Рассказы

Кошка пташку сторожит…

В понедельник вечером мистер Мартин купил пачку сигарет "Кэмел" в самой людной табачной лавке на Бродвее. Был как раз театральный час, и в лавке столпилось человек восемь. Продавец даже не поднял на него глаз. Мартин быстро опустил пачку в карман плаща и вышел на улицу. Если б кто-то из служащих "Ф и Ш" увидел, что он покупает сигареты, у того глаза полезли бы на лоб от удивления, так как всем было доподлинно известно, что мистер Мартин не курит и никогда не курил. Но никто его не заметил.

Ровно неделю назад Мартин принял решение, что миссис Улгайну Бэрроуз нужно стереть. Слово "стереть" ему очень понравилось, потому что означало не более, чем исправление ошибки — в данном случае ошибки мистера Фитуайлера. Все вечера прошлой недели Мартин работал над планом, изучая его во всех аспектах. Вот и сейчас по дороге к дому он снова продумывал свой план. В сотый раз он пытался выявить и устранить любую неточность или неясность. Разработанный проект был прост и отважен, но сопряжен с немалым риском, и подвести могло любое звено цепочки. А ведь в том и была вся хитрость замысла, чтобы никому и в голову не пришло предположить в этом осторожную и аккуратную руку Эрвина Мартина, начальника канцелярии "Ф и Ш", о котором сам мистер Фитуайлер сказал однажды: "Человеку свойственно ошибаться, но мистеру Мартину — нет". Никто не должен был предположить его руку, если он, конечно, не попадется на горячем.

Попивая дома молоко из стакана, Мартин опять, как и все семь предшествующих вечеров, рассматривал свое дело против миссис Улгайны Бэрроуз. Начал он с самого начала. Ее квакающий голос и ослиный регот впервые осквернили кабинеты "Ф и Ш" 7 марта 1941 года (у Мартина была железная память на даты). Старый Робертс, начальник отдела кадров, представил ее как вновь назначенного советника по специальным вопросам при президенте фирмы мистере Фитуайлере. Эта женщина сразу же вселила в Мартина ужас, но он и виду не подал, протянул ей свою сухую руку, смерил сосредоточенным изучающим взглядом и одарил подобием улыбки.

— Что, — спросила она, бросив взгляд на его стол с бумагами, — волокём быка из болота?

Вспоминая этот момент за стаканом молока, он поёжился. Надо сосредоточиться на ее преступлениях в качестве советника по специальным вопросам, а не на мелких странностях характера. Сделать это ему, однако, было очень трудно, хотя он выслушал собственное возражение и согласился с ним. Изъяны этой женщины беспорядочно толпились и шумели в его уме, словно самочинно явившиеся свидетели. Уже почти два года она просто изводила его. В вестибюле, в лифте, даже в его собственном кабинете, куда она заскакивала, как цирковая лошадь, постоянно разносились обращенные к нему дурацкие вопросы: "Волокём быка из болота? Скубём горох? Катим бочку — ждем грозу? Огурчики засолили? Кошка пташку сторожит?"

Джо Харт, один из помощников мистера Мартина, объяснил ему, что значил весь этот вздор: "Она, наверно, болеет за бейсбольную команду Доджеров, а их комментатор "Рыжий Цирюльник" любит вставлять по радио такие фразочки — нахватался их где-то на юге. Джо попытался объяснить одну-две: "Скубём горох"- значит что-то вроде "Зададим им жару!", "Кошка пташку сторожит" — "У нас порядок!" Мистер Мартин не без труда выбросил всё это из головы. Это страшно раздражало, иногда сбивало с мысли, но он был слишком основательным человеком, чтобы решиться на убийство из-за такого детского вздора. К счастью, думал он, перебирая основные пункты обвинения миссис Бэрроуз, он сдержал себя и ни разу не сорвался.

Внешне он всегда сохранял выражение вежливого терпения. "Мне кажется, вам эта женщина даже симпатична", — заметила как-то мисс Пард, еще одна его помощница. Он лишь улыбнулся в ответ.

Судейский молоток стукнул в уме мистера Мартина, и слушание дела возобновилось. Миссис Улгайне Бэрроуз было предъявлено обвинение в преднамеренных, злостных и многократных попытках подорвать эффективность системы "Ф и Ш". Ее появление и продвижение к власти требовало компетентного и основанного на фактах анализа по существу вопроса. Мистер Мартин узнал всю историю от мисс Пард, от которой, кажется, ничего нельзя было скрыть. По ее словам, миссис Бэрроуз встретилась с мистером Фитуайлером на каком-то вечере, где она вызволила его из объятий крепко сложенного пьянчуги, который спутал президента "Ф и Ш" с отставным футбольным тренером, знаменитым на всем Среднем Западе.

Тогда же престарелого господина и озарила мысль, что эта женщина обладает всем необходимым для поддержки его собственных талантов и для гарантии успеха фирмы. Уже через неделю он представил ее персоналу "Ф и Ш" как своего советника по специальным вопросам. И в тот же день просунула ногу в дверь Неразбериха. После того, как мисс Тайсон, мистеров Брандиджа и Барлетта выгнали с работы, а мистер Мунсон сам надел шляпу и гордо удалился, позднее известив письмом, что оставляет свой пост, старый Робертс набрался смелости поговорить с мистером Фитуайлером. Он обратил внимание главы фирмы на то, что в отделе мистера Мунсона "возник некоторый беспорядок", и, возможно, было бы предпочтительней вернуться к прежней системе.

Фитуайлер ответил, что ни в коем случае, что он твердо верит в идеи миссис Бэрроуз. "Только нужно дать вызреть, дать немного времени, чтобы они вызрели", — добавил он. Мистер Робертс ушел ни с чем. Теперь Мартин подробно рассмотрел все изменения, привнесённые миссис Бэрроуз. Мадам начала с того, что отбила несколько камешков по карнизам, и вот замахнулась кайлом на самый фундамент здания.

Теперь, подытоживая, Мартин подошел к той самой второй половине рабочего дня в понедельник, 2 ноября 1942 года — ровно неделю назад. Тогда, в три часа пополудни, миссис Бэрроуз запрыгнула к нему в кабинет и ухнула: "Бууу! Огурчики солим?"

Мартин лишь взглянул на нее из-под зеленого козырька и не сказал ни слова. Она стала расхаживать по кабинету, разглядывая его своими лошадиными на выкате глазами. "Вам что, в самом деле нужны все эти картотеки?" — вдруг грозно спросила она. У Мартина сердце ёкнуло в груди. "Каждая из этих картотек, — ответил он спокойным голосом, — в системе "Ф и Ш" незаменима". Она заржала: "Скубём горох!", и направилась к двери. А уже оттуда рыкнула: "Во, сколько мусора развели!" У Мартина больше не оставалось сомнений, что перст судьбы указывал на его драгоценную канцелярию. Кайло взметнулось вверх и замерло перед первым ударом. Гром еще не грянул — он еще не получил по наущению этой бесстыжей дамы голубого конверта от обожаемого мистера Фитуайлера с нелепейшими распоряжениями, но никаких сомнений в том, что такой конверт поступит, у него не оставалось. Поэтому действовать надо было быстро: одна драгоценная неделя уже прошла. Мистер Мартин встал в своей гостиной, всё еще со стаканом молока в руке. "Господа присяжные, — сказал он самому себе, — для этого нетерпимого в человеческом обществе лица я требую смертной казни".

На следующий день мистер Мартин ни в чем не отклонился от своего обычного распорядка. Правда, он слишком часто протирал очки и однажды стал точить уже заточенный карандаш, но даже мисс Пард ничего не заметила. Будущая жертва попалась ему на глаза только один раз: она прошествовала мимо него в вестибюле, бросив свысока: "Приветик!" В пять тридцать он, как обычно, направился домой и, как обычно, выпил стакан молока. Никогда в жизни он не пил более крепких напитков, если не считать имбирного пива. Покойный Сэм Шлоссер, олицетворявший собой букву "Ш" в названии фирмы, несколько лет назад даже отметил с похвалой его трезвость и воздержанность. "Наш самый продуктивный работник не пьет и не курит, — сказал он. — И результаты налицо", а сидевший рядом мистер Фитуайлер одобрительно кивнул.

По дороге к Пятой авеню у Сорок шестой стрит Мартин всё еще вспоминал об этом красном дне своей жизни. Он вернулся домой, как обычно, в восемь вечера. К четверти девятого он, как обычно, отужинал и просмотрел финансовую хронику в "Сан". По обыкновению после ужина он выходил на прогулку. И на этот раз он пошел по Пятой авеню своим обычным шагом. Его рукам в перчатках было влажно и жарко, а лбу — холодно. Он переложил "Кэмел" из плаща в карман пиджака, подумав при этом, что, возможно, сигареты создадут лишь ненужную напряженность. Миссис Бэрроуз курила только "Лакис". У него была мысль сделать несколько затяжек "Кэмел"(после того, как он ее сотрет), загасить сигарету на пепельнице, держа в пальцах ее перепачканную помадой "Лакис", и сбить гончих, проведя по следу этой красной чертой. Но мысль, пожалуй, не из лучших: потребуется время, да и он сам может слишком громко закашляться.

Мартин никогда прежде не видел дома на Двенадцатой-вест, в котором жила миссис Бэрроуз, но имел о нем достаточно ясное представление. К счастью, она рассказывала каждому встречному-поперечному о своей чудненькой на втором этаже квартирке в восхитительном трехэтажном доме из красного кирпича. Швейцара там нет: только жильцы на втором и третьем этажах. По дороге он понял, что придет туда еще до девяти тридцати, и подумал, не сделать ли крюк до Сорок пятой, чтобы подойти к дому не раньше десяти: менее вероятно, что в это время кто-то будет заходить или выходить. Но так возникла бы уродливая петля на прямой линии его замысла, и он отбросил эту идею. В любом случае, нельзя ведь заранее предугадать, когда люди будут заходить или выходить из дома. Риск был велик в любой час. Если он вдруг с кем-то встретится, то просто придется навсегда перевести дело по стиранию Улгайны Бэрроуз в разряд архивного хранения. Точно так же, если у нее в квартире окажется еще кто-то. В таком случае он лишь скажет, что проходил мимо, узнал ее очаровательный дом и решил заглянуть.

Мартин повернул на Двенадцатую стрит в восемнадцать минут десятого. Он разминулся с прохожим, потом с какой-то разговаривавшей парой. Когда он подошел к дому, никого за полквартала не было видно. Мгновенно он поднялся по лестнице ко входу на площадку перед квартирами и нажал звонок под табличкой: "Миссис Улгайна Бэрроуз". Когда щелкнул замок, он быстро вошел в дверь и прикрыл ее за собой. Лампочка, свисавшая на цепочке с потолка, казалось, горела устрашающе ярко. На лестнице никого не было. В коридорчике справа открылась дверь. Он быстро подошел к ней на цыпочках.

— Смотрите-ка кто к нам пожаловал! — заухал громовой голос миссис Бэрроуз, а ее ржущий смех раскатился, как эхо от выстрела. Он проскользнул мимо, как футбольный нападающий, отодвинув ее в сторону.

— Эй, кончай толкаться! — сказала она, закрыв за собой дверь.

Они очутились в гостиной, где, как показалось мистеру Мартину, горело сто ламп.

— Что на тебя напало, скачешь, как козел?

Он почувствовал, что не в состоянии вымолвить ни слова: у него перехватило дыхание, и сердце словно застряло в горле.

— Да, я… — наконец, выдавил он.

Она болтала и хохотала, пытаясь помочь ему снять пальто.

— Нет, спасибо, я положу его здесь.

Он снял пальто и положил на стул у двери.

— Да сними ты шляпу и перчатки: ты же в гостях у дамы!

Он положил шляпу на пальто. Миссис Бэрроуз выглядела крупнее, чем ему казалось раньше. Перчаток он не снял.

— Я тут мимо проходил. Узнал — есть еще кто дома? Она расхохоталась еще громче:

— Нет, мы с тобой одни. Чего ты бледный, как простыня, чудак? Что на тебя нашло? Давай, пунш сварганю.

Она пошла к двери.

— Виски с содовой будешь? А говорили, ты не пьешь…

Она обернулась и еще раз смерила его удивленным взглядом.

Мистер Мартин сжался:

— Виски с содовой — то, что надо, — услышал он свой голос, а с кухни доносился ее хохот.

Мартин быстро окинул взглядом гостиную, ища оружие: он полагал, что-нибудь подходящее здесь найдется. Вот железная подставка и кочерга у камина, а в углу — гимнастическая булава. Не подойдет. Нужно иначе. Он зашагал по комнате. Подошел к столу: на нем лежал металлический нож для разрезания бумаги с фасонной ручкой. Острый? Он потянулся к ножу и опрокинул медный кувшинчик. Посыпались марки, и кувшинчик с грохотом полетел на пол.

— Эй, — завопила из кухни миссис Бэрроуз, — что ты там опять скубёшь горох?

Мистер Мартин странно хохотнул, взял нож и попробовал его кончик о запястье. Нож был тупой. Это не годилось.

Когда миссис Бэрроуз появилась с двумя бокалами, Мартин, так и не снявший перчаток, внезапно понял, что его фантастический замысел сработал: сигареты у него в кармане, приготовленная ему выпивка — всё это было совершенно невообразимо. Где-то в глубине ума шевелилась и прорастала смутная идея.

— Да сними ты перчатки, ради Бога, — сказала миссис Бэрроуз.

— Я всегда ношу их дома, — ответил он.

Идея стала расцветать странным волшебным цветком. Миссис Бэрроуз поставила бокалы на кофейный столик у дивана и присела.

— Двигай сюда, чудак, — позвала она. Мистер Мартин подошел и сел рядом с ней. Он долго возился, вытаскивая сигарету из пачки "Кэмел", но всё-таки справился. Она со смехом поднесла ему спичку.

— Ну, — сказала она, — подавая бокал, — такого во сне не увидишь: ты с сигаретой и с рюмкой виски.

Мартин неуклюже затянулся и отхлебнул из бокала.

— Да я всю жизнь пью и курю!

Они чокнулись.

— От этого старого балабона Фитуайлера свихнуться можно, — сказал он и опять отхлебнул. Вкус был мерзкий, но Мартин не поморщился.

— Как вы можете! — воскликнула она совершенно изменившимся тоном. — Вы оскорбили нашего хозяина!

Миссис Бэрроуз мгновенно до кончиков ногтей превратилась в советника президента компании по специальным вопросам.

— А я готовлю бомбу, — сказал Мартин, — от которой старый осел залетит дальше ада!

Он отпил лишь чуть-чуть некрепкого коктейля: от этого люди так не меняются.

— Вы что, колетесь или травкой балуетесь? — спросила миссис Бэрроуз очень холодно.

— Героин употребляю, — ответил мистер Мартин. — Вот набухаюсь по самые жабры и выпущу дух из старого жмота.

— Мистер Мартин! — выкрикнула она вставая. — Хватит этого. Немедленно убирайтесь отсюда!

Мартин отхлебнул еще, постучал сигаретой о поднос и бросил пачку "Кэмела" на кофейный столик. Потом он встал, и она тоже стояла, уставившись на него. Он отошел, надел шляпу и пальто.

— Ни слова об этом, тсс! — пригрозил он, приложив палец к губам, и миссис Бэрроуз осталось лишь выговорить:

— Да ну?

Мистер Мартин положил руку на дверную ручку:

— Кошка пташку сторожит! — прошептал он, показал ей язык и вышел.

Никто его не увидел.

Мартин вернулся домой пешком задолго до одиннадцати. Никто не видел, как он входил. Он почистил зубы, выпил два стакана молока и почувствовал воодушевление. Не от выпивки, потому что он не был пьян, да и прогулка давно развеяла всякие последствия виски. Он лег в кровать и полистал журнал. Около полуночи он заснул.

На следующее утро, как обычно, около восьми тридцати мистер Мартин пришел в контору. А без четверти девять ворвалась миссис Улгайна, до этого раньше десяти не появлявшаяся.

— Я немедленно докладываю мистеру Фитуайлеру, — выкрикнула она, — и если он отправит вас в полицию — вы это заслужили!

Мистер Мартин взглянул не нее с выражением непомерного удивления:

— Простите?

Миссис Бэрроуз всхрапнула и выскочила из комнаты, а мисс Пард и Джо Харт так и остались стоять с открытыми ртами.

— Какая муха ее укусила? — недоуменно спросила мисс Пард.

— Понятия не имею, — ответил мистер Мартин, возвращаясь к работе.

Помощники взглянули на него и друг на друга. Мисс Пард встала и вышла. Она медленно прошлась мимо закрытой двери кабинета мистера Фитуайлера. Там, за дверями миссис Бэрроуз вопила, но не ржала. Мисс Пард не могла разобрать, что она кричит, и вернулась к своему столу.

Через сорок пять минут миссис Бэрроуз вышла из кабинета президента и зашла в свой собственный, захлопнув за собой дверь. Лишь через полчаса Фитуайлер вызвал мистера Мартина.

Начальник канцелярии, опрятный, спокойный, внимательный, стоял перед столом старика. Фитуайлер был бледен и нервничал. Он снял очки, поиграл ими, издал горлом непонятный звук.

— Мартин, — сказал он, — вы работаете у нас уже более двадцати лет.

— Двадцать два года, сэр, — уточнил Мартин.

— За это время, — продолжил президент, — ваш образ жизни и ваши, гм, манеры были примером для подражания.

— Надеюсь, что это так, сэр, — сказал Мартин.

— Да, конечно, — мистер Фитуайлер протер очки, — не могли бы вы рассказать мне, что вы делали вчера вечером после работы, Мартин.

Мистер Мартин позволил себе оставаться в изумлении не более секунды.

— Конечно, сэр, — сказал он. — Я пришел домой с работы. Затем сходил в ресторан Шрафта поужинать и вернулся. Я рано лег спать, а перед сном почитал журнал. Заснул я около одиннадцати.

— Да, конечно, — снова сказал мистер Фитуайлер.

Он помолчал, подыскивая слова, которые должен был сказать начальнику канцелярии.

— Миссис Бэрроуз, — наконец выговорил он, — миссис Бэрроуз работает очень много, она очень упорно трудится. Мне крайне горько сообщить вам, что у нее случился тяжелый нервный срыв, принявший вид комплекса преследования в сочетании с тяжелой галлюцинацией.

— Мне очень жаль, сэр, — сказал мистер Мартин.

— Миссис Бэрроуз представилось, — продолжил мистер Фитуайлер, — что вы посетили ее вчера вечером и вели себя, м-да, недостойно. Он поднял руку, чтобы предупредить возмущенные возражения.

— Такова природа этих душевных болезней, — продолжал мистер Фитуайлер. — Больной сосредоточивает внимание на самом неподходящем и самом невинном человеке как, м-да, на источнике преследования. Это трудно понять неспециалисту, Мартин, и я проконсультировался по телефону с моим психиатром, доктором Фитчем. Конечно, он не сделал определенного заключения, но высказал некоторые обобщения, подтверждающие мою догадку. Я предложил миссис Бэрроуз, когда она закончила сегодня утром свой, м-да, рассказ, обратиться к доктору Фитчу, потому что я сразу предположил, что у нее именно такое состояние. К сожалению, она пришла в бешенство и потребовала, чтобы я немедленно вызвал вас на ковер. Возможно, вы еще не знаете, Мартин, но миссис Бэрроуз предполагала произвести реорганизацию вашей канцелярии, с моего одобрения, конечно, только с моего одобрения. Поэтому именно вы, а не кто-то другой, пришли ей на ум — но тут судить доктору Фитчу, а не нам. Так что, Мартин, мне кажется, миссис Бэрроуз уже едва ли сможет принести пользу нашей компании.

— Я чрезвычайно огорчен, сэр, — сказал мистер Мартин.

Тут, будто пущенная катапультой, в дверь кабинета влетела миссис Бэрроуз.

— Так этот гадёныш пытается что-то отрицать? — завопила она. — Нет, ему это так не пройдет!

Мистер Мартин встал и осторожно подошел поближе к стулу мистера Фитуайлера.

— Вы пили и курили в моей квартире, — громыхала она на Мартина, — и вы это знаете! Вы называли мистера Фитуайлера старым балабоном и говорили, что, когда набухаетесь героином по самые жабры, выпустите из него дух! Она перевела дыхание, и какая-то новая искра вспыхнула в ее выпученных глазах:

— Если бы вы не были таким серым паскудным человечком, я бы могла предположить, что вы всё это сами придумали. Вы показали мне язык и сказали: "Кошка пташку сторожит!". Вы знали, что мне никто не поверит, если я расскажу. Ах ты, черт, до чего ловко!

Она громко истерически заржала и вновь впала в ярость. Она смерила мистера Фитуайлера огненным взглядом:

— Вы что, не видите, старый осел, как он нас обвел вокруг пальца? Вы что, не понимаете его подлой штучки?

Но мистер Фитуайлер уже тайком нажимал на кнопки под столешницей, и служащие "Ф и Ш" сбегались в кабинет.

— Стоктон, — распорядился мистер Фитуайлер, — пожалуйста, проводите, с Фишбайном миссис Бэрроуз домой. И вы, миссис Пауэлл, тоже пойдите с ними. Стоктон, когда-то игравший в футбол в школьной команде, заблокировал миссис Бэрроуз, когда она пыталась приблизиться к Мартину. Вдвоем им удалось вытолкать ее за двери в вестибюль, где уже собралась целая толпа стенографов и рассыльных. Она всё еще осыпала мистера Мартина запутанными и бессвязными проклятиями. Гвалт, удаляясь по коридору, постепенно затих.

— Мне жаль, что так случилось, — сказал мистер Фитуайлер, — выбросьте всё это, пожалуйста, из головы, Мартин.

— Да, сэр, — согласился мистер Мартин, и, предваряя заключительные слова шефа "Покончим с этим", сам сказал: — Словно ничего и не было.

Он вышел, закрыл за собой дверь, легко и быстро пересек вестибюль, вошел в канцелярию обычной медленной походкой и с выражением сосредоточенного внимания направился к картотеке В-20.