Пьесы, памфлеты

1

Генри Фильдинг (1707-1754) был выдающимся романистом и драматургом, крупнейшим сатириком и юмористом, «творцом реалистического романа, удивительным знатоком быта страны и крайне остроумным писателем», как отмечал М. Горький.

Генри Фильдинг принадлежал к числу наиболее замечательных людей того знаменательного исторического периода, простирающегося от конца английской революции XVII века до французской революции 1789 года, который принято называть эпохой Просвещения. В своей работе «От какого наследства мы отказываемся» В. И. Ленин говорит о трех чертах, характерных как для русских, так и для западноевропейских просветителей. Просветители были одушевлены «горячей враждой к крепостному праву и всем его порождениям в экономической, социальной и юридической области. Это первая характерная черта «просветителя». Вторая характерная черта... — горячая защита просвещения, самоуправления, свободы... Наконец, третья характерная черта «просветителя» это — отстаивание интересов народных масс, главным образом крестьян (которые еще не были вполне освобождены или только освобождались в эпоху просветителей), искренняя вера в то, что отмена крепостного права и его остатков принесет с собой общее благосостояние, и искреннее желание содействовать этому»[1]. Просветители разных стран, ведя борьбу с феодализмом и его пережитками в различных сферах жизни, мысли и культуры, «...совершенно искренно верили в общее благоденствие и искренно желали его, искренно не видели (отчасти не могли еще видеть) противоречий в том строе, который вырастал из крепостного»[2]. Они стремились поставить на службу народу все области знания и творчества. Веря в вечное совершенствование человечества, они проповедовали наступление «царства разума», построенного на священных принципах свободы, равенства и братства.

Основные идеологические тенденции были общими у просветителей разных стран. Все они более или менее решительно боролись с пережитками крепостничества, критиковали монархическое самовластие и религиозный фанатизм, вели борьбу за политическое и социальное освобождение народных масс, за приобщение их к культуре. Все просветители пропагандировали новые идеи в максимально доступной народу форме. Философия, наука, литература, театр носили у просветителей откровенно воспитательный, тенденциозный характер.

Однако острота нападок просветителей на феодальный порядок и уровень их демократизма были глубоко различны в отдельных странах Европы. В основном это определялось степенью экономического развития и политической зрелости буржуазии этих стран, связью буржуазии с движением народных масс и ее подготовленностью к революционным действиям. Соответственно этому, в различных странах совершенно по-разному протекала литературная и театральная жизнь.

Особенно боевой характер имело просветительское движение во Франции, где оно идеологически подготовляло первую французскую буржуазную революцию, явившуюся великим рубежом в мировой истории. Ф. Энгельс писал в «Анти-Дюринге»: «Великие люди, которые во Франции просвещали головы для приближавшейся революции, сами выступали крайне революционно»[3]. Защита интересов угнетенного народа придавала огромную силу борьбе французских просветителей с феодализмом и абсолютизмом. Их основной задачей являлось стремление выковывать идеологическое оружие для грядущих революционных боев.

Иной характер имело просветительское движение в Англии, где оно не предшествовало буржуазной революции, а следовало за ней. Буржуазная революция произошла в Англии уже в середине XVII века. Начатая буржуазией, она победила благодаря активному участию в ней крестьянства и городских плебейских масс. Английская буржуазия была обязана пожатыми ею плодами победы революционной энергии народа, точно так же, как это имело место полтораста лет спустя во Франции. «За этим избытком революционной деятельности последовала неизбежная реакция, которая в свою очередь тоже зашла дальше своей цели»[4], — писал Энгельс. Эта реакция достигла высшей точки в период реставрации династии Стюартов, господству которых положила конец верхушечная буржуазная революция 1689 года, именуемая либеральными историками «славной революцией», тогда как на самом деле она была, по выражению Энгельса, «...сравнительно незначительным событием... компромиссом между подымающейся буржуазией и бывшими феодальными землевладельцами»[5]. В результате этого компромисса политическая власть осталась в руках аристократии, но буржуазия обеспечила себе экономическое господство. «С этого времени буржуазия стала скромной, но признанной частью господствующих классов Англии. Вместе с ними она была заинтересована в подавлении огромных трудящихся масс народа»[6]. Она перешла теперь на консервативные позиции, потому что начала испытывать страх перед новой революцией, в которой трудящиеся могли бы уже выступить против своих хозяев.

Приведенные факты вполне объясняют характерный для Англии XVIII века политический застой, особенно заметный по сравнению с революционными бурями предшествующего столетия. Они объясняют также сравнительную умеренность большинства английских просветителей, их страх перед революцией, их склонность к компромиссам, к прославлению буржуазной практики, готовность части просветителей вступить в контакт с пуританами, переняв присущее пуританам лицемерие.

Говоря об английском просветительстве, следует иметь в виду, что более или менее последовательные материалисты (например, Джон Толанд, Джозеф Пристли, Вильям Годвин) являлись в Англии исключением, становились объектом гонений и насмешек. Большинство английских просветителей придерживалось не материализма, а деизма — учения, признающего существование бога в качестве безличной первопричины мира, который во всем остальном предоставлен действию законов природы. В условиях господства церковного мировоззрения деизм зачастую являлся скрытой формой атеизма, удобным и легким способом отделаться от религии. Понятно широкое распространение деизма в Англии, этой классической стране политических и философских компромиссов. Наиболее известными английскими деистами были Болингброк, Шефтсбери, Коллинс. Их идеи оказали значительное влияние на писателей Просвещения. Впрочем, последние на словах часто открещивались даже от деизма, признавая его «безбожным» учением; так поступил, например, поэт-просветитель Александр Поп, хотя его «Опыт о человеке» насквозь проникнут деистическими идеями. Еще более непримиримы к деизму были представители чисто буржуазного крыла просветителей — Стиль, Аддисон, Ричардсон, придерживавшиеся пуританско-религиозного образа мыслей.

Приверженность религии и религиозной морали, которая издавна (еще с конца XVI века) облекалась в Англии в своеобразную оболочку пуританизма, составляла одну из наиболее характерных особенностей мировоззрения английской буржуазии XVIII века, решительно отличавшей ее от французской буржуазии XVIII века, последовательной в своей иррелигиозности. Пуританизм определил в сороковых годах XVII века идеологию первой английский революции. Он мобилизовал вокруг буржуазии широчайшие народные массы и помог ей одержать победу над королем и лордами. После того как буржуазия пришла к власти, она сохранила верность религии и пуританизму, который, однако, изменил свой прежний характер и из учения буржуазно-революционного превратился в учение буржуазно-охранительное, реакционное, имевшее задачу при помощи религии затемнять народное сознание и закреплять подчинение трудящихся работодателям, буржуа.

Пуританизм XVIII века характеризуется сочетанием политической консервативности с религиозным ханжеством, тартюфством. Последнее получает в Англии такое широчайшее распространение, что Белинский с полным основанием именует Англию «страной всеобщего тартюфства».

Не удивительно поэтому, что именно вопрос об отношении к пуританизму оказался в какой-то момент центральным в идеологической борьбе среди просветителей. По этому вопросу и произошло размежевание английских просветителей на два направления. Писатели, критически настроенные по отношению к буржуазии и ее пуританскому мировоззрению, — Свифт, Гей, Фильдинг, Смоллет, — образуют критическое, антипуританское течение внутри английского просветительства, резко отличавшееся от апологетического, буржуазно-пуританского течения, представителями которого были Дефо, Стиль, Аддисон, Ричардсон и Лилло.

Существенным различием между двумя отмеченными течениями английского просветительства являлось то, что представители второго течения стремились перевоспитать, «просветить» людей путем морально-религиозной проповеди и совсем не ставили вопроса о недостатках общественно-политического строя Англии, установленного после «славной революций» и казавшегося им совершенным: Представители первого течения стремились воспитать людей при помощи критики социально-политических недостатков современного общества, которое казалось им весьма далеким от совершенства; критикуя буржуазно-дворянское английское общество, они исходили из интересов народа, испытывавшего жесточайший гнет не только при феодальных, но и при буржуазных общественных отношениях.

Однако при всей прогрессивности установок критического течения просветительства мировоззрение писателей этой группы было лишено революционности; изменения существующих общественных условий они хотели достигнуть посредством такой же моральной проповеди, к какой прибегали и Представители второго течения. Это сближало подчас просветителей критического, антипуританского течения с просветителями буржуазно-пуританского, апологетического течения или же вносило в их творчество нереальные, утопические черты. И ту и другую тенденцию мы найдем также и в творчестве Фильдинга.

Основоположником критического направления в просветительстве в первой половине XVIII века был великий английский сатирик Джонатан Свифт (1667-1745), бессмертный автор «Сказки о бочке» (1704), «Путешествий Лемюэля Гулливера» (1726) и серии острых политических памфлетов. Характерной особенностью идейных установок Свифта являлось сочетание ненависти к пережиткам феодализма и огромной прозорливости в оценке новых буржуазных общественных отношений, которые казались ему враждебными человеческой природе. Свифт первый из всех европейских просветителей положил начало критике буржуазного «прогресса», он первый раскрывал отвратительные стороны буржуазного общества и государства, в котором царит собственнический дух, всеобщая купля и продажа, наглая погоня за наживой, прикрытая лицемерной пуританской моралью. Питательной почвой для таких широких антибуржуазных настроений, наслаивающихся на антифеодальные, являлся подъем народно-освободительного движения на родине Свифта, в Ирландии, откуда распространялась в Англию волна народного гнева, беспрестанно растущего и углубляющегося недовольства обездоленных народных масс.

Другие представители критического направления, опиравшиеся на исторический опыт собственно Англии, тоже начинали понимать, что государственный и общественный строй, созданный в результате «славной революции», не отвечает интересам народа. Особенно отчетливо выявилась мнимость английской буржуазной демократии и вся ограниченность парламентаризма в период политического господства в Англии партии вигов, продолжавшегося около полувека (1714-1760).

В партии вигов сильны были торгово-промышленные элементы, заинтересованные в росте морской торговли и захвате колоний. По этому вопросу внутри партии вигов произошел раскол: старым вигам, во главе которых стоял премьер-министр Роберт Уолпол, противостояли новые, или молодые виги, иначе называемые «патриотами», возглавляемые Питтом-старшим, сторонником активной внешней политики. Молодые виги упрекали старых вигов в чрезмерном миролюбии, в недостаточной решительности внешней политики, шедшей вразрез с интересами английской буржуазии. в

При Ганноверской династии, вступившей на английский престол после смерти королевы Анны (1714), сильно возрастает значение английского парламента. Однако это был парламент, избранный по крайне устарелой системе, которая характеризовалась неравенством в распределении голосов, лишением избирательных прав буржуазии растущих промышленных городов (Манчестера, Бирмингема и др.) и наличием избирательных прав у представителей так называемых «гнилых местечек», почти не имевших населения. Последнее обстоятельство содействовало развитию системы подкупа избирателей. При министерстве Уолпола коррупция стала главным жизненным нервом всего государственного управления и политической жизни страны. Если виги получали свои депутатские мандаты путем подкупа избирателей, то правительство в свою очередь подкупало членов парламента, раздавая им пенсии и выгодные должности, делая их участниками в прибылях торговых компаний. Это была разветвленная система подкупов и взяток, которой Уолпол опутал всю страну

Против Уолпола выступали политические деятели и писатели разных группировок. Уолпола обличали и с позиций аристократической партии ториев, и с позиций фракции молодых вигов, и с позиций беспартийных литераторов, державшихся просветительских взглядов.

Из среды последних и выросла группа писателей, создавших просветительский политический памфлет, комедию, роман. В творчестве этих писателей критика деятельности Роберта Уолпола начала перерастать в критику различных сторон политической и гражданской жизни современного им буржуазно-аристократического общества. Особенно важное значение имела деятельность талантливого драматурга Джона Гея, который под непосредственным воздействием Свифта создал в английском театре XVIII века пародийно сатирический жанр, смело бичевавший пороки современного общества. В качестве последователя этого направления в драматургии и завоевал первоначально свою известность Генри Фильдинг.

2

Генри Фильдинг родился в обедневшей аристократической семье. Он был старшим сыном Эдмунда Фильдинга, офицера, дослужившегося до генеральского чина. Кроме него, у его отца было еще одиннадцать детей. Материальное положение семьи Генри Фильдинга было стесненным. Отец рано оставил его без средств, обзаведясь после смерти первой жены новой семьей. Тем не менее будущему писателю удалось получить хорошее образование. Сначала он учился у священника соседней деревни. В 1718 году он поступил в Итонский колледж — привилегированное учебное заведение, где на одной скамье с ним сидели будущие руководители фракции молодых вигов — Питт-старший и Джордж Литтльтон, навсегда оставшиеся его друзьями и покровителями. Итонский колледж дал Фильдингу хорошее знание древних и новых языков.

В 1727 году, после окончания Итонского колледжа, Фильдинг появился в Лондоне почти без всяких средств к существованию. Несмотря на свое аристократическое происхождение, он превратился в настоящего «разночинца». Ему пришлось подумать о заработке, и он избрал себе профессию писателя.

В январе 1728 года вышло первое произведение Фильдинга — поэма «Маскарад». Фильдинг издевался в ней над пустотой и праздностью английской аристократии, над ее излюбленным увеселением — маскарадами, над придворным шаркуном, швейцарским авантюристом — «графом» Гейдеггером. Поскольку Гейдеггеру покровительствовал король Георг II, Фильдинг скрыл свое авторство под именем свифтовского героя Гулливера, «поэта-лауреата короля Лилипутии». Так, Фильдинг в первом же своем произведении как бы объявляет себя последователем Свифта и заимствует некоторые краски у знаменитого сатирика; впрочем, в выборе основного объекта своего нападения Фильдинг был самостоятелен. Мотив маскарада не раз появляется и в более поздних его произведениях («Том Джонс», 1749; «Амалия», 1751).

В том же 1728 году Фильдинг ставит в театре Дрюри-Лейн свою первую комедию — «Любовь в различных масках». Молодость и неопытность автора еще очень сильно чувствуются в этой пьесе. Она перегружена действующими лицами, интрига чрезмерно сложна и запутанна. Немало в ней прямых заимствований из Мольера и Конгрива. Однако мысль, лежащая в основе комедии, ставит ее в один ряд с будущими, более зрелыми произведениями Фильдинга-драматурга. Пьеса посвящена разоблачению притворства в любви ради наживы. В ней утверждается мысль, что подлинное чувство несовместимо с корыстью.

Через месяц после постановки первой пьесы Фильдинг отправился в Голландию, в Лейден, славившийся своим старинным университетом, в котором некогда преподавали Гроций и Декарт. Фильдинг учился здесь на филологическом факультете и расширил свои познания в античной литературе, приобретенные в колледже. Скудость средств не дала ему, однако, возможности закончить курс. Менее чем через два года он был уже снова в Лондоне. Здесь, в маленьком театре Гудменс-фильдс он поставил свою вторую комедию нравов — «Щеголь из Темпля» (1730).

Вторая комедия Фильдинга свидетельствует о значительном росте его литературного и театрального мастерства. Главным героем пьесы является молодой Уайльдинг, посланный богатым отцом в Лондон для обучения юридическим наукам в Темпле. Но повеса Уайльдинг тратит деньги на светские увеселения, а отцу посылает длинные счета за книги, свечи и т. п. Щеголю Уайльдингу противопоставлен юноша другого типа — Педант, далекий от жизни философ, напичканный книжной премудростью. С точки зрения просветителя Фильдинга, оба этих молодых человека в равной степени уклоняются от его положительного идеала. Последнему должны соответствовать, по замыслу Фильдинга, добродетельные любовники Беллария и Веромил, перекочевавшие в его комедию из модного жанра сентиментальной комедии Сиббера и Стиля.

Наибольший интерес в этой комедии представляют, однако, ее отрицательные персонажи. Они весьма разнообразны и колоритны. Здесь на первом месте стоит сэр Эварайс Педант, признающий одну науку — «уменье добывать деньги» и трепещущий от слова «философ», которое сразу наводит его на мысль о бедности. «Кому нужна наука в наш век, когда из тех немногих, кто владеет ею, большая часть умирает от голода!» — восклицает он. Близок к сэру Эварайсу и сэр Гарри Уайльдинг, богатый помещик, которому деньги заменяют все высокие чувства и принципы. Таковы старики и молодежь, мужчины и женщины в высшем английском обществе, для которого деньги уже давно стали силой всех сил.

К тому же жанру комедии нравов относится и ряд других комедий Фильдинга: «Политик из кофейни, или Судья в ловушке» (1730), «Старые развратники» (1732), «Дамский угодник» (1734), «Свадьба» (1742). Все они в жанровом отношении несколько напоминают комедии периода Реставрации и созданные под их влиянием произведения конца XVII и первых лет XVIII века — комедии Конгрива, Фаркера, Ванбру. Однако в этих комедиях Фильдинга нет того цинизма, той откровенной грубости и скабрезности, которая была характерна для комедий периода Реставрации, особенно для главного представителя этого жанра, Вильяма Уичерли. Если в комедиях нравов Фильдинга и встречаются иногда отдельные элементы комедийного стиля Реставрации, то они используются в целях критики развращенности верхушки английского буржуазно-аристократического общества.

В настоящем издании напечатана лучшая комедия этого жанра: «Политик из кофейни, или Судья в ловушке». Из всех перечисленных пьес она содержит наиболее значительные элементы социальной сатиры. В стихотворном прологе к пьесе Фильдинг вспоминает традицию великого древнегреческого сатирика Аристофана. Он заявляет о том, что намерен разоблачать негодяев, которые держат в своих руках меч юстиции, разоблачать порок, облеченный властью, ибо «уважение к власти обязательно лишь тогда, когда она заботится о благе народа».

В центре комедии стоит сатирический образ судьи Скуизема (дословно: вымогателя), мошенника, взяточника и труса. Он беспощаден к бедным и снисходителен к богатым. Его житейская мудрость ярко выражена в следующих афоризмах: «Если вы не богач и у вас нет золота, чтобы платить за свои прегрешения, вам придется расплачиваться за них, как бедняку, страданиями». «Те, которые издают законы, и те, которые осуществляют их, могут им не подчиняться». «Закон — это дорожная застава, где пешим нет прохода, а каретам — сделайте милость, пожалуйста». Образ Скуизема дает Фильдингу возможность глубоко раскрыть классовый характер английского суда.

Но как ни важна сатира на английский суд, не она одна составляет содержание образа Скуизема. Этот неправедный судья является живым воплощением лицемерия и ханжества, присущего всему английскому буржуазному обществу, облаченному в пуританские одежды.

Характерной фигурой в комедии является констебль Стафф (дословно: жезл). Его функция — наблюдение за нравственностью, его привилегии — именем закона приводить клиентов к себе в дом, который является местом предварительного заключения, и наживаться на них. Стафф мечтдет о том, чтобы на свете было побольше преступников, — вот когда он разбогатеет по-настоящему!

У Скуизема и Стаффа всегда наготове целый набор лжесвидетелей и присяжных, которые время от времени обновляются, потому что старый состав попадает на виселицу.

К числу отрицательных персонажей пьесы принадлежит и Политик, богатый и невежественный купец, помешанный на чтении газет и рассуждениях на политические темы. Купец ломает голову над вопросами международной политики, а в это время у него сбегает дочь. Фигура купца, забросившего дела вследствие увлечения политикой, часто встречалась в английской литературе и до Фильдинга. Но Фильдинг высмеивает Политика не столько за то, что он забросил торговлю, сколько за то, что он занят мнимой опасностью, грозящей Англии от вторжения турок, и не видит реальной опасности, которую представляют для Англии всякие скуиземы. Увлечение политикой заглушило в нем родительские чувства. В дочери он видит только наследницу. От Скуизема Политик отличается тем, что он не лицемер и не демагог, — он всего-навсего болтун, фразер, у которого слова противоречат поступкам.

Комедия Фильдинга недаром имеет два названия — по двум героям. Скуизем и Политик — это два аспекта английской буржуазии, две разновидности ее бездушия, эгоизма, подлости. Два героя определяют своеобразное построение комедии, имеющей два сюжетных центра и две линии развития действия, соприкасающиеся только в конце пьесы. Основные персонажи пьесы связаны родственными отношениями, которые полностью выясняются только в последней сцене.

Наряду с отрицательными персонажами в комедии есть и положительные: это героиня пьесы Хиларет и окружающие ее молодые люди — Констант («постоянный»), Рембл («грохот») и Сотмор («горький пьяница»). Все они любят жизнь и борются за свои права. Но все они живут в жестоком мире, где любовь и постоянство подвергаются самым суровым испытаниям. Не случайно двое из названных положительных персонажей — пьяницы, гуляки, забулдыги. Из них самый независимый и самый неустроенный в жизни — женоненавистник Сотмор. Капитан Рембл — это как бы первый набросок Тома Джонса, неистощимо жизнерадостный, жизнелюбивый и «влюбчивый молодой человек с добрым сердцем. Главное отличие его от любимого героя Фильдинга Тома Джонса — то, что у него нет своей Софии, своего идеала в жизни. Во всяком случае Рембл и Сотмор — это образец тех людей, которых особенно любит Фильдинг и которых он противопоставляет жадным и лицемерным буржуа.

Капитан Констант — наиболее добродетельный персонаж пьесы, но зато и наиболее бесцветный, ибо он лишен активности, действенности. Гораздо интереснее героиня, Хиларет. Это живая, разбитная девушка; она мягка, женственна и в то же время за словом в карман не лезет. Как живое отрицание «голубых» героинь английских сентиментальных комедий, она кое в чем подготовляет образ Софии Вестерн, возлюбленной Тома Джонса.

К положительным персонажам пьесы принадлежит и добродетельный судья Уорти («достойный человек»). Но в этом образе слишком уж чувствуется нарочитый замысел Фильдинга противопоставить положительный тип судьи отрицательному, дабы у читателя и зрителя не создалось впечатления, что автор выступает против государственной системы в целом, а не против отдельных недостойных ее представителей. Однако все прописные истины, изрекаемые Уорти, не могут загладить впечатления от убийственного разоблачения судейского мира ч^рез образ Скуизема. Здесь, как и во всех других случаях, реализм Фильдинга оказывается сильнее его буржуазной лойяльности и добропорядочности.

Параллельно комедии нравов Фильдинг начинает с 1730 года разрабатывать жанр фарса, стяжавший ему огромную популярность Значение его в драматургии Фильдинга определялось тем, что этот жанр создал благоприятную почву для развития элементов пародии и сатиры, к которым Фильдинг обнаруживал особое пристрастие и способности. Разрабатывая жанр фарса, Фильдинг близко подошел к установкам Свифта и Гея.

Первым опытом Фильдинга в жанре фарса был «Авторский фарс, или Лондонские развлечения» (1730). Здесь изображались злоключения некоего молодого драматурга Лаклеса, отвергаемого руководителями театров только потому, что он неизвестен и беден. Лаклес решает, что лучше прокормиться глупостью, чем умереть с голоду от великого ума; он сочиняет нелепейшее кукольное представление, которое охотно принимается театром. Во второй части пьесы Фильдинг показывает репетицию кукольного представления. Он зло высмеивает развлечения, которые имеют наибольший успех у публики. По примеру «Лягушек» Аристофана, он переносит действие в загробный мир, и там перед троном богини Глупости синьор Опера, дон Трагедия, сэр Фарс и мистер Пантомима соревнуются в стремлении покорить сердце богини и получить от нее дурацкий колпак. Колпак этот достается синьору Опере, представителю самого нелепого жанра, по мнению Фильдинга. Пьеса эта произвела большое впечатление на лондонского зрителя, дружно хохотавшего над насмешками Фильдинга.

В следующем фарсе Фильдинг выступил против увлечения английской публики жанром классицистской героической трагедии. Будучи поклонником Шекспира, Фильдинг решил осмеять этот ходульный, напыщенный, эпигонский жанр в остроумной пародийной пьесе «Трагедия трагедий, или Жизнь и смерть Великого Тома Тама» (1730). В пьесе изображается история Тома Тама («мальчика с пальчик»), побивающего великана, покоряющего сердца великанши Глюмдальки и придворных дам, спасающего короля Артура от заговора лорда Гризла и трагически погибающего во время возвращения во дворец после победы над мятежниками: этого храброго витязя на глазах у всех войск проглатывает рыжая корова. В конце «Трагедии трагедий» все действующие лица убивают друг друга.

Подражая стилю ученых критиков и комментаторов, Фильдинг в предисловии сообщает, что пьеса эта — найденная им неизвестная трагедия елизаветинского периода, из которой все новейшие авторы заимствовали отдельные выражения, мысли и даже целые сцены. И действительно, две трети всего текста этой пьесы представляет собой монтаж наиболее нелепых строк из произведений английских драматургов-классицистов от Драйдена до Томпсона. Но значение «Трагедии трагедий» не исчерпывается литературной пародией. Фильдинг пользуется ею для злободневных политических выпадов и, в частности, для насмешек над английской двупартийной системой.

Ряд последующих пьес Фильдинга написан в жанре так называемой «балладной оперы» — комедии со вставными музыкально-вокальными номерами и значительными элементами фарса и пародии. Этот специфический комедийный жанр XVIII века создал Джон Гей, автор широко известной «Оперы нищего» (1728). После Гея крупнейшим представителем этого жанра являлся Фильдинг.

Первой из балладных опер Фильдинга была «Валлийская опера, или У жены под башмаком» (1731), позже переименованная в «Оперу Грабстрита». За ней последовали «Лотерея» (1731), «Горничная интриганка» (1733), «Старик, наученный мудрости» (1734) и продолжение этой комедии — «Мисс Люси в городе» (1742).

Из всех названных опытов Фильдинга в жанре «балладной оперы» наибольшее значение имеет «Опера Граб-стрита». Это была первая политическая комедия Фильдинга, направленная против Роберта Уолпола и его системы управления. Он написал ее, придерживаясь приемов построения «Оперы нищего». Даже вступление к «Опере Граб-стрита», в форме разговора автора с актером, явно навеяно аналогично построенным вступлением к «Опере нищего». Намеки на нравы Граб-стрита, этой улицы литературных поденщиков, имели одновременно и политический смысл. Так, сцена ссоры слуг, в которой каждый обвиняет другого во лжи, тогда как врут все, отождествляется с борьбой двух правящих страной партий. Такой прием политических аналогий распространяется на все содержание «Оперы Граб-стрита».

Пьеса, которая на первый взгляд могла показаться просто комедией провинциальных нравов, в действительности имела отчетливый политический подтекст. Он был сразу уловлен зрителем. В старом джентльмене из Уэльса все узнали короля Георга II, говорившего на английском языке с немецким акцентом; в образе его экономной и богомольной супруги узнали королеву Каролину, а в вороватом Робине — премьер-министра Роберта Уолпола. Все детали сюжета комедии заключали намеки на события английской придворной жизни. Так, у короля Георга II и у королевы Каролины действительно были опасения по поводу женитьбы их сына. Королева и в самом деле больше своего супруга занималась политическими вопросами и увлекалась теологией. Драка дворецкого Робина с кучером Вильямом намекала на поединок Уолпола с лордом Герви, а любовная связь Робина и Свитиссы — на интрижку Уолпола с мисс Скаррет.

Реалисту Фильдингу, однако, не хотелось превращать свою пьесу в плоскую политическую аллегорию. Он вводит в нее много бытовых, реалистических деталей. В некоторых местах пьесы преобладает именно бытописательный элемент, в «других — памфлетно-аллегорический.

Работая над своими фарсами, Фильдинг не переставал мечтать о создании настоящей большой комедии. Переход на работу в театр Дрюри-Лейн облегчил, ему выполнение этой задачи. Он поставил серьезную комедию «Современный супруг» (1731) — единственный образец этого жанра в его драматургическом наследии.

Комедия «Современный супруг» разоблачает буржуазный брак. Фильдинг показывает мужа, ведущего блестящую светскую жизнь на деньги, которые его жена получает от своих любовников. Ему нужна крупная сумма для покрытия карточного долга, и он цинично предлагает жене дать ему возможность застигнуть ее с любовником, чтобы сорвать с него большой куш. Когда же жена заявляет, что опасается за свою репутацию, он доказывает ей, что у нее будет достаточно денег, чтобы позолотить эту репутацию. Так Фильдинг показывает, какие уродливые формы брак принимает в буржуазно-аристократическом обществе, как разлагается семья под влиянием денежных отношений. В пьесе с огромной силой раскрыта власть денег, которая губит людей, лишает их человеческого облика, распространяется на семью, общество, на оценку человеческого ума, знаний, талантов. «Не заключено ли больше очарования в звоне тысячи гиней, чем в пустом звуке тысячи похвал», — так определяет циничную мораль этого общества мистер Модерн, наиболее типичный из буржуазных персонажей пьесы.

Резкость пьесы вполне объясняет возмущение зрителей, которые узнавали себя в ее персонажах. Между тем Фильдингу удалось в ней добиться несомненных достижений в области реалистической драмы, дать глубокое изображение характеров, показать внутренние причины человеческих поступков, развитие страстей, сложность характеров героев.

Разоблачение буржуазного брака Фильдинг продолжает в пьесах, появившихся непосредственно после «Современного супруга»: «Ковент-гарденская трагедия» (1732), «Совратители, или Пойманный иезуит» (1732), «Мнимый врач, или Излечение немой леди» (1732) и «Скупой» (1733); три последние близки к пьесам Мольера «Тартюф», «Лекарь поневоле» и «Скупой».

В пьесе «Совратители, или Пойманный иезуит» Фильдинг обратился к теме тартюфства, злободневной для Англии XVIII века. И хотя драматург придал своей сатире антипапистскую тенденцию, напоминавшую о временах якобитской реакции в Англии, однако основной удар в его пьесе был направлен против религии вообще, препятствующей естественным проявлениям человеческой природы и несоответствующей здравому смыслу. Критика религии переплетается у Фильдинга с критикой политической и социальной. Фильдинг обличает религию за то, что она прикрывает присущее английскому буржуа отвратительное себялюбие и жадность. Ударяя по католическому лицемерию, он метит прежде всего в пуританское лицемерие, которое является излюбленной мишенью нападок Фильдинга. Он подчеркивает, что все беззакония, которые совершаются под прикрытием религии, творятся также под защитой государственной власти и ее органов. «Святое Колесо, святая Тюрьма, святая Виселица и святая Палка — вот святые, которые защищают вас», — говорит отец героя пьесы, старый Ларун.

В комедии «Скупой» Фильдинг, следуя своему принципу творческого отношения к мольеровскому наследию, показывает историю Гарпагона и его семьи, как она развернулась бы в Англии XVIII века. Совершенно отброшен финал мольеровской комедии — появление Ансельма и сиены узнавания. Вместо этого Марианна, которая очень мало похожа на свою тезку у Мольера, отталкивает от себя богача Лавголда (Гарпагона) тем, что скупает на огромную сумму драгоценности, посуду и шикарные платья. Испуганный Лавголд спасается от грозящего ему разорения выплатой Марианне «неустойки» в восемь тысяч фунтов. Фильдинг отступил в этой пьесе от мольеровского метода односторонней обрисовки характеров и от классицистского правила «трех единств».

Комедии Фильдинга, написанные под влиянием Мольера, сыграли немаловажную роль в творческом развитии великого английского писателя. Гуманистический оптимизм Мольера нашел благодарную почву в просветительском сознании Фильдинга.

3

Сатирическая драматургия Фильдинга достигает вершины в трех политических комедиях, написанных в течение трех последних лет его драматургической деятельности. Это были: «Дон Кихот в Англии» (1734), «Пасквин, драматическая сатира на современность» (1736) и «Исторический календарь за 1736 год» (1737). Эти три сатирических шедевра Фильдинга безусловно подготовлены его предшествующими опытами в жанрах пародия («Авторский фарс, или Лондонские развлечения», «Трагедия трагедий», «Ковент-гарденская трагедия») и сатиры («Опера Граб-стрита»). Однако они отличаются от всех перечисленных пьес значительно большей социально-политической глубиной и критичностью

Появление всех названных пьес находится в прямой связи с обострением политической борьбы в Англии после 1733 года. В этом году премьер-министр Р. Уолпол весьма активизировал свою хищническую финансовую политику. Предложенный им на рассмотрение парламента «закон об акцизе» предусматривал значительный рост налогов, падавших на широкие слои населения. Это вызвало массовые протесты. Во многих городах жители громили акцизные конторы. Королева Каролина толкала Уолпола на применение вооруженной силы, но Уолпол счел более благоразумным взять этот законопроект обратно. Однако от своей финансовой политики он не отказался и продолжал в течение последующих лет вводить новые налоги на отдельные товары и предметы потребления.

Широкое недовольство политикой Уолпола. выражавшего интересы верхушки финансистов и крупных землевладельцев, привело к образованию в 1730-х годах так называемой «сельской партии» (country party), представлявшей собой довольно пестрый в политическом отношении антиправительственный блок. В него входили и представители партии землевладельцев-ториев во главе с Болингброком и Маром и представители новых вигов («патриотов») во глазе с Честерфильдом, Питтом и Литтльтоном. «Сельская партия» противопоставляла себя «придворной партии» (court party), как иронически именовали в это время фракцию старых вигов, стоявшую у власти и являвшуюся правительственной партией.

Победив «придворную партию» в феврале 1742 года, «сельская партия» довольно быстро распалась, потому что представляла собой беспринципный блок. Любопытно, что министерство Уильмингтона, пришедшее на смену министерству Уолпола, стало пользоваться тем же методом парламентской и непарламентской коррупции, против которого так горячо протестовала «сельская партия», пока она находилась в оппозиции. Но в годы борьбы «сельской партии» с «придворной» она так резко воевала против беспринципности и продажности Уолпола и его единомышленников, что эта борьба принесла ей широкую популярность в стране.

В борьбу против Уолпола включился и Г. Фильдинг. Однако его близость к «сельской партии» в этот период объясняется лишь тем, что она выражала недовольство самых широких слоев населения политикой правительства. Групповые же, фракционные интересы «сельской партии» ему всегда были чужды. Несмотря на личную дружбу с Питтом и Литтльтоном, Фильдинг умел сохранить самостоятельную позицию внутри этой группировки и отстаивал подлинные интересы народа от посягательств со стороны любых представителей господствующих классов.

Никогда на английской сцене, ни до, ни после Фильдинга, не высмеивался так зло, язвительно, беспощадно весь общественно-политический строй, вся правительственная система Англии, как в трех последних пьесах Фильдинга. По своей остроте и проницательности они могут быть поставлены в один ряд с памфлетами и романами Свифта. Сатирические шедевры Фильдинга проникнуты огромным пафосом гражданского негодования, в котором просветительская мысль Англии достигает своей высшей точки.

Первую из названных пьес, «Дон Кихот в Англии», Фильдинг начал писать еще в свои студенческие годы в Лейдене. Однако он сильно развил ее в Лондоне, внеся в нее элемент политической сатиры, причем избрал объектом обличения коррупцию, царившую в Англии во время выборов в парламент. Этот вопрос был чрезвычайно актуален в 1734 году, когда все английские газеты были переполнены сообщениями о подкупах избирателей, подтасовке голосов, о всякого рода злоупотреблениях, которыми сопровождались выборы в парламент.

Фильдинг делает героем своей пьесы знаменитого рыцаря-мечтателя, последнего гуманиста Возрождения — Дон Кихота Ламанчского, образ которого всегда очень интересовал его и прошел через всю его творческую жизнь, особенно полно отразившись в его больших романах. В данном случае образ Дон Кихота был нужен Фильдингу как своеобразный рупор, с помощью которого можно подвергнуть критике мнимую «свободу», царящую в Англии.

Устами Дон Кихота Фильдинг выражает возмущение тем общественным строем, при котором «богатства и власть стекаются в руки одного ценою гибели тысяч». Он говорит о несправедливости английского законодательства: «Коли бедняк украдет у дворянина пять шиллингов — в тюрьму его! Знатный же безнаказанно может ограбить тысячу бедняков — и останется в собственном доме». Дон Кихот противопоставляет несправедливому строю Англии «естественный» порядок природы, при котором все люди должны трудиться, а «сквайры должны были бы засевать поля, а не вытаптывать их копытами своих лошадей».

В этой комедии ярко выявились особенности дарования Фильдинга. Для его художественной манеры характерно сочетание гротесковых сцен и положений с глубокой реалистической обрисовкой характеров. При этом автор проявляет необычайное чувство меры: самые причудливые ситуации оказываются у него естественными и жизненно оправданными.

Фильдинг посвятил своего «Дон Кихота в Англии» графу Честерфильду, одному из вождей «сельской партии», откровенно предлагая свое перо к услугам оппозиции. Однако в 1734 году предложение это было еще несколько преждевременным. Иначе обстояло дело в 1736 году, когда необычайно усилились разногласия в парламенте, а общее недовольство политикой Уолпола настолько возросло, что уже стало невозможно обходить назревшие вопросы. Но так как театры Дрюри-Лейн и Ковент-Гарден, находившиеся под правительственным контролем, боялись ставить политические пьесы, то Фильдинг решил организовать собственный театр, в котором он не будет ни от кого зависеть в выборе репертуара. Он снял маленький театр Хеймаркет, в котором работала группа молодых актеров из театра Дрюри-Лейн. Фильдинг реорганизовал эту группу и дал ей шуточное наименование: «Труппа комедиантов Великого Могола». Именно эта труппа и сыграла в марте 1736 года новую сатирическую комедию — «Пасквин».

Сатирическая линия «Пасквина» продолжает линию «Дон Кихота в Англии», но она значительно разрастается и становится основной темой пьесы. Если в «Дон Кихоте» осмеивались предвыборные махинации избирателей и кандидатов в депутаты, то в «Пасквине» сатира на предвыборные кампании с обязательным подкупом связывается с разоблачением правительства Уолпола и заведенной им системы коррупции. Кроме того, Фильдинг высмеивает в этой пьесе театральные нравы, законы, медицину. Но насмешки над всеми этими сторонами современной жизни выступают на фоне политической сатиры.

С точки зрения структуры «Пасквин» примыкает к специфическому английскому театральному жанру «репетиции», восходящему к комедии герцога Букингема «Репетиция» (1671). В этой пьесе, пародировавшей жанр героической трагедии Драйдена, изображалась репетиция на сцене театра одной из пьес этого жанра. Как известно, прототипом «Репетиции» был «Версальский экспромт» Мольера (1663). Обращение Фильдинга к жанру «репетиции» объясняется тем, что эта форма давала возможность широко откликаться на явления современной жизни. Она показалась Фильдингу более удобной для выполнения его пародийно-сатирических замыслов, чем жанр балладной оперы, использованный им многократно, в том числе в «Дон Кихоте в Англии».

Своеобразие «Пасквина» заключалось в том, что в одном спектакле показывались репетиции пьес разных жанров — трагедии и комедии. Репетиция комедии «Выборы» переносит зрителя в провинциальный городок в период предвыборной компании. Фильдинг с одинаковой иронией изображает кандидатов как «придворной», так и «сельской партии». Обе они прибегают к взяткам, но только кандидаты «придворной партии» практикуют прямой подкуп избирателей, а кандидаты «сельской партии» прибегают к косвенным взяткам — например, к экстренным крупным заказам местным торговцам. «В вашей пьесе, мистер Трепуит, нет ничего, кроме взяток?» — спрашивает автора комедии поэт-трагик, присутствующий на репетиции. «Сэр, моя пьеса — точное воспроизведение действительности», — отвечает автор комедии.

После репетиции комедии начинается репетиция трагедии.

Трагедия эта представляет, с одной стороны, пародию на героическую трагедию, и в этом смысле она является как бы продолжением «Трагедии трагедий»; с другой стороны, ее аллегорическая форма дает возможность Фильдингу в наиболее философски-обобщенном виде высказать свое отношение ко многим сторонам современной действительности — к закону, религии, искусству. Современная законность, религия, искусство находятся, по мнению Фильдинга, в противоречии со здравым смыслом.

Но конечный вывод великого просветителя все же оптимистичен: можно на время убить здравый смысл, но в конце концов дух его восторжествует над невежеством.

Еще большую смелость приобрела сатира Фильдинга в следующей его сатирической комедии — «Исторический календарь за 1736 год». Эта пьеса представляет вершину социально-политической сатирической драматургии Фильдинга и всего английского Просвещения. Прибегая снова к приему «репетиции», Фильдинг показывает в ней в хронологическом порядке все достопримечательные события истекшего 1736 года. Пьеса состоит из пяти сцен: сцены политиков, сцены светских дам, сцены аукциона, сцены в театре и сцены «патриотов».

Сцена политиков непосредственно направлена против правительства Уолпола, но метит значительно дальше. На сцене сидят пять политиков, рассуждающих о положении в Европе. Вскоре выясняется, что все они ничего не смыслят в международных делах и что их интересует только нажива. Сцена намекала на недавно введенные Уолполом новые налоги, вызвавшие широкое недовольство в стране.

Сцена светских дам, наименее удачная в пьесе, высмеивает пустоту я легкомыслие лондонских дам и их увлечение итальянской оперой.

Особенно удачна сцена аукциона, выдержанная почти в гротесковых тонах. На аукцион выставляется «любопытный остаток политической честности», «три грана скромности», «бутылка храбрости», «чистая совесть» — «кардинальные добродетели», которых никто не хочет брать. Единственный предмет, который идет нарасхват, — это местечки при дворе.

Сцена в театре высмеивает актера и драматурга Колли Сиббера и его сына Теофиля Сиббера. В этой сцене есть много намеков на незначительные факты театральной жизни Лондона. Интерес в этой сцене представляет борьба Фильдинга за оздоровление театральных нравов в Англии.

Комедия завершается сценой «патриотов». Здесь выводятся четыре оборванных «патриота», которые за рюмкой вина горюют о трудном положении страны и клянутся в своей верности оппозиции. Фильдинг видел мелочность и корыстность своих политических единомышленников, именовавших себя «патриотами». Сатира на «патриотов» из «сельской партии» перерастает у него в сатиру на буржуазный лжепатриотизм вообще. Трудно более отчетливо, чем это сделал Фильдинг, подчеркнуть своекорыстную сущность буржуазного лжепатриотизма, который отождествляет интересы родины с интересами отдельных торговцев.

Особенно ядовит конец сцены «патриотов». На сцене появляется скрипач Квидам («некто»), который легко подкупает «патриотов» и заставляет их танцевать под звуки своей скрипки, пока из дырявых карманов оборванных «патриотов» не вываливаются обратно данные им Квидамом деньги; последние попадали, таким образом, обратно в мошну Квидама. Более прозрачного намека на финансовую политику Уолпола нельзя было себе представить. Эта забавная сцена имеет глубокий политический смысл: Фильдинг дает в ней ответ на вопрос о том, кто поддерживает Уолпола, — это торгаши, для которых существуют только интересы их лавки.

Успех «Исторического календаря» превзошел даже успех «Пасквина». Фильдинг стал популярнейшим английским драматургом. У него появились подражатели, чьи политические фарсы проникали даже в королевский театр Дрюри-Лейн. Драматург становился опасным для правящих кругов. Правительственная газета «Дейли газеттер» («Ежедневный газетчик») намекала, что Фильдинг может попасть в тюрьму за дискредитацию правительства и предупреждала заодно «джентльменов из оппозиции», что Фильдинг для них ненадежный союзник и что в случае их прихода к власти он может выступить и против них. Это предсказание впоследствии сбылось. Когда в 1742 году Уолпол получил отставку и к власти пришли «патриоты», они не внесли никаких существенных изменений в английскую политику. Коррупция, которой они в свое время столь возмущались, осталась в полной силе. Фильдинг, и раньше скептически относившийся к гражданским доблестям представителей оппозиции, выразил всю горечь своего разочарования в памфлете «Видение об оппозиции» (1742).

Еще раньше Фильдингу нанесло удар правительство Уолпола, которое добилось в 1737 году от парламента восстановления театральной цензуры. Была сфабрикована грубая, нехудожественная драматургическая фальшивка, озаглавленная «Видение золотого охвостья», которую приписали Фильдингу. Уолпол поставил на обсуждение в парламенте «акт о цензуре», который после горячих дебатов прошел через обе палаты незначительным большинством голосов. 21 июня 1737 года «акт о цензуре» был подписан королем. Согласно этому закону, театры могли отныне существовать, только имея специальную королевскую лицензию. Все пьесы должны были проходить предварительную цензуру лорда камергера. Драматургам отныне совершенно запрещалось касаться политических вопросов и выводить на сцене государственных деятелей.

Так английская буржуазия, через сорок два года после отмены предварительной цензуры и утверждения в Англии основных гражданских свобод, отказалась от этого завоевания «славной революции». В конституционной, парламентской стране театр был поставлен примерно в такое же положение, в каком он находился в абсолютистской Франции. В соответствии с «актом о цензуре» все лондонские театры были закрыты, кроме театров Дрюри-Лейн и Ковент-Гарден, которые снова стали монопольными.

Фильдинг понял, что всякое сопротивление этому закону будет бессмысленным. Он перестал писать для театра; три комедии, которые он не успел поставить до издания нового закона, попали на сцену лишь через много лет.

В 1898 году Бернард Шоу писал в предисловии к своему сборнику «Приятные и неприятные пьесы»: «В 1737 году Генри Фильдинг, величайший из всех профессиональных драматургов, появившихся на свет в Англии начиная со средних веков до XIX века, за единственным исключением Шекспира, посвятил свой гений задаче разоблачения и уничтожения парламентской коррупции, достигшей к тому времени своего апогея. Уолпол, будучи не в состоянии управлять страной без помощи коррупции, живо заткнул рот театру цензурой, остающейся в полной силе и поныне. Выгнанный из цеха Мольера и Аристофана, Фильдинг перешел в цех Сервантеса; и с тех пор английский роман стал гордостью литературы, тогда как английская драма стала ее позором».

Эти замечательные слова, которыми Бернард Шоу почтил память своего великого предшественника, разумеется заключают в себе известную долю преувеличения, вызванного той полемикой с мещанской драматургией Пинеро и его присных, которую он вел в те годы. Отдавая должное Фильдингу-драматургу, вряд ли следует забывать о Гольдсмите и Шеридане, его знаменитых преемниках. Но Шоу хотел подчеркнуть инициативную роль Фильдинга — как первого большого английского драматурга-просветителя, как создателя английской политической комедии, как достойного соратника и последователя Свифта в сатирическом жанре.

Нет ни малейшего сомнения, что при других общественно-политических условиях Фильдинг мог бы еще очень многим обогатить английскую драму, но и то, что им дано в его двадцати пяти комедиях, внесло в английский театр и в английскую литературу мощную пародийно-сатирическую струю, которая была широко использована мастерами политического гротеска XIX века — Байроном, Диккенсом, Теккереем и Шоу.

4

После закона о театральней цензуре Фильдинг прекратил драматургическую деятельность. Ему пришлось задуматься над переменой профессии и над поисками средств к существованию. Писатель вторично принялся за учение и сел на студенческую скамью в старинной юридической школе в Темпле, подготовляя себя к профессии адвоката. В 1740 году, после трехлетнего обучения, он был уже допущен к адвокатской практике.

Однако даже в годы своих самых усиленных занятий правом Фильдинг не оставлял мысли о литературе. Он перепробовал в конце тридцатых и в начале сороковых годов разнообразные виды литературной работы: писал дидактические поэмы в стиле Попа («Об истинном величии», «Свобода» и др.), нравоописательные очерки в стиле Аддисона, фантастические сатиры в манере Лукиана («Путешествие в загробный мир»). Все эти произведения были напечатаны Фильдингом вместе с сатирической повестью «История жизни покойного Джонатана Уайльда Великого» в «Смешанных сочинениях», выпущенных им в трех томах по подписке в 1743 году.

К тому же времени относится начало журналистской деятельности ФильДинга. В 1739-1741 годах он издавал журнал «Борец», («The Champion»), на страницах которого возобновил свою борьбу с правительством Уолпола.

Особенно оживилась журналистская деятельность Фильдинга в 1745 году, в разгар второго якобитского восстания, поднятого сторонниками «молодого претендента», принца Карла-Эдуарда Стюарта, внука низложенного в 1688 году Иакова II. Восстание это угрожало, в случае своего успеха, восстановлением в Англии реакционного абсолютизма Стюартов и усилением влияния Франции, поддерживавшей якобитов. Якобитская опасность заставила Фильдинга прекратить свои нападки на вигское правительство, во главе которого стоял в то время Пельгам. В издаваемом Фильдингом журнале «Истинный патриот» (1745-1746) он открывает огонь по якобитам и всеми силами стремится укрепить в английском обществе дух сопротивления этим реакционерам. После подавления якобинского восстания он приступил к изданию «Журнала якобита» (1747-1748), в котором под псевдонимом Джона Тротт-Пледа возобновил кампанию против всех недовольных протестантским правительством Ганноверской династии. Оба журнала почти целиком заполнялись статьями одного Фильдинга, проявившего незаурядное дарование политического журналиста и памфлетиста.

Последующие годы были посвящены Фильдингом работе над большими романами, которые создали ему славу великого писателя, основоположника английского реалистического романа. Впрочем, они принесли Фильдингу больше славы, чем материального достатка. Именно этим и объясняется, что в самый разгар своей работы над романом «История Тома Джонса найденыша» (1749) он получает в 1748 году, по протекции своего школьного товарища Литтльтона, место мирового судьи в Вестминстере, которое сохранил почти до самой смерти.

Фильдинг принялся за выполнение своих судейских обязанностей с пафосом социального реформатора. Работа судьи стоила Фильдингу огромной затраты времени и сил. Он близко познакомился с самыми темными сторонами английской жизни — голодом, нищетой, проституцией, алкоголизмом, детской преступностью — всеми социальными бедствиями, явившимися следствием развития буржуазных отношений и экспроприации мелких свободных производителей.

Потрясенный всем увиденным и услышанным в камере мирового судьи, Фильдинг пишет «Исследование о причинах недавнего роста грабежей» (1751) и «Предложения по организации действительного обеспечения бедняков» (1753); он добивается ограничения продажи спиртных напитков, в которых видит одну из главных причин роста преступности, ведет статистику воровства и краж со взломами, разрабатывает и проводит в жизнь план истребления в округе грабительских шаек.

Обдумывая проекты многочисленных частных реформ, Фильдинг еще раз возвращается к журналистике и предпринимает издание морально-сатирического «Ковент-гарденского журнала» (1752). У Фильдинга было несколько сотрудников по изданию этого журнала, и все же значительная часть помещенного здесь материала была написана им самим. Журнал был пронизан ощущением неразрешимости противоречий между богатыми и бедными, между высокими идеалами просветителей и реальной общественной действительностью. Все эти черты проявляются также в последнем романе Фильдинга — «Амалия» (1751).

К 1754 году силы Фильдинга были окончательно подорваны, хотя в ту пору ему было только сорок шесть лет. Он был вынужден передать место судьи своему сводному брату Джону, а сам, по совету врачей, предпринял длительное путешествие в Лиссабон. Это последнее свое путешествие он описал в посмертно изданном «Дневнике путешествия в Лиссабон». 8 октября 1754 года, вскоре после прибытия в Лиссабон, Фильдинг скончался.

Центральное место в творчестве Фильдинга принадлежит романам. Именно в них необычайно ярко и полно проявились все особенности реалистического дарования Фильдинга-просветителя.

Изучение деятельности Фильдинга-романиста следует начинать с его второго, по времени выхода в свет, романа, «История жизни покойного Джонатана Уайльда Великого». Хотя этот роман был напечатан в 1743 году, то есть через год после первого романа — «История приключений Джозефа Эндруса и его друга Абраама Адамса», однако по своему общему характеру он непосредственно примыкает к последним сатирическим комедиям Фильдинга — «Пасквину» я «Историческому календарю за 1736 год». Имеются все основания предполагать, что «Джонатан Уайльд» был начат Фильдингом в конце 1739 или в начале 1740 года, когда Фильдинг вел борьбу с правительством Уолпола на страницах журнала «Борец». Некоторые же части романа, например весь эпизод с ювелиром Хартфри и его женой, были написаны около 1743 года.

«Джонатан Уайльд» — ироническая биография знаменитого лондонского вора и скупщика краденого. При написании этого романа Фильдинг исходил из подлинной биографии Джонатана Уайльда, главаря бандитской шайки, повешенного в ньюгейтской тюрьме в 1725 году. Биография его была в свое время написана Даниэлем Дефо, который стремился дать строго фактическое, документально точное повествование. Фильдинг разработал эту тему в совсем ином плане, чем Дефо. Она явилась для него лишь отправной точкой к созданию сатирического повествования большого политического размаха и остроты.

Такого рода поворот произведения Фильдинга был в известной мере предопределен личностью его героя. Реальный Джонатан Уайльд был весьма мало похож на романтического разбойника; он не принимал участия в грабежах и убийствах и ограничивался только сбытом краденого, ведя образ жизни благонамеренного буржуа. В течение многих лет он был связан с полицией и выдавал ей за денежное вознаграждение тех из членов своей шайки, которые чем-либо ему не угодили. Именно такое сочетание преступности с притворством, лицемерием и подлостью и привлекло внимание Фильдинга к личности Джонатана Уайльда. Даже простое описание жизни этого преступника давало Фильдингу возможность раскрыть лицемерие английского буржуа и коррупцию государственного аппарата.

Но Фильдинг пошел в своем романе по несколько иному пути, мысль о котором ему безусловно подала «Опера нищего» Гея. Подобно Гею, Фильдинг проводит все время аналогии между «модными джентльменами» и «джентльменами с больших дорог», стирает грани между респектабельным дворянско-буржуазным обществом и преследуемыми им уголовными элементами. «В целом мы обнаружим гораздо более близкое соответствие между жизнью высших и низших слоев общества, чем принято думать.

Знатные люди должны были бы воздавать разбойнику больше почестей, чем они это делают», — иронически замечает он.

В основе всех этих аналогий между преступниками и знатными людьми лежит излюбленная просветителями идея о преступности всякого величия, основанного на угнетении одних людей другими, на процветании верхов общества за счет разорения низов. Развивая эту тему, Фильдинг, естественно, приходит к уподоблению своего преступного героя Роберту Уолполу. Впрочем, если роман был начат еще в период правления Уолпола, то закончен он был уже после его отставки и появления новых правителей, которые пользовались, однако, старыми методами. Фильдинг имел возможность убедиться, как ничтожны результаты смены партий и министерств в буржуазной Англии. Поэтому Фильдинг, по собственному замечанию, разоблачает в своем романе не отдельных плутов, а плутовство, не отдельных плохих министров, а всех парламентских деятелей, к каким бы партиям, фракциям или группировкам они ни принадлежали.

Замечательно зло, метко и остроумно разоблачает Фильдинг английскую двупартийную систему, являющуюся в руках правящих классов средством для одурачивания народа. Оппозиционная партия демагогически критикует линию правительства, отвлекая этим недовольство народных масс; когда же она затем возьмет в свои руки бразды правления, она предоставит возможность партии, стоявшей раньше у власти, критиковать ее политику — с такими же результатами. Двупартийная система высмеяна в романе в знаменитой главе «О шляпах». Единая шайка грабителей разделяется здесь на две партии: заломленных шляп и нахлобученных шляп. «Между ними происходили постоянные стычки, так что со временем они сами начали думать, что в их расхождениях есть нечто существенное». Уайльд пытается урезонить их, говоря: «Может ли быть что-нибудь смехотворнее джентльменов, ссорящихся из-за шляп, когда среди вас нет ни одного, чья шляпа стоила бы хоть фартинг?» (Здесь под словом «шляпа» подразумевается «политический принцип».)

Такой же политический смысл имеет глава «Волнения в Ньюгейте», рисующая борьбу между Уайльдом и Джонсоном, двумя претендентами на пост главаря заключенных. Победа Уайльда над Джонсоном, переход власти в его руки столь же мало улучшает положение заключенных, как переход парламентского большинства от одной партии к другой.

Фильдинг разоблачает в своем романе и социальные противоречия английского гражданского общества. Он говорит об эксплуатации наемного труда, разоблачает сказку о работодателях как благодетелях народа, показывает, что за разговорами о «естественных отношениях» между хозяевам» и работниками кроется самое обыкновенное насилие и принуждение. В тюремных сценах своего романа Фильдинг показывает бесполезность «моральных способов» борьбы со злом. Один из заключенных в тюрьме должников предлагает прекратить всякое общение с разбойниками, обложившими их данью, но и после этого разбойники продолжают их обирать, должники же утешаются тем, что они «лучше», «моральнее» бандитов.

Если в образе Уайльда Фильдинг выразил свое отвращение к несправедливости и лицемерию политического строя дворянско-буржуазной Англии, то в образе добродетельного ювелира Хартфри Фильдинг выразил свое преклонение перед частной деятельностью купца, которого он (как и землепашца) считал представителем «полезной профессии». Этого «честного купца, доверчивого друга и доброго семьянина Фильдинг хотел противопоставить Уайльду как положительного героя. Однако образ этого «честного буржуа» Фильдингу не удался, потому что он является сторонником теории моральной борьбы с социальным злом — борьбы, в эффективность которой сам Фильдинг не верил.

Будучи не в силах разрешить противоречия политической жизни, Фильдинг переносит их в чисто моральный план, противопоставляя честного человека бесчестному, из коих первый счастлив благодаря своей честности, а второй несчастен благодаря своей бесчестности. Но такое противопоставление совершенно схематично, нежизненно, нереалистично; оно не может разрешить социальные и политические противоречия. К тому же добродетели Хартфри оказываются идеализированными буржуазными добродетелями, которые Фильдинг обычно сам осмеивал. Совершенно натянуты, безжизненно дидактичны те сцены романа, в которых описывается «моральное торжество» Хартфри над Уайльдом.

Таким образом, Фильдинг, начав с изображения вопиющего общественного неравенства, переносит разрешение общественных противоречий в сферу частной жизни. Так намечается переход его от политической сатиры к «комическому эпосу» частной жизни — к роману «История приключений Джозефа Эндруса и его друга Абраама Адамса» (1742), начавшему серию его больших реалистических романов.

«Джозеф Эндрус» был ответом Фильдинга на роман Ричардсона «Памела, или Вознагражденная добродетель» (1740). В этом романе, открывшем новую эру семейно-бытового, психологического романа в английской литературе, была рассказана история служанки Памелы Эндрус, живущей в доме молодого сквайра Б., светского повесы, преследующего ее своими ухаживаниями. Добродетельная девушка из народа с таким упорством отвергает домогательства порочного аристократа, что тот в конце концов, умилившись несокрушимой добродетелью и душевной чистотой Памелы, делает ее своей законной женой.

В романе Ричардсона утверждались права человеческого чувства, идущего вразрез с существующими сословными классовыми нормами и предрассудками. Однако сам Ричардсон не сумел высказать эту просветительскую мораль со всей той силой и решительностью, с какой это делали впоследствии его преемники. Типичный английский буржуа, смотревший на жизнь сквозь пуританские очки и твердо стоявший на платформе дворянско-буржуазного компромисса 1689 года, Ричардсон значительно ослабил остроту этического конфликта, положенного в основу его романа. Гордая своей добродетелью Памела, получив предложение от хозяина, поспешила отдать ему руку и сердце, после чего превратилась в чопорную английскую даму, преподающую всем уроки пуританской добродетели.

«Памела» имела огромный успех. Она выдержала в течение одного года не меньше пяти изданий, после чего вышло несколько анонимных продолжений, подделок, а затем памфлетов и пародий на «Памелу». Это были: «Поведение Памелы в высшем свете», «Анти-Памела, или Разоблаченная притворная невинность», «Истинная Анти-Памела», «Осужденная Памела», «Памела, или Прелестная обманщица». Наиболее талантливая из этих пародий — «Апология жизни миссис Шамелы Эндрус» (имя Шамела происходит от английского слова «sham» — притворство, фальшь) приписывалась многими современниками Фильдингу. В памфлете ричардсоновская героиня объявляется лицемерной кокеткой, притворщицей, «юной политиканкой», весьма ловко расставившей сети своему хозяину, чтобы женить его на себе. Автор приходит к выводу, что «роман Ричардсона преподает не урок добродетели, а урок порока».

Через десять месяцев после «Шамелы Эндрус» вышел в свет роман Фильдинга «Джозеф Эндрус». Первое, на что обратили внимание читатели, была фамилия героя, совпадавшая с фамилией Памелы. В романе разъяснялось, что Джозеф — родной брат Памелы, находящийся в услужении у родственницы ее бывшего хозяина, нынешнего мужа. Но если у Ричардсона молодой сквайр именуется просто мистером Б., то Фильдинг расшифровывает этот инициал как Буби («олух»). Вообще он изображает ту же ситуацию, которая дана Ричардсоном, но «вывернутой наизнанку». Если у Ричардсона порочный аристократ преследовал своими ухаживаниями Памелу, угрожая ее невинности, то у Фильдинга не менее порочная, но вдобавок еще и лицемерная аристократка преследует своим кокетством лакея Джозефа, который, как его библейский прототип Иосиф Прекрасный, с неослабным рвением защищает свою невинность от леди Буби и от ее домоправительницы Слипслоп. Добродетель Джозефа была, однако, вознаграждена совсем иначе, чем добродетель его сестры: Джозефа выгоняют из дома. Впрочем, читатель скоро узнает, что действительная причина целомудрия Джозефа крылась в его любви к деревенской девушке Фанни.

В образе Фанни Фильдинг рисует идеал здоровой красоты, женственности, трудолюбия. Фанни обладает цельной и непосредственной натурой, способна горячо и верно любить. Она одинаково чужда аристократической развращенности леди Буби и чопорной пуританской «добродетели» героини Ричардсона.

Полемика Фильдинга с Ричардсоном в «Джозефе Эндрусе» имела глубоко принципиальный, философско-эстетический характер. В ней отразились идейные разногласия среди английских просветителей, борьба двух течений — апологетического и критического, или же пуританского и антипуританского.

Фильдинг — политический писатель, публицист, сатирик, беспощадный обличитель правящих классов дворянско-буржуазной Англии — решительно противостоял аполитичному, законопослушному, буржуазно-ограниченному писателю Ричардсону, которому конституция 1689 года, плод компромисса между дворянством и буржуазией, представлялась «совершенным продуктом английского разума». Все творчество Фильдинга было пронизано жизнерадостным свободомыслием и материализмом, несравненно более прогрессивным, чем мировоззрение Ричардсона, не освободившегося от стеснительных оков религиозно-пуританского мировоззрения. Если Ричардсон был сухим рационалистом, педантичным проповедником протестантского толка, с недоверием относившимся к чувственной природе человека, то Фильдинг, напротив, относился с любовью и доверием к чувственной природе человека, к инстинктам, которые толкают его к благу; перекликаясь с гуманистами эпохи Возрождения, Фильдинг ратовал за равновесие духа и плоти и видел задачу писателя в том, чтобы показывать нравы общества, выводить живых, реальных людей, не останавливаясь перед тем, чтобы раскрывать в своих романах грубую, грязную, низменную сторону жизни. Отсюда все упреки в грубости, непристойности, вульгарности, которыми награждали Фильдинга сторонники Ричардсона. На самом же деле в произведениях Фильдинга проявлялся полнокровный реализм, напоминающий величайших мастеров ренессансного реализма — Шекспира, Рабле, Сервантеса. Последнего Фильдинг особенно упорно называл своим учителем, начертав его имя на титульном листе «Джозефа Эндруса».

Пародийные задачи выступают обнаженно только в первых главах романа, напоминающих завязку «Памелы». «Джозеф Эндрус» явился по существу новым типом реалистического романа, в котором соединяются традиции авантюрного, «плутовского» романа («эпоса больших дорог», по выражению Фильдинга) с элементами романа семейно-бытового («эпоса частной жизни»).

«Подражание манере Сервантеса», о котором Фильдинг сам говорит в подзаголовке «Джозефа Эндруса», сказалось и в широком эпическом размахе романа, и в обилии в нем разнообразных действующих лиц, и в пародийной направленности романа против Ричардсона, и в самой теме «донкихотства», которая особенно ярко раскрылась в «Джозефе Эндрусе» в образе пастора Адамса, подлинного героя романа.

Пастор Адамс — самый живой и обаятельный образ в романе. Прежде всего, в этом полунищем служителе культа нет поповского лицемерия, назойливой морализации и дидактизма. Он весьма жизнелюбив и жизнерадостен, весел, здоров; он умеет постоять за себя и обладает крепкими кулаками. Не в пример большинству своих собратьев по профессии, он вполне равнодушен к жизненным, материальным благам. Он беден и бескорыстен, человеколюбив и милосерден. Он друг всех несчастных и обездоленных, с которыми готов поделиться последним. Наконец, он по-детски простодушен, наивен, доверчив, неопытен в житейских делах. Добрый фантазер, милый чудак, он на каждом шагу попадает в глупое положение. И все же, сталкиваясь с житейской пошлостью и прозой, он не дает этой тине затянуть себя, не дает ей победить себя и свою веру в людей. Подобно герою романа Сервантеса, он воодушевлен непоколебимой верой в свой идеал, и хотя содержание этого идеала у англиканского пастора несколько иное, чем у испанского рыцаря, тем не менее англиканский священник столь же одержим верой в совершенство человеческой природы, как и испанский рыцарь. Естественно, что Фильдинг так же сочувствует Адамсу, как Сервантес Дон Кихоту.

Итак, пастор Адамс является героем комического романа Фильдинга. Комизм образа Адамса порождается несоответствием между суровой английской действительностью и наивными гуманистическими представлениями о ней Адамса. Его «донкихотизм» является как бы своеобразной формой протеста Фильдинга против лживой морали английского буржуазно-пуританского общества. И все же в образе Адамса можно найти отдельные, правда слабые, проявления пуританско-религиозной морали. Сюда относятся все тирады, произносимые Адамсом в назидание его юному другу Эндрусу, — тирады в честь умеренности, воздержания и христианского смирения, мысли Адамса о преступности любви, если она не подчинена долгу, и другие проповеднические банальности. Характерно, однако, что Адамс поступает совсем не так, как говорит, и что ограниченная пуританская мораль все время побеждается в нем народной, «естественной» моралью, которую пропагандировали просветители.

Эта «естественная» мораль, притом в ее отвлеченном понимании, полностью пронизывает образ Джозефа Эндруса; Джозеф — образ несравненно более условный, литературный, декларативный, чем образ Адамса, он написан Фильдингом односторонне положительным, во всем привлекательным персонажем. Джозеф наделен всеми теми качествами, которых недостает Адамсу. Хотя он гораздо моложе Адамса, однако кажется опытнее его и лучше разбирается в людях. Он первый разгадывает проделки хвастливого джентльмена, осознает бездушие, бессердечие, скаредность, тщеславие, лицемерие богатых людей, восстает против пуританского догматизма.

В высшей степени характерным является поведение Джозефа по отношению к его возлюбленной Фанни. Эта служанка с фермы вызывает в герое романа — лакее — такие возвышенные эмоции, какие были бы впору героям рыцарских романов. Выбрав своими героями представителей социальных низов, Фильдинг наделил их возвышенными чувствами, переживаниями, устремлениями. В такой антисословной тенденции Фильдинга, в его стремлении показывать людей низших классов способными к высоким, тонким н красивым чувствам, а людей высших классов наделять отрицательными чертами, низменными устремлениями проявляется позиция Фильдинга как критического просветителя, «как защитника низших классов против высших», по выражению Чернышевского.

Эта позиция проявляется также в построении романа Фильдинга. Его «комический эпос отличается широким общественным фоном и редкостным разнообразием действующих лиц. В последнем отношении Фильдинг значительно опережает «плутовской» роман, в котором отдельные эпизоды механически, без всякой внутренней связи, нанизывались на нить повествования, а появляющиеся в них персонажи оказывались случайными спутниками героя. Иначе у Фильдинга: все второстепенные персонажи его романа являются ярко обрисованными социальными типами, судьбы которых в большей или меньшей степени связаны с судьбами главных персонажей романа. Фильдинг в значительной степени преодолевает композиционный недостаток старого приключенческого романа, сшитого из ряда самостоятельных новелл.

Как уже говорилось выше, объект изображения в «Джозефе Эндрусе» — частная, а не общественно-политическая жизнь, исследование нравов частных лиц, а не критика государственных или общественных учреждений. По сравнению с сатирическими комедиями и с «Джонатаном Уайльдом Великим», центр внимания Фильдинга явно переместился. И все же Фильдинг, изображая частную жизнь, находит достаточно материала для критики пороков английского общественно-политического строя с царящим в нем буржуазным правопорядком, умеет через частную жизнь показать общественную.

Картина английской жизни, нарисованная в «Джозефе Эндрусе», весьма неприглядна. Читатель видит пагубные последствия накопления капитала: колоссальный рост нищеты, бродяжничества, воровства и вообще преступности; жестокие законы против бедных; полная безнаказанность, самоуправство и самодурство дворян; собственнический эгоизм, прикрытый пуританским фарисейством буржуазии; бессердечие и равнодушие к несчастьям маленьких людей у всех представителей имущих классов, дающее полное право Адамсу жаловаться на то, что «в стране, исповедующей христианстве, человек может умереть с голоду на глазах у ближних, процветающих в изобилии»; собственнические замашки у многих служителей культа, вроде пастора Траллибера, интересующегося только разведением свиней, — таков далеко не полный перечень социальных зол, типичных для процветающей буржуазно-дворянской Англии XVIII века, которую на континенте считали страной гражданских свобод и передовой цивилизации. Как ни мягок и ни снисходителен юмор Фильдинга, но нарисованные им реалистические образы и ситуации сами говорят за себя.

И все же в «Джозефе Эндрусе» сильна примирительная тенденция Фильдинга, в конечном счете связанная с линией классового компромисса, которая была генеральной линией развития английской буржуазии. Эта примирительная тенденция находит выражение в счастливом конце, столь характерном для английского романа. Счастливый конец «Джозефа Эндруса» заключается не только в том, что демократические герой и героиня романа после перенесенных ими многочисленных испытаний и опасностей соединяются законным браком, но и в том, что они находят честных родителей, а Джозеф — даже отца-дворянина, владеющего небольшим клочком земли, который он сам возделывает. Джозеф приобщается вместе со своей Фанни к этому образу жизни, который является, по мнению Фильдинга, идеальным, возрождающим «золотой век». Это и есть присущая многим просветителям теория «счастливого среднего состояния», которое в сущности представляло собою идеализированное царство буржуазии.

Оптимистический финал «Джозефа Эндруса» не является случайным. Он связан с жизнеутверждающей настроенностью Фильдинга в этот период его творчества. Фильдинг возлагал надежды на доброе начало, заложенное в природе человека, и стремился противопоставить деляческому буржуазному миру то бескорыстие, жизнелюбие и человеколюбие, которые присущи его демократическим героям.

5

Идейно-художественные особенности реализма Фильдинга, проявившиеся в его «Джозефе Эндрусе», получили дальнейшее развитие в «Истории Тома Джонса найденыша» (1749). Именно это произведение в первую очередь принесло мировую славу Фильдингу, как основоположнику и крупнейшему представителю жанра реалистического романа в английской и европейской литературе. Перед читателем проходит огромная галерея действующих лиц, взятых из различных классов английского общества. При этом все персонажи романа, даже эпизодические, обрисованы с той социальной конкретностью, которую мы уже отмечали в «Джозефе Эндрусе».

Антисословная тенденция, которой пронизан «Джозеф Эндрус», в «Томе Джонсе» еще более усиливается. Чванливые дворяне и буржуа-выскочки, «дикий помещик» сквайр Вестерн, развратная леди Белластон и проходимец лорд Фелламар — таковы представители правящих классов Англии. Симпатии Фильдинга на стороне простых людей, которые обрисовываются им с большим сочувствием.

Если в «Джозефе Эндрусе» главными героями были полунищий сельский священник и бывший лакей, то в «Томе Джонсе» в центре романа стоит образ подкидыша и бродяги Тома. Подобно Джозефу, он прежде всего — человек, и потому близок разным социальным кругам, чувствует себя как дома не только среди людей, равных ему по положению в обществе, но и в помещичьей усадьбе и в столичном салоне.

Однако если Джозеф Эндрус был в значительной степени условным, односторонне положительным литературным образом, то Том Джонс — настоящий живой человек. Том Джонс — первый в европейском романе герой, наделенный богатой духовной жизнью, стремлением к идеалу и одновременно легкомысленный, беспутный, порой совершающий серьезные проступки. Угрызения совести не могут иной раз удержать его на правильном пути. И все же Том Джонс остается положительным героем Фильдинга, потому что он благороден, честен, чужд своекорыстия.

Внешне непривлекательный моральный облик Тома скрывает за собой его человечность, большое, горячее, преданное сердце. Все некрасивые подробности биографии Тома даются Фильдингом в контрасте с его отношениями к мистеру Олверти, к Софье, к сводному брату Блайфилу, ко всем, кто нуждается в его помощи и поддержке. Фильдинг не боится контрастов, а, напротив, ищет их, потому что вся жизнь состоит из контрастов. Он смело проводит своего положительного героя через грязь и даже позволяет ему поскользнуться и упасть, потому что, даже падая в грязь, Том остается душевно чист.

Итак, Фильдинг лишает своего героя схематизма и наделяет его характером многосторонним, противоречивым, шекспировски-полнокровным. В этом характере мы находим опять некоторые черты сходства с любимым Фильдингом Дон Кихотом. Не случайно Фильдингу приходится искать и находить аналогии у великих писателей Возрождения. В современном Фильдингу романе мы не найдем ни такого богатства красок ни такого разнообразия психологических оттенков, какое находим в «Томе Джонсе», в характере как главного героя, так и второстепенных персонажей. Среди последних выделяется низменный, прозаичный Партридж, выполняющий при Томе Джонсе ту же функцию, какую выполняет Санчо Пансо при Дон Кихоте.

Подобное построение образа в значительной мере явилось результатом продолжающейся полемики Фильдинга с Ричардсоном. Однако, если в «Джозефе Эндрусе» Фильдинг боролся с пуританином Ричардсоном при помощи пародии, здесь он отвечает на моральные схемы этого писателя созданием живого, реалистического, полнокровного человеческого образа.

При этом Фильдинг полемизирует не только с Ричардсоном, но и с гораздо более близким ему в идейном отношении Свифтом, который в своем трагическом пессимизме нарисовал страшный образ человекоподобной обезьяны иеху, наделенной всеми чертами, присущими человеку собственнического общества. Фильдингу была чужда и слащавая пуританская морализация Ричардсона и трагический гротеск Свифта. Он видит все уродства и отрицательные стороны современной ему действительности, но не теряет веры в человека. Это придает роману Фильдинга оптимистическое звучание, поскольку в центре его стоит образ Тома Джонса — положительный идеал человека, в характере которого смешаны зло и добро, однако с явным перевесом добра над злом. Величайшим достижением Фильдинга было то, что ему удалось придать образу Тома Джонса подкупающую жизненность. Вот почему этот образ стал показательным достижением всей просветительской литературы, притом не только в английском, но и в общеевропейском масштабе.

Как образ шекспировской строптивой Катарины раскрывается по контрасту с образом ее сестры Бьянки, которую все считают скромницей, так характер Тома полностью раскрывается при сопоставлении его с характером Блайфила. Если добродетель Тома выступает под маской порока, то злодейство Блайфила выступает под маской добродетели. Беспутству Тома противостоит лицемерие Блайфила. Эта маскировка является пружиной действия романа. Задача Фильдинга заключается в том, чтобы привести роман к тому моменту, когда маски будут сорваны и читателю раскроется подлинная сущность обоих его героев.

Объектом разоблачения для Фильдинга является чисто английское, пуританское лицемерие. Фильдинг с огромным темпераментом просветителя ведет в своем романе антипуританскую пропаганду. Пуританское лицемерие разоблачается им в трех образах, на трех участках, где оно чаще всего проявляется, — в жизненной практике (образ Блайфила), в религии (образ Твакома) и в философии (образ Сквейра). Это разоблачение достигает апогея в финале романа, когда злодеи посрамлены до последней степени и повержены в прах.

Как и «Джозеф Эндрус», «Том Джонс» имеет счастливый конец, в котором разрешается тайна рождения героя, улаживаются все недоразумения, происходит наказание порока и вознаграждается добродетель. Такой финал выражает оптимистические установки Фильдинга, по-прежнему верящего в то, что в существующих условиях социальной жизни возможно торжество справедливости и достижение жизненной гармонии.

Но просветительская жизнерадостность и гармоническое восприятие жизни, проявившиеся в двух больших романах Фильдинга, оказались непрочными. Английская буржуазная действительность не давала основания для просветительского оптимизма, для установления равновесия между идеалом и действительностью. Благополучное разрешение неразрешимых в условиях Англии того времени конфликтов возможно было только ценой отступления от последовательно реалистического и материалистического подхода к жизни. Неизбежным являлось здесь обращение к религии и идеализму, которое имело место в последнем романе Фильдинга — «Амалия» (1751), отмеченном его поворотом к жанру семейного романа, разработанному Ричардсоном, его недавним идейным антагонистом.

Всего два года отделяют «Амалию» от «Тома Джонса», а между тем как далеки оба эти произведения по своему идейному содержанию! В «Амалин» нет даже следа свежести, жизнерадостности «Тома Джонса». Юмор Фильдинга становится желчным. Оптимизм сменяется пессимизмом.

Если в двух предыдущих романах Фильдинг исходил из доверия к неиспорченной человеческой природе, верил в то, что человеческая доброта одержит верх над всеми соблазнами жизни, то в «Амалии» этого доверия автора к человеку уже нет. Герой романа, неукротимый капитан Бутс, является как бы новым вариантом недавнего образа Тома Джонса. Как и последний, он любит свою жену, но на каждом шагу ей изменяет. Однако Фильдинг уже не прощает своему герою его бесчисленных проступков, как он прощал Тому. С каждым шагом Бутс падает все ниже и ниже, он проигрывает последние деньги и попадает в долговую тюрьму.

Причину несчастий Бутса Фильдинг видит в том, что он слишком послушен порывам своей «натуры», что он не хочет и не умеет подчиняться никаким высшим морально-религиозным принципам. Фильдинг приходит к выводу о необходимости для человека религиозной узды. И он заставляет своего вольнодумного героя испытать в конце романа религиозное «обращение». За этой моральной развязкой романа следует развязка материальная — известие о полученном Амалией большом наследстве. Нетрудно заметить, что благополучный финал этого романа Фильдинга имеет, в отличие от таких же финалов «Джозефа Эндруса» и «Тома Джонса», отчетливо филистерский характер.

Весь роман «Амалия» в целом отличается большой внутренней противоречивостью. Если во вводных главах Фильдинг дает широко задуманную сатиру на современную Англию со всеми особенностями ее государственной системы, с живо написанными реалистическими картинами английского суда и тюрьмы, то в дальнейшем все подобные картины в романе исчезают и на первое место выдвигается сентиментальное изображение домашнего мирка супругов Бутс. Подобно Ричардсону, Фильдинг ограничивается изображением одного дома и переполняет свое повествование показом бесчисленных мелочей семейного быта.

Здоровый юмор изменяет Фильдингу. На страницах его романа проливается множество слез. «Амалия» — сентиментальный роман с некоторой религиозной окраской. Спору нет, есть в романе безусловно удачные главы. Так, очень удался Фильдингу характер Амалии — верной супруги, прощающей мужу все его слабости. Теккерей считал образ Амалии самым обаятельным женским образом, какой был когда-либо создан в английской литературе. Действительно, образ Амалии богаче содержанием и трогательнее, чем образ Софьи Вестерн. Недаром этот образ вдохновил Теккерея на создание в его «Ярмарке тщеславия» одноименного образа Амалии Седли, по мужу Осборн, этой безумно любящей жены и матери, которой ее легкомысленный муж, капитан Осборн, приносил не меньше огорчений, чем капитан Бутс своей Амалии в романе Фильдинга.

Творческий кризис Фильдинга как писателя-реалиста отразился также я на его эстетике. Если в «Томе Джонсе» Фильдинг провозглашал себя учеником и последователем Аристофана и Рабле, то в последних своих статьях, напечатанных в «Ковент-гарденском журнале», он отрекается от этих былых властителей своих дум. Одновременно с этим он изменяет отношение к Ричардсону, который был ему прежде столь чужд по духу и которого он именует теперь «остроумным автором «Клариссы», пытаясь, подобно ему, подчинить веселье и шутку поучению, дидактике.

Последними произведениями Фильдинга были публицистические трактаты, журнальные статьи и памфлеты. Некоторые из них представляют несомненный интерес, как «Письмо из Бедлама», ставящее вопрос об уничтожении денег, как средства ликвидации «наших политических зол, которые все умножаются и усугубляются», или как сатирический «Современный словарь», выдержанный в мрачных, пессимистических тонах и явно навеянный страницами о тайном значении слов из «Путешествий Гулливера» (часть III, глава 6). Если у Свифта «чума» означает постоянную армию, «ночной горшок» — комитет вельмож, «мышеловка» — государственную службу, «дурацкий колпак» — фаворита, «помойная яма» — королевский двор, а «гноящаяся рана» — систему управления, то Фильдинг в том же духе объясняет слова «капитан» и «полковник» — любая дубина, на которую насажена голова, украшенная черной лентой, «патриот» — кандидат на место при дворе, «политика» — искусство получать такие места, «проповедь» — средство от бессонницы, «религия» — слово, не имеющее значения (с его помощью, правда, хорошо запугивать детей), и т. д.

Несмотря на несомненные черты кризиса просветительского мировоззрения Фильдинга и связанные с этим отдельные отступления его от последовательного материализма и реализма, Фильдинг остается до конца своих дней крупнейшим представителем критического, антипуританского течения английского просветительства, достойным учеником, преемником и продолжателем великого сатирика Свифта. Романы Фильдинга заслужили высокую оценку самых крупных представителей русской и мировой литературы. Из воспоминаний Элеоноры Маркс-Эвелинг и Поля Лафарга мы знаем, что романы Фильдинга принадлежали к числу любимых книг Маркса. Молодой Чернышевский высоко ценил Фильдинга, называл его «карателем лжи и лицемерия». Имя Фильдинга не случайно названо Всемирным Советом Мира в числе крупнейших представителей литературы, юбилей которых отмечается в 1954 году. Любовь Фильдинга к народу, его страстное обличение своекорыстия собственнических классов, его разоблачение английской государственной системы, его беспощадная насмешка над религиозным мракобесием и лицемерием, над пуританским тартюфством, столь распространенным в Англии по сей день, — делают Генри Фильдинга писателем, дорогим не только английскому народу, который вправе гордиться таким великим сыном, но всему прогрессивному человечеству.

С. Мокульский