Расколотая бесконечность

6. НАВОЗ

Стайл пошел на север. Он внимательно оглядывался по сторонам.

Неизвестно, какие опасности могли подстерегать его по пути. Лес редел, все чаще появлялись лужайки с сочной травой и яркими цветами. Вскоре Стайл вышел к прозрачному ручью, весело журчащему среди камней. Стайл лег на живот и коснулся воды губами, одновременно прислушиваясь к малейшему шороху — сейчас он находился в уязвимом положении.

Вода была такая холодная, что заломило зубы. Он пил маленькими глотками. На Протоне существовали самые разнообразные напитки, но чистой воды Стайл никогда не пробовал. Только теперь он оценил ее по достоинству.

Затем он принялся искать фруктовые деревья, но ни одного не обнаружил. У Стайла не было никаких приспособлений для охоты на животных, хотя со временем он хотел обзавестись ими. Сейчас безопасность была важнее полного желудка. Голод может подождать. Когда у него будет лошадь, он сможет передвигаться, не оставляя своих следов и своего запаха. Найти его будет невозможно.

Стайл пошел вниз по ручью, зная, что он должен привести его к животным. Это была идеальная местность для лошадей. Видел ли он их с верхушки сосны или ему просто почудилось? Стайл решил следовать интуиции.

Он ничего не понимал в волшебстве, но в лошадях толк знал.

Внезапно он увидел то, что искал. Полукруглый отпечаток копыта. И недалеко от ручья — куча навоза.

Стайл внимательно изучил след. Он был большим, указывая на то, что лошадь крепкая и ростом не менее семнадцати хендов[1]. Она была неподкована, по краям копыта шли трещинки. Само копыто достаточно стерто.

Крупная, здоровая лошадь, которая достаточно двигается, чтобы стереть копыта, но довольно беспечная, потому что царапает их о камни. Не совсем то, что он хотел, но на первое время сойдет. Стайл облегченно вздохнул.

Значит, лошади ему не привиделись, он действительно видел их. Случай с амулетом поколебал его веру, но теперь уверенность вернулась к нему.

Он подошел к куче навоза и посмотрел на нее. В памяти возникли позабытые образы. Семнадцать лет назад, восемнадцатилетним парнем, он смотрел на точно такую же кучу навоза…

Срок пребывания его родителей закончился, и они должны были покинуть планету Протон. Для всех рабов без исключения срок пребывания составлял двадцать лет. Правда, его можно было продлить, став победителем Турнира, но то была всего-навсего яркая приманка, чтобы вселять в людей надежду.

Стайлу повезло. Он родился рано и провел семнадцать свободных лет. Он получил полное образование до того, как ему пришлось сделать выбор: улететь с родителями или остаться на Протоне.

Родителей по истечении срока пребывания ждала довольно солидная сумма денег, накопленная за двадцать лет службы. Конечно, им не хватило бы на билет до Земли, но поблизости было немало планет, где можно было отлично устроиться. Денег хватило бы на безбедное существование. А оставшись на Протоне, ему придется двадцать лет быть рабом, выполняя любую прихоть своего Гражданина, зная, что после окончания срока пребывания ему придется улететь с планеты навсегда.

Но на Протоне была Игра. Стайл рано пристрастился к Игре. Это единственное, где рабы могли почувствовать себя нормальными людьми. Игра — это насилие, это интеллект, это искусство, это случайность… Одним словом, игрок мог бросить вызов судьбе. В Игре была своя собственная иерархия, где каждый мог получить соответствующий статус. Игра притягивала с волшебной силой. С самого начала Стайл добился успеха, у него была прирожденная склонность к состязаниям. При желании он мог занять любую ступеньку на лестнице своего возраста. Но Стайл никогда не стремился подниматься слишком высоко.

Семья или Игра? Он выбрал планету Протон. Его срок пребывания начался с момента, когда стартовал космический корабль с его родителями на борту.

Он ждал, когда ему предложат работу. К удивлению Стайла, его наняли в первый же день. Стайла отвели в роскошное поместье его Гражданина — на Протоне не было нероскошных поместий, — оставили на пастбище, вручив тележку и вилы.

Его работа заключалась в том, чтобы собирать лошадиный навоз. Катя тележку, он подбирал кучи навоза, которые оставляли на лугу породистые лошади Гражданина. Оторванный от семьи и не привыкший к тому, что на жизнь надо зарабатывать работой, он вскоре разочаровался в своем выборе. Зато он все время находился на свежем воздухе.

Он наслаждался одиночеством во время работы. В свободное время ему приходилось общаться с остальными рабами. Он спал в бараке вместе с семью другими работниками и питался в столовой с тридцатью рабами. Ничего своего у Стайла не было, даже постельное белье выдавали ему только на ночь. Утром включался свет, и рабы вставали; вечером свет автоматически выключался.

Перед сном устраивалась проверка. Когда он жил с родителями, никто не ограничивал его время. Пока он успевал в школе, он мог распоряжаться им по собственному усмотрению. Он участвовал в Играх и тренировался, отрабатывая различные приемы. Здесь его лишали этого удовольствия, и он часто думал, а правильно ли он сделал выбор? Конечно, когда-нибудь он вырастет. Просто придется подождать.

Его хозяин — как и большинство Граждан — обладал фантастическим состоянием. Ему принадлежало несколько пастбищ, разбросанных в разных частях города. Стайлу приходилось ездить из одного купола в другой, и везде его ждала работа.

Некоторые пастбища были огорожены забором из настоящих деревянных досок, скрепленных гвоздями, которые завозили с Земли. Разумеется, ограда контролировалась невидимыми лучами, которые били током всякого, кто по неосторожности прикасался к забору. Лошади это быстро усвоили и держались от забора подальше. Стайлу пришлось испытать это на своей шкуре. Никто не предупредил его, что забор под током. Это было частью обучения.

И он учился. Он узнал, что забор служил для того, чтобы не позволять лошадям переходить на то пастбище, где только начинала расти трава.

Лошадей постоянно переводили с одного пастбища на другое. Гражданин, несмотря на свое фантастическое богатство, придавал этому большое значение.

Проблема Стайла заключалась в том, что он не мог перешагивать за ограждения, чтобы собирать навоз на дальних пастбищах. Полутораметровый забор трудно перешагнуть и высокому рабу. Он, конечно, мог с легкостью перепрыгнуть через него, но это категорически запрещалось, чтобы не подавать пример лошадям. Они не знали, что забор можно так же легко преодолеть, как и аналогичное препятствие на скачках. К тому же, приземлившись с другой стороны, он мог повредить дерн, а это считалось серьезным проступком. Только лошади имели на это право, на Протоне они считались привилегированными существами.

Таким образом, Стайлу приходилось обходить забор, что требовало значительного времени. К тому же лошади не всегда уступали ему право прохода по их земле. К счастью, он умел быстро бегать, а лошади считали ниже своего достоинства соревноваться в скорости с человеком. Они выбирали себе соперников только из числа себе подобных.

Затем он обнаружил, что может пользоваться стремянкой. Он перелезал через забор вместе с тачкой, не прикасаясь к доскам. Лошади, разумеется, не могли воспользоваться таким приспособлением. Стремянка стала для него мостиком между соседними мирами. Теперь по крайней мере он успевал до темноты обойти все пастбища.

Теперь, когда начался его срок пребывания, ему полагалось выбрать собственное имя. До этого он пользовался именем отца, добавляя номер.

Когда раб-клерк в регистрационном управлении спросил его, какое имя он хочет выбрать себе, ни секунды не колеблясь, он ответил: Стайл.[2] — Стайл? Как стиль, элегантность? — насмешливо смерил его взглядом клерк. — Серьезное имя для мальчишки такого роста, как ты.

Стайл внутренне напрягся. «Мальчишке» уже исполнилось восемнадцать, но окружающие считали, что ему не больше двенадцати лет. В воде на Протоне присутствовали депиляторные добавки, которые препятствовали росту волос на лице и половых органах. Женщины его роста не испытывали подобных проблем — вторичные половые признаки указывали на их зрелость. Люди высокого роста считали своим долгом посмеяться над Стайлом. Но он уже научился молча сносить их насмешки.

Итак, ему присвоили имя, и все стали называть его Стайлом. Между собой рабы обязаны были обращаться друг к другу по именам. Лишь Граждане обладали правом на анонимность. Обращаясь к ним, следовало говорить — Сэр.

Если рабу и становилось известным имя Гражданина, он употреблял его в редких случаях, чтобы назвать своего хозяина другому Гражданину.

Время шло, и Стайл приобрел кое-какой опыт. Каждая куча навоза, которую он не заметил, ставилась ему в упрек, делая его объектом для насмешек со стороны других работников, которые были старше его и выше ростом. Среди рабов, не имеющих никаких прав, любые мелочи, связанные с работой, имели большое значение. «Стайл. Две кучи навоза на гречишном поле», — объявлял надсмотрщик, делая ежедневный разбор недостатков.

Остальные работники тихонько посмеивались, а на следующий день его имя оказывалось на доске штрафников. В первые недели оно присутствовало там постоянно. Другие работники «случайно» толкали его, а если он отвечал, то его наказывали за драку. А на следующий день он вновь оказывался на доске штрафников. Виноватым всегда считали самого плохого работника.

Надсмотрщик, довольно справедливый человек, неукоснительно придерживался этого правила.

Однажды, когда у Стайла не было замечаний по работе, его толкнул здоровенный парень по имени Шингл, который в тот день значился в штрафниках. Стайл увернулся и «случайно» пнул Шингла ногой так, что тот отлетел к сараю. Разозлившись, Шингл с кулаками бросился на Стайла, но тот применил прием, который часто использовал в Игре, и бросил обидчика через бедро. Пролетев по воздуху, Шингл упал на зеленую траву. Все остальные работники молча наблюдали за дракой.

Появился надсмотрщик.

— Что здесь произошло? — требовательным голосом спросил он.

— Шингл случайно споткнулся о Стайла, — с усмешкой в голосе ответил один из работников.

Надсмотрщик оценивающе посмотрел на Стайла, который виновато опустил глаза, ожидая неизбежного наказания. Драться во владениях Гражданина запрещалось.

— Шингл, ты помял траву, — грозно сказал надсмотрщик и слегка улыбнулся, когда все остальные засмеялись.

В тот день Шингл был штрафником, поэтому именно его постигло наказание.

Надзиратель повернулся к Стайлу.

— Ты не виноват, но я хочу, чтобы в будущем ты занялся боевыми искусствами.

Лишь один день имя Стайла не появлялось на доске штрафников, но в глазах других работников его статус поднялся неизмеримо высоко. Стайл победил, следуя неписаному правилу. Он понял, что до этого над ним смеялись не из-за его роста, а потому, что он был штрафником. Это открытие обрадовало его.

Скоро у Стайла появились друзья. Он держался особняком, полагая, что все остальные смотрят на него свысока. Теперь его считали за равного.

Когда его снова наказывали и другие работники хихикали, он понимал, что они не стараются его унизить. Даже Шингл не предъявлял к нему никаких претензий — ведь он сам нарушил правила и поплатился за это.

Со временем Стайл стал настоящим специалистом по отысканию лошадиного навоза. Они всегда испражнялись вдали от того места, где паслись или отдыхали. Это затрудняло работу Стайлу.

Каждая неубранная куча навоза означала, что он снова попадет в штрафники. Поэтому он старался, как мог. В основном приходилось полагаться на зрение. Лошадиный навоз, в отличие от помета свиней и кур, обладал слабым запахом, который быстро выветривался. Если его не трогать несколько дней, то даже могли прорасти непереваренные зерна. Потому обоняние помогало Стайлу лишь тогда, когда навоз находился где-то рядом. Часто лошади испражнялись среди деревьев или кустов, и Стайлу приходилось быть особенно внимательным. Дождь — разумеется, искусственный — создавал дополнительные трудности. Навоз размокал и смешивался с почвой. Даже когда стояла солнечная погода, помет исчезал, когда рядом проходил Стайл, и почему-то появлялся, когда там проверял надзиратель. Когда подбираешь кучу справа, легко не заметить такую же кучу слева!

Стайл продолжал совершенствоваться. Он уже умел одним движением вил подцепить всю кучу и закинуть ее в тележку. Ему стали известны любимые места испражнений лошадей, и он проверял их в первую очередь. Иногда он обнаруживал навоз быстрее, чем искусственные мухи. Он мог лишь взглянуть на участок пастбища и уверенно сказать, будет здесь испражняться лошадь или нет.

Но Стайлу эта работа вскоре наскучила. Он был умен. Люди часто считают недалекими тех, у кого маленький рост, но это ошибочное мнение. Не для того же он изучал математику, земную экологию и прикладную физику, чтобы в течение двадцати лет убирать чужое дерьмо! Почему Гражданин не переведет его на другую работу?

Но на Протоне Граждане обладали неограниченной властью. Они не отчитывались перед рабами за свои действия. Стайл не имел права жаловаться или подавать в суд на хозяина. Ему предоставлялось единственное право — смириться с работой или покинуть планету Протон. Если же он хотел на ней остаться, надо было подчиняться существующим законам. И он продолжал собирать навоз.

Работая на пастбищах, Стайл часто наблюдал за лошадьми. Он уже знал их по именам: Сонни, жеребец, которого использовали для обучения новых жокеев; Ависты, своенравная кобыла, возле которой всегда находился ее приятель Скай-Блу; Крикет — жеребец почти белого цвета. Согласно правилам белая лошадь была либо альбиносом, либо ее записывали белой. Отсюда пошла и следующая шутка: «Какого цвета была белая лошадь Джорджа Вашингтона? — Серого». Стайл издали различал их. Ему хотелось погладить их, покормить с рук, но это разрешалось только конюхам, которые ревностно блюли свою привилегию. Стайлу не разрешалось подходить к лошадям. Лишь навоз связывал его с этими замечательными животными.

Какими красивыми они казались ему издалека! Какое изящество! Сильные мышцы, напряженные уши, грациозные ноги, роскошный хвост. Настоящих мух на Протоне не водилось, поэтому на пастбища выпускались андроидные мухи, которые громко жужжали, летая вокруг лошадей. Это делалось лишь для того, чтобы лошади не отвыкали шевелить хвостом. Стайлу казалось, что хвост — это самая красивая часть лошади. После гривы, разумеется. Иногда появлялись незнакомые лошади, в хвост которых были вплетены красные ленточки. Это означало, что лошадь лягается. Если конюха или другого работника лягала лошадь, то наказывали человека, а не дорогое животное.

Рабы должны были следить, чтобы бесценные копыта лошадей не касались их никчемных тел.

Внимание, которое уделялось лошадям, наложило отпечаток на образ мыслей Стайла. Лошади, что щипали траву на лугах, не участвовали в скачках — из-за возраста или травм, но каждая из них ценилась дороже, чем жизни всех работников. Понимая это, многие рабы тайно ненавидели лошадей, но для Стайла лошадь была идеалом. Хотя лошадь не могла покинуть пастбище, она чувствовала себя свободной — ведь пастбище для нее казалось раем. Если бы Стайл был лошадью, он чувствовал бы себя здесь, как на небесах. Он считал, что лошади гораздо красивее людей. Стайл любил их.

Он внимательно изучал их повадки, замечая, что каждая лошадь имеет свою индивидуальность. В свободное время он читал книги по коневодству. Он знал, что в навозе могут находиться черви, личинки и микроскопические паразиты. На Протоне их, разумеется, не существовало, но Стайл все равно внимательно осматривал каждую кучу навоза. По виду навоза он научился определять здоровье лошади, работала она или отдыхала, что и сколько ела.

У некоторых лошадей навоз был твердым, у других — более мягким. Стайлу было достаточно одного взгляда, чтобы определить, какой лошади принадлежит найденный им навоз. Даже не видя лошадей, он знал, где они находились.

Время шло. Заканчивался второй год его срока пребывания, когда Стайл на самом деле обнаружил червя в куче навоза. Он тут же доложил об этом надзирателю.

— Червь в навозе? Да у тебя мания величия, — недоверчиво произнес надзиратель.

Но лошадь все же проверили. Надзиратель не оставлял без внимания ни одну мелочь. Выяснилось, что Стайл был прав. Каким-то образом личинка паразита не погибла при карантине и попала в кишечник животного. Вряд ли это могло нанести лошади какой-нибудь вред, но факт оставался фактом.

Стайл вовремя заметил личинку в навозе, и болезнь не распространилась на других лошадей.

Надзиратель завел Стайла в душ, вымыл его, как маленького ребенка, и причесал волосы гребнем. Никто еще не оказывал Стайлу такого внимания.

Затем надсмотрщик подвел вымытого Стайла к маленькой двери в одной из стен конюшни.

— Называй его только «Сэр», — прошептал ему надзиратель. — И не поворачивайся к нему спиной, пока он тебя не отпустит. — Затем он решительно открыл дверь.

Впервые Стайл оказался рядом с хозяином. Помещение представляло собой большую комнату с тремя видеоэкранами на стенах. Пол был сделан из полупрозрачного кварца, который, судя по всему, привезли сюда с Земли за огромные деньги. Какая роскошь!

Гражданин сидел в шикарном кресле, обитом пурпурным шелком. В подлокотники были вмонтированы различные кнопки. На Гражданине был халат, сотканный из платиновых ниток, и изящные сандалии. Трудно было определить его возраст: омолаживающие процедуры сделали его тело красивым, а возраст неопределенным. Стайл не заметил в Гражданине никаких признаков безграничной власти. Если бы Стайл встретил его на улице обнаженным, то принял бы за простого раба. Гражданин был похож на человека. Единственное отличие — но какое отличие! — одежда.

Гражданин молча созерцал, как на экране, на котором виднелись горы с высоты птичьего полета, медленно проплывало облако. Казалось, он не замечает присутствия Стайла.

Надзиратель дернул Стайла за рукав. Тот сглотнул слюну, и с трудом выдавил из себя:

— С-сэр…

Гражданин повернулся.

— Так это ты обнаружил личинку?

— Да, сэр.

— Я назначаю тебя конюхом. — И Гражданин повернулся к Стайлу спиной.

Стайл очнулся уже в конюшне. Очевидно, надзиратель вывел его за руку из комнаты Гражданина. Затем, не отпуская руки Стайла, он направился к домику, стоящему у самого края пастбища. Там по стойке «смирно» стояли трое конюхов.

— Стайл будет работать с вами, — сказал надзиратель. — Приготовьте его вещи.

Они тут же сорвались с места. Через пару минут щетка и полотенце лежали возле четвертой кровати. Конюхи поздравили Стайла с новым назначением. Конечно, он был самым младшим из них — «мальчиком», ко они отнеслись к нему, как к брату. После барака жизнь тут показалась Стайлу настоящим раем. Отдельный душ для них четверых, отбой на час позже и даже видеоэкран!

Стайлу больше не надо было собирать навоз. Его место занял новый раб.

Стайл работал теперь с лошадьми. Награда оказалась такой же быстрой и неожиданной, как и наказания за провинности. Два года, отданные сбору навоза, не прошли зря!

Стайл отвел взгляд от кучи навоза. Да, он был настоящим специалистом по лошадиным испражнениям! Даже сейчас он вспоминал о нем не с отвращением или неприязнью, а с настоящей любовью.

Стайл пошел вниз по реке, ориентируясь по следам копыт и навозным кучам. Некоторые из лошадей были большими, другие среднего роста, одни здоровые, другие не очень. В некоторых навозных кучах он заметил личинок, и это обрадовало его. Именно так он получил повышение!

Местность, однако, была не стерильной, а естественной. Над свежим навозом летали мухи. Настоящие мухи, каких он видел в музеях и на Фотографиях в книгах. Возле старого навоза росла высокая сочная трава. Ни одна уважающая себя лошадь не будет пастись там, где лежат испражнения, поэтому побеги травы были нетронутыми. Возможно, таким образом природа сохраняла окружающую среду, но Стайл с сожалением посмотрел на испорченное пастбище. Неужели за этими лошадьми никто не следит?

Значит, они дикие. Это означает, что он может выбрать себе любую лошадь. Придется, конечно, ее приручить, но Стайл знал, как это делается.

Даже с травмированными коленями он мог скакать на лошади. Только для скоростного бега надо напрягать колени, а в остальных случаях ноги служат только для придания равновесия.

Очевидно, где-то недалеко находится большое стадо. Стадо кобыл во главе с мощным жеребцом? Нет, судя по всему, там было несколько жеребцов.

Стайл определил это по следам. Дело в том, что жеребцы мочатся перед задними копытами, а кобылы — за задними копытами. И все же во главе стада стоял властный жеребец.

Конечно, Стайл предпочел бы выбрать жеребца, но это может привлечь к нему внимание. Ему подойдет любая быстрая, незаметная лошадь. Неприметный жеребец — если эти лошади действительно дикие, то меринов среди них нет — или кобыла. Хорошая кобыла ничем не уступала жеребцу, а часто и превосходила его по выносливости. У Стайла однажды была кобыла по имени Гром, которая не боялась никаких соперников. Если бы ему посчастливилось найти здесь кобылу…

Внезапно он наткнулся на следы небольшой лошади, ростом не более четырнадцати хендов[3], чуть больше пони. Судя по всему, она была крепкой и выносливой. Скорее всего, кобыла — уж слишком изящно она ставила ноги. Следы от копыт были четкими и глубокими, а в ее навозе Стайл не обнаружил никаких паразитов. Она могла бегать — Стайл обнаружил следы, характерные для галопа: четкие и уверенные. Хорошая лошадь в хорошей форме может обогнать гончую и развить скорость до 65 километров в час. Стайл отметил, что лошадь паслась и пила воду вдали от стада. Это означало, что ей грозит большая опасность попасть в зубы хищникам; стало быть, она осторожна и пуглива. Но почему она одна? Лошади обычно держатся стадом.

Стайл пошел по ее следу. Приобретенный опыт помог ему быстро найти свежий навоз. Он шел уже несколько часов, и все это время его преследовала одна мысль: почему она вне стада? Может, она подобно Стайлу ценит одиночество или же ее изгнали из стада? Судя по всему, одной ей было не так уж и плохо. Но нравилось ли ей это?

Еще не видя маленькой кобылы, Стайл уже проникся к ней нежными чувствами. Он не нуждался в гигантском жеребце. Маленькая лошадь, даже пони, вполне отвечала его запросам. Героев всегда изображают сидящими на мощных жеребцах. Разумеется, Стайл мог бы приучить такого, но в этом не было никакой необходимости. К тому же он сам невысокого роста…

Это действительно так. Из-за своего маленького роста он отдавал предпочтение маленьким лошадям. Ведь он прекрасно знал, как неприятно, когда на тебя смотрят сверху вниз. Почему такие слова, как пигмей, коротышка, недомерок имеют ругательное значение? Что смешного, если человек невысокого роста?

Верил ли он сам в это? Просто маленькая лошадь больше подойдет ему. И все-таки…

Внезапно все мысли Стайла куда-то улетучились. Она стояла на полянке.

Такой красивой кобылы он никогда еще не видел. Она была черного блестящего цвета, лишь носки на задних ногах — один чуть выше другого — были белыми.

Черная грива спадала на правую сторону, а хвост был похож на волосы красивой женщины. Изящные копыта блестели, как перламутр. Нос был римский, слегка выпуклый, но правильной пропорции. А ее рог завился правильной спиралью.

Ее что? Стайл заморгал и протер руками глаза. Но то, что он видел, не было игрой воображения. Перед ним стоял единорог.