Работа над ошибками

* * *

Когда мы вышли из работного дома, близился вечер, накрапывало, и вдалеке предупреждающе порыкивал гром. Настроение у всех было хуже некуда.

– Выкрасть! – заявила Мардж. – А на следующий день еще бы и с проверочкой свалиться. Мол, где? Как – нету? – она с надеждой посмотрела на Дерека. Снизу вверх. – Можно?

– Вынести отсюда что-либо насильно способен только спецназ, – мрачно изрек Рохля.

– Ну почему? Я могла бы…

– Я не сомневаюсь, что ты могла бы. Нет.

– Ребенок в плохих руках!

– Сам видел, – огрызнулся Дерек.

Я вздохнул и посмотрел на небо. Сбоку неслось нескончаемое: ну позволь мне, я сказал – никакого криминала, у меня получится, я решительно запрещаю, и даже да пошел ты.

Я не встречал крепости неприступнее, чем прикрытая бумажкой с печатью. Вот и сейчас бюрократы смешали наши ряды: Мардж стиснула кулачки и опасно вздернула подбородок. Исчезнет? Нет, не исчезнет – страха в ней нету и на ноготь. Дерекова, кстати, заслуга. Пахло раздражением и бессилием. Ссорой.

Дождь наконец хлынул, обрушился сплошной стеной воды. Мы прижались к стене, укрывшись под горгульями фриза и морщась от брызг. Подкатило маршрутное дракси, да номер не тот. Старая, смутно памятная линия, которой ездил когда-то давно, когда это казалось важным.

– Поехали, – скомандовал я, отлепляясь спиной от стены и целясь нырнуть в салон. Глаза немедленно залило, Мардж последовала за мной, вскинув над головой портфель. Последним, подтянувшись за поручень, запрыгнул Дерек, и всех забрызгал, отряхиваясь внутри, как пес.

Пока летели, ливень кончился, и желание цапаться у молодых выдохлось. Мисс Пек поглядывала в окно, любопытствуя, куда я их везу. Рохля, напротив, закрыл глаза, расслабился, опустил плечи. То ли думал, то ли спал. Доля такая – принимать на себя эмоциональные удары. Кто другой, может, и привык бы. Трудно быть хорошим парнем. Доказывай тут всем, что, мол, достаточно хорош. Как скоро потребуешь принять тебя таким, как есть?

Наша остановка. Теперь, насколько я помню, перейти улицу, и чуть налево. Дом во дворе. Этаж первый. Своего ключа у меня давно нет.

Драговица открыла за стук, взметнула уши, видимо от удивления, и заслонила собой вход в логово.

– Здрассьте. Чего приперся?

– Был тут недалеко, – ответил я. – Не один я, с ребятами. Дождь застиг. Да и проверить вас захотелось.

Решимость ее была поколеблена.

– Чаю не нальешь?

– Ну… Мусик скоро вернется, у него экзамены. Вы проходите…

Она отодвинулась вглубь темного коридора, откуда пахнуло душным теплом. Так, собственно, и выглядит среднестатистическая тролльчиха среднего возраста. Шлепанцы на босых ногах, шелушащиеся пятки, серая юбка до середины колена, уже не выходная, мятая, но для дома сгодится. Колыхающиеся складки плоти под бесформенной безрукавой блузой. По достижении определенного возраста троллю бесполезно бороться с лишним весом. На самках это особенно заметно.

Дерек и Мардж примолкли – одно это уже удача! – и тихонько расположились в гостиной.

– Это, – шепотом спросила мисс Пек, – ваша супруга?

– Бывшая.

– Ааа… извините, я не…

– Ничего особенного. Такие вещи случаются чаще, чем принято думать. Слишком разные взгляды на то, что лучше для ребенка. Ну и, разумеется, носки. Все разводы, по существу, из-за брошенных где попало носков.

Теперь, озирая старую гавань, все эти немодные вещи, купленные десятки лет назад, салфетки и занавески, я отчетливо видел, что мне никогда не было здесь места. И мне понадобилось столько времени, чтобы это понять?

Появилась Драговица, неся поднос с чашками. Я помог ей с тяжелым чайником. Мардж робко потянулась за печенинкой, а Рохля прикинулся невидимым и неслышимым. Говорить было не о чем, и мы некоторое время маялись, пока нас не спасла хлопнувшая входная дверь.

– Ну, – вскинулась Драговица, – как?

– Привет, мам. Билет восемьдесят третий. Я зашел в час сорок. Ой… здравствуйте.

– Восемьдесят третий, – кивнула Драговица. – Час сорок. Ну иди, учи восемьдесят третий.

Мусик поспешно скрылся в своей комнате. Толстоват парень. Уже сейчас толстоват, а что дальше будет?

– Зря ты это, – вздохнул я, понимая, на что обречены все мои возражения. – Он у тебя хоть раз сам за себя ответил?

– Не вижу в этом никакой необходимости, – рыкнула Драговица. – Ничего плохого я не делаю.

– Простите? – это Дерек в первый раз подал голос. – А что именно вы делаете?

– Она исправляет случившееся, – мрачно ответил я.

– Как это?

– Отматывает назад. Не спрашивай, как. Это врожденное. Как исчезновения у мисс Пек. Вот и сейчас, как я понимаю, парень завалил экзамен, но духом не пал. Выучит нужный билет, и вперед, к светлому завтра. Ты бы хоть подумала, зачем троллю диплом? Или ты не знаешь, как в этой жизни все устроено?

– А изменится что? Квоту введут, к примеру, на государственные должности для меньшинств? А Мусик-то и вот он! Ты никогда не думал о будущем!

– Вы что же… – едва шевеля губами, сказала Мардж, – меняете реальность?

– Реальность понятия не имеет, что ее поменяли. Если бы вы, барышня, могли исправить какую-нибудь ошибку, вы бы удержались?

Мардж, которая до недавнего времени не давала себя труда удержаться, чтобы не обворовать супермаркет, закрыла рот.

– Я категорически против любой уголовщины, – задумчиво произнес Дерек. – Уже потому хотя бы, что ни в коем случае нельзя светить Мардж. Штурмовать железную стену, поплевав на пальцы, я тоже, честно говоря, не готов.

– А вот на это, – томно промолвила мисс Пек, – я бы посмотрела.

– Единственный способ вытащить Ландыш из лап баньши – сделать, чтобы ее никогда там не было.

– Отмотать на три года и обучить Гедеона практическому заклинанию «только не сегодня»? Или лучше – жену Гедеона?

Рохля против воли фыркнул.

– Нет, я не настолько радикален. Всего лишь подобрать ее прежде, чем это сделает социальная служба. Мэм, вы согласитесь помочь?

– Эээ… – Драговица, кажется, дар речи потеряла. – Так то ж я для себя. То ж никого не цепляет. Капелька к капельке, волосок к волоску…

– Дерек, вертать время вспять – покруче уголовщины, – намекнул я. – А ну как сделаешь непоправимое?

– Как справедливо заметила леди, реальность изменения не увидит. Темпоральный шок примет на себя только тот, кто пойдет. Остальных теоретически зацепит причинно-следственной связью, но… Я видел ребенка. Ничтожнее существа я не встречал. Вытащить ее, или забыть о ней – для реальности значит меньше, чем на бабочку наступить. Все, что будет сделано или не сделано по этому поводу – только вопрос личной совести. Совесть подвигает нас на поступок, а значит – является учитываемой силой в причинно-следственной цепочке.

Мардж громко хлопнула ресницами.

– А если кому-то от этого будет плохо?

– Или хорошо, с равной вероятностью, или никак. Я склонен попробовать.

– А если… а если это коснется нас?

– Если все получится, исчезнет причина, по которой мы все здесь сидим. Реннарт?

– Я помню, – сказал я, – однажды тебе вусмерть захотелось попользоваться военно-транспортным драконом…

– И я, – пискнула мисс Пек. – Я ведь действительно не предлагаю вернуться назад на сколько-то лет. Одна неделя. Чем короче и неразветвленнее цепочка, тем меньше флуктуации. Коли уж я набрел на рояль в кустах, так хоть собачий вальс на нем сбацаю.

– Ты не понял, – сказала Мардж. – Вдарит не по Гедеону. Гедеон – что, он всего лишь не потеряет ребенка и будет устраивать свою жизнь, как может. Сильнее всех зацепит тебя и меня. Ты не повторишь всю эту неделю в точности, не скажешь всего, что сказано, и не сделаешь всего, что сделано. Ты… ты понимаешь, как все хрупко? А… а давай, я пойду? – нелогично завершила она.

– Идти имеет смысл тому, кто лучше считает, – резонно возразил Дерек. – Заодно воспользуюсь единственным случаем сделать то, что не сделано, и сказать, что не сказано. Не беспокойся, я знаю, что должно получиться на выходе. Удержу поди все, что там так хрупко?

– Эх, да как вы держите… – сморщилась Мардж. – Вон, Драговица, наверное, могла бы порассказать.

– Я тебя люблю, – сказал Дерек. – Ты меня… ну, надеюсь. То, что должно быть сделано – должно быть сделано. В остальном… ну, будем мантры читать, а?

– Это что же, значит, он, – Драговица указала на меня пальцем, – не зайдет?

– Я запишу на манжете, – Дерек мне подмигнул. Я цыкнул на него зубом. Все, что угодно сейчас может себе позволить, после витка – отопрется ведь, не докажешь. Да и манжет он сроду не носил.