Ради жизни

3. Навестил, называется

Я дремал в открытом салоне клонверка. Раны мои ещё не зажили как следует, и мне подходила его скорость. Вряд ли она превышала 50 единиц, плюс постоянные остановки и повороты.

Клонверк, или коротко, кверк — круглая посудина на воздушной подушке. Он движется по городу, словно старинное морское судно с посадкой с обоих бортов. И остановки делает, то поворачиваясь к тротуару слева, то справа. Устоять невозможно: каждый, погружающийся в кувшинку клонверка, тут же валится в амортизационное кресло. И кверк кружит, скользит в потоке ярких улиц, пестролистых гиолей, рессити, увешанных поздними бокастыми плодами.

Такие вот смешные машинки я увидел только на Кьясне — с её карнавальными неспешными городами, плавающими над головой клумбами, нахальными мусоросборниками, клянчащими обёртки у прохожих возле виммаркетов…

Мозг мой, адаптированный к перегрузкам, на повороты никак не реагировал. Однако полуприкрытые глаза фиксировали всех входивших и выходивших. Привычка.

Двое сошли у голотеатра: парень и девушка. Она — с живыми бабочками в волосах, он — студент-психотехник, с татуировкой через весь лоб, демонстрирующей его специализацию: мол, не лезь ко мне, человечек, мозги по газонам разбегутся. Девушку, однако, предупреждение не смущало.

Парочка спрыгнула на траву, вошла туристка. Кверк крутанулся — и она повалилась в кресло.

Девушка была крепенькая, коротконогая, в забавных очках-локаторах. Я решил, что туристка, потому что ходить по улице и смотреть голо на Кьясне немодно. А вот сверяться на ходу с интерактивной картой — это для туристки вполне. А девушка явно была не местной: сила тяжести здесь 0,87 от эталонной, девицы — длинноногие, как жеребята шемо-гистази. Я видел этих шайтановых лошадей на соседней Джанге. Экзофауна там богатейшая, поохотиться на Джанге — мечта любого, кто не охотился на людей. Я настрелялся в двуногих с избытком и за четвероногими предпочитаю наблюда…

Девушка-туристка вдруг дернулась, запрокинула голову, радужные очки свалились, и я увидел посиневшие белки закатившихся глаз!

Квэста Дадди амаи гата!

Не остыл я ещё от Плайты, иначе не резануло бы так. Ведь это же… Нет, тут бы лучше ошибиться!

Я схватился за соседнее кресло, перекинул тело к следующему. Кверк крутанулся, и инерция толкнула меня к девушке.

Руки, сначала руки.

Рванул сетчатый рукав, сшитый между средним и безымянным пальцем…

Пятна были. Характерные синеватые, слегка вдавленные.

Приехали, квэста патэра. Где же мы прокололись?

Кверк ткнулся в тротуарный газон, я подхватил девушку на руки и спрыгнул в бок, на упругое дорожное покрытие. Оглянулся. Все восемь оставшихся пассажиров копались в коммуникаторах. Скажи, что они делали, если не полисов вызывали?

Я стоял посреди проезжей части с полумёртвой девушкой на руках. И боялся шагнуть на тротуар.

Борусы — жуткая зараза. Гибриды вирусов и бактерий, разлагающие гемоглобин. Наш «ответ» живому железу хаттов.

Сначала это был некий вирус, в структуру которого ввели нанобактерии. Вирус был нужен, чтобы инфицировать живые клетки хаттов, а нанобактерии, встроенные в механизм размножения вирусов, вызывали окисление их механических частей.

Хаттам мы, конечно, ответили в своё время на полную катушку. А теперь, когда вспыхнула война внутри человеческого лагеря, наши противники решили, что это биологическое оружие и для людей сгодится, если чуть доработать. И они доработали.

Мы успели выяснить, что первым делом борусы разрушают в организме жертвы информационные связи, затем кровь и саму способность организма к кроветворению. Мало того, даже бесконтактно они серьезно поражают иммунитет тех, кто с ними работает. Никакие защитные средства не помогают. Играет роль только сопротивляемость организма.

Два месяца назад я участвовал в уничтожении планеты, где были лаборатории по производству борусов. И я полагал, что мы сумели уничтожить всё.

Однако девушка у меня на руках являлась доказательством иного развития событий. Но где она могла подцепить эту заразу? И почему опять я?

Грата, будь она проклята. Раз я в курсе, я вроде как должен… Бросить бы эту девицу и бежать, пока не поздно…

Рядом мягко опустился полицейский катер.

Я стоял.

Выскочившие, было, полисы поняли, что убегать не буду. Окружили, если вдвоём можно окружить. Третий полис, сержант, судя по красной полосе на кителе, оружия не достал. Кьясна — тихое место. Планета расположена в глубоком экзотианском тылу. Что он мог обо мне подумать? Маньяк? Без оружия, с тёткой на руках?

Недоразумение — вот что решил этот парень. Потому и морда у него спокойная, и движения размеренные.

— Абэ, сержант, — бросил я, размышляя, насколько ухудшится эпидемическая ситуация, если положить девицу на пенопрен дорожного покрытия. — Срочно передайте по полицейскому каналу: запретить выезд из города муниципального транспорта. Технолинии — обесточить. Патрульным катерам — организовать контроль над вылетом частных машин до особого распоряжения губернатора. Приказ понятен?

Сержант застыл в недоумении. В речи я использовал императивные формы, так здесь разговаривает знать. Да и как я ещё мог говорить, если выучили меня экзотианскому на флагмане эрцога Локьё, командующего их эскадрой?

— Я как-то неясно выразился? — холодная злость поднялась во мне, и один из бойцов выронил импульсник, сжав руками виски.

Это была прямая демонстрация психической силы.

Сержант решил, что он всё понял. Проявить волевое насилие на Кьясне мог исключительно человек знатный, других тут этому не учат. У эрцогов, обычно, куча побочных сыновей, всех в лицо не запомнишь. А костяк у меня подходящий.

— Слушаюсь, мой лорд, — выдавил он, опуская глаза. Вряд ли здесь сильно любили эрцогов. В тылу не любят снабжать тех, кто воюет.

— И передайте, чтобы задержали клонверк, следующий двенадцатым маршрутом, собственный номер А10-806. Посадить, не приближаться, никого не выпускать и ждать дальнейших распоряжений!

Сержант засуетился, закомандовал. Ещё минут пять-десять он будет подчиняться мне по инерции. Или дольше, если я продолжу ломать его психику. Он ошибся, управлять чужим эго я не умею, только ломать. Я не высокородный, а как раз наоборот…

Но откуда же явилась туристка? Через космопорт или передвигается по грунту?

— Срочно свяжите меня с губернатором провинции! — приказал я. — А труп нужно уничтожить.

Девушка дернула безвольно висящей рукой, и глаза у сержанта округлились. Если облить её сейчас дезинфектантом, или сжечь на месте, он тут же и ублюётся. Да и нечем мне её сжечь. Из оружия — спецбраслет да природная наглость.

— Детский сад, квэста пассейша, — выругался я. — Автокапсула есть на катере?

— Так точно, мой лорд.

— В капсулу её! Синие пятна видишь? Это инфекция, сержант! Живо! Потом вместе с капсулой — в автоклав!

— А ре…анимация? — пробормотал парень, оторопело взирая на меня.

— Какая тут, к Хэду, реанимация, белки уже посинели.

Я не знал, насколько опасно даже стоять посреди города с инфицированным телом. Не знал, сколько у меня времени и представляю ли я сам какую-либо опасность для местных. Борусы распространяются не воздушно-капельным путём, а информационным. И природа информационной заразы пока не изучена, не дали нам борусы этого шанса. Планету, где они вырвались из-под контроля, пришлось сжечь. До этого наше крыло полностью потеряло экипаж «Коры» и две трети экипажа «Абигайль».

Здесь, на Кьясне, иммунитет к борусам есть у меня и у эйнитов. Вот и останется на всей планете эйнитская община. В гордом одиночестве. Потому что мне тут, вообще-то, делать нечего. Я тут никто и звать меня никак. Потому что Кьясна — глубокий экзотианский тыл, а я вообще-то — имперский капитан. Хоть у нас сейчас и временное перемирие…

Раненая рука затекла. Два месяца назад я мог бы таскать эту туристку сколько угодно, но не сейчас. А ещё нужно суметь обыскать её на весу. Когда же эти нерасторопные бандаки выгрузят капсулу!

— Сержант! — окликнул я полиса. — Нужно выяснить, как девушка попала на планету и как перемещалась здесь. Документов у неё нет, только ком. Но в руки его брать нельзя. Я буду говорить номер — ты вводить.

Сержант шагнул ко мне, доставая полицейский идентификатор, и мне пришлось рявкнуть на него:

— Стой, где стоишь, я сказал!

Сержант застыл, зато двое его бойцов живенько заработали с автопогрузчиком.

Я назвал номер, он ввёл, и я выдохнул: девушка ехала от космопорта. Значит, оцепим город, и этого может быть достаточно.

— Что губернатор? — спросил я, швыряя коммуникатор девушки в капсулу вслед за телом.

Сержант повернул экран, и я увидел: вызов идёт. Уже девяносто две секунды идёт.

— У них там что, День обновления празднуют?!

День обновления, он же День колонизации сектора — самый значительный праздник в южной части освоенного рукава Галактики. У нас его ухитрялись отмечать даже в разгар боевых действий.

Сержант замялся:

— Сегодня выходной. В резиденции губернатора должен быть дежурный, но, возможно, он обедает. Я могу со службой безопасности связаться, у меня там знакомый…

Я кивнул, давай, мол. И увидел сообщение, что клонверк остановили.

Нужно было решать с ним что-то. Я мог связаться с эйнитами или выйти лично на командующего экзотианской эскадрой эрцога Локьё, но мне очень не хотелось делать это через спецбраслет. Увидев имперское коммуникационное устройство на моём предплечье, полис совсем охренеет, а он и так не очень-то мне верит. Лучше бы мне вообще не афишировать, кто я.

Сержант заговорил по гражданской линии без имен и званий. Видимо, действительно с приятелем связался. Из разговора я понял: в резиденции губернатора пьянка, извиняюсь, большой семейный праздник, — совершеннолетие дочери. Даже охрана навеселе.

Ухватившись здоровой рукой за поручень, я забрался в полицейский катер. И скомандовал:

— Полетели до губернатора!

— Мне бы как-то ваши полномочия подтвердить, — растерялся сержант. Он уже почти оклемался от «скромного обаяния» моей психической силы.

— Завтра подтвердишь, если живой останешься, — усмехнулся я, но сжалился, видя, что парень действительно дезориентирован. — Просто вали потом всё на меня — ментальное насилие, рекрогипноз и всё такое. Мол, не дал связаться с начальством, заставил силой… Или… — я изменил тональность голоса, — …мне таки заставить?!

— Никак нет, — растерялся сержант.

— Тем более, ты просто довезёшь меня до губернатора. Но полетим через автокрематорий. Там тоже свалишь потом на меня.

И мы полетели. На полпути в коммуникаторе проснулось полицейское начальство моего сержанта и разразилось воплями на тему, откуда взялся переданный нашим патрулём приказ о запрете покидать город. Я велел сказать, что приказ губернатора. Вряд ли они сумеют проверить это в ближайшие двадцать минут.

Пока летели, попавший в мои руки сержант запросил ориентировки на события, связанные с космодромом.

Ни одной зацепки.

Отчаявшись, я велел переключиться на общественное вещание. Журналисты — весьма пронырливые типы, а вдруг…

В поисковике я выставил «космодром-событие-Луна-2». Вторая Луна называлась здесь Целеста. Девушка, как выяснилось, свалилась на нас именно оттуда.

Запрос по словам «космодром-событие» меня не впечатлил, а вот на «Целесту» посыпались весьма странные заголовки.

Я велел включить голо и… ударился больной рукой о кресло второго пилота! Потому что на Целесте потрошили останки нашей «Коры»!

Что такое погибший звездолёт, оплавленный до бесформенности светочастотными противника? Если абстрагироваться от призраков погибшей команды — это глыба очень дорогого металла и хемопластиков. С включениями титана, рутения, иридия и иже с ними.

«Кору», потерявшую экипаж на зараженной борусами планете, командующий нашим крылом намеренно подставил под удар экзотианского резерва. Нам тогда не нужна была огласка причин, по которым был уничтожен корабль.

Изуродованный корпус отбуксировали в направлении астероидного пояса в секторе R-016, двойной рентгеновской звезды. В нашем, имперском, секторе! Тем более что район этот сам по себе опасный из-за аккреции, и, понятно, что закрытый для гражданских судов. Как случилось, что какой-то недоделанный разведчик противника нашёл «Кору» и доставил на Целесту — я потом разберусь. Сейчас нужно вводить карантинный режим на Луне-2, что в условиях разреженной атмосферы и отсутствия поселений не так уж сложно, и вводить карантин на самой Кьясне, где…

И тут мы долетели до виллы губернатора. И я понял, что двадцать минут на губернаторскую реакцию было с моей стороны ну очень сильным преуменьшением.

Праздновать на Кьясне умели с размахом. Уже на подлёте, даже при ярком дневном свете видно было, что вилла сияет. Иллюминировало так, что мои испорченные войной нервы требовали занять оборону уже в пределах видимости всей этой световой какофонии. Если бы я не знал, что там творится, предположил бы теракт с применением полиспектральных лазеров.

Жаль, что это был не теракт, и действовать придётся не по привычным схемам.

Но как мне действовать? Это над полисами я мог развлечься, продемонстрировав, в общем-то, несложную технику эмоционального «наката». Но я не эрцог, и мне не подмять под себя развесёлую толпу, орущую в сотни глоток.

Оставалось поговорить, как сумею, с губернатором. Благо он навеселе. А с психикой одного пьяного я, возможно, сумею что-то сотворить… Или не сумею?

Нет, всё это было слабо, очень слабо даже для примерного плана действий. Но я уже проталкивался сквозь толпу, а трое полисов расчищали мне дорогу.

Вот так стронешь камушек, и ты уже во главе лавины. И не важно, что ты делаешь и как — тебя просто несёт.

Я вспрыгнул на импровизированную сцену, где расселось губернаторское семейство, выдернул у конферансье булавку микрофона, а на пульт управления механическим оркестром, который тот выронил, наступил ногой. И ещё секунд пять похрустывал пультом в разбегающейся тишине, созерцая не худое лицо губернатора, наливающееся кровью.

— Ну-ну, — сказал я, убедившись, что с волей этой пьяной туши ничего сделать не смогу. И повернулся к губернатору спиной, обращаясь к толпе. — На планете эпидемия! Выезд из города временно закрыт. Я лично видел тело женщины, поражённой…(тут я соврал)… вирусом «синей болезни»!

Толпа выдохнула.

Скажи я правду — меня бы не поняли, но синяя болезнь не требовала особого представления. А информация о борусах — военная тайна и у них, и у нас. И это тайна не уровня губернатора.

— Кто… ты такой! — взревел губернатор в полной тишине. На нём тоже был закреплён микрофон.

Нашёл, что спрашивать. Ну скажу я, что имперский капитан, и что будет? Военный скандал, конец перемирию и конец планете? Борусы работают с завидной скоростью.

— Если потребуется, мои полномочия подтвердит командующий эскадрой, эрцог Локьё! — слегка соврал я.

Кровь на физиономии губернатора пошла в отступление, сдавая уже захваченные территории.

Испугался, надо же. А ведь не было у меня никаких полномочий. Но командующий при необходимости подтвердит даже то, что я эрихеонус невинномыслящий богомолообразный с Квали-сити. Нам слишком много досталось в этой истории с борусами на двоих. Так вышло.

И я продолжил:

— Оставьте эмоции, господин губернатор. Вакцина есть в эйнитской общине. Думаю, вы как раз тот человек, чтобы незамедлительно обратиться к Проводящим эйи….

Вот я сказанул. Станут эйниты с ним разговаривать, как же.

Да и властьимущие боятся эйнитов почище огня. Грата. Чаша личной ответственности губернатора давно переполнена на весах причинности. Даже простой контакт с Проводящим эйи может оборвать паутину его жизни, чего он, наверное, и заслуживает.

Общение с эйнитами негласное табу и у нас, и в Содружестве. И я лично видел, что может натворить одна маленькая эйнитская женщина с тремя линкорами резерва.

Но с эйнитами я договорюсь. Только, ради Беспамятных, не по спецсвязи.

Я коснулся прикрытого рукавом именного браслета. Больше всего мне хотелось сохранить в этой истории инкогнито. К скандалам мне не привыкать, но…

А что у вас, господин губернатор, за экранчики на сцене? За госсчёт поздравляли дочку по межсистемному тарифу?

— Эйниты — закрытая ортодоксальная секта, — проблеял седенький советник или дэпмейкер, прятавшийся за спиной губернатора. — Они не станут снисходить до просьб, даже если речь идёт о выживании всей планеты.

Угадал старичок, именно о выживании речь и идёт, потому что Кьясна сейчас медленно накрывается медным тазом, как до этого — Плайта, которую мы выжгли до тла. Но теперь у нас хотя бы есть привитые от борусов люди и вакцина.

Губернатор бледнел, бледнел, и снова начал расцветать багровыми пятнами. Скоро он за меня возьмётся. Этого следовало ожидать, иначе он не был бы губернатором.

Пора было апеллировать к сильным.

Кьясна крутится вокруг Ареды, спектральный класс G4, восьмой сектор, Пояс Дождей. Это территория, подчинённая генералу экзотианского резерва Дегиру. После того, как Локьё обругал его в моём присутствии, трудно будет найти в Содружестве менее лояльного к моей персоне человека.

Оставалось связаться через его голову с самим эрцогом.

Командующий, пожалуй, единственный на их стороне человек, способный оценить всё происходящее в полном объёме. С ним мы уничтожали Плайту. И проблема войны и непонимания между нашими народами и нами в процессе этой операции как-то отступила на второй план. Да Локьё и знает, что я на Кьясне. Вряд ли мне пока по силам его обыграть.

Слава Беспамятным, память на коды у меня хорошая.

Я шагнул к одному из гигантских экранов, ослепших, после моей шутки с оркестром, и переключил его в коммуникативный режим. И набрал личный код Локьё.

Губернатор тем временем окончательно пришёл в себя, а вокруг паслось достаточно охранников. Я помассировал больное плечо. Стрелять они побоятся, слишком много вокруг высокопоставленных тушек, но рука, изнасилованная туристкой, болела всё сильнее.

Сколько же мне потребуется ждать, пока эрцог отзовётся? По универсальному корабельному времени сейчас полдень, однако командующий — не будуарная девица, у него и без меня полно занятий.

Я повернулся к охране лицом, размышляя, кого первым скинуть со сцены. Ребята на вид были не из будуарных девиц, вполне крепкие и без лишних эмоций на лицах. А начальник охраны ещё и ощущался как солидный комок психической силы. Скверно.

Локьё спас меня. Вернее, спасло меня то, что по жизни эрцог был приличным занудой и всегда тянул одеяло на себя. У нашего командующего крылом, генерала Абэлиса, даже личные вызовы первым принимает дежурный. Но эрцог дома Сиби не доверял никому. И меня изучил, как облупленного. Прошлый свой визит я начал с того, что взломал оборону столичной Тэрры и загадил планету живыми кристаллами.

Голограмма Локьё появилась перед экраном, и губернатор, которому уже сунули сосуд с водой, икнул неожиданно громко и протяжно.

— Повернись! — сказал я начальнику охраны.

Тот мельком глянул через плечо и копыта его вросли в полимерное покрытие сцены.

Раздражение оторванного от своих дел командующего эскадрой юга отлично передавалось и через голоизображение.

— И что тут? — взревел он с места в карьер, уставившись на толпу возле сцены. — Бунт? Революция?

Лысая голова Локьё завертелась на жилистой шее, он увидел меня и коротко кивнул.

Я вернул кивок без расшаркиваний. Он сам приучил меня говорить с ним, как с равным.

Губернатор подавился воздухом и перестал икать.

— На Кьясне эпидемия, — сказал я. — Они спустили на Целесту остатки имперского крейсера «Кора». И показывали туристам. Одну туристку я уже сегодня утилизировал. Синие белки глаз, синие пятна на теле.

— Ба… Ба… — сказал губернатор.

— Абэ, старый осёл, — согласился Локьё, брезгливо поджимая губы, словно губернатор был кучей дерьма. — Абэтодасмэ!

Приветствие он произнёс, как ругательство.

Я, под шумок и разлетающиеся губернаторские внутренности, спрыгнул со сцены.

Плечо немилосердно ныло, но в основном мне удалось уйти в этот раз без особых потерь.

Толпа была слишком увлечена отеческими порицаниями всеми любимого губернатора, который едва не угробил планету. По неведению, конечно, но кого это сейчас волновало? А мне надо было ещё переговорить с Айяной, одной из старших Проводящих Эйи, и выяснить, сколько у эйнитов готовой вакцины. В крайнем случае — из меня снова выкачают всю кровь. Ладно, стерплю, в конце концов, Кьясна — хоть и вражеский, но слишком красивый мир, чтобы погибнуть от бездарной информационной заразы.

У ближайшего выхода из резиденции губернатора меня поджидал знакомый патрульный катер. Сержант помахал рукой, предлагая подвезти. Я не отказался, счёт, возможно, шёл на минуты.

Прощаясь со мной у эйнитского храма, сержант всё-таки насмелился спросить: кто же я, раз сумел заварить такую кашу?

Я знал, что он спросит. Он слышал, как мы говорили с Локьё, и понял, что никаких родственных связей между нами нет и быть не может. В мирах Экзотики формы личного обращения родственников прописаны весьма жёстко.

— А какая тебе разница, парень? — рассмеялся я и скрылся в тёмном нутре эйнитского храма.

Такого страшного для обывателей. С текущими по стенам линиями бытия, выворачивающими твоё мировосприятие наизнанку.

Уж к эйнитам за мной никто не сунется. Для этого надо, чтобы тебя пару раз продавило сквозь острую сетку допричинности. Тогда в тебе, как и во мне, останется только самое простое. И ему уже нечего будет бояться.

Что я мог сказать сержанту? Что я враг его государства, довольно скверный имперский капитан с длинным и нехорошим послужным списком?

Тогда он бы обязательно спросил меня, зачем я всё это сделал?

А ему ещё не понять моих причин, мал он для этого. Ведь и совесть — штука резиновая, и даже честь, что вроде бы разрешает воевать только с равными себе, легко отступает перед обстоятельствами тварного мира.

Идёт наш брат, военный, и против совести, и против чести, уничтожая планеты, стреляя в детей и в женщин…

Но моя причина — она только моя.

Ей уже восемь месяцев, этой голосистой причине. Кьясна — её мир. И я бы бросился спасать его, даже если бы мне пришлось сегодня прокричать в толпу все мои прегрешения перед Вселенной.