Радужный маг

Глава 2

Приходил в себя очень тяжело и болезненно, настолько, что даже веки открыть было очень тяжело, словно поднимаешь броневые заслонки. В первый раз, когда открыл глаза у меня моментально все закружилось, аж до тошноты. Смог открыть глаза где-то через часа два да и то только с четвертой попытки. Опять все закружилось, но я твердой волей прекратил кружение, эти усилия мне вылились в тошноту и извергания из желудка желчи.

От слабости снова провалился в бессознательное состояние и не помню, когда очнулся вновь. В этот раз головокружения не было, осталась только легкая тошнота, но это было терпимо. Снова вспомнился ГУЛАГ, когда я в первый раз заболел дизентерией. Тогда думал все, конец мне пришел, но мой организм не хотел умирать и я чудом выкарабкался из лап костлявой. Сейчас же у меня было точно такое же состояние, как тогда, когда я пришел в себя после продолжительной болезни в изоляторе.

Мне врачи изредка делали уколы и тогда мой могучий организм сам себя начал излечивать и после болезни наступила страшная слабость. Сейчас у меня было точно такое же чувство бессилия, как тогда в лагере. Я с удивлением рассматривал бревенчатые стены и такой же потолок с щелями, забитыми мхом. Большой толстый стол из грубых тесанных досок, стоящий на стволах-тумбах в центре избы, грубые лавки с двух сторон и самое меня поразили оконные проемы без рамы, стекол и других атрибутов современной цивилизации.

Оконные проемы были просто вырезаны в бревенчатых стенах, оттуда шел свет в избу и оттуда же задувал свежий ветер. Сам я лежал на деревянных нарах. Ага такие у нас были в лагере, назывались шконки. Вот на такой деревянной кровати я и лежал, накрытый тяжелым одеялом, эх нет, тяжелой звериной шкурой, вон четыре лапы торчат, похожие на медвежьи, только без головы. Память тяжело ворочалась в голове, вызывая вспышки боли, но все равно она ко мне постепенно возвращалась. Наконец я начал вспоминать последнее, что мне запомнилось.

Моя загородная дача, археологи за круглым столом и симпатичная девушка переводчик. Потом радужный, непонятный диск, вспышка боли и я опять теряю сознание. Сколько так пролежал не помню, но пришел в себя не скоро и опять на дворе светло. В этот раз почувствовал себя несколько получше и уже смог оглянуться и первое что проверил это ощупал себя.

Ага, все мужское при мне, но мне показалось, что все части тела какие-то непропорционально маленькие и тогда я поднял руку и посмотрел на нее. До этого боялся это сделать, наверное интуитивно понимая, что изменился. И правда руки у меня были не стариковские, но хорошо развитые и молодые. Ощупал лицо, волосы и ноги. Блин, как плохо нет зеркала. И в этот момент в избу забежала девочка с косичками, увидев меня очнувшегося громко закричала.

— Мама, мама Рик очнулся! — и выбежала на улицу, стуча босыми ногами, продолжая звать маму.

Затем вовнутрь забежали две женщины и много, много детишек, мал мала меньше. На меня напал ступор, когда увидел в чем все одеты. Какие-то мешки с дырками для рук и шеи, перетянутые льняными веревками в поясе и все почти босые, только у женщин одеты на ноги что-то типа шкурок, обмотанных на икрах теми же льняными веревками. Ага, вспомнил из средневековой истории, кажется называются поршни.

Все, атас! Закрыл глаза и снова взглянул, меня по голове словно кувалдой трахнули, аж опять все закружилось и в висках застучало. Похоже таким оригинальным способом ко мне возвращается новая память, память этого подростка. Так начал вспоминать и у меня в мозгу стало двоиться, самая настоящая каша. Я как бы Гриньков Александр Васильевич, бывший профессор кафедры археологии, семидесятилетний пенсионер, а с другой я Рикордо Пассин, четырнадцатилетний сын Аноло Пассина охотника из деревни Пограничье. Во мне смешалось две памяти, отчего опять стало нехорошо.

Пришлось напрячь память профессора и взять процесс в свои руки, вырывая из своей головы куски памяти мальчишки Рико и складывая все образы на полку памяти, приводя все в порядок, мысленно конечно. Мне показалось, что я этим занимался целую вечность, хотя биологически прошло всего наверное минут десять, не больше. Ага, если верить своим внутренним часам и вся эта толпа все время стояли молча, ожидая, когда я вновь очнусь и открою глаза.

Ну, открыл и что дальше? Бум! Опять меня стукнуло пыльным мешком по голове, мгновенная боль и как-будто память пацана прояснилась. Вернее профессор этого сильно захотел. Ага одну женщину зовут Карила, это вроде моя мама, рядом с ней тринадцатилетняя Фема, эта вроде тоже моя родственница, самая старшая из трех сестер, после меня конечно.

Дальше стоят одинадцатилетняя Дария и восьмилетняя Терта, которые выпучив глаза смотрят на меня, как на чудо. Кстати меня очнувшимся первой узнала Терта с двумя косичками и это она всех взбудоражила своим криком в доме. Рядом с моей мамой стояла женщина помоложе и рядом с ней стояло еще трое подростков. Кажется ее зовут, вот черт, опять голова разболелась, ага вспомнил Лусила и рядом трое, два двенадцатилетних близнеца Фор и Бор, с их младшей десятилетней сестричкой Ларой. Это наши соседи, только не помню то ли по дому, то ли по поселку.

О, как, напряг память и всех вспомнил, даже испарина на лбу появилась и я облегченно расслабился. Первой ко мне подошла мама и тихо спросила.

— Рик, ну как ты себя чувствуешь?

— Паршиво мама — ответил ей, напрягая голос — все время слабость какая-то.

— Ничего Рик, главное ты очнулся — облегченно вздохнула мама — мы уж думали все, заберет тебя смертушка, не сможешь выкарабкаться, как твой отец и братья!

— Мама дайте пожалуйста воды — попросил их попить, в горле пересохло, как в пустыне. Интересно всех стоящих передо мной в избе вспомнил, а все предыдущие события стерлись из памяти, как ее не напрягал — мама я ничего не помню, ни про отца, ни про братьев.

— Ладно, ты пока отдыхай и поспи еще — сжалилась надо мной мама, видя мое состояние — если потом не вспомнишь, я тебе все сама расскажу — и дала мне выпить настойку, которую принесла одна из моих сестер, после чего я мгновенно заснул.

После суток сна меня в первую очередь сводили в туалет. Ходить я сам не мог, поэтому обошлись деревянным горшком. Потом покормили мясным бульоном, мама сказала, что больше нельзя и я еще сутки отдыхал. Потом мама села рядом со мной и начала свой неторопливый рассказ, предварительно спросив, не вспомнил ли я свою прежнюю жизнь?

Мама слабо знала географию, но точно помнила, что граничит наше государство с северным королевством Сишу, населенное неграмотными и дремучими северными варварами, а живем мы оказывается в самой просвещенной и цивилизованной империи Зандр на самой ее северной границе. Наш поселок назывался Пограничным и был вольным, никому не принадлежащим. Само село было большое и состояло примерно из трехсот дворов и командовал всем выборный Совет, который избирал старосту на пять лет.

Если прежний староста чем-то не нравился Совету, выбранному из самых уважаемых жителей Пограничья, то старосту переизбирали нового. Если староста всех устраивал, то ему снова продляли срок на те же пять лет. За время существования поселка здесь осело много разного люда, кто бежал от притеснения своих баронов, прибивались те, кто был не в ладах с имперскими законами. Много было авантюристов, которым некуда было податься и они тоже оседали в Пограничном.

Жизнь здесь была опасна и трудна по своему. В лесах водилось много хищного зверья. Большая и могучая река Яна, протекавшая в трех километрах от поселка отделяла королевство Сиш от империи Зандр. Иногда из-за реки на эту сторону переправлялись лихие ватажки северных варваров пограбить, набрать рабов и тогда приходилось всем поселком отстаивать свою независимость с оружием в руках.

Часто в окрестностях поселка появлялись банды из самой империи, выдавливаемые совместными карательными отрядами местных баронов и графов, которым надоедало, что на их коммуникациях и территориях хозяйничают пришлые, грабившие купеческие караваны. Такие банды были особенно опасными, голодные, злые и готовые на все отморозки, гонимые со всех сторон.

Пограничное с легкостью могло выставить до пятисот вооруженных воинов, это если считать все мужское население от четырнадцати лет и старше, а если за оружие возьмутся и женщины, то число воинов легко удваивалось и тогда поселок становился крепким орешком даже для местных баронских дружин, насчитывающими до двухсот воинов.

Где-то в километрах двадцати от самого села Пограничье, в сторону ближайшего городка Замостье, стоял имперский форпост с меняющимся гарнизоном в двести воинов. В обязанность которого входило патрулирование границы с северным королевством Сиш. Обычно конные патрули шли вдоль реки Яны, но иногда они увлекались погоней за контрабандистами и забредали в дремучие леса приграничья, хотя старались этого не делать. Некоторые патрули, состоящие из десяти-пятнадцати всадников внезапно исчезали и тогда начальник местного гарнизона просил нашего старосту помочь им в поисках пропавших.

Между начальником гарнизона, бароном Престо и нашим старостой Коржуном, хитрой, старой бестией существовал негласный договор о взаимопомощи. Безземельный барон Престо, честный служака, прекрасно понимал, что без поддержки местных его гарнизону придется туго. Ну, да, как всегда военным в империи плату задерживали, иногда до гарнизона не доходили продовольственные обозы из-за бандитов и грабителей, а кормить солдат нужно.

Тогда Престо обращался к нашему старосте и Совет общины никогда не отказывал барону, зная, что рано или поздно военные с ними рассчитаются за предоставленное продовольствие. К тому же Коржун знал, что при нападении со стороны банд из-за реки, поселковые всегда могут рассчитывать на помощь гарнизона, как впрочем и форпост получал военную помощь от сельчан, если тем было туго и нападающая банда варваров была многочисленной.

Кроме всего прочего местный военный гарнизон и поселковые из Пограничья охотно откликались на призыв местных баронов и графа Рамдая почистить местность от мародеров и грабителей купцов. Это было в общих интересах, всем хотелось, чтобы дорога до Замостья было спокойной и безопасной. Кстати здешний гарнизон форпоста меняли каждые шесть месяцев. Замена приходила из приграничного города и тогда же поселковые снаряжали свои торговые караваны, подгадывая караваны к моменту замены гарнизона.

Численность населения городка была небольшой, всего около восемнадцати тысяч жителей, но это был ближайший цивилизованный имперский город со своими трактирами, борделем, магазинами и базаром, в котором раз в месяц происходили ярмарки и его посетить спешили со всей окрестности, везя на продажу свой нехитрый товар, в основном продукты, выращенные на своей земле, либо добытые охотой в дремучих лесах.

Я, старался не перебивать маму, мне было все интересно. Только иногда задавал наводящие вопросы, когда та начинала увлекаться красочным описанием местности или эмоционально рассказывать женские сплетни. Пересуды буду слушать потом, у кого сколько родилось или почему какая-то Ирга шалава и хвостом вертит почем зря. Сейчас передо мной стоит задача более прагматичная, нежели слухи, понять куда я попал и почему наш дом огорожен частоколом на подобии крепости.

Что мы находимся не в поселке, это я уяснил, встав когда никого не было, шатаясь и по стенке добрался до окна, и посмотрел на двор. Никаких соседних домов, стоял только наш в одиночестве. Что-то мысли пошли не в ту сторону и я вновь начал внимательно слушать свою маму, которая вела свой нехитрый рассказ.

— Мам, расскажи мне про форпост более подробно? — попросил ее.

— А, что о нем рассказывать — пожала плечами она — форпост, как форпост, огороженный, как и наш Пограничный высоким деревянным частоколом, только выходных ворот двое. Один выход на Замостье, а другой смотрит в нашу сторону. Их патруль всегда проходит мимо нашего поселка. Внутри много одноэтажных деревянных зданий, казармы, баня, отдельно построены три дома для офицеров и коменданта гарнизона, барона Престо. В гарнизоне по моему двести солдат, вместе с офицерами и денежки у солдат водятся!

— Хм — я хмыкнул на это, а мама смутилась и продолжила.

— В нашем поселке есть даже два трактира, один держит наш староста, а другой старик Дадым, тоже член поселкового Совета и при них есть свои бордели, ну женщины утешающие солдат за деньги — сказала мама и опять смутилась.

— Не понял, как это? — мои глаза расширились в удивлении.

— А, вот так! — сердито ответила мама — нам староста тоже предложил поработать в его трактирном доме свиданий, но мы с Лусилой отказались и вот теперь живем здесь, в лесу.

— Так, а вот с этого момента поподробней пожалуйста — сказал я, устало откинувшись на подобие подушки, набитой свежим скошенным сеном.

— Чудно ты разговариваешь, как аристократы, завтра все дорасскажу — неохотно ответила мама, видно это были для нее неприятные воспоминания — а сегодня ты устал. Сейчас я покормлю тебя и ложись отдыхать. Это будет очень печальный рассказ — и мама тяжело вздохнула.

Нда, что — то прокалываюсь на мелочах — подумалось мне, смотря как сестренка заносит в дом горячую похлебку, исходящую паром. Мама накормила меня до отвала, наверное так казалось мне со стороны и я тут же заснул, чтобы утром проснуться с криком петуха. Сделал в горшок свои дела, до выгребной ямы явно не доберусь и доковылял до окна из которого тянуло весенней прохладой и свежестью леса.

С утра меня накормили какой-то кашей, напоминающей нашу овсянку, дали попить травяного отвара и мама снова начала свой неторопливый рассказ, но сказала, что рассказывать будет недолго, так как очень много работы, еда сама не появиться, а взрослых рук всего две пары.

— В тот злополучный день, их охотников с Пограничья собралось двадцать человек, в том числе твой отец Рик и два твоих старших брата Коул и Ольмен. Почему собрались охотники? Потому что в окрестностях нашего леса появился Барлог- шатун.

Передо мной мгновенно, мысленно появился этот зверь, помесь медведя, быка и гиены, размером с бегемота, быстрый, клыкастый и очень опасный хищник.

— Обычно они спят долго — меж тем продолжила мама — и просыпаются только в середине лета — ага, это напомнило мне наших земных бурых медведей — и они едят в основном растительную пищу. Здесь же Барлог проснулся зимой, а все знают, если этот зверь проснулся в неположенный срок, то он становиться очень злым и опасным. Кто-то очень глупый разбудил Барлога и вынудил того раньше времени вылезти из берлоги. Еды зимой нет и Барлог начал охотится на людей, другой легкой добычи в лесу зимой нет.

— Ма, а кто разбудил этого страшного зверя?

— Не знаю сынок, но твой папа возглавил охотников и они должны были уничтожить этого зверя — ответила мама — к тому времени из поселка пропало уже двое охотников. С этого момента и начались наши беды. Оказывается наши охотники ошиблись и в берлоге зимовали не один зверь, а целый прошлогодний выводок, сам самец, самка и двое годовалых детенышей. Впрочем детеныши по размеру ничем не отличались от своих родителей, разве что опыта у них было маловато, а клыки и сила такие же. Но, это им не помешало порвать на куски грозный отряд охотников. Большая половина охотников погибла, в том числе твой отец и двое твоих братьев.

— Мам, а почему я ничего не помню?

— А, как ты можешь помнить, если тебя принесли всего порванного и без сознания, на волокушах. Из всего отряда охотников выжили только пятеро и еще вы, трое раненных. Во всех бедах староста Коржун обвинил твоего отца, во всеуслышание сказав, что это Анолло Пассин подбил всех охотников и сунулся к Барлогу, перед этим как следует не разведав о хищниках и сколько их зимует в берлоге, хотя до этого я прекрасно слышала разговор между моим мужем и старостой, когда тот приходил подбивать твоего отца покончить с бродячим хищником, обещая ему за это награду от Совета деревни.

— И, что, ты же могла всем сказать об этом разговоре с Коржуном?

— Кто будет слушать женщину? — с горечью сказала мама — мое слово, против его. Как ты думаешь, кому бы поверили больше, мне или всеми уважаемому старосте?

— Но, почему?

— Я в свое время в поселке была первой красавицей и наша семья была в «закупах» у семьи старосты.

— Ты и сейчас ничего! — посмотрел я на свою маму. Хотя она и родила шестерых детей, но до сих пор еще не растеряла былой красоты — не понял мама, что значит быть в закупах.

— Сынок, жаль что ты этого не помнишь — печально вздохнула женщина — здесь пограничье, очень суровая и тяжелая жизнь. Если семья теряет кормильца, то прожить без него очень трудно. Семейная ячейка должна приносит пользу обществу и когда она вдова теряет кормильца, а дети еще маленькие, то она, чтобы прокормить в дальнейшем свою семью должна снова найти кормильца, а значит выйти снова за кого-то замуж или пойти в «закупы» к кому-либо, кто способен содержать новую семью и прокормить ее. А, у нас идти в «закуп» это значит идти в рабы. Хотя есть определенные правила, но хозяин закупов, по сути может с ними делать, что захочет.

— Не пойму, ты ведь еще до сих пор красавица — удивленно я посмотрел на свою маму — неужели никто не захотел тебя взять в жены?

— Конечно было много желающих — и мама тяжко вздохнула — но, дело в том, что все знают насколько зол был на меня и моего мужа староста Коржун и все в поселке его бояться, за его неуемную злобу и мстительность, он никому, ничего не прощал. В свое время наша семья была в закупе у отца старосты, у Гобы Коржуна. Уже тогда в детстве, маленький Хик Коржун, нынешний староста, рос хиленьким, но хитрым, вредным и очень мстительным. От его проделок все стонали в поселке. Его излюбленным приемом было подставлять под свои проказы посторонних, всегда наказания доставались другим детям. За это его все не любили и обходили его богатую семью стороной. Особенно он своими проделками доставал нашу семью и меня. Уже ближе к моим двенадцати годам я, как девочка начала расцветать и тогда же, сын старосты пятнадцатилетний Хик, пытался впервые меня затащить на сеновал. Я отбивалась, как могла и это случайно увидел его родитель. Тогда он строго его наказал розгами и предупредил его, что Карила должна оставаться девственницей и он ее намерен продать за дорого аристократу из Замостья. Хик две недели не мог сесть на задницу, но затаил на меня страшную злобу.

— Хм — опять я хмыкнул и попросил маму дать мне воды попить. У меня просохло горло и казалось это я столько говорил, а не моя мама.

Но, к счастью — продолжила мама, после нескольких глотков воды — я всегда дружила с твоим будущим отцом Анолло Пассином и когда мне исполнилось четырнадцать лет, твой папа позвал меня замуж. Тогда это был единственный вариант избежать беды, быть проданной аристократу. По здешним правилам, если кто-то из поселка решил взять кого-то из «закупов» замуж, то девочка автоматически становиться свободной. Тогда зубами от злости скрипели все Коржуны, отец и сын. Старший от того, что все его плавны относительно меня рухнули, а Хик злился, что не смог меня завалить и не воспользоваться мной.

— А, как же он мог воспользоваться — опять удивился я — ведь отец запретил Хику к тебе прикасаться?

— Ох, сынок, есть очень много способов воспользоваться женщиной и не трогать ее девственность — мама даже смутилась и сильно покраснела при этом. Наверное она подумала, что я сразу задам ей глупый вопрос, а как? Мне то уже семидесятилетнему старику все стало ясно, а откуда это знать подростку, поэтому та и покраснела, ожидая закономерный вопрос. Я же просто закрыл веки и просто вздохнул, открыл глаза и смотрел, как румянец сходит с лица женщины.

— Таким образом Коржуны затаили на меня и на семью Пассин злобу, но ничего сделать не могли, так как против древних уложений они пойти не могли. И вот теперь, когда я осталась без кормильца, то в старосте вновь взыграли собственнические инстинкты и он хотел пристроить меня в свой трактирный бордель, чтобы много заработать на мне, но он опять забыл про старые правила, что в закуп семья идет «добровольно» и в своде правил есть еще один маленький пунктик. Эти древние правила были выработаны давно и все они сводились к тому, чтобы мог выжить род. Сейчас же немного разбогатевшие селяне пытались эти своды и правила применить себе на пользу. Но, Совет поселка не давал толковать древние заветы, как попало и очень внимательно следил за их исполнением. Так вот, если вдова не хотела идти в закупы, то лишние рты изгонялись из рода, но при этом им «предоставлялось» место в котором они будут жить самостоятельно.

— Ага, теперь я понял — до меня наконец дошло и где мы сейчас находимся?

— Примерно в десяти лимах от поселка, ближе к Яне — пояснила мне географию мама. После я перевел их лимы в систему СИ. Имперская Лима было примерна равна километру, поэтому в следующих описаниях я буду опираться на метры, килограммы и километры, так мне привычней.

— Ну, немного у меня прояснилось — и снова полюбопытствовал — мам, а сколько я вот так лежу бревном.

— Ох, сынок, когда тебя принесли охотники, ты был настолько плох — горестно вскинула руки мама — что мы подумали, ты не проживешь и двух дней. Но, странным образом твои раны быстро затянулись, хотя наш поселковый врачеватель давал тебе срок жизни не больше трех дней, когда зашивал твои страшные, рванные раны. Прошел наверное месяц, когда ты внезапно очнулся и попросил попить водички. Теперь думаю у тебя будет все хорошо.

В это время домой забежала восьмилетняя Терта и позвала маму в помощь. Дети не могли передвинуть большую деревянную колоду, силенок не хватало. Поэтому мама быстро попрощалась со мной и вышла вместе с моей младшей сестренкой во двор. Ага, вот теперь у меня есть хоть какая-то информация, а то находился как в ваккуме и не знал с чего начать.

Значит мы получается теперь изгои и мое чудесное исцеление можно считать моим внезапным вселением в это молодое тело, сплошная мистика. Не успел спросить, а соседка Лусила чего не пошла в закупы, вроде тоже молодая и не совсем уродина? Хотя чего спрашивать, наверняка тоже в закупах не мед, а остальные наверное согласились. Надо будет обойти наши владения и осмотреться. Поэтому я потихоньку встал с кровати и слегка держась за стеночку понемногу выполз во двор.

А, там вовсю кипела работа. Дети не игрались, а вполне кто-то чем-то занимался, только за их мельтешением я ничего не понял. Ладно, для меня это пока не важно, надо осмотреть местность. Осмотром остался доволен, нашу бревенчатую избу опоясывал высокий частокол из бревен, около пяти метров в высоту, довольно прилично.

Перед центральным двором видны были высокие ворота на железных петлях и в одном из створок виднелась закрытая калитка. Это для того, чтобы без необходимости широко не открывать ворота. Было видно, что в некоторых местах забора стояли свежепоставленные бревна. Вероятно Совет совесть заело, что отпускают вдов в глухой лес на съедение зверям и разбойникам, поэтому и озаботились ремонтом частокола.

Входные ворота были прочно закрыты поперечным бруском. Сбоку ворот видна была вышка с небольшой крышей, возвышающая над изгородью. Сейчас с моей слабостью навряд ли преодолею крутые ступеньки, чтобы осмотреть местность вокруг, но надеюсь, когда оклемаюсь, то обязательно нужно будет озаботится часовым на этой вышке, хоть какая-никакая безопасность.

С другой стороны чего это я? Сейчас для любого отряда из трех разбойников мы весьма легкая добыча. Интересно еще бы осмотреть инвентарь, который у нас есть, но судя по тому, что во дворе свободно разгуливают куры, а в сарае слышно хрюканье, то нас поселковые отпустили не с голыми руками, да и телега стоящая во дворе с полными охапками сена, говорит о том, что у нас есть рогатая живность.

Ага, как раз на мои раздумья из того же сарая послышалось коровье мычанье. Живем, лошадь есть, корова тоже и курей бегает по двору довольно много, а яичницу я очень люблю по утрам. Ко мне ежесекундно подбегали маленькие непоседы, все время радостном спрашивая, как у меня дела. Я тихо сел на бревнышко, лежащее подле крыльца и прошептал тихо.

— Я вас тоже люблю, мои непоседы!