Рассказы о великих днях

За власть Советов!

Жила в Царицыне рабочая семья Петровых: отец, мать и трое детей. Старшего сына звали Александром, среднего — Серёжей, а дочку — Олей. Она была самой младшей в семье. Ей ещё не исполнилось восьми лет в то холодное ноябрьское утро, когда отец неожиданно вернулся с завода.

— Что случилось? — испугалась мать.

— Наши в Петрограде победили, объявили советскую власть. Теперь надо и нам в Царицыне приниматься за дело.

Отец достал спрятанную на чердаке винтовку и вместе со старшим сыном Александром поспешил обратно на завод.

Как только закрылась за ними дверь, мать обняла дочку и заплакала.

Оля встревожилась:

— Что ты, мамочка!..

— Ничего, доченька, ничего… Это я от радости… Столько лет этого ждали… Теперь перед вами все дороги в жизнь откроются. Теперь и ты, и Серёжа, и Саша сможете учиться, будете образованными людьми.

Весь день в городе было неспокойно: на улицах стреляли.

Рабочие Царицына, по примеру рабочих Петрограда и Москвы, прогнали отовсюду меньшевиков и соглашателей, отобрали у капиталистов фабрики и заводы и объявили советскую власть.

В воскресенье вечером, одевшись во всё самое лучшее, Петровы всей семьёй пошли на собрание. Оно происходило в большом, красивом зале дворянского клуба, куда раньше и на порог не пускали рабочего человека.

— Дорогие товарищи! — обратился к народу, переполнившему зал, председатель собрания. — Разрешите прежде всего зачитать призыв к населению всей России, подписанный товарищем Лениным, главой первого в мире рабоче-крестьянского правительства.

Председатель долго не мог продолжать — рабочие аплодировали и кричали «ура» в честь товарища Ленина.

— «Товарищи-трудящиеся! Помните, что вы сами теперь управляете государством, — громко и взволнованно читал председатель ленинские слова. — Никто вам не поможет, если вы сами не объединитесь и не возьмёте все дела государства в свои руки».

Для Петровых, так же как и для миллионов других рабочих семей, началась совсем новая жизнь. Трудовой народ стал полноправным и единственным хозяином огромной страны.

Заводы, шахты, земли, реки, моря, железные дороги, школы, университеты, театры, библиотеки — всё отныне принадлежало не капиталистам и помещикам, а всему народу. И нужно было научиться управлять всем этим.

Трудное это было дело — научиться управлять первым в мире Советским социалистическим государством!

Враги потихоньку посмеивались: «Где ж это видано, чтобы малограмотные рабочие и крестьяне, какие-то Ивановы, Петровы, Сидоровы, никогда не управлявшие государством, могли справиться со всем этим! Они обязательно провалятся и позовут нас обратно. Ещё неделька, вторая — ну, от силы месяц».

Прошла неделя, вторая, месяц. Советская власть ширилась и крепла.

Прошло ещё три месяца. В России, на одной шестой части земного шара, существовало невиданное государство, где не было капиталистов и помещиков, где трудовой народ был полновластным хозяином своей судьбы, где превыше всего ценилась не набитая золотом мошна, а труд человека.

Вот тут-то и переполошились уже не только русские буржуи, но и заграничные:

«А что, если наши рабочие и крестьяне тоже захотят, по примеру русских, устроить у нас советскую власть? Надо, пока не поздно, принимать меры».

И они решили сокрушить молодую советскую республику вооружённой силой.

Это было в 1918 году. Потихоньку, как воры, вторглись враги на нашу землю. И всюду, куда успели проникнуть, они организовывали контрреволюционные мятежи, свергали Советы, расстреливали большевиков, восстанавливали власть капиталистов и помещиков. Это по их планам, на их деньги, с их оружием в руках зверствовали белогвардейские армии бывших царских генералов — Колчака, Деникина, Врангеля. Им помогали банды кулаков, диверсантов и другие враги революции.

На Дальнем Востоке, на Севере, на побережьях Чёрного моря, на Кавказе появились наёмные войска американцев, англичан, французов, немцев, турок, японцев.

Грозная опасность нависла над нашей Родиной.

От края до края Советской земли пронёсся в те дни боевой клич большевистской партии: «К оружию, товарищи! Социалистическое отечество в опасности!»

Миллионы людей поднялись против иноземных захватчиков и царских генералов. В огне сражений родилась и закалилась Красная Армия рабочих и крестьян. Её боевыми действиями руководили гениальные вожди народа — Ленин и Сталин.

После трёх лет тяжёлой и кровавой войны вражеские армии были разгромлены и выгнаны за пределы Советской родины.

Вместе со всем народом могла теперь семья Петровых заняться мирным трудом.

Во время гражданской войны Степан Евдокимович Петров и его сын Александр с оружием в руках участвовали в героической обороне родного города Царицына. Обороной Царицына руководил товарищ Сталин.

В память об этих днях бережно хранила Варвара Михайловна фотографию, на которой рядом с товарищем Сталиным был снят и Степан Евдокимович.

Выстрел в степи

Большим уважением и доверием у трудящихся пользовался в Царицыне депутат Совета, большевик Степан Петров. А враги люто его ненавидели. Но теперь они уже не смели бороться открыто, они действовали самым подлым способом: притворялись преданными советской власти людьми, а тайком мешали, сеяли смуту, вредили. Они поддерживали деревенских кулаков, и те, чувствуя эту поддержку, начали снова поднимать голову.

Степан Евдокимович заподозрил в этих делах кое-кого. Для того чтобы проверить свои подозрения, ему обязательно надо было съездить в находящуюся неподалёку от Царицына деревню.

С ним попросилась Оля — ей хотелось навестить свою подругу, которая гостила в деревне. Оле уже исполнилось четырнадцать лет. Она очень хорошо училась, и отец решил побаловать дочку — прокатить её на санях по привольной степной дороге. Варваре Михайловне они оба дали слово, что обязательно вернутся к встрече нового, 1924 года. До него оставалось два дня.

В деревне все подозрения Степана Евдокимовича полностью подтвердились.

На крестьянском сходе было решено написать обо всём, что творили кулаки, самому товарищу Ленину.

Письмо составили, подписали и доверили товарищу Петрову доставить и передать его Владимиру Ильичу.

Наступил последний день старого года. Степан Евдокимович решил с Олей выехать как можно раньше, чтобы добраться домой до темноты. Вызвался их довезти какой-то старик из соседней деревни. Он говорил, что тоже торопится в город.

Полдороги проехали хорошо, затем подул ветер. Похоже было, что начинается пурга. До города оставалось езды не больше часа, и вдруг старик заявил, что дальше он ни за что не поедет. Он, мол, замёрз, у него захромала лошадь.

— Давайте заночуем у моего кума. — И он показал на дом, одиноко стоящий в степи.

Посмотрел Степан Евдокимович на дом, на старика, и показалось ему, что всё это неспроста.

— Зачем же ночевать — до города недалеко, — сказал он, оставаясь внешне совершенно спокойным. — Мы дали слово сегодня быть дома. Не хочешь везти — доберёмся пешком… Пошли, дочка…

И они зашагали по степной дороге навстречу ветру, который уже начал завывать на разные голоса и мести снег.

Возница дождался, пока они скрылись, повернул лошадь и, нахлёстывая её, помчался обратно. Лошадь бежала рысью и ничуть не хромала.

Быстро темнело. Повалил снег. На необъятных степных просторах разыгралась пурга.

Отец и дочь шли, держась за руки. Ветер забрасывал их снежными комьями, слепил глаза, больно хлестал по лицу. Когда становилось невмоготу, отец поворачивался спиной к ветру и заслонял собой Олю. Она не жаловалась, но Степан Евдокимович видел, как ей тяжело.

— Ничего, Олюшка, потерпи. Уже близко.

Оля первая услыхала сквозь вой ветра конский топот.

— Папа, слышишь?..

И он услышал совсем близкий топот, храп загнанных коней и чей-то хриплый, пьяный голос:

— Эй, стой! Эй, Петров, всё равно не убежишь…

Степан Евдокимович что было силы толкнул дочь в сугроб; она вскрикнула от неожиданности, исчезла в снежных волнах, но сам он не успел спрятаться… Из белёсой мглы вынеслись два всадника, раздался выстрел, второй…

Степан Евдокимович беззвучно рухнул на снег.

— Вот тебе, большевик проклятый! — закричал убийца, осаживая разгорячённого коня.

Налетел неистовой силы порыв ветра. Всадники крикнули ещё что-то, повернули коней и умчались.

— Папа!.. — осторожно позвала Оля. — Папочка!..

Отец неподвижно лежал на снегу, раскинув руки.

— Папочка! — закричала Оля и бросилась к отцу. Она целовала залепленное снегом лицо. — Папочка, милый, дорогой!..

Петров застонал — он был ещё жив.

— Помогите! — изо всех сил закричала Оля.

«У… у… у…» — отвечал ей ветер.

— По-мо-ги-те!..

И вот, когда она уже совсем обессилела, со стороны города, издалека, послышались голоса людей…

Было далеко за полночь, когда тяжело раненного Степана Евдокимовича и полузамёрзшую Олю привезли домой.

Степан Петров умирал. Он был в полном сознании. По его требованию достали из пиджака простреленное, окровавленное письмо. Слабеющей рукой он дотронулся до него и чуть слышно сказал жене:

— Слушай, Варя… Письмо отвези… сама… отдай ему — Ленину… — И, словно боясь, что она не расслышала, повторил несколько раз: — Ленину… Ленину…

Он замолчал, но глаза глядели на неё в упор, требуя ответа.

И она ответила, задыхаясь от слёз:

— Клянусь, Стёпа… передам самому Ленину…

Похоронив мужа, Варвара Михайловна с Олей и Серёжей поехала в Москву.

Клятва

В морозное январское утро перед Спасскими воротами Кремля собрались ходоки, приехавшие со всех сторон Советской России в Москву — к Ленину.

Ходоки ожидали дежурного. Вместе с ними ждала и Варвара Михайловна Петрова со своими детьми — Сергеем и Ольгой.

Шёл тихий разговор; слышались украинская речь, гортанный говор узбека, мягкий акцент белоруса.

— А какой он, Владимир Ильич? Примет ли нас? — спрашивал молодой грузин в косматой горской бурке.

— Обязательно примет… — раздались в ответ голоса. — Он как отец родной. Примет, расспросит, посоветует…

— Ты спрашиваешь, какой он? — обратился к грузину пожилой крестьянин-инвалид, у которого вместо правой ноги была деревяшка. — Как самому себе, всё рассказывай, ничего не бойся.

Рузаев — так звали инвалида — замолчал, а вместо него заговорил украинец Баклан:

— Я его в семнадцатом в Петрограде видел, разговаривал с ним. Он всего тебя насквозь видит. Чего не хочешь сказать, всё одно скажешь. Пристальный он человек. Я до него тогда тоже с большой бедой пришёл.

— Все к нему с бедой, все к нему за подмогой… — тихо вздохнула Варвара Михайловна и рассказала о муже, убитом кулаками, и о письме, которое она вместо него принесла Ленину.

— В нашем месте, в Узбекистане, — сказал узбек Тургунбаев, — кулаки тоже плохие дела делают. Только в Узбекистане кулак называется бай.

— А у нас на Украине кулак зовётся куркуль, — сказал Баклан.

Ходоки толковали между собой, и из разговора видно было, что хотя кулаки в разных местах называются по-разному, действуют они совершенно одинаково: не дают хлеба рабочим, убивают верных партии людей, издеваются над бедняками. Они действуют, как враги советской власти.

— У тебя, мать, очень важное письмо, — сказали ходоки Варваре Михайловне, — ты должна передать его Владимиру Ильичу в собственные руки.

Вернулся дежурный. Он ничего не сказал ожидающим его людям, только поглядел на них полными слёз глазами.

— Товарищ, — прошептала Варвара Михайловна, — товарищ, что случилось?

И они узнали… Огромное горе постигло миллионы людей — умер Владимир Ильич Ленин.

— Ой, горе, ой, какое горе! — глухо застонал Тургунбаев и опустился на снег.

Закрыв лицо руками, беззвучно плакал Рузаев.

Варвара Михайловна стояла неподвижно, словно окаменев, только рука, протянутая вперёд, слегка дрожала — рука с письмом, на котором крупными буквами было написано: ЛЕНИНУ.

С утра до позднего вечера тысячи людей шли в Горки — прощаться с великим Лениным.

Тяжёлые двери в двухэтажном доме с колоннами были настежь раскрыты; люди входили и выходили с низко опущенными непокрытыми головами; траурные стяги спускались над входом.

Седые сумерки окутали старый парк. По заснеженной аллее медленно шёл Сталин. С непокрытой головой, в распахнутой дохе, не замечая ни мороза, ни ветра, ни снега, остановился он перед скамейкой, на которой так часто сидел со своим великим учителем и другом…

Друг… Людям больших и благородных идей с особой силой дано познать великое счастье дружбы. Такая дружба соединила некогда на всю жизнь Маркса и Энгельса в их борьбе за счастье человечества.

Такая дружба соединила их гениальных последователей — Ленина и Сталина.

Ветер раскачивал высокие деревья, снежинки кружились и таяли, коснувшись лица. На ресницах блестели слёзы… Сталин плакал.

…Поздно ночью Иосиф Виссарионович вернулся в Кремль, прошёл в кабинет.

На полках — книги, написанные Лениным; на столе — ленинские рукописи…

Сталин сел к столу и начал читать Ленина.

И в этой безмолвной беседе текла ночь. За каждой строкой, за каждой страницей возникал перед ним живой, бессмертный образ Ленина. И, как всегда бывало во время беседы с великим другом, каждое его слово рождало ответное слово, каждая мысль вызывала новую мысль. Сталин взял карандаш, придвинул бумагу.

«Мы, коммунисты, — люди особого склада, — писал он. — Мы скроены из особого материала. Мы — те, которые составляем армию великого пролетарского стратега, армию товарища Ленина. Нет ничего выше, как честь принадлежать к этой армии. Нет ничего выше, как звание члена партии, основателем и руководителем которой является товарищ Ленин…

Уходя от нас, товарищ Ленин завещал нам держать высоко и хранить в чистоте великое звание члена партии. Клянёмся тебе, товарищ Ленин, что мы с честью выполним эту твою заповедь!..»

Эти бессмертные слова великой клятвы впервые прозвучали на весь мир в скорбные, траурные дни на Втором Съезде Советов.

— Уходя от нас, товарищ Ленин завещал нам укреплять и расширять Союз Республик, — торжественно звучал с трибуны съезда голос Сталина. — Клянёмся тебе, товарищ Ленин, что мы выполним с честью и эту твою заповедь!..

Эта великая клятва Сталина стала клятвой всей партии большевиков, клятвой многомиллионного советского народа.

Настал последний час прощанья с основателем Советского государства — Владимиром Ильичем Лениным. На Красной площади, от края до края заполненной народом, царила строгая тишина.

Сталин с обнажённой головой стоял на трибуне. Десятки тысяч людей с надеждой, с безграничной верой глядели на него.

Варвара Михайловна вместе с ходоками была на площади. Она, не спуская глаз со Сталина, прижимала к груди заветное письмо.

Рузаев наклонился к ней и, словно отгадав её мысли, тихо сказал:

— Мать, письмо отдай ему… Ему отдай письмо.

Варвара Михайловна посмотрела на Рузаева, на детей, на товарищей, окружавших её, и, подняв письмо над головой, пошла вперёд, к трибуне, где стоял Сталин.

Люди расступались, давали ей дорогу. И вот она поднялась на трибуну и протянула Сталину простреленное, окровавленное письмо, на котором крупными буквами было написано: ЛЕНИНУ.

Сталин посмотрел на Варвару Михайловну, на народ и бережно взял письмо.

Весна

В Сталинграде наступила весна.

Широко разлилась Волга, затопила левый, низкий берег, отмели, луга, а на том месте, где находились острова, прямо из воды торчали деревья, уже покрывшиеся молодой, яркой зеленью.

С каждым днём становилось теплее и теплее.

Больших и малых потянуло на солнышко, на улицу, на Волгу…

Небольшой пионерский отряд отправился встречать весну за город, где на высоком пустынном берегу реки можно вволю побегать, поиграть и побродить по знаменитым историческим местам. Здесь, на этих холмах, бились русские люди с татарскими ордами хана Мамая, и самый высокий курган до сих пор зовётся Мамаевым. К этому берегу приставали быстроходные струги Степана Разина. Тут Емельян Пугачёв вёл на приступ старой крепости восставших крестьян и казаков. Это было в давние времена, но здесь же, на этих самых местах, происходили героические события, в которых участвовали отцы и братья пионеров. Здесь в боевом восемнадцатом году Красная Армия под водительством Сталина наголову разбила белогвардейские полчища. Это была историческая битва за Царицын, который по воле народа теперь был назван Сталинградом.

— А на каком холме стоял Сталин? — спросили пионеры вожатого.

— А это там, за оврагом.

— Пойдём туда!

— Пойдём!

Они побежали по дну извилистого оврага, вскарабкались наверх и очутились у подножия высокого холма.

На этом холме, по рассказам участников боёв, во время решающего сражения за Царицын находился товарищ Сталин.

Ребята поднялись на холм: внизу расстилался пустырь, за ним, отливая на солнце серебром, разметалась в весеннем разливе Волга, а ещё дальше, до самого горизонта, зеленела долина с разбросанными по ней белыми домиками хуторов и деревень. И таким покоем, такой тишиной дышало всё вокруг в это приветливое утро, что трудно было представить себе эти места полем кровопролитной битвы. Но ребята представили и стали играть в оборону Царицына.

Они так увлеклись игрой, что не сразу заметили появление на пустыре большой группы людей. А когда заметили, очень заинтересовались. Люди разложили на земле карты и чертежи, у них были какие-то приборы на треногих штативах, полосатые рейки, белые колышки. Они начали обмерять пустырь.

Пионеры сначала наблюдали издали за этими людьми, потом как-то незаметно для самих себя стали подвигаться всё ближе и ближе, затем поздоровались и наконец спросили, что здесь происходит.

Высокий человек, оказавшийся главным инженером, объяснил ребятам, что на пустыре будет строиться большой тракторный завод.

— Завод раскинется от самого берега Волги, — рассказывал инженер, — до Мамаева кургана… Вон там будет посажен парк, здесь будут стоять жилые дома, Дворец культуры, школа…

Над пустынным берегом кружили чайки, а на том месте, где, по словам инженера, будет залитая асфальтом центральная площадь нового города, паслось, пощипывая траву, большое стадо коров.

Через неделю на пустынном берегу стало шумно и людно. Из города бесконечным потоком потянулись грузовые автомобили с рабочими и сотни подвод, везущих брёвна, доски, кирпич, бочки с цементом.

Бригадиры и инженеры со своими помощниками, сверяясь с планами, отмечали колышками места будущих цехов, домов, улиц.

Колышки были гладко выструганные, белые и отчётливо выделялись на зелёной траве. От колышка к колышку протянулись шнурки из бечевы, и вскоре вся земля от берега Волги до пригорода разделилась на большие участки разной формы, а между ними пролегли широкие проспекты.

Неподалёку от дороги поставили большую палатку главного инженера. Туда уже тянули телефонные и электрические провода.

Главный инженер сидел за столом и, склонившись над планом, говорил бригадирам:

— Квадрат номер один — это будет литейный цех, квадрат номер два — Дворец культуры…

Среди бригадиров были братья Петровы — Александр и Сергей и брат Варвары Михайловны — дядя Ваня. Когда они вышли из палатки, им повстречалась сначала сестра Оля, которая приехала со своей комсомольской бригадой, а затем Варвара Михайловна с внуком на руках. Это был сынишка Александра — Петя, ему недавно исполнился годик; он щурился от солнца, смеялся и тянулся к отцу.

— Мама, — сказал Александр, взяв сына на руки, — зачем вы его сюда привезли?

— Как зачем? — улыбнулась Варвара Михайловна. — А где ему быть, раз всё семейство наше здесь?..

С этого дня судьба семьи Петровых, так же как и судьбы тысячи других царицынских семей, тесно сплелась с судьбой первенца сталинской пятилетки, с будущим Тракторного завода.

На берегу Волги развернулось настоящее сражение за будущее. Люди рыли землю лопатами, кирками и машинами. Когда заходило солнце, загорались прожекторы и костры. Ночь отступала далеко в степь и за Волгу. Земля покрылась чёрными глубокими ямами. А вскоре, словно наперегонки, из этих ям то здесь, то там стали вырастать бетонные столбы, стальные балки, металлические конструкции.

А ещё через некоторое время уже можно было распознать очертания будущих цехов, домов, улиц и площадей.

Прошло всего несколько лет. На берегу Волги вырос огромный Тракторный завод, окружённый красивыми домами, молодым парком, асфальтированными улицами и просторными площадями. Этот новый город слился со старым Царицыном.

И вот настал день торжественного пуска нового завода.

В этот день с конвейера должен был сойти первый трактор с маркой «СТЗ» — Сталинградский тракторный завод.

Это был всенародный праздник. Ведь Сталинградский тракторный помогала строить вся страна. В Москве и в Ленинграде, на Украине и на Урале рабочие делали станки и машины для Сталинграда, Белоруссия давала свой лес, Черноморье — свой цемент. Сибирь и Казахстан, Грузия, Дальний Восток — все посылали своих лучших людей на строительство Сталинградского тракторного.

В канун праздника город украсили флагами, цветами, гирляндами разноцветных лампочек. Со всех сторон — на поездах, пароходах, самолётах, автомобилях — съезжались гости.

Варвара Михайловна Петрова встречала своих друзей.

Утром поездом из Белоруссии приехал Рузаев. Днём Варвара Михайловна и Рузаев встречали на аэродроме прилетевшего на самолёте из Узбекистана Тургунбаева.

Они сначала даже не узнали его. Вместо робкого человека в рваном ватном халате перед ними стоял оживлённый, нарядный Тургунбаев, знатный строитель Ферганского канала. Потом, всей компанией, они поспешили на пристань, где по очереди крепко обняли и расцеловали прибывшего на пароходе Баклана.

Всех их повезла Варвара Михайловна к себе в дом. Много народу сидело в этот вечер за большим столом, и до поздней ночи текла беседа о том, как повсюду советские люди, помня заветы Ленина, работали, чтобы выполнить первый пятилетний сталинский план.

— Дорогая мать, — сказал Тургунбаев, — дорогие мои друзья! Я вас всех прошу приехать к нам в Узбекистан на открытие нашего канала. От самых гор до бесплодной пустыни прорыли мы канал. Побежит вода теперь туда, где её никогда не было. И где никогда ничего не росло, будет теперь расти замечательный хлопок. Очень вас прошу, дорогие мои, приезжайте!

— Погоди, погоди! — остановил его Баклан. — Сперва вы все должны приехать к нам в Запорожье, на мой завод. Мы ровно через месяц выпускаем первый комбайн. Это будет не машина, а чудо: сама жнёт, сама молотит, только успевай зерно принимать.

— Что же это получается? — обиделся Рузаев. — А ко мне в колхоз когда? Мы болото осушили, мы новую школу построили. Мы яблоневый сад посадили лучший во всём районе…

Утром в день праздника тысячи людей со знамёнами, с портретами Ленина и Сталина, под звуки оркестров и песен двигались по улицам города по направлению к заводу.

Варвара Михайловна шла с внуком.

— Бабушка, — спросил маленький Петя, — разве сегодня Первое мая?

— Нет, — ответила ему Варвара Михайловна, — сегодня не Первое мая, но тоже очень большой праздник. Сталинградцы сдержали слово, которое дали товарищу Сталину… Давай-ка я подниму тебя на руки, чтобы ты всё увидел.

Тысячи людей заполнили цех и просторную площадь перед ним.

Посреди цеха на возвышении стоял трактор. Он казался отлитым из одного куска металла. На могучем корпусе, покрытом матовой краской, сверкала серебристая марка «СТЗ».

Наступил самый торжественный момент. Молодой тракторист со счастливым и взволнованным лицом сел за руль. Дирижёр, подняв свою палочку, стоял перед большим оркестром и не спускал глаз со старого рабочего, которому выпала высокая честь завести первый трактор. На груди у рабочего блестели два ордена: боевой — за гражданскую войну и трудовой — за героическую работу на заводе.

Рабочий подошёл к трактору и легко повернул ручку. В тишине ровно и гулко запел мотор. Рабочий отошёл в сторону, тракторист перевёл рычаг, и первенец Сталинградского тракторного величаво сошёл с конвейера.

Грянули оркестры, и, заглушая их, покатилось тысячеголосое «ура». Его подхватили на площади, куда уже выехал, всё убыстряя ход, трактор.

Бесконечное «ура» встречало и провожало его на улицах города.

А следом за первым уже сходили с конвейера второй трактор, третий, четвёртый…

— Мать, помнишь, — взволнованно говорил Тургунбаев Варваре Михайловне, — помнишь, зима была, голод был, разруха была… Письмо ты отдала Сталину… Он помог тебе, он всем нам помог победить врагов, разруху… Мы тогда даже мечтать не смели о таких тракторах. А Сталин сказал: «Будут тракторы… Будут сотни тысяч тракторов на колхозных полях…» И вот они идут… Смотри, какие красавцы идут! — И Тургунбаев с торжеством показал на тракторную колонну. — Сто тысяч таких на наших полях будет, вся наша земля, как сад, будет!

— Как весенний сад, — сказала Варвара Михайловна.

А вокруг всем было так радостно и хорошо, что словами об этом не расскажешь.

Приём в Кремле

Кремлёвский дворец заполнялся гостями. Здесь можно было встретить сегодня самых знатных людей Страны Советов: прославленных сталеваров, шахтёров, кузнецов, строителей, колхозных мастеров высоких урожаев, видных учёных, писателей, общественных и государственных деятелей.

В светлом и торжественном облике Кремлёвского дворца и особенно в людях, пришедших сюда сегодня, с предельной яркостью отражались грандиозные, воистину чудесные изменения, происшедшие в Советском Союзе за годы сталинских пятилеток.

Всё, что ещё так недавно казалось далёкой и дерзкой мечтой, воплощалось в жизнь: социализм стал явью!

На весь мир уже прозвучали исторические слова товарища Сталина о том, что в Советской стране уже осуществлена в основном первая фаза коммунизма — социализм.

В дремучей тайге вырастали города, один за другим вступали в строй гиганты-заводы, реки, перепоясанные мощными плотинами, меняли своё вековое русло и отдавали всю силу своих потоков турбинам электростанций. Над неприступной Арктикой развевалось победное красное знамя, советские ледоколы плавали по Великому Северному морскому пути, советские полярники первыми в мире раскрыли тайну Северного полюса.

Труд, который во все времена истории, у всех народов был проклятьем, в нашей стране социализма стал делом чести, доблести и геройства, а люди труда — самыми почётными, самыми уважаемыми людьми.

По широкой лестнице Кремлёвского дворца поднимались и проходили в зал всё новые и новые гости.

Среди взрослых был только один маленький мальчик — Петя Петров. Семейство Петровых приехало в Москву вместе со сталинградскими стахановцами на очень важное совещание и получило приглашение на приём в Кремль. И Варвара Михайловна взяла с собой своего маленького внука. Они уже обошли старинные терема, в Оружейной палате полюбовались древними доспехами и, осмотрев всё, прогуливались по большому, как площадь, Владимирскому залу.

К Варваре Михайловне то и дело подходили её друзья: Рузаев из Белоруссии, Тургунбаев из Узбекистана, Баклан с Украины…

— Сталин, Сталин… — пронеслось по залу, и все устремились к широким дверям, в которых стоял Сталин, а рядом с ним — руководители партии и правительства.

Все зааплодировали, а товарищ Сталин, улыбаясь, аплодировал своим гостям.

Раскрылись двери Георгиевского зала. Там стояли длинные, покрытые белоснежными скатертями столы, блестели бокалы.

— Прошу вас, товарищи, — пригласил Иосиф Виссарионович гостей за стол. — Прошу вас, усаживайтесь.

Первую здравицу провозгласили гости за великого вождя народов, за друга и учителя, за товарища Сталина.

— Великому Сталину — слава!

— Будьте здоровы множество лет, дорогой товарищ Сталин!

— Товарищу Сталину — ура!

Долго гремело «ура», долго не смолкали приветствия, каждому хотелось пожелать Иосифу Виссарионовичу всего самого лучшего, выразить всем сердцем свою благодарность и любовь. И, вероятно, не скоро наступила бы тишина, если бы не поднялся сам Сталин и не предложил ответную здравицу в честь великого и непобедимого советского народа.

Семья Петровых сидела за одним столом со своими друзьями.

Рузаев поднял бокал и, обращаясь к Варваре Михайловне, торжественно провозгласил:

— За твоё здоровье, мать!

— За нашу дорогую мать! — воскликнул Тургунбаев.

Все, кто знал Варвару Михайловну, потянулись к ней с бокалами.

Товарищ Сталин, услыхав, что пьют за здоровье Варвары Михайловны, тоже поднял бокал:

— Будьте здоровы, Варвара Михайловна!

Варвара Михайловна поднялась и поклонилась.

— Кто это? За кого это? — спрашивали друг у друга сидящие за столами.

— За советскую мать, — объяснил Тургунбаев.

Со всех сторон раздались голоса:

— Будьте здоровы, Варвара Михайловна!

Варвара Михайловна кланялась, благодарила всех за высокую честь, а рядом с ней стоял взволнованный, гордый за бабушку Петя и тоже кланялся во все стороны.

Для гостей начался большой концерт. В Кремле выступали лучшие артисты столицы. А в заключение концерта на сцену вышел ансамбль песни и пляски.

Брат Варвары Михайловны, дядя Ваня, не спуская глаз, с восхищением следил за пляской. Он сам в молодости считался отличным танцором. В самый разгар пляски дядя Ваня вдруг поднялся и решительно направился к сцене.

Варвара Михайловна, смеясь, сказала друзьям:

— Вот бедовый, — я знаю, что он задумал! Дядя Ваня подошёл к столу, за которым сидели члены правительства, и с самым таинственным видом громким шопотом позвал товарища Ворошилова:

— Климент Ефремович!

Ворошилов услыхал, встал из-за стола и подошёл к дяде Ване. Климент Ефремович знал его давно, с гражданской войны, — дядя Ваня служил тогда под его начальством в Первой Конной армии.

— Климент Ефремович, — откашлявшись, промолвил дядя Ваня, — даже совестно сказать, чего мне хочется… Вы помните, как я под Царицыном перед атакой плясал?

— Помню… помню…

— И вот сейчас нестерпимо захотелось сплясать! Знаете, по-царицынски…

В этот момент к ним подошёл Иосиф Виссарионович.

— Вот товарищу Ермилову сплясать захотелось, — с улыбкой объявил Климент Ефремович.

— Даже совестно, честное слово! — смущённо произнёс дядя Ваня. — Но такое горячее желание — ног не удержать…

— А что бы вы хотели сплясать? — поинтересовался Сталин.

— Ежели возражений не будет, — осторожно сказал дядя Ваня, — я бы старую «Барыню» сплясал…

— Ну что же… Как вы думаете, разрешим ему сплясать «Барыню»? — шутливо обратился ко всем Сталин.

Все засмеялись:

— Разрешим! Разрешим!

Баянист тронул пальцами клавиши и заиграл, поначалу медленно и плавно, старую «Барыню».

Дядя Ваня повёл плечами, пригладил усы, встряхнул головой и, подмигнув баянисту, лихо притопнул и пошёл…

Его окружило плотное кольцо людей. Дядя Ваня, быстро перебирая ногами, понёсся по кругу, вихрем закружился на месте и пошёл вприсядку. Дядя Ваня действительно очень хорошо плясал, и все стоящие вокруг — и Сталин, и Ворошилов, и Молотов — дружно, в такт, били в ладоши. А когда дядя Ваня кончил, то хлопали ему без конца:

— Вот так молодец!

— Сколько ж вам лет, что вы так легко пляшете? — спросил Сталин.

— Пятьдесят шесть, Иосиф Виссарионович, — ответил дядя Ваня.

Сталин, улыбаясь, пожал ему руку:

— Я думал, что вы человек в летах, а вы, оказывается, ещё совсем юноша.

Оркестр заиграл украинского казачка, и Баклан, не желая отстать от своего друга, вступил в круг и пошёл выделывать коленце за коленцем.

Варвара Михайловна, поглядев на танцы, прошла вдоль стола и села поодаль в глубокое кресло.

Она сидела задумавшись и вздрогнула от неожиданности, когда услышала рядом с собой голос Сталина:

— Что заскучали, Варвара Михайловна? — И Сталин присел на стоящее рядом кресло. — Может, вам нездоровится?

— Что вы, что вы! — ответила Варвара Михайловна. — Была бы больна, и то выздоровела бы от такой радости. Сроду так счастлива не была. Все дети мои тут и внук… Вот гляжу я на них и себя вспоминаю — я ли это, Варвара Михайловна? Чем была да какой стала… Жалко мне тех годов, когда мы с мужем моим, со Степаном, в темноте жили. Поздно уж очень мы большевиками стали, годам этак к сорока пяти. Если бы нам такое развитие, как им, была бы я уже с молодых лет в партии…

— Зачем же себя напрасно упрекать! — улыбнулся Иосиф Виссарионович. Затем уже серьёзно продолжал: — Конечно, вслух иной раз этого и не скажешь, но, между нами говоря, мы неплохо поработали и их… — Сталин посмотрел в зал, где веселились его гости, — и их тоже кое-чему научили.

— Да, жизнь-то им мы сделали, что говорить, — согласилась Варвара Михайловна.

И, помолчав немного, пристально поглядела на Иосифа Виссарионовича:

— Я вот что вас хочу спросить… Гляжу, у людей радость, а у меня тоска… Вот говорят, что будет война?

Варвара Михайловна, как и все советские люди, хорошо знала, что успехи нашей страны вызывают бешеную злобу у врагов и они давно готовятся к тому, чтобы снова напасть на нашу Родину.

Сталин помолчал, взглянул на неё и потом ответил:

— По всему видно, что будет. — Он произнёс это тихо, и в словах его чувствовалась боль за те несчастья и лишения, которые война принесёт народу. — По всему видно — не миновать войны.

В бой за Родину!

В ночь на 22 июня 1941 года фашистские орды Гитлера вероломно напали на Советский Союз.

Над Родиной нависла грозная опасность.

И тогда снова, как в героические дни гражданской войны, по стране пронёсся призыв нашей большевистской партии:

— Все силы народа — на разгром врага!

На огромных пространствах советской земли поднимался народ на Великую Отечественную войну. Миллионы мирных тружеников становились воинами — пехотинцами, танкистами, артиллеристами, лётчиками… На заводах, шахтах и колхозных полях женщины, старики и подростки сменяли уходящих на фронт и становились токарями, шахтёрами, трактористами, комбайнерами… А в городах и сёлах, временно захваченных врагами, бесстрашные патриоты вели партизанскую беспощадную войну с фашистскими захватчиками.

В те суровые, незабываемые дни не было советской семьи, которая не провожала бы кого-нибудь из своих родных и близких на ратный подвиг.

В семье Петровых, в Сталинграде, первым уходил на войну младший сын Варвары Михайловны — Серёжа. Он был танкистом.

— Возвращайся с победой, сынок, — тихо сказала на прощанье мать и обняла Сергея.

Воинский эшелон медленно отходил от станции. На широких железнодорожных платформах стояли танки, заботливо укрытые брезентом.

Эти танки были сделаны на Сталинградском тракторном заводе.

Последний вагон скрылся вдали…

— Вот и проводили Серёжу, — вздохнула Варвара Михайловна и взяла за руку внука, маленького Петю. — Ну, пойдём, внучек, — сказала она. — Будем работать и ждать писем от дяди Серёжи…

Воинский эшелон из Сталинграда прибыл в Москву поздно вечером 6 ноября, в канун 24-й годовщины Великой Октябрьской социалистической революции.

Сергею Петрову приходилось бывать до войны в столице в предоктябрьские праздничные вечера. Он хорошо помнил московские улицы и площади, залитые светом бесчисленных фонарей и прожекторов, здания, алеющие флагами и обрамлённые разноцветными огоньками иллюминации. Он помнил нарядный подъезд Большого театра и коней на фронтоне здания, мчащихся куда-то вдаль… А сейчас кони исчезли. Когда Сергей всмотрелся, он увидел, что они укрыты досками. Вероятно, это сделали для того, чтобы они не могли пострадать от случайных зенитных осколков.

Сергей не узнавал Москвы. Облик города стал совсем другим — суровым, боевым, насторожённым. Ни одного огонька не пробивалось из затемнённых окон. Автомобили, трамваи, троллейбусы осторожно, словно ощупью, проезжали по улицам, и вместо ярких фар мостовую еле-еле освещали зелёные, синие, жёлтые пятна… На крышах высоких домов вырисовывались силуэты зенитных орудий. На перекрёстках стояли военные патрули, а у ворот домов дежурили бойцы противовоздушной обороны.

Всю ночь двигались по затемнённым московским улицам войска, направляясь на Красную площадь. В ночном небе, где-то за окраиной, вспыхивали и гасли огни — это рвались зенитные снаряды. Зенитчики не подпускали к Москве врага.

7 ноября на Красной площади должен был состояться традиционный Октябрьский парад.

Неожиданно налетел свирепый северный ветер. Он пригнал тяжёлые, низкие тучи, и вскоре первый снег покрыл улицу, броню танков, плечи солдат.

Рано утром в точно назначенное время на заснеженной Красной площади стояли выстроившиеся войска: пехота, артиллерия, бронетанковые части, кавалерия.

Заполнялись трибуны народом, стрелки часов на Спасской башне подходили к восьми. Сергей Петров, стоя возле своего танка, с волнением глядел на мавзолей, на котором должен был появиться Сталин. И Сергей чувствовал, что, так же как и он, все стоящие на площади с напряжённым нетерпением ждут встречи с вождём.

И вот грянуло «ура». Оно, нарастая, катилось по площади, продолжалось на трибунах, гремело всё громче и торжественнее: в окружении своих соратников на трибуне появился Сталин. Он поднял руку, приветствуя народ.

Товарищ Сталин подошёл к микрофону. Наступила тишина. А затем раздался знакомый спокойный, бесконечно дорогой голос:

— Товарищи… От имени Советского Правительства и нашей большевистской партии приветствую вас и поздравляю с 24-й годовщиной Великой Октябрьской Социалистической Революции.

Сергей слушал и в то же время думал о том, что голос Сталина, подхваченный радиоволнами, звучит сейчас далеко за пределами площади по всей стране. И миллионы людей жадно ловят каждое сталинское слово. И, наверно, его мать, его брат тоже слушают Сталина, который говорил о том, что вся наша страна организовалась в единый боевой лагерь и вместе с нашей армией будет громить врага.

Товарищ Сталин продолжал:

— На вас смотрят порабощённые народы Европы, подпавшие под иго немецких захватчиков, как на своих освободителей. Великая освободительная миссия выпала на вашу долю. Будьте же достойными этой миссии! Война, которую вы ведёте, есть война освободительная, война справедливая. Пусть вдохновляет вас в этой войне мужественный образ наших великих предков — Александра Невского, Димитрия Донского, Кузьмы Минина, Димитрия Пожарского, Александра Суворова, Михаила Кутузова! Пусть осенит вас победоносное знамя великого Ленина!

Ветер шевелил тяжёлый шёлк боевых знамён, быстро гнал низко проплывающие над мавзолеем тёмные снежные тучи. Сталин вытянул вперёд руку и, указывая туда, где в этот час сражались с врагами советские войска, со сдержанной силой произнёс:

— Под знаменем Ленина — вперёд к победе! Загремели артиллерийские залпы салюта. Чётким шагом, плечом к плечу, со штыками, грозно устремлёнными вперёд, мимо мавзолея проходила пехота; эскадрон за эскадроном, взметая свежий снег, пролетала кавалерия. За ними двигалась артиллерия, и наконец, завершая парад, перед мавзолеем прошли танки. На одной из машин, чуть возвышаясь над открытым люком башни, в кожаном шлеме стоял Сергей Петров…

Произошло много великих, героических событий после этого парада, но в памяти народа навсегда останется тот день, когда на Красной площади, в час грозной опасности, накануне решающей битвы за Москву прозвучали вдохновляющие напутственные слова Сталина:

— Под знаменем Ленина — вперёд к победе!

От имени Родины

Шестого декабря 1941 года по приказу Верховного Главнокомандующего Советская Армия перешла в стремительное контрнаступление. Хвалёные дивизии Гитлера, покорившие половину Европы, были наголову разбиты под Москвой.

Тогда Гитлер, собрав все свои резервы, всю свою технику, устремился к Волге, решив во что бы то ни стало взять Сталинград.

Уже три месяца шли упорные бои в самом городе.

Не смолкая ни днём, ни ночью, гремели орудия, рвались снаряды, пылали охваченные огнём дома.

Улицы были изрыты окопами, противотанковыми рвами, ходами сообщения.

Сталинградский тракторный завод, наполовину разрушенный, продолжал работать. Отремонтированные танки прямо из цехов уходили в бой.

В глубоких подвалах завода жили дети, не успевшие выехать из города. Их собрала сюда, их кормила, укладывала спать, успокаивала, рассказывала сказки старая женщина — Варвара Михайловна Петрова, которую все в городе теперь называли матерью. Для каждого она находила тёплое слово, старалась поддержать в трудную минуту.

Она успевала управиться с детьми, перевязать раненого бойца и, когда нужно, помогала в цехе рабочим.

У неё случилось большое горе: немцы расстреляли её старшего сына, Александра. Но никто никогда не слыхал от неё ни одной жалобы, не видал её слёз.

С самого утра фашисты начали по Сталинградскому тракторному заводу особенно сильный и беспощадный артиллерийский обстрел. Все понимали, что с минуты на минуту начнётся новое наступление.

Варвара Михайловна, как обычно, пошла с ведром за водой по вырытому во дворе ходу сообщения.

Молодой боец-казах посмотрел на неё и тихо сказал товарищу:

— Железо устало, камень устал — она одна не устала…

Рядом разорвалась мина. Воздушной волной Варвару Михайловну сбило с ног. Боец бросился к ней и помог подняться:

— Мать, ты не ранена?

— Нет, сынок, я-то ничего, да вот беда: ведро осколком пробило. Как я теперь буду с ребятами без ведра?

В конце улицы, за обломками зданий, показались немецкие танки и плотные цепи поднявшейся в наступление вражеской пехоты.

Начался бой…

В этот самый день в Москве, в штабе Верховного Главнокомандующего всеми вооружёнными силами Советского Союза, решалась судьба Сталинграда, Родины и всего мира.

Перед большой стратегической картой стоял Сталин.

— Бойцы Сталинграда покрыли себя неувядаемой славой, — негромко произнёс товарищ Сталин и, обращаясь к одному из генералов, спросил — Значит, Сталинградский и Донской фронты встречаются сегодня?

— Да. Обязательно, — ответил генерал.

Товарищ Сталин ещё раз внимательно проверил по карте расположение армий, готовых нанести врагу сокрушительный удар, и уверенно сказал:

— Фашистские мерзавцы попали в стальную ловушку… Оборонительный период войны закончился, отныне мы наступаем!

После многих, очень многих дней и ночей беспрерывного грохота разрывов, атак, смертельных схваток в Сталинграде наступила тишина.

— Бабушка, бабушка, — кричал Петя, — смотри, фашистов ведут! Смотри, самого главного их генерала ведут…

Среди ещё дымившихся развалин бесконечным потоком шли угрюмые гитлеровские солдаты и офицеры, глядевшие исподлобья на победителей. Зябко кутаясь в шинель, под конвоем автоматчиков прошёл фельдмаршал фон-Паулюс, уже трижды объявлявший Сталинград взятым.

Варвара Михайловна, окружённая детьми, проводила глазами последнюю группу военнопленных и, погрозив им вслед, сердито сказала:

— Так со всеми будет, кто к нам сунется! И тут её увидели стоящие в рядах бойцы.

— Смир-но-о-о! — пронеслось по строю.

И грянуло «ура», такое громкое, такое радостное, что у Варвары Михайловны навернулись слёзы, и она впервые за всё время войны, не таясь, заплакала:

— Вот… вот и выстояли…

К ней подошёл командир, взял её под руку, и они прошли перед строем героев Сталинграда.

…Советская армия с боями шла на запад, освобождая от врага родную землю и неся освобождение народам Европы от фашистского рабства.

Наступил май 1945 года. Логовище фашистского зверя — Берлин — после напряжённых и кровопролитных боёв было занято Советской Армией. Над Берлином развевалось победное красное знамя.

В День Победы Варвара Михайловна была на Красной площади; она видела парад победителей, она вместе со всем народом приветствовала стоявшего на трибуне великого вождя — Генералиссимуса Сталина.

Вечером в Георгиевском зале Кремлёвского дворца собрались генералы, офицеры, Герои Советского Союза. Рядом с ними стояла в светлом платье седенькая, старая женщина.

Товарищ Сталин подошёл к ней.

— Спасибо, Варвара Михайловна, — сказал он. — Спасибо от имени Родины. Вы, а вместе с вами миллионы советских матерей вырастили отличных сынов. Кровь, пролитая нашим народом, даст великую жатву. Человечество никогда не сможет забыть того, что наш народ сделал для его освобождения. Под священным знаменем великого Ленина мы полностью выполним всё, что он нам завещал!