Путь мертвеца

Возвращение в город обреченных

Прошло двадцать дней, отличавшихся друг от друга так, как это бывает только в середине осени. Неделю подряд по небесам бежали свинцовые тучи, грозящие вот-вот свалиться людям на головы и поливающие слякотную землю ледяным дождем – а потом вдруг все они исчезли за восточным горизонтом, оставив голубое небо, пожалуй, чуть более светлое и прозрачное, чем летом. Солнце, казалось, приобрело прежнюю силу и изливало сверху потоки тепла, грязь довольно быстро высохла, и только желто-коричневый цвет, преобладавший в растительности, да еще отчаянно холодные ночи напоминали, что на дворе не весна. Каждое утро жухлая трава бывала покрыта толстым слоем седого инея, оставшиеся на дорогах лужи сковывал тонкий ледок. Последние листья слетали с ветвей деревьев под ветром, который дул по-прежнему сильно. Девлика все эти перемены в погоде оставили совершенно равнодушным. Сорген глубоко в своей норе подумывал, что его мертвое тело, должно быть, изрядно воняет, и под таким солнцем долго не выдержит. Сначала мысль о собственной гнилости ужаснула его, но потом он успокоился и опять занялся отрешенным созерцанием природы с помощью глаз Девлика.

Южный Энгоард был страной густых лесов, изредка перемежаемых лугами по берегам небольших речек или возделанными полями. Стада и посадки пшеницы и ржи здесь попадались редко; к тому же, поля были сжаты, а скот по большей части отобрали заглянувшие отряды захватчиков-грабителей, когда севернее мимо проходила армия Ргола. Редкие деревеньки с бедными домами казались вымершими – судя по всему, с приближением войны жители сбежали в глубину лесов, как они это делали в древности, когда здесь частенько воевали мелкие властители. Деревни Девлик равнодушно миновал; он никогда не рассчитывал свой путь так, чтобы попасть на ночлег и трапезу – они ему больше не были нужны. Ночного холода он также не боялся, поэтому останавливался уже в кромешной тьме и замирал под каким-нибудь деревом, где было сухо. Каждая остановка вызывалась единственно усталостью коня, а еще тем, что он не мог видеть в темноте, как мертвец, и потому мог нечаянно вывихнуть или даже сломать ногу.

В самый разгар внезапного возвращения природы к лету, Девлик покинул Закатную провинцию Империи. За ней лежали земли удельных князей, для которых война стала благом – сюда стекалась добыча, захваченная в Энгоарде, а, кроме того, князья покинули родные уделы и драли теперь чубы чужакам, а не своим крестьянам или соседям. На их же владения временно снизошла благодать мира и покоя. Щедрый урожай был собран, зима предстояла веселая и сытая. Почти во всех деревнях, с виду еще более убогих, чем в Энгоарде, справляли чуть ли не ежедневные праздники; в ночной темноте далеко разносились песни, а непроглядное небо с крошечными звездочками озаряли отсветы грандиозных костров.

Белоранна, в которую Девлик въехал на третью неделю путешествия, выглядела несколько хуже, чем удельные княжества, однако она уже успела отойти от недавнего нападения Ргола. С тех пор основная часть захватчиков ушла, оставив лишь небольшие отряды. Урожай тоже созрел неплохой – только здесь его отбирали, оставляя крестьянами ровно столько, чтобы они не умерли к следующей весне от голода. Потому, естественно, никаких праздников в здешних селениях не наблюдалось. Столица же, Нолан-Анн, в котором Сорген так и не побывал раньше, представляла собой жалкое зрелище – разбитые стены, половина домов в пепелищах, на улицах редкие испуганные прохожие и множество пьяных, наглых солдат. Девлику нечего было рассматривать в павшей вражеской столице, поэтому он пронесся через нее, как ураган. Солдаты, даже самые пьяные, не решались останавливать черного всадника, безошибочно узнавая в нем члена Теракет Таце – да и вид у него был более чем жуткий. Кожа стала мертвенно-серой, местами покрытой черными пятнами, белки глаз превратились в мутные жемчужины с багровым отливом. Волосы Девлик безжалостно обкромсал ножом, оставив от них короткие, уродливые космы; одежда у него пропахла сладковатым запахом гнили – хотя разложение плоти шло совсем не так быстро, как думал Сорген.

От столицы до цели этого спешного путешествия оставалось еще четыре дня пути. Дикарь выбивался из сил на Мейоннском тракте, а после – на Южной дороге. Имея передышку в бешеной скачке только долгими ночами, верный конь Соргена быстро превращался в живой скелет. Даже шкура у него стала совсем седой: несчастное животное за эти три недели постарело больше, чем за шесть предыдущих лет. Это стало причиной еще одного припадка безмолвных мучений, испытанных запертым внутри мертвого тела человеком. Коня Сорген жалел, пожалуй, еще сильнее, чем себя самого! Один из дней напролет, слушая надрывный хрип Дикаря и видя падающую с его губ пену, он стенал и кричал в той жуткой тишине, в которую был погружен. Увы! Как бы ни хотелось ему плакать, рвать волосы, стучать о стену головой, ничего из этого было недоступно. Равнодушный Девлик продолжал гнать беднягу-коня вперед и вперед.

В конце третьей недели Месяца Первых морозов под сбитыми копытами Дикаря захрустела высокая, мерзлая трава заброшенной дороги, что вела прочь от Южного тракта. Вытянув вперед руку с растопыренными пальцами, Девлик метнул огромный огненный шар, который прожег ему проход в низко склоненных ветвях. То же самое пришлось проделать еще несколько раз – но зато мертвец ехал, гордо выпрямившись, среди жалких обугленных обрубков, через похожую на черный снегопад пелену кружащихся частичек пепла. Здесь конь, понуро опустивший голову со свалявшейся гривой до самой земли, плелся кое-как, спотыкаясь. Силы его были на исходе, но мертвец больше не торопился. Он и так скоро достиг луга, представлявшего собой страшное зрелище. Огромные, красно-коричневые стебли трав покрывали тонкие узоры изморози, а между ними лежали черные груды мертвой плоти. Сейчас вид множества зияющих, гниющих ран, изорванных в клочья одежд, разрубленных доспехов и сломанного оружия нисколько не тронули Девлика. Даже Дикарь не имел уже сил пугаться. Медленно, запинаясь о трупы, он добрел до внутренней стены замка и остановился у приоткрытой двери. Вокруг все было точно так же, как и во время первого визита: по всему двору валялись вперемешку тела воинов в красном и белом. Красных было заметно больше, особенно вокруг одного великана в синей лилией на спине. Безразлично скользнув по картине давнего побоища, Девлик нырнул в дверь, слегка пригнув голову. Лестницу, утонувшую в полумраке, он мог разглядеть прекрасно. Сегодня трупов на ней было очень мало, зато сгнивших и проломанных ступенек прибавилось. Осторожно ставя ноги, мертвец поднялся и вышел в коридор. Устилающие его половицы пострадали еще сильнее лестницы. Тут и там зияли дыры, словно кто-то очень тяжелый, дурачась, прыгал здесь на одной ножке и проламывал старые доски ради развлечения. Трупы лежали и сидели, свешивая в дыры руки, ноги и головы. Один воин с лилией на правой половине груди и разрубленным надвое лицом, застрял прямо посреди коридора, раскинувшись и загородив проход. Девлик двинул ему в ухо, и труп свалился набок.

В одной из комнат, прислонившись спинами к стене, сидели двое: страшно худой юноша с арбалетом на коленях и заросший до глаз пегой бородой мужчина, сбоку от которого валялась короткая секира. Казалось, оба они дремали, не слыша звука шагов, скрипа уцелевших половиц и шума от упавшего тела. Мертвец оглядел углы и двинулся дальше. Во второй комнате, подперев подбородок кулаком, дожидался следующей битвы офицер с изящной бородкой, мечом с вызолоченными узорами на лезвии у рукояти. Рядом с ним был прислонен пыльный круглый щит с огромной серебряной лилией в центре.

Только в третьей по счету комнате Девлик нашел того, кого искал. Предводитель этого войска, обреченного на вечный бой, смерть и воскрешение, хозяин замка Вайборн, а также главный и единственный виновник павшего на него проклятия, Миланор тоже сидел на полу, у окна. Доспехи его были ржавыми и дырявыми, а грязные желтые пряди волос свисали чуть ли не до пояса. Миланор сидел, склонив голову и не видел вошедшего; как и все остальные, он был в оцепенении и, казалось, совершенно не шевелился.

Ветер слабо посвистывал в разбитом окне, сквозь которое был виден участок крепостной стены и какие-то почерневшие деревянные постройки у ее основания. По всей комнате валялись покрытые паутиной и густым слоем сизой пыли остатки мебели и пара чашек. Девлик медленно повел взглядом, запечатлев эту жуткую картину в мозгу. Затем, потверже расставив ноги, мертвец выпрямился так, что занял собой весь дверной проем.

– Вставай, Миланор! – тихо позвал он. Рыцарь шевельнулся, отчего желтые пряди, закрывавшие лицо, дрогнули и раздвинулись. Тускло блеснули глаза, вряд ли видящие сейчас собеседника. Глухим голосом, словно сомнамбула, Миланор простонал:

– Кто здесь? Пришелец, посланный нам всеми злобными демонами мира? На сей раз мы не поддадимся на твой гнусный трюк!

Вдруг он встрепенулся и поднял голову, отчего ржавые доспехи жалобно заскрипели. Апатия, владевшая рыцарем, на глазах улетучивалась, а в глазах загорался огонек ненависти. Так резво, как это позволило гнилое железо, Миланор поднялся на ноги. Бледные щеки отливали черным, спутанные волосы били по плечам, как веревки, а синие губы исказила ярость. В руке рыцаря внезапно появился меч; воздев его над головой, он издал хриплый клич:

– Ты умрешь, исчадие зла! Тысячу лишних смертей нам принес чужеземец в прошлый раз!

Миланор, видно, хотел выкрикнуть еще что-то, но в этот момент он ринулся вперед, в атаку, и потерял дыхание. Разинув рот, он попытался разрубить Девлика надвое. Скользнув в сторону, прочь из дверного проема, мертвец пропустил удар рядом со своим бедром. Вонзившись в косяк, меч Миланора отколол от него длинную, толстую щепу. Тут же рыцарь с небывалым проворством и легкостью снова воздел клинок и шагнул вперед, чтобы настигнуть ускользающую жертву. Девлик скользнул вперед, под удар. Лезвие с грохотом врезалось в дверную притолоку, глубоко в ней застряв и обрушив вниз потоки пыли, ворох опилок и еще какую-то дрянь. Мертвец, обсыпанный мусором, нанес сокрушительный удар обоими кулаками в грудь Миланора: трухлявая кираса с хрустом проломилась, а сам рыцарь, отброшенный прочь, отлетел в кучу рухляди с ужасным грохотом. Разбросав руки и ноги, он остался лежать, будто рыба на песке – выпучив глаза и разевая рот. Девлик по-кошачьи прыгнул, очутившись рядом с поверженным соперником и цепко ухватил его пальцами за скулы. Миланор не пытался освободиться, только сипел, пытаясь выдуть воздух через закрытый ладонью мертвеца рот.

– Эх, Миланор! – прошептал Девлик, сокрушенно качая головой. – Из-за собственной тупости ты угодил в эту передрягу и затянул следом столько людей. Она – увы! – не сделала тебя умнее. Я принес вам освобождение, а ты хотел убить меня?

– Ты лжешь! Лжешь, нечестивец!! – засипел Миланор, делая слабые попытки сбросить руку мертвеца с лица. – Никому не по силам освободить нас, и лишь смерть, сладкая и мучительная, очищающая и многократная, даст нам свободу умереть наконец раз и навсегда!!!

Из-под ладони Девлика полезла пена, а глаза Миланора, казалось, готовы были выпрыгнуть из глазниц и покатится по пыльному полу. Как в припадке, рыцарь принялся колотить руками и ногами, поднимая вокруг себя облако рыжей пыли и отламывая кусочки железа от наручей и поножей. Девлик передвинул руку, которая зажимала рот Миланора, ниже и ухватил его за горло сразу под нижней челюстью, над оклеенным вытершейся тканью краем кирасы.

– Замолчи, безумец!! Молчи и слушай, коли хоть капля разума осталась в твоей башке, заплесневевшей, как и весь Вайборн! Слушай же: здесь и сейчас я сокрушу силой своей магии чары, наложенные на вас. Смерть, все время проходящая мимо, повернется к вам лицом. Невидимые границы, сжавшие кольцо вокруг замка, исчезнут. Видения пропадут, так что вам не надо будет больше убивать друг друга. Понимаешь? Слышишь меня?

Миланор молча пялился на Девлика и с хрипом выпускал воздух из перекошенного рта. Непонятно было, слышит ли он речи мертвеца, или снова впал в транс, однако норг продолжал речь, как ни в чем не бывало.

– За это ты и все остальные – неважно, кем они там были до проклятия, твоими вассалами или врагами, все до единого – станете служить мне. Это будет простая и легкая служба. Вы будете сражаться по моему приказу, вот только теперь вам разрешается умереть раз и навсегда, когда сталь пронзит грудь или разнесет на куски башку. Кроме того, все радости настоящего человеческого бытия вернутся к вам: вкус вина и жареного мяса, сладость любовных утех. Ты понимаешь меня? Ты соглашаешься от имени всех остальных воинов?

Миланор продолжал придушенно хрипеть, однако колотить по полу конечностями перестал. Он взмахнул правой рукой, словно давая некий знак, а глаза его, до того затуманенные, приобрели некую осмысленность. Взгляд был устремлен на что-то, оказавшееся за спиной Девлика. Оскалившись, мертвец молниеносно отпрыгнул в сторону, разворачиваясь в полете на пол-оборота. Мимо него мелькнуло лезвие меча, украшенное позолотой около рукояти; острие пронзило ржавую кирасу Миланора и пригвоздило рыцаря к полу. Не удержавшись, наносивший удар офицер повалился на Миланора, еще сильнее давя при этом на меч. Не выдержавший веса тела клинок лопнул, послав в стороны несколько обломков.

Желтоволосый рыцарь изогнулся, насколько ему позволил сделать это проржавевшие доспехи. Пена у его губ окрасилась розовым, а глаза закатились. Прошептав что-то неразборчивое, Миланор обмяк.

– Забери тебя демоны! – выругался Девлик, впрочем, довольно равнодушно. Пинком отбросив обескураженного и застывшего без движения офицера, он снова согнулся около рыцаря и принялся тормошить его: – Твой ответ? Я не могу ждать, пока ты воскреснешь, старый дуралей! Состоится ли наша сделка?

Ответом ему была лишь кривая ухмылка, застывшая синеватых губах Миланора. Судя по всему, это была его последняя гримаса в этой жизни… но дожидаться следующей? У Девлика не было столько лишнего времени. "Как бы он ни был туп и упрям, – подумал мертвец, странным образом сливаясь при этом с мыслями забившегося в самый дальний уголок сознания Соргеном, – отказаться он просто не мог! Будь у меня время, я бы уговорил его. А значит, стоит считать, что уговор будет иметь силу. В конце концов, потом всегда можно будет заставить Миланора и остальных вояк подчиняться – лишь только намекнуть о возможности вернуться сюда и продолжить нелепые схватки до трех тысяч смертей. Под такой угрозой они согласятся на что угодно".

Офицер, встав на колени, медленно тянулся за обломком меча, валявшимся в самом углу комнаты. Бородка его была покрыта пылью, а на одежде прибавилось прорех.

– Оставь его! – повелительно и громко сказал Девлик, вставая на ноги. Офицер застыл на четвереньках и, казалось, был в нерешительности – продолжать ли тянуться за мечом, или повернуться к говорившему. Девлик неспешно отряхнул полы куртки и штаны, которые тоже изрядно набрали пылищи, устилавшей здесь все весьма щедро. – Завтрашней ночью будет полнолуние, и вы вновь приметесь за свою бессмысленную драку. Ничто не сможет удержать от привычной резни тысячи безмозглых полумертвецов, ведь так? Значит я должен начать свой ритуал прямо сейчас, пока кругом так тихо и спокойно.

Мертвец говорил тихо и задумчиво, как будто, размышляя вслух. Офицер наконец принял решение и повернулся к нему, все так же на четвереньках, как собака, увидевшая хозяина.

– Ты поможешь мне! – скорее утвердительно, чем вопросительно сказал Девлик, переводя взгляд с заоконных далей на человека у своих ног. – Ты же хочешь все прекратить? Покинуть это место? Умереть вскоре раз и навсегда, а до того вкусить еще раз прелести жизни?

Офицер медленно поднялся на ноги. Посеребренные поножи на его бедрах сохранились лучше, чем кираса Миланора, но кожаные ремни давно ссохлись и почти порвались. При малейшем движении они издавали противный глухой скрип и хруст – как суставы древнего старца.

– О чем ты толкуешь? – хрипло спросил офицер, медленно, тщательно выговаривая слова. Верно, нечасто ему приходилось разговаривать за последние сто лет.

– О том, чтобы разбить заклятие, наложенное на вас тем безумцем, не помню его имени. Чьи кости лежат у моста через ров. Ты был бы на это согласен?

Офицер молча поглядел на мертвого Миланора, на свой сломанный меч, на Девлика… Страдальчески скривив губы, он опустил голову и попытался пройти мимо норга, чтобы покинуть комнату. Девлик вытянул руку в сторону, преграждая ему путь.

– Ты не ответил! – грозно воскликнул мертвец. – Неужели мозги ваши все-таки выела гниль и плесень? Неужели во всем Вайборне не осталось ни одного разумного человека?

– Нам не нужны мозги… – снова прохрипел офицер, однако попыток прорваться не делал. Сгорбившись, он смотрел себе под ноги. – Все, что осталось вместо них – одна единственная мысль. Сражаться и умирать, умирать и сражаться. Никаких трюков, потому что от них только хуже. Честная расплата за грехи.

– Тупые, покорные скоты! – прошипел Девлик. – Я предлагаю купить вас с потрохами, даю хорошую цену, обменивая тысячу смертей на одну-единственную, и что в ответ – либо меч, либо равнодушие!

– Твои слова – ложь! – твердо сказал офицер. – Мы не хотим быть наказанными еще сильнее. Нам не нужны ложные надежды.

– Зачем же мне дурить ваши пустые головы? – возмутился Девлик. Заложив большие пальцы за пояс, он жег взглядом макушку собеседника. Если бы не мертвая кожа и пустые глаза, сейчас его можно было бы принять за обычного человека.

– Это мне не ведомо.

– Сто с лишним лет мучений не прошло даром – они совершенно лишили вас разума! Всего, до единой капли. А также и веры в спасение!

– Это так. Остался только страх большего наказания.

– Глупо. Так ты тоже отказываешься от спасения?

– Мое спасение – смерть, смерть, смерть. Смерть, повторенная тысячу раз, – тут офицер поднял голову, и в глаза его мелькнула страдальческая нерешительность. Мимолетная тень неуверенности в собственных словах…

– Плевать, – решительно взмахнул рукой Девлик. – Я все равно сделаю то, что задумал!

– Что же?

– Я ведь уже сказал тебе, червеголовый! Я собираюсь сокрушить заклятие, удерживающее вас здесь и заставляющее драться друг с другом. Я думаю, что и безо всяких уговоров и сделок вам придется следовать за мной и подчиняться приказам… Хотя бы из чувства благодарности.

Услышав последнее слово, офицер криво улыбнулся.

– Тебе не нравится это слово? Поверь, потом у меня будет несколько способов управлять вами… если кто-то из тысяч здешних вояк окажется неблагодарной свиньей. Такое у меня уже случалось.

Мертвые, непослушные губы Девлика озарила краткая, неестественно грубая и корявая усмешка. В этот миг он снова слился в одно с Соргеном и вдруг вспомнил узкий, полуразрушенный двор замка Беорн и толпу испуганных наемников, стоявших рядом. Да, тогда славно разобрался с теми, кто пытался перечить ему. Славно…

– Видишь ли, мной движет только честная и упрямая корысть, которая заставляет сделать гораздо большие вещи, чем какие-то другие побуждения. Затратить все свое мастерство и магические силы для того, чтобы получить в свое распоряжение отличное войско из закаленных в непрерывной вековой войне бойцов.

– Ты – маг? – с недоверием спросил офицер, непроизвольно сжав пальцы в кулаки.

– Да. Черный маг, причем, без хвастовства, далеко не самый последний.

– Но тогда… тогда… вдруг у тебя получится? – на офицера внезапно нашла волна возбуждения. Он задрожал и даже покраснел лицом, как паж, увидевший королеву голышом. – Что же тебе нужно?

– Для начала – корм и вода моему коню, который готов пасть. Затем – ровная круглая площадка десяти шагов в поперечнике. Ее нужно освободить от трупов, мусора… вообще от всего. Только утоптанная земля. Об остальном я скажу позже.

Необычайное воодушевление офицера длилось довольно долго, так что двое других выживших вайборнца заразились им и без лишних уговоров взялись за работу. Они достали из подвалов странным образом сохранившееся зерно – очевидно, в этом был некий побочный эффект заклинания. Дикарю было все равно, какого качества еда: понурив голову, он жадно выхлебал чуть ли не ведро воды и стал поедать слипшиеся, с черными пятнами зерна. Пока солдаты суетились, расчищая площадку для Девлика, тот присел у стены и вынул из сумки потрепанную книгу. Это была уже не та «азбука», которую старик Врелгин дал юному Дальвигу для постижения азов колдовства. Этот том, гораздо более серьезный и толстый, остался от Рабеля. Со старым черным магом Сорген изрядно попутешествовал по далеким землям к югу от моря Наодима… Сколько лет прошло со времени его смерти? Не так уж и много – быть может, около трех лет. Кажется, что с тех пор минул век, не меньше. Неудивительно. Южное море и все, что связывало с ним, остались в прошлой жизни!

Эти мысли мелькнули в сжавшемся в комочек сознании Соргена, который видел глазами Девлика твердые, желтые страницы фолианта. Мрачные рисунки, сделанные небрежно, при помощи густых теней и жирных линий, мелкие корявые буквы мертвого языка, придуманного тремя Старцами… Если ту, первую книгу, он назвал «азбукой», то эта была толковым словарем, кратко или подробно сообщавшим о важных с магической точки зрения вещах. Что есть "олейз", какую роль играют слова заклинания в процессе магических превращений энергий и материи. Еще тысячи вещей, ясных и запутанных, простых и сложных. Некоторые понятия до сих пор оставались для Девлика тайной, тогда как про другие он мог бы сам написать гораздо больше, чем содержалось в статьях неведомого автора. Однако, сейчас требовалось почерпнуть знаний, потому как с демонами-колдунами Соргену, а значит и Девлику, сталкиваться не приходилось. Простейшие жители других измерений никаких проблем не вызывали: кроме необычной жизнестойкости, странных привычек, полезных умений и, иногда, устойчивости к определенным видам воздействия, они были совершенно такими же, как обычные люди. Другое дело – магия, тем более, если ты собираешься бороться с ее последствиями, и не просто уничтожить ее, а переродить, переделать для своих нужд.

На слове «демон» Девлик и раскрыл книгу. Убористые строчки ползли одна за другой страницу, другую и третью, потом следовали иллюстрации, однако можно было не сомневаться, что здесь не собрано и тысячной доли видов. Только самые распространенные, либо опасные. Слегка скривившись – это была привычка, доставшаяся от Соргена, а не обычное для мертвецов поведение – Девлик принялся читать.

"Демоны – собирательное обозначение для обширной группы существ, обитающих в иных мирах, то есть таких местностях, до которых не добраться с помощью простого физического перемещения в пространстве. Из этого следует, что часто встречающееся в книгах и речах называние демонами дро, пордусов и тому подобных созданий в корне неправильно. Не вызывает также сомнения, что человек, перенесшийся в любой из чуждых нам миров, сам немедленно становится демоном для тамошних коренных обитателей…

Демонов можно поделить на три категории, не имеющие, впрочем, четких и непроницаемых границ. Первая – демоны-звери; во второй числятся демоны, обладающие в той или иной мере разумом, а в третьей – демоны, которые дошли до высшей степени использования этого разума, то есть умеющие творить колдовство. Хорошо известные всем муэланы или тунганы без сомнения относятся к первому виду, поскольку совершенно безмозглы и едва могут понимать повеления вызывателя, на том уровне, на каком понимает приказы хозяина обученная собака. Эзбансы – нечто переходное, потому как в молодости они совершенно безмозглы, но после того, как сменят девять шкур, обретают небольшие умственные способности и даже способны общаться. Онсы и кондронги принадлежат ко второй группе демонов. Они обладают разумом, сравнимым с человеческим, обрабатывают металлы и камни, строят поселения и ведут войны. Вызов их колдунами практикуется очень редко, поскольку выгоды от них, по сравнению с обычными людьми, немного, а хлопот – гораздо больше, поскольку создания эти требуют за службу намного больше, чем тарелка свежей крови.

Тем не менее, опасность хитрого онса, вызванного по неопытности или от жестокой необходимости, не может сравнится с опасностью того же онса, владеющего магией. Как правило, такие демоны крайне отрицательно относятся уже к тому, что кто-то посмел вмешаться в их волю и призвать к себе. Неподготовленный маг может быть тут же убит; только тщательные приготовления умелого колдуна могут заставить демона послужить вызывателю с помощью чуждой магии.

Хотя упомянутый онс и может запросто оказаться в третьей категории демонических существ, к их вызыванию прибегают достаточно редко. С ними можно справиться при определенных условиях, однако выгода опять будет не слишком большой по сравнению с обычным, человеческим волшебником. По сути дела, колдун, которому по силам вызвать и удержать в повиновении онса, может решить любое задание с тем же успехом, что и данный демон. Поэтому, когда мы говорим о вызываемых демонах-волшебниках, то речь зачастую идет о так называемых «сверхъестественных» созданиях. В отличие от жителей иных миров, эти демоны не принадлежат ни одной из известного многообразия Вселенных. Возможно, они остались, как осколки, от разбитых, сгинувших, уничтоженных неведомыми силами в далеком прошлом измерений. Как правило, магические и все прочие энергии таких уничтоженных миров благополучно сосредотачиваются на этих Сверхдемонах. Вследствие этого, они необычайно искусные и могучие колдуны, да и запасом жизненных сил обладают поистине безграничным".

На этом месте Девлик на мгновение оторвался от чтения. Поглядев на солдат, которые заканчивали последние приготовления, он подумал, что все его обещания могут оказаться блефом… Впрочем, если ему не удастся сладить с демоном, результатом их «встречи» будет смерть Девлика, вернее, не смерть – уничтожение, потому как убить того, кто уже мертв, невозможно. Как бы там ни было, ничто не должно остановить его, а тем более – досужие размышления. Уверенность была его именем в прошлой жизни, ибо Сорген – значит уверенность на языке Черных. Сколько крепких орешков лопнули, сколько преград, казавшихся непреодолимыми, рухнули? Так, скоротечно победив мелькнувшие сомнения, Девлик вернулся к чтению. Нудные рассуждения и теоретическая демонология его не интересовали; нужны были практические советы. Он перелистал несколько страниц, хрупких, как свежие вафли. Разделы мелькали перед глазами один за другим: "Вызывание демонов", "Общение с демонами", "Демоническая логика". Наконец, на самом верху желтой страницы показался интересующий его заголовок. "Борьба с демонами".

"Как сами демоны подразделяются на категории, так можно и поделить способы совладания с ними. Нужно понимать, что здесь рассматриваются демоны, вызванные не тем, кто собрался с ними сразиться – кроме тех случаев, когда в ритуале произошли ошибки, и вы вызвали не того, кого собирались.

Бороться с первыми двумя категориями демонов очень просто. Как и любые, самые обычные существа нашего мира, они уязвимы для оружия и боевой магии, хотя в каждом отдельном случае бывают собственные особенности и исключения. Перечислять их можно долго; это сделано в специальных книгах по демонологии. Для примера можно привести эзбанса, которого нельзя проткнуть ударом меча или стрелой, потому как они обладают чрезвычайно прочной чешуей. В свою очередь, они очень чувствительны к яркому свету и холоду. Грифоны очень живучи и лучший способ победить их – отрубить голову.

Если вы столкнулись со враждебным онсом-волшебником, то здесь действия схожи с теми, которые предпринимаются в поединке с человеческим магом. Щиты против его заклинаний и заклинания собственные, которые следует выбирать, помня о том, что онсы происходят из вулканического мира. Бороться с ними огненными или каменными заклинаниями бесполезно, зато вода и особенно лед подходят как нельзя лучше. Магическая техника онсов в основном похожа на человеческую. Они используют потоки "олейз", впадая в недолгий транс с помощью нанесения себе ритуальных ран.

Если же вам не посчастливилось столкнуться с одним из сверхъестественных существ, высшим видом демонов, то первыми рекомендациями будут советы избежать схватки с этими необычайно опасными существами. Их необъяснимое и неисчерпаемое могущество вряд ли может быть преодолено человеком, если только он не один из самых могучих и мудрых волшебников в мире. Вообще, в войне с таковым демоном может помочь только одна вещь, называемая Азан, или Вместилище. Как ни удивительно, большинство существующих ныне Сверхдемонов – рабы своих вместилищ, причем нам не известно, что за силы сделали их рабами. По гипотезе известного исследователя демонов Уркваза, Азаны представляют собой такие же частички уничтоженных миров, как сами демоны, и потому имеют над ними власть. Человек, вызывавший Сверхдемона с помощью его Вместилища, может отдать ему приказ. И, точно так же, человек, имеющий на руках Вместилище, сможет противостоять Сверхдемону".

Глаза Девлика быстро скользнули дальше по тексту, и он отбросил фолиант с порывистостью, которую посторонний мог бы принять за гнев. Нет, просто он был бесполезен для предстоящего дела, вот и все. Ужасная чепуха, две страницы пустых слов, сказки, которые можно было читать на ночь ребенку. Проклятье! Сорген подумывал о том, что словарь, пытающийся объять все сразу, может оказаться бесполезным в одном определенном деле. Так оно и оказалось. Сейчас как нельзя кстати пришлась бы упомянутая в тексте демонология, но такой книги Сорген приобрести не удосужился – просто не успел еще. Теперь он со злорадством ждал, когда Девлик придет в ярость, но напрасно. Мертвые не знали эмоций и поэтому не останавливались на своем пути для мучительных раздумий и колебаний. Девлик быстро придвинул книгу обратно и просмотрел иллюстрации, столь же бесполезные, как и текст. Затем он захлопнул кожаную обложку и застегнул ремень. Книга осталась покоиться на куче других вещей, а мертвец пружинисто поднялся на ноги. Ему нужно было браться за работу.

Вокруг уже почти совершенно потемнело. Небо с западной стороны еще светилось странным сиянием, казавшимся не то синим, не то зеленоватым. Здесь, в этом зловещем месте, все казалось необычным и жутким: свист ветра, летящие по воздуху истрепанные листья и клочья травы, темные, полуразрушенные здания. Над северной стеной встала огромная, желтая, как клыки старого волка, луна. Ее пухлое тело разрубила надвое узкая, зазубренная туча, но она очень быстро уползла прочь. Девлик отлично видел в темноте, однако, тут смотреть было совершенно не на что. В закутке между округлым выступом башенной стены и полуразвалившейся конюшней уже расчистили площадку. Черные постройки нависали над ней, словно хотели получше разглядеть, что такое там будет происходить. Рядом лежали большие кучи мусора, собранного солдатами, а дальше, неотличимые от мусора, валялись многочисленные трупы. В углах и за парой здоровенных гор из гнилых досок белели островки снега, выпавшего прошлой ночью.

Девлик не спеша поднялся в башню, чтобы найти там того самого офицера, Инитона, который стоял, совершенно неподвижно застыв у окна, и разглядывал черневший за крепостной стеной лес. Можно было не сомневаться, что Инитон смог бы простоять так целые сутки… Девлик взял его за плечо и повернул к себе изможденным лицом.

– Послушай меня! – требовательно сказал мертвец. Глаза офицера были тусклыми и безжизненными, в них не осталось ни капли разума. Девлик как следует встряхнул его и, взяв за подбородок, приподнял голову. – Ты должен рассказать мне все, что знаешь о демоне, который держит вас здесь.

– Оставь меня в покое, колдун! – умоляюще прошептал Инитон. – Я уже сделал все, что мог… но боль и видения одолевают меня сильнее и сильнее, особенно теперь, когда наступает ночь. Видишь тот лес? Он кишит червями; скоро эти твари будут здесь, чтобы грызть мое тело.

– Ты ведь сам знаешь, что это – только бред, навеянный чарами. Я же собираюсь развеять заклинание, помнишь? Подумай хорошенько о том, как прекрасно будет жить, не ожидая в ужасе страшных кошмаров и не бредя наяву? Говори!

– Я уже не верю в твой успех. Я знаю: нас ждет новое наказание, еще тысячу смертей, или даже больше. А потом – еще и еще, снова и снова, и никогда это не кончится…

– Тем не менее, я буду пытаться, а ты не сможешь помешать мне. Подумай по-другому, если ты так упорен! Без твоей помощи у меня меньше шансов на успех, так ведь? Мой проигрыш будет и твоим проигрышем, а раз так – скажи эти несколько слов! Разве от тебя убудет??

– Хорошо…. Однако, я просто не знаю ничего такого, что казалось бы важным.

– Предоставь мне рассуждать, важны ли будут твои рассказы! Как зовут это создание, ты знаешь?

– Рану. Это имя горит в мозгу каждого из нас долгие годы; мы помним его каждое мгновение, помним сквозь бред и боль…. мне кажется, помним даже тогда, когда мертвы.

– Замечательно. Ты помнишь, откуда он взялся?

– Я не понимаю твоего вопроса. Он – демон, а все знают, откуда берутся демоны. Колдуны вызывают их…

– Тот человек, что наслал на вас проклятие, был колдуном? Он проводил ритуал вызывания на ваших глазах?

– Нет… Господин Веллиор выпустил демона из шкатулки.

– Какой шкатулки? Ты видел ее?

– Да, я стоял на стене очень близко и мог хорошо разглядеть эту коробочку. Не знаю, отчего, но она тоже стоит у меня перед глазами, как будто это случилось вчера. Большая овальная шкатулка из темного лакированного дерева, инкрустированная золотыми пластинами и витками из серебряной проволоки.

– Ты видел, что с ней стало потом?

– Откуда мне знать? – Инитон вяло махнул рукой, делая попытку высвободиться из хватки Девлика. – Потом, если ты помнишь, начался кошмар, который продолжается уже много лет. Мы сражались, как безумные и вырезали друг друга… Разве мог я запомнить судьбу дурацкой шкатулки?

– О, это вовсе не дурацкая шкатулка. Отыскать ее сейчас очень важно, так как это – первый и самый большой шаг к победе над демоном.

– Все равно, я не могу ничего подсказать тебе.

– Хорошо. Что еще ты знаешь?

– Ничего. Позволь мне наконец остаться наедине с моими видениями… Черви подползают все ближе и ближе; если ты не уйдешь, они примутся и за тебя!

– Черви подождут! Ты должен описать мне демона. Каков он из себя? – услышав это, Инитон изменился в лице и попробовал отшатнуться. Однако, за спиной у него оказалась стена.

– Не заставляй меня вспоминать эту гнусную рожу! Нет, нет, уж лучше легионы червей, чем это… она так долго преследовала меня во снах и наяву, я так радовался, когда перестал видеть ее… а теперь ты снова… снова…

Инитон вдруг стал оседать вниз, так что Девлику пришлось схватить его за ворот и, приподняв, с силой прижать к стене.

– Ты должен вспомнить и сказать! Ради того, чтобы потом вспоминать его только с чувством облегчения и радости!

– Нет… умоляю тебя! Его отвратительный лик просто невозможно описать, – Инитон воздел дрожащие руки и провел растопыренными пальцами себе по лицу, сверху вниз. – Все лицо этого чудовища изборождают глубокие морщины, сочащиеся слизью. Оттуда сверкают злобные глаза, но сколько их – я не могу сказать. Тысячи! Сотни тысяч! Или всего два? Они смотрят на меня и жгут, жгут плоть!!

Голос Инитона сорвался на визг, от которого он забился в конвульсиях. Девлик несколько раз стукнул его спиной о стену и закричал:

– Прекрати! Глупый человечишка! Пока ты ведешь себя, как испуганная дама, время уходит. Бери вот эту головешку и рисуй демона на стене.

– Нет, нет! Пожалуйста, не заставляй меня делать этого! – голос Инитона стал слабым, почти превратившись в шепот. Взяв трясущейся рукой головню, он провел по стене несколько волнистых полос, но после этого застыл, мелко дрожа и глотая рыдания.

– Проклятье! – заревел Девлик и мощным ударом выбил головешку из руки офицера. Кувыркаясь, она улетела за окно, а взбешенный колдун бегом покинул келью Инитона. Внешне Девлик по-прежнему оставался спокойным, однако, мысли его пришли в странное состояние. Отчего-то ему хотелось испепелить тупого офицера, разорвать на куски, расплющить по полу. В мозгу метались проклятия и ругательства.

Впрочем, мертвец очень быстро привел в порядок все свои мысли. О раздражающем поведении Инитона он забыл, потому что впереди стояли большие задачи.

Покинув башню, Девлик отправился мимо расчищенной площадки к куче своих вещей, наверху которой лежала книга. Раскрыв ее на иллюстрациях, он быстро пролистал их; в конце концов из горла вырвался короткий победный вскрик. Ухватив книгу, Девлик все так же поспешно вернулся в башню, к Инитону. Тот уже снова выпрямился и уставился в окна, только на этот раз взгляд был устремлен вниз, во двор замка. Едва услышав шаги за спиной, офицер резко обернулся: лицо его отражало крайнюю степень испуга.

– Черви здесь! – закричал он. – Сегодня у них пасти, из которых растут длинные отравленные жала. На концах хвостов у них когти, которые язвят и заставляют плоть гнить; кожа у них покрыта вонючей слизью…

Девлик грубо обхватил пальцами щеки Инитона, затыкая рот и одновременно поворачивая ему голову, чтобы тот смотрел на картинку из книги.

– Смотри: это – Рану?

Тусклые лучи лунного света проникали в окно под большим углом, но их хватило, чтобы вырвать из мрака рисунок.

– Да! – глухо закричал Инитон сквозь зажимающую ему рот ладонь и затряс головой. Девлик отпустил его.

– Намтун, – пробормотал мертвец, прищурив глаза. – Существо из болот Зерунора, родного мира эзбансов.

Демон выглядел огромной сизой кочкой, угнездившейся среди отвратительного вида растений. Казалось, что от рисунка веет гнилью и затхлостью.

– Да! – вдруг заунывно промолвил Инитон. – Бесконечное болото, едкое и вонючее. Ты бредешь сквозь него утром, когда мутное пятно на тамошнем туманном небосводе поднимается наверх; испарения сгущаются и жалят тебя в щеки, в глаза, везде, куда может дотянуться. Днем они раскаляются; от жара и яда одежда начинает расползаться, превращаясь в лохмотья. Когда кажется, что растворяться начинает плоть, блеклое, но яростное пятно света уползает, и наступает непроглядная ночь, ужасающе холодная, сдавливающая своей схваткой горло. Ты продолжаешь идти, сам не зная, куда, по жидкой грязи. Колышущаяся жижа вокруг, но ты не видишь, как далеко она простирается. Ты вообще ничего не видишь! Лишь иногда рядом выступают из тумана гладкие стволы с шипами, поросшие длинными зелеными волосами… Пиявки со вздувшимися от твоей крови животами висят у тебя на теле, черные, лоснящиеся. У тебя нет сил оторвать их. Ты только бредешь.

– Что это? – спросил Девлик. – Откуда ты знаешь про его болота?

– Мой сон. Или видения, которые являются во время краткого момента забытья, от смерти до смерти – я не помню. Стоит только закрыть глаза и забыться – как я оказываюсь в болоте. Надо дойти до берега, воспрянуть для того, чтобы убивать и быть убитым. Снова, снова и снова.

Итак, теперь Девлик знал все, что мог сообщить ему несчастный Инитон. Можно было допросить и двух других живых солдат, однако сомнительно, что они добавят что-то полезное к рассказу офицера. Поэтому Девлик вернулся на колдовскую площадку и быстро нарисовал по краям несколько рун: защитную, с камешком посредине узора, силы в битве – с горящей магической свечой, поиска – с засушенным соколиным глазом. Последнюю руну, служащую для перенесения в иные миры, он изобразил ближе к центру площадки, по соседству с рунами поиска и сил. Вокруг нее были расставлены плошки с горящим маслом – для того, чтобы потом можно было черпать энергию, рождаемую настоящим, живым огнем. Оставалось еще кое-что.

Легко поднявшись на ноги, мертвец двинулся на поиски описанной Инитоном шкатулки. Дело это обещало быть непростым, так как за сто лет шкатулка могла сгнить, упасть в ров или просто очутиться под слоем земли в локоть толщиной. Кругом валялись растерзанные битвой трупы и всяческий мусор, что тоже не облегчало поисков. С неба светила луна, изредка закрываемая набежавшей тучей, но Девлик неплохо видел и без ее помощи.

Оглушительно скрипя льдинками, мертвец медленно вышел из замка и остановился на мосту. Это было жалкое с виду сооружение – с провалами, перекошенное, вросшее в землю. Железные полосы, которыми мост был окован когда-то, во многих местах проржавели до дыр и по существу превратились трухлявые, ничего не скрепляющие кружева. Пройдет еще немного лет, и мост вовсе сгниет и провалится в ров. Впрочем, сам ров тоже изрядно обмелел и был засыпан мусором, оползнями, жухлой массой буйно разраставшейся здесь летом травы. Небольшая ложбинка – все, что от него осталось.

Давний рассказ Миланора вдруг всплыл в памяти, плавно разделившись надвое между Девликом и Соргеном. "Где-то у моста лежит счастливо ощерившийся череп…" Мертвец огляделся. Рядом много что валялось – останки несчастных воинов, выглядящие так, словно их убили только сегодня утром, сломанное и целое оружие, куски упряжи, лошадиная кость с копытом и подковой на нем.

Трупы, трупы, трупы. Несколько сотен несчастных, наслаждающихся кратким мигом покоя, или бредущих по бесконечным болотам демона Рану? Девлик оглядел темное, едва посеребренное луной поле брани и остановил взгляд на частоколе леса. Покрытые легким налетом инея голые ветви берез и лапы сосен неподвижно стояли, словно надгробия, дожидающиеся, когда люди наконец успокоятся навсегда. Сухие стебли трав – как древки стрел, торчащие из многочисленных тел. Жуткое напоминание о том, как бывает наказуема людская жестокость и безнравственность.

Об этом думал Сорген, впитывающий в себя картину уныния и смерти. Отчего Девлик позволил взгляду задержаться на зрелище наполненного убитыми луга и мрачного леса, охранявшего замок? Этого Соргену узнать было не дано. Через пару мгновений мертвец перевел взор себе под ноги и начал тщательный поиск. Вокруг была только твердая, подмерзшая земля и редкие стебли, покрытые зернистой оболочкой инея. Стоило их задеть – вниз медленно оседало серебристое облачко, и в воздухе разносился едва слышный звенящий шелест. Девлик медленно побрел по спирали, постепенно расширяя круг поисков. Повсюду, с каждой малой пяди земли, из-под моста и со дна рва на него смотрели многочисленные лики смерти. Трупы и мертвые лица также были припорошены инеем, отчего казались менее страшными и зловещими. Скорее, они выглядели, как стеклянные скульптуры, сделанные с необычайным правдоподобием и тщательностью. В каждой гримасе – боль и извращенное удовлетворение людей, больше всего на свете желающих поскорее умереть. Изломанные тела с жуткими ранами, лежащие рядом, составляли странный узор, равный которому не сможет сотворить и самый безумный художник или скульптор. Мертвые глаза Девлика равнодушно скользили по нему: восхищался и ужасался лишь загнанный в угол Сорген, проникающийся от этого зрелища особенным, экстатическим унынием. Казалось, что он, лишенный тела и большей части разума, снова способен чувствовать и ощущает охватившую тело дрожь, слышит биение сердца и задыхается от сдавившей грудь тоски.

Взгляд скользил и скользил, выхватывая все новые участки поля смерти. Вот двое обнялись в борьбе и в это время были пробиты одним и тем же копьем. Вот воин, словно присевший отдохнуть и склонивший голову: копье пронзило ему грудь, а потом уперлось древком в землю. Убитый склонился на колено в шатком равновесии, а потом так и окоченел. Вот отрубленная голова, что смотрит в черное небо спокойно и даже задумчиво, как изучающий звезды астроном, а снег вокруг нее как будто покрыт черными кружевами разбрызгавшейся крови.

Фигуры сменялись одна другой. Девлик, чуть наклонившись вперед, упорно шел по спирали. Время шло, и луна медленно спускалась к горизонту. Отчаяние было не ведомо мертвецу, однако, он с беспокойством поглядывал на небо. До рассвета было далеко, но кто знает, сколько времени займет у него ритуал перемещения и борьба с демоном?

Кружа, как старая слепая лошадь с мельницы, он отошел от моста уже на порядочное расстояние. Внезапно он увидел маленький сугроб, стоявший на краю рва посреди истоптанного луга. Очевидно, что вступившие в бой воины по какой-то причине сторонились этого места и обходили его, почему снег и уцелел. Девлик прекратил кружить и направился к сугробу, потирая руки. Вытянув вперед правую, он прошептал заклинание Невидимой Длани и пошевелил пальцами. Подтаявший и снова затвердевший снег подался с трудом, разламываясь на неровные, зернистые комки. Они разлетались по сторонам, обнажая под собой пятачок обычной земли. Наполовину ушедший в землю, там лежал скелет – вернее, его остатки. Череп, грудная клетка, берцовые кости и левая рука. Почти все ребра были сломаны и держались на месте только чудом; между двумя, в боку, застрял ржавый кинжал-мизеркордие. Подойдя вплотную, Девлик уставился на скелет долгим взглядом. Череп был запрокинут и лишен нижней челюсти; внутри у него виднелась черная земля, из глазниц торчали высохшие стебли громадного пырея. Уцелевшая левая рука была вытянута в сторону от тела и уходила костяшками пальцев в землю, словно мертвый Веллиор пытался спрятать что-то, или же наоборот, выцарапать наружу. Девлик снова повел пальцами – на сей раз по его приказу расступилась мерзлая земля. Снова комки, на сей раз черные, с нитями корневищ, полетели по сторонам. Рыть пришлось не очень долго: вскоре кисть скелета была обнажена полностью, и в ней обнаружилась большая темная шкатулка из твердого, как камень, дерева. Ее лакированной поверхности нисколько не повредили годы, проведенные под землей, и это подсказало Девлику, что его догадка правильна. Шкатулка – не просто коробка для хранения свитка вызывания или какого-то другого магического предмета, нет. Она сама и есть тот Азан, Вместилище, о котором говорилось в книге.

Нагнувшись, Девлик поднял шкатулку с земли и отряхнул ее от налипшей грязи и травы. Аккуратная коробка лежала вверх дном, раскрытая, однако, даже бархатная обивка внутренностей казалась совсем новой.

Как и сказал Инитон, шкатулка имела форму овала. По бокам на ней были приделаны золотые пластинки с рунами, а на крышке змеилась причудливая вязь, сотканная из серебряных нитей. В лунном свете, неверном и мелькающем из-за бегущих по небу туч, крышка шкатулки тускло блестела. Девлик закрыл ее от лунных лучей и вгляделся в узор: через некоторое время ему показалось, что он увидел величественную картину закрытого тучами неба. В центре крышки в облачном покрове образовалось неровное окно, в котором происходило затмение солнца. Возможно, все это только пригрезилось Девлику – или же мастер, изготовивший шкатулку, на самом деле сумел передать с помощью черного дерева и светлого серебра сложнейшую картину? Штрихами, одноцветными линиями и гравировкой на крошечных серебряных пластинках он сотворил иллюзию реальности, дверь в странный и живой, застывший только на одно мгновение мир.

– Древний символ? – прошептал Девлик, спрашивая сам себя. – Из тех времен, когда яркий круг солнца считался высшим знаком могущества, неисчерпаемым источником энергии… почти что богом!

Затмение солнца означает овладение этой божественной энергией. Возможно, из этого следует, что Рану – колдун необычайно сильный и непобедимый, равный самому солнцу? Если бы Девлик мог пугаться, то сейчас у него непременно затряслись бы поджилки. Однако мертвое тело было лишено таких недостатков, и если разум создания по имени «Девлик» и испытывал сейчас какое-то подобие чувств, то сравнить их можно было лишь с озабоченностью. Он должен постараться, чтобы все получилось как надо; каким бы могучим и зловещим ни был противник, во имя Теракет Таце и по приказу трех старцев он должен быть побежден.

Мертвец отнес найденную шкатулку обратно в замковый двор и зарыл ее в самом центре своего колдовского узора. Разровняв неподатливую землю Невидимой дланью, Девлик водрузил сверху, над погребенным Вместилищем демона книгу, раскрытую на изображении намтуна. На мгновение застыв, словно бы любуясь делом рук своих, он быстро повторил мысленно те шаги, которые должен был сделать. Вроде бы, все готово. Теперь он должен был подождать до рассвета, до того момента, когда первые лучи солнца появятся на далеком восточном краю неба. Пока же он забился в угол и впал в забытье.

Это нельзя было назвать сном. Мертвому телу не нужен был отдых, мертвый разум Девлика не отправлялся в страну грез или кошмаров. Это было время Соргена, выпущенного из клетки – но лишь для того, чтобы лишний раз убедиться в своем бессилии и обреченности. Как голодный, оборванный, стосковавшийся по человеческому слову пленник, который выходит из темницы и видит вокруг царство льда и камня. Он идет в таверну, но не может выпить там вина или откусить краюху хлеба, чтобы унять голод и победить предательскую слабость мышц. Он ощупывает руками одежды, но не может взять их и прикрыть содрогающееся от холода тело. Он видит фигуры людей – но они безмолвны и недвижны, как статуи. Он идет, ползет, царапая ногтями каменные и ледяные изваяния, плачет и замирает, чтобы потом снова очнуться в темнице, связанный, спеленатый и лишенный возможности хоть что-то сделать или сказать. Видеть, слышать, страдать – вот его вечный удел, до тех пор, пока ходит мертвое тело, пока Девлик способен исполнять приказы Черных Старцев.

Словно сквозь туман, к Соргену возвращалась его короткая жизнь, проходила, день за днем, дразня и не давая ухватить себя, остановить, изменить, повернуть вспять. Дни мелькали, то бешено сменяя друг друга, то растягиваясь мучительно и неотвратимо. Тоска ядовитым копьем пронзало несуществующую грудь, и Сорген кричал неслышным криком, корчась мнимым телом от придуманных, но таких реальных и жестоких страданий. Каждый раз все это кончалось одним и тем же: разочарованием, всепоглощающим и неизбежным. Раз за разом Сорген понимал, что прожил жизнь напрасно и неправильно, и то, что никогда уже ему не исправить этого, язвило его еще больнее. Умирающий человек перед самой кончиной переживает вновь мгновение за мгновением свой век, успевает испытать удовлетворение или горько пожалеть – и уходит навсегда, оторванный от тех забот и воспоминаний, что были присущи ему тогда, за гранью. Однако Сорген был обречен страдать снова и снова, ибо ему не было дано перешагнуть эту границу. Он был обречен балансировать на ней долгое время – столь долгое, какое только вынесет разлагающееся тело. Мелькающая перед мысленным взором жизнь появлялась вновь и вновь, со всей скрытой в ней болью и сожалением.

И было только одно средство, дававшее надежду – странную и даже глупую для любого, кто мог бы вдруг узнать о ней… Но для живого разума, запертого в ящике гниющей плоти, за спиной равнодушного сторожа, оторвавшего у него часть воспоминаний и кусочек личности, не было ничего неправильного в том, чтобы надеяться на несбыточное. С этой мыслью он умер; она не раз навязчиво посещала его при жизни.

"Не все потеряно!" – шептал он, корчась от жалости и сострадания к самому себе, в дурманном тумане поспешных и смутных образов, торопящихся мимо. – "Я должен воскреснуть, воспрянуть, возродиться! Нет, нет – родиться заново, чистым и безгрешным, как дитя, не похожим на себя прежнего, лишенным груза старой памяти и дурных поступков, гадких мыслей, равнодушия… всего того, что делает воспоминания непереносимыми. Только одно должно достаться в наследство новому человеку, у которого не будет никакого имени, тянущего обратно в омуты прошлой жизни. Четкое осознание того, как он должен прожить свою новую жизнь, доставшуюся с таким трудом".

Если бы он только мог, то посмеялся над той самоуверенностью, с которой постулировал себе «возрожденному» новые жизненные принципы! Но с этими мыслями он встречал новое пробуждение, дававшее пищу усталому разуму, отвлекающее от метаний и мучений.

Так он очнулся и в то утро, вернее, незадолго до него. Девлик чуял время так, как хорошая гончая чует лису, петляющую по лесу. Все вокруг было еще погружено во тьму, полную и непроницаемую. Магические свечи, разбросанные тут и там по колдовскому узору, казались крошечными точками и только усиливали кромешный мрак. Ветер утих, а небо было окончательно укрыто плотным покрывалом туч; луна ушла за горизонт и ничего на всем свете не могло теперь победить ночь. Мелкий снег, сыпавший на землю, казался серым, почти что невидимым. Девлик стер его с лица, не чувствуя мертвой кожей холода, только услышав хруст и шелест сыплющейся вниз пыльцы.

Счет дням был безвозвратно потерян, однако мертвец точно знал, что сейчас середина Месяца Сугробов. Солнце вставало поздно, поэтому теперь ночь длится очень долго – летом в это время давно бы рассвело. Однако сейчас светило только готовилось подняться над горизонтом, давая новый виток бессмысленной бойне, год из года повторяющейся в замке Вайборн. Но не в этот раз – если только Девлика ждет удача.

Тут губы мертвеца внезапно задрожали, как если бы он пытался удержать плач или горестный стон. Потом они сложились в кривую ухмылку, черную и едва заметную. Жуткая тень той самой усмешки, какой любил встречать неприятности и опасности Сорген тысячу лет тому назад…. Прочь даже тени сомнений, развернитесь за спиной, крылья уверенности! Девлик, наследник мощи и таланта, не желает знать поражений! Сам Сорген в своей незримой норе испытал нечто вроде воодушевления, родившегося от той части его личности, что была разделена на двоих с Девликом. Словно в порыве боевого возбуждения, он вскочил на ноги и выбрался из угла на центр площадки. На мгновение Соргену показалось, что мускулы вновь слушаются его, готовые ответить на любое желание, едва родившееся и даже не осознанное – но нет, это была только иллюзия. Мертвец, тяжелый и своевольный, застыл на месте со скрещенными на груди руками. Низко опустив голову, он вперился взглядом в книгу, всматриваясь в изображение предполагаемого врага, запоминая каждый изгиб его мерзкого тела, каждую складку на уродливой роже.

Трое людей, единственные живые создания в этом царстве мертвой плоти, подгоняемые неведомым порывом, явились в замковый двор перед самым рассветом и, застыв в дверях башни, наблюдали за ритуалом. Мертвенно-бледный колдун в грязных и рваных одеждах начал невнятно бормотать заклинания на тайном языке Черных Магов. Раскачиваясь в такт словам, он постепенно разводил по сторонам руки, сложенные до того на груди. Скрюченные пальцы устремлялись к невидимым небесам, угрожая такому же незримому противнику. Вверх и вперед: руки рвались вперед и звали следом тело. С ладоней сорвался ворох искр, а во всех плошках, расставленных по площадке тут и там, ярко вспыхнуло желтое пламя. Колдун продолжал бормотать и раскачиваться, весь покрытый теперь мечущимися по складкам одежды пятнами света. Кожа на лице, казалось, бурлит, как кипящая вода, ни мгновения не удерживаясь на месте и непрерывно меняя форму и положение. Из тех плошек, что стояли рядышком, потянулись длинные языки пламени, постепенно превращающиеся в тонкие нити. Они жадно тянулись к рукам колдуна и сплетались с его пальцами, превращаясь в дрожащие снопы света. Резкое движение – и очередной сноп отправлялся в полет, ударяя в руну, одну за другой. Впитывая полученную энергию, руны сами начинали сиять, сначала неярко и пульсирующе, а потом все сильнее и увереннее. Каждая руна имела собственный цвет. Вскоре колдун был расцвечен с четырех сторон, как яркая детская игрушка, как бабочка, угодившая в светящуюся паутину. Бормотание его прекратилось; некоторое время Девлик раскачивался, а потом с глухим хриплым криком рухнул на колени, уперся кулаками в землю – и вдруг молча свалился на бок.

В этот момент Девлик простился со своим телом. Сорген был увлечен следом, потому как был связан с мертвым слугой Старцев слишком многим, чтобы расстаться с ним. В странный миг, длившийся вечность, он успел поразмыслить о том, как отличается эта, новая сторона его личности от той, что управляла телом и разумом до смерти. Прежний Сорген, без сомнений, мог бы бросить себя в путешествия по мирам одним мощным усилием мысли, одним четко направленным желанием, и забрать с собой сколько угодно энергии. Он не мог бы объяснить механизм этого деяния постороннему, но знал, что сам был способен совершить такое. Девлик же, унаследовав от Соргена знания и умения, предпочитал делать все так, как это было предписано делать любому колдуну. Руны, заклинания, артефакты… Все ж таки Старцы многое потеряли, променяв живого Соргена на мертвого Девлика, подумал первый, получая мстительное удовольствие.

А тем временем, перед чистым разумом, покинувшим тело, открывались новые измерения. Очевидно, философы, узнай они о данном факте, обрели бы для себя новые темы для плодотворных и не очень дискуссий. Все признавали наличие духа, способного существовать вне тела, но как может существовать тело, лишенное духа, да еще и посылать при этом нечто такое «третье» в иные миры? Не пора ли твердо поделить человеческое существо на три, а не две составляющие, имеющие отдельное значение и в то же время как-то взаимосвязанные между собой? Эти мысли заняли Соргена еще на некоторое время, Девлик же не рассуждал, он выполнял то, что должен был сделать. Вышедший из тела на бой разум так же был полностью подчинен ему и только ему.

Обращение к руне силы наполнило его ощущением собственного величия и способности на самые грандиозные свершения. Он был уверен в себе так, как может быть уверен накатывающийся на полевой цветок валун. Цветку не устоять. Он не помеха громадному крепкому камню.

Руна перемещения бросила его в неведомые дали, а руна поиска указала нужное направление. Картинка из книги встала перед ним, как будто он снова глядел на нее глазами. Затем она вдруг обрела объем и стала раздуваться, увеличиваться и приближаться. Больше не было бумаги, чернил и мастерства художника: рисунок, выхваченный заклинанием и переплетенный с сущностью Азана, Вместилища демона, превращался в реальность. Перед тем, как окончательно очутиться во враждебном мире Рану, Девлик зачерпнул энергии у последней руны, окружая себя защитным щитом. Это было его последнее обращение к родному измерению.

Вокруг высились громадные гладкие стволы деревьев, каждое в три обхвата толщиной, а то и больше. Цвет коры изменялся от бледно-зеленого, почти белого, до бурого, приближающегося к коричневому. Черная маслянистая жижа, из которой росли эти деревья, непрерывно пенилась и булькала, как кипящий суп. Раздался протяжный мерзкий вопль – над головой пришельца, лавируя между редких и голых ветвей, тяжело пролетел толстый, черный эзбанс. Резко спикировав вниз, он вырвался из гущи деревьев на небольшое чистое пространство и с размаху плюхнулся в жижу рядом с высокой, конусообразной кочкой. Ударившись о бурлящую поверхность, эзбанс подскочил обратно в воздух и застыл там. Медленно вращаясь, он вдруг принялся дымиться; крепкие чешуйки с треском отскакивали, обнажая под собой розовое мясо. Из кочки с вибрирующим свистом вырвались десятки гибких тонких отростков, которые окружили тушку эзбанса и замерли, пошевеливаясь, словно дрожащие в нетерпении пальцы. Когда большая часть чешуек отлетела, а обнажившееся мясо приобрело темно-золотистый оттенок, щупальца набросились на тушу. Отрывая куски размером с добрый кулак, отростки толкали их в отверстие, раскрывавшееся где– то ближе к верхушке кочки.

Кроме того, что рядом со странной кочкой не было ни единого, даже самого маленького стебля растения, над всей «поляной» в багровом облачном небе низко висели розовые облачка необычной формы. В отличие от тяжелых косматых туч, они не поднимались выше верхушек соседних деревьев. Девлик присмотрелся повнимательнее и тут же воздел брови. Это было то, что он искал! Над пирующей кочкой висели вовсе не облака, а сотни призрачных человеческих фигур, сбившихся в плотную стаю. Как посаженные на привязь детские воздушные шары с легким дымом внутри, они колебались и беспомощно рыскали из стороны в сторону, не в силах освободиться. Возможно, это были души пойманных в ловушку заклинания воинов в замке Вайборн? Сейчас это было неважно, потому что следовало немедленно заняться демоном, воспользоваться его увлеченностью трапезой. Чем бы ни были эти розовые фигурки людей, со смертью Рану они должны освободиться.

Медленно вышедши из леса, Девлик двинулся к пожирающему последние куски эзбанса демону. Впрочем, слова «вышел» и «двинулся» были вряд ли применимы здесь, ибо Девлик в данный момент являлся неким бесплотным созданием, концентрацией волшебных эманаций олейз, собранных вокруг себя его отделившимся от тела разумом. Он плыл в воздухе, не боясь замарать ноги грязной жижей, не боясь отравить кожу ядовитыми испарениями. У него не было ни ног, ни кожи.

Приблизившись к кочке на расстояние нескольких шагов, Девлик остановился и повелительно воскликнул:

– Рану!! Рану!

Верхушка кочки, которую можно было назвать «головой» только при наличии развитого воображения, сначала вжалась в основание, а потом повернулась, в то время как остальное тело оставалось неподвижным. Грязно-серая кожа демона натянулась и покрылась длинными винтовыми складками. На незваного гостя уставились два вертикально вытянутых глаза, расположенных у краев кривой черной трещины, обозначавшей рот. С уголков его текли капли крови и жира только что сожранного эзбанса, отчего казалось, будто Рану плачет.

Не издавая ни звука, кочка содрогнулась и выпустила из макушки фонтан искр; болото глухо застонало и покрылось мелкой рябью – впрочем, тут же исчезнувшей на вечно бурлящей поверхности. Что-то изменилось, но сначала Девлик не мог понять, что именно? Вдруг он почуял, как теряет былую легкость и словно бы тонет, спускаясь вниз. Он глянул вниз и тут же нахмурился, ибо снова увидел собственное тело, увязшее в зловонном болоте по колени. Проклятый демон вытянул сюда, в свой мир, его настоящее тело, а значит, сделал разом намного уязвимее.

Мало того, за краткий миг Девлик вдруг оказался в положении Соргена, способного видеть и слышать, но не способного управлять телом. Две личности, запертые в тюрьме из мертвой, безвольной плоти… Успев издать лишь удивленный, короткий вопль, Девлик рухнул на подкосившиеся колени, а затем завалился на спину. Тяжелая и плотная вода не дала ему погрузиться с головой, однако ближайшие деревья стали наклоняться и тянуть свои толстые ветви, чтобы вбить пришельца в болото и оставить там навечно – пока ядовитая жижа не разъест все до костей.

Однако, за пару мгновений до того, как бледные зеленые ветви коснулись его груди, человек выскользнул из-под удара, словно лодка, подгоняемая могучими гребками весел. За его ногами вверх взметнулись фонтаны жижи, ветки деревьев сцепились друг с другом и затрещали под напором стволов, стремящихся вернуться обратно в вертикальное положение.

Сорген был поднят наверх волной величайшего воодушевления, которое только может испытать человек, проведший десять лет в крошечной тюремной камере, а потом выпущенный на свободу и получивший назад все свои богатства. С того момента, как Девлик был парализован волшебством демона, к Соргену вернулась прежняя власть над мозгом и телом – в полной мере, как это было раньше. В этот момент он не чувствовал, что тело мертво и гниет, что мышцы потеряли прежнюю гибкость, что кожа стала сухой и хрупкой. Взмахнув руками, будто крыльями, он взлетел вверх, продираясь сквозь путаницу деревьев, до сих пор склоненных над болотом. Огромная ветвистая молния ударила по нему – но не достала, распавшись на десятки безвредных для Соргена вспышек. Толстые ветки вспыхнули, корчась и обугливаясь, а тонкие просто разом обратились в пепел. Окруженные ярким оранжевым ореолом пламени, деревья наконец получили свободу и разогнулись, оглашая окрестности протяжными стонами, скрежетом и свистом. Ошметки горелой коры, пепел и искры окутали их облаками, медленно оседающими вниз. Сорген вытянул перед собой руки и скользнул вниз по отлогой траектории. Рану послал в него струю пламени, ледяную глыбу, поток камней – но все это безжалостно разбилось о выставленный человеком барьер. Огонь стек в болото и поджег его, заставив ревущее пламя вознестись на несколько саженей вверх. Рану затрясся, потому как огонь скользнул к нему и облизал его серую, морщинистую кожу. Ледяная глыба, превратившаяся в пар, осела у ног зависшего в воздухе Соргена и не дала огню поглотить его. Камни отлетали в стороны и падали в болото с громким бульканьем, перемешивая горящую грязь, разбрасывая пламя на лес.

Рану, казалось, пытался вырваться из своего гнезда и удрать от пламени, окружившего его грузное тело с трех сторон. Потом, в один миг, весь огонь разом вдруг пропал, погас с резким хлопком. Лицо Соргена овеял ветер – горячий, зловонный ветер, но даже он казался ему сейчас прекрасным и желанным. Воспользовавшись мгновением, Сорген прыгнул прямо на голову демона.

В сражениях волшебников исход схватки редко решает грубая сила. Чаще всего в ход идут изощренные магические приемы, заклинания, бьющие на расстоянии или же чары, сводящие противника с ума и заставляющие его самого лишить себя жизни… Но с Рану Сорген поступил совершенно незамысловато и прозаично: не нанеся ему ни одного удара с помощью волшебства, он вцепился в голову демона, похожую на старый, трухлявый пень, и разорвал ее голыми руками. Это было не трудно – все равно, что разметать весной сугроб из рыхлого, полурастаявшего снега. Вверх фонтаном брызнула горячая жижа, цвета которой Сорген разобрать уже не мог. Наверное, со стороны Рану выглядел как одна из Трех вершин, вечно изрыгающим дым в небеса Страны Без Солнца. Напор брызнувшей крови был так силен, что Соргена отбросило в воздух. Еще одно мгновение, чтобы насладиться полетом и свободой от уз…. Но только одно. Когда оно истекло, сознание Соргена помутилось и растворилось в мутной тьме.