Рассказы. Том 5. Одержимость

Глава I

В комнате нас было трое — я, Банни Хартвик и розовый слон.

Мы с Хартвиком все время разговаривали. Розовый слон не издавал ни звука. Просто сидел и смотрел на нас. Я знал этот взгляд, потому что уже выпивал с Хартвиком.

У нас никогда не возникало обычной договоренности, какие бывают между редактором и автором. Банни не стал бы покупать мои истории, если бы не считал, что они хороши, а я не стал бы посылать их ему, если бы не верил, что в его журнале что-то есть. Но, не считая профессиональных отношений, мы с Хартвиком всегда были хорошими друзьями, и я с нетерпением ждал новых поездок в город.

Сегодня вечером, сидя в его квартире и проводя наш маленький сеанс за виски, мы достигли стадии шуток над нашими собственными вещами. Розовый слон, не привлекая внимания, ушел.

— Все вы, писаки-фантасты, сумасшедшие, — фыркнул Хартвик. — Как ты докатился до жизни такой?

— Общаюсь с редакторами, — ответил я ему. — Это заразно.

— Я достаточно вменяем, и зарабатываю себе на жизнь. Получаю зарплату и все такое, — ответил Хартвик. — Но вы, писатели… о боги! Надо бы вывесить табличку «Миры покорятся, пока ты ждешь — цент за слово и вперед». Он усмехнулся. — Иногда полцента за слово, если под псевдонимом.

Хартвик поднял свое угловатое тело с дивана и прошелся взад и вперед перед искусственным камином. Мне пришлось повысить голос, пока он расхаживал по комнате.

— Да что бы вы, редакторы научной фантастики, делали без нас? — поинтересовался я. — Тебе пришлось бы вернуться к рытью канав, где тебе самое место.

— Зато это больше, чем вы, писатели, можете сделать, — парировал он. — Рытье канав слишком практично для вашего брата. Писатель-фантаст — это парень, который знает все о межзвездном пространстве, но не имеет достаточного навыка, чтобы найти выход из телефонной будки.

Хартвик был на редкость в ударе. Он не только протянул мне ребрышко, но и поджарил его.

— Какие же вы, авторы, мерзкие экземпляры, — пропел он. — Мелочные интроверты, склонившиеся над твоими машинками в бегстве от реальности. Апчхи!

— Будь здоров! — огрызнулся я. — Что бы сказали читатели, если бы услышали это от тебя?

— Они, наверное, согласились бы со мной. Видишь ли, меня расстраивает не настоящая фантазия или сама научная фантастика. Меня бесит тип людей, который ее сочиняет. Я очень верю в научную фантастику, но ее авторы совершенно невозможны. Апчхи!

— Да благословит тебя, дурака, Бог, — ответил я. — Пожалуйста, перестань ходить и говорить кругами. Ты любишь научную фантастику, но тебе не нравится, как мы ее пишем — таков твой аргумент?

— Никаких споров по этому поводу. Само собой. Что такое научная фантастика сегодня? Далекий выдуманный мир, где все марсиане называют свою планету «Марс». Марихуановый кошмар, где мозги растут большими, как арбузы и миры сталкиваются как шарики в космическом бильярде. Вот такие дела у вас получаются. В то время как вокруг нас вершатся чудеса куда более великие, чем ваши убогие понятия.

— Я серьезно. — Хартвик сел, пристально глядя на меня. — Например, недавно я столкнулся с женщиной, которая управляет детским домом, и она сказала мне…

— Неважно.

Я встал, слегка покачиваясь. Розовый слон внезапно вернулся, и у меня возникло непреодолимое желание убраться из этого места, пока он меня не раздавил.

— Я возвращаюсь в отель, — объявил я.

— Не уходи, Дэн. — Хартвик вдруг стал серьезным. — Я хочу поговорить с тобой. Никаких шуток.

— Не сейчас. Ты выиграл спор. Я с тобой согласен. Наука и фантастика не совместимы, как скотч и неразбавленный джин. Я иду спать.

— Но…

— Мы обсудим это завтра, — сказал я. — Спокойной ночи.

— Апчхи! — сказал Хартвик.

На этом мы и расстались. Сбитый с толку и довольно глупо посмеиваясь при мысли о нашем разговоре, я поехал обратно в отель на такси. Конечно, Хартвик выиграл спор. Спорить было не о чем. Мы, писатели-фантасты, действительно имели дело со сказками. Наши сюжеты были невероятными, совершенно фальшивыми.

— Просто подделка, — пробормотал я себе под нос, наклоняясь и вставляя ключ в замок гостиничного номера. Я вошел, включил свет в пустой комнате.

А потом раздался голос — голос, шепчущий из пустоты моего гостиничного номера.

— Марс вызывает Землю, — прошептал он. — Марс вызывает Землю!

Глава II

Вы же знаете, как это бывает. Просто так не бывает на самом деле. Ты пишешь это сто раз. Конечно же, есть только один способ провернуть подобный сюжет. У вас есть милый старый профессор, не так ли? И он сидит в своей лаборатории в компании молодого ассистента-спортсмена из колледжа с удивительно высоким ай-кью, ах, какой у него ай-кью! Вместе они ждут прекрасную дочь профессора, златовласую, смеющуюся Сандру Мефуф Скай.

А потом парень из колледжа указывает на большой серебряный предмет в углу и наивно спрашивает: «Что это там такое, а?» Наш профессор, с блеском в глазах стоимостью 64 доллара, отвечает (на полутора страницах с научной терминологией), что это рецепторный диск, сообщающийся с Марсом. Итак, наш гений из колледжа вспоминает про свой ай-кью и говорит «больше ничего мне не говорите», а затем включается луч, и скрипучий голос произносит: «Марс вызывает Землю».

Ну как, чувствуете старое доброе драматическое напряжение? Вот как это происходит, когда вы пишете об этом. Но я не писал, я жил такими историями. И голос шептал: «Марс вызывает Землю».

Я слышал это. Возможно, я был пьян, когда открывал дверь, но сейчас протрезвел. Достаточно, чтобы обыскать комнату в поисках проводов. Я не нашел ни входа, ни выхода, никаких скрытых усилителей и динамиков. Я открыл окно. Там тоже ничего не было, кроме спуска на улицу. Поэтому я перестал быть трезвым и снова напился. Просто должен был. Затем я все понял. В доме Хартвика это был розовый слон. У меня дома это шепчущий голос с Марса.

— Марс вызывает Землю. Марс вызывает Дэна Кенни.

Мое имя! Почему бы и нет? Почему галлюцинация не должно быть известно мое имя? Это ведь была моя галлюцинация. Меня это ничуть не испугало. Я решил ответить на зов.

— К сожалению, линия занята.

— Марс вызывает Дэна Кенни.

— Вы, должно быть, ошиблись номером.

Голос был терпеливым. Таким необычайно терпеливым.

— Марс вызывает…

— Ну ладно! Я Дэн Кенни. Какого черта тебе надо?

— Нужна ваша помощь.

— Помощь в чем?

— В завоевании мира.

Мне захотелось, чтобы розовый слон появился снова. С розовыми слонами я хотя бы справлюсь. Я могу их понять. Но когда оживает банальный сюжет…

— Послушай, — сказал я, чувствуя себя глупо, обращаясь к пустому воздуху. — Слушай, ты, дешевый шутник, кто бы ты ни был, покажи свое глупое лицо, или я позвоню в полицию.

До сих пор все было под контролем. Строго по формуле драматургии. Любой герой сказал бы и сделал бы то же самое. Но с этого момента все пошло наперекосяк. Видите ли, я не вызывал полицию. Я не двинулся с места. Стоял, покачиваясь, а голос шептал мне. Он шептал издалека; просто жужжал в моем мозгу, рассказывая секреты; настоящие звездные тайны. Это звучит хорошо, но в реальности не очень. Для человека в моем положении это было чересчур. Но я должен был слушать. Голос заставлял слушать, хотя моя голова кружилась под невесомым грузом неосязаемого зла. Ибо голос говорил мне о многом, и когда я смог понять, когда я снова взял себя в руки, то выслушал сообщение.

— …с Марса, конечно. Просто разведывательный отряд. Но мы готовы преобразовать нашу работу в деятельность авангарда, инженерного корпуса и заложить основу. Естественно, полезно иметь шпионов в стане врага. Вот почему мы подумали о вас.

— Почему? — поперхнулся я.

— Потому что вы обладаете тем типом интеллекта, который нам нужен. Творческий темперамент. Ваша работа заранее подготовила вас к нашему прибытию. Вы не скованы предрассудками, не боитесь неизвестного. И ваши творческие способности пригодятся при планировании наших действий. Как писатель научной фантастики…

— Подожди минутку, — мне казалось глупым спорить с кошмаром, но что бы вы сделали на моем месте? — Во-первых, — сказал я, — если ты думаешь, что я смогу помочь в создании дезинтеграторных машин или управлении лучевыми пушками смерти, то ты ошибся, приятель. Я просто писатель-фантаст, понимаешь? И…

— Мы знаем, — прошелестел голос. — И это не имеет значения. В наших планах нет таких детских понятий. То, что мы имеем в виду, безусловно, в пределах ваших возможностей. Вы были тщательно исследованы, и у вас хорошие рекомендации.

— Рекомендации? Чьи рек…

— Сейчас я не могу сказать точно.

— А что это за «исследование» такое?

— Мы знаем о вас все, что только можно. — Голос начал гудеть, как будто читал письменный отчет. — Дэниел Дж. Кенни, 29 лет, холост, рост 6 футов, два дюйма, вес 182 см., глаза голубые, волосы черные, цвет лица…

Это было только начало. В течение целых пяти минут голос дал полное физическое описание, сопровождаемое точным и кропотливым изложением обстоятельств моего рождения, детства, юности, образования, карьеры и нынешнего положения. Я позволил шепоту стихнуть и принял воинственный вид, которого по правде не чувствовал.

— Замечательно! — крикнул я. — Ты, должно быть, читал мою почту!

— Ваш разум, — донесся шепот.

А потом голос начал мне что-то рассказывать. Вещи, которые мне стыдно повторять. О моих мыслях… тайных мыслях. Я не люблю вспоминать эту часть. Я всегда ненавидел идею психоанализа, боялся слишком напиться, или попасть под действие снотворного, или поддаться гипнозу. Но это было еще хуже. Намного хуже.

Посмотрим, смогу ли я это объяснить. Потому что то, как голос говорил со мной, было ответственно за мою последующую веру в него. Когда голос рассказал мне все о моем тайном «я», я понял, что это не сон. До меня дошло, что его фантастические намеки имели под собой реальную основу. Я начал верить, что он — и то, что он собой представлял — может завоевать весь мир. С моей помощью или без нее. А потом мои мечты кристаллизовались.

Голос с Марса все-таки исследовал меня. Он знал, что под пьяным маскарадом моего разговора с Хартвиком скрывается настоящий и жгучий мятеж. Ненависть к миру, к его условностям, к его самодовольным стандартам вроде «деньги это власть». Голос был изворотливым, убедительным. Он твердил мне о моей скрытой жажде завоевания и мести. Мести против мелких разочарований существования. Мести реальному миру, который я презирал. Вот почему я писал рассказы о других, воображаемых мирах. И вот теперь голос из другого мира — мира, который я всегда считал воображаемым, — заговорил со мной, убеждая меня присоединиться к нему и отомстить по-настоящему.

Почему бы и нет? Я был пьян, безрассуден. Независимый и свободный от фантазий, с горячей жаждой власти. И вот, каким-то чудом, мой шанс настал. Голос, более сильный, чем глас Мефистофеля, что искушал Фауста, предложил мне все.

И я ответил.

— Сначала я увижу тебя в аду! — крикнул я. — Черт бы тебя побрал, где бы и чем бы ты ни был! Ты никогда не захватишь землю — убирайся отсюда и оставь меня в покое. Ты…

Я исчерпал себя и свой словарь ненормативной лексики, пока не понял, что раскачиваюсь в гостиничном номере, проклиная пустой воздух. Ответа не последовало. Я моргнул, потер затуманенные глаза и понял, что это был сон. Пошатываясь, я подошел к открытому окну и вдохнул свежий ночной воздух. Мое внимание привлекла пожарная лестница за окном. Мог ли какой-нибудь чертов шутник забраться на нее оставаться там, чтобы шептать через мое окно?

Должно быть так, если только все это не было пьяной фантазией. Или если только это не было реальностью. Но это не могло быть правдой. Я лег спать, полностью убежденный в этом. Потом я заснул и начал видеть сны. И голос снова явился ко мне во сне, и я проснулся в холодном поту, крича: «Нет — я не буду — нет!»

В конце концов, я вел себя как герой научной фантастики.

Глава III

Когда Банни Хартвик позвонил с улицы, я все еще был в постели. Я встал, накинул халат и только успел опустить голову в раковину, как он вошел. Безукоризненно одетый в летний костюм, Банни приподнял бровь, рассматривая мою физиономию.

— Похмелье? — поинтересовался он.

— Еще хуже, — ответил я.

— Что случилось?

— Садись, и я все расскажу, — предложил я.

И Банни Хартвик сел. Я рассказал ему все и стал ждать взрыва, но его так и не последовало. Банни Хартвик подался вперед, пристально посмотрел на меня своими детскими голубыми глазами и сказал:

— Ты что, шутишь?

— Нет, но надеюсь, что это так.

— Это самая большая возможность в жизни — самая большая возможность во всей истории — и ты ее упускаешь, просто отбросив.

— Слушай, приятель, — протянул я. — А это случайно не ты висел у окна моего гостиничного номера на пожарной лестнице, изображая голос с Марса?

Хартвик серьезно покачал головой.

— Нет.

— Ладно, я тебе верю. Но не кажется ли тебе, что это был кто-то другой? Ты же не хочешь сказать, что веришь во всю эту ерунду?

— Конечно, верю, — деликатно кашлянул Хартвик, потом чихнул.

— На самом деле, — сказал он, — я послал к тебе гонца.

— Что ты сделал?

— Это я послал голос с Марса. Или, скорее, ту сущность, которая проявила себя как голос.

— Но…

— Я очень тщательно все обдумал, прежде чем решиться на это. Попытался проанализировать твою личность с точки зрения вероятной реакции. Я надеюсь, что не ошибся в своем выборе.

— Ты хочешь сказать, что на самом деле находишься в союзе с этими тварями — чем бы они ни были — и пытаешься.

— Завоевать мир? Конечно.

Глаза Хартвика больше не были по-детски голубыми. Его сапфировый взгляд был холодным, пронизывающим.

— Я не один такой. Ждут и другие; другие авторы, в частности. Голос пришел ко мне, и я послал его остальным. Сейчас мы закладываем фундамент, и я хотел бы видеть тебя на нашей стороне, когда придет время. Время идет быстро; никогда не сомневайся в этом! У нас есть планы.

Ты наверняка помнишь наш вчерашний разговор. Я говорил о разнице между твоей писательской концепцией невероятного, и тем, как она бледнеет, когда противопоставляется истинной невероятности, ставшей реальностью. Я не просто предавался метафизическим рассуждениям. Я говорил серьезно. Наши маленькие планы претворяются в жизнь прямо сейчас. Я имею в виду сегодня, в этот самый момент! Мы действуем, приближая тот день, когда структура мира рухнет и марсиане захватят власть.

Я мог бы усомниться в его здравомыслии, но не сомневался в его искренности. Он поверил в это — и на мгновение я тоже поверил.

— Значит, ты продашь весь мир, все человечество этим чудовищам извне? — пробормотал я, поднявшись на ноги и сжав кулаки. Жест был сентиментальным, но искренним. Хартвик пожал плечами, и тоже встал.

— Почему нет? Им понадобится помощь в управлении новым миром, то есть некоторые из нас. А взамен мы получим власть, о которой не мог мечтать ни Гитлер, ни Наполеон. Ты и я, с достаточно гибким разумом, чтобы мыслить в сверхземных категориях, с видением, охватывающим больше, чем мелкий масштаб Земли, можем занять законные места в новом миропорядке. Править будут немногие из нас, родственны души. То, за что ты в поте лица зарабатывал гроши словом, станет реальностью, приносящей несравненные богатства. И это будет нетрудно, Дэн. У нас все спланировано. Ничто нас не остановит.

Вот почему я хотел поговорить с тобой. Позволь мне объяснить, что именно мы хотим сделать, и как мы собираемся этого добиться. Позволь мне…

— Ты… ты… космический мошенник! — взорвался я. — Убирайся отсюда. Убирайся, пока я не сломал тебе шею!

Я был очень зол, потому что обычно не разговариваю с редакторами таким тоном.

— Дэн, послушай меня. Будь благоразумен. Я хочу, чтобы ты увидел это, осознал неизбежность происходящего. Возможно, если я расскажу тебе, как все началось, сорву завесу дешевой тайны, ты поймешь.

— Я все понял это прямо сейчас. — Я схватил Хартвика за шиворот и повел его через комнату. — Ты сумасшедший, вот что я понимаю. Является ли эта марсианская угроза реальной или воображаемой, ты безумен. Хочешь предать человечество, не так ли? Возможно, власти должны услышать об этом.

Усмешка исказила его лицо, когда он попытался высвободиться из моих объятий.

— И что ты скажешь властям? — с издевкой спросил он. — Что вчера вечером ты пришел домой пьяный и услышал голоса в своей комнате? Что существо с Марса попросило тебя помочь завоевать Землю? Ты знаешь, куда это приведет тебя, Дэн.

— Тем не менее, я попробую.

Я отпустил Хартвика, повернулся и зашагал к телефону. Хартвик двинулся за мной. Он прошел мимо письменного стола. Его рука метнулась вниз, наткнулась на острый предмет. Затем он сделал выпад. Я обернулся как раз вовремя. Я дернул головой в сторону, когда острие ножа для разрезания бумаги разорвало воротник моей пижамы.

Хартвик ахнул и снова нанес удар. Левой рукой я вцепился ему в лицо, а правой схватил за запястье. Рука, державшая нож для разрезания бумаги, повернулась вниз. Мы боролись, когда он ударил меня ножом. Ненависть блуждала по его лицу, как багровое пламя.

— Ты никому не расскажешь, — выдохнул он. — Никому!

Я согнул его запястье. Он ударил меня коленом. Его свободная рука искала мою яремную вену. Он сжал мою шею. Я видел, как его лицо вспыхнуло сквозь красную дымку. Моя рука согнула его запястье так, что ему пришлось бросить нож. Он должен был это сделать. А потом… его рука высвободилась. Нож взлетел, рубанул вниз. Мой локоть вышел наружу. Я схватил его за руку и вывернул ее. Нож продолжал описывать порочную дугу. Хартвик ударил ножом, но меня не задело. Мой удар отправил острие клинка в горло Хартвика.

Хартвик издал тихий стон. В уголках его рта появились розовые пузырьки. Нож для разрезания бумаги торчал у него из шеи, качаясь вверх и вниз, как маленький хрупкий маятник. Я тупо наблюдал, как Хартвик опустился на колени, а потом упал. Нож перестал дрожать. Как и Хартвик.

Вот тогда-то дрожать начал я. Мои веки затрепетали, когда я опустился на колени рядом с ним и нащупал несуществующий пульс. Моя рука тряслась, когда я поднял трубку телефона, как и мой голос, когда я прохрипел портье:

— Сейчас я спущусь. В моей комнате лежит мертвец.

Мои ноги дрожали, когда я спускался вниз на лифте. Я весь дрожал и стучал зубами, когда рассказывал свою историю портье и домоуправляющему.

— Понимаете, несчастный случай, — твердил я. — Это был несчастный случай. Не слишком героическая версия, должен признать. Но очень, очень верная.

— Давайте посмотрим, — проворчал домоуправляющий и посмотрел на портье. — А ты пока помалкивай.

Портье кивнул. Потом управляющий схватил меня за локоть, и мы пошли наверх. Пока мы поднимались, я снова начал рассказывать свою историю. Я не мог перестать говорить. Когда я вывалил ее, то понял, как неубедительно все это звучало. Потому, что мои мысли были заняты другими вещами. Мелочами, связанными с судьей, присяжными, адвокатом, а кроме того, узором решетки в коридоре дома смерти. Управляющий кивнул, крякнул, вывел меня из лифта и повел по коридору в комнату 1415. Мне было трудно вставить ключ в замок. Он наклонился, потянулся к своему кольцу с ключами и открыл дверь. Я вошел в комнату, и он последовал за мной.

— Вот он, — сказал я. — На полу. Видите…

— Не понимаю, — сказал управляющий.

Я вытаращил глаза. На полу не было никакого тела.

Глава IV

Вы видели такое в кино. Я совершил всю процедуру: поискал нож для разрезания бумаги, но его там не оказалось, стал искать пятна крови на ковре, на котором не было никаких пятен крови. И все это время я продолжал бормотать: «но я убил его — убил его, говорю вам».

Через некоторое время я перестал бормотать и начал кричать. Наверное, поэтому меня и отвезли в Бельвью. О, они были очень вежливы по этому поводу, и действовали довольно эффективно. И я старался смотреть на это с чувством юмора. Но ничего смешного не было ни в их взглядах, ни в тихих приказах, ни в том, как они силой вывели меня из отеля через черный ход. В машине скорой помощи я начал бредить, и снова рассказал свою историю.

Потом я сидел за столом доктора, а он улыбался мне, кивал головой и слушал, со всем соглашаясь. Естественно, кто-то должен был войти и перенести тело, пока я был внизу. Доктор это видел, сказал он. Но сейчас, если бы я просто лег и немного расслабился…

Это заставило меня снова закричать. Но едва я открыл рот, как вошел санитар и что-то шепнул доктору. Он пробормотал, пожал плечами. Оба переглянулись.

— …отпущен под стражу. Конечно, никаких обвинений нет. Так…

— Доктор повернулся ко мне. — Мистер Кенни, все будет улажено. А пока вас ждет ваш друг, чтобы отвезти домой. Он в приемной.

Я подошел к двери, открыл ее. Потом потерял сознание.

Последний образ, возникший в моем сознании, был слишком ярким, чтобы его можно было вынести. В приемной, одетый в яркую спортивную куртку, клетчатый шарф и соломенную шляпу, сидел Банни Хартвик! Он поднялся на ноги и, улыбаясь, направился ко мне.

— Вот ты где, — сказал он. — Я беспокоился о тебе. Я…

Человек, которого я убил, подхватил меня на руки, когда я бросился вперед в черный вихрь.

Глава V

Когда сознание вернулось, я боролся. Я хотел остаться там, внизу, в дружелюбной темноте, где не было ни голосов с Марса, ни ходячих мертвецов. Я знал, что мы в машине, но не хотел знать, куда мы едем. Я знал, что Банни посадил меня на сиденье, но не хотел открывать глаза и видеть его. Я не хотел с ним разговаривать, потому что если бы услышал его голос, то понял бы, что окончательно сошел с ума. Знаю, что этого не было, кроме как в моей голове. И когда эти вещи начинают происходить в вашей голове…

Все это время Банни тихо разговаривал со мной.

— Когда я пытался дозвониться до тебя сегодня утром, мне сказали, ты в приемной. Я помчался в больницу. Не знаю, что все это значит, но сейчас я не собираюсь беспокоить тебя вопросами, Дэн.

Для меня этого было достаточно. Хартвик вообще не был в моей комнате этим утром. И если бы его там не было, я не смог бы его убить. И это означало, что я был…

— …немного расстроен, — говорил Банни Хартвик. — Так что я отвезу тебя к доктору Антону. Тебе он понравится. Отличный специалист. У него есть небольшой частный пансионат на окраине города. Я сам бывал там, когда мне становилось тяжело. Я думаю, что через день или два ты снова будешь в форме. В конце концов, Дэн, ты — ценная собственность. Я должен заботиться о своих авторах, ты же знаешь.

Я слушал, но все равно не позволял себе полностью проснуться и посмотреть ему в лицо. Я смутно чувствовал, что в поведении Хартвика было что-то не так. Его речь задела меня за живое. Я чувствовал, что он заставляет себя исполнять какую-то роль. Потом я понял, что он, должно быть, шутит надо мной.

Допустим. Я был готов подыграть. Я был готов встретиться с милым старым доктором Антоном и провести несколько дней на его Ореховом ранчо, восстанавливая силы в мягкой пуховой смирительной рубашке. Я был готов на все, лишь бы снова погрузиться в черный вихрь и забыть. Возможно, когда я приду в себя, то смогу вычислить, что происходит. Да, в Датском королевстве что-то прогнило[7], но в данный момент я был не в состоянии это учуять.

— Вот мы и на месте. А теперь возьми себя в руки, Дэн.

Машина остановилась. Я открыл глаза. Мы припарковались в начале внутренней подъездной дорожки. Позади нас раскинулся широкий сад, сверкающий в лучах послеполуденного солнца. Я мельком увидел высокие стены, ограждающие сад от улицы. Перед нами стоял большой, внушительный кирпичный дом; трехэтажный, современный, но напоминающий колониальную архитектуру. Банни нажал кнопку звонка. Дверь открылась. Высокий мужчина, одетый как интерн из сериала «Доктор Килдэр», провел нас в холл.

— Подожди здесь, — сказал Хартвик. — Я поговорю с Доком.

У меня возникли сомнения. От дурного предчувствия, естественно. Адское недомогание. Это заставило меня вздрогнуть, прыгнуть вперед, схватить Хартвика за лацканы яркого спортивного пиджака. Во всяком случае, это было нечто — чувствовать под пальцами твердую плоть. Он не был призраком.

— Банни, — выдохнул я. — Все в порядке, не так ли? Ты ведь не станешь обманывать парня, правда?

Хартвик улыбнулся.

— Конечно. Успокойся, Дэн. — В его глазах было нормальное выражение, на губах ободряющая улыбка. Неужели это тот самый человек, который шептал о повиновении голосу с Марса?

Конечно, не тот, потому что он не шептал — это был плод моего воображения.

— Ты объяснишь это доктору Антону? Скажи ему, что это не так…

— Конечно. Я буду рядом с тобой. А теперь расслабься.

Он повернулся, чтобы войти в комнату из коридора. Я вцепился в его шарф.

— Не уходи пока… Я хочу тебе сказать.

Хартвик отмахнулся от меня, и я отпустил его. Мой рот внезапно закрылся, а руки безвольно упали по бокам. Я смотрел на его удаляющуюся фигуру и долго не мог пошевелиться. Я простоял там, наверное, минут пять. Все это время я кричал — но мысленно. Я был очень спокоен, когда дверь открылась, и мягкий голос произнес: «Пожалуйста, входите, Мистер Кенни».

Я вошел в кабинет доктора Антона и сел. Я был спокойнее, чем когда-либо.

— Вы доктор Антон? — спросил я. — Где мистер Хартвик?

— Он вышел через другую дверь.

— Но…

Казалось, у меня больше не было возможности закончить свои замечания. Ибо вмешался доктор Антон.

— Это я ему посоветовал. Я чувствовал, что будет лучше, если он не увидит вас снова в течение дня или около того. Болезненная ассоциация, не правда ли?

Эти слова заставили меня посмотреть на доктора Антона, на этот раз внимательно. Может, я и сумасшедший, но меня все равно интересовали хорошие персонажи. Мое пристальное внимание было хорошо вознаграждено. Для доктора Антон определенно был интерсным типом. Это был маленький темноволосый человечек с гипертиреозной выпуклостью глаз. Представьте себе Питера Лорре в бороде и получите доктора Антона во плоти. Акцент, однако, отсутствовал. И это было к лучшему. У меня было достаточно проблем и без участия Питера Лорре.

— Как вы себя чувствуете? — спросил доктор Антон.

— Паршиво, — ответил я. — Было бы неплохо, если бы вы попросили меня сесть и предложили сигарету.

Антон усмехнулся и засуетился вокруг стола. Он указал на кресло и вытащил пачку «виргинских патронов» с соломенными наконечниками.

— Мистер Хартвик только что рассказал мне интересную историю, — сказал он, наблюдая, как дрожат мои пальцы, когда я зажигаю спичку.

— Держу пари, что да, — ответил я.

— Естественно, я был бы рад услышать эту историю более подробно из ваших собственных уст, — сказал мне доктор Антон. — Конечно, если вы готовы.

— Все в порядке, — сказал я.

Внутри затих крик. Теперь я знал, что могу говорить с некоторой уверенностью. Так я и сделал. Рассказал все. Начал с самого начала и до конца. Или почти до конца. Он сидел, кивая и ерзая на стуле. Он не делал пометок карандашом, но мои замечания были неизгладимо запечатлены в его глазах. Я рассказал ему о пьяном споре, о голосе в моей комнате, о визите Хартвика, о смерти Хартвика, о моей поездке в Бельвью, о спасении Хартвика. Доктор Антон сложил пальцы вместе и вложил левую руку в правую в лучшей манере Чарльза Атласа. Динамическое напряжение и все такое.

— Кажется, у меня есть ключ к вашим… галлюцинациям, — сказал он мне. — В последнее время вы много работали?

Это была моя реплика, и я выдал ему прямо между глаз:

— Нет. Я не очень много работаю. И у меня не было никаких галлюцинаций. Выбросьте свой ключ.

— Что вы имеете в виду?

— Я думал, что у меня галлюцинации, всего несколько минут назад. Все хотели, чтобы я думал, что они у меня есть. Я и сам этого хотел. Но теперь я знаю, что все, что я вам рассказал, произошло на самом деле. Это все правда. О голосе с Марса, о визите ко мне Хартвика и об убийстве. Говорю вам, это я убил Банни Хартвика.

Доктор Антон наклонился вперед. Его рука потянулась к кнопке звонка, но я проигнорировал ее. Пусть звонит — я все равно хотел сказать правду.

— Но, мистер Кенни, это невозможно! Мы оба видели мистера Хартвика живым не более пятнадцати минут назад. Он же привел вас сюда!

— Если он жив, то стал ходячим мертвецом, — прошептал я.

— Что вы имеете в виду?

— Он оставил меня в холле, чтобы войти сюда. И я схватил его, чтобы оттащить назад. Я схватил его за шею, и его шарф развязался. Я видел, что скрывал этот шарф, доктор Антон — горло Банни Хартвика, перерезанное от уха до уха!

Глава VI

После этого, конечно, доктору не оставалось ничего иного, как запереть меня. Это была довольно приятная маленькая комната, если не учитывать решеток на окнах. Я был рад, что комната была на втором этаже. Двум служителям и так было достаточно хлопот, чтобы затащить меня на один лестничный пролет. Мне было жаль их, и жаль доктора Антона. Очевидно, ему не нравились эти жестокие приемы. Но он поговорил со мной через дверь и пообещал привести ко мне мистера Хартвика, и да, он сообщит властям, а сам поднимется ко мне завтра.

Наверное, мне выписали билет на укол и куртку, но в коридоре раздался звонок, и это, казалось, что-то значило и для Антона, и для горилл, которые боролись со мной на кровати. Они поспешно удалились, и я уставился на сумерки сквозь решетку. Борьба освежила меня. Я больше не нервничал. Говоря по правде, я испытывал эмоциональный катарсис. Хотя правда была невероятной.

Или нет? Если принять первый тезис — что сила из другого мира вторглась в наш — остальное было легко принять. Если марсианские сущности действительно действовали в заговоре с целью завоевания Земли, то понять последующие события было достаточно просто. Чей-то голос сделал мне предложение. Хартвик поручился за его достоверность. И голос, и Хартвик говорили мне, что марсианская угроза реальна и непобедима. Я отказался играть в эти игры и убил Хартвика.

Конечно, марсианская наука, марсианская магия, марсианский разум были, вероятно, способны воскрешать мертвых. Когда Хартвик пришел сегодня утром, невидимое существо было в моей комнате. Я убил Хартвика, так что, естественно, это немного расстроило мои планы. Тело было извлечено, оживлено и отправлено за мной в Бельвю — по вполне понятным причинам. Даже маньяк не станет болтать о планах завоевания мира, особенно если этот болтовня может быть связана с фактическим исчезновением человека, замешанного в истории.

Хартвика пришлось оживить, чтобы сделать мою историю полностью ложной. Чтобы доказать, что я сумасшедший — и властям, и самому себе. Эта схема почти сработала — пока я случайно не увидел, что скрывалось у Хартвика под шарфом. Теперь я здесь, в плену у доктора Антона. Был ли он замешан в этой истории? Если так, то почему еще не убил меня? Или, чтобы было интереснее, как скоро он меня убьет? В течение следующих двух часов мне было о чем подумать. Я занимался этим, проверяя решетки на окнах и дергая дверь. Определенно, желание выйти нарастало.

Но решетка и дверь оказались более непоколебимы, чем моя решимость. Что же делать?

Что бы сделал один из моих героев в подобных обстоятельствах? Согнул прутья, полагаю. Но такая задачка не для меня.

Стальной хваткой я не обладал. Что касается того, чтобы выбить дверь плечом, это тоже не сработает. Все, что у меня было в плечах, — это обивка, которую мне подкладывали портные. Кроме того, до сих пор в моих действиях не было ничего героического. Я вляпался в эту неразбериху, как полный тупица, и только усугубил ее, действуя неосмотрительно. Если бы у меня в черепе имелся мозг, я бы никогда не сказал доктору Антону правду. Если хорошенько подумать, возможно, он все-таки не был в союзе с марсианами. В таком случае, если я буду хорошо себя вести, он может отпустить меня, когда я снова стану «нормальным» и «рациональным».

Это, наверное, был лучший выход. Для меня. Но было ли это лучшим выходом для человечества?

В конце концов, я знал. Возможно, я был единственным живым человеком, который знал о существовании этой вещи, этой угрозы, нависшей над миром. Единственный живой человек, который не участвовал в заговоре и все еще располагал фактами.

У меня возникло предчувствие, что я долго не протяну. Более того, у меня было предчувствие, что «план», каким бы он ни был, скоро сработает. Удар может обрушиться в любой момент. Если бы они могли оживить мертвых, если бы они наделили себя лучшими человеческими мозгами и использовали человеческую помощь — тогда удар мог бы обрушиться быстро. Единственный способ предотвратить это — выбраться отсюда.

Как?

Может быть, я не был так горяч в плане грубой силы, но я мог использовать мозги. Герои иногда используют свои мозги, не так ли? Все зависит от редакционных требований, я думаю. Хартвик был из тех редакторов, которые любят, чтобы их герои пользовались мозгами. Но сейчас мне не хотелось думать о Банни Хартвике. Я начал строить планы. А как насчет старого трюка — заманить сюда служителя какой-нибудь хитростью, а потом одолеть его и украсть ключи? Это снова потребует применения мускулов, и мой опыт общения с двумя гориллами научил меня, что я не могу надеяться на победу. Конечно, в обычной истории я бы ударил дежурного по голове тупым инструментом. Только доктор Антон не любил оставлять тупые инструменты в «морозильных камерах для кукушек». В моей комнате стояли железная кровать, комод и стул, привинченные к полу. Умывальник в углу тоже был привинчен.

Подождите минутку!

Я наклонился и внимательно осмотрел умывальник. Конечно же, у него был выход в сливной трубе. Хоть я и потерял свою профсоюзную карточку сантехника, и не знаю, как вы их называете, но там была съемная секция сливной трубы, которую можно отвинтить пальцами. Я так и сделал. Через несколько минут я поднял около четырех дюймов полой стали, достаточно толстой и тяжелой, чтобы пробить коротко остриженный череп любого служителя, которого я видел. А теперь подойди к двери и начинай кричать и вопить.

Я подошел к двери, сделал глубокий вдох и открыл рот. Затем со вздохом выдохнул. В замке щелкнул ключ, дверь быстро и бесшумно открылась, потом так же быстро закрылась. В моей комнате стояла девушка.

— Тссс! — прошептала она. — Меня преследуют!

Глава VII

Даже в потрепанном и сильно помятом домашнем платье я разглядел, что она очень хорошенькая блондинка. Мне было бы все равно, даже если бы она была готтентоткой.

— Ты Дэн Кенни? — прошептала она.

Я покачал головой, вверх-вниз, вверх-вниз. С открытым ртом это выглядело не очень хорошо, поэтому я остановился.

— Отойди от двери, — прошептала она. — Я хочу поговорить с тобой.

— С удовольствием, — ответил я. — Но почему бы не подождать, пока мы выйдем наружу?

— Мы не можем выйти на улицу, — сказала она мне. — У меня есть только ключ от этого этажа. Кроме того, я пока не уверена, что хочу выходить на улицу. Пока не узнаю.

— Знаешь что?

— Именно поэтому я и хочу поговорить с тобой. Чтобы узнать, сумасшедшая я или нет.

— Ты могла бы спросить об этом доктора Антона, — предложил я.

Блондинка начала дрожать. Она села на кровать, и ее плечи двигались вверх и вниз в истерическом ритме.

— Только не… его. Он — дьявол.

Я был рад это слышать. Это звучало так обнадеживающе. Но были и другие вещи, которые я должен был услышать.

— Как же ты выбралась? — пробормотал я.

— Ты имеешь в виду, сбежала?

Девушка подняла голову. У нее были карие глаза, курносый нос и даже несколько веснушек. Милый ребенок. На самом деле, один из самых милых, которых я когда-либо встречал в сумасшедшем доме.

— Я заметила, что под моим умывальником есть съемная секция трубы, — сказала она мне. — Тогда…

— …ты взяла трубку, подняла шум, пока не вошел служитель, и ударила его по голове. А потом ты украла его ключ.

Она почти улыбнулась.

— Откуда ты знаешь? — спросила она.

— Я собирался сделать это сам, — ответил я и улыбнулся. Может, она и была чокнутой, но я восхищался ее изобретательностью. Великие умы работают по одним и тем же методам, и все такое. Кстати о великих умах…

— Откуда ты знаешь мое имя? — спросил я.

— Я слышала, как доктор Антон разговаривал в коридоре, — ответила она. — Он сказал, что ты пришел сюда с рассказом о том, как услышал голос с Марса, и когда я это услышала, то поняла, что должна поговорить с тобой. Я должна предупредить тебя, потому что думаю, что они скоро попытаются убить тебя. Не позволяй ему загипнотизировать тебя, что бы ты ни делал, и если голос придет снова, не слушай его.

Она выпалила это примерно за десять секунд. Я взял ее за руку и крепко сжал.

— Полегче, — сказал я. — Расслабься!

Она моргнула, но ее дыхание постепенно успокоилось. Я прислушивался, пока дыхание не стало нормальным, затем мягко продолжил.

— Давай не будем торопиться, — начал я. — Почему ты думаешь, что доктор Антон попытается убить меня?

— Потому что ты слышал голос.

— Ты тоже это слышала? — спросил я.

— Да, слышала. Теперь я знаю. До тех пор, пока я не узнала о тебе, я думала, что все это было частью моих… симптомов. Я думала, что сошла с ума, а голоса не было, разве ты не видишь? Если мы оба слышали голос, один и тот же голос, говорящий одно и то же, тогда мы не можем быть сумасшедшими. И потом, все остальное тоже не было иллюзией. Это действительно случилось со мной, все это. А значит…

— Что с тобой случилось? — спросил я. — Теперь с самого начала.

Я слушал ее одним ухом, а другим прислушивался к звукам в коридоре снаружи. Все было тихо, и ее слова, произнесенные шепотом, прочертили узор в сумерках вокруг нас. Узор обретал форму, рос, и мне не понравились ни его форма, ни размеры. Но я слушал.

— Меня зовут Мюриэл Эстерли. Я бывший суперинтендант сиротского приюта Марты Петерсон. Это частный детский дом и школа.

Сиротский приют? Кто рассказал мне что-то о приюте? Я попытался подумать, но потом оставил свои попытки.

— У нас около сорока мальчиков. Приют маленький. На самом деле за это отвечает Доктор Пэрриш, я всего лишь ассистент. И конечно, я преподаю в школе. Вот тут-то и начались неприятности — в классе. Когда они начали писать что-то на доске.

— Кто?

— Некоторые из мальчиков. Должно быть, это кто-то из ребят. Хотя откуда у этих детей — им всего десять или одиннадцать лет, самым старшим из них — вообще взялись такие мысли…

— И что же они написали?

— Даже не знаю.

— Не знаешь?

— Я хочу сказать, что никогда не видела ничего подобного. Что-то вроде письма с картинками. Ты не поймешь, когда я тебе расскажу, но мне было страшно смотреть на это. Потому что это была не просто детская писанина. Это не были человечки с руками-палочками, которые дети обычно рисуют мелом. И это были не египетские или индийские иероглифы, или что-то в этом роде. Я знаю, потому что сравнивала.

Но я приходила утром в класс и находила эти каракули на доске. Целые ряды — линии и завитушки вперемежку с цифрами. Фигуры людей с лишними руками, а также солнце и луна в сочетании, и изображения животных и ножей, я не очень умело рассказываю об этом, но в этих рисунках было что-то неправильное. Они образовали определенный узор. Невозможно смотреть на них, не зная, что они были посланием.

— Посланием?

— Да. Зашифрованным сообщением, на целую доску. Написанным на языке, который не мог придумать ни один детский ум, но нацарапанное детским почерком. Как будто один мальчик говорил другим что-то, чего мы, взрослые, не должны были слышать.

— Неужели ты пыталась…

Мюриэл Эстерли предвосхитила мой вопрос, нетерпеливо дернув светлыми кудрями.

— Конечно. Я перепробовала все. Вызвала нескольких моих лучших ребят. Я отнеслась к этому как к игре. Но они были абсолютно непреклонны. Я не могла заставить ни одного из них признать, что они знали, кто это сделал. И они даже не признаются, что это было сделано! На самом деле, один из мальчиков сказал мне, что на доске вообще ничего нет! Это было только начало. Я, конечно, спросила доктора Пэрриша, пригласила его зайти ко мне на пятый день, чтобы самому посмотреть.

Он так и сделал! И когда мы вошли в класс в то утро, доска была пуста!

Они все стерли. Я попыталась показать доктору Пэрришу следы стирания — но, конечно, это ничего не доказывало. Он как-то странно посмотрел на меня и вышел. И мальчики засмеялись. Позже в тот день я сказала об этом мистеру Хартвику, и он тоже засмеялся.

Хартвик!

Она вернулась ко мне. В тот первый вечер — Господи, неужели это было всего сутки назад? — он пытался говорить со мной серьезно. Что он сказал, когда я прервал его и объявил о своем отъезде?

— Например, недавно я встретил женщину, которая управляет детским домом, и она сказала мне…

Значит, Хартвик тоже замешан в этом деле! Что бы ни собиралась открыть Мюриэл Эстерли, я знал, что она не сумасшедшая. Я внимательно слушал.

— Мистер Хартвик — друг доктора Пэрриша. Он редактор сети городских журналов. Ну, знаешь, про этих тошнотворных, жутких тварей с кровью и громом.

Я знал и поморщился от этого описания. Сидя здесь в сумасшедшем доме, она обличала меня в низкопробности журналов фэнтези! Маленькие шутки из жизни, номер 131313.

— Он часто навещает доктора Пэрриша и приносит стопки журналов для детей. Естественно, я не одобряю подобную литературу для молодежи, но доктор Пэрриш не возражает, поэтому регулярно раздает их. Дети его очень любят.

Я не думала, что они будут так любить его с этого момента. Человек, разгуливающий с перерезанным горлом, вряд ли выиграет много конкурсов популярности. Но я держал ушки на макушке, а рот на замке.

— Мистер Хартвик очень заинтересовался. Когда я рассказала ему о том, что написано на доске, он, похоже, не счел это странным. Это побудило меня рассказать ему о других вещах, которые я начала замечать. Игры, например. Во время перемен и игр во дворе после школы я случайно проходила мимо и видела, что некоторые мальчики играют в странные игры.

— Странные? Что ты имеешь в виду?

Ее руки беспомощно затрепетали. Они не трепыхались, как раненые птицы, а беспомощно трепетали, как тряпки.

— Я не смогу это внятно объяснить. За исключением того, что когда вы много общаетесь с детьми, что составляет часть вашей работы, вы подсознательно узнаете игры, в которые они играют. Прятки, красный свет, все остальное. Но теперь некоторые из них играли в новые игры. Они садились на четвереньки и бегали по двору, в то время как другие преследовали их и пинали ногами.

Какое-то время я подозревала, что сидящие на корточках подражают военнопленным, но вскоре обнаружила свою ошибку. Потому что дети странно разговаривали. Тарабарщина. Полная тарабарщина, но звучащая, как эти каракули на доске.

Это была плохо сформулированная фраза, но я уловил мысль. И услышанное мне не понравилось.

— И тут я вдруг поняла правду. Поняла, что бы они ни делали, это была не игра. Они не улыбались, не смеялись и не кричали. Они были серьезны и шептались. Они словно чему-то учились.

Вот тут-то Мюриэл и сломалась. Я утешал ее и встряхивал ее, прислушиваясь к звукам в коридоре, и все это одновременно.

— Я не могу сказать, — всхлипнула она. — Все становилось только хуже и хуже. Они больше не будут со мной разговаривать, никто из них не будет. А ночью они свистели, и свистки были сигналами. Доктор Пэрриш подумал, что со мной что-то не так. Конечно, они скрывали это от него. Но я сказала мистеру Хартвику, и он, кажется, понял. То есть до тех пор, пока я не перешла к части о голосах.

Это было то, чего я тоже ждал. Я внимательно слушал.

— Понимаешь, я должна была знать, что происходит. Так что накануне вечером я ждала, пока все они лягут спать, наверху, в большой спальне. Потом я взобралась на транец и подслушала. Я подумала, что, если бы кто-то создал тайное общество или какой-нибудь «клуб», они могли бы провести собрание после, когда свет выключался. Тогда они могли бы поговорить. Но все, что я услышала, это шепот, а потом рыдания. Рыдания внезапно перешли в визг. Я заглянула за фрамугу и увидела их. Вокруг одной кровати сидело пять или шесть человек, и они… они пытались убить Питера!

Это был сигнал к очередному срыву, но она сдержалась. Наблюдая, как она глотает слезы, я сказал себе: у этой девушки есть мужество. И ответил про себя, что оно ей, наверное, понадобится! Вслух я сказал:

— Питер — один из мальчиков?

— Да, мой любимчик. Ему всего восемь лет, и он самый симпатичный из всех. Но…

В ее глазах снова появилось выражение страха, голос задрожал, и она медленно продолжила:

— Они уложили его на кровать, а Томми, он самый старший, ему почти двенадцать, размахивал кувшином с водой у его головы, и я спрыгнула вниз и рывком распахнула дверь, и они убежали, а я подхватила Питера на руки…

Она не могла остановиться, пока я не схватил ее за плечи.

— Я знаю, — прошептал я. — Наверное, это было ужасно.

— Я отнесла все еще всхлипывающего Питера в свою комнату. И он рассказал мне о голосе. Доктора Пэрриша еще не было, иначе он бы тоже услышал.

Они пытались убить Питера, потому что он не подчинялся голосу, так он сказал. Какой голос? Голос, который приходил в комнату каждую ночь и шептал им, пока они спали. Это был голос из другого мира, и он обещал им многое. Пообещал им, что если они научатся некоторым вещам сейчас, то вырастут большими, сильными и могущественными. Голос сказал им, что он спустится и поиграет с ними. Но он не мог прийти, если только они не заснут и не впустят его.

Я спросила Питера, что он имеет в виду, когда говорит, что впускает его, и он ответил, что Томми и многие другие мальчики впускают его в себя, что, проснувшись среди ночи, они какое-то время вели себя странно, как будто голос был внутри них. Потом они спускались вниз и писали на доске, а потом будили остальных, рассказывали им о новых играх и учили их говорить забавно. После этого они уже ничего не помнили об этом — о том, что голос был частью их самих.

Мюриэл подняла голову.

— Ты знаешь, что он пытался мне сказать? — прошептала она.

— Да, — ответил я. — Одержимость демонами. Проникновение другого духа в тело маленького ребенка.

— Ты понимаешь, что я тогда чувствовала? — девушка тяжело дышала. — Слышать все это из уст восьмилетнего мальчика? Это было безумно, это было фантастично — но они пытались убить его, потому что он не хотел присоединиться. Не выучил ни языка, ни игр, ни сигналов. Он угрожал рассказать обо всем мне. И поэтому они собирались убить его. Ты понимаешь?

— Понимаю.

— Мистер Хартвик этого не сделал, только посмотрел на меня очень странно. Потом он что-то пробормотал и пошел поговорить с доктором Пэрришем. Я хотела сам увидеть доктора Пэрриша, прежде чем начнутся занятия. Я хотела рассказать ему о Питере, который проспал остаток ночи в моей постели. Не знаю, чего я от него ожидала — но я знала, что мы должны что-то сделать. Поэтому я последовала за мистером Хартвиком и ворвалась к нему во время встречи в кабинете с доктором Пэрришем. И я сказала доктору Пэрришу именно то, что говорю тебе сейчас.

Они все смотрели друг на друга, а потом мистер Хартвик предложил пойти и найти Питера. Так мы и сделали. Но Питера в моей комнате не было. Он был в классе, с другими мальчиками. И когда мы вошли, все было в порядке. Ты меня слышишь? Питер улыбался и был счастлив, и когда я попросила его рассказать нам о прошлой ночи, он рассмеялся, а когда я повторила свою историю перед ним, он сказал, что я лгу, а Томми и другие мальчики тоже сказали, что я лгу. Они сказали, что не было никаких игр, никаких свистков или сигналов, никаких рисунков на доске или чего-то еще.

Итак, Мистер Хартвик сказал, что мне лучше пойти с ним и познакомиться с доктором Антоном.

Я нахмурился, глядя в темноту. Остальное я знал. Она приехала сюда, и они убедили ее, что она сумасшедшая, и заперли. И вот мы здесь. Две птицы в позолоченной клетке.

— Сначала доктор Антон был очень добрым и вежливым. Он разрешил мне спуститься вниз, чтобы поесть с служителями — их тут трое, ты же знаешь. Но после того, как я услышала голос, все изменилось.

— Ты действительно слышала голос?

— Да. Он явился ночью в мою комнату. Он шептал мне много чего о Марсе.

То, с чего я начал. Марс.

— Давай я тебе расскажу, о чем он шептал, — предложил я.

И я сказал ей, что нашептал голос, что ее подозрения в приюте были правильными. Что-то разговаривало с детьми, что-то даже временно завладело их телами. Существа с Марса планировали завоевать Землю. И частью этого плана было обучение детей. Берите их, пока они молоды. Получаются сироты, без семейных уз. Обучите их для нового мира, научите их языку, секретам, элементарным принципам новой науки, новой магии. Последнее было всего лишь догадкой. Но она кивнула.

— И это дало тебе шанс поучаствовать, не так ли? — спросил я. — Ты отказалась, сказала доктору Антону, и он запер тебя.

— Не только, — хрипло прошептала Мюриэл и подалась вперед. — Сначала он загипнотизировал меня. В то время я поверила ему, когда он сказал, что пробует психиатрическую технику. Теперь, конечно, я знаю, что он был в союзе с голосами. Потому что он загипнотизировал меня и заставил что-то сделать.

— Что именно?

Мюриел отвернулась.

— Этого я сказать не могу. Но после того, как это было сделано, он запер меня. Я думала, что сошла с ума, пока не услышала, как он говорил о тебе сегодня вечером в холле. А теперь…

— Что такое?

Снаружи послышались шаги. Они не остановились перед моей дверью, а двинулись дальше по коридору.

— Я должна идти, — выдохнула девушка. — Положу ключ обратно в его карман.

— Оставь эту дверь незапертой, — приказал я. — Я приду за тобой через некоторое время.

Она кивнула, пробежала через комнату и исчезла в темноте. Через секунду я снова услышал щелчок замка. Она меня заперла.

— Мюриэль! — прошептал я. — Возвращайся.

В коридоре было совершенно тихо. Девушка исчезла. Где-то в глубине коридора завыл голос. К хору наверху присоединилась смеющаяся гиена. В мгновение ока это место затряслось под улюлюкающим натиском безумного смеха. Я вернулся к железной кровати, бросился на провисший матрас и погрузился в сон, пока мои безумные спутники бормотали свою серенаду.

Глава VIII

— Проснись! — рявкнул мне в ухо голос.

Чья-то рука потрясла меня за плечо. Я моргнул и открыл глаза навстречу солнечному свету. Я был прекрасным героем. Вместо того чтобы оживиться при первом же намеке на шаги за моей дверью, я впустил грузного слугу в свою комнату и тот схватил меня, даже не приходящего в сознание, за шею. Я проснулся от толчка, когда дежурный склонился надо мной и пробормотал:

— Как насчет завтрака?

Это была неплохая идея. Он принес поднос, положил его на мои колени, потом сел на железный стул и стал смотреть, как я ем. Я позавтракал, раздумывая, стоит ли лезть под подушку, вытаскивать трубку и расчесать ею его волосы. Лучше не надо. Мюриэл сказала, что у них есть ключи только от комнат на одном этаже. По всей вероятности, кто-то ждет внизу, чтобы заблокировать мне выход. Кроме того, если я сейчас сбегу, что будет с девушкой? И что еще важнее, что будет со мной?

Какое-то время я буду свободен, но в тот момент, когда попытаюсь рассказать свою историю, то встречу тот же прием, что и от управляющего или мальчиков в Бельвю. Нет, из этой передряги был только один выход. Мне нужно было добраться до доктора Антона и заставить его запеть. Как?

Дежурный встал, почесывая щетинистый подбородок. Потом зевнул, моргнул, пошаркал ногами.

— Пошли, — сказал он. — Доктор Антон хочет вас видеть.

Я чуть не поцеловал его. Потом вспомнил о щетинистом подбородке и отпустил, но одарил при этом широкой улыбкой.

— Пошли, — сказал я, выбираясь из постели.

Моя одежда была немного помята, но он не предложил услуг камердинера. Доктору Антону придется как-то терпеть мое смятение. И некоторые другие вещи тоже. Мы прогулялись по коридору. Я попытался украдкой заглянуть в другие камеры, когда мы проходили мимо, но, похоже, сегодня утром я утратил свое рентгеновское зрение. Я не видел ни Мюриэл, ни мальчиков-гиен с вчерашнего концерта.

Мы легко спустились по лестнице, и вот я снова в кабинете Антона. Служитель закрыл за мной дверь и запер ее на ключ. Я бросился к столу. Потом открылась еще одна дверь, я захлопнул ящик стола и нырнул за стул. Я сидел очень тихо, когда доктор Антон вошел в комнату. На Антоне был новый белый пиджак, но все та же старая борода. У него была все та же прежняя улыбка, но сегодня она не произвела на меня такого благоприятного впечатления.

— Как вы себя чувствуете сегодня утром, мистер Кенни? — спросил Антон, усаживаясь и погрузившись в упражнения по сдавливанию пальцев.

— Очень хорошо, спасибо.

Пальцы переплелись на столе.

— И как вам понравился ваш маленький визит к мисс Эстерли?

Я сглотнул.

— Ох-ох, — этот доктор Антон пожал плечами. — Мне очень жаль, мистер Кенни. Она не стала бы вас беспокоить, если бы не некоторая небрежность со стороны одного из моих служителей. Я принял меры, чтобы больше не было такой беспечности.

Это я вполне мог себе представить. Но ничего не сказал.

— Эта девушка вызывает жалость. — Доктор Антон не выглядел так, будто считал ее такой уж жалкой. — Мания преследования, знаете ли.

— Мне она показалась вполне вменяемой, — ответил я.

— В здравом уме? Но мой дорогой сэр, она же убийца, и…

— Убийца?

— О, разве она вам этого не говорила? — Антон встал и потянулся, чтобы открыть верхний ящик папки с надписью «А-Ф». — Это случилось после того, как она приехала сюда, — сказал доктор Антон, роясь в папках. — Она сбежала, вернулась в приют и убила маленького мальчика по имени Питер.

Я знал, что это ложь. Но в то же время я вспомнил кое-что, что Мюриэл сказала мне в последний момент. «Он загипнотизировал меня и заставил что-то сделать. — Что делать? И ее ответ: я не могу тебе этого сказать. Но после того, как это было сделано, он запер меня». Этот разговор пронесся в моей памяти, пока доктор Антон продолжал говорить.

— К счастью, ваш друг Хартвик был рядом, когда произошла эта… трагедия. Он все понял и проявил недюжинное присутствие духа. Вместо того чтобы передать ее властям, он привез ее сюда. Видите ли, она не виновата, бедняжка. Здесь ее можно вылечить. Но шок от ареста, суда и последующего заключения в психиатрическую лечебницу окончательно вывел бы ее из себя. Я не согласен с методами, применяемыми в государственных учреждениях.

Я готов был поспорить, что нет, у доктора Антона были свои методы, и государственным учреждениям они тоже были безразличны.

— Так вот что случилось, — сказал я.

— Именно это и произошло. — Доктор Антон улыбнулся, печально, тоскливо. Я задумчиво смотрел на него.

— Ни черта подобного, — сказал я ему. — Мюриэл Эстерли никогда в жизни никого не убивала. Вы загипнотизировали ее, позволили сбежать, внушили ей мысль, которая отправила ее в приют. Она, наверное, считала, что убивает кого-то — вы бы об этом позаботились. И Хартвик не просто «случайно» появился там и привел ее обратно. Все это было частью вашей проклятой интриги. Никто не умер, доктор Антон.

— О, разве нет? — доктор отвернулся от папки, протянул газетную вырезку.

«Трагедия в детском доме», — прочитал я.

История была проста. «Питер Эриксон, восьми лет, найден задушенным в комнате Мюриэл Эстерли, бывшего помощника суперинтенданта… Мисс Эстерли отсутствовала уже неделю… полиция ищет ключ к разгадке ее местонахождения…»

Ключей было очень много. И это заставило меня вздрогнуть.

— Вот видите, — пожал плечами Доктор Антон.

— Да. Я вижу. И это ничего не доказывает. Если ребенок умер, вы убили его. Или Хартвик. Или кто-то другой. И устроили все так, чтобы полиция — и Мюриэл — поверила, что это сделала она. Вы можете засунуть эту газетную вырезку в свои папки, доктор Антон. Я узнал то, что хотел узнать. Вы участвуете в этом марсианском сговоре, как и все остальные.

Антон сел. Он снова начал сжимать пальцы.

— Мне очень жаль это слышать, Кенни. Вчера у вас были какие-то галлюцинации насчет голоса с Марса и Мистера Хартвика. Еще одна мания преследования. Сегодня ваше состояние, кажется, ухудшилось. Теперь я включен в ваш список воображаемых врагов. Я боюсь, что есть только одна вещь, которую можно здесь сделать. Мы должны прибегнуть к психотерапевтической технике. Немного легкого гипноза…

— Тоже хотите, чтобы я кого-нибудь убил? — проскрежетал я.

— Ни к чему шуметь.

Ответ был лишен достоинства, но содержал убежденность.

— Вы не сможете загипнотизировать меня, пока я не соглашусь сотрудничать, — сказал я ему. — И я не собираюсь сотрудничать. Я не буду касаться продуктов. Вы не сможете накачать меня наркотиками. Я сейчас начеку, Антон. Вы не можете причинить мне вред.

— Разве нет? — его руки перестали двигаться. Пухлый палец нажал на кнопку звонка. — Служители скоро будут здесь…

Я вытащил из кармана пистолет и показал его доктору Антону. Он с любопытством осмотрел его, заметив, что дуло направлено на его маленький толстый живот.

— Нашел его в ящике вашего стола, прежде чем вы вошли, — объяснил я. — Кажется, он заряжен. Когда ваша банда доберется сюда, я бы посоветовал вам крикнуть им через дверь и сказать, чтобы они нас не беспокоили.

Антон посмотрел мне в глаза, посмотрел в дуло пистолета, вздохнул, кивнул и замолчал. За дверью послышались шаги.

— Все в порядке, — крикнул он. — Вы мне не нужны.

Шаги удалялись. Антон пожал плечами.

— И что вы теперь собираетесь делать? — спросил он.

— Пойдете со мной, — приказал я. — Вы освободите Мисс Эстерли и меня. Мы втроем отправимся в полицейское управление, а говорить буду я.

Доктор Антон встал.

— Очень хорошо. Но я должен предупредить вас. Пребывание в полицейском управлении не совсем безопасно для вас. Вы забываете, что сами убийца.

— Что вы имеете в виду?

— Вы убили Мистера Хартвика. Банни Хартвика.

Я выдохнул.

— Подождите минутку. Вчера вы сказали мне, что Хартвик жив. Сказали, что я не мог убить его, потому что он привел меня сюда. Вы сказали, что это было наваждение. Вы…

— Это не имеет значения. Вы бы убедились, если бы я показал вам тело?

— Да, — прошептал я. — Но никаких шуток.

Доктор Антон двинулся ко второй двери. Я держал пистолет наготове. Я был готов к любой ловушке, прятавшейся за этой дверью. Ни один из этих дурацких героев у меня не ошибается. Я написал слишком много, чтобы один из них мог стать мной.

Мы вошли в соседнюю комнату. На первый взгляд это была небольшая лаборатория со шкафами вдоль стен. Затем, присмотревшись повнимательнее к каменной плите, служившей столом, я пересмотрел свое суждение. Это была не частная лаборатория — это была отдельная анатомическая комната и морг!

Я был готов к любой ловушке, но не к этой. Ловушки, лежащей замерзшей и окоченевшей в смерти, с рукояткой ножа для разрезания бумаги, все еще вонзенной в горло. Застывшее от трупного окоченения тело Банни Хартвика лежало распростертым на каменном столе, и я встретил жуткую ухмылку человека, которого убил!

Глава IX

Я не улыбнулся в ответ. Есть пределы, которые вы знаете. Сначала я был сумасшедшим, потом я не был сумасшедшим — так продолжалось уже тридцать часов. Рука, державшая пистолет, задрожала. Я посмотрел на нее, но не мог заставить руку перестать дрожать. Пистолет дрогнул.

— Положите его, — пробормотал доктор Антон.

Я положил оружие на стол.

— Посмотрите на меня, — сказал Антон.

Я повиновался. Теперь я сам сказал ему, что это невозможно. Согласно всем ортодоксальным принципам медицинской науки, один человек не может загипнотизировать другого человека против его воли. Я был уверен в этом. Но…

— Смотрите мне в глаза, — прошептал доктор Антон. — Посмотрите мне в глаза. Смотрите глубже.

И я посмотрел. Впервые я по-настоящему уставился в гипертиреоидные глаза Антона, и, как он велел, заглянул в них. Я видел… голос. Оболочка, тело — это был Антон. Но я видел голос. И я услышал голос. За этими глазами пряталась невероятная пустота, которая не была пустой, тишина, которая не была неподвижной, отсутствие, которое составляло присутствие. Загадка, но пугающая, неотразимая загадка. Теперь я начал понимать. Доктор Антон был маскировкой. Хартвик, должно быть, тоже был одним из них. На самом деле это была сущность, голос. Я начал понимать, но дальше не пошел.

Ибо глаза удерживали меня, приковывали мой взгляд, приковывали мои мысли. Один человек не может загипнотизировать другого против его воли — но то, что гипнотизировало меня, не было человеком! Мое тело исчезло. Тело Антона тоже. Исчезла и комната. Остались только мой мозг и эти глаза. Глаза существа, сверлящего мое существо. Рев вокруг меня был могучим шумом пустого пространства, через которое я нырнул.

Я почувствовал тяжесть силы — силы, достаточно мощной, чтобы покорить Землю, — направленной против моей души. И я поддался. Я знал, что где-то говорит голос, и что мое тело выходит из комнаты. Мы поднимались по лестнице, шли по коридору второго этажа. У доктора Антона был пистолет, и он вел меня, но и Антон, и я были просто картинками. Настоящий Антон, настоящий я, все еще были вовлечены в битву глаз и мозга.

А теперь мы были в комнате, и там был кто-то еще, и рука, принадлежащая телу Антона, вкладывала пистолет в руку, принадлежащую моему телу, и голос говорил мне стрелять в другого обитателя комнаты, и все это время глаза и мозг висели там, за миллион миль в ревущем пространстве. Так что не имело никакого значения, что делает мое тело — ничто не имело значения, пока я был там — и я поднял пистолет…

Пустое пространство раскололось на части под эхо выстрела. Шатающаяся Вселенная растворилась, когда глаза погасли. Мой мозг пронесся на миллион миль вглубь черепа. Я открыла глаза. Мюриэл Эстерли стояла рядом со мной. В руке она держала пистолет, который выхватила из моих пальцев. Из дула выползала струйка дыма. Мюриэл смотрела на дверь. В коридор, спотыкаясь, вышла фигура доктора Антона в белом халате. Между плечами появилось растущее красное пятно. На полу тоже были маленькие багровые пятна.

— Дэн! С тобой все в порядке? — выдохнула девушка.

— Да. Что случилось?

— Ты пришел с ним, и он дал тебе пистолет. Он велел тебе застрелить меня. Он продолжал смотреть на тебя, и ты выглядел так, словно двигался во сне. Ты взял пистолет и направил его на меня. Я выхватила его у тебя из рук и направил на доктора Антона, и он выстрелил.

— Держи его! — Я схватил ее и тряс за плечи, пока она снова не открыла глаза. Потом я повернулся. — Пойдем. Он пошел по коридору.

Мы последовали за ним. Как доктору Антону удалось спуститься по лестнице, я никогда не узнаю. Когда мы нашли его в морге, в его груди была дыра, достаточно большая, чтобы вместить пушечное ядро. Он упал на пол рядом с каменной плитой и был мертв, совершенно мертв. На самом деле, он был немного хуже, чем мертв. Его кожа была синей и холодной, как будто он был мертв уже несколько месяцев, а не минут.

И тут меня осенило.

— Может, и так. Может быть, все произошло именно так.

Потом я отвернулся. Я должен был подумать о Мюриэл. Стоя там, глядя на тело Хартвика на столе, она была совершенно спокойна. Хорошая девушка. Она флегматично посмотрела на каменную плиту. Я тоже. Но не так флегматично. Тело Банни Хартвика исчезло!

Глава X

Мне повезло, что я отослал ее из комнаты.

— Найди документы, — хрипло приказал я. — Выкопай все, что тебе покажется интересным. Я загляну сюда.

Она ушла. Мне нужно было поискать кое-что другое. Теперь эти шкафы. Тело Хартвика должно быть в одном из шкафов, стоящих вдоль стен. Я открыл ближайший. Оттуда выпало тело. Это был не Хартвик. Это был труп женщины лет сорока с небольшим. На ней был твидовый костюм. Она была мертва уже около месяца. В шкафу была катушка холодильной установки, и это помогло. Я открыл еще один шкаф, потом еще один. Я нашел тела в полном порядке. Их было восемь. Они были с остекленевшими глазами, холодные, как макрель. Шесть мужчин и две женщины. Я никого из них не узнал, да и мне тоже не хотелось бы быть узнанным.

В мозгу промелькнула картина, способная поранить мой рассудок. Фотография доктора Антона, стоящего в этой комнате с открытыми дверцами шкафа и смотрящего на тела, выстроившиеся вдоль холодильных ящиков. Глядящего на них, и делающего выбор, словно речь идет о костюме, или будто женщина выбирает шляпу. Какое тело мне надеть сегодня? Мое Деловое тело или мое Спортивное тело, или просто случайное тело…

Это было похоже на что-то из книг о Стране Оз. Умирающая оболочка Антона притащилась сюда, чтобы перенести сущность в тело Хардвика. Тело Хартвика снова вышло в мир. Я оглядел комнату, потом кое-что сделал и выбежал оттуда, захлопнув за собой дверь.

Мюриэл поднялась после осмотра папок и стола.

— Эти документы пустые, — воскликнула она. — Только это.

И она отвернулась, протягивая мне вырезку из газеты. Я взял ее, скомкал.

— Неважно. Я видел это. Это подделка.

Я надеялся, что в моем голосе прозвучала убежденность.

— Значит, эти документы бесполезны, — продолжал я. — Он — или оно — сохраняет всю информацию в своей голове. Но где он держал наркотики для всех пациентов?

— Здесь нет пациентов.

— Что?

— Я была единственной. Я знаю. Эти служители сказали мне.

— Но прошлой ночью… я слышала, как они выли…

— Это делали служители. Когда я вернулась, парень, которого я ударила, пришел в себя. Он связал меня и вышел. Я видел, как они шли по коридору, разговаривая с Антоном. Потом они пошли и завыли перед твоей дверью, чтобы обмануть тебя. Видишь ли, это совсем не настоящий санаторий.

Понятно. Я подумал, не принадлежали ли когда-то тела в соседней комнате настоящим пациентам.

— А где они сейчас? — огрызнулся я.

— Служители? Я думаю, они ушли, — кивнула Мюриэл. — Шум привел бы их сюда гораздо раньше.

— Хорошо. Тогда мне не придется никого предупреждать, если заведение опустеет.

— Предупредить о чем?

— Я только что поджег эту помойку.

Я указал на дверь, из-под которой уже валил дым. Я схватил Мюриэл за локоть.

— Пошли, — сказал я. — Мы должны выбраться отсюда.

Она схватила что-то со стола.

— Что это такое?

— Дневник, я думаю. Нашла его в ящике стола. Больше там ничего не было.

— Хорошо. Тогда пошли.

Один раз я остановился в холле, чтобы поджечь шторы. Мюриэл не спросила меня, почему я поджигаю это место. В этом не было необходимости. Мы справились с замком на входной двери и направились вниз по дорожке. Но дверь калитки оказалась непригодной для выхода. Из окон левого крыла начал подниматься дым.

— Сзади, — выдохнул я и повел ее через лужайку, через задний двор. Газон был забит сорняками. Очевидно, за территорией уже давно никто не ухаживал. Один клочок земли в углу был странно голым. Трава была выжжена широкой полосой, и внутри этой полосы вспаханная земля была покрыта шрамами и почернела, как будто в ней вырыли яму и развели костер. Но угля не было. Присмотревшись внимательнее, я, казалось, увидел ряд извилин, извивающихся по краям ямы, как будто что-то пробурило ее и вонзилось в землю.

Потом Мюриэл поспешила за мной. Мы подошли к воротам в Высокой стене сзади. Ворота были заперты на ржавый замок. Я был в отчаянии. Замок сломался, и мои пальцы почти последовали его примеру. Но потом мы вышли и побежали по тропинке через пустошь к лесистой местности. Мы дошли до дороги, пересекли ее и побежали по другой улице. Дым застилал горизонт позади нас. Санаторий горел, и я был рад этому. Тела, использованные в ужасном маскараде, исчезли навсегда. Но Хартвик все равно выбрался…

Глава XI

Мы ждали, пока рассвет просачивался в грязный двухместный номер дешевого отеля в центре города. Наши лица казались бледными в болезненном свете, но мы не чувствовали усталости. Был только грызущий ужас и странная сила, порожденная паникой. Мюриэл посмотрела на меня.

— Ничего не понимаю, — сказала она. — В этом дневнике ничего нет… Вообще ничего. Доктор Антон довольно откровенно рассказывает о своей повседневной работе, да и о своих пациентах тоже. Но мы знаем, что у него не было ни ежедневной работы, ни пациентов. Что-то не сходится.

— Да, это так, — сказал я. — Последняя запись в дневнике датирована двумя месяцами раньше.

В глазах Мюриэл промелькнуло голубое недоумение.

— Ты что, не понимаешь? Два месяца назад умер доктор Антон. Два месяца назад существо — чем бы оно ни было и откуда бы ни пришло — убило Антона и вошло в его тело. От пациентов избавились в спешке. Этот частный санаторий стал логовом сущности с Марса. Мы должны исходить из того, что разум превосходит все возможности людей; разум достаточно велик, чтобы сразу же сориентироваться на земле. Голос в теле Антона выдавал себя за человека, маскировался под Антона.

И теперь мы можем постепенно проследить закономерность. План этого существа — как было объявлено нам — включал завоевание Земли. Должно быть, оно связалось с Хартвиком и другими людьми. По крайней мере, так мне сказал Хартвик, когда был еще жив.

Что это за план, мы пока не можем догадаться, но намеки есть. Постепенно сущность стремилась создать группу союзников-людей, куда вошли бы ренегаты вроде Хартвика и слабые, восприимчивые умы — как твои сироты.

— О чем ты?

Я рассказал ей о своей теории о том, что приют используется как своего рода «школа подготовки» для внедрения чужих идей. Потом я не выдержал и рассказал ей о найденных телах. Она восприняла это спокойно.

— Теперь мы видим, что он вел двойную игру с Хартвиком и остальными. Пытаясь заставить их поверить, что это не одно, а множество существ. Часто меняя тела, он создавал иллюзию, что у него уже есть много человеческих союзников. И, вероятно, надевая разные формы в разное время, он приближался к ряду групп и индивидуумов — точно так же, как он пытался приблизиться ко мне.

— То, что случилось со мной, теперь понятно. Голос, должно быть, доносился с пожарной лестницы. Одно из этих тел было его носителем, когда нашептывало мне в моем пьяном оцепенении. На следующий день, когда Хартвик посетил меня, существо в человеческом теле, должно быть, сопровождало его, притаившись в тени, чтобы дождаться результата нашей беседы.

Когда я случайно убил Хартвика, существо покинуло свое человеческое тело и вошло в его, чтобы забрать его в качестве улики из гостиничного номера.

Когда я приехал в Бельвю, существо, которое теперь выдавало себя за Хартвика, привезло меня в санаторий. Помни, я не видел Хартвика и Антона вместе. Хартвик вошел в кабинет, и Антон вышел поприветствовать меня, сказав, что мой друг ушел через другую дверь. На самом деле, сущность поменялась телами в комнате морга. Очевидно, после того, как ты сбежала и поговорила со мной, мы оба были приговорены к смерти. Существо загипнотизировало меня, и я чуть не застрелил тебя. Я полагаю, что меня бы сдали полиции, если бы это сработало таким образом.

— Вместо этого ты убил тело Антона, а существо сумело проникнуть в тело Хартвика и сбежать.

Тогда я заткнулся. Я прекрасно понимал, что сейчас не время заниматься логическими объяснениями — когда весь исход истории висит на волоске. Исход истории, черт возьми! Меня интересовал гораздо более важный вопрос — что будет с нами, если эта штука все еще свободно разгуливает по миру? Мюриэл ничем не помогла.

— Но я все равно не понимаю, — вздохнула она. — Откуда взялась эта сущность? Как оно попала в тело Антона? Каков ее план завоевания мира?

— Увидим на следующей неделе, — сказал я.

Но эти вопросы не давали мне покоя. Перед глазами возникли обычные картинки разрушений земли. Падающий Эмпайр-Стейт-Билдинг. Взрыв Белого дома. Армия ракетных кораблей прибывает с Марса, а воины красной планеты — кучка малиновых людей-пауков с выпученными глазами — носятся по развалинам и хватают на сувениры множество полуголых женщин. Я был в этой фантазии где-то на заднем плане, влажная челка прилипла ко лбу, когда я стрелял лучевым пистолетом и пытался спасти Мюриэл из лап зеленого монстра с тремя головами — экс-пекта Райта, Верховного Жреца Спитуна.

Таково было мое видение. Но его заслонила более уродливая реальность. Хартвик. Тело Хартвика, изможденное и белое, вышагивало по улицам с миссией смерти, убивая снова и снова, пока не захватит еще много тел. Он жаждет найти новое логово, сплести новую паутину, которая растет и растет, опираясь на сбитые с толку человеческие шестеренки. Постепенно находя людей в ключевых точках, узурпируя позиции в нашем высоко механизированном мире до тех пор, пока несколько сотен рабов в нужных местах, бросая ключи одновременно в определенные машины и в нужное время, не погрузят планету в хаос. Таким образом, Землю действительно можно было завоевать. Все было просто — если переносить тела по желанию. И с человеческой помощью в ближайшее время это можно было бы сделать. Возможно, через несколько недель. И это будет сделано, если только…

— Мы должны во всем разобраться, — буркнул я.

— Мы не можем пойти в полицию, — голос Мюриэл сорвался. Она думала о газетной вырезке, о Пите.

— Это исключено, — поспешно отрезал я. — Нет, против этого мы только вдвоем. Против того, что находится в теле Хартвика.

Я остановился. Потом повторил это снова.

— Тело Хартвика!

— Да?

— Куда же теперь подевалось это тело?

— Что.

— В приют, конечно. Разве ты не видишь? Он вернется в сиротский дом Марты Петерсон и начнет все заново оттуда. Это его другая база, второе логово.

— Но почему ты думаешь, что он туда пойдет?

Я уставился на Мюриэл. Я должен был сказать это, но слова чуть не задушили меня.

— Потому что он думает, что мы пойдем туда. И прежде чем он сможет продолжать, он должен избавиться от нас. Он отправится в приют, чтобы убить нас. А когда заявится туда — мы уже должны быть там!

Глава XII

Яркое утреннее солнце лилось в личный кабинет Мюриэл в сиротском приюте. Я сел за стол, пытаясь найти пистолет или нож для разрезания бумаги, или что-то еще. Прямо сейчас, это выглядело так, как будто мне придется сражаться заколкой для волос и двумя ластиками.

— Жаль, что здесь нет доктора Пэрриша, — сказала Мюриэл.

— Повезло, что его нет, иначе мы бы никогда сюда не пробрались, — проворчал я. — Забудь об этом. Расставь эти цветы. У нас нет времени на ошибку.

— Но эти цветы…

— Делай, как я сказал, — огрызнулся я. — И не перебивай меня. Я думаю вслух. Так я лучше планирую.

Мюриэл склонилась над желтыми цветами, когда я пробормотал:

— Первое. Одно можно сказать определенно. Есть одна, и только одна сущность, и она находится в теле Хартвика. Я должен на это рассчитывать.

Во-вторых, похоже, что сущность может менять тела только в том случае, если труп, в который она входит, недавно умер или каким-то образом сохранился.

В-третьих, и это самое главное — чтобы произвести изменение, два тела должны находиться в одной комнате. Когда Антона застрелили, существу пришлось тащить умирающее тело вниз, пока оно не оказалось в той же комнате, что и труп Хартвика. Почему? Очевидно, потому, что сущность не может выжить в бестелесном состоянии, и обмен должен быть произведен немедленно.

Тот же самый пример доказывает, что если вы убьете мертвое тело, в котором находится сущность, то есть убьете ее снова, то сущность не сможет в нем оставаться. Оно должно немедленно искать другой труп. Это очень важно.

Теперь, когда Хартвик придет сюда… если бы у меня был пистолет!

— А что бы ты сделал?

Я резко обернулся. Мюриэл тоже. Комната закружилась. В дверях стоял труп Банни Хартвика. Я увидел пистолет, который искал, — в его руке. Он направил нас двоих в центр комнаты. Мы стояли, позируя на фоне желтых цветов. Труп Хартвика захлопнул дверь. Мы оказались в ловушке. В маленькой комнате было тесно, душно. Тяжелый запах наполнил воздух. Он исходил от цветов — и от трупа. Я начал думать обо всех историях, которые читал или писал, где злодей держит героя на расстоянии с оружием. Он обычно начинает злорадствовать над ними и разглагольствовать о том, какой он умный парень. Затем герой вытаскивает козырь, или полицейские прибывают в самый последний момент.

Только копы не прибыли, а у меня не было туза в рукаве — и тварь в теле Хартвика не желала играть в мяч. Я увидел, как холодный, мертвый указательный палец сжал спусковой крючок…

— Подожди минутку! — выдохнул я и начал в нескольких словах рассказывать то, что знал, знал и догадывался. Труп Хартвика стоял и слушал, а я продолжал говорить, глядя в эти пустые глаза, сквозь которые просвечивала пылающая сущность самого инопланетного существа.

— Вот видишь, — заключил я. — Я все это знаю. Есть только два момента, которые я не понимаю полностью. Об одном из них я могу догадаться. Ты загипнотизировал Мюриэл и отослал ее. Когда она вернулась, ты сказал ей, что она убила маленького Питера. Но на самом деле, как я понимаю, ты заставил Хартвика убить Питера, чтобы принудить его замолчать об эпизодах с приютом. Потом ты подбросил улики, указывающие на Мюриэл. Верно?

Голова трупа торжественно покачнулась в знак согласия. Смотреть на это было отвратительно, но улыбка, появившаяся на дрожащих губах Мюриэл, обнадежила меня. По крайней мере, она умрет, зная, что невиновна.

Пистолет снова поднялся…

— Еще одно, — выдохнул я. Воздух был липким, и в нем чувствовался какой-то запах. — Еще кое-что. Самое главное. Я знаю, что ты не можешь существовать без человеческого тела, и я что не можешь войти в живое тело. Как ты вообще завладел телом Антона?

И тут раздался голос:

— Когда я пришел из…

Я слышал это слово. Я знал, что оно означает «Марс». Но слово это не было ни «Марсом», ни чем-либо понятным человеческому уху.

— Видишь ли, — прошипел голос, — меня осудили.

— Осудили?

— Приговорили к смерти за преступление. Мое тело было уничтожено, но нельзя уничтожить мою сущность. Мы вечны. Так что мою сущность пришлось изгнать. Меня поместили в ракетную трубу и катапультировали в космос.

То, что вы называете «случаем», заставило ракету приземлиться на землю. При посадке он взорвался.

Вы ведь догадываетесь, где он приземлился, да? В саду позади санатория доктора Антона, который находился как раз рядом. Сила взрыва вызвала у него сотрясение мозга и смерть. Как только я освободился от своей металлической оболочки, то тут же влился в умирающее тело Антона, а остальное вы знаете.

Теперь я знал. Я вспомнил наш полет через сад и странную изрезанную дыру в земле. Именно там, должно быть, приземлился ракетный снаряд, доставивший существо с Марса. И вот теперь эта сущность, в теле Хартвика, нажимала на курок, и я знал, что на этот раз ничто не вмешается. Пистолет был у моей груди, палец нажал на спусковой крючок, и…

— Апчхи!

Это случилось, и я был начеку. Я бросился через комнату, когда существо вздрогнуло, чихнув. Пистолет рявкнул, но пуля просвистела мимо. Тогда я обезумел, вырвал оружие из холодных, как у трупа, пальцев, повернул дуло к раздираемому спазмами горлу и выстрелил. Один, два, три выстрела в искореженное тело с близкого расстояния. И тело Хартвика упало.

— Смотри! — выдохнула Мюриэл.

Глава XIII

Зрелище было не из приятных. Из изрешеченного тела Хартвика, корчащегося во второй смерти, фосфоресцирующим потоком хлынуло молочное свечение. Я подумал об «Орля» де Мопассана. Хотелось закричать. Колеблющееся в воздухе изображение напоминало фигуру на фотографическом негативе. Но какую фигуру! Там была центральная капля, а к ней крепились четыре псевдоподии. Два отростка выступали из нижней части и два поднимались из середины туловища — если это было туловище, а не просто большая голова. Возможно, это была голова. Я увидел огромную пасть с зазубренными краями, которые не были губами. Глаза висели на двойных стеблях с верхних псевдоподических рук, а на внутренней поверхности нижних придатков, казалось, располагались хватательные присоски.

Все тело замерцало перед моими глазами, и я увидел сущность — голос — сущность с Марса. Оно подлетело к столу. Я видел, как молочные пряди растворяются на его поверхности, словно стремясь просочиться в стол. Затем фигура повернулась и бросилась на стул. Оно двигалось вяло, но у меня почему-то создалось впечатление бешеной спешки. Существо искало другое пристанище, другую форму, чтобы войти в нее. Затем оно поплыло к Мюриэл, и она вскрикнула, когда фосфоресценция окутала ее. Но тварь не могла проникнуть ни в неодушевленные предметы, ни в живые тела…

Желеобразная капля на мгновение повисла неподвижно. Затем, внезапно, она стала почти прозрачной. Вся фигура, казалось, растворилась в прядях, потом в паутине. Я видел, как она исчезает, распадаясь на частицы. Частицы превратились в пылинки. Пылинки превратились в атомы. Атомы распались. Призрак дымового кольца взмыл к потолку и исчез. Это послужило Мюриэл сигналом, чтобы отключиться, а для меня, чтобы вспомнить, что я был героем, взять ее на руки и привести в чувство. Мы хорошо сыграли свои роли, пока, наконец, я не прошептал ей:

— Все кончено, детка. Возьми себя в руки, сейчас же. Все кончено.

Мюриэл открыла глаза и подалась ко мне. Это должно было сделать меня счастливым, но я нахмурился.

— В чем дело, дорогой? — прошептала она.

— Мне не нравится конец, — сказал я.

— Какой конец?

— Ну, если бы я писал это и ставил себя в роли героя, я бы придумал ловкий научный трюк, чтобы победить злодея и спасти мир. Но мой метод был так груб. — Я пожал плечами. — И все же это было единственное, что могло бы сработать. Существо было слишком умным для нас. Я не мог справиться с его сверхчеловеческим интеллектом. Но была одна вещь, о которой ему было неизвестно. Оно завладело телом Хартвика, и я знал о нем чуть больше, чем он сам. Вот тут-то я и рискнул. Я заставил тебя разложить вокруг всю эту золотарку и простоял здесь, пока она не чихнул. И как раз вовремя. К счастью для всех нас Хартвик страдал от сенной лихорадки.

Я снова вздохнул и покачал головой.

— Как редактор, настоящий Хартвик никогда бы этого не одобрил. Как я пишу, я этого тоже не одобряю. Но черт побери — сенная лихорадка только что спасла мир!