Пьесы

КАМЕНЬ

Божественная комедия в четырех допросах

Действующие лица:

Он

Она

Протокол допроса №1, от 16 октября 2013 года.

Кабинет. Стол. На столе – компьютер, телефон, разбросаны бумаги. Входит Он. В руке у него небольшой камень – 3—4 сантиметра в диаметре. Он подходит к столу, подбрасывая камень. С интересом разглядывает бумаги. Усмехается. Звонит телефон. Он берет трубку одной рукой, другой продолжает подбрасывать камень.

ОН. Ну. Ага. А ты какой ответ хочешь услышать? Зачем тогда спрашиваешь. Вот представь, я сейчас тебе скажу – нет, не хочу я с ней разговаривать. Вообще никого не хочу видеть. И приехал я сюда среди ночи просто так, потусоваться. Сяду сейчас за комп, пораскладываю пасьянс «Косынка» и поеду домой досыпать. Чего молчишь? Не понял юмора? Ладно, хватить тупить, запускай.

Он садится за стол. Разглядывает бумаги. Усмехается. Входит она. Останавливается у двери. Он не оборачивается.

ОН. Давай, заходи, чего встала, как неродная.

Она подходит к столу.

ОН. Присаживайся, в ногах правды нет. (Вглядывается в бумаги.) Впрочем нет ее и выше.

ОНА. Любуетесь.

ОН. А ты считаешь, тут есть чем любоваться?

Он показывает ей одну из бумаг. И мы видим, что это распечатанное фото, на котором изображена девушка с голая грудью, и бензопилой в руках. На голове у нее балаклава.

ОН. Это красиво, по-твоему?

ОНА (морщится). Есть лишних полкило, а так – вполне товарный вид.

ОН. Понятно. Девушка тоже с юмором. Это радует. Начнем, помолясь? Раньше сядешь – раньше выйдешь.

ОНА. Вам лучше знать.

Он достает из стола бланк допроса. Кладет на стол, разглаживает. Кладет сверху камень.

ОН. Вот предупреждение об ответственности за дачу заведомо ложных показаний. Распишись.

Она расписывается.

ОН. ФИО свое скажи.

ОНА. Таня.

ОН. Я говорю – ФИО.

ОНА. Татьяна Петровна Алферова.

ОН. Чем докажешь?

ОНА. Что?

ОН. Документ какой-нибудь есть?

ОНА. Вы же знаете, что нет.

ОН. Откуда мне знать?

ОНА. Меня вообще-то обыскивали. И довольно тщательно. Я бы даже сказала – слишком тщательно.

ОН. Ладно, Татьяна Петровна Алферова. Пока верим вам на слово. Но проверим все предоставленные вами данные. Дата и место рождения.

ОНА. 7 октября 1991 года.

Он смотрит на нее.

ОНА. Что? Тоже будете проверять? Интересно как? Может быть, распилите меня и посчитаете годовые кольца?

ОН. 91-й. Я в этом году школу закончил. Никак не могу привыкнуть к тому, что есть взрослые люди 1991 года рождения.

ОНА. Привыкайте.

ОН. Домашний адрес.

ОНА. Улица Первомайская дом 19, квартира 23.

ОН. Место работы.

ОНА. Менеджер по рекламе.

ОН. Что рекламируешь?

ОНА. Воздух.

ОН. Это метафора?

ОНА. Да, это метафора.

ОН. Так. Теперь, уважаемая Татьяна Петровна Алферова, объясните мне, пожалуйста, что вы делали сегодня на площади Революции с двадцати трех тридцати до двадцати трех сорока пяти минут. Постарайтесь ничего не забыть. Нам важны все детали.

ОНА. Я пришла на площадь в двадцать три тридцать. За спиной у меня был черный рюкзак марки «Самсонит». Я сняла рюкзак и достала из него бензопилу марки Патриот. Завела ее и спилила поклонный крест, установленный на площади в память о героях 1813 года.

ОН. 1812 года, наверное?

ОНА. Учите матчать, уважаемый. 1813 год, Битва народов.

ОН. Бородино знаю.

ОНА. После Бородино, по-твоему, Наполеон куда делся?

ОН. Пошел на Москву.

ОНА. А после Москвы?

ОН. Вернулся в Париж.

ОНА. Скажем так, в Париже ему не сиделось.

ОН. Вернемся к нашему порно. Вы спилили поклонный крест…

ОНА. После этого я сняла футболку и несколько раз сфотографировалась на мобильный телефон на фоне спиленного креста. С телефона я отправила снимки в интернет. В двадцать три сорок пять меня задержали сотрудники полиции.

ОН (Пишет). Задержали сотрудники полиции.

Он смотрит на нее.

ОН. Можешь объяснить, зачем ты это сделала?

ОНА. Сфотографировалась с голыми сиськами? Объясняю – сиськи увеличивают кликабельность и цитируемость в интернете.

ОН. А крест зачем спилила?

ОНА. Чтобы вызвать общественный резонанс. Верующие лучше всего поддаются троллингу.

ОН. Чему-чему?

ОНА. Троллингу. Это когда ты специально оскорбляешь человека в расчете на то, что он испытает батхерт.

ОН. А это еще что за нахер?

ОНА. Батхерт – это жопная боль. Это то, что испытывают все верующие, когда их троллят.

ОН. Метафора.

ОНА. Метафора.

ОН. И зачем тебе нужно, чтобы верующие испытали жопную… этот батхерт?

ОНА. Это нужно для того, чтобы они распространяли мою идею.

ОН. А, понятно. Нарываешься на скандал. А это что такое?

Он показывает ей камень.

ОНА. Это камень.

ОН. Это тоже что-то значит?

ОНА. Это самое главное.

ОН. Метафора?

ОНА. Метафора.

Пауза.

ОН. Знаешь что? Не хочу я это все слушать. Давай сделаем так. Ты сейчас подпишешь признание и я тебя отпущу под подписку.

ОНА. Не выйдет.

ОН. Почему?

ОНА. Я не хочу, чтобы ты меня отпустил. Я должна просидеть у вас три дня и на четвертый выйти на свободу.

ОН. Это еще почему?

ОНА. Согласно пророчеству.

ОН. Ты чего, больная?

ОНА. Шучу. Не было никакого пророчества. Но мне правда надо просидеть у вас три дня и на четвертый выйти на свободу.

ОН. Так. Распишись здесь. И уматывай.

Он пододвигает ей протокол.

ОН. Пиши. С моих слов записано верно.

ОНА. Неверно. У вас тут написано – Татьяна Петровна Алферова.

ОН. И чего?

ОНА. У меня другое имя.

ОН. Ты же сама сказала… Как тебя зовут?

ОНА. Не скажу.

Он вздыхает.

ОН. Нарываешься?

ОНА. Нет. Я же сказала – мне нужно, чтобы вы меня задержали.

ОН. Хорошо. Я тебя задержу. На три дня до выяснения личности. И на четвертый день отпущу. Согласно пророчеству.

Он берет телефон.

ОНА. Тогда слушайте.

ОН. Я думал, мы закончили.

ОНА. Мы еще и не начинали. Да положите вы свой телефон. Неужели вам неинтересно узнать, зачем я спилила поклонный крест и, главное, почему я положила на него сверху этот камень?

ОН. Не очень.

ОНА. Врете. Вам интересно. Это ведь не простой камень. Слушайте.

Он кладет телефон.

ОНА. 6 ноября 1708 года царь Петр Первый узнал о вероломном предательстве украинского гетмана Ивана Мазепы, перешедшего на строну врага в самый разгар Северной войны.

ОН. Чего? При чем тут Мазепа?

ОНА. При том. Слушайте внимательно, повторять не буду. Царь Петр держал возле Мазепы своих людей, по нашему говоря, шпионов. Один из них был черниговский казак полковник Матфей Алферов. Полковник несколько раз писал Петру, предупреждая его о том, что Мазепа замышляет измену и хочет перейти на сторону Карла XII. На что Петр приказал ему «изменника Мазепу схватить и в кандалах переправить в Санкт-Петербург». К этому времени гетман был уже у шведов. Петр начал искать виноватых. Виноватые быстро нашлись. Полковника Алферова вместе с семьей и всеми крепостными сослали на 100 верст от Вологды на север. В то время на этом месте – в ста верстах от Вологды – ничего не было, только лес. Там и обосновался Матвей Алферов со своей семьей и крепостными. Эта деревня – Алферовская, кстати, до сих пор там стоит. Домов семь или восемь.

ОН. Подожди. Алферов это… ты поэтому назвалась его фамилей.

ОНА. Соображаешь. Поэтому. Я его пра-пра-пра-сколько-то раз правнучка. Хотя фамилия у меня другая.

ОН. Давай ближе к современности.

ОНА. Легко. 1811-й год. Праправнук Матвея Алферова, увидев однажды проезжавшего через деревню улана, решает ни жить ни быть стать военным. И вот, когда ему исполнилось 15, он вместе с отцом отправился в Петербург. Звали мальчика Петр, как и тебя.

ОН. Меня зовут Вадим.

ОНА. Нет, тебя зовут Петр.

В общем, тот Петр приехал в Петербург и оказалось, что попасть в армию просто так с улицы нельзя. Нужны рекомендации. Петр и его отец поселились на постоялом дворе и начали обивать пороги разных важных господ. Все бесполезно. Никто не хотел им помогать. Очень скоро у них кончились деньги и отец был вынужден втайне от сына просить милостыню. Узнав об этом сын отправил к дому Аракчеева, подождал, пока тот выйдет из дома и бухнулся перед ним на колени. Слуги кинулись его оттаскивать, но Аракчеев, заинтересовавшись, приказал его отпустить и спросил, в чем дело. Мальчик сказал, что он хочет служить в армии. И Аракчеев приказал принять его в дворянский полк – на самом деле это был не полк, а что-то вроде военного ПТУ для неимущих дворян. Надвигалась новая война с Наполеоном, однако ни в этом, ни в следующем году Петру Алферову повоевать не довелось. В Бородинской битве он не участвовал.

ОН. Почему?

ОНА. Потому что молодой еще был. Ему было 16 лет. Слушай дальше. Весной 1813 года Петр Алферов принимает участие в европейском походе. Во время похода он писал письма своему батюшке в Алферовскую. Письма сохранились, я их читала. Заграница поразила воображение маленького Петруши. «Что это за прелестная сторона! Нет уголка, который бы не был осмотрен, обработан и украшен. Какое волшебство превратило болотистые Силезские долины в плодоносные поля, провело возвышенные насыпные дороги, обсадило их липами, тополями и даже плодовитыми деревьями; какое искусство превратило дикие леса в рощи, рощи в сады, деревни в местечки, местечки в города? Все это сделалось трудолюбием жителей и деятельностью правительства. Подле каждого почти дома, сельского и городского, вижу виноград. Он распускает ветви свои по всей стене, подымаясь до самой кровли. Выглянешь в окно – и полные виноградные кисти просятся в рот! Посмотри на эти высокие каменные строения, с огромными конюшнями, скотными дворами, огородами, прекрасными садиками, цветущими беседками – как думаешь, что это? – Верно, господские дома, дома князей и баронов. – Нет! Это деревня, где живут Силезские крестьяне. Дивись, но верь! Как умеют немцы всем пользоваться и угождать всем необходимым нуждам. Куда ни посмотришь, на площадях и на улицах – везде фонтаны чистой воды. В одних поят лошадей, другие доставляют городу воду, нарочно трубами проведенную. Около всех почти огородов и садов городских проведены каналы, прегражденные заставками; каждый хозяин отворяет свои – и огород его наводняется. Здесь засуха не страшна. В Пруссии благодетельное правительство подобно в сем случае солнечным лучам, извлекающим влагу из земли для того только, чтобы после оживлять ее же благотворными дождями.

ОН. Мораль понятна. Наша власть может только ссылать в леса, а ихняя, значит, строит дома и освещает огороды.

ОНА. Я этого не говорила. Еще Петра Алферова поразило описание похорон. «Множество мальчиков, устроенных по два в ряд, впереди один с крестом, прочие каждый с книжкою, идут перед гробом, за которым следуют взрослые, а за ними толпа женщин. Все вместе поют. Могилы очень часты, почти одна на другой. В старом Фрауштате любили тесно друг подле друга жить и в тесном соседстве лежать на кладбище. Немцы не щадят надгробников. Вы читаете надписи на крестах, каменных досках, простых и полированных гранитах, из коих одни положены на землю, другие водружены в нее, многие вделаны в ограду. Почти каждая могила усеяна цветами и украшена портретом усопшего. Из этого можете видеть, как почтительны немцы к памяти ближних своих. Дети, полные жизни и радости, беспечно бегают по вековым камням и срывают свежие цветы на костях прапрадедов. Разительное сближение жизни и смерти!..

ОН. У нас тоже жизнь и смерть всегда под ручку ходят.

Пауза.

ОНА. До поездки в Европу Петр Алферов был не человеком, а личинкой человека. Человеком он стал за четыре для с 16 по 19 октября 1813 года.

ОН. В битве против Наполеона участвовало пять армий. Силезская армия, в которой Алферов служил поручиком, пришла к месту битвы первой. Потом подтянулась Богемская армия. А когда битва началась, к ним присоединились Северная армия, Польская русская армия и 1-й австрийский корпус.

ОНА. 127 тысяч русских, 89 тысяч подданных Австрии, 72 тысяч пруссаков, 18 тысяч шведов.

ОН. 15 октября Наполеон разместил свои войска вокруг Лейпцига. 16 октября он планировал атаковать и уничтожить богемскую армию. Союзники сначала планировали атаку по нескольким направлениям, имея в виду разделить армию Наполеона. Силезкая армия должна была наступать на Лейпциг с севера.

ОНА. Но царю Александру этот план не понравился.

ОН. Слишком сложный.

ОНА. В итоге большая часть армии атаковала французов в лоб с юго-востока.

ОН. День 16 октября выдался пасмурным. В 8 утра армия генерала Барклая-де-Толли открыла артиллерийский огонь по врагу. Наступление началось. Раздалась команда…

ОНА. Строиться в каре!

ОН. Я оказался на одной из внутренних сторон каре и все время крутил головой, стараясь разглядеть французов. Как вдруг раздался страшный грохот и люди вокруг меня стали падать. По нам стреляли. Офицеры кричали.

ОНА. Сомкнуть ряды!

ОН. Направо и налево от меня умирали люди. Прилетало что-то невидимое и отрывало им головы, руки и ноги. Я почувствовал что-то вроде болотной слякоти под ногами, посмотрел вниз и увидел, что стою по щиколотку в крови. И я побежал.

ОНА. Пороховой дым окутал меня со всех сторон. Я бежал как будто сквозь туман. Где-то рядом были крики и выстрелы, но я ничего не видел на расстоянии вытянутой руки..Я бежал, сам не зная куда. Сколько это продолжалось – не знаю. Кажется, несколько мгновений.

ОН. И вдруг я оказался в самой гуще сражения. Я увидел прусаков, которые сошлись вштыковую с французами. Французов было больше, они теснили прусаков, убивая их одного за другим. Те умирали с криком…

ОНА. Фатерланд!

ОН. Я почувствовал уклон под ногами. Мы стояли на склоне холма. Снова раздалась команда.

ОНА. Сомкнуть ряды!

ОН. Командир направил нас наверх холма, где находилась деревня Вахау. Мы почувствовали, что дорога свободна. Мы побежали налегке, не встречая сопротивления.

ОНА. Как вдруг справа донесся какой-то шум и выкрики.

ОН. На нас неслась их кавалерия, неудержимая, как морской вал.

ОНА. Казалось, еще мгновение и мы будем уничтожены.

ОН. Нам приказали отступать.

ОНА. Я не помню, как я провел остаток этого дня. Потом я узнал, что мы все-таки взяли Вахау. А к вечеру отдали обратно французам. К ночи все стихло, как бы само собой.

ОН. Солдаты разжигали костры и готовились к ночлегу, не обращая никакого внимания на близость неприятеля.

ОНА. Это было похоже на то, как готовятся к ночлегу крестьяне во время сенокоса. Я вдруг подумал, что многие из этих солдат и есть крестьяне, который воспринимают войну всего лишь как один из видов труда.

Он собирает бумаги.

ОН. Мы с тобой сегодня тоже хорошо поработали, Татьяна Петровна.

ОНА. Алферов долго ходил между кострами, пока не нашел свой батальон. Там он узнал, что многие из его товарищей были убиты сегодня. Отогревшись у костра, он проверил свое ружье и увидел, что патрон остался в стволе. Он не сделал за этот день ни одного выстрела и ни разу не ударил штыком. Засыпая, я подумал, что завтра непременно кого-нибудь убью.

ОН. Уже поздно. Тебе пора спать. На новом месте приснись жених невесте.

ОНА. У тебя есть дети?

ОН. Девочка.

ОНА. Поцелуй ее от меня.

ОН. И не подумаю.

Протокол допроса №2, от 17 октября 2013 года

ОН. Поклонный крест на площади Революции – это святыня, прославляющая не только нашу миролюбивую веру, но и демонстрирующая силу нашего оружия. Посягнувший на эту святыню оскорбляет не только церковь, но и память наших предков, сложивших свои головы за свою страну на полях сражений.

ОНА. Я, как верующая с 1982 года христианка и мать троих детей, от всей души искренне желаю, чтобы щепки от этого креста воткнулись в глаза ее родителей. Чтобы эти несчастные люди не видели, что творит их дитя.

ОН. Вот в советское время мы почему хорошо жили? Потому что верили. Иисус Христос был коммунистом. Помните, как он накормил народ пятью хлебами?

ОНА. Я когда увидела ее с этой пилой на площади, так вся и содрогнулась. Глаз у нее стал нечеловеческий и движения тоже такие дерганые, как будто пляски бесовские. Я ее перекрестила и говорю – изыди, сатана, изыди. А она хохочет дьявольским голосом.

ОН. Я вообще не понимаю, кто это придумал – подставь другую щеку. Кто это придумал? Ну кто? Покажите мне этого идиота! Мы должны защищать нашу веру. А то вишь, мы им щеки подставляем, а они и рады стараться. Нет уж, братцы, наше христианство – это когда нам по щеке, а мы – раз и поддых. А мы – раз и в глаз. А мы – раз и в ухо. А щеки пусть дураки подставляют.

ОНА. Мой отец – Иисус Христос, а моя мать – Дева Мария.

ОН. Вообще считаю, что закон божий нужно прививать прямо со школы. Вместо Толстого и Достоевского. Какая польза от литературы? А вера – она поможет нравственному и патриотическому воспитанию человека и гражданина.

ОНА. После этого случая не могу ничего делать. Только телевизор смотрю, плачу и молюсь.

ОН. Работаю охранником на автобазе. После того, как стал свидетелем этого чудовищного кощунства, испытал такие моральные страдания, что не смог выйти на работу два дня, за что получил выговор и лишение премии. Что еще больше усугубило мои моральные страдания. Ходатайствую перед судом, чтобы премию мне возместили и выговор сняли, поскольку мой прогул был вызван уважительной причиной – оскорблением моих религиозных чувств.

ОНА. У меня только пенсия по инвалидности, да на детей дают немного. А алиментов от мужа я сроду не видела. Если бы можно было мне получить небольшую компенсацию…

ОН. А самое главное – крест вернуть на законное место. И рядом поставить полицейского. Чтобы он смотрел в оба – крестятся люди, когда мимо идут или нет. Если прошел и не перекрестился – сразу такого хватать и пятнадцать суток ареста. За оскорбление чувств верующих.

Она смеется.

ОН. А мне вот не смешно.

ОНА. Ты знаешь, что Иисуса Христа тоже распяли за оскорбление чувств верующих?

ОН. Это официальные свидетельские показания.

ОНА. История всегда повторяется. Сначала как трагедия, а теперь даже не как фарс, а как… цирковое представление.

ОН. Ты в России. Здесь история повторяется сначала как трагедия, потом как трагедия, потом еще раз как трагедия и снова как трагедия.

ОНА. Кто сказал, что трагедия – это уныло и печально? Трагедия – это весело.

ОН. Сегодня уже не так весело, как было вчера. Свидетельские показания – это очень серьезно. Но я обещаю, что, если ты признаешь свою вину и заявишь, что раскаиваешься…

ОНА. Я не раскаиваюсь. Я должна…

ОН. Да, я помню. Ты должна просидеть в СИЗО три дня и выйти на четвертый. Только зачем?

ОНА. Чтобы ты дослушал до конца историю про Петра Алферова.

ОН. Я же тебе помочь хочу, глупая ты баба!

ОНА. Хочешь помочь – выслушай мою историю.

ОН. Хорошо, рассказывай. Я слушаю.

ОНА. Утром 17 октября 1813 года Петр Алферов проснулся с отчетливым желанием кого-нибудь убить.

ОН. Накануне вечером Наполеон отправил союзникам предложение о перемирии. В 2 часа дня в деревне Зестевит собрался военный совет союзников. Император Александр категорически отказался идти на мировую со своим старым врагом. В это время прибыла польская армия генерала Бенингсена. Главнокомандующий Шварценберг хотел немедленно возобновить сражение, однако Беннигсен заявил, что его солдаты слишком устали от долгого перехода. Было решено возобновить наступление в 7 утра следующего дня.

ОНА. Солдаты отдыхали. Алферов поражался, как так можно – спать у костра, зная, что в любую минуту тебя могут разбудить и отправить на смерть. Сам он то ходил кругами, то садился у костра и подолгу смотрел на огонь.

ОН. Солдаты говорили о том, что Наполеон отказался от веры Христовой. В этом все были единодушны, спор вышел лишь о том, какую веру он себе избрал – то ли китайскую, то ли египетскую.

ОНА. Алферов вдруг рассердился и сказал, что все солдаты, которые умерли вчера на поле битвы – все они были одной веры, христианской. Эта мысль так поразила солдат, что они надолго замолчали, с опаской поглядывая на Алферова.

ОН. А он вдруг подумал о том, что убийство – это грех, для которого война не может служить достаточным оправданием. И то, что никто из этих солдат не раскаивается в совершенных ими убийствах на поле битвы, лишает их шанса на спасение. И они этого даже не знают.

ОНА. Ему стало их жалко. И он спросил себя – готов ли он пожертвовать своей бессмертной душой ради того, чтобы быть вместе с этими солдатами, убивать вместе с ними и вместе с ними отправиться в ад?

ОН. Он посмотрел на своих товарищей и ответил сам себе – да, он готов.

ОНА. Сразу после этого отряд был поднят в ружье.

ОН. Это было не наступление, просто командование решило занять две деревеньки на севере, чтобы использовать их для ночлега офицеров.

ОНА. Какой удачный случай для нашего героя запятнать себя кровью.

ОН. На задание был отправлен отряд в 80 человек. К деревне солдаты подходили беспечно, перешучиваясь и пересмеиваясь.

ОНА. Когда до деревни оставалось около двухсот шагов, на солдат внезапно обрушился огонь артиллерии.

ОН. В деревне стоял артиллерийский расчет из шестнадцати пушек. Увидев русских прямо у себя под носом, французы так удивились, что даже не сразу дали залп, дав противнику подойти поближе.

ОНА. Тем разрушительнее были последствия этого залпа. Отряд был рассеян по полю. Алферов, оглохший, ослепший, ничего не понимающий, упал на дно воронки, оставшейся от разрыва бомбы.

ОН. Это спасло его от второго залпа. За ним последовал третий. Люди метались по полю, натыкаясь друг на друга.

ОНА. Алферов пытался выбраться из воронки. Если бы это ему удалось, он бы погиб. Но руки и ноги отказывались его слушаться и он бессильно скреб пальцами по земле, обламывая ногти.

ОН. Артобстрел продолжался.

ОНА. Алферов наконец понял, что воронка – это спасение для него и скорчился на дне, закрыв голову руками. Вдруг он услышал где-то совсем рядом испуганный вскрик. Сначала он подумал, что ослышался. Но крик повторился. Кто-то звал на помощь.

Любопытство оказалось сильнее страха. Он приподнял голову над краем воронки и увидел молодого человека, совсем мальчика, в ужасе метавшегося среди разрывов.

ОН. Сюда! Идите сюда!

ОНА. Но мальчик, казалось, ничего не слышал. Тогда Алферов собрал все свои силы, выскочил из воронки, подбежал к нему, схватил его за руку и потащил за собой, в воронку. Вместе они обрушились на ее дно, и в этот момент над ними пролетела туча осколков. Это был очередной залп французской артиллерии.

ОН. Эти двое лежали на дне воронки, уткнувшись лицом в землю. Алферов совершенно успокоился и, чтобы не соскучиться, стал считать залпы. Они повторялись с равными промежутками в две-три минуты. Всего было одиннадцать залпов, после чего стрельба стихла. Французы переоценили силы противника, продолжая утюжить поле уже после того, как русский отряд перестал существовать.

ОНА. Выждав еще несколько минут, Алферов поднял голову и прислушался. Тишина. Можно было уходить. Он посмотрел на спасенного им мальчика и увидел, что на нем желтый мундир. Мундир был перепачкан грязью, к тому же в пороховом тумане нетрудно было обмануться, спутав его мундир с зеленой формой русских пехотинцев, но теперь Алферов точно знал, что перед ним француз. Офицер.

ОН. Француз смотрел на Алферова. А Алферов смотрел на француза. Наконец француз что-то сказал, вылез из воронки и убежал. Алферов поднял руку, чтобы вытереть лицо и увидел, что сжимает в руке заряженный пистолет. Но поздно, француза уже и след простыл.

ОНА. Вернувшись к своим, Алферов узнал, что из 80 человек, посланных на штурм деревни, выжил он один.

ОН. Он никому не рассказывал о том, что произошло в воронке, но запомнил слова француза и попросил одного офицера перевести их. Он сказал вот что: «Вы спасли мою жизнь, Бог вознаградит вас за это».

ОНА. Алферова зачислили в другой отряд, который также накануне понес большие потери. Он едва поздоровался с новыми сослуживцами и тут же лег спать. Они были разочарованы. Может быть, ждали рассказов о чудесном спасении от вражеских ядер. Но Алферову было все равно.

ОН. Он улыбался, засыпая и думал о том, что даже на войне можно оставаться хорошим человеком и добрым христианином. Он был уверен в том, что завтра…

ОНА. Если бы знал, что с ним произойдет завтра, он бы не улыбался.

ОН. Дай-ка я угадаю. О том, что было дальше, ты расскажешь завтра?

ОНА. Петр Алферов оставил завещание, согласно которому его воспоминания могут быть преданы гласности только через двести лет. Сегодня 17 октября 2013 года. Завтра я расскажу тебе о том, что произошло 18-го.

ОН. Не хотел тебе говорить. Сегодня звонили из Москвы. Журналисты с телевидения. Твоим делом заинтересовались.

ОНА. Я же говорила тебе, что занимаюсь рекламой. Телевидение – это хорошо для рекламы.

ОН. Ты думаешь, телевидение тебе поможет?

ОНА. Господи, благослови телевидение!

ОН. Телевидение никогда никому не помогает.

ОНА. Телевидение делает сложные вещи простыми.

ОН. Твое дело было очень простым. Если вмешается телевидение – все очень усложнится…

Допрос №3, от 18 октября 2013 года

ОН. Я знаю, о чем ты хочешь мне сегодня рассказать. О первом человеке, убитым твоим пра-пра-пра.

ОНА. Не угадал.

ОН. Храбрый вояка Алферов на третий день битвы опять никого не убил?

ОНА. На третий день битвы Алферов убил восемь человек. Возможно, девять. Или даже больше. Но не меньше восьми.

ОН. Ночью Наполеон отступил на расстояние часа пути от Лейпцига. У него оставалось сто пятьдесят тысяч солдат. У союзников было вдвое больше. В семь утра началось общее наступление.

ОНА. Четыреста пятьдесят тысяч человек. Огромная толпа народу. В то время – население целого большого города. В такой большой толпе части не могли двигаться одновременно. Австрийцы сражались уже несколько часов, а русские все еще ждали своей очереди. В два часа дня отряд, к которому теперь принадлежал Андрей, был построен в каре и направлен на очередную деревушку.

ОН. Это был Шёнефельд.

ОНА. Слева от идущих походным маршем солдат раздавался страшный вой.

ОН. Это была английская ракетная батарея, которая обстреливала Паунсдорф.

ОНА. Неприятель, как и всегда на этой войне, появился неожиданно. Рядом с Андреем кто-то закричал, он обернулся и увидел толпу французов, вдруг оказавшихся прямо в центре каре, на расстоянии вытянутой руки. Никто не мог понять, как это произошло.

ОН. Стрелять было нельзя – вокруг были свои.

ОНА. Солдаты сошлись в штыковую.

ОН. Изо всех военных трудов штыковой бой – самый тяжелый. Тело человека – это не соломенное чучело. Кажется, что может быть проще – ты бежишь, размахиваешься, втыкаешь штык, выдергиваешь, бежишь дальше. Но самое трудное – это не воткнуть штык, а выдернуть его.

ОНА. Штык может запутаться в кишках.

ОН. Может застрять между ребрами.

ОНА. Может воткнуться в позвоночник.

ОН. Кроме того, человек, в которого ты втыкаешь штык, он ведь тоже не стоит на месте. Он кричит, машет руками. А в руках у него такое же ружье, как у тебя и у этого ружья тоже есть штык. Нет, все-таки убивать людей вручную – это тяжелая работа.

ОНА. Когда солдаты рассказывают о том, что многие годы помнят лицо первого убитого ими врага, знайте – это неправда. Алферов не запомнил ни одного лица. Он втыкал штык и вытаскивал его. Втыкал и вытаскивал. Он ни о чем не думал в этот момент. То, что произошло в этот день, он осознал позже. А произошло вот что.

ОН. Один из убитых им солдат, умирая, схватил его за ворот, дернул на себя и потащил за собой вниз, на землю. Алферов наклонился к нему. Солдат захрипел и протянул вперед обе руки.

ОНА. Одной рукой он сорвал нательный крест с шеи Алферова. А другой рукой вложил что-то в руку Алферова.

Пауза.

ОНА. Это был камень.

ОН. Вот этот камень?

ОНА. Да.

ОН. Зачем он это сделал?

ОНА. Неизвестно. Вряд ли умирающий солдат осознавал, что именно он делает. Это было непроизвольное движение рук во время агонии. И точно так же, не сознавая, что он делает, Алферов положил камень в подсумок, где хранились патроны. После этого он выпрямился, взял оброненное им ружье и до конца дня продолжал убивать французов.

ОН. В разгар боя Саксонская дивизия из трех тысяч солдат, сражавшаяся в рядах наполеоновских войск, перешла на сторону союзников.

ОНА. Страшная пустота зияла в центре французской армии, точно вырвали из неё сердце.

ОН. В шесть часов вечера стемнело и бой прекратился.

ОНА. Ночью французы начали отступление.

ОН. Союзники встали лагерем вокруг Лейпцига. Французов не атаковали, понимая, что загнанный в угол противник может быть смертельно опасным.

ОНА. Сидя у костра, Алферов достал из подсумка камень и посмотрел на него.

ОН. Ничего особенного. Камень как камень.

ОНА. Так закончился день 18 октября 1813 года.

ОН. Вчера прошел репортаж по телевидению. Утром о тебе написали все газеты.

ОНА. Все газеты в городе?

ОН. Все газеты в мире. Твое фото в балаклаве сегодня на обложке «Times».

ОНА. Эта смелая девушка бросила вызов обществу и государству. Церковь в России сегодня – лишь один из придатков государственной машины, министерство веры, которое занимается пропагандой покорности и послушания.

ОН. Для таких как она, тюрьма – недостаточное наказание. Нужно раздеть ее догола и выпороть на площади.

ОНА. Это не акт современного искусства и не политическая акция. Это акт веры. Алферова – это Жанна Д, Арк сегодня. Она святая!

ОН. Пусть она голая подметает улицы!

ОНА. У Алферовой появились последователи. Две девушки в балаклавах ворвались в храм Покрова-на-Козлене в Вологде и облили красной краской икону святого Паисия Угличского. В настоящее время возбуждено уголовное дело, ведется розыск преступниц.

ОН. Пусть теперь всегда ходит голая!

ОНА. Требуем немедленно освободить!

ОН. Голая!

ОНА. Святая!

ОН. Голая!

ОНА. Удивительно: все эти истинно верующие больше всего хотят раздеть меня догола.

ОН. Я послал запрос по поводу твоих данных. Адрес, фамилия, имя, отчество. Завтра придет ответ. Мы узнаем твое настоящее имя, и тебе будет предъявлено официальное обвинение.

ОНА. Не торопись. Завтра умеет удивлять.

Протокол допроса №4 от 19 октября 2013 года

ОН. Вчера наш губернатор Николай Камалов дал большое интервью местному телевидению. Он сказал, что власть защитит верующих граждан и накажет организаторов кощунства по всей строгости закона.

ОНА. Забавно, что наша власть всегда все принимает на свой счет. Что бы ни случилось – власть тут как тут – нет ли революции? Не готовится ли бунт? Ты думаешь, власти есть какое-то дело до чувств верующих? Я тебя умоляю, когда вера становилась угрозой для власти, верующих убивали десятками тысяч. Сейчас власть хочет спрятаться в церкви. Она использует верующих как заложников, как живой щит, рассчитывая, что именно по ним придется первый удар.

ОН. Еще Камалов сказал, что вдохновителями твоей акции стали западные спецслужбы. Все такие акции координируются из-за границы. Власть должна быть беспощадной к наемникам западных спецслужб, которые хотят установить контроль над нашими ресурсами.

ОНА. Знаешь, кто настоящие враги этой власти? Молодость, ум, образованность, свобода мышления. Эту власть расшатывают не западные спецслужбы, а книги, открытые границы, интернет…

ОН. Хорошо, пусть моя дочь никогда не прочитает Солженицына, но зато моя страна не будет управляться из Вашингтона.

ОНА. Разуй глаза! Твой губернатор говорит о патриотизме, а сам ворует миллионы из бюджета. Он ворует у тебя и твоей дочери и покупает дома в Майами. Как ты думаешь, когда он принимает по-настоящему важные решения, о чем он думает? Об интересах своей страны или о своем доме в Майами? Твоя страна и так управляется из Америки, только не из Вашингтона, а из

Майами. Патриотизм и религиозность наших чиновников – это товар исключительно для внутреннего употребления. Когда они выезжают за границу, они там поют совсем другие песни.

ОН. Откуда ты знаешь?

ОНА. Мое настоящее имя – Зоя Камалова. Зоя Николаевна. Губернатор Камалов – мой отец.

ОН. Врешь!

ОНА. Ты ведь делал запрос…

ОН. Да, вот же конверт, утром принесли…

Он вскрывает конверт. Читает. Пауза.

ОН. Мне пиздец.

ОНА. Оказавшись в аналогичной ситуации, Понтий Пилат выразился немного по-другому.

ОН. Пошла ты нахуй со своим Понтием Пилатом! Ты понимаешь, кем ты выставила своего отца перед всей страной? Перед всем миром?

ОНА. Тем, кем он и является – лицемерным ублюдком.

ОН. Значит, вот зачем ты надела маску на лицо. Чтобы папаша тебя не узнал раньше времени, увидев твои фотки в интернете.

ОНА. Сработало.

ОН. Я сейчас подпишу тебе пропуск, ты пойдешь прямиком к своему отцу и скажешь ему, что произошла ошибка. Что с тобой обращались здесь вежливо и уважительно. И будем дальше думать, как замять эту историю.

ОНА. Я никуда не пойду, пока не расскажу тебе, чем закончилась история с Алферовым.

ОН. Что? Да пошла ты нахуй со своим Алферовым!

ОНА. Ты будешь слушать или мне нужно рассказать папе, что ты меня здесь избивал и насиловал?

ОН. Что? Да я тебя пальцем не тронул!

ОНА. Ты будешь слушать или нет?

ОН. Давай, рассказывай. Только быстро. Сука, мне надо успокоиться. Поседеешь, блядь, с такой работой.

ОНА. Наполеон…

ОН. Бля-адь! Наполеон, блядь! Наполеон, сука! Меня может быть, сегодня уволят, а она мне про Наполеона!

ОНА. Если будешь перебивать…

ОН. Я слушаю, слушаю. Давай, рассказывай, что там твой ебучий Наполеон?

ОНА. Поскольку Наполеон рассчитывал только на победу, он не подготовил отступление. В распоряжении всей его огромной армии оказалась только одна дорога – на Вайсенфельс. Король Саксонии Фридрих-Август I отправил к союзникам офицера с предложением сдать город без боя, если французским войскам будет гарантировано 4 часа на отступление. Император Александр I отклонил это предложение и приказал наступать. Когда войска союзников вошли в город, французская армия как через бутылочное горлышко пыталась протиснуться через Рандштадские ворота. Войдя в город, русские закричали «Ура». Услышав этот крик, французские саперы по ошибке взорвали мост Эльстербрюкке перед Рандштадскими воротами. В городе оставалось еще двадцать тысяч французов. Многие из них были убиты, остальные взяты в плен. По всему городу то там, то тут вспыхивали перестрелки. Александр запретил своим солдатам грабить город, но оставшиеся в городе французы продолжали отстреливаться. В одной из таких перестрелок французская пуля попала в грудь русскому поручику Петру Алферову, пройдя сквозь его тело на два пальца ниже сердца.

ОН. Все, конец твоей ебучей истории? Убили твоего Алферова? Теперь ты оставишь меня в покое?

ОНА. Нет. Алферов не был убит. Вместе с другими ранеными его отправили в полевой госпиталь, где врач извлек пулю и промыл рану. Дальнейшее его выздоровление было предоставлено на усмотрение всевышнего. Раненых, которые были слишком слабы, чтобы пережить дорогу на родину, оставили на попечение одного из местных монастырей. Семь месяцев Петр Алферов лежал в маленькой келье и смотрел на висящее над его кроватью распятие. Сначала он думал о том, что когда с его груди сорвали крест… в этот момент Бог перестал его защищать. Поэтому он и был ранен. Потом он вдруг осознал, что крест – это орудие пытки. Такое же, как виселица. Или дыба. Или плаха. Или гильотина. Почему же, когда мы видим виселицу, нас передергивает от ужаса, а когда мы видим крест – нас должно охватывать умиление? И тут Алферова осенило. Две тысячи лет назад люди ошиблись, использовав орудие пытки в качестве символа новой веры. С тех пор в каждом доме на самом видном месте висит орудие пытки с умирающим на нем человеком. Крест не может нести людям любовь, только боль и смерть. Поэтому моментами высшего торжества новой веры стали не всеобщая любовь, а костры инквизиции, крестовые походы и – смерть, боль, ненависть.

Человек всесилен, он ежесекундно усилием мысли создает вокруг себя целый мир. Человек создает прошлое и будущее.

Человек создает Бога по своему образу и подобию. Если человек хочет, чтобы его бог был миротворцем – он таким и будет. Если человеку нужен мстительный бог, бог – садист и убийца – его Бог будет убивать.

Бог предполагает, а человек располагает.

ОН. Получается, Алферов твой умный, а Иисус Христос – дурак?

ОНА. Сам ты дурак. Иисус Христос никогда не говорил о том, что символом веры должен быть крест. Он выбрал в качестве этого символа совсем другой предмет.

ОН. Какой?

ОНА. Камень.

ОН. Камень?

ОНА. Ты вообще «Библию» читал? Помнишь, «на камне сем воздвигну я свою церковь».

ОН. Камень.

ОНА. Да, камень. Алферов понял, что 18 октября 1813 года произошло второе пришествие Иисуса Христа на землю. Он пришел и был убит штыком русского поручика Петра Алферова. Перед смертью он успел сорвать с шеи своего убийцы нательный крест и дать ему взамен вот этот камень. Который и должен стать новым символом веры.

ОН. Красивая сказка.

ОНА. Это не сказка.

ОН. Почему тогда твой Алферов никому не рассказал об этом чудесном… втором пришествии?

ОНА. Он пытался. Вернувшись в Россию в июне 1814 года, он отправился в свою деревню, где в течение следующих шести лет написал книгу «Воспоминания о походе 1813 года». Цензор просмотрел книгу невнимательно, полагая, что имеет дело с обыкновенными военными мемуарами. Очевидно, то место, где Алферов излагает свою догадку относительно второго пришествия Христа, цензор просто перелистнул, не читая.

Книга была издана тиражом 200 экземпляров. Дальше видимо, ее прочитал кто-то из начальства и забил тревогу. Это было неслыханное событие – русский офицер посягал на святую православную веру. Какой-то умный человек из самого верхнего начальства мудро решил не предавать дело огласке, чтобы не дать заразе распространиться дальше. Все 200 экземпляров книги были уничтожены. Свинцовые типографские гранки расплавлены. Рукописи сожжены. Самого Алферова объявили сумасшедшим и отправили на лечение в Москву, где он и скончался несколько месяцев спустя при загадочных обстоятельствах – вроде бы пошел ночью в нужник, упал с лестницы и сломал себе шею. Сам ли он упал или ему кто-то помог – неизвестно.

ОН. Ты все это выдумала. Если книги и рукописи были уничтожены, как ты все это узнала?

ОНА. Алферов написал завещание. Оно было отправлено по почте в Лейпциг вместе с сотней рублей ассигнациями – огромные деньги по тем временам. На Алферова произвела большое впечатление добросовестность немцев и он был уверен, что немецкие юристы смогут выполнить его непростое поручение.

Он. Какое поручение?

ОНА. Завещание должно было храниться 200 лет и быть передано самому молодому из живущих на тот момент потомков Алферова.

ОН. У Алферова были потомки? Ты же сказала, что он умер в больнице…

ОНА. Шесть лет в деревне Алферов не только книгу писал. Он женился на девушке из соседней деревни. У них было трое детей. Несколько поколений немецких юристов внимательно отслеживали потомков этой семьи. В конце концов они нашли самого молодого на настоящий момент потомка, то есть меня, и передали завещание мне. Я тебя не обманываю. Я действительно пра-пра-пра-внучка Петра Алферова. Я получила посылку из Германии. Из Лейпцига. Там была рукопись книги и вот этот камень.

ОН. То есть это реально тот самый камень?

ОНА. Тот самый.

ОН. Зачем Алферов это сделал? Я имею в виду все эти заморочки с завещанием…

ОНА. Алферов понял, что люди не готовы принять его открытие. Он решил подождать 200 лет и попробовать обратиться к людям еще раз. Вот я и обратилась.

ОН. Ну, ты обратилась, так обратилась…

ОНА. Уж как умела. Пусть другие сделают лучше.

ОН. А я-то что должен с этим делать?

ОНА. Я не знаю. Я рассказала тебе все. Теперь, если ты не против, я пойду домой. Мне сегодня еще с папой ругаться. Это мой пропуск?

Она берет пропуск и идет к выходу.

ОН. Эй!

Она останавливается.

ОН. Мне-то теперь что делать?

ОНА. Делай что должен. Камень у тебя. Теперь ты – Петр, первый апостол. На камне сем воздвигну я церковь свою.

Она уходит. Он берет камень в руку, достает из стола пакет для улик, кладет в него камень. Убирает его в стол. Думает. Достает камень и бросает его в мусорную корзину. Думает. Достает камень из мусорной корзины и подбрасывает его в руке. Думает.

ОН (Напевает). Едет добрый молодец да во чисто поле,

И видит добрый молодец да белый камешек,

И от камешка бегут три дороги,

И на камешке том написано:

«Налево пойдешь – будешь женат,

Направо пойдешь – будешь богат,

А прямо пойдешь – будешь убит».

Он крепко сжимает камень в руке и выходит.

Конец.

27—30 мая 2013 года. Лейпциг