Раскрывая Дхарму

Глава 1 Мать держала меня на руках только две недели

Эта книга — о Достопочтенном Махатеро Балангоде Анандамайтрее, которому через четыре года исполнится сто лет. Мне хотелось бы написать эту книгу к его юбилею, но я не могу поручиться за себя. Единственное, за что можно поручиться, так это за то, что Достопочтенный Анандамайтрея проживет не только четыре года, но в четыре раза больше, чем даст мне время передать эстафету кому-нибудь, кто сможет добавить еще несколько фактов к данной биографии.

Берясь за этот труд, я сильно отклонился от обычного способа сбора информации для биографии. Достопочтенный монах сидел передо мной на простом стуле, в Вивека-ашрамае, и посвящал меня в интересные детали своего долгого путешествия длиной почти в столетие. Я прерывал его, только если хотел задать уточняющий вопрос.

— Я никогда не рассказывал о своей жизни. Вам же я поведаю все подробности моего путешествия. Может быть, они кому-нибудь пригодятся.

— Бханте, я буду навещать вас по мере возможности. Рассказывайте мне все, — сказал я с большой симпатией и почтением.

— Я родился 24 августа 1896 года. Согласно сингальской системе летоисчисления, в 23 году. Недалеко от Балангоды есть маленькая деревушка под названием Кириндигала. Это даже не деревня — просто несколько домов. Туда даже нет съезда с главной дороги. Местные жители добирались до своих домов по берегу реки. Одно время здесь скрывались сторонники британского правления. И это еще одна из причин, почему туда так просто не доберешься. Дороги отсутствуют. Но сейчас, конечно, эта область хорошо развита. Вдоль дороги много новых домов.

У моего отца был старший брат, которого все звали Динешами. Он был монахом, но позже оставил орден и стал успешным фермером. Моего отца звали Маддумахами. Мать звали Хеенменике. Она скончалась спустя две недели после моего рождения. Она была преданной буддисткой. Рядом с нашим домом росло священное дерево Бо. Каждое утро моя мать обходила его посолонь, ставила у подножия цветы и высказывала пожелание: «Пусть у меня родится сын, который в будущем станет монахом».

В те дни в Канди жил один добродетельный монах. Практически каждый день он приходил к нам в дом за подаянием. Как-то раз мать поклонилась ему, предложила пищу, а затем сказала: «Пусть у меня родится сын, который в будущем станет монахом». В то время ей был около двадцати. Я впоследствии оказался ее единственным ребенком.

Отец был очень суровым человеком. Он имел жестокий нрав, который никто не мог обуздать. Тем не менее он всегда слушался мою мать. Его боялись даже полицейские. Однажды он напал на полицейских и поджег их фуражки. Дело было передано в суд. Его признали виновным и приговорили к штрафу в пять рупий, так как поджог официального обмундирования рассматривался как выходка против короля. Отец обладал огромной физической силой. Он один мог выступить против ю-20 человек. Мать была совсем другой — доброй и невинной.

У старшего брата отца и его жены, Локу Аммы, детей не было. Локу Амма навещала мою мать почти ежедневно и упрашивала: «Сестра, если у тебя родится ребенок, отдай его мне». Они очень любили друг друга. Не в силах больше сопротивляться, мать уступила. Тогда Локу Амма сказала, что ребенок должен быть передан ей сразу после рождения. Мать согласилась на таких условиях: если родится мальчик, его следует отдать в монахи, а если девочка — то по их усмотрению.

Еще до моего рождения мать говорила о зловещих предзнаменованиях смерти. Локу Амма осталась в доме моей матери. Через несколько минут после моего рождения мать передала меня ей со словами: «Я сдерживаю свое обещание». Я наслаждался теплотой объятий своей матери только две недели. Моя мать сказала Локу Амме: «Сестра, я собираюсь покинуть этот мир. Этот ребенок ваш. Помните о своем обещании посвятить его в монахи». Две недели спустя она сделала свой последний вздох. Опечаленный смертью жены, отец покинул деревню и переехал в Нивитигалу.

Фактически меня воспитывала Локу Амма. Много лет я думал, что она и есть моя мать. Я никогда не чувствовал иначе, так как она ничем не выдавала себя. Я понял, что она не моя родная мать, только в четыре года. Я рос в хороших условиях. Некоторые моменты своей жизни я помню с 10-месячного возраста.

Я ясно помню похороны своего дедушки. Приблизительно четыре месяца спустя была церемония в одном доме в двух километрах от нашего. Я помню, что для нее изготовили много больших статуй. Я помню, как Локу Амма несла меня туда. Я также помню одну поездку, когда нам пришлось взбираться на гору. Позже я понял, что это была Шри Пада (Пик Адама). Я помню свою беззаботную жизнь и редкие визиты своего отца. ЛокуАмма лелеяла меня как могла.

Дядя, навещавший нас, был хорошим скрипачом. Другой дядя был прекрасным таблистом. Так что моя жизнь была полна развлечений и счастья.

Поскольку моя мать умерла через две недели после моего рождения, встал вопрос, как меня выкормить. Тетка, жившая по соседству, на следующий день после моего рождения родила девочку. Говорят, она кормила двоих одновременно: одной грудью свою дочь и другой — меня. Девочку, мою кузину, что была младше меня всего на день, назвали Ранменике. Ее семья была богатой. Тетка любила меня как родного. Два года спустя после моего отъезда в Англию я услышал о смерти Ранменики. На тот момент ей было 94. Все говорили, что даже наши гороскопы были чем-то похожи. Когда я был в Индии и консультировался с астрологом нади, мне сначала выдали имя Ранменике. Я сказал, что мое имя должно быть где-то рядом, и так и оказалось. Линии на наших ладонях совпадали удивительным образом. Именно она подарила статую Будды для алтарной комнаты пиривены. Даже сейчас члены ее семьи очень меня уважают. Я остался единственным из того поколения. Всем прочим около пятидесяти.

Вскоре у Ранменике закончилось молоко. К счастью, как раз в то время родила ее сестра. Она жила с нами и кормила также и меня. Я вскармливался исключительно грудным молоком, а не смесями. Когда я начал ходить, отелилась соседская корова. Молоко не кипятили и я пил парное.

Мне было шесть лет, когда настало благоприятное время для зачитывания листьев. Это сделал Хиинхами, лучший астролог в нашей местности. Уже тогда он был очень стар. Мой гороскоп на время рождения был составлен

Пандитасекерой, еще одним известным астрологом. Гороскоп был найден на листах ола. Предсказание было следующим: «Если владелец гороскопа не станет монахом, то будет адвокатом или судьей. Но есть хорошие показатели для монашества — ив этом случае человек прославится на духовном поприще. Он будет полезен не только своей стране, но и всему миру». К тексту прилагался лист с картой рождения.

В шесть лет меня отправили в близлежащую католическую школу. Возглавлял ее преподобный Валлин, а сама школа относилась к церкви Кириндагала в Балангоде. Наставник был очень мягким, добросердечным человеком. Он был то ли бельгийцем, то ли французом. Там было еще два светских преподавателя. Я ходил в эту школу только потому, что она была близко к дому.

Через несколько месяцев меня перевели в Видьялая Кумара, правительственную школу в Балангоде. Добираться было очень далеко, поэтому я стал жить в магазине отца в Тхумбагоде. Я чувствовал себя очень одиноко, так как окружающие меня почти не замечали. Я привык к беззаботной жизни, привык играть с друзьями во дворе, в садах, на полях и тихих лугах. Я скучал по безмятежности деревни, где можно наслаждаться пением птиц, есть ягоды и общаться с друзьями. В магазине я чувствовал себя как в тюрьме. И до школы было более километра.

Несколько дней я преодолевал расстояние до школы. Но недалеко от Кумары Видьялая у отца был еще один магазин. Там заправляли дядя и дедушка. Дедушка сам долгое время монашествовал, но потом снял с себя сан. Меня доверили его заботе, и я стал жить в его магазине. Оттуда было намного удобнее добираться до школы.

В детстве я был жесток, вреден и упрям. Теперь я задаюсь вопросом, отчего — оттого ли, что был избалован и мне многое позволялось?

— Бханте, но вы же сказали, что отец был грубым и жестоким. Может, это наследственное?

— Может.

От общения с дедушкой я стал меняться. В магазине был большой зал. Каждый вечер мы ставили в середину зала горшок с углем, чтобы не замерзнуть. Я пристраивался рядышком. Греясь у горшка, дедушка рассказывал мне много интересного. Давал советы: «Никому не вреди». «Почему?» — спрашивал я. «Тогда ты легко попадешь в Дивья Локу». — «А когда я там окажусь?» — «Когда вырастешь». Из всего этого я сделал вывод, что, став большим, я смогу подняться в небо и что Дивья Лока — это где-то на небе. Я спросил его, есть ли в Дивья Локе петарды. Он ответил, что там можно найти и другие развлечения, а салют там намного красивей. Каждый вечер мы беседовали, и я внимательно слушал его рассказы. Я сильно изменился за это время.

В двух километрах от магазина был храм школы Раманна. Дедушка часто ходил туда. Я с друзьями стал сопровождать его. Он читал нам гатхи. Вечером он читал пириты и помогал их выучить. Перед сном он читал «Сатипаттану-сутру». Я запомнил многое из нее, просто слушая.

Я помню великое событие того времени — появление первого автомобиля на Шри-Ланке. Это был подарок из Англии британскому губернатору. Кажется, это был сэр Ганс Блэйк. Все газеты писали о «самоходной телеге», которая ехала из Коломбо в Бадуллу. Тогда еще не было ежедневных газет, но все еженедельные написали об этой новости. Самоходная телега продвигалась очень медленно. В крупные города заранее давали телеграмму о дате проезда. Пелмадулла и Балангода тоже были извещены. Сотни людей приехали из своих деревень, чтобы посмотреть на это чудо. Иные проделали путь не в один десяток километров. Все расположились вдоль главной дороги в ожидании.

Насколько я помню, это был 1903 или 1904 год. У нас было раннее собрание в школе, на котором директор сказал: «Сегодня Его Превосходительство приезжает на самоходной телеге. Вы можете посмотреть на него с дороги». Мы заняли места с самого утра. В 9-10 утра Его Превосходительство сел в свою машину, которая напоминала огромную квадратную телегу, и помахал людям. Машина была похожа на грузовик. С обеих сторон на окнах были занавески. Спереди располагались две большие лампы, которые работали то ли на керосине, то ли на газу.

Еще долго после этого мы не видели автомобилей. Были, конечно, большие лошадиные кареты, каждый вагон которой мог вместить до двадцати пассажиров. Они выезжали из Балангоды в шесть вечера и прибывали в Коломбо в шесть утра следующего дня, на пути останавливаясь в конюшнях для смены лошадей. Еще было что-то похожее под названием «полувагон Кончия» — повозка, запряженная двумя быками. Быков также меняли на станциях. В них вмещалось до десяти человек, но, конечно, передвигались они очень медленно.

После этого случая мы начали играть в игрушечные машинки. Пустые катушки служили колесами. Тогда еще выпускали карандаши из сланца. Так вот коробки от них были корпусом. Мы приделывали к нам катушки и получалась машина, правда, она не ездила сама. Я спросил у дедушки, как бы сделать так, чтобы она поехала сама. Он предложил приделать парус. Когда я приделал парус из бумаги и поставил машинку по направлению ветра, она поехала очень быстро. Так мы играли до девяти-десяти вечера. Также мы интересно проводили время за запуском воздушных змеев.

Еще мы играли в одну игру с теннисным мячом в три раунда. Крикет был тогда популярен среди европейцев. Мы тоже играли в него. Еще играли в футбол. У нас было много спортивных игр, но любимым времяпрепровождением был запуск воздушных змеев.

В те дни дети были очень дружны. Все дети — сингальцы, тамильцы, мусульмане, бюргеры — жили очень дружно. У нас не было ни расовых, ни кастовых разногласий. Взрослые, однако, придерживались и своей касты, и своей национальности. Но ни в магазинах, ни в школах этого не наблюдалось. Моим лучшим другом был мусульманин Абдул Маджид. Он скончался совсем недавно.

— Бханте, разве расовые противоречия не исчезают сами по себе, если люди поддерживают дружеские отношения? Так могут исчезнуть и кастовые, и религиозные различия.

— Это верно. Все противоречия сходят на нет, когда дети дружелюбны и с возрастом не теряют своего хорошего отношения. Дружба формируется в школьные годы. Поэтому нежелательно создавать учебные заведения для какой-то отдельной национальности или расы. В обратном случае автоматически будут формироваться противоречия на расовой почве. Дружбу, сформированную в детстве, не так-то легко разрушить.

Расскажу еще об этом значимом событии того времени. Мне в то время было лет девять. Секретарем «Общества Махабодхи» в то время был г-н Валисинге Аришчандра. Он был брахмачарьином. Мой дядя состоял в этом обществе. Он много помогал Анагарике Дхармапале. Он пригласил брахмачарьина Аришчандру Валисигхе в Балангоду. Договоренность была достигнута в нотариальной конторе, там, где сейчас находится почтовое отделение. Все здание принадлежало тогда моему дяде. Брахмачарьин провел там два дня. Днем он говорил со школьниками. Тогда, вместо кино, были диафильмы. Он показывал нам слайды и много говорил с нами.

Первый на Шри-Ланке граммофон был еще одним участником наших бесед. Его подарили Анагарике Дхармапале во время поездки по Америке. Впоследствии граммофон отдали брахмачарьину Валисингхе Харишчандре для проведения лекций. Граммофон пластинок не проигрывал, но лекцию можно было записать на мембране и сразу прослушать. Валисингхе проигрывал на нем гатхи, стихи и шлоки.

Его учения сильно отозвались в наших умах. Мы очень привязались к брахмачарьину. Он был добрым и вел себя как отшельник. Все его любили. В отличие от Анагарики Дхармапалы он не был строгим. Но часто подчеркивал важность сохранения буддийской культуры, национальных традиций и страны. Он не говорил ничего, что бы могло задеть чувства других людей. Его ни в чем нельзя было уличить. На следующий день после его прибытия я стал расспрашивать своего деда о нем. Дедушка сказал: «Он работает для распространения буддизма». Тогда я сказал, что хочу быть похожим на него. Я тогда еще не знал, что значит быть брахмачарьином. На следующее утро дед отвел меня к Харишчандре: «Этот малый тоже хочет быть брахмачарьином». Тот ответил без задержки: «Отлично. Я возьму это на себя». Но моему отцу сказали, что я не подхожу по возрасту и что мне следует обратиться, когда я стану старше. С того дня я уже знал, что буду брахмачарьином.

В то время произошло еще одно важное событие. Наш магазин располагался на пересечении трех дорог. Раз в месяц один монах ходил через нас до храма Махавелатенна. Как-то раз дедушка пригласил его войти, предложил напитки и провел с ним некоторое время в беседе. Он позвал меня поклониться монаху. Этот монах жил в пещере на горе Белигала, что в трех километрах от Балангоды. Он был самым ученым монахом в нашей местности. Звали его Силананда. Раз в месяц он навещал своего учителя, который жил в Махавелатенне Чандрасекхаре Мудалиндарамае.

Вся деятельность Махавалатенне велась Рате Махаттаей, который приходился дедушкой г-жи Сиримаво Бандаранаике[23]. Почитаемый Силананда раньше приглашал к себе Рате Махаттаю для бесед, так как они были равны в знаниях. Этот монах всегда путешествовал пешком. Он был равно учен и добродетелен. Также он был полон спокойствия. Я часто видел его. Я все больше склонялся к тому, чтобы стать брахмачарьином. Однажды дедушка сказал, что для работы по распространению буддизма куда лучше быть монахом. Сам он ранее был монахом. С тех пор идея стать монахом крепко засела у меня в голове.

В детстве я был беззаботным и счастливым. Я хорошо учился. У меня была хорошая память, я был умен и всегда был лучшим в классе. Когда мне было двенадцать, мой отец закрыл магазин, поскольку тот начал приносить убытки. Дедушка умер. Отец стал жить в Тхумбагоде, Балангоде, в километре от прежнего магазина.

Я переехал в соседний магазин и ездил в школу оттуда. После школы я возвращался в магазин, а это было около часа дня. Обедал и отправлялся в английскую школу. Там занятия проходили до пяти вечера, и я снова возвращался в магазин.

У нас в магазине продавались газеты «Сарасави» и «Сандареса», которые я читал с превеликим интересом. К тому времени я был в седьмом классе школы. В моем классе был один мальчик из католической школы. Он перешел к нам, поскольку у них были только начальные классы. Он был моим лучшим другом. Он приносил мне католическую литературу. Однажды он дал мне книгу «Будда Лабдхи Винишая» — критические комментарии по буддизму, которые были выпущены католической церковью. Книга раскритиковала буддийское устройство мира с горой Меру. В школе я изучал географию с большим интересом. Я также не мог принять буддийскую концепцию. Поэтому я отправился в монастырь и стал расспрашивать монахов. Они также не смогли дать мне исчерпывающих ответов.

К тому времени мой отец построил храм на своей родине в Удумулле. Он пригласил руководить храмом Почитаемого Силананду, о котором я говорил ранее. Мы были немного знакомы. По дороге домой я посетил храм. Я часто засыпал вопросами молодых монахов, но никогда не подходил к настоятелю, так как боялся его. Выслушав меня, они сказали, что я говорю, как христианин. Они также сказали, что у меня ошибочные доводы.

Поскольку я не получил ответов на свои вопросы, у меня зародились сомнения. Монахи не разбили антибуддийские доводы «Будда Лабдхи Винишаи». В то время у меня еще не было глубокого знания Дхармы. Однако я прочитал все джатаки, осилил большую часть «Саддхарма-ланкараи» и принялся за «Саддхарма-ратнавалию». У меня сформировалось определенное понимание. Но вместе с изучением географии моя вера уменьшалась, так как я не мог принять буддийский взгляд на устройство Вселенной. Религиозные дебаты перешли на газетные полосы: «Сандареса» против «Гнанарты Прадипаи». Они стали известны как «метание молний». В нашем магазине продавалась «Сандареса», а в соседнем — «Гнанарта Прадипая». Дебаты продолжались около года и закончились победой буддистов. Читая их аргументы, я уничтожил свои сомнения относительно устройства Вселенной.

Я сделал хорошую подшивку из газет. И у меня возникла следующая мысль: «Все это время я был под пеленой лжи христианских критиков. А ведь могут быть и другие, одураченные как я». Я понял, что должен дать ответ их пропаганде. В «Метании молний» я нашел ответы на все аргументы католиков. Я подумал, что должен получше изучить Дхарму,

чтобы достойно отвечать им в будущем. Эта идея крепко засела у меня в голове.

В тринадцать я окончил школу. Став студентом-практикантом, я готовился сдать экзамены на преподавателя. В итоге я проработал помощником преподавателя два года. Также я регулярно посещал вечерние занятия по английскому. Тогда я прошел по конкурсу в две школы — в Ратнапуре и в Коломбо. Но не принял ни одно из предложений из-за желания стать монахом. Каждый день я ждал, когда мое желание исполнится.

Глава 2 Если мне не разрешат стать монахом, я сбегу

Отец умер, когда мне было двенадцать лет. Локу Татта стал моим единственным опекуном. Из-за преоб ладания христианских взглядов в обществе я стал еще сильнее стремиться стать монахом. Я попросил у Локу Татты и Локу Аммы разрешения стать монахом, но они его не дали. К тому времени у Локу Аммы появились собственные дети. Я напомнил ей об обещании, данном моей матери, и заставил поговорить с Локу Таттой о моей дальнейшей судьбе. Оба ответили, что никогда этого не разрешат. Наконец Локу Татта сказал: «Люди скажут, что я отдал тебя в монахи, чтобы оставить все имущество своим детям. Мы лучше отдадим в монахи твоего кузена». Фактически они любили меня больше, чем родных детей. Иногда они шлепали моих кузенов за какую-либо провинность, но меня никогда не трогали.

Не получив разрешения, я ожесточился. У нас в магазине были и наемные работники, большинство из которых были католиками. Кухня у нас была очень просторной и мужчины спали прямо там на полу. После ужина, когда они отправлялись отдыхать, я начинал с ними вести религиозные споры. Они критиковали все — даже Будду. Однажды, разгневавшись, я ударил одного из них.

Магазином заправлял мой дядя. Работники пожаловались, что я ударил одного из них. На это дядя ответил: «Он сам по себе. Он меня не слушает. Пожалуйтесь моему брату». Локу Татта прибыл около семи. Работники тут же стали жаловаться на меня. Он позвал меня и спросил: «Зачем ты ударил его? Зачем начинаешь драться в таком юном возрасте? Ты не можешь здесь оставаться. Возвращайся-ка домой». Для меня это было самым суровым наказанием.

От школы до магазина было километра два. И от магазина до дома еще около километра. Так что, когда я ночевал дома, мне приходилось проделывать приличное расстояние. По вечерам я часто ходил в храм. Махатеро (главный монах) сидел на веранде с книгой в руках. Я заходил внутрь и разговаривал с другими монахами. Иногда мы даже спорили. Эти монахи были гораздо крупнее меня, но я легко мог схватить одного и швырнуть к стенке. И бросался наутек. Когда Локу Татта приходил в храм, монахи жаловались ему. Вернувшись, он строго смотрел на меня, но ничего не предпринимал. Он говорил: «Ты не можешь здесь оставаться. Возвращайся в магазин». Таким образом, я перемещался в магазин. Там я начинал спорить с работниками по религиозным вопросам, бил их в качестве наказания и отбывал домой.

Вообще раньше я был очень вспыльчивым. Несколько раз я избивал работников магазина. В монастыре я толкал монахов и прижимал их к стене. Я и правда был силен. Главный монах не знал о моих проделках, поскольку ему не докладывали.

Такяижил — по нескольку дней то дома, то в магазине. Однажды я специально задержался в школе и вернулся уже с моей сестрой около семи часов. Мы бродили в полных потемках по джунглям. Локу Амма и Локу Татта здорово перепугались. В джунглях не было никаких строений, только одинокая тропа. Локу Татта был уже готов отправиться на наши поиски. Когда я вошел в дом, Локу Татта был очень серьезен и пристально смотрел на меня. Локу Амма прошептала: «Отец не в духе. Сегодня он тебе покажет».

Локу Татта сказал:

— Подойди. Почему ты так задержался?

Я молчал.

— Ты ходил на английский?

— Нет.

— Почему?

— Не хотел.

— Может, и в школу перестанешь ходить?

— Может.

— Тогда будешь смотреть за магазином.

— Нет.

— Тогда станешь смотреть за землей, чайными плантациями и работниками на полях.

На все я отвечал «нет».

Локу Татта был в бешенстве.

Наконец он спросил:

— Что же ты хочешь?

Я сказал быстро и громко:

— Я хочу быть монахом.

Локу Татта сказал с издевкой:

— Как же ты будешь соблюдать строгие монашеские правила, если создаешь одни проблемы, ссоры и избиваешь людей?

Тогда я ответил:

— Я не могу оставаться в магазине. Я не могу жить дома. Я должен стать монахом. — И напомнил: — Я был передан Локу Амме с условием, что вы отдадите меня в монахи.

— Этому не бывать никогда.

— Тогда я убегу. Я стану монахом, хотите вы этого или нет.

Локу Татта прекратил споры и сказал:

— Поговорим об этом позже. Идите обедать. И позовите Локу Амму.

Я передал приглашение. Отец ушел на веранду, а мы с сестрой пошли обедать в зал. Снаружи было темно. Я бросил есть и стал подслушивать.

Локу Татта сказал: «Парень неуправляем. С ним невозможно сладить. Он может и вправду сбежать. А это причинит нам еще больше неприятностей». Он просил Локу Амму что-нибудь придумать. Локу Амма сказала совершенно спокойно: «Давай отдадим его в монахи. Все равно он не останется там надолго. Он сам вернется домой». На том и порешили: «Давай отдадим его в ближайший монастырь».

Вошла Локу Амма. За обедом Локу Татта сказал: «Завтра утром я отведу тебя в храм и отдам в монахи».

Он сказал Локу Амме приготовить сладости для подношения в храм. Тогда у нас было много пальмового сахара. Мы его совсем не ели. Я помню, что ел рис с патокой, особенно в обед. Той ночью Локу Амма истолкла рис, поджарила муку и наготовила почти целый поднос конфет. Она работала до часу ночи. Я лег спать с ощущением счастья. Рано утром мы дали служке поднос с конфетами, накрытый белой тканью, и отправились в храм.

Храм находился в пределах слышимости — метров двести от нашего дома. В тот день Локу Хамудуруво покинул вихару в благоприятное время и находился в храме, ожидая отбытия в Коломбо. Локу Татта предложил ему конфеты и дал мне для подношения пачку листьев бетеля.

Монах спросил:

— Что побудило вас прийти в столь ранний час?

— Почитаемый, этот юноша желает стать монахом. Он не внимает нашим доводам. Я вверяю его вашему храму.

— Его гороскоп здесь? — спросил почитаемый монах. Локу Татта оглянулся. Гороскоп был у меня в кармане и я протянул его монаху. В то время я сам немного знал астрологию.

У нас был сосед, отличный астролог. Я учился читать карты у него. Он был астрологом у семьи Ратватте и высчитывал для них благоприятное время для тех или иных событий. Кажется, его звали Гиранда. Я вспоминаю, что он сказал после изучения гороскопа г-жи Сиримаво Бандаранаике. «Согласно времени рождения, она будет править страной». Ее отец, г-н Ратватте, услышав это, сказал: «Не надо придумывать. Какланкиец сможет стать правителем, если мы все еще находимся под британцами?» Тогда астролог сказал: «Ну, если не правителем, то кем-то подобным».

Так или иначе монашество было у меня в кармане. Локу Хамудуруво сказал: «Вы покинули дом в благоприятное время. Я уже был на полпути в Коломбо». Локу Хамудуруво бегло просмотрел мой гороскоп. «Ему должен хорошо даваться английский. Он будет знать несколько языков на очень хорошем уровне. Он будет известным монахом». Засим Локу Татта вернулся в магазин, а Локу Хамудуруво отправился в Коломбо.

Я сообщил монахам, что пришел в монастырь на постриг. Они сказали: «Это хорошо, но не создавай лишних проблем. Не задирайся, иначе получишь». Где-то через неделю вернулся Локу Хамудуруво. В храме я так и не жил. В храме я читал «Правила для молодых монахов», а дома повторял то, что запомнил. Я зубрил их в храме и возвращался домой. Так шли дни. Через несколько месяцев настал момент для пострига. Накануне умерла одна покровительница и последовательница Локу Хамудуруво, а также один из его учеников. Прорисовка глаз статуи Будды и мое посвящение в монахи были назначены на один день. Но все пришлось перенести. Другой благоприятный день был только через несколько месяцев. Но накануне умер учитель Локу Хамудуруво по санскриту. Мое посвящение снова было отложено.

Дома Локу Амма и Локу Татта говорили: «Смотри. Дважды уже были препятствия. Делай выводы». К тому времени все уже было готово: одежда и прочее для посвящения. И я ответил, что полон решимости стать монахом.

Моя сестра Нанги сказала:

— Почему бы тебе не послушаться отца?

Мара мешает мне стать монахом. Мара против благих действий и мешает их совершать. Даже Локу Тата и Локу Амма попали под его влияние.

— Похоже, ты сам попал под его влияние.

Я недвусмысленно заявил о своей решимости. У меня был очень хороший друг, Ваншапала. Он жил на Старой улице в Балангоде. Он тоже собирался стать монахом. В то время он переехал в Калутару. Еще и поэтому я был очень расстроен.

В третий раз мне повезло. Дни, назначенные для моего посвящения и для росписи глаз статуи Будды, шли друг за другом. Меня посвятили 2 марта 1911 года. До того времени я не прожил в храме ни дня. Я закончил «Правила молодых монахов», а также другие тексты на пали. Ранее я изучал сингальскую грамматику в школе и это очень мне помогло. Было выбрано время для посвящения — раннее утро. Я хорошо ладил со своей младшей сестрой. Мы часто ели из одной тарелки и спали в одной постели. В тот день все встали очень рано, но не моя сестра. Мы не будили ее, чтобы она не стала плакать, когда бы я уходил из дома. А вот что сказал Локу Татта на прощание: «Если ты поймешь, что не сможешь больше там оставаться, не сбегай. Можешь вернуться домой в любое время».

За день до моего посвящения случилось кое-что интересное. В тот день Локу Татта попросил, чтобы я навестил всех своих родственников и сообщил о моем уходе в монахи. Я так и сделал и пошел в магазин. Как раз в тот момент Локу Татта разговаривал с одним покупателем. Меня попросили сообщить новости и ему. Я сказал: «Завтра я становлюсь монахом». Покупатель тут же обратился к Локу Татте со словами: «Не позволяйте. Я говорю из лучших побуждений. Он не сможет жить как монах. Он побьет монахов и подожжет храм. Спорю на свое ухо, что не пройдет и года, как мое предсказание осуществится». Локу Татта сказал: «Что ж, если ему надоест, он всегда может вернуться домой».

На самом деле была причина тому, что тот покупатель был такого мнения обо мне. Как-то раз, совершенно по незначительному поводу, я дважды стукнул его, когда мы были в храме. С тех пор он меня невзлюбил.

Я встал так, чтобы Локу Татта не мог меня видеть, и стал гримасничать и грозить пальцем, изображая посетителя, а потом направился домой.

Церемония посвящения меня в монахи была назначена на 7 утра 2 марта и была шикарной. Пришло много народу, поскольку шла серия религиозных церемоний. Много монахов приехало в наш храм. Мы в кухне кипятили воду для вечернего подношения. И там был один молодой монах моего возраста по имени Дхармаратана. Он спросил меня:

— Почему все говорят о тебе как о скандалисте?

— Я вспыльчивый.

— Тогда пообещай никогда больше не гневаться.

И тогда я дал себе обещание никогда не выходить из себя. Я подумал: «Никто не считает меня хорошим». Я твердо решил больше не идти на поводу у своего гнева.

Каждый вечер, когда мы кипятили воду для подношения, тот молодой монах напоминал мне о моем обещании. Также он познакомил меня с обычаями и распорядком храма. По утрам я подносил цветы, выполнял положенные мне обязанности и занимался изучением текстов.

Иногда приезжал Локу Татта. Обычно он спрашивал: «Как там наш маленький монах?» А гуру отвечал: «Очень хорошо, просто замечательно». Я подслушивал и думал: «Не очень-то приятно, когда о тебе говорят плохо. Но как приятно, когда о тебе говорят хорошо!»

Мой учитель походил на спокойного и отрешенного отшельника. Он никогда не сердился и не раздражался. Он всегда был всем доволен и пребывал в мире и гармонии. Я решил обрести такое же состояние и двигался в этом направлении со всей страстью.

Глава 3 Тому, чему я научился за девять лет, сейчас не учат и за двадцать

— Бханте, расскажите об особенностях вашего обучения.

— Объясняя мне пали, наставник заставлял меня заучивать «Намападу-малаву». Он не объяснял грамматику, просто дал общий перевод текста. Он не слишком загружал мою голову. Вместо современного учебника мы занимались по «Рупамалаве». Оттуда мы учили язык по предложениям. Мне также давали перевод целого предложения, а не по частям.

Параллельно учитель давал мне задание составлять предложения с простыми словами. Освоившись с пали, я приступил к изучению «Дхамма-падаттакатхи». За один раз я прочитывал самую малость. Мы читали пару строчек, и наставник объяснял на их примере окончания, спряжение глаголов и прочие тонкости. Вот так он обучил меня пали. Тогда не было такого множества литературы, как сейчас. Освоив произношение, я стал прочитывать по странице «Дхамма-падаттакатхи» в день. К тому времени, когда я закончил первую главу, я уже неплохо говорил на пали.

После этого мы вкратце изучили «Балаватараю». Попутно нам давали объяснения грамматических конструкций. Я схватывал предмет с легкостью, так как изучал сингальский в школе. Так, «Балаватараю» мы в первый раз прошли в такой манере, а во второй раз — уже досконально. В-третьих, нам задавали примеры по «Балаватарае» — составлять предложения, используя ее термины и конструкции. Сегодня, например, мы писали изложение, а завтра — пытались по памяти воспроизвести часть текста. Нас гоняли по глаголам — спряжение, несовершенный вид и употребление их в простых предложениях.

Наряду с этим я каждый день штудировал учебник по пали. У нас была восьмидесятистраничная книга «Милинда пання». Ее мы и читали. Доходя до незнакомого слова, мы разбирали его — корень, окончание, грамматическая конструкция. Таким образом, мы прошли все 80 страниц. К последним страницам я знал пали уже на очень хорошем уровне.

Это было уже после изучения «Ангуттары-никаи». Вначале мы просто читали ее. Доходя до непонятного слова, уже разбирали его по частям. Прикончив третью главу «Ангуттары-никаи», мы подошли к сочинению гатх. Каждую гатху нужно было изложить шестью разными способами и при этом объяснить грамматику. В день мы проходили по одной. Закончив это упражнение, я обрел умение сочинять гатхи. В то время мне было 18 лет и я умел отлично сочинять гатхи. Каждый день я что-то сочинял и показывал наставнику.

Между делом мы вкратце прошли «Вуттодаю» — метр, ритм, рифма и так далее. Тогда же наставник сказал не зацикливаться на стихосложении, а больше внимания уделить изучению книг по Дхарме. Тогда я стал читать «Рупа-сиддхию»…

Я начал читать «Винаю» на пали. Сначала — «Махаваггу». Молодые монахи прежде всего изучают «Махаваггу» и «Чуллаваггу». К тому времени я освоил большинство учебников по грамматике. В школе мы проходили «Сидат Сангараву». И Хамудуруво попросил объяснить ее на пали. Это было задание по переводу. К тому времени я уже отлично знал пали и мне не составило труда перевести «Сидат Сангараву» целиком. Так я обрел опыт переводчика на пали.

После того мы дважды в неделю стали изучать «Абхидхамматта-санграху». Она полагалась молодым монахам. После повышения моего статуса я перешел к трем разделам «Винаи»: «Параджике», «Пачитхии» и «Париваре» с комментариями. Мой учитель рекомендовал мне не задерживаться на «Субходаланкарае». Он дал мне лишь ее общий обзор. Также мы коснулись по главе из «Дигха-никаи» и «Мадджхима-никаи». Мы выискивали корни и окончание слов, и нам давали объяснения комментариев.

Днем я учился у своего гуру, а по ночам продирался сквозь «Саньюту-никаю» с комментариями самостоятельно. Я закончил ее прежде, чем мне стукнуло двадцать. Мы читали книги на листьях ола. В то время печатных книг было не так много. Я прочитывал один отрывок из «Маджхимы-никаи» и обращался к гуру с вопросами по непонятным местам. Так же, практически самостоятельно, я прошел и «Дигха-никаю». Я закончил их еще до моего двадцатилетия.

Ночами я читал палийские тексты с комментариями от корки до корки, и они прочно осели в моей голове. Через день-два я читал тексты на сингальском. И наконец наставник дал мне «Буддачаитхаю» Ашвагхоши. Это была моя первая книга на санскрите. Затем последовало еще несколько книг на санскрите. Мне не пришлось прилагать каких-то особых усилий для изучения этого языка. Хамудуруво сказал: «Необязательно читать все. Выбери несколько из тех, что я тебе дал».

Когда мне было 24, Хамудуруво сказал: «Ты успешно закончил программу обучения. Дальше занимайся самостоятельно. Займись изучением английского». Он хотел отправить меня в колледж «Ананда». Поначалу мне не очень нравилась идея изучать английский. До 24 летя концентрировался на изучении палийской грамматики и Трипитаки. Но к тому времени я прошел практически все книги Трипитаки. Что касается учебников по грамматике пали, то я самостоятельно прочел практически все книги.

Нам задавали читать так много, что у меня было только два с половиной часа на сон в течение девяти лет. Одно за другим я читал палийские тексты, стихи на пали, работы на сингальском и так далее. Я получил огромный опыт работы с палийским языком. Я стал разговаривать на пали так же бегло, как на сингальском. Каждый вечер Хамудуруво созывал нас и говорил: «Давайте поговорим на пали», — и первым начинал разговор. Мы беседовали с ним на пали, а он указывал нам на ошибки, которые мы допускаем при разговоре. Он давал нам читать вырезки из газет и находить ошибки и там. Он спрашивал, не видим ли мы грамматических ошибок. Если мы ничего не находили, он сам указывал на них. Получая газеты на пали, санскрите и сингальском, мы искали там ошибки. Ну а ежели ничего не находили, он это делал за нас.

Вот так шло наше обучение. Благодаря знаниям, обретенным за счет этого метода, я легко вижу ошибки на любом языке, будь то пали, санскрит или сингальский. К тому времени мне было двадцать четыре года, а значит, я учился у Хамудуруво уже девять лет. У нас было мало выходных— только Новый год, Весак и Посон. Все остальное время мы были заняты учебой. Вечером мы должны были повторить гуру то, что запомнили за день, на что уходило два часа. Перед своим отбытием в Коломбо я знал наизусть две с половиной главы «Винаи», «Махаваггу» и «Сулуваггу» целиком, половину «Параджики», часть «Пачиттии» и «Нигхандувы» на пали и хорошую часть «Сараттадипанитики». Еще в самом начале обучения я выучил «Дхатуманджусу».

Запоминание книг на пали дало мне то, что, начиная писать, я сразу вспоминал предложения из книг. Я говорил и писал одинаково хорошо.

Образование, которое мы получили за девять лет, сейчас не получить и за двадцать. Я считаю, мы получим гораздо больше знатоков пали, сингальского и санскрита, если будет введена старая система обучения биккху.

Когда Хамудуруво отправился в дальние края распространять буддизм, я стал сопровождать его, чтобы не позабыть изученное. В любой доступный момент он проверял мои знания снова и снова.

Таким образом, гуру Хамудуруво обучал меня с неподдельной заинтересованностью. В те дни путешествия не давались так легко, как сейчас. Не было автомобилей и автобусов. Расстояния в 10–20 миль делались исключительно пешком. Вечером мы давали проповедь, а возвращались к себе только следующим днем.

Я помню интересный случай. Однажды Локу Хамудуруво пригласили для лекции в деревню под названием Меддегама, приблизительно в шести милях от Балангоды. Локу Хамудуруво сказал мне: «Я вернусь только послезавтра. Возьми с собой несколько книг и идем со мной». Хамудуруво сопровождал еще один ученик. Я шел позади. Локу Хамудуруво шел молча, смотря на землю перед собой. Пройдя немного, он спросил меня: «О чем ты думаешь в дороге?» Я ответил: «Я не был здесь раньше и потому рассматриваю растительность, горы и долины». Я сказал, что в общем-то ни о чем не думаю. Тогда Хамудуруво сказал: «Так нельзя. Думай о том, что ты выучил из книг. Иначе ты быстро все позабудешь. В дороге я как ребенок думаю о выученных уроках».

Когда мы прибыли в храм, Хамудуруво посоветовал: «Нужно проявить такое внимание к обязанностям храма, будто сам живешь здесь. Осмотрись в вихаре, а потом перескажи мне то, что изучил». Так что я не пропускал ни дня занятий.

Иногда Локу Хамудуруво воспроизводил по памяти «Абхидхармарту-санграхаю», чтобы мы послушали. Иногда он читал нам ее на ночь. Частенько он читал наизусть «Сарасвату Вьякарану». У Почитаемого была привычка бормотать то, что он запомнил. А он помнил более двух тысяч стансов «Винаи Винишчаи». Иногда он повторял их просто так, во время отдыха. Он был лучшим примером того, как следует учиться. Мое усердие к запоминанию и концентрации происходило как раз из-за наблюдения за ним. Он никогда не интересовался украшением своего тела, места жительства и накоплением имущества. Я также перенял это от него.

В двадцать лет, а точнее 14 июля 1916 года, я получил посвящение в полные монахи. Моим наставником стал считаться Достопочтенный махатеро Дамахана Даммананда, учитель моего гуру Хамудуруво. Он проживал в Махавалатенне Чандрасекаре Мудалиндарамае, построенной Адикарамом. Руководил же даякой Рате Махаттая, которого позже сменил на посту его зять, г-н Барнс Ратватте, отец Сиримаво Бандаранаике. Когда мне было около двадцати, Рате Махаттая поговорил с моим наставником насчет того, чтобы отправить меня в Видьодаю Пиривену в Малигаканде. Он подчеркнул, что образование в нашем храме очень хорошее, но мне будет полезно получить более современное образование. Мой наставник согласился. Рате Махаттая попросил г-на Барнса Ратватте встретиться с Локу Таттой и сообщить ему о возможности перевода «маленького монаха» в Малигаканду Пиривену. Г-н Барнс Ратватте отправился в наш магазин ради разговора с Локу Таттой.

Локу Татта сказал: «Я отдал своего ребенка на попечение Локу Хамудуруво и уже ничего не могу решать». Тем же вечером Локу Татта пришел в храм, чтобы поговорить с Локу Хамудуруво насчет предложения Рате Махаттаи.

Локу Хамудуруво обратился ко мне: «Тебя предлагают отправить в Видьодаю Пиривену в Малигаканде. Если хочешь, я сделаю все необходимые приготовления». Тогда я сказал: «Я учился у вас все это время. И есть еще многое, чему я мог бы научиться. Сейчас вы говорите, что я знаю достаточно, но я хочу учиться дальше. Я не хочу переезжать сейчас куда бы то ни было». Девять лет я изучал Дхарму Будды, языки и прочее под руководством моего учителя, который знал Дхарму во всем ее объеме.

Именно Локу Хамудуруво заинтересовал меня английским так же, как и Дхармой Будды. Иногда мы посещали Рате Махаттаю, который превосходно знал английский. Из-за границы ему присылали книги, журналы и периодические издания. Он был подписчиком нескольких зарубежных буддийских обществ. В его библиотеке было много книг на английском. Увидев их однажды, я подумал, как же будет здорово прикоснуться к ним. Однажды он сказал: «Недостаточно знать только пали и санскрит. Ты должен также учить английский. Зная английский, можно распространять Дхарму во многих странах». Он всячески побуждал меня изучать английский. У него была «Джатака-такатха» в переводе г-на Рис-Дэвидса, которую он передал мне для учебы.

Благодаря общению с образованными людьми и заграничными обществами мое знание разных религиозных конфессий, а также английского языка значительно улучшилось. Как велел мой учитель, я стал получать книги из книжного магазина «Мадрасского Теософического Общества». Одной из таких книг был перевод «Дхаммападатакатхи» Сэмюэля Била. В их списке работ также была упомянута «Бхагават-гита» с английским построчным переводом. Введенный в заблуждение термином «бхагават», я посчитал, что это книга по буддизму. Я запросил ее, но это была книга по индуизму с переводом на английский Анни Безант.

Но я все равно прочел ее. Это позволило мне значительно улучшить свое знание санскрита. Позже я заказал несколько упанишад с построчным переводом.

В то же время я стал переписываться с г-ном Франком Баллсом, секретарем «Буддийского Общества Великобритании и Ирландии». Я узнал о них из журнала «Общества Махабодхи», издаваемого в Калькутте, который я читал регулярно. Я также стал переписываться с Анагарикой Дхармапалой, который тогда проживал в Калькутте. Секретарь «Буддийского Общества Великобритании и Ирландии» прислал мне в качестве подарка все прошлые выпуски их журнала под названием «Буддийский взгляд». Из их журнала я узнал адрес г-жи Рис Дэвиде и начал переписываться с ней. Я хорошо помню, как в своем первом письме написал, что считаю английский перевод первой строфы «Дхаммападатакатхи», сделанный таким пандитом, как Макс Мюллер, неверным. Мы переписывались с ней довольно много. Она советовала мне книги для улучшения английского. В качестве подарка она прислала мне собственный перевод на английский «Сагатаки-вагги» из «Саньюты-никаи» с припиской «улучшай свой английский». Я знал палийскую версию «Сагатаки-вагги» наизусть. Теперь же я выучил и английскую версию. Я сидел со словарем и выписывал английские и палийские слова в столбик. Это упражнение здорово помогло улучшить знание английского языка.

Во время изучения «Абхидхарматасанграхаи» мне в руки попался ее английский перевод под названием «Краткое изложение буддийской философии», изданный «Обществом Палийских Текстов» в Англии. Я запомнил большую часть из него. Немного позже в списке изданных книг Общества я увидел, что переведена на английский еще «Катхаватту Праканая». Я взял и ее. В то время «Катхаватту Праканаи» не было на сингальском. Я одолжил у своего учителя версию на бирманском, которую он заказал из Бирмы, и стал сравнивать обе версии.

Я заучил некоторые из статей Анагарики Дхармапалы, которые были опубликованы на тот момент в журнале «Общества Махабодхи». Иногда, занимаясь в вихаре, я упирал взгляд в ближайшее дерево и повторял эти статьи вслух, представляя, будто выступаю. Я очень усердствовал, чтобы в будущем успешно давать речь на английском. Когда вокруг не было никого со знанием английского, я делал все сам.

Частенько учитель просил меня читать ему книги на английском, переводя попутно на сингальский. Сам он английского не знал, но постоянно твердил мне о важности его изучения. «Когда-нибудь тебе представится возможность распространять Дхарму за границей. А для этого тебе нужно хорошо владеть английским». И он поддерживал во мне интерес к занятиям.

На сон у меня осталось лишь два с половиной часа. Все остальное время я уделял занятиям и чтению. Иначе как я смог бы прочесть такое количество книг за девять лет.

Глава 4 Сангха — коммунистическое общество в миниатюре?

Мне было двадцать четыре года, когда я увидел объявление в «Сандаресе». Там говорилось, что колледж «Ананда» проводит занятия по английскому языку специально для биккху. Хамудуруво прочитал объявление и сказал: «Ты должен походить на эти уроки. Ты уже достаточно изучил Дхарму. Готовься к поездке в Коломбо. Оповести дядю, что собираешься в Коломбо». Я написал дяде. В ответ он выслал деньги на проезд для моего учителя, его помощника и для меня. Кажется, это было в начале 1919 года. Мы поехали поездом: в то время еще не было автобусов.

Для допуска к урокам нужно было сдать вступительный экзамен, который я легко сдал. За ходом испытания следили г-н Гунасекера и г-н Б.С. Перера — учителя из колледжа «Ананда». Оба были прекрасными преподавателями. Они проверили мою работу, вышли в коридор и заговорили с моим учителем, который сидел на стуле у экзаменационной комнаты: «Достопочтенный наяка теро, у вашего ученика достаточно высокий уровень английского языка. Решите с г-ном Куларатне, какой курс выбрать — начальный или продвинутый». Тогда Хамудуруво сказал: «Я ничего не смыслю в этом». А мне сказал: «Решай сам». Я сказал, что, хотя я хорошо понимаю английский, у меня не было практики устной речи. Поэтому мне было бы полезно присоединиться к младшей группе и потренироваться в разговорном английском.

Тогда было всего две группы, и меня зачислили в старшую. Я не узнал почти ничего нового, но у меня появилась масса возможностей общаться по-английски.

Я помню, как в колледже «Ананда» начались занятия по пали. Это случилось через два года после того, как я поступил на курсы английского языка. Преподавателями пали стали несколько монахов, а через какое-то время назначили и меня. Вскоре господин Куларатне захотел открыть курсы санскрита. Когда он обсудил это с другими монахами, они сказали, что имеющиеся учебники слишком сложны для детей. Тогда он вызвал меня, и я сказал, что могу легко составить программу обучения. Поэтому занятия по санскриту он поручил мне.

Я выписал из Индии серию учебников на английском и санскрите для индийских школ. И по ним я начал учить санскриту. Уроки пользовались огромным успехом. Через какое-то время монахи-преподаватели покинули колледж и вернулись к делам в своих монастырях. Вся ответственность за обучение пали, санскриту и Дхарме в старших классах легла на мои плечи. Господин Куларатне разрешил мне взять двух монахов себе в помощники. Также он выделил мне две комнаты в общежитии.

Мои помощники преподавали в колледже несколько лет, а после вернулись в свои деревни. Впоследствии я познакомился с достопочтенным Махиндой, тибетским монахом, и взял его на работу в качестве своего помощника. Когда я только начинал преподавать в колледже «Ананда», г-н Куларатне открыл еще одну школу. Его задумка заключалась в том, чтобы создать подготовительные классы при колледже. Директором той школы стал г-н Меттананда, который до этого работал в «Ананде». Сейчас эта школа называется «Наланда Видьялая». Название предложил я. По просьбе г-на Куларатне 1 января 1923 года я присоединился к коллективу «Наланда Видьялаи». Я придумал и девиз школы: «Мудрость украшает человека».

Какое-то время я преподавал в «Наланде». Именно тогда доктор Малаласекера вернулся на Шри-Ланку из Англии, где получил докторскую степень по философии. Его назначили заведующим кафедрой сингальского и пали. Г-н Куларатне уговорил меня вернуться в колледж «Ананда». Я передал свои обязанности достопочтенному Хеенатияне Дхаммалоке Теро и снова стал преподавать в «Ананде».

— Бханте, сложной ли была жизнь в колледже «Ананда»?

— Никаких сложностей. Я имел возможность общаться с преподавателями и учениками, обладающими положительными качествами, культурными и образованными. Директором был г-н Куларатне — человек редких достоинств. Он был честным, справедливым, не имел расовых и религиозных предрассудков и был предан учению Будды. Моя жизнь в колледже «Ананда», которым управлял такой замечательный человек, была счастливой. Расписание других учителей составлялось только после того, как я выбирал удобное время для своих уроков. После часу дня я был уже свободен. Таким образом, мне давали время на медитацию. Я вставал в пять утра и медитировал до шести. Второй раз я медитировал с десяти до десяти тридцати. По вечерам я медитировал с пяти до шести и с десяти до одиннадцати. Я постоянно практиковал один вид медитации и получил ее плоды. Это была медитация анапанасати — сосредоточение на дыхании.

В колледже «Ананда» возникло общество под названием «Бодхисаттва Самагама». В него вошли ученики, строго придерживающиеся буддийских принципов. В школе не было вихары. Художника Сарлиса попросили скопировать известную гандхарвскую статую Будды. Ее поместили на верхнем этаже, в зале Олькотта. Стены покрасили в соответствующие цвета. Так появилась вихара «Мандира». Я должен отметить, что г-н Куларатне проявил живой интерес к этому начинанию и оказывал мне всяческую поддержку. В результате учителя и ученики, проживавшие в общежитии, стали совершать религиозные ритуалы в новой вихаре. Большинство из них практиковало ту или иную медитацию, например медитацию благородной любви. Так мы проводили время, когда жили в общежитии. Эти дни были счастливыми и плодотворными для учителей, учеников и для меня самого.

— Бханте, можете ли вы выделить кого-то из учеников колледжа?

— Я преподавал в колледже «Ананда» около двенадцати лет. За это время у меня было много учеников, и многие из них впоследствии заняли высокие посты. Некоторых уже нет с нами. Я помню таких учеников, как Н.М. Перера[24], И. М. Р. А. Ирьяголла[25], Роберт Гунавардена[26] и Г. Б. Сенанаяке[27]. Ирьяголла сначала учился в «Ананде», а с открытием «Наланды» перешел туда. Он был очень упрямым, но и талантливым учеником. У него был вспыльчивый характер, и он говорил то, что думал. Через какое-то время он поссорился с г-ном Меттанандой и покинул «Наланду». Роберт Гунавардена тоже повздорил с директором и ушел из колледжа. Н.М. Перера был совсем другим. По натуре он

Часть И. На пути к состоянию будды был сдержанным и спокойным. Он окончил колледж и продолжил обучение уже в Англии.

Преподавая в «Ананде», я продолжал изучать латынь и английский. Г-н Р. С. С. Гунавардена был моим учителем латыни. Г-н Куларатне предоставил мне все необходимое. Кроме того, он хотел отправить меня в университет Калькутты, чтобы я получил степень. Но я хотел учиться. А степень можно было получить и на Шри-Ланке. Разумеется, я собирался в Индию, но чтобы заняться деятельностью по распространению Дхармы вместе с Анагарикой Дхармапалой. Он звал меня.

В это время мы основали организацию под названием «Ланкийский совет по распространению Дхармы». Я был ее президентом, а достопочтенный Хеенатияна Дхаммалока Теро — секретарем. Наша организация занималась много чем: проводила лекции о Дхарме и готовила преподавателей. Мы занимались проповедью Дхармы даже в трущобах. В это время мне удалось опубликовать свою первую книгу «Жизнь Будды», которую я написал по просьбе Молодежной буддийской ассоциации Коломбо. Это было в 1926 году. Кроме того, я писал статьи для газет и журналов.

— Бханте, вы участвовали в полемике с христианами, которая разгорелась в 1922–1923 годах?

— Да. Зачинщиками были католики. Они осудили мою статью в «Сандаресе», и я ответил им на страницах той же газеты. После этого я критиковал христианские взгляды в издании под названием «Будда Рашми».

Тогда же произошел один интересный случай. Однажды Анагарика Дхармапала сказал мне: «Ты должен сделать кое-что еще: выступить с критикой теософии». В свое время я стал членом «Теософского общества». Шри-ланкийское отделение индийского «Теософского общества» находилось недалеко от улицы Борелла, в доме г-жи Престон. Она была ученицей мадам Блаватской. Громогласный оратор, она была исполнена английской гордости и являлась президентом шриланкийского отделения. Секретарем была г-жа Луранц — образованная дама из Голландии. Я отправился туда и сказал, что хочу вступить в общество. Меня сделали почетным членом, поскольку с биккху не брали денежных взносов. Там было много книг по теософии. Каждое воскресенье я шел туда, брал книгу и читал. И вместо того чтобы спорить с теософией, я вынужден был признать разумность ее доводов. Анагарика Дхармапала рассказывал мне о Махатме Кут Хуми, Махатме Мории[28]. Он обладал огромной верой в Махатму Кут Хуми. Его разногласия с госпожой Анни Безант сводились к тому, что она смешивала теософию с ведантой. Я не сторонник учения об атмане (душе), которого придерживается теософия, но допускаю существование таких святых учителей, как Махатма Кут Хуми.

К тому времени я целиком изучил Сутра-питаку. Все это вкупе с чтением теософской литературы сильно изменило меня. Исчезло мое неприятие христианства. Я понял, что нельзя обрушиваться с нападками на другие религии. Я стал с уважением относиться ко всем религиям. С тех пор я не оскорбил ни одну религию и ни одного религиозного учителя. Было время, когда наша страна нуждалась в религиозных дебатах. Тогда буддизм подвергался критике со стороны небуддистов. Но сейчас полемика ни к чему. Как буддисты мы не должны искать изъяны в других религиях. Нам следует просто изучать, насколько они близки к учению Будды. С другой стороны, буддисты-миряне и монахи должны подавать последователям других религий пример высокой нравственности и добродетельного поведения. Какую бы религию ни исповедовал человек, он не должен забывать о братстве всего человечества. Говоря о благородной любви, Будда не говорил исключать из нее представителей других религий. Благородная любовь охватывает всех. Вот как я теперь отношусь к другим религиям.

Когда коммунизм проник на Шри-Ланку, я со многими обсуждал это течение. В те дни я довольно часто бывал в пиривене «Пелиягода Видьяланкара». Я обсуждал эту тему с такими людьми, как достопочтенный Наравила Дхаммаратхана Теро. Я спрашивал: «Что такое коммунизм?» «Коммунизм — это равное распределение доходов. Марксизм — то же самое», — отвечал он. Тогда я подумал: «В Винае есть правило, которое предписывает делить то, что получила Сангха, среди ее членов. Раз так, этот метод должен подойти и для мирян». Доктор Адикарам тоже был высокого мнения о коммунизме.

Я не понимал тогда, что коммунизм поддерживает нигилизм. В газете «Сингала Джатия» печатались статьи в духе советской политической пропаганды, поэтому я посчитал, что нет причин выступать против. Также я думал, что коммунизм не противоречит буддизму. Редактор «Маге Сангаравы» написал мне, что я мог бы изложить в их газете свои взгляды на социализм или марксизм. Тогда я сочинил два или три письма и заявил, что у буддистов нет причин опасаться коммунизма. «Будда объяснил, как управлять собственностью Сангхи и что делать с вещами, которые она получает сверх необходимого. Такой подход можно успешно применить и к собственности мирян. Это не вредит буддизму», — в таком духе я написал серию заметок о том, что буддистам не о чем беспокоиться.

«Маге Сангарава» была марксистским изданием. Углубившись в тему, я понял, что по своей небрежности совершил ошибку и не подумал о последствиях. Коммунизм отрицает закон кармического воздаяния и перевоплощение, которые являются краеугольными понятиями в буддизме.

Почтительное поклонение религиозному учителю высмеивается как культ личности. Почитание Будды считается культом личности. Такова философия коммунизма.

В это время вышла книга под названием «Гигантская ложь», в которой потешались над отдельными положениями буддизма. В книге оскорбляли архатов Сарипутту и Моггаллану, царя Суддходану. Когда я навел справки, то понял, что зря опубликовал свои статьи: я опирался лишь на один аспект коммунизма и не подумал о последствиях. Чтобы дискредитировать свои собственные статьи, я стал писать в «Свадешу Митраю» под чужим псевдонимом. Эта газета опубликовала серию моих заметок. Чтобы остаться неузнанным, я даже изменил писательский стиль. Мой секрет знал только Калукондаяве наяка теро. Он пытался найти автора статей и во время нашего с ним разговора я признался. А больше никто не знал.

Тем временем Пиядаса Сирисена начал выпускать газету под названием «Львиный рык», которая выступала против коммунизма. Эта газета призывала к ответу Валполу Рахулу теро, Удакендавалу Сарананкару теро и меня. Одна за другой выходили статьи, в которых на нас обрушивались с нападками. Мне досталось больше всех. Колонку вел сам г-н Пиядаса Сирисена и ряд других авторов. Я не хотел отвечать на эту критику. Они ведь не знали, что я веду свою антикоммунистическую колонку в другой газете. Я подумал: раз сам виноват, нужно молча сносить их обвинения.

Одновременно в газете «Сингала Бауддхая» началась полемика о том, существуют ли божества. От имени тех, кто отрицал их существование, выступал г-н Дэвид Карунаратне. Он писал под псевдонимом Сурагуру и в своих статьях оскорблял бога Катарагаму[29]. Он даже говорил, что Катарагама — тамильская фамилия. Затем г-н Карунаратне стал редактором газеты «Даваса». Несколько биккху дали убедительные ответы, в которых доказывали существование божеств. Но он удалил сильные аргументы и опубликовал все остальное. Мало-помалу дискуссия затихла сама собой.

Меня попросили дать беспристрастную оценку тем статьям. Из моей заметки г-н Карунаратне удалил отдельные куски по своему желанию и опубликовал лишь то, что было выгодно ему. Мой текст отредактировали таким образом, что я предстал его сторонником, хотя им не был. В то время я был в Индии. По возвращении я стал интересоваться судьбой моей статьи. Меня расстраивало, что у людей сложилось превратное мнение обо мне. Все это время г-н Пиядаса Сирисена и прочие продолжали критиковать меня в газете «Львиный рык».

Однажды я пешком добирался из Мараданы в Петтах. Офис г-на Пиядасы Сирисены располагался с правой стороны, недалеко от дороги. Он увидел меня и сказал:

— Учитель, вы не могли бы подойти сюда?

Я выполнил его просьбу. Тогда он сказал:

— Учитель, вы к нам даже не заходите.

— Зачем? Вы безосновательно обвиняете меня.

— Зачем вы опубликовали те статьи? Вы не подумали о последствиях. Многие люди просили меня опровергнуть их. Вы имеете вес, к вам прислушиваются. Мне не хотелось, чтобы люди оказались обмануты, поэтому я и выступил с критикой.

Тогда я сказал:

— Почему вы не узнали чуть больше обо мне, прежде чем ругать меня? Сейчас я веду колонку в газете «Свадеша Митрая» под чужим псевдонимом. Почему вы не навели справки? Вы же читаете эту газету?

— Я не знал.

— Вы могли сначала поговорить со мной. Зря вы обрушили на меня столько критики на страницах своей газеты.

Затем господин Пиядаса Сирисена сказал:

— Учитель, отныне я не буду плохо писать о вас. Я так хотел с вами увидеться.

— Зачем?

— Учитель, вы помните, в газете «Сингала Бауддхая» вышла серия статей Сурагуру о том, что божеств не существует? Они сами же и прекратили полемику. Но ее итог был неудовлетворительным. Сейчас нас попросили оживить эту дискуссию. Вы не могли бы возглавить эту кампанию? — спросил он.

— Мне не хотелось бы начинать спор. Однако если в Трипитаке и палийских комментариях содержится какая-то информация о божествах, я систематизирую ее и отправлю вам.

— Этого вполне достаточно.

Я собрал всю информацию из палийских текстов и комментариев и написал серию заметок о буддийском взгляде на божеств. Их опубликовали одну за другой. Г-н Пиядаса Сирисена перестал нападать на меня. Он опубликовал хвалебные письма в мою честь в газете «Сингала Джатия». «Раньше этот монах придерживался других взглядов, но сейчас не разделяет их», — писал он. После выхода моих статей полемика разгорелась с новой силой. В итоге те, кто верил в существование божеств, одержали верх. Они доказали свою правоту. Г-н Карунаратне был зол на меня. Так прошло несколько дней.

Расскажу вам об одном интересном событии. Какое-то время спустя я отправился в Катарагаму. Вечером я совершил обряд поклонения в Киривехере и отправился к дэвале. У входа в дэвале, рядом с воротами, я заметил группу молодых людей, которые прибыли из Коломбо. Я спросил их, что они здесь делают. «Мы ждем г-на Карунаратне», — последовал ответ. Я поинтересовался, о ком именно идет речь. Они сказали, что ждут редактора газеты. «И где же он?» — «Он вошел в дэвале с подносом подношений». — «Но разве он не оскорблял Катарагаму, утверждая, что такого божества не существует?» — удивился я. «В том-то и дело, Учитель. Говорит одно, а делает другое».

Я прождал какое-то время, чтобы расспросить его самого. Но он так и не появился. Видимо, прятался. Я ждал больше часа. В конце концов я подумал: «Почему я вообще должен тратить время на подобного человека? Все это неважно», — и ушел. Я понял, что многие люди, в том числе известные, говорят одно, а делают другое. Как бы то ни было, в жизни тех, кто оскорбил бога Катарагаму, часто случались несчастья. Нельзя говорить плохо о боге Катарагаме. Это живой бог, наделенный огромной силой. Я видел его собственными глазами. Позже я расскажу вам эту историю.

Каждый год, во время декабрьских каникул в колледже «Ананда», я посещал торжества «Теософского общества» в Мадрасе. Обычно я останавливался там на месяц. В1926 году по просьбе г-на Шри Кришнана, который представлял в Совете Каликут, штат Керала, я отправился в свою первую миссионерскую поездку. Примерно месяц я выступал в разных местах с лекциями о Дхарме. В результате г-н Шри Кришнан, член Совета, человек, глубоко изучивший Дхарму, в 1929 году принял монашеский сан. Какое-то время он даже был моим учеником. В ходе этой поездки я также посетил «Теософское общество» в Мадрасе. Там шли приготовления к первой публичной лекции Кришнамурти. Но мы не могли остаться, так как нужно было без промедления возвращаться на Шри-Ланку.

— Бханте, почему вы прекратили преподавать в колледже «Ананда»?

— Как я уже говорил, к этому времени у меня возникло намерение распространять Дхарму вместе с Анагарикой Дхармапалой. Он хотел этого так же, как я. Приезжая в Балангоду, я неизменно встречался с г-ном Барнсом Ратватте. Как-то я рассказал ему о своем желании отправиться в Индию. Он был моим хорошим другом. Он сказал, что в окрестностях Балангоды не хватает образованных монахов и было бы лучше, если бы я основал здесь пиривену. «Я возьму на себя все приготовления. От тебя требуется лишь послужить нашему краю и поделиться своими знаниями. В нашем родном городке совсем мало образованных людей, а значит, ты сможешь воспитать целое поколение просвещенных людей», — с такой просьбой он обратился ко мне. К этому времени ушел из жизни мой гуру Хамудуруво. Я отказался от мысли ехать за границу и основал пиривену в Балангоде. Покидая колледж «Ананда», это благословенное место, я испытывал огромную печаль из-за расставания с любимыми учениками. Однако я собирался служить тому краю, где родился, и это утешало меня.

Глава 5 Я участвую в Шестом буддийском соборе в Мьянме

В 1936 году я покинул колледж и основал в Балангоде новую пиривену под эгидой Шри Судхармарамы в Тхумбагоде. Ее открыли на этом самом месте и назвали пиривеной Шри Дхармананды в честь моего настоятеля. Это было временное пристанище. Вскоре пиривену перенесли в Мирисватте. К нам стало поступать много учеников. И хотя это была молодая пиривена, не получившая государственной аккредитации, я успешно руководил ею при содействии уважаемых мирян, родственников и биккху. Мы не зависели от государственных средств и потому никому не отчитывались в своей деятельности. Наконец, по многочисленным просьбам, пиривена получила государственную аккредитацию. Через некоторое время я перешел в университет Видьодая.

— Учитель, расскажите, пожалуйста, о Шестом буддийском соборе в Мьянме.

— Из Мьянмы мне прислали приглашение принять участие в Шестом буддийском соборе, и я считаю это одним из важнейших событий своей жизни. В Мьянме мне предложили войти в Совет по редактированию Трипитаки. Со мной отправились еще три монаха. Из Коломбо мы добрались до Калькутты, а оттуда самолетом до Янгона. Нас разместили в центре для медитации «Сасанайета», поскольку помещение для Буддийского собора еще не было готово.

Трипитака была поделена на триста частей, каждую из которых отдали своему переводческому комитету. Комитеты состояли из пяти монахов, преимущественно мьянманских. Комитет делал правки, затем отправлял их в Комитет главных редакторов, а тот уже передавал материал в печать. В Комитете главных редакторов Шри-Ланку представлял Полватте Буддхадатта маханаяка теро. Он проработал в этом органе несколько месяцев, но затем вынужден был вернуться на Шри-Ланку. Поэтому следующим представителем от Шри-Ланки назначили меня.

В общей сложности я проработал там около десяти месяцев. Все наши обсуждения в Комитете главных редакторов проходили на пали. Было заметно, что Комитет с особым вниманием относится к палийским копиям со Шри-Ланки и из Таиланда.

Давным-давно, когда буддисты Мьянмы получили монашеское посвящение от шри-ланкийских биккху, монахи во главе с Чаппатой Теро отвезли туда копии палийских текстов, а также копии комментариев (atuwa) и комментариев к комментариям (tika), которые были сделаны со старых книг на пальмовых листьях. Мы заметили, что в эти копии вкрались ошибки. Во время правления короля Миндунмина состоялся Буддийский собор, и исправленные тексты Трипитаки высекли на мраморе. Эти надписи прекрасно сохранились до наших дней. Именно эту версию мы и использовали при редактировании. Мы заметили, что копии, сделанные в свое время на Шри-Ланке, по-прежнему содержат ошибки. Поэтому в финальной редакции мы исправили даже их и перед отправкой в печать сравнили наши материалы с Трипитакой со Шри-Ланки и из Таиланда. Всем монахам, принимавшим участие в Соборе, вручили отпечатанные копии текстов.

Мьянманские монахи протестовали при любом отклонении от мраморной Трипитаки. В таких случаях в известность ставили президента, премьер-министра и министра Сасаны. Помнится, обе стороны приглашали в резиденцию президента либо премьер-министра. Порой нам приходилось даже спорить с мьянманскими наяками теро. Эти дебаты должны были вестись на бирманском — на их родном языке. Главой нашего Комитета редакторов был Махасисаядо теро.

Однажды мы вели долгие споры по поводу «pattha pattha pulakam» (меры веса зерновых культур) из раздела «Веранджа» «Параджика-пали». В старых изданиях мьянманских книг, а также на мраморных скрижалях в секции Параджика было написано «pattha pattha mulakam». Мьянманские монахи с пеной у рта доказывали, что правильное написание — это «mulakam». Дискуссия зашла в тупик, и нас пригласили в резиденцию У Ну для дальнейшего обсуждения. Он поинтересовался, что я думаю по этому поводу. Я спросил, могу ли я ответить на пали, поскольку не знаю бирманского. Премьер-министр У Ну сказал, что у нас разное произношение и в отдельных местах они рискуют не понять меня, а я — их, поэтому мне лучше изложить свои мысли на английском. «Учитель, говорите на английском. Я переведу на бирманский», — сказал он.

Тогда я изложил свою точку зрения. Я привел выдержки из санскритских словарей. Биккху возразили: «Учение Будды не нуждается в книгах на санскрите». Я ответил: «Пали — это язык, на котором говорили в Дамбадиве (в Индии). Это был язык магадхи. Ардха-магадхи, санскрит и пракрит — его ближайшие родственники. Во всех этих языках „mulaka“ — ядовитый корень. Злака под названием „mulaka“ не существует. В старых санскритских словарях „pulaka“ обозначает разновидность зерновых культур, которыми кормят лошадей. „Mulaka“ в „Параджика-пали“ и есть та самая „pulaka“. Поэтому правильный вариант это „pattha pattha pulakam“. Тогда мьянманские монахи твердо заявили, что нам не подобает исправлять учение Будды с помощью брахманистских текстов.

«Что касается учения Будды о скандхах, дхату, аятанах и так далее, нам не следует искать помощи у санскритских словарей. Но Будда не вводил новых терминов, когда речь шла о злаках и прочих предметах повседневного пользования. Это были общеупотребительные слова того времени», — подчеркнул я. «В подобных вопросах мы должны прибегать к помощи языков, родственных магадхи, а также к помощи словарей. Поэтому мы не разделяем мнения мьянманских монахов», — повторил я. Президент Мьянмы, премьер-министр и министр Сасаны приняли мою точку зрения. В конце концов было решено, что версия нашего комитета «pattha pattha pulakam» останется без изменений. Мьянманские монахи хранили молчание. На этом спор закончился.

Когда в ходе обсуждений Комитета главных редакторов мьянманские теро хотели обосновать свою точку зрения, они ссылались на «Маха Сабда Нити». В таких случаях я говорил им, что мы уважаем автора «Сабда Нити» и считаем его великим пандитом. Но при этом я доказывал, что он допустил ряд ошибок. Во время подобных дискуссий они чувствовали себя задетыми, ведь мы критиковали грамматику «Сабда Нити», составленную в их родной стране. «Мы должны исследовать учение Будды безо всяких предрассудков. Нельзя покрывать ошибку лишь потому, что ее допустил какой-то уважаемый пандит или гуру. Мы должны быть смелыми и называть ошибку ошибкой. Нужно проверять наше понимание с помощью тщательного изучения», — пояснил я. «Тот, кто не принимает конкретного решения, склонен к колебаниям. Здесь же мы должны широко мыслить и высказывать свое мнение», — заявил я и указал на ошибку в «Сабда Нити».

Был момент, когда мы спорили над именем Ниганто-натапутта. «Сабда Нити» указывала, что «ната» в данном случае означает «танцовщица». Таким образом, получается «Ниганта, сын танцовщицы». Я указал на то, что это неправильно, что имеется в виду «царевич кшатрийского рода Ната из Личчави». Поскольку он был сыном кшатрия из рода Ната, его называли Натапутта. Это тот же Ната-путта, что и в палийских источниках. Он не был сыном танцовщицы. Хотя «Маха Сабда Нити» — очень полезное и авторитетное издание, в ней не обошлось без ошибок. Мы не должны принимать что-либо на веру только из-за авторитета. Для вынесения окончательного решения нужно сравнивать «Маха Сабда Нити» с более старыми работами, такими, как «Каччаяна», «Грамматика Моггалланы» и сопутствующими им текстами, например «Рупасиддхи» и «Моггаллана-панчикой».

Я сказал монахам об этом, и они согласились со мной. В процессе редактирования мы постоянно вели подобные разговоры и я всегда чувствовал дружелюбное отношение со стороны членов комитета. Впоследствии я узнал, что члены Комитета главных редакторов, а также президент, премьер-министр и министр Сасаны решили присвоить мне титул Агга Махапандита.

Вскоре должно было начаться первое заседание Собора. Послания, полученные от видных деятелей Индии и Шри-Ланки, были в основном на английском. Мне поручили перевести их на пали и написать, используя бирманскую письменность. Этой работе я посвятил несколько месяцев, и именно эти документы вручили собранию Сангхи.

На первом заседании Собора от имени махатеро Шри-Ланки выступил глава пиривены Видьодая достопочтимый Баддегама Пиваратана Махатеро. Он говорил на пали. Следующую лекцию прочитал достопочтенный Книваттудуве Прагнасара наяка теро — глава пиривены Видьяланкара. Его лекция тоже была на пали. Это то, что я помню. На следующий день была еще одна речь на пали, на этот раз от имени школы Раманна. Я точно не помню, кто выступал. Мне поручили прочесть две лекции: на пали и на английском. После этого началась работа самого Собора. Первое заседание завершилось через несколько дней. Все делегаты, в том числе со Шри-Ланки, разъехались по своим странам.

На следующий год нас известили о начале второго заседания Собора. Также я узнал о том, что мне присвоен титул Агга Махапандита. Это был год великой печали для меня, потому что от нас ушел мой брат по Сангхе и мой главный ученик достопочтенный Велигепола Майтримурти теро. Поэтому я отказался от поездки. Однако через несколько месяцев я получил документ о присвоении мне титула.

Мне удалось поучаствовать в третьем заседании Собора. Это было через несколько месяцев после того, как ушел из жизни достопочтенный Раттхагуру махатеро (Сангхараджа), который в течение короткого времени занимал пост председателя Собора. Я должен был посетить церемонию кремации и выступить с речью от имени шри-ланкийской Сангхи. Мою кандидатуру выдвинул глава Комитета по редактированию Трипитаки достопочтенный Соратха наяка теро. Уже собираясь домой, на Шри-Ланку, я получил послание от секретаря Собора достопочтенного Висуддхабхиванши о том, что меня назначили председателем Собора и попросили поработать еще немного.

В течение нескольких недель я занимал пост председателя Собора. Когда меня назначили, я вспомнил предсказание шестилетней давности, которое сделал относительно меня астролог из мадрасского центра «Каумара Нади». В нем говорилось, что в определенном возрасте я возглавлю собрание собраний. Там было одно слово на тамильском, которое перевели как «собрание собраний». Но уже тогда я понял, что речь идет о буддийском Соборе. Это был один из тех случаев, которые заставили меня убедиться в точности предсказаний нади.

Через несколько недель я вернулся на Шри-Ланку.

Глава 6 Я развлекаюсь гипнозом

Пиривены Видьодая и Видьяланкара получили статус университетов в 1959 году. Первый ректор университета Видьодая достопочтимый Веливитье Соратха наяка теро пригласил меня на должность профессора на кафедре буддизма Махаяны. Я доверил работу в пиривене своему ученику и отправился в Коломбо. Первые несколько лет после открытия университета Видьодая я был профессором буддизма Махаяны, а затем стал деканом факультета по изучению Дхармы. В общей сложности я проработал там около десяти лет.

Уход достопочтимого Соратхи наяки теро был великой утратой для меня. Он был выдающимся ученым. Думаю, с определенной точки зрения он был одним из величайших ученых со времен Тотагамуве Шри Рахула махатеро[30]. Я понял это во время наших бесед о правилах грамматики, словообразовании и так далее.

По поручению правительства мы с достопочтенным Соратхой махатеро и еще несколькими монахами сформировали Совет по переводу Трипитаки. Этот совет выбирал ученых монахов для участия в переводе всех книг собрания. Глубокая, ясная мудрость достопочтенного Соратхи наяки теро проявлялась в том, как он редактировал палийскую Трипитаку, как находил правильное значение слов, а также в многочисленных беседах о переводе. Благодаря этому я стал еще больше доверять ему и восхищаться им.

Каждый биккху в университете Видьодая был обязан изучать Дхарму. Изначально я не собирался надолго задерживаться в университете, но вскоре понял, что некоторые лекторы неверно объясняют студентам учение Будды. Я решил продлить свое служение, чтобы спасти этих биккху от заблуждений. Причиной тому стал один инцидент, который произошел через несколько недель после того, как я начал преподавать. На занятиях по одному предмету лектор сказал, что патичча-самуппада (paticca-samuppada) не входила в учение Будды, что биккху добавили ее позже, позаимствовав у философской школы санкхья[31]. Студенты рассказали мне об этом. Я им ясно объяснил, что это устаревшая, ложная теория. Нет никакой связи между патичча-самуппадой и философией санкхьи. Тогда я подумал, что монахам вполне могут внушить и другие ложные идеи, поэтому их интерес к учению Будды необходимо подогревать. Так я провел в Видьодае около десяти лет.

Безвременная кончина достопочтенного Соратхи наяки теро стала великой потерей для университета Видьодая. После его смерти пост ректора занял Паланноруве наяка теро. За это время я получил титул Сахитья Сури от университета Видьодая и Сахитья Чакраварти от университета Видьяланкара. И хотя эти титулы мне были не по душе, я принял их, потому что мой отказ мог обидеть вручающую сторону. В любом случае я ими не пользуюсь. Но несмотря на всю мою нелюбовь к званиям, я вижу, что многие люди прибегают к ним, когда говорят обо мне. Сам я не пользуюсь даже титулом Агга Махапандита.

Затем ректором университета Видьодая какое-то время был Паравахера Ваджиранана наяка теро. После него эта должность перешла ко мне. Я думал, что на этом посту у меня будет много времени для самообучения. Но садясь утром за стол в своем кабинете, я мог встать с него только поздним вечером, — так много приходилось читать и подписывать документов с разных факультетов. Не было и дня, чтобы я мог заняться своим самообразованием. С утра до вечера я читал письма, прошения, документы и так далее. К концу дня я валился с ног. Поэтому пост ректора стал мне поперек горла.

Более того, от меня ожидали, что я буду подписывать документы, которые идут вразрез с моими принципами. Когда давление стало слишком сильным, я подал прошение об отставке. Я просил найти мне замену. Доктор Маласекера хотел, чтобы я порекомендовал кого-нибудь. Я сказал, что на эту должность можно назначить доктора Валполу Рахулу, который в данный момент находится в университете Сорбонна, во Франции. Доктор Маласекера попросил меня поработать еще хотя бы два года. Я отказался остаться даже на две недели. В конце концов через г-на Дадли Сенанаяке достопочтенному Валполе Рахуле теро отправили несколько сообщений с просьбой вернуться. Лишь когда он вернулся, я передал ему свои обязанности и покинул университет. Я почувствовал огромную свободу. Меня более ничто не связывало. Теперь я мог поехать за границу обучать Дхарме. Когда я был в Балангоде, достопочтенный Нелуве Джинаратана теро предложил мне провести одну церемонию в Бодхагае. Я согласился. После церемонии меня назначили главой Исипаттанской вихары, которой управляло отделение «Общества Махабодхи» в Сарнатхе.

Там я узнал, а точнее, услышал об одном странном явлении. Однажды ко мне пришел один американский джентльмен лет тридцати пяти. Он попросил меня выделить ему комнату в доме для гостей. Он немного говорил на санскрите и хинди, и я решил пообщаться с ним. Я спросил его, откуда он приехал. Он сказал, что долго жил в районе Бадринатха, в Гималаях. Я поинтересовался, что он там делал. «Я жил в пещере и практиковал йогическую медитацию», — ответил он. Я спросил, кто обучал его, и он назвал имя. Кажется, это был Павхари-баба.

Он показал мне фотографию того йогина. Я подумал, что он очень молод, раз у него нет ни одного седого волоса в бороде. «Должно быть, он совсем юноша», — сказал я Американец возразил: «Нет, ему больше двух тысяч лет». Я сказал, что не могу поверить в это. «Неважно, верите вы или нет. Лично я считаю, что так оно и есть. И это далеко не все его способности. Он видит прошлое, настоящее и будущее», — продолжал американец. Тогда я спросил, существуют ли другие йогины-долгожители. Он ответил, что есть много йогов, которым сто, двести, триста, четыреста или даже пятьсот лет.

Еще он рассказал одну интересную историю. «Много лет назад на одной железнодорожной станции рядом с Бенаресом охранник высадил с поезда отшельника, который не заплатил за проезд. Говорят, тот сидел на платформе и неотрывно смотрел на поезд. По английским законам того времени отшельникам-индуистам разрешался бесплатный проезд на общественном транспорте. Но по какой-то причине охранник-англичанин попросил его сойти. Когда все пассажиры заняли свои места, прозвучал сигнал к отправлению, но поезд не сдвинулся с места. Проверили все — никаких поломок. Один знающий человек шепнул охраннику, что этот йог на платформе, должно быть, обладает огромной силой, поэтому нужно извиниться и попросить его сесть на поезд. Охранник принес йогу свои извинения и предложил ему присоединиться к другим пассажирам. Как только йог занял свое место, поезд тронулся». Эту новость опубликовали в газете «Сингала Бауддхая». Я читал об этом и в индийской прессе. Американец убеждал меня, что речь идет о том самом йоге. После этого я долго размышлял о подобных явлениях.

В своих проповедях Будда тоже говорит о том, что человек, развивший психические способности, может увеличить продолжительность своей жизни до зона. Если человек обладает такой кармой, которая позволяет ему дожить до трех-четырех тысяч лет при средней продолжительности жизни в сто двадцать лет, то он может добиться этого благодаря йогической медитации, лекарствам или мантрам. Поэтому я посчитал, что американец не врет. Еще он рассказывал, что есть йогины, обретшие удивительные силы и продолжающие их совершенствовать втайне от любопытных глаз. Я не спорил. Ведь у меня тоже были определенные познания и опыт общения с йогами.

— Бханте, многие верят, что вы обладаете сверхъестественными способностями. Это правда?

— У меня нет той силы, которую люди мне приписывают. С тех пор как я стал послушником, я занимался медитацией анапанасати. Однажды один мой друг дал мне книгу на английском о развитии сознания. К тому времени я уже получил посвящение в сан и изучил английский до продвинутого уровня. В той книге содержались сведения о том, как развить силу ума. Мне очень хотелось проверить это на практике. В то время один джентльмен из Негомбо — я точно не помню его имени, но, кажется, это был адвокат Х.Р. де Сильва — опубликовал брошюру о гипнозе. Я немного позанимался по его инструкциям, но у меня ничего не вышло. Когда я преподавал в колледже «Ананда», я достал несколько книг о развитии сознания на английском. Также мне попалась серия книг из Индии, в которых давались уроки по совершенствованию ума. Я попробовал кое-какие из предложенных техник. И хотя я достиг некоторых успехов, меня это не устраивало. Другой мой друг дал мне крайне ценную книгу, опубликованную в Америке мастером гипноза Ла Моте Саджем. Помимо прочего в ней содержались подробные сведения о том, как лечить с помощью гипноза. Я немного позанимался и по этой книге, но даже ее нашел неудовлетворительной.

Тогда же я получил книгу «Путь успеха» Вернера и стал заниматься гипнозом в соответствии с изложенными там инструкциями. Позднее на обложке одной английской книги я увидел рекламу работы под названием «Практический гипноз» Хашну Хары. Я достал и ее и погрузился в практику. Автор этой книги подходил к гипнозу с точки зрения индуистской пранаяма-йоги.

Я понял, что сила моего сознания растет. На обложке рекламировали книгу «Практическая йога» того же автора. Я раздобыл и ее и стал заниматься йогой так, как там написано. Я начал систематически делать пранаяму. Мой ум устремился к йогической медитации. Вместе с этим я продолжал заниматься своей привычной практикой — медитацией любви. Сила моего сознания возросла. Автор этой книги писал, что в основу практики по развитию сознания нужно положить медитацию любви. Этот метод принес очень хорошие результаты.

Когда ученики колледжа «Ананда» получали травмы во время игр, их отправляли в лазарет. Они частенько беспокоили меня просьбами вылечить их с помощью сверхъестественных способностей, если не могли терпеть острую боль. Я вводил их в гипноз и устранял боль. Мои способности пользовались успехом. Некоторые учащиеся колледжа были настолько стеснительными, что не могли выступать перед публикой. С помощью гипноза я исцелял их от застенчивости и наделял смелостью. Некоторые задиристые мальчишки пытались убегать от меня. Но я с помощью другого приема погружал их в гипнотический сон. Я обрел эту способность благодаря практике йоги. Если человек находился в нескольких минутах ходьбы от меня, я мог силой своего сознания заставить его подойти ко мне. Я частенько экспериментировал с гипнозом.

Одной лишь силой сознания, без помощи лекарств, я вылечивал и собственные болезни, например лихорадку. Благодаря силе гипноза легковозбудимые дети, которые не могли сосредоточиться на занятиях, превращались в усердных учеников. Один из таких учеников стал впоследствии очень уважаемым доктором. Ко мне приводили людей с разными заболеваниями, и я исцелял их. Я многое мог сделать с помощью силы сознания, и прежде всего мне было интересно посмотреть, сработает ли мой метод и на этот раз. И он неизменно срабатывал. Впоследствии я отказался от подобной практики и прибегал к силе сознания только для самозащиты. Иногда во время проповеди я окидывал взглядом собравшихся и гипнотизировал всех сразу. В результате они не могли встать с места до самого конца проповеди. Они вставали только тогда, когда я прекращал свое воздействие.

В то время один христианский священник из Моратувы стал выступать с критикой буддизма. Я публично отвечал ему в монастыре Моратумулла. Священник в своей церкви читал лекцию, направленную против буддизма, а я практически каждый день выступал с ответной речью. В результате некоторые христиане стали относиться ко мне крайне враждебно. Но это не испугало меня. Я даже получал письма с угрозами физической расправы. Я не испытывал никакого страха. Несмотря на угрозы, я ходил пешком, совсем один. В моем присутствии люди успокаивались. Я ничего не боялся.

Как-то утром после лекции я возвращался на поезде из Моратувы в Коломбо. В одном купе со мной сидели два молодых человека из Моратувы. Впоследствии выяснилось, что они работали в форте Коломбо. Еще я знал, что они католики. Они заняли сиденье напротив и самым неуважительным образом вытянули ноги в мою сторону. Их лица приняли неприятное выражение. Вместе с ними сидело еще несколько человек. Я подумал, что надо сделать что-нибудь хорошее, и посмотрел на одного из них. Затем я сконцентрировался на мысли о том, что он должен уснуть. Вскоре его одолел сон. Я хотел загипнотизировать и второго, посмотрел на него, но тот отвернулся. Он испугался меня. Он вообще на меня не смотрел. Человека легко загипнотизировать, если сосредоточиться на одной точке на его лице. Тот парень увернулся, но его товарищ уснул.

Окружающие заметили это и притихли. Должно быть, они подумали, что я заколдовал его. Мы подъезжали к форту Коломбо. Я подумал: «Если он опоздает на работу, его могут наказать. Я не могу этого допустить». В Коллупитье я постарался разбудить его. Все это происходило на уровне сознания. Я приложил еще больше сил, и он проснулся на подъезде к форту. Он сошел на железнодорожной станции, но был еще слишком сонным и сел на землю. Я видел, что вскоре он встал, постоял немного и ушел вместе со своим товарищем.

Я ехал до Мараданы. В вагоне оставалось еще несколько человек. Они спросили меня, не заколдовал ли я его. Я сказал, что не знаю никаких заклинаний. «Почему вы не сознаетесь, Учитель? Вы ведь что-то сделали?» — не унимались они. Я не ответил. Когда поезд подъехал к Марадане, я спешно сошел.

Об этом случае написали газеты. Я не пытался никого разуверять. Я иногда вытворял такие фокусы, но никогда никому не вредил. Я использовал силу своего сознания во благо: лечил больных, помогал ученикам улучшить память. Согласно френологии в мозгу есть центр, который отвечает за память. С помощью гипноза можно воздействовать на этот центр. Человек тут же потеряет способность гипноза, если попытается использовать его в дурных целях.

Иногда я гипнотизировал людей ради забавы. Однажды по пути в Ваддувуя загипнотизировал монаха лет двадцати. Я погрузил его в гипнотический транс и велел ему ждать на месте, пока я не вернусь. Когда я вернулся, он по-прежнему стоял там. Тогда я вывел его из транса. Я многое узнал о возможностях гипноза из таких экспериментов.

В другой раз в общежитии для монахов в Марадаге меня попросили продемонстрировать свои способности. Я загипнотизировал одного послушника. Во время гипнотического транса я попросил его открыть глаза. Я сказал: «Перед тобой стоит большая стена. Она не дает тебе пройти». В реальности никакой стены не было — это был пустой зал. Я велел ему сделать несколько шагов вперед. Он прошел вперед и отпрыгнул. Ему показалось, что он ударился о стену — о стену, которой не было. Я создал воображаемую стену и заставил послушника ее увидеть. В реальности же не было никакой стены, в которую он мог бы врезаться, но все же он отпрыгнул. Он сказал, что не может пройти дальше.

Например, я могу убедить человека в том, что рядом с ним горит костер, хотя никакого костра нет. Через какое-то время человек начинает верить. Приближаясь к воображаемому огню, человек чувствует жжение. Он кричит, что его обжигает пламя. Я проделывал это в колледже «Ананда». Я загипнотизировал одного ребенка, попросил его открыть глаза и сказал: «Какая чудесная река! Давай искупаемся». Он ложился на расстеленную ткань и «плыл» по земле. Я мог погрузить ребенка в транс и сказать: «Ты петух». Через несколько повторений ребенок начинал чувствовать, что он и вправду петух. Он начинал хлопать «крыльями» и кукарекать.

В колледже «Ананда» был один застенчивый и замкнутый мальчик, которого дразнили девчонкой. Один из преподавателей сказал мне: «Учитель, пожалуйста, помогите ему избавиться от робости и нерешительности». Я ответил, что загипнотизирую его прямо в классе, в присутствии учеников. Я ввел его в гипноз и стал внушать: «Ты очень талантливый актер, ты хорошо играешь на скрипке». Я дал ему две деревяшки. С их помощью он делал вид, что играет на скрипке. Я попросил его спеть. Он исполнил песню из пьесы «Рама и Сита», ту, которую царевич Лакшман пел Сите в джунглях. Мальчик слышал эту песню раньше в театре. Он пел очень мелодично и играл на скрипке из двух дощечек. Затем я сказал: «Ты танцор. Давай станцуем». Он исполнил один красивый танец, который видел прежде. Обычно он был очень застенчивым и из него и слова было не вытянуть. Он все еще танцевал, когда я выводил его из транса: «Даже очнувшись, ты не сможешь остановиться. Ты должен танцевать». Затем я полностью разбудил его. Он не остановился. Он продолжал танцевать до тех пор, пока я не велел ему прекратить. Так он преодолел свою робость и стал смелым.

Затем я захотел проверить эффективность индуистской йоги, погрузился в практику и получил определенные результаты. После этого я сосредоточился на медитации, общей для йоги и буддизма, и вновь стал практиковать анапанасати. С помощью этих практик я развил свои способности до достаточно высокого уровня. Я использовал эти силы в разных целях. Я делал все это ради собственного блага и ради блага окружающих. Когда я основал пиривену в Балангоде, я продолжил развивать йогическую медитацию (jnana). Никто не знал, что я занимаюсь ей.

— Бханте, вы и сейчас обладаете этими способностями?

— Это немного похоже на колдовство. Врач-колдун (kattadiya), прибегающий к помощи демона, должен каждый день совершать ему подношения. Гипноз также требует того, чтобы вы уделяли ему время каждый день. А я давно не занимался им. Все работает иначе, если человек дает согласие на гипноз. Я же не спрашиваю согласия, я делаю это против воли человека. Как бы он ни сопротивлялся, я могу загипнотизировать его — настолько силен тот метод, который я практиковал. Это йогическая техника. Я могу вернуть эту способность, если буду посвящать ей пару часов в день. Но мне это больше не интересно.

Уже долгое время я занимаюсь випассаной для духовного развития. Приступив к ней, я потерял интерес ко всему остальному. Все прочее стало для меня чем-то незначительным. Еще давным-давно я добился определенных успехов в медитации, позволяющей достичь дьян. Затем я переключился на випассану. Теперь я в основном занимаюсь випассаной. Также я уделяю немного времени дьяна-бхаване и добился в ней определенных успехов. Но сейчас у меня нет времени даже для нее. Как бы я ни старался, мне не удается побыть лишний раз в тишине и покое. Ко мне с утра до вечера приходят люди по самым разным вопросам. Мне становится немного легче, когда я живу в Балангоде. Но даже там ко мне приезжают из Коломбо. Это очень утомляет. Большинство приходит затем, чтобы получить рекомендательное письмо к какому-нибудь министру, или попросить меня поговорить от их имени с Президентом, или за чем-то подобным.

Глава 7 Я практикую в компании индийских йогов

Я начал упорно заниматься медитацией с тех пор, как приступил к работе в колледже «Ананда». В любое свободное время я практиковал одну из разновидностей йогической медитации. Я продолжил свои занятия и в пиривене Балангоды. Тогда это была саматха. Через какое-то время я развил ясновидение — способность понимать мысли других людей, хотя и не стремился к этому. Это произошло как-то само собой.

Видя человека в первый раз, я понимал о нем многое: как его зовут, откуда он прибыл, какова цель его визита. Стоило мне увидеть ученика пиривены, как я мог прочесть его мысли, узнать о том, что его гложет, и дать нужный совет. В таких случаях ученики начинали подозревать, что кто-то наушничает мне. В результате среди них даже возникали конфликты. Но мне никто ничего не доносил. Я просто видел их насквозь. Например, ученикам было запрещено курить и спать в дневное время суток. Чтобы проследить за этим, я направлял свое сознание в разные уголки школы. Так я мог видеть, кто где курит и спит. Я тотчас же шел туда и ловил нарушителей.

Я вставал в полшестого утра и какое-то время медитировал. Следующий раз я медитировал в пять тридцать дня и в десять тридцать вечера. Способность понимать мысли людей появилась у меня только с началом регулярной практики. Я никому не рассказывал о своих занятиях.

В то время один наяка теро, приславший трех своих учеников в нашу пиривену, пригласил меня на религиозную церемонию в свой храм в Галлелле. Церемония должна была длиться две недели, и он настаивал на том, чтобы я посетил ее от начала до конца. В то время я не участвовал в подобных религиозных мероприятиях, потому что это могло плохо отразиться на моей медитации. «Мы отправили нескольких учеников в твою пиривену, а ты не удосужился посетить ни одной нашей церемонии. На эту ты обязательно должен прийти», — настаивал он. Я согласился, но попросил выделить мне тихое место, потому что хотел продолжить свои занятия. Моя медитация была все еще нестабильна. Наяка теро пообещал выполнить мою просьбу.

Я отправился на религиозную церемонию в храм Галлеллы. И где, вы думаете, он меня поселил? У себя в комнате! Какая тишина, какой покой?! Это была базарная площадь. Там невозможно было уединиться. В комнате настоятеля находились и принадлежности для процессии, и урна с реликвиями, и деньги, вырученные на ярмарке. Через его комнату проходил неиссякаемый поток людей. В таких условиях продолжать медитацию, которой я занимался втайне, было невозможно. Я сказал, что не могу оставаться здесь, и попросил выделить мне другое место. Тогда мне приготовили постель в том зале, где жили монахи, приехавшие читать пириты. Я хотел посмотреть, удастся ли мне вовремя приступить к медитации хотя бы здесь. Как бы не так. Все теро в этом зале были старше меня. Когда мне хотелось уединиться, наяки теро кричали: «Что ты там сидишь с кислой миной? Иди сюда, поговори с нами».

Не было и дня, чтобы я смог помедитировать в положенное время. Тогда я отправился в общий зал для собраний,

чтобы посмотреть, спокойно ли там. Зал оказался полон барабанщиков и трубачей. В зале для проповедей всегда собиралась толпа. Наконец я отправился в вихару. Но и там мне было неудобно: люди постоянно сновали туда-сюда. Во всем саду не нашлось ни одного подходящего места для медитации. Через несколько дней при виде настоятеля храма и монахов у меня стали возникать гневные мысли. Я думал, что они враги буддизма. Если бы Будда был жив, он призвал бы отказаться от подобных храмов. Мне было грустно и противно, что храмы настолько деградировали. Позже эти мысли превратились в гнев.

Через две недели я вернулся в пиривену Балангоды и приступил к своей обычной медитации, но мой ум не мог сконцентрироваться, как раньше. Когда я начинал сосредоточиваться, то видел торжества в Галлелле. Тогда в моем уме возникала слабая вспышка гнева. Стоило мне приступить к медитации, как в уме начинали всплывать картины прошедших событий. Из-за этого я на какое-то время прекратил свои занятия. Я продолжал работать в пиривене. Вернулись вспыльчивость и буйный нрав, свойственные мне в юности.

В то время из Индии вернулся один человек. Он рассказал мне о могущественном йогине по имени Рамана Махариши, которому приписывали сверхъестественные способности. Рамана Махариши жил в своем ашраме в Тируваннамалае, недалеко от Мадраса. Я слышал, что сила его ума наполняла пространство вокруг и любой, кто медитировал в его присутствии, быстро добивался нужного сосредоточения. Я должен был отправиться в Индию и встретиться с ним. Я решил передать руководство пиривеной своему заместителю и взял отпуск на время поездки.

В то время на Шри-Ланке проездом был Брахмачари Валисингхе Дэваприя из общества Махабодхи. Когда я сообщил ему о своем желании отправиться в Индию, он сказал: «Учитель, вам просто необходимо поехать в Бенарес. Я покрою все расходы». Я сел на поезд и сошел на станции в Эгморе. Я отправился в центр Махабодхи неподалеку. Примерно через два дня я прибыл в штаб-квартиру Теософского общества в деревне Адьяр. Доктора Адикарама я нашел в библиотеке: он систематизировал книги на сингальском и пали. Я рассказал ему о своем намерении, и он присоединился ко мне.

Сначала мы ехали на поезде, затем на автобусе и, наконец, шли пешком, пока не достигли ашрама в Тируваннамалае. Мы прибыли туда около десяти часов утра. Всех посетителей бесплатно кормили. Мы тоже получили пищу и ночлег. Вечером мы вдвоем отправились в зал, где находился Рамана Махариши. Йог полулежал на низкой постели. Он был погружен в глубокую медитацию, а его глаза были широко раскрыты. Но несмотря на это, казалось, он ничего не видел. Его ум был сосредоточен на чем-то ином. Примерно до пяти часов дня он оставался в таком положении: неподвижный, с немигающим взглядом. Какой-то американец распростерся перед ним на полу в знак поклонения.

Я сел на коврик у стены напротив и погрузился в ту медитацию, которую практиковал. Я начал медитировать. Мой ум собрался очень быстро. Гнев больше не возвращался. Из тех пяти дней, что я провел в ашраме, большую часть времени я медитировал на одном и том же месте. Доктор Адикарам тоже медитировал. Через пять дней мы уехали. Доктор Адикарам вернулся в Адьяр, а я отправился в Калькутту. Там я тоже занимался медитацией, и теперь она начала приносить плоды.

Приближалось полнолуние Весака. «Общество Махабодхи» готовило к изданию специальный выпуск журнала, приуроченный к празднику. Достопочтенный Нелуве Джинаратне теро попросил меня нарисовать изображение

Будды для их журнала, и я выполнил его просьбу. Кроме того, картины в вихаре Дхармараджа нуждались в реставрации, и достопочтенный Нелуве Джинаратне теро вновь попросил меня о помощи. Я обещал заняться этим в свой следующий приезд и отправился в Бенарес.

В Бенаресе я остановился в вихаре Сарнатха. После завтрака я шел в алтарную комнату и прятался за статуей Будды, где погружался в саматху с семи утра до обеда. После обеда, где-то с часу дня и до шести вечера я снова занимался медитацией. Я практиковал таким образом в течение нескольких дней, как вдруг почувствовал боль в груди. Я не мог пошевелиться. Я даже не мог лечь. В конце концов я стал спать сидя, потому что от малейшего движения возникала острая боль и я просыпался.

Прошло четыре дня. Один благочестивый индус по имени Баджория каждый вечер приходил в храм на поклон. Мы познакомились с ним, и он пригласил меня к себе домой, чтобы сделать подношение. Я отправился за подаянием примерно в пол-одиннадцатого. В то время у меня сильно болело в груди. Я поведал ему о своем недуге и добавил, что мне тяжело даже спать. Он спросил, как возникла эта боль. Я рассказал о своем распорядке дня. «Это у вас от чрезмерных занятий йогой. Не ходите к врачам. В деревне под названием Канкхала, у подножия Гималаев, живет могущественный йог. Он вылечит вас с помощью йогических упражнений. Ступайте к нему без промедления», — сказал он и написал, как туда добраться.

В тот же день я сел в поезд и ехал две ночи. На третий день я сошел в Дели и отправился в Будда-вихару. И в поезде, и в храме я продолжал медитировать. По ночам я спал сидя. Стоило мне хотя бы немного повернуться, как я просыпался из-за острой боли. Так я провел несколько дней. Затем я сел на транспорт, который шел в Харидвар, а оттуда на автобусе добрался до Канкхалы. Было около семи вечера. Я спросил водителя, где живет Свами Нараянананда. Он сказал: «Я сам собираюсь в одно место неподалеку. Я провожу». Оказалось близко. Шофер показал мне школу Бастирам и ушел.

Я поднялся по лестнице на верхний этаж. Свами Нараянананда сидел в мягком кресле. Он увидел меня, попросил сесть и дал апельсинового сока. Я не успел рассказать ему о цели своего визита — он заговорил первым: «Ты не спал много дней. Сегодня ты наконец выспишься. Я приготовил тебе постель рядом со мной». Я был изумлен тем, что он знал о моем состоянии. Я сказал ему, что уже несколько дней не могу спать и меня мучает острая боль в груди. Моя кровать располагалась в его комнате, у стены. Он попросил меня сесть, поднял руки, словно благословляя меня, и провел ими от моей головы вниз по всему телу. Это не был гипноз — это был метод йоги. «Я сделал так, что на сегодня боль утихнет. Теперь ты будешь хорошо спать», — сказал он мне. И впервые за много дней я заснул крепким сном.

Проснулся я уже наутро. Перед школой нес свои воды Ганг. Я умылся в реке. По всей округе жили благотворители, которые поддерживали этого йогина. Каждое утро ему подносили горшок молока. Он жил один. У него был единственный чугунный котел над очагом, в котором он варил молоко. Он сделал две большие кружки молока. Сахар не добавлял — вместо этого мы съели по кусочку сливочной конфеты. Вот и все, что было на завтрак. Немного позже он сказал: «Йогические упражнения нельзя делать там, где тебя могут увидеть. Ими нужно заниматься в уединении. Практиковать йогу у всех на виду — все равно что выставлять напоказ свои достижения. Мы должны вести себя, как скромные духовные лица. Было бы неправильно показывать людям то, чего мы достигли, и получать за это особые почести. Они должны видеть только те наши качества, которые свойственны духовным практикующим.

Давай пойдем в уединенное место», — сказал он. И мы отправились в отдаленную часть манговой рощи, что росла за домом.

Он остановился в центре рощи, у большой каменной плиты, и сел в позу лотоса, сказав мне принять туже позу. Я так и сделал. Он показал мне одну пранаяму и попросил меня повторить за ним. Я делал ее около пяти минут. Потом он попросил меня наклониться вперед и вбок, чтобы проверить, есть ли боль. К моему удивлению, мне не было больно. Я полностью излечился от боли в груди. Мы вернулись на верхний этаж школы. Он обратился ко мне: «Саматху нужно делать под руководством опытного учителя. Иначе небольшая ошибка может обернуться сильной болью и проблемами». Я сказал ему, что у меня нет учителя. «Оставайся, и я в меру сил буду помогать тебе», — сказал он. Я ответил: «Я хотел бы остаться, если не доставлю беспокойств и не буду обузой». — «Никаких беспокойств. Оставайся сколько нужно». И я остался.

Я прожил там около полутора месяцев, все это время развивая саматху на основе его наставлений и сведений из книг. Этот йог был странным. Он жил совсем один. Местные верили в него и делали ему подношения, но он никогда не показывался на люди до пяти вечера. По вечерам он выделял около часа на то, чтобы поговорить с посетителями о Дхарме и ответить на их вопросы. В другое время его никто не посещал. Тогда же ему подносили еду и все необходимое. Готовил он сам. Его образ жизни мне очень нравился.

После кружки молока на завтрак мы делали йогические упражнения под названием пранаямы, или пранапаны. Это что-то типа анапанасати. В каком-то смысле все это напоминает саматха-анапану. Он объяснял мне пранаяму и сам делал вместе со мной. Затем он оставлял меня в своей библиотеке, где я находил ценнейшие книги по индуизму и буддизму.

На площадке перед домом стояла деревянная конструкция наподобие клетки. В ней едва можно было поместиться со скрещенными ногами. Он забирался туда, закрывал дверь и примерно на четыре часа, до десяти дня, погружался в саматху. А я в это время изучал его библиотеку.

В десять часов он выходил и готовил лепешки на открытом огне. Еще он готовил соус. А я тем временем купался в Ганге. У меня с собой была чаша для подаяния, в которую он накладывал мне еду. Сам же он ел лепешки с соусом из большой латунной тарелки.

Так прошло несколько дней. Однажды во время еды я подумал: «Каждый день у нас лепешки. Хорошо бы поесть рису». На следующий день он приготовил для меня рис. Для себя же сделал лепешки. Прошло еще дней пять. Я опять подумал: «Давненько я не ел сладкого». На следующий день он подал мне пудинг с патокой. В другой раз мне захотелось куракканской каши. Я получил и ее. В тот день он воздел руки к небу и сказал: «Ты можешь желать чего угодно, но из того, что есть в этой стране. Не желай того, что здесь не найти». Вот до какой степени он развил способность читать мысли людей.

За это время он обучил меня многим пранаямам, рассказал, как излечивать болезни с помощью йогических упражнений, объяснил способы совершенствования кундалини-йоги, которая позволяет обрести мистические силы. «Тебе больше не нужен учитель. Теперь ты можешь практиковать сам», — сказал он. Я спросил его, смогу ли я достичь высшего состояния в этой жизни. «Твоя медитация увенчается успехом, если ты будешь избегать публичной деятельности. Нужно вести уединенный образ жизни. Обычным людям не понять ценность медитации. Они только и ждут, чтобы воспользоваться нами. Не обращай внимания на их просьбы. Трудись во благо своего духовного развития».

Где-то через полтора месяца моего пребывания у него он сказал: «Было бы хорошо, если бы ты посетил Ришикеш в сотне миль отсюда и увидел своими глазами отшельников. Там живет много йогов». Он рассказал мне, как туда добраться. Я простился со Свами Нараянанандой и отправился в Ришикеш.

Я проехал около ста миль автобусом и добрался до Каликамалы. Этот населенный пункт назван в честь одного миллионера, который передал свое состояние в доверительное управление банку с условием, чтобы на полученные проценты банк каждый день кормил две сотни йогов. Для этих целей было также построено двухэтажное здание у подножия горы в Ришикеше. Рано утром по обе стороны площадки, расположенной перед зданием, для йогов расстилали коврики. Я добрался туда к половине одиннадцатого. Как раз в это время две сотни йогов спустились с горы и расположились на ковриках. Работники разносили рис, лепешки и карри и раскладывали их по камандалам — сосудам из вычищенной тыквы, которые по размерам больше наших чаш для подаяния. В другую емкость, которую йоги приносили с собой, наливали молоко. Некоторые ели там же, другие забирали еду с собой в горы. Мне выделили комнату в этом здании. Туда же принесли и еду.

Управляющий ранее уже встречался с ланкийскими биккху. После завтрака я отдыхал до трех часов дня, а затем заговорил с ним: «Я хочу отправиться в Ришикеш, но не знаю дороги. Не могли бы вы дать мне проводника?» «В этих джунглях нет человека, знающего английский. Можно найти проводника только со знанием санскрита», — сообщил он. Я сказал ему, что это подойдет, так как я неплохо владею санскритом. Он разыскал для меня молодого брахмана лет девятнадцати. Мы с ним поднялись в горы мили на полторы. Это был один из отрогов Гималайской горной цепи. Там мы нашли ашрам Свами Шивананды.

У Свами Шивананды было около четырехсот учеников. Сначала он был доктором, а затем стал йогом. Его жилище называлось «Ананда Кутир». Управляющий сказал: «Свами Шивананда прибудет через час. Пожалуйста, подождите его здесь». Я хотел дать своему проводнику немного денег, но он отказался со словами: «Мы не берем денег у монахов и отшельников. Я лишь выполняю свою работу», — и ушел.

Было около пяти часов, и я отправился на прогулку. Я дошел до подвесного моста и перебрался на противоположную сторону. Там было много отшельников и их жилищ. Эта местность называлась Сваргашрам. Там было много зданий, построенных благотворителями. Я зашел в одно из них. Внутри было много пушистых ячьих хвостов и мускуса. Отшельник спросил, не хочу ли взять что-нибудь с собой. Я ответил, что нет. Все это привезли тибетцы. Неподалеку я увидел одно сооружение, похожее на полусферу, которой покрывают ступу. «Это Рамакунда — место, где царевич Рама занимался аскетической практикой», — сказал отшельник. Чуть дальше была еще одна похожая постройка. «Это Лакшман-джула — место, где царевич Лакшман занимался аскетической практикой», — объяснил мне отшельник. Я хотел пойти дальше, но он отговорил меня: там водились леопарды. Я вернулся в «Ананда Кутир».

Вскоре приехал Свами Шивананда. Я пересел на низкое сиденье. Он посмотрел на меня и попросил занять его место. Он знал, что я старше, и попросил меня сесть на его сиденье. Мы немного поговорили. Он предложил мне остаться по меньшей мере на три месяца, чтобы прочувствовать все прелести жизни в ашраме. Я ответил, что рассчитываю пробыть дней пять, максимум неделю. Мне выделили комнату в новом здании. Свами велел одному из учеников обеспечивать меня всем необходимым.

По обыкновению, я искупался в Ганге. Когда я вышел из воды вместе с другими йогами и хотел выжать воду из внутреннего одеяния, в котором купался, один йог быстро забрал его у меня и начал стирать. Мне не позволяли переутомляться. Затем я вернулся с ним в ашрам. Все сиденья в столовой были бетонными. В доме для паломников всегда останавливалось две-три сотни человек, которые шли к горе Кайлаш. Благотворители из таких городов, как Дели и Бенарес, приносили продукты, из которых готовили пищу. Основным блюдом были пшеничные лепешки.

Находясь в Гималаях, Свами Шивананда выпускал ежемесячный журнал под названием «Божественная жизнь». Большую часть времени он посвящал медитации и ежедневно по два часа работал в офисе. Как только он приезжал в офис, один его ученик зачитывал поступившие от людей вопросы по философии индуизма. Ответы Свами стенографировались. Затем Свами надиктовывал статьи для журнала. Все это печатали и отправляли в филиал в Дели. Там журнал шел в типографию, а затем рассылался во многие страны мира. Вот такую организованную деятельность вели ученики Свами Шивананды. Было очевидно, что философией индуизма интересуются люди во всем мире. У него были последователи во многих странах.

Каждый день в половине шестого вечера все собирались в зале для баджанов — религиозных песнопений. Приходило до ста паломников. Послушать баджаны позвали и меня. Буклеты со словами на хинди, тамильском и английском раздали всем присутствующим. Все заняли свои места. Мне тоже дали буклет, чтобы я понимал, что происходит.

Похоже, это были хвалебные песни в честь Брахмы, Вишну, Шивы, Ганеши, Сканда-Кумары, Будды и Иисуса. Все собравшиеся погружались в мелодичное пение. Затем Свами Шивананда читал лекцию о медитации. Кроме того, он обучал йогов английскому языку. У всех было хорошее английское произношение. Поскольку среди йогов были представители разных народов, вечернюю лекцию всегда читали на английском.

В первый день моего пребывания там, после пения баджанов, меня попросили выступить с речью о буддийской медитации. Я прочел двухчасовую лекцию о саматхе и випассане. Когда я закончил, Свами сказал: «Я слышал, что в буддизме есть только одна форма медитации — та, что основана на трех характеристиках бытия: непостоянстве, страдании и отсутствии „я“. Я не знал, что в буддийскую медитацию входят саматха, касина и так далее». Он заговорил об этом, потому что, объясняя саматха-бхавану, я использовал в качестве примера алока-касину. Он сказал: «Почему бы тебе не сделать один подарок миру? Я живу в отдаленной области Гималаев и издаю ежемесячный журнал, чтобы познакомить мир с философией индуизма. Если я могу заниматься этим в таком труднодоступном месте, почему это не под силу городскому биккху?» Он посоветовал мне вернуться на Шри-Ланку и начать издавать журнал на английском, в котором бы объяснялись вопросы Дхармы.

За то недолгое время, что я прожил в этом окружении, в моем сознании произошли большие перемены. Я ощутил всепоглощающее спокойствие. Я жил в безмятежной, здоровой атмосфере вдали от шума и суеты и чувствовал себя словно в мире Брахмы. Редко выпадает шанс насладиться вкусом такого умиротворения. Подобную безмятежность можно ощутить во время посещения малоизвестных древних буддийских храмов.

Через несколько дней я простился со Свами и отправился в обратный путь, хотя он просил меня задержаться подольше. Рано утром я в одиночестве спустился с горы. Я позавтракал в зале Каликамалы и сел на автобус. К вечеру я добрался до ашрама Свами Нараянананды.

Каждый день я посвящал медитации. Возможно, именно поэтому все, кого я встречал в автобусе ли, по дороге ли, относились ко мне с глубоким уважением и теплотой и с радостью предлагали свою помощь. Я был один в чужой стране, но не чувствовал себя одиноким. Еще две недели я медитировал в ашраме Свами Нараянананды и уже стал было собираться в Бенарес, как он достал три толстых тома из шкафа в своей комнате и отдал мне их со словами: «Не эти ли книги ты искал в Мадрасе, Калькутте и Бенаресе?» Я не говорил ему ни о каких книгах. Это был трехтомник «Культурное наследие Индии» — очень ценное издание, которое в свое время выпустила миссия Рамакришны. Весь тираж распродали, как только книга увидела свет. Я не мог достать эту книгу ни в миссии Рамакришны на Шри-Ланке, ни в Индии. Причина заключалась в том, что тираж разошелся очень быстро. И именно ее сейчас протягивал мне Свами Нараянананда. «Я ее прочитал, теперь дарю ее тебе», — сказал он.

Он проводил меня. Пока мы ждали автобуса, он сказал: «Сейчас только начало апреля. В этом году в апреле будет очень жарко, поэтому тебе лучше скорее вернуться на Шри-Ланку». Я сказал ему, что уеду на Шри-Ланку, как только доберусь до Бенареса. «Как же ты отправишься на Шри-Ланку без денег на проезд?» — спросил он. Я возразил, что деньги у меня есть. «Но этого мало», — сказал он. «Брахмачари Дэварпия вышлет мне деньги в Бенарес». Он замолчал и погрузился в раздумья: «Нет, в ближайшее время ты ничего не получишь. Деньги пришлют только в июне. Я попрошу здешних верующих оплатить тебе проезд, чтобы тебе не пришлось томиться на жаре два лишних месяца». Было бы неправильно брать деньги у человека, который мне и так сильно помог. Поэтому я не согласился на его предложение. Я сказал, что останусь в Бенаресе, пока не получу необходимые средства. Он ответил: «В середине апреля уже очень жарко. Если будет совсем тяжело, окружи свое тело прохладой с помощью йогических упражнений, которые я показал тебе. Так легче можно перенести жару».

Я выразил свое почтение и сел на автобус в Дели, а оттуда добрался до Бенареса. Когда я был в Сарнатхе, температура воздуха поднялась до 53 градусов по Цельсию. Местные биккху принимали холодный душ уже в ю утра и не выходили на улицу. В воздухе зависла мелкая пыль. Вдыхая ее, люди заболевали гриппом, который затем перерастал в пневмонию. По улице можно было ходить, только прикрывая лицо.

На лето богатые уезжают туда, где попрохладнее, например в Непал. Бедняки же остаются у Ганга и принимают ванну по семь-восемь раз на дню. Из-за чрезмерной жары манго не дозревает, а вянет и опадает. Люди делают из него сок, который дает хороший иммунитет к болезням от жары. Змеи покидают джунгли и заползают в дома в поисках воды. Змеи повсюду. Люди перебираются на верхние этажи домов. Все дома имеют несколько этажей. Биккху Исипаттаны перебрались на верхний этаж главного здания и спали прямо на голом полу.

Как бы то ни было, я вынужден был смириться. Страшная жара не слишком на меня влияла, потому что я следовал наставлениям Свами Нараянананды. Несмотря на изнуряющий зной, я продолжал свою медитацию, и она помогала мне справляться с жарой.

Глава 8 Я сталкиваюсь лицом к лицу с Марой из древних писаний

В июне Брахмачари Дэваприя прислал мне деньги на проезд. Я вернулся на Шри-Ланку и прямиком отправился в пиривену Балангоды. Я отказался от преподавания в пользу своего заместителя и других учителей, а сам решил посвятить все свое время медитации. В нижней части сада, окружавшего пиривену, было хорошее кути с бетонным полом. Я навел порядок, подмел вокруг, раздобыл маленький столик, сиденье и керосиновую лампу. Это место прекрасно подходило для медитации. Снаружи была небольшая комнатка. Мы устроили все так, чтобы в ней поселился мой брат по Сангхе и главный ученик Велигепола Майтреямурти. Он должен был обеспечивать меня всем необходимым.

Примерно в восемь часов вечера, в благоприятное время, я сел в йогическую позу и приступил к медитации. В тот самый момент на столе перед собой я увидел полон-телиссу — чрезвычайно ядовитую змею. Она ползла ко мне. Мое положение было незавидным. Я взял метлу и скинул змею на пол. При свете лампы я видел, как она извивается на гладком бетонном полу. Я крикнул Майтреямурти и попросил его открыть дверь. Он распахнул дверь. Я сказал ему быстро перебраться в свою комнату и закрыть за собой дверь, потому что в моей комнате змея. Я стоял на маленькой скамейке и пытался оттолкнуть змею метлой. Керосиновая лампа опрокинулась, скамейка перевернулась, и в кромешной тьме я упал на пол. Змея укусила меня за палец на ноге. С большим трудом я встал, перепрыгнул через змею, выбежал из комнаты и захлопнул дверь. Все это происходило в полной темноте. Боль становилась невыносимой. Я позвал Майтреямурти: «Меня укусила змея. Беги в пиривену и принеси стул». Он вернулся со стулом и вместе с другими людьми перенес меня в школу. Было около девяти часов.

Мы отправили записку Суманаджоти наяке теро из храма Тумбагала. Он прибыл вместе с известным врачом по змеиным укусам. Тот осмотрел рану и подтвердил, что это была полонтелисса. Он высосал яд из раны и положил на нее какое-то лекарство. О медитации пришлось забыть.

Три месяца я был прикован к постели. Рана не заживала и боль не проходила. Мы обратились к другому целителю, и благодаря его лекарству рана затянулась. Тогда я кое-что понял. В буддийских книгах есть примеры того, как Васаварти Мара или его приспешники создают препятствия на пути тех, чья медитация, казалось бы, начинает приносить плоды. Прежде, когда моя медитация только начала набирать силу, мне пришлось посетить религиозную церемонию, и это свело на нет мои успехи. Сейчас, когда я решил посвятить свою жизнь медитации, они подослали мне змею, которая снова разрушила мои планы. Это было чистое кути, где до меня жили и другие монахи. Как змея могла оказаться там?

Я подумал, что это препятствие — дело рук Мары, его помощников или языческих духов. Современные пандиты, выпускники университетов и образованные люди являются рабами европейского мировоззрения и не верят в существо под именем Мара Дэвапутра. Они считают, что это иносказательное олицетворение омрачений. Я же считаю, что древние буддийские тексты не врут. Я верил в них и тогда, верю и сейчас. Думаю, именно Мара поддержал те силы, которые уничтожили буддизм в Индии и время от времени добивались своего на Шри-Ланке. Он стоит за врагами буддизма, которые ослабляют буддистов и усиливают их оппонентов.

Некоторые дэвы, обладающие правильным взглядом (samma ditthi), такие, как Шакра, избегают битвы с необузданным Марой, опасаясь его неистовства. У Мары появляется возможность уничтожить буддизм, когда добродетельные божества, наделенные правильным взглядом, оставляют его в покое. Я также верю в рассказы из сутр о том, что дэвы разбежались, когда Мара бросил вызов Будде. Бесчинства Мары Дэвапутры из «Саньютта-никаи» и «Биккхуни-саньютты» некоторые толкуют как проявление омрачений. Но, исходя из палийского канона и комментариев к нему, можно сказать, что Мара Дэвапутра — реальное существо. Таким образом, думаю, это Мара или кто-то из его шайки чинил препятствия моей медитации.

В буддийских писаниях можно найти пять разных значений слова «мара». На мой взгляд, в четырех из них это производные от корня «мара». Все эти словоформы, вроде «клеша-мара», были образованы от корня «мара» уже позже, комментаторами палийских текстов. Комментарий «Аттхакатха» отражает традицию монахов Махавихары, и в отдельных моментах расходится с комментарием «Абхайягири». Когда же речь идет о Маре Девапутре, то имеется в виду тот самый корень «мара», и я могу дать ему хорошее объяснение.

На санскрите «смара» (smara) означает «Купидон». Санскритское «смара» на пракрите будет звучать как «мхара» (mhara). Таким образом, я полагаю, что имя божества Мара происходит от слова «смара». В дошедших до нас стихах

Ананга (Купидон) не является человеком. Это персонификация страсти или объекта страсти. Но, согласно индуистским пуранам, бог страсти, Ананга, реально существует. Складывается впечатление, что мы называем Марой именно Анангу. А значит, Мара Дэвапутра — реальное существо со свитой — Марапирисой.

В тексте «Падьячудамани» достопочтенного Буддагхоши теро есть стих, который описывает борьбу между Марой и Буддой: «Взобравшись на пьяного слона, Ананга уехал». Буддагхоша называет Мару Анангой.

В прошлом такие ученые люди, как Буддхагоша теро, считали Мару живым существом. Марой, который пришел к Будде, когда тот достиг просветления, и был тот самый негодяй Дэвапутра, в бешенстве метавшийся по небесам Параниммита Васаварти. В нашем мире есть люди, которые рождаются богачами благодаря большим заслугам. Подобным образом и в дэва-локах есть группа существ, у которых заслуг больше, чем у остальных, которые опьянены безудержными утехами, презирают добродетель, высмеивают аскетизм и превыше всего ценят разгульную жизнь. Их предводитель и есть Васаварти Мара Дэвапутра. Королем Васаварти дэва-локи является другое божество, доброе. А Мара Дэвапутра — мерзавец, который обитает в одной из областей того мира. Даже у нас в деревнях есть главари шаек, пристрастившиеся к алкоголю. Богатые, уважаемые люди не выясняют с ними отношений, предпочитая не связываться. У негодяев нет чувства самоуважения. Они не стыдятся своего распущенного поведения. Васаварти Мара и его банда творят бесчинства. В индуизме их называют «смарой», а в буддизме — «марой». Когда Будда произнес «Sadevake, loke samarake», он говорил именно об этих существах. Будда много раз использовал эту фразу: «Sadevake, loke Samarake sabrahmake». Здесь речь идет о дэвах, марах и брахмах. «Садэвака» означает «дэвы», «сабрахмаке» — «брахмы». Тогда почему между ними появляется «самарака», если оно означает просто омрачения? Зачем говорить об омрачениях, если идет перечисление классов существ? Зачем толковать «самараке» как «омрачения», если в Трипитаке есть подобная фраза Будды? Она и служит доказательством того, что существует группа божеств под именем «мары», подобно тому как существуют дэвы и еще более возвышенный класс существ — брахмы. Таким образом, мары, несомненно, существуют.

В «Мара-саньютте» из «Саньютта-никаи» говорится о том, как Мара время от времени доставлял неприятности Будде и его ученикам. Но Будда был свободен от омрачений. В сутрах говорится, что на протяжении года после того, как Будда достиг просветления, Мара ходил за ним по пятам. Он искал у Будды изъяны. Если под марой подразумеваются омрачения, то как они могут преследовать человека, который от них освободился?

Кроме того, Мара намеревался прельстить Будду, так как не мог постичь непревзойденной мудрости Татхагаты. И хотя Мара был очень могущественным, его самого было легко обмануть. Он был глуп. Именно поэтому он ходил за Буддой и искал в нем недостатки. В конце концов он оставил свои усилия. Лично я думаю, что Мара изо всех сил старался отомстить Будде. Когда это ему не удалось, он переключился на тех, кто был предан Будде. Это он подстрекал царевича Видудабху к уничтожению рода Сакьев. Царь Косалы лишился всего и умер на улице. Главным мирским последователем Будды был Анатхапиндика, и однажды случилось так, что он потерял все свое состояние. Царь Бимбисара трагически погиб от руки собственного сына. Таким образом, Мара мстил тем, кто был предан Будде.

Затем он пытался уничтожить буддизм. После ухода Будды Сангха приложила огромные усилия к тому, чтобы защитить Сасану, но возник раскол. Биккху Тхеравады столкнулись со многими трудностями и много трудились ради сохранения учения, но сложилась такая ситуация, что на севере страны Тхеравада была уничтожена. Махаяна приобрела преимущественное влияние. Я думаю, за это в ответе Мара. И наконец, он уничтожил буддизм руками мусульман. Гандхара раньше была буддийской страной, но сейчас буддизма там нет. Тартари, страна на территории современного Китая, была буддийской страной: надписи на камнях и сведения из книг не оставляют в этом сомнений. Но сейчас там нет ни одного буддиста. Ява и Мальдивы тоже были буддийскими государствами. Чего только не делалось, чтобы уничтожить буддизм во всех этих странах. Буддизм сохранился только на Шри-Ланке, в Таиланде и Мьянме. В Камбодже буддизм был уничтожен за один день.

Я думаю, все это козни Мары. Он использовал все доступные средства, чтобы уничтожить буддизм. И он до сих пор не оставляет свою затею. Дэвы боятся его. Его шайка очень могущественна, поэтому никто не бросает ему вызов. А значит, сдерживать его должны люди. Если биккху станут по-настоящему религиозны, будут следовать принципам буддизма и настойчиво работать в заданном направлении, Маре не преуспеть.

Когда биккху увлекаются мирскими соблазнами, это на руку Маре. Именно это произошло в Индии много лет назад. Индийские биккху стали зависимы от помощи и внимания королей и поэтому старались умилостивить их. В других странах биккху тоже вели себя неправильно. Монастырь Наланда обладал престижем, и монахи, считая себя лучшими учителями в стране, возгордились. Это привело их к падению.

Когда биккху строго следуют заповедям и практикуют медитацию, Мара бессилен. Когда же в практике возникает брешь, у Мары появляется шанс. Божества не могут нам помочь, ведь они обретают силу благодаря тем заслугам, которые мы им посвящаем. Если мы просто произносим «Ettavataca ammehi» в силу привычки и не совершаем при этом добродетельного поступка, то нет и заслуги, которую можно было бы передать. Сейчас религиозной деятельностью занимаются в основном ради имени и славы. В умах людей очень мало благочестия (sraddha). Религиозные церемонии — часто лишь предлог, чтобы получить деньги. В таком случае, откуда взяться заслугам для божеств, когда вы произносите «Ettavataca»? Тех заслуг, которые мы посвящаем божествам, недостаточно для того, чтобы у них была сила. В результате дэвы самьякдрустика (samyakdhrusthika) слабеют, а дэвы митья друстика (mitya dhrusthika) обретают силу. Последние служат Маре и не оставляют попыток уничтожить буддизм.

В тот момент, когда Будда был на пороге просветления, Мара попытался взволновать его ум и нарушить его концентрацию, но Будда был непоколебим. Мара был повержен и оставил свои попытки. Я думаю, противостояние Будды и Мары имело место в реальности, и Мара — не какой-то вымышленный персонаж.

Я думал, что мои проблемы на этом закончились, и вновь собирался приняться за медитацию. Меня пригласили посмотреть статую Будды в храме Будурувагала в Веллавае. Мне захотелось пить, и я отпил немного из емкости для сбора дождевой воды. На следующий день я вернулся в Балангоду и у меня случился крайне тяжелый приступ малярии, от которой я мучился целый год. Не помогали ни западная медицина, ни народные средства. Из-за всех этих бедствий сила сознания стала уменьшаться. Через год я прибег к нетрадиционному лечению. Из-за навалившихся проблем, а также обязанностей перед мирянами и членами Сангхи я не мог найти время для регулярной медитации. Чтобы добиться результатов от медитации, ей нужно заниматься систематически. У меня же возникали одна проблема за другой. В конце концов я отказался от саматхи и стал заниматься випассаной. Я посвятил ей все свободное время.

Именно тогда меня пригласили на Буддийский собор в Мьянме. К несчастью, в это время нас покинул достопочтенный Майтримурти. Я получил известие о том, что по рекомендации достопочтенного Махаси-саядо достопочтенный Суджата направился в Кандубоду. Я решил заняться випассаной под его руководством. Примерно в то же время начал свою деятельность немецкий ашрам Дхармадута. Мы с двумя моими учениками отправились в Кандубоду. Мои ученики занимались медитацией под руководством достопочтенного Суматхипалы. Их обучали дыханию животом. Этот метод привезли на Шри-Ланку из Мьянмы.

Достопочтенный Суджата обладал глубокими познаниями в области Дхармы и был знатоком пали. Мы с ним говорили на пали. Он спросил меня, хочу ли я медитировать с использованием абдоминального дыхания или же предпочитаю другую форму медитации. В «Сатипаттхана-сутре» и прочих текстах Будда учит концентрироваться на дыхании через нос, поэтому эта техника, о которой Будда не говорил, меня не привлекла. Согласно «Сатипаттхана-сутре», медитирующий волен выбирать, на какой части тела сосредоточить свое внимание. Я сказал, что не хочу концентрироваться на движениях живота. Тогда он посоветовал мне продолжить заниматься той медитацией, которую я практиковал раньше.

Моя медитация включала рассматривание основных элементов. С трудом я все же понял, как возникают и исчезают составляющие моего тела, как поток мыслей меняется в зависимости от различных объектов. Узнав о моей медитации, достопочтенный Суджата сказал: «Очень хорошо. Продолжай в том же духе».

Я занимался этой медитацией во время ходьбы с утра до полуночи. Я мог ходить целый день, ни разу не присев.

Я не чувствовал усталости. Если во время медитации я испытывал что-то непривычное, то говорил об этом достопочтенному Суджате теро. Он сверялся с комментариями или другими текстами и давал объяснение произошедшему.

Через два-три месяца практики випассаны я достиг знания появления и исчезновения ментальных и материальных состояний (udayavya папа). В конце возникло чувство беспристрастности ко всему. Это состояние прочно укрепилось в моем уме. Достопочтенный Суджата сказал, что это «знание-беспристрастность в отношении составного характера бытия» (sankharupekkha-nana), и посоветовал мне развивать дальше это состояние. Однако, сколько бы я ни старался, я не мог превзойти этот уровень.

Несмотря на вышесказанное, достопочтенный Кассапа из Ваджирарамы в своих книгах по медитации обрушился на меня с упреками. Он критиковал медитацию, основанную на абдоминальном дыхании. Я не пытался оспорить. Сам-то я знал, что практикую, поэтому не обращал внимания на критику. А лишние споры лишь приводят к враждебности. Достопочтенный Суджата обучал нас в очень приятной манере. Меня не поколебало возмущение монахов из Ваджирарамы. Оно нисколько меня не затронуло. Я продолжал идти своим путем, но делал это втайне. Я не хотел, чтобы мир узнал о моей медитации. Вот один из значительных моментов моего прошлого.

— Бханте, учители медитации по-разному объясняют разницу между упачара-(ирасага) и арпана-самадхи (аграпа samadhi). А как вы их различаете?

— Представьте гвоздь, крепко вбитый в деревянный брус, крепко сидящий в древесине. Бывает, что ум так же прочно зафиксирован на объекте медитации, и это называется «арпана». «Арпана» означает «прочно закрепленный». Устойчивая концентрация ума в этом состоянии называется арпана-самадхи. Состояние концентрации, предшествующее этому и тесно связанное с ним, называют упачара-самадхи. «Упачара-самадхи» означает «крутиться где-то поблизости». Упачара-самадхи относится к чувственной сфере (камава-чара), человек на этом уровне еще не поднялся до рупавачары. А сосредоточенный ум в состоянии арпана пребывает в рупавачаре.

— Бханте, в сутрах говорится, что сонливость и апатию, которые человек испытывает во время медитации, можно преодолеть с помощью алока-санны (aloka-sanna) — восприятия света. Что означает алока-санна и как ее развить?

— Если вкратце пересказать комментарии к «Ангуттара-никае», то речь идет вот о чем. Вспомните какой-нибудь свет: свет солнца или луны, сияние драгоценностей, свет факела или сверкание молнии — и удерживайте свой ум на этом образе столько, сколько сможете. Йогин, практикующий медитацию на касине, может в любой момент сосредоточить свой ум на каком-то световом образе и удерживать сосредоточение сколь угодно долго. Даже темной ночью ему кажется, что на улице день. В этот момент сонливость и апатия исчезают. Схожие объяснения даются и в других текстах.

— Бханте, говорят, что медитирующий также должен преодолеть неприязнь (aratiya). Как можно добиться этого?

— Aratia означает неприязнь к медитации, желание отступить от нее. Это подробно объясняется в четвертой сутре второго раздела «Ангуттара-никаи». Чтобы преодолеть неприязнь, человек должен прилагать правильное усердие.

— Бханте, можно ли сейчас достичь сознания пути и плода пути (magga-phala)? Или в современном мире это невозможно?

— Если, к своему счастью, человек родился с тремя корневыми причинами (trihetuka) и при этом прилагает усилия, то в принципе он может достичь сознания пути и сознания плода. Существует четыре типа людей, а именно: уггхатитанну (ugghatitannu), випачитанну (vipacitannu), нейя (пеууа) и пада-парама (pada-parama).

В течение первых двадцати лет к Будде приходили в основном те, кто относился к категории уггхатитанну. Их потенциал позволял им мгновенно постичь нирвану, стоило им только услышать проповедь Будды. Люди из второй категории тоже постигали нирвану, но им требовалась некоторая помощь. Большинство людей, таких, как Чаккупала теро, относятся к категории нейя. Они нуждаются в руководстве на пути и постоянных наставлениях. Время людей нейя будет длиться пять тысяч лет. Я думаю, именно поэтому комментаторы говорят, что Сасана Будды составляет пять тысяч лет. Люди пада-парама не могут достичь нирваны в этой жизни. Они недостаточно развили совершенства (parami). Они должны прилагать усилия еще долгое время. Такие люди в меру своих способностей развивают добродетели, и это определяет их следующее рождение. Если они не достигнут нирваны раньше, у них появится такая возможность во время Сасаны Будды Майтреи.

В наше время все же можно стать вошедшим в поток. Вероятно, есть люди, которые могут достичь и архатства. Не только на Шри-Ланке, но и в странах вроде Англии вполне могут быть те, кто обрел плод пути. В вихаре «Амаравати», в Великобритании, европейские биккху с большим воодушевлением занимаются медитацией. Время между завтраком и сбором подаяния они посвящают медитации. После предполуденной даны они немного отдыхают и вновь медитируют до половины пятого. После вечерних ритуалов одни занимаются медитацией до полуночи, другие — до двух часов ночи. Третьи до самого рассвета практикуют медитацию ходьбы. Таким образом, они прикладывают огромные усилия. Среди них могут быть биккху, которые обрели плод пути.

В лесных обителях Таиланда и в центрах для медитации в Мьянме есть много практиков, которые с великим усердием развивают свою медитацию. Вполне возможно, что некоторые из них достигли сознания плода. Такие люди, как покойный Сумедха теро из храма Махава, очень добродетельны. Но они никогда не заявят о своих достижениях во всеуслышание. На мой взгляд, он все же достиг этого уровня. Я знал его с детства. Он часто останавливался в пиривене Балангоды и изучал «Вишуддхи-маггу». Даже во время своего пребывания там он большую часть времени посвящал медитации.

— Бханте, можно ли обрести плод пути без развития дьян за счет саматхи-бхаваны, с помощью одной лишь випассаны?

— В палийской «Сара Самграхе» есть глава под названием «Саматха випассананам вибхавана». В ней говорится, что с углублением в випассану человек начинает испытывать состояние мгновенной концентрации. Випассана невозможна без сосредоточения. С того момента как вы начнете заниматься випассаной, концентрация возникнет мгновенно. Когда ум сосредоточен на объекте медитации, он становится сфокусированным. Это мгновенная концентрация. Допустим, человек становится сотапанной благодаря медитации випассана. Благодаря этому он автоматически достигает первой дьяны. Когда человек становится сотапанной, у него исчезают сомнения в истинности учения Будды (vicikiccha), привязанность к правилам и ритуалам (silabbata-paramasa), а также ложные взгляды (ditthi). Что происходит с другими омрачениями? В момент вхождения в поток другие омрачения подавляются. Те, кто практикует випассану, естественным образом достигают первой дьяны. Именно поэтому вошедшему в поток нужно приложить особые усилия для того, чтобы достичь второй дьяны и последующих. Тут уже нужно медитировать.

Глава 9 Распространение Дхармы за границей

В течение девяти месяцев я был главой монашеской общины Сарнатха. Это было спокойное время. Бывало, ко мне заглядывали даже брамины, и мы говорили о Дхарме. Время от времени я сам посещал индуистский храм, расположенный неподалеку. Однажды индуистский священник сказал мне: «Если вы останетесь еще немного, наш храм перейдет под управление Исипаттаны. Вы очень добры в отличие от других биккху». Он неоднократно говорил это. Если бы я остался там еще, мы получили бы и индуистский храм. Мои поступки всегда были продиктованы благородной любовью (metta). Я хотел провести там остаток жизни, но тут возникло одно препятствие.

Мне пришло письмо, в котором говорилось, что я назначен Маханаякой Совета Сангхи, объединившего все ветви школы Амарапура. Ко мне обращались с просьбой принять этот пост. В другом письме меня просили пораньше вернуться на Шри-Ланку и посетить церемонию, в ходе которой мне должны были вручить официальный документ о назначении. Письмо было отправлено господином К. Н. де Сильвой Виджаей Шри Мухандирамом Ралахами. Именно он приложил огромные усилия для того, чтобы создать Совет Сангхи школы Амарапура. Объединить в одно не-

сколько течений стоило большого труда, и мне казалось, что я должен поддержать эту инициативу. Муллапитья Ралахами тоже упомянул об этом в своем письме. Я рассчитывал, что вернусь на Шри-Ланку, получу протокол о своем назначении, через неделю-две передам пост кому-нибудь еще, а сам снова отправлюсь в Исипаттану. С этой мыслью я поехал на Шри-Ланку.

На Шри-Ланке я без лишних слов сыграл свою роль и затем сказал Муллапитье: «Ну теперь я могу передать портфель председателя кому-нибудь другому и вернуться в Сарнатх». Он воскликнул: «Это безумие! Нет никого другого, кто мог бы заручиться единогласной поддержкой. Нам не избежать разногласий, если вы сразу же после своего назначения передадите свой пост. Тогда на деятельности придется ставить крест. Останьтесь, пожалуйста, хотя бы на пять лет. Подумайте о единстве Сангхи». Он был тверд, и я согласился.

Когда пять лет подошли к концу, комитет Совета Сангхи переизбрал меня еще на пять лет. Мне это не понравилось, ноя ничего не сказал. Я подумал, что решу этот вопрос, когда наступит благоприятный момент. Через несколько дней состоялось собрание Совета Сангхи, на котором я был председателем. Я взял слово еще до начала заседания: «Я хотел бы кое-что сказать. Вы избрали меня председателем на второй срок, но я хотел бы передать этот пост достопочтенному Косгоде Дхаммавансе теро. Предлагаю его кандидатуру и прошу ее поддержать». На какое-то время в зале воцарилась тишина, никто не поддержал мое предложение. Когда я повторил свою просьбу несколько раз, один биккху, прибывший издалека, все-таки высказался «за». «Значит, единогласно?» Таков был план, который должен был принести мне свободу. В конце заседания некоторые махатеро стали упрекать меня. Я не особо отбивался. «Я не могу увязнуть в титулах и должностях. Мне это не нужно», — сказал я, уклонился от дальнейших разговоров и тихо ушел.

— Бханте, вы вели обширную работу по распространению Дхармы в Европе. Расскажите об этом.

— Я обучал Дхарме в таких странах, как Америка, Канада, Англия, Шотландия, Франция и Дания. Жителям этих стран очень интересен буддизм. В 1973 году я отправился в Англию по просьбе У. Мьята Со, буддиста из Мьянмы. Я остановился в буддийском центре «Оакенхолт» в Оксфорде. Там я прочитал серию лекций об учении Будды. Меня слушали образованные люди из самых разных слоев общества. В 1980 году мне вновь представилась возможность съездить в Англию. Меня пригласили на церемонию открытия Пагоды мира в Милтон Кейнсе, что в нескольких милях от Лондона. Благодаря таким поездкам мне удалось утолить духовную жажду этих людей и объяснить им учение Будды.

В 1981 году благочестивая английская семья Джексонов организовала особую Дхармачарику. Во время этой поездки мне удалось пообщаться с интеллигентными людьми из университетов Кембриджа, Оксфорда и Ланкастера. На этих встречах мы обсуждали глубокие философские положения из учения Будды и брались за прояснение трудных моментов. В этой поездке я был очень загружен, но это была благодарная работа. Интересующиеся буддизмом приходили послушать меня в зале для собраний Донкастера, в Саматха-вихаре в Манчестере, в лесном монастыре Чихерст и в храме Бирмингема. В течение десяти месяцев, без перерывов, я путешествовал с лекциями по Англии.

В 1983 году я участвовал в деятельности по распространению Дхармы в Америке и Канаде. К тому времени меня буквально закидали приглашениями из всех стран Европы. По просьбе канадских буддистов я отправился в Канаду. Это был интересный опыт. Я остановился в центре для медитации в заливе Полумесяца, неподалеку от Ванкувера. Там я около полутора месяцев читал лекции о Дхарме.

Оттуда я отправился в США, в Калифорнию. Около семи месяцев я жил в буддийском центре «Дхармавиджая». За это время там состоялось много бесед о Дхарме, множество лекций и конференций. В 1985 году я вновь отправился в Англию, Шотландию, Францию, Америку и Канаду, чтобы обучать людей Дхарме. Если сравнивать, то наибольшее воодушевление я наблюдал среди образованных людей в Англии. Я встречал даже католических священников, желающих изучать Дхарму. Храм Читхерст, построенный на двухстах акрах земли, отвечает всем требованиям вихары. Там живет около тридцати биккху — европейцев и американцев. Они следуют положениям Дхармы так же строго, как и в буддийских странах. Они даже ходят за подаянием (pindapata).

Путешествие по странам Европы дало мне ценную возможность рассказать людям о Дхарме. Во всех этих поездках местные буддисты снабжали меня всем необходимым, включая билеты на транспорт.

— Бханте, вы не могли бы побольше рассказать о ситуации с буддизмом в западных странах?

— На Западе принято начинать практику с медитации. Там много центров для медитации, и практически во всех из них обучают медитации осознанности (satipatthana bhavana). Преподают там приглашенные биккху со Шри-Ланки, из Мьянмы и Таиланда. Медитация многих приобщила к буддизму.

В Великобритании много известных буддистов, буддологов и свыше сотни буддийских центров. Буддийские центры есть даже в Шотландии. Насколько я знаю, буддизм наиболее развит в Англии. Во Франции и Германии он развивается стремительным образом. Буддийские храмы есть практически во всех штатах США. Многие образованные американцы выбирают буддизм.

Господин Казинс из «Саматха-вихары» в Манчестере является старшим преподавателем Манчестерского университета. Он изучал пали и Абхидхарму, а сейчас преподает Абхидхарму буддистам своего города. Их знания достаточно глубоки. Когда я приезжаю туда, меня просят прочесть лекцию на какую-нибудь тему из Абхидхармы. По вечерам в вихаре собирается по три-четыре сотни людей. Они совершают религиозные ритуалы и медитируют. В один из моих визитов мне сказали, что они уже завершили изучение «Абхидхармартха Санграхи» и перешли к «Дхаммасангани». Меня попросили разъяснить некоторые моменты «Дхаммасангани», что я и делал раз в два дня на протяжении двух недель. После лекции собравшиеся задавали вопросы, а затем медитировали в течение часа, сидя со скрещенными ногами.

Во время моего второго визита, примерно год спустя, они сказали, что изучают «Абхидхармаватару», и попросили, чтобы я объяснил им кое-что из нее. За две недели я прочитал серию лекций, посвященных отдельным разделам «Абхидхармаватары». В Манчестере буддизм очень развит. В университете много буддистов, в том числе среди преподавателей. «Саматха-вихара» изначально была церковью. Когда число ее прихожан уменьшилось, ее продали государству. А потом группа буддистов взяла ее в аренду у государства и основала там «Саматха-вихару».

В Уэльсе, примерно в двухстах пятидесяти милях от Лондона, находится Катарагама-дэвале. Господин Субра Сильва из Панадуры является ее капуралой. Говорят, что эта дэвале наделена магическими свойствами. Весь церемониал был заимствован из храма Катарагамы на Шри-Ланке. Ежегодная процессия проходит с большим размахом. Для дэвале была куплена территория размером в сотню акров. На холме начали строить ступу. Сейчас ее, должно быть, уже закончили. Капурала также хотел построить буддийский храм и пригласить монаха, который бы постоянно жил там. Не знаю, удалось ли ему это. Его ученики — преимущественно англичане. Они хорошо знают ритуальные стихи и гимны. Бог Катарагама — реальное существо. Я верю, что если искренне попросить его о помощи во благо Сасаны, он не оставит просьбу без ответа.

Глава 10 Трудно спорить с Анагарикой Дхармапалой

Наше знакомство с Анагарикой Дхармапалой состоялось, когда я был совсем молод. Мне было лет восемнадцать, я учился в Булатхагаме, в монастыре Удумулла (Балангода), и как-то раз написал ему письмо. Читая газету «Сингала Бауддхая», которую выписывал наш монастырь, я стал подумывать о распространении Дхармы за границей. Такое желание возникало у меня и раньше, но статьи в газете усилили его.

Тогда я написал письмо Анагарике Дхармапале, в котором рассказал о своем желании. Он ответил: «Это очень хорошо. Приезжай в любое время, мы с радостью встретим тебя. А если напишешь заранее, я сделаю тебе приглашение через общество «Махабодхи». Здесь ты сможешь выучить английский, хинди и бенгали, а также поучаствовать в распространении Дхармы». Это письмо до сих пор хранится у меня в коробке для писем.

Я показал это письмо Хамудуруво, на что он сказал: «Ты слишком молод, не завершил изучение пали, не закончил «Абхидхарму». Прежде чем куда-то ехать, будет разумно выучить все это. Отложи поездку на потом». Я сообщил об этом Анагарике Дхармапале, и он согласился.

В 1919 годуя перебрался в колледж «Ананда», а Анагарика Дхармапала вернулся на Шри-Ланку после долгих лет за границей. Я отправился к нему в гости. Он жил в маленьком доме, неподалеку от того места, где сейчас находится центр «Махабодхи». Почти каждые выходные он приходил в колледж «Ананда» и мы беседовали. Обычно он навещал меня по утрам. Между нами завязалась крепкая дружба.

В один из таких дней он сказал мне: «Группа из десяти христианских миссионеров начала деятельность в Канди. Давай поедем туда и прогоним их». Я ответил: «Давай. Я начну собираться». «Да, надо подготовиться. Мы поедем вдвоем», — сказал он. В то время я писал газетные статьи, в которых вел полемику с христианами, поэтому его идея пришлась мне по душе.

У него была большая машина, похожая на грузовик. Он называл ее «Собана малигава» («Прекрасный дворец»). В ней можно было есть, спать и так далее. Мы отправились в путь на этом автомобиле. Анагарика Дхармапала остановился на ночлег в школе, где готовили биккху, которую сам и основал, а я сказал, что буду жить в Малигадаршанарамае. В то время маханаякой ордена Малватте был Амбанвелла наяка теро. Мы с ним были хорошими друзьями. Он пригласил меня остановиться у него. Кажется, это был август, потому что колледж «Ананда» был закрыт на каникулы.

На следующий день я встретился с Анагарикой Дхармапалой. Он получил у полиции разрешение на то, чтобы я выступил на уличном собрании, и подписался в качестве моего поручителя. В то время для того, чтобы просто поговорить с людьми на улице, нужно было получить разрешение. Мы узнали, где эти священники устраивали собрание тем вечером. Мы подъехали и увидели группу людей. Эти священники, скорее всего, были европейцами: англичанами или кем-то в этом роде, потому что их речь переводили с английского на сингальский. Мы остановили машину в их поле зрения. Передняя часть нашего автомобиля была оборудована платформой. Анагарика Дхармапала встал на нее. Люди, внимавшие священникам, увидели его и бросились к нашей машине. Он произнес короткую речь и попросил меня прочесть лекцию. Я выступил с критикой христианства.

Священники были вынуждены отправиться в другое место, потому что их никто не слушал. Я закончил небольшую речь, и мы отправились на их поиски. Снова мы увидели толпу внимавших им людей. Мы остановились неподалеку и начали свою лекцию, как в прошлый раз. Люди бросились к нам. До самого вечера мы переезжали с места на место вслед за священниками. Так продолжалось два или три дня. Они оставили свои попытки и уехали. Так бесславно закончилась их миссионерская деятельность.

Однажды Анагарика Дхармапала сказал мне: «Я поживу несколько дней у матери, в Коллупитье. Приглашаю к нам в гости. Мы сделаем тебе подношение». В то время машин такси практически не было, и люди брали рикш. Анагарика Дхармапала заплатил рикше семьдесят пять центов, затем вошел в дом и сказал:

— Мама, нас посетил очень благочестивый монах. Давай сделаем ему подношение.

Его мать поинтересовалась, ем ли я рыбу. Я ответил, что не употребляю ее. Тогда он попросил свою мать приготовить какое-нибудь вегетарианское блюдо.

В ходе разговора он спросил, есть ли у меня деньги. Я ответил, что нет. Тогда он задал вопрос:

— Разве ты не получаешь жалованье? Ты ведь занимаешь должность преподавателя.

— Да. Когда в последний раз оформляли договоры с преподавателями, г-н Куларатне внес и мое имя в список. — Я числился в штате колледжа преподавателем английского языка высшей категории, и мне полагалось жалованье размером в двести десять рупий. Но когда г-н Куларатне попросил меня принять его, я отказался. «Вы можете потратить эти деньги на свои нужды», — сказал он. Но я не хотел быть наемным работником у мирянина. Такое у меня было чувство. «Если вы не распишетесь в получении, этот грант аннулируют», — вновь попросил он. Я ответил: «Я распишусь за деньги, но они должны пойти в фонд малоимущих студентов колледжа». Так и происходит по сей момент.

— А кто оплачивает поездки? — спросил Анагарика Дхармапала. В то время колледж «Ананда» не имел государственной аккредитации. Им управляло «Теософское общество». Каждый месяц на благотворительность выделялось пятьсот рупий. На свои поездки в Балангоду или Индию я брал деньги из этого фонда. Об этом я и рассказал Анагарике Дхармапале.

— Ты отказываешься принимать деньги, опасаясь нарушить положение Винаи „jata, rupa, rajata“? — поинтересовался он с улыбкой.

— Но ведь это возможно.

— Что такое „jata, rupa, rajata“?

— Золото и серебро.

— Никто не дает тебе золото и серебро.

— Комментарии и сингальские источники гласят, что „jata, rupa, rajata“ — это золото, серебро и золотые монеты, — сказал я.

Тогда он стал объяснять:

— В те дни биккху не нуждались в деньгах. Во времена буддийских королей им все предоставлялось бесплатно. Правила Винаи растолковали в соответствии с системой, существовавшей в ту пору. Поэтому под „jata, rupa, rajata“ стали понимать золото, серебро, монеты и бумажные деньги. Чтобы уяснить положение Винаи, нужно знать, зачем Будда ввел его. Тогда станет ясно, почему запрещалось владеть золотом и серебром. В те дни в Индии богатство человека измерялось тем, сколько у него золота и серебра, как чистого, так и неочищенного. Золото и серебро, а не медь и латунь служили мерилами того, насколько богат состоятельный мирянин. Биккху не разрешалось иметь ни золота, серебра: они были только для мирян. Для биккху считалось неподобающим владеть драгоценными металлами в любой форме, будь то монеты или что-либо еще. По этой причине появилось положение Винаи, о котором ты говоришь.

Я ничего не ответил. Позже я сказал, что биккху не подобает участвовать в финансовых сделках.

— А это уже положение „kaya vikkaya“. Но ты также не подпадаешь под его нарушение, поскольку тут не идет речи о бумажках с надписью «пять рупий», «десять рупий».

— Согласно правилу „kaya vikkaya“ биккху не должны вступать ни в какие денежные отношения с мирянами.

— Ты пользуешься почтовыми марками? — спросил Анагарика Дхармапала.

— Да.

— Но у марок тоже есть денежная стоимость, установленная государством. А если брать современное толкование правила „jata, rupa, rajata“, то туда входит все. Ты признаешь, что Будда был провидцем, который знал прошлое, настоящее и будущее?

— Да.

— Тогда разве он не предвидел, что в будущем биккху столкнутся с финансовыми трудностями?

— Должен был предвидеть.

— Разве он не дал бы метод, позволяющий преодолеть их?

— Я не знаю. Я исхожу из того, что написано в комментариях.

Анагарика Дхармапала пояснил:

— Биккху интерпретируют положения Винаи, опираясь лишь на букву, а не на смысл слова. Поэтому они толкуют правила так, что им невозможно следовать. Но разве Будда дал правила не ради удобства биккху? Сейчас же получается, что они приносят лишь неудобства. Допустим, тебе нужно какое-то лекарство и ты говоришь об этом верующим. Кто из них вызовется тебе помочь, особенно если лекарство дорогое?

— Желающие встречаются редко, — сказал я. Он спросил меня:

— Какой шанс, что такой человек окажется рядом, когда ты заболеешь? А если такового не будет, тебе придется умереть. Предусмотрел ли Будда подобные ситуации, когда устанавливал правила Винаи?

Я не мог одолеть его в споре. Я замолчал.

— Разве перед уходом в нирвану Будда не говорил, что «малые и второстепенные положения» (Khuddanukhuddaka) могут быть отменены с одобрения Сангхи?

Я сказал, что говорил.

— Что это за «малые и второстепенные положения»? — спросил он.

— Тогда им не дали ясного толкования.

— Отчего?

— Биккху винят достопочтенного Ананду в том, что он не попросил Будду объяснить, — сказал я.

— Почему же Ананда не спросил Будду? — И сам ответил: —А потому что эти правила банальны и не стоят того, чтобы о них спрашивать отдельно.

— Ты согласен с этим? — поинтересовался я.

— Смотри, в Винае описывается два вида проступков: действия, которые запрещены правилами (pragnapti vadya), и действия, которые не приемлет общество (loka vadya). Некоторые положения Винаи принадлежат к обеим категориям. Есть поступки, которые считаются негативными только в Винае. Десять недобродетельных поступков (dasa akusal) относятся к действиям, которые порицаются обществом. Вне зависимости от того, установил ли Будда соответствующие правила в Винае, недобродетельный поступок есть недобродетельный поступок. Нарушая правила Винаи, человек накапливает неблагую карму и в то же время идет вопреки положениям, которые Будда установил для Сангхи. Нарушая заповедь «не убий» (pranaghata), ты не только поступаешь вопреки Винае, но и накапливаешь неблагую карму (akusala kamma). Будучи биккху, который строго следует Винае, ты можешь повторять «ават» и тем самым очиститься. Но это не освободит тебя от кармы неблагого поступка.

— Да, проступки можно разделить на действия, которые идут вразрез с Винаей, и действия, которые неприемлемы для общества в целом. Однако есть проступки, которые являются нарушением одной лишь Винаи.

— Существует ли такое правило, согласно которому нельзя проповедовать стоя, если слушатель сидит?

— Да, — ответил я.

— Это восходит к индийскому обычаю. Но в современной Англии можно видеть, что слушатели там сидят, а лектор стоит. Таков обычай этой страны. Если его нарушить, это вызовет недовольство у людей. Но нарушишь ли ты Винаю, если поступишь так, как хотят эти люди? Навредит ли кому-нибудь то, что ты будешь изменять это правило в соответствии с обычаями каждой отдельной страны? Думаю, положение о деньгах тоже относится к этой категории. Если иметь дело с деньгами — недобродетельное занятие, то все миряне накапливают неблагую карму. Почему это должно быть недобродетельным только для биккху? Это правило было введено для удобства монашеской общины. Нет ничего плохого в том, что биккху решает денежные вопросы с другим биккху. Что ему использовать для обмена? Сегодня в ходу бумажные деньги. Если биккху может взять деньги у другого биккху, то почему не может взять у мирянина? „Кауа vikkaya" и, jata, rupa, rajata“—два разных правила. Но комментаторы все смешали в одну кучу, и поэтому у биккху связаны руки. Биккху запутались в правилах Винаи. Им нужно разрешить это затруднение. Предположим, ты получил срочное приглашение выступить в Штатах на религиозном собрании. Ты можешь и хочешь это сделать, но откуда возьмутся деньги?

— Я смогу достать деньги, если расскажу кому-нибудь об этом.

— Так они и дали! Скорее они скажут: «Учитель, вам незачем туда ехать. Пусть едет кто-нибудь другой». Никто не поможет. Кому охота расставаться со своими деньгами? Я не езжу за границу за чужой счет. Ко мне перешла часть отцовского состояния, и эти деньги я и трачу на поездки. Только когда я стал поступать таким образом, люди начали помогать мне деньгами. Люди любят давать тем, кто не испытывает нужды. По крайней мере, сингальцы так делают. Поэтому я не очень доверяю людям в таких вопросах. Не нужно рассчитывать на их помощь. Пусть лучше будет немного денег в банке, которые в случае чего можно снять. Тогда не придется ни у кого ничего выпрашивать. — И он продолжал рассуждать в таком духе: — Опираясь на Винаю, ты думаешь, что совершишь проступок пачиттия (pacittiya), если будешь иметь дело с деньгами. Но представь, что ты можешь потратить эти деньги на то, чтобы отправиться за границу и обучить многих людей Дхарме. Что важнее: страх совершить проступок пачиттия или великая польза, которую ты принесешь Сасане? Ты можешь смыть свой грех, начитывая „ават“, но если ты не отправишься в путь из страха прикоснуться к деньгам и совершить проступок, как же служить Сасане?

Сложно выйти победителем в споре с Анагарикой Дхармапалой. Но даже тогда я возразил ему:

— В любом случае биккху не пристало владеть деньгами.

Он продолжал:

— Ладно. Но вот что я тебе скажу: сегодня ничего нельзя сделать без денег. Ни лекарств достать, ни на поезд сесть. Как же тогда передвигаться бедному биккху? — Я молчал. — Представь, что тебе нужно сделать какую-то важную работу. Единственная дорога к месту назначения залита сточными водами. Если нужда велика, ты пойдешь, не так ли? Ты пойдешь по грязи, доберешься до нужного места, вымоешь ноги и приступишь к работе. Ты думаешь, что совершаешь преступление, имея дело с деньгами. Будь по-твоему. Как и в случае с этой важной работой, доберись, куда тебе нужно, вымой ноги, приведи себя в порядок, прочитай „ават“ и освободись от груза. Оставь эти мысли насчет денег. Положи немного денег в банк — не на еду и напитки, а на служение Дхарме, — посоветовал он мне. Я промолчал.

В колледже «Ананда» один учитель музыки часто оставлял у меня в комнате свою фисграмонию, боясь, что ее могут повредить, оставь он ее где-то еще. И вот как-то раз Анагарика Дхармапала увидел ее у меня. Он бросил на меня лукавый взгляд и улыбнулся:

— Если играешь, делай этой за закрытыми дверями. Пусть дети не видят.

Я ответил:

— Это фисгармония учителя музыки. Он держит ее у меня ради сохранности. Я ее даже не трогаю.

— Не будь таким дотошным. Это искусство. Разве ты сам не учился музыке?

— До того как стать монахом, я учился играть на скрипке. У меня также хорошо получалось петь. Но я оставил все это, когда стал монахом.

— Ну если ты играл на скрипке, освоить фисгармонию будет для тебя парой пустяков.

— Теперь я монах, и это меня не интересует. Будда говорил, что монахам не следует заниматься «танцами, песнями и музыкой» (пасса, gita, vadita).

— Тут речь идет об увеселительных песнях, о чувственных, мирских песнях, которые мешают трезво мыслить. Но разве ты не замечал, что от хвалебных песен Будде растет преданность? Разве сам Будда не сочинял песни?

— Когда?

— Когда Будда останавливался в Бенаресе, Уттара Манавака попросил его сочинить ответную песню для нагайны.

— Да, было такое.

— Разве не сам Будда сочинил эту песню?

— Да, это был он.

— А песня, которую Будда сочинил для Чатты Манаваки? «Величайший оратор среди людей» („Yo vadatam pavaro“)? Под нее можно танцевать даже быстрые танцы. Если сам Будда сочинял песни, почему же они попадают под запрет наряду с танцами и музыкой? — Я не ответил. — Плохо все, что привлекает человека к проявлениям мирской жизни, но такие стихи, как «Величайший оратор среди людей», усиливают веру и поэтому они полезны. Песни, связанные с Дхармой, не несут никакого вреда. Именно поэтому Будда сочинил стих для Уттары Манаваки. И неважно, как это стали трактовать в дальнейшем, — действия Будды говорят о том, что песни о Дхарме не являются чем-то дурным. И разве Будда не дал биккху свое дозволение на пение, сказав „anujanami bhikkhave sara bhannam"? Что такое „sara bhannam"?

— Мелодичный голос, — сказал я.

— Это не совсем точный перевод. Так трактуют те, кто ничего не смыслит в пении. Мы знаем, что существует семь нот, так?

— Да.

— Существует семь нот (sa, ri, ga, та, pa, da, ni), к каждой из них есть еще два полутона, что в сумме дает нам двадцать одну ноту. Возвышать и понижать свой голос в соответствии с этими нотами называется «свара-банья» (,swara-bhanya“). Без овладения этим искусством не получится хорошего чтения гатх и пиритов. «Свара-банья», о котором говорит Будда, есть не что иное, как умение читать нараспев по нотам. Фисгармония учит нас нотам. Нет ничего страшного в том, чтобы изучать музыку как науку. Конечно же, это не стоит афишировать. Но спокойно можно играть, когда никто не слышит. Эти знания могут быть очень полезны для биккху.

Я слушал его, ничего не отвечая. На некоторые вещи он смотрел совершенно другим образом.

Глава 11 Кришнамурти и Саи Баба

В один из декабрьских дней 1926 года я впервые встретился с Кришнамурти. Дружба, которая зародилась тогда, продолжалась до самой его смерти. Меня направил к нему доктор Адикарам. Я думаю, что Кришнамурти был человеком, размышлявшим в тишине. Он открыто выражал свои взгляды, невзирая на мнение окружающих. Он обладал глубоким пониманием жизни. Сначала он практиковал йогическую медитацию. В юности он занимался даже кундалини-йогой и развил сверхъестественные способности. Кришнамурти обладал удивительным даром: во время проповеди каждому слушателю казалось, что тот говорит на его родном языке. В одни из каникул в Кембридже Кришнамурти со своим младшим братом Нитьянандой отправился в Огайо, к своему опекуну г-же Анни Безант. К несчастью, Нитьянанда скончался от внезапной болезни. Кришнамурти стал размышлять о том, как преодолеть свою скорбь. Наконец его осенило: он горевал из-за мысли «это мой брат». Тогда он стал рассуждать над словом «мой». Если есть «мое», то есть и «я». Но что такое «я»? Он принялся искать то, что скрывается за словом «я». Благодаря этому исследованию он понял, что нельзя выделить ничего такого, что называлось бы «я». Жизнь — это собрание физических элементов, которые возникают, поддерживаются и исчезают, а также цепочка ментальных образований, которые находятся в постоянном движении. Все они изменяются каждое мгновение. Таким образом, не существует никакой нерушимой сердцевины под названием «я», «мое» или «душа». Поскольку люди не понимают этого, они становятся рабами заблуждения, будто существует некое «я». Это озарение полностью изменило его. Его благодетели из «Теософского общества» Анни Безант и Ледбитер верили в существование души. Он же указал на то, что это ложный взгляд. С тех пор его лекции строились на том, что души не существует.

Мы встретились у него дома в Броквуде. Я приехал к нему из Лондонской вихары. В ходе беседы я сказал:

— Читая твои лекции, я вижу «Сатипаттхана-сутру», проповеданную Буддой, только в современном изложении.

На это он ответил:

— В юности я прочитал несколько книг, таких, как «Евангелие Будды» и Дхаммапада. Я уже давно не интересуюсь религиозной литературой. Иногда, правда, почитываю библейские псалмы, но делаю это не ради философии — просто они очень ясно написаны. С точки зрения философии в Библии нет никакой глубины.

Тогда я спросил его про Будду.

— Этот мир не знал существа более великого, чем Будда. Я уважаю только его, — ответил он.

Я спросил его о других религиозных учителях, в частности об Иисусе Христе.

Что касается философии, то Иисус Христос на миллионы миль позади Будды.

Тогда я поинтересовался, как он проникся столь глубоким почтением к Будде, если даже не читал ничего о буддизме.

— Этого я, конечно же, не знаю, — последовал ответ. — Будучи ребенком, я читал Дхаммападу, Библию и ряд других книг. Те идеи, которые появились у меня тогда, остаются со мной и по сей день. Более того, если бы Будда был жив, я, несомненно, последовал бы за ним и больше ни за кем. Таков был Кришнамурти — этот удивительный человек. Из всех наших современников, которые высказывали религиозные и философские идеи, больше всех я уважаю именно Кришнамурти.

— Бханте, а что вы думаете о Саи Бабе и его последователях?

— Ну мы же идем к врачу, когда болеем. Мы хотим вылечиться. Когда мы чувствуем, что на нас неблагоприятно влияют планеты, мы идем к астрологу и просим составить гороскоп. С Саи Бабой дело обстоит так же. Мы идем к нему не для того, чтобы накопить заслуги для будущих рождений или достичь нирваны, а потому что верим: он излечивает болезни силой йогической концентрации. У него можно получить лекарство от болезни, ключ к решению проблемы, совет о том, как жить дальше. К нему приходят именно за этим. Это своего рода визит к врачу.

— Бханте, а вы встречались с ним лично?

— Да, и я считаю Шри Сатью Саи Бабу могущественным йогином. В то время оба моих глаза поразила катаракта, и я полностью ослеп на один глаз. Когда и второй глаз стал хуже видеть, я проконсультировался с теми окулистами, которые используют в лечении народные средства.

В итоге я оказался у одного окулиста из Удумуллы. Это был очень талантливый врач, специалист народной медицины. Он сказал: «Учитель, вам не помогут наши лекарственные отвары. Единственный выход — операция. А операций мы больше не делаем».

Меня лечил Покуне Меник Аппухами, врач из Алутнувары. Он прописал мне кучу лекарств, но улучшение было незначительным. Оставался единственный выход — операция. Я посоветовался с кем мог, обратился к прорицателям, и все мне сказали, что операция может привести к слепоте, и советовали отказаться от нее. Один астролог, который к тому же был ясновидящим, сказал то же самое. Я оказался в трудной ситуации. Единственным способом излечиться была операция, но был также риск ослепнуть от нее. В этот момент меня посетил один верующий из Ратнапуры. Он хотел поехать к Саи Бабе и попросил меня присоединиться к нему. «Учитель, я возьму на себя все расходы», — сказал он. Также он хотел посетить несколько святых мест в Индии.

Тогда у власти находилось правительство г-жи Бандаранаике. Были введены жесткие ограничения на обмен валюты. Как бы то ни было, нам удалось собрать достаточно валюты для путешествия на двоих в Бангалор и обратно. Этот верующий хотел, чтобы я поехал с ним, потому что сам не знал английского. Что касается меня, то я плохо видел, поэтому ему приходилось держать меня за руку и водить за собой. Мы отправились в Бангалор и в «Уайтфилде» встретили Саи Бабу.

В тот день во дворе школы «Уайтфилд» собралась толпа из пяти сотен человек. Все они пришли получить благословение. Было около пяти часов. Один тамилец увидел меня и спросил, не со Шри-Ланки ли я. Я ответил утвердительно. Он сказал: «Пройдите сюда. Саи Баба сначала подходит сюда». Я стал на том месте, которое он показал. И правда, около пяти часов Саи Баба вышел из здания. Он шел медленно, глядя по сторонам. Тут он направился прямо ко мне и благословил меня. Он всех благословил взмахами рук и уже подошел было к дальнему краю, как вдруг вернулся ко мне, положил руку мне на плечо и сказал: «Делайте операцию на глаза. Она пройдет успешно». Мой спутник, страдавший от какого-то недуга, тоже получил благословение. Мы вернулись в бангалорский храм, в котором остановились, и на следующий день отправились обратно на Шри-Ланку.

Через несколько дней я полностью ослеп. Мы с моим учеником Анандамурти поехали в больницу в Коломбо и проконсультировались у доктора Веерарартне. Он сказал, что сделает операцию на глазу, который ослеп последним. Лечить второй было слишком поздно. Я остался в больнице, и меня прооперировали. Ко мне вернулось зрение. Через несколько месяцев я поступил в лечебно-реабилитационный центр к доктору Упали Мендису. Он сделал срочную операцию при помощи специальной машины и сразу же выписал меня. Зрение восстановилось в обоих глазах. Предсказание Саи Бабы оказалось верным, а прорицатели и астрологи ошиблись. Сейчас у меня настолько хорошее зрение, что я могу гулять без помощи и без очков читать крупный шрифт.

Таким образом, на основании собственного опыта могу сказать, что Саи Баба — не обманщик. Он обладает высокоразвитыми ментальными способностями, которые обрел за счет практики йогической медитации. С помощью силы сознания он может проявлять вещи. Он может превратить песок в книгу. Если кому-то нужна авторучка, он может создать ее. Для меня посещение Саи Бабы похоже на консультацию у врача. Если ходить к Сай Бабе — плохо, то плохо ходить и к врачу.

Прийти к Саи Бабе — это то же самое, что прийти к астрологу, когда попал под неблагоприятное влияние планет. Я не вижу тут ничего плохого. Те, кто посещает и почитает его, не надеются таким образом достичь нирваны. Они хотят обрести здоровье или получить совет о том, как справиться с жизненными трудностями и невзгодами.

— Бханте, сейчас даже в буддийских храмах поют баджаны Саи Бабе. Для этого даже выделяют место и время. Что вы об этом думаете?

— Да, есть такое. Ему выражают благодарность. Это похоже на то, как возносят хвалу дэвам и молят их о помощи в Вишну-дэвале и Катарагама-дэвале. Если это правильно в одном случае, то правильно и в другом. Нет вреда в том, чтобы поступать так в отношении Саи Бабы. Если храмы допускают подобные церемонии на своей территории, нельзя критиковать и тех, кто поет баджаны Саи Бабе. Те и другие делают одно и то же, хотя и по-разному. Все это делается ради мирской выгоды, для того, чтобы излечить болезнь, справиться с какой-то неприятностью, но не ради достижения нирваны. Почитание Саи Бабы не разрушает веру в Три драгоценности.

Глава 12 Биккху так не подвергались гонениям даже во время Британской империи

— Бханте, расскажите, пожалуйста, о вашей работе в сфере образования.

— Не берусь судить, насколько успешной была моя деятельность в сфере образования. Я был преподавателем, помогал наладить работу только что открывшихся колледжей. Я высказывал идеи, которые в разное время приходили мне в голову. Я издавал книги, чтобы людям было легче учить пали и санскрит. В самом начале я писал статьи о сингальском языке. Они были основаны на тех принципах, которым меня учил мой гуру Хамудуруво. Я критиковал даже «Сидат Сангараву». Мои учители говорили мне: «Не публикуй этого. Скажут, что ты мыслишь как революционер. Используй их сам, но не рассказывай другим». Я писал статьи в соответствии с правилами, изложенными в труде «Комментарий к Сидат Сангаре» Ратмалане Шри Дхармарамы наяки теро, который мой гуру очень ценил.

Когда г-н Мунидаса Кумаратунга опубликовал свои работы, я полностью принял его правила. Его метод был очень похож на метод моего гуру. В любом случае я всегда выношу независимое суждение. И я понял, что правила г-на Кумаратунги верны.

— Бханте, ваша «Жизнь Будды» на сингальском является лучшей в своем жанре.

— Да, говорят. Но недавно опубликованная работа «Будухамудуруво» достопочтенного Ганегамы Сарананкары теро интереснее и популярнее.

Я потратил много сил и времени на то, чтобы собрать материал для своей книги. Мне приходилось сверяться со всеми комментариями и рассчитывать даты различных событий в жизни Будды. Если бы я включил весь собранный материал в свою книгу, она получилась бы в четыре-пять раз толще. Чтобы сократить ее до нынешнего объема, мне пришлось оставить за скобками огромное количество информации.

Мне хотелось бы написать подробную биографию Будды. Есть много фактов, которые стоило бы включить в нее. Проблема лишь в том, что у меня не так много свободного времени. Все мое время уходит на другие дела. «Жизнь Будды» была первой полной биографией Будды, опубликованной на Шри-Ланке. С тех пор вышли и другие биографии Будды. Их авторы слово в слово копировали абзацы из моей книги. Они так старательно копировали мою книгу, что даже сохранили ошибки, допущенные в ранних изданиях. Во всех биографиях Будды, написанных позже, содержатся данные ошибки. Я смеялся, видя это, но ничего не говорил. Плагиаторы потеряли всякий стыд.

Еще я опубликовал книгу о преподавании английского языка. Вскоре стали выходить другие издания на эту тему, где копировали мои методы с незначительными изменениями. У нас в стране такое случается сплошь и рядом. Когда писатель использует отрывок из чужой книги, у него не хватает элементарной вежливости, чтобы указать источник. Целые абзацы из приложения к моей сокращенной версии «Диксангьи» были использованы в «Буддийской энциклопедии» на сингальском. При этом источник не был указан. Плагиат очень распространен среди современных шри-ланкийских писателей.

Уже какое-то время я не занимаюсь писательством. Раньше я писал статьи и заметки в газеты и журналы, но затем мне стало интереснее объяснять другим учение Будды устно. Я считаю, что это лучшая и высшая форма служения. Я оставил писательскую деятельность и сейчас посвящаю больше времени тому, что обучаю людей Дхарме. Одно время я сочинял стихи и печатал их под разными псевдонимами, но сейчас забросил и это. Я понял, что это не принесет пользы людям. Долг биккху заключается в том, чтобы защищать Сасану. Я родился ради этого. И этому я отдал больше всего сил. Одна из моих главных обязанностей — защищать первоначальное учение Будды. Мое время на исходе, но сколько бы его ни осталось, я посвящу его выполнению своего долга.

— Бханте, вы ничего не сказали о ваших трудах на пали, сингальском, санскрите и английском. Укажите хотя бы самые важные работы.

— Я начал писать, когда мне было двадцать пять. Сначала это были брошюры: «Биддивани», «Санкшипта Уданая». Затем я работал над «Сакьясинхавадана Будда Чаритаей», сокращенной версией «Диксангьи», полным комментарием к «Дигха-никае», комментарием к «Саньютте Сагатхакавагге» и «Кхуддакапатхе Дхаммападе», а также над «Пали Милиндой Пання Санскаранаей», «Санскрит Бхасаватаранаей», «Санскрит Шикшакаей» и комментарием к «Буддачарите» Ашвагхоши (в трех частях). Я работал над исправленным изданием «Датакамалы» и комментарием к нему, который так и не был опубликован. Написал «Будда Дхармаю», «Сатара Парамартхаю», «Пали Шикшакаю», «Пали Шикшака Правесаю», «Инглиси Шикшакаю», «Инглиси Вьякаранаю» (разговорный английский для сингальцев), а также «Четыре божественных состояния», «Будда и его путь», «Анапанасати», «Жизнь Будды для детей» и «Сисубодху Буддадхарму» (в семи частях). Кроме того, я опубликовал «Полное жизнеописание Будды» на сингальском и английском, «Пали без проблем» и «Уроки Абхидхармы» на английском. Вот некоторые из книг, написанных мной. «Дхармарасми» Дахама Сангаравы и «Шри Будда Расми» были опубликованы под моей редакцией. Сейчас готовится к изданию книга, в которую войдут мои лекции на английском.

— Бханте, почему вы говорите, что многопартийность привела к упадку монашества?

— В храм ходят люди разных политических воззрений. Но биккху должен быть беспристрастен: он должен равно относиться ко всем. Возьмем, к примеру, католическую церковь. Священники не поддерживают публично ни одну политическую партию. Они не устраивают общественных собраний. И их за это уважают. Это хороший пример для биккху. Биккху не должны принадлежать ни к какой политической партии. Это ведет к упадку монашества. Но если они склоняются в сторону какой-либо политической партии, предрассудки настолько ослепляют их, что все хорошее, сделанное другой партией, считается плохим, а плохое, сделанное своей партией, — хорошим.

Вовлекаясь в политику, биккху в значительной степени утрачивают свое достоинство. Я не одобряю этого. Биккху должны примирять враждующие стороны. Так было в прошлом. Именно биккху помирили принца Дутугемуну с его младшим братом, когда между теми разгорелся конфликт. Даже сегодня они должны нести гармонию в мир и быть беспристрастными. В противном случае пусть ограничатся практикой Дхармы или занятиями по литературе и языкам.

— Бханте, в прошлом биккху — эти ангелы-хранители нашей страны — оказывали огромное влияние на государственные, религиозные и общественные решения. Похоже, в наши дни их влияние значительно уменьшилось.

— Биккху уронили планку, когда ввязались в политическую борьбу. В прошлом ни солдат, ни полицейский не могли дурно обойтись с биккху. В наши же дни это случается повсеместно. Даже во времена Британской империи с биккху обращались хорошо. В самом начале британского правления был единичный случай, когда биккху подвергся гонениям. В дальнейшем к биккху стали относиться с почтением. Эпохой гонений на биккху стало правление короля Ситаваки Раджасингхе. И снова наступили тревожные времена — я говорю о недавних событиях. В газетах сообщали об убитых среди биккху. Жертвами стали как виновные, так и безвинные. Ни полиция, ни армия больше не боятся нападать на биккху.

Одно время монахам было небезопасно просто ходить по улице. Однажды полиция безо всяких на то причин арестовала одного из моих учеников. Он сказал им, что должен идти за утренним подаянием, и обещал после сразу же вернуться в полицейский участок. Но за подаянием он не пошел, а тут же помчался в монастырь, до которого добирался нехожеными тропами. Он рассказал мне, что произошло. Я написал для полицейских бумагу о том, что он невиновен и не участвует в политических акциях. Его не стали арестовывать.

Вот с какими трудностями иной раз приходится сталкиваться биккху. Даже во времена Британской империи они не подвергались таким притеснениям. Удивительно, но когда страной управляли христиане, у биккху не было подобных проблем. Однако в последнее время участились случаи, когда биккху арестовывают по ложным обвинениям, выдвинутым их противниками. Дальнейшая судьба некоторых биккху мне неизвестна. Влияние буддизма и биккху подорвано. Когда я находился в Америке, в газете опубликовали воззвание одного христианского миссионера. Он писал, что буддизм на Шри-Ланке пришел в упадок, и просил средства на распространение христианства. Перед христианскими миссионерами открылись большие возможности.

Сейчас биккху боятся что-либо делать. Если кто-нибудь сообщит, что какой-либо биккху поддерживает Фронт народного освобождения (ФНО), тут же начинаются проверки. Тиранагама Ратнасара теро не состоял ни в одной политической партии. Он просто пытался помогать буддистам, которых католики с помощью материальных благ пытались обратить в свою веру. И вот однажды его застрелили. И биккху испугались того, что, если они будут трудиться во благо буддизма и буддистов, их постигнет та же участь. Христианские миссионеры стали свободно разгуливать по деревням и уговаривать местных жителей за деньги перейти в христианство. Это продолжается и по сей день. Даже сегодня биккху боятся бороться с этим, и вот почему: кто-то может донести, будто они поддерживают ФНО. Опасаясь полиции и армии, биккху перестают защищать буддистов. Биккху рассказывали мне, что, когда они противодействуют католикам в их миссионерской деятельности, те им угрожают. Сейчас миссионеры крепко стоят на ногах. А биккху находятся не в самом выгодном положении. И причиной всему является беззаконие, воцарившееся в нашей стране. Есть такой исторический роман «Эра анархии» В.А. Сильвы. Так вот, наше недавнее прошлое еще хуже описанного там. Но сейчас ситуация начинает понемногу выправляться.

— Бханте, это и есть упадок Сасаны?

— Упадок Сасаны обусловлен двумя причинами. К тому времени как Шри-Ланка обрела независимость, правившие нами англичане уже хорошо понимали сингальский народ и буддистов и даже начали содействовать им. Я хорошо помню, как изначальная враждебность к буддизму и интерес к распространению христианства постепенно сошли на нет. Даже в самой Англии были такие хорошо известные буддисты, как г-н Рис-Дэвидс. Они уважали буддизм. Некоторые управляющие плантациями учили пали и переводили палийские книги на английский. Даже английские чиновники, служившие здесь, стали испытывать огромное уважение к буддизму и сингальскому языку. Национальные и религиозные чувства сингальцев набирали силу.

Именно в такое время мы получили независимость. К сожалению, те, кто боролся за независимость и создавал конституцию, не учли одно важное требование. Шри-Ланку отдали британцам вместе с сингальскими буддистами и биккху. После обретения независимости авторы конституции должны были посоветоваться с собранием монахов Асгирии и Малватте, и в особенности с маханаяками теро этих двух орденов. Этот момент был упущен. Конституция была написана под диктовку христианских священников, которые преследовали свои цели. Наши политические лидеры, такие, как г-н Д.С. Сенанаяке, не поняли их хитрых планов. К несчастью, г-на Д.В. Джаятиллаке к тому времени уже не было в живых. Он был единственным, кто точно знал, какой должна быть конституция Шри-Ланки. Будь он там, все было бы иначе.

Какая судьба ожидала нас при той системе управления, которую мы получили? Национальные и религиозные чувства, проснувшиеся в сердцах сингальских буддистов к концу британского правления, стали ослабевать. Стало больше алкоголя. Появились новые скотобойни. Когда мы учились в школах, открытых британцами, мы проходили такие важные книги, как «Ловеда Сангарава», «Субхаситая», «Локопакарая», «Гуттилая», «Уммагга Джатакая» и «Селалихини Сандесая». По некоторым из них мы сдавали экзамены.

После того как мы обрели независимость, эти книги стали изыматься из школьной программы. Я не понимаю, куда смотрит министерство образования. К концу британского правления у людей появилось огромное желание возрождать сингальский язык. Однако никакого развития не последовало, наоборот, начался упадок. Сегодня мало кто из учителей может по памяти прочитать стих из «Наваратнаи» или «Буддагаджаи». Несколько дней назад я попросил одного старшеклассника прочесть наизусть что-нибудь из «Буддхагаджаи». Он не смог. Раньше все было иначе. Преподаватели были талантливыми. Они часто читали нас вслух. Я до сих пор помню некоторые стихи из школьной программы наизусть.

Так обстояли дела во время британского правления. Сегодня, при сингальском правительстве, люди перестают читать серьезную литературу. А типографии допускают орфографические ошибки. Я во всем виню министерство образования. Увеличивают число естественно-научных предметов, а сингальским языком пренебрегают. В сингальском языке немало слов с санскритскими корнями, и овладение им должно быть таким, чтобы можно было прочитать и понять любую книгу, в том числе с санскритскими терминами. Главное — научить людей владеть языком, а не увеличить число предметов в школьной программе.

Стандарты образования понизились. Студенты не в состоянии осилить серьезные научные работы. Им знаком лишь язык беллетристики. Вряд ли кто сейчас сможет прочесть, не говоря уж о том, чтобы понять, такой труд, как «Уммагга Джатакая». С того дня как мы получили независимость, уровень владения сингальским языком стал падать. Растет преступность. Повсюду взяточничество. Буддисты отошли от буддийских принципов. За нынешнее положение дел в ответе правительство.

То воодушевление, с которым люди защищали буддизм и сингальский народ во время британского правления, растворилось в водовороте внутренних противоречий. Энтузиазм сейчас направлен на усиление влияния своей политической партии. Буддизм сторонников Объединенной национальной партии (ОНП) окрашен идеологией ОНП. Буддизм сторонников Партии свободы Шри-Ланки (ПСШЛ) окрашен идеологией ПСШЛ. У коммунистов вообще нет религии. Религию должны защищать ее последователи, но так получилось, что именно буддисты пришли к многопартийности. У христиан все по-другому. Они слушают своих священников, поэтому их религия защищена. Наши же политики убедили буддистов присоединиться к той или иной партии, и теперь биккху смотрят на буддизм через призму работы на свою политическую партию. Поэтому буддизм и буддийские принципы приходят в упадок. Если религиозную церемонию в храме проводят сторонники ПСШЛ, ОНП ее бойкотирует. И наоборот, если религиозную церемонию проводит ОНП, сторонники ПСШЛ не приходят на нее. Такова сейчас ситуация на Шри-Ланке.

Политики заставляют биккху всячески поддерживать партию и посещать собрания. И мстят тем, кто отказывается. Если они не могут расквитаться в открытую, то действуют исподтишка. Естественно, биккху напуганы. С одной стороны, их обвиняют во вмешательстве в политику. Но с другой, если биккху не принимает приглашения от партии, он оказывается в изоляции. Я знаю случай с одним биккху, который хотел держаться подальше от политики. В результате машину, принадлежавшую его монастырю, сожгли неизвестные. Вот до какого уровня опустились буддисты-миряне. Биккху же утратили свое достоинство из-за того, что под страхом насилия вынуждены поддерживать политическую игру. И это еще одна причина упадка Сасаны.

Государство производит алкоголь, и объем производства с каждым годом увеличивается. Продажа алкоголя растет. Был случай, когда деревенские жители выступали против употребления мяса. Тогда один член парламента силой открыл мясную лавку. Жители бойкотировали ее, и лавку пришлось закрыть. Известны случаи, когда вопреки желаниям людей открывались питейные заведения. Вот чем занимаются некоторые парламентарии.

Все это приводит к закату буддийского учения. Во главу угла ставится партийная идеология. Всеми правдами и неправдами монахов привлекают в политику. Присоединившись к политической партии, человек отступает от своих принципов и попадает во власть предрассудков.

В пиривенах все больше делается упор на успешную сдачу экзаменов и получение аттестатов и меньше внимания уделяется изучению Трипитаки. Стало меньше экзаменов на знание Дхармы. Вследствие этого пострадало изучение Дхармы и палийского языка. Однажды я спросил одного биккху, который учился в старших классах, читал ли он «Ангуттара-никаю». Он даже не слышал такого названия. На экзамен выносится лишь незначительная часть Дхармы, которая помогает в изучении палийского языка. В итоге биккху не знают ни Дхарму, ни палийский, но успешно заканчивают пиривену и становятся преподавателями. Из-за этой системы уровень образования биккху значительно снизился, но, к счастью, не везде — в ряде пиривен все же стараются сохранить высокие стандарты.

Чтобы получать больше помощи от государства, отдельные пиривены стали принимать учеников-мирян. Получается, что биккху учатся по одной программе с мирянами. Никто не старается дать биккху столь необходимое им специализированное образование. Усилия в этом направлении практически не предпринимаются, потому что тяжело найти подходящих учителей.

Таким образом, биккху все хуже знают Дхарму, и качество их образования падает с ужасающей скоростью. Однако в некоторых пиривенах все стараются сохранить старую систему обучения. Благодаря этим немногочисленным учреждениям удается в некоторой степени сохранить стандарт образования для биккху.

Надо сказать несколько слов и об университетах. Я не знаю всей ситуации, но не так давно ректоры говорили мне, что дисциплина у обучающихся там биккху невысока. Произошло резкое ухудшение. Плохо обученные биккху приходят преподавать в пиривены, которые сами же страдают от них.

Сегодня обучение биккху проходит не слишком успешно. Позвольте мне поделиться одним из своих наблюдений. В соответствии с образовательной программой среднестатистической пиривены пали и санскрит начинают преподавать с самых младших классов. Этого не одобрит ни один разумный человек и ни один опытный преподаватель. Когда юные ученики одновременно изучают «Пали Бхасаватаранаю» и «Санскрит Шишакаю», в их головах происходит путаница. Пали и санскрит очень похожи, поэтому ученики начинают использовать санскритские слова там, где нужны палийские, и наоборот. Как могут маленькие дети отличить эти два языка? В пиривене «Малигаканда» санскрит начинают преподавать только после того, как изучены книги вроде «Рупасиддхи» и обретено хорошее знание пали. Достопочтенный Хиккадуве наяка теро положил этот метод в основу обучения, и ему следовали с самого начала. Желающих изучать аюрведу сначала учили санскриту. От желающих изучать пали сначала требовали знания основ санскрита. Этим двум языкам не обучали одновременно с самого начала. Учить параллельно пали и санскрит — это то же самое, что одновременно заниматься греческим и латинским. Раньше латынь учили вместе с английским, а к греческому приступали после того, как освоена латынь.

Пытаясь обучать и пали, и санскриту, прививают неприязнь к обоим. Сообразительный ученик, возможно, и овладеет ими, но большинство с этой задачей не справится. Поэтому большинство учеников бросают пали и санскрит и переключаются на другие предметы.

В отличие от английского пали — не язык торговли и коммерции. Английский можно выучить, просто общаясь с людьми. Но пали так не выучишь. Пали, санскрит, латинский и греческий нужно преподавать по старой методике, хотя ее и можно было бы упростить. Не нужно перегружать учеников, обучая их таким книгам, как «Балаватарая», с самого начала. Ведь существует «Пали Бхасаватараная». Это хорошая книга. Моя «Пали Шикшакая» тоже неплоха. По этим двум учебникам можно изучить все грамматические правила. И вот тогда нужно переходить к традиционному обучению — например, к «Балаватарае». И нужно все время делать акцент на изучении Дхармы. По крайней мере, нужно пройти «Ангуттара-никаю» и комментарии к ней. При необходимости можно разделить «Маджхима-никаю» на несколько частей и разобрать хотя бы одну из них, прибегая к помощи комментариев.

— Бханте, Шри-Ланка — форпост буддизма Тхеравады в мире. Но до сих пор на Шри-Ланке нет программы, которая обучала бы биккху работе по распространению Дхармы, согласны?

— Буддизм Тхеравады распространяет не только Шри-Ланка, но также Бирма и Таиланд. В нашей стране нет программы для подобной деятельности. Кто-то открывает центры и заявляет, что готовит в них людей, которые будут распространять Дхарму. Но настоящая цель создания подобных центров — сбор средств для своих монастырей. Как только у монастыря появляется достаточно денег, вся эта программа по распространению Дхармы сворачивается. Это не подготовка людей к проповедованию Дхарму, а сплошное надувательство. Люди, стоящие за всем этим, просто пытаются таким образом изыскать дополнительные средства на нужды своих монастырей. Из-за подобных обманщиков у честных людей нет никаких шансов.

Я уже давно подумываю о программе по подготовке биккху для распространения Дхармы. Я хотел построить центр, который бы подходил для подобной деятельности. Я сообщил о своем намерении ответственным лицам, но не получил поддержки. Я не привык умасливать людей, чтобы добиться своих целей. Я не прибегаю к лести. Ну а честные намерения не помогли мне открыть нужные двери. Я не получил никакого содействия.

Один похожий центр был создан президентом Премадасой, еще в его бытность премьер-министром. Центр задумывался как место для отдыха. Однако он не подходит для обучения биккху, которые хотели бы распространять Дхарму. Там очень жарко. Иностранцы не могут вынести такую жару больше нескольких дней. Центр по обучению биккху должен находиться в тихой сельской местности, с мягким климатом и благоприятными погодными условиями, которые способствовали бы укреплению здоровья. В непосредственной близости от центра должен быть зал для собраний (poho sima).

Недавно сюда приехал один японский монах, который получил посвящение в сан в Бирме. Проучился он здесь недолго. Раз в две недели он хотел соблюдать упосатху, как это принято в Бирме. Но до зала собраний было далеко, и ему приходилось преодолевать весь путь по невыносимой жаре. Он был возмущен этим и уехал в Англию, где есть бирманский храм с залом для собраний. В этом храме он учит пали и Абхидхарму. У нашего же центра много недостатков. Люди из северных стран не могут продержаться тут и пару дней. Учебный центр по распространению Дхармы должен быть построен в подходящем месте, а управлять им должны биккху. Это не должно быть коммерческим предприятием. Центр должен преследовать единственную цель — с предельной искренностью служить Сасане. Если у кого-то есть намерение создать подобное место, то нужно найти сторонников среди биккху и с государственной помощью реализовать свой замысел уже сегодня.

Того образования, которое дают в «Буддашравака Дхамапитхе» в Анурадхапуре, недостаточно для работы по распространению Дхармы за границей. Стоило мне только увидеть список их литературы для изучения, как у меня зародились сомнения относительно успешности этого предприятия. Там используют методологию среднестатистической пиривены. В списке много книг, но знакомят с ними лишь бегло. Например, ожидается преподавать «Чандоланкару» и на пали, и на санскрите. Но это одна книга, только в двух версиях. Такие задумки увеличивают количество книг в программе.

Существует очень простой метод обучения Дхарме. Знания, необходимые для распространения Дхармы, можно получить за короткий промежуток времени. Однако образовательные учреждения почему-то используют старые методы, более того, делают это люди, у которых нет опыта. Поэтому от всех их усилий проку мало.

— Бханте, не кажется ли вам, что биккху становятся все более жадными до материальных благ?

— Многие молодые биккху нацелены на то, чтобы защитить ученую степень и получать жалованье. Они серьезно озабочены своим благосостоянием. Есть и такие, кто хочет сложить с себя монашеский сан. Все это делается исключительно ради мирских благ. Причина в том, что монахи не следуют правилам Винаи. Если бы комитеты Совета Сангхи и маханаяки теро разных школ управляли общинами в соответствии с Винаей, подобная ситуация не возникла бы.

Но и управлять общиной в соответствии с Винаей не очень получается. Если биккху ведет себя неподобающе, маханаяки теро не могут его выгнать. Для этого сначала нужно обратиться в суд. Правительство не наделило Совет Сангхи, возглавляемый маханаякамитеро, полномочиями изгонять биккху из общины. Католический епископ может отлучить любого священника. А у нас нет такой власти. Вот и получается, что биккху ведут себя так, как им заблагорассудится: попирают Винаю, не слушают маханаяк теро. Если бы правительство поддержало нас и позволило создать подходящую систему управления, мы смогли бы защитить биккху. Долгое время шли разговоры о создании так называемой Сангадхикаранаи, но биккху оказались обмануты. Если вы не хотите чего-то делать, лучше прямо об этом сказать. Мне даже не хочется об этом говорить.

Биккху призывают людей отказаться от употребления спиртного, но государство продает алкоголь. И получается, что проповеди биккху направлены против государства. Биккху учат детей: «Ловить рыбу нельзя, не заводите аквариумы». Но государственные школы поощряют это. Опять — биккху против государственной политики. Вот такая складывается ситуация. Как в условиях политической системы, при которой государство побуждает мирян нарушать буддийские заповеди, можно защитить буддизм? Народ скорее будет следовать государственной политике, чем защищать биккху.

Как бы плохо ни обстояли дела, во всем этом есть одно положительное обстоятельство, которое доставляет мне огромную радость. Еще остались биккху, верные буддизму и своему народу. Есть и миряне, которые всем сердцем преданы той же цели. Что касается меня, то я не состою ни в одной политической партии и считаю, что хороший поступок — это хороший поступок, а плохой поступок — это плохой поступок, какая бы политическая партия его ни совершила. Если ОНП сделает что-то плохое, это плохо. Если ПСШЛ сделает что-то плохое, это тоже плохо. Таков мой принцип.

Глава 13 Я видел бога Катарагаму своими глазами

— Бханте, обязательно ли иметь конкретное желание, чтобы проявились результаты добродетельного поступка (kusala karma)?

— Людям, совершающим такие добродетельные поступки, как жертвование (щедрость), необязательно при этом думать о мирских удобствах, которые станут результатом этой кармы. Чтобы получить мирское или небесное воздаяние, не обязательно желать его. Добродетельные поступки обладают потенциалом приносить хороший результат. Когда пациент принимает какое-то лекарство, ему не нужно хотеть, чтобы оно сработало. Лекарство само по себе имеет силу излечивать болезнь.

Нет ничего плохого в том, чтобы направлять заслуги от добродетельного поступка в определенное русло. Совершая поступок, вы можете выразить свое пожелание.

Например, практикуя щедрость, человек стремится избавиться от жадности, гнева и невежества. В моменты щедрости он на время избавляется от них. Но если он пожелает: «Пусть этот поступок поможет мне полностью избавиться от жадности, гнева и невежества», — тогда во время созревания данный плод приведет его к освобождению (nibbana). Достижение архатства означает полное уничтожение жадности, гнева и невежества. Это состояние обретается, когда заслуги созрели. Для этого, как я уже говорил, нужно выразить особое пожелание.

— Бханте, совершая определенные ритуалы в честь умерших, мы обычно выбираем определенные дни или промежутки времени. Есть ли в этом нужда?

— В буддийских текстах ничего не говорится об определенных днях или отрезках времени. Однако мы видим, что буддисты проводят религиозные церемонии на третий и на седьмой день, через три месяца и через год после смерти своего родственника. Согласно индуистской «Гаруда-пуране», религиозные обряды рекомендуется совершать на третий, седьмой день и так далее, дабы облегчить переход умершего в другой мир. Возможно, наши традиции берут начало оттуда. Царь Бимбисара раздавал милостыню, посвящая заслуги родственникам, умершим зоны лет назад до его рождения. И хотя после их смерти прошло так много времени, они все же получали заслуги от этого пожертвования. Это было возможно, потому что они жаждали этого.

Не существует каких-то определенных временных отрезков. Совершать добродетельные поступки и посвящать заслуги можно в любое время. Если умершие чувствуют это, они могут разделить с вами эти заслуги. «Анумодана» (anumodana) означает быть в нужном месте или в пределах видимости и радоваться добродетельному поступку. Но, конечно же, умершие должны находиться там, где смогут почувствовать, что им посвящают заслуги. Это чувствуют преты, пребывающие в мире парадаттупа-дживи (paradattupa-jivi preta). Словом «прета» (preta) обозначают людей, которые перешли на «ту сторону», к своему следующему воплощению. Всех, кто принял иную форму существования, называют претами (pra + ita = preta). Даже дэвов называют претами.

Если по каким-то кармическим причинам чрево не готово принять человека, он застревает в переходном состоянии. В школе Сарвастивада это состояние называют антарабхавая (antarabhavaya). Мы же считаем таких существ одной из разновидностей обитателей парадатуппа-дживи. Это духи, прикованные к земле. Они могут существовать внутри одного из трех миров: мира страстей, мира форм и мира без форм. Концепция антарабхаваи была отвергнута, потому что она подразумевает существование за пределами этих трех миров. В парадатуппа-дживи у существ очень тонкие тела, внешне похожие на те, какими они обладали при жизни. Большинство из них посещают этот мир в своем человеческом облике.

Я расскажу одну историю. Один человек по имени Сеневиратне родом из Канди приехал на Шри-Ланку в отпуск из Англии. Когда он собирался обратно, его бабушка стала настаивать на том, чтобы он взял ее с собой в Англию. Она была уже старой и плохо себя чувствовала. Он успокоил ее тем, что возьмет ее собой в следующий раз. А через несколько месяцев бабушка умерла. Она так никогда и не побывала в Англии. В память о ней г-н Сеневиратне сделал пожертвование Лондонской вихаре и посвятил ей заслуги. В то время я тоже был в Лондоне.

Несколько дней спустя г-н Сеневиратне пришел в Лондонскую вихару и рассказал достопочтенному Хаммалаве Саддхатиссе махатеро об одном интересном случае. После этого г-на Сеневиратне направили ко мне. У него с собой было две фотографии. Вот как все было. В один прекрасный день жена этого джентльмена пошла готовить чай, как вдруг на своей кухне увидела бабушку мужа, которая умерла несколько месяцев назад на Шри-Ланке. Она позвала супруга. Тот прибежал на кухню и тоже увидел бабушку. Он сфотографировал ее, но сам к ней не приближался, так как не на шутку испугался.

В другой раз, около двух часов дня, г-н Сеневиратне сам решил приготовить чай — и вновь увидел ее. В тот день он опять сделал снимок. Вскоре призрак исчез. Он спросил меня, как такое возможно. Я объяснил ему, что многие люди рождаются в мире духов. Когда дух думает о человеке, которого любит или от которого чего-то ждет, он появляется рядом. Совсем необязательно, чтобы он раньше бывал в этом месте. Духи обладают тонкими, астральными телами, и в них путешествуют. Фотоаппарат может зафиксировать астральное тело.

Около тридцати лет назад один англичанин из Суссекса устроил благотворительный обед для безработных. Он сделал это в память об отце, который умер год назад. Профессиональный фотограф сделал групповое фото присутствовавших на обеде. Когда этому джентльмену принесли снимок, на нем он увидел своего отца, который стоял среди гостей и улыбался. Англичанин был очень удивлен. Этот случай описан в журнале «Предикшн» вместе с фотографией.

Так что же это за состояние такое? В школе Сарвастивада его называют антарабхава. Последователи Махаяны обозначают его словами «антарабхава» или «гандхарва». Мы же называем такое существо одним из обитателей парадатуппа-дживи. Эти духи жаждут заслуг, которые мы можем им передать. Когда мы совершаем добродетельные поступки и думаем о них, они чувствуют это, потому что мысль передается на расстоянии. У них тонкие тела, и они быстро улавливают наши намерения. Они мгновенно переносятся в нужное место и радуются добродетельному поступку, совершенному в их честь. Это называется «пуньянумодана» (punyanumodana).

Когда сознание этих существ становится сильнее, у них появляется способность создавать все, что они пожелают. Они могут по своей воле материализовывать еду и другие вещи. Некоторые могущественные йогины могут превратить песок, например, во что-то более ценное. Так вот, эти духи тоже обретают такую способность. Даже божества могут развить у себя эту силу благодаря тем заслугам, которые мы им посвящаем. Речь не идет об образовании чего-то совершенно нового. Речь о создании какой-то вещи из уже существующих атомов, рассеянных во Вселенной. Это похоже на то, как мы делаем мебель из кусков древесины: распиливаем доски, выравниваем их и прибиваем гвоздями. Силой разума эти существа могут преобразовывать одну форму в другую.

— Бханте, вы говорили, что своими глазами видели бога Катарагаму. Расскажите, пожалуйста, об этом случае.

— Это случилось, когда я руководил пиривеной в Балангоде. Точно не помню, какой это был год. Майтримурти тогда было лет пятнадцать. Меня пригласили на церемонию васа в храм Алпитие, неподалеку от поместья Элапаты Рате Махаттаи. Я отправился туда со своими учениками Майтримурти и Шантидевой. Они были тогда послушниками. Они занимались даже во время путешествия, чтобы не отстать в учебе. Через несколько дней Элапата Рате Махаттая сказал: «В Катарагаме сейчас идет фестиваль. Скоро состоится церемония хождения по огню. Хотите посмотреть на это?» Я ответил: «Я никогда не был в Катарагаме. Хотелось бы увидеть это место». Тогда он отправил телеграмму достопочтенному Нараде теро из Ваджирарамы: «Достопочтенный Анандамайтрея теро собирается посетить Катарагаму вместе со мной. Пожалуйста, присоединяйтесь к нам, и мы вместе посмотрим на хождение по огню». Так достопочтенный Нарада отправился вместе с нами.

Элапата Рате Махаттая и брат господина Эллавалы, плантатор, отправились на одной машине, а достопочтенный Нарада теро, два послушника и я — на другой. Так мы добрались до Тиссамахарамы. Остаток пути до Катарагамы на машине было не преодолеть. Эти десять миль мы добирались на повозке с быками. У реки мы сошли с повозки и вброд переправились на другой берег. Для нас соорудили навес. Управлял этой дэвале в то время Дивитотувела Рате Махаттая — шурин Элапаты Рате Махаттаи. Он позаботился, что мы добрались до храма, так как сами мы дороги не знали.

В Катарагаме мы остановились на несколько дней. Мы посмотрели процессию. На следующий день должна была состояться церемония хождения по огню. Нам посоветовали прийти туда до того, как соберется толпа. Перед самой дэвале, немного сбоку, для нас поставили четыре стула. На рассвете, около половины четвертого, нас отвели туда. В прямоугольной яме горела целая гора поленьев. Взмывавшие ввысь языки пламени нагревали воздух так сильно, что мы ощущали жар даже в нескольких ярдах от костра.

Было около пяти часов утра. Вокруг огненной ямы собралась большая толпа людей. Вдруг кто-то появился рядом с огнем. Он смотрел на ворота дэвале, которые находились впереди. Ниже пояса на нем была коричневая ткань, и такая же коричневая ткань была наброшена на левое плечо. Кажется, его голова была обрита. У него была очень светлая кожа, как у европейца, и тонкие, удлиненные черты лица. Это был стройный человек среднего роста. Он был неописуемо красив и своей безмятежностью походил на отшельника. Он смотрел на полыхавший огонь. Сначала я решил, что это капурала. Но затем я подумал: «Разве возможно, чтобы человек подошел так близко к огню, чей жар обжигает все на ярды вокруг?»

Я толкнул локтем достопочтенного Нараду и прошептал: «Давайте тихонько посидим и посмотрим, что будет дальше». Этот человек вошел в пылающий огонь. Не торопясь, он прокладывал себе путь через языки пламени. Кажется, это заняло около двух или трех минут. Вскоре он оказался у противоположного конца ямы. Он постоял немного, глядя на ворота дэвале, и исчез. Тогда мы поняли, кто это был. Позже мы услышали, что его видели все.

Примерно через час пламя улеглось, и на его месте образовались горящие угли. Со стороны ворот появился капурала и прошел по раскаленным докрасна углям. Остальные поступили так же и последовали за ним в дэвале. Было около шести часов. Мы рассказали капурале о том, что видели. Он ответил: «Учитель, он делает это каждый день. Обычно только я его вижу. После него угли становятся прохладными. Я всегда дожидаюсь его появления. Если он не приходит, я не захожу в кострище. Сегодня он появился раньше обычного. Возможно, захотел рассеять ваши сомнения». Достопочтенный Нарада написал об этом случае в газету, но там подняли его на смех, решив, что он тронулся умом из-за церемонии.

— Бханте, можно ли вылечить болезнь, вызванную кармой?

— Эффект одной кармы можно нейтрализовать с помощью другой. Сила неблагого поступка (akusala kamma), которая вызывает болезнь, может быть уменьшена благодаря противодействующей силе благого поступка (kusala kamma).

— Бханте, где об этом можно почитать?

— Есть один пример в конце комментария к «Саманнапхале-сутре». Царь Аджаташатру возликовал, услышав проповедь Будды, и принял прибежище в Трех драгоценностях. После того как он ушел, Будда сказал: «Если бы он не убил своего праведного отца, то сегодня стал бы сотапанной. Но он лишился этой силы из-за своего недобродетельного поступка». Приняв прибежище в Будде, царь служил ему с величайшей преданностью. Сила той кармы, которая должна была привести к его перерождению в аду авичи, уменьшилась, и вместо этого он воплотился в адулокумбу.

Такое объяснение дает комментарий. Это свидетельствует о том, что благая карма может в значительной степени повлиять даже на карму переходного состояния. Получается, что противодействовать неблагой карме других разновидностей еще легче.

— Бханте, оказывают ли планеты влияние на живых существ?

— Да, безусловно. Вот как это происходит. Земля вращается вокруг Солнца. Другие планеты тоже вращаются вокруг Солнца. Металлы и минералы в земной коре порождают силу гравитации. Сила гравитации непостоянна: гравитационное притяжение, которое испытывает Земля, меняется каждую минуту. Сила гравитации влияет на каждое живое существо.

Наиболее сильное влияние планеты оказывают в момент рождения. Пока ребенок находится в утробе, его защищает мать. Во время рождения планеты оказывают на человека самое сильное влияние, поэтому карта рождения так важна. Она показывает, каким было влияние планет на человека в момент его рождения. Родившись, ребенок попадает в пространство, подверженное влиянию планет. То пространство, в которое он попадает, зависит от его кармы. В соответствии со своей кармой люди оказываются в разных обстоятельствах.

Между гравитационным притяжением планет, его изменениями и кармой человека существует взаимосвязь. Обладая знанием астрологии, можно понять, какая кармическая сила действовала в момент рождения. С помощью астрологии также можно узнать, какая карма повлекла за собой рождение, какая карма сопутствовала ей и какова сила результирующей кармы. Таким образом, планеты воздействуют на человека в соответствии с его кармой.

Человек может избежать влияния планет. Для тех, кто родился на Шри-Ланке, правящей планетой является

Сатурн. Великобритания находится под влиянием Солнце. Чтобы избежать бедствий, связанных с Сатурном, можно уехать в Англию. Влияние планет меняется в зависимости от места жительства. Это полностью соотносится с тем, чему учил Будда: нужно «жить в правильном месте» (patirupa desa vaso са).

— Бханте, какую разновидность неблагой кармы накапливает человек, покончивший жизнь самоубийством?

— На самоубийство решаются по разным причинам. Одни — из-за отвращения к жизни. Другие не могут вынести болезни, боли или горя. Иногда к самоубийству приводит враждебность, зависть или злоба окружающих. То, где человек переродится, зависит от потока его сознания перед самой смертью. Допустим, человек решает повеситься и в момент смерти вспоминает что-то хорошее, что он совершил, и концентрируется на этом. Следующее рождение будет зависеть от потока сознания. Сила неблагой кармы будет разниться в зависимости от человека. Было бы преувеличением говорить о том, что самоубийцы всегда перерождаются в несчастливых состояниях.

— Бханте, на первый взгляд сознание пути и сознание плода достигаются одновременно. Как же тогда совершать отдельные подношения тем, кто достиг сознания пути (margastha puggala), и тем, кто достиг сознания плода (phalastha puggala)?

— Достижение пути и достижение плода пути случаются практически одномоментно. Когда вы совершаете пожертвование достигшему плода, вы жертвуете обоим: и достигшему плода, и достигшему пути. Невозможно сделать подношение в момент достижения пути. Когда вы жертвуете человеку, который прошел эту ступень, это равносильно тому, чтобы сделать подношение обоим: и достигшему плода, и достигшему пути.

— Бханте, расскажите, пожалуйста, об атмане.

— Атман (Я) — это слово, которое мы употребляем в повседневной речи. Будда также употреблял слово «атман» в общепринятом смысле. Мы видим его в названии одной из глав Дхаммапады — «Atta-vagga» («Личность»). «Attapi attano natthi» — «Даже я сам не принадлежу себе». В этих учениях слова «атман» (душа), «сатва» (существа), «пуггала» (человек) употреблены в общепринятом смысле. Мы используем их тогда, когда говорим об уме, мыслях или физическом теле. Сознание (citta) и его характеристики (cetasika) представляют собой ментальные образования. Тело материально. Термин «атман» используется тогда, когда речь идет об имени (уме) и форме (теле). Согласно учению Будды, при более детальном рассмотрении понятие «атман» указывает на пять скандх.

Сознание (citta) не является чем-то единым — это цепочки мыслей, которые появляются и исчезают. Среди пятидесяти двух характеристик сознания есть такие, как радость, печаль, безразличие. Волны чувств, появляющиеся и исчезающие в уме, — это ощущения. Отпечатки различных объектов, возникающие и растворяющиеся в уме, — это впечатления. Цепочки мыслей, формирующиеся и распадающиеся в уме, — это воля. Тело же — это скопление конструкций, постоянно возникающих и разрушающихся. Такова скандха под названием «тело».

Таким образом, имя (ум) и форма (тело) подразделяются на пять категорий, а именно: сознание, ощущения, впечатления, воля (или ментальные образования) и тело. Последователи других религий принимают форму (rupa) или впечатления (sanna) за «Я» (atma). Одни считают, что «Я» — это совокупность всех скандх или части из них. Другие полагают, что «Я» — это ум.

«Ata-ti-satatam pavattatl-ti atta». Согласно этому объяснению, «Я» (atta) — это то, что подвергается изменениям, но при этом остается прежним. В пяти скандхах, которые еще называют «сатва», нет ничего, что бы не менялось или не разрушалось. В пяти скандхах или в уме нет ничего постоянного. Все пять скандх непрерывно изменяются. В этом слиянии двух потоков — ума и тела — нет души, которая была бы неизменной. Мы не найдем ничего постоянного или неизменного под названием «душа», «эго» или Я. В этом и заключается понятие об отсутствии Я в учении Будды. Человеческая душа, душа бога, душа животного — все это условные обозначения, не отражающие реального положения дел. Мы говорим, что солнце восходит и заходит, но в реальности оно никуда не восходит и не заходит. Эта видимость создается за счет вращения Земли вокруг Солнца. Точно так же душа человека (manushya + atma) и душа бога (deva + atma) — условные обозначения, а не универсальная истина. Реальность же такова: существуют лишь потоки скандх, находящиеся в непрерывном изменении.

Глава 14 Я практикую парамиты, чтобы достичь состояния Будды

— Бханте, расскажите пару интересных историй из вашей жизни.

— Однажды я спас наяку теро одной тайской школы. Это было крупное происшествие. Я смог оказать ему помощь благодаря силе своего сознания и правильной стратегии. Я не люблю рассказывать об этом событии, потому что оно настраивает против меня. Несколько любопытных событий произошло во время моего пребывания в колледже «Ананда». Двенадцать лет, проведенные там, были для меня временем отдыха. Там мне жилось гораздо спокойнее, чем в большинстве современных храмов. Я общался с образованными, хорошо воспитанными людьми. И сотрудники, и ученики были очень культурными. Когда вы живете в храме, вас приглашают то на одно мероприятие, то на другое. В «Ананде» же меня не отвлекали. У меня было время для чтения и медитации. Г-н Куларатне устроил все так, что я сам составлял расписание занятий и у меня оставались возможности для самообразования.

Однажды ночью, во время медитации, в моем уме, словно вспышка, начали проноситься мои прошлые жизни. Я ничего специально не делал, все случилось само. Я забыл о том, где нахожусь, и погрузился в свои прошлые жизни. В одной из них я был брахманом из Хайдарабада по имени Михиркул Михирчандра. Я увидел целую жизнь сразу. Вскоре я вернулся в обычное состояние. Тогда я понял, что это было прошлое воплощение. Еще я вспомнил, что был божеством. Это была не игра воображения — я на самом деле проживал эти жизни.

В другой раз я медитировал в темной комнате. Дверь была закрыта. Вдруг я почувствовал, что комнату заполняет яркий свет. Я открыл глаза — вся комната была озарена ярким светом. Я посмотрел на лампочку, но свет исходил не от нее. Яркое сияние изливалось из центра стены напротив. Некоторое время я смотрел на стену. Потом появилась тень. Она постепенно оформилась в фигуру человека. Позади него была свита. Все это было реальностью, а не сном. Я смотрел широко раскрытыми глазами. В этом не было ничего пугающего, и я лишь задавал себе вопрос: «Что происходит?»

Появившийся человек был Великой личностью. Он выглядел, как отшельник, и был очень красив. Я неплохой художник, и мне захотелось написать его портрет, чтобы увековечить эту безмятежную красоту. Я попытался запечатлеть в своем сознании его черты. В тот же момент все исчезло и воцарилась тьма. Я пожалел о своей глупости и снова начал медитировать. Великая личность снова явилась передо мной, на этот раз без свиты. Когда я вновь сконцентрировался на его образе, он сказал: «Не смотри на форму. Смотри на Дхарму». С этими словами он исчез. Этот благородный человек — Великое божество. Он всегда меня оберегает.

Вообще мне не нравится, когда обнародуют такие вещи. Материалисты могут поднять меня на смех и объявить сумасшедшим. Поэтому я не хотел бы раскрывать имя этого благородного человека. Еще раньше мне советовали думать о нем перед началом какого-либо важного дела. Есть три личности, которые помогают мне подобным образом.

Я же рассказывал, как своими глазами видел бога Катарагаму? Я твердо верю в его существование. Он тоже меня защищает. А сейчас я расскажу еще об одном интересном случае.

Когда я был послушником, все работы в храме возложили на меня. Я рано вставал, подметал полы в вихаре, собирал цветы, зажигал лампы и совершал необходимые религиозные церемонии. Затем я спускался в нижнюю часть храма и нагревал воду для Хамудуруво. После омовения он отправлялся в вихару, подносил цветы и совершал обряд поклонения Будде. Так проходило каждое утро. После этого я пил лунукенду и приступал к своим занятиям. По вечерам, после совершения религиозных обрядов, я читал пириты. Затем я шел к Вишну-дэвале и Катарагама-дэвале перед вихарой и посвящал свои заслуги этим богам. Я чувствовал, что они защищают меня.

Мой гуру Хамудуруво много раз пытался отправить меня в Коломбо учить английский. Но один старший монах завидовал мне. Он отговаривал моего гуру Хамудуруво от этой затеи. «Этот молодой монах собьется с пути, если вы отправите его туда», — говорил он. И Хамудуруво охватывали сомнения. В то время я состоял в переписке с Анагарикой Дхармапалой, который находился в Индии. Он писал мне: «Обязательно приезжай распространять Дхарму. Я договорюсь, чтобы ты смог посещать уроки английского». Мой гуру Хамудуруво не возражал, но тот монах нашептывал ему: «Если вы отправите его в такую даль, он сойдет с пути». Так он препятствовал моему развитию.

Однажды, завершив религиозные церемонии, я отправился в дэвале и обратился к Вишну: «Тот человек мешает моему развитию. Пожалуйста, помогите мне». Я приходил в дэвале три или четыре дня подряд. В последний день я отправился в дэвале во сне и повторил свою просьбу. И тут статуя бога Вишну ожила. Это было во сне. Вишну сделал пару шагов навстречу мне. Я отпрыгнул. Он поднял руку, указал пальцем на меня и произнес: «Не беспокой меня. Через несколько дней я отправлю тебя в Коломбо». Так все и произошло. Через пару дней монах, который выступал против меня, отправился в свою деревню на две недели. В это время в газете появилось объявление о занятиях для биккху в колледже «Ананда». Хамудуруво позвал меня: «Мы отправляемся в Коломбо. Сообщи об этом дяде, пусть он пришлет денег на дорогу». Я связался с Локу Таттой, и он прислал нам денег. Мы отправились в Коломбо. У того завистливого монаха не было возможности помешать мне.

Мой собственный опыт служит доказательством того, что божества существуют и что они помогают нам. Моя жизнь довольно заурядна. Но то, чего я достиг благодаря силе своего ума, конечно же, является чем-то совершенно особенным.

Есть еще несколько событий, о которых я никогда не забуду. Кажется, шел 1926 год, когда однажды вечером на пляже Адьяра, в Мадрасе, я впервые встретился с Кришнамурти. В 1942 году, если мне не изменяет память, в ашраме в Тируваннамалае я встретился с Раманой Махариши, который достиг дьяны (jhana). Через два месяца я посетил Ришикеш. Мой йогический опыт заключался в том, что я покидал физическое тело и путешествовал на большие расстояния в своем тонком (астральном) теле. Этого может достичь каждый, кто умеет концентрировать свой ум и упорно трудиться. Вот такие незабываемые события происходили в моей жизни.

— Бханте, есть у вас какие-то особые секреты крепкого здоровья и долголетия?

— Я могу выдать вам все мои секреты. Когда я учился в школе, сушеная оленина была в избытке, и меня часто кормили этим мясом. Но когда мне исполнилось шестнадцать или семнадцать, я совсем отказался от мяса. Иногда я употреблял сушеную рыбу, но позже отказался и от нее. Я научился питаться одними овощами. Иногда мне приносят сушеную рыбу, но я ее не люблю. Я считаю вегетарианство одной из причин моего здоровья.

Другая причина в том, что я никогда не поддаюсь гневу. Как бы другие ни задевали меня, как бы ни клеветали, как бы газеты ни нападали на меня, я остаюсь спокоен. Бывало, кто-то, например г-н Пиядаса Сирисена, осуждал меня на газетных полосах. Мой учитель, посвятивший меня в духовный сан, советовал мне никогда не злиться на людей. Сам он никогда не злился. Даже обучая нас, он никогда не поддавался гневу, не ругал нас. Он все объяснял доброжелательным тоном. Он говорил мне никогда не злиться на людей, которые вредят мне, но, напротив, испытывать к ним сострадание. На то у него были свои причины. Поскольку я преуспевал в занятиях, старшие монахи завидовали мне, и Хамудуруво знал об этом. Когда кто-то поступал несправедливо, гуру советовал мне считать это результатом прошлой неблагой кармы и думать, что за счет их поступков я в значительной степени освобождаюсь от нее и ее сила уменьшается. Такое неизбежно будет случаться, если имеются дурные поступки в прошлом. Но поскольку обидчик сам накапливает плохую карму, я должен сочувствовать ему.

Совет моего гуру Хамудуруво оказался очень полезным. Теперь, когда какой-то человек огорчает меня, я порываю с ним. Подобное отношение позволяет мне не поддаваться гневу ни при каких обстоятельствах. Не помню, когда я в последний раз злился. Когда я вел занятия в пиривене Балангоды, я собирался наставлять учеников, не прибегая к наказаниям, но в какой-то момент я был вынужден наказывать трудных учеников. Неоднократно мне приходилось использовать трость. Но всегда в такие моменты моя сердце наполняла печаль. Уже долгое время я посылаю мысли благородной любви (metta) всем существам, когда нахожусь в дороге. Когда я еду на машине, лечу на самолете, да в любое время, когда нет других дел, я наполняю ум благородной любовью (metta bhavana). Поэтому я всегда счастлив. И это тоже укрепляет мое здоровье.

Я ни от кого не жду уважения. Меня могут оскорблять, со мной могут дурно обращаться или, наоборот, ко мне могут относиться доброжелательно — в любом случае я спокоен. Когда мне оказывают особый прием, я не испытываю бурной радости. Я одинаково безразличен к почестям и пренебрежению. Меня не радует и не расстраивает то, как люди со мной обращаются. Я счастлив всегда. Есть люди, которые с уважением относятся ко мне, в том числе некоторые министры и члены парламента. Есть те, кто игнорирует. Но и то и другое меня не притягивает и не отталкивает. Я не испытываю особых чувств даже к своим благодетелям. Эту беспристрастность я развивал в себе долгое время. Думаю, это тоже внесло свой вклад в мое крепкое здоровье и долголетие. Я всегда удовлетворен.

— Бханте, вы можете назвать себя щедрым человеком?

— Я с детства веду практику щедрости. Я совершал и до сих пор совершаю различные добродетельные поступки. Среди них есть два значимых, которые мне особенно запомнились. Когда я был школьником, в наш магазин зашли тамильская попрошайка и ее сын, которому было около десяти лет. Мальчик был слеп на один глаз, и на нем были грязные лохмотья. Я посмотрел на этого несчастного ребенка, и мое сердце наполнилось состраданием. Мне тогда было около девяти. Я обратился к отцу моего дяди, который управлял магазином: «Дедушка, у этого маленького мальчика нет нормальной одежды, чтобы защититься от холода. Я хочу отдать ему свое одеяло». У меня было дорогое одеяло, сшитое из теплой ткани. Когда я выразил свое желание, отец моего дяди сказал: «Поступай как знаешь». Я сложил одеяло и отдал его маленькому мальчику. Они были очень довольны, поблагодарили меня и пожелали мне всего доброго. Счастье переполняло меня целый день.

А вот другая история. Однажды из колледжа «Ананда» я отправился в местечко неподалеку от Мадампе, чтобы прочитать там проповедь. По дороге назад на железнодорожной станции я увидел старого монаха, на котором было старое, поношенное одеяние. Я подошел к нему и спросил, почему на нем такая старая, грязная одежда. Он ответил: «Я бедный монах. Где же я возьму новую одежду?» Я понял, что он из бедной деревни. Тогда я предложил ему поменяться одеяниями. Мое было совсем новым. Он надел мое новое одеяние, а я — его грязное и потрепанное. Он был очень доволен, пожелал мне всего доброго и порадовался тем заслугам, которые я накопил благодаря этому щедрому поступку. Я вернулся в гостиницу, принял ванну и надел чистую одежду.

Я часто вспоминаю об этих случаях. И хотя я уже долгое время веду практику щедрости, я чувствую, что эти два поступка превосходят все прочие.

— Бханте, говорят, вы много думаете о бедных, беззащитных людях.

— Да. С детства я слышал много историй и сам видел чиновников, которые дурно обходятся с бедными и обездоленными. Некоторые чиновники без взятки не начинают работать, из-за чего люди попадают в беду. Еще лучше я это понял, когда переехал в Коломбо. С детства я не испытывал уважения к людям из высшего общества, которые поступают несправедливо по отношению к бедным и беззащитным. Я не доверяю им. Это врожденная неприязнь. Речь не о том, что все чиновники плохие. Есть и хорошие, но большинство относится к другой категории. Я часто слышу, что подобные явления происходят и сейчас.

Один человек из Балангоды на протяжении пяти лет ходил в канцелярию, чтобы получить назначенную президентом пенсию. Каждый раз там находили тот или иной предлог, чтобы отказать ему. Через пять лет он пожаловался мне. Я сказал ему, что не могу вмешиваться в подобные дела, и посоветовал обратиться за помощью напрямую к президенту. Я знаю много подобных историй. Мне интересно наблюдать, как высокопоставленные чиновники обращаются с обычными людьми.

Не так давно один чиновник сильно помог нашей пиривене. Он всегда говорил о развитии страны и поддержке религии. Когда мы сошлись ближе, я обнаружил, что он очень дурно обращается со своими слугами. Он выступал за равенство, но только на словах. Такие люди обманывают своих избирателей. Как бы человек ни помогал мне, это не заставит меня склониться перед ним. Я буду относиться к нему с беспристрастностью. Человек, который помогает мне, и тот, кто ничего не делает, для меня равны. Если я вижу человека достойного, добродетельного и честного, у меня возникает личная симпатия к нему. То же самое касается монахов и мирян. Я не раболепствую и не испытываю чрезмерной привязанности.

— Бханте, что бы вы хотели рассказать сами?

— Я всегда думаю о том, что свободен. Я не привязан к месту жительства. Я готов без промедления покинуть его в любое время. Я могу жить где угодно. Я могу питаться одними овощами, если нет другой пищи. Так я себя воспитал. Я не боюсь кого-то огорчить. Я не пытаюсь никого обмануть. Подобное отношение к жизни порой доставляло мне неприятности и, возможно, доставит их и в будущем. Но я все принимаю с улыбкой.

Если бы я угождал большим «шишкам», мой храм в Удумулле превратился бы во дворец. Я же никого не просил помогать мне. Многие ланкийцы и мусульмане, торгующие драгоценными камнями в Балангоде, были бы рады помочь мне. Они могли бы потратить тысячи и тысячи на постройку здания. Но мне не нравятся подобные связи. Возможно, это моя слабость. Но я не доверяю людям, и поэтому у меня нет к ним привязанности. Я беспристрастен даже к тем, кто относится ко мне с большим уважением.

Я часто думаю о словах Будды из «Саньютты-никаи», где он говорит об опасностях, поджидающих тех, кто привязан к почестям и славе. Он указывает на страдание, возникающее из порабощенности ими, и на величие практики беспристрастности.

У меня есть еще одна черта. Меня трудно вывести из равновесия или сбить с толку. Я принимаю все превратности судьбы как закон природы и отношусь к ним спокойно. Меня никогда не интересовали титулы, почести или слава. Я не в восторге от многочисленных титулов вроде Агга Махапандита, которыми меня наградили. Я не стремился к ним; их получали и до меня, и после. Но отказ от этих титулов навредил бы вручающей стороне, поэтому я принял их. В любом случае я не пользуюсь ими.

Я всегда чувствовал, что у меня недостаточно знаний. Учение Будды очень глубоко. Вы можете прочитать сутру тысячу раз и каждый раз находить в ней что-то новое. Новые идеи продолжают разворачиваться в вашем уме. Я прочитал Трипитаку несколько раз. Мне кажется, что мне предстоит узнать еще очень и очень многое о нашем мире и о жизни. Насколько велики мои познания? Эта мысль часто посещает меня. Я недоволен тем, что знаю. У меня нет пока ясного понимания мира. Поэтому я не думаю, что заслуживаю все эти титулы, хотя и принял их. Я все еще ученик. Мой поиск знаний завершится тогда, когда я стану Буддой. Считается, что ни один ученый-мирянин не обладает и тысячной долей тех знаний, которые обрел вошедший в поток. Так что же знаю я? В книгах содержатся идеи других людей. Изучать их — значит заимствовать чужие идеи. На экзамене вы пересказываете идеи других людей, которые выучили наизусть. За это вам дают ученую степень. Она дается не за знания, полученные на собственном опыте. Если рассуждать в этом ключе и дальше, получается, что знания ученых мужей и пандитов не слишком ценны.

Что касается меня, то я прикладываю большие усилия к тому, чтобы следовать предписаниям для биккху. Я изо всех сил стараюсь сохранять свой ум свободным от омрачений. Меня не привлекает то, что считается красивым. Когда я смотрю на форму, которую называют красивой, я вижу обратную сторону медали: «Этот человек — всего лишь скелет, обернутый плотью, пронизанный кровью и покрытый кожей». Эта идея глубоко укоренилась во мне. Поскольку я рассуждаю подобным образом, мой ум защищен от омрачений.

Подобным образом, когда кто-то оскорбляет или осуждает меня, я думаю: «Зачем мне злиться на скелет?» Поэтому я не помню дня, когда в моем уме возник бы гнев в адрес другого человека. Но, конечно же, и у меня есть одна слабость: я никого не слушаю. Люди могут говорить мне многое, и я не спорю. Я притворяюсь, будто соглашаюсь с ними, только чтобы не спорить. В действительности же я не соглашаюсь. Я всегда был таким. Многие думают, что меня легко обмануть, но это не так. Я делаю только то, что хочу.

— Бханте, говорят, одно время вы лечились аиром. Это правда?

— Да, правда. Давайте я расскажу все с самого начала. Дело было в 1956 году. В 1955 году я отправился за подаянием к одному благотворителю, который жил в Веллавае. После утреннего пожертвования мы вместе с ним и еще двумя биккху отправились посмотреть статую в Будурувагале. В то время автомобильная дорога еще не была проложена, и мы шли пешком через джунгли. Мы совершили религиозный обряд перед статуей. День был очень жаркий, и мне нестерпимо хотелось пить. Там были емкости для сбора дождевой воды. Я зачерпнул немного воды из емкости и выпил. В тот же день этот благотворитель отвез меня обратно в пиривену в Балангоде.

Через два дня у меня поднялась высокая температура и начались невыносимые головные боли. Я поселился в храме Махавалатенна и стал лечиться в ближайшей муниципальной больнице. Наступило временное облегчение, но раз в неделю меня настигала горячка и острая головная боль. В течение нескольких месяцев я продолжал лечиться с помощью ланкийских и европейских методик, но окончательное выздоровление так и не наступало. В конце концов доктор из больницы в Ратнапуре назначил мне мепакрин, который подавил симптомы болезни, но принес провалы в памяти. Мое состояние ухудшилось до такой степени, что я стал забывать даже имена людей из ближайшего окружения. Читая книгу, я сомневался в правильности написания слов. Я рассказал другу о своем состоянии. Он воскликнул: «Учитель, немедленно прекратите это лечение. Один знакомый принимал это лекарство длительное время. Так вот, его память становилась все хуже и хуже, пока он окончательно не впал в беспамятство. А потом он умер». Я тут же прекратил принимать мепакрин. Я избавился от лихорадки, но память не восстановилась.

В 1956 году было солнечное затмение. В газетах писали о том, что во время затмения полезно принимать смесь из корневища аира и ряда других медицинских препаратов. Одним из положительных эффектов было улучшение памяти. Это было как раз то, чего я хотел. Я приготовил вышеуказанную смесь и выпил ее. У нее были свойства рвотного средства. У меня началась обильная рвота. Я отправился в больницу в Олугамтоте. Там мне дали раствор глюкозы, и рвота прекратилась. После этого моя забывчивость исчезла и память улучшилась.

— Бханте, у меня имеется вопрос касательно Винаи. Согласно Виная-питаке, Будда говорил, что монахи не должны передвигаться на транспортных средствах (уапа). Не является ли езда на автомобилях, автобусах и так далее в наши дни нарушением этого положения? Но с другой стороны, довольно трудно в современном мире придерживаться этого правила…

— Пользуясь автомобилем, автобусом или поездом, биккху ничего не нарушает. Правило гласит, что биккху не должен пользоваться «яной» (уапа). Согласно объяснению, данному в комментариях, яна — это повозка, приводимая в движение лошадями, быками и прочими животными. Автомобили, автобусы, поезда и прочее не относятся к этой категории, так как приводятся в движение двигателем. Согласно Винае, они относятся к категории «корабли» (nauka). А правила Винаи позволяют путешествовать на лодках или кораблях, которые приводятся в движение людьми. Сам Будда и члены его Сангхи как-то отправлялись в город Висала на корабле. Есть три типа кораблей: самолеты (gagana nauka), водные корабли (jala nauka) и наземные корабли (stala nauka). Автомобили, автобусы и тому подобное относятся к последней категории. А Виная не запрещает ими пользоваться.

— Бханте, вы, должно быть, самостоятельно пришли к этой мысли?

— Нет, это не моя мысль, которой я оправдываю себя. Это мысль махатеро прошлого, которые хорошо знали Дхарму (учение) и Винаю (кодекс дисциплины). Около восьмидесяти лет назад школа Раманна опубликовала книгу под названием «Дурмативидараная». В ней махатеро, автор книги, подробно объяснил эту идею. Согласно Винае, транспортные средства, приводимые в движение веслами или механическими приспособлениями, относятся к категории «корабли» (nauka). А передвигаться с их помощью не запрещено Винаей.

— Бханте, вы бы хотели все имеющееся время уделять своей медитации?

— Да. Но самое главное препятствие заключается в отсутствии времени. Люди посещают меня с утра до вечера. Одни тратят мое время на разговоры о самых обыденных вещах. Кто-то просит написать рекомендательное письмо на имя президента, чтобы заручиться его поддержкой. Я не люблю этого. Бывает, люди каким-то образом обходят тех, кто меня оберегает, и являются ко мне с подобными просьбами. Но я их не удовлетворяю. У президента есть официальные обязанности перед министрами и членами парламента. Мы должны дать людям делать свою работу в соответствии с законом. Не нужно вмешиваться.

Я вообще не вмешиваюсь в работу правительства. Должна существовать система назначений. Не правы те, кто содействует назначению неподходящих людей, прибегая для этого к кумовству, связям или попыткам зайти с черного хода. Члены правительства должны назначать на должности подходящих людей и в соответствии с определенной процедурой. С моей стороны было бы ошибкой пытаться изменить эту систему. Я объясняю это посетителям, но они продолжают упрашивать. Местные жители меня не слишком беспокоят. С просьбой о подобных услугах приходят люди из отдаленных мест. Здесь у меня нет возможности читать и развивать медитацию.

Есть у меня и другая проблема. Некоторые теро настаивают на том, чтобы я посещал разные встречи и церемонии, например назначение наяк теро. Но я считаю эти празднования просто потерей времени и посещаю их лишь затем, чтобы никого не обидеть. Ситуация усугубляется, когда я нахожусь здесь.

Еще одна проблема — жара. Когда слишком жарко, тяжело сосредоточивать ум. Я надеюсь переехать в Балангоду. В храме, где я получил посвящение в монахи, прохладно и уютно. Надеюсь, я смогу проводить там большую часть времени.

У меня есть свой распорядок дня. Я медитирую в определенные часы. Раньше я медитировал по четыре раза в день независимо от обстоятельств. Но сейчас у меня нет такой возможности. Здесь невозможно медитировать систематически.

Когда я был за границей, европейцы и американцы в основном приходили ко мне, чтобы разрешить свои трудности в понимании Дхармы. Это гораздо более благодарный труд, чем чтение лекций. Студенты, школьники, буддисты и даже небуддисты часто посещали меня со своими вопросами. На Шри-Ланке почти никто не приходит затем, чтобы лучше понять Дхарму. Здесь обычно заводят светские разговоры или беспокоят меня по поводу получения должности. Иногда мне кажется, что мне лучше скрыться где-нибудь в лесу и там заниматься своей медитацией.

Сейчас я печатаю на компьютере английский перевод отдельных разделов Трипитаки. Это одно из моих основных занятий. А медитация — другое. Без электричества, в лесу, я не смог бы заниматься переводом Трипитаки. Чтобы совмещать и то и другое, надо перебраться в храм в Балангоде.

Что касается вашего вопроса о том, не хотел бы я посвятить все свое время медитации, то ответ — да, хотел бы. Тогда я бы достиг дьяны. Но я не могу забывать и про повседневные дела, которые все-таки становятся значительным препятствием на пути моего духовного роста.

— Бханте, напоследок у меня есть еще один вопрос. Многие считают, что вы достигли одной из ступеней святости или же близки к этому. Что вы можете об этом сказать?

— Да нет. Это ложное представление. Я не достиг этой ступени, но, конечно же, очень близко к ней подошел. Как я уже вам рассказывал, я медитировал под руководством достопочтенного Суджаты теро в Кандубоде. Там я развил свое сознание до высокого уровня. Ранее я упоминал о том, что достиг уровня «самкхара упеккха гнаная» (samkhara upekkha gnanaya). Достопочтенный Суджата попросил меня развивать это состояние. И хотя я старался изо всех сил, продвинуться дальше не смог. Если бы мои попытки увенчались успехом, то следующей ступенью было бы вхождение в поток (sotapanna).

Я спросил у достопочтенного Суджаты, почему, пройдя такой длинный путь, я не могу продвинуться дальше. Он задал вопрос, нет ли в моем сознании какого-то особого желания. Тогда мне пришлось раскрыть свой секрет. Я рассказал ему, что практикую парамиты, чтобы достичь состояния будды.

«Вот поэтому ты не можешь продвинуться. Отшельник Сумедха тоже дошел до этой ступени и отказался от нирваны, до которой было рукой подать. Сколько бы человек ни делал випассану, есть предел. И тогда нужно переходить к саматхе», — сказал он. Так что даже в таком преклонном возрасте я стараюсь развивать свою медитацию.