Так вот, дорогой мой сеньор, — знаешь ли ты, что в Андалусии в горных селениях улицы так узки и дома стоят так близко друг к другу, что жители могут поздороваться за руку, не выходя из дому. Они так узки, что прохожий, встретив осла с поклажей, непременно должен уступить дорогу, а большие корзины, навьюченные на бока животных, задевают даже стены домов. К тому же горцы — народ горячий и терпеть не могут, если скотина плетется шагом. Куда там — им надобно непременно скакать во всю прыть, а от этого случается немало несчастий.
Вот почему старый алькальд, староста и судья одного из таких селений, издал строгий приказ, повелевавший каждому, кто гонит скотину по улицам, еще издали кричать: «Посторонись с дороги!» — и кричать так громко, чтобы даже глухой услышал.
Это знал и крестьянин Санчо. Каждый день он гонял своих двух ослов на базар в город и не скупился на палочные удары. Его ослы мчались, как скаковые кони, но зато и Санчо умел кричать громче всех. Он заливался, как соловей, и прохожие, еще за версту услыхав его громкое: «По-стор-р-ронись с дор-р-роги!», успевали заблаговременно свернуть в сторону и укрыться в безопасном месте.
Однажды вечером Санчо возвращался с базара со своими ослами и вдруг увидел на пути двух женщин. Крестьянки в широких юбках и нарядных кружевных накидках-мантильях, наверное, собрались в гости, но, повстречавшись случайно, вступили в беседу, и беседа была очень горячей. Это была уже не беседа, а настоящий спор, потому что крестьянки размахивали руками и изо всех сил старались перекричать друг друга. Тогда Санчо ударил своих ослов палкой и крикнул так громко, как только мог:
— Постор-р-ронись с дор-р-роги!
Но женщинам было уже не до него. Спор зашел так далеко, что они вцепились друг другу в волосы и не слыхали окриков Санчо.
Погонщик понял, что дело плохо: еще минута — и случится беда. Тогда закричал он еще раз и крикнул так громко, что, кажется, его услыхали бы даже в Севилье. Но и это не помогло. Что должно было случиться, то и случилось. Ослы с разбегу налетели на спорщиц, сбили их с ног и втоптали в дорожную пыль их нарядные кружевные мантильи. Конечно, крестьянки тотчас же вскочили. Позабыв вражду, они набросились на ни в чем не повинного Санчо.
— Бессовестный! — закричали обе разом. — Куда ты гонишь своих ослов? Заставит тебя алькальд расплачиваться за наши платья и кружевные мантильи.
Не теряя времени, они пустились к дому старого алькальда. Но Санчо тоже не стал зевать.
«Если они прибегут раньше меня, то я окажусь виноватым. Если же я поспею первым, то смогу еще оправдаться» — так рассудил Санчо. Он бросил ослов в первом же попавшемся дворе и прямиком, через чужие сады и заборы, помчался к алькальду. Он успел прибежать раньше крестьянок и чистосердечно рассказал судье все, как было.
Алькальд выслушал крестьянина и, подумав, сказал:
— Помочь тебе не легко, потому что никто не может доказать, что ты действительно предупреждал этих женщин криком, и я могу посоветовать тебе только одно: что бы ни говорили тебе, в чем бы ни обвиняли — молчи. Если даже я сам стану несправедливо винить тебя — тоже молчи. Даже если я прикажу отвести тебя в тюрьму — не говори ни слова. Я хочу, чтобы эти женщины приняли тебя за глухонемого. В этом одном твое спасение.
Так сказал алькальд. Он вызвал двух стражников-альгвасилов и приказал отвести крестьянина в подвал, где ожидали суда провинившиеся.
Он сделал это как раз вовремя, потому что тотчас же в дом ворвались разгневанные женщины. Они закричали наперебой, что два осла сбили их с ног, порвали платья и потоптали нарядные кружевные накидки. А третий осел даже не потрудился предупредить их криком; он нарушил приказ алькальда и должен купить им новые мантильи.
Алькальд ударил в ладоши, и альгвасилы ввели печального Санчо.
— Крестьянин Санчо, разве ты не знаешь моего строгого приказа? Почему ты не кричал: «Посторонись с дороги», когда гнал своих ослов через селение? — строго спросил алькальд.
Но Санчо не вымолвил в ответ ни слова — он молчал.
Тогда алькальд рассердился. Он закричал:
— Отвечай же!
Но крестьянин продолжал молчать.
Алькальд пригрозил:
— Если ты будешь насмехаться надо мной, я отправлю тебя в тюрьму!
Но и на эти грозные слова крестьянин ничего не ответил.
Тогда алькальд взял лист бумаги, обмакнул перо в чернильницу, будто бы собираясь писать приговор, но, подумав, отложил бумагу в сторону. Пожав плечами, он сказал жалобщицам:
— Почтенные женщины, мне кажется, что я не могу судить этого человека. Вы видите — он глухонемой и за поступки свои не отвечает.
Такое решение очень не понравилось крестьянкам. Они поняли, что не получат с «глухонемого» ни песеты за свои порванные мантильи, и закричали разом:
— Это он-то глухонемой? Да этот плут просто смеется над вами, ваша милость! Небось у него хватило глотки, чтобы орать на всю улицу: «Посторонись с дороги! Посторонись с дороги!», и он кричал так громко, что дай бог всякому!
Тогда алькальд рассмеялся и сказал:
— Ступайте-ка по домам, красавицы. Вы поняли, что вы только что мне сказали? Вы показали сами, что Санчо выполнил мой приказ и предупреждал вас криком, да таким, что дай бог всякому! Придется уж вам самим чинить ваши нарядные кружевные мантильи.
Пристыженные женщины удалились, а судья приказал альгвасилам отпустить крестьянина.
Крестьянин жил в деревне, а король — в столице, в Мадриде. Деревня была далеко от Мадрида, и, конечно, король ничего не слыхал о крестьянине. Зато крестьянин знал многое про короля.
Он знал, что король живет в огромном дворце, что ест он самые лучшие кушанья, что подают ему их на золоте, что у него множество слуг и все его боятся — не только слуги, даже министры, разодетые в шелк и бархат. «И конечно, этот король ростом с великана! — так думал крестьянин. — Не будь он таким высоченным и сильным, почему бы люди стали его бояться!» Одним словом, захотелось крестьянину на короля подивиться, посмотреть на него собственными глазами.
Пришел к жене и сказал:
— Марианна, не пойти ли мне в столицу короля посмотреть? Что ты на это скажешь?
— Я скажу тебе, что ты последний дурень, и не дам денег на дорогу, — рассудительно отвечала жена. — У нас в доме всего три реала, к зиме надо купить и то и другое, а король обойдется и без тебя!
Вот досада! Видит крестьянин — не легко с женой сговориться. А сам думает: «Как бы не так! Ведь я не молод, а до сих пор короля не видал. Если сейчас не схожу в Мадрид, так и не придется мне на короля поглядеть!»
Делать нечего — пустился на хитрость. На другой же день снова пришел к жене, стонет:
— Женушка, зуб болит! К цирюльнику надо бежать: пусть вытащит! — И за щеку рукой держится.
Жена знала, что частенько у мужа болят зубы. Поверила, пожалела:
— Так в чем же дело? Ступай!
— Да цирюльник-то в Мадриде живет!
— В Мадриде?
А муж как повалится на пол, как закричит:
— Ой, не могу терпеть, так больно!
Перепугалась хозяйка:
— Вот тебе три реала. Беги сейчас же, да скорей возвращайся обратно!
Крестьянин схватил деньги — и за дверь.
Идет по дороге, радуется, песни поет. Но мы знаем, что от деревни до столицы не близко. Три дня шел крестьянин, за три дня чуть не все деньги проел: осталось всего-навсего полреала!
Пришел в Мадрид — на площади давка. Народ шумит, кони скачут — чуть с ног не сбили.
— Что такое?
— Король из церкви выходит!
Протискался крестьянин поближе, видит: идут из дверей придворные, министры, советники, а вот и сам король!
— Эвива! Живи много лет! — закричал народ.
А крестьянин даже плюнул с досады:
— Ну и король! Смотреть не на что! И вовсе не великан. Правда, золота на нем навешано много: на груди — золото, на плечах — золото, на шляпе, на рукавах — везде золото, а ростом такой, как все! Эка невидаль! — рассердился крестьянин. — Знал бы — не ломал ноги трое суток.
Есть захотел. Пошел на рынок.
Сосчитал деньги — все карманы обшарил: полреала, и ни одним мораведи больше! А тут и на самом деле зуб разболелся.
Остановился крестьянин против лавки пирожника, а продавец надрывается — во все горло расхваливает свой товар:
— Пирожки печеные,
Сладкие, слоеные.
Вкусней не бывало,
За дюжину — полреала!
Глаза у крестьянина разгорелись:
«Вот это пирожки! Никогда таких не едал! На все деньги бы накупил, да нельзя — зуб болит. Не вытащу зуба — не дойти до деревни, а не поем — тоже ног до дому не дотащишь!»
Так он стоял и думал и все на сдобные пирожки поглядывал, не заметил, как подошли три молодых сеньора. Плащи до пят, шляпы с перьями, одним словом, — знатные господа. Увидали, что стоит человек, во все глаза на еду уставился, решили над ним посмеяться.
— Эй ты, деревня! — закричали ему сеньоры. — Сколько съешь пирожков за один присест?
— Я-то? — отозвался крестьянин, а сам от пирожков глаз не отводит. — Хоть сотню съем!
— Сотню? — удивились сеньоры.
— И еще попрошу!
Как принялись они хохотать:
— Ни за что тебе не поверим. Не съесть тебе сотни!
— Съем! Почему не съесть?
Завязался спор. Крестьянин твердит: съем да съем! А сеньоры — свое: никогда не съешь! Собрался народ. Хохочут, тоже кричат, одни: «Съест!», другие: «Не съест ни за что!»
Наконец говорят сеньоры:
— Об заклад побейся, что съешь. А мы за все пирожки заплатим.
А какой заклад у крестьянина? Вот тут-то он и смекнул, — говорит сеньорам:
— Ладно! Пусть об заклад! А не съем — что хотите со мной делайте. Хотите — побейте, хотите — да что там: ничего для спора не пожалею. Вот зуб, видите, — и показывает им на свой больной зуб. — Не съем сотни — пусть вырвет мне зуб мадридский цирюльник!
— Ешь, начинай! — расхохотались сеньоры. — Быть тебе, дуралей, без зуба!
Толпа расступилась, смотрят: подошел к пирожкам крестьянин, один съел не спеша, за другим тянется.
— Один! — считают сеньоры.
А он уже и другой проглотил.
— Второй! — кричит толпа. — Третий! Четвертый!
А крестьянин времени не теряет — пирожки в рот кладет.
— Десятый! — кричат сеньоры.
— Десятый! — кричит народ.
— Двадцатый!
— Двадцатый!
А крестьянин все ест да ест.
— Да что он — бездонный? — смеются в толпе.
— Двадцать пятый! — считают сеньоры.
Но крестьянин уже наелся. Шутка сказать — двадцать пять пирожков с начинкой съел! А пироги-то один другого больше! Съел и рот рукавом вытер.
— Простите, — сказал, — сеньоры, я проиграл! Не могу сотни съесть.
Что тут было!
— Проиграл! — зашумела толпа.
— Проиграл! — обрадовались сеньоры. — Зовите скорей цирюльника!
А цирюльник уже тут как тут со своими щипцами.
Увидев его, крестьянин скроил такую печальную рожу, что сеньоры еще громче расхохотались.
— Открывай рот! — кричат.
Будто нехотя, открыл рот крестьянин, а цирюльник ухватился за зуб и давай тащить. Цирюльник тащит, крестьянин кричит, а сеньоры смеются. Чем громче кричит, тем веселее смеются. Наконец вытащил зуб цирюльник.
Расплатились сеньоры за пирожки, заплатили и цирюльнику сколько нужно и сказали людям, которые все еще толпились вокруг:
— Видали дурня? За какие-то пирожки он расстался с зубом!
А крестьянин в ответ:
— Ну нет, я совсем не дурень. Не остались ли вы в дураках, уважаемые сеньоры?
— Как ты смеешь?!
— Вы платили за пирожки?
— Платили.
— И цирюльнику заплатили?
— Сполна.
— Вот и спасибо. Ведь зуб-то у меня и в самом деле болел! А теперь я и сыт, и здоров. Избавили вы меня сразу от двух несчастий: от голода и от больного зуба!
Сказал и пошел своей дорогой.
Надвинули шляпы до самых глаз сеньоры и бегом с площади. А им вслед неслись хохот, свист и насмешки.
Там, где волны разбиваются о крутые скалы, в Галисии, на краю испанской земли, жил в маленьком городе мальчик-подросток. Родных у него не было, кроме старшего брата, но брат уехал далеко — в славный город Кадис, где мачты кораблей, словно лес, поднимаются над лазурным морем, а теплый ветер раздувает веселые паруса. Там он таскал с кораблей на берег тяжелые тюки с пряностями и зарабатывал неплохие деньги, а младший брат остался дома и должен был сам искать себе пропитание. Но недаром он родился в Галисии — он был находчив и не знал уныния. Мальчишка стал торговать водой, подслащенной анисом, потому что, кроме воды, у него не было другого товара, и с утра до вечера на улицах города раздавался его звонкий голос:
— Кому продать? Кто хочет пить?
Кому воды со льдом налить? —
и веселые бедняки и даже знатные кабальеро за стакан прохладной сладкой воды бросали мальчишке медный грошик-сентаво. Но прошли знойные дни, подул с океана холодный ветер, и никто не стал покупать воду у проворного галисийца. Тогда он решил поехать к старшему брату в славный город Кадис — к теплому лазурному морю. Он пришел на пристань и обратился к капитану прекрасного корабля с королевским флагом на мачте.
— Сеньор капитан, — сказал мальчик, — отвезите меня в славный город Кадис, где мачты словно лес поднимаются над волнами, а теплый ветер раздувает веселые паруса.
Капитан сунул руки в карманы своего расшитого золотом камзола и ответил:
— Конечно, я отвезу тебя, если ты заплатишь мне два дублона.
— Но у меня нет ни песеты! — воскликнул мальчик. — Разве ваш корабль недостаточно велик, чтобы отвезти меня подешевле?
Капитан громко расхохотался:
— Не тебе, нищему, плавать под королевским флагом! Пойди поищи себе грязную фелюгу, на которой возят таких, как ты, оборванцев!
Тогда мальчик пошел к капитану старого баркаса с черными продырявленными парусами. Он поклонился и учтиво сказал:
— Сеньор капитан, отвезите меня в славный город Кадис, где мачты словно лес поднимаются над волнами, а теплый ветер раздувает веселые паруса.
— В Кадис? — капитан вынул изо рта кривую трубку и проворчал: — Отвезу, ладно, если ты заплатишь мне две песеты.
— Но у меня нет ни сентаво! — воскликнул мальчик. — По-моему, ваш корабль достаточно прекрасен, чтобы отвезти меня бесплатно!
— Ступай шутить в другое место! — рассердился капитан.
Мальчик не растерялся и ответил:
— Сеньор, разве хорошая шутка не стоит дороже денег?
— Прекрати свои песни и ступай прочь! — заревел моряк.
— Вы правы, сеньор, — подхватил галисиец, — песня стоит еще дороже, и я докажу вам это на деле!
— Как же ты это докажешь? — удивился капитан.
— Ах, уважаемый сеньор, — с поклоном ответил мальчишка, — давайте уговоримся: если я спою песню и она вам понравится, вы отвезете меня в Кадис на вашем великолепном фрегате и не спросите с меня ни сентаво!
— Ладно, — ответил капитан, оскалив зубы, — но помни, что я терпеть не могу песен, и если ты не угодишь мне, я выброшу тебя за борт, как собаку.
Мальчик проворно взбежал на борт судна, и вскоре же корабль вышел в открытое море. Он стал прыгать с волны на волну и раскачиваться с боку на бок, а капитан стал собирать плату со всех, кто плыл на его жалкой посудине. Наконец он подошел к галисийцу.
— Плати! — мрачно сказал моряк, но мальчик не протянул ему монеты, а вместо этого звонко запел, в то время как соленые брызги волн с головы до ног обдавали его и всех, находившихся на борту:
— Сеньор капитан, торговаться не стоит:
Ты нас угощаешь соленой водою,
А я угощаю всех сладкой водой,—
Так разве же мы не в расчете с тобой?
Услышав такую песню, матросы громко расхохотались, но суровый капитан даже не улыбнулся.
— Плати, оборванец! — закричал он. — Мне не нравится эта песня!
Мальчишка запел еще веселее, не обращая внимания на волны, которые уже прыгали через борт и заливали ноги и матросам, и путешественникам:
— Напрасно на песню ты сердишься, право,
А мне вот купанье твое не по нраву.
За то, чтобы воду морскую глотать,
Не стоит и медной монетки отдать!
Но капитан даже не дослушал песни.
— Дерзкий мальчишка! — заревел он. — Плати деньги, или я сдержу свое слово и утоплю тебя в море, как собаку!
Тогда мальчик запел третью песню:
— Грози, сколько хочешь, сеньор забияка:
Не стану я в море тонуть, как собака,—
Уж лучше я руку в карман опущу —
Тебе за дорогу сполна заплачу!
— Вот эта песня мне нравится! — воскликнул капитан и протянул руку за деньгами. Но мальчик отвел его руку и рассмеялся.
— Ловлю на слове, сеньор капитан! Уговор — это уговор. Вам понравилась моя песня, значит, — мы в расчете!
Капитан отвернулся и приказал матросам откачивать воду из своего славного фрегата, а через три дня маленький галисиец прибыл в Кадис, на берег лазурного моря, и встретился со своим любимым братом.
Было так: на краю леса, у самой дороги, стояла убогая хижина, сложенная из дикого камня. В этой маленькой хижине жила одинокая женщина. Она была очень стара и очень бедна. И для того, чтобы прокормиться, собирала хворост, вязала его в вязанки и продавала людям, которые жили далеко от леса.
Не было у нее ни детей, ни внуков — не было никого, кто мог бы защитить старушку. А лес-то велик — мало ли что может случиться, мало ли кто придет среди темной ночи! Поэтому уже с вечера, пораньше, запирала она крепко-накрепко и дверь, и окошки.
Однажды ночью разразилась гроза. Старый домишко дрожал от раскатов грома. Проливной дождь барабанил по ветхой кровле. А старушка грелась у очага, прислушиваясь к шуму непогоды.
Вдруг слышит: кто-то стучится в дверь! Женщина вздрогнула: «Кому быть в такую пору?» Тем временем опять постучали, да так сильно, что у старушки затряслись от страха колени. Она подбежала к двери и спросила:
— Кто стучит?
Из-за двери раздался громкий мужской голос:
— Отоприте! Я устал, продрог и промок до рубашки!
— Но кто вы такой?
— Хосе! — назвал свое имя путник.
Но старушка была глуховата и за шумом непогоды не могла расслышать, что ответили ей из-за двери. Старушка переспросила:
— Как вас зовут?
Тогда путник, решив, что хотят услышать его полное имя, крикнул как можно громче:
— Хосе Мария Андрес Флорес Фернандес де ла Фронтера!
Конечно, и вы, друзья, удивились бы, услышав такое длинное имя! Но в Испании нередко дают человеку не одно, а три имени, причем даже у мужчины второе имя может быть женским. А знатные господа к трем именам прибавляют еще две фамилии: фамилию матери и фамилию отца. Путник же был знатным дворянином и к этим двум фамилиям прибавил еще название своего родового замка. Правда, так называют себя только горожане, старушка же, живя постоянно в лесу, уже давно таких длинных имен не слыхала.
Итак, путник крикнул:
— Хосе! Мария! Андрес! Флорес! Фернандес! Де ла Фронтера!
Услышав сразу столько имен, старуха насмерть перепугалась. А тут еще грянул гром, и ей показалось, что целый полк ломится в двери ее убогой хижины.
Она закричала в ответ:
— Э, нет! Моя хижина слишком мала, чтобы впустить столько народу! У меня только два стула. Посажу Хосе и Марию, а куда же сядет Андрес? Посажу Андреса и Хосе — будет в обиде де ла Фронтера. А Фернандес и Флорес, наверное, драчуны и забияки — затеют в хижине потасовку. Куда я денусь, старуха? А ну, ступайте своей дорогой!
И сколько ни стучал путник, не открыла дверей.
Пришлось знатному дворянину всю ночь плестись под дождем по грязной дороге.
В горах Кастилии в небольшом городке жили три богатых и знатных сеньора. Один был жаден и скуп, другой — справедлив и очень строг, а третий на весь город славился своей добротой. И никто в городе не называл их по имени — у каждого было свое прозвище. Первого прозвали сеньор Скряга, второго сеньор Справедливость, а третьего — сеньор Доброта. Вот какие это были сеньоры. Как день и ночь были они непохожи друг на друга!
О Скряге рассказывали: когда портной снимал с него мерку, то Скряга втягивал свой живот и сжимал плечи, чтобы меньше денег платить за сукно.
Сеньор Справедливость, как и следует, был городским судьей, алькальдом. Он был так справедлив, что однажды приказал стражникам-альгвасилам арестовать самого себя и продержать десять дней в темнице за то только, что на десять минут опоздал на судебное заседание.
Но больше всего в городе любили сеньора Доброту, потому что сердце его было мягче воска, он всегда помогал беднякам и раздавал свои деньги каждому, кто их у него попросит.
И все-таки, хоть и были эти три сеньора друг на друга ни капельки не похожи, часто сходились они вместе и даже вместе вели дела. Ведь город был невелик, и, кроме них, не было в нем богатых и знатных людей.
— Как идут дела? — спросили однажды у скупого сеньор Справедливость и сеньор Доброта.
— Очень плохо! — простонал Скряга в ответ. — Уже третий год у нас в Кастилии хорошие урожаи, и за три года я не нажил ни одного песо!
— Но это хорошо для крестьян! — возразили сеньор Справедливость и сеньор Доброта. — Когда у крестьян много хлеба, они богаты!
От этих слов алчный Скряга чуть не заплакал:
— В том-то и дело, что крестьяне третий год живут, не зная горя, а в неурожайные годы они все бежали ко мне занимать деньги. Я давал им взаймы, а потом получал втрое больше.
— Но это было несправедливо! Но это же было жестоко! — возмутились сеньор Справедливость и сеньор Доброта.
На эти слова жадный Скряга так рассердился, что покраснел до самых ушей и затрясся от гнева.
Доброта пожалел его и стал успокаивать:
— Или вы забыли народную поговорку: если у Педро заведутся денежки, не останутся в обиде и его друзья. Разве не так бывает у добрых людей? Если при общей бедности вы становились богаче, то неужели нет средства разбогатеть, когда вся Кастилия живет в достатке?
— В том-то и дело, что есть! — оживился Скряга. — Но для того, чтобы разбогатеть еще больше, мне нужны шестьдесят тысяч золотых реалов, а у меня на руках только двадцать!
— Но что вы станете делать с такими деньгами?
— Давайте торговать вместе! — предложил скупой. — Каждый из вас вложит в дело по двадцати тысяч, и мы закупим весь хлеб в Кастилии, а потом продадим его в Андалусии, где был плохой урожай и где хлеб очень дорог. Поверьте — каждый из нас будет с прибылью. Один выручит больше, другой меньше, но барыши мы разделим поровну. Через год встретимся в Мадриде, сложим все деньги в кучу, и каждый получит третью часть. Увидите, как весело зазвенят денежки в наших карманах!
Конечно, Скряга боялся прогадать. Потому-то он и поставил друзьям такое условие. «Если они выручат больше, чем выручу я, все равно получу не меньше других!» — так думал скупой и ждал, что же ответят ему компаньоны.
Сеньор Справедливость сказал:
— Я готов вам помочь. Ведь те, у кого нет хлеба, его получат. А это справедливо.
— И мне по душе ваше предложение, — отозвался сеньор Доброта. — По-моему, это доброе дело.
Сговорились. Каждый пошел в свою сторону и принялся за дело. «Покупать дешево, продавать дороже — такой всегда бывает торговля» — так думал скупой и ожидал больших барышей.
Прошел год. Конечно, Скряга раньше всех закончил свои дела: он был опытен в торговых делах и первым явился в Мадрид. Не втрое, в пять раз заработал он на торговле хлебом. У него было уже сто тысяч реалов! «Но сколько же заработали сеньор Справедливость и сеньор Доброта? Наверное, еще больше!» — волновался скупой и с нетерпением ожидал своих компаньонов.
Он прождал целый месяц, но не дождался и решил сам пойти им навстречу.
В Ла-Манче, в сухой степи, встретил он сеньора Справедливость.
— Какова прибыль? — даже не поздоровавшись, закричал он своему компаньону.
— Как и следует по справедливости, — спокойно ответил тот.
— Но какая же?
— За что купил, за то и продал, — отозвался сеньор Справедливость. — Разве было бы честным наживаться на чужом горе?
Скупой так и ахнул.
— А сеньор Доброта? Вы о нем не слыхали? — закричал он.
— Как же, я встретил его в Деспаньяперрос: он заработал немало денег, а теперь ходит по городам и селениям и раздает их направо и налево, он раздает их каждому, кто у него ни попросит!
Услышав это, сеньор Скряга вскипел от гнева и стал похож на быка в мадридском цирке, готового броситься на тореро и пронзить его своими рогами. Он ничего не ответил и побежал разыскивать сеньора Доброту.
«Безрассудный! Он раздаст все деньги, а потом потребует, чтобы мы делились с ним поровну!» — думал Скряга.
Он догнал Доброту в горах. Сеньор Доброта шел над крутым обрывом и напевал веселую песенку, а на боку у него висел совсем пустой кошель.
«Нет, я не стану делиться деньгами с этим дурнем», — решил скупой. Подкрался к Доброте, схватил его и сбросил в пропасть. После этого он возвратился в Мадрид, где его ожидал уже сеньор Справедливость.
— Но где же сеньор Доброта? — спросил он скупого.
— О нем не стоит и вспоминать! — ответил Скряга. — По своей доброте, а вернее по безрассудству, он остался ни с чем и отказывается от своей доли. Итак, сложим все деньги вместе и разделим их пополам.
— Нет, с этим я не согласен, — разгорячился сеньор Справедливость. — По условию Доброта должен получить столько же, сколько каждый из нас! Только такой дележ будет справедливым!
— Но он сам отказался от своей доли!
— Я этого не слыхал!
— Не будьте глупцом!
— Не будьте несправедливым!
Они поспорили. Скряга выхватил из-за пояса нож-наваху и выколол Справедливости правый глаз. Он убил бы его, если бы Справедливость не обратился в бегство.
Так кончились торговые дела трех именитых сеньоров.
А что было дальше?
Сеньор Скряга растолстел еще больше и стал таким скупым, что, говорят, носит свои сапоги под мышкой, чтобы не изнашивались подошвы. Зато деньги гребет лопатой.
А Справедливость, как и прежде, остался судьей-алькальдом. Правда, как мы уже знаем, у него нет правого глаза, и одним левым он замечает только половину несправедливостей, что творятся вокруг него.
Нет, не сладко живется теперь людям в маленьком городе в горах Кастилии. Часто, часто вспоминают они сеньора Доброту и спрашивают друг у друга:
— А он скоро вернется?
— Скоро ли нас утешит?
— И скоро ли поможет в несчастье?
Они ждут его каждый день и верят, что он вернется не сегодня, так завтра. А если веришь в завтрашний день, то и сегодняшний кажется веселее.
В суровых Иберийских горах, где летом солнце обжигает бесплодную землю, а зимою холодный ветер срывает с деревьев листья, в маленькой хижине на самом краю селенья жила бедная женщина. У нее не было никого, кроме единственной дочери, доброй, трудолюбивой девочки. Мать крепко ее любила и подарила дочери то, что было ей всего дороже, — ожерелье из кораллов.
Однажды сказала дочери:
— Возьми кувшин и спустись за водой к источнику, что течет позади селенья. Мы сварим с тобой похлебку из бобов со стручковым перцем.
Так говорила она дочери каждое утро.
Девочка взяла высокий кувшин и проворней серны побежала вниз по крутой горной тропинке. Источник блестел среди камней, как серебряная ниточка. Добежав до воды, девочка сняла с шеи свое ожерелье и положила его на берегу. Она боялась, что ожерелье скатится в воду: ведь это был подарок любимой матери! Потом взяла в руки кувшин, наклонилась к источнику, и вдруг ей показалось, что кто-то на нее смотрит. Оглянувшись, она увидела нищего. Одетый в лохмотья, с большим мешком на плече, старик сидел у самой воды и пристально смотрел на девочку злыми черными глазами. Девочка так испугалась, что, едва зачерпнув воды, опрометью побежала к дому. Только ступив на порог, она спокойно вздохнула и тут же вспомнила, что позабыла у источника свое любимое коралловое ожерелье.
Нехотя побрела девочка обратно к источнику. Приблизившись, притаилась за большим камнем и увидела, что страшный нищий все еще сидит на том же месте. Как проворная змейка, девочка выскользнула из-за камня, чтобы схватить свое ожерелье, но не успела: старик вскочил, набросился на девочку и затолкал ее в свой мешок.
Взвалив на плечо ношу, он отправился по горным деревням просить милостыню. Старый нищий был очень хитер. Остановившись в первой же деревне, он принялся кричать громким голосом:
— Посмотрите, послушайте! Перед вами великое чудо — поющий мешок! Не жалейте денег, подойдите поближе — убедитесь сами, что он прекрасно поет.
Зеваки сбежались со всей деревни. Еще бы — поющий мешок встретишь не каждый день! А старик, замахнувшись своей толстой дубинкой, обратился к мешку зловещим голосом:
— Пой, мешок! Хорошенько пой! А не станешь петь — отведаешь палки!
Девочка испугалась, что старик ее ударит. Она не посмела ослушаться и, чуть не плача, запела дрожащим голосом:
— Я кувшин взяла с собой,
Побежала за водой.
У ручья я потеряла
Ожерелье из коралла.
Мама моя,
Как мне горько без тебя.
Я назад к ручью пошла,
Ожерелья не нашла,
Не нашла, что потеряла,—
Ожерелье из коралла.
Мама моя,
Как мне страшно без тебя.
Все, что было у меня,
Все осталось у ручья,—
С ожерельем из коралла
Я свободу потеряла.
Мама моя,
Пропаду я без тебя.
Девочка пела очень хорошо, и людям нравилось слушать ее пение. Куда бы старик ни пришел, крестьяне подавали ему кто сентаво, кто два, кто пшеничную лепешку, а кто и куриное крылышко. Старик все съедал сам, а девочке не давал ничего, кроме черствых корок. Она сидела в темном мешке и горько плакала.
Так бродил нищий из дома в дом, из селенья в селенье и однажды снова забрел в маленькое местечко в суровых Иберийских горах, где жила бедная женщина, мать несчастной девочки.
— Пой, мешок! — закричал на все селенье старик.
И мешок жалобно запел:
— Мама моя,
Как мне горько без тебя
Конечно, мать сразу узнала голос своей пропавшей дочери, но не сказала старику ни слова. Она понимала, что силой мешка не отнять, и обратилась к нищему так ласково, как только могла:
— Сеньор нищий, время позднее, а ветер крепчает. Ночью хлынет дождь и размоет все дороги. Переночуйте в моем доме: у меня вы найдете и ночлег и ужин.
Старик согласился и вошел в дом, а мать поставила перед ним на стол все, что было в доме. Не забыла принести и бочонок крепкого сладкого сидра и так напоила нищего, что он вскоре же уснул мертвым сном. Тогда мать развязала мешок и со слезами расцеловала свою несчастную дочь. Она уложила девочку в постель, укутала теплым одеялом и дала ей сухарей в вине. А в мешок посадила кота и собаку.
Рано утром старик проснулся. Он поблагодарил женщину за ночлег, взвалил на плечо мешок и, ничего не подозревая, ушел своей дорогой.
Дойдя до ближайшего селенья, нищий остановился посреди улицы и, как всегда, принялся громко кричать:
— Посмотрите, послушайте! Перед вами великое чудо — поющий мешок!
Когда же собрались крестьяне, он повернулся к мешку и сказал:
— Пой! Если не будешь петь, отведаешь моей палки!
Но собака из мешка ответила старику:
— Гав-гав! Старый мошенник!
А кот промяукал:
— Мяу-мяу! Злой обманщик!
Услышав такое пение, крестьяне стали смеяться над нищим. Разъяренный старик решил тут же расправиться с непослушной девчонкой. Он развязал мешок, схватил в руку палку и закричал:
— А ну, вылезай!
В ту же минуту из мешка выскочили кот и собака. Собака вцепилась старику в нос, а кот расцарапал щеки. Старик от испуга выронил палку и бросился бежать без оглядки. А крестьяне долго еще смеялись ему вслед.
Правда, этого я не видал, а только слыхал от людей, но зато наверное знаю, что бедная женщина до сих пор живет в маленькой хижине в суровых Иберийских горах, живет счастливо и не может нахвалиться на свою добрую трудолюбивую дочку.
Жил мельник, скупой и жадный.
Он не был беден, но его мельница обветшала, и на крыльях красовались заплаты. Но не мог же он остановить мельницу для починки, если каждый поворот жерновов приносил ему деньги. И жернова скрипели от зари до зари, растирая зерно в муку, а старый мельник, присматривая за ними, посмеивался и бормотал беспрерывно:
— Ну, мели, мели живее,
Вдруг да я разбогатею.
Уж он-то знал, чего хотел. Он хотел накопить много денег, построить новую мельницу, потом другую и третью — и стать первым богачом в округе.
Одежда его износилась, но он не покупал новую. Он кормил семью впроголодь, он боялся истратить лишнее песо и ни днем, ни ночью не давал жерновам передышки.
И вот случилось так, что король, прогуливаясь по полям и рощам, увидал на пригорке старую мельницу. Он приблизился к ней, прислушался и сквозь скрип жерновов услышал невнятное бормотание.
— Ну, мели, мели живее,
Вдруг да я разбогатею, —
твердил старик не переставая.
И король решил осчастливить мельника.
Возвратившись во дворец, он приказал поварам приготовить большой сладкий пирог и запечь в него триста звонких серебряных песо, а это были не малые деньги!
Повара испекли пирог, закатали в него триста серебряных песо, а слуги отнесли мельнику королевский подарок.
Как обрадовались жена и дети, увидав сладкий пирог и притом такой большой.
— Ай да пирог! Сейчас мы его попробуем! — весело закричали они.
Но мельник сказал:
— Тише! Мы не настолько богаты, чтобы лакомиться королевскими пирогами. Пошлем-ка лучше этот пирог нашему куму, альгвасилу. Он благосклонен к нам и кое-что значит в здешней округе. Получив же пирог, он станет к нам еще благосклоннее.
Так решил расчетливый мельник и отослал пирог своему куму, альгвасилу.
Спустя месяц король опять отправился на прогулку. Приблизившись к мельнице, он увидел на крыльях все те же заплаты и сквозь скрип жерновов услышал, что старик по-прежнему бормочет без остановки:
— Ну, мели, мели живее,
Вдруг да я разбогатею.
— Эй, мельник! — окликнул король старика. — Разве ты не получил моего подарка?
Мельник выбежал и упал королю в ноги:
— Сеньор король, это был отменный пирог, но я не настолько богат, чтобы лакомиться королевскими пирогами. Я отослал ваш подарок куму и сделал это не без расчета: мой кум — альгвасил и кое-что значит в здешней округе. Он был всегда благосклонен ко мне, а получив пирог, стал еще благосклоннее.
— Свидетель небо! — воскликнул король. — Я хотел тебя осчастливить и велел запечь в пирог триста звонких серебряных песо, а ты, глупец, отдал их альгвасилу!
Тогда мельник стал рвать на себе волосы, восклицая:
— Расчетливость погубила меня! Я хотел получить благосклонность кума, а потерял целую мельницу, которую без труда построил бы на эти деньги!
— Не печалься, — утешил его король. — У тебя будет не одна, а три мельницы, или власть моя ничего не стоит. Вот тебе мое королевское слово.
Король удалился, а возвратившись во дворец, приказал испечь сладкий пирог вдвое больше первого и запечь в него не триста серебряных песо, а пятьсот золотых дукатов.
Повара испекли пирог вдвое больше первого, запекли в него пятьсот золотых дукатов, а слуги отнесли мельнику королевский подарок.
Прошло три месяца, и король снова отправился на прогулку. Конечно, он захотел узнать, как живет теперь старый мельник. Он приблизился к мельнице и увидел, что на ее крыльях по-прежнему красуются заплаты, и сквозь скрип жерновов услышал, как старик не переставая бормочет:
— Ну, мели, мели живее,
Вдруг да я разбогатею!
— Мельник! — рассердился король. — Почему не построил ты себе трех новых мельниц и не стал первым богачом в округе?!
Услышав эти слова, мельник выбежал в своем старом рубище и упал королю в ноги.
— Сеньор король! — прошептал он. — У меня не было ни минуты времени, чтобы заняться постройкой. Не мог же я остановить жернова, если каждый их поворот приносит мне деньги!
— Я вижу, что никакие деньги не принесут тебе счастья и не сделают из скряги умного человека, — ответил король и удалился.
А жадный мельник остался лежать на дороге.
Ах, и рассердилась же сеньора лиса, когда сеньор волк напротив ее ветхого домика — даже не домика, а обыкновенной лисьей норы — построил себе новый просторный дворец! Но плутовка была любопытна, и когда сеньор волк пригласил ее в гости — полюбоваться новым домом, тотчас же согласилась.
Хорошо потрудился волк. Были у него и зал, и спальня, даже кухня. Но больше всего пришлась по душе лисе кладовая. Чего только не припас себе волчище! А главное — в кладовой было очень много лакомств: и миндаль, и груши, и винные ягоды.
Лиса была большой сладкоежкой. Она обшарила все углы, обнюхала все припасы и говорит волку:
— Сеньор кум, одного у вас не хватает.
— Чего же?
— Горшочка с медом!
А лисица очень любила мед. Она знала, что слаще меда нет ничего на свете.
— Ты права, — согласился волк.
А как раз в это время под окошком проходил торговец медом. Он напевал:
— Мед пчелиный —
Сладкий мед,
Мед и в сотах
И без сот!
Ах, как понравилась лисе эта песенка. Понравилась и сеньору волку. Заплатил он продавцу полреала. Нацедил ему продавец горшочек сладкого душистого меда. Поставил волк горшочек в кладовую, сказал лисице:
— Ну, кумушка, теперь у меня всего вдоволь. Как будет готов мой дом, полакомимся вместе на новоселье.
— А когда же будешь ты справлять новоселье?
— Очень скоро, но сначала надо покрасить крышу, потом приладить крылечко, а потом сложить ограду из камня…
«Ну, — думает лиса, — не скоро дождусь я меда!» — и решила обмануть сеньора волка.
Пришла на другой же день и сказала:
— Сеньор волчок, я пришла к тебе с большой просьбой. У меня племянничек родился, надо мальчишку проведать, а ты, сделай милость, понянчи моих лисяток, пока я не буду дома. За это принесу я тебе из гостей пирожок с вареньем, большой-пребольшой!
— Кумушка, — взмолился волк, — а я и не знаю, как лисят нянчат!
— Но это же очень просто. Сперва ты их покачаешь, потом споешь песенку. Они заснут, — и не будет у тебя никакой заботы.
Подумал волк, согласился и полез в лисью нору. А лисица никуда не пошла: забралась к волку в новый дом, перерыла всю кладовую — набрала в мешок и груш, и лесных орехов, дотянулась и до горшочка, хоть стоял он на самой верхней полке. Съела добрую часть меда и с мешком побежала в поле. Ну и весело же провела этот вечер лисица: пировала с пастухами, оделила их грушами и орехами, а они угостили ее молоком и жирным овечьим сыром.
А волк сидел в темной норе — непослушных лисят нянчил. Одного укачает — другой плачет, укачает другого — первый проснется. Измучился, пока возвратилась лиса.
— Что ты, кума, так долго?
— Далеко ходила. У ручья была, за миндальной рощей. А сколько гостей собралось! А какой хороший мальчишка!
— Как же племянника назвали?
Лиса запела в ответ:
— Я гуляла, пировала.
Звать племянничка «Начало»!
Волк удивился:
— Никогда не слыхал такого имени!
— Еще бы! Это, волчок, старинное имя. Такое не каждый день услышишь.
— А где пирожок с вареньем?
— По дороге скворцы склевали.
Рассердился волк на скворцов, рассердился и на лису:
— Так зачем же я целый вечер в норе сидел, как нянька лисят качал?
Ушел, даже не попрощался. Пошел крышу красить.
Но вскоре лисе снова захотелось отведать сладкого меда. Опять пришла к волку.
— Сеньор волк, сделай милость: племянница у меня родилась, бегу девочку проведать. Понянчи моих лисят, пока меня не будет дома.
— А пирожков принесешь?
— Два принесу!
Полез глупый волк в лисью нору, — весь вечер лисят качал. Уж очень хотелось ему пирожков поесть. А лиса опять в кладовой побывала, полгоршочка меда съела и с пастухами попировала. Вернулась поздно.
— Наконец-то! — встретил ее волк. — Ну, как назвали девчонку?
Лиса запела в ответ:
— Не девчонка, а картинка.
Звать девчонку «Половинка»!
Удивился волк:
— Нет такого имени!
Плутовка ответила:
— Это самое новомодное имя: его недавно придумали.
— Давай пирожки!
— По дороге щеглы склевали!
Еще больше рассердился волк. Пошел строить крылечко.
А через день лиса опять к волку с просьбой:
— Понянчи лисят.
— А кто родился? Девочка или мальчик?
— Племянник! Непременно надо проведать! Уж столько пирогов тебе принесу — целый мешок!
Сказала, даже мешок показала.
— Обманешь?
— Нет!
Снова поверил лисе глупый волк, полез в нору лисят качать. А лиса-плутовка, как и прежде, забралась к волку в кладовую — весь мед без остатка съела, у пастухов побывала, с пастухами попировала. Возвратилась домой еще позже.
— Как дела, нянюшка?
Волк зарычал:
— Говори, как назвали ребенка, давай мешок с пирогами да спать скорее ложись, — уже полночь!
— Мне, голубчик, не до сна!
Звать племянничка «До дна!» —
запела лиса.
— Ну и глупое имя!
— Зато сладкое. Слаще я не слыхала.
— А пироги? Опять по дороге птицы склевали?
— Да нет, у кондитера развалилась печь, и все твои пироги сгорели!
— Обманщица! — зарычал волк. — Никогда больше к тебе не приду! — Выскочил из норы и побежал домой — из камней стену складывать.
Прошло время. Неплохо отстроил дом волчок. Крыша выкрашена, крыльцо выстроено, стена сложена — высокая, крепкая, калитка заперта на замок: не зовет хозяин лисицу на новоселье.
Плутовка стучится в калитку:
— Не пора ли слово сдержать, сеньор, — пригласить соседку в гости?
Волк из-за стены отвечает:
— Сказал — не приду к тебе, и ты ко мне не ходи.
— Ладно, ладно, — отвечает лиса. — Звать станешь — и то не приду. Скажи только — крышу-то ты покрасил?
— Покрасил.
— И крыльцо построил?
— Построил.
— И стену сложил из камня?
— И стену сложил, и калитку запер, чтобы ты, лиса, ко мне не ходила!
— А калитка-то открывается?
— Открывается.
— А хорошо ли она открывается?
— Отлично.
— А ты покажи.
Стал волк открывать калитку, а лиса — шмыг и уже на крыльце.
— Принимай, хозяин, гостей!
Увидал волк — не отделаться ему от незваной гостьи: поневоле повел лису в дом, угостил обедом. Накормил досыта, достал с верхней полки горшочек с медом, на стол поставил, крышку открыл да так и замер от удивления: нет ничего в горшочке!
— А где же мед? Уж не ты ли съела его, кума? То «начало», то «половинку», а потом и «до дна» все выскребла! Теперь я знаю, откуда взялись у тебя племяннички!
— Обжора! Лакомка! — закричала на волка лиса. — Как не стыдно! Сам все съел, а меня — невинную — обвиняешь!
— Ну, кума! Какая же ты невинная! Сейчас же ко льву пойду, жалобу на тебя подам!
Долго спорили — охрипли от крика. Наконец говорит волку лиса:
— Ляжем-ка лучше спать, сеньор волчок. Утром виднее будет, кто из нас виноват.
Согласился волк. Легли отдыхать. Смотрит лиса — захрапел хозяин. Полезла в горшок, выбрала из него остатки меда и обмазала медом волку морду. А утром будит его:
— Вставай, проснись! Вот бесстыдник! Посмотри — у тебя вся морда в меду!
Облизнулся волк — в самом деле морда в меду!
— Прости, — говорит, — кума, виноват. Но чем хочешь готов поклясться — не помню, как это случилось!
На этом и помирились.
А волк так до сих пор и не понял: когда же он съел горшочек меда.
Много-много лет тому назад жила на свете маленькая серая птичка. Она летала по рощам и по полям, прилетала в сады и пела под окошками свои песни. Всюду была она самой желанной гостьей, потому что голос у птички был звонкий, как колокольчик. Заслышав ее серебристое пение, люди открывали окна и говорили:
— Добрый день, сеньора птичка! — или: — Добрый вечер, дорогая певунья! — и бросали ей горсточку хлебных крошек.
Маленькая птичка летала повсюду, но ни разу еще не пришлось ей побывать в королевском саду. А птичке очень хотелось взглянуть на прекрасные цветы, которые там росли, и спеть свою песенку самому королю.
«Чем-то он угостит меня, — думала птичка, — уж наверное, он щедрей всех людей на свете!»
И вот она полетела ко дворцу короля. Но не успела долететь до ворот, как навстречу выбежали королевские слуги и закричали:
— Гоните эту дерзкую птичку! Как смеет она появляться в королевском саду в таком простом платье!
И прогнали маленькую серую птичку.
Но птичка была настойчива. Она полетела к своим друзьям, села под окном у портного и громко защебетала:
— Сеньор портной, сшей мне камзол, в каком при дворе ходят.
И портной сшил птичке нарядный камзол из голубого атласа.
Тогда она полетела к мастеру, который лучше всех делал шляпы, села ему на плечо и засвистела:
— Сеньор шляпный мастер, сделай мне шляпу с пером и большими полями, как при дворе носят.
И вскоре же шляпа была готова.
А птичка полетела к сеньору башмачнику и попросила его стачать ей высокие башмачки с каблучком и серебряными шпорами.
Когда все было готово, серая птичка нарядилась в яркий камзол, надела на свою маленькую головку шляпу с пушистым пером, а на ноги башмачки со шпорами и стала не хуже райской птицы. Она прилетела в королевский сад, села на дерево перед королевским балконом и громко запела:
— Всех на свете лучше я,
Даже лучше короля,
Короля,
Короля —
Полюбуйтесь на меня!
Но его величество сеньор король в это время обедал и даже не обратил внимания на маленькую птичку. Как она ни пела, как ни старалась, он не слушал ее. Но птичка была настойчива. Она непременно хотела показаться королю в своем новом наряде. Она стала петь и высвистывать одно и то же, одно и то же и пела до тех пор, пока его величество король не рассердился.
— Вот дерзкая! — закричал наконец король и подбежал к окну.
Но, посмотрев на птичку, невольно залюбовался:
— Скажите пожалуйста, какая нарядная птичка! Она мне очень нравится.
У птички от гордости перехватило дыхание, а король продолжал:
— Такая красавица должна быть очень вкусной! Поймайте ее, зажарьте и подайте к ужину!
И не успела птичка взмахнуть своими маленькими крылышками, как ее поймали, ощипали и запекли в большом пироге. Королевский пирог был очень велик, а птичка была такая маленькая, что его величество даже не заметил ее и проглотил целиком.
У короля внутри оказалось очень темно — гораздо темнее, чем бывает даже в полночь. Это очень не понравилось птичке, и она принялась клевать короля. Она клевала его без передышки. Король застонал так громко, что поднял на ноги весь дворец. Звеня шпорами, сбежались придворные, а король все кричал и жаловался, что сегодняшний ужин пришелся ему не по нутру. Ученые лекари в колпаках и длинных мантиях принесли королю лечебное зелье. Король выпил его, вздохнул, открыл рот, и птичка вылетела на свободу! Как зарница мелькнула она в воздухе и упала в родник, протекавший за королевским садом. Умывшись, птичка отправилась к столяру, выкупалась там в клею, а потом полетела в гости ко всем птицам леса. Каждой она рассказывала о том, что с ней случилось, и просила каждую подарить ей одно только перышко. Птицы с радостью отдавали ей свои перья, и перья прилипали к птичке. Их было много, и все они были разные: красные, желтые, синие — одно ярче другого, и в своем новом пестром платье серая птичка стала еще нарядней, чем прежде. Она стала красива, как ваза с фруктами на званом обеде. Теперь она могла снова лететь в дворцовый сад.
Прилетев ко дворцу, она села на дереве перед королевским балконом и запела еще громче, чем прежде:
— Всех на свете лучше я.
Даже лучше короля!..
— Поймайте эту дерзкую птичку! — закричал король в страшном гневе.
Придворные кинулись исполнять его приказание, но на этот раз птичка была осторожней — она закружилась в воздухе так быстро, что даже ветер не мог ее догнать. А потом поднялась высоко-высоко — до самого месяца — и уселась у него на кончике носа. Посмотрела оттуда на короля и звонко рассмеялась.
С тех пор ее не видали ни разу в королевском саду. Она вернулась к своим друзьям, сбросила пестрые перья и стала снова маленькой серой птичкой. И снова люди, заслышав ее серебристое пение, открывали окна и по-прежнему говорили:
— Добрый день, сеньора певунья!
И серая маленькая птичка пела для них во сто раз лучше, чем пела когда-то для короля.
Голубой ирис
У короля было три наследника, три сына, и он не знал, которому из них отдать свою корону. И вот однажды он созвал своих сыновей и сказал им:
— Я отдам корону тому из вас, кто принесет мне цветок голубого ириса.
Сыновья пошли искать голубой ирис.
Они пошли в разные стороны.
Старший сын пошел в горы, он видел много цветов, но все они были лиловыми и не было среди них голубого ириса. Второй сын пошел в поле, он тоже видел много цветов, но цветы были желтыми, и голубого ириса среди них тоже не было. Младший сын пошел в лес и на веселой лесной лужайке нашел голубой ирис. Его листья были как стрелы, а лепестки как крылья бабочки. Один ряд лепестков опускался вниз наподобие балдахина, а другой поднимался вверх, как корона, — и все они были голубыми, как небо!
Юноша бережно спрятал цветок под рубашку, чтобы никто не увидел цветка и не отнял его. Он повернул домой и под утро на берегу Гвадалавьяра встретил своих старших братьев.
Братья спросили его:
— Что ты несешь так бережно под рубашкой?
Младший брат хотел ответить, что у него ничего нет, но он не умел лгать и сказал:
— Я несу голубой ирис. Я нашел его на лесной лужайке. Листья его как стрелы, а лепестки как крылья бабочки.
Один ряд опускается вниз наподобие балдахина, а другой поднимается вверх, как голубая корона.
Тогда старший брат сказал второму:
— Что нам сделать, чтобы завладеть цветком и получить корону?
Второй брат ответил:
— Убьем его.
Они так и сделали, убили брата и закопали его в прибрежном песке, а цветок взяли себе. Но цветок был только один, а братьев двое. Братья не стали спорить: они бросили жребий, и цветок достался старшему. Он принес во дворец цветок, голубой, как небо, отдал его королю, и король объявил старшего сына своим наследником.
Прошел день, прошел другой, а на третий день молодой пастух гнал свое стадо по берегу Гвадалавьяра. Он увидел, что из песка поднимается белая тростинка, срезал ее ножом и сделал из тростинки дудочку-флейту. Когда же он заиграл на ней, флейта запела:
— Ты играй, пастух, на флейте,
Ты играй без передышки,
Я нашел цветок заветный,
Но меня убили братья
И в песках Гвадалавьяра
Закопали на рассвете.
Флейта пела так нежно, так жалостно, что пастух не мог оторвать от нее своих губ. Он шел вниз по реке и играл, он вступил в королевский сад и играл, он остановился перед дворцом и продолжал играть. Король услыхал звуки флейты и позвал пастуха:
— Поднимись во дворец и сыграй мне твою песенку!
Молодой пастух вошел во дворец, остановился перед троном, приложил флейту к губам, и она запела:
— Ты играй, пастух, на флейте,
Ты играй без передышки,
Я нашел цветок заветный,
Но меня убили братья
И в песках Гвадалавьяра
Закопали на рассвете
Тогда старый король приказал позвать старших сыновей и спросил пастуха:
— Где ты взял флейту?
И пастух привел короля и его старших сыновей на берег Гвадалавьяра.
Король спросил сыновей:
— Это вы убили моего младшего сына?
Братья ответили:
— Нет.
Тогда король приказал поднять песок на том месте, где рос белый тростник, и они нашли юношу живым, здоровым и невредимым. Лицо его было свежим, как салат-латук, а румянец на щеках ярче томата. Только на левой руке у юноши не хватало одного пальца, того самого, из которого вырос белый тростник.
Король обнял своего младшего сына и отдал ему свою корону, а старших братьев приказал заточить в монастырь с толстыми стенами на высокой горе Хаваламбре.
Молодой король правил много лет, но, сколько ни старались лекари, цирюльники и ученые монахи, палец на левой руке у него так и не вырос до самой смерти. Но разве не стоит отдать палец для того, чтобы люди узнали правду?
Я в Валенсии у моря
Слышал как-то эту сказку
И сегодня слово в слово
Рассказал вам без утайки…
Сказка кончена и в небо,
Словно дым по дымоходу,
Поднялась над плоской крышей
И растаяла в тумане.
Так вот, дорогой мой сеньор, жил в Севилье богатый купец Хуан, но дороже всех богатств были для него сыновья — Хосе и Гомес. Старший, Хосе, был рослым парнем — кинжал и шпага были его неразлучными друзьями. Когда началась война, он стал солдатом, и красавица каравелла, распустив паруса, умчала его к далеким берегам Америки. Девять лет сражался он на чужой земле, девять лет не видел родного дома, когда же настал десятый год, трубы протрубили победу, и войска повернули обратно. Долог путь по волнам океана, и солдату он казался длиннее, чем день без хлеба, так спешил он скорее обнять старика отца и любимого брата. Когда же воин вступил на родной испанский берег, ему сказали, что отец его давно умер.
— Но где же мой брат? — воскликнул юноша.
Ему ответили:
— Он по-прежнему живет в старом доме.
И Хосе как на крыльях поспешил к любимому брату. Он постучался в двери родного дома, и Гомес показался в окошке.
— Кто там? — спросил он недовольным голосом.
— Это я — Хосе, твой старший брат! — ответил воин.
— У меня нет брата! — закричал Гомес. — Уже десять лет, как красавица каравелла, распустив паруса, умчала его к берегам Америки, и я не имею о нем никаких известий. Но если ты в самом деле мой брат, а не ночной призрак, — вот тебе твоя доля наследства.
Сказав так, он выбросил на дорогу старый сундук и закрыл окошко.
Сколько ни взывал к нему старший брат, сколько ни молил, Гомес был глух к его просьбам. Он был более глух, чем глинобитная стена. И Хосе понял, что Гомес никогда не откроет ему дверей, потому что не хочет делиться с ним отцовским наследством.
Несчастный воин взвалил себе на плечи пустой сундук и пошел, не разбирая дороги. Тем временем наступила ночь, и вместе с ней прилетел холодный ветер. Хосе озяб, он сбросил сундук на землю и подумал: «Очень плох этот старый сундук, но он пригодится мне, чтобы развести костер и хотя бы немного согреться», — и стал ломать сундук.
Ударил камнем раз, ударил два, ударил еще сильнее — крышка треснула, и в ней открылся тайник. Заглянул — в тайнике червонцы! Хотя Хосе и не учился в Саламанке, сразу же понял, что этих денег хватит ему, чтобы прожить безбедно полгода, а то и больше. Ссыпав денежки в кошелек, он весело зашагал по городу.
Однако деньги лежат долго только у жадного или очень расчетливого человека. А Хосе не был ни расчетливым, ни жадным.
Вскоре он повстречал на улице женщину. Женщина горько плакала, и ее слезы тронули юношу.
— Расскажи мне о своем горе, — сказал женщине Хосе.
Женщина ответила:
— Если бы у меня было одно горе, я не стала бы плакать. Но у меня их два. Мой муж тяжело болен, и у меня нет денег, чтобы нанять лекаря, — вот мое первое горе. А второе мое горе в том, что у мужа много долгов и сегодня придут альгвасилы и бросят его за долги в темницу.
— Твое горе не стоит слез, — ответил Хосе женщине. — Возьми мой кошелек, и тебе хватит денег, чтобы заплатить долги и нанять самого лучшего лекаря.
Женщина пошла и заплатила долги, и альгвасилы не бросили ее мужа в темницу. Она наняла самого лучшего лекаря, но мужа не вылечила: сколько лекарь ни старался, больной вскоре же умер. А Хосе, отдав женщине все свои деньги, остался нищим.
— Лучше есть твердый хлеб, чем сидеть без хлеба! — сказал себе Хосе, пошел во дворец и стал королевским слугой.
Работал он конюхом, работал дворником, работал поваром — и работал так усердно, что в конце концов король заметил его и сделал своим первым советником.
А жадный Гомес тем временем разорился.
Он услышал, что Хосе стал любимцем короля и первым человеком во дворце, пришел к брату и со слезами попросил о помощи. У Хосе было доброе сердце, он пожалел младшего брата и уговорил короля взять его во дворец на службу.
И Гомес тоже стал королевским слугой, как когда-то его старший брат Хосе.
Работал он конюхом, работал поваром, работал дворником, но работал спустя рукава и думал только лишь об одном:
«Почему мой брат Хосе пользуется почетом, а я не смею даже подойти к королевскому трону?»
Злая зависть закралась в его сердце, и он решил погубить брата.
Он узнал, что король любит принцессу Белья-Флор, прекрасную, как цветок. Но принцесса, прекрасная, как цветок, не любила старого короля и скрывалась от него в замке среди высоких скалистых гор.
Никто не знал дороги к этому замку, и меньше всех знал о ней Хосе, но Гомес пошел к королю и сказал, что найти красавицу Белья-Флор может только один человек и человек этот — его любимец и первый советник Хосе: он в заговоре с принцессой, он часто бывает в замке среди высоких скалистых гор и вместе с девушкой смеется над стариком королем.
— Позвать Хосе! — воскликнул в гневе король и, когда Хосе явился, велел ему тотчас же привезти во дворец принцессу, прекрасную, как цветок.
— А если не привезешь, я прикажу казнить тебя на площади перед дворцом! — закончил король и ушел в свои покои.
Что делать! Печальный, поплелся Хосе на конюшню, чтобы выбрать себе коня и скакать, сам не зная куда.
Много коней было в королевской конюшне. В нетерпении грызли они удила и били копытом, готовые мчаться быстрее морского ветра, и Хосе не знал, которого же из них выбрать. И вдруг старый белый конь, стоявший в самом конце конюшни, повернул к нему голову и сказал человечьим голосом:
— Оседлай меня, возьми на дорогу три хлеба и скачи без забот и печалей.
Хосе очень удивился, что конь говорит человечьим голосом, и, конечно, поверил ему. Он оседлал белого коня, взял на дорогу три хлеба и поскакал.
Хоть и стар был белый конь, но мчался не хуже молодых скакунов. Они мчались быстрее морского ветра и вскоре же прискакали к большой муравьиной куче.
— Спрыгни на землю, — сказал конь, — и брось муравьям три хлеба.
— Дорога еще далека, и хлеб пригодится нам самим, — возразил Хосе.
— Не перечь мне, — ответил конь. — Сделай доброе дело, и ты об этом не пожалеешь.
Хосе сошел с коня и отдал муравьям три хлеба.
Они поскакали дальше, они мчались быстрее морского ветра и вдруг увидали орла. Орел бился в сетях, расставленных охотником, и не мог взлететь в воздух.
— Спрыгни на землю! — крикнул конь. — Разрежь сети и освободи птицу.
— Но мы потеряем время! — возразил юноша.
— Не перечь мне, — ответил конь. — Сделай доброе дело, и ты об этом не пожалеешь.
Хосе спрыгнул на землю, разрезал сети и освободил птицу.
Они помчались дальше, они мчались быстрее морского ветра и прискакали к реке. Маленькая серебристая рыбка трепетала на прибрежном песке и никак не могла добраться до воды.
— Спрыгни на землю, — опять сказал конь. — Возьми рыбку и брось ее в воду.
Юноша возразил:
— Путь далек, и у нас нет времени.
— Для доброго дела всегда есть время! — ответил конь. — Помоги рыбке, и ты об этом не пожалеешь.
Тогда Хосе сошел с коня, поднял с земли серебристую рыбку и бросил в реку, и не успело солнце скрыться за вершинами Сьерра-Морены, они прискакали к замку среди высоких скалистых гор и остановились перед крыльцом, а на крыльце стояла принцесса, прекрасная, как цветок, и кормила кур отрубями. Это и была красавица Белья-Флор.
— Слушай, — сказал белый конь своему всаднику. — Сейчас я поднимусь на дыбы и стану прыгать. Это очень понравится принцессе, она захочет сама прокатиться на мне, и ты ей это позволишь. Но я начну брыкаться и ржать и не подпущу к себе принцессу. Тут уж придется ей согласиться, чтобы ты придержал меня и помог ей вскочить в седло. Когда же красавица оседлает меня, не теряй ни минуты: вскочи в седло рядом с нею, обними принцессу покрепче и скачи во дворец.
Так сказал конь, и юноша так и сделал.
Лишь только принцесса вскочила в седло, он тотчас же очутился рядом с нею, громко свистнул, и верный конь лихо рванулся с места. Конечно, девушка сразу же догадалась, что незнакомый всадник похитил ее по королевскому приказу и сейчас скачет с ней ко дворцу ненавистного короля.
У нее в фартуке были отруби, она рассыпала их по дороге и крикнула юноше:
— Что ты наделал! Ты рассыпал все мои отруби. Собери их!
Но юноша нежно прошептал ей в ответ, потому что уже успел полюбить принцессу, прекрасную, как цветок:
— Не печалься, милая, там, куда мчится конь, отрубей хватит на всех!
И они полетели дальше.
Они поравнялись с высоким деревом, на котором охотник расставил силки для птиц.
Принцесса подбросила свой платок, и он повис на самой высокой ветке.
— Сейчас же останови коня! — приказала Хосе принцесса. — Взберись на верхушку дерева и достань мой платок.
Но Хосе не подумал остановиться.
— Там, куда мчится конь, у тебя будет сколько хочешь платков! — шепнул он девушке, и они полетели дальше.
Они прискакали к реке, принцесса бросила в воду свой драгоценный перстень.
— Достань его из реки! — взмолилась она.
Но и на этот раз юноша не послушал ее.
— Там, куда мчится конь, найдутся перстни еще прекраснее!
Так отвечал принцессе Хосе, а конь мчался и мчался и к вечеру прискакал ко дворцу.
— О Белья-Флор, прекрасная, как цветок! — воскликнул влюбленный король, увидав красавицу на пороге. Но красавица отвернулась от старика. Она заперлась в одной из комнат дворца и, сколько ни молил ее всесильный владыка, не повернула ключа в замке.
Она сказала:
— Пока не принесут мне три вещи, которые я потеряла в дороге, я не выйду из этой комнаты.
Тогда король приказал позвать Хосе.
— Ты знаешь три вещи, которые потеряла принцесса в дороге? — спросил он.
— Знаю, — ответил Хосе.
— Сейчас же садись на коня и привези их мне! Если не привезешь, я велю казнить тебя на площади перед дворцом!
Делать нечего, печальный, поплелся Хосе на конюшню. Горячие кони в нетерпении били копытом в землю, готовые мчаться быстрее морского ветра, но юноша даже не посмотрел на них. Он подошел к своему верному другу, старому белому коню, обнял его за шею и заплакал.
— Не грусти, — сказал ему белый конь. — Садись на меня и скачи без забот и печали.
Они поскакали той же дорогой и вскоре остановились у высокого муравейника.
— Нужны тебе отруби? — спросил конь.
— Ты знаешь, если я не достану их, король казнит меня, — ответил Хосе.
— Зови же скорей муравьев. Только они могут тебе помочь.
И Хосе позвал муравьев.
Узнав юношу, который их накормил, муравьи сбежались со всех сторон, и не успел Хосе сосчитать до трех, как отруби были уже у него в мешке.
— Видишь, — сказал юноше верный конь, — кто сделал добро, всегда бывает вознагражден.
Когда они прискакали к дереву, увидали, что платок принцессы, как маленький белый флажок, развевается на самой верхушке и добраться до него нет никакой возможности.
Хосе в отчаянии опустил голову, но конь подсказал ему:
— Позови орла, он не откажет тебе в помощи.
Хосе кликнул орла, и орел, которому юноша вернул свободу, распустил свои могучие крылья, взвился над лесом, подхватил платок своим крючковатым клювом, и не успел Хосе сосчитать до трех, платок принцессы был уже у него в руках.
Вскоре прискакали они к реке. Волны бурлили, разбиваясь о берег.
— Как же достану я драгоценный перстень! — воскликнул Хосе. — Река глубока, а я не знаю даже, где обронила его принцесса.
— Позови рыбку, — посоветовал конь, — ты сделал доброе дело и будешь вознагражден.
Хосе позвал рыбку. Она вынырнула из воды и, узнав доброго юношу, поспешила на помощь. Не успел Хосе сосчитать до трех, как перстень был у него в руках.
Юноша прискакал во дворец и с глубоким поклоном вручил старому королю отруби, платок и драгоценный перстень принцессы. Король принес принцессе вещи, о которых она просила, но Белья-Флор не открыла дверей.
Она сказала:
— Пока не будет наказан насмешник, который меня похитил, я не выйду из этой комнаты.
— Как же мне наказать его? — спросил готовый на все король.
— Свари его в масле! — рассмеялась в ответ принцесса, и король тотчас же согласился.
Он вызвал к себе Хосе и сообщил ему о своем жестоком решении.
Печальный, пошел юноша на конюшню, где стоял его друг, старый белый конь.
— Я пришел проститься с тобой, — сказал он коню. — Завтра утром король сварит меня в кипящем масле.
Конь покачал головой и ответил:
— Грустить не о чем. Я выручу тебя и на этот раз. Садись в седло: мы поскачем с тобой быстрее морского ветра. Под высокой горой бьет чудесный ключ. Искупайся в нем и спокойно иди на казнь. Поверь мне, ничего дурного с тобой не случится.
Они поскакали к высокой горе, юноша искупался в ключе и успел вернуться назад до рассвета. Когда же взошло солнце и позолотило своими лучами крыши Севильи, Хосе смело вышел на площадь, где стоял уже огромный котел с кипящим маслом и тысячная толпа с нетерпением ожидала начала казни.
Ударила пушка, трубачи затрубили в трубы, и на площадь вышел король со своей блестящей свитой. Конечно, в свите был и коварный Гомес: он пришел на площадь, чтобы полюбоваться на гибель брата. Но случилось все вовсе не так, как ему хотелось. Сбылось предсказание коня: юноша отважно прыгнул в котел и вышел из него живым и невредимым. Мало того — теперь стал он таким красавцем, что все невольно залюбовались им, а прекрасная Белья-Флор, которой давно уже нравился добрый и смелый Хосе, полюбила его на всю жизнь.
Увидев, как изменился Хосе, старый король тоже захотел стать молодым, стройным и красивым. Не долго думая, он сбросил с плеч свою мантию, зажмурил глаза и ринулся в кипящий котел. Но напрасно ждали придворные, что старик вынырнет из котла молодым и стройным, — они этого не дождались. Добрый Хосе в тот же день стал королем и женился на прекрасной, как цветок, красавице Белья-Флор, а коварный Гомес в страхе бежал в далекие скалистые горы, и никто с тех пор его нигде не видал.
Отпраздновав свадьбу, Хосе пришел к коню и с благодарностью обнял своего верного друга, избавившего его от стольких несчастий.
Конь сказал:
— Юноша, ты был добр и щедр. И за это вознагражден. Делай же всегда людям добро, и ты об этом не пожалеешь.
Так кончается сказка.
И добрый Хосе, хотя и стал королем, никогда об этом не забывал.
Жил человек. А у него была дочь. Девушка была хороша, как солнце, но своенравна, как горный ветер.
Однажды отец работал в саду. Отворилась калитка, и трое юношей, один красивее другого, вступили в сад и сказали:
— Твоя дочь прекрасна, как солнце. Мы просим ее руки.
Отец ответил:
— Она своенравна, как ветер. Надо спросить ее согласия.
Он скрылся в доме, а юноши остались ждать у калитки.
Придя к дочери, отец сказал:
— Трое юношей, один красивее другого, просят твоей руки. Кого же из трех назовешь ты своим мужем?
Дочь посмотрела в окошко и увидала, что отец сказал правду: таких красавцев она еще не встречала!
Улыбнувшись, ответила:
— Все трое мне по душе.
Отец рассердился:
— Не можешь же ты выйти замуж за троих?
— Согласна выйти за любого из них, — ответила дочь. — Но, пойми, мне нужны все трое.
И, сколько отец ни спорил, повторяла одно и то же:
— Пойми, мне нужны все трое!
Несчастный старик не знал, что ответить юношам. Он долго думал, наконец вышел и сказал женихам:
— Моя дочь хороша, как солнце, но своенравна, как горный ветер: ей нужны все трое! Но не может же она выйти замуж за троих? Послушайтесь моего совета: отправляйтесь в чужие земли и далекие страны — ищите там свое счастье.
Юноши переглянулись.
Отец объяснил:
— Ищите в далеких странах для своей невесты самый лучший, самый редкий подарок, какого нет нигде на свете. И тот, кто найдет его, станет мужем моей дочери.
Женихи молча поклонились и вышли.
В тот же день они покинули берега Испании и отправились в чужие земли и далекие страны на поиски своего счастья. Каждый ехал своим путем, но ни один не нашел для невесты подарка, какого нет нигде на свете. Долго скитались они по бурным морям, не одну пару туфель изорвали об острые камни, бродя по чужим дорогам. Печаль окутала их сердца, но не погасила надежды.
И вот однажды первый жених встретил дряхлого старика.
— Здравствуй, юноша, — прошамкал странник, — не хочешь ли ты купить зеркальце?
Зеркальце было маленьким — не больше песеты, и юноша, горько засмеявшись, ответил:
— Такое зеркальце мне ни к чему. Я ищу для невесты подарок, какого нет нигде на свете.
Старик улыбнулся:
— Ты нашел его, мой сынок. Это зеркало не простое: в любую минуту ты можешь увидеть в нем того, кого пожелаешь.
Юноша очень обрадовался, взял зеркальце и отдал за него старику все свои деньги.
Вскоре второй жених встретился с тем же странником.
— Не нужен ли тебе пузырек с бальзамом? — спросил странник.
— Мне бальзам ни к чему, — ответил юноша. — Я ищу для невесты подарок, какого нет нигде на свете.
Но и бальзам оказался не простым, а чудесным. Странник объяснил юноше, что этим бальзамом можно не только заживлять раны, но и воскрешать мертвых. Обрадованный юноша взял пузырек с бальзамом и отдал за него страннику все свои деньги.
Третий жених, не найдя ничего, печальный бродил по берегу моря и думал уже броситься со скалы в морскую бездну, как вдруг увидал, что по волнам плывет большой ящик. Ящик приблизился к берегу, в нем открылась маленькая дверца, и из нее один за другим стали выходить люди. Их было такое множество, что юноша не мог сосчитать. Последним вышел старик, поклонился жениху и сказал:
— Юноша, не хочешь ли ты купить мой ящик?
— Такой старый ящик мне ни к чему! — воскликнул печальный юноша. — Он годен лишь на дрова, а я ищу для невесты подарок, какого нет нигде на свете!
— В таком случае лучше этого ящика ты ничего не найдешь, — ответил старик. — Мой ящик плавает по волнам, летает по воздуху, сам бежит по земле, и не успеет камень, брошенный в волны, достигнуть морского дна, как ящик перенесет тебя и твоих друзей, куда ты только ему ни прикажешь.
Они сговорились, юноша отдал старику все свои деньги и стал хозяином волшебного ящика.
Не успело солнце трижды подняться на полдень, как трое юношей встретились.
— Я нашел чудесный подарок, какого нет нигде на свете! — воскликнул радостно первый жених и показал свое зеркальце.
— Мой подарок еще чудесней, — сказал второй и достал пузырек с волшебным бальзамом.
— Я думаю, что вы оба уступите первенство моему подарку, — хвастливо сказал третий и указал на большой ящик, качавшийся на волнах у самого берега.
Они стали спорить, и каждый настаивал, что его подарок самый лучший, самый редкий — такой, что лучше его нет нигде на свете.
Наконец первый жених воскликнул:
— Испытайте мой подарок на деле! Взгляните в зеркальце и вы увидите девушку, прекрасную, как солнце, и своенравную, как горный ветер.
Все трое взглянули в зеркало и в ужасе отшатнулись: невеста трех женихов лежала на постели без движения и без дыхания.
— Она мертва! — воскликнул в отчаянии первый юноша и заплакал.
— Не плачь! — утешил его второй. — Мой бальзам оживит ее!
— Мы опоздали, — возразил первый. — Пока мы достигнем берегов Испании, ее уже похоронят, и никакой бальзам не спасет ее.
— Мы будем там раньше, чем сядет солнце! — сказал хозяин ящика. — Поспешим к морю: нас всех доставит на родину мой чудесный корабль!
Все трое, позабыв о недавнем споре, помчались к морскому берегу. Они вбежали в ящик, дверца захлопнулась — жжжи! — и чудесный ящик взвился в воздух. Не успело сесть солнце, а юноши, все трое, уже стояли у знакомой калитки. Старик отец выбежал им навстречу и, плача, объявил женихам, что они пришли слишком поздно. Но юноши смело вошли в дом, где без движения и без дыхания лежала невеста трех женихов. Они окропили ее губы чудесным бальзамом, девушка улыбнулась и встала. Радость юношей была беспредельна. А девушка подошла к отцу, обняла его и сказала:
— Ты видишь, отец, я права: мне были нужны все трое, все трое мне пригодились. Если бы не они, не пришлось бы мне снова увидеть солнце, а тебе — обнимать меня сегодня. А теперь дай мне год сроку, и я выберу одного из трех женихов и назову его своим мужем. А другие двое пускай не сердятся на меня: не могу же я быть невестою трех женихов. К тому же в нашем селении немало красивых девушек, и они без труда найдут себе подругу по сердцу.
Так и было. Прошел год, минула зима, в горах снова зацвел миндаль, а в селении, где жил отец со своей дочерью, сыграли сразу три веселых свадьбы. Которого же из трех братьев выбрала себе в мужья невеста — угадайте сами!
Жил бедняк. Беднее всех бедняков. Одно только было у него богатство: дети — мальчик и девочка. Послушные, трудолюбивые. Мальчика звали Хуанито, а девочку Урсулета. Каждый день ходили они в лес за дровами, а отец работал в поле. Одна беда: не было у них матери — умерла; некому было следить за хозяйством. Думал, думал бедняк и женился во второй раз. Женился, но не привел счастья в дом. Мачеха была злая женщина, с первого дня невзлюбила детей, — решила их погубить.
Однажды сказала:
— Ступайте в лес за дровами, да не ленитесь. Кто раньше вернется — испеку для него пирожок!
Побежали дети на гору. Принялись собирать хворост. Набрали по полной вязанке. Девочка набрала много-много, а мальчик еще больше.
Побежали домой. Каждому хочется пирожка попробовать. Брат впереди бежит, а сестра отстает — не под силу бежать с тяжелой ношей.
— Подожди меня, Хуанито! — кричит сестра.
— Не могу ждать, к пирогу опоздаю. Да не бойся: заслужу пирожок и с тобой поделюсь.
Присела Урсулета отдохнуть у дороги и задремала. Не скоро домой вернулась. А мальчик первым пришел домой. Пришел, а мачеха уже тесто в горшке месит.
— Я здесь, матушка! — закричал Хуанито. — Заслужил я пирог?
— Сейчас будет готов твой пирог, — заворчала в ответ злая женщина. Выглянула за дверь — нет никого: Урсулета еще далеко, а отец, как всегда в это время, — в поле. Взяла и убила мальчика. Закопала его в саду под окошком. Смотрит — поднялось из земли вишневое деревцо. Распустились на нем розовые цветы, а потом и ягоды закраснелись — сочные, спелые, алые, точно кровь. Собрала их мачеха и закатала в пирог.
Пришла Урсулета с большой вязанкой:
— Вот и я, матушка. А где Хуанито?
— Выпил глоток воды, играть побежал.
— А откуда у тебя столько вишен?
— На базаре купила. Сладкий будет пирог. Отнеси его к пекарю: пусть испечет.
Урсулета была послушной девочкой. Взяла пирог, отнесла к пекарю.
Посадил пекарь пирог в печку, стала корочка подрумяниваться. А пекарь знай дрова подбрасывает.
И вдруг раздался из печи голос:
— Пирожок тащи,
Горячо в печи!
Испугался пекарь, кричит:
— Откуда у тебя этот пирог, девчонка?!
— Мачеха мне дала.
— Расскажи сейчас же, как было дело.
— А я ничего не знаю. Послала нас мачеха вдвоем за дровами. Хуанито первым вернулся, а когда я пришла домой, пирог был уже готов.
— Пирожок тащи!
Горячо в печи! —
опять закричал пирог. — Скорей, скорее! — И Урсулета узнала голос брата.
— Это он! Это он! — воскликнула девочка и заплакала.
— Твоя мачеха — злая женщина, — сказал пекарь, который так ничего и не понял. — Наверно, она колдунья.
Он вытащил из печки пирог и отдал девочке, а та отнесла его мачехе.
Пришла вся в слезах и спросила:
— Матушка, где же мой брат Хуанито? Он еще не вернулся?
— Сказано: выпил глоток воды и играть побежал.
— А вы знаете, что пирог в печке кричал?
— Глупая! — расшумелась мачеха. — Разве может пирог кричать?
— И все-таки он кричал и кричал очень громко: «Пирожок тащи, горячо в печи!»
— Не может этого быть! — рассердилась мачеха еще больше и стала топать ногами. — Замолчи сейчас же! Это тебе показалось!.. Отнеси лучше пирог отцу в поле. Он сегодня еще не обедал.
Урсулета поняла, что с братом случилось что-то неладное, но не посмела ослушаться мачехи. Вышла из селения — встретила на дороге старушку. Никогда еще не видала девочка этой женщины: сгорбленная, седая, она опиралась на длинную палку, но глаза у нее были очень добрые.
— Постой, милая! — сказала бабушка Урсулете. — Куда ты идешь и что несешь?
— Я иду к отцу в поле и несу ему пирог с вишнями.
— А ты знаешь, что это за вишни?
— Не знаю.
— Придет время — все узнаешь. А теперь помни: станет отец есть пирог и тебе предложит. А ты не ешь, скажи, что уже обедала. Станет косточки на землю бросать — все в платок собери, ни одной не оставь. Станет спрашивать, зачем тебе косточки, скажи — птицам бросить. А я подожду тебя у дороги. Назад пойдешь — все косточки мне отдашь!
Урсулета так и сделала. Принесла отцу в поле пирог с вишнями.
Отец обрадовался:
— Вот так пирог! Откуда же у матушки вишни?
— Говорит — на базаре купила.
— Садись со мной, вместе обедать будем.
— Спасибо, отец, я сыта, я только что пообедала.
Отец стал есть пирог и бросать косточки на землю, а девочка принялась собирать их в платок.
— Ты зачем косточки в платок собираешь? — спросил отец.
— Потом птичкам брошу.
Собрала в платок все косточки, узелком завязала. Ни одной на земле не оставила, попрощалась с отцом и пошла домой.
На том же месте ожидала ее старушка.
— Вот вам, сеньора, косточки, — сказала Урсулета. — Все до одной собрала.
Похвалила ее старушка, развязала платок, улыбнулась, пошептала что-то и подбросила косточки вверх. Смотрит девочка — обернулись косточки пестрой проворной птичкой. Взмахнула крыльями птичка, закружилась в воздухе и запела тоненьким голоском:
Чири, чири, чири, чири!
Я любимый братец твой —
Я не мертвый, а живой.
Меня мачеха убила,
Не узнал отец родной.
Пропев свою песенку, птичка взлетела высоко в небо и скрылась за облаками.
Урсулета очень обрадовалась, услышав такую песенку. Теперь она знала, что Хуанито хотя и превратился в птичку, но не погиб. Она попрощалась с доброй старушкой и пошла своей дорогой.
А птичка полетела на каменоломни, где каменщики обтесывали тяжелые мельничные жернова. Закружилась над ними и запела все ту же песенку:
Чири, чири, чири, чири,
Я не мертвый, а живой.
Меня мачеха убила,
Не узнал отец родной.
— Как хорошо поет эта птичка! — воскликнули каменщики. И попросили: — Спой нам еще раз эту песенку!
— Спою охотно, — ответила птичка, — если вы подарите мне за это самый большой мельничный жернов.
Каменщики рассмеялись в ответ:
— Бери, если сможешь его унести!
Тогда птичка пропела им свою песенку от начала и до конца, а потом, легко, как соломинку, подхватила клювом тяжелый жернов и скрылась за облаками. Каменщики только головами покачали от удивления; птичка же прилетела в селение и положила жернов на черепичную крышу того самого дома, где жил отец с Урсулетой и с мачехой, но этого никто не заметил.
Потом птичка полетела на королевский двор, где искусные мастера чеканили золотые монеты, а работники ссыпали их в большие мешки.
Чири, чири, чири, чири,
Я не мертвый, а живой! —
запела птичка над монетным двором, и все — и мастера, и работники, бросив свое дело, стали слушать ее звонкое пение.
— Как восхитительно поет эта проворная птичка! — воскликнули мастера и работники. — Спой нам еще раз свою песенку, а мы еще раз тебя послушаем.
— Конечно, спою! — прощебетала птичка в ответ. — Но за это вы дадите мне самый большой мешок с золотыми монетами.
— Ты его получишь, — ответили птичке работники и мастера, — но при условии, что сама унесешь его отсюда.
И птичка пропела им свою песню еще громче и еще лучше, чем в первый раз. Окончив пение, она, как пушинку, подхватила самый большой мешок с золотом и улетела. А мастера и работники долго смотрели ей вслед, раскрыв рты от удивления.
Птичка же снова прилетела в селение, где жил отец с Урсулетой и мачехой, и положила мешок с золотом на черепичную крышу рядом с мельничным жерновом. И этого, как и в первый раз, никто не заметил.
Теперь птичка полетела к реке, где женщины белили на солнце льняное тонкотканое полотно. Когда же птичка пропела им свою песенку, они попросили ее спеть еще раз.
— Я спою, если вы подарите мне кусок полотна, но скатайте его потуже, а то я не смогу его унести, — ответила птичка.
Женщины согласились. Они скатали полотно в такой тугой и тяжелый сверток, что сами лишь с трудом могли его приподнять.
— Попробуй теперь унеси его, — со смехом сказали они проворной птичке. — Мы не станем тебе помогать!
— Конечно, я его унесу! — прощебетала птичка и запела так хорошо, как только могла:
Чири, чири, чири, чири,
Я не мертвый, а живой.
Меня мачеха убила,
Не узнал отец родной…
— А теперь получай свою награду! — весело закричали женщины птичке и удивились не меньше, чем удивлялись каменщики, мастера и работники, когда птичка подхватила клювом тяжелый сверток и исчезла за облаками. Конечно, она прилетела в то же селение и положила полотно на той же черепичной крыше рядом с жерновом и мешком золота.
Был уже вечер, и отец, возвратившись с поля, ужинал с мачехой в доме, а Урсулета сидела у крылечка.
Чири, чири, чири, чири! —
громко защебетала птичка, усевшись на самый край черепичной крыши, и запела:
Я любимый братец твой,
Я не мертвый, а живой.
Меня мачеха убила,
Не узнал отец родной.
Она повертела головкой, поглядела сверху на девочку одним глазом и на этот раз продолжила свою песню:
Но сестрица Урсулета
Не могла забыть об этом,
Горько плакала, вздыхала,
Мои косточки собрала,
Их старушке отнесла,
Брата милого спасла.
— Идите, идите сюда скорее! Послушайте, как хорошо поет эта маленькая птичка! — воскликнула Урсулета, и отец с мачехой подошли к окошку.
А девочка сказала птичке:
— Спасибо тебе за песенку!
— А тебе спасибо за доброе сердце! — ответила птичка и сбросила к ногам Урсулеты кусок льняного полотна.
Девочка взяла подарок, внесла его в дом и развернула. Полотно оказалось таким тонким, таким белым, что все удивились. И его было так много, что Урсулете его хватило бы на всю жизнь, даже если бы дожила она до ста лет.
— Отец, выйди теперь и ты из дома и попроси птичку пропеть тебе песенку, — сказала девочка.
— Спой мне песенку, — сказал отец. Он вышел из дома и вежливо поклонился птичке.
Птичка не заставила себя просить во второй раз. Она охотно просвистела и прочирикала свою песенку от начала и до конца, а потом сбросила отцу с крыши полный мешок золотых червонцев.
— Матушка, где же ты! — закричал мачехе обрадованный отец. — Попроси и ты птичку спеть для тебя песенку!
— Зачем я пойду! — грубо ответила мачеха.
— Но ты же видела, — рассудительно отвечал отец. — Урсулете она подарила кусок отличного полотна, а мне так много золота, что я сразу стал богаче всех в нашем селении. Ступай, ступай сейчас же. Наверное, и для тебя припасла птичка подарок.
— Не пойду! Не пойду! — заупрямилась мачеха.
— Не будь глупой, выйди из дома и попроси птичку спеть еще раз, — настаивал отец.
Злой мачехе не оставалось ничего другого, как обратиться к птичке с той же просьбой. Она вышла из дома и попросила:
— Спой мне песенку еще раз!
Чири, чири!
Меня мачеха убила!
громко прощебетала птичка и сбросила на мачеху с крыши тяжелый мельничный жернов.
Она сбросила его так ловко, что жернов наделся мачехе прямо на шею, и как ни вертела головой злая женщина, как ни старалась стащить его с себя руками, жернов словно прирос к ее плечам! Мачеха взвизгнула от злости и взлетела на воздух. И тут все поняли, что она колдунья и самая настоящая ведьма.
Но колдовства ее хватило не надолго. Жернов был настолько тяжелым, что, долетев до леса, мачеха перевернулась в воздухе и свалилась в чащу. Говорят, до сих пор бродит она по лесу и старается сбросить с себя ненавистный жернов.
Но что же случилось дальше с отцом, птичкой и Урсулетой?
Птичка, наградив каждого по заслугам, полетела к старушке — к той самой, которая превратила в птичку вишневые косточки. Добрая женщина пошептала над ней, и птичка стала стройным веселым мальчиком. Вы уже догадались, что это был Хуанито! Он тотчас же прибежал домой, обнял сестру и отца, и все трое с тех пор живут не зная печали в своем домике под черепичной крышей. Урсулета уже подросла, она отлично ведет хозяйство, и отец вовсе не собирается приводить в дом новую жену.
Я заходил к ним в гости. Дали мне пирожок со сладким кремом. Но погода была жаркая, и, пока я нес его домой, крем растаял. Осталась одна только корочка и сказка про добрую девочку Урсулету.
Очень давно жил бедный рыбак. Так рассказывают — значит, так и было. Он жил в маленьком домике на берегу тихой реки. Прозрачная, как слеза, и спокойная, как весеннее утро, протекала она, прячась от людей и от солнца в зарослях тростника, среди кустов и деревьев, склонявших к воде свои ветви. Никто никогда не заглядывал на берега тихой реки, и только пение птиц неумолчно раздавалось в густой листве.
И вот однажды рыбак поплыл по тихой реке. Он собирался уже забросить сети, как вдруг увидал, что течение несет ему навстречу стеклянный ящик. Ящик плыл, плавно покачиваясь на волнах, и сверкал, как алмаз. Никогда не видал рыбак такого чуда! Он ударил веслом, подплыл поближе и удивился еще больше, когда увидел в ящике двух близнецов-ребятишек: мальчика и девочку. Они не плакали — нет! Они смеялись и были прекрасны, как лепестки розы!
У рыбака сжалось сердце. «Если они поплывут дальше, — подумал он, — река унесет малюток в море, а в море разразится буря, и дети непременно погибнут!» Он пожалел ребятишек, бережно поднял на руки и принес в свой убогий дом.
— Этого еще не хватало! — рассердилась жена. — Зачем ты принес нам этих подкидышей? Или своих детей мало? Или забыл, что на руках у нас восемь ртов, а вместе с этими будет десять! Как же мы всех прокормим?
Рыбак покачал головою:
— Знаю, знаю, но что было делать? Не мог же я бросить детей на гибель. К тому же никогда еще не видал я таких славных ребятишек. Будь что будет! Мы станем еще больше работать, и, кто знает, не наградит ли нас судьба за доброе дело удачей.
Так сказал рыбак, и дети остались в доме. Они росли с родными детьми рыбака и с каждым годом становились все здоровее и крепче.
Они стали такими умными и такими добрыми, что рыбак с женой не могли на них нахвалиться и нередко ставили их в пример своим ребятишкам. За это-то и невзлюбили родные дети приемышей — редко играли с ними, не брали с собой на прогулки. Молчаливые, одинокие, бродили близнецы по берегам тихой реки, прозрачной, как слеза, и спокойной, как весеннее утро. Прислушивались к пению птиц, приносили им крошки и так подружились с птицами, что стоило близнецам показаться на берегу, как птицы — соловьи, стрижи, ласточки — с громким щебетом слетались со всех сторон, садились на руки, клевали хлеб с ладоней и даже научили детей своему птичьему языку. От них же научились брат и сестра рано вставать, быть всегда веселыми и всегда петь песни. За это рыбак и его жена полюбили приемышей еще больше.
Конечно, детям рыбака это было не по душе.
— Ну что из того, что вы прекрасны лицом и благородны на вид, — говорили они близнецам. — Зато нет у вас настоящей матери, вы даже сами не знаете, кто ваш отец. Но мы-то знаем:
Ваш отец — стеклянный ящик,
Ваша мать — сеньора речка,
Ваши братья, ваши сестры —
Раки, жабы и лягушки!
— Жабы! Лягушки! — дразнили они близнецов, а брату с сестрой оставалось только отмалчиваться, потому что они и на самом деле не знали, кто их отец и мать.
Это было обидно. Очень обидно. Вот и решили они уйти из дома — искать отца с матерью. Они ушли рано утром, так рано, что в доме все еще спали, и никто не слыхал, как хлопнула дверь и близнецы исчезли из дома.
Конечно, они не знали, где искать родителей, и пошли наугад — прямо через поле. Ни одной души, ни одного селения не встретили они до полудня. Не у кого было спросить дорогу, негде приклонить голову. Наконец увидали полуразрушенный домик, но и здесь не пришлось отдохнуть и утолить голод сестре и брату: в домике никого не было, а двери были закрыты. Близнецы очень устали и присели отдохнуть у порога. Кругом стояла полная тишина, только птицы щебетали где-то совсем-совсем близко. Дети подняли головы и увидали, что под крышу слетелись ласточки. Их было множество, и они болтали наперебой. А так как дети понимали птичий язык, то невольно прислушались. «Не подскажут ли нам хоть птицы дорогу», — подумали брат и сестра и стали слушать с еще большим вниманием.
— Ола, как счастливы мои глаза увидеть тебя! — воскликнула маленькая ласточка с белой грудкой. — А я-то думала, что ты вовсе забыла своих деревенских подруг. Как-никак, а живешь ты в городе, и не где-нибудь, а в королевском дворце!
— Конечно, я живу во дворце, под самым королевским окошком, — отвечала ласточка с длинным хвостиком, — но нисколько не горжусь этим. Ведь гнездо мое получила я по наследству от моих родителей, и в том, что живу я рядом с самим королем, нет моей заслуги!
— Ах, как она мила! Ах, как скромна! — затрещали ласточки наперебой, а городская ласточка продолжала:
— Расскажите мне лучше ваши новости. Хорошо ли поет соловей? А жаворонок все такой же голосистый и все так же высоко взвивается в небо? А снегирь все такой же нарядный? Расскажите все без утайки, Беатрис!
Ласточка с белой грудкой, которую звали Беатрис, захлопала крылышками и отвечала печально:
— Кумушка, плохие пришли времена. Все меняется — и привычки, и песни. Даже здесь, среди полей и цветущих рощ! Представь себе, наш дружок, наш милый хохлатый жаворонок, повадился летать на крестьянские поля, он клюет маис и турецкие бобы, а когда хозяин выбегает с палкой, чтобы прогнать его, отвечает ему дерзкой песенкой:
Сей, сей, ротозей,—
Я маис люблю,
Сей, сей, не жалей —
Все равно склюю!
Ну, как тебе это нравится? А воробей! Ты помнишь старого бесхвостого воробья? Так вот: прилетаю я весной из-за моря в свое родное гнездо, а оно уже занято.
— Простите, сеньор, — сказала я воробью, — это мое гнездо.
— Нет, мое.
— Но вы ошибаетесь: это гнездо построили мои дедушка и бабушка, в нем вылупились мои родители, — наконец, я сама в нем вылупилась и хочу высидеть в нем своих детей!
— А мне здесь нравится!
— Уйдите, я вас прошу!
— Не уйду! Не уйду!
Вот бессовестный! Я просто не знала, что делать, и заплакала. Хорошо еще, что подруги мои не растерялись и, пока я рыдала, все вместе налетели на воробья и вытолкали разбойника из гнезда! Как ты счастлива, что живешь в городе, где не бывает таких беспорядков!
— Ах, у нас бывает и хуже! — вздохнула в ответ городская ласточка.
— Неужели? Так расскажите, расскажите скорей! — закричали все ласточки разом, и городская гостья сообщила им следующее:
— Случилось так, что королю пришлось отправиться на войну. Я пролетала по саду и сама видела, как садился он на коня и ускакал вместе с войском. Осталась королева одна во дворце. Ах, она была очень красива, но советники и министры не любили ее, они даже презирали прекрасную королеву, потому что красавица родилась не в замке, не во дворце, а в бедной семье портного. К тому же была очень умна и насквозь видела все их проделки и плутни! Вот и задумали они погубить королеву. Как раз в это время родились у нее дети, близнецы — мальчик и девочка, прекрасные, как лепестки розы. Как радовалась королева! И я радовалась вместе с ней: садилась на подоконник и щебетала громко-громко, любуясь на малюток, лежавших в золотой колыбели. Но видала я и другое, — видала, как под покровом ночи советники и министры писали донос своему королю и владыке; они писали ему, что у красавицы королевы родились не мальчик и девочка, а кот и змея! Подумать только! Малютки ничуть не походили на этих животных! Но придворные знали, что делали. Они знали, что король наш горяч и шутить не любит. И вот уже через месяц на всех площадях читали королевский указ. Король приказал бросить в реку то, что родила королева, а несчастную мать живую замуровать в городской стене!
Тогда темной ночью сестру и брата — совсем еще маленьких — положили в стеклянный ящик…
— Ой, — сказал брат, схватив сестру за руку, — ты слышишь: их положили в стеклянный ящик!
— Слышу, — вся дрожа, отвечала сестра. — Но неужели?..
Она не договорила, но, конечно, оба подумали: уж не о них ли самих говорит длиннохвостая городская ласточка?
А та продолжала:
— Их положили в стеклянный ящик и бросили в реку, а красавицу королеву замуровали в стене. И она непременно бы погибла…
Тут ласточка понизила голос и прошептала:
— Этого не должен никто узнать, подруги, и я надеюсь, что вы не расскажете никому эту тайну: у королевы была преданная служанка. Она решила спасти добрую королеву и потихоньку вязальной спицей просверлила в стене отверстие и с тех пор каждое утро подает через него своей госпоже немного воды и хлеба. Она кормит ее, как мы кормим своих птенцов. И королева жива до сих пор.
— А дети? Неужели они погибли? — защебетали разом все ласточки.
— Успокойтесь, подруги! Они тоже живы! Их подобрал один добрый рыбак. Они растут вместе с его детьми. Часто бродят по берегам тихой речки и за эти годы стали еще прекраснее.
Услышав это, ласточки радостно взвились в воздух и закружились в небе. Конечно, дети тоже обрадовались и так удивились, что не могли сказать друг другу ни слова. Как хорошо, что научились они говорить по-птичьи! Они все поняли! Все узнали! Они узнали, кто их отец и мать!
А ласточки уже снова слетелись под крышу и стали расспрашивать свою городскую подругу:
— Но почему же дети не вернутся к отцу? Почему не освободят мать-королеву?
— А кто же поверит им? Разве легко доказать, что они королевские дети?
— Так неужели же нет никакого средства, чтобы раскрыть обман? — заволновались птицы.
— Есть, но только одно.
— Какое же? Отвечай скорее!
— Об этом мне рассказала кукушка. Я встретилась с ней, пролетая по королевскому парку. Ведь вам известно, что она немного гадалка: сколько раз прокукует — столько лет и проживет человек. Так говорят в народе. Она-то вот и узнала, как спасти детей и несчастную королеву. Для этого надо…
Тут даже птенцы ласточек высунули из гнезд свои головы и так вытянули шейки, что чуть не вывалились на землю. В другое время матери клюнули бы их за такое любопытство, но на этот раз не заметили ничего, так хотелось им поскорее узнать, как выручить несчастную королеву. Дети тоже затаили дыхание, чтобы не пропустить ни слова.
— Надо найти Птицу-Правду! — громко прощебетала ласточка. — Она умеет говорить языком человека, и только ей поверит король. Но многие, очень многие в городе не любят Правду, а придворные и министры ни за что не пустят ее во дворец.
— Где же скрывается эта чудесная птица?
— Она заперта в замке «Войдешь — не вернешься»! И проникнуть в него почти невозможно. Двери замка и днем, и ночью охраняет чудовищный великан. Он засыпает только в полночь и то ненадолго, только на четверть часа. И если заметит, что кто-то входит в замок, тотчас же хватает его своей страшной лапой и проглатывает так же проворно, как глотаем мы комаров и мошек.
— Но все-таки где находится этот замок? — спросила любопытная кума Беатрис, самая старшая из деревенских ласточек.
— Не могу же я знать все на свете! — захлопала крылышками городская гостья. — Мне известно только, что неподалеку от замка, посреди бесплодной равнины, возвышается старинная башня, и на самом верху этой башни живет злая-презлая ведьма. Только она знает, как пройти в замок «Войдешь — не вернешься», но — хоть убей ее! — никому не укажет дорогу. И существует одно лишь средство заставить колдунью разговориться: надо принести ей полный кувшин разноцветной воды. Однако, даже проникнув в замок, не так-то легко разыскать чудесную птицу. Ее сторожат птицы Лжи. Они клюют ее, не дают дышать, они прячут ее в темном сыром застенке. А где находится этот застенок, тоже никто не знает. Говорят, что знает об этом только старый филин, живущий во дворе замка на вершине старого дуба, но он заколдован и обречен на молчание, пока кто-нибудь не придет и не скажет ему слово «ночь». Но как же дети узнают это волшебное слово? Без него же ни за что не найти им Птицу-Правду.
Тут ласточка посмотрела на небо и стала собираться в дорогу.
— Уже поздно, — сказала она подругам. — Смотрите, садится солнце. Оно ищет свое гнездо из морской пены и торопится опуститься в волны. Прощайте. Мне пора во дворец. Прощай, кума Беатрис. Спокойной ночи!
Так сказала длиннохвостая ласточка и полетела в город. А дети, позабыв и усталость, и голод, поспешили за нею следом. К вечеру добрались они до города, где жил король. И брат, и сестра знали уже, что они королевские дети, но не пошли во дворец. Они попросились переночевать в одном бедном доме, а утром, пока еще спала хозяйка, принялись за работу. Девочка прибрала в доме, а мальчик наносил воды из колодца и полил в саду цветы. Когда же хозяйка проснулась и увидела, что вся работа сделана, ей это очень понравилось, и она предложила детям жить вместе с нею.
— Пускай сестра живет с вами, — ответил мальчик. — Я же должен уйти по очень важному делу, которое и привело меня в эти края.
Он обнял сестру, попрощался с доброй женщиной и отправился в опасный путь — искать Птицу-Правду.
Но разве знал мальчик, где находится замок «Войдешь — не вернешься»? Он шел три дня, но никто не мог указать ему дорогу. Настал четвертый день. Усталый и печальный, мальчик присел отдохнуть под высоким деревом и вдруг услышал тихое воркование. На ветке сидела горлица.
Птичка с черным опереньем,
Подскажи мне, где дорога
В страшный замок людоеда! —
сказал мальчик горлице на птичьем языке, и горлица отвечала:
В страшный замок людоеда
Не ходи — там ждет опасность:
Ты войдешь и не вернешься.
Но мальчик не испугался, он сказал горлице:
Знаю, ждет меня опасность,
Но ищу я Птицу-Правду,
И я должен непременно
Выйти к замку людоеда.
Горлица поняла, что мальчик ни за что не повернет обратно. Она слетела ему на плечо и громко проворковала:
Если хочешь непременно
Выйти к замку людоеда,
В путь спеши с попутным ветром —
Он тебя туда проводит!
Горлица улетела, а мальчик пошел в ту сторону, куда дул попутный ветер. Он очень спешил, потому что боялся: а вдруг своенравный ветер изменит свое направление!
Ветер летел впереди, а мальчик бежал вслед за ним и вскоре очутился посреди бесплодной сухой равнины. Кругом — ни кустика, ни ручейка, только камни, обожженные солнцем, громоздились вокруг. А ветер летел все дальше — туда, где вздымались крутые голые скалы. Со всех сторон обступили они дорогу. Солнце село, стало темнеть, а ветер все мчался и мчался. И вдруг затих. Мальчик тоже остановился, он не знал уже — куда идти дальше. Но в это время на небе расступились тучи, луна озарила равнину, и среди голых скал он увидал мрачную башню, сложенную из огромных камней. Это была башня ведьмы.
Мальчику стало страшно. Ах, как хотелось ему убежать обратно, как не хотелось встречаться со злой колдуньей, но он вспомнил сестру, вспомнил мать-королеву, заживо замурованную в крепостной стене, и, подняв с дороги камень, со всей силы ударил им в железные двери. Глухое эхо раскатилось по скалам, отозвалось вдали протяжным вздохом, и тяжелая дверь открылась. Старуха с факелом вышла навстречу, а за нею выползли из дверей тараканы, змеи, сверчки, пауки, кузнечики, цикады и навозные жуки-скарабеи.
— Сеньора ведьма, — произнес мальчик дрожащим голосом, — мне известно, что только вы можете указать дорогу к замку «Войдешь — не вернешься». Будьте добры, окажите мне эту услугу.
Ведьма оскалила зубы и затряслась от смеха.
— А не поздно ли ты собрался в дорогу, малыш? Подожди до утра, и я сама провожу тебя к людоеду в гости. А сейчас ложись-ка ты лучше спать с моими детишками! — Она указала на тараканов и змей. — Не бойся, они тебя не обидят.
— О нет, сеньора! — воскликнул мальчик. — Я не могу дожидаться утра: еще до рассвета я должен возвратиться туда, откуда пришел. Укажите мне сейчас же дорогу.
— Вот упрямый! — разворчалась старая ведьма. — Не все ли равно, когда погибнуть — вечером или завтра утром! Но если ты такой непоседа — так и быть — я укажу тебе дорогу, но за это ты принесешь мне полный кувшин разноцветной воды из фонтана, который бьет во дворе замка. Согласен?
— На все согласен, — ответил бесстрашный мальчик, и колдунья принялась будить старую тощую собаку:
— Вставай, вставай! Отведи сейчас же этого маленького глупца в замок «Войдешь — не вернешься». Слышишь? Он торопится. Наверное, ему жить надоело!
Собака заворчала спросонья, отряхнулась и поплелась по пустынной дороге. А мальчик, захватив с собою большой кувшин для воды, заторопился следом.
Вскоре же они подошли к большому замку. Темный и молчаливый, он возвышался среди бесплодной равнины. Все двери были открыты настежь. Но ни шум голосов, ни малейший шорох не говорили о том, что кто-то живет за его мрачными стенами.
«Войдешь — не вернешься», — вспомнил мальчик страшное имя замка. «Неужели я никогда не выйду отсюда? Не лучше ли сразу повернуть обратно?» Но в это время часы на башне пробили полночь, собака взвизгнула и исчезла в одно мгновение. Решительный час наступил. Мальчик остался один, совсем один, но он не думал уже о возвращении, — он старался припомнить все-все, что слышал от королевской ласточки. «Надо скорей разыскать застенок, где томится Птица-Правда, — думал он. — А то проснется злой великан». Мальчик смело вошел в ворота. Во дворе не было ни души. Он осмотрелся. «Но где же зачарованный филин? Ему надо сказать заветное слово, он очнется и укажет дорогу к застенку. Но… какое же это слово?» Мальчик похолодел от страха: он забыл заветное слово. Совсем забыл! Сколько ни силился, не мог припомнить! А луна уже скрылась за облаками, стало темно, высоко в небе злобно загудел ветер. В отчаянии прислонился мальчик к высокому дереву и закрыл лицо руками.
— Какая ночь! Какая страшная ночь! — прошептал он, и вдруг откуда-то сверху, из мрака отозвался гулкий голос:
— Ночь? Кто сказал «ночь»? Кто посмел разбудить меня? Это я — старый филин!
Мальчик очнулся. Луна уже снова озаряла двор мертвым светом, а с дерева смотрели на мальчика два блестящих глаза. Это был филин. Слово «ночь» расколдовало его.
— Это я — королевский сын! — громко воскликнул мальчик. — Помоги мне скорей, укажи — где томится Птица-Правда!
— Птица-Правда? Птица-Правда? — загудел с дерева филин. — Она там — в подземелье, но будь осторожен, будь внимателен: ее стерегут птицы Лжи. Пестрые, яркие, они кружатся в воздухе и поют прекрасными голосами. Не прикасайся к ним, не обольщайся их красотой. Возьми только маленькую белую птичку. Это и есть Птица-Правда, Птица-Правда…
— Спасибо тебе, добрый филин! — ответил мальчик. — А потом я должен набрать разноцветной воды из фонтана…
— Разноцветной? Глупец! — отозвался филин. — Ты сам погубишь себя! Эта вода нужна ведьме для колдовства. Не бери разноцветной воды — зачерпни прозрачной: вода, прозрачная как слеза, разрушит все чары ведьмы. — Филин захохотал. — Отнеси ей полный кувшин! Торопись! Сейчас людоед проснется!
Но мальчика не нужно было ни уговаривать, ни просить. Он уже спускался по широким ступеням в темное подземелье. В одно мгновенье очутился перед птичником, распахнул двери и невольно зажмурил глаза: яркие птицы Лжи кружились перед ним. Они пели сладкими голосами.
— Птица-Правда! Где ты? — закричал мальчик. Но напрасно ждал ответа. Он ворвался в птичник. Пестрые птицы we пускали его, клевали, налетали со всех сторон. Но он заметил уже в уголке скромную белую птичку, схватил ее и спрятал у себя на груди. Громко вскрикнули птицы Лжи, но мальчик уже бежал за водой к фонтану. В это время по замку пронесся протяжный рев: людоед просыпался.
Зачерпнуть чистой воды из ключа, протекавшего у подножия фонтана, было делом одной минуты. А рев становился все сильнее. Мальчик выбежал за ворота и пустился в обратный путь. Вслед ему полетели огромные камни: людоед проснулся! Прячась за скалами, мальчик бежал все дальше, не останавливался ни на минуту, пока рев и грохот камней не затихли вдали.
Так добежал он до башни ведьмы. Старуха уже ждала его на пороге, а вокруг нее кишели пауки, тараканы, змеи, сверчки, кузнечики и навозные жуки-скарабеи. Колдунья выхватила у мальчика кувшин и, воскликнув: «Теперь станешь ты пауком!» — выплеснула на него разом всю воду. Она думала, что в кувшине разноцветная колдовская вода, но мы-то знаем, мальчик принес прозрачной воды. Это была добрая и чудесная «вода красоты». Она не повредила мальчику, а ящерицы, змеи и насекомые тотчас же бросились к разлившейся по камням струе и стали купаться в ней. О чудо — юркие ящерицы на глазах у мальчика превратились в стройных рыцарей, цикады — в прекрасных принцесс, тараканы — в веселых студентов из Саламанки, а навозные жуки-скарабеи — в почтенных докторов, одетых в длинные мантии и шапочки ученых. Комары стали звонкоголосыми певцами, мухи — печальными вдовами в черных кружевных мантильях, а пауки — монахами в рясах.
Увидев это, старая ведьма схватила метлу, взвилась в воздух и исчезла в ночном небе, а все спасенные отвесили мальчику глубокий поклон и отправились каждый своей дорогой. Мальчик же, согревая Птицу-Правду своим дыханием, поспешил обратно в город.
Как обрадовалась сестра, увидев брата живым и невредимым! Но она обрадовалась еще больше, узнав, что он принес Птицу-Правду. Однако самое трудное было еще впереди. Нелегко, почти невозможно было пробраться в королевский дворец. Неизвестно откуда — быть может, подсказала им это злая ведьма, — но придворные уже знали, что Птица в городе. Они боялись Правды, они боялись, что раскроются все их преступления, и решили ни за что не пускать во дворец волшебную птицу.
— Убить! Отравить ее! — приказали они солдатам и удвоили стражу перед дворцом. Они готовили охотничьих соколов, чтобы преследовать Птицу и изловить ее, они строили клетки, чтобы запереть Правду и снова бросить в застенок. Они распустили слух, что маленькая белая птичка скрывает под перьями черное оперенье, что она вовсе не Птица-Правда, а самая злая птица на свете, что она хочет убить самого короля. Однако король не поверил этому. Узнав, что чудесная птица находится в городе, он издал приказ: каждого, кто принесет во дворец Птицу-Правду, немедленно провести в тронный зал!
Глашатаи объявили приказ на площади, и мальчик, услышав приказ короля, взял сестру за руку и смело пошел во дворец. Он нес птицу за пазухой и громко пел:
Королю несу я Птицу,
Королю несу я Правду!..
Так дети приблизились ко дворцу. Но не верные королевские слуги, а хитрые советники и министры выбежали им навстречу.
— Схватить мальчишку! — приказали они солдатам, и солдаты в высоких шапках, с копьями и алебардами окружили детей и уже схватили их, чтобы бросить в темницу, но в эту минуту птичка выпорхнула из-за пазухи и с громким щебетом полетела прямо в окно к королю.
О сеньор, я — Птица-Правда, —
запела она, опустившись перед королевским троном.—
Принесли меня к вам дети:
Ваши дети — брат с сестрою.
Прикажите же скорее
Распахнуть пошире двери —
Во дворец впустить обоих!
Конечно, король очень удивился словам птицы, но тотчас же поверил ей, потому что никто не мог не поверить Правде. Слуги распахнули двери дворца, и сам король вышел навстречу детям. Он обнял их и заплакал от счастья. И даже солдаты в высоких шапках, с копьями и алебардами не могли удержаться от радостных слез, потому что дети — и брат, и сестра — лицом были как две капли воды похожи на самого короля. Пришли музыканты и, надув щеки, стали играть на медных трубах. Когда они кончили, король воскликнул:
— Дети мои, если бы ваша мать могла вас увидеть! Но я сам ее погубил!
— Нет, — смело ответил мальчик, — она жива. Прикажите разобрать крепостную стену, и королева выйдет вам навстречу.
Позвали каменщиков. Они разбили ломами стену, и народ увидал свою королеву. Королева была бледна, как изваянная из мрамора, но, когда увидала детей и прижала их к своему сердцу, тотчас же порозовела от радости и стала такой прекрасной, какой не была еще никогда. Это очень понравилось королю. Он взял королеву под руку и повел во дворец. Конечно, и дети вошли вместе с отцом и матерью в тронный зал, а придворные — советники и министры — так испугались, что разбежались в разные стороны и не стали ждать, пока палач отрубит им головы по приказанию короля.
А король сел на трон, посадил рядом с собой прекрасную королеву, а у ног своих — молодого принца и молодую принцессу. В тот же день назначил он бедного рыбака своим первым министром. Не забыл и служанку, которая столько лет, рискуя жизнью, кормила несчастную королеву: он сделал ее герцогиней-дукессой, а женщину, приютившую в городе сестру и брата, пригласил во дворец и назначил фрейлиной королевы.
А вечером был большой пир. Весь город поздравлял принцессу и принца. И король с королевой всех угощали. Гости все съели, и на тарелках ничего не осталось.
Осталась только сказка — длинная, как река. Но и река кончается, добежав до моря.
А сказка? Куда придет сказка, где кончится, — об этом никто не знает!