На чайной террасе «Индийского отеля» в Гааге одним сумрачным зимним вечером сидел капитан голландской армии Мак-Леод и со скучающей миной смотрел через окно на широко расстилающуюся перед этим первоклассным фешенебельным отелем площадь. Снежные хлопья, бесконечно валившиеся с неба этим ранним зимним вечером 1894 года, казалось, лишь усиливали давно напавшую на него тоску.
Капитан только что на днях напечатал в одной из местных газет объявление о своем желании сочетаться браком с девушкой одного с ним общества и материального достатка и теперь вертел в руках письмо какого-то лица, ответившего на его объявление и сообщавшего, что именно его дочь, быть может, соответствует его запросу, так как у нее солидное приданое, она молода, прекрасна, насколько об этом, разумеется, могут судить родители, и жизнерадостна.
Сидя теперь за стаканом чая в отеле, капитан ждал первой встречи с этой девушкой, и, когда мысль его останавливалась на ее предполагаемой внешности, ему почему-то представлялось, что явится какая-нибудь грузная, дебелая мещаночка с сомнительными прелестями, на которой ему, из-за ее приданого, придется жениться.
И вдруг он вскочил так стремительно и в таком изумлении, что чайный стакан повалился набок и залил скатерть. Тарелка с пирожными полетела на пол, а за ней последовала сахарница…
Перед остолбеневшим офицером появилась девушка такой поразительной красоты, неизъяснимой привлекательности и очарования, каких капитан, видавший всякие виды и знавший массу женщин в своей бурной жизни, никогда еще не встречал.
Среднего роста, замечательно стройно сложенная, с прекрасно развитыми формами, с изумительно пропорциональными станом, руками и ногами, с нежно-золотистым оттенком свежей кожи, необычайно большими чудными глазами и с густыми черными волнами кокетливо убранных в художественной прическе волос, подчеркивающих ее безукоризненный профиль, на террасе отеля стояла перед пораженным Мак-Леодом, словно мечта художника, Маргарита Целле, весело улыбаясь хаосу, который с испугу наделал на своем столике этот претендент на ее руку и сердце.
Немало времени понадобилось ему, чтобы наконец понять, что это божественное существо, на которое немедленно с нескрываемым восхищением обратились взоры всей публики на террасе, именно та, которая, судя по письму ее отца, согласна была стать его женой.
Маргарита простилась с капитаном почти через час, а для него он промелькнул, как одно мгновение. Едва лишь она, с серебристым смехом бросив ему какую-то прощальную фразу с порога отеля, скрылась, как волшебное видение, капитан поднялся, бросил подбежавшему кельнеру все, что следовало, и направился по покрытым снегом улицам к дому, где помещалась известная ему справочная контора.
Поднявшись по полутемной и грязной лестнице, он зашел в контору и, уплатив за необходимую ему справку, через четверть часа имел в своем распоряжении следующее:
«Маргарита Целле — уроженка столицы голландской Фрисландии — города Леувардена, дочь либо японца, либо человека смешанной крови, женатого на голландке и ведущего в этом городе хорошо поставленное предприятие: шляпное дело. Родители девушки вообще вполне состоятельные, а ее мать, кроме того, связана тесным родством с голландской знатью. Дочь родилась в 1880 году, и ей теперь, следовательно, всего четырнадцать лет».
Исключительное физическое развитие девушки объяснялось поэтому тем, что отец ее был не европеец.
30 марта 1895 года в Амстердаме с исключительной торжественностью произошло бракосочетание Маргариты Целле с капитаном Мак-Леодом. Как родственники со стороны жениха, по большей части высшее офицерство лучших дворянских семей, так и родные невесты позаботились о том, чтобы об этой свадьбе заговорило все высшее общество Голландии. И решительно все сходились в одном, что жена этого счастливца была красивейшей женщиной не только голландского общества, но и при дворе королевы Вильгельмины, где молодая должна была показаться через некоторое время.
С многочисленным штатом мужской и женской яванской прислуги новобрачные совершили свое свадебное путешествие по Борнео, Суматре и Яве, куда капитан вскоре после свадьбы должен был возвратиться к месту своей службы.
Ява с ее экзотикой, палящим солнцем и дурманящим ароматом тропической ночи оказывает на молодую женщину неожиданное действие. Маргарита начинает жадно приобщаться к тайнам буддистского вероучения, взахлеб читать туземную литературу. После смерти первенца, мальчик прожил всего несколько месяцев, она, как говорится, с головой уходит в мистицизм и совершенно обрывает связи с европейской колонией острова. Почти безвыходно она проводит время в храмах буддистских сект, на таинственных богослужениях.
В скором времени, несмотря на рождение дочки, которую нарекли Жанной-Луизой, отношения в семье обостряются. Почти ежедневно в доме вспыхивают шумные сцены: ни один из супругов не хочет уступить другому.
В один прекрасный день дело дошло до громкого скандала, заставившего европейскую колонию вступиться и принять сторону несчастной женщины, а начальству капитана — возмутиться его поведением и принять крутые меры. Вызван был этот скандал следующим. Раз ночью капитан Мак-Леод, после усиленной попойки на открытой веранде своей громадной виллы, приказав ординарцу привести туда целую толпу местных женщин сомнительного поведения, забрался в спальню жены и плетью выгнал ее с постели. Он требовал ее участия в оргии, устроенной им на веранде и уже принявшей такие чудовищные размеры, которые мыслимы лишь в распаляющей сознание атмосфере тропиков.
Через несколько дней после этого капитан с женой и маленькой дочерью был посажен на пароход, направлявшийся в Европу.
Слух о скандальных отношениях в этой семье скоро распространился по всему Амстердаму. Все двери перед ними закрылись, общество перестало интересоваться этой некогда блиставшей парой. Между тем жалованья едва хватало на безумные попойки мужа. С каждым днем существование семьи становилось все хуже, появились долги. Капитан не обращал на это ни малейшего внимания и вел самую беспутную жизнь, опускаясь все ниже и ниже. Дошло наконец до того, что раз поздним вечером он просто выгнал несчастную женщину из дому с категорическим приказом до тех пор не являться домой, пока она каким бы то ни было путем не раздобудет денег.
В эту ночь она принесла требуемые деньги…
Но этим ее мучения не кончились. Окончательно спившийся муж в следующую же ночь исчезает из квартиры, захватив с собой крошку-дочь. А в квартире остается жена с полицейским, который явился охранять описанное за долги имущество.
Не желая больше терпеть позор и унижение, Маргарита оставляет Амстердам и уезжает к своему отцу в Леуверден. Дома ее принимают достаточно прохладно и устраивают на работу в магазин.
Стоя за прилавком, продавая шляпы или занимаясь починкой белья и хозяйством, она серьезно задумывается над той роковой ошибкой, которую допустила она, выйдя так опрометчиво замуж за подобного негодяя. Здесь в ней зреет твердое намерение взять от жизни все, что она должна и может ей дать, в ней вскипает ее южная кровь и неутолимая ж аж да жизни. Она знает, что еще молода, по-прежнему прекрасна, чувствует, что впереди ее ждет полная наслаждения жизнь, а нравственных преград отныне она не признает.
Захватив немного денег из отцовской кассы, она бежит из отчего дома и тайно уезжает в Париж. Там начинается новый, таинственный, увлекательный и роковой этап ее жизни.
Париж встретил ее дождем и полным безразличием. Целыми днями она бродила по городу, тщетно пытаясь найти хоть какую-нибудь работу.
И вот однажды, когда она полуголодная стояла под гулкими сводами мрачной арки, кто-то окликнул ее. Маргарита обернулась и увидела вызывающе одетую незнакомку.
— Мадемуазель, — обратилась к ней опытная уличная девица. — Чего вы тут дожидаетесь? Так ваше дело не выиграет. Хоть вы и молоды и очень хороши собою, многого на улице не добьетесь… Для вас в перспективе много лучшая жизнь, чем шлянье по улицам. Я знаю одну даму, где вас из-за вашей молодости и красоты примут с распростертыми объятиями. Дайте мне три франка, и я вам укажу ее дом…
И бывшая жена капитана Мак-Леода, не видя другого исхода, последовала за девицей, которая привела ее в дом свиданий в одном из иностранных кварталов Парижа.
Дверь открыла какая-то старая ведьма, оглядевшая несчастную Маргариту с ног до головы, и, очевидно, вполне удовлетворенная этим осмотром, провела ее в пышно, но неслыханно безвкусно убранную комнату, посреди которой стояла широкая низкая кровать, балдахин которой был весь зеркальный.
В этой комнате Маргарита провела все лето. То был настолько «приличный» дом, что жившие в нем женщины были освобождены от еженедельной явки на осмотр к полицейскому врачу, а сам д-р Бизар, в настоящее время — врач при женской тюрьме Сен-Лазар, в законом указанные сроки посещал этот дом свиданий лично.
Пришла зима. Из отпусков, с купаний и дач в Париж вернулась золотая молодежь, и Маргарита через несколько недель из девицы публичного дома превращается в восходящую звезду полусвета. В Нейи она покупает виллу, обставленную ценной мебелью. У нее все свое: дача, превосходная меблировка, собственные шикарные туалеты, свой автомобиль, и все это оплачено богатым промышленником, бросившим семью и содержащим любовницу в сказочной роскоши. Вместе с ним она, возбуждая всеобщую зависть, появляется на курортах Средиземного моря и лишь в Ницце узнает из газет, что ее бывший муж капитан Мак-Леод умер в Шотландии. После его смерти остается куча долгов и маленькая дочь-сирота.
Проснувшись однажды утром и нежась в своей пышной постели, пробегая утренние газеты, она узнает, что ее друг арестован, уличенный в подделке чеков, все свое состояние он промотал на нее и песенка его спета.
Несколько месяцев о Маргарите ни слуху ни духу. И вдруг былые друзья ее, люди, по большей части, из хороших семей с звучными именами, получают пригласительные билеты, помеченные октябрем 1905 года, с просьбой пожаловать в музей Гилес, восточный молитвенный дом в Париже. Кроме своих знакомых она послала билеты известным ориенталистам и целому ряду представителей искусства, литературы и печати. В приглашениях этих была и программа: индийская танцовщица будет танцевать священные индийские пляски; на черном поле билетов ярко-красными буквами сверкало и имя этой танцовщицы: «Мата Хари». Лишь посвященные знали, что по-малайски это имя составлено из двух: «Мата» — глаз, «Хари» — день, а все вместе — солнце и что под этим псевдонимом скрывается вдова капитана Мак-Леода Маргарита.
Все это было окружено такой непроницаемой тайной и так за интересовало весь артистический Париж, что решительно вся зала музея была заполнена до последнего места.
Следует отметить, что успех Мата Хари был до такой степени головокружительным, небывалым и бурным, каким он мог быть лишь в легко увлекающемся довоенном Париже. Во всяком случае, по свидетельству современников и по захлебывавшимся от восторга статьям тогдашней прессы, дебют этой неизвестной дотоле танцовщицы прошел в тот вечер с небывалым успехом. То, что исполняла на сцене музея Мата Хари, не было танцем в общепринятом европейском смысле этого слова — то была чудная, полная чувственности пляска далекого Востока, вынесенная танцовщицей, действительно, из таинственного сумрака седых, древних малайских храмов Явы. Центральной фигурой этих плясок было великолепно сложенное нагое тело красавицы, дразнящее в окружении восточных декораций своим восхитительным обнажением, неслыханной гибкостью изящнейших и сладострастных поз и выразительных, хотя и немых телодвижений. Под звуки малайских и индийских мелодий, в сопровождении великолепного оркестра, передававшего их пряную душу, исполнила танцовщица ряд номеров, доставивших изысканной публике художественного мира французской столицы такое небывалое эстетическое наслаждение, такое победоносное утверждение жизни и любви, что зрители вышли со спектакля, не будучи в состоянии в первый момент даже как следует уяснить себе, какая великая художница появилась на их небосклоне, и лишь позже, оправившись от изумления перед невиданным еще талантом, пришли в неописуемый восторг, охвативший всю столицу.
С этого дня имя Мата Хари загремело по всей Европе. Никто не интересовался ее прошлым, все были убеждены, что эта богом одаренная артистка действительно восточный самородок. И триумф следовал за триумфом.
Парижские театры наперебой предлагали ей по-царски оплачиваемые ангажементы, и в скором времени из-за чести и, конечно, из-за прибылей, которые несло в их кассы появление ее на подмостках, так как публика тогда ломилась в театры, ее пригласили в театр Мараньи на Елисейских полях, в Фоли-Бержер и в Скала. Цены на ее спектакли назначались чисто американские, и тем не менее сборы были полные. Мата Хари стала танцовщицей первой величины, в течение нескольких месяцев затмевая собою находившихся тогда в Париже знаменитых Отеро, Иду Рубинштейн, Регину Баде и Айседору Дункан.
К небывалому, сказочному успеху во Франции присоединились такие же блестящие гастроли во всех европейских столицах.
Однажды после представления в Фоли-Бержер, уже по возвращении ее в Париж, когда зрительный зал неистовствовал от восторга, а Мата Хари, утомленная, сидела в своей уборной, к ней с исполинским букетом дорогих и редких орхидей явился чрезвычайно элегантный и со вкусом одетый господин, высокий и представительный, белокурый и наглый красавец, которого она еще никогда не видела среди своих бесчисленных поклонников. От всего его существа веяло такой широкой беззаботностью, тон его был непререкаемо настойчив и привлекательно и остроумно властен, что Мата Хари сама не понимала, почему у ней не хватило мужества его оттолкнуть, как отталкивала она сотни других.
На следующее утро… она проснулась на своем пышном и исполински громадном ложе рядом с этим красавцем, маркизом Пьером де Монтессак, яркой звездою на ночном небе Парижа, законодателем парижских мод, общим баловнем и другом богатого и родовитого французского гвардейского офицерства.
Здесь не лишнее будет несколько забежать вперед и упомянуть, что впоследствии при обыске у Мата Хари французскими властями были найдены письма, адресованные некоему маркизу де П. В процессе по делу этой шпионки следственные власти долго докапывались, кто это мог быть, что он сделал и куда исчез. Но в то время, когда известность и громкая слава этой странной женщины была в зените, об этом, разумеется, никто не беспокоился, никто подобными вопросами не интересовался: маркиз вращался в высшем свете, его встречали повсюду. Он был элегантен, очень богат, с неизменной аккуратностью расплачивался со своими карточными, и довольно крупными, долгами — словом, был кумиром всей золотой молодежи Парижа. Его слово было дороже денег, к его мнению внимательно прислушивались.
Долго не знали, кто он, в сущности, был.
И не знали этого до 1917 года, до тех пор, пока некоему Нэтли Лужьеу не вздумалось обелить себя в печати и вообще из весьма подозрительного авантюриста превратиться в лояльного гражданина. В течение целого ряда десятилетий будучи своего рода украшением и гордостью преступного люда Парижа, этот человек, специальностью которого были ловкие подделки чеков, изумительно остроумные взломы денежных шкафов и таинственные кражи в дорогих и фешенебельных отелях, решил сделаться порядочным и вернуться к мирной жизни — тем, что написал книгу, разоблачавшую его похождения. В этой книге некоторые подробности не вызывают сомнений, будучи подтверждены рядом полицейских протоколов и удостоверены соответствующими доказательствами. Автор ее рассказывает о некотором графе Пьере, по всем признакам идентичным с маркизом де Монтессак. О маркизе этом он рассказывает, что о происхождении его не знал решительно никто, но русским, английским, немецким и французским языками он владел в совершенстве, словно это были его родные языки, какой из них был на самом деле языком его детства — тоже не знала ни одна душа. Учился он в Боннском университете, и в это время где-то на Ривьере умер его отец, оставивший ему крупное состояние, которое он скоро промотал, остаток же спустил в Монте-Карло. Отказаться же от привычного расточительного и роскошного образа жизни он был не в состоянии, привычка разыгрывать большого барина брала свое, и… во всех отелях, где он останавливался, стали пропадать ценные вещи, которые он брал… на память. После его отъезда из отелей то у одного, то у другого проезжего постоянно пропадали либо какое-нибудь дорогое украшение, либо полный банкнотов бумажник.
Долго оперировал он так, не будучи уличен нигде, пока наконец в Лозанне давно за ним наблюдавший агент германской разведки не сделал ему предложения, которое тот, по необходимости, и принял, под угрозой разоблачения его преступных похождений. Маркиз де Монтессак, видимо снабженный приличной суммой, отправился в Париж, где близко сошелся с представителями лучших гвардейских полков. Его выезды в Булонский лес постоянно возбуждали восхищение знатоков последнего крика моды.
На больших аэропланных состязаниях он был непременным посетителем, по-видимому очень интересуясь этим спортом. Он стал даже учиться искусству летчика, и все друзья его были уверены в том, что и в этом сказывается его любовь и страсть ко всему модному. В Париже подолгу он не жил, путешествуя по Европе, не всегда он выдавал себя и за маркиза, нередко именовал себя русским капитаном Морозовым.
Когда в июле 1914 года он вернулся в Париж из одной подобной поездки, Мата Хари совершенно неожиданно продала свою виллу в Нейи со всей обстановкой, а также и замок, некогда принадлежавший маркизе Помпадур, и бесследно исчезла с парижского горизонта.
В первых числах августа того же года она появляется на сцене одного из крупнейших варьете Берлина.
Но спустя несколько дней она снова исчезает. Внимание многих обращает на себя ее довольно-таки невзрачно одетый камердинер. Интересно, что когда она остается с ним наедине, то обращается к нему на «ты».
В конце августа Мата Хари появляется на улицах Амстердама.
Через несколько дней маркиз де Монтессак снова показывается в Париже. Друзья восторженно приветствуют его и сопровождают по бесчисленным визитам. Пустив в ход все свои связи и тайные пружины, он добивается наконец того, что хотел: должности в военной авиации, так как летал он еще в мирное время. После прохождения определенного стажа его зачисляют в военные авиаторы, но не летчиком-пилотом, а наблюдателем. Лукас пишет об этом в своей книге так: «Он удовлетворился этим амплуа, чтобы иметь возможность узнавать о всех нововведениях во французской авиации, которые необходимо было знать немцам».
Мата Хари в это время ведет очень скромный образ жизни в Амстердаме, ни с кем из своих бывших знакомых не видится и их не посещает, изредка ездит в Лондон, но там не задерживается. И вдруг неожиданно для всех она снова появляется в Париже.
Английская тайная полиция начинает почему-то на нее коситься. За нею установлена слежка в Лондоне, но, так как решительно никаких доказательств ее шпионажа обнаружить не удалось, полиция ограничивается тем, что сообщает о своих подозрениях французской разведке, чтобы та, в свою очередь, следила за этой женщиной.
Вернувшись в столицу Франции, она начинает жить по-прежнему широко и открыто, и любовник у нее теперь — лицо, занимающее крупный пост во французском министерстве иностранных дел. В один из дней она посещает и маркиза, несущего службу в авиационном лагере.
Париж, давно не видавший любимой танцовщицы, — дело было летом 1916 года — принимает ее с распростертыми объятиями и всячески приветствует ее. Но Мата Хари вдруг приходит фантазия посвятить себя уходу за ранеными, стать сестрой милосердия. Она ходатайствует о пропуске в Витпель, где хочет поступить в лазарет и где в то же время был дислоцирован новый авиационный парк. И действительно, в лазарете она начинает ухаживать за больными, но все свое свободное время проводит в кругу военных чиновников, которые от нее, разумеется, в восторге, и приударяют за нею как за выдающейся красавицей и мировой известностью.
Под предлогом нужды в деньгах, она в один прекрасный день едет в Париж. Но в отель, где она остановилась, неожиданно являются два агента с приглашением явиться в Бюро французской контрразведки к капитану Ла Ду, заведующему иностранным шпионажем.
Ла Ду не посчитал нужным подняться при появлении Мата Хари в его кабинете.
— Вы немедленно покинете пределы Франции, — объявил он ей в самой категорической форме. — Вы внушаете подозрения союзным правительствам. Есть основание думать, что вы занимаетесь шпионажем, и я предлагаю вам немедленно выехать на вашу родину, в Голландию, и в ближайшее время во Францию не возвращаться.
— Но, боже мой, как можете вы предполагать, что я занимаюсь шпионажем?..
— Это вовсе не так уж невероятно, принимая во внимание ваш широкий круг близко стоящих к правительству лиц, а в особенности тесные ваши связи со многими военными летчиками нашей армии.
Никто не знает, в чем, собственно, состоял разговор капитана Ла Ду с Мата Хари. Он происходил с глазу на глаз; несомненно лишь одно, что ей, когда она покидала его кабинет, было разрешено остаться во Франции лишь при условии занятия шпионской деятельностью для Франции. И она обязалась это делать. Кроме того, несомненно, французская разведка в то время еще и не подозревала, что Мата Хари свои сведения посылала в Германию кружным путем и что маркиз Монтессак уже давно был германским шпионом. Все это узнало Французское разведочное бюро лишь из книги бывшего авантюриста, задумавшего стать порядочным и выболтавшего полиции несколько таких подробностей, которые, по его мнению, могли облегчить ему возвращение в лоно лояльных граждан.
Вскоре после разговора с шефом контрразведки Мата Хари встречается с маркизом, а затем исчезает из Парижа. Куда и зачем она уехала — не знает никто. Или почти никто.
Слухи о ее местопребывании чрезвычайно противоречивы. Одни сообщали о том, что видели Мата Хари в Амстердаме, другие — в Мадриде, третьи — в Лондоне.
Вернулась она в Париж так же неожиданно, как исчезла из него. Сразу с вокзала, куда ее примчал международный экспресс, она направилась в Бюро контрразведки, где ее с нетерпением ждал капитан Ла Ду. Последствия этого разговора были чрезвычайно неожиданными: спустя три часа после того, как Мата Хари поднялась по крутым ступеням старинного особняка, две крупные субмарины-истребители, крейсировавшие в Средиземном море, резко изменили курс. А вскоре вместе с двумя малыми подводными лодками, присоединившимися к ним, субмарины подошли к Марокканскому побережью и торпедировали скрывавшиеся в заливе новейшие германские подводные лодки. Немцы даже не успели ответить на столь ошеломляюще неожиданную атаку и были полностью уничтожены.
Таковы были первые итоги работы Мата Хари как агента-двойника.
Позднее, после ареста, в течение процесса по ее делу стало известно, что за это предательство она получила громадную сумму вознаграждения от французского правительства.
Только ли деньги манили ее? Нет, вызвано это было скорее упорным и страшным желанием этой женщины во что бы то ни стало не быть высланной из Франции. И для этого у нее были свои основания.
Во французском лазарете в Витпеле она познакомилась с одним русским офицером, потерявшим на войне оба глаза, и беззаветно влюбилась в него, и что удивительнее всего — по всей вероятности в первый раз в своей бурной жизни. И полюбила горячо и на всю жизнь человека, навеки ослепшего…
У этой страстной, никогда ни в чем никаких ограничений и препятствий не признававшей женщины теперь была одна мечта, одна цель жизни: употребить все усилия, чтобы не разлучаться с любимым человеком. Возможно, этим объясняются все ее тогдашние поступки… Если она предательством немцев могла еще добиться права остаться вблизи дорогого ее сердцу существа, да еще получить за это крупную сумму, — тем лучше. Что, в сущности, ей было за дело до тех страшных последствий, которые были вызваны ее изменой? Если она запачкала руки в этом деле, то исключительно ради того, чтобы иметь средства для приличного образа жизни с тем, для которого ей теперь надо было жить. То, что она получала эти деньги и от немцев и от французов, — ее мало трогало. Ни Франция, ни Германия не были ее родиной, а в то, что при ее образе жизни ей ежеминутно грозила опасность, она верила мало.
Неужели могли найтись на свете такие мужчины, которые могли бы сделать хоть малейшую неприятность ей, у ног которой с покорностью ждали снисходительной улыбки министры, герцоги, послы и высшее офицерство?
Маркиз де Монтессак ничего не знал о ее предательстве и сотрудничестве с французами до судебного процесса.
После истории с подводными лодками она снова начинает работать для Германии, сообщая, главным образом, важные сведения о планах французских воздушных атак, интересуясь также внутренней политикой Франции и информируя о настроениях во французских общественных кругах.
В конце 1916 года Французское осведомительное бюро узнает, что в Париже есть некая женщина, с особенным успехом занимающаяся шпионажем в пользу Германии. Бюро в полной уверенности, что женщиной этой может быть лишь та, которую в международных агентских кружках зовут «мадемуазель доктор». Французская разведка употребляет все усилия, чтобы чем-нибудь подтвердить ее причастность к шпионажу. Но на основании первых же сведений бюро устанавливает, что к шпионажу в пользу Германии она не имеет никакого отношения. Французское бюро определенно узнает, что эта «мадемуазель доктор» живет в Берлине, а между тем сведения поступают в Берлин из Парижа, где, как положительно утверждают французские агенты, и должен скрываться настоящий шпион.
Над головой Мата Хари снова сгущаются тучи самых тяжких подозрений, и французский генеральный штаб в конце концов решает выяснить их.
Капитан Ла Ду вызывает бывшую танцовщицу к себе и предъявляет ей пять писем пяти различных корреспондентов частным лицам в занятых немцами областях Бельгии — французским шпионам. Письма запечатаны, и на конвертах — их точный адрес.
Капитан напоминает Мата Хари о том, что ее пребывание во Франции обусловлено лишь ее обещанием работать против Германии в пользу приютившей ее у себя страны. Он предлагает ей использовать свои связи с немцами для того, чтобы отправиться в оккупированные ими районы и постараться вручить письма адресатам. За эту услугу Ла Ду сулит ей солидное вознаграждение, а предварительно вручает задаток.
Лишь только Мата Хари вышла из кабинета капитана, как там появился следующий посетитель. Им был французский офицер, граф де Шийни. Причины прихода графа в контрразведку были достаточно серьезные. Но сначала несколько слов о самом де Шийни.
Участник многих ожесточенных боев, граф летом 1915 года получает тяжелое ранение и попадает в немецкий плен. После обмена военнопленными он едет в Швейцарию и лечится в санатории. Там, в санатории он знакомится с сестрой милосердия Ганной Виттиг. Дочь ветеринарного врача-немца, Ганна ко времени знакомства закончила лишь первый курс бернского медицинского института. Молодые люди полюбили друг друга и вскоре совершили помолвку. Поэтому когда после лечения граф поехал в Лозанну на отдых, Ганна не задумываясь отправилась за ним.
Лозанна в те годы являлась центром франко-германского шпионажа. Там сосредоточилось множество резидентов французской и германской разведок. Не оставляли Лозанну без внимания и разведки иных держав. Постоянно проезжали через город и агенты-связники.
Неизвестно что: то ли витавшие в атмосфере города миазмы шпиономании, то ли ярый патриотизм и негодность к строевой службе повлияли на графа, но он решил посвятить себя разведке. О неожиданном желании он рассказал своей невесте.
Ганна, девушка крайне романтичная, не задумывающаяся об опасности и даже наоборот — находящая удовольствие в браваде ею, взялась за проведение этого плана в жизнь прежде, чем сам автор его, граф, успел заявить о своем намерении своему непосредственному начальству.
Ганна Виттиг снимает одеяние сестры милосердия и превращается в очень красивую, несколько экстравагантную светскую девушку. Целые дни она проводит в кафе и барах Лозанны.
Однажды ей случайно удается подслушать разговор двух посетителей ресторана, разговаривавших по-немецки и в связи с какими-то сведениями, весьма интересными для германского командования, упоминавших условное обозначение «Н.21».
Любительница-шпионка немедленно покидает отель, едет к своему графу и передает тому весь разговор этих таинственных личностей. Де Шийни решает, что известие, которое Ганне удалось подслушать, и тайный шифр имели, очевидно, какое-то особое значение.
Затем так же случайно самому графу удается узнать, что сущность этих сведений, касавшихся важного и содержащегося в строгой тайне проекта переброски французских войск, была кем-то передана немцам. Об этом сообщали французские агенты из Шарлевиля, где находилась главная германская ставка.
Граф де Шийни справедливо заключает, что сведения эти во Франции раздобыл агент под шифром «Н.21». И граф решает, что собранная им информация достаточно ценная и безусловно заинтересует Центральное бюро контрразведки. Он покупает билеты на экспресс и вместе с Ганной выезжает в Париж.
Прямо с поезда он едет в Бюро и вслед за Мата Хари попадает в кабинет Ла Ду. Капитан принимает своего будущего коллегу радушно и с вниманием выслушивает привезенную им информацию. Ла Ду не скрывает радости, когда граф называет шифр агента, который по заключению де Шийни находится где-то в Париже. Ведь шифр — путеводная ниточка в темном лабиринте поисков.
Вообще с этими шифрами дело обстояло очень сложно. Они были необходимы для телеграмм, приходивших со всего света в осведомительные бюро воюющих стран. Эти условные обозначения авторов телеграмм легко было вставлять в телеграммы самого невинного содержания, например в виде указания на известную товарную марку. Получатель же телеграммы — заведующий соответствующим бюро, уже по этому шифру знал, от кого она, хотя, как правило — под нею стояла подпись какой-нибудь общеизвестной фирмы, ни в ком не возбуждавшая ни малейших подозрений. Но с шифрами этими возникали и серьезные затруднения. Чтобы различить и запомнить все условные обозначения многочисленных агентов, работавших в иностранных государствах, следовало вести особые точные списки, чтобы знать, какой агент под какой буквой и номером числился. Но подобная регистрация, само собою разумеется, была связана с большим риском.
Капитан Ла Ду немедленно сделал распоряжение своим подчиненным в Берлине во что бы то ни стало и какой угодно ценою узнать, кто был таинственным агентом «Н.21».
После этого он дружески разговорился с графом, и в этой беседе тот поведал о своем плане служения во благо родины, подчеркнув, что ценные сведения о разговоре двух тайных агентов в лозаннском ресторане подслушала, в сущности, его подруга. Прощаясь с графом, Ла Ду выразил желание на следующий же день лично побеседовать с этой особой.
Ганна Виттиг произвела на капитана самое благоприятное впечатление. Она показалась ему не только весьма смышленой, но и превосходной артисткой, словно созданной для искусного шпионажа, с характером последовательным и выдержанным.
Все трое засиделись до поздней ночи за выработкой плана дальнейших расследований. В результате их беседы к Мата Хари был послан рассыльный с письменным приказанием отложить свой отъезд в Бельгию на шесть недель. Срок этот выговорила себе Ганна для проведения всестороннего обследования работы бывшей танцовщицы, которая и жила уже не в собственном доме, а занимала ряд комнат в одном из лучших отелей столицы.
Мата Хари была крайне изумлена этой отсрочкой и не могла объяснить себе этого.
В один дождливый и отчаянно скучный вечер, когда Мата Хари не знала, что делать и куда деваться от невыносимой тоски и какого-то непонятного предчувствия, прислуга доложила ей, что ее желает видеть какая-то дама. То была Ганна Виттиг из Швейцарии.
Незнакомая посетительница выглядит очаровательной, в очень простеньком тальере, барышней, словно только что соскочившей со скамьи какого-нибудь пансиона, такой невинной и неопытной. Тем не менее, по ее словам, она уже невеста такого известного и важного барина, как граф де Шийни.
Мата Хари, томимая скукой, благосклонно и приветливо встречает девушку и лишь никак не может понять, чего, собственно, от нее хочет это привлекательное робкое создание, почему-то рассказывающее ей разные разности о себе и о своем близком обручении. Когда Ганна на минуту умолкает, чтобы справиться со своим великолепно разыгранным волнением и, как бы не находя слов, краснеет и приходит в очевидное милое смущение, Мата Хари, тронутая этим, встает и увлекает этого ребенка на широкую софу. Ободренная этим знаком участия, девушка, сидя рядом со знаменитой куртизанкой, излагает наконец, смущаясь, цель своего непрошеного визита.
Она просит совета. Свою просьбу она облекает в такую форму, излагает в таких словах, что женское сердце перевидавшей всякие виды и искушенной в любви былой знаменитости глубоко волнуется.
— Простите меня, мадам, — говорит девушка. — Мой будущий муж граф де Шийни — человек, принадлежащий к лучшему обществу, он знает жизнь и до меня в своем прошлом сталкивался со многими красивыми женщинами света, я же перед ним простая скромная мещанка. Он мне часто говорил о вас, и я думаю, он когда-нибудь был знаком вам лично, и он говорит еще, что равной вам по красоте и очарованию он во всем свете никого не знает… Так вот, сударыня, я должна сознаться, что и я нередко читала о ваших успехах, следила за вашими триумфами и тоже уверена, что в обществе нет ни одного мужчины, который устоял бы против непобедимого очарования вашей красотой и искусством… Я вот пришла к вам просить помочь мне советом… Научите меня, что сделать, чтобы граф меня не разлюбил и чтобы он находил меня всегда полной привлекательности и обаяния…
Мата Хари с изумлением глядит на девушку. Последняя нашла совершенно правильный путь к сердцу бывшей куртизанки, ничем в жизни так не гордившейся, как своими любовными победами. Она в высшей степени польщена этой скромной просьбой наивной, застенчивой посетительницы.
Она ласково обняла девушку, усадила ее поближе к себе. За окном шел проливной дождь, хлестал ветер, а в комнате было уютно, тепло и царила полутьма, так располагавшая к интимной беседе.
Они расстались глубоко за полночь. Расстались уже подругами.
На следующий же день Ганна переселилась в отель, где проживала ее новая подруга. Переселилась, чтобы вместе коротать скучные осенние вечера.
Через неделю с визитом к Мата Хари явился граф. В полной форме, как всегда элегантный, он в весьма корректных и несколько сдержанных выражениях поблагодарил танцовщицу за участие в судьбе его невесты. Мата Хари великодушно приняла и благодарности и самого графа.
Встретившись после визита к Мата Хари с Ганной, граф заметил:
— Не верится мне что-то, будто она занимается шпионажем. Не похожа она на шпионку. Это действительно очаровательная красавица и только… Мне кажется, что твои подозрения совершенно неосновательны, моя дорогая…
После этого первого визита граф зачастил к Мата Хари. Сближаясь с нею, он конечно не знал и не подозревал того, что тем самым, — кто знает женское сердце, тот поймет это, — лишь укреплял в своей невесте страстное стремление во что бы то ни стало вывести эту обольстительницу на чистую воду, уличить ее в шпионаже, выведать у нее тайну ее существования.
Обе женщины, Ганна и Мата Хари, были почти неразлучны. Курс любви, преподанный этому наивному существу опытной женщиной, отличался точностью, определенностью, детальностью и поучительностью. Проходила девушка этот курс по вечерам, когда беседа затягивалась до поздней ночи; танцовщица читала свои «лекции» лежа в кровати, а Ганна внимала ей примостившись в ногах.
И вот однажды, когда Мата Хари особенно разоткровенничалась и принялась повествовать о таких интимных подробностях из своей прошлой жизни, что Ганна, легко изобразив смущение, поинтересовалась, правда ли, что любовь ее подруги никогда не была бескорыстной. И, тут же спохватившись и даже покраснев, добавила:
— Не сердись, дорогая, на меня, глупую, за подобное любопытство. Я ведь, конечно, этому не верю, но люди болтают…
Мата Хари не замедлила ответить. Она была уверена, что в глазах своей молодой подруги она своего рода богиня любви. Этот ореол ей ни за что не хотелось рассеивать, сходить с пьедестала, на который своею беспрерывной тонкой лестью вознесла ее Ганна, ей совершенно не хотелось, и ценою выдачи большой тайны она решилась сказать правду, лишь бы не потерять своего престижа в глазах девушки. Мата Хари прошептала, что вся эта светская болтовня — ложь, что деньги она зарабатывает совсем иным путем: она шпионка той страны, которая видела рождение подруги, то есть Германии.
— Неужели это не опасно? И ты не боишься? Как же тебя зовут в этих кругах? — воскликнула Ганна. — Я слышала, что у шпионов, у каждого есть своя особая кличка… Ты мне скажешь?.. — ласкалась наивная девушка.
В порыве откровенности и горячо желая успокоить свою молодую подругу, Мата Хари открыла ей несколько своих тайных переживаний из жизни шпионки. А затем между прочим сообщила:
— Чем я живу, по-настоящему знают лишь двое. Они от меня и получают сведения. Обычно мой шифр — «Н.21»…
На следующее утро, в тот момент, когда Ганна входила в рабочий кабинет капитана Ла Ду, чтобы сообщить ему о результате своего дознания, Мата Хари сидела уже в отдельном купе экспресса, уносившего ее в Мадрид. Когда агент разведки сунулся было в отель, где жила танцовщица, ее уже и след простыл, а куда она выехала, никто не знал. Разумеется, что своего нового адреса она никому не оставила.
Днем того же числа Ла Ду получил от Мата Хари коротенькое извещение о том, что условленный между ними шестинедельный срок истек и, согласно данному ей поручению, она теперь направляется в занятую немцами Бельгию, где и передаст врученные ей письма по назначению.
На следующий день капитан Ла Ду получил телеграмму от одного французского агента в Испании, уведомлявшую, что танцовщица появилась в Мадриде.
Там она пробыла недолго. Побывала в некоторых германских правительственных учреждениях, не подозревая, что, согласно директивам из Парижа, за нею следят агенты французской разведки.
Наконец, она села на отходивший в Роттердам голландский пароход «Голландия».
В одну бурную ночь, когда Мата Хари беззаботно и крепко спала в своей каюте, к «Голландии» подлетела вынырнувшая из мрака и хаоса волн английская торпедная лодка, дала сигнал голландскому пароходу остановиться и, поравнявшись с ним, высадила на его борт английского офицера.
— Халлог капитан, — обратился от к голландцу, — на вашем суденышке находится некая личность, которой лучше было бы продолжать дальнейшее путешествие на военном судне. У вас здесь одна танцовщица по имени Мата Хари.
И вот уже через несколько минут в дверь каюты Мата Хари раздается стук. Она не успевает опомниться, как матросы уже собрали ее вещи и, накинув на нее плащ, вывели на палубу.
А еще через четверть часа она уже ступает на палубу английского миноносца, встревоженная столь неожиданным поворотом.
Но, заметив вокруг себя любезных и предупредительных офицеров английского королевского флота, она быстро успокаивается. Миноносец, мчавшийся куда-то во тьму, рассекая океанские волны, вошел под утро в тихую английскую гавань. Как только корабль пришвартовался, к трапу был подан крытый автомобиль. Через несколько часов езды в этом автомобиле Мата Хари оказывается в кабинете шефа Скотланд-Ярда сэра Базиля Томсона.
Без всяких предисловий Томсон заявляет гостье, что она подозревается в шпионаже в пользу Германии.
Мата Хари, быстро овладев собой, замечает в кабинете еще одного посетителя и, обращаясь к нему, спрашивает, на чем основаны столь чудовищные подозрения. Но посетитель, а им был агент французской контрразведки, никаких доказательств привести не может. Как не может привести их и сам Томсон, продолжающий тем не менее выдвигать голословные обвинения.
На продолжавшемся в течение нескольких часов перекрестном допросе Мата Хари с громадным присутствием духа и поразительным самообладанием защищала свою жизнь и свободу. Она не скомпрометировала себя решительно ни единым словом, ловко обошла все ловушки, ставившиеся ей опытным сыщиком. Но, несмотря на это, Томсон не решается разрешить ей продолжать свой путь в Голландию, как она на этом ни настаивает.
Агент же упорно продолжает утверждать, что она несомненно шпионка. И тогда разыгрывается замечательная, редкая сцена. Эта загадочная женщина встает и громко заявляет:
— Да, я шпионка, но работаю я не для Германии, а исключительно для моей второй родины — Франции, которую я горячо люблю!..
В конце концов, с воинским эскортом доставляют ее на пароход, идущий не в Роттердам, а обратно, в Испанию, с конечным назначением в гавань Жийон.
Мата Хари не замечает, что на пароходе все время за каждым ее шагом следит французский агент. Она не подозревает, что, в то время как она обедает, агент самым подробным образом осмотрел ее костюмы, письма и всю каюту. Не понимает она и того, как и почему она, такая сильная и отличавшаяся всегда своим удивительно крепким здоровьем, вечером, в курительном салоне, вдруг почувствовала себя до того скверно, что с ней случился обморок.
С помощью оказавшейся на борту английской сестры милосердия ее переносят в каюту. Сестра раздевает Мата Хари донага и все ее платья и даже белье передает за дверь в коридор, где их принимает и безуспешно осматривает агент. Через некоторое время из каюты выходит сестра и сообщает агенту, что и при осмотре тела танцовщицы ничего подозрительного не замечено.
И вот уже с парохода в Париж летит телеграмма. Через час в расшифрованном виде она ложится на стол Ла Ду. Капитан внимательно читает сообщение агента, который извещает свое начальство, что писем, выданных Мата Хари для передачи французам-шпионам на территории Бельгии, не обнаружено. Для Ла Ду исчезновение писем — это еще одно подтверждение причастности танцовщицы к германской разведке.
Между тем, придя в себя после обморока, Мата Хари начинает подозревать неладное и с нетерпением ждет прибытия корабля в Испанию.
В Мадриде она останавливается в лучшем отеле и занимает две роскошно обставленные комнаты, по странной случайности оказывающиеся по соседству с номером германского морского агента в Испании фон Кроона.
Много месяцев прожила танцовщица в Мадриде, часто бывая в обществе французских морских офицеров. Она даже знакомится с французским агентом, но никак не может понять, почему к ней все относятся несколько сдержанно и никто ей полностью не доверяет, несмотря на то что она по-прежнему обаятельна и красива.
Чтобы привлечь к себе внимание, ей приходится все больше и больше тратить средств, которые совершенно неожиданно заканчиваются. И тут она обращается за помощью и содействием к фон Кроону.
И фон Кроон решает помочь Мата Хари. Из своей штаб-квартиры в Мадриде он посылает шифрованную телеграмму шефу германской разведки в Амстердаме. В телеграмме он сообщает, что сумма в размере шестнадцати тысяч песет должна быть выставлена на счет «Учетного банка» в Париже. Там, в Париже, их и получит агент, для которого эти деньги и предназначены. А в конце телеграммы он сообщил шифр агента: «Н.21».
Эта радиотелеграмма была перехвачена Эйфелевой башней и показалась капитану Ла Ду подозрительной. К несчастью, тайный ключ шифра, по которому телеграфировал германский морской агент в Мадриде, был давно в распоряжении французов, и, таким образом, они немедленно эту телеграмму расшифровали.
Ла Ду полагал, что, если сообщения юной подруги графа соответствуют действительности, то Мата Хари в ближайшее время обязательно появится в Париже. И вечером того же дня на стол капитана легла телеграмма, подтвердившая его предположения: тайный агент, сопровождавший Мата Хари от самого Лондона, сообщал с испанской границы, что он «в сопровождении одной личности» находится на пути во французскую столицу.
Утром 14 февраля 1917 года тайная парижская полиция окружает отель «Палас» в Париже, в котором остановилась танцовщица по возвращении из Испании. Распоряжался блокадой отеля комиссар тайной полиции Приоле.
В семь пятнадцать комиссар с тремя агентами вошел в вестибюль отеля. Вызвав управляющего, он потребовал назвать номер, занятый Мата Хари. Перепуганный управляющий предложил проводить гостей, но те приказали ему оставаться на месте.
Как только комиссар с помощниками поднялся по лестнице на второй этаж, у входа в отель резко затормозила гоночная машина. Из нее выскочил молодой человек в кожаном пальто и с растрепанной шевелюрой. Через секунду он уже был в вестибюле и, заметив портье, кинулся к нему.
— В каком номере остановилась госпожа Мата Хари? — выпалил молодой человек. — Мне необходимо срочно видеть ее!
Портье испуганно посмотрел на управляющего, а затем на агентов, занявших пост у лестницы. На выручку портье пришел управляющий:
— Вам желательно видеть мадам Мата Хари? Сейчас с ней, к сожалению, говорить нет никакой возможности. Двое визитеров уже справлялись о ней, но она никого не принимает…
Человек в кожаном пальто растерянно перевел взгляд с управляющего на группу стоящих на площадке агентов, затем, схватившись рукою за сердце, круто повернулся и быстро вышел из отеля. Маркиз де Монтессак (а это был он) бросился к своей спортивной машине и в отчаянии умчался прочь. Всего на полчаса он опоздал спасти любимую женщину…
Комиссар Приоле между тем подошел к номеру Мата Хари и постучал в дверь. Ему ответило только коридорное эхо.
Комиссар постучал еще раз. И опять безрезультатно. В третий раз он постучал уже кулаком и крикнул:
— Откройте! Здесь тайная полиция! Откройте же, или прикажу взломать дверь!
— Пожалуйста, входите, если вас не стесняет очутиться в спальне женщины, — ответил чей-то голос из-за двери.
Комиссар нажал ручку — дверь, оказывается, была открыта — и попадает действительно в спальню танцовщицы. Трое агентов прячутся за его спиной, комиссар вне себя от изумления: на кровати почти совершенно голой лежит прелестная женщина, прикрытая лишь прозрачным батистовым платком. В комнате полутьма, свет довольно скудно падает лишь из открытой двери коридора.
— Комиссар Приоле, — рекомендуется полицейский. — Имею приказ немедленно доставить вас в уголовное отделение.
Танцовщица приподымается на своем ложе, улыбается и заявляет:
— Быть может, вы меня повезете голой? Вы этого хотите?
Она разражается звонким хохотом, но комиссар хранит суровое молчание и строгую мину, ему строжайше приказано не спускать с нее глаз, как только она будет арестована.
Он преспокойно усаживается на стул и следит за тем, как одевается прелестная арестантка. А она преспокойно что-то напевает, слегка кокетничает с молодым комиссаром и не подозревает, что ждет ее впереди…
В Бюро контрразведки заведующий прямо заявляет ей, что она подозревается в шпионаже в пользу Германии. Он указывает лишь на одно обстоятельство, имеющее, по его мнению, силу серьезной улики:
— Куда делись, сударыня, те пять писем, которые вы обязались передать в Бельгии?
Несмотря на возмущение этим арестом, Мата Хари, вполне владея собой, отрицает свою причастность к шпионажу и, не отвечая на вопрос прямо, заявляет:
— Вы же должны знать, что все мои вещи подверглись обыску англичан. Телеграфируйте в Лондон, может быть, письма эти там…
На вопросы Мата Хари о том, на чем, собственно, основаны подозрения в ее шпионской деятельности, какие обвинения к ней предъявляются, комиссар ничего не ответил. Ни одним словом не обмолвился он ей также и о самой серьезной улике против нее, которая была в его распоряжении. Пять писем, которые она должна была передать в Бельгии, были ни чем иным, как ловушкой, которую придумал Ла Ду. Эти письма предназначались пяти французским шпионам, но уже тогда французская разведка прекрасно знала, что четверо из них давно были уличены немцами и спаслись от неминуемой смерти, лишь согласившись с тех пор работать на Германию. И получаемые ими поручения французской разведки они передавали немцам, выдавая также и людей, доставлявших им эти поручения. Пятый же шпион поступил, на французскую службу недавно, и о существовании его немцы еще ничего не знали. Восемь дней спустя после передачи Мата Хари письма на его имя, он был арестован и расстрелян по приговору германского военного суда.
Мата Хари была отправлена в женскую тюрьму Сен-Лазар. Она потребовала защитника, но через 24 часа после ареста ей сообщили официально, что за шпионаж в пользу врагов она будет судима военным судом.
Один из известнейших адвокатов Парижа, д-р Клюне, взялся ее защищать. Когда ее в первый раз посетил тюремный врач, серьезный и умный старик д-р Бизар, он, приглядевшись к ней внимательнее, с изумлением узнал в ней ту, которую ему когда-то пришлось свидетельствовать в доме свиданий.
Находясь в тюрьме, Мата Хари все время была совершенно спокойной и, видимо, в полной уверенности, что ничего особенного с ней случиться не может. Эту уверенность поддерживало в ней то, что ни она сама, ни ее защитник не имели понятия о том, какая туча улик собралась над ее смелой и очаровательной головой. Французская разведка держала в строгом секрете свою связь с представителем обвинения, не желая рисковать во время войны оглаской в печати своих связей и способов деятельности, которые таким образом могли стать известными врагам.
Мата Хари совершенно спокойно села на скамью подсудимых 24 июня 1917 года в третьем парижском военном суде. Судьями были двенадцать офицеров. В процессе судоговорения все было построено, все главнейшие пункты обвинения были доложены прокурору в виде сообщений агентов разведки и секретных донесений отдельных шпионов, доказывавших несомненную виновность подсудимой.
Само собой разумеется, процесс слушался при закрытых дверях. Сначала Мата Хари верила, что хотя дело серьезно, но ей как-нибудь удастся спасти свою преступную голову от смерти. Но по мере хода процесса, когда стали всплывать даже суммы, полученные ею от германской разведки, она все больше убеждалась, что спасения ей ждать нечего. Ее положение с каждым часом становилось все ужаснее.
Она оправдывалась тем, что деньги эти, хотя и полученные ею от различных руководителей немецкой контрразведки, следовали ей вовсе не за службу по шпионажу.
— Нет! — воскликнула она. — Отнюдь не за это! Я получала их за свою любовь…
Когда суд выступил со слишком неопровержимыми доказательствами, она выбросила свой последний козырь и заявила:
— Да, господа судьи, сознаюсь, иногда занималась я и шпионажем. И вам этот случай, когда я решилась на такое позорное дело, должен быть хорошо известен. Припомните случай, когда я выдала вам две германские подводные лодки.
При этих словах защитник ее вскочил с изумлением: он ничего не знал об этой истории. Но председатель ловко отпарировал выпад подсудимой и с возмущением бросил:
— Это правда. Вы это действительно сделали, но это как раз и свидетельствует против вас. Вы только что утверждали, что никогда не говорили о военных вопросах ни с германскими шпионами, ни с высшими чинами германской армии. Позвольте спросить вас, каким же путем вы узнали о месте стоянки германских субмарин?
На этот вопрос, притиснутая к стене, несчастная женщина ничего не могла ответить.
В заключение процесса ее поверенный произнес блестящую, талантливую речь и доказывал в ней, что все обвинения, предъявленные его подзащитной, основаны лишь на агентских донесениях, самих же агентов на суде не было. Самое большое было то, что суду предъявлен был ряд полицейских протоколов, справедливость сущности которых на суде не представлялось возможным проверить. Оратор требовал открытого судоговорения.
Ответ прокурора на эту речь был короток. Он требовал смертной казни. Вечером на второй день судебного разбирательства судьи удалились на совещание, которое продолжалось недолго. Когда они вернулись в зал заседания, председатель предложил встать, и секретарь суда прочел следующие строки вынесенной резолюции:
— Именем Республики и французского народа военный суд, признав голландскую подданную, именующую себя Мата Хари, виновной в шпионаже против Франции, постановляет осудить ее к смертной казни.
В мертвой тишине залы раздался истерический крик несчастной осужденной:
— Но это невозможно, это невозможно!..
Через секунду усилием воли она овладела собой и твердыми шагами направилась к выходу. Конвойные отвели ее обратно в тюрьму.
На следующий день защитник подал апелляцию, но ее даже не стали рассматривать. Тогда он подал прошение о помиловании на имя президента. И опять получил отказ.
Вслед за защитником к президенту с ходатайством о помиловании обращается ряд французских и нейтральных высокопоставленных лиц — и также безуспешно. Пуанкарэ — неумолим. Смертный приговор остается в силе.
Во время трехмесячного пребывания в тюрьме Мата Хари продемонстрировала большое присутствие духа и громадное самообладание, снискавшее ей со стороны всех, приходивших с ней в соприкосновение глубокое почтение.
Спокойно и гордо села она в автомобиль ранним утром 15 октября 1917 года, отвезший ее к столбу, у которого она тотчас же сама стала. Из всех пуль, выпущенных в нее расстреливавшими ее солдатами, из всего смертоносного залпа в нее попала лишь одна, наповал убившая несчастную. Пуля попала прямо в сердце. [2]
Необходимо сказать здесь несколько заключительных слов о судьбе другой героини этого громкого дела — о немке Ганне Виттиг. После окончания войны, выйдя замуж за графа де Шийн, она стала очень известной во Франции актрисой кино, приняв имя Клод Франс. Но и на вершине славы ее преследовала мысль о том, что она была виновницей смерти Мата Хари.
И в своем пышном дворце на улице Фезандери, № 31, в 1928 году, мучимая угрызениями совести, она покончила с жизнью, пустив себе в голову пулю.