Рамана Махарши и путь самопознания

"Это произошло приблизительно за шесть недель до того, как я навсегда покинул Мадурай, что было огромной переменой в моей жизни. Все случилось совершенно неожиданно. Я сидел один в комнате на первом этаже дома моего дяди. Я редко болел и в этот день, как обычно, чувствовал себя хорошо. Но вдруг сильный страх смерти овладел мной. Ничто в состоянии моего здоровья не могло послужить поводом к этому, да я и не пытался найти объяснение или причину страха. Просто я ощутил, что "собираюсь умереть", и стал думать, что надо делать в этом случае. У меня не было даже мысли посоветоваться с доктором, моими родственниками или друзьями, так как я чувствовал, что должен решить эту проблему сам, здесь и сейчас.

Шок страха смерти заставил мой ум обратиться внутрь, и я мысленно сказал себе: "Вот пришла смерть, но что это значит? Что именно умирает? Умирает тело". И я сразу инсценировал приход смерти. Я лежал, жестко вытянув члены, как бы умерщвляя плоть, имитируя труп, чтобы возможно более реально провести исследование. Я задержал дыхание и плотно сжал губы, так что ни один звук не мог вырваться наружу, и ни слово "я", ни другое слово не было произнесено. "Ладно, — мысленно сказал я себе, — это тело умерло. Оно будет отвезено, как труп, к месту кремации, сожжено и превратится в прах. Но умру ли я со смертью тела? Разве я — тело? Оно безмолвно и инертно, но я продолжаю чувствовать полную силу своей индивидуальности и даже слышать свой голос внутри, отдельно от тела. Следовательно, я — дух, превосходящий тело. Тело умирает, но Дух, превосходящий его, не может быть затронут смертью. Значит, "Я" — это бессмертный Дух". И это не было тусклой мыслью, но ярко вспыхнуло во мне, как живая Истина, которую я воспринял непосредственно, почти без участия мыслительного процесса. "Я" был чем-то очень реальным, единственной реальной вещью в моем состоянии, и вся сознательная активность, связанная с моим телом, была сконцентрирована во "мне", в "Я". С этого момента "Я", истинный Я, Атман, мощным очарованием сфокусировал на Себе все "мое" внимание. Страх смерти исчез раз и навсегда. С того времени погружение в Себя, в Атман не утрачивается. Другие мысли могут приходить и уходить, как различные музыкальные тона, но Я остаюсь словно основной тон шрути, на который опираются и с которым смешиваются все остальные тона[10]. Занято ли тело разговором, чтением или чем-нибудь еще, внимание постоянно сосредоточено на Себе. До этого кризиса у меня не было ясного восприятия истинного Себя или сознательного влечения к Себе. Я не испытывал ощутимого интереса к Себе, а еще менее — какой-либо наклонности к постоянному пребыванию в Себе".

Поль Брантон: Что такое, в точности, это истинное Я, о котором Вы говорите? Если Ваши слова — правда, то тогда в человеке должно быть другое "Я".

Бхагаван: Может ли человек обладать двумя подлинностями, двумя "Я"? Чтобы понять это, человеку необходимо сначала анализировать себя, потому что из-за укоренившейся привычки думать, как другие, он никогда не видит свое "Я" правильным способом. У него нет верной картины себя, он слишком долго отождествлял себя с телом и мозгом. Поэтому я и предписываю вам заняться этим вопрошанием: "Кто я?"

Вы просите меня описать вам это истинное Я. Что можно сказать? Оно — ТО, из которого личное "я" поднимается и в котором последнее должно исчезнуть.

ПБ: Исчезнуть? Как может человек утратить чувство своей индивидуальности?

Б: Первая и самая главная из всех мыслей, первородная мысль в уме каждого человека — мысль "я". И вообще только после рождения этой мысли могут появляться любые другие мысли. Только после личного местоимения первого лица, "я", возможно появление личного местоимения второго лица — "вы". Если вы можете следовать за нитью "я" до тех пор, пока она не приведет вас обратно к своему источнику, то обнаружите его первой возникающей и последней исчезающей мыслью. Это переживание можно испытать самому.

ПБ: Вы подразумеваете, что возможно проводить такое мысленное дознание внутри себя?

Б: Конечно. Возможно идти вовнутрь до тех пор, пока последняя мысль, "я", постепенно не исчезнет.

ПБ: И что тогда останется? Человек превратится в идиота или станет совершенно бессознательным?

Б: Нет. Наоборот, он достигнет того сознания, которое бессмертно, и станет действительно мудрым, когда пробудится для истинного Себя, истинного Я, которое является подлинной природой человека.

ПБ: Но чувство "я", конечно, также должно принадлежать этой подлинной природе?

Б: Чувство "я" принадлежит личности, телу и рассудку. Когда человек впервые познаёт истинного Себя, нечто иное поднимается из глубин его бытия и овладевает им. Это нечто лежит за пределами ума. ОНО бесконечно, божественно, вечно. Некоторые называют Его Царством Божиим, другие — душой, еще другие — Нирваной, индуисты — Освобождением. Вы можете называть Его как хотите. Когда Оно узнаётся, человек не теряет себя; на самом деле он себя находит.

До тех пор пока человек не отправится в этот поиск истинного Себя, сомнение и неуверенность будут сопутствовать любым его шагам в этой жизни. Величайшие цари и государственные деятели пытаются управлять другими, хотя в тайниках своих сердец знают, что не могут управлять собой. Тем не менее величайшая сила находится в распоряжении человека, проникшего в свои сокровенные глубины… Что толку в знании о чем-то, если вы еще не знаете, КТО ВЫ? Люди избегают этого вопрошания об истинном Себе, но что может быть достойнее этого предприятия?

"Контроль дыхания также помогает. Это один из различных методов, помогающих нам достичь однонаправленности. Контроль дыхания тоже может помочь сдерживать блуждающий ум и добиться этой однонаправленности и поэтому имеет право на использование. Но не должно останавливаться здесь. После достижения контроля ума посредством дыхательных упражнений нельзя довольствоваться никаким из переживаний, которое может оттуда последовать, но нужно впрячь контролируемый ум в вопрошание "Кто я?" до тех пор, пока он не погрузится в Атман".

"Последствия нового сознавания скоро стали замечаться в моей жизни. Раньше всего я утратил тот маленький интерес, что имел к внешним связям с друзьями и родственниками, и стал учиться механически. Я обычно держал перед собой открытую книгу, чтобы удовлетворить родственников моим чтением, когда на самом деле мое внимание было далеко в стороне от такого поверхностного занятия. В общении с людьми я стал мягким и покорным. Если прежде мне давали больше работы, чем другим мальчикам, то я мог пожаловаться, а если кто-нибудь из мальчишек досаждал, то я, бывало, отвечал тем же. Никто из них не отваживался подшутить надо мной или позволить себе вольности со мной. Сейчас все это изменилось. Какую бы работу ни давали, каких бы приставаний или надоеданий ни было, я обычно спокойно примирялся с этим. Прежнее эго, которое негодовало и мстило, исчезло. Я прекратил выходить на игры с друзьями и предпочитал уединение. Я, бывало, часто сидел один, особенно в позе, удобной для медитации, и погружался в Атман, Дух, силу, или струю, которая составляла меня. Я, бывало, оставался в НЕМ несмотря на язвительные замечания моего старшего брата, который обычно саркастически называл меня "мудрец" или "йог" и советовал удалиться в джунгли подобно древним мудрецам, риши.

Другим изменением было то, что я больше не имел каких-либо симпатий и антипатий в отношении к пище. Что бы ни давали, вкусное или безвкусное, хорошее или плохое, я проглатывал с равным безразличием.

Одной из характерных черт моего нового состояния стало изменившееся отношение к Храму Минакши[12]. Прежде я обычно ходил туда очень редко, с друзьями, чтобы посмотреть на образы, нанести священный пепел и киноварь на лоб и возвратиться домой почти незатронутым. Но после Пробуждения я отправлялся туда почти каждый вечер. Я привык ходить один и стоял неподвижно длительное время перед кумиром Шивы, или Минакши, или Натараджи и 63 святых, и пока я стоял там, волны эмоций затопляли меня. Душа перестала держаться за тело, когда отреклась от идеи "Я-есть-тело", и это был поиск некоего нового якоря спасения. Отсюда частые посещения храма и слезы — изливание души. Это Бог играл с душой. Я стоял перед Ишварой, Господином вселенной и Предопределителем всего, Всеведущим и Вездесущим, иногда молил, чтобы Его Милость снизошла на меня, дабы моя преданность смогла увеличиться и стать вечной — как у 63 святых. Чаще я не молился совсем, но молчаливо позволял самому сокровенному внутри течь и вливаться в самое сокровенное вовне. Слезы, отмечавшие этот разлив души, не обозначали какого-либо особенного удовольствия или боли. Я не был пессимистом, ничего не знал о жизни, о том, что она полна горя. Меня не побуждали к действию ни какое-либо желание избежать перерождения, или искать Освобождения, или даже получить бесстрастие или Спасение. Я не читал никаких книг, кроме Перия Пуранам, Библии и кусочков из Таюманавара[13] или Деварама[14]. Мое понимание Ишвары[15] было подобно найденному в Пуринах. Я никогда не слышал о Брахмане[16], сансаре[17] и т. п. Я еще не знал, что есть Сущность и Безличная Реальность, лежащая в основе всего, и что Ишвара и я оба идентичны с Ней. Позднее, в Тируваннамалае, при слушании Рибху Гиты и других священных книг я узнал все это и обнаружил, что они анализировали и давали имена вещам, которые я уже интуитивно прочувствовал без всякого анализа или именования. На языке этих книг мне следовало бы описать свое состояние после Пробуждения как шуддха манас, или виджняна, или как интуиция просветленного".