Пытаться не любить тебя

Глава 11

С момента появления Гранта в библиотеке, Пенни стала ещё более осторожной. Если она должна была пойти и поставить книги на место или взять их с полки, расположенной в закрытой зоне, она делала это с бьющимся как у кролика сердцем, от страха, что внезапно материализуется её худший кошмар. Однажды, во второй половине дня, когда она стояла на верхней ступеньке лестницы и услышала звучащий внизу голос, то от испуга чуть не упала.

Медленно спустилась вниз, таща за собой тяжёлый том, готовая при необходимости бросить его в лицо, но она поняла, что это не Грант, и даже не мужчина. Это была девушка, которая улыбалась ей, и Пенни спросила себя, где она уже её видела. Девушка была высокой, очень худой, со стрижкой, сделанной по последней моде и зубами, явно исправленными керамическими коронками. Слишком белые и совершенные, чтобы быть настоящими.

— Пенелопа Миллер, ты меня не помнишь? — спросила она, пожимая руку.

Память Пенни разложила в её голове всё по полочкам, показывая вспышками воспоминания некоторых деталей из прошлого: шестнадцать лет, школа, гнев на бабушку, потому что та настояла на переводе в школу, удалённую от их района. Дорогостоящая школа, которая высушила до последнего все их сбережения, очень хорошая, но полная мудаков-расистов.

— Ребекка Дей? — воскликнула она, чуть не поддавшись соблазну спросить у неё, где она оставила свою другую половину, учитывая что та весила плюс – минус килограмм сорок. Пенелопа не выглядела гигантом, но её бывшая одноклассница производила впечатление человека, который не ест уже несколько месяцев. Первая мысль возникшая у Пенни была, что возможно, она больна, но эта улыбка, это платье, стоящее шесть её зарплат, и триумфальное выражение на лице, говорили ей о том, что Ребекка являлась всего лишь очередной восходящей моделью, страдающей анорексией. Оставалось понять, что она забыла в их захудалом районе, поскольку было видно, что она жила в привилегированных районах города.

— Это правда, я! Мы искали тебя.

— Ты, и кто меня искал? И почему?

Из-за стеллажа выскочил совершенно новый персонаж. На этот раз Пенни узнала его сразу. Игорь, ещё один одноклассник и первый парень в которого она была влюблена. Он выглядел всё также – очень милый, с белокурыми локонами и зелёными глазами болотного оттенка. Не то, что бы между ними никогда не было никакой истории: она ограничивалась мечтами о нём и записывала свои приторные мысли, розовые до мозга костей, и надеялась на призрачный шанс, что когда они вырастут, то поженятся. Всё это она доверяла нелепому дневнику с обложкой цвета своих романтических надежд. Они не поженились, и вообще едва разговаривали, а после окончания школы потеряли друг друга из виду. Тогда какого чёрта он здесь делал?

— Мы были у тебя дома, и твоя бабушка сказала, где ты работаешь, — объясняла ей Ребекка, заправляя за ухо волосы заученным жестом. Её маникюр выглядел идеально, на каждом ноготке виднелись стразы разного цвета. Кожа на её руках была типичной для тех, кто никогда за всю свою жизнь не выполнял ручную работу, за исключением нанесения ароматного крема.

На мгновение Пенелопа почувствовала себя перенесённой в прошлое при помощи какой-то жестокой силы. Вернулась девочка: одинокая, униженная, агрессивная как Кэрри из книги Стивена Кинга, но без сверхъестественных сил, благодаря которым могла бы обороняться от стаи уродов. Она всё равно защищалась, но не так как ей хотелось бы. Не ровняя всё с землей при помощи огня.

Однако это гнетущее чувство возникло ненадолго. Почти сразу же вернулась новая Пенни, та, которой было наплевать, та, кто говорила то что думала, и не позволяла никому ходить по своей голове.

— Вам нужна книга? — спросила она, глядя сверху вниз, как они смотрели на неё тогда, и как пытаются сделать сейчас. Только теперь они больше не ранили её. Игорь сохранился лучше, чем Ребекка: двадцатитрёхлетний, довольно высокий, поскольку понятие высоты у Пенни видоизменилось после встречи с Маркусом. Раньше бы она сказала, что парень, ростом метр восемьдесят был очень высокий, сейчас же казался только приемлемым. Он носил твидовый пиджак и простые джинсы, небольшую бородку и крохотную серёжку в мочке уха.

— Нам нужна ты, — ответил Игорь, заговорив в первый раз.

Пенни наблюдала за ними, теряя терпение.

— Вы скажете мне – в чём дело, или мы играем в загадки?

Ребекка снова улыбнулась и Пенни услышала скрип, словно поворачивались латунные ручки, которые растягивали эти пухлые щёки, вынужденные имитировать ложное дружелюбие.

— Мы организуем встречу выпускников, — сообщила она.

— Мы стараемся связаться со всеми с нашего выпуска. Будет очень весело! Узнать какими мы стали, каких успехов достигли… — добавила она, с явным намерением показать, прежде всего, свои собственные достижения и посмеяться над неудачами других. — Например, — продолжила она, — я выхожу замуж! Мой жених – бизнесмен.

Ребекка протянула руку в жесте, типичном для будущей невесты, которая трепетно показывает миру кольцо, надеясь вызвать зависть и гастрит. Пенни увидела бриллиант размером с орех, в окружении более маленьких бриллиантов и всё вместе смотрелось так абсурдно, словно нарыв на её костлявом безымянном пальце.

— Поздравляю, — сказала она крайне наплевательски.

В этот момент она заметила, что за спиной Ребекки, Игорь, прищурил один глаз и делал странный жест, как будто хотел засунуть в рот два пальца, чтобы его вырвало. Пенни инстинктивно улыбнулась, а Ребекка подумала, что эта улыбка предназначалась для неё.

— Ну что, придёшь? — спросила её.

— Э-э… когда это будет?

— В следующую субботу, в доме моего жениха. Он предоставил для нас свой особняк!

«Таким образом, мы все реально сможем понять какой он богатый».

— Гм… я должна подумать, смогу ли я. В субботу работаю.

— Дай мне знать, это мой номер мобильного телефона. Если ты придешь, то будешь с кем-нибудь?

— С кем-нибудь? В каком смысле?

Игорь фыркнул, раздувая щеки.

— Она хочет знать, если ты без пары, словно носок с дыркой на большом пальце или у тебя есть некое подобие бойфренда.

— Но нет, ты что! — возразила Ребекка писклявым голоском. — Девушка вовсе не должна обязательно быть невестой! И потом, насколько я помню, мальчишки тебе никогда сильно не нравились, в школе ты ни с кем не дружила. Не волнуйся, даже если ты одна, то всё в порядке, — её искусственно беспечный тон, выражал чувство жалкого понимания и тайный триумф.

— Я не одна, — сказала Пенелопа, даже не задумываясь, прежде чем соврать.

— Ах, нет? Ты помолвлена?

— Да, я помолвлена.

— О, хорошо, значит приводи и его.

— Я же сказала, что не знаю – смогу ли я прийти из-за проблем с работой.

— Конечно! — воскликнула Ребекка, как если бы, наконец, поняла ужасную тайну. Пенни прочитала это на её лице.

«Не верит и думает, что я не хочу идти на вечеринку, чтобы не признаваться что я одинока, неудачница, с плохой работой и платьем далеким от последней моды».

Хотя это абсолютная правда.

И тогда, так как не хотела поддаваться, Пенелопа обнаружила себя заявляющей, несмотря на протесты благоразумия:

— Мы сделаем всё возможное, чтобы прийти. И я вас познакомлю. Его зовут Маркус.

Притворяться перед Ребеккой было легко. Сложнее было бы убедить Маркуса. И по возвращению из библиотеки Пенни разработала план.

Закрывшись в своей комнате, она принялась рыться в шкатулке для драгоценностей. «Шкатулка» – слишком громкое название для картонной коробки, которую она сама оформила в стиле декупаж, используя бумагу с рисунком щенков, а сказать «драгоценности» – было не только самонадеянно, но и почти кощунственно. В этом прямоугольном контейнере, в основном хранились браслеты с жемчугом из пластмассы, со времен детства. Серьги из серебра и циркония, кольцо из полимерной глины в форме торта на день рождения и пряжка для ремня со стразами. Но в этом нагромождении всякой всячины, хранился также достаточно ценный кулон, заслуженно завёрнутый в подарочный мешочек из тюля, в каких дарят конфеты на свадьбах.

Пенелопа вынула его оттуда и залюбовалась, глядя на свет. Это было сердце из белого золота, внутри которого виднелся маленький бриллиант. Кулон принадлежал ей и только ей, старый подарок от её родителей, от которых не осталось ничего, кроме страха перед темнотой в результате аварии, при которой они погибли.

В течение нескольких минут она сама себя допрашивала о своих собственных намерениях. Был ли смысл рисковать единственным предметом, связанным с её ушедшей семьёй? И только для того, чтобы заставить замолчать коварную Ребекку? Не лучше ли было бы вообще не обращать внимания и оставить её вариться в своём дьявольском отваре, с надеждой больше никогда не встретить?

Да, так было правильнее, но школьные воспоминания Пенни были ещё слишком свежи, а оставшихся от её родителей не было достаточно. Несмотря на то, что она и пошла вперёд, окрепла духом и стала храбрее, она не смогла забыть ежедневное жестокое обращение, которому её подвергала эта анорексичная ведьма, создавая вокруг Пенни барьер из насмешек, так что никто и никогда не осмеливался приближаться к ней, чтобы попытаться лучше её узнать. Включая Игоря. Игорь, который теперь смеялся за её спиной. Шесть лет тому назад он тоже смотрел в рот Ребекки.

Им не хватило бы её безразличия, они не принадлежали к числу утончённых личностей – пока не доказано что-то материальное, они продолжают считать тебя неудачницей. И именно с этим Пенни не могла смириться.

Таким образом, она сделала то, что считала правильным или, во всяком случае, необходимым. В тот же день она отправилась в ломбард и заложила свой кулон. Она получила меньше, чем ожидала, только двести пятьдесят долларов. Мысленно попросив прощения у своих родителей, она пообещала, что обязательно вернётся и выкупит его.

Ночью, после работы, Пенелопа решила найти Маркуса непосредственно у «Maraja», не ожидая его около «Well Purple», где они, как правило, встречались. Не увидев его там, она стала нарезать небольшие круги перед входом. Там стоял другой вышибала, скорее жирный парень, чем внушительный, который надоедливо дотрагивался до своей промежности. Тогда Пенни набралась смелости и спросила у него о Маркусе. Мужчина осмотрел её с ног до головы, а потом усмехнулся.

— Вокруг нашего Маркуса всегда крутятся самки. С момента как он тут появился, всегда найдётся киска, машущая вперёд-назад ему под носом.

Пенни спросила себя, если он намекает также и на неё как на киску, но в итоге предпочла не выяснять.

— Можешь сказать, где он? Ушёл?

— О, нет, он в переулке, курит сигарету.

— Я должна сказать ему одну важную вещь...

— Я вижу, похоже, что и у тебя жажда. Ладно, иди в ту сторону, за здание.

Пенни кивнула и протиснулась в узкий проулок, ставший ещё более узким из-за пожарной лестницы, вьющейся подобно металлическому змею по соседнему дому. Витал сильный запах мусора, который исходил от нескольких открытых баков, стоявших рядом со стеной дискотеки. Она задержала дыхание, преодолевая их, и достигла задней части «Maraja».

И там она увидела то, что предпочла бы не видеть.

Прислонившись к стене, стоял Маркус, со свитером, поднятым на живот и брюками, свисающими с мускулистых бёдер. На нём была девушка, почти голая и полностью оторванная от земли, удерживаемая только руками, просунутыми под ягодицы. Не курили они никакие сигареты. Они занимались сексом.

Никто из них не заметил зрителя. Оба двигались в неистовом темпе, быстро, всё быстрее и быстрее, и она слышала непристойный шлепок в моменты, когда их тела бились друг о друга. Девушка – блондинка с длинными волосами и задницей, похоже, вырезанной по форме банджо, стонала без остановки. Маркус не издавал ни слова или вздоха, только иногда, как-то приглушённо рычал.

Прежде чем Пенни смогла сделать шаг, оба достигли оргазма. Их удовлетворённые возгласы, показались криками раненых орлов. Затем, он отстранился от неё и вытащил свой член, обёрнутый в наполненный спермой презерватив. Опустил девушку вниз и она сказала ему лукаво:

— Ну ты и животное!

Маркус ничего не ответил, просто выбросил на землю презерватив.

Пенни продолжала неподвижно стоять, расстроенная и не в силах срочно убраться оттуда. Один комок застрял у неё в горле, а другой в животе. Она хотела убежать, стереть Маркуса из своих мыслей, выкрикнуть всё то, что она думала о нём и его необыкновенной любви к Франческе. Но она могла только дрожать, ненавидеть его в глубине своей души и говорить самой себе, что, если таким и был секс, таким отвратительным и потным, то она никогда бы не занялась им.

В этот момент, Маркус её заметил. Пока блондинка одевалась, он повернул свой взгляд в её сторону и Пенни, хотя бы имела удовольствие видеть, как он морщиться, как будто стыдится самого себя. Но, возможно, это не было стыдом, может быть, так проявилась только злость одного мудака, который хочет спокойно трахнуть шлюху, и терпеть не может когда кто-то вокруг его раздражает, и плохо на него смотрит.

Потому что она смотрела плохо, даже, очень плохо.

Затем она шагнула назад, пробежала переулком и вернулась к входу в дискотеку.

Жирный вышибала, увидев её, начал смеяться.

— Ты видела, какую красивую сигарету он раскурил?

Пенни его проигнорировала и направилась по тротуару в сторону дома. Этой ночью она вернулась одна, не нуждаясь в няньке. Она была такой злой, что если бы Грант, не дай Бог, появился на её пути, то растерзала бы его на мелкие кусочки, не позволяя даже сказать «ах».

Пенни не могла понять, почему она испытывала столько ярости и отвращения, и разочарования, и отчаяния, и в конце, даже можно сказать, что чувствовала себя немного мёртвой. В придачу, она знала, что Маркус так поступал с благословения Франчески, не осуждающей его чисто физические игрища. Однако она чувствовала себя именно так. Ей никак не удавалось выкинуть из головы недавнюю сцену.

После нескольких минут она поняла насколько быстро шла. Она была почти на месте, чувствовала усталость во всех мышцах и подступающую тошноту. И слёзы. «Суки, бесполезные слезы». Вытерла их ладонями. «Тупая дура, разревелась».

Поднялась по лестнице и спряталась у себя в квартире. Никаких следов Маркуса. Очень хорошо.

«Меньше его вижу, лучше себя чувствую».

Сделала свои обычные вещи пред сном и забралась в постель.

И тогда её сердце подпрыгнуло до самого горла, угрожая разорваться от инфаркта.

Кто-то стоял на пожарной лестнице. Внушительных размеров силуэт загораживал лунный свет. Она вскочила и села на кровати, думая, что это забрался Грант, решив добраться до её окна. Но там стоял Маркус.

Пенни уставилась на него сквозь стекло. Он сделал жест говорящий впустить его и выглядел настолько деспотичным, как бы говоря: «Открой, или я всё разобью». Она покачала головой, делая ответный жест, как бы отвечая: «Проваливай». Тогда Маркус просунул два пальца вдоль корпуса рамы, несколько мгновений повозился и поднял оконную раму.

Пенни замерла, открыв от удивления рот.

— Надеюсь, Грант хуже меня умеет вскрывать замки, — сказал он, перелезая через подоконник и безнаказанно входя в комнату.

— Убирайся с глаз моих, я хочу попытаться уснуть и чтобы меня не вырвало на подушку, — фамильярно ответила ему, выше натягивая на себя простынь. Как будто это было необходимо: она была одета в пижаму, которой позавидовала бы даже монахиня.

Маркус остался на месте, и комната Пенни стала казаться совсем маленькой из-за его монументальной фигуры.

— Что случилось? Ты шокирована? Ты не трахаешься много, правда?

«Я никогда не трахаюсь».

— Достаточно, — соврала она, — но не с едва знакомыми людьми, и таким свинским способом. Вы стояли практически посредине свалки.

— В любом месте хорошо, когда тебе захочется. Особенно с едва знакомыми цыпочками. По крайней мере, они ни на что не претендуют. Наслаждаются и сваливают на хрен.

— Ты всегда это делаешь в переулках? Никогда, ну я не знаю, может, в постели?

— В постели всегда есть риск, что тебя попросят остаться на всю ночь. В переулках нет.

— Ну, ты счастлив.

— В восторге. А кстати, что ты делала на задворках клуба? Шпионила за мной? Тебе понравилось то, что ты видела?

— Я ничего не видела!

Маркус бросил на неё язвительный взгляд.

— Ты видела всё. Ты уставилась на меня, глазела с большой настойчивостью.

— Более того, я была парализована. Знаешь, когда видишь что-то ужасное и не можешь пошевелиться от страха?

— Ты маленькая лживая сучка. Но это не имеет значения. Конечно, ты быстро бегаешь, да? За время, что я потратил, чтобы привести себя в порядок и выйти на улицу, ты пропала. Разве мы не договаривались? Зачем ты пришла сегодня? Твой Грант навестил тебя вновь?

— Нет, я хотела... я хотела тебе кое-что предложить. То, что позволит тебе заработать дополнительные деньги. Но я передумала, так что это не имеет значения. Ты можешь уйти.

— Да нет, теперь ты всё мне расскажешь. Когда дело касается денег, я становлюсь очень любопытным.

Пенни опустила взгляд. Маркус сел на кровать и повернулся, чтобы закурить. Она его остановила.

— Нет, не в доме. Бабушке не нравиться.

Он подошёл к окну и сел верхом на подоконник, свесив одну ногу в комнату, а другую на лестницу. Всё равно закурил, и послал дым наружу. Пенни задумалась на мгновение, сказать или не сказать, но потом воспоминание о Ребекке заставило её капитулировать. Она рассказала ему всё, говоря вполголоса.

Маркус расхохотался.

— И ты хочешь, чтобы я притворился твоим женихом? Тебе кажется, что я похож на жениха?

— Ты выглядишь дикарем и ублюдком, но сексуален, а этого для меня достаточно. Если я их не расстрою тем, что я богаче, или красивее, то сделаю так, чтобы они сдохли от зависти, потому что я с мужчиной, которого все хотели бы трахнуть.

Пенни поздно осознала, что была слишком откровенной. Маркус уставился на неё с улыбкой негодяя.

— Я должен принять это как комплимент?

— Ну, я не знаю, если ты принимаешь за комплимент, когда о тебе говорят как о парне, привлекающем большее внимание к своему члену, чем к своему уму, тогда да – это комплимент. А теперь, уходи.

— Значит, ты больше не хочешь поиздеваться над своими друзьями?

— Они не друзья, а мудаки.

— Сколько ты готова заплатить?

— Двести пятьдесят долларов.

—Только за один вечер?

— Да.

— Кругленькая сумма. Где ты её нашла?

— Это моё дело.

— Я хочу это знать. Может быть это ворованные деньги, и я вновь закончу в тюрьме за отмывание денег.

— Я их честно заработала. Сегодня ночью я обалденно поработала ротиком для одного полного денег и зацикленного на девочках, выглядящих как наивные дурочки, и он мне заплатил наличкой.

Маркус замер с зажатой между губами сигаретой.

— Не говори дерьмо, — пробормотал он.

— Ты можешь делать всякую хрень, а я нет?

— Хватит.

— И почему? До тех пор, пока ты меня провоцируешь и ставишь в неловкое положение, тебя всё устраивает, а я не могу играть так же?

— Играешь неправильно. Я тебе не советую говорить это дерьмо вслух. Я поступаю правильно, но другой, подстрекаемый таким образом, засадит тебе за две с половиной секунды.

— А тебе даже в голову такое не приходит.

— Мне приходит и ещё как. Но я умею себя контролировать. Итак, что мы будем делать?

— Что мы будем делать? Да ничего мы не будем делать!

— Я говорил про тех мудаков.

— Ах… про них. Я... я не знаю.

— Что мы должны делать на этой вечеринке?

— Ничего особенного. Ты только должен сделать вид, что готов целовать землю, по которой я хожу.

Маркус сделал затяжку и покачал головой.

— Нам это не удастся даже после посещения курса актерского мастерства.

— Тогда… ты можешь притвориться, что без ума от меня?

— Хм… у тебя нет плана C?

— Чёрт тебя дери, заработай эти деньги! Если ты думаешь, что не сможешь выглядеть как должен, то мы вообще не пойдём. Лучше тогда оставить всё как есть, и двигаться дальше.

— Так, посмотрим... я мог бы притвориться, что нахожу тебя до безумия сексуальной. Когда я смотрю на твой рот, то хочу зацеловать тебя до крови, что мечтаю каждую ночь часами тебя трахать, и что мне нравится в тебе всё, даже эти дурацкие волосы и то, как ты, словно стерва противостоишь и провоцируешь меня. Тебе хватит?

Пенни не могла говорить, а лишь глотала воздух, словно рыба, выброшенная на берег. У неё пересохло в горле, а себя она чувствовала разогретой и расслабленной, с лёгким головокружением, как после долгого массажа.

— Эм… да... я полагаю, что этого достаточно. Однако не понимаю, и как же ты это планируешь. Ну, знаешь – оплата за сделанную работу, никогда не знаешь наверняка.

— Я думаю, что могу тебе доверять.

— Хорошо, а теперь убирайся отсюда.

— Завтра я тебе поставлю более надёжную блокировку для окна. Эта, похоже, сделана из сливочного масла. Ненадёжная. Когда я выйду, заблокируй хорошо окно.

— Ты волнуешься обо мне?

— Конечно! Без предоплаты, если с тобой что-нибудь случиться, то я рискую не увидеть и доллара.

— Ах, вот, так я и думала.

Маркус спрыгнул на пожарную лестницу, повернулся и иронично помахал рукой на прощание. Пенни в ответ подняла средний палец, как это часто делал он. Маркус засмеялся и исчез из поля её зрения. Пенни осталась одна и нашла убежище под одеялом.

На следующий день в полдень Маркус, как и обещал, пришёл в квартиру к Пенни, захватив некоторые инструменты, чтобы починить защёлку на окне. Открыв дверь, Пенни подумала, что уже пора перестать каждый раз при встрече с ним чувствовать себя, словно только что вышла из центрифуги.

В отличие от Пенни, которая делала вид, что почти раздражена его присутствием, бабушка выражала свою радость от встречи с ним более открыто.

— Ах, как это замечательно, что такой красивый молодой человек у нас дома! Как ты любезен! Пенни, в каком-то смысле, ты должна ответить ему взаимностью.

Без видимой причины Пенни покраснела, в мыслях она вернулась к сцене, увиденной на задворках «Maraja». Он, как будто бы прочитал её мысли, повернулся, демонстрируя самодовольную ухмылку.

— Чини окно и уходи, — огрызнулась Пенни, провожая его в свою комнату.

Пенни наблюдала с порога комнаты за движениями Маркуса, пока он ремонтировал оконную раму. Он был одет в футболку с длинными, греховно узкими рукавами, которые подчеркивали литые мышцы его плеч и рук, покрытых татуировками. Пенни уставилась в пол и кусала губы ненавидя себя за то, что не могла оторвать глаз от тела Маркуса: искушение стоять и пялиться был настолько сильным, что она почувствовала себя загипнотизированной.

В какой-то момент Маркус остановился, достал что-то из заднего кармана джинсов и протянул ей.

— Это письмо для Франчески. Напиши адрес, имя отправителя и отправь.

— «Будь добра» не помешало бы.

— Я уже делаю тебе добро – чиню твоё окно.

— Но его сломал ты! И вообще, твои услуги щедро оплачиваются.

— Мне платят за сопровождение тебя от работы до дома, и заплатят, чтобы я притворился, что кроме тебя не хочу нюхать никого другого, но не за то, чтобы я работал плотником.

— Ты вульгарен и продажен.

— Да, я в курсе, это всегда были две мои характеристики. Обе черты фундаментальны. Секс и деньги.

— Тогда добавь также и третью черту, называемую отстоем. Только подлец может делать то, что сделал ты вчера вечером, а потом, в ту же ночь, написать своей женщине.

— Да, в самом деле, ночь была плодотворной. В любом случае, перестать читать мне эти проповеди о Франческе. У нас такие отношения, и дурочка, как ты, не может их понять.

Пенни больше ничего не сказала: когда она говорила о Франческе, Маркус терял свою разнузданную веселость и превращался в мудака.

— К тому же, — продолжил он через некоторое время, — полагаю, если я должен выдавать себя за твоего жениха, то должен знать больше о тебе. Просто чтобы не говорить ерунду. Что ты собой представляла в шестнадцать лет? Даже если немного, я могу представить себе.

— Это неправда.

— Скажи мне, если я угадаю. Ты была одинокой, замкнутой, но не робкой, и чувствовала отвращение к тем, кто тебя окружал. Даже если они думали, что ты тупая и покорная, ты была умна и полна гнева. Ты бы хотела схватить за волосы тех кто задирал нос, и как минимум, засунуть их голову в унитаз. Тебе нравился некий парень, который никогда тебя не замечал. Я ошибаюсь?

Пенни смотрела на него с открытым ртом.

Маркус нахмурился и вернулся к своей работе.

Она его спросила:

— Как... ты... это понял?

Не отрывая глаз от того что он делает, Маркус пробормотал:

— Ты достаточно предсказуема.

В этот момент в комнату вошла бабушка.

— Итак, ты пообедаешь с нами? — явно довольная, обратилась она к Маркусу.

Пенни и Маркус одновременно дали два различных ответа.

Она сказала:

— Нет.

Он сказал:

— Да.

Бабушка вернулась на кухню, подпрыгивая словно ребёнок.

— Что ты задумал? — спросила Пенни в ярости.

— Поесть.

— Иди и ешь у себя дома.

— У меня пустой холодильник и я голоден. Когда голоден, я не соображаю, ты же знаешь. И потом, ты должна расплатиться за работу что я делаю, или нет? Потом отремонтирую даже окно в комнате твоей бабушки, и ту дерьмовую щеколду, что у вас на двери. Так что, или заплати мне двадцать долларов или угости меня обедом.

— Я знаю, почему ты это делаешь. После этого ты сможешь критиковать меня и за то, как я готовлю.

— Готовишь ты?

— Конечно. Если это сделает моя бабушка, как минимум она положит сахар в макароны с сыром.

— Тогда давай, шевели своей задницей. Иди, приготовь что-нибудь.

— «Шевели задницей» – говори своей сестре, — стали последние слова, которые Пенни произнесла, выходя из комнаты.

Обедать дома вместе с Маркусом было действительно странно. Вся квартира казалась более тесной в присутствии этого гиганта, который доставал головой до люстры. В контрасте с ним уменьшилась даже бабушка.

Сердце Пенни, напротив, увеличивалось с каждым его шагом, укусом пищи, словом или молчанием. Она всё больше и больше его опасалась, но не по причинам, по которым следовало, не потому, что он был высокомерным, неприятным, задирой и дикарём. Она боялась, что слишком привыкла к его присутствию, и начинала зависеть от необходимости видеть его. Слишком много вещей становились знакомыми: его запах, сочетание цитрусового мыла и табака, каким способом он изгибал свою бровь или курил – оставляя сигарету висеть на губе, с дымом, струящимся вокруг, а затем резко перехватывал её между пальцами. Его крепкие и расписанные татуировками руки, его плечи, настолько огромные, что казались в состоянии поддерживать небесный свод.

Ей необходимо взять себя в руки, по крайней мере, эмоционально. Надо перестать позволять сердцу, разгуливать где ему хочется по грудной клетке, подобно пьяному, который натыкается на стены гетто.

В конце обеда, когда бабушка устроилась на диване, чтобы посмотреть свой любимый сериал, Маркус взглянул на Пенни и объявил:

— Признаю, что ты умеешь готовить.

— Вау, какая великая поблажка!

— Нет, я серьезно, у тебя здорово получается. В следующий раз, когда приготовишь эту пасту, принеси мне наверх.

— Будут другие пожелания, сэр?

— После обеда у меня всегда возникает желание другого типа, но ты не та кто может удовлетворить его.

— Ты животное, я говорила это и повторяю вновь.

— В каком возрасте у тебя было в первый раз?

Пенни качнулась, словно кто-то её толкнул.

— Э? И каким образом это связано с обедом? Занимайся своими делами, извращенец!

— Итак?

— И где ты берёшь все эти вопросы?

— Мне приходят на ум, и я спрашиваю.

— Ты не можешь всегда озвучивать то, что приходит в голову!

— Нет, и в этом ты права. Не всё. Но про это да, давай, это невинный вопрос и составляет часть той информации, которую должен знать жених. Когда? Или, может быть, ты никогда этого не делала, и только строишь из себя женщину с опытом?

— Я делала это и ещё как, но не хочу обсуждать это с тобой.

Маркус собрался закурить, но потом остановился.

— Пойдем ко мне, я смогу покурить, а ты откроешь мне некоторые свои позорные секреты?

Наиболее правильным ответом явилось бы колоссальное «нет». Но Пенни в последнее время имела склонность закапывать разумность, как поступает собака со своей косточкой. Таким образом, позволяя руководить той части себя, что уже ничего не понимала и позволяла делать всё возникающим желаниям, кивнула и последовала за ним.

В скорости они оказались в его мансарде, и Маркус прикурил сотую, в количестве выкуренных за день сигарет. Он уселся на кровать, прислонившись спиной к стене. Пенни пристроилась неподалеку на подлокотник дивана, делая вид, что не наблюдает за ним и вообще не хочет смотреть на него. Внезапно, она собрала всё своё мужество и предложила ему ещё одно соглашение:

— Я отвечаю на твой любопытный вопрос, если и ты мне тоже кое-что рассказываешь.

Маркус нахмурился.

— Первой отвечаешь ты.

— Таким образом, если тебе не понравится мой вопрос, ты откажешься, всё равно я уже ответила на твой?

— Девочка, ты не какая-нибудь дурочка.

— Ты же говорил, что я умная, верно?

— Да, это я думаю серьезно. Теперь расскажи мне всё о своём скандальном опыте. Если хочешь, на вечеринке мы можем распустить слух, что в твой первый раз ты сделала это со мной. Я уверен, что твоим бывшим стервозным подругам очень понравится эта деталь, в случае если спросят.

— Только стервы, не друзья, повторяю. Действительно, только стервы способны такое спросить.

— А скажи мне, как всё случилось на самом деле. Мне очень любопытно. Не могу представить тебя, занимающейся этой похотливой активностью.

— Любовь – это не похотливая активность. Это не то, что делаешь ты – грязный и без эмоций секс, используя первых попавшихся женщин. Когда ты любишь кого-то – всё по-другому, романтично, и ты должен знать это, потому что у тебя есть Франческа.

— Я всегда похотливый и никогда не буду романтиком в постели, и для Франчески это очень подходит. Но ты так и не ответила на мой вопрос.

Пенни закусила нижнюю губу, уставившись в угол стены. Она могла выдумать то что хотела, не так ли? Заслуга лжи в том, что она не имеет границ, таких как у истины – бедной и тесной. Итак, она пробует представить себе идеальную ситуацию, ту, что она хотела бы действительно пережить, и перевела её в фильм уже случившегося фальшивого опыта.

— Я была очень влюблена, очень сильно. Моё сердце разрывалось, только видя его в комнате. Это случилось естественно и красиво. Он был мой идеал мужчины. Звучала красивая фоновая музыка, ароматические свечи и лепестки цветов на кровати. Нет никаких скандальных подробностей, любовь делает всё невинным.

В это мгновение Маркус выглядел рассеянным, словно он вообще не слушал. Потом уставился на неё как на инопланетянку, прилетевшую и спустившуюся с летающей тарелки.

— И что в конце случилось с этим идеальным парнем?

— Он… э-э... умер.

— Умер?

— Да, он был болен. Лейкемия. Но я не хочу об этом говорить – до сих пор скорблю, когда вспоминаю. Ну, теперь моя очередь.

Некоторое время он курил в тишине, глядя на небо, наблюдающее за ним сквозь окно на крыше.

— Я разочарован, надеялся на что-то более пикантное.

— Теперь моя очередь, — повторила Пенни.

— Ты хочешь знать, когда это сделал я? Нет, лучше не надо, девочка, разрушим эту романтическую атмосферу, полную вздохов и рыцарей на белом коне.

— Я не хочу знать об этом.

— И что тогда?

— Чьё это кольцо, то, что ты носишь на шее?

Пенни раскаялась сразу что задала этот вопрос, когда увидела как Маркус вскочил с кровати и нервно бросил на пол, ещё зажжённую сигарету. Она увидела, как дёрнулась к шее его рука и он заправил внутрь футболки кожаный шнур, с висящим на нём кольцом; спрятал его от чужих взглядов очень раздражённым жестом. Затем он подошёл к ней, так близко, слишком близко, прижимая к стене. Пенни почувствовала теплый вес его тела, настоящее покрывало из мышц.

— Больше никогда не спрашивай об этом, — зарычал он ей в лицо, пригнувшись, чтобы показать свой гнев лицом к лицу.

На мгновение они столкнулись в войне взглядов, без лишних слов, потому что было достаточно этих полосок серебра и снежного неба, чтобы сказать всё то, что можно было сказать. У Пенни перехватило дыхание, и не потому что она боялась Маркуса: она боялась того, что она чувствует. Хотела поцеловать его, хотела, чтобы он поцеловал её. На мгновение показалось, что Маркус готов воплотить это молчаливое желание, словно прочитал всё в её мыслях, в приоткрытых губах, в рваном дыхании. Пенни почувствовала, как его язык ласкает контуры её рта, как будто он хочет чего-то большего. Только на мгновение, к сожалению. После этого вспышка смятения прошла, поскольку Маркус встряхнулся. Отодвинулся, внимательно посмотрел на неё с непонятной враждебностью и нахмурил брови, дыша сбивчиво.

— Тебе лучше уйти, — сказал он за мгновение, прежде чем повернуться к ней спиной и запереться в ванной.