Неоновая надпись «Уединение» была погашена, входная дверь закрыта на ключ. Я постучал. На моих часах было двадцать один час сорок пять минут. Может быть, слишком рано.
Дверь распахнулась, и я попал под прицел двух маленьких острых глаз.
— Мы открываемся только в полдвенадцатого, — услышал я, и дверь со стуком захлопнулась.
Я снова принялся барабанить. На этот раз глаза выражали откровенную злобу.
— Убирайтесь! Или я позову полицию!
Я в двух словах объяснил ему, кто я и что мне здесь нужно.
Дверь открылась, и я вошел в клуб. С первого взгляда я не признал этого типа: у «адмирала» в цивильном совсем другой вид, даже если это всего лишь швейцар.
— Патрон в кабинете, лейтенант. Надеюсь, что он не будет бранить меня за то, что я впустил вас. Вы знаете, где кабинет?
— Да, я уже был там. После множества девиц, побывавших там, я был, наверное, первым мужчиной.
Адмирал улыбнулся, показав щербатые зубы.
— Что касается этого, то правда, — согласился он.
Я прошел через пустой бар, полутемный зал и постучал в дверь кабинета Амоя.
— Войдите!
При моем появлении его физиономия выразила чувства более глубокие, чем просто оживление. Он ожидал явно не меня. Он открыл верхний ящик стола, порылся в нем и снова задвинул.
— Клуб еще не открыт, лейтенант. — Он слабо улыбнулся. — Но это не помешает. Могу предложить вам стаканчик.
Я закрыл дверь и направился к столу для посетителей.
— Хорошая мысль… Скотч, лед, немного содовой.
Пока он готовил напитки, я вскочил со стула, открыл верхний ящик его стола и взял несколько проспектов.
Амой замер с бутылкой в одной руке, стаканом в другой и уставился на меня все с той же принужденной улыбкой.
— Так не годится, лейтенант! — вполголоса запротестовал он.
Я небрежно перелистывал проспекты:
— Рио? Вы собираетесь в путешествие, Дюк?
— Да, хотел было. По-вашему, это преступление?
— Когда вы хотите поехать?
Он вернулся и сел за стол, поставив на него стаканы.
— У каждого своя мечта. Моя — посетить Южную Америку. Может быть, я не попаду туда никогда. Кто знает…
— Дюк, вы удивляете меня. Я никогда бы не мог подумать, что под смокингом прячется такое романтическое сердце!
Он поднял стакан:
— Выпьем за мечты, лейтенант! За вашу, мою и мечты всех людей!
— Мечта всех — это блондинки с прелестями большими, чем требует природа, и одетые так, что кажутся невероятно соблазнительными. А вы разве мечтаете о другом, Дюк?
— Выходит, я оригинал, — сказал он, улыбаясь.
Я взял стакан и откинулся на спинку стула.
— По правде говоря, я пришел поговорить с вами о вашем алиби. Мы уже как-то говорили об этом, припоминаете?
— Да, сегодня утром перед домом Рэндаллов. Речь шла о промежутке времени между пятью часами вчерашнего вечера и ранним утром.
— Продолжайте!..
— Вчера около пяти вечера… — Он поскреб ногтями по лацкану пиджака. — По этому поводу вам нужно допросить Тину. Мы были здесь вдвоем. — Он подчеркнул последнее слово. — Что касается сегодняшнего утра, то я был в клубе, как обычно! Спросите у Мелани Рэндалл. Она составляла мне компанию до двух часов. Так как она, возвращаясь домой, взяла такси, то я должен был поторопиться, чтобы добраться раньше ее и посчитаться с ее мужем, вы так не думаете?
Я выпил и поставил стакан на стол.
— Это ему влетит в копеечку, — заметил я.
— Что?
— Ваша поездка в Южную Америку, которая заставит вас бросить кабак.
— Я не понимаю вас…
— Что вы делали сегодня утром у Рэндаллов? — спросил я.
— Я уже говорил. Я приходил выразить свои соболезнования.
— Соболезнования! Вы пришли туда узнать, как отхватить кусочек!
— Хотите еще выпить, лейтенант? У меня впечатление, что мы не понимаем друг друга.
— Вы знали Алису Рэндалл так, как мужчина может знать женщину. Она, должно быть, рассказывала вам кучу вещей, вам, ведущему насыщенную жизнь в одной из комнат ночного кабака. Если она боялась за свою жизнь, она явно доверилась вам, я в этом уверен.
Амой энергично покачал головой, слишком энергично.
— Вы попали пальцем в небо!
— Вы ей не поверили. Как вы могли ей поверить? Алиса была молодой, богатой, доверчивой девушкой, и, как бывает с девушками ее круга, она была болтушка. Но, к сожалению, одна из ее фантазий стала реальностью. Тогда Дюк, ловелас с большим сердцем, подумал, что есть возможность поиметь на этом. И в конце концов прибегнул к шантажу. Он знал, кто был убийцей, так как знал, кто угрожал Алисе. Он отправился к Рэндаллам, чтобы сообщить убийце, что тот раскрыт и во что ему обойдется молчание Амоя.
— Вы совсем спятили!
— Кто это, Дюк? К кому вы ходили? Карсон? Старуха, дворецкий, сестра? Или вы рассчитывали встретить там Френсиса?
— Алиса мне ничего не рассказывала, — запротестовал он. — Я не знаю, о чем вы говорите.
Я закурил.
— Хорошо, хорошо. Раз вы воспринимаете это так, буду действовать иначе.
— Что вы хотите этим сказать? — пробурчал он неприязненно.
— Для начала я обвиню вас в лжесвидетельстве. Я заставил дать показания Мелани Рэндалл. И у нее есть что рассказать о ваших отношениях с Алисой, достаточно на обе стороны долгоиграющей пластинки. Не забудьте, что следствие установило, что малышка была беременна. Это приведет вас прямо в тюрьму. Вы будете вынуждены закрыть клуб, а после этого у вас будет такая репутация!..
— Подождите, лейтенант! — воскликнул он, побледнев. — Вы не можете…
— Могу, и вы это знаете, — заверил я его.
Он заломил руки:
— Послушайте, лейтенант…
Внезапно я услышал, как за мной открылась дверь, и увидел, что лицо Амоя исказил страх. Я попытался подняться, но едва шевельнулся, как меня чем-то ударили по затылку. Лицо Амоя утонуло в темноте.
Когда я открыл глаза, голова страшно болела. Через несколько секунд я собрал силы и посмотрел на Дюка Амоя. Он сидел глубоко в кресле с широко раскрытыми глазами и с удивленным выражением на лице, что легко объяснялось дыркой как раз посередине лба.
Тут я подумал, почему это руки и ноги отказываются слушаться меня. Наконец понял, что привязан к стулу.
Когда я попытался открыть рот и закричать, то почувствовал, что в рот всунут кляп. Я закрыл глаза и принялся молча из последних сил ругаться в тишине. Когда исчерпал весь запас, то принялся ждать.
Первой появилась рыжеволосая Тина с объемом груди в сто пять сантиметров. Взгляда на Амоя ей было достаточно, чтобы с ней случился нервный припадок. Что касается меня, то я не был удостоен даже взглядом. Но эти сто пять сантиметров груди обладали хорошими вокальными данными, что привлекло внимание метрдотеля. Тот освободил меня от кляпа и веревок.
Помассировав запястья, я налил хорошую дозу виски в стакан. Дюк Амой в этом уже не нуждался! Затем приказал метрдотелю увести Тину. Захлопнув за ними дверь, я закурил и подумал, достаточно ли мне двадцати граммов неразбавленного виски.
Взглянув на часы, я констатировал, что был без сознания не менее часа.
Я хотел сначала прийти в себя, а потом поднимать тревогу. Обойдя стол, я открыл первый ящик и принялся внимательно изучать его содержимое.
Кроме различных проспектов, единственной интересной для меня вещью оказался блокнот, испещренный каракулями. Очевидно, это было все, что осталось от мечты Дюка Амоя. Цифра двести тысяч долларов повторялась добрую дюжину раз. Для путешествия в Южную Америку цифра была великовата.
Я никогда бы не поверил, что Дюк Амой был поэтом, но посередине страницы нашел тому доказательство.
Мамаша говорит — да,
Сыночек говорит — нет.
Но деньги-то находятся у него.
И под этой поэтической строкой добавлено почти в самом низу: «„Р“ — это раб».
Я затушил окурок сигареты в пепельнице и зажег новую. Минут пять смотрел на блокнот, и вдруг все стало приобретать смысл.
Довольно зловещий смысл…
Я снял телефонную трубку и набрал номер телефона Лейверса.
— Полник? — спросил я, узнав голос на другом конце провода. — Это Уилер.
— А я везде вас ищу! — сказал он с искренним облегчением. — Где вы?
— Не важно. Новое убийство.
— Что? — недоверчиво спросил он. — Вы в курсе? Как это?
— Потому что я здесь, — нетерпеливо прервал я его. — Давай пошевеливайся, я жду тебя и…
— Шериф уехал пару минут назад. Когда я сказал, что телефон у вас не отвечает, он взбесился. Я еще никогда не видел его таким… — Полник казался удивленным. — Он чуть не взорвался.
— Хорошо, — сказал я, не комментируя. — Когда мы с ним увидимся, я отдам ему свой жетон. Что за история с моим домашним телефоном? Раз ты знаешь об убийстве, то отлично должен знать, что я у Амоя.
— У Амоя? — повторил Полник, похоже, не понимая.
— Совершенно верно, в клубе «Уединение». Ты знаешь или нет? Это там, где ты вчера набрался.
— Я думал, вы у Рэндаллов, лейтенант! — воскликнул Полник. — Шериф там.
— А!.. Но что его понесло туда?
— Убийство! А вы что делаете?
— Не будем увлекаться, сержант. Повторим. Амоя убили в клубе, а шериф отправился в долину, так?
— Амоя! — завопил Полник. — Я понял! Шериф уехал в Виста-Вэлли, потому что там кого-то убили!
Я медленно положил трубку, не выслушав сержанта до конца. Если бы у меня была хотя бы одна шестая денег Амоя, я первым же самолетом вылетел бы в Рио.
Уходя из кабинета, я закрыл дверь на ключ. Метрдотель перехватил меня у выхода.
— Что мне делать, лейтенант? — спросил он растерянно. — Через несколько минут нужно открывать!
— Ну и открывайте! — ответил я, не останавливаясь.
Он вышел за мной на улицу и, пока я усаживался за руль, обошел вокруг машины.
— Но, лейтенант, а труп?
— Открывайте, — пробурчал я. — Дюк Амой любил деньги, вы это знаете так же хорошо, как и я. Выручка за этот вечер позволит купить для него надгробный камень.
Я завел машину и отъехал. Затем опустил стекло. От свежего воздуха мне стало лучше, и боль в голове немного утихла. Выехав за город, я до упора нажал на акселератор.
Подъехав к имению Рэндаллов, я заметил, что ворота открыты. Затормозив, я перешел на вторую скорость, а затем снова нажал на акселератор. Такие маневры редко удаются, но на этот раз «остин-хили», сделав разворот на сорок пять градусов, через мгновение был уже на аллее, ведущей к дому. На скорости шестьдесят пять километров в час я промчался мимо двоих полицейских, стоявших у ворот. Я был уже далеко, когда они сообразили, что произошло.
В пятистах метрах впереди я увидел на лужайке группу людей. Я подрулил и остановился, потом вышел из машины и направился к освещенному прожекторами кругу.
У меня было впечатление, что я снова оказался в кошмаре… с той лишь разницей, что свет был более ярким, а группа безмолвно стоявших людей была более компактной. Все остальное было таким же, вплоть до тишины, висевшей как саван…