Рассказы о необычайном

Комментарий к рассказу "Бааль Тфила"

История о Бааль Тфила — пожалуй, самая оригинальная в своем жанре и одна из наиболее совершенных историй раби Нахмана. Ее сюжет отличается сложностью и запутанностью. Он включает две большие вставные новеллы, целую тему для отдельного повествования и множество менее значительных отступлений. И все это образует единое целое.

Главной темой этой истории, как и большинства других, служит окончательная Геула — Избавление, точнее — картина избавления мира в дни Машиаха. Образы, идеи и намеки, рассыпанные в истории, выстраиваются в достаточно стройную систему символов. Это придает им ясность и связность.

Во многих историях раби Нахмана сквозь ткань повествования просвечивает юмор. Иногда это тонкая ирония, иногда — нескрываемый смех. История о Бааль Тфила насквозь пронизана юмором всех оттенков — от ядовитой иронии в отношении различных верований до яркого сатирического полотна: рассказа о стране сребролюбцев.

Главный конфликт, вокруг которого выстраивается сюжет, взаимоотношения Бааль Тфила с жителями страны сребролюбцев, поголовно охваченными страстью к накопительству и ослепленными ею. История этой страны прослежена от ее возникновения до падения.

Автор ведет рассказ не только о сегодняшнем и завтрашнем дне. Хотя повествование насквозь аллегорично и символично, в нем говорится также об историческом прошлом. Туда тянутся корни явлений, которые прослеживает раби Нахман. Мы найдем в рассказе философскую концепцию истории мира и человечества в ее религиозно-духовном аспекте. У истоков мировой истории царит гармония, далее мир постигает катастрофа, происходит швират-hа-келим, затем одна за другой следуют попытки исправить мир, однако, негодными средствами, и наконец — чему еще только суждено сбыться — с приходом Машиаха наступает истинное Избавление окончательное исправление мира.

Несмотря на хлесткие насмешки, разящие направо и налево, повествование в целом сохраняет позитивный тон и исполнено оптимизма, который порожден уверенностью в том, что приближенные царя, рассеянные по свету, в конце концов найдут друг друга и спрямят извращенные пути мироздания. И когда придет время, выяснится, что все эти отклонения не были присущи этому миру изначально и являются следствием недопонимания и ошибочных суждений. Рано или поздно, но истина обязательно откроется.

Кабалистический, символический подтекст истории чрезвычайно обширен и глубок. В нем содержатся сотни аллюзий, пронизывающих все пласты еврейской культуры. Приближенные царя, среди которых члены его семьи, в точности соответствуют структуре и символике десяти сфирот, описанных в кабалистической литературе.

История государства сребролюбцев, с которой начинается рассказ, написана в жанре острой социально-философской сатиры. Она использует образы, почерпнутые из сокровищницы Танаха, в основном из третьей и тридцать первой глав книги пророка Йешаяhу. Эти главы буквально целиком укладываются в идейное и художественное русло рассказа.

Главный герой истории, Бааль Тфила — особый тип праведника, цадик времен Машиаха, каким его представлял себе раби Нахман. Многие из черт Бааль Тфила напоминают сложившийся столетиями облик Элияhу hа-Нави, которому в еврейской традиции отведена роль быть предтечей Машиаха и подготовить его приход.

С другой стороны, различные особенности Бааль Тфила придают ему немалое сходство с Бештом, которого раби Нахман считал образцом совершенного праведника. Он стремился идти по его стопам и мечтал завершить начатое Бештом.

Цадик держится вдали от человеческого жилья, что на языке раби Нахмана означает отстраненность от мирских расчетов, мерок и правил. Ведь обитатели населенных мест редко занимаются тем, что действительно важно, и, как правило, ничего не понимают в этом. Праведник посещает их с единственной целью наставить людей на истинный путь.

Зарождение влияния Бааль Тфила напоминает о начале пути Бешта, когда его праведность еще не была открыто явлена миру. Как и Бааль Тфила, Бааль-Шем-Тов скитался от местечка к местечку, заводил разговоры, значение которых поначалу казалось собеседникам далеким от их истинного смысла, рассказывал людям свои истории и притчи. Он также всюду отыскивал своих будущих учеников и единомышленников, готовых следовать за ним.

Бааль Тфила убеждал людей изменить образ жизни, принятый в их среде, покинуть "населенные места" и посвятить себя великой цели, в чем состоит истинный смысл человеческого бытия: служить Всевышнему на всех достойных путях.

Понятно, что по мере увеличения масштабов "подпольной" агитации Бааль Тфила, по мере роста числа его учеников, наиболее способные из которых сами становятся проводниками его идей, деятельность Бааль Тфила обращает на себя внимание обитателей "населенных мест", чьи ряды она опустошает. Обыватели выражают крайнее недовольство тем, что их близкие, сыновья и братья порывают с привычным укладом и следуют за бродячим проповедником.

Однако преследователи не могут схватить праведника. Души современников для него — открытая книга, Бааль Тфила ничего не стоит сблизиться с любым человеком и повернуть беседу в нужное русло, одновременно избегая негативной реакции, чтобы собеседник поначалу не догадывался, что слышит религиозную проповедь. И потому, несмотря на то, что его повсюду разыскивают, Бааль Тфила продолжает свою "подрывную" работу, оставаясь неуловимым.

Хотя раби Нахман лишь вкратце обрисовывает "пропагандистский" прием Бааль Тфила, в нем заметны черты, заимствованные у виднейших цадиков, распространителей хасидизма. Нет общего пути к совершенству: каждый человек нуждается в собственном пути и в особом провожатом, указывающем этот путь. Некоторым для продвижения по нему необходимо богатство (см. об этом "Ликутей-Маhаран", 60). Другим оно, напротив, только мешает, их путь бедность. И потому главная задача цадика найти и указать каждому его собственный путь к совершенству (об этом подробно см. "Ликутей-Маhаран", 65).

Главная сюжетная линия повествования начинается с описания государства богачей, где сложилось ярко выраженное капиталистическое общество. Вся система ценностей, все законы и обычаи там зиждутся на деньгах. Общества, устроенные таким образом, отнюдь не редкость, и потому, когда автор называет порядки этой страны странными и необычными, в его словах куда больше иронии, чем наивности ведь людей повсюду ценят по их достатку. Раби Нахман намеренно гиперболизирует капиталистические отношения и переносит их из окружающей действительности в сказочную страну. Описывая "странности" обитателей этой страны, он имеет в виду образ жизни отнюдь не сказочных персонажей.

В истории о Бааль Тфила можно усмотреть пророческую антиутопию. Раби Нахман предвидел, что в будущем многие ценности утратят свое значение и лишь нравственность, основанная на толщине кошелька, пребудет незыблемой. Общество сребролюбцев почти утратило способность ценить что-либо, кроме богатства. Деньгами измеряется все. И хотя некоторые детали заимствованы из реально существовавших в древности обычаев (например, принадлежность к высшему или низшему сословию в древнем Риме действительно зависела от имущественного ценза), общество, изображенное раби Нахманом, выглядит вполне современно. Это капиталистическое общество на вершине своего развития.

В государстве сребролюбцев царем становится тот, кто богаче других. В отличие от иных стран, золото здесь почитают открыто и не требуется отдавать дань лицемерию. Поэтому тот, у кого не хватает средств, чтобы "жить по-человечески" (в соответствии с критериями данного времени и места), не считается человеком на него смотрят как на недочеловека. А поскольку общество чуждо лицемерия, недочеловеку открыто присваивают статус животного. Но и в царстве зверей деньги решают все. Чем дальше недочеловек от богатства, тем ничтожней его звание — от льва и быка до птицы. И хотя прямо об этом нигде не говорится, из контекста явствует, что обращение с людьми-животными соответствующее.

Ученики Бааль Тфила, пытающиеся наставить сребролюбцев на истинный путь, терпят сокрушительную неудачу. Жители страны остаются глухими к их увещеваниям. Они полны уверенности в правильности своего пути и в истинности своей веры. В дальнейшем раби Нахман еще посмеется над малоимущими гражданами государства сребролюбцев. Ведь не только богачи в этой стране порабощены властью денег, но и бедняки, у которых денег нет. Не только богатые считают их недочеловеками, но и сами бедняки согласны с этим.

Бааль Тфила предвидит, к чему приведет необузданное стяжательство. И действительно, поклонение золотому тельцу оформляется там в настоящий религиозный культ. Статус "человека" перестает быть высшим. Богатейших из сограждан производят в небесные светила, а затем и в божества. У этого идолопоклонства есть своя логика поскольку драгоценные камни и металлы зарождаются в земле под влиянием звезд, ценность каждой звезды можно измерить деньгами. И тот, кто обладает соответствующей суммой (астрономической в прямом и переносном смысле), естественно, уподобляется звезде, а самые выдающиеся богачи — даже целым созвездиям.

Важно отметить, что подобная "арифметика" присуща отнюдь не одной религии стяжателей. Корни любого идолопоклонства уходят в подобные расчеты. Отход от истинной религии начинается тогда, когда часть целого отождествляется с ним самим. Так, звезда отождествляется с ее "стоимостью", с ее денежным эквивалентом. И его обладатель верит, что обладает звездой, ибо не видит разницы между денежным эквивалентом звезды и ею. Точно так же рассуждает любой идолопоклонник он отождествляет благо с его источником и отсюда делает вывод, что во благе заключена сущность этого источника.

Ясно, что, идя подобным путем, трудно остановиться. И жители страны сребролюбцев делают следующий шаг от звезд — к высшим созданиям, ангелам и божествам. Надо отдать им должное в обыденной жизни люди редко отдают себе отчет в своих делах и поступках с подобной четкостью. Логика сребролюбцев отличается бухгалтерской последовательностью. Они извлекают напрашивающиеся из опыта выводы и неукоснительно претворяют их в жизнь. Деньги представляются им универсальным мерилом высшего блага, и даже значимость божества выражается определенной суммой; тот, кто обладает ею, тот и божество.

Раби Нахман намеренно доводит ситуацию до абсурда. Однако не такой уж это абсурд, как может показаться на первый взгляд. Разве мало людей, считающих деньги мерилом всего и применяющих их для оценки духовного, а затем — и Б-жественного? В глазах таких людей богачи — высшие существа. Но ведь человек знает, что они — такие же смертные создания из плоти и крови, как он сам. И тем не менее это не мешает ему поклоняться обладателям огромных состояний. Здесь нашло отражение объективное положение дел по мере развития капиталистических отношений сила денег растет и оттесняет другие факторы. Все в обществе наживы упирается в них, все начинается и кончается ими, и богатство действительно становится синонимом могущества. Обладатели капитала живут на финансовом Олимпе, где наслаждаются своей абсолютной властью. К их услугам — любые достижения человечества. Они действительно могут почти все, чего захотят. На них не распространяются человеческие законы, их преступления чаще всего остаются безнаказанными. Чем не языческие божества? И эти господа мира, проносящиеся над землей на реактивных колесницах, обитающие в кондиционированных райских садах, услаждающие душу и плоть самыми дорогостоящими и изысканными способами, — разве случайно они вызывают восхищение масс и желание во всем им подражать? Если задуматься, страна сребролюбцев куда ближе к реальности, чем кажется на первый взгляд. Ведь для того, чтобы осуществить свой идеал, человеку чаще всего не хватает именно денег, и потому обладание ими возведено в идеал. Культ золотых мешков не кажется странным ни самим идолам, ни тем, кто им поклоняется.

Стрелы сатиры в описании страны богачей направлены и против их кастовой замкнутости. Обладателям туго набитой мошны даже воздух, которым дышат обыкновенные люди, кажется отравленным их дыханием. Они селятся там, где позволено дышать только избранным, вдали от обычных людей.

Сребролюбцы все глубже проникаются культом богатства и богачей и начинают приносить своим божествам человеческие жертвы. В качестве предназначенных в жертву животных отбирают прежде всего беднейших из граждан, тех, кто не обладает человеческим статусом. В этом тоже есть своя логика, ибо приносимые в жертву всю жизнь стремились к богатству — и вот в конце концов удостоились приближения к нему (слово "жертвоприношение" на иврите образовано от корня "приближаться" — Прим. пер.). И потому неудивительно, что жертвы с радостью восходят на алтарь.

Жители государства сребролюбцев убеждены, что богатством обладают как раз те, кто больше всех достоин его. Подобная убежденность помогает поддерживать общественный порядок, препятствуя как революциям, так и обыкновенным грабежам. Право собственности у сребролюбцев священно, поэтому те, кто вполне проникся религиозной верой во всемогущество денег, не пытаются отобрать их у других, более богатых, а значит, более совершенных и, следовательно, более достойных обладания ими.

Однако, как во всяком обществе, среди сребролюбцев есть свои еретики, те, чья вера не полна. Такие люди, правда, не отрицают священного статуса самих денег, но вот что касается прав их обладателей. Сомнения в священном праве собственности проистекают не от избытка мудрости, а, скорее, от ее недостатка. Отправляясь на грабеж, еретики не понимают, что деньги потеряют ценность, если право собственности будет расшатано. Как и следовало ожидать, таких "непоследовательных" людей находится немало. Страна сребролюбцев кишит разбойниками и ворами. Законопослушные граждане обращают мольбы и взоры к своим финансовым божествам, ожидая, что они восстановят порядок, и те действительно прилагают все усилия, чтобы обеспечить охрану собственности.

Подведем итог: поскольку деньги — мера всех вещей, они также становятся мерилом любой ценности. Все в мире стоит денег, но деньги стоят всего. А раз так, следует стремиться к обладанию ими. Вся человеческая жизнь должна подчиняться главной цели: накоплению богатств. Этому способствует суровая экономия: надо максимально сократить непроизводительные расходы. И потому в стране сребролюбцев, не ведающих лицемерия, запрещена всякая благотворительность. Чем глубже в пучину своих обычаев и законов погружается страна сребролюбцев, тем большее беспокойство испытывает Бааль Тфила, праведник своего поколения — поколения Машиаха. Он чувствует, что обязан прийти к этим людям и попытаться излечить их от порока стяжательства.

Однако его попытки не приносят успеха. Тем, кто охвачен "золотой лихорадкой", трудно усвоить иной взгляд на вещи. Они не могут представить себе такое положение, при котором деньги утратят решающую роль и люди станут стремиться к ценностям, которые невозможно купить. Человека трудно сразу переубедить, к тому же алчность ослепляет.

Бааль Тфила проникает в город богачей, где обитают те, для кого богатство — не далекая мечта и не вожделенная цель, а повседневная реальность. Быть может, насытив свою алчность, богачи начинают понимать, что деньги — это еще не все? Однако разложение в городе зашло уже слишком далеко. Как мы увидим, в тот момент, когда выясняется, что деньги не в состоянии их защитить, богачи считают, что все, чего им не хватает, это еще денег. И Бааль Тфила нив чем не может их убедить.

Сложившаяся ситуация представляется безвыходной. Но вот происходит событие, вносящее в нее важные изменения. Раби Нахман не раз подчеркивал, что когда на пути духовного свершения встает неодолимая преграда, часто ее помогает преодолеть не столько усилие духовного свойства, сколько какое-то внешнее событие вполне материального характера. Благодаря подобному событию в душах сребролюбцев пробуждаются неведомые им прежде сомнения и страхи, вызванные надвигающейся опасностью. К их стране приближается неизвестный герой-завоеватель, задавшийся целью покорить весь мир.

О личности этого героя, в чьей поступи нетрудно распознать шаги Машиаха, еще будет подробно рассказано в будущем. Пока же ясно одно безопасности сребролюбцев угрожает завоеватель, перед которым они беззащитны.

Обычай этого завоевателя странный — он ничего не требует от побежденных, кроме изъявления покорности. Это требование в общем контексте означает принятие точки зрения победителя. Сребролюбцы не могут добровольно пойти на это, ибо позиция человека, ни во что не ставящего богатство, попросту недоступна их пониманию. Абсолютный приоритет богатства не подлежит пересмотру. Мысль об этом совершенно неприемлема, ибо такой пересмотр приведет к катастрофе всего мира сребролюбцев. И потому они решают не сдаваться. Однако никаких средств борьбы с приближающимся завоевателем у них нет, хотя бы потому, что их могущество основано на власти денег и бессильно против того, кто не признает этой власти, кого невозможно подкупить. Весьма характерно, что сребролюбцы не в состоянии этого понять. Они по-прежнему убеждены, что все на свете, в том числе собственную безопасность, можно купить, — вопрос лишь в цене. И потому неподкупность богатыря они истолковывают как его неуступчивость в торге. Эта неуступчивость вынуждает их искать покровительства у еще больших богачей, чем они сами. Сребролюбцы убеждены, что сумеют отклонить угрозу, разжившись деньгами.

Повидавшие свет купцы советуют обратиться к далекой державе, все жители которой — финансовые божества, ангелы или звезды. Богатства их несметны, они сумеют помочь. Жители страны сребролюбцев не в состоянии изменить свой подход к решению проблемы даже тогда, когда неэффективность их методов становится очевидной. Они лишь наращивают бесплодные усилия в прежнем направлении и тем самым готовят свое падение.

Бааль Тфила вновь пытается переубедить их. Он отказывается верить, что все его слова и доводы пропадают втуне. Наверняка какой-то след в душах слушателей все же остается. На сей раз общество сребролюбцев потрясено до самых основ. Хотя мышление жителей не изменилось и они по-прежнему верят, что только нехватка денег не позволяет им обеспечить себе безопасность, хотя они все еще рассчитывают на помощь далеких "божеств" капитала, все же вера их сильно поколеблена. В такие минуты человек становится доступней для новых идей. На сей раз сребролюбцы выражают некоторую готовность поверить в то, что перед лицом опасности, угрожающей им, в деньгах нет толку, они не спасут. Прежде эти люди отказывались слушать Бааль Тфила, поскольку его рассуждения не имели в их глазах ни малейшей ценности (в самом деле, какова ценность отрицания власти денег в денежном эквиваленте?). Теперь же положение изменилось. Увещевания Бааль Тфила получили ощутимое подкрепление в лице грозного завоевателя. Однако и согласившись с доводами Бааль Тфила, сребролюбцы еще не готовы руководствоваться ими. Каждый из них ссылается на то, что в одиночку он бессилен изменить сложившееся положение.

Ясно, что даже подобная отговорка доставляет Бааль Тфила чувство удовлетворения, ибо свидетельствует о том, что его слова начинают действовать. Он понимает, что богатые сребролюбцы действительно не могут пойти против общества, поэтому обращается к тем, кто охраняет стены города, за которыми прячутся все эти финансовые божества, ангелы и звезды. Небогатые охотнее внимают его проповеди и даже дают себя убедить, однако они опасаются открыто выразить свое согласие с ним.

В самом городе положение иное. Недалекие стражи не особенно вникают в логику рассуждений, поэтому им трудней защищать свою позицию. Богатые же и образованные горожане располагают целым арсеналом аргументов в пользу власти денег. Они вполне в состоянии объяснить все происходящее сугубо экономическими причинами, и любое иное объяснение с их точки зрения несостоятельно. Экономика движет миром, и если их стране нужна какая-то помощь, то это помощь экономическая. Заморская держава финансовых божеств окажет ее. Немудрено, что Бааль Тфила объявлен ими сумасшедшим, — таким он им кажется, этот человек, оторванный от действительности, не понимающий движущих сил в обществе. В мире все продается и покупается, а тот, кто не осознает это, попросту не в своем уме. Однако Бааль Тфила кое-что известно о неведомом герое, осаждающем город, и об источнике его мощи — и он намеревается рассказать об этом.

Бааль Тфила рассказывает о своей жизни при дворе одного царя. (В этой истории, как и в других, раби Нахман подразумевает под "царем" Всевышнего.) Были у этого царя богатырь, о котором речь впереди, и рука, на которой было начертано все.

Эта рука символизирует Тору, пять ее пальцев — пять книг Пятикнижия (ср."…И по руке сильной которую сделал Моше…", "Дварим", 34:12). На ладони этой руки начертана карта мира во всей его полноте и во всем многообразии, причем не в сугубо географическом смысле. Здесь нашла отражение концепция Торы не только как законодательного свода, но и как наиболее универсальной и всеобъемлющей модели мироздания. Тора воплощает высшее Б-жественное откровение, и буквы, начертанные в ней, — лишь малая часть ее содержания, доступная людям, от чьих взоров скрыто нечто неизмеримо большее. В Торе заключено все прошлое, настоящее и будущее любой точки Вселенной. Тора является внутренним прообразом мира и потому включает в себя мироздание во всех деталях и в целом. В ней содержится, подобно названиям гор, морей и рек, информация о поступках людей, судьбе каждого человека, его прошлом и будущем. Тот, кто овладел пониманием Торы, способен различить в ней контуры Б-жественной ладони, на которой начертано все, и линии этой ладони могут многому его научить. Он познает пути мира и людские пути, все тайны будут открыты ему. К сожалению, в действительности, как позднее объясняет раби Нахман, понимание линий, начертанных на ладони, затруднено, ибо мы имеем дело не с оригиналом, а всего лишь с копией. На ладони начертан путь (как представляется, это главное содержание карты), соединяющий миры, путь из нашего мира в высший. Вся Тора — путеводная нить, ведущая от земли к небу. Именно это имеет в виду раби Нахман, когда говорит, что невозможно подняться с земли на небо, потому что неизвестна дорога. Однако, когда она обнаружена, любой человек в состоянии взойти по ней и взять то, чего ему недостает. Само собой, в небо ведет не одна общая дорога, а множество разных путей. Пророческий путь Элияhу не таков, какими были пути Моше, получившего Тору на Синае, или Ханоха, взятого на небо живым. Все пути изображены на ладони Всевышнего, ибо она — великий источник всех благ и на ней изображена схема всех путей. Все сказанное заставляет вспомнить слова Бешта, который говорил, что в Торе можно увидеть все существующее в мире. Это возможно потому, что в ней сияет укрытый от взоров свет шести дней творения. И в ладони скрыт тот же тайный свет, в сиянии которого можно увидеть все тайны мира. Сказано в Торе не раз, что нельзя полагаться на помощь людей, существ из плоти и крови, а того, кто рассчитывает на них, ждет неминуемое падение. Здесь раби Нахман намекает прежде всего на тех, кто "спускается в Египет за помощью и полагается на коней" (Йешаяhу, 31:1), и на поражение, ожидающее их.

Жители страны сребролюбцев не готовы поверить во что бы то ни было не измеряющееся деньгами. Поэтому они выслушивают Бааль Тфила с удивлением и недоверием, воспринимая его слова как загадку, которую нужно разгадать. Не все им понятно в словах Бааль Тфила, и они задают вопрос — подобный вопрос всегда задают жители "сребролюбивых" стран, которые тем не менее разделяют веру в Тору и ее могущество: как найти дорогу к царю, чтобы попросить у него еще немного денег? Этим людям Б-жественная рука и все связанное с ней представляется хитрым устройством, с помощью которого можно извлечь дополнительную прибыль, ибо деньги — их единственная цель в жизни. Естественно, что Бааль Тфила потрясен подобным отношением к Торе.

Так или иначе, но вопрос о местопребывании царя задан и требует ответа. В самом деле, где же царь? Почему его не видно? Почему никак не ощутима его деятельность? Почему, в конце концов, он не правит нами? Вопрос этот касается Б-жественного провидения и присутствия Всевышнего в мире. Правит ли Б-г вселенной? Почему миром владеет зло, а добро должно прятаться? Ответить на все эти вопросы чрезвычайно сложно, ибо они, в сущности, обращены к сложившемуся в мире порядку вещей почему мир таков, каков он есть? Почему истина в нем скрыта, а господствует нечто совсем иное? Раби Нахман дает ответ на этот вопрос в соответствии с концепцией швират-hа-келим.

Великая буря, которая все перепутала в мире (о ней не раз будет упомянуто далее), — это то, что случилось перед сотворением мироздания и одновременно послужило для него основой. Событие, о котором идет речь в повествовании, произошло не единомоментно, и его описание содержит множество аллюзий на исторические события разных эпох. Они-то, наложившись одно на другое, и придали лицу мира то выражение, которое мы видим на нем сегодня. Есть подобие между такими событиями, как швират-hа-келим и разрушение Храма. Их внутреннее содержание — изгнание Шхины. Разрушение Храма доводит это изгнание до последнего предела, но смысл его все тот же: отсутствие Б-жественного пребывания в мире.

Вокруг царя собирается свита, состоящая из людей, наделенных различными талантами. Все они — его приближенные, жившие в разные эпохи. Личность каждого из них отмечена самобытной чертой, возвышающей ее обладателя над конкретным историческим контекстом до уровня вечной общечеловеческой идеи. Поэтому в истории "Бааль Тфила" все они живут одновременно ведь в вечности, где эти люди пребывают, времени как такового нет.

Богатырь, завоевывающий мир, ведет войны Всевышнего. Он вступает в великую битву с врагами Г-спода и одерживает в ней победу. В награду ему отдана в жены царская дочь, в которой воплощено одно из проявлений Б-жественного сияния в мире. По сути, все это развернутая метафора одного изречения из "Зоhара": "Тому, кто одолеет в себе злое начало, даруют царскую дочь, чье имя — молитва".

Богатырь олицетворяет одну из граней совершенной праведности. Когда он поднимается к ее вершинам, его называют Машиахом сыном Йосефа. Машиах сын Йосефа ведет войны и подчиняет весь мир служению Всевышнему (подробно об этом см. "Ликутей-Маhаран", 20).

Сын, который рождается у героя и царской дочери, есть высшее раскрытие избавителя, которого называют Машиахом сыном Давида. Он изначально воплощает абсолютное совершенство, как человеческое, так и сверхчеловеческое.

Описание младенца в этом и других местах истории о Бааль Тфила заставляет вспомнить некоторые стихи из книги Йешаягу, например: "Ибо родился у нас мальчик, сын дан нам, власть на плечах его.." (95) — и другие. Золотистый цвет волос ребенка связан со сказанным в книге "Зоhар". Все приближенные царя достигли совершенства, каждый на своем пути. Однако государь даровал каждому из них дополнительное, еще большее совершенство, как сказано в Книге Даниэля: "Даст мудрость мудрецам" (2:21). Раби Нахман говорит здесь о том, что по мере приближения к Всевышнему человек обретает дополнительное совершенство, возрастающее с каждым шагом, ибо Б-г раскрывает перед ним все более возвышенные пути, ведущие к истинному совершенству.

У царя есть замечательный стихотворец, слагающий ему песни и хвалы. Этот образ вобрал в себя многое от леви (левита), поющего на ступенях Храма, и от псалмопевца Давида. Благодаря близости к царю стихотворец обретает высшее совершенство в своем даре. Того же удостаивается царский мудрец (Моше-рабейну) и герой-богатырь. Богатырь прибегает к помощи царя, и тот открывает ему тайну могущества и мощи, дарует меч, сокрушающий злодеев, как сказано: "…карает землю жезлом золотым, дыханием уст Своих умерщвляет злодея" (Йешаяhу, 11:4).

Сила этого меча в том, что он поражает злодеев издали, заставляя их покориться. Есть в этом нечто от сказанного о праотце Яакове и его луке и мече. Говоря о свойствах меча, нельзя не вспомнить о пророчествах, относящихся к мессианской эпохе, когда народы, вышедшие на войну против Иерусалима, будут разгромлены. "И вот что станет карой, которой поразит Г-сподь все народы, воевавшие против Иерусалима: сгниет у каждого плоть его, когда стоит он на ногах своих, и глаза их сгниют в глазницах, и языки сгниют в их ртах" (Зхарья, 14:12, см. также далее). Среди приближенных царя — его любимый друг, который не в силах расстаться с ним. В разлуке он хранит у себя портрет, на котором изображен с царем, — это аллегория тфилин (филактерий), возлагаемых на голову и руку при молитве. Тфилин символизирует единство еврейского народа со Всевышним. В Талмуде сказано, что и Б-г в ответ возлагает тфилин, на пергаменте которого начертаны слова Писания: "Кто подобен народу Твоему, Израилю" ("Брахот", 6а). В тфилин Израиля ("семени Авраhама, возлюбленного Б-гом") вложен пергамент с текстом молитвы "Шма Исраэль…", декларирующей, что Б-г один. Возложение тфилин — акт неразрывной связи Израиля с Б-гом и Б-га с Израилем.

Пока приближенные царя пребывают вместе в его царстве, "Б-г един, и Имя Его едино". Так описывается состояние устоев мироздания до наступления момента раскрытия, предшествовавшего его сотворению. Это изменение вызвало хаос, выражением которого стало сокрытие от мира славы Г-спода. Тогда отправились приближенные царя к источникам сил, чтобы обновить их каждый из своего. Воспользовавшись их отсутствием, налетела буря, опрокинувшая мировой порядок. Она сперва перевернула все вверх дном, а затем похитила младенца-царевича — воплощение мессианских надежд, символ грядущей власти Всевышнего в мире.

Описание бури, уносящей новорожденного Машиаха, мы найдем в мидраше, рассказывающем о похищении Менахема, сына Хизкии, который пребудет в сокрытии до прихода Геулы, конечного Избавления. Царская дочь, воплощение Шхины, следует за ребенком (аллегория галута, изгнания Шхины). Все срываются с места, подхваченные бурей, разметавшей царский дом.

Когда приближенные царя возвращаются во дворец, каждый от своего источника, они видят печальную картину. Ничего не осталось от славы царя и его царства. Пропала даже рука, по линиям которой можно было отыскать путь к любому месту и к решению любой загадки. Даже тот, кто помнит все ее линии наизусть, не может теперь полагаться на свои знания. Ведь ему известно лишь то, что было написано на руке раньше. Но линии, начертанные на ладони, изменяются вместе с миром, причем изменениям подвержены не только мирские пути. Дороги, ведущие в небо, также не остаются неизменными; для того, чтобы добраться до высших источников жизни, надо искать новые. А мир тем временем увязает все прочнее и опускается все ниже. Приближенным царя в отсутствие владыки никак не удается разыскать эти пути. Все, что им остается, — хранить верность царю и не терять надежду найти его. Царь оставил в душе каждого негасимый свет — след своего присутствия. Этот свет дает силы продолжать поиски хоть целую вечность. След царского присутствия столь отчетлив, что возвышает его приближенных над всеми людьми — каждого в его сфере, в соответствии с его уровнем.

Бааль Тфила догадывается, что герой-завоеватель, угрожающий городу сребролюбцев, — не кто иной как богатырь, зять царя, который стремится покорить мир, чтобы целиком подчинить его царю. Этой догадкой объясняются недомолвки Бааль Тфила: "Уж не тот ли это воин-богатырь, который…" Догадки эти — аллегория мессианских чаяний, пробуждающихся время от времени.

Когда Бааль Тфила отправляется в стан богатыря, один из воинов пересказывает ему историю мира. Взгляд рассказчика скользит по событиям, глубинный смысл которых от него ускользает. Все же ему удается в общих чертах поведать о разделении мира после великой бури.

Различные группы людей ищут себе царя и пытаются отыскать смысл жизни. После того как над миром пронеслась буря, единство сотворенного с Создателем перестало быть очевидным. Царь скрылся, и царство его выглядит из потерявшего ориентиры мира таким далеким, что само его существование кажется почти лишенным смысла. Люди тщетно пытаются искать царя. Они сломлены неудачей, и это — одно из проявлений швират-hа-келим. Звучит в этом также мотив кабалистической "гибели царей". Высшие силы, сокрушенные и разрозненные, не могут воссоединиться после катастрофы, и каждая начинает реализовывать себя отдельно от других, выпячивая свою особенность. Так зарождается язычество, сущность которого — подстановка части на место целого, одной силы на место всего комплекса. Раби Нахман подчеркивает, что своим происхождением это явление обязано поискам — осознанным или нет высшей полноты и целостности, а первая цель в них — отыскать царя. Но поскольку люди неспособны охватить цельную сущность во всей ее полноте, они выбирают одну из ее граней. Она заслоняет от них все остальные и воспринимается как сама сущность. Разделение людей на группы — следствие незавершенных, оборванных поисков. Однако все группы пытались обрести полноту и целостность, и потому раби Нахман не отрицает ни одну из них. Напротив: он пытается обосновать выбор каждой из групп, хотя в его объяснениях есть и доля иронии. Раби Нахман не раз возвращается к упомянутым выше свойствам и говорит о достойном способе их исправления. По его мнению, в каждом из подобных видов служения есть искра Б-жественной истины. Настоящим сарказмом его слова наполняются лишь при описании людей, избранных царями. Тогда ограниченность и ничтожество самозванцев становятся мишенью его разящей сатиры.

Первую группу составляют честолюбцы. Почет означает власть, и люди, поклоняющиеся власти, видят в достижении ее смысл жизни. Человеческое превосходство, по их мнению, заключается в том, чтобы стоять выше других и использовать остальных в своих целях. Честолюбие и властолюбие принадлежат к числу самых могущественных страстей, порабощающих людей. Эти страсти поистине не знают границ, даже после смерти человека его душа не свободна от них, хотя все остальные его вожделения обращаются в ничто. Раби Нахман много говорит о честолюбии. Он демонстрирует его силу, подчеркивает глубокую связь между уровнем притязаний человека и его судьбой.

Однако идея власти и почета, вырванная из контекста служения Всевышнему, становится ущербной. Собственная ценность того и другого недостаточна, если не видеть, что стоит за ними. Предостережение дано раби Нахманом в образе старого нищего, слепого и немого цыгана. Не владея никаким ремеслом, изгой общества, физически неполноценный человек тем не менее фанатично почитаем родственниками и соплеменниками. Благодаря этому единственному достоинству его избирают царем честолюбцев. Такое может случиться повсюду, где власть — любую власть — считают высшей ценностью, а почет — благом, невзирая на то, заслужены ли они и какова их истинная природа. Новые подданные слепого цыгана выбирают для себя место (т. е. экономические и социальные условия) и основывают царство, в котором стремятся реализовать свои ценности и свой образ жизни, представляющийся им совершенным.

В другую группу объединились нигилисты и пессимисты. Они полагают, что мир движется к гибели и все, что его населяет, обречено на распад и постепенное уничтожение. И потому конец — это не только участь всего сущего, но и смысл существования. А потому следует разрушить все следы гармонии и порядка, сохранившиеся в мире. И чем дальше зайдет разрушение мирских путей и людских понятий, тем лучше. Группа разрушителей также ищет себе царя, который выражал бы ее отношение к жизни, и находит его в лице жестокого убийцы, обагрившего руки кровью своих родителей. Убийца загубил жизни людей, попрал семейные узы, переступил через кровное родство. Он, растоптавший в себе все человеческое, достоин стать царем разрушителей-анархистов. И они выбирают его своим властителем, а затем находят место, где могла бы воцариться любезная их сердцам анархия, позволяющая грабить и убивать "из любви к искусству".

Третья группа состоит из приверженцев здорового питания. Они не желают разрушать свое здоровье грубой пищей и полагают, что следует питаться дарами природы, обладающими благотворным воздействием. С помощью правильно сбалансированной диеты они рассчитывают преодолеть слабости рода человеческого, усовершенствовать разум и т. д. Но поскольку вегетарианцы-сыроеды находятся лишь в начале своего пути, они затрудняются найти себе предводителя, в котором до конца воплотились бы их идеи. Ведь такой человек должен с рождения правильно питаться, избегая вредной огрубляющей пищи. В ожидании царя, который воплощал бы их идеалы, приверженцы правильного питания находят промежуточный выход они ставят над собой царя, обладающего лишь частью требуемых достоинств. Он обязуется уступить трон тому, в ком идеи правильного естественного питания найдут более полное воплощение.

Следующая группа одержима стремлением к размножению и в нем видит смысл жизни (см. об этом "Ликутей-Маhаран" деторождение умножает славу Всевышнего и т. д.). Плодовитости весьма способствует похотливость, пробуждаемая красотой. И потому ради стимуляции любовного влечения эти люди избрали своей царицей "королеву красоты". Она как нельзя лучше воплощает их главный социальный идеал" сексапильность — и, разжигая страсти, удовлетворяет потребность в постоянном половом возбуждении.

Любители красного словца более изысканны в своих пристрастиях. Они пришли к выводу, что главный дар, на котором зиждется род человеческий, это красноречие. Ибо что же отличает людей от животных как не дар слова? Человеку присуще излагать свои мысли и желания, доводя их до сведения окружающих. Преимуществом обладает тот, кто умеет произносить прекрасные и убедительные речи — то есть оратор (см. "Ликутей-Маhаран", о речи и разговоре, а также о выветренности формулировок на языке Танаха). Само по себе, лишенное средств выражения, никакое содержание не имеет значения. Отсюда напрашивается вывод: изложение важнее мысли и прав тот, кто "ради красного словца не пожалеет родного отца".

В подобном подходе есть рациональное зерно: ведь нельзя отрицать, что дар речи действительно отличает людей от животных. Благодаря ему человек смог подняться над их уровнем. Однако, как бы высоко ни ценился этот дар, он важен не сам по себе, а лишь как способ выражения содержания. Именно содержание придает речи осмысленность — об этом забыли любители красноречия. Раби Нахман вновь заостряет свое сатирическое перо: какой же царь подобает им? Таковым становится свихнувшийся краснобай-француз с хорошо подвешенным языком, извергающий потоки бессмысленной болтовни. В национальности краснобая трудно не усмотреть сатиру на едва ли не религиозное поклонение французской культуре, о чьей роли в ту эпоху излишне напоминать. Сумасшедшему французу не нужны слушатели: он обращается сам к себе. А следовательно, он говорит всегда, тем самым воплощая идеал человека, достойного царствовать. То, что француз несет абракадабру, не смущает краснобаев. Ведь не смысл важен, а изящество речи. Так безумный француз становится царем. "И царь, — вставляет издевательское замечание автор, несомненно, вел их по жизни правильным путем".

Нашлись и такие люди, которым милее всего показалось веселье. Их идеал страдает тем же пороком, что и у краснобаев: точно так же, как тем безразлично содержание речи, этим все равно, по какой причине веселиться. Радость, наслаждение жизнью — такова, считают они, цель пребывания человека на земле. Разве так уж существенно, каков повод для веселья, да и есть ли он вообще? Подмена состоит в том, что чувства радости и удовлетворения больше не являются следствием достижения заветной цели или исполнения страстного желания. Целью всех стремлений, вершиной всех желаний отныне объявлены веселье и наслаждение сами по себе. Не в том их ценность, что они заслужены человеком, а в том, что желанны ему. И потому ничего иного не надо добиваться, ни к чему не стоит стремиться только к наслаждению и радости. Блажен тот, кто веселится всегда, — пусть беспричинно, зато от души. И такой счастливец найден: им оказался невежественный пропойца без гроша за душой, который, тем не менее, всегда радостен, поскольку постоянно навеселе. Непритязательный пьяница, олицетворяющий идеал человека, становится царем. Естественно, его подданные выбрали себе место там, где в избытке винограда, из которого они смогут извлекать эликсир вечной радости.

О любителях мудрости раби Нахман сообщает немногое. Идея, гласящая, что смысл жизни следует искать в мудрости, понятна без объяснений. Об этой мудрости раби Нахман подробно говорит в истории о простаке и мудреце. Там он воздает ей сполна.

Следующая в ряду сект — страна атлетов. Развитая мускулатура, казалось бы, избавляет от поиска других аргументов. Однако силачи чувствуют потребность в философском обосновании своего выбора. Их доктрина подается автором с откровенным издевательством: наращивая мышцы, человек увеличивается в размерах и занимает больше места во вселенной — в том-де и состоит сокровенный смысл жизни: стать больше и сильнее всех. К достижению этой цели атлеты относятся с большой серьезностью. Усиленное питание, незаурядная физическая сила и умение приложить ее — таков их идеал. В действительности богатыри не знают, что делать со своей силой. Их мощь бесцельна, это сила ради силы, могущество ради могущества. Смысл она обретет лишь тогда, когда явится царский богатырь и укажет путь.

Последняя группа — праведники, проводящие время в молитвах. Однако весьма характерно, что Бааль Тфила не принадлежит к этой группе. Приближенный царя, он, в сущности, одинок. Бааль Тфила черпает силу в былой близости к царю, ощущение своей связи с ними — его опора. Праведники, о которых идет речь, не лицемеры, и отношение к ним раби Нахмана, как мы еще увидим, целиком положительное. Однако величайший праведник своего поколения вовсе не обязательно должен находиться среди них. Здесь, как и в рассказе об избрании Бааль Тфила вождем, нельзя не заметить сходства его судьбы с судьбой Бааль-Шем-Това, главы движения хасидизма.

После того, как царский богатырь-герой демонстрирует свою силу богатырям, они признают его превосходство и ставят над собой царем. Это переломная точка в развитии сюжета, который продолжается теперь в новом направлении. Приближенные царя оказываются самыми совершенными среди людей. Царский богатырь — первый среди богатырей, а мудрец — среди мудрецов. Речь идет не о простом сравнении. Наконец-то обозначился путь, ведущий к избавлению мира. Спасение возможно, если во главе каждой группы окажется один из приближенных царя, чей дар позволяет ему выдвинуться в лидеры соответствующей группы и повести ее за собой навстречу царю. В каком-то смысле путь Геулы — это продолжение всех существующих дорог, но ни в коем случае не их упразднение. И потому каждая группа может прийти к конечному Избавлению, если двинется дальше по своему пути под предводительством соответствующего ей царского приближенного. Все эти пути раби Нахман рассматривает с точки зрения хасидского "возвышения искр святости", что означает приведение различных сил, действующих в мире, к служению Всевышнему. Хасидизм учит тому, что победить зло в человеческой душе можно не искоренением отрицательных качеств, а превращением их в положительные. Как сказано в "Зоhаре", лишь тот, кто "превращает свет во тьму, а тьму в свет", достигнет высших миров. Исправление извращений состоит в том, чтобы вернуть извращенное в прежнее состояние и направить его по верному пути, с которого оно отклонилось. Влечение к недостойному, низкому должно быть переориентировано на служение Всевышнему. Тогда исправленное качество заново обретет единство с другими душевными силами, от которых некогда отпало (см. "Ликутей-Маhаран", 17, о роли праведника в возвышении и направлении воли других людей ко Всевышнему).

Воин-богатырь, подчинивший себе других богатырей, не вступает с ними в борьбу. Он просто обращает их взгляд ввысь. Быть может, сами богатыри не до конца осознают, что, покоряя племена и народы, они борются за воссоединение расколотого мира. Но эта задача — их высшее предназначение, ибо богатыри не имеют собственного содержания, способного этот мир наполнить. Они — армия царского воина и под его началом прокладывают путь к возвращению царя, чтобы, возведя его на престол, вернуть ему власть над миром.

Когда Бааль Тфила находит богатыря и узнает в нем царского воина того, кто должен привести мир к Избавлению, — его охватывает великая радость, но смеется он сквозь слезы: ведь хотя богатырь наконец объявился, другие приближенные царя до сих пор не найдены и потому до окончательной Геулы еще очень далеко.

И богатырь, и Бааль Тфила (в особенности последний) видели следы, свидетельствовавшие о том, что приближенные царя не сгинули безвозвратно. Но найти их не удавалось, и пребывал в одиночестве, изолированный от других, ибо встреча хотя бы двух из них означала бы наступление Геулы. И действительно, ее начало было положено встречей богатыря и Бааль Тфила.

Царь оставил свою корону — венец высшей власти — в каком-то случайном месте. Каждый прохожий может увидеть славу царя — ведь земля и небо полны величием его. Но кроме царской короны нельзя различить ничего, самого царя пока невозможно обнаружить (ср. "Ликутей-Маhаран", 16), о том, что всякий человек может видеть царский венец). Дано узреть также и кровавое море — это море слез, выплаканных Шхиной (Кнесет Исраэль) в изгнании. Шхина оплакивает разрушение Храма и то, что нигде в мире больше не проявляется присутствие царя. Но существует и молочное море, натекшее из сосцов дочери царской. Это море изобилие Б-жественной благодати, которую никто и ничто на свете больше не способны воспринимать. И целое море, щедро наполненное жизнетворным откровением Всевышнего, пропадает втуне, как хранилище невостребованной пищи. И от младенца-царевича, символизирующего окончательную Геулу (ибо он средоточие всех совершенств), ничего не осталось, кроме пряди золотых волос.

Хотя придворный стихотворец и не видит царя, он тем не менее утешает его и царицу, а также их дочь в утрате ребенка и разлуке с друзьями и ближними. Его прекрасные песни уподоблены вину — они опьяняют подобно вдохновенным речам и песнопениям пророков и поэтов, оплакавших изгнание Шхины и сложивших великолепные гимны, исполненные надежды на ее возвращение.

Сокровища царя, которыми может воспользоваться только он, представляющие собой источник всех сокровищ мира, сохранились. Они находятся на высокой горе, но верного казначея, приставленного к ним, не видно. Там же и лук царского богатыря — в нем сила и мощь, хранимые в сокровищнице до дня расплаты. Но самого героя также не видно, и он не может воспользоваться своим оружием. Сам богатырь в роли избавителя тоже видит все эти признаки и приметы. Это дает ему силы идти своим путем, храня надежду достичь Избавления (но обычные люди не замечают и не находят даже таких косвенных свидетельств, и потому способны поддаться отчаянию.) В этом отношении только Бааль Тфила стоит выше богатыря. Он — праведник своего поколения, все открыто перед ним. Но сам он может привести к спасению только своим собственным путем: склоняя людей к добру в надежде на то, что Геула действительно придет. Семь волосков ребенка, различающихся каждый своим оттенком, — это семь откровений и семь качеств, которыми дозволено пользоваться богатырю в исполнении своей миссии.

Богатырь, Машиах сын Йосефа, живет в одиночестве и питается травами. Он не открывается, пока его не принуждает крайняя необходимость. Это напоминает сказанное о Геуле: Избавление придет в самые недобрые времена, после того, как иссякнет последняя надежда. Но когда герой все же отправляется в путь, он подчиняет себе всех богатырей и ведет их к единой цели. Эта цель возвращение царю его царства, и она воистину достойна богатырей.

Завоевание — лишь внешняя сторона происходящего. Ведь то, что действительно требуется, — это обратить людей к царю. И на этом пути преграды вырастают перед богатырями на каждом шагу, в каждой стране. Но труднее всего победить алчность сребролюбцев. Ибо всякую одержимость дано излечить, говорит от имени царя богатырь, кроме стяжательства. Эту страсть отличает от других ряд особенностей. Деньги сами по себе не представляют никакой ценности, они всего лишь средство обмена. Следовательно, не к деньгам стремятся люди, а к тому, что можно на них купить. Поскольку в обществе сребролюбцев покупается и продается абсолютно все, алчность здесь включает в себя все пороки. Ведь за деньги можно стать обладателем всего, к чему вожделеешь, — хоть целого мира. Поэтому стяжательство может послужить толчком для развития любого порока, а от следствия гораздо проще избавиться, чем от его причины.

Единственный способ помочь сребролюбцам заключен в мече богатыря. Этот меч — символ Б-жественного могущества, карающего разрушением и гибелью. Силу свою он черпает из источника, в котором увядают и сгорают все вожделения, ибо там нет иной реальности, кроме абсолютного добра (см. "Ликутей-Маhаран", 17, о том, что приход Машиаха связан с уничтожением алчности).

Бааль Тфила пришел к осознанию этого в начале своего пути праведника, пути, представляющего собой постоянное духовное развитие. Его роль подобна миссии пророка Элияhу — сближение сердец, как сказано: "Вот Я посылаю вам Элияhу hа-Нави перед наступлением дня Г-спода, дня великого и страшного. И обратит он сердце отцов к сыновьям и сердце сыновей — к отцам их…" (Малахи, 3:23, 24).

Теперь Бааль Тфила возвращается к своим единомышленникам: праведникам, проводящим время в молитвах. Среди них он чувствует, что его одиночество, в сущности, никогда не было абсолютным. Праведники избирают его вождем и готовы идти за ним. Ранее уже говорилось, что этот момент напоминает обстоятельства принятия Бештом своего избранничества, как о том рассказано в книге "Шивхей-Бешт" ("Хвалы Бешту"). Сходство между Бааль Тфила и Бештом действительно велико, оно проявляется и в образе действий, и в характере Бааль Тфила, и, само собой, — в его судьбе.

И вот все готово к приходу Геулы. Внешние движущие силы Избавления держит в руке богатырь — это мощь, позволяющая привести все народы к признанию власти царя. А Бааль Тфила должен позаботиться о том, чтобы люди внутренне были готовы принять Геулу. И он добивается этого с помощью праведников, избравших его вождем.

Чтобы проблема сребролюбцев разрешилась, они должны, подобно другим, избрать себе вождя из числа приближенных царя, ибо хотя бы начало исправления должно прийти не извне, а изнутри: им следует самим поднять себя, создав условия для Избавления. Сребролюбцы встречают царского казначея, в чьих руках все достояние царя — иными словами, все возможности, содержащиеся во всех капиталах и богатствах мира. Казначей бережет "богатство и славу" царя до нужного момента. А поскольку богатство, отданное в его руки, — источник всякого богатства, он стоит выше всех богачей, которые видят в нем образец совершенства, "божество из божеств". Сребролюбцы уверены, что теперь все их проблемы решены. Заблуждение их, как уже говорилось, проистекает от неспособности понять, что богатырь не ценит богатство и не считается с ним, и потому оно бессильно против него. Подобное непонимание легко объяснимо: ведь если богачи признают, что существуют ценности, не имеющие денежного эквивалента, вся их вера рассыплется в прах. Сребролюбцы избирают царского казначея своим вождем. Они готовы повиноваться ему и следовать за ним.

Государство сребролюбцев находится по соседству со страной богатыря, и эта близость становится причиной его встречи с казначеем. Ясно, что каждая встреча царских приближенных шаг на пути возвращения миру изначальной целостности и совершенства, это и есть собирание искр, рассеянных и упавших в разных местах. Собирание этих искр заново означает начало поиска пути, ведущего к царю. Весьма характерно, что казначей побывал всюду, кроме тех мест, где были богатырь и Бааль Тфила. И эта закономерность сохраняется в дальнейшем: каждый из приближенных царя побывал везде, кроме мест, где бывали нашедшие его. Если бы казначей повидал все места, он был бы способен стать первым в Избавлении. Лицезрение мест и обретение друг друга — два последовательных этапа. Бааль Тфила, повидавший все места, — внутренняя сущность Геулы. Богатырь, повидавший меньше, — внешний облик Геулы. Казначей, видевший еще меньше, нуждается в том, чтобы Бааль Тфила и богатырь нашли его. Сам он не может их найти, ибо не видел ни того, ни другого. Духовный уровень Бааль Тфила и богатыря выше, совершеннее, чем уровень казначея.

Понятно, что, став вождем сребролюбцев, казначей продолжает проповедовать им, указывая на их ошибку. Его увещевания производят больший эффект, чем слова Бааль Тфила, ведь казначей пришел к ним не извне, его путь не был с самого начала чужд сребролюбцам. Царский казначей для них верховное божество богатства, и они гораздо больше склонны поверить ему, чем Бааль Тфила. Сребролюбцы внимательно выслушивают своего вождя, что, однако, еще не означает их согласия с ним. Эти люди готовы слушать, но не готовы измениться. В конце концов они даже соглашаются пересмотреть свои взгляды при условии, что им будет предъявлено доказательство, способное переубедить их. Это означает, что, хотя они и потеряли уверенность в своей правоте, психологическая инерция пока слишком сильна и не поддается доводам рассудка. И потому, пока им не будут предъявлены неоспоримые доказательства, сребролюбцы предпочитают оставаться при своем прежнем мнении.

Казначей, Бааль Тфила и богатырь отправляются в путь, чтобы отыскать источник силы меча, а может быть — кто знает? — найти и самого царя. Праведникам предписано молиться о том, чтобы были найдены царь и его приближенные Бааль Тфила сам неустанно молился об этом и заповедал усиленно молиться своим людям. Эта молитва — о собирании добра, о Геуле. Сейчас, в начале Избавления, особенно важно, чтобы все молились о скорейшем отыскании изгнанных, это необходимо ради приближения Геулы.

Первым они встречают царского мудреца. Первым — потому что заблуждение мудрости — самое неглубокое из заблуждений, особенно в сравнении с алчностью, от которой так трудно избавиться. Мудрец избран вождем за свою выдающуюся мудрость. Признавая, что царский приближенный обладает большей мудростью, чем любой из них, мудрецы тем самым делают первый шаг к признанию власти царя. С этого шага начинается путь исправления, на который они ступили.

Мудрец хранит волшебную руку, принадлежащую царю, на ладони которой написано все. Тем не менее в пору изгнания и порабощения он не считает себя достойным заглядывать в нее и владеть ее тайнами. С ним лишь копия руки, и ею он пользуется. Эта аллегория говорит о том, что происходит с Торой в изгнании. Лишь самые выдающиеся мудрецы способны понимать ее тайны. Понятно, что таких людей немного. Но и они не применяют свои знания в жизни, ибо право пользоваться силой царской руки принадлежит царю, а не простому человеку. Однако в их руках копия небесной Торы — и ею пользуются все люди.

Хотя мудрецу поначалу не удается исправить жителей своей страны, само его присутствие приближает их к исправлению и готовит к получению того, что для этого нужно. Впрочем, не в мудрецах главная проблема. "Грех" мудрости даже если она чужда Торе и отрицает заповеди, — отнюдь не самый неисправимый среди грехов. Поддаются исправлению и другие заблуждения. Настоящую проблему создает лишь алчность, ненасытная страсть к деньгам. Этот порок дано исправить лишь угрозой меча, угрозой гибели. И потому исцеление от него приходит последним.

Отсюда приближенные царя следуют дальше, из страны в страну, и всюду находят своих друзей — одного за другим. Все они сделались вождями этих стран. Идея, которую усиленно подчеркивает раби Нахман, очевидна любой из близких и друзей царя — каждый в своей сфере — превосходит всех остальных людей. Признание этого последними влечет за собой раскрытие всех приближенных и их встречу с другими, равными им, что является еще одним шагом к Избавлению мира.

Вслед за мудрецом приближенные царя встречают поэта, а затем и возлюбленного друга царя Примечательно, где они находят его: на берегу винного моря, образовавшегося из песен поэта. Значение этой аллегории таково — даже когда друг царя (он — вождь пьяниц) далек от него, он опьянен любовью к нему. А воспарить к вершинам этой любви ему помогают песнопения, сложенные поэтом. Итак, друг царя сидит возле моря вина, опьяненный любовью к царю и счастливый.

После того, как приближенные царя найдены, наступает очередь его близких. Это также начало Геулы. Первой найдена дочь царя. Она стала царицей страны плодовитых сластолюбцев. Шхина, изливающая в мир изобилие (молочное море), предстает здесь владычицей страны плодородия. Люди признают, что в ней — источник животворящей силы. Однако культ плодородия у них языческий, сугубо материалистический, сопряженный с развратом. Нужно затратить много труда ради исправления этой страны. Дело не только в половой разнузданности, которой одержимы ее жители, а в том, что эту разнузданность они положили в основу своей веры и буквально поклоняются ей. Здесь не просто дозволены любые проявления сексуальности, но в сексуальной распущенности, которую люди называют свободой, они видят идеал. И Бааль Тфила приходится немало потрудиться, чтобы хоть в какой-то мере очистить жителей этой страны от скверны. Но полное исправление станет возможным лишь тогда, когда царь снова воссядет на свой престол и мир станет таким, каким должен быть.

События развиваются постепенно, в соответствии с важностью каждого этапа: от встречи с мудрецом до явления царя. Сначала находят приближенных, начиная с самых значительных, затем приходит очередь близких царя. Вслед за царской дочерью обнаруживается ее дитя. Младенец олицетворяет внутреннее содержание Геулы, он — сокровенный духовный избавитель и сын богатыря, избавителя внешнего. Младенцу-Машиаху всего год, он безгрешное дитя, не ведающее порока. О царе Шауле (Сауле) также сказано, что ему был всего год при избрании царем. Мудрецы истолковали это в том смысле, что он был безупречен и чист, как годовалое дитя. Однако, несмотря на младенческий возраст, ребенок с самого рождения исполнен мудрости и разумения, как сказано: "Ибо родится у нас мальчик, сын дан нам; власть на плечах его. И будет наречено ему имя Пеле-Йоэц-Эль-Гибор-Ави-Ад-Сар Шалом" (Йешаяhу, 9:5). Буквальный перевод слов, из которых составлено имя, — "чудо, советник, сильный, богатырь, отец мой, вечный, ангел-миротворец". Ребенок, на чьи плечи возложена власть, — царь советующий, и это то, что имел в виду раби Нахман, когда говорил о совершенной мудрости, которой ребенок обладал с рождения.

Младенец не знает вкуса греха, он питался лишь молоком матери — той пищей, которую ему могла дать только дочь царя. И поскольку он никогда не приникал к иному источнику и ниоткуда не мог заразиться злом, весь он чистое и абсолютное добро, лучший из людей. И жители страны, приверженцы здорового питания, признают его своим вождем — ведь младенец, с их точки зрения, олицетворяет идеал — он абсолютно самодостаточен, ему ничто не требуется извне, он само совершенство.

В следующей стране правит царица. В Кабале она олицетворяет сфиру Бина (постижение). По мере деградации мира она опускается на более низкую ступень, именуемую Гвура (мощь). В Кабале объясняется фундаментальная связь между этими двумя сфирот, как сказано: " я разум, у меня мощь" ("Мишлей", 8:14). Так эта сфира становится источником силы суда и карающей мощи. И эта высшая сила, в свою очередь, представляется источником зла в мире. "Эм hа-баним" ("Мать детей", сфира Бина) становится в нем источником горя и слез.

И, наконец, найден сам царь. Ясно, что его невозможно обнаружить прежде, чем найдутся все остальные, ведь царь скрывается, и человек сам должен отыскать его. Но зато когда он наконец найден, в мире не остается ничего тайного и скрытого. А пока это не произошло, титул царя остается формальным — он царствует, но не правит. Трагическое описание царя, восседающего в одиночестве посреди пустынного поля, с короной на голове, сродни картине, нарисованной в "Пиркей-де-раби Элиэзер". Царь одинок в мире. Корона на его голове, но нет ни единой души вокруг. Он должен ждать, пока придут люди и найдут его, как сказано — "Возвратитесь ко Мне, и Я вернусь к вам". А до тех пор лишь честолюбцы избирают его своим вождем, но этого далеко не достаточно, чтобы вернуть царя миру.

Огромная радость охватывает всех, когда царь, наконец, найден. Невозможно представить себе эту радость, ибо в ней нет ни грана печали. Все, что рассеялось, собрано, все разлученные встретились. В высших мирах воцарились мир и гармония ("мир в небесной свите" — Талмуд, "Санhедрин", 99б), и пришло время вернуть царю власть также в нижнем мире. С согласия всех приближенных царя, вождей своих стран и образцов совершенства, праведник поколения Бааль Тфила послан исправить мир, дабы последний смог понять, что действительно пришло время возвратить власть Царю царей царствующих.

Все страны, следуя за своими вождями, покоряются царю и признают его власть Их жители раскаиваются в заблуждениях. Лишь страна сребролюбцев до сих пор упорствует. Ее исправление возможно лишь с помощью меча царского богатыря.

Образы и аллегории этой части истории заимствованы главным образом из тридцать первой главы Книги Йешаягу. Однако они выстроены таким образом, чтобы финал истории соединился с ее началом, образовав композиционное кольцо. Путь меча обрисован мистическими красками. Целый ряд образов иллюстрирует то, что в Кабале называется мидат-гвура — "свойство мощи". В нем — источник Геулы для удостоившихся ее, наконец, сребролюбцев.

Огнедышащая гора и лев, лежащий на ней, — аллегория смерти (но вовсе необязательно силы зла). Смерть связана с разрушением и уничтожением, с тем, что именуется мидат-hа-дин ("свойство суда") Всевышнего, с Его тяжкими приговорами. И гора, и лев невидимы глазу. Они дают знать о себе лишь тогда, когда лев поднимается, чтобы похитить очередную жертву из стада, невзирая на крики пастухов (см. Йешаягу, 31). Лев — олицетворение сокрушающей мощи, символ исполнения приговоров Высшего суда — уничтожения и гибели. Это сила, сеющая смерть в человеческом стаде, как сказано: "И вы — овцы Мои, овцы паствы Моей человеческой" (Йехезкель, 34:31). Пастухи, пастыри человеческой паствы, руководители народа, не в состоянии защитить свое стадо, терзаемое львом.

С огненной горы ("…пламя у Него на горе Сион…"; Йешаяhу, 31:9) ведут тропинки в другое место, где полыхает пламя Б-жественной мощи и власти. Это пламя очищающее и созидательное. Дурное сгорает в нем, а доброе воспринимает из него Б-жественную искру. Всепоглощающее пламя становится мирным огнем в очаге, как сказано: "Печь у Него в Иерусалиме" (там же). В этой печи пекутся всевозможные блюда. Птицы, которые в Кабале символизируют души, стоят вокруг и участвуют в приготовлении блюд. Там, на огне, горькое превращается в сладкое. Если огненная печь олицетворяет Гееном (преисподнюю), как считает также Талмуд, то души выходят из этой печи исправленными и достойными. А птицы, направляющие огонь взмахами крыльев, следят за тем, чтобы пламя не уничтожало, а излечивало, пожирая лишь зло, как сказано: "Уподобившись птице парящей, защитит Г-сподь воинств Иерусалим" (Йешаяhу, 31:5).

Мудрецы Талмуда в трактате "Сукот" так истолковали слова "пламя у Него на горе Сион и печь у Него в Иерусалиме": один из входов в Гееном находится близ Иерусалима, в долине Гей бен Гином. Туда приводят злодеев, но и у адских врат они не раскаиваются до тех пор, пока им не дают вкусить святости. И об этом сказано: "Испробуйте — и увидите, что добр Г-сподь " ("Теhилим", 34:9). Только вкус добра позволяет человеку сделать выбор. И лишь вкусив от него, грешники искренне оставляют путь зла.

Итак, пламя не только сжигает всяческое зло — в нем выплавляется и очищается добро, уподобленное отменным яствам. Вкусить эти яства жаждут даже доморощенные "божества" — богачи из страны сребролюбцев. Здесь они впервые поднимаются над своей алчностью и начинают стремиться к тому, чего не купишь за деньги к праведности. Но уловив ее аромат, они начинают ощущать зловоние собственной корысти и алчности, ибо, как объясняет богатырь, деньги и все, что к ним пристает, издают отвратительный запах. Вопреки пословице, деньги пахнут, и их запах вызывает стыд и отвращение у кающихся сребролюбцев. Они стремятся избавиться от денег, т. е. от своей алчности, и то, что прежде ценилось — богатство, — превращается ныне в позор. От стыда бывшие богачи закапываются в землю, как сказано: "Ибо в тот день отбросит каждый своих серебряных идолов и золотых своих идолов, которых сделали руки ваши вам во грех" (Йешаягу, 31:7). "В тот день человек кротам и летучим мышам бросит серебряных своих идолов и золотых своих идолов, которых сделали ему для поклонения, чтобы войти в ущелья гор и расселины скал из страха пред Г-сподом и спасаясь от сияния величия Его, когда Он восстанет, чтобы сокрушить землю" (там же, 2:20, 21).

Когда человек достигает подобного уровня понимания и осознает (полно или частично) угрозу окончательного уничтожения, которая внезапно разверзается перед ним подобно пропасти, деньги утрачивают для него всякое значение. Он судорожно хватается за иные ценности, чье значение непреходяще, чьи корни уходят в вечность, и с отчаянием обнаруживает, что вся его жизнь прошла в зловонной яме корыстолюбия и алчности и не за что в ней теперь уцепиться.

Богачи-сребролюбцы выбрасывают свои деньги и мечтают теперь об одном: достичь такого уровня, когда они и не вспомнят, что некогда были одержимы алчностью и страстью к стяжательству. Вслед за своими бывшими "божествами" раскаиваются и все жители страны. И вот когда корыстолюбие и алчность самые упорные и стойкие из человеческих пороков — наконец побеждены, царь может воссесть на своем престоле и вновь править миром, как это было до швират-hа-келим.

Сам раби Нахман объяснял, что десять персонажей истории о Бааль Тфила соответствуют десяти кабалистическим мидот (свойствам) или сфирот. Вместе с тем он заметил, что поскольку та или иная сфира проявляется только через другие сфирот или мидот, значение каждого персонажа двойственно, все они нагружены более чем одной символикой.

Итог всему сказанному позволит подвести таблица (Примеч. OCR: по технич. причинам пришлось поместить ее в самом конце текста, см. Приложение).