Дрожащая Илья Раваллион опустилась на корточки и, прижавшись спиной к стене, скрестила руки. На Эревайле было холодно. Ей следовало надеть скафандр, а не просто свою старую униформу. Но с недавних пор для нее стало важным носить прежние цвета. Когда-то ни они, ни эмблемы ни не имели для нее значения. Теперь все изменилось.
Старая униформа больше не сидела на Илье как следует. Она осталась прежней, чего нельзя было сказать о постаревшей женщине. Возраст был жестокой штукой, отнимая у генерала те самые способности, которые сделали ее полезной. Она гадала, замечали ли в Легионе, что она сдает. Если и так, то они никогда не говорили об этом, хотя, как ей думалось, стали более заботливыми.
Женщина закрыла глаза и попыталась остановить дрожь. Издалека доносились разрывы артиллерийских снарядов, отмечая неуклонное продвижение северного фронта. Солдаты III Легиона на Эревайле были из самых худших, что они встречали, но продолжали сражаться. Даже уступая в численности и застигнутые врасплох, они сопротивлялись со всем тем невероятным упорством, которым обладал каждый космодесантник.
Возможно, это было самое отвратительное в них. Она понимала, что даже те, кто ее защищал, вызывали у нее такое же чувство. Воин Легиона был машиной для убийства, лишенной страха и жалости к себе. Оказавшись в безвыходной ситуации, которая сломила бы дух любого невозвышенного, они просто продолжали сражаться, используя все имеющиеся в их распоряжении почти бесконечные ресурсы со всей свойственной им хитростью и находчивостью. Чтобы покончить с ними, необходимо было физически вырвать им глотки. А чтобы расправиться с одним из уродов Фулгрима, часто требовалось и большее.
И они гордились этим. Она слышала, как в братствах говорили друг другу одно и то же, снова и снова.
Мы не сдаемся. Мы – преданные. Мы держим клятвы.
Когда она была усталой и измученной, а такое случалось часто, эти слова вызывали у нее желание кричать на воинов орду:
– Это вам не поможет! Если бы у вас было хоть чуточку воображения, то вы бы сбежали.
Она ни разу не сделала этого. А воины Легиона так и не изменились. Оставались как обычно неукротимыми, хотя стали меньше улыбаться. Но усталость брала свое, и они продолжали повторять старые, призывающие удачу обряды. Возможно, в надежде, что благодаря ним, в непредвиденном будущем им больше не придется притворяться, а может быть, им ничего другого не оставалось.
Закрыв глаза и погрузившись в эти мысли, Илья не сразу поняла, что не одна в комнате. Даже Есугэй, который был способен на многое, не мог двигаться бесшумно в доспехе. Ну и был еще запах – многолетний аромат ладана, въевшийся в керамит.
– Как дела? – спросила Илья, не открывая глаз.
Она почувствовала, как грозовой пророк подошел и остановился над ней. Она ощущала его беспокойство, и это раздражало ее.
– Город падет в течение часа, – сказал он. – Другие также зачищаются.
Илья кивнула. Еще одна битва закончилась. По крайней мере, эту они выиграли.
– Они знали о нас?
– Нет.
– А данные о Вратах?
– Пока нет.
Вздохнув, Илья, наконец, открыла глаза.
Перед ней стоял грозовой пророк Таргутай Есугэй. Он снял шлем, обнажив обветренное и полное тревоги лицо. Пятна старой крови на пластинчатом доспехе скрывали висевшие на нем многочисленные амулеты, которые были много большим, чем просто безделушками. Илья видела, что задын арга делал с их помощью.
– Ты нашла, что искала? – спросил он осторожно.
Она боялась этого вопроса. Ведь это была ее инициатива. В конце концов, ей удалось убедить Кагана, и пятая часть всех сил Легиона была направлена на это задание. Организованы семь рейдов на конвои, подготовив тем самым почву для главного удара по базе Калия. И все ради вторжения на Эревайл.
– Его здесь нет, – прямо ответила Илья. От того, что не надо было скрывать правду, ей стало немного легче.
Есугэй кивнул. В его глазах не было ни малейшего осуждения.
– А тот, кого мы нашли в городе? Он будет жить?
– Будет. Его отправили на «Лунный серп». – Женщина провела руками по жестким волосам, отметив, какими ломкими они стали. – На нем была одежда Дома, и он знал его.
–Хорошо, сы. Он может знать больше.
Илья пожала плечами.
– Больше выживших не будет. Я приказала Хой-Сяну просканировать шпили в Ворлаксе. Ничего. Они убили всех.
– Похоже на них.
– Да, похоже.
По мере закрепления воинов V Легиона на позициях далекие взрывы постепенно стихали. Скоро сядут десантные капсулы со второй волной тактических отделений. Эревайл будет очищен от врага. Когда последних предателей выследят и убьют, планету снова покинут, ее уцелевшие сооружения разрушат, а все извлекаемые ресурсы вывезут для нужд флота. Больше не было речи о захвате территорий, подобные представления остались в прошлом.
– А тебе, сы, нужна медицинская помощь? – спросил Есугэй.
Илья устало улыбнулся и посмотрел на него.
– И как они мне помогут?
Есугэй начал говорить, но Илья взмахом руки перебила его. Время, когда она еле передвигала ноги на «Буре мечей», онемев от страха, давно прошло. Для нее Белые Шрамы теперь были словно семья, шумным кланом младших братьев, неважно насколько смертоносными они могли быть.
– Думаю, у вас нет лекарства от возраста.
Как только она произнесла эти слова, ей снова пришла в голову неприятная мысль, регулярно посещавшая ее последние несколько месяцев.
«Я не увижу конца этой войны. И даже если бы увидела, какой будет толк от этого? Я была обучена служить в другом Империуме, и его больше не вернуть».
Есугэй опустился к ней. В силовом доспехе это было непросто.
– Не вини себя, – сказал он на своем плохом готике. – Это стоило попытки. Возможно, она все-таки принесет плоды.
Оптимизм мог утомлять. Даже рядовые воины Легиона перестали высказывать ей избитые фразы, но Есугэй никогда не терял веры.
– Сколько еще до отбытия? – спросила она.
Есугэй замолчал, обратившись к ретинальным данным.
– Сорок часов, если будет угодно судьбе.
– Я бы предпочла отправиться раньше.
– Рискованно оставлять кого-то в живых.
Илья поморщилась и посмотрела на грязный потолок тесной комнаты.
– А вам точно нужно убить всех?
Есугэй убрал руку.
– Да.
– Я допускаю, что вы стали хороши в этом деле. Но и они тоже.
– Сы, ты устала.
– Мы могли сделать это! – закричала она, поднимаясь. Гнев ненадолго вытеснил усталость. Илья сжала кулаки.
– Два года назад, даже в прошлом году, мог быть выход. Вы могли покинуть эту бойню и вернуться на Терру. Но нет, это не удовлетворило бы честь. Вы должны продолжать охоту на них снова, снова и снова.
Есугэй все так же стоял на одном колене с неизменным выражением лица, ожидая, пока стихнет буря.
– Он должен был отступить раньше, – сказала Илья. – Никто из вас не сказал ему об этом. Тахсир просто хочет продолжать биться пока кто-нибудь не покончит с его болью. Ему нужно было сказать тогда, что бессмысленно загонять себя в окружение. Этот враг не глуп. Проклятье, да это наименее глупый враг, что вам попадался. Ты не думал, что Гор мог все это спланировать?
– Мы обсуждали это раньше, – невозмутимо сказал Есугэй.
– Да, и ты все равно не слушал.
Илья почувствовала, как горят щеки, и подавила вспышку. Она была зла на себя не меньше, чем на него. Руки и ноги налились свинцом, в голове стучало, а дыхание сбилось.
– Теперь ему придется прислушаться. Если есть выход, любой выход, вы должны воспользоваться им. Когда они будут планировать следующий рейд, следующее наступление, ты должен высказаться против. Тебя-то они послушают.
– Каган замедлил врага.
– Ну да, а какой ценой? Третью своих боевых сил? – Она покачала головой. – Где его братья? Где лорд Дорн? Где лорд Русс? Вы сражаетесь в одиночку, и это убивает вас.
Есугэй посмотрел на нее, и на его шрамированном лице не отразилось ничего, кроме беспокойства за нее. Илья сразу же поняла, о чем думает грозовой пророк. Он говорил об этом много раз, и от этого ей захотелось в отчаянии закричать.
«Мы пожертвуем собой, если это даст Тронному миру еще один день, месяц, год. Нас создали для этого, сы. Нас создали умирать. И тебя это огорчает».
Но он промолчал.
– Это ты нас привела на Эревайл, – сказал Есугэй. – Ты нашла этого человека. Это уже какой-то результат. Он приведет еще к чему-то.
Илья разжала кулаки. Она вдруг почувствовала себя глупой перед неумолимой рассудительностью Есугэя. Он единственный из них не сдал. Он оставался таким же, как во время их первой встречи на Улланоре, когда галактика была беззащитна перед наступлением человечества и все говорили только о триумфе.
– Да, – сказала она слабо, больше не имея сил спорить. – Это может привести к чему-то.
Есугэй взял ее под руку. Смуглая кожа на лице растянулась в легкой улыбке.
– Не суди слишком резко моих братьев, – сказал задын арга. – Эта ситуация истощает их души. У меня было свое испытание – на «Воркаударе». Я оплошал. Иногда во снах я вижу, в кого превратился. Теперь это касается всех нас. Он дает им бой, потому что им это нужно. Если они не будут сражаться, ярость поглотит их.
Илья оперлась на его руку. Она так сильно устала. Прошло пять лет с тех пор, как она отправилась из секторальной штаб-квартиры Муниторума в погоню за неуловимым примархом. А по ощущениям все двадцать.
– Если мы сможем покинуть это место пораньше, то так и сделаем, – сказал ей Есугэй. – И доставим приз на «Бурю мечей».
Она кивнула. Ей нужно поспать. Ей нужно всего на несколько часов забыться. Эревайл был ненавистным миром смерти, как и любой мир на кровавом пути к Трону, и от этого смрада ее тошнило.
– Я просто надеюсь, что оно того стоило, – пробормотала она, чувствуя уверенность, что будет наоборот.
Перед ними летел облачный молот, извергая сажу. Небеса Клефора вокруг него сияли неземной красотой сочно-розовых, светло-зеленых и синих цветов. Пятна перистых облаков уходили к магнитному северу – одной из немногих точек зрительного ориентира в подернутом дымкой небе.
– Как же он уродлив, – передал Саньяса.
– Да уж, – согласился Торгун.
– Полагаю, мы должны покончить с ним.
– Ты прав.
Воздушный корабль класса «облачный молот» сохранял курс, не подавая признаков, что заметил их. Этот экземпляр с уходящим вниз рулем был крупным, достигая пятидесяти метров. Восемь воздушных турбин выбрасывали ослепительно-белое пламя, удерживая закованное в железо тело на раскаленных воздушных потоках. Орудийные блистеры лениво вращались, выискивая цели в бесконечности газовой атмосферы Клефора.
До цели все еще было далеко. Оказавшись в нужном месте, корпус облачного молота раскроется, обнажая ряды гладких бомб, готовых со свистом устремиться через километры постепенно уплотняющегося воздуха к далекой земле. Такое оружие безжалостно использовалось на Клефоре против городов-крепостей верноподданной Каменной стражи Алегоринды, принуждая их к покорности.
Но этому выполнить задание не удастся. Ему осталось несколько минут активной службы, прежде чем он абсолютно неожиданно выйдет из строя.
Семь гравициклов выскочили из ослепительного блеска солнц, держась высоко над возмущенным потоком облачного молота. Все машины были грязно-белого цвета, с тупыми носами и огромными атмосферными двигателями. Как только чудовище оказалось в зоне видимости, они, разделившись, устремились вперед, прежде чем кормовые стрелки успели прицелиться.
Облачный молот обнаружил их и ушел влево, неуклюже двигаясь на потоках нижней тяги. Вокруг приближающихся гравициклов засвистели снаряды, выпущенные из сферических орудийных гондол, тянувшихся по железному корпусу корабля.
– Хай! – выкрикнул Саньяса, лениво увернувшись от града зенитных снарядов и прибавляя газу. Холянь, Вай-Лун и Озад устремились за ним, вызывая на себя больше огня. Инчиг и Ам во главе с Торгуном зашли с другого фланга, приближаясь к цели с каждой секундой.
– Помни, что я говорил о двигателях, – передал Торгун, синхронизируя перекрестие визира с подфюзеляжным тяжелым болтером.
– Они самые опасные, – серьезно ответил Саньяса, ныряя под очередной залп.
Когда облачный молот оказался над ними, гравициклы камнем бросились вниз.
– А следовательно… – добавил Торгун.
– … должны быть атакованы с близкой дистанции, – закончил Саньяса, увеличивая скорость, чтобы выйти в голову охотничьей стаи.
Белые Шрамы снова устремились вверх, нацелившись на группу двигателей. Белые Шрамы нырнули в турбулентный поток воздуха, увитый форсажными шлейфами. Жар ощущался даже через силовой доспех, хотя до цели еще было шестьдесят метров.
Четыре из семи машин летели вдоль облачного молота, обстреливая его орудийные точки. Торгун, Саньяса и Озад оставались в спутной струе двигателей, с большим трудом подводя гравициклы к нижнему краю огромных двигательных корпусов.
Торгун пригнулся в седле, не обращая внимания на сполохи пламени, цепляющиеся за его рысака. Прицельная сетка бешено плясала, поэтому он отключил ее и воспользовался глазами.
Саньяса открыл огонь первым, за ним – Торгун, и долю секунды спустя Озад. Три потока болтерных снарядов попали точно в центр пекла, щелкая по внутреннему изгибу двигателей и раскалывая металл на куски. Торгун, не прекращая стрельбы, немного спустился, и над его головой пролетел серповидный кусок пылающий стали.
Главный двигатель взорвался, оторвавшись от фюзеляжа облачного молота. Три гравицикла круто отвернули от разрушающегося двигательного блока. Из разорванных питающих кабелей повалили огромные клубы дыма, пронизанные искрами. С визгом и лязгом рвущейся металлической обшивки корабль начал крениться и стремительно падать, уносясь сквозь атмосферу к далекой поверхности Клефора.
Торгун ушел вверх, проскочив через отчаянный неприцельный огонь из орудийных блистеров. Белому Шраму было бы приятно увидеть падение корабля, но его гибель займет не один час, а целей еще хватало.
– Дарга, – обратился Инчиг со своей возвышенной позиции на правом фланге, используя хорчинский аналог звания «сержант». – Отходи к моей позиции.
Торгун повернул вправо и увидел, что Инчиг имел в виду: с горбатой спины облачного молота сыпал град ответного болтерного огня. Вай-Лун получил попадание, и его гравицикл резко накренился, испуская прометиевый дым.
Шлем Торгуна дал приближение, показав вылезшую из люка в кормовой надстройке корабля фигуру в некрашеном силовом доспехе. Пока воздушный корабль терял высоту, экипаж выбирался из него, чтобы дать бой врагу.
– Уберите их оттуда, – приказал дарга, прицеливаясь в ближайшую фигуру. Белый Шрам снова открыл огонь из тяжелого болтера. Снаряды застучали по крыше облачного молота и попали в легионера, сбив его с ног. Размахивая руками и ногами, он исчез в облаках.
Но это не остановило других. Воины вылезали наружу, занимали огневые позиции и стреляли по кружившим вокруг корабля гравициклам. Саньяса попал в одного, его силовой ранец взорвался, разбросав куски брони. Один из вражеских легионеров сумел установить на треноге лучевое оружие и пробить дыру в носу гравицикла Герга, но мстительный Холянь, следовавший сразу за боевым братом, уничтожил установку вместе со стрелком.
Вскоре на крыше воздушного корабля остался только один защитник – воин в тяжелой броне и цепным мечом. Он стоял открыто под порывами ветра, размахивая оружием и вызывая на бой круживших на гравициклах Белых Шрамов.
Торгун заметил пляшущие на воине прицельные точки и бросил гравицикл к раскачивающейся груде металла.
– Оставьте его, – приказал он. – Он мой.
Когда гравицикл столкнулся с корпусом облачного молота, Торгун спрыгнул с шипящим силовым мечом наголо. Враг бросился к Белому Шраму, двигаясь с идеальным равновесием по раскачивающейся поверхности. На нем был старая разновидность доспеха с усиленной оболочкой кабелей и рифлеными поножами. Из поврежденного силового ранца сочился маслянистый дым, а шлем с решетчатым щитком отмечали грязно-желтые шевроны.
Железные Воины редко прибегали к словам на поле битвы, и этот легионер не был исключением. С рычащим цепным мечом он устремился в ближний бой. Торгун встретил первый выпад двуручным хватом, выдержав энергию удара и отбросив вражеский клинок. Белый Шрам ринулся вперед, подстроившись под наклон палубы и реагируя быстрее массивного противника.
– Мне нравится твой дух, – сказал Торгун, обмениваясь ударами с цепным клинком. – Но не твоя вонь.
Он атаковал, изо всех сил ударив в середину цепного меча. Угол был идеальным, и силовой меч рассек вращающуюся цепь, ее звенья разлетелись вибрирующими кусками. Железный Воин ударил кулаком, но Торгун уже ушел влево, отвел клинок назад, а затем снова рубанул, попав снизу в горжет врага. Окутанная расщепляющим полем сталь прошла насквозь, рассекая плоть и крепления доспеха.
Торгун повернул меч вверх, отделив голову Железного Воина. Разрубленный цепной меч отлетел, заскользив по наклонившемуся панцирю облачного молота. Следом полетел труп владельца клинка, волочась по раскачивающимся пластинам обшивки.
К этому времени воздушный корабль накренился почти на тридцать градусов, и верхние секции быстро стали бортовыми. Торгун бросился вверх, туда, где автоматически был закреплен его гравицикл, двигатели машины все еще работали. Воин вскочил в седло, когда облачный молот вошел в смертельное пике, обрекая оставшихся внутри членов экипажа на долгое вращающееся падение.
Белый Шрам сорвался от обреченного корабля, вложив меч в ножны, когда гравицикл с воем набрал высоту. Мимо проскочил рысак Саньясы, радостно отсалютовав опущенными крыльями.
– Это было необходимо, дарга? – спросил Саньяса.
– Только так они и учатся, – ответил Торгун, догоняя отряд. Облачный молот уже был в сотне метров под ними и набирал скорость. Стабилизаторы треснули, а турбины начали стремительно выходить из строя.
Вокруг них мерцали газовые высоты Клефора, залитые светом его солнц и очищенные от токсичной копоти облачного молота. Даже выхлопы двигателей гравициклов выглядели светлее, испаряясь переплетающимися белыми полосами на фоне румяного занавеса небес.
– Хорошая охота была, – сказал Саньяса, устремляясь вперед.
– Да, – согласился Торгун, следуя за ним. – И буду еще.
Рейд завершился через двенадцать часов. Легионеры встретились с транспортным судном и покинули верхнюю атмосферу Клефора. Затем они пристыковались к блокадопрорывателю R54 и направились в пустоту.
Вай-Луна не было с ними. Его гравицикл получил попадание болтера и свалился в неконтролируемое пике, закончившееся гибелью воина и его машины. Это была единственная потеря Белых Шрамов, хотя и скорбная, ведь он был отличным воином и достойным человеком. Сагьяр мазан связывали узы двойного братства – Легиона и вынужденного изгнания.
Вначале их было двадцать два. Единственным ханом среди них оказался Торгун. Других перевели из братств, которые сражались за контроль над капитальными кораблями над Просперо. Они прибыли в отряд поодиночке, отделенные от прежних товарищей. Командиры Легионы полностью расформировали сбившиеся с пути подразделения.
Многие сагьяр мазан отправились в бездну вместе с подразделениями других Легионов. В основном, Железных Рук, хотя некоторые действовали с Саламандрами и Гвардией Ворона. Отряд Торгун полностью состоял из Белых Шрамов, поровну терранцев и чогорийцев. Они отправились в путь на штурмовом катере «Крючковатая стрела», далеко впереди основных сил Легиона и получили, как и все прочие, простое задание: искупить свои преступления смертью на службе.
«Крючковатая стрела» продержалась два года и, в конце концов, погибла в долгом бою с патрулем Железных Воинов у Перикланской банки. В этом сражении Белые Шрамы потеряли шестерых братьев, но остальным удалось избежать смерти. Они захватили субварповый корвет и в течение нескольких месяцев рыскали на межпланетных коммуникациях, прежде чем представилась возможность захватить более быстрый корабль. Им оказался R54. Он дал подходящий приют для сохранившихся гравициклов и арсенал для пополнения захваченными трофеями. Старый и потрепанный корабль когда-то выполнял эскортные функции в XIV Легионе, а теперь едва мог выдержать средней силы варп-шторм и был медленным, как сочащееся масло в инжинариуме. Но он все еще располагал полем Геллера, действующей артиллерией и удачным качеством сохранять им жизнь для «еще одного» боя.
Саньяса хотел переименовать его. Как и все чогорийцы он считал непоэтичные названия боевых кораблей оскорбительным. Но Торгун не позволил ему.
– Это принесет неудачу, – объяснил хан своему брата. Со времен Просперо Торгун был одержим удачей, что с ним прежде никогда не случалось. – Мы скоро будем безымянными, так что пусть останется старое название.
Боевые братья гибли один за другим. Отряд сократился до десяти воинов, затем восьми, потом семи. После смерти Вай-Луна их осталось шестеро, чего едва хватало для управления блокадопрорывателем даже с сокращенным составом из смертных матросов и помощью сервиторов. До этого случая Торгун редко называл себя ханом, а после случившегося практически перестал, используя вместо него звание «дарга арбана» – самого низшей звена в командной иерархии.
Они продолжали следовать перед фронтом. Основные силы V Легиона давно разделились, нанося точечные удары, чтобы избежать полного уничтожения. Выжившие отряды сагьяр мазан также отступили, оставаясь насколько возможно в соприкосновении с врагом, нарушая его коммуникации и уничтожая командиров.
Все искупительные отряды тем или иным способом узнали новости о Двелле, так как планета находилась неподалеку. Это достижение стало венцом всей их деятельности, достойным признания даже в высших эшелонах Легиона. В данный момент судьба Хибу-хана была неизвестна, его последнюю позицию захлестнуло контрнаступление жаждущих мщения Сынов Гора. Время от времени приходили сообщения от командира Железных Рук Медузона, хотя в его случае всегда было сложно отделить истину от слухов и дезинформации. Эти обрывки историй и подвигов разжигали амбиции и не давали отчаянию сломить обреченных на смерть.
Такой стала их жизнь: в постоянных сумерках на грани заслуженной смерти. Они, оседлав волну вражеского наступления, кусали ее словно оводы до тех пор, пока их не настигала ее безжалостная сила. Этот день не вызывал печали, так как по законам Алтака смерть искупит их грехи, как это случилось с Вай-Луном и остальными кающимися грешниками.
Торгун сидел металлической койке в своей каюте. Он держал старую глефу боевого брата, проводя пальцем по вырезанным на древке рунам. Павший воин был родом из степей, и его братья пожелали провести принятую на его родине церемонию: сжечь оружие, чтобы защитить дух Вай-Луна в пути по пустому небосводу. Если бы у них было тело боевого брата, то с него бы сняли доспех и предали пустоте в подражание тем временам, когда война велась верхом на скакунах.
Они называли его Путем Небес: мостом между миром душ и миром плоти. Торгун так и не изучил его как следовало. Как и большинство терранцев. Поначалу религиозным предрассудкам не было места, всем правила рациональность. Затем, когда ситуация снова изменилась, они провозглашали приход скорее демонов, чем богов, и преимущество незнания о нематериальном мире вдруг стало более очевидным.
Они подошли так близко к пределу. Никто из них ничего толком не знал. Иногда Торгун просыпался весь в поту из-за кошмаров, вспоминая голоса, которые слышал на «Звездном копье».
С тех пор последствия ошибки стали слишком очевидны. Он сражался с уродующими себя Детьми Императора, воинами Сынов Гора и их союзниками якша, а также апостолами Несущих Слово в одеяниях, пропитанных кровью смертных. Это было то самое будущее, которого он избегал. В сравнении с ним смерть в бою воспринималась, как бесценная награда.
Торгун услышал снаружи комнаты шум шагов. Он вернул глефу на стойку, и в этот момент в низкие двери, пригнувшись, вошел Саньяса.
– Это пришло перед входом в варп, – сказал легионер, вручая командиру инфопланшет. – Отправлено напрямую.
Торгун взглянул на кристаллическую поверхность. Сообщение пришло по линии связи Легиона, а не астропатическим сигналом. Подобные приказы отправлялись по кодированным субварповым маршрутам, передаваясь от одного истребительной команды к другой. Этот метод сокращал радиус действия во много раз, но при этом увеличивал скорость и безопасность. Последний раз подобное послание приходило два года назад, предупредив отмеченных смертью убраться с пути наступления орду. С тех пор ничего не было.
Торгун нажал руну входа и подождал сканирования сетчатки. Саньяса стоял в дверях, даже не пытаясь подойти к командиру.
Торгун прочитал сообщение. Затем еще раз. Потом стер содержимое.
– Когда ты хочешь провести кал дамарг? – спросил он, бросив планшет на алтарь.
– Во время следующего выхода из варпа. Что там было?
– Приказ избегать района Лансиса и Гетморы.
– Мы в месяцах пути от обоих.
– К счастью. В каком состоянии корабль?
Саньяса несколько секунд смотрел на командира. Затем опустил глаза на сломанное оружие Вай-Луна.
– Вполне сносном. Озад обнаружил кое-что на авгуре. Может быть что-то достойное охоты.
Торгун поднялся.
– Хорошо. Пойду, взгляну. – Он подошел к двери, и Саньяса отошел, чтобы пропустить его. – На Клефоре мы победили, брат. Было славно умереть за это.
Саньяса кивнул.
– Да постигнет нас та же судьба.
– Воистину, – согласился Торгун, направляясь на мостик. – Мы можем только надеяться на это.
Коненос шагал по коридорам Основы, отбрасывая ногой оставшиеся после боя обломки. С нижних уровней все еще доносились приглушенный треск – это действовали Белые Шрамы-самоубийцы, оставленные, чтобы помешать преследованию. Их было непросто уничтожить, но все закончится в течение часа. Доки Калия были отбиты, очищены от оставшихся мин-ловушек и восстановлены для приема транспортников III Легиона со строительными элементами.
Отлично проведенная оборона нанесла противнику серьезные потери. Этого должно быть достаточно.
Коненос вошел в Зал Образов, едва взглянув на статуи Имперских Добродетелей, абстрактного представления качеств, которые некогда агрессивно продвигали: Стойкость, Благоразумие, Усердие, Трудолюбие. Исполнение работ шокировало. Это был жутко бездарный хлам, который отделы пропаганды выпускали в ходе фазы Экспансии в промышленных масштабах.
Оркестратор не мог представить, чтобы Фулгрим даже до просвещения терпел подобную мерзость на боевом корабле III Легиона. Его солдаты изуродовали статуи в крепости Основы, поместив на их плечах окровавленные головы Белых Шрамов, отрубив распростертые руки, заменив другие части тел разным непотребством. В целом, жизнь по новым заповедям стала приносить больше удовлетворения.
Он дошел до дверей, которые вели в Зеркальное Святилище, где Эйдолон решил устроить свой командный центр. Двое стражей в шлемах с личиной в виде аквилы из золота и сапфиров поклонились.
Стены зала сияли отраженным светом. Сражение не добралось так далеко, и поэтому здесь все было нетронутым. Но рабы все равно были заняты полировкой, облагораживанием, переоснащением. С высокого потолка свисали шелковые занавесы, ткань колыхалась от выпускаемых устройствами-ароматизаторами клубов порошкообразного ладана. Сотни смертных рабов кланялись идущему оркестратору, прижимая головы к полу в шахматной расцветке и замирая в ожидании приказов. Большинство рабов были изменены – вытянуты, сжаты, ослеплены, наоборот, получили дополнительные глаза, каким бы капризам ткачей плоти это не потакало. Среди смертных слонялись легионеры, некоторые шлифовали клинки, а кое-кто пребывал в послебоевом ступоре.
Эйдолон сидел на троне из кованой бронзы и лазурита. Подлокотник были вырезаны в форме двух поднявшихся змей, спинку отлили в виде открытой пасти с изогнутыми зубами. Внутри нее под светом многочисленных свечей или же каких-то других источников едва заметно корчились отвратительные образы.
Эйдолон развалился на троне и игрался с каким-то предметом. Лорд-командор был без шлема и выглядел так, словно вот-вот расплачется.
Коненос знал почему: он чувствовал то же самое. Выход из боевого состояния теперь переносился гораздо труднее, чем когда-либо. Снижение уровня стимуляторов в крови было резким, и только частично компенсировалось слабодозированной коррекцией. Мир за пределами поля битвы стал почти постоянно размытым, превратившись в сжатый нереальный пейзаж с нечеткими гранями.
«По крайней мере, мы еще можем переносить это, – подумал воин, отлично осознавая, куда ведет этот путь. – Так может быть не всегда».
– Оркестратор, – обратился Эйдолон, чуть подняв ушибленный подбородок. – Твой доспех не в порядке.
Коненос улыбнулся. Последний Белый Шрам, которого он убил, сумел расколоть его наплечник. Ответный вокс-вопль взорвал голову воину, но утрата симметрии все еще раздражала.
– Он будет заменен, повелитель, – ответил он. – Мастера уже получили приказ.
– Несомненно, ты получишь дельные советы.
– Они будут… вдохновлены чогорийцами.
Глаза Эйдолона переместились к шелковым шторам. Его движения были даже медлительнее, чем ожидалось. Возможно, он принял слишком много препаратов.
– Я надеялся, что он будет с ними. Боевой Ястреб.
– Тогда мы бы проиграли.
– Возможно, – задумчиво произнес лорд-командор. – Но насколько бы мы возвысились, как считаешь? Убить примарха… Это бы взволновало эквилибриум.
Коненос промолчал. Эйдолон имел право помечтать – вполне возможно, он заслужил его тем числом врагов, которых поверг в доках. Из всех Детей Императора, что были одарены психозвуковым адским оружием, он был намного искуснее прочих.
И кто знает? Возможно, он даже был прав. Возможно, Фабий и в самом деле сделал его равным прародителю Легиона. Или же, это была старая спесь, помещенная в новую оболочку.
– Мы получили доклады о других рейдах, – сказал Коненос.
– Я знаю, что в них, – равнодушно ответил Эйдолон. – Одни мы выиграли, другие – проиграли.
– Мы пустили им много крови.
– Наверняка, и, все же, я считаю, что это были уловки. Скажи, тебе знакомо название Эревайл?
– Столичный мир Телгамского субсектора. Два месяца идет обратное приведение к согласию. Процесс находится в завершающей фазе. Почему вы спрашиваете?
– Что на этой планете?
Коненосу пришлось напрячь память.
– Средний объем промышленного производства. Планета населена, и были планы по формированию полков. Кроме того…
– Да, да, вся эта скукота мне уже известна. Ты знаешь, что их истинной целью был Эревайл? Они были готовы сдать Калий, только, чтобы прикрыть свою атаку там. Они знали больше нашего. Это была наша планета, мы ее захватывали, и что-то упустили.
Коненос нахмурился.
– Я могу отправить более внимательных людей.
Эйдолон лениво рассмеялся.
– К моменту их прибытия, Шрамы давно исчезнут. Ты ведь знаешь их.
– Тогда мы последуем за ними, – Коненос почувствовал от этой мысли последнюю вспышку боевых химикатов в крови. – Они бегут, повелитель. Мы можем уничтожить их во время преследования.
– Ты не первый, кто дает такой совет. Взгляни.
Эйдолон бросил планшет Коненосу, и тот поймал его одной рукой. Это была стандартный командный блокнот, используемый для хранения астропатических интерпретаций. Руны на кристаллической поверхности были закодированы двухуровневым шифрованием и вдобавок отсылками к кемошской мифологии. К данной минуте принявшие это сообщение сновидцы должны быть мертвы: любая передача от такого источника тщательно защищалась.
Понадобилась минута для разблокировки содержимого.
– Магистр войны, – наконец, произнес Коненос, сдержав готовые вырваться слова. «Значит, он проявляет больше интереса к нашим действиям, чем наш собственный генетический отец».
– Интересно, не правда ли? – заметил Эйдолон. – К нам спешит Повелитель Смерти. Каким-то образом Луперкаль вбил в его голову, что мы сработаемся с Четырнадцатым Легионом. Я так не считаю. А ты?
– Да ладно, повелитель, это то, чего вы хотите, – сказал Коненос, внимательно изучая командные тексты. – Приказ уничтожить весь Пятый Легион. С помощью Гвардии Смерти это можно сделать.
– У меня есть более ранний приказ. Я не какой-то безмозглый лакей, и не Сын Гора, чтобы мною командовал этот раздутый от варпа недоносок. – Взгляд Эйдолона все так же блуждал по слоям ткани, словно лорд-командор был поглощен чем-то за нею, тем, что его интриговало. – Поэтому я не склонен следовать этому приказу. Я сыт варварами по горло, хочется найти другие души для пыток. Разве ты не наслаждался, когда мы играли с сыновьями Ферруса? Они умирали так медленно, и в таком бешенстве.
Коненос собрался ответить, когда огромные двери в Святилище вдруг резко открылись. Из проема вывалилось тело стражника с окровавленным лицом, обронив оружие. Коненос резко развернулся, схватившись за болт-пистолет. Все легионеры по периметру Святилища подняли болтеры.
В зал вошла одинокая фигура в доспехе III Легиона. Воин был без оружия и без шлема. Ледяные голубые глаза на точеном лице кемошского аристократа с презрением оглядели свиту Эйдолона.
– А теперь, – пробормотал Эйдолон, – нас будет пытать этот.
– Милорд! – выкрикнул Раваш Карио, перешагнув через избитого стражника и направившись к трону. – Я слышал, что Разделенная Душа все еще ведет войну. Покончи с моим замешательством и поведай, почему вы все еще не в космосе.
Заинтригованный Эйдолон взглянул на незваного гостя. Постепенно легионеры ослабили хватку на оружии, хотя стволы по-прежнему были наведены на голову Карио.
– Палатинский Клинок, – сказал Эйдолон. – Небывалая честь. Но где твоя свита, префектор? Ты же не мог потерять ее по пути.
Карио остановился перед Эйдолоном. Коненос не сводил с него взгляда. Выправка мечника была идеальной, самообладание – безупречным, но отсутствие улучшений плоти разочаровывало. Оно говорило об отсутствии амбиций, и у судьбы были способы покарать такую гордыню.
– Ты отправил нам десятую часть от того, что мы просили, – бросил обвинение Карио, не побеспокоившись поздороваться с Коненосом. – Если бы ты ответил на вызов, я бы привел сюда спасенный конвой снабжения.
– Вызов, – повторил лорд-командор. – Так ты это называешь?
– У нас есть варп-следы. У тебя средства предугадывать их. – Карио мастерски сдерживал свою холодную, как мрамор, ярость. – Отпустишь дикарей и утратишь остатки своей жалкой чести.
– Да что ты, брат. Я сделал это давным-давно.
Карио свирепо взглянул на трон.
– Найди их.
– Префектор, на тебя со всех сторон нацелены болтеры, – сказал Эйдолон. – И я не думаю, что в твоем положении можно отдавать мне приказы.
Карио сорвался с места еще до того, как лорд-командор произнес последний слог. Коненос тут же выстрелил, но опоздал на долю секунды. Открыли огонь и другие, но тоже слишком медленно. На них сказалась наступившая после сражения апатия и присутствие наркотиков в крови.
Карио, подпрыгнув с платформы, одним прыжком достиг трона и направил извлеченный из ножен клинок к шее Эйдолона. Префектор вдавил сталь в серо-белую кожу лорда-командора, схватившись свободной рукой за плечо Разделенной Души.
– Отставить! – выкрикнул Эйдолон своим солдатам, бросившимся к трону. Коненос, который навел пистолет на обнаженный висок Карио, не стал убирать палец со спускового крючка.
Тяжело дышавший лорд-командор прим сверкнул глазами.
– Клянусь богами, ты быстр.
– А ты разжирел, – Карио по-прежнему щурился. – Смертельные вопли не слышны в пустоте. Поэтому клинок все еще нужен.
– Ты это доказал. Но теперь отступи, пожалуйста. Вопреки ожиданиям, у меня нет желания убивать тебя.
– Тогда заканчивай с этим притворством. Отдай приказ на преследование.
– Мне не нравится получать наставления под лезвием меча.
Наблюдая за игрой господина, Коненос позволил себя сухо улыбнуться. Все в Эйдолоне говорило об обратном.
Карио медленно убрали клинок, и отошел от трона. Тем не менее, гнев не прошел, и префектор не вложил в ножны чарнабальскую саблю.
– Стыдно, брат, – сказал Эйдолон, его сшитые щеки вспыхнули, когда он поерзал на месте. – Были времена, когда мы спорили о нашей стратегии при помощи красивых слов.
Карио презрительно посмотрел на шелка, изувеченных рабов и клубы ладана.
– Были времена, когда слов было достаточно.
– Но что заставляет тебя считать, что у меня есть какие-то средства для обнаружения Хана? – Эйдолон все еще наслаждался собой. – Ты ведь знаешь, что он пользуется заслуженной славой.
Карио сошел с платформы и, шагнув к шелковому занавесу, двойным ударом сабли рассек его.
Высоко над шахматным полом, на золотых цепях висел кусок мяса. Раньше он был чем-то большим – сверхчеловеческим воином в белом керамите. Теперь это были всего лишь дергающиеся плоть и жилы, которым сохраняли жизнь болевые машины, подключенные к мозговому стволу, позвоночнику и остаткам лица. На освежеванном лице застыл безмолвный вопль, закольцованный через катушки усилителей страданий. К вискам прикрепили психически настроенные пластинки, от которых к окутанному ладановыми клубами потолку тянулись силовые кабели. Несмотря на отсутствие глаз, жертва почувствовала, что шелковый покров убрали, и дернулась.
– Многое уже узнал? – спросил Карио.
Эйдолон пожал плечами.
– Мы только начали.
Карио, наконец, вложил саблю в ножны и повернулся к трону.
– Сделай это, и известие отправится к каждому Палатинскому братству в секторе. Если ты устаешь от этой игры, подумай, по крайней мере, об эстетике. Мы можем проделать это со всеми Шрамами.
Тогда Эйдолон с жадностью посмотрел на префектора. Коненос понял, что это был ключ к лорд-командору прим: тот больше не сражался за дело, за примарха, даже самого себя. Он сражался ради собственного развлечения.
– Через варп несется Повелитель Смерти, – сказал Эйдолон. – Ему приказано присоединиться к нам. Ты знал об этом.
Карио пристально посмотрел своими голубыми глазами на своего номинального командующего.
– Это ничего не меняет.
Эйдолон улыбнулся.
– Это меняет все.
Он повернулся к Коненосу:
– А ты, я так понимаю, со всем согласен?
– Всегда.
– Верно, всегда.
Эйдолон сел на трон и уставился на Карио.
– Мне нужно чем-то взбодрить себя. Возможно тобой.
Префектор равнодушно отвернулся.
– Все, что захочешь, – сказал он тихим голосом. – Просто приведи меня к ним. О большем я не прошу.
Флотский сбор стал переломным моментом.
Большую часть многолетней кампании после Просперо Белые Шрамы были рассредоточены. Чондакс был отклонением, редким примером, когда весь Легион действовал вместе. Когда же силы магистра войны перешли в наступление, V Легион взялся за старое – разделился, сформировав автономные группы, используя их скорость и мастерство ведения пустотной войны, чтобы опережать на шаг смерть.
Теперь были отданы новые приказы: корабли возвращались, флотилия за флотилией, пробиваясь через бурные эфирные моря на соединение с командной группой в системе Эрелион. Уже прибывшие соединения зависли на высокой орбите над гигантом Эрелионом III с яростными электрическими штормами и атмосферой цвета индиго.
В крупномасштабной пустотной войне всегда было сложно рассчитывать на какую-то достоверность. Из-за отсутствия надежных систем обнаружения, работающих в диапазонах сверхсистем, флотским командирам приходилось судить о вражеских позициях при помощи сочетания нескольких факторов: зондирования варп-следов, сомнительного шпионажа, психических данных и слепой удачи. Галактические войны велись не ради завоевания смежных территорий. Это были сражения за тысячи точек света среди бесконечной тьмы – миров-крепостей, которые можно было атаковать с любого направления в любое время. Несмотря на широкое использование стратегосами терминов «фронт» и «выступ», в строгом понимании они были неверны, так как физическая протяженность пустоты беспорядочно отображалась на глубинных течениях, которые управляли имматериумом. До начала наступления Гора на Тронный мир, ни одну кампанию, даже на Улланоре, нельзя было назвать единым фронтом. Только продвижение магистра войны благодаря его масштабу и дерзости, несло уровень разрушения, необходимый для создания связной линии опустошенных миров, и даже в этом случае расстояния между ними были намного большими, чем районы контролируемого космоса.
И все же сосредоточение главных сил Легиона в одном месте была риском, особенно в связи с многократным численным превосходством врагов Белых Шрамов. За годы открытой войны Хан старательно избегал крупных сражений, понимая, что это погубит его. Он изменил стратегию только, когда сеть вокруг орду затянулась, а точечные рейды стали менее эффективными.
Процесс с начала и до конца был опасен. Астропатические сообщения могли перехватить, коды расшифровать, физическую связь взломать. Безопасно в системе Эрелиона будет всего несколько дней, но на сбор рассредоточенных кораблей Легиона уйдет гораздо больше времени, в ходе которого их местонахождение будет постоянно под угрозой обнаружения.
Наряду с подлинными усилиями связаться с подразделениями Легиона была запущена тактика дезинформации, что облегчалось сложностью для нечогорийцев понять склонения хорчина. В астропатические сообщения внесли ложные точки сбора, неправильные названия смешали с подлинными инструкциями. Отряды самоубийц отправили в широко разбросанные районы, чтобы придать достоверность ложным точкам сбора, тщательно прокладывался каждый курс для придания схожести с истинным положением вещей.
Теперь все, что можно было сделать, было сделано. Орду стягивала все силы в одно место, готовясь к заданию, которое приведет к выполнению данных клятв либо же к ее гибели при попытке.
Каждый боеспособный фрегат был размещен по периметру гравитационного колодца Эрелиона, а постоянно меняющаяся сфера из флотских дозоров патрулировала границы системы. Все подходы к точке Мандевилля были сильно заминированы, за исключением одного открытого прохода для входящих и уходящих кораблей с необходимой последовательностью кодов.
Из личной наблюдательной каюты на вершине командной башни «Бури мечей» творец стратегии наблюдал за сбором своего флота. Он смотрел, как плавные линии «Кво-Фиана» скользят мимо огромной тени «Копья Небес». Неподалеку находился всего два часа назад прорвавший пелену «Чин-Зар». Каждый линкор нес следы тяжелых повреждений. Больше всего досталось тем, кто недавно совершил варп-переход от Калия, и теперь они были окружены массивными оболочками ремонтных платформ, которые кишели ремонтными командами Легиона и частями наблюдателей Механикума.
В покоях Хана все люмены были выключены. Горели всего две свечи, источая аромат чогорийских масел. Одно называлось ирьял, и им мазали отправляющихся в битву, а другое – гагаан, его наносили на лоб павших. Между свечами лежали две части драконьего шлема, на внутренней части которого сохранилась кровь Цинь Са.
Когда этот шлем принесли примарху, он молча сел на командный трон «Бури мечей», положив части шлема на колени. Темные глаза сфокусировались на металле, словно впившись в шлем взглядом, Хан мог изменить судьбу его владельца.
Никто не осмелился побеспокоить повелителя. Экипаж флагмана замер на своих постах, затаив дыхание и ожидая.
В конце концов, примарх оторвал суровый взгляд от расколотого шлема и отдал приказ, который слишком долго откладывал.
– Хватит. Отдать приказ о сборе.
И затем они отправились на Эрелион. Повелитель Орды ушел в личные покои, и никто не нарушал неприкосновенности его обители размышлений.
Это было то же самое место, в котором он в последний раз встречался наедине со своим Отцом. Тогда они стояли вдвоем перед огромными кристалфлексовыми иллюминаторами, наблюдая за медленно вращающимся под ними ночным изгибом Терры. Перед прощанием они обменялись несколькими словами, так как им всегда непросто давалось общение друг с другом. Они не стали говорить о том, что разделяло их – Имперской Истине, так как ни один не хотел расставаться в плохих отношениях.
И поэтому самое прочное воспоминание Хана о его генетическом повелителе – более сильное, чем демонстрация огромной мощи на Улланоре, более прочное, чем даже первое славное сошествие Императора в степи Чогориса – было о настоящей человеческой неловкости.
Он пытался говорить о великолепии «Бури мечей», подчеркнуть, какой превосходный корабль его мастера сделали из того, что получили.
– Нет ничего быстрее, – сказал Джагатай. – И ничто не послужит тебе лучше. Мы вложили свои души в него, и сделали совершенным.
Его Отец понял это. Он оценил неординарность изменений. Больше чем кто-либо, Он понимал древние технологии в сердцах боевых кораблей Его Империума, так как Его гений простирался дальше древних шаблонов, как и всего прочего, что имело важное значение в расширяющейся галактической империи.
И, тем не менее, Он не похвалил Своего сына за его труды, потому что никогда так не поступал. Его гордое лицо, такое сложное для постижения, такое неописуемое и такое серьезное, ни разу не отвлеклось от созерцания звезд за бронестеклом.
– И даже это, – сказал Император, – преходяще.
Что это значило? Спрашивать было бесполезно – Повелитель Человечества никогда не давал объяснений. В тот момент, Хан отнес это замечание на счет скорости «Бури мечей», но в дальнейшем он больше не смог придерживаться этой иллюзии. В поведении его Отца все говорило о нетерпении, о желании двигаться от уже сделанного к тому, что еще можно было сделать. Император говорил о чем-то еще, о том, что придет после того, что Он построил среди руин прошлого Терры, о чем-то неизвестном.
Теперь, когда все пошло прахом, Хан снова и снова возвращался к тому моменту. Были ночи, когда он давал ему надежду, потому что всегда оставался шанс, что Император каким-то образом предвидел эту грандиозную катастрофу, и она каким-то образом была связана с Его замыслами. И в этом не было ничего невозможного, ведь Его гений изначально был несравнимым и признавался даже теми, кто тщетно сражался против Его возвышения.
Но Джагатай не мог долго цепляться за надежду. С каждым поражением, каждым астропатическим известием об очередном опустошенном мире, становилось ясно, что великие замыслы расстроились, а Гор действовал исключительно по собственным мотивам. Несмотря на века подготовки, мечта Императора оказалась ошибочной и уязвимой.
«Что Ты замышлял? – спрашивал себя Хан, наблюдая за приготовлением своего могучего флота. – Ты никогда не был глупцом. Ты понимал, какой это риск – передать ведение войны в руки Твоих сыновей. Должно быть что-то еще».
Возможно, Магнус знал. Может быть, те, кто был ближе всего к Императору – Дорн, Жиллиман, Фулгрим. Хан никогда не относился к ближнему кругу. Он и его Отец отличались во всем, придерживались различных взглядов и отличались той же врожденной симпатией, с которой кочевники всегда относились к оседлым. Если и были причины для принятых после Триумфа решений Императора, то Белым Шрамам о них не сообщили. Им как обычно дали свободу вести войну на внешних границах империи, забыв до первой необходимости. Они были такими же внушающими страх и пренебрегаемыми, как безумные берсерки Русса, только без их предсказуемости.
«И вот я сражаюсь за Отца, которого никогда не любил против некогда любимого брата. Защищаю империю, которой никогда не был нужен, против армии, которая приняла бы меня без промедления».
И все же клятва была дана, и ее нельзя нарушить.
Достаточно было увидеть падение Мортариона, как и руины Просперо. Гор поменял одного тирана на других, которые, в конце концов, сожрут его. Было ошибкой делать вид, что варп никогда не существовал, но еще большой – верить словам тех, кто обитал в нем.
Черта была проведена. Все, что осталось – проверить на прочность каждую сторону.
Джагатай отвернулся от иллюминатора. Под аркой за мемориальным алтарем Цинь Са вырисовывался силуэт Джубал-хана. Он не шевелился, застыв, словно каменное изваяние в ожидании приказа подойти.
– Подойди, – приказал Каган, пройдя мимо алтаря и спускаясь по короткому лестничному пролету. Джубал последовал за повелителем, и они вошли в другое помещение под наблюдательным уровнем. На грубо обработанных стенах из песчаника висели свитки с каллиграфическими надписями. В облицованных круглых ямах горело пламя, напоминая о временах древних талкскарских царств. На дальней стене висела инкрустированная золотом эмблема молнии Легиона, отражая свет пляшущих языков пламени. На деревянных стойках висели шкуры, очищенные и туго натянутые, словно сухожилия.
– Ты видел, как он погиб? – спросил Хан, взяв кубок с халааком – сброженной лактозой, которую только чогорийская физиология переносила без проблем.
– Нет, Каган. Битва разделила нас.
– Его вернул колдун.
– Да.
Хан сделал большой глоток, смакуя резкий вкус.
– Мне сказали, что Врата Калия были заминированы.
– Флотские авгуры обнаружили их, как только мы приблизились, – сказал Джубал, вытянувшись перед господином. Они были похожи – нос с горбинкой, длинные маслянисто-черные волосы, землистого цвета кожа. – Мы бы не смогли воспользоваться проходом.
– Поэтому ты отменил атаку.
– Врагов было слишком много. Если бы Врата были целыми, тогда…
– Ты бы продолжил бой, надеясь добиться перелома. И все равно бы проиграл. – Хан уже изучил все доклады по сражению и оценил действия каждого подразделения. – Как ты и сказал: врагов было слишком много. Ты вовремя отступил, так как они все лучше просчитывают наши действия.
Он пристально смотрел на темную жидкость в кубке.
– Каган, вы злитесь? – осторожно спросил Джубал.
– Злюсь?
– Еще одна потеря. Кэшика… – Джубал замолчал.
Хан почувствовал вспышку боли и подумал, прежде чем ответить.
– Цинь Са забрал с собой тысячу душ. Он более чем рассчитался за себя. Это все, на что мы можем надеяться. Разве нет? – Он посмотрел прямо на Джубала. – Мы могли собраться вместе, надеясь избежать опасности за счет численности, и возможно, эта война обошла бы нас стороной. Или же мы могли ударить по врагу, доверив судьбе защищать наши души. – Он сжал губы, словно собираясь улыбнуться, хотя не смог полностью скрыть свою боль. – Ветер дует с востока и с запада. Наша удача изменится.
Он подошел к двум стульям, напоминавшим те, что предназначались алтакским боевым вождям – низким, со скрещенными деревянными ножками и покрытым шкурами. Только размерами они намного превосходили троны смертных военачальников, так как были сделаны для крупных тел Легионес Астартес. Одетый в красный халат Хан указал на один из стульев и сел на другой, вытянув руки и ноги.
Джубал сделал, как ему было велено, хотя и неловко. Как и большинство воинов орду он предпочитал стоять или сидеть в седле.
– Мне нужен новый кэшика, – сказал Хан.
– Намаи отлично подходит.
– Я хотел сначала поговорить с тобой.
Джубалу еще больше стало неловко.
– Каган, вы оказываете мне слишком много чести.
– Слишком много чести?
– Больше, чем я заслуживаю, – Джубал посмотрел ему в глаза. – Магистр кэшика – ваша правая рука. Он – ваш меч. Он должен знать ваши пожелания лучше кого бы то ни было. Меня не было ни на Чондаксе, ни на Просперо. Есть те, кто лучше подойдет для этой роли.
– Хасика нет. Джемулана тоже. Список короче, чем ты думаешь.
– А Тахсир?
– А что с ним?
– В братствах многие хотели бы видеть его на этом посту.
– Мои воины много, чего хотят. Я не обязан соглашаться с ними. – Каган сделал еще глоток. – Есугэй говорит, что Шибан был поэтом. Теперь он не пишет, не поет и не смеется. – Он покрутил кубок перед собой, наблюдая за игрой света на его краю. – Я защищаю не только боевой дух орду, Джубал. Под моим командованием есть те, кто сражается с солнцем равнин в глазах. У других отражается тьма врагов, проникшая в их кровь. И те, и другие будут убивать по моему приказу, но я не нахожу удовольствия, и никогда не находил, в убийстве без мастерства. Ты понимаешь, о чем я говорю?
– Мне неуютно с теми, кто называет его Восстановителем.
– И это беспокоит тебя.
– Ничуть. Раз вы в курсе.
– Пусть говорят. – Хан поставил кубок. – Так мы договорились? Ты не откажешь мне. Я оказал тебе эту честь, и ты примешь ее. И нехотя, словно высеченный мальчишка, встанешь подле меня.
Вопреки себе, Джубал рассмеялся.
– Вы отвергаете мой совет, так что мне остается? Мой клинок – ваш, Каган. Так было всегда. Но позвольте мне одну просьбу: я не приму титул. Вы знали только одного магистра кэшика – Цинь Са. Я не стану жить в его тени.
Хан наклонил голову.
– Да будет так. Ты охотник, убийца зверей. Поэтому я нарекаю тебя Ан-эзен, Магистр Охоты. Как это звучит для твоих ушей?
Джубал поднялся и низко поклонился.
– Этот титул подходит, Каган.
Хан тоже поднялся и обнажил тальвар. Примарх вытянул клинок перед собой, и его изогнутая тень упала на освещенное пламенем лицо Джубала.
– Я дам тебе имя. Ты больше не повелитель Летней Молнии, но мой охотник. Мой странник, приносящий трофеи. Ты будешь приносить честь Орде, даже если падет тьма.
– Будьте уверены.
Хан идеально выверенным движением коснулся лезвием клинка щеки Джубала, у края рельефного шрама.
– Пусть не будет иллюзий: впереди ждет темный путь.
Он отвел клинок, на котором блеснул свет пламени, и вернул его в ножны из слоновой кости.
– У нас все меньше пространства, Ан-эзен.
– Все должно измениться.
– Верно, должно. Нас окружают шторма, мы больше не можем проводить такие рейды. Я соберу орду вместе, даже тех, кто однажды нарушил закон Алтака. Мы встретим грядущее разом.
– Так вы уже можете сказать мне? – спросил Джубал. – Какая у вас цель?
– Пока нет. Я жду известий от моего советника, – ответил Хан, недовольно скривившись. – Я чувствую, что он близко. По правде говоря, ради него я подверг моих сыновей опасности. Если он принесет известия, на которые мы надеемся, тогда все еще может найтись путь к моему Отцу и стенам Терры.
– А если нет?
– Если нет, тогда мы не сможем покинуть пустоту, – безрадостно ответил Хан. – Мы умрем здесь, но о нашей смерти будут слагать песни.
Он взял кубок и допил его содержимое.
– Так или иначе, галактика скоро узнает, что в этой извращенной обители лжи все же есть место для непокорности.
Женщина наблюдала за тем, как открываются его глаза. Они мигнули, затем веки разделились, и мужчина посмотрел прямо на нее.
Несмотря на тусклый свет люменов, он все же поморщился. Минуту он не мог ясно понять, где находился, и его охватила паника.
Она ждала. Человека привязали к койке, за дверью каюты находился легионер, а Есугэй был где-то на корабле в пределах досягаемости мысли, поэтому ей нечего было бояться. Несмотря на все это у нее пересохло во рту. Это был последний шанс получить хоть что-то из данного ею совета.
Как только дезориентация человека прошла, и он понял, что находится на звездолете, а женщина явно не собирается причинять ему вред, он мучительно сглотнул и моргнул.
– Кто вы? – прохрипел мужчина.
Илья передала ему стакан воды.
– Генерал Илья Раваллион, Департменто Муниторум. А вы?
Он жадно выпил и протянул стакан за добавкой.
– Вы не знаете?
Илья налила еще воды.
– Назовите мне свое имя. Будет проще, если вы ответите на вопросы.
Он вжался в стену камеры. Илья продолжала ждать. Человек посмотрел в глаза космодесантнику-предателю. Возможно, до конца жизни его будут мучить кошмары.
– Меня… – произнес он. – Меня звали… Вейл.
– Вейл. И все?
– Он называл нас, как ему нравилось. Это его забавляло.
– Тогда как вас звали до этого?
Он снова запаниковал.
– Неважно. Я буду звать вас Вейл.
Вейл выпил еще воды. От него неприятно пахло, несмотря на лечение в апотекарионе от самых тяжелых последствий облучения. Он получил несколько переломов и тяжелую душевную травму. Похоже, он не спал несколько дней на Эревайле, а планета отличалась сильно загрязненной атмосферой.
– Когда мы подобрали вас, вы были в одежде Нобилите, – сказала Илья. – Дом Ашелье. Можете сказать, чем вы занимались?
– Нет.
Илья вздохнула.
– Вейл, какие бы ты обязательства о неразглашении вы не давали, они больше не имеют силы. Ваш мир погиб. Вам следует заново обдумать, кому можно доверять.
Руки Вейла начали дрожать, и он оглядел стены камеры, словно затравленное существо.
– Где я?
– На фрегате Пятого Легиона «Лунный серп».
– А кем… были те?
– Ваш мир атаковали Астартес Третьего Легиона Дети Императора. Космодесантники-предатели.
При упоминании этого имени, Вейл еще больше вжался в металлическую стену, словно мог продавить ее.
– Они…
– Не думайте об этом больше. Видите, я отвечаю на ваши вопросы. Теперь ответьте на несколько моих. Чем вы занимались?
Даже после этих слов ему понадобилось много времени, чтобы ответить. Дома Навигаторов были институтами, строго придерживающиеся понятий чести и секретности. Кроме того они являлись хранилищами тщательно оберегаемых секретов, и попытки выведать их, даже в условиях войны, случались крайне редко. Илья впервые в своей жизни допрашивала магистра Нобилите, и, по правде говоря, плохо представляла, насколько далеко зайдет.
Генерал подождала в третий раз. Вейл должен переварить то, что случилось и понять для себя, насколько произошедшее отменяет приказы, полученные им в прошлом.
– Я был… Но вы не поймете термины.
– А вы попробуйте.
– Ecumene-majoris, in tabulae via speculativa. На основании грамоты от Патерновы. Если вы из Департменто, то вы сможете найти эту информацию.
Илья улыбнулась.
– Трогательная мысль. Насколько высокую должность вы занимали?
Вейл сделал очередной глоток. Он успокаивался, хотя пальцы все еще дрожали.
– Я служил девяносто лет. Для тех, кто не обладает Окулюсом, нет более высокого поста.
Он стал рассеянным.
– Он был всем. Этот мир. Дома подобны планетам. Не существует внешнего мира, и…
– Пожалуйста, сконцентрируйтесь, – напомнила Илья. – Вам дали обезболивающие. Мне нужно, чтобы вы мыслили ясно. Почему вы оказались на Эревайле?
– Он был идеален.
– Идеален для чего?
– Для всего. – Вейл оживился, уцепившись за вопрос, о котором мог говорить авторитетно. – Это был «севший на мель» мир. Слышали такой термин? Нет? Высоко в стратум этерис, слишком высоко. Вспомните отправку вашего флота. Навигатор сообщил о готовности прорвать пелену на очень большом расстоянии от планеты. Возможно, вам понадобилась ни одна неделя, чтобы добраться до точки Мандевилля. Этого не изменить. Эревайл совершенно удален от портала, а значит гармонические колебания ничтожны. Их почти нет. Когда я только прибыл, то не мог в это поверить. Они ничего не обнаружили, даже Питер не смог. Это было поразительно.
Илья слушала. Многое из сказанного им не имело для нее никакого смысла, но это было неважно. Главное, что он заговорил. И невольно произнес имя, которое она искала, что было хорошим предзнаменованием.
– Итак, представьте, что вы делаете то же, что и мы, – продолжил Вейл. – Вы не могли желать более подходящего места. Нам удалось далеко продвинуться. Сделали карты, о, эти карты… – Он смущенно замолчал. – Вы уничтожили монстров?
Илья кивнула.
– Все убиты. Все, кого мы смогли найти.
– И значит, вы отбили Ворлакс? Там был шпиль, возле границы внешнего города. С двойным сводом и эмблемой Дома на восточной стороне. Вы там что-нибудь отыскали?
– Все города сгорели, – сказала Илья. – Все шпили разрушены. Я отправила разведывательные отряды для изучения Ворлакса. Там ничего нет.
От этих слов Вейл отпрянул, словно от укуса.
– Так вот для чего они пришли, – пробормотал он с отвращением. – Уничтожить его.
– Я так не думаю. И вряд ли они пришли за вами. Если бы они знали о вас, то охотились бы с самого начала, и вы бы не смогли скрыться от них.
Илья вспомнила масштаб разрушений. Даже сравнительно небольшой осколок Легиона мог превращать целые планеты в шлак, а число убитых на Эревайле должно измеряться в миллионах.
– Они сжигают миры, один за другим, отмечая путь к Терре. На вашу беду вы оказались у них на пути.
– Беду, – отрешенно пробормотал Вейл. – Не только нашу. Значит, все потеряно.
– Сколько времени вы работали здесь?
– Три года.
– А до того?
– На Денеле Пять. Мир-святилище Нобилите. До этого на Терре. – Он позволил себе зардеться от гордости. – Вы видели Дворец? Я, да. Я ходил по улица Регио Навигенс и видел великолепную обитель Патерновы, да славится Его имя.
Илья гадала, как сейчас выглядит Квартал Навигаторов. Несомненно, окружен растущими укреплениями. Огромный старый мутант внутри них, вероятно, находится под надзором сотни агентов Малкадора, выискивающих малейший признак мятежа.
И наоборот.
Как каждый элемент разросшейся имперской иерархии, Навигаторы разделились. Их агенты и повелители оказались по обе стороны огромного раскола. Сколько их Домов полностью перешли на сторону врага? Вряд ли найдется хоть одна организация, даже если брать в расчет культ Марса, которую бы посторонние меньше понимали, чем Навигаторов со всеми их кабалами, иерархией и ритуалами.
Вейл прервался и странно посмотрел на нее.
– Откуда вы узнали?
– Узнала что, Вейл?
– Что на нас напали.
– Мы и не знали. По крайней мере, не могли быть уверены.
Илья вспомнила острый спор с Есугэем, Джубалом, двумя нойон-ханами. Только Цинь Са оставался невозмутимым, соглашаясь с любым решением, принятым Каганом. «Хорошо бы снова увидеться с ним, когда доберемся до точки сбора», – подумала генерал.
– Вы мало знаете о том, что произошло после вашего отбытия с Денеля Пять, так что позвольте просветить вас. Началась война. Безопасных мест не осталось, и скоро враг будет у врат самой Терры. Вы сейчас находитесь в Легионе Белых Шрамов, которые продолжают сражаться. Насколько нам известно, мы единственный полный Легион, который продолжает сражаться, хотя пока не прорвемся в открытую пустоту, мы ничего не можем знать наверняка.
Вейл спокойно воспринимал информацию, время от времени отхлебывая из стакана.
– Я ничего не скрываю от вас, мы в ловушке. Варп-шторма блокируют главные пути к Тронному миру. Четыре предательских Легиона выслеживают нас, сжимая стальное кольцо. Все попытки прорвать это кольцо провалились, и пространство для маневра продолжает сужаться. Каган, наш примарх, дал клятву добраться до Императора до того, как начнется последний штурм. Для этого Легиона это очень важно: они скорее погибнут, чем не исполнят клятву, но вселенная всячески препятствует этому. Мы все перепробовали, сражались не просто ради выживания, а чтобы добраться до системы Соляр до того, как магистр войны перекроет все подходы.
– Вы говорите о Великом Разломе, – сказал Вейл, кивнув. – Мы отслеживали маршрут штормов. Мы знали, что они идут. Даже Питер не знал, как они это сделали.
– Да, они часть проблемы. Так нам говорят наши навигаторы. Другая часть – это то, что враг обладает властью над варпом, и у него есть союзники внутри него. И поэтому мы разыскиваем тропинку к Терре.
Илья наклонилась вперед, скрестив ноги.
– Послушайте, Вейл. Когда я служила в Имперской Армии, у меня было много контактов в Домах. В частности, я знала одного новатора. Мы вместе служили в ходе крестового похода и много добились. Я помогла ему с некоторыми логистическими вопросами, а он рассказал мне больше, чем было свойственно ему подобным. Я пришла к пониманию, что он был близок к высокопоставленным фигурам при Имперском Дворе и что те вопросы, по которым я ему помогала, были частью чего-то намного большего, чем он говорил мне. Я восхищалась его работой, поэтому не стала давить на него. В итоге мы расстались друзьями. Вот и все.
Вейл внимательно ее слушал. Нижняя губа на секунду отвисла.
– Но я знала достаточно, – сказала Илья. – Знала, что был запущен некий великий проект, и новатор был его участником. Возможно, очень незначительным участником, но даже эта информация настолько серьезно охранялась, что у меня не осталось сомнений в ее важности. Наши пути разошлись задолго до начала этой войны, но я никогда не забывала о нем. Последнее, что я слышала – ему поручили занять пост на Денеле Пять. Мы прибыли туда восемь месяцев назад. Планета была безлюдна, все шпили пусты, а все признаки жизни уничтожены. Но в мир никто не вторгался, так как война на тот момент шла далеко от него. Денель Пять был разрушен собственными обитателями. Почему? Я не знаю. Возможно, вам известно.
Вейл никак не отреагировал.
– Это могло положить конец всему, – сказала Илья. – Но в Легионе есть специалисты по расшифровке скрытых признаков, которые были невидимы для меня, сколько бы я ни смотрела на них. После многих усилий грозовые пророки дали мне название – Эревайл. Стало понятно, что он отправился туда. Мы не знали ни причины, ни когда это произошло. Мне понадобилось много времени, чтобы убедить примарха дать согласие на проведение экспедиции, и чтобы скрыть наши замыслы нам пришлось одновременно провести дюжину других рейдов. Несомненно, это стоило многих жизней. Поэтому важно, чтобы их отдали не зря.
Генерал посмотрела прямо на магистра.
– Я надеялась снова найти этого человека, потому что верю, что если кто-то и сможет вывести нас из бури, то это он. Вы знаете, о ком я говорю. Вы уже называли его имя. Питер Ашелье. Вейл, если вы знаете, то должны сказать мне: где он сейчас?
Вейл мрачно засмеялся.
– Хотел бы я знать. Ну, я в самом деле знаю, но это не принесет вам никакой пользы.
Илья отошла, уступая ему место.
– Он находился на Эревайле недолго, – сказал Вейл. – Он пришел и ушел, как все они делают. Возможно, вы никогда не видели корабли Домов Навигаторов? Ни на чем подобном вы никогда не путешествовали. Питер брался за маршруты, на которые обычно уходили недели, а он справлялся за считанные дни. Он мог читать Пучину, как смертные – хронометр.
– Пучину?
– Имматериум. Варп. Мне говорили, что Ашелье был лучшим из древнего рода, и, видя, как он предугадывает течения, я не мог не согласиться. Некоторые уже считали, что через несколько столетий он станет Патерновой. Кто знает? Всегда есть место сплетням. Но он был хорош. Клянусь Картомантом, он действительно был хорош. И все это бросил, ради более важной цели.
– Какой цели?
– Того, чем мы занимались на Эревайле. Как я могу объяснить это вам? – Он соединил пальцы и нахмурился. – В Домах есть научные школы, которые придерживаются различных методов работы с Пучиной. Одни расценивают ее, как зверя, животного, которого необходимо укротить. Другие – как ритуал, вид танца. Или даже произведение искусства, представьте себе? Но есть и третья доктрина: что варп не более, чем отражение, которое можно нанести на карту, как и реальное пространство. Они верят, что с парадоксами можно справиться, и что однажды будут созданы живые карты, предсказывающие шторма и дающие надежные руководства для эфирного потока. – Вейло рассеянно улыбался, предаваясь воспоминаниям. – Вот чем мы занимались в Ворлаксе. Мы были топографами, психозондами, чтецами эфира. Мы пытались постичь стратум этерис. Целиком и полностью. Это была работа на поколения.
– У вас получилось?
– Мы ни на йоту не приблизились. Но продолжали, потому что он был таким уверенным и требовал этого от нас. И он мог убедить вас, что это возможно. Но, кроме того, было еще кое-что: места, куда он отправлялся. Меня не посвящали во все секреты, но мы знали о Темном Стекле. Просто название. Я никогда не видел его и не знал, где оно находится. Он отправился туда, но в этот раз так и не вернулся.
– Вы ничего не слышали?
– Абсолютно ничего. Мы продолжали работать. Думали, что он вернется. Когда пришли эти, я сначала подумал, что это может быть связано с ним. Трон Земли, мы были настолько не подготовлены.
Вейл вздрогнул.
– Хотя все равно мало что могли сделать, даже если бы знали.
– Что такое Темное Стекло?
– Я не знаю.
– Вы должны знать. – Илья почувствовала, как начинает закипать. – Название должно что-то означать.
– Это была составная часть проекта. Место. Вот и все. – Вейл выглядел подавленным. – Вы думаете, я бы не последовал за ним, если бы знал больше? Он был близок. Он же новатор, у них секреты внутри секретов. Я отчаянно пытался найти его, все мы пытались.
– Дайте хоть что-нибудь: название системы, субсектора.
Вейл выглядел искренне расстроенным. Илья за свою жизнь допрашивала многих и хорошо научилась различать ложь. В этом случае она ее не видела.
– Он скрыл свои следы, – сказал дрожащий Вейл, кутаясь в одежду. – Я бы пошел за ним. Но все, что у меня есть – это название, и оно мне не сильно помогло.
– Как и нам, – мрачно произнесла Илья. – Вы еще что-нибудь можете рассказать?
– Много чего, – ответил обрадовавшийся Вейл. – Я могу рассказать о чудесах варпа, теории и практике его изучения. Я знаю то, что не знают даже Окули, так как то, что они видят своим Оком, мне пришлось отыскивать в рукописях Нобилите. Я все знаю про это и могу рассказать вам.
У Ильи сжалось сердце. Если Вейл и в самом деле не знал, куда отправился Ашелье, тогда все рейды прошли впустую. Совет Тахсира возьмет верх, и Легион очиститься от клятв своей гибелью, добившись только незначительной задержки наступления магистра войны.
– Продолжайте, – сказала она, стараясь не показывать своего отчаяния и держаться за исчезающую надежду. – Расскажите мне все, что знаете.
Перед ними поднимались столбы рыжеватого дыма. Обугленную землю исчертили траншеи, наполненные маслянистой водой. Небо было затянуто, не считая яростных белых вспышек от массированных залпов лазерного оружия.
Далеко впереди, более чем в десяти километрах к северо-востоку, к стенам осажденного имперского города-бастиона Крэс прорывалась колонна бронетехники, сметая беспорядочные полосы колючей проволоки и противотанковых ежей. За механизированной группой маршировали колонны солдат в камуфляже с лазганами на плечах. Их визоры светились в уходящей ночи бледно-синим цветом.
На затянутом облаками горизонте гремели мощные взрывы, подсвечивая вспышками грозовые тучи. Световое представление исчертили грязные шлейфы двигателей «Громовых ястребов», над которыми висели смутные тени орбитальных грузовых судов, идущих на посадку.
Вырезался очередной мир, город за городом. На планету прибыл IV Легион в рамках одной из тысяч операций, осуществляемых этой огромной армией мастеров осады. Тем не менее, точное обозначение не интересовало тех, кто рванул под тень приближающегося авангарда, кружа среди мрака, словно свободные звезды. Жизнь и смерть абсолютно ничего не значила для тех, кто их отринул.
Торгун летел первым, за ним – Саньяса. Остальные воины следовали позади строем «клина», пригнувшись в седлах и прижимая машины к земле. Чтобы избежать обнаружения сенсорами они летели очень быстро и настолько низко, что задевали воющими магнитными пластинами отравленную землю.
– Ты не сказал мне правды, хан, – передал Саньяса, наклонившись, чтобы уклониться от пылающей сети из металлических распорок.
– Когда это? – поинтересовался Торгун, активируя зажимы холанов и переключаясь на наведение в ближнем диапазоне.
– Когда получил сообщение от флота.
– Брат, сейчас, в самом деле, не время.
Строй гравициклов устремился к колонне «Лендрейдеров». Все еще необнаруженные Белые Шрамы теперь были в зоне видимости. Раздались глухие звуки – воины отделения зарядили тяжелые болтеры.
– И все же ты не сказал правды.
– Соберись, они заметили нас.
От бронетанковой колонны потянулись трассирующие очереди. «Лендрейдеры» тяжело разворачивались вокруг оси, из отсеков выскакивали солдаты и, падая на землю, наводили оружие.
Слишком поздно.
– А теперь хватайте их! – закричал Торгун, увеличивая скорость.
Гравициклы проглотили дистанцию до врага, вырезая массированным огнем тяжелых болтеров борозды на земле. В катящейся волне мелькали куски внутренностей смертных солдат, попавших под ураган.
И вот сагьяр мазан оказались над бронемашинами, и каждый всадник сбросил холаны. Звездообразные мины, попадая в адамантиевые корпуса «Лендрейдеров», примагничивались к ним. В долю секунды гравициклы оказались за дальним концом колонны, преследуемые ливнем ответного огня.
Заряды рванули. Два «Лендрейдера» взлетели на воздух, уничтоженные многочисленными взрывами. Еще трое остановились, увязнув в грязи и выпуская клубы дыма. Семеро получили незначительные повреждения и последовали по изрытой земле за Шрамами, пронзая ночь лазерными лучами и грохоча болтерами.
Но опять-таки слишком медленно. Сагьяр мазан с диким гиканьем мчались на уровне земле, увеличивая расстояние между собой и мстительными бронемашинами. Белые Шрамы, ныряя и виляя, неслись на потоках лазерных лучей, словно моряки по волнам.
Скоро они оторвались от преследования, спеша на встречу с транспортником. Их присутствие на планете стало явным, и все силы нападавших будут брошены против них. У Белых Шрамов было приблизительно семь минут, чтобы покинуть этот мир, прежде чем клещи сомкнуться.
– Так что там говорилось? – спросил Саньяса.
– Я сказал тебе, – раздраженно ответил Торгун.
– Орда никогда не атакует Лансис. Как и Гетмору. Мне жаль, но ты лжешь, дарга.
Торгун оглянулся на размытый из-за скорости силуэт Саньясы.
– У меня ведь оружие под рукой.
– Они отозвали нас.
Клин мчался вперед, уносясь по кривой прочь от обреченного Крэса. Еще одна отчаянная погоня на мире, отмеченном миллионом других схваток.
– А если даже и так? – ответил Торгун. – Какое это имеет значение? Мы заслужим покаяние только своей смертью.
– Не по собственному выбору.
– Все дело как раз в выборе.
– Ситуация может измениться. Мы все еще живы.
– Если ты не остановишься, это тоже может измениться.
Перед ними, скрытый густыми облаками сажи и пепла, вслепую садился грузовой корабль. Его присутствие вскрыли только носовые авгуры ближнего действия. Гравициклы снизили скорость до минимальной и, задевая открытую рампу, скользнули в ангар корабля. Как только последний всадник оказался внутри, атмосферные двигатели транспортника увеличили мощность до полной, а пустотные двери закрылись.
Торгун выключил двигатель, слез с машины и направился к Саньясе. Он схватил воина за грудки и впечатал в стену ангара.
– Еще раз так заговоришь со мной, и я прикончу тебя.
Саньяса не сопротивлялся и опустил руки. Вокруг двух воинов настороженно собрались остальные легионеры истребительной команды.
– Я последую за тобой в ледяные залы преисподней, мой хан, – спокойно сказал Саньяса, обратившись по старому званию. – Просто тебе не стоило скрывать новость от нас.
Торгун еще несколько секунд не двигался, затем отпустил Саньясу. Он снял шлем, отвернулся и провел рукой по коротко стриженой голове.
– Чтоб тебя, – прошептал он. – И всех их.
Саньяса снял свой шлем.
– Должно быть положение сложное, раз они пошли на это.
– Конечно, сложное, – выпалил Торгун. – А что это меняет? Мы теперь одни. Этого они и хотели. Мы все прошли через трибуналы.
От приглушенного треска корпус транспортника задрожал. Кто-то целился в Шрамов, и корабль увеличил скорость.
Саньяса примагнитил шлем и вытер пот с лица.
– О чем там говорится?
Вокруг собрались выжившие воины истребительной команды, глядя на Торгуна. Ни один не обнажил клинка, но их лица были неумолимы. После четырех с лишним лет они хотели знать.
Торгун вдруг вспомнил, когда в последний раз видел «Звездное копье»: из шаттла, везущего его на флагман для допроса. Вспомнил тот стыд. Вспомнил, как технодесантники соскабливали эмблему молнии с наплечника. Вспомнил взгляды на лицах своих судей. Чогорийские лица. Чужие лица.
Саньяса не шевелился. Другие тоже. Корпус перестало трясти, свидетельствуя о том, что они ушли от атак с земли и возвращаются на R54 целыми и невредимыми.
Итак, они выжили, что снова сражаться, чтобы еще раз дать бой врагу.
– Что они сказали? – снова спросил Саньяса.
Торгун посмотрел на все такое же гордое лицо боевого брата, являвшегося образцом степного воина, даже после того, как оказался брошен на произвол судьбы. Саньяса никогда не переставал верить.
Сам Торгун никогда по-настоящему не верил, даже в самом начале. В этом и заключалась разница между ними, которая открыла двери слабости.
Смирившись, воин глубоко вздохнул. Ответ не принесет им ничего, кроме боли.
Сагьяр мазан мчатся в атаку
Первые пустотные замеры пришли в хроноотметку -52.13 от ожидаемого варп-выхода. Магистру вахты эскортного фрегата «Мелак Карта» понадобилось тринадцать секунд, чтобы определить авгурный профиль и передать показания командованию. Алгу-хан, командир сильно обескровленного братства Копья со Стягом прибыл на мостик прежде, чем хронометр дошел до отметки -48.00, и отдал приказ увеличить ход.
Все плазменные двигатели перешли на форсаж, разогнав фрегат выше верхнего предела скорости. Алгу приказал уйти ниже плоскости системы, чтобы получить возможность вращения вокруг гравитационного поля гиганта Рево, набирая тем самым скорость для быстрого возвращения в эфир.
За Белыми Шрамами быстро приближался враг. Крейсер Гвардии Смерти «Неумолимый» уже довел свои гораздо более мощные субварповые двигатели до полной мощности, и шесть маневровых двигателей оставляли за кораблем грязные пятна красного послесвечения.
– Залп кормовыми аппаратами, – приказал Алгу. Он невозмутимо наблюдал за выстрелом, прекрасно понимая, что это мало скажется на скорости вражеского корабля.
Торпеды покинули корму фрегата, устремившись в пустоту ярко-белым веером. «Неумолимый» ответил смешанным залпом противоторпед и снарядов из носовых установок. Большая часть снарядов исчезли в пульсирующей волне взрывов. Оставшиеся торпеды «Мелак Карты» приняли на себя носовые пустотные щиты преследователя.
Алгу наблюдал за ответом врага, используя свой более чем вековой опыт космической войны, чтобы оценить его намерения.
– Надеть герметичные доспехи, – передал он воинам на палубах фрегата. – Приготовиться к абордажу.
Наверное, этот приказ был лишним. Большинство подобных корабельных стычек, в конце концов, приводили к абордажному маневру, и по этой причине его воины уже были готовы. Если Белых Шрамов перехватят, вероятно, более крупный вражеский корабль сможет их уничтожить, но в войне, которая взимала такую ужасную плату с флотов обеих сторон, а производство кораблей на мирах-кузнях упало практически до нуля, командиры стали чаще обычного прибегать к попыткам захвата вражеских судов.
Это добавляло интерес сложившейся ситуации. Алгу располагал восьмьюдесятью двумя боевыми братьями плюс несколькими сотнями смертных ауксилариев. Корабль по-прежнему был неплохо оснащен оружием ближнего боя и сможет взять большую плату с абордажных торпед при их приближении.
Тем не менее, бегство все же оставалось лучшим выходом. На «Неумолимом» скорее всего, было вдвое больше воинов XIV Легиона, а условия чуть больше подходили для перестрелки в замкнутом пространстве. Другие Легионы могли обладать более развитым тактическим чутьем, но уничтожение каждого отдельного воина Гвардии Смерти требовало немалых усилий, и в ограниченном пространстве с небольшим выбором фланговых маневров это имело значение.
– Входим в зону действия гравитационного колодца Рево, – доложил магистр вахты Идда. На мостике все присутствующие напряженно работали, чтобы добыть больше мощности для главных двигателей, рассчитать углы гравитационного маневра, найти баланс между сотней разнонаправленных запросов энергии.
– Мы можем оторваться от них? – спросил Алгу, рассеянно проверяя емкость батареи цепного меча.
Идде, окруженному со всех сторон авгурными линзами, потребовалось несколько мгновений на ответ.
– Возможно, – ответил он с холодной улыбкой на обветренной лице. – Если рискнуть главным реактором, то шанс есть.
В другой ситуации Алгу мог остаться для боя. Превосходство врага можно было нивелировать, и такое не раз случалось в прошлом. Можно было воспользоваться огромной, искажающей пространство массой Рево, как и бесчисленными уловками, с которыми они познакомились после того, как гордая традиция искусства войны Легиона сменилась после Чондакса жестокой эрой гражданской войны.
Но не в этот раз. Во внутренней памяти доспеха по-прежнему хранились приказы о флотском сборе от Кагана, указывающие точные координаты и временные окна. Лучше уклониться от одной битвы ради возможности вести большую войну.
– Выполняй, – приказал хан, несколькими морганиями удаляя из систем доспеха все важные данные об операции. – Стереть входящие данные со всех когитаторов мостика за последнюю стандартную неделю и перезагрузить кодировку на остальных. А потом возьмите из реакторов все, что можно. Убираемся отсюда.
Передаваемые вниз по командной цепи приказы немедленно и эффективно исполнялись. Экипаж инжинариума перенастроил основные двигатели, навигационные посты проложили главный курс, пилоты избегали пристрелочного огня с дальней дистанции «Неумолимого», а в зоне видимости появилась колоссальная грязно-серая сфера Рево.
– Входим в пределы гравитационного притяжения, – доложила Эрья, командир субварповой навигации, покачиваясь на своем троне-станции, когда вражеские канониры начали нащупывать дистанцию. – Скорость растет.
– Держать курс, – приказал Алгу, внимательно наблюдая за увеличенными изображениями на экранах.
В этот момент что-то мощное ударило в кормовые пустотные щиты, швырнув «Мелак Карту» вправо. Корпус фрегата затрясло, а с нижних палуб донеслись отголоски взрывов.
На постах связи мостика словно сыпь вспыхнули руны предупреждения. Стремительный полет продолжался, и спереди надвигался круглый контур Рево, отчетливо выделяясь на фоне космической черноты.
И в этот момент хан впервые ощутил тревогу.
– Ты запустил прямое сканирование планеты? – спросил он.
Идда поднял голову.
– Зачем? Это бессмысленно. Ядро слишком плотное.
Алгу повернулся к Эрье.
– В таком случае меняй курс.
Странно, но она медлила.
– Мой хан, если мы…
– Меняй курс. – Алгу увеличил радиус тактической сферы, в то время как навигационная команда пыталась изменить входящие углы. – Уводи нас от планеты. Немедленно.
«Мелак Карта» ушел вниз и развернулся, испытывая сильные перегрузки из-за внезапного изменения курса. Последовали новые попадания с крейсера-преследователя в кормовые группы двигателей, от чего плазменные шлейфы корчились и извивались.
Идда развернулся
– Мой хан, мы не сможем лечь на этот курс.
– И никогда бы не смогли, – мрачно ответил Алгу. – А они не собирались захватывать нас.
Истина открылась вместе с его последними словами. Из-за далекого горизонта Рево появился линкор. Всего лишь пятнышко света на фоне железной дуги, но уже почти в зоне досягаемости своих дальнобойных орудий. По экранам когитаторов «Мелак Карты» начали прокручиваться идентификационные руны – запустился процесс сопоставления обнаруженной цели с флотскими базами данных.
Корабль принадлежал типу «Глориана» и назывался «Стойкость». Флагман примарха Легиона. Теперь выживание перешло из разряда затруднительного в почти невозможное.
– Держать ход, – приказал Алгу, наблюдая за тем, как увеличивается изображение линкора, и вспоминая времена, когда проделывал такой же маневр со своей добычей. – Найдите хоть сколько-нибудь скорости. Забудьте об ограничениях, простой дайте мне скорость.
Идда немедленно подчинился. Как и весь мостик, наполнившийся шумом голосов. Каждая группа лихорадочно искала способ форсировать и так уже перегруженные двигатели.
Алгу минуту наблюдал за ними. Некоторые служили с ним не один десяток лет, и он знал, что если и есть способ выполнить приказ, то они найдут его. По крайней мере, это займет их головы чем-то полезным и не позволит страху парализовать их.
Что касается хана, то страх даже не брался им в расчет. Алгу покрепче сжал рукоять меча, чувствуя его вес и баланс. Ощущения были приятными. Недавно отточенный технодесантником Сяном клинок был в отличном состоянии и уже гудел жаждой боя.
Вот и хорошо. Если только не случится чудо, он понадобится меньше, чем через час.
Мортарион не следил за преследованием фрегата. Он ждал в глубинах «Стойкости» извещения о том, что корабль обездвижен и взят на абордаж.
За последнее время примарх окружил себя вещами, добытыми на Тераталионе, Ксерксе IX и дюжине других, разрушенных им миров. После Просперо, где произошла его последняя встреча с Боевым Ястребом, путь через пустоту стал извилистым, а проводимое разрушение утратило свою целенаправленность. Остались нерешенные вопросы, требующие немало времени. Чтобы избавиться от сомнений, разожженных в его разуме Ханом, Мортарион постигал на угасающих осколках Проспериновой империи последние ее секреты.
Трофеи тех поисков хранились в покоях примарха. Вдоль стен широкого помещения стояли тяжелые стеклянные сосуды. Внутри них находились атрофированные останки полусформировавшихся существ, залитые блестевшим сиропом консервационных масел. В полумраке башнями высились штабели огромных томов, их кожаные переплеты постепенно гнили во влажном воздухе. В стазисных полях хранились три огромных темных клинка, покрытых письменами ксеносов.
Мортарион прохаживался по комнате. Слезящиеся глаза примарха пробегали по артефактам сгинувших цивилизаций. Подобная коллекция вызвала бы смех у истинных собирателей древних знаний Великого крестового похода – Лоргара и Магнуса, но Повелитель Смерти поздно пришел к пониманию. Теперь он поглощал знания с пылом изголодавшегося человека, лихорадочно читая дни напролет. Он все время вспоминал слова демона Лерменты, которую пленил среди руин Тераталиона и держал здесь, пока не проявилась ее истинная сущность.
«Клянусь богами, ты учишься быстро». Так сказала она Мортариону.
Владыка Барбаруса уничтожил смертную оболочку Лерменты, но это не убило ее дух. Он таился здесь, в тенях, возможно насмехаясь над примархом, а возможно помогая ему. И знания Мортариона непрерывно расширялись, росло количество известных ему заклинаний, даруя уже смертоносному Легиону еще одно оружие. Чем сильнее становился Повелитель Смерти, тем более отчетливо разумы по другую сторону давили на пелену реальности. Он слышал, как они говорят с ним в редкие моменты сна, даруя видения прошлого и будущего, хотя смешанная с истиной ложь в них была настолько явной, что даже он видел ее.
А иногда он швырял книги, вырывал страницы с записанными текстами и сжигал их. Он разбивал сосуды и убирался прочь из святилища, давая клятву никогда больше не погружаться в грязь запретной мудрости. В такие моменты слуги на нижних палубах и казематах «Стойкости» в ужасе поднимали головы, ожидая грохот и рев разъяренного господина.
Случались ошибки. Молех был худшей. Там он настолько сильно поддался материи эфира, что, казалось, пути назад нет. И все же, как и когда-то на Барбарусе, старое врожденное упорство взяло вверх. Чудовище Грульгор был снова заточен в самой глубокой темнице флагмана и скован оберегами и гексаграммами, добытыми из забытых гримуаров. Его порожденные варпом яды заменили разработанным до крестового похода и запрещенным био-оружием, таким же губительным, но, по крайней мере, ограниченным физическим воздействием.
Мортарион сказал Гору правду: он сохранил Легион чистым. Его воины сражались клинками, болтерами, кулаками и ничем больше. В XIV Легионе долго не было библиариуса, и никогда более не будет.
Но как быть с Тифоном? Во всяком случае, это звено избегало его контроля. Калас все чаще появлялся в лихорадочных снах Мортариона, маршируя во главе подразделений Легиона, которые примарх едва узнавал. Перед штурмом Терры с Тифоном нужно будет посчитаться. Легион стал слишком разбросанным по охваченной пламенем галактике.
Поэтому приказ усмирить Хана пришелся кстати. Это будет славное дело, которое затмит деяния Фулгрима и Лоргара. Мортарион будет шествовать к Терре в мантии убийцы примарха, как и его кемошийский брат.
А пока обучение продолжалось. Он погружался в знания, которые одновременно восхищали его и вызывали отвращение. Если Повелитель Смерти и замечал ухудшившийся внешний вид окружавших его людей, постепенное накопление грязи и следов сражений, то ни разу не обмолвился об этом. Среди смертных матросов линкоров распространилась болезнь, и гулкие трюмы сотрясали вопли страдальцев, но ничего не предпринималось, чтобы облегчить их участь.
В глубинах бесконечных ночей он повторял одну и ту же мантру: «Я все постигну. По крайней мере, в этом мне не будет отказано, как это было в других случаях».
Получив, наконец, сообщение, что фрегат V Легиона захвачен и готов к его прибытию, Мортарион стал копаться среди сосудов и кристаллов. Найдя то, что искал, примарх устало вышел из комнаты, оставив ее шелестящему шепоту и вяло пульсирующей темноте.
Повелитель Смерти прошел по петляющим внутренним переходам «Стойкости», и перед ним все расступались. Легионеры кланялись, смертные падали на колени, не осмеливаясь взглянуть на мертвецки бледное лицо. Примарх добрался до ангаров «Грозовых птиц», где его ожидал Саван.
Подлетая к своей добыче, Мортарион оценил ее. Вражеский фрегат был обуглен, словно после ныряния в огненное озеро. Канониры «Стойкости», несомненно, любили свою работу.
«Грозовая птица» влетела в ангар фрегата, резко снизившись, чтобы проскочить рухнувшие входные врата. Корабль сел на разбитую посадочную площадку, остановившись среди шипящих нагромождений расплавленного металла.
Мортарион вышел из корабля и прошел со свитой через все еще пылающий отсек, словно тень загробного мира. Примарх ступал по трупам, как Белых Шрамов, так и Гвардии Смерти, лежащих вперемешку кровавыми грудами. Издалека по-прежнему доносились звуки боя – треск болтеров, лязг мечей, но скоро все закончится. Воины Мортариона не позволили бы ему ступить на корабль, не будь он безопасен, его инжинариум и мостик зачищены, а все оружейные системы отключены.
Запах на корабле был неприятным. Некогда блестящие поверхности окропили каким-то ладаном с варварского мира или чем-то еще. Расписанные красными и золотыми линиями помещения были слишком яркими, и примарху пришлось настроить фильтры на линзах шлема. На всех кораблях его Легиона уже долгое время царила гнилостная атмосфера.
К тому времени, когда Мортарион добрался до мостика, истребление было завершено. В конце боя враг вполне ожидаемо забаррикадировался за оставшимися противовзрывными дверьми, упорно сражаясь на этом последнем рубеже. Трупов Гвардейцев Смерти было ничуть не меньше, чем тел сынов Хана, что свидетельствовало о несвойственной чогорийцам стойкости.
В живых остался только один вражеский воин. Все остальные – космодесантники, смертные матросы, сервиторы – были вырезаны на своих постах, из-за чего мостик смердел медью и углем. Единственного выжившего – капитана корабля – держали двое легионеров Гвардии Смерти. Шлем был сорван, и с окровавленной головы спутанными космами свисали длинные черные волосы.
Мортарион подошел, и Гвардейцы Смерти на мостике отступили, образовав круг вокруг примарха и его жертвы. Разбитое оборудование мостика продолжало тихо потрескивать, испуская кольца дыма.
– Посмотри на меня, – приказал Мортарион.
Легионер Белых Шрамов поднял голову и с трудом сфокусировал взгляд.
– Ты попался, – сказал Мортарион, подойдя ближе и изучая раны воина. Примарх провел закованным в медь пальцем по шраму на левой щеке Белого Шрама. – И достойно сражался, но теперь выбора не осталось. Ты следовал на встречу со своим господином. Назови координаты.
Воин усмехнулся, продемонстрировав сломанную челюсть. Затем он плюнул кровью в лицо Мортариону.
Мортарион позволил кислотной слюне сползти по дыхательной маске.
– Очень хорошо, – сказал он.
Примарх вынул контейнер, взятый из личных покоев на флагмане. Он был не больше предплечья, чуть шире и с обеих сторон запечатан железом. За матовым стеклом что-то судорожно плавало. Когда Повелитель Смерти поднял сосуд выше, к бронестеклу на миг присосались черные щупальца, а затем неистово забились.
– Видишь. Это джемджа фалак. Пожиратель разума. Он убьет тебя, но очень медленно. За это время он сожрет твой разум изнутри. Пока ты будешь в сознании, ты расскажешь все, что я спрошу. Если ты знаешь тайны передвижений Хана, его союзников, его слабости, ты мне расскажешь. Разве это не странное создание? Я долго охотился за ними, так как сейчас они встречаются крайне редко. Но я заполучил этого и, будь уверен, воспользуюсь им.
Воин с презрением посмотрел на сосуд и проскрежетал:
– Якша.
– Демон? Нет, не в этом случае. В нашей вселенной есть чудовища, отличающихся от тех, что в варпе. Послушай, от твоего упрямства не будет никакого проку. Скажи мне, где твой господин, и умрешь с честью.
Белый Шрам не мог отвести глаз от существа, которое металось в пробирке. После мучительно долгой паузы он поднял налитые кровью глаза на Мортариона.
– Тогда я… скажу, – ответил он булькающим кровью голосом.
Мортарион терпеливо слушал.
Воин ухмыльнулся.
– Смеясь над твоим трупом.
Мортарион чуть улыбнулся.
– Боюсь, он упустил свой шанс.
Повелитель Смерти дал знак двум своим воинам, и те согнули руки Белого Шрама под прямым углом, из-за чего его лицо приблизилось к наклонившемуся примарху.
– Нам предстоит долгая беседа, но пока твой разум все еще принадлежит тебе, знай: вы побеждены. Вы проигрываете в каждой битве. Вас создали для скорости, а эта война на медленное перемалывание и истощение. Ты истекаешь кровью ради отца, который больше не знает, жив ты или нет. Я дал твоему господину шанс на Просперо: слава или гибель. Когда твой разум будет разорван в клочья, когда твою душу наполнит мука, а ты будешь слышать, как рассказываешь мне все, что я захочу, помни вот о чем: он сделал это с тобой.
Легионер закрыл глаза и начал бормотать какую-то мантру.
«Эр Каган, эран орду гамана Джагатай. Танада Талскар. Эран Императора. Эр Каган, эран орду гамана Джагатай…»
Мортарион не стал мешать ему. Он поднес стеклянную трубку к лицу воина и одним движением сломал пломбу. Мелькнула черная чешуя, хрустнула кожа, хлынуло масло, и на голову воина прыгнуло существо, пронзив его закрытые глаза и обвив колючими щупальцами виски.
Начались вопли. Мортарион отошел, выбросив сломанную емкость. Он осмотрелся, обведя взглядом разбитый мостик, скрюченные трупы, капающую с площадок кровь, и вздохнул.
– Что ж, начнем, и посмотрим, куда это нас приведет, – сказал примарх, повернувшись к несчастному легионеру. Его дергающийся лоб исчез за изгибами и пульсацией опустошаемых нейротоксинных желез.
– Скажи мне, где Хан?
«Лунный серп» прорвал пелену далеко от Эрелиона, сбитый с курса мощным варп-шквалом прямо перед тем, как лечь на запланированный вектор выхода. Во время перехода Есугэй чувствовал каждый удар эфирного шторма. Волны захлестывали и давили на хрупкий внешний корпус корабля, словно насыпь на ветхую стену.
Библиарий сталкивался и с худшими штормами, но бесконечная пытка небес делала свое дело. Корабль находился чуть в лучшем состоянии, чем сразу после сражения у Просперо, а тогда он едва «держался на плаву». Куда бы ни посмотрел задын арга, везде видел следы напряжения корабельной конструкции – трещины на переборках до самой палубы, смрад вытекающего прометия, постоянное мерцание люменов.
Уединившись в личных покоях, Есугэй читал мантры возвращения, отгораживаясь от шума всего на несколько минут. Он стоял с закрытыми глазами перед алтарем, над которым висел каллиграфический знак дян. Из золотых чаш, отражающих свет трех парящих люменов, поднимались кольца дыма сандалового дерева
Он почувствовал сильную усталость в руках и ногах и сделал традиционные упражнения для расслабления мышц. Этому он научился еще до Вознесения в Легион. Упражнения предназначались для смертных людей, но он так и не избавился от привычки пользоваться ими. Они слабо влияли на его генетически улучшенную физиологию, но их повторение усмиряло тревогу.
От варпа становилось хуже. Для человека с его способностями прорыв через центр бури был психическим вызовом. Иногда во снах к нему приходили видения: вытянутые лица собирались вокруг корабля, царапая пальцами по адамантию, а в бездне кружил низкий громогласный вой бесконечных голосов.
На вершине алтаря лежала колода таро, которую ему дал Арвида. Эзотерические карты когда-то принадлежали Ариману, погибшему советнику Алого Короля, и были забраны с Тизки его последним живым сыном. Арвида давно отдал колоду Есугэю, отказавшись от шанса официально присоединиться к V Легиону, и с тех пор она лежала в покоях грозового пророка, почти не используемая. Только в последние месяцы, когда вокруг Белых Шрамов закрылись все пути через бури, Есугэй начал пользоваться картами.
Даже с закрытыми глазами он видел последние перелистанные пиктограммы: мечник, одноглазый король, огненный ангел. Их смысл оставался непонятным для задын арга. Возможно, таро отвечали только на вопросы старого хозяина. Или же Есугэй просто не мог ничего увидеть, позволив усталости взять вверх над собой.
Так или иначе, предсказание будущего никогда не относилось к числу его талантов. Его даром было управление физической материей. Пророчества и копание в душах были прерогативой тех, кто копал слишком глубоко.
Но Есугэй продолжал переворачивать одну за другой карты. Время от времени он чувствовал, что находится на пороге открытия, что еще чуть-чуть и он увидит картину. И такие моменты побуждали его продолжать исследования.
Есугэй улыбнулся. Даже он поддавался слабости, тому самому человеческому пороку «еще чуть-чуть». Он и было корнем всех бед и проклятий – удовлетворение любопытства, погружение во тьму. Не было никакого стремления забыть. Этот порок был вписан в генокод каждого человека, являясь источником видовой гибели, таким же неизменным и незаметным, как вирус.
Он открыл глаза. Подвески горели на полную мощность, заливая комнату дневным светом. Он подошел к алтарю и взял последнюю карту из колоды, перевернув ее лицом вверх.
Иерофант.
Есугэй положил карту на камень. На ней сохранилась старая иллюстрация, изящно выполненная чернилами и акварелью на толстом, тисненом золотом материале. Изображенный прелат держал руку поднятой, два пальца указывали на небеса, а два сжаты и направлены к земле.
Улыбка Есугэя погасла. Колода насмехалась над ним, и он был не в том настроении, чтобы потакать ей. Он отвернулся и вышел из помещения, фонари последовали за ними, как дрессированные псы. Трижды с шипением открывались и закрывались двери, ведя вглубь личных покоев задын арга. Каждая поверхность помещений была обильно покрыта глифами, выведенными его собственной рукой. Некоторые были оберегами против якша, другие усиливали погодную магию.
Открылась последняя дверь. За ней находился гость Ильи. Одетый в чистую белую одежду, он расслабленно сидел, восстанавливая силы. Варп-ставни на иллюминаторы были подняты, давая ему вид на приближающийся Эрелион.
Человек не повернулся, чтобы поприветствовать грозового пророка. Наряду со всем прочим, к нему, похоже, вернулось высокомерие Нобилите.
– Итак, женщина разузнала все, что смогла, – сухо сказал Вейл. – И теперь они прислали солдата.
Есугэй подошел к иллюминатору. В данный момент пункт назначения был всего лишь большой звездой среди целого участка меньших светил. Они встретили эскортников V Легиона задолго до того, как планета стала выглядеть больше, чем просто очередной точкой холодного света.
– Нет, я не солдат, – сказал Есугэй.
– Вы – легионер. Вы можете надеть сколько угодно тотемов, но все так же убиваете за Империум.
– Многие из тех, кто убивает, не являются солдатами. Думаю, вы убивали, по-своему.
Вейл повернулся к нему. Есугэй увидел бледное, морщинистое лицо. Щеки все еще были впалыми, а глаза окольцованы черными кругами.
– Я не могу сказать вам то, что вы хотите знать, – сказал Вейл. – Она спрашивала меня много раз.
– Тогда расскажите о своей работе.
Вейл засеменил прочь от иллюминатора.
– Что вы хотите знать?
– Все.
Вейл рассмеялся.
– Это займет много времени. Думаю, больше, чем у вас есть. Женщина сказала, что на вас охотятся.
Есугэй почувствовал небольшой, но чувствительный укол досады. Голос у человека был лукавым, с изящным терранским произношением, который говорил о высокомерии и скуке. Он плохо соотносился с тем перепуганным и умирающим от голода человека, которого спасли на Эревайле.
– Любую войну можно выиграть, – сказал Есугэй. – И эта не отличается от прочих.
– Нет, думаю, эта очень отличается, – Вейл одарил его холодной улыбкой. – Женщина…
– Ее зовут генерал Раваллион.
– … сказала мне о вашем затруднении. Вы – библиарий Легиона, не глупы, а значит, мне нет нужды притворяться. Варп – обитель не только штормов. Если «они» могут обращаться к бурям, то могут и окружить вас ими. Вы не попадете домой.
– Это приказ Кагана. Он будет выполнен.
Вейл скептически посмотрел на него.
– Вы и в самом деле так думаете? – Он повернулся к грозовому пророку и для выразительности ткнул в его сторону костлявым пальцем. – Пусть он и примарх, но управлять потоками ему не под силу. Они – движения душ, разумов, которым живые придали форму. Вы не сможете силой проложить путь, если попытаетесь, эфир ответит. Крупные пути загустеют, малые – пересохнут. Ваши враги будут скользить сквозь тьму, как по воде, а вы будете тащиться через топи.
– Я не знаю варп так, как вы, – сказал Есугэй. – Но я знаю, что он не так прост. Иначе, всякое движение было бы невозможным.
– Есть уровни, – нетерпеливо пояснил Вейл. – Да, есть стратум этерис, поверхностные пути. Есть стратум профундис, крупные каналы на большей глубине. А есть стратум обскурус, источник ужаса. И как это вам поможет? Никто из живых людей не сможет плавать глубокими путями. Даже он не смог.
– Но вы пытаетесь создать их карту.
– Это было невозможно. – Вейл разочарованно покачал головой. – По крайней мере, на счет этого он ошибался. Это не зеркало. Океан движется, как живое существо. Он и есть живое существо. Коснись его и он колыхнется.
На миг Вейл потерял свою уверенность.
– У меня нет Ока, но кое-что я все же вижу. Я изучил то, что они изучают. Сложность… бессмертна.
– Попробуйте объяснить, – тихо сказал Есугэй. – Я быстро учусь.
Вейл выдохнул, его глаза расширились.
– Пучина – это океан. Все знают, что у нее есть течения, глубина, шторма. У поверхности вы можете видеть свет Картоманта. Можете следовать за ним. Можете использовать свою защиту Геллера, закрываясь тем самым от Разумов. Но даже тогда вы всего лишь находитесь под верхней границей. Погрузитесь глубже, и защита разрушится. Огни погаснут. Око ослепнет. Когда люди говорят, что пересекают варп – это хвастовство, так как смертные всего лишь скользят по лику вечности, как камни, брошенные ребенком. Это не наш мир. Он – отрава для нас, и чем глубже, тем сильнее.
– Ашелье пытается уйти глубже?
– Кто знает? Может быть. У него не вышло. Знаете почему? Потому что это невозможно. Понадобится энергия солнца, чтобы проникнуть в самые неглубокие отмели. В нашем арсенале нет энергии, чтобы копнуть глубже. Соедините реакторы дюжины линкоров, удвойте их мощность и этого все равно не хватит. Так что нет – он не преуспел.
– Генерал Раваллион верила в него.
– Ей не стоило, – произнес Вейл с явным раздражением. – Поверьте, ей не стоило. Они все одинаковы, эти Окули. Они провели слишком много времени, глядя в бездну. Вы знаете, что они говорят про нее?
Есугэй не стал сразу отвечать. Он внимательно изучал Вейла, отмечая каждую деталь, каждую особенность. Илья была права: он не обманывал. И все же, в нем что-то было. Он провел много времени в советах Нобилите, и это оставило свой отпечаток. Он мог даже не осознавать себя. Каждая минута, проведенная с ними, оставляла след, который, вероятно, мог быть обнаружен.
– Я не сомневаюсь в вас, Вейл из дома Ашелье, – сказал, наконец, Есугэй. – Нам здесь не место. По ночам я часто размышляю о мудрости строительства империи на таком фундаменте. Но ведь другого способа не было?
Вейл снова пожал плечами.
– Действующего не было, – пробормотал он.
Есугэй еще несколько секунд удерживал его взгляд, затем отпустил.
– Вы просвещаете меня, так что я не разочарован. Илья была права, разыскивая этого человека.
– Вы все еще думаете, что сможете найти его, – раздраженно спросил Вейл. – Сколько раз я должен повторять – я не знаю, где он. Если хотите, ломайте меня. Это вам не поможет.
– Я не стану этого делать. Мы так не поступаем. Но это может сделать кое-кто другой. – Есугэй взглянул в иллюминатор. Далеко впереди по звездному полю двигалось шесть точек света. Это эскортники мчались навстречу, чтобы отвести к флоту. – У меня нет навыков, чтобы найти забытые вами следы. Это мысленная работа. Но у меня есть друг, и он обладает этими способностями. Когда мы прибудем, я представлю тебя.
Есугэй заметил встревоженное выражение Вейла и рассмеялся.
– Не бойтесь, – сказал грозовой пророк. – Он тоже последний выживший с планеты. Думаю, вы найдете много тем для обсуждения.
К моменту прибытия «Калджиана» к внешней границе системы, основные силы флота уже были на месте. Над грозовой тропосферой Эрелиона III рыскали огромные белые корабли, окруженные стаями охотников-убийц и штурмовых кораблей.
Шибан планировал подвести свой корабль близко к «Буре мечей», ожидая, что его вызовут на флагман в течение нескольких часов по прибытии. Но ему преградил путь межфлотский шаттл. Как только стало ясно, что перехватчик не собирается уходить с входящего вектора «Калджиана», ему отправили приветствия, а в ответ был получен сигнал по стандартному армейского протоколу.
Услышав его, Шибан отдал приказ «стоп-машины».
– Впускайте шаттл, – сказал он капитану корабля. – Я встречу ее в носовой башне.
Он ждал в одиночестве на вершине огромного командного мостика. За узкими иллюминаторами виднелись передние палубы, длинные и просторные, как и у всех кораблей его типа, и оснащенные артиллерией. Шибан расхаживал по каменному полу среди стен, отмеченных чогорийскими рунами. По одной стороне тянулась длинная трещина – свидетельство конструкционной нагрузки, вызванной бегством от Детей Императора. Возможно, ее починят до следующего боя, хотя, скорее всего, она останется боевой отметиной в дополнение к сотням других.
Он ждал недолго. Как обычно генерал добралась из авангарда наиболее коротким путем в сопровождении почетной стражи братства. Воины остались у дверей, поклонившись, прежде чем закрыть их за собой.
Женщина выглядела болезненно худой. Ее телосложение всегда отличалось сухощавостью, но теперь униформа мешком висела на ней. Волосы с проседью совсем побелели, а морщины вокруг сжатого рта стали напоминать темные трещины.
Шибан низко поклонился и поздоровался:
– Сы Илья.
В ответ она осенила себя аквилой.
– Тахсир.
Затем женщина оглядела с головы до ног его доспех, словно мать, оценивающая своенравного сына.
– Я всегда удивлялась: почему его не выкрасили в белый цвет?
– Я попросил не делать этого, – ответил Шибан. – Это не боевой доспех. Это – машина.
Илья улыбнулась.
– Вы – люди и машины. Используете сервиторов. Летаете на звездолетах.
Шибан постучал по груди.
– Не здесь. Это другое.
– Тогда носи цвета Легиона.
– Буду. Когда снова смогу носить силовой доспех.
Илья промолчала.
– Итак, что привело вас сюда, генерал? – любезным тоном поинтересовался Шибан. – Разве у вас нет тысячи забот? Разве мы все еще не беспорядочный сброд? Наверняка есть дела, которые необходимо привести в порядок.
– Я прибыла сюда незадолго до тебя, – ответила Илья. – Мне предстоит навести порядок среди прибывших. – Она огляделась, изучая следы сражения на стенах помещения. – Судя по всему, в этом есть необходимость.
Шибан тихо рассмеялся.
– Что же мы делали до вашего прибытия к нам, сы?
– То же, что делаете сейчас. – Ее голос стал жестче. – Беспричинно уничтожаете себя. Растрачиваете потенциал, который мог бы пригодиться там, где это более всего необходимо.
Улыбка Шибана растаяла.
– Я что-то не понимаю вас.
– Отлично понимаешь.
– Я потерял братьев в последнем бою. Я бы не отправил их на битву, если бы она того не стоила.
– В прежние времена, возможно. – Она смотрела на него в упор, его уставшие глаза ни разу не дрогнули. – Теперь вы станете сражаться при любой возможности. Будете биться без всякого удовольствия по всей вселенной, пока не погаснут звезды. Если бы не приказ, ты бы нашел способ найти предателей и затравить их.
– Вы описываете воина, – тихо сказал Шибан.
– Когда-то ты был больше, чем воин.
– С тех пор, как вы знаете меня, – сказал он, снова указав на свой экзоскелет, – это стало всем.
– Мне говорят, что раньше в тебе кипела жизнь.
– Со всем уважением, сы, но я спросил о цели вашего визита.
Взгляд Ильи ни разу не дрогнул. Может быть, ее тело и ослабло, но вот дух явно нет.
– Ты знаешь, что он созовет ханов на курултай. Ты, как и прочие будешь там выступать. Я пришла попросить изменить совет, который ты дашь ему.
Шибан отвернулся и подошел к иллюминаторам. При движении поршни на правой ноге щелкнули, их надо будет переналадить.
– Если вы считаете, что у меня есть возможность повлиять на его решение, то ошибаетесь. Он уже знает, как хочет поступить.
Илья последовала за ним, едва доставая до груди его сверхчеловеческого тела.
– Тахсир, я говорю с тобой уважительно, так что окажи мне ту же любезность. У тебя есть сторонники во всей орду. Двадцать братств пойдут за тобой против собственных нойон-ханов. Еще больше прислушиваются к твоим словам.
Шибан слушал. Когда-то он считал ее хриплый из-за возраста голос почти милым. Теперь он звучал едва ли не визгливо.
– Мы больше года спорим об этом, – продолжила генерал. – Продолжать борьбу или найти дорогу домой. Ты был за продолжение кампании, все сильнее напирая на него и братьев. Они помнят, что ты сделал у Просперо, и прислушиваются к тебе. Но это не может больше продолжаться, не сейчас.
Шибан улыбнулся, хотя едва ли тепло.
– Выходит, у вас есть альтернатива? – спросил он. – Если да, то назовите ее. Если нет, то, что еще остается? – Он подошел ближе, глядя сверху вниз на ее стянутые волосы, отмечая, как дрожат при движении ее руки. – Вы ведь уже изучили нас. Мы дали клятвы. На крови наших убитых братьев.
Он почувствовал, как снова пробуждается гнев, в этот раз очень быстро.
– Вот почему нас создали, сы. Теперь я в это верю. Мы – кара свободных для тех, кто поддался порче. Мы – возмездие небес. Пока хоть один способен держать клинок, им не будет покоя. И этого достаточно, ведь это все, что остается.
– Нет. – Она оставалась непокорной, хрупкой и упрямой. – Есть Трон. Есть обещание, данное вашим примархом самому себе, то самое, которое вернет нас к Трону.
– Ха! Думаете, ему интересен Трон?
– Он с Терры. Почему вы всегда забываете об этом?
– А мы с Чогориса. – Шибан понял, что невольно сжал металлические пальцы и заставил руку расслабиться. – Если мы не смогли защитить наш родной мир, где были выкованы, какое нам дело до мира императоров? Мы потеряли свой дом. Он находится за флотами Предателя, и никто не предлагает нарушить наши клятвы чести и вернуться в родные земли, выбить врагов из наших башен, очистить от грязи предателей небеса, которые когда-то были самыми чистыми из тех, что принадлежали человечеству.
Илья ждала, пока не иссякнут слова. Когда Шибан закончил, она снова устало взглянула на него.
– Если бы я могла вернуть твой родной мир, я бы это сделала. Если Каган даст мне приказ, я вскрою небеса и ад, чтобы привести туда флот. Но твой повелитель – не глупец. Он знает, что это невозможно, и если он отправит своих сыновей в это пекло, тогда ни один не вернется. Я видела, как он планирует ваше выживание, Тахсир. Видела, как он собирает все до единого имеющиеся в его распоряжении силы, чтобы сохранить Легион, в то время как его преследует самая могучая из когда-либо собранных армий.
Шибан покачал головой.
– Выживание – ничто. Нас создали не для старения. Нас создали для погони, чтобы преследовать наших врагов и сжигать их дворцы.
– Есугэй говорил мне то же самое.
– Тогда вам следует прислушаться.
– А еще он говорил мне очень давно, что у вас нет центра. Что, он там, где находился Каган.
Есугэй и в самом деле мог сказать нечто подобное.
На миг Шибан вернулся на стене Кум-Карты, в далекое прошлое, где горячий летний ветер обдувал их лица – его и задын арга. Там они разговаривали, перед большим изменением, когда тело Шибана было наполовину сформировавшимся мостом между человеком и сверхчеловеком.
«Я могу только представлять Терру», – сказал он.
«Не исключено, что ты ее увидишь», – ответил Есугэй.
Тогда эти слова были пустыми для него, фразой, которую повторяли по всей галактической империи человечества и которая никогда не сбудется. Тогда пастбища шелестели мерцающим сине-зеленым полотном, знамена хлопали под порывами ветра, солнце обжигало глинобитные кирпичи монастырских стен.
Тогда его руки и ноги были чистыми, гладкими, загорелыми. Тогда он непринужденно смеялся.
– Я пойду на курултай, – сказал Шибан. – Если он спросит меня, я отвечу. Вот как будет.
– Мы стремимся найти выход, – в этот раз настойчиво произнесла Илья. – Шанс невелик, но нам нужно только время. Есугэй верит в это.
Шибан сжал кулаки.
– Верить – в его натуре. Мы не можем быть все похожими на него.
– Жаль, – пробормотала Илья.
Шибан улыбнулся ей.
– Делайте то, что считаете нужным. Если вы убедите его, тогда я буду сражаться за вас так же, как сражаюсь за любую поставленную мне цель.
Илья, наконец, оторвала взгляд от его глаз, качая головой.
– Ты не видишь, как вы изменились. Вы привыкли восхвалять вашу сильную сторону – ухрах, уцах. Отступи, затем возвращайся. Но я больше не слышу этих слов.
Шибан узнал хорчинские слова, странно звучащие из уст терранки. Он очень давно не произносил их сам.
– Эти слова из другой эпохи.
– Ты все время говоришь мне об этом, но я больше не верю тебе. Ты наслаждаешься этим. Ты видишь, как война губит все, что вы создали, и часть тебя стремится к тому же. Я вижу это, когда вы отправляетесь в битву. Это более легкий путь, Шибан-хан. Я видела смертных, поддавшихся ему, но вред, который вы можете нанести, значительнее.
Она подошла к нему, положив дрожащую руку на его руку.
– Вспомни себя. Еще не все погибло. Если Терра в безопасности, Империум можно восстановить. Шторма можно обойти. Мы должны быть там.
Она и в самом деле верила в это. Глядя на нее, Шибан не знал, что сказать. Он мог рассказать ей, что было для него очевидным долгое время. Что все это погибло, та благородная мечта, о которой грезили другие люди, была уничтожена, обнажив кошмар. Более того, воины орду не были причастны к этой мечте, в которой им с самого начала едва ли было место.
Воин мягко убрал руку женщины.
– Я сделаю то, что он прикажет, – сказал он.
– Но каким будет твой совет? Повлияло ли на него хоть что-то из сказанного мной.
Илья должна была понять, что слишком поздно, но ему не хотелось причинить ей больше боли, чем уже сделала правда.
– Я не даю обещаний, сы, – сказал Шибан, отвернувшись.
Вон Калда прислушался к гулу двигателей «Гордого сердца». Он прижал пальцы к столу и почувствовал, как по руке расходятся вибрации.
– Ты слышишь это? – прошептал он, наклонив голову к массе из плоти и сухожилий. – Слышишь этот звук?
Вряд ли. У привязанного к медицинскому стенду существа больше не было ни ушей, ни глаз, ни губ. Его лицо, которое некогда принадлежало смертному человеку, было покрыто окровавленной проволокой и красными отверстиями для ввода повышающих чувствительность устройств.
Вон Калда погладил закованными в железо пальцами дрожащую грудную клетку.
– Мы вернулись в варп. Вот, что он мне говорит. У лорда-командора есть добыча.
Апотекарий потянулся за скальпелем. Вокруг операционного стола в идеальной тишине работали слуги. У них были самые разные лица – безволосые, с решеткой вместо ртов, железными масками с блестящими многофасетными глазами, трансплантированными ртами зверей или же гладкие и пустые, как яичная скорлупа.
Вон Калда опустил имплантат в приемник, и к фиксаторам протянулись фидерные провода, напоминающие паучьи ножки. В момент, когда иглы были готовы скользнуть под кожу, он услышал тихий стук сапог силового доспеха.
Он поднял голову. В апотекарион вошел Коненос.
– Чем могу помочь, брат? – спросил Вон Калда, удерживая имплантат.
– После того, как закончишь. Не отвлекайся.
Вон Калда раздраженно втянул воздух. Впереди были многие часы работы. Захваченных смертных V Легиона было непросто сломать, а состав их крови немного отличался от кемошийской. Многие скончались до того, как были улучшены, поэтому еще многое предстояло изучить, чтобы дать Эйдолону новые партии матросов, в которых он нуждался.
Имплант скользнул в пустую глазницу, плотно прижавшись к кости. Пациент задергался в оковах, наверняка от боли, но у него больше не было голосовых связок, чтобы закричать. Вон Калда закончил операцию, вытерев кровь с аккуратного разреза. Затем наложил микрошвы.
Вон Калда снова выпрямился, положив инструменты на поднос.
– Следите за жизненными показателями, – сказал он ближайшему слуге. – Не позволяйте этому умереть.
Затем апотекарий взглянул на Коненоса, который начал спускаться в расположенные внизу помещения.
– Минуту, брат. Пожалуйста, будь осторожен.
Апотекарион был заставлен каталками, медицинскими столами и клешневидными операционными ложами. Сверкающие поверхности были заполнены стальными инструментами, пробирками с булькающими питательными веществами, спиралями прозрачных трубок. Посреди всего этого Коненос выглядел, как гигант, впущенный в пещеру с сокровищами, натыкающийся на хрупкие инструменты каждым своим шагом.
– Впечатляюще, – сказал с благодарностью Коненос. – Ты всему этому научился у Фабия?
Вон Калда догнал оркестратора, когда тот спускался по винтовой лестнице из белого с прожилками камня. С нижних уровней доносились отголоски булькающих мучительных хрипов. Они проникали через шахты, которые вели в темницы апотекариона.
– Частично, – сказал Вон Калда, защищаясь. – Он – не единственный ткач плоти в Легионе.
Коненос широко ухмыльнулся. Незакрытые шлемом глотка и лицо оркестратора представляли раздутую массу звуковых камер и излучателей. Из-под надбровных дуг светились розовые как у крысы глаза.
– Нет, не единственный. Но с нашей последней беседы ты был занят.
Они медленно спускались, обходя кровеносные системы и колонны с органами. Война предъявляла большие требования к флотским апотекарионам, и каждый уголок в них был загроможден отходами операцией по улучшению тел.
– Мне, в самом деле, приятно видеть тебя здесь, брат, – сказал Вон Калда, прошмыгнув мимо ряда стеклянных пробирок, каждая из которых была размером с человека. Некоторые были пусты, другие заполнены темными фигурами, бьющимися о стенки, словно рыба на удочке. – Но ты, конечно же, знаешь, что мы заняты.
Коненос продолжал осматриваться с изумлением энтузиаста. С потолка на цепях свисали блестящие предметы, извивающиеся и дрожащие под слепящим светом медицинских люменов.
– А ты знаешь, что наш командор получил нужные ему курсовые пеленги.
Вон Калда кивнул.
– Он прислал мне сообщение.
– И что каждый корабль, который он смог вызвать, находится в варпе. Треть сил всего Легиона. Представь себе.
– А Палатинский Клинок?
Коненос метнул в апотекария усталый взгляд.
– Эйдолон все так же очарован им.
Они вошли в длинную низкую комнату. Рифленые стены в форме железных эллипсов были усеяны обращенными внутрь шипами. Поступавший из тускло-красных сетчатых панелей воздух был горячее, чем в других помещениях.
– Командор всегда очаровывается новинками. Это пройдет.
Из фильтров на полу поднимались кольца пара, извиваясь, словно внутренности. Сверху доносились странные звуки, больше не похожие на мучительные отголоски пытаемых людей, но напоминающие лай или звериный скрежет.
– Ты его лучше знаешь, – сказал Вон Калда. – Но возможно будет мудрее не предполагать слишком многого. Ситуация не та, что была при примархе.
Коненос направился к круглой двери в дальней стене, окольцованной железом и исписанной старыми формами кемошийских рун. Когда оркестратор подошел к панели замка, Вон Калда предупредил его:
– Будь осторожен, брат.
Коненос не отрывал глаз от двери.
– Почему? Что там находится?
Вон Калда подошел к внешнему замку.
– Мой мир, – откровенно ответил он.
Коненос оглядел дверь сверху до низу, вникая в загадочную конструкцию.
– Вот цель, – мечтательно сказал он. – Решение принято. Мы улучшим себя. Мы познаем все, что можно познать. Мы страдали за это решение, и другие также будут страдать за него.
Вон Калда ничего не сказал, но в узком помещении вдруг вспыхнуло предчувствие насилия, напоминая сильный запах страха. Его пальцы чуть приблизились к болт-пистолету в кобуре.
Коненос направился к двери.
– Я бы строго придерживался этой цели. И когда наступит час расплаты, у меня бы не было никаких сожалений. Ты не просто меняешь плоть, мой брат. Ты меняешь миры. Разрываешь вуаль.
Вон Калда напрягся, оценивая, насколько быстро смог бы двигаться.
– Я не делаю ничего без…
– Тише. – Коненос повернулся, приложив палец к губам апотекария.
– Мы с тобой единомышленники. В самом деле. Покажи, что ты сделал.
Вон Калда колебался. Даже сейчас, после всего, что сделал примарх для дела, все еще существовали риски, так как древние запреты тяжело умирали, и познавший предательство Легион мог с легкостью взрастить его в своих рядах.
Затем апотекарий убрал руку от пистолета и потянулся к замку.
– Ступай осторожно, – сказал он. – Следи за тем, куда смотришь.
Он ввел последовательность кодов и стальные засовы отошли. С шипением вытекающего воздуха дверь открылась.
За ней оказался густой сиреневый туман, насыщенный смешанными запахами. Приглушенный лай стих, сменивший тихим шипением. Вон Калда и Коненос вошли внутри, и на миг мрак на пороге поставил в тупик даже их улучшенное зрение.
Когда туман рассеялся, появилось круглое помещение, на стены которого красно-коричневым цветом были нанесены руны. Перед легионерами открылась обшитая бронзой яма за толстым бронестеклом, таким же, как емкости для тел в апотекарионе. Дно ямы было заполнено грудой трупов метровой высоты. Из кусков мяса торчали сломанные кости.
Над трупами присело нечто плохо различимое – ложное отражение, неправильно направленный столб лунного света. Только когда оно пошевелилось, мелькнули рваные образы: терновый венец, белесые глаза, рот с полными губами и извивающимся языком длиной в руку человека. Временами его плоть напоминала женщину, а иногда мужчину. Когда двое легионеров подошли к стеклу, нечто размытым пятном бросилось на преграду.
– Ах, какая красота, – сказал Коненос, благодарно кивнув. – Где ты его достал?
Вон Калда помедлил с ответом. Он временами сомневался в мудрости своей работы.
– Оно не готово. Ни один из них.
Коненос хитро улыбнулся.
– Мне говорят, что есть те, кто еще не посвятили себя просвещению. Они цепляются за старые порядки. Не видят выгоды от улучшения. – Он подошел к защитному стеклу, и в тенях щелкнуло что-то похожее на клешню краба. – Но это наше будущее, они – наши союзники. Вот почему ты это делаешь, правда?
Вон Калда почувствовал тошноту. Так было всегда в присутствии существ, которых он пленял, их недолговечное присутствие удерживалось постоянным жертвоприношением живых.
– Карио пользуется благосклонностью.
Коненос метнулся к апотекарию и обхватил его лицо обеими руками. Лицо оркестратора приблизилось, и Вон Калда почувствовал сладковатое дыхание.
– И вот тебе твой ответ. Палатинский Клинок так же проклят, как и мы. Он слышит те же шепоты, что и мы. Это существо может даже ускорить процесс, и я буду этому рад.
Коненос снова посмотрел на извивающиеся тени, и его розовые глаза засияли.
– Забудь про создание новых слуг. Теперь это твоя работа.
Существо за стеклом бросилось на него, атаковав свирепым ударом едва ли физически существующих хлыстов. Его остановили то ли толстое бронестекло, то ли выведенные на темном металле таинственные знаки.
– Это приказ Разделенной Души?
– Ты раньше не ждал их. – Коненос облизал потрескавшиеся губы. – Со временем он устанет от своего мечника, но время для нас не бесконечно, так что постарайся, чтобы они ответили на твой призыв. И когда мы в следующий раз отправимся в бой, я хочу, чтобы они были с нами.
Оркестратор отпустил Вон Калду и вернулся к бронестеклу. Тварь внутри отреагировала и среди теней замерцала пара фиолетовых глаз – больше человеческих, миндалевидных и жестоких. Коненос заворожено следил за ней.
– Они заразны, – прошептал Коненос. – Пришло время ускорить инфекцию.
Перед тем, как привели Вейла, Есугэй отвел Арвиду в сторону.
– Тебе больно, брат? – спросил грозовой пророк с явной тревогой на татуированном лице.
Арвиде стоило улыбнуться. Ему было всегда больно. Изменение плоти бурлило под кожей, хотя самоконтроль помогал, как и глубокий космос. Время от времени шипение в ушах стихало, а ужасный жар в крови спадал, но ненадолго. Применение своих талантов все возвращало, и именно ради этого Арвиду держали в V Легионе. Каждый раз, когда они спрашивали его, боль усиливалась.
Если это и подтолкнуло его Легион переступить черту, если это привело Волков на Просперо, тогда, возможно, он начал понимать. Магнус всегда был снисходительным отцом, а Арвиде не по силам было выдержать такие страдания.
Убить за это преступление всех до единого Сынов, было суровым приговором, но ведь сама вселенная была суровой, а Тысяча Сынов с самого своего основания заигрывали со смертью.
– Не больше обычного, – ответил он.
– Мы не должны делать это.
– Ты бы не попросил, если бы это не было важно. Кто он?
Есугэй ответил взглядом, который говорил «хотел бы я знать».
– Мы не преуспели на Эревайле. Найденный нами человек – единственная связь с тем, кого мы ищем. Он знал цель, но не знает где она сейчас. Однако, они годами работали вместе. Может, что-то выйдет.
От слов грозового пророка у Арвиды упало сердце. Да, сделать можно было, но за серьезную плату. Из всех его умений предсказание возможного будущего из смутно запечатленного прошлого было самым сложным, требующее самого глубокого погружения в порочные водовороты Великого Океана.
– Ты сам говорил с ним? – спросил Арвида.
Есугэй грустно кивнул.
– Сделал все, что мог. Насколько я вижу, он говорит правду. Он – гордец, как и все ему подобные.
Такой была их репутация, но Арвида нечасто общался с навигаторами. Во флоте Тысячи Сынов корабли на короткие расстояния вели свои чародеи, что приводило к трениям между санкционированными представителями Нобилите и командирами кораблей. Ни в одном другом Легионе не было столь смешанных и частично совпадающих талантов, и это было источником столь сильного антагонизма.
– За это придется заплатить, – предупредил Арвида. – Ты доверяешь инстинктам Раваллион? Пока что она не многих убедила.
Есугэй развел руками.
– А что еще нам остается? Выбор небольшой. Если бы не нынешняя ситуация, я бы не стал гоняться за этим именем из прошлого смертной женщины, но сейчас смерть рыщет вокруг нас, как волки вокруг костра.
Он посмотрел на Арвиду и его золотые глаза – все такие же странные – сверкнули в мягком свете.
– Мы все перепробовали. И да, я доверяю ей. С самой первой нашей встречи.
Арвида кивнул, внутренне настраиваясь. Есугэю нравилось верить в лучшее тех, кого он опекал, но он не был глупцом.
– Очень хорошо, но я не обещаю успех.
Довольный Есугэй хлопнул его по руке.
– А когда мы можем его обещать? Пошли, он ждет.
Они прошли из вестибюля, который находился на уровне мостика «Бури мечей», по коридорам до комнаты допросов. По пути мимо них пробегали слуги, торопливо кланяясь, после чего бежали дальше исполнять данные им поручения. Весь флагман гудел энергией. Ханы из долго разделенных братств вернулись и теперь шли по палубам, рассказывая новости о долгих поражениях и коротких победах, выискивая товарищей, выясняя мнения, прощупывая почву в преддверии великого сбора перед примархом. В другое время кое-кто мог уставиться на обладателя алого доспеха в их рядах, но не сейчас – все мысли были о выборе, которых необходимо было сделать.
– Говорят, ты сберег тело Са, – сказал Есугэй.
– То, что от него осталось.
– Об этом не забудут, – Есугэй бросил на него благодарный взгляд. – И Каган не забудет. Если ты передумаешь и решишь принять цвета Легиона, тебя с радостью примут.
Арвида внутренне вздрогнул. Он давно принял решение и не откажется от него. Так или иначе, части его тела сплавились с внутренней поверхностью доспеха, понемногу вдавливаясь в механизмы. Он больше не мог избавиться от объятий керамитовых пластин, как и от собственного скелета.
– Может быть однажды. – Все, что он ответил. – Не сегодня.
Они добрались до камеры допросов. По обе стороны тяжелых железных дверей стояли на страже легионеры. Большинство камер были пусты. Пленение стало более сложным и менее полезным делом. Кроме того было непросто сдержать победивших ханов от убийства всех попавшихся им врагов в расплату за прежние злодеяния.
Вейла поместили в более светлую, сухую и удобную камеру. Он получил чистую воду, регулярную пищу, немного уединения, но никто не притворялся, что он не под стражей. Когда двое библиариев – шаман и чародей – вошли в тесное помещение, человек поднялся и витиевато поклонился.
– Поглядите, еще один пришел испытать удачу, – отметил Вейл, оглядев Арвиду с ног до головы. – Но вы – редкая штучка. Я слышал, всех ваших сородичей уничтожили.
– Не всех, – ответил Арвида. – Как видишь.
Арвида с Есугэем сели на металлическую скамью напротив смертного. Вейл остался стоять, хотя его глаза были приблизительно на одном уровне с их глазами. Он был возбужден, как кот, слишком долго сидевший в контейнере.
– Итак, о чем мы будем говорить? – спросил человек, переводя взгляд с одного легионера на другого. – Снова о Хейсен Вортикес? О воплях Пучины? О рассказах старых навигаторов, которые поселились на Терре и теперь убаюкивают себя в слепых залах Патерновы?
Арвида следил за движениями человека. Некоторые были для показухи, демонстрируя гнев благородного человека, ошибочно удерживаемого под стражей против его воли. Другие были проявлением настоящей нервозности, как будто Вейл не верил в честность своих тюремщиков.
– Немногому ты мог бы научить меня об Океане, – заметил Арвида.
– Неужели? – Вейл презрительно взглянул на него. – Вы – колдуны и заклинатели – были словно дети, подставляющие ладошки волнам. Вы вошли всего лишь по колено, и этого было достаточно, чтобы приговорить вас. Пытались плавать там, куда не проникал солнечный свет. Пытались выжить там, где охотились левиафаны.
Есугэй молчал, но Арвида чувствовал его присутствие подле себя – наблюдающее, оценивающее.
Арвида наклонился вперед, и Вейл отпрянул.
– Дай мне руку, – попросил Арвида.
Агент Нобилите сунул костляевые руки в глубокие карманы, капризничая, словно дитя.
– Не пытайся заставить меня, колдун. Я…
+Дай руку+ приказал Арвида.
Вейл подчинился, прежде чем осознал это, протянув обе руки ладонями вверх. Арвида взял правую, разведя ее пальцы. Кожа все еще была грубой, сероватого оттенка из-за долгих лет, проведенных среди книг и звездных карт.
По крайней мере, Вейл был достаточно проницателен, чтобы не бороться с библиарием. Он уставился на Арвиду взглядом незамутненной ненависти.
– Я – из Навис Нобилите, занимаю высокое положение в Магистратских Домах. Мои права священны согласно древнему договору и обычаю.
Арвида почувствовал панику в этих словах. При всем своем хвастовстве Вейл был всего лишь еще одной перепуганной душой, брошенной на произвол судьбы посреди войны.
– Не бойся, – сказал Арвида, стремясь достаточно успокоить его, чтобы заглянуть в будущее. – Это не причинит тебе вреда.
Библиарий осторожно открыл свой разум эфиру. Тот отреагировал слишком быстро, растекаясь, словно пенящийся поток, и Арвида снова подавил его. Очертания Вейла стали полупрозрачными, как и вся камера вокруг него. Только Есугэй оставался незыблемым, собственная душа шамана была наполовину соединена с материей преисподней.
Рука Вейла начала дрожать, но он не двинулся с места. Арвида потянулся чуть дальше, и его разум начал заполняться призрачными образами.
Он увидел отражение темных залов, заполненных от пола до потолка штабелями книг. Затем огромный купол с армиллярными сферами и планетариями, потом мужчин и женщин в темных бархатных мантиях в шепчущих галереях. Увидел младенцев, мягко покачивающихся в железных колыбелях, их лбы были обвязаны полосками ткани, а юные глаза неотрывно смотрели на висевшие над ними карты, невероятно сложные, с серебристыми узорами на черном фоне.
Затем видения перекинулись в другие, далекие миры – океанические планеты с орбитальными кольцами из адамантия, кружащие космические телескопы с среброносыми боевыми кораблями, суда с рулями, парусами и подвешенными снизу пульсирующими сферами. Среди этих образов мелькали смешанные урывки событий смертных – зал торжеств под люменами в форме лебедей, заполненный элегантными фигурами в дамасте и горностаевых мехах, кружащие вокруг друг друга, словно платонические сферы. Велись беседы о договорах, верности, союзах. Среди придворных и магистров сновали шпионы с юркими взглядами, неся депеши о заключении союза или разрыве.
+Это твои люди+отправил мысль Арвида.+А теперь перенеси меня на Эревайл.+
Понадобился миг, чтобы видения настроились. Вейл не сопротивлялся, но он также не знал, как выполнить приказ. В конце концов, камера наполнилась пейзажами выжженной планеты, обрубки шпилей испускали дым в небеса, покрасневшие от залпов тысячи орбитальных лэнсов. Арвида смотрел на разрушаемые города и думал, как знакомо выглядит картина.
Затем они вернулись назад, ко времени до прибытия III Легиона, к переполоху и хаосу главного комплекса-улья, переполненного людьми, грязью и роскошью. Арвида увидел чиновников, толпившихся на стеклянных полах, их лица частично скрывала блестящая аугметика. Это были писцы, ученые, схолиасты, одетые в тяжелые меха и богатые шелка магистериума Ашелье. Всего у нескольких на лбах были толстые повязки, обшитые золотом и драгоценностями. Это были окули, способные смотреть в Океан, благословенные мутанты, чье происхождение уходило в ужасные времена раздора до прибытия Императора и чьи нити влияния протянулись в каждый уголок известного космоса.
Один из них вышел на первый план – юноша с глазами старика. У него тоже была повязка на лбу с пятнами хны и сапфировой инкрустацией. Он был строен и смугл. Парень то расплывался, то снова становился ясно видимым, постоянно смеялся, говорил. В руке у него был длинный черный посох с набалдашником из белого камня.
+Дальше+Арвида больше не обращался к Вейлу.
Образы сменились, перемещаясь из воспоминаний Вейла, следуя за теплом души этого нового человека. Разум Арвиды мчался по темным коридорам, проплывая через запертые двери. Он снова видел вырезанные на мраморе огромные карты, гравированные извилистыми узорами и отмеченные названиями множества миров. Он видел планы, устройства и слышал голоса, спорящие на повышенных тонах. Появлялись и исчезали лица – раздутые, черноглазые, любопытные и злобные.
Он смутно ощутил какое-то смятение в мире чувств, но к тому времени зашел слишком глубоко, чтобы волноваться. Смуглый человек повернулся и улыбнулся, демонстрируя безукоризненные зубы. На стене висела очередная карта, облицованная золотом. Арвида увидел на ней очень тонкий узор на обсидиановой подложке, вырезанный рукой этого человека. Кроме того, здесь были слуги в черных одеяниях и скрывающих лица масках. Легионер почувствовал мускусный, пьянящий запах ладана.
Мужчина жестикулировал, но проследить за его движениями было сложно. След постепенно терялся. Скоро он исчезнет. Арвида сосредоточился на стене, на карте из золота. Он увидел планеты, вырезанные на стилизованной пустоте, подписанные рунами, возраст которых проникал в видение словно дым.
+Темное Стекло+ отправил чародей, узнав шрифт. Были и другие, вереница миров вдоль варп-канала. Снова появились золотые линии, он различал схему сквозь слои Океана, возвращаясь к молодому желтому солнцу. Что-то в этом узоре было знакомым, и от этого библиарию стало не по себе.
Затем человек повернулся и посмотрел прямо на Арвиду. Незнакомец по-прежнему улыбался, но лицо стало холодным.
+Тебе здесь не место+
Арвида отшатнулся и видения провалились в серые облака. Это было невозможно: он наблюдал события прошлого, проносящиеся как отражения отражений, закупоренные во времени, как насекомые в янтаре…
Он пошатнулся, почувствовав, как опора под ногами – настоящая опора – наклонилась. Послышались крики боли – приглушенные и далекие.
– Отпусти меня!
Он не мог открыть глаза, их словно сплавили. В висках гремела боль изменения плоти, а в груди закипала кровь.
+Брат+раздался мысленный голос Есугэя, пробившись сквозь смятение и подавляя душевное волнение. Арвида вцепился в него, как тонущий человек за обломок судна. +Ты делаешь ему больно.+
Кто-то кричал. Арвида рвался назад, отбиваясь от обложивших его образов. В самом конце, когда чародей почувствовал, что они исчезают, он увидел тень, пристально смотрящую на него из глубин – огромную фигуру с алой гривой и одним глазом, вслепую бредущую среди распадающихся стен эфирной магии.
Затем Арвида вернулся, он задыхался, в глазах рябило, а к голове прилила кровь. Смертный стоял на коленях и кричал от боли. Арвида понял, что по-прежнему держит его руку, которая оказалась раздробленной. Между бронированных пальцев легионера била ключом кровь.
Он тут же разжал хватку, и Вейл упал, прижав к груди сломанную руку. Арвида поднялся, в голове стучало, он по-прежнему задыхался. Есугэй тоже был на ногах, с тревогой глядя на него.
– Что случилось? – спросил он, но Арвида не слушал. Он прислонился к стене камеры, глядя вокруг так, словно все видел впервые.
– Мне показалось, что я увидел… – пробормотал он.
Есугэй подошел к нему и схватил за плечи.
– Что? Что ты видел?
Арвида сильно моргнул, подавив поднимавшуюся в горле тошноту. Он почувствовал, как стихает Изменение, бурля, как отступающая морская пена.
Он так много увидел. Вокруг него окреп мир чувств, вернув с собой боль, вонзившуюся шипами в открывшиеся глаза.
– Что ты видел? – снова спросил Есугэй, в этот раз более твердо. В углу хныкал забытый Вейл.
Минуту Арвида не знал, что сказать. У него было такое ощущение, что у него рассыплется рот, если он его откроет. Чародей уставился на лицо со шрамом, и на миг ему показалось, что на него смотрит его генетический отец, лицо которого наложилось поверх обветренных черт чогорийца.
– Я знаю, – прохрипел он, чувствуя вкус крови во рту.
– Что ты знаешь? Скажи мне.
Даже тогда он не смог рассказать об открывшейся ему истине. Но была еще и другая, которую его отправили найти.
– Я знаю, где он, – сказал Арвида, запоминая звездную карту, прежде чем образ исчез. Он тяжело сглотнул, подавляя все ненужное, что могло затуманить его суждение.
– Тебе нужен этот Ашелье. Я знаю, куда он направился.
«Стойкость» прорвала пелену с привычной грубостью, разрезав материю вселенной серебристой вспышкой. По пустоте прокатились неистовые волны, выбрасывая султаны сверкающей эфирной материи среди шлейфов грязного дыма. Громадный корабль полностью материализовался, сквозь бездну скользили многочисленные ряды тяжелых орудий. Несколько секунд спустя прибыли другие суда, прорываясь, словно брошенные копья среди бурлящих облаков, знаменующих вход в реальное пространство.
Мортарион шагнул к краю командной платформы мостика. Перед ним иллюминатор, не уступавший размерами собору, поднял варп-ставни, открыв переполненный участок космоса. Здесь собрались сотни боевых кораблей, несущие на светлых носах эмблему мертвой головы XIV Легиона. На линзах когитаторов начали оживать идентификаторы – «Неукротимая воля», «Коса жнеца», «Моритатис Окуликс», «Стойкий».
Мортариону не было нужды смотреть на руны, чтобы знать, кто ответил на его зов. Он узнавал каждый линкор в своем флоте и выискивал в пустоте тех, кого вызвал. Картина была переполнена деталями – крылья небольших эскортников отбрасывали тени на борта самых крупных хищников, посыльные суда перевозили припасы с транспортов на линкоры, ремонтные шатллы в красных цветах Механикума порхали вокруг колоссальных связок главных двигателей и колец маневровых.
– Где он? – спросил примарх.
Внизу – в ямах и проходах командного мостика «Стойкости» – сидели, не поднимая голов, трэллы в масках. Саван, построившийся по краю тронной платформы, как обычно молчал, безмолвно глядя из-под покатых личин шлемов. От ржавых столбов с жаровнями, стоявших часовыми над переполненными постами экипажа, поднимались огромные кольца зеленоватого дыма. Воздух был влажным и спертым, насыщенным столбами пыли.
– Где «Терминус Эст»?
Все больше наименований кораблей прокручивалось по линзам, выделяя только что прибывших – захваченные корабли других Легионов, взятые на службу старые суда Барбаруса, вспомогательные суда с эмблемами полков Армии удалялись и сменялись эмблемой мертвой головы. Флот был огромен, большая часть всего Легиона стягивалась с сотен различных зон боевых действий. Пока авгуры добавляли данные в список прибывших, из точек Мандевилля появлялись новые и устремлялись на соединение с армадой.
Никто на мостике «Стойкости» не мог ответить на вопрос примарха. Капитан корабля Ульфар приказал провести дополнительное сканирование, но не дал никакого заключения. Магистр вахты Транг выглянул из-под капюшона и покачал головой. Навигатор ничего не передала из своих уединенных покоев и отключила связь.
Только стоявший менее чем в трех метрах от примарха в своем запятнанном кровью первоклассном доспехе маршал Гремус Калгаро, магистр осады Легиона и преемник фанатичного Раска громко фыркнул.
– Первый капитан Тифон мог не получить вызов, повелитель, – сказал он низким рыком.
Мортарион метнул в него ядовитый взгляд.
– О, поверь, он получил. Это в первый раз, когда он действительно не выполнил приказ. Что мне с этим делать? Он, что, отрекся от своего выбора?
Калгаро опустил глаза.
– Вряд ли, – пробормотал он.
Мортарион бесстрастно прохромал по платформе, стуча железной пятой Безмолвия по адамантиевой палубе.
– Тогда вызовите тех, кто соизволил ответить.
По всему коммуникационному уровню соединенными кабелями матросы поспешили исполнить приказ. Один за другим замерцали призрачно-зеленые фигуры легионных командиров, выстроенные грубым полукругом вокруг примарха. Некоторые были в шлемах, других демонстрировали отмеченные боевыми шрамами лица. Все были суровыми, мрачными, уставшими.
– Знайте, что я отвлек вас от ваших дел небеспричинно, – сказал им Мортарион, прохаживаясь между светящимися призраками. – Магистр войны готовил заключительный поход на Терру и требует уничтожения Пятого Легиона на своих флангах. Эту честь он предоставил нам. У нас есть их координаты, которые сейчас отправляются на ваши корабли.
Ни одно из гололитических лиц даже не дрогнуло. Все командиры были с Барбаруса, невозмутимые и приученные к тотальной войне еще до прибытия Императора. Они наводили свои орудия на родичей на Исстване, затем истребляли собратьев-легионеров на темных песках Ургалла. Они не сомневались в приказах.
– Хан и его истощенный Легион признали неизбежное и стягивают свои силы в Эрелион. Вы знаете, что он избегал генерального сражения, но теперь этому пришел конец. Набеги закончились. Мы отправимся в варп в течение часа, подготовьте свои корабли к немедленному отправлению.
Мортарион говорил, продолжая проверять список прибывших кораблей. Он все еще надеялся, что в любой момент к тем воинам, что стояли перед ним, присоединится еще один – величайший из его слуг, тот, кто с самого начала был самым верным, самым усердным.
– В этой армаде будут и другие. К нам должен присоединиться Третий Легион, если только не отстанет. Я знаю, что это значит для вас, и разделяю ваше отвращение. Поборите его. Этот союз продлится недолго – с их численностью мы получили средство покончить с Пятым Легионом чисто. После этого мы соединимся с магистром войны. Он мне это обещал.
Отсутствие Каласа не давало ему покоя, мучило, словно отравленное вино. Никакого объяснения этому не было, только внезапно наступившее молчание в пустоте. Тифон мог быть убит, хотя в это трудно было поверить. Даже труднее, чем то, что он обратился к другому делу. Этого просто не могло быть. Какое еще дело существовало для них теперь?
– Помните свои клятвы. Те из вас, кто все еще якшается с порчеными варпом, должны прекратить. У вас есть разрешение на применение оставшегося фосфекса и био-оружия. У вас есть ваши запасы, проследите, чтобы они были полностью задействованы. Я желаю дать моим братьям урок, хотя не очень надеюсь, что на него обратят внимание. Мы – плоть. Мы – смертная кровь. Этого достаточно. Всегда будет достаточно.
Где-то далеко внизу все еще испускал зловонное дыхание Грульгор. В трюмах корабля появлялся дух Лерменты, скитаясь среди сокровищ, добытых на мирах чародеев. Теперь у каждого корабля во флоте были свои секреты: чудовища и следы демонов, скрытые среди глифов и рунических текстов. Было сложно вернуть то, что было выпущено на волю, сложно, но невозможно.
– Более двух лет мы сражались порознь. Галактика позабыла, на что способны сыны Барбаруса. Пришло время напомнить ей.
Но Тифон сделал бы процесс завершенным. Его возвращение убрало бы последнюю крупицу сомнений.
– А теперь вперед, подготовьте корабли, – прорычал Мортарион, подавив раздражение. На этом все закончится. Высокопарные речи никогда не были его коньком, вполне хватало соблазна нового убийства. – Вооружите каждого воина и подготовьте каждое оружие, что есть. Мы отбываем через час.
Илья заняла свое место в зале курултая и пробежалась взглядом по толпе, пытаясь выяснить, сколько воинов прибыло и сколько отсутствовало. Лицом к облицованной камнем платформе сидели ханы многочисленных братств. На церемониальных колоннах горело пламя, а позади платформы стояли шесты со знаменами древних чогорийских царств, вышитые золотым и красным и перевязанные кожаными ремнями.
По краю платформы располагались две дюжины грозовых пророков – все, что осталось от них во всем Легионе. Среди них на почетных местах восседали Есугэй с Арвидой. Илья находилась рядом, получив свое место от всегда уважительно относящейся к ней орду. На другой стороне полукруга сидели командиры Легиона: Ганзориг и Цинь Фай – два нойон-хана Орд, Шибан Тахсир, Хай-Шан, Намаи из кэшика, Джубал Ан-эзен. Другие прославленные воины, закаленные долгими битвами, располагались поблизости: Айнбаатар из братства Звезды Ночи, Хулан из братства Золотого Пути.
Лицом к ним на старом кресле сидел Каган, Хан Ханов, одетый в длинный халат и кожаную куртку Алтака. Суровое лицо взирало свысока, частично скрытое мерцающим светом факелов. Распущенные иссиня-черные волосы были разбросаны по плечам. Некоторые из присутствующих в зале увидели повелителя впервые за многие годы.
Илья не взглянула ни на Шибана, сидящего в полукруге зала от нее, ни на Арвиду, устроившегося неподалеку. Атмосфера в зале была напряженной, подпитываемая противоречивыми слухами.
Последние из ханов заняли свои места, и раздался звон гонга. Свет погасших люменов сменился взметнувшимся пламенем в полированных жаровнях.
– Мои сыновья, – обратился на хорчине Джагатай, обведя взглядом собрание. – Чтобы добраться сюда вы прошли через пламя и боль. Дорога была долгой. Многих из тех, кому следовало быть здесь, уже нет.
Илья почувствовала, как подскочил пульс. После пяти совместных лет с Белыми Шрамами она с легкостью понимала их язык и считала, что никто не говорил на нем так красиво, как примарх. В этом месте у его голоса был все тот же тембр – низкий, размеренный, отмеченный сдержанной силой. Ханы, задын арга, военачальники Легиона, все внимательно слушали. Даже в этот момент не было никакой уверенности в его выборе, и никто не знал, какое решение он примет.
– Будь время, я воздал бы должное всем им, – продолжил Джагатай. – Но каждый лишний час здесь несет опасность. Мы снова должны отправиться в путь, и остается единственный вопрос: куда? Всем вам известен ход этой войны. Враг подчинился варп своей воле штормами, которые нам не преодолеть. Путь к Терре под присмотром либо блокированы силами, многократно превосходящие наши. Мы пытались прорваться, и каждый раз терпели неудачу. Наше выживание гарантировалось разделением сил и обманом. Но этого уже не достаточно, так как петля затягивается. Остаются только два варианта – снова попробовать прорваться к Тронному миру или же остаться здесь, далеко от дома, надеясь ранить моего брата настолько сильно, чтобы наша жертва не была напрасной.
– Нет никаких сомнений в том, что если мы атакуем силы магистра войны здесь, результат может быть только один. Множество Легионов предателей направляются в Терре, поддержанные бесчисленными армиями смертных. Мы достаточно сильны, чтобы отвлечь его, но не покончить с ним.
От этих слов по залу прокатилась волна тихого ропота. Многие из ханов, получи они возможность, оспорили бы это утверждение, но ни один открыто не осмелился возразить повелителю. Илья еще крепче вцепилась в край сиденья.
– Чтим ли мы наши клятвы? – продолжил Джагатай. – И все ли пути для нас закрыты? Может и так, а может и нет. Мы следовали за одной надеждой, не более чем молвой. В другое время мы бы не снизошли до нее, но время на исходе.
Темный взгляд примарха обратился к Арвиде.
– Говори, маг.
Арвида поднялся, повернувшись к ханам. Илье показалось, что он двигается неуклюже, словно страдая от старой раны. Неужели его ранили у Калия?
– У нас есть имя, – заговорил на хорчине Арвида. – Это новатор Питер Ашелье, о котором мы узнали благодаря генералу Раваллион. Мы полагаем, что из всех представителей Навис Нобилите у него самые большие шансы найти для нас путь. Генерал поручилась за него, и во время последних рейдов его искали на мире Эревайл. Мы не нашли его там, но теперь у нас есть локализация: разлом Катуллус. Насколько нам известно, там нет ничего достойного внимания врага. Это уединенное место, не имеющее стратегической важности, и там не зафиксирована активность. Если мы хотим найти этого человека, то должны отправиться туда.
Арвида оглянулся на платформу и повторил: – Если мы хотим найти его.
Маг вернулся на свое место.
– Что ж, это совет Мудрой, который нам и нужен, – сказал Джагатай. – В наших возможностях добраться до Катуллуса. Если этот человек существует, мы можем найти его. И если он, как мы надеемся, обладает силой над эфиром, то проведет нас домой.
– А если нет? – спросил Шибан.
Сердце Ильи упало. В голосе воина явно слышался скептицизм.
– Тогда Шибан Тахсир, – ответил Джагатай, – это место будет ничем не хуже других, чтобы встретиться с врагом.
На иссеченном лице Шибан появилась напряженная улыбка.
– Прошу прощения, Каган, но это курултай, где каждый может высказаться. Уже многие пали в погоне за этой мечтой. Каждая битва уводит нас дальше от того места, где мы должны быть. Есть и другой выбор.
– Есть, – согласился Джагатай.
– Наша родина, – сказал Шибан, повернувшись к братьям и вызвав еще одну волну приглушенного одобрения. – Если мы не можем прорваться к Терре, то можем вернуться на Чогорис. Нам ничего не известно о его судьбе. Возможно, его народ продолжает биться, или же планета опустошена.
Он посмотрел прямо в лицо примарху.
– Если есть долг, который мы должны исполнить, то сначала нам стоит позаботиться об очагах тех, кто вырастил нас.
– Мы не можем вернуться на Чогорис, – сказал Есугэй. В его голосе не было торжества, только печаль. – Нам не под силу такая попытка.
– А на Терру, значит, можем.
– Если Терра падет, ничего не останется, – Есугэй не взглянул на Шибана, обращаясь к примарху, как и всем на курултае. – Война закончится. Гор сможет вычистить остальную галактику, планету за планетой.
– Ходят слухи, – сказал Ганзориг, наследник Хасика, – что Ультрамар все еще держится, а Ворон, вопреки всему, все еще жив. Магистр войны не может быть повсюду.
– Не может, – сказал задын арга. – Но отдайте ему Трон и все изменится.
– Этот человек – Ашелье – всего лишь смертный, – вмешался Цинь Фай, равный Ганзоригу в командной иерархии Легиона. – Он может быть жив, а может быть мертв. Может помочь нам, а может ему это не под силу. Эти нити слишком ненадежны, чтобы хвататься за них.
– Так и есть, – сказала Илья, поднимаясь. Ей не нравилось обращаться к орду в их собственной вотчине, и она говорила на готике, не доверяя своему хорчину для верной передачи мыслей. – Они, в самом деле, ненадежны. Для меня было бы позором дать их вам. Если бы были другие возможности, которые мы не испробовали, я бы согласилась с тобой и Тахсиром, и любым другим, кто сказал бы: хватит, мы скрывались и нас преследовали, но больше некуда бежать…
Ханы слушали молча. Илья чувствовала их взгляды – спокойные, уважительные, скептические. Они всегда прислушивались к ней, с самого начала. Это была тяжелая ноша, и ее вес никогда не уменьшался.
– Но вы не знали этого человека, – продолжила она. – Новатор Домов – великий лорд, а Ашелье был одним из величайших из них. Он пользовался благосклонным вниманием самого Дворца, и я видела во время крестового похода, как он применяет свое варповство, когда вел флоты на войну через шторма такой силы, что задание казалось невыполнимым. Не сомневайтесь: он – магистр эфира и настоящий проводник.
– И все же, если он нашел путь на Терру, – сказал Шибан на готике, – не воспользовался ли им?
– Думаю, он остался в пустоте.
– Потому что не мог поступить иначе.
– Потому что его держала здесь служба.
– Ты не можешь этого знать.
Илья почувствовала, что закипает. Тон Шибана становился сардоническим.
– Нет, Тахсир, не могу. Большинство из сказанного догадки, я никогда этого не скрывала.
– Какой бы ни была правда, – вмешался Арвида, перейдя на беглый хорчин, – мы знаем, где он сейчас. Я видел это.
– И мы можем добраться до этого места, – добавил Есугэй. – Маршруты есть на картах, и переход будет коротким. Возможно, это судьба. Или удача, впервые за долгое время.
– Так ты поддерживаешь эту идею, задын арга? – спросил Ганзориг. – В самом деле?
– А когда сы-Илья вводила нас в заблуждение, нойон-хан? – спросил Есугэй, улыбнувшись. – Кроме того, после Просперо мы поклялись добраться до Терры, а нарушить клятву – это святотатство, за которое карают сами боги. А еще я поддерживаю этот путь, потому что он таит в себе опасность и открытия, и раз уж я все еще жив, то хочу и дальше расстраивать планы наших врагов.
Эти слова вызвали ответные улыбки ханов.
– Но не мне отдавать приказ, – сказал Есугэй, поклонившись примарху.
Все глаза обратились к Джагатаю. Он молчал всю перепалку, внимательно слушая. Его глубоко посаженные глаза были бесстрастны. Илья задержала дыхание.
– Вы ответили на призыв, – сказал Джагатай, снова обратившись ко всем. – Вы сохранили верность, даже когда предательство пришло изнутри. Я знаю, что цена уже заплачена, и до этого момента я, честно говоря, не определился с решением, так как жажду только закончить то, что было начато на Просперо. За мной охотятся мои братья, и от этого позора у меня кипит кровь. Единственное, чего я хочу – это развернуться и дать им бой. Но это легкий выбор – стать такими же, как и они, противопоставить гневу гнев, сражаться безрассудно, зная, что более значимая цель будет утрачена.
Илья села на свое место. И снова в нее поверили, хотя у нее всегда было чувство, что она сделала слишком мало, чтобы заслужить это доверие.
– Не доверять легкому пути, – сказал Джагатай. – Этому мы научились, разве нет? Поэтому я отдаю приказ: если нам суждено умереть, значит Катуллус послужит этой цели. Возвращайтесь на корабли и готовьтесь к варп-переходу. Наши преследователи идут по нашему следу, поэтому я хочу, чтобы мы ушли быстро. У вас есть пять часов.
Каган взглянул на Илью и кивнул, возможно, в знак признательности.
– Мы сделаем то, что советует Мудрая, – сказал он. – Последний бросок костей.
За два часа до запуска двигателей «Бури мечей», появился первый сигнал. Эскортный корабль на краю системы зафиксировал неясный сигнал входящего судна и приступил к глубокому сканированию. Некоторые важные корабли, в том числе «Мелак Карта», еще не прибыли в точку сбора, поэтому все проверки проводились очень тщательно.
Артиллерийский корвет «Ся-Ся» получил сигнал и устремился вперед, стараясь получить более точные авгурные данные. Его экипаж сумел расшифровать сигнал, но не распознал идентификатор. Они снова запустили сканирование, перепроверив его, и изменили статус сигнал тревоги на общефлотский.
– Четырнадцатый Легион, – прибыло сообщение на каждое судно на внешнем периметре. – Повторяю, входящий сигнал Четырнадцатого Легиона.
В этот момент «Калджиан» занимал самую близкую позицию к вероятным точкам вторжения. Вернувшись с курултая с плохо скрываемым раздражением, Шибан приказал фрегату отделиться от основной группы линкоров, поднявшись над неуклюжими пустотными чудовищами, которые все еще готовились к варп-прыжку в тени Эрелиона.
– Ты уверен? – спросил Шибан через несколько секунд после возвращения на мостик для принятия командования. Иссеченная плоть обнаженного лица блестела после упражнений в тренировочных клетках.
– На все сто, – ответил магистр сенсориума Тамаз.
Здесь также были Джучи и Имань, повышенный до дарга после Мемноса, а также множество других воинов братства. Все были в доспехах и с оружием.
– Идем на перехват, – приказал Шибан, занимая место на троне. – Полный вперед.
Уже находившийся в боевой готовности фрегат увеличил скорость до атакующей, оторвавшись от других кораблей. К этому времени сигнал тревоги продолжал распространяться по всему флоту, выводя «Калджиан» во главу стаи.
Джучи подошел к Шибану.
– Мой хан, – обратился он осторожно.
Шибан смотрел перед собой.
– Никаких советов про осторожность, брат, – сказал он. – Остальные присоединятся к нам в считанные минуты. – Он чувствовал барабанный бой двигателей, доносящийся сквозь палубу. – По крайней мере, мы сможем заявить первую победу. Хоть это у нас еще не отняли.
«Калджиан» догнал «Ся-Ся» и занял позицию во главе остальных кораблей, рассредоточившихся для перехвата чужого сигнала. Через несколько минут первый вошедший в систему корабль был захвачен носовыми авгурами.
– Зарядить основной лэнс, – приказал Шибан. – Сколько кораблей прибыло?
Тамаз ответил не сразу.
– Один, мой хан.
Шибан засмеялся.
– Храбрец. Он оторвался от своих.
Тамаз взглянул на него.
– Нет, мой лорд. Всего один. Других сигналов нет. И нас приветствуют.
По линзам сенсоров потекли данные чужого корабля, и тут же странность ситуации стала понятной. Это был не военный корабль, а системный прорыватель блокады, едва способный совершать варп-прыжки.
– Мне передать приветствие? – спросил Тамаз.
Лэнс «Калджиана» оставался наведенным на приближающийся корабль, который почти был виден через иллюминаторы. Шибан почти бессознательно просмотрел предбоевую процедуру, отчетливо представляя вспышку света от выстрела носового лэнса. У этого корабля не было никаких шансов – точное попадание мгновенно уничтожит его.
– Мой хан?
– Сохраняй курс, – резко бросил Шибан. – Навести макроорудия на двигатели. Переключить приветствия на меня.
Отфильтрованная системами шлема аудиозапись была забита белым шумом. Но даже в этом случае сигнал был достаточно четким, и с первых слов Шибан почувствовал, как его накрыла холодная волна воспоминаний.
«Торгун-хан и пятеро воинов из истребительной команды сагьяр мазан ответили на призыв Легиона. Ждем приказаний».
Голос не сильно изменился. Возможно, хорчин стал чуть лучше, прибавилось чогорийской интонации. По крайней мере, он усвоил обычай Легиона и больше не говорил о «роте». Прежнее братство Луны было расформировано, его воинов проверили на верность, после чего разбросали под командование других ханов. Так что по правилам он даже не должен был использовать почетное наименование.
По правилам он должен был умереть. Так было справедливо.
Два корабля продолжали мчаться навстречу друг к другу, и системный блокадопрорыватель превратился в видимую вдали белую точку. Другие корабли флота следовали за «Калджианом», приведя в боевую готовность орудия. На такой дистанции они могли и не принять приветствия, и единственный выстрел решил бы проблему.
– Какие будут приказания, Хан? – спросил Джучи.
Один выстрел с «Калджиана» или любого другого корабля. И никакого осуждения, да и потеря невелика.
– Хан?
Шибан оторвался от мыслей и поднялся с трона.
– Передай отбой всем нашим кораблям, – сказал он, направившись к своей гуань дао. – Выбери десятерых воинов из мингана в полной броне и боевой готовности.
Он активировал энергетическое поле клинка, и оно ожило, пылая так же ярко, как когда-то на белоснежных равнинах Чондакса.
– Прикажи кораблю остановиться и опустить щиты, – приказал он, впив взгляд в постоянно растущее пятно света. – Ничего им не объясняй. Мы отправляемся туда.
Торгун наблюдал за приближающимися кораблями. Одного взгляда на них было достаточно, чтобы подскочил пульс. Белые носы никогда не были для воина источником гордости, даже в самом начале, а теперь еще вызывали головокружительную тошноту позора.
Даже после того, как все стало ясно – что Легион перегруппировывался для решительного сражения и что все клинки необходимы для защиты орду – решение ответить на вызов далось непросто. Саньяса высказался «за», как и Озад, Ам, Герг и Инчиг. Помимо хана, единственным, кто воздержался, был Холянь. Они двое возражали, а слово хана обладало самым большим весом. Но им не хватало уверенности. Тем, чья единственная цель заключалась в гибели в бою, и кого забросило далеко от сердца Легиона и его кодексов чести.
Говорили о возможности обмана. Холянь утверждал, что приказ был тщательно замаскированной уловкой врага, призванной выманить Белых Шрамов на открытый бой. Какой бы почетной ни была смерть в такой битве, клюнуть на наживку было бы глупостью.
Но, по правде говоря, Торгун никогда в это не верил. Коды были в порядке, печати и ответные символы полностью совпадали. Немедленному ответу помешали только человеческие эмоции, которые в другой душе давно могли быть стерты – гордыня, обида, жгучее чувство вины за провал и ошибочный выбор.
И вот теперь он стоял на ржавеющем мостике краденого корабля, наблюдая, как те, кого он однажды предал, роем мчатся ему навстречу.
Он опустил руку на рукоять меча, по-прежнему спрятанного в ножны и обесточенного. Один фрегат вырвался вперед и потребовал отключить щиты и открыть врата стыковочного отсека.
– Выполняй, – спокойно приказал Торгун. – Делай все, что они говорят.
Он повернулся к Саньясе и остальным.
– Вот и мы здесь. Встретим их вместе.
Саньяса сохранял уверенность. Перспектива снова сражаться в рядах воинов Чогориса придавала ему сил, питая и без этого полного жизни воина энергией.
Сагьяр мазан спустились в главный стыковочный отсек. Загроможденное пространство едва вмещало три транспортных корабля и все еще действующие гравициклы. Шестеро воинов вышли в центр площадки. Облаченные в доспехи, но без шлемов и обнаженного оружия. Понадобилось много времени, чтобы очистить место для шатлла между кораблями.
Наконец, он сел перед сагьяр мазан на потоках грязного дыма из почерневших посадочных двигателей. Корабль выглядел почти так же сильно потрепанным, как и снаряжение сагьяр мазан.
Двери десантного отсека с шипением открылись, и посадочная рампа с глухим звуком ударилась об адамантиевую палубу. Вышли одиннадцать воинов V Легиона. Десять в стандартных белых силовых доспехах и вооруженные глефами и силовыми мечами. Одиннадцатый – их хан – был облачен в темно-серую броню необычной конструкции. Единственным свидетельством принадлежности к Орде были наплечники, которые все еще носили эмблему золотисто-красной молнии на белом фоне.
Когда абордажная партия приблизилась, Торгун и остальные сагьяр мазан поклонились. Никто не произнес ни слова, пока вперед не вышел хан в доспехе цвета стали.
– Назовите себя, – последовал приказ, отфильтрованный рычащими слоями вокс-усиления и едва напоминавший человеческий голос.
– Торгун-хан, некогда возглавлявший братство Луны, – ответил Торгун. – Пятеро остальных из других братств, теперь зачисленные в сагьяр мазан. Мы ответили на призыв.
Эту информацию уже озвучивали, но, казалось, задавший вопрос хотел услышать ее еще раз. Хан в броне стального цвета молчал. В тишине рычали энергетические поля на оружии его воинов, отбрасывая синие с серым отливом сияние на посадочную площадку.
Затем хан приблизился. Из поврежденной вокс-решетки раздавалось его хриплое дыхание.
– Это не может быть случайностью, – прошипел хан. – Это всего лишь еще одна паршивая шутка. Не было никаких случайностей, только не с тобой.
Торгун постепенно все понял. Он увидел, как был спроектирован доспех, чтобы дать его владельцу возможность сражаться. Должно быть, когда-то он получил ужасные раны.
– Мой брат… – начал он.
– На твоем месте я бы никогда не вернулся. Я бы проигнорировал приказ. Я бы вспомнил Просперо, взял свой меч и бросился на него. И даже в этом случае, я бы не вернул свою честь. Не было ни помощи, ни передышки.
Лицо Торгуна вспыхнуло. Он ощутил, как дернулись перчатки и инстинктивно понял, как быстро смог бы схватить клинок. Он почувствовал неуверенность воинов своей охотничей стаи, каждый из которых по-своему оценивал ситуацию.
– Приказ, – сказал Торгун, с трудом сдерживая гнев в голосе, – пришел от Кагана.
Стальная маска была уже в считанных сантиметрах от его лица. Торгун видел царапины на металле, тысячи отметок долгой войны, и почувствовал запах смазочных масел и слабое жжение сервомеханизмов.
– Разворачивайся, – сказал хан. – Забирай свой корабль. И возвращайся в то забвение, которое предназначено для тебя.
Все услышали эти слова. Краем глаза Торгун заметил, как сдержанная ярость заливает лицо Саньясы. Атмосфера в ангаре стала напряженной, словно в преддверии грозы.
– Приказ, – тихо и твердо повторил Торгун, – пришел от Кагана.
Не успел он закончить, когда получил первый удар – сжатый кулак с силой врезался в открытое лицо, Воин отшатнулся, почувствовав кровь во рту. Следующий удар попал в висок, бросив его на колени. Торгун растянулся бы на палубе, но стальной кулак схватил его за горло, поднял и впечатал в ближайшую стену. Терранец повис, едва касаясь ногами опоры и пытаясь вдохнуть воздух.
– Мы были такими слабыми и так долго, – раздался из-под маски голос, кипевший глубокой холодной ненавистью. – Так много погибло. Если бы все были стойкими, тогда мы бы побеждали, а не смотрели, как теряем свои силы.
Торгун схватился обеими руками за хватку хана. В глазах начало плыть. Он попытался заговорить, но не смог выдавить ни слова.
– Ты понимаешь, что ты натворил? – В ярости слышалась боль, а в боли – непонимание. – Теперь ты видишь? Ты – слеп или просто глуп?
Торгун услышал шипение активируемого энергетического оружия, и, в конце концов, взялся за рукоять своего силового меча. Жажда нанести удар брала вверх над разумом. Большой палец скользнул к кнопке активации клинка.
Затем он с глухим стуком упал на палубу. В висках стучало. Торгун вскочил и, стиснув зубы, приготовился к схватке.
Но хан отпустил его. Он деактивировал свой клинок и разомкнул замки шлема. Саньясу и остальных сагьяр мазан оттеснила свита хана, не дав возможности вмешаться.
Торгун смотрел, как поднимается стальной шлем. Зрение вернулось к нему, но рука по-прежнему крепко сжимала рукоять меча. Он мог атаковать.
Показалось лицо Шибан-хана. По крайней мере, частично его лицо. Половину заменила синтеплоть и металлическая пластина. Вместо одного глаза была железная аугметика, а от края горжета выступал лес поршней и нервных пучков. Шрам Талскара был все еще виден, сохранившись среди наслаивающихся стальных пластин и извиваясь по остаткам щеки.
Торгун в последний раз смотрел в эти глаза несколько лет назад на борту «Бури мечей». С тех пор все изменилось. Аугметика лишила черты Шибана симметрии, закрепив неизменный рык на том, что было открытым приятным лицом.
Шибан неуклюже опустился, доспех лязгал, компенсируя движение.
– Ты думаешь, я бы убил тебя? – холодно спросил Шибан. – У меня есть приказы.
Торгун, наконец, опустил силовой меч.
– И ты никогда в них не сомневался.
– Никогда.
Торгун сплюнул кровь на палубу.
– Не думай, что я стану умолять тебя, мой брат. Я прибыл, потому что меня вызвали, а не потому что желал этого.
– Плевать я хотел на твои желания, – сказал Шибан. Его голос изменился более всего, теперь он был грубее и не только из-за имплантов в горле. – Тебя не сразит ни моя рука, ни чья-либо другая в Легионе. Но и ты не вернешь себе почетное место – я прослежу за этим, если ничего другого не остается. Какой бы ни была самая позорная обязанность, она достанется тебе. Когда петля затянется, и мы снова пойдем в бой, ты не примешь в нем участие. Если мы добьемся победы, ты не станешь ее частью. Ты будешь находиться в тылу, в резерве, среди смертных и безмозглых.
Торгун впился в него взглядом, сжав челюсть. Хотя он тоже получил ранения за время долгого изгнания, его лицо не пострадало, а доспех функционировал. Из двух ханов именно он больше походил на легионера Белых Шрамов.
– Значит, ты сделаешь наше возвращение напрасным.
– Ты будешь служить, но не искупишь вину. Нет никакого искупления. Тебя отправили на смерть, и ты даже с этим не справился.
Шибан поднялся, оставив Торгун стоять на одном колене. Хан развернулся и направился к ожидающему шаттлу.
– И это все? – закричал ему вслед Торгун. – Только для этого ты прибыл – устроить это выступление?
Шибан не остановился. Его воины последовали за командиром.
– Когда-то ты бы рассмеялся над этими словами, – выкрикнул Торгун. – Ты бы рассмеялся даже от одной мысли о них.
Шибан продолжал идти. Двигатели шаттла снова увеличили обороты, залив площадку волной клубящегося дыма.
– Ты мне не судья, Шибан-хан. Ты судил меня с самой первой нашей встречи, но не ты повелитель этого Легиона.
Шибан продолжал идти. Он на ходу надел шлем, скрыв сморщенную массу рубцовой ткани на шее.
– Что с тобой случилось? – выкрикнул Торгун, поднимаясь на ноги.
Только тогда Шибан остановился, словно собираясь повернуться. Он выждал секунду.
– То же, что и со всеми нами, – тихо ответил хан, так и не обернувшись.
Затем он поднялся в десантный отсек, и рампа закрылась. Двигатели шаттла заревели, корабль снова поднялся в воздух, круто развернулся и устремился к пустотным вратам.
«Гордое сердце» привело флот в систему Эрелион. Корабли шли в плотном строю, который давал возможность немедленно ввести в дело в носовые лэнсы. На большом удалении от главных сил шли разомкнутым строем эскортники, прощупывая пустоту сканерами дальнего действия.
Сотни сигналов непрерывным потоком возвращались на корабли, смешиваясь и накладываясь друг на друга, тогда как авгурные лучи сортировали массу показаний для последующей обработки.
Наблюдая за происходящим, Эйдолон почувствовал, как в изувеченном теле начинают расти первые симптомы боевого возбуждения. Он проковылял обратно к тронной площадке, рыская по ее границам, как зверь, которого вот-вот выпустят из клетки.
– Говори, – прорычал он. – Рассказывай все.
Магистр вахты не могла отвернуться от своего поста, с тех пор, как три месяца назад ее приковали к нему. Ее глаз не было видно из-за отполированных кабелей, по которым поступали данные от сенсоров флагмана прямиком в ее пропитанный наркотиками мозг.
– Многочисленные сигналы капитальных кораблей, – с высокопарной монотонностью доложила она. – Они движутся на один-девяносто-тридцать. Мы находимся между ними и точкой Мандевилля.
Эйдолон ухмыльнулся. Его боевая группа увеличила скорость. Он следил за потоком данных, поступающих со всех секторов строя – орудийные порты открывались, макроорудия выдвигались, в лэнсы подавалась максимальная энергия, пустотные щиты включили на полное покрытие.
Коненос возглавлял правый фланг, проводя те же самые расчеты. Карио мчался в авангарде, безрассудно стремясь первым вступить в бой. Когорты какофонов, только прибывшие с Калия, принимали последние боевые стимуляторы. Целые роты тактических десантников прилаживали последние элементы доспехов, прижимая пластины к улучшенной плоти и шепча молитвы восторга.
– Дайте картинку, – потребовал Эйдолон, не обращая внимания на собравшуюся в уголке рта слюну. – Я хочу их увидеть.
Первые изображения были зернистыми и дрожащими, так как поступали с максимальной дистанции. И все же, его кровь закипела от удовольствия от вида светлых кораблей, уже набирающих ход, но далеко не готовых к варп-переходу, рассредоточенных, дрейфующих на высоком якоре над газовым гигантом, словно только после прибытия.
– Неосмотрительно, – пробормотал Эйдолон. – Не похоже на них.
Он вернулся к трону, где ждал хозяина его раздутый шлем.
– Всем кораблям набрать атакующую скорость, – приказал он. – Не дайте им развернуться.
В предвкушении неизбежного столкновения дыхание лорд-командора стало более тяжелым и влажным.
– Никто не должен уйти.
Эскадра III Легиона разогналась до полной скорости. Каждый командир выбрал себе цель, каждый старший комендор подготовил огромные установки противокорабельных орудий. Эйдолон наблюдал за развертыванием с «Гордого сердца», шедшего в авангарде и готового нанести первый и, несомненно, самый мощный удар.
И тут пришли первые противоречивые сигналы. По сенсорным ямам волной прокатилось беспокойство, а за ней последовал испуг. Вспыхнули предупредительные руны, а от станции к станции забегали офицеры, чтобы подтвердить данные.
Первой заговорила магистр вахты.
– Милорд, мы опоздали.
Эйдолон повернулся к ней.
– Ты что ослепла? – закричал он. – Я вижу их! Вижу собственными глазами.
Он яростно указал на огромные экраны, которые висели над командным троном и были соединены толстыми с железной оплеткой кабелями с главными перископами. Изображения начали стабилизироваться, избавляясь от густого слоя помех.
Минуту лорд-командор не хотел верить увиденному. Он позволил атаке продолжаться, надеясь вопреки самой надежде, что была допущена ошибка и ее все еще можно исправить.
В конце концов, из-за заблуждения его вывело аудиосообщение.
– Боевая группа Третьего Легиона, – раздался скрежещущий, безошибочный акцент Барбаруса по межфлотской связи, как обычно неприятный и бесстрастный. – Это «Стойкость». Вы находитесь на курсе перехвата, ваше вооружение активировано. Мой господин поручил сообщить вам, что если не примите более приемлемую траекторию, тогда будете обезврежены.
Эйдолон не шевелился, словно приготовившись к атаке. Он чувствовал, как внутри вскипает вопль разочарования и подавил его. Дай ему волю, и он сдерет кожу с половины экипажа.
Флот двигался вперед. Изображения постепенно становились все отчетливее, и лорд-командор разглядел носовые эмблемы белых кораблей – плохо покрашенные мертвые головы.
– Уменьшить мощность двигателей, – в конце концов, прорычал он. Лорд-командор отвернулся, не желая больше смотреть на тех, кого принял за врагов. – Рассредоточиться. Выполняйте.
Он услышал, как передаются приказы, и каждый был подобен удару ножом в сердце.
– Новые приветствия, милорд, – раздался изнуренный голос магистра вахты. – Повелитель Смерти требует вашего присутствия, у него есть новости от магистра войны. Что мне ответить?
Эйдолон сделал долгий, страдальческий вдох.
– Скажи ему, я приду. – Он снова начал ходить, позволяя боевым стимуляторам стихнуть, а крови остыть. – Скажи, для меня будет честью, подлинной честью, разговаривать с Грозным Освободителем Барбаруса.
Он снова посмотрел в пустоту. Газовый гигант обладал редкой красотой, его цвет был одновременно насыщенным и разнообразным. И таким бесполезным для дикарей, которые висели на его орбите, и с которыми лорд-командор был обречен сотрудничать.
– Постарайся говорить искренне, – сказал он. – Мне говорили, что у него ранимая гордыня.