Путь к сердцу (СИ)

Глава шестая

На следущий день Таня обратила внимание на высокую фигуристую брюнетку, которая, расплачиваясь за обед, пристально и как-то недоброжелательно её рассматривала. Таня пару раз видела эту девушку и раньше, запомнила, поскольку имела хорошую память на лица.

Раньше девушка быстро расплачивалась и уходила, словно не замечая Таню, но только не сегодня. У Тани вдруг мелькнуло подозрение, которое подтвердилось, как только закончился рабочий день.

Брюнетка поджидала Таню у запасного выхода, который плавно переходил в широкую тропинку, ведущую к воротам и проходной.

Девушка была выше Тани почти на голову, статная, очень красивая. Светлый плащ удачно подчёркивал безупречную фигуру, а модные сапоги сидели на длинных крепких ногах, как влитые.

Высокая причёска, на затылке тёмные волосы собраны в хвост. И без того огромные голубые глаза подведены.

Почему-то у Тани возникло ощущение, что в этой девушке всего чересчур, хотя Таня и понимала, что относится к Римме (а это точно была она, Таня даже не сомневалась) предвзято.

— Здравствуйте! Вы ведь Татьяна Васильевна Карманова?

Голос у девушки оказался низкий и звучный, грудной.

— Чем могу быть полезна? — Таня очень постаралась, и у неё получилось придать лицу доброжелательное выражение.

— Мне нужно с вами поговорить, — вежливо и достаточно ровно ответила незнакомка. — Меня зовут Римма Нестерова, я работаю в диспетчерской. А ещё я невеста Николая Скворцова. Хочу, чтобы вы знали правду; не уверена в том, что Коля сообщил вам об этом во время вашей вчерашней прогулки.

— Сообщил, — равнодушно пожала плечами Таня. — Потому вы могли не утруждать себя ни слежкой, ни сегодняшней профилактической беседой.

— Давайте присядем, — кажется, Римма была недовольна тем, что Татьяна оказалась такой понятливой и проницательной. — А мне Коля сказал, что вы друзья детства…

— Это правда, — кивнула Татьяна. — Мы с Николаем знакомы давно, и когда-то были очень дружны.

— И всё же я хочу предупредить вас, чтобы вы не лезли в наши с Колей отношения. Держитесь от него подальше.

— Скажите, вы с каждой женщиной, с которой поговорит Николай, проводите профилактическую беседу, предупреждаете? Из рассказа Коли я поняла, что всё у него на личном хорошо. Может, не следует распугивать всех, кто приблизился к нему? К чему крайние меры, ведь невеста-то вы? И ещё. Я не собираюсь «держаться подальше» от друга детства только ради того, чтобы угодить вам. Но и лезть в ваши отношения не собираюсь. Я просто живу и работаю. Прошу это понимать и не мешать мне.

— Я всё вижу и всё замечаю, — парировала Римма. — А за вами буду наблюдать особенно тщательно.

— К сожалению, не могу запретить вам заниматься подобной бессмыслицей. До свидания, — Таня встала со скамейки и пошла к проходной, бросив на ходу. — Мне надоел этот бессмысленный разговор, я после смены, устала.

В глазах Риммы, которая смотрела Тане вслед, явственно читались бессильная злоба и ненависть.

Месяц спустя, май 1965 года

Вечером после работы Николай сидел за книгами, поскольку собирался поступать заочно в технический институт.

Жора, сосед по комнате, расположился на своей кровати, навалившись на спинку и вытянув длинные ноги. В руках у Георгия была гитара.

Второй сосед, Фёдор, ушёл на свидание.

Жора задумчиво перебирал струны и сначала молчал, но вскоре начал негромко напевать:

Ах, Таня, Таня, Танечка,

С ней случай был такой,

Служила наша Танечка

В столовой заводской…*

— Прекрати, — серьёзно попросил Николай.

— А что так? — удивился сосед.

— Отстаньте от Тани!

— А если нет? Что будет?

— Доведёшь, тогда и узнаешь, что!

— А ты, Никола, кто будешь Татьяне Васильне? Отец? Дедушка? Дядька? Старший брат, может?

— Мы друзья детства, и я никому не позволю обижать Таню.

— А с чего ты взял, что Татьяну Васильну кто-то собирается обижать? Совсем наоборот. А сказку про друзей детства оставь для Риммы.

Николай, сдерживаясь из последних сил, тяжело дышал, гневно глядя на Жору.

— У тебя дым из ноздрей сейчас повалит, — лишь усмехнулся тот. — Ты свою физиономию не видишь со стороны всякий раз, когда приходишь в столовую. То красный, то бледный весь. Что у вас с Татьяной? Вот, возьми и рассказывай.

Жора протянул Николаю пачку с папиросами.

… — Мдаааа, — многозначительно произнёс Георгий некоторое время спустя и глубокомысленно затянулся. — Поправь меня, если ошибусь. Такая женщина приехала за тобой в даль дальнюю, а ты ей дал от ворот поворот только за то, что когда-то в пятнадцать лет она не ответила на твои чувства, не полюбила тебя в ответ и не разглядела твою лучшесть? И в семнадцать лет не полюбила и не разглядела? И вправду бессовестная, так её! Ведь обязана была сразу полюбить, если ты полюбил!

— Жора, ты надо мной смеёшься? Потешаешься? — сжал кулаки Николай.

— Нет, я удивляюсь, Коля, — абсолютно серьёзно заговорил Георгий. — Я редко в людях ошибаюсь, и ты мне казался цельным человеком, настоящим мужиком. А теперь… Прости, но я не знаю даже. И хотя я тебя по-прежнему уважаю, отношусь хорошо, мне очень хочется, чтобы Татьяне Васильне приглянулся кто-то более серьёзный, а ты продолжай сидеть тут и обижаться.

Николай вдруг как-то обмяк, с него разом слетели весь гнев и пыл. Взял из пачки ещё одну папиросу и уставился в окно, за которым сумерки сменялись ночной мглой.

— Не обижаюсь я, Жора. Как объяснить?

Николай снова оживился и заговорил торопливо, горячо.

— Наверное, ты прав в том, что я трус. Я и есть трус!

— Эээ нет, я такого не говорил! — возмущённо воскликнул Георгий и тоже взял следующую папиросу. — Вот трусом я тебя точно не считаю!

— Значит, я сам это говорю, — махнул рукой Николай. — А с Риммой мы расстались почти три недели назад. Я не люблю её, так ей и сказал. Попросил прощения. Вот она теперь очень обижена, хотя когда у нас всё начиналось, мы договаривались, что отношения взрослые, и никто никому ничего не должен.

— Ишь ты какой! — усмехнувшись, покачал головой Жора. — Хотя почти все мы такие, что уж! Понятно, что Римма тебе наобещала с три короба, на всё согласилась, лишь бы тебя заполучить, а сама всё равно надеялась. А я-то думаю, что это ты все вечера, когда я не в ночную, за книжками сидишь! А ты, оказывается, всегда теперь за книжками, сделал сознательный выбор! А вокруг Риммы уже один из молодых инженеров увивается, новенький, приехал недавно по распределению сразу после института. И чего же ты боишься, раз говоришь, что трус? Или кого?

— Понимаешь, Жора, я прекрасно знаю, что Таня ни в чём не виновата передо мной. Дело во мне. Я так сильно любил её, что все надежды, которые рушились, всякий раз становились для меня настоящей трагедией. Сначала — когда Таня не стала отвечать на мои письма, которые я отправлял ей из армии. После — когда я увидел её с этим столичным женихом. Наворотил я тогда дел, до сих пор противно от самого себя. Это ещё повезло, что Галя меня по-настоящему не любила, и разбежались мы налегке. Могло ведь получиться и совсем не так. Потом с комсомольским секретарём из торга Таню увидел. Я верю ей, что не было у них ничего, но тогда-то я этого не знал. Так устал чувствовать эту боль, что кажется, вообще уже ничего не чувствую. Только немного успокоился — и вот Таня здесь. А мне успокоиться надо как-то, разобраться в себе. Я не хочу снова пережить то, что переживал уже несколько раз, это разочарование, эту безысходность. Понимаешь? Я же не могу попросить у Тани гарантии, что всё у нас навечно теперь. Нужно, чтобы желание быть с Таней пересилило недоверие и страх. Сосредоточусь пока на поступлении. Надо высшее образование получать, тем более, государство даёт мне такую возможность.

— Может, ты и прав, — подумав, ответил Жора. — Вы оба горячие головы, и у каждого своя правда. Вам надо просто спокойно пожить, каждому своей жизнью. Если судьба быть вместе, то будете, а нет — значит, нет. Не сердись на меня и не переживай, для меня возлюбленная друга — табу, а вот за других не могу поручиться. И не трус ты. А главное, зря говоришь о своей любви в прошедшем времени; как любил, так и любишь.

Середина июля 1965 года

День выдался не по-июльски прохладным и напоминал, скорее, осенний. Не хватало только листьев, падающих под ноги и кружащихся на асфальте в причудливом танце.

Было утро понедельника, и Николай спешил на работу после трёхнедельного перерыва: сначала сдавал экзамены, а потом был на установочной сессии. Из Кемерово вернулся только вчера поздно вечером. Первая сессия проходила там, а вот все остальные будут здесь, в Новокузнецке, в филиале.

Оба соседа работали в ночь, и новостей Коля пока не знал.

Бодро шагая по аллее, украшенной портретами передовиков, Коля вдруг резко затормозил и остановился. С одного из портретов на него смотрела Таня.

Взгляд у неё был серьёзный и торжественный, но при этом смущённый, словно она стеснялась того, что оказалась в числе передовиков, сомневалась в своём праве находиться на этой аллее.

Коля так и стоял, глядя на портрет, не замечая ничего и никого вокруг, потому вздрогнул, когда прямо у его уха раздался голос Жоры.

— А я специально здесь пошёл со смены, так и знал, что тебя тут встречу. Здоро́во, бродяга!

Коля и Жора обнялись, хлопая друг друга по спине и по плечам.

— Как тут обстановка? Новости какие? — спросил Николай, когда они с Жорой отошли в сторону, чтобы не мешать спешащим на смену заводчанам, и закурили. — Вчера приехал — никого, ни тебя, ни Федьки. Оба в ночную.

— Зато сегодня дома все, посидим, повечеруем. Я к своим ездил в область, вкуснятины всякой привёз. Тогда и новостями обменяемся, в тепле и под стаканчик-другой. Но одну новость расскажу сейчас… Или даже несколько. Татьяна Васильна всё так же одна, хотя мужики, как говорят в одном кино, к её ногам падают и в штабеля укладываются. Столовая и раньше по понятным причинам была популярным местом, а теперь так вообще. Но это лирика. Главное то, что ревизия тут была две недели назад, как раз столовую и проверяли. Заведующая столовой в отпуск ушла ещё до твоего отъезда, а вместо себя оставила Татьяну Васильну. Татьяна была исполняющей обязанности, и всё шло хорошо, столовая работала в обычном режиме. Смогла Татьяна всех работников столовой в руки взять и удержать. Но куда-то выше поступил сигнал, анонимка, дескать, беспорядок в столовой, воровство процветает, порции маленькие, недовес, и вообще полная анархия. Приехала ревизия. Вдоль и поперёк проверяли столовую в течение нескольких дней, не нашли ни растраты, ни убытков, ни недовеса, ни антисанитарии, ни анархии. Никаких несунов не обнаружили. Вместо выговора Татьяна Васильна получила благодарность. Статью в заводской многотиражке напечатали про твою Татьяну. Я для тебя специально два экземпляра взял, у меня в тумбочке лежат, в общаге, вечером отдам. А ещё жалобщиков и кляузников пропесочили как следует, тоже в многотиражке. Имена называть не стали, но сорока на хвосте принесла: с диспетчерами Риммой и Раисой директор лично беседовал. Они ведь тень на весь завод бросают такими делами. Предупреждение им вынес. Сказал, если повторится что-то такое, вылетят и с комсомольской стройки, и из комсомола. Так что ходят теперь тише воды и ниже травы. Вот такие дела у нас. Вижу, тебе ещё папироса нужна. Терпи, дружище, держись, вечером посидим как следует.

К вечеру погода стала лучше: прошёл дождь, выглянуло солнце, и немного потеплело. Николай ждал Таню у запасного выхода из столовой.

Он успел заметить, как при виде него в глазах Тани мелькнула радость, но потом девушка надела на лицо маску деловитой серьёзности.

— Приехал? — спросила Таня после приветствия, но под руку Колю не взяла, просто пошла рядом. — Как успехи? Надеюсь, всё хорошо?

— Всё отлично, Таня, — Коля сам взял руку Тани и положил на свой локоть. — Учиться буду здесь, в Новокузнецке. У тебя как дела? Видел твой портрет на аллее, поздравляю!

— Спасибо. Дела хорошо. Почти месяц была исполняющей обязанности заведующей столовой, пока Ираида Ивановна отдыхала. В общем, справилась, но рада, что это всё позади. Считаю, опыта у меня пока мало, трудно мне было.

Коля заметил, что Таня будто немного вытянулась, стала стройнее, выглядела более хрупкой, но к счастью, не побледнела и не исхудала.

— Опыт придёт, а характера тебе не занимать, Таня. Всё получится.

— Я тоже так думаю, — кивнула Таня. — Не бывает всё и всегда гладко.

— И всё-таки мне очень жаль, что меня не было рядом, когда приехали ревизоры. Плохо, что узнаю́ я это спустя время и от других людей, даже не от тебя.

Таня вспыхнула и закусила нижюю губу.

— Коля, это всё позади.

— Таня, я хочу, чтобы мы преодолевали все трудности вместе. Это будет правильно, Таня. Только так будет правильно.

— Хочешь, что-то расскажу? — задумчиво спросила Таня.

— Хочу, конечно!

— У меня есть старый ящичек из покрытой лаком фанеры, и в этом ящике хранятся письма от одного человека. Этот ящик я привезла с собой, а письма часто перечитываю. Некоторые из них помню наизусть. Знаешь, всё это время, все годы я верила в существование того человека. Меня грела мысль о том, что он есть. И сюда я приехала за ним. Но не нашла его тут. Нашла кого-то другого, будто письма мне отправлял не он, другой. Разные они люди. Тот, кого я встретила здесь, не мог писать такие письма…

— Мог! — Коля остановился, повернулся к Тане и обнял её. — Таня, я всё тот же, и я тебе это докажу. Дай мне немного времени. Я люблю тебя так же, как любил тогда, а может, даже сильнее. Раньше я просто любил, а теперь ещё и очень уважаю, восхищаюсь твоим характером, твоей стойкостью и принципиальностью. Таня, скоро подойдёт моя очередь на жильё. Мне полагается однокомнатная квартира, благоустроенная. Я мечтаю, чтобы ты стала в ней хозяйкой. Стала моей женой.

Таня осторожно высвободилась, взяла Колю за руку, и они пошли в сторону общежитий, которые были уже совсем близко.

— Хорошо, Коля. Ты сказал, что тебе нужно время, и я смогу узнать тебя прежнего. Человека, который прислал мне те письма. Если узна́ю, то стану твоей женой. А другой человек мне не нужен ни с квартирой, ни без неё.

* В тексте главы использован отрывок из песни «Таня, Танечка»; авторы слов Вадим Коростылев и Владимир Лифшиц