Доктора земли

Снимет белую шубу земля, вздохнет глубоко. Отзвенят весенние ручьи, отпоют короткую серебряную песню, растопят хрустящие льдинки-зеркальца. Подсохнут поля, пригретые солнцем, выстрелят первыми зелеными всходами. И тогда саперы покинут уютные казармы. На все лето. До глубокой осени. Уже сбросят листву деревья, затвердеет почва, прихваченная морозами, закрутят первые снежные вихри, а солдаты-пиротехники еще не вернутся домой: много у них работы, много неожиданных встреч со ржавой смертью. Идут саперы по земле, очищая ее от бомб, снарядов и мин. Весной белыми цветами машут им сады, осенью земным поклоном приветствуют их колосистые хлеба. Опасная, героическая профессия у этих людей.

Глубинная вспашка

До Марьино километров десять. Там нужно оставить один пиротехнический расчет. Остальные поедут дальше. И Карасев с ними.

По стеклу неожиданно забарабанил дождь. Майору кажется, что машина не сама движется, а это набежавшая тучка подцепила ее серебряными струнами и увлекает за собой.

Когда подъехали к селу, дождь уже перестал. Придорожная трава, раньше седая от пыли, ярко поблескивала на солнце. За селом виднелась голубая лента реки. За нею, на пригорке, зеленели молодые елки. Их ветки напоминали многоэтажную стаю птиц с широко расправленными крыльями.

Остановились у правления колхоза. Председатель, широко улыбаясь, вышел навстречу, поздоровался:

— День добрый. Вижу, славных орлов нам привезли. Спасибо.

Саперы стояли рядом, готовые выслушать приказ. Кого оставить?

— Разрешите? — вперед вышел старшина Шмитько. — Моему расчету дозвольте, товарищ майор.

Николай Шмитько опытный пиротехник, да и ребята у него толковые: Алексей Пойманов, Иван Малицкий… У каждого была не одна встреча со смертью. Они научились побеждать ее.

— Хорошо. Только будьте внимательны.

— Все будет в порядке, — ответил Шмитько.

— Надеюсь! — Майор простился с председателем, сел в кабину, а оставшиеся саперы пошли в правление.

— Девчат не обижайте! — крикнул из кузова Асрор Давлятов, лукаво блеснув глазами. — Ха-а-ро-шее дело вам доверили. А для нас работы нет.

— Будет и вам, — ответил старший расчета лейтенант Фурсаев.

Машина миновала околицу, покатилась по проселочной дороге.

Солнце садилось за горизонт, когда они прибыли в колхоз имени XX партсъезда. И здесь саперов приняли хорошо, с хлебом-солью.

— Сегодня отдыхать, а завтра за работу.

Где там! Солдатам хотелось пройти по селу, побывать в клубе. И не только, чтобы посмотреть на девчат. В беседах с местными жителями иногда узнавали они такие подробности, до которых не докопаться миноискателями.

Через пару часов в здание сельсовета, где офицеры обсуждали с членами правления сельхозартели план действий, прибежал Асрор Давлятов. Обычно горячий, неуравновешенный, сейчас он был особенно возбужден.

— В чем дело, Давлятов? — спросил Карасев.

— Ай, товарищ майор. Такое дело, такое дело…

— Говори толком.

Майору нравился этот парень из Таджикистана — и взлет его черных бровей, сросшихся на переносице, отчего они напоминали крылышки летящей птицы, и длинные, загнутые ресницы. А всегда смеющиеся глаза казались упрятанными в глубоком колодце. Но больше всего нравились майору руки солдата — уверенные, с упругими, вздувшимися венами, рабочие руки.

— Не горячись, Асрор. Докладывай, что разведал.

— Тракторист погиб, понимаете? С сорок первого года поле не пахано. Коровы гибнут. Мины натыканы…

— Это известно, потому и приехали, — ответил майор Карасев. — Во время войны немцы за селом целое минное поле установили. Да вот беда: карту нам не оставили.

— Сорок три гектара лежат мертвяком, — вздохнул председатель. — Площадь великая! А с тех пор как тракторист подорвался, можно ли посылать туда людей? Так и лежит многие годы непаханной.

— Вот и я говорю, товарищ майор! — воскликнул Асрор Давлятов. — Пусть дадут трактор. Я умею на тракторе…

Майор задумался.

— Дело не в том, что умеете. И в колхозе, надо думать, не один тракторист… Да опасность велика, кто поедет?

— Так я же поеду, товарищ майор! Скажите председателю, чтоб трактор мне дали. Товарищ председатель, пусть дадут трактор! — настаивал Асрор.

— Погодите, не горячитесь, — сказал майор. — Не ночью же вы пахать собираетесь?!

Асрор вскинул свои крылатые брови:

— Зачем ночью? Зачем ночью? Только пусть товарищ председатель про трактор распорядится.

— Что же вы предлагаете? — спросил майор. — Наша задача: и поле колхозникам подарить, и живыми остаться. Так? А за трактором дело не станет.

— Это так, — подтвердил председатель колхоза. — Не за трактор, за вас опасаемся.

— Останусь живой! — уверенно заявил Давлятов.

Асрор просил немного: разрешить ему вспахать поле, потому что он до призыва в армию четыре года работал трактористом. Кому же еще это дело выполнять? Только ему. Так считают и другие саперы. И потом ведь он, Асрор, — коммунист.

— Убедили, убедили, — наконец улыбнулся майор. — Выкладывайте свой план.

— Есть! — Асрор, попросив карандаш и листок бумаги, стал делать набросок. — Вот это трактор, так? По бокам кабины листы железа поставим, так? Теперь трактору надо усы железные сделать. И подлиннее, на сколько можно. За один ус зацепим плуг, за другой — борону… Получится тральщик. Так? Трактор какой похуже дайте…

Командир уже давно погасил на лице улыбку. Внимательно смотрит на солдата. На гимнастерке — значок отличника сапера, классного специалиста. На смуглом лице — румянец. Асрор возбужден. Уж очень хочется ему осуществить свой замысел. И видно, даже не думает о том, что идет на подвиг. Нет, он делает обычное дело — выполняет свой долг, как выполнял его отец, не вернувшийся с войны. Он погиб в сорок четвертом году, а через три года умерла мать. Жил Асрор с братом и сестрой. Окончил училище механизации, пошел работать трактористом в колхоз имени Калинина, Пархарского района. А теперь вот в армии. Сапером стал. Хорошим сапером. Конечно, не сразу овладел этой сложной и увлекательной специальностью. На первых порах нелегко было. Правда, со стрелковым оружием он был знаком: первые знания получил еще в кружке ДОСААФа. А с минами встретился впервые.

На помощь пришли друзья, командиры. Крепко подружился со старшиной Шмитько, бывалым сапером. Дружба эта завязалась неожиданно, после горячего спора.

— Плохо ползете! — сердито прикрикнул на молодого солдата старшина Шмитько во время занятий по специальной подготовке. — Голову подняли, спину выставили… Мишень! Один выстрел — и нет головы.

На это замечание старшины отозвался командир роты:

— Говорите дельно. Но не мешало бы показать самому.

А старшина будто ждал командирского сигнала. Прильнул к земле и быстро пополз и через несколько секунд уже оказался у проволочного заграждения. Он так плотно прижимался к земле, что самый глазастый противник его бы не заметил.

— Проход готов! — доложил он офицеру, когда последняя нитка колючей проволоки свалилась на землю.

В глазах Асрора мелькнул восторженный, а может и чуточку с завистью, огонек. Но из мальчишечьего упрямства ему не хотелось признавать себя побежденным. Он сказал равнодушным голосом:

— Ничего особенного. Только гимнастерку испачкали.

И тут старшину Шмитько взорвало:

— А подставлять лоб под каждую дурацкую пулю — это как? Особенное? А ну-ка, вперед! К проволоке!

Асрор пополз снова, стараясь доказать, что он тоже не лыком шит, но тут же убедился: не такое это бесхитростное занятие — проделать проход на переднем крае «противника». Ползти мешало оружие и ножницы, а когда начал резать, так загремела проволока, что слышно было за километр. Поднимаясь с земли, признался:

— Сдаюсь, товарищ старшина. Прошу еще раз показать.

— Вот это деловой разговор, — расцвел в улыбке Шмитько. — Кстати, замечу, что вы спешите и суетитесь. Это одна из самых опасных ошибок в нашей работе. С извлечением мины нельзя торопиться! Сначала нужно установить характер мины, проверить, не поставлена ли она на неизвлекаемость, нет ли дополнительных взрывателей…

И после, на практических занятиях, старшина заставлял Асрора по нескольку раз проделывать одну и ту же операцию. Наконец сказал:

— Теперь давай поучимся работать с миноискателем и с настоящими минами.

С тех пор прошло много времени. На счету Асрора уже не один десяток обезвреженных снарядов и мин. Прибавилось опыта, знаний. Его приняли в партию. И первым его рекомендовал старшина Шмитько.

В этот раз работа по разминированию не походила на все предыдущие случаи, и командир долго взвешивал предложение Асрора Давлятова, обсуждал детали, лишь после этого согласился:

— Утверждаю ваше предложение, товарищ Давлятов. Вам — пахать, остальным — разминировать.

Неделю трудился ефрейтор с колхозными кузнецами и трактористами, готовя свой необычный агрегат. Майор Карасев с председателем колхоза тщательно опробовал трактор и дал разрешение приступить к работе.

И вот саперы стоят за глухим березовым перелеском, где лежит поле, ровное, необозримое и… заброшенное. После войны сюда редко заходили люди, на сочное, пахучее разнотравье не выгоняли скот. Шли годы, но лемеха плугов так и не касались плодородной земли. В ней таилась смерть. Пришло время освободить эту землю из плена.

Майор отдает последние распоряжения: прежде чем пустить Асрора на трактор — обследовать по участкам поле. И сам он двинулся вместе с саперами, вооруженными миноискателем и щупами, — Виктором Кашкелем, Ажакуном Исаналиевым, Николаем Алиевым, Тристаном Дарчашвили. Осторожно идут саперы. Ноги утопают в высокой траве, тяжелой от утренней росы. Виктор Кашкель шарит поисковой рамой над самой землей. Стоп! Все останавливаются. Подходит майор Карасев. Берет миноискатель, прислушивается. В наушниках характерный звук.

— Щуп! — приказывает майор Алиеву. — Здесь!

Затем он сам опускается на колени, аккуратно руками разгребает землю. Она проросла корнями травы, поддается с трудом. Сантиметр за сантиметром обнажается ржавый корпус противотанковой мины. Трогать ее опасно. Майор решает взорвать на месте. Приказывает солдатам отойти к подготовленному укрытию, подкладывает возле мины детонаторную трубку, поджигает шнур и тоже спешит к укрытию.

Взрыв!

И снова идут саперы, вершок за вершком обследуют опасную зону. Еще находка! Реактивный снаряд. Солдаты осторожно относят его в сторону. Второй, третий… Сколько их здесь?! Но вот и край поля. Можно прокладывать первую борозду. Теперь саперы все до единого в укрытии. Кто знает: вдруг притаилась мина или бомба на такой глубине, что и миноискатель не берет ее? Возможен взрыв, вполне возможен.

Заурчал трактор. Асрор берется за рычаги. Давно не держал их в руках. Но почему так сильно стучит сердце? Когда-то и отец вот так же шел навстречу опасности и, наверное, тоже волновался. Но кабина трактора укрыта листами железа и по расчетам Асрора осколки не должны ее пробить, если где-то еще осталась мина. Да, мина. А если… снаряд!

Асрор сжимает в ладонях рычаги управления. Невольно оглядывается назад, на укрытие, за которым притаились товарищи. И видит… санитарную машину. Вот как? Значит, майор не уверился до конца? Пожалуй, он прав. Чего только не случается на нелегкой службе сапера!

Мотор тарахтит равномерно, словно отстукивает время. Давлятов снимает пилотку, вытирает росинки пота, выступившие на лбу, кладет пилотку к ногам, трогается с места. Какая-то птица, встревоженная мотором, взлетает и снова прячется в траве. На противоположной стороне поля одиноко стоит березка, тихонько покачивается от ветерка, молодая, гибкая, прозрачная. Асрор направляет трактор прямо на нее. Урчит мотор, но ефрейтор, кажется, уже не слышит его. Он — весь внимание. Собран, сосредоточен. Трактор движется медленно, очень медленно, оставляя за собой блестящий на солнце, отполированный лемехом пласт.

Когда трактор останавливается у березки, Асрор заглушает мотор, обрадованно кричит:

— Отделение! На выход!

Саперы и без того поняли, что первая, самая трудная, борозда проложена. Они бегут к трактору.

— Молодец, Асрор!

— Это вы молодцы: все мины убрали.

Но вот опять выезжает ефрейтор на исходную позицию. Остальные ведут разведку следующей полосы. И так час за часом. День за днем. Перерыв на обед, перекур… И опять — полоса, еще полоса. Еще, еще…

А тем временем в селе Марьино трудную работу выполняли их товарищи. Здесь долгое время пропадали пойменные луга. Трава высокая, сочная, густая. Это богатство было под строгим запретом, подступиться к нему колхозники не решались. Саперы попытались было миноискателем обнаружить мины — не получилось: слишком много времени прошло с тех пор, как запрятали фашисты металлические коробки. Промчалось немало буйных весен. И каждую весну вырывалась из берегов река, наносила толстый слой песка и словно замуровывала мины. Воспользовались более совершенным прибором — искателем ферромагнитных тел. И в первый же день саперы со старшиной Шмитько обнаружили тринадцать противотанковых мин. Почти все они были установлены на неизвлекаемость. Весь день за селом грохотали взрывы. На следующий день работа продолжалась.

На узком перешейке, что спускался со склона горы в лощину, Шмитько, Малицкий и Пойманов обнаружили незначительную выемку. Как только рама миноискателя приблизилась к ее границе, в наушниках раздался тревожный сигнал. Под рамкой показался конец ржавого троса. Прощупывая это место, рядовой Малицкий определил границы металла, обозначил их и, не трогая проволоку, приступил к снятию грунта. Показалось несколько противотанковых мин. Осторожно поднимая одну из них, солдат увидел тоненькую проволоку, уходящую в землю. Пришлось окопать всю эту сторону фугаса. Только тогда выяснилась картина «сюрприза». Фашистский минер поработал немало, подготовив-опасный «подарок». Ведь стоит сейчас, не снимая грунта, потянуть за трос, и фугас мгновенно сработает.

Лежа на земле, Малицкий освободил первую мину от проводка, установил предохранительную чеку, снял мину, а за нею и другие. Но под верхним слоем коробок лежал заряд тротила с противопехотным минным взрывателем, и опять — ряд мин, под ним — третий. Несколько часов опасной, изнурительной работы — и фугас обезврежен.

Зеленеть теперь здесь росным травам…

А как же Асрор Давлятов? Он уже вспахал половину поля. Но что заставило его выйти из кабины на середине борозды? Вот он нагнулся к плугу, посмотрел. По спине пробежали мурашки. Вот, оказывается, почему плуг так сильно покосился! Лемех наскочил на авиационную бомбу, даже оставил на корпусе глубокую царапину, хорошо, что с места не сдвинул. Бомба имеет всюдубойный механизм. Достаточно ее повернуть — взрыв неминуем.

Находку осторожно окопали, обезвредили, а затем отвезли в безопасное место.

И снова ефрейтор Давлятов сел за рычаги трактора, а впереди пошли его друзья с миноискателем и щупами. Семьдесят артиллерийских снарядов и мин, пятнадцать противотанковых, одну бомбу обезвредили саперы.

— Принимайте поле, товарищ председатель. Сорок три гектара. — Асрор разводит руками: — Прошу извинения — норму немножко не выполнил. Дома за это время сто гектаров, а то и больше вспахал бы.

— Ладно, — шуткой на шутку отвечает тот. — За один гектар двадцать засчитаем.

Газик в пути. Остановились на перекрестке — подождать группу старшины Шмитько. Вышли из машины. Вокруг волнуется пшеничное поле. Усатые колосья кланяются в пояс солдатам. Асрор молчит, будто зачарованный, и еле заметная улыбка играет на его смуглом лице.

Пути сходятся

Шумит смоленский лес. Поют свою длинную песню деревья, бойко щебечут птицы. Анатолий Улитин, идущий рядом с проводником, прислушивается к их голосам, а в памяти всплывают стихи, знакомые с детства: «Идет-гудет зеленый шум…»

— Товарищ старший лейтенант, сюда. — Проводник свернул влево.

Деревья стоят здесь плотной стеной, будто солдаты в строю. Солнце едва пробивает густые кроны лучами-стрелками.

Остановились у невысокой насыпи, заросшей высокой травой и кустарником. Это та самая землянка, в которой, по рассказам местных жителей, находится склад боеприпасов. Много лет пролежали они здесь, и никто не решался приблизиться к этому страшному месту.

Анатолий спустился в канаву, ведущую к входу. Края ее от времени и дождей обвалились: ведь прошло столько лет! «Наверняка, — подумал офицер, — боеприпасы изъедены коррозией».

Дверь в землянку плотно прикрыта, поросла мхом. Кажется, чего проще: бери за ручку и…

Так и хотел сделать проводник, но сапер резким движением остановил его.

Старший лейтенант провел ладонью по темной доске. Посыпалась труха. Анатолий тщательно обследовал дверь. Внизу и по бокам доски сгнили.

Тысячи боеприпасов обезвредил молодой офицер и по своему опыту знает: оставляя склады со снарядами, противник минировал их, устраивал «сюрпризы», ловушки. Как же поступить сейчас? Напряженно работает мозг, Дверь с помощью проводка может оказаться соединенной с взрывателем. И тогда — катастрофа. А что, если сверху начать раскопки? Но в землянке может находиться и мина со взрывателем ударного действия. Упадет сверху кусок земли или дерево переломится — потолок, бесспорно, сейчас уже не прочен, — и опять беда. Границы землянки определить трудно: земля расползлась, осела.

Старший лейтенант делится своим замыслом с помощниками:

— Думаю попытаться ножом проделать в двери отверстие…

Солдаты понимающе переглянулись. Отверстие нужно, чтобы просунуть руку, на ощупь обследовать дверь изнутри. Это очень рискованно, но иного выхода нет.

Офицер приказал солдатам и проводнику отойти от землянки и, вооружившись ножом, приступил к работе. Подобно резчику-художнику, осторожно и точно провел первую полоску на доске. Ножик поблескивал в руке, весело играя солнечным лучиком, но за каждым неосторожным движением таилась смерть. Сначала дерево, обмякшее от времени, поддавалось легко. Но потом пришлось срезать по маленькой стружке. Прошел час, другой. Сменялись у двери саперы, а конца работы еще не было видно.

Наконец в доске образовалось небольшое отверстие. Старший лейтенант расширяет его. Уже можно просунуть пальцы, кисть руки. Офицер шарит по внутренней стороне двери, но ничего не находит. Затем расширяет отверстие так, чтобы можно было просунуть всю руку по самое плечо.

И снова команда: всем отойти в укрытие. После тщательного обследования внутренней стороны двери старший лейтенант осторожно дотрагивается до скобы, тянет на себя дверь. Под ноги сыплется труха, сухой грунт. Дверь открыта!

В землянке сыро и сумрачно. Луч карманного фонаря вырывает из темноты огромный штабель снарядов.

Анатолий нагнулся, дотронулся до одного из них. Корпус холодный, шершавый от ржавчины. Старший лейтенант аккуратно стронул снаряд с места, приподнял. Тяжелый, не менее пятидесяти килограммов. Секунду постояв недвижимо и проверив, не тянется ли от снаряда провод, Анатолий повернулся и, слегка покачиваясь, медленно пошел к лощине. Саперы издали наблюдали за ним. Вот он остановился, положил на землю опасную ношу. Солдаты настороженно следят за каждым движением командира. Наконец он облегченно улыбнулся, крикнул:

— Разведка окончена. Перекур!

Солдаты окружили офицера, сели под белоствольной березой. Анатолий Улитин поглядывает на саперов своего расчета. Самые обыкновенные ребята. Делают они свое сложное и опасное дело без шума, скромно, с полным сознанием того, что трудятся ради жизни на земле. И может, опасность и высокий долг еще больше спаяли их дружбу.

Анатолию в эти минуты захотелось напомнить солдатам, что здесь, на Смоленщине, в 1943 году совершили подвиг их однополчане гвардейцы минеры-разведчики — старший лейтенант Колосов, старший сержант Горячев, младший сержант Ефимов и рядовые Базалев, Безруков, Мягкий. Эти шесть саперов были направлены в тыл врага взрывать мосты, нарушать связь, пускать под откос воинские эшелоны противника. Гвардейцы выполнили несколько дерзких операций и нанесли серьезный урон врагу. Но карательный отряд напал на их след и окружил в лесу, неподалеку от деревни. В многочасовом неравном бою отважные советские воины сложили свои головы… Всем шестерым присвоено звание Героя Советского Союза, а приказом Министра обороны они навечно занесены в списки своей части.

Конечно, сегодняшние саперы во всех подробностях знали о подвиге своих далеких однополчан, а их фамилии выкликались на каждой вечерней поверке, но сейчас, в эти тревожные минуты, когда каждому предстояло прикоснуться к смертельной опасности, на своих руках перенести десятки изъеденных ржавчиной снарядов, они еще больше ощутили живую связь поколений. Даже свою причастность к подвигу героев-однополчан. Не по этим ли тропам проходили в 1943 году шесть саперов, не на этих ли пригретых солнцем пригорках они устраивали короткий привал? Не с этого ли места двинулись на последний подвиг — драться до последнего патрона, до последней гранаты?..

Глухо шумит смоленский лес. В густых ветвях, прыгая с ветки на ветку, заливается какая-то птичка-певунья, рассыпая звонкие колокольчики.

Рядовой Марук неожиданно спрашивает:

— Товарищ старший лейтенант, а как вы надумали сапером стать?

— Как надумал? Так и надумал. — Старший лейтенант провел по мягким волосам ладонью. — В сорок втором году фронт на краю нашей деревни остановился. Ну, я-то совсем еще малым был, не понимал опасности, мне все интересно было. Немецкий корректировщик летает, артиллерия немецкая бьет… Мать гонит меня в лесную землянку, а я ближе к окопам норовлю попасть: посмотреть, как наши станут стрелять по фашистам. Тогда и появилась у меня мечта офицером стать. Неосознанная, конечно, еще, детская.

— Ну, а сапером-то как? Сапером? — торопит офицера Марук.

— Тогда я еще не разбирался — кто стрелок, кто сапер. Но хорошо запомнил, что когда на наших солдат пошли немецкие танки, то головной вдруг споткнулся и завертелся на одном месте, словно его кто укусил. Потом еще один танк остановился, и еще… Другие танки начали шастать по полю, какой куда, а по ним в этот миг стала бить артиллерия. Загорелось несколько танков, остальные повернули назад. Тогда и услышал, как солдаты и наши колхозники, которые этот бой наблюдали, стали хвалить саперов: какую хорошую ловушку из мин они устроили немецким танкам! Вот и решил я: тоже сапером стану! Хотя, конечно, тогда я значения этого слова не понимал.

— А много вы мин поставили? — спросил кто-то из солдат.

Старший лейтенант улыбнулся:

— Ни одной боевой мины не довелось поставить. Говорю же, что ребенком во время войны был. А вот зато снимать много пришлось.

И верно, много мин, снарядов и бомб обезвредил офицер Улитин! Как-то в одной деревне надо было подорвать тяжелый снаряд. Председатель колхоза привел сапера к пруду, а там женщина белье полощет и стоит прямо на снаряде. Сердце у Анатолия дрогнуло. Оказывается, здесь все время белье так полоскали. Головная часть снаряда, где помещался взрыватель, пряталась в земле. Нарезы на направляющих кольцах показывали, что он побывал уже в канале ствола, и, значит, взрыватель стоял на боевом взводе. При несильном ударе мог произойти взрыв. Вырыл сапер рядом траншею, осторожно переложил в нее снаряд и подорвал.

И еще вспомнил Улитин:

— А однажды едем мы полевой дорогой — наперерез бежит тракторист: «Выручайте, снаряд из земли плугом вывернул!» Пришлось проверить все поле. Больше, правда, не обнаружили. Отвели трактор в сторону, уложили взрывчатку. Устанавливаю зажигательную трубку, поджигаю огнепроводный шнур. Взрыв. Мы свободно вздохнули: можно ехать дальше. Но когда подошли к месту взрыва, смотрим — целехонек наш снаряд! Только небольшая вмятина образовалась. Думаю, маленький заряд положил. Закладываю побольше. Снова взрыв. Подошел к снаряду, а он пополам расколот. И внутри не взрывчатка, а обыкновенный гудрон. Так во время войны нашей армии помогали безвестные друзья-антифашисты в самой Германии.

— А вы отважный, товарищ старший лейтенант! — воскликнул рядовой Жвирко.

— А разве вы не отважные? — Улитин с уважением посмотрел на своих солдат. — Вы сами, Жвирко, сколько уже снарядов перевезли?! Уверен, молодые солдаты тоже не подкачают. Но давайте условимся: если кто робеет, говорите без стеснения, сразу. Робость — плохой помощник, от нее в руках неуверенность появляется. А дело серьезное: тут не землянка, а настоящий склад снарядов.

Саперы молча поднялись с мест. Их было шестеро. Столько же, сколько тех, которые навечно занесены в списки части.

— Начнем, — спокойно сказал старший лейтенант.

Он первым поднял тяжелый снаряд, отнес в овраг. За ним пошли старший сержант Колесник, ефрейтор Кудряшов, сержант Кихно, рядовые Алексеенко, Жвирко, Марук. Осторожно ступали по мягкой земле. Постепенно землянка опустела, но в грунте еще много снарядов. Улитин очищает их от земли, подает воинам. И вдруг рядовой Алексеенко споткнулся…

— Ложись! — скомандовал офицер.

Но огромным усилием Алексеенко удалось удержаться на ногах и предотвратить беду.

Офицер объявил перерыв: надо отдохнуть, успокоиться, снять нервное напряжение.

И снова опасная работа продолжается. И конца ей не видно. Нет, все-таки конец наступил: над лесом грохочет взрыв. Второй, третий…

Опасность миновала. Саперы выходят на дорогу. Здесь их ожидает машина. Деревья приветливо машут на прощание зелеными шапками. Откуда-то издалека доносится песня. Это поют колхозные девчата, возвращаясь с поля:

Уходили в поход партизаны,

Уходили в поход на врага…

В поход… И саперы во время войны не раз уходили в поход. В истории части записано и о подвиге Героя Советского Союза Дмитрия Яблочкина. Он тоже ходил в тыл врага с теми шестью героями и, истекающий кровью, уцелел лишь потому, что немцы приняли его за убитого. И о подвиге комсомольцев Молодана и Косинова. Они, толкая перед собой толовый заряд, ползли к вражеским укреплениям. Когда до цели оставалось два десятка метров, из немецкой траншеи взлетела ракета, осветила подрывников. Раздались автоматные очереди. В саперов полетели гранаты. Оба отважных воина были тяжело ранены. Косинов потерял сознание, но Молодан, собирая последние силы, продолжал ползти с зарядом и взорвал его возле самого заграждения. Он погиб, но проделал проход для наступающей роты…

Да, имена и образы героических предшественников живут в сердцах сегодняшних молодых солдат. И конечно, в сердце офицера Улитина, делегата комсомольского съезда.

Семнадцать тысяч взрывоопасных предметов обезвредил Анатолий Улитин. Семнадцать тысяч встреч с бомбами, снарядами, минами. Бывали встречи особенно опасные. И в эти минуты не о себе думал сапер…

В Глинковском районе, Смоленской области, неподалеку от деревни, окруженной густым лесом, местные жители обнаружили снаряд крупного калибра. Председатель сельского Совета показал находку Улитину. Проржавевшее тело снаряда наполовину вросло в землю. До деревни двести метров, рядом — перекресток дорог. Анатолий принял решение подорвать снаряд на месте. Поставил оцепление. Наконец все готово к взрыву, саперы укрылись, шнур подожжен, по нему пополз сизый дымок.

Но что это? Послышалось стрекотание мотоцикла. Но замечая сигналов, мотоциклист прямо по целине мчится в деревню, выезжает на дорогу. Сейчас он будет возле снаряда… Анатолий, ни секунды не раздумывая, выскакивает из-за укрытия, прыгает на мотоциклиста и валит его в канаву. В ту же секунду раздается оглушительный взрыв. Осколки со свистом летят над головой.

… В Починковском районе саперы вскрыли два фугаса. Можно было подорвать их на месте. Подготовили зажигательные трубки и укрылись. Анатолий поджег оба огнепроводных шнура и тоже залег в укрытие. Раздался взрыв. Один. Второй фугас не взорвался. Две, три, четыре минуты… Солдаты недоуменно смотрят на офицера. Белов просит разрешения пойти проверить. Улитин говорит:

— Подождите. Саперам нельзя торопиться.

Через пятнадцать минут он сам покидает укрытие, идет к невзорвавшемуся фугасу. Чувствует, что на него устремлены тревожные взоры солдат. Анатолий идет по едва приметному следу, оставшемуся от истлевшего шнура. Он уже видит фугас. Осторожно извлекает детонатор с крохотным — всего в два сантиметра! — кусочком шнура. Здесь была нарушена сердцевина и прекратилось тление. Два сантиметра, две секунды до взрыва…

И снова готовит сапер зажигательную трубку…

Пиротехники спешат в новый район. Потом машина сворачивает в сторону от дороги. Солдаты соскакивают на землю, замирают возле обелиска. Едва приметно шевелят обветренными губами. Читают: «Колосов, Базалев, Ефимов, Горячев, Безруков, Мягкий». Это те шесть отважных минеров, чьи имена выкликаются на вечерней поверке.

Возле обелиска шесть молодых солдат сжимают в руках пилотки. Тянутся к обелиску полевые цветы. Высоко в голубом небе заливается жаворонок. Он поет свой радостный гимн тем, кто непобежденным погиб во славу жизни, и новым солдатам, которые только что совершили подвиг.

Рядом с солдатами стоит офицер Анатолий Улитин. Не знает он, что скоро на его груди засияет орден Красной Звезды, той, что венчает и высокие кремлевские башни, и скромные обелиски вечно живых героев.

И такое случается…

— Раз такая опасность, чего раздумывать! Пилите, и делу конец.

Старичок, седой как лунь, говорил таким тоном, будто ему совсем не жаль свое детище — кудрявую березку, восемнадцатилетнюю красавицу. Пышная листва ее закипала от легкого ветерка, и она гибко склонялась к своей подруге…

О чем шептались березки? Может быть, о том, как в далекий военный день посадил их добрый хозяин во дворе, ухаживал за ними, растил. И поднялись они людям на радость, высоко вознесли свои курчавые кроны. И кто же поверит, что их и впрямь старику не жалко?!

Немало времени уже прошло, как прибыли сюда пиротехники, а пока еще ничего не решили. Словно врачи, осматривают березу, думают. Поодаль вся семья старичка — жена, дети, внуки. Полон двор. Ребятишки тревожно поглядывают на солдат, а одна девчурка даже забыла про свою куклу. Так хорошо играла она под этими березами! Не понять девочке, почему дед велит пилить березу, вон ту, которая покрасивее. Дед велит, а тот военный, с веснушками на лице, не соглашается. И ему жаль березу, хотя она и чужая.

Сержанту Чижикову не хочется портить такую красоту, хотя старик правильный выход подсказывает: спилить березу, тогда легче будет подступиться к бомбе. След к ней аккурат под березой. Дерево-то после новое можно посадить…

Пиротехник окидывает взглядом товарищей. Ему приходилось иметь дело с домами, под которые невесть как попадали невзорвавшиеся бомбы, с полями, начиненными минами. А недавно на торфяных разработках были. Один из скреперистов снял сухой слой торфа и увидел огромный снаряд. Работу прекратили. К опасному месту вызвали саперов. Геннадий Чижиков был старшим расчета.

Вместе с ним работали четыре комсомольца-сапера. Первыми с миноискателями в разведку сержант направил Ивана Пьяника и Владимира Горелика. Осторожно ступали солдаты по зыбкой земле, останавливались, прислушиваясь. Стоп! Горелик снова обвел рамой миноискателя подозрительный участок. Подошел сержант Чижиков, руками прощупал грунт. Движения чуткие, сторожкие. Какой-то твердый предмет. Сержант окопал его. Противотанковая граната! Геннадий извлек ее, отнес в сторону. И снова саперы продолжают путь. Теперь остановился Пьяник. Миноискатель подсказал: где-то рядом железный предмет. Опять пиротехники роются в земле, извлекают снаряды, артиллерийские взрыватели, гранаты. Вот какие «сюрпризы» ожидали скреперистов! Неосторожное движение, и люди могли поплатиться жизнью. Когда был расчищен большой участок, скреперисты снова приступили к своим делам, а впереди, оберегая их, шли солдаты с миноискателями, щупами, извлекали опасные находки.

Прошло несколько дней. Торфяное поле, прощупанное вдоль и поперек саперами, не представляло уже опасности.

Все это произошло несколько дней назад. И вот новая находка: бомба. Каким-то образом оказалась она под самой березой. А вообще, не каким-то образом, а так, что нарочно и не придумаешь!

Как-то во время войны фашистские самолеты бомбили поселок. Стервятники улетели, и испуганные люди вылезли кто откуда. Тут хозяин и увидел посреди двора черную пасть, словно лисица нору отрыла. Потыкал хозяин палкой — нет ли бомбы в «норе», и вроде ничего там не оказалось. К другому году подзатянуло немного щель, а хозяин возьми да и воткни в это место небольшую березку и еще одну, рядом… Чего зря ямку копать, когда есть готовая…

— Вот оно как случилось, — говорит старик. — Березки-то в рост пошли, а про бомбу забыли. Да не то что забыли, думали грунтом ее стянуло, не опасна теперь. Столько-то лет минуло. Ну, после прослышал: в газетах про ваши находки пишут. Потом гляжу, у соседей прямо из-под пола бомбу вытянули. Тут и я тревожиться стал. Написал заявление в поссовет…

— Значит, чтоб не копать яму, воткнул в готовую? — покачал головой сержант. — Близко же ты, дедушка, тогда от смерти стоял. Да и теперь еще…

Потом сержант Чижиков спрашивает солдат:

— Может, так поступим — аккуратно выкопаем березу, подымем бомбу, а ее снова посадим на прежнее место? Раз уж дедушка новые ямки копать не любит…

— Не получится так, товарищ сержант, — говорит Хасан Рузиев. — Корни нарушим, а она уже взрослая. Засыхать тогда будет береза, товарищ сержант.

— Другой бы спорил, — улыбнулся сержант и, став серьезным, поставил подчиненным задачу: — Попытаемся сохранить красавицу. Рядом будем копать траншею…

… Грунт возле березок твердый: скамья здесь стояла, приходили сюда посидеть, ребятишки возились, а по вечерам парни с девчатами танцевали. Вот и попробуй прогрызи этот грунт лопатой, ведь ее с размаху всадить нельзя — какая там бомба лежит, кто знает? Сдетонирует от удара…

Молча трудятся саперы. Отдохнули чуть-чуть и опять за свои лопаты. Трудно понять, чего больше боятся солдаты: задеть взрыватель или повредить корни дерева.

Сержант, утирая потное веснушчатое лицо, вскидывал голову, весело улыбался:

— Стоит!

Выброшено уже несколько кубометров грунта. Из ямы виден только рыжий чуб Геннадия. А бомбы нет! В трехстах метрах проносятся поезда, из окон выглядывают пассажиры. Им и невдомек, что здесь, на маленьком клочке земли, идет борьба за жизнь не только людей, но и березок.

Но где же бомба? Глубина котлована два… три… четыре метра.

— Дело ясное, — разгибает наконец уставшую спину сержант. — Бомба ушла правее.

Рузисв вздохнул:

— Еще копать? В другом месте теперь? Вай-вай!

— Вот тебе и вай-вай! Товарищи, перерыв! — Сержант первым выбирается из глубокого колодца.

Выбрались и солдаты. Сели рядом с сержантом, закурили. Устали солдаты, молчат. И обидно им, что столько земли напрасно перекопали. Но такое случается у саперов.

— А помните, как в прошлый раз, в Смоленске? — спросил сержант Чижиков. — Туда майор Балабанов выезжал с расчетом. Куда сложнее было, а все-таки одолели.

Да, тот случай действительно особый. На окраине города, под водой, была обнаружена бомба. Днепр недовольно морщился от холодного ветра. На пляже — ни одного купальщика.

Майор отдал необходимые распоряжения расчету, разделся и погрузился в студеную воду. Несколько раз опускался на дно Николай Петрович, тщательно ощупывал каждый выступ… Может быть, ошиблись мальчишки и никакой бомбы нет? Но может ли офицер покинуть берег, не убедившись в этом? Завтра снова будет тепло и на пляж придут сотни людей…

Безупречное знание дела, расчетливость и хладнокровие, высочайшая дисциплина и аккуратность, самоотверженность и отвага, — не зря этими лучшими качествами обладает советский воин!

И майор Балабанов обнаружил бомбу, хотя и не там, где видели ее мальчишки. Но тайна еще не раскрыта: под водой на ощупь надо определить тип бомбы и причину, почему она не взорвалась. А еще…

«Значит, здесь она не одна, мальчишки другую видели», — решил Николай Петрович.

Сердце забилось сильнее и чаще. Майор опять погрузился в воду, задержался около бомбы, насколько хватило воздуха, очищая ее от ила и стараясь определить марку взрывателя. На помощь офицеру пришел рядовой Носов. Они по очереди ныряли на двухметровую глубину. Но установить марку взрывателя было невозможно. Майор выбрался из воды, пошел к укрытию, на ходу растирая озябшее тело. Саперы с уважением смотрели на своего командира. А он, полязгивая зубами и отжимая с трусов воду, отыскал взглядом водителя, приказал:

— Нарастите трос к лебедке. Конец подайте к берегу. Всем оставаться здесь. Старший — рядовой Шевтяк. По моей команде включайте лебедку.

Надеть петлю на стокилограммовую фугасную бомбу в воде оказалось нелегким делом. Одна за другой следуют неудачные попытки. Холод пробирает до костей. Не хватает воздуха. Голова майора на минуту показывается из воды. Он делает жадные вдохи и снова скрывается. И так несколько раз. Наконец — успех.

Взнуздали-таки!..

Командир подбежал к водителю:

— Лебедку!

Проходят секунды, минуты. Взоры всех прикованы к тросу. Он медленно укорачивается. Что это? Не затянулась петля? Неужели напрасны труды? Но вот из воды показалась, а потом нехотя поползла, оставляя на песке глубокую борозду, страшная находка. В напряженной тишине раздается команда:

— Выключить!

Майор медленно приближается к бомбе. Он должен первым осмотреть ее и принять решение, что делать дальше.

Солдаты ожидают в укрытии. Майор Балабанов выделяет расчет в составе двух человек для обнаружения и извлечения из воды новых бомб. За этим расчетом идет другой.

Поединок с молчаливым и грозным врагом под водой продолжался до вечера. А когда он закончился, на подрывной площадке лежало одиннадцать стокилограммовых немецких авиационных бомб…

— Под водой, а все-таки нашел майор бомбу! — говорит сержант Чижиков. — Сто раз нырял в холодную воду, а нашел. За ней — и все остальные. А что же мы — одной не отыщем? И в воду нам не надо нырять… Итак, копаем на новом месте. Кончай курить!

И опять вгрызаются саперы в твердый, неподатливый грунт. Гимнастерки хоть выжимай. На руках мозоли. Через несколько часов готов второй котлован, да поглубже первого.

— Что-то земля другая пошла, — сказал Хасан Гузиев. — Немного рыхлый земля. Гляди, сержант!

— А ну-ка посторонись.

Сержант внимательно всматривается в расщелину, заполненную песком. Чутье не обмануло его: входной канал! Бомба вертикально вонзилась в грунт и, пройдя пару метров, ушла в сторону. Осторожно идут воины по опасному следу. И вот он — железный скрежет. Сержант руками разгребает землю. Стабилизатор!

А солнце палит нещадно. Хорошо, что березы своей тенью укрывают воинов. Но теперь уже недолго. Бомба где-то близко.

Саперы работают поочередно. В котлован снова спускается Геннадий Чижиков. Он отдохнул и опять берется за работу. Железный щуп вонзается в землю на несколько сантиметров и натыкается на препятствие. Снова руками разгребает сержант грунт. Вот она, окаянная. Корпус проржавел. Не определить ни маркировку, ни тип взрывателя.

Саперы держат совет. Сержант наиболее опытный, за ним последнее слово. Задумался Чижиков. Взорвать на месте? Исключено: изба рядом. И еще вопрос: вдруг химическая? Тогда могло так случиться: колба с кислотой, находящаяся во взрывателе, во время падения бомбы разбилась. Но кислота не попала на пластину, удерживающую ударник. Поэтому взрыва не произошло. Значит, бомбу нельзя переворачивать. Выход один — осторожно, не меняя положения бомбы, поднять ее, накрыть взрыватель мокрой тряпкой во избежание перегрева, затем положить в кузов на песчаную «подушку»… Решение принято.

Вскоре в стороне от деревни, в песчаном карьере, прозвучал взрыв.

Поздно вечером саперы снова подъехали к избе — закопать ямы. Они темными провалами выделялись возле березы.

— Да мы наведем здесь порядок, — засуетился старик, но воины не ушли, пока сами не разровняли землю.

Геннадий Чижиков провел ладонью по теплому гладкому стволу. Березка стояла прямая, подпоясанная тонкими темными ремешками.

— Хороша! — произнес сержант. — Живи долго! Расти, березка!

Бежит машина, везет саперов к новым опасным делам. Сидят в кузове солдаты, плечом к плечу, негромко поют:

Березы, березы,

Родные березы не спят…

Колосок на ладони

— Разрешите? — Молодой офицер приоткрыл дверь и кабинет командира.

Полковник встал, шагнул навстречу. Стройный, подтянутый, стоял перед ним младший лейтенант Шушков. Он со своей группой только что вернулся с боевого задания. С самой весны колесил по Смоленщине, по местам давних боев. Там саперы отыскивали и обезвреживали так называемые взрывоопасные предметы — невзорвавшиеся бомбы, снаряды, мины. Сколько их оставила минувшая война, страшных следов своих!

— Ну, докладывайте, — полковник внимательно посмотрел на командира взвода. Гимнастерка выцвела добела. От солнца русые волосы стали еще светлее, а лицо почернело. Лишь голубые глаза сверкают.

Младший лейтенант доложил коротко. Задание выполнено. Все в порядке. Разыскано и уничтожено несколько бомб. Вот докладная…

Докладывает младший лейтенант и радуется предстоящему отдыху от напряженной работы и тому, что увидит жену после долгой разлуки. Татьяна уж и так обижается: «Войны нет, а ты все на каких-то фронтах пропадаешь».

— Разрешите идти? — спрашивает младший лейтенант.

Полковник покачал головой:

— К сожалению, не разрешаю. Домой, конечно, сможете забежать, но прежде зайдите к начальнику штаба: у него много заявок на разминирование. Выпишите адреса, наметьте маршруты… Короче говоря, получите задание. А жене еще поскучать придется. Что же делать? Вы — доктора земли. Кстати, в городок Вача, в Горьковской области, нужно ехать немедленно. Как «скорая помощь» ездит…

И вот боевой расчет возле машины. Порядок заведен строгий. Люди имеют дело со взрывчаткой, с взрывоопасными предметами. Поэтому командиры, политработники не раз беседуют с воинами, тщательно инструктируют, напоминают о правилах безопасности.

И военком приветливо встретил саперов: — Ждем, очень ждем. Понимаете, такое дело… Надо срочно ехать в село Яковцево. Председатель сельсовета знает всю эту историю, покажет место.

Пылит по проселку машина, подпрыгивает на ухабах, везет саперов. А встреча везде одна: радостная, как с родными людьми.

Сбегает с крыльца председатель сельсовета, здоровается с офицером и с солдатами за руку.

— Вот молодцы! Не ждали так скоро. Но, может, сперва пообедаете?

— Лучше уж сперва посмотреть, — смущенный теплым приемом, отвечает младший лейтенант Шушков.

Председатель, хотя и не молод, старается походить на военного. Застегивает пиджак на все пуговицы, садится с офицером в кабину. Командует:

— Коли так, вперед!

Выехав за околицу, они еще долго петляют по пыльной дороге, утопающей в безбрежном пшеничном море. Тугие колосья клонятся к земле под тяжестью зерен. И трудно представить, что над этой плодородной землей когда-то громыхала война… А когда машина остановилась и солдаты окружили председателя, он рассказал:

— В тот день германцы бомбили в Горьком автозавод и нефтебазу. Лет мне в ту пору всего-то десять было, да и прошло уже сколько лет, а как сейчас вижу: наши «ястребки» прихватили стервятников. Потом от этой кучи малы отделился один, с крестами, а ему во след — наш «ястребок» со звездами, вот-вот настигнет. И тогда с того, фашистского, черненькие точки — вниз. Ну, точки не точки они, а бомбы, вот уже слышу свистят, аж мороз по коже. Упали на поле, а взрывов нет. Я с другими мальчишками прибежал сюда — любопытно все же, да тут никаких бомб нет, только дыры в земле зияют, будто столбы стояли и кто-то их вынул. Тут вот, на этом месте. Сержант Сергей Кузьмичев спросил:

— Выходит, на бомбах пшеница растет?

— Так оно получается, — покивал председатель.

На ладони Сергея лежал колосок, ребристый, как штык. Зернышки — будто патроны в обойме.

Сержант — горьковчанин, а служит далеко от родных мест, но вот военная служба привела его почти к дому. Да как отпроситься, когда боевые друзья спешат к опасному месту. Вот к этому полю, что раскинулось до самого горизонта. Кузьмичев не новичок в саперном деле. Вместе с младшим лейтенантом Шушковым, тоже из Горьковской области, с Петром Екименко из Ростова да минчанином Александром Обметко много он уже поколесил по дорогам, не одну сотню взрывоопасных предметов уничтожил.

Кузьмичев — правая рука младшего лейтенанта, его первый помощник. Недавно во взвод прибыли молодые солдаты. Сергей занимался с ними так же, как когда-то с ним младший лейтенант. Некоторые из ребят, едва переступив порог казармы, скорее рвутся на задание, на «горячее» дело. Нетерпеливо спрашивают:

— Когда же бомбы начнем извлекать?

Кузьмичев не уставал разъяснять:

— Не торопитесь. Сапер ошибается всего один раз. Потому сперва надо научиться деликатному обращению с такими предметами. К подвигу ведут знания и упорный черновой труд. Бывает, прежде чем доберешься до той проклятой бомбы, тысячу раз потом умоешься, горы земли перекопаешь.

Затем сержант брал в руки зажигательную трубку и так же терпеливо объяснял:

— Вот смотрите. В трубке тридцать сантиметров. Вы подкладываете ее под мину или бомбу и поджигаете. Горит она один сантиметр в секунду, и за это время вы должны добежать до укрытия. А с какой скоростью вы бежите и где укрытие? Арифметика простая, но в этой арифметике жизнь сапера. Мелочей здесь нет, а пустой героизм и удаль всегда оборачиваются бедой, порою, непоправимой.

Так убежденно и страстно сержант обучал молодых солдат, передавал им опыт.

А теперь Сергей Кузьмичев стоит на поле, мнет в руке колосок. Выдавил несколько зерен, положил в рот.

Ветер утих. Солнце палит нещадно. Потрескалась земля, изрезали ее черные, глубокие морщины, на дороге толстый слой серой пыли, и где-то здесь, в глубине земли, затаились неразорвавшиеся бомбы. Все вокруг показалось теперь строгим, суровым. Как на войне. Выдержат ли молодые солдаты трудный экзамен?

— К сожалению, точно место указать не могу. Времени-то сколько прошло! Извините вы уж меня, — говорит председатель. — Помню, что на этом гектаре.

— Проведем разведку, — приказал младший лейтенант Шушков. — Товарищ сержант, разверните прибор! А вы, товарищи, аккуратнее, пшеницу зря не топчите.

Прощупывают, прослушивают саперы, как доктора, каждый клочок земли, шаг за шагом. Несколько часов идет разведка, но результатов нет. Не ошибся ли председатель? Шутка ли — тридцать лет!

Присели у дороги передохнуть.

— Не унывать, хлопцы! Терпение! — улыбается младший лейтенант.

Сержант Кузьмичев спросил:

— А помните, товарищ младший лейтенант, мы из-под воды доставали бомбы?

— Еще бы не помнить!

Это было в Гагаринском районе, Смоленской области. Местные рыбаки обнаружили бомбу, а точное место потом запамятовали. Несколько дней рылись саперы в иле и в тине. И все же нашли, да не одну, а три!

— А в Калинине, помнишь? Две недели искали! — Это уже говорит младший лейтенант. — Метров на пять колодец отрыли…

— Так ведь и там искали одну, а оказалось две…

Вспоминают офицер и сержант, а солдаты притихли, слушают.

И, словно в награду за терпение, вскоре прибор показал наличие металла.

Командир поставил флажок на подозрительном месте. Затем прибор сработал еще. Саперы уже далеко вышли за пределы границ, указанных председателем.

Четыре дня вели разведку саперы. Обнаружили еще два подозрительных места. А потом в ход пошли лопаты.

Саперы вставали рано утром, бежали к ближайшему пруду. Будто парным молоком, окатывались теплой водой, наскоро завтракали и уезжали в поле.

Немало перекопали они земли в первый день, но до бомбы так и не добрались. Усталые, невеселые, возвратились в село. Старушка, к которой определили солдат на постой, пожалела:

— Смотрю на вас, детки, тяжелая у вас служба! От зари до зари. А уж опасная-то какая… страсть!

— Не беспокойся за нас, бабуся, — отвечали воины. — Мы привыкшие. Потом веселее будет.

И верно, напали на точный след, работа веселее пошла.

Длинными летними вечерами сидели на скамейке возле избы. И сюда — со всего села молодежь. Прежде всего, конечно, мальчишки, потом, смущаясь и прикрываясь косынками, сельские красавицы, как на смотрины, за ними, в накинутых на плечи пиджаках, парни, колхозные механизаторы, первостатейные женихи. Но в эти вечера даже не танцевали, одолевали солдат расспросами. А первый рассказчик — сержант Сергей Кузьмичев. Потом как-то и младшего лейтенанта разговорили: последнее время он молчаливым стал, видать, затосковал по своей Танюше.

— Полюбилась мне эта работа, когда служил срочную службу, — ответил Анатолий Шушков на чей-то вопрос. — А срочную я тоже служил сапером. И первый практический опыт получил, между прочим, в Горьком. Приехали по тревоге ночью. Бомба, говорят, сидит на территории автозавода, около механического цеха… А потом еще в Оке «акулу» обнаружили. Волны понемногу смывали прибрежный песок… Пока не показалась голова бомбы. Приехали мы, так и этак ее — не поддается. Сидит на заносе. В этих случаях один способ: накладывай заряд. Остановили на реке движение транспорта, из ближайших домов людей выселили. И взорвали…

Утром чуть свет солдаты вновь в поле. Сняли верхний слой земли возле другого флажка. На глине едва заметно выделяется темноватый круг. Это когда-то сыпалась земля в отверстие.

Младший лейтенант опустился в котлован. Присмотрелся, направил щуп в центр темного круга, осторожно нажал. Стальной стержень ушел почти по самую рукоятку.

— Копайте еще. Только на полный штык не берите.

Теперь каждый раз, перед тем как снять новый слой, дно котлована тщательно обследуется щупом. Иначе нельзя. Встречаются коварные штуки. Особо страшны пикраты. И еще — бомбы, у которых взрыватель с часовым механизмом. Тронешь — часы затикали! А то есть взрыватели химические, ударного действия. У каждого свой характер, к каждому индивидуальный подход нужен. Но умелому и осмотрительному опасность не страшна: как бы ни маскировалась ржавая смерть, он покорит ее.

Медленно идут саперы по следу бомбы, все глубже, глубже в землю. Прежде чем опускаться дальше, дочиста выметают дно ямы, пробуют щупом землю. Наконец острие на металле!

— Добрались!

Теперь саперы усиливают бдительность. Работа идет медленнее. И вот открывается зловещее тело бомбы. Лопатой уже нельзя действовать, ее заменяют руки. Горсточку за горсточкой, комочек за комочком отбрасывает младший лейтенант, очищая корпус. Говорит:

— Взрыватель электрический.

Екименко и Дьяков поправляют пилотки. Лица у них суровы. Они водители и знают, как опасно перевозить старую бомбу с таким взрывателем. Но они готовы, если будет приказ. Однако командир принимает решение взорвать на месте, не вынимая из котлована, — не рисковать людьми без нужды да и не попортить пшеницу.

Офицер выбрался из ямы. Приказал:

— Сержант Кузьмичев! Обеспечить оцепление! Кто не задействован в оцеплении — в укрытие!

Младший лейтенант укладывает заряд возле бомбы, подносит зажженную спичку к зажигательной трубке. Теперь нужно успеть выскочить из ямы, сделать стремительный бросок к оврагу, в котором укрылись подчиненные… Несколько дней ждали этой минуты саперы, и вот она наступила: раздался оглушительный взрыв. Первая уничтожена.

— Нужно яму засыпать, чтобы комбайн не угодил в нее, — говорит офицер.

Засыпали, потоптались, утрамбовали.

— Теперь навечно похоронили, — улыбается сержант Кузьмичев.

Вечером, во время отдыха на скамейке, снова воспоминания. Младший лейтенант говорит:

— Это, я бы сказал, детский случай. Помню, еще по время срочной. Приехали в Горький, в Ново-Западный поселок. Место, где упала бомба, нашли быстро, а копать да извлекать ее пришлось много дней. Около стены она пробила землю. Жильцов из дома пришлось на время переселить. Пошли мы по следу бомбы. День копаем, два, три. На шесть метров зарылись в землю. Думали: конец, обманулись. Нет! Обнаружили след — под дом уходит. Твердый грунт встретила бомба на своем пути и повернула. Как быть? Пришлось целую шахту выкапывать, под фундамент забираться. Ну и после еще с этой чушкой помучались, пока извлекли, вывезли да взорвали…

— А Бологое? — подсказал Кузьмичев. — Там еще один наш земляк работал, горьковский, Соколов Юрий, с Екименко.

Да, это был действительно трудный случай. Стояла глубокая осень. Погода пасмурная, желтые листья кружились, липли к мокрой одежде, посушиться негде. Но все же отыскали пятисоткилограммовую «акулу», вытянули, отвезли, взорвали. Облегченно вздохнули: теперь в казарму, в тепло. А тут прибегает пожилая женщина, просит на ее двор зайти — там тоже во время войны упала бомба, да не взорвалась.

Рядом с сараем дорога, покрытая плитами. На них и указывает хозяйка.

— Еще в сорок третьем году пробовали ее достать, — говорит она. — Недели две копали. Даже трактором тянули. Но видно, тяжела. Трос лопнул, а бомба, говорили, еще дальше ушла в какой-то плывун.

Младший лейтенант посмотрел на своих саперов: лица темные от усталости, мокрые шинели обвисли, сапоги в глине.

— Работа большая, товарищи. Дорогу придется разобрать, сарай снести… Иначе к ней не подступимся, — раздумчиво говорит командир.

— Тут лопатой не обойдешься, — качает головой Соколов. — Раз плывун — мотопомпа потребуется и бадья.

— Тут бы и экскаватор не помешал, — заметил кто-то. — Хотя бы метра три верхних снял, все полегче.

Солдаты уже высказывали практические предложения, но никто даже не заикнулся об отдыхе. Нужно так нужно. Чего уж там.

Где ни трудятся саперы, местные органы власти всегда приходят на помощь. Так было и тогда. Обеспечили их всем необходимым, пригнали экскаватор, помогли снять дорожное покрытие и разобрать сарай, который мешал подъехать к месту работы.

Проникли на трехметровую глубину, и работа остановилась. Ковш экскаватора не успевал выбирать песок, наполняющий котлован. В нем образовалось месиво из песка и воды. Плывун! Не успевает откачивать воду и мотопомпа. Немало потребовалось усилий и смекалки, чтобы сделать быстро опалубку… И еще было затрачено несколько часов, чтобы углубиться всего на метр. Снова стала пробиваться вода, помпа опять не успевает откачивать, и на помощь приходит бадья.

Во время перекура младший лейтенант заметил, что сержант Кузьмичев нездоров, и приказал ему направиться в поселковую больницу. Сержант попробовал упираться — осталась самая трудная и ответственная часть работы, — но приказ есть приказ.

Саперы продолжали трудиться. Когда глубина шахты превысила шесть метров, младший лейтенант спустился в нее. Через песчаную кашицу он щупом обнаружил твердый предмет; его размеры и контуры не оставляли сомнений: бомба! Но до нее еще оставалось более полуметра.

Теперь еще осторожнее потребовалось укреплять опалубку и вычерпывать воду. Постепенно начало обнажаться огромное тело, и младший лейтенант без труда определил вес: две тонны. Но находку откопать полностью не удалось: под тяжестью своего веса она все глубже уходила в плывун.

Офицер долго изучал ее. Осматривал взрыватели. Прикидывал, как с ней быть. Здесь по поле. Вокруг постройки. На месте не взорвешь. Придется поднимать автокраном. Но сначала подвести тросы и надежно закрепить, потом уж поднимать, да так, чтобы бомба не повернулась.

Всю эту работу саперы проделали с величайшей осторожностью, несколько часов работая по пояс в воде, с трудом удерживая невероятно тяжелый предмет, опускающийся в плывун.

И вот наконец все готово к подъему. Младший лейтенант подводит к тросу крюк автокрана. Медленно, будто хрустальную вазу, поднимают двухтонную громадину. Так медленно, что даже песок не осыпается с нее. Лишь бурая вода стекает по бокам. Машина рядом. За рулем рядовой Петр Екименко. В кузове песчаная «постель».

Повисла над кузовом бомба на стальных тросах. Младший лейтенант отослал всех в укрытие. Здесь кроме него самого только водитель.

Бомба легла на песок. Под ее тяжестью опустился кузов. Все в порядке. Но тревога не снята. Еще много километров нужно провезти этот груз. Екименко не раз совершал такие опасные рейсы. Он совсем неприметно трогает с места автомобиль. Впереди и позади на мотоциклах — милиционеры. Улицы освобождены от прохожих. Рядом с грозным предметом два человека: водитель Екименко, комсомолец, и Анатолий Шушков, коммунист. Офицер стоит на подножке, придерживая бомбу, чтобы не повернулась, и наблюдает за дорогой и скоростью. Она не должна превышать десяти километров. Долго движется машина по пустынным улицам. Последний поворот. За ним — поле…

— И верно, тогда в Бологое труднее было, — сказал сержант Кузьмичев. — А я в тот раз обиделся, товарищ младший лейтенант. Целый день с повышенной температурой работал, а как самый ответственный момент наступил — вы меня в больницу отправили.

— Чего ж обижаться? И раньше отправил бы, но не заметил. А теперь и не скажешь, что лучше: по пояс в воде ковыряться или в такое пекло работать?

А через несколько дней саперы уезжали из села. Сердечно провожали их жители. Помчалась машина по проселочной дороге, словно утонула в пшеничном море. Сидят саперы локоть к локтю, спешат навстречу новым опасностям, на помощь людям…

Смерти не будет

Машинист экскаватора, пожилой приземистый мужчина, то и дело вынимает из кармана платок, утирает черное от загара лицо, повторяет одну и ту же фразу:

— Еще минута — и верная гибель.

Собравшиеся с ужасом глядят туда, где, сверкая могучими зубами, остановился экскаватор. Отполированный грунтом металл отбрасывал на лица людей солнечные зайчики. А тот, кто пережил за эти секунды больше всех, торопливо продолжает:

— Как увидел я этот снаряд, по спине мурашки. Хорошо, что вовремя заметил, стрелу не поднял…

Бригадир спрыгнул на дно карьера, подошел поближе к опасной находке, осторожно потрогал. Августовское солнце уже успело присушить землю, и она осыпалась под ладонью. Бригадир нагнулся еще ниже, ухватился обеими руками за гильзу, намереваясь извлечь снаряд, но сверху раздались тревожные голоса:

— Не троньте!

И верно: зачем рисковать? Не лучше ли вызвать саперов? Народ опытный…

Пиротехники не заставили себя долго ждать. В тот же день они прибыли на один из участков фосфоритного рудника, зная, как дорога рабочим каждая минута.

Старший расчета комсомолец Георгий Ефремов держится солидно, с достоинством. Из-под пилотки выбиваются пышные вьющиеся волосы. Под густыми черными бровями лукаво поблескивают глаза. На губах добродушная улыбка. Ростом он выше своих товарищей, а под выцветшей на солнце гимнастеркой угадываются сильные мускулы.

Георгий спустился в карьер.

Снаряд наполовину оставался в земле, а тыльная часть его касалась зубьев экскаваторного ковша. Пиротехник начал руками разгребать грунт. Снаряд проржавел… Как оказался он здесь? Случайно ли упал или с тех давних лет от него тянется незримый провод к другим снарядам?

Вот и головка. Георгий ощупывает корпус со всех сторон, облегченно вздыхает: соединений нет. Сапер плавно приподнимает снаряд, прижимает к груди, как ребенка, относит в сторону. Возвращается. Но что это? Земля осыпалась, и обнажились еще снаряды большого калибра.

Ефремов подзывает товарищей. Они нагибаются, смотрят на дно карьера. На стенках трещинки, из них змейками осыпается песок к ногам Георгия. Опытному глазу ясно: снаряды не случайно оказались на курской земле. Отступая, фашисты подготовили склад к взрыву, но взорвать не успели. Теперь нужно разгадать замысел врага, систему «сюрприза», обезвредить снаряды, отвести угрозу от жителей городка.

Экскаватор осторожно оттягивают подальше от опасного места.

Старший сержант никогда не забывает посоветоваться с помощниками. Они тоже не раз побывали в серьезных переделках. Вот Михаил Комшаиов, ленинградец, кандидат в члены партии. На его счету не одна тысяча обезвреженных снарядов, мин. Встречались и бомбы, да еще какие! Однажды на центральной площади города Тим, Курской области, готовя котлован под фундамент жилого дома, экскаватор выбросил стабилизатор от бомбы. Работы немедленно прекратились. Прибывший расчет Комшанова пошел по следу и на глубине пяти метров обнаружил бомбу, снабженную часовым взрывателем. Такие находки подлежат уничтожению на месте.

Михаил доложил об этом секретарю райкома партии и райвоенкому, но сказал, что в данном случае бомба такого калибра, взорванная на месте, может причинить ущерб зданиям райкома партии, военкомату, магазинам и жилым домам, что окружают площадь.

— Что же вы предлагаете? — спросил райвоенком, с уважением глядя на сапера.

— Обезвредить на месте, а потом уже вывезти.

— Каким образом?

— Застопорить механизм взрывателя. Просверлить и застопорить.

— Это опасно? — спросил секретарь райкома.

— Это единственный выход, — твердо ответил Комшанов.

Приняты меры предосторожности. Люди из близлежащих домов эвакуированы. Около бомбы остается один Комшанов. Сверло нацелено на взрыватель, на одно-единственное место. Ошибка на несколько миллиметров окажется роковой. Сверло медленно уходит в металл.

Как долго тянутся секунды!

Но вот сверло сделало легкий скачок и уткнулось в среднюю стенку взрывателя.

Комшанов свободно вздохнул. Взрыв предотвращен. Сверло застопорило шестеренку часового механизма. Теперь товарищи закончат работу — отвезут бомбу в безопасное место и там взорвут.

Сегодня Михаилу Комшанову тоже предстоит провести разведку и определить, не соединены ли снаряды между собой и не уходит ли от них еще один провод в глубину, туда, где запрятана взрывчатка. Ведь так кроме Комшанова упорно думают еще четыре сапера: ефрейтор Автандил Кохадзе, Анатолий Дубовиков, лучший водитель среди пиротехников, опытнейший Георгий Ефремов и молодой солдат Когут.

Для Когута такой мощный склад боеприпасов — первое настоящее боевое крещение. Он и волновался больше всех. Но поддержка товарищей, их спокойствие вселяли в него уверенность.

Комшанов с Ефремовым в карьере. Чуткие руки ощупывают проржавевший металл.

— Калибр больше ста пятидесяти миллиметров, вес полсотни килограммов, — уточняет Комшанов.

— Вес не страшен. Надо искать ловушку, — отзывается Георгий Ефремов.

— Что ж, давай снимать верхний слой грунта. — Михаил первым берется за черенок. Лопата врезается в мягкую землю. Работают поочередно. Саперы осмотрительны. Осторожность — их главное оружие. И вот — предупредительный выкрик:

— Металл!

Дальше уже — работа одними пальцами, ювелирная. Кончики пальцев нащупывают под снарядом тонкий проводок. Он убегает в землю. Там обнажается еще снаряд, за ним второй, третий… Фугас огромной мощности был направлен на город. Он состоял из инициирующего тротилового заряда, а в шашки, кроме того, были вставлены взрыватели нажимного действия с капсюлями-детонаторами. Вес только одного верхнего заряда составлял не менее шестнадцати килограммов.

Ефремов обезвредил взрыватели. Кажется, уже все. Саперы один за одним поднимают тяжелые снаряды, передают друг другу, относят в сторону… Но что это? Опять ловушка! Под верхним рядом снарядов — еще инициирующий заряд такой же мощности. Он тоже снабжен взрывателями нажимного действия. Они-то и представляют особую опасность: достаточно одному из снарядов сдвинуться, он надавит на капсюль-детонатор…

Еще осторожнее действует Георгий. Только бы не сместились снаряды! Ни на один сантиметр!

Наконец первый ряд снарядов удален. Все уходят в укрытие. Георгий Ефремов приступает к обезвреживанию заряда… Из шашки вынут последний взрыватель. Снимается второй ряд снарядов, третий. И опять команда:

— В укрытие!

Под третьим рядом снова обнаружены тротиловые шашки! Ефремова сменяет Комшанов. Теперь саперы окончательно убедились: противник тщательно подготовил очень сложный и опасный «сюрприз» из ста пятидесяти снарядов, взрыв которых по аппарели был направлен в сторону города и, если бы он осуществился, нанес бы городу огромный ущерб. Удар ковша экскаватора или неосторожное действие сапера могли привести к трагедии.

Когда из глубокого колодца был вынут последний снаряд, радио сообщило о снятии оцепления, о том, что люди могут спокойно трудиться.

Два дня сапера

Два дня. Расстояние между ними — двадцать лет. Первый оглушен последними залпами орудий в победном сорок пятом. Второй наполнен мирной тишиной…

* * *

Рядовой Майоров, семнадцатилетний паренек, спрыгнул в окоп, поправил ранцевый огнемет. Попытался выскочить, но над головой просвистела пуля.

— Айда! — крикнул рядовой Степанов. — Вперед, землячок!

Они действительно земляки. Оба из Московской области. Один из Волоколамска, второй — из Лотошинского района.

— Впере-е-д! — раскатисто раздается команда.

Рота пошла в атаку. И уж больше ничего не видел Николай Майоров. Ни апрельского солнца над головой, ни сосен со сбитыми верхушками. И не слышал солдат ни автоматной трескотни, ни глухих снарядных ударов. Он видел только редкие цепи бойцов да слышал их тяжелое дыхание.

Николай не помнил, сколько времени прошло с начала атаки. Казалось, недавно они сидели в окопе с рядовым Степановым, фронтовым дружком. Майоров, сняв шапку, поглаживал непокорные вьющиеся волосы, мечтательно смотрел в голубое небо. Солдаты говорили о скорой победе, о друзьях, которые навсегда остались лежать под вековыми соснами.

— Много врагов тут, в этой курляндский группировке, собралось. — Николай щурит голубые, как небо, глаза, посматривает на солнце. — До вечера не управиться.

— Шутишь, — отвечает Степанов, — тут не вечером пахнет. Только еще начинается…

— Это верно. Но управиться надо. Наши, считай, в Берлине, а мы тут замешкались. А «управишься» — это любимое словцо Карасева! — вспомнил Майоров, вздохнул.

Нет уже Карасева. Только память о нем, о простом рядовом солдате на всю жизнь останется. Да простом ли?! Не будь этого человека, лежал бы Николай в прибалтийской земле. И плескались бы у его могилы бирюзовые волны, набегали белыми гребешками на сыпучий песок и грохотали, как артиллерийский салют. Могло так быть. Только там теперь лежит не он, Николай Майоров, а солдат Карасев, лежит под могучей сосной, искореженной ветрами.

… Он в отцы ему годился. Неторопливый, рассудительный, никогда не храбрился ради форсу.

— Под пулю не лезь напрасно, — говорил он Николаю. — Не горячись.

— А как же ты сам прошлый раз в атаку шел?! — возражал Майоров.

— Это когда в атаку. Там на пули смотреть не приходится.

Стенки окопа как броня: проморозились. Кто-то перепрыгнул через траншею. Залег впереди нее. Еще один…

— Это разведчики. За «языком» пошли.

Немцы близко, в какой-нибудь сотне метров. Зарылись в землю, молчат. Лишь изредка прорежет тишину очередь дежурного пулемета или ракета повиснет в морозном воздухе, померцает, упадет в снег, зашипит. И снова тихо.

Но вот по траншее передают: убит разведчик. Его товарищи пошли дальше, а он на нейтральной полосе остался. Командир приказывает Карасеву:

— Возьмите с Майоровым санки. Не оставлять же его!

Три часа ночи. Темно. Валит снег. Карасев и Майоров ползут в маскхалатах. Вот он, бедолага, лежит. Немного оставалось ему до врага. Туда сам полз, а назад — на санках. Беда-то какая: малейшей надежды нет. Двое бесшумно втаскивают тело разведчика на санки.

Однако противник встревожился. Взлетела ракета, еще одна. И — пулеметная очередь. И еще.

— Нет, это не для острастки, — шепчет Карасев. — Заметили, черти. Теперь напрямую нам не вернуться. Давай чуток вправо, овражек там…

Когда доползли до лощинки, остановились передохнуть. Тяжело ползком тянуть санки, может, оттого, что снег так глубок, а еще от досады и горя: лежит на санках солдат, хоть незнакомый, да свой, советский.

— Знаешь, эдак, ползком-то, нам и до света не дотянуть, — говорит Карасев. — А ну как в рост встанем? Теперь уж недалеко. Да по лощинке и не так приметно. А ты, малец, вставай вот сюда, по эту руку. Фигурой-то я пошире. Не попадет в меня — тебя и подавно не заденет.

Николай хотел возразить, но до спора ли тут?

Но и в рост нелегко тащить санки по глубокому рыхлому снегу. Бойцы вязнут по пояс, дыхания не хватает. Шаг, другой — остановка. Постоят, утрут рукавами пот со лба, хватанут горстку снега, и опять — один шаг, другой… Где же она, своя траншея? Вон уже, кажется, впереди темнеет. Только до нее еще довернуть чуток надо. И малость поторопиться. Света пока еще нет, даже наоборот, будто темнее сделалось, но чувствуется, что он вот-вот просочится с неба. Вон и макушка сосны прорезалась…

Но так и не увидел рассвета рядовой Карасев. Свет брызнул из немецкой траншеи. А потом резанула пулеметная очередь. Пуля прошла через могучее тело солдата, да еще Николая задела. И до своей траншеи он уже один тянул и разведчика и Карасева…

— Мне была предназначена та пуля, — в который раз вспоминает Николай Майоров. — Меня он оберегал своим телом. Я-то отлежался в бригадном госпитале, а Карасева нет.

— Человек, видать, настоящий был! — говорит Степанов, новый друг Николая.

Его слова тонут в грохоте артиллерии: началась артиллерийская подготовка. И вот уже:

— В атаку — вперед!

Короткая и резкая команда. Она сильнее всего на свете. И не удержать солдата в траншее, когда он услышит эту команду. Но вдруг раздается по цепи другая команда:

— Ложись!

Только уткнувшись в снег, солдаты услышали басовитую пулеметную дробь, увидели перед собой белые султанчики. Приподними чуть голову, и они ринутся на тебя.

Рота была вынуждена залечь на открытом поле перед самой высоткой.

Слышится голос ротного:

— Сержант Шматов!

Николай видит, как Шматов быстро ползет к командиру. Затем возвращается к огнеметчикам.

— Смотрите внимательно! — сержант, прерывисто дыша, показывает на высотку. — Вон дзот. Из него бьет пулемет. Я к нему слева поползу. Справа — Майоров и Степанов… Вперед!

Майоров вскакивает, пригибаясь бежит, падает, осматривается.

Молодцы артиллеристы: бьют по высотке. Снаряды летят над головой, ложатся возле дзота. Только прекратили бы огонь, когда он добежит. А вон рощица. Верхушки у деревьев снесло снарядами. И небо над ними синее. Сперва добежать туда. Потом на высотку.

Николай снова делает перебежку и снова падает. Несколько вздохов и опять — вперед. На Степанова обернуться нет времени: бежит ли за ним? А вот бронзовые израненные стволы сосен. Еще несколько метров. Но здесь уже все пристреляно. Вражеские автоматчики открыли огонь. Здесь только ползти. А пулемет молчит. Может, в дзот угодил снаряд? Нет! Едва поднимается рота, из амбразуры вырывается огненный язык. Сколько еще до того дзота, до этого языка? Двадцать, пятнадцать метров? Николай нацелил свой огнемет в амбразуру. Р-раз! Летит раскаленная струя в черный зев дзота. Рядом — еще струя. Ага, это Степанов. Жив, значит.

В ту же секунду поднимается рота. Путь свободен. Солдаты бегут вперед. К ним присоединяются Николай и Степанов.

— Ура-а!

Откуда только силы взялись.

После боя командир вызвал огнеметчиков на наблюдательный пункт, объявил благодарность. А спустя несколько дней он же вручил Николаю Майорову орден Славы третьей степени. Это был весенний день сорок пятого, один из последних военных дней. И тогда написал Николай на крохотном листке письмо в подмосковную деревню Плаксиво: «Не видать бы мне этой награды, да и с вами никогда бы не встретился. Человеку одному жизнью своей обязан, рядовому Карасеву. Вспомните о нем добрым словом».

* * *

Ковш экскаватора вонзился в землю и застыл. Машинист торопливо выскочил из кабины. Так и есть: бомба! Работу прекратил. Немедленно вызвали саперов. Вместе с рядовыми Ротовым, Ларенковым прибыл Николай Майоров, только уже не солдат, а капитан, командир саперной роты.

Он подходит к бомбе. Как поступить? Тогда, в сорок пятом, было, пожалуй, яснее. И все же обстановка напоминает фронтовую. Чем? Тогда огнеметчик Майоров прокладывал путь атакующей роте, сейчас — этим ребятам, экскаваторщикам, мирно атакующим карьер.

Много уже лет участвует в работах по разминированию районов бывших военных действий капитан Майоров. При его участии ликвидированы склады боеприпасов на территории Елизаровского сельсовета. Проржавевшие артиллерийские снаряды там находились в затопленных землянках. Их нужно было извлечь из мутной воды, перенести в безопасное место, обезвредить. Умению, сноровке научил Николай Майоров и своих подчиненных, и они не раз успешно выполняли ответственные задания.

Наверное, не случайно свела их судьба — Николая Майорова и Юрия Короткова, старшего лейтенанта, командира отличного взвода.

Случилось так, что Короткову довелось совершить подвиг в мирные дни там, где в суровом сорок первом году сражался с врагом его отец, Михаил Иванович, тоже сапер. На задание Юрий выехал тогда вместе со своими подчиненными — первоклассным специалистом младшим сержантом Владимиром Штефой и рядовым Робертом Шумиловым. У Ржева и сошлись пути саперов — отца, погибшего в бою, и сына. Саперов вызвали сюда после того, как в реке раздался взрыв.

Первым под воду опустился водолаз-разведчик Владимир Штефа. Он и обнаружил недалеко от берега еще одну бомбу. Вместе с майором Кондратьевым он вынес ее на берег, а когда саперы погрузили бомбу в кузов автомобиля и направились за город, Штефа снова опустился под воду и нашел на дне несколько артиллерийских снарядов.

Чтобы помочь ему, водолазное снаряжение надевают Коротков и Шумилов. Кондратьев и Майоров руководят работами на берегу.

Все новые и новые находки! Артиллерийские снаряды, противотанковые мины, авиационные бомбы. Осторожно ступая по илистому дну и с трудом вытягивая ноги, Штефа заметил большой, похожий на акулу предмет. Оказалось — бомба. Вес ее был не менее двух тонн. Вот и та, которая взорвалась возле берега, так же спокойно лежала на дне много лет. Лежала, лежала и взорвалась…

Возвращаясь к берегу, Штефа заметил еще такую же бомбу и реактивный снаряд.

О своих находках сапер сообщил командиру, и тот принял решение не трогать их до утра.

… Двухтонную бомбу взорвали в реке. Огромный столб воды поднялся от мощного удара. А возясь со второй, пережили немало тревожных минут. Штефа приготовил ее к взрыву, вышел на берег. Подожгли шнур и спрятались в укрытие. Минута, другая, третья… Десять минут… Взрыва нет! Саперы тихо и тревожно переговариваются. Выход один: опять спуститься под воду. Штефа и Шумилов вновь надевают костюмы, снаряжаются в опасную дорогу. Она невелика — всего несколько метров, но как опасна своей неизвестностью! Но двое шли, потому что знали: люди от них ждут помощи. Только они сейчас в силах предотвратить беду, нависшую над людьми.

Идут двое. Шаг за шагом — навстречу опасности. Вот причина: там, где шнур соединяется с взрывчаткой, прошла вода. Чуткие пальцы, уверенные, спокойные движения, и бомба снова подготовлена к взрыву. Еще один столб воды взметнулся в небо.

И в Елизаровском районе капитан Майоров работал со Штефой и Шумиловым. И там они извлекли из воды много затопленных бомб и снарядов, вывезли их подальше от города и взорвали.

Не случайно Николай Майоров появился и здесь, когда экскаваторщик наткнулся на бомбу большого калибра…

Полежала, в течение многих лет тая смерть. Хватит. Ложись, голубушка, в кузов, поезжай за город, взрывайся!

Потом наступила полоса «мирной» жизни. Но и в эти дни солдаты изучают инженерную технику, овладевают сложной наукой: ставят учебные минные поля, очищают местность перед передним краем обороны «противника», отстреливают упражнения из личного оружия, готовят конспекты к политзанятиям. По четыре знака воинской доблести завоевали командир отделения водолазов младший сержант Владимир Штефа и рядовой Роберт Шумилов. И рота вышла в число отличных.

* * *

Фаина Васильевна, пришедшая со швейной фабрики, увидела дома мужа, всполошилась.

— Опять на задание? — В ее глазах тревога. Сколько раз провожала его, наскоро собирала в дорогу, а вот никак не может привыкнуть. Да разве привыкнешь к такому?!

— На задание. — В глазах у мужа веселые огоньки. — На этот раз… за наградой.

Дочери Таня и Маринка вскочили из-за стола, отодвинув учебники и тетради.

— А чего ж ты нам не сказал? Поздравляем! Поздравляем!

По пути в штаб округа Николай Майоров заехал к родителям.

Отец, Василий Родионович, старый пехотинец, удивился неожиданному визиту, а узнав причину, еще больше засуетился:

— Послушай-ка, мать, зачем он едет! Да оставь ты свои кастрюли!

Анна Васильевна ласково посмотрела на сына:

— Спасибо, Николенька, порадовал нас. Только погоди малость, я на стол соберу… А внучки-то мои как? А Фаинушка?

— Все хорошо, мама. На обратном пути обо всем доложу. А пока и стола не надо: спешу.

… Их много собралось в зале. Некоторые прибыли прямо с боевых заданий. Еще вчера обезвреживали мины, снаряды, бомбы, а сегодня прикрепят к их мундирам заслуженные награды.

Объявляется Указ Президиума Верховного Совета СССР. Офицер называет имена однополчан Николая Майорова — майора Кондратьева, старшего лейтенанта Короткова, младшего сержанта Штефы, рядового Шумилова. Все они награждены орденом Красной Звезды. Вручает командующий войсками военного округа.

А Владимир Штефа вызывается даже дважды! Кроме ордена ему вручается памятный подарок — часы. Это за отличные показатели в боевой и политической подготовке.

В эти торжественные минуты Николай Майоров вновь вспомнил о простом русском солдате Карасеве. Это он заслонил Николая своим телом тогда, в войну. И своим орденом Славы Николай обязан ему. И этим вот орденом Красной Звезды, полученным уже теперь, в мирные дни, обязан ему же — Карасеву, фронтовому солдату.

Голубые глаза мальчишки

Он идет по аллее, затерявшейся в глубине парка. Медленно ступает по сухой теплой земле, усыпанной солнечными бликами. Сегодня торопиться некуда: выходной. И сапер наслаждается короткой минутой отдыха. Дышится легко и свободно. То ли оттого, что небо такое синее, то ли от ребячьего смеха, что раздается со всех сторон.

Мальчишки. У него, Василия Смоляного, дома тоже остался малец. Сашка. Скучает, наверное, без отца. И жена, Тамара, тоже скучает. Но ничего не поделаешь. Сапер не сидит на одном месте, особенно летом. Кочует по городам и селам. Землю очищает. И поля, и сады, и этот городской парк, разрезанный пополам траншеей, словно морщиной. Она обвалилась, травой заросла. Сапер на нее смотрит как профессионал: «Пройтись по ней надо с миноискателем». Но это завтра, а сейчас хоть немного подумать о чем-то другом, отвлечься от постоянного напряжения. Воскресенье все же!

Он вполголоса напевает какую-то песенку. Останавливается. Прислушивается к беззаботным голосам детей — они играют за кустами орешника.

Сапер чуть ли не каждый день видит следы войны. Мины, бомбы, снаряды — сколько их еще осталось на полях сражений?! Иной раз такое бывает! Дошел слух, что в одном из сел Воронежской области фундамент дома выложен из немецких снарядов. Воронежский облвоенком сообщил об этом капитану Лебедеву. Вместе с лейтенантом Смоляным поехали в село. Так и есть! Дом стоит на реактивных снарядах с боеголовками, которые оснащены взрывчатым веществом повышенной мощности. Спрашивают хозяйку:

— Как же так получилось?

— А вот так. В огороде немцы стояли. Наши прогнали их. А спешили немцы так, что эти болванки с собой захватить забыли. В ящиках все оставили. Мы с племянником так все их перетаскали, а после, известно, — в дело. Где его было, другой материал-то достать?

Покачали головами саперы:

— Придется, мамаша, расставаться вам с избушкой. Разберем мы ее. Иначе невозможно подступиться к снарядам.

А хозяйка:

— Ломать не дам! Прожила двадцать лет. А теперь и до смерти немного осталось. Как-нибудь доживу.

Пришлось с необычной просьбой обратиться в облисполком, чтобы одинокой женщине новый дом поставили. А потом саперы несколько дней трудились…

А однажды нашли снаряды, которые пролежали в земле со времен гражданской войны. Они были запрятаны метрах в пяти от скрещения железных дорог. Деникин оставил здесь целый вагон снарядов при отступлении.

Сообщил саперам об этом местный старожил, но он точно не знал района «захоронения». Отправился на поиски боевой расчет из коммунистов и комсомольцев: лейтенант Смоляной, старший сержант Смирнов, ефрейтор Перевалов, рядовые Кодычигов, Аносов. Большую площадь пришлось обследовать. Искали долго. Мешала железная дорога. Да мог и старик напутать: вон сколько времени утекло! И все же обнаружили склад: несколько тысяч снарядов…

А ныне место саперов здесь. И палатки в глубине парка разбили. Отсюда завтра начнется поиск. Сегодня — выходной. Короткая передышка перед напряженной работой. И день выдался ясный. В парке полно народу.

Лейтенант тихонько мурлычет песню, рассматривает прохожих. Они веселы, и неизвестно им, для чего поселились в парке солдаты. Но вот кто-то потянул за рукав лейтенанта:

— Дяденька военный! А мы штучку одну нашли. Хочешь посмотреть?

Василий рассеянно взглянул на мальчонку, потом туда, куда тот показывал. Под деревом несколько ребятишек склонились над каким-то предметом. Лейтенант побледнел. А вдруг граната или взрыватель?

Медлить нельзя ни секунды. Но и пугать нельзя. Василий шагнул к ребятам, сказал, как можно спокойнее:

— Ребята, а у меня что-то есть! Показать?

— Ага! Покажите!

— Нет, сперва вы… Дайте-ка посмотреть.

— А пистолет покажешь? — Это спросил малыш с голубыми, как у сына, глазами. И как раз в его руке лейтенант заметил минный взрыватель. Он зажат в кулачке, а глазенки широко открыты. Не дать им потухнуть!

— Пистолет нельзя! Я покажу еще интереснее, — говорит лейтенант и выхватывает у ребенка взрыватель. Он видит, что чека уже вынута. Надо скорее бросить! Но рядом дети… Лейтенант успевает лишь спрятать свою руку за спину…

Он сам дошел до больницы. Ему сделали операцию.

— Трудно будет работать без пальца, — вздохнул доктор. — Да иначе не мог…

— И я иначе не мог, — вздохнул лейтенант.

Дома, увидев повязку на руке мужа, Тамара с беспокойством спросила:

— Что случилось?

— Заживет, — успокоил Василий. — Ты лучше покажи-ка мне Сашку.

А тот уже мчался к отцу. Голубые глаза его такие же, как и у того мальчика, светились радостью.

Загрузка...