Я устаю от суеты
И ухожу сбирать цветы...
Если мы заглянем в "Толковый словарь живого великорусского языка" В. И. Даля, то увидим, что в XIX в. "отдыхать" значило "ничего не делать, уставши сидеть, лежать или стоять, собираясь с силами", а понятие "отдых" определялось как "покой, успокоение после трудов; сон, почивание по обеде". В наше динамичное время изменились не только темпы жизни, но и содержание отдыха: теперь это чаще всего деятельность и притом весьма активная, включающая и передвижение (прогулки, путешествия), и такие занятия, которые раньше входили в повседневный труд (гребля, охота, сбор грибов, ягод и т. д.). Поэтому теперь нередко вместо "отдыха" говорят о "рекреации" (активном восстановлении сил человека, израсходованных в процессе труда) и даже, еще точнее, о "рекреационной деятельности". Хотя это понятие довольно широкое — от туризма и спорта до художественного творчества и коллекционирования, — наиболее часто оно означает ту форму отдыха, которую раньше именовали отдыхом "на лоне природы".
С ростом городов, увеличением концентрации населения и изменением городской среды неизбежно усиливается тяга горожан к отдыху за пределами города, повышается их рекреационная активность. Так, из Москвы в жаркие летние дни выезжает в зеленую зону до 3 млн человек, из Ленинграда — 1,8-2 млн. Можно считать, что рекреационная активность горожан — это тоже один из факторов урбанизации среды, но с дистанционным действием, выплескивающийся за пределы города (хотя, конечно, распространена рекреация и в самом городе — в парках, скверах и других озелененных участках).
Главные магниты, притягивающие отдыхающих (рекреантов) за пределами города, — это водоемы и, конечно, растительность. Прежде причины такого притяжения были в основном чисто утилитарными (сбор съедобных растений и грибов, лекарственных трав). В наши дни эта "потребительская рекреация" тоже играет немалую роль: по наблюдениям сотрудников Ленинградской лесотехнической академии, каждая волна моды на какой-нибудь продукт леса (будь то целебная трава или коряги для лесной скульптуры) вызывает новую волну посетителей леса. Но теперь добавились и новые мотивы, привлекающие горожан на лоно природы: психологические, гигиенические и т. п., что некоторыми авторами определяется как "поиск психофизиологического комфорта" за пределами города. По-прежнему велика эстетическая притягательность природы.
Интересно, что далеко не все типы растительности и не все ландшафты в равной мере привлекательны для горожан. Наблюдения специалистов по "рекреационной экологии" (есть в наши дни и такая отрасль экологии) показали: наиболее предпочтительны для рекреантов ландшафты с чередованием леса и открытых мест, светлые леса и редколесья с полянами и опушками, разнообразием солнечных прогалин и затененных участков (как тут не вспомнить русское присловье: "В березовом лесу веселиться, в еловом — удавиться"!) А литовские экологи попытались выразить это предпочтение в цифрах: по их данным, оптимальной считается такая структура рекреационных лесов, в которой "закрытые ландшафты" занимают 65-75%, полузакрытые — 15-20, открытые — 10-15%.
Влияние рекреации на природу получило в современной экологии выразительное название "рекреационная нагрузка". И, вероятно, не будет преувеличением утверждать, что наиболее тяжело ее бремя ложится на растительный покров. Далее мы постараемся показать, какие испытания достаются на долю растений и растительных сообществ в рекреационных зонах вокруг крупных городов, а также в городских и пригородных парках. Но вначале, как принято в экологии, немного сведений о самом факторе.
Рекреационные нагрузки действуют на растительность как комплексный фактор, сочетающий прямые влияния на растения и косвенные — это те разнообразные изменения, которые возникают в среде растительного сообщества в результате пребывания в нем людей. Некоторые из них: поломки деревьев и кустарников, неумеренные сборы цветущих трав, замусоривание и даже пожары — совсем не обязательны и связаны с низкой экологической культурой отдыхающих. Но есть и неизбежные последствия, которые определяются тем простым фактом, что мы ходим ногами по земле. Самое заметное из них — сильное уплотнение верхнего слоя почвы, увеличение ее объемного веса и твердости. Достаточно сказать, что в наиболее часто посещаемых участках лесов поверхностный слой почвы по твердости вполне сравним с асфальтом! А отсюда и различные нарушения водно-воздушного режима почвы. Так, снижается ее водопроницаемость, что приводит к иссушению, ухудшается доступ воздуха к корням. Зимой в несколько раз увеличивается глубина промерзания почвы. Сильно тормозится столь необходимая для нормального биологического круговорота деятельность почвенных микроорганизмов (об этом говорит резкое снижение "дыхания почвы" — выделения углекислого газа, образующегося при разложении органических остатков живым населением почвы).
По исследованиям почвоведов, в московских парках и лесопарках под густой сетью переплетающихся дорожек возникает система "почвенных вазонов" — чашеобразных замкнутых участков. Основанием такого "вазона" служит довольно плотный нижний слой почвы (иллювиальный горизонт), стенками — уплотненные пешеходами участки почвы под дорожками. Внутри этого "вазона" почва еще достаточно рыхлая, но каково расти в нем деревьям? Ведь в жару почва в "вазоне" сильно пересыхает, а после дождей здесь застаивается вода. Все эти нарушения не могут не сказаться отрицательно на почвенном питании и водном режиме растений в излюбленных местах загородных прогулок горожан.
Рис. 15. Клевер ползучий (белый) — один из видов, вполне выносливых к вытаптыванию. И все же на часто посещаемых дорожках и тропинках под действием наших шагов он образует сильно угнетенные формы с очень мелкими листьями (В) — несравненно мельче, чем даже в таких трудных местообитаниях, как гранитные обнажения (Б), и тем более чем в обычном луговом травостое (А)
Но, кроме косвенных влияний, растениям достаются и прямые "удары" при вытаптывании — давление, поранение, — а то и просто уничтожение. Больше других страдают травы с непрочными цепляющимися стеблями (например, горошек мышиный), лесные растения с нежными тонкими листьями (майник, седмичник), высокорослые растения с ломким стеблем (купырь и другие зонтичные). По устойчивости к вытаптыванию первые места занимают обычные обитатели деревенских улиц, тропинок, придорожных обочин. Это птичья гречиха (или спорыш), подорожник, одуванчик и т. д. — растения, имеющие распластанные по земле побеги или прижатую к земле розетку листьев, гибкие жилки листа, упругие прочные стебли, скрытые в почве точки роста и другие защитные черты, помогающие выдержать давление наших шагов. Немаловажны для устойчивости и такие свойства, как быстрая регенерация поврежденных частей, способность к быстрому размножению. Но и для этих видов вытаптывание не проходит бесследно: нарушаются процессы роста, образуются карликовые формы с неправильным ветвлением и крохотными листьями (рис. 15). Например, у подорожника на тропинках площадь листа примерно в 10 раз меньше, чем в луговом травостое, а у клевера ползучего — почти в 40 раз. В такой же степени вытаптывание задерживает рост мхов и лишайников (рис. 16). Ну, а когда у растения настолько уменьшилась "рабочая" поверхность, ясно, что оно обречено если и не на гибель, то на крайнее угнетение.
Рис. 16. Вытаптывание сильно угнетает рост не только цветковых, но и споровых растений, как это видно на примере мха политрихума волосоносного (А) и лишайника нефромы арктической (Б). 1 — в лесу среди нетронутого напочвенного покрова; 2 — на лесной тропинке
Даже зимой, когда, казалось бы, горожане оставляют пригородную природу в покое и дают ей отдохнуть, растительность кое-где продолжает испытывать бремя рекреакционных нагрузок. Речь идет о любимых местах зимнего отдыха — популярных лыжных трассах и спусках. Исследования под Казанью показали, что на таких участках сильно уплотнен снеговой покров, глубже промерзает почва, а это не безразлично для зимовки растений, особенно ранневесенних многолетников, у которых уже зимой начинается подснежное развитие. На склонах, где снег не только уплотняется, но и сгребается лыжниками при спусках и подъемах, раньше появляются проталины и весной идет интенсивный смыв почвы. В результате здесь исчезают многие обычные луговые и степные виды, растительный покров становится чахлым, разреженным и состоит в основном из мелких однолетников, которые охотно селятся на нарушенных местах. Иными словами, на жизни растительного покрова сказываются даже те рекреационные влияния, которые действуют не непосредственно на растения и не в период их развития, а косвенно и совсем в иное время, за пределами вегетационного сезона.
Для деревьев вытаптывание, на первый взгляд, не столь опасно, как для трав, ведь оно не затрагивает их фотосинтезирующие органы. Но здесь беда подкрадывается с другой стороны: от постоянного давления и уплотнения почвы страдают корни, особенно у древесных пород с неглубокой корневой системой, например у ели. Недаром у елей, растущих в парках близ популярных пешеходных тропинок, при раскопках обнаруживается одностороннее развитие корней (рис. 17). Обычно в верхних слоях почвы резко, в 2-3 раза, уменьшается количество наиболее интенсивно работающих частей корневой системы деревьев — тонких корешков, всасывающих воду и питательные вещества. Но иногда бывает и наоборот: при сильном уплотнении почвы эти корни сосредоточены в самом верхнем ее слое. Такое явление — "поднятие корней вверх" — отмечалось в часто посещаемых подмосковных лесах. По-видимому, здесь происходит то же, что с корнями сосны на болоте: при недостатке воздуха в почве корневые окончания, чувствительные к снабжению кислородом, начинают расти вверх, как бы спасаясь от удушения. Но если корни болотной сосны таким способом успешно преодолевают затруднения, то при вытаптывании происходит печальный парадокс: корни поднимаются навстречу гибели, поскольку их ждет еще и механическое разрушение.
Рис. 17. У елей, растущих в городских парках близ пешеходных дорожек, под влиянием вытаптывания корневая система становится однобокой (раскопка, вид сверху) (по Е. Кузьминой, 1978 г.)
Неудивительно, что один из результатов действия рекреационных нагрузок на деревья — снижение их прироста в высоту и по толщине ствола. Так, в лесопарковой зоне Красноярска ствол сосны увеличивается по радиусу в малонарушенных участках на 1,7-2 мм в год, а в наиболее посещаемых местах — всего на 0,3-0,5 мм. Очень наглядно влияние рекреационных нагрузок на древесные породы демонстрирует такой пример. В лесах под Зеленогорском на Карельском перешейке (курортная зона Ленинграда) было отмечено резкое уменьшение годичных колец сосны начиная с 1969-1970 гг. Как раз в это время здесь вступил в строй крупный рекреационный центр — пансионат "Восток". По мере возведения новых корпусов и роста числа отдыхающих падение ширины годичных колец сосны продолжалось и в последующие годы.
Об ухудшении состояния древесных пород в рекреационных зонах можно судить и по тому, что многие деревья имеют отсыхающие верхушки (лесоводы называют это явление "суховершинностью"), больше поражаются насекомыми-вредителями и болезнетворными грибами. Даже безвредный опенок, обычно мирно сожительствующий с деревьями в качестве симбионта, в часто посещаемых подмосковных лесах иногда начинает вести себя как паразит, особенно опасный для ослабленных деревьев. Разные древесные породы неодинаково относятся к рекреационным нагрузкам. Наиболее устойчивы, как уже ясно из сказанного выше, виды с глубоко расположенными корневыми системами, к тому же сравнительно мало требовательные к почвенной влаге и аэрации (например, сосна, береза). Сильнее страдают от вытаптывания дуб, липа и особенно ель.
Понятно, что рекреационные нагрузки действуют не только на отдельные растения, но и на растительные сообщества в целом. Ярче всего это проявляется в лесах, как наиболее привлекательном для горожан типе растительности. Естественно, что чем ближе участок леса к городу, тем он доступнее и чаще посещается, а значит, и тем сильнее на нем сказываются рекреационные влияния. Исследования, проведенные в Киеве, показали, например, что из потока рекреантов, устремляющихся из города в выходные дни, более двух третей оседает в ближней зоне, доступной за один-два часа пути.
Вокруг больших городов четко выделяются кольцевые зоны, в которых леса находятся на разных стадиях ухудшения под влиянием рекреации. Двигаясь от отдаленных ненарушенных лесов по направлению к городу, можно проследить, как изменяются леса по мере увеличения нагрузки, и различить стадии нарастания "рекреационной дигрессии" (от лат. digredor — ухудшать). В частности, в подмосковных лесах отмечено пять таких стадий.
На первой стадии (в наиболее дальних участках, куда добираются лишь единичные рекреанты) в лесу еще практически не заметны следы пребывания людей. Здесь полностью сохраняются видовой состав и фитомасса напочвенных трав и кустарничков, ненарушенная лесная подстилка, молодой подрост древесных пород многочисленный, древостой совершенно здоров.
На второй стадии (ближе к городу) заметно вытаптывание подстилки, появляются тропинки, под полог леса начинают проникать некоторые травы — обитатели опушек.
На третьей стадии, когда вытоптанные участки составляют уже 10-15% территории, начинается замедление роста и отмирание отдельных деревьев, осветление под пологом леса. Появляются светолюбивые луговые и сорные виды, вытесняя менее конкурентоспособные лесные растения. Ухудшается состояние лесного подроста и почти нет всходов древесных пород.
На четвертой стадии, когда площадь вытоптанных мест — достигает 20% и более, лес, по существу, уже теряет характер целостного растительного сообщества и распадается на отдельные "осколки" — группы деревьев и кустарников (лесные куртины), окруженные дорожками и полянами с луговой и сорной растительностью.
На пятой стадии подавляющая часть территории вытоптана и лишена напочвенной растительности, лишь кое-где у основания древесных стволов можно заметить единичные сорняки и придорожные растения. Почва утрамбована, древостой сильно изрежен. Сохранившиеся деревья — больные или ослабленные, с различными повреждениями, они уже не справляются с заживлением ран; у многих обнажены корни. Подрост практически отсутствует.
В лесах из разных древесных пород стадии рекреационной дигрессии сходны и различаются лишь в деталях. Так, в сосняках с напочвенным покровом изо мхов или лишайников, чрезвычайно чувствительных к вытаптыванию (и особенно хрупких в сухом состоянии), уже при небольших рекреационных нагрузках обнажается почва. А вот в смешанных лесах с участием ели, возможно даже некоторое улучшение состояния лиственных деревьев и кустарников в умеренно-посещаемых местах. Дело в том, что на ранних стадиях дигрессии ухудшается рост ели и отчасти снимается тот пресс затенения, под которым вынуждены жить ее спутники. В дубовых лесах под влиянием рекреации исчезают ранневесенние "подснежники" (пролеска, хохлатка и др.): они очень чувствительны к уплотнению почвы и, кроме того, эти красивоцветущие растения становятся первыми жертвами горожан, "вырвавшихся" в лес после долгой зимы.
Если читатель помнит, в разделе "Городская флора" мы говорили о том, что в разных регионах флора антропогенных местообитаний приобретает сходные черты. Нечто подобное происходит и с лесами рекреационных зон: при большой посещаемости (на последних стадиях дигрессии) самые различные изначально леса превращаются в однообразные, так называемые рудеральные типы — сильно вытоптанные, с изреженным древостоем и скудным напочвенным покровом, в котором набор видов (в основном сорняков-однолетников) почти одинаков и в Подмосковье, и на Камчатке. Такие рудеральные леса в настоящее время занимают более четверти всей лесопарковой зоны Москвы.
Рекреационные нагрузки — удел не только загородных лесов, но и в еще большей степени участков естественной растительности, оказавшихся внутри города. Привлекательная идея — "впустить природу в город" — была реализована при строительстве некоторых новых городов. Например, в Академгородке под Новосибирском кварталы жилых домов чередуются с "кварталами" леса, а многие жилые здания отделены от улиц своеобразными лесными опушками, поэтому жители контактируют с растительностью не только при рекреации, но и в повседневной жизни. В Зеленограде — городе-спутнике Москвы, заложенном в 40 км от столицы в живописном лесном массиве, участки леса сохранены в черте города и превращены в лесопарки. Иногда, при быстром росте города или его отдельных районов, бывший некогда загородным лес оказывается в окружении жилых и промышленных кварталов; такая судьба выпала, например, 60-гектарному сосновому лесопарку в Минске.
В новосибирском Академгородке участки естественного леса соседствуют с лесными кварталами. Это обычная городская улица: жилые дома несколько отступили от проезжей части — и отделены от нее полоской леса
Понятно, что участки "городских лесов" не менее интересны для исследования влияний рекреационных нагрузок, чем леса пригородные. Академгородок привлек внимание ученых еще и тем, что здесь в отличие от других городов этот фактор действует на растительность, так сказать, в чистом виде, без сопровождения промышленных загрязнений. К тому же начало изменения растительности в этом городе можно довольно точно датировать временем его возникновения — конец 1950-х годов.
Оказалось, что за истекшие годы, сравнительно недолгие для истории города, соседство жителей Академгородка успело весьма ощутимо повлиять на состояние "прописанного" в городе леса. Особенно это заметно на небольших (до 0,5 га) участках в местах массового и неупорядоченного прохода пешеходов. Уже через один-три года после заселения города стал снижаться годичный прирост деревьев, а еще через несколько лет (например, у березы через 10-12, у осины — через 7-8) прирост полностью прекратился, появились признаки усыхания. Из травяного покрова исчезли многие лесные виды (в первую очередь — наиболее декоративные), уступив место сорнякам-синантропам. Возобновление древесных пород оказалось под угрозой, поскольку появляющийся самосев стал быстро отмирать, а состояние оставшегося в живых подроста ухудшилось.
На фотографии — не тропа в глухом лесу, а дорожка, соединяющая два соседних жилых квартала Академгородка, между которыми расположен лесной квартал
Этот и другие исследованные экологами случаи говорят о том, что для участков леса, сохраненных внутри города, существует реальная опасность потери к самовосстановлению лесного сообщества. А ведь при планировании городов, включающих фрагменты естественной растительности, предполагается, что лес навсегда останется в качестве неотъемлемой части города — его украшения и "зеленых легких", и на этом основываются градостроительные и композиционные решения архитекторов...
У читателей, вероятно, уже возник вопрос: для чего ученые изучают, описывают и даже классифицируют грустные картины разрушения лесов под влиянием рекреационных воздействий? Ведь, в общем-то, и так ясно, что массированные потоки отдыхающих горожан далеко не безвредны для загородной природы. Но одно дело — общие впечатления и соображения, и совсем другое — точные знания, на основе которых можно определить допустимые рекреационные нагрузки на тот или иной участок леса. Для этого надо хорошо представлять, с какой стадией рекреационной дигрессии совпадает предел устойчивости лесного сообщества, за которым уже теряется способность к самовозобновлению. Ясно, что этот предел устанавливается прежде всего по состоянию лесного подроста (ведь именно от него зависит будущая судьба леса!), а также по сохранению лесной подстилки, защищающей всходы лесных растений, почвенную микрофлору и микрофауну. Из приведенного выше описания видно, что граница устойчивости, за которой начинаются необратимые разрушения лесного сообщества, проходит где-то около четвертой стадии рекреационной дигрессии. Продолжительное время рекреационные леса могут существовать в такой своеобразной форме, как куртинно-полянный комплекс. В "осколках" лесного сообщества — куртинах — под защитой взрослых деревьев сохраняются лесные условия, свойства почвы, подрост и кустарники, виды лесной флоры и фауны. Поэтому куртины служат своего рода резервными очагами для возобновления леса. Кроме того, в таком лесу наиболее привлекательны для посетителей поляны, которые и принимают на себя основную рекреационную нагрузку, отвлекая ее от куртин (мало кто, разве только заядлый грибник, захочет продираться сквозь чащу, если рядом есть светлые прогалины и тропинки).
Устойчивость куртинно-полянного комплекса привела специалистов по рекреационной экологии к мысли о преднамеренном планировании такой формы растительности, в зонах для отдыха горожан. Немаловажной деталью этих искусственно создаваемых куртин должны служить надежные защитные ограждения из плотных кустарников.
Как же совладать с рекреационными нагрузками — этим неизбежным следствием поиска "отдушин" жителями городов? Нельзя ли позаимствовать идеи из самой природы? Ведь и в естественных условиях есть ситуации, когда один из участников экосистемы выступает в роли потребителя по отношению к другому. Вспомним такие пары, как растительноядное животное (фитофаг) — кормовое растение, хищник — жертва, паразит — хозяин. Однако взаимоотношения членов этих пар обычно хорошо сбалансированы: животное-фитофаг никогда не съедает кормовые растения дочиста, не оставив резерва для возобновления и устойчивости существования их популяции, иначе ему самому потом грозит голодная смерть. Такое же равновесие устанавливается и в других названных выше случаях. Иными словами, в природных ситуациях типа "потребитель — потребляемый объект" существует саморегуляция, предохраняющая второй член этой пары не только от полного уничтожения, но и от чрезмерного угнетения. (Конечно, бывают и исключения, например массовые вспышки вредителей леса и др.)
К сожалению, этого нельзя сказать о взаимоотношениях человека и природных объектов, в том числе и при рекреационной деятельности. Чем сильнее нарушена растительность, тем больше дискомфорт для самих отдыхающих, и, тем не менее, это не останавливает их поток. В жаркие летние дни даже такие, казалось бы, мало привлекательные для отдыха места, как пригородные пустыри и вытоптанные берега небольших водоемов (попросту говоря, крупных луж), бывают усеяны загорающими горожанами, которые не задумываются о том, что после них остатки растительности могут исчезнуть буквально до последней былинки... А рыболовы, готовые терпеливо простаивать часами на берегах городских и пригородных прудиков, чтобы выловить последних рыбешек?
Нет, на механизмы саморегуляции рассчитывать не приходится. Ясно, что регулировать рекреационные нагрузки на природу можно, лишь ориентируясь на такие чисто человеческие качества, как способность к плановым действиям, научно обоснованное самоограничение на базе осознанной необходимости. Иными словами, главный расчет — на планирование рекреационных нагрузок и экологическое воспитание горожан.
Первый шаг к планированию рекреационных воздействий на природу вокруг и внутри городов — определение допустимых нагрузок. Но если речь идет о каких-то пределах, значит, степень нагрузки должна быть выражена в количественных единицах.
Проходя по 'диким' тропинкам в пригородных парках больших городов, многие тысячи отдыхающих не только уничтожают травяной покров, но и разрушают верхний слой почвы, оголяя корни деревьев. Скорее всего, этим березам осталось не так уж долго жить...
Существуют разные способы количественной оценки рекреационных нагрузок: например, определение плотности нагрузки (число человек на гектар), ее интенсивности (то же в час), суммарного пути, пройденного людьми в единицу времени, и др. А как учесть число отдыхающих? Для этого применяют разнообразные методы — от прямого подсчета на "пробных" участках и анкетирования до способов, заимствованных из практики изучения пассажиропотоков на транспорте, в частности установку фотоэлектрических счетчиков при входах в лесопарки, на пристани и т. д. На небольших территориях возможно даже нанести на карту распределение отдыхающих, подобно тому как ботаники картируют распределение растений и растительных сообществ. Интересен опыт использования за рубежом своеобразных "топ-томеров" — множества кусочков тонкой проволоки, покрашенных под цвет почвы и воткнутых в землю. Подсчет сбитых или втоптанных проволочек дал возможность определить не только "тяжесть" рекреационных нагрузок, но и направление маршрутов отдыхающих.
Для оценки состояния растительности под влиянием рекреации также предложены различные количественные показатели: процент площади вытоптанных участков, соотношение устойчивых и неустойчивых к вытаптыванию видов и др. Степень устойчивости растительного покрова иногда определяют с помощью экспериментальных методов, моделирующих влияние рекреантов.
С этой целью, например, применяют такую любопытную процедуру, как "экспериментальное вытаптывание": по опытной площадке ходят специальные операторы, причем учитывается число проходов или время хождения, вес оператора, характер его обуви и т. д. В других опытах пользуются установкой с трамбовочной доской, которая, падая с заданной высоты, имитирует вытаптывание. А для определения устойчивости к вытаптыванию газонных трав пускают по газонам экспериментальный каток (роллер).
Пока еще не существует общепринятых норм допустимых рекреационных нагрузок для разных ландшафтов и типов растительности. Инструкции по проектированию пригородных лесопарков дают разноречивые цифры (например, в Белоруссии — 2,5 чел./га, на Украине — 16 чел./га), но они не учитывают неодинаковую устойчивость разных природных объектов. Научная разработка предельных рекреационных нагрузок позволяет определить эти нормы для разных типов леса, с учетом их положения в рельефе, почвенных условий и т. д. Так, в Подмосковье для ельников с покровом из кислицы предельная нагрузка составляет 11-12 чел./га, для дубрав — 20, березняков — 25-30 чел./га; в лесопарковой зоне Ленинграда для тех же типов леса — соответственно 4, 11 и 19 чел./га.
Но как соблюдать нормы допустимых рекреационных нагрузок? Ведь в действительности они нередко превышаются во много раз. По подсчетам белорусских ученых, зачастую рекреационные территории используются с нагрузкой от 68 до 620 чел./га.
Очевидно, желательны какие-то меры, регулирующие посещения загородной природы. Если на первой и второй стадиях рекреационной дигрессии еще допустимо стихийное распределение отдыхающих по территории, то уже на третьей необходима своего рода "канализация" их потоков, чтобы уменьшить, как говорят специалисты, "коэффициент проникновения людей". Это может быть прокладка специальных прогулочных маршрутов по благоустроенным дорожкам, идущим по живописным местам и одновременно уводящим от наиболее уязвимых или нарушенных участков. (Кстати, о дорожках. Неоднократные опросы рекреантов показывали, что большинство предпочитает пользоваться в лесах дорогами: около 80% — грунтовыми, около 10% — асфальтовыми.) Умело формируя привлекательные пейзажные группы из деревьев и кустарников, можно регулировать направление потока рекреантов, защищая растительность с ее же помощью.
Рекомендуется также создание в лесопарках таких притягательных для рекреантов объектов, как пейзажные поляны, места для костров, отдыха и игр, обзорные площадки с красивыми видами ("бельведеры"), пруды для купания, плантациц экзотических растений. В этом плане заслуживает внимания устройство Новокавголовского лесопарка под Ленинградом, где, кроме хорошо спланированной и ухоженной сети прогулочных дорожек с деревянными скульптурами, посетителям предоставлена возможность увидеть необычных для наших широт обитателей — зубробизонов. К их местожительству обычно и устремляются главные потоки отдыхающих.
Благоустройство рекреационных территорий должно включать и защитные меры для растительности. Например, вокруг групп ценных древесных пород рекомендуется создавать плотные посадки кустарников (лучше даже колючих).
Рекреационные территории вокруг городов рационально разделить на несколько зон с разным режимом использования, а чтобы защитить от неумеренной нагрузки пригородные районы, можно создавать "перехватывающие центры" на пороге города — места для кратковременного отдыха горожан (в частности, между Ленинградом и районами Карельского перешейка).
Ну, а если полностью остановить поток рекреантов и закрыть поврежденные участки от посещений, можно ли рассчитывать, что пострадавшие леса "выздоровеют"? Иными словами, обратима ли рекреационная дигрессия* способен ли растительный покров к восстановлению?
К сожалению, пока еще очень мало возможностей на практике наблюдать восстановление лесов, разрушенных рекреацией. И все же они есть. Например, в подмосковных лесах были случаи резкого уменьшения наплыва "неорганизованных" рекреантов, в том числе ограничения их доступа в леса из-за опасности пожаров, отведения потоков ко вновь организованным базам отдыха и др. Были и многолетние эксперименты с полным прекращением рекреации. Так, еще в 50-х годах на несколько лет были закрыты пострадавшие от рекреации территории парка Московской сельскохозяйственной академии имени К. А. Тимирязева. Да и сейчас в подмосковных лесах кое-где можно увидеть таблички: "Лес закрыт на ремонт".
Оказалось, что в "отдыхающем" лесу довольно быстро начинаются процессы восстановления. Исчезают агрессивные, но недолговечные сорняки, уступая место вначале луговым травам, а затем и лесной флоре; внутри куртин накапливается подстилка, появляются всходы древесных пород и кустарников, восстанавливается благоприятный для лесных растений микроклимат. Уже за шесть-семь лет куртины возвращаются к первоначальному "лесному" облику. Однако на вытоптанных участках растительный покров, естественно, "приходит в себя" гораздо медленнее и на полное возрождение лесного сообщества требуется 20-25 лет. Примерно таков же срок его формирования при создании искусственных куртин на месте тех рекреационных лесов, где изменения стали уже необратимыми. Еще дольше восстанавливается лесная растительность на участках с особо сильным уплотнением почвы: в литературе описаны случаи зарастания лесом заброшенных дорог — на это понадобилось не менее 50 лет.
Итак, рекреационная дигрессия обратима, но вряд ли можно рассчитывать на такую коренную меру восстановления пригородных лесов, как поочередное закрытие их участков для доступа отдыхающих на длительные сроки. Во-первых, эта мера связана с большими трудностями (и техническими, и психологическими), а во-вторых, закрытие одних участков леса неизбежно вызовет усиление рекреационных нагрузок в других, где дело может дойти до необратимых разрушений растительного покрова. Вероятно, гораздо разумнее проводить "рекреационную политику" с научно обоснованным планированием нагрузок и потоков отдыхающих.
Сравнительно быстро поддается восстановлению нарушенная рекреацией растительность в черте городской застройки. Проходя по новосибирскому Академгородку, можно увидеть табличку: "Лес на отдыхе" — это означает, что тот или иной участок городского леса временно (обычно на 4-5 лет) полностью защищен от посещений и прохода жителей. К "отдыху" добавляется еще и "лечение": рыхление уплотненной почвы, удобрение, подсев лесных трав и т. д. Такая разносторонняя помощь пострадавшему лесу дает возможность в сравнительно короткие сроки привести его в состояние, близкое к первоначальному.
Успешный опыт восстановления нарушенной рекреацией пригородной и городской растительности вселяет надежду: ситуация не безнадежна, природные экосистемы обладают определенной "упругостью" — способностью вернуться в исходное состояние после снятия деформирующей нагрузки. Надо только не превышать предел допустимых нагрузок, чтобы изменения не стали необратимыми, иными словами, чтобы отдых утомленных "благами" урбанизации горожан "на лоне природы" не привел к уничтожению этой столь желанной для них возможности.