Раскол

ГЛАВА 6

В Москве Вагифа никто не встречал. Быстро пройдя таможенный досмотр, он направился к автоматической камере хранения, где в одной из секций его дожидался сверток с оружием, документами и небольшой суммой денег. Уже захлопнув дверцу, Вагиф невольно улыбнулся. В Лондоне на ту же операцию у него ушло куда больше времени. Дома, что ни говори, все как-то иначе.

До города пришлось добираться на рейсовом автобусе. Удобно устроившись в мягком кресле новенького «икаруса», Вагиф попытался восстановить в памяти все детали разговора с Лестерном. Его интонацию, жестикуляцию, короче, весь тот эмоциональный фон, который там, в Лондоне, оказался как бы на втором плане.

Тогда для Вагифа куда большее значение представляли сами факты, излагаемые Джорджем. Но сейчас, после его трагической гибели, Вагифа интересовали те неуловимые детали, невольно раскрывающие душевное состояние собеседника, которые могли бы помочь разобраться в истинных причинах случившегося. Вагиф был уверен, что Лестерн знал или во всяком случае предполагал, откуда ему грозит опасность. И не успел или не захотел сказать из чисто профессиональной гордости, решив, что сам во всем разберется.

Сам процесс восстановления разговора требовал огромной сосредоточенности на так называемых «узловых» моментах. Таковыми, согласно очень популярному в последнее время среди сотрудников спецслужб курсу логического восстановления действительности, являлись факты, словесные обороты и просто отдельные слова, которые произвели на человека, восстанавливающего события, какое-нибудь впечатление. Неважно, хорошее или плохое.

После чего составлялась первичная схема разговора — в виде геометрической фигуры, на углах которой записывались те детали общения, которые на эмоциональном уровне запомнились наиболее ярко. По ним в соответствии с внутренней логикой разговора и личного, интуитивного восприятия самого анализирующего восстанавливались менее запомнившиеся детали, и так до тех пор, пока полностью не исчерпывались все факты, сохранившиеся в памяти восстанавливающего.

В процессе такой работы, как правило, всплывали самые мельчайшие подробности, которые заново переживались, тем самым обостряя эмоциональный фон и интуицию, очень часто подсказывающие верное решение. Но для восстанавливающего это было настоящей пыткой. Чтобы полностью воссоздать даже самый короткий разговор, требовались титанические усилия и отменное здоровье.

Техника восстановления фактов была известна давно. Еще во времена Римской империи применялись подобные методы. Потом о них забыли и лишь в эпоху Возрождения вспомнили вновь. Особенно серьезно увлекались этим в Ватикане, достигнув потрясающих результатов. Тогда же на основе огромного экспериментального опыта и были сформулированы основные ограничения на ресурсы человеческой памяти.

Для активизации процесса восстановления применялись в первую очередь специальным образом подобранные вопросы. После чего в те суровые времена пускались в ход различные вспомогательные средства: физическое воздействие, проще говоря, пытки, а также алкоголь, дурманящее зелье и тому подобное.

Но человеческая память все равно сопротивлялась. Мешало то, что позднее было названо подсознанием. И вот уже в наше время, а точнее, перед второй мировой войной и после нее, вновь вернулись к этому вопросу. Но уже вооружившись современными методами — математикой и наркотическими веществами вкупе с другими изощренными средствами, к которым можно отнести и электрошок.

Особенно в этом продвинулись нацисты, ставившие опыты в концлагерях. Потом отличились американцы, которые, получив немецкую документацию, привнесли нечто свое, начав широко применять синтезированные сильнодействующие препараты.

К счастью, этот путь оказался ошибочным. Расторможение подсознания сыграло злую шутку. После подобной обработки испытуемый вспоминал порой события, вообще не происходившие в действительности, а реальные факты претерпевали просто фантастические видоизменения.

Но самое главное, подвергавшийся такому воздействию человек отныне принимал за реальность ту интерпретацию событий, которую создало его больное воображение. И изменить что-либо было уже невозможно. Он мог вспомнить лишь то, что представляло собой бессмысленную мешанину из его детских воспоминаний, личных переживаний, нереализованных желаний и бог знает чего еще. Этот путь оказался тупиковым.

Где-то в конце семидесятых все-таки снова вернулись к этой проблеме, сделав на сей раз упор на кибернетику и применение современной вычислительной техники. Особенно большие успехи были достигнуты во второй половине восьмидесятых после изобретения персональных компьютеров. Теперь ставка делалась на так называемые интеллектуальные программы анализа и хорошо подобранные тесты.

В СССР эти работы велись на базе одного из технических вузов Москвы, готовящего специалистов в области космической техники и связи. И сделано было немало.

Впервые Вагиф познакомился с современными методами логического воссоздания действительности в восемьдесят восьмом году. В то время, работая над одним делом, он вынужден был ознакомиться с азами компьютерной грамотности, а заодно с американскими программами вероятностного анализа. Специалист, которого к нему прикрепили, был энтузиастом своего дела. Он не только умудрился за три месяца хорошо обучить Вагифа работе на персональных компьютерах, но и ознакомил его с кое-какими методами математического анализа достоверности логической цепи фактов, первоначально никак между собой не связанных.

Позднее на основании докладной записки Вагифа подобные системы были внедрены и в его отделе. До последнего времени он усиленно занимался ими, все глубже проникая в премудрости данной науки, существенно расширив при этом область применения этих интеллектуальных систем. Он успешно пользовался ими не только для воссоздания деталей разговора, но и для эффективного построения плана допроса, применяя метод построения последовательности наводящих вопросов.

Поэтому сейчас, сидя в автобусе и полузакрыв глаза, Вагиф усиленно пытался расслабиться, чтобы потом, сосредоточившись на какой-нибудь детали, врезавшейся в память — на выражении лица Лестерна, его жесте, слове или характерной паузе, — восстановить звено за звеном всю цепь фактов, промелькнувших в их беседе.

После нескольких неудачных попыток ему это удалось. Восстановив практически всю беседу, слово в слово, Вагиф заострил внимание на трех фразах, которые, по его мнению, Лестерн произнес с особым смыслом. Во-первых, его фраза, что по форме слежки можно было предположить, что им интересуется советская разведка.

Вторая фраза — об обращении в спецслужбы США каких-то ученых из СССР. И третье, что запомнилось Вагифу, была уже не отдельная фраза, а часть беседы — непредвзятый анализ внешней политики США. Он пока не знал, что конкретно заинтересовало его в этих фразах, но у него возникло ощущение, что именно они являются стержневыми для анализа причин убийства Джорджа.

Вагиф решил не ехать в центр Москвы и вышел на остановке автобуса недалеко от станции метро. Вечерело. Накрапывал мелкий дождь. У подземного перехода стоял парень лет двадцати с девушкой. Она держала в руке яркий зонтик и что-то увлеченно рассказывала своему спутнику. Автоматически оглянувшись по сторонам, Вагиф крепко сжал ручку своего «дипломата» с документами и легко сбежал по ступенькам вниз.

Как ни странно, в переходе было безлюдно. Он успел сделать всего шагов десять, как перед ним неожиданно возник темноволосый парень в темной куртке с капюшоном. «Стоял за колонной», — машинально отметил Вагиф, невольно отступив в сторону. Парень, скользнув по нему равнодушным взглядом, легко развернулся и правой ногой, обутой в тяжеленный ботинок с металлическими пластинами по бокам, нанес скользящий удар.

Сделано это было профессионально. Если бы Вагиф не успел резко отклониться в сторону, инстинктивно обеими руками прижав к груди «дипломат», лежать бы ему с развороченной челюстью на холодных каменных плитах перехода. Но он успел не только уйти от удара. Уловив момент, когда парень по инерции развернулся к нему боком, слегка приоткрыв спину, что не произошло бы, достигни его удар цели, Вагиф, пригнувшись, нанес сильнейший удар ребром ладони в нижнюю часть позвоночника, крепко сжимая в правой руке «дипломат».

Его удар был не менее профессиональным. Не в меру агрессивный молодой человек, завалившись на левый бок, с шумом плюхнулся в небольшую лужу у автомата по продаже газет. Вагиф, перехватив «дипломат» левой рукой, устремился вперед. Но сделал всего лишь шаг. Кто-то сзади нанес ему неожиданный удар под левую почку. У Вагифа перехватило дыхание. «Ударили чем-то металлическим», — промелькнуло в голове, пока тело, подчиняясь доведенным до автоматизма навыкам, разворачивалось в сторону нового противника.

Тяжелый «дипломат» со стальными уголками по краям, описав небольшую дугу, обрушился на нападающего. Им оказался тот самый парень, который стоял наверху с девушкой. Удар был настолько сильным, что он, как-то неестественно отпрянув, рухнул наземь, раскинув в стороны руки. Тяжелый кастет, соскочив с его руки, отлетел в сторону, прямо под ноги Вагифа.

Все еще чувствуя боль, Вагиф подхватил кастет и, прижимаясь к стене, побежал наверх, на улицу. Уже практически на последней ступеньке он неожиданно закинул правую руку на каменный парапет и, сделав неимоверное усилие, подпрыгнул. Перелетев его, он тяжело приземлился на свой «дипломат», оказавшийся под ним, но уже по другую сторону парапета. За секунду до автоматной очереди, выпущенной из оружия с глушителем и веером пронесшейся у входа в подземный переход.

Вагиф, резко оттолкнувшись рукой от внешней стенки парапета, грузно перекатился к краю тротуара, что спасло его от второй очереди, и, больно ударившись рукой о лежащую на мостовой чугунную крышку водосточного люка, свалился на проезжую часть улицы. До люка, оставленного открытым нерадивыми работниками коммунальных служб города, оставалось от силы полтора метра. Сзади послышался шум мотора. Повернув голову, Вагиф увидел серую «девятку», которая, сорвавшись с места, устремилась в его сторону.

Разбрызгивая лужи, она неслась как ураган, перестраиваясь на ходу в наиболее выгодное положение для наезда на Вагифа. Поняв, что автоматчик стрелять не будет, чтобы не попасть в машину, Вагиф рывком бросил свое тело вперед, и преодолев эти несчастные полтора метра, рухнул вниз, в люк. Уже ощущая под собой пустоту и явственно слыша шум медленно текущей внизу зловонной массы, он успел, крепко держа в левой руке «дипломат», зацепиться правой за металлическую раму и повиснуть, с замиранием сердца ожидая когда над ним промчится автомобиль.

Как только машина миновала люк, Вагиф, подтянувшись на правой руке, резко бросил левую с «дипломатом» наверх и, оказавшись на поверхности, навалился грудью на мостовую. Почти полностью выбравшись из люка и выхватив пистолет, он один за другим сделал три выстрела. За мгновение до того, как парень с автоматом, увидев наконец, что машина никого не задела, снова вскинул свой «Калашников». Но он опоздал. Все еще продолжая по инерции поднимать руки с оружием, он уже начал заваливаться набок, получив пулю точно в переносицу.

Две другие пули также достигли цели. Водитель «девятки», вывернув влево руль, в неестественной позе припал к нему, и машина, развернувшись, накренилась на правую сторону. А через секунду, подброшенная мощным ударом не успевшего вывернуть в сторону «КамАЗа», перевернулась набок, потом на крышу и, тяжело упав вновь на колеса, как-то странно загорелась. Сразу, вспыхнув факелом. Зрелище было впечатляющим.

Вдалеке послышалась милицейская сирена. Вагиф не стал ждать появления блюстителей порядка. Схватив свой «дипломат», он бросился в заросли небольшого городского сквера, вплотную примыкающего к злосчастному подземному переходу. Пробежав добрых полкилометра по пням и кочкам этого уголка «девственной природы», он тяжело опустился на какой-то ящик.

Очевидно, здесь недавно кто-то пировал. Повсюду были разбросаны пустые бутылки из-под пива, скомканные сигаретные пачки и старые пожелтевшие газеты. Вагиф невольно улыбнулся, ему почему-то вспомнилось описание пиршества людоедов из детской книги о Робинзоне Крузо. Сам удивившись возникшей ассоциации, он встал с ящика и поплелся в сторону виднеющейся сквозь деревья дороги.

Перед ним стояла сложная дилемма — ехать или не ехать к Алексею Васильевичу. Он, конечно, и подумать не мог, что этот «теплый» прием произошел не без участия мэтра, но, с другой стороны, он не мог понять, как его вычислили. Каким образом определили, где именно он выйдет из автобуса. Безусловно, теоретически это было не под силу даже самому Алексею Васильевичу. Но в то же время в процессе длительного общения с ним Вагиф не раз убеждался, что этому опытному старому «волку» все по плечу. Поэтому он не знал на что решиться.

Наконец рискнул все-таки поехать к нему. Не мог Алексей Васильевич так поступить, это был не его почерк. Вагиф не строил никаких иллюзий относительно методов «конторы», но здесь явно был иной случай. Более чем за пятнадцать лет работы в органах он встречался с разными начальниками. Среди них, что греха таить, были и полностью разложившиеся люди, не брезгующие буквально ничем.

Порой они были даже по-настоящему умны и более чем удачливы, делая свою карьеру. Но, как правило, они занимались, и успешно, чем угодно — интригами, политическими и криминальными махинациями, но только не своими прямыми обязанностями. На это у них просто не хватало времени. А Алексей Васильевич был прежде всего работник, так что это явно был не его метод.

Но решить в данной ситуации было куда легче, чем выполнить. Ему предстояло пересечь весь город да еще часа полтора ехать на электричке. И все это притом, что его внешний вид, мягко говоря, не способствовал такому путешествию.

Кашне он где-то потерял, рукав пальто был надорван, у одного сапога напрочь отлетел каблук. Но все это были цветочки по сравнению с тем, что представляло собой после всех этих акробатических номеров его лицо. Один глаз от удара о край «дипломата», полностью заплыл. Левое ухо приобрело не свойственные ему округлые формы и ужасно горело. Нижняя губа распухла и кровоточила. Так что видочек у него был еще тот.

Вскоре он вышел к дороге. Встав за дерево, Вагиф усиленно размышлял, что же ему предпринять, как достать хоть какой-нибудь транспорт. Прошло около получаса. Никакого более или менее приемлемого решения у него не было. Остановить просто так машину он не мог, слишком уж неприглядный был у него вид, а попытаться как-то иначе завладеть автомобилем на этом скоростном шоссе с непрерывно летящими куда-то машинами было весьма проблематично.

Вдруг он заметил машину с яркой надписью «милиция», которая, неожиданно сбросив скорость, притормозила у обочины дороги, недалеко от того места, где стоял Вагиф. В салоне остановившейся машины зажегся свет, и он рассмотрел двоих: капитана милиции, сидящего за рулем, и молодую девушку лет двадцати. Капитан, взяв у девушки сумочку, бесцеремонно залез в нее. Вытащив какие-то документы, перелистал их и опять бросил в сумочку. Девушка безучастно смотрела перед собой, положив руки на колени.

Вагифу это показалось странным, и он, воспользовавшись тем, что в салоне горит свет и его вряд ли заметят, осторожно проскользнул к другому дереву, стоящему впритык к автомобилю, где на правом сиденье находилась девушка.

Капитан, окончив осмотр сумочки, вытащил пачку сигарет и закурил. Девушка, кашлянув, поднесла ладонь ко рту. Тогда милиционер, наклонившись вправо всем своим корпусом, протянул руку к дверце и, неприятно ухмыльнувшись всем своим широким, рябоватым лицом, нарочито медленно опустил стекло. После чего, слегка качнувшись, положил как бы невзначай тяжелую ладонь на колено девушки.

Она, вздрогнув, прижалась к дверце, инстинктивно отстранив рукой капитана, который, почувствовав сопротивление, откинулся на спинку сиденья. Медленно цедя сквозь зубы ругательства каким-то равнодушным тоном, он не спеша повернулся и влепил девушке звонкую пощечину.

— Что, — проговорил он, слегка присвистывая от плохо скрываемого возбуждения, — брезгуем? Нам чистеньких подавай, чтоб одеколоном разило. А когда я тебя, суку, на дороге подобрал и ты умоляла помочь тебе, что ты тогда не брезговала? Что это тогда твои дружки тебя, такую недотрогу, из машины-то вышвырнули? Может, и с ними ты характер свой показывала, а?

Вагиф, прижавшись к дереву, положил на землю свой «дипломат» и вплотную приблизился к автомобилю.

— А я вот не гордый, я могу и без твоего согласия, прямо тут, в машине. Ну, а пойдешь потом жаловаться, кто же тебе, шлюхе, поверит? Никто. Потому как цена тебе грош. Вот так!

Свет в салоне погас, одновременно с этим неожиданно распахнулась дверца, и девушка вывалилась на дорогу. Зацепившись сапогом за край проема, она упала на правую коленку и, ухватившись рукой за спинку сиденья, попыталась встать.

Но это ей не удалось. Милиционер, успев поймать ее за рукав пальто, с силой тащил обратно в салон. Его голова с надувшимися от напряжения жилами на шее показалась в проеме правой дверцы. Крепко упершись левой рукой в лобовое стекло, правой он тянул ее к себе. И тогда девушка закричала. Этот крик вернул Вагифа к действительности.

Выскочив из-за дерева, он нанес ребром ладони удар по шее милиционера. Тот, повалившись на сиденье, выпустил рукав пальто, и девушка отлетела в сторону. Она упала на спину, больно ударившись головой об асфальт.

Быстро оценив обстановку, Вагиф, не мешкая — ведь в любую минуту на шоссе могла появиться какая-нибудь машина, — втащил в салон милиционера и, перехватив ему руки его же ремнем, поместил на заднее сиденье. После чего занялся девушкой. С ней ничего серьезного, к счастью, не случилось. Не считая сильного ушиба колена и солидной шишки на лбу. Она просто находилась в шоке. Единственное, что ей грозило, это легкое сотрясение мозга.

Ее он усадил на переднее сиденье. Она слабо стонала, не приходя в себя. Разобравшись с ними, Вагиф побежал за «дипломатом», который он оставил под деревом. Лишь поставив его справа от себя, он успокоился. Быстро обдумав создавшееся положение, он снял с капитана китель и фуражку, надел их на себя и осторожно тронулся с места. Часы на приборном щитке показывали что-то около восьми вечера.

В целом ситуация стала еще сложнее. Приобретя транспорт, он оказался связанным по рукам и ногам девушкой и капитаном. С милиционером хлопот не предвидится. Его он сдаст ребятам Алексея Васильевича, а те уж знают, что делать в данной ситуации. Куда сложнее с девушкой, ее необходимо было срочно отвезти домой.

Остановив машину, Вагиф взял ее сумочку и внимательно осмотрел содержимое. Найдя студенческое удостоверение, перелистал его. Оказалось, что девушка — студентка университета, но адреса, естественно, там не было. Вздохнув, Вагиф поехал в сторону города.

Положение было, как говорится, лучше не придумаешь. В любую минуту коллеги капитана могли связаться по рации с патрульной машиной, в которой находился Вагиф, и, не получив ответа, начать ее поиски. Да и сам «доблестный блюститель порядка» мог очнуться, и еще неизвестно, как он себя поведет. Даже будучи связанным, этот бугай представлял определенную опасность. Но больше всего Вагифа беспокоила девушка. Ее присутствие было весьма некстати.

Безусловно, у него была возможность связаться с Алексеем Васильевичем по телефону. И, конечно, нужный номер был, как принято в данных случаях, с двойной степенью гарантии. То есть входил в число телефонов партийной элиты, которые нельзя было прослушивать еще на основании личного распоряжения незабвенного Сталина. Что, впрочем, никогда не выполнялось. В том числе и в то незабываемое время.

Вагиф как-то сам слышал от одного старого чекиста, что Сталин особенно любил две вещи. Спаивать на систематических попойках своих сотоварищей, стравливая их Потом друг с другом. И слушать, как правило, глубокой ночью их разговоры из разряда «не для чужого уха», записанные недремлющими «слухачами».

Но что самое поразительное, злые языки утверждали, что и самого Сталина слушали. Поговаривали, что еще во времена Ягоды, этого всесильного главы спецслужб молодого советского государства, на вид тихого, исполнительного человечка с повадками гомосексуалиста, были проложены в Кремле и, в частности, под кабинетом «Хозяина», так называемые информационные линии — для связи системы микрофонов с записывающей аппаратурой.

Позднее, когда Ягоду убирали, ему инкриминировали и это. Объяснив узкому кругу особо доверенных лиц, что этот сукин сын и, что греха таить, просто педераст чистой воды подслушивал без высочайшего ведома всю партийную верхушку. Потом, уже после расстрела Ягоды, Берия уговорил Сталина пока сохранить эту систему.

Сперва он тянул время с ее демонтажом, объясняя все сложностью и дороговизной работы. Как будто наши бывшие партийные лидеры на чем-то экономили, когда дело касалось их самих. А потом вообще представил Сталину пространную докладную записку, где доказывал необходимость этой системы: якобы в случае покушения охране, мол, будет легче сориентироваться и оперативно прийти на помощь.

Объяснение, конечно, было более чем странным, но систему подслушивания тем не менее сохранили. А через два десятка лет, в смутное время, сразу после смерти Сталина, в узком кругу своих холуев всесильный Берия проговорился. Сказал все-таки, будучи уверенным в своей вседозволенности, что косвенно способствовал смерти «Хозяина».

В течение нескольких часов, хорошо зная, в каком состоянии пребывал парализованный Сталин, и отдав приказ скрупулезно записывать все, что происходило в комнате, он всячески препятствовал доступу туда медперсонала, предоставив вождю долго и мучительно умирать. Воистину незабвенный Лаврентий Берия был изощренным садистом.

Уже во время следствия это стало известно. И кто-то из военных чинов, поговаривали, сам Жуков, участвовавший в расследовании деятельности этого изверга, все спрашивал его в сердцах: «Ну, а зачем записывать-то, что в комнате происходило, зачем?» Но ответа так и не получил. Странное было время, не менее странными были и люди.

Да и в более позднее время прослушивались откровения кремлевских «мыслителей». Алексей Васильевич как-то в разговоре сказал Вагифу примерно следующее: наиболее интенсивно «слушали» Хрущева, поскольку эта «открытая» душа выдавала порой такое, что необходимо было все это фиксировать хотя бы для того, чтобы хоть как-то сгладить его очередной неожиданный шаг, да и просто быть готовым с полуслова понять, что именно он хочет.

Хотя здесь тоже существовали определенные трудности. Лексика данного «вождя народа» была такой, что в спешном порядке пришлось заменить всех дам, сидящих на микрофонах, мужчинами. Как потом было сказано одним из больших начальников — с целью повышения эффективности и сохранения нравственности. Во времена кукурузного бума любили подобные маловразумительные формулировки.

Затем наступило небольшое затишье. Вновь все возобновилось уже в конце семидесятых. Особенно это практиковалось Андроповым начиная с восьмидесятых.

«Нельзя, — говорил этот по-своему неординарный человек, — оставлять этих „малых детей“ без присмотра, набедокурят. И сменить нельзя, уж очень хорошо вписываются в „картинку“, хотя порой и больно смотреть, что у такой державы подобное, с позволения сказать, руководство. Срам один».

Тогда еще Вагиф спросил Алексея Васильевича, а почему прошляпили все эти выкрутасы партийной номенклатуры, если всё знали. «Не всё знали, потому как не тех слушали, — улыбнувшись, ответил мэтр. — Слушать-то надо было секретарей обкомов и горкомов, а не этих безобидных старцев. Вот в чем был весь фокус».

Что же касается второй степени гарантий, это было совсем новое, недавно вошедшее в практику КГБ. Суть заключалась в следующем. Давался телефон, по которому можно было позвонить и передать небольшое, чаще всего шифрованное сообщение. Иногда к телефону подключалось устройство, которое через определенные промежутки времени приятным женским голосом произносило нейтральные «да» или «нет» и тому подобное.

Само же сообщение, записанное на пленку, соответствующим образом сжималось аналогично тому, как это делается при архивации информации при работе на компьютере, и передавалось через ту же самую телефонную сеть или отстреливалось прямо на спутник с последующим возвратом на Землю, в компьютер истинного абонента.

Все эти системы гарантий имел телефон, номер которого Вагиф получил перед вылетом в Лондон. Загвоздка была в другом. События последних часов развивались в таком бешеном темпе, что Вагиф просто чисто физически никак не мог позвонить Алексею Васильевичу.

Наконец, решив связаться с мэтром, он остановил машину метров за десять до ярко освещенной витрины какого-то магазина и, повернувшись, внимательно посмотрел на девушку. Он специально остановился в этом месте. Здесь было довольно светло, хотя не настолько, чтобы хорошо разглядеть сидящих в салоне, но вполне достаточно для того, чтобы девушка успокоилась. В ее положении освещенная витрина, редкие прохожие, мелькающие за окном, безусловно, должны были придать ей внутреннюю уверенность и успокоить.

Девушка постепенно приходила в себя. Она уже не лежала безжизненно на спинке сиденья, а сидела довольно прямо, крепко держа обеими руками свою сумочку. Ей было чуть больше двадцати. Невысокая, хрупкого сложения девчушка с милым, по-своему запоминающимся лицом. Особенно хороши были глаза. Большие, серые, с длинными пушистыми ресницами.

— Куда тебя везти? — как можно мягче спросил Вагиф, повернувшись в ее сторону.

— Метро «Автозаводская», — еле слышно произнесла девушка, опустив голову, а потом, неожиданно всхлипнув, стала беззвучно плакать.

Вагиф терпеть не мог слез. Он неумело стал ее успокаивать, говоря какую-то несусветную чушь вроде того, что ничего трагического не произошло, главное, что она жива и здорова, все перемелется и встанет на свои места и тому подобное. На все это ушло минут пять. А когда девушка несколько успокоилась и он уже собирался тронуться с места, Вагиф вдруг заметил, как из остановившегося впереди милицейского автомобиля вылезает лейтенант и, неторопливо закурив сигарету, направляется в их сторону.

Конечно, Вагиф мог представиться и потребовать вызова представителя КГБ. Но в его ситуации, когда он не знал, кто конкретно на него «наехал», это было небезопасно. Кроме того, у него, как у большинства офицеров спецслужб, было свое, мягко говоря, недружелюбное отношение к МВД и, в частности, к их методам работы.

Подобные отношения между КГБ и МВД имеет свою историю и, естественно, причины. Но основные противоречия между этими двумя силовыми институтами особенно проявились в начале восьмидесятых, когда с легкой руки одного из секретарей ЦК КПСС сотрудники КГБ стали привлекаться к расследованию особо сложных уголовных преступлений, в первую очередь в экономической области.

Именно тогда между КГБ и МВД пробежала черная кошка. При проведении оперативной работы сотрудниками КГБ выявилось очень много интересного. Ну, например, такая пикантная подробность: практически во всех более или менее крупных делах в той или иной степени видна была определенная личная заинтересованность, а то и соучастие некоторых милицейских чинов.

Естественно, это не способствовало улучшению отношений двух силовых структур. Кроме того, в силу ряда специфических причин отношения партийной номенклатуры и МВД всегда были более тесными, чем со спецслужбами, хотя внешне, как многим казалось, все выглядело совсем наоборот. И объяснение лежало на поверхности — партийная номенклатура побаивалась их.

Большинство проштрафившихся сынков и родственников партийной элиты обычно устраивались в системе МВД. Чаще всего, сразу после неудачных дебютов в МИДе или в других многочисленных внешнеэкономических организациях. А в КГБ до самого последнего времени обычно почти никто из семей партийной элиты не работал.

Лишь совсем недавно из-за боязни партийной элиты, что КГБ и другие службы могут выйти из-под контроля, туда стали настойчиво командировать бывших партийных и комсомольских деятелей. Те, быстро разобравшись что к чему, стали оседать в первую очередь в резидентурах, находившихся на территории западноевропейских стран. И лишь после нескольких громких провалов, поняв наконец, что мало быть политически подкованным, надо еще знать по крайней мере хотя бы азы профессии, они пачками стали перекочевывать в более удобные места в службу безопасности посольств в развивающихся и пока относительно спокойных странах.

Иногда, для успокоения собственной, вечно мятущейся души, партийные умники переводили какого-нибудь милицейского генерала на руководящую работу в КГБ. «Чтоб не задавались», — хором приговаривали при этом «бессмертные» из ЦК, очевидно, потому, что для каждого в отдельности эта глубокая мысль казалась слишком сложной. Приходящих в КГБ из МВД обычно не жаловали. У них, как правило, было два пути. Или, забыв о милицейской практике, научиться работать так, как того требовала их новая должность, или под каким-нибудь благовидным предлогом уйти.

Что же касается метода работы милиции, то это отдельный разговор. Вагифу как-то пришлось воочию убедиться, как работают некоторые советские милиционеры. Дело происходило в восемьдесят седьмом. На одном оборонном заводе Подмосковья произошло ЧП. На молодого инженера поступил «сигнал». Стали его разрабатывать и выяснили, что еще в юности он привлекался по факту мелкого хулиганства. Решили, строго следуя «железному» правилу не упускать никакой мелочи, обратиться в местную милицию, нет ли чего у них на него.

На встречу с местными милиционерами откомандировали молодого оперработника. Тот поехал. Как потом выяснилось, в приватной беседе с ними он посетовал, что на этого молодого специалиста у него пока ничего нет Что точно ответили сотрудники доблестной милиции, неизвестно, но Вагиф не удивился бы, если б это было что-то вроде уже не раз слышанного: нет, так будет.

И появилось. Подбросили ему в спортивную сумку после работы он шел в спортзал — какую-то детальку которую он якобы хотел вынести. На проходной его скрутили, составили акт и отправили в районное отделение милиции. Но инженер оказался не дурак. Он в два счета доказал на пальцах не в меру ретивым милиционерам что эту детальку украсть он не мог по той простой причине что в быту ее просто некуда приспособить. И сделал глубокомысленный вывод, что ее подбросил человек, ничего не смыслящий в технике.

Последнее заявление сильно оскорбило доблестных милиционеров. Не долго думая, они бросили его в КПЗ к дебоширам и хулиганам. Именно бросили, взяв за руки и за ноги, предварительно ударив по голове пустой бутылкой из-под водки, каким-то таинственным образом оказавшейся в комнате. После чего заметили скучающим в «орлам», что если с новеньким что-нибудь случится они не особенно будут «дергаться».

И с инженером случилось. Его били до тех пор, пока сидящие в соседнем помещении проститутки не устроили форменный дебош, требуя отпустить парня. На следующее утро, приехав по вызову из милиции в отделение, Вагиф не сразу смог узнать этого молодого специалиста. На него было страшно смотреть. Не лицо, а сплошная кровавая маска.

С милицией разговор получился крутой. По горячим следам Вагиф накатал «телегу», но делу хода не дали. Да и парень отказался писать заявление. А через день выяснилось, что «сигнал» был ложным. Оклеветали его. После этого дела у Вагифа появилось, мягко говоря, негативное отношение к методам работы самой гуманной советской милиции.

Так что в данной ситуации было нежелательно попасть в руки сотрудников милиции. Да еще с их побитым коллегой на заднем сиденье. Поэтому, не разворачиваясь, он дал задний ход. Выехав на перекресток, Вагиф резко повернул вправо и помчался по широкому шоссе. Сзади послышался неприятный, режущий слух звук милицейской сирены.

Включив тоже сирену, Вагиф прибавил скорость. Впереди показался довольно плохо освещенный туннель, проходящий под мостом, с двухполосным движением, разделенным какой-то несуразной чахлой клумбой. Обогнав тяжелый грузовик с прицепом, Вагиф, выжав из машины все до предела, пристроился между этим грузовиком и каким-то пузатым ярким автобусом.

Когда они проезжали наиболее затемненную часть туннеля, он, снова нажав на газ, вплотную приблизился к автобусу и, до отказа вывернув руль влево, перелетел через эту несчастную клумбу. Не сбавляя скорости, он пристроился в самом крайнем правом ряду движущегося в противоположном направлении потока машин, пару раз чуть не задев идущие на большой скорости автомобили. После чего, выключив сирену, пригнул вниз голову девушки.

Его «коллеги», с которыми он через мгновение поравнялся, ничего не заметили и продолжали добросовестно преследовать странного милиционера с девушкой. До «Автозаводской» они добрались без приключений. Уже подъезжая к метро, Вагиф спросил девушку, далеко ли от станции ее дом. Девушка, устало мотнув головой, попросила его остановить машину.

Притормозив у какого-то магазинчика, Вагиф с сомнением посмотрел на девушку. У него создалось впечатление, что она не сможет самостоятельно дойти до дома. Протянув руку, он открыл ей дверцу. В этот момент из остановившихся рядом с ними «жигулей» выскочил мужчина средних лет и бросился к ним. Подбежав к девушке, он подхватил ее под руки. Она буквально упала на грудь мужчине, бессильно раскинув руки. Ее сумочка очутилась на мостовой. Мужчина смущенно посмотрел на Вагифа.

Вагифу не следовало выходить из машины. Но в данном случае у него не было иного выхода. Скинув на глазах мужчины китель и фуражку, он перебросил их назад и, перебравшись на правое сиденье, подал ему сумочку.

— Извините, — тихо проговорил Вагиф, — но я не смогу помочь вам довести девушку до вашей машины.

Окинув Вагифа понимающим взглядом, мужчина кивнул. Посадив девушку в свою машину, он неожиданно вернулся.

— Послушайте, ее дом тут недалеко, через минут пять я вернусь, а вы пока разберитесь с этим, — он показал пальцем на патрульную машину, — и приходите сюда. Я постараюсь вам помочь.

Вагиф, ничего не сказав, согласно кивнул головой и тронулся с места. Капитан, который уже давно очнулся, вел себя тихо и старался ничем не напоминать о своем присутствии. Доехав до какого-то переулка, Вагиф остановил машину и, не выключая двигатель, вышел. Из ближайшего телефона-автомата у метро он позвонил в милицию и сообщил о местонахождении патрульной машины, после чего наконец позвонил Алексею Васильевичу. Встречу он назначил в том же районе, у крытого базара через полчаса.

Медленно, глубоко вдыхая морозный воздух, он пошел туда, где его должен был ожидать мужчина. Его машина уже была на месте.

Все-таки приехали? — тихо произнес Вагиф, опускаясь на сиденье.

— А вы все-таки пришли, — так же тихо ответил мужчина.

— Как вы встретились с Ксенией? — спросил он, жадно закуривая папиросу.

Вагиф невольно обратил на это внимание: папиросы в наше время в некотором смысле редкость. Потом рассказал о встрече с девушкой, начиная с того момента, как увидел у парка патрульную машину.

— Вы с Кавказа? — вдруг спросил его мужчина.

— А вы? — в свою очередь поинтересовался Вагиф.

Дело в том, что у мужчины был характерный армянский акцент. В начале беседы это не бросалось в глаза, но потом, по мере того, как он успокоился и расслабился, акцент стал очень заметен.

— Да, я из Закавказья, точнее, из Баку. — Вагиф тогда и сам не мог понять, почему он это сказал, но что сказано, то сказано.

— Странно, — удивленно протянул мужчина. — А мне почему-то показалось, что вы с Северного Кавказа. Вы давно из Баку?

— Недавно.

— Ну и как там?

— По-разному. День на день, как говорится, не приходится.

— А я вот давно не был на родине, лет двадцать. Все собирался, да дела, дела, так и не поехал. Я работаю в театре, снимаюсь иногда в кино. Девочка, Ксения, — дочь одной нашей актрисы. Хорошая девочка, да вот не повезло. Полюбила какого-то хлыща, из современных. Бугай, ему бы камни таскать, а он коммерцией промышляет. А сегодня, часов в шесть вечера, мне позвонила ее мать. Я с покойным отцом Ксении был дружен. «Приезжай, говорит, — девочки давно нет дома». Приехал. Мать вся в слезах. Подождал-подождал, да решил поехать тут к одному своему старому другу. Вдруг, думаю, поможет, а тут как раз вас встретил. Вот такие дела.

Мужчина, вздохнув, глубоко затянулся очередной папиросой.

— Вы вот мне что скажите, — вдруг произнес он. — Что такое Сумгаит? Как такое могло случиться? Может, газеты врут все, а? — с надеждой в голосе спросил мужчина.

— Сумгаит — это кошмар. А насколько точно описывали весь этот ад газеты, не знаю. Меня там в то время не было.

— А где были государство, милиция, армия? Партия, наконец? Где они все были?

— Не знаю. Ничего не знаю.

— Когда началась эта заваруха с Карабахом, я все удивлялся. Как так можно? Столько лет жили вместе. Какая разница, кому формально будет принадлежать эта несчастная область? Зачем ломать то, что уже было сделано? Я этого, убей меня, не понимал. Не понимал, как можно толкать народ на бессмысленную конфронтацию. А потом по почте мне пришла какая-то книжонка. Оказывается, подобные книжки были посланы почти всем московским армянам. Из нее я узнал, что «турки», то есть азербайджанцы — дикари. Что вся история армянского народа — это борьба с коварными мусульманами, которые поставили цель уничтожить армянский народ. Одним словом, мерзкая книжонка. Да и язык какой-то казенно-фашиствующий. Позднее мне попалась подборка азербайджанских газет за ноябрь-декабрь восемьдесят восьмого года. Вы меня извините, но они показались мне не лучше той книжонки. У меня было такое ощущение, будто их писал один и тот же автор, потерявший человеческий облик, задумавший какое-то сатанинское дело.

— Все это очень сложно, — горько произнес Вагиф, закуривая сигарету.

— Но не сложнее же человека, не сложнее его души, которая не может, не должна принимать то, что ведет к бессмысленной жестокости. Ведь все это изначально неразумно. Не могло быть в рамках Советского Союза притеснения карабахских армян азербайджанцами по одной простой причине. Если оно и было, то это было притеснением всего советского народа интернациональной, партийной, ненасытной системой. И не более. Неужели это кому-то непонятно?

— Может, и понятно. Да только кому-то все это нужно. Очень, позарез нужно.

— Опять «кому-то». Опять зло безлико. А жертвы его конкретны, осязаемы, они среди нас, они в нас. И сколько еще будет этих никому не нужных жертв? Боюсь, что это только начало. Ужасное начало не менее ужасного по своей бессмысленности фарса. Фарса, спланированного какими-то выродками. Притом именно интернациональными выродками, если, конечно, хорошее слово «интернационализм» можно поставить рядом с ними.

— Я понимаю, более того, разделяю ваше беспокойство, — сдержанно начал Вагиф, — и уверен, что рано или поздно все образуется. Этим двум народам нечего делить, кроме общих трудностей и, дай бог, скромных достижений. Но для этого нужно время. Пока же все идет по нарастающей. И этот процесс, зависящий от многих, очень многих факторов, в том числе и за пределами Закавказья, будет, к несчастью, усугубляться.

Мужчина, внимательно посмотрев на Вагифа, устало улыбнулся и протянул ему руку. До встречи с «ангелами» Алексея Васильевича оставалось пять минут.

ГЛАВА 7

Во вместительном салоне «волги» было уютно и спокойно. Предложенные высоким парнем, сидящим рядом с шофером, сигареты были отменного качества. Плоская металлическая фляжка хорошего коньяка, предусмотрительно положенная кем-то в кармашек справа от пепельницы, невольно располагала к спокойному течению мыслей, порядком смешавшихся за последние несколько часов.

Действия Вагифа с момента приземления самолета в Москве и до звонка Алексею Васильевичу были вполне логичны. Еще в Лондоне под впечатлением фразы Джорджа о возможной причастности советской разведки к слежке за ним, а также личных ассоциаций, возникших в момент убийства Лестерна, Вагиф не исключал, что в Москве его могут ждать, поэтому связь с Алексеем Васильевичем по телефону была нежелательна. Современные средства позволяли безошибочно определить набираемый по телефону-автомату номер с расстояния в несколько десятков метров от аппарата.

Поэтому тот факт, что его ждали и именно там, где, вероятнее всего, он должен был сойти с автобуса, говорил лишь об одном. Те, кто за ним охотился, знали, куда он направляется. А адрес Алексея Васильевича был известен лишь очень узкому кругу его коллег да некоторым ответственным сотрудникам «конторы». Ответ напрашивался сам собой: в этом деле был замешан кто-то из КГБ.

Ну, а потом, после «теплой» встречи у метро, когда все стало очевидным, страховаться уже не было нужды. И лишь бурно развивающиеся события не позволили сразу же связаться с мэтром.

На даче Вагифа уже ждали. Хорошо протопленная баня и подаваемое по мере надобности светлое пиво в объемистых фужерах сыграли свою благотворную роль. Где-то к полуночи Вагиф был в форме. Несмотря на поздний час и легкое недомогание, Алексей Васильевич все-таки спустился к столу. Недавно он перенес сильнейший сердечный приступ и полностью еще не оправился.

После легкого ужина, состоящего из салата и холодного цыпленка, мэтр пригласил Вагифа в кабинет.

— Ну, как тебе Лондон? — неторопливо начал Алексей Васильевич, удобно расположившись в глубоком кресле.

— Спасибо, нормально, — затянувшись сигаретой, ответил Вагиф.

— Наслышан о твоем геройстве. Так что давай, рассказывай, и с подробностями.

Рассказ со всеми подробностями занял более двух часов. Уже в третьем часу ночи Вагиф, изложив все детали разговора с Лестерном и последовавшие за этим события, наконец умолк. Алексей Васильевич минут пять молча жевал кончик незажженной сигареты — врачи запретили ему курить, — обдумывая ситуацию. После чего устало проговорил:

— Значит, так, пока думать особенно не о чем. Необходима информация. Завтра ознакомимся с посланием Джорджа и параллельно проведем работу по поиску «охотников» по твою душу. Не нравится мне их почерк. Слишком нагло и профессионально действуют, сволочи.

Утро следующего дня было ясным и морозным. Выбравшись из теплой постели, Вагиф накинул толстый халат и, лениво потягиваясь, подошел к окну. Шел снег. За окном во все стороны простиралось бесконечное пушисто-белое пространство. Вагиф любил русскую зиму еще с времен службы в армии, которая прошла в далеком и вечно холодном Архангельске.

Переборов наконец утреннюю лень, Вагиф энергично, на одном дыхании, проделал обычные для него упражнения, побегал минут пять на месте и принял контрастный душ, после чего почувствовал себя куда лучше. Завершающим аккордом его вхождения в ритм нового дня оказалась большая чашка дымящегося кофе с тремя аппетитными рогаликами, посыпанными разноцветной сахарной пудрой.

Алексей Васильевич еще на заре своей деятельности несколько лет провел в Париже, что своеобразно сказалось на всей его дальнейшей жизни, в том числе и на завтраках, подаваемых гостям. Но Вагифа это мало волновало.

Он был очень непритязателен в еде. Так что ровно в девять он уже деловито разбирал привезенные из Лондона бумаги.

Мэтр был совой и раньше одиннадцати, как правило, в гостиной не появлялся. Документы, лежащие перед Вагифом, несомненно, заслуживали внимания. Написанные деловым, немного суховатым языком, они были более чем интересны. Во-первых, при всей своей важности они никоим образом не могли ущемить интересы США, поскольку не содержали оперативной информации, на основании которой можно было бы сделать конкретные выводы. Скорее всего, это были раздумья блестящего профессионала и безусловно честного человека о нашем общем будущем.

Конечно, человеку вдумчивому были ясны некоторые конкретные проблемы, о которых писал Лестерн, и по глубине затрагиваемых вопросов можно было предположить, в каком именно состоянии находится тот или иной проект, но конкретных описаний технологий либо принципов действия тех или иных устройств и систем, естественно, не было.

Во-вторых, уровень подачи материала. Джордж, несомненно, был прирожденным аналитиком, со своим, оригинальным видением существа вопроса. Вагифа иногда поражала кажущаяся простота его умозаключений, но, как правило, так казалось лишь на первый, чаще всего поверхностный, взгляд. Джордж Лестерн просто-напросто обладал уникальным даром находить практически любому сложному логическому построению простой, легко воспринимаемый аналог, который в рамках рассматриваемого частного вопроса прекрасно моделировал самую суть процесса.

— Зачитался? — неожиданно послышался бодрый голос Алексея Васильевича.

— Да, немного, — улыбнувшись, ответил Вагиф, аккуратно раскладывая бумаги на три стопки.

— Ну, давай по порядку.

— Все документы Лестерна, — спокойно начал Вагиф, — можно разбить на три части. Первая часть — экономико-политическая, вторая — военная, третья, соответственно, технологическая.

— Интересно, — громко произнес Алексей Васильевич, по привычке потянувшись к пачке сигарет. Но потом, вспомнив предупреждение врачей, резко отдернул руку.

— Начну с первой части, — продолжал Вагиф. — По сути, это анализ того, что произойдет в мире после развала Союза, с точки зрения профессионального сотрудника спецслужб. Тем самым точка зрения очень специфична и достаточно субъективна. А выводы на первый взгляд, я повторяю, на первый взгляд, кажутся вначале даже несколько наивными. С точки зрения политики он представляет себе картину следующим образом. Развал Союза вытолкнет на политическую арену бывших республик СССР малокомпетентных лидеров, не случайных, а именно недостаточно подготовленных в вопросах политики. В силу ряда объективных и субъективных условий они будут проводить непоследовательную, порой волюнтаристскую политику, которая приведет к тому, что и в странах западной демократии постепенно, как бы в противовес им, станут брать верх такие же малоконструктивные силы. А изобилие подобных эмоциональных господ обычно приводит к явному противостоянию по принципу: если он сказал «белое», я обязательно скажу ему в отместку «черное».

— Забавно, — пробурчал Алексей Васильевич, жуя незажженную сигарету. Отказ от курения давался ему явно с большим трудом.

— Экономическую картину уважаемый Джордж представил еще менее оптимистичной. Сразу после явного ослабления Союза зашевелится наш альтернативный бизнес и начнет устанавливать свои порядки. Для него чем больше бардак, тем лучше, легче делать деньги. Это подхлестнет инфляцию и, как следствие, накалит внутреннюю обстановку во всех «освободившихся» республиках. Но это еще полбеды. Наши доморощенные мафиози оседлают всю Восточную Европу и не только ее. Войдут они и в контакт с «коллегами» на Западе, привнеся в уже несколько «приобщенные к цивилизации» структуры свой буйный азиатский темперамент. Это приведет к ряду проблем в странах с устоявшимся преступным миром. Но это с одной стороны. А движение пойдет и в противоположную сторону. На бескрайние просторы бывшего Союза хлынут их «крутые ребята» и хорошо наживутся здесь, существенно укрепив при этом свои позиции во всем мире. Что в свою очередь подхлестнет глобальные негативные процессы. И так далее по возрастающей.

— У милого Джорджа своеобразная логика, — хмыкнул мэтр, выплюнув вконец изжеванную сигарету.

— Остановлюсь на второй части документов — военной. Вкратце ситуация такова. Вывод российских войск из Восточной Европы и бывших республик Союза, масса недовольных и неустроенных офицеров, военная мафия, торгующая оружием, целый букет военных конфликтов в бывших республиках СССР, собственные армии на местах и, как следствие, — непосильное бремя затрат, легшее на хрупкие плечи неокрепших национальных экономик, естественное ухудшение жизни населения, и самое главное, постепенное привыкание к тому, что наиболее естественным методом решения проблем является военный. Так сказать, нейтральное восприятие силовых методов и всего того, что с этим связано: смерть, насилие, голод и так далее.

— Ну, а какое-нибудь конструктивное предложение там есть? — недовольно произнес Алексей Васильевич, наливая себе чашку кофе.

— Есть, но до этого еще третья часть — технологическая. В документах имеется список, и очень полный, но малоинформационный, о современных технологиях силового воздействия. Начиная с ядерных зарядов «малой расфасовки» и кончая последними достижениями в области психотропного оружия. Основное в этой части — предостережение, что в силу всего вышесказанного о политике, экономике и военном деле более чем вероятны самостоятельная разработка или несанкционированное приобретение преступными группировками подобных технологий или готовых изделий.

— Но что-нибудь конкретное там есть или нет, черт побери? — не выдержав, вскричал мэтр. — Пока все это пустая болтовня.

— Есть, Алексей Васильевич.

— Читай!

— Предложение о создании на время переходного периода, до двухтысячного года, независимого бюро по предупреждению опасного развития событий из числа сотрудников спецслужб мира с их обязательной отставкой из рядов соответствующих национальных структур.

— Утопия! А деньги? Кто это будет финансировать? Ведь нужны огромные средства.

— Здесь небольшой конверт, адресованный лично вам, Алексей Васильевич. На нем следующая надпись: «По вопросу финансирования и связи».

— Час от часу не легче. Ты понимаешь всю необычность предложения? Такое только в сказках бывает. Хорошо, отложи этот конверт. Дальше?..

— Еще одно письмо, также адресованное лично вам. На нем написано: «Алексей, открой сам лично в случае моей гибели. Твой Джордж».

— Это письмо тоже отложи. Спасибо, ты свободен.

Алексей Васильевич устало махнул рукой и, откинувшись на спинку кресла, закрыл глаза. Было заметно, что он очень устал. Вагиф собрал разложенные на столе бумаги в одну стопку и молча вышел из комнаты. До обеда оставалось часа два. В этом доме все делалось, строго следуя раз и навсегда установленному распорядку.

Пройдя в гостиную, Вагиф присел на краешек кресла, стоящего рядом с проигрывателем. Перебрав пластинки, он выбрал наконец то, что искал, и, надев наушники, откинулся на спинку кресла.

Музыка для него всегда значила очень много. Еще в детстве, учась в музыкальной школе — в годы его детства было очень модно учить детей музыке, точно так же, как несколько позже заниматься спортом, — он на всю жизнь полюбил классику. Эта любовь была несколько странной. Она обычно просыпалась у него в минуты особого напряжения или глубокой усталости. Именно в момент полярных по своей сути состояний, когда он либо полностью был сконцентрирован на чем-то конкретном, либо, наоборот, пребывал в полной прострации.

В данном случае у него было какое-то среднее состояние. Физически он был полностью опустошен, а эмоционально представлял собой комок пульсирующих мыслей, никак не желающих выстроиться в единую логическую цепь.

Он слушал Бетховена. Никакая другая музыка сейчас не способна была благотворно воздействовать на его возбужденный мозг.

В четыре часа дня они сели за стол. Обед проходил в отличие от обычного в полном молчании. Алексей Васильевич, слегка хмуря лоб, еще в самом начале трапезы пододвинул к себе поближе хрустальный графинчик с водкой и методично разливал в изящные рюмочки голубоватую обжигающую жидкость, не забывая всякий раз, за секунду до этого исполненного внутреннего достоинства действия, опустить в рюмки тонко нарезанные кружочки золотистого лимона. После обеда они по обыкновению прошли в кабинет.

— Я тут немного подумал, — тяжело начал Алексей Васильевич (все-таки сказывалось выпитое), — и пришел к такому выводу: пока не спешить с решением относительно предложения покойного Джорджа, пусть земля ему будет пухом. Все не так просто, да и отставка моя пока повисла в воздухе. Так что давай подождем, не будем пороть горячку. А за это время соберем кое-какую информацию. Может быть, само развитие событий подскажет нам лучший выход. Пока же, я думаю, надо разобраться с тем, что произошло с тобой здесь, в Москве. Честно говоря, меня это очень беспокоит. Я вначале хотел отправить тебя на «карантин», а за это время провести необходимую оперативную работу. Но сейчас, еще раз все проанализировав, пришел к несколько иному заключению. Времени у нас в обрез. Если за тобой начали охотиться, да так профессионально, то вывод один — они тебя в покое не оставят. Как ты сам хорошо понимаешь, оборона в данной ситуации — стопроцентный проигрыш. Если же самим, как говорится, проявить инициативу, то еще можно что-то сделать. Короче говоря, предлагаю тебе легализоваться и походить по городу. Охрану тебе обеспечим, но и сам не зевай. Будем иметь дело не с новоиспеченными рэкетирами из пригорода, а с людьми, знающими свое ремесло.

— Вы, Алексей Васильевич, пока не предполагаете, хотя бы примерно, откуда ветер дуст?

— Примерно, говоришь? Нет, пока не предполагаю. Точнее говоря, не хочу об этом думать. Но кое-что, возможно, не относящееся к этому делу, я тебе, так уж и быть, расскажу. Ну, ты, наверное, знаешь, что многие уходят с государственной службы, так сказать, в свободное предпринимательство. Не являются исключением и наши структуры. Хотя у нас это несколько сложнее. Так вот, в последнее время в Москве и Питере участились «разборки» конкурирующих структур. Я не говорю о фактах мордобоя или стрельбы на улице, хотя этого добра тоже больше чем достаточно. Я имею в виду хорошо организованные операции, проводимые на высоком профессиональном уровне. И вот в самое последнее время в связи с одним делом мы заинтересовались одной такой, с позволения сказать, фирмой. И оказалось, что среди ее сотрудников есть наши с тобой бывшие коллеги. Все они, — а их там трое — из числа недавно окончивших спецшколу и пока не обремененные соответствующими связями и опытом. Хотя физически они что надо. Этот заморский Сталлоне — хлюпик в сравнении с ними. При анализе этой информации у меня возникло два естественных вопроса. Первый: кто им помог выйти на эту фирму? Второй: каким образом им удалось сразу после окончания спецшколы распрощаться с нами? Ты сам знаешь, как это сложно. И главный вопрос: чем на самом деле занимается фирма, формально зарабатывающая себе на жизнь консультациями по вопросам рыночной экономики?

— А что, у нее была еще другая статья дохода?

— Вне сомнения, потому что на этих консультациях она бы не заработала себе даже на кофе, предлагаемое там всем сотрудникам бесплатно, не говоря уже о иномарках и оргтехнике, которой был забит ее офис в центре города.

— И что удалось узнать?

— Ни черта! Почему-то вся оперативная работа забуксовала, и я снова вспомнил о тех двух вопросах, которые тебе назвал.

— У нас кто-то «стучит»?

— Брось свой криминальный жаргон!

— Извините, но у вас есть другое предположение?

— У меня нет никакого предположения, поскольку нет соответствующих фактов. Но у меня есть письмо Джорджа, и я хочу, чтобы ты его прочитал и проанализировал. Возможно, все, это как-то взаимосвязано.

Алексей Васильевич, грузно наклонившись, протянул Вагифу знакомый конверт.

— Мне здесь его прочитать?

— Необязательно. Возьми с собой в комнату, потом вернешь. Но помни одно: не надо пороть горячку. Я не уверен, что все, что пишет Джордж, — истинная правда. Не то что я ему не верю, как раз наоборот, я полностью ему доверяю. Скорее всего, я просто надеюсь, что он ошибся. Поскольку, если он прав, нас всех ждут трудные времена, очень трудные. Да, кстати, я думаю, тебе надо навестить Сашу. Прочитай письмо и поезжай, но не один и не к ней домой. Ее вызовут мои ребята и позаботятся, чтобы она не привела за собой «хвост». Так что действуй, дорогой, действуй.

Покинув кабинет, Вагиф прошел в гостиную. Взяв из бара бутылку коньяка, он налил себе полную рюмку. Опустившись в глубокое кресло у камина, Вагиф расправил листки бумаги и, включив бра, погрузился в чтение. В комнате было сильно натоплено. Жар, исходящий от камина, в котором, потрескивая, горели березовые поленья, располагал к внутреннему покою и расслабленности. За окном холод и ненастье зимнего вечера, а в комнате тишина и уют. Ощущение этого контраста умиротворенно подействовало на психику Вагифа.

В девять вечера он должен был встретиться с Сашей. Встречу ребята Алексея Васильевича организовали на квартире одной из ее подруг. Как это им удалось, Вагиф не знал, но был приятно удивлен их предусмотрительностью. До встречи еще было время, и он внимательно вчитывался в содержание письма.

По сути дела, письмо содержало косвенные ответы на многие вопросы, в том числе помогало разобраться в истинных причинах гибели его автора. Но все по порядку. Джордж утверждал, что в недрах Совета национальной безопасности США, в известном смысле координирующего органа разведывательных служб Америки, еще в середине восьмидесятых зародился план под кодовым названием «Сеть», который, согласно мнению Джорджа, позже стал успешно претворяться в жизнь.

Суть этого плана была такова. В связи с провозглашением советским лидером перестройки и «открытости» всему миру, содействовать интенсивному проникновению в СССР тех коммерческих структур «свободного» западного мира, которые были неким образом связаны или контролировались спецслужбами Запада, и в первую очередь Штатами.

Делалось это для того, чтобы так связать нарождающуюся «рыночную» экономику Союза со свободным миром, так повязать новоиспеченных советских буржуа, чтобы ни у кого в мыслях не было изменить выбранному «светлому» пути частного предпринимательства.

Правда, оставался открытым вопрос, почему речь шла именно о тех фирмах, которые были как-то связаны со спецслужбами. Но ответ казался очевидным. Во-первых, солидные коммерческие структуры не особенно спешили осваивать «бескрайний» советский рынок, поскольку ни один уважающий себя бизнесмен не полезет в воду, не зная броду.

Да на серьезные фирмы и не удастся «нажать» не только каким-нибудь там спецслужбам, но и сенату вместе с правительством. Ведь, по мнению того же самого СНБ, фирмы параллельно с сугубо коммерческими операциями должны были заниматься и тем, что называется сбором разведывательной информации. А солидные фирмы на такое обычно не соглашались или шли очень неохотно.

На первый взгляд идея была неплохой, но в действительности все произошло несколько иначе. Как только среди заинтересованных лиц распространился слушок об этом проекте, а самое главное, стало известно, что фирмам, согласившимся участвовать в этом проекте, будут предоставлены определенные льготы, в том числе и налоговые, некоторые горячие головы западного бизнеса крепко задумались.

А когда позже пронесся слух о новом секретном проекте, обсуждаемом в правительстве США, — о привлечении капиталов «альтернативного» бизнеса в легальные финансовые операции, которые должны были укрепить позиции прежде всего США, те же самые «горячие» головы не только задумались, но и начали действовать. Специалистами СНБ предполагалось, что «отмывать» эти капиталы будет именно СССР.

Воистину все гениальное просто. Кое-кто закрывает глаза на активность некоторых подозрительных фирм на территории Союза, тем более что они с пониманием отнеслись к «скромным» профессиональным просьбам специалистов спецслужб. И сразу же появляются капиталы, которые долгое время не легализовались, притом появляются где-нибудь в Восточной Европе или в развивающихся странах, иногда побывав в поле зрения финансовых служб Запада не более нескольких часов. И, «прокрутившись», вновь возвращаются в экономику Запада без каких-либо проблем с собственными суровыми финансовыми инспекциями. Цель при этом достигнута: тут и существенное влияние в собственную экономику, и масса разведывательной информации, и «бескорыстная» помощь Союзу, ставшему на путь истинный, и собственное «лицо» сохранено.

Ну, а кто были эти «горячие» головы, нетрудно догадаться. Так вот, когда Лестерн узнал о подобных планах, он высказал свои опасения. Во-первых, он предположил, что, выпустив «джинна» нелегального бизнеса на волю, можно в ближайшее время по мере его усиления столкнуться с массой проблем. Оппоненты же приводили классические примеры того, как практически все преступно нажитые капиталы рано или поздно попадают в недра «чистого» бизнеса и, более того, с этого момента, как правило, становятся очень нетерпимыми к своим бывшим «собратьям».

Но Джордж утверждал, что это справедливо в том случае, если есть достаточно времени для естественной эволюции. Сейчас же, во времена бурных перемен, в том числе и политических, во времена все большей поляризации взаимоисключающих интересов может возникнуть ситуация, когда легализованная подобным образом группа людей начнет решать возникшие проблемы, подчиняясь велению сердца и, что важнее, согласно накопленному опыту. И это при условии, что ристалищем будут служить просторы Союза, где и оружия, в том числе массового уничтожения, и людей, умеющих профессионально с ним обращаться, видимо-невидимо.

По его мнению, это подорвет доверие к Западу со стороны новых лидеров, которые придут к власти после развала Союза, и создаст осложнения на самом Западе, поскольку эти «легализованные» банды вернутся туда уже с новыми бойцами, не ставящими ни в грош законы западной цивилизации. Но самое главное — по всему миру может расползтись современнейшее оружие, технологии и умы, способные взорвать хрупкий мир, установившийся на планете.

Что же касается разведывательной работы, этим надо заниматься в первую очередь именно в связи с вышеизложенным, чтобы общими усилиями предотвратить опасное развитие событий в Восточной Европе и на территории СССР. Но этим должны заниматься профессионалы, и только они.

Далее Джордж писал, что его доводы были восприняты с пониманием в самых высоких инстанциях. И, по его мнению, даже несколько притормозили развитие этого проекта. Потом он так же, как и во время их беседы в Лондоне, обрушил массу претензий на политиков и непрофессионалов, которые, как он считал, были основными врагами всего человечества. А закончил он свое послание короткой припиской, где говорилось, что, по последним сведениям, реализация проекта в настоящее время приостановлена, но ему удалось узнать, что фирмы, к которым ранее обращались, сами проявили инициативу, вышли на какие-то структуры в Союзе и о чем-то с ними договорились.

По непроверенным данным, связь с ними с советской стороны осуществлял ряд сотрудников советских спецслужб по распоряжению каких-то высокопоставленных особ из руководства Союза. И одним из вопросов, которые обсуждались, был вопрос о переводе валюты на счета американских банков по соответствующим каналам этим организаций, а также о приобретении на Западе различной недвижимости.

Письмо произвело на Вагифа сильное впечатление. Конечно, он понимал, что все изложенное в нем требует доказательств, но интуитивно чувствовал, что, скорее всего, так оно и есть. Да интуиция, по правде говоря, не играла здесь большой роли. Подобные сценарии не раз в том или ином варианте уже разыгрывались в истории спецслужб.

Менялись эпохи, страны, режимы, а суть оставалась все та же. Ослабление, чаще всего с помощью самого демократического лозунга, государства-конкурента. Как правило, здесь не брезговали никакими методами. И вместе с тем в этих странах, претерпевших «обновление», возникали две основные категории: небольшая группа людей, ориентирующихся на отъезд «туда», и несравненно большая масса тех, кто вынужден был остаться «здесь».

И именно этот незамысловатый фактор с некоторых пор, как ни странно, становился определяющим в жизни первых и существовании вторых. Лестерн, очевидно, был все-таки прав: в большинстве случаев суть самых сложных конструкций достаточно проста и вполне материальна, причем слово «материальна» — определяющее.

Подняв наконец глаза, Вагиф посмотрел на настенные часы. До встречи с Сашей оставалось менее часа. Аккуратно сложив листки бумаги, он сунул их в конверт и, подойдя к небольшому сейфу, расположенному недалеко от бара, положил письмо на верхнюю полку вместе с остальными документами.

Пройдя в ванную, он тщательно побрился. Обычно он брился дважды в день — утром и вечером. Поднявшись в свою комнату, он надел серый костюм из мягкой шерсти. Выбрав неброский галстук под цвет костюма, он еще раз тщательно проверил содержимое карманов и, выдвинув ящик письменного стола, вытащил пистолет. Так, на всякий случай.

До квартиры подруги Саши он доехал на обычной машине такси, за рулем которой сидел один из сотрудников Алексея Васильевича. Другая машина должна была ждать их у дома. На заднем сиденье лежали роскошный букет роз, предусмотрительно купленный водителем такси, и большая коробка шоколадных конфет.

У дома они были без пяти девять. Поблагодарив шофера, Вагиф подхватил цветы и конфеты и легко взбежал по ступенькам в подъезд. На третий этаж он поднялся пешком, не стал ждать лифта. С трудом уняв волнение, он нажал на кнопку звонка. Дверь распахнулась сразу же. Саша, как всегда, была восхитительна. Она стояла в проеме двери, крепко держась за ручку, с широко открытыми глазами. Потом каким-то глухим, изменившимся голосом неожиданно произнесла:

— Здравствуй, Вагиф. Я рада, очень рада, что ты жив.

Начало разговора было многообещающим. Войдя в комнату, Вагиф в нерешительности остановился, не зная куда положить букет. Саша, взяв цветы, прошла на кухню. Оставшись один, Вагиф подошел к книжным полкам, до отказа забитым разнообразными книгами. У подруги Саши, очевидно, был широкий круг интересов. Здесь стояли книги и по экономике, и по медицине, и даже по оккультным наукам.

— Наташа уже давно собирает книги, — послышался голос Саши, — хотя я до сих пор точно не могу сказать, читает она их или нет. Ты будешь кофе или чай?

— Как обычно.

— Значит, кофе. Правда, у меня растворимый, но очень хорошего качества.

Вагиф явственно ощущал некоторую напряженность в голосе Саши. Она и вела себя несколько неестественно, как-то скованно, старалась не смотреть Вагифу в глаза. Чувствовалось, что ее что-то тяготит.

— Саша, — тихо начал Вагиф, — что произошло в мое отсутствие?

— Это произошло не в твое отсутствие, это происходит уже давно. Ты вечно занят. То ты появляешься ниоткуда, то исчезаешь неизвестно куда. У тебя вечно какие-то тайны, недомолвки. Вереница срочных дел, которым нет конца и которые для тебя куда важнее, чем я, ты, наша жизнь в конце концов… Я уже давно хотела с тобой поговорить. Каждый раз перед твоим приездом я давала себе слово, что поговорю с тобой серьезно. Но как только ты появлялся, все вокруг начинало кружиться, как в калейдоскопе. Ты с жадностью вгрызался в окружающую нас жизнь, не обращая внимания ни на что другое. И все опять оставалось неизменным. Я уже не говорю о том, что постепенно старею, мне давно уж не двадцать и определенная стабильность мне просто необходима.

— Стабильность?..

— Нет, я ни в чем тебя не упрекаю, ты не раз предлагал законно оформить наши отношения, но что от этого изменится? Ты стал бы иным? Сомневаюсь. А недавно, сразу после твоего последнего визита, произошло вообще ужасное. Ко мне пришли двое, показали удостоверения — одно было милицейское, другое сотрудника КГБ — и заявили, что ты мертв, но ни показать тело, ни дать какую-либо подробную информацию они не могут, поскольку это государственная тайна, и предложили мне вести себя так, будто ничего не произошло. Это их предложение меня доконало, и я, не выдержав, послала их куда подальше. А они, как-то странно улыбнувшись, молча выслушали и — к дверям. У самых дверей тот, кто показал удостоверение вашего сотрудника, неожиданно задержался и так спокойно попросил меня позвонить твоим друзьям и известить о несчастье. Особенно он напирал на то, что необходимо позвонить какому-то Алексею Васильевичу и сообщить, что ты не смог выполнить его поручение, поскольку с тобой произошло несчастье. А кто такой этот Алексей Васильевич, так и не сказал. Так что когда мне сообщили, что сегодня я встречусь с тобой, и сообщили люди, показавшие такие же удостоверения, как и те, что уведомили о твоей смерти, я твердо решила серьезно поговорить с тобой. Я сама не знаю, что тебе предложить, но очень хорошо знаю одно: дальше так жить нельзя. Надо что-то кардинально менять.

Вагиф молча выслушал эмоциональный монолог Саши. Безусловно, она была права. В последнее время его жизнь превратилась в сплошной ад. Он сам понимал, что за этой бесконечной чередой неотложных дел как-то ушло то, что у нормального человека называется личной жизнью. Эта вечная изматывающая гонка, иссушающая в первую очередь его самого, тяжелым грузом легла и на хрупкие плечи Саши, до самого последнего времени всегда все понимающей.

И, возможно, не будь этого странного визита с известием о его смерти, не было б и сегодняшнего неприятного разговора. Этот визит как бы провел незримую черту, обнажив накопившиеся в их отношениях противоречия, разделив их жизнь на две неравные части: меньшую — время до этого визита, когда они старательно избегали даже мысли о их совместном будущем, и большую, включающую в себя все последующее время, в силу чего они и оказались перед необходимостью разобраться в этом вопросе.

— Саша, дорогая, — медленно произнес Вагиф, — я с тобой согласен. Более того, по-видимому, я скоро уйду из органов. Нет, что я говорю, я даю тебе слово офицера, что уйду в отставку до конца января. Но сейчас мне необходимо завершить кое-какие накопившиеся дела. Завершить, чтобы потом можно было жить спокойно. Без этого, действительно, никак нельзя. И прежде всего надо разобраться с этими странными гонцами. А потом я покину органы, и первое, что мы сделаем, это поженимся. Ты не смейся, я понимаю, что это звучит банально, но лично для меня, вне моей работы, очень важны некоторые, возможно, отнюдь не современные условия жизни. И одним из наиболее важных условий для меня является дом, семья, дети. В этом вопросе я неоригинален. Может быть, ты еще не раз пожалеешь об этом, поскольку в конце всех своих мучений получишь ревнивого кавказского мужа с пышными черными усами, которые я обязательно отпущу, и большим страшным кинжалом, который в день свадьбы я повешу на ковер над нашей кроватью, — с улыбкой закончил Вагиф, открывая бутылку шампанского.

В первом часу ночи Вагиф, попрощавшись с Сашей, покинул гостеприимный дом ее подруги. Алексей Васильевич, верный требованиям безопасности, настоял на том, чтобы он вернулся ночью на дачу. По дороге туда Вагиф еще раз проанализировал все, что ему сказала Саша.

Выходило так, что эти неизвестные «коллеги» не только знали о Саше и о его контактах с Алексеем Васильевичем, но и пытались на чем-то подловить самого мэтра, предложив Саше позвонить ему. Как потом выяснилось, они оставили ей телефоны Алексея Васильевича, в том числе и на даче, очевидно, зная, что сам Вагиф вряд ли дал бы ей этот номер.

Вагиф пожалел, что тогда, в первое знакомство с мэтром, когда было совершено покушение на них с Геннадием, Алексей Васильевич не довел дело до конца, предпочитая делать вид, будто речь идет об обычной уголовщине. Якобы эти профессионалы перепутали квартиры, по ошибке чуть не отправив к праотцам не тех.

Конечно, подобное объяснение было смехотворным, но тем не менее никто из высших чинов не удивился. Более того, все дружно сделали вид, будто поверили в эту белиберду. Результат же такого отношения не заставил себя долго ждать. Последовало второе покушение, спланированное куда более профессионально и хладнокровно.

Когда Вагиф приехал на дачу, Алексей Васильевич еще не спал. Нацепив очки, он сидел у камина и перебирал какие-то фотографии, потягивая коньяк из стоящей на низком столике рядом с ним хрустальной рюмки.

— Ну что, приехал? — Не поднимая головы, протянул он, взглянув из-под очков на Вагифа. — Тогда рассказывай, как эти сукины дети тебя раньше времени похоронили.

Вагиф внимательно взглянул на Алексея Васильевича.

— Не обижайся, я не приказывал подслушивать. Это сами ребята малость перестарались.

Выслушав рассказ Вагифа, мэтр задумался. Он минут пять сидел молча, погрузившись в свои размышления, неторопливо тасуя в руках несколько фотографий. Потом, неожиданно подняв голову, протянул одну фотографию Вагифу.

С небольшой, порядком потускневшей фотографии на него смотрело молодое мужское лицо с твердым, жестковатым взглядом. Внимательно вглядевшись в изображение, Вагиф понял, что перед ним фотография того самого человека, которого он заметил в момент убийства Лестерна, только здесь он был намного моложе. Лет на десять — пятнадцать.

— Узнаешь? — тихо произнес Алексей Васильевич, медленно вставая с кресла.

— Точно сказать трудно, но мне кажется, это тот самый человек, которого я видел в Лондоне у входа в ресторан, когда убили Джорджа, — с легким сомнением ответил Вагиф, вытаскивая из пачки сигарету.

— Этого человека я когда-то неплохо знал, — откашлявшись, начал Алексей Васильевич. — Его настоящая фамилия — Репин, Анатолий Сергеевич Репин. Мы с ним вместе служили лет так тринадцать. Умный человек, хороший специалист. Немногословный, деловой, авантюристического склада характера, не трус. По службе у Репина проблем не было. Его не особенно любили, но уважали, точнее говоря, побаивались. Не потому, что мог начальству при случае заложить или донос настрочить, этого как раз за ним не водилось. Его побаивались, как бы это точнее сказать, просто интуитивно, как человека, для которого нет никаких преград при достижении своей цели. В известном смысле — как своего рода фанатика. Помню одно дело. Шла работа с западным немцем. Шла тяжело, твердый был мужик. Так вот, после ряда неудач наших коллег за дело взялся Репин, притом по собственной инициативе. Нет, он не применял средств физического или какого-либо иного воздействия, но он так измотал бесконечными, изнуряющими, сутками продолжавшимися допросами этого несчастного, что тот «раскололся». Репин после этого «марафона» сам похудел килограммов на десять, но и немца довел до полного изнеможения. Упорным мужиком был Анатолий Сергеевич.

— Ну а вы, Алексей Васильевич, в каких отношениях с ним были?

— Как ни странно, почти в приятельских. Он меня, как сам иногда говорил, уважал. Правда, за что именно, не знаю. А потом произошел с ним казус. В то время он работал в одной из западноевропейских стран под «крышей» посольства. Работал как всегда хорошо, но с одним из сотрудников этого посольства у него отношения явно не сложились. Все бы ничего, будь этот «дипломат» просто сотрудником МИДа, пусть даже из числа высокопоставленных. Он же, на несчастье Репина, был просто советником, но имел родственные связи среди политических руководителей того времени. И так случилось, что на Анатолия проклюнулся компромат, притом с душком. Оказалось, что наш Репин имел слабость к девицам легкого поведения. Более того, стали поговаривать, что в вопросах секса он, как бы это поточнее выразиться, довольно оригинален. Ничего конкретного не было и все рано или поздно рассосалось бы, но Репин вспылил и съездил по физиономии этому советнику, который особенно старался смешать его с дерьмом. Дело приняло нехороший оборот. Ему посоветовали извиниться, но он ни в какую. Да еще в одной компании нехорошо отозвался о наших безупречных политических лидерах, назвав их всех дешевыми прохиндеями. Его слова тотчас же донесли куда надо.

— Не слишком ли странно он вел себя для профессионала?

— С первого взгляда, да. Но только с первого. Человек долгое время был как сжатая пружина. Не человек, гранит. Без единого изъяна. А тут о нем такое рассказывают, более того, смакуют, да скорее всего то, чего вообще не было. К тому же он, наверное, считал, что его поддержит наше начальство, не даст на съедение партийным моралистам. Но там, наверху что-то не так сработало, его вызвали на ковер и выдали на всю катушку. Тут Анатолий Сергеевич не выдержал и настрочил письмо «самому», где достаточно резко написал обо всем, что его не устраивало, в том числе и о руководстве самого комитета. А параллельно с этим, как стало позже известно, кто-то шепнул кому надо из наших «друзей» о возникших проблемах у одного из сотрудников советских спецслужб. Те нашли какие-то пути для контакта с ним. И буквально за несколько часов до получения нашим посольством строжайшего указания из Москвы незамедлительно отправить «ослушника» домой, они показали копию этого послания Репину, присовокупив, естественно, к тому свое видение проблемы. И Репин сбежал. Но как он это сделал, когда по логике вещей в создавшейся ситуации за ним должны были установить негласный надзор, убей меня, не знаю. Это для меня до сих пор загадка.

— Сбежал к американцам?

— Скорее всего да, хотя вначале с ним работали англичане.

— И что с ним приключилось потом?

— А потом, насколько мне известно, у него не сложились отношения уже с американцами, и он исчез из поля зрения. По непроверенным данным, этот период был для него особенно труден, а потом его кто-то подобрал, но кто и, самое главное, для чего — пока неизвестно. Вот и все, что я о нем знаю.

— Не густо.

— Ну ты нахал! Скажи спасибо, что хоть это известно.

— Хорошо, это все понятно, а делать-то что будем?

— Сейчас выпьем по рюмке коньяка, а с завтрашнего дня, дорогуша, ты у нас будешь подсадной уткой или гусем, это уж как тебе больше нравится. Станем искать выход на «охотников», время и впрямь не ждет. Роль, конечно, незавидная, но, как говорил основоположник ленинизма, архиважная. Утром познакомлю с твоими «ангелами-хранителями». Ребята все молодые, но способные. Лады?

— Лады.

— Вот и хорошо. Ну, а сейчас по маленькой. — И Алексей Васильевич, налив коньяка во вторую рюмку, протянул ее Вагифу.

ГЛАВА 8

Утром следующего дня Вагиф проснулся поздно, в десятом часу. Полежав минут десять в теплой постели, он неохотно откинул толстое одеяло и, сунув ноги в мягкие домашние шлепанцы, поплелся в ванную комнату.

Увидев свое отражение в зеркале, Вагиф остался недоволен. Нездоровый цвет лица, мешки под глазами, красноватые белки. Вернувшись в комнату, он решительно сбросил теплый халат и, приоткрыв форточку, занялся физзарядкой. Он сгибался, разгибался и отжимался более часа. И лишь почувствовав приятную усталость в суставах, прошел в ванну.

Приняв контрастный душ, тщательно побрившись и обрызгав себя французским дезодорантом, он неторопливо оделся в новый костюм и спустился вниз, в гостиную. Алексей Васильевич уже сидел за столом. Окинув Вагифа одобрительным взглядом, он что-то буркнул вместо приветствия и указал рукой на стоящий рядом стул. В то утро за столом сидели семеро мужчин. Кроме Алексея Васильевича, все они были Вагифу неизвестны.

Завтрак прошел в глубоком молчании. У Алексея Васильевича с утра было явно плохое настроение, а в таком состоянии он, как правило, бывал раздражителен и резок. Поэтому все сидящие благоразумно хранили молчание, чтобы не нарваться на какое-нибудь едкое замечание мэтра.

Лишь после кофе Алексей Васильевич подобрел. Слегка улыбнувшись, он что-то спросил у одного из молодых людей, сидящих за столом, и, не успев получить ответ, уже что-то выяснял у другого. В последнее время мэтр трудно входил в рабочий режим, но, войдя, с трудом и выходил из него, доводя своих молодых коллег до полной отрешенности от всего окружающего. То же самое произошло и этим утром.

Развалившись в кресле — в отличие от остальных он восседал за столом в кресле, а не на стуле, — и опустошая очередную чашку крепчайшего кофе, он безапелляционным тоном раздавал краткие указания, не вдаваясь ни в какие объяснения. На этот день у него была намечена операция по выявлению людей, организовавших нападение на Вагифа.

Суть ее была предельно проста. Если за Вагифом так организованно охотились, значит, он кого-то серьезно интересует. Если серьезно, то они не оставят его в покое, пока не добьются своего или не откажутся от своих намерений. Поэтому наиболее оптимальное — не ожидая сюрпризов, самим проявить инициативу.

— Значит, так, — занудливым тоном начал Алексей Васильевич, — походи-ка ты по ресторанам, по всем этим презентациям. Веди себя скромно, но не переусердствуй… Ребята тебя подстрахуют, — он указал рукой на сидящих за столом молодых людей. — Так что сам разберись в деталях, но без излишней бравады, не с дилетантами имеешь дело, помни.

И встав с кресла, он медленно покинул гостиную, оставив Вагифа наедине с этими парнями.

— Ну что, будем работать вместе? — спросил Вагиф, внимательно посмотрев на ребят.

— Будем, — коротко ответил один из них.

И через час ими была выработана тщательная схема взаимодействия с несколькими уровнями возможных контактов, отходов, страховки и т. д. Короче говоря, этот час прошел с большой пользой. Кроме разработки операции, он позволил Вагифу воочию убедиться, что ребята, с которыми ему предстоит работать, хорошо подготовлены, умны и в тяжелую минуту не подведут. А это было самое важное в их профессии.

На этот день они запланировали посещение нескольких коммерческих магазинов, а вечером — одного хитрого ресторанчика на Арбате, где обычно собиралась богемная публика. Для проведения этой операции Алексей Васильевич по своим каналам достал новенькую светло-кремовую «тойоту» для Вагифа, предоставил ребятам «девятку» и «ниву» и, самое главное, не поскупился на валюту, что приятно подняло настроение всей группы.

Посещение магазинов прошло без каких-либо приключений. Потолкавшись у прилавков до двух часов дня, Вагиф пообедал в каком-то странном заведении с интригующим названием «У Пети». Но, несмотря на столь экстравагантное название, кормили там отменно, хотя и дороговато, что для Вагифа было пока несколько непривычно.

После обеда он продолжил неторопливую прогулку по коммерческим достопримечательностям Москвы. Пока никакого постороннего внимания к себе он не замечал. Связавшись с ребятами, узнал, что и они ничего подозрительного не заметили. Покрутившись по городу с полчаса, Вагиф свернул на узкую неприметную улицу и проехав метров сто, остановился у двухэтажного особняка, в котором располагалась реставрационная организация, где работала Саша.

Еще при обсуждении операции мэтр как-то вскользь заметил, что неплохо бы как-то учесть, что те, кто охотится за Вагифом, уже выходили на Сашу. И, возможно, неплохо бы где-нибудь с ней вместе показаться на людях, но Вагиф тогда категорически отверг это предложение. Алексей Васильевич не настаивал, и они больше эту тему не поднимали.

Сейчас же Вагиф приехал не потому, что изменил свою точку зрения, просто ему захотелось еще раз увидеть Сашу. Ждать пришлось недолго. Минут через двадцать она появилась в дверях. Выйдя на улицу, Саша посмотрела по сторонам и, спустившись по ступенькам, остановилась у театральной афиши. Буквально через минуту рядом с ней затормозила серая «шестерка», и высокий блондин в черной куртке, выйдя из машины, галантно распахнул перед ней дверцу. Саша что-то сказала ему, потом показала на афишу и, улыбнувшись, села в машину.

Когда «шестерка» исчезла за поворотом, Вагиф также тронулся с места, на минуту притормозив у афиши. Яркий плакат, приглашающий посетить молодежный театр, привлек его внимание. Возможно, еще и потому, что в левом углу большими буквами сразу после фамилии режиссера значилась фамилия Саши, художника-декоратора. Представление должно было начаться в семь вечера.

Выехав на широкий проспект, Вагиф выжал до отказа газ, после чего несколько раз резко менял свое положение в потоке машин, внимательно следя за происходящим сзади в зеркало заднего обзора. Его никто не преследовал, лишь «девятка» с его ребятами упорно шла за ним, не уменьшая, но и не увеличивая дистанцию.

— Виктор, — произнес Вагиф, включив рацию, — передай Олегу, чтобы они не только проследили за этой «шестеркой», но и попытались узнать, кто этот блондин и когда он начал проявлять интерес к Саше. Я еду домой. Постарайтесь все это выяснить как можно скорее.

И прибавив скорость, Вагиф стал удаляться от тормозившей «девятки», которая, пропустив очередную машину, развернулась и устремилась в сторону города. Добравшись до дачи, Вагиф поднялся в свою комнату, где, переодевшись в темно-коричневый английский костюм, подошел к небольшому сейфу и, аккуратно открыв дверцу, извлек автоматический пистолет — последний презент мэтра и скромную пачечку долларов. При всех возможностях Алексея Васильевича ему не удалось выделить на всю операцию больше пяти сотен.

Спустившись вниз, Вагиф увидел его все так же сидящим в кресле и задумчиво рассматривающим какие-то бумаги. Этот вынужденный отдых не лучшим образом действовал на энергичного по натуре мэтра. Будучи выключенным из привычной обстановки, он явно чувствовал себя не в своей тарелке, хотя на его профессиональных качествах это никак не отражалось. Может, он казался чуть более занудливым, чем обычно, но если говорить о восприятии информации и умении ее быстро и точно проанализировать, ему, как обычно, не было равных.

Сообщив вкратце о состоянии дел, Вагиф придвинул к себе пепельницу и, вытащив сигареты, закурил. Обычно он излагал одни факты, стараясь удержаться от собственных комментариев. Но последнее время Алексей Васильевич все чаще и чаще предлагал ему высказать и свою точку зрения по тому или иному вопросу. То же самое произошло и сейчас.

— Ты что, думаешь, этот блондин не просто так увивается возле Саши? — задумчиво спросил он, отложив в сторону свои бумаги.

— Думаю, да, — решительно ответил Вагиф.

— Да, история, — протянул Алексей Васильевич, внимательно следя за тонкой струйкой дыма, медленно поднимающейся к потолку. — Слушай, сколько раз я тебе говорил, не кури при мне, — сварливо произнес он, нахмурив брови. — Ты что — садист, не знаешь, что я испытываю, глядя, как ты тут дымишь, а?

— Все-все, — примирительно ответил Вагиф, улыбнувшись, и потушил сигарету о край пепельницы.

В комнату вошли Виктор и Олег, старшие двух пар сотрудников, отвечающих за безопасность Вагифа. Пятый, Константин, пока не покидал дачу. Его должны были задействовать лишь в особом случае. Это был невысокий, крепко сбитый парень лет двадцати пяти, с внимательными светло-голубыми глазами, подающий, по словам Алексея Васильевича, большие надежды.

— Что-нибудь узнали? — нетерпеливо спросил мэтр.

— Да есть кое-что, — осторожно начал Виктор, незаметно переглянувшись с Олегом. — В целом ситуация такова: этот блондин из бывших милиционеров, сейчас работает в какой-то фирме, занимающейся юридическими консультациями для коммерческих структур. Познакомился с Сашей, по-видимому, буквально на днях. Нам удалось переговорить с ее подругой.

Мы проявили небольшую инициативу и осмотрели его машину. Нашли в ней переговорное устройство южнокорейского производства, обычно использующееся тамошней полицией и пока, во всяком случае официально, нам не поставляемое, а в бардачке на целлофановом пакете — след от недавно находившегося там автоматического пистолета, ориентировочно бельгийского производства. Для простого сотрудника юридической консультации это, на наш взгляд, несколько странно.

— Извините, а что, по следу на пакете можно определить, что на нем лежало? — недоверчиво спросил Вагиф.

— Конечно. И не только это. Мы с большой долей вероятности можем утверждать, что им недавно пользовались, дня два назад, — невозмутимо ответил Виктор.

— Не будем отвлекаться, — прервал их Алексей Васильевич. — Потом вы покажете Вагифу новую технику. Сейчас надо решить, что делать. Думаю, тебе надо поехать в этот театр. Как по-твоему?

— Я тоже так думаю, — спокойно ответил Вагиф, протянув руку к телефону. — Более того, мне кажется, будет не лишним сообщить об этом Саше.

Набрав номер, Вагиф долго вслушивался в длинные гудки, но трубку никто не брал. Это было странно, поскольку Саша обычно в это время всегда была дома. Положив трубку, Вагиф, слегка улыбнувшись, повернулся к Алексею Васильевичу.

— Ну что ж, на сей раз придется ехать без предупреждения, — тихо произнес Вагиф. — А может, так и лучше?

У театра Вагиф оказался за несколько минут до начала представления. Купив у какого-то молодого парня билет, он вошел в здание, на первый взгляд ничем не напоминающее храм искусства. Этот трехэтажный особняк с облупившейся штукатуркой больше походил на пристанище какой-то не слишком процветающей фирмы, чем на молодежный экспериментальный театр-студию.

Сдав в гардероб свое пальто, он купил программку и прошел в зал. Место ему досталось не из лучших, за колонной. Очевидно, устроители этого представления экономили на всем, иначе никак нельзя было объяснить, почему четверть мест в зале оказалась малопригодной для нормального восприятия того, что происходило на сцене.

Но для Вагифа месторасположение его кресла было как нельзя кстати. Он был практически невидим как сидящим в зале, так и стоящим у его дверей. А он в свою очередь мог спокойно разглядывать весь зал, не боясь быть замеченным.

Внимательно оглядев публику, он вначале не нашел Саши. Лишь несколько позже, случайно скосив глаза влево, увидел ее стоящей за колонной. Рядом с ней никого не было.

Во время антракта он не торопясь вышел в вестибюль и, купив какой-то иллюстрированный журнал, не спеша стал рассматривать достаточно откровенные фотографии разномастных красоток, из которых процентов на восемьдесят состоял журнал. Вдруг у стойки импровизированного буфета он заметил Сашу с блондином. Тот держал в руках пластиковую тарелку с пирожными и что-то горячо доказывал Саше, которая несколько сконфуженно слушала своего кавалера.

Вагиф, захлопнув журнал, направился в их сторону. Подойдя вплотную, он громко поздоровался. У блондина от неожиданности вывалилась из рук тарелка, и бисквитное пирожное, упав на его безукоризненно вычищенные туфли, расползлось безобразной массой по их глянцевой поверхности.

— Как тебе пьеса? — спросила Вагифа Саша, смущенно улыбнувшись.

— Откровенно говоря, я мало что понял. А вы? — слегка повернувшись, обратился он к блондину, безуспешно пытавшемуся сбросить со своих ботинок мелкие кусочки бисквита.

— Я плохо знаком с театром, — скороговоркой ответил тот, опустив почему-то глаза.

— Ты не хочешь нас познакомить? — улыбнувшись, спросил Вагиф Сашу, которая чувствовала себя явно не в своей тарелке.

— Арнольд, — тихо произнесла Саша, — а это Вагиф, — продолжила она, внимательно посмотрев на него.

— Чем вы занимаетесь? — несколько прямолинейно спросил Вагиф уже успевшего успокоиться блондина.

— Я юрист, — с достоинством ответил тот, посмотрев по сторонам.

— Вот видите, как хорошо. Я в каком-то смысле тоже юрист, — в тон ему сказал Вагиф, — так что у нас будет о чем поговорить.

В этот момент прозвенел звонок, и юрист, молча кивнув головой, ретировался.

— Ну зачем ты так? — укоризненно произнесла Саша, глядя ему в глаза. — Арнольд неплохой человек, хотя есть в нем что-то нервозное.

— Боюсь, этого нервозного у него скоро будет значительно больше, — сделав большие глаза, страшным голосом провещал Вагиф.

Увидев его гримасу, Саша от души рассмеялась и пошла в зал. Проводив ее взглядом, Вагиф не спеша направился в курительную комнату. Через несколько секунд туда же зашел Виктор, все это время внимательно следивший за происходящим в вестибюле.

— Надо проверить, будет ли этот блондин звонить, если удастся, определить — куда, и предупреди Олега о возможных «гостях».

Виктор молча кивнул и, потушив сигарету, вышел из комнаты. Через минуту курительную покинул и Вагиф. Заняв свое место за колонной, он внимательно оглядел зал. Арнольда в нем не было, а через минуту Вагиф заметил, как тот, слегка запыхавшись, вошел и, прислонившись к стене, окинул тревожным взглядом зал, как бы проверяя, все ли на месте.

— С кем-то связался по рации из своей машины, — послышался рядом с Вагифом шепот Виктора. — Разговор записали, минуты через три расшифруют.

— У него что, шифратор стоит? — удивленно переспросил Вагиф.

— Очевидно, поставил, но когда мы осматривали его «тачку», еще не было.

— Оперативно работают сукины дети, черт бы их побрал, — в сердцах проговорил Вагиф, еще раз взглянув на Арнольда. — Через пять минут встретимся в вестибюле. Поторопитесь с записью.

Ровно через пять минут Вагиф слушал короткий разговор, только что расшифрованный ребятами. Держа в левой руке портативный магнитофон, а правой прижимая к уху наушники, он внимательно вслушивался в слова, стараясь не упустить никакой мелочи.

Как он понял, через минуту сюда, к театру, должны были подъехать какие-то «гаврики» — по терминологии блондина — и устроить небольшой «бомбей». Эти два слова невольно заинтересовали Вагифа: они мало походили на привычный криминальный жаргон. Это явно был какой-то специфический диалект, по которому при желании можно многое определить. Но времени думать об этом уже не было.

«Гавриков» необходимо было встретить у театра и как можно профессиональнее, дабы не прервать спектакль малоэстетичными деталями, обычно сопутствующими подобным встречам. Блондина решили взять несколько позже, уже после встречи с «гостями». С этой целью в театр как самый молодой был послан, несмотря на его решительное сопротивление, напарник Виктора.

К театру вела одна не особо широкая улица, притом с односторонним движением. Решение пришло как-то сразу: загнав одну машину в узкий проулок, пересекающий улицу, Вагиф с Виктором и Олегом подались на второй машине немного назад, заехав правым боком на тротуар. Метрах в тридцати перед ними возвышался металлический кузов тяжелого грузовика. Подъезжающие обязательно должны были в этом месте притормозить.

Ждать пришлось недолго. Не успели ребята навинтить глушители на дула револьверов, как из-за поворота показался «мерседес». Не спеша проехав мимо них, он поравнялся с грузовиком. Вагиф переглянулся с Виктором. На машину с «охотниками» этот элегантный автомобиль не был похож. И все-таки шестое чувство подсказывало Вагифу, что это та самая машина. Повернувшись в сторону Виктора, он кивнул. Виктор, нажав кнопку рации, резко тронулся с места.

Все произошло в считанные минуты. Вылетевшая «нива» перегородила дорогу «мерседесу», который, резко затормозив, остановился. Выскочивший из «нивы» напарник Олега, заняв позицию за капотом своей машины, быстро перехватил обеими руками рукоятку пистолета и сделал четыре выстрела, слившихся в единый еле слышный глуховатый хлопок. Шофер был ранен в обе руки. Его сотоварищ получил пули в правое и левое предплечье. Все это напарник Олега проделал легко, с определенной долей изящества. «Что-что, а оперативников у нас все-таки хорошо учат», — подумал Вагиф, внимательно следивший за тем, что происходит впереди.

Из задних дверей «мерседеса» выскочили еще двое. Но не успели произвести ни одного выстрела. Виктор с Олегом, почти бесшумно выскользнув из тормозившей, но еще двигающейся по инерции «девятки», аккуратно приземлились на согнутые в коленях ноги, одновременно произведя также по два выстрела. По одному в правое предплечье, выбив при этом из рук противника оружие, и по одному в левое бедро, заставив их потерять равновесие и свалиться наземь.

А через минуту все четверо, уже перевязанные, сидели в своем «мерседесе» и отвечали на вопросы Вагифа. Оказалось, что они мало что знают. Сами они из приблатненных, и, по сути, у них это первое такое дело. Машину и оружие предоставил заказчик. Кто он, они не знают. Когда и где это должно было произойти, им также не сказали. Заказчик сам должен был позвонить и назвать место и время начала операции. В случае успешного завершения дела через полчаса после операции они должны были встретиться недалеко от Казанского вокзала с совсем другим человеком, не с тем, с кем договаривались вначале, и он должен был с ними расплатиться.

— Ну, что ты думаешь? — тихо спросил Вагиф Виктора, отойдя с ним в сторону.

— Думаю, что все это как-то непрофессионально. Очень странно, тем более что у них уже был один прокол. Будем орать блондина или поедем за заказчиком?

— Будем брать блондина, но аккуратно.

Вернувшись в театр, Вагиф осторожно заглянул в зал. Блондина и Саши там не было. Вагиф интуитивно почувствовал, что нужно срочно найти Сашу. Еле заметно кивнув парню, сидящему рядом с дверью, он кинулся в вестибюль. Там было пусто. Никого не было и в курительной комнате. Подчиняясь какому-то инстинкту, Вагиф бросился вниз по лестнице, ведущей, по-видимому, в подсобные помещения.

За ним, легко перескакивая сразу через несколько ступенек, бежал Виктор. Остальные двое ребят охраняли выход из театра. Неожиданно где-то впереди послышался сдавленный вскрик. Бросившись на звук, Вагиф увидел у распахнутого окна, расположенного на уровне земли, блондина и Сашу. Он тащил ее к окну, цепко держа за руку. В правой его руке Вагиф заметил небольшой пистолет.

Увидев Вагифа, он каким-то театральным жестом обхватил левой рукой Сашу за шею и, приставив пистолет к ее голове, срывающимся голосом крикнул, чтобы к нему никто не приближался, иначе он убьет девушку. Во всем этом было так много наигранного, что Вагиф невольно поморщился.

Демонстративно бросив свой пистолет на пол, он вышел на середину коридора, высоко подняв руки, и, пройдя пару шагов, остановился.

— У меня нет оружия! — крикнул он блондину. Оставь девушку, и мы дадим тебе возможность беспрепятственно покинуть театр. Ты понял меня?

Тот молчал. Вдруг он вскинул руку, решив, очевидно, выстрелить в Вагифа, и на мгновение ослабил свой захват. Воспользовавшись этим, Саша резким движением сбросила его руку и кинулась к Вагифу. Два выстрела слились воедино. Пуля Виктора, попав блондину точно в лоб, разнесла ему на выходе затылок, а его пуля, попав под левую лопатку Саши, мгновенно убила ее. Она даже не успела вскрикнуть.

Вагиф подбежал к ней и, подхватив тело, опустился с ним на пол. Он еще не понимал, что произошло. Он смотрел на ее постепенно бледнеющее лицо, все еще не веря, что ее уже нет в живых. И лишь осознав наконец, что судьба в очередной раз круто обошлась с ним, отняв единственного близкого человека, резко вскочил на ноги. Его натура требовала действий, немедленных действий, которые могли хоть на мгновение притупить боль от ужасной утраты.

— Мы нашли это в кармане у блондина, тихо произнес Виктор, подавая визитную карточку и электронное сигнальное устройство, с помощью которого наемные убийцы предупредили блондина о срыве намеченного покушения.

— Свяжитесь с Алексеем Васильевичем, вызовите милицию и «скорую помощь». Пусть до приезда врачей с ней кто-нибудь останется из наших. — И, набросив на тело Саши свое пальто, Вагиф выбежал из коридора.

Когда он подбежал к «девятке», там уже сидели трое его коллег. Виктор был за рулем.

— Есть связь? — отрывисто спросил Вагиф, садясь с ним рядом.

Тот молча протянул ему микрофон. Алексея Васильевича было прекрасно слышно. Кратко доложив о случившемся, Вагиф молча выслушал скупые слова соболезнования и предложил сейчас же навестить фирму, адрес и телефон которой был обозначен на визитной карточке убитого блондина.

Алексей Васильевич высказал сомнение, что у убитого, по сути дела, тоже участника операции, могла оказаться визитная карточка с подлинными данными фирмы, в которой он работал. Однако он выслушал возражения Вагифа, предположившего, что мысль мэтра верна лишь при условии, что они имеют дело с профессионалами. Однако последние события как раз опровергают это. Скорее всего, по мнению Вагифа, они имели дело с двумя разными группами наемников, различающихся, помимо всего и своей подготовкой. Они вполне могли быть наняты какой-нибудь респектабельной фирмой.

После короткой паузы мэтр согласился с предложением Вагифа и приказал действовать немедленно. Дорога была каждая минута. Известие о неудавшемся покушении заинтересованные лица могли получить с минуты на минуту и сразу же уничтожить любые компрометирующие их улики. В конце разговора, спросив данные фирмы, он пожелал им успеха.

Вагиф поехал с Олегом в «ниве». К моменту окончания разговора с мэтром к театру подъехали машины милиции и «скорой помощи». Олег в общей сумятице сумел незаметно покинуть здание. Ехать предстояло в другой конец города, в один из новых жилых районов.

Впереди мчалась «девятка». Ловко обгоняя машины, она неслась стрелой по постепенно пустеющим улицам не сбавляя скорости на поворотах. Вагифу было нелегко удерживать дистанцию, чувствовалось явное превосходство Виктора. Наконец они вырвались на простор проспекта и, выжав из своих машин все что можно, в считанные минуты достигли микрорайона.

После недолгого кружения по узким, плохо освещенным дорожкам внутреннего двора они нашли нужный дом. Это оказалось двухэтажное здание, расположенное на отшибе. В нем размещался, согласно нескольким вывескам, ряд контор по предоставлению различных услуг населению, начиная с пошивочного ателье и кончая сберкассой. Но никакого офиса, похоже, здесь не было. По одну сторону здания высились два новых, еще незаселенных многоэтажных здания, а с другой стороны был вырыт котлован под новый дом. Место было глухое.

— Что теперь станем делать? — тихо спросил Олег, когда один из ребят, вернувшись, доложил, что ничего похожего на фирму он так и не нашел.

— Определим по телефону. Свяжитесь с телефонной станцией, узнайте адрес, по которому установлен этот телефон, и точное наименование организации, которой он принадлежит.

Олег стал энергично названивать куда-то по радиотелефону. Вагиф же еще раз внимательно рассмотрел визитную карточку. Она была более чем необычной. На ней были указаны телефон, адрес, название фирмы — и все. Хотя, как правило, дается более полная информация о самой организации или приводится фамилия ее полномочного представителя. Ничего похожего здесь не было.

— Адрес тот же, а кто владелец, определить пока не удалось, — произнес Олег, прервав размышления Вагифа.

— Знаешь что, — сказал вдруг Вагиф, — позвони-ка по этому телефону и скажи ребятам, чтоб они подошли к зданию и попытались на слух определить, где звонит этот чертов телефон.

Олег понимающе кивнул и, подозвав остальных, передал им предложение Вагифа. Только после третьего звонка они сошлись во мнении, что телефон находится на втором этаже в левой части здания.

Подогнав «ниву» вплотную к зданию, Олег поднялся на крышу машины и, схватившись за край балкона, подтянулся наверх. Следом за ним поднялся Вагиф. Остальные двое должны были обеспечить отступление в случае непредвиденных обстоятельств.

Они не предполагали, что им придется проникать в помещение, и потому не взяли никакого необходимого инструмента. Кроме того, для соблюдения особой осторожности не было времени. В любой момент здесь могли появиться нежелательные свидетели их не совсем, мягко говоря, законных действий.

Поэтому, не мудрствуя лукаво, Олег обмотал правую руку курткой и, сильно нажав, выдавил стекло. Как ни странно, ни сигнализации, ни простой металлической решетки на окне не оказалось. Вагиф недоуменно взглянул на своего напарника.

Проникнув в здание, они осторожно пошли по коридору. Олег включил мощный фонарь. На двери перед собой они прочитали, что здесь находится филиал какого-то детского клуба. Олег, связавшись по рации с Виктором, попросил его еще раз позвонить по телефону. Через несколько секунд где-то неподалеку от них снова требовательно зазвонил телефон.

Еще раз переглянувшись, Олег с Вагифом, слегка разогнавшись, высадили дверь. На стеклянной двери, за которой не умолкая звонил телефон, висела написанная от руки вывеска «Юридические консультации населению». Эту дверь Олег открыл уже сам, без помощи Вагифа.

В комнате практически не было мебели. В одном углу стояли старый письменный стол с кипой каких-то бумаг и кожаное кресло. В противоположном углу высился старомодный книжный шкаф, набитый какими-то папками.

Вагиф и Олег молча разделили комнату на две равные половины и приступили к тщательнейшему обыску. Они просмотрели практически все, каждую бумажку, все папки, но ничего заслуживающего внимания так и не нашли. Уже собираясь покинуть комнату, Вагиф, просто для очистки совести, перевернул большую квадратную коробку, до краев набитую какими-то бумагами, порядком пожелтевшими от времени. Неожиданно сбоку, с внутренней стороны коробки, он заметил небольшой конверт, прикрепленный кусочком жевательной резинки к картону. Отодрав конверт от коробки, Вагиф заглянул внутрь. Там лежал небольшой кусочек бумаги с какими-то цифрами. Опустив этот конверт в карман пиджака, Вагиф вместе с Олегом направился к выходу.

Проделав тот же путь, но уже в обратном направлении, они осторожно в полной темноте подошли к балконной двери. Здесь Олег включил фонарь, так как им предстояло проникнуть через отверстие с массой торчащих осколков от выдавленного стекла.

Не успел он включить этот чертов фонарь, как длинная автоматная очередь, разорвав тягостную тишину, густым веером прошлась вдоль всего балкона. Вагиф в самую последнюю секунду успел откинуться в сторону, не забыв подсечь Олега. Уже лежа на полу и обхватив одной рукой голову, поскольку осколки стекла градом сыпались на них сверху, Вагиф сумел вытащить пистолет. Но применить его не было никакой возможности. По балкону строчили уже два автомата. Прислушавшись к выстрелам, Вагиф явственно различил отдельные пистолетные выстрелы. Очевидно, Виктор со своим напарником тоже оказались не в лучшем положении. Хотя было непонятно, как они проворонили этих автоматчиков.

— Будем прорываться через первый этаж, — прохрипел Вагиф Олегу, перевернувшись на бок.

Ползком они добрались до лестницы и быстро скатились по ступенькам вниз, в пылу не почувствовав боли от ушибов. Оказавшись на первом этаже, они, с трудом сориентировавшись в темноте, заняли позицию по обе стороны небольшой витрины какого-то магазинчика. На ней, как и на двух окнах и двери, ведущей на улицу, в отсветах автоматных очередей хорошо были заметны толстые металлические решетки.

— Попались, — прошептал Вагиф.

Пододвинувшись к окну, он выглянул на улицу. В темноте различил силуэт микроавтобуса, рядом с которым заняли позицию два автоматчика. Третий стоял чуть поодаль, что-то держа в руках. Присмотревшись, Вагиф вдруг понял, что это гранатомет. Еще дальше он заметил легковую машину и сидящего в ней человека, к которому все время кто-нибудь подбегал, видимо, за инструкциями. Их «нива» стояла в некотором отдалении.

По звукам выстрелов Вагиф догадался, что Виктора с напарником отсекла от дома вторая группа. И им тоже приходится несладко. Парень с гранатометом вел себя неспокойно. Он то поднимался во весь рост, то опускался на одно колено, нервно вертя оружие в руках. При очередной вспышке Вагиф пальцем показал на него Олегу. Тот, сперва не поняв, неопределенно махнул рукой, потом, сообразив, что Вагиф имеет в виду, отодвинулся в глубь помещения.

При очередной вспышке Вагиф, на минуту выскочив из своего укрытия, выстрелил через окно, попав в ногу парню с гранатометом. Тот инстинктивно нажал на спусковой крючок.

От взрыва гранаты металлическая решетка разлетелась. Густое облако из бумаг, кусков штукатурки и тому подобного, накрыв собой проем витрины, отгородило стрелявших от Вагифа и Олега. Автоматчики как-то сразу прекратили стрельбу, пытаясь разобраться в происходящем. На минуту умолкли даже пистолетные выстрелы, интенсивно доносившиеся откуда-то слева, где вели бой Виктор и его напарник.

И именно в это самое мгновение, когда неожиданно воцарилась странная тишина, из облака пыли появились Вагиф с Олегом. Прикрывая носовыми платками нижнюю часть лица, они легко перемахнули через проем витрины и, упав на слегка расставленные локти, сразу же перекатились в противоположные стороны, за секунду до приземления, еще в полете, успев произвести по три выстрела.

Оба автоматчика и нервный гранатометчик, получив каждый по две пули, завалились в разные стороны, коснувшись земли почти одновременно со своими противниками, которые в отличие от них были живы. Мужчина в легковой машине, поняв, наконец, что произошло, резко нажав на газ, сорвался с места, но далеко уехать не успел. Прямо перед его машиной возникла реликтовая «волга», ГАЗ-21, из которой с автоматом в руках неожиданно для всех появился сам Алексей Васильевич.

Отбросив в сторону Константина, который с пистолетом бросился к нему, стараясь оказаться между ним и мчащейся на них машиной, он вскинул тяжелый АК образца шестьдесят седьмого года и без особых усилии, держа автомат одной рукой наподобие пистолета, в упор расстрелял приближающуюся машину. И, выпустив весь магазин, отпрянул в сторону.

Машина, начавшая тормозить, мягко стукнулась о массивный бок «волги» и остановилась. Подбежавший Константин, держа пистолет наизготовку, рывком открыл переднюю дверцу автомобиля. Из него тяжело вывалился мужчина. Он был мертв.

Вагиф и Олег, успев подхватить валявшиеся на земле автоматы, бросились туда, где отстреливался Виктор со своим напарником. Но и там бой подходил к концу. Двое из нападавших были убиты, а оставшиеся в живых после всего случившегося явно не выказывали особого желания сопротивляться.

Вагиф бегом вернулся к Алексею Васильевичу. Оба понимали, что надо срочно уходить. В их положении встречаться с правоохранительными органами вовсе не стоило. Быстро обыскав нападавших, как мертвых, так и живых, они собрали оружие и, сложив его в кузов микроавтобуса, завели туда всех оставшихся в живых. Уже выходя из микроавтобуса, Вагиф заметил странное электронное устройство, лежащее на переднем сиденье.

С помощью его нас запеленговали и определили, куда мы направляемся, — тихо пояснил Виктор, садясь за руль.

Вагиф сел с Алексеем Васильевичем в «волгу». За рулем был Константин. Выбравшись на шоссе и съехав немного на обочину, они остановились. Мимо них по направлению к городу промчались «нива» и «девятка», а через секунду, мягко шурша шинами, проследовал микроавтобус. В нем находился Виктор со своим напарником.

А еще через минуту вдалеке послышался вой сирены, и несколько милицейских машин с шумом пронеслись в обратную сторону.

— Ты никогда не задумывался, почему наши доблестные милиционеры всюду всегда опаздывают? — повернув голову, спросил Вагифа мэтр.

Вагиф удивленно взглянул на него.

— Ну ладно, сей интригующий вопрос мы обсудим несколько позже, а пока давай решим, что делать дальше, — продолжил Алексей Васильевич, демонстративно закурив сигарету. — Что смотришь? Видишь, в какое дело ввязались, тут сам бог велел закурить.

Вагиф молча протянул ему конверт со странным листком бумаги. Алексей Васильевич осторожно взял его и внимательно рассмотрел под ярким светом мощного фонаря.

— И что ты по этому поводу думаешь? — вернув Вагифу конверт, спросил он.

— Думаю, это шифр ячейки камеры хранения, где лежит нечто, что может нас заинтересовать.

— Возможно, но где именно, на каком вокзале или, может, вообще где-нибудь в другом месте, не на вокзале, а? Слушай, а где ты ее нашел?

— В коробке с бумагами.

— Чертовщина какая-то. Мне все больше кажется, что мы имеем дело или с очень хитрым противником, или, наоборот, с какими-то придурками.

— В нашей ситуации это не столь важно. И в том, и в другом случае будет крайне трудно предугадать их дальнейшие действия. Поэтому я предлагаю забыть об опыте и элементарной логике и подойти к этой проблеме сугубо интуитивно. Предположим самое тривиальное.

— Валяй, — недовольно пробурчал Алексей Васильевич.

— Предположим, что блондин и есть тот человек, который должен был расплатиться с этими парнями. Справедливость такого предположения отчасти подтверждает найденное у него электронное устройство, с помощью которого он был предупрежден о нашем нападении на подъехавших к театру молодчиков. — Не обращая внимания на возражения мэтра, Вагиф продолжил: — Но он решил подстраховаться и оставил бумажку с шифром в офисе на случай, если что-то сорвется и у него возникнут проблемы. И поскольку встреча у них была назначена недалеко от Казанского вокзала, то ячейку камеры хранения надо искать там.

— Слишком складно все получается. Если б ты еще мне объяснил, почему они устроили тут целое сражение, я был бы тебе очень благодарен. Ведь если следовать твоей логике, то там должны были находиться только деньги, и все. Естественный вопрос: пошли бы они на все это просто из-за денег, даже если там достаточно крупная сумма? Я лично сомневаюсь. Значит, в офисе было что-то еще, куда более ценное для них. И вы это не нашли.

— Ну и что будем делать, не возвращаться же?

— Тут я с тобой согласен. Возвращаться мы, точно, не можем. Так что у нас одна дорога — на Казанский вокзал.

Они оказались на месте минут через сорок. Оставив машину на стоянке, пошли в сторону вокзала. Точнее говоря, пошли двое, Вагиф и Алексей Васильевич. Константина непреклонный мэтр оставил в машине.

Оказавшись в камере хранения, они не спеша подошли к ячейке, номер которой соответствовал первым цифрам на листке бумаги. Набрав шифр, Вагиф потянул дверцу на себя. Она не поддалась. Он повторил еще раз, но с тем же результатом. Алексей Васильевич снисходительно улыбнулся и медленно отошел в сторону.

Вагиф молча направился в другой конец помещения, где подошел к ячейке, номер которой соответствовал последним записанным цифрам. Аккуратно набрав шифр, он, затаив дыхание, потянул на себя дверцу. Боковым зрением он чувствовал взгляд Алексея Васильевича. Неожиданно дверца, неприятно скрипнув, поддалась. Медленно сунув внутрь руку, Вагиф вытащил старую спортивную сумку. Она была грязной, громоздкой и довольно тяжелой.

Алексей Васильевич, увидев в руках Вагифа сумку, еле заметно кивнул ему. Из зала Вагиф вышел первым. За ним, держа правую руку в кармане, вышел Алексей Васильевич, точно соблюдая принятую в таких случаях дистанцию. Спокойно дойдя до машины, Вагиф сел на заднее сиденье. Машина медленно тронулась и, сделав небольшой круг, подъехала к стоявшему Алексею Васильевичу, который, еще раз окинув взглядом улицу, быстро опустился на сиденье рядом с Вагифом. За ними никто не следил, и антикварная «волга», сорвавшись с места, помчалась в сторону пригорода.

Всю дорогу они молчали. Лишь подъезжая к даче, Вагиф, закурив сигарету, неожиданно спросил:

— Алексей Васильевич, я вот все думаю и не могу понять, почему вы приехали на этом доисторическом автомастодонте?

— Это для вас, молодых, автомастодонт, а для меня машина моей молодости. Это во-первых. А во-вторых, вы, паршивцы, все остальные машины к моменту моего выезда увели. И вообще, это мое личное дело, на чем хочу, на том и езжу. Вот так. Дай-ка мне лучше сигарету. — И, отвернувшись, мэтр с удовольствием затянулся крепкой сигаретой.

Приехав на дачу, Вагиф с Алексеем Васильевичем сразу же поднялись к нему в кабинет. Не успели они зайти в комнату, как раздался требовательный телефонный звонок. Подойдя к аппарату, мэтр, откашлявшись, поднял трубку.

— Да, здравствуйте, — почтительно ответил он, садясь в кресло. — Спасибо, все хорошо. Да-да, пока все хорошо… Нет, это были не мои ребята… Нет, никакой информацией не располагаю… Конечно, если что-то узнаю, непременно доложу. Непременно. Всего наилучшего.

Взяв со стола пачку сигарет, только что положенную Вагифом, Алексей Васильевич жадно закурил.

— Уже интересуются, — тихо начал он, — не связаны ли мы с инцидентом у этой чертовой кулинарии. К слову сказать, на сей раз мы разнесли кулинарию. Даже как-то неудобно сказать, так что придется молчать, а то засмеют. — И, весело рассмеявшись, мэтр потянулся к бару.

Разлив коньяк, он кивнул в сторону сумки. Вагиф молча положил ее на журнальный столик и открыл. Заглянув внутрь, он под влиянием неосознанного им самим чувства резко перевернул ее. Из ее чрева медленно посыпались деньги, целый дождь долларов. Они образовали небольшую горку. Отдельные купюры, слетая с верхушки денежного холма, кружась, падали на пол.

— Сколько там? — хрипло произнес Алексей Васильевич, одним махом опрокинув рюмку.

— Думаю, несколько сот тысяч, — окинув взглядом деньги, ответил Вагиф.

— Пересчитай и положи в мой сейф, а сумку внимательно осмотри и уничтожь.

Деньги Вагиф сложил в небольшой потайной несгораемый сейф, о котором, кроме них с Алексеем Васильевичем, никто не знал. Прикрыв сейф зеркалом, он тщательно осмотрел сумку, но она не представляла никакого интереса, и он со спокойной совестью бросил ее в камин. Когда все было кончено, он сел в кресло напротив Алексея Васильевича.

— Я все думаю, что делать с деньгами. И чем больше думаю, тем больше прихожу к мнению, что нам с тобой никому ничего о них говорить нельзя. Дело не в деньгах, просто, рассказав, как они к нам попали, мы можем оказаться втянутыми в такие коллизии, что в результате нам уже ничто не понадобится. Сумку, кроме нас двоих, видел только Константин, а он будет молчать. Так что все шито-крыто. Да, и последнее, — после небольшой паузы продолжил он. — Все, что произошло, мне очень не нравится, все это от начала до конца ненормально и алогично. В том числе и то, как мы вышли на эти проклятые деньги. Я уже не говорю, что несколько сот тысяч долларов за одно убийство — это, по-моему, чересчур много, что также наводит на определенные мысли. Поэтому не удивляйся тому, что я скажу. Будь осторожен. Обычно после таких негаданных везений наступает полоса не менее негаданных осложнений. Особенно в нашей работе. Этот закон я на собственной шкуре проверил. А сейчас иди, я очень устал. Да и тебе необходимо отдохнуть. С утра поезжай в пансионат, я распоряжусь. Я тут покумекаю, а потом сам приеду, и все обговорим.

Попрощавшись, Вагиф покинул комнату. Он не мог избавиться от ощущения, что стоит на пороге каких-то малоприятных событий. Однако реальность оказалась еще более страшной и малопонятной. Но все это было впереди.

ГЛАВА 9

Вагифу предоставили тот же номер, в котором месяц назад останавливались его друзья-бомжи. Это был уютный двухкомнатный номер с двумя балконами, громоздкой румынской мебелью и разнообразной электроникой, начиная с музыкального центра японского производства и кончая каким-то немыслимо сложным моечным агрегатом на кухне.

В холодильнике, раза в два больше обычного, бытового, Вагиф, к своему удивлению, нашел массу приятных вещей. Три бутылки хорошей водки, замороженные фрукты и овощи в красивых красочных упаковках, несколько кур и мясные полуфабрикаты. Все это было аккуратно уложено и выглядело достаточно аппетитно.

На небольшом журнальном столике у кровати Вагиф нашел несколько книг по политике и экономике зарубежных стран, в первую очередь развивающихся и добившихся определенного прогресса в своем развитии. Кроме этих книг, здесь было несколько вырезок из американских газет и пара детективов в броских обложках на английском языке.

Нетрудно было заметить, что литература подобрана со знанием дела и, самое главное, с учетом интересов и симпатий Вагифа. Он невольно еще раз приятно удивился предусмотрительности мэтра и его феноменальной памяти, удерживающей в своих клетках такие мелочи, как вкусы собственных подчиненных. Алексей Васильевич действительно был неплохим психологом. Он не раз говорил своим более молодым сотрудникам, что в их работе очень многое зависит от личных контактов с интересующим их человеком. Потому что для большинства людей, независимо от их социального положения, интеллекта и образования, самым важным является неподдельный интерес к ним со стороны других. Надо уметь учитывать их особые, порой незначительные пристрастия, то, что отличает их от других. Вовремя напомнить им случаи из их собственной жизни, когда они, по их же мнению, наиболее выигрышно смотрелись. Все эти, казалось бы, мелочи просто необходимы в их профессии, и люди, освоившие эти «методы», обычно добивались значительных результатов как в работе с агентурой, так и в общении со своими же коллегами.

Как-то раз Алексей Васильевич признался, что наиболее перспективные агенты, с которыми ему пришлось работать за рубежом, ценили именно эту сторону их отношений. И нередко в практике Алексея Васильевича бывали случаи, когда после его перевода на другую работу или в другую страну люди, имевшие дело с ним и принесшие колоссальную пользу Союзу, наотрез отказывались общаться с его коллегами. Что порой вызывало жгучую зависть у остальных сотрудников и даже его прямых начальников. Поэтому Алексей Васильевич, помимо широко известного в определенных кругах прозвища «мэтр», имел еще одно, к которому, правда, сам относился куда более холодно. Он проходил еще под именем «психолог».

Когда Вагиф приехал в пансионат, было еще довольно рано. В комнате царил неприятный утренний сумрак, который лишь усугублял ощущение одиночества и безысходности. В потоке быстро мелькающих событий, вихрем пронесшихся за последние часы, не было ни секунды для трезвого анализа происшедшего. И только сейчас, оставшись один, без окружавших его коллег и всепонимающего мэтра, в залитой белесым светом комнате, он вдруг отчетливо понял, что после гибели Саши что-то очень важное, связывающее его с остальным миром, помогающее ему воспринимать действительность не только через призму узкопрофессионального интереса, но шире, проще говоря, человечнее, как-то вдруг оборвалось, растопив в жгучей, плохо управляемой волне гнева желание понять, простить, не мстить.

С этого момента для него перестали существовать категории возможного, вероятного, требующего осмысления. Ему необходимы были действия и еще раз действия. Пусть даже порой не отвечающие понятиям милосердия и сострадания. Это уже его мало волновало, поскольку действия полностью соответствовали внутреннему состоянию его души, которое можно было охарактеризовать одним словом: месть.

Любил ли он Сашу? Как ни странно, это был очень сложный вопрос для него самого. Пока она была жива, он как-то об этом не задумывался. Его вполне устраивало ощущение того, что он не один в этом мире, что у него, как и у всех остальных нормальных людей, есть дом, где его ждут, есть женщина, к которой он может вернуться. И даже если в общепринятом понимании их отношения с Сашей трудно было назвать семейными, все равно это было нечто такое, чем он дорожил, что, по сути дела, во всяком случае для него самого, без выспренных, лживо-обтекаемых, поизносившихся слов объясняло его собственную нужность и отчасти нужность его работы как частицы его самого.

Когда-то, еще в самом начале работы Вагифа в органах, немолодой сотрудник, проработавший в «системе» более двадцати лет и так и не дослужившийся до более или менее значительной должности, на одном из редких банкетов по случаю какого-то протокольного юбилея, порядком набравшись и на время забыв о «революционной» бдительности, вдруг проговорился или, вернее, оговорился.

Поминутно смахивая мутную слезу носовым платком в крупную яркую клетку, он высказал очень важную мысль, что всю свою осмысленную жизнь, — очевидно, он имел в виду ту ее часть, которая была связана с работой в органах, — он свято верил, что честно выполняя свой долг, он тем самым защищал собственную семью, родственников и просто хороших и честных людей. К слову сказать, о партии он и не заикнулся.

Тогда Вагиф и его молодые коллеги еще посмеялись над словами этого немолодого человека и не придали им значения, посчитав неэтичным высказыванием не больно умного да еще и неудачливого сотрудника. Но прошли годы, и Вагиф, которого трудно было назвать неумным и тем более неудачливым, неожиданно почувствовал, что теми самыми родственниками, просто хорошими и честными людьми, семьей наконец, для него была Саша. Так сказать, одна в нескольких лицах.

Подойдя к холодильнику, Вагиф вытащил бутылку водки и, взяв банку шпрот и лимон, опустился на стоящий рядом с холодильником стул. В хлебнице он нашел белый и черный хлеб. Отрезав несколько ломтей черного хлеба, он неторопливо откупорил бутылку и налил себе полную рюмку, предварительно опустив в нее тонкий кружочек лимона. Выпив первую рюмку и закусив шпротами, он налил вторую, потом третью. Вскоре он потерял счет и наливал очередную рюмку чисто автоматически, не забывая всякий раз заедать выпитое шпротами. Через каждые три рюмки он аккуратно вынимал пропитавшийся спиртом кусок лимона и неторопливо с наслаждением его съедал, после чего клал в рюмку новый золотистый кружочек.

Пили ли офицеры КГБ? Конечно, пили. И не только на редких коммунистических праздниках и днях рождения. Знали ли об этом старшие начальники? Естественно, знали. Потому что сами в большинстве своем работали иногда сутками без перерыва, и единственным средством хоть как-то сбросить напряжение становился порой алкоголь. Но спившихся, во всяком случае за время работы в системе, практически не было. Это уже после выхода на пенсию некоторые, так и не вписавшиеся в новую и порой непонятную гражданскую жизнь, как то ни прискорбно спивались. Но они все-таки составляли меньшинство.

Вагиф не был любителем горячительных напитков. Просто у него после смерти Саши все внутри как будто застыло. Он не способен был дать волю своим эмоциям, что-то непонятное, липкое затопило его сознание, притупив все чувства. И он никак не мог отделаться от этого удушающего мерзкого обруча, сдавившего его. Ему казалось, что где-то внутри у него тяжелой глыбой застыл ком льда и если он его не растопит, то так и не поймет, что с ним произошло. А не поняв, не сможет жить дальше, во всяком случае так, как жил прежде.

К полудню он уже потерял счет бутылкам. Допив всю водку, он медленно, по стеночке добрался до бара в гостиной и, с трудом усевшись в кресло, принялся за коньяк. Благо эти бутылки открывать не пришлось, большинство из них было с винтовой пробкой. Марочный коньяк он поглощал с помощью изящной хрустальной рюмочки чешской работы и большой коробки шоколадных конфет, на которую случайно набрел, перебираясь из кухни в гостиную.

Самое странное — он не пьянел. Он сам понимал всю неестественность происходящего, когда после такой убийственной дозы алкоголя мозг еще продолжал работать, автоматически фиксируя все детали и критически оценивая, как бы со стороны, его поведение. Во всем этом было что-то дьявольское, пугающее, нечто такое, что не поддавалось пониманию.

Все еще продолжая трезво осмысливать происходящее, Вагиф медленно поднялся и с трудом передвигая тяжелые ноги, доплелся до входной двери, в которую вот уже несколько минут кто-то усиленно барабанил. Открыв дверь, он не удержал равновесия и во весь рост растянулся в коридоре, продолжая держать в левой руке рюмку с коньяком.

— Пьешь, — неодобрительно проговорил Алексей Васильевич, проходя в комнату.

Константин, подняв Вагифа, довел его до кресла и присел на стоящий рядом стул, готовый в любую минуту среагировать на любое его неудачное движение.

— Тогда, может, и меня угостишь? — повысив голос, продолжил мэтр. — Что, только у тебя горе? А у меня его нет? Мне уже седьмой десяток пошел, а я один как перст на всем белом свете. Всех успел схоронить, и жену, и дочь. И сейчас хрен его знает, что может произойти завтра. Вышвырнут как шелудивого пса на улицу, и начинай новую жизнь на старости лет. Ты что думаешь, я за сорок лет службы что-нибудь нажил? Ни черта. Это только пока дача да машина государственные, а потом, если что, пшик один, и все. Так что наливай, мне в самый раз напиться, тем более что есть повод.

Вагиф осторожно взял бутылку и плеснул в рюмки коньяк. Алексей Васильевич поднял свою рюмку и молча выпил. Вагиф взял свою, поднес ко рту и вдруг почувствовал, как его замутило. Удушающая тошнота подступила к горлу и тяжелым комком обложила гортань. Стало трудно дышать. Рюмка, выпав из руки, со звоном разлетелась на мелкие кусочки. Вагиф, прижав к губам носовой платок, бросился в ванную комнату.

Его трясло и выворачивало больше часа. Казалось, все, ничего не осталось в желудке, но через секунду все начиналось снова. Когда наконец это прекратилось, на него страшно было смотреть. Осунувшийся, с мутным взглядом, Вагиф был не похож на себя. Приняв душ, он вернулся в комнату. Комната была прибрана, ни одной бутылки спиртного ни на столе, ни в баре. У тахты, на журнальном столике, стояла большая чашка, над которой медленно поднималось облачко пара. Подойдя поближе, Вагиф почувствовал ни с чем не сравнимый запах хорошего кофе. Жадно выпив его, он свалился в буквальном смысле слова на тахту и сразу же погрузился в глубокий сон.

Проснулся он вечером. Тщательно побрившись, неторопливо оделся, выбрав теплые мягкие брюки темно-серого цвета и в тон им толстый исландский свитер с высоким воротником-стойкой. После чего, натянув сапоги и куртку, покинул номер. Спустившись вниз, он выпил в кафе две чашки черного кофе и съел кусок какого-то пирога. Потом перелистал пару журналов и, взяв свою куртку, вышел в вестибюль.

Молодой парень, лениво пережевывавший котлету в углу кафе, прервал свое невеселое занятие и, положив деньги на стол рядом с тарелкой, вышел вслед за ним. Вагиф, не глядя по сторонам, быстро пересек вестибюль и вышел на улицу. Он прекрасно понимал, что Алексей Васильевич не оставит его без внимания и потому не стал терять время на выяснение того, кто именно сегодня будет выполнять нелегкую роль его ангела-хранителя.

Подойдя к оставленной по его просьбе «ниве», он открыл дверцу и, не удержавшись, посмотрел в зеркало заднего обзора. Заметив молодого парня, садящегося за руль «шестерки», ранее внимательно следившего за ним в кафе, Вагиф невольно улыбнулся. Все в порядке, значит, он, несмотря ни на что, все еще в форме, поскольку заприметил парня еще в коридоре, заходя в кафе.

Алексей Васильевич не говорил, можно ли покидать пансионат. Да и сам Вагиф прекрасно понимал, что делать это нежелательно, но и оставаться здесь он больше не мог. Ему было необходимо сменить обстановку, потолкаться в городе, побыть в обыкновенной человеческой толпе, далекой от стрельбы, погонь, смертей. Короче говоря, он хотел хоть на какое-то время забыть весь тот ужас, который ему пришлось пережить за последнее время.

До города он добрался без приключений. Оставив машину на стоянке у метро, он пешком прошел несколько кварталов и оказался в районе Арбата. Несмотря на холод и довольно позднее время — было что-то около семи вечера, — здесь оказалось многолюдно. Он любил тут гулять. Он мог часами всматриваться в незатейливо выполненные произведения искусства, часто выставляемые здесь для всеобщего обозрения, или слушать музыку местных музыкантов, порой искренне удивляясь их мастерству. Воистину на Арбате можно было встретить все что угодно и на любой вкус.

Он уже гулял больше часа и собирался вернуться к своей машине, как вдруг услышал неподалеку знакомый голос. Пройдя несколько шагов, он неожиданно увидел Ксению, яростно спорящую с каким-то бородатым мужиком двухметрового роста. Из долетающих до него обрывков разговора Вагиф понял, что этот детина — художник, который никак не хочет уступить Ксении свой «шедевр» на червонец дешевле.

Вначале Вагиф хотел уйти, но потом, повинуясь какому-то необъяснимому порыву, сделал несколько шагов и, вытащив необходимую сумму, молча протянул ее несговорчивому художнику. Ксения возмущенно повернулась, но, узнав Вагифа, смущенно замолчала и попятилась назад.

— Я дарю вам это полотно и прошу вас принять его, — неожиданно чопорно произнес Вагиф, чем, очевидно, окончательно сразил Ксению.

Она медленно протянула руку и взяла картину. Вагиф улыбнулся и, повернувшись, пошел в сторону метро. Вдруг он услышал сзади чьи-то шаги и кто-то крепко схватил его за рукав. Повернув голову, он увидел рядом с собой слегка запыхавшуюся Ксению.

— Хорошо, я возьму эту картину, но тогда вы должны поехать со мной, — выдохнула она, все еще крепко держа его за рукав.

— Куда? — ничего не понимая, спросил Вагиф.

— На день рождения моего… нашего друга, — ответила Ксения, глядя ему прямо в глаза.

А через полчаса они были уже в чистой, празднично убранной квартире на третьем этаже старого пятиэтажного дома в самом центре Москвы. Хозяином квартиры оказался тот самый артист, с которым судьба свела Вагифа в ту памятную ночь его возвращения домой. Увидев их, он совсем не удивился, напротив, повел себя так, будто в их приходе нет ничего странного и неестественного. Он даже не спросил, как и где они встретились, молча провел их в гостиную.

Гостей было немного. Вместе с ними человек десять. За столом царила непринужденная, дружелюбная атмосфера. Не было оглушительно громких тостов, как не было и не в меру сальных шуток. Но при всем том явственно ощущалась какая-то естественная раскованность и свобода, не переходящая тем не менее в назойливую фамильярность, которой так часто грешат в подобных застольях.

Вагиф чувствовал себя превосходно. Отказавшись от предложения сидящего рядом с ним мужчины выпить коньяк, он с удовольствием поел хорошо приготовленную долму, щедро полив ее густым кефиром. Несмотря на зиму, на столе было много зелени и свежих овощей. Часов в одиннадцать гости стали расходиться. Вагиф уже решил тоже покинуть гостеприимного хозяина, но тот неожиданно подошел к нему и предложил задержаться.

Когда гости ушли, они втроем перешли на кухню, благо она по размерам больше походила на комнату, и, уютно расположившись в углу, приступили к наиболее важному ритуалу — чаепитию. Хозяин дома приготовил великолепный чай, щедро добавив в него какие-то специи.

— У вас все нормально? — неожиданно прервав затянувшееся молчание, спросил именинник, которого Ксения называла дядей Сережей.

— Да, Сергей Арутюнович, пока бог миловал, нормально, — ответил Вагиф, невольно сделав паузу перед последним словом.

— Я очень рад, — продолжал хозяин дома. — Вы знаете, после нашего разговора со мной прямо перед моим днем рождения произошел на базаре странный случай. Пригласил своих старых друзей, только вот мама Ксении не смогла прийти, она срочно выехала в Питер. Там захворала ее старшая сестра… Да, о чем я? Так вот, пошел я на базар. И, как обычно, решил купить зелени, свежих овощей. Побаловать друзей, как говорится, дарами юга. Ну, а покупаю я обычно у торговцев-азербайджанцев, у одних и тех же, наверное, уже лет десять. И вот, значит, покупаю я свежие парниковые огурцы, соответственно торгуюсь, переговариваюсь с продавцом и вдруг слышу за спиной какой-то незнакомый неприятный голос. Оборачиваюсь. Передо мной стоит мужчина лет тридцати, хорошо, но безвкусно одетый, и нарочито громко по-армянски говорит: что, мол, ты покупаешь овощи у этого турка? Лучше с голоду помереть, чем иметь с ними дело. А сам такой налитой, краснощекий, кровь с молоком. Мне стало неприятно. Не знаю, понял или нет сказанное продавец, но я положил на прилавок овощи и отошел в сторону. И, отойдя на достаточное расстояние, вдруг остановился, меня как молнией пронзило. А почему я, уже далеко не молодой человек, должен слушаться этого молодого нахала? Неужели он лучше меня знает, что нужно, а что не следует делать? Эта мысль настолько потрясла меня своей очевидностью, что я вернулся и, не торгуясь, выложил деньги за два килограмма. К слову сказать, торговец тоже повел себя несколько неожиданно. Взвесив огурцы, он вдруг перегнулся через прилавок и положил поверх огурцов несколько больших кистей винограда, наотрез отказавшись взять за них деньги.

Хозяин дома на минуту остановился и, отхлебнув уже холодный чай, продолжал:

— Что хочу сказать? Я специально не хочу касаться Азербайджана, поскольку считаю неэтичным обсуждать что-либо только с позиций критики, это не конструктивно и, по-моему, не совсем умно. Я глубоко уверен, что среди азербайджанской интеллигенции есть люди, критично и разумно оценивающие ситуацию. Выскажу лишь то, что больше всего волнует меня как армянина. Хотя последнее время я живу далеко от родины, но, где бы я ни был, помню, что моя родина — Армения. Мне трудно передать, что со мной творится, когда я слышу нашу музыку или родную речь. Родину как мать или собственных детей не выбирают, ее любят такой, какая она есть, даже если ты с чем-то не согласен. Точно так же, с моей точки зрения, надо относиться и к своему народу, и к его истории. Да, в армянском народе, как и во всех других народах, есть масса положительных чисто национальных черт. Но порой встречается и то, что далеко не всегда заслуживает похвалы. То же самое относится и к его истории. Да, в истории Армении много примеров самоотверженности и геройства, но есть и другие факты, которые также нельзя замалчивать. К слову сказать, я уверен, что то же самое можно сказать почти о каждом народе. И вот что. В последнее время меня очень беспокоит, что все чаще и чаще из уст некоторых представителей армянской интеллигенции слышатся странные намеки. Я уже не говорю об отношении к вашему народу, здесь, как говорится, все рекорды побиты. Хотя справедливости ради должен заметить, что и ваша сторона в долгу не остается. Но я все-таки хочу вернуться к основной теме. Так вот, меня очень смущает некритичная трактовка истории моего народа некоторыми национал-карьеристами и все чаще и чаще мелькающее утверждение о какой-то исключительности армянского народа. И главное, попытки доказать справедливость этой довольно странной идеи с позиций несколько необычного истолкования хорошо известных фактов. Да, я понимаю, что далеко не все в России, к примеру, знают историю Закавказья, и допускаю, что некоторое время можно весьма вольно рассуждать на эти темы. Но не следует забывать, что рано или поздно люди во всем разберутся. Но я боюсь, что у кого-нибудь снова возникнет потребность несколько «подредактировать» собственную историю, и так до бесконечности.

Сергей Арутюнович сделал небольшую паузу и, закурив очередную сигарету, продолжил:

— В этом вопросе есть еще один непонятный аспект. Давайте посмотрим, кто же эти новоиспеченные радетели армянского народа, к тому же многострадального. К слову сказать, не знаю, как другим армянам, но мне никогда не нравилось это определение — «многострадальный» народ. Народ, имеющий трудную историю, но, несмотря ни на что, сохранивших свою самобытность — это да. Народ, который, несмотря на пережитое горе и лишения, все равно в массе своей сознающий, что единственная возможность дальнейшего развития и процветания — умение найти путь к согласию с соседними народами, — это мне тоже по нутру. А вот выпячивание пережитого, даже такого, о чем порой и помнить не хочется, — это мне непонятно. Нет, я не говорю, что это надо забыть, это история, ее забывать нельзя. Речь о другом. Преступно на всем этом играть, преследуя чаще всего свои чисто шкурные интересы, делая прежде всего собственный народ заложником своих политических, амбиций. И мне кажется, что большинство нынешних политиков как в Армении, так и в Нагорном Карабахе именно из этой среды. Я не говорю о политиках у вас, дай бог, чтобы у вас было иначе. Но думаю, что эта всеобщая ржа не обошла стороной и ваших политиков. Во всяком случае было бы странно, будь это не так.

Хозяин дома специально избегал более резких, а порой и более точных выражений, стараясь не допустить ненароком неэтичных высказываний. Его внутренняя культура еще более выпукло и точно высвечивала реальное положение вещей. Суть заключалась в следующем: два соседа-народа, между которыми, как правило, всегда имеется масса нерешенных проблем, на то они и соседи, загнали себя в угол, поддавшись на провокацию циничных, преследующих свои корыстные интересы политиков, изначально существовавших вне своих наций и объективно сложившихся реалий.

— А еще мне кажется, что некоторые армянские политики в желании достичь своей цели неправильно сориентировались в России. Они сделали ставку, без учета интересов Российского государства, на политические игры некоторых деятелей. Конечно, на этом пути можно добиваться определенных результатов и даже довольно долгое время, но все равно рано или поздно в России возьмут вверх ее государственные интересы, и тогда снова, как это часто бывало в истории, могут возникнуть существенные трудности. К слову сказать, все это лишний раз подтверждает, что во главу угла ставятся интересы отдельных политиков, а не народа. То, что для отдельной личности в смысле времени существенно, для народа, живущего в совсем другом измерении, всего лишь миг, который тем не менее может негативно сказаться на его дальнейшей судьбе. Вы не обижайтесь на некоторые явные недомолвки. Я органически ни в жизни, ни в искусстве не переношу выплескивания эмоций с обязательными претензиями в адрес противоположной стороны. Поскольку прекрасно сознаю; что для определенного типа людей это не что иное, как способ достижения своих целей, не более. Но способ этот сугубо порочен, так как он не конструктивен и, мягко говоря, эгоистичен. А в политике он просто преступен.

В кухне повисла тишина. После монолога уже далеко не молодого мудрого артиста говорить как-то не хотелось. Вагиф вдруг ясно ощутил ту пропасть, на краю которой они оказались, и ужаснулся, воочию представив все последствия этого бесцельного противостояния, возникшего в силу дьявольского по своей внутренней сути желания некоторых людей вершить судьбы народов. Именно дьявольского желания, поскольку властвовать во имя власти, не гнушаясь при этом никакими средствами для достижения своих целей, есть проявление зла, пещерного, необузданного зла, инстинктивно связывающего с властью право сгрызть лишнюю кость, оставив голодным ближнего.

Покинули они этот гостеприимный дом в первом часу ночи. Уже в салоне машины Вагиф спросил Ксению о ее делах: чем занимается, нет ли проблем? Она рассмеялась в ответ и сказала, что весь вечер гадала, когда именно он задаст ей эти вопросы. Потом, посерьезнев, заявила, что решила заняться бизнесом, поскольку материальная независимость — это самое главное для уважающего себя человека. Вагиф молча выслушал ее слова и лишь недоверчиво покачал головой, не вдаваясь в рассуждения о перспективах бизнеса.

Остановив машину у ее дома, он проводил девушку до подъезда и, улыбнувшись, на прощание пообещал рассмотреть ее предложение заняться совместно с ней частным предпринимательством. После чего быстро направился в сторону сопровождающей его машины. Дело в том, что еще по дороге к дому Ксении он обратил внимание на какие-то странные сигналы, подаваемые ребятами из сопровождения. К несчастью, в его машине не было радиосвязи.

— Что-нибудь случилось? — отрывисто спросил он, подбегая к их машине.

— Алексей Васильевич срочно вызывает, — бесстрастно ответил сидящий за рулем сотрудник.

На даче они были через полчаса. Несмотря на поздний час, мэтр не спал. Сидя в кресле, он сосредоточенно рассматривал какие-то бумаги. Увидев входящего в комнату Вагифа, молча указал пальцем на соседнее кресло.

— Ситуация несколько изменилась, — тихо начал он, отложив в сторону документы. — Честно говоря, последнее время, ты сам свидетель, вокруг происходит нечто непонятное. Возможно, это и есть те новые условия, о которых так много говорилось нашими чудо-теоретиками. И суть этого нового такова, что у нас опять нет времени разобраться, что же происходит. Я прекрасно понимаю всю нелепость создавшегося положения, безусловно, так работать нельзя, но реальная ситуация требует нашей немедленной реакции.

Вагиф невольно насторожился. Алексей Васильевич давно уж не изъяснялся подобный «высоким штилем». «К чему бы это?» — подумалось ему.

— Короче говоря, — продолжал мэтр, — в Баку, очевидно, скоро введут войска. Там происходит нечто странное. Я с тобой полностью откровенен — даже я до последнего времени не располагал достоверными данными о ситуации в городе. Но если я правильно понял последние донесения, в городе в настоящее время безвластие, и это еще мягко сказано. Очень интересное ко всему этому отношение союзного руководства, столь же непонятна реакция на происходящее местных властей. Теперь конкретно о тебе. Только прошу, пойми меня правильно. Несколько месяцев ты почти на нелегальном положении. Да, мне удалось получить официальное благословение на привлечение тебя к некоторым операциям, но для многих это не осталось секретом. В том числе и для тех, кто спит и видит, как бы сделать мне пакость.

Вагиф попытался что-то сказать, но Алексей Васильевич предостерегающе поднял руку.

— Я еще не все сказал. Сейчас я скажу тебе то, чего, клянусь, никогда даже в мыслях не было. Я решил, несмотря ни на что, уйти из «конторы», хотя, надо признаться, мой возможный уход вдруг кое-кого стал не устраивать. Это более чем странно, если учесть, что не так давно были такие, кто очень желал моей отставки. Но ситуация, как говорится, принципиально изменилась. Так вот, первое, о чем я хотел бы тебя попросить, — это помочь мне замаскировать несколько «хвостов». Если тебе удастся это сделать, то по возвращении мы с тобой и с некоторыми из молодых в моей команде незаметно растаем в тумане вольной гражданской Жизни. У меня, не скрою, в процессе анализа последних событий и кое-каких более ранних догадок возникли мысли, которые помогут нам не только достойно покинуть «контору», но и безбедно жить, вполне возможно, достаточно длительное время. К слову сказать, эти догадки возникли как раз в процессе осмысления причин последних событий, в первую очередь связанных с тобой. С твоей командировкой в Англию.

— А что это за «хвосты»? — наконец решился спросить Вагиф.

— Видишь ли, ты, наверное, и сам знаешь, что очень часто некоторые руководители среднего ранга не только оказывались в милости у нашего самого высокого начальства, но и выполняли порой их наиболее конфиденциальные поручения. Иной раз такие, которые не имели ничего общего с их конкретными служебными обязанностями. Например, мое подразделение время от времени занималось передачей подарков некоторым руководителям дружественных партий, да и просто, скажем так, сочувствующим в виде плотно упакованных пакетов с деньгами. То есть операции осуществлялись за рубежом, хотя формально я к подобным операциям никакого отношения не имел. Естественно, у меня сохранились известные связи, лично мои, и я хочу предупредить этих людей, что сворачиваю свою деятельность, а они могут быть спокойны, что о наших контактах никто и никогда не узнает.

— Вы мне настолько верите, что отдаете своих личных агентов? — недоверчиво спросил Вагиф.

— Ну, во-первых, я действительно тебе доверяю. Во-вторых, мне больше некого послать, что также немаловажно. Но самое главное — тебе необходимо на некоторое время исчезнуть.

Часы на стене показывали три часа ночи, но спать совсем не хотелось. Более того, Вагиф чувствовал какой-то прилив сил и был готов хоть сейчас ехать куда-угодно.

— Теперь поговорим о конкретных делах. Значит, так, утром полетишь в Баку. Свяжешься с Полковником, он в курсе. Он тебе поможет встретиться с одним человеком. Надо будет вывезти кое-какую документацию. Дело очень серьезное, можно сказать, союзного значения. Привезешь документы и сразу же снова на юг, но уже за границу. А уж потом мы снова вернемся к нашему разговору. Хорошо?..

— А что это за человек в Баку? — неожиданно спросил Вагиф, хотя это обычно не дозволялось. Если старший начальник не говорил, значит, ты не должен знать. Но в данном случае Вагиф интуитивно чувствовал, что без этого не обойтись.

Алексей Васильевич внимательно посмотрел на него, но ответил на поставленный вопрос:

— Этот человек — ученый. Если еще точнее — в Баку на базе одного научного заведения велись разработки, которые должны были сыграть роль дымовой завесы, вызвав нездоровый интерес у соответствующих иностранных служб. Эту работу до восемьдесят седьмого курировал я, потом ее вел другой сотрудник. В бытность мою куратором у меня сложились дружеские, доверительные отношения с руководителем проекта. Он, к слову сказать, не знал, что его работа не основная. А совсем недавно я получил от него весточку, очень странную весточку. Если я все правильно понял, эти документы должны подтвердить мои предположения, о которых я говорил тебе раньше. Правда, я пока не знаю, как их связать в единое целое, но нутром чувствую, что какая-то связь есть.

— Вы имеете в виду те самые догадки, которые дадут нам возможность безбедно жить на гражданке? — недоверчиво поинтересовался Вагиф.

— Напрасно иронизируешь, — урезонил его Алексей Васильевич. — Именно они и дадут нам эту возможность, если как следует пораскинуть мозгами.

— Ну, скажите хоть, в какой области творит этот ученый? — спросил Вагиф, закуривая сигарету.

— В самой перспективной для нас, в психологии, — коротко ответил мэтр, также взяв сигарету. — И в самой опасной для человечества, — уверенно закончил он, так и не закурив.

До отлета в Баку оставалось три часа. Попрощавшись с Алексеем Васильевичем, Вагиф прошел на кухню. Ему неожиданно захотелось есть. Найдя на нижней полке холодильника пакет со свежими помидорами и банку сметаны, он мелко накрошил брынзы в небольшую тарелку, залил сметаной, потом посыпал это мелко нарезанным укропом и тщательно все перемещал. После чего, нарезав помидоры тонкими кружочками, обильно смазал их полученной кашицей. В сочетании с серым, хорошо пропеченным хлебом и густым, крепким, сладким чаем приготовленное блюдо оказалось на редкость аппетитным. Хотя возможно, он просто проголодался.

Когда он заканчивал свой ранний завтрак, было четыре часа утра. На простом отрывном календаре, висящем на стене, чернела двузначная цифра.

Было девятнадцатое января 1990 года.

ГЛАВА 10

Все время полета до Баку, а это более двух с половиной часов, Вагиф внимательно читал прессу, которой его на прощание снабдил Алексей Васильевич. Из центральных и местных газет он мало что почерпнул, куда информированней, как всегда, оказалась западная пресса. Из пространных информационных отчетов и аналитических статей, в первую очередь американских журналистов, можно было составить достаточно полную картину происходящего в Баку. Одним словом это охарактеризовать было просто невозможно. Мозг Вагифа напрочь отказывался понимать, как такое могло произойти при наличии государственной власти.

Единственным утешением являлась слабая надежда, что все это — злопыхательство вечных идейных врагов, но интуиция подсказывала, что, скорее всего, изложенное в западных газетах имеет под собой основание. Просмотрев все газеты, Вагиф еще раз внимательно прочитал отмеченные им красным карандашом наиболее интересные с точки зрения конкретной информации абзацы. Картина в целом вырисовывалась более чем странная.

На виду советских и партийных органов совершаются беспрецедентные по своей бессмысленной жестокости акции. Силовые институты взирают на всю эту вакханалию с необъяснимым спокойствием. Какие-то неизвестно кем поддерживаемые лидеры толкают жителей города на явно провокационные действия, подстрекая тем самым союзные власти к ответным силовым действиям, как бы стараясь искусственно прервать процесс естественного эволюционного развития нарождающегося демократического движения, которое может реально претендовать на власть в республике.

Все эти невеселые мысли не давали Вагифу покоя до самого Баку. В столицу республики он прилетел с сильной головной болью. Здравый смысл отказывался что-либо понимать в происходящем. На сей раз его встретили. Не успел Вагиф пройти по узкому коридору к выходу на привокзальную площадь, как кто-то из небольшой толпы встречающих негромко окликнул его. Повернув голову, Вагиф, к своему удивлению, увидел знакомое лицо Полковника. Этого он не ожидал.

В салоне машины было жарко. Расстегнув верхнюю пуговицу куртки, Вагиф неторопливо полез за сигаретами.

— Не ожидал меня увидеть? — медленно произнес старший коллега, слегка улыбнувшись. — Да еще приехавшего на личной машине?

— Честно говоря, нет, — откровенно признался Вагиф.

— Ничего, тебе еще многому придется здесь удивиться, очень многому, — как-то странно выделив слово «многому», продолжил Полковник, внимательно следя за дорогой.

Оставшуюся часть пути они проехали молча. Свернув у стадиона вправо, Полковник прибавил скорость, и через несколько минут они уже въезжали в тихий двор, уютно расположившийся между тремя пятиэтажками. Было около десяти утра. Поднявшись по узкой лестнице на второй этаж, они оказались в двухкомнатной квартире с какой-то странной, казенной мебелью.

— Ты голоден? — спросил Полковник, проходя на кухню.

— Нет, — односложно ответил Вагиф, с интересом рассматривая квартиру.

— Ну, тогда выпьем чаю, — предложил хозяин, сполоснув фарфоровый чайник кипятком.

Чай получился на славу, ароматный и какой-то терпкий. С удовольствием прихлебывая мелкими глоточками обжигающе горячую жидкость, Вагиф ждал, когда Полковник первым начнет разговор. Наконец тот, допив первый стакан, не спеша вытащил пачку сигарет и, закурив, неторопливо заговорил. Голос у него был спокойный, чуточку уставший.

— Хочу сразу предупредить: относительно тебя я получил от Алексея Васильевича очень жесткие указания. Ты должен только отвезти некоторые документы, и все. Ни в какие другие дела ты не должен вмешиваться. Это тебе строго-настрого запрещено. Ты меня понял?

— Нет, — глядя в глаза Полковнику, твердо ответил Вагиф. — Я хочу знать, что здесь происходит.

— Ты хочешь знать, что происходит? — повторил старший коллега, закуривая очередную сигарету. — Знаешь, я тоже хочу знать, что происходит. Я уже давно хочу знать, что, черт побери, происходит в нашем идиотском государстве, — перешел он на крик.

Вагиф молча налил ему стакан чаю и, взяв сигарету, тоже закурил.

— Я думал, что после Сумгаита будут сделаны соответствующие выводы и, самое главное, произведено полномасштабное расследование. Я имею в виду не только выявление непосредственных участников и проведение так называемого социально-политического анализа ситуации. Я думал, что прежде всего будет доведена до логического конца оперативно-следственная работа и выявлена невидимая, внутренняя структура происшедшего. Но работа, по сути дела, была спущена на тормозах. Все списали на беженцев, руководство города, экологические проблемы и так далее. Возможно, я ошибаюсь, допускаю даже, что сказывается моя определенная инерция мышления, свойственная любому «узкому» специалисту, но я не могу поверить, что во всем происшедшем не было вполне конкретных организаторов и не менее конкретных исполнителей. Притом не просто исполнителей, а специалистов высокого класса. В истории человечества просто иначе не бывает. Это, ну как бы поточнее сказать, сродни аксиоме, не требующей доказательства. Поэтому возникает естественный вопрос: кто все это организовал и почему?

Полковник откашлялся и, отпив несколько глотков чаю, продолжал:

— Я приведу тебе всего несколько фактов, за достоверность которых я лично отвечаю. За несколько месяцев до сумгаитских событий в городе работала какая-то группа специалистов из МВД Союза. Обычно такие выездные группы работали в контакте с местным комитетом и лишь в особых случаях с конкретным руководящим сотрудником, обычно в ранге зампреда. Но эта группа ни с кем в контакт не входила. Кроме того, несколько позднее мы попытались кое-что выяснить об этой группе у своих коллег из сумгаитской милиции, но тщетно. Более того, те сотрудники Министерства внутренних дел, с которыми мы беседовали, вели себя так непривычно вызывающе и нагло, что у нас невольно возникло подозрение, что кто-то наверху обещал им мощное покровительство. Но нам все-таки удалось кое-что раскопать. Мы узнали, что сотрудники этой странной группы с помощью местных милиционеров связывались с некоторыми уголовными «авторитетами» в городе. Кроме того, нам доподлинно известно: то, что они предложили нашим рецидивистам, было ими полностью отвергнуто. Больше сумгаитские «авторитеты» с ними на связь не выходили. Один из офицеров местной милиции позже рассказывал, что сам слышал, как некто из этой группы орал на одного из руководителей городской милиции: требую, мол, срочно подыскать других. И, как видно, они нашли кого искали.

— Вы это докладывали начальству?

— А ты как думаешь?

— И что?..

— А ничего. Вообще никакой реакции. Но это еще не все. Незадолго до этих событий в городе появились так называемые «летучие» отряды борцов за справедливость, состоящие, как правило, из женщин. Я тебе расскажу лишь один эпизод, который случайно был заснят на пленку. У продуктового магазина, возле которого собралась небольшая толпа жителей, жаждущих приобрести по талонам масло, откуда-то появляется плохо одетая женщина и начинает призывать изгнать из города армян, описывая, что произошло с азербайджанцами, изгнанными из Армении. Все бы ничего, но бесстрастная камера успевает зафиксировать, как эта женщина, завернув за угол, спокойно садится в новенькие, чисто вымытые «жигули» и через некоторое время появляется в другой части города.

— Ни с одной из этих женщин нашим сотрудникам поговорить не удалось?

— Таких фактов у меня нет.

— А что произошло со связью?

— За несколько часов до начала всего этого связь с внешним миром практически была прервана. Лишь одной телефонистке удалось каким-то чудом дозвониться до Москвы.

— А как это объяснил потом начальник связи города?

— Никак. Он, видите ли, не хотел раздувать панику. Потрясающий ответ, не правда ли?

— Хорошо, а кто снимал все происходящее на пленку?

— Здесь тоже много неясного. Тщательный анализ заснятых пленок позволяет однозначно утверждать, что снимавшие знали, где и что будет происходить и, скорее всего, заняли соответствующие позиции заранее. Иначе получить такое качественное изображение, и главное, панораму происходящего, по мнению специалистов, в том числе и московских, было просто невозможно.

— То есть Все планировалось заранее?

— Скорее всего да.

— Но почему Сумгаит?

— Такая операция в общем-то могла произойти в любом городе, кроме Баку, после соответствующей подготовки. На мой взгляд, наряду с другими причинами, определившими этот выбор, не последнюю роль сыграло и личное отношение тогдашнего партийного руководства республики к первому секретарю горкома партии Сумгаита, позволявшему себе такую вольность, как собственное мнение, которое к тому же высказывал вслух, что, естественно, не поощрялось.

Неожиданно Вагиф почувствовал голод. Протянув руку, он взял кусочек сыра и, положив его на тонкий ломоть хлеба, принялся есть.

— Проголодался? — улыбнувшись, спросил Полковник.

— Да, есть немного, — улыбнувшись в ответ, подтвердил Вагиф.

— В холодильнике есть хорошая колбаса и отварная курица. Советую попробовать.

— Обязательно попробую. Скажите, а как вы оцениваете то, что произошло на границе с Ираном?

— Это вообще в моем понимании нечто сверхоригинальное.

— Даже так?

— Представь себе, именно так. Ведь как все начиналось? Вдруг появляется ряд публикаций о тяжелой участи жителей Южного Азербайджана, находящегося на территории Ирана. Притом статьи порой настолько грубо состряпаны, что у большинства мыслящих людей сразу возникает подозрение, что все это явная провокация. Я со своими людьми негласно пытаюсь разобраться, кто за этим стоит, поскольку общая направленность статей и их лексика сразу наводят на мысль, что этой операцией руководят из одного центра. Но натыкаюсь на определенное сопротивление. И если со стороны местного руководства это порой больше походит на простое нежелание вмешиваться в чужую игру, то в устах центрального руководства это звучит как окрик на эдаких «непослушных детей», мешающих взрослым осуществлять свои грандиозные планы. Во всяком случае у меня тогда возникло именно такое впечатление. Несколько позднее при содействии нашего общего старшего товарища я получаю кое-какие документы, освещающие положение в Иране. Хочу обратить твое внимание на такую деталь. Я, один из руководителей спецслужб республики, на территории которой находится большинство разведцентров, специализирующихся по Ирану, не располагал никакой оперативной информацией по этой стране. Так вот, из полученных документов однозначно вытекало, что в Иране создалась ситуация, когда многие из руководства страны стали склоняться к мысли, что Северному Азербайджану в связи с усиливающейся конфронтацией с Арменией надо помочь.

— Это несколько странно, вы не находите? Иран, имея в своем составе Южный Азербайджан и сталкиваясь в связи с этим с определенными проблемами, будет помогать Северному, что, естественно, может привести к сближению обеих частей и вряд ли пойдет на пользу самому Ирану. Или, быть может, в Тегеране решили присоединить к себе и Северный Азербайджан? Но это предположение еще более невероятно, вам не кажется?

— Вначале казалось, но, ознакомившись с документами, я сделал несколько иные выводы. Вы правы, у каждого государства обычно есть свои, так сказать, стратегические планы, которые обычно в течение длительного времени не меняются. То, о чем ты только что сказал, из их числа. Но иногда в связи с конкретно создавшимися условиями эти стратегические планы претерпевают определенные изменения. Именно это в тот момент и произошло. Кое-кто из руководителей Ирана не забыл о последствиях войны с Ираком, которому усиленно помогал Союз, и эти «кто-то» были не прочь насолить Союзу и в первую очередь России, предоставив конкретную, скажем, техническую и финансовую помощь своему северному соседу. Кроме того, некоторые влиятельные круги священнослужителей той страны также стали подумывать о возвращении Северного Азербайджана в лоно истинной веры, по образу и подобию исламской республики Иран. Не надо сбрасывать со счетов и то, что когда-то, и очень длительное время, весь Азербайджан, да почти и все Закавказье, являлись частью Иранской империи. А тут как раз появились первые признаки развала Советского Союза, так что это тоже кое-что значит.

— Ну и как развивались события на границе?

— В принципе все, что там происходило, неплохо было описано в прессе. Толпа местных жителей, поддерживаемая приехавшими из Баку, ломала пограничные заграждения, пытаясь уничтожить разделяющую единый народ границу. К слову сказать, мне до сих пор неясно, сколько в этой толпе было местных и сколько приезжих, что тоже могло бы кое о чем поведать. Но это уже другой разговор. Я не буду тебе все пересказывать, просто напомню некоторые интересные детали. За несколько дней до инцидента на границе туда выезжал некто, имеющий определенные полномочия переговоров с местным руководством погранвойск. Очевидно, речь шла о том, чтобы наши доблестные пограничники случайно не подстрелили кого-нибудь из числа штурмующих заграждения. Более того, мне доподлинно известно как по своим каналам, так и на основании представленных Алексеем Васильевичем документов, что подобные беседы велись и с иранскими пограничниками, чтобы те тоже с пониманием отнеслись к «народным чаяниям». И только после предоставления нашим новоиспеченным демократам твердых гарантий личной безопасности, те решились на этот «героический поступок». Остается только домыслить, кто именно в той ситуации, когда еще неплохо функционировали все силовые институты государства, мог договориться с пограничниками обеих стран. А?

Да, вопросик! Хорошо, ну, а Баку, что здесь-то происходит?

— Баку, насколько я понимаю, — очередное звено одной цепи. И, не дай бог, самое последнее и в силу этого самое страшное. Я до последнего момента думал, что все можно будет остановить, но, похоже, ошибся. Мы все очень ошиблись. Правильно сказал по телефону Алексей Васильевич во время нашего последнего разговора, что кое-кто настолько «заигрался», что уже не может трезво оценить обстановку. Более того, прислушиваясь к различным советам, мягко говоря, не особо порядочных советчиков, этот «кое-кто», наверное, уже и сам не знает, в какую игру и, главное, за кого он играет.

— А нельзя ли поконкретнее относительно последних событий в Баку?

— Можно. Последнее время в городе была особенно накаленная обстановка. Все сплелось в малопонятный клубок. С одной стороны, действительно, проблема беженцев, хотя и здесь надо быть поточнее. В настоящее время в городе просто нет такого количества беженцев, которые смогли бы своими действиями парализовать власть. Нам поступила информация, что среди беженцев скрываются провокаторы, подготовленные спецслужбами Армении. Нами была проведена с беженцами соответствующая работа, и я ответственно заявляю, что среди них, во всяком случае пока, нет лидера или лидеров, способных подбить их на какие-то скоординированные действия. Безусловно, есть недовольные, есть искренне переживающие за то, как с ними поступили в Армении, есть даже такие, которые призывают к отмщению. Но я точно могу сказать: таких, которые могли бы четко сформулировать программу действий, которые имели бы достаточный авторитет для сплочения вокруг себя большого количества сторонников и, самое главное, сами были бы внутренне готовы на неординарные поступки, таких среди них нет.

— То есть это спланированная кем-то извне акция?

— Скорее всего, да.

— Ну, а руководство республики?

— Выжидает. Ждет указов сверху, которые почему-то запаздывают. Силовые институты мечутся, поскольку не знают, что делать без тех же чертовых приказов. А кое-кто, возможно, ждет, когда свалится это руководство, чтобы сесть на его место.

— Очень интересная мысль. Скажите, а что, в городе осталось много армян? Я слышал, что очень многие армяне уехали из города.

— Обеспеченные уехали уже давно. К слову сказать, и в Сумгаите богатые армяне покинули город задолго до тех ужасных событий. Но многие остались.

— Я слышал, что многие из участвовавших в бесчинствах находились в состоянии наркотического опьянения. Это правда?

— Сказать, что это массовое явление, не могу, но кое-какие факты это подтверждают.

— Так что все-таки происходит в городе?

— В городе имеют или, точнее, имели место массовые беспорядки, сопровождаемые грабежами и убийствами граждан в первую очередь армянской национальности.

— И в городе нет достаточно сил, чтобы это остановить?

— Силы такие в городе имеются, но по непонятным для меня причинам они не задействованы.

— Но это же полный абсурд!

— Или предательство. Я больше склоняюсь ко второму. Ну хорошо, вернемся к твоей миссии. Через десять минут сюда подъедет Рауф, тот самый, с которым ты достаточно успешно работал прошлый раз. Он в курсе дел, с ним ты и должен выполнить приказ Алексея Васильевича. Только еще раз очень тебя прошу, не ввязывайся в то, что сейчас происходит на улицах города. Помни, у тебя есть свое и очень важное задание. Ну, хорошо, если нам не удастся увидеться до твоего отъезда, считай, что я пожелал тебе счастливой дороги.

Когда за Полковником закрылась дверь, Вагиф машинально посмотрел на часы. Было около двенадцати дня. Он предполагал, что в его городе происходят какие-то ужасные события, но и представить не мог, что все обстоит так катастрофично. Он ходил из угла в угол, стараясь понять на основе прочитанного и услышанного от Полковника, какие именно силы ввергли в пучину бессмысленного кровопролития жителей города и с какой целью, но так ни к чему и не пришел. Его разум отказывался хладнокровно анализировать происходящее, полностью находясь во власти с трудом контролируемых эмоций. То, что не должно было произойти, тем не менее происходит. Те, кто должны были не допустить такого разгула страстей, бездействуют, равнодушно взирая на происходящее. Это было ужасно, в первую очередь ужасно своей необъяснимостью, и это страшило Вагифа, заставляя его все отчетливее ощущать свою беспомощность перед молохом каких-то таинственных, всемогущих, безжалостных сил.

Рауф пришел вовремя. Поздоровавшись в коридоре, он прошел на кухню. Вид у него был уставший: осунувшееся лицо, мешки под глазами. Чувствовалось, что он не спал несколько ночей.

— Ну, как ты? — тихо спросил Вагиф, наливая ему крепкий чай.

— Так себе. После того как нас перевели на казарменное положение, немного лучше, а то жена совсем запилила, — попытался сострить Рауф, закуривая сигарету.

— И давно вас так, бедненьких?

— Порядочно. Ну хорошо, не будем тянуть время. Что-нам надо сделать?

— Для начала попытаться разобраться в случившемся.

— Ты что, шутишь, нам двоим разобраться в этом вселенском бардаке, который гордо именуется кое-кем «национальными проблемами»?

— А почему бы и нет? И почему двоим? Что, в «конторе» больше не осталось смелых, не боящихся ответственности офицеров?

— Остались, конечно, остались. Да, для хорошего дела не грех и постараться, только вот как этих честных офицеров вытащить из здания комитета, а?

— С этого мы как раз и начнем.

На деле все оказалось куда проще. Рауф с Вагифом доехали до нового здания КГБ к часу дня. Остановив машину на узкой улочке у здания кинотеатра, они расстались. Рауф направился на работу, а Вагиф пешком спустился вниз, где в одном из двухэтажных особняков начала века проживала Зара. О своем приходе он ее предупредил заранее, позвонив из квартиры, где остановился.

Поздоровавшись, Вагиф сразу перешел к делу, попросив немедленно связать его с Алексеем Васильевичем. На квартире Зары наряду с обычным телефоном был установлен так называемый «прямой провод», то есть телефон, выходящий на секретные военные линии и позволяющий сразу связаться с нужным абонентом практически в любой точке Советского Союза при полной гарантии конфиденциальности разговора. Буквально через несколько секунд Вагиф услышал в трубке знакомый голос мэтра.

— Что случилось? — пророкотал он глуховато.

Вагиф вкратце объяснил ситуацию, выразил свое недоумение по поводу того, что в Москве нет достоверной информации о происходящем, и попросил разрешения провести независимую от местных органов оперативную работу по выяснению истинных причин и инициаторов происшедших событий. В связи с чем настойчиво просил разрешения привлечь к работе некоторых сотрудников местного комитета.

— Хорошо, а мой приказ? — нерешительно произнес Алексей Васильевич.

— Его я тоже выполню, — твердо ответил Вагиф.

— Уговорил, — произнес наконец мэтр. — Но имей в виду: во-первых, желательно по возможности не афишировать, что для этой операции привлечены местные сотрудники, и, во-вторых, мне кажется, что у тебя на проведение необходимой работы очень мало времени, скажем, до ночи. Не забывай об этом.

Вагиф опустил трубку и, медленно вытащив сигарету из пачки, закурил.

— Ну, а ты что обо все этом думаешь? — тихо спросил он Зару.

— Что я думаю? — переспросила она, также закуривая.

Вагиф никогда не видел ее курящей и потому с удивлением взглянул на нее.

— На площадке по соседству до позавчерашнего дня жила женщина, с которой я не была особенно близка, — ты сам знаешь, порой и на обыкновенные соседские отношения нет времени, — но тем не менее испытывала к ней некоторое расположение. Она армянка, преподавала русский язык и литературу в средней школе. Жила с двумя дочками, без мужа, который погиб в автокатастрофе. Более чем за десять лет жизни по соседству между нами никогда не возникало разногласий. И вот как-то вечером, именно тогда, когда только-только начинались все эти митинги в Карабахе, она позвонила мне по телефону, поинтересовалась, не занята ли я и попросила разрешения зайти на минутку. Я, как сейчас помню, была очень уставшая, но от встречи не отказалась, и через полчаса мы уже сидели у меня на кухне. Я приготовила крепкий кофе, и мы не спеша обсуждали обычные бытовые проблемы, а потом она как-то неожиданно спросила меня, что я думаю о происходящем. И я сразу почувствовала, что именно этот вопрос привел ее ко мне. Я начала ее успокаивать, говорить, что все образуется. Подобные проблемы и раньше возникали, но всегда, как правило, решались. Так будет и на этот раз. Хочу обратить твое внимание, что разговор этот произошел еще в самом начале конфликта. Тогда, когда к этому все, в том числе и большинство бакинских армян, относились как к досадному недоразумению, которое в самый кратчайший срок разрешится. Она еще, хорошо помню, искренне возмущалась требованиями, которые выдвинули карабахские армяне, поскольку считала, что время не такое легкое и выход надо искать сообща, вместе, а не порознь, поставив во главу угла экономические проблемы.

Вагиф внимательно слушал Зару, и ему постепенно стало передаваться ее с трудом сдерживаемое волнение.

— В заключение, — продолжала Зара, — моя соседка рассказала, что военрук в их школе, тоже армянин, предложил всем преподавателям-армянам написать открытое письмо карабахцам и пристыдить их, напомнив, что все мы живем в одном великом государстве и это самое главное. После той встречи мы как-то больше не разговаривали, только «здравствуй» — «до свидания», все некогда, все куда-то спешили. Я не раз хотела сама к ней зайти, особенно после трагедии в Сумгаите, да все не получалось. Хотя нет, один раз все-таки зашла, но ее не было. Дома оказались две ее дочки, красивые такие девчушки, одной лет семнадцать, а другой двенадцать. В последний раз я видела ее пятнадцатого. Я тогда весь день была на ногах. Ужасный был день, наверное, три эти дня, с тринадцатого по пятнадцатое, я буду помнить всю жизнь. Так вот, часа в два я забежала домой. К слову сказать, последнюю неделю я не видела своих соседей и почему-то была уверена, что они успели выехать из города. Вбегаю в квартиру, чтобы захватить кое-какие бумаги, и вдруг вижу, как в прихожей (дверь я оставила открытой) появилась моя соседка. На нее было страшно смотреть — осунулась, взгляд безумный. Встала в дверях и тихо так шепчет скороговоркой: «Девочки моей старшенькой уже два дня как нету дома». Я спрашиваю: как это нету? «Не вернулась от подружки», — отвечает. «А подружка?» — кричу я. «А там никого нет, — отвечает, — я уже была там ночью, совсем никого нет», — и медленно так сползает с кресла, на которое я ее посадила.

Вагиф, побледнев, стал лихорадочно шарить по карманам в поисках сигарет.

— Я побежала к ней домой. На кухне нашла вторую ее дочку. Привела к себе. Мы вместе уложили ее мать на диван. Приготовила им кофе, собрала поесть и, закрыв их, наказала никому не открывать, а сама побежала искать ее старшую дочь. Позвонила Рауфу, объяснила ситуацию. Он сразу же сказал, что через полчаса будет у моего дома. Это потом я узнала, что в то время все сотрудники комитета были уже на казарменном положении. Не буду вдаваться в подробности, но девочку мы нашли, вернее, ее труп. Как потом выяснилось, на нее напала группа подростков под предводительством какого-то психа значительно старше их.

— Психа? — резко спросил Вагиф.

— Психом его называли те самые подростки, которые бесчинствовали вместе с ним, — уже позже, когда мы с Рауфом их нашли.

— Так вы нашли их?

— Конечно. Мы поехали туда, где жила ее подруга со своей семьей, и выяснили, что все это произошло прямо в их подъезде. Потом нашли и одного подростка, принимавшего в этом участие.

— Ну и что он сказал? — Вагиф невольно перешел на крик.

— Что сказал? Практически ничего. Прибился к какой-то группе незнакомых подростков. Они дали ему что-то покурить. Что потом делал — ничего не помнит. Только помнит, что было очень весело. Явился домой весь в крови, всю ночь проревел, никак его не могли успокоить. А на следующий день после того, как его показали врачу, неожиданно замкнулся, слова не вытянешь. Врач сказал, что его надо лечить. Вот так.

— А твоя соседка со второй дочерью?

— В тот же вечер мы с Рауфом доставили их в аэропорт и отправили в Москву.

— А власти?

— Их как будто не было, испарились.

— Понятно. А какая сейчас в городе обстановка?

— Более чем странная. Та сила, которая все это спровоцировала, словно бы исчезла, продемонстрировав бессилие власти и как бы подталкивая кого-то к проведению уже каких-то политических акций, создавая иллюзию, будто власть лежит прямо под ногами. И кто быстрее ее схватит, тот и на коне. Но мне кажется, что все это смахивает на провокацию.

— То есть тот, кто сейчас проявит активность, автоматически будет обвинен в погромах и на этом основании и к ним, и к оппозиции в целом будут применены силовые меры?

— Скорее всего, да.

— Ну а эти, жаждущие власти, что они?

— Они действуют согласно разработанному кем-то плану. Пытаются взять власть в свои руки, используя большевистские методы. Как там у них было: захватить банк, телеграф, что-то еще в этом духе.

— Но они хоть осознают, что ими манипулируют, что на них и на весь азербайджанский народ хотят навесить ярлык варваров?

— По-моему, не очень. Точнее говоря, интеллигенты, которые создавали оппозицию, все прекрасно поняли. Но более молодые и соответственно более амбициозные не желают этого понимать. Их манит кажущаяся простота получения этой вожделенной власти. И они готовы сыграть уготованную им кем-то незавидную роль и пойти на определенную конфронтацию со своими более умудренными и теперь уже, наверное, бывшими товарищами по оппозиции.

— Погромы еще продолжаются?

— Уже нет.

— А что конкретно делает «непримиримая» оппозиция?

— Пытается создать видимость, будто она представляет собой силу. Пикетирует военные части, некоторые государственные учреждения. Но это только одна видимость. Наступит установленный кем-то час, и танки спокойно покинут свои боксы и выйдут на улицы города, даже не заметив, что их кто-то пытается блокировать. Или же в город будут введены войска.

— Ну хорошо, сейчас должны подъехать наши коллеги. Ты, конечно, извини, но собраться в другом месте у нас нет ни возможности, ни времени. Если Алексей Васильевич будет с тобой связываться, скажи, что я привезу документы, пусть не беспокоится. А сам я не знаю, смогу ли сюда вернуться. Мне почему-то кажется, что события будут разворачиваться очень динамично, я бы сказал, даже слишком динамично.

Не успел Вагиф закончить последнюю фразу, как в коридоре раздался требовательный звонок. Семеро сотрудников КГБ во главе с Рауфом прошли в комнату. Практически все они были опытными сотрудниками, хорошо знающими свое нелегкое ремесло. Поздоровавшись, они, не теряя драгоценного времени, сразу перешли к делу. Был намечен план действий. Из разговора с ними Вагиф понял, что в настоящее время агентурная сеть практически парализована и никаких оперативных сведений о происходящем в городе они не имеют. Это было недопустимо. Необходимо было во что бы то ни стало разобраться, кто является истинной движущей силой происходящего, отделить организаторов и вдохновителей всего этого ужаса от непосредственных исполнителей.

Безусловно, девять человек, считая Вагифа и Зару, не могли что-либо изменить, но проделать соответствующую работу, которая помогла бы в будущем произвести беспристрастный анализ и честно ответить на вопрос, кто виноват в случившемся, они были просто обязаны. Хотя бы потому, что прекрасно понимали: в противном случае это спишут на весь народ, вольно или невольно давая некоторым злопыхателям право требовать принятия адекватных мер. Чего, очевидно, и добивались организаторы событий в Сумгаите и Баку.

Через полчаса три «шестерки» — это были частные машины сотрудников комитета — разъехались в разные стороны. Две из них — по три сотрудника в каждой — поехали в центр города. На них была возложена обязанность проконтролировать все те места, где активно действовали оппозиционные силы. Имелись в виду места пикетирования военных частей и государственных учреждений. Задача заключалась в следующем — фиксировать всех подозрительных лиц, призывающих к каким-либо действиям, носящим провокационный характер. Кроме того, они должны были осуществить прямой контакт с агентурной сетью для создания банка данных, необходимых для анализа. Подобные контакты обычно не практиковались, и на них пошли только в силу реально создавшихся условий, усложнивших другие, более привычные формы контакта.

Третья машина, с Вагифом и Рауфом, поехала к тому ученому, которого они должны были посетить согласно приказу Алексея Васильевича. К институту, где этот ученый работал, они подъехали к трем часам дня. В здании практически никого не было. Они беспрепятственно миновали пост охраны и поднялись на второй этаж, где и нашли этого ученого в маленькой темной лаборатории.

Представившись, они попросили его уделить им время. Что-то буркнув себе под нос, он, не поворачивая головы, скрипучим голосом предложил им подождать в соседней комнате.

— М-да, только и произнес Вагиф, опускаясь в расшатанное кресло.

— Чем могу быть вам полезен? — вдруг послышался тот же самый голос, и в дверях наконец появился ученый.

Вагиф кратко объяснил ему цель своего прихода. Тот внимательно выслушал, а потом улыбнулся и вдруг заявил, что необходимые документы у него дома. Потом, все так же улыбаясь, предложил заехать за ними к нему домой после шести вечера. Вагиф почувствовал, что начинает закипать. Рауф, поняв это, разрядил ситуацию шуткой и вежливо, но настойчиво еще раз объяснил цель их прихода.

Наконец ученый соизволил объясниться. Оказалось, что все равно раньше шести эти чертовы документы никак не получить. Ему необходимо кое-что еще дописать, после чего он сможет передать им бумаги, в противном случае они не представляют для них интереса.

Вагиф хотел оставить с ним Рауфа, но тот, почувствовав это, так проникновенно посмотрел на него, что Вагиф скрепя сердце согласился на предложение ученого заехать к нему домой. Еще раз напомнив служителю науки об ответственности, они покинули эту странную лабораторию.

С момента их первой встречи с остальными сотрудниками прошло более полутора часов. Посмотрев на часы, Вагиф предложил Рауфу, сидящему за рулем, вернуться в дом Зары. Вполне возможно, что к этому времени могла поступить первая информация от агентуры. Предчувствие его не обмануло, кое-что их уже ожидало. Сотрудники, которых привел Рауф, работали виртуозно. Большей оперативности трудно было ожидать.

Полученные сведения представляли несомненный интерес. Из более чем десятка донесений становилось ясно, что происшедшее явилось неожиданностью даже для большинства лидеров оппозиции. Более того, они сами были напуганы тем, что произошло в городе. Здесь необходимо кое-что пояснить. Среди так называемых новых лидеров оппозиции были такие, которые очень часто разглагольствовали о необходимости покарать врага и так далее. Но в большинстве случаев это был лишь своеобразный политический трюк. Они хотели оттеснить лидеров из числа интеллигенции, больше склонявшихся в сторону взвешенных решений, и, играя на чувствах и эмоциях народа, перехватить инициативу, стать во главе оппозиции. Как правило, они нередко перегибали палку. Но одно дело — говорить, а другое — действовать. Многие еще помнили методы успокоения, которыми мастерски владели силовые институты Союза. Поэтому создать видимость каких-то вооруженных отрядов, натужно призывать к немедленному развалу СССР — на это они еще были способны, но организовать в городе то, что произошло в середине января, они при всем своем желании не могли, во всяком случае тогда не могли.

Более того, по свидетельству многих очевидцев, с некоторыми не в меру смелыми лидерами случались чуть ли не истерики, когда им докладывали о том, что творится в городе. Один из них, выпив с горя лишка, с ужасом кричал, что его подставили, обещали помочь, а спровоцировали никому ненужную бойню. А всю ответственность потом свалят на него.

По информации ряда агентов, в толпе возбужденных горожан часто появлялись странные люди, призывающие к насилию. Некоторые из этих людей были известны сотрудникам комитета. Будучи, как правило, выходцами из Южного Азербайджана, они работали на некоторые западные разведки. Никаких хорошо организованных, а тем более вооруженных групп в городе практически не было, хотя оружие как таковое имелось. Чаще всего им бахвалились подвыпившие юнцы, вовсе не собиравшиеся с помощью его отстаивать какие-нибудь идеалы. Явно ощущалось, что у этих людей нет единого, хорошо организованного центра. Все это, за исключением трагедии, происшедшей с армянским населением города, больше напоминало какой-то дьявольский фарс, организованный кем-то со стороны, в котором все — и трагедия с армянами, и вызывающе воинственные призывы, и автоматы «Калашникова», в большинстве своем из школьных арсеналов с продырявленными стволами и без патронов — должно было создать видимость чего-то серьезного, неотвратимого, преступного. Чтобы иметь в дальнейшем серьезные основания для наказания, чтобы другим было неповадно.

По свидетельству одного из сотрудников ГАИ, он заметил, как к группе молодых парней, вольготно расположивших недалеко от сквера, подъехала машина, полная продуктов и водки, которые оперативно передали этим защитникам свободы. Поехав за ними, он вышел на небольшой магазин, где ему на вопрос, куда только что был отправлен груз, вызывающе ответили, что за все уплачено и пусть он вообще лучше убирается, а то ему даже погоны не помогут. В другом месте тот же сотрудник милиции видел, как бесплатно раздавалась анаша.

Все эти факты невольно подтверждали слова Полковника, охарактеризовавшего происшедшее в Баку как последнее, самое кровавое звено единой цепи, которую кто-то цепко держал в своих преступных руках.

К пяти часам вечера была собрана информация как от агентуры, так и от самих сотрудников, ведущих непосредственное наблюдение за развитием событий в городе. Картина в целом была ясна. Силовые институты, привыкшие к беспрекословному подчинению верхам и хорошо прочувствовавшие на собственной шкуре, что значит ослушаться и, не дай бог, проявить инициативу, на все запросы получали уклончивые ответы. И только на один вопрос ответ был вполне однозначен: не вмешиваться это функция другого министерства. МВД кивало на КГБ а тот, в свою очередь перекладывал всю ответственность на армию, и так до бесконечности. Руководители соответствующих республиканских ведомств, вскормленные той же самой системой и хорошо усвоившие на всю оставшуюся жизнь, что вперед батьки лезть в пекло небезопасно, отсиживались в стороне, соблюдая раз и навсегда принятые правила игры. А в городе все это время происходило то, что в цивилизованных странах называют массовыми беспорядками, и никто не пытался их остановить, хотя в городе к тому времени находились двенадцать тысяч солдат внутренних войск, которые могли взять ситуацию под контроль.

Но кто-то точно так же, как и в Сумгаите, был в этом очень не заинтересован, и город продолжал балансировать между беспределом и порядком, постепенно, в силу определенной инерции, склоняясь к обычному ритму жизни мирного города. Но, естественно, преодолеть ту заветную черту ему уже не позволили бы. Это явственно ощущалось, это само собой вытекало из внутренней логики всего происшедшего.

— У нас с Рауфом есть кое-какое дело в городе — медленно начал Вагиф, когда в столовой собрались все девять человек. Очевидно, ближе к ночи в город введут войска. Я не знаю, как сложатся обстоятельства, но вполне возможно, что нам придется действовать автономно. Поэтому мне кажется, что наша основная задача — не допустить каких-либо провокаций со стороны этих таинственных подстрекателей, чтобы не вызвать на ответные действия армию. Это сейчас самое главное.

Электрические часы на стене показывали ровно полшестого.

ГЛАВА 11

Ученый жил недалеко от железнодорожного вокзала в старом трехэтажном доме с неприглядным захламленным двором, частично заваленным стройматериалами: песком мешками с цементом, строительным камнем. Кто-то из жителей дома, очевидно, собрался сделать у себя в квартире капитальный ремонт. Остановив машину у металлических ворот, Вагиф с Рауфом быстро прошли во двор и обогнув горку песка, вошли в подъезд.

Поднявшись по лестнице наверх, они оказались на лестничной площадке, сплошь уставленной с правой стороны бочками с раствором, прогнившими досками и сваленным в кучу старым кафелем. Ученый жил в квартире слева. Подойдя к двери, Вагиф уже хотел нажать на кнопку звонка, как вдруг неожиданно заметил, что она чуть-чуть приоткрыта. Сделав Рауфу знак, он бесшумно отошел в сторону.

Рауф, вытащив пистолет, занял позицию справа от двери, встав позади двух металлических бочек, поставленных друг на друга. За дверью было тихо. Осторожно приоткрыв ее, Вагиф бесшумно проскользнул внутрь. Через секунду за ним последовал и Рауф. В коридоре было темно, лишь в конце его виднелась слегка приоткрытая дверь комнаты, из который падал скупой свет, высвечивая небольшой квадратик на полу.

Неожиданно впереди послышался какой-то шум, и в дверях комнаты показался силуэт мужчины. Он спокойно вышел в коридор и, прикрыв за собой дверь, направился к выходу. Вагиф с Рауфом, затаив дыхание, замерли за книжными полками, стоящими по обе стороны коридора. Когда мужчина поравнялся с Вагифом, тот молча схватил его за руку, одновременно приставив пистолет к виску. Мужчина, как-то странно икнув, остановился, даже не повернув головы.

— Ты один? — шепотом спросил Вагиф, слегка встряхнув его.

— Нет, — так же шепотом ответил тот, слегка склонив голову в сторону Вагифа.

— Что они там делают? — снова задал вопрос Вагиф.

— Ищут какие-то бумаги.

Рауф, подойдя к мужчине с другой стороны, тихо защелкнул на его левой руке браслет наручников, зацепив другой браслет за довольно толстую трубу, идущую в коридоре сверху вниз. Быстро обыскав его и не найдя ни документов, ни оружия, они осторожно двинулись вперед, предупредив мужчину, чтобы тот не вздумал дать знать об их присутствии. На всю эту операцию у них ушло от силы секунд тридцать.

Подойдя вплотную к двери, Вагиф осторожно заглянул в комнату. Двое молодых парней, свалив на стол какие-то бумаги, деловито просматривали их, время от времени отбрасывая ненужные в сторону, где уже скопилась изрядная куча. Двое других, постарше, стояли у окна и задумчиво курили, лениво перекидываясь короткими фразами. В углу на тахте лежал сам несчастный ученый. Он лежал на животе, как-то неестественно вывернув в сторону голову. Руки его были сильно стянуты сзади капроновым жгутом.

Переглянувшись с Рауфом, Вагиф резко распахнул дверь и, оказавшись в комнате, быстро отпрянул в сторону, держа перед собой оружие. Рауф проделал то же самое, заняв позицию по другую сторону двери. Разбирающие бумаги парни как по команде бросились на пол, прикрыв голову руками, а стоявшие у окна мужчины, выхватив оружие, успели произвести несколько выстрелов, попав в верхнюю часть двери.

Вагиф с Рауфом тоже выстрелили. Один из мужчин повалился на пол, другой, успев еще раз выстрелить, подхватил небольшой саквояж и, перемахнув через подоконник, прыгнул вниз. Вагиф успел заметить, что Рауф, припав на левую ногу, медленно осел на стоящий рядом с ним стул. Пуля, очевидно, попала ему в бедро. Вагиф вопросительно взглянул на него. Рауф молча махнул рукой, мол, догоняй второго, а я тут сам справлюсь.

Подбежав к окну, Вагиф перескочил невысокий подоконник и, пролетев несколько метров, тяжело плюхнулся на горку строительного песка, сваленного прямо под окном. Правая нога нестерпимо заныла. Оглядевшись, он увидел впереди мужчину, бежавшего к воротам. С трудом поднявшись на ноги, Вагиф бросился за ним.

Уже почти добежав до ворот, он заметил, как преследуемый полоснул ножом по протектору их машины, а сам, влетев в салон темно-серого «БМВ», сорвался с места. Выбежав на середину улицы, Вагиф раскинул руки, все еще держа в правой руке пистолет. Через мгновение прямо перед ним резко затормозил «УАЗ», в котором сидели четверо изрядно подвыпивших парней. Молча подбежав к сидящему за рулем, Вагиф схватил его за шиворот и, сильно дернув, выволок из машины. Трое других, сразу как-то протрезвев, быстренько освободили машину, забыв даже захватить с собой лежащий на полу перед правым передним сиденьем какой-то громоздкий, внушительных размеров сверток.

Оказавшись наконец на рулем, Вагиф выжал до предела газ и, чуть не задев выскочившие откуда-то сбоку серые «жигули», бросился в погоню. Он прекрасно понимал, что его тяжелая и громоздкая машина вряд ли угонится за мощной и юркой иномаркой на шоссе, но пока они находились в черте города с его узкими, забитыми машинами улицами, у него по крайней мере был шанс не упустить «БМВ».

Тот, кого он преследовал, оказался не особенно опытным водителем. Он то и дело необдуманно шел на обгон, чтобы через мгновение, упершись в чей-то корпус, резко тормозить, начисто теряя при этом выигранные метры. Вагиф же вел машину спокойно, стараясь не особенно выделяться из общего потока автомобилей. На одном из перекрестков он попал в своеобразную яму, образовавшуюся посередине дороги по воле нерадивых дорожных рабочих, и в течение какой-то секунды оказался на уровне корпуса преследуемой машины. Этого было достаточно, чтобы заметить, как мужчина в «БМВ», держа в руке трубку телефона, с кем-то переговаривается. «Вызывает подмогу», — подумал Вагиф, невольно подпрыгнув, когда его «УАЗ» с грохотом преодолел эту яму.

Одновременно он услышал в салоне какой-то странный звук. Придвинув ногой лежащий справа сверток, он опустил правую руку и с силой потянул за край холстины. К его удивлению, из свертка показалось дуло ручного пулемета, а после более энергичного рывка под ноги Вагифу покатился тяжелый круглый магазин, полный патронов. Невольно присвистнув, Вагиф втащил одной рукой пулемет на соседнее сиденье и стал внимательно всматриваться вперед, стараясь предугадать непонятные действия преследуемого.

К этому времени они уже выскочили на более или менее приличную дорогу, ведущую в сторону стадиона. Но преследуемый почему-то не спешил прибавить скорость и уйти от Вагифа. Наоборот, высунув руку, он кому-то энергично махал. Повернув слегка голову, Вагиф все понял. Навстречу им, тяжело пыхтя, грозной массой несся тяжелый «ЗИЛ-130», предназначенный, очевидно, для лобового тарана. Взглянув вперед, Вагиф заметил, что дорога разделяется и вправо отходит еще одна, поуже, куда и стремился преследуемый.

Времени было в обрез, необходимо было принять неординарное решение. И он его принял. Вспомнив полузабытые уроки вождения таких машин, как «УАЗ», которые он получил еще в армии, служа в десантных войсках, Вагиф привстал с сиденья, опустив колено левой ноги на руль и тем самым зафиксировав его, а правую ногу поставил на педаль газа. Втащив пулемет наверх, он одним резким движением расколол ветровое стекло. В салон ворвался морозный воздух. У Вагифа на мгновение перехватило дыхание, но, собравшись с силами, он приподнял тяжелую рукоять пулемета и выпустил первую очередь, которая разворотила бок начавшего поворачивать «БМВ» и прошлась по его скатам. Автомобиль, потеряв управление на повороте, начал медленно заваливаться набок.

Вагиф развернул дуло пулемета в сторону приближающегося, но начавшего тормозить грузовика и выпустил длинную очередь по капоту машины, стараясь все-таки не задеть кабину. Но удар был неминуем — слишком поздно водитель грузовика решил тормозить. Поняв это, Вагиф резко нажал на тормоз и, бросив пулемет, выпрыгнул из машины как раз в тот момент, когда «УАЗ», продолжая тормозить, с грохотом ударился о массивный «ЗИЛ». Не обращая внимания на сцепившиеся машины, Вагиф бросился в сторону перевернувшегося «БМВ». Добежав до автомобиля, он рывком открыл переднюю дверцу и вытащил водителя с его саквояжем.

Водителю уже ничем нельзя было помочь. Быстро oсмотрев его карманы, он нашел в них массу интересных вещей. Несколько удостоверений личности — от сотрудника МВД до служащего какой-то конторы с длинным мудреным названием. Несколько добротно сделанных паспортов. Массу денег, как рубли, так и доллары. И в довершение всего небольшой плоский пистолет непонятной конструкции. Все это было более чем странно. Что это не рядовой сотрудник спецслужб, было очевидно, но его экипировка казалась очень необычной. Со всем этим можно было скрыться, но никак не участвовать в операции. Невольно создавалось впечатление, что этот тип решил совместить уход в подполье или выезд из страны с операцией по добыванию, судя по всему, очень важных документов. Такое предположение порождало в свою очередь еще уйму вопросов, на которые Вагиф пока не мог ответить.

Запихав все в саквояж, Вагиф побежал по еле заметной тропинке, петляющей между невысоким кустарником городского сквера, в сторону дороги, параллельной той, на которой только что произошла эта схватка. Машинально посмотрев на часы, Вагиф отметил, что было без нескольких минут восемь. На его счастье, как ни странно, ему удалось быстро поймать какого-то частника, который согласился доставить его к дому, где он оставил Рауфа. Сидя в узком салоне дребезжащего «запорожца», Вагиф не переставая удивлялся тому, как странно и на первый взгляд нелогично разворачивались события.

Было такое ощущение, что кем-то задуман и уже разыгрывается какой-то ужасный спектакль, в котором все они, действующие согласно своему пониманию происходящего и накопленному опыту, вынуждены порой поступать нелепо и непоследовательно, все больше запутывая внешние, видимые нити этого спектакля. Неожиданно мелькнула бредовая мысль — какого же уровня должны быть организаторы этого политического шоу, чтобы осуществить задуманное? В противном случае все происходящее казалось сплошным бредом.

Эта в общем-то логичная мысль поразила его самого своей очевидностью. В государстве, по большому счету, существовали свои правила игры, и каждый участник, будь то высокий чиновник или даже силовое министерство, прекрасно знал и свое место, и свою роль. Эти правила долгое время позволяли разыгрывать в целом успешно свою партию, но, как в любой стройной системе, здесь существовало слабое место. Дело в том, что вся система была завязана на одной ключевой фигуре, которая по существовавшим незыблемым правилам вообще не должна была делать какие-либо ходы. Весь смысл этих правил как раз и состоял в том, что эта основная фигура в игре не участвовала. Но вдруг она стала проявлять активность, и стройная система полетела ко всем чертям.

Игроки — чиновники министерства, с одной стороны, привычно выполняли свои функции согласно набившим оскомину рекомендациям, а с другой — после каждого шага оглядывались на этого «божка» в центре: а как он среагирует? И получилось то, что бывает с любым механизмом, когда отдельные его части вдруг начинают двигаться не синхронно и, главное, не в ту сторону, — он само-разрушается, что, очевидно, и происходило сейчас с «механизмом» Союза. А в такой ситуации уже ни о какой логике говорить не приходится. Какая, к черту, может быть логика, если исчезло само понимание нормального хода государственной машины, ее направленности, поскольку то, что происходило, в лучшем случае напоминало топтание на месте.

Вагиф невольно ухмыльнулся, заметив, что такие мысли к нему пришли в процессе обдумывания, казалось бы, сугубо профессиональных проблем, но, наверное, это было естественно. Вполне возможно, что врач или кто другой мог прийти к подобным мыслям столкнувшись с чем-то подобным в своей профессиональной деятельности. Еще его неприятно удивило, что это понимание пришло к нему несколько поздно. Очевидно, подумал он, его профессия и в самом деле накладывает на всех них определенный отпечаток, в некотором смысле сужая кругозор. Эта в целом здравая мысль не принесла ему особого удовлетворения.

Подъехав к нужному дому, он расплатился с шофером и, подхватив саквояж, бросился в подъезд. Но он мог не спешить. Рауф, перевязанный Зарой, и трое сотрудников аккуратно складывали в серую дорожную сумку собранные в стопки бумаги. В комнате царили спокойствие и деловитость. Двое парней, связанные и понурые, сидели в углу комнаты, на полу. Труп мужчины куда-то успели убрать.

Увидев Вагифа, Рауф приветливо помахал ему рукой. Зара же, улыбнувшись, молча принесла большую чашку дымящегося крепкого кофе. Остальные ограничились кивком головы. Время явно поджимало.

Пройдя в кухню, Вагиф позвал туда Рауфа и вкратце рассказал ему о своих злоключениях. Потом они внимательно осмотрели содержимое принесенного Вагифом саквояжа. Там, кроме каких-то разрозненных листков бумаги и нескольких общих тетрадей, ничего не оказалось. Захлопнув саквояж, Вагиф с наслаждением закурил, запивая сигаретный дым горячим кофе.

Неожиданно в дверях кухни появилась Зара. Она быстро подошла к Вагифу и протянула ему радиотелефон. В трубке послышался знакомый голос Полковника. Он сообщил, что через десять минут к дому подъедет его «волга» и Вагифа со всеми документами доставят на военный аэродром, где его ждет военно-транспортный самолет. Группа сотрудников, которая находилась с ним в квартире, должна была его сопровождать, после чего вернуться на его личную конспиративную квартиру. За Зарой и раненым Рауфом приедут пятью минутами раньше. Их тоже должны отвезти в безопасное место. Попытку Вагифа объяснить необходимость его задержки в городе Полковник безапелляционно отмел, заявив, что за всеми ними уже охотятся. И дай бог, если они успеют вовремя исчезнуть.

Вагиф спросил, кто же за ними охотится, не боевики ли каких-нибудь политических групп? На что Полковник рассмеялся и сказал, что у политических групп своих дел невпроворот. А охотятся за ними профессионалы, надумавшие под шумок оперативно решить кое-какие свои проблемы. Тем более что в создавшемся хаосе легко можно было сделать и получить то, что годами не удавалось никаким самым хитрым и сильным спецслужбам некоторых держав.

Заявление Полковника не удивило Вагифа. Его вообще уже ничто не могло удивить. Он чувствовал, что присутствует на очередном акте представления под названием «Развал державы» и возникновение на горизонте различных спецслужб, пытавшихся, как гиены, оторвать от тела все еще живого государства кусок побольше, было вполне естественным. Было бы странно, если б этого не произошло. Так что сказанное старшим коллегой его совсем не удивило.

Тепло попрощавшись с Рауфом и Зарой, за которыми уже приехали, он начал с оставшимися сотрудниками упаковывать последние документы. Через час он был в военном аэропорту, а еще через три часа его самолет приземлился в Москве. На сей раз его встречали. Да не как-нибудь, а с шиком. За ним приехали три машины. Усевшись в первую рядом с Константином, Вагиф откинулся на спинку сиденья и, закурив, попытался расслабиться.

В машине по дороге на дачу он узнал, что в Баку вводятся войска — с целью защиты гражданского населения. Он этого ожидал. Начатая кем-то игра должна была быть доиграна. Хотя бы потому, что это основное правило подобных игрищ.

Несмотря на поздний час — была глубокая ночь, Алексей Васильевич не спал. Он сидел в своем любимом кресле неподалеку от камина. Поздоровавшись, Вагиф сразу же перешел к существу дела, подробно рассказав о том, что произошло в Баку. Его обстоятельный доклад занял в общей сложности более двух часов. Алексей Васильевич практически не перебивал его, лишь несколько раз задал короткие уточняющие вопросы.

Дослушав до конца, мэтр минуту-другую молча размышлял, анализируя услышанное, после чего, приказав доставить в гостиную кофе, неторопливо стал высказывать свою точку зрения по этим проблемам. Говорил он тихо, осторожно подбирая каждое слово. В комнате царила тишина, которая может быть только зимней ночью, нарушаемая спокойным голосом Алексея Васильевича и легким потрескиванием дров в камине.

Несмотря на кажущееся спокойствие и сдержанность мэтра, Вагиф прекрасно понимал: то, что говорит его учитель, есть результат длительного анализа, доставшийся ему с превеликим трудом. Не потому, что требовал каких-то титанических усилий интеллекта, скорее наоборот, многое было очевидно даже для непосвященного. Дело как раз в другом. Все, что говорил этот умный, долго поживший и много повидавший, далеко не молодой человек, непосредственно касалось совсем другого мира. Мира устоявшихся, исходных моральных и этических ориентиров, которые воспринимались сугубо на эмоциональном уровне, без всякого анализа или обдумывания. И именно этот мир дал трещину и не замечать этого было просто невозможно.

— То, что тебе удалось вывезти эти документы, — все тем же тихим голосом проговорил Алексей Васильевич, — очень хорошо. Ты даже не представляешь, насколько это важно. Я прекрасно понимаю, что тебе было трудно покинуть в такую тяжелую минуту свой город, но в данном вопросе просто поверь мне. То, что сейчас происходит в Баку, как это ни цинично прозвучит, результат уже начатой игры, которая должна быть доиграна до конца. И ни я, ни ты ничего изменить в расстановке фигур не можем.

Но это только первый акт и, как я думаю, не самый страшный по сравнению с тем, что нас всех может ждать впереди. И наша задача сейчас не дать разыграться следующим актам этой ужасной драмы. На мой взгляд, сейчас это самое главное. Извини, что я оперирую такими малоэтичными категориями, но ситуация, как говорится, обязывает.

— Но все-таки, как вы оцениваете происходящее в Азербайджане?

— Как я оцениваю, спрашиваешь? А оцениваю, как обычно, сугубо субъективно и, проработав более тридцати лет в органах, иначе оценить просто не могу. Насколько я знаю, Западная Украина, Прибалтика и Армения всегда были в поле зрения как наших, так и их спецслужб. У нас тут были сосредоточены центры по работе в Центральной Европе и на Севере, а в Армении были сконцентрированы группы, разрабатывающие южное направление и особенно Ближний Восток. В Азербайджане же специализировались по Ирану и частично по Турции.

Естественно, что и наших оппонентов в силу вышесказанного интересовали эти регионы. Но, кроме того, они были им интересны и тем, что здесь имелись старые внутренние противоречия. Если взять Прибалтику, то это вопрос «присоединения» этих трех республик к Союзу, если взять Западную Украину — вечные претензии к «москалям», ну а в Армении — нетерпимость к туркам. Так что почва для определенной работы была, как говорится, благодатная.

— И что, конфликт между Азербайджаном и Арменией и был спровоцирован этими спецслужбами?

— Отчасти да. Точнее говоря, в данном случае произошло в некотором роде слияние интересов обычно соперничающих сил. Финансовая и пропагандистская помощь Запада, спецслужбы которого по инерции, оставшейся со времен «холодной» войны, считали основной своей задачей развал Союза, «новая» политика нашего собственного руководства и — что самое главное и, очевидно, определяющее — новые политические и экономические силы в самих республиках, умеющие получить выгоду из создавшегося положения.

Но я глубоко убежден, что без сильной поддержки извне в рамках нашего государства и устоявшегося понятия порядка как в позитивном, так и в негативном смысле поднять противостояние на такой уровень было просто невозможно. В будущем — да, этот конфликт, очевидно, будет подпитываться не только внешними, но, может, даже в большей степени внутренними силами. Однако в самом начале процентов на девяносто это было просто профессиональной провокацией, подготовленной соответствующими структурами Запада.

— Ну а Сумгаит, граница с Ираном, наконец Баку — это как объяснить?

— Это тоже можно объяснить. Спецслужбы нашего любимого отечества разрабатывают операции по противодействию деструктивным силам согласно общепринятым в таких случаях рекомендациям. Суть их — создание небольшого конфликтика, в процессе устранения которого нейтрализуются основные подстрекатели. Но процесс уже неуправляем, точнее говоря, политический центр не только не дает добро, но и препятствует завершению уже запущенных операций. Различного рода политические авантюристы, постепенно оттирающие в сторону истинных лидеров оппозиции, поняв происходящее как слабость центра, пытаются исполнить в этой какофонии свою партию, не научившись еще как следует держать в руках инструмент. На фоне всего этого активно действуют агенты различных спецслужб, с успехом проводя в жизнь планы десятилетней давности. Мне недавно удалось узнать просто потрясающую новость. Руководством спецслужбы США после тщательного анализа была направлена резолюция о приостановке финансирования некоторых не в меру активных оппозиционных групп в Закавказье. Но конкретный руководитель этой операции, пребывая в эйфории от той простоты, с которой проходила операция, до этого длительное время не имевшая никакого успеха, не только не приостановил, но вообще скрыл от подчиненных приказ. В результате за блестяще выполненную операцию он был переведен во Францию, группа его сотрудников после тщательной проверки строго наказана, а группа гак называемых оппозиционеров с явно криминальным душком, получив доллары, напрямую вышла на поставщиков наркотиков из Афганистана. А сколько возникло групп, которые, прикрываясь политическими лозунгами, порой не понимаемыми ими самими, стремятся просто-напросто разжиться, не брезгуя ничем, в том числе и просто грабежом! Не надо также забывать и о ряде политических лидеров, желающих добиться власти любой ценой, и о некоторых не совсем чистоплотных офицерах республиканских спецслужб, готовых очертя голову броситься в этот водоворот далеко не безобидных страстей. Так что можно приводить массу примеров и фактов, называть десятки фамилий, но истинное объяснение Сумгаита и, возможно, Баку — в дьявольском сочетании интересов всех вышеназванных сил, которые уже сами не знают, чем все это закончится. Никакого другого наиболее общего объяснения просто нет, если, конечно, в данной ситуации оно вообще возможно. Как раз отсюда и вся эта необъяснимая жестокость и бессмысленная нетерпимость не только к противникам, но и к своим бывшим согражданам. Поскольку лишь подобный хаос интересов может породить такой беспредел.

— Хорошо, а наше руководство, оно-то что делает?

— Наше руководство дало слово своим западным «друзьям», что не будет применять силу против своих сограждан, желающих свободы, в том числе и против так называемых национально-освободительных движений.

— Но это же бомба под здание государства!

— Конечно, бомба, недаром наш нынешний шеф написал докладную записку «первому», где прямо называет того, кто склонил его пойти на это, предателем и американским шпионом.

— А «первый»?

— Он, дорогуша, только для нас небожитель без страха и упрека. А в жизни — простой, далеко не самый умный и храбрый человек, сделавший по воле судьбы один смелый шаг и так его испугавшийся, что сейчас во всем сомневается. Он окружен целым сонмом разнообразных советников, как правило, преследующих свои, порой, прямо скажем, шкурные интересы.

— Но тогда зачем вводить в Баку войска после всех событий, когда они были уже не нужны, почему их не ввели раньше?

— Ну, во-первых, в данном случае было уже просто невозможно не среагировать, а во-вторых, насколько мне известно, США намекнули, что они не против, чтобы Союз слегка припугнул Иран, на который американцы все еще злы. Я не говорю, что мнение США было решающим, но то, что оно также было учтено, бесспорно.

К этому времени из кухни принесли горячие котлеты и дымящуюся гречневую кашу. Вагиф почувствовал, как сильно проголодался. Было около пяти утра. Спать не хотелось. Голова гудела, но мозг, как ни странно, работал как часы. Плотно поев, Вагиф покинул гостиную, хотя кое-какие вопросы остались нерешенными. Но их они с Алексеем Васильевичем наметили рассмотреть несколько позже.

Вначале Вагиф думал немного поспать, но, проворочавшись с полчаса, понял, что не уснет. Махнув рукой на сон, он прошел в ванную комнату и принял душ, после чего, побрившись и переодевшись во все чистое, поднялся к себе в комнату. Решив надеть серый шерстяной английский костюм и белоснежную рубашку тонкого полотна, он долго выбирал галстук, пока не остановился на строгом французском галстуке с еле заметными блестками по краям. Не спеша одевшись, он спустился вниз, успев как раз к утреннему кофе. Вся команда мэтра была в сборе. Поздоровавшись с каждым персонально, он занял свое постоянное место, справа от Алексея Васильевича. С некоторых пор это превратилось в своеобразный ритуал, и в отсутствие Вагифа во время совместных трапез никто на его место не садился.

Алексей Васильевич спустился несколько позже. Поздоровавшись, он неторопливо занял свое место во главе стола. После завтрака в гостиной остались только Вагиф и мэтр. Закурив, они молча пересели в кресла, стоящие в углу комнаты.

— Как там, в Баку? — прервав молчание, спросил Вагиф.

— Плохо, — тихо ответил Алексей Васильевич, — есть жертвы.

— А что с документами того бедняги-ученого? — помолчав, снова задал вопрос Вагиф.

— Надо разбираться. Пока ясно одно — информация, которую я получил и от друга из Баку, и от зарубежного коллеги, частично подтвердилась. Не все так просто было в этой лаборатории, которая должна была сыграть роль своеобразной дымовой завесы. Скорее всего именно она в известном смысле могла рассчитывать на признание ее основным объектом. Вот как все повернулось. Поэтому меня очень интересует, кто же из наших все это придумал, ведь надо признать, задумка по-своему гениальна. На базе тихой, мало кого интересующей лаборатории, которую в первую очередь показывали всем и вся, в том числе и тем, кто интересовался ею сугубо профессионально, организовать изучение и проверку наиболее перспективных направлений. Если предположить, что этот неизвестный, обладающий, по-видимому, большими возможностями, вполне официально передавал туда документы разработок из других научных центров и также вполне официально, поскольку эта лаборатория и была создана для дезинформации, все это становилось достоянием других спецслужб, то можно себе представить, что этот паршивец получил взамен. Потому что оценить величину ущерба, нанесенного нашей стране, просто невозможно.

— Кто-то из высших чинов решил заняться «бизнесом»?

— Вполне вероятно. К слову сказать, это не единичный случай. Помнишь, я сказал, что у меня есть предположение об истинных причинах гибели Джорджа и твоих последующих приключениях? Так вот, сейчас я более чем уверен, что одна из основных причин кроется в том, что они точно не знали, какие документы ты от него получил. А те бумаги, которые их интересовали, он почему-то тогда мне не послал. И вот сейчас, основываясь на информации того же самого источника, я могу предположить, что Джордж раскопал факты причастности некоторых высокопоставленных чинов наших спецслужб к переводу за рубеж по своим каналам огромных сумм денег. Имей в виду, я говорю не о финансовых подачках дружественным партиям и движениям. Речь идет о совсем других деньгах, происхождение которых неплохо было бы выяснить.

— Деньги — это, конечно, любопытно, но меня больше интересует этот ученый. Он-то чем занимался?

— Он занимался прикладной психологией.

— Чем-чем? Психологией? А это еще нам к чему?

— Нам с тобой, может, и ни к чему, а вот некоторым политическим экстремистам даже очень к чему. Это самое ужасное и бесчеловечное оружие, поскольку направлено против человеческой души. Цель этого оружия — уничтожить индивидуальность человека, сохранив его внешнюю оболочку, но расплавить его внутренний мир в горниле очередных идей какого-нибудь маньяка, сделать его послушным орудием, не ведающим страха, сострадания и всех остальных человеческих чувств.

— И всей этой чертовщиной занимались у нас в Баку?

— Ты, видимо, просто не знаешь, что в начале семидесятых несколько по-настоящему выдающихся ученых, занимающихся психологией и экономикой, были переведены в вашу республиканскую академию. Кое-кому не слишком нравились направления их исследований. Но, поскольку некоторые аспекты их работы представляли определенный интерес для нашей «конторы», их просто перевели на юг, так сказать, поближе к теплому морю и фруктам, предоставив возможность работать. Так что за прошедшее время они кое-что успели, во всяком случае воспитали достойную замену. С одним из таких людей ты имел честь лично познакомиться. Правда, в не больно удачное для него время. Именно на базе его лаборатории и было предложено создать видимость научного центра для привлечения к нему нездорового внимания со стороны. А он тем временем мог спокойно вести работу совсем в другом месте.

— Несколько примитивно, вам не кажется?

— Примитивно? Да нет, дорогой, ошибаешься, это было просто гениально, если ты вспомнишь, что я тебе говорил раньше.

— Ну и что я должен сделать?

— Ты должен встретиться с тем самым зарубежным коллегой.

— И где он обитает?

— В Турции. Я тебе о нем немного расскажу. Во-первых, должен сказать, он никогда ни мне, ни кому-нибудь из наших не передавал какую-либо информацию, но иногда мне приходилось с ним встречаться и мы беседовали, надо сказать, не без пользы друг для друга. У него очень интересная родословная. Отец его — офицер турецкой армии, а мать из русских дворянок, волею судьбы оказавшаяся в двадцатых в Стамбуле. Сам он сейчас уже нигде не служит, но сохранил остроту ума и хорошие связи. Так что разговор с ним будет тебе полезен. Полетишь в Турцию днем. Да, и последнее. Возможно, я старею, но у меня все время какое-то нехорошее предчувствие. Короче говоря, деньги, которые мы отняли у тех молодчиков, кое-какое оружие, документы и аппаратуру мы с Константином перетащили в подвал, в сейф. Его найти почти невозможно. Вот тебе шифр, ключей у него нет, но помни: если ошибешься — взлетишь на воздух. Мы там рядышком с ним установили кое-что взрывоопасное для нежеланных посетителей.

Алексей Васильевич протянул ему бумагу, где был записан шифр сейфа. Два раза внимательно просмотрев цифры и удостоверившись, что он их запомнил, Вагиф бросил бумагу в камин. До вылета в Турцию оставалось три часа.

Перелет в Стамбул прошел без особых приключений, если не считать того, что в самолете Вагиф заснул. Да так крепко, что проснулся лишь в аэропорту, и то после энергичных призывов стюардессы. Турецким он владел сносно, но предпочитал говорить на английском. В этом городе он был впервые. Так сложилась его судьба, что он, с детства мечтая побывать в Стамбуле, оказался в нем лишь в зрелом возрасте, да и то на очень ограниченный срок. Алексей Васильевич строго-настрого предупредил его, чтобы не было никакой самодеятельности. Быстро сделать свое дело и уносить ноги.

Город произвел на него ошеломляющее впечатление. Такого сочетания современного и старинного, европейского и азиатского он не встречал ни в одном городе, где ему приходилось бывать. Великолепные дорогие магазины соседствовали с небольшими лавчонками, изысканнейшие рестораны уживались порой на одной улице с незаметными заведениями, где подавались исключительно местные блюда. Так что посмотреть было на что.

Пройдясь по городу и нагуляв хороший аппетит, Вагиф зашел в небольшой ресторанчик, где неплохо пообедал, заказав исключительно рыбные блюда, к которым с детства питал особое пристрастие. Покончив с обедом, он вышел на улицу и, пройдя по ней немного вверх, свернул в узкий переулок, где его ждал старомодный «мерседес». Опустившись на заднее сиденье, Вагиф поздоровался и попросил разрешения закурить, не забыв передать сигарету мужчине, сидящему за рулем.

Тот осторожно взял сигарету, аккуратно ее надломил и, вытащив из табака какую-то еле заметную щепку, минут пять ее разглядывал. Все это время Вагиф молча дымил сигаретой, еле сдерживаясь, чтобы не рассмеяться. Еще в Москве, когда Алексей Васильевич ознакомил его с условиями идентификации, Вагиф не удержался и довольно издевательски назвал все это дешевым маскарадом с элементами старческого маразма. На что мэтр сильно обиделся и прочитал ему длинную десятиминутную нотацию, из которой Вагиф понял одно: не ему учить старых профессионалов, и вообще, если он будет привередничать, то может никуда не ехать.

Так что ему ничего не оставалось, кроме как ждать, когда этот джентльмен в черном костюме с галстуком-бабочкой сверит наконец щепку и приступит к более конструктивной части их так и не начавшейся беседы.

— Вы чем-то удивлены? — вдруг проговорил мужчина на азербайджанском языке с легким приятным акцентом.

— Да как вам сказать? Не очень, — ответил Вагиф по-английски.

— Мы вполне можем говорить на вашем языке, — невозмутимо продолжал мужчина. — Я несколько лет прожил в Баку в пятидесятых годах. И, как видите, не забыл его, тем более что он так похож на турецкий.

— Вы работали в Баку?

— Да, конечно. Точно так же, как во Франции, Америке, Египте. К слову сказать, и работа у меня в этих странах была одной и той же. Я все это говорю Не для красного словца, просто, заметив вашу улыбку, хочу, ну как бы это сказать, представиться, что ли. Да, к слову, та микроскопическая щепка, которую я так внимательно рассматривал, представляет очень большой интерес. Это побочный элемент, легко идентифицирующий наркотик, который неожиданно появился в последнее время в Азербайджане, точнее говоря, в Сумгаите во время известных событий, и вполне возможно, будет найден и в Баку. Это наркотическое вещество совсем недавно было конфисковано в Пакистане и передано какой-то западной фирме. Поскольку это делалось почти официально, возникает вопрос: какой фирме могут передать наркотик государственные службы Пакистана, не опасаясь нежелательных для себя последствий? Мне почему-то всегда казалось, что таковыми могли быть только спецслужбы Англии и США, а вам?

Увидев лицо Вагифа, Орхан-бей, как представился мужчина, весело рассмеялся и резко тронулся с места, не обращая внимания на предупреждающие знаки по обеим сторонам дороги. Выехав на шоссе, он выжал из своей колымаги все, на что она была способна. А машина эта была способна на многое. Она играючи обгоняла куда более современные автомобили, легко разогнавшись до ста пятидесяти. Наконец Орхан-бей свернул куда-то вправо, и они оказались на проселочной дороге. Проехав еще несколько сот метров, он остановил машину.

— Ну что, перейдем к делу? — неожиданно начал Орхан-бей.

— Можно, — согласно кивнув, ответил Вагиф.

— Твой шеф меня предупредил, что ты никаких записей вести не будешь, так что запоминай. Во-первых, относительно болгарской фирмы.

Заметив удивленное лицо Вагифа, он снова улыбнулся и пояснил:

— Что за фирма, твой шеф сам знает. Так вот, его предположение верно. На самом деле эта фирма вела кос с какими западными фирмами переговоры о приобретении технологии производства военной электроники, но, как мне известно, ничего не смогла добиться. Более того, мне доподлинно известно, что один ее сотрудник, турок по национальности, пытался сойтись с турецким инженером, работающим в филиале американской фирмы, производящей эту электронику и находящейся в Германии, но тоже безуспешно. Так что если документация на эти устройства все-таки появилась у вас, надо искать другие источники, если, конечно, они и вправду западного происхождения. Второй вопрос — относительно разработок психотропного оружия. Здесь я полностью солидарен с покойным Джорджем. Нам, старикам, нечего терять. Если не мы, то кто тогда открыто расскажет всему миру о нависшей угрозе? Так что пусть рассчитывает на меня. Если понадоблюсь, я всегда готов. Что же касается международного бюро, то это заманчиво, но требуется хорошенько все обмозговать, а времени у нас в обрез, чем-то придется пока пожертвовать. Хотя, повторяю, мысль, по-моему, стоящая. Ты как, успеваешь переварить или говорить помедленнее?

— Нет-нет, все нормально, я прикрыл глаза, чтобы лучше запомнить ваши слова.

— Ну как знаешь, тебе виднее. И еще два немаловажных фактика. Первый: в последнее время — это со слов нашего английского друга, его Алексей Васильевич хорошо знает — очень активизировалась финансовая структура ваших спецслужб, на Запад перекачиваются большие деньги. На материальное прикрытие каких-либо операций что-то не похоже, деньги помещаются в различные банки под проценты и на достаточно большой срок, а также скупаются акции наиболее солидных компаний. Все это мало похоже на создание оперативного капитала, могущего потребоваться в любую минуту. Скорее это смахивает на вывоз капитала под прикрытием и по каналам ваших служб, что тоже странно, поскольку все эти каналы в большинстве своем давно раскрыты. Невольно возникает мысль, что вопрос скрытности не столь уж важен, более того, по некоторым деталям видно, что Запад об этих операциях знает и ничего не имеет против. Правда, возникает естественный вопрос: откуда появились эти самые деньги, притом наличными? Второй факт. По бакинскому каналу на самом деле была перекачана масса документов, особенно по самым перспективным, по мнению специалистов, тематикам, разрабатывавшимся в свое время в Восточной Германии. Но мне удалось случайно узнать, что последние документы, относящиеся к разработкам, которые вели местные специалисты, вызывают особый и не ослабевающий интерес. Кто все это организовал — не знаю, но могу предположить, что не какой-нибудь там простой полковник, бери выше. И естественно, не за пару-тройку тысяч долларов. Здесь речь идет минимум о нескольких десятках миллионов. Ну, вот в принципе и все.

— Скажите, а можно вам задать несколько вопросов?

— Давай, только побыстрее. Уже вечереет, а я с некоторых пор неуютно себя чувствую ночью на улице.

— Как вы думаете, Турция всегда будет верна дружбе с Америкой?

— Да, надо признаться, вопрос со специфическим душком. Ну что ж, откровенность за откровенность. Дружбе, я думаю, будет верна, и не только Штатам. Ну, а что касается того, не возникнет ли непонимание между нами и американцами, то это вполне возможно. Нынешняя Турция — быстро развивающийся организм, и, вполне возможно, на каком-то этапе ей будут малы определенные кем-то помимо нее пределы, и она попытается их слегка раздвинуть. Понятно, что я говорю не о территории, границы, конечно, нерушимы. И это естественное желание может быть неправильно понято старыми друзьями, но я уверен, что какое-то компромиссное решение обязательно будет найдено.

— Извините за вопрос и большое спасибо за ответ. Ну, а что произойдет в Союзе?

— Союз распадется. Идеологический стержень, на котором держалось государство, оказался слабоват. Кроме того, этому активно будет помогать новая команда, рвущаяся к власти, которая, не развалив Союза, не сможет прийти к власти в России.

— И больше никогда не будет единого государства?

— Насчет государства не знаю, но могу предположить, что постепенно идеологический стержень будет заменять общепринятый экономический. И постепенно снова будут возникать давно известные геополитические интересы, круто замешанные на экономических реалиях, и кое-что может заново возродиться, правда, по-видимому, в несколько иной форме.

— А пока?..

— Пока полный хаос. Политики бывших республик станут договариваться с политиками России, даже не думая, что там уже давно возникли новые силы — предпринимательские. Они будут терпеть фиаско, удивляться, почему так произошло, до тех пор, пока не поймут, что расстановка сил изменилась. Сейчас не экономика прислуживает политике, а, наоборот, политика подкармливается экономикой. А когда поймут, тогда и начнется постепенное успокоение всех страстей со всеми вытекающими из этого последствиями.

— И Россия?..

— Думаю, что да. Конечно, она станет мощной державой, безусловно, вначале хорошо побуянив, наломав дров, но все равно станет. Это ей, как говорится, на роду написано. Как и Турции, между прочим, с божьей помощью. Дело в том, что у России есть один, но немаловажный козырь. У нее, несмотря ни на что, имеются высокопрофессиональные специалисты, ресурсы и присутствующий эффект чистого производственного пространства, что несколько напоминает то, что было с экономикой Германии и Японии после второй мировой войны. И на этом пространстве можно будет разворачивать самое современное производство, чего в данный момент не может себе позволить ни одно другое государство. Слишком накладно при нынешнем состоянии их экономики. А в России просто не будет другого пути. И это, к слову сказать, прекрасно понимают и в Штатах, и в Европе и несколько побаиваются, как я думаю, небезосновательно.

— Спасибо за беседу, однако я, наверное, вас утомил?

— Да, есть немного, но ничего, сейчас приеду домой и отдохну. Я вас довезу до развилки, а там вы поймаете такси. Хорошо?

— Конечно.

Доехав до развилки, Орхан-бей остановил машину и, повернувшись, протянул Вагифу руку. Дорога была пустынной, лишь недалеко от них, на обочине стоял какой-то грузовик. Улыбнувшись, Вагиф тоже протянул руку и вдруг каким-то шестым чувством почувствовал опасность. Кинув тревожный взгляд на грузовик, он крикнул Орхан-бею, чтобы тот выпрыгнул из машины, а сам, резко распахнув дверцу, вывалился из салона. За мгновение до того, как из грузовика густым свинцовым дождем машину полили автоматные очереди.

Орхан-бей был убит сразу. Вагиф, получив три пули, успел отползти в канаву. Через минуту стрельба прекратилась. К искореженной машине подъехал новенький «форд», из которого вылез высокий мужчина средних лет. Удостоверившись, что Орхан-бей мертв, он не спеша подошел к лежащему Вагифу. Внимательно посмотрев на него, он что-то отрывисто приказал окружившим его людям. Перед тем как потерять сознание, Вагиф с трудом открыл глаза. Над ним стоял тот самый человек, которого он видел при убийстве Джорджа, тот самый, фотографию которого ему показывал Алексей Васильевич. Репин.