Пьесы

Д е д С к о б а р ь, Василий Михайлович Скобарев, 70 лет.

С к о б а р е в А л е к с е й, его сын, 45 лет.

А н н а, его дочь, 38 лет.

О л я, внучка деда Скобаря, дочь Алексея, 20 лет.

Р о д и о н, ее муж, 23 лет.

Н и к и т а, преподаватель истории в ГПТУ, 25 лет.

Г о н о к И г н а т П о л и к а р п о в и ч, 68 лет.

З а х а р о в а В а р в а р а С т е п а н о в н а, 65 лет.

А р т е м о в, 45 лет.

М о т я, вечный солдат.

В эпизодах:

С п и р и д о н, прораб.

Л е й т е н а н т.

С о л д а т ы.

Время действия — наши дни.

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

Ближе к вечеру. Во дворе перед домом деда Скобаря в тени старых берез прочно установлен стол с ножками-крестовинами, несколько стульев, скамья. В стороне, у плетня, — столярный верстак, засыпанный стружкой, рядом стоит грубо сколоченный ящик внушительных размеров. В глубине двора, утопая в вишневом саду, расположился и сам дом: деревянные резные кружева фасада, узорчатые ставни на окошках, крыльцо с замысловатыми переплетами балясин — все это выкрашено в яркие, веселые цвета.

Во дворе О л я и Р о д и о н. Издали слышен надсадный рокот моторов бульдозера и то и дело подъезжающих, очевидно, к окраине деревни большегрузных самосвалов. В редкие минуты «затишья» со стороны вишневого сада слабо доносятся перекликающиеся голоса и перестук плотницких топоров.

Оля стоит на крыльце; перед ней прямо на земле, на коленях, стоит Родион.

Р о д и о н (тихо). Оля, прости… Ну хочешь, землю перед твоими ногами целовать буду?.. Оля, прости…

Во двор входит А р т е м о в. Он в рубашке защитного цвета с модными кармашками и погончиками, в джинсах. В руках у него снятый пиджак. Оля уходит в дом.

Р о д и о н (поднялся). Турист?

А р т е м о в. Путешественник.

Р о д и о н. Понятно. Любопытствующий. (Кивнул в сторону дома.) Нравится игрушка деда Скобаря?

А р т е м о в. Симпатичный теремок.

Р о д и о н. Ну-ну, изучай, покуда стоит. Завтра снесем к чер-р-товой бабушке! (Взбежал на крыльцо, стучит.) Ольга свет Алексеевна, разрешите? (Вошел.)

Дверь еще не успела как следует закрыться — послышались громкие, возбужденные голоса. Из дома стремительно выходит разъяренный Р о д и о н.

Р о д и о н (зло хлопнул дверью). Экстремистка! Пиратка! (Осторожно ощупывает голову, болезненно морщится.) Слышь, любознательный, сам-то куда топаешь?

А р т е м о в (усмехнулся). Собственно, я уже приехал. Дальше некуда.

Р о д и о н (внимательно посмотрел на него). Из газеты, что ли? Или повыше?

А р т е м о в. Из газеты, из газеты… Где хозяин?

Р о д и о н. Церковь строит. По письму, значит, по жалобе прикатил? (Хмыкнул.) Игнат Поликарпович шустрый на это дело — хлебом не корми.

Со стороны сада выходит А н н а.

А н н а (остановилась, разочарованно). Ах, это вы, Родион…

Р о д и о н. Случайно, мимоходом завернул! Разрешите познакомить… э-э… корреспондент из области. Большой начальник, между прочим.

А р т е м о в. Чуть повыше этой кочки. Максим Аверьянович Артемов.

А н н а (сухо). Очень приятно.

Р о д и о н. Будем публично, на корню разоблачать вашего папашу.

А н н а (устало). Фу, Родион, вы опять пьяны… Погубите вы себя.

Р о д и о н. Ошибаетесь — кружка пива! По случаю первой годовщины моей свадьбы с вашей малахольной племянницей. Имею законное право! А хоть бы и стаканчик пропустил — ваша-то какая печаль, Анна Васильевна? Вы как приехали, так и уедете, зачем же соваться, куда вас не просят? Зачем… (Осекся.)

О л я (вышла на крыльцо). Родя, забыл. (Выставила шампанское.)

Р о д и о н. Последний раз предупреждаю — вернись домой по-хорошему.

О л я. Тетя Аня, я перенесу ваш чемодан в горницу, побелкой боюсь обрызгать.

Р о д и о н. Ольга, ты меня знаешь. Оля уходит в дом. Ну, ладно, чертова кукла! Ты еще пожалеешь! (С азартной злостью пополам с весельем.) «Живет моя отрада в высоком терему, а в терем тот высокий нет хода никому!..» (С бутылкой шампанского в руках уходит.)

Через секунду-другую в проулке взревел мотор самосвала. Неловкая пауза.

А р т е м о в. В этой деревушке живет еще кто-нибудь помимо вашего отца?

А н н а (сухо). Года два, как все старики перебрались на центральную усадьбу в Терехово. Это в пяти километрах отсюда.

А р т е м о в. Ничего не понимаю… Насколько мне известно, на месте этой деревушки должен строиться мясо-молочный комплекс.

А н н а. И комплекс в том числе.

А р т е м о в. Что? Простите, я не расслышал.

А н н а. Если вас что-то интересует, обратитесь, пожалуйста, в правление колхоза, они дадут вам исчерпывающую информацию.

Со стороны сада входит Н и к и т а — он в рабочих брюках, спортивной майке и кедах.

Н и к и т а (мрачно). Анна Васильевна, он просит папку с чертежами.

А н н а. Господи, что еще случилось?

Н и к и т а. Да ну его!.. (С возмущением.) Понимаете, ставим крайнюю стропилину, чуть с размерами ошиблись. Пацаны мои пришили ее гвоздем, а дед ваш, конечно, усмотрел, ну и пошел крестить. И в бога, и в душу… Обидно, если бы не старались, другое дело.

А н н а. Уезжать вам нужно, Никита. Бросить эту детскую забаву и уехать. Рано или поздно, все равно сломают. (Уходит в дом.)

Н и к и т а (ворчливо, сам себя заводит). Может быть, мы так и сделаем. Нашим рукам везде работа найдется.

А р т е м о в. Что строим?

Н и к и т а (коротко и зло). Россию!..

А р т е м о в. Шутник.

А н н а (выносит из дома папку больших размеров). Эти?

Н и к и т а. Спасибо. (Уходит.)

А н н а. Простите за нескромный вопрос — кто вас пригласил приехать сюда?

А р т е м о в (несколько замялся). Мой друг в прошлом году отдыхал у вашего отца… Впрочем, я по делу. (И вдруг неожиданно повернулся.)

Во дворе, наблюдая за ним, стоит М о т я. Он в телогрейке, в шапке, стариковское морщинистое лицо покрыто серебристой недельной щетиной.

М о т я. Мария, где комбат?

А н н а. О господи!.. Мотя, ты меня напугал. Иди, иди отсюда, не до тебя.

М о т я (протягивает Артемову клочок газеты, сложенный треугольником). Возьми письмецо, земляк. Отправишь.

Артемов немного растерялся, вопросительно посмотрел на Анну. Она кивнула. Артемов взял треугольник.

Махорочкой не богат? Моя отсырела.

А р т е м о в. Извините, у меня сигареты.

М о т я. Трофейные? (Аккуратно прислонил к столу лопату, пряча в ладонях огонек, закурил, жадно затянулся.) Трава. Ты бы не мешкал, браток, деревня пустая, наши все ушли. (Взял лопату, уходит.)

А р т е м о в. Кто этот человек?

А н н а. Юродивый. (В сторону открытых дверей.) Оля! Олечка!

Из дома вышла О л я, тряпкой вытирает руки.

Пожалуйста, позови дедушку. Приехал корреспондент из газеты.

О л я (пошла, потом остановилась). Неужели без вас не разобрались бы?

А р т е м о в. То есть… в каком смысле?

А н н а. Оля, перестань.

Оля уходит в сторону сада.

Ваш друг не тот ли скульптор, который так лихо сработал памятник моему отцу? (Показала на ящик внушительных размеров, заботливо укрытый толем.)

А р т е м о в. Вы знакомы с Вадимом?

А н н а. Понаслышке. Только и разговоров в округе, как дед Скобарь купил себе памятник за баснословную сумму.

А р т е м о в. Скажите, где я могу отыскать председателя колхоза?

А н н а. Лето — время чумное для него. Здесь подождите. Алексей обещал заехать.

А р т е м о в. Вы его сестра?

А н н а (внимательно посмотрела на него). Младшая.

Во двор со стороны проулка входит З а х а р о в а, за ней с кнутом в руках идет Г о н о к И г н а т П о л и к а р п о в и ч.

З а х а р о в а. Анюта, солдат наш не появлялся?

А н н а. Только что где-то рядом был, Варвара Степановна. Он отца искал.

Захарова уходит в сторону сада.

Г о н о к (приподнимая кепку). Доброго здоровьичка, Анна Васильевна! Как отдыхается в родимых краях?

А н н а. Вашими молитвами, Игнат Поликарпович.

Слышен голос Захаровой: «Матвей, Матвей, вернись!»

Г о н о к. А я вот, значит, Родиона сейчас повстречал. Поговорила бы ты с племянницей, Анна Васильевна, что ж это она мужика так доводит? Он, бедолага, бросил свой КамАЗ за деревней, а сам сидит с бульдозеристом и шампанское глушит. Отберут права, доиграется.

А н н а. Не люблю вмешиваться в чужую жизнь и вам не советую. Извините. (Уходит в дом.)

Г о н о к. Не твоя ли машина за деревней со спущенным колесом стоит?

А р т е м о в. Имел удовольствие гвоздь поймать.

Г о н о к. Бывает. Дразнят-то как тебя?

А р т е м о в (не понял). Простите?

Г о н о к. Звать-величать, говорю, как?

А р т е м о в. Максим Аверьянович.

Г о н о к (подал руку). Будем знакомы. Гонок. Игнат Поликарпович. Скобаря-то самого уже видел, нет?

А р т е м о в. За ним пошли.

Появился М о т я — крадется вдоль стены дома. За плечами у него болтается старенькая гармошка.

Г о н о к (сидит за столом, не меняя положения). Вот он, милок… Его шукают, а он — вот он. Эй, Мотя!..

Мотя вздрагивает, бросается бежать.

Куда?! (Вскинул кнут, как ружье.) Стой! Хенде хох!..

Мотя замер, медленно поднимает руки.

Г о н о к (подошел к нему, повернул лицом к дому, руки положил на стенку). Так-то оно лучше. (Кричит в сторону сада.) Варвара, принимай гвардейца! (Вернулся к столу.) Родька говорит, вроде бы ты корреспондент из области? Врал, поди, нет?

А р т е м о в (недослушав). Корреспондент. Знаете, мне кажется, ему так трудно стоять.

Г о н о к. Убежит, потом лови его.

З а х а р о в а (торопливо входит во двор). Та пойдем, пойдем, горе ты наше горькое, накормлю хоть…

М о т я (стащил с седой головы шапку, виновато мнет ее). Мария, отпусти меня, а? Мария, надо… Как же можно Россию-то отдавать, Мария? Отпусти, а?

З а х а р о в а. Та стоит она, твоя Россия, господи, стояла и будет стоять, родимая, что с ней сделается!.. (Повела его со двора, обернулась.) Игнат Поликарпович…

Г о н о к. Одна поезжай, Варвара, я Скобаря дождусь, дело у меня до него. Антонине моей скажи, пешком вернусь.

Захарова уводит Мотю.

Всех баб и девок Мариями зовет. Невеста у него, наверное, была — Мария. Беда и только!.. Я тебе вот что скажу, дорогой товарищ: не по адресу прибыл. Это я, по поручению возмущенной общественности, сигнализировал в печать, ко мне в первую голову и надо было обращаться. Понятно говорю, нет?

А р т е м о в. Не совсем, но я постараюсь уяснить себе.

Г о н о к. Вам за это деньги платят, постарайся. Значит, так: все, что нужно для разоблачения Васьки Скобарева, у меня есть. Дома лежит тетрадка с показаниями знающих людей. Приготовлена давно, потому как ждал вашего брата.

А р т е м о в (усмехнулся). Что называется — с корабля на бал. Нет-нет, это я сам с собой. Игнат Поликарпович, собственно говоря, что вы имеете против Василия Михайлыча?

Г о н о к (хмыкнул). Лично я — ничего не имею. Мы с ним, можно сказать, давнишние друзья-товарищи, не один десяток лет соседями прожили. Даже девку одну любили — Олену. Но это дело прошлое, молодое. Нынче же я супротив Васьки ничего не имею, но народ, общество — имеет. Очень даже имеет! Ну, к примеру, вопрос с облигациями.

А р т е м о в. Простите, какие облигации?

Г о н о к (снисходительно усмехнулся). Ты вот как думаешь, дорогой товарищ, на какие такие капиталы он церквушку восстанавливает, сам себе памятник купил или вот дом свой разукрасил, словно игрушку фабричную? Пенсия-то у него сороковка. На нее, голуба, церковь не восстановишь и бригаду пэтэушников из города не наймешь.

А н н а (появилась в дверях дома). Постыдитесь! Как вам только не стыдно наговаривать на старого заслуженного человека! Не слушайте вы его…

Г о н о к. Это кто ж наговаривает-то, кто наговаривает?! Я, что ли?! Ты хоть, Анька, и культурная считаешься, училка, однако не можешь знать историю вопроса, потому как в то время ты еще пешком под стол без штанов бегала, понятно говорю, нет?

А н н а (задохнулась). Если вы сейчас же не прекратите безобразничать, я… я, честное слово, вызову милицию! Хулиганить и позорить имя человека вам никто не позволит! (С силой захлопнула дверь.)

Г о н о к. Васькина порода — слова сказать не дают. У тебя есть… этот… магнитофон? Должен быть, для интервью.

А р т е м о в. К сожалению, я не взял с собой.

Г о н о к. А вот улыбаться не надо. Дело серьезное, политическое, можно сказать, — не надо! В сорок пятом Васька пришел с фронта и привез с собой цельных два вещевых мешка добротного мыла. Деревни этой начисто не было, голые трубы отсвечивали да церквушка старая чудом уцелела. Одним словом, всенародное бедствие. Ни иголку с ниткой достать, ни керосину, о мыле я уже не говорю. Что делает гад Васька? Он за то самое немецкое мыло скупает у людей облигации государственного займа. Я спрашиваю, прилично это фронтовику, а?

А р т е м о в (нахмурился). Честно говоря, не очень.

Г о н о к. Вот именно — не очень! Зрил жучок, на многие годы вперед зрил, где жизнь сулит выгоду! И вот теперь, когда государство возвращает свой долг, у этого мироеда и кулака оказалось невиданное множество тех облигаций, а значит… и копеечка зашевелилась. Понятно говорю, нет?

А н н а (вышла на крыльцо, решительно направилась в сторону сада). Я вот сейчас отца позову!..

Г о н о к (кричит). Зови!.. Зови, мать твою, нехай! Я ему говорил и еще раз прямо в глаза скажу — мироед, мыльный пузырь! (С трудом успокоился.) Я тут как-то, между прочим, подсчитал, — по-скромному у него на руках уже тысяч пятнадцать. А сколько еще негашеных облигаций в заначке, одному богу известно.

А р т е м о в. Простите, Игнат Поликарпович, я не совсем понимаю, что именно от меня требуется?

Г о н о к (оглянулся, торопливо). Фельетон. Не больше. Но такой, чтоб… прокурор заинтересовался! Конечный результат — конфискация незаконно приобретенных денег с непременным возвращением истинным хозяевам. Многих, правда, уже нет в живых, но есть дети. Они наши наследники, имеют законное право. (Вдруг сразу.) Вы где решили остановиться? Могу предложить у меня в Терехове, места хватит. Отсюда всего ничего, через лес три километра. Завтра рыбалочку организуем, все как полагается…

А р т е м о в. Благодарю вас, с большим удовольствием, но… Я с дороги, устал. Тащиться неохота.

Г о н о к (перебил). Господи, все мы люди, голуба, все живые люди. Значит, так: покуда присмотрись тут, а я за Родькой сбегаю, поможет колесу сменить. А то, понимаешь, не совсем симпатично получается, коль у этого мироеда пресса остановится. (Обрывает себя на полуслове.)

Со стороны сада во двор вошел д е д С к о б а р ь. Это крупный, плотный старик с веселыми озорными глазами, видно, что в молодые годы силой был не обижен; за ним идут Н и к и т а, О л я и А н н а.

Д е д С к о б а р ь (к Никите, продолжая разговор). Рубите новую стропилину — другого разговора не жди.

Г о н о к. А ты, я гляжу, все в трудах и заботах, чисто муравей какой, не надоело?

Д е д С к о б а р ь. Самому-то что не сидится дома?

Г о н о к. Дела, Василь, дела… Но я-то для общества стараюсь. (Выкладывает на стол лист бумаги.) Повестку привез. Судить тебя завтра будем, Василь, товарищеским судом судить. Пока — товарищеским.

Пауза.

Н и к и т а (негромко). Ну вот, дед, достукались. Они тебя и без гвоздей доконают.

Д е д С к о б а р ь (усмехнулся). Оно ведь как в жизни, Никита? Либо прогремишь, либо — загремишь.

О л я. Почему папа сам не приехал сюда?

Г о н о к. Не велика цаца твой дед, чтоб сам председатель колхоза ехал к нему.

Д е д С к о б а р ь. Слышь, Васильевна, твой брательник родного отца судить надумал.

А н н а. Я чувствовала… я чувствовала, что-то должно было случиться.

Г о н о к. Извиняюсь, не сын и даже не председатель колхоза — народ, общество зовет к ответу. Разница! Коль виноват — будь ласка отвечай. Срывать строительство мясо-молочного комплекса и глумиться над жизненными интересами общества никому не дозволено. Правильно я говорю, Максим Аверьянович?

Н и к и т а. Слушайте, может быть, хватит, а? Сделали свое и… вот вам бог, а вот порог…

Оля дергает Никиту за рукав, дескать, отойди, не связывайся.

Г о н о к (поднял кнут, больше для убедительности). Но-но, шпана городская! И на тебя управу найдем. Понятно говорю, нет? (К Артемову.) Мы в их годы с поповщиной насмерть бились, а эти нынешние… ради длинного рубля церкви восстанавливают.

Д е д С к о б а р ь (тихо). Алешка-то мой, стервец, чё он себе думает, совесть есть у него, ай нет?

Г о н о к. В район его сегодня с утра потребовали. Должно быть, шею намылили и строго предупредили. Злой вернулся, дал команду на суд тебя вызвать. Дело не шутошное — комплекс надо возводить, а тут вот чего… Коса на камень с родным отцом. Но сын за отца не отвечает, это всем ясно, и народ его не осуждает за нерешительность в действиях.

Д е д С к о б а р ь. Любимую песню вспомнил, Игнат?

Г о н о к. Из правильной песни, голуба, слов не выкинешь.

Д е д С к о б а р ь (закипая). Ну-ну… Может, Алешка-то и не отвечает за отца… Но я ж его, сукиного сына, после себя на этой земле жить оставляю! Как же это он?..

Г о н о к. Пойду я, дела у меня еще. Клуб к завтрему надо готовить. (Постоял, потоптался на месте, явно что-то хочет сказать.) Вот оно как, Василь, в жизни-то обернулось… А я ж тебе сколь раз втолковывал — плюнь, не будь умнее других. Так нет же… Так-то вот, голуба.

Д е д С к о б а р ь. Ну-ну, не переживай, Игнат. Бог даст, отобьем по холодку.

Г о н о к. Оно и видно. Максим Аверьянович, завтра вам тоже было бы полезно поприсутствовать. Послушаете, запишете, что и как. Минут через двадцать вернусь — отремонтируем ваш лимузин, в лучшем качестве!.. (Уходит.)

Д е д С к о б а р ь. По делу, товарищ, ай ради интересу бог занес ко мне?

А р т е м о в (после короткой паузы). Я по рекомендации Вадима Сергеевича, скульптора.

Д е д С к о б а р ь. Ну, коль так, значит, здравствуй. Давно поджидаю тебя, сынок. Вадим-то Сергеич говорил, зачем ты мне понадобился?

А р т е м о в. В общих чертах. Разговор минутный был.

Д е д С к о б а р ь. Игнат-то чего про машину толковал?

А р т е м о в. К себе приглашает.

Д е д С к о б а р ь. Ушлый. В сельсовете атаманил он когда-то — научился на ходу подметки лизать. Ты ему сказал, что по моему вызову приехал?

А р т е м о в (не сразу). К чему афишировать?

Д е д С к о б а р ь. Ну и правильно. Олена, где ты там притихла? Проводи к рукомойнику. Отдохни, сынок, пообедай, потом поговорим.

О л я. У нас вам понравится. Пойдемте.

Артемов уходит за Олей на задний двор. Дед Скобарь садит за столом. Он вдруг обмяк весь, сидит сгорбленный, усталый.

А н н а. Папа?..

Н и к и т а (с тревогой). Дед, ты чего?..

Д е д С к о б а р ь (ответил не сразу, вздохнул с трудом). Железка шевельнулась.

В это время со стороны проулка во двор влетает С п и р и д о н, прораб, — очень суетной, озабоченный и затурканный мужичок.

С п и р и д о н (быстро зачерпнул кружкой из ведра, жадно пьет). Дед, я молчу-молчу, потом ка-ак!.. Короче, вели своим шабашникам в одночасье бревна убрать с дороги. Мне цемент подвести должны, я не председатель — цацкаться не стану. Бульдозер подгоню и мигом в кювет все ваши лесины смахну… (Вдруг в сторону проулка заорал благим матом.) Куда, куда дуром-то прешь?! Земли тебе мало?! Заворачивай, заворачивай оглобли!.. (Скрылся в проулке.)

Д е д С к о б а р ь. Ступай, Никита, возьми хлопцев своих, бревна подберите.

Н и к и т а (пошел, потом остановился). Дед, скажи честно — сам-то веришь? Ведь снесут после суда и фамилию не спросят.

Д е д С к о б а р ь. Ну что ты, что ты, хлопче! Дело-то наше правое. Корреспондента вон вызвал — поможет. Коль уж разом начали, не бросайте меня. Я за работу надбавлю, так и передай своим казакам.

Н и к и т а. Не за рубли стараемся.

Д е д С к о б а р ь. Знаю, знаю, Никита, потому и люблю вас, разбойников. Ну, ступай с богом.

О л я вошла во двор, подсела к деду.

Н и к и т а (горько усмехнулся). Ох, смотри, дед!.. Гореть нам с тобой ясным пламенем.

Д е д С к о б а р ь. Рановато нам капитулировать, Никита, мы еще ого-го!.. (Подмигнул.) Отобьемся по холодку. (Легонько подтолкнул его.) Шагай смелее по жизни, хлопче.

Никита невесело усмехнулся, уходит.

А н н а. Папа, вы давно у нас не были… Юрка с Валеркой скучают. Все уши прожужжали — когда дед приедет, когда дед приедет?.. Вам лучше пожить у нас. Извините, но в вашем возрасте желательно быть поближе к телефону.

Д е д С к о б а р ь. Спасибо, Анна. (Обнял за плечи Олю, она прижалась к деду.) Я уж тут как-нибудь. Дел у меня еще полон кузовок. Да и Алешка, сукин сын, глядишь, под старость срок какой припаяет. Езжай, дочка, домой. Не мучайся с нами.

А н н а. Папа, я убеждена, что решение провести этот суд Алексей принял, как говорится, под горячую руку. Но его тоже можно понять. Вы только подумайте, в какое положение вы его поставили…

Д е д С к о б а р ь. Худо мне что-то, лягу. Олена, корреспондента накормишь — разбуди, коль задремлю. (С большим трудом, медленно поднимается по ступенькам на крыльцо, уходит в дом.)

О л я. Дедушку после этой последней операции осколок часто стал беспокоить. Иногда глаза прикроет, и не поймешь — живой, нет ли…

А н н а (нервно ходит по двору). Если завтра состоится этот фарс… чем бы дело ни кончилось, дедушка никогда в жизни не простит твоего отца. Оля, надо что-то делать.

О л я. Я не знаю… Они уже год совсем почти не разговаривают друг с другом.

А н н а. Твоего деда попросту избаловали. А он, как ребенок, пользуется этим. Родион где-то за деревней болтается, пойду съезжу с ним за Алексеем. В конце концов они оба нам родные, близкие люди. (Уходит в сторону проулка.)

Оля осталась одна. Пошла в дом и вдруг замерла на пороге, ищет рукой опору. Держась за перила, осторожно опустилась на ступеньки. Сидит неподвижно, устало прикрыв глаза. Слышен отдаленный гул напряженно работающих машин. Во двор входит М о т я. Подошел к ней, молча стоит рядом.

О л я (не открывая глаз, спросила). Убежал?

М о т я. Мужик-то твой где, с нашими ушел?

О л я (так же). С нашими, Мотя, с нашими.

М о т я. Воюет, значит? (Помолчал.) Красивая ты. Шла бы с нами, не дай бог, надругаются.

О л я (не двигаясь, тихо). Я не могу. У меня будет маленький сын.

М о т я (медленно стащил с седой головы шапку, кланяется). Прости. Прости, христа ради, что уходим.

О л я. Я буду ждать вас. (Плечи ее вздрагивают.)

М о т я (заволновался, мнет в руках шапку). Ты не плачь, Мария, вернемся мы. Еще как вернемся! Веришь?

О л я. Верю, солдат. Тебе — верю.

М о т я (решительно надел шапку, снова поклонился). Прости. (Уходит, хриплым голосом тихо напевая.) «Если завтра война, если завтра в поход, если темная сила нагрянет…» (Замечает входящего во двор Артемова, остановился, хмуро наблюдает за ним.)

А р т е м о в (он уже успел привести себя в порядок: умылся, причесался, надел пиджак). Олечка, вы не могли бы проводить меня в это ваше Терехово? Что с вами? На вас лица нет, вам плохо?

О л я (слабо улыбнулась). Устала немного. Сейчас пройдет.

Л е й т е н а н т (торопливо вошел во двор). Алексей Васильевич не заглядывал?

О л я. Я не видела, Сережа. Разве папа приехал?

Л е й т е н а н т. Прораб говорит — где-то по стройке носится. Мотя, старшина харч привез, подходи часа через два — поужинаем.

М о т я. Спасибо, товарищ лейтенант.

Л е й т е н а н т. Пока не за что, солдат. (Пошел, потом остановился.) Оля, сегодня мы заканчиваем наши игры… Как думаешь, твой дед согласится перед моими ребятами выступить? Ну, как ветеран, что ли…

О л я. Поговори, Сережа, я не знаю. Я теперь ничего не знаю.

Л е й т е н а н т (после паузы). Ладно, я попозже зайду. (Уходит.)

А р т е м о в. Олечка, объясните, ради бога, что за война здесь происходит?

О л я. Бульдозером старый блиндаж разрыли. Там битком снарядов.

А р т е м о в. Да нет, я вообще… что все это значит? Суд, церквушка, бригада какая-то…

О л я (устало). Наш колхоз должен построить на этом месте мясо-молочный комплекс на двадцать тысяч голов. А дедушка решил сделать из деревни что-то вроде музея.

А р т е м о в. Вот как? И какой же музей?

О л я. Деревушка небольшая, всего двадцать дворов… Он хочет половину деревни отстроить точно такой, какой она была до войны, а другую половину сделать, как в войну было, когда порушили все. Для этого и церквушку ремонтируют, и водяную мельницу собираются восстанавливать.

А р т е м о в. Подарочек. И как далеко это зашло?

М о т я. Эй, связист! Ты зачем погоны срезал? Думал, я тебя не узнаю? Ну, гляди, сука, наши вернутся — поквитаемся.

О л я (удивленно). Мотя…

М о т я (кричит). Шкуру он спасает, девка, не верь ему!

О л я (растерянно). Господи, что ты сегодня… Так надо, понимаешь? Комбат ему велел снять погоны.

М о т я (недоверчиво). Комбат, говоришь?

О л я. Комбат, кто же еще? Разведчик он.

М о т я (после паузы). Проверю. (Уходит.)

О л я (опустилась на ступеньки). Не обижайтесь на него, пожалуйста. Ему подыгрывать нужно, больной он.

А р т е м о в. Что с ним?

О л я. Три года воевал — хоть бы царапина какая. А в сорок третьем батальон, которым командовал дедушка, несколько раз брал нашу деревню… почти все полегли, а он опять… цел и невредим. Но с тех пор и воюет. Мы не знаем даже, как его фамилия и откуда он родом.

А р т е м о в (тихо). Сорок лет?

О л я. То наступает, то отступает. Бабы наши за ним всей деревней присматривают. Кормят, стирают по очереди. Когда переехали в Терехово, с собой взяли. А он все равно сюда бегает воевать. Неделями возле березовой рощи окопы роет. Мы ее так и называем — Мотина роща.

А р т е м о в (после длительной паузы). Немыслимо. Сорок лет… Только пройдя по жизни до конца, можно узнать, что суждено было судьбой. Он всю жизнь защищает Родину. Завидная судьба и горькая.

О л я. Максим Аверьянович, колхоз имеет право в принудительном порядке выселить дедушку?

А р т е м о в. Разумеется. Он просто обязан это сделать. Нет и не может быть никаких сомнений, что решение любого суда будет однозначным.

О л я. Дедушка надеется на вашу помощь.

А р т е м о в. Право же, не знаю, чем смогу быть полезен.

О л я. А вы статью какую-нибудь напишите. Объясните, что не просто причуды его. Он в прошлом году ездил в райком, но там его… даже слушать не захотели.

А р т е м о в. Извините, у вас какое образование?

О л я (немного растерялась). Я заканчивала культпросветучилище… но это не имеет никакого значения.

А р т е м о в. Видите ли, Олечка… Экспериментальный комплекс союзного значения, по масштабам — почти завод… и какой-то в высшей степени странный музей… Надо обладать определенной… определенным запасом наивности, чтобы сравнивать подобные вещи. Нет ничего удивительного, что в райкоме не поняли вашего дедушку.

О л я. Нет-нет, пожалуйста, не отказывайтесь так сразу. Вы ведь еще ничего не знаете. Дедушка несколько лет разыскивал и собирал фотографии погибших. Здесь, в этой деревне, давно еще, было организовано сопротивление наполеоновской армии, а на Сенатской площади стояли солдаты… (Вдруг заторопилась.) Мы вам все расскажем, это очень интересно. Извините. (Быстро уходит со двора.)

М у ж с к о й г о л о с (со стороны проулка). Ольга!..

Оля остановилась. Во двор входит А л е к с е й С к о б а р е в. Это средних лет мужчина с усталым обветренным лицом, с крутой сединой в волосах. В руках у него плащ и авоська, набитая свертками. За ним суетливо поторапливается С п и р и д о н.

С к о б а р е в (хотел было что-то сказать, но замечает Артемова, перестроился). Хозяин-то, князь удельный, где?

О л я. Дедушка отдыхает, ему нездоровится.

С к о б а р е в (подал руку Артемову). Понимаю так — вы есть областная пресса?

А р т е м о в (отвечая на рукопожатие). Я не официально. По сердечной просьбе моего друга.

С п и р и д о н. Алексей Васильевич, ну, ей-богу, не укрою столько цемента. Двести тонн — шутка ли!.. А дождем плеснет — заморожу месячный запас. Шкуру ведь сдерете, Алексей Васильевич!

С к о б а р е в (повернулся, резко). Ты видел амбар старый стоит?

С п и р и д о н (растерянно мигая глазами). Где?

С к о б а р е в. За околицей.

С п и р и д о н (с трудом соображая). Ну, видел… (Вдруг.) А-а, ясно, ясно, Алексей Васильевич, бу сделано! Туда и сгрузим!.. (Убегает.)

С к о б а р е в. Квасу вынеси, дочка. Похолоднее. (Выложил на стол сверток.) Мать пирогов прислала.

О л я. Спасибо. (Уходит в дом.)

А р т е м о в. Что-то я не совсем понимаю — кто и что здесь строит?

С к о б а р е в (на взводе). Лично я — воюю, а не строю! С райкомом, с обкомом, с подрядчиками… В том числе и с родным батей рублюсь!.. И все меня учат, понимаешь… Восемьсот телефонограмм получаю в год, с ума можно сойти. Когда навоз вывозить, когда коров доить, как с мышами воевать! Хоть бы раз спросил кто: как у тебя, председатель, с людьми, с горючим, с энергией! Только указывать горазды! Спецы нашлись мне. (Заметался по двору.)

А р т е м о в. И как же у тебя, председатель, с людьми, со стройматериалами и сроками сдачи комплекса?

С к о б а р е в. Хреново! (Достал валидол, бросил в рот таблетку.)

Л е й т е н а н т (вошел во двор). У нас все готово, Алексей Василич. (С явным удовольствием открыл планшетку.) Мы решили в четыре захода. Если все сразу — стекла могут в Терехове треснуть. Я сделал некоторые расчеты. Ударная волна…

С к о б а р е в (устало перебил). Добро, Сережа, давай, начинай. Только поосторожней там…

Л е й т е н а н т (улыбнулся). Ювелирная работа, Алексей Василич! (Уходит.)

А р т е м о в. Когда мне Вадим позвонил, вначале подумал — разыгрывает. Разбудил в три часа ночи, езжай, говорит, Алешку выручать, он с отцом на ножах. Я ему — что, в чем дело? Приедешь на место, говорит, деду представишься — от меня, а подробности объяснит Алексей.

С к о б а р е в (устало трет ладонями лицо). Вадим в прошлом году с семьей отдыхал здесь. Я его у отца поселил. Дед мой недели две тому письмо написал с просьбой прислать корреспондента. Вадим тут же позвонил — я попросил тебя разыскать.

А р т е м о в. Для чего?

С к о б а р е в. Жизнь-матушку понюхать! Годами, понимаешь, копошитесь в своих бумагах и воздушные комплексы строите с молочными реками.

А р т е м о в. Ты для этого пригласил меня? Пошуметь?

С к о б а р е в. И для этого тоже. Чуть ли не за месяц подавай вам двадцать тысяч голов! Опомнились!..

А р т е м о в (мягко). Мне думается, Алексей, в моей статье названы вполне реальные сроки начала строительства, которые, кстати, соответствуют утвержденному графику. Это, во-первых. Во-вторых, еще месяц назад из райкома позвонили к нам в редакцию и заверили, что у тебя все готово к приему строителей. В райкоме знают, что здесь происходит? Кто гонит в область липу — ты или райком?

С к о б а р е в (после паузы). Я доложил в райком, что площадка почти готова. Думал, успею уговорить деда. (Устало прикрыл глаза, надавив на веки пальцами.) Максим, я надеюсь на твою светлую голову. Если в ближайшие два дня не уговорим деда съехать отсюда — мне придется выложить партбилет. Через пять дней приезжает начальник строительства.

А р т е м о в (тихо). Ты с ума сошел, Алексей. Я убежден, что на следующее утро в обкоме, а к обеду и в Москве будут знать о задержке… О тебе я уже ничего не говорю, полетят головы покрупнее твоей.

С к о б а р е в. Максим, помоги. Я выдохся, понимаешь? Ночами не сплю, мозги уже не соображают. Помоги уговорить деда.

А р т е м о в (после паузы). Что я должен делать?

С к о б а р е в. Не знаю. Что хочешь делай, но помоги. Он на газету надеется… как малый ребенок, ей-богу… (Замечает Олю, умолкает.)

О л я (она минутой раньше появилась на крыльце, после напряженной паузы подошла к столу, ставит кувшин и две кружки). Максим Аверьянович, лучше дедушки никто в деревне не умел так вкусно готовить квас. Он его специально к вашему приезду заваривал. Угощайтесь.

А р т е м о в (бросил взгляд на Скобарева). Спасибо, к сожалению, мне нельзя острого. Пойду камеру сменю. (Уходит.)

О л я. Папа, вы знакомы?

С к о б а р е в. С чего ты взяла?

О л я. Мне показалось, наверное. Как ты себя чувствуешь?

С к о б а р е в. Терпимо. У нас с ним обыкновенное шапошное знакомство. Как только что выяснилось, мы вместе учились на одном потоке в университете. (Вдруг беспокойно оглянулся.)

Во дворе, пристально глядя на него, стоит М о т я.

С к о б а р е в. Ну и взгляд у тебя, Мотя.

М о т я. Ты кто?

С к о б а р е в. Ну, привет! Квасу хочешь?

М о т я. Мария, ты его не слушай. Он только с виду похож на комбата. Веришь?

О л я. Верю, солдат. Тебе — верю.

М о т я. Слышь, Мария, вчера двенадцать танков пустили, гады. Напугать хотели.

С к о б а р е в. Гуляй, Мотя, гуляй — не до тебя.

Мотя, тихо напевая, уходит в сторону сада.

Долго еще намерена дачницей прохлаждаться?

О л я. Я в отпуске и пока буду жить с дедушкой.

С к о б а р е в. Только что с Родионом разговаривал. Говорит, на Север едет деньгу заколачивать.

О л я. Счастливой дороги ему.

С к о б а р е в. По мне, так он парень неплохой… Правда, ветерком подбит малость, так это со временем пройдет. (Вдруг повернулся к ней, тихо.) Мать по ночам плачет, не спит. Вернись к нему, подумай о ребенке…

О л я. Послушайте, оставьте меня в покое, пожалуйста. Все! Вы сначала сами разберитесь между собой. Или, может быть, и меня под суд отдашь?!

С к о б а р е в (повысил голос). Ольга!..

О л я (на грани срыва). Что — Ольга! Думаешь, я ничего не поняла из вашего разговора с этим… твоим приятелем? Вы же убьете дедушку, понимаете?! Убьете! (Бросается в сторону сада, сталкивается с Никитой, круто меняет направление — убегает на задний двор.)

Н и к и т а. Оля!..

С к о б а р е в. Оставь ее, парень. Когда собираешься уезжать?

Н и к и т а. Мы не торопимся.

С к о б а р е в. Завтра все ваши с дедом придумки пойдут под нож бульдозера. Или тебе один черт — лишь бы копейку платили?

Н и к и т а. С детства не приучен шкурничать.

С к о б а р е в. Пойми, парень, мне ведь ничего не стоит черкнуть пару строк руководству вашего училища.

Н и к и т а. Если мы нарушаем закон, отдайте нас под суд.

С к о б а р е в (метнул на него взгляд, помолчал). Ты же умный парень, Никита, неужели ты не понимаешь, что происходит? Через два года на этом месте будут стоять двадцать корпусов комплекса — это я тебе говорю. Веришь?

Никита молчит.

Могу предложить для твоих ребят нормальное полезное дело. (Ходит по двору, чеканя фразу за фразой.) Я хочу в Терехове поставить небольшое уютное кафе для молодежи. Рубленая избушка, грубые деревянные столы, лавки, самовары — под старину, одним словом. Проект давным-давно пылится у меня на столе. Завтра можете приступать. Выбирайте здесь любой подходящий дом, перевозите и колдуйте над ним сколько угодно. Отделочные материалы на месте. Заплачу хорошие деньги, да и с вашим начальством договоримся. Зачтется тебе как учебная практика.

Д е д С к о б а р ь (вышел на крыльцо). Покупает?

С к о б а р е в. Учу реалистически мыслить, батя.

Д е д С к о б а р ь (к Никите). Что-то не угадаю молодца, чей он будет такой умный? (Повернулся к сыну.) Петька, что ли, из Нестеровки?

С к о б а р е в. Батя, хватит, я сыт твоими фокусами. Через пять дней приезжает начальник строительства. По договоренности с подрядчиками к его приезду я должен подготовить площадку…

Д е д С к о б а р ь (перебил). Краем уха слыхал, Алешка, будто ты в области в больших тузах ходишь. А я, грешным делом, не поверил. Брешут, думаю, бабы. Говорят, Алексей, стадион новый хотите строить в области, скоро ли?

С к о б а р е в (принимая игру отца, усмехнулся невесело). Обязательно построим, Василь Михалыч, — дай срок, все построим! Правда, еще одна забота донимает — иной раз перебои с молоком и мясом случаются.

Д е д С к о б а р ь. Стало быть, весело живете?

С к о б а р е в. Не жалуемся. Знаем — дело поправимое. Крепко надеемся на мясо-молочный комплекс колхоза. (Достал из авоськи бутылку водки, выставил на стол.) Садись, Василь Михалыч, пока не налетели подрядчики. У нас еще есть время хоть раз спокойно поговорить.

Д е д С к о б а р ь. Может, ты и большой начальник, Алексей, однако не откажусь. Присаживайся, Никита, самое время морщинки нам с тобой на душе разгладить.

Н и к и т а. Я не пью, спасибо. Без меня начинайте.

Вдруг в поле громыхнул сильный взрыв.

Ничего себе — рванули саперы!..

С к о б а р е в (сел напротив отца). А что у вас нового, Василь Михалыч?

Д е д С к о б а р ь. А ничего у нас, Алексей. И мы весело живем — хлеб жуем, квасом запиваем.

С к о б а р е в. Зато, я слыхал, музей открыть решили? Чтоб есть меньше хотелось.

Д е д С к о б а р ь. Музей, Алексей, он для души, для сердца, чтоб салом не зарастали. Но музей — это что? Тут вот начальство колхозное коровник надумало построить на могилах отцов и дедов наших. Это, значит, чтоб крепче стоял он.

С к о б а р е в. Ай-яй-яй, что же они так, сукины дети, совсем без ума, что ли?

Д е д С к о б а р ь. Зачем? Ума им не занимать. Академии сельхозные покончали. Герои труда — грамотные.

С к о б а р е в. А в чем же дело тогда, Василь Михалыч?

Д е д С к о б а р ь. Однако дурак ты, Алексей, хоть и в области сидишь! Я ж тебе битый час толкую — грамотные стали, еще одну звездочку нацепить хотят. Вот и базарят народное добро.

С к о б а р е в. Ай-яй-яй, безобразие какое! Да ты возьми, Василь Михалыч, подскажи им, грамотным, дескать, перенесите строительство этих коровников километров этак на пять в сторону. Подумаешь, миллион-другой лишний ухлопают. Зато церквушки там разные, мельницы с теремками преспокойно гнить останутся, то бишь добро народное. Благолепие и только…

Н и к и т а (негромко). «Если дорог тебе твой дом, где ты русским выкормлен был, под бревенчатым потолком, где ты в люльке, качаясь, плыл; если дороги в доме том тебе стены, печь и углы; дедом, прадедом и отцом в нем исхоженные полы…» Вы родились в этой деревне, выросли вот в этом вишневом саду… Люди гибли за все за это. Мы ведь хотели музей под открытым небом сделать, поймите!

С к о б а р е в (взорвался, грохнул кулаком по столу). Вам что, музеев мало?! На каждом углу памятник, на каждом перекрестке — обелиск!..

Д е д С к о б а р ь (глухо). Будь моя воля, я б каждому солдату персонально поставил бы памятник из чистого золота. Ты-то, сукин сын, живешь!.. (Тяжело поднялся.) Пойдем, Никита, глухой он, сало в глазах у него стоит.

С к о б а р е в. Ты из меня выродка не делай! Не съедешь добровольно — с милицией, силой вывезу!..

Д е д С к о б а р ь (остановился, вернулся назад). Три раза война хоронила меня, и все три раза мать твоя похоронки получала у этих ворот. Так что не стесняйся, сынок: вывози. Но учти, дамся не раньше, чем помру. Покуда мы живы с Мотей — отобьемся. (Уходит в дом.)

Н и к и т а. Хотите, я вам еще стихи почитаю? Хорошие стихи, Симонова, хотите?

С к о б а р е в (перебил). Вот что, парень: если ты сегодня же не уберешься — пеняй на себя. Сейчас же собирайте свои шмотки и — марш к автобусу, к поезду, к чер-ртовой матери отсюда! (Схватил плащ, пошел в сторону вишневого сада, но натолкнулся-на неподвижно стоящего Мотю, развернулся, уходит в сторону проулка.)

Н и к и т а (яростно кричит вслед).

Занавес.

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

Во дворе перед домом А л е к с е й С к о б а р е в, Н и к и т а, М о т я и д е д С к о б а р ь — он уходит в дом. Идет повтор конца первого действия.

Н и к и т а. Хотите, я вам еще стихи почитаю? Хорошие стихи, Симонова, хотите?

С к о б а р е в (перебил). Вот что, парень: если ты сегодня же не уберешься — пеняй на себя. Сейчас же собирайте свои шмотки и — марш к автобусу, к поезду, к чер-ртовой матери отсюда! (Схватил плащ, пошел в сторону вишневого сада, но натолкнулся на неподвижно стоящего Мотю, развернулся, уходит в сторону проулка.)

Н и к и т а (яростно кричит вслед).

О л я вышла с заднего двора.

Стихи вот читаем! Накатило! Моте стихи читаю!.. Понравились тебе?

М о т я. Ты из какой роты, земляк?

Пауза.

Н и к и т а. С первой роты я, солдат.

М о т я. Аверьян со второй роты. Связист. Он, гад, погоны срезал. Шкуру спасает. Но от меня он не уйдет, браток. (Тихо напевая, решительно уходит.) «Если завтра война, если завтра в поход, если темная сила нагрянет…»

Пауза.

Н и к и т а. Дед с твоим отцом вдребезги разругались. Надо с корреспондентом переговорить, может быть, поможет чем-нибудь.

О л я (отрицательно качает головой). Все это подстроено, Никита. И я еще как дура перед ними. Идиотка.

Н и к и т а. Что — подстроено?

О л я. Он давнишний приятель отца.

Н и к и т а. Врешь?!

О л я. Они сговорились. Все. И скульптор, и отец — все!..

Н и к и т а (после паузы). За это ж морду бьют. Послушай, а ведь они боятся. Если начали финтить — значит, боятся. Нужно немедленно позвонить в редакцию…

О л я (перебила). Не будь ребенком, Никита. Огромный комплекс, почти завод — и сомнительный кустарный музей. Какой нормальный редактор станет дискутировать этот вопрос? Деду только не говори.

Во двор влетает всклокоченный С п и р и д о н.

С п и р и д о н (бросается к ведру с водой). Где председатель? Где его черти таскают? Я ведь молчу-молчу, потом ка-ак! — заявление на стол — бах!.. Был Спиридон — и нет Спиридона! Никита, кто на амбаре замок повесил?

Н и к и т а. Там ставни у нас хранятся.

С п и р и д о н. Убирай. Сей же час убирай, не то в момент сожгу ваши доски! Мне цемент разгружать.

Н и к и т а (нервно засмеялся). Он сожжет… Слышь, Оля? Что ты, гад, собираешься жечь? Ты хоть понимаешь своими извилинами, что ты собираешься жечь?! (Двинулся.) Жгите… Все жгите, выродки! Жгите!..

О л я (бросается между ними). Никита!..

С п и р и д о н (отступая). Но-но, парень, полегче… Нам некогда с вами тут… у нас план горит, строить надо. Жрать-то небось хочется? (Уходит в сторону проулка.)

Н и к и т а (после паузы). Умел бы я пить — ох, и надрался бы сейчас!.. Позавчера в палатке нашел бутылку из-под красного. Построил пацанов своих и говорю: ну, что, орлы, — дело делать или бормотухой баловаться? И знаешь, что они мне ответили? С бормотухой, говорят, душе веселее пустым делом заниматься. Не верят. Пора увозить ребят.

А н н а (торопливо входит во двор, направилась в дом). Родион подвезет нас в Терехово. Мы с тобой должны уговорить Алексея приехать сюда. Сегодня. Сейчас.

О л я. Он уже был здесь.

А н н а (после паузы). Они виделись?

Н и к и т а. Цокнулись — и в разные стороны. Осколков не собрать.

А н н а (обреченно). Господи, это какой-то кошмар!.. (Устало прислонилась к дверному косяку.) Я уеду… Я больше не могу… Я бросила больных детей, прилетела как сумасшедшая… Нет, достаточно… Достаточно. Без меня уж как-нибудь!.. (Резкими, нервными движениями сорвала с перил крыльца сохнущий сарафан, стремительно вошла в дом.)

О л я. Вы-то когда уедете?

Н и к и т а. Чем раньше, тем лучше. Осенью они призываются в армию. Боюсь я за них. Мы всю зиму по библиотекам чертежи искали, эскизы делали… (Горько усмехнулся.) Сказочный град Китеж в молочном цвету. Ни к чему им видеть, как будут сносить.

О л я. Только не сегодня, ладно? Завтра дедушке тяжело будет одному.

Н и к и т а (зло). Зачем — сегодня? Я завтра на суде такую речуху толкну… Попляшут они у меня! Черт возьми — есть Мамаев курган, есть Прохоровка, Бородинское поле, а здесь словно и боев не было! Словно семьсот лет просто так — по грибы люди сюда ходили!..

Входит З а х а р о в а, в руках у нее старенькая Мотина гармошка.

З а х а р о в а (робко, с тревогой). Матвей появлялся?

О л я. Вернулся. Наверное, пошел окопы рыть.

З а х а р о в а. Господи, насмерть перепугал меня. (Устало опустилась на скамейку.) Доехали с ним до переезда, остановились поезд пропустить, а он возьми и кинься за ним. Эшелон-то оказался военным. На уборку солдаты ехали. Я ему кричу-кричу, а он бежит и бежит. Спотыкается, падает и бежит. Думала, прицепился и уехал. Господи, наказание какое-то!..

Н и к и т а. Варвара Степановна, на завтра назначен суд…

З а х а р о в а. Слыхала. Игнат с самого обеда все село разворошил, идол. Ой, не знаю, не знаю… Сын родного отца судит — стыдобушка и только!..

Н и к и т а. Почему бы вам завтра всем селом… ну, не поддержать Василия Михалыча?

З а х а р о в а. Э, милок, кабы не съехали мы отсюда, и разговору не было. А теперь чего уж? Покинули мы нашего Скобаря, он и бьется один, сердешный. Только чего биться-то попусту, разве ж послушают? Вон сколь техники понагнали, страсть!.. Зять мой, Гришка, шелапут, говорит: что наметили, все выполним. (Вздохнула.) О, господи, господи… Та отступился б он — и делу конец. И нам бы всем легче было б. Сейчас иду деревней — пусто, окошки в хатах позабитые чернеют, сады вишневые бурьяном позарастали… как по кладбищу идешь… и так сердце защемило, словно грех какой на мне. Видно, и правда грех — хату свою продала деду, на музей. А деньги так и ношу с собой, совестно потратить куда. (Притихла, молчит.)

Дверь распахнулась, с чемоданом в руках на крыльцо решительно вышла А н н а.

А н н а (в распахнутую дверь). Вы просто бессердечный человек, папа! Никому, слышите, никому он не нужен, кроме вас и таких, как вы!.. (Хлопнула дверью.)

О л я. Можно было бы уехать и без стука.

А н н а. Но почему, Оля, почему именно в нашей семье такое, господи!.. (Голос ее осекся. Едва не плача, опустилась на чемодан.) Оля, может быть, я чего-то не понимаю… отвыкла, забыла… объясни, пожалуйста. Твоему дедушке колхоз дает чудный коттедж, участок… Какого рожна ему еще нужно? Что здесь в земле ковыряться, что там — одинаково.

З а х а р о в а (тихо). Ой, не скажи, девка, не скажи…

А н н а. Денечек выдался. Куда Алексей ушел?

О л я. Наверное, где-нибудь по стройке бегает.

Анна медленно поднялась, оставив чемодан на месте, уходит в сторону проулка.

З а х а р о в а. Пойду Матвея искать. Гришка после работы в баню собрался и его хотел сводить. Голодный, поди, воюет. Он ведь у нас то отступает, то наступает, а когда в отступлении — совестится краюху хлеба попросить у людей. (Тихо.) Иной раз, глядя на Матвея, вспомнишь все… сердце кровью мокнет… Какое ж это горе — война, ребятки… Ой, какое ж горе для людей…

Длительная пауза. В проулке лихо затормозил самосвал.

Р о д и о н (вошел во двор). Низкий поклон моей будущей теще!

З а х а р о в а. О, господи!..

Р о д и о н. Тетка Варвара, у тебя, кажется, младшая еще не замужем? Отдай, не прогадаешь!

З а х а р о в а. Я те дам, я те так дам!.. Как язык поворачивается при живой-то жене, пакостник! (Уходит.)

Р о д и о н. Пожалеешь! (И вдруг замер, пристально смотрит на стол, на котором стоит бутылка водки.) Та-ак!.. Мир тесен. (В сторону проулка.) Игнат Поликарпович, вот она, ждет! Варвара Степановна, не занимай человека! (Взял бутылку, открывает.) Ольга свет Алексеевна, составь компанию — хоть разок на глазок посошок на дорожку!.. На Север уезжаю. Мы разошлись, как в море корабли!..

О л я. Не надоело еще клоуна из себя корчить? (Спокойно отобрала бутылку, швырнула ее в кусты.)

Звон разбитого стекла.

Р о д и о н (онемел, потом медленно). Ты бы это… все-таки надела чего-нибудь на голову, припекает.

Н и к и т а. Ну, братцы… Нашли время. (Уходит.)

Р о д и о н. Что поделаешь, Макаренко! С детства любил работать на публику. Муж, понимаешь, кусок доски размалеванной продал, так мы такой фортель отчебучили — неделю дома не появляемся. Разобиделись! Значит, так: я беру развод. Но такой, чтоб мирно, тихо, спокойно…

О л я (перебила). Вольному воля.

Р о д и о н. Понятно. Прощай! (Пошел со двора.)

Со стороны проулка входит Г о н о к.

Поехали, дед…

Г о н о к. Погоди, корреспондента захватим.

Р о д и о н. Некогда мне, магазин закрывается…

Г о н о к (удерживая его). Да ты постой, постой, курья твоя голова! Обещал ведь. Ольга, позови корреспондента.

О л я. Он ушел машину ремонтировать.

Г о н о к (суетливо заметался). Ах ты ж, господи!.. Терпежу не хватило… Ты пока поговори тут, Родька, поговори, я в полмомента обернусь. (Старчески заторопился со двора.)

Р о д и о н (все еще кипит). Не с кем мне тут разговаривать!

О л я. Действительно.

Р о д и о н. Чужие люди!

О л я. Вот именно.

Р о д и о н. Подумаешь, штемпель в паспорте стоит!

О л я. Смешно.

Р о д и о н. Да я таких штемпелей на Севере за неделю пять штук поимею!

О л я (не выдержала, со слезами в голосе). Вот и катись… на все четыре… к штемпелям своим! (Уходит в дом.)

Р о д и о н. О-ой!.. Напугала! (Из конца в конец широким шагом меряет двор.) Пор-рода скобаревская! Музей им подавай! Умнее других отыскались!..

Д е д С к о б а р ь (вышел из дома). Олена-то чего хлюпает?

Р о д и о н. Баба — ей по штату положено! Из дома склад какой-то, понимаешь, устроила… Выставку! Все комнаты старьем завалила. Прялки, скалки, чугунки, половики!.. Займи пятерку, дед. Оглох, что ли?!

Д е д С к о б а р ь. Нету у меня денег.

Р о д и о н. Людей не смеши — денег у него нету!..

Д е д С к о б а р ь. Пенсию еще не приносили.

О л я (стремительно вышла из дома, подошла к столу, прихлопнула ладонью листок бумаги). И чтоб я тебя больше здесь не видела! (Развернулась, уходит в дом.)

Р о д и о н (пробежал глазами бумагу). Понятно! Ольга свет Алексеевна дают мне развод. Свободный казак — гуляй, не хочу!

Д е д С к о б а р ь. Чего дурью-то маетесь, черти?

Р о д и о н (в сердцах). Порядок, дед! Все нормалёк!.. (Комкает бумагу, уходит.)

В проулке взревел мотор, самосвал рванул с места.

О л я (вышла из дома). Уехал? (Беспокойно.) Дедушка… (Тихо шагнула к неподвижно сидящему деду.) Дедушка, ты меня слышишь?

Д е д С к о б а р ь (с трудом поднял голову, после паузы). Корреспондента накормила?

О л я. Аппетит нагуливает твой корреспондент. (Подошла к деду, обняла его сзади.) Ты у меня совсем-совсем старенький стал. Дед, давай лучше мирно переберемся в Терехово, а? Мотю возьмем с собой и будем втроем жить-поживать, горя не знать. Славно так заживем, дед!

Д е д С к о б а р ь. Чего с Родькой-то не поделили? Выпил, что ли? Поколоти маленько. Бабка твоя в молодые годы иной раз любила за чуб меня таскать.

О л я (сдержанно улыбнулась). Помогало?

Д е д С к о б а р ь (хмыкнул). Ага. (Помолчал.) Ну, говори, говори, чего там?.. По глазам вижу.

О л я. Родька иконку продал. Стащил из дома и продал за пятерку.

Д е д С к о б а р ь (нахмурился). Которую?

О л я (торопливо). Я не хотела тебя расстраивать…

Д е д С к о б а р ь (вдруг кричит). Которую, спрашиваю?

О л я (виновато). Ту, что Варвара Степановна в музей отдала нам.

Д е д С к о б а р ь. Угодника, что ли? (После длительной паузы.) К покойнику это.

О л я. Ой, дед, да ты что?! Фу, у меня аж мурашки по спине. Я его заставлю, паразита, он ее из-под земли…

Д е д С к о б а р ь (перебил). Вернется корреспондент — не отходи от нас. И Никиту кликни. Сердцем чую — не ладно что-то. Мыслю так — покажем ему все. Рисунки, чертежи наши. По виду, вроде толковый. Тетрадку свою отдам, пускай переправит куда следует.

О л я. Дед, я должна тебе сказать… В общем, понимаешь… Ну, не впутывай ты человека… У него просто-напросто могут быть неприятности в газете. Мы ведь не знаем всех его дел. И вообще не знаем, как он ко всему этому отнесется. Люди разные бывают…

В это время во двор входит странная процессия. Впереди идет виновато улыбающийся А р т е м о в, руки за спиной у него связаны; за ним с серьезным лицом шагает М о т я. Чуть поотстав, идут Г о н о к, З а х а р о в а и Н и к и т а.

А р т е м о в. Дезертира поймали.

М о т я (командует). Стой!

Г о н о к. Вот уж бог послал на нашу голову…

М о т я. Комбат, он погоны срезал. Судить его, к стенке!..

Д е д С к о б а р ь. Я доложу командиру полка, Матвей. Спасибо. Никита, развяжи человека.

Н и к и т а (не двигаясь). На вашем месте, Василий Михалыч, я бы все-таки допросил дезертира.

О л я. Никита… Смягчающее вину обстоятельство — сдался по первому требованию.

Г о н о к (с трудом развязал Артемову руки). На совесть постарался, чертяка. Не ушиб он вас?

А р т е м о в (потирая запястье). Да нет, пустяки.

Послышались приближающиеся голоса. Все повернулись в сторону проулка.

З а х а р о в а. Пойдем, Матвей, покормлю. Василь, я чего сказать-то хотела… уступи сыну-то, не связывайся, бог с ними. (Умолкает.)

Во двор входят А н н а и С к о б а р е в.

А н н а. Самосвалами такую пыль подняли — просто дышать нечем. Максим Аверьянович, вы что-нибудь слышали о нашем Сторожевом кургане? Нет? Ну, как же! Вам, как журналисту, непременно нужно побывать. Достопримечательность, скажу я вам, не районного масштаба. Там стоит огромная каменная баба со времен скифов. В народе называют ее — Сторожиха. Ходит поверье, будто в древние времена, когда кто-либо нападал на наши земли, эта каменная баба подавала сигнал тревоги.

А р т е м о в. Любопытно. И каким же образом?

А н н а. Нет, серьезно. Варвара Степановна…

З а х а р о в а (не очень приветливо). Врать не буду — сама не видела, маманя рассказывала. Перед самой войной над курганом три ночи зарево полыхало. Как сияние какое.

Г о н о к (сердито). Ты, Варвара, не плети чего не знаешь, понятно говорю, нет? Раньше было дело, товарищ корреспондент. В тридцать втором. Я почему запомнил — нашу ячейку бабы в колья хотели взять. Мы попа прогнали и церквушку маленько тряхнули.

З а х а р о в а (обиженно). Тю на тебя — та говорю ж тебе, перед войной! Чуть ли не за неделю, как поднялась она. Меня как раз на тракторные курсы в область посылали.

В поле снова громыхнул сильный взрыв. Захарова тихонечко перекрестилась.

М о т я. Землю нашу фриц щупает. Давай-давай… Как думаешь, комбат, отобьемся сегодня?

Д е д С к о б а р ь. Отобьемся, Матвей. Быть того не может — отобьемся по холодку. Олена, вынеси рисунки. Товарищу корреспонденту покажем. (Помедлил.) И тетрадку мою. Ту, в клеенчатой обертке.

Н и к и т а. Вряд ли она его заинтересует.

А р т е м о в. Знаете, молодой человек, у меня сложилось такое впечатление — вы чем-то недовольны в жизни. Кто вас обидел?

Н и к и т а (чуть церемонно поклонился). Ваши профессиональные наблюдения, должен признаться, не далеки от истины.

Д е д С к о б а р ь (вдруг рассердился). Чего стоймя стоишь, ступай принеси!..

Оля, помедлив, уходит в дом.

А н н а. Папа, у Алексея есть конкретное и, на мой взгляд, разумное предложение. Алексей, подойди, пожалуйста, сядь. Ну, сядь же ты!..

Д е д С к о б а р ь (словно не услышал). Игнат, продал бы ты мне свою избу, а? Чего ей попусту гнить?

Г о н о к (бросил взгляд на Скобарева, не сразу). Сносить же будем, на кой она тебе?

Из дома вышла О л я, в руках у нее папка больших размеров и старая мятая общая тетрадь.

Д е д С к о б а р ь. Олена, какое ты мне надысь слово называла? Ну, чтоб все ладно и гладко подходило друг к дружке?

О л я. Гармония?

Д е д С к о б а р ь (усмехнулся). Нет, не то… Вспомню — скажу. По нашему плану, Игнат, музей никак не может обойтись без твоего дома. Картина не та.

А н н а (чуть нервничая). Папа, я прошу вас серьезно поговорить с Алексеем…

Д е д С к о б а р ь (перебил, хмуро). Мы уже не один раз разговоры с председателем разговаривали, Васильевна. Глухой он.

А н н а (с досадой, резко). Но вы даже выслушать не желаете его!.. Это упрямство, понимаете — голое упрямство, папа! (Взяла себя в руки). Извините. Чем старше вы становитесь, тем сложнее с вами общаться.

Д е д С к о б а р ь. Мне уж один черт в земле гнить, вы-то хоть между собой друг дружку понимайте. Как немые живете. (Отвернулся). Стало быть, Игнат, по рукам?

Г о н о к. Блажишь, Василь… Бог с тобой, как хочешь. Алексей Василич, по закону, так сказать, я имею…

С к о б а р е в (устало). Имеете, имеете право. Дом остался вашей собственностью.

Г о н о к (кашлянул). Сколь положишь, Василь? За избу, говорю, сколько дашь?

Д е д С к о б а р ь. Не обижу. Думаю, двести — красная цена.

А н н а. Папа, Алексей предлагает построить… ваш музей в Нестеровке. Мне кажется, найден разумный выход из создавшегося положения.

Пауза.

С к о б а р е в. Обещаю, батя, колхоз окажет посильную помощь. Технику дадим, кое-какие материалы. Ольгину подругу, Наденьку, оформим на склад, а она за музеем твоим будет присматривать.

О л я (тихо). Дедушка, может быть, действительно в этом есть какой-то резон. Там и райцентр ближе.

Д е д С к о б а р ь. В сенцах удочки висят, принеси.

О л я (удивленно). Зачем, дедушка?

Д е д С к о б а р ь. Ступай, ступай, на зорьке посижу, ухи что-то захотелось.

Оля, пожав плечами, уходит в дом.

А н н а. Папа, о чем вы говорите, какая уха?! Через неделю приедут строители, вы понимаете это? Они ведь не станут вас месяцами упрашивать и сидеть без дела. Папа, я прошу вас, отнеситесь предельно серьезно к предложению Алексея. (К Артемову.) Нестеровка — точно такая же пустая деревня, те же деревянные дома. Двадцать пять километров отсюда. Какая вам разница, папа?

О л я выносит удочки, отдала деду. Тот с силой что-то рвет с них, на ладони показывает Анне.

А н н а. Что это?

Д е д С к о б а р ь. Возле той церквушки сто человек твоих односельчан расстреляно. Пули еще в бревнах торчат. Вы ж сами с Алешкой когда-то эти пули на грузила выковыривали. Неужто сердце ваше не дрогнет?

А н н а (негромко). В конце концов, если захотите, и церквушку вашу можно перенести туда. Впрочем, даже нужно это сделать. Она станет жемчужиной вашего музея.

Д е д С к о б а р ь (вдруг срывается на крик). Наша! Наша церквушка! И музей наш! Когда ж вы приучитесь говорить слово — на-ша? Не мой музей, а наш, наш! Понимаешь — на-аш?!

Пауза.

А н н а. Хорошо. Пусть наш. Наш музей, наша церквушка, наша земля… Наше, наше, наше!.. (Отвернулась, достает платочек.) Папа, вы нас измучили.

Пауза.

Г о н о к. А чего, она дело говорит. Можно не только церквушку, но и дома некоторые перетащить. Те, что Представляют, так сказать, исторический интерес. Правильно я говорю, товарищ корреспондент?

А р т е м о в. В принципе все возможно. Во всяком случае этот вариант вполне приемлем. Тем более церквушка семнадцатого века.

Н и к и т а. Черт возьми, дед, мы все можем, оказывается! Мы можем, например, Мамаев курган куда-нибудь на Алтай перенести. Куликово поле или Бородинское можем объединить с Прохоровкой — а что? Выгодно и удобно. Меньше забот. Кто не согласен — под суд!

С к о б а р е в. Ты демагогией здесь, парень, не занимайся!

Н и к и т а. Но ведь так же получается, товарищ председатель! Бои-то, вот они где проходили, через эту деревню. Без боев за нее, может быть, и Прохоровское сражение проиграли бы. Зачем же мы будем людей обманывать, которые в музей лет через пятьдесят придут? Кому дано право историю подтасовывать? Вам? Или, может быть, вам?

А р т е м о в. Странная у вас логика, молодой человек. Наверняка и за ту деревню бои шли. И там люди гибли.

Н и к и т а. Что вы говорите? Не может быть!

О л я. Никита!..

Н и к и т а. Семьсот лет назад предки наши селились на этом месте! Представляете, семьсот лет! Жили, песни складывали, умирали — здесь! Нестеровки и тем более вашего Терехова и в помине не было!..

Г о н о к. Дождешься ты у меня, языкастый! Ей-богу, кнута не пожалею. В Терехове, не где-нибудь, а в Терехове после войны наш передовой колхоз возрождался. Понятно говорю, нет? Люди не зря туда съезжались, потому как стратегически, с позиции выгодной экономики верно выбрано было место для головной усадьбы.

З а х а р о в а. Врешь, ой, врешь, Игнат… И греха не боишься. Когда в сельсовете сидел — людей туда силой сгонял. Пуп земли себе устроил.

Г о н о к (закипятился, сминая слова). Не лезь! Не лезь, говорю, куда тебя не приглашают…

Во двор входит Р о д и о н.

Р о д и о н. По какому случаю собрание? (Окинул взглядом присутствующих.) Понятно. Присяжные заседатели на месте. Дед, сухари посушил? (Подошел к Оле, демонстративно положил у ее ног небольшой сверток.) Я вам больше ничего не должен. Привет! Дед, надо будет сундуки с прялками перевозить — свистни. Так и быть, по старой дружбе не дорого возьму.

Оля нагнулась, подняла сверток, развернула — там оказалась иконка.

Д е д С к о б а р ь. У, турок некрещеный!.. (Отвесил ему подзатыльник.)

Р о д и о н. Да ладно, дед, что ты понимаешь!.. (К Скобареву.) Алексей Василич, подпиши заявление.

С к о б а р е в (даже не взглянул на бумагу). И куда… собрался?

Р о д и о н. А куда душа моя вольная пожелает. Могу на Север. Шоферы моего класса везде нужны.

С к о б а р е в. Ну, а после Севера куда?

Р о д и о н (усмехнулся, поиграл в руках бумажкой). Могу на юг. Я не нанимался всю жизнь горбатить здесь. Я хочу нормально жить. Нормально, понимаете?.. Планы, комплексы, музеи… В печенках они у меня сидят уже!..

С к о б а р е в (медленно). Та-ак… Колхоз вырастил, выкормил…

Р о д и о н (прошелся по двору козырем). Только не надо, не надо, Алексей Василич, меня агитировать. Я никому ничего не должен. Понятно?

С к о б а р е в. Утром шесть машин уйдут на станцию за бетонными блоками. Поедешь старшим.

Р о д и о н. Положенный по закону срок отработаем, не гордые. Но отсчитывать будем с сегодняшнего числа. Подпишите, товарищ председатель.

С к о б а р е в. Завтра после работы зайдешь в правление, поговорим.

О л я. Папа, подпиши, пожалуйста.

С к о б а р е в (с раздражением, коротко). Оба зайдите. Ребенка вашего я, что ли, буду воспитывать?! Что уставился? Беременная она.

О л я. Я сама воспитаю. (Низко наклонив голову, пошла в дом.)

Р о д и о н (пришел в себя). Олена!.. (Стремглав бросился за ней.)

Из дома послышались возбужденные голоса, звон разбитой посуды… И вдруг все стихло.

Д е д С к о б а р ь (усмехнулся). Вылитая бабка.

Г о н о к. Не говори, Василь… (Тихо засмеялся.) Девкой еще, бывало, разойдется — и пошла, и пошла… Хоть святых выноси. Мы с Васькой — и так, и этак… Ужами перед ней стелемся.

Из дома вышла раскрасневшаяся О л я, скрестив руки на груди, остановилась на крыльце. За ней бочком-бочком вышел виновато взъерошенный Р о д и о н.

Д е д С к о б а р ь (ворчливо). У, погибели на вас нет… Никита, пять человек сорванцов своих оставь церквушку заканчивать, остальных пять — пошли на избу Игната.

Н и к и т а (посмотрел на Артемова, потом на Олю, негромко). Дед, насчет стропилины-то как решим?

Д е д С к о б а р ь. Однако чудны́е вы, хлопцы!.. Пращуры ваши без единого гвоздя вон какие храмы поднимали, любо-дорого. А вы что ж, хуже? Учитесь. На фасаде повесишь те ставни, что я с Нестеровки позавчера привез. Больно уж хороши. Петуха на конек сам вырежу. Игнат, кажись, петух красовался на вашей избе?

Г о н о к. До войны-то? Петух. (Мнется.) Василь, двести маловато. Надбавь рублей сто.

Н и к и т а (усмехнулся). Дерите больше, Игнат Поликарпович. Правление колхоза ваш дом переделает под кафе в Терехове.

Г о н о к (недоверчиво). Языком-то не бреши.

Н и к и т а. В две тысячи оценили. У председателя рука щедрая.

Гонок онемел, вопросительно смотрит на Скобарева. Тот, не обращая на него внимания, ходит взад-вперед.

Г о н о к (озадаченно). Ага… Общественное дело, оно ведь, так сказать… (Вдруг обозлился.) Я всегда знал, Василь, ты жучок еще то-от!.. За такую домину — двести рублей! Дурнее себя нашел!..

З а х а р о в а. Та ты хоть совесть поимей, он же на святое дело покупает.

Г о н о к. А ты меня не совести, понятно говорю, нет?! У нее, значит, за триста купил на святое дело, а мне двести подсовывает. Моя-то изба крепче твоей. Пару венцов заменить — сто лет еще в вашем музее простоит.

З а х а р о в а (тихо). Я сама запросила столько. (У нее мелко-мелко затряслись губы.) Я, Игнат, себе на похороны приберечь хотела. (Низко наклонив голову, пошла со двора.)

Оля остановила ее, обняв за плечи, отводит в сторону.

Д е д С к о б а р ь. Сызмальства ты был толстокожим, Игнат. Живешь — только землю зря ногами корябаешь.

Н и к и т а. Да пошутил я, пошутил. Успокойтесь. Берите двести, пока дают.

Г о н о к (замахнулся кнутом на Никиту). Пшел, пшел, говорю, шпана городская! И копейку даже не подумаю взять у мироеда этого!.. Лучше спалю избу свою, понятно говорю, нет?!

Д е д С к о б а р ь. Вот-вот, всю жизнь под себя греб. Ты и церквушку в тридцать втором порушить подбил хлопцев ради корысти.

Г о н о к. Кто — я-то, я-то подбил?!

Д е д С к о б а р ь (закипая). Ты-то, ты-то, а то кто ж?!

А н н а (ходит по двору, нервно поламывая пальцы). Алексей, останови ты их, пожалуйста, подерутся еще на старости лет.

Д е д С к о б а р ь. Серебряный крест на толкучке в городе продал? Продал!..

Г о н о к. Кто — я продал?! Люди добрые…

Д е д С к о б а р ь. Ты! На галифе и кожаную куртку выменял, не ты, что ли, скажешь?!

Г о н о к (задохнулся, не нашел, что ответить, выпалил). Пузырь! Мыльный пузырь! (Бросился со двора, потом возвратился.)

Р о д и о н. Ну, дают, ворошиловские стрелки!

Н и к и т а. Пора, парень, вызывать милицию.

Г о н о к (кипит). А облигации… облигации у людей выменивал на мыло — тоже, скажешь, я?! (К Артемову.) Скольких сирот, гад, обобрал и на эти сиротские деньги теперь памятник себе купил!

З а х а р о в а. Люди волос от ума теряют, а ты, видать, от скудоумия растерял. Чего несешь-то, чего несешь?!

Г о н о к. Я самолично свои облигации, дурак, на два куска мыла обменял, понятно говорю, нет?

З а х а р о в а (не выдержала). Та что ж ты, паразит такой, в одну кучу все перемешал?! Мыло-то, мыло-то при чем?! Он ведь мыло-то в сорок пятом людям раздавал, а облигации когда были?

Г о н о к (кипит). Все одно… все одно — кулак и хапуга! Товарищ корреспондент, он же не солдатам… он себе музей с памятником ставит! Себе!..

О л я. Как вам не стыдно, прекратите сейчас же!.. Дедушка…

Д е д С к о б а р ь (глухо). Уходи. (Двинулся.) Уходи, Игнат, от греха подальше, не ровен час перетяну чем-нибудь вдоль хребта! (Хватает его за грудки.)

А н н а (разнимает их). Перестаньте, перестаньте, пожалуйста! Алексей… Родион…

С трудом растащили их.

Д е д С к о б а р ь (тяжело дышит). Прощевай пока, Игнат. На том свете обходи стороной. Искалечу. За село, которое погубил…

Г о н о к (запыхавшись). Видно, не зря тебя, каторжанская твоя морда, сын родной в суд тянет. Тьфу на тебя! Попомни мое слово — за чужими спинами памятник себе не позволим ставить, понятно говорю, нет?! И вам, товарищ председатель, — подумайте, хорошенько подумайте, народ с вас спросит! (Чертыхаясь, уходит.)

О л я (подошла к деду, улыбнулась). Дедушка… а ты у нас еще ничего.

Д е д С к о б а р ь. Погодь, Олена, погодь… Отдышусь, я ему еще за бабку за твою холку наломаю.

З а х а р о в а (к Артемову, который делает какие-то пометки в блокноте). Сынок, время-то после войны голодное было… А у него пятеро детишек глазенками хлопают. В живых только Анька с Алешкой и остались. Путает Игнат, от злобы запутывает. Он мыло выменивал то на мешок гнилой свеклы, то на ведро проросшей картошки. А вдовам так отдавал. Облигации потом уж были. Лет десять после войны как… Облигации люди сами отдавали ему, сынок, сами… Скобаревский род-то — давний в наших краях. Старожилы. И дед его, и прадед в этой земле похоронены. Раньше-то большое село было. А после войны не поднялось, так и зачахло в деревеньках. Вот люди и отдавали ему свои облигации. Либо в город кто переезжал, либо по указке Игната в Терехово. Отдавали кто с усмешкой, потому как не верили, что государство вернет долг, а кто и с наказом отдавал, чтоб деньги эти когда-нибудь с пользой употребил для села.

С п и р и д о н (влетает во двор, подскочил к Скобареву). Алексей Василич, куда музыкантов сгружать?

С к о б а р е в. Каких еще музыкантов?

С п и р и д о н. Натуральных. Полный автобус солдат с медными трубами, куда мне их? Ей-богу, в рот не брал сегодня, Алексей Василич!.. Приехали, говорят, торжественный митинг по случаю боевого крещения…

С к о б а р е в (в сердцах). Какой митинг, какое крещение!.. Гони их отсюда.

С п и р и д о н. Ясно, Алексей Василич, понял! (Убегает.)

С к о б а р е в. Батя… можно подумать, я для себя жилы рву. Да если бы твоих хлопцев поднять да спросить — они бы обеими руками за этот комплекс проголосовали. Он же во как нам нужен, батя! Мне сейчас дали возможность развернуться. Есть деньги, есть идеи, есть кому строить — область выделила нам две мощнейшие подрядные организации, раньше это могло только присниться. Рядом с комплексом я поставлю мясоконсервную фабрику, маслобойню. Батя, уже закуплено оборудование, на валюту покупали для нас. Это же первенец, понимаешь, экспериментальный комплекс…

Д е д С к о б а р ь (перебил). Строй. В колхозе двадцать тысяч гектаров, в любом углу строй. А эту деревню не трогай. Не дам.

С к о б а р е в (в бешенстве рубанул ребром ладони воздух). Что же ты со мной делаешь, батя?! Я же ночами сидел с экономистами — считал, пересчитывал… Ну, нельзя, не получается в другом месте! Ты же помнишь, комиссия, семнадцать человек вдоль и поперек перепахали весь колхоз… Только здесь, пойми, только здесь можно ставить, батя!..

Д е д С к о б а р ь. Я давно уже все понял, Алешка. Не хозяин ты на земле. Нет, не хозяин. Не в те руки отдали люди власть. Снимать тебя надобно с председателей, вот и весь мой сказ. Жив буду, сагитирую народ, чтоб в шею тебя попер. Тебе народ самое святое, чего у него есть, — землю вручил. А ты вон чего с ней вытворяешь… дальше куска мяса не видишь. И глядеть не хочешь.

С к о б а р е в (в бессилии заметался по двору). Вот и поговори с ним! Уперся лбом, как та каменная баба!..

З а х а р о в а. Так ведь она Сторожиха, а Скобарь у нас — старожил. Вот как, милок.

С к о б а р е в. Ты-то хоть, тетка, сиди, не подначивай!..

А н н а. Алексей, возьми себя в руки.

Д е д С к о б а р ь (усмехнулся). А я ведь тебе, сынок, не в шутку еще тогда говорил, при всей твоей комиссии, — не съеду, ищите другое место. На что надеялся? Помрет, думал, старый хрыч. А вот вам, видал?! Наш корень меньше ста лет не живет на своей земле.

М о т я (вдруг улыбнулся своим мыслям). Вчера видел Жукова. На штабном «виллисе» мимо нашей роты проскочил. Веселый. Знать, в наступление двинем. (Сосредоточенно курит.)

А н н а (тихо). За эти несколько дней, что я здесь, я о многом передумала, папа. Неужели вы всерьез считаете, что этот… наш музей… сейчас кому-нибудь нужен?

О л я. Это с какой стороны смотреть.

А н н а (резко). Ольга, не смей перебивать, когда старшие разговаривают.

О л я. Извини.

А н н а (помолчав, как бы приготовилась к выступлению с трибуны). Все мы знаем и помним, какие жестокие бои шли на нашей земле. Но время лечит раны, время диктует свои законы, папа. Хотим мы этого или нет.

О л я (глядя в упор на Анну). Не хотим.

Д е д С к о б а р ь (усмехнулся, обнял Олю за плечи). Помру я скоро, Анна. Молчи, говорить тут особо нечего. Дело оно обычное — должен помереть, никуда от этого не денешься. Помру, Васильевна, тогда и правьте по своим законам, как вам вздумается, а покуда живы мы с Матвеем — и деревня наша будет людям служить. Семьсот лет служила и еще послужит. Да и в последнюю войну много крови за нее пролито. Мы ее в сорок третьем восемь раз брали, Анна. Двести ребят полегли на этом поле. Не отдам. Грех перед памятью.

А р т е м о в. Василий Михайлович, извините, что я вмешиваюсь… Разумеется, мы все понимаем вашу заботу… ваше беспокойство. Память — дело святое. Но нельзя же, извините за грубое слово, спекулировать на этом. У меня у самого отец погиб на войне. Если подходить к вопросу с вашей точки зрения, то мы не имеем права нигде ничего строить. Сталинград, Севастополь, Одесса… Господи, да десятки, сотни городов разрушены, и везде кровь наших людей.

Н и к и т а (заметно волнуясь). Вы поймите, зимой 1812 года триста восемьдесят мужиков из этой деревни взялись за вилы и месяц отбивались от французов. Обычные наши мужики, крепостные. Наполеон сам, лично отдал распоряжение направить сюда полк… Понимаете, полк! — своей отборной гвардии. Или вот, пожалуйста… В 1825 году шестнадцать солдат — рекрутов из этой деревни — были в числе тех, кто вышел на Сенатскую площадь. Понимаете, солдаты-декабристы. Неужели вы не понимаете, что этот… вот именно этот клочок нашей земли — наша история? Наша культура. Как же можно так огульно, под нож бульдозера… Посмотрите-посмотрите на этот дом — это же душа, это песня наша.

Пауза. Все молчат.

С к о б а р е в (глухо). А ты, парень, хоть знаешь, что такое голод? Ты не видел и не дай бог тебе увидеть. Я своими руками, совсем еще мальчонкой гроб закрывал. У отца не было сил, ослаб. Мороз немилосердный, варежки дырявые… а крышка не закрывается. Все пальцы раскровянил, а она не закрывается. Мать распухла от голода.

З а х а р о в а (по-бабьи, с тихим стоном). Ой, было… было, ребятки. (Не выдержала, плачет.)

С к о б а р е в. В школе сидим с Анькой, учитель наш, Митрофаныч, об Эрмитаже рассказывает, а мы с ней подсчитываем, сколько дней еще батя протянет и как жить нам самим дальше. Митрофаныч, опухший, больной, тихим голосом бубнит чего-то о мадоннах, а у нас перед глазами мерзлая картошка, которой батя подкармливал нас. Так-то вот, парень. (Помолчал.) Надо, отец, надо чем-то поступиться. Посуди сам… Вода — речка рядом. Корм — богатейшие луга. Транспорт — до железной дороги рукой подать. Где я еще найду такое место? Куда бы я ни сунулся, — это лишний миллион, а то и все два. Кто мне их даст, батя? Да я лучше на те деньги еще один комплекс поставлю.

Д е д С к о б а р ь (поднял голову). А ты просил? Ты попроси, объясни людям. (Очень тихо.) Корни, сынок, наши корни в этой земле.

С к о б а р е в (снова заметался). Господи, что я буду объяснять?! Ну хорошо, хорошо… приду я в райком, или в обком, или в Совет Министров — что я скажу? Меня подведут к окну и покажут на очереди в магазинах. Людей кормить надо, батя!..

А р т е м о в. Василий Михалыч, у нас действительно очень сложное положение с питанием. Очень. И в данном случае необходимо подходить к этому вопросу, как мне думается, с государственной позиции, исходя из интересов народа. Не зря ведь в народе говорят — будет хлеб, будет и песня. Поверьте, мы всем сердцем хотим, чтобы у наших детей и внуков была своя песня.

С к о б а р е в. Я клянусь тебе, батя, будет у них и хлеб, и песня. Уступи, батя.

Пауза.

Д е д С к о б а р ь. Нет, Алешка. (Тихо.) На пустом месте песню не сложишь. А без песни — человек не человек, а так… букашка.

Н и к и т а (ни к кому, собственно, не обращаясь). Знаете, был у нас в институте очень странный такой старичок — профессор. Три войны прошел, контуженый, замерзал где-то. Мы его между собой контуженым дразнили. Понимаете, он каждую свою лекцию начинал с цитаты из какого-то писателя. Поднимался на кафедру, снимал очки и читал, как молитву читал. «Любовь к Родине и само чувство Родины возникает и сотворяется по мере проникновения в ту культуру, в ту сокровищницу понятий и чувств, преданий и сказок, песен и языка, поэм и архитектуры, легенд и старины, городов и подвигов, которые Родина сотворила за все предшествовавшие века своего существования, своей истории…»

А н н а (после паузы). Видишь ли, Никита, это поэзия. Красивая поэзия. А здесь — жизнь. И люди думают о жизни.

Д е д С к о б а р ь. Задним числом они думают! Забыла, как соплюшкой вот такой из комсомола выгоняли? Она с матерью на базар в область помидоры повезла продавать. Игнат, паразит такой, в своем сельсовете чуть ли не всенародное судилище над девкой устроил. Как они тебя называли?

А н н а (тихо). Давно это было, не помню.

Д е д С к о б а р ь. Врешь, помнишь! И всю жизнь будешь помнить. Поэтому и замуж выскочила за первого встречного, чтоб в город сбежать. Собственники, понимаешь, с этой… с мелкобуржуазной психикой! На всю жизнь отбили охоту к крестьянскому труду. А теперь колхоз к Варваре, к старухе с поклоном — езжай, тетка, на базар, вот тебе и грузовик, и место на базаре, только продавай, что вырастила.

Р о д и о н. Между прочим, мы с женой со своего приусадебного клочка «Жигуленка» вырастили.

О л я. Сиди помалкивай.

Р о д и о н (улыбаясь). Дышать не дают!..

М о т я (вышел из-за дома, беспокойно). Комбат… как же так, а? Я ж его похоронил, комбат. Дно окопчика елкой устлал и похоронил.

Установилась тишина.

Д е д С к о б а р ь (после паузы). Кого, Матвей?

М о т я (болезненно трет себе лоб, силясь вспомнить). Забыл, комбат… Ой, забыл!.. Не серчай, контузило меня вчера, забыл.

Д е д С к о б а р ь (едва слышно). Вспомни, Матвей. Где, когда?

М о т я (медленно, с трудом). Под Вязьмой… в сорок первом. (Поднял голову.) Аверьяна со второй роты. Связиста. А он живой… и погоны срезал.

А р т е м о в (тихо). Вы знали моего отца?

М о т я. Комбат, мы ж с ним из одного котелка… Он меня из-под танка вытащил… (Кричит.) Как же так, комбат?! А теперь я его должен у церкви к стенке поставить! Комбат, больно… голова.

З а х а р о в а. Матвей, Матвеюшка…

М о т я. Мария, больно!.. Мари-ия! Комбат, я не могу… Комбат, застрели меня, комбат!!.

Д е д С к о б а р ь (вдруг кричит срывающимся голосом). Смирно!..

Мотя сразу выпрямился, опустил руки по швам, молча смотрит ему в лицо.

(Сглотнув, глухим голосом.) Матвей… (Поправился.) Солдат… (Снова сбился.) Гвардии рядовой Иванов, слушай мой приказ. Сегодня наша задача простая. Солдатская задача. Пройти через это поле и взять село. Подготовить роту к наступлению. На позиции шагом марш.

М о т я (тихо). Есть подготовиться к наступлению. (Закинул за плечо гармошку, уходит.)

Длительная пауза.

А р т е м о в. У меня действительно отец погиб под Вязьмой. В сорок первом. Он был чуть моложе меня. Василий Михалыч, скажите, он мог бы указать место?

Д е д С к о б а р ь. Нет, сынок. У кого что отобрала война — у него память. Он себя до сих пор двадцатилетним видит.

Вдруг все притихли, слушают. Откуда-то издалека доносится негромкий голос гармошки.

В сорок третьем он ведь взял нашу деревню. Восьмой раз прижали нас пулеметами на этом поле, лежим — головы не поднять. Эсэсовцы на церквушке пулеметы поставили и со всех сторон детьми, бабами да стариками связанными окружили. Лежим, зубами скрипим, а сил не хватает подняться. Косит и все. Тут вижу, молоденький солдатик поднялся. И пошел. Медленно так, деловито пошел, словно по своей пашне, словно и не стреляют. И я за ним встал. Идем, молчим. Смотрю, и хлопцы мои поднялись. Тоже молчат. Бьют, косят, а мы идем. Видно, предел разуму человеческому наступил. Так и дошли молча. Опомнились только, когда эсэсовскую кровь с рук травой вытирали.

О л я (тихо подошла к деду). Может быть, полежишь немного?

Д е д С к о б а р ь (взял со стола потрепанную общую тетрадь). Я вот, значит, товарищ корреспондент, хочу тетрадку свою отдать тебе. Напечатай, расскажи людям. Не один год я над ней спину гнул, каракули свои выводил. Тут, стало быть, у меня все. И про Матвея, и про землю, и про наших пращуров, что жизни свои клали за нее многие века подряд. Я тут все записал, что от наших стариков слыхал. Кое-какие сказки, прибаутки…

Н и к и т а (тихо). Подожди, дед.

О л я. Никита!

Н и к и т а (спокойно). Василий Михалыч, не пришло время для твоей тетрадки, побереги еще немного. Не то сожгут. Они тебя… обманывают. Этот, так называемый корреспондент, прикатил сюда по просьбе председателя колхоза. Тот скульптор, который делал этот памятник… они все сговорились. (К Артемову и Скобареву.) Что же вы замолчали? Он старик — всему поверит. Говорите, рассказывайте, какой вы хотите рай здесь устроить. Мясо, молоко, людей накормить… Даже ради самого святого не стоит делать подлости. Это — аксиома.

Д е д С к о б а р ь (нахмурился). Олена?..

О л я (тихо). Это правда, дедушка.

С к о б а р е в. Что правда, что правда? Откуда вам ее знать — правду!

А р т е м о в. Одну минуту, Алексей. (Подошел к деду Скобарю.) Василий Михалыч, это действительно так: мы с вашим сыном друзья студенческих лет… Но все гораздо сложнее, чем вы думаете.

Д е д С к о б а р ь (негромко, глядя в одну точку перед собой). Нету у меня сына, дорогой товарищ. Внучка есть. А сына — нету.

З а х а р о в а. Та что ж вы мучаете друг дружку, господи!..

М о т я (вошел во двор). Здорово, хлопцы!.. (Подсел к деду Скобарю.) Слышь, комбат, посылку из дома получил. Отец с матерью привет передают. Я им писал о тебе. Старые они у меня, смешные… (Протягивает ему шапку.) Вот вишен прислали тебе. Держи, комбат.

Д е д С к о б а р ь. Спасибо, солдат. Будешь домой писать, поклонись им от меня.

М о т я (улыбнулся). Сады у нас, комбат, знатные сады!.. А как зацветут весной! — господи, спаси и помилуй, плакать хочется. Белые, чисто молоком парным облитые стоят.

Д е д С к о б а р ь (сидит сгорбленный, не поднимая головы). Матвей, посмотри в глаза этим людям. Посмотри, солдат, люди перед нами ай нет?

М о т я (после паузы строго). Люди, комбат, а то кто ж? Наши хлопцы.

С п и р и д о н (влетает во двор, заполошно). Алексей Василич!.. Алексей Василич, звонили со станции… Приехали эти, машину ждут… Начальник строительства приехал. Чё делать, а? (Умолкает.)

Длительная пауза.

С к о б а р е в (устало поднялся). Ну вот, батя… Все. Прости нас, ради бога, мы хотели как лучше.

А р т е м о в. Василий Михалыч, я не знаю, чем мы виноваты, но чувствую — виноваты. К сожалению, уже ничего изменить нельзя. Это не в человеческих силах. В работу пущен огромный строительный комбинат… сюда идет эшелон с техникой, с оборудованием. Даже на карте уже нет этой деревушки. Во всех отчетах и планах здесь значится строительная площадка.

З а х а р о в а (негромко). Сынок, о чем они? Тугая на ухо я, чего нет-то, сынок?

Н и к и т а. Ерунда, тетка. Самой малости нет — твоей вот этой деревушки нет на карте России. Отзвенела наша песня семисотлетняя. Коровник здесь будет… (Вдруг срывается, стучит ногами.) Здесь, здесь будет скотный двор, понимаешь?! Молоко, мясо! (Зло отвернулся.)

З а х а р о в а (тихо перекрестилась). Господи, господи… Василь, хоть бабу-то нашу, Сторожиху, перенеси в другое место, а?

Д е д С к о б а р ь (хотел было подняться, но, тихо охнув, снова опустился на скамейку, прикрыл глаза, долго молчит). Думаешь, Алешка, я не понимаю? Надо, конечно, надо и комплексы, и заводы. Обязаны вы народ накормить. Потому как по справедливости внуки и правнуки моих хлопцев все-таки должны жить лучше нас. Накормить — накормите, иначе копейка вам цена — другое страшит. Накормите, а потом что? Как дальше жить-то будете без веры, без памяти?

А р т е м о в. Василий Михалыч… поверьте…

Д е д С к о б а р ь. Ты, мил человек, ступай. Вот когда найдешь могилку отца своего — тогда и потолкуем. Худо мне, лягу. Айда, Матвей. Проводи меня, солдат. Мы с тобой свое дело сделали, а они как хотят, пускай так и живут. Им жить — им думать.

Р о д и о н (подошел к деду, в руках у него свернутая трубочкой общая тетрадка). Дед… У нас с Ольгой будет сын, вот, значит, твой правнук. Я обязательно ему все расскажу. Все, что слышал от тебя. А он своим детям расскажет, вот, значит… Не забудем, дед.

В поле громыхнул сильный взрыв — мелко задрожали стекла в доме.

М о т я (поднялся, напряженно вслушивается). Комбат, танки. В тылу танки, комбат!..

Вдруг явственно послышался лязг гусениц.

Р о д и о н (в сторону проулка). Мать моя! Игнат Поликарпович бульдозер нанял дом свой валить…

Лязг гусениц нарастает, приближаясь с каждой секундой, заполняя собой все пространство. Все стоят не двигаясь, молча и безучастно смотрят в сторону проулка.

М о т я (зажав в кулаке шапку, сделал шаг вперед, потом еще). Комбат — за Родину! Вперед! (Бросается в проулок.)

Д е д С к о б а р ь (кричит срывающимся голосом). Матвей, назад!!.

Артемов, Родион, Никита бросаются в проулок. Слышен натужный рев дизеля, грохот металла, глухой перестук раскатывающихся бревен. И, перекрывая все это, землю тряхнул мощный взрыв в поле.

Свет гаснет и зажигается снова.

Во дворе перед домом собралось много народа: нет только Моти, Захаровой, Анны и Оли.

Л е й т е н а н т (вошел во двор, наклонился, вполголоса обращается к деду Скобарю, который молча сидит в стороне, смотрит перед собой в одну точку). Василий Михалыч, у нас в полку давняя традиция — после каждого настоящего дела в торжественной обстановке поздравлять молодых солдат с боевым, как говорится, крещением. Я прошу вас, как ветерана, сказать несколько слов…

В это время из дома вышли З а х а р о в а, А н н а и О л я. Все повернулись в их сторону. Ждут.

З а х а р о в а. Молчит. Лежит, в потолок смотрит и молчит.

Д е д С к о б а р ь. Олена, вынеси пиджак мой.

Оля уходит в дом.

Ты вот что, лейтенант, зови сюда солдат своих. Тут буду слово говорить. (Встал, подходит к крыльцу.)

О л я вынесла пиджак, на котором медали и ордена. Дед Скобарь не спеша надел его. В это время во двор входят пятеро смущенно улыбающихся молоденьких солдат. Лейтенант заботливо выстраивает их, определил место и для оркестра… Наконец установилась тишина.

Д е д С к о б а р ь (поднялся на крыльцо, после паузы). Солдаты! (Голос его осел, он сухо сглотнул.) Солдаты! Сегодня вы приняли свое боевое крещение. Сегодня вы выполнили свой сыновний долг перед матерью-Родиной — освободили землю от страшной нечисти. Низкий поклон вам, солдаты. Оно ведь как из века в век? Завоеватель любых мастей первым делом рушит святыни: дух народа ломит — мол, нечего защищать, не за что биться. Но я скажу так: можно спалить наши села, можно разбить города, но дух народа в земле живет. Хранит она его, земля. Веками наши деды и прадеды лелеяли землю и все, что было на ней. Веками опускали в нее зерно народного духа. И она его веками свято хранила. Ваша эта земля. Кровная. Ваших внуков. Правнуков. (Помолчал, отыскал глазами Артемова.) Спасибо и тебе, добрый человек. За нашего Матвея спасибо. Кабы не ты — придавило б его бревнами. Спасибо. Алешка, подь поближе. Двое нас теперь осталось в живых — Матвей да я. А коль так, коль есть командир и есть солдат, — отобьемся по холодку. Бери своего товарища и езжайте хоть в область, хоть в Москву — передайте там кому следует: не уйдем мы с Матвеем отсюда, ни за какие коврижки не уйдем. Берданой будем отбиваться, но не уйдем. Говорю это при всем честном народе. Вот, стало быть, и весь мой сказ.

Вдруг в доме заиграла гармошка. Анна хотела было войти в дом, но дед Скобарь остановил ее. Все молча слушают.

З а х а р о в а. Василь, продала я тебе дом свой… на музей продала. (Кладет на стол узелочек.) Вот деньги. Прости, помирать хочу в этой деревне, в родных стенах. (Тихо заплакала.)

Гармошка в доме стихла.

Д е д С к о б а р ь. Никита… Родион… убирайте щиты.

Никита и Родион подошли к ящику, отламывают доски… Щиты рухнули — и перед всеми открылась в полный рост напряженная фигура солдата с автоматом в руках.

З а х а р о в а (тихо охнула). Матвей… Господи, наш Матвей!..

Длительная пауза. Лейтенант сделал знак оркестру… На крыльцо дома вышел М о т я. Голова у него забинтована. Оркестр умолкает. Тишина.

М о т я (постоял секунду, улыбнулся Оле). Мария, мы вернулись!

Мотя пошел в сторону проулка: все расступились, пропуская его. Он вдруг остановился, замер, глядя себе под ноги. Потом медленно повернулся, поднял голову на памятник. Долго, очень долго и пристально смотрит. Шагнул ближе. Еще сделал шаг, остановился. Медленно обвел присутствующих пристальным взглядом, стаскивает с седой головы шапку… Плечи его вздрагивают…

З а н а в е с.