Райское местечко. Том 2

– Все-таки, какие вы с Майклом разные! Он обычно дарит что-нибудь полезное, а ты… Каждый раз ты придумываешь нечто совершенно неожиданное и всегда – очень милое.

Она потянулась ко мне губами, но резко остановилась:

– Ой, у меня же тоже есть для тебя подарок!

Она достала из какого-то незаметного кармашка на платье маленькую пластинку.

– Я записала для тебя мелодии Земли, самые разные, разных времен и народов, и очень известные, и давно забытые. Скачай это себе в процессор. Когда-нибудь, когда ты будешь далеко от Земли, эта музыка, я знаю, тебе поможет. Ты будешь слушать, и вспоминать Землю, меня, этот вечер…

Потом мы быстро допили шампанское, торопливо убрали всю еду в холодильники и отправились в одну из комнат, где Мелисса заранее приготовила нам постель. Она мгновенно стянула с себя платье и юркнула под одеяло. А я подошел к окну и широко его распахнул. В комнату потек морозный воздух, пахнущий снегом и елями. Я стоял и дышал полной грудью, пока основательно не замерз, и тогда я закрыл окно и нырнул в нагретую полость, где ждала меня Мелисса. Моя сладкая, моя горячая Мелисса…

После новогодней ночи проснулись мы с Мелиссой поздно. День был в разгаре. За ночь резко похолодало, и все вокруг было покрыто сверкающим инеем. Фантастический белоснежный лес застыл под ярко-голубым небом, и бледные лучи зимнего солнца преломлялись в миллионах ледяных кристалликов, то рассеиваясь золотистой дымкой, то вспыхивая на мгновение разноцветными бликами…

– На лыжи, Алекс, на лыжи! Пойдем в лес! Какая красота!

Мелиссе не надо было меня уговаривать, мне и самому хотелось немедленно оказаться там, среди сугробов и елей.

Мы поспешно позавтракали первым, что подвернулось под руку, – помнится, это были криссары, бутерброды с красной икрой и севрюгой и булочки с маком, политые шоколадной глазурью, – выпили кофе, облачились в лыжные костюмы и выскочили на крыльцо.

Пушистый снег искрился и при малейшем дуновении ветра взлетал вверх облачками алмазной пыли. Мороз ощутимо пощипывал лицо и вдыхаемый воздух обжигал легкие холодом. Я натянул на лицо пленочную маску и слегка затемнил ее в верхней части. В дыхательном хоботе маски я установил средний уровень подогрева, чтобы все-таки чувствовать, что вокруг – зима. Мелисса тоже надела маску.

– Мне лень ради пары часов перестраивать метаболизм, – будто извиняясь, заметила мне она. – Надеюсь, в маске я не слишком уродлива?

В ответ я молча привлек Мелиссу к себе, опустил наши маски и нежно ее поцеловал…

Мы выбрали охотничьи лыжи, широкие и короткие, иначе по снегу продвигаться было бы совсем невозможно. Правда, когда мы углубились немного в лес, идти стало легче, снега там было поменьше, а главное, он был гораздо плотнее, чем на поляне. Лыжи наши были подбиты мехом норки и прекрасно скользили без малейшей отдачи.

Мне вчера показалось, что в лесу растут только ели, но это было не так. Лес был смешанным, и даже не слишком густым. Но местами деревья стояли так близко, что невольно мы задевали стволы или ветки, и тогда на нас сверху обрушивались целые сугробы… Вскоре стали чаще попадаться сосны, обозначился отчетливый подъем, и мы вышли в сосновый бор на высоком берегу скованной льдом речушки. Мелисса была права, этой воды с трудом должно было хватить на малый десантный бот…

Мы стояли на обрыве и любовались открывшейся нам картиной. Впереди до горизонта, а, может, до самого Ледовитого океана, простирались леса, а справа неровной синей лентой протянулся Уральский хребет… Тишина и покой…

И вдруг с чистого синего неба посыпался мелкий снежок! Но это не было чудом. Явление было, конечно, нечастое в этих краях, но вполне объяснимое. В воздухе над тайгой витало немало мельчайших пылинок. Пока мы гуляли по лесу, температура упала на несколько градусов, и влага, не успевшая еще достичь земли и осесть на всех поверхностях кристаллами инея, прямо в воздухе срочно превращалась в снежинки.

Зрелище было красивым. Чистое небо и падающий снег, поблескивающий в лучах заходящего солнца…

Мы вернулись домой уже в сумерках, довольные и немного уставшие, по крайней мере, я. У нас, несмотря на маски, горели щеки, у Мелиссы ярко блестели глаза. Мы изрядно проголодались, и Мелисса отправилась сразу на кухню. Пока я чистил лыжи и приводил в порядок лыжную экипировку, она организовала обед.

На первое Мелисса разогрела рассольник, а на второе успела поджарить картошку, к которой добавила ломти холодного мяса, соленые огурцы, маринованные помидоры и квашеную капусту с клюквой. Но главное, она сварила глинтвейн!

После прогулки на морозе, обеда и глинтвейна нас так разморило, что мы едва доплелись до дивана на веранде, не раздеваясь, «прилегли на минутку», укрывшись большим пледом, и сладко проспали до позднего вечера…

Ах, какой у нас получился роскошный отдых! Лыжные прогулки, вкусная еда, глубокий здоровый сон! Ну, и, конечно, любовь…

Но прожить в лесу все запланированные десять дней нам, к сожалению, не удалось.

На седьмой день к Мелиссе на коммуникатор прорвался Георг Розетти, теперь уже подполковник, которого она не так давно забрала к себе из Департамента «К». Прежний помощник Мелиссы в Главном Управлении, полковник Клара Перес, временно покинула службу в связи с рождением ребенка, и Мелисса решила, что Георг ей подходит больше других кандидатур.

Я очень хорошо относился к Георгу, нас связывали дружеские отношения, если так можно сказать о людях, лично не встречающихся годами. Но когда в тот день он позвонил Мелиссе, мне очень захотелось его придушить. Однако дело оказалось достаточно серьезным.

Проблема возникла на орбитальной станции «Титан-2», представлявшей собой металлургический комбинат, который поставлял металл и металлоизделия на верфи Космофлота. МК-Т2 работал, в основном, на вторичном сырье, утилизируя списанные космические суда, а иногда перерабатывая и вещество металлосодержащих метеоритов после того, как ученые завершали исследования этих космических странников.

Никаких претензий к качеству продукции МК-Т2 до сих пор никогда ни у кого не возникало. Но, как оказалось, прибывшие в декабре на «Титан-2» представители «Верфи-9» отказались принимать выполненный для них заказ. Они мотивировали свой отказ тем, что все технические характеристики металлоизделий имели крайние, предельно допустимые значения. Руководство комбината не было согласно с такой мотивировкой отказа приемки готовой продукции и формально было право. Тогда кораблестроители потребовали провести не выборочные анализы и испытания отдельных изделий из каждой партии, а полные приемо-сдаточные испытания ВСЕХ поставляемых изделий, на что, в принципе, тоже имели полное право. Но это требовало значительного времени и срывало сроки поставок продукции по другим заказам МК-Т2. И, конечно же, срывались сроки схода со стапелей «Верфи-9» космических кораблей, предназначенных для экспедиционного флота Майкла…

Представитель Генерального Заказчика, Космофлота, постоянно присутствующий на МК-Т2 генерал Осипян, не сумел найти в данной ситуации приемлемого решения и обратился в Управление Технического Обеспечения и Вооружений Космофлота, но там также никто не рискнул взять на себя ответственность за принятие того или иного решения. Следующей инстанцией было ГУ, и, в итоге, Мелисса. Я прекрасно понимал, что именно подобными проблемами, помимо вопросов стратегического значения, Мелисса и занимается последние годы.

Мелисса пообещала Георгу, что уже завтра будет в Москве и сразу же отправиться на МК-Т2. А Георг должен был убедиться в готовности к рейсу ее яхты.

– Понимаешь, – отключив коммуникатор, задумчиво сказала мне Мелисса, – проблема не в сроках готовности флота. Никаких жестких сроков отправки экспедиции нет и быть не может. Конечно, медлить нежелательно, однако гораздо важнее безупречное техническое состояние всех без исключения экспедиционных кораблей. Ты не хуже меня это понимаешь. Меня беспокоит другое: почему качество изделий МК-Т2 вдруг так резко упало? И почему все это время все занимались исключительно организационно-юридическими вопросами, а не научно-технической стороной дела? Может, проблема в технологии, а, может, в людях? Я должна разобраться сама. У нынешних людей, даже уровня крупных руководителей, существуют определенные стереотипы мышления, которые могут помешать увидеть суть проблемы и найти правильное ее решение. Помнишь, я тебе рассказывала историю, случившуюся в Институте БиоКомпьютеров?

Да, ту историю я прекрасно помнил.

Года четыре назад в ИБК таинственным образом пропали все образцы нового, только что сконструированного, штамма бактерий. Эти бактерии создавались для компьютерных ячеек, в которых должна была осуществляться некая математическая операция, являющаяся ключевой в алгоритмах программного обеспечения системы управления технологическими установками, покрывающими наши корабли защитными ро-структурами. В принципе, геноинженерные технологии хорошо отработаны, но создание устойчивого штамма бактерий с жестко заданными свойствами является работой весьма трудоемкой.

Этот же заказ был, понятно, чрезвычайно важным и срочным, поскольку от его выполнения зависела, в итоге, безопасность полетов всех земных кораблей.

Но проблема заключалась не только в том, что работу приходилось начинать с самого начала, но и в том, КУДА же делся уже готовый штамм.

Василь Штосс, начальник лаборатории, в тот несчастный день готовился к проведению окончательных испытаний нового штамма перед отправкой бактерий в промышленное производство. Он достал из гермошкафа и поставил на свой рабочий стол чашки Петри со всеми шестью образцами штамма, чтобы выбрать образец, имеющий наибольшую живую массу. В этот момент его вызвали к начальнику отдела на «маленькое совещаньеце», которое продлилось, как водится, часа три.

Вернувшись на рабочее место, господин Шосс образцов ни на своем столе, ни где бы то ни было еще, не обнаружил.

Скандал разразился, естественно, страшный. Разработки института никакой опасности для здоровья людей не представляли, поэтому повышенных мер безопасности не предпринималось, однако порядки в институте были строгие, и проникновение в лаборатории посторонних людей абсолютно исключалось.

На первом этапе расследование инцидента вело руководство института, надеясь обнаружить исчезнувшие образцы в целости и сохранности и при этом «не вынести сор из избы». Были опрошены все без исключения работники института, как специалисты, так и вспомогательный персонал, состоящий из универсалов. Все сотрудники отвечали абсолютно искренне, что никто пропавших чашек Петри не видел, и, соответственно, не брал.

Искренность ответов проверялась с помощью соответствующей аппаратуры, подключенной к встроенным процессорам опрашиваемых, так что ни малейших сомнений в правдивости ответов быть не могло. Следствие зашло в тупик.

Обескураженное руководство ИБК было вынужденно сообщить о происшествии Генеральному Заказчику. И только когда расследованием занялся Департамент «КР» Космофлота, удалось установить, что и почему произошло.

Работники контрразведки были хорошими психологами, поэтому не стали спрашивать у сотрудников ИБК «не видели ли вы и не брали ли чашки Петри с новым штаммом бактерий?», а просто показывали подключенным к аппаратуре людям очень похожие на пропавшие у господина Штосса стеклянные емкости с колониями микроорганизмов, развившихся на питательных средах.

Показываемые предметы опознал один из универсалов, Йоханес Йорк, уборщик, принятый на работу в ИБК как раз накануне происшествия.

Постоянная работа в ИБК считалась у универсалов очень престижной, и на вакансию, открывшуюся в связи с уходом на заслуженный отдых уборщика-ветерана, претендентов было немало.

Из всех кандидатов был выбран Йорк, поскольку в его личном деле особо отмечались аккуратность, добросовестность и повышенная ответственность при выполнении порученных ему работ. Менеджер по персоналу, инструктируя нового работника, особо подчеркивал необходимость наведения и поддержания должного порядка, в первую очередь, в лабораторных помещениях закрепленной за новым сотрудником убираемой территории. Менеджер сетовал на то, что научные сотрудники «злостно пренебрегают правилами внутреннего распорядка, постоянно демонстрируют безответственность и расхлябанность, не способны поддерживать элементарную чистоту в занимаемых ими помещениях, целыми днями пьют кофе и едят прямо на своих рабочих местах, посуду не моют, за собой не убирают, мусор всякий накапливают…»

Что было дальше, понятно.

Йорк в первый же день рьяно взялся за уборку помещений на вверенном ему этаже. Он мыл полы, вытирал пыль, освобождал мусорные корзины, содержавшие, и правда, бог весть что, добросовестно перемыл десятка три кофейных чашек… Когда он добрался до лаборатории Василя Штосса, находившегося в то время у руководства, то обнаружил именно то, о чем и рассказывал ему накануне менеджер: на рабочем столе в простых стеклянных то ли тарелках, то ли блюдцах, находились испорченные остатки еды, уже покрытые зеленой слизью. Странные тарелки были плотно закрыты крышками, наверное, чтобы их содержимое не портило воздух в помещении. Посуда была явно одноразовая, поэтому мыть ее, как он мыл кофейные чашки, не было никакого смысла. Так что Йорк с чистой совестью все емкости с их неприятным содержимым просто бросил в мешок с мусором. Через час он покончил с уборкой на этаже и мешок с мусором немедленно отправил в утилизатор…

При первом опросе Йорк честно припомнил, какие у кого кофейные чашки он мыл – и те все были на месте, однако никаких чашек, в том числе, «чашек Петри», он не брал. Он хотел было добавить, что и никакого господина Петри он не знает, но постеснялся говорить о том, о чем его не спрашивали. Естественно, он не стал рассказывать руководству обо всем выброшенном им мусоре, в том числе, и о тарелках с испорченными остатками еды, ведь это не имело никакого отношения к пропавшим чашкам… А никому из руководства, специалистам-биологам, просто в голову не пришло, что кто-то может не знать, что такое – «чашки Петри», и что в них может находиться…

…В общем, необыкновенные зимние каникулы закончились у нас с Мелиссой раньше времени. На следующий день после звонка Георга мы сняли игрушки с елки, собрали вещи, убрали в доме и законсервировали систему жизнеобеспечения. Оставалось довольно много еды, заготовленной Валентиной Петровной, и Мелисса по-честному ее разделила, половину взяв себе, в короткий полет до Титана, а другую половину отдав мне, чтобы я, вернувшись на Курсы, хотя бы несколько дней питался не только с пользой, но и с удовольствием.

Когда мы прилетели в Москву, Мелисса высадила меня в Западном порту, а сама отправилась в Управление. Я взял общественный одноместный флаер и вернулся в Петербург.

Последний учебный семестр пролетел на удивление быстро и не был отмечен никакими заметными событиями.

Потом я сдавал выпускные экзамены, без особого напряжения получая отличные оценки, после чего отправился на последние военно-спортивные сборы на Алтай.

Вот об этом-то, о сборах, мне вовсе вспоминать и не хотелось. Умом я понимал, что за пять лет наши инструктора проделали колоссальную работу, чтобы максимально развить физические возможности, генетически заложенные в наших организмах. Но временами мне казалось, что они требуют от наших тел и вовсе уж невозможного… Единственное, что меня во время сборов примиряло с жизнью, так это то, что мне, все-таки, предельные и даже запредельные нагрузки давались легче, чем остальным курсантам. Это и понятно: я ведь был Потенциалом, мой мозг имел принципиально иное качество, чем у обычных людей. А Мелисса любила повторять, что главное в человеке – мозг.

Зато теперь я имел великолепное натренированное тело, каким обладал мало кто из людей, и которым я мог по праву гордиться. Кроме того, я видел, что мое тело очень нравиться Мелиссе, и уже одно это оправдывало все мои многолетние муки.

Таким образом, теперь, к моменту окончания курсов я находился в замечательной физической форме. А о том, какой ценой мне это далось, хотелось как можно скорее забыть…

Утром я проснулся в отличном настроении и после завтрака легко написал новую версию своей биографии. Пусть психологи поработают!

Я сдал автобиографию в учебную часть, немного прогулялся, завершил сборы к полету на Фризу и пораньше лег спать.

Проснуться мне удалось вовремя, еще не было и семи. Я быстро перекусил в столовой чашкой кофе с бутербродами, взял один из дежурных флаеров и уже в 8.45 приземлился на стоянке около главного здания подмосковного военного космопорта «Большой Узел», который обслуживал практически все рейсы Главного Управления Космофлота.

На проходной главного здания космопорта я предъявил свое удостоверение. Дежурный вставил его в комп и сообщил, что меня ожидает кар под номером 458-б, который доставит меня на взлетно-посадочный стол крейсера «Максим Глинка».

Поскольку маршрут кара был уже запрограммирован, я мог в течение поездки по стартопосадочному полю свободно любоваться стоящими на площадках кораблями различных типов и классов. Их силуэты выглядели для меня непривычно. Это и не удивительно, – за те годы, что я провел на КПК, большинство кораблей было модернизировано, оснащено новыми системами вооружения и получило новые конструктивные элементы защиты. Кроме того, я увидел несколько совершенно новых моделей. А главное, все без исключения корабли имели тот самый глубокий зеркально-черный цвет, мерцающий и бликующий, цвет ро-покрытия, который я впервые увидел на «Суворове», когда стали возвращаться «живые зонды», и селферы предстали перед моим взором в своем «натуральном» обличии: суперразвитый мозг, покрытый защитной ро-оболочкой.

Моя поездка по космопорту была, к сожалению, недолгой. И вот я уже поднялся по пандусу крейсера.

Мелисса о чем-то беседовала с вахтенным офицером. Увидев меня, она махнула мне рукой:

– Алекс, можешь подняться в свою каюту, восьмой уровень, номер А-14. Я скоро к тебе зайду.

Боже, как я, оказывается, соскучился по этой, такой родной, атмосфере военного корабля! По его помещениям, чуждым показной роскоши, но так удобно и рационально спланированным! По свежему, пахнущему озоном, воздуху! По негромким успокаивающим звукам предстартовой подготовки!.. Как давно я не видел густой россыпи звезд в неизмеримых глубинах космоса, не чувствовал дрожи корабля при переходе на сверхсветовую скорость!..

Я поднялся на лифте на восьмой уровень, нашел свою каюту, разобрал вещи, которые могли понадобиться мне в полете. Как обычно, я летел налегке, и весь мог багаж, кроме пака с зимней форменной курткой из меха снежного волка Альбины, помещался у меня в обычном армейском кофре.

Я снял форму, разместил ее в боксе для квазиживых структур и облачился в костюм полуспортивного типа. Поскольку в этом полете я был пассажиром, я решил, что не стоит смущать офицеров корабля своим званием и регалиями на моей космофлотовской форме. В конце концов, в путешествии инкогнито есть свои плюсы.

Вскоре раздался стук в дверь, и в каюту вошла Мелисса.

Наконец-то после долгой разлуки я смог ее обнять и поцеловать!

Мы с Мелиссой были единственными пассажирами крейсера и заняли две каюты на палубе, где не жил никто из команды, – мы так соскучились друг по другу, что нам никого сейчас не хотелось видеть.

В ожидании старта крейсера мы устроились в каюте Мелиссы. Вот сирена завыла непрерывно, – и смолкла. Корабль ушел с орбиты. Начался разгон на малых двигателях. Минут через двадцать опять включилась корабельная сирена, что означало, что мы удалились от Солнца на достаточное расстояние, и сейчас будут включены большие двигатели, а потом крейсер перейдет на сверхсвет.

Наш полет начался.

Конечно, Мелисса не могла позволить себе весь перелет на Фризу вести себя, как обычный пассажир, забыв обо всех проблемах человечества. Из трех недель полета она посвятила мне полностью только первые пять дней. А потом она вернулась к своей обычной работе, благо пси-связь с Землей почти все время была прекрасная, и лишь последнюю неделю, когда мы уже приближались к Венцене, солнцу Фризы, связь стала ненадежной.

Дело в том, что Венцена уже сто двадцать тысяч лет находится в туманности «Две Медузы», газопылевом облаке, звездном «родильном доме». К счастью, траектория Венцены проходит довольно далеко от центральных областей «родильного дома», и звезде ничего не угрожает. Но движется она в среде, которая имеет довольно высокую по космическим меркам, причем неравномерную, плотность как обычной, так и темной материи. Кораблям в таких областях пространства приходится существенно снижать свою скорость, а любое излучение, в том числе, пси-волны, в такой среде сильно рассеивается и поглощается. Поэтому по мере вхождения «Максима Глинки» в газопылевое облако сеансы связи с Землей стали гораздо более редкими, поскольку сигнал с Земли приходил на антенны крейсера все более слабым и искаженным, и надо было подолгу ловить момент, когда условия приема хоть немного улучшались. Кроме того, каждый последующий сеанс для увеличения мощности передаваемого нами пси-сигнала требовал все больше и больше корабельной энергии.

Я тоже в этом полете не слишком долго расслаблялся в счастливом блаженстве ничегонеделания. Предаваться бездумному отдыху было не в моем характере. В те часы, когда Мелисса пропадала в рубке или занималась делами, я просматривал имеющуюся в корабельной библиотеке информацию о Фризе, хотя, в принципе, Фризу я довольно подробно изучал в прошлом году в рамках курса «Инопланетные цивилизации».

Но с каждым днем меня, как и Мелиссу, все больше тревожило отсутствие вестей от эскадры Майкла. Никаких передач, – кроме той, единственной, обрывочной, позволившей предположить, что эскадра идет к Фризе, – ни Земля, ни наш крейсер, больше поймать не смогли. Мелисса, по крайней мере, отвлекалась на решение массы других проблем, а я, не имевший, по большому счету, никаких серьезных занятий, настойчиво пытался понять, почему Майкл изменил программу учений. Что нашей эскадре могло понадобиться на Фризе? И почему она идет к Фризе прямо сквозь газопылевое облако, а не огибает его по периферии? А главное, почему от Майкла нет никаких новых сообщений, пусть бы и самого плохого качества?

Я вновь и вновь пытался вообразить себе причины, по которым наши корабли так внезапно отправилась на Фризу, и не мог придумать ничего более-менее разумного.

Фриза, четвертая планета звезды Венцены, была планетой холодной, три четверти ее поверхности покрывал никогда не тающий лед, и только в экваториальных областях имелась полоса незамерзающих океанических вод, а на суше наступало короткое бесснежное лето.

Но Фриза знавала и лучшие времена. Система Венцены во многом была похожа на Солнечную, и до того, как система попала в туманность, на двух ее планетах, на четвертой – Фризе, и пятой – Музаре, возникла и развилась жизнь. На Фризе даже успели появиться и создать общепланетную цивилизацию киззы, человекоподобные живородящие существа. Киззы даже успели выйти в ближний космос и начать осваивать свою систему.

Но тут Венцена влетела в газопылевое облако «родильного дома», и на Фризе и Музаре начались Великие Оледенения. Музара, находящаяся дальше от своего солнца, чем Фриза, быстро превратилась в ледяной шар, и развитые формы жизни Музары погибли…

Фризе повезло больше, чем Музаре, Великое Оледенение наступало не столь стремительно, и цивилизация какое-то время пыталась сопротивляться глобальному похолоданию. Киззы распыляли в атмосфере различные вещества, создающие парниковый эффект, строили огромные испарители океанских вод, увеличивая количество водяного пара в атмосфере… Киззы даже начали осуществлять грандиозный проект изменения орбиты Фризы, чтобы переместить ее ближе к своему солнцу… Но, увы! По мере увеличения плотности газопылевого облака, в котором двигалась система Венцены, до планеты доходило все меньше и меньше солнечной энергии, и цивилизация киззов рухнула, не успев этот проект довести до конца. Им удалось лишь немного изменить форму эллиптической орбиты Фризы, сделав ее более вытянутой.

Собственно, причиной гибели цивилизации стало не только само по себе глобальное похолодание. Закат цивилизации ускорили попытки киззов это самое похолодание остановить. Им удалось на некоторое время приостановить понижение среднегодовых температур, создав в атмосфере парниковый эффект, но стабилизировать годовые колебания температур они не смогли, и начались непредсказуемые климатические изменения, затронувшие всю планету: таяли ледники, изменялись пути океанических течений, свирепствовали ураганы, наводнения сменяли засухи, огромные площади плодородных земель и лесов превращались в болота или пустыни, разрушалась инфраструктура цивилизации – транспортные пути и энергетические системы, выходили из строя промышленные объекты, гибли целые города. Голод и стихии уносили миллионы жизней. И это длилось не годы, а столетия. А потом пришел холод.

И хотя судьба цивилизации киззов была поистине трагична, киззы с лица планеты не исчезли. Конечно, численность расы, насчитывавшей в период своего расцвета девять миллиардов киззов, сейчас составляла едва тридцать миллионов. Но к чести киззов, они сумели не одичать окончательно, не впасть в варварство, не утратить достижения своей цивилизации полностью. Более того, они сумели даже начать новый виток своего развития, создав новую культуру и новый тип общества, стабильного и процветающего, – насколько это вообще возможно на планете, где три четверти года на всей поверхности суши царит суровая зима.

Зимой киззы уходили в огромные пещеры, частично – естественного происхождения, а по большей части – искусственные. Короткое лето они использовали для возобновления запасов продовольствия, выращивая идущие в пищу растения, охотясь на проснувшихся от спячки животных и добывая морских обитателей, в изобилии населяющих холодные океаны. А долгие зимы киззы использовали для производства необходимых им предметов быта и орудий труда, обучения подрастающего поколения и, конечно, для отдыха и развлечений.

В доледниковый период киззы общим своим обликом были очень похожи на современных людей, разве что имели лиловатый оттенок кожи, другой разрез глаз и иные формы носа и губ. Теперь же, в результате мутаций и жестокого естественного отбора, они стали плотнее, коренастее и у них появился густой волосяной покров, – даже на лицах мужчин и женщин киззов стали расти довольно длинные волосы.

В общем, современные киззы представляются человеческому взгляду существами довольно-таки уродливыми. Но при общении с ними, веселыми, доброжелательными и обладающими острым умом, люди быстро привыкают к их необычному для высокоинтеллектуальных гуманоидов облику.

Мы открыли для себя Фризу всего сорок пять земных лет назад, когда искали место для научной базы, – астрофизиков очень интересовали процессы, протекающие в звездном «родильном доме». Появление людей на Фризе шока у киззов не вызвало, поскольку, несмотря на очень сложные периоды в их цивилизации, киззы сумели не только не истребить себя в войнах за пищу и места обитания, – а ведь довольно длительное время убежищ от лютой зимы на планете было совсем немного! – но и сохранить часть культурного наследия своих предков, в том числе, и космогонические теории. Так что появление землян только подтвердило правильность идей их ученых о множественности миров и возможности обитания в космосе других разумных рас.

Более того, киззы встретили людей с энтузиазмом, справедливо ожидая от расы, способной на межзвездные перелеты, определенной помощи своей цивилизации, переживающей период вынужденного упадка.

Сейчас на Фризе имеется наше посольство, работают земные ученые различных специальностей, а на Рузоне, спутнике Музары, построена и уже тридцать лет функционирует база Космофлота. Специальный комитет, состоящий из ученых Фризы, Земли и сотрудников Департамента «Ф» Космофлота, занимается проблемой изменения климата планеты и всех возможных последствий потепления.

Кроме того, на Фризе, несмотря на ее суровый климат, есть очень популярный у земных туристов курорт. Понятно, что зимой на Фризе даже самым отчаянным туристам делать нечего. Но один раз в год – местный, равный примерно двум земным – любители зимних видов спорта слетаются поучаствовать в грандиозном спортивном празднике киззов «Эзар-Малаз» – «Прощай, зима!».

Да, как это ни удивительно, киззы, несмотря ни на что, сохранили любовь к спорту. Естественно, летом им не до спортивных состязаний, все население планеты заготавливает на зиму запасы съестного. А вот зимние виды спорта, лыжные и саночные соревнования, у киззов носят массовый характер, – ведь большая часть их жизни проходит в снегах…

Люди принесли на Фризу много новых видов спорта. И теперь в соревнованиях на досках, во фристайле, в скоростном спуске, прыжках с трамплина и многих других видах киззы выступают весьма достойно, конкурируя даже с лучшими спортсменами Земли и в соревнованиях на Фризе, и в земных чемпионатах, и на межпланетных Зимних Олимпийских играх.

Мы познакомили киззов с коньками, и в последние годы команды киззов принимают участие в земных хоккейных турнирах, занимая иногда даже призовые места. Но в скоростном беге на коньках и в фигурном катании киззы соревноваться с людьми не в состоянии. Для этих видов спорта слишком уж велики у людей чисто анатомические преимущества.

Зато открытый чемпионат Земли по трехмерным шахматам уже шесть лет подряд выигрывает кизз, Се Ризаль! Это и понятно, в обществе киззов долгие зимы естественным образом привели к расцвету разнообразных настольных игр. У киззов имеются подобия нард, карт, домино и шахмат, а также целый ряд игр, не имеющих аналогов у земных народов. Но без компьютеров киззы не могли, естественно, изобрести трехмерные игры. И когда киззы познакомились с земными играми, особенно с трехмерными шахматами, три-Ш, они пришли в полный восторг, и на Фризе началась настоящая «три-Ш-эпидемия».

А на Земле, в свою очередь, в моду вошли киззкие варианты карточных игр, «сузали». Особенной популярностью пользуется игра под названием «занг-зу». Эта игра, имеющая несколько вариантов правил, напоминает земной преферанс, хотя и намного его сложнее. Общая особенность всех вариантов занг-зу состоит в том, что любой игрок один раз за кон, взяв «взятку», имеет право сказать «занг», и тогда игроки меняются картами, передавая их соседям слева, по часовой стрелке. Если же говориться «зу», то обмен картами происходит против часовой стрелки.

Так что теперь в перечень соревнований праздника «Эзар-Малаз» входят турниры по самым популярным не только местным, но и человеческим настольным играм. И участвовать в этих турнирах на Фризу прилетает немало землян.

Так уж получилось, что «Максим Глинка» должен был прибыть в систему Венцены как раз в разгар праздника «Эзар-Малаз», традиционно длящегося тридцать шесть дней, целый местный месяц, называющейся «аггоз». В этом месяце морозы обычно становятся мягче, снегопады редки, и почти все дни – солнечные. Одним словом, приближается короткая бурная весна.

Праздники «Эзар-Малаз» проходят по всей Фризе, везде, где живут киззы, но местом главных, всепланетных и даже теперь уже межпланетных соревнований последние десятилетия стал Новозан, вернее, долина Занту вблизи Новозана.

Новозан – один из трех городов, построенных нами на поверхности планеты, по одному на каждом из обитаемых материков Фризы. Новозан возведен вблизи Зана, древнего пещерного города киззов, расположенного в горе Заннар, последней вершине горного хребта, спускающегося к незамерзающем заливу океана. Место это было очень удобным, лежащим почти на экваторе, практически на берегу океана, на пересечении сухопутных и морских путей. Вдобавок рядом имелась обширная долина, где теперь находится самый большой на Фризе космопорт.

Когда «Максим Глинка» вошел в систему Венцены, я не удержался от соблазна и вместе с Мелиссой отправился в центр управления крейсера. Все-таки, я столько лет пролетал на кораблях в качестве капитана! Все пять лет, пока я учился на Курсах Повышения Квалификации, меня постоянно преследовали сны, в которых я по-прежнему сидел за капитанским пультом и вел корабль по космическим трассам…

Понятно, что находиться в центре управления «Максима Глинки» я мог исключительно в роли наблюдателя. Но даже просто окунуться в привычную для меня атмосферу было для меня счастьем.

Когда мы с Мелиссой появились в центре управления, капитан, Анастасия Зорина, вела переговоры с базой на Рузоне.

Анастасия, прервав разговор, повернулась в нашу сторону:

– Адмирал, никаких новостей нет. Наша эскадра по-прежнему не дает о себе знать.

Мелисса кивнула.

– Хо-рош-шо. Капитан, сообщите на базу, что мы к ним заходить не будем. Мы сразу пойдем к Фризе. Космопорт Новозана корабль класса «Максим Глинка» принять может, так что нам нет никакого смысла оставаться на орбите. Свяжитесь с космопортом, сообщите, что мы идем. Наше подлетное время?

– Не больше двадцати минут. Но если им надо, мы можем немного повисеть на орбите. Думаю, порт сейчас забит, все слетелись на праздник. Может, им придется освобождать для нас место.

– Добро. Действуйте, капитан. Мы с каперангом Комаровым не будем вам мешать. Просто побудем здесь. …Понимаете, у каперанга – как бы это сказать… ностальгическое настроение. Он впервые за несколько лет оказался на военном корабле. И вообще в космосе.

– Да, капитан, – подтвердил я, – весь полет я мечтал опять оказаться в центре управления военного корабля, и вот теперь, уж извините меня, не удержался.

Анастасия посмотрела на меня с сочувствием:

– Каперанг, вы могли бы придти сюда в любое время… Может, хотите сесть за пульт? Я уступлю вам свое место, я так вас понимаю!

– Нет, нет, благодарю вас… Достаточно того, что я просто побуду рядом. Кстати, вот тот детектор масс, – я указал на дисплей в стороне, – он что, выработал свой ресурс?

– Практически…– Зорина выглядела немного растерянно. – При следующем профилактическом ремонте он подлежит замене. Но как вы это определили?

Мелисса усмехнулась:

– Объяснить, как именно Алекс это определил, он не сможет. Но его ощущениям надо доверять. Алекс, что, этот детектор неисправен?

– Нет, пока он работает в штатном режиме. Но мне кажется, что в нескольких ячейках вычислителя штаммы бактерий близки к вырождению. Какое-то время они еще протянут, но потом в алгоритме начнутся сбои, даже несмотря на троекратное дублирование цепей. Остальные датчики масс в порядке, но этот детектор будет давать информацию, выходящую за пределы допустимого разброса данных, и у ситуационного анализатора могут…

– Да, да, понятно, – закивала головой Зорина, – я буду иметь это в виду. Спасибо за предупреждение.

– Да, Алекс, надо было попросить тебя походить по кораблю, – задумчиво проговорила Мелисса, – я как-то это упустила…

– Вообще-то я уже походил. Понимаете, – я немного смущенно пояснил Зориной, – я привык лично убеждаться, что корабль, на котором мне довелось оказаться в космическом пространстве, находится в полной исправности. Извините, что я вас об этом вовремя не проинформировал…

– Ну, и каковы результаты твоих… прогулок? – заинтересованно спросила Мелисса. – Каково техническое состояние одного из лучших крейсеров Космофлота?

– Докладываю, мэм. Техническое состояние крейсера «Максим Глинка» – отличное. В системе управления дефектов не выявлено. Весь оружейный комплекс находится в идеальном состоянии. Обнаружена и устранена небольшая разъюстировка типа «С» силовых полей ВР-двигателя № 3. В складском помещении М4-18 обнаружено и устранено повышение влажности воздуха на шесть процентов, связанное со случайным повреждением датчика влажности при погрузо-разгрузочных работах. Наладочные работы проведены силами соответствующих служб, что отражено соответствующими записями в журналах учета ремонтно-наладочных работ в соответствии с действующими инструкциями.

– Спасибо, Алекс. Эх, какого техника лишился в твоем лице Космофлот!.. А вас, капитан Зорина, благодарю за службу. Прекрасное состояние корабля – заслуга, в первую очередь, капитана.

– Мэм, – я обратился к Мелиссе по-прежнему почти официально, – есть кое-что еще. Это, конечно, не техническая неисправность, но… Просто когда я плавал в бассейне, меня что-то насторожило, и по моей просьбе был проведен внеплановый анализ состава воды в корабельных резервуарах. Как показали анализы, все показатели в норме… Однако процент растворимых солей тяжелых металлов – почти на пределе допустимого. Изотопный состав всех примесей смещен в сторону тяжелых изотопов, хотя также в рамках допустимого. Процент содержания белковых соединений – тоже соответствует верхней границе нормы. Каждый фактор в отдельности ни малейшей опасности не представляет, и все системы фильтрации работают в штатном режиме. Но вот все вместе… Я не слишком силен в химии, и не могу точно сказать, что мне в этом не нравится… Но я бы такую воду сменил при первой же возможности, просто так, на всякий случай.

Мелисса задумалась.

– Знаешь, я тоже не могу сообразить, какую опасность может представлять подобная вода. Но я доверяю твоей интуиции. И случай сменить воду у нас как раз представляется совершенно замечательный. Как ни странно, на Фризе есть несколько высокогорных озер с очень чистой водой, которые замерзают только в самой середине зимы. Эти озера образовались в кальдерах цепочки потухших вулканов и постоянно подпитываются из термальных источников. Наши корабли брали воду из этих озер уже не раз. Экологическая обстановка на Фризе идеальная, и некоторое количество спускаемой нами на ледники отработанной воды никакого ощутимого вреда природе нанести не может. Так что, Зорина, подготовьтесь к процедуре смены водного запаса. Проконсультируйтесь у специалистов на базе, из какого озера брать воду вам лучше всего.

Капитан вернулась к переговорам с базой на Рузоне и с космодромом Новозана, а я воспользовался возможностью полюбоваться на обзорных экранах космическим пейзажем с приближающейся Фризой.

Из космоса Фриза выглядела белым шаром с темно-синими пятнами незамерзающих океанических вод вдоль экватора. В ожидании «добро» на посадку мы обогнули планету и прошли вблизи большого пассажирского транспорта, зависшего на высокой орбите над Новозанским космодромом. Это был «Байкал», на котором туристы и спортсмены прилетели на праздник «Эзар-Малаз».

«Байкал» был кораблем того же типа, что и лайнеры, возившие туристов на Райское Местечко, но классом ниже. Это был обычный пассажирский транспорт, не отличавшийся особой роскошью, и корпус стюартов был на нем существенно меньше, не больше полутора тысяч человек, так что перевозить «Байкал» мог пятнадцать-семнадцать тысяч туристов. Билеты поэтому стоили недорого, и практически каждый желающий мог без особых проблем слетать на Фризу, на «Эзар-Малаз».

Посадка в порту Новозана прошла без каких-либо неожиданностей. Для нашего крейсера, естественно, предназначался отдельный сектор. Но меня удивило, что из оставшихся трех секторов стартопосадочного поля два были буквально забиты шаттлами «Байкала», военными и гражданскими катерами и яхтами, в то время как третий был совершенно пуст. При ближайшем рассмотрении, когда мы уже покинули крейсер, я увидел, что в свободном секторе проводятся какие-то работы: по всему полю змеились кабели, а кое-где были даже приподняты и сдвинуты со своих мест плиты взлетно-посадочных столов.

Встречал нас Томаш Иванович Гроссман, начальник Новозанского космопорта. Я знал, что он начинал свою службу диспетчером в подмосковном военном космопорте «Большой Узел», и еще с тех пор был лично знаком с Мелиссой. Потом у Гроссмана обнаружились незаурядные таланты организатора и хозяйственника, и он весьма преуспел на военной службе в качестве администратора. Выйдя в отставку в чине полковника, он остался работать в Космофлоте как вольнонаемный специалист, и вот уже почти десять лет работал здесь, на Фризе.

Мелисса очень сердечно, совсем неофициально, поздоровалась с Гроссманом, и те несколько минут, что мы ехали на глайдере к служебному зданию космопорта, Мелисса расспрашивала его о детях и многочисленных внуках.

Но стоило нам войти в просторный вестибюль, как они были вынуждены сменить тему разговора, поскольку дорогу нам преградила довольно длинная цепочка гравиплатформ. Цепочкой управляли два сотрудника в синих комбинезонах с яркой эмблемой Новозанского космопорта, и еще четверо в таких же комбинезонах, но желтых, шли по бокам, внимательно наблюдая за тем, чтобы гравиплатформы двигались плавно. На платформах в растяжках были закреплены контейнеры, маркированные тремя оранжевыми кругами, что означало, что в них находится аппаратура с квазиразумными биоячейками.

– Томаш Иванович, – обратилась Мелисса к Гроссману, – что у вас здесь такое происходит? На Фризе праздник, полно туристов, а в порту ведутся ремонтные работы? Вы что, не успели подготовиться к наплыву гостей, и теперь спешно наверстываете упущенное? Что за аврал?

Я огляделся по сторонам, и понял, что Мелисса насчет аврала права. По всему вестибюлю и в отходящих от него коридорах с деловым видом сновали работники служб космопорта, что-то тащили, что-то на ходу активно обсуждали, о чем-то спорили. И больше всего было людей в желтых комбинезонах, работников технической службы космопорта.

– Нет, что вы, Адмирал, как так – не успели вовремя с ремонтом? Обижаете, у нас – образцово-показательное транспортное предприятие! Мы держим первенство среди всех гражданских космопортов за пределами Солнечной Системы! Пять лет уже никому переходящее знамя Космофлота не отдаем! А сейчас – так это мы запустили модернизацию систем управления космопорта! «Байкал» как раз доставил нам полный комплект новейшей аппаратуры! И мы сразу же начали. Вы видели, в западном секторе работы уже заканчиваются! Мы работаем круглосуточно, в три смены!

– Господи, Томаш Иванович! К чему такая спешка? Разве нельзя было дождаться окончания праздника, когда все туристы разъедутся? И в спокойной обстановке…

– Ну, – Гроссман замялся и почесал затылок, – вы понимаете… В празднике-то все и дело… Люди ведь тоже люди… И военные, и вольнонаемные специалисты, эти особенно… Надо же и их понимать… Как же не пойти навстречу… Следующего праздника еще сколько ждать, а тут такой случай… Да и всем хочется скорее опробовать последние достижения в плане техники. Нашему-то оборудованию уж сорок лет почти, хотя все еще работает без сбоев… – Начальник космопорта, глядя себе под ноги, продолжал мямлить что-то невразумительное.

Мне вся эта ситуация со стремительно проводящейся модернизацией оборудования отличного бесперебойно работающего космопорта показалась совершенно бредовой. Я не сомневался, что и Мелиссе происходящее в порту также представляется полным абсурдом, а у нее даже малейшее нарушение логики в рассуждениях – и тем более в действиях – всегда вызывало резко негативную реакцию. Мне уже несколько раз приходилось видеть ее в состоянии ярости, но каждый раз это проявлялось совершенно по-разному. Поэтому я с большим интересом наблюдал за Мелиссой и пытался угадать, какую форму примет ее изумление деяниями местного руководства сегодня.

Однако в глазах у Мелиссы мелькнул огонек понимания, и она усмехнулась.

– Так-так-так, ясно-ясно. Народ зарабатывает сверхурочные, помноженные на тройной коэффициент праздничных дней… И премиальные!

– Мэм, не судите строго! Деньги – конечно! Но не в деньгах – главное! Отгулы! Люди зарабатывают отгулы! Послезавтра – Большие Гонки! Все хотят смотреть, и не по видео! Да и потом, дальше – две недели – финалы, финалы! Никто пропустить не хочет! Оставаться на дежурстве – жребий тянули, расстройств сколько. У нас здесь развлечений мало, поймите! Поневоле все болельщиками становятся! Яростными! И тотализатор, конечно…

– Ладно, ладно, не волнуйтесь так, Томаш Иванович. Я же понимаю, что Фриза – далеко не курорт, зима – почти двадцать земных месяцев… То, что вы заботитесь о людях – это хорошо. И деньги людям за работу заплатим, Космофлот не обеднеет. И отгулы – отлично, народу нужны и праздники, и отдых. Но вот только не надо было сейчас эту модернизацию начинать, не время. Могли бы как-то иначе организовать и с отгулами, и с деньгами… Обратились бы в Управление, вышли бы ко мне напрямую, в конце-концов…

– Да праздник-то – сейчас! И еще два года ничего здесь больше интересного не будет!

– Я понимаю, хороша ложка к обеду… Но можно было бы в счет будущих работ. Не нравится мне эта срочная модернизация. Ох, не нравится… Но, что теперь поделаешь… А что, систему прикрытия тоже модернизируете?

– Конечно! В первую очередь! По всему периметру работы уже заканчиваются. Две точки готовы и сданы в эксплуатацию, остальные – после окончания праздника. Ведь две недели здесь никого, кроме дежурных смен, не будет, поскольку никаких взлетов-посадок не ожидается. Весь народ, и туристы, и местные, и почти весь личный состав Рузонской базы в долине будут. Пока все не закончится, никто отсюда не улетит, а кто хочет только самое интересное увидеть, прилетят не позже, чем завтра. Правда, места для посадки почти не осталось, мы не ожидали, что Ваш «Глинка» к нам сядет…

– Ну, насчет места не волнуйтесь. Сейчас члены команды «сойдут на берег», и «Глинка» вас покинет. Капитан хочет воспользоваться случаем, чтобы сменить корабельный запас воды. На всю процедуру, если не спешить, уйдет, я думаю, почти неделя. И если потом у вас места для посадки не будет, «Глинка» поднимется на орбиту, нет проблем.

– Ну, спасибо, мэм, а то я уж и не знал, как выйти из положения. С Рузонской-то базы еще не все желающие прилетели, не хотелось бы их сажать в порту Новокозза, оттуда до нас на флаере больше получаса лету, ребята и так вырываются в последний момент, на базе смены тоже разыгрывали, я знаю. Кому не повезло, будут смотреть Большую Гонку по видео, а это, знаете ли, совсем не то…

У меня возникло впечатление, что весь народ на Фризе просто помешался на почве спорта. Конечно, бесконечная зима, однообразие развлечений, довольно ограниченный круг общения… Но, все-таки, это было как-то слишком. А как же люди живут на военных базах, в длительных рейсах? А здесь же все же целая планета! Киззы, наконец! Права Мелисса, постоянно сетуя, что нынешнее человечество чересчур избаловано, слишком привыкло к роскоши, к изобилию во всех смыслах. И только в Космофлоте люди пока еще способны с честью переносить суровые условия и тяготы жизни, да и то – весьма относительные. А уж если рядом работает гражданская публика, как здесь, на Фризе, то и военный народ тоже дает слабину…

Мысли эти я додумывал уже в глайдере, на котором мы с Мелиссой направились в Новозан. Из космопорта можно было попасть в город по тоннелю, пробитому под холмами, отделяющими долину, в которой располагался космопорт, от долины, в которой был построен Новозан, но Мелисса выбрала верхнюю дорогу.

– Не поверишь, – сказала она, – я была на Фризе только раз, когда ее открыли, а потом все некогда было. Хочу посмотреть, как она изменилась.

Мне, естественно, тоже было очень любопытно. Мне ведь побывать здесь еще не довелось. Когда я вел свой транспорт на Фризу, нам по пути пришлось завернуть на Альбину-3…

Минут через десять мы уже покинули территорию космопорта, похожую как две капли воды на все остальные земные космопорты, где бы они ни располагались, и оказались среди белых холмов. Правда, некоторые холмы имели довольно крутые склоны. И это понятно, холмы эти являлись вершинами горного хребта Хазарт, который здесь спускался к океану, а космопорт, Новозан и долина, по которой мы ехали, находились на высоте более тысячи метров над уровнем океана.

Пейзаж действительно напоминал земной – где-нибудь в зимних Альпах. Солнце светило ярко, небо было темно-голубым, снег – ослепительным. Но вот огромные хвойные деревья, лозали, совсем не были похожи на земные ели. Они выглядели как черные колонны, стоящие на склонах на большом расстоянии друг от друга. Ветви могучих великанов плотно, как спицы сложенных зонтиков, прижимались к толстым стволам, и снег на них практически не удерживался. Но я знал, что когда закончится зима, ветви поднимутся вверх, и огромные зонтики лозалей раскроются, чтобы ловить как можно больше солнечных лучей.

И нигде не было видно никаких следов разумной деятельности – кроме дороги, над которой скользил наш глайдер. Полотно дороги, уложенное на частые мощные опоры, почти доверху засыпанные снегом, змеилось между холмами на максимально возможном от них удалении. «Что б не попасть под сход лавин», – понял я. И действительно, вскоре раздался низкий рокот, и слева, километрах в трех, на склоне взвился снежный бурун… Эхо обвала сопровождало нас, пока мы не заехали в короткий тоннель, въезд в который защищал массивный длинный козырек. Такой же козырек нависал над дорогой и с другой стороны холма.

Дорога сделала поворот, – и нам открылся невероятный вид. Не зря в туристских проспектах Новозан называют Зимней Сказкой!

В круглой заснеженной котловине стоял сверкающий белый замок! Настоящий замок из волшебной сказки, с многочисленными башнями, башенками, шпилями, окруженный высокой извилистой зубчатой стеной, с огромными резными воротами, к которым вел подвесной мост… Издали замок казался совсем игрушечным, и только подъезжая к нему, я понял, что обманулся в масштабе.

Это был не замок, – это был город, казавшийся замком.

Мы въехали в город через проем, открытый в одной из створок огромных ворот, в которые мог бы легко пройти малый космический катер – если бы кому-то в голову пришла мысль втащить его в город. Городские стены представляли собой двадцатиэтажные здания, а башни возвышались над стенами еще метров на сто, не меньше. Город-замок казался просторным и, в то же время, уютным. Башни и все здания на разной высоте соединялись между собой многочисленными арками, крытыми переходами, галереями и лестницами. Всюду на глаза попадались то резные балюстрады и карнизы, то витые колонны, то балкончики в каменном кружеве… На улицах стояли причудливые, под старину, фонари. Огромные окна и витрины нижних этажей казались подернуты инеем и искрились морозными узорами. В нишах домов прятались фантастические ледяные фигуры, на уступах стен застыли ледяные фонтаны. Вдоль стен домов шли приподнятые над широкими улицами тротуары под прозрачными навесами, прозрачные купола накрывали перекрестки и площади, и под навесами и куполами, в контрасте с заснеженной улицей, буйствовала зеленью тропическая растительность.

Мелисса медленно кружила по городу, который был на удивление пуст. Казалось, наш глайдер был единственным в городе, да и прохожих на тротуарах было почти не видно.

Тем временем на город опустились сумерки, и начали зажигаться огни. Со шпилей посыпались мерцающие звезды, вспыхнули всеми цветами радуги вывески, затеплились оранжевым светом «старинные» фонари, повисли в воздухе голографические рекламы, весело замигали разноцветные лампочки в витринах и на деревьях под куполами, яркие блики заплясали на ледяных скульптурах, мягко засветились стены домов… А когда с неба полетели крупные хлопья снега, все вокруг стало таким нереально-волшебным, таким невыразимо-прекрасным, что у меня перехватило дыхание…

Наконец, Мелисса, до этого молча управлявшая глайдером, тихонько вздохнула:

– Надо все-таки ехать в посольство, к Тиму. Но сначала придется нанести визит вежливости нашему послу…

Тим – полное имя его было Тимофей – был селфером, курировавшим дела на Фризе. Он был сейчас на планете единственным селфером, – поскольку обстановка на Фризе была спокойной.

Посольство Земли занимало изумительной красоты белоснежное здание, полукругом охватывающее площадь в самом центре города. Здание было не очень высоким, но несколько башенок со шпилями придавали ему легкость и какую-то воздушность… Это был замок в замке, чудо слияния традиций старинной архитектуры с возможностями самых современных технологий.

В просторном паркинге, расположенном в цоколе здания, нас встречала небольшая делегация работников посольства. После официальных приветствий мы на лифте поднялись в офис посла.

Послом на Фризе уже несколько лет работала Мария Семеновна Игошина, один из старейших членов дипломатического корпуса Земли.

Мария Семеновна, невысокая чуть полноватая женщина, встречала нас прямо у дверей, и сразу же объявила своим подчиненным, что они могут быть свободны. Как только за ними закрылась дверь, Мария Семеновна с Мелиссой обнялись, и сразу последовали радостные возгласы:

– Как давно мы не встречались!

– Рада вас видеть в добром здравии!

– Наконец-то вы и до нас добрались!

И так далее в том же духе.

Наконец, Мелисса представила послу меня:

– Александр Владимирович Комаров, мой Потенциал, капитан первого ранга, сотрудник Абашидзе.

Мы расположились в одной из комнат офиса, похожей на зимний сад, – столько здесь было тропических растений. Но уютные кресла и диваны, столики и бар указывали на то, что это не оранжерея, а просто комната отдыха.

Мелисса помогла Марии Семеновне достать напитки и легкую закуску.

Мы выпили по бокалу шампанского за встречу. Я сразу опять наполнил бокалы, и тут Мария Семеновна очень оживилась:

– Ах, давайте выпьем за спортивные победы! Мелисса, вы так удачно прилетели! Прямо к самым финалам!

И я понял, что массовое помешательство на почве спорта не обошло стороной и нашего посла.

– Вы не представляете себе, какое зрелище нас ожидает! Послезавтра – Большая Гонка! – продолжала с воодушевлением Мария Семеновна. – В этот раз прилетели лучшие наши гонщики: Гончаров, Бауэр, Мендоза, Иванов, сам Вальтер Берг! А женщины! Ганна Морис, Юлия Шаталова, Саша Завьялова! И Таня Майер! И даже Соня Лундгрен! Среди местных тоже есть отличные лыжники, один Маза Козасан чего стоит! У местных – феноменальная выносливость, зато у наших – техника, техника, и еще раз техника! Так что предугадать, кто выиграет гонки, практически невозможно. В тотализаторе – такие ставки! Но я надеюсь на наших. Кстати, вы тоже можете поставить, хоть прямо сейчас! Я вам сейчас покажу списки участников, и выбирайте, ставьте!

Я был изрядно удивлен неожиданным всплеском эмоций мадам Игошиной, несколько не вязавшимся с ее профессией дипломата, и не знал, как реагировать на ее энтузиазм, поскольку сам никогда ярым болельщиком не являлся. Но Мелисса очень естественно ответила в тон Марии Семеновне:

– Да, конечно! Мы обязательно будем смотреть гонку! И в тотализаторе обязательно поучаствуем, но… Понимаете, я не слишком внимательно слежу за спортивными соревнованиями… И боюсь, я не очень хорошо представляю себе шансы участников на победу…

Тут мадам Игошина, наконец, сообразила, что Адмирал прилетела на Фризу вовсе не на праздник «Эзар-Малаз»:

– Да, конечно, я понимаю… У вас, Мелисса, столько забот! Но, все-таки, и вам иногда отдыхать надо, а тут такой случай! Я уверена, зрелище будет захватывающим, вы не пожалеете! Большая Гонка…

Через несколько минут Мелиссе все-таки как-то удалось отвлечь Марию Семеновну от спортивной темы и перевести беседу в деловое русло, на обсуждение местных проблем, которые всегда неизбежно присутствуют даже в самых благополучных колониях. Я же терпеть не мог разговоров о снабжении, поставщиках, кадрах и тому подобном, – в бытность свою капитаном космических кораблей я успел позаниматься аналогичными вопросами более чем достаточно. Конечно, я скучал по кораблям, последние годы мне очень не хватало звездных просторов, но административные обязанности… Я всегда исполнял их добросовестно и, как говорят, весьма успешно, однако – безо всякого удовольствия… Так что я испытал вполне понятное облегчение, когда в комнату вошел высокий черноволосый молодой человек.

– Тим! – обрадовано воскликнула Мелисса, – куда это ты запропастился? Мы тут с Марией Семеновной без тебя уже все ваши проблемы обсудили.

– А, – махнул он рукой, – да полковник Рихтер, начальник Рузонской базы, сообщил, что вроде бы их антенны приняли какой-то сигнал. Но, похоже, это просто обычный шум. Здесь, в облаке, пси-шумы совершенно уникальные. Иногда таких глюков наслушаешься… Наши связисты из этих шумов целую коллекцию собрали, будто бы – переговоры на незнакомых языках. Но, увы, анализ никаких смысловых единиц не выявил… Ну, давайте лучше толком поздороваемся!

Мелисса обнялась с Тимом, потом представила ему меня, и мы выпили шампанского за встречу.

Мы посидели примерно еще полчаса. Мелисса рассказывала кое-какие подробности о последних событиях на Земле – собственно, ничего особенно интересного там не происходило, сказала несколько слов о нашем полете на «Максиме Глинке». О самом главном, для чего мы сюда прилетели – о направляющейся сюда эскадре Майкла – ни Мелисса, ни Тим, не проронили ни слова. Да и что говорить? Нам всем оставалось только ждать…

В какой-то момент Мария Семеновна попыталась вернуться к волнующей ее теме спортивных соревнований, но Тим тут же перехватил инициативу:

– Мария Семеновна, я планирую завтра познакомить Мелиссу и Алекса с долиной Занту. Мы на флаере отлично рассмотрим все с воздуха, облетим все спортивные сооружения, пролетим над трассой гонки. А сейчас, я думаю, пора подумать об устройстве наших гостей. Я уже позаботился об удобном жилье. Неизвестно, как долго им предстоит здесь пробыть, так что имеет смысл устроиться основательно. Я забронировал апартаменты в «Астории». Это самое лучшее место в городе, я тоже там обитаю. Пойдемте.

Мы попрощались с Марией Семеновной, – она взяла с нас обещание встретиться в день Большой Гонки на главной трибуне лыжного стадиона, – и спустились в паркинг.

Тим перенес наши с Мелиссой вещи в свой глайдер, и мы выехали на улицу.

Отель «Астория» находился в одной из башен на полпути к выезду из города. Роскошь внутреннего убранства «Астории» очень напоминала интерьеры туристского лайнера «Маджипур», на котором мне довелось лететь на Райское Местечко. Я отлично помнил, как Мелисса когда-то мне объяснила, что селферы, способные выживать в самых нечеловеческих условиях, любят, когда есть такая возможность, пожить в условиях максимально комфортных. Правда, представляли себе этот комфорт разные селферы по-разному… Думаю, что Мелисса, как и я, предпочла бы что-нибудь менее помпезное, чем «Астория», но здесь жил Тим, и было разумно устроиться рядом с ним.

Действительно, Тим выбрал нам апартаменты на одном с ним этаже. Убедившись, что с нашим размещением все в порядке, он попрощался, пообещав, если не случиться ничего неожиданного, не будить нас завтра слишком рано, и оставил нас одних.

Мы с Мелиссой путешествовали налегке, так что вещи свои распаковали быстро.

– Послушай, а ты не голоден? – спросила Мелисса. – В посольстве закуски были слишком легкие, ты не находишь?

– Да, пожалуй, я бы поужинал, причем основательно.

– Пойдем куда-нибудь? Или закажем ужин в номер?

– Давай, никуда уже не пойдем. Впечатлений на сегодня мне, пожалуй, достаточно.

Сделав заказ, Мелисса отправилась в ванную, а я подошел к огромному окну полюбоваться видом ночного Новозана.

Окна номера выходили на одну из площадей, – пересечение четырех улиц. И хотя наши апартаменты находились невысоко, благодаря тому, что площадь была довольно большой, из окна открывалась широкая панорама многоуровневого города, сияющего миллионами огней. Жаль только, звезд видно не было, – небо над башнями светилось перламутром, рассеивая и отражая городские огни. Временами то тут, то там по стенам зданий пробегали радужные волны, над крышами вспыхивали разноцветные сполохи, мерцали волшебными блестками фейерверки… Зрелище было поистине завораживающим…

Наконец, я оторвался от игры огней и опустил свой взор ниже, на улицы, и обнаружил, что город начал наполняться народом. Одиночек почти не было, небольшие компании оживленной публики куда-то спешили, направляясь, наверное, в кафе и рестораны, другие – просто неторопливо прогуливались по улицам. Как обычно, в человеческой толпе кое-где возвышались фигуры тэров. Но были видны и низкие коренастые фигуры киззов, часто ведущих с собой совсем маленькие фигурки детей.

Я с удовольствием наблюдал за толпой, выглядевшей веселой и немного возбужденной отлично проведенным днем. И неожиданно почувствовал, как дороги мне эти совершенно незнакомые мне люди, тэры и киззы, по которым лишь мимолетно скользил мой взгляд, которых я вижу, скорее всего, в первый и последний раз в жизни. Раньше я не очень любил скопление людей, толпу, но сейчас, далеко от Земли, я остро ощутил эту атмосферу раскованности, радости и счастья, которую земляне несли с собой во все миры…

Дивный, праздничный город Новозан!

Мы с Мелиссой отлично поужинали, – кухня «Астории», естественно, была выше всяческих похвал. Утку по-пекински и телячьи медальоны разнообразили местные овощи, которые, как уверила меня Мелисса, никак не могли повредить человеческому желудку. Мелисса, конечно, не могла не заказать тушеные агрустыки. Эти растения-животные – «бродячие грибы» – были распространены на Фризе еще до оледенения, а теперь киззы выращивали их на подземных плантациях в своих пещерах. Одной из разновидностей этих грибов Мелисса меня как-то давно, в самом начале нашего знакомства, уже угощала².

Тогда я в один миг прикончил порцию обалденного грибного супчика и попросил добавки, но Мелисса сообщила, что агрустыки для человека смертельно ядовиты, и мне необходимо немедленно принять припасенное ею противоядие. Противоядие это оказалось жидкостью совершенно омерзительного вкуса. А, главное, всех последствий попадания в мой организм инопланетного деликатеса противоядию снять не удалось. Яд, похоже, сильнее всего воздействовал на мозг, снижая адекватность восприятия действительности и толкая человека на поступки, противоречащие элементарному здравому смыслу. Уверен, что только благодаря этим бродячим грибам я потащился на Райское Местечко с четырьмя неподъемными чемоданами, набитыми разнообразными одеяниями, включая красный кожаный костюм с серебряными шипами!..

Мне не хотелось рисковать совершить какое-нибудь безумство и здесь, на Фризе, так что в этот раз Мелиссе пришлось наслаждаться агрустыками без меня. А то вдруг я решился бы ни с того ни с сего записаться участником Большой Гонки? Или, к примеру, съехать по трассе гигантского слалома? Нет уж, увольте! Обойдусь без агрустыков.

Зато я с удовольствием обнаружил, что элиззумы, местное подобие слив, поставляемых киззами на Землю, здесь поистине великолепны. Мелисса объяснила, что этот божественный вкус у элиззумов появляется только тогда, когда перезревшие плоды хранят в глубоких пещерах с особым микроклиматом в течение не менее чем одного земного года. Транспортировать такие перезревшие элиззумы на Землю можно исключительно в статис-поле, иначе они неизбежно портятся, – ни вакуум-упаковка, ни холод, сохранить их не помогают. Но транспортировка в статисе – дело чрезвычайно дорогое, а, главное – малообъемное. Поэтому обычные импортируемые нами элиззумы, которые может попробовать каждый землянин – продукт совсем не тот, что местные, зрелые элиззумы. Конечно, весьма ограниченные партии зрелых элиззумов иногда продаются в сети магазинов «Галактические товары», но редко, очень редко… Ну, и цена их соответственно – совершенно заоблачная.

Никакая цена меня, конечно бы, не смутила, но отслеживать появление какого бы то ни было товара в продаже… Нет, этого представить себе я не мог. А здесь, на Фризе, зрелые элиззумы были самым обычным продуктом, и получить их я мог в любой момент, в любом кафе или ресторане.

Наш ужин приятно дополняли отличные вина. В карте вин «Астории» обнаружился крымский черный мускат, и Мелисса, естественно, заказала пару бутылок.

Уж не знаю, что так благотворно повлияло на Мелиссу, – то ли великолепный ужин, то ли какая-то особая атмосфера Новозана, – но только напряжение неопределенного ожидания, не отпускавшее ее все время полета на Фризу, казалось, совсем исчезло. И эта ночь в «Астории» была похожа на все те беззаботно-счастливые ночи, которые мы проводили с ней в коттедже на ее острове. Я испытал ощущение абсолютного счастья, и был уверен, что Мелисса чувствовала то же самое…

Мы еще нежились в постели, когда раздался звонок мелиссиного комма. Это звонил Тим.

– Доброе утро. Когда вы будете готовы отправиться на экскурсию?

– Тим!.. Куда торопиться? Мы еще не завтракали!

– Лисса! День короткий, в сумерках с флаера толком ничего не рассмотреть. Давайте, собирайтесь.

– Ладно, дай нам хотя бы час.

– Все, через час – приду.

Пришлось подниматься с постели и по-быстрому завтракать.

После завтрака встал вопрос экипировки. У меня с форменной одеждой проблем не было, я предусмотрительно, зная, что мы летим на планету почти вечной зимы, захватил с собой полагавшуюся по уставу куртку из ослепительно-белого меха снежного волка Альбины. У Мелиссы тоже была с собой шуба, длина которой – почти до земли – сразу выдавала ее адмиральское звание. Но Мелисса, чтобы не привлекать к себе излишнего внимания, шубу надевать не хотела, а появляться на улице зимой без мехов, в одной форме, было не по уставу.

Эту проблему решил Тим.

– У нас тут есть небольшой флотский склад…

Мы спустились на один из подземных этажей – как и любой земной город на чужой планете, Новозан уходил в глубину на сотни метров – и на каре по широкому совершенно безлюдному коридору минут примерно десять добирались до массивных дверей склада.

«Небольшой» склад размеры имел необозримые, и мог обеспечить полной экипировкой и жизнеобеспечением несколько подразделений Космофлота, по сути, целую армию. По «улицам» этого склада путешествовать было разумно на том же каре.

С одеждой Мелиссы вопрос решился быстро: она легко подобрала себе меховую куртку длиной чуть выше колена, что соответствовало званию майора и никак не выделяло бы ее из толпы, в которой было достаточно офицеров с Рузонской базы.

Но мы задержались на складе еще на четверть часа, поскольку я решил воспользоваться возможностью подзарядить батареи моей формы. Я любил всегда быть «во всеоружии», и не задумываться, на какое время полета на антиграве мне хватит энергии, или высчитывать, достаточно ли осталось запаса в энергоразрядниках. А кто знает, чем мне придется заниматься на Фризе?..

Покинув склад, мы добрались до лифта, который нас поднял прямо на стоянку флаеров. Огромная стоянка была практически пуста. Кроме флаера Тима там оставалось только две машины.

– Видите, все уже давно в долине. Сегодня в программе – прыжки с большого трамплина и слалом. А вечером – финальные забеги конькобежцев на 400 метров и на пять тысяч. Можно будет посмотреть. Да, и еще полуфинал у женщин по шорт-треку! Это интересно, киззы в этом виде нам не уступают!

Я заподозрил, что местная болезнь не обошла и Тима. Как говорится, с кем поведешься… Хотя, конечно, я в принципе не возражал. Почему бы нам и не посетить спортивные состязания, раз есть свободное время? В конце концов, осмотр других достопримечательностей планеты, тех же Новокозза и Новомейзара, пещерных городов, горных озер и всего остального, – того, что рекламируется в туристических роликах, – можно было провести и после окончания «Эзар-Малаза».

Я спросил Тима:

– А что, много киззов уже переселилось в наземные города? Вчера вечером я видел их на улицах.

– Ну, переселяются понемногу, тысяч шесть уже живут постоянно здесь, в Новозане. Но жилье они себе выбирают на подземных уровнях. Очень мало, кто решается жить над землей, и их понять можно. Остальные приходят в кафе, магазины, развлекательные центры, но переселяться еще не решаются. В Новокоззе и Новомейзаре – примерно так же. Наземные уровни городов по большей части пустуют. Заняты только наши офисы да гостиницы, которые заполняются исключительно в дни «Эзар-Малаза». Но мы киззов специально никак в наши города не завлекаем. Ведь столько их поколений провело свою жизнь в пещерах! Кстати, те киззы, что приезжают в наши города издалека, иногда на день-два селятся в гостиницах наземных уровней. Так что всему – свое время, пусть привыкают потихоньку.

Флаер поднялся над городской стеной и взял курс на юг. Я знал, что город с долиной Занту соединяет тоннель под холмом, по которому можно добраться в долину на глайдере или по монорельсовой дороге, вагоны которой непрерывно курсируют между несколькими станциями в городе и в долине. Я подумал, что, возможно, в последующие дни мы с Мелиссой как-нибудь выберем и наземный маршрут.

Тем временем флаер перевалил через холмы, и под нами открылась картина Занту во всем своем великолепии. Природа будто специально создала это место для размещения огромного спортивного комплекса.

Раскинувшаяся между грядами холмов широкая равнина была защищена от ветров со всех сторон. Занту представляла собой естественную глубокую чашу с неровными краями и почти плоским дном, вытянутую в направлении с севера на юг. Края «чаши» со стороны города, с севера, и справа, с запада, были выше и круче. Западные склоны представляли собой часть горы Заннар, последней горы хребта Хазарт, спускавшегося прямо к океану. Самым низким был дальний, южный край «чаши» Занту, и этот край был будто расколот и выщерблен. На самом деле так оно и было. На юге долину ограничивали не холмы, а скалы, обрывавшиеся к побережью. Долина лежала выше уровня океана почти на тысячу метров. А выщерблены в скалах были за многие столетия промыты весенними водами при бурном таянии снегов на горных склонах долины.

Весной, когда Фриза приближалась по своей немного вытянутой эллиптической орбите к своему солнцу, Венцене, в долину со склонов устремлялись бесчисленные ручьи. Они собирались в озеро, дно которого имело отчетливый уклон к югу, и вода сквозь расщелины в скалах обрушивалась грандиозными водопадами вниз, в океан, с каждым годом все больше и больше расширяя эти расщелины. Со временем скальная стена стала похожа на ряд неровных зубов, но все-таки вся вода из долины уйти через эти расщелины не могла, и южная часть долины летом и осенью превращалась в мелкое озеро, которое замерзало с наступлением холодов. Сейчас промерзшее озеро было покрыто таким же толстым слоем снега, как и остальная часть долины, и определить его размеры и точное месторасположение было совершенно невозможно.

День был чудесный. На чистом темно-голубом небе сияло солнце, и только над океаном, над горизонтом, кое-где висели легкие перистые облака. Склоны холмов покрывал ослепительно-белый снег, на фоне которого резко выделялись черные силуэты редко стоящих лозалей.

Снег долины пестрел тысячными толпами, концентрирующимися вокруг спортивных сооружений. И первое сооружение, которое обратило на себя наше внимание, был большой трамплин, расположенный на северном холме. Мы зависли как раз справа от его верхушки.

Трамплин был действительно большим, и мне показалось, что лыжники улететь с него могли метров аж на двести. Мы висели чуть выше верхней площадки и наблюдали, как очередной спортсмен, судя по фигуре – кизз, готовится к прыжку. Вот он оттолкнулся, заскользил вниз, оторвался от кромки, расправил свой крылатый костюм – и полетел!..

Я ошибся. В крылатом костюме лыжники улетали гораздо дальше двухсот метров. На табло высветился результат: «Мирз Балазас, 468,35 метра, 294,7 балла». Внизу на трибунах народ бурно выражал восторг. Понятно, что Мирз Балазас показал отличный результат. Прыгуна окружили товарищи-спортсмены и болельщики, подняли на руки и начали качать.

Голос комментатора прогремел: «Это была серьезная заявка Мирза Балазаса на победу. Сумеет ли кто-нибудь превысить его достижение? Через несколько минут будет прыгать Михаэль Курбатов. Посмотрим, удастся ли ему улететь дальше. Ну, а сейчас готовится к прыжку Зализан Годоза. Что ж, далеко летать он умеет, а вот как на этот раз у него получится с техникой? Пожелаем ему ровного полета!»

Смотреть прыжок Зализана Годозы мы не стали, Тим повел флаер дальше, облетая на безопасном расстоянии пространство полетов, граница которого была обозначена висевшим в воздухе прозрачным оранжевым полотнищем голограммы.

Но тут раздался многоголосый испуганный вскрик, затем мы услышали голос комментатора: «УВЫ, У ГОДОЗЫ ОПЯТЬ ПРОБЛЕМЫ С ПРИЗЕМЛЕНИЕМ… КАЖЕТСЯ, У НЕГО ЧТО-ТО С НОГОЙ… К НЕМУ НАПРАВЛЯЕТСЯ ВРАЧ…»

Я обеспокоено обернулся, пытаясь рассмотреть через боковое стекло кабины, что происходит внизу. Но Тим усмехнулся:

– Не стоит волноваться, Алекс. Вряд ли там что-то серьезное. У киззов кости очень прочные. А этих ребят я знаю, и Мирза, и Зализана. Им еще тренироваться и тренироваться, оттачивать технику, но они очень хотят победить наших и рискуют. Мирз рискнул удачно, а вот Зализан не удержал равновесие, и, скорее всего, просто притворяется, чтобы оправдаться в глазах болельщиков. А Мирз – молодец. Результат отличный. Не уверен, что наши его перепрыгнут…

Тем временем мы медленно летели над восточными склонами холмов, окружающих долину. Под нами проплыли несколько трасс спуска, на одной из них шли очередные соревнования, и фигурка слаломиста в ярко-желтом костюме неслась вниз по склону, ловко огибая флажки.

Мелисса спросила:

– Тим, как ты думаешь, нам стоит посмотреть слалом?

– Ну, если очень хочется… На самом деле, это – не самая зрелищная дисциплина. Через три дня начнутся соревнования по слалом-экстриму, и вот это стоит посмотреть. Лыжники и сноубордисты будут прыгать на трассу с флаеров, а на трассе их будут ждать трамплины, обрывы и траншеи. Это будет зрелище! А завтра после награждения победителей Большой Гонки, уже в темноте, при прожекторах, пройдет финал соревнований по фристайлу, – тоже очень рекомендую. А слалом… Трасса длинная, висеть в одной точке – мало, что увидишь, мотаться вдоль трассы – удовольствие небольшое. Слалом смотреть лучше по визору, камеры стоят вдоль всей трассы, и спортсмен постоянно находится в поле зрения. Если тебя так интересует именно слалом, лучше посмотри вечером запись…

– Да нет, я просто поинтересовалась, что стоящее сейчас можно посмотреть.

– Давай, лучше продолжим экскурсию, увидишь интересного больше. Кстати, под нами – трасса завтрашней гонки, видите? Круги по пятнадцать километров, старт и финиш – на стадионе, внизу впереди…

Я увидел, куда показывал Тим, трассу. Начинаясь на стадионе, она проходила по восточным холмам, поднимаясь и опускаясь, петляя между лозалями, потом пересекала равнинную часть долины и поднималась длинным тягунком на западные склоны, а затем, после крутого спуска резко поворачивала и после небольшого равнинного участка в северной части долины опять поднималась на восточные холмы.

«Да… – подумал я, – трасса тяжелая, с большими перепадами высот, и самое гиблое место – тот тягунок, нелегко там придется ребятам…» Мне вспомнились занятия в юности лыжным спортом, когда я пытался подражать своему знаменитому дяде Леону, дважды Олимпийскому чемпиону. Отец говорил, что я бросил лыжный спорт из-за лени. Но я точно знал, что меня отвратили от лыж такие вот тягунки. Очень уж я не любил ощущение, когда кажется, что легкие выгорели, и дышать больше просто нечем… Тренеры говорили: «Терпи!», но я не понимал, зачем так себя мучить.

Спорт ради спорта всегда казался мне занятием довольно бессмысленным. Профессиональная подготовка – это, безусловно, необходимо. Хорошая физическая форма – отлично, залог здоровья и внешней привлекательности. Но мучить себя ради абстрактного результата? Я просто не видел в этом смысла. Хотя, конечно, те, кто оказываются первыми, могут позволить себе многое. Ореол славы! Деньги, успех у противоположного пола… М-да…

– Тим, я так понимаю, что это трасса мужской гонки. А где побегут женщины? – прервала мои размышления Мелисса.

– Женщины пойдут по этой же трассе. Только дистанция у мужчин – десять кругов, а у женщин – шесть. И правила одинаковые – общий старт, кто первым пришел к финишу – победитель. Но женщины и мужчины бегут отдельно.

– Да… Лыжи – суровый спорт… Завтра будет, действительно, Большая Гонка… почти Олимпийский вариант. Теперь понятно, почему вокруг этой гонки такой ажиотаж… А как все это планируется по времени? Трассы-то длинные!

– Женский старт – утром, в 9.00., мужской – в 13.00. А награждение победителей всегда происходит, когда уже стемнеет. Это должна быть очень красивая церемония, с факельным шествием. Потом, после награждения, как я уже говорил, начнутся финалы фристайла. Так что программа на завтра большая, до позднего вечера.

Тем временем мы подлетели к южной части долины и зависли над обширным комплексом зданий, соединенных между собой и стоящих на высоких сваях, поднимающихся над снегом на несколько метров. Часть общей крыши была плоской, но в центре находился большой полусферический купол, составленный из сегментов.

Тим пояснил:

– Здесь – катки и рестораны. Самый большой и самый популярный ресторан – на крыше, под куполом. Летом, если хорошая погода, сегменты сдвигаются. Здесь прекрасно готовят, а главное – с этой крыши открывается вид на океан. Так что это – любимое место и для людей, и для киззов. Сюда приходят, когда есть время и хочется спокойно отдохнуть. Приглашаю вас здесь сегодня после экскурсии пообедать. А потом можем сразу пойти смотреть конькобежцев.

– А почему строения стоят на сваях? – спросил я.

– А, я не сказал… Летом здесь – озеро, причем очень красивое. Оно обычно мелкое, зарастает местной флорой и завезенными нами лотосами. Можно кататься на лодках. Отличный отдых! Жаль только, что лето слишком короткое. И не жаркое. Купаться в озере – холодно. Зато летом в комплексе вместо катков – открытые и закрытые бассейны. Киззы вообще традиции купаться-плавать не имеют, а вот люди, естественно, ходят в бассейны постоянно, раз-другой в неделю, благо бассейнов в Новозане достаточно. Летом же народ предпочитает ходить именно сюда, в открытые бассейны. И с Рузонской базы прилетают часто. Бассейны у них там и свои есть, но вот лета, воздуха, зелени хочется, конечно, всем. Знаете, зима эта даже мне уже порядком осточертела! Слава богу, скоро лето!

Мы полетели дальше на юг и как-то вдруг, неожиданно, оказались над океаном, вернее, над ледяным полем с торосами далеко внизу под нами. Скальная зубчатая стена, ограничивающая долину, была совсем тонкая, кое-где толщиной не больше полуметра. Да и некоторые «зубы» стояли наклонно. Похоже, пройдет всего несколько столетий, а может, и того меньше, и вешние воды пробьют себе где-нибудь широкий путь на свободу, вниз, к океану.

Флаер пролетел немного над узкой береговой полосой, обозначенной чуть более высокими сугробами, и вернулся в долину. Тим направил машину к западной, почти отвесной стене горы, на разных уровнях которой было видно много отверстий правильной формы. К некоторым отверстиям нижних уровней вели высеченные в стене длинные пологие лестницы, и я понял, что это и есть знаменитый пещерный город Зан.

На скальной стене снег практически нигде не задерживался, и по всей ее длине хорошо были видны какие-то горизонтальные темные линии, на некоторой высоте сгущавшиеся в одну широкую полосу.

– Тим, а что это за полосатость на скале? Стена вроде бы монолитная.

Он начал подробно объяснять (я заметил, что он вообще склонен к слишком подробным и немного занудным объяснениям даже достаточно очевидных вещей; похоже, такая привычка свойственна большинству селферов, – им, видимо, сложно оценивать уровень информированности и сообразительности обычных людей, и они предпочитают перестраховываться):

– Это следы весенних паводков. Каждый год в какой-то момент вся долина становится одним большим озером. Вода несет с собой чешуйки коры лозалей, содержащие интенсивный черный краситель. Чешуйки очень мелкие, почти пыль, и как раз в момент наивысшего уровня воды на поверхности образовывается такая красящая черная пленка. Краситель быстро окисляется, пылинки набухают, и уже бесцветные опускаются на дно или уносятся в океан, но след наибольшего уровня подъема воды остается на стене. Случались годы, когда весна наступала очень быстро, а снега было много, – вот, видите, несколько тонких линий гораздо выше широкой полосы? Был случай – давно, больше двух тысяч лет назад, когда паводок даже затопил нижние уровни города. Вон там, на стене – несколько более темных пятен. Это заложенные входы, оказавшиеся когда-то ниже уровня воды. Но с тех пор вода так высоко не поднималась, расщелины в стене с каждым годом все больше, вода уходит все быстрее и не успевает подняться так высоко.

Мы медленно летели вдоль стены и рассматривали входы и застекленные или закрытые ставнями окна. Впрочем, разглядеть, что находится внутри, было практически невозможно: стены были толстыми, внутри было гораздо темнее, чем снаружи, а входы в глубине перекрывали деревянные двери.

Тим продолжал объяснения. И хотя я видел все это в рекламных роликах, прерывать его я не стал, поскольку он мог рассказать что-то такое, чего я не знал.

– Этому городу больше семидесяти тысяч лет. Практически вся гора Заннар – это город. Здесь больше ста пятидесяти уровней, есть не только удобные жилые пещеры, но и огромные залы, частично – естественного происхождения. До нашего появления между уровнями функционировали довольно примитивные подъемники. Мы подвели энергию, установили лифты и эскалаторы, линии связи, помогли установить световые панели, визоры, оборудовать современные санблоки, улучшили вентиляцию. В общем, сейчас здесь жить совсем неплохо, кое-кто из наших ученых, работающих в «Комитете по развитию Фризы», живет прямо в Зане и на быт не жалуется.

А сейчас здесь проходят турниры по настольным играм. Хотите посмотреть? Правда, пока идут только отборочные туры. Финалы начнутся через неделю, хотя зрителей хватает и сейчас.

– Ну, – сказала Мелисса, – вот финалы мы и посмотрим. Может быть, если время будет. Или, Алекс, может, ты хочешь прямо сейчас пойти в город, посмотреть?

– Да нет, думаю, еще успеем.

– Ладно, – сказал Тим, – тогда летим дальше.

И он поднял флаер вверх.

Гора Заннар оказалась под нами, и открылся величественный вид на горный хребет на севере и на океан до самого горизонта на юге, уже примерно в миле от берега свободный ото льда. На востоке, за нами, осталась долина Зан, а впереди, на западе, склоны Зан переходили в долину, расположенную почти на уровне океана, и ограниченную дальше на западе совсем невысокой грядой пологих холмов. Эти холмы вместе с оконечностью горы Заннар образовывали бухту, довольно далеко вдававшуюся в берег, сейчас, естественно, покрытую льдом. На берегу бухты угадывались практически полностью занесенные снегом строения.

– Это долина Занан, залив Занан и порт Занан, но из-под снега порт покажется только месяца через полтора. На зиму он полностью консервируется.

И действительно, от горы в сторону холмов вели многочисленные проложенные в снегу дороги и тропинки, следы лыж, но ни одна дорожка, ни одна лыжня не вели к побережью.

– Город имеет выходы и на эту сторону горы, причем с уровней гораздо более низких, чем в долине Зан. Занан – это, так сказать, хозяйственный двор города. И отсюда начинаются дороги к другим поселениям киззов. Вон под теми холмами – два города, севернее – еще несколько крупных поселений. Естественно, все подземные. Во многих сохранился еще традиционный быт, можно будет слетать, посмотреть. На самом деле, киззы совсем неплохо научились устраиваться под землей. У них все достаточно рационально и даже отмечено своеобразной красотой. Думаю, вам понравится.

Наверху, над горой, чувствовались порывы ветра, и зависший флаер ощутимо потряхивало.

– Ну, что? Будем возвращаться? Кажется, пора обедать.

Мы с Мелиссой дружно согласились.

Оставив флаер на стоянке, расположенной на плоской крыше спортивного комплекса, мы отправились в ресторан под куполом. Большой зал был почти полон, и мы с трудом нашли свободный столик с видом на океан. Венцена уже клонилась к закату, и розовато-золотистые лучи красиво подсвечивали появившиеся на востоке кучевые облака.

Тим предложил заказать рыбные блюда, которые здесь готовили особенно хорошо. Мы согласились, предоставив ему, как старожилу, сделать заказ. Мелисса только попросила заказать для нее ее любимые агрустыки, а я сказал, что хотел бы получить на десерт элиззумы.

На закуску нам принесли икру – красную, черную и зеленую. Тим объяснил, что красная и черная икра – уже местного производства, поскольку наши земные рыбы прекрасно адаптировались в пещерных бассейнах. А вот зеленая икра – это икра местной рыбы сокузы, но есть ее я могу без всяких опасений, поскольку она специальным образом обработана, и вещества, опасные для здоровья людей, из нее уже удалены.

Меня удивила черная икра, выглядевшая как-то странно: она была и не зернистой, и не паюсной, а была перемешана с какими-то непонятными тонкими полупрозрачными лоскутами.

Мелисса пояснила:

– Это «ястычная» икра, она засаливается прямо с пленками и имеет поэтому своеобразный оттенок вкуса. Видишь ли, я люблю такую икру с детства. Это было так давно… Теперь такую икру не делают. Тим, спасибо тебе! Я понимаю, ты заказал местным рыбоводам ястычную икру специально к моему приезду! Ну, признательна!

Я попробовал ястычную икру. Что ж, вкус, действительно, был не совсем обычный и довольно приятный. А вот зеленая икра мне понравилась гораздо меньше, она показалась мне слишком острой. Но Тим и Мелисса ели ее с удовольствием.

Уха из местной рыбы на меня особого впечатления не произвела – уха, как уха.

На второе был судак, зажаренный в тесте, совершенно замечательный, и местная кьюза под кисло-сладким соусом, тоже вполне достойное блюдо. На гарнир полагался земной картофель и местные овощи.

Пили мы земные мускаты.

Обед венчал разнообразный десерт, из всех блюд которого я отдал предпочтение элиззумам.

К моменту, когда мы закончили обедать, Венцена уже опустилась за гору, и долина оказалась в глубокой тени. Всюду зажглись огни, и светло стало почти так же, как днем. Народу в ресторане все прибывало, видимо, часть каких-то соревнований уже завершилась, и мы поспешили освободить столик и спустились на трибуну большого катка.

Киззы в скоростном беге на коньках людям составить серьезную конкуренцию не могли, и с Земли на эти соревнования приехали только начинающие спортсмены. Но в этот вечер я лишний раз убедился, что абсолютные цифры в спортивном зрелище значат очень мало. Главное – соревнование! А кто какие минуты и секунды покажет – дело второстепенное.

Зал был заполнен зрителями до отказа. Конечно, в большинстве это были киззы, пришедшие болеть за своих лучших бегунов. Многие киззы пришли сюда целыми семьями, с выводком детей.

Я впервые видел множество киззов «вживую» так близко. Конечно, на Земле я несколько раз сталкивался с отдельными представителями этой расы. Но оказаться в их толпе… Признаюсь, первое впечатление было странным: будто тебя окружила стая то ли обезьян, то ли медведей… Правда, одетых. Но это впечатление быстро прошло. Все-таки, двигались киззы совсем по-человечески, а главное – разговаривали и вели себя как люди.

Во время полета на «Максиме Глинке» я, естественно, поставил себе во встроенный процессор словарь местного языка, но поскольку практики у меня не было, я мог различать сейчас только отдельные слова. А говорить по-киззки без специальной тренировки я просто не мог. В их языке было много звеняще-свистящих звуков, совершенно отсутствующих в человеческой речи. Все эти звуки мы, люди, условно обозначали звуком «з», хотя, если бы мы так говорили, нас никто бы из киззов не понял. Вообще из землян только специалисты-лингвисты, да и то – не все, могли овладеть в совершенстве разговорной речью киззов. Поэтому общались люди и киззы обычно на земном языке, который у киззов больших трудностей не вызывал, разве что свистяще-звенящий акцент был у них совершенно неистребим. Ну, а, в крайнем случае, если земляне сталкивались с киззами, не знающими земного языка, выручали вокализаторы.

Вскоре начались заезды. Киззы болели отчаянно, причем не только за своих. Как они кричали, подбадривая спортсменов, как скандировали имена победивших в заезде! А как переживали, когда Надя Кауфман упала на последнем повороте перед финишем!

В общем, киззы произвели на меня самое приятное впечатление. И больше всего мне понравились их дети, киззята, как я их про себя назвал. Они были очень спокойными, с любопытством поглядывали по сторонам, весело блестя черными глазками. Не капризничали даже самые маленькие киззеныши, сидевшие на руках у матерей. А когда к концу вечера детишки стали уставать, то просто тихонько засыпали, свернувшись клубочком на креслах, или уткнувшись личиком в материнскую грудь и вцепившись ручонкой в косу, заплетенную на щеке матери…

Конечно, все призовые места и у мужчин, и у женщин заняли наши спортсмены. Но лучшие бегуны среди киззов, похоже, стали местными героями.

После окончания забегов в этом зале мы перешли в зал другого катка, где заканчивались забеги по шорт-треку у женщин. Я, по правде говоря, уже несколько утомился от сравнительно однообразного зрелища, но Тим проявил какой-то нехарактерный для селферов энтузиазм, завлекая нас на шорт-трек. И я, в общем-то, не пожалел, что мы поддались его настояниям.

Зал был забит киззами сверх возможного, и атмосфера была накалена до предела: во всех забегах, и личных, и командных, выигрывали киззкие женщины! Именно в шорт-треке маленький рост и короткие сильные ноги давали киззским спортсменкам преимущество перед женщинами земными. Было интересно не столько смотреть забеги, сколько наблюдать за публикой… Бог ты мой! Как они радовались победам! Какие овации они устраивали своим бегуньям!..

Когда мы вернулись в «Асторию», Тим зашел в наш номер, и мы заказали легкий ужин. За ужином и приятным разговором мы просидели до позднего вечера. Тим рассказывал о жизни на Фризе, о киззах, потом они с Мелиссой вспоминали случаи из жизни, людей, многих их которых давно уже не было на свете, приятелей-селферов…

Было уже совсем поздно, и Тим уже собирался уходить, когда звякнул его комм. Начальник Рузонской базы полковник Рихтер сообщил, что гравидетекторы обнаружили какой-то объект с распределенной массой, движущийся в облаке на близком сверхсвете предположительно в направлении системы Венцены. Расстояние было еще очень велико, да и помехи в газопылевом облаке не позволяли сделать более точные оценки…

Мелисса сказала:

–Думаю, это наша эскадра. Наконец-то узнаем, что случилось…

Под утро я проснулся, и увидел, что Мелисса лежит с открытыми глазами.

– Лисса, мне сейчас снился Майкл, будто он хочет мне что-то сказать, но я не могу понять, что.

– Мне тоже сейчас снился Майкл. Он хочет с нами связаться, но не может попасть в резонанс. Облако…

Я прекрасно понимал, что Мелисса имела в виду. У нас троих – Мелиссы, Майкла и меня – была одна и та же резонансная пси-частота, именно поэтому мы так легко устанавливали между собой пси-контакт, даже на межзвездных расстояниях. Сейчас же Майкл был от нас по космическим меркам совсем близко, и даже то, что он двигался относительно нас со сверхсветовой скоростью, не могло бы помешать установлению связи, поскольку селферы могут определенным усилием сдвигать частоту передачи, и он мог бы таким сдвигом учесть доплеровское смещение несущей частоты пси-волны. Но его корабль двигался в газопылевом облаке, и рассеяние пси-волн на неоднородностях, иррегулярных потоках и завихрениях материи этого облака приводило к постоянным непредсказуемым изменениям величины этого смещения. И Майкл настроиться на нас не мог.

– Я генерирую встречную волну, – сказала Мелисса, – но это не помогает…

Я долго ворочался в постели, пока не сумел заснуть, но сон мой был беспокойным, – мне опять снился Майкл, а я никак не мог понять, что же он хочет мне сообщить.

Наступил день Большой Гонки. По визору только об этом и шла речь. С утра на лыжном стадионе собралось огромное количество болельщиков. Погода для лыжных соревнований была очень подходящая: легкий морозец, чистое небо, яркое солнце. В долине царила праздничная атмосфера: всюду развевались разноцветные флаги, играла музыка, группы земных туристов в ярких нарядах и местных жителей в пестрых мехах то тут, то там, пели песни и устраивали танцы. В ожидании начала женской гонки народ явно пребывал в приподнятом настроении.

Мы же с Мелиссой с нетерпением ожидали новых сообщений с Рузонской базы.

Тим пришел к нам без свежих новостей. Ничего нового об объекте за прошедшие часы, кроме того, что он приближается, не снижая скорости, установить не удалось. В какой-то момент связистам показалось, что антенны пси-связи принимают некое сообщение, но, похоже, это был очередной глюк.

Просто так сидеть и ничего не делать в ожидании новостей было трудно даже селферам, что уж говорить обо мне, и мы решили ничего не менять в намеченной нами еще раньше программе дня и отправиться смотреть лыжные гонки. Ведь флот мог подойти к Фризе и через много часов, а то – и через несколько дней.

Идти в газопылевом облаке на больших скоростях, тем более – на сверхсвете, было очень опасно, разрушительно для кораблей. Конечно, корпуса кораблей были покрыты защитной ро-структурой, но антенны, датчики и ряд других конструктивных элементов при таком движении ощутимо страдали. Ведь даже в практически «пустом» пространстве при движении на сверхсветовых скоростях корабли двигались, будто в газовой среде, а что уж говорить о пылевом облаке, плотность материи в котором превышала плотность материи обычного космоса на порядки! А главное, практически все типы двигателей, за исключением двигателей Вульфа, тоже запыленное пространство «не любили». Но использование двигателей Вульфа вблизи больших масс было чрезвычайно рискованно, и при подходе к системе Венцены было просто необходимо их отключить. Я удивлялся, почему корабли эскадры до сих пор не сбросили скорость, но видно, у них была очень серьезная причина спешить. Эта мысль не давала мне покоя и, конечно же, тревожила и Мелиссу, и Тима.

А передавать четкий сигнал нашим кораблям не позволяли, скорее всего, именно поврежденные антенны. И хотя на кораблях имелся немалый запас сменных элементов антенн, возможно, запас этот у них по какой-то причине исчерпался, – возможно, слишком долго они шли в облаке на больших скоростях. А может, просто их пси-сигнал рассеивался и искажался на турбулентных завихрениях в облаке…

Возможно, возможно, возможно… Мы могли только предполагать, – и ждать.

В этом состоянии неопределенности и тревожного ожидания мы кое-как заставили себя позавтракать, и Тим на флаере отвез нас в долину.

Когда мы втроем появились на главной трибуне лыжного стадиона, женская гонка была уже в разгаре.

Увидев, что мы ищем свободные места, наш посол, Мария Семеновна, призывно замахала нам рукой.

Когда мы пробрались к ней через ряды болельщиков, людей и киззов, Мария Семеновна вместо приветствия с упреком воскликнула:

– Ну, где же вы ходите? Вы старт видели? Женщины уже пошли на третий круг! А ставки вы успели сделать?

Не дожидаясь от нас вразумительных ответов, она махнула рукой:

– Ладно, устраивайтесь, я вам места держу, и только из уважения ко мне их еще никто не занял. Ребята с Рузонской базы уже несколько раз подходили, все спрашивали, может, здесь – свободно… Знаете, эти военные – народ простой, не слишком стесняются. Пришлось им, в конце концов, сказать, что места эти для вас, Адмирал, и только тогда они отстали…

Сохраненные для нас послом места были, действительно, очень удобные: в тени под козырьком, прямо напротив финиша.

Когда мы уселись, Мария Семеновна повторила свой вопрос:

– Так почему вы задержались?

– Полковник Рихтер сообщил, что, похоже, скоро сюда прибудут наши военные корабли, целая эскадра, – не вдаваясь в подробности, ответила Мелисса.

– О, это замечательно! Возможно, они еще успеют попасть на наш праздник, и тогда это будет праздник двойной!

Я несколько удивился реакции Марии Семеновны на новость, но потом подумал, что для человека, далекого от Космофлота, возможно, ее реакция была нормальной. Да и мысли ее были заняты исключительно делами местными, а главным местным делом был сейчас этот праздник, «Эзар-Малаз».

Тут все окружающие повскакивали с мест и закричали. Неожиданно громко завопила и Мария Семеновна:

– Давай! Давай! Давай!

Это первые лыжницы показались на противоположном от трибуны склоне. Впереди бежали довольно тесной группой, судя по фигурам, наши девушки. Правда, трое из них уже отставали от лидеров метров на тридцать, но все держали хороший темп. Киззские спортсменки, растянувшись в цепочку, отставали от наших больше, чем на сто метров.

– Черт! – повернулась к нам Мария Семеновна. – На этом круге местные сократили разрыв! После старта наши ушли от них гораздо дальше. Я же говорила, что местные – очень выносливые. У наших-то скорость уже заметно упала, а киззски темп держат, даже прибавили… Но я все равно поставила на Таню Майер, я в нее верю, она не подведет!

М-да, Марию Семеновну гонки явно занимали гораздо больше, чем приближение нашей эскадры…

А нам троим ничего не оставалось делать, как сидеть на трибуне и наблюдать за перипетиями гонки. Огромные экраны, установленные на восточных холмах, выше трассы гонок, так, что их было отлично видно из любой точки долины, показывали все, происходившее на трассе. Многие из зрителей, желавшие наблюдать гонку вблизи, стояли вдоль трассы, а те из землян, у кого имелись антигравы, летали вдоль трассы, прямо над оранжевыми голографическими полотнами ограничителей пространства гонки, и подбадривали спортсменок своими возгласами.

Надо сказать, что по ходу гонки ничего сверхъестественного не происходило. С каждым кругом киззские спортсменки приближались к нашим девушкам, и две из них даже обошли трех отставших от нашей основной группы лыжниц, но я сомневался, что они смогут нагнать наших лидеров. На последнем круге неожиданно на том самом гнусном тягунке сошла с дистанции Соня Лундгрен, одна из претенденток на победу. Но остальные девушки держались, и вшестером почти одновременно вкатились на лыжный стадион, где им предстояло пройти три круга и выяснить, кто же станет победителем. К моему изумлению, почти сразу за ними появились две местные спортсменки, и стадион просто взорвался криками.

Признаюсь, на несколько минут я забыл и о приближающейся эскадре, и обо всем остальном на свете. На финишной прямой наши девушки растянулись цепочкой – не у всех хватало сил на последние метры, и киззски стали обходить их одну за другой! Боюсь, если бы надо было пробежать еще сотню метров, победа досталась бы местным спортсменкам! Но финишную прямую первой пересекла все-таки Таня Майер, – весь стадион скандировал ее имя, – а киззски были только третьей и четвертой.

Победительница прямо за финишной чертой рухнула без сил на снег, как и наша лыжница, пришедшая второй. А вот местные спортсменки под ликующие крики публики пробежали по стадиону еще целый круг почета. Правда, минут через пять и наши девушки тоже сумели пройти этот круг, но я видел их почерневшие лица, судорожно вздымавшиеся груди… Да, гонка была очень тяжелой, и я понял, что то, что награждение победителей откладывается на вечер, было более чем оправдано.

В командном зачете, пусть и с минимальным преимуществом – ввиду того, что Соня Лундгрен сошла с дистанции, победили все-таки земные лыжницы. Комментатор сообщил, что с Соней ничего страшного не случилось, она просто растянула мышцу. Но мне показалось, что Соне элементарно не хватило сил, все-таки она была ветераном нашей команды, ей недавно исполнилось сто шестьдесят четыре года, а это – очень немало даже для лыжного спорта…

Перерыв перед началом мужской гонки позволял зрителям размяться и перекусить в многочисленных кафе, разбросанных по всей долине. Мария Семеновна, к нашему счастью, отправилась поздравлять спортсменок и тренеров, а мы втроем пошли немного прогуляться.

Многотысячная толпа болельщиков представляла собой смесь людей и киззов, кое-где виднелись возвышающиеся фигуры тэров. Поскольку день был солнечный, все земляне носили темные очки, – и туристы, и космофлотчики, выделявшиеся из пестрой толпы своими ослепительно-белыми мехами форменных курток. Больше всего в толпе болельщиков было, конечно, киззов. Почти все они очень ловко передвигались на коротких широких лыжах, и мало кто из них пользовался лыжными палками, в отличие от туристов с Земли, которые, все-таки, стоя на лыжах, предпочитали хотя бы в одной руке иметь в качестве опоры удобную телескопическую палку. Это и понятно, центр тяжести у землян был существенно выше, чем у киззов. Особенно шустро двигались на своих крошечных лыжах многочисленные киззские детишки, ведь традиционно они становились на лыжи, еще не научившись даже толком ходить. А совсем маленькие киззеныши выглядывали из нагрудных меховых сумок своих матерей, живо интересуясь происходящим вокруг.

Тим заметил:

– Похоже, сегодня собрались здесь все, за исключением дежурных смен. Но они наверняка смотрят гонки по визору. И даже настольные игры остались сегодня, скорее всего, совсем без зрителей.

Народ, находившийся с самого утра на морозе, пусть и совсем небольшом, спешил согреться, выпить чего-нибудь горячего и что-нибудь съесть перед началом мужской гонки. Родители-киззы созывали своих детей, туристы разыскивали приятелей, шумно решали, в какое кафе им лучше направиться, и над этой оживленной суетящейся толпой стоял разноязычный говор и звон коммуникаторов.

Так что когда зазвонил комм Тима, мы не сразу поняли, что это – звонок ему, и заметили вызов, только когда на комме замигал красный огонек. Тим принял вызов, но шум толпы не давал толком разобрать, что говорил ему полковник Рихтер, и мы отошли под трибуну, на стоянку флаеров.

Тим сказал:

– Юрген, здесь – Адмирал, запараллель канал на ее комм, так нам будет лучше разговаривать. Ты же слышишь, как тут шумно, а включать громкую связь – ни к чему. И начни все сначала.

– Во имя Земли, мэм. Здесь полковник Рихтер. Рад вас приветствовать. Я, естественно, знал, что вы прилетели, но не хотел беспокоить вас без необходимости.

У нас появились новости, и не совсем понятные. Обнаруженный вчера объект идет прежним курсом, похоже, к нам. Скорость по-прежнему не снижает. Поскольку расстояние существенно сократилось, мы смогли определить, во-первых, что объект представляет из себя группу отдельных объектов. Во-вторых, два отдельных объекта значительно опережают основную группу, хотя их скорость немного ниже, чем у остальных. К сожалению, ни прогноза, ни точных данных дать не могу, слишком велики погрешности, да и не понятно, как эти объекты будут вести себя дальше. При таких скоростях подлетное время вырвавшихся вперед двух объектов может составлять всего лишь часы. И главное, похоже, основная группа ведет непрерывную передачу, но пси-прием очень плох, разобрать ничего невозможно, наши компы при попытках дешифровки выдают какой-то бред.

Я собираюсь нацелить все свои антенны на передающий объект и подать всю мощность на базовой несущей частоте Космофлота. Думаю, передача на встречных волнах в таких условиях может сработать. Надеюсь, тогда мы сможем хоть что-то услышать.

– Хорошо, полковник, действуйте, – ответила Рихтеру Мелисса. – Есть один вопрос: удалось ли вам определить массу вырвавшихся вперед объектов?

– Точно – нет. По порядку величины масса каждого примерно равна массе наших больших транспортников, может, несколько больше. Но погрешность очень велика.

– Спасибо, полковник. Мы с Тимом будем ждать ваших сообщений. Докладывайте обо всем, о любой, самой мелкой детали.

Прекратив разговор, Мелисса сказала:

– Что-то меня во всей этой ситуации смущает. Вернее, смущает многое. Даже все. Все непонятно. Надеюсь только, что это Майкл на флагмане, на «Суворове», вырвался вперед. Но зачем так спешить? Опередить остальные корабли на несколько часов? Что там у них могло случиться? И почему с ним еще один из больших кораблей? У вас какие-нибудь идеи есть? – обратилась она к нам с Тимом.

Мы отрицательно покачали головами.

Вскоре на стадионе началась подготовка к старту мужской гонки, и зрители опять начали заполнять трибуны. Мы зашли в ближайшее кафе, где народу было уже поменьше, и выпили кофе, взяв по ростбифу и по паре круассанов.

Когда мы вернулись на наши места на трибуне, Мария Семеновна вновь проявила свою заботу:

– Ну, где вы опять ходите? Сейчас дадут общий старт!

Нам, право, было не до старта, но показывать как-то свое волнение не стоило, даже послу Земли, и мы сделали вид, что с интересом следим за тем, что делается на стадионе.

Старт был дан, и сразу все наши лыжники вырвались вперед. По завершении первого круга гонки наши опережали киззов почти на километр, но по опыту женской гонки я примерно представлял себе, как будут развиваться события дальше. Разница заключалась лишь в том, что мужская трасса была на шестьдесят километров длиннее, чем женская… И действительно, после четвертого круга киззы начали понемногу уменьшать разрыв, а часть наших гонщиков, отстав от лидирующей группы из восьми человек, растянулась в цепочку. Увы, чудес не бывает. Повторялся сценарий женской гонки.

– Алекс, не хочешь ли слетать к трассе, посмотреть бег вблизи? – спросила меня Мелисса. – Ты же занимался лыжами.

– Именно поэтому и не хочу. Знаю, как ребята сейчас себя чувствуют. И, вообще, не до того мне, честно говорю. У меня из головы не выходят странности другой гонки…

– У меня тоже. Что-то в этом есть такое, что нам в голову просто не приходит.

Наша троица – Мелисса, Тим и я – представляли собой странное зрелище среди бурно реагирующей на ход гонки массы болельщиков. Но всем им, в том числе, и Марии Семеновне, было не до нас. Один из киззов за два круга до конца гонки вплотную подобрался к группе лидеров, и наши лыжники были вынуждены увеличить темп.

Тем временем Венцена скрылась за горой Заннар. Долина погрузилась в тень, но вспыхнувшие прожектора тут же залили все пространство ярким светом.

Раздался вызов коммуникаторов Тима и Мелиссы, и послышался возбужденный голос полковника Рихтера.

– Адмирал, есть новости, очень странные!

– Подождите, мы сейчас отойдем в тихое место…

Мы выбрались с трибуны. Мария Семеновна, кажется, наконец, поняла, что происходит что-то серьезное, и отправилась вслед за нами. Мелисса возражать против ее присутствия не стала, и мы вчетвером зашли в служебное помещение рядом со стоянкой флаеров, где рев трибун и голос комментатора были почти не слышны.

– Полковник, слушаем вас.

– На встречных волнах нам удалось поймать передачу. Качество очень плохое, но несколько слов распознать удалось. «Не успеваем», «опаздываем на четыре часа» и «Фриза». Все.

– Ну, понятно, они не успевают на гонку! – воскликнула Мария Семеновна.

«Боже, какая дура!» – подумал я. – «Причем здесь гонка? Они что – на праздник спешат?»

Но я тут же понял, что посол Игошина вовсе не дура, она не могла быть дурой. Просто это – чисто психологический феномен: занимаясь много лет делами Фризы, она сфокусировалась исключительно на местных событиях, и апофеоз этих событий, «Эзар-Малаз», занимал сейчас в ее сознании центральное место, превратившись в нечто вроде сверхценной идеи.

А голос полковника продолжал:

– И еще. Один наш связист – у него хорошие пси-способности – утверждает, что принимает какие-то образы. Что-то непонятное, картинка все время мелькает, но один образ, очень отчетливый – волна…

– Волна… волна… – пробормотала Мелисса. – Полковник! Спросите его, это – вода? Волна большая?

– Сейчас. Ждите.

……….

– Да! Он говорит, что это – большая морская волна, она захлестывает его с головой, и он тонет. Говорит, ужасный образ!

– Цунами! Это ЦУНАМИ! Полковник! Идущие впереди объекты – где они сейчас находятся?

– Они уже вошли в систему Венцены. Вот, мне несут последние данные. Так, один идет точно к Фризе, а другой направляется, похоже, к Музане… к нам!

– Полковник, немедленно вскройте пакет с шифром «ЦУНАМИ»! Срочно!

В бытность свою капитаном, я сам имел в сейфе в центре управления сверхсекретные пакеты, обозначенные разными зашифрованными названиями: «Красный туман», «Черный дождь», «Ночной прибой», «Смерч» и другие. Но шифра «Цунами» я не помнил, наверное, это была какая-то новая разработка нашего Генштаба.

– Подождите, я вижу корабль на обзорных экранах!!! Господи, что он делает??? Что????? Это не…

Голос полковника в коммах оборвался на полуслове.

– …это – не наш корабль! – продолжила за него Мелисса. – Это – нападение. Уверена, антенны Рузонской базы уже уничтожены. Хорошо, если только антенны…

Все, что случилось дальше, казалось, тянулось много часов, но на самом деле счет шел на минуты. И многие события происходили практически одновременно.

Мелисса переключила комм на спецволну «Приоритет-0», которая принудительно включала все коммы Космофлота и земных служб всех уровней в пределах планетной системы Венцены:

– Внимание, внимание! Тревога! Тревога! Здесь Адмирал. Чрезвычайная ситуация! Опасность нападения из космоса. Рузонская база уже подверглась атаке. На очереди – Фриза. Сохраняйте спокойствие. Всем дежурным немедленно вскрыть пакеты с шифром «Цунами» и действовать в соответствии с инструкциями. Ждите новых сообщений.

Я на несколько мгновений впал в состояние ступора. Права была Мелисса: никакая учеба, никакие тренировки на симуляторах не могли подготовить человеческую психику к немедленной адаптации при кардинальном изменении реальности. Мое сознание пребывало в состоянии раздвоенности. С одной стороны, я понимал, что мирная жизнь многих поколений землян закончилась, и наступила иная жизнь с иными законами, и сейчас от всех нас, и от меня в том числе, потребуются незамедлительные активные действия. Но другая часть моего сознания пребывала еще в прошлой, благополучной, жизни и могла лишь пассивно наблюдать за событиями…