Пятеро против всех

Глава девятая. НУРС[2]

Несмотря на то что у Дока и Адриано ди Бернарди был один автомат на двоих, они сумели продержаться почти час, не давая чеченцам подойти ближе или окружить их. Адриано очень боялся, что Перегудов потеряет сознание от боли, но тот держался молодцом: стрелял хоть и редко, одиночными, но не давал противнику сдвинуться с занятых позиций.

— Уходим! — шепнул он Адриано, когда в магазине по его прикидкам осталось не больше пяти патронов. — Только ползком, понял?

— Си, серпента.

— Да, как змея, — кивнул Док.

Они поползли в сторону зарослей. Док думал больше всего о том, чтобы не задеть рану. Выстрелов не было — судя по всему, «чехи» их отход не заметили. То ли из-за того, что смеркалось, то ли потому, что у них уже, как говорится, глаз замылился от непрерывно трепещущей на ветру листвы.

Оказавшись вне зоны видимости противника, они поднялись. Док одной рукой оперся на палку другой — на плечо Адриано, и оба заковыляли вперед. Сейчас они должны были двигаться на север, для того чтобы выйти к железной дороге. Железная дорога — это свои.

— Есть! — радостно прошептал Муха из-под железобетонной плиты. Мне в глаза сверкнул луч фонаря.

— Поаккуратней там!

На окраине Горагорского мы нашли полуразрушенный дом с обвалившимися плитами перекрытий. Дом как дом, ничего особенного, таких сейчас сотни по всей Чечне, однако, обследовав его повнимательней, мы обнаружили, что большой обломок плиты, которым был закрыт вход в подвал, кто-то недавно поднимал домкратами — на стене осталась свежая царапина. Зачем, спрашивается, людям понадобилось залезать в подвал, в котором наверняка ничего ценного давным-давно не осталось? Для того, чтобы спрятаться или что-нибудь спрятать. Кроме того, рядом с плитой мы обнаружили пару придавленных камнями лимонок, чья убойная сила согласно учебнику по огневой распространяется на двести метров. Именно такого типа «подарочки» для неверных чаще всего и оставляют «чехи» в схронах. Наступишь на камешек, граната из-под него и выскочит!

Невдалеке от дома мы нашли куски арматуры, которыми пользовались как ломиками, чтобы сдвинуть плиту с места. Даже вчетвером удалось нам это не сразу. С домкратами «чехам», конечно, легче. Ну что ж, они здесь хозяева, мы — гости!

Через полчаса образовалась щель, достаточная для того, чтобы самому маленькому из нас — Олегу Мухину — проскользнуть вниз. Он взял фонарь и нырнул в темноту…

— Что есть-то? — поинтересовался я.

— Все есть. Видать, недавно заложили, — отозвался из-под плиты Олег. — Принимай!

Схрон действительно оказался довольно богатый. Мы достали из подвала пятьдесят шесть пачек патронов, пулемет, два автомата с подствольными гранатометами, РПГ с комплектом гранат, ночной бинокль, ящик лимонок, а кроме того — полтора десятка десантных сухпаев и три индивидуальных аптечки. С таким запасом можно неделю в глухой осаде продержаться, особенно если ты не чижик зеленый, а офицер спецназа с большим стажем ведения боевых действий!

— Вернемся к нашим баранам, — шепотом сказал я, когда оружие, боеприпасы и еда были распределены. — Наша задача — найти базу боевиков. В селение заходить нельзя — засветимся. Поэтому предлагаю следующий вариант проведения операции: находим кого-нибудь из «чехов» и отслеживаем его путь. Враг сам должен привести нас на базу.

— В горах она замаскирована, — предположил Артист. — Трудно нам будет не засветиться. Селение-то маленькое.

— Надо постараться. Сделаем засаду возле схрона. Будем сидеть как мыши. Не разучились еще?

— С такой работой разучишься, как же! — усмехнулся Боцман.

Мы выбрали себе такую позицию в кустарнике, чтобы были одновременно видны и полуразрушенный дом, и дорога, ведущая в Горагорский. Мухин с биноклем расположился в густой кроне шелковицы, а мы — внизу, в небольшом овражке, усыпанном засохшей листвой.

В засаде мы просидели целый день, но около схрона так никто и не появился. Только в кино злодеи не заставляют себя долго ждать.

Док ощупывал распухшую ногу. Адриано сидел на корточках рядом:

— Больно?

— Не в этом дело. Видишь, как разбарабанило. Грязь попала, и никакой антибиотик не помог. Нельзя раны водой промывать.

— Что делать?

— Идти надо, идти. Будем на месте сидеть, они нас найдут и прикончат. Еще денька два у меня в запасе есть. Потом… — Перегудов недоговорил, что будет потом, но Адриано и так понял — идти с такой ногой он уже больше не сможет, а то и того хуже!..

Бернарди вздохнул. В бегах они были уже третий день. За все это время несколько раз пожевали какой-то кисло-сладкой травы да крохотных яблочек с дикой лесной яблони. Его силы были на исходе.

— Ладно, ты поспи часок, а я покараулю, — неожиданно предложил Перегудов. — Потом двинем.

— Нет-нет, тебе спать, тебе — силы. Я не устать.

— Силы и тебе тоже нужны. Ты какой-то там следователь, а я капитан медицинской службы. Понял, да? Ну вот, как старший по званию, я тебе приказываю: спать!

Адриано послушно лег на траву, свернулся калачиком и мгновенно уснул.

— В благородство он, видите ли, играет! — ворчливо сказал Док. Он прислонился спиной к стволу дерева и задумался.

Шли они на север, к железной дороге. По его подсчетам, до Терека осталось километров двадцать, не больше. Надо переправиться на другую сторону реки, а там Наурская — автомобильная и железная дорога. Власть, войска, люди. Двадцать километров — это для офицера медслужбы, конечно, ерунда! За день запросто пройти было бы можно, если б не нога и если не приходилось бы днем таиться от «чехов», которые знают здесь все тропы. Ну хорошо, пускай не день, пускай — два. Только бы ногу еще больше не разбарабанило! Ему бы сейчас скальпель или хотя бы нож — разрезать рану, выдавить гной, сделать дренаж. Сразу стало бы легче. Так ведь нет у него ничего! Док потрогал тыльной стороной ладони лоб. Ну вот, кажется, температура поднялась. Все правильно — воспалительный процесс. Не выдержать ему еще два дня! У итальянца тоже силы на исходе. Не будить его сейчас, так и проспит, наверное, целые сутки. Но нет, надо идти. Весть о двух бежавших уже разнеслась по всем аулам. Родственники пацана, которого он огрел по голове, рыщут по лесам, чтобы убить их, другие «чехи» — чтобы взять в плен и подороже продать родственникам пацана. У каждого своя выгода. Да только он им живым не дастся!

Док отстегнул рожок, выщелкнул из него один патрон, положил его в карман, опять присоединил рожок к автомату. Ладно, еще пять минут отдохнет, потом разбудит итальянца.

Док закрыл глаза. Тут же перед внутренним взором возникло лицо матери. Она сказала тихо:

— Ванечка, Ванечка, куда же ты пропал? Я уже малину в саду собрала. Обещал папе крышу помочь перекрыть, а сам!.. Разве можно быть таким необязательным?

— Нельзя, — про себя согласился Перегудов. — Мне бы только до Наурской дойти, а там я и крышу, и малину…

И тут Док услышал, как где-то вдали треснула ветка, и открыл глаза. Неужели он все-таки заснул? Ну конечно, заснул! Солнце уже давно село за горами, и лес погрузился в сумрак.

Теперь Док совершенно ясно различил чьи-то шаги, будто кто-то бежал, громко топая. «Чехи» так не ходят. Они передвигаются неслышно, как коты.

Перегудов вгляделся и вдруг заметил внизу среди деревьев двух вооруженных людей. Они ехали на лошади. Так вот откуда этот топот! Не дожидаясь, когда его заметят, Док приник к земле. На крупе лошади он различил также какую-то поклажу: не то мешок, не то рюкзак. Лошадь — это хорошо.

Раздумывал он недолго — осторожно поднял автомат, прицелился. До всадников было всего сто пятьдесят метров. Но от усталости и слабости руки у него тряслись, прицел прыгал перед глазами. Но он не имеет права промахнуться. Второго выстрела они ему сделать не дадут. Док перевел металлическую скобу на стрельбу очередями.

Еще несколько мгновений, и «чехи» скроются за деревьями. Первый — второй. Первый — второй. Док затаил дыхание и плавно надавил на крючок…

Они упали почти одновременно. Тот, который сидел спереди, так и не выпустил поводьев из рук. Лошадь шарахнулась в сторону и понесла, волоча за собой хозяина. Но вот его рука разжалась, и лошадь скрылась за деревьями.

Док выматерился. Убежавшая лошадь в его расчеты не входила.

От выстрелов закричали перепуганные лесные птицы.

— Что? — раздался сзади испуганный голос итальянца.

— Ничего! — неожиданно рассердился Док. — Беги лошадь догоняй, живо!

— Лошадь?

— Конь, лошадь. Да не телись ты, быстрей! Далеко она не уйдет!

Адриано побежал по склону в ту сторону, куда указал ему Док. Скоро он оказался на лесной тропе. Побежал по ней, едва переставляя ноги, но никакой лошади впереди видно не было. Адриано бежал и озирался — ему было жутко в этом сумеречном чужом лесу.

Тем временем Док с трудом поднялся и, опираясь на палку, заковылял к лежащим на земле чеченцам. Поднял отлетевший на несколько метров в сторону автомат. Магазин был полон. Вот и замечательно — патронов у них теперь хватит. Тот, который правил лошадью, был мертв. Док обшарил карманы, нашел ламинированное удостоверение командира батальона независимой Ичкерии. Ему уже неоднократно приходилось видеть такие… С фотографии на него смотрел парень лет двадцати с небольшим. Ишь ты, командир он! Большая фляга на ремне, двести пятьдесят долларов, фотография девушки с рассыпавшимися по плечам пышными волосами. Еще Перегудов обнаружил во внутреннем кармане его куртки импортную портативную рацию. Он подполз ко второму. Чеченец лежал, уткнувшись лицом в землю. На голове у него была защитного цвета кепка с длинным козырьком. Док перевернул чеченца, кепка слетела с головы, и по плечам рассыпались густые темные волосы. Девушка в мужской одежде! На вид ей было лет семнадцать. Перегудов на мгновение опешил, потом приставил пальцы к шее, пытаясь нащупать пульс. Пульс прослушивался, но редкий. Док стал торопливо расстегивать пуговицы ее военной куртки. Входное отверстие было в спине с левой стороны. Перегудов приложил ухо к ее груди. Кажется, легкое задето. Плохо! Он достал из кармана упаковку с антибиотиком. Ему не помогло, может быть, ей поможет? Приподнял голову девушки, высыпал ей в рот порошок, влил немного воды из фляги. На время он даже забыл о своей раненой ноге.

Ему показалось, что она приходит в сознание. Задрожали веки. Она приоткрыла глаза.

— Девушка, вы меня слышите? Девушка?

Она сказал ему что-то по-чеченски, вздрогнула и снова закрыла глаза. Док приложил пальцы к ее шее. Пульс больше не прощупывался. Док приподнял пальцами ее правое веко, чиркнул зажигалкой. Зрачок на свет не реагировал. Док застонал, сильно ударил кулаком по земле.

— Прости меня, прости, я не хотел! — пробормотал он, склонясь над девушкой.

Его взгляд упал на лежащий рядом автомат — тот, из которого он свалил этих двоих. Док отстегнул рожок — магазин был пуст. Тогда он вынул из кармана патрон, припасенный для себя, загнал его в патронник. Вспомнил о попутчике. У итальянца теперь будет оружие, рация, деньги, а может быть, и лошадь. В таком случае уже утром он будет в Наурской. Вот и замечательно! А ему… ему два дня с такой ногой все равно не продержаться…

Он включил рацию, покрутил ручку настройки.

— Всем, кто слышит меня, всем, кто слышит меня. Я капитан медицинской службы Перегудов. У меня есть важная информация для федералов.

Док отжал кнопку, но никто на его призыв не отозвался, рация громко шипела. Значит, не судьба! Перегудов отключил рацию, положил рядом с собой на землю, приставил ствол автомата к горлу. Ну-с, вот и все! Перед глазами опять появилось лицо матери. Ничего, ребята ей помогут: и деньгами, и морально, и папаше крышу перекрыть помогут… Он протянул руку к спусковому крючку.

— Стоять! Стоять! — услышал он знакомый голос, а в следующее мгновение Адриано ударом ноги выбил автомат. — Что? Суисидио! Это нельзя! Это преступление! — И тут взгляд итальянца упал на девушку, и, мгновенно поняв что-то, Адриано осекся.

— Дай автомат, — устало попросил Док.

— Не дать, — мотнул головой Адриано. — Не дать!

— Дернул же меня черт взять тебя с собой, макаронник чертов! Даже умереть спокойно не даст! — Док тяжело вздохнул.

— Умереть нельзя. Жить — можно, — сказал Адриано, подбирая с земли трофеи.

— А лошадь-то где?

— Нет. Я много бегать. Лошадь нет. Что делать? — Итальянец кивнул на трупы. — Хоронить?

— Нет, хоронить их мы не можем. Нельзя. Для чеченцев это грех. Они их сами похоронят. Понял?

— Тогда нам надо идти.

— Да, ты прав, надо идти. — Док с трудом поднялся с земли, оперся на плечо итальянца. — Скажи, зачем ты меня остановил?

— Так нельзя. Део не разрешать.

— Део? Да если бы он был, твой Бог, разве позволил бы такому твориться на земле? — с горечью произнес Перегудов. Он снова включил рацию, настроил ее на воинскую волну: — Кто-нибудь слышит меня? Кто-нибудь слышит? — Рация отозвалась громким шипением, тем не менее Док продолжал: — Здесь Перегудов, капитан медицинской службы. Со мной итальянец Адриано ди Бернарди. Мы бежали из плена и сейчас находимся примерно в двадцати километрах к югу от Наурской. Движемся строго на север. У меня есть сведения государственной важности, касающиеся безопасности армии на территории Чечни. — Иван прекрасно понимал, что «чехи» могут слышать его — ведь они наверняка ведут радиоперехват на частотах федеральных сил, — вычислить местонахождение, но другого выхода у него не было.

Никто не отозвался, рация только шипела в ответ. Док выключил ее.

— Рипетер?

— Нет, повторять не будем, а то батарея быстро сядет. Завтра.

— Завтра, — кивнул итальянец. Они медленно двинулись вниз по склону. Каждый шаг давался Доку с большим трудом.

…Было уже темно. Муха дал сверху условный сигнал: тихонько пискнул один раз птичкой-зарянкой. Это значило, что к полуразрушенному дому кто-то приближается. Мы затаились. Действительно, минуты через две к дому подошли двое молодых чеченцев. Один, внимательно поглядывая по сторонам, остался снаружи, а другой нырнул в дыру в стене, оставленную снарядом. Ничего, долго он там не пробудет!

Чеченец выскочил из дома через несколько секунд, начал орать на товарища, отчаянно жестикулируя. Тот не остался в долгу, тоже принялся кричать. Вдруг они одновременно опомнились, замолчали и бросились бегом по дороге. Мы подождали несколько секунд, потом я сделал знак Артисту — он у нас самый шустрый. Семен выскочил из засады, пригибаясь и прячась за укрытиями, побежал следом за «чехами».

Если эти двое не заметят слежки — все хорошо. Заметят — вся наша засада псу под хвост!

Мы стали ждать. Главное, чтобы его в селении не замели! Ни чеченцы, ни федералы. Если заметут федералы, долго придется объяснять фээсбэшникам, как он тут очутился, если «чехи» — можно за упокой души Семена Злотникова свечку ставить. Просто так он им, конечно, не дастся…

Что за дурацкие мысли лезут в голову? Все у нашего Семена будет хорошо.

Он вернулся минут через двадцать. Устало опустился на землю, отдышался немного и сказал:

— Хахалгийская улица. Дом номер восемь. Во дворе «Жигули» — раздолбанная «пятерка». Номер 5632 ЧЕС. Кажется, они собираются на тачке сваливать. Сам видел — вещи таскают. Что делать-то будем без колес?

— Ничего страшного — Я разложил на земле карту и осветил ее фонарем. Видите, дорога здесь в горы одна и делает крюк километров пять, огибая высоту 1243. Пока они ее объезжают, мы успеем оказаться наверху, а отгула они. с ночной-то оптикой, как на ладони будут.

— А чего мы тогда сидим?

Мы выбрались из своего укрытия и уже через пять минут карабкались по густо заросшей лесом горе.

Когда мы забрались на высочу 1243, наши «чехи» проехали еще только две трети пути. Даже без ночной оптики их «пятерка» благодаря стоп-сигналам была видна как на ладони. Но вот она свернула с дороги в кусты, остановилась, и сигналы погасли. Я приставил бинокль к глазам.

Два зеленоватых, как инопланетяне, человечка выбрались из машины и направились в лес.

— Посмотрите по карте: где дорога сужается, что там? — попросил я, не отрываясь от бинокля.

— Справа или слева? — спросил Боцман.

— Слева.

— Слева, между высотками 824 и 1031, ущелье, заросшее лесом.

— Как думаете, зачем людям ночью по заросшим лесом ущельям шастать?

— А че такого? — усмехнулся Артист. — Может, им подышать свежим воздухом захотелось, а ты их подозреваешь черт знает в чем!

— Конечно, ты прав — подышать, а заодно доложить командиру, что схрон в доме на окраине Горагорского найден федералами. Видишь, как вольготно они себя здесь чувствуют? Никто над душой не стоит, документы через каждые пять минут не проверяет. Думаю, это и есть та база, про которую говорила снайперша.

— Снайперша-то хоть симпатичная была? — поинтересовался Артист.

— А тебе-то что? — отозвался Муха. — У тебя ж теперь журналистка есть.

— Просто так интересуюсь, из эстетических соображений.

— От «просто так» тоже дети бывают, — усмехнулся Олег.

— Отставить разговорчики. — Я понимал своих парней: засиделись они в засаде. Двое суток, считай, ни поболтать, ни посмеяться.

Все замолчали.

— Будем ждать, пока «пятерка» назад не поедет. Если утром — завтра к ночи выходим в разведку, если сейчас — сразу пойдем. Ждать у моря погоды у нас больше времени нет.

— Разведаем боем или как? — поинтересовался Боцман.

— Или как. Будем действовать по обстоятельствам. Но за Дока они у нас по полной программе огребут. А для начала хорошо бы нам их командира в качестве «языка» взять.

— Язык с хреном пойдет? — пошутил Муха.

— Со сметаной. Все, мужики, хватит базарить. Послушаем музыку тишины.

Воцарилось молчание. Где-то внизу стрекотали цикады. Небо было звездным и очень близким — казалось, вытяни руку и достанешь до него. Горагорский был погружен в темноту. Где-то вдали лениво брехали собаки. Не спится им, как и нам.

В бинокль смотрели по очереди — от ночной оптики глаза быстро устают.

Ущелье было погружено во мрак. Никаких признаков жизни. Ни потревоженная птица не вскрикнет, ни огонь не мелькнет. Федералам сюда, конечно, никогда не добраться. А если и доберутся — ничего не обнаружат. База наверняка тщательно замаскирована — пройдешь в двух метрах и не заметишь, подходы наверняка хорошо охраняются.

Пожалуй, прав Артист — разведку без боя вряд ли удастся провести. Мы здесь чужаки, они — у себя дома.

Где-то за горой звонко грохнула автоматная очередь, прокатилась эхом по горам. Нет, это не в ущелье — дальше. Снова все стихло. Интересно, кто стрелял?

Как известно, всякая езда по ночам в Чечне запрещена. Стреляют без предупреждения, да только, видимо, нашим чеченам на «пятерке» этот закон не писан. Через час с небольшим Боцман увидел в бинокль, как из кустов на дорогу опять вырулила уже знакомая нам машина. Получили инструкции, а может быть, и по морде за плохую сохранность оружия и боеприпасов, теперь спешат в Горагорский, домой. Спешите, ребята, спешите! Целый день нам сэкономили.

На все про все у них ушел час с небольшим. Если учесть, что это путь туда-обратно плюс разговоры с командованием, — значит, база находится где-то совсем недалеко. По ночному лесу больше двух километров за полчаса никак не сделать.

Отойдя к ближайшему кустарнику и накрывшись курткой с головой, чтобы свет от фонаря не было видно, я снова расстелил карту и прикинул, где может находиться база, про которую говорила тогда Полина. Значит, люди именно с этой базы занимаются всеобщей вакцинацией чеченского населения? Что-то с трудом верится… Как-то очень уж все тут… по-деревенски… Ничего, скоро все выясним.

— Ну что, поработаем в ночную смену? — шепотом спросил я у своих парней.

— Чего ж делать-то, командир, — придется, — так же шепотом ответил мне Артист.

Мы попрыгали на месте, проверяя, не бренчит ли что-нибудь из амуниции, и тронулись в путь. По моим подсчетам, к пяти утра мы должны были подойти к базе.

Адриано ди Бернарди осторожно посадил Дока на поваленное дерево, сам устало откинулся на спину. Уже светало. За ночь они сделали не больше трех километров. Док теперь совсем не мог ступать на раненую ногу — адская боль тут же отдавалась во всем теле, и теперь итальянцу приходилось тащить его на закорках.

Док смотрел на мокрую от пота спину Адриано.

— Ну что, не рад? — спросил он неожиданно.

Итальянец повернулся:

— Почему?

— Я б себя кончил, а тебе легче было бы.

— Это не легче. — покачал головой Адриано. — Это много трудно.

— Труднее, — поправил Док. — Ты, я смотрю, любишь философствовать о всякой ерунде. Что тебе труднее? Я тебе кто — брат, сват? Нашел, кого жалеть! Я, между прочим, один от «чехов» бежать хотел, а потом пожалел тебя — все равно расстреляют. Взял, на свою голову, а теперь он будет меня жизни учить. Вы, итальянцы, все такие правильные или встречаются говнюки типа меня?

— Мудак, — тихо произнес Адриано.

Неожиданно Док рассмеялся.

— Как что-нибудь хорошее по-русски выучить — поговорку или стишок, — так не дождешься, а как ругаться — это пожалуйста!

— Я знать, я учить, — обиделся Адриано. — «Я вас любил, любовь еще, быть может, в душе моей угасла не совсем…»

Док невольно рассмеялся, до того забавно было слышать пушкинские строки из уст итальянца.

— Плохо? — нахмурился Адриано.

— Хорошо. Давай дальше.

— «…угасла не совсем… Но пусть она вас больше не тревожит, я не хочу печалить вас ничем. Я вас любил безмолвно, безнадежно, то робостью, то ревностью…»

— Тихо! — Док замер, вытянув шею. — Слышишь?

— Нет, — помотал головой Адриано.

— Машина идет. Грузовик типа «Урала». Знаешь, что такое «Урал»?

— Конечно, знать. Провинция.

— Сам ты — провинция! Это машина такая. На Южном Урале ее выпускают. «Чехи» на таких обычно не ездят. Наши ездят. Понял? Рацию давай.

Адриано протянул Доку рацию.

— Всем, кто меня слышит, всем, кто меня слышит… — Но эфир, как и раньше, был пуст. — Повымирали они все, что ли, сволочи? — Перегудов выключил рацию. — Теперь мы с тобой, Адриано, точно дойдем!

В палатке, за столами, обложившись со всех сторон бумагами, сидели двое следователей ФСБ. Одного за другим вызывали свидетелей ЧП с тележурналистами и допрашивали их.

Свидетели волновались и много курили, в палатке стоял густой сизый дым — хоть топор вешай. Время от времени один из следователей вставал и откидывал полог палатки — проветрить, иначе работать было невозможно.

Допрашивали сначала солдат, потом сержанта — командира машины, в конце концов очередь дошла и до подполковника Назарова.

— Разрешите?

— Проходите, пожалуйста, — приветливо улыбнулся Назарову фээсбэшник. — Присаживайтесь. Разговор нам с вами долгий предстоит.

— Понятно. — Подполковник вздохнул. — Мне эти журналюги сразу не понравились.

— Почему? — удивился первый следователь.

— Ну как… — подполковник замялся, — приехали, говорят, будем солдатские будни снимать, а сами за весь день даже ни разу камеру не включили.

— Вот оно как… Может, люди отдохнуть с дороги хотели?

— Да нет, мне мужики рассказывали, которые в Ханкале стоят, что, если телевизионщики приезжают, тут же камеры ставят, свет — и пошла съемка! За день отснимались и свалили. Понятно, конечно, боятся чуваки.

— Эти, видимо, не боялись. Почему вы сразу же своими сомнениями не поделились?

— Я значения этому поначалу не придал.

— Как они вам представились? От какого канала? — поинтересовался второй следователь.

— От РТР.

Фээсбэшники многозначительно переглянулись между собой.

— Аккредитационные свидетельства вы у них видели?

— А как же! Первым делом поинтересовался. Все как положено. Вот списочек-то: фамилия, имя, отчество, должность. — Назаров выложил на стол листок.

— Спасибо, список у нас уже есть, — кивнул первый следователь. — А вас не удивило, что съемочная группа состоит из четверых здоровых мужчин?

— Баб-то сюда не посылают. Редко очень.

— Ну так вот, знайте на будущее, что, как правило, мобильные съемочные группы, посланные телевизионным каналом в командировку, состоят из двух-трех человек.

— Наверное, и по четыре бывают, — попробовал возразить подполковник.

— Может быть, и бывают, но канал РТР никакой съемочной группы в Надтеречную не посылал, — ядовито улыбнулся подполковнику второй следователь.

— Как — не посылал? — Лицо у Назарова вытянулось. — А бумажки-то их?

— С этими бумажками только в туалет сходить. Фальшивые они были, фальшивые, понимаете? — У фээсбэшника был такой проницательный взгляд, что подполковник невольно поежился. — Что еще подозрительного вы заметили?

— Ничего вроде. — Назаров задумался. — Знаете, когда сержант Кальпидин мне про их действия во время боя рассказывал, я несколько удивился. Действовали они так профессионально, будто всю жизнь только тем и занимались, что воевали. Этот… как его… Хохлов, как минимум троих «чехов» уложил. А Пастухов, тот вообще наступательную тактику применил. Под прикрытием пулеметов с брони сделал вылазку. А ведь нас тогда плотно чеченцы обложили. Три двухсотых, пять трехсотых. Вы как думаете, их в плен взяли или они сами на ту сторону ушли?

— Я пока что никак не думаю. Для того чтобы думать, мы и собираем свидетельские показания, — менторским тоном произнес первый следователь. — Как вы считаете, Анатолий Борисович, кто в их группе главный?

— Этот Пастухов и есть главный. А что? Преступники они, да?

— Анатолий Борисович, ознакомьтесь с одной интересной справочкой, а потом продолжим разговор. — Второй следователь протянул Назарову листок бумаги.

Руки заметно дрожали, поэтому подполковник положил листок на стол.

Подполковник отер со лба выступивший пот.

— Значит, они диверсанты?

— Бывшие офицеры спецназа.

— Теперь понятно, почему они так смело действовали во время нападения на колонну. Профи. Только тут семь человек указано, а у меня в полку было четверо: Злотников, Пастухов, Мухин и Хохлов. Про остальных троих я ничего не знаю.

— Конечно, не знаете. Варпаховский и Ухов погибли два года назад, Перегудов предположительно — тоже. Скажите, у вас не возникло при чтении этой справки никаких дополнительных соображений? — спросил первый следователь.

— Н-нет… — Назаров пожал плечами.

— Это плохо, — вздохнул второй следователь. — Шариатский суд приговорил Пастухова к смертной казни. Как вы думаете, он об этом знал?

— Должен был знать.

— Вот именно. Но даже зная об этом, Пастухов вдруг снова собирает всю свою группу и, прикрывшись фальшивым аккредитационным удостоверением, въезжает на территорию Чечни. Ему что, жить надоело? Да любой сепаратист, узнавший Пастухова, немедленно приведет приговор в исполнение, и никакие приемы диверсионной работы ему тут не помогут. Спрашивается, зачем ему было ехать сюда из своего благополучного Подмосковья? Все это, вкупе со странным, внезапным увольнением из армии, не может не наводить на определенные размышления. Вы согласны со мной?

— Не знаю, — простодушно сказал подполковник и снова пожал плечами.

— Тут, Анатолий Борисович, два варианта. Либо он хочет свести с кем-то счеты и поэтому собрал своих людей, либо приговор шариатского суда был вынесен для отвода глаз и теперь он приехал для проведения какой-то диверсионной операции против наших войск. Лично я склоняюсь ко второму варианту, — сказал первый следователь.

— Я тоже, — кивнул второй. — Если он хотел кому-то отомстить, то почему не сделал этого раньше? Чего ждал?

— Вот именно.

— Получается, я у себя в полку предателей приютил? — Подполковник насупился. — Ублюдки! Знал бы — своими руками бы!..

— Анатолий Борисович, это пока что всего лишь версия. Но я думаю, скоро мы получим доказательства того, что Пастухов с его группой выполняют задание главарей сепаратистов. Недавно получена информация о крупных денежных переводах из зарубежа. Значит, в скором времени начнется активизация бандформирований.

— Черт возьми! — досадливо покачал головой Назаров.

— Надеюсь, этот разговор останется между нами?

— Ну конечно.

— Тогда простая формальность — подпишите, пожалуйста, протокол.

Когда подполковник Назаров вышел, первый следователь встал и опустил полог палатки:

— Ну что, думаешь, расскажет?

— Должен. Через день вся армия будет знать, что капитан Пастухов — легенда отдельного батальона спецназа — ушел служить к боевикам. И тогда я за его жизнь и гроша ломаного не дам.

— Чего, спрашивается, мужикам не жилось? Бабки у Горобца хорошие, работа непыльная. Нет, потянуло приключений на свою задницу искать!

— Кто любит арбуз, а кто свиной хрящик. Этим, видишь, приключения подавай. Я думаю, докладывать мы с тобой пока не будем Подождем результатов.

Так как никаких маскхалатов тележурналистам по статусу не положено, пришлось искать естественные средства маскировки. Мы с ребятами как следует извалялись в пыли, чтобы одежда приобрела землистый оттенок, кроме того, понацепляли на себя веток, так что теперь чем-то походили на кусты какого-нибудь барбариса.

Как только стало светать, мы прекратили всякое движение и замерли, устроившись в удобной и совершенно неприметной ложбинке. Все, время пошло — нельзя ни говорить, ни курить, ни шевелиться.

Прошло часа два. Никаких признаков жизни. Заросшее лесом ущелье словно вымерло. Только птички поют да мошкара над ухом ноет. Такое впечатление, что это заповедник, куда вход людям категорически запрещен, этакий необитаемый остров посередине войны. Знаем, знаем эти штучки. Стоит только повернуть в эту необитаемость и вылезти из укрытия, как тебя тут же возьмет на мушку сидящий в кустах снайпер.

Ничего, ничего, мы посидим, подождем, пока люди с базы «проявятся» сами. Ведь не просто так эти двое на «пятерке» сюда вчера приезжали!

Краем глаза я заметил, что Муха машет мне рукой — одной кистью, привлекая внимание. Я посмотрел на него, и он показал мне два пальца — двое идут. Я осторожно выглянул из укрытия. Да нет, вроде никого. Прислушался и через несколько секунд действительно услышал шаги. Вот какой у Мухи острый слух!

Один шел неровно, судя по всему, хромал. Второй топал громко, как слон. Ни спецназовцы, ни «чехи» так не ходят. Дилетант какой-то, «чайник». Местные жители? А может, бандиты таким образом проводят разведку? Пустят вперед себя парочку таких «местных жителей», они и проверят тропы на предмет присутствия посторонних. Если даже их патруль остановит, документы у них наверняка в порядке, оружия нет. Почему здесь ходим? «Овца у нас сбежала, товарищ начальник, ищем вот теперь по лесу». Попробуй докажи, что они из банды. А потом из какого-нибудь укромного местечка вытащат завернутую в полиэтилен рацию и передадут своим, что тропа свободна. Или наоборот…

Я жестом приказал своим взять этих двоих на мушку. Сам наставил бинокль. Ага, вот они! Оба в лохмотьях, оба заросшие, бородатые, худые. Один со светлыми, выгоревшими на солнце волосами, другой — чернявый, помоложе. Который светлый — еле идет. Икра обмотана окровавленной тряпкой. Судя по всему, серьезное ранение. Нет, на чеченцев они не похожи. По крайней мере, тот, который повыше. Чем-то он на Дока смахивает. Неужели наши — из плена сбежали? А вдруг не из плена? Вдруг их специально чеченцы послали, чтобы никаких подозрений у федералов возникнуть не могло? Вполне может быть. Во всяком случае, раскрываться мы перед ними все равно не будем. Перед нами другая задача стоит: выяснить, где именно находится база и разобраться с их командирами насчет вакцины. Если эти двое нас не заметят, пускай себе идут с миром. Я сделал своим знак замереть.

А двое топали уже совсем рядом — метрах в десяти от нас. Было даже слышно их тяжелое дыхание.

— Погоди, Адриано, не могу больше. Давай отдохнем! — сказал тот, который был повыше.

Мы переглянулись — до того этот самый голос был похож на голос Дока! Внешне его было не узнать, настолько он исхудал, загорел, зарос, изменился, — но голос… Голос я бы узнал даже во сне!

Я зажал себе рот рукой, чтобы не закричать от радости. Док жив! Жив! Какая сволочь его раньше времени похоронила, интересно знать?

— Да-да, немного. — У второго был сильный акцент, но не кавказский — европейский. Ну конечно, раз Адриано — он итальянец!

Что делать? Вылезти из укрытия, помочь раненому Доку и тем самым обнаружить себя перед «чехами», провалив всю операцию, или сидеть тихо как мыши? Часа через три они так и так выйдут на дорогу, а там уже смогут поймать какой-нибудь транспорт. Ну а если их впереди уже поджидает засада «чехов»? Ведь идут-то они по «заповедной» зоне! Док, похоже, ранен серьезно, так что не сможет долго продержаться! Нужно было немедленно принимать решение! В конце концов, зачем мы в Чечню поехали, а?

— А хрен с ней, с этой базой! — сказал я громко, поднимаясь с земли.

Перегудов и Адриано замерли от неожиданности, когда я, грязный как черт, возник вдруг перед ними. На моей голове и плечах покачивались ветки, усыпанные листочками.

— Серега! — вдруг охнул Док, узнав меня.

— Иван! Глазам не верю — жив! А мы тебя уже похоронили!

Я бросился к нему обниматься. Не выдержали, поднялись из своих укрытий и остальные. Итальянец смотрел на нас разинув рот. Из-под земли мы, что ли, выросли? И только когда Док начал обниматься со всеми по очереди, итальянец, наконец поняв, что мы — это спасение, неожиданно расплакался.

— Грацие, грацие, — бормотал он, не утирая слез.

— Это Адриано ди Бернарди. Следователь прокуратуры из Генуи.

— Очень приятно. — Я пожал итальянцу руку.

— Третий день идем. Бежали из плена.

— Ранение серьезное?

— Само по себе ранение плевое, да вроде как заражение началось… Меня немедленно нужно в госпиталь.

— Будет тебе госпиталь. У нас рации нет, только сотовые. Вояки не смогут наш сигнал поймать.

— У нас есть, да только она ни хрена чего-то не ловит. — Док протянул мне трофейную рацию.

Я покрутил ручку настройки. Действительно, только шипение. Странно. Тут до Горагорского всего ничего — километров двенадцать, там же стоит принявший нас полк. Вдруг меня осенило:

— Глушат они наши частоты, понял, нет? Как входишь в ущелье — сразу глушить начинают. И пеленгуют с базы. Поэтому давайте-ка мы отсюда побыстрее уходить!

— С какой базы?

— База у них тут, Док. Готовят боевиков, обеспечивают всем необходимым. Потому мы и сидели в засаде — засечь ее пытались.

— База под Горагорским?

— Именно.

— Между прочим, она-то мне и нужна!

— Сейчас тебе, Док, в госпиталь нужно, а база от нас никуда не денется.

— Да нет же, Сережа!.. Потом поздно будет! — Док заволновался. — Ведь они наших…

И в это мгновение воздух вспорола пулеметная очередь. Я с силой толкнул итальянца на землю и сам скатился в ложбину.

— Все живы?

— Вроде все.

Такого исхода событий я боялся больше всего — теперь «чехи» нас точно отсюда живыми не выпустят! Плохо, что все мы так кучно сидим. Достаточно сюда из миномета один раз выстрелить, и все!.. Но теперь уже поздно было что-либо менять — стоило мне приподнять голову, как тут же снова засвистели пули. Быстро же они пристрелялись!

Мои парни безо всякого приказа тут же заняли круговую оборону. Да только что толку? Сколько нас тут — шестеро, считая раненого Дока? Да, теперь не видать нам базы как собственных ушей! Нужно было немедленно найти выход из создавшейся ситуации.

Я огляделся. Если бежать вправо по склону, метрах в пятнадцати от нашей ложбинки есть кусок скалы, за которым можно укрыться. В такой стычке главное, чтобы местность не простреливалась со всех сторон! Пятнадцать метров — это, конечно, немало, но другого выхода у нас нет. А, была не была! Кто не рискует, тот не пьет шампанского!

— Мужики, огонь пока не открывать. Муха, ты примерно засек, откуда стреляли?

— Да, — кивнул Олег.

— Когда я скомандую, Мухин и Артист открывают огонь из подствольников и автоматов. Стреляйте длинными очередями, можете даже по целому рожку за раз выпускать. Главное, чтобы было как можно больше шума. В это время Адриано с Боцманом уносят Дока. Сначала вон туда, за камень, а потом дальше, к дороге.

— А ты? — поинтересовался Артист.

— А я… — Мне не хотелось раскрывать все карты, и я ответил уклончиво: — А я делаю финт ушами, отвлекаю «чехов». Короче, приказы не обсуждаются.

— Да мы же вроде штатские! — хмыкнул Артист и тут же по-военному отозвался: — Есть!

Он зарядил в подствольник гранату. Муха выложил перед собой четыре полных магазина. Сейчас они с Артистом будут создавать видимость шквального огня. Она, эта видимость, секунд на тридцать, не больше.

— Стрельба не более минуты. После чего мгновенно отходите с позиции. Понятно? — Я сурово оглядел своих парней. — Все, мужики, работаем. Огонь!

И едва Артист с Мухой открыли огонь, я тут же махнул рукой Боцману — пошел! Боцман взвалил Перегудова на спину и понесся с ним к камню. «Понесся» — это, конечно, сильно сказано, но пробежал он эти пятнадцать метров довольно шустро.

«Чехи» озверели от такой наглости — казалось, все ущелье палит в нашу сторону. Я то и дело слышал, как пули впиваются в стволы деревьев, взрывают землю под ногами. Еще немного, и меня накроет! И тут я сделал тот самый финт, о котором меня хотел пытать Артист, — я выскочил из укрытия, но побежал не к камню, а в противоположную сторону, на виду у противника. Ну давайте, давайте, «чехи», держите меня на мушке, поиздевайтесь надо мной, поиграйте, сегодня я ваш!

Пулеметчик, не ожидавший моего маневра, слегка запоздал. Очередь сломала ветку у меня над головой. Я сделал огромный прыжок и оказался за стволом какого-то большого лиственного дерева.

Прошла почти минута. Артист с Мухой все еще находились в прежнем нашем укрытии, стреляли — интенсивнее некуда.

— Уходите! — заорал я им что было мочи, хотя они меня все равно, наверно, не могли услышать. Пулеметчик снова ударил в мою сторону, и на меня сверху полетела кора и срубленные очередью ветки. Давайте, давайте стреляйте, суки! Я требую уделить мне как можно больше внимания!

Наконец Артист выбрался из укрытия и побежал к камню. Муха прикрывал его отход, а через несколько секунд и он кинулся следом. Молодцы, парни! Они не успели еще добежать, как по бывшему нашему укрытию ударили сразу из нескольких подствольников, земля в ложбинке закипела от рвущихся гранат. Я невольно перекрестился, радуясь тому, что ребята все-таки выполнили мой приказ. Ну что ж, мне на месте не резон сидеть, через несколько секунд здесь также станет жарко. Я дал очередь наугад и покатился по склону. Потом вскочил, побежал, петляя, как заяц. Бежал и орал что было сил:

— «Чехи», я здесь! Вот он я, Пастухов! Разозлюсь — всем кирдык сделаю! Пастухов я! Берите меня, берите! — Таким дурацким образом я пытался отвлечь огонь на себя. Но только «чехи» не дураки, умеют количество стволов у противника считать — били и по мне, и по Мухе с Артистом.

Боцман, пошатываясь, вышел на дорогу, осторожно опустил Дока на придорожный камень. Почти два километра он бежал с товарищем на спине и за это время ни разу не присел, не отдохнул.

— Ну ты, Дима, даешь! — восхищенно сказал Док.

— А че, нормально! — произнес Хохлов, тяжело дыша. — Своя ноша не тянет. — Он на минуту присел рядом с камнем, потом вдруг резко поднялся: — Ну ладно, я пошел.

— Куда ты пошел?

— Туда. Пацаны там бой ведут, а я чего?

— Нету их там уже! Пастухов не дурак в пристрелянном укрытии сидеть! У тебя какой приказ был?

— Тебя тащить.

— Вот и не дергайся раньше времени. Давай попробуй-ка лучше связаться с нашими. Свяжешься — дай координаты авианаводчикам, вот и будет ребятам помощь. Квадрат-то помнишь?

— Помню, — кивнул Боцман.

Сзади раздался треск веток. Хохлов оглянулся, держа автомат на изготовку. Из кустов показался ободранный итальянец. Адриано часто хватал ртом воздух, прерывисто хрипел, а добравшись до камня, на котором сидел Док, упал на траву, широко раскинув руки. Боцман улыбнулся, глядя на него.

— Где ты его подцепил, Док?

— В зиндане вместе сидели. Хороший парень, только климат ему наш не подходит. Давай радируй. Открытым текстом шпарь. Всем, кто слышит меня…

— Всем, кто слышит меня, всем, кто слышит меня: в двенадцати километрах от Горагорского в ущелье между высотами 824 и 1031 группа из трех человек ведет бой с боевиками численностью до пятидесяти человек. Просим поддержки с воздуха и с земли! Просим поддержки с воздуха и с земли! — Боцман отжал кнопку, и рация зашипела, и вдруг в ней прорезался громкий бас:

— «Саранча» вас слышит! «Саранча» вас слышит! Кто на связи?

— Старший лейтенант спецназа Хохлов.

— Через пять минут две вертушки пойдут в вашу сторону. Еще раз уточните свои координаты!

— Через пять минут будет поздно! Ущелье между высотами 824 и 1031, квадрат сорок пять — сорок три. Вы поняли меня?

— Я вас понял.

— У нас один трехсотый, тяжелый. Ждем на дороге около входа в ущелье. Поторопитесь!

— Постараемся. Конец связи.

— Конец. — Боцман устало вздохнул и лег на землю, закрыв глаза. — Теперь остается только молиться.

Немного отлежавшись, Адриано показывал на его флягу на поясе: на четвереньках подполз к нему, сказал:

— Пожалуйста, пить. Немного пить.

Хохлов протянул ему флягу. Адриано жадно припал к горлышку.

— Э-э, парень, ты полегче! Сколько нам еще тут сидеть — неизвестно. — Боцман отобрал у итальянца флягу.

— Брависсимо, — улыбнулся ему Адриано. — Вы ходить как… — он жестом изобразил прыгающего кузнечика, — как летать.

— Ничего, ты тоже так научишься, — обнадежил его Боцман. — Это дело наживное.

Обложили меня хорошо, можно даже сказать — профессионально. Я лежал под корягой, зарывшись в землю, а пространство вокруг меня было наполнено воем. Сверху на голову сыпались щепки и труха.

Ну вот и все — добегался, докричался! Сколько их там, этих людей, которые сейчас стреляют по моему пню? Трое, пятеро, семеро? Сейчас они сомкнут кольцо и возьмут меня живым. Мне даже застрелиться нечем — ни одного патрона не осталось! Может, ножом живот вспороть, как это делают японские самураи? Я представил себе это отвратительное зрелище и внутренне содрогнулся. На крайний случай есть способ получше…

Ну вот, выстрелы приближаются, пора действовать. Я достал из подсумка лимонку, крепко сжал ее в одной руке, другой, свободной, осторожно отогнул усики кольца. Главное сейчас — не спешить. Я еще все успею: успею вспомнить Настену с Ольгой, — им скажут, что папа погиб на военных сборах во время учений, успею помолиться напоследок, успею крикнуть им что-нибудь типа: «Русские не сдаются» или «Козлы вы все!». Перед смертью суетиться нельзя…

И вдруг сверху надо мной что-то звонко лопнуло, и я увидел огненный след — похоже было на метеорит, сгорающий в плотных слоях атмосферы. Но я-то знал, что это не метеорит, а неуправляемый ракетный снаряд, НУРС, выпущенный из-под крыла боевого вертолета. Значит, кто-то из наших сумел связаться с авиацией! «Эх, высоко взяли, ребята, мне бы их огонь скорректировать, да рации нет!»

Склон метрах в ста от меня разорвался, земля мелко задрожала, сверху густым дождем посыпались листья.

Стрельба по моему пню сразу прекратилась. Ага, вот теперь-то «чехам» уже не до меня. Им бы самим из-под обстрела живыми уйти.

«Давайте, ребятки, давайте, побыстрее сделайте еще один заход!» — взмолился я.

Вертолетчики словно услышали мои мольбы. Не прошло и минуты, как вверху опять что-то лопнуло. На этот раз к склону устремились сразу два НУРСа.

Я вжался в землю. Сверху густым потоком заструилась земля, покатились камни — снаряды вызвали настоящий обвал: даже при том, что я находился под прикрытием пня, землей меня присыпало как следует.

Неожиданно наступила тишина. Меня всегда поражают такие вещи: только что пространство вокруг выло, стонало, жужжало, шуршало и тебе казалось, что этому аду не будет конца, — и вдруг все смолкло. Сидишь, и тебе кажется, что ты совсем оглох. Птицы не поют, насекомые не зудят, даже листья на деревьях не шуршат. Но пройдет несколько минут, и пространство вокруг снова наполнится шумом, но уже совсем другим, мирным: робко попробуют свои голоса птицы, застрекочут кузнечики, зашумит, как будто ничего и не было, листва.

Я отряхнул с головы землю и приподнялся. Склон выше меня был обезображен до неузнаваемости: вывороченные с корнем и поломанные деревья и кусты, на месте падения снарядов — большие воронки. Недалеко от моего укрытия валялся полуобгоревший стабилизатор. Хорошо, что он не долетел до моего укрытия.

— Спасибо, мужики, — произнес я намеренно громко, чтобы услышать собственный голос.

Уши были заложены. Все-таки меня легонько контузило. Впрочем, это сейчас не так страшно. Главное, чтобы мои парни были живы. Если что с ними случилось, никогда себе не прощу. Это ведь я втянул их во всю эту авантюру!

Я поднялся, закинул автомат на плечо и медленно побрел по склону. Если после бомбежки база боевиков осталась цела, они теперь ее наверняка тайно передислоцируют в другое место, в другие пещеры. Жаль, не смогли мы ее вычислить до конца! Впрочем, мы свою операцию все равно можем считать завершенной, ведь Док нашелся! Главное — живой, а мясо, как говорится, нарастет.

Когда я вышел к дороге, все были уже в сборе.

— Живой, Пастух! — радостно заорал Боцман, бросаясь мне навстречу. Лицо и руки у меня были в крови — посекло осколками камней. Но все это ерунда, царапины.

— Что с транспортом? — спросил я.

— Транспортная вертушка будет не раньше чем через час. Нет у них сейчас свободных, — доложил Боцман.

— Через час так через час. Продержишься, Док?

— Куда уж теперь деваться? — усмехнулся Док. Муха уже вколол ему обезболивающее и сделал перевязку.

Теперь он занялся мной. Макая вату в бутылек с какой-то вонючей жидкостью, протирал лицо, смывая кровь. Кожу сильно жгло, но я терпел, стиснув зубы.

— Теперь тебя, Пастух, дочка не узнает, — пошутил Муха.

— Узнает. Ей родная кровь подскажет, — возразил я.

Когда наконец эта мучительная процедура была закончена, я сел рядом с Доком.

— Так что ты тогда узнал про вакцину?

…Перед дверью лаборатории Перегудов оглянулся, внимательно посмотрел на людей, появившихся в другом конце коридора. Он был осторожен — пока ехал из школы до работы на своей машине, показалось, что сзади пристроился «хвост». Помятая черная «мазда» то и дело возникала в зеркале.

А впрочем, почему за ним должны следить? Он пока не сделал ничего такого, что могло бы «рассердить» поставщиков вакцины. Съездил в министерство да в школу — вот и все! Правда, у него был контакт с Сергеем, а за Пастуховым тоже могли следить. Но вообще-то, наверно, придумал себе шпионские страсти! Это в нем говорит давний инстинкт спецназовца.

В кармане у Перегудова были две крышки от банок с вакциной, но шанс, что на резиновом уплотнителе удастся отыскать что-нибудь интересное, был мизерный. Ведь сколько уж времени прошло со времени вакцинации в школе!

Был уже восьмой час, персонал разошелся по домам. Док запер дверь лаборатории на ключ и прошел к столу, на котором стоял микроскоп.

Он взял предметное стеклышко, капнул на него чуть-чуть раствора и скальпелем сделал соскобы с резины — ведь именно резиновый уплотнитель с внутренней стороны крышки соприкасался с лекарством.

Микроскоп у них в лаборатории был довольно мощный. Перегудов положил приготовленный препарат под окуляры. Навел на резкость. Под стеклышком кипела жизнь.

В вирусологии Док был несилен, но в лаборатории имелся справочник — определитель вирусов, который мог бы ему помочь. Перегудов вынул его из ящика стола и принялся листать, то и дело поглядывая в микроскоп.

Ага, вот они, «стерилизованные» вирусы гепатита, которые не могут размножаться. Их прививают, и они заставляют организм вырабатывать иммунитет к болезни. В отличие от других вакцин, эту надо прививать довольно часто — через полгода иммунитет слабеет и возникает опасность заразиться. Все остальное под микроскопом — ерунда, обычный фон. Никаких других возбудителей. Пусто!

Док оторвался от окуляров, потер глаза. Сделал соскоб со второй крышки. Интересно, что там?

Его взгляд сразу же привлекли необычные по форме палочки, похожие на витые макароны. Они активно двигались в жидкой среде. Таких в первом соскобе не было. Док стал быстро листать справочник, то и дело поглядывая в микроскоп. Ишь ты, какие бойкие ребята!

В справочнике были вирусы, похожие на макаронины, но все-таки они отличались от тех, что видел он, и формой и размерами. Именно таких, витых, не было!

Док задумчиво почесал переносицу. Интересно: неужели это какие-то новые, неизвестные науке вирусы? Хотя ничего удивительного. Находят же до сих пор в дебрях Амазонки неизученных животных, а тут какие-то вирусы! Но как они могли попасть в чистую культуру возбудителей гепатита? Или их специально занесли?

Теперь Доку нужна была консультация специалиста. Он полистал свою записную книжку и довольно скоро наткнулся на телефон однокурсника Вити Малышева. Кажется, он занимается вирусологией в какой-то военной лаборатории. Скорей всего, Малышева сейчас нет в городе — лето все-таки, но почему не попробовать?

Док набрал номер.

— Алло? — раздался в трубке знакомый голос.

— Витек, ты? Ну слава богу, а то не надеялся тебя дома застать.

— Перегудов? Иван?

— Он самый.

— Черт возьми, сегодня точно снег выпадет! Три года уж, наверное, не звонил. Ты где сейчас?

— На работе.

— Какая работа? Вечер уже. Давай бросай все и подваливай ко мне. Попьем, погуляем.

— А жена как к этому отнесется?

— Опомнился! Я уже два года как разошелся.

— Ну извини, не знал. Я думал, ты где-нибудь за рубежом на пляже валяешься, а ты, оказывается, дома сидишь!

— Некогда мне, Иван, валяться. Диссертацию дописываю.

— По своей специальности?

— По вирусологии. Достала уже! Давай, давай приезжай!

— Кстати, ты меня по своей специальности проконсультировать не можешь? А то я тут вирус обнаружил, которого нет в определителе.

— То есть как — в определителе нет? — удивился Малышев. — Быть такого не может!

— Может. Нет, и все тут! Я весь справочник два раза уже пролистал. Можешь ко мне на работу подъехать минут на десять? А потом уж и гулять будем.

— Странно. — Малышев замолчал. Ему явно не хотелось тащиться на работу к Доку. — Ну ладно, жди. Ты все там же?

— Там же.

Пока Виктор ехал, Перегудов сходил в магазин, купил бутылку «Гжелки» и кое-какой закуски. Он за рулем, ему пить нельзя, а Витек может пропустить пару рюмок в честь встречи.

— Разрешите, товарищ капитан? — В дверном проеме, улыбаясь, стоял Малышев.

— Привет. — Перегудов обнял старого однокурсника. — А ты, поди, уже генерал?

— Да, как же — с нашим начальством станешь! Ты когда из армии уволился?

— Пять лет назад.

— Ну вот и капитан. А я только сейчас майора получил. Представляешь?

— Да, не балуют вас в вашей лаборатории, — согласился Док. — Ну что, сразу будешь смотреть или сначала водочки махнешь?

— Сразу, — кивнул Малышев. — А то я после водки палочки Коха от бледной спирохеты не отличу. Два литра пива с утра уже употребил.

— Ну ты силен, как всегда, — усмехнулся Док.

Виктор сел и припал к окулярам микроскопа. Долго смотрел, наверное с минуту, потом как-то испуганно глянул на Перегудова:

— Иван, ты где это взял?

— Да вон с крышечки соскреб. — Перегудов продемонстрировал приятелю резиновый уплотнитель.

— От банки с вакциной? — поинтересовался Виктор.

— От банки. Ты чего так на меня смотришь?

— Слушай, Перегудов, ты хоть знаешь, что у тебя под стеклом бактериологическое оружие?

— То есть как — оружие? — растерялся Док.

— Самое что ни на есть оружие. Понятно, что ты этот вирус в общедоступном справочнике не найдешь. Он засекречен.

— Слушай, Витя, я в ваших делах дуб дубом. Объясни, пожалуйста, что это значит — бактериологическое оружие? Этой бактерией можно эпидемию вызвать?

— Это вирус-мутант узконаправленного действия с искусственно привитыми свойствами, созданный лабораторным путем. В природе такого нет. Этот, который у тебя под стеклом, дает симптомы сибирской язвы. Если окажется в крови — смерть наступит через сорок восемь часов.

— Погоди, погоди, какая смерть? — перебил Малышева Док. — Я эту крышку с пустой банки снял. Банка из-под вакцины — детям прививки пневмо-пистолетом делали… Дети в больницу, конечно, попали, но никто из них до сих пор не умер. Все выздоровели.

— Я же тебе сказал: вирус узконаправленного действия. Он избирателен к возрасту и полу человека.

Док присвистнул:

— То есть будет действовать только на взрослого человека, ты это хочешь сказать?

— Именно. На людей в возрасте от семнадцати до сорока пяти. Усекаешь?

— Усекаю. Для поражения армии противника. Ну дела! — Перегудов покачал головой. — Слушай, но неужели его до сих пор где-нибудь не использовали?

— Думаешь, это так просто? Выкинул, дескать, ампулу над позициями противника — и армии нет? Эти штуки неустойчивы к воздействию внешней среды, воздушно-капельным путем не передаются. Для того чтобы началась эпидемия, нужно очень постараться.

— Ничего себе — неустойчивы! Да они так и пляшут на стекле.

— Просто ты создал для них благоприятную жидкую среду. Если такая штука попадет сразу в кровь взрослому мужчине…

— В кровь? — Док задумался, потом вдруг хлопнул ладонью по столу: — Ну ни хрена себе!..

— Ты чего, Иван?

— Да нет-нет, ничего, — спохватился Док. — Ну вот теперь тебе можно рюмочку. — Он ловко свинтил пробку с бутылки и плеснул Виктору в мензурку: — Давай за встречу. А потом и я к тебе присоединюсь.

Виктор выпил водку, закусил помидором.

— Ты мне так и не сказал, откуда у тебя этот вирус?

— Как не сказал? Я ж тебе говорю — в школе детей прививали.

— А, тот самый скандал в Лефортове! — вспомнил Малышев. — Знаю, в курсе. Да, всю партию вакцины изъяли, у поставщиков отобрали лицензию и завели уголовное дело.

— Слушай, а вообще-то правда, как это бактериологическое оружие могло попасть в банки с вакциной для детей?

— А ты не знаешь? Какая-нибудь лаборатория делала военный заказ, потом занялась бизнесом, стала выпускать гамма-глобулин. Емкости перепутали, еще что-нибудь. Сейчас, поди, никто уже толком и не разберется…

— Поставщиком был «Выбор плюс»?

— Ну вот, ты тоже знаешь! Это называется свобода слова. Раньше эта информация дальше стен КГБ не вышла бы, а теперь даже бывший капитан медицинской службы в курсе. — Малышев засмеялся. — Директора этой фирмы, между прочим, до сих пор ловят. Выбрасывай свои пробки, на хрен, от греха подальше, и поедем водку пить!

— Поехали, — согласился Док.

Через час они уже сидели за столом в квартире у Малышева, пили водку и вспоминали свою курсантскую жизнь.

Утром следующего дня Док проснулся, принял душ и поехал домой: валяться на диване, смотреть телевизор, обдумывать сложившуюся ситуацию.

Выходит, кто-то поставляет в Россию бактериологическое оружие! Хорошо, ту партию итальянского гамма-глобулина изъяли, но где уверенность, что нет другой, которая все-таки благополучно миновала таможню и получила сертификат Минздрава? Никакой уверенности!

Док поставил машину на стоянку, взял в палатке пару бутылок пива, чтобы опохмелиться после вчерашнего, и пошел домой.

Едва открыв входную дверь, он понял, что в его отсутствие в квартире кто-то побывал: все вещи и бумаги были раскиданы по квартире, крупа и сахар высыпаны на пол, подушки распороты, даже полы были кое-где вскрыты.

Док полез в секретер проверить деньги — денег не было. Он уже снял телефонную трубку, чтобы позвонить в милицию, но тут вдруг подумал, что это не просто ограбление. Так переворачивают все в доме, когда знают, что в нем хранятся большие ценности. А у него ни картин, ни ювелирных украшений… Денег и то совсем ничего — рублей восемьсот, не больше.

Но что тогда они искали? Неужели как раз эти две злополучные крышки?

Вместо милиции Док набрал номер лаборатории. Ему ответила лаборантка Катя:

— Алло?

— Катя, доброе утро. Это Перегудов. У вас в лаборатории все в порядке?

— Вам уже Инесса Ароновна позвонила, да? У нас замок взломали, представляете?

— Что украли?

— Вообще-то ничего не украли, но посуду побили. Хулиганы какие-то. Милиция говорит — подростки.

Иван положил трубку на рычаг.

Подростки? Нет, это, судя по всему, не подростки. Куда он вчера эти злополучные крышки выкинул? В мусорное ведро в мужском туалете на третьем этаже. Вряд ли они их там нашли. А если не нашли, значит?..

Док похолодел. Он набрал номер Малышева. Было занято. Подождал немного, набрал снова — занято, через пять минут — тот же результат.

— Разве можно столько болтать? — подумал Док и бросился к входной двери.

Когда он въезжал во двор Малышева, ему навстречу выскочила «девятка» — он едва успел избежать столкновения. В «девятке» сидело двое мужчин кавказской наружности. Какие-то они были суетливые, эти кавказцы, глаза за темными очками прятали, хотя день был пасмурный. Начали с ходу кричать на него, что он не умеет ездить. Док посмотрел на номер машины и запомнил его.

Он поднялся на этаж Малышева. Дверь в квартиру была приоткрыта, в комнате все вверх дном. Малышев лежал на полу лицом вниз с финкой в спине. На лице были кровоподтеки. Похоже, его пытали, прежде чем убить.

Перегудов был в шоке. Он прикрыл входную дверь, спустился вниз, сел в машину. Его трясло, и он с трудом взял себя в руки. Вызвал по сотовому милицию в квартиру Малышева, потом тронул машину с места. Неужели это те двое, что в «девятке»? Ублюдки!

С первого взгляда Док может показаться мужиком флегматичным, но это только так кажется. Конечно, если его серьезно обидеть, он не сразу в морду даст, нет. Подумает. Зато потом как приварит, мало не покажется! Когда Перегудов в гневе, на дороге у него лучше не стоять.

Вот и сейчас Док постепенно заводился. Что же получается, эти ублюдки предательским ударом в спину убили его однокурсника, друга, грабанули его квартиру, да еще на него же и орут — ездить он, видите ли, не умеет! А они умеют? Носятся как угорелые!

Через несколько минут Док уже знал и фамилию, и адрес владельца «девятки». Не откладывая дела в долгий ящик, он рванул прямо на квартиру к подозреваемому.

Открыла женщина, на руках у которой был грудной ребенок, сказала, что ее Асланбек только что уехал на вокзал. Куда? Как — куда? На родину, в Алагир. У него там родители живут. Асланбек хочет их сюда забрать.

Док помчался на вокзал. Оказалось, что поезд до Орджоникидзе уходит через пятнадцать минут. Док нисколько не сомневался, что убийцы Виктора Малышева обнаружатся именно в этом поезде. Билетов в кассе не было. За тысячу он уговорил проводника взять его…

Вычислил он убийц быстро. Они сидели в вагоне-ресторане. Док лихорадочно соображал, как быть: следить за преступниками и дальше или вызвать сопровождающих поезд милиционеров. Решил, что вызов милиции никакого результата не даст, тем более что все доказательства остались в Москве. Он решил ехать поездом, ждать подходящего момента. Только эти двое тоже оказались не лыком шиты — просекли, что их пасут. Когда Док вышел ночью покурить, его ударили сзади чем-то тяжелым по голове. Пришел в себя он уже в багажнике машины. Его везли по плохой дороге. Перед тем как бросить в подвал, сильно избили…

— Я думал, почему они меня не прикончили? Крышки от банок с вакциной они явно не нашли. А потом сообразил — не боятся они меня. Это в Москве я был им опасен, а в Чечне — я никто. Я раб. Зачем же раба убивать? Пусть вкалывает до самой смерти, а если вдруг федералы решат пленника отбить, всегда можно успеть ему пулю в лоб пустить. Вот поэтому я и решил, что, как только приду в себя после побоев, сразу сбегу, — закончил свой рассказ Перегудов.

— Скажи, ручка у финки наборная была? — неожиданно спросил Артист.

— Наборная, — кивнул Док.

— Знакомый почерк, — подскочил Злотников. — Я такую же финку в спине у парня видел, который Светлане Корниенко материал про агентуру подбросил.

— Док, а где же эта вакцина с вирусом? — спросил Боцман

— «Где», «где»… здесь, в Чечне. Они очень боялись, что им помешают. Поэтому и убирали всех, кто имел к этому хоть какое-нибудь отношение. Всех подряд.

— Ты хочешь сказать, что вакцина с бактериологическим оружием уже в армии? — спросил я.

— Не чеченцев же они будут прививать! — усмехнулся Перегудов. — Я больше чем уверен, что все сопровождающие документы в полном порядке и вакцина уже поступила в медсанчасти. Командующий, наверное, уже и приказ о всеобщей вакцинации личного состава издал. Не хочет он эпидемии гепатита в войсках…

— Точно! — тут же вспомнил Мухин назаровскую папку.

— Что ж ты молчал, Док! — заорал я на него. — Они же всю нашу армию в сорок восемь часов кончат!

— Я не молчал. Я пытался выйти на связь, но рация не работала.

— Сейчас-то работает?

— Работает, — вздохнул Перегудов и посмотрел на свою распухшую, перебинтованную ногу.

Я торопливо схватил рацию, нажал на кнопку связи:

— Всем, кто слышит меня! Всем, кто слышит меня! Сообщите по всем медсанбатам и медчастям. Немедленно прекратите вакцинацию от гепатита! Вакцина содержит опасный вирус! — И отжал кнопку.

Сквозь шипение прорвался чей-то хриплый голос:

— Кто на связи?

Слышно было плохо — садилась батарея.

— Пастухов. Бывший капитан спецназа Пастухов, — уточнил я: мало ли Пастуховых сейчас шляется по Чечне! И спросил в свою очередь: — Кто на связи?

— На связи «воздушный извозчик». Идем к вам. Уточните ваши координаты.

— «Извозчик», «извозчик», вы поняли мою информацию? Немедленно доведите ее до медиков!

— Понял, понял, не суетись, Пастухов.

Я уточнил координаты и выключил рацию, чтобы батарея не села окончательно.

— Ну, мужики, теперь все в порядке, — улыбнулся я своей команде.

— Если это можно назвать порядком… — вздохнул Док.

Не узнавал я Перегудова, странный он какой-то стал. То ли на него так чеченский плен подействовал, то ли ранение… Про то, что он убил девушку-чеченку, я узнал много позже…

Наконец на горизонте показалось звено транспортных вертушек. Я вышел на дорогу и начал размахивать руками, чтобы привлечь внимание пилотов. Обычно в таких случаях применяются дымовые шашки. Во-первых, вертолетчик по дыму определяет, где свои, а где противник, во-вторых, ему обозначают место посадки. Но дымов у нас не было.

Меня заметили. Один вертолет начал снижаться, другой принялся кружить над дорогой.

От винтов поднялась пыль, запорошившая глаза. Мы подхватили Дока под руки и потащили к вертолету. Едва мы все заскочили внутрь, как вертушка начала быстро набирать высоту.

— Кто Пастухов? — крикнул пилот, сняв наушники и оборачиваясь к нам.

— Я Пастухов.

— Молодец! Это твои люди?

— Так точно. Мои.

Пилот кивнул и отвернулся. Он снова надел наушники и что-то произнес в микрофон, но я не слышал что.

Странно, зачем ему уточнять, кто из нас Пастухов?

Прокурор Сержио Адамо поднимался по широкой лестнице на второй этаж. Консьержка презрительно смотрела ему в спину. Он чувствовал этот взгляд, но не оборачивался.

Дверь прокурору открыла незнакомая синьора.

— Я…

— Да-да, я знаю, добрый вечер, — сказал синьор.

— Добрый вечер.

— Проходите, пожалуйста.

Дама провела прокурора в гостиную. Тут собралось все семейство Бернарди. Родители, тетки, дяди, кузины и кузены, приехали даже дальние родственники из Рима и Венеции.

Прокурор скромно опустился на краешек дивана. Он не хотел, чтобы на него обращали внимание. Но синьора Бернарди тут же его заметила и призывно махнула рукой:

— Идите сюда, что вы там сидите как бедный родственник!

Прокурор послушно поднялся и подошел к матери Адриано и поцеловал ей руку:

— Мне очень жаль, что все так вышло…

— Ах, оставьте! — неожиданно резко оборвала его синьора Бернарди. — Что теперь об этом говорить! — И повернулась к гостям: — Позвольте представить вам шефа моего сына синьора Адамо.

Родственники закивали ему. И вдруг прокурор поймал на себе чей-то ненавидящий взгляд. Он повернулся и увидел молодую девушку в джинсах. Она вдруг показала прокурору язык. Сержио смутился и покраснел.

— Никаких известий из России больше не было? — спросил Адамо у синьоры Бернарди.

— Нет-нет. Все так же. Две недели назад они мне говорили, что мой мальчик был убит при попытке к бегству, теперь говорят, что он пропал без вести. Они все время говорят разное, и нельзя понять: врут они на этот раз или нет.

— Русские всегда врут, — кивнул синьор Адамо. — Я предупреждал Адриано, что Россия — это болото, стоит только сделать неосторожный шаг — и тебя засосет в трясину с головой. Но он меня не слушал!

— Да-да, в этом вы правы — он очень упрямый. Это у него от деда, который всегда поступал как считал нужным и погиб от американской пули в сорок пятом. Какое несчастье, какое несчастье! А все из-за того, что мы не смогли быстро собрать эти чертовы два миллиона! Будь они прокляты, эти деньги! — По щекам синьоры Бернарди покатились крупные слезы.

— Вы же знаете, я со своей стороны сделал все возможное, — осторожно заметил прокурор.

— Да-да, я знаю, Сержио, вы наш преданный друг. Хорошо, что вы пришли на наши… на наш вечер.

— Не отчаивайтесь. История знает немало случаев, когда пропавшие без вести через много лет возвращались в отчий дом живыми и невредимыми.

— Да-да, вы правы, надо жить надеждой, — печально кивнула головой синьора Бернарди. — Пойдемте ужинать. Я хочу выпить за здоровье моего мальчика!

В иллюминатор были видны стоящие в ряд вдоль взлетной полосы санитарная машина с красными крестами и три «уазика», около которых толпились люди.

«Ишь ты, почетный караул — встречают Пастухова и его команду, — подумал я с усмешкой. — Что за помпа? К чему?»

Вертолет сел, люди двинулись к вертолету. Когда пилот заглушил винты, на борт поднялось, наверное, человек десять. Все они были в штатском.

— Пастухов? — обратился ко мне один из них, видимо главный.

— Да, — сказал я, уже чувствуя неладное.

— Вы и ваши люди арестованы.

Две пары крепких рук тут же вцепились мне в плечи.

— В чем дело? Предъявите постановление! — закричал я.

— Не волнуйтесь, оно будет предъявлено всем. И вам, и вашим людям, — спокойно сказал главный. На моих руках защелкнулись наручники.

…Нас вывели из вертолета и потащили к машинам. Я видел, как на борт поднялись люди с носилками — это за Доком. Интересно, а ему тоже будет предъявлено обвинение?

— Тут какая-то ошибка! Мы не совершали ничего противозаконного! — Честно говоря, у меня уже не было сил кричать, сопротивляться, пытаясь доказать свою правоту. Многодневный рейд по лесам и горам, сидение в засадах, сегодняшняя стрельба — все это безумно вымотало меня. Хотелось просто упасть — хоть на нары в тюрьме — и заснуть часов на десять.

Моих парней затолкали в «уазики» по двое, меня посадили одного. Ну конечно, они же считают меня главарем банды! Я стал лихорадочно соображать, что могло послужить причиной таких решительных действий со стороны ФСБ. В том, что нами занялась именно служба безопасности, я нисколько не сомневался. На ментов эти подтянутые парни явно не похожи.

Главный сел на переднее сиденье:

— Поехали!

«Уазик» понесся по аэродрому.

— У меня есть важная информация. Я по рации сообщал. Гамма-глобулин, который поступил в воюющие части…

— Пастухов, что ты лепишь, какая еще вакцина? — обернулся ко мне фээсбэшник.

— Я серьезно! Она заражена сибирской язвой. Прививка вызывет эпидемию в войсках.

— Ладно, мы проверим твою информацию, — кивнул он. — Можешь в двух словах объяснить, зачем ты ушел к боевикам? Ты же бывший капитан спецназа, мать твою так!

Ни черта они не проверят — это у него на морде написано! А когда проверят, уже будет поздно!

— Я не к боевикам ходил. Я Горагорскую базу боевиков хотел ликвидировать. Старший рассмеялся.

— Тебе бы в писатели пойти, Пастухов. Стиль фэнтэзи хорошо получится. — Он посерьезнел: — Ну и что, ликвидировал?

— Не смог. Это их ребята вакцину войскам подсунули. Не без помощи начальства, конечно.

— Да что ты заладил с этой своей вакциной? — сорвался фээсбэшник. — По нашим сведениям, боевики помиловали тебя и за миллион баксов пригласили в Чечню для проведения террористической операции против наших войск!

— Бред!

— Ну-ну, бредь дальше, Пастухов! — усмехнулся фээсбэшник. — Посмотрим, что ты завтра запоешь, когда мы тебе с полевыми командирами, которых ты инструктировал, очную ставочку устроим.

А вот это уже блеф! Они, конечно, могут «устроить» мне чеченских командиров, которые будут клясться и божиться, что я наемник, диверсант и еще черт знает кто, но это уже будет полный беспредел! Интересно, кому так срочно понадобилось упрятать меня за решетку? Добраться бы до телефона, позвонить Голубкову. Он быстро бы навел здесь порядок!.. Жаль, эти сволочи отобрали у меня сотовый еще в вертолете, когда надевали наручники…

— Куда мы едем?

— Что за глупый вопрос, Пастухов? В тюрьму, конечно. Она по тебе давно плачет.

Все понятно, разговаривать с такими бесполезно — эти подтянутые молодцы запрограммированы только на одно действие: сажать любым способом, а потом выбивать из арестованного любое нужное им, для их гребаной карьеры, признание.