Рассекреченный Крым: От лунодрома до бункеров и ядерных могильников

Кацивели — морской полигон

Неприступные скалы, малахитовая зелень вечнозеленых парков, скрывающая и постройки XIX века, и ультрасовременные дачи, чистые пустынные пляжи и… спецпосты, тарелки радиотелескопов, высоченные заборы, за которыми прячутся заброшенные сооружения впечатляющих размеров.

Это поселок Кацивели, названный поэтом Ильей Сельвинским «орлиным приютом кочевников». Поселок расположен на юго-восточном берегу Крыма, в 2,5 км к западу от поселка Симеиз, население — всего около семисот человек. Между Симеизом и Кацивели расположился отдел радиоастрономии Крымской астрофизической обсерватории, двадцатидвухметровую чашу радиотелескопа (РТ-22) видно издалека. В западной части поселка находится Крымская научная станция Физического института им. П. Лебедева, которая долгое время была единственной мощной наблюдательной радиоастрономической станцией в Европе. Рядом с КНС ФИАН расположено отделение Института проблем материаловедения.

На фоне синевы волн, на расстоянии примерно половины километра от берега, тяжело не заметить покосившуюся руину стационарной океанографической платформы, принадлежавшей Экспериментальному отделению Морского гидрофизического института, относящегося после краха Союза к Национальной академии наук Украины.

На территории МГИ — живописный запущенный парк без намека на курортную инфраструктуру. Над кронами возвышается башенка с черепичной крышей и поваленной штангой «розы ветров». Краска на вывеске успела облупиться, а железо заржавело, однако надпись «Морской экспериментальный полигон» по-прежнему читается. Именно здесь, в красивейшей местности у ласковых волн в начале прошлого века родилась новая наука — физика моря.

10 апреля 1929 года одним из основателей физики моря академиком Василием Владимировичем Шулейкиным по решению правительства СССР в Крыму в поселке Кацивели была открыта Черноморская гидрофизическая станция. Это было первое в мире научно-исследовательское учреждение подобного типа. В. В. Шулейкин полагал, что продуктивные экспедиционные работы в морях и океанах должны опираться на систематические, круглогодичные исследования физических процессов, проводимые на стационарных гидрофизических станциях.

Естественно, что для продуктивной исследовательской работы станций нужны были высококвалифицированные кадры, поэтому академик В. В. Шулейкин в этом же году открыл на физикоматематическом факультете Московского университета сначала кафедру геофизики, затем геофизический факультет, который вскоре преобразовался в Московский гидрометеорологический институт. Таким образом, Черноморская станция была надежно обеспечена практикантами, а в будущем и научными сотрудниками всех рангов.

Многочисленные экспедиции по северным и южным морям подсказали В. В. Шулейкину целую серию научных направлений, которые составили фундаментальную основу исследовательской деятельности гидрофизической станции. Он считал тогда, что

…из всех областей физики моря сейчас наиболее выпукло вырисовывается термика моря: ведь от теплового режима зависят и штормы, и волны, разводимые штормами, и течения, которые возникают в море либо под действием ветров, либо под непосредственным влиянием по-разному прогретых масс, приобретающих различную плотность. Словом, от теплового режима зависят, по-видимому, все важнейшие физические явления в море, за исключением одних лишь приливов.

Трудно назвать какое-нибудь направление физики моря, которое не разрабатывалось бы в Кацивели. Достаточно широко были представлены и работы прикладного характера: моделировались варианты построения гидроэлектростанций на приливных морях; теоретически и экспериментально изучались уникальные скоростные возможности дельфина, что могло оказаться важным при проектировании надводных и подводных кораблей, регистрировались инфразвуковые колебания, возникающие в атмосфере при обтекании ветром взволнованной поверхности воды. Это явление, названное «голосом моря», могло бы служить морякам штормовым предостережением.

Почему для гидрофизической станции был выбран именно Кацивели? Старожилы поселка поговаривают, за скалой Дивой семья Василия Шулейкина имела небольшой дом, где и прошло его детство. В научных кругах открытие станции именно на Черном море, а не на Северном Ледовитом океане, было встречено с пониманием, но не без сарказма. Но вскоре все убедились, что Шулейкин в Крыму не только загорает и купается, но и самозабвенно работает…

Что же касается северных морей, то о них Шулейкин вовсе не забыл. Так, в 1932 году он участвовал в научной экспедиции на пароходе «Таймыр». Когда он вернулся из похода, его ждала радостная весть — был готов к печати первый том его книги «Физика моря». «Это, — писал позднее Василий Владимирович, — до некоторой степени итоги двенадцатилетней работы. Притом последние четыре года были связаны с работой Черноморской гидрофизической станции. Именно станция дала возможность непрерывно, целыми годами проводить исследования тепловой жизни моря и перенести полученный опыт в экспедиции, работающие в открытом море. Теперь расселяется по близким и далеким нашим морям не только черноморская методика, но и черноморские приборы, выращенные на станции, как в настоящем питомнике».

Тогда на «Таймыре» произошел случай, который очень заинтересовал Шулейкина. Один из его сотрудников, наполнив водородом оболочку шара-зонда, случайно приблизил его к уху и почувствовал резкую боль в барабанной перепонке. Он обратился к профессору с просьбой объяснить, в чем дело, однако Василий Владимирович не нашелся, что ответить. Лишь через три года ученый опубликовал статью под интригующим названием «Голос моря». Шулейкин, основываясь на предварительных расчетах и экспериментах, написал, что до «Таймыра» дошли инфразвуковые волны отдаленного шторма, причем зонд, заполненный водородом, сыграл роль резонатора. Кроме того, ученый предположил, что именно инфразвуковые волны могли быть причиной трагедии «Марии Целесты».

Как известно, в полдень 4 декабря 1872 года с английского брига «Дея Грация», в 600 милях к западу от Гибралтара, было замечено неизвестное судно. Поднявшись на борт парусника, называвшегося «Мария Целеста», моряки обнаружили, что им никто не управляет. В капитанской каюте на столе лежали карты и лоции. В матросском кубрике царил порядок, все койки были аккуратно застелены, все сундуки с нехитрым матросским скарбом целы, а на столе лежали недокуренные трубки. Создавалось впечатление, что моряки совсем недавно и ненадолго куда-то вышли. К тому же на камбузе обнаружили большой запас пресной воды, муки, солонины, картофеля, овощей и испеченный хлеб. Спасательной шлюпки на судне не было. Причина, по которой команда «Марии Целесты» внезапно, в спешном порядке покинула судно, так и осталась неизвестной.

С тех пор подобные случаи регистрировались с завидной частотой. Так, в 1880 году близ американского города Ньюпорт появился парусник «Сибэрд», который вскоре уткнулся носом в песчаный берег. Жители города взобрались на борт и, к своему изумлению, не обнаружили на корабле ни одного человека. Судовые документы и груз находились в целости и сохранности, шлюпки на местах, стол в капитанском салоне был накрыт для завтрака, а на камбузе кипел кофе. Единственным живым существом на борту была жалобно скулившая собака. Попытки установить, куда пропал экипаж, также не увенчались успехом.

Василий Шулейкин, конечно, знал о том, что произошло с «Марией Целестой». Он также был осведомлен об опытах американского физика Роберта Вуда. В 1905 году Вуд включил в одном из лондонских театров инфразвуковую трубу, которая должна была, как надеялся режиссер, создать у зрителей тревожное настроение. Однако все получилось не совсем так, как задумывалось, — зрителей обуял ужас, и они в панике выбежали из театра. Позже французский физик Владимир Гавро установил, что сверхнизкие колебания для человека смертельно опасны. Люди, облучаемые инфразвуком, впадают в панику, страдают от нестерпимой головной боли, теряют рассудок. При частоте 7 Гц наступает резонанс всего организма: «пускаются в пляс» желудок, сердце, легкие. Случается, мощные звуки даже разрывают кровеносные сосуды.

Шулейкин был первым, кто связал трагедию «Марии Целесты» и эксперименты с инфразвуком, выдвинув гипотезу, что штормовое море испускает инфразвуковые колебания, которые с большой скоростью распространяются на сотни и тысячи километров. Это и был «голос моря».

Для проверки гипотезы нужно было «всего лишь» смоделировать шторм, чтобы установить мощность инфразвукового излучения, а также выяснить непосредственную причину исчезновения экипажей судов. Например, могло происходить совпадение резонансной частоты колебаний корпуса судна и его рангоута с частотой воздействующих на него инфразвуковых волн. В этом случае судно могло усиливать сигнал, от которого людей охватывал ужас. В таком состоянии они спешно спускали на воду шлюпки или бросались за борт, но это их не спасало.

Продолжению работы помешала война, во время которой Василий Шулейкин работал в Гидрографическом управлении ВМФ, причем не отсиживался в тылу, а очень часто бывал на фронте. Например, он участвовал в прокладке Дороги жизни по Ладожскому озеру, а также в организации переправ в прибрежных районах северных морей. После войны он был избран действительным членом Академии наук и назначен начальником Главного управления гидрометеослужбы при Совете министров СССР, но к кабинетной работе у него душа не лежала. Он мечтал уехать в Кацивели и возобновить научную работу.

Следующим этапом организационного становления физики моря в СССР стало создание 13 мая 1948 года Морского гидрофизического института Академии наук СССР (МГИ АН СССР) с двумя отделениями — Черноморским и Московским. Василий Владимирович писал тогда, что «это радостное событие в жизни нашей морской науки: возник первый в мире институт, обязанный вести исследования по физике моря — во всех разделах, теоретических и прикладных, в первую очередь необходимых для мореплавания и портостроения».

Институт был создан спустя три года после окончания самой разрушительной войны прошлого века. Это свидетельствует о том, какое огромное значение придавало правительство СССР развитию науки в стране и, в частности, физики моря.

Шулейкин возвращается к проблеме «голоса моря». Он уверен, что эксперименты, которые он собирается провести в Кацивели, не только подтвердят гипотезу, но и позволят создать прибор, который будет предупреждать о надвигающемся шторме задолго до его начала.

Работами Шулейкина по инфразвуку заинтересовалось Министерство обороны, благодаря этому, очевидно, ему и удалось получить необходимые средства и ресурсы.

В 1953 году по проекту В. Шулейкина в Кацивели соорудили большой штормовой бассейн кинематики и динамики для изучения ветровых волн — сложное гидротехническое сооружение в форме кольца.

В мемуарах члена-корреспондента АН СССР Николая Карлова можно прочесть любопытный отрывок, касающийся Крыма:

В Лименах, на территории, принадлежавшей Морскому геофизическому институту, академик В. В. Шулейкин на деньги ВМС построил некое циклопическое сооружение цилиндрической формы диаметром метров 25–30 и высотой метров 10–12. Внутри был сооружен кольцевой (тороидальный) канал, долженствующий имитировать безбрежную ширь океана, бушующие над просторами которого ветры провоцируют волнообразование. Ветер вызывался соответствующими вентиляторами, которые возбуждали бесконечный (по кругу) бег волн. Все бы хорошо, да не учтены были центробежные силы, неизбежно возникающие при круговом движении и существенно влияющие на процесс образования волн. Идея оказалась ложной, и сооружение это, в народе называемое сельдетроном, так и стояло дорогостоящим памятником инженерного недомыслия…

Надо сказать, что Николай Карлов неправильно указал размеры штормового бассейна Шулейкина. Диаметр кольца сооружения на самом деле составил 40, ширина — 2, высота — 5,5 м.

Всем известно устойчивое выражение «буря в стакане воды». Штормовой бассейн можно назвать овеществлением расхожего образа. Только вода закачивалась не в сам стакан, а внутрь его стен из металла и толстого стекла.

По сути, штормовой бассейн — уникальное сооружение. Ничего подобного в СССР больше не создавали.

В кольцевом канале водяной путь не имеет ни начала, ни конца. Ветер дует непрерывно, вызывая рост волн, подобно тому как это происходит в открытом море. Откуда берется ветер? На крыше «стакана» расположен 21 огромный вентилятор, он-то и нагнетал воздух в канал между стенками «стакана». Дно, стены и крыша канала сварены из стальных листов толщиной 10 мм. Часть стен в секторе с углом в 60° застеклена, и на этом участке удобно вести наблюдение и киносъемку волн на просвет. Нижние 2,5–3 м канала заполнялись морской водой. Вентиляторы позволяли создавать ветер со скоростью до 19 м/с. В итоге в бассейне можно получить достаточно большие ветровые волны: высотой до 1,5 м, длиной до 15 м и периодом до 4 секунд. Это сооружение являлось настоящей фабрикой штормов, где можно было заказать любую погоду — от «мертвой зыби» до 9-балльного шторма при ураганном ветре.

В центре «стакана» расположилась башенка, выстроенная в неоклассическом стиле под руководством архитектора Щусева. В ней находились лаборатории и жилые помещения научных сотрудников. Сейчас здесь сделали мини-конференц-зал.

Сегодня потребность в штормовом бассейне полностью отсутствует, так как существуют современные компьютерные системы моделирования, заменяющие подобные сооружения, поэтому он не используется около 40 лет. Вот и стоит «стакан», медленно ржавея, никому не нужный…

Итоги экспериментов Василий Владимирович обобщил в монографии «Теория морских волн», однако данные, касающиеся инфразвука, были засекречены. Оттого, должно быть, в научной среде сложились превратные представления об экспериментах Шулейкина. В частности, широко распространялись слухи, что он якобы допустил грубые просчеты в проектировании штормового бассейна.

Но так ли это? К примеру, в 1970-х годах в СССР осуществлялся проект «Тайфун», в ходе которого изучались методы управления тропическими циклонами. Группа разработчиков предварительно опробовала свой метод в штормовом бассейне, а затем отправилась на натурные испытания. Выяснилось, что экспериментальная установка, созданная академиком Шулейкиным, позволяет моделировать даже тропический тайфун.

Однако в 1950-х годах над шулейкинским «голосом моря» не потешался только ленивый. Наверное, академик Шулейкин даже сожалел о том, что запустил в научный оборот выражение «голос моря», которое каждый профан может понимать на свой лад. Но такова была натура ученого — он всегда объяснял сложнейшие физические теории ярко и увлекательно. Один из его коллег писал: «Василий Владимирович — очень даровитый человек, с художественной жилкой, и в науке на всем протяжении своей научной деятельности он был в первую очередь художником. Его работы не только отличаются большой ясностью и глубиной, но всегда красивы. Быть может, красота их и придает им необычайную ясность».

И еще одну черту академика Шулейкина отмечали все, кто его знал: «Как человек он безупречно честен, и в науке он также прежде всего честен. Он очень настойчив, когда дело касается той цели, в которую он верит и которая требует осуществления. В этом случае для него не существует авторитетов, он способен вести борьбу с людьми независимо от занимаемого ими общественного положения. Энергия его поистине неисчерпаема».

Неудивительно, что у Василия Владимировича было много врагов и недоброжелателей.

В 1956 году академик Шулейкин был уволен с поста директора Морского гидрофизического института, а два года спустя лишился должности начальника Черноморской гидрофизической станции. Он не бросил свое дело, возглавлял экспедицию на барке «Седов», по его инициативе было заложено и спущено на воду научное судно «Михаил Ломоносов», но продолжать эксперименты академик Шулейкин уже не имел возможности.

10 апреля 1979 года научный коллектив черноморского отделения Морского гидрофизического института отмечал пятидесятилетний юбилей станции в Кацивели. Ее основатель и научный руководитель не смог принять участие в торжестве, так как плохо себя чувствовал. Через две недели он скончался.

Сейчас в одном из административных корпусов отделения МГИ в Кацивели находится постоянно действующая выставка, посвященная жизни и деятельности В. В. Шулейкина.

Практически все годы существования кафедры физики моря от ее организации Шулейкиным и до развала Советского Союза Черноморское отделение МГИ АН СССР было основным местом проведения студенческих практик всеми кафедрами геофизического отделения. Моряки же до 60-х годов прошлого века проводили в Кацивели по 5–6 месяцев. Там они слушали спецкурсы, сдавали по ним экзамены, работали над дипломными проектами. Все эти годы студенты были желанными гостями в Черноморском отделении. Часть из них становилась сотрудниками Морского института. Это тесное взаимодействие кафедры и института привело к тому, что после перевода МГИ АН СССР из Москвы в Севастополь, когда новый институт возглавил академик Аркадий Георгиевич Колесников, заведовать ведущими отделами института стали выпускники кафедры физики моря и вод суши физического факультета МГУ.

В 1983 году в СССР начался эксперимент «Интеркосмос — Черное море», в ходе которого наблюдения за водной поверхностью велись одновременно со спутника «Метеор», с орбитальной станции «Салют-7», с борта самолета-лаборатории Ан-30, научно-исследовательских кораблей «Профессор Колесников» и «Комета-637», а также со стационарной океанологической платформы…

Океанографическая платформа — первое в своем роде морское сооружение в Европе и на данный момент — единственное подобное в Черном море — находится в Голубом заливе, недалеко от поселка Кацивели. До последнего времени конструкция официально называлась следующим образом: Стационарная океанографическая платформа Экспериментального отделения Морского гидрофизического института Национальной академии наук Украины. Сейчас это ржавая громадина, которая возвышается на 15 м над морской поверхностью, и даже при малейшем ветре оглашает окрестности пугающим скрежетом металла. Некогда режимный объект заброшен, доступ на его палубы связан с риском для жизни, однако находятся многие, кто подходит к платформе на лодке или катамаране из любопытства или в поисках острых ощущений.

Океанографическую платформу начали строить в середине 1970-х. В ее основе было решено использовать подлежащие утилизации секции буровых нефтяных платформ, установленные в Каркинитском заливе. Специалисты Морского гидрофизического института потратили на демонтаж секций один год, и только в феврале 1979 года первая секция была установлена в Голубом заливе на глубине 25 м. Еще год заняло строительство надстройки, и, наконец, 7 мая 1980 года океанографическая платформа была сдана в эксплуатацию.

Максимальная высота платформы составляет 21 м. Длина и ширина около 25 м.

Рабочая палуба располагается на высоте 5 м над уровнем моря. Здесь были размещены приборы и научное оборудование. Жилая часть конструкции — пять кают, пять лабораторий, гальюн, камбуз и кают-компания — расположена на высоте 12 м над уровнем моря. Для погрузки и выгрузки научного оборудования и провизии была предусмотрена грузовая лебедка грузоподъемностью 2 т. Электричеством платформа обеспечивалась с берега посредством разделительных трансформаторов мощностью 15 кВт.

На океанографической платформе проводились натурные исследования морской среды. Это был крупнейший и наиболее обустроенный полигон для работы подобного рода. Это своеобразный венец эволюции гидрофизических исследований в натурных условиях.

На территории Морского экспериментального полигона есть еще один интересный, но давно ненужный науке объект — приборная скала, или, как ее еще называют, скала «Научка». Это небольшое естественное образование, которое находится в море совсем недалеко от берега. Знаковость «Научки» в том, что именно она стала первым объектом, на котором начались исследования физики моря в Кацивели. И именно «Научка» является своеобразной предтечей океанографической платформы и первым «островом науки» в Черном море.

В 1930-х годах скалу превратили в каменный зонд, вмонтировав в него приборы для наблюдений за морем, течением и атмосферными явлениями.

Наверняка любой ученый был только рад командировке на полигон Гидрофиза в Кацивели. Каждое утро спускаться по красивому парку от лабораторного корпуса к морю, видеть рождение дня над водной гладью, снимать показания приборов, купаться в море и лишь затем идти на рабочее место, чтобы обрабатывать данные…

Но так было в далекие советские годы. Сейчас на скале нет научного оборудования, нет даже мостика, по которому можно было бы попасть на «Науч-ку», — его давно разбили шторма. Ржавая лестница обрывается на каменистом пляже: до приборной скалы — каких-то 3–4 м. Под лестницей находятся два бетонных бункера, напоминающие доты. В них раньше находились самописцы, регистрирующие данные, которые поступали с приборов.

Наука всегда продвигается вперед рывками. Ее передний край в каких-то точках разрывается узкими стрелами блестящих открытий, подчас далеко опережающих общий фронт научных поисков. «Точками роста» назвал их однажды выдающийся советский ученый А. Н. Несмеянов. По его мнению, эти «точки роста» проявляются там, где происходит взаимопроникновение наук.

Подобная картина наблюдается ныне на стыке наук об океане и космосе. Именно эти две среды стали теми природными лабораториями для постановки уникальных экспериментов и исследований, в ходе которых выявляются новые фундаментальные закономерности превращения материи, развития окружающей нас природы, воздействия Солнца, Луны, космических лучей на жизнь человека.

Эти слова президента АН СССР академика Г. И. Марчука объясняют, почему советские ученые в 1980-х годах сделали упор на расширение использования космических объектов для изучения физики моря.

Поэтому так важна была работа на контрольнокалибровочных полигонах, где отрабатывалась методика дистанционного зондирования и идентификации физических образований в океане. В 1980-х платформа являлась одним из важных элементов контрольно-калибровочного полигона, созданного для метеорологической аттестации и оценки качества информации, получаемой спутниковыми комплексами дистанционного зондирования. Проводилась непрерывная регистрация течений на акватории, прилегающей к океанографической платформе. Велись исследования «скин-слоя», капиллярно-гравитационных волн и оптических характеристик водной поверхности.

В работах, ведущихся на платформе, принимали участие космонавты.

Дважды Герой Советского Союза космонавт Георгий Михайлович Гречко однажды привел любопытный пример:

Когда снимок акватории у Фолклендских (Мальвинских) островов (сделанный с борта станции «Салют-6» в 1978 г.) впервые обсуждался в одном из институтов, то произошел следующий разговор между специалистами. Один из них, указывая на светло-зеленое пятно, заявил, что это, безусловно, планктон и там могут находиться косяки рыб.

Другой сказал, что на фото изображена область распространения сине-зеленых водорослей, которые рыба не ест, а потому никакого скопления жаброхвостых там быть не может.

Третий выразил уверенность, что это область особого рода волнения воды, которая с космической высоты воспринимается как зеленая, а на самом деле ничем не отличается от соседних. Три разных мнения, и такие противоречивые. Только реальные сведения, добытые непосредственно на местности, помогли бы разрешить этот спор или сделать его вообще ненужным. Вывод: без взаимодействия с надводными и подводными исследованиями эффективность космических экспериментов в области океанологии едва ли может быть высокой.

В период с 1983 по 1985 год на океанографической платформе были проведены экспериментальные работы в рамках международного проекта «Интеркосмос-Черное море».

В августе 1984 года подобный эксперимент был повторен, причем отрабатывались именно методические задачи по дистанционному определению характеристик водной поверхности. Съемки отдельных участков акватории вновь велись одновременно со станции «Салют-7», специализированного геофизического спутника «Космос-1500», самолетов-лабораторий, с борта НИС «Михаил Ломоносов» и «Профессор Колесников». Это был международный эксперимент, в подготовке и проведении которого, наряду сучеными СССР, приняли участие специалисты Болгарии, ГДР, Польши.

Востребованность стационарной платформы и проводимых на ней работ были на высоте. Морской полигон требовалось расширять.

К концу 1980-х была доставлена и установлена вторая секция океанографической платформы, ее расположили в непосредственной близости с первой. Однако, в силу сложившихся в начале 1990-х неблагоприятных политических и экономических условий, связанных с распадом СССР, вторая секция не только не была достроена, но и даже не зафиксирована надлежащим образом на дне.

15 ноября 1992 года в Черном море разыгрался катастрофический шторм. При подходе к Черному морю это был обычный среднестатистический средиземноморский циклон, однако сложившиеся гидрометеорологические условия (в частности, высокая положительная разность температур воды и воздуха) превратили явление в настоящий тропический ураган. В кульминационный момент глаз циклона находился над Каламитским заливом, а скорость ветра в открытом море составляла 45–47 м/с. Основной удар стихии пришелся на южный берег Крыма, где наблюдались волны восьми-десятиметровой высоты. В результате шторма погибло несколько судов, разрушился ряд береговых сооружений. Вторая, недостроенная, секция океанографической платформы повалилась на первую, в результате чего та получила крен около 5° на северо-восточный борт. С рабочей палубы было смыто все научное оборудование.

Позже верхнюю, надводную, часть недостроенной секции демонтировали и утилизировали. Нижняя подводная часть до сих пор находится на прежнем месте.

Несмотря на повреждения, в конце 1990-х — начале 2000-х на платформе продолжалась работа. В рамках международных научных программ были выполнены несколько комплексных подспутниковых биооптических экспериментов, предназначенных для настройки аппаратуры оптического диапазона (1994 год, совместно со специалистами ФРГ), проверка соответствия данных, полученных в результате космической съемки спектрофотометрических сканеров, которые применяются для определения температурного режима океана, а также — в сфере управления рыбным и прибрежным хозяйством.

В 2002–2003 годах на океанографической платформе выполнялись также исследования поверхностного волнения и структуры приводного слоя атмосферы. Это была последняя научная деятельность, осуществленная на ее борту.

Сегодня в Голубом заливе расположена единственная в Крыму устрично-мидийная ферма. Ее «угодья» занимают почти пять гектаров. Выращивают там мидий и тихоокеанскую гигантскую устрицу.

Подводная часть первой океанографической платформы тоже обрастает мидиями, превращаясь в искусственный риф. Моллюски фильтруют воду, делая ее кристально чистой. Несмотря на глубину, дно просматривается как на ладони. В тронутой невысокой волной аквамариновой глади отражается ржавый корпус «острова науки», верой и правдой послужившего как СССР, так и международному ученому сообществу и ставшего ненужным в последнее десятилетие.