Расстройство сна

Расстройство сна

Билл Дюмонт никогда не видел снов.

Сколько он себя помнил, так оно и было. Народное поверье гласит, что если человек никогда не видит снов, он неизбежно сходит с ума — или изначально безумен, поэтому Билл думал, что, в принципе, сны ему снятся. Просто он не может их вспомнить. Ни единой истории. Ни единой картинки из собственных грёз. Фактически, это все равно что не видеть снов вообще. Тем не менее, его это вполне устраивало — Билл всерьёз сомневался в том, что сны могут даровать ему какое-то просветление.

Билл Дюмонт был первоклассным американским ублюдком, и сам прекрасно это осознавал. Таким же типом был его отец, скорее всего аналогичная ситуация обстояла и с его дедом. Билл жил сегодняшним днём, постоянно пытался урвать своё — не хватало ещё видеть сны о такой жизни.

Но ведь должны же быть сны.

Иначе откуда было взяться сонному бреду?

Да, Билл говорил во сне.

Практически каждую ночь, по словам его нынешней-любовницы Энни. Или по словам Лоры, его будущей-экс-жены. Или согласно жалобам любой другой девки, из тех, что он цеплял на стороне. Судя по всему, началось это ещё в колледже, поскольку он точно помнил, как перепугал Гарри, своего последнего соседа, на вторую ночь совместного пребывания в новой комнате. Тогда Билл уселся на своей кровати прямо, как столб, и пробормотал: «Я пришёл к тебе сквозь пространство и время, но не через Нью-Джерси». А после снова отрубился.

Гарри поглядывал на него с опаской целую неделю или типа того. Оно и понятно.

Нью-Джерси, блин.

— То, что тебе снится, — как-то сказал Гарри, — это то, что ты воспринимаешь, рассматривая Других, рассматривающих тебя.

Ну, Гарри был бакалавром психологии, чего ещё ждать от такого соседа? Он мог нести разнообразную фрейдистскую, юнгианскую или райхианскую околесицу, но Биллу, в те голодные студенческие годы, весь этот психоанализ был куда менее интересен, нежели содержимое его кошелька. Гарии был богатым парнишкой. Более того, Гарри питал слабость к высокому, смуглому и симпатичному Биллу Дюмонту — а Биллу, в свою очередь, не очень хотелось жить впроголодь на сдачу от взносов за обучение. Так что, как говорится, дырка есть дырка.

Билл изображал пылкую страсть на протяжении всего первого года обучения, втайне окучивая чирлидерш и бизнес-бакалавриат, приглашая их в хорошие рестораны на деньги, позаимствованные у Гарри. А в перерыве между тратами на тусовки и тратами на обучение, разводил бедного лоха на небольшие состояния. Когда Гарри наконец понял в чём дело, он просто-напросто снёс себе башку — аккурат после выпускного. Печально. Хотя, если говорить начистоту — психические проблемы Гарри Билла нисколько не касались.

Но вот эти, блин, разговоры во сне. Лет после тридцати все постоянно на это жаловались. Лора даже купила беруши. По его мнению, это было охренеть как грубо. Но, по крайней мере, после этого стерва перестала ныть — её жалобы время от времени касались лишь неудобств, связанных со сном в берушах.

— Ну и спи на диване, если у тебя от этих херовин болят уши, — посоветовал он ей однажды.

Однако она никуда не ушла. Лора была безвольной, а Билл был, ну… высоким, смуглым и симпатичным. Когда Билл спал с Лорой, ему нравилось представлять на её месте других женщин, несмотря на то, что она была довольно милой.

А что касается разговоров во сне, Билл, судя по всему, разговаривал чистым, почти дикторским голосом, а всё что он говорил, было абсолютно осмысленным — или могло быть таковым, если вы могли найти правильный контекст.

Но вы бы не смогли. Да и у самого Билла не получалось. Потому что контекстом были те самые сны, которых он никогда не запоминал.

До сих пор разговоры во сне было не особо серьёзной проблемой. Они не мешали ему высыпаться. Поначалу Энни даже находила эту его особенность забавной.

— Кто такая Милли? — спросила она его как-то утром.

На одной из его костяшек была царапина с полоской засохшей крови и он глядел на неё, пытаясь понять откуда она взялась.

— Что?

— Кто такая Милли? Прошлой ночью ты произнёс это имя во сне, — она рассмеялась. — Милли, Милли, Милли, — повторила Энни. — Твоя любовница, да? — она вновь расхохоталась.

Энни доверяла ему.

Билл понятия не имел, почему.

Он рассмеялся в ответ, пожалуй, несколько поспешно.

— Милли? Так мы между собой называем Реджинальда Милтона, одного из наших лучших клиентов. Парень приносит мне полтора «лимона» в год, чтобы его впустили на все горячие IPO[32]. Слава Богу, что такие как Милли есть в нашем деле.

Десятилетия профессионального вранья одарили Билла потрясающей способностью к мгновенным отговоркам. Никакого Реджинальда Милтона, по крайней мере с прозвищем «Милли», среди знакомых Билла не существовало. Оно принадлежало симпатичной, но излишне потасканной пятидесятидолларовой шлюшке, которую он время от времени снимал, когда Энни уезжала по делам.

В этот самый момент он осознал, что вся эта хрень с ночной болтовнёй может превратиться в серьёзную проблему. У Билла была целая куча секретов, о которых он не имел ни малейшего желания трепаться во сне. Или где-либо ещё, если уж на то пошло.

К примеру, в гостиной, за диваном и потайной панелью в стене, он припрятал два миллиона долларов непомеченной наличкой. Эти деньги он заработал разнообразными сугубо нелегальными методами. Сама панель крепилась к стенному пазу магнитами — определить её местоположение было несложно.

А ещё, в том же самом тайнике, находилась довольно ценная коллекция монет, унаследованная Энни от дяди. Как-то раз, когда Энни была за городом, ещё до того, как они с Биллом съехались, эта самая коллекция была «похищена» из квартиры в результате весьма досадного квартирного воровства. И вот ведь совпадение! У Лоры была пара сотен тысяч в облигациях на предъявителя, которые также были украдены из ее квартиры во время прискорбного ограбления еще до того, как они поженились. Кстати говоря, эти акции тоже дожидались своего часа за пресловутой стенной панелью.

Биллу не очень хотелось распространяться о подобных фактах в принципе — не говоря уже о тех моментах, когда они с Энни находились бок о бок.

Короче говоря, эта ситуация его бесила. Ему не нужно было, блин, трепаться во сне.

Это вызывало у него некоторое беспокойство.

Иногда, по ночам он произносил забавные фразы, а иногда — например, когда Энни хотелось выспаться, а он посреди ночи будил её воплем «ОТПРАВЬ ЭТО!» — раздражал её. Но не более того.

Что было настоящим источником раздражения, так это храп.

Когда она впервые разбудила Билла пихнув локтём, он прямо-таки похолодел от ужаса.

— Ты храпел, — сказала она.

— Я не храпел.

Он взглянул на своё отражение в зеркале. Глаза были красными, опухшими. Обычно он просыпался с чистой головой.

— Я не храпел.

Он просто-напросто не мог в это поверить. Храп — это что-то свойственное старикам. А Биллу только сорок. Вот его престарелый папаша был мастер похрапеть — его храп было слышно из любой комнаты. И нет, это не было смешно. Это было отвратительно. Это было так… неподконтрольно.

Если Билл Дюмонт что-то и ненавидел, всеми фибрами своей души, так это отсутствие контроля. Из-за этого он бросил Лору и своего сына Филипа. Без оглядки, не испытывая чувства вины.

Они не имели ни малейшего понятия о контроле.

Лора постоянно опаздывала, забывала о запланированных делах, забывала заправить машину, когда бак оказывался полупустым.

Филип постоянно забывал вещи в школе — ланчбокс, новые перчатки, куртку. Ну и что с того, что ему было всего пять лет? Об этом ему постоянно ныла Лора — Билл, ему всего пять лет! — Ну и что? Если Филипу пять лет, он должен автоматически просить молока всякий раз, когда Билл смотрит матч по телеку, а «Джетсы», блин, перехватывают у противника инициативу?

У всех есть свои оправдания. У матери Лоры был рак. Лора постоянно об этом думала. Разумеется. И он об этом знал. А у Филипа, если верить его школьному психологу, было небольшое расстройство внимания, с которым он бы рано или поздно справился по мере взросления.

Рано или поздно.

По мнению Билла, всё это не имело никакого значения. Ты либо контролируешь события и себя самого, либо нет.

Он терпел это дерьмо целых пять лет. И вот, избавился от них. А через три месяца встретил Энни за барной стойкой в «Оллстейте». Вот что случается, когда контролируешь свою жизнь. Порхаешь как бабочка, жалишь как пчела.

Билл был тому доказательством.

И это всего два месяца назад — а сейчас он уже уговорил Энни съехаться с ним и жизнь вновь стала хороша.

Но вот теперь это…

…позорище.

Храп.

Он перепробовал все возможные варианты. Специальные подушки от «Шарпер Имидж». Приучил себя к сну на спине. Потом на левом боку, потом на правом, а под конец прямо на брюхе. В конечном счёте Энни тоже приобрела себе беруши.

По утрам Билл просыпался злым, как собака. А всё потому, что понимал, что с ним происходило ночью. Иногда своим храпом он умудрялся разбудить себя самого. Настолько это было оглушительно.

Храп. Как у какого-нибудь старого пердуна. Каждое утро Билл выглядел всё хуже. Он всё больше походил на старого больного человека, теряющего над собой контроль. Усталый. Ленивый. Да и на расчёске с каждым днём оставалось всё больше волос.

Теперь я буду мочиться в постель, — подумал он.

Он шел на работу с тиком в верхней губе, который никак не мог остановиться. Его глаза покраснели и распухли.

— Билл? Ты в порядке? — спросил его партнер, Эр Джей, еще один брокер-с-сомнительной-репутацией.

— Хм, почему ты спрашиваешь?

— Ты хреново выглядишь.

Ясно-понятно. Вот, собственно, и всё. Эр Джей был прямолинейным мужиком. Они с Биллом вообще были прямолинейны друг с другом, в частности обсуждая кого из числа своих клиентов они собираются поддержать, а кого отправить ниже ватерлинии ради собственного навара. Так что, если не считать лёгкого удара по самолюбию, это замечание было весьма уместным.

— Надеюсь, ты не начал нюхать, как раньше?

— Нет, я больше не нюхаю. Просто я не высыпаюсь. Просыпаюсь полудохлым. Энни говорит, что иногда от моего храпа дрожат окна.

— Ты должен привести себя в порядок, чувак. Нам надо держать марку. Как мы обойдём мудаков из SEC, если ты сам на себя не похож? — И как будто всего сказанного было мало, добавил: — Ты косячишь на работе, Билл, натурально просираешь задачи. Приведи себя в форму.

До Билла прекрасно дошло всё вышесказанное. Он уже начал понимать, что было всему виной. Билл ведь не только подчёркнуто высокий и смуглый симпатяга — ко всему этому он ещё и подчёркнутый трудоголик. Вся эта ситуация понемногу его подкашивала. Для того, чтобы держать марку на работе, ему нужно высыпаться — однако проблемы с храпом и сном мешали его отдыху. А на сон очевидным образом влиял рабочий стресс. Вот такой круговорот говна в природе. Ему было просто необходимо приятно провести время, спустить пар, и он приступил к осуществлению этого плана.

Энни не приходила домой раньше семи вечера, поэтому уже в пять Билл приступил к спусканию пара, если под паром понимать семенную жидкость. Он нагнул Милли прямо над кухонной раковиной — её юбка из магазина «Всё по $1» была задрана под самый бюстгальтер, его приспущенные брюки от «Армани» болтались в районе лодыжек. Милли была невысокой, поэтому Билл держал её ляжки приподнятыми прямо во время долбежа. В определенный момент, уже ближе к финишу, всё выглядело так, как будто он пытается отправить девку прямо в сливное отверстие — отличная метафора для её жизненного маршрута. Когда Билл кончил, он почти отключился.

— Вау, — пробормотала Милли сквозь свои щербатые зубы.

Отлично сочетающиеся с носом, напоминающим Биллу акулий плавник. На самом деле он не жаловался — такому пятидесятидолларовому коню в зубы не смотрят. Она казалась запыхавшейся.

— Ты меня ещё ни разу так не драл. На работе что случилось, или типа того?

Билл был оскорблён. Кто вообще такая эта маленькая стерва, чтобы обсуждать его проблемы? Она просто шлюха и точка. Не какой-нибудь закадычный кореш. Нахмурившись, он натянул свои штаны.

— Извини, если что…, - продолжила она. — Но ты выглядишь…

— Я выгляжу как?

Она одернула юбку, на вид порядком смутившись.

— Ты хотела сказать, что я выгляжу херово, да?

— Нет, — сказала она. — Ну, я имею ввиду… ну ты, типа… взгляни на себя. У тебя лицо красное и вены наружу торчат. Ты, часом, не заболел?

Энни подвесила маленькое зеркало в рамке из ракушек аккурат над плитой. Билл поглядел в него и чуть не заорал.

Милли была права, как и Эр. Джей. Его глаза запали и налились кровью. Вены, походящие на дождевых червей, пульсировали на его лбу. Он действительно выглядел дерьмово.

Что, блин, вообще с ним творится? Это дерьмо свалилось на него в течение считаных недель. Внезапно Билл Дюмонт оказался высоким, смуглым, но уже не очень симпатичным.

Впрочем, до определённой степени он ценил честность Милли.

— Вот, — он протянул ей деньги. — Выметайся.

— Ты злишься на меня?

— Нет, мне, блядь, щекотно.

— Я всего лишь переживаю за твоё здоровье! Ты плохо выглядишь. Ты выглядишь больным!

Да уж, по ходу всё реально плохо.

— Проваливай.

Он развернул её и отпихнул к двери.

— Эй, тут только тридцать баксов!

— Сегодня у меня нет мелочи. С таким шнобелем можешь сказать спасибо и за десятку.

— Мне надо кормить ребёнка!

— Какое мне дело до твоего выблядка. Пользуйся резинкой. Вали отсюда. И пусть дверь ударит тебя по заднице по дороге.

Он всё ещё слышал её недовольное бормотание в коридоре. Шлюхам надо запретить размножение. Небось живёт на пособие, сосёт кровь из честных налогоплательщиков, вроде него. Государство должно делать им аборты.

— Билл, — сказала Энни придя домой. — Ты выглядишь отвратительно.

Билл сгорбился сидя на диване с пивом. Если ещё кто-то скажет мне это, я устрою массовое убийство. И начну с неё.

— И я размышляла над этой проблемой, — продолжила Энни.

Она подошла к дивану, и достала из белого бумажного пакета коробку.

— Просто не могу поверить, что это не пришло мне в голову раньше. Храп, ночная возня, нарколалиа…

— Нарко-чё?!!

— Разговоры во сне, Билл. Налицо все признаки прогрессирующего расстройства сна. А расстройства сна ведут к серьёзным проблемам со здоровьем. Например, к гипертонии.

Она разбиралась в таких вещах. Она работала лицензированной медсестрой в клинике для гипертоников.

— Доктор Сеймур разрешил мне позаимствовать эту штуку.

Она развернула длинный резиновый шланг, обмотанные вокруг пластиковой коробки с маленьким LCD-дисплеем. Это был монитор артериального давления.

— У меня с давлением всё в порядке, — сказал Билл.

— Ну вот и проверим. Билл, гипертонию называют «Тихим Убийцей». Она может быть у тебя долгие годы, без твоего ведома. А расстройства сна, особенно сопровождаемые храпом, могут негативно повлиять на неё. Во время храпа ты недополучаешь кислород и это угнетает твою кардиоваскулярную систему. Ускоряет твой кровообмен.

Она расправила рукав тонометра и обернула вокруг его руки.

— Не дёргайся.

Потом она начала нажимать на резиновую грушу. Машина запищала.

Ему не измеряли давление уже много лет. С какой стати? Только старики постоянно думают о своём давлении.

— Послушай, Энни, у меня отличное давление.

Писк прекратился.

— Билл, у тебя точно проблемы с давлением. 180 на 110. Слишком высокое. Это может тебя прикончить. Словишь ЦСК.

— Что такое ЦСК? Что-то типа ЦРУ?

— Церебрально сосудистый криз, Билл. Инсульт. А в качестве альтернативы можешь заработать ИМ.

— ИМ? Индивидуальный менеджер?

— Инфаркт миокарда. Сердечный приступ.

Да пошло оно всё нахуй, — подумал он.

Энни его пугала.

Но зачем ей преувеличивать?

— Я переживаю за тебя, Билл, — сказала она. Энни присела и заглянула ему в глаза, он почувствовал её встревоженность. — Я люблю тебя.

Господи. Билл ненавидел слово на букву «Л».

— Я хочу, чтобы ты сходил к доктору, — сказала она.

Он заглянул в её потрясающее декольте и подумал о том, что если он крякнется от гипертонии, ему больше никогда не облапать всю эту красоту. Она достанется какому-нибудь другому парню.

— Я схожу к врачу.

Собственно, он так и поступил, несмотря на всё своё нежелание.

Доктор Сеймур был боссом Энни. Судя по всему, у доктора было похмелье, но Билл не переживал. Энни ему доверяла. Доктор выписал ему два рецепта.

— Это на покупку диуретика. Понижает общее кровяное давление, крайне полезно при гипертонии. Но для такого чрезмерного давления, как у вас, нужно кое-что ещё.

Чрезмерное давление. Просто, блин, замечательно. Но тут Билл выдержал и совершил редкий для себя поступок — заткнулся и слушал специалиста.

— Вторая таблетка называется «Клонифил», — сказал Сеймур. — Принимаете дважды в день — после пробуждения и прямо перед сном. Это блокатор кальциевых каналов.

Тут Билл не выдержал.

— Мне вообще пофиг, хоть блокатор, хоть полузащитник «Нью-Йорк Джетс», лишь бы это давление стало чуть более вялым.

— О, за это не переживайте.

Неужто Сеймур ухмыльнулся?

— Правда у вас станет вялым кое-что ещё. Но давайте будем решать проблемы по мере их поступления. Сейчас приоритетом является ваше здоровье.

Билл осунулся. Ему не нравилась вся эта вялая тема.

— А не выпишите ли вы мне рецепт на…

— Виагру? Ну, разумеется. Но не раньше, чем через полгода. Ваш метаболизм должен акклиматизироваться к антагонистам кальция. Как я и говорил — будем решать проблемы по мере поступления.

Прекрасно. Буду полгода жить с членом на полшестого. Отстой. Всё это было несправедливо.

— Ситуация настолько серьёзная?

— Говоря врачебным языком, у вас четвёртая степень острой гипертонии, Билл. Пятой степени не бывает. Не будете принимать эти таблетки, и тонометр очень скоро покажет вам «ноль на ноль».

Билл взял лекарства. В любом случае, Энни была не настолько хороша в постели, чтобы убиваться. А Милли — просто прошмандовка, которая не всегда приятно пахнет. Полгода он выдержит. Но он никогда не позволит Эр. Джею увести его клиентов, в которых он вложил годы своей работы.

Только через его труп.

Билл во всём ценил порядок, поэтому он купил себе маленькую пластиковую коробку, в которую клал таблетки на день. В коробке было три ячейки — УТРО, ПОЛДЕНЬ и ВЕЧЕР.

Он почти ничего не заплатил за лекарства, его страховка покрывала их. Два бакса за рецепт. Ему не очень нравилось то, что теперь он вынужден глотать колёса — но если от этого зависела его жизнь? Ничего страшного. Таблетки спасут ему жизнь, как говорил доктор Сеймур. И большая часть «побочек» была практически незаметна. Кроме одной.

Из-за диуретика он ссал, как лошадь.

Ему приходилось вставать по пять раз за ночь. Как-то Энни пробормотала в полусне:

— Пока ты в сортире, по крайней мере я не слышу твоего храпа.

Так-так, расслабься, не горячись, — подумал он про себя, хотя его желудок свело от ярости и чувствуя, что мочевой пузырь вот-вот лопнет. — Держи себя в руках. Было бы неплохо её как-нибудь придушить, но пусть пока это остаётся фантазиями.

К тому же она замечательно готовила.

А лекарства между тем, помогали.

Его кровяное давление вернулось в норму, что его приятно удивило. Что его удивило неприятно, так это то, что он продолжал храпеть и говорить во сне. А каждое утро он выглядел так, будто его переехал грузовик.

Акклиматизируемся, акклиматизируемся, — повторял он себе. — Это займёт время. Как и обещал доктор Сеймур. По крайней мере, он чувствовал себя гораздо лучше.

В одну из ночей Билл проснулся во дворе своего дома, будучи одетым в пижаму и дождевик. Он пинал пуделя, принадлежащего какому-то старику, а пудель пытался прокусить его пижамные штаны и неплохо с этим справлялся, в то время как старый хрыч на них орал.

На следующее утро он проснулся от того, что его руки сжимали горло Энни.

Он душил её.

Было яркое солнечное утро, в окно его квартиры на двадцать третьем этаже дул прохладный бриз. В общем, всё было нормально, за исключением того, что Билл сидел верхом на Энни и душил её — да так сильно, что она уже не могла кричать. Его глаза раскрылись, и он почувствовал, как её ногти впиваются глубоко в мясо его щеки. Он взглянул на неё — лицо уже синело, её язык торчал наружу, как кусок мяса, как жирный, виляющий своим телом слизняк и услышал свой собственный вой и дикие вопли. Он увидел себя в отражении прикроватного зеркала — такого лица он ещё никогда не видел: алые глаза, безумная ухмылка, ухмылка над телом будущей жертвы.

Раздался звонок телефона.

Он отпустил её.

Секунду он смотрел в её шокированные, неверящие глаза, на то, как она пытается вернуть воздух в свои лёгкие, как её правая рука растирает глубокие красные отпечатки на шее.

Он сполз в сторону и поднял трубку.

Его голос был глуховатым, странным, звучащим словно сквозь толщу слизи.

— Алло?

— Всё кончено, — произнесла Лора на том конце трубки, её голос был ледяным. — К пятнице они оформят все документы. Теперь ты свободен. Просто хотела, чтобы ты знал.

— Сколько?

— Чего?

— Сколько это будет мне стоить?

Она вздохнула.

— Ты действительно слизняк, ты это знаешь? Ты хоть понимаешь, что пропустил день рождения Филиппа три дня назад?

— Так сколько?

Клик.

Даже не спросила как мои дела, — подумал он. Ну, дела, откровенно говоря, были препаршивыми. Но и Лора, прямо скажем — на любителя.

Она ещё не знала, что он аккуратно подделал её подпись и взял в ссуду 500 тысяч долларов — вторую закладную на дом. Теперь, когда брак был расторгнут, дом отходил ей. И, по закону штата Нью-Йорк, ей же отходила половина долга. После всех положенных выплат они с ребёнком останутся более или менее голыми и босыми. Сюрприз-сюрприз. А он выплатит свою половину, когда ему самому этого захочется. В конце-концов, у него в гостиной припрятано достаточно много денег, и со временем их становится только больше.

Энни была в ванной. Билл слышал, как бежит вода. Билл слышал, как она кашляет. Глубоким, лёгочным кашлем.

Он снова посмотрел в зеркало. То же самое лицо, всё вроде бы в порядке — однако что-то в нём было не так Какая-то лёгкая, почти неуловимая припухлость на краю подбородка, едва заметная одутловатость щёк. Если бы Билл не брился ежедневно на протяжении последних двадцати пяти лет, он бы ничего не заметил. Но он заметил.

Ему это не нравилось.

Его это пугало.

Это случилось буквально за одну ночь.

Когда Энни вышла из ванной комнаты в своём халате и шлёпанцах, его начало трясти.

— Прости, — сказал он. — Сам не знаю, что…

— Я собираю вещи, — сказала она.

— Да ладно тебе…

Она повернулась к нему, кипя от злости.

— Послушай, я не понимаю, что это было и я не хочу понимать. Ты почти убил меня. Ты псих, или что-то типа того. Слова, которые ты говорил…

— Что? О чём я говорил?

Она посмотрела на него в недоумении.

— Господи, Билл, неужели ты не помнишь?

А потом она почти не разговаривала с ним. Он пытался убедить ее остаться, дать ему еще один шанс. Но она не купилась.

— Ты говорил во сне, храпел, бормотал, вставал и разгуливал…

— Бормотал?

— …а под конец попытался меня придушить. Билл, тебе нужна помощь. Ты на ходу разваливаешься.

После этих слов она захлопнула дверь.

Печально. Энни, конечно, была глуповата, но она содержала дом в чистоте, занималась стиркой, а ещё ему нравился её суп из курицы.

Теперь Билл работал из дому.

Почему бы и нет? Он мог себе это позволить. Если тебя не ловят за руку, инсайдерский трейдинг приносит огромную прибыль.

В паузе между сиэнэновскими финансовыми сводками он встал и проверил своё отражение в зеркале. Его лицо выглядело чуть лучше. Потом он проверил тонометром давление, экран показал 135/75, в пределах нормы. В общем, он чувствовал себя неплохо, можно сказать, был на полпути к хорошему настроению, пока вдруг не вспомнил…

Слова, которые ты говорил…

Фраза преследовала его.

Так что же он сказал.

Около четырёх он принял душ и вышел на улицу. Он поймал такси и съездил в «Фотомагазин на 47-й улице», где молодой бородатый еврей-хасид продал ему микрокассетный диктофон с голосовым приводом Micro-25 за полцены. Вернулся домой. Никаких особенных приблуд у этой штуки не было — лишь кнопка ВКЛ/ВЫКЛ, проигрывание и перемотка. Микрофон был встроен в корпус. Парень из магазина сказал, что машинка начинает писать звук, только когда чувствует источник шума — там что-то вроде сенсора. Билл включил диктофон и лёг спать.

Зазвонил телефон.

Нет, не телефон. Квартирный домофон. Который сейчас час вообще? — подумал Билл спросонья и тут же подскочил, как ошпаренный. Что же, мать вашу, происходит?!! Он был промокшим до нитки. Неужели ему на колени вылили десять галлонов воды? Его пах был мокрым, простыни и матрас под ним пропитались влагой, и запах сказал ему все остальное. Билл обмочился прямо в постели, причём абсолютно монументальным образом. Всё из-за проклятого диуретика! — подумал он. Проклятый домофон продолжал пищать, орать на него. Судя по всему, сейчас было раннее утро. Он встал, шатаясь пересёк кухню и добрался до входной двери. Он поднял домофонную трубку и ощутил, что его руки очень влажные, покрытые потом до самых локтей.

— Да? — голос Билла опять звучал незнакомо.

Как будто он приходил в себя после долгой простуды или ещё какой болезни. Звук был почти на октаву ниже, чем обычно.

— Пожалуйста, прекратите стучать, мистер Дюмонт. Вы извините, но к нам поступают жалобы.

— Стучать?

— Да. И кричать тоже, уж простите.

Билл стиснул зубы.

— Кричать?

— Да, сэр. Если верить жалобам ваших соседей. А их немало.

— Что я кричал? — спросил Билл.

— Что-то насчёт блондинок. Так, по крайней мере, сказал один из соседей.

Потрясающе. Милли была блондинкой, одной из множества в его жизни. Одному Богу известно, о чём ещё он кричал.

— Не суть важно, мистер Дюмонт. Сейчас слишком рано для такого шума. Если вы не будете вести себя тихо — мне придётся вызвать полицию. И, кстати говоря, чем вы там гремите — собираете мебель, да?

Думай, думай.

— Полки собираю. Мне их сестра прислала из Северной Каролины. Нужно бы их собрать наконец. Кстати, она блондинка. Наверное, я немного на неё разозлился, когда пазы не совпали с болтами. Простите.

Довольно слабая отмаза, но лучше, чем ничего.

— Конечно, мистер Дюмонт.

Пауза.

— С вами точно всё в порядке?

— Да, всё хорошо и мне очень жаль, что я вас потревожил. Это больше не повторится.

— Ладно, мистер Дюмонт. Доброго вам дня!

Он аккуратно повесил трубку, стараясь не ударить ею о рычаг. Дьявол! Крики? Грохот? Он включил свет в гостиной и подумал, что мол, ничего, сейчас мы всё узнаем, вернулся в спальню, зажёг свет, достал диктофон и нажал на кнопку ПЕРЕМОТКА.

И впервые разглядел свои руки, свои предплечья.

Они были покрыты кровью. Не потом. Кровью. Часть уже успела свернуться, часть оставалась свежей — в особенности на костяшках. Он взглянул на изголовье кровати, на которой лежал диктофон, проматывающий плёнку. Потом он осмотрел кусок стены в полуметре от изголовья, прямо над прикроватной тумбой. Чего-то не хватало.

Что же там было?

Куда подевался этот предмет?

Рамка. На ней должна была быть фотография Энни, сделанная им на пароме. Широкая улыбка, большие сиськи, огромные влюбленные глаза. Фотография исчезла, вместо неё на гипсокартоне красовались кровавые отпечатки кулаков. Господи, даже гвоздь, на котором висела рамка был по самую шляпку впечатан в стену, неудивительно, что его руки были в таком состоянии.

Билл посмотрел на пол. Фотография лежала на ковре изображением вверх — рамка расколота, стекло разбито. Картинка с улыбающейся Энни разорвана и смята.

Я теряю контроль, — подумал он. И в этот самый момент понял, что и в самом деле его теряет. Он никогда раньше не оказывался в такой ситуации. Он всегда сохранял спокойствие, без всяких исключений. Ты должен быть спокоен, если хочешь добиться хоть чего-нибудь в этой жизни.

Он ворвался в ванную и включил воду. Правой руке досталось сильнее, поэтому он тёр её левой. Успокойся, успокойся, — приказывал он себе. — Ты должен сохранять спокойствие. Что произошло? Что, нахрен, произошло???

Он разозлился на Энни. Проснулся посреди ночи и начал выбивать всё дерьмо из её фотографии. И сопровождал всё воплями. Как будто фотография была ею.

Примерно так.

Он посмотрел на своё отражение. Оно ответило ему взглядом воспаленных глаз. Он выглядел…

Биллу пришлось признать — он выглядел психом.

Его сердце болело — будто бы что-то умирало в его груди. Медленные, тяжёлые удары. Его тело казалось ему тесным, стягивающим. Билл подумал о перекрученных между собой проводах, а после вспомнил слова Энни про инсульты и сердечные приступы.

Он присел на обоссаную кровать, расправил рукав тонометра и замерил давление. Оно было чудовищно высоким.

Первые лучи солнца проникли в комнату. Он несколько раз глубоко вздохнул, потом сходил на кухню и принял свою утреннюю доху лекарств. Закрыл глаза, подышал ещё немного. Потом выпил огромный стакан апельсинового сока, который неплохо его взбодрил. Через несколько минут он начал чувствовать себя гораздо лучше, напряжение начало уходить. Провода начали раскручиваться.

Ладно, — подумал он. — Не принимай всё близко к сердцу. Теперь ты взял себя в руки. Какой бы ни была проблема — исправь её. Контролируй ситуацию.

— И проблема, — произнёс он вслух, — кроется прямо здесь.

Он ударил по кнопке воспроизведения диктофонной записи.

Сначала было тихо. Потом раздались первые нотки храпа.

Потом много храпа. Глубокие, почти гортанные звуки дыхания, которые вызывали у него отвращение. Господи Иисусе, — подумал он. — Звучит так, будто кто-то тонет!

А потом начались стоны. О, боже. Он действительно стонал во сне! Как будто кто-то или что-то мучало его во сне, измывалось над ним, превращало его в старого и слабого нытика. Это было почти так же отвратительно, как храп.

После этого раздался какой-то булькающий звук. Долгий и протяжный. В иных обстоятельствах он бы посмеялся над ним. Это могло быть в какой-нибудь комедийной передаче про скрытую камеру — чувак спит, но при этом издаёт больше звуков, чем целый дом престарелых. Это было забавно, если не думать о том, что звуки исходили из его собственной глотки.

И снова храп.

И снова стоны.

Комбинация того и другого.

А потом…

А потом он заговорил.

— Я думал, у тебя всё на мази, — произнёс он. А потом добавил ещё что-то, но диктофон этого не различил.

— Ты должен был это предвидеть.

Невозможно было понять, сколько времени прошло между двумя фразами — диктофон включался лишь когда улавливал звуки.

— Ты должно быть слышал группу «Грейтфул Дед», — сказал он. — У них была песня «Питер и Волк», ну ты её знаешь. «Я сказал лишь — заходи…» И ещё. Этот пистолет потеет на жаре, не правда ли…

— …Это шумная комната…

— …Мы попались им с Ру Роулзом. Они заперли нас, не оставив нам ничего кроме бутылок с молоком и супом…

Что за херня? Во всём этом не было никакого смысла.

А после…

— Что за куча идиоток. Куча тварей. Да знаю я, знаю. Я что, совсем тупой, по их мнению?

О ком он говорил?

— Суки, все они суки.

Внезапно Билл понял, о ком идёт речь.

— Я им ещё покажу.

Короткий, очень злой смешок.

— О, да. Ты должен быть на коне, если хочешь оставаться в игре. Ты должен контролировать себя. Убей, или будь убитым. Всех грызи, или живи в грязи. Никто не смеет отнять у меня.

Разумеется, Билл разделял эту несложную философию. Это точно были его слова. Он улыбнулся. Он всегда был собой, неважно — во сне или наяву.

Когда он услышал следующие слова, его улыбка померкла.

— Да, я их всех поимел. У меня всё их дерьмо, все ценные бумаги, коллекция, прямо за диваном. Тупые сучки…

Долгая-долгая серия храпов и стонов.

— Блядь, — сказал он вслух. — Боже, Святый.

Он произнёс буквально худшую из возможных вещей. Он замер не дыша, его глаза перестали моргать, он сам не мог поверить в произошедшее. А после он снова расслабился.

Чего это я тут сру кирпичами, — подумал он. — Может быть ночью я и проговорился насчёт моей заначки, да только Энни рядом со мной не было. Она ведь съехала отсюда!

Из всех ночей, в которые он мог проговориться, он выбрал ту, когда её уже не было дома!

И всё же…

Надо ведь всё проверить, правильно?

Это не было неуверенностью или паранойей. Всего лишь осторожность. Энни никоим образом не могла узнать про его тайник.

Билл зашёл в гостиную и отодвинул диван — а после он сам не знал плакать ему или кричать, разнести квартиру на куски или просто лечь на пол и сгнить.

Стенная панель была отсоединена.

Он встал на колени и заглянул внутрь.

Всё пропало. Разумеется, там ничего не было.

Ценные бумаги, коллекция монет, пара с лишним незаконно нажитых миллионов долларов.

Всё исчезло.

Осталась лишь записка, написанная цветистым почерком Энни:

Билл вернулся в спальню с полностью потерянным лицом. Как это вообще произошло? Панель была на своём месте ещё вчера — он проверял тайник каждый день — а Энни собрала свои вещички и смылась задолго до очередной проверки.

Всё случилось этой ночью, — понял он.

Это был единственный возможный ответ. Энни одурачила его буквально несколько часов назад. Но как? Ведь её здесь не было.

Или всё-таки она сюда заходила?

Я найду её и прикончу, — подумал Билл. Не самое рациональное решение ситуации, но ему очень нравилось себе это представлять.

Успокойся, успокойся, — в очередной раз подумал он. — Держи себя в руках.

Секунду спустя ему слегка полегчало. Он внушил себе, что ему полегчало. У жизни бывают чёрные и белые полосы, так ведь? Сегодня вот чёрная. Определенно. У него ведь и раньше бывали плохие деньки, правда? Он всё пережил.

Ну и что? Сучка стащила мои деньги. Вероятно, я и прошлой ночью бубнил во сне про эту нычку, вот она и вернулась за деньгами сутки спустя. Ничего страшного. Всего лишь одно очко в её пользу. У меня ещё куча рабочих вариантов — через полгода в этом тайничке будет столько же денег, сколько было вчера.

Вот. Теперь мне гораздо лучше.

Контроль над собой — потрясающая штука.

Но что-то все равно не давало ему покоя. Женщины вероломны. Само-собой он это знал. Но как, чёрт возьми…?

Мысль пришла ему в голову, и эта мысль была страшна. Он метнулся к входной двери только ради того, чтобы подтвердить свои опасения. Он всегда запирал второй замок перед сном и у Энни не было от него ключа. Так как же она этот ключ заполучила? Ну, он мог забыть запереть эту дверь перед сном, но такого никогда раньше не происходило.

Он посмотрел на маленькую латунную ручку.

В закрытом положении.

Единственным человеком со вторым ключом от этой двери была Лора. Ещё с тех времен, когда он только ушёл от неё, ещё до Энни. Тогда они с Лорой общались как адекватные люди, и он всерьёз размышлял на тему частичного примирения, чтобы время от времени ей вставлять.

И вот тут он услышал её голос.

Прямо из спальни.

Он вернулся обратно бегом.

Диктофон продолжал проигрывать запись. Это был голос Лоры, записанный на диктофон.

— …кусок говна, — шипела она. — Ну, теперь-то он призадумается. И, ради всего святого, объясни, как ты терпела его храп и стоны? Омерзительно. Я за пять лет чуть с ума не сошла.

Второй женский шёпот согласился:

— За всё время с ним я ещё ни разу нормально не выспалась. Даже не могу точно сказать, сколько раз мне хотелось отрезать его тупую башку, только бы он заткнулся.

Голос Энни. На плёнке. Вместе с Лорой. Что означает… Они обе были здесь прошлой ночью. Стояли над ним!

Эти две сучки сговорились!

Он видел их как наяву. Сели в самом тёмном углу, скорчились, терпеливо ждали пока он проболтается о местонахождении тайника. Хитрые, пронырливые мрази.

Хорошо. Ещё одно очко в их пользу. Но, у меня ещё будет свой трёхочковый.

Месть будет сладка. Но нужно сохранять спокойствие и ясный ум, мыслить рационально.

Контролировать себя.

Он придумает что-нибудь интересное для каждой из них, и когда придёт его время, поломает их так, что они не будут подлежать ремонту. Билл Дюмонт не любит оставаться в дураках.

— Это лишь вопрос времени, — произнёс ещё один голос. — Когда говорящие во сне переходят в фазу быстрого сна, они выкладывают то, что больше всего хотят скрыть. Вместе с околесицей, разумеется. Неосозноваемое чувство вины вперемешку с шлаками бессознательного. Чтобы отделить бред от ценной информации нужен знающий человек. Наш план сработает. Я в этом абсолютно уверен.

Третий голос не принадлежал ни Лоре, ни Энни.

И Билл сразу понял, кому он может принадлежать.

Этот злоебучий доктор! Босс Энни! Чёртов Сеймур!

Они были здесь втроём.

Билл едва не рехнулся! Но он всё ещё не понимал. Откуда они знали в какую именно из ночей он проболтается о тайнике?

Энни заговорила вновь:

— Лишь бы вы оказались правы. Я так долго ненавидела этого ублюдка. И я точно знаю, что он стащил коллекцию монет моего дяди.

— Мы были просто парой идиоток, — добавила Лора. — Поверили этому лживому, вороватому куску говна!

— Ш-ш-ш! — осадила её Энни. — Разговаривай потише. Ты его разбудишь.

— Не надо насчёт этого переживать, — успокоил её Сеймур. — «Бензотиамид» (???Бензтиазид???), который ты добавляла к его ночной порции «Клонифила» это не просто новомодный гипнотик. Это одно из лучших снотворных. Аналог «Диазепама»…

— Ммм. Не могли бы вы говорить на человеческом языке, пожалуйста?

— Я это к тому, что если он сейчас проснётся и начнёт ходить во сне, он не поймёт, что мы здесь. Он не придёт в себя, даже если вы закричите ему в лицо, настолько эта штука мощная. Я просто сожалею о побочных эффектах.

— Ага, Энни. Он мог тебя убить.

— Да, — произнёс Сеймур. — Я призывал вас быть поосторожнее. Серьёзный побочный эффект этого лекарства — ночные кошмары у лиц, страдающих гипернатриемией — высоким уровнем натрия в сыворотке крови, что характерно для гипертоников.

— Ну, я была обязана воспользоваться этим шансом, — прошептала Энни. — Нужно было каждую ночь проводить рядом с ним, пока он не проболтается. Но, прошлая ночь была последней каплей. Этот психопат перепугал меня до смерти.

— Ну, нам повезло. Сегодня мы получили то, чего ждали, — снова доктор. — Кстати говоря, давайте заглянем в тайник. Он ведь за диваном, правильно?

— Ага, — сказала Энни. — Пойдёмте.

Аппарат отключился на секунду, затем голоса снова включили его.

— Ого, глазам своим не верю! — Лора визжала от восторга.

— Не просто акции и монеты… судя по всему, у малыша Билли была халтурка на стороне, — сказал Сеймур.

Вновь голос Энни:

— Боже! Только погляди на все эти деньги! Тут должно быть миллион долларов.

Билла парализовал ужас.

Нет. Не миллион. Два с чем-то.

Сеймур хохотал:

— Ну, похоже мы все очень богаты. Дамы, прошу на выход. Буду рад видеть вас у себя. Шампанское за мой счет.

И вновь восхищённый визг.

Вот и всё. Всего этого было более, чем достаточно. Его мастерски обвели вокруг пальца. И он уже не мог сдерживать ярость. Контроль, контроль, — повторял он себе. — Дыши глубоко. Успокойся. В груди у него все сжалось. Но это еще не конец. Это было еще не все.

Голос Лоры:

— Подождите. А что насчёт него?

— Не переживайте, — сказал Сеймур. — Я уже о нём позаботился.

— И что же вы сделали? — поинтересовалась Энни.

— То, что мы с вами обсуждали. Выбросил его утренний «Клонифил» и поменял на хлорид калия. У него будет обширный инфаркт спустя полчаса после приёма этой таблетки. Учитывая наличие гипертонии в его истории болезни, никто не будет выяснять обстоятельств смерти.

Дверь открылась. Закрылась. В замке повернулся ключ.

А после — его собственный надрывно орущий голос. Кулаки, избивающие стену.

Он вырубил запись.

Его зрачки буквально заполнили глаза. Грудь продолжало стягивать. Он прошёл на кухню и проверил то, что и так знал. Маленькую голубую коробочку для таблеток, в которую он всегда клал дозы лекарств на завтрашний день.

На месте «Клонифила» не было ничего.