Часть третья: Расширение нашего круга.

Глава 12. Признание циклов духовной жизни.

«Если у нас есть представления о том, как должна развёртываться наша практика, эти представления часто будут мешать нам, препятствовать нам проявлять уважение к той фазе, которая в действительности предстоит нам».

Каждая древняя система мудрости учит, что в человеческой жизни развёртывается последовательность отдельных стадий: детство, период воспитания и обучения, период семейной жизни и осмысленного труда и период созерцательной практики. В традициях американских туземцев эти циклы развития почитаются в обрядах перехода, которые дают возможность любому члену сообщества вступать в новую стадию жизни с полным сознанием и с поддержкой. Современные психологи, такие как Эрик Эриксон, также говорят о неизбежной последовательности стадий, составляющих разумную и осмысленную жизнь.

Точно так же, как необходимо находить красоту в смене времен года на Земле и внутреннюю грацию в почитании жизненных циклов, наша духовная практика будет находиться в равновесии, когда мы почувствуем, какое время благоприятно для уединённой практики, какое – для путешествий, когда удобно обосноваться на одном месте и пустить там корни, когда пришло время иметь семью и детей. Уважая эти цикли, мы уважаем естественный закон вселенной в дао, в дхарме нашей собственной жизни. Об этом говорит поэт Уэнделл Берри в своём стихотворении «Закон, сочетающий все вещи»:

«Облако свободно лишь для того,

Чтобы двигаться с ветром.

Дождь свободен

Только в падении.

Вода свободна,

Лишь собираясь вместе,

Когда она течёт вниз

Или возносится в воздух.

Закон – это покой,

Если ты любишь закон,

Если ты входишь в него с песней,

Как вода движется вниз».

Вначале мы, возможно, ошибочно представляем себе духовную практику как путешествие по прямой, странствие по определённому ландшафту к далёкому месту назначения – к просветлению. Но лучше описать её в виде расширяющегося круга или опирали, которая раскрывает наши сердца и постепенно проникает в наше сознание, охватывая всю жизнь как духовное целое. В предыдущих главах мы говорили о пути, где тот же самый вопрос снова и снова будет возникать перед нами на каждом новом уровне практики. Неизбежно опять возникнет вопрос о том, как нам совершать переходы и в жизненных обстоятельствах, и в практике. Двадцать пять лет назад Рам Дасс описал циклы духовной жизни в книге «Будь здесь сейчас»:

«Практика подобна качелям. За каждым взлётом обычно следует новое падение. Понимание этого несколько облегчает движение в обеих фазах... В дополнение к циклам движения вверх и вниз есть и цикл движения внутрь и наружу. Иначе говоря, есть стадии, на которых вы чувствуете себя втянутыми во внутреннюю работу, и всё, чего вы ищете, – это спокойное место для того, чтобы медитировать и продолжать движение вперёд; а затем наступает время, когда вы обращаетесь ко внешнему миру и стремитесь включиться в жизнь рынка. Обе части цикла представляют собой часть нашей практики, потому что то, что происходит с вами на рынке, помогает вашей медитации, а то, что происходит в вашей медитации, помогает вам участвовать в жизни рынка без привязанности... Сначала вы будете думать о практике как об ограниченной части своей жизни; но со временем вы поймёте, что всё, чем вы заняты, является частью вашей практики».

Перемена происходит в нашей жизни не только вследствие изменения внутренних потребностей, но также и вследствие изменения наших внешних обстоятельств. Природа существования, как учил нас Будда, – это непрестанное преобразование. Как нам можно найти способ уважать эти естественные циклы жизни в духовной практике? Во-первых, мы должны уважать меняющиеся циклы, которые приносит нам жизнь, и принимать те внутренние задачи, которые они влекут за собой. Таким образом наш духовный рост может естественно происходить одновременно с ними. Хотя это и представляется очевидным, наше общество утратило соприкосновение с такими ритмами, и нас учат многим способам не обращать на них внимания. Детей с самого раннего возраста подавляют дисциплиной и преждевременным теоретическим образованием вместо того, чтобы предоставить им свободу в игре и в безболезненном обучении. Многие пожилые люди ведут жизнь затянувшегося ребячества, а женщины отчаянно борются за то, чтобы оставаться молодыми и полностью избежать зрелости. В старости видят поражение, которому нужно противиться, которого надобно бояться. У нас мало образцов для подражания – мудрых мужчин и женщин на каждой стадии жизни, нет полезных посвящений, мало обрядов перехода.

Когда мы уважаем естественные циклы жизни, мы обнаруживаем, что каждая из жизненных стадий содержит духовное измерение, каждая способствует приобретению мудрости и опыта, к которым мы движемся в своём духовном росте. Например, один из главных источников нашего духовного сознания находится в самом раннем периоде нашей жизни – это благожелательная общность в утробе матери. Наше сознание удерживает в своих глубинах воспоминание об этой общности и её возможности; и мы стремимся к ней в медитации. Затем, в младенческом возрасте, мы переживаем свежесть первого виденья, чувствования и прикосновения к миру, непосредственное физическое присутствие наших ощущений и личных потребностей. Повторно пробуждая эту непосредственность, повторно завоёвывая спонтанное нерушимое доверие к тому, что мы знаем и чувствуем, мы осуществляем центральную задачу нахождения своей духовной основы в позднейшей практике.

Многие люди имеют в детстве первое духовное переживание – это переживание врождённой и естественной связи с тем, что непорочно и священно. Игривость, радость и любопытство нашего детства может стать основой для повторного восхищённого открытия этого духа в своей практике. Если наши взаимоотношения с родителями основаны на любви и уважении, это также становится моделью и основой для уважения и доверия во всех других взаимоотношениях. Конечно, если наши переживания в утробе матери, а также в младенческом или детском возрасте будут плохими, нам придётся проделать большую работу по исцелению, чтобы исправить дело и восстановить своё естественное благополучие. Но эти болезненные переживания могут стимулировать нашу жажду истинного благополучия; и определённые моменты каждого детства неизбежно будут содержать семена пробуждения.

Независимость и бунтарский дух подросткового возраста предоставляют нам ещё и другое качество, существенное для практики, – настоятельное стремление к тому, чтобы мы нашли истину сами для себя и не ставили чьи-то слова выше собственного опыта. Когда мы проникаем в сферу ответственности подростка, мы развиваем сострадательную заботу о других, а не только о себе. Это созревание может принести нам чувство взаимной зависимости, потребность во взаимном уважении и социальной справедливости, которые становятся источником пробуждения к пути всеобщего сострадания.

Жизнь взрослого приносит свои собственные естественные духовные задачи и раскрытия. Мы становимся более заботливыми и ответственными за семью, за своё сообщество, за наш мир. Мы обнаруживаем потребность в виденье, мы чувствуем сильное желание осуществить своё собственное уникальное выражение жизни. Когда мы достигаем зрелости, в нашу жизнь вступает естественное качество созерцания; мы можем почувствовать внутреннее стремление искать периоды размышления, обрести перспективу, чтобы прикоснуться к своему сердцу. С возрастом, увидев многие циклы рождения и смерти, мы обнаруживаем, что внутри нас растёт мудрая отрешённость.

Каждая стадия нашей жизни содержит семена для нашего духовного роста. Наша духовная жизнь достигает зрелости, когда мы сознательно принимаем предназначенные для нас жизненные задачи.

К несчастью, во многих духовных сообществах есть люди, которые надеются уйти от этих задач. Такие люди могут начать практику в возрасте двадцати пяти лет, потратить целые годы на попытки игнорировать своё тело или творческие способности, а затем, уже после сорока лет, внезапно и болезненно уяснить, что им на самом деле нужна семья, нужна карьера. Или может случиться так, что они, вступив в какое-нибудь духовное сообщество, вообразят, что проведут всю жизнь, подобно Будде, как странствующие монахи или отшельники, уйдя в восхитительное уединение. Но они забывают, что после периода странствий Будда обосновался на одном месте и провёл двадцать пять лет в одном и том же монастыре, поучая и выполняя обязанности руководителя общины. Даже для посвятивших свою жизнь монастырю существуют необходимые циклы – начальные периоды обучения и уединения, за которыми следуют более значительные обязанности в сфере обучения, руководства и управления.

Где бы мы ни находились – на рабочем месте, в монастыре или в окружении семейной жизни, – нам надо прислушиваться к тому, что требует каждый цикл для развития нашего сердца, принять его духовную задачу. Природные циклы роста – выработка правильных средств к существованию, стремление к новому дому, рождение ребёнка, вступление в духовное сообщество – всё это несёт с собой духовные задачи, которые требуют, чтобы наше сердце росло в приверженности практике, в бесстрашии, в терпенье и внимательности. Циклы окончания, – когда дети покидают дом, когда стареют и умирают наши родители, когда нас постигают потери в бизнесе, когда нам предстоит расторжение брака или выход из сообщества, – приносят нашему сердцу духовные задачи печали, грациозного освобождения, снятия контроля, обретения невозмутимости и великолепного сострадания перед лицом утраты.

В отдельных случаях нам предстоит выбор цикла для работы, например, при вступлении в брак или при начале карьеры. В эти времена полезно медитировать, размышляя о том, какое направление приведёт нас ближе к пути с сердцем, какое предложит нам духовный урок, для которого в нашей жизни пришло время.

Но чаще мы не совершаем выбора. Великие циклы нашей жизни заливают нас, преподнося вызовы и трудные обряды перехода, гораздо большие, чем наши представления о том, куда мы идём. Кризис среднего возраста, опасности развода, собственные болезни, болезни наших детей, денежные затруднения или просто продолжающееся бегство в свою ненадёжность или неосуществлённое честолюбие – всё это может казаться хотя и трудными, но вполне мирскими частями жизни, которые нам надо пройти, чтобы можно было обрести мир и заниматься своей духовной практикой. Но когда мы вносим в них внимание и уважение, каждая из этих задач содержит в себе духовный урок. Этот урок может представлять собой сосредоточенность во время великого смятения или выдержку, развитие прощающего сердца по отношению к кому-то, причинившему нам боль. Это может быть уроком терпимости или уроком смелости, нахождения силы сердца, чтобы твёрдо стоять на ногах и жить, исходя из своих глубочайших ценностей.

Духовные учителя и гуру также встречаются с этими непредвиденными циклами, с периодами времени, когда внутри них возникают неосуществлённые желания или когда их община сталкивается с затруднениями. Один весьма уважаемый гуру в Индии был вынужден переоценить всё, чему учил, когда обнаружил, сколько зависти и соперничества существует среди его учеников. Другой учитель отчаянно желал спокойного отдыха, нескольких лет уединения в горах, – но дело кончилось тем, что его назначили настоятелем знаменитого храма, когда умер его собственный гуру. Некоторым учителям, возможно, придётся увидеть ту зависимость, которую они создали в окружающей их общине; может быть, во время отдельных циклов практики они даже увидят свою собственную зависимость от учительства. Трудные циклы – это практика каждого человека.

Подобно тому, как мирская жизнь движется циклами, каждый из которых предлагает свои духовные уроки, также технические средства и формы нашей внутренней духовной дисциплины проходят через естественные циклы. Обыкновенно мы думаем, что каждый отдельный духовный путь совпадает с определённой практикой, такой как помощь бедным, молитвы и преданность, физические упражнения йоги, уход от мира или изучение и исследования. Но наше духовное путешествие, вероятно, приведёт нас к включению многих из этих измерений практики в курс своего роста. В период практики мы можем с большим энтузиазмом отдаться следованию за каким-то учителем; позднее мы можем обнаружить, что пребываем в периоде собственной практики и собственного исследования. Одна фаза нашей духовной практики может быть сосредоточена на непривязанности и уединении, тогда как более поздняя фаза потребует, чтобы мы расширили свою любящую доброту в служении другим людям. Мы можем переживать периоды большого внимания к телу, периоды молитвы и покорности или периоды изучения и размышления.

Как я отметил в главе 6, мой учитель ачаан Ча обычно чувствовал эти циклы у своих учеников и так направлял условия их практики, чтобы они сознательно с ними, работали. Когда он улавливал момент готовности учеников, он отправлял боявшихся уединения и одиночества в какой-нибудь далёкий и глухой пещерный монастырь вдали от ближайшей деревни. Привыкших к спокойствию и не умеющих общаться с людьми он мог отослать в какой-нибудь монастырь на Бангкокском шоссе, куда ежедневно приходили сотни пилигримов. Испытывающих затруднения с пищей он, отсылал работать на кухне, а ученики с высоким мнением о себе вполне могли заняться чисткой ванн и туалетов, видя в этом свою регулярную и требующую внимания обязанность.

В некоторых монастырях дзэн эти циклы формально включены в систему обучения; там членам сообщества поручают определённые роли на год или два, и это становится частью их практики. Эти должности содержат обязанности помощника мастера, который должен научиться труду служения, ответственности и преданности, а также приносить пользу благодаря близости к учителю. Другая должность состоит в поддержании дисциплины. Надзиратель за дисциплиной должен носить кёсаху, палку дзэн, и применять её, когда изучающие засыпают во время сиденья. Он кричит для сохранения порядка, насильно подтягивает уклоняющихся учеников и не проявляет никакого снисхождения к вялости и лености в практике. Противоположная роль отводится служителю храма; он приносит дополнительные подушки тем, кому они нужны, ухаживает за больными, помогает установить общую координацию интенсивного курса и предлагает всевозможные виды помощи в питании. Изучающему поручают каждую роль; от него ожидают её выполнения невзирая на его (или её) темперамент. И даже более интенсивный аспект этого обучения состоит в ротации: после года в должности строгого и безжалостного надзирателя за дисциплиной изучающему может быть поручено стать служителем и внезапно научиться мягкости и доброте. От него ожидают, что он освоит все роли в качестве духовной практики – научится в нужное время колоть дрова или таскать воду, сидеть подобно скале, готовить пищу, как её готовит бабушка, смеяться, как смеётся будда.

Наше сознание содержит все эти и многие другие роли – роли героя и любовника, отшельника, диктатора, мудрой женщины и глупца. Мы естественно встретимся с ними в медитации даже в отсутствие учителя или сообщества, направляющего нас в различные измерения практики. Наше тело, наши сердце и ум как будто раскрываются циклами, как если бы существовал некоторый природный разум, подталкивающий нас к тому, что более всего нуждается в нашем признании и понимании. В точение некоторого времени медитация может предоставлять нам великое спокойствие и мирное освобождение от нашей жизненной драмы. Затем может возникнуть новое осознание какой-нибудь своей семейной травмы и болезненности раннего детства; за ними последует долгий период работы с горем и прощением. После этого мы можем вступить в цикл глубокого сосредоточения и обширного прозрения. А после этого наше тело может раскрыться по-новому, представив нам в качестве практики физическую боль или энергетические разряды. Далее, по мере того, как будет продолжаться личное излечение, мы можем столкнуться со зрелищами мирового страдания и почувствовать, что вынуждены реагировать на них и включить их в свою практику. В этих циклах нет твёрдо установленного порядка, нет высшего или низшего. Когда раскрываются эти внутренние циклы, наша духовная задача состоит в том, чтобы включать любой из них в своё осознание, приносить в каждый цикл любовь, мудрость и прощение, необходимые во всех случаях жизни.

Некоторые из самых ценных поучений в духовной практике приходят к нам тогда, когда наши планы оказываются нарушенными. Так, один изучающий, глубоко тронутый переживаниями десятидневного интенсивного курса медитации, решил пройти период длительной интенсивной практики. В течение двух лет он откладывал все свои деньги и отводил особое время на подготовку к трёхмесячному курсу в уединении и безмолвии, за которым последует продолжительная поездка в Бирму и Таиланд. Но через неделю после начала курса его вызвали для срочного телефонного разговора. Его отец оказался в больнице с тяжёлой сердечной недостаточностью, так что матери и всей семье потребовалось присутствие нашего отшельника. Он очень любил отца и чувствовал глубокое желание вернуться домой и быть с ним, – но в то же время испытывал жестокое разочарование: ведь он так долго ждал этого года духовной практики; а теперь он лишался всего, и кто знает, когда у него появится новый удобный случай. Всё же уверен, что читатели уже могут предположить, каким будет конец этой истории. Девять месяцев, которые он провёл дома. ухаживая за отцом, погружённый в заботы о нуждах семьи и представ перед мистерией смерти (отец умер), – стали таким глубоким, значительным и освобождающим периодом духовной практики, который он мог когда-либо иметь в своей жизни.

А перед несколько более старшим человеком возник ряд противоположных условий. Он принял участие в интенсивном курсе после того, как создал для себя удачное дело, вырастил трёх детей, которые к тому времени достигли подросткового возраста, провёл напряжённую работу по излечению от горестей собственного детства и глубинной обусловленности алкогольной семьёй. Он явился на курс, всё ещё пребывая в весьма значительном конфликте со своими сыновьями-подростками, переживавшими наиболее бурный возрастной период. Целью его сиденья было сосредоточиться на лучшем понимании себя и сыновей. Но оказалось, что переживание имеет не тот фокус, который он имел в виду. Всего лишь через несколько дней его сознание устремилось к глубокому и проникновенному медитативному безмолвию. Он в полном самозабвении увидел, что его тело наполнено светом, деревья вокруг него начинают мерцать; его сознание оказалось затоплено глубоким мистический видением. Ему захотелось писать стихи и песни. К его великому удивлению, оказалось, что он страстно желает жить в каком-нибудь духовном сообществе, что он и решил осуществить по окончании воспитания детей. Он также открыл для своей жизни совершенно новое направление, совершенно новую систему ценностей. И вот он оказался способен вернуться с этим домой, обладая новым центром спокойствия для встречи со своими детьми-подростками.

В наш центр буддийской интенсивной медитации пришла молодая женщина, прожившая много лет просто в лесу. Она провела несколько лет в интенсивной медитации и получила глубокие результаты. Благодаря естественной способности приводить себя в состояние покоя, она столкнулась с глубинными переживаниями свободы, радости и щедрой опустошённости. Затем она вступила в интимные взаимоотношения и вновь связалась с миром труда, пользуясь медитацией в качестве чарующей опоры. Через год или два после повторного вступления в мир она опять вернулась в центр, чтобы просидеть там два месяца в интенсивном курсе под руководством приезжего учителя. На сей раз возвышенные и светлые состояния исчезли; её осаждали видения собственного детства, вызывающие ужас. Ругань, чувство покинутости, родители-алкоголики – и огромная, непрерывная боль с самого времени её зачатия – всё это было почти ошеломляющим. Пять лет, проведённые до этого в медитативном блаженстве уступили место новому и болезненному пятилетнему процессу. Процесс потребовал, чтобы она смело встречала печаль своей личной истерии, интегрировала её и жила с ней так же полно, как до этого входила в радостные состояния, которые и привели её к нынешнему переживанию. Это второе пятилетие сосредоточивалось на медитации любящей доброты, на терапии, живописи и глубоком внутреннем исцелении. Завершение этого второго цикла в конечном счёте ввело её в новый цикл – цикл брака и строительства семьи. Каждый из этих циклов приходил сам собой, и всё, что она могла сделать, – это принимать и уважать их.

Если у нас есть представления о том, как должна развёртываться наша практика, эти представления часто будут мешать нам, препятствовать проявлению уважения к той фазе, которая в действительности находится перед нами. Часто мы желаем, чтобы наша эмоциональная работа оказалась оконченной, а нам можно было бы открыться для другого уровня. Много раз изучающие приходили ко мне во время интенсивного курса и спрашивали: «Почему я всё ещё испытываю горе? Я горевал целые месяцы после этой потери, сейчас всё уже должно быть кончено». Но горе также возникает в форме волн и циклов; в своё время оно придёт к концу – но только тогда, когда мы так глубоко примем его, что нам уже не будет важно, возникнет оно снова или нет. Сходным образом изучающие будут жаловаться: «Я занят своей сексуальностью; почему эти проблемы должны возникать снова?» Или: «Я думал, что примирился с этим страданием; а вот теперь я обнаруживаю в своей практике, что в жизненном страдании есть разные уровни, которые я только-только начинаю видеть и понимать».

Практика не может совпадать с нашими идеалами; она может следовать только законам жизни. Возможно, мы наивно вообразим, что наши сердца могут оставаться открытыми подобно гигантским цветкам подсолнечника и день за днём неизменно наполняться любящей добротой, состраданием и связью; но у наших сердец и чувств также есть свои ритмы и циклы. Наше сердце дышит как и остальные части нашего тела; иногда оно раскрывается, а иногда, закрывается подобно распустившемуся цветку, чьи лепестки закрываются в холодное время.

Наши тела отражают спирали, и движения звёзд. Мы засыпаем и просыпаемся; земля вертится; солнце восходит и садится; менструальные циклы женщин параллельны фазам Луны; наши сердца бьются; мы вдыхаем и выдыхаем; спинномозговая жидкость омывает головной и спинной мозг; всё подчинено естественным ритмам.

Подобно сердцу проявляются и циклы нашего тела, даже если мы пытаемся «превзойти» их. Но когда мы их уважаем, происходит раскрытие нашей практики. Одна изучающая в течение многих лет духовной практики медитации пыталась не обращать внимания на своё тело – и продолжала болеть. Отчасти её болезнь была вызвана навязчивостью духовных устремлений. Наконец болезнь настолько усилилась, что ей пришлось включить в свою практику режим упражнений, диету и сознательную йогу; как только она признала своё тело и отнеслась к нему с уважением, оно начало питать её благополучие во всех прочих частях жизни. Благодаря этому сама её безмолвная медитация стала более глубокой, более полной и основательной.

В противоположность ей, другой изучающий, одержимый своим телом, физическими упражнениями весом, тренированностью и наружностью, продолжал болезненно встречаться с навязчивыми мыслями обо всём этом во время медитации. Так продолжалось несколько лет. Наконец ему пришлось ослабить своё насилие и освободиться от того образа тела, который он стремился поддерживать. Дав телу возможность свободно вздохнуть, он затем смог обратить внимание на своё сердце и на те страхи, которые столь долгое время скрывались под поверхностью его медитации. Затем как бы после того, как рассеялся некий, туман, в его жизни и в медитации возникло совершенно новое чувство сострадания и благополучия, интегрированное в новом глубоком пути.

Окончание интенсивного курса: практика переходного периода.

Встречаемся ли мы с неожиданными внешними циклами или с естественными внутренними циклами, духовная практика требует, чтобы мы проявляли уважение к этим изменяющимся обстоятельствам, оставаясь бдительными, чтобы мы изящно вдыхали и выдыхали вместе с циклами своей практики. Одна из самых явных возможностей научиться этому открывается, когда мы работаем со временем переходного периода по окончании интенсивных курсов, духовных семинаров и уединённой практики. Современная духовная практика нередко требует, чтобы мы на некоторое время вступали в духовное сообщество, но лишь для того, чтобы через несколько дней или недель вернулись домой. Этот переход от открытости и поддержки интенсивного курса и духовного сообщества к сложности нашей повседневной жизни может оказаться трудным, особенно если мы придерживаемся мнения о том, что одна фаза бывает более духовной, чем другая. Однако при должном внимании каждую часть переходного периода, внутреннюю и внешнюю, можно сделать осмысленной и включить в практику сердца.

Когда мы оканчиваем интенсивный курс, мы испытываем естественное замешательство, переживаем изменение одних обстоятельств на другие. Если интенсивный курс способствовал успокоению нашего ума, раскрытию сердца и простоте жизни, мы можем опасаться утратить всё это по возвращении к сложностям повседневной жизни. Мы можем вообразить, что какая бы духовная восприимчивость ни пробудилась у нас в ограждённом пространстве курса, она исчезнет. Мы можем почувствовать себя открытыми или ранимыми, незрелыми или утончёнными в своих ощущениях и эмоциях, так что возвращаясь в своё жилище в городе, к ежедневным усилиям своей семьи, к работе, к поездкам в городском транспорте, мы чувствуем, что будем ошеломлены. Чем более сильным был курс, тем сильнее будет этот страх. Мы можем также бояться, что никто нас не поймёт. Нам, возможно, захочется, чтобы наша жизнь оставалась такой же, какой она была в конце курса. Мы можем постараться удержать все те прекрасные состояния, с которыми встретились. Даже после глубокого пробуждения мы можем встретиться с привязанностью и гордостью, которые в дзэн называют «вонью просветления». Все эти силы страха, вожделения и гордости препятствуют нашему раскрытию по отношению к следующему циклу нашей практики. Однако такой переход представляет собой совершенную возможность научиться продвигаться вперёд в циклах своей практики.

Сначала требуется терпенье; мы должны признать, что переходные периоды могут оказаться длительными процессами. Если наш курс был глубоким, если мы в течение некоторого времени отсутствовали, трудности и замешательство могут продолжаться несколько недель, даже месяцев, прежде чем мы снова почувствуем, что интегрированы в свою жизнь. Самое важное при этом – сознательно признать своё замешательство. Когда мы переходим от одной части своей жизни в практике к другой её части, мы должны позволить себе почувствовать замешательство и освобождённость. Таким образом мы можем позволить своему сердцу почувствовать горе и неизбежную привязанность к тому, что мы только что завершили. Уважая эти чувства замешательства и позволяя себе увидеть привязанность, мы вносим осознание в процесс нашего освобождения.

Точно так же мы должны уважать и свою уязвимость. Часто духовные интенсивные курсы оставляют нас весьма открытыми, и напряжённость повседневной жизни может чувствоваться резкой и потрясающей. Порой мы можем чувствовать, что похожи на новорождённых младенцев, которым нужно, чтобы их почитали и охраняли, когда они оказались выброшены в этот мир. Иногда такому «младенцу» нужна горячая ванна и убаюкивающая музыка – как мост между временем, проведённым на прошлой неделе в тибетском монастыре, и работой по уходу за больными в больничной палате, куда он или она должны вернуться на следующей неделе. Чтобы уважать эту чувствительность, мы должны обратить особое внимание на то, как совершаем этот переход. Это часто означает отведение особых периодов времени для безмолвия, изменение своего распорядка дня, чтобы создать возможность выделить лишнее время для созерцания, отсрочку самых трудных или деловых встреч, отведение достаточного времени для смягчения перехода от безмолвия к большей активности. Это может помочь регулярному восстановлению связей с другими членами нашей духовной общины. Мы можем вместе смеяться и горевать и помогать друг другу в циклах перемен.

Возвращаясь после спокойного периода созерцания, мы будем часто видеть боль этого мира, собственное и чужое страдание более ясно и неопровержимо. На самом деле, это и есть часть нашего пути – ясно видеть и открыть всему увиденному свои сердца. Однако это обстоятельство может также показаться чересчур тягостным; мы можем обнаружить, что повторяем старые бессознательные стереотипы встреч с трудными и неоконченными делами, что испытываем потребность в сострадании ко многим нашим болезненным частям. Когда мы глядим свежим взором, окружающий нас мир также может показаться весьма неразумным и ведомым (неведомой силой). На лицах многих прохожих мы сможем яснее уловить взгляды, обнаруживающие затравленность, одиночество, раздражение или испуг, напряжённость, спешку окружающей жизни и скрытое под её поверхностью безумие, огромные размеры её болезненности. Если мы сознательно позволим этому коснуться нашего сердца, всё может оказаться источником огромного сострадания.

Даже когда мы покидаем интенсивный курс без затруднений, мы вступаем в новый цикл. Мы можем пережить переход великого света – такого света, в котором мы плаваем, полные счастья и радости среди тайны жизни. Мы можем заново погрузиться в мир, чтобы обнаружить, что наше сердце широко открыто и полно любви ко всем существам. Тогда нашей задачей будет распространение этого духа на действия нашей повседневной жизни.

Каждое состояние, с которым мы встречаемся, неизбежно уступает место следующему. Нет способа избежать переходов в нашел жизни. Главное средство для того, чтобы грациозно вступать в них, – практиковать их внимательно снова и снова. Это подобно тому, как мы учимся ездить верхом: сначала ездим шагом, затем рысью, лёгким галопом, по ровной и неровной местности, садимся в седло и спешиваемся, трогаем и останавливаем лошадь – пока для нас не станет возможным двигаться по жизни грациозно и сознательно. Проходя через трудные ступени своей жизни, мы можем научиться вверять своё сердце этим циклам и их раскрытию с такой же уверенностью, с какой можем в своём саду доверить корням движение вниз, в почву, а листьям – движение вверх, из неё. Мы можем положиться на то, что каждый лепесток цветка раскроется в правильном порядке – с внешней части до внутренней. Нам можно быть уверенными: что бы ни потребовало нашего внимания во время практики – наше тело, наша личная история, окружающее нас сообщество, – оно принесёт нам то, в чём мы нуждаемся для того, чтобы жить полной и подлинной жизнью вне времени – здесь и теперь.

В некотором смысле мы никуда не движемся. Чудесная и великая история просветления Будды рассказывает о том, что он занимался практикой совершенств сострадания и терпенья, твёрдости и невозмутимости в течение сотни тысяч необъятных эонов, или кальп, что привело его к жизни в качестве будды. Чтобы постичь размеры одной кальпы, вообразим гору, даже выше и шире, чем Эверест, а затем представим себе, что каждые сто лет над ней пролетает ворон с шёлковой повязкой в клюве и задевает этой повязкой вершину горы. Когда такая гора будет стёрта шёлковой повязкой до основания, это и будет временем одной кальпы.

Нам можно было бы просто сказать, что Будда занимался практикой долгое время, но более глубокий смысл этого образа состоит в том, что он указывает на вневременной характер практики. Мы не пытаемся добраться до какого-то лучшего состояния в следующем году, или через двадцать лет, или даже в будущей жизни на Земле. Мы учимся раскрываться для вневременного развёртывания наших жизней, пребывая во всё большей гармонии с тем, что есть, всё более охватывая сердцем периоды нашей жизни.

Поэт Рёкан говорил:

«Во всех десяти направлениях вселенной Будды

Есть только один путь.

Когда мы ясно видим, нет различий в учениях.

Что терять? Что приобретать?

Если мы приобретаем нечто, оно было здесь с самого начала,

Если мы что-то теряем, оно скрыто вблизи».

Медитация: размышление о циклах духовной жизни.

Сядьте удобно и естественно, дайте себе возможность почувствовать присутствие и лёгкость.

Освободитесь от каких бы то ни было планов и почувствуйте естественный ритм своего дыхания. Затем, когда вы успокоитесь, размышляйте над всей своей духовной жизнью с самого её начала. Вспомните, как вы впервые пробудились к жизни сердца и духа. Вспомните бывшее у вас в то время чувство возможностей, тайны, божественного. Вызовите в уме дальнейшие годы, ранних духовных учителей и вдохновлявшие вас святые места. Сделайте обозрение следующих лет, вспоминая те виды систематической практики, которым вы следовали, циклы, через которые вы прошли, ситуации, более всего вас научившие, неожиданные уроки, времена одиночества, времена сообщества, свои искания, своих благотворителей, руководителей, свою недавнюю практику. Осознайте также встретившиеся вам проблемы, их трудности и уроки.

Наслаждайтесь этим размышлением, видя в нём повествование о рискованном предприятии; оценивайте его циклы и повороты с чувством удивления и благодарности. Затем почувствуйте себя пребывающими в данном моменте сегодняшнего дня с раскрытием по отношению к своей предстоящей жизни. Позвольте себе ощутить, что может лежать перед вами: следующие естественные стадии вашей жизни, её незавершённые области, изменения духовной практики, включить которые вам придётся в свою. Как свой собственный духовный руководитель, осознайте, какая ситуация могла бы оказаться для вас благотворной. Если ваша нынешняя жизнь позволяет это, следует ли вам искать период уединения и одиночества – или предпочесть вовлечённость в некоторое духовное сообщество? Призывает ли вас духовная практика к периоду служения другим, или наступило время посвятить себя карьере, творческой деятельности, дому и семье? Нужен ли вам учитель, или сейчас вам лучше всего опираться на собственные ресурсы? Если ваша нынешняя жизнь не позволяет вам сделать выбор, какой цикл предстоит вам сейчас? Как можете вы лучше всего почтить и свой выбор, и свою жизненную ситуацию и включить их в раскрытие своего сердца и в циклы практики? Ощутите, как вы можете быть правдивыми к самим себе и к дхарме, к дао, которое развёртывается в вашей жизни.

Глава 13. Нет границ священному.

«Подразделения, создаваемые нами для того, чтобы защитить себя от того, чего мы боимся, что игнорируем и что исключаем, потребуют своего позднее в жизни. Периоды святости и духовного рвения могут впоследствии смениться противоположными крайностями – упоением едой, сексом и прочими вещами, и это становится своеобразным духовным обжорством. Духовная практика не спасёт нас от страдания и смятения; она лишь даст нам возможность понять, что уклонение от боли не помогает».

Для осуществления духовной жизни мы должны перестать делить жизнь на отдельные категории. Наша жизнь разделяется на периоды работы, отдыха и развлечений. Мы отделяем деловую жизнь, жизнь любви и духовную жизнь от времени, отведённого для тела, спорта, упражнений и удовольствия. Окружающее нас общество отражает это разделение и увеличивает его. У нас есть церкви, где обитает священное, и коммерческие районы для мирского и светского; мы откололи обучение и воспитание от семейной жизни; интересы получения прибыли оторваны от интересов Земли и окружающей среды, от которых они зависят. Привычка разделясь жизнь на части настолько сильна, что она дробит наше виденье повсюду, куда мы обращаем взор.

Духовная практика легко может продолжать в нашей жизни этот стереотип дробления, если мы установили подразделения, определяя, что является священным, а что – нет, если мы будем называть некоторые позы, виды практики, технические приёмы, места, молитвы и фразы – «духовными», оставив вне духовности остальные части того, что мы такое. Мы можем разделить на категории даже свою глубочайшую внутреннюю жизнь.

Путешествуя по Таиланду, я познакомился с одним буддийским учителем, который наглядно показал мне, каким могучим фактором может оказаться разделение духовной жизни на категории. Это был 44-летний бирманский монах; он принимал участие в продемократических движениях и демонстрациях в Рангуне и после многолетних трудностей в конце концов бежал от репрессивной диктатуры, опасаясь за свою жизнь. Он нашёл убежище в лагерях для беженцев на границе между Бирмой и Таиландом. В этих лагерях он учил дхарме и деятельно трудился, чтобы поддерживать справедливость, сострадание и духовную жизнь перед лицом невероятных трудностей. Ученики и прочие окружающие его люди часто находились на грани голода, страдали от тропических заболеваний, не получая лекарств или другой поддержки. К тому же периодически имели место рейды бирманской армии. Однако встречаясь со всем этим, он оставался устойчивой путеводной звездой для окружающих. И вот в это время ему помогала молодая женщина из тайской деревни чуть старше двадцати лет. Сначала она приносила ему еду и подношения, помогала в домашней работе; но мало-помалу они полюбили друг друга несмотря на то, что, по мнению самого монаха, для этой юной таиландки он был просто добрым и доступным учителем. Спустя несколько месяцев я услышал, что он решил покончить жизнь самоубийством на ступенях бирманского посольства в Бангкоке в знак протеста против огромных несправёдливостей по отношению к обитателям пограничных лагерей и ко всему населению, переживающему постоянные страдания.

Я отправился повидать его, и мы сели для долгой беседы. Когда он стал говорить, я обнаружил удивительную вещь: хотя он собирался отдать свою жизнь в знак протеста против огромной несправедливости, с которой боролся много лет, подлинная причина его решения заключалась в другом. Истинной причиной оказалось то обстоятельство, что он полюбил эту молодую девушку, – а с четырнадцати лет носил одеяние монаха и в течение двадцати девяти лет отдавал свою жизнь ордену. Он не владел никаким ремеслом и не мог представить себя женатым, однако любил её. И вот он не знал, что делать; поэтому наилучшим выходом ему представлялось самосожжение по политическим мотивам.

Я не мог поверить своим ушам. Перед мной был человек, вынесший невероятные лишения и смело трудившийся среди неописуемых человеческих страданий ради себя и других, – и он был готов сжечь себя, когда дело дошло до столкновения с собственной личной проблемой, в данном случае – с проблемой близких отношений с женщиной и с вызванными этим сильными чувствами. Разделение духовной практики на категории оставило его неподготовленным к тому, чтобы иметь дело с силой этих чувств и с конфликтами, которые они внесли в его жизнь. Встретиться с борьбой целого народа оказалось для него легче, чем встретиться с борьбой в собственном сердце.

В течение некоторого времени мы поговорили о том, как он мог бы оставаться монахом и всё же испытывать эти сильные чувства любви и желания. Он работал над этим в течение своей практики, а молодая женщина великодушно устранилась, чтобы дать ему возможность пережить период охлаждения. Хотя оба с трудом перенесли расставание, взаимоотношения были прекращены, и она ушла от него. Он снова занялся своим учительством с новым осознанием, которое начало включать в практику сердца его личную жизнь, а также и страсть к дхарме. С тех пор прошли годы, и он вырос до уровня замечательного учителя.

Может быть, эта история даст вам ощущение силы тех чувств, с которыми нам приходится иметь дело, когда мы создаём разделение на категории; вы увидите, как легко усилить эти чувства, пользуясь «духовным» обоснованием.

Всюду, где существуют ложные разделения, они неизбежно ведут к трудностям. Современная экология показала нам болезненные последствия узкого и разделённого на категории виденья жизни. Огромное количество расходуемой нами нефти привело к такому результату, как выбросы углеводородов; всё это повлияло на воздух, которым мы дышим, на весь земной климат. Когда мы занимаемся сельским хозяйством лишь для того, чтобы получить максимальный урожай, в воду и в почву, которые поддерживают нашу жизнь, изливается огромное количество пестицидов и химических удобрений. То, что происходит в тропических лесах, а также на полюсах Земли, оказывает влияние на элементы, из которых состоит наше тело. Мы так долго забывали об этих и других взаимных связях, что наши сердца, наша жизнь и духовная практика оказались отделёнными друг от друга.

Несколько лет назад во время путешествия по Индии мы с женой посетили известную йогиню и учителя по имени Вимала Тхакар в её ашраме на горе Абу. Много лет она занималась развитием сельского хозяйства Индии, ходила пешком из провинции в провинцию, работала в деревнях вместе с Виноба Вхаве и другими учениками Махатмы Ганди. Затем, после встречи с Кришнамурти, её духовная жизнь сделала крутой поворот; она стала его близкой последовательницей и оказалась преображена его учениями. С его одобрения она стала учителем медитации приблизительно в том же духе, что и сам Кришнамурти. С того времени она ездила по всему миру, проводя семинары и устраивая интенсивные курсы.

Но вот во время посещения мы узнали, что она опять вернулась к работе в деревнях с проектами развития сельского хозяйства. Я спросил её, не находит ли она практику медитации недостаточной, не считает ли, что теперь ей нужно прекратить медитацию и вернуться к практике служения другим как подлинно духовной жизни. Мой вопрос поразил её, и она ответила на него следующим образом:

«Я люблю жизнь, сэр, и любя её, не могу оставаться вне какого бы то ни было поля жизни. И поэтому, когда я прохожу через бедную индийскую деревню, где люди голодают, не имея пищи, или болеют, так как у них нет хорошей чистой воды для питья, – как я могу не остановиться и не реагировать на их страдания? Мы копаем новые колодцы, создаём запасы чистой воды, учим выращивать более обильные урожаи.

А когда я приезжаю в Лондон, в Чикаго или в Сан-Диего, я тоже встречаю страдание, – но не из-за отсутствия чистой воды, а вследствие одиночества и изолированности, вследствие недостаточного духовного питания или понимания. Так же, как мы естественно реагируем на отсутствие чистой воды в индийских деревнях, мы реагируем и на отсутствие мира и понимания в сердцах жителей Запада. Если я люблю жизнь, как могу я отделить свою часть от целого?»

Слова Вималы отражают связанность со всей жизнью и целостность её ума; это – признак зрелого духовного существа. Однако иногда язык и метафоры духовности лишены этой целостности и усиливают нашу собственную разделённость на части и непонимание того, что духовно, а что – нет. Мы слышим о преодолении своего «я», о стремлении к достижению божественных состояний и чистоты превыше желания, превыше тела; нас учат, что просветления следует достигать с помощью отречения; мы уверены, что оно находится где-то вне нас или выше нас. Понятие о достижении чистой и божественной обители, к несчастью хорошо совпадает с теми невротическими, полными страха, идеалистическими склонностями, которые мы, возможно, имели. В той степени, в какой мы видим себя нечистыми, постыдными или недостойными, нам удаётся пользоваться методами духовной практики и представлениями о чистоте для того, чтобы убежать от самих себя, Строго следуя духовным предписаниям и формам, мы можем надеяться создать некую чистую духовную личность. В Индии такое отношение называется «золотой цепью». Эта цепь – не из железа; но всё же это цепь.

Тибетский учитель Чогьям Трунгпа-ринпоче предостерегал от такого «духовного материализма»; он говорил о том, как мы можем поддерживать подражание внешним формам духовной практики, её одеяниям, верованиям, культуре и медитациям для того, чтобы спрятаться от мира или укреплять собственное «я».

Большинству из нас, переживших в своей жизни травму и глубокую боль, может показаться, что духовная практика предлагает способ бегства, помогающий полностью избежать затруднений с этим телом и этим умом, избежать болезненности своей истории и одиночества существования. Чем более мы восхваляем духовное виденье, тем более оно соответствует тем из нас, кто никак не желает находиться здесь. В недрах своего безмолвного слушанья многие изучающие медитацию открыли, что с самого раннего возраста их жизненный опыт был весьма болезненным, что они не хотели родиться, не хотели находиться здесь, в человеческом теле. Они смотрят на духовность как на средство, обеспечивающее возможность бегства. Но куда же нас приведут понятия чистоты, выхода за пределы тела или его преодоления, наши мирские желания, наша нечистота? Разве всё это действительно ведёт к свободе? Или только усиливает отвращение, страх и ограниченность?

Где же найти освобождение? Будда учил, что и человеческое страдание, и человеческое просветление можно найти в нашем собственном теле длиной в шесть футов, с его чувствами и умом? Если не здесь и не сейчас, где же ещё мы его найдём?

Индийский мистический поэт Кабир говорит:

«Друг, надейся на истину, пока ты жив.

Прыгни в переживание, пока ты жив!..

То, что ты называешь «спасением», принадлежит времени до смерти.

Если ты не разорвёшь свои путы, пока жив, ты думаешь, что духи сделают это?

Представление о том, что душа соединится с экстазом только потому, что тело сгнило, – это сплошная фантазия!

То, что мы находим сейчас, находим и тогда.

Если ты ничего не находишь сейчас,

Ты кончишь всего лишь пустым помещением в Городе Смерти.

Если же ты сейчас занят любовью с божественным,

В следующей жизни у тебя будет лицо удовлетворённого желания».

У нас есть только «сейчас», только это единственное вечное мгновенье, раскрывающееся и развёртывающееся перед нами днём и ночью. Увидеть эту истину – значит постичь, что священное и мирское нельзя разделить. Даже самые трансцендентные видения духовности должны сиять сквозь «здесь и теперь», должны быть внесены в жизнь, в то, как мы ходим, как едим, как любим друг друга.

Это нелегко. Сила нашего страха, внутренней привычки осуждения, неоднократно препятствует нашему соприкосновению со священным. Часто мы бессознательно возвращаем свою духовность к полярности хорошего и дурного, священного и мирского.

В своём незнании мы воссоздаём стереотипы ранней жизни, помогавшие нам выдерживать боль, тревогу, травмы и дисфункцию, пережитые многими из нас в детстве. Если вследствие боязни наша стратегия состояла в том, чтобы прятаться, мы можем воспользоваться своей духовной жизнью для того, чтобы продолжать прятаться и заявлять об отречении от жизни. Если в детстве мы защищались от боли, забываясь в фантазиях, мы можем стремиться к духовной жизни в видениях, чтобы достигать забвения. Если мы старались быть хорошими, чтобы избежать порицания, мы можем повторять это, стараясь быть духовно чистыми или святыми. Если мы компенсировали себя за одиночество или чувство неполноценности вынужденными действиями или направленным поведением, это может отразиться на нашей духовности. Мы примем духовную жизнь и воспользуемся ею, чтобы продолжать разделять жизнь на части.

Один изучающий, пришедший из жестокой семьи, где его отец часто и неожиданно приходил в ярость, подходил к этой ситуации, создавая как бы особую антенну, тонко настроенную на любую могущую возникнуть трудность; вместе с ней он создавал сильное чувство паранойи. В своей духовной практике он воссоздал этот приём, разделив учителей и учеников на «хороших парней» и «плохих парней», на тех, кто опасны, и тех, кто оказываются союзниками, на тех, кто ему не нравятся, и тех, кого он ставит на пьедестал и кому пытается подражать. Всякого, кто действовал так, как действовал он в дни своей дикой юности, он особенно осуждал и отвергал или опасался – в значительной мере так же, как он опасался этих частей самого себя. Разделив подобным образом окружающее его сообщество, он внёс в некоторых людей такой антагонизм, что его паранойя и страхи оказались оправданными – многие действительно рассердились на него; и в самое короткое время он воссоздал опасную ситуацию «хорошего парня» и «плохого парня», существовавшую в его родной семье. Тем, что он вычитывал в духовных текстах, он пользовался для подкрепления своего разделения – и судил о том, какие люди, какие действия, какие виды практики являются святыми, а какие – проявлением неведенья, основанным на желании, ненависти и заблуждении.

Оставаясь без руководства, такая личность могла целые годы продолжать использовать духовную жизнь для того, чтобы повторно разыгрывать свою раннюю травму. В его случае было необходимо направить весьма пристальное внимание на то, как он создал столь сильное чувство хорошего и плохого, паранойю и недоверие, с одной стороны, и идеалы – с другой, какие страхи были корнем этого подхода. Получив указание рассмотреть эти вопросы, он перенёс свою практику с горестей внешнего мира на те горести и печали, которые создал внутри самого себя. Когда он начал видеть, что это он сам создаёт в своей жизни страх, паранойю, разделение и страдания, всё его прежнее самоощущение начало отпадать, и перед ним открылись новые возможности.

Другая ученица, молодая женщина, обратилась к практике с огромным чувством неуверенности и страха. Испытывая острую боль в своём раннем детстве, она находила мир, удаляясь в безмолвие и в мечтания. Будучи спокойной, она избегала неприятностей и конфликта с окружающим миром. Вступив в духовную практику, она ощутила глубокое облегчение: здесь было место, официально санкционирующее её молчание и интроверсию, оправдывающее её уход от мира. Своим учителям она сначала казалась весьма тонкой ученицей медитации, не испытывающей никаких трудностей с правилами поведения и с требованием хранить молчание; она легко достигала спокойствия, говорила о глубоких прозрениях в непостоянную природу жизни, о том, как избежать опасностей привязанности. Она являлась на один интенсивный курс за другим; но когда-то стало ясно, что она пользуется своей практикой, чтобы уклоняться от мира, убегать от него, что её медитация просто воссоздаёт страх ранней жизни в семье. Её жизнь, подобно жизни описанного выше ученика, была ограничена несколькими отделениями. Когда на этот факт обратили её внимание, она начала горько жаловаться. Разве Будда не говорил об уединении, о том, чтобы сидеть в лесу под деревьями, вести жизнь отшельника? И кто мы такие, её учителя, чтобы рекомендовать что-нибудь другое?

Её отрицательное отношение было настолько трудно преодолеть, что она в течение многих лет продолжала практику медитации, скитаясь по различным духовным сообществам. Только через десять лет, после того, как её собственные разочарование и расстройство стали достаточно сильны, она почувствовала побуждение изменить свою жизнь и освободиться от своих разделений.

Стены наших разделений построены из страхов и привычек, из наших представлений о том, что должно или не должно быть, что духовно, а что – нет. Из-за того, что отдельные аспекты нашей жизни подавляли и подавляют нас, мы отгораживались от них. Чаще всего мы отгораживались не от великих всеобщих страданий окружающего нас мира, не от несправедливости, войны и лицемерия, а скорее от собственной боли – непосредственной и личной. Мы боимся личного, потому что оно коснулось нас и глубже всего ранило; именно это мы должны рассмотреть, чтобы понять эти подразделения. Только осознав стены в своих собственных сердцах, мы оказываемся способны выработать духовную практику, которая раскрывает нас по отношению ко всей жизни.

Близкие враги.

В буддийской традиции существует особое учение, которое может помочь нам понять, как создание перегородок между явлениями и разделённость, действующие внутри нас, повторяются в духовной жизни. Это учение называется учением о «близких врагах». «Близкие враги» – это те качества, которые возникают в уме и маскируются под истинное духовное постижение, тогда как на самом деле являют собой лишь имитацию и служат тому, чтобы отделить нас от истинного чувства, а не связать нас с ним.

Пример «близких врагов» можно видеть в отношении к четырём божественным состояниям, описанным Буддой; эти состояния – любящая доброта, сострадание, симпатизирующая радость и невозмутимость. Каждое из этих качеств – это признак пробуждённости и раскрытия сердца; однако у каждого из них есть «близкий враг», который подражает истинному состоянию, но на самом деле возникает вследствие разделения и страха, а не вследствие подлинной искренней связи.

«Близкий враг» любящей доброты – привязанность. Все мы замечали, как в наши любовные взаимоотношения может вползти привязанность. Истинная любовь – это выражение открытости: «Я люблю вас такими, каковы вы есть, без каких-либо ожиданий и требовании». Привязанность сообщает этому чувству оттенок отдельности: «Поскольку вы отдельны от меня, вы нужны мне». Сначала привязанность может чувствоваться похожей на любовь, но, возрастая, она всё более явственно становится похожей на свою противоположность, характеризующуюся упорством, подчинением и страхом.

«Близкий враг» сострадания – жалость; и она также приносит нам разделение. Жалость чувствует огорчение из-за «того бедняги», как если бы он как-то отличался от нас, тогда как истинное сострадание, как мы это объяснили ранее, представляет собой резонанс нашего сердца, на чужое страдание: «Да, я тоже принимаю участие в печалях жизни вместе с вами».

«Близкий враг» симпатизирующей радости (т.е. радости чужому счастью) – сравнение, которое присматривается к тому, имеем ли мы больше, чем кто-то другой, столько же или, меньше. Вместо того, чтобы радоваться вместе с ними, мы слышим тихий голос, и он спрашивает нас: «А моё так же хорошо, как его?», «Когда же придёт моя очередь?» – опять создавая разделение.

«Близкий враг» невозмутимости – безразличие, истинная невозмутимость есть равновесие внутри переживания, тогда как безразличие есть уход, отсутствие заботы, основанное на страхе. Это бегство от жизни. Таким образом с невозмутимостью сердце открыто для соприкосновения со всеми вещами, с периодами радости и печали. Голос безразличия уводит нас прочь, говоря: «Кому какое дело! Я не позволю этому факту влиять на меня».

Каждый из этих «близких врагов» способен маркироваться под некое духовное качественно, когда мы называем своё безразличие духовным, или когда мы реагируем на боль с жалостью, мы только оправдываем себя, свою отдельность, и делаем из «духовности» защиту. Это подкрепляется и нашей культурой, которая часто учит нас, что мы можем стать сильными и независимыми, отказываясь от своих чувств, создать для себя безопасность, пользуясь силой ума и идеалами. Если мы не узнаем этих «близких врагов» и не поймём их, они омертвят нашу духовную практику. Создаваемые ими подразделения не в состоянии надолго защитить нас от боли и непредсказуемости жизни; но они наверняка заглушат радость, и открытую связанность истинных взаимоотношений.

Подобно «близким врагам» сила подразделений на категории отделяет наше тело от ума, дух от эмоций, духовную жизнь от взаимоотношений. Без рассмотрения этих разделений наша духовная жизнь загнивает, а осознание не может продолжать рост.

Таким оказался случай одного непреклонного молодого человека, который, отправился на много лет в японские монастыри дзэн, а также побывал и в одном буддийском монастыре Шри Ланки. Он пришёл туда из разрушенной семьи, так как отец умер, когда он был ещё молод, отчим оказался алкоголиком, а сестра стала наркоманкой. Благодаря очень сильной воле и мошной мотивации он научился успокаивать ум и добился глубокой сосредоточенности. В Японии он дал ответы на многие коаны и обладал сильным постижением пустоты и взаимной связанности всех вещей. В шри-ланкийском монастыре он занимался практикой и научился растворять тело в свете. Когда умерла сестра, его вызвали обратно на родину – посмотреть, что стало с семьёй. В трудный период он оказывал всем им помощь, но вскоре после этого заболел и оказался охвачен испугом.

Желая понять своё состояние, он отправился на беседу с консультантом. Тот попросил его рассказать всю историю своей жизни. Когда молодой человек рассказывал её, консультант периодически останавливал его и спрашивал, как он себя чувствует. Каждый раз молодой человек давал ответ и описывал свои телесные ощущения с медитативной точностью: «немного останавливается дыхание... руки холодеют...» или: «напряжённость в желудке». На следующей встрече на вопрос о том, как он себя чувствует, он дал описание: «какая-то пульсация в горле... прилив крови, жар во всем теле». В конце концов после нескольких встреч, похожих на эти, когда его ещё раз спросили: «Но как это чувствуется?», – он разрыдался, и из него начала изливаться огромная масса непризнанного горя и эмоций. Он осознавал тело, осознавал ум, но в своей медитации пользовался этим осознанием для того, чтобы возвести стену, исключить из своего осознания пережитые им в большей части жизни болезненные эмоции. С этого момента он понял необходимость изменить способ своей духовной практики и включить в неё чувства. В результате оказались исцелены многие травмы прошлого, и в его жизнь вошла радость, которую он никогда ранее не испытывал.

Пример коллективного разделения на категории в духовной жизни был описан мне одной католической монахиней, которая провела в закрытом ордене двадцать пять лет. В течение первых четырнадцати лет она и сёстры-монахини придерживались строгой практики безмолвия; на первый взгляд, дела сообщества шли довольно хорошо. Но затем с открытостью монашеских орденов после Второго Ватиканского собора монахини её ордена оставили свои правила и начали разговаривать друг с другом. Она рассказала, что первые годы разговоров оказались бедствием для всего сообщества. Случаи неудовлетворённости, мелочной ненависти, недовольства и всех незаконченных дел, накопившихся в течение десятилетий, теперь были выставлены напоказ людьми, мало способными вносить осознание в свою речь. Наступил долгий и болезненный период, когда они учились включать речь в свою практику; и этот процесс едва не привёл к распаду всего сообщества. В середине его многие монахини покинули орден, чувствуя, что напрасно провели в нём часть своей жизни, не обращая внимания на истинные взаимоотношения друг с другом. К счастью, оставшиеся сумели воссоздать сообщество и внести в него новый дух преданности истине и сестринской любви. Они обратились за помощью к некоторым мудрым наставникам и научились вносить свои конфликты и разговоры в молитвенную жизнь. К сообществу вернулись благодать и целостность.

Подразделения, создаваемые нами для того, чтобы защитить себя от того, чего мы боимся, потребуют своего позднее в жизни. Периоды святости и духовного рвения могут впоследствии смениться противоположными крайностями – упоением едой, сексом и прочими вещами, и это становится своеобразным духовным обжорством. Даже общество в целом может действовать таким образом: в нём имеются «духовные» области, где люди внимательны, сознательны и пробуждены, – и другие области, где демонстрируются противоположные качества – жестокость, пьянство, разврат и прочие формы несознательного поведения.

Разделение на категории создаёт противоположную тень, сферу, которая темна или скрыта от нас, потому что мы так сильно сосредоточены на чём-то другом. Тень религиозной набожности может содержать в себе страсти и мирские желания. Тень убеждённого атеиста может скрывать тайное стремление к Богу. Каждый из нас имеет тень, которая частично состоит из тех сил и чувств, которые мы внешне игнорируем и отвергаем. Чем сильнее мы верим во что-то и отвергаем его противоположность, тем больше энергии уходит в тень. Как обычно говорится, «чем шире фронт, тем шире тыл». Тень растёт, когда мы пытаемся воспользоваться духовностью, чтобы предохранить себя от трудностей и жизненных конфликтов.

Духовная практика не спасёт нас от страдания и смятения; она лишь даст нам возможность понять, что уклонение от боли не помогает. Только проявляя уважение к своей истинной ситуации, мы можем благодаря практике увидеть путь через все затруднения. Это было продемонстрировано в болезненном отрезке жизни замечательного тибетского мастера по имени лама Еше, весьма уважаемого учителя медитации и просветлённого человека. Однажды его поместили в больницу после сердечного припадка. Несколько позже, он написал частное письмо одному ламе, которого, считал своим братом. В письме говорилось:

«Я никогда не знал переживаний и страданий, сопровождавших моё пребывание в отделении интенсивной терапии. Из-за мощных лекарств, бесконечных инъекций и кислородных трубок, которые только давали возможность дышать, мой ум оказался подавлен болью и волнением. Я понял, что на пороге смерти чрезвычайно трудно поддерживать осознание, не испытывая волнения. И хуже всего то, что через сорок один день после того, как я заболел, моё состояние было похоже на состояние владельца кладбища, мой ум уподобился уму противника Бога, а речь походила на лай старого бешеного пса. Поскольку моя способность повторять молитвы и медитировать ухудшилась, я после многих дней задумался над тем, что мне делать. Прилагая большие усилия, я провёл стабилизирующую медитацию с твёрдой внимательностью, и это принесло большую пользу. Постепенно я снова выработал в уме неизмеримую радость и счастье. Сила ума возросла, мои проблемы уменьшились и исчезли».

Даже великий учитель не в состоянии избежать неприятностей со своим телом, избежать болезней, старости и смерти. Точно так же мы не можем отделаться от чувств и путаницы человеческих взаимоотношений. Даже у Будды некоторые взаимоотношения были более лёгкими, чем другие; а самые трудные создали ему врагов, которые даже попытались убить его; были трудные ученики; когда он посетил дом, возникли проблемы с родителями. Имея всё это в виду, как могли бы мы заниматься практикой?

Нам необходимо понять, что духовность – это постоянное движение от создания категорий и разделения в сторону приятия всей жизни. Мы должны в особенности научиться направлять внимание в скрытые сферы нашей жизни. Когда мы сделаем это, мы встретимся со стереотипами из личной истории, с обусловленностью, которая защищает нас от болей прошлого. Быть свободными – не значит подняться выше этих стереотипов, ибо это только создало бы новые подразделения на категории, – это значит войти в них и пройти через них, внести их в своё сердце. Мы должны найти в себе готовность войти в темноту, почувствовать пробоины и недостатки, слабость, ярость или неуверенность, которые мы отгородили внутри себя. Мы должны направить пристальное внимание на те истории, которые рассказываем об этих тенях, увидеть, какая истина лежит под их поверхностью. Затем, по мере того как мы добровольно вступаем в каждое место страха, в каждое место неполноценности и неуверенности внутри самих себя, мы откроем, что его стены построены из неправды, из прежних образов самих себя, из давнишних страхов, ложных представлений о том, что чисто, а что – нет. Мы увидим, что каждое такое место построено из отсутствия доверия к себе, к своему сердцу и к миру. Когда мы прозреваем сквозь них, наш мир расширяется. И когда свет осознания озаряет эти истории и представления, озаряет боль, страх или пустоту, лежащие под ними, может выказать себя и более глубокая истина. Принимая и чувствуя каждую из этих сфер, можно открыть подлинную целостность, ощущение благополучия и силы.

Какой бы мощной ни была энергия самосохранения и страха, построившая стены в нашей жизни, мы обнаруживаем другую великую и неудержимую силу, которая способна эти стены разрушить. Это наше глубинное стремление к целостности. Что-то скрытое внутри нас знает, что это такое – почувствовать себя целостным и нераздельным, связанным со всеми вещами. Эта сила растёт изнутри, увеличиваясь в наших трудностях и в нашей практике. Она движет нас в сторону расширения духовности, ограниченной всего лишь безмолвными молитвами, которыми мы реагируем на бездомных бродяг на улицах. Затем она уводит нас к молчанию, когда чрезмерно деятельная жизнь служения оказывается причиной утраты нами верного пути. Эта сила прощает нам неудачи перед лицом нашей боли.

Истинная духовность – это не защита от ненадёжности, боли и опасностей в жизни, это не «прививка» против неизвестности, как называл популярную религию Джозеф Кемпбелд. Это раскрытие для всего таинственного процесса жизни. Духовная подготовка и мудрость ламы Еше не помешали его телу и уму перенести распад в больнице; но его сердце сумело включить в себя каждую часть переживания в качестве практики.

Мы дробим свою жизнь на части и отделяем себя от неё, когда придерживаемся идеалов совершенства. В древнем Китае Третий патриарх дзэн учил, что «истинное просветление и целостность возникают, когда мы не тревожимся по поводу несовершенства». Тело несовершенно, ум несовершенен, несомненно, не будут совершенными наши чувства и взаимоотношения. Однако если мы свободны от озабоченности по поводу несовершенства, если поймём, что, как выражается Элизабет Кюблер-Росс, «у меня не всё в порядке, у вас не всё в порядке – и это значит, что всё в порядке», – это принесёт целостность и истинную радость, способность войти во все отделения своей жизни, прочувствовать каждое из чувств, жить в своём теле и узнать истинную свободу.

Для того, чтобы покончить с разделением на категории, нам не нужно какое-то особое знание. Напротив, нам требуется меньше «знания» о том, какой должна быть жизнь, – и больше открытости для её тайны.

Чистота, которой мы жаждем, находится не в совершенствовании мира. Истинную чистоту находят в сердце, которое способно прикасаться ко всем вещам, охватить все вещи и включить все вещи в своё сострадание. Величие нашей любви возрастает не тем, что мы знаем, не тем, чем мы стали, не тем, что мы установили в себе, – а нашей способностью любить и быть свободными в самой гуще этой жизни.

С этим настроением умиравший от рака мастер дзэн Судзуки-роси собрал своих учеников и сказал:

«Если в то время, когда я буду умирать, в самый момент смерти, я буду страдать, – что ж, это правильно! Это страдающий будда. В этом нет никакого недоразумения. Может быть, каждый человек также будет бороться с физическими мучениями или с духовной агонией. Но и это правильно, это не проблема. Нам следует быть благодарными за то, что у нас ограниченное тело... подобное моему, подобное вашему. Если бы ваша жизнь была бесконечной, это было бы для вас подлинной проблемой».

Даже несмотря на то, что наше физическое тело ограниченно, наша истинная природа раскрывает нас безграничному, тому, что превыше рождения и смерти, целостности и неотделимости от всех вещей. Воспевая это вневременное понимание, Чжуан-цзы писал об истинных мужчинах и женщинах древности:

«Они спали без сновидений и пробуждались без тревог. Легко доставалось, легко терялось! Они радостно принимали жизнь такой, какой она приходила, – потому что дао заключает в себе все вещи».

«Да пребудет твоё сердце в мире.

Следи за круговоротом существ,

Но размышляй об их возвращении.

Если ты не постиг источника,

Ты спотыкаешься в путанице и в печали.

Когда ты понял, откуда пришёл,

Ты естественно становишься терпимым,

Бескорыстным, весёлым,

Добросердечным как бабушка,

Величественным подобно царю.

Погружённый в чудо дао,

Ты способен справиться со воем, что приносит тебе жизнь.

И когда приходит смерть, – ты готов»».

Медитация: отдельные части и целостность.

Сядьте таким образом, чтобы это было удобно и способствовало бдительности. Закройте глаза и почувствуйте ритм своего дыхания, его естественное движение; позвольте себе успокоиться и присутствовать. Почувствуйте, как дыхание мягко движется, как его движение можно ощутить во всём теле. Когда вы почувствуете себя открытыми и спокойными, начните размышлять о духовном и священном в своей жизни. Как и где в вашей жизни яснее всего проявляется ощущение священного. Какие виды деятельности более всего оживляют его – медитация, молитва, прогулки среди природы, музыка? Какие места вы более всего считаете священными? Какие люди, какие ситуации сильнее всего пробуждают в вас это ощущение? Почувствуйте, чему подобно для вас – жить в этом духе.

Затем направьте размышление к противоположным переживаниям. Какие сферы вашей жизни вы менее всего считаете священными? Где ощущаете участки разделённости, которые дух и сердце не пробудили? Измерения вашей жизни с малой внимательностью и небольшим состраданием суть те сферы, где вы забыли о священном. Они могут включать любой аспект вашего тела и вашей жизни как мужчины или женщины, любой аспект чувств и ума. Это могут быть какие-то виды деятельности, связанные с работой, бизнесом, деньгами, политикой или сообществом. Это могут быть сферы семейной жизни или сосредоточенности на отдельных людях, членах семьи, сотоварищах или знакомых. Они могут включать разные действия и места – вашу творческую и артистическую жизнь, любовные отношения, покупки, поездки, пребывание в больших городах, в больницах или школах – в любом месте, в любом измерении, которое вы не включили в священное.

Пусть все подразделения, которые вы исключили из своей духовной жизни одно за другим возникнут в вашем внутреннем зрении. Когда вы ощутите каждую сферу, слегка удержите её в сердце и подумайте о том, что бы это означало – внести и её в свою практику. Представьте себе, как ваше ощущение священного, могло бы расти, чтобы включить и эту сферу в свою практику с полным вниманием и состраданием, уважая этих людей, места или виды деятельности. Обрисуйте их одно за другим, почувствуйте уважение и целостность, которые при этом появятся. Ощутите, как каждое из них содержит урок для усвоения, как каждая сфера принесёт углубление вашего внимания и раскрытие сострадания; продолжайте это рассмотрение до тех пор, пока ничто не окажется исключённым. Ощутите, как ваш дух и любящее уважение смогут заново занять одно за другим каждое измерение вашего существа. Затем дайте себе отдых, чувствуя в этот момент своё дыхание и ощущая целостность. Живя от мгновенья к мгновенью с этим почтительным вниманием и состраданием, вы ощущаете священное в каждой части своей жизни.

Глава 14. Нет «я» – или истинное «я»?

«В духовной жизни есть две параллельные задачи. Одна – открыть отсутствие „я“, другая – развить здоровое ощущение „я“. Для того, чтобы мы пробудились, необходимо осуществить обе стороны этого кажущегося парадокса».

Духовная практика неизбежно ставит нас лицом к лицу с глубокой тайной нашей собственной личности. Мы родились в человеческом теле. Что это за сила, которая даёт нам жизнь, которая придаёт форму нам и миру? Великие мировые духовные учения снова и снова говорят нам, что мы – не то что о себе думаем.

Персидские мистики говорят, что мы представляем собой искры божественного; христианские мистики утверждают, что мы наполнены Богом. Мы едины со всеми вещами, говорят другие. Ещё другие заявляют, что весь мир – это иллюзия. Некоторые учения объясняют, как сознание создаёт жизнь, чтобы выразить все возможности, быть способным любить, познавать себя. Другие указывают на то, как сознание оказывается затерянным в своих стереотипах, теряет путь, воплощается вследствие незнания. Индуистские йоги называют мир «лилой», игрой, или танцем божественного, что во многом похоже на выражение Данте – «божественная комедия». Буддийские тексты описывают, как само это сознание создаёт мир, надобный сновидению или миражу. Современные описания переживаний на грани смерти полны сообщений о чудесной лёгкости после того, как оставлено тело, о золотистом свете и сияющих существах. Может быть, и эти рассказы также подтверждают тот факт, что большую часть времени мы не сознаём своей истинной личности.

Когда мы присматриваемся к вопросу о «я» и личности в духовной практике, мы находим, что он требует от нас понимания двух отдельных измерений «я»: это отсутствие «я» и истинное «я». Рассмотрим сначала вопрос об отсутствии «я».

Природа отсутствия «я».

Когда в ночь своего просветления Будда подошёл к вопросу о личности, он совершил радикальное открытие – мы не существуем как отдельные создания.

Он проник взором в склонность человека отождествлять себя с ограниченным чувством существования и обнаружил, что эта вера в индивидуальное личное «я» представляет собой коренную иллюзию, которая и является причиной страдания и удаляет нас от свободы и тайны жизни. Он описал это явление и назвал его «взаимозависимым возникновением»; это циклический процесс сознательного создания личности с помощью вхождения в форму, реагирования на контакты внешних чувств, затем привязанности к некоторым формам, чувствам, желаниям, образам и действиям – для создания чувства «я».

В своих поучениях Будда никогда не говорил о людях как о личностях, существующих в некотором неизменном иди неподвижном состоянии. Вместо этого он описывал нас как скопление пяти изменяющихся процессов; процессов физического тела, чувств, восприятий, реакций, а также потока сознания, которое переживает их все. Наше чувство «я» возникает всякий раз, когда мы желаем этих стереотипов или отождествляем себя с ними. Процесс отождествления, отбора стереотипов, которые следует называть «я», «мной», «мной самим», бывает тонким и обычно скрытым от нашего осознания. Мы можем отождествлять себя с образами, стереотипами, ролями и архетипами. Таким образом в нашей культуре мы можем установить роль бытия женщины или мужчины, родителя или ребёнка – и отождествить себя с ней. Мы можем принять историю своей семьи, свою генетику и наследственность за то, чем мы являемся. Иногда мы отождествляем себя со своими желаниями – сексуальными, эстетическими или духовными. Точно так же мы можем сосредоточиться на своём интеллекте или принять свой астрологический знак за личность. Мы можем избрать в качестве своей личности архетип героя, любовника, матери, никуда не годного человека, искателя приключений, клоуна или вора – и жить, основываясь на нём, год или всю жизнь. В той мере, в какой мы желаем этих ложных личностей, нам приходится постоянно охранять и защищать себя, стремясь осуществить то, что оказывается ограниченным или являет собой недостаток; и мы боимся утратить эти ложные стереотипы личности.

Но всё же они не являются нашей истинной личностью. Один мастер, у которого я учился, часто смеялся над тем, как легко и привычно мы хватаемся за новые личности. О себе самом он говорил «Я – ничто из этого; я – не это тело, поэтому я никогда не был рождён и никогда не умру. Я – ничто, и я – всё. Ваши личности создают все ваши проблемы. Откройте то, что находится за ними, прелесть вневременного, бессмертного».

Поскольку вопрос о личности и отсутствии «я» вызывает путаницу и неправильное понимание, углубимся в него более тщательно. Когда христианские тексты говорят о том, что «я» теряется в Боге, когда даосы и индуисты говорят о слиянии с «Истинным Я» превыше всякой личности, когда буддисты говорят о пустоте и о том, что «нет „я“», что все они имеют в виду? Пустота не означает, что вещи не существуют; выражение «нет „я“» не значит, что мы не существуем. Пустота указывает на глубинную нераздельность жизни и плодоносную почву энергии, которая даёт начало всем формам жизни. Наш мир и чувство «я» – это игра узоров. Любая индивидуальность, которую мы можем уловить, оказывается преходящей, неустойчивой. Понять это трудно, если мы пользуемся словесными выражениями, такими как «безличность» или «пустота „я“». Фактически, как говорил мой собственный учитель ачаан Ча, «если вы попытаетесь понять это рассудком, ваша голова может взорваться». Однако в составе практики переживание отсутствия «я» способно привести нас к великой свободе.

В главе о растворении «я» мы видели, как глубокая медитация способна распутать ощущение личности. На самом деле существует множество способов, с помощью которых мы можем постичь пустоту «я». Когда мы безмолвны и внимательны, нам удаётся непосредственно ощутить, что мы по-настоящему не в состоянии владеть ничем в мире. Очевидно, мы не владеем внешними предметами; мы находимся в некоторых взаимоотношениях со своими автомобилями, с домами, с семьями, со своей работой; но какими бы ни были эти взаимоотношения, всё это оказывается «нашим» только на короткое время. В конце концов вещи, люди или задачи умирают, разрушаются или оказываются для нас утраченными. От этого ничто не свободно.

Когда мы обращаем внимание на каждое мгновенье переживания, мы обнаруживаем, что не обладаем также и им. Мы видим, что мы не приглашаем свои мысли и не владеем ими. Возможно, мы даже пожелаем, чтобы они остановились; но наши мысли, как будто думают сами по себе, возникая и исчезая в соответствии со своей природой.

То же самое справедливо и по отношению к нашим чувствам. Сколь многие из нас верят в то, что мы контролируем свои чувства? Когда мы обращаем на них внимание, мы видим, что они скорее похожи на погоду – настроения и чувства меняются в соответствии с некоторыми условиями, и ни наше сознание, ни наши желания никогда ими не владеют и не управляют. Разве мы можем приказать счастью, печали, раздражению, возбуждению или беспокойству, чтобы они пришли к нам? Чувства возникают сами по себе, как дыхание дышит само по себе, как сами по себе звучат звуки.

Также и наше тело следует собственным законам. Тело, которое мы носим, – это мешок костей и жидкости, и ими нельзя обладать. Оно стареет, болеет или изменяется таким образом, что это может быть для нас нежелательным; всё совершается в соответствии с его собственной природой. В самом деле, чем больше мы смотрим, тем глубже понимаем, что не владеем ничем ни внутри себя, ни вовне.

Мы встречаемся с другим аспектом пустоты «я», когда замечаем, как всё возникает из ничего, приходит из пустоты, возвращается в пустоту, уходит назад, в ничто. Исчезли все наши слова вчерашнего дня. Сходным образом, куда ушли прошлая неделя, или прошедший месяц, или наше детство? Они появились, немного потанцевали, а теперь исчезли – исчезли вместе с восьмидесятыми годами, с девятнадцатым и восемнадцатым столетиями, с древними римлянами и греками, с фараонами и тому подобным. Всякое переживание возникает в настоящем, исполняет свой танец и уходит прочь. Переживание проявляется только ориентировочно, на короткое время, в определённой форме; затем эта форма приходит к концу, и в одно мгновенье за другим её заменяет новая форма.

Шекспир в «Буре» объясняет это нам следующим образом:

«...Успокойся! Забава наша кончена. Все наши актёры, как я уже тебе сказал, – духи; они растаяли в воздухе, сами обратившись в прозрачный воздух. Настанет день, когда самое искусственное здание этого не имеющего твёрдого основания видения, эти башни, увенчанные облаками, великолепные дворцы, торжественные храмы, весь этот громадный земной шар – со всем, что в нём заключается, растают и рассеются, не оставив по себе на горизонте даже лёгкого дыма, как и этот неземной, только что закончившийся пир. Мы созданы из того же вещества, из которого образуются сны, и короткая наша жизнь вся окутана сном».

(Пер. Каншина, Спб., 1893)

Говоря о медитации, мы описали, как точное и глубокое внимание повсюду показывает нам пустоту. На каком бы ощущении, на какой бы мысли, на каком бы аспекте тела и ума мы ни сосредоточились с тщательностью, мы переживаем там всё больше пространства, всё меньше плотности. Переживания становятся похожими на кванты, частицы волн, описанные в современной физике, похожими на некий не вполне плотный узор, который всё время меняется. Таким же образом, меняется даже ощущение самого наблюдающего; наши перспективы переносятся из одного мгновенья в другое – как и наше ощущение самих себя переносится из детства в зрелость и в старость. Всюду, куда мы направляем пристальное внимание, мы находим лишь видимость плотного образования, которое растворяется под взорами этого внимания.

Шри Нисаргадатта говорит:

«Реальный мир пребывает по ту сторону наших мыслей и идей, мы видим его сквозь сеть своих желаний, разделённым на удовольствие и страдание, на правильное и неправильное, на внутреннее и внешнее. Чтобы увидеть вселенную такой, какова она есть, вам необходимо перешагнуть через эту сеть. Сделать это нетрудно, потому что сеть полна дыр».

Когда мы раскрываемся и опустошаем себя, мы приходим к переживанию взаимосвязанности, к постижению того факта, что все вещи соединены и обусловлены во взаимозависимом возникновении. Каждое переживание и событие содержит все события другого порядка. Ведь учитель зависит от ученика, а аэроплан – от неба.

Что мы слышим, когда звенит звонок? Колокольчик? воздух? звук в наших ушах? или это звенит наш мозг? Звенит всё вместе. Как говорят даосы, «звенит то, что находится между (ними)». Звук колокольчика находится здесь, чтобы его слышали повсюду – он слышен в глазах каждого человека, которого мы встречаем, в каждом дереве и насекомом, в каждом нашем вдохе.

Держа в руках лист бумаги, мастер дзэн Тхить Ньят Хань так выражает этот принцип:

«Если вы поэт, вы ясно увидите, что внутри этого листа бумаги плавает облако. Без облака не будет воды, без воды не могут расти деревья, а без деревьев нельзя производить бумагу. Так что тут присутствует и облако. Существование этой страницы зависит от существования облака. Бумага и облако так близки друг к другу. Подумаем и о других вещах, например, о солнечном сиянье. Солнечное сиянье очень важно, потому что без него не может расти лес; без солнечного сиянья не можем расти и мы, люди. Поэтому лесоруб нуждается в солнечном сиянье, чтобы срубить дерево, а дерево нуждается в солнечном свете для того, чтобы стать деревом. Так что вы можете увидеть в этом листе бумаги и солнечное сиянье. И если вы глядите ещё глубже – взором бодхисаттвы, взором того, кто пробуждён, – вы видите в нём не только облако и солнечное сиянье, но и вообще всё – пшеницу, которая стала хлебом для еды лесоруба, а также и для отца этого лесоруба, – в этом листке бумаги заключено всё.

Эта бумага... опустошена от отдельного «я»... Слово «пустой» в этом смысле означает, что бумага полна всего, наполнена всем космосом. Присутствие вот этого крошечного листка бумаги оказывается присутствием целого космоса».

Когда мы по-настоящему ощутили эту взаимную связанность и пустоту, из которой возникают все вещи, мы находим освобождение и всеобъемлющюю радость. Открытие пустоты приносит лёгкость сердца, гибкость и спокойствие, пребывающее во всех вещах. Чем крепче мы держимся за свою личность, тем более прочными становятся наши проблемы. Однажды я попросил одного восхитительного шри-ланкийского мастера медитации научить меня сущности буддизма. Он только засмеялся и сказал: «Нет „я“, нет проблем».

Неправильные представления об отсутствии «я».

Существует множество неправильных представлений об отсутствии «я» и о пустоте; подобные заблуждения подрывают подлинное духовное развитие. Некоторые люди уверены в том, что они могут прийти к отсутствию «я», совершая усилия, направленные на избавление от своего эгоцентричного «я». Другие смешивают понятие пустоты с внутренним чувством апатии, недостойности или бессмысленности, которые они принесли в духовную практику из своего болезненного прошлого. Мы описали, как некоторые изучающие пользуются пустотой в качестве оправдания ухода от жизни; они заявляют, что всё окружающее – иллюзия, пытаются совершить «духовный обход», уклониться от решения жизненных проблем.

Старания избавиться от «я», очистить его, искоренить все желания, гнев и эгоизм или преодолеть их, победить «дурное» «я» – это старая религиозная идея. Такое представление лежит под поверхностью аскетической практики – ношения власяницы, суровых постов, самоумерщвления, находимых во многих традициях. Иногда такие виды практики применяются искусно для создания изменённых состояний сознания; но чаще всего они только укрепляют отвращение. И что ещё хуже, то, что приходит вместе с ними, – это представление о том, что наше тело, ум, наше «я» в чём-то грешны, грязны, пребывают в заблуждении; а вот высшее Я (т.е. хорошая часть меня) должно воспользоваться этими техническими приёмами, чтобы избавиться от низшего «я» (т. е. от низшей, дурной части меня). Но такая установка не может работать; она никогда не бывает действенной, потому что не существует «я», от которого надо избавиться. Мы являем собой процесс изменения, а не устойчивое существо. «Я» никогда не существовало – только наше отождествление заставляем нас думать, что оно существует. Поэтому в то время как очищение, доброта и внимание, несомненно, могут улучшить наши привычки, никакая масса самоотрицания или самоистязаний не в состоянии избавить нас от «я», так как оно никогда не существовало.

Когда пустоту принимают за неполноценность и эмоциональную нищету, которые многие изучающие привносят в духовную практику, это может увековечить затруднения на других путях. Как мы это уже рассматривали, духовная практика привлекает большое число раненых людей, которые оказываются втянуты в практику ради собственного излечения. Их число как будто увеличивается. Духовное обнищание современной культуры возрастает, а с ним растёт и число детей, лишённых питающей и поддерживающей семьи. Разводы, алкоголизм родителей, травмирующие или неблагоприятные обстоятельства, болезненная практика воспитания детей, дети работающих родителей, воспитание в детских учреждениях и по телевизору – всё это способно создавать людей, лишённых внутреннего чувства безопасности и благополучия. Эти дети растут, их тела взрослеют; но они всё ещё чувствуют себя бедными малышами. В нашем обществе живёт много таких «взрослых детей». Их боль усиливается изоляцией и отрицанием чувств, что является общим признаком нашей культуры.

Многие изучающие приходят к духовной практике с этой проблемой; и некоторые психологи называют это явление «слабым чувством „я“» или «нуждающимся „я“» с прорехами в психике и в сердце. Это недостаточное чувство «я» продолжается многие годы в наших привычках и телесных зажимах и поддерживается историями и умственными образами, которые мы научились рассказывать себе. Если мы обладаем недостаточным чувством «я», если вечно отвергаем самих себя, тогда мы легко можем смешать свою внутреннюю бедность с отсутствием «я» и верить в то, что она санкционирована в качестве пути к просветлению.

Смешение отсутствия «я» со внутренней нищетой может создать особенные трудности для женщин. В нашей культуре, где доминируют мужчины, женщина может взрастить в себе чувство подлинной незначительности, полагая, что в этом мире из неё никогда ничего не выйдет, что судьба женщины и её труд не имеют ценности. Эта могучая обусловленность может привести к возникновению личности, пронизанной подавленностью, страхом и глубоким чувством неадекватности.

Одна женщина, пришедшая к практике медитации с подобными чувствами, была уверена в том, что обладает глубочайшим пониманием пустоты. В течение пяти лет она училась у молодой учительницы, которая и сама запуталась в вопросе о пустоте. Когда она пришла ко мне, она стала говорить о своём глубоком понимании учения об отсутствии «я» и о непостоянной, несубстанциальной природе жизни. Она заявила, что всякий раз, когда практикует медитацию при ходьбе или при сиденье, она весьма отчётливо переживает отсутствие «я». Но мне она показалась просто неопрятной и подавленной, и поэтому я продолжил дальнейшие расспросы. Я попросил её описать в точности, как она переживает пустоту, а затем – провести передо мною медитацию при ходьбе и подробно рассказать, что она в это время отмечает. Когда она шагала, я обратил внимание на тяжесть её походки и качество зажатости тела. Вскоре и она тоже сумела это увидеть. Когда она исследовала своё переживание, оно оказалось совсем не пустотой, а оцепенением и омертвением. Во время нашей беседы стало ясно, что её тело и чувства многие годы были замкнуты. Её чувство собственного достоинства было низким, и она чувствовала себя неспособной сделать в этом мире что-нибудь стоящее. Она смешивала это внутреннее чувство с глубокими учениями о несубстанциальности. Внесение порядка в эту путаницу начало возвращать её к жизни.

Сходная путаница происходит, когда «пустоту» ошибочно принимают за «бессмысленность». Это неправильное восприятие может укрепить нашу глубинную подавленность и страх перед миром, оправдывать нашу неспособность найти в нём красоту, отсутствие у нас мотивации для участия в жизни.

Различие между истинной пустотой и пустотой депрессии можно иллюстрировать двумя разными приветствиями: просветлённый человек мог бы сказать: «Доброе утро, Господин», – тогда как более вероятно, что человек в состоянии депрессии или заблуждения скажет: «О Господи, утро!» Смешение этих двух приветствий может привести к особого рода пассивности: «Всё это иллюзия, всё это – развёртывающееся духовное сновидение. Мне ничего не надо делать. В конце концов, мы сами ничего не делаем». Подобная пассивность родственна безразличию, близкому врагу невозмутимости, что было рассмотрено ранее. Понимание мистической пустоты вещей совсем не пассивно; признак истинной пустоты – это радость; она оживотворяет правильное восприятие мистерии жизни, которая ежемгновенно является нам из пустоты.

Конечное заблуждение относительно пустоты может появиться, когда мы воображаем, что чувствуя пустоту, мы невосприимчивы к миру или возвышаемся над всем. Некий самурай, поверивший в это, явился к мастеру дзэн и похвалился: «Весь мир пуст, всё это – пустота». Мастер ответил: «Ха, что знаете об этом вы – грязный, старый самурай!» – И что-то швырнул в посетителя. Самурай мгновенно вынул меч – он был по-настоящему оскорблён, а оскорбление самурая могло стоить вам жизни. Мастер только взглянул на него и сказал: «Пустота быстро показывает свой темперамент, не так ли?» Самурай понял мастера, и меч вернулся в ножны.

От «нет я» к истинному «я».

Растворение чувства «я», или переживание безличной природы жизни, – это лишь одна сторона медали в нашей духовной практике. Как я сказал в начале этой главы, в духовном жизни существуют две параллельные задачи. Одна из них – это открытие безличной природы, другая – развитие здорового чувства «я», открытие того, что подразумевается под «истинным «я»». Для того, чтобы мы пробудились, необходимо осуществление обеих сторон этого кажущегося парадокса.

Однажды вечером об этом парадоксе в своём монастыре говорил ачаан Ча – говорил так, что для буддийского мастера это звучало совершенно удивительно. Он сказал: «Знаете, всё это учение о том, что „нет я“, неправильно», – и продолжал: «Конечно, неправильны также и все учения о „я“». Он засмеялся, а затем объяснил, что каждый из таких наборов слов – «я» и «нет я» – суть всего лишь понятия или идеи, которыми мы пользуемся для очень грубого приближения, указывая на тайну процесса, который не являет собой ни «я», ни «нет я».

Пытаясь показать, как надобно подходить к этому парадоксу, Джек Энглер, буддийский учитель и психолог Гарварда, так объясняет его: «Вам необходимо быть кем-то, прежде чем вы сможете быть никем». Под этим он подразумевает, что сильное и здоровое чувство «я» нужно для того, чтобы противостоять медитативному процессу растворения и прийти к глубокому постижению пустоты. Это верно; но не принимайте такие слова в узком смысле – развитие «я» и постижение пустоты этого «я» могут произойти в любом порядке. Подобно всем аспектам духовной жизни, «я» и пустота развиваются в нашей практике совместно; их развитие идёт по спирали, с новыми и более глубокими способами понимания, сменяющими друг друга.

Некий мастер дзэн, понимавший обе стороны этого процесса, во время одного из своих ежегодных посещений Америки обнаружил, что старший ученик запутался в безличной «пустой» медитации и в связанной с ней половине практики. Этот ученик научился медитировать целыми часами в чистом, пустом безмолвии, смог легко решить большую часть коанов дзэн, – но в мире оставался пассивным и спокойным, пренебрегая своей семейной жизнью. Его домашняя жизнь была чересчур спокойной и серьёзной, дети приведены к молчанию (или на них не обращали внимания), брак распадался. Его жена пожаловалась мастеру дзэн, а ученик сказал: «Разве не к этому именно ведёт духовная практика?» Но мастер дзэн понимал дело лучше.

Он предложил ученику и его жене принять участие в следующем интенсивном курсе. И пока другие ученики медитировали, решая традиционные вопросы дзэн, такие как «что такое звук одной ладони?», он дал этой супружеской паре другой коан: «Как вы осуществляете будду, занимаясь любовью?» Он велел им делать это два, три, четыре раза в день в то время, когда другие ученики сидели и ходили; затем они должны были ежедневно утром и вечером сообщать ему свой ответ в собеседованиях.

По мере того, как продолжался курс, возрастали сосредоточенность и безмолвие. Как это и бывает на таком курсе, ученики в большинстве своем становились спокойными, ясными и опустошёнными; исключение составляла одна пара в конце зала. Хотя они пропускали некоторые сиденья, приходя на практику в каждой следующий день, они излучали всё более полную жизнерадостности энергию. И ежедневно мастер говорил с ними о целостности, побуждая их находить подлинное проявление её в действии подобно Будде.

Курс спас их брак, помог восстановить семейную жизнь и сообщил этим изучающим нечто о полноте «я», а также и о пустоте этого «я».

Как может наша практика помочь нам выработать здоровое и полное чувство «я»? Как можем мы прийти к истинному «я»? Существует несколько аспектов этого процесса, и их надобно понять. Наше первоначальное чувство «я», или положительная сила «я», как это описывается в западной психологии, приходит от нашего раннего развития. Наш прирождённый темперамент, или кармические склонности, формируется в силу ранней обратной связи и отражает окружение раннего детства; это должно создать чувство того, кем мы себя считаем. Если мы имеем хорошую связь с родителями, если они проявляют уважение к нам, – у нас развивается здоровое чувство «я». Без этого устанавливается чувство неполноценности, отрицательное чувство «я». Затем это первоначальное чувство «я» усиливается учителями, школой, нашими общественными условиями и продолжающимися условиями жизни в семье. Привычное чувство «я» возрастает в силу этой повторной обусловленности, наслоившейся на стереотипы самого раннего детства; оно воссоздаётся, когда мы продолжаем расти здоровыми или нездоровыми. Если наше чувство «я» нездорово, духовная работа первоначально оказывается работой переделки и излечения. Это означает понимание и освобождение от чувства неполноценности и ранимости «я», вторичное пробуждение утраченной энергии и подлинной связи с собой. Когда мы в какой-то мере исправили себя, следующей задачей становится дальнейшее развитие характера, нашей мудрости, силы, уменья и сострадания. Это развитие описано в поучениях Будды как культивирование искусных качеств – таких как великодушие, терпенье, внимательность и доброта.

Далее развитие «я» ведёт к более фундаментальному уровню, к открытию истинного «я». Это открытие того факта, что положительные качества характера, над культивированием которых так упорно работает духовная жизнь, уже присутствуют в глубинном качестве нашей истинной природы. Исходя из этого ощущения истинной природы, мы можем также открыть и уважать свою индивидуальную или личную судьбу, своё «я» для этой жизни, уникальные узоры, в которых выразится наше пробуждение. И только когда мы объединяем развитие и открытие «я» с постижением пустоты «я», мы действительно завершаем своё понимание истинного «я».

В практике Будды есть замечательный момент, который может пролить некоторый свет на этот парадокс. В поисках освобождения Будда сначала следовал практике двух великих йогинов своего времени, но нашёл их методы ограниченными. Затем он вступил в пятилетний период самоотрицания и аскетической практики, в которой пытался воспользоваться силой своего характера, чтобы искоренить и преодолеть всё существовавшее в нём неуменье. Если вы помните, это было описано там, где он говорит о своём «львином рыке». В течение этих пяти лет суровой практики он пытался подчинить свои тело, ум, желания и страхи, принудить их к повиновению и открыть свободу. Когда Будда пришёл к концу этого пути, не добившись успеха, он уселся, чтобы поразмыслить. В этом пункте у него возникло замечательное постижение, которое указало ему путь к просветлению. Он вспомнил, как еще ребёнком сидел под розовой яблоней в саду отца, вспомнил, как в этом состоянии детства присутствовало естественное ощущение целостности и достаточности. Сидя в детском возрасте, он уже пережил покой, ясность и естественное единство тела и ума, которых добивался. После того, как он вспомнил это глубокое чувство целостности, Будда изменил весь способ своей практики. Он начал питать и почитать своё тело и свой дух. Он постиг, что пробуждение никогда не бывает продуктом силы, а возникает благодаря успокоению сердца и раскрытию ума.

В этот центральный момент своей практики Будда смог продвинуться к здоровому детству, вернувшему его к естественной мудрости. Сказано, что он также нашёл опору в духе тех жизней, которые были потрачены на развитие терпенья, смелости и сострадания. В отличие от Будды многие из нас, приступая к практике, не обладают здоровым детством или сильным чувством «я», на которое можно было бы положиться. Со слабым или неустойчивым чувством «я», даже когда мы способны временно подняться над своей неполноценностью и прикоснуться к состояниям открытости и безличности, мы не в состоянии интегрировать их и осуществить это постижение в своей жизни.

Таким образом первый уровень саморазвития для многих изучающих – это исправление. Мы говорили о медитации как о процессе излечения. При исправлении мы обращаем внимание на понимание болезненных условий, создавших наше слабое, неполноценное или забаррикадированное чувство «я». Мы начинаем видеть, как наши собственные защитные механизмы и желания других людей затмили истинную основу нашего собственного переживания глубинной природы. Постепенно мы можем перестать отождествлять себя с этими старыми стереотипами и позволить создать более здоровое чувство «я». Когда мы освобождаемся от напутанного и неполноценного «я», нам необходимо начать всё заново, подобно ребёнку, признавая и исправляя собственные тело и ум-сердце всюду, где мы оказываемся отрезаны от самих себя или подвергаемся жестокому обращению. Мы исправляем свои чувства, свою собственную уникальную перспективу, свой голос, который может произносить то, что для нас будет истинным. Во время этого процесса мы обычно нуждаемся в помощи какого-нибудь искусного человека, руководителя, так чтобы воспользоваться взаимоотношениями с ним как моделью, научиться любви, честности и приятию, которые и создают здоровое «я».

Дело исправления этого нашего утраченного «я» составляет главную задачу духовного путешествия любого жителя Запада; об этом много написано в психологической и феминистской литературе. Данное обстоятельство выражено в приводимом ниже отрывке стихотворения Мэри Сартон «Ныне я становлюсь самим собой»:

«Ныне я становлюсь самим собой. На это

Потребовалось время – многие годы и многие места.

Я был растворён и потрясён,

Облачён в чужие лица,

Отчаянно бежал, как будто пришло Время,

Ужасно старый, я восклицал, предостерегая:

«Спешите, вы умрёте до...»

(До чего? Дожив до следующего утра?

Или до тех пор, пока будет ясен конец стиха?

Или в стенах города любовь безопасна?)

И вот теперь я стою спокойно, пребываю здесь,

Чувствуя собственный вес и плотность!..

Теперь. пришло время – и Время молодо.

О, в этот единственный час я живу

Всем своим существом и не двигаюсь!

Я, преследуемый, бешено мчавшийся,

Стою спокойно, стою спокойно – и останавливаю Солнце!»

Для того, чтобы прекратить бег, исправить наш непроизнесённый голос, истину внутри нас, могут потребоваться годы упорного труда. Однако этот труд необходим, чтобы прийти к целостности и истинному «я».

Следующий аспект развития «я» – это развитие характера. Будда очень часто описывал духовную практику как культивирование хороших качеств сердца и характера. Эти качества включают такие, как сдержанность (воздержание от импульсивных действий, которые причиняют вред), доброта, настойчивость, пробуждённость и сострадание. Он убеждал своих последователей культивировать факторы просветления и, совершая повторные усилия, укреплять духовные качества энергии, твёрдости, мудрости, веры и внимательности. Для Будды моделью просветлённого существа был благородный воин или умелый ремесленник, развивший характер целостности и мудрости благодаря терпеливому обучению. Также и мы можем предпочесть развивать себя, терпеливо работая со стереотипами своего ума и сердца, постепенно формируя направление своего сознания.

Неустанное культивирование – это основной принцип большинства духовных и медитативных путей. Мы видели, как нам можно практиковать сосредоточенность и постепенно обучать щенка. Точно так же мы можем часто повторять молитвы и благодаря им укреплять свою веру. В повторных медитациях мы можем искусно освобождаться от путающих или зажатых личностей, научиться успокаивать сердце, слушать вместо того, чтобы реагировать. Мы можем систематически направлять своё внимание на размышление о сострадании, очищать свою мотивацию с каждым поступком; и постепенно мы изменяемся. «Подобно мастеру, делающему стрелы, который, обтачивая стрелы, делает их прямыми и верными, – говорил Будда, – мудрый человек делает свой характер прямым и верным». Какой будет наша практика, такими станем и мы. Следовательно, нам надо полагаться на самих себя. «Я» – это истинное убежище для «я», – сказал Будда. Понимая это, мы может предпочесть укреплять свою смелость, любящую доброту и сострадание, пробуждая их в себе с помощью размышления, медитации, внимания и непрестанного обучения. Мы можем также предпочесть. отбросить гордость, ожесточение, страх и зажатость, когда они возникнут, оставив гибкость и открытость в качестве основы здорового развития.

По мере роста нашего познания «я» и уменьшения связанности сердца мы начинаем открывать более глубокую истину «я»: нам нет необходимости улучшать себя, нам нужно просто освободиться от того, что закрывает сердце. А когда наше сердце свободно от зажимов страха, гнева, вожделения и заблуждения, те духовные качества, которые мы пытались культивировать, проявляются в нас естественно. Они являют собой нашу истинную природу – и спонтанно высвечиваются в нашем сознании, когда мы освобождаемся от жёстких структур своей личности.

Как только будут пробуждены такие духовные качества, как вера и осознание, они начнут свою самостоятельную жизнь. Они становятся духовными силами, наполняют нас и, непрошенные, проходят сквозь нас. Чистое и ясное пространство сознания естественно наполняется миром, чистотой и связанностью. Великие духовные качества просвечивают сквозь нас, когда ослаблено путающее чувство «я». Эти качества показывают нашу фундаментальную доброту и истинную обитель.

Один угрюмый старый инженер, многие годы державшийся крайне напряжённо, явился на курс медитации прозрения с тугоподвижным телом. Во время медитации он позволил своему переживании сдержанности расти и усиливаться, пока не начал видеть старые образы, не ощутил болезненного чувства покинутости, которое постоянно носил в себе. Он смог почувствовать, как сжимал своё тело, чтобы проявлять силу перед лицом болезненности жизни, как под поверхностью этой защиты скрывалось ужасающее ощущение слабости и ранимости, прикрытое его ригидностью. В конце концов по прошествии многих дней, когда он почувствовал свою слабость и неприспособленность к жизни, всё его существо раскрылось в обширном и безмолвном пространстве.

Сначала он испытывал некоторый страх при этом непривычном ощущении, но затем когда во время дыхания пережил его более глубоко и легко, он нашёл в таком переживании великий мир и спокойствие. Пребывая в этом пространстве, он обнаружил в нём глубинную завершённость и целостность, выражавшие его собственную огромную силу. Он безошибочно узнал, что эти благополучие и сила составляют его истинную природу. Именно этого он искал так долго. Когда он соприкоснулся с этими ощущениями, они стали расти в нём благодаря процессу осознания и освобождённости. Исходя из этого процесса, изменился дух его жизни – вместо борьбы и старания ликвидировать свою слабость и непригодность он стал человеком, полагающимся на ощущение общности и целостности, приносящее глубокое наслаждение.

Персидский поэт Руми с большой любовью и с юмором напоминает нам о такой возможности. Он говорит:

«Во времена великой опасности большинство восклицает: „О мой Господь!“

Зачем они продолжали бы это делать, если бы это не помогало?

Только глупец продолжает возвращаться туда, где ничего не происходит.

Весь мир живёт под охраной –

Рыба среди волн, птица – в небесах,

Слон, волк, лев на охоте, дракон, муравей,

Насторожившаяся змея, даже почва и воздух,

Вода, каждая искра, вылетающая из костра –

Все они существуют, удержанные в божественном.

Ничто не одиноко ни на одно мгновенье.

Всё, что даётся, приходит Оттуда;

Неважно, кем ты считаешь Того,

К Кому протягиваешь руку,

Даёт тебе То».

Под поверхностью борьбы и превьше всякого желания развивать «я» мы можем открыть свою природу будды, глубинное бесстрашие и связанность, целостность и общность. Подобно подпочвенной влаге, эти существенные качества составляют нашу истинную природу; они проявляются всегда, когда мы оказываемся способны освободиться от ограниченного самоощущения, от чувства своей ничтожности и неполноты, от своих желаний. Переживание нашего истинного «я» светоносно, священно и преобразующе. Мир и совершенство нашей истинной природы – одно из великих мистических отражений сознания, великолепно описанное в сотнях традиций, в дзэн и даосизме, у американских туземцев и у западных мистиков – и у многих других.

Уникальное выражение истинного «я».

В пробуждении своей природы будды мы обнаруживаем, что есть один дальнейший аспект «я», который нам нужно понять, – это необходимость уважать своё личное предназначение. Такое открытие представляет собой важнейшую задачу, особенно для нас на Западе. Традиционные буддийские истории учат, что отдельный индивид мог бы дать великий обет, выполнение которого длится целые века: стать главным помощником какого-нибудь будды, стать йогином с непревзойдёнными психическими силами или бодхисаттвой безграничного сострадания. Это намерение на многие жизни создаёт особый характер и судьбу для каждого из вас в соответствии с нашей кармой. Это намерение следует признать.

Как говорит об этом Марта Грэм:

«Существует некая жизненность, особая жизненная сила, которая внутри вас превращается в действие. И поскольку во всякое время существует только один из вас, это выражение уникально; и если вы ставите ему преграду, оно никогда не обретёт существования благодаря какому-либо другому средству – и окажется утрачено».

Универсальные качества нашей природы будды должны просвечивать сквозь каждого из нас, развиваясь из индивидуального набора стереотипов отдельной личности. Этот уникальных набор стереотипов, который мы могли бы назвать своим характером, своей судьбой, своим индивидуальным путём, подлежащим осуществлению, неповторим. Открыть свою судьбу – значит разумно ощутить потенциал своей индивидуальной жизни и задач, необходимых для его проявления. Сделать это – всё равно, что раскрыть тайну своего индивидуального воплощения.

Хотя мы не в состоянии знать своё кармическое прошлое, мы способны узнавать глубокие стереотипы и архетипы, составляющие нашу индивидуальность. Тогда эти уникальные стереотипы и типы характера, которые мы открываем, можно уважать – и с помощью практики преображать из ригидных отождествлений в прозрачные драгоценные камни. Это даёт возможность качествам просветления просвечивать сквозь наше собственное индивидуальное выражение. Наш критический интеллект может превратиться в различающую мудрость, желание красоты – в силу, приносящую в наше окружение гармонию, а интуитивная способность может привести нас к нежному родительскому чувству и большой одарённости в целительстве. Почувствовать и осуществить данные нам стереотипы и дары – это чудесная часть развития «я», уважение к своему потенциалу и уникальному предназначению. Здесь мы способны свести воедино свою практику, свои особые задачи в семье и в сообществе, проявляя свои способности, дары и сердце как уникального индивида. Когда мы действуем таким образом, наша индивидуальная природа отражает универсальную природу.

Затем, когда эти качества природы будды и личного «я» будут сочетаться с глубоким постижением пустоты этого «я», можно будет сказать, что мы вполне открыли природу «я». Это истинное «я» уникально и универсально, пусто и полно.

Китайский император попросил известного буддийского мастера возможно нагляднее показать природу «я». В ответ на это мастер устроил шестнадцатиугольную комнату, убранную зеркалами от пола до потолка; зеркала смотрели в точности друг на друга. В центре мастер доставил горящую свечу. Вошедший император мог увидеть, что пламя одной свечи отражено в тысяче форм, так как каждое зеркало распространяло вдаль его отражение. Затем мастер заменил свечу небольшим кристаллом. Император смог увидеть этот маленький кристалл опять-таки отражённым во всех направлениях. Тогда мастер предложил императору взглянуть на кристалл поближе, тот смог увидеть, что в каждой грани маленького кристалла, находящегося в центре комнаты, отражена целая комната с тысячами кристаллов. Мастер показал, как мельчайшая частица содержит в себе целую вселенную.

Истинная пустота не пуста, а заключает в себе все вещи. Таинственное и плодотворное «ничто» создаёт и отражает все возможности. Из него возникает наша индивидуальность, которую можно открыть и развить, хотя ею никогда нельзя овладеть, её невозможно закрепить. «Я» содержится в «нет я» как пламя свечи содержится в великой пустоте. Огромные способности любви, уникальная судьба, жизнь и пустота сплетены друг с другом, сияя и отражая одну истинную природу жизни.

В «И-цзине» говорится о том, что у нас есть колодец, прекрасно устроенный и плотно выложенный камнями, так что его всегда будет наполнять прозрачная, глубокая и чистая вода. Эта чистота, наша истинная природа, обнаруживается под всеми образами «я» и пустоты, в великом безмолвии нашего бытия. Тем качествам, которые мы развиваем, не следует давать названия; ими нельзя обладать. Как только мы попытаемся их закрепить, они окажутся искаженными. Вместо этого развитие нашего духа придёт вместе с его освобождением; в этом заключается тайна формы и бесформенности. Тогда, подобно воде в колодце, всё станет прозрачным и пригодным для питья; и эта прозрачная вода видна повсюду – в земле, а также наверху, в небесах.

Медитация: кто я такой?

Во многих духовных традициях вы повторно задаёте, себе вопрос: «Кто я такой?» или его варианты – «Кто носит это тело?»; это центральная практика, предлагаемая для пробуждения. Такие учителя, как Рамана Махариши и великие мастера дзэн Китая и Японии пользовались повторением этого вопроса, простого и глубокого, чтобы вести изучающих к открытию их «истинной природы». В конечном счёте, это такой вопрос, который все мы должны задать себе. Неосознанно вы принимаете за свою личность многие вещи – своё тело, свою расу, свои убеждения, свои мысли. Однако при искреннем исследовании вы очень быстро обнаруживаете ощущение более глубокого уровня истины.

В то время как вопрос «Кто я такой?» можно задавать в одиночестве во время собственной практики медитации, его можно задавать также и в практике с партнёром. Один из самых действенных способов исследования этого вопроса состоит в том, чтобы сесть вместе с другим человеком и задавать этот вопрос снова и снова, позволяя ответам становиться всё более глубокими по мере того, как вы продолжаете практику.

Для этого дайте себе возможность сесть удобно, глядя на партнёра; приготовьтесь медитировать вместе с ним в течение тридцати минут. Решите, кто будет задавать вопрос первые пятнадцать минут. Посмотрите на партнёра без напряжения и позвольте ему задавать вам вопрос: «Кто вы такой?» Пусть ответы того, кто отвечает, возникают естественно, пусть он говорит всё, что приходит на ум. Когда ответ дан, спрашивающий может после короткой паузы опять спросить «Кто вы такой?» Продолжайте снова и снова задавать этот вопрос в течение полных пятнадцати минут. Затем вы можете поменяться ролями, дав своему партнёру равное время.

При повторении этого вопроса могут возникать всевозможные ответы. Вы можете обнаружить, что сначала говорите: «Я – мужчина» или «Я – женщина», или «Я – отец», или «Я – няня», «Я – учитель», «Я – медитирующий». Затем ваши ответы могут стать более интересными: «Я – зеркало», «Я – любовь», «Я – глупец», «Я – живой человек» – или всё, что угодно. Сами ответы не имеют значения, они суть лишь часть углубляющегося процесса. Только продолжайте тихонько прислушиваться к ответу каждый раз, когда вас спрашивают. Если не возникает никакого ответа, оставайтесь с этим пустым пространством, пока не придёт ответ. Если возникнут страх, смущение, смех или слёзы, оставайтесь также и с ними. В любом случае продолжайте отвечать, продолжайте свободно углубляться в процесс. Позвольте, себе насладиться этой медитацией.

Даже за такое короткое время вся ваша перспектива может измениться, и вы сумеете открыть нечто большее о том, кто вы такой в действительности.

Глава 15. Великодушие, бесстрашное сострадание и взаимность.

«Когда наше чувство собственного достоинства всё ещё низко, мы не можем устанавливать пределы, проводить границы или уважать собственные нужды. Наша, по видимости, сочувственная помощь становится смешанной со страхом, зависимостью и неуверенностью. Зрелая любовь и здоровое сострадание – это не зависимость, а взаимность, рождённая глубоким уважением к самим себе и к другим».

В Индии около большого храма Просветления Будды стоит длинная очередь нищих; они просят деньги у паломников, ежедневных посетителей храма. Много лет назад, в первый день своего месячного посещения Бодхгайи я, по своей наивности, раздал нищим немного денег, – и в результате после этого каждый день, когда я шёл с базара в храм, меня окружали нищие; они визжали, тянули меня за одежду и даже со слезами требовали денег, потому что знали, что я – тот, кто подаёт им. Это сделало месяц трудным для меня; я чувствовал глубокую печаль, потому что по-настоящему хотел оказать им поддержку, но не таким образом.

В следующее посещение Индии я составил новый план – я решил подождать до конца срока и перед самым отъездом раздать нищим все деньги, какие сумел сберечь. Утром в день отъезда я разменял сорок долларов на банкноты по одной и две рупии и задумал вежливо дать каждому нищему по четыре рупии. Я зашагал вдоль ряда из ста пятидесяти нищих перед храмом, вкладывая деньги в каждую руку и ощущая удовольствие от этой чувствительной сцены. Но затем, когда я приблизился к середине линии, собравшиеся как будто сорвались с цепи. Нищие, находившиеся в дальнем углу, испугались, что я истрачу все деньги до того, как подойду к ним; и вот все они сразу бросились ко мне с протянутыми руками, сердито хватаясь за моё тело, цепляясь за одежду, за деньги – словом, за всё, чего они могли коснуться. Я быстро бросился бежать, чтобы освободиться от их хватки, разбрасывая оставшиеся деньги в воздух поверх их голов.

Оглянувшись назад с безопасного расстояния, я увидел тягостную сцену, весьма отличную от той, какую предполагал увидеть. Все нищие возились в грязи на четвереньках и дрались друг с другом из-за упавших рупий. Я понял, что мне нужно многому научиться в области искусства великодушия и даяния.

Когда мы смотрим на религиозные традиции этого мира, мы обнаруживаем, что они наполнены благородными жестами и жертвами огромного великодушия. Иисус говорил ученикам, чтобы они отдавали все свои богатства, «следуя за Ним». Мать Тереза говорит своим монахиням, которые служат беднейшим из бедных, – «дайте им съесть вас». В истории об одной из прошлых жизней будущий Будда увидел больную и голодную тигрицу с детёнышами, которых она не могла накормить. Он почувствовал, как в нём возникает глубокое сострадание, – и бросился со скалы, чтобы стать пищей для тигрицы и её двух тигрят.

Однажды Америку посетил его святейшество Кармапа, один из вождей тибетского буддизма; он приехал, чтобы дать благословения и наставления. Говорили, что он способен быть воплощением будды сострадания. На одной церемонии он преподал тысяче участников традиционную практику культивирования сострадания: изучающий вдыхает боль этого мира, а выдыхает сострадание. В конце церемонии с места поднялся пожилой психолог и спросил: «Неужели нам необходимо принимать всё? А что если перед нами больной раком?» Кармапа бросил на него взгляд глубокой доброты и сказал просто: «Вы принимаете всё. Вы даёте возможность боли этого мира коснуться вашего сердца – и превращаете её в сострадание». Чего не знал никто в этом помещении, – так это того обстоятельства, что самому Кармапа только что был поставлен диагноз ракового заболевания; но его учение было бескомпромиссным – вы принимаете всё и превращаете принятое в сострадание. А через год он умер.

Как можем мы понять такие замечательные учения о высочайшем великодушии и сострадании? Сострадательное великодушие – это основание истинной духовной жизни, потому что оно являет собой практику освобождённости. Великодушный поступок раскрывает наше тело, сердце и дух – и подводит нас ближе к свободе. Каждый великодушный поступок – это признание нашей взаимной зависимости, выражение нашей природы будды. Но для большинства из нас великодушие оказывается таким качеством, которое нужно развивать. Нам приходится считаться с тем фактом, что оно будет расти постепенно; иначе наша духовность может стать идеалистической и подражательной и будет разыгрывать образ великодушия прежде, чем оно станет подлинным. Хотя давать не по средствам может оказаться полезным, такая практика станет нездоровой, когда она совершается неосознанно. Будет ли то великодушие в области нашего времени, имущества, денег или любви, принципы всегда одинаковы: истинное великодушие растёт в нас по мере того, как раскрывается наше сердце; оно растёт вместе с ростом целостности и здоровья внутренней жизни.

Согласно традиции, нас учат, что великодушие может проявляться на трёх уровнях. Первый называется нерешительным даянием. Это первоначальное великодушие, оно приходит после колебания. Мы боимся, что отдаваемое может впоследствии потребоваться нам самим. Мы думаем о том, чтобы сберечь его у себя на зарядке, но затем понимаем, что наступило время отдать. После того, как мы пройдём через первоначальное нежелание, мы осуществляем счастье и свободу – первые радости даяния.

Второй уровень даяния называется братским или сестринским даянием. Это открытое и равное совместное пользование, которое предлагает и энергию, и материальную помощь как бы любимому человеку: «У меня есть это, так что давайте все воспользуемся этим». Мы не проявляем колебаний. Мотивом этого великодушия является настроение лёгкости; вместе с ним внутри нас возрастает дух радости, дружелюбия и открытости.

Самый развитой уровень даяния называется царственным даянием. При нём мы испытываем такое удовольствие от благополучия и счастья других людей, что наше великодушие оказывается спонтанным и немедленным. Оно идёт дальше совместного пользования. Мы получаем такое глубокое удовлетворение от благосостояния других, что отдаём самое лучшее из того, чем владеем, так чтобы им могли воспользоваться и другие. Наша собственная радость при таком великодушии ещё более увеличивается. Мы как бы становимся естественным каналом для счастья окружающих, находим в своём сердце богатство царя или царицы.

Мы можем почувствовать, как раскрытие каждого из этих уровней вносит в нашу жизнь возрастающую радость и свет. Однако наша способность проявлять истинное великодушие часто будет ограничена неполным развитием здорового «я», о чём говорилось в предыдущей главе. Большое великодушие естественно вытекает из чувства здоровья и целостности нашего бытия. В лучших традиционных культурах, где людей принимают и поддерживают как на физическом, так и на духовном уровне, они растут с чувством полноты внутренних и внешних ресурсов. Великодушие, сопереживание и взаимная зависимость становятся естественным образом жизни. Во многих племенных культурах никогда не прогонят с порога странника – его всегда принимают и приглашают разделить трапезу. В одной церемонии у американских туземцев маленьких детей в изобилии одаряют пищей, питьём и одеждой; а затем члены племени восклицают: «Я хочу есть; я хочу пить; мне холодно!» Тогда детей призывают к тому, чтобы они, обладая таким избытком, поделились своими подарками с нуждающимися.

Однако, как мы уже видели, многие изучающие не обладают ощущением изобилия или сильным внутренним чувством «я». Когда мы ещё не избавились от условий неполноценности и ранимости, мы переживаем очень трудное время, зная, каким бывает чувство подлинного даяния. Поскольку наше внутреннее переживание всё ещё остаётся ощущением нужды, мы обычно даём что-то с тонким ожиданием получить нечто взамен. Пока мы не исправим себя, наши попытки проявить благородное великодушие часто оказываются лишь маскировкой нездоровой зависимости.

Неправильно понятые идеалы сострадания и великодушия усиливают зависимость и привязанность, основанные на зажатом, полном страха чувстве «я». В этих ситуациях сострадание и великодушие используются неправильно; и мы отдаёмся неумелой поддержке других или теряем себя в ней. Организация анонимных алкоголиков и другие группы «двенадцати ступеней» пользуются термином «взаимозависимость» для описания такого неправильного применения великодушия, в котором наше неумелое сотрудничество помогает другим избежать встречи с истинными трудностями в их жизни. Самый классический пример – супруга алкоголика, которая лжёт и скрывает пьянство своего партнёра, чтобы «защитить его». «Помощь» такого рода только позволяет партнёру продолжать пьянствовать, избегая возможности чему-то научиться от болезненных последствий его или её действий. Такую «взаимную помощь» мы всегда оказываем исходя из собственных страха и зависимости. Мы боимся прямо увидеть боль пьянства нашего партнёра, боимся, что выяснение истины сможет стать причиной разрыва наших с ним взаимоотношений.

Как мы увидим позже, приблизительно так же, как в случае алкоголизма, взаимная зависимость может вынуждать учеников какого-нибудь духовного сообщества скрывать нездоровое поведение собственных учителей, чтобы поддержать миф устойчивости и принадлежности, чтобы избежать конфликта, могущего возникнуть при обнаружении этих вещей.

Во многих взаимоотношениях наши страхи и зависимость могут оставлять нас в страхе перед тем, чтобы говорить правду. Мы можем оказаться неспособными установить пределы, сказать «нет». Или же великодушие, сначала здоровое, может выродиться в принуждение. Такова, к примеру, одна женщина: многие годы она отводит долгие часы на поддержку добровольных духовных или неприбыльных организаций (где работа кажется бесконечной) – и все эти годы пренебрегает собственным телом, здоровьем, развитием и самоуважением. Существуют также люди, которым очень трудно сказать «нет» о чём бы их ни просили. После многих лет такого отношения к делу они обнаруживают, что до краёв наполнены ожесточением, и не понимают, как пошли по этому пути. В нашей практике нам необходимо встретиться со следующим вопросом: как мы можем узнать, когда наши действия будут сострадательными, а когда – вызванными взаимной зависимостью. Один ответ, возможно, заключён в рассказе Будды о некоей семье акробатов. Дед и внучка ходили с места на место и зарабатывали на жизнь, давая представления с удержанием равновесия. Они пришли к Будде, чтобы обсудить вопрос о том, как лучше всего охранять друг друга и заботиться друг о друге. Дед выдвинул идею о том, что каждый должен заботиться о другом, что во время представления с равновесием он должен заботиться о внучке, а внучка – о нём. Таким образом они будут охранять друг друга. Внучка спросила Будду, не будет ли это ошибкой. «Разве не лучше для каждого из нас заботиться о самом себе; и таким образом мы спасём друг друга, а наша акробатика процветёт». Выслушав девочку, Будда сказал: «Хотя она молода, она разумна. Если ты, дед, будешь тщательно охранять себя и обращать внимание на то, что делаешь, ты также сохранишь в безопасности свою внучку; и если ты, дитя, будешь охранять себя с осознанием, с заботой, с уважением, тогда ты охранишь и себя, и тех, кто тебя окружают».

Взаимная зависимость и нездоровое сострадание возникают тогда, когда мы забываем собственную роль в действии для поддержания равновесия в человеческих взаимоотношениях или когда пренебрегаем истинными последствиями действий тех, кто нас окружают. Корни взаимной зависимости были описаны в последней главе, где мы говорили о внутренних ранах, о низком самоуважении, о собственной ничтожности. Взаимная зависимость возникает также тогда, когда мы не принимаем в расчёт собственных интуиции и эмоций (вследствие низкого самоуважения) или опасаемся неодобрения других.

Многие из нас настолько далеки от соприкосновения с самими собой, что мы легко можем потерять ощущение искусного действия в данной ситуации. Мы можем быть так поглощены заботами о других, стремлением угодить им, успокоить их или избежать конфликта с ними, что неясно видим свои собственные нужды, собственную ситуацию. Общеизвестная шутка, иллюстрирующая это явление, – разговор между двумя учёными-исследователями, прошедшими обучение «объективному наблюдению», когда необходимо не принимать во внимание себя. Они занимаются любовью, после чего один партнёр обращается к своей подруге: «Для тебя всё было хорошо; а как насчёт меня?»

Утрата соприкосновения с собой и отсутствие самоуважения также оказываются источником привычной зависимости в практике. Общеизвестны рассказы о том, какой нездоровой бывает зависимость в духовной жизни. Иногда изучающие сочетают духовную практику с привыканием к химическим веществам, как это бывает в случаях, когда священник оказывается алкоголиком, а ученик медитации перемежает свою практику с приёмом наркотиков, чтобы находиться на высоте переживания, и пользуется при этом духовным языком для оправдания своего нездорового стремления. Иногда сама духовность действует наподобие болезненной привычки.

Мы уже видели, как некоторые медитирующие занимаются практикой для того, чтобы возвыситься над жизнью и избежать столкновения с ней. Одна женщина, работавшая медицинской сестрой, вышла замуж за человека, вся жизнь которого сосредоточилась на его духовной практике. Он хотел «добиться просветления» и затем учить этому других людей. Она весь день была занята уходом за своими родителями, а потом уходила домой, чтобы ухаживать за ним. Он часто отправлялся на интенсивные курсы, а в промежутках читал духовные книги, курил наркотики и вёл беседы с друзьями на духовные темы, тогда как она продолжала работать, чтобы поддержать его. Ей хотелось когда-нибудь иметь собственный дом, своих детей; но она чувствовала себя виновной, так как желала таких вещей, которые могли отвлечь его от практики.

Долгое время она помогала ему и защищала его, думая, что это правильно в духовном отношении; в то же время она чувствовала бессознательную ожесточённость, однако боялась о ней говорить. Она не знала, как сказать «нет». Наконец она пришла повидать меня. Когда я предложил ей поговорить честно, её болезненные чувства излились наружу. В конечном счёте дело дошло до того, что она выгнала его из дома. После нескольких курсов, где он чувствовал себя несчастным, он вернулся домой, нашёл работу и начал включать в свою духовную жизнь – в качестве её части – жену, дом и возможность иметь детей.

Как указано в диалоге Будды с акробатами, когда мы исключаем себя из сферы сострадания, результатом бывает ложная безопасность или неразумное сострадание. Всякое нездоровое или слишком идеалистическое великодушие возникает из этой ошибки, когда из уравнения устранено глубокое уважение к себе. Когда наша чувство собственного достоинства всё ещё низко, мы не умеем устанавливать пределы, проводить границы или уважать собственные нужды. Наша кажущаяся сочувственной помощь становится смешанной с зависимостью, страхом и неуверенностью. Зрелая любовь и здоровое сострадание – это не зависимость, а взаимность, рождённая глубоким уважением к самим себе и к другим людям. Зрелая любовь и здоровое сострадание способны сказать «да» – и способны сказать «нет». Подобно родителю, который разумно воспитывает ребёнка, они знают, когда надо установить пределы, когда сказать «нет». Они любят ребёнка и служат ему, но также считаются с тем, чему ребёнку нужно научиться самому. Иногда твёрдое «нет», «я не могу» или «этого я не разрешу, это выше моих возможностей» будет самой духовной фразой, которую мы в состоянии сказать.

Устанавливать границы и пределы, переходить от зависимой и удушающей любви к любви, основанной на взаимном уважении, научиться давать, считаясь со своими собственными нуждами – всё это может повлечь за собой глубокий рост самоуважения и осознавания себя, которые идут параллельно здоровому развитию «я». Некоторым изучающим приходится на некоторое время отказываться от даяния, пока они практикуют искусство установления границ. Другие, которые чувствуют себя чересчур бедными, чтобы вообще давать, могут начать с мелких поступков великодушия на том уровне, который бывает для них естественным. Попытка дара со стороны человека, не привыкшего давать, может быть по-своему царственной. Мы способны научиться культивировать разумное великодушие, которое чувствует как свои собственные потребности, так и потребности других людей.

В своих наставлениях о внимательности Будда рекомендовал нам проявлять тщательное внимание к состояниям сердца, которые подталкивают нас к действиям. Будет слишком идеалистичным ожидать, что мы всегда будем желать сделать что-то хорошее; мы должны слушать, чтобы знать, когда сердце привязано, когда оно боится, когда пребывает в зависимости. Глубоко прислушиваясь, мы можем начать отличать зависимость от любви. Сходным образом мы можем различать, когда сердце открыто, когда мы свободны от привязанности, когда налицо взаимное уважение и забота. Основанные на этом, наши действия могут быть разумными и сострадательными.

В приобретении уменья отличать мудрость от зависимости нам может помочь понимание собственной ранней истории. Мы можем размышлять о том, как в нашей семье встречались потребности, как были установлены пределы, как там относились к ненадёжности. Пока мы не осознаём этого, мы будем повторять семейные стереотипы в своей духовной жизни. Встречи организации «Двенадцати ступеней» предоставляют участникам возможность услышать личные повествования других членов. Эти честные рассказы об истории своей семьи могут стать мощным процессом в нашем различении здоровья от зависимости, уважения от страха, в нахождении мудрого и истинного сострадания.

Узнавание своих семейных стереотипов может также быть частью медитации. В групповом собеседовании на одном из интенсивных курсов некий изучающий не мог прекратить навязчивые мысли о своих взаимоотношениях. Джим днём вёл дела продовольственного кооператива, а по ночам работал в проекте борьбы со спидом. Он жил в горах Санта-Круз с другим мужчиной, своим любовником.

Он всегда думал о своих покупателях и клиентах, беспокоился о том, как будет обходиться без него его любовник, сомневался, не будет ли эгоистичным медитировать в течение десяти дней. Я спросил его о семье. Отец оставил мать с тремя малышами после рождения Джима; больше они никогда его не видели. Мать немного выпивала и всё время работала, чтобы удержать семью. С пятилетнего возраста Джим начал помогать поддерживать семью и сохранять хорошее настроение у матери. Он жил жизнью исполняющего обязанности, управляемого долгом и чувством вины; оказалось, что старания как-то сочетать всё это его весьма утомили.

Когда он рассказал собственную историю, он заплакал от жалости к себе, сожалея и о том, как соразмерял свою жизнь с другими людьми. Плакали и прочие члены группы. Я спросил его, в каком возрасте он себя чувствует. «Пяти лет» – сказал он; и я спросил его, не может ли он удержать в себе этого ребёнка и прислушаться к его нуждам – может ли он найти сострадание к себе как и к другим. Он сделал это – и спустя некоторое время, благодаря постепенному развитию заботливого подхода к собственной жизни, его медитация, взаимоотношения и работа – всё это улучшилось.

Зачастую в духовной практике пренебрегают состраданием к отдельному человеку. В первые несколько лет моего руководства интенсивными курсами я периодически обнаруживал в себе подавленность. После трёх или четырёх курсов, следующих один за другим, с целыми сотнями индивидуальных собеседований, я постепенно становился выжатым; меня раздражали и ученики, и сотоварищи. И что хуже всего, бывали дни, когда я чувствовал себя выжженным и не желал выслушивать проблему какого-нибудь другого изучающего. И в этот период мне выпала возможность увидеть его святейшество Дуджома-ринпоче и попросить у него совета и наставлений по поводу своей практики. Я рассказал ему о своих трудностях. Поскольку он был известным мастером тантры, я надеялся, что он предложит мне какую-нибудь особую визуализацию и мантру, с помощью которых я смог бы окружать себя светом, повторять священные фразы и оставаться незатронутым интенсивной работой на пути, где приходится видеть слишком многих изучающих и иметь дело с их проблемами. Ринпоче расспросил меня о многих деталях моей практики и учительства, а затем сказал: «Да, я могу вам помочь». Я ожидал услышать от него высшее учение тантры; но тогда он сказал: «Рекомендую вам вести более короткие курсы и удлинить периоды отдыха». Я полагаю, что это и есть высшее учение.

Почва для сострадания устанавливается прежде всего благодаря практике сострадания к самим себе. Истинное сострадание возникает из здорового чувства «я», из осознания того, кто мы такие, которое принимает в расчёт наши собственные способности и страхи, наши чувства целостности и благополучия вместе с такими же чувствами других людей. Это осознание никогда не основывается на страхе или жалости; здесь налицо глубокая реакция поддержки сердца, основанная на достоинстве, уважении, целостности и благополучии каждого отдельного создания. Это спонтанная реакция на страдание и боль, с которыми мы встречаемся. Это – наше чувство взаимного резонанса и естественной связанности перед лицом универсального переживания утраты и боли. Когда наше сердце раскрыто и исцелено, оно естественно стремится исцелять всех, к кому прикасается. Сострадание к самим себе порождает силу преображать ожесточение в прощение, ненависть – в дружелюбие, а страх – в уважение ко всем существам. Оно позволяет нам правдиво и подлинно распространять тепло, восприимчивость и раскрытость на печали окружающей нас жизни.

Иногда сострадание способно породить действие, а иногда – нет. Оно не возникает для того, чтобы решать проблемы; и всё же из сострадания вытекает действие, что происходит всякий раз, когда в нём возникает необходимость. Истинное сострадание возникает из ощущения сердца, обладающего бесстрашной способностью охватить все вещи, прикоснуться ко всем вещам, сродниться со всеми вещами. Чогьям Трунгпа называл это свойство «нежным и печальным сердцем воина». Он говорил:

«Когда вы пробуждаете своё сердце, вы, к своему удивлению, находите, что ваше сердце пусто. Вы обнаруживаете, что глядите на внешнее пространство. Что вы такое? Кто вы такой? Где находится ваше сердце? Если вы действительно посмотрите, вы не найдёте ничего ощутимого или прочного... Если вы будете искать пробуждённое сердце, если вы просунете руку в грудную клетку и ощупаете его, там не окажется ничего, кроме нежности. Вы чувствуете боль и мягкость; и если вы открываете глаза на остальной мир, вы чувствуете огромную печаль. Эта печаль приходит не вследствие дурного к вам отношения. Вы чувствуете печаль не потому, что кто-то вас оскорбил или вы почувствовали себя обнищавшими. Скорее, это переживание печали не будет обусловленным. Оно приходит потому, что ваше сердце целиком открыто, обнажено. Это чистое, чувствующее сердце. Даже если на него садится москит, вы явственно ощущаете прикосновение. Именно это нежное сердце воина обладает силой исцелить мир».

Это – сила сострадательного сердца, сила подлинного сострадания, сила преобразить боль, с которой мы встречаемся.

Недавно я прочёл о супружеской паре, неспособной зачать ребёнка. Они решили взять кого-нибудь и искали ребёнка из бедной страны, надеясь, что этим окажут ему более значительную услугу. Они усыновили прекрасного двухмесячного малыша из Индии. В первый же год стало очевидным, что ребёнок испытывает серьёзные проблемы со здоровьем. Во-первых, обнаружилось, что он полностью глух и никогда не будет слышать. Во-вторых, у него был церебральный паралич, и хотя это заболевание не оказало воздействия на ум, оно могло нарушить развитие всего тела. Новые родители научили его языку знаков, так что смогли с ним разговаривать. Затем, когда он подрос, ему купили небольшое кресло-коляску, чтобы он мог двигаться. После этого родители создали опорную сеть родителей, принявших детей-инвалидов. Опасаясь, что их сын будет лишён общения, они совершили самый удивительный, поступок – написали письмо в Индию и попросили разрешения принять ещё одного ребёнка, который тоже был бы глухим. И вместе с текстом этого рассказа была помещена фотография обоих детей: крепко обнявшись, они сияли широкими улыбками. Представьте себе сами, что вы приняли ребёнка и узнали, что этот ребёнок (он или она) останется глухим и искалеченным, а затем вообразите такую свою реакцию, когда вы, не жалея себя и не испытывая страха, говорите в ответ: «У меня есть один такой ребёнок; теперь, пожалуйста, пришлите мне другого такого же».

Бесстрашное сострадание напрямую вводит нас в конфликты и страдания жизни. Бесстрашное сострадание признаёт неизбежность страдания в жизни и необходимость для нас прямо видеть это страдание, чтобы учиться у него. Иногда только пламя самого этого страдания и последствия наших действий могут привести нас к более глубокому пониманию, к чувству доброты ко всем существам и к освобождению.

Когда я обратился с формальной просьбой о вступлении в монастырь ачаана Ча, он ответил, что меня рады принять, если я не боюсь страдания! Роль великого учителя состоит в том, чтобы помогать ученикам учиться перед лицом страдания. Сила этого бесстрашного сострадания может быть настолько же жёсткой, насколько она добра. Когда мы видим по телевизору картины живой природы, мы можем очень хорошо заметить, как этот принцип проявляется в жизни. Бывают времена, когда львица-мать и волчица-мать пойдут на любые жертвы ради своих детёнышей, сделают всё, чтобы их защитить. Затем существует и другой период, когда мать не сделает для них ничего; она убегает прочь, оставляет их для самостоятельной жизни или выгоняет из логова. В известное время птица-мать выбрасывает своих птенцов из гнезда. Даже когда птенец кричит: «Но я не могу летать!», – мать знает лучше: «Всё в порядке, ты научишься; и сегодня день для этого наступил».

Иногда сострадание к себе и к другим требует, чтобы мы установили строгие пределы и ограничения, чтобы научились говорить «да» и «нет» – и всё же не выбрасывали другого человека из своего сердца. Одна моя приятельница, учившаяся в Индии, как-то ночью ехала на рикше по тёмным улицам Калькутты, направляясь к железнодорожной станции. Много месяцев она практиковала как медитацию прозрения, так и дополнительные виды практики любящей доброты и сострадания. В ту ночь она направлялась на курс интенсивной медитации вместе с приятелем. Внезапно на её рикшу прыгнул какой-то человек и попытался стащить её оттуда. Ей и её спутнику удалось столкнуть его; всё ещё напуганные, они продолжали ехать к станции. Когда она рассказала своему учителю эту историю, он выразил озабоченность и сказал: «О, дорогая, при всей любящей доброте и при всём сострадании в вашем сердце, вам нужно было взять зонтик и ударить этого субъекта по голове!»

Иногда в парадоксе этой жизни наше сострадание требует, чтобы мы сказали «да», а иногда оно требует, чтобы мы сказали «нет». Каждый может выражать уважение ко всем существам, включая самого себя. Поэтому когда моя сотрудница – директор международного собрания буддистов – отдала свой новый прекрасный подарок к дню рождения, стараясь выказать большое великодушие, её настроение стало печальным и раздражительным. В конце концов один тибетский лама отвёл её в сторону и спросил, что происходит. Он обнаружил, что она отдала этот прекрасный подарок, чтобы сделать приятное своей подруге, но жалела об этом поступке, потому что у неё никогда не было времени самой им воспользоваться. Лама взглянул на неё и сказал: «Иди и сейчас же верни его – и не отдавай, пока не будешь готова». Затем оба рассмеялись, и смех принёс облегчение. Она ушла, взяла назад подарок, и её настроение значительно изменилось к лучшему.

Для практики сострадания нет какой-нибудь формулы. Подобно всем великим духовным искусствам, оно требует, чтобы мы слушали и уделяли внимание, понимали свою мотивацию и затем спрашивали себя, какое действие может быть по-настоящему полным и полезным. Сострадание обнаруживает гибкость бамбука, изгибаясь вместе с изменяющимися обстоятельствами, устанавливая при необходимости границы и в то же время оставаясь гибким.

Сострадание позволяет жизни с её великими парадоксами любви, радости и боли проходить сквозь наше сердце. Когда в нас раскрывается сострадание, мы отдаём то, что можем отдать, чтобы остановить войну, улучшить окружающую среду, заботиться о бедных, о больных спидом, спасать тропические леса. Однако истинное сострадание также любит и нас самих, уважает наши собственные нужды, почитает наши ограничения и наши истинные способности.

Даже Будде пришлось сталкиваться с такими ограничениями. Одним из его титулов было «Учитель тех, кого можно научить». Обычно он приносил большую пользу тем, кто его окружали; но так было не всегда. Однажды, после того, как был учреждён монашеский орден и были согласованы многие правила поведения для монахов и монахинь, в одном из лесных монастырей вспыхнула борьба, обнаружилось сильнейшее несогласие. Некоторые из монахов обвиняли других в нарушении какого-то из правил, другие отрицали это и утверждали, что их обвинители сами нарушают правила, выдвигая ложные обвинения.

Когда Будда пришёл к ним, чтобы поговорить, он порекомендовал им всем извиниться друг перед другом; но его собственные монахи игнорировали его совет. Многими способами он старался заставить их выслушать его – и наконец понял, что не может сделать ничего, кроме того чтобы предоставить их последствиям собственных поступков. Поэтому он оставил непослушных монахов и провёл мирный сезон дождей в уединении, далеко в лесу, в окружении животных. Он сделал всё что мог, не более.

Когда подлинное сострадание приходит вместе с мудростью, мы уважаем, любим, хвалим и включаем в него себя и других. Вместо того, чтобы придерживаться идеала, утверждающего, что мы должны быть способны проявлять бесконечное сострадание ко всем, существам «кроме самих себя», мы находим сострадание ко всем существам, включая нас самих. Разделение на «я» и других оказывается растворённым. Затем, подобно восходящему солнцу, сила великодушия и сострадания в нашей практике будет расти, и мы обнаружим, что она являет собой нашу истинную природу. Подобно тому, как в кинофильмах, которые мы видим, родители выбирают автомобили, наехавшие на их детей, мы обнаружим, что в некоторые моменты сила нашей любви растёт даже больше, чем противостоящие нам физические реальности. Когда возникает такое сострадание, оно проходит через нас как благодать, связывая воедино нежность и бесстрашие, что не могло бы произойти благодаря каким-либо иным средствам.

Мать-одиночка, вызывающая моё восхищение, рассказала мне, как она борется за то, чтобы в одиночестве вырастить своих детей – их четверо – с малыми затратами. Она почти не имеет свободного времени. Казалось, она делает всё, что можно; но вот, когда самая младшая дочь в четырнадцать лет оказалась парализована в результате несчастного случая, в неё совершенно естественно влилась энергия великой матери сострадания. Дочь не могла говорить, не могла двигаться. Врачи больницы сказали, что, по их мнению, у девочки почти нет шансов когда-нибудь снова обрести способность двигаться. Однако мать знала, что её дочь всё еще обладает внутренним сознанием. Как это бывает у матерей, она в глубине своего существа чувствовала, что здоровье дочери можно восстановить. Мать отправилась в больницу и в палате начала работать с дочерью. Она провела в больнице целый год, а потом ещё два года оставалась дома с дочерью почти каждый день. Она просто брала руку дочери, опускала её, опять поднимала и опускала, двигала что-то перед её глазами взад и вперёд, пока руки и глаза дочери не начали снова двигаться. Через три года девушка была достаточно здорова, чтобы вернуться в школу. Сейчас, будучи взрослой, она закончила юридическую школу и вот-вот выйдет замуж. Такое преданное великодушие нельзя вынудить; оно движется через нас, когда мы глубоко связаны – и в глубине своей пусты. Тогда наши сердца движутся сами собой – как бы под музыку божественного.

Медитация: преобразование печали в сострадание.

Человеческое сердце обладает необычайной способностью удерживать печали этой жизни и преобразовывать их в огромный поток сострадания. Это дар таких личностей как Будда, Иисус, Дева Мария и Гуан-инь, Богиня Милосердия, – перед лицом всех страданий этого мира провозгласить силу такого нежного и милостивого сердца. Всякий раз, когда ваше собственное сердце открыто и обнажено, внутри него начинает пробуждаться этот поток сострадания. Сострадание возникает, когда вы позволяете своему сердцу быть затронутым болью и нуждами другого человека.

Чтобы культивировать это качество вы, возможно, пожелаете заняться практикой традиционной медитации для проявления сострадания и преобразования печалей в огне сердца.

Позвольте себе сесть спокойно, тихо и сосредоточенно. Дышите осторожно, почувствуйте своё тело, своё сердцебиение, жизненную силу внутри себя. Почувствуйте, как высоко вы цените собственную жизнь, как охраняете себя перед лицом своих печалей. Спустя некоторое время приведите на ум какого-нибудь близкого человека, которого горячо любите. Обрисуйте этих людей и вашу заботу о них. Отметьте, как вы можете удерживать их в своём сердце. Затем позвольте себе осознать их печали, меру их страдания в этой жизни. Почувствуйте, как ваше сердце естественно раскрывается, как оно движется к ним, чтобы пожелать им добра, распространить на них спокойствие, разделить их боль и встретить её с состраданием.

Это естественная реакция сердца. Вместе с такой реакцией начните активно желать им добра, повторяя традиционные фразы: «Да будешь ты свободен от боли, да будешь ты свободен от печали, да пребудешь ты в мире!», – удерживая их в своём сострадательном сердце. Продолжайте повторять таким образом эти фразы.

Когда вы научитесь чувствовать свою глубокую заботу об этом близком к вам человеке, вы сможете распространить это сострадание на других людей, которых вы знаете, – по одному за раз. Постепенно вы сумеете далее раскрыть своё сострадание – для своих соседей, для тех, кто живут далеко от вас, наконец для всех братьев и сестёр среди всех живых существ. Позвольте себе почувствовать, как красота каждого существа доставляет вам радость, как страдание какого-нибудь существа заставляет вас плакать. Почувствуйте свою отзывчивость, связанную со всей жизнью и её созданиями; почувствуйте, как она движется вместе с их печалями и удерживает их в сострадании.

Теперь пусть ваше сердце станет преобразователем печалей этого мира. Почувствуйте своё дыхание в пространстве сердца, как если бы вы могли потихоньку делать вдохи и выдохи своим сердцем. Почувствуйте доброту своего сердца и представьте себе, что с каждым дыханием вы можете вдыхать боль и выдыхать сострадание. Начните вдыхать печали всех живых существ. Пусть с каждым вдохом их печали коснутся вашего сердца и превратятся в сострадание. С каждым выдохом желайте добра всем живым существам, распространяйте на них своё заботливое и милостивое сердце.

Когда вы дышите, начните представлять своё сердце в виде очищающего огня, способного воспринять все боли этого мира и преобразовать их в свет и тепло сострадания. Это мощная медитация, которая потребует некоторой практики. Будьте мягки к себе. Пусть огонь сердца теплится в вашей груди. Вдыхайте печали голодных, вдыхайте печали захваченных войной, вдыхайте печали неведенья. С каждым выдохом создавайте образ находящихся повсюду живых существ – и выдыхайте целительный бальзам сострадания. С каждым тихим вдохом снова и снова дайте возможность печалям каждой формы жизни коснуться вашего сердца. С каждым выдохом снова и снова распространяйте милосердие и целительную силу сострадания. Подобно матери всего мира внесите этот мир в своё сердце, призывая все существа коснуться вас с каждым вдохом, охватывая с каждым выдохом все живые существа.

Через некоторое время сядьте спокойно и дайте дыханию и сердцу естественный отдых, сделав их центром сострадания среди этого мира.

Глава 16. Вы не можете сделать это в одиночестве: найдите учителя и работайте с ним.

«Некоторые учителя – это мерзавцы и подлецы, которые обманывают и увлекают своих учеников; некоторые – это суровые надсмотрщики, которые стараются свести на нет „я“ и сломить гордость; другие учат более через похвалы и поощрения, питая самые лучшие стороны изучающего; некоторые учителя читают лекции как профессора, другие могут растворять нас без остатка в своей любви. Величайшая и самая простая сила учителя – это окружение собственной свободы и радости».

Как мы видели, бывают времена, когда в росте духовной жизни важно развить какие-то взаимоотношения с учителем или духовным руководителем. Работаете ли вы уже с учителем или только собираетесь сделать это, стоит хорошенько подумать над этими ключевыми взаимоотношениями. В то время как американцев более всего заботит потребность быть самодостаточными, дух пионера и ковбоя не обязательно оказывается искусным способом подхода к духовной жизни. Мы уже описали глубокий процесс исцеления, который имеет место в медитации: неизбежные помехи, уменья, необходимые для работы с навязчивыми состояниями, мощные физические проявления раскрытия чакр и энергосистем, сферы тёмной ночи и переживания смерти и повторного рождения, многие циклы духовной жизни. Как нам найти свой путь в этих сферах? Даже когда в нашей жизни во времена больших перемен или переживаний, близких к смерти, происходит спонтанное пробуждение, мы обнаруживаем, что эти болезненные или экстатические переживания и видения часто будут угасать без поддержки учителя и систематической практики.

Недостаточно иметь карту и направление, взятые из духовных книг и текстов. Мы не знаем, куда поведёт нас наша духовная жизнь; но она всегда требует от нас, чтобы мы вступали в трудные и неизведанные ситуации. Те, кто пытаются заниматься практикой в одиночестве, почти неизбежно оказываются более заблуждающимися или лишёнными духовной глубины, нежели те, кто занимаются практикой под руководством искусного учителя.

Таков основной принцип духовной жизни – мы узнаём глубочайшие вещи на незнакомой территории. Часто когда мы будем чувствовать наибольшую внутреннюю неуверенность и находиться среди величайших трудностей, нам откроется нечто новое. Легче всего мы пробуждаемся к тайне жизни через свою слабейшую сторону. Области нашей наибольшей силы, где мы более всего сведущи и проявляем наибольшую ясность, имеют склонность удерживать нас вдали от тайны. Вступить на эту территорию превыше собственного «я», войти в эти сферы без руководителя может оказаться подобным попытке вытащить себя за волосы.

Руми в своём рассказе предостерегает нас от этого:

«Какой-то человек дрозда поймал.

«О муж почтенный, – дрозд ему сказал, –

Владелец ты отар и косяков.

Ты много съел баранов и быков,

Но пищей столь обильною мясной

Не пресыщен – насытишься ли мной?

Ты отпусти меня летать, а там

Тебе я три совета мудрых дам.

Один в твоей руке прощебечу,

Другой, когда на крышу я взлечу;

А третий – с ветки дерева того,

Что служит сенью крова твоего.

Моим советам вняв, пока ты жив,

Во всём удачлив будешь и счастлив.

Вот первый мой совет в твоих руках:

«Бессмыслице не верь ни в чьих устах».

Свободу птице человек вернул,

И дрозд на крышу весело вспорхнул.

Пропел: «О невозвратном не жалей!

Когда пора прошла – не плачь о ней

И за потери не кляни судьбу!

Бесценный, редкий перл в моём зобу.

Дирхемов верных десять весит он...

Им был навеки ты б обогащён.

Такого перла больше не сыскать,

Да не тебе богатством обладать!»

Как женщина в мучениях родов,

Стонал, кричал несчастный птицелов.

А дрозд: «Ведь я давал тебе совет –

Не плачь о том, чему возврата нет!

Глухой ты, что ли, раз не внял тому

Разумному совету моему?

Совет мой первый вспомни ты теперь:

Ни в чьих устах бессмыслице не верь.

Как десять я дирхемов мог бы несть,

Когда дирхема три я вешу весь».

А человек, с трудом в себя пришел,

Просил: «Ну, дай мне третий свой совет».

А дрозд: «Ты следовал советам двум,

Пусть третий озарит теперь твой ум:

Когда болвана учат мудрецы,

Они посев бросают в солонцы,

И как ни штопай – шире, чем вчера,

Назавтра будет глупости дыра!»

(«Библиотека Всемирной Литературы» пер. Вл. Державина. М., 1974)

Руми хочет, чтобы мы увидели, как легко оказаться захваченными. Даже тогда, когда мы действительно получаем добрый совет; нам легко не обратить на него внимания или неправильно истолковать. Есть много мест, где мы увязнем, где встретимся со многими трудными слоями страха и привязанности, с точками самообмана и ничтожности. Они входят в практику каждого человеками; и чем более образованными и сведущими мы считаем себя, тем медленнее взбираемся наверх, тем более безрассудны наши промахи.

Как саркастически заметил Рэй Брэдбери: «Первое, что вы узнаёте в жизни, – это то, что вы глупы. Последнее, что вы узнаёте, – то, что вы такой же глупец. Иногда я думаю, что понимаю всё. Затем я прихожу в себя».

Наше мирское образование не слишком помогает в медитации.

Однажды в Бостоне директор нового приюта для безнадёжных больных, довольно осведомленный в духовной области, попросил меня провести интенсивный курс для всех его сотрудников. На четвёртый день интенсивного сиденья и интенсивной ходьбы доктор пришёл ко мне для собеседования. Он был очень встревожен, ощущая сильные боли в области сердца, распространявшиеся до плеч. Когда боль становилась острой, он обнаруживал ещё большие затруднения: все симптомы заставляли его верить, что у него – сердечный приступ. Он задавал мне единственный вопрос: что ему делать – вызывать скорую помощь или просить, чтобы кто-нибудь отвёз его в больницу. Я, в свою очередь, задал ему несколько целенаправленных вопросов относительно телесных ощущений, энергетических переживаний и состояния ума. Внимательно выслушав его, я сказал, что на самом деле эти признаки относятся к раскрытию сердечной чакры, которое часто представляет собой физическое и мускульное растворение защитных механизмов, окружающих сердце, а также эмоциональное и духовное раскрытие. Сам я много раз до этого случая испытывал такие ощущения и наблюдал их у других. Тогда я заметил: «Кроме того, разве вы не открыли новый духовно ориентированный приют для безнадежных? Может быть, на этом курсе наступило время по-настоящему взглянуть на собственную смерть, даже если это действительно сердечный приступ? (Я был совершенно уверен, что это не так). Разве вы пришли сюда не для того, чтобы узнать что-то о смерти и умирании? Можно ли найти для смерти лучшее место, чем приют для медитации?» Затем я отослал его обратно – сидеть. Без учителя он, вероятно, оставался бы в заблуждении по поводу своего переживания и отправился бы в больницу. Но, конечно, если вы действительно ощущаете острые боли подобного рода и занимаетесь практикой без руководства учителя, обязательно обратитесь в лечебное учреждение.

Поскольку духовный процесс не является случайным, руководители и учителя, придерживающиеся древних традиций, могут понять наше путешествие и оказать нам помощь, когда мы сами пребываем в растерянности. Однако даже тогда, когда мы признаём необходимость учителя, мы можем ошибиться в том, что нам следует искать. Наша культура даёт нам лишь немногие модели поисков гуру, духовных учителей или руководителей или совсем их не даёт, как и не даёт моделей работы с ними. В наше время оказался утрачен старый, чудесный дух ученичества; наше образование большей частью приходит к нам в многолюдных безличных собраниях или – всё в большей степени – через видеофильмы и компьютеры. Всё же все мы слышали рассказы о гуру и повествования о мастерах дзэн; и когда мы впервые, представим себе взаимоотношения с такой личностью, мы часто преувеличим или исказим реальность обучения у учителя. У некоторых изучающих существует чрезмерно завышенное представление о духовном наставнике; поэтому они рассчитывают найти учителя, который будет всеведущим, всезнающим и всемогущим божеством; и многие духовные сообщества содействуют этому преувеличенному представлению. Их ученики говорят таким языком, как если бы мастер делал для них всё: «Учитель помог мне получить эту работу», или: «Учитель сделал так, чтобы произошёл этот несчастный случай, а мне был преподан урок», или: «Учитель своими магическими силами создал ситуацию, переживаемую мной ныне». «Мастер делает это», «мастер ведёт нас и отвечает за всё», «в надлежащее время мастер даст мне просветление».

Преувеличенное в противоположном направлении мнение об учителе приходит от тех изучающих, которые весьма осторожны и испытывают затруднения с проявлением какой-либо степени почтения к другому человеку или с возвышенным к нему отношением, которые не в состоянии примириться с тем, что кто-то может в действительности знать больше того, что знают они. Эти люди находят трудным для себя учиться у кого бы то ни было. Услышав какую-нибудь историю о ложных гуру или о сбившихся с пути учителях, такой человек чувствует, что у него нет необходимости в учителе, нет возможности для подлинного доверия. Часто эта установка коренится в неоконченных проблемах с авторитетными фигурами и обнаруживается в виде неспособности легко выполнять различные роли, иногда в виде неспособности учиться в качестве просто ученика, а иногда удобно чувствовать себя в качестве учителя. Даже без таких проблем мы, возможно, чувствуем себя неловко и боимся, потому что не знаем, что нам делать с учителем, как на него реагировать. В конечном счёте, какие бы трудности мы ни испытывали в своих прочих взаимоотношениях, они, вероятно, возникнут и во взаимоотношениях с нашим учителем – от проблем доверия (слишком лёгкое доверие или неспособность к доверию) до проблем ограничений, страха, сомнения и нужды.

Под поверхностью большинства трудностей, которые изучающие испытывают с учителями, скрываются имеющиеся у всех нас глубокие желания быть любимыми, целиком и полностью приемлемыми. Так когда-либо любили лишь немногих из нас. Однако мы также боимся этой любви. Мы всё ещё храним в себе боль своих прошлых утрат и покинутости; и эта боль оставляет нас в состоянии смятения и испуга. Страх вынуждает нас или недооценивать значение учителей, чтобы предохранить наше «я» от силы страстного желания, или преувеличивать и идеализировать представление о руководителе – и искать только самого совершенного мастера, такого, который никогда не обидит нас и не разочарует. Однако то, что нам действительно необходимо, – самим научиться любить и быть любимыми. Именно эта любовь занимает центральное место во взаимоотношениях между учителями и учениками; и другие учения передаются только внутри этого резервуара.

Лучшие учителя знают это, и они способны научить нас любить самих себя и доверять самим себе, способны научить нас любить истину. Они могут служить образцами и приводить нас к подлинным, бесстрашным взаимоотношениям. Взаимоотношения с искусным духовным учителем, будь то краткая встреча или сотрудничество в течение всей жизни, зачастую могут стать чрезвычайно интимными и ценными сторонами духовного общения. Подлинность учителя и учений становится священным сосудом, содержащим истину, ведущую нас к пробуждению сердца.

Почитаемый мастер дзэн Судзуки-роси так описан своей ученицей Труди Диксон:

«Так как он остаётся просто самим собой, он становится зеркалом для своих учеников. Находясь в его обществе, мы ощущаем собственные силы и недостатки без всякого выражения похвалы или порицания с его стороны. В его присутствии мы видим своё первоначальное лицо, и это необычайное явление, которое предстаёт нашим взорам, есть всего лишь наша истинная природа».

Когда меня спрашивают о том, как кто-то может найти учителя, самое честное, что я могу сказать, – это таинственный процесс. Очень часто мы просто наталкиваемся на учителя, слышим о нём; или учитель привлекает нас каким-то незапланированным или неожиданным образом. Во многих случаях мы увидим какую-нибудь картину, прочтём какую-то книгу или услышим от приятеля рассказ о каком-то учителе, личность которого вдохновляет нас, открывает возможность величия, затрагивает сердце или пробуждает какое-то внутреннее страстное желание или видение; это вдохновение может с силой, таинственным образом, даже против нашей воли, вовлечь нас в орбиту некоторого учителя или духовного сообщества. Мы можем посещать разнообразные духовные центры и знакомиться с их учениями, посещать лекции или церемонии – и из всего этого обнаружить, что нас привлекает определённый учитель. Ныне существуют даже путеводители по многим буддийским, индуистским, христианским и иудейским центрам практики на Западе. Они также могут помочь нам почувствовать, что именно из этой практики нам доступно.

У наших сотоварищей по учению и исканиям, у наших друзей имеется множество чудесных и необычайных историй о том, как они пришли к своим учителям. Один мой знакомый намеревался принять ЛСД под деревом бодхи Будды в главном храме в Индии, но по пути «случайно наткнулся» на замечательного учителя; выбросив ЛСД, он занимался практикой под его руководством в течение десяти лет. Другой изучающий просто увидел адресную книгу – телефонный справочник; там на страницах последней буквы алфавита он нашёл слово «дзэн», позвонил и спросил, нельзя ли ему посетить местный центр дзэн и там поговорить с мастером. К моей знакомой, пожилой женщине, на конференции подошёл мастер и сказал: «Я хочу, чтобы вы учились у меня». Другой изучающий, молодой американец, ничего не знавший о духовной жизни, когда лежал в госпитале, увидел во сне тибетского ламу. Два года спустя, путешествуя по Непалу, он увидел того самого ламу, который явился ему во сне. Лама улыбнулся и сказал: «Я ждал тебя».

Стиль духовных учителей разнообразен по своему диапазону. В буддийской традиции этот факт воплощён в двух противоположных понятиях – гуру и духовного друга. Понятие «духовного друга» происходит от санскритского термина, обозначающего дружеское водительство и поддержку, получаемые нами через другого человека на нашем духовном пути. Некоторые учителя предпочитают эту роль, не обременяя себя необходимостью быть объектами почитания, преданности или традиционной иерархии ученика и учителя. Один великий лесной мастер Таиланда Буддхадаса-бхикку не желает, чтобы ученики кланялись ему, хотя поклон является общепринятым приветствием при встрече с любым монахом или мастером. Вместо этого он велит ученикам подходить и садиться подле него – и обращается с ними как «духовный друг» – ведёт задушевные разговоры, расспрашивает, поощряя учеников уважать самих себя и своё собственное виденье жизни.

Противоположный стиль учителя – это традиционный гуру. Существуют буддийские учителя, ламы, мастера дзэн, индуистские учителя, мастера хасидской и суфийской традиции, выражающие свои учения в такой роли. Гуру – это великий и мудрый мастер, воплощение духовной практики; он руководит нами с помощью особых поучений, и ради него мы отказываемся от собственной свободы. Обучаясь у гуру, мы стремимся слушать и повиноваться, а не разговаривать и задавать вопросы. Иногда от нас требуется, чтобы мы поклонялись гуру как божеству в человеческой форме или как всепросветлённому мастеру, полностью пробуждённому, каждое действие которого оказывается искусным. Работая с гуру, мы подвергаемся процессу беззаветной преданности и освобождения от собственных эгоцентрических путей; это является средством развития открытости и самоотверженности, пропитанных духом гуру.

Между этими двумя полюсами – духовного друга и гуру – заключена обширная сфера различных стилей. Учителя будут учить с помощью сочетания собственной личности с методами, вызвавшими их собственное пробуждение. В одном знаменитом диалоге Будда показывает посетителю группы учителей и учеников своего лесного монастыря: «Ученики, проявляющие интерес к исследованию собрались там с моим мудрейшим учеником Шарипутрой; а те, кого вдохновляет практика монашеской дисциплины, находятся там с Упали, выдающимся мастером монашеской жизни. Те, кого привлекают возможности психического развития, находятся там с великим психиком Могальяной; а ещё другие, естественно тяготеющие к сосредоточенности и самадхи, находятся вон там, с Махакассапой».

В главе о «духовных качелях» мы говорили о традициях и учителях, которые подчёркивают необходимость мистических видений, экстазов или мощных изменённых состояний сознания, – и о других, которые стремятся внести священное живым в гущу нашей повседневной деятельности. Некоторые учения сосредоточивают свою практику на теле, как хатха-йога, кундалини-йога или дыхательная гимнастика суфиев; другие направлены на действие и, благодаря служению, приносят сострадание и живое чувство священного; другие могут сосредоточиваться на прямом открытии или преобразовании сердца и ума с помощью медитации, молитвы или видений и сосредоточенности. Некоторые учения подчёркивают мощные изменённые состояния, глубокое исследование вопроса о том, кто мы такие и какова природа сознания и самой жизни. Ещё для других открыт путь беззаветной преданности, путь благоговения, ежемгновенного освобождения от нашего мелкого, эгоцентричного пути, когда мы говорим Богу или вселенной: «Не моя воля, но Твоя».

К удивлению многих, это многообразие стилей учения невозможно подвергнуть точному разделению в согласии с какой-то определённой традицией; внутри каждой великой традиции мы найдём учителей, подчёркивающих эти контрастирующие пути. Есть заботливые и преданные мастера дзэн, и есть мастера дзэн, которые требуют жестокой дисциплины и расшатывают ум исследованиями. Есть строгие пуристы физических упражнений хатха-йоги, есть и другие, которые учат хатха-йоге как простому средству достижения пляски священного осознания во всём теле.

В каждой традиции некоторые учителя – это мерзавцы и подлецы, которые обманывают и увлекают своих учеников; некоторые – это суровые надсмотрщики, которые указывают на каждый промах ученика, стараются свести на нет «я» и сломить гордость; другие учат более через похвалы и поощрения, питая самые лучшие стороны изучающего; некоторые учителя читают лекции как профессора; другие могут растворять нас без остатка в своей любви и в сострадании, а также показывать нам пространство и юмор во всех вещах.

Учитель должен быть образцом поведения и мастером представляемой им традиционной практики. Будет также полезно, если он будет достаточно осведомлен о диапазоне учений, чтобы соответствовать многообразию приходящих к нему учеников. Иначе можно столкнуться с трудными случаями, подобными случаю одного ученика, который от всей души в Индии занимался практикой под руководством некоего великого кундалини-йогина, но его практика делала его всё более напряжённым, возбудимым и рассеянным. В отчаянье он спросил знаменитого тибетского ламу, в чём его ошибка; после некоторого тщательного обсуждения вопроса лама ответил: «Всё просто. Ваш учитель дал вам неправильную практику». Весьма удивлённый, ученик сказал на это: «Но мой учитель учит только одной этой практике».

Если у нас уже есть учитель, может оказаться интересным поразмыслить о том, что привлекло нас к нему и к его особому способу практики. Какие ожидания мы вложили в этот процесс и чем всё обернулось? Чему мы научились, каковы наши разочарования? Служит ли ещё этот способ тому, чтобы мы оставались в своём состоянии?

Если мы ищем нового учителя, нам надобно прямо выяснить, как он учит. Как он рассматривает путь практики, какова его цель? Какую форму принимает его практика? Как он руководит учениками? Сможем ли мы проводить время с этим учителем? Действительно ли мы получим от него прямую помощь? Какого рода поддержку этот учитель даёт ученикам на трудных участках духовного странствия? Каково чувство сообщества вокруг этого учителя? Затем нам нужно посмотреть на то, чего требуют от нас. Чувствуется ли требуемое здоровым и подходящим? Какие обязательства необходимы? Какого рода взаимоотношения ожидаются? Сколько времени потребуется? Чего это стоит?

В поисках учителя мы должны прислушаться к своему сердцу и посмотреть на себя честно. Чего мы действительно ищем? Того ли, что предлагают этот учитель и этот способ практики? Что притягивает нас к этому учителю? Соответствуют ли этот учитель и этот способ практики вашему темпераменту, служат ли они вам, – или, наоборот, укрепляют ваши опасения и неврозы? Поможет ли мне вхождение в сообщество большой и экстравертной группы, если я – весьма застенчивый человек, если многие годы я оставался скрытным? Или я окажусь подавлен и далее завязну в своей застенчивости? Нужна ли мне дисциплина строгого мастера дзэн, нужна ли палка, которой пользуются чтобы удерживать учеников выпрямленными во время сиденья? Или меня обижали и били ещё в детстве, и это только воссоздаёт и укрепляет моё болезненное отрицательное самоощущение? Для какого цикла моей духовной жизни пришло время – для молчания или служения, для медитации или изучения?

Мы не всегда способны ответить на такие вопросы; но даже просто задавая их, мы можем помочь себе избежать грубейших и самых неумелых ошибок. Очень часто мы можем начать практику и дать себе период испытания и возможных ошибок. Период испытания может продолжаться один месяц содержать один или два интенсивных курса, может даже длиться целый год, – словом, столько времени, сколько потребуется, чтобы получить ощущение учителя, его взаимоотношений с другими изучающими и с нами самими, а также ощущения самой практики.

Делая выбор или пересматривая его, мы должны ощущать доверие и уважение к целостности и мудрости, воплощённым в нашем учителе. Ищите учителей, предлагающих ощущение зрелости в своей духовной и личной жизни, предлагающих нераздельное слияние физического, мирского, эмоционального и мистического измерений. Ищите юмор. Даже строгие поборники дисциплины должны также воплощать в своём собственном существе дух радости, лёгкости и любви. Подобно выбору партнёра в браке, выбор учителя также требует глубокого уважения нашего собственного внутреннего познания и готовности проявить преданность, когда обстоятельства кажутся подходящими для этого.

Пройдут годы, и наши взаимоотношения с учителем изменятся. В своё время наш учитель может исполнять многие роли – может быть наставником и священнослужителем, исповедником и водителем, духовной акушеркой и критиком, зеркалом и образцом сияющего присутствия. От искусного учителя мы можем заимствовать смелость, уверенность, силу и ясность. Мы можем воспользоваться водительством учителей, их энергией и любовью, чтобы резонировать со своими собственными энергией и любовью и вдохновлять их. Две пожилые женщины, мастера, у которых я имел привилегию учиться, вносили в свои учения так много радости и духовной любви, что когда я находился в их присутствии, она заливала меня и наполняла все мои клетки. Крепкое объятие одной приносило восторг на несколько дней. Обе они прожили долгие жизни с полной мерой печалей и триумфов, с внуками и учениками. В своём учении они были требовательные и бескомпромиссные, по-своему мудрые и понимающие.

Другой учитель, с которым я работал, был полон неожиданных, всегда вызывающих изумление, иногда шокирующих новых способов смотреть на вещи. Он воплощал смелость и склонность перевернуть нашу жизнь с ног на голову, если это требовалось для того, чтобы жить в истине. Всё его существо было настолько предано пробуждению ума и сердца в духе Будды, что он, поистине давал возможность всем, кто его окружал, задавать вопросы, изменяться, а также пробуждаться.

Помните, что когда мы выбираем учителя, мы вместе с тем присоединяемся к некоторой традиции, к некоторой линии. Линии – это носители древней мудрости. В каждой великой традиции её приверженцы – шаманы, целители, йогины, мудрые женщины школ мистерий, великие раввины или отцы-пустынники – живут внутри своих линий. Линия и традиция – это священные вместилища, сохраняющие практику и мудрость, открытые и накопленные на протяжении, поколений. Линии – это форма, благодаря которой свет пробуждения передаётся от одного поколения к следующему. Линии содержат формальные писания, древние напевы, ритуалы, техники медитации и истории, связанные с учением – всё это средства пробуждения вашего сердца и вашего духа. Искусные учителя пользуются практическими методами и ритуалами некоторой линии, чтобы создавать священное пространство, которое пробуждает преданность и мудрость и даёт сознанию возможность выйти за пределы его нормальных ограничений.

Когда мы выбираем учителя, мы оказываемся втянуты в могучий поток некоторой линии и разделяем её мировоззрение, её видения, её возможности и ограничения. Каждая линия и каждая традиция имеет как свои возможности, так и свои ограничения. В мудрейших традициях высшие учения приведут своих членов к признанию самих этих ограничений собственной формой данной традиции – и к выходу за их пределы, к открытию священного внутри самих себя, превыше какой бы то ни было формы. Таким образом в преданности гуру изучающие должны в конечном счёте увидеть гуру внутри самих себя; или, как это бывает в традиции коанов дзэн, изучающие должны выйти за пределы всех вопросов и всех ответов.

Подобно выбору учителя избрание некоторой линии, или набора практических методов, представляет собой таинственный процесс, который втягивает нас в духовный поток или привлекает к этому потоку. Опять-таки доверьтесь себе и ищите в сообществе целостности, радости и зрелости. Обычно я рекомендую изучающим, чтобы они выбирали «известные марки», т. е. такие традиции, которые существуют в течение сотен или тысяч лет, где учения, дисциплина и видения были очищены на протяжении многих поколений мудрыми сердцами учителей и учеников.

Рассматривая вопрос о присоединении к учителю, мы могли бы взглянуть на его собственное место в линии и традиции. Кем его считают другие духовные вожди? Пользуется ли он доверием и уважением в собственной традиции? Если всё это кажется вам похожим на выбор товара в американском супермаркете духа, – к несчастью, в некотором смысле так оно и есть. Но здесь налицо не выбор нравящегося нам цвета или автомашины, которые соответствовали бы нашему внешнему облику. Здесь – глубокое искание честного и подлинного пути следования своей интуиции и своим духовным устремлениям. Когда мы относимся с уважением к встречным и к самим себе, проявляя внимание, честность и заботу, результатом неизбежно окажутся благоприятные последствия.

И вот когда мы выбрали учителя и хотим за ним следовать, как нам наилучшим образом с ним работать? Начало может быть нелёгким. Мы столкнёмся с незнакомыми обычаями и практическими методами, с новыми языками, с новыми молитвами, напевами и перспективами. Нам также придётся работать с неловкостью вхождения в новое сообщество. И как если бы этого было для нас недостаточно, вместе с затруднениями нам часто ещё предлагается совершить первоначальные обряды перехода. Некоторые монастыри дзэн не примут учеников, пока те не просидят целый день – или два дня, или ещё дольше – за воротами монастыря без движения (а в некоторых частях Японии ждать приходится в снегу). Это делается для того, чтобы продемонстрировать подлинный дух, с которым просят учения. В большинстве традиций имеются первоначальные приюты, церемонии или практические методики, данные для того, чтобы обеспечить вновь пришедшему возможность вступления. Взамен за получение духовных учений от нас зачастую требуется, чтобы мы показали, что будем эти учения ценить.

Есть два качества, внести которые в нашу работу с духовным учителем важнее всего. Это здравый смысл и искренняя самоотверженность. Обладая здравым смыслом, мы не станем чрезмерно идеализировать учителя или практику; мы не изменим себе или своему здравому суждению. Здравый смысл есть уважение к самим себе и готовность видеть вещи ясно.

Искренняя самоотверженность – второй ключ к работе с учителями, каким бы ни был стиль их практики. Золото – вот, чего ищет учитель в лучших свойствах своих учеников. Проявляя самоотверженность, мы вносим свою полную энергию в следование пути и его дисциплине, – такой как молитва, – в прохождение через его неизбежные трудности и заблуждения. Когда мы сочетаем серьёзную и искреннюю приверженность практике с умелым руководством учителя, радости и затруднения, с которыми мы встречаемся, продолжают озарять наш путь.

Работая с учителем, чтобы научиться некоторой духовной практике, мы одновременно развиваем взаимоотношения с учителем; эти взаимоотношения также требуют нашей самоотверженности. В них мы учимся доверять учителю, практике и самим себе на всё более глубоких путях. Снова и снова нас просят упорно добиваться развития практики пребывать в ней, отдаться ей, полностью внести своё сердце и свою энергию в практику и в учителя. Мы можем задавать любые вопросы, какие найдём необходимыми, а затем изо всех сил стараться найти на них ответы; и мы сами увидим, что произойдёт после нескольких лет искренней практики.

Далай-лама говорит, что лучше всего мы можем сказать, действует ли наша практика, посмотрев на её результаты через пять, десять или двадцать лет. Возможно, ему легко говорить это после четырнадцати жизней в качестве далай-ламы В таком же духе мулла Насреддин сказал женщине, которая с гордостью возвестила, что её сын завершил ученье: «Несомненно, госпожа, Господь пошлёт ему ещё!» Именно в нашей настойчивости и преданности практике имеет место подлинный духовный рост.

Как нам можно извлечь наибольшую пользу из своих взаимоотношений с учителем? В Азии и в традиционных духовных культурах Запада люди знают, каким должно быть их внешнее поведение: как кланяться, как формально выражать уважение, что следует предлагать, что можно будет получить. Они также знают, какие вопросы учителю или гуру будут наиболее уместны, чего в действительности ожидать от их руководства нами. В отличие от культур, где существует общее знание правил одной духовной традиции, здесь, в Америке, изучающие не знают, чего ожидать. Это помогает им прямо осведомиться у учителя и старших учеников, как лучше всего вступить в сообщество, каковы формы регулярного контакта между учителями и учениками; каким образом учитель может быть доступен; что нам следует делать в трудные времена. Чтобы получить пользу от учителя, мы желаем выяснить, как сделать, чтобы этот человек лучше всего нас узнал, где и когда говорить с ним, так чтобы он мог вести нас по нашему личному пути. Мы должны стать доступными для получения его водительства, для установления обратной связи и получения помощи в тех местах, где мы стеснены или испуганы, для внесения чувства равновесия, когда мы его утратили.

Способность вернуть изучающих к равновесию – одна из способностей искусного учителя. Мой собственный лесной мастер ачаан Ча говорил, что это было самым большим из того, что он делал как учитель. Однажды я спросил его, почему он даёт кажущиеся такими противоречивыми наставления разным ученикам в разные периоды времени. Мне это казалось непоследовательным и непрямым, не способствующим истинному просветлению. Ачаан засмеялся и сказал: «Путь не таков. Вот на что похож Путь, которому я учу: я гляжу на тропу, которую хорошо знаю, а ученик передо мною вот-вот упадёт в канаву на правой стороне или сойдёт с верного пути на тропинку, ведущую вправо. И тут я кричу ему: „Налево, налево!“ Потом, через некоторое время, тот же ученик или другой идёт по тропе в тумане; он может вот-вот упасть в канаву на левой стороне или сойти с пути на тропинку слева. Опять же я кричу ему: „Направо, направо!“ Так я напоминаю им о тропе всякий раз, когда они с неё сходят. Некоторым образом это и всё, что я делаю».

Умелое руководство нашей практикой поддерживает наше присутствие, помогает нам раскрыться; разумный учитель приводит в действие силу и мудрость изучающего. Такой учитель может сострадательно указать на величайшие затруднения в нашем собственном характере, требовать от нас трудных действий и быть достаточно заботливым для того, чтобы пробудить наше величие.

Ачаан Ча часто требовал от своих учеников трудных действий, таких как традиционная аскетическая дисциплина, большое самоотречение или трудная практика; надо было день за днём делать то, что велено, желал этого ученик или нет. Тогда ачаан ходил по монастырю, и если ему казалось, что кто-то переживает тягостные минуты, он бочком подбирался к нему и спрашивал: «Сегодня страдаете?» Если ему отвечали «нет», тогда он говорил: «Ну что ж, приятного вам дня!» А если мы говорили «да», он спрашивал: «Интересно, кто в этом виноват?», – улыбался и уходил. Или же он мог сказать: «А что, есть ли здесь кто-нибудь, чувствующий привязанность?» – и уйти. Он продолжал возвращать нас к пониманию наших собственных переживаний, к открытию своей запутанности, к тому, каким образом и мы могли бы научиться быть свободными.

Превосходный учитель всегда вносит дух пробуждения самим своим существом. Одно из самых тёплых и трогательных воспоминаний о моих годах с ачааном Ча, который более тридцати лет руководил монахами шестидесяти монастырей в джунглях и лесах Таиланда, – это воспоминание о том, каким было его присутствие в случаях наших затруднений. Когда мы всю ночь сидели без сна, он сидел тут же вместе с нами. Когда мы очищали в лесу пешеходные тропы, он учил нас делать из бамбука метёлки и превращать подметание в прекрасную медитацию. Он был с нами и тогда, когда мы подметали и чистили весь монастырь перед праздничными днями. Даже в далёком пещерном монастыре, где богатый покровитель предложил построить на вершине горы огромный зал для медитации, он приходил вместе с нами на работу, когда монахи расчищали пространство для дороги ко вновь создаваемому центру. Помню, как вовремя холодного сезона в одной из самых холодных частей Таиланда я прошёл босиком вместе с ним по лесу более пяти миль, чтобы получить скудное подношение пищи в наши чаши от жителей бедной соседней деревни. Было очень холодно, всего несколько градусов выше нуля; и мои зубы стучали, обритая голова казалась обледеневшей; и чтобы хоть немного прикрыться от ветра, я завернулся в своё единственное полотенце, обмотавшись им сразу под хлопчатобумажным монашеским одеянием. Когда мы пришли в деревню, ачаан Ча повернулся ко мне и улыбнулся. «Холодно?» – спросил он. «Да, замерзаю, – ответил я. – Не знаю, смогу ли выдержать, если будет хуже». Он улыбнулся и сказал мне: «Да, холод пробирает до костей, пробирает до костей!» Я был так благодарен ему за то, что он оказался там со мной.

Тот же дух проявлялся у одного старого монаха, мастера риндзай-дзэн, у которого я учился. Я принял участие в нескольких строгих курсах длительностью в неделю, где мы с раннего утра до позднего вечера сидели неподвижно, работая над коаном; допускались лишь краткие перерывы для ходьбы и приёма пищи. Сначала я испытал разочарование из-за того, что мастер не сидит с нами; но потом я узнал, почему это так. Он сидел в другой комнате, за медитационным залом, и ежедневно проводил четыре или пять собеседований с каждым из пятидесяти учеников. Хотя в течение каждого дня ему приходилось проводить более двухсот бесед, всякий раз когда я его видел, он проявлял более полное присутствие и большую ясность, чем проявлял их я в любое время в течение курса. Он действительно находился с нами.

Когда у нас есть такая опора, когда нам дают учение таким образом, мы постигаем, какое обилие духовной жизни представляет собой наша растущая способность давать. Будет разумно взглянуть на практику и на учителя, к которым мы хотим примкнуть, с точки зрения перспективы того, что мы можем им предложить. То, что в конечном счёте делает нас счастливыми в духовной жизни, – это не то, что мы получаем, а то, что можем дать как сообществу, так и самим себе. Мы даём нечто самим себе, когда отбрасываем свои старые взгляды, свои страхи, свои ограничения, преграды, которых придерживались долгое время, – и открываем фундаментальный, в корне новый способ существования, когда позволяем себе возродиться как дети духа. Мы даём нечто сообществу, когда вносим в целое свою энергию, свою творческую способность, своё сердце.

В сообществе возникает огромная радость, когда мы все вместе отдаём себя. То же самое явление мы имеем в нашей американской традиции. Это дух деревенской «постройки амбара» [3], красота хорового пения, когда сотня других голосов поёт «Мессию»; это голоса людей, собравшихся вместе, чтобы служить большой цели. Давать наш собственный дух, служить – это чудесная и развивающая часть вступления в духовное сообщество. Это дающее и принимающее сердце, это почитание священного создаёт дух сангхи, или «сатсанг», который характеризует тех, кто собрались вместе во имя того, что свято. Сообщество создано не тогда, когда люди сходятся во имя религии, а тогда, когда они сходятся, принося честность, уважение и доброту, чтобы поддержать пробуждение священного. Истинное сообщество возникает, когда мы говорим в согласии с истиной и состраданием. Это чувство духовного сообщества – чудесная часть того, что исцеляет и преображает нас на нашем пути.

Когда мы обдумываем возможность вступления в сообщество, чувствуя, что можем давать, когда мы обдумываем способы, какими это сообщество пробуждает своих членов, нам нужно посмотреть на старших учеников. Как в этом сообществе созревают ученики? Относятся ли к ним с уважением? Дают ли более высокие виды практики? Предоставляют ли возможности служить или учить? Существует ли способ осуществлять учения, как это сделал мастер? Счастливы ли старшие ученики, мудры ли они?

Вы заметите, что рассматривая вопрос об учителях и сообществах, я говорю о радости, мудрости, уменье и сострадании, а не о чудесах и особых силах. Верно, что в окружении некоторых мощных учителей у нас могут появляться видения, мы можем почувствовать, как в наших телах пробуждаются восторг и энергия, можем даже пережить временное преображение сознания. Эта способность учителя, когда она бывает подлинной, может быть полезной, но может оказаться опьяняющей или приводящей в смущение – в зависимости от того, как она используется. Однако эта сила никогда не является необходимой. Кроме проблем, которые возникают при злоупотреблении такой силой, о чём мы поговорим позже, более важно понять один основной факт: никто не может дать нам просветление; никто не может достичь зрелости вместо нас; никто не может освободиться для нас; никто никогда не сможет сделать этого для нас. Учителя могут указывать, вдохновлять, касаться, даже дать нам ощущение истинного пути, – но самое главное, что они способны сделать, – это создать священное пространство, где может произойти наше пробуждение.

Одна восьмидесятилетняя швейцарка, духовный учитель, у которой я имел привилегию учиться, говорила о необходимости для истинного учителя создавать свободное и защищенное окружение, в котором сердце и дух могли бы раскрыться и расцвести, как они желали этого с начала времён. Способность учителя создать такое священное пространство, передавать чувство доверия и действовать в качестве сострадательного вместилища, достаточно крепкого для того, чтобы позволить старым частям нас умереть, а новым – родиться, – это необычайный дар. Благодаря ему нам предлагается не только древняя мудрость данной линии, но и наше собственное истинное «я». Величайшая и простейшая сила учителя – это окружение его собственной свободы и радости.

В течение нескольких лет я посещал в Индии одного старого индуистского гуру. Он был мудр, полон радостной энергии духа. Он требовал от нас многого – глубоко исследовать, медитировать, проявлять преданность и полное доверие. Но лучшим в нём было то ощущение, которое он сообщал нам: мы чувствовали, что нас целиком и полностью любит человек, ничего не желающий взамен; у него нет ни малейшего желания получить что-либо от нас. В нём не ощущалась никакая привязанность; он не желал иметь учеников, не желал даже нашего пробуждения – здесь было всего лишь чистое и радостное пространство, призывавшее нас к истине и к раскрытию во всём с чем мы встречаемся. Чувствовать себя так любимым было необыкновенным переживанием: всё моё тело, сердце и дух входили в пространство открытости и мира.

Почувствовав, что изучающий действительно понял реальность и сердце его учения, гуру отсылал его домой. У некоторых это происходило через несколько недель, у других – через несколько месяцев; и тогда гуру говорил: «Иди домой и внеси этот дух в жизнь; нет необходимости всё время оставаться с посторонним гуру».

Подобно тому, как важно оставаться с учителем и практикой, столь же важно и знать, что в надлежащее время мы можем их оставить. Иногда это произойдёт потому, что мы завершим данные нам уроки; иногда к этому нас вынудят обстоятельства, если место или время цикла окажется неподходящим; часто нам могут потребоваться дополнительные или новые учения кроме тех, которые мы можем получить от своего учителя.

Наши обязательства и терпеливая преданность учителю не означают, что мы должны следовать его пути всю оставшуюся жизнь. В конечном счёте мы должны выбрать какого-нибудь учителя или какую-нибудь практику, вступить в какое-то сообщество, а затем увидеть, как это нам служит. И несмотря на то, что учителя и сообщества могу ожидать от нас присяги на верность, ожидать принятия обета о вступлении в сообщество на всю жизнь, нам нет нужды давать им вечный духовный обет. Даже вечные обеты нуждаются в возобновлении. Да, мы должны быть терпеливыми и преданными, но истинный обет духа состоит в том, чтобы чтить собственную целостность, пробуждение и сострадание, какие бы изменённые обстоятельства они ни вызывали.

По завершении первоначального периода обучения большинство лучших западных учителей, которых я знаю, проходило очень широкое обучение у многих других великих мастеров. Переход от одного учителя к другому может оказаться трудным, если мы взяли на себя расширенные обязательства.

Многие изучающие, приходившие ко мне, чувствовали себя связанными в вопросе об обетах. Они получали поучения от великих тибетских лам, которые требовали преданности практике на всю жизнь; или же они брали на себя обет посвятить себя жизни в особой традиции или следовать некоторому пути как бы навечно. Но иногда они достигали такого пункта, где эти обеты как будто препятствовали развитию их духовной практики. В нашем собеседовании мы тщательно исследовали вопрос, чтобы удостовериться, не является ли их проблема простым и бессознательным стремлением убежать от своей приверженности. Если наше совместное исследование показывало, что для них искусная поддержка этих обетов действительно закончилась или изменились обстоятельства их жизни, так что предыдущие обязательства более не служат духовному росту, я отсылал их обратно к ламам и учителям, чтобы просить о церемониях освобождения от этих обетов. Затем они могли двигаться в своей духовной жизни, как это требовалось обстоятельствами.

Даже в тех традициях, где человек берёт на себя обязательство на всю жизнь, оно должно периодически пересматриваться и обновляться в понятиях благополучия данного индивида. Некоторые буддийские традиции требуют от учеников обязательства провести первоначальный период в пять лет с одним учителем. Затем, после достижения некоторого понимания в этой традиции, изучающего поощряют к посещению других мастеров и расширению своего понимания и искусных средств.

В конце концов истинная цель учителя состоит в том, чтобы привести нас к открытию своей глубинной свободы сердца. Любое духовное учение имеет эту цель; и талант всех этих мудрых учителей – поощрение к тому, чтобы найти внутри себя свою природу будды – свободную, независимую и радостную в самом центре этой жизни.

Останемся ли мы с учителем несколько месяцев, лет или десятилетий, встреча с истинным духовным благодетелем, наставником и проводником к нашей собственной свободе – это благословение. Мы благословенны в его присутствии, которое является напоминанием о том, что для нас возможно. Мы благословенны в их прямом руководстве, благословенны дисциплиной и практикой, которые они нам предлагают. Мы благословенны их искусством научить нас тому, как воспользоваться духовной дисциплиной и воспитать терпенье, нужное нам для того, чтобы и мы могли овладеть ею. Мы благословенны глубиной их любви, которая даёт нам вдохновение не уклоняться от своих ран и удерживает в их сердцах наше лучшее и высочайшее благо.

Когда мы находим искусного учителя и линию, которой можем доверять и которую можем уважать, это становится маяком, освещающим наше сердце и наш путь. Это даёт нам возможность открыть то, что является для нас подлинным и вневременным, – и нести этот свет в мир.

Глава 17. Психотерапия и медитация.

«Самое лучшее в современной терапии во многом напоминает процесс совместной медитации, где терапевт и клиент сидят вместе, учатся обращать пристальное внимание на те аспекты и измерения „я“, которых сам клиент (или клиентка), возможно, неспособен коснуться».

Каждый раз, когда учения буддизма перемещались в новые страны, такие как Китай, Япония, Тибет, при встрече с другими туземными культурами и религиями они испытывали глубокое их влияние. Из этих встреч развились такие совершенно новые формы практики, как дзэн, и мантра. Ныне этот процесс происходит и на Западе. Из «внутренних практик» Запада та, которая оказывает самое значительное воздействие на буддизм и всю современную духовную жизнь, – это практика и понимание западной психологии. Многие серьёзные учителя и ученики духовного пути на Западе находят необходимым или полезным в своей духовной жизни обращаться к психотерапии. Многие другие, которые этого не сделали, вероятно, получили бы от неё пользу.

Что же такое делает западная психотерапия, чего не делает традиционная духовная практика и медитация? Мы видели, как часто на Западе изучающие получают глубокие раны вследствие распада западной системы семьи, детских травм и заблуждений современного общества. Психотерапия прямо и энергично заявляет о необходимости излечения и исправления чувства «я», о создании здорового его чувства, о растворении страхов и подразделений на категории, об искании творческого, любящего и полного образа жизни в этом мире.

Мы согласились с тем, что эти вопросы нельзя отделять от духовной жизни. Не то, чтобы мы приводили в порядок свой психологический дом, а затем устремлялись к достижению нирваны; но когда раскрываются наши тело, сердце, ум и дух, каждый встречающийся нам слой обнаруживает как большую свободу и сострадание, так и более глубокие слои скрытого и тонкого, заблуждения... Наша упорная работа над собой и наша практика медитации непременно должны происходить совместно. То, что предстоит признать американской практике, – это тот факт, что глубинные проблемы, обнаруживаемые нами в духовной жизни, невозможно исцелить с помощью одной лишь медитации. Такие проблемы, как ранний онанизм, приверженность к наркотикам, трудные стороны любви и сексуальности требуют для своего разрешения внимательной, сознательной и продолжительной поддержки искусного целителя. В больших духовных сообществах гуру, лама или учитель редко имеет время на то, чтобы со вниманием провести нас через такой процесс. Многие духовные учителя к тому же не обладают искусством работы в этих сферах. Некоторые из них даже не сталкивались с ними в самих себе.

В противоположность этому самое лучшее в современной терапии во многом напоминает процесс совместной медитации, где терапевт и клиент сидят вместе, учатся обращать пристальное внимание на те аспекты и измерения «я», которые сам клиент (или клиентка), возможно, уже неспособен коснуться. Терапия обладает этим качеством исследования и открытия в большей мере, чем глубокая сосредоточенность многих методик медитации. В этой совместной медитации терапевт присоединяется к слушанью, к ощущению и чувству и может направлять клиента (или клиентку) к способам обращать более пристальное внимание на корни его (или её) страдания, связанности и затруднений. Я сам получил таким образом большую пользу от своей работы с несколькими превосходными психотерапевтами, которые позволили мне понять и излечить те уровни сердца и ума, которые никогда не были затронуты многими годами медитации.

Даже великий Махаси-саядо, самый известный мастер медитации Бирмы, признал тот факт, что западным изучающим приходится вплотную встречаться с этими новыми проблемами. Во время своих первых поучений в Америке он поднял вопрос о том, сколь многие изучающие как будто страдают от целого ряда проблем, которых он не встречал в Азии. Он назвал это «психо-логическим страданием». Также и Далай-лама в диалоге с западными психологами сказал о том, что он потрясён размерами низкой самооценки, ранимости и семейных конфликтов, возникающих в практике жителей Запада. Эти проблемы заслуживают серьёзного подхода.

Слишком часто ученикам и учителям воспользоваться полезными учениями западной психологии мешала ошибочная уверенность в том, что достаточно серьёзная практика молитвы или медитации – это всё, что нужно для преобразования своей жизни. К несчастью, многие изучающие восточную и западную духовность были приведены к убеждению, что если они испытывают какие-то затруднения в практике, то это происходит просто потому, что они занимаются практикой недостаточно долго или занимаются ею как-то так, что это не соответствует самим учениям.

Второе ошибочное убеждение состоит в том, что хорошие ученики должны быть способны самостоятельно встречаться со всем духовным путём, что обращение к постороннему лицу за помощью будет указанием на слабость или неудачу. Это убеждение может представлять угрозу для некоторых сообществ, которые чувствуют, что обращение к чуждым методам, таким как западная психология, означало бы признание того обстоятельства, что система и её учителя не содержат ответов на все вопросы. Неверное понимание вопроса о месте терапии в практике возникает из ошибочного представления о том, что «духовное» и «мирское» представляют собой отдельные друг от друга области, причём духовное оказывается как-то «выше» мирского, а мирское – «ниже» духовного. Возможно, нас учили, что переживания, которые у нас имеются на «духовном» уровне во время медитации, каким-то магическим образом будут иметь силу преобразить все другие слои нашего существа. Таким образом, если у нас произошло «великое пробуждение» в буддийской практике или переживание благодати или единства с божественным в христианской или индуистской девоционной практике, мы думаем, что этого будет достаточно для того, чтобы изменить наше виденье, исцелить сердце и привести нас в гармонию с глубочайшими истинами нашей жизни.

Причина этого убеждения заключается в том, что во время такого переживания мы чувствуем, что пребываем в гармонии, и некоторое эхо этого чувства останется с нами в течение довольно длительного времени. Однако подобные переживания в нашем духовном странствии отмечают только начальный успех; но переживание неизбежно возвращается по спирали назад, требуя, чтобы мы учились полностью интегрировать каждое новое прозрение в курс своей жизни. В этом процессе нет высших или низших уровней, нет областей, более священных чем другие. Просто существуют столкновения с разными стереотипами зажатости, страха и отождествления, вызывающими наше страдание, а также открытия пробуждения свободы от них.

Поистине в духовной практике необходимость иметь дело со своими эмоциональными проблемами – это скорее правило, чем исключение. По крайней мере, половина изучающих нашего ежегодного трёхмесячного интенсивного курса обнаруживает неспособность заниматься традиционной медитацией прозрения, потому что эти люди встречались с такой массой неразрешённого горя, страха, ранящих и неоконченных дел из прошлого, что это становится их медитацией. В каждом традиции даже самые удачливые западные искатели после периодов мощной медитации и глубоких прозрений снова встречаются с болезненными стереотипами, страхом и бессознательностью во всех других частях своей жизни. Мы можем переживать в медитации понимание и мир; но когда мы возвращаемся к проблемам повседневной жизни, посещаем свою семью, даже влюбляемся, прежние стереотипы страдания, невроза, привязанности и заблуждения могут оказаться столь же сильными, как всегда. Нам нужно найти способы включить их в свой путь.

Недавно один искусный учитель большого индуистского сообщества передал управление двум старшим ученикам. Незамедлительно возникли многочисленные конфликты и беспорядки. Один из этих старших учеников начал в своей роли проявлять жестокость, другой сделался далёким и бесчувственным. На последующих горячих встречах с очевидностью выяснилось, что такие проблемы существуют не только у старших учеников. Многие из лояльных учеников неохотно признали, что сам учитель, хотя он и не был жестоким, оказывался болезненно бесчувственным, далёким и недоступным. Обладая большой целостностью, после тридцати лет учительства, этот учитель в возрасте семидесяти четырёх лет решил начать курс психотерапии, чтобы обратиться к проблемам своей жизни.

После целых десятилетий опыта восточных методик на Западе мы теперь начали вполне ясно видеть результаты неспособности включать в свою практику сферы личных проблем. Значительная часть предмета следующей главы «Новое платье короля» рассматривает вопрос о том, как подобное неуменье может проявиться во взаимоотношениях между учителями и учениками и в некоторых случаях вызвать разрушительные последствия. Поскольку вопросы личной жизни часто оказываются источником нашего величайшего страдания и невроза, глубочайших привязанностей и величайших заблуждений, мы боимся их и можем бессознательно пользоваться духовной практикой, чтобы избежать необходимости заняться ими. Некоторые изучающие испытывают глубокое разочарование, когда покинув свои ашрамы и буддийские или христианские монастыри, обнаруживают, что после десяти или пятнадцати лет пребывания в них им всё ещё не видна по-настоящему непосредственно своя жизнь, не видны коренные страхи и области страдания, которые их ограничивают и связывают.

Умелый психотерапевт может предложить специфические методики и средства, обращенные к самым болезненным областям нашей жизни. Он (или она) способен внести в проблему или в затруднение познание обычных стереотипов, специфических процессов развития и нездоровых защитных механизмов, создающих в нашей западной культуре значительную часть страдания. Близкое знакомство психотерапевта с системой семейных отношений, с верованиями, историями и отождествлениями, скрывающимися под этими проблемами, создаёт возможность их разрешения внутри безопасной сферы регулярных встреч, где их участники привержены сосредоточению на всех областях жизни, вызывающих затруднения. Есть много примеров тому, как психотерапия помогала лицам, занятым духовной практикой. Позвольте мне восстановить в памяти несколько случаев.

Один изучающий находился несколько лет внутри духовного сообщества и не был уверен в том, что ему удастся найти средства к существованию вне этого сообщества, и также боялся вопроса о том, как быть с деньгами: деньги приводили его в замешательство, так как он считал их недуховными и опасными. Наконец, когда многие из его друзей устроили свою карьеру и создали семьи, он уяснил себе, что нуждается в помощи. Сначала он постарался получить консультацию, чтобы просто сообразить, что ему делать – оставаться в сообществе или оставить его и пройти обучение для получения какой-нибудь работы. Но консультирование привело его к рассмотрению более глубоких вопросов – страхов, неуверенности и сожалений о своём образе жизни. Терапия показала, что большой частью его жизни управляла реакция на своего отца – холодного бизнесмена. Он открыл стереотип всей своей жизни – избегать денег и успеха – и увидел, как этот стереотип оказался вплетён в его духовную жизнь. Так продолжалось несколько лет. Наконец, увидев эти страхи и реакции, он сумел обнаружить, что обладает многими неиспользованными дарами и многими возможностями выбора. Он вышел из сообщества, поступил в художественное училище и стал весьма преуспевающим дизайнером. Он всё ещё медитирует и работает в правлении своего прежнего сообщества; сейчас он способен вносить в свою практику и в правление новую силу вместо прежней неуверенности.

Другой изучающий провёл десять лет жизни в путешествиях и медитации; он побывал в Индии и Японии – и после вереницы болезненных взаимоотношений решил обратиться к психотерапии. Его терапия оказалсь долгим процессом распутывания детского онанизма, боязни половой жизни и принуждения, глубокого стыда и гнева. В течение многих лет он, благодаря медитации, успешно избегал этих проблем, но всякий раз, когда пытался установить близкие взаимоотношения, они заполняли его. Он понял, какая большая часть его жизни, даже карьера в медитации, была реакцией на ранний онанизм; в процессе терапии он начал сосредоточиваться на своём глубоком стремлении к любви, на стыде и запутанной сексуальности. Для него это было медленным процессом – он учился доверять близким взаимоотношениям терапии. Он перестал путешествовать; сейчас он более счастлив и более совершенен, чем в любое время своей взрослой жизни, хотя всё ещё учится близким взаимоотношениям.

Третья изучающая, обратившаяся к психотерапии в середине своего духовного обучения, начала медитацию, будучи очень молодой. В своей практике она проявляла жадность, наслаждаясь покоем медитации и подпиткой сообщества; но при этом она также оставалась несколько пассивной, неуверенной и застенчивой. Когда она заявила, что хочет стать учителем медитации, её собственный учитель сказал, что до того, как это будет возможно, ей предстоит сделать многое, чтобы достичь личного созревания. Он предложил ей найти для себя какие-нибудь достаточные средства к существованию вне сообщества практиков медитации и в то же время исследовать свою робость и внутреннюю неуверенность с уважаемой женщиной-терапевтом внутри сообщества. Вскоре после начала терапии стало ясно, что ключом к объяснению значительной пассивности её личности, был тот игнорируемый ею в духовной жизни факт, что она была приёмышем. И когда она посмотрела на узел своего детства, из неё излились чувства ничтожности, горя и смятения. Она начала расспрашивать своих приёмных родителей, удочеривших её в двухлетнем возрасте, и после длительного процесса розысков сумела найти свою родную мать. Сопровождавшееся слезами воссоединение, хотя и трудное, положило начало её новой жизни. Она поняла, что была почтительной дочерью и ученицей медитации, чтобы уверить себя в том, что не потеряет снова свой дом. А теперь, благодаря продолжению и терапии, и медитации, она впервые начала находить свой собственный путь и собственный голос. Когда растворилась прежняя личность, в её жизни открылось огромное пространство новой свободы, и она начала процесс истинного созревания и расцвета, который в один прекрасный день, возможно, приведёт её к способности стать прекрасным учителем медитации.

Когда мы всё ещё не завершили основных задач развития эмоциональной жизни или не осознаём своего отношения к родителям и к семье, мы обнаружим, что неспособны идти глубже в своей духовной практике. Не разрешив этих вопросов, мы не сможем сосредоточиваться во время медитации; или же обнаружится, что мы неспособны внести во взаимодействие с другими людьми то, чему научились в медитации.

Где бы ни находились корни наших стереотипов зажатости и нездорового чувства личности – в детстве или даже в более далёких стереотипах кармы, – если мы не встретим их лицом к лицу, они будут продолжать повторяться в нашей жизни и в жизни наших детей. Когда говорят, что их излечит одно лишь время, – это просто неправда. На самом деле, если мы будем повторно их игнорировать, с течением времени они вполне могут стать более упорными.

Поскольку осознание не переносится автоматически с одного измерения нашей жизни на другое, в тех сферах, где наши страхи, раны и защитные механизмы оказываются наиболее глубокими, остаётся разделение на категории. Так, мы встречаем приятных мастеров чайной церемонии, которые продолжают проявлять смущение и медлительность в интимных взаимоотношениях, или йогинов, способных растворять свои тела в свете, чья мудрость исчезала, как только они приходили на базар.

Сравнивая практические методы психотерапии и медитации, важно признать, что все виды техники – это просто орудия обучения, и они никогда не имеют цели в самих себе. Точно так же, как медитация и молитва благоприятствуют тщательному вниманию и равновесию, исследованию, самоотверженности и освобождённости – все эти элементы могут быть сознательно направлены искусными партнёрами и специфически применены к трудным областям нашей жизни. Мы могли бы назвать и это психотерапией. Нам необходимо научиться узнавать, когда наша духовная жизнь может извлечь из этого пользу. И как глубокая медитация требует умелого учителя, иногда искусный терапевт требуется также и для нашего духовного пути. Только серьёзное внимание к своей жизни в целом может принести нам способность любить совершенной любовью и жить свободно.

Зигмунд Фройд [4] писал, что вся цель его труда состоит в том, чтобы дать людям возможность научиться любить и дать земле осмысленную работу. Немецкий поэт Рильке так говорит об этом: «Одному человеку любить другого – это, пожалуй, труднейшая из всех задача... труд, всего лишь подготовкой к которому будет всякий иной труд». Если наша духовная практика не делает нас способными разумно функционировать, любить, работать и быть связанными со своей жизнью в целом, тогда мы должны включить в неё те формы практики, которые исцеляют наши проблемы иными способами.

Последний пример, возможно, покажет, как могут сомкнуться глубины духовной жизни и психотерапии. Одна ученица медитации, разведёненная мать-одиночка с семилетним сыном, беседовала со мной по поводу чувства связанности в работе и подавленности в жизни. Практика медитации принесла ей спокойствие и некоторое прозрение в утрату и освобождённость; но я рекомендовал ей вместе с медитацией пройти курс психотерапии.

Во время терапии ей немедленно пришлось увидеть, насколько в её браке и разводе повторилось её же раннее детство. Муж расстался с ней, когда сыну было четыре года, – так же, как и отец ушёл, когда ей было три года. В своём курсе терапии она с помощью глубокого дыхания раскрывала тело и чувства. Когда она дышала и внимательно следила за дыханием, одно за другим возникали сильные чувства, встретиться с которыми во время медитации она никогда не могла себе позволить. Это были сильный страх, печаль, чувство покинутости. При поддержке терапевта после целых месяцев практики, когда она научилась доверять своим чувствам и раскрываться для них, на одном сеансе она встретилась непосредственно с центром болезненности – это было расставание с отцом. Она увидела себя в возрасте трёх лет – она стояла на верхней ступеньке лестницы, а отец отвернулся и ушёл – ушёл из её жизни, чтобы никогда не вернуться. Боль покинутости оказалась для неё невыносимой.

Она почувствовала, как носила в своём теле эту покинутость, увидела, как вновь и вновь проигрывала её – на игровой площадке, в колледже, в браке. И с того момента в трёхлетнем возрасте она приходила к заключению, что её не любят. Терапевт велел ей рассказать о своих чувствах во время дыхания и прочувствовать их. Затем, когда она была к этому готова, он предложил ей внимательно посмотреть на отца – на того человека, который, как она была уверена, оставил её потому, что не любил. Сделав это, она увидела испуганного, страдающего человека. Когда она находилась в этом глубоком состоянии, терапевт попросил её вообразить себя в теле отца – на что походило это чувство? Она почувствовала напряжение и невыносимую печаль несчастного человека, попавшего в ловушку гибельного брака: он бежал, чтобы спасти свою жизнь.

Тогда почему же он не обернулся и не попрощался? Разве он не любил её? «Любил, – ответила она, испуганно всхлипнув, – он слишком любил меня; у него просто не нашлось сил взглянуть на меня». Затем терапевт велел прочувствовать все части этой сцены и представить её себе по-другому. В конце он потребовал, чтобы она вернулась к своему трёхлетнему «я» и глубоко спросила: «Правильной ли была её продолжавшаяся всю жизнь уверенность в том, что её покинули, так как она оказалась нелюбимой?» Она увидела, что эта история была придумана опечаленной трёхлетней девочкой. «Что означала эта история для вас – быть дочерью этой матери и отца?» – спросил терапевт. Она увидела целую личность, созданную этим фактом. «Вы ли это? Это ли ваша истинная личность?» – спросил он далее. В ответ на вопрос раскрылось необыкновенное пространство. Она увидела, как её собственный ум содержал в себе её родителей и все прочие возможности, как все их несло сознание ума. Благодаря дыханию и освобождённости она раскрылась далее – для ума и сердца мира и чистого осознания, для вневременного, превыше её ограниченной личности. Глубокое чувство мира и исцеления наполнило её сердце.

Несколько месяцев её терапевтические сеансы сосредоточивались на созданной ею личности и на других возможностях. Благодаря этому процессу депрессия постепенно рассеялась, и она внесла в воспитание сына и в работу новую и свежую энергию. Также значительно углубилась и медитация. Через несколько лет после этого она встретила другого ученика медитации и впервые в жизни начала здоровые взаимоотношения.

Услышав такую историю, мы вправе задать вопрос: являются ли психотерапия и медитация одним и тем же? Может ли психотерапия привести к тем же прозрениям, к той же свободе, которые обещает духовная работа? Для ответа нам необходимо признать тот факт, что существует много видов терапии – как и много видов медитации; некоторые ученики могут испытывать неприязнь к терапии вследствие устаревших и ошибочных о ней представлений. Они могут представлять дело таким образом, что неделю за неделей на протяжении нескольких лет будут лежать на кушетке, вызывать свободные ассоциации и пересказывать истории детства, – или слушать поощрения психоаналитика, чтобы углублять прошлую ожесточённость и гнев и давать выход ярости и осуждению. Они боятся, что это приведёт только к «перестановке кресел на палубе „Титаника“, т. е. улаживанию проблем своей жизни, при котором они никогда не придут к свободе за пределами своей мелкой, ограниченной личности.

В то время как всегда будут существовать ограниченные виды терапии и посредственные практики, самые разумные её формы предлагают понимание далеко за пределами этих ограниченных видов. Восточная и западная психология признаёт силу бессознательного в прошлой обусловленности в поддержании страха, алчности и заблуждения. Хорошая терапия обращается к нашему подспудному страху и привязанности, к стыду, к принуждению и тугоподвижности, обеспечивая нас способами их растворения. Каждое из этих качеств представляет собой ложную личность. Искусные средства для обращения к корням этих проблем могут заключать в себе визуализацию, разыгрывание ролей, рассказывание историй, использование искусств, работу со сновидениями, работу над телом и другие формы. Умелый терапевт будет осознавать многие карты развития раннего детства, увидит, что именно необходимо для того, чтобы заняли своё место структура здорового «я», а также процессы пробуждения, морального развития, согласия с собой и индивидуализации.

Подобно традиционным, духовным дисциплинам юнгианская терапия, рейхианская терапия, психосинтез, трансперсональная психология, многие виды работы над телом и дыханием – каждая из этих форм разработала способы раскрытия сознания для глубокого понимания «я» ниже области мысли и слов. В сочетании с тесными и сознательными взаимоотношениями с психотерапевтом эти процессы позволяют возникать старым стереотипам и страхам – чтобы они оказались излеченными в безопасной сфере любви и доверия, свободы от привязанности. В этих взаимоотношениях можно пробудить чувство открытости и более прозрачное понимание «я», а в личную практику внести истины духовной жизни.

Естественно, важно выбрать умелого и разумного терапевта. Если бы вашим терапевтом был Будда, не существовало бы никаких проблем. Выбор терапевта требует такого же добросовестного внимания, какое мы описали в разделе о выборе учителя.

Терапевт должен не только обладать уменьем, но также демонстрировать очевидное чувство целостности и доброты. Не так уж и важно, чтобы он (или она) разделял особый духовный путь клиента; но важно, чтобы он (или она) уважал духовную жизнь и принципы внимания, сочувствия и прощения, которые лежат в глубине как терапии, так и хорошей медитации. В конце концов, сам по себе источник исцеления – это не особые технические приёмы терапии, а глубокие взаимоотношения, проводимые внутри осознания и сочувствия. Такое прикосновение к нашему сердцу и уму может оказаться глубоким каналом для понимания священного и для исцеления наших ограничений.

Когда мы так долго подвергались осуждению со стороны каждого встречного, один лишь взгляд в глаза другого человека, который нас не осуждает, может быть необычайно целительным. Хорошо известный духовный учитель Рам Дасс делает это во время проводимой им окказиональной терапии, когда он сидит и держит руку на сердце клиента, и это продолжается от трёх до пяти часов. Во время сеанса он глядит клиентам в глаза и слушает сердцем всё то, чему нужно раскрыться; а затем он прислушивается к следующему за раскрытием обострённому безмолвию. Прикоснуться таким образом к другому человеку и ощутить его прикосновение – это может создать совершенно новое чувство возможности в наших взаимоотношениях. Тогда мы способны рассказать свою историю и ощутить свои обычные страхи и ограничения, свою узкую личность, состоящую из тела и ума. Тогда, в присутствии другого человека, мы можем спросить, действительно ли здесь находится то существо, каким мы в сущности являемся. В лучших формах терапии у нас есть возможность найти глубокое постижение безличности и непривязанности, которое приходит в любом духовном пути.

Означает ли это, что мы можем обратиться к терапии как к решению всех проблем наших страданий и заблуждений? Совсем нет. Подобно медитации, психотерапия иногда бывает успешной, а иногда нет. Всё зависит от того, что именно мы вносим в этот процесс, от нашей готовности, от нашей преданности. Всё зависит от того, имеет ли место правильный подход к проблеме в надлежащее время нашей жизни. И даже когда налицо «успешное» исцеление, подобное глубоким раскрытиям, какие могут произойти в медитации, такое исцеление обычно оказывается лишь частичным и являет собой всего лишь начало процесса раскрытия, который продолжается всю жизнь. В этом процессе ни медитация, ни терапия не будут решением – решением будет сознание; как прозрения практики медитации не бывают вполне достаточными для того, чтобы найти свой путь в духовном путешествии, не вполне достаточны для этого и прозрения терапии.

Многие изучающие приходят к медитации после длительного курса терапии, стремясь к безмолвию, к глубине понимания, к свободе, которых они не нашли в терапии. Однако многие ученики медитации обнаруживают необходимость целительной терапии и обращаются к ней после многих лет медитации.

Имеет значение именно наша приверженность целостности, готовность раскрыться в каждом глубоком аспекте своего бытия. Может быть, с этим пониманием мы сможем искусно сблизить силу и средства восточной и западной психологии, чтобы жить в обществе двадцатого столетия духовной жизнью и в каждой сфере найти освобождение для своего сердца.

Глава 18. Новое платье короля: проблемы с учителями.

«В общем, эти проблемы возникают тогда, когда духовность игнорирует или отрицает присущую нам человечность».

«Пока речь идёт о природе будды, нет различия между грешником и мудрецом... Одна просветлённая мысль – и это будда; одна глупая мысль – и это обычная личность».

Патриарх дзэн Хуэй-нэн.

Ни одна дискуссия об опасностях и обещаниях духовной жизни не может упускать из виду проблемы, связанные с учителями и культами. Злоупотребления религиозными ролями и институтами со стороны телевизионных евангелистов, священников, целителей и духовных учителей, как иностранных, так и западных, – обычная история. Будучи руководителем духовного сообщества, я встречался со многими изучающими, болезненно переживавшими неправильные поступки своих учителей. Я слышал такие истории о мастерах дзэн, о свами, ламах, учителях медитации, христианских священнослужителях, монахинях и обо всех лицах, занимавших промежуточное положение.

Уильям Джеймс называл религию монументальной главой в историй человеческой самовлюблённости. Марк Твен видел в религии то, во что люди стараются поверить, что им хотелось бы видеть истинным. Идеалистические убеждения изучающих в сочетании с личными проблемами учителей могут создать явления, описанные в старой сказке о невидимом новом платье короля. Поскольку никто не хочет говорить о том, что действительно имеет место, неправильные поступки учителей постоянно повторяются. Если духовная практика требует от нас работы над сферами бессознательного в личной жизни, то мы должны также осознавать элемент бессознательного и в духовных сообществах в целом, и в руководящих ими учителях. Иначе вместо пути с сердцем мы будем следовать некоторым идеалам – и вполне сможем закончить духовной болью, личным крушением и разбитым сердцем.

Когда основатель сото дзэн Догэн говорил: «Жизнь мастера дзэн – это одна сплошная ошибка», – он обращал внимание на тот факт, что в духовной жизни центральное место занимают ошибки – и чистосердечное уменье учиться у них. Непреднамеренный смысл утверждения Догэна заключается в том, что когда учителя временами неверно руководили своими сообществами, совершались многие крупные и болезненные ошибки. Из этих ошибок вытекали глубокая печаль и боль, так как роль духовного учителя состоит в том, чтобы охранять благоденствие и сердца своих учеников и с состраданием руководить их пробуждением.

Проблемы учителей нельзя с лёгкостью отделять от проблем окружающих их сообществ. В духовном сообществе отразятся ценности и поведение его учителя; оно также примет участие в его проблемах. Поскольку духовное сообщество имеет такую важность, наши собственные сердце и духовная жизнь могут стать интегрированными и целостными только тогда, когда жизнь сообщества сделана сознательной частью нашей практики.

Оставленные без внимания проблемы сообщества часто оказываются чрезвычайно болезненной областью; и встретить их лицом к лицу и справиться с ними – для этого нам потребуются все наши духовные уменья, огромная восприимчивость, сострадание и глубокая преданность истине. Нам нужно будет применять те же принципы, которые мы применяли в своей личной практике: называние демонов, целительное внимание, прекращение подразделений на категории, рассмотрение настойчивых повторений и неожиданных семян преображения в своём собственном сердце понимания.

Не все сообщества страдают от злоупотреблений; путём нашей практики может стать мудрое и целостное учение дхармы, если учителя и ученики действительно преданы сознательной жизни. Чтобы открыть способ сделать это, посмотрим правдиво на действительно возникающие проблемы. Мы можем начать с того, что ясно их назовём.

Назвать трудности.

Существуют четыре главные области, где учителя и сообщества чаще всего испытывают затруднения. Первая сосредоточена на вопросе о злоупотреблении властью.

Наиболее часто это происходит в тех сообществах, где вся власть передана в руки одного учителя, где повинуются его желаниям невзирая на их последствия для учеников. В конечном счёте в таких учениях сила становится на место любви. Иногда учителя манипулируют жизнями своих учеников в собственных целях, распоряжаются браками, разводами, стилем жизни; они даже оскорбляют учеников, не желающих следовать их желаниям. Злоупотребление властью может сопровождаться самовозвеличиванием учителя, его напыщенностью, установлением целой иерархии, когда есть ученики, к которым учитель благоволит, есть лишённые его благоволения, есть такие, которые будут «спасены», и такие, которые «спасены» не будут; существуют также тайные клики, запугивание, страх, создание зависимости и духовной диктатуры.

Когда к этому злоупотреблению властью примешивается дух сектантства, ложная гордость, культовая ментальность и паранойя могут перерасти в изоляционизм – «мы против них». Хуже всего то, что всё может кончиться оружием, шпионами и сценариями выживания. В одном сообществе развились такие злоупотребления властью. Я посетил находившихся там своих друзей, которые даже взяли с собой детей, чтобы те жили в сообществе. Благодаря своим духовным силам учитель приобрёл большую известность; тысячи учеников выражали ему восхищение, любили его, относились к нему с благоговением, то был пожилой йогин, давший обет безбрачия; он жил жизнью отречения, и его добродетель и авторитет не вызывали сомнений. Вокруг него возникло несколько крупных ашрамов, установилась неоспоримая иерархия. Существовали приближённые к учителю внутренние кружки, крупные суммы денег и духовное очарование. Через несколько лет стали всплывать на поверхность истории о молодых девушках, которых приводят для учителя и избранных членов его окружения, о тайных банковских счетах, о наркотиках и огнестрельном оружии. Как и большинство учеников, мои друзья были истинно верующими людьми и, не задумываясь, отвергали все эти рассказы. Как это могло быть правдой при таком учителе? И только позднее, когда их дочь-подросток передала им из первых рук сообщение о многих этих слухах, – только тогда они действительно увидели, в какую болезненную ловушку попали. Немедленно они навсегда вышли из сообщества; однако и по сей день, даже после множества разоблачений, большое число членов сообщества остаётся с учителем; они отвергают эти темы, как будто ничего подобного никогда не происходило. Хотя в данной истории сочетаются элементы многих сфер злоупотреблений, центром проблемы было злоупотребление властью.

Подобно злоупотреблению властью, деньги представляют собой вторую область затруднений. Встреча с духовными учениями способна оказать на жизнь людей такое мощное воздействие, что они хотят давать со щедростью; и это обстоятельство может принести духовным сообществам много денег. Если учителя ранее вели простую жизнь и не привыкли к изобилию или если их желания, наоборот, оказывались раздутыми, это способно привести их или к наивному, или к сознательному злоупотреблению деньгами. Я встречал учителей из Азии, ошеломлённых богатством американской жизни; они начинали выпрашивать деньги и требовали только лучших автомобилей и лучших помещений в гостиницах. Некоторые учителя восточных духовных сообществ преувеличивали свою важность и злоупотребляли фондами и доверенным им имуществом, хотя это редко доходило до того, что позволяют себе некоторые выступающие по телевидению священники. В крайних случаях и восточные, и западные духовные учения использовались для получения больших сумм денег, открытия тайных счетов в банках, для роскошной жизни и бессовестных трат денег учеников.

Третья главная область затруднений – вред, наносимый сексуальностью. Сексуальные злоупотребления преобладают во всей нашей культуре, и духовные сообщества не представляют собой исключений. Ролью учителя можно злоупотреблять при лицемерной или тайной сексуальности, которая противоречит обетам или догмам учений в формах эксплуатации, прелюбодеяния, злоупотребления или неправильного поведения, угрожающего физическому или эмоциональному благосостоянии учеников. Я сталкивался с этим на многих путях – от мастеров дзэн, которые добиваются сексуальной благосклонности как части своих наставлений по медитации во время сиденья («подойди и сядь ко мне на колени»), до свами, создававших тайные гаремы. Я знал одного индийского учителя из весьма строгой секты, где безбрачие было неоспоримым принципом; и вот он кончил тайными связями со многими своими замужними ученицами. То же самое делали и другие учителя – ламы, мастера дзэн, свами и гуру, навлекающие несчастья на жизнь учеников и их сообществ.

Иногда тайные сексуальные связи осуществляются во имя «тантры» или каких-то особых учений. В худших случаях в эти злоупотребления вовлекались малолетние мальчики или девочки; имели место случаи заражения учеников спидом. Бессознательная сексуальность слишком легко может оказаться смешанной с искренними учениями. Один недавно умерший учитель медитации прозрения во время нескольких интенсивных курсов проводил собеседования обнажённым и сочетал свой весьма реальный дар учительства с очень запутанной сексуальностью.

Четвёртая область затруднений с учителями и сообществами заключается в приверженности к алкоголю или к наркотикам. Иногда эта приверженность бывает тайной, а иногда открытой. В традиции дзэн существует целая серия рассказов о знаменитых пьяницах – поэтах и мастерах. Публичное поощрение пьянства в некоторых сообществах, где учителями были алкоголики, привела к тому, что их примерам последовали многие ученики; в некоторых буддийских и индуистских сообществах для того, чтобы решить проблему пристрастия к алкоголю, оказалось необходимо начать работу групп анонимных алкоголиков. Хотя приверженность к наркотикам встречается не так часто, она также являет собой проблему, встречающуюся среди учеников или в сообществах. В худших случаях приверженность к наркотикам и алкоголю сочетается со злоупотреблениями сексуальностью и властью.

Вступая в духовные сообщества, изучающие не представляют себе, что они встретятся с трудностями подобного рода. Идеализм, фантазии и надежды не позволяют включить в работу в качестве её части эти теневые стороны жизни сообщества.

Однако недавние газетные публикации, статьи в азиатских журналах и общая направленность нашего времени сделали изучающих более чувствительными к подобным проблемам, и они начинают обращать на них внимание. Власть, деньги, алкоголь и раздутые «я» – это трудности всего человечества. Должны ли духовные учителя быть исключением? Конечно, многие духовные учителя не злоупотребляют своей ролью и являют собой образцы добродетели и сострадания. Но поскольку сами проблемы широко распространены, важно принимать во внимание, как и почему они возникают, чтобы в будущем создавать более сознательные сообщества.

Почему появляются проблемы?

В общем, эти проблемы возникают тогда, когда духовность игнорирует или отрицает присущую нам человечность. Обучение большинства учителей и гуру в монастырях и ашрамах Азии или Соединённых Штатов – это мистическое внутреннее обучение, которое почти никогда не касается трудных вопросов власти и возможности злоупотреблений ею. Учителя вынуждены принимать на себя роль администратора, священника, руководителя и верного друга; в этой роли они обладают огромной ответственностью и властью. Однако многие из этих духовных систем и практических методов недвусмысленно исключают из того, что считается духовным, сферы человеческой сексуальности, денег и власти. Такое разделение на категории может создавать пробуждённых учителей, обладающих искусством в определённых сферах – в приёмах медитации, в практике коанов, в молитве, в научной работе, в благословении и даже в мощной любящей доброте, – однако недоразвитых в обширных сферах своей личной жизни.

Изучающим следует также помнить то, что мы обсуждали раньше – наличие многих степеней пробуждения и приходящих вместе с ними мистических видений и откровений. Пробуждение – это процесс, отмеченный как глубокими переживаниями, так и периодами интеграции. Каким бы могучим ни было первоначальное раскрытие, оно неизбежно оставляет незадействованными многие аспекты личной жизни. Мистическое видение или вкус «просветления», переживание сатори, или пробуждённости, – это всего лишь начало глубокой духовной практики; но такие первоначальные переживания могут быть столь сильными, что многие люди начинают учительство, основываясь лишь на них одних. Эти неинтегрированные переживания могут легко привести к напыщенности и надутости.

В большинстве своём учителя, признают они это или нет, бывают только частично просветлены, только частично пробуждены. Буддийские учения перечисляют отдельные стадии пробуждения, в которых сначала изменяется понимание, а характер – гораздо позже. Поэтому после первых переживаний мы способны читать подлинно вдохновенные лекции о пробуждении; но только гораздо позднее на пути мы преображаем корни своих глубочайших желаний, агрессивности, страха и эгоцентризма.

Нигде это не проявляется более очевидно, чем в области сексуальности. Сила сексуальности огромна – она создаёт всё человечество; именно эта творческая сила танцует внутри всей жизни. И всё же она остаётся исключённой из большей части духовной жизни. Это обстоятельство оказалось разрушительным.

В надежде внести в эту сферу жизни сообщества большую раскрытость и осознание, несколько лет назад я написал статью для «Журнала йоги», озаглавленную «Половая жизнь гуру». Я взял интервью у пятидесяти трёх мастеров дзэн, лам, свами, у их старших учеников, расспрашивая их о половой жизни и сексуальных взаимоотношениях учителей. Моё открытие оказалось весьма простым. Это делают птицы, это делают пчёлы, это делает и большинство гуру. Как и в любой группе людей внутри нашей культуры, их сексуальная практика была разнообразной: среди них были гетеросексуалы, бисексуалы, гомосексуалы, фетишисты, эксгибиционисты, моногамисты и полигамисты. Были учителя, давшие обет безбрачия и счастливые; были безбрачные и несчастные; были женатые последователи моногамии; были такие, у кого имелось много тайных связей; были учителя, скрывавшие свою распущенность; были такие, которые её не скрывали; были учителя, сделавшие сознательные и преданные сексуальные взаимоотношения аспектом своей религиозной жизни; и были многие другие учителя, не более просветлённые или сознательные по отношению к своей сексуальности, чем кто-либо другой из их окружения. Большей частью просветление многих этих учителей не затрагивало их сексуальности.

В соответствии с традицией, в Азии обеты и предписания морали оберегали учителей и учеников от неправильного поведения в половой сфере и в других областях жизни. В Японии, Тибете, Индии и Таиланде существуют предписания против вредных последствий воровства, лжи, сексуальной распущенности или злоупотреблений опьяняющими веществами; их понимают и им следуют все члены религиозного сообщества. Даже там, где некоторые предписания были смягчены или видоизменены (к примеру, дозволенность выпивки в Китае или в Японии), каждый понимает определённые нормы культуры для поведения учителей. Целостные сообщества поддерживают эти нормы, в частности, скромной одеждой, предохраняющей учителя и учеников от сексуального интереса, а также совместным признанием надлежащих ограничений в применении опьяняющих веществ или власти.

В современной Америке часто обходятся без этих правил; и ни телевизионные проповедники, ни духовные учителя с Востока не имеют чётких правил поведения по отношению к деньгам, власти и сексу. Наше общество несёт учителям деньги или предлагает им огромную власть, не требуя при этом каких-либо явственных установок. На Западе алкоголь и наркотики употребляются свободно, без каких-либо значительных угрызений совести; не обладая чёткой преданностью традиционным монашеским установкам, кто должен сказать, сколько следует пить учителю? Духовная практика без какой-либо общей приверженности традиции, предписаниям и обетам может увести в сторону как учителей, так и учеников. И как для долговременной пользы учителей, так и для блага учеников, сообществам нужно внести ясность в свои обеты.

Искушения сексуальности, власти, денег и опьяняющих веществ весьма велики. Один сорокапятилетний бирманский мастер, которого мы пригласили на большой интенсивный курс буддийской медитации в пустыне Южной Калифорнии, пережил шок, увидев, как одеваются американцы. Это был его первый интенсивный курс на Западе; жара вынудила большинство учениц носить футболки и шорты. Для этого учителя, который со времени принятия сана в четырнадцатилетнем возрасте видел женщин только одетыми в длинные юбки и блузы с длинными рукавами, курс оказался похожим на низкопробное зрелище. Несколько дней в зале для медитации или во время собеседований он даже не поднимал глаз. Хотя и с трудом, он в конце концов как-то приспособился к обстоятельствам, но обстановка всё ещё оставалась вызовом его невозмутимости.

Перенос и проекции.

Для дальнейшего понимания трудностей учителей и сообществ мы должны признать, что в духовных взаимоотношениях действуют значительные силы идеализма и проецирования. «Перенос», – как это явление называется в западной психологии, – представляет собой бессознательный и очень мощный процесс, в котором мы переносим или проецируем на какую-нибудь авторитетную фигуру, на мужчину или на женщину, атрибуты некоторого значительного лица нашего прошлого, часто кого-то из наших родителей. Подобно маленьким детям, мы склонны видеть в такой фигуре только хорошее или только плохое – и поступаем так, пока не сумеем понять, насколько сложными могут быть люди. Мы надеемся, что о нас позаботятся, возьмут на себя наши проблемы; или мы боимся, что нас осудят, как это когда-то делали наши родители; или мы видим в таких фигурах то, что хотели бы получить от своих родителей.

Люди проецируют на своих родителей очень многое. Хороший образец для понимания этого явления – образ влюблённости. Мы оказываемся «влюблены» в своих духовных учителей. Мы ищем место для любви, совершенной доброты и совершенной справедливости – и, находясь в состоянии такого глубокого стремления, проецируем этот образ на какую-то другую личность. Будучи духовными романтиками, мы воображаем, что наши учителя – то, чем мы хотим их видеть, вместо того, чтобы видеть их человечность. Эта склонность особенно сильна у тех учеников, которых семья и школа приучили никогда не задавать вопросов, а вручать власть над собой авторитетным личностям.

В духовных сообществах редко обращают внимание на перенос, тогда как в психологических и терапевтических взаимоотношениях это явление намеренно обсуждается, так чтобы клиенты могли в конечном счёте прийти к реалистическому отношению к терапевту и окружающему его миру.

Перенос и идеализация оказывают сильное влияние и на учителей, и на учеников. Они создают климат нереальности и зачастую питают изолированность учителя. Когда учитель неустойчив или одинок, проекции учеников усиливают эти чувства. Сходным образом, когда ученики видят учителя совершенным, учитель может оказаться обманутым.

Учитель может оказаться в окружении обожающих его поклонников – и в то же время не иметь равных себе, никого, с кем он (или она) мог бы поговорить открыто и честно. У него может быть лишь ограниченная личная жизнь; он всегда как бы находится на посту, удовлетворяя духовные нужды сообщества. Часто он оказывается учителем а также матерью, отцом, исповедником, целителем, администратором, мастером и воспитателем, причём все эти функции соединяются в одном человеке. Лишь немногие люди понимают, до какой степени учителя могут в своей роли оказаться изолированными; особенно часто это бывает в тех сообществах, где они остаются единственными признанными руководителями. Процесс переноса усиливает эту изоляцию и выступает в качестве одной из главных причин неправильного поведения учителя. Спустя некоторое время внутри учителя проявятся неудовлетворённые потребности и незаконченные дела, и всё это будет ввергнуто в пламя сообщества.

Один мой знакомый, мужчина средних лет с мягкими манерами, внезапно оказался брошен на роль учителя – после того, как его гуру в Индии велел ученикам подчиниться его руководству. Сначала он учил их с восхитительной силой и смирением; но по мере того, как к нему приходило всё большее число новых учеников, он оказался как бы унесённым своей ролью; неустойчивый характер привёл его к попыткам демонстрировать психические силы, которыми он не обладал, а также искать утешения в сексуальных контактах со своими поклонницами-женщинами. Он оправдывал обе эти особенности своего поведения, объясняя их как часть некоего «высшего учения». Так он оказался уловлен переносом.

Проблема переноса иногда становится даже более трудной вследствие влияния природы учеников, вступающих в духовные сообщества. Мы уже отмечали, как часто духовные центры привлекают одиноких и ранимых людей. Они обращаются к духовной практике в поисках семьи, любви, доброй матери или доброго отца, которых никогда не имели. Они ищут исцеления, дружбы и поддержки в трудной задаче – жизни в нашем обществе. Они надеются, что духовное сообщество даст им чудесную семью, которой у них никогда не было. Но если практика сообщества не обратит внимания на неразрешённые семейные проблемы и страдания своих членов, тогда эти недостатки будут непрестанно усиливаться. Когда многие несознательные и нуждающиеся члены сообщества живут вместе и совместно занимаются практикой, они с лёгкостью могут воссоздать в этом духовном центре старую болезненную систему своей семьи, неосознанно проявляя в новой «духовной» версии переживания страха, гнева или подавленности. Маргарет Мид так сказала об этом: «Сколько бы коммун мы ни изобретали, в них всегда ползком вернётся семья».

Даже когда ученики осознают проблемы сообщества, они могут побояться прямо встречаться с ними или оставить сообщество, потому что им не хочется снова оставлять «семью» – точно так же, как подвергшиеся жестокому обращению дети предпочитают возвратиться к своему суровому родителю, потому что для них так важно почувствовать себя кому-то принадлежащими.

Но если члены сообщества неспособны справиться со своей зависимостью, с неуверенностью и другими угрожающими проблемами, результатами будут дальнейшая зависимость, лицемерие и изоляция. Подлинные духовные сообщества должны признавать эти трудности и осознавать их. Почти каждое сообщество неизбежно встретится с затруднениями и проблемами; некоторые из этих проблем окажутся обычными, некоторые будут заключать в себе неправильное поведение учителя. Хотя учителя в огромном большинстве своём не бывают недобросовестными, при существовании идеализма, напыщенности, разделения на категории и непонимании роли учителя постоянными последствиями всё ещё будут злоупотребления и эксплуатация.

Как работать с проблемами учителя и сообщества.

И учителя, и сообщества способствуют образованию конфликтных сфер; а потому обе стороны должны составлять части решения. Ключом к пониманию этих трудностей будет осознание. В качестве первого шага оно заключает в себе добросовестное исследование.

Добросовестное исследование.

Вот некоторые вопросы; воспользуйтесь ими, чтобы преодолеть заблуждения величия и духовного романтизма, когда они будут прикрывать серьёзные проблемы.

Требуют ли от вас в этом духовном сообществе, чтобы вы нарушили собственное чувство этического поведения или целостности? Существует ли там двойной стандарт поведения – для сообщества в целом и для гуру и немногих людей его ближайшего окружения? Есть ли какие-то секреты, слухи о затруднениях? Злоупотребляют ли главные члены сексуальностью, деньгами или властью? Требуют ли от вас прежде всего денег? Требуется ли им ваше тело? Разрешено ли вам сохранять связь со своими старыми друзьями? Чувствуете ли вы себя в зависимости? Действуете ли в силу пристрастия? Лишена ли практика юмора? (это – важный признак). Существует ли в сообществе тягостное чувство, вызывающее настроение враждебности по отношению к жизни? Требуют ли от вас слепой веры и неспособности видеть самостоятельно? Имеет ли здесь место проявление чего-то мощного в действительности не заключающего в себе любви? На чём здесь больше сосредоточены – на институте и членстве или на практических методах, ведущих к освобождению? Проявляется ли чувство нетерпимости? Когда вы смотрите на старейших и главных учеников, счастливы ли они, зрелы? Есть ли тут место для перехода к более высокому уровню, для учительства, для выражения собственно дхармы? или людей всегда держат на роли учеников и детей?

Выясните, основано ли сообщество на принципах сектантства и разделения, или оно обладает качеством фундаментализма. Может быть, выяснить это будет трудно, если мы влюблены в сообщество или в учителя. Мы можем чувствовать опьянение своей избранностью, тем, что мы отмечены, что являемся людьми, которые видят лучше, чем все прочие люди на земле. Однако подобная убеждённость неизбежно приводит к изоляции, к пристрастию, к утрате подлинной мудрости и сострадания.

Страстность, с которой ученики провозглашают «единственный истинный путь», обычно оказывается указанием на непризнанную неустойчивость; часто под поверхностью этой страстности скрывается огромный бессознательный или глубоко упрятанный страх или сомнение. О персидской святой Рабийи рассказывают следующую историю. Однажды Рабийя заболела, и друзья пришли её навестить. Они начали чернить все вещи в мире, чтобы показать ей, какими святыми в действительности являются. Она посмеялась над ними. «Должно быть, вас ещё очень интересует этот мир, – сказала она, – иначе вы не говорили бы о нём так много. Тот, кто отказывается от лавки, должен сначала купить её». Утверждение о том, что на этой земле пробудится или будет освобождена только какая-то небольшая, избранная группа людей, никогда не бывает истинным. Пробуждение – это первородное право каждого человека, каждого создания. Нет единственно правильного пути.

Каждый из нас должен научиться стать своим собственным авторитетом. Это и только это принесёт нам освобождение. Помните совет Будды недоумевающим селянам-каламам. Мы должны сами посмотреть на свою жизнь, не обращая внимания на взгляды других; и только тогда, когда практика оказывается явно благотворной, нам надо ей следовать. Своим любящим сердцем мы должны спросить: становлюсь ли я более изолированным, неприятным, потерянным или пристрастным? Увеличиваю ли я своё страдание? Возрастают ли во мне ясность и свобода? Существует ли у меня большая способность самому познавать, быть сострадательным и терпеливым?

Отвечая на эти вопросы, мы должны совершить даже более трудный поступок, нежели только их постановка. Мы должны говорить правду самим себе; и мы должны говорить правду в своих сообществах. Говорить правду в сообществах – значит сделать само сообщество сознательным. В этих ситуациях важной практикой становится называние демонов; надо также научиться говорить полным голосом с состраданием и ясностью. Нам необходимо поговорить с учителем, увидеть, есть ли здесь понимание, будет ли учитель участвовать в исправлении трудностей. Мы должны настаивать на том, чтобы прекратилось эксплуататорское поведение. В этом духе много лет назад мне пришлось лететь в Азию в интересах нашего правления директоров, чтобы прямо допросить одного из наших старших учителей, когда он отказался отвечать на обвинения в неправильном сексуальном поведении во время пребывания в Америке. Мы настояли на том, чтобы он говорил правду всему нашему сообществу и учителям, объяснил обстановку, извинился и подтвердил свои этические стандарты для повторного включения в наше сообщество. В некоторых сообществах задавать вопросы гуру или ламе, мастеру или священнослужителю считается указанием на недуховность или неблагодарность; а подвергать сомнению направление сообщества считается признаком заблуждения и незрелости. Тем не менее мы должны иметь желание спросить своё сообщество: «Как мы оказываемся потерянными, привязанными, пристрастными, как мы получаем пользу, пробуждаемся и раскрываемся?» Необходимо обращать внимание на каждую беспокойную сферу в области веры, на любые иллюзии относительно практики и учителя, на эксплуататорское поведение или нечистый моральный кодекс. Говорить открыто и честно, имея в виду благополучие сообщества, – чрезвычайно благотворно. Этот факт оказывается целительным и преобразующим. Называние демонов с честностью и добротой имеет силу рассеять иллюзию.

Обращение к этим проблемам может быть настолько болезненным и бурным, что зачастую они остаются нерешёнными. Гневные или тайные сходки полные порицаний, опасений и паранойи, никому не приносят пользы. Крайне необходим дух милосердия и заботы обо всех. Для того, чтобы сообщество научилось этому, может потребоваться некоторое время. Часто оказывается необходимо получить помощь разумных старейшин, не входящих в это сообщество, чтобы создать резервуар для встреч, если за этим следует понимание и восстановление положения. Всё же если учитель в какой-то мере обладает открытостью ума, постепенно он и сообщество совместно достигнут зрелости.

Для этого учителя должны быть способны разбираться в скрытых корнях собственных внутренних проблем, будь то старые раны, история культуры или семьи, изолированность, приверженность к привычкам или собственная претенциозность. В некоторых сообществах дело кончалось тем, что мастера посещали встречи анонимных алкоголиков или обращались к консультантам. В других сообществах для окончания изоляции учителя формировались особые комитеты для принятия решений. Как мы сказали, практический подход к трудностям учителей и сообществ требует от нас тех же самый фундаментальных принципов, которые мы усвоили в своей медитации. Мы должны повторно называть демонов, называть трудности, открывать корни неотступных проблем, признавать наличие страхов, действующих в каждом человеке. Мы должны внести в практику осознание и честность в сочетании с глубоким состраданием к себе и ко всем членам сообщества, чтобы нам можно было учиться у этих ситуаций, сделать их своей практикой.

Берите хорошее.

Когда мы имеем дело с человеческими качествами и сложной природой учителей, полезно помнить о некоторых других принципах. Один из них называется – «берите хорошее!»

После обучения у моего первого учителя, ачаана Ча, который во многом был образцом непогрешимого поведения, идеальным гуру, добрым, проницательным и любящим, я отправился учиться к одному знаменитому старому бирманскому мастеру, где должен был пройти годичный курс. Но учитель оказался старым ворчуном и лентяем; он бросал камни в собак, курил бирманские сигары и проводил утро в чтении газет и в разговорах с самыми очаровательными из молодых монахинь. Но в частных собеседованиях это был очень тонкий учитель. Обучив тысячи учеников, он поистине был искусным руководителем в области внутренней медитации. Но когда я видел его в других ситуациях, меня наполняли сомнения и мысли о том, что «он не может быть просветлённым». Потребовались недели внутренней борьбы, прежде чем я уяснил, что он был великим мастером медитации, но в других отношениях являл собой слабый образец для своей роли. Я понял, что могу взять то, что будет полезным, и не покупать всю упаковку. Мне не было нужно подражать этому мастеру. Тогда я почувствовал прямо-таки нежность к нему, думал о нём с любовью и благодарностью. Мне не хотелось походить на него, но я благодарен ему за многие чудесные вещи, которым он маня научил.

Признать воздействия ореола.

Для того, чтобы взять хорошее, нам надобно признать и второй принцип разумных взаимоотношений – освободиться от воздействия ореола. Воздействие ореола – это не подвергаемое рассмотрению предположение, что если мастер медитации или духовный учитель хорош в одной области, он должен быть хорош и во всех других областях, что если он знает нечто о внутреннем виденье, он в одинаковой мере будет знать о том, как воспитывать детей и как обращаться с автомобильным механизмом. Легко увидеть, как эта фантазия повторно разыгрывается в духовных сообществах.

Одна ясноглазая супружеская пара спрашивала своего учителя, известного тибетского ламу, о рождении детей. Этот лама соблюдал обет безбрачия, воспитывался в монастыре и действительно ничего об этом не знал; но он дал им совет, взятый из тибетского фольклора. Основываясь на этом совете, супруги попытались самостоятельно принять роды в своём доме в горах. Это привело к тяжелейшему результату: мать и ребёнок оказались на грани смерти.

Другой ученик следовал харизматическому индийскому гуру, чьи учения и могучая любовь внесли в его жизнь великую радость и спокойствие. Ученик был весёлым человеком и более десяти лет жил с заботливым и преданным партнёром; но когда позднее гуру заявил, что гомосексуализм в целом являет собой ужасный грех и ведёт в ад, жизнь ученика оказалась на грани разрушения. Его взаимоотношения были разорваны, вернулись тайные чувства вины и отвращения к себе, мучившие этого человека с детства. Наконец, благодаря помощи извне, ученик сумел понять, что хотя его гуру мог дать ему видения и замечательные поучения в области медитации, он в действительности ничего не знал о гомосексуализме. Только когда он понял это, он сумел с одинаковой любящей добротой удержать и столь ценимые им учения, и собственную жизнь.

Мы можем снова и снова увидеть, как одно измерение жизни не приносит автоматически мудрость в других измерениях. Каждый учитель и каждая практика имеет свои сильные стороны и свои слабости.

Знайте, что сила – это не мудрость.

Чтобы и далее в духовной жизни отделять золото от шлака, мы должны проводить различие между мудростью и силой. Силы могут заключать в себе психические способности, особую духовную энергию, творческие видения для учеников или просто чистую харизму. Существуют многие могущественные люди, которые совсем не обладают мудростью; и есть много мудрых людей, не обладающих никакими особыми силами, кроме своей любви и открытости. Не окажитесь одураченными. Иногда оба эти качества объединены в некоем мудром и мощном учителе, но часто они оказываются спутанными. Мощный учитель может быть мудрым и любящим, но может и не быть таким – силы ничего не доказывают. Когда учитель служит дхарме, божественному, истине, тогда у всех дела идут хорошо; а когда силы используются для того, чтобы служить учителю, возникает проблемный стереотип.

Установить ясные этические принципы.

Наиболее очевидный принцип сохранения духовного сообщества – это установление ясных этических правил, которым следуют все члены этого сообщества. Каждая великая духовная традиция имеет некоторую их версию. Вопрос в следующем: признаны ли эти предписания, ценят ли их, следуют ли им? Один мастер дзэн сказал мне, что соблюдение моральных предписаний очень важно для учеников, но, конечно, мастера дзэн не имеют нужды беспокоиться о них, потому что они «свободны». Можете себе представить, какие неприятности обрушились впоследствии на это сообщество.

Если в вашем собственном сообществе ещё нет ясных этических принципов для учителей и учеников, спросите о них, поймите их. Если это вам нужно, воспользуйтесь внешней помощью – помощью уважаемых старейшин своей традиции или разумных друзей внутри сообщества. В сообществе медитации прозрения у нас имеется свод формальных руководящих принципов, одинаково применяемых учениками и учителями, следующими пяти предписаниям буддизма. Они ясно обращены к обычным сферам, где возможно неправильное, поведение учителей, и включают в себя обязательства воздерживаться от причинения вреда другим вследствие злоупотребления деньгами, сексуальностью или опьяняющими веществами. Они также устанавливают существование совета по этике и метод обращения с трудностями при участии учеников и учителей. Образец таких руководящих принципов читатель найдёт в приложении.

В традиционных правилах для буддийских монастырей принятие решений о нарушениях этики считается целительным процессом, процессом, направленным на восстановление порядка и примирение. Иногда нужны раскаянье и извинения перед сообществом, иногда надобно заново брать на себя обеты, а иногда требуется период наказания и размышления. Создавая руководящие принципы, включайте в них явный процесс обращения внимания на неправильное поведение, где есть место для прямых слов, для сострадательной и непрестанной поддержки этических стандартов. Создайте регулярные встречи членов сообщества, лиц, разбирающих этические проблемы, установите каналы и приёмы полезного общения.

Если в моей попытке придать форму новому платью короля эти проблемы выглядят простыми, если кажется, что с ними легко справиться, то я уверяю вас, что это не так! Эти сферы жизни сообщества могут оказаться самыми болезненными и бурными; они требуют огромной настойчивости и и мудрости каждого вовлечённого в них члена сообщества. Только в такой атмосфере возобладает исцеление.

Место прощения.

Неизбежно во время работы с сообществами, с учителями и с нами самими от нас потребуется известная доля прощения. Прощение не оправдывает поведения учеников, членов сообщества или учителей, явившихся причиной страдания; не означает оно и того, что мы не скажем открыто истину и не будем предпринимать решительные действия, чтобы предотвратить злоупотребления в будущем. В конце концов, прощение просто говорит о том, что мы не выбрасываем кого-то из своего сердца. Исходя из перспективы прощения, мы признаём, что мы все ошиблись, что все мы причинили друг другу страдания, и никто не является исключением. Когда мы вглядываемся в своё сердце и видим то, чего не можем простить, мы также видим, как считали ошибшегося человека отличным от себя. Но разве его заблуждения, страх, боль действительно отличны от наших собственных?

Несколько лет назад, когда наше буддийское сообщество переживало болезненный процесс рассмотрения дела одного учителя, вступившего в сексуальные взаимоотношения с ученицей во время интенсивного курса с запрещением половой жизни, у нас прошла целая серия гневных и сложных встреч. Мы старались понять, как это случилось и что нам нужно сделать в данном случае. Но часто такие важные вопросы были заданы тоном оскорблённости и негодования. И вот в середине одной из труднейших встреч членов сообщества встал один из участников и с величайшей добротой задал всей группе вопрос: «Кто из присутствующих в этой комнате не делался идиотом или идиоткой по отношению к сексуальности?» Вся комната озарилась улыбками, потому что каждый понял, что все мы вместе оказываемся в одинаковом положении. И вот в этом пункте мы начали освобождаться от какой-то части порицания и добиваться мудрой и справедливой реакции на каждого, замешанного в эти болезненные обстоятельства.

Выход из сообщества.

Даже при попытках внести в эти проблемы понимание и прощение иногда мы сталкиваемся со столь тяжёлыми ситуациями, что нашей наилучшей реакцией на них будет выход из сообщества. Некоторые учителя и некоторые сообщества становятся настолько претенциозными, настолько бессознательно двуличными и напутанными, что не хотят или не могут прямо встречать свои трудности. Некоторые нездоровые системы бывают настолько эксплуататорскими и жестокими, что исправить их невозможно. Иногда мы чувствуем сигналы опасности сразу же после вступления, иногда – лишь впоследствии, когда вплотную столкнёмся с реальными проблемами и упорным отрицанием этих проблем учителями и сообществом. Тогда мы узнаём, что должны идти дальше.

Как предостерегает нас Томас Мёртон:

«Самый опасный человек в мире – это созерцатель, которым никто не руководит. Он доверяет собственным видениям. Он повинуется привлекательности внутреннего голоса, а других людей не желает слушать. Он отождествляет волю Бога с собственным сердцем... И если одна только сила его собственной уверенности в себе передаётся другим людям и создаёт у них впечатление действительной святости, такая личность способна сокрушить целый город, или религиозный орден, или даже целый народ. Мир покрыт рубцами, оставленными на его теле подобными визионерами».

Когда мы будем покидать духовное сообщество среди его затруднений или когда учитель и сообщество не пожелают заниматься своими проблемами, мы испытаем необычайную боль. В течение духовной практики наши сердца, по всей вероятности, будут разбиты многими способами; но эта измена окажется одной из самых трудных, и она потребует напряжения. Когда учитель, которому мы доверяли, когда сообщество, которое мы любили, оказывается лицемерным и вредным, у многих учеников этот факт оказывается прикосновением к глубочайшему чувству утраты и ярости. Мы чувствуем себя снова как бы малыми детьми, заново переживающими развод, или смерть одного из родителей, или своё первое переживание несправедливости или измены. Для тех из нас, кто почувствовали напряжённость такого падения учителя или сообщества, возможно, было бы полезно задать себе вопрос: «В каком возрасте я чувствую себя в глубине души, когда реагирую на эту потерю?» Часто мы чувствуем себя очень маленькими; и тогда мы видим, что наши напряжённые чувства относятся не только к текущей ситуации, но и к тому, что не получило разрешения в прошлом. Пожалуй, такое чувство даже являет собой часть стереотипа жестокости или покинутости, который мы повторяли в своей жизни много раз. (Может быть, раньше мы уже отказались от него или в другое время надеялись на спасение). Если это так, мы должны задать себе несколько трудных вопросов. Что привлекало меня в этой системе? Ожидал ли я того, что происходит? Как я участвовал в общей бессознательности?

Освобождение от иллюзий – важная часть духовного пути. Это мощные огненные врата, один из величайших и чистейших учителей пробуждения, независимости и освобождённости, которые когда-либо нам встречаются. Лишиться иллюзий – значит отбросить свои надежды, предположения и ожидания. Но в то время как всё это открывает нам глаза, возникающая в результате боль слишком часто закрывает наше сердце. Великий вызов освобождения от иллюзий состоит в том, чтобы сохранять глаза открытыми и всё же удерживать связь с великим сердцем сострадания. Будет ли наше сердце разбито тёмной ночью нашей внутренней практики или тёмной ночью трудностей сообщества, мы можем воспользоваться этим переживанием, чтобы научиться более глубокому осознанию и более разумной любви.

Процесс исцеления от духовной измены и утраты может продолжаться очень долго. После ярости и печали приходит огромная опустошённость сердца, как если бы что-то было из нас вырвано. Однако эта пустота – не просто результат предательства учителя или группы. Она существовала здесь всё это время на тех путях, которым, возможно, изменили мы сами. В конце концов нам надо вернуться к тому, чтобы взглянуть на самих себя и почувствовать те дыры, которые старались заполнить снаружи. Нам следует найти собственную природу будды и открыть в этих трудностях урок, который действительно необходимо усвоить.

Хотя для некоторых людей освобождение от иллюзий и трудностей и является очень тяжёлым переживанием, оно оказывается именно тем, что им нужно более всего, прежде чем они смогут возвратиться к самим себе. Я не хочу сказать, что нам надо стремиться к тому, чтобы подвергать себя жестокости; но иногда для того, чтобы создать разумного ученика требуется заблуждающийся или ложный учитель. Даже если ученики чувствуют, что утратили веру, истина заключается в том, что мы никогда не можем утратить свою веру, а просто отказываемся от неё на некоторое время. Мы говорим: «Я потерял своё сердце»; но это означает, что мы на время отказались от сердца, однако наше сердце, как вера и вечная истина, находится всегда с нами.

Истина не принадлежит Будде или какому-то мастеру. Как бывало говорил ачаан Ча: «Дхарма, как Истинный Путь, подобна подпочвенной воде. В любое время, когда мы роем землю, мы найдём её там».

Суровое испытание наших взаимоотношений с духовными сообществами и учителями может преобразить наш первоначальный идеализм в мудрость и сострадание. От искания совершенства мы перейдём к выражению мудрости и любви. Тогда мы сможем прийти к пониманию замечательного утверждения Судзуки-роси, когда он сказал: «Строго говоря, нет такой вещи, как просветлённый человек. Есть только просветлённая деятельность. Поскольку освобождением никогда не обладают, когда кто-то думает: „Я просветлён“, – возникает противоречие в понятиях. Мудрость, сострадание и пробуждение никогда не бывают достижением, предметом прошлого. Если они не живут здесь, в нас самих и в наших сообществам тогда наша задача очевидна – возьмите то, что находится перед вами здесь и сейчас, и преобразите также и это в своих сердцах в мудрость и сострадание.

Медитация: размышление о теневой стороне вашей формы практики.

Подобно тому, как всякое сообщество имеет тень, также и любой набор учений будет иметь теневые стороны, т. е. такие аспекты жизни, которые не получают в них разумного освещения. Любой стиль учения будет создавать и своего близкого врага, путь, на котором это особое учение легче всего неправильно понимается или подвергается злоупотреблению. Может оказаться полезным потратить некоторое время на размышление о силе и ограничениях практики, избранной вами для следования. Тогда вы сможете принять во внимание то обстоятельство, в какой мере эти вопросы являются вопросами вашей собственной духовной жизни. Следующие примеры указывают на возможные тени, с которыми вы, вероятно, встретитесь.

Медитация прозрения и сходные практические методы буддизма могут привести к тишине ума, но и к уходу от мира, к страху перед миром. Пустота, которой учат дзэн и адвайта веданта, может привести к родственной проблеме – к существованию, лишённому связей и почвы. Любая форма идеализма, учение о потустороннем мире, видящее в земной жизни только сон и устремлённое к высшим сферам, приводит нашу жизнь к самодовольству, аморальности и безразличию. Методики работы с физическим телом, такие как хатха-йога, могут привести к телесному совершенству вместо пробуждения сердца. Кундалини-йога может привести учеников к переживанию, сходному с переживанием наркомана, который ищет возбуждающих ощущений в теле и в уме, а не освобождения. Те же, кто подобно Кришнамурти и прочим, в своих учениях восстают против любой дисциплины или практического метода, могут привести людей к тому, что те останутся на уровне интеллектуальных представлений о духовной жизни, а эти представления не будут обеспечены каким-либо глубоким внутренним переживанием. Такое же действие могут произвести и практические методы, включающие в себя значительную книжную учёность. Виды практической морали со строгими правилами о том, что чисто, а что нечисто, могут укрепить низкое самоуважение или привести к ригидности и самодовольству. Методы тантры могут стать оправданием действий, исходящих из желаний, и стать псевдоформой духовной практики. Девоционные методы практики могут оставить недоразвитыми ясность ума и различающую мудрость. Мощные гуру могут заставить нас подумать, что мы сами ничего не сможем сделать. Практические методы радости и празднеств, подобные пляскам суфиев, могут лишить учеников понимания неизбежности утрат и печалей в этой жизни. А практические методы, подчёркивающие страдание, могут упустить из виду радость жизни.

Размышляя над этими теневыми сторонами практики, рассмотрите свой духовный путь, свою традицию. Дайте себе возможность ощутить их сильные и слабые стороны, их дары и пути, на которых ими можно злоупотреблять. Отметьте, где вы можете оказаться захвачены, что ещё вам может потребоваться. Помните, что в этих методиках самих по себе нет ничего ошибочного; это просто инструменты для раскрытия и пробуждения. Каждым из них можно умело пользоваться или, по незнанию, злоупотреблять. Когда вы достигаете зрелости в своей духовной жизни, вы можете принимать на себя ответственность за практику и разумно подумать над тем, где вы остаётесь связанными – и что может пробудить вас к свободе в каждой области.

Глава 19. Карма: сердце – это наш сад.

«Сердце – наш сад; и вместе с каждым действием существует намерение, подобное посаженному семени. Мы можем пользоваться острым ножом, чтобы кого-то резать; и если наше намерение состоит в том, чтобы причинить вред, мы будем убийцами. Мы можем произвести такое же действие; но, в случае хирурга, намерение состоит в том, чтобы излечить человека и спасти ему жизнь. Действие оказывается тем же самым; но, в зависимости от его цели или намерения, оно может быть или ужасным актом, или актом сострадания».

Мы вынуждены действовать днём и ночью, в одиночестве или в сообществе, в благоприятных обстоятельствах или перед лицом трудностей. Как можем мы претворить своё внутреннее понимание в практику, как можем узнать, когда наши действия оказываются разумными? Ключом к разумному действию будет понимание кармы.

В нашем языке слово «карма» стало общепринятым; тому есть много примеров. Мы говорим: «Это его карма» или: «Он получит свою карму». Я даже слышал по радио объявление компании по продаже автомобилей в Беркли по сниженным ценам в конце сезона – потому что, говорилось в этом объявлении, такова их карма, а «ваша карма состоит в том, чтобы пойти и заключить одну из этих выгодных сделок». Какая-то местная газета даже поместила объявление особой службы, где за 15 долларов 95 центов вам в следующей жизни обеспечивается лучшая карма и больше денег – организация «Гарантии по перевоплощению в следующей жизни» обещает вам благополучие или возврат денег. До такого уровня пало употребление понятия и слова «карма» в нашей культуре.

Существует буддийский текст «Аватамсака-сутра», в котором описываются законы, управляющие тысячами возможных во вселенной сфер – обителей наслаждения и обителей страдания, обителей, созданных огнём и водой, металлом, облаками и даже цветами. Сутра говорит нам, что любая вселенная следует одному и тому же основному закону: в каждой из этих сфер, если вы посадите в почву семя манго, вы получите дерево манго, а если посадите семя яблони, получите дерево яблони. и так обстоит дело в каждой существующей в мире сфере творческих явлений.

Закон кармы описывает способ, благодаря которому причина и следствие управляют стереотипами, повторяющимися в течение всей жизни. Карма означает: ничто не возникает само собой. Всякое переживание обусловлено предшествующим. Таким образом наша жизнь – это ряд взаимосвязанных стереотипов. Буддисты утверждают, что понимание данного факта достаточно для разумной жизни в этом мире.

Карма существует на многих различных уровнях. Её стереотипы управляют крупными, формами вселенной, такими как гравитационные силы галактик, и мельчайшими и самыми тонкими средствами, какими наш человеческий выбор воздействует на ежемгновенные состояния ума. Например, на уровне физической жизни, если мы бросим взгляд на дерево дуба, мы сможем увидеть, как этот «дуб» проявляется на нескольких уровнях жизненных стереотипов. На одной стадии стереотипа дуба это дерево существует в виде жёлудя; на следующей стадии оно существует в виде побега, на другой – как большое дерево, а ещё на другой – как зелёный жёлудь, растущий на этом большом дереве. Строго говоря, нет такой вещи как определённое «дерево дуба». Существует только стереотип дуба, проходя через который некоторые элементы следуют циклическому закону кармы: это особое расположение воды, минералов и энергии солнечного света, которое снова и снова изменяет это образование из жёлудя в побег и в большое дерево.

Склонности и привычки нашего ума сходным образом являют собой кармические стереотипы, которые мы неоднократно повторяем наподобие жёлудя и дуба. Когда Будда говорил об этом, он спросил: «Как вы думаете, что выше – самая высокая гора на земле или груда костей, которая представляет жизни, прожитые вами снова и снова в каждой сфере под управлением законов вашей собственной кармы? Эта груда костей, друзья мои, выше самой высокой горы на земле».

Мы живём в море обусловливающих стереотипов, повторяя их снова и снова; однако мы редко замечаем этот процесс. Легче всего нам можно понять работу кармы в своей жизни, если мы посмотрим на этот процесс причины и следствия в обычной деятельности и понаблюдаем за тем, как повторяющиеся стереотипы собственного ума воздействуют на наше поведение. Например, рождённые в определённой культуре и в определённое время, мы учимся определённым стандартам привычек. Если мы рождены в неразговорчивой рыболовецкой культуре, мы учимся быть молчаливыми. Если мы воспитываемся в более экспрессивной средиземноморской культуре, мы можем выражать свои чувства жестикуляцией и громкой речью. Наша социальная карма – родители, школа, языковая обусловленность – создаёт целые стереотипы сознания, которые предопределяют способ переживания нами реальности и способ нашего самовыражения.

Эти стереотипы и склонности часто оказываются гораздо сильнее, чем наши сознательные намерения. Какими бы ни были окружающие нас обстоятельства, именно старые привычки создают наш образ жизни. Помню, как я навестил бабушку в пансионе для престарелых. Большинство обитателей пансиона вело спокойную и сидячую жизнь. Единственным местом, где что-то происходило, был холл, и любопытствующие пансионеры отправлялись туда, чтобы наблюдать за приходящими и уходящими. Обычно в холле присутствовали две группы людей. Члены одной регулярно садились в одном месте, наслаждаясь собой; они играли в карты и приветствовали всех проходивших мимо, поддерживали благожелательные и дружеские отношения друг с другом и с окружающими обстоятельствами. А в другой части холла находились люди, которым нравилось жаловаться. Им казалось, что у всех, проходивших через двери, имеются какие-то недостатки. В промежутках между посещениями они жаловались: «Вы пробовали это ужасное кушанье, которое нам подали сегодня? Видели, что они сделали с доской объявлений? Слышали, что делают с нашей платой?

Знаете, что сказал мой сын, когда он был здесь прошлый раз?» Это была целая группа людей, главным отношением к жизни которых стали жалобы на неё. И каждая из групп вносила в жизнь коллектива некоторый стереотип, построенный в их жизни за многие годы.

Постоянно повторяющиеся обстоятельства и установки ума становятся условиями для того, что мы называем «личностью». Когда ламу Трунгпа-ринпоче спросили, что рождается в наших следующих жизнях, он пошутил: «Ваши дурные привычки». Наши личности оказываются обусловленными в соответствии с прошлыми причинами. Иногда этот факт очевиден; но очень часто привычки, коренящиеся в далёком и незапамятном прошлом, проходят незамеченными.

В буддийской психологии кармическая обусловленность нашей личности распределяется по категориям в соответствии с тремя основными бессознательными силами и автоматическими склонностями нашего ума. Есть типы людей с преобладанием желания; самые частые состояния их ума ассоциируются с вожделением, нуждаемостью, неимением того, что считается достаточным. Есть тип людей с преобладанием отвращения; самое частое состояние их ума – отвергать мир, проявляя осуждение, неприязнь, отвращение и ненависть. Затем есть типы людей смешанных наклонностей; самым частым состоянием их ума оказывается сонливость, заблуждение и разорванность мышления, неумение обращаться с вещами.

Вы можете определить, какой тип психики является преобладающим у вас, наблюдая за тем, как обычно вы входите в комнату. Если ваша обусловленность сильнее всего связана с желанием и нуждаемостью, вы будете склонны к тому, чтобы оглядеть комнату и увидеть в ней то, что вам нравится, что вы могли бы получить; вы обратите внимание на то, что вас привлекает, на то, что красиво; вы оцените красивый букет цветов; вам понравится одежда присутствующих, вы найдёте кого-то сексуально привлекательным или подумаете, что знакомство с кем-то могло бы оказаться стимулирующим. Если же вы принадлежите к типу отвращения, вы склонны войти в комнату и, вместо того, чтобы сначала увидеть то, что вам нравится, видите то, что представляется недостатком: «Слишком вульгарно! Мне не нравятся эти обои! Люди одеты несоответствующим образом. Мне не нравится, как всё устроено». Если вы – личность смешанного типа, вы можете войти в комнату, оглядеться и не знать, как отнестись ко всему; вы недоумеваете: «Что здесь происходит? Как мне вести себя? Чего от меня ожидают?»

Эта первичная обусловленность в действительности представляет собой очень сильный процесс. Он вырастает в такие силы, которые ввергают в состояние войны целые общества, создают расизм, управляют жизнью многих окружающих. Когда мы впервые встречаем в себе силы желания и отвращения, алчности и ненависти, мы можем подумать, что они безвредны – немножко желания, немного неприязни, немного спутанности. Однако, наблюдая свою обусловленность, мы видим, что страх, вожделение и нежелание фактически настолько непреодолимы, что управляют многими аспектами нашей личности. Благодаря наблюдению за этими силами мы можем видеть, как действуют стереотипы кармы.

Когда в медитации мы начинаем присматриваться к своей личности, нашим первым импульсом часто бывает попытка избавиться от своих старых привычек и защитных механизмов. Сначала большинство людей находит собственную личность трудной, неприятной, даже отталкивающей. То же самое может произойти, когда мы посмотрим на человеческое тело. На должном расстоянии, в соответствующем возрасте и при надлежащем освещении оно прекрасно; но чем пристальнее мы всматриваемся, тем больше недостатков в нём обнаруживаем. Видя это, мы пробуем улучшить своё тело диетой, бегом трусцой, уходом за кожей, разными упражнениями и отдыхом. Но даже несмотря на то, что эти средства могут оказаться полезными, мы всё ещё в основе своей привязаны к телу, с которым родились. А изменить личность даже ещё труднее, чем изменить тело; но цель духовной жизни состоит не в том, чтобы избавиться от своей личности. Какая-то её часть существовала, когда мы родились, какая-то обусловлена нашей жизнью и культурой; и что бы там ни было, мы не в состоянии без неё обойтись. На этой земле все мы имеем тело и личность.

Наша задача состоит в том, чтобы узнать нечто об этих самых теле и уме и пробудиться внутри них. Понимание игры кармы – это один аспект пробуждения. Если мы не обладаем осознанием, наша жизнь снова и снова будет следовать стереотипу прошлых привычек. Но если мы сможем пробудиться, мы сумеем сделать сознательный выбору способа реагирования на обстоятельства своей жизни. Тогда наша сознательная реакция создаст нашу будущую карму. Мы сможем или не сможем изменить внешние обстоятельства; но с помощью осознания мы всегда сможем изменить свою внутреннюю установку; и этого достаточно для того, чтобы преобразить свою жизнь. Даже при самых тяжёлых внешних обстоятельствах мы способны сделать выбор: встретить жизнь исходя из страха и ненависти или встретить её с состраданием и пониманием.

В соответствии с традицией, карма часто рассматривалась в буддийском учении в понятиях смерти и повторного рождения. Будда рассказал о видении в ночь своего просветления, когда он увидел тысячи своих собственных прошлых жизней, а также прошлых жизней многих других существ; все они умирали и повторно рождались в соответствии с закономерными кармическими результатами своих прошлых действий. Но нам нет необходимости обращаться к виденью Будды, чтобы понимать карму. Те же самые кармические законы, которые он описал, действуют в нашей жизни от мгновенья к мгновенью; мы можем видеть, как смерть и рождение имеют место каждый день. Ежедневно мы оказываемся рождены в новых обстоятельствах и в новых переживаниях – как бы в новой жизни, фактически это происходит в каждое мгновенье. В каждое мгновенье мы умираем, а в следующее мы вновь рождены.

Согласно учению, в момент смерти или в любой переходный момент существуют четыре вида кармы: это тяжкая карма, ближайшая карма, обычная карма и случайная карма. Каждый вид представляет более сильную кармическую склонность, нежели та, которая следует за ней. Традиционный образ, используемый для объяснения этого факта, – образ коров, идущих на поле, когда открыты ворота коровника. Тяжкая карма подобна быку – это сила самых могучих хороших или дурных поступков, которые мы совершили. Если в стаде есть бык, и вы открыли ворота, бык всегда идёт через них первым. Ближайшая карма – это корова, которая ближе всех к воротам. Образ указывает на состояние ума, которое существует в момент перехода. Если ворота открыты, и в них нет быка, через них проходит ближайшая корова. Если нет ни одной особо близкой коровы, проявляется обычная карма: это сила наших обыкновенных привычек. Без присутствия какого-нибудь сильного состояния ума, корова, обыкновенно идущая первой, пройдёт первой и сквозь ворота. В конечном счёте, если нет действия сильной привычки, проявляется случайная карма. Если не возникает более значительная сила, наша карма окажется случайным результатом любого количества прошлых условий.

При возникновении любого действия (т.е. при каждом рождении) существуют силы, которые его поддерживают, и силы, которые в конце концов приводят его к концу. Эти кармические силы описаны в виде образа сада. Посаженное в почву семя – это причинная карма. Внесение удобрений, поливка семени, уход за растением – называются поддерживающей кармой. Когда возникают трудности, это называется противодействующей кармой, изображаемой в виде засухи; даже если мы посадим в почву жизнеспособное семя и будем его удобрять, при отсутствии воды оно всё же погибнет. Затем в конце концов разрушающая карма подобна огню или грызунам в саду, когда огонь всё сжигает или грызуны всё пожирают.

Такова природа жизни в каждой сфере, в каждом творческом обстоятельстве. Одно условие следует за другим; однако все они подвержены переменам. Карма наших внешних обстоятельств может измениться в одно мгновенье – в любой день к любому из нас может прийти большое наследство или смерть.

То, что приносит кармический результат из стереотипов наших действий, – это не одно лишь наше действие! Когда мы имеем намерение, а затем действуем, мы создаём карму; таким образом другим ключом к пониманию создания кармы будет осознавание намерения. Сердце – это наш сад; и вместе с каждым действием существует намерение, подобное семени, посаженному в почву. Результат стереотипов нашей кармы – плод этих семян.

Например, мы можем пользоваться острым ножом, чтобы кого-то резать; и если наше намерение состоит в том, чтобы причинить вред, мы будем убийцами; и это ведёт к определённым кармическим результатам. Мы можем произвести почти такое же действие, пользуясь острым ножом, чтобы разрезать кого-то; но в случае хирурга намерение состоит в том, чтобы излечить человека и спасти ему жизнь. Действие оказывается тем же самым, но, в зависимости от его цели или намерения, оно может быть или ужасным актом, или актом сострадания.

Мы можем изучать силу намерения, чтобы создавать карму в своей повседневной жизни. Нам можно начать с того, чтобы обращать внимание на многие свои действия, возникающие в течение дня в виде реакций на проблемы. Действуя автоматически, мы можем не заметить трудных обстоятельств, реагировать на них критически или поспешно. Возможно, мы постараемся охранить или защитить свой собственный путь. Во всех этих случаях намерение в нашем сердце обязательно будет связано с вожделением, отвращением или заблуждением – и создаст в будущем карму страдания, которое принесёт обратно равноценный ответ.

Когда в нашей жизни возникают эти трудные обстоятельства, если мы вместо вышесказанного, внесём в них желание понять, научиться, освободиться или установить гармонию и создать мир, мы будем говорить и действовать с другим намерением. Наши действия могут быть весьма сходными, могут быть сходными и слова, но если, наше намерение состоит в том, чтобы создать мир или внести гармонию, это вызовет кармический результат весьма иного рода. Это легко увидеть в тесных деловых или личных взаимоотношениях. Мы можем сказать ту же самую фразу своему партнёру или другу; и если в этих словах проявляется невысказанный дух «я люблю вас; и я хочу, чтобы мы поняли происходящее», мы получим ответ одного типа. Если же мы скажем то же самое с подспудной установкой порицания, защиты или неодобрения, тогда даже самый тихий вопрос «что с тобой?» придаст разговору совершенно иное направление и легко сможет перерасти в ссору.

Два кратких диалога психологов Джордана и Маргарет Паул, озаглавленные «Нужно ли мне отказаться от твоей любви?», иллюстрируют этот факт.


Диалог №1:

Джим (в отдалении, слегка сурово): Что случилось?

Мэри: Ничего.

Тогда Джим плюхается в кресло перед телевизором; разговора больше нет. Расстояние между ними сохраняется, даже увеличивается.


Диалог №2:

Джим (с подлинной мягкостью и интересом): Ты как будто расстроена? Что случилось?

Мэри (всё ещё замкнута; сурово): Ничего.

Джим: Послушай, дружочек, я ненавижу это расстояние. Оно вызывает у меня отвратительное настроение. Я сделал что-то для тебя обидное?

Мэри (сердито и с осуждением): Да. Как это ты умудрился сказать Сэму и Энни, что мы в субботу поедем с ними, а меня ни разу не спросил об этом, ничего мне не сказал?

Джим: Мэри, мне хотелось бы поговорить об этом; но трудно понять, в чём заключается проблема, когда ты рычишь на меня. Не думаешь ли ты, что мы могли бы просто немного поговорить об этом?

Мэри: Да, я думаю, нам действительно нужно поговорить.


Намерение или установка, которую мы вносим в каждую жизненную ситуацию, предопределяет вид создаваемой нами кармы. Со дня на день, ежемгновенно, мы можем начать видеть создание стереотипов кармы, основанных на намерениях нашего сердца. Когда мы обращаем внимание, становится возможным большее осознавание своих намерений и состояния своего сердца, когда они возникают вместе с действиями и речью, являющимися нашими реакциями. Обычно мы их не сознаём.

Например, мы можем принять решение перестать курить сигареты; затем где-то в середине дня у нас, возможно, возникнет – желание выкурить сигарету; и вот мы обнаруживаем, что шарим в карманах, вынимаем пачку, достаём сигарету, зажигаем её и собираемся затянуться. Внезапно мы пробуждаемся и вспоминаем: «О, я собирался перестать курить!» Находясь в режиме автопилота, без осознавания, мы прошли через все привычные движения – достали сигарету и зажгли её. Изменить стереотипы поведения или создать новые кармические условия невозможно до тех пор, пока мы не станем присутствующими и не пробудимся в начале действия. Иначе окажется, что всё уже произошло. Как говорит старая пословица: «Похоже на то, что двери закрыли после того, как лошадь ушла из конюшни».

Развитие осознания в медитации позволяет нам стать достаточно внимательными или достаточно сознательными, чтобы признать своё сердце и свои намерения, проходя через нынешний день. Мы сможем осознавать различные состояния страха, желания, заблуждения, зависти и гнева. Мы сможем узнать, когда с нашими действиями будут связаны прощенье любовь или великодушие. Когда мы узнаем, какое состояние наличествует в нашем сердце, мы окажемся способны выбрать стереотипы или условия, которым будем следовать, т. е. вид создаваемой нами кармы.

Старайтесь работать с этим видом осознания в своей жизни. Практикуйте его в своей речи. Когда вы говорите даже о ничтожнейших предметах, обращайте самое пристальное внимание на состояние своего сердца, отмечайте это состояние, отмечайте намерение. В чём оно будет заключаться – в том, чтобы предохранить себя, чем-то овладеть, защитить себя? Или вы намерены раскрыться, исходя из заботы, сострадания или любви? Отметив это намерение, осознайте затем выводимую из него реакцию. Даже если ответ будет трудным, оставайтесь повторно с искусным намерением в течение некоторого времени и наблюдайте, какого рода ответы это намерение приносит.

Если ваше намерение было неумелым или недобрым, постарайтесь изменить его; и через некоторое время вы увидите, что из этого выйдет. Сначала вы, возможно, будете переживать только результаты своей предыдущей защитной установки. Но проявите упорство в своём добром намерении и понаблюдайте, какого рода реакции оно в конечном счёте вызовет. Чтобы понять, как работает карма, вам надо лишь взглянуть на свои самые личные взаимоотношения или простершие взаимодействия. Вы можете выбрать какие-то особые взаимоотношения или какое-то особое место – и экспериментировать там. Постарайтесь реагировать только тогда, когда ваше сердце открыто и проявляет доброту. Когда вы этого не чувствуете, подождите, и пусть трудные чувства пройдут. Как наставляет нас Будда, пусть ваша речь и ваши действия возникают спокойно, с добрыми намерениями, в должное время и для общей пользы. Когда вы культивируете доброе и искусное намерение, вы можете практиковать его на автозаправочной станции или в супермаркете, на рабочем месте или в городском транспорте. Вносимое нами намерение создаёт стереотип результата.

Когда мы больше осознаём собственное намерение и действие, карма выказывает себя нам с большей ясностью, плод кармы даже как будто приходит быстрее; может быть, это происходит просто потому, что мы его отмечаем. Когда мы обращаем внимание, кажется, что плод всех наших искусных и неискусных действий проявляется быстрее. Изучая этот закон причины и следствия, мы увидим, что всякий раз, когда мы будем действовать или когда будет действовать кто-то другой, основываясь на вожделении, ненависти, предвзятости или заблуждении, результаты неизбежно принесут какое-то страдание, мы начинаем видеть, как люди, причиняющие нам вред, при этом неизбежно создают страдания самим себе. Это вызывает у нас желание обращать более пристальное внимание на своё поведение; и когда мы наблюдаем за законом причины и следствия, мы способны увидеть искусные и неискусные состояния непосредственно в своём сердце.

Внимание к карме показывает нам, как жизнь формируется намерениями сердца. Когда Рут Денисон попросили объяснить закон кармы простейшим образом, эта известная учительница випассаны так ответила на этот вопрос: «Карма означает, что вы ни отчего не избавляетесь». Ежедневно мы сеем семена кармы. Существует только одно место, где мы в состоянии оказывать какое-либо влияние на карму, и это место – намерение нашего действия. Фактически во всём мире существует карма лишь одной личности, которую мы способны изменить, и это – наша собственная карма. Но то, что мы делаем со своим сердцем, оказывает действие на весь мир. Если мы можем распутать узлы кармы в собственном сердце, мы, в силу всеобщей взаимосвязанности, неизбежно внесём в карму другого человека исцеление. Как сказал один бывший военнопленный, навестив сотоварища по заключению: «Ты уже простил тех, кто заключил тебя в лагерь?» «Нет, – ответил тот, – не простил. И никогда не прощу». Тогда первый ветеран сказал: «Тогда ты каким-то образом всё ещё держишь себя в тюрьме».

Когда мы с женой несколько лет назад путешествовали по Индии, у неё было очень болезненное видение смерти одного из братьев. Сперва я подумал, что оно было частью процесса смерти и повторного рождения в её медитации; однако на следующий день у неё появилось второе видение брата – на этот раз в виде духа-водителя, пришедшего вместе с двумя американскими аборигенами, чтобы предложить ей поддержку и руководство. Приблизительно через неделю в ашрам на горе Абу в Раджастхане, где мы тогда находились, пришла телеграмма, в которой жене сообщалась печальная новость: её брат действительно умер так, как она видела это в своём видении. Телеграмма была датирована тем днём, когда у неё было видение. Как могла она увидеть смерть брата на расстоянии в половину земного шара? Она смогла увидеть это потому, что мы все связаны друг с другом. И поскольку это так, изменение одного сердца оказывает действие на все наши сердца, на карму всего мира.

Несколько лет назад на руководимом мной интенсивном курсе одна женщина боролась с болезненными результатами пережитой ею в раннем возрасте жестокости. Много лет она сердилась, погружалась в депрессию и горевала. Её занятия терапией и медитацией для лечения этих ран составили длительный процесс. В конце концов на этом курсе она пришла к месту прощенья и простила человека, проявившего к ней жестокость. Она плакала, переживая глубокое прощенье – не самой жестокости, которую никогда нельзя оправдывать, но из-за того, что более не желала носить в своём сердце горечь и ненависть.

Покинув центр, она вернулась домой и нашла письмо, ожидавшее её в почтовом ящике. Оно было написано оскорбившим её человеком, с которым она не имела связи в течение пятнадцати лет. В то время как во многих других случаях оскорбители, несмотря на прощенье, станут отрицать свою прошлую вину, ум этого человека что-то изменило. Он писал: «По некоторой причине я почувствовал себя вынужденным написать вам. Всю эту неделю я так много думал о вас. Я знаю, что причинил вам, а также и себе, большой вред и много страданий. Но я просто хочу попросить у вас прощенья; я не знаю, что я могу ещё сказать». Тогда она посмотрела на дату: почтовый штемпель на конверте показал, что письмо было написано в тот самый день, когда она завершила свою внутреннюю работу прощенья.

Есть известная индийская история о двух царствах, где каждый правитель управлял от имени Кришны. Глядя вниз с небес, Господь Кришна решил посетить их и посмотреть, что делается от его имени. И вот он отправился в путь и появился при дворе одного царя. Было известно, что этот царь злобен, жесток, скуп и завистлив. Господь Кришна явился двору царя в сиянье небесного света. Царь поклонился ему и сказал: «Господь Кришна, вы пришли посетить нас!» «Да, – сказал Кришна, – и я хочу дать тебе задачу: мне хотелось бы совершить путешествие по всем провинциям твоего царства и посмотреть, можешь ли ты найти хоть одного истинно доброго человека». Царь отправился в путь по всем своим провинциям; он беседовал с людьми высших каст и низших каст, со священнослужителями, с земледельцами, ремесленниками и целителями. В конце концов он вернулся к своему трону и стал поджидать вторичного появления Господа Кришны. Появившемуся Господу Кришне царь поклонился и сказал: «Господин мой, я выполнил ваше повеление и прошёл через всё своё царство снизу доверху, но не нашёл там ни одного доброго человека. Хотя некоторые из этих людей совершили много добрых дел, когда я узнавал каждого из них, даже самые лучшие их поступки в конечном счёте оказывались эгоистичными, корыстными, притворными или ошибочными. Ни одного хорошего человека не смог я найти».

Тогда Господь Кришна отправился к другому двору, где правила знаменитая царица по имени Дхаммараджа. Было известно, что эта царица добра, милосердна, проявляет любовь и великодушие. Здесь Господь Кришна опять поставил ей задачу: «Мне хотелось бы, чтобы ты проехала по всему своему царству и нашла для меня хоть одного истинно дурного человека». И вот царица Дхаммараджа проехала через все свои провинции, беседуя с людьми низших каст и высших каст, с земледельцами, плотниками, кормилицами и священнослужителями. После долгих поисков она вернулась к своему двору, где опять появился Господь Кришна. Поклонившись ему, она сказала: «Мой господин, я сделала, как ты сказал; но мне не удалось справиться с задачей. Я проехала по всей стране, я видела многих людей, которые действуют неумело, которые идут по неверному пути и действуют так, что это ведет к страданиям. И всё же, когда я слушала по-настоящему, я не могла найти ни одного истинно дурного человека, а находила только тех, которые идут по ошибочному направлению. Их действия всегда совершались из страха, заблуждения и непонимания».

В обоих царствах жизненные обстоятельства были подчинены духу правителя, и то, что эти правители встречали, было отражением их сердца. Когда мы обращаем внимание на собственное сердце и понимаем его, когда мы растём в искусных реакциях мудрости и сострадания, мы вносим свою долю в то, чтобы сделать всю землю мирной. Благодаря труду и творческой способности мы можем привнести благоприятные обстоятельства во внешние условия своей жизни. Однако в большинстве своём все крупные события, которые происходят с нами, – как место рождения, время смерти, большие перемены, проносящиеся по нашей жизни и по окружающему нас миру, – представляют собой результаты древних и могучих кармических стереотипов. Их мы изменить не в состоянии; они приходят к нам подобно ветру и погоде. Единственное предсказание погоды, которое мы можем гарантировать, состоит в том, что условия будут постоянно меняться.

При понимании кармы мы должны ответить на простой вопрос: как мы относимся к этим меняющимся условиям? Какого типа вселенную мы создаём, что предпочитаем посадить, что выращиваем в саду своего сердца, что создаст наше будущее? Будда начинает свои поучения в великой «Дхаммападе» следующими словами: «Мы то, что думаем. Всё, что мы являем собою, возникает с нашими мыслями. Мыслями своими создаём мир. Если некто говорит или действует с нечистым разумом, то за ним последует несчастье, как колесо следует за волом, везущим повозку. Мы – то, что мы думаем, и то, что мы такое, возникает с нашими мыслями. Своими мыслями мы создаём мир. Если некто говорит или действует с чистым, умом, счастье последует за ним, как его неотступная тень».

В конечном счёте мы ничем не владеем на этой земле, – даже не владеем собственным телом. Но благодаря своим намерениям мы можем сформировать или направить стереотипы сердца и ума. Мы можем посадить в своём сердце такие семена, которые создадут тот вид царства, каким будет и мир – дурным и злобным или добрым и сострадательным. С помощью простого осознавания от мгновения к мгновенью всех своих намерений мы способны насадить великолепный сад, способны создать стереотипы благополучия и счастья, которые продолжаются далеко за пределами нашей личности и нашей ограниченной жизни.

Учительница випассаны Сильвия Бурстейн иллюстрирует понятие об этой силе рассказом о добром друге – об одном знаменитом враче, который много лет служил на должности президента Американской ассоциации психиатров. Он был известен как джентльмен, человек, обладающий целостностью и добротой, вносивший великую радость во всё в своей жизни. Он всегда проявлял глубокое уважение к своим пациентам и коллегам. Но, удалившись от дел, он постарел и стал дряхлеть, потерял память и способность узнавать людей. Он всё ещё жил дома, и жена помогала ухаживать за ним. Будучи его друзьями в течение долгого времени, Сильвия и её муж Симор, тоже психиатр, получили однажды приглашение к нему на обед; надо было прийти вечером. До этого они некоторое время не видели его, и им хотелось узнать, не возросла ли его дряхлость. Они подошли к дверям с бутылкой вина и позвонили. Он открыл им дверь и посмотрел на них пустым взглядом, показавшим, что он их не узнаёт, хотя они много лет были друзьями. Затем он улыбнулся и сказал: «Я не знаю, кто вы; но кто бы вы ни были, пожалуйста, войдите и пользуйтесь моим домом», – и проявил к ним такую же доброту с какой прожил всю свою жизнь.

Кармические стереотипы, которые мы создаём в глубине сердца, преодолевают ограничения времени и пространства. Пробудить в ответ на все обстоятельства сердце сострадания и мудрости значит стать буддой. Когда мы внутри себя пробуждаем будду, мы пробуждаемся к универсальной силе духа, которая приносит всему миру сострадание и понимание. Ганди называл эту энергию душевной силой. Она придаёт силу, когда требуется мощное действие; она приносит огромную любовь и прощенье, однако также выступает в качестве истины и говорит истину. Именно эта сила нашего сердца вносит мудрость и свободу в любое обстоятельство, приносит сюда, на землю, живое царство духа.

У Ганди этот дух всегда был связан с его сердцем, был всегда открыт для того, чтобы слушать мир и реагировать на него, разделяя со всеми существами благословение сострадания:

«Превыше моего несотрудничества всегда существует острейшее желание сотрудничать по самому ничтожному поводу, даже с худшим противником. Для меня самый несовершенный смертный всегда нуждается в благодати Бога, всегда нуждается в дхарме. Никто не лишён возможности искупления!»

Медитация: о прощении.

«Если бы мы смогли прочесть тайную историю своих врагов, мы нашли бы в жизни каждого человека достаточно печали и страдания, чтобы обезоружить любую враждебность».

Лонгфелло.

Прощенье – один из величайших даров духовной жизни. Оно позволяет нам освобождаться от печалей прошлого. Хотя оно может возникать спонтанно, его можно также и развивать. Подобно медитации любящей доброты и практике сострадания, предложенным в предыдущих главах, существует способ культивирования прощенья с помощью одной древней и систематической практики. Прощенье используется в качестве подготовки к другим медитациям, центрированным на сердце, в качестве пути смягчения сердца и устранения преграды для нашей любящей доброты и сострадания. Благодаря неустанному повторению практики мы можем внести во всю свою жизнь дух прощенья.

Прежде чем вы сможете заняться практикой прощенья, вы должны ясно понять, что означает это прощенье. Прощенье никоим образом не оправдывает вредных действий, не предаёт их забвению. Прощая, вы также можете сказать: «Я никогда сознательно не допущу, чтобы это опять произошло». Вы можете решить посвятить собственную жизнь предотвращению дальнейшего вреда. Прощенье не означает, что вам придётся разыскивать тех, кто причинил вам вред, и разговаривать с ними. Возможно, вы предпочтёте никогда их больше не видеть.

Прощенье – это просто акт сердца, движение в сторону освобождения от боли, ожесточённости, оскорблённости, бремя которых вы так долго несли. Это – облегчение вашего собственного сердца и признание того факта, что как бы сильно вы ни осуждали вредные действия другого человека, как бы вы от них ни страдали, вы не хотите полностью устранить этого человека из своего сердца. Всем нам причинён вред, все мы по временам вредим себе и другим.

Для большинства людей прощенье представляет собой процесс. Когда вы глубоко ранены, для работы прощенья могут потребоваться целые годы. Она пройдёт через многие стадии – горя, ярости, печали, страха и заблуждения; и в конце, если вы позволите себе почувствовать боль, которую несёте с собой, она придёт как облегчение, как освобождение вашего сердца. Вы увидите, что прощенье по своей глубинной сути служит вам самим; это средство более не нести страдания прошлого. Судьба повредившего вам человека, жив он или умер, не имеет значения – почти так же, как и то, что вы несёте в своём сердце. И если прощенье совершается для вас самих, ради вашей собственной вины, ради вреда, который вы причинили себе или кому-то другому, процесс будет тем же самым. Вы придёте к пониманию того обстоятельства, что более не можете выносить его в себе.

Для формальной практики медитации прощенья сядьте удобно, позвольте глазам закрыться, а телу и дыханию – стать естественными и лёгкими. Дайте возможность телу и уму расслабиться. Дышите потихоньку областью сердца, позвольте себе почувствовать все преграды и накопления, которые несли с собой, потому что не простили – не простили себя, не простили других. Почувствуйте боль своего непрестанно закрытого сердца. Затем после мягкого дыхания через сердце в течение некоторого времени начните просить прощенья и распространять его, повторяя приводимые ниже слова и позволяя им раскрыть ваше прощающее сердце. Пусть слова, образы и чувства углубляются по мере того, как вы их повторяете.

Просить прощенья у других.

Существует много путей, на которых я принёс вред и оскорбления другим людям, предал их или покинул, причинил им страдания, зная это или не зная, вследствие своей боли, страха, гнева или заблуждения. Вспомните эти многие пути, на которых вы повредили другим, и визуализируйте их. Нужно увидеть и прочувствовать боль, причинённую вследствие вашего собственного страха и заблуждения. Почувствуйте собственную печаль и сожаление, ощутите, что вы в конечном счёте можете освободиться от этой тяжести и попросить прощенья. Обрисуйте каждое воспоминание, которое всё ещё отягощает ваше сердце. И затем, переживая их одно за другим, повторяйте: я прошу у вас прощенья, я прошу у вас прощенья.

Прощенье для себя.

Почувствуйте собственные драгоценные тело и жизнь, скажите: есть много путей, на которых я предал себя или повредил себе, покинул себя мыслью, словом или действием, зная это или не зная. Позвольте себе увидеть пути, на которых вы оскорбили себя или повредили себе. Обрисуйте их, вспомните их, визуализируйте их. Почувствуйте печаль, которую вы носили вследствие всех этих поступков, ощутите, что вы можете освободиться от этих тяжестей, распространите на них, на одну за другой, прощенье. Затем скажите себе: на каждый путь, на котором я повредил себе действием или бездействием вследствие страха, боли или заблуждения, я теперь распространяю полное и чистосердечное прощенье. Я прощаю себя, я прощаю себя.

Прощенье тем, кто вас оскорбил или повредил вам.

Есть много путей, на которых я был ранен, где мне причинили вред, где я был обижен и покинут другими в мыслях, словах или действиях, зная это или не зная. Обрисуйте их, вспомните их, визуализируйте эти многие пути. Почувствуйте печаль, которую вы принесли из этого прошлого и ощутите способность освободиться от этой тяжести, распространяя прощенье, если ваше сердце готово к этому. Теперь скажите себе: на многих путях другие обидели меня и причинили мне вред из страха, боли, заблуждения и гнева; сейчас я их вижу. В той мере, в какой я готов к этому, я предлагаю им прощенье. Я носил эту боль в сердце слишком долго. По этой причине тем, кто причинили мне вред, – я предлагаю им прощение. Я вас прощаю.

Дайте себе возможность тихо повторять эти три указания о прощении, пока не сможете почувствовать облегчение в сердце. Может быть, вы не почувствуете облегчение от некоторых тяжких болей, а освободитесь только от тяжести, тоски или гнева, которые сохраняли в себе. Мягко прикоснитесь к ним, простите себя также и за это. Прощенье не может быть вынужденным, не может быть искусственным. просто продолжайте практику: пусть слова и образы постепенно работают по-своему. Со временем вы сможете сделать медитацию прощенья частью своей регулярной практики, освобождаясь от прошлого и раскрывая сердце каждому новому мгновенью, подходя к нему с мудростью любящей доброты.

Глава 20. Расширение нашего круга: неделимое сердце.

«Предположим, вы считаете, что ваше соседство – это ваш храм; как бы вы относились к своему храму, какой была бы ваша в нём духовная задача?»

Вся духовная практика – это вопрос о взаимоотношениях – с самими собой, с другими, с жизненными ситуациями. Мы можем состоять в родстве с мудростью, состраданием и гибкостью; или мы можем встречать жизнь со страхом, агрессивностью и заблуждением. Нравится это нам или нет, но мы всегда находимся во взаимоотношениях, всегда взаимосвязаны.

Содержание предыдущих девятнадцати глав было большей частью сосредоточено на установлении разумной связи со своим внутренним «я» с помощью исцеления, обучения и понимания циклов и возможностей духовной жизни. Поскольку выражение духовной практики во всех аспектах нашей жизни столь важно, вполне можно было бы присоединить к этому ещё один раздел – в качестве второй части – обстоятельное объяснение таких традиционных видов практики, как правильные средства к существованию и сознательная сексуальность, а также практические методы брака и семейной жизни, политики, экономики, общественной жизни и искусства. Однако в этой книге мы уже коснулись главных принципов, которые нам нужно понять для осознанной жизни в каждой из этих сфер.

Законы, управляющие разумными взаимоотношениями в политике, в браке или в бизнесе, – те же самые, что и во внутренней жизни. Каждая из этих сфер требует способности к преданности и постоянству, к пребыванию на одном этом месте. В каждом из таких взаимоотношений мы встречаемся со знакомыми демонами и искушениями; опять же нам придётся называть их и танцевать со своими трудностями. Каждая сфера будет иметь свои циклы; в каждой нам необходимо научиться быть правдивыми с самими собой.

Чтобы расширить свою практику мы должны научиться сознательно вносить в каждое действие дух бдительности и любящей доброты. Альберт Эйнштейн, один из наших современных мудрецов, так описывал духовную жизнь:

«Человек – это часть некоего целого, называемого нами „вселенной“, часть, ограниченная во времени и пространстве. Он ощущает себя, свои мысли и чувства, чем-то отдельным от остального; это своеобразный обман зрения в его сознании. Это заблуждение представляет собой для нас особого рода тюрьму, ограничивает нас нашими личными желаниями и привязанностью к немногим самым близким людям. Нашей задачей должно быть освобождение из этой тюрьмы благодаря расширению своего круга понимания и сострадания, чтобы охватить все живые существа и всю природу в её красоте».

Расширение нашей духовной практики в действительности представляет собой процесс расширения нашего сердца, расширения нашего круга прозрения и сострадания, чтобы постепенно включить в него всю свою жизнь. Пребывание здесь, на земле, в человеческих телах, в этом году и в этот день, – это и есть наша духовная практика.

В прошлом духовная практика Востока большей частью сохранялась в монастырях и храмах монахами и монахинями. В течение столетий созерцательная практика в Европе также в значительной мере происходила в условиях затворничества. А в последнее время монастырь и храм настолько расширились, что включают в себя весь мир. Большинство из нас совсем не собирается жить как монахи и монахини; однако, будучи мирянами, мы стремимся к подлинной и глубокой духовной жизни. Это становится возможным, когда мы признаём, что наш храм находится там, где находимся мы, что мы способны сохранить жизнь своей практики именно здесь, в той жизни, которую ведём.

Мой старый гуру в Бомбее бывало учил нас именно таким образом. Он разрешал изучающим оставаться у него как раз столько времени, чтобы это было достаточно для достижения некоторого подлинного понимания жизни и любви, понимания того, как быть свободными среди всей этой жизни. Затем он отсылал их домой, говоря: «Выходи замуж за парня или женись на девушке из соседней квартиры, найди работу в своей собственной общине; живите своей жизнью, и пусть это будет вашей практикой». На противоположном побережье Индии мать Тереза отсылает домой сотни добровольцев, приезжавших в Калькутту, чтобы помочь ей; она говорит: «Теперь, когда вы научились видеть Христа в бедняках Индии, поезжайте домой и служите им в своей семье, на своей улице, среди своих соседей».

С традиционной буддийской точки зрения, нас учат, что все мы повторно рождались с начала времён в бесчисленных жизнях в каждой форме. Нам предложено размышлять над этой перспективой и увидеть, что жизнь за жизнью мы были рождены в каждой форме как матери, отцы, братья и сестры друг друга. Таким образом нас учат относиться к каждому встречному, как если бы все они были нашими любимыми детьми, или родителями, или дедом и бабушкой. В буддийских странах в обычае называть каждого видного государственного служащего почётным титулом родственника: дядя президент, тётушка мэр, дядя генерал, дедушка учитель и тому подобное. Все мы – одна семья.

Более непосредственно это можно почувствовать в безмолвии неразделённого сердца. Когда ум спокоен и сердце открыто, мир оказывается для нас нераздельным. Как напомнил об этом нашим предкам вождь Сиэтла, передавая им свою землю:

«Эта земля – наша мать. Всё, что выпадает на долю этой земли, выпадает на долю сынов и дочерей земли. Это мы знаем. Все вещи связаны подобно крови, которая объединяет одну семью. Все вещи связаны.

Всё, что выпадает на долю земли, выпадает на долю сынов и дочерей этой земли. Мы не сплетали сеть жизни, мы всего лишь нить в ней. Всё, что мы делаем с сетью, мы делаем с самими собой».

Когда сердце нераздельно, всё, с чем мы встречаемся, – это наша практика. Нет разницы между сиденьем в медитации в состоянии особого безмолвия и действием в любой сфере. Они подобны вдоху и выдоху – двум неотделимым аспектам нашей жизни. Об этом ясно говорит традиция дзэн, утверждая:

«В духовной практике есть только две вещи: вы сидите, и вы подметаете сад. И неважно, как велик этот сад».

Нам нужно время, чтобы успокоиться, раскрыться и пробудиться; а затем мы проявляем это пробуждение в саду этого мира.

Иногда нам необходимо сначала залечить свои раны, достичь некоторого внутреннего благополучия, но в конце концов мы испытываем естественное желание служить, желание что-то возвратить миру. Этот дух служения не должен основываться на каких-нибудь идеалах, на попытках утвердить то, что в этом мире ошибочно. Когда мы соприкоснулись со своим внутренним садом, мы приносим благо всему, чего касаемся. Это очень хорошо выражено в стихотворении Линна Парка:

«Найди время для молитвы –

Это очищенное масло смягчает петли на двери в сад...

И вот дверь легко открыть,

Тебе всегда можно пройти туда.

Считай себя благословенным,

Ибо эти камни, ломавшие тебе кости,

Построят алтарь твоей любви.

Твой дом – это сад.

Неси в большой город скрытый в тебе его аромат,

И внезапно твои враги купят пакеты семян

И опустятся на колени, чтобы посадить цветы

В грязи у дороги.

Они назовут тебя Другом

И почтят тебя, когда ты пройдёшь между ними.

А на вопрос: «Кто это был?» – они ответят:

«О, тот, кого мы любили с незапамятных времён».

Так скажут люди, которые растоптали бы тебя

Ради своей выгоды.

Отдай всё, кроме своего сада, –

Свои тревоги, свой страх, свой мелочный ум.

Но твой сад у тебя никогда не смогут взять».

Когда мы расширяем свой сад, наши действия становятся естественным выражением нашего сердца исполненного благодарности, любви и сострадания.

Эти чувства возникают тогда, когда мы признаём своё кровное родство со всем, что живёт на земле. Мы получаем физическую и духовную поддержку от окружающего нас мира; и это подобно вдоху. Затем, поскольку каждый из нас рождён с некоторыми дарами, наше счастье частично будет состоять в том, чтобы воспользоваться этими дарами, в возвращении их сообществу, семье и друзьям; это подобно выдоху. По мере того, как мы растём во взаимосвязанности, в нас естественно возрастают целостность и ответственность гражданина мира.

Повседневная жизнь как медитация.

Расширяя круг своей практики, мы можем почувствовать, что нам не хватает времени.

Нынешняя жизнь уже протекает в очень быстром темпе – и этот темп всё время ускоряется. В качестве средства телевизионной рекламы продаваемых товаров экономия времени начинает даже заменять секс. Располагаем ли мы достаточным временем, чтобы расширить свою практику? Помню, кто-то пожаловался ачаану Ча, что в монастыре у него нет времени для практики, потому что здесь так много работы – надо подметать дворы, чистить помещения, приветствовать посетителей, работать по строительству и так далее. Ачаан Ча задал встречный вопрос: «Достаточно ли времени для осознавания?» Всё, что мы делаем в этой жизни, представляет собой возможность для пробуждения.

Мы можем научиться видеть здесь и сейчас те места, где испытываем страх, привязанность, замешательство или заблуждение. В тот же самый момент мы можем увидеть и возможность пробуждения, свободы, полноты бытия. Мы можем вести эту практику в любом месте: на работе, дома, в сообществе. Иногда люди жалуются на то, как трудно заниматься практикой в семейной жизни. Когда они были одиноки, им можно было проводить долгие периоды времени на курсах в безмолвии и уединении, жить в горах, путешествовать и посещать экзотические храмы; и впоследствии эти места и позы смешались у них в уме с самим духом священного. Но священное находится всегда здесь, перед нами. Семейная жизнь и дети – это чудесный храм. Дети могут стать для нас замечательными учителями. Они учат нас преданности и бескорыстию, снова и снова возвращают нас в настоящий момент. Когда мы находимся в ашраме или в монастыре, и наш гуру велит нам вставать рано утром и медитировать, нам, возможно, не всегда это понравится. Иногда утром мы можем поворочаться в постели, пропустить медитацию и снова заснуть, думая, что сделаем всё на другой день. Но когда наши дети просыпаются среди ночи, потому что они больны, и мы им нужны, выбора у нас нет, нет и никаких вопросов по этому поводу – мы немедленно встаём и реагируем на их призыв всем своим любящим вниманием.

Много раз от нас требуется отдавать, всё сердце и всю заботу семейной жизни. Это те же самые наставления, какие даёт нам наш гуру или мастер медитации, когда мы встречаемся с неизбежной усталостью, с беспокойством или скукой в своей келье для медитации или в храме. Встреча с ними в домашних условиях не отличается от встречи на курсе медитации. Духовная жизнь становится более подлинной, когда вещи делаются более трудными. С нашими детьми неизбежно будут происходить несчастные случаи; они будут болеть. Случаются в жизни и трагедии. Эти ситуации требуют от нас постоянства любви и мудрости. Благодаря им мы прикасаемся к самой сути практики и находим свою истинную духовную силу.

Во многих других культурах воспитание разумных и здоровых детей считается духовным действием, а родительские обязанности считаются священными. Дети постоянно остаются физически и психологически в самом сердце сообщества; в каждом здоровом ребёнке видят потенциального Леонардо, Нуреева, Клару Бартон – т. е. единственного в своём роде сотрудника всего человечества. Наши дети – это и есть наша медитация. Когда детей воспитывают в детских учреждениях или с помощью телевизора, когда их воспитывают в обществе, где прибыль ценится выше детей, мы создаём поколение недовольных, израненных, нуждающихся индивидов. Ключом к расширению практики и распространению её на такие неотложные сферы как воспитание детей и интимные взаимоотношения будет то же самое развитие терпенья или постоянства, какое бывает в следовании за дыханием, когда мы тысячу раз возвращаем своё сердце к объекту. Ничто ценное не вырастает вдруг – ни наши дети, ни способность наших сердец любить друг друга.

Я видел силу, которая вырастает из любящего уважения, на примере семьи, проводившей отпуск в Таиланде и на Бали. Моя дочь Кэролайн два месяца училась балийским танцам у замечательного учителя; когда она закончила курс обучения, он предложил устроить прощальное выступление в её честь в своей школе; школа была также и его жилищем. Когда мы прибыли, была установлена сцена, приготовлена музыка. Затем начали наряжать Кэролайн. На то, чтобы нарядить шестилетнюю девочку, у которой средняя продолжительность внимания не превышает пяти минут, было затрачено очень много времени. Сначала её облачили в живописный саронг с прекрасной цепью на талии. Затем грудь пятнадцать раз обернули в расшитый шёлк, на руки надели золотые нарукавники и браслеты; в уложенных волосах закрепили золотой цветок. На лицо нанесли такое количество грима, о котором шестилетняя девочка не могла и мечтать.

Тем временем я, счастливый отец, сидел здесь же, и мне не терпелось начать фотографировать, так что я начал проявлять нетерпенье. «Когда же они кончат её одевать, когда начнется выступление?» Прошло тридцать минут, сорок пять... Наконец вышла жена учителя, сняла с себя собственное золотое ожерелье и повесила его на шею моей дочери. Кэролайн дрожала от восторга.

Когда я преодолел своё нетерпенье, я понял, что происходит. А происходило нечто изумительное. На Бали к детям, как к членам общества, относятся с огромным уважением. Будет ли танцовщице шесть лет или двадцать шесть, её одинаково уважают и почитают как артистку, которая посвящает свои представления не аудитории, а божествам. Тот уровень уважения, с которым подошли к Кэролайн как к артистке, вдохновил её на великолепный танец. Представьте себе, как бы вы чувствовали себя, если бы к вам в детстве относились с таким уважением. Подобно Будде, который в течение сотни тысяч жизней культивировал терпенье, уважение и сострадание, чтобы достичь зрелости сердца, мы можем внести хоть небольшую часть этих качеств в свою семью и в любовные взаимоотношения.

Духовная практика не должна стать извинением для отхода от жизни при возникновении трудностей. Любая практика медитации привела бы нас не слишком далеко, если бы мы переставали медитировать всякий раз, когда встречаемся с какой-либо трудностью. Способность к преданности – вот что ведёт вперёд нашу практику. В любовных взаимоотношениях, таких как брак, преданность бывает необходимой платой за успех. Преданность не означает договора о безопасности, где любовь превращается в деловой обмен – «я останусь с тобой, если ты не слишком изменишься, если ты меня не покинешь». Преданность в сознательных взаимоотношениях состоит в том, чтобы оставаться совместно приверженными помощи друг другу, чтобы расти в любви, почитать друг друга и способствовать раскрытию духа своего партнёра.

И в воспитании детей, и в любовных взаимоотношениях мы неизбежно встретимся с теми же препятствиями, с какими встречаемся, когда сидим в медитации. Нам захочется быть где-то в другом месте или с другим человеком. Мы почувствуем отвращение, осуждение и страх, переживём периоды лености и вялости, будем раздражать друг друга, испытаем сомнения. Мы можем называть этих знакомых демонов и встречать их в духе практики. Мы можем признать вещество страха, которое скрывается под их поверхностью, и вместе со своим партнёром поговорить о самих этих трудностях – и это будет способом углубить свою любовь.

Выход в мир.

По мере того как меняются обстоятельства нашей жизни, и мы научаемся находить равновесие в последовательности трудностей, нам открывается истинное значение пробуждённости и свободы. О каком лучшем храме можно просить? Мы способны распространить те же самые принципы с семейной жизни на работу своего сообщества, на политику, на экономику, на глобальную работу по сохранению мира или на служение бедным. Все эти сферы требуют от нас внесения в них качества будды. Способны ли мы внести будду в кабину для голосования там, где мы живём; способны ли мы действовать подобно будде, когда пишем письма своим членам конгресса, мужчинам и женщинам; способны ли мы принять участие в питании голодных; можем ли шагать как будда в демонстрации в поддержку мира, или справедливости, или сохранения окружающей среды? Величайший дар, который мы способны принести вызовам этих сфер, – это наша мудрость и величие сердца. Без них мы увековечим проблемы; а с ними мы можем начать преобразование мира.

Помню первую демонстрацию против войны во Вьетнаме, в которой я принимал участие; помню, как протестующие проявляли по отношению к генералам и политикам ту же агрессивность, какую генералы вносили в свои сражения. Мы просто воссоздавали войну. Всё же я верю, что мы способны находиться на баррикадах, выступать с резкими политическими заявлениями, посвящать свои тела и сердца служению справедливости, не основывая при этом свои действия на ненависти, не создавая «нас» и «их», Мартин Лютер Кинг-младший напоминал нам о том, чтобы мы никогда не поддавались искушению сделать людей своими врагами. «Когда вы со всей энергией настаиваете на справедливости, – говорил он, – будьте уверены в том, что движетесь с достоинством и дисциплиной, пользуясь только оружием любви».

Наша приятельница, хорошо известная писательница, была глубоко потрясена массовыми разрушениями во время войны в Персидском заливе. Она решила ответить на это настолько личным и непосредственным способом, насколько это возможно. И вот она перенесла свою практику медитации на площадь в центре своего города: ежедневно в полдень, под дождём, под снегом или под солнечными лучами, она усаживалась мирно около плаката, призывавшего к миру в Персидском заливе, и медитировала. Иногда люди кричали на неё, иногда к ней присоединялись другие, иногда она оказывалась в одиночестве. Но что бы ни случалось, она продолжала ежедневно демонстрировать в пользу желаемого мира на своей площади.

В настоящее время один мастер дзэн обучает тысячи экологических и политических демонстрантов в принципах сиденья и ненасилия. Они учатся работать с неизбежным конфликтом и возникающими демонами, учатся тому, как вносить желаемые мир и целостность в процесс изменения. Другой духовный поборник мира во встрече с генералом, возглавляющим европейские ядерные силы, начал разговор со слов: «Это, должно быть, очень трудно – нести ответственность за защиту всего народа в Европе...» Начавшись с этого чувства взаимного уважения, разговор прошёл очень хорошо.

Мы можем вступить в мир политики с целостностью граждан мира и с мудростью бодхисаттвы, существа, преданного делу пробуждения всех живых существ. Когда мы увидим в каждой сфере храм, место, где нужно открыть то, что является священным, мы сможем вынести свою духовную практику на улицу, внести её в свои сообщества. Предположим, вы считаете, что ваше соседство – это ваш храм; как бы вы относились к своему храму? Какой была бы ваша в нём духовная задача? Может быть, вы станете приветствовать соседей с тем дружелюбием, с каким приветствуете в храме своих братьев и сестёр. Может быть, вы организуете службу помощи больным или голодающим.

Никто не говорит, что сделать это будет легко. Сидеть в медитации трудно; одинаково трудно и действовать в медитации. Для того, чтобы научиться, вступать на поприще семьи или политики, сохраняя связь со своим глубочайшим состраданием, может потребоваться многолетняя практика, пребывание в связи с состраданием требует особого и сознательного усилия. Однако именно здесь, как и в любом месте, находится то, что священно, то, что истинно.

Сначала мы можем испытывать замешательство, потому что наш мир сложен. Когда мы сидим в уединении, мы встречаемся лицом к лицу только со своим собственным страданием. Когда же мы действуем в своей семье или в мировом сообществе, нам придётся встретиться также с тем страданием, которое связывает нас со всей жизнью. Сотни миллионов наших братьев и сестёр живут в ситуациях великой несправедливости или крайней нищеты. Иногда вся эта несправедливость и печаль кажется подавляющей, превыше нашей способности её вынести. Однако нечто внутри нас знает также и то, что это составляет часть нашей духовной жизни, что мы можем реагировать на это страдание как на часть своего собственного, каким фактически оно и является! Никто из нас не в состоянии избежать тирании, потерь, печали или смерти. Мы все взаимосвязаны в разрушении своего окружения или в его ограничении на этой планете.

Мы должны помнить, что нынешние мировые проблемы по своей фундаментальной сущности представляют собой духовный кризис, созданный ограниченным виденьем людей – утратой чувства связи друг с другом, утратой общности и, глубже всего, утратой связи со своими духовными ценностями.

Сами по себе, политические и экономические перемены никогда не могут быть достаточными, чтобы облегчить страдание, если при этом мы не обратимся к их подспудным причинам. Худшие проблемы этой земли – война, нищета, экологические разрушения и так далее – созданы из находящихся в уме человека алчности, ненависти, предубеждённости, заблуждения и страха. Чтобы расширить круг своей практики и встречать лицом к лицу печаль окружающего нас мира, нам необходимо прямо видеть эти силы в самих себе. Эйнштейн называл нас ядерными гигантами и этическими младенцами. Только когда мы нашли сострадание, доброту и понимание, превышающие наши собственные алчность, ненависть и заблуждение, мы способны внести живую свободу в окружающий нас мир.

Широкое и раскрытое сердце даёт нам силу прямо встречать мир, понять корни своих печалей и своё в них участие. Дуайт Эйзенхауэр напомнил нам об этой ответственности, когда заявил:

«Каждое сделанное орудие, каждое спущенное на воду военное судно, каждая запущенная ракета в конечном счёте означает кражу у тех, кто страдает от холода и не имеет одежды. Вооружённый мир тратит не только деньги. Он тратит пот своих тружеников, гений своих учёных, надежды своих детей. Это совсем не образ жизни в его истинном понимании... Это человечество, висящее на железном кресте».

Это – дело именно нашего общества. В современном обществе каждый из нас должен признать своё участие в мировой дилемме. Существует много важных уровней, с которых мы можем обратиться к глобальному страданию. На каждой арене нам надо делать то, что мы можем, внося сострадание и уменье в экономику, воспитание, в работу правительства, в обслуживание и в мировые конфликты. За всеми этими делами мы должны найти силу сердца, чтобы встречаться с несправедливостью на основе истины и сострадания.

В нашем мире существуют два источника энергии. Один – это сила ненависти, сила тех, кто не боятся убивать. Другая, более значительная сила приходит от тех, кто не боится умирать; такой была сила маршей Махатмы Ганди против всей Британской Империи, сила неустанной работы Дороти Дэй в пользу бедняков на улицах Нью-Йорка. Эта сила сердца и бытия и была тем фактором, который улучшал и исправлял жизнь при любых обстоятельствах.

Пробуждение сострадания и свободы на этой земле будет нелёгким. Нам нужно быть честными в бесчестные времена, когда легче бороться за свои принципы, чем жить в соответствии с ними. Нам необходимо пробудиться в такое время, когда дао, дхарма, универсальные законы часто оказываются забыты, когда материализм, стяжательство, излишества и безопасность на основе военной силы широко рекламируются в качестве правильной основы действий человека. Эти пути не являются дхармой; они не следуют вневременным законам человеческой гармонии и человеческого счастья. Это мы можем увидеть сами. Для руководства своими действиями нам необходимо найти или открыть в себе древний и вечный закон жизни, основанный на истине и сострадании.

Сознательное поведение: пять предписаний.

Чтобы расширить понимание и сострадание, наше действие должно находиться в гармонии с этими древними законами сознательного поведения. В лагерях камбоджийских беженцев я видел один из самых ярких примеров демонстрации этих законов; одни эти законы являют собой основу сознательной духовной жизни, и следование им и их утончение при любых обстоятельствах само является практикой, ведущей к освобождению всех живых существ. Я оказался в лагере вместе со своим другом и учителем Махагхошанандой, необыкновенным камбоджийским монахом, одним из немногих выживших, когда он открывал буддийский храм в бесплодном лагере беженцев-коммунистов «Красных кхмеров». Здесь было пятьдесят тысяч деревенских жителей, которые стали коммунистами под дулами ружей, а теперь бежали, спасаясь от гибели, и оказались в лагерях на границе Таиланда. В этом лагере подпольное руководство лагерной организации «Красных кхмеров» угрожало смертью каждому, кто пойдёт в храм. И все же в день открытия на пыльной площади во время церемонии столпилось двадцать тысяч человек. Это были жалкие остатки семей – дядя с двумя племянницами, мать с единственным из трёх детей. Школы были сожжены, деревни разрушены; почти в каждой семье были убитые и угнанные. И меня интересовало, что Махагхошананда скажет людям, столь жестоко пострадавшим от войны.

Он начал свою службу традиционными песнопеньями, которыми деревенская жизнь была насыщена тысячу лет. Хотя последние восемь лет эти слова не произносились, а храмы были разрушены, они всё ещё оставались в сердцах этих людей, в чьей жизни оказалось так много печали и несправедливости, как нигде на земле. Затем Махагхошананда начал петь один из центральных стихов Будды; он пел сначала на пали, а затем на камбоджийском языке, продолжая снова и снова повторять нараспев слова:

«Ненависть никогда не прекращается ненавистью,

Она исцеляется одной лишь любовью –

Таков древний и вечный закон».

Когда он продолжал распевать эти стихи, тысячи людей пели их вместе с ним. Они пели и плакали. Это был поразительный момент; стало ясно, что выраженная в распеве истина даже более велика, чем их горести.

Каждая великая духовная традиция признаёт основные законы разумного и сознательного поведения человека и учит этим законам. Как бы они ни назывались, – добродетелями, правилами этики, моральным поведением или предписаниями, – они представляют собой нормы поведения такой жизни, которая не приносит вреда другим существам; они вносят в мир здравый смысл и свет. Каждый человек обладает способностью находить радость в добродетели, целостности и прямоте сердца. Когда мы проявляем заботу друг о друге, когда мы живём, не причиняя вреда другим существам, мы создаём свободу и счастье.

Буддийская практика требует принятия пяти основных предписаний в качестве минимальной преданности принципу непричинения вреда другим посредством речи и действий. Эти предписания регулярно повторяются, чтобы напоминать изучающим о приверженности им. Предписания таковы:


Я беру на себя обет воздерживаться от убийства живых существ и от причинения им вреда;

Я беру на себя обет воздерживаться от воровства и присвоения того, что мне не принадлежит;

Я беру на себя обет воздерживаться от причинения вреда вследствие неправильного сексуального поведения;

Я беру на себя обет воздерживаться от лживой речи, от вредоносной речи, от сплетен и злословия;

Я беру на себя обет воздерживаться от злоупотребления опьяняющими веществами, такими как алкоголь или наркотики, которые бывают причиной беззаботности и утраты осознания.


Положительная сила добродетели огромна. Когда мы живём, не согласуя жизнь с этими предписаниями, говорят, что мы живём подобно диким зверям; без них вся прочая духовная практика оказывается подложной. Представьте себе, что вы пытаетесь сидеть и медитировать после дня лжи и воровства. Затем вообразите, насколько иным был бы этот мир, если бы каждый человек соблюдал хоть одно предписание – не убивать, не лгать или не воровать. Поистине мы создали бы новый мировой порядок.

Эти простые поучения являют собой совершенный способ воплотить в действие практику, расширить круг своего понимания и сострадания и распространить его на окружающий мир. Следовать этим предписаниям – значит воспитывать своё внимание и уважение. Чтобы избегать причинения вреда другим существам, требуются внимание и заботливость. Предписания явственно сигнализируют нам, когда мы оказываемся близки к тому, чтобы сбиться с пути, когда страхи и заблуждения опутывают нас до такой степени, что мы можем причинить вред кому-то другому. Буддийские монахи следуют не только пяти этим правилам, но также и нескольким сотням воспитательных предписаний; из этой практики возникают острая внимательность и уважение – в речи, во внешнем поведении, в действии.

Основные предписания не пассивны. Они могут активно выражаться сострадательным сердцем в нашей жизни. Отказ от убийства может перерасти в почитание жизни, в охранительную заботу обо всех живых существах, которые разделяют с нами жизнь. Отказ от воровства может стать разумной основой экологии, почтительного отношения к ограниченным ресурсам земли и активного поиска образа жизни и работы, дающего возможность поделиться своим благословением со всем миром. Из этого духа может прийти жизнь естественной и целительной простоты. Из отказа от лжи мы можем развить свой голос, выражающий сострадание, понимание и справедливость. Из невредящей сексуальности наши самые близкие отношения также могут выражать любовь, радость и нежность. Из отказа от злоупотребления опьяняющими веществами и отказа от невнимательности мы можем развить дух стремления жить самой пробуждённой и сознательной жизнью при всех обстоятельствах.

Сначала предписания – это практика. Потом они становятся необходимостью, а в конце – радостью. Когда наше сердце пробуждено, они самопроизвольно озаряют наш путь в этом мире. Это называется «сияющей добродетелью». Того, кто говорит правду, кто постоянно действует с состраданием ко всем существам, даже в великих затруднениях, – его окружает свет, который становится виден всем окружающим. Его аромат восходит к божествам, куда не доходят благовония. Известный психолог Виктор Фрэнкл так писал об этой силе:

«Те из нас, кто пережили концентрационные лагеря, могут весьма явственно припомнить мужчин и женщин, которые проходили через наши бараки, утешая нуждающихся в утешении и отдавая свой последний кусок хлеба. Их могло быть немного; но они являют собой свидетельство возможностей человеческого духа».

Внутри каждого из нас существует этот дух – иногда он скрыт, иногда более доступен. Этот свет, и это великодушие, и этот мир – наш величайший дар земле. Расширяя свою практику, мы становимся центром некоторого крута, подобно камню брошенному в пруд: он мягко опускается на дно, тогда как вызванная им рябь движется во все стороны и касается каждого берега. Как центр круга, мы становимся мирными внутри самих себя и приносим этот внутренний мир другим людям, какие бы жизненные перемены нас ни встречали. Судзуки-роси говорит: «Найти совершенное– спокойствие среди перемен – значит оказаться в нирване».

Уважение к жизни.

Расширяя круг своей практики, мы учимся искусству почитать жизнь в каждой встрече, в каждом мгновенье, в каждом человеке. Это – не идеалистическая практика, это практика непосредственного действия.

Уильям Блэйк так говорит об этом:

«Если кому-то нужно сделать добро, это добро должно быть сделано в мельчайших частностях. А добро вообще – это оправдание лицемера, негодяя и льстеца».

Чтобы жить духовной жизнью нет необходимости в высоких идеалах или в благородных мыслях. Духовная жизнь требует от нас заботливого и доброжелательного внимания к своему дыханию, к детям, к окружающим нас деревьям, к земле, с которой мы находимся во взаимной связи.

Монахам, последователям Будды, было запрещено рубить лес или срезать траву. Их отказ от причинения вреда и почтение к жизни распространялись настолько, что охватывали всю окружающую жизнь. В нынешние времена леса Азии уничтожаются с такой же быстротой, как и тропические леса Амазонки. И вот узнав, что для лесных монахов и лесных монастырей скоро не останется деревьев, некоторые мастера медитации привели в леса деревенских жителей, чтобы обвязать старейшие крупнейшие деревья монашескими одеяниями, взятыми из храмов. Затем была совершена церемония посвящения, как если бы сами эти деревья формально стали последователями Будды. Тайцы и бирманцы относятся с таким почтением к церемонии посвящения, что не трогают этих деревьев; и всё лесное пространство оказывается спасено.

Этот вид непрестанной заботы и внимания становится нашей духовной практикой. Когда мы вспоминаем, что каждое встреченное нами живое существо было нашим дядей и нашей тётей, нашим сыном и нашей дочерью, – тогда наше сердце становится чутким и гибким.

Более чем какое бы то ни было представление о том, какими должны, по нашему мнению, быть вещи, ключ к гибкости и уважению – это слушающее сердце. Как говорит Ганди, «мы должны заботиться о находящейся перед нами истине более, чем о последовательности». Современный мирный проект, который следует этому принципу, называется «Проектом сочувственного выслушивания». Эта группа американцев и европейцев обучилась слушать в трудных ситуациях каждую сторону с заботой, вниманием и глубоким сочувствием. Недавно они послали свои группы выслушать некоторых из самых далёких друг от друга людей в этом мире. Одна группа отправилась в Ливию, где во время сиденья сочувственно выслушала взгляды и версии офицеров ливийской армии и последователей Муамара Кадаффи. Такое слушанье было попыткой понять ситуацию, изложенную с точки зрения этих людей. Другая группа была отправлена в Никарагуа, чтобы выслушать и крестьян, и вооружённых коммандос «контрас», чтобы услышать от каждого из них его точку зрения, понять их страдания, их трудности и перспективы. Ещё одна группа была послана на Ближний Восток, чтобы выслушать соперничающие фракции в Ливане.

Когда мы слушаем, как бы находясь в храме, и проявляем друг к другу такое внимание, как если бы каждый человек был нашим учителем, проявляем уважение к его или её словам как к ценным и священным, пробуждаются огромные возможности. Могут даже произойти чудеса для того, чтобы нам действовать в этом мире наиболее эффективно, наши действия не должны исходить из нашего малого чувства «я», из нашей ограниченной личности, из её надежд и страхов. Скорее нам необходимо прислушаться к более значительной возможности и культивировать действия, связанные с нашими высочайшими намерениями, исходящими от терпимого и сострадательного будды, пребывающего внутри нас. Мы должны научиться соприкосновению с чем-то более великим, нежели мы сами, будем ли мы называть это дао, Богом, дхармой или законом природы. Существует глубинное течение истины, которое мы можем услышать. Когда мы слушаем эту истину и действуем в согласии с нею, что бы ни случилось, наши действия окажутся правильными.

Одним из лучших примеров такого слушающего сердца было одно событие после смерти Ганди, когда пришло в расстройство всё движение его последователей. Через год или два после установления независимости Индии многие из них решили устроить общенациональную встречу, чтобы увидеть как наилучшим образом продолжить его труд. Они надеялись уговорить одного старца, Винобу Бхаве, ближайшего ученика Ганди и видимого его наследника, провести эту конференцию; но тот отказался. «Мы не можем оживить прошлого», – заявил тот. Но после многих просьб Винобу в конце концов убедили провести собрание, – но, по его требованию, только при условии, чтобы встреча была отложена на шесть месяцев, а он получил бы достаточно времени, чтобы пройти пешком с того места, где он жил, к месту собрания; а это составляло половину Индии.

И вот он зашагал из одной деревни в другую. Останавливаясь в каждой из них, он созывал собрание, как это делал Ганди, выслушивал проблемы жителей деревни, а иногда давал им советы. Естественно, он проходил через множество весьма бедных деревень, поскольку в Индии их великое множество. В одной из них многие жители говорили о своих трудностях – они голодали, у них для еды было мало пищи. «Почему вы не выращиваете продукты для себя, для своего питания?» Но в большинстве своём его собеседниками были члены касты неприкасаемых; и они отвечали ему: «Господин, мы выращивали бы продукты для еды, но, у нас нет земли». После размышления Виноба пообещал им, что, вернувшись в Дели, он поговорит с премьер-министром Неру и посмотрит, нельзя ли издать закон о наделении землёй беднейших жителей деревень Индии.

Деревня отправилась спать, а Виноба, мучаясь над этой проблемой, не сомкнул глаз всю ночь. Утром он снова созвал жителей деревни и попросил у них прощенья: «Я слишком хорошо знаю правительство, – сказал он. – Если даже через несколько лет я сумею убедить их принять закон о даровании земли, вы, может быть, никогда его и не увидите. Он будет проходить через штаты и провинции, через районных старейшин и деревенских старост, и к тому времени, когда даровая земля дойдёт до вас, каждый член правительства получит свой кусок, а для вас, вероятно, ничего не останется». Это было честным, но печальным признанием трудности.

Тогда встал один богатый житель деревни и сказал: «У меня есть земля. Сколько нужно этим людям?» Бедных семей было шестнадцать; каждой требовалось по пять акров; поэтому Виноба сказал: «Восемьдесят акров». Богач, глубоко вдохновлённый духом Ганди и Винобы, предложил в дар восемьдесят акров. Но Виноба возразил: «Нет, мы не можем принять этого. Вы должны сперва пойти домой, поговорить с женой и детьми, которые будут наследниками вашей земли». Богач ушёл домой, получил разрешение, вернулся и сказал: «Да, мы отдадим восемьдесят акров нашей земли». В то же утро эти восемьдесят акров были отданы бедным семьям.

На следующий день Виноба пошёл в другую деревню и услышал от членов низшей касты о тяжёлой жизни, о голоде и безземелье. На встрече он рассказал историю о предыдущей деревне, и этот рассказ вдохновил другого богатого землевладельца, и он предложил в дар находящимся в отчаянном положении двадцати двум беднейшим семьям сто десять акров; его опять отправили за получением разрешения от семьи. В течение дня бедные получили в дар землю.

Переходя из одной деревни в другую, Виноба собирал сходы; он продолжал этот процесс, пока не пришёл через несколько месяцев на совет. За время своего путешествия пешком он по пути собрал для беднейших семей более двух тысяч двухсот акров. Он рассказал эту историю совету; тогда услышав его рассказ, многие присоединились к нему, чтобы начать великое движение индийской земельной реформы. В течение последующих четырнадцати лет Виноба Бхаве и тысячи вдохновлённых им последователей прошли через каждый штат Индии, через каждую её провинцию и каждый округ – и без всяких осложнений со стороны правительства и без канцелярской волокиты собрали более десяти миллионов акров земли для самых голодных и обнищавших жителей деревень.

Всё это дело началось с духа слушанья, с заботы об истине, с сострадательного ума начинающего, внесённого в старую и сложную ситуацию. Для подобной жизни требуются смелость и простота – смелость, чтобы честно слушать и прямо встречать мир, каким он представляется нам, и простота, чтобы видеть незамутнёнными глазами и сердцем то, чего требует от нас жизнь.

Такая смелость признаёт тот факт, что никто никогда раньше не жил нашей жизнью; нет никакого точного плана или модели, которой мы можем следовать даже при наивысшем вдохновении. Все мы идём по неизведанному пути, плывём по течению, не указанному на карте; и для того, чтобы двигаться вперёд с открытыми глазами и открытым сердцем, требуется великое мужество. Когда мы глядим с глубоким состраданием, мы можем найти необходимым снова и снова изменять свою жизнь, освобождаться от неразумных частей самих себя или по-новому распространять своё сострадание на окружающий, мир.

Жить таким образом на пути с сердцем – это называется жизнью бодхисаттвы. Санскритское слово «бодхисаттва» состоит из двух частей: «бодхи» означает «пробуждённый», а «саттва» – «существо». Вместе эти слова означают, что перед нами человек, посвятивший себя пробуждению, посвятивший себя свободе и, благополучию любого живого существа; подобно будде, он пользуется каждым обстоятельством, чтобы выразить человеческую способность понимания и сострадания. Сказано, что если бы даже солнце взошло на западе, а мир повернулся вверх ногами, у бодхисаттвы есть только один путь. Даже перед лицом величайших опасностей путь бодхисаттвы состоит в том, чтобы внести также и в них живой дух понимания и сострадания.

Расширяя круг своей практики, мы обнаруживаем способность нашего сердца быть свидетелем страданий этого мира – и переживаем расширение сердца, связанное с состраданием ко всей жизни.

Пребывающий внутри нас бодхисаттва знает, что истинная любовь неотразима и непобедима, что она преображает всё, к чему прикасается. Изумительный факт: жить жизнью бодхисаттвы не означает чего-то грандиозного или идеального! Это значит – просто вносить в любое обстоятельство дух любви, открытость и свободу. Тогда самое наше существо преображает окружающий нас мир.

Как-то один репортёр попросил у Махатмы Ганди послание для индийского народа. Поезд как раз трогался, и Ганди нацарапал на клочке бумаги: «Моя жизнь – вот моё послание».

Расширять круг своей практики – это и значит дать возможность нашей жизни быть нашим посланием.

Медитация: о служении.

Найдите спокойное время; позвольте себе сесть удобно; оставайтесь спокойными, но всё же пробуждёнными. Почувствуйте своё сидящее тело, почувствуйте мягкое движение своего дыхания. Пусть ум будет ясным, а сердце мягким. Размышляйте о щедрых дарах и благословениях, которые служат опорой всей человеческой жизни: это дожди, растения земли, тёплое солнечное сиянье... Припомните многих благодетелей человечества: земледельцев, родителей, рабочих, целителей, почтовых работников, учителей – всё окружающее вас общество. Когда вы почувствуете окружающий вас мир, осознайте также и его проблемы: нужды людей, животных, окружающей среды. Почувствуйте в своём сердце движение, которое желает оказывать содействие, почувствуйте радость, которая может прийти с пожертвованием вашего собственного неповторимого дара этому миру.

Затем, когда вы подготовитесь, задайте самому себе следующие вопросы. После каждого из них сделайте паузу, дайте сердцу время для ответа, позвольте ответу появиться с глубочайшего уровня вашего сострадания и мудрости.

Вообразите себя через пять лет после нынешнего времени, каким вам больше всего хотелось бы быть, когда вы сделаете всё, что хотели сделать, окажете содействие всему, чему хотели оказать содействие самым искренним образом. Что является вашим величайшим источником счастья? Что такое вы сделали, благодаря чему, как вы это чувствуете, миру оказано наибольшее благодеяние? Какое содействие вы могли бы оказать миру, чтобы это дало вам наибольшее удовлетворение? И от чего нестоящего вам хотелось бы отказаться, чтобы оказать это содействие? Какие силы и способности вам нужно было бы признать в себе и в других, чтобы оказать это содействие? Что вам следовало бы сделать в своей жизни сегодня, чтобы начать это служение, оказать это содействие? Почему бы не начать сейчас же?

Принятие пяти предписаний: непричинение зла как дар этому миру.

Каждая великая духовная система предлагает руководящие принципы этического поведения как подтверждение того факта, что духовную жизнь нельзя отделять от наших слов и действий. Сознательная приверженность добродетели и непричинению зла является основанием для того, чтобы жить гармоничной и сострадательной жизнью. Сперва в следовании моральному кодексу можно видеть средство предохранить себя и других. А после дальнейшей практики и некоторого размышления вы сможете увидеть, как каждую основную сферу правдивости и целостности можно будет развить в самую медитацию; и это принесёт вам пробуждение, посеет семена внутренней свободы. По мере того, как вы развиваете каждую область своей добродетели, она может стать спонтанным даром, предложением заботы вашего сердца всем другим существам.

В буддийской практике существует один способ утверждения добродетели и целостности, и этот способ – формальное повторение и принятие на себя Пяти Предписаний. Это повторение можно производить регулярно как напоминание и подтверждение верности своим намерениям.

Чтобы принять на себя пять предписаний, сядьте на месте своей регулярной медитации в состоянии спокойствия и бдительности. Если у вас есть алтарь, вы, возможно, пожелаете зажечь свечу, предложить благовония или цветы. Затем отдохните со спокойным телом и открытым сердцем. Когда будете готовы, повторите следующие предписания:


«Я принимаю на себя выполнение воспитывающего предписания воздерживаться от убийства живых существ и причинения им вреда;

Я принимаю на себя выполнение воспитывающего предписания воздерживаться от воровства и присвоения чужого;

Я принимаю на себя выполнение воспитывающего предписания воздерживаться от причинения зла вследствие неправильного сексуального поведения;

Я принимаю на себя выполнение воспитывающего предписания воздерживаться от лживой речи, от вредоносной речи, от сплетен и злословия;

Я принимаю на себя выполнение воспитывающего предписания воздерживаться от злоупотребления опьяняющими веществами, такими как алкоголь или наркотики, которые оказываются причиной беззаботности или утраты осознания».


Повторяя каждое предписание, почувствуйте намерение в своём сердце. Ощутите силу и благополучие, которые оно может предложить вам, ощутите содержащееся в нём сострадание ко всем живым существам, населяющим этот мир.

Затем спустя некоторое время после начала этой практики, если вы пожелаете исследовать и дальше возможности работы с предписаниями, можете выполнять следующее упражнение:

Выберите одно из пяти предписаний, усовершенствуйте его в качестве способа культивировать и укреплять добродетель и внимательность. Тщательно работайте с этим предписанием в течение последующей недели. Вот некоторые возможные способы работы с каждым из предписаний:

1. Воздержание от убийства, уважение к жизни.

Примите решение в течение одной недели не причинять никакого намеренного вреда в мысли, слове или в действии ни одному живому существу. Будьте особенно осторожны с любыми живыми существами в своём мире, на которых вы не обращали внимания (это люди, животные, даже растения), культивируйте чувство заботы и уважения также и по отношению к ним.

2. Воздержание от воровства, забота о материальных предметах.

Примите решение в течение одной недели свести до минимума потребление – меньше ездить на автомобиле, уменьшить траты, сделать каждое физическое действие действием заботливого служения и уважения. Затем решите в течение одной недели действовать в согласии с каждой отдельной великодушной мыслью, которая спонтанно возникнет в вашем сердце.

3. Воздержание от лживой речи, сердечная речь.

Примите решение в течение недели не сплетничать (в положительном или отрицательном смысле), не говорить о ком-нибудь, кого вы знаете, но кто не присутствует при вашем разговоре (о любом третьем лице).

4. Воздержание от неправильного сексуального поведения: сознательная сексуальность.

Примите решение в течение одной недели тщательно наблюдать за тем, как часто в вашем сознании возникают сексуальные мысли и чувства; каждый раз отмечайте, какие особые состояния ума вы обнаруживаете в связи с ними: такие как любовь, напряжение, принуждение, заботу, одиночество, желание общения, алчность, удовольствие, агрессивность и тому подобное.

5. Воздержание от опьяняющих веществ.

Примите решение на неделю или на месяц воздерживаться от всех опьяняющих и привычных веществ, таких как вино, крепкие напитки, марихуана, сигареты и кофеин. Наблюдайте за импульсами воспользоваться ими, осознайте то, что делается в сердце и в уме во время этих импульсов.

Загрузка...