Часть III

Глава 15


Они больше не играли в го. Раньше Илья с Ханом проводили много часов, раздумывая над черными и белыми камнями, обсуждая образ действия степей и высшего имперского командования, размышляя о параллелях между разработанными ими тактическими приемами и теми, что использовались в окружавшей их пустоте.

Она не помнила, когда все закончилось. Возможно, после первого по-настоящему тяжелого поражения, когда силы Железных Воинов точно спрогнозировали атаку на гарнизонный мир Илювуин и уничтожили два братства. После этого, настроения в Легионе изменились. И теперь камни в керамических чашах оставались нетронутыми.

Сейчас, снова находясь с ним наедине в покоях на борту «Бури мечей», Илья изучали лицо примарха, пытаясь вспомнить, каким он показался ей во время их первой встречи – на Улланоре, ставшим кульминацией крестового похода.

Генерал пришла к выводу, что Хан не стал выглядеть старше, а вот более уставшим – да.

Большинство атак он возглавлял лично, принимая главный удар вражеского авангарда. Илье довелось несколько раз быть свидетелем сражений, обычно при помощи пикт-трансляций, но находясь достаточно близко, чтобы почувствовать, как примарх использует свою мощь. Она видела, как он голыми руками переворачивает «Лендрейдер». Как атакует вопящие батальоны безумных мерзостей и истребляет их всех до единого. Как вырезает элитные части врага – почетную стражу терминаторов, отделения уничтожителей, роты ветеранов – словно те были новобранцами.

Никто не мог устоять перед одним из Восемнадцати.

Хан убивал и убивал, пока тальвар не заливал все вокруг кровавой пеленой, и все равно этого было недостаточно. Если его воля к битве и пострадала от этого, то он не подавал виду. Он говорил все в той же утонченной, неторопливой манере, балансируя между жизнями воинов и заданием выживания Легиона. Для примарха все оставалось таким же, как и в самом начале: в мире непрерывной маневренной войны, где границы значили ничтожно мало, а скорость – абсолютно все. Он не понимал жалости, ни к себе, ни к другим. Он делал то, для чего и был создан, как и все верные сыновья Императора.

И все же…

Примархи были сверхлюдьми, но не автоматами. Хотя Кагана никогда особенно не заботили ни имперские лозунги, ни территория, ни титул, он любил своих сыновей, а слишком многие из них погибли.

Он пристально смотрел на пламя, играя с длинным кинжалом кирил. Взгляд темных глаз был тяжел из-за раздумий. Илья сидела напротив, развалившись в накрытом шкурами низком кресле. Она сильно устала, но позволения уйти не получила.

Хан был задумчив. Она научилась понимать его поведение – это был один из тех редких случаев, когда примарху нужен был ее совет. Илья все пыталась понять, что они давали примарху, так как рекомендации таких влиятельных людей, как Есугэй и Тахсир были гораздо важнее. Но ей по-прежнему, время от времени, выпадала возможность поговорить с Ханом.

– Это был успех, Каган, – сказала она.

Он поднял голову, словно только заметив ее присутствие.

– Мм?

– Сбор. Восемьдесят четыре процента из известных оставшихся сил Легиона вернулись и находятся в варпе. Все капитальные корабли готовы к бою. Ваш флот цел, милорд. Ваша армия с вами.

Хан рассеянно кивнул.

– Успех. Ты права, сы.

– Вы могли бы проявить больше радости.

Его рот дернулся, и улыбка на худом лице получилась жуткой. Он поднял клинок к свету, повернув сталь одной стороной, потом другой.

– Я мог бы отпраздновать, если бы мы достигли цели. Ты даешь мне слабый шанс. Возможно, вообще нет никакого шанса. А значит, возможно, не будет причины горевать.

– Причина для скорби будет весьма серьезной.

– Я отказался от боев, которых жаждал. Поверь, это не просто, бежать от бури. Меня создали принимать ее.

Илья подняла брови.

– Так вот что вам не дает покоя? Милорд, вы сделали то, что было необходимо. У менее способного генерала Легион к этому времени был бы уже наголову разбит. Я знаю, о чем говорю, потому что служила под началом многих слабых генералов.

– Я дал нам выживание. – Примарх немного задумался над этим словом. – Это не то, что воодушевляет. Мне жаль, что я не причинил им больше боли. Мне хочется…

Илья так и не дождалась окончания фразы. Она вздохнула, оттолкнула от кресла и неуклюже поднялась. Вся мебель в покоях Хана предназначалась для размеров примарха, и генерал выглядела почти комично маленькой на ее фоне. Илья прошаркала к костровой яме и бросила в нее полено. Дерево – чогорийский хэло – ярко вспыхнуло, брызжа искрами.

– Ашелье найдет путь для нас, – сказала она с большей уверенностью, чем чувствовала. – Я знаю, что вы сомневаетесь во мне, но никто не знает больше о варпе, чем Питер.

– Вы мне говорили об этом много раз. – Хан не вставал, развалившись на кресле. Даже сидя, он выглядел опасным, словно на миг стихнувшая буря. – Если он не справится, враг быстро настигнет нас. Вы чувствуете его? Я, да. Я слышу его дыхание в ночи, такое же хриплое, как на Просперо. Он жаждет мести. Сгорает от желания продолжить бой, который мы не смогли закончить. – Лезвие кинжала вспыхнуло при повороте. – Как и я, сы. Бывают ночи, когда это все, чего я хочу. Ночи, когда я забываю о своей клятве и о том, что мои воины смотрят на меня во всех смыслах, и хочу только одного: броситься в бездну и снова найти его.

– Ваши сыновья говорят о том же, – тихо сказала Илья. – Вам следует прислушаться к Есугэю, так как он видит опасность такого решения.

Хан тихо рассмеялся звучным, грудным смехом.

– Я прислушиваюсь к Есугэю. Как и ко многим другим голосам. Клянусь четырьмя ветрами, я даже к вам прислушиваюсь, если вы верите этому.

– Верю, – сказала Илья, возвращаясь к своему креслу. – Конечно, верю. Ашелье посоветовала я, и из всех причин быть вам благодарной, это наибольшая.

Хан устал от игры с кинжалом и бросил его на стол. Примарх наклонился вперед и сплел длинные пальцы.

– Ложь была всегда, – задумчиво произнес он. – С самого начала. Мы проповедовали Имперскую Истину людям, и одновременно использовали чародеев и мутантов, чтобы они вели нас через небеса, и применяли те самые навыки, существование которых мы притворно не замечали. Я не мог мириться с этой огромной ложью. Она не могла продолжаться. Отсюда вытекает вопрос: почему этому позволили произойти?

Илья слушала. Она знала, что Хан только наполовину говорил с ней, а наполовину обращаясь к себе. Но это был один из редких моментов: откровение разума, который предпочитал оставаться наглухо закрытым.

– Мой Отец не чудовище и не простак. Если Он что-то делал, то только потому, что ему приходилось. Возможно, Он мог пояснить больше, но я не поверю, даже сейчас, что для Его решений не было причин. Он привел нас к Улланору, а затем покинул. После этого с Терры приходили только сообщения от Сигиллита. Какой проект мог отвлечь Его от крестового похода, который Он же и начал? Только тот, который был необходим для выживания. Поэтому я размышлял над каждым Его словом, сказанным мне, пытаясь найти объяснение, и я проклинаю все на свете, что мы говорили так мало, и что наши разумы так не похожи.

– В конце концов, я возвращаюсь к одной и той же мысли. Мой Отец ненавидел ложь так же сильно, как и я. Он знал, что Империум не может существовать, пока его фундамент покоится на варпе. Использовать этих мутантов и чародеев было необходимо, но их нельзя было терпеть. Они были временными инструментами, как громовые воины, объединившие Терру, клинками, которые со временем затупляются и выбрасываются. Нам всегда говорили, что Великий крестовый поход был конечной точкой, и все остальные действия были подчинены ему. Сейчас я полагаю, что это было ложью. Крестовый поход был начат, чтобы дать Ему нечто необходимое, возможно, знание. Может быть запретное, может быть утраченное, а может принадлежащее ксеносам, или взятое из эфира. Но после его находки Он вернулся и ввел в действие Свой план на века, и впервые со времен Эры Раздора Его разум больше не был обращен к Его созданиям. Поэтому они сбились с пути. Поэтому они пали.

Илья никогда прежде не слышала от Хана таких речей. Она никогда не слышала ни от кого, чтобы так говорили об Императоре, о котором Белые Шрамы всегда знали и которым интересовались сравнительно мало.

– О каком плане вы говорите?

Хан неопределенно мотнул головой.

– Я не знаю. У меня нет Его гения. Но подумайте вот о чем: навигаторы – последние из старых мутантов, последнее напоминание о нашем далеком ужасе. Они – самые чистые и самые убедительные примеры лжи, и пока Империум нуждается в них, он никогда не сможет быть в безопасности. Если мой Отец действительно намеревался претворить в жизнь Имперскую Истину, их ни в коем случае нельзя было оставлять. Должен быть другой путь. И другие, возможно в самом Нобилите, должны были знать или догадываться об этом.

Илья села в кресло.

– Теперь я понимаю.

– Понимаете что?

– Почему вы позволили мне искать Ашелье. Вы не верите в возможность возвращения. Вы хотите встретить свой конец в пустоте, сражаясь со своими братьями в честном бою. Вы разыскиваете Темное Стекло просто ради знания. Перед смертью вы хотите убедиться в своей правоте.

Хан улыбнулся.

– Нет, сы, вы судите меня слишком строго. Меня связывают клятвы. Если путь к Тронному миру есть, я последую им. – Улыбка растаяла. – Но если его нет, и все дороги закрыты, тогда, да, я узнаю, почему мой Отец повернулся спиной к нам. Это место может быть ключом, а может и нет. Вы видите, как мы рискуем, в то время как конец становится все ближе.

– А если время придет, – сказала Илья, пытаясь удержать его блуждающий взгляд, – если вы должны будете выбрать почетную смерть или бегство домой, что вы выберете? До каких пор ваша клятва связывает вас?

– До конца времен.

– Но вы дали не одну клятву, так какая более важная?

Хан не ответил. Его орлиное лицо отвернулось, снова обратившись к пламени.

– Когда вы научились задавать столь жестокие вопросы? – пробормотал он. – Я предпочитал, когда ваш страх не давал вам говорить.

– А какой смысл сейчас в страхе, Каган? После целой жизни на службе я видела, как миры людей уничтожают себя и возвещают о приходе якша из древних кошмаров? Я стара. В галактике не так много вещей, достойных страха, которого я не видела.

– Не будьте так уверены, – сказал Хан.


Тяжелее всего пришлось Саньясе.

После того, как системный прорыватель был брошен, сагьяр мазан переправили на тяжелое транспортное судно «Со Гамаил». Похоже, приказы исходили от Шибан-хана, которого называли Тахсиром – Восстановителем. Его имя произносили в Легионе с налетом почтения, хоть и настороженного. Воины знали, что он сделал, на Просперо и после него, но произносили имя магистра охоты Джубала с большим удовольствием.

Семнадцать отрядов сагьяр мазан вняли призыву и прибыли на сбор в Эрелион. В каждом из них число выживших было разным, давая в сумме сто тридцать два воина. Меньше чем должно быть в братстве, а значит, не заслуживая хана. Шибан сказал Торгуну, что они будут гнить в резерве, пока верные слуги орду сражаются с врагом.

«Со Гамаил» находился в арьергарде флотского ордера среди кораблей снабжения и боеприпасов. Должно быть, судно находилось на службе не одно десятилетия, возможно, намного больше, и его не поддерживали в хорошем состоянии. В отличие от линкоров помещения здесь были грязными, плохо освещенными, покрытыми ржавчиной. Капитаном был смертный, как и остальной экипаж, который не дотягивал до штатной численности. В большинстве своем они были чогорийцами и демонстрировали все почтение воинам сагьяр мазан, но, вероятно, не так же трепетно, как было бы в случае с верными воинами орду.

Торгун был старшим по званию среди присутствующих. Выжило несколько дарга, но ни одного хана из старых братств. Это само по себе было причиной для сомнений. В каждом косом взгляде он подозревал возмущение этим фактом. Он должен был быть первым на линии огня, как, вне всякого сомнения, были их ханы. Выживание само по себе было своего рода неудачей, даже для самих сагьяр мазан.

– Итак, ты был прав, – сказал ему Саньяса на второй день варп-перехода.

Они сидели в столовой, заполненной редкими группками посетителей. Снизу раздавался лязг и гул старых машин, натужно работающих, чтобы корабль не отстал от главных сил.

– На счет чего? – спросил Торгун, жуя вяленый кусок заменителя мяса.

– Нам не следовало возвращаться. Просто продолжать сражаться. Ждать, пока врагов не станет слишком много.

– Ты бы умер неизвестным.

– Так было бы лучше.

Но Торгун больше так не считал. Позор от встречи с Шибаном еще не прошел, но дал выход гневу. Израненный хан, несомненно, был прав – это было больше, чем совпадение. После Чондакса они преследовали друг друга, их пути пересекались снова и снова. Это была судьба, не случайность.

– Бои придут, – сказал Торгун. – Я поговорил с теми, кто прибыл до нас. Они говорят, что численность не в нашу пользу. Враг отрезал путь Легиону. – Он перекатил кусок мяса во рту. – Скоро мы все будем сражаться, так или иначе.

– Я не верю, что он знает, – сказал Саньяса, тыча в свою порцию.

– Кто?

– Каган. Я не верю, что он отдавал это приказ. Даже с давшими смертельную клятву обращаются благородно. Он бы не стал отзывать нас для этого.

Торгун сухо улыбнулся.

– Может и так, а может и нет. Думаешь, каждая истребительная команда в орду привлекает его внимание?

– Он бы не позволил такое обращение.

– Похоже, ты уверен.

– Так и есть, – сказал Саньяса, ударив кулаком по столу. Он наклонился поближе и понизил голос. – Мы можем обратиться к нему. Если Тахсир – его советник, тогда для нас не может быть искупления, но если он увидит нас…

Торгун рассмеялся, качая головой.

– Ты что не заметил, брат? Мы на войне, Легион соединился. На это нет времени, даже если была возможность.

– Раньше уже это проделали, – осторожно заметил Саньяса. – Так мне сказали.

Так и было. «Калджиан» приблизился к флагману при содействии людей на мостике «Бури мечей» в разгар замешательства в Легионе. Торгун вспомнил поток заблаговременных приказов, в основном от Хасика, которые привели к противоборству, которое опять же не могло быть просто случайностью.

– Это было тогда, – сказал Торгун.

– Это можно повторить. Или же Тахсир превосходит тебя во всем?

На миг Торгун почувствовал укол. Затем потянулся за следующим куском мяса.

– Не пытайся подтолкнуть меня к этому, брат.

Саньяса покачал головой, печально улыбаясь.

– Другие чувствуют то же самое, – сказал он. – Каган никогда бы не разрешил бы этого.

– У тебя не будет и шанса, чтобы проверить это.

Саньяса взялся за свою порцию.

– Возможно и нет, – сказал он, отрывая полоску синтетического мяса.


Мортарион долго ждал. Систему исследовали вдоль и поперек, и не нашли ничего, кроме обломков каких-то старых кораблей, уничтоженных перед отбытием V Легиона в варп. Авгурные тральщики отправили за границы системы, так далеко насколько позволяли их субварповые двигатели, после чего отозвали.

Они ничего не нашли. Хан исчез.

Это не вызвало ни удивления, ни сожаления. Судьба оставалась безмолвной к перспективе встречи, а имевшееся у примарха эзотерическое таро также оказалось бесполезным. На данный момент было достаточно знать, что добыча побывала в системе Эрелиона, возможно сбежав всего за несколько часов до прибытия Гвардии Смерти. Последующее появление Эйдолона только делала перспективу окончательной развязки более определенной.

Поэтому он ждал. Сначала в личных покоях, где советовался с книгами заклинаний. Затем изучал тактические данные, передаваемые ему экипажем мостика, обращая внимание на каждую деталь. После он вернулся к записанным показаниям пленного легионера Алгу, выискивая в них хоть что-нибудь, помимо Эрелиона. Примарх не рассчитал на большой успех, но было необходимо предпринять последовательные шаги, такие же неуклонные и тщательные, как и все, что он делал.

К тому времени, как Эйдолон, наконец, оповестил о своем прибытии на «Стойкость», все приготовления были завершены. Повелитель Смерти наблюдал за коротким перелетом сверкающей «Грозовой птицы» III Легиона в сопровождении эскадрильи штурмовых кораблей и под прикрытием канониров «Гордого сердца».

«Даже сейчас так мало доверия, – подумал примарх. – Это может стать нашим вечным даром Гору».

Он принял Эйдолона в пыльном Зале Протоколов, расположенном в глубине носовой части флагмана. В темном помещении висели обгоревшие боевые знамена, а на украшенных барбарусийскими глифами черных камнях были высечены длинные списки павших. В альковах мягко горели бледно-зеленые и светящиеся, словно болотный газ, лампы. По рябому камню ползла паутина черной плесени.

Лорд-командор прим прибыл один. За ним вошли только двое воинов Савана, заняв позиции по обе стороны огромных обсидиановых дверей помещения.

Мортарион минуту оценивал своего визави. Он знал Эйдолона и прежде встречался с ним не один раз. Лорд-командор в прошлом был элегантен и строен, а его превосходный позолоченный доспех не отличался нынешней безвкусной яркостью. Кое-что от прежнего облика осталось, но совсем немного. Чрезмерно раздутое горло было заключено в новый доспех, который набухал и изгибался, словно вода. Тяжелый плащ покрывали золотые и серебряные полосы, вплетенные в невозможно сложные узоры, которые словно призмы отражали и улавливали свет фонарей.

Подойдя к примарху, Эйдолон неуклюже поклонился. В каждом неуверенном и неловком движении читалась боль, пронизывающее тело, которое когда-то было безупречным.

– В какой-то момент, лорд-командор, я подумал, что ты собираешься атаковать нас, – произнес трескучим голосом примарх. – Ты поздно заметил наши эмблемы.

Эйдолон пожал плечами.

– Мои воины увлеклись. Мы пустили кровь Шрамам у Калия. Вы слышали об этом? Они разбиты, и мы собирались снова проделать это.

– С ними был бы мой брат.

Эйдолон фыркнул.

– Несомненно.

Мортарион на это высказывание позволил себе на миг усмехнуться. Если это существо и в самом деле считало себе равным Боевому Ястребу, то, вероятно, проницательность Детей Императора действительно неисправимо пострадала.

– Лорд-командор, – произнес примарх, указав вперед, – пройдем со мной.

Они вдвоем прошли дальше в зал. Из теней на них смотрели изваяния – бесстрастные статуи из темного гранита. По пустым и мрачным нефам разносилось глухое эхо шагов двух лордов.

– Я давно не разговаривал с твоим повелителем, – сказал Мортарион.

– Я тоже.

– Если бы ты знал, где он и каковы его намерения, то не сказал бы мне.

– Нет, думаю, сказал бы. – Эйдолон выказывал мало интереса к могильной обстановке. – Некоторое время я думал, что он ждет, когда погаснет гнев Повелителя Железа. А сейчас, кто знает? Он не считает нужным раскрывать свои намерения, но мы верим, что в его сердце сохраняется интерес к войне.

– Но в итоге он будет на Терре.

– Так или иначе, я полагаю, мы все там будем.

– Не Хан. – Мортарион остановился перед одной из самых больших статуй – многоголового зверя, вставшего на дыбы, словно огр из прошлого его родной планеты. – Его не должно быть на стенах Дворца, когда начнется осада.

– Будьте спокойны на этот счет, – небрежно ответил Эйдолон. – Каждый крупный путь и канал заблокирован или находится под наблюдением. Воинство магистра войны оценивает внешний рубеж обороны Дорна. Все, что мы делаем здесь – это загоняем Джагатая еще дальше в пустоту, как и Жиллимана с теми двумя проклятыми Ангелами.

– Этого недостаточно. Когда я вернусь к магистру войны, то принесу с собой его голову.

Эйдолон хитро взглянул на примарха.

– Для Гора или для себя?

– В этом вопросе наши интересы совпадают, – Мортарион пошел дальше. Из-за каменных стен зала раздавались многочисленные звуки боевого корабля – гул, грохот, лязг. – Но теперь он исчез, если только у тебя нет его следа.

– Вы бы знали о нем, если бы воспользовались тем, что вам было дано.

– Я не склонен платить цену.

– Но при этом позволите сделать это нам, – сказал Эйдолон, – чтобы получить то, что вам нужно.

– Для вас подобные вещи, как для детей – сладости. Нет никаких проблем.

Эйдолон тихо рассмеялся, кивнув.

– Как хорошо вы знаете нас. Или, во всяком случае, большинство из нас. Дайте время, и все будет сделано.

Затем улыбка исчезла.

– Но вы не можете вечно отвергать богов, милорд. Вы можете выстроить стены и принять законы, но я слышал донесения с Молеха – вам не вернуть назад то, что было выпущено на волю.

– Это всегда было вашим главным принципом.

– Не только нашим. Рано или поздно они придут за всеми.

Мортарион продолжал идти. Он слышал нашептываемые в ночи угрозы слишком долго, чтобы его обеспокоило то же самое предупреждение из уст искалеченного легионера.

– Пусть приходят. Я не боюсь ни их, ни того, кто создал меня.

Они дошли до конца зала. Перед ними возвышался заалтарный образ из гранита, увенчанный висящими на цепях фонарями. На его вершине размещался вырезанный из слоновой кости огромный череп с пустыми глазницами. Когда-то там же висела имперская аквила, но ее сбросили вниз, и теперь она лежала толстыми, пыльными кусками.

– Полагаю, мы – не естественные союзники, – сказал Мортарион, глядя на смешанные образы. – Но я – не тиран и не требую от тебя верности. Когда дело будет сделано, я воздам тебе почести. Меня интересует только одно – возможность нанести смертельный удар. В остальном, можешь делать все, что пожелаешь.

Эйдолон минуту смотрел на него. По выражению лица лорда-командора было сложно понять его эмоции. Возможно, он испытывал даже нечто вроде восхищения, но сказать наверняка было сложно. Так или иначе, это продлилось недолго – лорд-командор прим снова поклонился, так же неуклюже, как и прежде, и когда его сшитое лицо снова поднялось, к нему вернулось привычное выражение скучающего веселья.

– У меня нет склонности к собиранию черепов, милорд, – сказал Эйдолон достаточно искренне. – Это вызывает болезненные воспоминания. Поэтому, поверьте, когда окончательный удар будет нанесен, вне зависимости от всего прочего, его голова будет вашей.

Эйдолон, лорд-командор Прим Детей Императора

Глава 16


Переход к разлому Каталлус был недолгим – три варп-прыжка, совершенных вопреки сильным встречным шквалам, которые вселенная всегда обрушивала на них. Два корабля было потеряно, один из них эсминец-ветеран с тремя дюжинами воинов Легиона на борту, а многие навигаторы погибли или получили ранения при переходе. Усталость и ментальное истощение, в конце концов, доконали лучших из них. Из-за этого флот передвигался с большим трудом, объединяя экипажи и отбирая последние резервы, чтобы пустотные корабли могли следовать извилистым курсом.

В конце последнего прыжка авангард флота вошел в реальное пространство и устремился к координатам, открывшимся в мысленном взоре Арвиды. Когда варп-ставни опустились и иллюминаторы открылись, каждый человек на каждом корабле тут же почувствовал тревогу. Пустота не была черной, усеянной звездами. Она была тусклой, пульсирующе-голубой, переливающейся как краска на воде. Еще больше навигаторов, даже на борту линкоров пострадали. Некоторые пускали слюни и зажимали варп-глаза, другие просто оседали на дно своих ванн, из ушей текла кровь.

«Буря мечей» быстро возглавила острие клина. Флагман устремился вперед, прорезая прямой путь через бурлящую материю. Несмотря на огромную массу и мощные плазменные двигатели он все еще раскачивался на своей оси, словно сотрясаемый сейсмическими зарядами.

Хан сидел на троне командного мостика, наблюдая за разворачивающейся картиной через огромные носовые иллюминаторы. Подле него стояли Есугэй, Джубал и Вейл вместе с магистром навигаторов флагмана – старухой Авелиной Хьелвос. Илья и Арвида держались чуть дальше, и на самом краю тронной платформы занимали свои позиции другие представители командования Легиона: ханы, грозовые пророки, флотские стратегосы.

Хьелвос тяжело опиралась на посох, обвив длинными загорелыми пальцами покрытую рунами сталь. Из-под тяжелого вышитого капюшона доносилось ее судорожное дыхание.

– Пустота замарана, повелитель, – прошептала навигатор, поправив повязку.

Вейл выглядел одновременно восхищенным и повергнутым в ужас. Хотя он, возможно, не обладал острым варп-чувством Хьелвос, но явно узнал лежащую впереди обширную конструкцию.

– Лхам-волны, – пробормотал он, пристально всматриваясь в иллюминаторы. – Излучаемые с большими интервалами. Они из варп-разлома.

Он посмотрел на примарха.

– Советую проявить осторожность, милорд.

Хан оставался бесстрастным.

– Развить крейсерскую скорость, – приказал он. – Сохранять сомкнутый строй. Поднять все пустотные щиты.

«Буря мечей» упорно продвигалась, рассекая массивным носом густеющие облака. В шлейфах мерцали и плясали огоньки света, словно газовые факелы, заточенные в кристаллические сосуды. В скором времени иллюминаторы заволокло чернильными завитками и полупрозрачным синим пятном.

– Выпустить авгурные зонды, – приказал Хан.

Из носа «Бури мечей» вылетела свора вращающихся стальных сфер, устремившись во мрак. На пикт-экранах потекли потоки данных – топографические съемки, ширина каналов, отражения более плотных материалов далеко впереди.

Палуба начала дрожать. Одна за другой на кристаллических обзорных экранах вспыхнули предупредительные руны. Низкий такт плазменных двигателей вырос в громкости, словно машины боролись с мощным встречным ветром.

– Снизить скорость до половины максимальной.

Изменение скорости на время подействовало, но по мере продвижения вперед вибрация вернулась. Внутри облаков вспыхнули электрические разряды, разбегаясь по бурлящей пустоте.

– Это навредит нам, – предупредила Хьелвос, дергаясь при каждом неожиданном крене палубы.

Есугэй шагнул к поручням платформы, его золотистые глаза впились в световое представление снаружи корабля.

– Что мы там видим? – заинтересованно спросил он.

К этому времени Вейл был почти так же взволнован, как Хьелвос.

– Что-то пронзило импедиментум реалитас. Что-то основательное, впереди. Надо быть осторожными, повелитель. На ваших кораблях не подняты поля Геллера.

– Четверть скорости, – приказал Хан и продвижение вперед еще больше замедлилось. Вакуум исчертили неистовые ярко-белые полосы. Эти мерцания выглядели странным образом непристойными. На долю секунды казалось, что они показывают лица, тянущиеся руки или какие-то другие человеческие образы, но ни разу достаточно долго, чтобы точно рассмотреть.

– Зонды докладывают о твердой материи впереди, азимут пять-шесть-один, – доложил магистр сенсориума Табан. – Скорректировать курс?

Хан кивнул.

– Скорректируй, затем держись его. Сообщите всем кораблям следовать за нами.

Илья оглянулась на Арвиду. Как и навигатор, он тяжело дышал через вокс-решетку.

– Вы в порядке, милорд?

Арвида не ответил, но крепко схватился за железный поручень. Над ними начали раскачиваться люмены.

– Впереди ждет средоточие всего этого, – сказал Вейл, обращаясь одновременно к Хьелвос, Есугэю и примарху, не зная кому лучше адресовать свои пояснения. – Источник. Вы не сможете ввести туда свои корабли.

Хан, казалось, едва обратил внимание на его слова. Взгляд примарха сфокусировался на бурлящих облаках, словно что-то узнавая.

– Мы не отвернем.

Вибрации продолжали усиливаться. С нижних уровней поднимались приглушенные ритмичные шумы, а двигатели начали захлебываться. В вахтенных журналах поступили первые доклады с небольших судов о повреждениях. Впереди продолжало усиливаться зеленовато-синее свечение, тревожно пульсируя, проливаясь через открытый иллюминатор и наполняя мостик мерцанием.

– Милорд, – прохрипела Хьелвос, прижимая руку к правому виску. – Советую вам прислушаться к ойкумену. Варп-двигатели…

– Отключены, – ответил Хан, как обычно тихо и твердо. – Мы идем дальше.

Шумы становились громче. По потолочной балке зазмеилась волосная трещина, медленно, но уверенно продвигаясь через чистый адамантий.

Хьелвос видимо обдумывала очередной протест, но промолчала. Звук двигателей стал сдавленным, а палуба мостика загремела. Начал нарастать низкий гулкий рокот, исходящий как будто бы снаружи, что было просто невозможно. Вскоре шум перешел в повторяющийся лязг, напоминающий удары железным кулаком по медной двери.

Даже Джубал немного пошевелился, перенеся вес с одной ноги на другую – воин приготовился к внезапной схватке. Смертные в ямах украдкой бросали взгляды на командную платформу. Из-за скользящего повсюду странного света у них плыло перед глазами, мешая работе за пультами управления и пикт-экранами. С верхних галерей раздался звон разбитого стекла.

– Милорд… – начал Табан.

– Сохранять курс.

Хан ни разу не пошевелился. Затрубили ревуны, а платформа сенсориума провалилась вниз в ливне электрического света.

– Милорд!

– Ждать.

Как только он произнес это слово, флагман прорвался. Он устремился вперед, больше не сражаясь со встречным ветром, и его сдерживаемая энергия швырнула линкор в пустой космос. Один за другим то же проделывали другие корабли флота, вырываясь из облаков сверкающей лазури и оставляя длинные шлейфы, пока экипажи старались восстановить управление. По всему мостику «Бури мечей» слуги спешно стабилизировали дифферент на нос. Корабль развернуло, когда противодействующая сила неожиданно исчезла. Зазвучали новые предупредительные сигналы.

Позади флота во все стороны тянулась огромная стена бурлящей плазмы. Она изгибалась в темноту космоса колоссальным вогнутым барьером. Корабли оказались внутри гигантской сферы, чьи границы уходили за пределы видимости. Замкнутое пространство могло быть размером с целую звездную систему. Стрелки хронометров и авгуров бешено вращались, не давая точных показаний.

– Я слышал предположения на этот счет, – пробормотал Вейл, гладя на феномен вытаращенными глазами. – Ударная волна лхам, сверхплотная, истончающая реальное пространство.

Он повернулся к Хану.

– Что-то было выпущено на волю. И мы видим последствия.

Хан не обратил на него внимание.

– Полный вперед. Поднять щиты.

Флот сосредоточился и набрал скорость. В собирающейся тьме ярко сияли факелы плазменных двигателей. Испещренное молниями облако медленно удалялось, а вперед раскинулась беззвездная бездна.

– Я чувствую это, – пробормотала все еще взволнованная Хьелвос. Он просеменила к иллюминаторам, вглядываясь в них мутными глазами. – Словно жар от пламени.

Прошли часы, хотя это мог быть любой отрезок времени, и на носовых экранах появилась одинокая точка тусклого света. Она стремительно выросла в размерах, пока перед флотом не появилась вторая облачная сфера, увитая жилками молний и освещенная изнутри спорадическими взрывами.

– Диаметр семьсот километров, – доложил Табан. – Сильный уровень радиации, превышающий физические и субфизические величины. Эфирные показания близки к тем, что были у варп-разлома.

– Стоп машины, – приказан Хан. – Отправьте зонд.

Флот остановился, растянувшись широкой дугой перед сферой. В пустоту отправили дополнительные авгурные зонды, их бортовые огни быстро погасли, растворившись в пространстве. Полученные образы дрожали и рассыпались из-за электрических гроз. Под облаками поверхность сферы, казалось, состояла из огромных кристаллов, вращающихся и сталкивающихся друг с другом в непрерывной орбитальной процессии. Проемы между ними влекли намеками на присутствие чего-то более темного и менее определенного. А всю сферу заливал жуткий синий свет, словно мириадами спор окутывая неторопливое движение кристаллов.

– Что это? – спросил Хан, обращаясь к двум представителям Нобилите.

– Никогда не видела ничего подобного, – ответила Хьелвос.

– Результат столкновения противоборствующих энергий, – предположил Вейл. – Реальный космос, стратум этерис. Открылся разлом. Вы не сможете пройти через этот барьер – активный имматериум разорвет ваши варп-двигатели.

Хан впервые повернулся к Вейлу.

– Что ваши люди делали здесь?

Тот отпрянул, схватившись за искалеченную перевязанную руку.

– Не знаю, – заикаясь, ответил он. – Честно. Я только толкую знаки.

Хан вернулся к поступающим от зондов изображениям. Проемы между кристаллами были широкими, достигая нескольких сотен метров. Один за другим авгурные показания прерывались, как только зонды пересекали границу сферы. Последний из них передал завершающую нестабильную картинку из-за барьера: тонкий, темный силуэт, смутный из-за синего сияния, уходящего все дальше вниз. Затем все прервалось.

– Существует опасность для варп-двигателей, – сказал Хан. – А как обстоят дела с обычными силовыми установками?

Вейл колебался.

– Не знаю. Как видите, там есть молнии, но…

Хан поднялся с трона. В тот же момент к нему бросились слуги с боевым снаряжением – драконьим шлемом, уменьшенная копия которого была на Цинь Са в последнем для него бою, а также тяжелым тальваром, который примарх брал на Просперо.

– Мы прибыли сюда ради этого. Я все увижу своими глазами. Есугэй, чародей, вы со мной, как и ты, ойкумен.

Он пристегнул меч к поясу и взял обеими руками шлем.

– Джубал Ан-эзен, флот твой. Подготовь его к битве, даже здесь нам не спрятаться надолго.

Затем повернулся к Илье.

– Вам тоже необходимо быть здесь, сы. Если мы найдем его, я в первую очередь свяжусь с вами.

Илья кивнула. Ее сильно встревожили зрелище по ту сторону иллюминаторов.

Затем Хан надел драконий шлем, завершив облачение в жемчужно-белый доспех, украшенный золотой отделкой и символами империи Кво с Чогориса.

– Подготовьте «Грозовые птицы», – приказал он. – Мы отправляемся туда.


Вон Калда вынул руки из внутренностей и, стряхнув кровь, потянулся за тряпкой. Давление в комнате притупляло чувства.

Слуги вокруг апотекария не издавали ни звука. Они были слепы и не видели разбросанные части тел, куски блестящего жира, выступающие из жижи кости.

Им повезло. Даже для него, даже после всего сделанного и увиденного, это работа была жуткой.

– Халев эруб мак’джерелла, – протянул Вон Калда, выводя на полу кровью последние руны из языка, не предназначенного для смертных и сохранившегося только во снах. Эти знания пришли не от Фабия, и не от примарха. Он их нашел сам, соединив искусство ткача плоти с мастерством прорицателя эфира.

В голове стучало, кошмары оживали, но мысли о призе никуда не пропадали. А теперь он получил приказ от Эйдолона. Лорд-командор дал свое позволенье и ждал результата.

Апотекарий поднял голову. В железном помещении, словно клубы дыма, плавали красные пятна. Смерть каждого человека, умирающего в изощренных муках, еще немного истончала пелену, разрывая прядь за прядью материю вселенной.

Вон Калда с трудом отважился посмотреть за бронестекло. Закоптелую поверхность измазали отпечатки рук выпотрошенных апотекарием людей. Внутри клубилась черная как сажа субстанция, полностью затмив дальнюю сторону.

Легионер проковылял вперед, под сапогами захрустели кости. Подойдя к резервуару, он снова затянул:

– Маламеннагорастика. Ховийя. Хза’тель ариф негассамар.

Слова были бессмысленными, слишком длинными и громоздкими для людей. Только в глубинах мог родиться такой язык, сотворенный бесконечностью для ее собственных невзыскательных целей.

Вон Калда подошел к стеклу и приложил ладонь к изогнутой поверхности.

– Гегамморор. Гегамморорара. Шашак. Летатак.

Появились глаза, напугав апотекария. Он отступил, но не отвел взгляда. Две лиловые сферы с перламутровым оттенком и миндалевидными веками.

Итак, ты нашел путь, – сказало оно ему.

Голос ошеломил Вон Калду: словно кошмарный шепот проник в явь, но так и не обрел тела. Множество смешавшихся голосов соперничали друг с другом, будто запертые внутри разумной погремушки.

Из дыма и грязи появились конечности, более отчетливые, чем раньше. Плоть была бледной и живой, незапятнанной ранами. Вокруг гибких бедер извивался длинный зазубренный хлыст. На заднем плане по-прежнему быстро щелкали клешни, что-то передавая на своем языке.

– Пока нет, – сказал Вон Калда. – Я только в начале. Как мне называть тебя?

Господин. Госпожа. Или Манушья-Ракшсаси. Так меня звали в Эру до Анафемы.

Вон Калда сопротивлялся сильному желанию заглянуть глубже во мрак. Немигающие фиолетовые глаза вызывали у него беспокойство, искушая заглянуть в них, разглядеть скрытые движения в их непроницаемых глубинах.

– Я хочу задать тебе вопрос.

Спрашивай.

– Мой повелитель ищет Великого Хана. На выслеживание его в варпе уйдет время, а каждый потраченный впустую день здесь задерживает нас. Ты знаешь, где наш враг?

Это известно мне. Что ты предложишь в ответ?

– Чего ты желаешь?

Демон, казалось, улыбнулся, и в широком с игольчатыми зубами рту мелькнул длинный язык.

Ты читаешь заклинания и выучил обряды. Знаешь пути грез. Дай мне то, что я желаю.

Вон Калда оторвал взгляд от движущейся бледной плоти. Это было непросто, гораздо сложнее, чем он думал. Мускусный аромат старой крови смешался с чем-то еще – благоуханием опьянения, которое растеклось по всему помещению.

– А разве не достаточно помочь магистру войны одержать победу? – отважился спросить апотекарий.

В ответ демон рассмеялся с неподдельным весельем. Но смех был жутким: пронзительным визгом чистейшей злобы, без малейшего следа удовольствия и сотканный из воплей смертных.

Победа – это для смертных разумов. Для нас нет никакой победы. Какова наша цель? У нас нет целей. В чем для нас покой. У нас нет покоя. Вы уже дали нам желанное, и мы упиваемся им и жаждем большего. Теперь все, что остается – это развлечение. – Глаза жадно сверкнули. – Так что развлеки меня.

– Ты поживишься душами сынов Хана, – попытался Вон Калда. – Они изнурены погоней, а наши силы превосходят их. Я скормлю их тебе, одну за другой.

Попробуй снова.

Вон Калда тут же вспомнил разговор с Коненосом, и ему все стало понятно. Здесь явно присутствовали взаимодополняющие цели, способы ускорить то, что уже началось. Другие Легионы прошли этот путь. Лоргар был первым, как и во многом другом, но прецеденты случались и в других.

– Есть другие души, – осторожно сказал апотекарий. – Одна в особенности. Та, что находит союз с эфиром… ненавистым.

Хорошо. Эта игра нравится мне больше.

– На это уйдет время. Он осторожен и восприимчив.

Тем лучше.

– Значит, ты дашь мне, что я хочу?

Хлыст хлестнул по полу изоляционной камеры. Кровавые руны в помещении закипели.

Сделка свяжет тебя. Эти действия, слова, соглашения, тайные желания охватят многие миры.

Вон Калда отступил от края стекла. Сердца колотились.

– Я знаю. И не обманываю тебя. Цена будет уплачена.

Демон снова улыбнулся, в этот раз немного презрительно, словно эти слова произносились перед ним бессчетное количество раз. Когда кровавые руны испарились, очертания порожденья варпа снова поблекли, смешиваясь с клубами дыма.

Тогда мы снова поговорим. Ты и я.

– А пункт назначения? – спросил Вон Калда. – Всего одно словно, только и всего.

Демон почти исчез, стремительно расплываясь. С его уходом по помещению прошелестел горячий влажный ветер, всколыхнув лужи человеческой крови, глубина которых доходила до лодыжек.

Катуллус, – сказала тварь апотекарию. – Боевой Ястреб там, стоит перед Дорогой в Пекло.

Затем образ рассыпался, оставив только обрывки клубящейся тьмы. В изоляционном цилиндре все стихло, только на бронестекле от прикосновения демона осталось пятно конденсации.

Вон Калда долгое время стоял замерев. При всей его подготовке, находиться в присутствии одного из них по-прежнему было непросто. Будут и другие. Этого потребовал Разделенная Душа, подстегивая апотекария, заставляя его работать быстрее и рисковать больше.

Но это только грядет. По крайней мере, ответ на первый вопрос был получен.

Дыхание нормализовалось. Второстепенное сердце перестало биться. Вон Калда встряхнул себя, повернулся и пошел прочь по костям и жилам.

– Милорд, – обратился он по защищенному вокс-каналу к Коненосу. – Я хочу доложить о проделанной работе. Пожалуйста, дайте знать, где мы можем встретиться. Нам нужно кое-что обсудить.


Они взяли пять тяжелых десантно-штурмовых кораблей и под прикрытием двух авиакрыльев пустотных истребителей отправились к периметру. Хан летел в головном корабле в сопровождении тех воинов кэшика, которых Джубал не взял для управления флотом. Подразделение возглавлял заместитель командира Намаи. Три других штурмовых корабля несли отделения с прорывным снаряжением.

В кормовом отсеке пятого находились Есугэй, Арвида и Вейл, а также последний отряд тактических космодесантников. Всего к цели направлялись более двухсот воинов Легиона. Путешествие было недолгим, но тяжелым, высвобожденные внутри центра сферы стихийные силы нещадно трясли корабли.

Есугэй сидел возле одного из иллюминаторов транспортного отсека, наблюдая за приближением зловещего сооружения. Через бронестекло проникал лазурный свет, танцуя на поверхности темного интерьера.

Рядом с грозовым пророком сидел Арвида. Дыхание чародея было хриплым.

– Если я спрошу тебя, все ли с тобой хорошо, мой брат, – тихо сказал Есугэй, – то думаю, мне известен твой ответ.

Арвида промолчал. Он чуть покачнулся, словно приготовившись к чему-то неприятному.

– Ты скажешь, что все в порядке, – продолжил Есугэй. – Что ты просто устал. А кто из нас не устал?

Внимание задын арга вернулось к пустоте. К этому времени огромная сфера заполнила большую часть переднего обзора, и теперь были видны края ее составных кристаллов. Это были крупные вытянутые восьмигранники, одинаковой формы и размера, их грани словно вырезали лазерным лучом. Змеившийся внутри них нереальный свет походил на сам эфир, постоянно меняющийся и извивающийся внутри стеклянной тюрьмы.

– Возможно, будет проще, если я скажу то, что знаю, – не унимался Есугэй, говоря достаточно тихо, чтобы их беседу никто больше не слышал. – Ты – не глупец, но и я тоже. Ты научился контролировать ее, но полностью скрыть тебе не удастся. Твой генетический отец не смог, так на что надеешься ты? В этом нет никакого стыда. Ты хорошо справился, сохранив ее в тайне, столь дремлющей, но теперь она выходит из-под твоего контроля.

Арвида по-прежнему не отвечал. Тряска становилась все сильнее.

– Это ведь варп? – спросил Есугэй. – Становится хуже, когда ты используешь свое мастерство. Я поощрял тебя. Если я причинил тебе сильную боль, то…

– Дело не в тебе, – ответил запинающимся голосом чародей. Под шлемом его лицо должно было окаменеть от сдерживаемой муки.

Есугэй положил руку на плечо Арвиды.

– Что я могу сделать?

– Ничего.

Несколько минут никто не говорил. «Грозовая птица» приблизился к периметру сферы, корабль затрясло, когда первые разряды молнии ударили вокруг и под ней.

– Так заметно? – наконец, спросил Арвида.

– Не думаю. Ты был осторожен.

Арвида напряженно кивнул.

– Будет хуже. Там.

– Знаю. Ты мог бы остаться.

– Нет, хочу увидеть это. Здесь изучали варп. Кто знает? – вздох Арвиды напоминал скрежет камней, отсеиваемых через сито. – Гоняться за исчезающей надеждой, пытаясь поймать ее гаснущие искры. Были дни, когда я считал, что твой Шибан прав. Дать бой и покончить со всем.

При упоминании Шибана Есугэй почувствовал короткий приступ боли.

– Если настанет момент, – сказал он. – Если ты не сможешь контролировать…

– Я все еще хозяин себе.

– Отлично. Тогда я верю тебе.

Они приблизились к первому из проемов между кристаллами. Ведущая «Грозовая птица» отвернула, устремившись вдоль поверхности сферы. Под кораблем проплывали кристаллические грани размером с эсминец, залитые тусклым светом и медленно вращающиеся. То, что находилось за ними, все еще было невидимо, скрытое дымкой мерцающего эфирного осадка.

– Мы теперь все искалечены, – сказал Арвида, наблюдая за подлетом. – Кроме тебя.

Есугэй прислонился к изгибу корпуса.

– Среди живых существ нет ни одного нетронутого.

– Но ты по-прежнему улыбаешься. Ты по-прежнему веришь.

– Как и остальные. Им нужно вспомнить, вот и все. Сейчас все, что они видят – это медленное поражение. Они забыли, что были… великолепны. Они сражались в одиночку, когда все остальные погибли или стояли на стенах вдали. Они набрасывались на врага из-за сияния солнца. Они остановили его, заставили повернуть и последовать за нами. Они оставили любимый мир на погибель. Все ради этого. – В этот момент Есугэй подумал о Цинь Са, от которого ни разу не слышал ни единого скептического слова. – Перед концом они вспомнят. Другие Легионы провалили это испытание – они позволили своим душам измениться.

– Другие Легионы.

– Прости меня, брат, я не…

– Нет, ты прав, – сказал Арвида. – Мои братья могли бы у вас поучиться.

– Очень давно я с Ариманом говорил об этом, – сказал Есугэй. – На Улланоре и до него. Мы так и не сошлись во мнениях.

«Ты слишком осторожен, – сказал главный библиарий Тысячи Сынов. – Кто-нибудь вообще знает, каким даром ты обладаешь?»

– Научиться Пути Небес, – сухо сказал Арвида. – Шагать между мирами, никогда не покидая тропу в эфире. Усмирить свой пыл, никогда не углубляться в изучение варпа. Вы применяете свое искусство так же, как и практикуете воинское искусство.

Их «Грозовая птица» следовала в кильватере ведущей на половине тяги, преодолевая огромные дуги энергии, которые хлестали вокруг них. Воздух в транспортном отсеке, казалось, стал горячее, или более спертым, или же зарядился какой-то энергией. Преломленный синий свет проникал всюду, подавляя бортовое освещение и размывая все мягкими синеватыми тенями.

– Вы всегда были сильнее нас, – заметил Есугэй. – Даже сейчас твоя сила превосходит мою. Излечи эту… болезнь, и твоя мощь может стать самой огромной из известных мне. – Он улыбнулся. – В ограничении есть слабость, впрочем, как и мудрость.

Арвида не ответил. Навстречу устремился сверкающий барьер. Над кораблями лениво повернулся кристалл, образуя движущуюся перемычку в их точке входа. В ответ «Грозовая птица» снизилась, стараясь выдержать направление на проем.

Хлестнул зигзаг эфирной молнии, едва не пробив корпус двигателя «Грозовой птицы». Пилот добавил мощности, и штурмовой корабль нырнул под тень вращающихся граней и устремился через мерцающую преграду прямо в вихрь. На миг иллюминаторы залил холодный рассеянный свет.

Затем корабль прорвал пелену. «Грозовая птица» развернулась, зависнув над остальными появившимися десантно-штурмовыми кораблями.

Перед ними находилось сердце внутренней сферы, не уступавшее размерами планете. Внутри нее царила тьма истинной пустоты, едва освещаемая оболочкой из молниевых кристаллов, вращающейся вокруг нее. Под штурмовыми кораблями, в надире галактической плоскости, бурлил многоцветный котел – калейдоскопическая воронка в вакууме, на которую было тяжело смотреть. Есугэй с Арвидой знали, что означали эти фальшивые цвета – разрыв в материи вселенной, источающий сам имматериум.

Ни шаман, ни чародей не смотрели на разлом. Они рассматривали то, что было выше: огромное, узкое, черное, словно обожженное железо, подсвеченное тускло-красными точками, без опознавательных знаков, стоящее на страже над пастью бездны.

– Значит, это оно, – тихо сказал Арвида.

– Да, брат, – ответил с той же осторожностью Есугэй. – Темное Стекло.

Глава 17


Илья не могла избавиться от головной боли. С момента прибытия в разлом Каталлус она стала мучительной, вгрызаясь в череп, словно черви, от чего в глазах рябило. После того, как Хан решил исследовать кристаллическую сферу, Раваллион вернулась в свои покои и напилась таблеток. Они тут же подействовали, позволив ей работать, но ноющая боль не проходила, притаившись, словно некая злобная сущность на задворках ее разума.

Илья долгое время сидела на краю койки, обхватив руками голову и борясь с тошнотой. После того, как она увидела, куда они попали, бессмысленность путешествия, к которому она побуждала, потрясла ее.

Ведь генерал так долго и отчаянно пыталась найти хоть какое-то спасение для Легиона, который она стала искренне считать родным. Того самого Легиона, в который ее направили, чтобы отучить от инстинктов к чрезмерному разрушению. Подобное высокомерие было смехотворным: любой из Белых Шрамов был более чем равен ей физически и ментально. Они внушили ей ее роль, называя Мудрой, считаясь с ее мнением, кланяясь при встрече. Было ли это какой-то непонятной шуткой?

Возможно, и нет. Так или иначе, эта любезность сейчас ощущалось пустой.

Ашелье не было здесь. Они бы, несомненно, связались с ней, если бы нашли его, но одного взгляда на кристаллы, находящиеся в сердце того, что было каким-то колоссальным варп-взрывом, уже сказало ей все, что было нужно.

Все было тщетно. Она позволила себе обольститься смехотворной надеждой, шепотом среди шепотов. Даже если бы Питер был жив, не было гарантий, что он смог бы помочь. Он был новатором, главой навигаторов, но не богом, а в такие времена только боги обладали силой подчинить варп своей воле. Медленно и неумолимо все пути закрылись, отрезав их от остальной вселенной. Ничто так ненавидел принявший ее Легион, как заточение, но для них ничего другого не осталось.

Весь последний час Илья игнорировала сигналы на пульте управления, вызывающие ее на мостик. Но, в конце концов, количество вызовов стало слишком большим. Она взяла лекарства, мучительно проглотила их, затем поднялась, натянула мундир и поправила его.

В отсутствие Хана командование «Бурей мечей» принял Джубал. Другие командиры Легиона также отправились на свои корабли или готовились к этому. Флот отошел от внешнего края сферы и занял позицию ближе к огромным внешним завесам турбулентности, приняв стандартное оборонительное построение. Несомненно, именно по этой причине они хотели поговорить с ней – сверить данные с ее памятью, убедиться, чтобы все было сделано так, как ее устраивало, чтобы она почувствовала себя нужной.

Тогда ее место было на мостике, но она направилась не туда. Один момент в организации, сам по себе незначительный, казалось, ускользнул от внимания всех легионеров, возможно даже самого Хана.

Но не от нее. Ни в коем случае. В конце концов, именно по этой причине они держали ее на службе. Заниматься деталями, маленькими недочетами по краям огромного тактического танца.

Ей понадобилось много времени, чтобы найти его. В конце концов, она спустилась в ангары, откуда вылетали шатллы, курсируя между боевыми кораблями. Здесь кипела бурная деятельность. Канониры и медики, дарга и ханы, флотские офицеры спешили туда, где были нужны, прежде чем поток битвы снова не увлечет их.

Илья нашла его на последнем огромного пустотном причале. Воин вместе со своей свитой ждал опаздывающий транспортный корабль с «Калджиана».

– Милорд Тахсир, – издалека поприветствовала Илия.

Шибан обернулся. Как обычно, хан был в полном боевом доспехе, и лицо скрывала маска из темного металла. Он жестом дал знак своим воинам удалиться, направившись навстречу к генералу. Когда они подошли друг к другу, он поклонился.

– Сы, – обратился Шибан. – Вы в порядке?

– Я изучила бортовые журналы, – сказала она, не обращая внимания на болезненный гул в голове и шее. – Ты думал, я не замечу? У тебя не было полномочий для таких действий.

– У меня есть все полномочия. Они – отступники. Они будут в безопасности там, где сейчас находятся.

– У нас не хватает людей. На каждом корабле неполные экипажи. Поэтому их вернули.

– Времени вернуть их в строй не осталось, генерал. Мы не можем просто принять их без проверки. Именно вы следите за соблюдением нами правил.

– Они сражались в одиночку четыре года. Большинство погибли. Тебе не кажется, что будь они все еще предателями, то к этому времени сделали бы выбор?

– А откуда нам знать?

– Ты знаешь, Шибан-хан. – Боль в спине усилилась. – Дело не в безопасности.

Личина шлема Шибана оставалась безразличной и непостижимой. Воин ответил не сразу, явно подбирая слова.

– Они бы убили вас, если бы добились того, чего хотели, – в конечном счете, произнес он. – Они бы убили всех нас.

Илья покачала головой.

– Вот почему мы провели суды. В этом Легионе нет испорченной крови. Они искупили вину и снова сражаются.

– Они вполне могут это делать.

– Ты собрал их вместе и дал безоружный корабль. И что они должны делать? Громко кричать?

– Сы, я вижу, что вам нездоровится. Вам следует отдохнуть.

– Да чтоб тебя! – закричала Илья, желая ударить кулаком по его уродливой броне. – Это прошлая битва. У нас достаточно новых.

Женщине вдруг стало дурно и повело вперед. Шибан поймал ее, схватив обеими руками. На миг Илье вспомнился тот случай, когда он нес ее через охваченный битвой мостик «Бури мечей» и принимая на себя болтерные снаряды, которые убили бы ее. Генералу захотелось оттолкнуть легионера, забыть то воспоминание, но ей довольно непросто было оставаться в сознании.

– Все дело в этом месте, – мягко сказал Шибан, поддерживая ее. – Варп. Другим скоро станет так же плохо. Чем дольше мы здесь, тем хуже будет.

– Значит, было ошибкой приходить сюда, – пробормотала она.

– Что сделано, то сделано. Мы выдержим.

Илья посмотрел на Шибана, заключенная в неуклюжие объятия.

Некоторое время после его выздоровления они часто общались. Изменение Шибана было медленным, став результатом бесконечной, бессмысленной бойни, таким медленным, что Илья так и не обратила на него внимания.

– Что заставляет тебя сражаться, Шибан? – спросила она.

Он вздрогнул.

– Мои клятвы.

– Нет, – грустно возразила генерал. – Этого больше недостаточно.

Ее головокружение прошло. Илья освободилась от его хватки. Он не стал останавливать ее, но неуклюже отошел в сторону. Они стояли лицом друг к другу.

В центр ангара, за внутренними противовзрывными стенами, наконец, сел шаттл. Двери открылись, матросы бросились к кораблю. Тихий щелчок в шлеме Шибана сказал Илье, что его вызывают. Он вернется на «Калджиан» исполнять свой долг, каким бы он ни был.

– Что ж, сражайся доблестно, Шибан-хан, – сказала Илья. – Боюсь, это все, что тебе остается.

Затем она отвернулась и направилась обратно путем, которым пришла, не дождавшись ответа.


«Грозовые птицы» пролетели под краем верхних секций станции – крошечными белыми точками на фоне бескрайней горы из кованого железа. Были отправлены приветствия, ответом которым было одного лишь шипение на закрытых каналах связи. В конце концов, были обнаружены двадцать ангарных ворот, расположенные длинной вереницей под нависающим выступом основного сооружения. Все врата были закрыты.

Штурмовые корабли остались на позиции, позволив технодесантникам на борту подобрать коды доступа. Это заняло время, учитывая размеры пустотной станции.

Она была абсолютно черной, цвета глубокожильного угля, и с выступами по всей поверхности. Каждый угол представлял массу из сверхтолстых клепаных плит с поперечными связями. Большую часть вершины занимал огромная овальная конструкция, достигавшая десяти километров в самой широкой части и раздутая, словно тело медузы. Не было заметно ни одного иллюминатора, только бесчисленные плиты из противовзрывного металла. Изредка по пустым поверхностям мелькали искры светло-синей энергии, прежде чем снова рассеяться.

Под тяжелым верхним строением конструкция резко сужались в скопление наклонных шахт, усеянных сенсорами и авгурами. Из нижней части станции выступала толстая центральная колонна, уходя к бурлящей в сотне километрах массе варп-разлома. Эта металлическая игла протянулась в самый центр медленно вращающейся бури, выделяясь на ее фоне, как поднятое к закату копье.

Возможно, колонна удерживала станцию на месте или, может быть, это был некий усовершенствованный зонд. Находясь снаружи, сказать было невозможно. Достоверно известно было только одно: открытая дыра в варпе все еще выбрасывала огромные массы сырого эфирного вещества в реальное пространства. Все псайкеры на «Грозовых птицах», включая Есугэя, чувствовали это – давление во лбу, жар в крови.

Внешний вид станции мало говорил о ее происхождении и предназначении. На плитах из черного железа не было никаких знаков, даже эмблемы Навис Нобилите или аквилы Империума. Сооружение было безмолвным и неактивным за исключением линии кроваво-красных бортовых огней, которые продолжали мигать – загораться, гаснуть, загораться, гаснуть – на всем протяжении длинной центральной шахты.

После того, как не вышло получить ответ на приветствия и коды доступа от центрального когитатора станции, Хан приказал разбить ворота стыковочного отсека. Перехватчики из эскортного крыла приблизились, борясь с вызываемыми разломом завихренями и сносом, и выпустили в самые крупные противовзрывные ворота рой магнитных мин. Раздались безмолвные взрывы – тяжелая обшивка треснула, но выдержала. Чтобы пробить внешнюю оболочку станции понадобилась вторая атака, а затем и третья. Последние взрывы были исключительно сильными, как будто неожиданно дополненные второстепенными детонациями изнутри, выбросив волну обломков в ожидавшее крыло «Грозовых птиц».

Когда путь открылся, два ведущих штурмовых корабля устремились в док, непрерывно сканируя и наведя тяжелые болтеры на открывшееся пространство. Ангар был неосвещен и почти пуст, за исключением длинного пустотного корабля, удерживаемого железными стыковочными когтями. Его внешний вид напоминал саму станцию – толстая обшивка, отсутствие видимых иллюминаторов, рифленый корпус, усыпанный шипами сенсоров. На поверхности судна воины увидели первый знак – пиктограмма человека в золотой одежде, сидящего на троне. Одна рука была поднята, а другая – опущена.

– Дом Ашелье, – с пылом отметил Вейл, следя за пикт-данными.

Иерофант.

– По крайней мере, он был здесь, – сказал Есугэй.

– Возможно. У Дома много кораблей.

Сканирование завершилось, не показав ни жизненных показателей, ни энергетических сигнатур, и Хан отдал приказ двигаться вглубь. Перехватчики эскорта остались на месте, а две головные «Грозовые птицы» пролетели под тенью разбитого ангарного входа. Обе приземлились на площадку и высадили свой десант. Завывая двигателями, они были готовы немедленно подняться и открыть огонь.

Возглавляемые Намаи отделения прорывателей Белых Шрамов, пригнувшись, рассыпались по рокриту. Выходы были взяты под контроль, огневые позиции заняты, авгурные ретрансляторы развернуты. Отделения легионеров со штормовыми щитами и громовыми молотами ворвались в помещения за дальними стенами ангара, наведя оружие в боковые коридоры. Все было сделано быстро, эффективно, и без ответной реакции.

– Ангар захвачен, – раздался голос Намаи изнутри станции. – Жизненных показателей не обнаружено.

От этих слов у Есугэй упало сердце. Такая новость приведет Илью в смятение.

– Тогда отправляемся внутрь, – приказал Хан, и три последних «Грозовые птицы» прошли под огромным изгибом верхней конструкции станции.

Они сели на палубу подальше друг от друга. Пустое пространство было колоссальным, как и у всех крупных имперских сооружений. Его большую часть занимали ряды черных блестящих колонн, тянувшихся к сводчатому потолку. Размеры и вооружение примерно соответствовали звездному форту типа «Рамилис», но подобную конфигурацию Есугэй прежде не встречал.

К моменту высадки Есугэя и Арвиды Хан уже шагал по площадке к ним. За ним следовал кэшик. Ангар был безмолвен и разгерметезирован, хотя команды технодесантников уже работали с дуговыми сварочными аппаратами и турбомолотами, пытаясь определить, что работало, а что – нет.

– У нас есть гравитация, – заметил Хан. – Это уже что-то.

Из всех присутствующих самым неуместным был Вейл в массивном скафандре. Он старался не отставать от легионеров, которые уверенно шагали в силовых доспехах, в то время как он ковылял позади них.

– Нет энергии, – пробормотал он. – Где освещение?

Арвида внимательно посмотрел на пришвартованный звездолет, висевший над ними. Похоже, под его кормой вместо обычных плазменных двигателей висела группа стеклянных сфер.

– Странный корабль, – сказал библиарий.

– Все это странно, – заметил Есугэй, оглядывая гнетущую архитектуру.

Повсюду тяжестью давила тьма. Кроме нашлемных люменов Белых Шрамов, мечущихся по ангару двойными ослепительно-белыми пятнами, не было никаких других источников света. За спинами легионеров из открытых пустотных дверей по металлической палубе кралось тусклое темно-синее свечение, но тени впереди были абсолютно темными, тем чистым забвением, которое можно найти только в глубокой пустоте.

– Ты что-нибудь чувствуешь? – спросил Хан, обращаясь к своему советнику.

– Я чувствую варп под нами, – осторожно ответил Есугэй. Было еще кое-что – смутные отголоски человеческой деятельности, оставшиеся, как отпечатки пальцев на каждой поверхности. Разлом находился далеко отсюда, но его порча была ощутимой, как жар ядовитой звезды. – И больше ничего.

Примарх кивнул.

– Возможно, это место мертво. Если так, то мы надолго не задержимся.

Он дал знак Намаи.

– Охраняйте этот уровень. Если что-нибудь найдете, немедленно свяжитесь.

Затем обернулся к остальным.

– Должен быть командный уровень. Ойкумен?

– Наверх, – неубедительно сказал Вейл. – Он должен быть выше.

– Значит, отправляемся наверх, – сказал Хан, опустив руку на рукоять тальвара и ожидая Вейла. – Это твое место. Вот и веди.


Карио атаковал, вонзив острие клинка в пошатнувшегося легионера Белых Шрамов. Палатинский Клинок развернулся, прежде чем его противник рухнул, и, врезавшись в следующего, снес ему голову с плеч.

Его братья наступали вместе с ним – тесня защитников в тесном коридоре волной из стали и сапфира. Дети Императора продвигались быстро, но по-прежнему каждый перекресток приходилось брать с боем. Шрамы не понимали, что побеждены.

Сверху раздался грохот, сотрясая палубы. Из дыма вылетели осколочные гранаты.

Карио нырнул вперед, прокатился под летящими гранатами и, поднявшись, продолжил бег. Заряды взорвались за спиной, встряхнув замкнутое пространство ударными волнами, но префектор удержался на ногах. Он проскочил перекресток, стреляя из болт-пистолета и размахивая саблей. Путь преградили очередные два легионера, вооруженные такими же изогнутыми клинками, как и у него. Сталь столкнулась, осветив вспышками противников. Словно в стоп-кадре мелькнули эмблемы, знаки различия, белоснежные шлемы.

Ударом ноги Карио отбросил одного противника, развернулся и выстрелом в упор разнес ему голову. Затем прикончил второго идеальным ударом – вонзив саблю между шлемом и горжетом прямо в позвоночник.

Далеко за спиной раздались очередные взрывы. Карио ощутил топот множества бронированных сапог. Услышал отвратительную речь гневных и радостных голосов: со звериными воплями навстречу своей гибели бежали свирепые враги.

– Он близко, – передал Карио выжившим братьям, и они поспешили дальше. Коридоры проносились размытыми пятнами, сменяли друг друга кровавые, поспешные и хаотичные схватки. Внутри шлема гремело горячее и влажное дыхание. – Быстрее.

И тогда он почувствовал первые симптомы возбуждения, появившиеся раньше, чем когда-либо. В его разуме корчилась рогатая тварь с розовой кожей, миндалевидными глазами и черным языком.

Милорд, – обратилось оно к нему.

Карио не останавливался, игнорируя голос. Его манило следующее помещение, наполненное дымом и исполосованное лазерными лучами. Префектор ворвался в него, перепрыгнув через падающий труп очередной жертвы. Еще двое пали от стремительного меча, прежде чем увидели префектора. Следом вломились его братья, разрывая смог болтерными трассерами.

– Милорд.

И тут Карио увидел его, бегущего навстречу с механическим воплем, издаваемым через поврежденный вокс. Доспех цвета металла тускло отражал развернувшуюся вокруг бойню.

Карио почувствовал вспышку удовольствия и приготовился. Он отбросил в сторону болт-пистолет и сжал рукоять сабли двумя руками. Существовали только они двое, а все прочее не имело значение. Это…

– Милорд.

Вдруг иллюзия рассыпалась. Соединение мысле-импульса прервалось, вызвав острую боль в глазах префектора. Загруженная в мозг модель с резким щелчком отключилась.

Карио закричал, схватившись за маску чувств. Он сорвал ее с лица и в ярости поднялся со скамьи.

Ударить было некого. Перед Палатинским Клинком мерцал полномасштабный гололит, отображая в пустом помещении прозрачную фигуру Азаэля Коненоса. Освинцованная комната в глубинах «Сюзерена» была ярко освещена и заставлена мысленными устройствами Механикума.

Карио все еще тяжело дышал, побагровев от боевой одержимости. Из ран в местах соединения с сорванной маской на висках стекала кровь.

Приношу извинения за вмешательство, – сказал гололит. – Как протекает тренировка?

Карио опустил ноги на пол и вынул электроды из рук.

– Как ты сюда добрался? – спросил он, покрутив плечами, чтобы уменьшить боль. Будь у него в руке клинок, он бы швырнул его в светящегося зеленого призрака. На всякий случай.

– Еще раз приношу извинения. Мы – в варпе. В противном случае я бы прибыл лично.

Весь флот многие часы находился в эфире. Такой громоздкой армаде потребовалось время, чтобы объединиться – навигаторам и астропатическим хорам пришлось объединить свои усилия, а офицерам линкоров – определить порядок старшинства. Все это не представляло никакого интереса для Карио, как и то, плывут они с Гвардией Смерти или любым другим Легионом, раз уж они добрались сюда.

– И ты не мог подождать? – проворчал Карио, вытирая кровь.

Лорд-командор прим и примарх Гвардии Смерти решили, что когда мы достигнем Катуллуса, то атакуем сразу же. Поэтому, я связался с вами до прорыва пелены. «Сюзерен» важен для нас.

– Да неужели? – Карио было плевать на это. Он уже передал команде сенсориума идентификатор «Калджиана», а братству – приказы-инструкции. Его злоба и энергия ничуть не угасли. Все прочее было второстепенным.

– Мы собираем союзников, – сказал Коненос. – Мы хотим, чтобы располагаемая нами мощь была подавляющей.

– Союзников?

– Я отправляю вам координаты. Вы должны быть на острие удара, милорд. Надеюсь, для вас это приятная перспектива.

Карио пронзил гололит ледяным взглядом.

– Ты побеспокоил меня из-за этого?

Я хотел удостовериться, что вы получили и осознали их важность. Все рассчитано. Вы будете наступать в тандеме с «Гордым сердцем», станете частью первой атаки Разделенной Души. Советник Вон Калда прикроет вас с фланга.

При упоминании слова «Гордое сердце» в мыслях Карио снова мелькнула рогатая тварь – судорога, последствие мысленного моделирования.

– Отлично, – заявил префектор. – Я согласен на любой его приказ. Отправляй схемы.

Коненос поклонился по-кемошийски – скрестив ладони.

– Так и поступлю. Еще прошу прощения за вмешательство. Тренируйтесь, милорд. Возможно, мы будем биться вместе, когда грянет буря. Я буду рад этому.

Гололит потух, оставив комнату пустой и безмолвной. Карио сильно моргнул, все еще приходя в себя.

Коненос был пропитанным наркотиками тупицей, живым доказательством выгоды в отказе от извращений Фулгрима. Советник был еще хуже – садистом и мясником. И только его братья – непорочные Палатинские Клинки – были достойными соратниками в битве, но их число уменьшалось с каждым боем.

Карио взял маску чувств и надел ее. Он лег и, мигнув, активировал импульсное устройство. Почти сразу же вернулись образы, погрузив префектора в мир воображаемой схватки, оттачивая его мастерство и подготавливая к сражению.

Настоящее испытание наступит очень скоро.

– Еще раз, – приказал он.

Глава 18


Командный пункт Темного Стекла представлял собой круглую арену стометровой ширины с кольцами террас и одной-единственной центральной колонной с ответвлениями. Над ней поднимался огромный купол, разделенный толстыми железными балками и такой же черный, как и все вокруг. В безмолвное пространство уставились пустые экраны сотен когитаторных станций. Пыли не было. Все кругом, включая металлический решетчатый пол, было в безупречном состоянии, словно только что из кузни.

– Это место когда-нибудь использовалось? – спросил Арвида.

Есугэй кивнул.

– Здесь долгое время находилось множество людей.

Два библиария стояли у входа в командный пункт, где ранее взломали тяжелую противовзрывную дверь. Хан направился к железному трону под сенью колонны, слишком маленькому для него, но явно предназначенному для управления станцией. В нескольких шагах за ним семенил, словно побитая собака Вейл. Заброшенная станция поубавила в нем высокомерие. Он выглядел немного нервным, по-прежнему прижимая к груди раненую руку.

Легионеры Белых Шрамов с обнаженными болтерами заняли позиции у каждого входа. Другие направились на нижние палубы, выискивая признаки жизни, записи, хоть что-нибудь. Технодесантники нашли комнаты управления главных реакторов, которые были отключены и неработоспособны. Резервные генераторы находились ниже, что дало возможность использовать, по крайней мере, некоторые из работающих с перебоями люменов. Их слабый тускло-желтый свет мало помог, разве что показал, насколько мрачным было Темное Стекло.

Арвида с Есугэем пошли догонять Хана и ойкумена. От покрова мрака было сложно избавиться. Здесь ничего не было.

– Для этих устройств нет энергии, – пожаловался Вейл, проводя здоровой рукой по вентилям когитаторов. – Плохо. Без энергии мы не сможем сказать, что он делал.

– Если он вообще был здесь, – сказал Хан, лениво поднимая линзу и поворачивая ее к ближайшему люмену.

– Он был здесь. Он построил это место.

Хан оглянулся на него.

– Это работа многих поколений, – сказал примарх и опустил линзу.

– Как это хранилось в секрете? Кто знал о нем?

– Я не знаю. – Неосведомленность Вейла, как всегда, звучала вполне искренне. – Ходили всего лишь слухи, и то с его ведома. Он был близок к цели.

– Это ты так считаешь. Здешний обслуживающий персонал должен был насчитывать сотни людей.

Вейл пожал плечами.

– Я не знаю.

Хан вздохнул, бесцельно бродя по кольцам когитаторных станций.

– Для нас здесь ничего нет, Есугэй.

– Мы этого еще не знаем, – невозмутимо ответил задын арга.

– Для чего бы ни построили станцию, сейчас она не работает.

Есугэй взглянул на пустой свод, затем оглядел слабо освещенные ряды пустых тронов.

– Или, может быть, просто спит.

Арвида, который зашел дальше остальных, опустился на пол. В этот момент по сводам прокатилось странное эхо, звучавшее дольше, чем ему следовало. Есугэй взглянул на чародея, обеспокоенный тем, что кто-то мог обратить внимание на минутную слабость, но Арвида уже выпрямился, а остальная часть поискового отряда была занята своими делами.

– Я пойду дальше, – сказал примарх. – Все же оставаться небезопасно. Вы ведь, чувствуете это?

Есугэй очень хорошо чувствовал. Ощущения напоминали ломоту в костях, сведение челюсти, соринку в глазу. Каждое движение было неуклюжим, а каждая мысль – заторможенной. Станцию заполонили последствия высвобожденной мощи, а за всем этим ощущалось невидимое, но постоянное присутствие бурлящего разлома.

– Это был центр управления, – сказал Вейл. – Под нами сотни палуб. Мы не можем уйти, не сейчас.

– Ты уйдешь вместе с нами, – рассеянно сказал Хан, не отводя взгляда от Есугэя. – Намаи докладывает, что нашел арсенал. Он пуст. Кроме того, тремя уровнями ниже в коридорах есть следы взрывов.

– А тела? – спросил Есугэй.

– Ни одного. Он продолжает поиски.

– С экипажем что-то случилось.

– Они были обучены, – сказал Вейл. – И обладали защитой Нобилите.

Хан тихо рассмеялся.

– Если мы чему-то научились, то это насколько слабыми были наши меры безопасности.

Из далеких глубин поднялся долгий продолжительный скрип, напоминавший растяжение металла. За ним последовало несколько слабых стуков, постепенно стихших.

– Атмосферное давление, – заметил Есугэй. – Технодесантники сделали свою работу.

Хан не слушал. Он прижал руку к металлу центральной колонны, словно соединяясь со строением, чью историю и предназначение он мог предугадать.

– Продолжайте поиски, – сказал он, наконец. – Мы дошли сюда, и если что-нибудь осталось, то найдем это.

– А если ничего не осталось?

Хан направился к воротам, которые вели вглубь станции.

– Продолжайте поиски.


Доклады поступали со всего флота. Они начинались отдельно друг от друга: артиллерийский капитан не прибыл на пост, безо всякой причины лопнула секция люменов, невзведенная торпеда была выпущена без предупреждения. Затем число происшествий стало быстро расти, поступая с каждой палубы каждого корабля.

Джубал расхаживал по мостику «Бури мечей». За ним следовали старшие офицеры, разбираясь со шквалом межкорабельных сообщений.

– Сколько времени у нас до внешнего барьера? – спросил он.

– Меньше часа, – ответил Табан. – Нас задержал «Солнечный ястреб».

Этот фрегат вдруг резко отклонился от курса во время разворота, едва не протаранив линкор «Копье Небес». Панические запросы сумели выяснить, что навигационную команду корабля охватило какое-то безумие, и только вмешательство воинов орду помогло взять ситуацию под контроль. Сейчас «Солнечный ястреб» ковылял с уменьшившимся составом на мостике и поврежденными двигателями.

Джубал тоже чувствовал это. Поначалу небольшое давление за глазами. Затем пульсирующую боль под кожей, от чего скручивало кости. Потом всех охватила усталость, мешающая ясно мыслить.

– Увеличить скорость, – приказал он, подходя к командному трону. – Я хочу, чтобы мы были в зоне досягаемости через тридцать минут.

Табан, поклонившись, спешно удалился. Цзянь-Цу остался подле Джубала, готовый передавать устные приказы по флотской связи. В ямах темп работы стал изматывающим. За исключением сервиторов, все боролись со спутанностью сознания, вызванной воздействием чистого варпа.

Когда Джубал занял свое место, он заметил идущую к нему Илью.

– Сы, – обратился воин. – Где вы были?

Генерал в знак извинения поклонилась.

– Мне нужно было кое-что сделать.

– Цзянь-Цу сказал, что астропаты едины в одном: враг нашел нас. Я приказал переключить авгуры на максимальную дальность поиска, но эта… штука усложняет их работу.

Илья взглянула на ряды пикт-экранов, каждый из которых был забит показаниями сенсоров реального пространства.

– Что с флотом?

– В готовности. И все же, доклады… – Он встряхнул головой. – Вы видели их? Я приказал отойти чуть дальше.

– Не настолько, – сказала Илья. – Каган все еще на станции.

– Мне нужно, чтобы мои экипажи работали согласованно.

В этот момент из ям раздался вопль. Смертный в униформе Легиона вскочил со своего поста с ножом в руке. С бессвязными криками он прыгнул к ближайшему товарищу, когда единственный болт, выпущенный с верхних террас, взорвался в его горле. Выстреливший легионер с несколькими боевыми братьями устало направился к трупу. Встревоженные смертные матросы вернулись к своей работе.

– Мои братья охраняют каждый важный сектор, – сказал Джубал, невозмутимо наблюдая за произошедшим. – Но их не хватает.

– Мы не сможем здесь долго оставаться.

– Он не связывался с вами? Ни слова о вашей цели?

Илья покачала головой.

– Значит, мы ждем.

К трону подбежали слуги, вручив Джубалу несколько инфопланшетов. Информация в них была тревожной – сбои в реакторах, неисправности в оружейных системах. Корабли с большим трудом удерживали назначенное ан-эзеном построение.

– Прикажите капитальным кораблям увеличить дистанцию между собой, – распорядился Джубал, – а эскорту разомкнуть строй и для подстраховки дублировать каждую передачу по каналам связи.

Один за другим по флоту разошлись новые приказы, направленные на сохранение строя, поддержания секторов обстрела лэнсов свободными и обеспечение взаимного прикрытия флангов. Прошло несколько минут, прежде чем Джубал вернул внимание Илье. Она пристально смотрела на данные с одного из авгуров дальнего действия.

– В чем дело? – спросил ан-эзен.

– Эти данные проверили? Откуда они пришли? – она повернулась к Табану, вернувшемуся на командную платформу с инфопланшетами. – Ты это видел?

Лицо Табана посерело, как будто состарившись под взглядом Ильи.

– Я пропустил их, – растерянно пробормотал он. – Это моя ошибка, мой хан. Я не заметил.

Джубал поднялся.

– Отправьте сигнал Кагану. Забирайте их со станции.

Илья не отставала от Табана.

– Нам нужно знать угол входа.

– Двадцать градусов под плоскостью, поднимается для парирования на сорок-пять-шесть-три. Но мы не можем развернуться, не с…

Джубал отошел от трона.

– Объявить тревогу! – приказал он, расшевелив своим ревом даже самых вялых членов экипажа. – Поднять статус до золотого, зарядить все орудия!

Загремел сигнал тревоги, глухо разносясь по огромному пространству мостика. Свет люменов потускнел, сменившись боевым освещением вдоль проходов между станциями. К тому времени данные авгуров стали известны всем, а тактические экраны были забиты светлячками приближающихся кораблей.

У Ильи был болезненный вид. Доспехи легионеров скрывали их состояние, но даже они, казалось, двигались менее уверенно. В воздухе витал запах отравы.

– Свяжитесь с Тахсиром, – приказал Джубал, подойдя к краю платформы и глядя на копошившихся внизу людей.

– Ан-эзен, – раздался быстрый ответ Шибана, сложно ожидавшего вызов.

– Нам нужно больше времени, брат, – сказал ему Джубал. – Сможешь помочь?

– Как прикажешь.

Почти сразу же сенсоры ближнего действия показали, как быстроходные крылья Шибана отделились от главных сил и устремились вперед на перехват продолжающих прибывать более медленных сигналов.

После этого все, что осталось – скоординировать главное оборонительное построение, разместив тяжелые корабли на позициях, с которых они могли наносить наибольший урон.

– Вот и они, сы, – сказал Джубал, наблюдая за движущимися по пикт-экранам точками.

Генерал кивнула.

– Да, – сказала Илья, хрупкие черты ее лица застыли маской дурного предчувствия. – Вот и они.


Оставаться одному было глупо. Каждая частица старой подготовки кричала ему не отделяться от остальных легионеров, но в то же время его отвлекали другие мысли. Изменение зашло далеко: поначалу раздражающий зуд по всему телу теперь почти сводил с ума. Арвида должен был идти, только, чтобы не позволить его воздействию полностью сломить себя. Казалось, только привычно двигая руками и ногами, можно было помешать распространению недуга.

Пока Арвида шел, он снова и снова декламировал мантры, едва обращая внимание на окружение, которое протекало мимо него темной процессией мимолетных теней и мечущимися пятнами света от нашлемных люменов.

Спуск помогал. Каждый шаг, который уводил его из командного зала, чуть-чуть уменьшал боль. Поначалу он слышал шаги братьев, рыскающих по палубам и выискивающих признаки жизни, но сейчас и они стихли. Коридоры вокруг стали почти безмолвными, их могильную тишину нарушали только приглушенные звуки и шумы из дальних участков станции.

Спустя некоторое время – точно сказать было сложно – к библиарию начали возвращаться ощущения. Давление в крови и тканях тела снизилось, шипящие голоса стихли.

Арвида остановился и огляделся вокруг. Должно быть, он прошел долгий путь: стены из того же черного железа выглядели иначе, почти органическими. Библиарий находился в круглом помещении с крышей в форме тюльпана. Каждая панель в стенах была украшена перекрывающими геометрическими фигурами, разделенными крест-накрест силовыми линиями.

Он услышал сильный далекий рев, доносящийся снизу и напоминающий шум прибоя.

А внизу кружил разлом. Там находилось око в бездну.

Чародей подошел к стене, чтобы успокоиться. Она оказалась влажной на ощупь, что было невозможно, ведь у Арвиды на руках были перчатки.

В центре помещения располагалась возвышенная восьмиугольная платформа в виде гнезда из извивающихся змееподобных фигур. Ее поверхность была отполирована до блеска. Когда Арвида взглянул на нее, то услышал собственное частое дыхание внутри доспеха.

– Есугэй, – прохрипел он по радиосвязи. Ответа не было. – Есугэй, – повторил чародей.

Он почувствовал головокружение. Оставаться одному было глупо. Впрочем, он и прежде был один и на протяжении долгого времени. Даже после того, как его забрали из руин Тизки, Арвида так и не стал по-настоящему одним из Шрамов. Одиночество стало недостатком. Ему не хватало компании истинных боевых братьев, магистров, общением с которыми он когда-то наслаждался, учился у них.

Во времена до пекла у него был страж Янаюс. Страж появлялся периодически, как тусклое и едва заметное присутствие, но в последний раз это случилось задолго до рокового путешествия с Каллистоном на Просперо. Он никогда не являлся чем-то чрезвычайно важным для Арвиды. В последующие годы чародей ни разу не попытался вызвать духа, но сейчас впервые понял, что скучает по неуловимому теплу его прозрачной тени.

Арвида подошел к платформе и тяжело оперся на нее, прижавшись ладонями к влажному камню. Если бы он продолжал наклоняться, то свалился бы головой вперед. Тогда, возможно, поверхность бы разбилась, а он погрузился бы в нее, слившись с костяком станции. Тогда, возможно, вечная боль утихла бы, остуженная маслянисто-темной жидкостью. А может быть, он сам стал бы стражем, щебечущей запоздалой мыслью, что изводила бы в сновидениях людей.

– Я бы сразился с Волками, – прошептал Арвида вслух. – Я бы не позволил им осквернить священные места.

Воздух между его шлемом и поверхностью платформы задрожал. У библиария возникло ощущение, будто его пальцы погрузились в камень. Чародей моргнул несколько раз и попытался оттолкнуться, но не смог.

Далеко внизу кружил разлом. Он ревел на грани слышимости. Воды пенились.

Ситуация начала меняться. Арвида чувствовал тепло каждой клеткой. Он прищурился, и видение перед ним размылось и задрожало.

Там был темный мир, терзаемый разноцветными молниями. А в нем невероятных размеров башня, устремившаяся ввысь подобно выпущенной стреле. Библиарий увидел Разумы, пляшущие в свете звезд и сыплющие фрагментами своих тайн словно шутками. Земля пузырилась и менялась, трансформируясь с каждым стремительным восходом солнца в нечто новое, нечто измученное.

Ему захотелось отпрянуть. Живот скрутило жутким страхом, снова бросая его в озноб.

Внизу кружился разлом.

Арвида видел флоты кораблей с сапфировыми носами и бронзовыми бортами, выходящие из варпа и дрейфующие над башней. Видел фигуры в мантиях, кружащие у основания башни. Видел Разумы, словно ангелы толпящиеся в ночном небе, притянутые к башне. Все дело было в башне. Он не мог оторвать глаз от нее. Голова еще больше наклонилась вперед.

Он не мог быть живым.

И в этот момент чародей увидел отражение – разбитое, как и образы в зале зеркал. Лица смотрели в разных направлениях, размытые из-за граней кристаллических линз, враждебные, несведущие, такие же смущенные и потерянные, как и он сам. У каждого образа был один-единственный глаз – на одних лицах окольцованный пламенем, на других – печальное человеческое око, на третьих – демоническая безумная дыра.

Он не мог быть живым.

В этом мире были его братья, бредущие по освещенному молниями ландшафту на паломничество к черным вратам.

– Нет, – прошептал Арвида вслух, еще больше опустив голову. – Они мертвы. Все до единого.

Они стояли в алых доспехах и лазурных мантиях, держа посохи с навершиями в виде змеиных голов, насекомых и птичьих клювов. Они говорили друг с другом печально и возмущенно, смотрели в небеса, выискивая источник своей внезапной трансформации.

– Я бы узнал об этом. Почувствовал.

Среди них не было их расколотого бога. Он присутствовал только в отражениях, во снах, в скопившейся пыли. Они не видели его цельным. Они работали. Учились. Теперь ими руководил один из них. Его доспех был самым узнаваемым, отмеченным знаком ворона, таким же вычурным, как в те времена, когда он был магистер темпли и величайшим среди них

– Нет, тебе не вылечить это, – Арвида понял, что с отчаянием произносит эти слова. – Не таким способом. Даже не пробуй.

Чародей потянулся, словно мог выдернуть фигуры из мира заклинаний и швырнуть обратно в пустоту. Когда он сделал это, образ раскололся, его осколки разлетелись.

За ним оказалось другое видение, гораздо более холодное и удаленное.

Он увидел галактику миллиона миров. Увидел плывущие в темноте огромные флоты, почерневшие от времени, их плазменные двигатели выбрасывали в пустоту токсичные отходы. Увидел заводы, извергающие смог в дождливо-серые небеса. Увидел скученные очереди смертных, миллиардов смертных, шествующих в зияющие пасти необъятных соборов, где пели безумные гимны трупу, прикованному к останкам машины страданий. Увидел, как в огромных кострах жгут запрещенные книги, несмотря на то, что древние машины, несущие людей к звездам, сбоили из-за нехватки знаний. Он увидел пытки, страх, отчаяние, бесконечное перемалывание и истощение, беспросветный труд, растущую мощь ксеноужаса, и за все этим клокочущее ликование голосов из самых далеких уголков человеческого разума…

Он был корвидом из касты провидцев. Это не было видением, как прочие, перемещенным только в пространстве. Это было далекое будущее, которое каждая душа вокруг него стремилось построить.

– Нет, – прошептал он и пошел прочь.

Внизу бушевал разлом.

Задыхаясь и пошатываясь, Арвида сошел с платформы, стряхнув с рук жидкость. Он наткнулся на стену, внезапно придя в себя.

Затем он снова оказался у дверей и вслепую вышел. В голове роились видения, прогоняя страх перед Изменением и все прочее.

– Не так, – промямлил Арвида, натыкаясь на другую стену, отшатываясь от нее, ковыляя вперед, словно пьяница.

Чем дольше он шел, тем легче становилось. В глазах прояснилось. Он увидел впереди тени – косые и чернильные. Тепло растворялось, сменяясь пустотным холодом брошенной станции.

Он опустился на пол, сердца колотились, ладони вспотели. Он должен найти Хана, или Есугэя, или кого-то из кэшика. Должен выбраться со станции. Все они должны. Все, что осталось – это варп, отрава, сердце всей порчи, просачивающийся по длинной шахте и марающий их души чернотой.

Он жив.

От этого понимания Арвиде захотелось закричать. Вся уверенность и верность пошли прахом. Можно ли было его найти? Какую цену он заплатил, что оставаться в живых? А остальные, остальные…

Они все живы.

Это было слишком. Библиарий снова поднялся и поспешил вперед. Темнота давила на него, затмевая слабый свет шлемовых люменов, пытаясь задушить легионера.

Он продолжал идти. Без остановки.

А внизу такой же равнодушный, как сама вечность, кружил варп-разлом.

Глава 19


Торгун прибыл на мостик вслед за своими братьями, отвлеченный от непросто дававшейся ему медитации. На месте царил беспорядок. Саньяса с обнаженным клинком выкрикивал приказы. Другие воины сагьяр мазан обходили нижние посты, проверяя каждого смертного.

– Что происходит? – спросил Торгун. Он плохо соображал, как будто не спал много дней.

– Ты не слышал сигналы тревоги? – Саньяса был в полном боевом доспехе, как и остальные легионеры. – Мой хан, флот в боевой готовности, и у нас есть проблема.

Торгун взглянул в верхние иллюминаторы «Со Гамайла». По пустоте скользили разомкнутым строем линкоры Белых Шрамов. Орудийные порты были открыты, а сверкающие пустотные щиты подняты.

– Почему не вызвали меня раньше?

Саньяса шагнул к линии станций сенсориума.

– Мы были заняты, мой хан.

В этот момент Торгун увидел три тела, лежащих лицом вниз среди многочисленных постов. Гул двигателя был натужным, приглушенное биение сердца корабля сбилось с ритма. Они уже потеряли свою позицию, оказавшись далеко впереди нее.

Торгун занял командный трон и подключился к бесчисленным системам данным, которые протекали по артериям судна.

– Мы над назначенной плоскостью. Снижайся.

Саньяса повернулся к командиру.

– Можешь попробовать.

– Ты что, не видишь схему ордера?

Саньяса не пошевелился.

– Увеличь масштаб.

Торгун помедлил, а затем подключил тактические гололиты, данные по системе, диагностические ретрансляторы. «Со Гамайл» находился близко к флагману, двигаясь по опасному курсу среди маневрирующих крупных кораблей. Транспортному судну следовало быть далеко в тылу.

Затем хан увидел показатели работы двигателя. Они значительно превосходили допустимые пределы. И продолжали быстро расти. Сгорало слишком много топлива, ослабляя защитную оболочку реактора.

– Если так пойдет дальше, мы потеряем герметичность, – сказал Торгун, понимая опасность. – Заглушите его.

– Не можем, – сказал Саньяса. – Цикл зашел слишком далеко.

В пустоте вырисовывался стройный, как у охотника силуэт самого могучего корабля флота – остроносой «Бури мечей». Она тяжело поворачивала, ее громадный лэнс дрожал едва сдерживаемыми энергиями.

– Уводи нас с этого курса, – сказал Торгун, выискивая другие варианты. – Спускайся ниже.

– Если бы было можно, – твердо ответил Саньяса, – уже бы сделали.

Непреклонный воин не пошевелился. Остальные легионеры – Хольян, Инчиг, Ам – стояли рядом, даже не пробуя найти решение.

«Буря мечей» приближалась.

– Они нас не подберут, – сказал Торгун, наконец, осознав, что произошло. – Не сейчас.

– Думаю, двигатели выйдут из строя через десять минут, – сказал Саньяса. – После этого мы – легкая мишень и гарантированные покойники.

Он был прав. «Со Гамайл» находился на самоубийственном курсе, за пределами дистанции прикрытия главными орудиями. Торгун видел первые вспышки отметок вражеских кораблей и догадывался, насколько быстро его судно окажется в сфере битвы. Если раньше сагьяр мазан были приговорены к довольно бесполезной роли, то сейчас шли навстречу неотвратимому самоубийству.

– Ты же видишь, выбора нет, – сказал Саньяса, очень стараясь не выглядеть чересчур настойчивым.

Торгун еще минуту сопротивлялся, выискивая другой способ. Он терпеть не мог, когда им манипулировали, особенно подчиненные. Хан уже принял решение и отдал приказы – сагьяр мазан не будут оспаривать распоряжение Шибана. Торгун не хотел делать то, в чем его обвинили. Не во второй раз.

Он ударил кулаком по подлокотнику трона. На кону стояли жизни более сотни воинов, каждый из которых был нужен и способен убивать во имя Хана. Они тысячу раз доказывали это. По справедливости они уже искупили вину.

«Буря мечей» почти закончила поворот, после которого ее могучие двигатели заработают на полную мощность, уводя вдаль.

Торгун снова поднялся с трона, метнув в Саньясу мрачный взгляд.

– Отдай приказ. Смертным отправляться к спасательным капсулам, воинам – к отсекам шаттлов. Выполнять незамедлительно.

Тут же заработали ревуны, словно давно ожидая команды. На мостике все пришло в движение – слуги, флотские офицеры, легионеры начали быстро, но без паники направляться к постам эвакуации.

Саньяса кивнул, подтверждая приказ. Но не пошевелился, как и остальные он ждал, когда Торгун сделает первый шаг.

Командир холодно посмотрел на них, но на вопросы времени не осталось, и еще меньше на обсуждение. В замкнутом пространстве растекалось колдовство, шипя в циркулируемом воздухе, вызывая у него одновременно озноб и чувство опасности.

– Дай сигнал флагману, – сказал Торгун, наконец, – И будем надеяться, что у них осталось больше чести, чем у тебя.


Палубы сменялись одна за другой, уводя все дальше вниз.

Первыми шли воины кэшика, их светлые доспехи мерцали во тьме. Хан на ходу оглядывался, отмечая и запоминая каждую деталь, выделяя точки, представляющие опасность и дающие преимущество.

Отфильтрованный долгое время неработающими машинами воздух вызывал неприятные ощущения. Время от времени примарх чувствовал запах сухой крови.

Воины уже прошли запятнанные кровью помещения. Тел не было, только длинные темно-коричневые полосы на металле. В нескольких местах наткнулись на оставленные карабинами отметины и пустые магазины, но само оружие отсутствовало. Несколькими уровнями ниже исчезли даже эти следы. Пустые помещения были полностью лишены признаков жизни, здесь обитали только бесконечная тьма, холод и тихий скрип громадной конструкции станции.

Хан вошел в длинный зал и обвел его взглядом. Системы шлема добавили освещения там, где не справлялись фонари. Во тьму уходили ряды отполированных колонн, сверкая от прикосновения лучей. Вдоль стен тянулись многометровые железные шкафы, забитые свитками и книгами в кожаных переплетах. В центре помещения находилась модель небесной сферы из тяжелого металла, покосившаяся на сломанной оси. Ее кольца и диски были покрыты алгебраическими письменами, а позиции планетных систем отмечались драгоценными камнями.

Под столбами стояли очень длинные столы. На некоторых лежали раскрошившиеся обрывки пергаментных карт. Хан подошел к одному из столов, чтобы выровнять карту, и та рассыпалась по местам сгибов.

– Таких комнат много, – сказал присоединившийся к примарху Намаи.

Хан посмотрел на карты. Ничего похожего на ближайшую из них ему еще не приходилось видеть. На ней многочисленные вихри и воронки подпитывали и перетекали друг в друга. Крошечными буквами на высоком готике были нанесены разнообразные наименования: Стратум Этерис, Стратум Профундис, Виам Седис, Окулярис Малефика.

– Варп-трассы, – сказал Хан. – Ойкумен видел это?

– Он говорит, что они сходны с теми, что на Эревайле. Он пошел дальше.

– Есугэй с ним?

– И его охрана.

Хан кивнул. Он выпустил пергамент и продолжил путь.

– Картографы, – сказал примарх. – Ты знаешь, как они называют моего Отца? Картомант. Он был всем и для всех.

Намаи молча шел рядом с повелителем. Как и Цинь Са, он был невозмутимым человеком.

Воины добрались до конца зала. Он заканчивался колоннадой тонких и невероятно высоких колонн. За ней находился балкон, нависающий над глубокой шахтой. Ее ширина превышала двадцать метров, а дно терялось в тенях. Вниз по ближайшей стене зигзагами спускалась лестница. С противоположной стороны железную стену покрывала масса переплетающихся труб и кабелей.

Хан остановился на балконе. Когда он заглянул за край, у него защемило сердце от узнавания.

– Я видел это раньше, – сказал он.

Внизу по лестнице спускалось отделение Белых Шрамов, сопровождаемое мягким светом люменов. В пустоте разносилось эхо шагов, постепенно затухающих по мере спуска легионеров.

– Свет, – приказал Хан.

Намаи снял с пояса осветительную ракету и бросил вниз. Заряд несколько секунд пролетел, кувыркаясь, и взорвался, залив светом стены пропасти. Он падал медленно, унося с собой ореол недолговечного блеска.

Трубы тянулись вниз на сотни метров. В металлические стены были встроены механизмы огромных машин – поршни, маховики, клепаные шестеренки. Громадные цепи тихо звякали друг о друга, прикованные к рычагам, погребенным среди переплетений толстых кабелей. Даже для тех, кто привык к виду имперских звездолетов и шпилей ульев, сложность структуры впечатляла.

Хан следил за падением заряда, запоминая очертания освещенных устройств, пока не исчез свет. Вдруг для него все стало ясно.

– Я помню это.

В далеком прошлом, когда его впервые доставили на Терру, он прогуливался бесконечными коридорами Дворца, изучая город-мир от его высочайших шпилей до самых глубоких подземелий. Джагатай бродил, где хотел, и никто не осмеливался задержать его в доме Отца. За то время примарх встречал Императора крайне редко, так как Его отвлекали обязанности Великого крестового похода, а при возвращении во Дворец Он привычно занимался тысячами дел империи.

Это был зимний день, белые склоны гор ослепительно сияли. Хан зашел далеко, ступая коридорами в основаниях Дворца. Здесь по-прежнему работали землеройные машины, прогрызая путь через корни гор, выдалбливая то, что однажды станет самый большим и защищенным из тайных залов Дворца. Люди Сигиллита были повсюду, вперемешку с отрядами Легио Кустодес в алых одеяниях и золотых доспехах.

Ускользнуть от них не стоило много усилий – Джагатай занимался этим всю свою жизнь. Он продолжал идти, углубляясь все дальше и дальше. Все реже встречалось освещение, все чаще – необработанная скальная порода и выключенные камнедробилки.

Примарх наткнулся на шахту, точно такую же, как и та, перед которой сейчас стоял. И, как и здесь, по всей ее длине тянулись кабели. В стены уходили огромные силовые катушки, питая машины неизвестного назначения и мощности.

У самого ее основания, где царила тьма, Хан нашел последний незаконченный зал, превышающий своей колоссальностью все, что он встречал до этого. Все кабели вели сюда, заканчиваясь над пустыми подмостками. Сооружение охватывали леса, пропадая в пылевой завесе, которую пронизывали транспортировочные клешни и цепные подъемники.

Джагатай не замечал присутствия своего Отца, пока не стало слишком поздно. С Ним всегда было так: Он мог в один миг быть здесь, а затем исчезнуть, словно свет на воде.

– Что это за место? – спросил Хан.

– Конец крестового похода, – ответил Император.

Это было все, что узнал примарх. И вот, невероятно далеко от того места, на далеких просторах холодного космоса, все вернулось – шахта, машины, силовые кабели – в точности до каждой детали.

Хан собрался отдать приказ на спуск, когда вокс-бусина шлема с треском включилась.

– Каган, – пришло сообщение от Джубала. – Они здесь.

Так быстро.

Джагатай разочарованно сжал перила балкона.

– Понятно, – ответил он. – Я возвращаюсь.

Он отключил связь и повернулся к Намаи.

– Есугэй не закончил?

– Нет.

– Верни его и остальных. Здесь для нас ничего нет.

Хан повернулся и направился обратно по пути, которым пришел. Времени для догадок не осталось: «Грозовые птицы» были далеко, а Джубал не стал бы извещать его, не будь угроза близкой.

Он остановился и оглянулся через плечо.

Конец крестового похода.

Темное Стекло создал не дом Ашелье. Это была работа Императора.

Хан направился дальше. Ответы на вопросы можно получить, но не сейчас и не ему. Битва снова звала, как делала постоянно на протяжении всей его многовековой жизни.


Быстроходные крылья Белых Шрамов мчались через пустоту. Перед строем фрегатов рассыпались фаланги истребителей «Огненный хищник» и «Грозовой орел», а также перехватчиков «Ксифон». Была развернута треть сил всего флота V Легиона. Каждый корабль летел на максимальной скорости.

«Калджиан» возглавлял строй крупных боевых кораблей. За его прометиевым следом развернулись двадцать фрегатов, тридцать эсминцев, сотни штурмовых кораблей и тяжелых бомбардировщиков. Все двигались в идеально синхронизированном строю.

Быстрее.

Шибан стоял на краю командной платформы, наблюдая за тем, как его братья летят к внутреннему краю эфирных облаков, которые они преодолели, чтобы отыскать Темное Стекло.

«Никто так не мчится по пустоте, как мы», – подумал он.

– Сигналы! – доложил Тамаз.

Впереди клубилась лазурная стена турбулентности – огромная внутренняя сфера синеватых обломков, цельная, несканируемая, расходящаяся от эпицентра с неторопливостью ледника.

Шибан прищурился. Искаженные визуальные сигналы множились, они были неразборчивы, но имели материальную природу, и счет шел на сотни. Все внимание присутствующих на мостике было направлено вперед, в ожидании появления первой цели из бурлящей материи. Они знали, откуда появится враг – по прямой линии от точки Мандевилля, но только приблизительно, и все еще не имели представления о его численности.

– Держать полный ход, – приказал Шибан. – Огонь только по моей команде.

Первый удар будет решающим. С ослепленными сенсорами и вызванными переходом повреждениями их преследователи будут уязвимы.

И вот барьер преодолел первый корабль, толкая перед собой синеватую волну плазмы.

– Поворот на зенит! – проревел Шибан. – Навести все лэнсы на эту точку!

Корабли устремились вверх. За резко развернувшимися крыльями истребителей последовали эскадрильи более тяжелых штурмовых кораблей, и далее корабли с лэнсами.

Шибан выждал еще несколько секунд, наблюдая, как лазурные облачные скоплениями усеиваются появляющимися вражескими кораблями. Нужно было верно рассчитать момент, чтобы получить максимальный эффект.

– Огонь, – приказал он.

Каждый атакующий корабль открыл огонь, как только носы первых вражеских судов пронзили эфирный шторм. Торпеды, лазерные лучи, снаряды тяжелых болтеров пронзили узкое пространство и обрушились на появляющиеся врагов. По вогнутой поверхности сферы растеклась огненная пелена, вспыхнув на краю турбулентности и отбрасывая ореол яростного пламени.

– Еще.

Быстрее всех развернулись штурмовые корабли, поливая окутанные пламенем корабли из орудий. Снова ударили лэнсы, разрезая пустоту раскаленной мощью. Один за другим залпы попадали в цель, пронзая пустотные щиты и поражая адамантий за ними.

Перед лицом такой концентрированной ярости не выдерживала даже броня Легиона. Вражеские суда выскакивали из облаков, окутанные эгидой эфирной пены и пылающей плазмы. Корабли сыпали искрами и сгорали, словно хлопушки, истекая прометием из тысяч разрывов, их хребты пылали цепочками взрывов. Это были эскортники III Легиона, почти такие же быстрые, как и охотящиеся на них корабли Белых Шрамов. Брошенные в ураган, они несли жуткий урон.

– Покарайте их, – холодно приказал Шибан, ухватившись покрепче, когда «Калджиан» снова выстрелил из главного лэнса, послав луч прямо в вентральную часть кувыркающегося эсминца Детей Императора. – Еще.

Мощность огня усилилась, окрасив беззвездный космос в золотисто-белые цвета. Охотники Белых Шрамов кружили и носились среди бойни, атакуя широкой дугой, подобно хищникам с древних степей.

Строй вражеского авангарда рассыпался. Командиры кораблей отчаянно пытались выйти из-под сосредоточенного огня. Одни устремлялись вниз, другие пытались уйти вверх. Только немного активировали двигатели обратной тяги, чтобы замедлить выход из окружающих эфирных облаков. Шрамы не отпускали никого, истребляя и терзая с той свободой, которой были лишены несколько лет.

«Калджиан» резко развернулся, обратив борт пылающей мешанине кораблей.

– Всем орудиям, – приказал Шибан, снова ощущая возбуждение. – Беглый огонь.

Макроорудия фрегаты загремели, швыряя свои снаряды через пустоту плотными волнами. Два эскортных корабля Детей Императора оказались на пути этого урагана, их щиты испарились, а корпуса и топливные цистерны оказались пробиты. Несколько секунд спустя корабли взорвались, разлетевшись огромными вспышками неистовой плазмы и кружащимися обломками.

Но затем появились настоящие монстры, преодолев барьер и отбрасывая сильнобронированными носами густые клубы пламени. Вражеские линкоры устремились вперед, словно поднимающиеся из глубин киты. Их тяжелые орудия уже вели огонь. Корабли несли как пурпурно-золотую окраску, так и грязно-белую, представляя объединенную ударную группировку Детей Императора и Гвардии Смерти.

– Подготовить вторую волну, – приказал Шибан, наблюдая за приближением гигантов. У него все еще было тактическое преимущество, и им нужно было пользоваться как можно дольше. – Выбрать цели и зарядить орудия.

Численность вражеских сил уже устрашала. Один за другим в битву вступали линкоры, гораздо лучше защищенные и вооруженные, чем корабли авангарда. Они пробивались через разбитые остовы своих братьев, уже ведя огонь из основных лэнсов, а в скором времени смогут задействовать свои губительные бортовые залпы.

– Вперед, – приказал Шибан, давая заранее подготовленный сигнал Тамазу. – Всем кораблями, задействовать вторую волну.

Экипаж «Калджиана» активировал последнюю ступень наддува для перегруженных двигателей. Фрегат устремился под тень пылающих вражеских остовов, нацелившись на тупоносый крейсер XIV Легиона. Скорость «Калджиана» позволила ему ускользнуть от ярости носовых лэнсов и пройти под сектором обстрела батарей макропушек.

Каждый корабль Белых Шрамов проделал то же самое, положившись на превосходство в скорости и позиции, чтобы сократить дистанцию, избежав убийственного огня лэнсов. Каждый командир перевел энергию с дальнобойных систем на орудия ближнего действия. Так же поступили штурмовые корабли, обрушившись на башни-мостики крупных кораблей и поливая их сосредоточенным огнем болтеров. Они летели предельно быстро и близко, обстреливая шпили кораблей Детей Императора и наблюдательные башни судов Гвардии Смерти, разрушая их и сжигая. Следом примчались истребительные крылья, в упор выпуская заряды в пасти открытых ангаров, уничтожая вражеские штурмовые корабли, прежде чем те покинут свои носители.

«Калджиан» добрался до своей цели, устремившись вдоль днища огромного линейного крейсера Гвардии Смерти и осыпая его нацеленными залпами верхних орудий. Как только фрегат поравнялся с носом намного большего противника, Шибан приказал включить тормозные двигатели, резко, до боли в костях сбросив скорость.

– Фланговый огонь, – приказал он, наблюдая за тем, как более тяжелый корабль пытается развернуться. Они подошли очень близко, и Тахсир видел каждую плиту каждого палубного уровня, каждую коммуникационную антенну и каждый орудийный порт. – Переложить руль.

Тактическая команда подчинилась, резко развернув фрегат, чтобы ввести в действие бортовые орудия.

Шибан миг любовался зрелищем – цель была всего в нескольких сотнях метров, уже пылая и двигаясь слишком медленно, чтобы как-то отреагировать.

– Огонь.

Грянули бортовые залпы «Калджиана», выбросив одновременно весь заряженный боезапас. Макроорудия отбросило на лафетах назад, а стволы раскалились добела, когда снаряды устремились в пустоту.

Они ударили опустошительной волной, разрывающей обшивку. Попадания подпитывали друг друга, залив борт линейного крейсера потоком жидкого пламени. Его пустотные щиты засверкали, а затем сдались, обнажив плиты обшивки, испаряемые последующими волнами снарядов.

Линейный крейсер с пылающим брюхом отвернул от гораздо меньшего по размерам фрегата. «Калджиан» развернулся на сто восемьдесят градусов, введя в дело артиллерию другого борта.

– Огонь! – приказал усмехающийся Шибан.

Второй залп не уступал в мощности первому. Расчеты орудий стремились сравниться с достижением братьев с другого борта. Пустоту снова разорвала буря одновременных залпов. Бронебойные и зажигательные снаряды пробили оболочку пылающего крейсера, проникая глубоко в его корпус и поражая жизненно важные цели – двигатели, топливные баки, варп-реактор.

– А теперь прочь отсюда! – проревел Шибан, заметив первые колоссальные энергетические всплески. – Выводи нас и найди новую цель.

«Калджиан» продолжал стрелять, даже когда оставил позади пылающего врага и направился вперед – в надвигающуюся волну кораблей. Как только фрегат покинул опасную зону, вражеский крейсер взорвался, разорванный на куски ужасающими силами, выпущенными на волю внутри него. Корабль развалился на три части, испуская шлейфы горящей плазмы в измученную бездну и разлетаясь градом металлических обломков. Истребители Белых Шрамов неудержимо пронеслись сквозь них, стреляя на ходу, прежде чем развернуться в поисках новой добычи.

Шибан направил «Калджиан» выше, двигаясь над расширяющейся сферой битвы. С каждой прошедшей секундой на пустотной сцене появлялся новый корабль. Вскоре их численность станет чрезмерной, и силам Тахсира придет отступить к позиции Джубала, объединившись с ним в преддверии надвигающейся бури. Последние прибывшие враги были слишком огромны и хорошо бронированы, чтобы им могла навредить имевшаяся в распоряжении Шибана огневая мощь. И как только противник справится с недействующими сенсорами и вызванными переходом повреждениями, то сможет нанести страшный ответный удар.

Но это еще не произошло. Еще несколько драгоценных минут предатели будут дезориентированы, ныряя в безумный кошмар огня, обрушенного быстрым и свирепым врагом, и ничем не смогут ответить.

Шибан почти рассмеялся вслух, как когда-то делал в каждой битве.

– Каган! – заревел он, и воины на мостике ответили ему тем же.

Затем «Калджиан» нырнул и устремился вперед. Новая цель была выбрана и зафиксирована, орудия перезаряжены, а двигатели набрали полную мощность. Каждый белоносый корабль делал то же самое, устремляясь безоглядно в пасть опасности, изливаю свою ярость, превосходя врагов в скорости, огневой мощности и быстроте мышления, и неся долго лелеянное возмездие Чогориса тем, кто осмелился их преследовать.


В каждой тени пылало пламя злобы, поднимаясь от почерневшего железа подобно мареву. Чем ниже они спускались, тем сильнее оно становилось. Обстановка постепенно менялась от утилитарной простоты верхней космической станции в нечто новое – почти органическое изобилие завитков и спиралей, сделанных из того же самого твердого металла и сверкающих во мраке словно лезвия обсидиановых клинков.

– Это место создали не для картографирования звезд, – сказал Есугэй Вейлу.

Ойкумен кивнул.

– Не совсем, – сказал он, неловко семеня по узкому коридору. – Для чего-то еще.

Перед ними шли четверо легионеров с обнаженными мечами, которые отбрасывали голубовато-синие блики на штампованные металлические стены. Еще двое замыкали колонну, а уже за ними тянулся сплошной мрак.

Есугэй проверил связь. Ничего. Ни приказов, ни переклички.

Это само по себе было странно. Он уже собрался связаться с Каганом, когда Вейл неожиданно остановился.

– Так, так. Начинаю узнавать.

Прямо перед ними коридор переходил в высокий круглый зал, по стенам которого тянулись связки труб. Длинные решетки поднимались к далеким сводам, заслоняя уходящие во все направления узкие шахты. Пол был гладким и полированным. Лучи нашлемных люменов плясали по клапанам и измерительным приборам, соединенных с запутанным блоком стеклянных транзисторов. Ни один не работал, но Есугэй почувствовал на поверхности слабое послесвечение.

– Что это? – спросил грозовой пророк.

Вейл ткнул здоровой рукой в сторону механизмов.

– Столько энергии нужно, просто невероятное количество. Но они попытались.

Он повернул к Есугэю казавшееся призрачным за визором скафандра лицо.

– Мы использовали такие машины на Эревайле и Денеле Пять. У них ушли годы на строительство такой на Денеле, и даже тогда ее было недостаточно.

– Для чего?

– Зайти за отмели.

Есугэй протянул руку и коснулся машин в стенах. Они были старыми и едва ли созданы людьми, скорее напоминали творения ксеносов, разработанные умами, лишенными терранских ограничений. Даже входы по периметру помещения были странной формы – плавной, с папоротникообразными завитками, переплетающимися с зарослями кабелей.

Вейл направился в дальний конец зала, с головой уйдя в изучение увиденного. Легионеры остались у дверей в боевой готовности. Есугэю не давало покоя растущее чувство тревоги. Воздуху следовало быть холоднее – они находились далеко от источника тепла, и, тем не менее, температурные показатели начали расти. Тишина уже долгое время действовала на нервы, и только собственное дыхание грозового пророка немного отвлекало от нее.

«Где Арвида? Почему нет связи с Ханом?»

Он вышел в центр помещения. Отрава брала свое, затуманивая мысли. Задын арга слишком долго позволял ей влиять на него – высокомерие всегда таило огромную опасность для ему подобных.

– Кто-то знает о нашем присутствии, – сказал Есугэй. – Держитесь подальше от машин.

Как только он произнес приказ, в помещении вдруг загорелся свет. На миг ярко вспыхнули протянувшиеся по стенам полоски люменов, затем их свечение уменьшилось. Из пола возник столб ярко-синего света, поднявшись на высоту человеческого роста, а затем рассыпавшись каскадом искр.

Следом появился гладкокожий моложавый мужчина в дорогой одежде и сапфирового цвета повязкой на лбу.

Добро пожаловать в Темное Стекло, – раздался голос, говорящий на высоком готике с терранским произношением. – Я – новатор Питер Эльян Ашелье из дома Ашелье, представитель Картоманта. Уверен, у вас много вопросов.

Глава 20


Все шло тяжело и медленно. Экипаж работал, словно в тумане бессонницы, тратя даже на самые простые задания гораздо больше времени, чем следовало.

Не избежала этой участи и Илья, которой приходилось сильно тереть лицо кулаками, чтобы привести себя в чувство. Вахтенные отделения легионеров разошлись со своих постов, чтобы следить за работой в инжинариуме и на орудийных уровнях. На короткое время это навело порядок, но затем передача приказов снова замедлилась, и Джубал выделил еще больше космодесантников для этой задачи. У них был приказ использовать оружие для наведения порядка. Для Белых Шрамов это было отвратительно, так как их Легион никогда не полагался на страх.

Но, вопреки всем трудностям, флот отреагировал должным образом. Построение почти завершили, оборонительные сети активировали. Отчаянная атака Шибана сделал то, что было необходимо: дала пространство линкорам, чтобы развернуться носами к приближающемуся противнику, оценить его численность и позиции, разработать оборонительные маневры.

Неутомимый и внушительный Джубал вышагивал среди экипажа мостика, безостановочно отдавая приказы. Илья восхищалась им, впрочем, как и все остальные.

Это не продлится долго. Генерал уже видела через иллюминаторы первые эскортники Шибана, возвращающиеся после начальных атак, из их бортов вытекала плазма. За ними были видны пустотные гиганты – светлоносые чудовища XIV Легиона и яркие корабли III Легиона.

Илья снова потерла глаза, избавляясь от постоянного желания сдаться, махнуть на все рукой. Каждый раз этого хватало на минуту, те же мысли снова затуманивали ее разум.

«Это все напрасно. Здесь ничего нет. Его нет. Они нашли нас, и теперь все закончится. Вдали от Терры и в одиночестве».

Она нетвердой походкой подошла к группе сенсорных линз. «Буря мечей» оставалась в опасной близости от нескольких тяжелых крейсеров и трех транспортных судов. Маневр разворота для выхода на оптимальную дистанцию ведения огня лэнсами был непростым.

И в этот момент она увидела сотни сигналов, высыпавшихся из одинокого суда, чья двигательная сигнатура горела слишком ярко.

– Кто это? – спросила она у одного из слуг сенсориума, приведя его с поста и показав отметки.

Человек несколько секунд тупо смотрел на них, моргая. Затем взял себя в руки.

– «Со Гамайл», – сказал он. – Потерял позицию. Дрейфует. Они вызывают нас.

Илья отвернулась и направилась к станции связи. В пустоте находилось много шаттлов, летящие перед огромным скоплением спасательных капсул. Генерал выделила идентификатор ведущего корабля и установила связь.

– Назовите себя, – потребовала она.

Понадобилось несколько секунд, чтобы связь заработала. Она была плохого качества, разобрать голоса было почти невозможно.

– Откройте ангары. Корабль покинут из-за аварии двигателя. Нас сто тридцать два клинка Легиона и намного больше обычных матросов. Откройте ангары.

Илья тут же узнала голос. Она присутствовала на трибуналах и никогда не забывала их.

– Вы покинули его поздно, – предупредила генерал, вызывая план корабля на случай, если стыковка беглецов будет возможна. – Щиты подняты.

– Мы можем служить. Мы пригодимся. Пожалуйста, откройте ангары.

Она посмотрела туда, где Джубал выкрикивал новые приказы. Командующий с головой ушел в работу по координации все еще грозной огневой мощи Легиона. Нужно было еще многое сделать, и в общей картине сражения даже сотня воинов была приемлемой потерей.

Но Каган не вернулся. Они не будут заканчивать маневр, и переходить в состоянии полной боевой готовности, пока он оставался на Темном Стекле.

– Швартуйтесь, – сказала она. – Ангар Сорок Пять. У вас есть десять минут. Предупреждаю: цель будет двигаться быстро.

Раздался уверенный смех, а затем связь прервалась.

Илья сняла гарнитуру, встала и оглянулась на Джубала.

Ему это не понравится. Убедить его в своей правоте будет непросто.

– Но я уже делала это прежде, – сказала она себе и направилась к нему, чтобы объяснить мотивы своего поступка. Возможно, в этом и заключалась ее роль в этом чертовом Легионе – говорить правду командующим, усмирять безрассудство отважных. – И могу сделать это снова.


Хан добрался до ангара с «Грозовыми птицами». Один десантно-штурмовой корабль уже взлетел и занял позицию сразу за пустотными вратами, готовый возглавить сопровождение. Двигатели других уже завывали в восстановленном гравитационном пузыре станции.

Намаи шел впереди. Хан прослушал сотню принятых системами доспеха передач с кораблей флота, ознакомившись со всем, что стало известно на тот момент. Первые залпы уже были сделаны, и бой стремительно шел к своему финалу.

Он должен быть там.

– Каган, мы готовы, – передал Намаи из кокпита «Грозовой птицы».

Примарх поднялся по рампе. Вернувшиеся отделения колоннами направлялись к ждущим десантно-штурмовым кораблям. Когда Хан нырнул в тень отсека «Грозовой птицы», он заметил еще одного воина, ковыляющего по пустынному ангару.

– Подожди, – приказал он пилоту.

Арвида как будто был ранен. Хромающий колдун подошел к примарху, из вокс-решетки раздавалось хриплое дыхание.

– Один? – спросил Хан. – Где Есугэй?

Арвида попытался собраться. Он выглядел немного не в себе.

– Он еще не здесь?

Хан проводил его внутрь корабля. Грозовому пророку придется взять другой.

– Времени нет. Он полетит следом.

Они заняли места, кэшик тяжелым топотом прошел следом, рампы закрылись и «Грозовая птица» неуклюже поднялась с палубы. Арвида прислонился к стенке, обхватив голову обеими руками. Хан остался на ногах, борясь с креном, когда корабль развернулся к выходу.

Затем они вылетели со станции, форсировав двигатели и круто спикировав под мрачную громаду Темного Стекла. Эскортный штурмовой корабль вместе с перехватчиками последовал за ними, оставив три машины забрать последние абордажные партии.

Хан смотрел на удаляющуюся пустотную станцию. Было бы лучше продолжить ее изучение. Независимо от того, сдержал бы агент Ильи обещание найти путь через лабиринты варпа или нет, на станции, несомненно, был скрыта тайна, ведущая к Терре.

Арвида сильно закашлял и откинул голову. Хан подошел к нему.

– Что с тобой случилось? – спросил примарх.

Колдуну понадобилось время, чтобы ответить.

– Варп, – прохрипел он так, словно ему сдавили горло. – В этом месте.

– Мы ведь знали об этом. Можешь сопротивляться? Ты мне понадобишься.

Арвида горько рассмеялся.

– Да, могу. Еще немного. Затем наступит конец. – Он пристально посмотрел на примарх. Линзы шлема Арвиды выглядели странно, словно были изнутри покрыты конденсатом. – Но я видел, милорд, что ждет человечество.

Хан наклонился к Арвиде. «Грозовая птица» с ревом пустотных двигателей набрала полную скорость.

– Что ты видел?

– Различные поражения. – Перчатки Арвиды дернулись. – Две стороны одной карты, каждая была пустой.

Он глотал окончания слов.

– Они все были мертвы. А теперь живы. Что это значит? Если бы я остался, был бы сейчас с ними?

Новые десятки вызовов на линзах шлема требовали внимания примарха. «Буря мечей» быстро приближалась.

– Я тебя не понимаю, – сказал он.

Арвида посмотрел прямо на Хана. Казалось, библиария била неконтролируемая дрожь.

– На мне уже порча, – сказал он. – Но я – не один, она придет за всеми нами. Даже за вами. Я видел это. Я видел, что мы создаем.

Он снова зашелся влажным кашлем, и Хан увидел, как из-под замка горжета потекли тонкие струйки крови.

– Вы слышите, Повелитель Чогориса? Нет никакой победы.

Хан положил тяжелую руку на плечо Арвиды. В другой день он мог бы убить воина за такие слова, но примарх видел на какие жертвы шел чародей ради чужого Легиона. Все вокруг них гудело варпом, заражающим любую мысль.

– Я не сомневаюсь в твоих видениях, – тихо сказал Хан.

Пилоты начали снижать обороты двигателей, замедляясь перед проходом через кристаллический барьер. Дрожь Арвиды уменьшилась.

– Но что они меняют? – спросил Хан. – Стоит ли нам всматриваться в тени и позволить нашим клинкам выпасть из рук?

Озноб Арвиды начал стихать. Чем больше они удалялись от пустотной станции, тем быстрее чародей приходил в себя.

– Знай, сын Магнуса, – обратился Хан. – Под сводом небес есть не только победа и поражение. Мы можем отступать, но не постоянно. Можем хитрить и уклоняться, но не вечно. Мы даже можем быть обречены утратить все, что нам дорого, но мы пойдем на это, зная, что могли сойти со своего пути и не сделали этого.

Пробился первый вокс-контакт с «Бури мечей». Начал процесс стыковки.

– Мы остались верными, – сказал Хан. – У них никогда не будет этой истины, даже если они сожгут все, что мы создали, и будут глумиться над нами за языками пламени. Слышишь меня? Мы остались верными.

Арвида несколько секунд молчал, затем его голова опустилась. Он словно сжался, как будто тело внутри доспеха расслабилось, вернувшись в свое обычное состояние.

– Разлом… – начал он почти прежним голосом, хоть и сильно уставшим.

– Я знаю, не стыдись этого.

Хан взглянул в узкие иллюминаторы. «Буря мечей» уже была видна, ее гордые и величественные очертания показались первыми из огромных линкоров Белых Шрамов. Один только взгляд на нее вызывал у примарха радость. Те же чувства он испытывал, когда брал со стойки первоклассное оружие в руке, проверяя его балансировку.

– Но приходи в себя побыстрее, – сказал примарх, вставая. – Мне нужно твое и моих задын арга искусство.

Он почувствовал, как растет пульс, подготавливая его, придавая решимости.

– Мой брат Мортарион здесь, – сказал Хан. – И в этот раз он пришел не для того, чтобы переманить нас на свою сторону.


На миг Есугэй поверил, что он настоящий, что это существо из плоти и крови. Понадобилось несколько секунд, чтобы понять: Ашелье был гололитическим образом, проецируемым из центра машинного отсека. Это стало еще одним доказательством, насколько ослабел разум задын арга от отравы варпа.

Стоявший перед ним призрак был как живой, за исключением едва заметной просвечиваемости по краям. Новатор был именно таким, как описал его Арвида: в украшенной сапфирами одежде и черным посохом с белым камнем. Лицо цвета высохшей земли было почти безупречным. Он не смотрел на них. Взгляд был обычным для гололитических проекций: устремленным перед собой и без настоящего фокуса. На привлекательном лице застыла интеллигентная улыбка.

Я догадываюсь, что вы хотите узнать, – произнес гололит. – Что здесь произошло, в поисках чего вы сюда прибыли. Ответ прост: слабость воли. Вы узнаете, что мы затратили много усилий, выбирая команду для этой работы, зная все риски. Для большинства эта работа была почетна. И это наполняет меня гордостью. Пятьдесят два года и никаких беспорядков, ни намека на предательство. Задумайтесь над этим. Пучина находится в пределах видимости этого места, словно открытая рана, а мы все равно выстояли. Надеюсь, когда изучат все детали, об этом не забудут. Я не считаю это неудачей… Я считаю это решимостью сверх всяких ожиданий.

Было сложно понять, как давно сделана эта запись. Вейл отошел в дальний конец помещения, все его внимание было сосредоточено на гололитическом образе. Есугэй не мог хорошо разглядеть лицо ойкумена, но заметил, как восхищенно расширились его глаза.

Я не уверен, что вызвало изменение, – продолжил призрак Ашелье. – Только предполагаю причину – Патернова, который всегда был против этой политики. Если бы я мог находиться здесь все время, я бы предотвратил это, хотя сюда, в конце концов, все равно проникли бы. Если и придется признать вину, то она лежит на мне. Я слишком поздно отреагировал. Когда стало ясно, что ситуация вышла из-под моего контроля, я задействовал протокол и очистил станцию. Теперь я один. Они не преуспели в уничтожении программы, так как она дошла до той стадии, когда я могу контролировать Врата без чьей-либо помощи. Благоприятный шанс. – Ашелье замолчал, как будто чем-то встревоженный. – Но не считайте меня чудовищем. Открыть это место необузданной Пучине, видеть, как тех, с кем я работал так долго, затягивает в имматериум, как друзей, так и врагов – все это было тяжелым зрелищем. Но другого пути не было.

Есугэй начал складывать события в единую картину. Отсутствие тел, пятен крови. На борту произошел бунт, начавшийся на командных уровнях. Каким-то образом Ашелье использовал близость варпа, чтобы покончить с мятежом, и при этом сумел выжить. Место было очищено от всего, кроме инертного металла. Вся его конструкция стала отравленной.

Тем не менее, мы выполнили то, что вы просили, – сказал Ашелье. – Знайте, она работает. Трансгеллеровые гармоничные волны функционируют, принципы прорыва стратума – надежны. Разумеется, некоторые детали не так однозначны – виа седис остается сферой ясного ума и силы воли. Я знаю о ваших целях на это место и допускаю, что только избранный примарх обладает силой для поддержания активного канала, но я также знаю о войне, и мои наблюдения о ней приводят к мысли, что он сейчас не в состоянии исполнить эту роль.

Виа седис. Путь Трона. Что бы это значило? Какой примарх?

Таким образом, оказавшись здесь в изоляции и с небольшой надеждой на своевременную помощь, я решил сделать все сам. Разлом рос, видения были плохими, времени у меня становилось все меньше. Я решился на этот шаг, понимая все риски. Конечно же, мне было страшно, но все мы должны бросать вызов своим страхам. Думаю, вы согласитесь. Я сделал эту запись в надежде, что вы увидите результаты и что, вопреки мятежу, ваша вера во Врата будет щедро вознаграждена. И это место и то, что было сделано здесь, все же помогут изменить ход событий.

Ашелье улыбнулся уверенной, приятной улыбкой. Есугэй понял, как такой человек мог влиять на других, и почему Илья была настолько озабочена его поисками.

– Поэтому я бросаю вызов бесконечности, – сказал Ашелье, изобразив знак аквилы. – Аве Император!

Затем гололит отключился. Люмены потухли, и помещение снова погрузилось в темноту.

Несколько секунд никто не говорил.

– К кому он обращался? – спросил Есугэй, озвучив свои мысли.

Вейл прошуршал к отключенному гололитическому проектору.

– К тому, кто его отправил.

Его голос изменился. Раньше он был в разное время вкрадчивым, надменным или испуганным. Теперь стал невозмутимым. Ойкумен засунул руку за пазуху.

– Повелителю Человечества. Или вы не догадались?

Поведение Вейла полностью изменилось. Легионеры разом навели на него болтеры, а Есугэй направил энергию в посох.

– Пожалуйста, не надо, – сказал Вейл, вынув два вортексных заряда, по одному в каждой руке. – Этого как раз хватит, чтобы уничтожить это помещение и все в нем. Если я разожму руки, они оба взорвутся.

Есугэй потянулся разумом и наткнулся на стену чистой психической силы. Это было интересно. Прежде он не обнаружил ее, как и Арвида.

– И это тоже вам не поможет, – сказал Вейл. – Патернова находит способы защитить своих агентов.

– Вижу. – Есугэй расслабился. – Выходит, это вражда между вашими Домами. Мы не причем.

– Верно, не причем. – Вейл отошел от ближайшего Белого Шрама, вытянув перед собой руки. Та, что была перевязана, вполне могла удерживать гранату. – Я говорил вашему генералу, что есть разные научные школы. На ваше несчастье вы оказались вовлечены в одно такое разногласие. Вам следовало оставить меня на Эревайле.

– Куда тебя отправили с Терры, чтобы следить за успехами Ашелье, – сказал Есугэй. – Но ты не добрался до Темного Стекла. Он заподозрил тебя?

– Он едва знал о моем существовании.

– Так что здесь произошло?

– Предательство. – Выпалил горячо Вейл, он искренне верил в то, что говорил. – Мы были верны. Были проводниками. Мы создали Империум вокруг всех вас, и поэтому нам могли бы доверять чуть больше.

Есугэй своим разумом прощупал Вейла, выискивая слабость. Человек получил какой-то вид психической защиты, возможно имплантат, который он мог активировать по собственному желанию. Как Вейл и сказал, заряды были мощными. Их вполне хватило бы, что превратить весь зал в туман из нулевых частиц, от которого даже силовой доспех мало поможет.

Непредсказуемое поведение Вейла, чередующиеся заносчивость и робость были его самым сильным оружием, которое следовало распознать раньше. Теперь ситуация висела на волоске.

– Не понимаю, – спокойно сказал Есугэй, пытаясь выиграть время.

– Да как вам понять? – спросил Вейл. – Вас долго не было на Терре. Во Дворце есть свои секреты, и Патернова уделяет им пристальное внимание. Как вы думаете, где Император? Почему не отправился навстречу Гору в пустоту, не уничтожил полностью его армии, прежде чем они дойдут до Его величайшей крепости? Возможно, некое задание приковывает Его к золотым стенам.

Что-то подавляло связь Есугэя, не позволяя отправить сигнал. Это могло продолжаться уже долгое время – он был небрежен. Психическая защита вокруг Вейла была достаточно мощной, чтобы отразить все, кроме прямой атаки, которая только приведет к детонации зарядов.

– Есть другие пути, – горько сказал Вейл. – Глубинные пути. Несомненно, ксеносы веками знали о них. Они проложили их через основания эфира. Вы понимаете, что это значит? Под штормами. Никакого Астрономикона, никаких варп-двигателей, и никаких существ из оживших кошмаров, что скребутся в ваши иллюминаторы. Есть одна отвратительная и порочная доктрина, которая присваивает этот мир себе и которая покончит с властью Домов и изгонит нас, как мутантов, чей долгий век подошел к концу. Были созданы машины. Величайшая из них – седем ауреам – закончена, и вселенная кричит от возмущения. Но были и другие. Прототипы.

Есугэй ощущал страсть в голосе смертного. Тот был готов умереть. Единственным способом было поддерживать разговор, пока задын арга не найдет способ обезоружить Вейла.

– Прототипы чего? – спросил он.

– Врат. В пекло. Вы сейчас стоите на пороге и все равно не видите их. Ашелье никогда не составлял карту варпа, он создавал средства обойти его. Они построили это место здесь, вдалеке от триллионов душ Терры, чтобы усовершенствовать свою мерзость, пока крестовый поход марширует по пустоте. Если бы не война, Врата, несомненно, сейчас бы использовались, но ее начало форсировало события.

– Ашелье сказал, что бросил вызов бесконечности. Что он имел ввиду?

– Что он мертв.

– Значит, твое задание закончено. Ты сделал то, что тебе было приказано.

Вейл грустно улыбнулся.

– Врата существуют. Приказ остается в силе.

Есугэй приготовился. Вейл был защищен, но он не был псайкером и не мог помешать манипуляции материей.

– Мы тебе не враги.

Вейл продолжал печально улыбаться.

– Нет, – сказал он. – Не враги.

Есугэй начал первым. Его реакция намного превосходила реакцию смертных, и посох вспыхнул, когда по нему хлынула энергия. Два разряда разрывающей материю энергии вылетели из сжатых кулаков и врезались в две гранаты на открытых ладонях Вейла.

Та, что лежала в сломанной руке Вейла, оказалась подхвачена сферой разорванного реального пространства, вырвана из физического мира и выброшена в небытие, прежде чем Вейл смог среагировать. Но попасть точно в две цели за долю миллисекунды, даже с даром Есугэя, в этом месте, где пагубное влияние варпа сочилось из каждой молекулы станции, было почти невозможно. Вейл отдернул здоровую руку, избежав попадания на долю секунды, которой хватило, чтобы его большой палец соскользнул с микродетонатора.

С тошнотворным треском разрываемой реальности, заряд взорвался.

Глава 21


«Стойкость» прорвалась через эфирный барьер. Двигатели увлекли ее к центру яростной битвы, волоча огромные шлейфы газа. Одна за другой батарейные палубы открывали орудийные порты, а расчеты слуг подтягивали орудия при помощи цепных подъемников и рельсовых толкателей. Боевые корабли Белых Шрамов тут же бросились вперед, обстреливая ее щиты с близкой дистанции, но расчеты оборонительных орудий вскоре отшвырнули их прочь плотными завесами огня.

Мортарион стоял на мостике в окружении Савана. Экипаж лихорадочно работал, чтобы настроить системы после сложного перехода и приспособиться к ураганному обстрелу. Весь флагман дрожал, мчась вперед, поглощая попадания и готовя тяжелое вооружение к первому залпу.

На дальнем фланге развернувшейся пустотной битвы из облачных скоплений появилось «Гордое сердце» со светящимся от попаданий лазерных лучей корпусом. Флагман Детей Императора прорвался из завесы на большей скорости и уже разворачивался бортом к подходящими на близкую дистанцию кораблям V Легиона.

– Лорд-командор, – обратился Мортарион к Эйдолону, наблюдая, как строй кораблей III Легиона проходит сквозь шквал лазерных ударов. – Советую скорректировать вашу скорость. Вы отрываетесь от нас.

После секундной заминки последовал ответ, пожалуй, с ноткой раздражения:

– Они быстро приближаются, милорд, – спокойно сказал Эйдолон. – У нас достаточно сил, чтобы справиться с ними.

– Делай, что должен – сказал Мортарион, наблюдая, как «Стойкость» посылает первый ослепительный лэнс-луч в пустоту, поразив с большой дистанции эсминец V Легиона и выведя его из строя. – Но не слишком увлекайся. Наше превосходство в численности, не разбрасывайся им.

Еще одна пауза перед ответом.

– Как посоветуете.

Связь прервалась. Мортарион улыбнулся себе. Это был приказ, а не совет, но Эйдолон был достаточно мудр, что не воспринимать его в таком качестве. Дети Императора были гордым Легионом, даже при всей растущей деградации, и так и должно быть.

– Поддерживать крейсерскую скорость, – приказал он Ульфару. – Если они и в самом деле хотят свернуть себе шеи в этих гонках, то не будем им мешать.

Пока он говорил, флот Гвардии Смерти уже оправился от первоначальных атак, восстановив строй и задействовав больше крупнокалиберных орудий. К «Стойкости» присоединились другие линкоры – «Неукротимая воля», «Коса жнеца», «Моритатис Окуликс» и «Поборник». Их сопровождала целая орда кораблей поддержки – фрегаты, эсминцы, авианосцы и легкие крейсеры. Некоторые получили при выходе серьезные повреждения, но большинство выстояли под обстрелом и теперь принимали оборонительные построения, действуя согласно доктрине перекрестного огня, которой Легион руководствовался более двух веков.

Уступавшая в численности и более растянутая эскадра Детей Императора понесла и продолжала нести больший урон, атакуя Белых Шрамов на своих условиях: самонадеянно полагая, что смогут выйти на дистанцию ближнего боя.

Наблюдая за этим, Калгаро недовольно фыркнул. Магистр осады был консервативным в вопросах пустотной войны и ставил тяжелое вооружение выше маневренности.

– Они спешат навстречу своей смерти.

Мортарион кивнул, соглашаясь.

– Тем не менее, их кураж отлично нам помогает. Пусть примут на себя всю ярость врага, а мы пожнем плоды.

Словно в подтверждение слов примарха, в зоне видимости «Стойкости» появился первый из многочисленных фрегатов Белых Шрамов. Он только что вышел победителем из яростной схватки с равным по размерам эскортником III Легиона и разворачивался к правому борту корабля Эйдолона.

– А теперь, продемонстрируем достоинство терпения, – обратился Мортарион к магистру артиллерии Лагаану.

Приказ пробежался по командной цепочке до душных палуб макроорудий линкора. В этих влажных тесных помещениях, где орудия размером с титан класса «Император» обслуживались расчетами численностью свыше девятисот душ, распределили координаты, туго натянулись крановые цепи, с лязгом отправились в казенники снаряды и открылись орудийные порты.

– Огонь, – отдал приказ примарх.

«Стойкость» подчинилась, и ее правый борт скрылся за стеной исторгнутого дыма. Снаряды устремились прямыми, как стрела линиями, пронзив пространство, отделяющее корабли, прежде чем врезаться в наклонный нос приближающегося фрегата.

Залп уничтожил защиту основного пустотного щита и обнажил брюхо корабля. Один за другим в цель попадали новые снаряды, пробивая плиты обшивки и проникая внутрь фрегата.

Если бы у Гвардии Смерти были обычные боеприпасы, поврежденное судно еще могло выжить, но эти были снаряжены фосфексом, взрываясь облаками пожирающей металл коррозией. Сдетонировали сотни снарядов, затопив нижние палубы фрегата клубящимся зеленым туманом, который, шипя и пенясь, прогрызал прочный адамантий. Даже облаченные в защитную броню матросы заживо поглощались, их атмосферные фильтры лопались, а окуляры разъедались. Когда коррозия добралась до отделений главных машин, ей понадобились считанные секунды, чтобы проникнуть в реакторы и спровоцировать детонации, которые разорвали фрегат изнутри и раскидали все еще пылающие обломки по космосу.

На мостике «Стойкости» не было ни одобрительных возгласов, ни агрессивного рева, только почти бесшумное бормотание довольного Калгаро. На главной линзе тактической обстановки загорелась руна первого уничтоженного в бою корабля.

Мортарион просмотрел расширенный план развернувшейся бойни. Обратил внимание на реакцию кораблей V Легиона, которые отходили с боем под прикрытие собственных линкоров. Отметил размеры большей сферы и расположение меньшей, а также расположение сил Хана между ними. Все было оценено, рассчитано, предусмотрено и организовано.

Численность была в пользу Повелителя Смерти. Выхода отсюда не было. Охотники оказались в ловушке.

– Уничтожьте их, – приказал примарх, одобрительно наблюдая за тем, как его командиры выводят свои тяжелые линкоры в кильватер «Стойкости», пуская в ход собственное давно запрещенное био-оружие. – Дайте мне координаты флагмана. Теперь он – наша цель.


«Сюзерен» резко увеличил скорость, мчась впереди боевых кораблей III Легиона. Карио видел, как они отстают, уже отвлеченные тысячей небольших схваток, из которых и состоит пустотная война. Их командиры воспламенили адскую бурю из лазерных лучей. У префекта не было подобных забот, так как его интересовала одна добыча. Каждый дрон сенсориума его корабля был сейчас нацелен на одно задание, игнорируя все прочие.

Концентрированная и жестокая бойня наполнила пустоту вокруг них массой пылающего металла, окруженного эфирными облаками. Звездолеты врезались в кружащиеся остовы, разрывая их на куски, и сами воспламенялись. Торпедные залпы проносились через целые облака взрывающегося прометия и накрывая своими обломками вертящиеся эскадрильи штурмовых кораблей и истребителей. Через это пекло проплывали неуклюжие и массивные крупные корабли с уже почерневшими от столкновений и попаданий лэнсов корпусами.

Карио происходящее воодушевляло. Он наслаждался рысканьем «Сюзерена», который с ревом двигателей мчался вперед. Воины его братства уже были готовы занять места в абордажных торпедах. Рабы-канониры ждали приказа задействовать арсенал корабля, хотя, по правде говоря, Карио мало думал об этом оружии, чья единственная задача заключалась в том, чтобы сохранять префекту жизнь, пока он не приблизиться к своей добыче.

«Я убью его саблей, – пообещал он себе. – А перед тем, как клинок покончит с ним, сорву металлическую маску и посмотрю ему в глаза. И узнаю его имя».

Над ними по спирали уходил к надиру крупный эсминец V Легиона, корпус которого усеяли точки яростного света. Его преследовала свора ракетных катеров, ведя беспощадный обстрел, от которого мерцали пустотные щиты корабля. Ниже следовали в строю клина штурмовые корабля, оставив позади гибнущий эскортник Гвардии Смерти.

Занятый наблюдением за ямами сенсорных расчетов Харкиан вдруг одобрительно кивнул.

– Вот он. – Он взглянул на трон. – Мы нашли «Калджиан».

– Покажи.

Оптические приборы увеличили изображение сегмента сферы битвы, проигнорировав сотню других кораблей. Цель была близко, яростно сражаясь в сердце битвы и ведя за собой крылья перехватчиков. Кораблем мастерски управляли, и он только что расправился с равным по размерам противником, после чего устремился к следующему. Карио смотрел, как он лег на другой галс, сильно накренившись, а затем развил почти полную скорость.

Это было лучше, чем мастерски. Это было прекрасно.

– Захват цели по координатам, – приказал он. – Сближение.

В тот самый момент, как «Сюзерен» ответил, прыгнув подобно гончей из своры, сетка опасного сближения вспыхнула красным светом. Затрубили ревуны, вынудив Харкиана в последний момент переложить руль на зенит.

Карио развернулся к источнику – другому кораблю III Легиона, намного большему по размерам и идущему ниже на пересекающемся курсе.

– Вызови их! – закричал Карио. – Если они не уберутся, открывай огонь на поражение.

Харкиан ухмыльнулся. Он был вполне способен на это. Но неизвестный корабль едва внес небольшие коррективы. Ровно настолько, чтобы скользнуть на параллельный курс, менее чем в пятистах метрах ниже «Сюзерена».

– Что за корабль? – спросил Карио, готовый отдать приказ.

– Префектор, – раздался голос по каналу связи с незнакомцем, идентифицирующим себя, как «Восхищающий». – Вы не взглянули на отправленный мной тактический план? Нам с вами надлежит быть сдвоенным наконечником копья.

Коненос. Прихвостень Эйдолона. Что на него нашло?

– У тебя свой бой, оркестратор, – ответил Карио, сохраняя холод в своем голосе. – У нас – свой.

Коненос рассмеялся.

– Брат мой, это важнее тебя.

Связь прервалась. «Восхищающий» оставался на параллельном курсе, не вырываясь вперед и не отставая. Вместе два корабля пробивались через стаю меньших судов, сохраняя высокую скорость.

– Чего он хочет? – спросил заинтригованный Харкиан.

– Пусть следует за нами, если ему так угодно. Мы доберемся до трофея раньше него.

Далеко впереди огневое воздействие начинало сказываться на кораблях Белых Шрамов. Они сделали то, ради чего пришли – нанесли мощный удар по врагу при его выходе из варпа, но сейчас численность играла против них. Они круто разворачивались и увеличивали обороты двигателей для возврата к главным силам. Так же поступит «Калджиан», хотя сейчас он находился почти в арьергарде из-за безрассудной гонки за славой.

– Держать курс на него, – приказал Карио, наблюдая на оптических приборах, как фрегат увеличивается в размерах, и уже чувствуя, как дергаются мышцы от лихорадочного возбуждения. – Никаких отклонений. Коненос может делать, что пожелает, но этот корабль – наш.


Из эпицентра вортексного взрыва разошлась гладкая сфера абсолютной черноты, мгновенно поглотив Вейла и ближайших к нему легионеров. Есугэй, отброшенный сжавшей материю взрывной волной, направил все имеющиеся у него силы против стремительно расширяющегося варп-пузыря. Там, где мощь грозового пророка сталкивалась с горизонтом событий, обе энергии рассыпались на беснующиеся языки фосфоресцирующего пламени, а вокруг рассыпался на куски зал.

Вортексный эффект уже рассек тянущиеся по стенам трубы, из которых навстречу плазменным струям хлынул чистый прометий. Пекло растекающегося пламени с нарастающим грохотом распыляло палубное покрытие.

Есугэй нырнул в образовавшийся проем и полетел вниз через хаос разрывающих трубопровод взрывов. Перед глазами швыряемого из стороны в сторону задын арга проносился размытый калейдоскоп образов исчезающего варп-пузыря, который пожирал металлоконструкции и вызывал новые вспышки пламени при соприкосновении пылающей физической материи с сырой субстанцией эмпиреев.

Только все еще гудящая в посохе Белого Шрама энергия спасла его от первого взрыва, защитив от всей мощи единственного сработавшего заряда и сохранив ядро психического сопротивления посреди ревущего пламени. Но сейчас, когда Есугэй падал сквозь разрушающуюся палубу, части доспеха сминало и срывало, а шлем било о преграды, психическая отдача представляла большую угрозу.

Он закричал, чувствуя, как начинает пузыриться обнаженная плоть. Наконец, грозовой пророк рухнул на твердую поверхность, ударившись затылком. Посох раскололся надвое. Есугэй вдохнул раскаленный воздух и закашлял, выплевывая кровь из обожженных легких.

Он перекатился, волоча свое истерзанное тело по новой палубе, в то время как вокруг падали горящие обломки с верхних помещений, раскалывая рокрит.

Белый Шрам сплюнул кровь. Дисплей шлем рассыпался беспорядочной мозаикой ярко-красных оттенков. Есугэй полз, тяжело дыша и стараясь выбраться из накатывающих волн раскаленных обломков. Он понятия не имел, где находился, в каком направлении был верх и низ, зная только, что должен двигаться, дышать, заставлять свои сердца биться. Он чувствовал, как генетически улучшенные системы пытаются восстановиться, и понимал, насколько сильно пострадал. Вонь эфира отпечаталась на всем вокруг, угнетая его и вызывая вспышки дикой боли, пронзающей разум.

Где-то наверху продолжали греметь взрывы. Видимо, в том помещении было полно легковоспламеняющихся веществ, летучих компонентов и эзотерических устройств.

Есугэй упал, руки разъехались в стороны. На миг пляска в глазах сменилась абсолютной чернотой, а конечности полностью онемели. Он приподнялся и пополз вперед, волоча свое тело через пляшущие языки пламени и непокорно рыча, когда жар обжигал его.

Терзаемый сильной больной библиарий продолжал двигаться. Дождь обломков остался позади, как и нестерпимый жар. Тьма снова воцарилась среди распорок и подпорных колонн. Грозовой пророк повернул голову и посмотрел туда, откуда пришел.

Огонь по-прежнему ревел, а сверху лил расплавленный металл, окаймляя черный каркас разбитого днища Темного Стекла. Есугэй попытался отправить сообщение, но связь вышла из строя. Также были проблемы с дыхательной системой. Было невыносимо жарко. И жутко холодно.

Библиарий продолжал ползти, добравшись до круглой противовзрывной двери, уже расколото, раздвинул их. На это ушло четыре попытки, и каждая приводила к разрыву очередного мышечного пучка. Через отверстие хлынул свет, в этот раз многоцветный. Сверху раздался очень сильный шум, похожий на наступающую волну. Затем Есугэй преодолел порог. На миг он ничего не видел, кроме вихря мутных смешавшихся оттенков.

Постепенно сенсорная перегрузка прошла. Есугэй сумел выровнять дыхание. Ему удалось сесть, прислонившись спиной к внутреннему кольцу противовзрывной двери.

Он добрался до дна огромной шахты. Над ним было открытое пространство, уходящее все выше и выше, в сердце Темного Стекла. Железные стены мерцали многоцветием. В конечном итоге шахта исчезала за пределами видимости в облаке электрических разрядов.

Палуба перед задын арга была пронизана широким кольцом отверстий, и через них пробивались пляшущие разноцветные лучи. Есугэй сразу понял, где находился. Прямо над бездной, открытой искривляющей вселенную порче разлома. Он упал на самое дно, основание всего того, что было воздвигнуто. Под хрупким полом находился металлический стержень огромного якоря, который уходил в чистый варп, питая ту мерзость, которую Вейл попытался уничтожить.

Задын арга все еще мог добиться своей цели. На стенах появились трещины. Взрывы продолжались, частично слышимые сквозь рев эфира. Они крушили внутренности станции, погружаясь, словно рак в труп маленькой империи Ашелье.

Морщась от боли, Есугэй поднялся на ноги, опираясь на стену за спиной, чтобы не упасть. В центре пола круглого помещения находился железный столб, опутанный трубками с охладителем и тяжелыми кабелями, словно паутиной. По его поверхности скользили и потрескивали плазменные разряды, дотягиваясь до окружающих стен и устремляясь ввысь по гремящему стволу. Туда, где отражался варп-свет.

Есугэй, наконец, все понял.

Все это место, вся пустотная станция была одной целой машиной колоссального размера. Ее механизмы были встроены в стены, пронизав всю конструкцию Темного Стекла. Все это место было пропитано варпом. Оно направляло его, втягивая в себя чистый эфир и жадно питаясь им. В отличие от других частей станции здесь светились мощные энергокатушки, раздувшиеся от накопленной энергии гигантской мощности. Здесь работали приборы, дрожали кабели и вибрировали теплообменники.

Прихрамывая, Есугэй пошел вперед. Он дважды едва не падал, когда, пошатываясь, вышел на открытое пространство и направился к железной горе. Прошел мимо проемов, но не стал заглядывать в них, зная, что внизу будет виден чистый варп – заразный и злобный.

Железная гора была абсурдной. Она могла быть продуктом ксеносов, или кошмарным сплавом технологий ксеносов и людей, гибридом марсианского честолюбия и чужацкой техномагии. Один взгляд на нее вызывал у Есугэя приступ тошноты – что-то в ней было однозначно ненавистным.

У ее основания находился командный трон, окруженный шестью столбами из пятнистого мрамора и увенчанный огромной железной аквилой. Со всех сторон трон пронизывали толстые связки кабелей, питая его энергией так же, как артерии питали бьющееся сердце. Престол превосходил человеческие размеры. Он был создан для Легионес Астартес, или, возможно, даже кого-то большего по размерам. Поверхность трона была золотой, отполированной почти до цвета пламени, а подлокотники заканчивались головами орлов: одного зрячего, другого – слепого.

Сиденье было занято высохшим трупом. Его челюсть отвисла в безмолвном мучительном вопле, а расслаивающиеся руки вцепились в подлокотники. Одежда сгорела, обнажив обуглившуюся плоть поверх иссохших костей. Глаз не было, все три выжгло пламенем. Сапфиры на лбу расплавились, смуглая кожа осыпалась.

Есугэй захромал к трону, от мощи которого дрожал сам воздух.

Значит, это был Ашелье. Что он пытался сделать?

Ашелье никогда не составлял карту варпа. Он создавал средство обойти его.

Есугэй вспомнил громадную неподвижную ударную волну, которую преодолел флот по пути сюда – наполненные светом кристаллы в пустоте. Неужели новатор активировал эту машину? К чему это привело?

Врата в пекло. Даже сейчас, ты стоишь на пороге и все еще не видишь их.

Трон был машиной, машина была троном. Ее никогда не создавали для смертных.

Только избранный примарх обладает силой для поддержания активного канала.

И Есугэй все понял. Он знал, что необходимо сделать. Задын арга медленно потянулся дрожащими окровавленными руками, чтобы стянуть с трона иссохшие останки Ашелье.

Глава 22


Хан мчался из стыковочных отсеков на мостик. Коридоры были заполнены бегущими слугами, многие из которых несли тяжелый груз. Их вели воины орду, подгоняя, поднимая на ноги упавших и заставляя возвращаться к работе.

Не такие порядки примарх устанавливал в Легионе в прошлом, но он уже видел причины для изменений. Хотя на флагмане отсутствовали самые худшие проявления эфирного недуга, «Буря мечей» гудела едва сдерживаемым нервным возбуждением, тем безумием, которое порождалось исключительно воздействием варпа. Лица смертных были отмечены им – в затравленных взглядах явно читался самый жуткий страх людей.

– Насколько близко мы к сражению? – спросил Хан у одного из воинов Намаи по имени Казан.

– Мы уже участвуем в нем, Каган, – раздался ответ. – Тахсир отступает к флоту, а враг следует за ним.

Они оказались в помещениях перед мостиком, взбираясь по винтовым лестницам. Воздух дрожал от сильного рыка работающих на полную мощность плазменных двигателей, выводящих флагман на оптимальную позицию.

Когда Хан добрался до командного мостика, его ждал Джубал.

– С возвращением, Каган, – сказал он, поклонившись и отходя от трона.

Хан не стал подходить к нему.

– Докладывай.

– Мы потрепали их, когда они прошли через барьер. Теперь занимаем оборонительную позицию, все корабли наготове.

Хан изучил тактические дисплеи, затем посмотрел через иллюминаторы. Флот Белых Шрамов принял построение «хури» – разомкнутую сферу с линкорами в центре и эскортниками вокруг них. Такой строй позволял развертывать фланги в любом направлении, мгновенно реагируя на атакующую схему врага.

Корабли Шибана уже были видны невооруженным глазом: они возвращались, чтобы избежать уничтожения. За ними, пока еще пунктирной серебристой линией на фоне пустоты, приближался авангард врага, рвущийся быстрее вступить в бой. Вражеские лэнсы спорадически вспыхивали, нащупывая дистанцию.

Джубал далеко отошел от кристаллической сферы, стараясь дать флоту как можно больше пространства для маневра. И тем не менее исходная обстановка была очевидна для всех: Белых Шрамов окружили, лишив возможности сбежать. Враг находился между ними и точками Мандевилля Каталлуса, и любая попытка прорваться за эфирный барьер под огнем станет губительной.

Хан отвернулся. Сотни матросов работали на своих постах под наблюдением воинов Джубала. Открытое пространство перед командным троном, на котором обычно собирался кэшик для защиты повелителя, теперь было занято стоявшими вперемешку воинами из многих братств. Судя по всему, они только что прибыли.

Перед ними стояла Илья. Она странно смотрела на примарха – вызывающе и немного нервно.

– Сагьяр мазан, Каган, – сказала генерал. – Для них было бы неподобающе гнить в пустоте, в то время как здесь нужны воины.

Хан обвел взглядом собравшихся легионеров в сильно различающейся экипировке. Одни носили старые доспехи Легиона, другие сняли броню с убитых ими врагов. То же касалось и вооружения: болтеры, силовое оружие, прямые клинки с метками других Легионов. Легионеры без шлемов гордо демонстрировали свое происхождение – смуглую кожу чогорийцев и более разнообразную терран, но все были отмечены светлым шрамом на левой щеке.

Сагьяр мазан тоже были насторожены. Примарх давно осудил их. Некоторых из их ханов он казнил, другие были изгнаны и погибли.

Хан подошел к ним. Воины молча ждали, ни один из них не сделал шага назад.

– Это место чести, – сказал Хан. – Вам дали шанс снова заслужить его.

Затем примарх взглянул на все свое окружение – Джубала, Намаи, Арвиду. Здесь собрались грозовые пророки и те из воинов кэшика, которые вернулись с Темного Стекла.

– Итак, мои братья, грянула буря, – сказал он. – И мы встретим ее вместе.


В глубинах «Гордого сердца» растущие звуки битвы едва сказывались на влажном безмолвии. Демонический инкубатор Вон Калды серьезно защищался, как от физических, так и метафизических угроз.

Вдоль стен зала призывания тянулись десятки герметичных сосудов, в каждом из которых находился корчащийся обитатель варпа. Они дергались и бились, словно плод в матке. К этому времени демонический дым толстым слоем покрыл бронестекло, уплотняясь и застывая перед глазами апотекария.

Вон Калда опустился на колени, чувствуя, как ручейки пота стекают со лба. Ему еще не приходилось иметь дело с таким сложным ритуалом, тот терзал его душу каждым произнесенным словом и начертанным символом. На каждого нерожденного, что дергался в цилиндрах из стекла и колдовства, убивали по сотне рабов.

Обитатели варпа шептали ломаными полузвуками, которые крепли и приближались к полноценной речи по мере приближения флагмана к варп-разлому. Демоны чувствовали его близость, и чем тоньше становилась материя реальности, тем быстрее росла их физическая сила.

Вон Калда поднялся, застыв на минуту, чтобы избавиться от головокружения. Он бросил серп на пол, и тот с влажным звуком упал в растекшуюся по камню лужу внутренностей.

Почти на месте, – сказал Манушья-Ракшсаси, как обычно первым из призванных апотекарием. – Я чувствую врата.

– Еще… рано, – произнес, тяжело дыша Калда, зная, что самым важным был верный расчет времени. Они нуждались в смертных душах и телах для материализации, а ритуалы еще не были завершены. – Наблюдай.

Апотекарий нетвердой походкой подошел к устроенному в стенах помещения огромному алтарю, который был сплавом биоформ и техномантии из эры Объединения, и положил ладонь на принимающую пластину. Колонны вспыхнули кроваво-красной иллюминацией.

Между ними на пятиметровой высоте в густом смоге комнаты творения возникли гололитические образы. Закружили вокруг своей оси полупрозрачные контуры кораблей, то расплываясь, то обретая четкость.

– Корабли, – объявил Вон Калда. – Объекты вашей материализации.

Можно было разглядеть три группы кораблей – основное скопление линкоров Белых Шрамов, меньшую рейдерскую группу, которую в данный момент преследовало «Гордое сердце», и большую массу отметок судов Гвардии Смерти и Детей Императора. Вон Калда отрегулировал масштаб гололита, приблизив тыл отступающего авангарда V Легиона. Четко выделились три корабля – «Калджиан», «Восхищающий» и «Сюзерен».

Манушья-Ракшсаси жадно изучал литокаст. Его миндалевидные глаза прищурились, всматриваясь через клубы дыма внутри его клетки.

Добыча.

– Ты желал имя. Я выбрал эту душу для тебя.

И он уже могуч.

«Сюзерен», за которым по пятам следовал более крупный «Восхищающий», приблизился к своей добыче. Вон Калда отметил, как близко держался Коненос, едва сохраняя достаточно пространства между своим кораблем и крейсером Карио, чтобы пустотные щиты не соприкоснулись. Суть происходящего была очевидна: префектор приблизился на дистанцию запуска абордажных торпед и уже обстреливал бегущий фрегат Белых Шрамов. Гололит показывал попадания, содрогаясь каждый раз, когда снаряды попадали в защитную оболочку «Калджиана».

– Это станет его апофеозом, – сказал, улыбаясь, Вон Калда. – Он все еще не видит всего потенциала Легиона, но я уверен, ты как следует его обучишь.

«Сюзерен» еще больше приблизился, держась вплотную к корме замедляющегося «Калджиана». Погоня почти завершилась.

– Они догнали дикарей, – прошептал Вон Калда, чувствуя, как его захватывает предвкушение. Недоразвитые существа забились в герметичных емкостях, готовясь к чарам, которые перенесут их в подлинный мир материи. Апотекарий триумфально повернулся к демону. – Теперь следи за резней.

Ты слишком рано списал ваших врагов.

Вон Калда снова взглянул на гололит, и понял, что демон прав. Фрегат Белых Шрамов замедлился не из-за повреждений, а только, чтобы выпустить собственные абордажные торпеды. Экипаж «Калджиана» потратил всю до последней крупицу энергии, чтобы пробить носовые щиты «Сюзерена», а затем отправил своих воинов в пустоту для атаки преследователей.

Похоже, Манушью-Ракшсаси весьма позабавило это.

– Отлично. И храбро.

Вон Калда бросился к пентаграмме, где он проводил ритуалы, сбивая по пути гололиты.

– Это усложняет ситуацию.

Варп-свет начал кружиться и метаться по стенам, всколыхнув лужи крови, от чего те закипели. Эмбрионы зашипели, почувствовав изменение в воздухе. Вон Калда распечатал последнюю из рун силы, и полоски крови на стеклянных цилиндрах зашипели, испаряясь и разбивая оковы, которые разделяли миры.

– Я дам вам имена, – сказал он.

У нас есть имена.

В этот раз ему ответил не один голос, но целый хор. Глаза воплощаемых из эфира существ мерцали преломленным иносветом. По стеклу емкостей царапали шипастые и окровавленные хлысты, а среди рассеивающегося дыма стучали раздвоенные копыта.

В помещении раздался треск, отразившийся от низкого потолка и всколыхнувший кровавые лужи. Зарождающиеся демоны одновременно бросились вперед, их длинные извилистые тела двигались по синусоиде подобно рыбам в аквариумах.

– Еще рано! – выпалил Вон Калда, покинув защиту пентаграммы и пытаясь отозвать демонов. У тех не было ни узоров душ, ни истинных имен жертв, только гололиты, подтверждение их одурманенных, ослепленных материей чувств.

Но было слишком поздно. Манушья-Ракшсаси первым разбил оковы, защитная капсула взорвалась слепящим светом, от чего бронестекло выгнулось и треснуло. За ним с воплями наслаждения последовали остальные, обретая полную материальность благодаря причиненным во имя них агониям.

Вон Калда бросился к родовым колоннам и прижался к защитному экрану. Они были пусты, только кольца грязного дыма медленно опускались к полу. Апотекарий беспомощно оглянулся на гололиты, которые все еще проигрывали разыгравшуюся в пустоте драму, и попытался выяснить, что увидели демоны и куда они исчезли.

Затем его глаза наткнулись на боевой корабль, который вплывал в центр блуждающего ока литокаста.

– О, – слабо прошептал Вон Калда, сползая по стеклу. – О, нет.


«Восхищающий» следовал в кильватере «Сюзерена», ведя поддерживающий огонь по накренившемуся «Калджиану». Пустота была наполнена вспышками лазерных лучей и взрывающихся снарядов, усеявших переплетающиеся траектории охотника и добычи.

Коненос наблюдал с мостика за опустошительной атакой корабля Карио, который всаживал залп за залпом в корму «Калджиана».

– Он по-настоящему зол, – заметил оркестратор хриплым из-за вокс-усилителей голосом.

– Держаться поблизости? – осторожно спросил Эрато. Оставаться на такой малой дистанции от сражающихся звездолетов не было совсем уж самоубийством, но и не давало особого преимущества.

– О, да, – ответил Коненос, взявшись за силовой меч. Клинок уже сердито гудел, дрожа в хватке хозяина. – Когда Вон Калда даст команду, хочу быть как можно ближе. У нас никогда не было такого мощного оружия, и оно будет подчиняться нашим командам.

«Восхищающий» дал полный залп, всего на секунду замедлив свой ход, но почти уничтожив кормовые щиты «Калджиана». На террасах под троном Коненоса ждала с едва сдерживаемым нетерпением сотня какофонов Эйдолона, доспехи были надеты, психозвуковые органные орудия гудели в предбоевой готовности. Как только щиты фрегата будут сбиты, а корпус пробит, они быстро окажутся внутри, разыскивая фанатиков Карио, чтобы увидеть, как ими овладеет изменение.

– Они выпустили абордажные торпеды, – сказал как будто удивленный Эрато.

– Хорошо, – ответил Коненос, едва обратив внимание на слова знаменосца и предвкушая грядущую бойню в узких коридорах.

– Нет, не «Сюзерен», – пояснил Эрато. – А его добыча.

Коненос схватил тактическую линзу и подтянул ее. «Калджиан» и в самом деле выпустил свою свору торпед, которые пронеслись через поток лазерных лучей и врезались в нос «Сюзерена».

Оркестратор собрался уже сказать о смелости такой затеи, но вдруг понял, что рот его не слушается. Попытался снова заговорить, выдавить из себя слова, но ничего не произошло. С растущим чувством бессилия он повернулся к какофонам. Все они тоже молчали, хватаясь за вокс-решетки и стуча по механизмам.

Эрато уставился на них, не уверенный, был ли его ответ вежливым.

– Милорд?

Происходило что-то очень странное. Органы вокс-вопля в горле Коненоса сжались, издав шумовой взрыв, разнесший все линзы в радиусе десяти метров от него. Смертные слуги, даже те, что были полностью лишены чувств, упали на пол, а из их зашитых ушей потекла кровь.

Коненос попытался закричать, но тело больше не выполняло его команды. Воздух на мостике стал влажным и приторным. Раздались крики, но они сорвались не с губ смертных. Взорвались сенсорные станции и лопнули очередные кристаллические линзы.

Эрато что-то кричал, вызывая помощь и пятясь от какофонов. Коненос едва мог видеть: глаза залило размытое ярко-фиолетовое пятно. Оба сердца учащенно забились, словно собираясь выскочить из напрягшейся грудной клетки.

Он отшатнулся, чувствуя, как пластины доспеха вздуваются и трескаются. В голове зашептал голос, поначалу тихо, но затем резко набрав высоту.

Я с самого начала приметил тебя, – прошипел он. – Так много талантов, столько всего, чтобы потешиться.

Коненос попытался непокорно зареветь, сделать хоть что-то, чтобы противостоять сущности, которая вытесняла его собственную, раздуваясь как опухоль внутри души оркестратора и изгоняя все, за исключением собственного безумия.

Какофоны падали на колени, их нагрудники лопались, а керамитовые осколки разлетались по палубе. Смертный экипаж «Восхищающего» схватился за оружие и начал стрелять, но это только ускорило трансформацию.

Коненос закричал от боли, но не смог издать ни звука. Демоническая душа крепла, отправляя в небытие последние остатки личности оркестратора. Боевой доспех раскололся, обнажив новое, извивающееся подтело из фиолетовой плоти и черных вен. Фигура Коненоса раздулась до непристойных пропорций, пока он не возвысился над всеми присутствующими. Вместо собственных рук появилось четыре новые, перетянутые веревками и кожей. Их костей распавшегося лица выросли скрученные рога. Бывший легионер Детей Императора сделал первый шаг, и вместо тяжелого сапога раздвоенное копыто раскололо палубу.

Демон набрал воздух в легкие, и по мостику разнесся опустошительный гиперкрик, разрезая прочный металл, превращая в пыль рокритовые колонны и разгоняя зигзагами по накренившейся палубе широкие трещины.

Те же изменения происходили со всеми какофонами. Они расширялись, росли, вырывались, словно паразиты из дряблых тел своих носителей. Шагали на выгнутых в обратную сторону ногах, непристойно наклонялись, а вокруг тонких зубастых ртов мелькали длинные языки.

Существо, которое когда-то было Коненосом, но сейчас стало Манушья-Ракшсаси, раскинуло руки, и, сбросив последние куски брони, триумфально завыло. Оно крепко сжало возникший из ниоткуда меч. Воины демонической армии завизжали в ответ, такие изящные, чарующие и проворные, как некогда были массивными. Их глаза вспыхнули чистейшей злобой, а голоса стали невыносимыми, словно предсмертные вопли целых миров, сведенные в одну, жуткую точку сводящей с ума силы.

Эрато пятился, наведя болтер на прежнего господина и стреляя с привычной точностью. Снаряды глубоко входили в обнаженное тело демона, выбрасывая фонтаны черной крови. Манушья-Ракшсаси закричал в экстазе. От воплей удовольствия лопнули люмены, засыпав его многогранными кристаллами. Отродье варпа выбросило клешню и схватило Эрато за шею.

Храброе дитя, – произнес Манушья-Ракшсаси и надавил.

Шея Эрато сломалась, и демон отшвырнул обмякшее тело.

По всему мостику демоническое потомство обретало свободу. Одни прыгали по палубе, двигаясь быстрее любого смертного, их пасти уже увлажнила горячая кровь тех, кто попадался им на пути. Другие поднимались в воздух, словно жестокие ангелы, их гибкие тела сияли сиреневыми ореолами, а когти сжимали вырванные хребты убитых людей. Чудовищам никто не сопротивлялся. Их вопли рвали сами атомы вокруг них, расщепляя плоть и иссушая материю. Демоны рассыпались по мостику, прыгая по террасам и копошась в сервиторских ямах.

Манушья-Ракшсаси с ласковой улыбкой на перекошенном жутком лице наблюдал за происходящим. Сдвоенные когти на дополнительных руках поднялись высоко над коническим черепом. Где-то глубоко внутри демона в немой агонии вопил тот, кого некогда звали Азаэль Коненос, и чью душу не спеша разрывали на куски.

– Портал открылся, – сказал Манушья-Ракшсаси, наслаждаясь гулким звуком своего голоса.

Само реальное пространство разделялось, а смертные были слишком заторможенными, чтобы понять это. Границы, которые разделяли миры, ослабли, затем разорвались, а теперь отделились. А в сердце бури находились грозовые маги, смертные, что осмелились призвать стихии эфира. Они были отборнейшей пищей, тем лакомством, которое сделает вечность сносной.

– Теперь дайте мне корабль, чтобы мы могли подойти поближе, – приказал Манушья-Ракшсаси, чувствуя, как его тело продолжает раздуваться, расти, все выше и выше, пока демон не поднялся над залитым кровью склепом, в который превратился мостик «Восхищающего». – А затем мы попируем.


Есугэй остановился только раз, прежде чем занять место Ашелье. Он почувствовал в машине души невероятную мощь, истекающую в мир чувств, подобно радиации из реактора. По телу растекались волны, впиваясь в саму сущность грозового пророка, пренебрегая физической броней и едва сдерживаемые психическим мастерством задын арга.

Он боялся. Это было невозможно, подобные эмоции были изгнаны долгими годами генетических улучшений и тренировок. Но это устройство, этот причинитель страданий вызывал у него страх. Ему понадобилось много времени, чтобы, наконец, сбросить останки разорванного трупа Ашелье с полированного золота и подготовиться к тому, что произойдет.

Все вокруг было залито мерцающим светом варпа, поднимавшимся по шахте в небытие. Библиарий ощущал страшный вес якоря, погруженного в рану живой вселенной, и на краткий миг задумался: как такое вообще можно было соорудить. Бывал ли Он здесь? Было ли это создано Им во время долгих лет уединения или же в период военного переполоха первых лет крестового похода?

Но эти отвлеченные мысли были всего лишь отчаянными попытками отложить то, что необходимо сделать. Ашелье пытался открыть Врата и потерпел неудачу. Новатор был силен в знании варпа, но не являлся в подлинном смысле псайкером. Гигантский застывший взрыв все еще простирался в космос, окружив станцию кристаллической сферой. Все это должно быть случилось, когда Ашелье попытался управлять энергией трона.

Только избранный примарх обладает силой для поддержания активного канала.

Примарх. Один из Восемнадцати, каждый со своей ролью и предназначением. Так кто же из них? Конечно, могучий псайкер. Возможно, Магнус? Или Лоргар? Может быть, Ангел или же провидец Кёрз? Или же это был обреченный на забвение эксперимент, раскрывшийся только, когда линии коммуникаций были нарушены? Вопросов становилось все больше и ни на один не было ответа.

Его снова охватили сомнения. Какой бы ни была истина, тот, кому было предназначено сесть на трон, теперь не сделает этого. По крайней мере, в этом Ашелье оказался прав. Даже сама мысль подключиться к этой машине, попытаться использовать ее, вызывала ощущения гордыни, безумия или отчаяния.

Но что еще оставалось? Есугэй уже чувствовал смерти в пустоте, сотни смертей, а скоро счет пойдет на тысячи. Легион терял свои силы вдали от того места, где ему следовало быть, вовлеченный в кампанию, которая никак не сказывалась на наступлении магистра войны.

Есугэй подошел к трону. Медленно повернулся, чувствуя, как по спине поднимается пагубный жар устройства. Положил руки на подлокотники, обхватил орлиные головы и крепко сжал их.

А затем сел.

До этого самого момента Есугэю не доводилось испытывать истинной боли, той, что смертные называли этим словом – скоротечные повреждения тела, которые можно было излечить, стерпеть, или же приводили к смерти. Эта боль была иной. Всепоглощающим и абсолютным адом ощущений, губящим душу и вырывающим ее из тела, вычищающим то, что осталось и превращающим последние остатки личности в вопящую тень воспоминаний.

Голова Есугэя откинулась назад, прижавшись к металлу точно так же, как это произошло с Ашелье. Грозовой пророк закричал, выпустив весь воздух из легких, но его вопль потонул в грохоте грянувшего грома. Руки и ноги плотно прижались, скованные богосмиряющей мощью трона. На миг, а может гораздо дольше, он подумал, что трон тут же убьет его. Ярость варпа, впитанная машиной, усиленная, измененная и скованная загадочными внутренними механизмами, хлынула через библиария, а затем вверх по шахте в колоссальный лабиринт дефлекторов и энергетических катушек. Есугэй чувствовал, как пылает его тело, сгорая, словно топливо. Чувствовал, как потрошится его разум, как угасает душа. Ничто, абсолютно ничто не могло сравниться с этим кошмаром – ураганом агонии, ревущим водоворотом бесконечной ужасающей мощи.

Тронный зал исчез, сменившись бурлящей разноцветной массой.

Задын арга увидел растекающуюся, подобно воде, огромную горизонтальную плоскость, терзаемую молниями и внутренними взрывами. Затем он воспарил ввысь, бесплотный и распыленный, простой призрак на лике вечности.

Он увидел огни внутри Пучины, яркие точки посреди кипящей массы пламени душ, и понял, что это планеты, миллионы планет, разбросанные по необъятности творения. Увидел сверкающие пути между этими мирами, одни громадные и яркие, другие – тусклые мазки, уходящие в никуда.

Его смертное тело продолжало агонизировать. Плоть все еще горела. Душа высасывалась и пожиралась высвобожденной сверхмощью трона.

Есугэй поднялся выше и сквозь боль разглядел структуры в этом хаосе. В световых каналах происходило движение – это через имматериум мчалось множество душ. Библиарий увидел огромные армии, марширующие стройными рядами, словно кавалерия в старину. Все они направлялись в одну сторону – к самой крупной точке света, расположенной на далеком галактическом западе, где встречались все сверкающие каналы.

Над этим миром сиял яркий и мощный маяк, хотя сияние стало прерывистым, когда его захлестнула буря. Влекомые течением варпа, армии приближались с каждым ударом сердца галактики, сдавливая его и готовясь к осаде.

В том мире был второй трон, такой же, как и этот, только намного больше и гораздо мощнее, старше, отвратительнее, глубоко погруженный в ткань, как реальности, так и нереальности. Тот Трон вонзили в самое сердце эфира, его корни уходили все глубже и глубже, проникая в основания под мерцающей вуалью света.

Есть уровни. Есть стратум этерис, поверхностные пути. Есть стратум профундис, крупные каналы на большей глубине. А есть стратум обскурус, источник ужаса.

И как это вам поможет? Никто из живых людей не сможет плавать глубокими путями. Даже он не смог.

Слова Вейла вернулись к грозовому пророку фрагментами, словно старый сон. Есугэй больше не мог представить лицо ойкумена. Он не мог вспомнить даже свое собственное лицо.

Вы можете видеть свет Картоманта. Можете следовать за ним. Погрузитесь глубже, и защита разрушится. Огни погаснут. Око ослепнет. Чем глубже, тем сильнее.

Он постиг истину. Оба трона были созданы по одной и той же причине – проникнуть в глубинные пути, освободить человечество от кошмара мелководного варпа, соединить скрытые пути, известные только ксеносам, и к которым каким-то образом получил доступ Император. Темное Стекло было меньшим узлом, в котором испытывалась эта технология. Он был соединен с самыми далекими уголками пустоты, пока Великий крестовый поход продвигался все дальше от родного мира. В разразившемся после этого хаосе портал был брошен, но о нем не забыли, ни его создатели, ни противники из запутанных залов Патерновы.

Путь уже был открыт на Терру, неуправляемый и поврежденный. Есугэй отчетливо видел его, кровоточащий словно перерезанная артерия, его рваные края кишели варповой плотью – миллионами якша. На Троне должна был восседать кто-то живой, защищая его. И способный завершить соединение между мирами. Но место пустовало.

Добраться до Терры – вот что пытался сделать Ашелье, открыть путь через стратум профундис. Никакие шторма не могли заблокировать эти проходы, так как они тянулись за пределы известного, в глубины забвения, где только призраки убитых ксенобогов влачили мрачное существование.

Илья была права. Путь существовал, пусть и незаконченный.

Последними крупицами своего сознания, понимая всю опасность и боль, Есугэй погрузился в нечестивую сложность трона. Он увидел внутри энергетические хранилища, пылающие подобно звездным туманностям. Почувствовал его холодный механический дух, безжалостный и терпеливый. Задын арга знал, что его можно подчинить, пусть только на время.

Его губы исчезли, превратившись в пепел. Глаза выгорели, пальцы расплавились в своей керамической оболочке, но сила все еще оставалась, ровно столько, сколько было нужно, чтобы сделать то, что было необходимо.

Отправив неминуемый приказ Есугэя, трон озарился золотым светом. Ужасающие первозданные энергии оказались на свободе, разрушив помещение вокруг задын арга. Столбы варп-пламени устремились вверх по пустой шахте станции, прогрызая путь через многочисленные верхние палубы и сметая изогнутые балки из черного железа.

Есугэй потянулся своим разумом. Сначала коснувшись трех живых душ. В знак уважения.

Затем последним произнесенным его собственным ртом словом отдал завершающую команду.

– Открыть.

Глава 23


Арвида вместе с грозовыми пророками Легиона готовился к грядущей схватке. Никто из них не сомневался, что враг пойдет на абордаж, как только сможет. Воины уже ощущали вонь якшы. На «Буре мечей» находилось девять шаманов и еще несколько – на капитальных кораблях. Все готовили себя к предстоящему испытанию. Чогорийцы медленно произносили ритуальные тексты степей, позволяя стихийным силам погодной магии набухать в их венах.

Арвида придерживался собственных обрядов. Он поднялся по Исчислениям, пренебрегая опасностью для своего тела. Если Изменению предназначено овладеть им, тогда потеря будет небольшой, ведь он видел все исходы войны, брошенные перед ним, словно потрепанные карты таро прежнего господина. В какой-то степени Джагатай был прав: все, что оставалось – это сопротивление, но что влек за собой этот выбор, помимо слабой надежды на временное выживание, для Арвиды все еще было не ясно.

В пустоте начинало сказываться значение численности. Бездна пылала, пронизываемая умирающими телами могучих кораблей. «Буря мечей» неизбежно окажется под атакой, как только ядро из вражеских линкоров прорвется на ближнюю дистанцию.

Арвида находился в высших Исчислениях, когда раздался мысленный голос. Он напугал библиария, ведь в этом состоянии он должен был быть недосягаем.

Но ведь Таргутай всегда был сильнее, чем делал вид.

+Им понадобится проводник, брат+возник напряженный психический голос, отмеченный агонией, но по-прежнему узнаваемый.+Путь будет темен, и только у тебя есть Зрение.+

+Где ты?+ответил встревоженный Арвида. Из-за того, что все произошло внезапно и быстро, он даже не успел подумать, что Есугэю может грозить опасность.

+От навигаторов не будет толку.+

Боль была настолько жуткой, что Арвида ощущал ее даже своим разумом.

+Думаю, тебе придется контролировать свой недуг немногим дольше.+

Затем голос исчез, словно раздавленный сжатым кулаком.

Арвида резко вышел из своей медитации. В стороне безудержно кричала смертная женщина Раваллион. Библиария захлестнула волна страха, такого же абсолютного, как в тот момент, когда он впервые увидел почерневший Просперо.

Он в отчаянии потянулся своим разумом, пытаясь найти Есугэя, установить связь, спасти то, что осталось. Всегда был хоть какой-то способ.

Затем космос за иллюминаторами вспыхнул ослепительно-белым холодным пламенем.


Илья находилась среди сагьяр мазан. Им выдали из арсенала «Бури мечей» штормовые щиты и силовое оружие, и они приняли его с невозмутимым почтением. Генерал ни разу не усомнилась в своем выборе, но решение Хана порадовало ее – отринутые вернулись в Легион, желая только сражаться за него. И этот момент настал.

Сагьяр мазан возглавлял Торгун. Он еще не надел шлем и наблюдал через иллюминаторы за пустотной битвой. В его глазах пылало какое-то лютое желание – жажда увидеть, как эта битва придет к нему и даст последнюю, столь необходимую схватку, которая избавит его от позора и поколебленной верности.

Она собралась заговорить с ним. Сказать, чтобы он не винил Шибана, который сильно пострадал и мог со временем восстановиться, как и сам Торгун.

Но Илья остановилась, прежде чем подошла к нему. Она вдруг почувствовала толчок в разуме, в самой глубине своего сознания. Там был Есугэй, стоявший за ее спиной. Она резко повернулась, но никого не увидела.

+Я бы защитил вас, если бы мог+произнес голос, и что-то в нем выдало почти невыносимую боль, от чего женщине захотелось закричать. +Прежде всего, вас. Ведь вы были нашей душой.+

Илью охватила паника.

– Где вы? – закричала женщина.

+Не печальтесь. Нас создали для этого, сы. Нас создали умирать.+

И голос исчез. Илью словно сильно ударили, отбросив назад.

– Не вы! – бессвязно закричала она, поворачиваясь то в одну, то в другую сторону, словно все еще могла увидеть грозового пророка, возвышающегося над ней, как тогда, на Улланоре. Непобедимого, улыбающегося. – Не вы! Кто угодно, только не вы!

Торгун бросился к ней, слуги подбежали и поддержали ее, но слезы уже текли по лицу, горячие и злые, и она колотила кулаками, словно перед ней были враги.

Затем космос за иллюминаторами вспыхнул ослепительно-белым холодным пламенем.


Хан стоял в одиночестве. Вокруг смыкалось кольцо битвы. По внутреннему дисплею шлема один за другим текли доклады о погибших кораблях.

Он так долго сражался, чтобы не допустить этого. Он сберег своих сыновей от ярости бесчисленных врагов, сохраняя шанс добраться до Тронного мира. И вот пришел конец. Путь был закрыт, и неудача изводила примарха.

Его брат был близко, неистово прорываясь к нему через пылающие корабли. По крайней мере, это было хоть какое-то утешение. Все годы пустотной войны Хан лелеял воспоминания о схватке среди разрушенных пирамид Магнуса, и всегда знал, что ее предстоит закончить. Они стали кровными врагами, связанными судьбой, и не было ни единого шанса, что перед концом они не продолжат свою дуэль.

Есугэй предвидел это. Очень давно он сказал об этом Хану, о снах, что изводили задын арга на всем пути от Чогориса до Просперо, о великой темной сущности, поднявшейся, чтобы поглотить их.

Но как только Джагатай подумал о грозовом пророке, холодок пробежался по телу. Разум отвлекся от мыслей о войне. Каган повернулся к магистру сенсориума.

Приказ «установить местонахождение Есугэя» замер на его губах. С синхронностью, которая не могла быть случайной, раздался мысленный голос грозового пророка, хотя и искаженный мукой.

+Сначала я был Шиназом+ сказал Есугэй, сумев сквозь боль передать частичку горького юмора. +Помните? Вы дали мне новое имя+

– Не делай этого, – пробормотал Хан, лихорадочно соображая, и, наконец, осознав, что произошло. Машина, подземелье под Дворцом, отсутствие его Отца на войне – с неожиданной и жуткой ясностью все детали сошлись. – Это мой приказ. Не делай этого.

+Глубинные пути опасны, и они будут кишеть якша. Вы – защитник орду+

Хан спустился с командной платформы. Даже в этот момент еще можно было воспользоваться телепортерами.

– Таргутай, это убьет тебя. Не делай этого. Возвращайся на корабль.

+Знайте, мой господин, я бы последовал за вами до самого конца. Я был бы вместе с вами на Терре. Когда меня не станет, не дайте им забыть. Не дайте им стать тем, что ненавистно.+

– Возвращайся…

+Вы – их защитник.+

Затем грозовой пророк исчез, вырванный из бытия.

Джагатай пошатнулся и опустился на одно колено. Казалось, мир закачался, сорвавшись со своей оси. Примарх поднял голову, весь мостик опрокидывался, падал. Илья вопила, просперовский колдун громко кричал, воины сагьяр мазан смотрели в пустоту, возвещая последнюю битву. Его Легион умирал, брошенный, наконец, в пламя войны, лишенный пространства и времени.

Его не стало. Хасик, Цинь Са, теперь Есугэй, единственная связь с миром, который он создал, когда все, что существовало – это степи с небесами и тысячи царств между ними.

Ты все еще нужен мне.

Властная сдержанность рассыпалась. Хан запрокинул голову, воздел сжатые кулаки к небесам и завопил от гнева и печали. На краткий миг исчезли все звуки и мысли, и остался только черный рев страшной ярости примарха.

Затем космос за иллюминаторами вспыхнул ослепительно-белым холодным пламенем.


Темное Стекло взорвалось. Центральный реактор полыхнул, выбросив багровую реактивную струю через раскалывающиеся верхние помещения. Вспышки яркого колдовского света прокатились по варп-якорю, вонзившись прямо в сердце разрыва. И в этот момент засияла сама пустота.

От трона разошлась стремительная волна, поглощая все на своем увенчанном молниями пути. Кристаллическая сфера лопнула изнутри, разлетевшись градом сверкающих стеклянных осколков. Их сдерживаемые энергии вдруг высвободились, еще больше подпитывая пекло, разрывая на куски физическое пространство, уничтожая его извечную гармонию.

Колоссальный грохот прокатился по пустоте, которая больше не была подлинным вакуумом. Ее захлестнул поток миллиарда смертных воплей. Реальное пространство колыхнулось и лопнуло, обнажив разноцветное безумие, которое бурлило под тканью галактики.

Основание пустотной станции уцелело – сфера из чернильно-черного железа вокруг трона безумно вращалась, подобно пульсару, окруженная вращающейся бурей из огня и эфирного света. Из ее полюсов вылетели серебристые шлейфы, разрывая обрывки реальности и сдирая материю с якоря Темного Стекла.

Ударная волна обрушилась на звездолеты, сражающиеся высоко над пустотной станцией, захлестнув их потоком помех. Меньшие суда отшвырнуло, словно шлюпки в ураган, закружив посреди бури вырвавшейся на волю энергии. Даже самые крупные корабли – монстры типа «Глориана» и линейные боевые баржи – сильно пострадали от удара, содравшего пустотные щиты и покорежившего внешние корпуса.

Волна беспрепятственно устремилась вперед, набирая скорость по мере удаления от эпицентра и движимая тем, что звучало, как многочисленные хоры воплей. За ней следовал клубы и волны красноватого дыма, в которых мелькали плохо различимые очертания глаз, зубов и хищных когтей.

Останки Темного Стекла исчезли, поглощенные вызванным Есугэем вихрем. Реальное пространство вокруг него превратилось в бездонную утробу бесконечности. На его месте возник гораздо больший по размерам разрыв, увитый золотыми сполохами. Дуги эфирной материи хлестали по его поверхности, а по краям рокотало пламя, как будто его питал кислород, а не души.

Диаметр нового разлома был намного больше размера первой попытки Ашелье. Эта уходящая в варп воронка могла вместить весь боевой флот. Ее быстро вращающиеся и концентричные стенки напоминали водоворот, мерцая сполохами электрических разрядов. Основание находилось далеко за пределами видимости, но из него подобно желчи из бездонной галактической глотки изливался в мир живых жуткий несвет всех и одновременно ни одного оттенков, простирающихся далеко за пределы смертных чувств.

Останки физической вселенной вокруг края разлома содрогнулись, изогнулись и затряслись. Полыхнули новые взрывы с фиолетовым ядром и зелеными краями, втиснутые между яростной битвой стихийных сил. Где-то в этом вихре все еще сохранялась воля Есугэй, поддерживая последние обрывки психической команды. После того, как остатки трона разорвало на куски, разбросав по граням безумия мстительным эфиром, все пошло на спад, мысль за мыслью, греза за грезой.

Арвида пришел в себя первым. Как и большинство из присутствующих на мостике толчок от ударной волны сбил его с ног, а разум наполнился массированным психическим шумом. Библиарий с трудом поднялся и взглянул на экраны, шипящие белым шумом. Сервиторы безвольно висели в своих расплавленных мыслеимпульсных клетях, когитаторы искрили. По всем уровням трубили предупредительные ревуны, а флагман явно сносило с курса, гравитационные компенсаторы работали с перебоями.

И только Хан не упал, продолжая неподвижно стоять на коленях на командной платформе, глядя в пасть разлома. Его худощавое лицо исказилось от ужаса.

Возможно, он почувствовал истину происходящего. Арвида уж точно, он ощутил дыру, проделанную в реальности Есугэем, и почувствовал, как в нее вытекает свет и жар смертного мира. Путь уходил глубоко, погружаясь в саму плоть варпа и пронизывая сеть туннелей в нем. Его сложность ошеломляла, практически выходя за рамки понимания человеческим разумом.

Им понадобится проводник.

– Каган! – закричал библиарий.

Словно пробудившись от кошмарного сна, Хан встал и повернулся к Арвиде.

– Это он, – сказал колдун, направляясь к примарху. – Путь Небес. Есугэй открыл его. Другого шанса больше не будет.

Хан был отрешенным, его мысли блуждали где-то далеко. Остальные члены экипажа приходили в себя, восстанавливая системы, которые были настроены на неминуемую атаку. В пораженном эфиром вакууме точно так же приводил себя в порядок враг.

– Милорд, мы должны отправиться туда.

Арвида понимал опасность. Изменение все еще не отпускало его, рыская вокруг сущности библиария, выискивая малейшую слабость. Портал был варпом в его истинной форме. Испытание будет убийственным, но другого выхода не было.

– Ты же не видел победы, – сказал Хан.

– Нет, не видел.

Примарх пристально посмотрел на снова заработавшие экраны сканеров, на вражеский флот, едва задержанный произошедшим катаклизмом и теперь снова атакующий Белых Шрамов.

– Значит, выбор есть.

Илья бросилась между ними. По щекам текли злые слезы.

– Нет никакого выбора! – прошипел она, в ее глазах пылал гнев. – Он сделал это. Почтите его память. Примите этот путь!

Он все еще колебался. Линкоры разворачивались в их сторону. Лазпушки снова открыли огонь, пронизывая освещенную варпом бездну. «Стойкость» сближалась на дистанцию ведения стрельбы, уничтожая все, что осмеливалось встать у нее на пути. Она уже была видна невооруженным взглядом, ее приближение отмечалось уничтожением и возвещалось безысходностью. Только один корабль мог надеяться выстоять против флагмана Гвардии Смерти.

Если приказ будет отдан и Легион выйдет из битвы, то отступление превратится в бойню. Кому-то придется задержать врага.

– Я должен встретиться с ним, – тихо произнес Хан.

– Не должны! – разъярилась Илья, обезумев от горя.

– Повелитель, если вы сразитесь с ним, то шанс будет упущен, – убеждал Арвида. – Будут и другие дни для боя.

– Не для Таргутая! – заревел мгновенно рассвирепевший Хан. – Не для Са! Мои воины гибли за меня, сегодня и в каждый день с того момента, как мой ублюдочный брат разжег пожар предательства. Год за годом я смотрел, как они умирают, как теряют свою силу. Хватит! Я убью его, если мне не остается ничего другого.

Арвида выждал, пока стихнет тирада. Выдержать гнев сына Императора, пусть и повергнутого в сомнения горем, было незаурядным испытанием, но библиарий не пошевелился.

– Пусть свободен, – сказал он. – Если вы позволите, я могу повести нас.

Он замолчал, тяжело дыша и прекрасно осознавая всю опасность. Разлом уже начал закрываться, его края сменялись реальным пространством, когда душу Есугэя поглотил варп.

– Наша судьба – быть на Терре. Ваша судьба – быть там.

На мостике воцарилась напряженная тишина, нарушаемая только звуками предбоевой подготовки с нижних палуб. Илья с побелевшим лицом с отчаянием ждала. Ждал Торгун и остальные сагьяр мазан, сжимая оружие и не шевелясь. Ждал Арвида. Совет грозовых пророков. И Джубал с кэшиком.

Примарх посмотрел в сердце варп-разлома. На надвигающегося врага. Рука потянулась к рукояти тальвара. Но Хан продолжал молчать.

Никто не шевелился. Вихрь бурлил, засасывая материю в прожорливую пасть. Гвардия Смерти вышла на дистанцию огня лэнсами, и на авгурах появились отметки первых выстрелов макроорудий.

Хан не смотрел на Арвиду. Не смотрел ни на Илью, ни на Намаи и Джубала.

Наконец, он повернулся к Табану.

– Передай всем кораблям следовать полным ходом в разлом, – произнес примарх.

Затем его взгляд переместился иллюминаторам, где рос в размерах силуэт разложения на фоне бури варпа – флагман Мортариона.

– Но не этому, – приказал Хан. – Курс на перехват «Стойкости».

Энергия трона поглощает Таргутая Есугэя

Глава 24


Братство Бури прорвалось внутрь «Сюзерена», стремительно промчавшись по следам торпедных ударов, которые, пробив пустотные щиты вражеского корабля, расчистили путь для абордажных партий. Точно выпущенные абордажные капсулы глубоко впились в корпус звездолета. Три сотни воинов выскочили из них, отбрасывая в сторону пылающие десантные люки. Взявшись за оружие, они устремились на соединение с боевыми братьями.

Джучи возглавлял один из флангов, прорываясь наверх с низов передних палуб. Имань – другой, действуя глубоко в трюмах. Шибан наносил основной удар, собрав вокруг себя воинов и пробиваясь по главной гравитранспортной магистрали к мостику.

Легионеры постепенно набирали темп, двигаясь подобно белым призракам и прорубая путь через смертных членов экипажа вихрем клинков и болтерных снарядов. На лоялистов бросались толпы мутантов и жертв ткачей плоти, заполняя узкие проходы своими отвратительными телами. Но Белые Шрамы вырезали их прежде, чем из иссеченных глоток вырывались боевые кличи.

Шибан выкладывался более остальных. Он расправлялся с нападавшими врагами без остановок и колебаний. Гуань дао, словно партнер в танце, кружила вокруг него размытым пятном расщепляющей молнии. Каждое движение отдавалось в воине болью, но теперь она была чиста. Впервые за долгое время Тахсир нападал, а не защищался. Не будет ни уловок, ни ложных маневров – это был заключительная схватка верных с теми, кто извратил себя.

Шибан снова был быстр, как в прежние времена. Он доводил свое металлическое тело до пределов его возможностей, бросаясь в схватку так, словно наступил Судный День и больше не будет никаких сражений.

Из туманной темноты появились первые легионеры Детей Императора, приближаясь тяжелой поступью и стреляя на ходу. Шибан увернулся на бегу от выпущенных болтов и врезался телом в первого врага.

– Каган! – заревел Шибан и ударил рукоятью глефы в грудь воина, отбросив его назад. Преследуя врага, он двумя ударами, сначала слева, затем справа, нанес ему резаные раны. Затем раскрутил глефу и, сжав древко обеими руками, направил лезвие вниз.

– Неверный, – прошипел Белый Шрам и вонзил окутанный расщепляющим полем клинок в поверженного легионера. Гуань дао пробила броню и вошла в палубу.

Враг дернулся, струя крови хлестнула по рукояти глефы, и он затих. Шибан бросился дальше, во главе своих братьев пробиваясь через ряды защитников. Белые Шрамы ворвались в широкий зал, украшенный золотой чеканкой и лазуритом. Их накрыл шквал болтерного огня, кроша мраморную палубу на разлетающиеся осколки. Воины V Легиона прыгали и кружились, реагируя со сверхъестественной скоростью, отвечая своим огнем и устремляясь туда, где их клинки могли встретиться с вражескими.

Шибан бросился навстречу паре воинов, вооруженных чарнабальскими саблями. Их движения не уступали его в изящности и скорости. Дети Императора были дисциплинированы и сражались в тесном взаимодействии, но Тахсир был подобен неистовой буре. Гуань дао описала яростную дугу, едва не вылетев из хватки хозяина. Обжигающее энергией лезвие рассекло керамит, выбив саблю из руки ее хозяина. Второй Палатинский Клинок сделал ответный выпад, воспользовавшись брешью в защите, но его клинок заблокировал тальвар, встав между первоклассной сталью и незащищенной рукой Шибана.

Из клубов мраморной пыли появился Джучи.

– Они слишком хороши для этого, – свирепо рассмеялся он по воксу. – По одному, мой хан.

Шибан засмеялся в ответ. В низком голосе слышалось презрение.

– Тогда, вместе.

После этого они с Джучи сражались бок о бок, шаг за шагом отбрасывая Палатинских Клинок по ступеням. Враг бился доблестно, отвечая на каждый удар бешеными сериями контратак и отбивов. Но в Шибане снова пылало пламя, вопреки нечувствительности ложных мышц и стальных сухожилий.

– Хай, Чогорис! – проревел он, широким взмахом глефы отбивая в сторону вражью саблю.

Джучи атаковал, направив клинок в брешь, и резким уколом вверх попал в открытую подмышку предателя. Он толкнул тальвар еще дальше, а Шибан возвратным движением гуань дао почти снес шлем врага. Клинок вошел глубоко в шею, вырывая плоть. Палатинский Клинок, наконец, упал, конечности задергались, и Джучи добил его.

И снова бросок вперед. И снова сотни Белых Шрамов проносятся через залы и штурмуют коридоры. Ближний бой столь же жесток, сколь искусен. У Детей Императора численное превосходство, они на своем корабле и сражаются с решительностью и высокомерием тех, кто уверен в окончательной победе.

Но братство Бури слишком долго сдерживали, обрекая на маневренную войну, которая всегда приводила его к поражениям и велась против значительно превосходящих сил врага, неиссякаемого потока поддавшегося порче человечества. Теперь сыны Чогориса снова были свободны, сплочены и получили волю делать то, для чего были созданы.

– Джагатай! – проревел Шибан, и его шлем настолько усилил боевой клич, что от него задрожали драгоценностями люстры.

– Каган! – раздался ответ минган касурги, братства Бури, такой же, как и на Улланоре, Чондаксе и сотне других миров, где сражался Легион.

Наступил решающий момент. До мостика «Сюзерена» было рукой подать, путь к нему преграждали всего несколько залов, заполненных отступающими Детьми Императора, которые собирались для решающей схватки. Нападающие ворвались в инкрустированное серебром помещение со сводчатым потолком и зеркальным стенами. Его размеры позволяли вместить сотни защитников, которые расположились напротив широкой каменной лестницы у позолоченных оснований огромных колонн. Палатинские Клинки заняли центр боевых порядков, построившись фалангами, их прикрывали отряды смертных солдат с лазерным оружием. Болтеры грянули в унисон, кроша стены за спинами атакующих Белых Шрамов и сбивая дверные перемычки. Зеркала лопнули, а серебряные оправы потекли пузырящимися полосами.

Под массированным обстрелом атака воинов Шибана запнулась. Нагрудники и шлемы разрывало на части, но новые легионеры занимали места павших. Они петляли среди урагана болтов, получая попадания и ответным огнем внося свой вклад в хор разрушения.

– За Хана! – крик Джучи пронзил шум битвы. – За Тахсира!

Они пробивались к лестнице размытой бело-красной массой, и когда сошлись с Палатинскими Клинками, то лязг сверкающих силовых клинков заглушил рев болтеров. Воины Иманя прорубали путь на дальнем правом фланге зала. Джучи остался с Шибаном, и они наступали в центре при поддержке тяжеловооруженных воинов, которые хлынули через огромные задние двери.

Самым быстрым оказался Джучи, превзойдя в усердии даже своего командира. Он запрыгнул на первые ступени и отбросил в сторону стоявшего перед ним легионера Детей Императора. Тот полетел в накатывающуюся волну Белых Шрамов.

Следующим в линии предателей был чемпион в лакированной сине-фиолетовой маске и с чарнабальской саблей в одноручном хвате. Восстановившись от первой стычки, Джучи прыгнул ему навстречу. Тальвар свистящей дугой устремился к врагу.

Но все закончилось презрительно быстро. Префектор одним ударом выбил клинок из руки Джучи, а вторым – хлестнул лезвием по его горжету, перерубив кабели и разрезав горло под ним. Белый Шрам рухнул на колени, захлебываясь кровью, после чего последний удар отправил его лицом вниз на ступени.

Шибан прыгнув вперед, чтобы отбить последний удар сабли, но опоздал. Он выбросил глефу вверх, заставив Палатинского Клинка защищаться и отступать. Ярость Белых Шрамов раскалилась добела, накрыв тело Джучи и тесня воинов III Легиона все выше.

– Я знаю тебя, – прошипел Шибан, черный гнев придавал больше силы его ударам. Память вернула его на мостик сухогруза, где он удерживал позиции перед прибытием «Грозовых птиц».

– Я охотился за тобой с самого Мемноса, – последовал ответ, выдавая почти детскую радость. – Как тебя зовут, стальной шлем?

Шибан наступал, орудуя глефой, словно боевым молотом, прямолинейно и быстро. Глаза залило багрянцем боевой ярости.

– Хочешь знать мое имя? – прошипел он, бешеной атакой зацепив врага, когда тот попытался сравниться с ним в скорости. – Таму из степей. – Клинки парили, оставляя плазменные следы. – Тахсир из Легиона. – Скорость увеличивалась, удары усиливались, мир растворился в тумане. – Шибан-хан из братства Бури.

Новый яростный удар со вспышкой расщепляющего поля попал в грудь Палатинскому Клинку. Префектор отлетел назад, оставив борозду на каменных ступенях. Шибан последовал за ним, тяжело дыша, словно волк, и не давая передышки врагу.

– Но тебе не нужны эти имена, клятвопреступник, – кровожадно прохрипел Шибан. – Для тебя я только расплата.


«Стойкость» уверенно ворвалась в центр плоскости битвы, развернувшейся высоко над взорвавшимся порталом. Крепкие борта корабля все еще искрили от последствий высвобожденных в сердце варп-колодца сил. Вслед за флагманом сосредоточились остальные корабли Гвардии Смерти, к которым быстро присоединились их более пылкие кузены. Объединенный флот бросился в атаку, разогнавшись до полной скорости. Беснующуюся словно гигантский пожар пустоту снова пронзили лазерные лучи, и чудовища бездны обратили свое губительное оружие на новые цели.

«Гордое сердце» повернул к зениту, давая залп за залпом и громя отступающие боевые порядки V Легиона с отработанной точностью. Гвардия Смерти удерживала центр сферы битвы, ее корабли шли прямым курсом, нацелив лэнсы на центральную группировку противника.

Самым могучим, огромным, смертоносным и защищенным кораблем была «Стойкость». Ее орудия уже предали смерти дюжину вражеских судов, и с каждой минутой все новые попадали в ее прицелы. Колоссальные катушки лэнсов гудели в яростной готовности; механизмы подачи фосфексных боеприпасов извергали свое содержимое в пусковые установки; торпеды с разделяющимися боеголовками отправлялись в пусковые трубы расчетами численностью в тысячу рабов, заточенных в вечной жаре и влажности, бесконечной грязи, темноте и каторжной работе.

Мортарион наблюдал с мостика за отступлением врага, который продолжал сражаться, но больше не оспаривал космическое пространство. Разлом позади Белых Шрамов стремительно вращался, окольцованный защитой из серебристого пламени. Многие корабли пытались развернуться, пока орудия двух флотов косили их, но не все. Над зияющей бездной завис одинокий линкор, бросая вызов резне. Он был таким же огромным, как и «Стойкость», но гораздо стройнее. Узкий и строгий нос напоминал морду чистокровной гончей. Отмеченный следами боев, он все еще нес знак молнии из потускневшего золота. Лэнсы корабля яростно сияли в преддверии залпа.

– Мой брат не бежит, – сказал Мортарион, сжав рукоять Безмолвия. – Так и должно быть.

Повелитель Смерти вскочил с трон, и молчаливая свита последовала за ним.

– Сосредоточьте весь огонь на флагмане, – приказал примарх, направляясь к телепортерам. – Сбейте щиты. На остальной сброд плевать, мне нужен только этот корабль.

Калгаро передал приказ дальше. Вскоре все корабли Гвардии Смерти прервали текущие схватки и развернулись на перехват приближающейся «Бури мечей». Со всех курсовых углов зигзагами приближались торпедные следы, нацелившись на одинокого флагмана. Лишенная прикрытия эскорта «Буря мечей» получала одно попадание за другим. Они врезались в каждый сектор пустотных щитов и омывали корпус по всей его длине волнами взрывов.

Но боевая баржа продолжала сближаться. Ее орудия полыхали, метая снаряды в мерцающую пустоту. Темп стрельбы был потрясающим. Кольцо опустошения накрывало собирающиеся стаи охотников XIV Легиона, разбивая носы и пробивая хребты кораблей.

«Буря мечей» пробивалась к своему систершипу. Отринув все мысли о выживании, чудовище типа «Глориана» прокладывало пылающий путь к своему мучителю. Управление кораблем было безупречным. Он кружил и нырял сквозь волны плазмы и горящего прометия, заботясь о сохранении своей мощи, несмотря на растущее число ран. Жутких ран, наносимых страшным оружием из запрещенных хранилищ Четырнадцатого Легиона.

Флагман Белых Шрамов следовало остановить. По всем правилам космической войны даже такой могучий звездолет не должен был приблизиться к «Стойкости», но каким-то образом, благодаря хитрости, стойкости или просто неуступчивой решимости, «Буря мечей» прорвалась через объединенную атаку убийц систем «Неукротимой воли» и «Косы жнеца». Полыхнули бортовые залпы, отбрасывая корабли XIV Легиона назад шквалом макроснарядов, уничтожающих щиты и перегружающих двигатели.

Маневр не были ни безумным, ни самоубийственным. Вызвав весь огонь флота Гвардии Смерти на себя, «Буря мечей» дала время основным силам V Легиона уйти к разлому. Их преследовали только корабли Эйдолона. И все же плата была высокой. Корпус флагмана Джагатая почернел и покрылся паутиной трещин. Разрываемые по краям пустотные щиты мигали, а перегруженные двигатели выбрасывали в вакуум длинные шлейфы красноватого дыма.

Мортарион занял место на телепортационной площадке. Он все еще видел ход битвы через носовые иллюминаторы, наблюдая за тем, как пылает крепость его врага. До этого момента сама «Стойкость» не вела огонь, но сейчас примарх дал знак Калгаро, и вся опустошительная мощь флагмана, наконец, была выпущена на волю.

Яркие, словно молодые звезды, лучи лэнсов устремились точно в центр надстройки «Бури мечей». Пустоту пронзил град снарядов. Вортексные заряды, коррозионные кассеты, пожиратели железа накрыли цель неистовыми волнами. Вслед за ними ударили лучевое оружие, электромагнитные ускорители и все, что могли предоставить оружейники Гвардии Смерти. Все одним сплошным огневым валом абсолютного разрушения.

Но «Буря мечей», ступив на эту стезю, не осталась в долгу. Боевая баржа отвечала своим огнем, задействовав весь грозный арсенал. Выпущенные ракеты пронзали облака плазмы и врезались в кружащие корабли преследователей. Лазерные орудия вспыхивали непрекращающимся импульсным светом, опустошая каждый генератор на борту, чтобы поддерживать завесу из расплавляющей адамантий ярости.

И все же, когда «Буря мечей», наконец, прошла сквозь обстрел «Стойкости», то была уже наполовину разбитой, пустотные щиты с шипением отключались, воздух вытекал из ее корпуса. Подобно смертельно раненому ауроксу, она выплыла из густого дыма, все такая же огромная и непокорная, но стремительно слабеющая.

– Достаточно, – прошептал одно слово Мортарион, и обстрел тут же прекратился. Корабли Гвардии Смерти приближались со всех сторон, преграждая путь к бегству, но теперь их орудия молчали. – Очистить путь.

«Стойкость» нанесла смертельный удар – один-единственный луч лэнса вылетел из спинального макроорудия линкора и, пронзив пространство между двумя флагманами, вонзился в пылающий мостик-шпиль «Бури мечей». Взорвавшиеся пустотные щиты на миг затмили сам варп-разлом. «Буря мечей» содрогнулась, покачнувшись на своей оси, и прервала бросок вперед. Вдоль орудийных портов прокатилась цепочка второстепенных взрывов, вырывая обшивку и разбрасывая обломки.

– Установите точку переброса, – приказал Мортарион. Его старые сердца учащенно забились, а хватка на Безмолвии стала крепче. Предвкушение было одновременно ядовитым и сладким. – И отправляйте нас туда.

Двенадцать воинов Савана Смерти заняли свои места, их косы сияли бледными расщепляющими полями. Намного больше легионеров в тускло блестевших под светом люменов доспехах «Катафракт» ступили на другие станции переноса. В общей сложности в первой волне отправлялись три сотни Гвардейцев Смерти – лучшие воины Легиона и подходящая охрана для примарха. За ними последуют другие.

Мортарион почувствовал резкий жар набирающей полную мощность телепортационной колонны, а затем волну раздирающих варп ощущений. Мостик перед ним исчез, растворившись за ослепительно-белым полотном.

Жара сменилась экстремальным холодом и коротким визгом эфирного перехода, а затем стремительно вернулся мир чувств.

Сапоги примарха захрустели о твердую поверхность, и серебристая завеса исчезла.

Мортарион напрягся, сжав Безмолвие обеими руками и резко развернувшись, готовый к грохоту болтеров. Саван, сверкая бледно-зеленым свечением линз, рассредоточился, приготовившись к буре.

Ничего не произошло. Мостик «Бури мечей» был покинут, троны и гулкие залы пусты. Когда последний звон телепортационных лучей стих, воцарилась тишина, раскинувшаяся под мерцающими люменами и над пустыми тактическими линзами.

Мортарион шел настороженно, мышцы напряглись в боевой готовности.

– Брат мой! – позвал он, вглядываясь в тени.

Повелитель Смерти подошел к командному трону. Тот тоже был пуст. В темноте искрили перерезанные силовые кабели. Ни одна живая душа не вышла навстречу Мортариону.

Саван следовал за примархом, не издавая ни звука, кроме тихого гула древних доспехов и шагов окованных железом сапог. Мортарион вне себя от ярости отвернулся от трона

– Он бежит от меня! – заорал примарх, ударом пятки жнеца расколов мрамор. – Найдите его! Времени достаточно, чтобы засечь его след.

Но телепортационный луч не вспыхнул, чтобы забрать его. Среди пустых сервиторских ям внезапно включились экраны когитаторов. По всему мостику заработали пустотные щиты «Бури мечей», снова развернувшись за потрескавшимся бронестеклом иллюминаторов, словно наброшенная газовая ткань, и предотвращая установление любой входящей траектории. От звука оживших в глубинах корабля двигателей задрожали палубы, а огромные блоки люменов снова засияли.

Саван отреагировал мгновенно, образовав плотное кольцо вокруг примарха. Остальные абордажные отделения водили во все стороны болтеры, выискивая незримого врага.

На террасах, что возвышались над командным троном, вспыхнуло сто тридцать два энергетических поля силовых клинков, затопив все вокруг неоново-белой волной. Сто тридцать два штормовых щита с лязгом прижались к телам, и сто тридцать две глотки заревели идеальным унисоном:

– Каган!

Сагьяр мазан перепрыгнули через перила террас, устремляясь вниз подобно атакующим ангелам. Загремели болтеры, терзая металлические колонны и каменную кладку. Белые Шрамы приземлялись, размахивая клинками.

Мортарион шагнул им навстречу, обратив внимание, как снизу нарастает характерный вой перегружаемых двигателей. Мостик по-прежнему был изолирован, не позволяя телепортироваться, и уже все его пространство поглотила отчаянная схватка.

– Сбейте щиты, – прошипел примарх по связи Калгаро, выхватив Светило и открыв огонь. – Выпустите весь ад, но сбейте их.

Затем Повелитель Смерти бросился в бой. Его коса выписывала смертельные дуги, скашивая врагов, но всякий раз недостаточно быстро.

«Буря мечей» пылала изнутри, реакторы деформировались, а нижние палубы уже затопило горящей плазмой. Висящая над командным троном огромная эмблема молнии рухнула на полированный мрамор палубы.

Но дикари продолжали сражаться, пытаясь добраться до примарха, чтобы задержать его и погубить. Белые Шрамы бились как сами демоны, не обращая внимания на раны, которые должны были свалить их с ног и набрасываясь на неумолимый Саван с диким хохотом.

Атаку возглавлял один-единственный хан, сражавшийся двуручным терранским клинком. За ним следовали другие с гиканьем и боевым кличем их жестокой родины.

Они безнадежно уступали в численности, но это ничуть не замедлило их натиска. Саван Смерти рубил их на куски, забрызгивая палубу кровью, но верные Трону легионеры отказывались отступать.

Мортарион лично выступил против отчаянных нападавших, сметя троих одним ударом и швырнув их изувеченные тела в ямы. Он вскрыл грудь четвертого, затем шагнул к вожаку, который был оплотом лоялистов. Когда примарх приблизился, Белый Шрам расправился со своим противником и повернулся к Мортариону.

– Приветствую, Повелитель Смерти! – выкрикнул он почти восторженно, приготовившись к атаке. – Торгун-хан приветствует тебя!

– Зачем это делать? – спросил Мортарион, на миг задержав Безмолвие. – Зачем впустую растрачивать свои жизни?

Но он знал, что это было не зря. Каждая прошедшая секунду приближала гибель корабля. Каждая прошедшая секунда давала время ускользнуть остальному флоту Белых Шрамов. Гнев XIV Легиона был сосредоточен на их флагмане, игнорируя остальные корабли. В этот самый момент лэнсы вели огонь по щитам «Бури мечей», которые заперли Мортариона на стремительно разрушающемся пустотном колоссе.

– Зачем, милорд? – рассмеялся хан, приготовившись к неминуемому удару. – Ради долгожданного искупления.

Мортарион приготовил свою косу.

– Его не существует.


Хан наблюдал за гибелью «Бури мечей» с мостика «Копья Небес». Каждое попадание во флагман отдавалось в собственном теле примарха. Огромный корпус снова содрогнулся, сотрясаемый шквалом лазерных попаданий, направленных в командный мостик. В скором времени враги пробьют последний из щитов, вернут своих воинов и продолжат атаку. Сагьяр мазан продержатся считанные минуты против грозной свиты его брата.

Джагатая терзал стыд. В очередной раз вместо него умирали его сыновья. В очередной раз битва прервалась до своего финала, и в этот раз это Хан сбегал из ее эпицентра. Флот Белых Шрамов отступал, подставляя под залпы мстительного врага свои форсируемые двигатели.

«Ваша судьба на Терре».

Все ему говорили об этом. И Есугэй, и Илья, и чародей. Несомненно, видения грозового пророка говорили о решающей битве перед стенами Дворца, и если развязка настанет, то только там.

Но цена. Цена.

Броситься в битву, зная, что единственным результатом станет почетная смерть, было простым выбором. Любой берсеркер мог сделать это.

А вот уйти, сбежать, осмелиться отправиться в неизвестное, позволив в ушах звучать насмешке «малодушный» – это почти разрывало сердца примарха.

Вокруг Джагатая развил кипучую деятельность экипаж мостика нового флагмана. Всех легионеров и матросов, кого могли, перебросили на «Грозовых птицах» и с помощью телепортационного луча. Вывезли грозовых пророков, как и кешик и командную группу Джубала. Все десантно-штурмовые корабли вылетели перед последним броском «Бури мечей», забрав все оружие, которое могло поместиться в их отсеках.

Кипевший энергией ан-эзен был занят, перенастраивая оборонительные сети «Копья Небес» и выкрикивая приказы флоту продолжать отход. Грозовые пророки снова погрузились в свои ритуалы, вызывая стихийные силы для предстоящего путешествия. Арвида без возражений занял главное место среди них, так как после смерти Есугэя не осталось никого сильнее его, независимо от того, был ли он истинным воином орду или нет. Воины кэшика заняли позиции по всему мостику, а легионеры с «Бури мечей» рассредоточили по всем уцелевшим капитальным судам флота, поддерживая защиту против безумия и вызванного варпом утомления.

Илья, хромая, подошла к примарху, обвив руками свое тело, словно защищаясь. Глаза у нее были покрасневшими.

– Вы должны были пойти на это, – сказала женщина.

Правда этих слов не давала никакого утешения.

В пустоте свирепствовала битва. Основные силы флота Гвардии Смерти были отвлечены самопожертвованием «Бури мечей», но Дети Императора не поменяли курс и продолжили погоню.

– Разлом! – закричал Табан. – Горизонт чист!

Навстречу устремилась огненная река, вздыбившаяся, словно атакующая кавалерийская лава. Космос изогнулся и растянулся, вызывая еще большее напряжение в уже поврежденных корпусных конструкциях, а огромные дуги эфирных молний облизывали работающие на полную мощность двигатели.

Впервые они заглянули за сжимающийся край разрыва. Огромные валы неистовых разрядов безостановочно кружили, ошеломляя своими размерами и скоростью. Дальняя сторона была затянута золотисто-сапфировой мглой, кипящей, словно перегретый прометий. В этой жуткой трясине кружили образы мук и безумия, разбивая поверхность на фрагменты, прежде чем снова погрузиться в бесконечном брожении.

– Закрыть варп-ставни для перехода в эфир! – приказал Джубал.

Каждый корабль Белых Шрамов мчался вперед, выйдя из зоны действия орудий III Легиона. Поля Геллера обрели прочность, варп-двигатели заработали, плазменные двигатели все еще использовали инерцию движения бегущих звездолетов. Иллюминаторы закрыли.

– Что заставит их не последовать за нами? – пробормотал Табан, изучая тактические данные флот. Первые из крупных кораблей V Легиона уже неслись в бездну, наполовину находящуюся в реальном пространстве, наполовину – в варпе.

– Разлом закрывается, – сказал Джубал, указав на авгурные развертки, показывающие, что горловина разрыва сворачивается в саму себя.

– Не достаточно быстро, – заметил Джагатай. Как и Табан, он пристально всматривался в тактические сканеры. По крайней мере, авангард Детей Императора доберется до горизонта, прежде чем он, наконец, рухнет.

Джубал кивнул.

– Их недостаточно, чтобы помешать нам, – осторожно сказал он.

Хан прищурился, наблюдая, как по стеклу ползут узоры рун. Злобная тошнота варпа усиливалась, уплотняя воздух на мостике и вызывая ощущение, будто каждая поверхность заряжена статическим электричеством. И станет только хуже, как только они окажутся внутри разлома. Вражеские корабли летели странно, беспорядочно, рискуя гибелью только, чтобы остаться в зоне видимости.

– Но кто ими управляет? – спросил примарх. – И кто у них на борту?


«Восхищающий» резко развернулся к зениту. Пережог топлива двигателями был сумасшедшим, а сырой охладитель из затопленного инжинариума хлынул в трюмы. Крейсер давно уже не стрелял, так как все канониры были мертвы, разорванные шипастыми цепами новых хозяев корабля. Они высосали души смертных из трупов и пожрали их в оргии психической ненасытности.

Каждая палуба была залита кровью. Она стекала по топливопроводам и испарялась через системы рециркуляции воздуха. Все люмены взорвались или же безумно мигали, от чего освещение палуб металось от абсолютной темноты до слепящей яркости.

Порожденья едва осознаваемых чар Вон Калды скакали по коридорам и транзитным шахтам в поисках новых жертв. Все они выросли, неестественно быстро раздувшись в размерах. Самые маленькие из них – увенчанные шипами и хлещущие длинными хвостами с ядовитыми колючками – намного превосходили ростом легионера. Они двигались похотливо и соблазняюще, крадучись и скользя в кружащихся огнях. Абсолютно черные глаза блестели, как жемчужины.

Манушья-Ракшсаси присел среди руин мостика, наслаждаясь тряской истерзанного корабля. По челюсти демона стекала длинная полоса крови, принадлежащая последнему сопротивляющемуся легионеру.

Демон намного перерос прочих. Кровь, варп, смерти – все это усиливало его истинную природу. Облик, которым он наслаждался в царстве грез, раскрывался и вырос, превращаясь в подлинную плоть.

За многие столетия своей долгой сознательной жизни зверь использовал так много имен. Он существовал с самого начала, созданный посреди великолепного упадка первой звездной империи, обретя себя, когда эти города-миры изобилия охватывались беспорядками, знаменующими рождение бога. Он шествовал по разрушенным мирам, превращая их в чистое ощущение, испивая души их рыдающих и завывающих создателей. Манушья-Ракшсаси забрал заклинателей тех миров, магов и чародеев, впиваясь зубами в их живые души, поглощая эссенцию их силы и знаний. С тех пор демон стал сильнее, так же как и другие фрагменты Темного Принца, такой же юный, как голубые звезды в бездне и такой же смертоносный, как величайшие слуги старших богов.

Благодаря своей, по меркам галактики, молодости демон сохранил энергичность и жестокость, и был в восторге от того, что видел. Он потянулся, и его гибкая плоть заблестела в лучах мерцающих люменов.

Я и в самом деле прекрасен, – сказал Манушья-Ракшсаси и ему ответил согласием хор меньших разумов.

Он поднялся, демонстрируя все свое великолепие. На смертных мирах таких существ называли Хранителями Секретов.

А хранить было что – последние воспоминания эльдаров, приправленные жестокими тайными желаниями младших видов. Все они были обречены раствориться в глубинах эмпиреев, заточенные на веки вечные в стазисе восхитительной агонии.

Манушья-Ракшсаси посмотрел в пустоту, глядя сквозь почерневшую оболочку корабля смертных, словно та была прозрачным кристаллом. Мир чувств истончался, сливаясь в смесь из материи и мысли. Это придавало сил демону, вплетая его своенравную личность в ткань физической вселенной, укрепляя мышцы и закаляя сухожилия.

Вскоре отродьям варпа вовсе не будут нужны пустотные корабли смертных. Через считанные мгновения демоны смогут выбраться наружу, чтобы лететь сквозь беснующуюся бурю, как они делали при своем рождении.

Манушья-Ракшсаси осмотрел бойню, широко раскинувшуюся по вращающейся спирали варп-моста. Увидел звездолеты, подобные тромбам в вене, каждый из которых был густым, вязким и созревшим для отравления. Один из них особенно разбух – огромный линкор, наполненный поющими душами ткачей эфира, теснившихся вокруг их принца, чья душа пылала, как сами круги удовольствия.

Этот, – промолвил Хранитель Секретов, послав психическую команду своему новорожденному легиону отправляться в путь. – Мы возьмем этот.

Глава 25


Облаченный в сталь воин стал сильнее. Каждый его удар был тяжелее, точнее и наносился все с большей яростью.

Этого было недостаточно, ведь Карио обладал мастерством другого рода – бескорыстным стремлением к воинскому совершенству, невосприимчивому к капризам жажды боя. Ирония галактического масштаба заключалась в том, что эта доктрина, некогда общепризнанная для всего Легиона, сейчас превратилась в жажду разнузданной невоздержанности. Но ведь крах Великого крестового похода был полон иронии.

Два клинка – сабля и глефа – снова столкнулись. Один жалил подобно осколку льда, другой вращался как боевой цеп. Префектор позволил битве, уводившей их вверх по лестнице, течь своим чередом.

– Мы загнали вас, – холодно сказал Карио. – Твой флагман горит.

Шибан нанес очередной яростный удар, питаемый ненавистью.

– Лучше сгореть, чем нарушить клятву верности.

– Верность. – Болты ударили в арочный проем, который вел к верхнему мостику. – Смешно, что ты превозносишь то, от чего следовало избавиться.

Белые Шрамы рвались к вершине лестницы, где с золотых ограждений свисали знамена Палатинских Клинков. На отражающем полу схлестнулись сотни легионеров, одни в ближнем бою, другие – стреляя из-за укрытий. Обе стороны бросили в бой все свои силы, сражаясь со всем своим генетически усиленным мастерством. Перчатки врезались в плоть, клинки рубили керамит, болты попадали в цель.

– Не нам, – захрипел Шибан, увернувшись от поперечного удара, который должен был разрезать кабели шлема.

– Ах, да. Вы – исключительный Легион. – Появились отполированные двери с множеством колонн. Над воинами сияла незапятнанная огромная аквила, взирая суровом ликом на бойню. За дверьми был виден мостик. – Исключая другие семнадцать.

Карио все еще боролся с собой, вонзая клинок в сверкающие восьмерки, сдерживая чужой гнев и позволяя ему исчерпаться. Но Шибан все еще не выдавал признаков усталости и продолжал атаковать. Его братья оттесняли защитников в тень отполированного орла.

– Посмотри, что вы сделали с собой, – презрительно бросил Белый Шрам. – На нанесенные себе раны.

– Это от Шрамов, – в этот момент Карио ощутил, как зашевелился его внутренний искуситель, и по телу пробежался первый тревожный спазм. Слишком рано. – И, кроме того, не все из нас потакают себе.

– Ваш повелитель заключил сделку. – Окруженная слепящим ореолом глефа сделала глубокий выпад. Что-то случилось: Шрам превзошел себя, сражаясь с большим воодушевлением, чем на Мемносе. – Ее последствия доберутся и до тебя.

Бой перешел непосредственно на мостик, и стрельба усилилась. Болты взрывались о бронестекла иллюминаторов и тесно расположенные командные колонны. Карио вместе с братьями отступал сомкнутыми рядами к большому трону во главе мостика.

– Неуязвимых нет, – сказал префектор, полностью сосредоточившись на выживании, а глубоко внутри него снова открылась пара глаз. – Вы тоже больны.

– Я был, – Шибан двуручным хватом обрушив глефу на саблю, от чего та изогнулась почти до точки излома. – Но я помню, какими мы были раньше.

Ближний жестокий бой перекинулся на тронную площадку смешанной бело-пурпурной волной. Белые Шрамы продолжали наступать, бросая вызов граду болтов и противостоящим им мастерам меча.

Карио почувствовал, что трон рядом. Когда мостик охватило решающее сражение, он только смутно замечал неистовый варп-свет в пустоте и языки пламени, срывающиеся с краев огромной воронки.

Но он знал, что это значит: они мчались к разлому, без экипажа, ослепленные, и без надежды выбраться оттуда.

Глубоко внутри рогатое существо улыбнулось, обнажив черные зубы.

– Нет… – вслух произнес Палатинский Клинок.

Карио отбил сильный боковой удар, затем контратаковал, сделав выпад в горло. Шибан парировал, но с трудом, и впервые отпрянул от удара.

– Твои усилия напрасны, – прошипел Карио. – Твои боги мертвы, а идолы – разбиты. Теперь это мир более сильных богов.

Неудержимая сабля плясала все быстрее и быстрее, ведомая превосходным контролем и несравненной силой. Шибан отступал, изо всех сил пытаясь сравниться с внезапно возросшим темпом фехтования.

– Ты сражаешься за уже мертвое дело, – сказал ему Карио и услышал, что его собственный голос стал напряженным и с отголосками чужого голоса. – Я уже говорил тебе: в слепоте нет отваги.

Шибан не ответил, хрипло глотая воздух. Он рубил глефой, но теперь только защищаясь.

– И для сильных всегда будет путь, – прошипел Карио, отбросив врага на два шага и неумолимо преследуя его. – Мы контролируем существ, которых используем. Они – наши рабы.

Он сделал выпад чарнабальской саблей, угодив в середину глефы и разрубив рукоять. С щелчком выпущенной энергии оружие лопнуло, и обе половинки разлетелись. Шибан упал, по инерции покатившись вниз по ступенькам платформы. Он рухнул на спину и попытался добраться до другого оружия.

Карио прыгнул, держа клинок вертикально и целясь в сердце противника.

В этот момент префектор увидел своим мысленным взором сущность, что скрывалась внутри него. Она выпрямилась в полный рост и заревела от удовольствия. Ее тело светилось, а кожа была сухой и лоснящейся, как у змеи. Существо смеялось, так же, как и те – в разломе.

Карио приземлился, прижав врага и приготовившись вонзить в него клинок. В этот момент огромный взрыв снаружи сотряс палубу корабля. Иллюминаторы залило жгучим слепящим светом.

На долю секунды Карио посмотрел вверх.

«Восхищающий» погиб, разорванный на куски перегруженными двигателями. Его опустошенный корпус несло к зияющей пасти варп-разлома, а из выжженного сердца выбрались погубившие его существа. Целый легион отродий с воплями наслаждения устремился в смесь из варпа и реального пространства. Их вел огромный рогатый демонический зверь с длинным мечом, поднявшийся подобно ангелу разрушения над пламенем и кровавыми туннелями. Невозможно огромный, невозможно прекрасный.

Существо внутри префектора ответило. Карио почувствовал, как участилось сердцебиение и закипела кровь. Бежавший по коже пот шипел и испарялся на раздувшемся панцире. Кожа и кости на висках изогнулись. Поножи и наручи начали вздуваться, вырываясь из затвердевающих смертных мышц в варповой плоти.

И впервые Палатинский Клинок захотел этого.

Впервые он увидел брошенные в бой армии эмпиреев и понял, что спасения нет, что у него всегда было только медленно убывающее время. Которое полностью вышло.

Шибан вытянул с пояса длинный кинжал и с трудом поднялся. Карио мог выбить клинок из рук воина, мог вонзить саблю в живот и вырвать его внутренности. Вместо этого Палатинский Клинок бросил свою саблю.

Шибан вскочил, чтобы воспользоваться преимуществом и вонзил кинжал глубоко в грудь Карио. Боль была сильной, но не от физической раны. Существо внутри Палатинского Клинка корчилось, вдруг испугавшись и рассвирепев.

Карио упал на колени, изо всех стараясь сдержать выпущенные на волю силы. Над ним стоял с высоко поднятым клинком Шибан, готовый снова ударить, но почему-то медливший.

К этому моменту Карио едва мог говорить. Скоро его тело перестанет принадлежать ему. Тварь выросла, заразив его кровь, подчинив руки и ноги. Шепот перестал быть таковым, теперь это были приказы.

Каждую погубленную префектором душу, тот убил, будучи смертным воином, носящим цвета Легиона, выкованного на Кемоше. На протяжении всех последних событий – великого Поворота, резни преданных Трону, наступления на Терру – он оставался самим собой: Равашем Карио, Палатинским Клинком, самым совершенным воином самого совершенного Легиона, преданного исключительно поиску идеала.

Он ни о чем не жалел: ни о выборе, ни об убийствах. Ведь префектор всего этого желал. Но все закончилось. Судьба Карио больше не будет принадлежать ему, и он умрет так, как жил – истинным и единственным Дитем Императора.

– Ты так же обречен, как и я, – усмехнулся Шибану Карио. – Но это, мой брат, был отличный бой.

Шибан ударил кинжалом, и со вспышкой расщепляющего поля оружие пробило доспех Карио и погрузилось в его основное сердце. Белый Шрам обхватил рукоять обеими руками и потянул клинок в бок, разрезая грудь префектора.

Рогатая тварь заревела, яростно выбираясь наружу. Но было слишком поздно – сознание Карио покидало рухнувшего на палубу воина. Рядом лязгнула о металл сабля.

В конце, когда рев битвы превратился в смутный гул отголосков, и Палатинский Клинок понял, что мстительные Белые Шрамы наверняка победят, ничто не могло погасить его радость.

Отвергнутая тварь завыла.

– Незапятнанный, – прошептал Раваш Карио с последним вдохом, и его не стало.


«Копье Небес» проскочило край портала, содрогаясь всем корпусом в хватке титанических сил. Вихрь обладал определенной гравитацией, его притяжение засасывало каждый корабль, словно зыбучие пески. Уцелевшие корабли V Легиона мчались все быстрее и быстрее, размываясь от скорости, влекомые больше, чем просто силой, заключенной в их варп-двигателях.

Мимо проносили стены из энергии, пульсируя, словно бьющиеся сердца и ускоряясь с каждой секундой. Очертания присутствующих на мостике людей стали размытыми, голоса – искаженными. Далеко за флотом закрылся портал, отправив вслед за ним новые волны энергии. Короткие зигзаги ярко-белых эфирных молний преследовали по пятам корабли, извиваясь вокруг факелов двигателей и тщетно пытаясь в отчаянной погоне завлечь их в ловушку.

Когда последние варп-ставни закрылись, Хан бросил последний взгляд в бурлящее безумие и на миг заглянул в сердце шторма. Далеко впереди, слишком далеко, чтобы четко разглядеть, кружились и распадались остатки Темного Стекла. Примарх увидел, как сгорают дотла разлетающиеся обломки каркаса из черного железа.

За ним находилась материя преисподней, варп-пространство, которое Вейл называл стратум профундис, Пучина, Глубинный Варп.

Затем этот образ тоже исчез, отсеченный от смертного зрения свинцом, железом и древними символами, вырезанными техномантами Терры.

«Мы всегда знали, – подумал Хан. – Что для управления понадобятся символы и тайные знания. Как же легко удалось забыть, притвориться, что ничего этого нет. И это стало первой ошибкой».

Сигналом о первом прорыве корпуса стал резкий рывок на правый борт – на такой сильный толчок варп-турбулентность была не способна.

Джагатай взглянул на тактические экраны. Перед ним на той же безумной скорости мчался в сомкнутом строю его флот. Хроносы дребезжали, показатели сенсоров вращались, измерители скорости плавились и взрывались. На мерцающих авгурных экранах примарх увидел, что корабли III Легиона последовали за ними и пересекли границу портала. Пылающие остовы летели в кинетическом потоке, группируясь близко к плазменным следам «Копья Небес».

На мостике находилось девять грозовых пророков и чародей Арвида. Они прервали свои считывающие варп ритуалы. Самый могучий после Есугэя Наранбаатар – немолодой воин в покрытом рунами доспехе и с посохом из резного эбенового дерева – взглянул на высокий потолок мостика. Обнаженное лицо вдруг напряглось.

Раздался шум, как будто по ржавому железу скребли стальными шипами. Весь сводчатый мостик огласился громким лязгом.

Хану были знакомы эти звуки. Он присутствовали в его снах из далекого прошлого – далекие вихри льда и пламени, предшествующие его первому настоящему воспоминанию на Чогорисе.

Тогда они тоже пытались прорваться в мир живых.

– Внимание! – выкрикнул примарх, шагнув к краю командной платформы. Головы всех присутствующих на мостике – слуг на навигационных постах, офицеров в белых мундирах, легионеров, стоящих на каждом пересечении и каждой платформе, пророков с их цепями из костей и посохами с конским волосом – поднялись. – Сейчас мы в царстве богов. Это их обитель, где они не потерпят присутствия смертных.

Корпус корабля снова задрожал, раскалываемый тяжелыми ударами снаружи. Адамантий не трескался, ведь обитатели эмпиреев боролись не с физическими оковами материи, но психическими барьерами техноколдовства, которые защищали корабль.

– Они идут, жаждущие больше крови, – сказал подчиненным Хан. – Но мы достаточно ее пролили, а другие истекли ею, чтобы привести нас сюда, а значит, боги больше ничего не получат.

Появился первый коготь. Мерцая, как гололит, он пробил внутреннюю крышу. По всему мостику растекся едкий смрад безумного аромата, за которым последовали долгие визги иного мира.

Хан обнажил тальвар. По всему мостику воины взялись за клинки. Варп-ставни стучали, а варп-двигатели выли.

– Они хотят уничтожить нас, потому что мы ведем остальных! – закричал Хан, шагнув к Арвиде. – Мы не должны пасть!

Прорвались новые когти. Эфирные вопли достигли предела. Сквозь живой металл проникли шипастые хлысты, извиваясь, как разумные существа, а внутренние защитные слои мостика лопнули, разрушая последние элементы поля Геллера.

– И вот мы здесь! – заревел Хан, непреклонный перед собирающимся роем. – В этом самом месте! Мы – Талскар, Сыны Чогориса, и это последнее испытание!

И в этот момент с воплями и завываниями на мостик ворвались вестники великого ужаса – с тонкими конечностями, крючковатыми руками, рогатыми головами, раздвоенными копытами. Просачиваясь, словно жидкость из внутреннего корпуса.

– До конца времен! – прогремел Хан, готовясь встретить их. – Мы отвергаем тьму!

Ему ответили радостные и яростные крики всех без исключения смертных. Не ведая страха пред легионами ужаса, что прорывались сквозь материю и бросались на них, они взялись за оружием и ведомые своим примархом устремились в битву. А тем временем флот все дальше уходил по забытым путям эфира.

– Каган! – заревели воины, заглушив вопли эмпиреев. – Орду гамана Джагатай!

Затем две армии сошлись, и на борту «Копья Небес», которое мчалось через глубины живого варпа, вспыхнула битва.

Глава 26


Арвида никогда не видел демонов, хотя и чувствовал их присутствие. Когда «Копье Небес» подверглось нападению, его разум сосредоточился на варпе. Смертные глаза закрылись, тело лежало на палубе, а разум обратился в самого себя и оттуда в эфир.

Чародей ждал, что переход запустит изменение плоти, и мутирующий ужас навечно изменит его, но все оказалось иначе. Как только они вошли в пасть разлома, давление в висках исчезло, рев в ушах стих, а боль в суставах уменьшилась. Минуту спустя он осознал истину – место, в которое они вошли, было защищено от основной массы Пучины. Огромные стены психической материи сдерживали волны, окружив весь флот барьером движущегося колдовства. Корабли мчались по титаническим туннелям, пробуренным подобно ходам насекомых в глубины эфира, под самую основу мироздания.

Освобожденный от необходимости бороться с деградацией плоти разум Арвиды странствовал впереди флота, опережая его быстрейшие корабли. Он видел бесчисленные линии, расходящиеся паутиной ошеломляющей сложности. Чем дальше он уходил, тем колоссальнее становилась охватывающая галактику сеть каналов и путей, которые соединялись, перекрещивались и сплетались с сотнями других. Человеческий разум не мог задумать подобное, тем более – создать его.

В этом месте не было Астрономикона, только бесконечный головокружительный лабиринт петляющих во тьме туннелей, каждый из которых был заполнен магией более могущественной и старой, чем он встречал за всю свою жизнь, даже на Просперо на пике его славы.

Он вспомнил последние слова Есугэя.

«Им понадобится проводник».

Навигаторы не могли следовать этим путем. Их обучали находить свет Императора среди водоворотов истинного варпа. Арвида напрягал все силы, проецируя силу своего разума впереди флота. Он просматривал паутину каналов, предугадывая какой из них более верно вел к цели, и освещал путь, проецируя маяк, за которым могла следовать каждая психически обученная личность.

Они ответили. Один за другим корабли флота приняли сигнал. К тому времени все они двигались быстрее мысли, превышая на порядок возможности обычных звездолетов людей. Их влекли стихийные силы, которые бушевали в незримых путях.

Поначалу Арвида следовал маршрутом бессознательно, позволяя своему ощущению будущего направлять их. Огромная и мерцающая сеть расширялась, разбросанная спутанным золотым клубком на лике вечности. Вопреки всякому смыслу, он понял, что хочет задержаться: чтобы изучить этот лабиринт, проследить тысячи маршрутов и узнать все его секреты. Чародей мельком видел чудеса, сокрытые еще глубже – огромные пространства, что устремлялись в абсолютную тьму; громадные пустоты, мерцающие, как освещенные звездами жеоды; скопления красноватых, пылающих изнутри облаков; черные сферы скованных солнц, окруженные гигантскими сверкающими сталагмитами.

Флот уходил все глубже. Арвида чувствовал слабое присутствие разумов. Ничего более чуждого он никогда не ощущал. Они были ожесточены, словно давно свергнутые короли, лишенные своих армий и наблюдающие за захватчиками, что бесчинствовали на землях, которые они когда-то могли защитить. Чародей ощутил едкий гнев, но и пустое бессилие. Они были призраками, простыми отголосками старших богов, сохранившимися подобно кольцам дыма над тлеющими углями.

Библиарий сфокусировал свои силы. Избавившись от ужаса изменения плоти, он получил возможность подняться высоко в Исчислениях, используя методы предсказания, которым его обучили на Тизке. Видения стремительно посыпались на него, одно за другим, в беспорядочной мешанине. Он увидел тысячи вращающихся в пустоте миров, все до единого были опустошены, либо осаждены, или же охвачены войной. Он увидел бесконечные волны демонов, толпившихся у порога реальности, готовых перескочить разрыв между мирами, и с ужасающей ясностью понял, что они натворят, как только им это удастся.

Затем Арвида вспомнил, что увидел на Темном Стекле.

Он вспомнил планету колдунов, темную башню и ряды шаркающих магов в мантиях. Он вспомнил расколотого бога, его единственный глаз – все, что осталось настоящим от того существа, которым он некогда был.

Если это место было реальным, он мог привести туда флот. На миг его разум неуверенно потянулся в том направлении, выискивая знамение, что сеть простирается до той планеты.

«Им понадобится проводник».

Даже здесь – посреди основ бесконечности – был соблазн не подчиниться.

Арвида собрал все свои силы, спрессовывая расколотые грани тысяч возможных вариантов будущего в одно целое. Великий лабиринт создали существа, для которых Терра был неизвестным захолустьем, простой отметкой на звездных картах. Даже сейчас флот не мог вернуться в мир живых по прямому и легкому пути.

Арвида устремил вперед свое восприятие будущего, уходя все дальше и дальше по лабиринту вероятности. Когда он нацелился на место, к которому вел вихрь, то впервые увидел устроенную вокруг их цели сумятицу. Соединению, созданному Есугэем в Катуллусе, не хватало ответного голоса, и поэтому каждый путь к сердцу Терры был заблокирован армиями эмпиреев, поднимающихся из самых глубин бездны. Туннели пылали, затмевая свет большого Трона, а в подземельях пекла бушевала какая-то тайная война.

Но Арвида мог вести большую часть пути.

В лабиринте были порталы, которые выходили в реальное пространство перед границами Солнечной системы, но также перед наступающими армиями магистра войны. До них все еще было далеко, но невероятная скорость постоянно росла, вызывая тряску и напряжение в конструкции пустотные кораблей. Если бы Арвида мог поддерживать курс на маяк, если бы мог найти путь, то они бы добрались до цели.

Он смутно ощущал вонь демонов. В мире чувств они с воплями пробивались к нему, чтобы вцепиться в его душу. Но он не мог позволить своей концентрации ослабнуть, не мог пошевелиться, чтобы защитить себя. Потому что, если он дрогнет, то они все погибнут.

Мимо проносились раскаленные магические стены. Он слышал голоса, кричащие от гнева и боли. Чувствовал под собой твердую палубу и видел парящие над ним величавые и жуткие эмпиреи.

«Держись, – прошептал он. – Еще немного».

«Держись».


Демоны с распахнутыми пастями и вытянутыми когтями прорвались через отказывающие поля Геллера, принеся с собой неистовый хор проклятых душ.

Грозовые пророки ответили, обрушив на них бурю. Первых тварей эфира разорвало на куски. Их плоть взрывалась частицами высвобожденной энергии, но следом с визгом и хохотом появлялись новые.

Джагатай встал возле Арвиды, как и Джубал с кэшиком, укрепив островок перед троном. По всему мостику воины орду открыли огонь, выкашивая волны демонической плоти массированными залпами болтеров.

Твари эмпирей с пылающими глазами выли, падая на палубы и бросаясь в ближний бой. В реальность хлынули десятки, затем сотни демонов, проникая сквозь металл корпуса, поднимаясь с палуб, бросаясь со сводов. Они ступали на выгнутых назад ногах и щелкали крабовидными клешнями, размахивая цепами и плетьми с исключительным изяществом. Каждое их движение было окутано мерцающей завесой ложного цвета, создавая проблемы зрению смертных.

Болтеры ранили чудовищ, но только оружие вечности – клинки, кулаки, копья – приканчивали их. Белые Шрамы сошлись с врагом в ближнем бою, используя всю свою скорость и силу. Тальвары сходились с цепами в вихре атак и блоков, и вскоре на верхних уровнях мостика разгорелся ближний бой.

Демоны рвали плоть смертных, отрывали их палубы и швыряли в ямы. Сыны Джагатая отвечали с не меньшей свирепостью, отсекая мерцающую плоть со скачущих и кружащихся нерожденных.

Грозовые пророки шагнули в сердце битвы, вызывая еще больше разрушения словами силы на хорчине. Сверху с треском психической мощи били зигзаги молний, испепеляя демонов всепоглощающим пламенем. Штормовой ветер усилился, неистовствуя над навигационными постами и группами когитаторов, сбивая с копыт проклятых и разбрасывая их по сторонам.

Но на их место продолжали прибыть новые твари: более крупные и более злобные. На гибких телах сохранились останки какофонов – пятна пурпурной брони, цепляющейся, словно чешуйки за мягкую плоть нерожденных. Эти гибриды открыли пасти, и мостик наводнил оглушающий звуковой ужас, от которого лопались барабанные перепонки и глазные яблоки. Демоны вытягивали сплавленные с остатками прежнего оружия руки и извергали цунами шума, который разрывал палубу и распылял колонны.

Ни один смертный не мог противостоять им. Матросов корабля вырезали толпами, их панцирная броня и шлемы слабо защищали от подавляющей мощи демонов, но они все равно держались, вдохновляемые присутствием легионеров.

Воины Легиона, собранные из экипажей «Бури мечей» и «Копья небес», бросились на врага, стремясь удержать тактически выгодные позиции. Белые Шрамы двигались вихрем стали, стремясь не отставать от сверхъестественных движений врагов. Яркие вспышки света, созданные грозовыми пророками, окутывали воинов, ослепляя отродий и заставляя их кричать. Самые маленькие демоны были крупнее любого легионера, но орду сражалась сплоченно, парируя, рубя, атакуя тварей, где бы они не приземлялись, и уничтожая их.

Когда армии сцепились, мостик превратился в арену из необузданного шума и воплощенных кошмаров.

Джагатай сражался в гуще битвы, так как обитатели эмпиреев набросились на Арвиду, зная, что это он ведет весь флот. Подобно шершням они устремились к чародею, наполнив воздух смертоносными звуковыми волнами из широко распахнутых пастей, отчаянно пытаясь дотянуться до него шипастыми плетьми и отравленными наконечниками копий.

Грозовой пророк Наранбаатар отражал эти атаки, создав полусферический кинетический щит над стоявшим на коленях Арвидой. При каждом попадании оболочка щита вспыхивала чистым пламенем, выбрасывая каскады отраженного варп-света.

Джубал повел кэшик в сердце битвы, и телохранители в терминаторских доспехах прорубали себе дорогу через толпы атакующих демонов, орудуя глефами двуручным хватом. Несмотря на тяжелую броню, легионеры не уступали в скорости отродьям варпа, выдерживая ужасающий поток звука, а затем атакуя окутанными неоновыми пламенем клинками.

Каждая душа сражалась, каждый разум был сфокусирован, каждая способная держать оружие рука – задействована, но враги все прибывали. Раскаленный воздух дрожал от выпускаемых плазменных разрядов и варп-заклинаний, и кровь закипала там, где падала.

В самом эпицентре битвы сражался Джагатай, нанося каждый удар с ужасающим хладнокровием. Он сделал выпад, попав в горло вопящего ужаса и отделив рогатую голову от змеиной шеи, затем развернулся и вонзил острие в кишки налетевшего двойника твари. Примарх встряхнул клинок, и демона разорвало. Его останки разлетелись по спрессованной массе сражающихся врагов.

Никто не мог устоять перед примархом. Он возвышался над нерожденными, прорубая путь через орду для следующего за ним кэшика. Шаг за шагом, метр за запятнанным ихором метром они оттесняли демонов от Арвиды. Молнии хлестали и разили, пронзая тварей даже в момент их проявления, кромсая их сущность и отправляя с воем обратно в Пучину.

– Хай Чогорис! – раздался боевой рев, вырвавшийся из глоток каждого легионера на мостике, и на миг их ярость заглушила вопли эфира.

Но затем корабль содрогнулся, резко нырнув вниз. Последние слабые остатки щита Геллера лопнули, засыпав мостик потоком серебристых осколков. Перед командным троном сливалась новая огромная фигура, обретая цельность, словно дым при перемотке назад. Зловещий пурпурный туман превратился в гигантского призрака из самых страшных снов человечества.

От доспеха Коненоса не осталось ни следа. Из корчащегося тела выросли четыре бледные руки, две из которых заканчивались длинными крабоподобными клешнями, а две другие походили на человеческие с когтями. Конический череп с кроваво-красными рогами и абсолютно черными глазами был изрезан ритуальными шрамами. Когда пасть открылась, из-за частокола клыков вылетел длинный фиолетовый язык. Каждое движение твари было безумно соблазнительным, одновременно отталкивающим и опьяняющим, а также размытым из-за клубов едкого ладана.

Огромный демон с грохотом приземлился на палубу, расколов копытами плиты. Втрое выше примарха, он был аватаром порчи, выброшенным в мир чувств. По его телу ударила грозовая молния и отпрянула от нечестивой плоти, выгорев в ленточки пара.

Приветствую, сын Анафемы, – сказало существо голосом, что заключал все прекрасные и отвратительные оттенки – крик испуганного до смерти младенца, вопль жестокого восторга, вздох боли под ножом палача. – Ты далеко от дома.

Хан взглянул на демона, оценивая все его великолепие и уродство, заключенные в бледную плоть, мерцание дымки, запах вожделения и отвращения.

– Встань у меня на пути, якша, – сказал примарх, держа свой священный клинок в защитной позиции, – и я прикончу тебя.

Демон рассмеялся, и этот звук напомнил скрип стекла по кости.

Попробуй и твоя освежеванная душа подсластит течение вечности.

Затем демон нанес нисходящий удар. Хан парировал, и клинки сошлись с грохотом раскалывающегося айсберга. Примарх тут же развернулся, перехватывая хлесткий выпад клешней. Тальвар задрожал от удара, срезав ломоть демонического хитина с внутреннего изгиба, а затем метнулся вверх, атакуя щелкающие когти.

За спиной великого демона не стихала битва. Грозовая магия столкнулась с варповой дьявольщиной в шквале психических взрывов, перемежающихся с физическим боем из выпадов клинков и болтерной стрельбы. Джубал со своей свитой атаковал самых крупных приближенных Манушьи-Ракшсаси, и терминаторская гвардия сошлась с психозвуковыми гибридами из когтей и сплавленных вокс-усилителей. Магистр Охоты выкрикивал имя примарха каждый раз, как изгонял очередного демона в преисподнюю. Намаи бился подле него, вращая гуань дао сверкающим ореолом.

Никто не мог сравниться с безупречностью Хана в бою. Сражаясь с самым могучим обитателем эфира, с самым сильным из посланников всех богов в мире смертных, примарх поднялся до наивысшего уровня контролируемой ярости. Его стремительный меч кружил быстрее степных ветров. На каждую отраженную демоническую атаку следовал равный ответ Боевого Ястреба. Два клинка сталкивались снова и снова, растворившись в урагане ударов и блоков, уколов и уклонов.

Манушья-Ракшсаси завопил, накрыв Хана сотрясающим молекулы потоком звука, но примарх выдержал его. Пылающий рунами длинный меч с рычаньем давил на тальвар, а когти скрежетали по жемчужно-золотому доспеху, но Джагатай отбросил их. Клинок примарха рубил без остановки, вгрызаясь в связанные эфиром жилы и заставляя демона реветь от боли.

Ты ведь сильно любил своего колдуна бури, – сказал Манушья-Ракшсаси, отступая перед яростной атакой Хана. – Хочешь, я покажу тебе его страдания?

Примарх только усилил натиск, напрягая все силы и орудуя клинком так быстро, что казалось, будто тот рассекает саму реальность. Обоих бойцов окутало пламя, разжигаемое вращающимися мечами.

Хан почувствовал предел сил врага. Тот полностью выложился, но примарх был все еще жив. Его воины были живы и сражались с непокорным ревом. Тварь питалась страхом, но на борту «Копья Небес» для нее не было пищи.

Машины душ не предназначались для тебе подобных, – насмешливо произнес Манушья-Ракшсаси, новой атакой едва не выбив Хана из равновесия. – Они выше вашего понимания, как и мы.

Хан вонзил пылающий энергией меч в тело Манушьи-Ракшсаси. Острие вышло из спины демона, прежде чем когти полоснули по нагруднику примарха, почти сорвав его с тела Джагатая. Теперь противников окружало не только пламя, но и кровь – красная человеческая и фиолетовая демоническая.

Тебе не следовало решаться на это шаг.

Демон снова завопил, отбросив Хана на шаг и разрушив палубу под его ногами. За этим последовал свирепый выпад сжатой клешней, угодившей в челюсть примарху и заставившей его снова отступить.

Это наш мир.

Хан тут же контратаковал, отбив меч демона в сторону и направив свой в грудь врагу. Клинок попал в цель, нанеся очередную рану в боку твари. При соприкосновении с расщепляющим полем меча ихор вспыхнул, окатив противников пульсирующим кровавым пламенем.

Все миры – наши. А вы чума в них, зараза, которую необходимо искоренить.

Тварь атаковала когтями, но Хан отбил их и в ответ полоснул клинком по ведущей ноге демона. Затем обратным движением разрезал грудь до костяной клешни.

И так и будет.

Манушья-Ракшсаси ударил копытом в бок Хана и расколол доспех. Примарха отбросило в сторону. Демон снова презрительно завопил и нанес нисходящий удар пылающим мечом. Смертельное лезвие рассекло воздух, шипя коварной магией.

Хан парировал, и оба меча столкнулись. Раздался громкий звон, сверкнула вспышка, и тальвар Хана сломался. Демон взмахнул костяной клешней и отшвырнул примарха в сторону. Тот с лязгом отлетел на пустой командный трон.

Все еще запертый в своем видении будущего и неведающий о происходящем Арвида остался один и безо всякой защиты. Хан вскочил и бросился к нему. Манушья-Ракшсаси с жаждой убийства в прищуренных глазах потянулся когтями к чародею. Безоружный примарх прыгнул на демона.

Манушья-Ракшсаси среагировал слишком поздно. Хан вцепился ему в шею, сжав сиреневую плоть и используя инерцию, чтобы оттащить тварь от Арвиды. Примарх вдавливая обе руки в напряженную плоть демона.

Захваченный врасплох свирепой атакой Хана демон потерял равновесие и рухнул на спину. Джагатай повалился на него сверху, продолжая сжимать горло Манушьи-Ракшсаси. Тот выгнул спину, пытаясь скинуть примарха, но Хан, вкладывая все до остатка генетически улучшенные силы, давил сильнее, ломая скрученные варпом кости и разрывая многочисленные извращенные трахеи.

Задыхающийся Манушья-Ракшсаси задергался сильнее. Его меч резанул по спине Хана, рассекая пластины доспеха. Когти царапали по бокам, вонзаясь в плоть там, где были вырваны куски брони. Огромная тварь извивалась, словно змея, пытаясь сбросить с себя своего палача, но Хан только усиливал хватку, вдавливая пальцы в глотку демона и разрывая сухожилия.

– Вам больше негде прятаться, – прошипел Хан, выдавливая остатки жизни из дергающегося демона. – Теперь мы знаем вас и будем охотиться в каждой грани реальности. Мы очистим пустоту, а затем и сам варп.

Манушья-Ракшсаси непокорно зашипел, но к слюне теперь примешался ихор, а глаза затуманились. Истерзанное тело содрогнулось, а конечности безвольно повисли.

– Взгляни на меня, якша, – произнес Хан, – и узнай своего убийцу.

Демон сделал последний сдавленный вдох, глядя на Джагатая с ненавистью и ужасом. Примарх расцепил руки и вырвал меч демона из его ослабевшей хватки. Обхватив пылающую рукоять обеими руками, он взмахнул клинком и вонзил его в грудь Манушьи-Ракшсаси. Демон завопил. Хан вырвал пылающий меч, а затем погрузил руку в зияющую рану.

– За Императора! – закричал он, вырвав сердце демона и потрясая им над головой. По руке примарха стекал, источая пар, густой и черный, как нефть, ихор.

Белые Шрамы по всему мостику услышали триумфальный клич своего повелителя. Услышали его и демоны. И все увидели поднятое вверх и все еще бьющееся сердце Хранителя Секретов. Воины воспряли и с кличем «За Хана!» продолжили биться, крепко сжимая рукояти клинков и вонзая их во врагов.

Примарх отшвырнул демоническое сердце, подобрал осколки своего тальвара, все еще пылающие энергией, и бросился в битву. Его кэшик построился вокруг него, уничтожая всех кто, вставал у них на пути. Грозовые пророки возобновили свой натиск, обрушивая стихийные силы на наступающие ряды нерожденных. Болтеры ревели, разносились боевые кличи, а в ответ вопили с ненавистью и отчаяньем орды преисподней.

Посреди всей этой бойни стоял на коленях Арвида. Нетронутый, невредимый и ведущий флот вперед.

За обшивкой корабля все быстрее и все дальше проносилась вселенная.

– Сражайтесь! – проревел Хан.

Непреклонные и отважные Белые Шрамы бились с вопящими демонами.

– Сражайтесь!

Глава 27


Последний мощный удар лэнса сказал Мортариону все, что ему нужно было знать. Щиты «Бури мечей» были пробиты, в этот раз по-настоящему, и он мог телепортироваться с корабля.

Примарх посмотрел на убитых воинов вокруг, каждый из которых был сражен ударом косы, на лужи и ручейки крови на палубе. Каждый Белый Шрам бросался на его клинок, сражаясь так же яростно, как и любой другой воин любого другого Легиона, но в этих было еще кое-что – какая-то одержимость.

Их хан Торгун лежал на палубе со сломанной спиной. Покончить с ним было непросто, не такой быстрый, как его братья, он оказался весьма крепким. В конце концов, Безмолвие сорвало шлем с головы Белого Шрама, и Мортарион увидел его лицо – окровавленное перед неизбежным концом, но при этом глаза светились радостью.

Затем он умер, убитый, как и многие тысячи других. Разрубленный и с вдавленным в металл позвоночником.

– Милорд, – раздался по связи голос Калгаро. – Точки переноса установлены. Я выведу вас.

Мортарион равнодушно кивнул. Бой выдался утомительным. Процесс резни не принес утешения из-за потери главного приза, и даже в победе присутствовала немалая доля унижения.

Ударили лучи эфирного света, и в очередной раз он содрогнулся от холода бездны. Дымка растаяла, и он снова оказался на мостике «Стойкости» в окружении покрытых изморозью фигур Савана.

Калгаро поднялся, чтобы поприветствовать повелителя. Рядом с Магистром Осады стояли слуги XIV Легиона и личный состав мостика. За ними, отдельно от прочих, находилась небольшая группа в золоте и пурпуре. Стоявший во главе ее лорд-командор прим поклонился.

– Милорд, простите за бесцеремонность, – обратился Эйдолон. – Но, как вы видите, битва окончена. Я хотел убедиться, что вы вернулись к нам.

За иллюминаторами мостика Мортарион увидел охваченную заревом пылавших кораблей пустоту. Саму «Бурю мечей» терзали взрывы, ее громадное тело, потеряв всякую остойчивость, светилось изнутри. Боевая баржа, медленно вращаясь, удалялась с плоскости битвы, обугленные конечности опустошенного корпуса рассыпались, исключая любую надежду на спасение корабля.

На дальнем конце этой бойни также исчезли последние корабли Белых Шрамов, пройдя через разрыв в космосе и оставив за собой только разрушенные и дымящиеся остовы. Преследование, как кораблями Мортариона, так и Эйдолона, было невозможно: разлом закрылся.

– Хан? – мрачно спросил Мортарион скорее ради полной полноты картины, чем чего-нибудь еще. Он уже знал, что Джагатай исчез, ускользнув от смыкавшихся на его шее когтей.

– Сбежал, милорд, – ответил Эйдолон. – Сомнений никаких, это ваша победа. Он бежит от вас, и варп не будет любезен.

– Победа? – заревел Мортарион, резко повернувшись к лорду-командору, плюясь желчью из древней дыхательной маски. – Победа? Та, что остается в анналах? Проклятье, мутант, если это победа, тогда ты должен наслаждаться болью даже сильнее, чем предполагает твоя репутация.

В пустоте линкоры III и XIV Легионов замедляли ход. Огромные орудия заливались дымящимися цистернами охладителя, а перегревшиеся плазменные двигатели глушили, чтобы предотвратить их выход из строя. На границах гасли последние вспышки пустотной битвы – не успевшие уйти в варп-разлом корабли V Легиона преследовались ради информаторов, хотя большой необходимости в них уже не было.

Мортарион вернулся к трону, напряженно размышляя.

Очередная неудача, очередная метка на его репутации. Ему придется вернуться к Гору и братьям-примархам с неизменно тяжелым бременем позора.

Калгаро, как обычно, терпеливо ждал, не произнося ни слова, пока к нему не обратятся. Его подчиненные оставались на своих постах, как обычно суровые и безмолвные. Все ждали приказа. Когда Мортарион посмотрел на их выжидающие лица, то почувствовал, как внутри поднимается ненависть. Он убивал, но этого было недостаточно. Он охотился, выжимая все соки из своих сыновей и уводя от мест славы, и этого было недостаточно.

Глубоко внизу, вдали от всех бился в оковах сломленный монстр Грульгор. В покоях примарха хранились непрочитанные и медленно гниющие книги заклинаний. Псайкеры, которые обитали на каждом корабле его флоте, на данный момент сдерживали себя, но слова силы были готовы сорваться с их уст.

Мортарион вспомнил сказанные ранее слова Эйдолона. «Вы не можете вечно отвергать богов, милорд. Вы можете выстроить стены и принять законы, но я слышал донесения с Молеха – вам не вернуть назад то, что было выпущено на волю».

– Заканчивайте со всеми оставшимися делами, – наконец прорычал Мортарион, опустив свое худое тело на трон. – Да побыстрее. Затем мы отправимся в варп.

Он взглянул на лорда-командора Эйдолона.

– Ты неплохо справился с поисками моего брата, – сказал Мортарион. – Эти методы еще действуют?

На лице Эйдолона отобразилось сомнение.

– Боюсь, сейчас нам Хана не достать, господин.

– Тогда другого. Если я дам тебе имя, твои умения смогут помочь?

– Это будет зависеть от имени.

– Тот, кого я поставлю на колени, прежде чем мы доберемся до Тронного мира.

Эйдолон повеселел.

– Вам следует выражаться поточнее.

Тогда Мортарион вспомнил о Грульгоре, источающем зловонное дыхание в прогнившем трюме. На Молехе он был оружием, которое уничтожало целые города.

Он был мерзостью. Нужен вариант получше.

– Я буду подле магистра войны, – сказал Мортарион. – Мы займем свое место в авангарде и дадим Легиону почести, которые он заслуживает. Но не без всей его мощи. Не без тех, кто был в нем с самого начала.

Мортарион взглянул на Эйдолона, на его великолепие и невоздержность, на его слабость и силу, и почувствовал отвращение от всего этого.

– Так что доставь меня к моему Первому капитану, – сказал он. – Приведи мне Каласа Тифона.

Загрузка...