Глава 6 АРУНАЧАЛА

В этом пейзаже есть какая-то суровость. Валуны лежат словно разбросанные некой гигантской рукой. Сухие колючки, изгороди кактуса, иссушенные солнцем поля, небольшие холмы, выветренные, вытянутые в длину; и тем не менее — огромные тенистые деревья вдоль пыльной дороги, здесь и там, около водоема или колодца, яркая зелень рисовых полей. И вздымающееся из этой грубой красоты возвышение Аруначалы. Имея всего 817 метров высоты, оно доминирует над местностью. С юга, со стороны Ашрама, оно выглядит обманчиво просто — точно симметричная гора с двумя почти равными предгорьями, по одному с каждого края. Чтобы сделать симметрию более совершенной, корона белого облачка или тумана по утрам одевает вершину. И удивительно, как изменяется внешний вид, если идти по тринадцатикилометровой круговой дороге, предписанным путем, с юга на запад, оставляя гору справа от себя. Каждая ее сторона имеет свой характер и символизм — та, где отражается эхо, та, где остроконечная вершина едва показывается между двумя предгорьями, словно Атман в промежутке между двумя мыслями, та, где видны пять пиков — Шивы, Шакти и остальные.

Священные водоемы отмечают восемь направлений пространства, а в различных знаменательных местах установлены мантапамы (простые помещения из камня). Среди них выделяется Дакшинамурти Мантапам, расположенный в южной точке, ибо Дакшинамурти — это Шива, наставляющий в Молчании, и таков Аруначала.

"Кто есть зрящий? Когда я искал внутри, то наблюдал исчезновение видящего и то, что пережило его. Мысль "я увидел" не возникала, как же тогда могла подняться мысль: "я не вижу"? Кто властен выразить это словами, когда даже Ты мог передать такое лишь молчанием (появившись как Дакшинамурти)? Только чтобы выразить безмолвием Твое Состояние, Ты стоишь как Гора, сияющая от небес до земли"[31].

Шри Бхагаван всегда поощрял прадакшину (круговой обход) вокруг Горы. Даже старых и немощных он не отговаривал, а лишь советовал идти медленно. В самом деле, подразумевается, что прадакшина должна выполняться медленно, "словно беременной королевой на ее девятом месяце". В безмолвной ли медитации или с пением, или с игрой на раковине обходить надо пешком, без использования какого-либо транспорта, и, в сущности, босиком. Самым благоприятным временем является Шиваратри, ночь Шивы, и Картикай — день, когда полная луна входит в созвездие Плеяд (Картикай), приходящийся обычно на ноябрь. В эти периоды непрерывный поток почитателей вокруг Горы напоминает гирлянду цветов.

Некий инвалид, уже пожилой, однажды ковылял на костылях вдоль дороги, огибающей Гору. Раньше он часто делал это, совершая прадакшину, но сейчас покидал Тируваннамалай. Калека чувствовал себя обузой в семье; часто вспыхивали ссоры, и он решил уйти и как-нибудь обжиться в деревне. Вдруг перед ним появился молодой брахман и, вырвав его костыли, сказал: "Вы не заслужили их". Прежде чем путник смог найти слова для нахлынувшего гнева, он осознал, что ноги его в порядке, а костыли не нужны. Он не покинул Тируваннамалай, он остался и был хорошо известен там. Шри Бхагаван в деталях рассказал эту историю нескольким своим преданным и отметил ее сходство с описанной в Аруначала Стхала Пуране[32]. В то время когда калека на костылях покидал город, Махарши был юным Свами на Горе, но он никогда не говорил, что это именно он внезапно появился как молодой брахман.

Аруначала — одно из древнейших и самое священное из всех святых мест в Индии. Шри Бхагаван провозгласил его сердцем Земли, духовным центром мира. Шри Шанкара писал о нем как о горе Меру. Сканда Пурана[33] заявляет:

"Это — святое место. Из всех святых мест Аруначала — самое святое. Это — сердце мира. Знайте его как тайный и священный Сердечный центр Шивы".

Многие святые жили здесь, сливаясь своей святостью со святостью Горы. Говорят, и это подтверждено Шри Бхагаваном, что до сего дня Сиддхи (мудрецы, обладающие сверхъестественными силами) живут в ее пещерах, в физических ли телах или нет, а некоторые утверждают, будто видели их огоньками, двигающимися вокруг Горы ночью.

В Пуранах есть рассказ о происхождении Горы. Однажды Вишну и Брахма заспорили — кто из них более великий. Их ссора вызвала на земле хаос, а поэтому дэвы приблизились к Шиве, умоляя его разрешить спор. Вслед за тем Шива проявился как столб Света, из которого раздался голос, объявивший более великим того, кто сможет отыскать верхний или нижний конец столба. Вишну обратился кабаном и зарылся в землю в поисках основания, тогда как Брахма стал лебедем и воспарил вверх, разыскивая вершину столба. Вишну не удалось достичь основания столба, но "начав видеть внутри себя Высочайший Свет, пребывающий в сердцах всех, он стал исчезать в медитации, не обращая внимания на физическое тело и даже не сознавая себя, ищущего". Брахма увидел цветок, падающий в воздухе, и, думая победить обманом, возвратился с ним и объявил, что сорвал его с вершины.

Вишну принял свое поражение и обратился к Господу с хвалой и молитвой: "ТЫ — Самопознание, знание Атмана. ТЫ — ОМ. ТЫ — начало и середина, и конец всего. ТЫ — всё и освещаешь всё". Он был объявлен великим, тогда как Брахма устыдился и сознался в своем проступке.

В этой легенде Вишну представляет ум, Брахма — интеллект, в то время как Шива — Атман, Дух.

Далее рассказывается, что поскольку лингам, или столб Света, был слишком ослепителен для созерцания, Шива проявил себя как гора Аруначала, провозгласив: "Как луна получает свой свет от солнца, так и другие святые места получат святость от Аруначалы. Это — единственное место, где Я принял такую форму ради блага тех, кто хочет поклоняться Мне и получить Просветление. Аруначала — это Сам ОМ. Я буду появляться на вершине этой горы ежегодно на Картикай в виде сигнального огня, дающего Покой". Здесь говорится не только о святости самого Аруначалы, но также о превосходстве доктрины адвайты и пути Самовопрошания, центром которого выступает Аруначала. Этот смысл можно уловить в словах Шри Бхагавана: "В конечном счете каждый должен прийти к Аруначале".

Прошло более двух лет после его прибытия в Тируваннамалай, прежде чем Шри Бхагаван начал жить на Горе. До этого времени он постоянно находился в каком-нибудь храме или святыне. Лишь к концу 1898 года он избрал своим местопребыванием маленький Храм в Павалаккунру, освященный столетия назад присутствием великого святого Гаутамы Риши, где и был найден матерью. Он никогда больше не покидал Аруначалы. В начале следующего года Махарши перешел в пещеру на самой Горе и после этого оставался в той или иной пещере, пока в 1922 году не спустился к подножию Горы. Здесь вырос нынешний Ашрам, и здесь он провел остаток своих лет на земле.

Находясь на Горе, он жил почти все время на юго-восточном склоне. Ашрам расположен с юга, как раз около мантапама (каменного зала) Дакшинамурти. "Обращенный лицом на юг" — одно из 108 Имен Бхагавана, которые сейчас распеваются ежедневно над его могилой. Это имя символизирует духовный авторитет в целом, так как Садгуру — Полюс, вокруг которого вращается мир, но оно является, в частности, именем Дакшинамурти. Дакшинамурти — это Шива, наставляющий в Молчании. В стихе, процитированном в начале этой главы, Шри Бхагаван отождествляет Аруначалу с Дакшинамурти; в следующем стихе он говорит о Рамане и Аруначале как об одном:

"В тайниках лотосоподобных сердец всех, начиная с Вишну,

Сияет как Абсолютное Сознание Параматман (Высочайший Дух),

Кто есть то же самое, что и Аруначала или Рамана.

Когда ум тает от любви к Нему

И достигает глубочайшего тайника Сердца,

Где Он пребывает как возлюбленный,

Тонкий глаз Абсолютного Сознания открывается

И Он обнаруживает Себя как чистое Знание".

Первая пещера, в которую пришел Шри Бхагаван и где он оставался дольше всего, находится на юго-восточном склоне. Ее называют Вирупакша — по имени святого, жившего там, возможно, в XIII столетии и захороненного там во внутренней нише. По форме пещера необычайно напоминает священное односложное слово ОМ, и говорят, что сам звук ОМ можно услышать внутри.

Попечители матха (святыни) Вирупакши в городе имели также право собственности на пещеру и привыкли взимать небольшую плату с паломников, ежегодно посещавших ее на празднество Картикай. Когда Шри Бхагаван пришел туда, эта практика временно прекратилась, потому что две стороны оспаривали право собственности и между ними ожидалась тяжба. Когда дело разрешилось, удачливая сторона возобновила сбор платы, но к тому времени поток посетителей стал гораздо больше и был непрерывным в течение года, а не только в Картикай; и поскольку именно присутствие Шри Бхагавана привлекало их, то плата стала, в результате, некой пошлиной за доступ к нему. В знак неодобрения этого он вышел из пещеры на плоский лоскуток земли перед ней и сидел там под тенью дерева. Вслед за тем и сборщик переместил внешнюю границу платного доступа, чтобы она включала также и дерево. Поэтому Шри Бхагаван ушел оттуда в пещеру Садгурусвами, ниже, а затем, после короткой остановки там, в другую пещеру. Поток посетителей к пещере Вирупакша прекратился, и ее владельцы, убедившись что только побеспокоили Свами без всякой пользы для себя, попросили его возвратиться, ручаясь не брать платы, пока он занимает пещеру. При этом условии Махарши вернулся.

В летние месяцы в пещере Вирупакша становится невыносимо жарко. У подножия Горы, рядом с водоемом Мулайпал Тиртха, есть более прохладная пещера, имеющая также и запасы чистой воды для питья. Над ней стоит тенистое манговое дерево, от которого и пошло название — Манго-пещера. Два брата, почитатели Шри Бхагавана, взрывом оторвали нависающую скалу и построили перед пещерой стену с дверью. Махарши занимал Манго-пещеру в жаркие месяцы.

В 1900 году, вскоре после того как Шри Бхагаван ушел жить на Гору, почитатель по имени Налла Пиллай из Кумбакконама прибыл в Тируваннамалай и сделал его фотографию, самый ранний портрет, которым мы располагаем. Это лицо красивого юноши, почти ребенка, но с силой и глубиной Бхагавана.

В ранние годы жизни на горе Шри Бхагаван еще сохранял молчание. Сияние Махарши уже собрало вокруг него группу преданных, и Ашрам начал жить. Притягивались не только искатели Истины, но и простые люди, дети, даже животные. Малыши из города обычно карабкались по горе к пещере Вирупакша, сидели около него, играли вокруг него и уходили обратно счастливые. Белки и обезьяны поднимались к нему и ели из его руки.

Время от времени Шри Бхагаван писал разъяснения или наставления для своих учеников, а то, что он не говорил, в действительности не препятствовало их обучению, так как и тогда и позднее, когда Махарши возобновил речь, подлинное поучение передавалось Молчанием, в традиции Дакшинамурти, традиции, иллюстрированной в Китае примером Лао Цзы и ранних даосских Мудрецов. "Дао, которое может быть выражено словами, не есть постоянное Дао", — знание, которое может быть сформулировано, не есть истинное Знание. Это безмолвное обучение было прямым духовным воздействием, которое ум поглощал, а позже истолковывал согласно своим способностям. Первый европейский посетитель так описал это:

"Достигнув пещеры, мы сели перед ним, у его стоп, и не говорили ничего. Так продолжалось длительное время, и я чувствовал необычайное воодушевление. Полчаса я смотрел в глаза Махарши, которые никогда не изменяли своего выражения глубокого созерцания. Я начал сознавать, что его тело — Храм Святого Духа; я мог чувствовать только, что оно не было человеческим: это было орудие Бога, просто неподвижное сидящее тело, из которого Бог излучался с громадной силой. Мои собственные чувства были неописуемы"[34].

Другой европеец, Поль Брантон, прибывший к Махарши скорее скептиком, чем сторонником, дал следующий отчет о первом воздействии Безмолвия Шри Бхагавана на его ум.

"Я издавна считал, что все содержание души человека можно прочесть в его глазах. Но перед очами Махарши я колебался, недоумевал и был поставлен в тупик…

Я не могу отвести свой пристальный взгляд от него. Мое первоначальное замешательство, мое недоумение, полностью игнорируется, медленно угасает, в то время как это странное очарование начинает захватывать меня все более крепко. Еще не прошло и часа такого необыкновенного зрелища, когда я начинаю сознавать безмолвное, непреодолимое изменение внутри своего ума. Вопросы, которые я подготовил в поезде с такой педантичной тщательностью, уходят один за другим. Ибо сейчас кажется неважным, будут они заданы или нет, и не имеет значения, решу ли я проблемы, прежде беспокоившие меня. Я знаю только, что непоколебимая река Покоя кажется текущей близ меня, что великий Покой пронизывает внутренние пространства моего существа и что мой измученный мыслями ум начинает получать какую-то передышку".

Милость Бхагавана приносила Покой не только беспокойному уму интеллектуала, но также и пораженному горем сердцу. Эчамма, как ее прозвали в Ашраме (ее прежнее имя — Лакшмиамма), была счастливой женой и матерью, живя в деревне Мандаколатур, но перед своим двадцатипятилетием она потеряла сначала мужа, затем единственного сына, а потом и единственную дочь. Ошеломленная тяжелыми утратами, измученная воспоминаниями, она не могла найти покоя. Она больше была не в состоянии переносить место, где была счастлива, людей, среди которых была счастлива. Думая, что это поможет ей забыться, она поехала в Гокарнам, штат Бомбей, служить там святым людям, но возвратилась такой же убитой горем, как и при отъезде. Какие-то друзья рассказали ей о юном Свами в Тируваннамалае, приносящем Покой тем, кто ищет. Она сразу отправилась. У Эчаммы были родственники в этом городе, но она не пошла к ним, так как сама встреча могла возвратить ее горькие воспоминания. С одним из друзей она вскарабкалась по горе к Свами и села перед ним в молчании, не изливая свое горе. В этом не было нужды. Сострадание, сияющее в его глазах, было целительным. Весь час она сидела, не говоря ни слова, а затем поднялась и начала спускаться по склону в город. Ее шаги стали легкими, а бремя печали развеялось.

После этого она посещала Свами ежедневно. Он был солнцем, рассеявшим ее тучи. Эчамма сейчас могла даже вспоминать своих любимых без горечи. Она провела остаток жизни в Тируваннамалае. Она смогла обзавестись там маленьким домом (отец оставил ей немного денег и братья выручали), и многие преданные, посещающие Ашрам, пользовались ее гостеприимством. Она ежедневно готовила пищу для Шри Бхагавана, что означало — для целого Ашрама, так как он обычно не принимал ничего, что нельзя было разделить поровну между всеми. Пока позволял возраст и состояние здоровья, она сама поднималась с пищей по горному склону и никогда не ела раньше, чем обслужит ашрамитов. Поскольку их количество росло, ее вклад стал только маленькой добавкой к общей еде, но если Эчамма когда-либо задерживалась, Шри Бхагаван обычно ждал, пока она придет, чтобы не расстраивать преданную.

Со всем горем, через которое прошла, и внутренним Покоем, который отыскала, в ней было еще достаточно материнства, чтобы привязаться к кому-то снова, и она взяла приемную дочь, не без позволения Шри Бхагавана. Когда подошло время, Эчамма устроила ей замужество и порадовалась рождению внука, которого назвала Рамана. И после этого однажды, совершенно неподготовленная, она получила телеграмму о смерти своей приемной дочери. Старое горе обрушилось на нее снова. Она понеслась на Гору, к Шри Бхагавану, с телеграммой. Он прочел ее со слезами на глазах, и Эчамма, облегчившая боль, но все еще печальная, отправилась на похороны. Она вернулась с малышом Раманой и положила его на руки Шри Рамане. На его глазах опять были слезы, когда он держал ребенка, и сострадание Шри Бхагавана принесло ей Покой.

Эчамма практиковала йогическое сосредоточение, в которое ее посвятил один Гуру из Северной Индии. Обычно она фиксировала пристальный взгляд на кончике носа и сидела иногда часами, неподвижно, забывая тело, в экстатическом созерцании света, появлявшегося перед ней. Шри Бхагавану рассказали об этом, но он промолчал. В конце концов она сама рассказала ему, и Махарши отсоветовал заниматься такой практикой. "Те сияния, что вы видите вне себя, не составляют вашей подлинной цели. Вам следует стремиться к постижению Атмана, а не чего-то ниже Его". После этого она прекратила применять старые методы практики и возложила все свои надежды только на Шри Бхагавана.

Однажды некий Шастри из Северной Индии беседовал со Шри Бхагаваном в пещере Вирупакша, когда появилась Эчамма с пищей, по виду возбужденная и вся дрожащая. Ее спросили, в чем дело, и она рассказала, что, проходя мимо пещеры Садгурусвами, подумала, будто Шри Бхагаван и какой-то незнакомец стоят около тропинки. Она продолжала путь, но услышала голос: "Зачем идти дальше, когда я здесь?" Эчамма оглянулась, но там никого не было. Она в страхе поспешила в Ашрам.

"Что, Свами! — воскликнул Шастри. — Во время беседы здесь со мной Вы проявляетесь этой госпоже на ее пути сюда, а не выказываете никакого такого знака Милости мне". И Шри Бхагаван разъяснил, что видения Эчаммы были вызваны ее постоянной сосредоточенностью на нем.

Она ни в коем случае не была единственной, кто имел видения Шри Бхагавана, хотя я не знаю другого случая, когда видение вызвало страх. Годами позднее один посетитель с Запада, пожилой джентльмен, пришел в Ашрам у подножия Горы. После обеда он отправился обследовать Гору, но постепенно сбился с дороги. Утомленный жарой и физическим напряжением, не зная куда идти, он был в отчаянном положении, но Шри Бхагаван проходил мимо и показал обратную дорогу в Ашрам. Там люди уже волновались, когда ушедший после обеда вернется, и спросили его, что случилось. "Только я вышел прогуливаться на Гору, — рассказал тот, — как заблудился. Жара и нагрузка оказались непосильными для меня, и я был в плохом состоянии. Я не знаю, что я бы делал, если бы не то обстоятельство, что Бхагавану случилось идти той же дорогой, и он указал мне путь в Ашрам". И все были изумлены, потому что Бхагаван в этот день вообще не покидал Старый Холл.

Рудра Радж Панде, директор колледжа Три-Чадра в Катманду, Непал, перед тем как покинуть Тируваннамалай, отправился с другом на богослужение в Великий Храм города.

"Ворота внутреннего храма были распахнуты, и мой гид ввел нас в его сердцевину, где было довольно темно. Язычок пламени небольшого масляного фитиля трепетал в нескольких ярдах перед нами. Все мое внимание направлено к одной цели — увидеть Образ, или лингам (который символизирует Высочайшего Господа, вечного и непроявленного), в Sanctum Sanctorum[35]. Но, удивительно это говорить, вместо лингама я вижу образ Махарши, Бхагавана Шри Раманы, его улыбающееся лицо, его сверкающие глаза, устремленные на меня. И еще более странно, что я вижу не одного Махарши, не двух, не трех — в сотнях я вижу ту же улыбку, те же блестящие глаза, я вижу их везде, куда бы ни посмотрел в этом Sanctum Sanctorum. Мои глаза схватывают не всю фигуру Махарши, но только улыбающееся лицо выше подбородка. Я в восторге и вне себя от невыразимой радости — как можно описать словами блаженство и тишину ума, что я тогда чувствовал? Слезы радости текли по моим щекам. Я пошел в Храм увидеть Господа Аруначалу, а нашел живого Господа как Он милостиво показал Себя. Я никогда не смогу забыть глубокое сокровенное переживание, которое имел в этом древнем храме"[36].

Тем не менее Шри Бхагаван никогда не поощрял интерес к видениям или желанию их, и они приходили не ко всем почитателям или ученикам.

Одним из наиболее преданных приверженцев Шри Бхагавана в это время был Сешадрисвами, тот самый Сешадри, который отгонял мальчишек, когда Венкатараман впервые пришел в Тируваннамалай. Теперь он жил на Горе, чуть ниже пещеры Вирупакша, и часто посещал ее. Он достиг высокого духовного состояния, имел изящество и красоту, которые видны на его уцелевших изображениях. В нем было что-то птицеподобное и отчужденное. Сешадри редко был доступен; он говорил не всегда, а когда говорил, речь его часто была загадочна. Он оставил дом в семнадцатилетнем возрасте, получил посвящение в мантры (священные формулы) и джапу (заклинания), что развивают оккультные силы, и иногда бодрствовал всю ночь на кладбище, призывая шакти (творческую энергию).

Сешадри не только всегда советовал почитателям ходить к Раманасвами, как он называл его, но при случае отождествлял себя с ним. Он мог читать мысли, и если Шри Бхагаван до этого что-то сказал преданному, он говорил: "Я сказал вам то-то и то-то, почему вы снова спрашиваете? Почему вы не делаете это?" Он очень редко посвящал в какую-либо мантру, а если проситель уже был почитателем Рамасвами, то обычно всегда отказывал, предлагая тому оставаться там, где была высочайшая упадеша, безмолвное руководство.

В одном редком случае он фактически убедил преданного предпринять активную садхану, поиск Просветления. Это был некий Субраманья Мудали, который вместе с женой и матерью тратил большую часть своего дохода, занимаясь приготовлением пищи для садху, отрекшихся от мира. Подобно Эчамме они ежедневно носили пищу Шри Бхагавану и Ашраму, и Сешадрисвами тоже, когда могли найти его; но Субраманья одновременно был и землевладельцем, втянутым в судебный процесс, посредством которого пытался увеличить свою собственность. Сешадрисвами, огорченный тем, что столь преданный человек так привязан, посоветовал ему оставить подобные тревоги и посвятить себя полностью служению Богу, устремиться к духовному развитию. "Вы видите, — сказал он, — мой младший брат имеет доход 10 тысяч рупий, а я — тысячу. Почему бы вам не попытаться получить доход по крайней мере в сто рупий?" "Младшим братом" был Рамасвами, а "доходом" — духовное постижение. Поскольку Субраманья продолжал упорствовать в своем неведении, Сешадрисвами проявил настойчивость и предупредил его, что тот совершает смертный грех убийства Брахмана. Больше доверяя Шри Бхагавану, Субраманья спросил его, правда ли это, и Шри Бхагаван растолковал: "Да, если вы не сознаёте, что вы — Брахман, то можно сказать, что вы совершаете убийство Брахмана,".

Сешадрисвами однажды сидел в пещере Манго, глядя в упор на Шри Бхагавана, чтобы прочесть его мысли; но ум Шри Бхагавана, погруженный в спокойствие Духа, не выказывал и намека на мысль, поэтому Сешадри расстроился и сказал:

— Не ясно, что этот человек думает.

Шри Бхагаван оставался безмолвным. После паузы Сешадрисвами добавил:

— Если почитать Господа Аруначалу, спасение обеспечено.

И тогда Бхагаван спросил:

— Кто почитает и кто почитаемый?

Сешадрисвами разразился смехом:

— Вот это-то как раз и неясно.

Тогда Шри Бхагаван подробно разъяснил ему доктрину Единого Атмана, Единого Я, проявленного во всех формах вселенной, и все же непроявленного и полностью не затрагиваемого проявлением, единственной Реальности и истинного Я того, кто почитает. Сешадрисвами слушал терпеливо, а в конце поднялся и сказал:

— Я не могу говорить. Для меня все это — темный лес. Во всяком случае, я — почитатель.

Сказав так, он повернулся к гребню Горы, простерся перед ней снова и снова, а затем ушел.

И однако Сешадрисвами также время от времени говорил с точки зрения Единства, рассматривая все вещи как проявления Духа, но независимо от точки зрения его речь сопровождалась сдержанным, приводящим в замешательство юмором. Однажды некто Нараянасвами встретил его стоящим, пристально рассматривающим буйвола и спросил:

— На что Свами смотрит?

— Я смотрю на это.

— Свами смотрит на буйвола? — настаивал Нараяна.

И тогда, указывая на животное, Сешадрисвами приказал ему:

— Скажи мне, что это.

— Это буйвол, — простодушно ответил Нараяна, после чего Сешадрисвами взорвался:

— Это — буйвол? Буйвол?! Сам ты буйвол! Называй это Брахманом!

Сказав так, он повернулся и ушел.

Сешадрисвами умер в январе 1929 года. Как это принято в случае Святого, его тело было захоронено, а не кремировано. Шри Бхагаван стоял, молчаливо наблюдая. Сешадрисвами до сих пор почитаем в Тируваннамалае, а в годовщину смерти поклонники проносят его изображение в шествии через город.

В течение первых лет, проведенных Шри Бхагаваном на Горе, постепенно развивался процесс его возвращения к внешней активности. Он начал прогуливаться и обследовать Гору, читать книги и писать их толкования. Некий Падманабха Свами, известный также как Джатай Свами благодаря своим спутанным волосам, имел ашрам на Горе и держал там некоторое количество санскритских книг по духовному знанию и прикладным наукам с духовной основой, таким, как аюрведа (традиционная индусская медицина). Шри Бхагаван посещал его и просматривал книги, мгновенно овладевая содержанием и так фиксируя в памяти, что мог не только повторить текст, но дать ссылку на номер главы и стиха. Падманабха Свами часто обращался к Махарши как к авторитету при обсуждении какого-либо пункта доктрины.

В Пуранах говорится, что на северном склоне Аруначалы, около вершины, Сиддха Пуруша (Мудрец со сверхобычными силами), известный как йогин Арунагири, сидит под деревом баньяна, в почти недоступном месте, наставляя Молчанием. В Великом Храме Тируваннамалая есть святыня, или мантапам, посвященная ему. История, рассказанная Пуранами, дает понять, что Милость Аруначалы, руководящая людьми посредством мауна дикши (безмолвного посвящения) на пути Самовопрошания к Освобождению, будучи всегда мощной, стала недоступной людям в этот духовно темный век. Однако символическое значение этой истории не делает ее менее истинной в буквальном смысле. Однажды, около 1906 года, Шри Бхагаван бродил по северному склону Горы, когда в высохшем ручье он заметил громадный лист баньяна, достаточно большой, чтобы при еде класть на него пишу. Предполагая, что лист, должно быть, занесен сверху водой, и желая увидеть дерево с такими листьями, он отправился, уже по другому случаю, взбираться вдоль ручья вверх по склону. Преодолев крутые и трудные части горы, он достиг места, откуда мог видеть большую плоскую скалу и на ней — дерево баньяна, которое искал, громадное и темно-зеленое. Он изумился, увидев такое дерево растущим словно из голой скалы. Махарши продолжал карабкаться выше, но, когда был уже совсем близко, потревожил ногой осиное гнездо. Осы разгневались и атаковали обидевшую их ногу в ярости мщения. Шри Бхагаван стоял неподвижно до тех пор, пока они не закончили, покорно принимая справедливое наказание за разрушение их дома; но он воспринял случившееся как знак не двигаться дальше и поэтому возвратился в пещеру. Преданные уже беспокоились его столь долгим отсутствием. Когда они увидели Махарши, то испугались за состояние ноги, воспаленной и распухшей. Потом он указал на местоположение почти недоступного баньянового дерева, но сам никогда вновь не пытался добраться до него и отговаривал любого из его преданных, желавших сделать это.

Группа почитателей, и среди них англичанин Томсон, однажды решила все-таки обнаружить его. Какое-то время преданные карабкались вверх довольно беспечно, а потом оказались в таком рискованном положении, когда не могли ни продолжать движение, ни спуститься вниз. Они взмолились Бхагавану о помощи и кое-как возвратились в Ашрам благополучно. Новых попыток эта группа не делала никогда. Другие — пытались, но всегда без успеха.

Даже хотя Шри Бхагаван мог не одобрить какое-то действие, он очень редко явно запрещал его. Понимание приемлемого и неприемлемого, подходящего и неподходящего должно было прийти изнутри. В данном случае было ясно, что для преданных неприемлема попытка достичь то, от чего их Учитель воздержался.

Было время, когда Шри Бхагаван часто бродил по Горе, а также взбирался на вершину и делал прадакшину (круговой обход), так что он знал каждую часть ее. И вот однажды, когда Махарши скитался один, он обогнал какую-то старуху, собиравшую хворост на горном склоне. Она выглядела словно обычная внекастовая[37] женщина, но обратилась к юному Свами безбоязненно, как к равному. Начав с грубого ругательства, обычного для людей такого сорта, она сказала: "Тебе не терпится попасть на погребальный костер! Почему ты бродишь при таком сжигающем солнце, как сейчас? Почему тебе не посидеть спокойно?"

"Это не могла быть обыкновенная женщина, — сказал Шри Бхагаван, когда рассказывал об этом, вернувшись, преданным. — Кто знает, кто она?" Конечно, обыкновенная внекастовая женщина не отважилась бы говорить со Свами подобным образом. Почитатели восприняли ее как проявление Сиддхи Арунагири, Духа Аруначалы. С того времени Шри Бхагаван бросил странствовать по склонам Горы.

Когда Шри Бхагаван впервые прибыл в Тируваннамалай, он иногда передвигался с места на место в состоянии транса, как уже описано выше. Это не прекращалось целиком где-то до 1912 года, когда у Махарши было окончательное и полное переживание смерти. Как-то утром он отправился из пещеры Вирупакша в Пачайямман Койл[38], сопровождаемый Паланисвами, Васудэвой Шастри и другими. Шри Бхагаван искупался там и на обратном пути был уже около Черепашьей скалы, когда внезапная физическая слабость охватила его. Впоследствии он подробно описал это.

"Ландшафт передо мной исчез, словно закрытый блестящей белой занавеской, протянутой в поле зрения. Я мог отчетливо наблюдать этот постепенный процесс. Сначала была стадия, когда я мог еще ясно видеть часть ландшафта, в то время как остальное было скрыто продвигающейся вперед занавеской. Это в точности напоминало протягивание слайда в стереоскопе через поле зрения наблюдателя. Переживая это, я остановился, чтобы не упасть, а когда прояснилось, продолжал идти. Когда темнота и слабость овладели мной во второй раз, я прислонился к скале, пока вновь не прояснилось. При третьем приступе я почувствовал, что безопаснее сидеть, а поэтому сел у скалы. В то время блестящая белая занавеска полностью отключила мое зрение, голова кружилась, кровообращение и дыхание остановились. Кожа стала мертвенно синей. Это был нормальный цвет для умершего, становившийся темнее и темнее. Васудэва Шастри действительно принял меня за мертвеца, подхватил на руки и начал громко рыдать и сокрушаться о моей смерти.

Я мог ясно ощущать его объятия и дрожь, слышать слова плача и понимать их смысл. Я также видел изменение цвета моей кожи, чувствовал остановку кровообращения, дыхания и нарастающий холод в конечностях. Мой обычный ход сознавания все еще продолжался и в этом состоянии тоже. Я ничуть не испугался и нисколько не печалился о положении тела. Я сидел у скалы в своей обычной позе, закрыв глаза и не опираясь о скалу. Тело, оставленное без циркуляции крови и дыхания, все еще сохраняло это положение. Такое состояние продолжалось около десяти или пятнадцати минут. Затем тело внезапно содрогнулось, и кровообращение возобновилось с громадной силой, и дыхание также, пот выступил повсюду. На коже снова появился цвет жизни. Тогда я открыл глаза, поднялся и сказал: "Давайте пойдем". Мы достигли пещеры Вирупакша без дополнительных хлопот. Это был единственный приступ, где у меня остановились как дыхание, так и кровообращение".

Позднее, чтобы исправить ошибочные мнения, которые уже начали распространяться, Махарши добавил:

"Я не вызывал этот приступ нарочно, не желал видеть, что это тело будет выглядеть, словно после смерти, и не говорил, что не оставлю это тело без предупреждения других. Это был один из тех приступов, которые случались со мной изредка, только на этот раз он принял очень серьезную форму".

Самым поразительным, возможно, в этом переживании является то, что это была повторная демонстрация, усиленная действительным физическим доказательством, той несомненной способности проходить через смерть, которая составила основу духовного пробуждения Шри Бхагавана. Здесь вспоминается стих Таюманавара, классика тамильской поэзии, которого Шри Бхагаван часто цитировал: "Когда берет верх обширное Расширение, без начала, конца или середины, имеет место сознавание Блаженства недвойственности".

Может быть, это переживание отмечало окончательное возвращение Шри Бхагавана к полной внешней нормальности. Трудно передать какое-либо впечатление о том, насколько в своем образе жизни он был нормален или как соответствовал тому, что свойственно человеку, но, однако, это необходимо сделать, ибо описание его предшествующей аскезы могло представить Махарши мрачным и непривлекательным. Наоборот, его манеры были естественны и совершенно свободны, и новый посетитель сразу чувствовал его непринужденность на себе. Его разговор искрился юмором, а смех Шри Бхагавана был настолько заразителен, столь подобен смеху ребенка, что даже те, кто не понимал языка, обычно присоединялись к нему. Всё у него или у Ашрама было чистым и опрятным. Когда был создан постоянный Ашрам, жизнь в нем следовала расписанию так же строго, как и работа в конторе. Часы ходили с точностью до минуты, календари были самыми современными. И ничего не тратилось впустую. Я видел слугу, получившего выговор за то, что он взял новый лист бумаги для переплетения книги, когда кто-то уже занимался ею. И с пищей так же: ни грамма не оставалось на листе-тарелке Махарши, когда он заканчивал еду. Овощная кожура сохранялась для крупного рогатого скота, не выбрасывалась.

Шри Бхагавану были присущи непосредственная простота и скромность. Одна из немногих вещей, вызывавших его гнев, заключалась в том, что разносчики пищи давали ему больше какого-нибудь деликатеса, чем другим. Ему не нравилось, что люди встают при его входе в Старый Холл, и обычно коротким жестом он просил их оставаться сидеть. Как-то в полдень Шри Бхагаван медленно спускался по склону холма к Ашраму — высокий, золотистого оттенка, уже седой, хрупкий, немного сутулящийся и тяжело опирающийся, из-за ревматизма, на посох, — со своим низкорослым, смуглым слугой. Один из преданных подходил сзади, и поэтому он остановился на краю дороги, говоря: "Вы моложе и идете быстрее; вам идти первому". Небольшое учтивое действие, но столь многозначительное, когда направлено от Учителя к ученику.

Такое перечисление можно продолжать бесконечно. Некоторые из упомянутых черт Махарши как человека будут обсуждены более подходящим способом позднее, но сейчас, упоминая о полном возвращении его к нормальному образу жизни, необходимо показать, каким нормальным, каким интенсивно человеческим и каким милосердным этот образ жизни был.

Загрузка...