Подперев голову руками, Эрих Бергман прогонял в уме сценарии развития событий и альтернативные варианты прошлого. Он засиделся допоздна и понимал, что пора отдыхать, но не находил в душе покоя. Чувство вины за тысячи потерянных жизней и упущенные возможности терзало его без остановки. Он подозревал об угрозе остеррианской засады и вероятной связи Коллиониса с врагом, но все же не смог предотвратить катастрофу, а лишь смягчил ее. Следовало ли ему пойти против командира, не имея объективных доказательств его сговора с противником и мятежниками? Если бы он рискнул и ошибся, то стал бы изменником и в один миг лишился всего, ради чего он и его предки десятилетиями проливали пот и кровь. И, что хуже, бремя позора пало бы и на его семью. Ставки были слишком высоки, обстоятельства туманны, а провал недопустим, поэтому Бергман не решился поступить иначе. Однако когда наступит час расплаты, он будет готов ответить за собственные ошибки.
На рабочем экране отображалось время: 22:30. Вся экспедиция должна была погрузиться в сон полчаса назад. Центр управления главного штаба пустовал, пока из жилого отсека не вынырнул полковник Артур Годвин, которого он отправил отдыхать вместе с остальными, и подошел к командирскому столу. Впервые судьба свела их в начале войны с Остеррианским Союзом. Именно трехлетний кровопролитный конфликт выковал из них эффективную и сплоченную команду, в которой Бергман был мечом и щитом, а его заместитель — доспехом, что объединял каждый элемент в единую боеспособную единицу. Полковник Годвин демонстрировал выдающиеся как административные, так и тактические умения. Он был одинаково ловок и в работе с документами, и в общении с подчиненными, что как нельзя лучше пригождалось суровому и прямолинейному Бергману. Годвин, чью голову венчала светлая шевелюра с медным оттенком, обратил на него голубые глаза, что, казалось, видели его насквозь.
— Ваше Превосходительство, вам стоит отдохнуть. Чем крепче сон, тем яснее рассудок и разумнее приказы.
— Ты прав, Артур, но я еще не все обдумал. Через пятнадцать минут последую твоему совету.
— Что у вас на уме?
Бергман отклонился на спинку кресла:
— Все пособники Коллиониса бежали вместе с ним или среди нас еще остались его люди?
Годвин нахмурил брови:
— Коллионис, его правая рука Стролл, Сарек, командир его личной гвардии… Сомневаюсь, что кто-то другой был в курсе. Рискованно посвящать в заговор много людей. Если только подполковник Тернаев из авиационного крыла? Перед засадой он не стал проводить воздушную разведку местности, — полковник загибал пальцы на руке. — Нет, вряд ли, иначе он бы не погиб вместе с большей частью своих людей. Он явно лишь следовал приказам.
— Согласен, Тернаев был честным человеком, всегда верным уставу и долгу. Он не стал бы предателем и не пошел бы против Эллиада. Тем более, дома его тоже ждет семья.
Произнесенные им же слова прорезались через сердце острой нитью. Годвин, у которого в Александрии живут жена и дочь, поднял глаза:
— Раз остеррианцы у границы, значит, война либо уже идет, либо начнется в ближайшее время. Но даже если так, Александрия находится вдали от фронта и окружена защитной линией Цербер.
— Верно. Единственное — мы не знаем точной дальности стрельбы вражеского электромагнитного орудия, которое моментально испепелило пять тысяч человек… Из той скудной информации, что у нас есть, понятно, что оно представляет серьезную угрозу в радиусе, как минимум, сотни километров, или даже больше...
Годвин стал мерить помещение шагами. Его лицо приобрело выражение глубокой задумчивости.
— Так много вопросов и так мало ответов. Куда все это время смотрело центральное командование? Почему Коллионис предал страну, которой посвятил всю жизнь? Здесь он герой, легенда, а там перебежчик. Какая же нужна причина, чтобы решиться на такое… — полковник остановился. — Когда вы встречали Коллиониса до экспедиции, он не вел себя странно? Не говорил ничего необычного?
Бергман запрокинул голову и шумно вздохнул:
— Знать бы, что для него странно и необычно. С нашей последней встречи прошло... четыре года. Мы пересеклись на балу, в загородном имении Адриатисов. Тогда он произвел на меня впечатление уставшего от всего и грустного старика. Он был совершенно другим.
— Вспомните, о чем вы говорили. Важно каждое слово, — настаивал Годвин.
Эрих Бергман закрыл глаза, уносимый потоком памяти в прошлое. Четыре года назад Эрих Бергман, его жена Анна, сын Эрвин и дочь Луиза заселились в Центральный район Александрии. Это важное для их семьи событие произошло сразу после того, как он почти с двухлетней задержкой получил повышение до бригадного генерала и наследственный титул Почетного гражданина, заработанный им во время войны с Остеррианским Союзом, завершившейся шесть лет тому назад. Едва их семья успела освоиться в новых владениях — просторном двухэтажном особняке с уютным вишневым садом, — к ним в дверь постучал напомаженный мужчина в модном белом фраке. Он представился младшим церемонейместером рода Адриатис и вручил приглашение на июльский бал, где помимо прочей культурной программы пройдет празднование новоселья семьи Бергман.
Согласно традиции, более полувека практиковавшейся в высших эллиадских кругах, каждое новое семейство Почетных граждан чествовали на регулярных балах. Эрих Бергман терпеть не мог пышных празднеств задолго до перехода в первое сословие. В его роду, который произошел из Жителей Республики и поколениями добивался статуса граждан, ценились трудолюбие, скромность и бережливость. Однако жена вразумила его принять приглашение на бал. Отказ расценили бы как прямое оскорбление чести и достоинства самого влиятельного эллиадского дома и всего высшего света. В последние годы балы все чаще проводились в загородном родовом поместье Адриатисов, в живописном горном поселении Мидея. Располагаясь в пятидесяти километрах к северу от Александрии, «Жемчужина Республики», как ее называли в узких кругах, давно стала излюбленным местом для отдыха и проживания Почетных граждан.
Эрих Бергман не считал себя впечатлительным человеком, но когда вместе с семьей по сети подземных туннелей добрался до Мидеи и впервые узрел этот рукотворный рай, то долгое время не мог оторвать от его красот глаз. Жена и семилетняя дочь ахнули от восхищения, а пятнадцатилетний сын вскочил на ноги и прильнул к стеклу транспортной капсулы. Перед ними предстала идиллическая картина: алмазное сияние горных пиков сочеталось с захватывающими дух видами девственных лугов и кристально чистых озер, посреди которых изысканные виллы и сказочные дворцы соревновались между собой в роскоши и оригинальности. Ярче всех драгоценных камней Мидеи блистало поместье Адриатисов. Своей формой оно напоминало богато украшенную царскую корону, по периметру которой устремлялись к небесам острые шпили, переходами соединенные в кольцевую конструкцию. К дворцу примыкал прозрачный купол высотой 80 метров и диаметром 2 километра. Он представлял собой колоссальную остекленную веранду, где проводились балы.
На перроне семью Бергманов встретила целая толпа нарядных швейцаров. Затем их проводили в один из гостевых залов, где у них было время, чтобы завершить финальные приготовления, прежде чем показаться на глаза высшему обществу. Вскоре настал момент истины, и через распахнутые двери они попали в огромный холл с расписными спиралевидными колоннами. Бергман вместе с семьей шел по лазурной дорожке, вдоль которой неподвижно, словно мраморные статуи, стояли личные гвардейцы рода Адритис, одетые в церемониальную белоснежную форму. Когда гости минули распахнутые ворота и ступили на веранду под праздничную музыку оркестра, пестрая знать Эллиада приветствовала новоиспеченных Почетных граждан овациями. Затем шумная толпа расступилась, и на выложенной каменными плитами площадке показались и сами хозяева торжества. Эрих Бергман уже сталкивался лицом к лицу с Михаэлем Адриатисом, три месяца назад заступившим на пост Верховного председателя, когда тот награждал его титулом Почетного гражданина, но его домочадцы смотрели на самого влиятельного человека Республики и его блистательных родственников так, будто впервые наблюдали одно из Великих чудес света.
Михаэль Адриатис поздравил их с новосельем, разбавив речь шутками и отсыпав обильную порцию комплиментов в адрес жены и детей. Глава государства, одетый в модный фрак цвета белых облаков и небесной лазури, выразил пожелание, что отныне семья Бергманов будет нести знамя Почетных граждан Республики с честью и достоинством. После чего представил членов своего благородного семейства. По правую руку стояла его жена, Тереза, одетая в элегантное пурпурное платье, инкрустированное россыпью драгоценных камней. Будучи старшей дочерью главы дома Эстас, она была единственной, кто выделялся на фоне остальных Адриатисов. Ее статная утонченная фигура наряду с парой сиреневых глаз и медовой вьющейся шевелюрой придавала ей царственный вид, преисполненный уверенности и самообладания. Красивое лицо, как и у ее мужа, напоминало маску и мало что говорило о ее возрасте и реальном отношении к окружающим.
Из-за спин первой леди и Верховного председателя вышли их дети, близнецы Тристан и София. На одинаковых безупречно-миловидных лицах, точно два солнечных колодца, на полотне белой кожи сияли выразительные глаза, а шелковистые волосы выглядели так, словно были сплетены из нитей чистого серебра. Несмотря на умение уверенно держаться, в поведении юной леди проскальзывали нотки застенчивости. В противоположность сестре Тристан Адриатис создавал впечатление надменного молодого человека, смотревшего на посторонних свысока. Близнецы, одетые в роскошные золотисто-белые платье и смокинг, отступили назад. Их место заняли Константин Адриатис, министр вооруженных сил и младший брат Верховного председателя, и его дочь Корнелия. Отец и дочь отличались от родни крупным телосложением и резкими чертами лица. Азуритовый мундир, украшенный аксельбантами и эполетами, добавлял мускулистому телу Константина Адриатиса еще больше внушительности и воинственности. Корнелия на голову возвышалась над двоюродной сестрой. Пышные формы ее женственной фигуры в полной мере подчеркивались облегающим платьем из красного бархата, которое приковывало к себе взгляды мужской половины бала. Хозяева поместья отступили, но поток поздравляющих на этом не иссяк. Среди них оказался и генерал Коллионис с женой, правда, их общение с четой Бергманов ограничилось лишь формальным приветствием и кратким обменом любезностями.
Наконец, утомительное испытание подошло к завершению, все гости разбрелись по накрытой куполом веранде, и Эрих Бергман выдохнул с облегчением. Почетные граждане наслаждались горячительными напитками и деликатесами, приготовленными из генномодифицированных свинины, говядины, индейки и лососины специально, чтобы баловать искушенный вкусовой аппарат представителей высшего света. Незаметные, но вездесущие официанты в голубых фартуках поведением напоминали пчел в сезон опыления, перелетавших между ароматными гостями в такт веселой музыке. На торжественной площадке разыгрывались представления акробатов и жонглеров, завлекавшие привередливую публику новизной и опасностью. Вглубь веранды вели каменистые тропы, проходившие меж сочных лужаек, где на фоне цветного освещения переливались пульсирующие воды фонтанов.
Царство чудес населяли деревья и кусты в форме мифических созданий и статуи в виде древних божеств: Пегас гарцевал с Беллерофонтом на спине по соседству с Аполлоном и музами, купавшимися в ярком сиянии перекрестных огней, пока Артемида целилась из лука бок о бок с Хироном. Но ни что так не завораживало взгляд, как свет звездного неба, которое проецировалось на грандиозном куполе, демонстрировавшем гостям чарующее великолепие внеземных видов.
Вскоре музыка заиграла громче, и родовитые эллиадские пары переплелись в танце. Эрих Бергман поддался воле жены, и они влились в гармонию всеобщего веселья. По сравнению с остальными его наряд был образцом простоты и консервативности, представляя собой классическое сочетание черных брюк и пиджака, под которым скрывалась белая рубашка. Хотя жена и дети не уступали в красоте и утонченности представителям самых знатных домов Эллиада. Как только размеренный вальс сменился энергичной кадрилью, Эрих Бергман удалился от шума массовых развлечений, оставив себе на замену сына. Он неторопливо гулял по хитрому лабиринту дорожек, уходивших в даль парка, любовался искусственным звездным небом и в итоге добрался до спуска в нижнюю часть веранды Адриатисов.
Бергман оказался на обзорной площадке, возвышавшейся над изумрудными лугами, по которым, образуя замысловатый узор, струились мелководные речки и змеевидные ручейки, переходившие в водопады и озерца. Сквозь приглушенный плеск воды до него донесся звук шаркающих подошв. Бергман обернулся и увидел седовласого старца в мундире цвета берлинской лазури. Несмотря на преклонный возраст, генерал Коллионис по-прежнему отличался образцовой осанкой, однако плелся к уступу с низко опущенной головой, едва отрывая ноги от земли, будто над ним тяготела двойная сила гравитации. Через пару секунд он все же заметил массивную фигуру Бергмана и повернулся к нему. Желтый свет фонаря отразился в неестественно-синих глазах Коллиониса, на лице генерала взыграла почти отцовская улыбка.
Эрих Бергман не ожидал столкнуться с одним из пяти великих генералов Республики в этом уединенном уголке. Впрочем, оба военных обменялись лишь парой слов, а затем несколько минут простояли в полном молчании, проникаясь прелестью местных видов и прислушиваясь к отдаленному журчанию ручьев.
Но когда Бергман собирался откланяться, генерал Коллионис, словно больше не в силах сдерживаться, разразился пространной речью:
— Бригадный генерал Бергман, позвольте старику кое-что сказать, прежде чем вы оставите его в гордом одиночестве. Вы талантливы, слава о вас уже разнеслась по всему Эллиаду, а следующее повышение не за горами. Но ответьте, что вы цените в жизни большего всего: долг, справедливость, честь, славу, власть, гордость или, может быть, семью?
Бергман, по долгу службы привычный к любым неожиданностям, произнес без колебаний:
— Семью. Не буду лукавить, все, что вы назвали, тоже имеет для меня значение, но на первом месте для меня всегда мои близкие.
Седовласый генерал тепло улыбнулся.
— Хорошо. Никогда не забывайте этого. Когда стоишь на вершине Олимпа, кажется, что мир состоит лишь из высших материй. Вроде власти, что находится у тебя в руках, кружит голову и внушает, что ты способен повелевать небесами, разгонять тучи и разить молниями врагов твоей справедливости, но в итоге… — Коллионис выдохнул, посмотрев вниз с края обзорной площадки. — Все это одна грандиозная иллюзия, которая существует в одних только людских умах, затуманивает взор и не оставляет места тому, что существует в действительности, — людям, что ценят, любят и поддерживают друг друга в час крайней нужды. Семье, — старый генерал посмотрел ему в глаза. — О самом важном очень легко забыть, и, к сожалению, некоторые вспоминают об этом, когда уже слишком поздно. Доброго вечера, Эрих Бергман, думаю, вас уже заждались.
Бергман откланялся, оставив Коллиониса в одиночестве. Шагая по вымощенным тропам, он не мог избавиться от зудящего ощущения загадочности.
Артур Годвин дослушал историю, сидя в кресле по правую руку от Бергмана, и наконец вымолвил:
— Это именно то, что я называю странным поведением. Очевидно, Коллионис говорил так, словно имел сожаления касательно своей семьи, — полковник постучал пальцами по столу. — Ваш разговор состоялся четыре года назад… меньше, чем за два года до этого завершилась война с Остеррианским Союзом, на которой многие потеряли близких.
— Понятно. Нужно проверить, кто из родственников Коллиониса есть в армейской базе данных и участвовал ли кто-то из них в Остеррианской войне.
— Одну секунду, — Годвин включил дисплей, установленный за его рабочим местом, и через несколько секунд развернул его в сторону Бергмана. — Генерал-лейтенант Леонид Коллионис, родился 56 лет назад, генерал-майор Одиссей Коллионис, родился 52 года назад. Оба его сына погибли при исполнении обязанностей шесть лет назад, в последний месяц Остеррианской войны. Как странно… дата их смерти совпадает, хотя в это время они находились на совершенно разных участках фронта.
Бергман отпрянул от экрана:
— Как мы это упустили?
— Вполне вероятно, что их имена затерялись в шквале информации, который бушевал во время и после войны, либо их гибель старались не предавать огласке. Насколько это вообще возможно… Конечно, будь мы светскими персонами, такие известия явно не ускользнули бы от нашего внимания, — Годвин взглянул Бергману в глаза. — Однако существует вероятность еще одного развития событий, способного объяснить и поведение Коллиониса, и одинаковую дату смерти обоих сыновей...
— Они не были убиты, а попали в плен, — Бергман хлопнул ладонью по столу.
Годвин подался вперед, его глаза вспыхнули:
— В таком случае остеррианцы имели бы рычаг давления на Коллиониса старшего. Похоже на тщательно спланированный план — захватить обоих в плен в один день… Судя по всему, остеррианцы принудили его к сотрудничеству шантажом.
Бергман облек сомнение в слова:
— Даже будь все так, как мы предполагаем, должно быть что-то еще... Коллионис покрывал действия остеррианцев, которые изначально снабжали мятежников, а потом убрали тех нашими руками за ненадобностью или по другим неизвестным нам причинам. Но теперь, когда враг стоит у границы Республики, все гораздо серьезней. Если начнется новая война, остальным членам его семьи тоже будет грозить опасность.
— Коллионис мог вывезти семью в безопасное место заблаговременно, но согласились бы они? У его внуков наверняка уже свои семьи, и в базе данных указано, что двое из них — действующие офицеры. К тому же, пойти на такое грандиозное предательство, загубить столько жизней своих же людей — это… чистое безумие.
— Мы все выясним, но первым делом мы должны вернуть четырнадцать тысяч человек домой. На сегодня хватит, — Бергман встал и кивнул в сторону жилого отсека.