Рассказы из старой тетрадки

Последний

Я сидел на полу в тёмной комнате, передо мной стояла рассекающая мрак свеча. Как и её хрупкое пламя, я дрожал от малейшего дуновения воздуха, но не от холода, а от страха. Утром я поспорил, ввязался в бессмысленные прения с одним из своих учителей, Магистром Истинных Наук, и имел неосторожность обронить фразу: «Глядя на вас, синьор Константино, можно подумать, что человек произошёл от обезьяны!» И теперь я умирал от сковывающего сознание ужаса. Я сказал богохульство. И теперь я ждал Ревнителей Веры — представителей Святой Инквизиции[1]. Меня, скорей всего, сначала будут пытать, вырывая ногти, раздрабливая мои кости и суставы, а потом милосердно сожгут на главной площади города, как еретика, несмотря, буду ли я отрицать свою вину или буду соглашаться со всеми предъявленными обвинениями. Хотя, скорее всего, после первых пыток я буду говорить то, что захотят услышать от меня мои мучители. Я выдам сообщников, которых у меня никогда не было и теперь уже не будет. Но это будет только после того, как я пойму, что мне не выдержать. А мне не выдержать — иезуиты[2] досконально знают своё дело… Что ж, так мне и надо — следовало держать язык за зубами, что мне благополучно удавалось делать целых двадцать лет.

Из угла послышался шум. У меня замерло сердце, но это была лишь крыса. Я облегчённо вздохнул, и начал вспоминать тот день, когда отец взял меня на руки и сказал:

— Сын мой, забудь всё, что ты слышал до этого момента. Я расскажу тебе Истину — то, как устроен мир на самом деле…

Я до сих пор помнил каждое его слово, каждый жест его тонких рук — рук настоящего учёного. Вначале мне показалось тогда, что отец рассказывает мне сказку, и довольно скучную и глупую сказку, но стоило мне задуматься над его спокойными, отточенными до совершенства фразами… Всё моё мировоззрение полетело вверх тормашками.

От отца у меня осталось то, что теперь хранилось в потайном месте. А мне некому было передать это бесценное наследие, и от этого мне становилось ещё хуже.

В дверь тихо постучали, и я чуть не закричал от страха — нервы мои были напряжены до предела. В комнату тихо проскользнул мой лучший друг Андреа, он был в чёрном плаще, а в руке держал подсвечник, кое-как осветивший моё обиталище.

— Приветствую тебя, Теодоро!

— Ради всего святого, закрой поплотнее дверь, мой друг Андреа!

Он уселся на старый скрипучий стул, не догадываясь, что находится под его ногами.

— Ты чем-то обеспокоен, Теодоро?

Я был несказанно рад другу, что он согласился выслушать излияния моей измученной души.

— У меня неприятности, Андреа, и довольно крупные.

— ?!

— Я сказал Магистру Константино, что человек произошёл от обезьяны…

На лице Андреа появилось брезгливое выражение, но он ничего не сказал, лишь пригладил рукой свои белокурые волосы. Ободрённый этим, я продолжал:

— Конечно, это сущие глупости, но когда-то, давным-давно, люди считали, что человек — не творение Господа, а…

Андреа презрительно смерил меня взглядом своих стальных глаз.

— Теодоро, ты подвергаешь сомнениям одну из самых святых истин. Сам Папа…

— Но Папа — всего лишь человек, и он может ошибаться. У меня есть книга… — тут я почувствовал, что сболтнул что-то лишнее. Я вскочил и в страшном возбуждении подбежал к окну, срывая плотные шторы.

— Смотри, Андреа: звёзды. Как ты думаешь, что это такое? Оказывается, все звёзды подобны нашему Солнцу и представляют собой огромные раскалённые облака газа, это достоверный факт. И где-то там, в других мирах, живут другие мыслящие организмы. И Солнце вовсе не вращается вокруг Земли, а совсем наоборот! И Земля — шарообразна!

Андреа с жалостью смотрел на меня, как на сумасшедшего. Вдруг он встал и накинул на голову чёрный капюшон.

— Ну что же, Теодоро, нам пора.

— Нам? — я похолодел от страшной догадки.

Андреа впустил в комнату двух тупоголовых стражей, у каждого на груди сверкал крест. Я упал на колени.

— Встань, Теодоро, — Андреа был похож на доброго дядюшку. — Ты отворотил свой лик от Господа, и Сатана завладел твоим сердцем. Но мы спасём твою душу… Где ты прячешь эту мерзость?

Я молчал. Но он уже нашёл тайник в полу и извлёк из него наследство моего отца — книги. Вольтер, Дарвин, Дирак, Твен, Фейнман, Ферми, Фрейд, Эйнштейн, и другие выдающиеся древние на моих глазах в страшных корчах погибли в огне факела. Я рыдал. Я был следующий. И последний.

24.5.1997