У канцелярского чиновника Петра Сергеевича Пальчикова после одного из двадцати чисел появился янтарный мундштук.
Мундштук был хороший, довольно большой и отделанный в серебро.
Петр Сергеевич с важностью вынул его перед товарищами из футляра и, вставив папироску, закурил, пока просыхала написанная им страница.
Товарищи полюбопытствовали.
— Настоящий молочный янтарь: пять рублей заплатил, — ораторствовал Пальчиков.
У некоторых из чиновников разгорелись от зависти глаза; но особенно появление у Пальчикова мундштука повлияло на его приятеля, канцелярского служителя Ивана Ивановича Ягодина.
Он положительно заскрипел зубами.
Надо сказать, что несмотря на то, что Ягодин с Пальчиковым были приятели, они, вместе с тем, были страшными соперниками, но соперничество их стояло, впрочем, исключительно на почве туалета. Приобретет ли себе Пальчиков новую жилетку — глядь, и у Ягодина появляется новая жилетка; появится ли у Ягодина булавка в галстуке или новый брелок на цепочке кастрюльного золота — смотришь, на другой же день такою же, если не лучшею, вещью щеголяет Пальчиков. Соперничество это доставляло им порой дни, проводимые на сухоедении, но все-таки продолжалось. Часто они в душе злились друг на друга, но все же были приятелями.
Понятно, что появление у Пальчикова такого дорогого мундштука поразило в самое сердце Ягодина.
— Лучше, вероятно, и нет, а если есть, то баснословно дороги, — думал про себя Ягодин, рассматривая мундштук приятеля.
К столу подошел столоначальник Анисим Петрович.
— Хорош, — глубокомысленно произнесло ближайшее начальство, — но если бы такого размера был весь пенковый, то было бы лучше.
— Вы говорите, Анисим Петрович, пенковый лучше? — воззрился на него Ягодин.
— Да, пенковый не в пример лучше и дешевле; но если его хорошенько обкурить, то больших денег он стоит, — решил Анисим Петрович.
У Ягодина отлегло от сердца.
— И долго его обкуривать надо? — продолжал он приставать к Анисиму Петровичу.
— Солдатам дают, обыкновенно, обкуривать; за полтинник на водку в месяц чернее угля сделает; табак-то крепкий, махорку курят.
— Но почему же так обкуренные пенковые мундштуки ценятся, что лучше и янтарного? — вступился, обидевшись за свой мундштук, Пальчиков.
— А потому, что из обкуренного пенкового мундштука дым мягче, да, кроме того, он крепче железа делается, хоть об камень, что есть силы, бросай — не разобьется.
— Да ведь и янтарный… — пробовал заступиться Пальчиков.
— Янтарный, да не такой! Который не бьется — не пять, а пятьдесят, может, стоить. Да ты попробуй об пол ударить, — поглядев, решило начальство и отошло.
Пальчиков ударить об пол не попробовал, но как бы обидевшись за мундштук, бережно уложил его в футляр и спрятал в карман.
— Сегодня же куплю себе пенковый; куда ни шло, трешник истрачу, недельку в кухмистерскую не похожу и баста! — решил Ягодин.
Чиновники принялись за прерванные занятия.
— Где бы получше мне пенковый мундштук приобресть? — спросил, по окончании присутствия, Ягодин у Анисима Петровича.
— А на какую цену?
— Рубля на три.
— Можно; пойдем, покажу — мне мимо, а, пожалуй, и выберу, — я в этом толк знаю…
— Сделайте одолжение…
Анисим Петрович с Ягодиным отправились в табачный магазин, где, после долгого выбора, купили пенковый мундштук за три рубля пятьдесят копеек.
— Куда ни шло — еще денька два не поем, — решил мысленно Ягодин, видя, что торговец не уступает из четырех рублей более полтинника.
Мундштук был куплен. Он был молочного цвета, с небольшим янтарем, в футляре, отделанным внутри красным атласом.
Поблагодарив Анисима Петровича, Ягодин со своей драгоценной ношей отправился домой.
Он жил на Сенной площади, в комнате от съемщицы.
— Надо еще хозяйкиному куму за обкур отложить, — итого, четыре рубля; значит, не обедать-то придется дней десять — рассчитывал он, ощупывая в кармане свою покупку.
На другой день мундштук был показан товарищам, те одобрили.
— А все-таки твой дешевле! — заметил Пальчиков.
— Дороже будет! — отвечал Ягодин.
— Это когда еще будет…
— Скоро.
Ягодин уже переговорил накануне со своей хозяйкой, и та обещала уломать кума, бравого солдата-гвардейца, обкурить мундштук за полтинник.
— Табачищу этого он садит — страсть, — заметила она.
По возвращении на другой день из присутствия, Ягодин вручил полтинник и мундштук гвардейцу.
— Недели в три у нас углем сделается, — тотчас пообещал хозяйкин кум.
— Ты постарайся.
— Уж будьте без сумления.
Ягодин стал ожидать. Потянулись томительные дни. Хорошо, что Пальчиков, истратившись на мундштук, не приобретал себе обновок, а то бы совсем беда. Ягодин голодал и так.
Наконец, через три недели и два дня (Ягодин считал даже часы) хозяйкин кум принес мундштук. Красный атлас футляра был порядком позасален, но зато сам мундштук сделался из молочного темно-коричневым.
Ягодин был на седьмом небе…
Он с нетерпением ждал утра другого дня, когда он будет торжествовать победу над Пальчиковым. Всю ночь ему не спалось…
— Я ему форсу-то поубавлю, — думал он, ворочаясь на жестком, как камень, тюфяке.
Наконец, наступило утро.
Он пришел на службу и вынул мундштук.
Товарищи заахали.
— Вот это мундштук, так мундштук! — авторитетно заявил Анисим Петрович.
Ягодин торжествовал.
— А, ну-ка, брось! — произнес Пальчиков. Ягодин самоуверенно бросил. Мундштук разлетелся вдребезги.
— Не совсем обкурился, — хладнокровно решил Анисим Петрович и отошел.
Ягодин со слезами на глазах бросился собирать осколки. Пальчиков, самодовольно улыбаясь, покуривал из своего янтарного мундштука.
Картина!