Пылающий остров (Художник Г. Макаров)

Глава VI
КИСЛОРОДНЫЕ БОКАЛЫ

Около водоема в саду Тюильри стоял доктор Шерц. Он молча смотрел перед собой. Ветер толкал его к воде, хлопал полами его пальто, срывал надвинутую на глаза шляпу. Вода в круглом водоеме рябила, на ней вздымались крохотные волны. Там был маленький шторм, и от этого изображение доктора Шерца странным образом искажалось. Лицо внизу нагло смеялось, строило гримасы. Из воды смотрел кто-то, знавший все и издевавшийся над доктором Шерцем.

Что? Ты написал страшную книгу, заработал деньги на общем испуге, веря в нерушимость справедливости, но в «мир будущего» тебя не пустили! Ха-ха-ха!..

Лицо доктора Шерца в воде кривилось, выпячивало губы, сжималось, разжималось. Ветер пододвигал Шерца к воде. Он был один…

Шерц нагнулся. Изображение пропало, и ему стало видно близкое дно. В воде плавали золотые рыбки. Они присасывались к поверхности открытыми ртами и пускали пузыри. Им тоже не хватает воздуха!

Доктор Шерц хрустнул пальцами, повернулся круто и пошел по направлению к площади Согласия.

Ветер дул ему в правое плечо. Было странно смотреть на фигуру идущего доктора Шерца. Уравновешивая давление непрекращавшегося ветра, он наклонялся вправо, и казалось сверхъестественным, что он не падает, продолжая идти под таким невозможным углом к земле.

Около египетского обелиска Шерц остановился. С педантичностью безразличия он стал его рассматривать.

Зачем его привезли сюда?.. Наклоняясь против ветра, Шерц обошел колонну. И вдруг он подумал, что кончится жизнь на Земле, погибнет культура, может быть, разрушатся все окружающие здания, а этот нелепый обелиск, привезенный по капризу Наполеона, будет стоять.

Может быть, на Земле снова появится жизнь. Возродится атмосфера. Выделится откуда-нибудь кислород. Возникнет новое человечество. Появятся ученые, археологи. Что даст им этот кусок камня?

Этот бессмысленный вопрос завладел доктором Шерцем. Он даже перестал думать о смерти. Нелепый обелиск показался ему самым ценным памятником человеческой культуры, который обязательно должен быть сохранен навек. Приглядевшись к написанному на камне, доктор Шерц вдруг понял, что перед ним единственный в мире памятник, где выгравирован инженерный чертеж! На сторонах обелиска по чьему-то вдохновенному приказу были высечены все операции перевозки и установки обелиска. Вот что должно быть передано будущему человечеству!

Все погибнет, ничего не останется, а этот каменный чертеж расскажет о том, какие существа жили на Земле. Поколение новых людей через сто миллионов лет прочтет этот единственный в мире каменный чертеж.

Доктор Шерц сразу успокоился и тихо побрел к пустынной улице Елисейских полей, по которой дул cшибающий с ног ветер. Вдали виднелась Триумфальная арка. Шерцу захотелось посмотреть, задул ли ветер огонь на могиле Неизвестного солдата. Но ему стало страшно. Ему казалось, что если огонь задут, то нет больше надежды.

Борясь с самим собой, он шел по бульвару. Деревья последней весны… Шерц протянул руку и сорвал несколько листочков. Между пальцами попалась нераспустившаяся почка. Шерц разминал клейкий ароматный cок.

Неужели огонь погас? Теперь этот вопрос завладел Шерцем.

Вот и Триумфальная арка. Она казалась мрачной, нахохлившейся, даже накренившейся от ураганного ветра. Шерц подходил к арке так, чтобы ему не было видно могилы солдата. Долгое время он стоял, прислонившись к холодному камню, защищавшему его от губительного, напоминающего о смерти ветра.

Потом, пересилив себя, доктор Шерц вошел под арку. У ног его была простая чугунная плита, где похоронен неизвестный никому солдат, которого каждый мог считать своим братом, сыном, мужем.

Столько лет непрестанно горевший здесь огонь погас…

Доктор Шерц, шатаясь, вышел из-под арки. Теперь все погибло. Надежды нет. Он так загадал…

Шерц не помнил себя. Сам не зная как, он очутился на мосту Александра III. Перегнувшись через перила, он дико смотрел на беспокойную и грязную воду Сены.

На плечо его легла рука.

— Мсье, уверяю вас, здесь слишком грязно, чтобы топиться.

Шерц вздрогнул и оглянулся. На него смотрели веселые глаза человека с седыми усами. Что-то бесконечно знакомое, где-то виденное напомнило Шерцу это лицо.

— Кто вы? — попятился Шерц.

— Такой же, как и вы, последний из живущих на Земле! — Незнакомец рассмеялся.

— Почему вы смеетесь? — испугался Шерц.

Француз взял Шерца под руку.

— Пойдемте! Я вам расскажу, почему я смеюсь.

Они пошли по набережной. По реке какой-то смельчак катался на парусной лодке.

— Смотрите, вот едет француз! А вы спрашиваете, почему я смеюсь.

— Может быть, он будет жить? — прошептал Шерц, глотая воздух. Когда он особенно нервничал, дыхание становилось для него мучительным процессом. Нехватку воздуха он начинал чувствовать болезненно.

— Нет, мсье! Жить будут те, кто давно уже уложил свои чемоданы и сейчас сидит около кислородных баллонов… Будь они прокляты, говорю я, потому что у меня нет денег, а если бы деньги были, то я бы тоже трясся за каждый глоток кислорода!

— А у меня были деньги, но мне не дали акции спасения.

— Почему?

— Вельт… — прошептал Шерц.

— Вы капиталист? — спросил незнакомец.

— Нет, я доктор Шерц.

— А! — воскликнул француз и рассмеялся. — Дайте вашу руку! Вы блестяще остроумны, но я почему-то представлял вас веселым остряком.

— Я не могу шутить перед смертью!

— Послушайте! Я уже был в вашем состоянии. Но не потому, что боялся смерти, нет! Я был единственным из всех, который знал об общей гибели. Я был одинок, а это страшно! А теперь я счастлив, мсье Шерц! Я со всеми! Я в толпе и весело гляжу вперед. Вот Трокадеро! Здесь веселятся парижане. Смотрите, сколько цветов!

Шерц и француз вышли на площадь. С одной стороны она переходила в мост через Сену, ведущий к подножию Эйфелевой башни, с другой окаймлялась подковообразным ослепительно белым зданием с колоннадой. Через реку и площадь с Эйфелевой башни на это здание спускались гирлянды цветов. Они смешивались с раскинутой над всей площадью сетью, в которую тоже были вплетены цветы.

Цветы были повсюду. Они лежали под ногами на прорезиненной мостовой, они украшали каждый столик этого необыкновенного, расползшегося по всей площади кафе, они летели по ветру, попадая в лицо, застревая в волосах…Последняя весна на Земле засыпала цветами последних парижан.

— Мсье Шерц, смотрите! Что может быть лучше цветов? Наивные фиалки, чувственные розы, холодные астры, дурманящие орхидеи, заносчивые гортензии… Их столько же, сколько женских характеров. Женщины потому и любят цветы, что сами похожи на них… Сядем!

Площадь была заполнена народом. Даже ураган не мог рассеять людей. Вместе с цветами ветер нес музыку. Разряженные люди в масках плясали между столиками.

— Это самый замечательный в мире карнавал, мсье Шерц! Ни один из этих людей ни за что не снимет свою маску.

— Потому что она кислородная, — мрачно сказал Шерц.

— Правильно, мой друг! Потому что она веселит и удваивает жизнь! Выпьем, друг! Сегодня я вас угощу самым замечательным напитком на Земле, только для этого нам надо будет подняться на Эйфелеву башню!

Около столика с бокалом в руке танцевал художник — один из восьмидесяти тысяч, населяющих районы города искусств. На нём была широкополая шляпа, из-под которой выбивались длинные волосы. На лице резиновая маска, прикрывающая подстриженную бороду. Он держал за тонкую талию девушку с платиновыми волосами; она истерически хохотала. У обоих рвались из рук разноцветные шарики. Рядом, притоптывая ногой, стоял худенький француз.

— Вы посмотрите, мсье Шерц, на этого рантье! До сорока лет он накапливал право не работать и расходовать сорок два франка в день! Сейчас он тратит свой сорок третий франк. Он покупает себе желтенький шарик. Но, конечно, он не будет с ним плясать. Вы видите, он присоединил его к маске и сейчас выдавит! Ведь в нем кислород… Смотрите, он дышит обжигаясь. Он уже пьян. Он кричит, поет…

— И плачет…

— Да, и плачет. Ему жаль своих сорока лет лишений, которые он расходует сейчас на пьянящее…

— Дыхание…

— Да-да-да! А вот, смотрите, на соседний столик забрался белобрысый детина! Уверяю вас, это швед! Ветер сдует его со стола или стол сломается… Разве не весело смотреть на все это? Смотрите, как расточительно разбрасывает он деньги! Он покупает кислородные шарики для того, чтобы только раздавить их. Вот это я понимаю! Он молод, и у него никогда не было денег. Ему их давали взаймы. Так у них принято. Если бы он достиг сорока лет, он стал бы отдавать свои деньги, живя в нищете. А теперь ему некому платить долги.

Шарики рвались по ветру. Цветочницы их едва сдерживали. Француз поманил одну из девушек и купил у нее два шарика и цветов. Девушка смеялась. Кажется, она была пьяна. Она наклонилась и поцеловала француза в усы.

— Это бесплатно! — закричала она, смеясь, и убежала, прoведя нежной рукой по лицу Шерца.

— Да здравствует кислородный карнавал! Пусть безумствуют люди! Полгода назад я смотрел на их веселье и чувствовал себя Мефистофелем. Я знал, что они погибнут, а они не знали. Это ужасно, мсье Шерц, быть человеком, который знает будущее! А теперь… теперь они все знают, что их ждет. Давайте пить! Ах да, я обещал вам замечательный напиток. Он продается на Эйфелевой башне. Поднимемся.

Шерц и Бенуа встали и, стараясь удержаться на ногах, начали пробираться к мосту.

На Эйфелеву башню было страшно смотреть. Казалось невероятным, что она не падает. У доктора Шерца от этого кружилась голова.

Они вошли в старинный лифт.

— Я люблю этот подъемник, — говорил Бенуа. — В нем чувствуешь, что поднимаешься: есть окна, видишь, как мимо тебя ползут железные конструкции, под ногами разверзается бездна…

Шерц вздрогнул и отодвинулся от окна.

— Не смотрите так мрачно, мсье Шерц! В жизни есть только одна стоящая сторона — это смех. И если смеются все вокруг, то вместе со всеми смеюсь и я.

— Я не могу… — хрипло сказал Шерц.

— Определенно, вы думаете о нарисованных в вашей книге картинах!

— Я думаю об удушье.

— А я об опьянении!

Два раза они пересаживались из одного лифта в другой. Наконец вышли на самом верхнем ярусе. Там было несколько столиков. К каждому стояла очередь. Многие толпились у барьера с бутылками, которые они прихватывали полотенцами.

— Это жидкий кислород, мсье!

— Жидкий кислород?

— Нет ничего пьянительнее! Это изумительное вино, которое пьянит, даже когда его не пьешь!

В руках Бенуа уже была бутылка. Вместе с Шерцем они подошли к барьеру.

— Держите бокалы, мсье! Мы сейчас будем дышать кислородом на брудершафт!

Внизу расстилался город. Он походил на гигантский макет. Не верилось, что все это настоящие здания. Там и здесь проглядывала тончайшая зелень первой в эту весну и последней в мире листвы. Она казалась нежными расплывшимися пятнами на этой объёмной карте.

— Я пью! — воскликнул Бенуа, поднося к губам кислородный бокал. С наслаждением вдохнул он обжигающий газ.

Шерц смотрел вниз. У него кружилась голова. Страшная высота… бездна… Он бросил вниз свой бокал. Блеснула сверкающая точка и пропала из глаз.

Бенуа смеялся. Глаза его блестели.

— На брудершафт! На брудершафт! — кричал он.

Вдруг Шерц выпрямился и вскочил на барьер. Ветер захлопал полами его пальто.

Бенуа выронил из рук бутылку.

Тело доктора Шерца качнулось вперед. Ветер попытался откачнуть его обратно, но было поздно. Бенуа видел, как черный комок, постепенно уменьшаясь, коснулся на мгновенье ажурных стальных конструкций, отлетел в сторону и стал опять уменьшаться…

Бенуа сполз на колени, уткнулся лицом в барьер и дико, истерически захохотал. На полу лежала шляпа Шерца.

Ветер доносил снизу музыку и смех.