Молодые бойцы готовились к первому большому походу. Зайчиков волновался больше всех: выдержит ли, не отстанет ли от всей роты?
Он в седьмой роте самый маленький. Его и в армию-то принимать не хотели. Зайчиков долго уговаривал призывную комиссию:
— Товарищи начальники, возьмите меня, я подрасту!
Врач засмеялся:
— К весне, если подрастешь, приходи!
Зайчиков и пришел весной. За зиму он действительно стал длинней на сантиметр. Но как он ни хитрил, незаметно приподымаясь на цыпочки и вытягивая шею, все же до нормы ему нехватало двух сантиметров.
— Даем тебе еще отсрочку, до осени, — сказал врач. — Старайся, расти!
Зайчиков старался. К осени он подрос еще на сантиметр с половиной. С затаенным дыханием ждал он решения. Врач пожалел его:
— Придется тебя, коротышкин, пропустить! Авось, пока до полка доедешь, полсантиметра доберешь!
В роте Зайчиков стоял, конечно, на крайнем левом фланге. Ребята часто так и называли его по-дружески «Левый Фланг». Но это пусть! Правда, он завидовал правофланговым великанам. Когда на плацу иногда подавалась команда: «Кругом!», Зайчиков был счастлив. Он впереди всех! Он выпячивал грудь, задирал голову и четко отбивал маршировку.
Но счастье длилось недолго:
— Кру-угом!
Опять правофланговый, «направляющий» Ермолов, ведет роту, опять Зайчиков — левый фланг.
К походу готовился весь полк. Из дивизии даже приехал важный начальник, Иван Сергеевич Балашов. — проверить подготовку. Вечером он зашел в седьмую роту, и все увидели, что важный начальник прост, немолод, невысок.
Он пришел запросто, после вечерней поверки, когда рапорт уже не отдается.
Этот час — между вечерней поверкой и отбоем — особенный. В распорядке дня про него сказано: «С 10 до 11-личные дела». Кто пришивал пуговицу, кто прилаживал новую звезду, кто сочинял письмо. А курильщики — те набились в курилку.
Начальник осмотрел казарму и тоже завернул в курилку.
Там шел разговор о героях.
— Из тебя, Левый Фланг, герой навряд ли выйдет. — говорил Зайчикову Ермолов.
Тут как раз вошел низенький начальник, и Ермолов смутился. А начальник уселся около печки, достал из шинели папиросы. Бойцы налетели на «Пушки», и вмиг вся пачка превратилась в неровный ряд красных огоньков.
— Вот вы толкуете: герои, геройство… Хотите, я вам один случай расскажу?.. До отбоя много ли?
— Много, полчаса еще, товарищ начальник.
— Ну, ладно! — Начальник бросил окурок в печку и уселся поудобней. — Дело было в гражданскую войну и, между прочим, под Новый год. Вот вам сейчас у печки, небось, тепло и не дует, а вы закройте глаза и вообразите темную зимнюю ночь, и снежную степь, и злую метель-низовку. А ночь длинная: началась в девятнадцатом году, кончилась в двадцатом. И вот среди ночи, по колено в снегу, бредет отряд красных разведчиков, и ведет их молодой куцый парнишка-командир по имени… ну, хотя бы Ваня…
В курилке тишина. Синий дым облаком висит над стрижеными головами. Начальник неторопливо продолжает:
— …Бредут они час, другой, а деревни все нет и нет. Заблудились, значит, заплутались. Горько стало Ване, злится он на самого себя. Долго они шли, из сил выбились. Вдруг — стоп! — уткнулись носом в околицу. Через ту проклятую метель и огоньков не видать было. А чья деревня, кто в ней — свои, беляки?..
Пошептался Ваня с бойцами.
«Чем в степи замерзать, — говорят бойцы, — давай лучше, Ваня, шуруй! Действуй, значит!»
Посрывали они с себя дорогие пятилучевые звезды, гранаты- «лимоны» Милса — приготовили и поскреблись в крайнее окошко.
Выходит на стук малец.
«Кто в селе?»
«Казаки».
«Какие — белые, красные? "
«Хиба ж я знаю? С погонами».
«Ага! Много?»
«Хиба ж я знаю? В нашей хате человек семь».
«Что делают?»
«Сплят. Спервоначалу всё шумели: «Давайте встречать який-то Новый год!» Все пили да встречали, только никто не пришел, так они спать полегли».
«Спят, говоришь?»
Задумался Ваня. А на нем бурка была такая казацкая и папаха вроде офицерской. Задумался он, пошептался с бойцами и говорит:
«Это они, малец, нас ждали, это мы и есть Новый год. Впусти нас без лишнего шума».
А сам думает: «Спите, голубчики! Я разбужу!» И разбудил.
— Разбудил? — не выдержал Зайчиков.
— Ага! Казаки повскакали, стали «кари глазки» протирать, козырять «офицеру». А наш «офицер» как пошел их чесать:
«Вы что спите, такие-растакие! Какой части? Я вам покажу новогоднюю пьянку устраивать! Где штаб? Какой пароль и отзыв? "
Казаки спьяну да со сна не соображают — всё сказали. Ваня вошел в азарт, двинул свой отряд к белому штабу. А там у входа двое с пулеметом.
«Штаб здесь?»
«Здесь. Пропуск!»
Говорит Ваня пропуск. А те чуют неладное, загородили штыками дорогу:
«Нельзя! Полковник Новый год встречает».
Разозлился Ваня, нашарил под буркой гранату…
— Седьмая рота, ложись спать! — скомандовал дежурный по роте, вбегая в курилку. — Отбой, товарищ начальник!
Бойцы стали умолять:
— Доскажите, товарищ начальник!
— Ну, что досказывать!.. Нашарил Ваня гранату и говорит: «Пусти, я полковнику к новогоднему чаю лимон привез!» И как метнет гранату в штаб! Взрыв… Паника… Мы — к пулемету. Казаки заметались. Да где там! Сцапали мы их, захватили много документов, оперативных планов. И полковника взяли, поздравили с Новым годом. Как повели его, — а он был длинный, высокий, — посмотрел он на коротенького Ваню — и заплакал… Вот как пришлось новый, тысяча девятьсот двадцатый год встретить… Ну-с, а теперь спать!
Бойцы разошлись по койкам. Начальник стал обходить пирамиды. Вдруг его шепотом позвали:
— Товарищ начальник, разрешите обратиться?
Да.
— Товарищ начальник, — зашептал Зайчиков, — ведь вас Иван Сергеевичем зовут… так не тот ли Ваня… и вы…
— Да, это был я… в молодости, — признался низенький начальник.
Зайчиков улыбнулся и спокойно заснул, растянувшись во весь свой небольшой, «левофланговый» рост.
Начальник был тоже доволен: винтовки и пулеметы хорошо вычищены, смазаны и вполне готовы к завтрашнему большому походу.