Пьесы

Егор Ильич Селиванов — главный инженер целлюлозно-бумажного комбината.

Петр Ильич Селиванов — полковник.

Дмитрий Ильич Селиванов — инженер.

Елена Михайловна — жена Егора.

Костя — сын Егора, ученик 10-го класса.

Илья Прокопьевич — отец братьев Селивановых.

Валентина Павловна Лобачева — журналистка.

Оля Корочкина — ученица 10-го класса.

Время действия — наши дни.

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

Столовая в доме Егора Селиванова. Слева у стены — книжный шкаф, справа — пианино. Три двери ведут в другие комнаты. Из окон открывается вид на бумажный комбинат, раскинувшийся на берегу Волги. Вдали — заливные луга, лес.

В столовой Е л е н а М и х а й л о в н а разговаривает по телефону.

Е л е н а М и х а й л о в н а. Хорошо, хорошо. У меня все готово. Можете приезжать. Папаша пришел. Костик? У себя. Да нет, никуда как будто не собирается. У него, по-моему, что-то произошло. Почему я так решила? Да какой-то он необычный сегодня. Не знаю. Хорошо, хорошо, мы ждем вас. (Кладет трубку. Подходит к окну, зовет.) Илья Прокопьевич! Илья Прокопьевич! Как освободитесь, зайдите, пожалуйста!

Появляется К о с т я, подходит к книжному шкафу, достает книгу.

К о с т я. Мама, а обедать мы сегодня будем?

Е л е н а М и х а й л о в н а. Непременно будем, потерпи немного.

К о с т я. Можно я червячка заморю? (Берет пирожок со стола, ест.)

Е л е н а М и х а й л о в н а. Не надо, Костик, аппетит себе перебьешь.

К о с т я (поет).

Е л е н а М и х а й л о в н а. Что это у тебя сегодня повышенное настроение?

К о с т я. Обыкновенное.

Е л е н а М и х а й л о в н а. Ну не скажи. (Улыбается.) Ты что-то от меня скрываешь.

К о с т я. А знаешь, мама, ты угадала. У меня действительно великолепное настроение.

Е л е н а М и х а й л о в н а. Почему бы это?

К о с т я. А как же. Дядюшка из-за границы пожаловал. На днях моя команда играет на кубок. Ну и вообще.

Е л е н а М и х а й л о в н а. Что «ну и вообще»?

К о с т я. Сказать?

Е л е н а М и х а й л о в н а. Скажи, если не секрет.

К о с т я. Отбоярился. Походил в комсоргах — и хватит. Не хочу я больше никого воспитывать. Теперь пусть меня воспитывают, а я посмотрю, как это у них получится.

Е л е н а М и х а й л о в н а. Как же так, Костик?

К о с т я. Мама, как ты не можешь понять! Зеленая тоска. Ходить в ортодоксах — слишком скучное занятие. Этого не смей, того не сделай. Как же — «руководящий товарищ»! Надоело, все надоело!! К тому же у меня впереди экзамены, потом надо готовиться в институт.

Е л е н а М и х а й л о в н а. А твою кандидатуру выдвигали?

К о с т я (уклончиво). Какое это имеет значение?..

Е л е н а М и х а й л о в н а. Да… Твои товарищи тебе не доверяют, а ты радуешься. Не думаю, чтобы отец тебя похвалил.

К о с т я. Мама, ему самому изрядно надоела вся эта суетня.

Е л е н а М и х а й л о в н а. А ты откуда знаешь?

К о с т я. Знаю. Он сам мне говорил на рыбалке. Дядя Петя еще не вернулся с комбината?

Е л е н а М и х а й л о в н а. Нет. А почему тебя так беспокоит дядя Петя?

К о с т я. Да он на рыбалку собирался, я хотел к нему пристроиться.

Е л е н а М и х а й л о в н а (после паузы). Костик, а я все-таки не понимаю твоей радости.

К о с т я. Провозглашать общеизвестные истины — не велика мудрость. Если бы у меня была власть, я, честное слово, навсегда запретил бы громкие фразы.

Е л е н а М и х а й л о в н а. Громкие фразы?..

К о с т я. Ну да! У нас же на всех собраниях говорятся громкие фразы. Все такие умные, такие правильные. А какая была бы экономия времени!

Е л е н а М и х а й л о в н а. Постой, постой, ты, что же, хочешь, чтобы люди на собраниях говорили одни неправильные вещи?

К о с т я (обнимает мать). Мама, дорогая мама, скучно! От казенщины (проводит рукой по шее) во как скучно.

Е л е н а М и х а й л о в н а. А ты сделай так, чтобы не было скучно.

К о с т я. Это, мама, не моего ума дело.

Е л е н а М и х а й л о в н а (задумавшись). Молодой человек, только начинает жить, и ему уже скучно.

К о с т я. Терпеть не могу железобетона.

Е л е н а М и х а й л о в н а. Какого еще железобетона?

К о с т я (рассмеявшись). Мама, ты определенно отстаешь от жизни. Разве ты не знаешь? Все люди делятся на три категории: на железобетонных, правильных и простых смертных.

Е л е н а М и х а й л о в н а. Что-то не слышала. И кто же их поделил на эти категории?

К о с т я. Кто? Жизнь.

Е л е н а М и х а й л о в н а. Костик, может быть, ты мне разъяснишь, что означают эти категории?

К о с т я. С удовольствием. Железобетонные — это люди, у которых на глазах шоры. Они обычно видят только то, что прямо перед ними. Правильные — это те, которые везде и всегда изрекают бесспорные истины. Ну, а простые смертные — все остальные люди, которым свойственны и ошибки и слабости, как всем нормальным людям.

Е л е н а М и х а й л о в н а. Чепуху какую-то мелешь.

К о с т я. Нисколько. Именно поэтому я рад, что меня забаллотировали, отобрали, так сказать, «министерский портфель». Простым смертным хочу быть.

Е л е н а М и х а й л о в н а. Разве говорить правильные вещи — значит быть железобетонным?

К о с т я. Ты меня не совсем верно поняла. Я за живую речь, и не больше. Ты же сама институт окончила.

Е л е н а М и х а й л о в н а (с грустью.) Окончила. (Подходит к Косте, обнимает его.) Давно мы с тобой сынок, не сидели вместе. А поговорить нам надо бы.

К о с т я. Извини, мама, меня Ольга ждет. Я обещал ей книгу. Как-нибудь в следующий раз. (Уходит в свою комнату.)

Е л е н а М и х а й л о в н а (посмотрев ему вслед). Ничего не понимаю. Что с ним происходит?

Входит И л ь я П р о к о п ь е в и ч.

И л ь я П р о к о п ь е в и ч. Лена, ты звала меня?

Е л е н а М и х а й л о в н а. Да-да, Егор звонил, спрашивал, сообщили ли вы Дмитрию?

И л ь я П р о к о п ь е в и ч. Сказал, что придет. Ты только за этим меня и звала?

Е л е н а М и х а й л о в н а. Не только. Илья Прокопьевич, я очень прошу, приведите, пожалуйста, себя в порядок. Честное слово, мне перед Петей стыдно. Будто вам нечего надеть.

И л ь я П р о к о п ь е в и ч. Можешь мне не указывать, сам знаю. Ты лучше вот здесь (указывая на стол) наведи порядок. Накупила кислятины. По нашему обычаю разве так гостя встречают? Пойду-ка принесу своей сорокатравчатой. (Уходит.)

Е л е н а М и х а й л о в н а (посмотрев вслед). Ну и характерец! Что ни делаешь, как ни стараешься…

В столовой появляются Е г о р и П е т р. Оба рослые, могучие, один под стать другому. Петр в форме полковника.

П е т р (улыбаясь). Дорогая Елена Михайловна, разрешите доложить: гвардии полковник Селиванов из похода на родной комбинат возвратился!

Е л е н а М и х а й л о в н а (смеется). Вольно, вольно, товарищ гвардии полковник!

Е г о р. Ну, знаешь ли, Лена, сегодня наш Петр произвел просто сенсацию! Женщины — без ума, глаз с него не сводили.

П е т р. Я что-то не заметил. А вот что бросилось в глаза: ты, Егор свет-Ильич, просто молодец!

Е г о р (очень довольный). Скажи пожалуйста!

П е т р. Как комбинат разросся!..

Е г о р. Сложа руки не сидели — это верно. Жадный у тебя брат. Да и сама жизнь скучать не дает. Новый день, новые требования. Только успевай поворачиваться. И я, говоря откровенно, руля из своих рук не выпускаю.

П е т р. Поспеваешь за жизнью?

Е г о р. Во всяком случае, в отстающих не значусь. Мне говорят: «Селиванов, стране нужна бумага!» И я тут же строю новый корпус, ввожу в строй две новых машины. Казалось бы, дело сделано, отдыхай! Но нет. Не проходит и месяца, как я снова слышу: «Селиванов, стране нужна бумага!» Раз требуют — мы даем. После поездки в Канаду и Финляндию добился в Москве: закупили две новейших машины. И мне удалось их заполучить для себя. А чего стоило механизировать трудоемкие работы! А внедрение электронной техники? Но и это еще не всё. Через два-три года целиком переведу комбинат на автоматику. А как я решил проблему с кадрами? Помнишь, одно время люди бежали от нас куда глаза глядят. А сейчас? Ко мне бегут. На днях звонит главный инженер с соседнего комбината: «Селиванов, умоляю, не принимай, пожалуйста, к себе рабочих моего комбината».

Звонит телефон. Елена Михайловна подходит к столику, берет трубку.

Е л е н а М и х а й л о в н а. Слушаю. Егор Ильич дома. Сейчас позову. (Егору.) Егор, тебя.

Е г о р. Кто такой?

Е л е н а М и х а й л о в н а. Да Сиденко. Он сегодня весь день тебя добивается.

Е г о р. За соломинку товарищ хватается. (Петру.) Извини, Петя. Я сейчас. (Подходит к столику, берет трубку. Вначале говорит сухо, сдержанно.) Слушаю вас, товарищ Сиденко. Так! Так!.. Но мое отношение к вашему персональному делу вам известно. И вы напрасно звоните мне. Я своего мнения не меняю. А об этом вы сами должны были думать. (Вдруг резко.) Да кому нужны ваши заверения: «виноват», «учту», «исправлюсь»? Признание — еще не искупление вины. Дело сейчас не в деньгах. Словом, на меня вы можете не рассчитывать. Апеллируйте, пожалуйста, к своей совести. У настоящего коммуниста совесть и партбилет неотделимы. А это ваше право. Не знаю, не знаю. (Кладет трубку.) Ни стыда у людей, ни совести. На народное добро смотрят, как на свою собственность.

П е т р. А что за персональное дело у него?

Е г о р. Товарищ дачу строит на садово-огородном участке.

П е т р (усмехнувшись). С помощью бумажного комбината?

Е г о р. Длинных рук. Ему разрешили вывезти с комбината машину обрезков, а он воспользовался и хапнул два кубометра деловой древесины.

П е т р. Не растерялся.

Е г о р. Одного я, Петр, не пойму. Сорок лет мы только тем и занимаемся, что людей без конца воспитываем, а на таких вот субъектов — никакого впечатления.

П е т р. Значит, плохо воспитываем, если не действует наша агитация.

Е г о р. Ничего! Вот с песочком мозги прочистим, будет знать, как руки распускать. Так вот о комбинате. Я, Петр, одно хорошо усвоил: силой не удержать рабочих. Хочешь иметь кадры — создай условия. У меня на комбинате сегодня каждый рабочий имеет квартиру, сад, огород. И это сильнее всякой агитации!

П е т р. Да. Такими успехами я, к сожалению, похвастаться не могу.

Е г о р. Ну, ну, не скромничай. В сорок четыре года — командир танкового полка, полковник. Не так уж мало. Рад я за тебя, Петр. Очень рад! Руководить в наше время нелегко. Прошли те времена, когда руководитель сидел в кресле и сочинял приказы. Сегодня думать надо, мозгами шевелить.

П е т р. Это и всегда надо было — мозгами шевелить. Но ты, Егор, молодец. За несколько лет — и такие чудеса.

Е г о р. За десять лет, Петр, за десять!

П е т р. Неужели с моего прошлого приезда, Лена, прошло десять лет?

Е л е н а М и х а й л о в н а. Прошло, Петя. Костику тогда было шесть. (Бросает взгляд на Петра.) Иди-ка, Петя, в ванну, а то Егор заговорит тебя. Он сутками может говорить о своем комбинате.

П е т р. Это хорошо, Лена. Это очень хорошо!

Е л е н а М и х а й л о в н а. Я там все тебе приготовила.

П е т р. Вот и чудесно! (Уходит.)

Е г о р (обнимая жену). Эх, Лена, Лена, и до чего же люблю я тебя!

Е л е н а М и х а й л о в н а. Что с тобой, Егор?

Е г о р. Ничего. Могу же я сказать своей жене: люблю! Настроение у меня превосходное.

Е л е н а М и х а й л о в н а. Рад приезду брата? Я это заметила.

Е г о р. А как Дмитрий обрадуется! Сейчас явится.

Е л е н а М и х а й л о в н а. Он один приедет?

Е г о р. А с кем же? В такой день посторонние в доме ни к чему. Впрочем, от него всего можно ожидать. (Увидев рубашку.) Это мне?

Е л е н а М и х а й л о в н а. Да, для тебя приготовила.

Е г о р. Скажи как накрахмалила!

Е л е н а М и х а й л о в н а. Егор, с Костиком у нас неважно. Он больше не комсорг!

Е г о р. Плохо! Но у него всё впереди! Его еще сотни раз будут выбирать и переизбирать. Пусть побольше об учебе думает.

Е л е н а М и х а й л о в н а. Но меня беспокоит, что он не только не огорчен, а даже радуется. И это страшно, Егор.

Е г о р. Это по молодости.

Е л е н а М и х а й л о в н а (думая о своем). Может быть, и так. Он и говорить стал как-то странно. Такие слова у него появились. Не понимаю, где он только их нахватался.

Е г о р. В молодости все завираются. Всё естественно. Пройдет. Я им займусь.

Появляется П е т р.

Ну, освежился?

П е т р. Хороша водичка!

Е г о р. Все удобства. Наш городок, Петр, не хуже Москвы. Только дома́ чуть пониже да асфальт чуть пожиже. (Увидев шрам у Петра.) Да, я все хотел у тебя спросить, а что это у тебя за шрам? После войны, насколько помню, никакого шрама не было?

П е т р. Это я как-то ночью проверял посты. Темень, хоть глаз выколи. Стукнулся о броню танка.

Е г о р. Крепенько?..

П е т р. Не без этого. (Подходит к окну.) Богатое у тебя личное хозяйство, Егор. Себя не забываешь.

Е г о р (горячо). Своими руками создал, на пустыре. На том самом, где мы с тобой, Петр Ильич, мальчишками в войну играли. Не забыл? (Поет.)

П е т р (подхватывает).

О б а.

Е г о р (смеется). Не забыл.

П е т р. Да, в те времена мне и в голову не могло прийти, что ты такой домище себе выстроишь.

Е г о р. Укоряешь?

П е т р. Да нет, констатирую факт.

Е г о р. Укоряешь, Петр, укоряешь, вижу. Ну так вот. Не создав людям приличной жизни, я, конечно, не стал бы думать о себе, о своем собственном устройстве. Но сегодня я имею на это моральное право, в чем ты, надеюсь, убедился. И скажу откровенно, по-братски. Не имей я этого гнезда, может быть, и меня такого, каким ты меня видишь, не было бы. Врать не буду, Петр: в этой тишине я кое-что переосмыслил. Раньше я так считал: жизнь — это работа от зари до зари, совещания, заседания, участие в различных комиссиях. Но теперь смотрю иначе. Я понял, что есть на свете еще и другая жизнь.

П е т р. Другая?

Е г о р. Устал я, Петр. Чертовски устал от суматошной работы. Много ли спокойных дней у меня? Комбинат огромный. Забот полон рот. Когда-то надо и о себе подумать.

П е т р. В чем же ты видишь смысл своей второй жизни?

Е г о р. В чем смысл? Знаешь, как-то ранним утром я пешочком отправился на работу. И вдруг слышу щелчок. И что же ты думаешь? Почка на тополе лопнула. Да-да, самая обыкновенная почка. Подошел к дереву, наклонил ветку и увидел в раскрытом колпачке маленький листочек. На моих глазах он зашевелился, ожил. А почему? Свет, тепло, свободу почуял. Да-да, тепло и свет! И знаешь, это на меня произвело огромное впечатление. В тот день я впервые подумал о себе и понял, что я, как тот листочек, живу под каким-то колпачком… Все время в упряжке хожу. Понял и другое: не умеем мы, не умеем пользоваться благами, которые дает нам жизнь.

П е т р. Любопытное наблюдение.

Е г о р. Я, конечно, не умаляю значения наших общественных дел. Без них нам не обойтись. Но во всем должно быть чувство меры.

П е т р. Что ж, я тоже за это.

Е г о р. У меня тут дружок работал, директором мебельной фабрики. Бегал, суетился, ночей не спал. А результат — инфаркт. И человека не стало. Сгорел, как говорится. А что он видел в жизни? Ровным счетом ничего, одни заботы. Ты думаешь, с его смертью что-нибудь изменилось на фабрике? Ничего подобного. Как работала фабрика, так и работает. И так же ругают ее нового директора.

П е т р. А новый директор уже не хлопочет, живет спокойно?

Е г о р. Вот что я тебе скажу: жизнь человеку дается один раз, и надо ее прожить умеючи. (После паузы.) Я искренне рад, что нынче обращено столь большое внимание на личную сторону жизни. Люди людьми себя почувствовали. В шесть часов я теперь всегда дома. Поужинаю, хочу — иду в сад, хочу — сажусь к телевизору. Дома, как ты заметил, у меня порядок. Правда, тут я обязан воздать должное Елене. Молодец она у меня, умеет создать уют.

П е т р. И сколько тебе, Егор, осталось до пенсии?

Е г о р. Ты не подумай, что я жалуюсь. Это я так, к слову. На свою судьбу не обижаюсь, грешно. Комбинат идет в гору. Недавно на Всесоюзном совещании в Кремле нас в пример другим ставили. В Москву не рвусь, в министры тоже.

П е т р. Да, слухами земля полнится. О твоих успехах узнал еще на дальних, так сказать, подступах к городу. Рассказывали и о твоей депутатской деятельности, и об авторитете, которым ты пользуешься в обкоме партии и у местного городского начальства.

Е г о р (как бы в шутку). Я, Петя, тридцать лет работал на авторитет, а теперь авторитет работает на меня. Кто же это тебе все сообщил?

П е т р. Представитель или, точнее, представительница печати. Я с ней ехал в одном купе. Егор, ты на меня не обижайся, но у меня такое впечатление создается, что ты тут хозяйчиком становишься: мой комбинат, мое хозяйство, мой авторитет.

Е г о р (перебивает). Ну, это ты чересчур! Фамилию твоей попутчицы не спрашиваю. Фамилия этой представительницы Лобачева, а имя и отчество — Валентина Павловна.

П е т р. Смотри, как точно.

Е г о р. Умная женщина, все понимает, принципиальная. Вот с кем, Петр, можно две жизни прожить! Да и недурна собой. Как ты считаешь?

П е т р. Ничего.

Е г о р. Имей в виду, это имеет к нам непосредственное отношение.

П е т р. Что? Ее внешность?

Е г о р. И внешность тоже. Кажется, журналистка Лобачева вот-вот станет нашей родственницей.

П е т р. Что? Митя женится?

Е г о р (смеется). Не я же! Ах, Митька, Митька… Одна у меня надежда: женится на умной, хорошей женщине и, возможно, сам за ум возьмется.

П е т р. А что? Дурит?

Е г о р. Даже не знаю, как это назвать. Посуди сам. Пришел из армии и, конечно, прямо ко мне. Встретил я его по-братски. Ведь я Митьку очень люблю. Молодой инженер! Куда же его еще? Взял на комбинат, в цех.

П е т р. Что же в этом плохого?

Е г о р. Подожди, не перебивай. Как инженер он проявил себя хорошо. А тут как раз срочно понадобился толковый работник в отдел главного механика. Советуюсь с народом. И все в один голос сходятся на его кандидатуре. Только ему там и работать. И я был точно такого же мнения. Но посмотрел бы ты, как Дмитрий воспринял это! Точно я его не на должность с повышением назначаю, а в штрафники списываю. Я ему: «Митя, для дела нужно». Какой там! И слушать не хочет. Не буду, конечно, повторять тебе всю чепуху, какую он нагородил. Мужик горячий, да и я не ласточка. Ну и, сам понимаешь…

П е т р. Перешел? Одумался?

Е г о р. Как бы не так! После того случая взял расчет и ушел на картонажную фабрику. Вот тебе и Митя!

П е т р. Да, непонятно что-то.

Е г о р. Тебе непонятно — это еще полбеды. Я думаю, ему самому непонятно. Ты бы только слышал, как он меня тут крыл. Ну ладно. Дело его совести. Отношения у нас с ним все же наладились.

П е т р. А я думал, у вас все хорошо.

Е г о р. Сейчас порядок полный. Вот так, Петя, и живу.

П е т р. Да… (Задумавшись.) Жизнь — что соленая вода: сколько ни пьешь, жажда не уменьшается.

Е г о р. Это верно. Широту люблю. Русская душа, ничего не поделаешь. Очень я рад, что ты ко мне приехал. Отдыхай, набирайся сил, река рядом, лес тоже. И, пожалуйста, ни о чем не думай!

П е т р (улыбаясь). Вот этого, кажется, не выйдет. К тому же я ненадолго к вам. Десятого сентября в Сочи встреча фронтовых друзей. У бывшего начштаба дивизии собираемся.

Е г о р. Как? Значит, ты ко мне всего лишь на неделю?

П е т р. Выходит, так.

Е г о р. Нет-нет, мы тебя никуда не отпустим.

П е т р. Не могу, мы уже списались, я отпуск специально приурочил.

Е г о р. Жаль, очень жаль… А ты после встречи снова приезжай!

П е т р. Вряд ли удастся. Решил съездить в Гагры недельки на две, покупаться в море, на солнышке пожариться. Потом поеду в Москву, к тете Шуре.

Е г о р. Я недавно был у нее. По пути из Канады пришлось задержаться в Москве. У наших москвичей всегда постельки тепленькие. Не успеют одни гости уехать, как уж другие появляются.

П е т р. На бойком месте живут товарищи москвичи. Хочу по театрам походить. Веришь ли, не помню, когда был в последний раз в Большом.

Голос Елены Михайловны из кухни: «Егор, принеси мне, пожалуйста, сахарную пудру!»

Е г о р (шутя). Слышишь, Петр? В этом доме я иногда и в такой роли выступаю.

Берет сахарницу, уходит. Петр идет к окну, закуривает. Появляется И л ь я П р о к о п ь е в и ч. Он ставит на стол бутылку с настойкой.

И л ь я П р о к о п ь е в и ч. Дмитрий еще не пришел?

П е т р. Нет еще. А ты что, отец, такой мрачный?

И л ь я П р о к о п ь е в и ч. Так, недоспал, должно быть.

П е т р. А если по правде?

И л ь я П р о к о п ь е в и ч. Что мне? У сына «имение», харч бесплатный. Живу хорошо, только от такой жизни бежать хочется. Знаешь, Петя, забери меня отсюда. Не могу я больше тут с Егором.

П е т р. Почему?

И л ь я П р о к о п ь е в и ч. Что я, вещь? Самолично на пенсию отправил и даже не предупредил меня. Как же, ему все дозволено, он хозяин, депутат, руководство. А я чхать хотел на него. Не будет по его воле! Я и на него управу найду.

П е т р. Неужели с тобой не поговорил, не спросил тебя?

И л ь я П р о к о п ь е в и ч. До меня ли ему? (Иронизирует.) Как же: «На моих плечах целый комбинат!»

П е т р. Ты хочешь работать, отец?

И л ь я П р о к о п ь е в и ч. Сложа руки сидеть не собираюсь.

П е т р. Что ж, это дело, по-моему, поправимое. Садись, пиши заявление, и мы сегодня же, сейчас же это дело провернем.

И л ь я П р о к о п ь е в и ч. Заявление?

П е т р. «Прошу оформить меня на работу, так как я…» Ну, дальше сам знаешь, что написать.

И л ь я П р о к о п ь е в и ч. Так сразу и заявление?..

П е т р. А чего откладывать? Сегодня у нас семейный совет, мы сообща и рассудим.

И л ь я П р о к о п ь е в и ч. А ты, пожалуй, прав.

П е т р. И не очень-то стесняйся в выражениях. Так, мол, и так…

И л ь я П р о к о п ь е в и ч. Ну что ж, пойду сочинять заявление родному сыну. (Уходит.)

Появляется Е г о р.

Е г о р. Куда это отец отправился?

П е т р. Сказал: пойду заявление писать.

Е г о р. Какое заявление?

П е т р (в шутку). Да одному большому начальнику.

Е г о р (улыбаясь). Писать заявление — основное занятие пенсионеров.

П е т р. Как знать! Ну а ты справился со своей задачей? Помог Елене, дал руководящие указания?

Е г о р (улыбаясь). Как положено!

Через столовую идут О л я и К о с т я. В руках у Оли книга. Направляются к выходу.

О л я. Здравствуйте, Егор Ильич.

Е г о р. Здравствуй, Оля. И куда же это наша молодежь отправляется?

О л я. Домой, Егор Ильич.

Е г о р. А почему бы вам не поужинать вместе с нами?

О л я. Не могу, Егор Ильич, меня мама ждет.

Е г о р. Ну, если так, задерживать не смею.

К о с т я. В самом деле, Ольга, почему бы тебе не остаться?

О л я. Спасибо, Костик, но не могу. Я обещала маме скоро вернуться. До свидания, Егор Ильич! (Петру.) До свидания!

Е г о р. До свидания!

Оля уходит, а вместе с ней и Костя.

Невеста нашего Костика. С шестого класса дружат.

П е т р. Так сразу и невеста?

К о с т я возвращается.

Костик, как фамилия твоей приятельницы?

К о с т я. Корочкина. Ольга Корочкина, а что?

П е т р. Егор, а верно, она чем-то напоминает Лену в детстве?

Е г о р. Лену?

П е т р. Немного угловата. И глаза такие же, и даже ямочки на щеках.

Е г о р. Не нахожу.

П е т р. Может быть, я ошибаюсь.

Е г о р. Определенно! (Костику.) К ты не очень-то книги транжирь.

К о с т я (ехидно). А я, папа, записал в особую тетрадь, как ты меня учил.

Появляется И л ь я П р о к о п ь е в и ч. Он в очках, в руке лист бумаги.

Е г о р (бросил суровый, осуждающий взгляд на Костю и тут же переменил тему). Отец, ты опять, говорят, сегодня не отдыхал?

Костя уходит.

И л ь я П р о к о п ь е в и ч. Не отдыхал. А что со мной сделается?

Е г о р. Здоровье, отец, надо беречь. Года…

И л ь я П р о к о п ь е в и ч. Лучше почитай-ка вот это. (Вручает Егору заявление.)

П е т р. Ого! Целое послание!

Е г о р. Меморандум! (Читает.) Отец, ты это серьезно?

И л ь я П р о к о п ь е в и ч (отвернувшись от Егора). Да, вполне.

Е г о р. Что ж, если хочешь знать мое мнение, скажу: я категорически против.

И л ь я П р о к о п ь е в и ч. Это почему же?

Е г о р. Да тебе же трудно будет.

И л ь я П р о к о п ь е в и ч. А хозяйство твое сторожить, ты думаешь, легче?

Е г о р. Нет-нет, я не согласен. Ты пенсионер, ты…

И л ь я П р о к о п ь е в и ч (перебивает). По твоей воле.

Е г о р. Зря, отец. Ты свое отработал. Сорок лет! И хватит. (Петру.) Мне от людей в последнее время прохода не было. Да ты знаешь, что тут обо мне говорили? Хорош сынок у Ильи Прокопьевича, главный инженер, а отца до старости на работе держит. Что ж я? Не в состоянии тебя прокормить?

И л ь я П р о к о п ь е в и ч. Я сам себя как-нибудь прокормлю. И разговаривать нам не о чем. Пиши резолюцию, пиши. Согласен — пиши, против — тоже пиши.

Е г о р. Не могу я тебя, отец, отправить на работу. Это против моей совести.

И л ь я П р о к о п ь е в и ч (горячо). А отправлять против моей воли на пенсию совесть позволяет? Это по совести?..

Е г о р. Отец, я тебя не узнаю. Мы же, я думаю, можем мирно договориться.

П е т р. Не понимаю, почему ты так упорно возражаешь, Егор?

Е г о р. Ты считаешь, я должен согласиться?

П е т р. Когда отцу будет трудно, он сам тебе скажет.

Е г о р. Если ты считаешь, что отец должен работать, я возражать не буду. Пожалуйста, его воля. (Пишет резолюцию.) С какого числа?

И л ь я П р о к о п ь е в и ч. С завтрашнего.

Появляется Е л е н а М и х а й л о в н а, накрывает на стол, ставит закуску.

Е г о р. Получи́те, Илья Прокопьевич. (Насмешливо.) Справедливость восстановлена, варвары посрамлены.

Появляется Л о б а ч е в а. Одета скромно, со вкусом.

Л о б а ч е в а. Добрый день!

Е г о р. Валентина Павловна? Какими судьбами?

Л о б а ч е в а. Да вот шла, Егор Ильич, по вашей улице, увидела знакомый дом, взяла и зашла.

Е г о р. Ну и правильно поступили! (Указывает на Петра.) Знакомьтесь, мой брат, гвардии полковник.

П е т р. А мы, по-моему, знакомы.

Е г о р. Да-да, я совсем позабыл.

Л о б а ч е в а. Я, собственно говоря, к Елене Михайловне.

Е г о р. Нам удалиться или можно остаться?

Л о б а ч е в а. Как вам угодно. У меня секретов нет.

Е г о р. У меня с Леной тоже.

Л о б а ч е в а (заметив накрытый стол). Но я, кажется, не вовремя…

Е г о р. Напротив, как раз вовремя. Кстати, вы нашего Дмитрия не видели?

Л о б а ч е в а. Дмитрия Ильича? Видела. Часа два назад. Он собирался к рыбакам.

Е г о р. За стерлядью? Я так и знал! Вот он, наш Митяй. И даже не предупредил никого. Хорош братец! Нечего сказать.

Е л е н а М и х а й л о в н а. Егор, это же недалеко.

Е г о р. Смотря куда он поехал.

И л ь я П р о к о п ь е в и ч. Подождем маленько, не горит.

П е т р. Я тоже так считаю.

Е л е н а М и х а й л о в н а. Я слушаю вас, Валентина Павловна.

Л о б а ч е в а. Костя вам не рассказывал о собрании? Я была там, и, поверьте, мне как-то стало не по себе. Неприятные очень факты обнаружились.

Е л е н а М и х а й л о в н а. Нашего Костика, надеюсь, это не касается?

Л о б а ч е в а. О Косте тоже говорили.

Е г о р. Что именно?

Л о б а ч е в а. Говорили, что он ведет себя с товарищами слишком высокомерно. Часто в школу ездит на машине, хотя школа от дома всего за три квартала.

Е л е н а М и х а й л о в н а. Костя отлично учится, исполнительный мальчик, дисциплинированный. Это, по-моему, главное.

Л о б а ч е в а (усмехнувшись). И все-таки вряд ли стоит подчеркивать, что он сын руководителя комбината.

Е г о р. Дорогая Валентина Павловна, не следует этому придавать такого значения. Дети есть дети. (Елене.) А вообще, конечно, ездить в школу на машине ни к чему.

Е л е н а М и х а й л о в н а. Это же не система.

Е г о р. Да-да, ни к чему. (Лобачевой.) Валентина Павловна, я весьма признателен вам за сигнал. Смею заверить, что это больше никогда не повторится. Никакого барства! И вот что я вам посоветую. Стеганите раз-другой в газете, и все станет на свое место. Парни уже взрослые. Пусть и они учатся отвечать за свои поступки. Пусть почувствуют, что такое критика!

Е л е н а М и х а й л о в н а. Егор, что ты говоришь!

Е г о р. Я дело говорю. Никаких поблажек! Главное, поострее! Впрочем, не мне вас учить. Вы это превосходно умеете.

Лобачева улыбается.

Появляется Д м и т р и й. В руках сверток.

Д м и т р и й. Лена, прошу! Мой вклад в наше семейное торжество. (Передает сверток.) Здравия желаю, товарищ гвардии полковник!

П е т р. Здравия желаю, рыбак! (Строго.) А где дисциплина? Отсутствует?

Д м и т р и й. Так точно!

П е т р. Благодари бога, что Валентина Павловна здесь, а то сейчас снял бы с тебя ремень и отправил бы на гауптвахту.

Д м и т р и й. Благодарю, Петр, благодарю!

П е т р. Митька, родной, сто лет ведь я тебя не видел!

Обнимаются.

Е г о р. Братья Селивановы, стол опрокинете!

П е т р. Сдаюсь! Ну и здоров же, чертяка.

Е г о р. Буйвол.

Д м и т р и й. Петь, а Петь, дай двадцать копеек на мороженое!

П е т р. Это всегда так будет или только с первой получки?

Д м и т р и й. С первой получки.

П е т р. Что ж, если так жалобно просишь — придется дать. (Достает двадцать копеек.) Вот, получи!

Д м и т р и й (радостно). А у меня теперь сорок копеек!

П е т р. Отдай обратно, обманщик!

Д м и т р и й. Не отдам. (Прячет деньги, крепко обнимает брата.) Ох и соскучился же я, Петр! Ты не обиделся, что я не встретил тебя? Не мог, на работе был занят.

П е т р (улыбаясь). Ничего, Дмитрий, ничего, я же понимаю.

Л о б а ч е в а (встает со стула). Благодарю, Егор Ильич, за советы. Мне надо идти в редакцию…

Е г о р. Валентина Павловна, только через мой труп.

Л о б а ч е в а. Зачем же такая крайность?

Е г о р. А я вот такой крайний. Да и Лена, и Петр, и Дмитрий Ильич, я думаю, тоже меня поддержат.

Д м и т р и й. А мы сделаем проще. Кто за то, чтобы не отпускать Валентину Павловну, прошу поднять руки! Единогласно.

Е г о р. Демократия. Все по закону, Валентина Павловна. Прошу к столу.

Л о б а ч е в а (смеется). Это и есть демократия в действии?

Д м и т р и й. Нет, Валя. Это означает другое: что люди в этом доме понимают друг друга с полуслова.

Е л е н а М и х а й л о в н а. Да-да, рассаживайтесь поудобнее.

Все идут к столу.

Д м и т р и й (Петру). Постой, постой, что у тебя за шрам?

Дмитрий смотрит с недоумением.

П е т р. Жертва собственной халатности, Митя.

Д м и т р и й. Так можно и богу душу отдать.

П е т р. Можно, вполне можно.

Д м и т р и й (бросив взгляд на стол). Вот где классные кулинары обнаруживаются! Смотрите, какие богатства!

Е г о р. Дело рук Елены Михайловны. Она у меня мастерица!

П е т р. А ты, Егор, подхалим. Что жена ни сделает, все хвалишь.

Е г о р. А ты как думал?

Д м и т р и й. Коммунизм!

Е г о р. Абсолютно прав! Коммунизм — это изобилие, благополучие!

И л ь я П р о к о п ь е в и ч. Если вас послушать, выходит, мы господ капиталистов тоже должны в коммунизме прописать?

Е г о р. Господа капиталисты, отец, здесь ни при чем. На этот раз давайте оставим их в покое.

И л ь я П р о к о п ь е в и ч. Мы-то их оставим, да вот оставят ли они нас?

Е г о р (разливает вино). Быть войне или не быть — это сегодня решают не правители, не генералы, а люди, простые люди. А людям больше всего мир нужен. Ситуация не в пользу господ империалистов. Диалектика.

Е л е н а М и х а й л о в н а. Ты что, Петя, ищешь?

П е т р. Да хрен куда-то исчез.

Е л е н а М и х а й л о в н а. Это я виновата, забыла в холодильнике. Я сейчас принесу.

П е т р. Нет-нет, ты свое дело сделала, твое место теперь здесь. (Уходит.)

Е г о р. А знаете, Валентина Павловна, я ведь в свое время собирался в писатели. Даже стишата сочинял.

Л о б а ч е в а. А это и сейчас не поздно.

Е г о р. Сейчас ни к чему. Убедился, что Пушкина из меня не получится, и решил, так сказать, по отцовской линии. Но люблю вашу братию, журналистов. Хотя нам частенько и достается от вас. До сих пор помню, как однажды вы разделали меня в газете. И поделом. Упустил, недосмотрел — отвечай! Критика — вещь полезная! Ее любить надо, любить!

Л о б а ч е в а. Но я что-то не помню, чтобы кто-нибудь от критики в большой восторг приходил.

Е г о р. Это, конечно, верно. Один мудрец на днях так сказал: от критики еще никто не умирал, но и долго не жил.

П е т р возвращается с банкой хрена; садится за стол.

Л о б а ч е в а (смеется). А мудрец этот не лишен чувства юмора.

Е г о р. Этот мудрец и еще кое-что сказал, Валентина Павловна.

Л о б а ч е в а. Что же он сказал?

Е г о р. Женщина, выходя замуж, сказал мудрец, берет на себя большую ответственность. И особенно в том случае, когда ее будущий муж — человек не без существенных недостатков.

Д м и т р и й. Э-э, поосторожнее, Егор. Это, контрпропаганда!

Е г о р. Боишься?

Д м и т р и й. Очень. Боюсь, как бы ты не приписал мне чужих добродетелей. Сам знаешь, как сегодня с приписчиками расправляются.

Е г о р. Не беспокойся, я всех тайн не выдам.

П е т р (шутя). Терпи, Митя, терпи.

Д м и т р и й (жалобно). Товарищи, пощадите! Я, кажется, осажден со всех сторон.

Е г о р. Ну что ж, товарищи. Поблагодарим судьбу за то, что братец наш попадет скоро в верные и надежные руки. (Кланяется Валентине Павловне.)

Лобачева смущается.

П е т р. Мудрый у нас Егор. Опять, кажется, в точку попал.

Л о б а ч е в а. Да, но кроме точек есть еще и запятые, и тире, и двоеточия.

Е г о р. Мы, Селивановы, оптимисты и будем надеяться на талант нашего Митяя. На его организаторские способности.

Д м и т р и й. Давайте не будем… И вообще я прекращаю это заседание. Пошли речи, сейчас начнется голосование, и меня уничтожат окончательно.

Все смеются. Появляется К о с т я.

Е л е н а М и х а й л о в н а. Костя, что это значит?

К о с т я. Ничего. (Садится за стол.)

Е л е н а М и х а й л о в н а. Тебе одного приглашения недостаточно?

К о с т я. Я дочитывал книгу.

Е г о р (с укором). Порядок надо знать, товарищ ученик.

К о с т я. Папа, я учту.

П е т р (смотрит на отца). Я что-то не слышу голоса отца.

И л ь я П р о к о п ь е в и ч. И не услышишь!

Е г о р. Да-да, отец! Твои сыновья все в сборе.

И л ь я П р о к о п ь е в и ч. Сыновья в сборе — это, конечно, хорошо. (Бросив взгляд на Егора.) Одного я хотел бы от своих сыновей: чтобы они прежде, чем принимать решения, с нами, с родителями, советовались хотя бы из вежливости. (Поднимает рюмку.) С приездом, Петр!

П е т р. Со встречей, отец! (Егору.) Как видишь, Егор, пенсионеры не напрасно заявления пишут.

Е г о р (взглянув в окно). А на улице дождь.

П е т р. Дождь — это неплохо!

Д м и т р и й. Верно, Петя! Атмосфера становится чище. (Декламирует.) «Люблю грозу в начале мая…»

З а н а в е с.

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

На просцениуме. Из-за кулис доносится голос Ольги: «Костя!.. Костя!..» Появляется К о с т я. Он быстро идет по сцене, через руку небрежно перекинута куртка. Вбегает О л ь г а.

О л ь г а. Костя, постой, послушай!

К о с т я (оглядывается). Ольга?

О л ь г а. Костя, я кричу, кричу, а ты?.. Ты не слышал, да?

К о с т я (резко). Что тебе от меня угодно?

О л ь г а (опешила). Мне? Ничего.

К о с т я. Что ж ты тогда за мной бегаешь?

О л ь г а (виновато). Я? Просто хотела спросить у тебя…

К о с т я (перебивает). Что? Почему наша команда сегодня в розыгрыше кубка потерпела поражение?

Оля молчит.

Или почему я не принимал участия в игре? Тебе сейчас ответить или, может быть, попозже?

О л ь г а. Да, отвечай сейчас!

К о с т я (усмехнувшись). Проиграла наша команда потому, что плохо играла. А я не играл потому, что болен. Ногу ушиб. Вот видишь, как хожу. (Делает несколько шагов прихрамывая.) Еще что тебя интересует?

О л ь г а. Костя, ты сказал неправду. Ты не болен! И с твоей ногой ничего не случилось. Ты просто решил мстить. Мстить за то, что тебя не избрали комсоргом. Ты назло не вышел на поле. Решил доказать, что без тебя им не выиграть, что ты незаменимый. Но ты не подумал о товарищах, о школе. Предал их!

К о с т я. Я сказал, что я болен! Справку от врача принести?

О л ь г а. Эх, Костик, Костик!

К о с т я. Что ты от меня хочешь? Чтобы я сочинил красивое оправдание? Чтобы я придумал, как половчее солгать? Да?

Ольга молчит.

Этого ты от меня ждешь? Не умею! Извини, не умею!

О л ь г а (чуть не плача). Ты, грубиян, вот ты кто. А я думала…

К о с т я. Что думала?

О л ь г а (сквозь слезы). Ничего. Только знай, этого тебе никто не простит.

К о с т я. И даже ты?

О л ь г а. И я тоже.

К о с т я (резко). Плевать хотел я на всех и на тебя тоже!

О л ь г а (изумленно). На всех?.. Вот, оказывается, ты какой? С улитками, значит, решил породниться?

К о с т я. Да, я вполне здоров! Еще что тебе сказать?

О л ь г а. Эх ты, комсомолец! А я еще за тебя голосовала. Два раза голосовала.

К о с т я. Я тебя не просил, могла и не голосовать. У меня жизнь впереди, еще сорок раз буду и выбирать и переизбирать. А какой я комсомолец, докажу на экзаменах.

О л ь г а. Уже доказал. Костя, ты должен извиниться и перед товарищами по своей команде и перед всем классом.

К о с т я (с издевкой). Благодарю за ценный совет, но воспользоваться им, к сожалению, не смогу.

О л ь г а. Я это дело так не оставлю.

К о с т я. Придумала? Что-нибудь умное?..

О л ь г а. Придумала! Меня ты можешь не слушать, но я знаю, кого ты послушаешься.

К о с т я. Кого?

О л ь г а. Егора Ильича. Я все ему расскажу.

К о с т я. Ольга, не делай глупости! Нечего в наши отношения впутывать родителей!

О л ь г а. А это уж мое дело. (С укором смотрит на Костю.) Эх, Костя, Костя… А я ведь так любила и так верила в тебя. (Быстро уходит.)

К о с т я (ей вслед). Ну и беги! «Любила», «верила», слова-то какие громкие. В жизни, как в матче на кубок: вничью сыграть нельзя. Хоть и не мои слова, но здорово сказано!

Летний вечер. Столовая в доме Селиванова. На стуле посреди комнаты лежит рюкзак. Входит П е т р. Он в тренировочных брюках, в сандалетах и в спортивной рубашке. В руках спиннинг, рыболовецкие снасти.

П е т р. Да, а леску, кажется, надо намотать на катушку. (Наматывает леску, напевает.)

Из другой комнаты доносится мелодия песни. Это Елена Михайловна аккомпанирует Петру на рояле.

Е л е н а М и х а й л о в н а (поет).

П е т р (продолжает).

Е л е н а М и х а й л о в н а.

П е т р.

Не забыла!

Входит Е л е н а М и х а й л о в н а.

Лена, а ведь верно, неплохо у нас с тобой получилось?

Е л е н а М и х а й л о в н а. Думаю, что не очень… Это вам с Егором. На всякий случай, а то, чего доброго, проголодаетесь там.

П е т р. Ого! С такими запасами, Лена, меня и силой домой не затащишь. Целую неделю буду рыбачить. (Кладет сверток в рюкзак.)

Е л е н а М и х а й л о в н а. Извини, Петя, но я не понимаю вас, рыболовов. Что хорошего целыми ночами сидеть с удочками?..

П е т р. А мы, Лена, сидим не только с удочками, но и с собственными мыслями, с раздумьями, наедине с природой. Никогда, пожалуй, не бывает так хороша Волга, как на зорьке. Только тогда и чувствуешь по-настоящему ее прелесть и красоту. Моя бы воля, я всех бы заставил вставать в четыре утра. У нас в армии когда подъем? В шесть. И это не случайно!

Е л е н а М и х а й л о в н а. Смешной ты, Петя. Впрочем, у каждого человека свои странности, свои привычки.

П е т р. У некоторых из нас, к сожалению, их слишком много.

Е л е н а М и х а й л о в н а. Ты кого это имеешь в виду?

П е т р. Себя, Лена, только себя.

В столовой появляется И л ь я П р о к о п ь е в и ч, в руках у него газета.

И л ь я П р о к о п ь е в и ч (Елене). Егор еще не пришел?

Е л е н а М и х а й л о в н а. Нет.

И л ь я П р о к о п ь е в и ч. И не звонил?

Е л е н а М и х а й л о в н а. Нет.

И л ь я П р о к о п ь е в и ч. А Костя где?

Е л е н а М и х а й л о в н а. В школе, где же ему еще быть?

Илья Прокопьевич молча постоял, погладил рыжеватые усы, расправил и без того пушистую бороду. Недовольно посмотрел вокруг, молча ушел к себе в комнату.

П е т р. Что это с отцом?

Е л е н а М и х а й л о в н а. Не знаю.

П е т р. Он чем-то взволнован?

Е л е н а М и х а й л о в н а. Да нет, он всегда такой. (После паузы.) А я думала, ты приедешь к нам не один.

П е т р (усмехнувшись). С женой? К сожалению, Лена, пока что не обзавелся.

Е л е н а М и х а й л о в н а. Пора бы уже…

П е т р. Видишь ли, Лена, легко жениться в семнадцать лет. Сейчас мне нужнее всего друг. Ты знаешь, как французы называют своих жен? Собеседницами. По-французски брак — это разговор. Верно, неплохо?

Е л е н а М и х а й л о в н а. Петя, неужели за все эти годы тебе так и не встретилась ни одна женщина, которая могла бы стать твоим другом?

П е т р. Как тебе сказать? Наверно, встречались. Но одних я не замечал, другие, возможно, меня не замечали. Я знал одного человека, который в юные годы любил замечательную девушку. Потом судьба их разлучила: он по путевке комсомола уехал на Дальний Север, она — на учебу в Ленинград. Потом девушка как-то приехала на каникулы в родной город, встретила нового доброго молодца и вышла за него замуж. Прошло много лет, а первый никак не может ее забыть. Так и живет один…

Е л е н а М и х а й л о в н а. Со своей юношеской мечтой? И ты его оправдываешь? А тебе не кажется, что он тоже кое в чем виноват?

П е т р (смотрит в упор на Елену Михайловну). В чем?

Е л е н а М и х а й л о в н а. Ты не допускаешь мысли, что она ждала, ждала его долго, но он почему-то молчал. Тогда она решила, что его любовь — юношеское увлечение, и не больше.

П е т р (после паузы). Скажи, Лена, ты довольна своей жизнью, ты счастлива?

Е л е н а М и х а й л о в н а (задумавшись). Счастлива ли я? А что такое счастье? Каждый человек понимает его по-своему. И думает, что он счастлив.

П е т р. Ты не ответила на мой вопрос.

Е л е н а М и х а й л о в н а. По-моему, ответила, и со всей определенностью.

П е т р (после некоторого раздумья). Извини меня за вопрос. Но как случилось, что ты оказалась без работы? Инженер-химик — и вдруг домашняя хозяйка.

Е л е н а М и х а й л о в н а. Я специалист по трикотажу. У нас в городе таких предприятий, как ты сам знаешь, нет. Некоторое время я работала в детском саду, но, сказать по правде, мне было неинтересно. Так, убивала время. Потом у нас заболел Костик. Я взяла отпуск. На этом все и кончилось.

П е т р. А что же Егор?

Елена молчит.

Значит, положение безвыходное? И ты смирилась? И не пыталась найти себе работу по душе?

Е л е н а М и х а й л о в н а. Сказать откровенно?

П е т р. Только так.

Е л е н а М и х а й л о в н а. Нет.

П е т р. Не верю, неправда!

Е л е н а М и х а й л о в н а. Видишь ли, у Егора большая нагрузка. Он много работает, устает, и мне хотелось облегчить ему жизнь. И я не нахожу, что поступаю неправильно.

П е т р. И тебя такая жизнь устраивает?

Е л е н а М и х а й л о в н а. Вполне. (Отвернувшись от Петра.) Я не работаю, зато дома полный порядок. Сад, огород — все это отнимает много времени. Ведь кто-то должен вести хозяйство.

П е т р. Я это уже слышал от Егора.

Е л е н а М и х а й л о в н а. Я член родительского комитета нашей школы.

П е т р. И об этом слышал. (Вспыхнул, с болью и за Лену и за Егора.) Черт знает что! Я не узнаю тебя. Распустила ты своего Егора.

Неловкое молчание.

Е л е н а М и х а й л о в н а. А что мне было делать? Бросить ребенка, Егора и уехать в другой город?

П е т р. Лена, ты же умный человек, должна была понимать… Да нет, что с вами происходит?..

Е л е н а М и х а й л о в н а (еле сдерживая слезы). Петя, я очень прошу, не задавай мне больше никаких вопросов. Я люблю Егора, люблю его таким, как он есть.

П е т р. Извини, Лена. За мою бестактность извини.

Появляется К о с т я.

Е л е н а М и х а й л о в н а. Костя, к тебе тут Оля приходила.

К о с т я. Спасибо, мама. Я ее только что встретил. (Идет к себе.)

П е т р. Костя, ты не забыл, что мы едем сегодня на рыбалку?

К о с т я. Нет, не забыл. Но мне что-то расхотелось.

П е т р. Жаль, очень жаль.

К о с т я. Мне тоже жаль. (Уходит.)

Е л е н а М и х а й л о в н а (посмотрев ему вслед). Да, а он совсем уже взрослый.

Входит Е г о р. Вид у него усталый. Он явно чем-то взволнован, но старается не показать это.

Е г о р (небрежно бросает на шахматный столик кожаную папку). О чем беседа?

П е т р. Так, о жизни.

Е г о р. А отец дома?

Е л е н а М и х а й л о в н а. Дома.

Е г о р. А Костя?

Е л е н а М и х а й л о в н а. Только что пришел.

Е г о р. А ты, братец, как я вижу, на рыбалку собрался?

П е т р. Как договорились.

Е г о р (подходит к рюкзаку, пробует его поднять). Ого, крепко рюкзачок набил!

П е т р. Не беспокойся, твой не легче. Ты Дмитрия не видел?

Е г о р. Утром видел, а что?

П е т р. Да крючки он обещал нам сделать.

Е л е н а М и х а й л о в н а. Если обещал, то сделает.

Е г о р (в сторону). Елена Михайловна, позови-ка, пожалуйста, нашего именинника.

Е л е н а М и х а й л о в н а. Именинника? Какого именинника?

Е г о р. Да сына нашего, сына!

Елена Михайловна пожимает плечами, недоумевающе смотрит на мужа, уходит.

Е л е н а М и х а й л о в н а (за сценой). Костя! Костик! Тебя отец зовет.

К о с т я (за сценой). Мамочка, я очень занят.

Е л е н а М и х а й л о в н а. А ты отложи свои занятия.

К о с т я. Хорошо, сейчас приду.

Е л е н а М и х а й л о в н а возвращается.

Е л е н а М и х а й л о в н а. Егор, что-нибудь случилось?

Е г о р (передает Елене Михайловне газету). Ознакомься. (Подчеркнуто вежливо.) Сочинение Валентины Павловны Лобачевой.

Е л е н а М и х а й л о в н а. Опять о комбинате что-нибудь?

Е г о р. На этот раз Валентина Павловна удостоила своим вниманием учащихся наших школ. «Молодой человек и эпоха коммунизма».

Е л е н а М и х а й л о в н а (смотрит газету). Что-нибудь про нашего Костика?

Е г о р. Почитай — узнаешь. (Петру.) Удивляюсь я, Петр, откуда в наши суровые, трудовые дни столь страстное стремление к громкой фразеологии? Слово «коммунизм» склоняется по всякому поводу. Затаскали, как модную песенку.

П е т р (Елене). Ну, что там?

Е л е н а М и х а й л о в н а (не отрываясь от газеты). Пока ничего особенного.

П е т р. Интересно, что тут про моего племянника настрочили. (Подходит к Елене Михайловне, заглядывает в газету.)

Е г о р. Не думаю, чтобы сие сочинение доставило тебе большое удовольствие. Статейка, я бы сказал, тонко написана.

П е т р (после паузы). А по-моему, без всяких тонкостей… С предельной ясностью.

Е г о р. Да?.. А это что? (Читает.) «В правильном воспитании учащихся особенное значение имеет сила хорошего примера родителей…» Все верно… «в общественной и личной жизни, в исполнении общественного долга». Спорить не о чем. Но ты посмотри, что она дальше пишет: «К сожалению, некоторые родители недооценивают это. Всю ответственность за воспитание своих детей нередко перекладывают на школу, учителей, пионерские и комсомольские организации. У таких родителей обычно одна отговорка: «Позвольте, у меня служба», или «…на моих плечах многотысячный коллектив». Это же прямой намек на меня.

П е т р. Намек — это еще не факт.

Е г о р. Не делай, пожалуйста, из меня чудака.

П е т р. Тебе, конечно, виднее.

Е л е н а М и х а й л о в н а (вдруг, с возмущением). Ну конечно, Егор прав. Нет, как это хватает духу сказать такое про нашего Костика? Нет, вы только посмотрите, что она тут пишет!

Появляется К о с т я.

К о с т я. Папа, ты меня звал?

Е г о р. Что ж, сынок, делаешь успехи, а я, отец, узнаю о них последним.

К о с т я. Ты о статье?

Е г о р. Я о тебе. Ну, что скажешь?

Костя молчит.

Ты что, дар речи потерял? Или, быть может, в статье все верно?

К о с т я (тихо). Да, верно. Все верно.

Е л е н а М и х а й л о в н а. Костик, это неправда!

К о с т я. Нет, мама, все, что здесь написано, — правда!

Е л е н а М и х а й л о в н а. Егор, он на себя наговаривает!

Появляется И л ь я П р о к о п ь е в и ч, в руках газета.

Е г о р. Значит, это правда, что ты внес деньги в школьную кассу за металлолом, который ты якобы собрал?

К о с т я. Правда.

Е г о р. И из колхоза тебя тоже за дело выставили?

Костя молчит.

Костер ты разжег?

Костя молчит.

Твои товарищи работали, а ты, значит, решил обогреться? Красиво! Ничего не скажешь.

К о с т я. Я норму свою выполнил.

Е л е н а М и х а й л о в н а. Егор, как ты не понимаешь, это же всё придирки!

Е г о р. Нет, ты скажи мне, как ты докатился до того, что стал самым «популярным» учеником в городе? Товарищи перестают ему доверять! Решил «героем» стать?

К о с т я. Я…

Е г о р. Да, ты! Как же, на субботник не пошел — «герой». Команду подвел — «герой». От демонстрации увильнул — «герой».

К о с т я. Я уже объяснял, почему не пошел на демонстрацию. Был проливной дождь. Что в этом дурного? Я же слушал радиопередачу из Москвы. Ведь для кого-то их передают?

Е г о р. Люди кровью завоевали право ходить на демонстрации. Чистоплюй — вот ты кто! Сидит на отцовском горбу, ест отцовский хлеб и еще рассуждает!

К о с т я. Можешь не попрекать меня, отец. Я как-нибудь сам заработаю себе кусок хлеба.

Е л е н а М и х а й л о в н а. Костя, я тебя не узнаю. Ты же хороший, умный, ты должен нас понять. Ты наш сын, и мы не можем относиться к тебе безразлично.

К о с т я. Я это вижу.

Е г о р. Он наглец! Я, Лена, разговаривать с ним отказываюсь.

Е л е н а М и х а й л о в н а. Успокойся, Егор. Не надо так горячиться. Костя вполне взрослый, он сам оценит свои поступки.

Е г о р. Прошу меня не утешать. Я знаю, что говорю. Требовать от сына порядочности — мое законное право, право отца.

Долгая пауза.

П е т р. Костя, а вот тут цитируются твои слова о машине «Волга». Ты действительно так говорил?

К о с т я. Не помню.

Е г о р. Можешь не мечтать, ее у тебя не будет.

И л ь я П р о к о п ь е в и ч. Сорок два года в партии, и такой позор!..

Е л е н а М и х а й л о в н а (после долгой паузы). Костик! Что у тебя за необходимость ездить в школу на отцовской машине?

К о с т я. Мама, я же не каждый день езжу. Только в тех случаях, когда очень тороплюсь. Это что, тоже преступление?

Е г о р. Да, если хочешь знать, преступление!

Е л е н а М и х а й л о в н а. Егор, опомнись, что ты говоришь!

Е г о р. Да-да, преступление! Барство — самое настоящее преступление! Селиванов — это я, уважаемая Елена Михайловна, а не он! Главный инженер — это я, а он пока что всего-навсего ученик, школьник! Это я главный инженер, и машина предоставлена в мое, а не в его пользование. (Косте.) Это я — Селиванов! Ясно?

К о с т я. Ясно. (Долгая пауза.)

Е г о р. У меня все, Константин Егорыч.

Костя уходит.

Е л е н а М и х а й л о в н а. Егор, это жестоко.

Е г о р. Пожалуйста, не защищай. Все это, если хочешь знать, плоды твоего воспитания.

Е л е н а М и х а й л о в н а. И твоего тоже.

Е г о р. Мне не до него! На моих плечах целый комбинат.

Е л е н а М и х а й л о в н а. Я дурному его не учила.

Е г о р. Что же, я его учу? Целыми днями сидит дома, а на то, чтобы уделить внимание сыну, времени нет?

П е т р. Извини, Егор, ты говоришь лишнее.

Е л е н а М и х а й л о в н а (с горечью). Спасибо, Егор!

Е г о р (после паузы). Нет, чем занимаются наши учителя? Черт знает что! Ну ладно. У нас еще есть время разобраться. В статье тоже не все гладко.

И л ь я П р о к о п ь е в и ч (отложив газету). Да, блин малосъедобный.

Е г о р. А подмасливать его — только переводить продукты. (Подходит к рюкзаку, вынимает оттуда рыболовецкие снасти.)

Петр внимательно следит за его действиями.

Е л е н а М и х а й л о в н а. Да нет, это просто бестактно! Не хватало еще назвать Костика тунеядцем. Это сейчас модно.

П е т р (Егору). Ты что? Передумал?

Е г о р. Дела, Петр, дела. (Пауза.) Вызвали сегодня в партком и говорят: через семь дней партактив, подготовься к докладу. И все полетело к черту: садись, готовься.

И л ь я П р о к о п ь е в и ч. Да!.. Костик, Костик…

Е г о р. Отец, ты опять за это?

И л ь я П р о к о п ь е в и ч. Да, я о Костике. И о тебе тоже.

Е г о р. Знаешь, отец, у меня и без того дел хватает. Дай хоть дома немного отдохнуть. Я устал от всяких передряг. Вот сегодня получил докладную и за голову схватился: через десять лет комбинат без деловой древесины останется. Рубят лес на нашей делянке все, кому не лень.

И л ь я П р о к о п ь е в и ч. Правильно говорят: маленькие дети — маленькое горе, большие дети — большое горе. Думал ли я, что доживу до такого…

Е г о р. Отец, о тебе в статье, насколько я понимаю, нет ни строчки. Если она кого и касается, то одного меня.

П е т р. Я тоже так считаю.

И л ь я П р о к о п ь е в и ч. А ты, полковник, помолчи!

Е г о р. Давайте договоримся: к статье мы больше не возвращаемся. (После паузы.) Не понимаю я нашу молодежь. С заскоками какими-то. Без идеалов растет! Растеряла идеалы.

П е т р. Что же это за идеалы, если их так легко можно растерять? Идеалы, Егор, не разменная монета. Кто так легко их теряет, тот, видимо, просто никогда их по-настоящему не имел. Летом 1956 года я ездил на завод получать новые танки, я видел нашу молодежь. Сотни тысяч комсомольцев уезжали на стройки Сибири. Это же факт! А сколько юношей и девушек уехали за эти годы на целину?! После полета Гагарина штаб воздушного флота был завален десятками тысяч заявлений. Неужели это ни о чем не говорит? Но в одном я с тобой согласен, Егор. Еще можно встретить молодых людей, идеал которых — сытость, беспечность, комфорт. Кое-кто из таких молодчиков хихикает в кулак, видя, как рабочие парни с котомками едут на стройки. Их корежат слова «труд», «работа». Но они просчитаются. Они же банкроты.

И л ь я П р о к о п ь е в и ч. Есть же еще такие!..

П е т р. Но в этом виноваты мы, и только мы.

Е г о р. В чем же мы виноваты?

П е т р. Егор, ты помнишь, как в детстве мы катались по тротуарам на деревяшках, подвязанных к ботинкам, и как мы завидовали ребятам соседнего двора, у которых были настоящие коньки с ботинками? Как хотелось нам тогда хоть разочек прокатиться на таких! И как я был благодарен тебе, когда ты с первой же получки купил мне настоящие «гаги», старенькие «гаги», но для меня они были дороже новых. Мне казалось тогда, что таких ни у кого не было. Испытал ли Костик такую радость? А помнишь, как мы с тобой помогали отцу ремонтировать наш дом? В тот день мы впервые почувствовали себя взрослыми, помощниками отца. А часто ли твой Костик помогает тебе, Лене? А помнишь, как мы горевали, когда упустили бумажного змея, которого мы клеили целую неделю? Было ли у Костика такое горе? Не думаю. Я не знаю, может быть, я неправ, но мне почему-то кажется, что чересчур щедрые родители часто делают бедными своих детей.

Е г о р. Ты неправ. Сегодня совсем другое время, Петр.

П е т р. Время другое — это верно, но я не убежден, что я неправ.

Появляется Д м и т р и й.

Д м и т р и й. Добрый вечер! (Петру.) А я уж думал, не застану вас.

П е т р. Еще немного, и ушли бы.

Д м и т р и й. Что у вас тут происходит?

П е т р. Так, о жизни немного поговорили. Крючки принес?

Д м и т р и й. Принес, посмотри, такие подойдут? (Передает крючки.)

П е т р. Подойдут!

Д м и т р и й. Да, Петя, у меня просьба к вам. Не очень-то задерживайтесь на рыбалке.

П е т р. А что такое?

Д м и т р и й. Дело, собственно говоря, в том, что Валя и я приглашаем всех вас в субботу на свадьбу.

Е г о р. Всё продумали?

Д м и т р и й. Всё.

Е л е н а М и х а й л о в н а. Дмитрий, ты читал?

Д м и т р и й. Сегодняшнюю газету? Читал.

Е г о р. Так вот. Не знаю, как Петр, но ни я, ни Лена, ни отец у тебя на свадьбе не будем.

И л ь я П р о к о п ь е в и ч. Постой, постой… Ты уж, пожалуйста, за меня не расписывайся. Я это сам умею делать.

Е г о р. Я сказал: не будем!

Д м и т р и й. Почему?

Е г о р. Потому, что это противоречит моим принципам. Я люблю людей порядочных.

Д м и т р и й. Ты так понял статью?

Е г о р. Я привык, чтобы меня уважали, чтобы со мной считались. И вообще я категорически против.

Д м и т р и й. Против Валентины Павловны?

Е г о р. Против вашего брака. Разве ты не видишь, что она за человек?

Д м и т р и й. А ведь совсем недавно здесь, при Петре, при Лене, ты ее хвалил.

Е г о р. Да, хвалил, не отрицаю. Я от своих слов не отказываюсь. Но я не провидец. Я тоже могу ошибаться. Прошу понять меня правильно и не обижаться. При всем уважении к тебе, Дмитрий, присутствовать на твоей свадьбе отказываюсь. Надо подумать, прежде чем жениться.

Д м и т р и й. А я думал.

Е г о р. Значит, плохо думал. Жену на всю жизнь выбирают. Или, может быть, не ты, а она тебя выбрала?

Е л е н а М и х а й л о в н а. Егор, что ты говоришь?

Д м и т р и й. Не понимаю. Как можно осуждать человека, не имея на то никаких оснований? Это же нечестно!

Е г о р. Словом, я все сказал, а там решай сам. Хороша бабенка!.. Нечего сказать!.. Входит в семью, собирается стать близким, родным человеком, и тут же решает: «А ну-ка, дай-ка я эту семью оболью помоями и погляжу, что из этого получится».

Д м и т р и й. Это далеко не так.

Е г о р. А как?

Д м и т р и й. Статья, если хочешь знать, появилась с твоего благословения.

Е г о р (удивленно). Даже?

Д м и т р и й. Она говорила с тобой о Косте? Говорила. Рассказывала тебе о фактах, которые упоминаются в статье? Рассказывала. И ты, насколько я помню, реагировал тогда иначе. Во всяком случае не так бурно. Даже посоветовал выступить в газете.

Е г о р. Так-с. Так-с. Весьма любопытно!

Д м и т р и й. Она, конечно, не думала, что коммунист Егор Ильич Селиванов так болезненно воспримет справедливую критику.

Е г о р. Не думала?

Д м и т р и й. Не думала! Она считала тебя другим. Я тоже в свое время связывал с тобой многое.

Е г о р. Что именно?

Д м и т р и й. Сейчас нет смысла об этом вспоминать.

Е г о р. Что ж, все ясно… Значит, статья появилась с моего благословения? Великолепно!.. Так знай, я сегодня же отдам распоряжение коменданту: «Склочников и сутяг на комбинат не пропускать». (Потрясает газетой.) Этот пропуск в наш дом, в нашу семью с сегодняшнего дня недействителен! Так можешь ей и передать.

Д м и т р и й. Хорошо, я так и передам.

Е г о р. Или ей не о чем больше писать? Выдохлась? Нет, это же надо додуматься — выбрать мишенью ребенка. Подло все это! (Пауза.) Так и доложи, пожалуйста, своей невесте.

Д м и т р и й. Вижу, ты действительно зарвался, Егор. Я думал, ты…

Е г о р (перебивает). Ну да, я не желаю тебе добра? Я злодей? Вздор! Чепуха! Вот что я тебе скажу: нападать на мальчишек не велика храбрость. Она хорошо знает, что Костя не может дать ей сдачи. Да-да, это так! Я тридцать лет работал на авторитет…

И л ь я П р о к о п ь е в и ч. А я, Егор, слыхал, что тебя кое-кто правильным человеком величает.

Е г о р. Я, отец, критики не боюсь. Когда меня критиковали за производственные промахи, сказал ли я хоть одно слово?

Д м и т р и й. Да, ты не сказал ни слова. Но почему? Потому, что у тебя есть щит — план, переходящее красное знамя. Потому, что ты уверен, что тебе все сойдет. Но сегодня критика коснулась твоей личной жизни, и это куда серьезнее. Именно поэтому ты и встал на дыбы.

И л ь я П р о к о п ь е в и ч. Поистине: скажешь правду — потеряешь друга.

Е г о р. Правду? Какую правду! (Молчание.) И вообще я не желаю больше, Дмитрий, слушать твои тирады.

П е т р (вдруг взорвавшись). А по-моему, нам есть о чем поговорить. Я считаю твои упреки, Егор, необоснованными. А уж к свадьбе они не имеют никакого отношения. Свои симпатии и антипатии ты мог бы оставить при себе. Честное слово, не солидно, не солидно все это выглядит.

Е г о р. Ах вот оно что! Не солидно? А позорить меня солидно? Я спрашиваю: солидно? Я тридцать лет работал на авторитет. И я не позволю, чтобы меня поучали. Как-нибудь обойдусь и без учителей. (Уходит.)

Долгая пауза.

Д м и т р и й. А ты, отец, придешь?

И л ь я П р о к о п ь е в и ч. Свадьба есть свадьба. Если любовь настоящая, то свадьба один раз в жизни бывает.

Д м и т р и й. А ты, Лена?

Е л е н а М и х а й л о в н а. Я? Не знаю, что тебе сказать. Ты не обижайся на меня, Дмитрий, но без Егора я никуда не хожу.

Д м и т р и й. У Егора свои соображения. Но у тебя-то, надеюсь, их нет?

Е л е н а М и х а й л о в н а. Дмитрий, постарайся меня правильно понять. Я очень рада, что ты женишься. Но я просто не могу.

Появляется Е г о р, он в домашней куртке.

Е г о р. Ну что? Сагитировал? Всех уговорил?

И л ь я П р о к о п ь е в и ч. Убедил. А ты как думал?

Е г о р. С помощью Петра, разумеется?

П е т р. Да, с помощью Петра.

Е г о р. Похвально! Весьма похвально!

Д м и т р и й. Петя, так, значит, ты придешь?

П е т р. Приду, Дмитрий, обязательно приду. И отец, и Лена, и Егор — все придем!

Д м и т р и й. Спасибо, Петя. (Быстро уходит.)

Е г о р. (Петру). Не рекомендую, Петр, расписываться за других.

П е т р. Ну что ж, пора и на рыбалку? (Забирает рюкзак, снасти и направляется к выходу.)

И л ь я П р о к о п ь е в и ч. Обожди меня там, Петр. Я сейчас.

П е т р. Ты что? Тоже решил со мной?

И л ь я П р о к о п ь е в и ч. Да, решил.

П е т р. Хорошо, я обожду.

И л ь я П р о к о п ь е в и ч. Егор, я твой рюкзак взял.

Илья Прокопьевич уходит.

Е л е н а М и х а й л о в н а. Как все это гадко! (Идет на кухню.)

Е г о р (ей вслед). А ты можешь извиниться, он еще недалеко ушел.

З а н а в е с.

ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ

Перед открытием занавеса слышна музыка.

Поздний вечер. Столовая в доме Егора Селиванова, полумрак. Е г о р в домашней куртке и чувяках нервно ходит по комнате, курит, смотрит на часы, подходит к шахматному столику, задерживается, берет фигуру, делает ход. По радио передают «Последние известия».

Появляется Е л е н а М и х а й л о в н а. Она включает свет.

Е л е н а М и х а й л о в н а (видит на столе ужин). Егор, ты ужинал?

Е г о р. Я? (Выключает приемник.) Да-да, и весьма основательно.

Е л е н а М и х а й л о в н а. Святым духом, значит, решил питаться? (Убирает со стола.)

Е г о р (с некоторым раздражением). Да-да, я ужинал! Где я ужинал, надеюсь, это значения для тебя не имеет. Можешь за меня не беспокоиться. Дома у себя я пока не гость. Мало того, что сама пошла вопреки здравому смыслу, да еще сына увела.

Е л е н а М и х а й л о в н а. Что с тобой?

Е г о р (после паузы). Ну, как свадьба? Веселье кончилось?

Е л е н а М и х а й л о в н а. Да нет. (Ищет оправдание своему приходу.) Я… за вазочкой пришла для варенья.

Е г о р. Тебе принести?

Е л е н а М и х а й л о в н а. Ничего, я сама возьму.

Е г о р. Петр знает, что его на одиннадцать часов вызывает Сочи?

Е л е н а М и х а й л о в н а. Знает.

Е г о р. Он сегодня уезжает?

Е л е н а М и х а й л о в н а. Сегодня. (Достает из шкафа вазочку.) Да… Некрасиво получилось. Такой день, быть может самый светлый день в их жизни, и вдруг… У меня все спрашивают, почему я одна, что с тобой… и я всем лгу, сочиняю легенды. Ложью утешаю себя…

Е г о р. Я тебя лгать не просил.

Е л е н а М и х а й л о в н а. А что же мне отвечать?

Е г о р. Мало ли почему я не мог быть на свадьбе! Это никого не касается.

Е л е н а М и х а й л о в н а. Егор, неужели тебе не стыдно перед отцом, перед Петей? Это ведь так мелко…

Е г о р. Ты, кажется, пришла за вазочкой?

Е л е н а М и х а й л о в н а. Да…

Е г о р. Тебя ждут, а ты здесь рассуждаешь.

Е л е н а М и х а й л о в н а (задумчиво). Ждут, ждут…

Е г о р. И не пытайся меня переубедить, у меня на этот счет своя твердая позиция, и ты это отлично знаешь.

Е л е н а М и х а й л о в н а. Нет у тебя позиции, Егор! Ты просто привык считаться только с собой. Делать так, как тебе самому удобно.

Е г о р. Да, я, конечно, эгоист. Меня эта… бабенка без конца дискредитирует, а я иди и заключай ее в объятия, радуйся ее счастью! Да ты можешь вообразить, в каком дурацком свете я предстал бы перед ней, послушай тебя? Идти к ним — значит, расписаться в собственной беспринципности. Да поступи я так, я перестал бы себя уважать. Но ты не хочешь понять меня.

Е л е н а М и х а й л о в н а. Егор!.. А я считала тебя самым умным.

Е г о р (перебивает). Пересмотрела? Гм. Вот оно что. И каким же я теперь предстаю в твоем воображении?

Е л е н а М и х а й л о в н а (волнуясь). Черствым и жестоким человеком. Да и как иначе можно назвать человека, который отнимает радость у других? Вся эта история со статьей, со свадьбой Дмитрия перевернула мне душу. Ты думаешь, я не знаю, что неверно, не так, как надо, живу? Но я полностью доверилась тебе, смирилась, я убедила себя, что так и должно быть. А рядом люди трудятся, волнуются, радуются. Но мне все больше и больше непонятна их радость. В молодости у нас были мечты. Они и у тебя были, Егор.

Е г о р. С годами мечты меняются.

Е л е н а М и х а й л о в н а. Нет их у тебя!

Е г о р. Не мечтают только животные.

Е л е н а М и х а й л о в н а. Значит, это плохие мечты, если они заслоняют солнце, если они убивают радость. У нас в саду много цветов, но мы никогда не любовались их красотой. Мы разводим их только потому, что так принято, так делают другие.

Е г о р. А кто тебе мешает любоваться?

Е л е н а М и х а й л о в н а. Я много раз думала: почему так происходит? Пыталась протестовать, но каждый раз… Видимо, просто не хватало мужества.

Е г о р. Ну-ну, высказывай все, что накопилось.

Е л е н а М и х а й л о в н а. Скажи, Егор, есть у меня своя жизнь? Что меня волнует, ты это знаешь? Присмотрись ко мне. Я же стала совсем неинтересным человеком. И говорить-то по-человечески разучилась. Нет-нет, я тебя не обвиняю. Во всем сама виновата. Когда-то училась в институте, была секретарем комитета комсомола. День был загружен до предела, но у меня на все хватало времени. Я постоянно чувствовала, что нужна людям. Теперь нет… Не о такой жизни я мечтала.

Е г о р. А о какой же?

Е л е н а М и х а й л о в н а (продолжает). Я плыву по течению, Егор. Плыву и боюсь оглянуться.

Е г о р. Ты говоришь чепуху. Твоей жизни любая женщина позавидует.

Е л е н а М и х а й л о в н а. Не думаю. Чему завидовать? Тому, что у меня никто никогда не спрашивает: о чем я думаю, что меня волнует? Ты мог бы поинтересоваться, но тебе не до меня. Утром я встаю, готовлю завтрак, провожаю тебя на работу. И только об одном думаю, чтобы (подчеркнуто) у тебя все было хорошо. Когда ты возвращаешься, я стараюсь угадать (подчеркнуто) твое настроение. Вспомни, ты когда-нибудь спрашивал у меня, хотя бы из вежливости, как я себя чувствую? Впрочем, не вспоминай: не было этого!

Е г о р. В семейной жизни кто-то один должен поступиться своими интересами.

Е л е н а М и х а й л о в н а. И перестать быть человеком?.. Правильно говорят: кто строит свое счастье только на любви, тот строит его на песке.

Е г о р. Не понимаю, о чем ты ведешь разговор. Все так живут.

Е л е н а М и х а й л о в н а. Нет, Егор, не все.

Е г о р. Что, я о тебе не забочусь? Ты разута, раздета? Тебе нечего есть? Я ищу общества других женщин?

Е л е н а М и х а й л о в н а. Не в этом дело.

Е г о р. А в чем?

Елена Михайловна молчит.

Я, кажется, начинаю догадываться, откуда дует ветер.

Е л е н а М и х а й л о в н а (перебивает). Не надо, Егор, быть слишком проницательным.

Е г о р. Это всё проповеди моего братца. Ну что ж, я рад за него. Он талант. А таланты надо ценить.

Е л е н а М и х а й л о в н а. Петр здесь ни при чем.

Е г о р. Защищаешь? Оправдываешь? Что? Старое вспомнилось?

Е л е н а М и х а й л о в н а. У меня не было «старого».

Е г о р. Знаю, все знаю.

Е л е н а М и х а й л о в н а. Егор, ради тебя я оставила все: работу, родителей. И не жалею. Мне одного лишь хочется: немножко человеческой теплоты.

Е г о р. Лена, довольно. Мне надоело. У меня тоже есть нервы! Я хоть сейчас могу уйти из дома.

Е л е н а М и х а й л о в н а. Ничего-то ты не понял. (Идет к двери.)

Е г о р (кричит ей вслед). Лена, Лена, ты забыла вазочку! (Берет со стола вазочку, бежит за Еленой. Возвращается, смотрит на вазочку, потом осторожно ставит ее в шкаф.) Какая чепуха!..

Появляется И л ь я П р о к о п ь е в и ч.

Отец?

И л ь я П р о к о п ь е в и ч. Ты хотел что-то спросить у меня?

Е г о р. Лену сейчас не встретил?

И л ь я П р о к о п ь е в и ч. Елена там, где все, на свадьбе.

Е г о р. Да-да, конечно.

Илья Прокопьевич бросил недоброжелательный взгляд на Егора и ушел в свою комнату.

«Где все». (Идет к окну, закуривает.)

Снова входит Илья Прокопьевич, в руках какой-то сверток. У выхода задерживается, смотрит на Егора.

И л ь я П р о к о п ь е в и ч. М-да. Характер выдерживаем?

Е г о р. Что?

И л ь я П р о к о п ь е в и ч. Говорю, характер выдерживаешь?

Е г о р. Мой характер ты знаешь, отец.

И л ь я П р о к о п ь е в и ч. Знаю, знаю.

Е г о р. Я догадываюсь, отец, что ты хочешь сказать. Тебе не нравится, что я не пошел на свадьбу.

И л ь я П р о к о п ь е в и ч. Не в свадьбе дело, Егор.

Е г о р. А в чем?

Илья Прокопьевич молчит, отвернулся в сторону.

Ты все еще сердишься за то, что я перевел тебя на пенсию? Но я же свою вину искупил. На работе ты восстановлен.

И л ь я П р о к о п ь е в и ч. Да, восстановлен.

Е г о р. Если ты считаешь, что я виноват перед тобой, суди меня, отец, суди!

И л ь я П р о к о п ь е в и ч. Это проще всего — передоверить другому. Человек сам должен быть себе судья. И нет суровей приговора, который он сам себе вынесет.

Е г о р. Что ты говоришь!

И л ь я П р о к о п ь е в и ч. А то, что слышишь. Ты вот сейчас бросаешься на всех. Почему? Стыдно мне за тебя, Егор, стыдно!

Е г о р. Извини, дорогой отец, но я в нравоучении не нуждаюсь.

И л ь я П р о к о п ь е в и ч. Ну да, ты же у нас грамотный, образованный. Но кто сделал тебя таким? Кто? Забыл? Мальчишка! А, да что с тобой говорить… (Уходит.)

Е г о р. Нет, в доме невыносимо. Что я? Залез государству в карман? Убил человека?

Появляется П е т р в военной форме.

П е т р (поет).

Егор, ты, я вижу, дома.

Е г о р. А где я должен быть?

П е т р. Лена сказала, что ты еще не возвращался из совнархоза.

Е г о р. Я приехал час тому назад.

П е т р (набирает номер). Товарищ дежурная, меня на одиннадцать часов вызывали Сочи. Хочу доложить, что я на месте. Да, Селиванов Петр Ильич. Спасибо! (Кладет трубку.) Подождем. А знаешь, Егор, ты когда-то верно сказал: с Валентиной Павловной можно две жизни прожить, и все не наскучит. Я очень рад за нашего Дмитрия.

Е г о р (сквозь зубы). Я тоже.

П е т р. Егор, тебя ждут. Свадьба в самом разгаре.

Е г о р. Мое отношение к этой свадьбе тебе известно, и изменять его пока что не собираюсь.

П е т р. Приговор окончательный и обжалованию не подлежит.

Е г о р. Я своих решений не меняю.

П е т р. Значит, ты в совнархозе не был?

Е г о р. Да, не был.

П е т р. Лена выдумала?

Е г о р. Это ее дело.

П е т р. Что ж, вольному воля. Каждый поступает так, как ему кажется необходимым. (Встает и, напевая, уходит в другую комнату.)

Егор нервно прохаживается по комнате, прислушивается к песне, снова закуривает. С нетерпением ожидает Петра.

Петр возвращается. Распечатывает пачку сигарет.

Е г о р. Гм. «Вольному воля». Демагогия! Жить, как я хочу, не получается. Надо жить так, как тебе велят. Я вот не пошел на свадьбу, и что вышло? Моя Лена и отец раздули это в целое событие.

П е т р (смотрит на телефон). Скажи, Егор, ты когда-нибудь раздумывал серьезно над своей жизнью?

Е г о р. У меня для этого нет времени.

П е т р. Иногда не мешает.

Е г о р. Я самоанализом не занимаюсь. Живу, как все.

П е т р. Это тебе так кажется!

Е г о р. Что тебе не нравится в моей жизни?

П е т р. Всё! Плохо живешь. Душно не только тебе, но и тем, кто рядом с тобой!

Е г о р. Благодарю за откровенность. Это благодарность за мои хлеб-соль?

П е т р (с обидой). Сколько я тебе задолжал?

Е г о р. Я не о том, Петр.

П е т р (достает деньги). Вот, получай! Это за хлеб, а это за соль. (Кладет деньги на стол.) Я привык долги выплачивать сполна.

Е г о р. Да ты не так меня понял, Петр. Я сказал глупость, не подумал, погорячился. (Возвращает деньги.) Не придирайся к словам. Но с оценкой моей жизни, извини, не согласен. Я работаю как вол. Я честным трудом зарабатываю кусок хлеба. Меня никто не может упрекнуть в нечестности.

П е т р. Знаю. Не об этом речь.

Е г о р. Мое общественное лицо известно каждому. Не за красивые глаза меня избрали депутатом областного Совета.

П е т р. Все верно: ты много работаешь, депутат. Но речь, повторяю, идет не об этом.

Е г о р. А о чем же?

П е т р. О твоей партийности. Чувство партийности потерял, Егор. Слово «коммунист» со словом «мещанин», сам понимаешь, не рифмуется. А ты стал мещанином.

Е г о р. Как ты смеешь мне это говорить?

П е т р. Смею! У меня на то все основания. Круг твоих интересов замкнулся. Он не выходит теперь за пределы твоего особняка, сада, не подымается выше мачты телевизора.

Е г о р. А комбинат?

Петр молчит.

Значит, ты врал, когда восторгался моими успехами, успехами моего комбината?

П е т р. Видишь ли, комбинат — это только одна сторона дела. Я не склонен затушевывать твоих заслуг. Они, бесспорно, у тебя есть. Но и на комбинате, наверное, многое могло быть по-другому.

Е г о р. Так вот, слушай: я заслужил право на приличную жизнь. В боях заслужил.

П е т р (строго, сдержанно). Все заслужили. Все двести двадцать миллионов. Но разве приличная жизнь — это стремление к покою, возможность отстраниться от борьбы, умение устроиться удобно за счет ближнего? Нет, Егор.

Е г о р. В чем же, собственно говоря, я проявил себя мещанином?

П е т р. Как-то ты говорил мне о почке. Ты слышал, как она лопнула, видел, как оживал зеленый листок, почувствовав тепло, свет, солнце.

Е г о р. Это лирика. Какое она имеет отношение к делу?

П е т р. Я полагал, что, приветствуя рождение зеленого листа, ты думал о новых побегах тополя. Но твое внимание привлек колпачок. Егор, дорогой Егор, ты с твоими способностями, с твоим талантом мог бы десятью комбинатами управлять. А ты от одного устал. Да!.. Засосало тебя, дорогой Егор, спокойное, мещанское благополучие, засосало по самую шею!

Е г о р (взорвавшись). Вздор!

П е т р. Да-да! Отсюда все и идет. Поменялся местами: лист из колпачка, а ты — в колпачок.

Е г о р. Слишком ты горячий, как я погляжу. Хотел бы я, чтобы ты хотя бы месяц пожил в моем «спокойном» благополучии.

П е т р. Скажи, почему ты, не поговорив с отцом, отправил его на пенсию?

Е г о р. Потому, что я его сын. Потому, что его года подошли.

П е т р. Неправда! Ты отправил его на пенсию только потому, что он понадобился тебе дома. Потому, что тебе нужен работник.

Е г о р. Отец — член моего семейства.

П е т р. А почему Дмитрий ушел и от тебя и с комбината?

Е г о р. По дурости. Я, кажется, тебе объяснял. Солнце тоже далеко не всем угождает.

П е т р. Извини меня, но объяснения твои не очень-то убедительны. Правильно Дмитрий поступил, что ушел от тебя. Да и ты был по-своему прав, когда отпустил его.

Е г о р. Ох, мудрено! Что-то я не понимаю. И он прав, и я прав. Так как будто не бывает.

П е т р. Он правильно поступил — не захотел сидеть в канцелярии. Не место там молодому инженеру. Составлять докладные да отчеты, сам понимаешь, не велика радость. Ну, и ты со своей точки зрения правильно поступил: убрал строптивого брата с дороги. Кому из нас приятно, когда нам на пятки наступают?

Е г о р. Он мне не мешал.

П е т р. Нет, мешал. Не соглашался с твоими распоряжениями, критиковал! А начальство, как известно, критику не очень-то любит.

Е г о р. А я не знал, что перевод на высший оклад, на более ответственную должность — это расправа за критику.

П е т р. Егор, я не дурак.

Е г о р. Про меня люди тоже так говорят.

П е т р. Правильно говорят про тебя люди. В рамке ходишь. Так вот, пусть они еще добавят: «Егор Ильич, вы ведь великолепно знали, что такой инженер, как Дмитрий Ильич Селиванов, никогда не променяет цех на канцелярию, и потому действовали вполне безошибочно». (Долгая пауза.) А с Леной что ты сделал?

Е г о р. Ты Лену не трогай. Лена мне жена.

П е т р. Знаю. Дипломированный инженер, но по твоей вине ни одного дня не работала.

Е г о р. А что я мог сделать? Создать специально для нее трикотажную промышленность?

П е т р. При желании многое мог бы сделать. Она с успехом могла бы работать на комбинате.

Е г о р. Н-да, отец на комбинате, брат на комбинате, жена тоже. А потом и сына здесь же должен буду пристроить. Это ты мне предлагаешь? Благодарю! Но я на это никогда не пойду. Чтобы меня потом обвинили в насаждении семейственности!

П е т р. Нет, Егор, тобой не эти соображения руководили. Ты отстранил Елену от работы по другой причине. Ты отстранил ее только потому, что ее руки понадобились тебе дома, в твоем хозяйстве. И это вполне соответствует твоему идеалу.

Е г о р. Да, соответствует! Когда я вижу, как женщины забивают сваи или укладывают рельсы, я не прихожу в восторг.

П е т р. Я тоже.

Е г о р. Твой повышенный интерес к жизни Елены мне понятен. Но я не советую тебе его проявлять. Поздно, Петр, поздно! Мы семнадцать лет вместе.

П е т р. Ты прав. Действительно, Лена мне не безразлична. Не безразличен и ты, Егор. Но в еще большей степени меня тревожит то, как живет мой брат, как он растит своего сына.

Е г о р. Демагогия! Ты любишь Лену. Любишь! И, пожалуйста, не выкручивайся.

П е т р. Не собираюсь.

Е г о р. Потому-то ты и злишься.

П е т р. Да, я люблю Лену и не пытаюсь это скрыть от тебя. Но у Лены есть семья, сын, которого она любит, муж.

Е г о р. Вот-вот. И можешь оставить ее в покое. Ни в сочувствии, ни в жалости, смею тебя заверить, она не нуждается.

П е т р. Жалеть, Егор, я не умею. Жалость оскорбительна, она унижает человека. Но то, что случилось с Костей, лежит на твоей совести, Егор! Дети — самое верное зеркало родителей. И мне больно, больно оттого, что Костя перенимает от тебя дурное. Искренне сожалею, что он не видел тебя комсомольцем, беспокойным пареньком с горящими глазами. Забыл? А ведь ты был таким, Егор. И, не скрою, я гордился тобой.

Е г о р. Все?

П е т р. Нет, не все. Ты не имеешь права требовать от Костика ни твердых убеждений, ни упрекать его в эгоизме.

Е г о р. Я отец!

П е т р. Какой ты отец, если такого сына воспитал?

Е г о р (вспыхнув). Ну, знаешь ли, дорогой братец, не слишком ли далеко ты зашел? Как я живу — это никого не касается. Ты просто завидуешь мне. Да-да, завидуешь! Завидуешь, завидуешь!

П е т р. Чему? Не тому ли, как ты в собственном особняке строишь коммунизм? Не могу я этому завидовать. Рано нам, Егор, о тишине и покое думать, рано. Покоя не будет даже при коммунизме.

Е г о р. За меня можешь не беспокоиться.

Звонит телефон. Петр берет трубку.

П е т р. Слушаю. Селиванов у телефона. Добрый вечер, Николай Сергеевич. Так-так, съезжаются? Начсандив первым явился? Что? Растолстел? Николай Сергеевич, а вы на военный режим его переведите. Да-да, утречком на физзарядку, подъем в 6.00, и днем не позволяйте ему спать. Ничего, спасибо, хорошо отдыхаю. Нет, сейчас выехать к вам я никак не могу. (Смотрит на Егора.) Да так обстоятельства у меня складываются. Брат заболел. Егор! Да! Тяжело. Я тоже очень сожалею. Да, я позвоню вам. Передайте, пожалуйста, мои извинения и привет однополчанам. (Кладет трубку.) Вот так-то, Егор.

Е г о р. Ты что ж, лечить меня решил? Врачи, как мне известно, начинают с установления диагноза.

П е т р. А он установлен. В один карман партбилет положил, в другой — совесть. А у настоящего коммуниста, Егор, они в одном кармане лежат. Партбилет без совести — кусочек картона, не больше. Владимир Ильич Ленин как-то сказал: самый страшный бюрократ — это бюрократ с партбилетом в кармане. Это определение очень подходит и к мещанам с партбилетами в кармане.

Е г о р. Что ж, мне остается одно: поблагодарить тебя за «прекрасный» урок политграмоты.

П е т р. Ну, мне пора возвратиться к свадебному столу. Я должен выпить за фронтовых друзей. Вроде положено? (Быстро уходит.)

Е г о р (посмотрев ему вслед). Вот она, награда за все, что я сделал в жизни. За бессонные ночи, за трепку нервов, за… (Пауза.) «Селиванов потерял партийность…» (Подходит к окну, закуривает, долго стоит, пуская кольцами дым.) Что это?.. Лес плывет? Да-да, лес. Лес! (Быстро идет к телефону, снимает трубку.) Комбинат! Да, я, Селиванов! Диспетчера! К приему барж готовы? Лес на подходе. (Долгая пауза.) Ясно! К утру закончите. (Медленно опускает трубку.) Сами знают…

Появляется К о с т я.

К о с т я (на ходу снимает пиджак, бросает его на кресло). Отец, а зря ты не пошел на свадьбу. (Иронически.) Так весело было… Только я что-то не понял. Не то на свадьбе был, не то… Невеста сидит, словно аршин проглотила. У мамы весь вечер заплаканные глаза. Когда я спросил, что с ней, она отругала меня. Сказала, что я ничего не понимаю. Дед мрачнее тучи. Один дядя Петя хорохорится, дурачится. Только это не очень-то у него получается. Полковник, а ведет себя как петрушка. Нет, ты зря, отец, не пошел на свадьбу. (Подходит к шахматному столику.) Продолжим партию? Я играю белыми. (Рассматривает расположение фигур.) О, у меня отличная позиция! Папа, я объявляю тебе мат!

Е г о р (резко). Поставь фигуру на прежнее место.

К о с т я. Зачем же кричать?

Е г о р (резко). Кто дал тебе право осуждать старших? Кто?

К о с т я (перепугавшись). А я не осуждаю. Я просто не люблю, когда взрослые говорят одно, а делают другое. Скажи, отец, почему так?

Е г о р. Нет, сначала ты мне скажи: что с тобой творится?

К о с т я. Ничего особенного.

Е г о р. Тебе всё нипочем. Подумай хорошенько, на какой скользкий путь ты становишься!

К о с т я. А что мне думать? Вот восемнадцать лет исполнится — тогда и подумаю.

Е г о р. Ну да, чего тебе думать? За отцовской спиной живешь — никаких забот. Отец — одевай, отец — обувай. Не жизнь, а курорт!

К о с т я. По-твоему, я не должен пить и есть? Да выйди я в рваной одежде на улицу — тебе первому будет стыдно. Ты же как-никак главный инженер, триста рублей получаешь.

Появляется О л я. Она вошла и остановилась в дверях. Ни Егор Ильич, ни Костя ее не замечают.

Е г о р. Подсчитал! Ай да молодец! Ты забыл еще прибавить: в новых деньгах. А я-то думал, у меня сын растет. А сын едва вылез из коротких штанишек, уже на всё поплевывает, ничего святого, никаких обязанностей, никаких идеалов!

О л ь г а (откашлявшись). Извините, Егор Ильич!

К о с т я. Ольга?

Е г о р. Чем обязан столь позднему визиту?

О л ь г а (смотрит на Егора Ильича, потом на Костю). Я… я…

К о с т я. Ябедничать пришла, да?

Е г о р. Слушаю вас!

О л ь г а. Может быть, это глупо с моей стороны, но вы, Егор Ильич, неправы. У Костика есть мечты, у него есть и идеалы.

К о с т я. Не твое это дело, Ольга! Я в адвокаты тебя не нанимал.

О л ь г а. Он сам мне говорил. Он хочет людям делать только добро, только хорошее. И вообще Костя умный, светлый. Только странный…

Е г о р. Ну, кончила, защитница?..

О л ь г а. А я не защищаю…

Е г о р. Костя хороший, чудесный, великолепный, прелестный. Все верно. Только вам, барышня, спать пора.

О л ь г а. А я не барышня.

Е г о р. А кто же вы?

О л ь г а. Я? Просто Оля. Оля Корочкина.

К о с т я. Ольга, тебя мать ждет. Она беспокоится.

О л ь г а. Без тебя знаю.

К о с т я. Скажи, какая самостоятельная стала! И давно?

О л ь г а. Я вчера паспорт получила.

Е г о р. Поздравляю! И тем не менее спокойной ночи!

О л ь г а. Хорошо! Пусть будет по-вашему. (Косте.) А грубить ты не имеешь права, некрасиво. (Уходит.)

К о с т я. Оля, Оля!..

Е г о р. Да!.. Сеять добро, делать людей счастливыми — похвально! Но для этого требуется, дорогой мой сын, чтобы человек был человеком!

К о с т я. Отец, прошу, не говори ты мне, пожалуйста, о высоких материях. Ты на меня кричишь только потому, что критика моих поступков коснулась тебя. Я не отрицаю, я тоже кое в чем неправ. А ты когда-нибудь поинтересовался, чем я живу, что думаю? Тебе всегда было не до меня.

Е г о р. На моих плечах целый комбинат, пятитысячный коллектив!

К о с т я. Мы с мамой это уже много лет слышим. И напрасно ты волнуешься из-за этой статьи, пусть себе пишет, она же за это деньги получает.

Е г о р (трясет Костю за плечи). Да ты понимаешь, что ты говоришь.

К о с т я. Отпусти, отпусти!

Е г о р. Какой же ты мерзавец! Я из-за него не пошел на свадьбу, поссорился с матерью, с отцом, с братьями. Да-да, из-за тебя.

К о с т я. Отец, я не виноват…

Е г о р. Молчать! Имей в виду, теперь за тебя возьмусь. А сейчас спать, спать!

К о с т я. Спать так спать. Утро вечера мудренее, как говорят взрослые. (Уходит.)

Е г о р (проводив суровым взглядом Костю, остановился в глубоком раздумье). Да! Жизнь… Такого со мной еще никогда не было.

Включает радиоприемник, но на какую бы он волну ни попадал, всюду слышны голоса радиокомментаторов.

Разговорчики! Даже приличной музыки не послушаешь.

В столовой появляются И л ь я П р о к о п ь е в и ч, Е л е н а и П е т р.

П е т р. Счастливого отдыха, отец!

И л ь я П р о к о п ь е в и ч. Спасибо, Петя!

Петр и Илья Прокопьевич расходятся по своим комнатам.

Е л е н а М и х а й л о в н а. Егор, ты что? Так и не ложился?

Егор молчит.

На улице уже рассветает, утро.

Е г о р. Какое еще утро?

Е л е н а М и х а й л о в н а. Утро нового дня.

Е г о р. До него еще дожить надо.

Е л е н а М и х а й л о в н а (раскрывает окно). Взгляни, какое чистое небо, ни единого облачка.

Е г о р. Да-да, очень чистое, и можете оставить меня в покое, уважаемая Елена Михайловна.

Е л е н а М и х а й л о в н а. Извини, Егор, я, кажется, тебе помешала. (Быстро уходит.)

Е г о р. Утро!.. (Он подходит к окну, задумался.)

В столовую вдруг врывается бой кремлевских курантов.

Да, Егор Ильич, а утро, кажется, действительно наступило!

З а н а в е с.