Ранчо в Монтане

Глава 13

Прошло несколько часов, но сильный ветер продолжал бросать в окна охотничьего домика снежные комья, его завывание стало привычным, как колыбельная. Слейд слышал голос вьюги много раз в своей жизни, и не она разбудила его. Если бы он был человеком, которого могло напугать внезапное пробуждение среди ночи, то мог бы подумать, что его сон прервало нечто невидимое, таинственное. Но Слейд отметил лишь, что его сердце бьется непривычно громко, а во рту пересохло. Его мысли были заняты только Трейси, что, конечно, не причина для того, чтобы просыпаться среди ночи с ощущением, близким к предчувствию катастрофы.

Трейси крепко спала, плотно закутавшись в одеяла, свернувшись в теплый клубок, и в темноте Слейд видел только ее лицо и волосы. Он еще не мог привыкнуть к мысли, что она носит его ребенка, и радость смягчила его черты.

По-видимому, так внезапно проснуться его заставила именно эта мысль: Трейси не дала согласия выйти за него замуж. Или дала?

Сосредоточившись, Слейд прокрутил в своем сознании прошедший вечер, сначала радостно вспомнил, как они любили друг друга, потом обдумал ее потрясающее сообщение о ребенке и в последнюю очередь — рассказ о его матери, Джейсоне Мурленде и Гарве Хатчинсе, который, как выходило, был его отцом.

Трейси поверила в это. И, конечно, Рейчел тоже вериг, раз она сообщила Трейси обо всем этом. А дневник, очевидно, свидетельствовал об истинном или воображаемом бесплодии Джейсона Мурленда. Но эта проклятая деталь с трудом укладывалась в его голове, поскольку мать всю жизнь повторяла придуманную ею ложь, лишь бы не упоминать о Гарве Хатчинсе.

Слейд опять вспомнил тот день, когда настоял, чтобы Джемма сама рассказала ему эту историю, хотя уже тысячу раз слышал, что его отец — Джейсон Мурленд. Но тогда он впервые узнал, что мужчина может бросить молодую девушку, ждущую от него ребенка.

Он прищурился, вспомнив, что уже в то время не было причин лгать — родители матери умерли несколько лет назад. И он был уверен, что Джемма Доусон не лгала. Могла ли Рейчел подвести память? Или, черт побери, может, это его память изменяет ему?

Трейси — единственный человек, которому приятно верить, что он не сын ее умершего мужа. Возможно, сам он никогда не откажется от убеждения, с которым прожил всю свою жизнь, даже если призрак его матери явится, чтобы подтвердить новую версию. Все это слишком укоренилось в нем, стало частью его самого, и он не мог развернуться на сто восемьдесят градусов.

А вообще-то ему уже было совершенно безразлично. Он хотел начать новую жизнь, построить свое собственное счастье — с Трейси и ребенком.

Если она позволит ему.

Сможет ли Трейси понять, каким хорошим мужем и отцом он станет? — размышлял Слейд. Он будет любить ее и ребенка, заботиться о них, всегда будет вместе с ними. Ему так трудно выразить свои чувства словами. Хоть бы найти способ убедить ее!

Трейси повернулась во сне и выскользнула из его объятий. Теперь ее тело излучало тепло где-то рядом. Вздохнув, Слейд поспешил сократить расстояние между ними, снова подвинувшись к ней. Кожа на ее спине была горячей и нежной, и первое же прикосновение моментально возродило его желание. Он просунул руку между ее рукой и талией и коснулся ее груди.

Слейд закрыл глаза и отдался своим ощущениям. Ее расцветшая женственность влекла и глубоко волновала его. Плавная линия бедер, которые он ощущал своими бедрами, возбудила его, и он не мог удержаться от следующего шага, так же как он не мог перестать дышать. Его ладонь начала скользить ниже, все ниже, пока не коснулась шелковистых волос в низу ее живота.

Он услышал, как Трейси вздохнула и медленно пробудилась ото сна. То, что она лежала неподвижно, соблазнительно податливая, еще больше увеличило его напряжение. Кровь быстрее побежала в его жилах, а когда он услышал, что дыхание ее участилось, то поднял голову и прихватил губами краешек ее уха.

— Ты слышишь вьюгу? — прошептал он. — За нашими окнами настоящий буран.

Вместо ответа Трейси издала нежный горловой звук.

— Мне так нравится прикасаться к тебе. Ты не против, чтобы я так будил тебя?

— Наоборот. — Ее ягодицы нежно прижались к его коленям.

Слейд вдруг задохнулся.

— Я буду любить нашего малыша, Трейси. — Он почувствовал, как едва уловимая дрожь прошла по ее телу — отдаленный намек на отчуждение. — Ты не веришь мне? — Он обнял ее за талию.

Трейси перевернулась на спину.

— Я хочу верить тебе. Больше всего на свете я хочу именно этого.

— Но тебе трудно поверить мне, да?

— Слейд, ты редко был откровенен со мной. — Она выпростала руку из-под одеяла и коснулась его лица. — Мне снились такие прекрасные сны, — сказала она. — Я видела тебя, и меня, и малыша, но…

— Ты все еще боишься?

— Да.

— Если ты не выйдешь за меня, что ты будешь делать? Ты позволишь мне видеть ребенка?

У нее перехватило дыхание.

— Конечно, ты сможешь видеть ребенка, Слейд, я не хочу причинять тебе боль таким образом. Но замужество без взаимопонимания пугает меня.

Слейд не мог припомнить, когда в последний раз плакал. Даже когда умерла мать, он глубоко спрятал свое горе. Но сейчас он почувствовал, как подступившие слезы жгут глаза, и его затрясло от унижения. Он прокашлялся и, прикрыв лицо рукой, постарался справиться с непривычным для него состоянием.

Почувствовав что-то неладное, Трейси приподнялась на локте.

— Слейд, что с тобой? — спросила она. Его грудь сотрясалась от рыданий, он быстро, пока не заметила Трейси, повернулся к ней спиной.

— Слейд, что случилось? — Обеспокоенная, Трейси перегнулась через него. И все поняла. Он плакал. Она была так потрясена, что молча села рядом. Плечи его вздрагивали, и какое-то мгновение она не знала, что делать.

Но потом со слезами на глазах обняла Слейда и прижалась к нему.

— Мой бедный, мой милый, — шептала она, понимая причину его слез. Свалившийся на него груз стал уже просто невыносимым. Даже у такого сильного и независимого человека, как Слейд, есть предел выносливости.

И вдруг он повернулся к ней и ухватился за нее, как утопающий хватается за спасательный круг. Сердце ее растаяло — она действительно нужна ему. Он припал к ней так, словно его жизнь зависела от нее. Она никогда еще не слыхала, чтобы мужчина плакал так отчаянно, и она заплакала вместе с ним, гладя его по спине и пытаясь утешить его, хотя собственные слезы не давали ей говорить.

Это продолжалось всего несколько минут, но эти минуты стали решающими. Слейд наконец успокоился, но Трейси продолжала обнимать и поглаживать его.

Когда он заговорил, в его голосе звучало смущение:

— Прости. Я не знаю, что на меня нашло.

— Не надо, не извиняйся, — ласково сказала она. — Нельзя просить прощения за то, что ты человек.

— Мужчины не должны плакать.

— О! Ты полагаешь, что чувствительность присуща только женщинам? Слейд, на тебя слишком много всего навалилось, и тебе нечего стыдиться.

На его ночном столике стояла коробка с бумажными салфетками. Слейд сел и вытащил сразу несколько. Он вытер глаза и высморкался, но душевное потрясение еще не прошло, и он не был уверен, что справился со слезами. То, что он сказал, удивило его самого:

— Мне стало все равно, Трейси. Меня больше не волнует, кто мой отец или кем он был. Я покончил с волнениями на этот счет.

— Ты из-за этого плакал? — Она снова лежала на своей подушке, ее голос был спокойным.

— Не знаю. Теперь я уже ничего не знаю.

— Я все смешала в твоей жизни, да? Кровать закачалась, когда он начал устраиваться около нее.

— Нет! Единственный смысл моей жизни — в тебе. Я хочу тебя и ребенка, — сказал он глухо. — Для меня это ясно как день.

— Тогда разговаривай со мной, Слейд. Не отгораживайся от меня.

— Разговаривать — о чем? О том, о чем ты спрашивала раньше?

— С этого можно было бы начать. Мы ведь только затронули эту проблему. Ты говоришь, что тебе теперь все равно, кто твой отец. Но, понимаешь, это важно для меня, и это будет важно для нашего ребенка.

— М-да. Выходит, так? А я и не подумал об этом. Проклятье, Трейси, если мать лгала, зачем же она продолжала поддерживать эту ложь, когда ее родители уже умерли?

— Ты помнишь их?

— Конечно.

— Они были суровыми людьми?

— Да, наверное, можно так сказать. Трейси вздохнула.

— Рейчел говорила, что твоя мать поверила в собственную ложь. Как ты думаешь? Это возможно?

— Да кто знает, черт возьми? Она все время твердила, что Джейсон Мурленд когда-нибудь приедет. Я знаю, она верила в это.

— Слейд, а ты веришь дневнику?

— Ты хочешь сказать — в бесплодие Мурленда?

— Да.

— Трейси, если это правда, почему же он не сказал тебе?

— Ты ведь прочел то, что он написал. Он боялся, что я не выйду за него замуж.

— И ты никогда не подозревала?

— Нет. Думаю, поэтому я и не боялась забеременеть от тебя. Незадолго до смерти Джейса я собиралась начать обследование, чтобы выяснить причину моего бесплодия. Я была уверена, что все дело во мне.

— И добрый старый Джейсон не возражал, чтобы ты так думала, правильно я понимаю?

— Это было нехорошо с его стороны. Ну да, он не мешал мне так думать. Я не представляю себе, что бы он стал делать, если бы я узнала, что способна рожать.

Слейд коротко рассмеялся.

— Ну, бесплодием ты не страдаешь, это точно. Сколько раз мы занимались любовью до того, как ты забеременела?

— Три раза.

Он повернулся к ней.

— Я знаю, сколько раз. Это риторический вопрос, любовь моя. Неужели ты думаешь, что я мог забыть хоть одну минуту из тех, что мы провели вдвоем? — Он нежно обнял ее. — Тебе никогда не встретить мужчину, который любил бы тебя сильнее меня, — прошептал он, касаясь ее губ. — Даже если ты и не знаешь, что мне нравится музыка в стиле «кантри» и мистические романы.

Трейси улыбнулась.

— А твой любимый цвет — голубой.

— На тебе. — Его губы на мгновение задержались на ее губах, и, когда он заговорил, его голос стал серьезным. — Трейси, я буду очень стараться. Я буду рассказывать тебе обо всем. Я буду так много говорить, что ты станешь кричать на меня, чтобы я заткнулся.

— Ты? Да ну, дождусь ли я того денечка? — сказала она с иронией.

— И ты даешь мне шанс доказать это? Не суди обо мне по моему поведению летом. Я потерял голову, когда услышал твое имя. Однажды с голубого неба появилась самая роскошная… — он наклонился и поцеловал ее в губы, — восхитительная… — он захватил ее нижнюю губу и нежно сжал ее своими губами, — самая сексуальная женщина, которую мне когда-либо доводилось видеть.

Она перебила его:

— Лишь для того, чтобы наткнуться на рычащего… — она легонько укусила его в губы, — грубого… — ее язык обрисовал линию его нижней губы, — весьма сексуального мужчину.

Они вместе засмеялись.

— А потом, — продолжала Трейси, — как будто этого было мало, этот весьма сексуальный мужчина влетел в ванную комнату…

— И застыл как вкопанный. — Еще один долгий поцелуй прервал их шутливый рассказ. — Это была женщина его мечты, — тихо добавил Слейд. — Трейси, я чуть не умер, когда увидел тебя в этой ванне.

— Ну конечно, ты скажешь! Этакий хам, глазел и глазел…

Слейд засунул руку под одеяла и неторопливо обвел ее груди.

— Хочешь знать почему?

— А ты мне скажешь? — Желание начало разгораться в ней. Они еще никогда не переживали такого вместе — игривого настроения, окрашенного в эротические тона. И она задала свой вопрос, задохнувшись от волнения.

— В ту минуту, когда я увидел тебя, мне захотелось сделать так, — Слейд откинул одеяла и прильнул ртом к ее соску. — Его губы захватили сосок, а язык стал вращаться вокруг него, мгновенно вызвав в нем ответное возбуждение.

Глаза ее закрылись, а голос стал глухим.

— Возможно, мне тогда тоже этого хотелось, — прошептала она. — Я почти не спала той ночью.

Слейд хитро усмехнулся.

— Тебе хотелось большего, моя дорогая. И, если бы ты была кем угодно, только не Трейси Мурленд, ты бы получила как раз то, что хотела.

Она засмеялась глубоким, грудным смехом.

— Я гадала, почему ты остановился. Но не могла понять. И чувствовала такое унижение!

Никогда в жизни я не вела себя так распущенно.

Что-то изменилось в комнате, когда Слейд поцеловал ее долгим, горячим поцелуем. И посмотрел на нее.

— Я потерял голову, когда прикоснулся к тебе тогда, ночью, — тихо сказал он.

— А почему ты сделал это? После нашего, мягко говоря, не очень дружеского начала твое поведение очень удивило меня.

В памяти тотчас всплыли те мысли, что обуревали его тогда. Нет, будь он проклят, он не собирается вилять! Слейд положил голову на подушку.

— Я вел себя как последний ублюдок, — признался он. — Я начал все это, думая о чем-то вроде мести Джейсону Мурленду.

— О, Слейд, — прошептала она. — Боюсь, я тоже подозревала что-то подобное. Его рука гладила ее волосы.

— Но все вышло иначе. На самом деле я посмеялся над самим собой. Тебе не спалось, пока я не вернулся домой, но, поверь мне, я заплатил за это потом. Мне пришлось убраться подальше от тебя. Я не мог поручиться, что сумею совладать со своими руками.

— И ты убежал сюда, — сказала она.

— В мое укрытие. — Он тихонько рассмеялся. — Теперь это наше укрытие. Во всяком случае, на сегодняшнюю ночь, — добавил он, вдруг посерьезнев.

Она всегда хотела именно такого общения — разговора, смеха, откровенности. Она не просила большего. Что произошло, почему все так кардинально изменилось? Эти несколько минут слез разрушили стену, отгораживавшую внутренний мир Слейда?

Трейси улыбнулась, счастливая.

— Мне хочется сказать тебе что-то. Я чувствую такую близость к тебе — это все, чего мне хотелось добиться, Слейд. Чтобы ты делился со мной своими переживаниями, и я не ощущала себя нарушителем твоего спокойствия. Ты чувствуешь происшедшую перемену?

— Любимая моя, клянусь, что никогда не буду отгораживаться от тебя. Ты веришь мне?

— Всем сердцем, — прошептала она. — И я никогда не буду кричать на тебя за то, что ты слишком много говоришь. Никогда, никогда, никогда! — твердила она шутливо.

— Значит, ты сказала то, чего я жду? — осторожно спросил он.

Трейси подвинулась поближе к нему, перекинула ногу на его бедро и поцеловала его в губы.

Слейд застонал и обнял ее. Страсть прорвалась наружу, и потребность в словах исчезла, утоленная долгими поцелуями. Нежно лаская Трейси, он обхватил руками ее бедра и посадил ее верхом на себя.

Буран бушевал за толстыми бревенчатыми стенами охотничьего домика, но Трейси едва слышала его порывы, лишь краем сознания улавливая то, что происходило вокруг. Цветок страсти пышно расцветал в ней, раскрывались влажные лепестки, созревала мягкая, зовущая сердцевина. Единственным ее желанием было отдаться этому мужчине, который лишал ее сил и до краев наполнял ее любовью. Его губы были той нитью, что связывала ее с жизнью, и она тянулась к ним, раскрывалась навстречу.

Трейси почувствовала, как он гладит ее волосы… И вдруг он оторвался от ее губ.

— Ты не ответила мне. Я правильно понял то, что ты сказала? — прошептал он страстно.

— Правильно.

— Ты выйдешь за меня? Внезапно она смутилась.

— Спроси еще раз.

— Еще раз? — Слейд дотянулся до лампы, щелкнул выключателем, и постель озарилась ярким светом. Волосы Трейси разметались, в глазах было удивление: зачем ему понадобился свет? — Я хочу видеть тебя, — прошептал он. — Чтоб никаких ошибок или недопонимания на этот раз, любовь моя.

Она кивнула, ее сердце билось в унисон с охватившим ее волнением.

Слейд взял ее лицо в свои руки, нежно поцеловал и прошептал:

— Я люблю тебя. Ты выйдешь за меня замуж?

Трейси улыбнулась.

— Да, я обязательно выйду за тебя.

— Когда?

Ее лицо лучилось от счастья.

— Незадолго до мая, это было бы лучше всего.

Слейд постарался изобразить серьезность.

— А как насчет завтра? Трейси радостно засмеялась.

— Ого, какие порывистые мужчины в Монтане!

— Я никогда не был порывистым, и ты это знаешь. Исключение составляет данный момент, потому что мной овладел очень сильный порыв. — На лице Слейда было написано обожание. — Мне хочется не переставая любить тебя, — прошептал он.

Ее пальцы скользнули по его губам.

— Я угощаю, дорогой, — поддразнила она, раскрывая губы для поцелуя.

Они провели в охотничьем домике два чудесных дня. Трейси светилась от любовных ласк, а также от душевной близости, соединявшей их. Как Слейд и пообещал, он разговаривал с большой готовностью и рассказал ей о своем детстве, о мучивших его проблемах, о счастливых минутах своей жизни и о печальных. Он захотел услышать и ее историю, искренние ответы на множество его вопросов. Так, однажды он спросил ее, сможет ли она продолжать руководить своей компанией, живя на ранчо.

— Я уверена, что смогу, — ответила Трейси. — Наверняка мне довольно часто придется летать в Сан-Франциско, но ты бы мог летать со мной. Таким образом мы бы соединяли приятное с полезным.

— Я буду летать, если ты этого захочешь.

— Уже хочу. — Она улыбнулась.

Они много говорили и о Дабл-Джей, и она узнала о тех планах Слейда, о которых он раньше так не хотел говорить, — о его мечте заняться разведением и выездкой лошадей. Трейси сразу увлеклась этой идеей и предложила деньги, которые были ему нужны, но тут же осеклась, заметив молчание Слейда.

Ей нужно следить за собой, поняла она. Слейд очень гордый человек, и не слишком мудро с ее стороны каждый раз, когда он будет упоминать о деньгах, приставать к нему со своими.

— Давай так сформулируем мою мысль, — сказала она спокойно. — Мне бы хотелось вложить деньги в твои идеи. Они представляются мне очень надежным помещением капитала, а породистые лошади очаровали меня с первого взгляда.

Слейд успокоился.

— Прости меня, я обижаюсь по пустякам. Я хочу, чтобы ты занималась ранчо. Я хочу, чтобы ты была частью всего в моей жизни.

Этот разговор завершился часом невероятной любви. Но так же заканчивались и многие другие, и когда они наконец решили покинуть охотничий домик, Трейси чувствовала себя на вершине блаженства.

Тем не менее на обратном пути Слейд сказал ей одну вещь, которая словно скрепила печатью ее счастье.

Лежал глубокий снег, на ослепительно-голубом небе сияло солнце. Трейси снова укуталась, а Слейд следил за каждым движением лошади.

Трейси знала, что он опасается, как бы Долли не споткнулась и не тряхнула ее. Они часто останавливались, и Слейд проверял подпругу, седло, желая убедиться, что Трейси в полной безопасности.

На последней остановке перед тем, как спуститься в долину, взору Трейси открылась такая прекрасная картина, что она замерла, широко открыв глаза.

— О, Слейд! — воскликнула она. — Отсюда видно все ранчо.

— И еще несколько других, — засмеялся Слейд. — Не все, что ты видишь внизу, относится к Дабл-Джей.

— Я понимаю, но. Господи, как восхитительно!

Он помог ей сойти с лошади. Легко скользнув между его рук, Трейси подошла почти к краю обрыва.

— Не подходи близко, — тут же предупредил Слейд.

— Не буду. О, какая же здесь красота! Этим летом я пыталась представить себе долину под снегом.

Слейд подошел к ней и обнял ее за плечи.

— Разве ты не видела этого, когда поднималась наверх?

Трейси улыбнулась.

— Мне было о чем подумать, кроме красоты пейзажей Монтаны, — призналась она.

— Могу себе представить, что так и было. — Слейд крепче прижал ее к себе. — Я, конечно, рад, что ты такой цепкий котенок, — поддел он ее нежно. — А что, если бы ты решила отказаться от меня?

— Что было бы, если бы я не собралась уехать из Сан-Франциско и не обнаружила этих дневников? — добавила Трейси, вздрогнув. — Страшно представить: они так и лежали бы в запертом ящике.

Несколько минут стояли они в этом снежном молчании, всматриваясь в открывшийся перед ними простор.

— Слейд, ты ничего не затаил против Рей-чел? — тихо спросила Трейси. Он глубоко вздохнул.

— Я очень стараюсь не делать этого.

— Ты ведь знаешь, она самый близкий нам человек, она будет нашему малышу вместо бабушки.

— Да, ее очень обрадует эта новость, — ответил Слейд.

— И отца тоже. Я позвоню ему, когда мы приедем на ранчо.

— И пригласишь на свадьбу?

— Конечно, я уверена, что он понравится тебе, милый.

Слейд усмехнулся.

— А я ему понравлюсь?

— Обещаю. — Она удовлетворенно вздохнула. — Чего тебе по-настоящему хотелось бы от будущего?

Слейд и бровью не повел.

— Тебя, ребенка и ранчо, — мгновенно ответил он.

У нее заколотилось сердце.

— В таком порядке?

— Точно в таком. Если бы мне пришлось выбирать, прямо сейчас, в эту минуту, ты или Дабл-Джей, я бы… — глаза его засияли, — …но, подумавши…

— Что? — Трейси услышала смех в его голосе и наклонилась, чтобы зачерпнуть пригоршню снега. Или он не верил, что она в действительности может сделать это, или не успел среагировать — в чем Трейси сомневалась, — но он открыл рот от удивления, когда она швырнула ему снежок в лицо.

Весело смеясь, Трейси кинулась бежать — вернее, попыталась убежать. Одежда делала ее неповоротливой, а по глубокому снегу далеко не убежишь, и Следа легко поймал ее.

— Нам хочется играть, а? — Он пригрозил ей снежком.

Она рассмеялась, но тут Слейд уронил снежок, и выражение его лица вдруг стало мечтательным. Губы приблизились к ее губам.

— Я бы лучше поиграл в эту игру. — Он прижался губами к ее губам, и поцелуй согрел ей сердце. — Но на тебе столько надето, любовь моя, — простонал он, — что игры придется отложить. — Они отряхнулись от снега и опять засмеялись. — Сегодня вечером я смело выйду на веранду, — пообещал он.

И прежде чем они снова сели в седла, чтобы продолжить свое путешествие домой, он обнял ее.

— Я говорил серьезно, Трейси. Для меня в этом проклятом мире — включая и ранчо — нет ничего дороже тебя.

Ее глаза сияли от переполнявших ее чувств.

— Я люблю тебя, Слейд Доусон. Он усмехнулся, и нежность засветилась в его глазах.

— Они жили долго и счастливо… Знаешь, мне кажется, это выражение было придумано для нас, любовь моя.

— Так и есть, мой милый, так и есть, — прошептала она, всем сердцем чувствуя справедливость этих слов.