Марго.
Герман следил за движением своих рук. А я их ощущала, но наоборот старалась не смотреть, что он вытворял. Грубые пальцы коснулись моего лобка и задвигались в направлении к самому интимному месту. Я не сдержала тихий всхлип, когда он бесцеремонно раздвинул половые губы и коснулся клитора. А затем и вовсе протолкнул в меня два пальца. Грубо. Глубоко.
Я вцепилась в его руку. А он строго глянул на меня. Снова подчиняя взглядом и заставляя смириться с неизбежностью. Позволить ему делать со мной все, что взбредет ему в жестких развратных фантазиях.
Я отпустила его локоть. Мои руки безвольно повисли вдоль тела как плети. Он снова перевел угрюмый внимательный взгляд к моей промежности. Чуть вытащил пальцы и всунул их обратно. Повторил несколько раз. Я до боли прикусила губу и зажмурилась сильнее.
Постаралась представить Эрика. Но не смогла. Нежный и ласковый муж никогда так бесцеремонно и грубо со мной не обходился. Всегда старался доставить мне удовольствие. А потому даже в темноте своих мыслей я все равно видела лицо со шрамом. Его. Германа.
Я в ужасе и стыде распахнула глаза, чувствуя, как из меня начали вытекать капли возбуждения. Это невозможно! Я не могу хотеть другого мужчину. Такого циничного надменного и жестокого. Я снова оттолкнула его руку.
Буровой поддался и откинулся в кресле.
Его пальцы блестели предательским возбуждением. Он изучал меня из под полуприкрытых век, раскрасневшуюся и возбужденную.
- Сделай мне минет,- приказал он, не сводя ртутного взгляда с моего обнаженного тела.
Ну, конечно, стоило столько тянуть времени, что б сейчас покорно согласиться на просьбу, за которую он получил по щекам в прошлый раз.
Побыстрее бы это все закончилось...
Я выдохнула все неуместные протесты. Поздно что то менять. Пытаться вымолить прощения. Ему будет плевать на мои уговоры и просьбы. Свой вердикт Буровой вынес мне еще на квартире. Уже тогда он в своих больных фантазиях решил, что я буду доставлять ему таким образом удовольствие. А так выхода у меня нет, то я сглотнула горечь обиды и потянулась к его ширинке дрожащими руками. Долго возилась с пряжкой и молнией на его брюках.
С трудом справилась с круглой пуговицей на поясе. Старалась не думать. Не анализировть. Не жалеть себя.
Поздно для всего. Думать надо было, когда я поверила мнимым друзьям.
Я высвободила из белья его огромный член и чуть обреченно не расплакалась.
Боже, это точно карающая дубина. Огромная выпуклая головка блестела каплей возбуждения, длинные тонкие вены вздулись и чуть пульсировали на стволе.
Несколько секунд я просто смотрела. Пыталась оценить масштаб предстоящей работы. И все ярче осознавала, что влипла я конкретно.
У Эрика член был вдвое меньше, тоньше. Он сбривал все волосы и был ухожен. Всегда принимал перед сексом душ. Мне все это в нем нравилось. Подходило идеально к моим понятиям любви, интима.
А тут передо мной был дикий здоровый член. В высоких кучерявых волосах пепельного оттенка. Он точно грозился меня наказать. Разорвать за дерзость.
Герман нетерпеливо положил тяжелую ладонь мне на затылок и потянул мое лицо ниже. Я нервно облизала губы, зажмурилась, чтоб не видеть орудие пыток так близко.
Тугая головка толкнулась в губы. Я почувствовала терпкий мускусный запах, такой чужой и острый, но на удивление, не противный. Необычный чуть солоноватый привкус бархатной кожи. Обманчиво мягкой снаружи и твердой, стальной изнутри.
Мои потуги и старания терпели крах. Твердая дубина с трудом проникала даже наполовину в мой рот. Заполняла собой все пространство. Заставляла совсем неэротично давиться и постоянно пытаться сглотнуть слюну, вздохнуть.
Герман начал требовательней давить на голову. Сжал влажные кудри в кулак и руководил мной, как личной куклой для самоудовлетворения.
Когда из моих глаз полились слезы, и я зашморгала еще и носом. Он чертыхнулся недовольно.
Раздирающее чувство прекратилось вмиг. Он резко покинул мой рот.
Его член блестел от моей слюны и казался еще хуже, больше.
Я быстро утерла слезы и шумно вздохнула. Посмотрела в его лицо.
Суровое лицо, неодобрительно сдвинуты стальные брови. Несколько глубоких морщин на переносице. И впалые щеки со шрамом и поджатыми надменными губами.
Киборг недоволен. Получается, он таки может испытывать эмоции! Жаль, что только негативные!
Буровой встал с кресла, удерживая меня за волосы на затылке. Его брюки с бельем сползли к щиколоткам. Теперь он возвышался надо мной, как скала. Я чувствовала себя особенно ничтожной в его ногах. Старалась не дрожать и поддаваться панике.
Если ему все не понравится, он вышвырнет меня. Вернет обратно в тюрьму. В адскую камеру пыток, где неудачный минет я буду считать, как награду. За эти дни мне наглядно показали как жестокие люди умеют издеваться над слабыми. А я слаба перед всеми. И перед сокамерницей, и перед конвоирами, и перед надзирателями.
Герман потянул меня за пряди волос выше. Заставил подняться с колен. Не давая мне опомниться, развернул за плечо к себе спиной и надавил ладонью на позвоночник. Я сразу согнулась пополам, упираясь руками в теплую после него кожу кресла.
Стала перед ним в преклоненную позу. Унизительную. Раком.
Он чуть сильнее потянул мои космы, заставляя прогнуться в пояснице и выставляя меня так, как было удобно ему.
Рукой направил член в мое лоно и начал давить бедрами вперед. Без остановки, уверенно.
Я сжала пальцами мягкую оббивку седушки. Сцепила зубы, не отодвигаясь. Надо выдержать! Перетерпеть этот кошмар. Надеяться, что когда то он закончится, и я проснусь.
Выпотрошенная от нервов, я до того устала постоянно думать, что в голове вмиг стало тихо. Остались только ощущуния. Давящей, раздирающей наполненности и окончательного грехопадения.
Я замужем за Эриком. Изменяю ему добровольно. Сама пошла на этот отчаянный шаг для спасения себя.
Выбраться из тюрьмы для меня стало важнее принципов и чести.
В Германе все сделано из высокопрочной стали. И его член не исключение, а точное подтверждения правила. Металлический прут растягивал все мои мышцы. Безжалостно протыкал меня все глубже. Испарина от напряжения и сосредоточенности выступила у меня на лбу и пояснице.
Герман отпустил мои волосы и вцепился грубыми пальцами в бедра. До синяков сжал попу и начал делать первые толчки.
Я сжимала зубы, стараясь выдержать. Часто-часто дышала носом. Моргала, чтоб слезы не появились снова в глазах.
Буровому не понравилось то, что я расплакалась во время минета. Надо держать себя в руках, иначе он прекратит мои мучения своей адской дубиной, но обречет на худшие. Вышвырнет за ненадобностью обратно в тюрьму. А мне нужно задержаться возле него. Вымолить помощь.
Движения мужчины стали быстрее. Громкие шлепки и удары его бедер по моей попе оглушали. Герман задышал громче. Ему процесс начал доставлять удовольствие. Потому что на выдохе добавилась глухая интонация скупых стонов.
Я жмурилась до красных кругов перед глазами. Не сдержала очередной всхлип.
Мощный орган таранил меня до матки. Выбивал из меня всю спесь и дерзость. Все протесты. Окончательно доламывал мою гордость.
Уничтожал всю мою вольную сущность, делая меня покорной рабыней жестокого господина.
В очередном толчке я почувствовала, как Герман замер внутри и тонкий латекс презерватива начал наполняться спермой. Окончательно растягивая все мои внутренние мышцы. До предела. Казалось, еще милиметр и я лопну. Тресну по швам.
Наконец, экзекуция прекратилась. Я облегченно выдохнула, когда здоровый член покинул истерзанное влагалище.
Да уж, папочка, ты во всем был прав. Не стоило мне выходить замуж за Эрика. Доверять ему и друзьям. И сейчас я кровавыми слезами рассчитывалась за свою наивность и беспечность.
Я медленно разогнулась. Опустошение в теле. В душе. Словно я выпотрошенная оболочка самой себя. Я перевела дыхание и заправила сбившиеся пряди за уши.
Не оборачиваясь, смотрела внимательно на стену перед собой. Разглядывала ровные швы обоев. Чистые светлые занавеси. Блистательную поверхность стеклянного стола. Окружающий лоск и чистота давили меня своей идеальностью. Я против всего, любой мелочи в этом роскошном особняке, стала чувствовать себя грязной. Использованной и порочной. И при этом мне еще предстояло вымолить у сурового молчаливого мужика свою свободу. Упросить помочь мне. Отмазать от тюрьмы...
Дверь в ванную захлопнулась. Звук льющейся воды приглушенно проникал в спальню. Герман ушел привести себя в порядок.
Я стояла нешевелясь обнаженная на том же месте.
Когда он вернулся в комнату, чуть вздрогнула и проморгала морок.
- Иди в душ. Потом ложимся спать,- более спокойным голосом сказал мужчина.
Подсознательно я боялась, что он начнет издеваться и насмехаться надо мной. Скажет - Я ведь говорил! Сама приползешь и упадешь мне в ноги...
Но Буровой был молчалив и сдержан. Никак не комментировал мой затравленный вид, не акцентировал внимание на моем сломленном состоянии. И, честно, я была этому рада. Потому что скажи он сейчас хоть одно слово, задай хоть один неуместный вопрос, мой болючий нарыв в душе прорвался б затяжной истерикой.
Я лишь кивнула и поплелась к ванной. Смотрела в пол, когда проходила мимо него.
Я снова тщательно драила кожу мочалкой. Так, будто следы позора возможно смыть. Попыталась заплакать, чтоб снять железобетонный груз с души. Но у меня ничего не вышло. Слезы больше не хотели литься и облегчать мои обиды.
Я вылезла из душа, огляделась. Герман забрал второе полотенце.
Как была мокрая вошла в спальню. В зеркало старалась даже случайно не глянуть, чтоб еще больше не огорчиться.
Буровой переоделся в серую футболку и легкие домашние брюки. Расслабленно лежал на кровати, заложив накаченные бугристые ручища за голову. Глаза киборга были плотно закрыты.
Его точно ничего не волнует. Получил, что хотел, и просто лег спать.
Моя кожа покрылась пупырышками от холода. Я мокрая подбежала к полотенцу, что все также белой кляксой валялось на полу. Быстро обтерлась им.
- В шкафу есть вещи для тебя. Переоденься,- его ровный голос в тишине заставил вздрогнуть. Оказывается, он еще не спал.
Я открыла массивные дубовые створки. И удивленно округлила глаза. Несколько полок в шкафу были заполнены женской одеждой. Новой, с бирками. Неужели для меня?! Герман подготовился к моему приезду заранее. Он был уверен, что я приму его предложение. Небось еще удивился, что я целых три дня продержалась!
Я вытащила наугад футболку и легкие брюки. Все вещи черные. Унылые. Но их приятный запах чистоты и новизны, гладкие отутюженные ткани приятно обласкали мое тело.