального комплекса, Арадриан развернул обзор смотровой сферы к хвосту, чтобы посмотреть, как «Фаэ Таэрут» и другие звездолеты приближаются к планете под ним. Флот уже занял низкую орбиту, из лэнс-установок в направлении поверхности вылетали пучки лазерного огня. Из комморритских крейсеров вылетали облака крошечных звезд: эскадрильи штурмовых кораблей, пронзавшие атмосферу в погоне за трофеями и пленниками.

Изгой направил пустотный катер из системы, наклоняя парус в попытке уловить максимальный поток звездных ветров и перезаряжая двигатели. Позади него, на фоне солнца, выступающего из-за горизонта планеты, безжизненно висел в пространстве темный силуэт боевой станции.

Как и после предыдущих боев и передряг, Арадриан ощутил невероятное облегчение и удовлетворение. Дерзость атаки, хитроумное и безжалостное исполнение замысла — всё это было сильнее любого наркотика или грезы, вспоминавшихся алайтокцу. Даже открывшаяся во время миссии двойная игра Маэнсит против Иритаина и изменение планов на ходу только добавили драматичности происходящему. Рассмеявшись, изгой откинулся в кресле и закрыл глаза, перебирая моменты близости к смерти: лязг меча о винтовку, блеск лазлуча поперек поля зрения. Да, однажды Мораи-хег перережет его нить и оборвет его судьбу, но это время ещё не пришло. И до той поры эльдар твердо намеревался испытать все наслаждения, которые могла предложить ему жизнь.

В кирпично-красном освещении посадочного отсека пустотный катер выглядел алым. Арадриану, спускавшемуся по десантной рампе, казалось, что он шагает в вечные сумерки. Они с Маэнсит прибыли на флагман Кхиадиса, чтобы принять участие в совете капитанов, созванном по настоянию иерарха комморритов. Повелитель Возносящегося Копья отказался провести встречу в голоформате и не раскрыл тему, которую желал обсудить.

После рейда на боевую станцию корсары «Фаэ Таэрут» совместно с пиратами Лазурного Пламени и комморритами Кхиадиса совершили ещё три налета. Прошли они довольно успешно, но с каждой вылазкой становилось всё более понятно, что целью атак были не корабли, а их экипажи. И, после каждого набега, каббалиты забирали свою долю в живых чужаках, оставляя корсаров грызться над жалкими остатками добычи. Поддержка, оказанная Маэнсит иерарху, заметно сместила баланс сил внутри флота в пользу комморритов, и Арадриан считал её выбор ошибочным, хотя и скрывал от подруги-капитана свою нервозность. При всей своей неблагонадежности и высокомерии, Иритаин всё же происходил с мира-корабля, а обитатели Темного города не были обычными изгоями. Алайтокец ещё раз вздрогнул при мысли о том, что встал на сторону этих свирепых, варварских созданий — пусть даже как подчиненный Маэнсит.

Впрочем, капитан умело извлекала пользу для «Фаэ Таэрут» из своих отношений и с иерархом, и с принцем-командором, поэтому Арадриан понимал, что сейчас не время оставлять пиратский флот и снова охотиться в одиночку. Кроме того, Кхиадис твердо дал понять, что в ближайшее время рассчитывает на поддержку комморритки. Менее ясной, но всё же ощущаемой алайтокцем, была непроизнесенная угроза: если Маэнсит пойдет против иерарха или совершит нечто подобное, в её бывшем кабале вскоре узнают о местонахождении женщины. Хотя капитан корсаров никогда не говорила с другом о тех временах, Арадриан болезненно четко осознавал, что она покинула Комморру при далеко не идеальных обстоятельствах и скрывалась не просто так.

Изгой надеялся, что на предстоящем собрании Кхиадис раскроет свой главный замысел — очевидно, что у него имелся таковой, и все совершаемые ими рейды были частью подготовки к новой серьезной экспедиции. Алайтокцу хотелось верить, что после этого большого налета он сумеет уговорить подругу оставить флот и начать самим ковать свою судьбу; он слишком устал плясать под дудочку бездушного хищника, чтобы страшиться его возмездия, а идея войти в число последователей Иритаина казалась Арадриану настолько же скверной.

— Здесь обязательно должно быть так темно? — спросил он вслух. Как только пара вышла из корабля, к ним пристроились шесть вооруженных и безмолвных комморритов. Впереди зашипела открывающаяся дверь, пропуская безволосого эльдар в длинных одеяниях. Поклонившись, он жестом пригласил Маэнсит и Арадриана подойти.

— Это захваченный свет плененной звезды в сердце Комморры, — ответила женщина, которая шагала широко и внешне беззаботно, но, как и лейтенант, была вооружена пистолетом и мечом у пояса. Глаза капитана постоянно бегали, оглядывая всё вокруг, их белки, как и кожа лица, отсвечивали красным. — Её называют Темным городом не только из-за привычек обитателей.

— Драконт Маэнсит, — снова поклонился темный эльдар у двери, с несколько плотоядной ухмылкой оглядывая хорошо сложенную комморритку. — Я обязан попросить вас сдать мне оружие.

— Никогда! — отрезала капитан. — Не приближайся ко мне, ничтожество из пробирки, и немедленно укажи дорогу к Кхиадису-иерарху. И я больше не драконт, так что не утруждай себя лестью.

Присмиревший служитель поклонился и направился в дверь. Сопровождаемые эскортом в нескольких шагах позади, Арадриан с Маэнсит последовали за ним и добрались до кабины подъемника. Во время краткого перехода изгой заметил, что причины гнетущей атмосферы на космолете крылись не только в освещении. На Алайтоке или других кораблях он привык к постоянной теплоте и активности сети бесконечности; даже в Гирит-Рислейне эльдар испытывал бессознательное прикосновение мировго духа. На крейсере комморритов не было ничего подобного. Бросив взгляд на проводника и воинов за спиной, Арадриан ещё раз убедился, что ни у кого из них нет путеводных камней.

Помимо холодности, вызванной отсутствием психической системы, алайтокца обеспокоило иное чувство, возникшее, как только эльдар вошли в кабину подъемника и бесшумно отправились вверх через палубы корабля. Комморриты целенаправленно создавали вокруг себя обстановку злобной жестокости. Повсюду, на краю восприятия, мелькало некое ощущение страдания, вроде чуть слышного мучительного крика. Весь космолет погряз в пытках и жуткой боли, и их смрад, будто маслянистый пот, сочился из темных эльдар вокруг изгоя. Он чувствовал себя нечистым просто потому, что стоял рядом с ними. Присутствие этих созданий отравляло воздух, и Арадриан начал задыхаться, вдруг ощутив, как привкус страданий и пороков заползает ему в рот, оседает в глотке и наполняет легкие.

Рядом кто-то шевельнулся, и алайтокец расслабился, когда Маэнсит легчайшим движением погладила его по руке.

В ней не было никакой мерзкой грязи, хотя когда-то комморриты признавали эту женщину одним из своих лидеров. Изгой не питал иллюзий о прошлом подруги: несомненно, она принимала участие в насильственных и развратных ритуалах, от которых любого нормального эльдар вывернуло бы наизнанку. И всё же сейчас, увидев Маэнсит среди её бывших сородичей, Арадриан понял, что капитан уже не одна из них. Она говорила правду, утверждая, что оставила позади двурушничество и хищнические нравы родного города. Даже навсегда оставшись пиратом и наемником, женщина каким-то образом сумела очиститься от прежних пороков.

Транспортер беззвучно замедлился, остановился, и за открывшимися дверями обнаружился цветисто украшенный и обставленный зал. Служитель-комморит поклонился и жестом пригласил Маэнсит выйти. Последовав за ней, изгой обернулся и увидел, как закрывающиеся створки в мгновение ока исчезают за бархатной драпировкой.

Шестеро воинов-кабалитов остались в кабине, но Арадриану от этого не стало спокойнее. На позолоченном троне в дальнем конце зала восседал Кхиадис, и с обеих сторон от иерарха стояли по шесть воинов в белых шлемах с рогами, изогнутыми наподобие лиры. Каждый из телохранителей был вооружен двуручным клинком длиной почти в рост эльдар и облачен в тяжелые темные доспехи, расписанные мелкими комморрскими рунами. Хотя алайтокец никогда не видел таких бойцов прежде, он предположил, что перед ним смертоносные инкубы, которых кое-кто считал последователями Архры, Павшего лорда-феникса и основателя храма аспектных воинов Жалящего Скорпиона. Если Кхиадис мог содержать столько этих жутких наемников, то воистину обладал огромным богатством и властью.

Рядом с повелителем кабалитов находились не только инкубы. На стульчике у ног иерарха сидела женщина-эльдар в длинном черном платье, усеянном серебряными кольцами, и шелковых перчатках до локтей. Арадриан заметил блеск частично спрятанных клинков на пальцах куртизанки и в складках одеяния.

— Лхамеянка, — еле слышно прошептала Маэнсит. — Такие, как она — несравненные отравительницы. Не приближайся к ней. И посмотри в тени справа от тебя, там ур-гули из глубин Комморры.

Взглянув, куда указывала подруга, изгой увидел в красноватом полумраке у стены, между огромными, похожими на ребра колоннами до потолка, серокожих созданий неясного вида. Пригнувшиеся в тенях существа повернули безглазые головы в сторону алайтокца, когда он проходил мимо.

Длинный диванчик на приступке перед троном иерараха занимали Саидар Иритаин и двое из его капитанов. Самопровозглашенному принцу-командору Лазурного Пламени было явно не по себе, он то и дело теребил воротник синего одеяния рукой, унизанной кольцами, с серебряным браслетом-торком на запястье. Вожак пиратов то и дело поглядывал на инкубов, стоявших в безмолвном дозоре вокруг их нанимателя.

— Сюда, гости мои, сюда, — позвал Кхиадис, приветственно поднимая руку. Голос иерарха доносился из невидимых динамиков, разбросанных по залу, поэтому ему не приходилось напрягаться, чтобы быть услышанным в большом помещении.

К тронному возвышению вел подиум, протянувшийся на всю длину чертога, и Маэнсит повела Арадриана по устланному коврами пути. По обеим сторонам рампы, чуть ниже, располагались отдельные кабинеты: в некоторых из них, выложенных мягкими подушками и простынями, извивались в страстных объятиях обнаженные эльдар; в других, неприятно влажных и лишенных утвари, хныкали и стонали узники.

Остановившись на мгновение, изгой заглянул в одну из клеток. Снизу вверх на него смотрело округлое лицо человеческой женщины с волосами, перепачканными кровью, и десятками тонких порезов на лбу и скулах. Она раскрыла рот в безмолвной мольбе, показывая неровный корень вырванного языка, и протянула к алайтокцу руки со сломанными пальцами и вырванными ногтями. Несмотря на очевидные муки, глаза женщины были сухими, и Арадриан обратил на это внимание подруги, когда они зашагали дальше по ковровой дорожке.

— Первым делом гемункулы удаляют слёзные канальцы, — пояснила Маэнсит, не отводя взгляда от Кхиадиса и намеренно говоря отстраненным тоном. — Отсутствие увлажнения рано или поздно ослепит женщину, а плакать она уже не может.

Игнорируя происходящее по обеим сторонам мостика, капитан пиратов широко шагала к платформе с троном иерарха, лейтенант следовал за ней, глядя прямо вперед. Но, хоть он и не обязан был смотреть в кабинки, пропускать мимо ушей вездесущие стоны боли и наслаждения никак не удавалось. Хуже того, помимо шума зал пропитался страстью и страданиями, от лоснящихся прикосновений которых по коже изгоя бежали мурашки, тогда как Кхиадис явно наслаждался ими. Комморрит сидел с полузакрытыми глазами и чуть подрагивающими губами, наблюдая за приближающейся парой с «Фаэ Таэрут».

Садясь напротив Иритаина, капитан довольно посмотрела на принца-командора. Взгляды, которыми Арадриан обменялся с офицерами флота Лазурного Пламени, были не столь уверенными. Всё же алайтокец не сомневался, что Маэнсит знает свое дело, и наверняка решила поддерживать иерарха в ущерб Саидару, руководствуясь интересами своего экипажа.

Усаживаясь, изгой мельком увидел, что из задрапированной ниши за троном на него смотрит змееподобное лицо, покрытое ярко-красной чешуей. Существо почти мгновенно скрылось, но лейтенант безошибочно узнал сслита. Кроме того, некоторые звуки, доносящиеся из клеток внизу, определенно издавали не эльдар и не люди; Арадриан лишь с некоторым усилием заставил себя выслушать Кхиадиса.

— Меня радуют прибыли от последних предприятий, — заявил иерарх, после чего поднял руку, в которую вложили небольшую дымящуюся тарелочку. Как только комморрит глубоко вдохнул испарения, у него широко распахнулись глаза, а зрачки превратились в крохотные черные точки посреди двух зеленых омутов. Под бледной кожей Кхиадиса потемнели сосуды, на лице и глотке проступила бледно-голубая сеточка.

— А нам не так уж радостно, — ответил Иритаин, складывая руки на груди и гневно поглядывая на Маэнсит. — Я дал обещания, которые останутся невыполненными.

— Ах да, твоя сделка с командующим Де’ваком, — произнес иерарх. Имя и звание были незнакомы Арадриану, но, к его удивлению, явно принадлежали человеку. — Я бы о нем больше не беспокоился. На самом деле, вы приглашены сюда именно для того, чтобы спланировать атаку на Даэтронин.

— Не обсуждается, — вставая, отрезал принц-командор. Его офицеры последовали за вожаком, хотя выглядели менее уверенными. — Сделка, заключенная мною с Де’ваком, одновременно выгодна и устойчива. Не вижу причин рисковать враждой с имперским командующим, нападая на его родную систему.

— Ты стал его лакеем, Иритаин, — сказал Кхиадис. Эти слова были констатацией факта, в тоне коммориита не слышалось обвинения или злобы. — Де’вак забирает половину твоей добычи, в обмен на что?

— Без информации, предоставляемой командующим, мы не смогли бы добиться последних радостных успехов. Тихая гавань, которую Де’вак выделил нам в Даэтронине, оберегает наши корабли от внимания Имперского Флота, а цели, к которым он направляет нас, всегда оказываются слабо защищенными.

— Да уж, и все мы остаемся целыми, верно? — комморрит взглянул на Маэнсит. — Целыми и невредимыми, милыми и дружелюбными. Эти понятия не в ходу среди моего народа. Мы забираем то, что желаем, не спрашивая позволения других. Ты стал псом, Иритаин, гончей, охотящейся для людей. Де’вак боялся тебя и сумел посадить на цепь всеми этими соглашениями и договорами. Теперь ты загоняешь добычу, на которую укажет командующий, позабыв, что такое вольная охота.

Саидар не спорил, но на его лице боролись различные эмоции: корсар пытался возразить иерарху, но знал, что его обвинения правдивы. В итоге принц-командор обрушился на капитана «Фаэ Таэрут».

— Я посвятил тебя в свои планы, предложил место в игре и часть трофеев, и так ты отплатила мне?

— В рейд меня пригласил Кхиадис-иерарх, — спокойно ответила Маэнсит, встретив упрекающий взгляд Иритаина. — И я совершенно не обязана тебе верностью.

— Но ты поддерживаешь этот полоумный план с атакой на Даэтронин? Собираешься вот так навредить моему союзнику?

— Мне ничего не известно о твоих союзниках или о Даэтронине. Кхиадис-иерарх просто попросил сделать ему одолжение в знак моей благодарности.

— «Одолжение»?! — принц-командор почти выплюнул слово, и Арадриан посочувствовал ему. Одних пленников, которых они передавали повелителю Возносящегося Копья, было достаточно для уплаты любого долга. Впрочем, изгой держал рот на замке, не желая выказывать разногласий с капитаном.

Споры продолжились без видимых результатов, и алайтокцу начали закрадываться в голову иные мысли, не такие приятные, как прежде. Например, о том, правильно ли он поступил, оставшись с комморриткой. Конечно, Арадриан только выиграл от этих отношений, и пиратская вольница лучше подходила ему, чем полурегулярная служба странников. С другой стороны, этой свободой всегда распоряжались другие, будь то Маэнсит или Кхиадис. Изгой никогда не был амбициозен, — особенно если это касалось насаждения собственной воли среди других, — и воспитание, полученное на мире-корабле, избавило его от большинства подобных желаний; Арадриан всегда ставил сотрудничество выше соперничества. Пока что ему везло с благодетельницами вроде Афиленниль или нынешней подруги, но, если алайтокец хотел сам командовать своей жизнью, то ему стоило и в буквальном смысле покомандовать чем-нибудь.

Взглянув на Иритаина, лейтенант задумался, насколько легко будет сместить принца корсаров с этого поста. В конце концов, именно Саидар изначально заключил договор с комморритами, так скверно обернувшийся для Лазурного Пламени.

Изгой не хотел предавать Маэнсит, это было просто не в его характере — но, возможно, они договорятся о каком-нибудь совместном лидерстве? Арадриан и так уже де-факто был сокомандующим «Фаэ Таэрут», поэтому не такой уж это будет и скачок, как могло бы показаться на первый взгляд.

Снова прислушиваясь к продолжающимся дебатам, алайтокец напомнил себе о терпении и необходимости постепенно реализовывать планы. Сейчас не было смысла забивать голову мыслями об Иритаине и тратить на него время, поскольку безотлагательная проблема заключалась в Кхиадисе. Внимая дискуссии, лейтенант понял, что иерарх сумел навязать Саидару план атаки на «Даэтронин», чем бы это ни было. Сейчас три командира пиратов обсуждали конкретные детали вылазки.

— Мне кажется, что полезно будет направить вперед нейтральный отряд, — произнес Арадриан, почувствовав свой шанс. Если удастся ненасильственным путем отделить «Фаэ Таэрут» от остального флота, они с Маэнсит смогут обсудить, что делать дальше. Иерарх вопросительно посмотрел на алайтокца, и тот подавил дрожь, оказавшись целью этого бесстрастного взгляда.

— Принц Иритаин уже имел дело с этим человеком, Де’ваком, — продолжил изгой, одарив командующего Лазурного Пламени извиняющейся улыбкой. — Мне, скромному офицеру с «Фаэ Таэрут», ни в коей мере не пристало сомневаться в честности вышестоящих господ, но я также считаю неблагоразумным, иерарх, позволять Иритаину встречаться с Де’ваком без свидетелей.

— Ты думаешь, я поведу какую-то двойную игру? — губа Саидара задрожала от гнева, вызванного подозрением.

— Я скорее повернусь спиной к своим драконтам, чем оставлю тебя без надзора, — Кхиадис метнул на принца-командора убийственный взгляд, после чего снова внимательно посмотрел на Арадриана. — Почему бы всем нам не отправиться в систему Даэтронин вместе?

— Эта стратегия превосходно подходит для атаки, — ответил лейтенант, поглядывая на остальных. — Однако же, чем дольше и тщательнее нам удастся сохранить в тайне собственное появление, тем лучше для нас. «Фаэ Таэрут» может сыграть роль разведчика и посланника, прибыв в Даэтронин всего за несколько циклов до остального флота. Если мы обнаружим, что силы врага значительно изменились со времени последнего визита Лазурного Пламени, то доложим об этом. Если же люди обнаружат крейсер, мы с полным правом объявим себя эмиссарами принца Иритаина. Фактически, я бы даже желал подобной встречи, чтобы внушить чужакам ложную расслабленность.

— Это может сработать, — признал Кхаидис, потерев нос костистым пальцем. Саидар же, что-то заметив в кратком взгляде изгоя, на мгновение подозрительно прищурил глаза. Арадриан решил, что принц пиратов хочет предупредить комморрита, но вместо этого Иритаин скривил рот в улыбке.

— Да, план намного лучше прежнего, Кхиадис-иерарх, — произнес он. — «Фаэ Таэрут» прибудет первой, выйдет на связь с командующим Де’ваком от моего имени. Люди откроют портовые хранилища для прибывающего груза, тем самым сделав их уязвимыми. Вторым в системе появлюсь я, под предлогом передачи командующему его доли в добыче с последнего рейда. Флот Лазурного Пламени и «Фаэ Таэрут» будут готовы к атаке, когда ваши корабли появятся из Паутины, ознаменовав начало третьего этапа.

Маэнсит безразлично наблюдала за обсуждением, поглядывая то на принца, то на комморрита. Наконец, она посмотрела на алайтокца и быстро облизала губы, собираясь заговорить, но тут женщину перебил Кхиадис.

— Я достиг положения иерарха и сохраняю его так долго, поскольку никогда не позволял заманить себя в ловушку.

У Арадриана сжалось сердце, и он подавил желание взглянуть на инкубов, стоящих на помосте. Если комморрит посчитает, что сейчас ему выгоднее убить своих союзников, то для этого хватит единственной команды наемным рубакам. Ни алайтокец, ни Маэнсит, ни Иритаин не смогут сопротивляться дольше нескольких ударов сердца; именно поэтому им позволили войти в тронный зал даже с оружием.

— Не стоит подозревать нас в этом, — произнесла капитан. — Чтобы убедить вас в нашей порядочности, «Фаэ Таэрут» покинет Даэтронин сразу же после прибытия Лазурного Пламени. Основные силы флота останутся на вашей стороне, иерарх.

Пока Кхиадис обдумывал предложение, изгой пытался дышать спокойно и размеренно. Он ждал, скажет ли комморрит что-нибудь, или просто подаст знак инкубам обрушить яростные удары на своих гостей. Быть может, и жеста не понадобится: возможно, наемники каким-то иным образом узнают о желаниях господина.

— Согласен, — коротко кивнул иерарх. — Придется рискнуть и положиться на честность принца Иритаина.

Саидар неохотно запротестовал, но осталось неясным, действительно ли он оскорбился или просто не желал показаться излишне обрадованным исходом встречи. Вскоре принц-командор отбыл, и следом за ним поднялась Маэнсит, но Кхиадис жестом остановил её.

— Побудь со мной ещё немного, дитя, — сказал он. — Прости мою мнительность, но я бы предпочел, чтобы ты и наш дорогой принц не вступали в переговоры с глазу на глаз. Чтобы унять свои тревоги, я буду следить за сообщениями в голосети. Кроме того, тебе и твоим представителям следует воздержаться от личных встреч с корсарами Лазурного Пламени. Это тебя устраивает?

— Я рада, что у нас появилась возможность обсудить дальнейшие планы в отсутствие Иритаина, — ответила Маэнсит, снова садясь и, почти незаметно, но всё же чуть ближе придвигаясь к иерарху. Прищурившись, она посмотрела вслед Саидару, выходящему из зала. — Похоже, нам представился шанс не только забрать из Даэтронина то, что пожелаем, но и скинуть по пути кое-какой балласт.

Глава 11 Восхождение

Перед тем, как переместить «Фаэ Таэрут» из Паутины в реальное пространство, Арадриан прогнал план в голове, тщательно проверяя его на ошибки или упущенные моменты. В теории их с Маэнсит замысел был достаточно прост: предупредить людей об атаке и помочь им в уничтожении комморритов. Избавившись от Кхиадиса и его сородичей, изгой с подругой смогут остаться с Лазурным Пламенем или покинуть флот, в зависимости от пожеланий экипажа крейсера. Сложности начинались в «человеческой» части интриги: эта раса, в лучшем случае, была переменчивой, а в худшем — донельзя упрямой и своенравной. Командующий Де’вак вполне мог попытаться захватить либо убить капитана и её корсаров.

Для предотвращения любых негативных реакций со стороны людей, «Фаэ Таэрут» покинула Паутину далеко за пределами системы Даэтронин. Затем корабль должен был двигаться на крейсерской скорости, с отключенными голополями, посылая сигналы местным обитателям. Маэнсит надеялась, что с обеих сторон обойдется без сюрпризов. Как только люди убедятся в мирных намерениях эльдар, можно будет провести решающие переговоры с имперским губернатором.

Во время совещаний с Иритаином, на которых присутствовал Кхиадис, Арадриан узнал, что командующий Де’вак правил Даэтронином во имя Императора; на человеческом языке система называлась Карасто. При первой встрече с губернатором принц Саидар случайно наткнулся на имперские звездолеты, но сумел заключить сделку с лидером людей. В обмен на безопасную гавань и информацию о проходящих вблизи человеческих конвоях и транспортах, эльдар отдавал губернатору часть трофеев и не трогал флоты либо отдельные суда, прибывающие или отбывающие из Даэтронина. Таким образом, командующий Де’вак возвышался над своими имперскими соседями, а Лазурное Пламя могло безнаказанно атаковать другие звездные системы и купеческие флотилии.

Лейтенант задавался вопросом, не было ли какой-то глубинной причины в желании Кхиадиса напасть на Даэтронин. Эта система, одна из Истинных Звезд, входила в состав великой древней империи эльдар до Грехопадения. Многие коммориты до сих пор вспоминали о тех славных временах, считая себя настоящими наследниками прежнего царства. Можно было предположить, и довольно уверенно, что иерарх жаждал нанести ответный удар людям, построившим свой Империум на руинах цивилизации эльдар.

С такими мыслями Арадриан провел «Фаэ Таэрут» через завесу, отделяющую физическую Галактику от Паутины. Отвлеченный раздумьями об Истинных Звездах и способах сместить Иритаина с поста командующего Лазурным Пламенем, изгой ошеломленно увидел, как на сенсорной панели вспыхивают сигналы обнаружения. Он не сомневался, что крейсер возникнет на значительном расстоянии от главной планеты Даэтронина, но сразу же после появления в реальном космосе комплексы сканирования засекли пять человеческих кораблей в половине цикла пути от «Фаэ Таэрут».

Посылать сообщение Маэнсит не было нужды. Благодаря психическим схемам, раскинувшимся по всей длине и ширине звездолета, она узнала о ситуации одновременно с алайтокцем. Наперекор инстинкту, капитан приказала экипажу оставаться на местах, не включать голополя и не готовить к стрельбе орудийные батареи, чтобы сохранить видимость рейдера Лазурного Пламени, возвращающегося в родной порт. Ради этого управляющая сеть крейсера перекрасила корпус в черно-синюю полоску, и, по распоряжению комморритки, транслировала несколько примитивных человеческих кодов и сигналов вызова, предоставленных Иритаином.

Потребовалось некоторое время, чтобы люди приняли безыскусные послания на радиоволнах и передали ответ; «Фаэ Таэрут» успела остановиться и позволить кораблям людей установить кордон вокруг него. Маневры человеческой флотилии не были поспешными, поэтому изгой разделял уверенность Маэнсит в том, что их звездолет сочли нежданным, но не совсем непрошеным гостем.

Наконец, эльдар получили ответные сообщения людей. Несколько мгновений ушло на прогон искаженного шума через модули перевода, после чего оказалось, что от «Фаэ Таэрут» требуют встретить человеческий флагман в указанных координатах. В послании, подписанном кем-то по имени Дарсон Де’вак, не было и намеков на подозрения. Комморитка объяснила, что совпадение фамилий указывает на генетическое родство между лидером флотилии и имперским губернатором; правда, Иритаин не делился с ней информацией о братьях, родителях или детях Де’вака.

Отправив краткое подтверждение через модули перевода и ретрансляционные системы, Маэнсит приказала направить крейсер новым курсом, чтобы встретиться с людьми через четверть цикла. Заинтригованный Арадриан пребывал в нетерпении: изгою предстояло впервые встретиться с человеком, не пытаясь убить или захватить его. Предвкушение новых переживаний пробудило алайтокца от легкой летаргии, возникшей за последние несколько рейдов.

На корабле людей воняло.

Лейтенант постоянно чувствовал смрад во время налетов и абордажей, но тогда его мысли были заняты более важными вопросами жизни и смерти. Хотя в атмосфере маленького фрегата, на который прибыли Арадриан с Маэнсит и Ириакхином, одним из воинов Кхиадиса, не чувствовалось озонового привкуса лазерного огня или железного аромата пролитой крови, перемешанных отвратительных запахов хватало. К вони человеческого пота добавлялся мерзкий аромат смазочных масел на основе органических ископаемых. Чувствительный нос изгоя атаковали запахи металла и ржавчины в союзе с привкусом людских отходов, грубо и неэффективно замаскированным антибактериальными химикатами и чистящими средствами с поверхностно-активными добавками, которые просто убивали обоняние.

Как будто одной вони не хватало, чтобы у алайтокца закружилась голова, корабль постоянно вибрировал, одновременно сильно и чуть заметно. В каждом коридоре на пути эльдар гудели электрические кабели под напряжением, убранные в стены, и трещали примитивные осветительные приборы. Более глубокую дрожь, сотрясавшую фрегат, создавали плазменные двигатели; этот вездесущий рокот отдавался в желудке Арадриана. В ушах эльдар грохотали удары тяжелых ботинок их эскорта по голой металлической палубе и хриплое дыхание так называемых «ополченцев», встретивших челнок корсаров.

Довершал атаку на органы чувств искусственный свет, мерцавший с болезненно низкой частотой. Изгою и его спутникам, привычным к более продвинутому, ровному биологическому освещению миров-кораблей и звездолетов эльдар, казалось, что они идут под какими-то стробоскопами. На контрасте ослепительного сияния и резких теней неукрашенные переборки, мимо которых проходили пираты, принимали странные, грубые и угловатые формы.

Сейчас, когда лейтенанта не отвлекал бой насмерть, он замечал все эти неприятные моменты и многое другое. Эльдар провели к примитивному механическому подъемнику, который лязгал и стучал цепями при движении вверх по кораблю. Каждый раз, когда кабина преодолевала очередной уровень, звучал глухой металлический удар, и у Арадриана шумело в ушах. Он сосредоточился на людях, одетых в гермокостюмы не по размеру и вооруженных короткоствольными лазерными карабинами с химическими источниками питания; лейтенант понял это по запаху смехотворно неэффективных кислотных соединений, использующихся в зарядных батареях. Ополченцы не носили шлемов или головных уборов, на их бритых черепах виднелись татуировки, напоминающие символы Дома или клана. Что они означали, корсару известно не было.

Солдаты Дарсона Де’вака были, самое меньшее, на голову ниже эльдар, с плоскими лицами и носами, широкими ртами и маленькими свинячьими глазками. На визитеров они смотрели с едва сдерживаемым гневом, строя клоунские гримасы злобных оскалов, но во взглядах людей алайтокец замечал и оттенок страха. Люди ненавидели троих чужаков, потому что боялись их, а боялись потому, что не понимали. Арадриан улыбнулся одному из ополченцев, пытаясь рассеять его беспокойство, но человек неверно интерпретировал мимику изгоя и чуть приподнял оружие, а комически глубокие морщины у него на лбу стали ещё напряженнее.

Неудивительно, что во всем этом смраде и лязге люди с трудом соображают, решил лейтенант. Сам он в таких условиях мог сосредоточиться не более чем на несколько мгновений. Как будто короткая жизнь не была достаточным проклятием для народа Императора… Ничего странного, что они так деградировали, не имея изящной философии и культуры.

В конце концов, подъемник добрался до цели, где-то в сердце имперского фрегата. Не считая формального приветствия, полученного на «Фаэ Таэрут» после прибытия в точку встречи, Дарсон Де’вак не сообщал гостям ничего важного. Враждебный прием, учитывая расположение других человеческих кораблей поблизости, казался маловероятным, и Арадриан надеялся на сердечный, пусть и маловажную встречу.

Корсаров привели в каюту с низким потолком, освещенную горящими восковыми свечами в лампах. Это создавало довольно приятный, несколько доисторический эффект, а недостаток света не был проблемой для эльдар: в полумраке они видели намного лучше, чем их человеческие провожатые. За длинным деревянным столом, поставленным вдоль помещения, сидел Дарсон Де’вак — по крайней мере, так решил изгой. Флотоводец оказался стройным по сравнению с коренастыми ополченцами из сопровождения, и был чуть выше среднего роста, если брать встречавшихся Арадриану людей. В его чертах имелась мягкость, указывающая на куда лучшее питание, чем у подчиненных, и аккуратно подбритые волосы на лице говорили о чуть более высоких стандартах личной гигиены. Чтобы устранить врожденный запах тела, Дарсон использовал какие-то удушливые цветочные духи, а гладкие волосы до плеч лоснились от ароматного масла.

На Де’ваке был голубой сюртук официального вида, с высоким раздельным воротничком, золотым шитьем и галунами. В крыле носа офицера виднелась маленькая человеческая руна из серебра, соединенная тонкой цепочкой из того же металла с колечком в нижней губе. Обнаженные руки Дарсона — на столе перед ним лежала пара черных перчаток — выглядели чистыми и ухоженными, с аккуратно подстриженными холеными ногтями, которые блестели от темно-красного лака. Заметив это, изгой ещё раз присмотрелся к лицу человека и обнаружил следы пудры, сперва ускользнувшие от внимания в полумраке. С помощью косметики флотоводец сглаживал недостатки и прикрывал обесцветившиеся участки кожи.

Ярко-голубые глаза Де’вака оказались удивительно цепкими и подвижными по меркам его расы. Пока их взгляд перескакивал с Арадриана на Ириакхина и Маэнсит, вишневые губы офицера растянулись в преувеличенно радушной улыбке. Человек поднялся, приложил руку к груди — видимо, в знак приветствия — и заговорил. Алайтокец достаточно хорошо знал наречие людей, чтобы понимать слова Дарсона: пусть на просторах Галактики существовало множество вариаций и диалектов, основные его правила и звуки намного легче поддавались изучению, чем весьма комплексный язык эльдар. Тем не менее, лейтенант, как и его спутники, закрепил на плече устройство перевода. Пусть лучше имперцы думают, что их «гости» ничего не разберут без этих приспособлений.

— Приветствую вас на борту «Вдохновляющей славы», мои союзники, — произнес человек, и Арадриан заподозрил, что переводчик допустил ошибку в названии космолета. Оно казалось слишком помпезным для такого маленького корабля. — Я — Дарсон Де’вак, вице-король Карасто, вольный торговец из капитанов-хартистов и наследный имперский командующий этой звездной системы.

Быстро расшифровав значение этих титулов, изгой понял, что перед ним старший сын имперского губернатора Де’вака. Не будучи экспертом в человеческой физиологии, алайтокец всё же предположил, что Дарсон средних лет или чуть старше, и, следовательно, его отец вскоре должен вступить в последний этап жизни — если, конечно, зачал ребенка в обычном для людей возрасте. С этим Арадриан разобрался, но вот концепция «вольного торговца», если переводчик сработал верно, была ему незнакома.

— Мы принимаем ваше приветствие, — произнес лейтенант корсаров. Эльдар заранее решили, что он будет говорить от лица экипажа, чтобы люди приняли его за вожака; тем самым, если дела повернутся скверно, Маэнсит окажется в чуть меньшей опасности. Переводчик выплюнул несколько гортанных звуков, после чего изгой продолжил: — Я — Арадриан с «Фаэ Таэрут», недавно присоединившийся к пиратам Лазурного Пламени, с которыми, насколько мне известно, вы уже знакомы. Приятная неожиданность — встретить вас на краю системы.

Выслушав перевод с приклеившейся идиотской улыбкой, Де’вак кивнул.

— Пожалуйста, садитесь, а я тем временем пошлю за напитками и закусками, — произнес Дарсон, указывая рукой на кресла рядом с собою.

Вскоре принесли полные тарелки и чашки, испускающие совершенно чудовищный запах. Даже прозрачная жидкость в безыскусном хрустальном графине, которая могла на первый взгляд показаться водой, смердела химикатами, и, несмотря на эту противомикробную обработку, была немного мутной. Алайтокец поблагодарил за беспокойство, но не стал есть или пить ничего из предложенного.

Далее последовал растянутый и утомительный разговор, сделавшийся ещё более нудным из-за необходимости ждать перевода. Арадриану приходилось дважды выслушивать каждую бессмысленную банальность и только затем отвечать; Де’вак же честно ждал, пока устройство переложит поэтические фразы лейтенанта на примитивный человеческий язык. Хотя изгой изо всех сил пытался намекнуть, что с союзниками Дарсона кое-что не в порядке, используя обороты речи, мимику и жесты, вылетающая из динамика искаженная чепуха не передавала и оттенка этих неявных предупреждений.

Учитывая, что ко всему сказанному прислушивался Ириакхин, алайтокец не мог выражаться более четко. Необходимо было каким-то образом ненадолго избавиться от прислужника иерарха, и только затем прямо выложить всё Де’ваку — причем так, чтобы впоследствии каббалит ни о чем не догадался.

Когда пытливые вопросы Дарсона о причине появления «Фаэ Таэрут» стали более настойчивыми, Арадриан понял, что растратил запас вежливых, но пустых отговорок. Из-за смены планов во время штурма орбитальной станции, на борту крейсера было немного трофеев, а в систему Даэтронин эльдар обычно заходили передать имперскому командующему его долю добычи.

Отчаяние подсказало изгою, что нужно делать. Подцепив с неубранной тарелки рядом с собой кубик загадочной еды, алайтокец закинул его в рот, стараясь не думать, что собирается съесть. Как и боялся Арадриан, кусочек оказался кошмарно переперченным и почти сырым, поэтому ему почти не пришлось играть, изображая приступ удушья.

Согнувшись в рвотном припадке и хлопая ладонью по столу, лейтенант имитировал асфиксию, задерживая дыхание до головокружения. Вокруг изгоя столпились люди, но вскочившие Маэнсит и Ириакхин никого не подпускали. Инстинктивно схватив протянутую чашку, Арадриан чуть не проглотил почти выдохшуюся воду, в результате чего совершенно неожиданно подавился по-настоящему. Истекая слезами, он заставил себя встать на несколько мгновений, сумел повернуться спиной к каббалиту и поймать взгляд подруги. Как только глаза двоих эльдар встретились, между ними промелькнула искра понимания.

— Что это за пища? — крикнула капитан пиратов через автопереводчик. — Ты пытаешься отравить нас?

Услышав это и решив, что разворачивается какой-то человеческий заговор, Ириакхин обрушился с гневными обвинениями на Де’вака, который, хоть и не вскакивал из-за стола, был явно ошеломлен происходящим. Продолжая выражать недовольство, каббалит разошелся настолько, что вмешавшиеся охранники направили на него оружие.

— Успокойся, нам не нужны инциденты, — сказала ему Маэнсит на языке комморритов, пока Арадриан продолжал содрогаться от фальшивого удушья. — Давай скорее решим, что делать, пока ситуация не вышла из-под контроля.

Присмиревший от её слов Ириакхин позволил оттеснить себя к двери. Когда двое эльдар скрылись за стеной людей, алайтокец перегнулся через стол и, мысленным приказом отключив автопереводчик, прошептал Дарсону прямо в лицо:

— Молчи, за нами следят. Когда прибудет Иритаин, за ним явятся другие, не друзья. Подготовь корабли к атаке. Мы поможем.

Это было сказано достаточно тихо, чтобы не услышал каббалит.

Глаза человека расширились от изумления, хотя было неясно, что его больше поразило — фразы на родном наречии из уст чужака или же их смысл. Де’вак быстро кивнул в знак понимания, и лейтенант рухнул в кресло, продолжая кашлять. Снова включив устройство перевода, он специально для Ириакхина выдавил несколько слов в промежутках между хриплыми вдохами.

— Это не какое-то гнусное покушение, спутники, — сказал изгой, поднимая руку. — Просто людская пища оказалась мне не по вкусу, но ничего страшного. Уверяю вас, со мной уже всё в порядке.

— Уберите здесь, — приказал Дарсон, давая знак слугам, собравшимся вокруг Арадриана. Через несколько мгновений тарелки и бокалы исчезли со стола, осталась только чашка перед вольным торговцем.

— Примите мои глубочайшие извинения, — произнес он. — Пожалуйста, поскорее возвращайтесь на свой корабль, чтобы убедиться в отсутствии вреда вашему здоровью. Благодарю за сообщение о прибытии принца Иритаина, и уверяю вас, что мой отец встретит Лазурное Пламя надлежащим образом.

Выслушав это, алайтокец не понял, было ли услышано его предупреждение. Придется считать, что да.

Кивнув, лейтенант повернулся к двум другим эльдар. Маэнсит выступила вперед и подставила другу плечо, а Ириакхин метнул на него недовольный взгляд, но в нем читалось скорее раздражение, чем подозрение. Арадриан на мгновение почувствовал, что доволен собой: ему удалось сообщить Де’ваку о нападении комморритов и скрыть это от внимания прислужника иерарха.

По возвращении «Фаэ Таэрут» к пиратскому флоту у них хватило времени только на краткое совещание с Иритаином и Кхиадисом. Изгой и Маэнсит подтвердили, что люди ожидают прибытия эльдар, но никак не смогли сообщить принцу-командору, что предупреждение доставлено. Поэтому, когда звездолеты Лазурного Пламени один за другим исчезали в Паутине, Арадриану было немного не по себе.

Ириакхин отправился докладывать иерарху о произошедших событиях, и алайтокец сумел высказать свои сомнения подруге. Их беседа произошла в одной из кают, прилегающих к командному залу; в центре помещения располагался низкий столик, окруженный креслами с подлокотниками, на стенах висели шкафчики с хрустальными дверцами, полные графинов с разнообразными напитками и памятных трофеев, взятых в пиратских набегах. Пока Маэнсит садилась, изгой взял из одного серванта кинжал с коротким клинком и костяной рукояткой; говоря, он поигрывал клинком в пальцах.

— Мы кое-что пропустили, — начал Арадриан. — Были настолько обеспокоены тем, как поступит Кхаидис, так отчаянно старались подавить все возникающие у него подозрения, что забыли обдумать возможные ходы Иритаина.

— Саидар в том же положении, что и мы, — ответила комморритка. — Если он пойдет против Кхиадиса и против нас, то окажется в меньшинстве.

— С союзниками-людьми, уже нет, — тихо произнес лейтенант.

Маэнсит приоткрыла рот, но тут же закрыла, отбросив собственный довод. Затем женщина чуть нахмурила брови и слегка покачала головой.

— Ты думаешь, что Иритаин убедит людей повернуться и против нас?

— Если бы мы оказались на его месте, неужели не увидели бы возможности избавиться от всех конкурентов? Разумно ожидать, что принц подговорит людей атаковать все корабли второй волны, и наш в том числе.

— Но мы не можем предупредить иерарха, что имперцы настороже, не выдав собственную измену. Что нам делать, Арадриан? Это была твоя идея — выдать людям наши планы, и теперь мы оказались между Кхиадисом и Иритаином!

— Не знаю я, что делать! — рявкнул алайтокец, всаживая кинжал в крышку шкафчика из темно-красной древесины. Затем он глубоко вздохнул. — У нас полцикла до того, как остальной флот окажется у Даэтронина. Для людей, с их очень медленными кораблями, это небольшое время на подготовку. Нужно что-то придумать в этом промежутке.

— Или просто надеяться, что Саидар останется верен нашей общей цели, — избавиться от союза с иерархом, — и не предпримет никаких действий против нас.

— Я бы предпочел держать в собственных руках нити наших судеб, чем позволять им болтаться в хватке Иритаина. Не могу поверить, что мы в безвыходном положении и нет третьего варианта.

— Ты прав, — поднявшись, женщина пересекла каюту и коснулась рукой щеки Арадриана. Кожа её была холодна, но мягкость пальцев вызвала в изгое приятную дрожь: после случайной встречи с Лазурным Пламенем и комморритами на капитана слишком многое навалилось, и им редко удавалось уединиться. — Мы с тобой найдем решение, я не сомневаюсь. Возможно, если немного отрешиться от проблем, ответ придет сам собой…

Изгой успел улыбнуться, прежде чем Маэнсит впилась в него губами.

У Даэтронина всё складывалось, как и было обговорено между командирами пиратов. Принц-командор и его флот заняли позицию в тылу конвоя небольших человеческих кораблей, который направлялся за пределы системы, чтобы встретить «Фаэ Таэрут» и комморритов. Несколько эсминцев, в случае чего, не смогли бы долго противостоять объединенной мощи трех крейсеров эльдар, и странствие к главной планете Даэтронина не сулило проблем.

Из увиденного Арадрианом складывалось впечатление, что люди, несмотря на предостережение, не приняли никаких мер для отражения атаки и готовы были попасться в ловушку. Время прибытия комморритов было выбрано так, чтобы зажать человеческие звездолеты между двух волн пиратских кораблей. По плану, когда флотилия окажется над центральным миром, «Фаэ Таэрут» и крейсера иерарха должны открыть огонь, гоня эскорт под залпы Лазурного Пламени.

Путь до главной планеты системы занял бы не менее пяти циклов — скорее больше, учитывая неторопливость имперских эсминцев. Алайтокец без энтузиазма ждал этого перехода, пытаясь понять, когда Кхиадис отдаст приказ об атаке; порой казалось, что люди вообще никак не смогут защитить себя, и битву против каббалитов придется вести Маэнсит и Иритаину. В этом случае силы окажутся опасно равны, именно поэтому корсары и нуждались в поддержке человеческой флотилии. Мало того, «Фаэ Таэрут» находилась в самом опасном положении, между двумя крейсерами темных эльдар. Таким образом, если Лазурное Пламя повернет орудия против комморритов, изгою и его подруге разумнее всего будет встать на сторону иерарха.

Как только вторая волна пиратов выскользнула в реальное пространство, Арадриан покинул кабину пилотов и присоединился к Маэнсит в главном контрольном зале. После кивка капитана алайтокец сменил Таэлисьета у основного пульта управления огнем: для пущей безопасности они не делились планами и сомнениями с экипажем. Действовать же, как бы ни повернулись обстоятельства, придется без промедления.

После обмена стандартными приветствиями объединенный флот людей и эльдар направился к сердцу Даэтронина. Как только «Фаэ Таэрут» развернула звездные паруса и изящно развернулась внутрь системы, изгой заметил, что, по данным сканера, среди человеческих кораблей нет флагмана Де’вака. Фактически, сравнив показания с датчиков и записи в матрице крейсера, Арадриан обнаружил отсутствие полудюжины имперских звездолетов.

Он тут же направил эту информацию Маэнсит по психической сети, но причина такого расхождения мгновенно прояснилась. В зале управления зазвучали тревожные сигналы, сообщающие о многочисленных варп-разрывах. Капитан активировала смотровой экран, и вокруг её командной капсулы медленно завращался шар, полный звезд. Калейдоскопические вихри разрывали ткань пространства-времени, беспримесная энергия варпа истекала в материальную вселенную. Алайтокец насчитал шесть брешей, и каждая из них исторгла пропавший человеческий космолет — прямо в тыл «Фаэ Таэрут» и крейсерам Кхиадиса.

Как только варп-разрывы сомкнулись, над палубой командного отсека возникли голоизображения иерарха и принца-командора. Первым заговорил комморрит.

— Мы окружены, — прорычал Кхиадис, — но людям это мало чем поможет. Их подкрепления ещё вне зоны поражения, уничтожим тех, кто вблизи от нас, потом обратим орудия на новоприбывших. Им не сравниться с нами в скорости и боевой мощи.

— Эти подкрепления просто захлопнут ловушку, — произнес Иритаин, и на вращающейся карте системы корабли Лазурного Пламени резко начали лавировать, поворачиваясь на звездных ветрах в направлении комморритов. Вспышки плазмы сопровождали торможение имперских эсминцев; они тоже приступили к крутым маневрам, хотя двигались куда менее изящно, чем эльдарские космолеты.

— Предатель! — прохрипел иерарх. — Сначала мы уничтожим тебя!

Маэнсит, ничего не говоря, посмотрела через зал на Арадриана. В ответ тот кивнул и активировал обе орудийные батареи, захватив в прицел комморрские крейсера по обоим бортам, пока капитан отдавала приказы о маневрах.

Пальцы изгоя затанцевали по геммам пульта управления, и на звездолеты Кхиадиса обрушился шквал ракет и лазерных импульсов. Кормовой парус его флагмана превратился в золотистые клочья, разлетевшиеся по звездному небосводу, а с орудийных палуб второго корабля взметнулись фонтаны пламени и обломков. У лейтенанта заколотилось сердце в ожидании разрушительного ответного залпа, но его не произошло — настолько неожиданным оказался первый удар корсаров. «Фаэ Таэрут» круто опустила нос и накренилась на правый борт, так что Арадриан успел ещё раз выстрелить по флагману иерарха, прежде чем крейсера оказались вне зоны поражения.

Отвернувшись от пульта управления огнем, изгой пристально вгляделся в обзорный экран, желая посмотреть, что предпримут их новые враги. Пока «Фаэ Таэрут» резко отворачивала от комморритов и от людей одновременно, изображение в сфере быстро вращалось, чтобы звездолеты Кхаидиса оставались в зоне видимости. Корабль Иритаина находился вдали от боя, и оставалось неясным, кого собирается атаковать принц-командор. Если иерарх решит отомстить Маэнсит и Арадриану, шансы их крейсера против двух врагов окажутся невелики. План, которому сейчас следовали алайтокец с подругой, они разработали во время последнего перехода к Даэтронину; окажется он успешным или нет, было ещё совершенно неясно.

Комморриты перекладывали паруса, чтобы пойти наперерез Лазурному Пламени, поэтому атака «Фаэ Таэрут» застигла их в момент смены курса. Флагман Кхиадиса с поврежденным звездным ветрилом по-прежнему двигался в направлении кораблей Иритаина; капитан второго крейсера, прервав маневр на середине, пытался развернуться и сесть на хвост ускользающему космолету Маэнсит.

Послышался разъяренный вой, и голоизображение иерарха погасло. Образ принца-командора остался: Саидар стоял, сложив руки на груди, и выглядел немного взволнованным.

— Хорошо сработано, — сказал вожак Лазурного Пламени с улыбкой скорее насмешливой, чем дружелюбной. — Я предупредил Дарсона Де’вака, что вам, возможно, не стоит доверять, но этот первый удар уберег «Фаэ Таэрут» от наших пушек. Мои похвалы вашему мастерству и отваге.

— И не забудь, что первыми сообщили о нападении мы, — отозвалась Маэнсит. — Уверена, что имперский командующий с сыном примут это во внимание, когда начнутся переговоры.

Арадриан ненадолго вновь повернулся к обзорной сфере. Несмотря на угрозу отомстить, Кхиадис выходил из боя так быстро, как только мог, бросая второй крейсер на произвол судьбы. Тот уже разворачивался в сторону от «Фаэ Таэрут», очевидно, его капитан понял, что звездолет, лишившийся части орудий, не справится с корсарами без помощи флагмана.

Человеческие корабли по мере сил пытались идти наперехват, но почти не было сомнений, что комморриты спасутся из ловушки, если Лазурное Пламя не бросится в погоню. Судя по следующему вопросу Иритаина, он заметил то же самое.

— Ты собираешься дать им сбежать? Мне не хотелось бы заполучить Кхиадиса во враги.

— Он не вернется, — ответила Маэнсит. — Даэтронин вдалеке от Комморры, и нет никаких гарантий, что мы ещё будем здесь, когда закончится ремонт крейсеров. Кроме того, несмотря на всю его досаду, Кхиадис не осмелится признаться в кабале, что стал жертвой настолько простого трюка. Нет, он вернется с историей о том, как чудом спасся от многократно превосходящих сил и продолжит жить в огромном шпиле, замышляя против своего архонта и шагая по головам подчиненных. Большинство иерархов удовлетворяются этим.

— А что там за переговоры ты упомянула мгновение назад? — уточнил Саидар.

— Разве не ясно? Твое соглашение с командующим Де’ваком нарушено. Ты привел врага в его звездную систему, и тебе больше нельзя доверять. Чтобы Лазурное Пламя по-прежнему принимали в Даэтронине, нам придется заключить новый, намного более выгодный для губернатора договор.

— Нет причин предполагать, что командующий решит, будто я был соучастником нападения, — возразил Иритаин.

— Поверь мне, — улыбнулась комморритка, — я постараюсь, чтобы Де’вак пришел именно к такому выводу.

Она отрубила голоканал и заблокировала корабельную сеть, преграждая Саидару путь к выходу на связь с «Фаэ Таэрут» без разрешения.

— Иритаин частично прав, — заметил Арадриан, жестом приглашая Таэлисьета вернуться за пульт управления огнем. Когда офицер занял боевой пост, изгой подошел к Маэнсит и взял её за руку.

— И в чем же он прав? — спросила она.

— Угроза тебе со стороны Кхиадиса ещё существует. Он расскажет твоему прежнему кабалу, где найти тебя, и я боюсь, что это закончится скверно.

— Да, я покинула Багровый Коготь как воровка и дезертир, но не стоит переживать за мое будущее, — ответила капитан. Подняв руку, которую по-прежнему сжимал Арадриан, она поцеловала изгоя в запястье. — Меняем курс, идем на сближение с кораблем Дарсона Де’вака, пока Иритаин снова не опередил нас.

С важным и самодовольным видом алайтокец шагал по застланному ковровой дорожкой проходу в парадной приемной имперского командующего. Располагалась она на борту какой-то прогулочной яхты, которая в сравнении с любым звездолетом эльдар того же класса выглядела как неуклюжий буксир на плазменных движках. Сам корабль находился на орбите главного мира системы Даэтронин, которую люди упорно продолжали называть «Карасто».

Арадриан чувствовал себя совершенно уверенно, несмотря на ряды солдат, стоявших навытяжку слева и справа от него, и небольшой отряд снайперов, замеченный корсаром среди металлических балок, поддерживающих высокий потолочный свод. Изгой ощущал их взгляды через прицелы, словно чьи-то злобные взоры — когда-то он и сам так смотрел вдаль через удлиненную винтовку странника.

Помимо вооруженной охраны, у имперского губернатора Де’вака имелось множество советников, писцов и вестовых, околачивавшихся в зале для аудиенций. Алайтокец прекрасно слышал их перешептывания, будто сам участвовал в разговорах, но, по большей части, эти восклицания и высказывания отличались незамысловатостью. В основном они крутились вокруг Арадриана — как факта его присутствия на борту, так и манеры одеваться.

Последнее действительно заслуживало внимания, поскольку лейтенант основательно подошел к выбору наряда для столь важной встречи. После того, как Иритаин решил отбыть, не рискуя недовольством людей, оставшиеся звездолеты Лазурного Пламени поспешили открыто передать воинам на «Фаэ Таэрут» свои благодарности и заверения в преданности. Вскоре стало ясно, что Саидар не был популярным вожаком, а всё возраставшие требования командующего Де’вака начинали заметно сказываться на доходе и терпении корсаров. Появление комморритов предоставило им общего врага и объединило флот, но, после решения этой проблемы, пираты с радостью присоединились к Маэнсит и Арадриану, получив обещание честного дележа трофеев и права голоса при любом обсуждении.

Изгой предложил подруге сохранить её лидерство в тайне от людей, чтобы защитить женщину от любых махинаций губернатора, и, как и в случае с его сыном, отправился ко двору Де’вака под видом принца корсаров, облачившись в одеяния, достойные такого звания. На алайтокце был плотно обтягивающий пурпурно-золотой комбинезон, поверх него — черный плащ до колен, широко расходящийся у бедер и украшенный на плечах крохотными звездочками белого серебра. На широких лацканах, отделанных по краям тем же металлом, висели цепочки изящной работы, тоже серебряные; они пересекали грудь Арадриана, как утонченная насмешка над безвкусными золотыми галунами и аксельбантами, накрученными на мундире имперского командующего. Завершали облик лейтенанта высокие сапоги из мягкой кожи яркой леопардовой расцветки, черного, красного и желтого цветов, а также многочисленные кольца, браслеты и пирсинг в виде удлиненного черепа у виска. Волосы эльдар собрал в высокую прическу, дополнительно указывая на свое превосходство в росте над недоразвитыми людьми, а на лицо нанес аккуратный макияж, выделяющий его широкие и яркие глаза на фоне запавших шариков собравшихся.

Губернатор Де’вак стоял, облокотившись на кресло с высокой спинкой, и казался таким же крепким, как этот трон из дерева и бархата. Его щеки и верхняя губа скрывались под густыми седеющими волосами, но на выбритом подбородке все могли видеть три тонких шрама. Носил командующий темно-синий парадный мундир и фуражку того же цвета, козырек которой нависал над раскидистыми бровями. Судя по плоскому носу и расплющенным ушам, он был привычен к рукопашным стычкам — скорее всего, тренировочным, решил Арадриан, увидев в шрамах на подбородке следы от какого-то тонкого дуэльного меча. Кроме того, человек крепко сжимал кулаки с грубыми костяшками, а большие пальцы держал за широким поясом, на котором, касаясь бедер, висели пистолет и изогнутый, сужающийся к острию клинок.

Как и командующий, изгой был вооружен пистолетом и мечом, но только для вида: если бы план провалился, и лейтенанту пришлось бы хвататься за оружие, его быстро прикончили бы несколько десятков солдат, державших гостя на прицеле. Хорошо понимая, как эффектно он выглядит для этих неловких, нескладных людей, алайтокец изящно прошагал по черно-золотому ковру к имперскому губернатору, ступая так, чтобы выглядеть одновременно спокойным и целеустремленным.

Зал для аудиенций был уставлен тяжелой деревянной мебелью, покрытой темно-красным лаком. Через каждые двадцать или около того шагов с потолка свисали знамена, расшитые орлами и прочими символами Империума. Пол украшала замысловатая мозаика, хотя Арадриан в данный момент не мог разобрать, абстрактный ли это рисунок или какая-то картина; над тронным помостом располагался балкончик, с которого, наверное, и следовало смотреть на изображение.

Остановившись в десяти шагах от Де’вака, изгой окинул взглядом толпу ярко и безвкусно наряженных человеческих мужчин и женщин справа от себя: придворные, члены семьи и прочие лизоблюды, решил корсар.

— Простите, что вошел без представления, — заявил лейтенант, снова говоря через нагрудную брошь в форме лица; его путеводный камень висел с другой стороны, в оправе, стилизованной под солнечные лучи. — Ваш глашатай, как бы ему не хотелось оказать мне услугу, так и не сумел достаточно точно произнести мое имя. Искаженные звуки, которыми он разродился, вполне могла бы издать испуганная корова или нечто подобное. Таким образом, представлю себя сам. Я — Арадриан Иадхсуан Адиаррин Найо, принц-командор Лазурного Пламени, адмирал Зимнего залива.

— Здесь принято, что просители кланяются в знак уважения к чину имперского командующего.

Это замечание сделал более молодой человек, стоявший прямо за спиной Де’вака. Он был чуть выше губернатора и намного стройнее, так что алайтокец, не заметив семейного сходства между двумя людьми, посчитал говорившего каким-то чиновником. Алайтокец, специально для этой встречи перекрасивший глаза в тревожащий фиолетовый цвет, снова посмотрел на главного имперца.

— Кажется, ваш петушок закукарекал не ко времени, — произнес изгой. — Пожалуйста, утихомирьте его.

— Я — Антуан Нальим, верховный сенешаль Карасто, и ты будешь обращаться ко мне с уважением, подлый пират!

Чуть повернувшись, Арадриан окинул взглядом остальных людей, собравшихся в зале. На лбах и скулах гражданских он заметил странные шрамы, точно такие же, как и у офицеров Де’вака. Увиденное подкрепило догадку алайтокца о том, что дуэли на этой планете считались приемлемым развлечением. Опять развернувшись к губернатору, который всё это время молчал с сердитым видом, корсар слегка улыбнулся.

— Не ошибаюсь ли я, считая, что поединки на клинках здесь являются подходящим способом разрешения споров?

— Да, мы дуэлируем, — ответил имперский командующий, скрещивая руки на груди. — Почему вы решили, что я окажу вам честь, разрешив поединок с моим верховным сенешалем?

— Если в вашей культуре считается уместным устанавливать главенство путем насилия, вы, несомненно, предоставите мне возможность ответить на оскорбление, нанесенное речами вашего подчиненного?

— Я оставлю этому надменному вору шрам, который послужит напоминанием о хороших манерах, — заявил Нальим, расстегивая мундир; оказалось, что он атлетически сложен для человека. Закатав рукава нательной рубашки, Антуан вытащил из ножен на бедре клинок, по виду такой же, как у губернатора.

— Могу я использовать собственное оружие, или мне следует сражаться одним из этих тоненьких вертелов, которые у вас называются мечами? — уточнил Арадриан.

— Можете вооружиться любым клинком, который вам больше подходит, — ответил Де’вак, после чего крепко сжал челюсти. Он, очевидно, не считал поведение своего верховного сенешаля разумным, но при этом держал язык за зубами. Видимо, вмешательство в спор на любой стороне стало бы признаком дурных манер.

— Не стесняйся, пират, скидывай плащ, — посоветовал Нальим, шагая к сопернику по ковру и щелкая каблуками по паркету. — Одежда излишне связывает движения.

— Боюсь, стиль для меня важнее удобства, — сказал изгой, медленно вытаскивая меч. Посмотрев на Де’вака, он попытался выразить мысль понятными людям словами: — Насилию будет предшествовать какой-то официальный ритуал, или мы просто примемся размахивать оружием?

— Поднимите клинок ко лбу, чтобы отсалютовать противнику, и можете начинать, — произнес имперский командующий. Алайтокец заметил, что всё это время Де’вак не сводил с него глаз; для человека он был весьма сосредоточенным и внимательным.

Корсар сделал, как ему сказали, приложив плоскость меча ко лбу точно над переносицей. Нальим поступил точно так же, и дуэлянты на мгновение застыли подобно статуям, следя друг за другом.

Эльдар заметил, как слегка сузились зрачки Антуана в тот миг, когда человек принял решение об ударе. Кожа на его костяшках побледнела чуть сильнее, дернулось сухожилие в запястье. Для Арадриана это было ясным, как день, указанием на то, что противник сейчас атакует.

Опустив меч для прямого выпада, изгой широко шагнул вперед. Его удар оказался настолько быстрым, что Нальим успел отвести саблю от лица только на палец, когда острие клинка корсара вонзилось сенешалю в горло. Алайтокец слегка двинул рукой, чтобы не обколоть меч о позвоночник, и оружие вырвалось из шеи Антуана ниже затылка.

Казалось, что прошла целая эпоха, прежде чем люди вокруг начали кричать. Губернатор бешено орал на своих солдат, запрещая стрелять, а несколько кокоток, увидев алую струю, брызнувшую на ковер и паркет, рухнули наземь с закатившимися глазами.

— Дуэль идет до первой крови! — взревел Де’вак, разворачиваясь к Арадриану со сжатыми кулаками и краснеющим в гневе лицом.

Принц пиратов выпустил меч, и тело Нальима повалилось на пол. Кровь, бегущая из раны, заструилась в трещинках между кусочками мозаики.

— И я определенно её пустил, — заметил изгой, складывая руки на поясе.

— Мне следовало бы убить тебя на месте и стереть твои корабли с лица Галактики! — продолжал повелитель имперцев, но эльдар знал, что это пустые угрозы: зачем же Де’вак останавливал своих бойцов, если хотел покончить с корсаром?

— Неразумно будет даже пробовать, командующий Де’вак, — возразил алайтокец, переступая через дергающийся труп сенешаля. Сделав ещё три шага, он подошел почти вплотную к губернатору, и преимущество эльдар в росте стало ещё более заметным.

— Что тебе нужно? — отступив, имперец осел в кресле. Отделение солдат тем временем подхватило тело Антуана и вынесло его из зала. Их путь отмечала неровная полоска багряных капель. — Такое же соглашение, как с… Ирританом?

Подавив гримасу от такого искажения имени пирата, Арадриан покачал головой.

— Больше никаких соглашений с Лазурным Пламенем, — объявил он, заработав хмурый взгляд Де’вака, но продолжил: — Мой флот больше не будет искать безопасной гавани в Даэтронине, и кораблям, проходящим через эту систему, теперь не гарантирована безопасность. Любые связи между тобой и Иритаином разорваны. Ты позволишь мне и Лазурному Пламени беспрепятственно покинуть Даэтронин. Мы больше не будем твоими ручными гончими, имперский командующий.

— Собираешься снова предать меня? — брыли губернатора затряслись, и он злобно выпалил: — Я прикажу освежевать тебя и выпотрошить, а не отпустить!

— На вашем месте я бы этого не делал, командующий, — произнес изгой. Вытянув правую руку, он включил голопроектор, встроенный в кольцо с рубином на указательном пальце. Между корсаром и губернатором вспыхнуло небольшое изображение в кирпично-красных тонах: Маэнсит и Дарсон, сидящие за одним столом. Капитан и Де’вак-младший пощипывали какие-то длинные конфеты и потягивали слегка пузырящееся вино из хрустальных бокалов. — Понимаете ли, перед отбытием я проявил дружелюбие и пригласил вашего сына на борт моего корабля. Как видите, сейчас за ним присматривают… пока что. Дарсон продолжит наслаждаться нашим гостеприимством, пока мы не будем готовы покинуть систему.

— Дарсон, идиотина! — взревел Де’вак-старший, грозя картинке кулаком. — Что ты творишь?

— Это просто изображение, командующий, здесь нет аудиоканала, — объяснил Арадриан.

— Подделка! Любой дурак может смонтировать движущийся гололит.

— Пожалуйста, отправьте любые запросы, необходимые для подтверждения моего заявления, имперский командующий Де’вак. Офицеры с корабля вашего сына сообщат, что он находится на борту моего звездолета вместе с несколькими телохранителями. Поверьте, от этих стражей будет немного пользы, если Дарсон решит пойти против нас.

— Но почему? Почему ты просто не улетел? Зачем было приходить сюда, встречаться со мной, если всё, чего ты хотел — беспрепятственно улететь?

— Командующий, не в моей природе ускользать, подобно какому-то ночному паразиту, особенно от низших существ, — ответил эльдар. — Хочу проинформировать вас, что только благодаря мне вы до сих пор живы. Если бы не мое вмешательство, извращенные сородичи атаковали бы ваш мир и куда более мучительно отомстили за человеческую оккупацию. Они, видите ли, не слишком ласково относятся к варварским макакам-выскочкам, самовольно занявшим одну из наших планет. Меня не так сильно волнует прошлое, поэтому можете оставаться в системе Даэтронин, сколько пожелаете. Думаю, вы достойно оцените данное мною разрешение.

— Твое… разрешение? — пока Де’вак выдавливал эти два слова сквозь крепко стиснутые зубы, на лбу у него нехорошо подрагивала жилка. Глубоко вздохнув, человек разжал кулаки и заставил себя внешне расслабиться. — Я заставлю тебя заплатить за это отвратительное деяние, пират. Будь уверен, так просто ты не отделаешься.

— А вот и отделаюсь, имперский командующий Де’вак, — широко ухмыльнулся Арадриан. — На самом деле, уже отделался.

Изгой тут же ощутил истинность собственных слов. Он изначально ответил на приглашение губернатора не только с тем, чтобы договориться о прекращении огня, но и с целью доставить себе удовольствие. И вот, алайтокец стоял в сердце владений Де’вака, окруженный солдатами, способными убить его в мгновение ока — но у них были крепко связаны руки. С самого начала принц корсаров знал, что Дарсон окажется слабостью командующего: несмотря на неудержимую плодовитость их расы, влиятельные люди высоко ценили своих наследников, и, если бы губернатор так легко пожертвовал отпрыском, то получил бы серьезный удар по репутации и чести. Таким моментом стоило насладиться, и Арадриан смаковал растерянные и яростные выражения на лицах людей, легкими шагами направляясь к открытым дверям.

Выходя наружу, эльдар расхохотался, и по залу за его спиной разнеслось веселое эхо.

Когда «Фаэ Таэрут» и остальные звездолеты Лазурного Пламени отошли от Даэтронина на безопасное расстояние и подготовили бреши в Паутине, Дарсона Де’вака с телохранителями сопроводили на их челнок. Стоя у пульта управления огнем, изгой наблюдал за маленьким судном, ускоряющимся прочь от крейсера.

— Уверена, что имперский командующий не очень хорошо отнесется к произошедшему, — заметила Маэнсит из командной капсулы в центре помещения.

— Ему стоит лучше понять собственное место в Галактике, — ответил Арадриан. — Может, Де’вак и правит планетой во имя человеческого Императора, но при этом он всего лишь мелкая песчинка — нет, крошечный фрагмент мизерной частицы — в великом замысле Вселенной. Имперскому командующему нужно показать, что в конечном счете он бессилен и бесполезен, и ему не следует недооценивать нас.

Обернувшись через плечо, алайтокец увидел, что его подруга улыбается, жестоко скривив губы. Это было не настолько пугающее зрелище, как полубезумные гримасы Кхиадиса, но оно напомнило изгою о совершенно ином взгляде на Вселенную, выработавшемся у комморритки.

— Ты что-то задумал, дорогой? — спросила капитан «Фаэ Таэрут».

В ответ Арадриан снова повернулся к пульту управления и, активировав одну из батарей лазерных пушек, задал прицельной системе параметры удаляющегося челнока.

— Де’вак, если бы мог, загнал бы нас, как диких зверей, — сказал корсар, вспомнив выражение лица губернатора в миг, когда эльдар зарубил его верховного сенешаля. Имперец хотел контролировать пиратов, ожидая верности с их стороны и одновременно рассматривая Лазурное Пламя как расходный инструмент. Задержав палец над спусковой геммой, изгой повернулся к Маэнсит. — Он знает, что теперь мы для него бесполезны, и отдал бы нас своим союзникам ради собственной выгоды. Подобное предательство не должно оставаться безнаказанным.

Капитан кивнула, и Арадриан открыл огонь. На сферическом экране в центре зала полностью уничтоженный челнок людей взорвался шаром пылающих газов.

— Переход в Паутину, немедленно! — приказала Маэнсит, транслируя сообщение всему флоту. — Волки сорвались с цепи и отправляются на охоту!

Глава 12 Воровство

После отбытия из Даэтронина Лазурное Пламя, теперь под общим командованием Маэнсит и Арадриана, прекрасно повеселилось и захватило огромную добычу в системах Зимнего залива. Отыгрываясь за путы, сковывающие их во время соглашения с Де’ваком, некоторые капитаны флота с особым наслаждением выцеливали корабли входящие и выходящие из системы имперского командующего. Пираты давали о себе знать не только вокруг Даэтронина. От Эльдасета до Таэриннина, в радиусе почти трёх тысяч световых лет, Лазурное Пламя нападало на одинокие торговые корабли и изолированные форпосты, не страшась орудий кораблей сопровождения и пушки орбитальных платформ.

Среди корсаров Арадриан заработал себе репутацию смелого, рискового авантюриста. Он сам с трудом мог поверить, что из слабовольного, трусливого странника, который пугался приближения мелких оркоидов, превратился в беззаботного и мужественного принца пиратов. Несмотря на популярность алайтокца среди большей части флота, на борту «Фаэ Таэрут» нашлись и более требовательные корсары. Главным критиком изгоя оказался Таэлисьет, который не упускал случая возразить Арадриану и оспорить при Маэнсит его лидерство, его решения и мотивы. Это противостояние достигло апогея, когда трое эльдар на флагмане обсуждали скорый рейд на точку сбора имперских конвоев.

Они находились в смотровой галерее, окружённые светящейся тканью Паутины, что мерцала за оконными интерфейсами. Арадриан видел изгибающуюся стену фиолетового и синего цветов, поддерживаемую белыми колоннами на которых подобно тлеющим углям горели руны. «Фаэ Таэрут» много путешествовала по этой части Зимнего залива, и Арадриан окрестил это конкретное переплетение туннелей «Золотыми Воротами» из-за близости к варп-маршрутам, часто используемых человеческим Империумом. Там действительно можно было взять богатую добычу, если, конечно, рискнуть столкновением с патрулями Имперского Флота.

— Это слишком безрассудно, а прибыль невелика, — запротестовал Таэлисьет, услышав такое предложение. — Мы уже привлекли к себе слишком много внимания в этой области, нужно двигаться дальше.

— Но зона сбора конвоя рядом, в Лаэситианане, — ответил изгой. — Прямо-таки ждет нас. Дарсон Де’вак говорил об этом перед отбытием.

— Для тебя чем опаснее, тем лучше! — прорычал Таэлисьет. — Я знаю, что движет тобой, Арадриан. Эта система наверняка хорошо охраняется, и ты хочешь досадить людям тем, что уведёшь их корабли прямо у них из под носа. Рейд не стоит риска, если его цель — ещё больше возвеличить тебя.

— Возвеличить меня? — рассмеялся алайтокец. Он повернулся к Маэнсит, кладя ладонь ей на руку. — Кто вел атаку на Ниемеш? Это был я! Кто увидел возможность обхитрить командира того крейсера у Каэлосиса? Я! Если бы не мои хитрости, этот флот повидал бы вполовину меньше веселья.

— А «Лаэтрин» и «Наэгли Атун» до сих пор были бы с нами, — возразил Таэлисьет. — Иритаин за всё время не потерял ни одного корабля, а ты лишился двух меньше чем за сотню циклов. Капитаны всё ещё следуют за тобой, потому что воодушевлены, но их терпение скоро иссякнет. Этот конвой, он не перевозит ничего важного — оружие для какой-то человеческой войны далеко отсюда. Без Де’вака, который мог бы их взять, зачем нам такая добыча? Ты найдешь ещё одного коррумпированного имперского губернатора, который согласится купить груз? И чем он заплатит?

— Мы возьмём пленников, — сказал Арадриан, заслужив этой фразой острые взгляды от Маэнсит и Таэлисьета. Он насладился их удивлением, но подавил улыбку. — Это просто идея, но выслушайте меня. Рано или поздно Багровый Коготь захочет отомстить Маэнсит, а теперь ещё и Кхиадис просто обязан сказать им о её местонахождении.

— Ты думаешь, мы сможем откупиться пленниками? — спросила Маэнсит.

— Я уверен, что мы сможем найти посредника в Кхай-дазааре, который проведет переговоры от нашего имени, — ответил изгой. — Я знаю, это, наверное, будет непросто, но вариант стоит рассмотреть.

Судя по лицу Маэнсит, она обдумывала идею. Её выражение неуловимо менялось от сомнения к интересу, от интереса к задумчивости и обратно несколько раз пока комморритка взвешивала шансы. Её взгляд упал на Арадриана и они встретились глазами, разделив на мгновение общую цель и понимание. Женщина чуть дернула уголками губ в намеке на улыбку.

— А остальная часть флота, что они получат от этого рейда? — уточнил Таэлисьет, разводя руками.

— Ты хочешь сказать — остальная часть команды, — сказал Арадриан, оторвав взгляд от завораживающих глаз Маэнсит и переключив внимание на лейтенанта. Таэлисьет встретил обвинение, не моргнув; эльдар не стыдился своих слов.

— Все получают равную долю, — ответил лейтенант изгою, — таковы правила. И к чему мне эти неуклюжие люди? Если ты хочешь сделать любовный подарочек нашему капитану, то расходуй свою часть, как пожелаешь, но не опустошай наши карманы ради своих целей.

— Я думал, что ты должен относиться к нашему капитану с несколько большим уважением и верностью, учитывая, сколько она для тебя сделала и как долго тащила на себе, — указал изгоя.

Таэлисьет вскочил с глазами, расширившимися от гнева.

— Тащила меня? — выпалил лейтенант. — Да это ты висишь камнем у всех нас на шее с момента своего прибытия, Арадриан с Алайтока! Если ты весь из себя такой великолепный, не соизволишь ли повторить представление, устроенное при дворе Де’вака?

Положив руку на меч, Таэлисьет отступил назад и жестом предложил изгою встать. Арадриан, преисполненный негодования, собрался принять вызов, но лейтенант продолжил свою тираду и дал ему время подумать, стоит ли обнажать клинок.

— Одно дело — проткнуть неповоротливый кусок человечины, и совсем другое — сразиться на мечах против своего сородича. Осмелишься на это?

— Мы здесь обсуждаем не мои навыки фехтовальщика, — медленно сказал Арадриан, держа взгляд на ближайшей к мечу руке Таэлисьета. Он готов был отпрыгнуть в сторону, как только пират захочет выхватить оружие. Говорил изгой спокойно, стараясь успокоить раздражённого лейтенанта. — Если на самом деле ты сомневаешься в моём лидерстве, то назови альтернативу.

— Возможно, у тебя есть более выгодное предложение? — спросила Маэнсит. — Лучшее, чем этот конвой?

— Звезды Висельников, рядом с Кебуином, где анасолойские торговцы делают рывок из Бреши Индир, чтобы достичь безопасного скопления Нэирт, — Таэлисьет говорил быстро, словно репетировал эту речь. — Мы будем там через три цикла, а через десять вернёмся с добычей.

— Одинокие анасолойские торговцы? — Арадриан резко и коротко рассмеялся. — Какой же это вызов?

— Это лёгкая добыча, капитан, — настаивал Таэлисьет. Он убрал руку с меча и преклонил колено перед Маэнсит, искренне глядя ей в глаза. — Подумайте, что они могут перевозить — ктелланские сферы, шкуры жвачных медведей или, возможно даже, анасалойских вюрд-дьяволов. Всё это можно очень выгодно продать в Кхай-дазааре. Мы же корсары, а не бойцы на аренах Комморры. Нам не нужны вызовы, чтобы преуспевать или кому-то что-то доказывать.

Маэнсит погладила свой подбородок и посмотрела в пустоту между Арадрианом и ней. Алайтокец ободряюще сжал её ладонь, но женщина убрала руку и встала.

— Мы должны выяснить, кто является лучшим лидером, но решим это не здесь, а проверим на деле, — сказала капитан. Она разгладила бледными пальцами длинное черное одеяние и тонко улыбнулась. — Арадриан, желанный мой, я оставляю тебе командование «Фаэ Таэрут». Таэлисьет и я перейдём на «Хаэнамор», под его началом. Вы оба можете уговаривать капитанов других кораблей составить вам компанию в ваших начинаниях. Через десять циклов мы встретимся у Колыбели Лун, чтобы увидеть, кто достоин управлять Лазурным Пламенем вместе со мной.

— А что будет с проигравшим? — уточнил Таэлисьет.

— А что ты предлагаешь? — спросила в ответ Маэнсит.

— Победа будет достаточным вознаграждением, — сказал изгой. — Позор Таэлисьета станет ему достаточным наказанием за выступление против меня.

— А я, в свою очередь, уверен, что увижу тебя униженным, — возразил лейтенант. — Если я захвачу большую добычу, то ты больше никогда не ступишь на командную палубу корабля.

— Да будет так, — сказала Маэнсит, выходя из комнаты и оставляя алайтокца наедине с Таэлисьетом. Лейтенант холодно улыбнулся.

— На этот раз ты зашел слишком далеко, Арадриан. — стоя перед изгоем, Таэлисьет снисходительно похлопал его по плечу. — Именно этого я и хотел. Без нас с Маэнсит, смиряющих твои необдуманные порывы, ты обязательно погибнешь. Жаль, что мы можем потерять «Фаэ Таэрут», но, по крайней мере, у тебя будет грандиозная гробница.

— Если я потеряю «Фаэ Таэрут», я с удовольствием уступлю тебе, — произнес алайтокец. Проведя пальцем по щеке Таэлисьета, он подмигнул ему. — Желаю тебе повеселиться, приканчивая анасолойцев ради шкур жвачного медведя. Когда я закончу унижать тебя перед всем флотом, ты хотя бы сможешь укутаться в свои трофеи, чтобы поплакать с комфортом.

Три корабля Лазурного Пламени выскользнули из Паутины недалеко позади скопления человеческих кораблей, собравшихся на высокой орбите над пятой планетой системы. Вместе с Арадрианом и «Фаэ Таэрут» там были «Наэстро», под командованием Кхариаса Эльтирина, и «Каэдэн Дарит» с капитаном Намианисом. Имея в распоряжении три самых мощных звездолета Лазурного Пламени, изгой не сомневался, что без особого труда справится со стайкой торговцев.

Хотя он жаждал показать себя против более серьёзного врага, первичное сканирование обнаружило только один военный корабль, защищающий флотилию; судя по размеру, он уступал эльдарским крейсерам в огневой мощи.

— Я прилетел сюда, ища состязания, но, похоже, здесь нет достойного противника, — сказал Арадриан, с улыбкой повернувшись к своей старшей помощнице, Лаэллин. Она кивнула, но промолчала, сосредоточившись на панели управления орудиями. Изгой позволил фрагменту своего сознания проскользнуть в матрицу «Фаэ Таэрут». Оказавшись в сердце столь многих систем, алайтокец испытал воодушевление — раньше он взаимодействовал только с сетями пилотирования, но теперь имел доступ к любому элементу крейсера. Приветствуя эльдар, работавших за различными станциям в командном зале, Арадриан поочередно коснулся мыслей каждого из них.

Когда изгой установил контакт с Аэриссаном у поста сенсорного контроля, ему на мгновение показалось, что он смотрит глазами «Фаэ Таэрут». Это было странное ощущение, мимолетное, но опьяняющее. Аэриссан обратил внимание капитана на показания сканеров. Боевой корабль, который они засекли, был пристыкован к одному из транспортных кораблей, но его плазменный реактор, орудия и щиты отображались пиками на графике выхода энергии, словно были на полной мощности.

Мысленно поблагодарив Аэриссана, изгой скользнул от сенсорных систем к посту связи. Немедленно его голо-образ появился на капитанских мостиках двух других кораблей, в то время как слегка просвечивающие призраки Кхариаса и Намианиса возникли на палубе «Фаэ Таэрут».

— Мораи-Хег сплела нам богатую нить, друзья мои, — объявил Арадриан. — Восемь кораблей ждут разграбления, а защищает их всего один стоящий противник. Мы должны разделиться, чтобы корабль эскорта не смог оборонять конвой от атаки с одного направления. Избегайте контакта с неприятелем: пусть этот сторожевой пёс и невелик, укусы его, я думаю, будут свирепыми. Не нужно спешить, мы ведь сможем поочередно собирать трофеи с каждого судна.

По мере приближения Лазурного Пламени, командиры грузовых космолетов пытались сбежать. В полыхающих плазменных следах транспортников, газовозов, сухогрузов и суперлихтеров, разлетавшихся в суматохе, не было никакого последовательного плана. Они бежали, руководствуясь древним инстинктом выживания стада: хищники не могут поймать нас всех. Боевой корабль людей отстыковался и развернулся прямо на приближающиеся эльдарские кораблям, чем вынудил «Наэстро» прервать атаку, но открыл «Фаэ Таэрут» и «Каэдэн Дариту» свободный проход в сердце разбегающейся флотилии.

Когда флагман догнал ближайшее судно, Лаэллин нацелила бортовые лазеры на его кормовые секции, и по корпусам двигателей пронесся шквал попаданий.

— Осторожно, — предупредил Арадриан, фокусируя сферу сканера на атакованном грузовозе. — На кораблях людей нестабильные плазменные установки. Мы ведь не хотим взорвать нашу добычу, не так ли?

Пролетев вперед, «Каэдэн Дарит» захватил поврежденный космолет гравитационными сетями. Изгой не обратил внимания на дерзость Намианиса, первым взявшего приз; его целью было гораздо более крупное судно в центре конвоя. Вражеский боевой корабль держался близко к нему, и ещё три звездолета конвоя решили, что орудия лёгкого крейсера будут лучшей защитой, чем бездна космоса. Они ошиблись, с триумфом сказал себе Арадриан. Один страж не мог защитить их всех, особенно против намного более быстрых неприятелей.

Уже вскоре командир человеческого эскорта принял решение и положил свой корабль на курс между эльдар и судами, пытавшимися бежать из системы. Это был мудрый ход, который вынудил и «Фаэ Таэрут», и «Наэстро» прекратить налёты на убегающие грузовозы. Но это также означало, что группа из четырёх космолетов, раньше собравшихся возле крейсера, теперь уязвима.

Несмотря на желание рвануться вперед для убийства, алайтокец некоторое время сдерживал себя и «Наэстро». Что-то в действиях боевого корабля, внезапно бросившего своих, вызвало у Арадриана подозрения. Кроме того, оставалось неясным, почему он был пристыкован к большому грузовому судну в момент прибытия Лазурного Пламени.

Четыре грузовика, теперь предоставленные сами себе, держались вместе. Они, несомненно, были вооружены, и хотя их орудия мало что могли противопоставить голополям «Фаэ Таэрут», для абордажа и захвата добычи эльдар пришлось бы замедлиться, что увеличивало шанс успешного попадания. Пока что люди оборонялись за счет численного преимущества, и, хотя Арадриан отчаянно желал захватить самый большой космолет, он помнил глумление Таэлисьета. Только глупец нападёт на четыре судна с одним кораблём, и неважно, как плохо вооружены его многочисленные противники. Если бы изгой хотел уничтожить грузовозы, то проблем бы не возникло, но их нужно было взять невредимыми. Помимо этого, алайтокец должен был захватить как можно больше людей, чтобы предложить Кабалу Багрового Когтя достойный выкуп за прощение старых проступков Маэнсит. Арадриан держал свой бурный нрав в узде, решив, что больше не поддастся поспешным решениям.

Вновь обратив внимание на разделившиеся корабли, алайтокец использовал сеть бесконечности для построения необходимых маршрутов перехвата. Учитывая текущую позицию крейсера эскорта, имелась высокая вероятность, что часть конвоя, которая держалась вместе, успеет сбежать вглубь системы до того, как «Фаэ Таэрут» обездвижит рассеявшиеся грузовозы и вернется.

Скривившись от досады, изгой лихорадочно изучал сферу-экран, пытался выбрать между двумя вариантами. А затем Мораи-хег расщедрилась вновь, и алайтокцу ещё раз повезло: крупнейший грузовик внезапно исторг облако плазмы из аварийных выпускных труб вдоль борта. Резко и сильно отклонившись от курса его товарищей, космолет начал отставать, его двигатели прерывисто загорались и потухали, и за кормой тянулись разбросанные цветки расширяющейся плазмы.

— Вот и первая добыча! — триумфально объявил Арадриан.

Продолжая гнаться за убегающими грузовозами ещё некоторое время, алайтокец выманивал легкий крейсер всё дальше и дальше. Когда он убедился, что сможет добраться до терпящего бедствие судна раньше, чем боевой корабль, он приказал «Фаэ Таэрут» разворачиваться. Хотя маршрут обратно к крупнейшему судну был не таким прямым, благодаря огромной скорости эльдарского звездолета у изгоя было бы достаточно времени на атаку. Желая убедиться, что ему и его команде не помешают, он приказал «Наэстро» приблизиться к радиусу обстрела человеческого эскорта, чтобы не дать вражескому капитану развернуться вслед за флагманом Лазурного Пламени.

Скоро стало ясно что стратегия сработала. Паруса блеснули золотом на солнечном ветру и «Фаэ Таэрут» ринулась к своему призу.

Двигаясь вдоль правого борта грузовоза, прерывисто работавшего двигателями, флагман растянул гравитационные сети и прицепился к огромному судну. Полдюжины абордажных туннелей закрепились на корпусе добычи, и высокомощные лазрезаки на их концах прожгли внешнюю оболочку, открывая путь для вторжения штурмовых команд.

Обычно Арадриан шел бы на острие атаки, ведя корсаров в смертельную битву. На этот раз он собирался остаться вдали от резни и стрельбы; сейчас алайтокец был лидером, а не воином. Первые группы доложили о минимальном сопротивлении — два десятка людей сметены мощным натиском. Создав плацдармы на нескольких палубах, пираты вызвали подкрепления, и только тогда изгой вместе с ними ступил на человеческое судно.

У них было две главных цели — мостик и грузовые отсеки. Разделив свои силы на три часть, Арадриан послал самый большой отряд вперёд, для поисков капитана и офицеров. Другая группа спустилась по лестничным колодцам на нижние палубы, ища грузовые контейнеры. Алайтокец остался на месте с ещё двадцатью пиратами, охраняя путь отхода на «Фаэ Таэрут».

Через коммуникационный штифт в ухе изгой получал данные о продвижении абордажных команд. Они получили инструкцию брать пленников при любой возможности, так что бессознательные или раненые люди непрерывным потоком тянулись на участок погрузки. Нападение шло гладко, хотя капитана судна по-прежнему нигде не могли найти; Арадриан знал, что всё могло бы идти ещё проще, если бы удалось договориться об организованной сдаче.

А потом начались проблемы. Нафилиар, ведущий поиск судовых офицеров, доложил, что его отряд столкнулся с воинами в тяжелых доспехах. Погибая под шквальным огнем, корсары вынужденно начали отступать к плацдарму.

— Воины в доспехах? — переспросил изгой. — Какая у них броня? Какое оружие? Мне нужны подробности!

В ответ он услышал тяжёлое дыхание лейтенанта, прерываемое стонами. Очевидно, он был ранен. Тут же в коммуникаторе алайтокца раздался резкий треск и громоподобные взрывы. Что-то тяжелое застучало по палубе рядом с Нафилиаром.

— Этот ещё жив, — голос был глубоким, искажённым искусственной модуляцией. Арадриан услышал глухое шипение, которое внезапно заглушил ужасающий рёв примитивного двигателя. Нафилиар закричал, но его вопли утонули в хриплом скрежете цепного меча и хрусте раскалываемых костей.

— Славь Императора, ненавидь чужака.

Тон голоса невозможно было спутать ни с чем, как и стихающую в отдалении тяжёлую поступь. Арадриан слышал множество ужасных историй о космических десантниках Императора, но, к счастью, никогда не встречался с физически улучшенными воинами Империума. На борту «Лаконтирана» он разговаривал с воинами, которые видели этих генетически изменённых солдат и сумели выжить. Их присутствие шокировало изгоя и сильно ударило по его желанию доказать превосходство над Таэлисьетом. Сражения на борту звездолетов отлично подходили космодесантникам, и алайтокец внезапно осознал, что корабль эскорта наверняка принадлежит им. Было неизвестно, сколько ещё их может оказаться там; его корсары не были готовы к подобной битве.

Присутствие таких врагов изменило всё, и Арадриан просеивал в голове рассказы о космодесантниках, пытаясь найти что-нибудь, чем можно воспользоваться. Но всё что он вспоминал, лишь подчёркивало, с каким ужасом пиратам предстоит столкнуться в бою. Космодесантники будут скорее сражаться насмерть, чем позволят им захватить судно, в этом можно было не сомневаться. Через коммуникатор изгой слышал другие доклады о контратаке беспощадных воинов, и понимал, что должен реагировать быстро, если хочет предотвратить катастрофу.

Арадриан быстро рассказал корсарам, с кем они сражаются, и приказал по возможности избегать прямых столкновений. Лучшей тактикой против грузных космических десантников были уклонения от боя и засады: у воинов алайтокца было несколько фузионных пистолетов и силовых клинков, способных пробить вражескую броню, но для истребления элитных бойцов Императора пришлось бы доставить более тяжёлое оружие с «Фаэ Таэрут».

Группы, двигавшиеся к корме через грузовые отсеки, также столкнулись с космодесантниками. Предупрежденные, они смогли быстро отступить от тяжелобронированных противников, не вступая в бой. Как будто дела шли недостаточно скверно для эльдар, команда грузовоза всё ещё носилась по палубам, натыкаясь на отряды корсаров, когда те пытались устроить засаду на громадных воинов или отступить от их контратак.

Ситуация быстро запутывалась, а изгой имел только поверхностную информацию о противнике и структуре космолета. «Фаэ Таэрут» была сцеплена с грузовозом, и на столь близком расстоянии могла вести только самое базовое сканирование судна. Показания датчиков не обнадёживали Арадриана — похоже, космодесантники собирали силы на нижних палубах ближе к носу корабля, скорее всего, чтобы пробиться к зоне садки корсаров. Алайтокец ничего не смог бы поделать против скоординированной атаки, только отступить на «Фаэ Таэрут». Он ходил взад-вперед по металлическому коридору рядом с входами в абордажные туннели, пытаясь придумать способ перехитрить врагов. Звуки боя — характерный шум болтганов Космического Десанта и взрывы гранат — эхом проносились по лестничным клеткам и палубам. Было сложно сказать, откуда именно они доносятся, но, похоже, шум приближался. Изгой пытался собрать отчёты от его воинов с помощью коммуникатора, но их ответы были обрывочными и поспешными.

— Взгляни на это! — повернувшись, Арадриан увидел Лаэллин, которая спешила по коридору, что-то волоча за собой. Это был один из людей-членов экипажа, с огромной кровавой дырой в груди. Не успел изгой спросить женщину, что такого важного в мёртвом человеке, как с ним связался Аэриссан, оставшийся на «Фаэ Таэрут».

— Мы засекли значительные прорывы варпа у границ системы. Я думаю, это человеческие корабли выходят из варп-пространства. Их почти дюжина.

— Военный эскорт или новые грузовые суда? — уточнил Арадриан, жестом приказав Лаэллин подождать с вопросом. Его старший помощник бросила труп на палубу и нетерпеливо сложила руки на груди.

— Расстояние слишком велико, чтобы говорить с уверенностью, но я предполагаю боевые корабли, — ответил Аэриссан.

— Да в чем дело? — требовательно спросил изгой, которого отвлекла нервно дергавшаяся рядом Лаэллин.

— Взгляни, — ответила женщина, указывая на грудную клетку мертвеца. Арадриан взглянул в рваную дыру, видя растопыренные наружу рёбра и обращённые в кровавое месиво внутренние органы.

— Ну, мертвый человек, — сказал алайтокец. — Очень мертвый. Если ты начала собирать коллекцию, вокруг ещё куча таких. А теперь извини, у меня есть более важные дела.

— По-твоему, это от лазгана или сюрикена? — выпалила Лаэллин, хватая изгоя за руку и заставляя снова посмотреть на вскрытую грудную клетку. — Его рана вызвана небольшим взрывом внутри.

— Что же могло так ранить его, если не наше оружие?

— Болтер космического десантника, разумеется! — женщина стиснула кулаки от раздражения.

— Зачем… — вопрос замер на губах Арадриана, когда он сам дошёл до ответа. — Проведи меня ближе к этим космодесантникам, я должен их увидеть. Скорее!

Лаэллин развернулась и побежала по коридору, алайтокец последовал за ней. Они миновали небольшую группу корсаров, охраняющих проем в переборке у конца прохода, и шагнули на узкую площадку. Повернув направо, женщина направилась к открытому трапу, шагая так легко, что сетчатые металлические ступени почти не лязгали. Она пролезла сквозь небольшое отверстие в узкий трубопровод, где едва хватало места бегущим эльдар. Там было влажно и жарко, трубы вдоль пола усеивали капли конденсата.

— Думаю, это один из воздухообменников для создания искусственной атмосферы, — объяснила Лаэллин, ныряя под другую трубу, которая шла поперёк коридора на высоте груди. Остановившись над решёткой, помощница Арадриана взглянула вниз. Её губы исказились от внезапного испуга. — Они были здесь. Должно быть, спустились на уровень ниже.

Вытащив лазпистолет, женщина выстрелила в болты, державшие решётку, и та с громким лязгом рухнула на палубу. Алайтокец спрыгнул первым, положив руку на меч в момент приземления. Поблизости раздавался стук сабатонов космодесантников. Легко опустившись рядом с ним, Лаэллин указала в направлении лестничной клетки слева от корсаров.

Двигаясь быстро и тихо, Арадриан подбежал к вершине трапа. Бросив взгляд через перила, он тут же отступил на шаг, увидев массу почерневшей брони у основания ступеней. Даже этого краткого осмотра хватило, чтобы подтвердить подозрения изгоя; он вернулся обратно к лейтенанту, следившей за коридором.

— Отведи всех назад, половину на защиту абордажных туннелей, остальных в какое-нибудь просторное помещение, — сказал ей алайтокец.

— Тремя палубами выше есть общая столовая. Это подойдёт?

— Отлично, — сказал Арадриан — Я иду с тобой.

— Что ты задумал? — спросила Лаэллин после того, как передала необходимую информацию при помощи коммуникатора.

— Космодесантник, увиденный мною, был в чёрной броне, поспешно и плохо окрашенной, — объяснил изгой, когда они бесшумно поднимались по трапу, оставив врагов позади. — На его наплечнике был криво написанный девиз и никаких знаков различия. Думаю, мы имеем дело с отступниками.

— А-а, отступники, — с улыбкой ответила женщина. — Значит, они защищают конвой ради собственной выгоды? И не больше нашего хотят иметь дело с настоящим эскортом.

— Именно, — подтвердил Арадриан.

Им потребовалось какое-то время, чтобы добраться до столовой, о которой упомянула Лаэллин. Более полусотни корсаров уже были там, и ещё несколько входили через дверной проём в противоположном конце длинной комнаты. Столовая оказалась обширной, разделённой длинными столами и скамейками, прибитыми к полу. Люки и двери в камбуз располагались вдоль одной их стены, а освещение обеспечивали четыре трубчатые лампы, которые тянулись вдоль всей комнаты, раздражающе мерцая и шипя.

— Пожалуйста, дай мне коммуникатор, — сказал изгой, протягивая руку к Лаэллин.

Она подчинилась, вытянула штифт из уха и передала командиру. Вскрыв тонкий кожух ногтем, он разделил устройство, как горошину. Внутри блеснула миниатюрная отражающая панель. Когда алайтокец сжал устройство между большим и указательным пальцем, оно испустило тихую, но высокую трель и начало сканировать различные частоты в поисках сигнала. Всего через несколько мгновений зашипели помехи, а затем Арадриан услышал грубые голоса.

— Хейнке, включи ауспик.

Следующие слова сопровождались короткими всплесками шипения, которое, как предположил Арадриан, были помехами от какого-то сканирующего устройства.

— Большая часть дошла до верхних палуб, — сказал другой голос. — Слишком много помех от суперструктуры корабля, чтобы можно было точно… Стоп, тут что-то странное.

— Что там?

Арадриан собрал коммуникатор обратно и поднял к переводному устройству в виде лица, прикреплённому к его одежде. Он улыбнулся своим воинам и поднёс палец к губам, чтобы утихомирить их болтовню.

— Я думаю, этот разговор слишком скучный, — заявил алайтокец. — Давайте дадим этим глупцам возможность поговорить о чём-то стоящем.

— Посмотри сам.

— Как думаешь, что они замышляют?

— Командир космических десантников, — проговорил изгой, и в коммуникатор хлынули грубые звуки из переводного устройства, — я нашел частоту, на которой вы разговариваете. Внимай мудрости моих слов. Эта растрата жизней бессмысленна и не принесет пользы ни мне, ни тебе. Я осознал, что мы не должны быть врагами. Я заметил глаза, что видят далеко, и знаю, что вам известно, где я нахожусь. У меня есть знание, и тебе захочется, чтобы я им поделился. Встреться со мной там, где мы сможем посовещаться и обсудить ситуацию, как цивилизованные существа.

— Что это… — произнес третий голос. — Этот ублюдок взломал нашу частоту?

Корсары засмеялись, услышав перевод из устройства Арадриана.

— Но как?

— Забудь про «как», ты слышал, что он сказал? — вмешался ещё один голос. — Он хочет перемирия!

Услышав грохот сабатонов за дальними дверями, Арадриан небрежно облокотился на край стола в ожидании космодесантников. Вокруг него располагалось несколько дюжин эльдар, некоторые держали оружие наготове, большинство просто развалились на столах и скамейках. Изгой поймал собственное отражение в потертой дверце металлического шкафчика.

Он был облачен в длинный плащ из зеленых и красных ромбов, который опускался до голенищ сапог. Из высокого воротника торчал гребень бело-голубых перьев, окружавший узкое, остроскулое лицо тонким, как дымка, ореолом. Кожа его была почти белой, черные волосы собраны в переплетенную блестящей нитью косу. Алайтокец улыбнулся себе, но посерьезнел, когда перед ним с шипением раскрылись двери.

Вошедшие создания были ростом с Арадриана, но вдвое шире в груди и плечах. Оба космодесантника были с шеи до пят облачены в толстую силовую броню, окрашенную в черный цвет, как и у воина, замеченного изгоем до этого. Один из них держал в руке какое-то тяжелое с виду двуствольное оружие, корпус которого покрывали золотые украшения поверх голубой эмали. У второго, не надевшего шлем, было плоское лицо с широким подбородком и тяжелым лбом. Голову его покрывала короткая светлая щетина. В огромной латной перчатке он держал кристаллический меч, в другой руке — пистолет. Нечто в облике космодесантника с обнаженной головой заставило алайтокца занервничать, но он не мог понять, что именно, пока громадные воины шагали по столовой.

Они остановились в десятке метров от Арадриана, не поднимая оружие. Капитан пиратов повел глазами и встретился с взором красных линз первого великана. Тот был чуточку выше второго, держался более прямо и стоял в нескольких шагах ближе, чем его спутник. Изгой решил, что перед ним командир.

— Как зовут того, кто имеет честь обращаться к Арадриану, адмиралу Зимнего Залива? — алайтокец едва шевелил губами, но грубые слова из броши-переводчика разнеслись по всей столовой.

— Гессарт, — ответил космодесантник в шлеме. — Это что, переводчик?

— Я понимаю ваш грубый язык, но не желаю марать свои губы его варварским хрюканьем, — отозвался изгой.

Другой воин подошел к Гессарту, и Арадриан мгновенно понял, что встревожило его раньше. В глазах космодесантника бурлили золотые искорки: он, совершенно точно, обладал психическими силами. Что-то в этом блеске заставило алайтокца вспомнить о Повелителе Магии, главном интригане среди богов Хаоса. Золотой свет, как и сам Великий Мутатор, постоянно менялся, отбрасывая лазурные и фиолетовые тени. В этом было что-то неестественное, даже более неестественное, чем сами пси-способности. При виде искорок в памяти изгоя пробудился Залив Отчаяния, где он сражался с демоницами. Вот оно, понял Арадриан — второй космодесантник несет в себе демона!

Нахмурившись, алайтокец посмотрел на Гессарта, взволнованный тем, что ему, похоже, придется договариваться с последователями Темных богов. Как ни странно, в командире космодесантников он не заметил подобных следов порчи, но бояться от этого меньше не стал.

— То, что ты якшаешься с подобным созданием, явно говорит: ты более не служишь Императору Человечества, — произнес Арадриан, желая поскорее разделаться со всем этим. История Алайтока началась в глубокой древности, и эльдар помнили, как на заре существования людской империи Хаос совратил половину воинов Императора. — В прошлом мы встречались с другими предателями вроде вас. Мои подозрения подтвердились.

— Закерис — один из нас, — сказал Гессарт, бросив взгляд на псайкера. — Что ты имеешь в виду?

— Разве ты не видишь, что обитает внутри него? — изгой не мог поверить, что воин не подозревает о существе, которое овладело его спутником. Похоже, ситуация была намного сложнее, чем казалось, но корсар не желал ввязываться в дела космодесантников, что бы там у них ни происходило.

— Что тебе нужно? — требовательно спросил Гессарт.

— Чтобы мы оба избежали ненужных потерь, — заявил Арадриан, поднимая ладони в умиротворяющем жесте. — Ты скоро узнаешь, что близятся те, чей долг — охранять эти суда. Если мы вступим в бессмысленное сражение, они атакуют нас обоих. Это не послужит ни моей, ни твоей цели. Предлагаю решить разногласия мирным путем. Я уверен, что мы можем заключить такое соглашение, которое удовлетворит обе стороны.

— Так что, перемирие? Поделим добычу с каравана? — из-за механических ноток, вносимых динамиками шлема, сложно было уловить настроение Гессарта. Алайтокцу хотелось верить, что в вопросе прозвучала надежда, а не недоверие.

— Дух мой возрадовался тому, что ты понял мои намерения. Я весьма опасался встретить в ответ то же слепое невежество, каким зачумлены столь многие представители твоего вида.

— Я недавно подружился с компромиссом, — ответил космодесантник. — И нашел его компанию более приятной, чем компанию его альтернатив. Что за сделку ты предлагаешь?

— Времени достаточно, чтобы мы оба могли забрать то, что хотим, прежде чем в наши дела вмешается вражеское подкрепление. Нас не интересует неуклюжее оружие и товары, которые везут эти суда. Можете забрать, сколько хотите.

— Если вам не нужен груз, то какова тогда ваша доля? — Гессарт посмотрел на собравшихся корсаров, подергивая пальцем на спуске.

— Все остальное, — коварно ухмыльнулся Арадриан.

— Он имеет в виду команды кораблей, — шепнул Закерис.

— Правильно, порченный, — согласился изгой. Эльдар-пират уставился на Гессарта, обрадованный тем, что уловил нотку согласия, хотя космодесантник ещё сомневался, возможно, не доверяя намерениям Арадриана. — Принимаешь ли ты эти требования или же хочешь, чтоб мы истратили еще больше сил, истребляя друг друга в бессмысленной демонстрации гордыни? Если ты выберешь бой, то предупреждаю: я знаю, как мало у тебя воинов.

— Когда придет эскорт? — спросил Гессарт Закериса.

— Вам хватит времени, чтобы отгрузить все, что захотите. Вас не будут трогать мои корабли и воины. Даю слово, что вы останетесь целы, если пообещаете мне то же самое.

Гессарт ещё какое-то время глядел на изгоя, но тот не мог понять, о чем думает чужак, скрытый за шлемом. Сам Арадриан сохранял безразличное выражение лица, ничем не показывая, что внутренне радуется возможности захватить экипажи без ненужных осложнений.

— Согласен на эти условия, — сказал космодесантник. — Я прикажу своим воинам, чтобы они не вступали с вами в бой. Но экипажи имперских кораблей не в моей власти.

— Мы вполне можем справиться с подобными проблемами собственными методами, — ответил алайтокец. И действительно, Маэнсит обучила своих воинов множеству способов подчинения строптивых врагов, которые узнала от лучших укротителей Комморры. — Будь благодарен, что сегодня я чувствую себя щедрее, чем обычно.

Гессарт приподнял оружие и уставился на пирата холодным красным взглядом. Когда он заговорил, изгой увидел свое отражение в линзах шлема: одна рука поднята в выразительном жесте, губы почти презрительно искривлены.

— Не дай мне повода изменить решение.

«Фаэ Таэрут» набирала скорость, разворачиваясь к последнему грузовозу для абордажа. Корабль Гессарта удалялся от этого судна — космодесантники-отступники завершили собственный грабеж. Арадриан наблюдал за ударным крейсером через голошар, легко касаясь мыслями пси-матрицы для отслеживания маневров своего флагмана.

Внезапно корсара охватила паника, хлынувшая в него из крейсера. «Фаэ Таэрут» тревожно взревела, заставив все палубы содрогнуться от психической ударной волны. Алайтокец ощутил, как полуразумное сознание звездолета вторгается в его мысли, и разум эльдар наполнился данными сканеров. Уходящий корабль космических десантников сопровождал флагман лучами повышенной плотности, исходящими из сенсоров на орудийных батареях: его пушки захватили цель!

К страшному потрясению «Фаэ Таэрут» добавился ужас самого Арадриана, который увидел, как по правому борту ударного крейсера открываются амбразуры. Не было ни времени активировать голополе, ни места, чтобы сманеврировать и уклониться от большинства выстрелов.

Лазерные лучи, снаряды и плазма, вылетевшие из орудийных батарей крейсера Гессарта, обрушились на борт и мачту флагмана эльдар. Изгой, всё ещё подключенный к матрице бесконечности, ощутил каждый удар как легкую рану собственного тела. Когда бомбардировка продолжилась, вслед за уничтожением мачты главного звездного паруса вверх по позвоночнику Арадриана поползла ноющая боль. Её вторичные вспышки полыхнули в сознании корсара после того, как взорвались орудийные палубы, а из пробитых трюмов с человеческими пленниками унеслись в пустоту атмосфера и мертвецы.

Пошатываясь и тяжело дыша, алайтокец вывалился из командной капсулы. Свет на мостике погас, так как «Фаэ Таэрут» пыталась перенаправить оставшуюся энергию на поддержание целостности поврежденного корпуса. Тревожные сигналы и голоса звучали, будто непрерывный артобстрел.

Всё потемнело, и корабль погрузился в безмолвие. Откуда-то с нижней палубы до Арадриана донеслись испуганные вопли пленников. Подковыляв обратно к пульту управления, он положил ладонь на тусклые геммы. Ничего не произошло.

— Она мертва, — пробормотал изгой, оцепенев от этой мысли. — «Фаэ Таэрут» мертва.

Глава 13 Бегство

Прощальный выпад Гессарта, горькое повторение истории с убийством Дарсона Де’вака, не сразил «Фаэ Таэрут» наповал, чего боялся Арадриан. Системы поддержания жизни функционировали на минимальном уровне, крохотные остатки психической матрицы ещё сохраняли активность. Связь тоже пострадала: когда Кхариас предложил содействие, принц корсаров услышал его голос, но не увидел изображения.

— Согласно устройствам обнаружения, звездолеты имперского эскорта менее чем в цикле пути, — доложил капитан «Наэстро». — Скомандуешь принять на борт твоих выживших?

— Нет, мы справимся, — прорычал в ответ изгой, не желая верить, что с его кораблем покончено. — Ещё есть время для ремонта. Если удастся восстановить генератор скольжения в Паутине, человеческие космолеты не смогут преследовать нас.

— На такой ремонт уйдет много циклов, причем необходима постановка в док, — Кхариас говорил спокойно, но алайтокец знал, что его подчиненный недолго останется на месте с протянутой рукой помощи. Риск оказаться под огнем мстительных имперских кораблей возрастал с каждым мгновением. — Подумай трезво, Арадриан.

Принц корсаров, который по-прежнему ощущал боль от симпатических ран, полученных через психосоматическое соединение со звездолетом в момент атаки, не собирался отступать. Он прекрасно помнил слова Таэлисьета, и возвратиться без «Фаэ Таэрут» означало претерпеть глубочайшее унижение.

— Подойди к нам, чтобы забрать пленников, — резко произнес изгой, после чего обратился к остальным эльдар, сидящим в тусклом свете командного зала: — Мы не покидаем корабль. Ещё есть время на починку генератора скольжения, я в этом уверен.

Несколько офицеров мрачно покачали головами.

— Кхариас прав, — сказала Лаэллин, отходя от своего пульта управления. — Здесь уже нечего спасать, а узники превосходят нас числом, четыре к одному. Если внутренняя переборка какого-нибудь трюмного отсека была пробита, они набросятся на нас. Нельзя тут оставаться.

— Чепуха! — Арадриан огляделся в поисках поддержки от других корсаров, но увидел только грустные лица и качания головами в полумраке. — Я не могу…

Тяжело вздохнув, он сполз на пол командной капсулы, опираясь спиной о главный пульт управления. Тончайшие «усики» энергетических сетей звездолета ласково гладили сознание алайтокца, и глаза его наполнялись слезами — не по себе, а по загубленному им кораблю. «Фаэ Таэрут» выживала на протяжении поколений, а теперь высокомерие изгоя сокрушило её.

Арадриан пытался что-то сказать, но комок в горле не позволил. Тяжело сглатывая и обливаясь слезами, принц корсаров вымолвил почти шепотом:

— Забирай выживших на борт, Кхариас. И приготовь орудийные батареи для уничтожения «Фаэ Таэрут», мы не оставим её в загребущих руках людей.

Наблюдая, как корпус флагмана разваливается под лазерной канонадой, изгой отчасти пожалел, что не остался на крейсере. Ему хотелось поступить так, но в последний момент инстинкт самосохранения оказался сильнее и глубже, чем желание избежать унижения, ждущего по возвращению к Лазурному Пламени, и Арадриан перебежал по абордажному мостику на «Наэстро».

Он не сможет привести обратно не только «Фаэ Таэрут», но и почти тысячу пленников, потерянных вместе с кораблем. На борту двух оставшихся звездолетов не было ни места для размещения людей, ни припасов для поддержания их жизни. Алайтокец оказался не настолько жестоким, чтобы оставить узников в трюме обреченного крейсера: их накачали наркотиками во избежание проблем, перегрузили обратно на имперские суда и оставили дожидаться прибытия союзников из эскорта. Учитывая, что основная масса заключенных содержалась на флагмане, не было смысла держать остатки на «Наэстро», поэтому этих людей тоже лишили сознания и перенесли на их космолеты.

Покинув обзорную галерею, Арадриан направился обратно в свою каюту. Эльдар, мимо которых проходил изгой, бросали на него презрительные или сочувственные взгляды; с презрением смотрели бывшие товарищи по экипажу, с сочувствием — те, кто служил на борту «Наэстро» или «Каэдэн Дарита». Вне зависимости от наказания, которое выберет для него Таэлисьет, на репутации алайтокца был поставлен крест. Да и без этого бывший принц понимал, что потерял всякую ценность не только в глазах Маэнсит, но и своих собственных.

Вернувшись в каюту, изгой пробормотал команду закрытия и опустился на кровать. На полу рядом с ней лежала небольшая заплечная сумка, в которую Арадриан собрал немногочисленные личные вещи с «Фаэ Таэрут». Запустив руку внутрь, алайтокец извлек сложенный пакетик высушенных пурпурных листьев дремолиста. Он не грёзил с тех пор, как поднялся на борт «Ирдириса», поэтому запах наркотика на мгновение показался незнакомым и пугающим. Страх исчез, как только всплыли былые воспоминания о снах и переживаниях, наполненных радостью и ощущением чуда.

Облизнув палец, Арадриан коснулся дремолистов, после чего поднес прилепившийся кусочек ко рту. Изгой снова вдохнул аромат, и на этот раз букет напомнил ему о полетах среди облаков, сотканных из грёз, и созерцании галактик, сияющих ослепительными звездами. Корсару подумалось, что именно сновидчество направило его по нынешнему пути — по дороге, закончившейся крушением надежд и отчаянием. Сняв кончиком языка высохший листок с пальца, Арадриан откинулся на твердом матрасе.

Эссенция дремолиста, как ей и полагалось, заструилась по телу, расслабляя мышцы и обволакивая разум. Закрыв глаза, изгой отключился от внешних раздражителей и начал тихо произносить заученные мантры, чтобы отделить восприятие от остального тела. Казалось, что его обволокли темнота и тишина, но не холодные и пугающие. Это оцепенение, напоминавшее теплые объятия, позволило Арадриану скользнуть в глубокие метагрёзы мемоснов.

Он сидел с Корландрилом на усыпанном цветами холме Эфирного Тора в куполе Великолепных Треволнений, смеясь над воробьями-полуденками, что токовали в кустах.

Он видел смирение на лице прощающейся с ним Тирианны и чувствовал тепло лежащей рядом Афиленниль.

Он ощущал касания Маэнсит в их первую совместную ночь на борту «Фаэ Таэрут». Наслаждение женщины продлилось недолго: из её глаз потекли кровавые слезы, и алайтокец бежал, ища спасения в свободной фантазии.

Вулканическое извержение выбросило блистающее зеленое пламя, вознося Арадриана к небесам, словно горстку пепла на перегретых ветрах. Ураганы ревели вокруг изгоя, крохотной песчинки среди ярящейся бури, и он поднимался всё выше, а внизу расстилались огненные равнины. Алайтокец долго порхал, перелетая с одного порыва на другой, ни разу снижаясь, только взмывая до тех пор, пока не исчезла сама земля, и эльдар не оказался в окружении звезд.

Теперь уже солнечные ветра подхватили нематериальную форму Арадриана, со свистом перебрасывая его по небесному своду, так, что бесплотное тело изгоя скользило между облаками туманностей и кольцами сверхновых. Он сам превратился в звездный свет, стал быстрым и легким, как мысль, а затем обратился в ничто: часть эфирной материи, что скрепляла Вселенную.

Воцарились мир и свобода.

Иногда Арадриан ел, иногда пил, хотя почти не замечал этих неравномерных перерывов в сновидениях. Когда его возвращению к метагрёзам угрожало бодрствование, — истинное пробуждение, вызванное физическими потребностями, — изгой вновь использовал дремолист, давая отпор реальному миру, чтобы продолжить исследование глубин и высот подсознания.

Там он мог избежать боли, вызванной неудачей. В мире снов над ним не смеялся Таэлисьет. Скрываясь за пеленой бессознательного, Арадриан прятался от ужаса и боли, увиденных им в глазах Маэнсит, когда женщина спросила, что случилось с её кораблем.

Цикл за циклом изгой убегал в тусклые объятия мемоснов. Какая-то добрая душа — возможно, по приказу комморритки, а возможно, и нет — оставляла пищу и напитки у двери его каюты. Арадриан ни разу не включал свет, ел в темноте и тишине, пока предыдущие сны сплетались с будущими видениями, превращая каждую трапезу в воображаемый банкет, каждый стакан воды или сока — в отличное вино.

Так лучше для всех, говорил себе алайтокец в редкие моменты ясности между дозами дремолиста. Он, безнадежно утративший цели в жизни, но безнадежно страшившийся смерти, был бесполезен для окружающих, и, более всего, для самого себя.

Изгой смеялся над своей мрачностью, наслаждался грустью, сжимавшей сердце. В грёзах ему являлись видения сети бесконечности Алайтока, превратившейся в ловушку между жизнью и смертью. На фоне огромного мира-корабля Арадриан был всего лишь искоркой энергии, а рядом с Галактикой казался крохотным проблеском света.

Его насмешки над собственной ничтожностью во вселенной исчезали, отброшенные воплощенной яростью — образом командующего Де’вака, преследующим корсара. Теперь алайтокец понимал, что жизнь не имеет смысла, в ней нет иной цели, кроме простого существования до тех пор, пока она не оборвется. Каждый живущий мимолетно касался судеб других, но не оставлял о себе долгой памяти в оборотах великого колеса Галактики.

Грёзы Арадриана становились всё более экспрессивными и все менее связанными с реальностью. Изгой сознавал, что должен прекратить злоупотребления, что сновидения и дремолист рано или поздно разрушат его психику. Мимо алайтокца проплывали лица из прошлого: он снова пережил последнюю встречу с Ридатрином на мосту Томительных Скорбей, только теперь у друга было лицо самого Арадриана, да и вообще это оказался не Ридатрин, а теневидица Роинитиэль в зеркальной маске. Тогда корсар расхохотался, так громко и неудержимо, что его грудь и живот, казалось, вот-вот разорвутся.

Так оно и случилось, и ребра изгоя разошлись, обнажая бьющееся сердце, но вот самого органа уже не было на месте. Поднявшись во сне, алайтокец прошел по следу из капель крови и обнаружил, что за его сердце дерутся крошечные фигурки: Тирианна и Корландрил, Афиленниль и Маэнсит. Они били и царапали друг друга, и, впиваясь миниатюрными пальчиками в красную плоть, тянули и терзали сердце Арадриана.

С влажным хлопком оно разорвалось на части, окатив изгоя сладким нектаром.

На полу, где только что лежало сердце, возник медленно пульсирующий путеводный камень алайтокца. Корсар попытался поднять его, чтобы затолкать в грудь и заполнить пустоту под ребрами, но рука прошла сквозь вместилище души.

Из теней каюты послышалось детское хихиканье, и слабо различимые андрогинные создания задвигались во тьме, неотрывно глядя на Арадриана черными глазами.

Помещение вдруг расширилось, и изгой понял, что спит на кровати у моря, в том старинном дворце с привидениями. Повсюду висели картины, посвященные событиям из его жизни, образы друзей, родственников, незнакомцев и врагов; каждое лицо, когда-либо виденное алайтокцем. С неожиданной живостью пробежав по громадной комнате, он поднял лежавший на полу портрет в серебряной оправе.

— Я не один, и я един, — произнесло изображение Эстратаина. Тут же невыразительное лицо ками заполонило все картины вокруг тысячами безглазых, безносых образов, которые неотрывно взирали на Арадриана со стен и потолка, бросали обвинительные взгляды с паркетного пола.

Издалека доносились знакомые звуки флейты Лехтенниана и бренчание его же полулиры, но они становились все тише. Солитер удалялся от него, а не шел на помощь.

Грёзы приходили и уходили, реальный мир уже не заботил изгоя.

Со временем сновидения изменились вновь. Раз за разом Арадриан снова переживал моменты любовной связи с Афиленниль, вот только партнершей его в эти пылкие мгновения была уже не странница, а провидица. Всё прочее — место и настроение, смех и страсть — оставалось тем же самым, но в роли любовницы алайтокца выступала Тирианна, чего никогда не случалось в жизни.

— Они идут убить нас, — прошептала девушка, лежащая рядом с ним. Тепло её тела согрело руки Арадриана, когда Тирианна прижалась ему к груди. — Мы все будем гореть.

— Я не понимаю, — ответил изгой, садясь на постели.

Корсар услышал крики, далекие вопли боли и ужаса, эхом отдающиеся в каюте. Он был уверен, что бодрствует, эффект от последней дозы дремолиста уже прошел. Грёза, однако же, не исчезала, и алайтокца преследовал запах гари.

Посмотрев на опустевший до половины пакет с наркотиком, Арадриан сказал себе, что видение ничего не значит. Большинство снов не имели смысла. Изгой потянулся за новой щепоткой дремолиста, и вскоре его унесло вдаль серебристое облако наслаждений; сидевшая рядом Тирианна весело смеялась.

— Они идут убить нас, — прошептала девушка, лежащая рядом с ним. Тепло её тела согрело руки Арадриана, когда Тирианна прижалась ему к груди. — Мы все будем гореть.

Сев, корсар обнаружил себя на Алайтоке, в куполе Кристальных Провидцев. Вокруг мерцали статуи ясновидцев прошлого, плотские формы которых остекленели в неподвижности. Все создания были на одно лицо и шевелили губами; все превратились в Тирианну и изрекали одно и то же предупреждение:

— Они идут убить нас. Мы все будем гореть.

Трясущейся рукой Арадриан потянулся за дремолистом. Какую бы дозу ни принимал изгой, сколько бы упражнений ни совершал и сколько бы мантр ни произносил, он не мог избавиться от кошмаров. Куда бы корсар ни отправлялся в грёзах, каждый раз ему являлась Тирианна, повторявшая свое послание.

Коснувшись пакетика, алайтокец остановился и снова раскинулся на постели, глядя на пурпурные и красные пятна, что медленно двигались на потолке. Раньше он превращал их в фундамент для любого мира, в который желал отправиться, воплощая плавно изменяющиеся образы в горы и моря, города и леса. Теперь Арадриан видел в них только пламя пожара.

Эльдар с усилием встал на ноги, напряженно пытаясь сосредоточиться. Он грёзил уже долгое время — не знал, сколько именно, но многие циклы — и с трудом возвращался к реальности. Колени его подгибались из-за длительной неподвижности. Опершись рукой о стену, изгой выгнул спину и сделал три глубоких вдоха.

Медленно и болезненно, к нему отчасти вернулась ясность сознания. Глаза болели от света, воздух казался холодным и каким-то шершавым. Алайтокец глубоко впитал это ощущение, чтобы вытеснить остатки сновидений.

Но Арадриан по-прежнему слышал предостережение Тирианны, шепчущей в пустоте вокруг него.

«Они идут убить нас. Мы все будем гореть».

Выбравшись из каюты, изгой медленно зашагал вперед, приспосабливаясь к бодрствованию. У него стучало в висках и болел живот, во рту оставался горький привкус дремолиста, кожа казалась сухой и стянутой. Подняв воспаленные глаза, алайтокец уставился вдоль коридора.

— Постой, — захрипел он, вытягивая руку в сторону нечеткого образа впереди, перепархивающего из одного арочного проема в другой.

— Арадриан? Я думал, ты навсегда затерялся в грёзах.

Голос звучал знакомо, но корсар не мог вспомнить его обладателя. После того, как изгой сделал несколько шагов к нему, размытое пятно превратилось в худощавое лицо Насимиэта, капитана-артиллериста. Эльдар хмурился, скорее удивленно, чем гневно.

— Где Маэнсит? — алайтокец выталкивал слова распухшим языком через онемевшие губы. — Я должен поговорить с ней.

— Не думая, что она хочет тебя видеть, — ответил артиллерист. Арадриан выпрямился, насколько мог, пытаясь сосредоточиться на лице собеседника.

— Могу найти её через матрицу, — бросил он, проходя мимо Насимиэта.

— Только не в таком состоянии, — подняв руку, пират взял бывшего принца за плечо и остановил его. — Капитан в своих покоях.

Показалось, что артиллерист прошептал нечто иное: «Они идут убить нас. Мы все будем гореть».

Тряхнув головой, изгой неуклюже направился дальше.

Покои Маэнсит состояли из нескольких кают, расположенных над командной палубой и соединенных с обзорной галереей. Пока Арадриан добирался туда через коридоры «Наэстро», нового флагмана Лазурного Пламени, к нему отчасти вернулось хладнокровие и здравый смысл. На звездолете было тихо, и окружающее спокойствие будто просачивалось в измученный разум корсара.

Но это было спокойствие перед битвой.

Дверь в покои комморритки отворилась, когда изгой подошел вплотную, и за ней обнаружилось круглое помещение для собраний, застланное толстым ковром. Сама капитан, Таэлисьет и несколько других лейтенантов сидели на креслах и диванчиках напротив друг друга. Как только Арадриан вошел, все они повернулись к нему; одни смотрели с безразличием, другие — с открытой враждебностью.

— Тебе здесь не место, — заявил Таэлисьет, вставая. — Ползи обратно в свои грёзы, проклятый.

Не обращая внимания на издевку, алайтокец сосредоточился на Маэнсит. Женщина равнодушно смотрела, как он шагает по ковру и останавливается напротив неё.

— Нам нужно поговорить, — произнес изгой. — Наедине.

— Сейчас не время, Арадриан, — тон капитана был скорее суровым, чем жестоким. Она слегка покачала головой. — Ты сейчас не в том состоянии, чтобы вести беседы, а мы готовимся к вылазке.

— Ты похож на мертвеца, — вставил один из офицеров, Сайиан.

Подняв с одного из столиков серебряное блюдо, алайтокец посмотрел на себя. Воспаленные глаза с покрасневшими веками запали, окруженные темными кольцами, вся жизнь покинула их. Стянутая кожа напоминала измятый, потрескавшийся пергамент; когда Арадриан потрогал её, посыпались отмершие чешуйки. Ноготь на поднятом пальце был наполовину обгрызен и покрыт запекшейся кровью, выступающие костяшки алели потертостями. Крашеные белые волосы лежали спутанной копной, и у корней пробивался естественный черный цвет.

Чувствовал себя изгой так же скверно, как и выглядел. Позвоночник ныл, казалось, что кости срослись от столь долгого лежания в неподвижности. Воздух с хрипом входил и выходил из съежившихся легких через саднящую глотку. Висящий на груди путеводный камень превратился в серый овал с почти незаметными проблесками внутри. Когда Арадриан наклонился, чтобы положить блюдо на место, все его суставы вспыхнули болью, и импровизированное зеркало, выпавшее из онемевших пальцев, залязгало по столу.

— Вылазка? Куда? — спросил алайтокец, переводя мутный взгляд на Маэнсит. Его слова показались тихим шорохом, слетевшим с пересохших губ.

— Не твое дело, — ответил Таэлисьет, толкая Арадриана. Бывший принц корсаров, не в силах сопротивляться, неловко отступил на полдюжины шагов. — Тебе здесь не место.

— Я должен вернуться на Алайток, — произнес изгой, неловко увернувшись от следующего выпада; от резкого движения у него запылали мышцы ног и спины. — Пожалуйста, дай мне немного времени на объяснения.

— Когда рейд закончится, — ответила комморритка. — О чем бы ни шла речь, до тех пор с этим можно подождать.

У алайтокца закружилась голова, и, пошатнувшись, он начал заваливаться влево и чуть не столкнулся с Таэлисьетом. Офицер ударил его локтем в грудь, и изгой, рухнув, распластался на диванчике. Арадриан остался лежать там, лишь отчасти понимая, что происходит вокруг, слыша, как Тирианна шепчет предупреждение ему на ухо:

— Они идут убить нас. Мы все будем гореть.

— Оставьте его, пока что, — раздался голос Маэнсит, и нависающая тень Таэлисьета отступила. Не вставая, изгой быстро дышал; разговор продолжался, но все фразы казались ему приглушенными и неразборчивыми.

Среди обсуждений стратегии и маневров он вдруг разобрал название — Натай-атиль. Это была звездная система, расположенная неподалеку от той, где алайтокец потерял «Фаэ Таэрут». Несмотря на помрачнение сознания от изможденности, эльдар вспомнил, что эта область безжизненна и не представляет никакого интереса.

— Почему Натай-атиль? — спросил он, с усилием садясь прямо. — Там же ничего нет.

— Это новая точка сбора конвоев, — объяснила капитан, взмахом руки заставляя умолкнуть запротестовавшего Таэлисьета.

Ничего не сказав в ответ, Арадриан, у которого стучало в висках, завалился набок. Совещание в каюте продолжалось, но что-то не отпускало изгоя, пытаясь пробиться через беспрестанный шепот, угрожающий огнем и погибелью. Что-то, относящееся к Натай-атиль, беспокоило его.

— Там ничего нет, — повторил корсар, выпрямившись ещё раз.

— Ты заговариваешься, жалкий кретин, — бросил Таэлисьет. — Пожалуйста, Маэнсит, разреши выкинуть отсюда это ничтожество.

— Подожди немного, — произнес алайтокец, отводя цепкую руку лейтенанта. К Арадриану возвращалась сосредоточенность. — Что навело вас на это место?

— Три цикла назад мы захватили быстроходный грузовоз, идущий из Даэтронина, — ответила комморитка, вновь останавливая Таэлисьета жестом. — В его системах было упоминание о сборе кораблей у Натай-атиль. Семь судов, почти без эскорта.

— Натай-атиль — отвратительный выбор для места встречи, — указал изгой. — Там нет ничего, кроме пылевых и газовых облаков, да астероидных полей. Никаких навигационных маркеров или вешек. Людям непросто будет собраться там.

— Но это идеальный вариант для того, кто хочет надежно спрятаться, — возразила капитан. — Ты не знаешь, но в твое отсутствие мы по-прежнему захватывали огромную добычу. Люди пойдут на что угодно, только бы избежать встречи с нами или поймать нас.

— На что угодно? — переспросил Арадриан. — А грузовозом они ради этого пожертвуют?

— Идеальный вариант, чтобы спрятаться… — пробормотал Таэлисьет, а затем, прищурившись, посмотрел на алайтокца. Агрессивность офицера немного ослабла, её место заняло любопытство. — Ты думаешь, нас заманивают в засаду?

Изгой пожал плечами. Ему всё тяжелее давалось связное мышление из-за нескончаемых отголосков и послеобразов долгих сновидений.

— Мы не можем просто так развернуться, — Маэнсит обвела взглядом своих офицеров. — Если это не ловушка, то мы лишимся прекрасной возможности для атаки.

Никто не ответил, и комморритка, раздраженно покачав головой, гневно взглянула на Арадриана.

— Глупец, одурманенный грёзами и наркотиками, да ещё и параноик, — сказала она. — Вот так прорицатель погибели!

— И всё же действовать стоит с осторожностью, — заметил Таэлисьет. — Направь туда «Каэдэн Дарит», пусть разведает обстановку.

— А если флотилия и эскорт из-за этого узнают об атаке? — презрительно посмотрела на него Маэнсит. — Конвой рассредоточится в облаках и скроется от нас.

— Не нужно разделять флот, — сказал лейтенант. — Просто отправь вперед один корабль, остальные будут ждать наготове, в безопасности Паутины.

Изгой почти не слышал, о чем говорилось дальше. Сновидения манили его, снова утаскивали из реальности, хотя эльдар помнил, зачем пришел сюда, и сопротивлялся искушению грёз. Тело его было почти мертво, измождение тянуло Арадриана в темные, холодные глубины, но он сумел найти в себе силы и предупредить остальных.

— Мне нужно вернуться на Алайток, — произнес изгой. — Они идут убить нас. Мы все будем гореть.

Очнувшись, Арадриан почувствовал себя несколько посвежевшим, хотя глотка и губы оставались сухими, а в затылке пульсировала тупая боль, отдающаяся в позвоночник. Оказалось, что он лежит на диванчике в каюте Маэнсит — том самом, на котором потерял сознание, не без труда вспомнил алайтокец. Мысли путались, в глазах двоилось, и изгой не мог сообразить, что именно с ним произошло. Всё время, будто в полусне, звучала одна и та же фраза:

— Они идут убить нас. Мы все будем гореть.

Сев прямо, корсар с облегчением понял, что головокружение прошло. На полу возле диванчика обнаружился графин с водой и маленький хрустальный стакан. Потянувшись за ними, Арадриан заметил желтые пятна на пальцах и задумался, сколько же дремолиста принял за циклы, прошедшие с момента его унижения перед Таэлисьетом. Неудивительно, что изгой утратил связь с реальностью. Несмотря на небольшое улучшение самочувствия, он по-прежнему испытывал глубочайший стыд из-за недавнего провала; вновь обратившись к Сновиденью, алайтокец точно не восстановил погубленную репутацию.

Он развернулся, чтобы ровно сесть на диване, и подался вперед, держа руки на коленях. Во рту пощипывало; этот зуд рождался тягой к дремолисту, но Арадриан без труда проигнорировал его. Шепот в ушах оказался более упрямым, и изгой мог поклясться, что, прислушавшись, узнает голос Тирианны.

Когда Арадриан вспомнил о сплетении грёз и кошмаров, о появлении в них девушки и жутких пророчествах, принесенных ею, у него снова всё поплыло перед глазами. Плотно сжав колени, эльдар коснулся ступнями пола, пытаясь убедиться, что бодрствует. Разумеется, уверенности тут быть не могло: учитывая долгий сновидческий опыт алайтокца и принятые им дозы дремолиста, любая грёза, в которой он пребывал, становилась неотличимой от реальности. Пока не удастся доказать иное, настоящее было для изгоя мемосном, а вовсе не новым пробуждением. Он напряженно, но безуспешно пытался вспомнить, просыпался ли до этого и возвращался ли затем к сновидениям.

Подобные мысли угрожали направить Арадриана в водоворот безумия. Выпив стакан воды, он насладился тем, как жидкость проскальзывает по распухшему языку и пересохшему горлу.

«Если всё это вымышлено, — подумал изгой, — то воображение у меня поистине завидное».

— Надеюсь, сейчас ты более ясно мыслишь?

Повернувшись к двери, алайтокец увидел, что в каюту вернулась Маэнсит, облаченная в боевую броню и с оружием на поясе. При виде женщины в голове Арадриана вспыхнули разрозненные воспоминания.

— Я… — изгой не знал, как лучше спросить. — Я долго спал?

— Больше тридцати циклов, с крошечными перерывами на еду и питье в каждом из них, — ответила комморритка, глядя на него скорее с жалостью, чем с сочувствием. Это сильно уязвило гордость корсара, он выпрямился и посмотрел капитану прямо в глаза.

— А что я ещё делал?

— Почти ничего. Просил меня вернуться на Алайток — не говорил, почему, но казалось, что это важно для тебя. Кто такая Тирианна?

— Они идут убить нас. Мы все будем гореть, — неожиданно для самого себя выговорил Арадриан. Слова, бившиеся в его сознании, словно бы просто выпорхнули наружу.

— Именно это ты всё время повторял во сне, — теперь лицо Маэнсит выражало искреннюю озабоченность. Присев рядом с изгоем, она спросила: — Что ты видел там?

— Алайток в огне, — ответил эльдар и вздрогнул, когда образы из грёз поплыли перед его внутренним взором: картины смерти, пожаров и страданий. Алайтокцу не удавалось избавиться от ощущения, что он каким-то образом виновен в происходящем. Ужас сдавил сердце Арадриана, и он взглянул на женщину. — Это предупреждение, я уверен.

— Довольно скоро увидим, так ли это, — произнесла она, вставая с диванчика. — Через семь циклов мы будем там.

— О чем ты? — изгой тоже поднялся. — Мы возвращаемся на Алайток?

— Да, возвращаемся, и поэтому мне нужно, чтобы ты выглядел хотя бы относительно вменяемым и чистым. У меня в спальне осталась кое-какая твоя одежда, если хочешь сменить эту.

Маэнсит успела сделать три шага к двери, прежде чем Арадриан позвал её по имени.

— Почему мы летим к Алайтоку? Не из-за меня же, верно?

— Из-за тебя, и по многим причинам, — сказала комморритка. — Даже будучи скованным грёзами, ты указал нам на возможную ловушку в Натай-атиль. Взяв «Каэдэн Дарит», Таэлисьет отправился на разведку и обнаружил больше дюжины имперских корабле, поджидающих Лазурное Пламя. Похоже, мы уже здорово досадили людям, поэтому я решила покинуть Зимний залив. Учитывая твое бормотание об огне и Тирианне, а также мое желание перегруппироваться в месте чуть более безопасном, чем открытый космос, Алайток показался естественным выбором.

— Я не хочу возвращаться туда, только не сейчас.

— Это не твой выбор, Арадриан. Мораи-хег выплела для тебя запутанную прядь, которая и разворачивается сейчас. Ты уже стоил мне «Фаэ Таэрут», звездолета, украденного мною у собственного кабала ради обретения свободы, и на новом флагмане тебе не рады. Экипаж высказался против тебя, и я обязана прислушаться. Даже страсть, некогда разделенная нами, больше не заставит меня встать на твою сторону. Или ты возвращаешься на Алайток, или я высаживаю тебя на каком-нибудь маленьком спутнике по пути; выбирай сам, но на борту тебе места нет.

У изгоя подкосились ноги, и он рухнул обратно на диванчик. Раздраженно дернув головой, женщина ушла, оставив его наедине с мрачными мыслями.

Арадриан спал, но не видел снов. Падение в абсолютную пустоту бессознательного было предпочтительнее возвращения в кошмары с Тирианной и нашептываемыми ею предостережениями. Изгой спал, пробуждался, засыпал вновь, и к нему понемногу возвращались силы и чувство собственного достоинства, если не гордость.

Проснувшись в очередной раз, корсар ощутил странное напряжение в воздухе. В каюте по-прежнему никого не было, но по всему звездолету гудела какая-то нота, разносящаяся вдоль и поперек «Наэстро», по призрачной кости корпуса и кристаллическим линиям психических схем. В нервной системе Арадриана отдавались пульсации энергии, которая текла через матрицу и разгоняла корабль внутри Паутины.

Выйдя из покоев Маэнсит, изгой побрел в зал управления. Двери открылись перед ним, — хотя показалось, что на них установлен пси-засов, — и алайтокец шагнул внутрь. Капитан сидела в командной капсуле, с лицом, искаженным от максимальной сосредоточенности. Подняв глаза от пульта управления вооружением, Таэлисьет увидел вошедшего и нахмурился, но ничего не сказал. Вместо этого офицер кивнул на обзорную сферу в центре помещения.

Голоэкран демонстрировал Паутину позади «Наэстро». Казалось, что звездолет несется по мерцающему серебристому туннелю вверх, к выходу — черной пространственной решетке из покрытой резными рунами призрачной кости, которая поддерживала стены нематериального прохода. На фоне быстро проносящейся серебряной материи выделялись два темных корабля в пятнистой темно-синей и черной раскраске, носы которых были усыпаны изогнутыми сенсорными лопастями, а из корпусов выступали орудия, похожие на крючья. Комморриты. Встречающиеся местами ярко-белые пятна указывали на недавний ремонт, и узнавание туго скрутило кишки Арадриану.

— Кхиадис, — пробормотал он.

— У Натай-атиля нас ждали не только люди, — пояснил Таэлисьет. — Должно быть, иерарх как-то услышал о готовящейся ловушке. Его звездолеты ждали, когда Лазурное Пламя вернется в Паутину, но мы заметили их два цикла назад и с тех пор уходим от погони.

— А где остальной флот? — спросил алайтокец. — Мы превосходим эти два крейсера по огневой мощи.

— Трусы разбежались, как только появились комморриты! — зарычала Маэнсит из центра зала. Арадриан взглянул на женщину, но та не отрывалась от гемм управления. — Наша единственная надежда — отыскать убежище на Алайтоке. Даже Кхиадис не решится атаковать «Наэстро» там.

— И как скоро мы достигнем Алайтока? — уточнил изгой, направляясь к лестнице, которая вела наверх, к пилотажному модулю. Таэлисьет тут же оставил пульт управления и шагнул ему наперерез.

— Ты не пилот и не офицер, — прищурившись, заявил лейтенант. — И во многом по твоей вине нас сейчас преследуют.

— До Алайтока осталось немного, — ответила в этот момент Маэнсит.

Арадриан беспомощно смотрел, как темные силуэты комморритских крейсеров медленно приближаются к «Наэстро». Из-под скользнувших в сторону рядов заслонок, напоминающих жабры какой-то чудовищной акулы, выдвинулись носовые орудийные установки врагов.

— Просто показывают зубы. Мы вне их зоны досягаемости, — заметил Таэлисьет.

— Держи их на расстоянии, — бросила капитан.

На голоэкране возникли две небольших темно-красных звезды, отделившихся от кормы «Наэстро». Алайтокец понял, что это какое-то оружие, но тип зарядов ему был неизвестен. У преследующей пары крейсеров хватило запаса по времени и пространству для маневра, чтобы уклониться от прямого попадания, но при этом комморритам пришлось немного сбавить ход. Когда передовой космолет — изгою показалось, что это флагман Кхиадиса — поравнялся с одной из звезд, Таэлисьет довольно заворчал и что-то нажал на пульте управления.

Заряд разросся в шар алых молний, протянувшихся по всему радиусу туннеля. Вторая звезда, которую зацепили дуги разрядов, также взорвалась, и цилиндрический участок Паутины заполнила энергетическая буря; её порывы пронеслись вдоль стен и сотрясли корпус вражеского крейсера. Продолжив движение, ударная волна через несколько мгновений догнала «Наэстро».

Арадриан ощутил содрогание Паутины через психические схемы корабля, и миг спустя звездолет тряхнуло в реальности, так, что корсар пошатнулся. Вновь посмотрев на экран, он увидел, что оба крейсера прорываются через псионический шторм, а всполохи энергии стекают с их корпусов, будто вода с маслянистой кожи какого-то морского животного. В голос выругавшись, Таэлисьет повернулся к Джайн Анирит, офицеру обнаружения.

— Какие-то психические щиты, — доложила она из-за пульта управления сенсорами. — Никакого заметного урона не наблюдаю.

Погоня тянулась до бесконечности. Алайтокец стоял, прикованный к палубе, не в силах отвести взгляд от обзорной сферы. Возможно, это была игра его воображения, но казалось, что комморриты понемногу сокращают отставание. Неясно, каким образом крейсеры могли двигаться быстрее «Наэстро», одного из самых проворных звездолетов, на которых летал Арадриан, но им это удавалось. Изгой чувствовал, что неприятели всё приближаются, подбираются к нему, будто медленная смерть. Рано или поздно корабль Маэнсит окажется в зоне досягаемости их носовых орудий, и преследование тут же закончится.

— Предупредите Алайток о нашем приближении! — скомандовала капитан. — Из портала выходим на полной скорости.

— Будем надеяться, что ни одно судно не попадется навстречу, — вставил Арадриан, и комморритка нехорошо посмотрела на него при этом упоминании очевидной опасности.

Алайтокец не справлялся с напряжением — как физическим, так и психическим беспокойством, вызванным течением пси-энергии через «Наэстро». Хотя изгой мучился от бессилия, наблюдая за происходящим, он не мог просто уйти и ждать исхода. Арадриан жил каждым мгновением погони, и силуэты двух черных хищников отпечатывались у него в памяти сильнее, чем что-либо иное.

«Это возмездие, — подумал корсар при виде комморритских звездолетов. — Это расплата за принятые мною решения».

Изгой знал, что рано или поздно рок настигнет его. С самого Гирит-Рислейна алайтокец оставался на один шаг впереди погибели, изо всех сил стараясь перехитрить судьбу, но сейчас от него уже ничего не зависело. Умрет или выживет Арадриан, определят действия Маэнсит и прочих эльдар.

Смотря в прошлое, корсар понимал, что жаждал свободы, но так и не насладился ею. Он всегда оставался под властью кого-то или чего-то иного: сначала это был страх смерти, затем влечение к Афиленниль. Любовь к опасности и страсть, направленная на Маэнсит, создали пьянящую смесь, вызывающую привыкание, и она какое-то время определяла поступки Арадриана. А затем алайтокец оказался в темнице собственного стыда, запертый там не только дремолистом, но и собственными страхами.

— Свобода — это миф, — сказал он в пространство.

Тут же Арадриан вздрогнул, осознав, что крейсеры на голоэкране уменьшаются. Внезапно на их месте возникло оскаленное лицо Кхиадиса.

— Бегите, жалкие черви, бегите! — прорычал иерарх, правый глаз которого дергался от тика, прежде незаметного изгою. — Ты не сможешь вечно оставаться на Алайтоке, вероломная сучка! Или я, или Багровый Коготь отыщем тебя!

Изображение растворилось, превратившись в золотое колесо энергий; врата Паутины сияли так ярко, что изгой часто заморгал и прикрыл глаза рукой. Когда зрение восстановилось, он увидел, как мимо проносятся возносящиеся ввысь башни, отчетливо видимые на фоне медленно вращающегося диска — входного портала мира-корабля. «Наэстро» летел над куполами и мостами, почти касаясь силовых полей и гравитационных сетей, покрывающих Алайток.

Никогда прежде Арадриан не воспринимал мир-корабль вот так, во всем блеске его славы. Раньше корсар был слишком сосредоточен на пилотировании, чтобы оценить величие и грандиозность картины.

— Я вернулся, — прошептал он и понял, что плачет.

Глава 14 Развязка

Совет Алайтока заседал на ступенях Зала Единения, схожего по виду с амфитеатром. Этот купол с колоннадами располагался неподалеку от края мира-корабля, и Арадриан, стоявший в самом центре, чувствовал себя очень маленьким. Изгоя окружало лишь прозрачное полушарие силового поля и звезды Галактики. Присутствовали на собрании провидцы и автархи Алайтока, а также несколько избранных персон, отличающихся мудростью прожитых лет.

Говорить от их имени предоставили ясновидцу Анатхарану Алайтину, но, по правде, роль старейшины совета больше заключалась в ведении допроса, чем оглашении мнений. В коже и глазах древнего псайкера мелькали точки кристалликов, а волосы его были белыми, как снег. Арадриана расспрашивали на протяжении нескольких циклов, с перерывами только для естественных нужд; собравшиеся интересовались всеми деяниями изгоя с момента, когда он покинул мир-корабль. Корсар до сих пор не понимал, почему всех так заботят его поступки, и в начале четвертого круга слушаний дал волю раздражению.

— Что вам нужно от меня? — требовательно спросил Арадриан, поворачиваясь, чтобы окинуть взглядом всех членов совета. — Мне кажется, что я на каком-то суде, где ещё не оглашено обвинение!

— В некотором роде, так и есть, — это произнес эльдар, сидевший на самом нижнем ярусе амфитеатра. Вызвав в памяти долгие представления, с которых начинался допрос, изгой вспомнил его имя: Келамит. — Вольно или невольно, твои действия послужили причиной великого разорения, грозящего Алайтоку. Мы здесь, чтобы прозреть истоки этой угрозы и определить, кто ты — виновник её появления или просто жертва обстоятельств.

— Разорение? — корсар снова огляделся, разведя руки в невинном жесте. — Не вижу никакого разорения. Что же я совершил?

— Люди придут сюда, — ответил Анатхаран. — Боимся, что уже скоро. И они принесут с собой войну.

— И какое отношение это имеет ко мне?

— Тот имперский командующий, Де’вак… Расскажи нам больше о нем, — вновь Келамит. — Мы увидели, что ваши нити туго скручены вместе. В сплетении нам открылось, что кровопролитие исходит от твоей пряди, но сейчас нужно изучать слишком много других судеб. Арадриан, нам нужна твоя помощь, чтобы отвести катастрофу от нашего мира-корабля.

Застигнутый врасплох просящим тоном ясновидца, корсар кивнул. Алайтокец стыдился сотворенного с Де’ваком, понимая теперь, что на противостояние с губернатором его толкнули не здравый смысл или жажда свобода, но гордость и самомнение. Арадриан осторожно разъяснил обстоятельства, при которых столкнулся с имперским командующим, делая основной упор на то, что первым в сношения с людьми вступил Иритаин. Однако же, Алайтин углубился в тему, потребовав рассказать о случившемся в системе Даэтронин. Несколько досадуя, изгой сообщил подробности встречи на яхте Де’вака, и советники зашептали и забормотали с мест. Им показалось, что в истории пирата скрывается нечто, способное помочь им разгадать природу погибели, надвигающейся на Алайток.

— Значит, ты держал его сына в заложниках до тех пор, пока флот не отошел достаточно далеко? — уточнил Анатхаран. — Тогда ты в последний раз видел имперского губернатора?

Арадриан судорожно сглотнул, охваченный мучительными воспоминаниями о том, что случилось дальше. Затем он посмотрел на Алайтина, который сурово изучал изгоя грифельно-серыми глазами.

— Произошло нечто иное, — произнес корсар, отчаянно желая проснуться. Эта греза слишком затянулась, и из утомительной постепенно становилась пугающей.

— Что именно, Арадриан? — вопрос Анатхарана, подобно клинку пронзив плоть, кости и сердце алайтокца, проникнул в глубину его души. Изгой мысленно представил облако плазмы и пылающих газов, ощутил, как Галактика содрогается от оскорбления, нанесенного им Де’ваку. Эльдар сам не верил собственной жестокости; от воспоминаний у него закружилась голова.

— Что ты сделал, Арадриан? — не отступал Алайтин, впиваясь в него взглядом.

— Мы убили их, — тихо ответил корсар, встречаясь глазами с кем-то из собравшихся в зале. Говоря, он видел смятение и отвращение на лицах сородичей. — Я убил их: сына Де’вака и его телохранителей. Я разнес их челнок на куски и развеял их пепел в пустоте. Это была бессмысленная жестокость и худший удар, который я мог нанести имперскому командующему.

Арадриана окутало молчание, более жуткое, чем грозные обвинительные выкрики. Изгой ощущал волны презрения, которые исходили от членов совета и срывали с него последние клочки истрепанной гордости. В голове корсара вновь и вновь звучали отголоски их бессловесного обвинения: «хладнокровный убийца».

— Что ж, теперь мы, возможно, получили ответ на вопрос «почему?» — сказав это, Келамит положил руку на плечо Арадриану и посмотрел на него с тихой печалью. — Благодарю тебя.

— Но ещё нет объяснения, «как?», — вмешался высокий, хорошо сложенный эльдар, который сидел напротив ясновидца. На бледном, узком лице советника выделялись раздувающиеся ноздри и ярко-голубые глаза, а облачен он был в голубые и синие одеяния с белым шитьем. Изгой знал его — все жители мира-корабля знали Архатхайна, первого среди автархов. Поднявшись, воин приблизился к Арадриану, не отводя от него взгляда.

— Командующему Де’ваку, как я понимаю, ничего не известно о том, что ты связан с Алайтоком, или о том, где можно найти мир-корабль?

— Именно так, автарх, — ответил корсар, который хотел бежать от этого пронзительного взора, но не мог, прикованный к месту его мощью. — Место моего рождения никогда не упоминалось в разговорах с ним или Дарсоном, и Алайток находится вдалеке от людских глаз. Я не понимаю, как…

Эльдар умолк, задумавшись над вопросом. Сердце у него упало ещё глубже, хотя это и казалось невозможным: даже признание в убийстве сына губернатора меркло на фоне откровения, вспыхнувшего в голове изгоя. Паника охватила корсара, когда он почувствовал на себе бесстрастные, изучающие взгляды десятков членов совета, окружавших Арадриана со всех сторон.

— Комморриты, — он прямо посмотрел в глаза Архатхайну. — Иерарх поджидал в Паутине, когда Лазурное Пламя бежало из засады в Натай-атиле. Мы думали, что он просто воспользовался шансом, но…

Корсар позволил собравшимся сделать вывод, оказавшись не в силах произнести его вслух. Молчание нарушил Келамит, и, когда изгой повернулся в сторону ясновидца, глаза у того пылали энергией.

— Ожесточенный и обозленный, немыслимо разгневанный совершенным против него предательством, Кхиадис-иерарх направит командующего Де’вака к объекту его презрения, — неестественный взор псайкера остановился на изгое. — Имперский губернатор приведет союзников, ибо он обманом убедил их, что Алайток — логово пиратов, в прошлом терзавших звездные системы людей. С ним явится целый флот, и солдаты армии Императора. И, кроме них, придет иной, титан среди людей, повелитель ордена имперских космических десатников. Имя ему — Ахол Надей; рука и слово его принесут погибель Алайтоку.

Услышав пророчество, Арадриан вздрогнул — ему вспомнились грезы, наполненные огнем и предостережениями Тирианны. Корсар почувствовал дрожь, но не собственную, а самого Алайтока. Ему показалось, что в глубинах мира-корабля кто-то ударил в громадный барабан, и отголоски грохота за несколько мгновений донеслись сюда, в купол на краю звездолета. Вслед за этим ощущением у изгоя убыстрился пульс, и в биении колотящегося сердца перед его мысленным взором встал образ из Гирит-Рислейна: яростный пламенный великан, творивший резню везде, где бы ни ступал.

Пробуждался аватар Кхаина, и на Алайток приходила война.

Купол Кристаллических Провидцев окутывал сумрачный свет умирающей звезды, на орбите которой находился мир-корабль. Оранжевые лучи отражались от лиц ясновидцев прошлого, ставших единым целым с сетью бесконечности Алайтока. Сейчас в просторных, чудесных рощицах, среди голубых и серебристых деревьев, стояли десятки кристаллических статуй, некогда бывших телами псайкеров.

Сгибая и разгибая пальцы, Арадриан пытался немного сбросить напряжение, скопившееся в мышцах. Каждый сустав казался окостеневшим, каждый нерв — натянутым. В голове возбужденно гудели мысли о возможном грядущем. Теперь алайтокцу оставалось только ждать.

— Возможно, тебе приятно будет узнать, что Тирианна хорошо справляется, — прознес Алайтин, ждавший вместе с ним. Эльдар сидели на изогнутой лавочке из белого мрамора, спинами к мерцающему черному пруду. Ясновидец был в боевом облачении, рунном доспехе поверх длинных одеяний и закрытом шлеме, украшенном драгоценными камнями. Как и Арадриан, он пришел сюда без оружия, и, хотя уже несколько раз объяснил важность этого, изгой чувствовал себя обнаженным, лишившись меча и пистолета. Кроме того, бывшему страннику не помешала бы удлиненная винтовка. Поймав себя на этой мысли, алайтокец понял, что очень быстро привык к воинской амуниции, хотя сражаться начал далеко не с рождения.

— Осталось немного, — добавил Алайтин и ненадолго отвернулся.

Некоторое время назад Арадриан наблюдал за пламенем и разором космической битвы через силовое поле купола. Вспышки лазерного огня и плазмы метались по небесному своду, корабли, похожие на кафедральные соборы и их противники, напоминающие лебедей, бились среди звезд. Людей не удалось остановить, — их невозможно было остановить, — и они высадились в доках два цикла назад. С тех пор захватчики постепенно продвигались к сердцу Алайтока, и возглавляли наступление Сыны Орара, космодесантники, ведомые Ахолом Надеем.

— А что с Маэнсит и «Наэстро»? — спросил изгой. — Она сказала мне, что останется помочь алайтокцам в бою с человеческими звездолетами.

— «Наэстро»… пока ещё сражается, — ответил ясновидец. — Корабль серьезно пострадал в поединке с вражеским фрегатом, но и он, и его капитан по-прежнему с нами.

Арадриан облегченно кивнул. Что бы ни случилось с ним — точнее, с Алайтоком — космолеты смогут спастись, и это немного успокаивало.

После этого установилась тишина, но не абсолютная. Корсар слышал далекие отголоски проносящихся снарядов и взрывов; по сети бесконечности то и дело прокатывалась дрожь. Здесь, в куполе Кристаллических Провидцев, эти вибрации усиливались, и казалось, будто древние псайкеры перешептываются между собой, когда их обдували внезапные порывы ветра. Это всего лишь шорох листьев, говорил себе Арадриан, но звук всё так же беспокоил его.

Прислушиваясь к очередному шелестящему «разговору», изгой вдруг разобрал нечто совершенно неожиданное. Вокруг зазвучали веселые, чирикающие нотки, хотя птицы не вили гнезда под куполом. Невольно сунув руку в карман, Арадриан нащупал тонкую серебряную трубочку — маленький свисток, врученный ему Лехтеннианом. Вещица оказалась среди личных вещей, унесенных корсаром с «Фаэ Таэрут», но до сих пор он ни разу не вспоминал о подарке.

Поднеся свисток к губам, изгой выдул несколько неуверенных нот. Справа тут же раздался неожиданный отклик, заставивший Арадриана вскочить и помузицировать ещё немного. На бортике фонтана, неподалеку от себя, корсар заметил создание в одежде диковинных цветов и необычайных узоров, лицо которого скрывалось под невыразительной маской и капюшоном, усыпанным алмазами. В перчатке гостя поблескивало что-то серебряное.

— Лехтенниан! — крикнул изгой, бегом припустившись к солитеру. Озорные глаза арлекина сверкнули из темноты под капюшоном, когда он посмотрел на Арадриана сквозь линзы маски.

— И не только я, мой заплутавший спутник, — произнес солитер, указывая собственным свистком. — Круги от брошенного тобою камня разошлись широко и далеко.

Алайтокец мгновенно узнал пятнистый костюм Финдельсита, с которым явилась вся его труппа. Ловко соскочив с пары небоходов, акробаты изящно приземлились на серую почву и собрались вокруг своего вождя. Театрально указав на Арадриана, Великий арлекин покачал головой. Затем он ткнул пальцем в сторону Лехтенниана и с наигранной безропотностью пожал плечами.

— Ради тебя не пустился бы я в путь через бездны космоса, — с привычной музыкальностью заговорил Финдельсит. — Но сюда привел меня солитер, и тебе послужить я теперь обязан. Когда мы вместе, его долг — мой долг, и нельзя противиться Смеющемуся богу.

— О чем речь? — спросил изгой, взглянув на Лехтенниана. — Ты ничего мне не должен.

— Не зная, кто я, ты прикрыл мне спину в бою с демоницами Той-что-жаждет, — объяснил солитер. — Тогда твой дух куда ярче сиял, прискорбно мне видеть нынешний сумрак.

— С тех пор, как мы расстались, я прошел по многим темным путям, и не могу винить в этом никого, кроме себя, — признался Арадриан.

— За Алайток мы сразимся в битве, — объявил Великий арлекин. — Поведем неловких партнеров-людей в танце Крови и Упорства!

Почувствовав кого-то позади себя, изгой оглянулся и увидел присоединившегося к ним Алайтина.

— Ты знал, что они явятся? — спросил он у ясновидца, но Анатхаран покачал головой. Арлекины тем временем вернулись на небоходы, и Лехтенниан помахал алайтокцу на прощание, садясь в скиммер с открытым верхом. Обе машины поднялись в воздух и просвистели мимо Арадриана, пересекая купол в направлении «к краю» мира-корабля.

— Смеющийся бог легко скачет по сплетению, так что редкий псайкер может проследить его шаги. Появление слуг Цегораха — великое счастье для нас, но поступь их легка и судьбу всего мира-корабля им не изменить, к добру или к худу. Кстати, пришел на помощь и кое-кто ещё, знакомый тебе: «Ирдирис» появился здесь десять циклов назад, и прямо сейчас странники из его экипажа заманивают людей в ловушку посреди купола Полночных Лесов.

— Афиленниль на Алайтоке? Могу я увидеться с ней?

— На это времени нет, — ответил Алайтин и поднял голову, словно глядя на звезды небесные. — Тирианна действительно хорошо справляется. Атака на Полночные Леса остановлена, поэтому следующий и последний удар люди неизбежно нанесут здесь, в куполе Кристаллических Провидцев. Всё происходит в соответствии с предсказаниями.

— А что с моей ролью? — спросил изгой, у которого пересохло во рту при мысли о судьбе, определенной ему ясновидцами.

— Всё свершится так, как мы объясняли тебе, — взяв Арадриана под локоть, псайкер повел его обратно к лавочке, но корсару не сиделось. Слишком взволнованный, чтобы стоять на месте, он принялся мерить шагами замощенную площадку вокруг темного пруда.

— Ты не можешь быть уверен, что нас ждет успех, — заявил изгой.

— Ни в чем нельзя быть уверенным, но избранный нами путь дает наибольшие шансы на успех. Слишком поздно уклоняться от своего долга. С того момента, как ты вернулся на Алайток, события направлялись так, чтобы достичь удовлетворительного исхода. Да, мы не можем гарантировать успех, но и ты, точно так же, не можешь сбежать от судьбы.

— Значит, мне остается только ждать? — спросил Арадриан.

— Да, но долго ждать не придется.

Изгой заставил себя сесть и плотно укутался в плащ, словно в куполе царил холод. Глядя на поколения застывших вокруг провидцев, на их холодные кристаллические тела в отблесках света умирающей звезды, он испытывал абсолютное одиночество. Приятно было повидаться с Лехтеннианом, сохранившим какие-то крупицы уважения к Арадриану, но больше никто из знакомых не уделил бы ему и мимолетной мысли. Его до сих пор не подвергли остракизму только потому, что Алайток нуждался в изгое. Вокруг корсара сплелась эта катастрофа, и только с его помощью можно было предотвратить окончательную погибель.

— Наше положение неустойчиво, — встревоженным тоном объявил Алайтин.

— Что за неустойчивость? — Арадриан посмотрел на сидевшего рядом ясновидца.

— Человеческий псайкер, один из космодесантников, защищал врага от наших вмешательств и скрывал многое в сплетении.

— Ты имеешь в виду, что всё это время мы чего-то не знали? — судорожно сглотнул изгой. — Но менять план уже поздно!

— Не бойся, Тирианна видит угрозу и спешит устранить её. Атаку в куполе Полночных Лесов всё ещё можно остановить, неприятель будет направлен сюда.

— Тирианна? Но, с её неопытностью, как она сумеет превозмочь там, где потерпели неудачу другие?

— Ей помогут любовь к друзьям и чувство долга перед Алайтоком, — ответил ясновидец, снова успокаиваясь.

Время как будто растянулось, и у Арадриана по спине бегали мурашки при мыслях о возможном провале плана автархов и провидцев, разрушенного действиями единственного космодесантника. Но переигрывать что-либо было уже поздно: судьба мира-корабля оказалась в руках изгоя после того, как совет объявил, что ему нужно совершить.

— Тирианна превозмогла, — сообщил Алайтин. Хотя ясновидец ждал исхода так же спокойно, как окружающие эльдар неподвижные статуи, в его голосе прозвучала нотка облегчения.

Арадриан угрюмо смотрел под ноги, на синий мох, пробивающийся из щелей между плитками, и по-прежнему не был уверен, что всё пройдет по плану ясновидцев. Ещё многое могло пойти не так, и тогда изгоя ждала бы мучительная смерть, а сам Алайток — уничтожение.

Он ощутил скачок энергии, сотрясший сеть бесконечности. Статуи ясновидцев снова зашептали, и на этот раз не умолкали несколько мгновений. Арадриану показалось, что он разобрал пару слов среди тихого бормотания.

«Странник возвращается».

«Странник возвращается».

«Странник возвращается».

Вновь и вновь эта фраза эхом отдавалась в мыслях изгоя.

— Тирианна использовала руну, отправила сигнал, — пояснил Алайтин, державший руки на бедрах, в складках мантии. На пальцах ясновидца ярко блестели кольца, покрытые резными символами. Где-то справа от них под куполом раздался взрыв, и Арадриан вздрогнул, услышав грохочущие раскаты. Повернувшись на звук, он увидел клубы черного дыма, поднимающиеся к звездам. Псайкер никак не отреагировал на случившееся.

— Атака людей была остановлена, — продолжил он. — Новое наступление, имеющее целью сердце Алайтока, приведет их сюда. Чувствуя вкус победы, Ахол Надей лично поведет бойцов; приближается наш судьбоносный миг.

Жгучие лазразряды, проносясь над площадью, выбивали куски из всего, что находилось рядом с прудами и фонтанами. Арадриан сидел, будто прирос к скамейке, и сжимал мраморное сиденье так, что побелели пальцы. В какой-то момент перед ним просвистел шквал сюрикенов, жертвой которого оказался человеческий солдат: руку и плечо ему разорвало в клочья, от серого мундира остались одни лоскутки.

Изгой для уверенности постоянно твердил слова, сказанные ему Алайтином за мгновения до того, как первый захватчик взобрался на холм перед двумя эльдар — «они нас не увидят».

Лехтенниан, совершив кульбит над головой другого солдата, ударил «поцелуем арлекина» в спину третьего. Пронзенный человек затрясся, из его рта, ушей и глаз вылетели почти невидимые проволочные нити, окруженные кровавой дымкой. Мгновение спустя они втянулись обратно в оружие солитера.

— Они нас не увидят, — прошептал себе Арадриан, тут же дернувшись от прозвучавшего рядом выстрела из пушки-визгуна Шута Смерти. Раненый солдат упал на одно колено с зияющей раной в ляжке и болезненной гримасой на лице. Тут же это выражение сменилось ужасом; кожа человека покраснела, указывая на продвижение по организму расширяющих токсинов снаряда-визгуна. Сосуды вздулись, глаза полезли из орбит, а лазвинтовка выпала из разбухших пальцев.

Солдат, превращенный биохимией собственного тела в бомбу, взорвался, и осколки костей вонзились в других людей, оказавшихся рядом. Придя в ужас от жутких смертей товарищей, захватчики начали отступать с площади и угодили прямо под шквал сюрикенов — в тыл им уже зашел эскадрон гравициклов.

Сражение шло уже по всему куполу, освещенному пожарами и вспышками лазогня, сиянием плазмы и человеческих осветительных ракет. Арадриан участвовал во множестве налетов и абордажей, но ни один из них не мог сравниться с ужасающим грохотом и ревом наступления людей. Где-то вдали тяжко бухали огромные пушки, ветер приносил вонь танковых двигателей, и происходящее напоминало изгою о его первой встрече с орками в Гирит-Рислейне.

Ясновидец молчал с того момента, как захватчики ворвались в купол. Корсар решил, что Алайтин сосредоточен на маскировке их двоих, а может, просто спит — по внешнему виду псайкера не удавалось определить.

Гудя двигателями, мимо пронеслись три «Виперы», бортстрелки которых вели огонь из пучковых лазеров по роте солдат, наступавших справа от Арадриана. Вскоре послышались новые разрывы снарядов, на склоне холма неподалеку от изгоя распустилась череда пламенных цветков, и ему пришло в голову, что артиллеристы людей могут угодить в любую точку. Невидимость не спасла бы корсара от случайной гибели.

— Они идут, — изрек псайер.

Сначала Арадриан не понял, о чем говорит ясновидец, но затем услышал приближающийся гул моторов иного тембра. Над площадью замелькали маленькие ракеты, и на гребни окружающих холмов въехали приземистые транспортники с вертикальными бортами, раскрашенные по четвертям в красный и белый цвета. На каждом боку у них имелись по две выхлопные трубы, изрыгающие дым. Лязгая, бряцая и скрежеща траками в ужасной какофонии, три неуклюжих боевых машины перевалили через холмы, будто какие-то бронированные киты, решившие выброситься на берег. На крыше каждой из них находилась открытая турель, и за установками стояли космодесантники в доспехах тех же двух цветов: Сыны Орара.

Дальше виднелись новые варианты грубых, угловатых танков, которые взрыхляли лужайки гусеницами и раскалывали кристаллические статуи под тяжестью аляповатых корпусов. Некоторые машины имели орудийные башни со скошенными бронелистами и бортовые спонсоны, на крышах других виднелись многорядные пусковые установки, а две могли похвастаться крупнокалиберной пушкой, выступающей из лобовой части. Если гравитанк «Сокол» получил свое название благодаря грациозной маневренности, мгновенному набору скорости и устремленным вперед очертаниям, то бронетехника Космического Десанта, напоминавшая кирпичи на колесах и гусеницах, безоглядно пробивались вперед, грубой силой снося любые преграды.

Изгой посмотрел на спутника, желая увидеть, как тот отреагировал на приближение врагов, но Алайтин вел себя так безмятежно, словно они с Арадрианом просто наслаждались видами купола. Эльдар отступали перед космодесантниками: арлекины, запрыгнув на небоходы, быстро унеслись прочь, и за ними в лабиринт мостиков и серебряных ручьев устремился поток гравициклов. «Волновые змеи» с отрядами стражников и аспектных воинов оттягивались в тыл, прикрытые мерцающими силовыми щитами.

Боевые машины Сынов Орара, раскалывая под собой каменные плиты, грохотали между прудов, их стрелки поводили орудиями налево-направо, отыскивая цели. Вслед за передовым отрядом появился ещё один танк, даже крупнее предыдущих — он, пожалуй, больше походил на передвижной бункер. Борта гиганта усыпали спонсоны с разнообразным тяжелым вооружением, комплексы датчиков, размещенные на крыше, сверкали линзами искусственных глаз.

Передний люк боевой машины открылся с хрипом гидравлики, и ринувшийся наружу поток воздуха шевельнул волосы Арадриана. Сочившийся изнутри красный свет озарил единственного воина, который зашагал по опускающейся рампе; тем временем верхний бронелист поднимался, образуя проход, превышающий по высоте рост эльдара.

Доспех этого космодесантника оказался даже тяжелее, чем у его собратьев, а к геральдическим символам добавились крупные рубины и свитки, высеченные из белого мрамора. На воине не было шлема, и алайтокец видел его лицо, сильно загорелое, пересеченное бледными шрамами и рубцами. Осмотрев площадь, он устремил взгляд грифельно-серых глаз через купол, к центру Алайтока. Наплечники воина украшали золотые письмена, а в силовой установке на спине было закреплено древко, с которого свисало длинное прямоугольное знамя. На полотнище тоже виднелись человеческие слова, вышитые красным и черным, а по краям шла золоченая тесьма.

Ахол Надей, магистр ордена Сынов Орара, человек, сжимающий в кулаке судьбу Алайтока.

Отделение космодесантников, высадившихся из другого транспортника, собралось вокруг предводителя. Изгой расслышал тихое жужжание включаемых коммуникаторов, но не сумел разобрать слова неприятелей. Затем Сыны Орара разделились на две группы по пять бойцов, одна из которых вернулась к их боевой машине, а другая осталась с магистром ордена.

И тут же Надей, как и его воины, разом повернулись к Арадриану. Космические Десантники взяли оружие наизготовку, а их лидер пораженно смотрел на корсара. В направлении изгоя развернулись турели и спонсоны бронемашин, лучи прицельных модулей засияли у него на груди калейдоскопом разноцветных точек.

— Теперь они меня видят? — уточнил алайтокец.

— Да, — ответил псайкер. — Теперь они тебя видят.

— Мир, мир! — закричал Арадриан на человеческом языке, размахивая руками и падая на колени. — У меня нет оружия!

Через несколько мгновений, наполненных скрежетом тяжелых сабатонов и гудением брони, корсара окружили космодесантники. Оружие воины держали направленным прямо на эльдар, но то, что они не открыли огонь по велению инстинкта, уже было достаточно удивительно.

— Вы понимаете меня? — спросил изгой с ноткой мольбы в голосе. Арадриан знал, что начинается ненавистная ему часть плана, но, как убедительно доказали провидцы, иного выбора не было. Псайкер изучили нить судьбы корсара, и этот вариант, по сравнению с остальными, давал ему и всему Алайтоку наибольшие шансы на выживание. Победа в силовом противостоянии с людьми оказалась недостижимой, поэтому бывшему рулевому оставалось рассчитывать на спасение через унижение. — Пожалуйста… у меня нет оружия!

Снова зажужжали переговорные устройства. Ахол Надей возвышался над изгоем, словно колоссальная статуя на фоне кирпично-красного неба, залитого светом умирающей звезды.

— Говори, ксенос, и побыстрее, — произнес магистр ордена. Арадриан не знал, что такое «ксенос», но, судя по тону, выбранному Сыном Орара, это не было почетным титулом.

— У меня есть важное сообщение и предложение мира, — проговорил алайтокец, справившись с желанием обернуться к ясновидцу. Уголком глаза изгой заметил, что сидящий псайкер, по-прежнему невидимый для космодесантников, внимательно смотрит на него через немигающие хрустальные линзы. Сделав долгий, глубокий вдох, Арадриан продолжил.

— Вы были обмануты, магистр ордена. Ваши враги направили вас именно в то место, которое соответствовало их планам. Я должен лично переговорить с имперским командующим Де’ваком, или все мы погибнем.

Склонившись над алайтокцем, Надей сгреб его за грудки и легко поднял одной рукой.

— Что тебе известно о Де’ваке? — спросил предводитель Сынов Орара.

— Скажите ему, что это Арадриан! Арадриан! Я знаю губернатора, и готов заплатить то, что должен ему!

Задержав дыхание, эльдар изучил лицо космодесантника. На нем были написано неверие и гнев; хватка воина сжалась, и у изгоя затрещали ребра. Решив, что Ахол Надей сейчас убьет его, алайтокец закрыл глаза.

— Пожалуйста, магистр ордена, вы должны сказать Де’ваку, что это Арадриан! — эти лебезящие мольбы в адрес свирепого варвара были самым унизительным поступком на памяти изгоя, но он так сильно хотел жить, что мог пойти на что угодно. — Он знает, кто я. Не убивайте меня, пожалуйста. Не убивайте меня.

— Следи за этой поганью, — произнес Надей, грубым толчком передавая корсара одному из своих воинов. Сдавив руки Арадриана пальцами-тисками, Сын Орара потащил его прочь, но эльдар вздохнул с облегчением — он увидел, как магистр ордена шагает к командному танку.

Битва за купол Кристаллических провидцев бушевала по-прежнему, и корсар боялся, что опоздал, или же ясновидцы допустили просчет. В небе распускались облака дыма, следы воздушных детонаций, и стражников внизу осыпали раскаленные осколки. Луга, засеянные до создания Империума, превращались в грязь под траками танковых колонн. Застывшие тела провидцев, которые указывали Алайтоку безопасный путь на протяжении поколений, разлетались на куски, пораженные лучами лазпушек или разрывными снарядами. Арадриану хотелось плакать, но он сдерживал эмоции. Несмотря на все мольбы и заверения, эльдар мыслил ясно и четко; чтобы выйти живым из этой истории, ему требовался незамутненный разум.

Магистр ордена Надей вернулся, отправив необходимые запросы, и молча стоял перед алайтокцем, словно пытаясь просверлить взглядом дырки у него в черепе. Почти несомненно, в случае чего Ахол убил бы изгоя на месте. Во избежание проблем Арадриан повесил голову и старался как можно реже встречаться глазами с космодесантником.

О прибытии Де’вака корсар догадался, заметив эскадрилью трехвинтовых воздушных судов. В нижней части фюзеляжа каждой из четырех машин находилась шарообразная турель, и двуствольные орудия, то и дело поворачиваясь, выискивали наземные цели. За ними следовал летательный аппарат меньших размеров и с единственным винтом; он метался влево-вправо, уходя от возможного зенитного огня. На носу машины имелся герб синего цвета, летающая рыбка, за которой оставался след из блестящих алмазов. Разглядев её, изгой понял, что видел тот же самый образ в палубной мозаике на яхте губернатора — это была личная или семейная символика.

Пока транспорт Де’вака садился, поднимая сильный ветер и взметая клубы пыли, остальные машины патрулировали вверху, прикрывая его от воздушных атак. Когда имперский командующий успешно коснулся земли, тримоторные аппараты рассредоточились и поднялись ещё выше. Губернатор тяжело зашагал через площадь и почти сразу заметил Арадриана, которого держали двое Сынов Орара.

Выражение лица Де’вака менялось очень быстро: сначала удивление, затем гнев, усиливающийся по мере того, как он приближался к корсару. Затем, вместо хмурой гримасы — чуть подрагивающие губы и намек на победную улыбку.

Изгой по собственной воле рухнул на колени, умоляюще протягивая руки к имперскому командующему.

— Слава звездам, лорд Де’вак, это вы! — закричал эльдар.

— Убейте его! — прорычал губернатор, держа руку на навершии сабли у пояса.

— Я хочу предупредить вас! — в отчаянии изгой почти визжал. — Вас обманули, лорд Де’вак. Да, я жестоко поступил с вами, но, клянусь искуплением и собственной жизнью, вы должны меня выслушать!

— Он — трусливое, вероломное ничтожество, — заявил имперский командующий, обращаясь к Надею. — Не стоит ждать, что пират расскажет нечто ценное.

На плечо Арадриана опустилась рука в латной перчатке, его собирались поднять на ноги. Вывернувшись из хватки до того, как пальцы сомкнулись, алайтокец распростерся на потрескавшихся плитах у ног Де’вака.

— Я немыслимо сожалею о смерти вашего сына! — верещал изгой, не сводя глаз с лица губернатора. Слова эти были правдивы, но эльдар использовал истину для обмана. — Дарсон погиб от моей руки, мне не следовало так поступать!

Глаза имперского командующего расширились, в них читалась погибель. Он оскалил зубы, и, брызгая капельками слюны, потащил саблю из ножен, одновременно шагая вперед.

— Отзови своих бойцов, Надей, я сам прикончу этого выродка.

— Не совершите ошибку, магистр Надей! — Арадриан обратил умоляющий взгляд на повелителя космодесантников. — У меня есть жизненно важная информация.

— Постой, — произнес Ахол, уперев руку в грудь Де’вака. — Я все ещё не понимаю, откуда это создание знает тебя, имперский командующий.

— Он — капитан пиратов, которых мы пришли уничтожить, Надей, — ответил губернатор. — Однажды мне почти удалось поймать его, но мерзавец сбежал.

С этим Де’вак обошел вытянутую руку магистра ордена и занес клинок для смертельного удара.

— К нам идут корабли! — взвизгнул Арадриан, отшатываясь от сабли.

Клинок опустился, но в последний момент Ахол Надей перехватил запястье имперского командующего и спас изгоя. Бывший пират облегченно выдохнул, но передышка длилась недолго: магистр ордена снова воззрился на него.

— Какие корабли? Где?

— Мы почти победили! — Де’вак безуспешно пытался стряхнуть руку космодесантника. — Надо убить это существо и продолжить наступление. Ядро бесконечности недалеко отсюда.

— Какие корабли? — требовательно повторил Надей, вырывая саблю из трясущихся пальцев губернатора. В огромном кулаке Сына Орара тонкий дуэльный клинок напоминал какой-то столовый прибор. — Говори, или я убью тебя здесь и сейчас!

Отвечать Арадриану не пришлось. В ухе магистра ордена затрещала бусина связи, и он наклонил голову, слушая доклад. Мгновение спустя Ахол поднял голову, глядя в звездное небо купола.

— Сколько? — прорычал космодесантник в вокс.

— Просто прикончи его! — рявкнул Де’вак. — Он предал меня! Он убил моего сына!

Имперский командующий дернулся за своей саблей, но Надей отбросил человека в сторону свободной рукой. Острие клинка теперь было в пальце от лица изгоя, неотвратимо направленное ему в правый глаз. Алайтокец сглотнул, прочищая горло.

— Прошу, подождите секунду, магистр ордена.

Арадриан ощутил под собой прилив энергии, несущийся по матрице сети бесконечности. Мир-корабль, содрогнувшись от её мощи, напитал усталое тело изгоя новыми силами.

В куполе Кристаллических Провидцев вспыхнул ослепительный белый свет. Все до единой статуи заблистали психической энергией, и даже пол засверкал вместе с ними. Узоры сети бесконечности проявились в куполе, словно жилки, соединяя и связывая провидцев с Алайтоком.

Быстро привыкнув к свету, Арадриан заметил ещё кое-что: тишину.

Не трещали выстрелы, не раздавались яростные крики, не грохотали снаряды. Во всем куполе установилось безмолвие. Подняв глаза, изгой увидел застывшие в воздухе лазерные лучи и выхлопы ракет. Потоки энергии и трассирующие пули, пересекавшие купол, будто на каком-то световом шоу, превратились в неподвижную радугу насилия.

Арадриан выпрямился; Надей тем временем озирался, не веря своим глазам. Замерло всё сражение — у рощицы слева повисли над землей гравициклы, отделение космодесантников остановилось во время атаки вниз по холму справа, вспышки их болтеров застыли в стазисе. Всё проницал белый свет мощи Алайтока.

— Посмотрите вверх, — произнес кто-то позади изгоя.

Надей инстинктивно поднял глаза, и то же самое сделал Арадриан. На фоне звездного полотна он увидел плазменные выхлопы космолетов, замерших в небесной тверди. Истребители и бомбардировщики, связанные замысловатым танцем, казались неподвижным изображением самих себя.

— Стазис долго не продержится, — сообщил Алайтин, становясь рядом с изгоем. — Мы должны быстро прийти к соглашению, или погибнем все.

— Прикончи их, Надей! — гаркнул Де’вак, рывком поднимаясь на ноги. — Их существование оскорбляет Императора. Исполни свой долг, магистр ордена!

— Из нашего портала Паутины вышли звездолеты десятка миров-кораблей, магистр ордена, — произнес ясновидец. — Сейчас они удерживаются в стазисе, как и ваш флот. Когда я отдерну завесу, время возобновит ход и наши союзники полностью уничтожат ваши корабли.

— Не думай, что Алайток сражается один! — прорычал Арадриан в лицо Де’ваку. — Принося войну на один мир-корабль, ты неизбежно угрожаешь всем остальным. Твоя жалкая армия не покинет эту звездную систему, разве что с нашего разрешения.

— Взаимное уничтожение, — сказал Алайтин.

— Меня это устраивает, — отозвался Надей. — Само избавление вселенной от этого отродья будет мне достаточной наградой.

— Запятнанной наградой, и виной тому — самолюбие одного-единственного человека, — возразил ясновидец, указывая на Де’вака. Имперский командующий в страхе отступил, решив, что сейчас его поразит какой-то психический разряд. — Во всем этом нет ни справедливости, ни чести, магистр ордена.

— Всем известно, что эльдар — лжецы и воры, — произнес Де’вак. — Они пытаются обмануть тебя. Атакуй сейчас, и мы добьемся победы и славы!

— Когда наши корабли закончат уничтожать ваш флот, Алайток покончит с собой, — продолжал Алайтин. — Его портал Паутины схлопнется и поглотит всех нас в единой вспышке, которая ненадолго затмит умирающую звезду над нами.

— Но только после того, как отступят наши уцелевшие космолеты, — добавил изгой, по-прежнему глядя на Де’вака. — Вы знаете, что у нас есть оружие, способное за несколько мгновений выжигать целые миры и гасить звезды. Уничтожьте Алайток — и вся раса эльдар ответит на это. Погибнет сотня человеческих планет.

— Новая ложь, — проворчал имперский командующий. — Пустые угрозы.

— Если вы настолько опасны, почему бы мне не уничтожить вас сейчас, пока есть возможность? — спросил Надей.

— Тогда ты сгинешь понапрасну, ради чужого тщеславия, — ответил Арадриан. — Спроси Де’вака, кто такой Иритаин. Или, быть может, он расскажет тебе о своих делах с Кхиадисом? Давай же, спрашивай.

Сын Орара посмотрел на имперского командующего, который внезапно утратил почти всю напускную храбрость.

— Бессмысленный бред, — сказал Де’вак.

— Имена его тайных подельников, — возразил изгой. — Если тебе нужно больше доказательств, могу назвать координаты и даты нападений, которые не просто были санкционированы этим изменником, но стали возможными только при его содействии. Он преследует меня за убийство его сына, этого я не могу отрицать. Хочешь ли ты быть орудием личной вендетты Де’вака, магистр ордена? Должны ли твои Сыны Орара погибать за оскорбленную гордость слабовольного лицемера?

— Грязный пират! — заорал обвиняемый и попытался выхватить болтер из хватки одного из замерших в стазисе космодесантников, но безуспешно.

— Назад, имперский командующий, — приказал Надей. Магистр ордена достал болт-пистолет и держал его направленным в грудь Де’вака. — Скажи мне, что всё это ложь, и смотри мне в глаза, когда будешь говорить. И объясни, как ты нашел мир-корабль, или откуда этот пират узнал твое имя.

— Им не отвратить тебя от исполнения воли Императора, — произнес командующий, выставляя руки перед собой, словно в попытке защититься от пистолета.

— Сколько тысяч уже погибли? — прошептал Алайтин. — Сколько твоих воинов пало, чтобы смыть кровь с рук этого человека, магистр ордена?

Грохот болт-пистолета заставил Арадриана подпрыгнуть. Голова Де’вака исчезла в облаке крови и костей, и обезглавленный труп повалился на брусчатку.

— Слишком много, — прорычал Ахол Надей. — Отзовите свои корабли, и я остановлю атаку.