Я просыпаюсь от яркого света, бьющего в лицо. Сонно моргаю, чтобы разглядеть хоть что-то сквозь белые пятна перед глазами.
– Ну наконец-то! Спящая красавица проснулась. Как ты себя чувствуешь?
Снова вспышка света. Я поднимаю руку, чтобы закрыться от него, и чуть не теряю сознание от пронзившей меня боли.
– Ну хоть живая, а? – произносит тот же голос. – Давайте-ка введем ей тридцать миллиграммов торадола, но только проследите, чтобы не было кровотечения.
– Слушаюсь.
– Отлично.
Услышав металлический лязг, я мощусь, не понимая, откуда доносится звук.
Что со мной произошло? Почему мне так больно, что даже зубы ноют? Я попала в аварию?
– Осторожно. – Чья-то рука прижимает меня к чему-то мягкому… Видимо, матрасу. – Не вставай.
Раздается механическое жужжание, и часть кровати за моей спиной поднимается. Мне удается приоткрыть одно веко, и сквозь ресницы я вижу поручень, краешек белого халата и темное пятно.
– Что случилось? – охрипшим голосом спрашиваю я.
– Ты попала в аварию, – отвечает темное пятно рядом со мной. – Подушка безопасности раскрылась и сломала тебе пару ребер слева. Твоя барабанная перепонка лопнула. В результате нарушения вестибулярного баланса, а также диспноэ – это затрудненное дыхание – ты потеряла сознание и довольно сильно ударилась головой. У тебя сотрясение и небольшая травма головного мозга.
– Травма головного мозга?
Я поднимаю руку к груди, не переставая морщиться от боли, и прижимаю ладонь к сердцу: очень больно. Я медленно опускаю руку.
– Оно все еще бьется, если ты это хотела узнать, – говорит тот, первый, голос. Должно быть, доктор. – Таким невысоким девушкам, как ты, лучше сидеть подальше от руля. Сила сработавшей подушки безопасности сравнима с ударом однотонного грузовика.
Я вновь опускаю тяжелые веки и пытаюсь вспомнить, но безуспешно. Ощущение пустоты и одновременно наполненности.
– Ты можешь сказать мне, какой сейчас день недели?
День… Я мысленно перебираю их. Понедельник, вторник, среда… Какой из них правильный?
– Как… долго… я здесь? – удается вымолвить мне.
В горле пересохло, но я не понимаю, как на это могла повлиять авария.
– Вот, – произносит женский голос, подталкивая к моим губам соломинку. – Попей.
Вода кажется манной небесной, и я жадно глотаю ее до тех пор, пока соломинку не убирают.
– Пока хватит. Мы же не хотим, чтобы тебя начало тошнить.
Тошнить от воды? Я облизываю сухие губы, но у меня нет сил возразить. Остается лишь откинуться на подушки.
– Ты здесь уже три дня. Давай сыграем в игру, – предлагает доктор. – Можешь сказать мне, сколько тебе лет?
О, ну это просто!
– Четырнадцать.
– Хм.
Они с медсестрой обмениваются странными взглядами. Неужели мне дали слишком сильные для моего возраста лекарства?
– Как тебя зовут?
Я открываю рот, чтобы ответить, но в голове пусто. Я закрываю глаза и пробую еще раз. Ничего. ПУСТОТА. Я в панике смотрю на доктора.
– Не могу… – Я вздыхаю и лихорадочно трясу головой. – Это…
– Не переживай, – он непринужденно улыбается, как будто нет ничего особенного в том, что я не могу вспомнить собственное имя. – Дайте ей еще дозу морфина и бензо-коктейль[1] и позовите меня, когда она очнется.
– Хорошо, доктор.
– Подождите! – окликаю я, слыша, как его шаги начинают удаляться.
– Тихо. Все будет хорошо. Твоему телу нужен отдых, – удерживая меня рукой за плечо, говорит медсестра.
– Мне нужно знать… – начинаю я и тут же поправляю себя: – Мне нужно спросить.
– Никто никуда не уходит. Мы все будем здесь, когда ты проснешься. Обещаю.
Мне слишком больно шевелиться, и я позволяю уговорить себя, решив, что она права. Доктор будет здесь, потому что это больница, а доктора работают в больницах. Почему я здесь, как получила травмы – эти вопросы могут подождать. Морфин и бензо-коктейль – что бы это ни было – должны помочь. Я задам все свои вопросы, когда проснусь.
Но сплю я не очень хорошо: слышу шум и голоса – громкие и тихие, взволнованные и злые. Я хмурюсь и пытаюсь сказать взволнованному голосу, что со мной все будет в порядке. И еще все время Хартли, Хартли, Хартли… Это имя словно поставили на повтор.
– Она скоро поправится? – спрашивает глубокий мужской голос. Тот самый, что произносил имя Хартли. Меня так зовут?
Я тянусь на этот голос, как цветок к солнцу.
– Все указывает на это. Почему бы тебе не поспать, сынок? Если будешь продолжать в том же духе, то закончишь на кровати рядом.
– Было бы здорово, – хрипло отвечает первый голос.
Доктор смеется.
– Отличная позиция!
– Значит, мне можно остаться?
– Нет, вон отсюда!
«Не уходи», – мысленно умоляю я, но голоса не слушают меня, и вскоре я остаюсь одна в темной, удушающей тишине.