Разбойник

Глава 23 НАПЕРЕКОР ТРУДНОСТЯМ

За воротами прайдского монастыря Брансена встретили сгустившиеся сумерки. При своих пяти с половиной футах роста он был меньше, чем обычные мужчины его возраста, а поскольку он не мог выпрямиться как следует, казался еще ниже. Его болезненно хрупкое тело весило едва сто двадцать фунтов, что скорее подходило молодой женщине, а не юноше. Длинные черные волосы свисали неопрятными прядями, на подбородке и щеках уже пробивался темный пушок, почти незаметный на фоне пятен грязи. Примечательное фиолетовое родимое пятно на правой руке ничуть не уменьшилось и не побледнело и делало его и без того заметную внешность еще более странной.

Хорошим украшением могли бы послужить ровные белые зубы, но их редко кто мог увидеть, поскольку Брансен почти не улыбался. Каждый день, безо всякого исключения, он по нескольку раз преодолевал один и тот же маршрут — от ворот монастыря к реке и обратно. Каждый вечер заставал его в подземной келье с гладкими и чистыми стенами — с тех пор, как монахи перевели его из старого помещения, они частенько осматривали комнату.

Брансена поддерживали только три вещи: воспоминания о Книге Джеста, текст которой он повторял ежедневно во время исполнения повседневных обязанностей; разговоры и споры монахов, доносившиеся до его ушей из комнаты наверху, особенно в тех случаях, когда они пересказывали старинные баллады о воинских подвигах и героических приключениях; да еще несколько разрозненных обрывков пергамента с трудно различимыми записями. Брат Реанду не забыл своих обещаний и принес несколько страниц, давным-давно выпавших из древних книг или испорченных усталыми переписчиками листов. Реанду потратил некоторое время, чтобы втолковать Брансену всего лишь основы письменности Хонсе, но любознательный подросток по многу сотен раз повторял уроки и от скуки переставлял слова в записях, чтобы понять их смысл. Это занятие тоже скрашивало его безрадостное существование.

Больше всего его дух укрепляли идеи Книги Джеста, прочно засевшие в голове. Особенно в такие моменты, как сейчас. Несколько минут перед наступлением вечера, когда он в последний раз приходил к реке, целиком принадлежали Брансену. Он посвящал их воплощению в жизнь идей, так крепко сидевших в памяти после многократного прочтения книги, переписанной его отцом.

Очень медленно он сосредоточился на линии Чи, начиная с самого лба. Внутренним взором Брансен прослеживал эту линию, собирая в единое целое отдельные всплески жизненной энергии. Вот уже губы перестали кривиться и слюна больше не текла по подбородку. Голова неподвижно замерла над плечами, и плечи выпрямились, а руки больше не болтались в разные стороны. Брансен не мог посмотреть на себя со стороны, но почему-то знал, что алые пятна на щеках исчезли, хотя родовая отметина осталась без изменений.

После глубокого вздоха его мысленный взгляд двинулся дальше, к легким, потом в область живота. Брансен стоял абсолютно прямо. Брансен был совершенно уверен в своем теле. Он неторопливо поднял руки перед собой, потом над головой и, разведя в стороны, стал опускать. Ноги словно вросли в землю. В этот момент Брансен, прозванный за свою неловкую походку Аистом, обладал неистощимой силой и верил, что может противостоять даже самому лорду Прайди.

Юноша сделал несколько шагов вперед — но эти движения разительно отличались от его обычной походки, они были уверенными и согласованными.

— Я сын Сен Ви и Брана Динарда, — произнес он, и его язык совсем не заплетался. — Меня воспитал Гарибонд, которого я люблю и который любит меня. Внезапное вихляние бедра нарушило торжественность шагов. Мгновения четких движений и уверенности в себе миновали, и на смену им пришла страшная усталость. В следующую секунду Брансен снова превратился в неуклюжего уродливого Аиста, заикающегося на каждом слове, с лицом, залитом соплями, и брызгающего слюной.

Каждый день на несколько мгновений он избавлялся от своего уродства. Всего на несколько мгновений, но они дарили ему надежду. Когда-нибудь он расскажет свой секрет брату Реанду, и сделает это нормальным голосом, без заиканий.

Брансен и в самом деле собирался осуществить свою мечту, хотя не забыл реакции монахов, обнаруживших изложение Книги Джеста на монастырских стенах. Он помнил их гнев и страх; никакого наказания не последовало, но в глазах брата Бателейса горела такая ненависть, что словесные угрозы уже не потребовались. И все же хотелось с кем-нибудь поделиться, а Реанду был его единственным другом.

А может быть, он укрепит свои способности, научится при помощи внутренней линии Ки-Чи-Крии поддерживать силы в течение более продолжительного времени — лучше бы всегда — и тогда сможет вернуться к Гарибонду. Прийти к приемному отцу не Аистом, а полноценным мужчиной было самым страстным желанием Брансена. Как Гарибонд будет тогда им гордиться! Даже если придется работать на монахов, он смог бы тогда выкроить время для посещений домика на озере хотя бы раз в неделю.

Юноша поднял с земли опорожненные посудины и, спотыкаясь на каждом шагу, поплелся обратно к задней калитке монастыря, но радужные мечты помогали преодолевать все неровности тропинки.

— Он хоть что-то говорил сегодня?

В голосе магистра Бателейса не было недостатка презрительных ноток и отвращения, усиливающегося с каждым днем.

— Нет, магистр, — ответил брат Реанду. — Отец Жерак сидит и смотрит в никуда. Похоже, все его мысли обращены в прошлое.

— Да, так оно и есть. А он считает, что давнишние события происходят в наше время. На прошлой неделе он приказал мне отправиться к лорду Прайду и убедить его облегчить участь крестьян, занятых на строительстве дороги.

— Строительство дороги? — переспросил брат Реанду и еще более удивленно произнес: — Лорд Прайд?

— Этим заботам минуло не меньше двух десятков лет, — пояснил магистр Бателейс.

— Как хорошо, что магистры Санта-Мир-Абель сочли необходимым рекомендовать правителю передать звание магистра именно тебе, мой дорогой брат, — сказал Реанду. — Если бы мы и сейчас полагались на благоразумие отца Жерака…

— У отца Жерака не осталось ни капли благоразумия, — резко бросил магистр Бателейс, а когда Реанду изумленно уставился на него после столь смелого заявления, добавил: — Я произношу эти слова с глубокой скорбью, брат мой. Долгие годы я считал отца Жерака своим лучшим товарищем — больше, чем другом. Все время моего пребывания в лоне церкви он был мне почти отцом.

Брат Реанду кивнул. Отец Жерак милостиво и мудро управлял монастырем в Прайде не один десяток лет.

— Очень скоро тебе придется официально принять на себя все дела нашей обители, — предположил брат Реанду. — Наши покровители оставили этот вопрос на твое усмотрение.

Бателейс резко отшатнулся.

— Ты предлагаешь мне подсидеть своего учителя и наставника?

— А разве прайдский монастырь сможет существовать, если мы будем вынуждены ждать недели, месяцы, а может, и годы, пока отец Жерак не предстанет перед святым Абелем, восседающим у подножия трона Отца Небесного? Магистр, Ренарк постоянно склоняет своими советами лорда Прайди на сторону Берни-ввигара, и даже крестьяне с каждым днем все охотнее переходят в самхаизм.

Взгляд Бателейса стал твердым, словно замерзшая вода.

— Больше тысячи людей собрались у костра самхаиста в прошлую ночь, — хмуро заметил он.

— Люди раздражены, — продолжал Реанду. — Кто может сосчитать, сколько мужчин погибло на юге? Крестьяне и раньше не ели досыта, а теперь, когда лорд Прайди вынужден выплачивать налоги Делавалу, у них совсем подвело животы.

— Мы не можем нести ответственность за политику лорда Прайди.

— Но мы также не в состоянии исполнить свои обещания, данные жителям Прайда. Мы не можем вылечить все болезни голодных людей, поскольку большая часть магических камней используется для других целей. И не можем утверждать, что наш Бог великодушен, когда их сыновья, мужья и братья гибнут на юге. Никто не поверит, что наш Бог щедр, когда в их желудках пусто.

— И что ты можешь предложить, чтобы изменить суровую действительность этих темных времен?

— Голос церкви должен громче и увереннее звучать в залах Прайд-касл. Пусть отец Жерак со всем нашим уважением и благодарностью удалится на отдых, а ты будешь говорить голосом церкви безо всякого смущения.

— И что, по-твоему, должен провозгласить голос нашей церкви? — В словах Бателейса отчетливо прозвучали нотки скептицизма.

— Надо открыто возразить против политики лорда Прайди, — настаивал брат Реанду. — Против поголовного призыва на военную службу, против дополнительных налогов. Против страданий простых людей. Берниввигар пользуется возможностью и говорит, что сегодняшние страдания подготавливают людей к неминуемой кончине. Неужели мы ничем не отличаемся от самхаистов, если не можем возразить против действий жестокого правителя?

На короткий миг глаза Бателейса гневно вспыхнули.

— Мы живем здесь только благодаря благосклонности лорда Прайди, — напомнил магистр. — А он понимает, что в случае неудачи лорда Делавала в этой кампании лорд Этельберт захватит земли Прайда.

— А лорд Делавал сделает то же самое, если выиграет войну, — возразил брат Реанду, — Фактически он уже добился этого, только не изменил названия страны.

— Для таких людей, как лорд Прайди, это очень существенно.

— Неужели дело только в этом, магистр? Неужели все страдания только ради гордости одного человека? Всем известно, что лорд Прайди почти пообещал помощь противникам Делавала, пока надеялся на заверения лорда по поводу наследования трона в Этельберте. Только из-за несчастного ранения принца и невозможности появления наследников произошел разрыв, и наш правитель счел посулы Делавала более соблазнительными. Но даже и в этом случае после смерти лорда Прайд должен отойти к Делавалу.

— Ты слишком увлекаешься политикой, брат. Предупреждение в голосе магистра слегка остудило пыл брата Реанду.

— Это единственное, что может оказать реальную помощь нашим прихожанам, — ответил он.

— Я что-то не припомню, чтобы лорд Прайди интересовался нашим мнением.

— Тогда в чем состоит наша цель? — воскликнул брат Реанду, но быстро потупился под суровым взглядом магистра Бателейса.

Неожиданно брат Реанду почувствовал, что ему трудно дышать, настолько враждебным стало выражение лица Бателейса. В голове монаха смешались гнев, разочарование и страх, и эти чувства не давали вырваться негодующим словам.

— Возвращайся к своим обязанностям, — приказал магистр. — Если ты действительно хочешь мне помочь, то отыщи способ покончить с самхаистами. Я подумаю над твоими словами относительно отца Жерака, поскольку придерживаюсь того же мнения. Отец-настоятель в данный момент не может противостоять Берниввигару. Да что там, в данный момент он даже не может без посторонней помощи умыться! Но предупреждаю раз и навсегда — остерегайся подобных высказываний о лорде Прайди. Власть даже такого непостоянного правителя лучше для народа Прайда, чем безвластие. А твое возмущение, брат мой, может повлечь за собой изгнание церкви Святого Абеля из страны.

Реанду настолько был охвачен яростью и разочарованием, что только и мог произнести:

— Слушаюсь, магистр.

Эти слова прозвучали уже вслед уходящему Бателейсу.

Глава 24 ЗНАМЕНИТЫЙ МЕЧ ПРАВИТЕЛЯ

Удар могучего кулака Баннаргана чуть не сорвал деревянную дверь с петель.

— Лучше по-хорошему отворить дверь, — крикнул он. — Она вам еще понадобится, когда война придет на север!

Воин снова стукнул по неплотно пригнанным доскам, и дверь прогнулась внутрь. После этого щеколду отодвинули, и в щели показалось покрытое грязью лицо старухи.

— Если вы пришли за деньгами для лорда, то у нас не осталось ни одной монетки, господин.

— Нет, не за деньгами, — ответил Баннарган. — Я верю, если бы у тебя завелись деньги, ты уплатила бы налог правителю Прайда.

— Тогда за чем? Хотите получить продуктов? Но разве нам самим уже не позволено хоть что-то съесть?

— И не за продуктами, — терпеливо произнес Баннарган. — На востоке замечен отряд солдат лорда Этельберта. Нам нужны люди.

Женщина пронзительно вскрикнула и налегла на дверь, пытаясь задвинуть щеколду, но мощная рука Баннаргана без труда свела на нет ее усилия. Вместе с двумя спешившимися солдатами он вошел в единственную комнатенку бедного жилища.

— Да ведь вы забрали моего мужа, и теперь никто не знает, жив ли он еще! Вы забрали и братьев, и ни от одного из них нет весточки. Чего вам еще надо?

— Твоему сыну уже минуло пятнадцать зим, — ответил Баннарган.

— Он умер! — взвизгнула женщина. — Я сама убила его. Лучше так, чем посылать в кровавую мясорубку!

Почти не слушая криков хозяйки, Баннарган жестом указал солдату на занавеску, разделявшую комнату на две части. Тот без слов отдернул кусок материи, и за ней оказалась узкая кровать, состоящая всего лишь из деревянной рамы и охапки соломы. Солдат оглянулся на командира, и Баннарган кивком приказал ему продолжать поиски.

— Он умер, я же вам сказала! — со страхом в голосе кричала женщина. — Я накрыла его лицо подушкой и придушила, пока мальчик не проснулся. Это милосердная смерть.

— Если бы я поверил твоим россказням, я должен был бы тебя наказать, — рассудительно заметил Баннарган.

— За убийство? Он — мой сын, и я могу делать с ним все, что захочу.

— За кражу имущества, принадлежащего лорду Прайди, — возразил великан. — Все жители Прайда являются собственностью правителя, и ты не имеешь права распоряжаться его имуществом. И не важно, что он твой сын.

Он еще раз кивнул солдату, и тот перевернул койку. Под ней на полу скорчились мальчик-подросток и его младшая сестренка.

— Пошли, — скомандовал солдат, взял мальчишку за руку и рывком поднял с пола.

Девочка громко расплакалась, а старуха рванулась наперерез солдату. Но Баннарган схватил ее за одежду и не дал сделать ни шагу. Женщина попыталась вывернуться, но Баннарган обхватил ее за плечи и лишил возможности двигаться.

— Подлые псы! Вы не можете забрать его у меня! Вы не можете увести мальчика!

Баннарган покрепче обхватил ее рукой и приподнял, так что лицо женщины оказалось на одном уровне с его лицом.

— Глупая женщина! Если мы не соберем людей и не выступим против Этельберта, его солдаты разнесут в щепки не только дверь, но и весь твой домишко. Они убьют твоего мальчишку, когда у него даже не будет оружия, чтобы себя защитить. А еще… — Баннарган криво усмехнулся. — Может, на тебя они и не польстятся, но наверняка изнасилуют девчонку, причем все по очереди, а потом бросят, сломленную и искалеченную. Может, она и достаточно взрослая, чтобы родить ребенка, но разве ты этого хочешь? Зачем тебе ублюдок, отца которого ты никогда не узнаешь?

Женщина разрыдалась и не могла ответить ни слова. И сопротивляться тоже не осталось сил. Баннарган разжал руку и оттолкнул ее от себя, потом в сопровождении двух солдат, подхвативших мальчика под руки, молча покинул дом.

— Этот двенадцатый, — сказал один из солдат, как только они оказались на улице.

— На сегодня достаточно, — вздохнул Баннарган. — Отведите его в замок, выдайте кожаный кафтан и оружие. — Он повнимательнее присмотрелся к подростку и даже пощупал его худые руки. — Хватит ему и копья. Он все равно не сможет нанести ни одного стоящего удара мечом.

Не дожидаясь солдат, Баннарган вскочил на коня и повернул к замку. Он не хотел показывать солдатам своего дурного настроения. Знаменитый воин считал подобное занятие отвратительным и от всей души ненавидел отрывать мужчин — а теперь и совсем мальчишек — от семей. Пронзительные крики женщины все еще резали ему уши, и Баннарган хлестнул коня, пытаясь как можно скорее избавиться от этих назойливых звуков.

Солдаты с очередным новобранцем остались далеко позади, и Баннарган в одиночестве приближался к Прайд-касл, стараясь не обращать внимания на враждебные взгляды встречных крестьян. Военные потери за последние шесть месяцев затронули каждую семью в Прайде. Временами Баннарган сомневался, что его страна выживет после затянувшихся сражений. Почти целое поколение мужчин оказалось под угрозой истребления из-за захватнических притязаний лорда Этельберта. Уже сейчас списки убитых насчитывали более трехсот человек; в одном только сражении на границе полегло около полутора сотен солдат.

По дороге к замку Баннарган вспоминал давние дни, когда люди Прайда сражались против поври, а лорд Этельберт со своими отрядами, занимал позиции на той же линии к северу от них. Тогда правитель самой обширной территории в юго-восточной части Хонсе спас жизнь и ему самому, и принцу Прайди, и многим другим, угодившим в западню кровожадных карликов. Но уже в те времена Баннарган различал признаки надвигающихся бед. Строительство дорог было закончено, и удобные пути пересекли Хонсе от Делавалтауна до самого Этельберта, проходя через Прайд и Каннис, вплоть до самого Палмаристауна в устье великой реки. По этим путям двигались армии против поври, и по ним же проходили солдаты, направляемые волей тщеславных правителей, желавших расширить границы влияния. Палмаристаун уже находился под властью Дела-вала, а весь юго-восток захватил Этельберт.

Земли Прайда, к несчастью для местных жителей, лежали как раз посередине между владениями двух влиятельных правителей.

Подъемный мост через заново выкопанный ров был опущен, и лучший защитник Прайда, самый известный в стране воин, не снижая скорости, с грохотом проскакал по деревянному настилу моста между двумя сторожевыми башнями — тоже сооруженными совсем недавно. В просторном дворе замка он остановил коня, соскочил на землю и бросил поводья могучего жеребца двум подбежавшим конюхам.

Справа от Баннаргана виднелась личная часовня лорда Прайди, позади нее раскинулся небольшой сад под открытым небом, через который в замок частенько наведывался Берниввигар со своими просьбами и предложениями к правителю. Строение часовни было одним из самых ранних сооружений замкового комплекса, и его стены заметно выделялись по цвету среди остальных построек. Архитектура часовни, согласно древним обычаям, не отличалась изысканностью — в толстенных стенах виднелись узкие прорези окон. В стороне стояла единственная деревянная постройка — длинный барак, почти пустой в это время суток, поскольку почти все солдаты несли службу на стенах и в городе.

Напротив главных ворот возвышалась главная башня, где располагались личные апартаменты лорда Прайди; крытый переход соединял его комнаты с залом для приемов и обширной столовой. При виде Баннаргана двое стражей торопливо распахнули тяжелые створки высокой двери и неподвижно замерли по стойке «смирно» в ожидании командира.

Нижнее помещение башни — единственное квадратное помещение — было почти не обставлено мебелью, лишь два кресла с высокими спинками стояли на толстом ковре перед огромным камином. Взгляд Баннаргана скользнул по пустым креслам и остановился на пустых крючках над камином. Совсем недавно там висел великолепный меч Прайди, подаренный братьями святого Абеля. Несколько дней назад лорд Прайди перенес его в личные покои, опасаясь завистливых взглядов благородных представителей свиты лорда Делавала. Каждый раз во время их визита ему приходилось одаривать гостей монетами или ценными предметами роскоши, и лорд Прайди не сомневался, что прекрасный меч, превосходящий все, что могли предложить мастера Хонсе, стал бы предметом зависти. С этим сокровищем правитель Прайда не согласился бы расстаться ни за какие блага.

Баннарган с удивлением, отметил, что его друг и господин не сидит за завтраком, как было принято в этот час дня. Он шагнул налево, к лестнице, ведущей в жилые комнаты, но остановился на первой ступеньке, услышав женские крики. Вслед за тем раздались ругательства Прайди: «Шлюха! Дохлая рыба!»

Воин опустил голову и тяжело вздохнул. Все это было ему знакомо. Согласно слухам, лорд Прайди чуть ли не ежедневно требовал новую женщину. Как правитель страны, он имел полное право уложить к себе в постель любую женщину или девушку, старую или молодую. Но, по мнению Баннаргана, ни одну из них нельзя было назвать его любовницей, несмотря ни на какие усилия монахов с их священными камнями, несмотря на многочисленные жертвоприношения, совершенные Берниввигаром за последние годы.

Неудачи следовали одна за другой, и каждый раз Прайди, сгорая от стыда, обвинял в этом женщин, обзывая их шлюхами или дохлыми рыбами, намекая на отсутствие мало-мальски развитого воображения в постели даже у самой искушенной проститутки.

На верхней площадке мелькнула фигура женщины лет двадцати, которая могла бы показаться хорошенькой, если бы не отсутствие передних зубов, и устремилась вниз по ступенькам. Небрежно наброшенная накидка едва прикрывала ее аппетитные формы, босые ноги звучно шлепали по деревянным ступеням, а по лицу бежали ручейки слез.

Баннарган узнал женщину и даже вспомнил, как отправлял ее мужа вместе с очередным подкреплением на южный фронт. Неудавшаяся любовница едва взглянула на высокого воина и, не переставая всхлипывать, побежала к выходу. Баннарган проводил ее взглядом, а потом снова посмотрел наверх. Теперь на той же площадке показался совершенно обнаженный и наполовину возбужденный лорд Прайди. Лицо правителя раскраснелось от разочарования, а крепко сжатые кулаки, казалось, ищут цель для удара.

— Дохлая рыба! — снова крикнул Прайди, сильно стукнул по перилам лестницы и скрылся в спальне.

Баннарган покачал головой, потом отошел к креслам, налил себе вина из запасов принца и уселся перед камином. Некоторое время он неподвижно наблюдал за тлеющими углями, голубоватыми и красными огоньками и тонкими струйками дыма, исчезавшими в дымоходе. Спустя полчаса к нему присоединился Прайди.

— Негодная шлюха, — сердито произнес он, наполнил свой кубок, выпил, добавил еще и только потом предложил своему товарищу снова налить вина. — Разве я многого требую? Всего лишь каких-нибудь других звуков, кроме хныканья, и простейших движений!

— Но ты хотя бы приблизился к цели? — спросил Баннарган.

Прайди поставил кубок на широкий подлокотник кресла и обеими руками потер покрасневшее лицо.

— Лучше бы поври совсем лишили меня половых органов, — пробурчал он, — а заодно и желаний, до сих пор кипящих в теле.

— Ты гоняешься за сокровищами дракона, — заметил Баннарган, — а его следы ведут сразу в нескольких направлениях. Разве такая охота не стоит затраченных усилий и времени?

— Я жажду лишь сладости женщины, — поправил его лорд. — Женские прелести находятся прямо передо мной, на расстоянии вытянутой руки, но я никак не могу их получить! Разве нормальный человек в силах вынести такое разочарование?

Баннарган усмехнулся и поднес к губам кубок с густым ароматным вином с западных виноградников лорда Делавала.

— Мед становится только слаще после долгого ожидания, — произнес он.

Прайди рассмеялся, хотя оба они прекрасно понимали, что дело вовсе не только в легкомысленных забавах любвеобильного правителя. Если бы Прайди преуспел в своих усилиях — а он нередко был так близок к цели, — если бы он смог произвести на свет наследника, политика всех действующих ныне правителей изменилась бы коренным образом и это пошло бы на благо подвластной ему стране. Лорд Этельберт не назвал Прайди своим преемником и наследником по единственной причине — он был уверен, что у Прайди не будет детей.

В соглашении между правителем Прайда и самым могущественным лордом Хонсе тоже учитывалось это обстоятельство. По договору после кончины Прайди в отсутствие у него детей земли отойдут Делавалу или его наследникам. Рождение сына Прайди могло изменить к лучшему условия договора для его страны.

— Разочарование могло бы быть еще больше, если бы в твоем теле не тлели угли прежнего пожара, — заметил Баннарган.

Воин сознавал, что на всей земле только ему одному позволено говорить с правителем о таких вещах, поскольку только он был в курсе всех подробностей интимной жизни лорда.

— А удача была так близко, — вздохнул Прайди, осушил свой кубок и снова наполнил его вином.

— Принц Йеслник сражается на юге, — доложил Баннарган. — Его знамя заметили на поле боя. Ходят слухи, что он сам возглавляет одну атаку за другой.

— По твоему голосу не скажешь, что ты этому очень-то веришь.

— Принца Йеслника едва ли можно назвать настоящим воином. Скорее всего, в сражениях участвуют его сподвижники, а сам принц наблюдает за битвой из окна удобной кареты, стоящей далеко в тылу. Мне кажется, что за исключением небольших государств, вроде Прайда, больше нигде правители не принимают участия в сражениях.

— Делавал в свое время неплохо сражался, как и Этельберт, проявивший себя в битвах на востоке лет десять назад.

— Все это в прошлом, мой господин, — ответил Баннарган и с сомнением посмотрел на своего друга.

Они оба знали, что последнее утверждение Прайди было преувеличением. На самом деле оружие лорда Этельберта за всю длительную кампанию ни разу не было окрашено кровью.

— В прошлом, — повторил Баннарган. — Во всем Хонсе, пожалуй, не найдется ни одного правителя, способного выдержать бой с тобою хотя бы несколько минут.

— Да, но зато в постели… — насмешливо добавил Прайди и поднял свой кубок.

Баннарган не присоединился к его безмолвному тосту.

— Иеслник пытается прославить свое имя, — сказал Прайди.

— Товарищи Йеслника прославляют его имя, — поправил его Баннарган.

— Разве нельзя сказать то же самое о Прайди и Баннаргане?

— Можно, — с подкупающей искренностью ответил воин. — Имя Баннаргана хорошо известно — лорд Прайди не раз хвалил мои успехи. И не раз нуждался в помощи своих друзей, чтобы укрепить собственные достижения.

— Ты очень добр, мой друг, — сказал Прайди и снова поднял кубок, кивая Баннаргану; на этот раз воин тоже поднял кубок с вином. — Не раз я носил на поясе твои трофеи, выдавая их за свои.

— Но все-таки ты чаще завоевывал собственные призы в сражениях с поври.

— Сдается мне, что близится время, когда придется испытать в деле бехренский меч, — сказал Прайди. — Не пора ли нам отправляться на юг, дружище? Два воина, сражаясь бок о бок, способны остановить нашествие солдат Этельберта.

Баннарган помолчал, обдумывая его слова, потом покачал головой:

— Мы еще успеем повоевать, если лорд Этельберт направит часть своего войска на север и ударит по Прайду с востока. Пока еще не закончена работа в Прайд-касл. Каких-нибудь пятьсот солдат способны запереть нас в стенах замка, а у Этельберта вдвое больше людей.

— Да, это правда, — признал Прайди.

— Тебе еще представится случай омыть в крови серебристое лезвие меча. Я в этом уверен. Весь Хонсе объят войной.

При этих словах Баннарган не мог удержаться, чтобы не выпить еще глоток вина. Все правители словно посходили с ума. Строительство дорог затевалось ради изгнания и истребления поври, ради развития торговли и общения с соседями. Поначалу так и было. Карликов оттеснили к океану и почти уничтожили, гоблинов не было видно нигде, кроме самых восточных окраин Хонсе и южной оконечности залива Короны.

Но теперь все государства воюют между собой. Делавал сражается против Этельберта за влияние на высшем уровне, а более мелкие правители бьются за лишний кусок земли. Даже поври вернулись, по крайней мере об этом уже упоминалось в донесениях. Кровавые карлики снова начали свои безобразия в разных концах Хонсе.

Баннарган допил вино. Он не боялся сражений, не имел ничего против истребления поври и гоблинов.

Но убийство человека — это совсем другое. После него в душе надолго остается пустота и горечь.

Глава 25 ПОСЛЕДСТВИЯ МИЛОСЕРДИЯ

Этот день начинался точно так же, как и все остальные. Все то же однообразие и те же обязанности. Подъем рано утром, завтрак и уборка мусора. Пасмурное летнее небо сыпало мелким дождем, и тропинка под неловкими ногами Брансена превратилась в жидкую грязь. Как и всегда, он вышел за калитку монастыря с ночным горшком в каждой руке и заковылял к реке.

Он едва замечал тяжесть посудин, хотя они и были почти полными. Пальцы уверенно и твердо сжимали ручки горшков. Брансен отметил, что мускулы рук достаточно окрепли, чтобы справляться с таким весом. Что до всего остального, то после каждого неуклюжего шага ему по-прежнему приходилось останавливаться, чтобы сохранить равновесие, точь-в-точь как аисту. Конец весны выдался дождливым, и Брансен привык к постоянной грязи под ногами, так что неплохо справлялся, хотя прогулка требовала большой концентрации внимания. Взгляд безотрывно следил за тропой, а все мысли были сосредоточены на очередном движении.

Брансен не обратил внимания на возникшую перед ним фигуру человека, пока не увидел перед собой чьи-то ноги. От неожиданности он споткнулся и покачнулся; жидкость из горшков тут же выплеснулась наружу и обрызгала руки и одежду. Брансен напрягся, чтобы не упасть, но чья-то ступня ударила прямо по колену, и нога подвернулась.

В момент падения раздался издевательский смех, содержимое горшков залило лицо Брансена и даже попало в ноздри. Он барахтался в грязи, пока не сумел опереться на локоть, потом поднял голову, не переставая отплевываться. Прямо перед его лицом стояли две ноги — сильные ноги молодого человека, и Брансен замер от испуга.

— Эй, Аист, а ты здорово шлепнулся, — раздался голос, так хорошо знакомый юноше.

Этот грубый нахальный голос ему не раз приходилось слышать. Он принадлежал Таркусу Брину, который, как думал Брансен, должен был воевать на юге. Вероятно, он уже успел вернуться. Молодой воин отсмеялся и сильно топнул ногой, снова забрызгав лежащего перед ним калеку.

— Осторожнее, Таркус, — сказал его дружок, известный Брансену как Хеген Нойлан. — Ты совсем его закопаешь, и со временем здесь будет сильно вонять.

— Ну ладно, — согласился Таркус. — Тогда я его подниму.

Парень нагнулся, схватил Брансена за ворот рубахи и поставил на ноги. Но потом с криком «Опля!» сильно толкнул в грудь, и беспомощный калека упал, больно ударившись спиной.

— Эй, ты чуть не забрызгал меня грязью, — воскликнул третий участник, парнишка лет пятнадцати, младший брат Хегена по имени Рульфио.

Подросток со всех сил ударил Брансена ногой, и боль огнем обожгла его плечо. Несчастный хотел закрыться от ударов, но свернуться калачиком ему не удалось, и он по-прежнему представлял собой отличную мишень для хулиганов. Юноша попытался закричать, но в ту же секунду последовал жестокий удар ногой прямо по голове. Брансен не смог даже поднять руки, чтобы защитить лицо. В следующее мгновение он ощутил во рту привкус грязи и крови — его крови, текущей из разбитого носа.

И снова он оказался на ногах, поднятый сильной рукой Таркуса.

— Ну-ка, ударь обидчика, — крикнул Таркус и грубо отшвырнул Брансена от себя.

Рульфио встретил его очередным ударом и отбросил к Хегену.

— Мне не нужен этот калека, — воскликнул Хеген и толкнул в сторону Таркуса.

Удары сыпались отовсюду, Брансена швыряли из стороны в сторону, пинали, толкали и били все трое по очереди. Он не мог ни остановиться, ни открыть рот, чтобы позвать на помощь. От одного из ударов он споткнулся и толкнул Таркуса в живот, да так сильно, что тот вместе со своей жертвой шлепнулся в грязь. Такой поворот событий сильно рассмешил двух других парней, но Таркус пришел в ярость и со всех сил ударил Брансена по лицу, а потом снова рывком поставил на ноги. Не успел он осознать, что стоит на ногах, как Таркус одной рукой схватил за ворот рубахи, а другую просунул между ног. Хулигану не потребовалось больших усилий, чтобы поднять над головой тщедушное тело калеки. Держа его горизонтально над собой, Таркус повернулся, и тогда Брансен увидел, что за его избиением наблюдает немало зевак — вокруг собрались мужчины, женщины и даже дети.

Таркус резко остановился и бросил Брансена на землю. Он упал на спину и так сильно ударился, что некоторое время не мог дышать. Смех толпы причинял ему страдания ничуть не меньшие, чем удары, наносимые тремя забияками. Хохотали почти все, лишь некоторые люди шепотом выражали сожаление «маленькому уродцу», да и то лишь для того, чтобы потом добавить, что такому, как он, следовало умереть сразу после рождения.

Сапог Таркуса безжалостно ударил в живот, и Брансен снова попытался свернуться в клубок.

— Эй, мы еще не закончили! — воскликнул хулиган, снова рывком за ворот рубахи поднял несчастного на ноги и сильно встряхнул.

Брансен заливался слезами, сопли и слюни не давали дышать, он и пальцем не мог пошевелить в свою защиту, а Таркус снова и снова наносил один удар за другим.

— Прекратите! — послышался чей-то крик. — Отпустите его!

Не успел Брансен определить, кому принадлежит этот женский голос, показавшийся ему знакомым, как молодая девушка решительно подскочила к Таркусу. От неожиданности Таркус едва не разжал пальцы, и Брансен неминуемо шлепнулся бы на землю, но драчун опомнился и удержал свою жертву, а свободной рукой, занесенной для очередного удара, отпихнул подбежавшую девушку.

Брансен попытался выкрикнуть имя Кадайль, но с разбитых губ срывались только малопонятные звуки. Девушка после падения вскочила на ноги и рванулась вперед, вернее попыталась, поскольку Хеген и Руль-фио крепко схватили ее за руки.

— Оставьте его в покое! — продолжала кричать Кадайль. — Он вас ничем не обидел! Ведь это…

Голос резко оборвался, и Брансен увидел, что внимание Кадайль привлекло нечто важное. Взгляды удерживающих ее парней тоже обратились в противоположную сторону, да и Таркус настороженно повернул голову. Даже окружавшая их толпа мгновенно притихла. С большим трудом Брансен смог повернуться, и тогда понял, в чем дело: рядом с ними остановился Берниввигар.

Фигура самхаиста возвышалась над Таркусом и его приятелями, и по сравнению с ним они казались совсем мелкими и незначительными. Взгляд жреца остановился на лице Брансена, но в нем не было и намека на сострадание. Берниввигар брезгливо поджал старческие губы и злорадно хихикнул. Боковым зрением Брансен заметил, что лица хулиганов словно окаменели, но Кадайль быстро стряхнула с себя оцепенение. Она вывернулась из рук парней, резко размахнулась и со всех сил ударила Таркуса по лицу. Тогда очнулись и трое хулиганов. Рульфио подскочил, чтобы схватить девушку, а Таркус действовал еще более жестоко — он шагнул вперед и ударил ее кулаком в грудь. От резкого толчка Кадайль могла снова упасть, но двое других уже крепко держали ее за плечи.

— Ты дорого за это заплатишь, — громко произнес Таркус.

Ярость придала Брансену сил. Он выкрикнул «Нет!» и взмахнул обеими руками, безуспешно пытаясь ударить обидчика. Вокруг снова раздался смех, даже голос Берниввигара присоединился к хохоту собравшихся крестьян, но это не остановило Брансена. Его удары не достигали цели, поскольку Таркус удерживал его на расстоянии вытянутой руки. Лицо Брансена внезапно обожгла сильная боль, и ручеек крови сбежал из разбитого носа — Таркус яростно ударил его свободной рукой и при этом зарычал, как взбесившийся пес, заглушив даже хохот зрителей. Последний удар оглушил Брансена, и, уже теряя сознание, он услышал отдаленный гром, словно начиналась гроза.

Люди вокруг оцепенели, некоторые испуганно вскрикнули, а Таркус замер с поднятой для удара рукой.

— Отпустите его! — приказал магистр Бателейс и вытянул вперед руку, в которой потрескивали от магической энергии кристаллы графита.

В следующее мгновение, когда Таркус не подчинился, Бателейс опустил руку, и огненная стрела, подобная молнии, вонзилась в землю у самых ног парня.

— Я приказал тебе отпустить его, и предупреждающих ударов больше не будет, — предостерег хулигана магистр.

За его спиной сгрудились еще несколько монахов, включая и брата Реанду, и почти у всех в руках были священные камни. Таркус Брин дерзко взглянул на братьев святого Абеля, но все же разжал пальцы и оттолкнул от себя калеку.

— Неужели вы защищаете этого урода? — громко, чтобы все могли услышать, воскликнул Таркус с презрительной усмешкой.

— Мы заботимся о благополучии самых несчастных среди нас, а не только о самых сильных, — ответил магистр Бателейс.

Со стороны, где стоял Берниввигар, раздался громкий смех, вслед за жрецом рассмеялись и некоторые зрители.

Брансен видел, как недоволен магистр Бателейс. На мгновение их глаза встретились, и во взгляде монаха не было ни капли сострадания. К ужасу Брансена, во взгляде своего заступника он прочел не меньшую злобу, чем в глазах Таркуса. Но он не придал этому большого значения, поскольку сосредоточенно старался выкарабкаться из грязи, а тут еще до него донеслись слова Таркуса, обращенные к Кадайль: «Не думай, что на этом все закончится, шлюха. Я знаю, где ты живешь!»

Кадайль плюнула ему под ноги и бросилась на помощь Брансену, чтобы поднять его на ноги. Несмотря на громкое улюлюканье толпы и явное презрение на лице Берниввигара, девушка бережно отряхивала калеку и вытирала его лицо.

— Отойди от него, — последовала неожиданная команда, и Брансен вместе с Кадайль увидели, что к ним приближается магистр Бателейс. — Фу, девочка, — поморщился монах. — Тебе здесь не место.

— Н-н-но… — заикнулся Брансен.

— Закрой рот, — отрезал магистр, схватил Брансена за плечо и оторвал от Кадайль, пихнув в сторону брата Реанду.

— Успокойся, Брансен, — произнес тот. — Все уже закончилось.

Юноша сумел повернуть лицо к Кадайль, и девушка ему улыбнулась, а потом жестом показала, чтобы он следовал за монахами.

Брансен все еще что-то пытался сказать и махнул рукой в сторону Таркуса; его тревожили угрозы парня, но с губ летели брызги слюны и нечленораздельные звуки.

— Ох, замолчи, пожалуйста, — бросил Бателейс, проходя мимо, а потом добавил, обратившись к Реанду: — Не выпускай его за ворота монастыря, пока мое терпение не истощилось. Иначе, боюсь, я отдам его на потеху толпе.

Брат Реанду покровительственно похлопал юношу по плечу и повел к собору.

По всей видимости, магистр Бателейс был сильно недоволен. Его раздраженный голос долетал до Брансена задолго до того, как мальчик подошел к дверям комнаты, куда его вызвал брат Реанду.

— Ну вот, мы дошли до того, что используем священные камни, чтобы угрожать людям и спасать от толпы этого… этого урода.

— Магистр, мы принадлежим к братству святого Абеля, а главной его чертой было чувство сострадания, — ответил брат Реанду. — Когда мы принимали мальчика под свое покровительство, мы уже обсуждали этот вопрос.

— Мы взяли его к себе ради чудесного меча, способного укрепить наши позиции в глазах лорда Прайди, — поправил его магистр. — Не стоит об этом забывать.

Брансен ошеломленно замер и даже перестал дышать. О каком мече они говорят? Неужели о произведении его матери?

— И все же он находится под нашей защитой, — заметил брат Реанду.

— Тогда с сегодняшнего дня он не должен выходить за ворота монастыря. Пусть собирает горшки и ставит их у задней калитки, а кто-то из молодых послушников будет относить их к реке.

— Неужели ты оправдываешь действия этих трех негодяев?

— Как я могу их винить в такое тяжелое время? — возразил Бателейс. — Они покинули свои дома, воевали, их могли убить, а он оставался здесь, в безопасности, брат Реанду. Он ел пищу, которую крестьяне выращивали на полях или добывали на охоте.

— Магистр!

Голоса на мгновение стихли, и Брансен осторожно заглянул внутрь. Бателейс, прикрыв глаза, стоял рядом со столом, за которым виднелись два стула. Магистр сделал несколько глубоких вдохов и выдохов и наконец успокоился.

— Давным-давно я поклялся никогда не использовать камни в минуту гнева, если только не угрожала опасность со стороны поври или гоблинов, — произнес Бателейс.

— Но ведь никто не пострадал.

— Зато я испугал этих людей. Испугал каждого из них. — Магистр насмешливо фыркнул. — Церковь Святого Абеля никогда не уподоблялась самхаистам во главе с Берниввигаром. Они властвуют над душами людей благодаря страху, а мы… — Он удрученно поморщился и качнул головой. — Теперь я могу предположить, что в критический момент наши религии не столь уж отличаются друг от друга.

Брат Реанду возмущенно выпрямился на стуле.

— Я не могу в это поверить. Бателейс только презрительно хмыкнул.

— Не выпускай в город это несчастное создание, — снова приказал он немного погодя, а потом повернулся и вышел через дальнюю дверь.

Брансен подождал еще несколько минут, а потом все же вошел в комнату. Брат Реанду встретил юношу широкой улыбкой.

— Заходи, — приветливо сказал он и подошел к маленькому столику.

Из выдвижного ящика монах достал небольшой мешочек, высыпал его содержимое — несколько дюжин драгоценных камней — на крышку стола и выбрал серый гематит.

— Давай-ка подлечим рану, нанесенную тебе этим задирой.

Брансен проковылял к столу и с помощью брата Реанду уселся на один из стульев. Монах взял его рукой за подбородок и поднял голову.

— Он сильно ударил тебя?

Брансен хотел было ответить, что это неважно, но только хрюкнул. Он никак не мог сосредоточиться, слишком много мыслей одновременно кружились в его голове. Он злился на трех избивших его хулиганов и беспокоился за Кадайль. Появление Берниввигара испугало не на шутку, а беспричинный гнев магистра, обращенный на него, смущал больше всего. Слишком много свалилось на его бедную голову, и в эту минуту Брансен мог только стараться сдерживать слезы.

Резкая боль от прикосновения пальцев брата Реанду к разбитому носу заставила его вздрогнуть всем телом.

— Да, тебе здорово досталось, — вздохнул монах и ободряюще улыбнулся. — Но теперь уже нечего бояться, — успокоил он Брансена и поднес к его лицу серый камень.

Юноша непроизвольно отшатнулся, но монах уже запел молитву, приводя себя в состояние транса, и легонько прижал кристалл к поврежденному носу. Небольшой дискомфорт от прикосновения камня длился всего секунду, а потом сменился ощущением приятного тепла, распространявшегося от носа по всему лицу. Брансену впервые довелось испытывать на себе чудодейственную силу священного камня, и он с удовольствием прикрыл глаза и расслабился.

А затем произошло нечто и вовсе неожиданное. Брансен внезапно увидел, как в глубине его тела линия Чи отзывается на действие кристалла. Поток магической энергии выпрямил его энергетический канал и наполнил жизненной силой, и Брансен ясно увидел это мысленным взором.

От изумления он широко открыл глаза.

— Он неплохо помогает, не так ли? — спросил брат Реанду.

Мгновение миновало быстро — слишком быстро, и к Брансену вернулось его обычное состояние.

— Ну вот и все, — сказал монах. — Теперь тебе, должно быть, полегче?

Брансен с трудом смог кивнуть в ответ. Он был слишком взволнован, чтобы выговорить хоть слово.

Глава 26 НОВЫЕ УЗЫ ВЗАМЕН ПРЕЖНИХ

Крышка люка захлопнулась, и отголоски этого звука эхом отозвались в груди Брансена, словно он получил еще один удар. Он остался один в своей пустой и холодной келье, и свет крошечной свечи не мог разогнать непроницаемую тьму; на расстоянии вытянутой руки нельзя было разглядеть даже собственных пальцев.

В голове царила совершеннейшая сумятица. Мысли Брансена метались от Таркуса Брина к Кадайль, Кадайль! Он едва мог поверить, что девушка появилась именно в тот самый момент, когда он больше всего нуждался в ее помощи, как бывало всегда до его ухода к монахам святого Абеля. А кроме беспорядочных мыслей, страха, смущения и восторга, как будто этого было мало, перед глазами Брансена возникала то злорадная усмешка Берниввигара, то злобное лицо магистра Бателейса.

Вдобавок ко всему его мозг жгло воспоминание о прикосновении чудодейственного гематита.

В самых сокровенных мечтах, в моменты наибольшей концентрации воли на уроках Джеста Брансен не мог себе и представить такой полноты ощущений и контроля над своим телом, как во время лечения священным камнем.

Потом он задумался об использовании гематита ради другой цели. Брансен попытался предупредить брата Реанду об опасности, грозившей Кадайль. Он ясно слышал угрозы Таркуса. Но монах постарался успокоить юношу, говорил, что все будет в порядке, что слова хулигана были пустой похвальбой, что парни просто немного «побуйствовали». Он назвал их всего лишь буянами, но не преступниками.

Брансен знал, что это не так. Он видел подлинную угрозу в глазах Таркуса, слышал ненависть в его голосе. И то и другое говорило о настоящей опасности для Кадайль.

И никто в мире не сможет ей помочь. А он сидит в этой дыре и не в силах помочь даже самому себе.

Брансен заставил себя подняться на дрожащих ногах. Он сосредоточился на линии, соединяющей голову и область паха, представил себе энергетический канал, свою Ки-Чи-Крии. Едва ли он надеялся надолго удержаться в таком состоянии, но это помогли ему выбросить из головы все тревожные мысли одну за другой.

Сначала он избавился от чувства унижения от сегодняшней стычки. Потом заставил себя позабыть о жестоком взгляде Берниввигара. Постепенно Брансен выбросил из головы нелестные замечания магистра Бателейса, отодвинул на задний план упоминания о мече матери. И наконец прогнал мысли о Кадайль.

На время.

Теперь он полностью овладел своим непослушным телом. Брансен уверенно выпрямил спину, вытянул руки, поднял их над головой и медленно опустил, следуя инструкциям Джеста Ту. Вот он глубоко вдохнул и позволил себе снова вспомнить о Кадайль и угрозах Таркуса. Неистребимый гнев влился в его сознание и усилил концентрацию воли.

Брансен знал, что должен что-то предпринять. Но с чего начать?

В голове мелькнули воспоминания о влиянии гематита, о мгновении не просто физического совершенства, а совершенства, достигнутого безо всяких усилий, Брансен шагнул вперед, торопясь действовать, пока не ослабла концентрация сил. Он откинул крышку люка в надежде, что никого из братьев не окажется у входа в подвал в этот поздний час. Ладони юноши твердо уперлись в деревянные планки, обрамляющие люк. Только оказавшись наверху, Брансен понял, насколько окрепли его мышцы за долгие годы постоянных усилий сохранить равновесие или совершить простейшее движение. Беспорядочно дергающиеся руки теперь подчинялись сигналам мозга и легко подняли его из подпола. Признаки усталости появились уже при первых шагах, а к тому времени, когда он добрался до той комнаты, где происходило лечение, Брансен почувствовал себя совершенно измотанным. Мысли в голове начинали путаться, и его Ки-Чи-Крии в любой момент грозила снова разорваться. Превозмогая усталость, Брансен выдвинул маленький ящик, откуда брат Реанду днем доставал мешочек со священными камнями.

Юноша отыскал матерчатый мешок, аккуратно высыпал его содержимое на стол, а затем стал выбирать нужный ему камень. Как только гладкий серый гематит коснулся его ладони, юноша ощутил его прохладную глубину. Он никогда не учился взаимодействию с камнями и лишь изредка наблюдал, как работали братья святого Абеля. Брансен не был уверен, что сможет использовать магию кристалла и достичь желаемого результата.

Но прошел всего один миг, и Брансен сориентировался в глубинах кристалла и постиг его свойства. К своему изумлению, он понял, что мысленная концентрация, описанная в наставлениях Джеста Ту, позволяет ему пользоваться энергией камня. Рука Брансена задрожала — на этот раз от нетерпения. Он чуть не промахнулся, задел еще не совсем заживший сломанный нос и ощутил приступ тошноты, но сосредоточился и поднес волшебный камень ко лбу. Наконец он прижал его к коже и позволил своим мыслям свободно протекать через серые глубины камня, а потом к основанию линии Чи, выходящей из головы.

Дыхание сразу же выровнялось, почти мгновенно исчезла дрожь в руках и ногах. Мысленному взору Брансена открылся его энергетический канал, совершенно прямой и наполненный жизненной силой. В его теле настал момент совершенной гармонии, более полной, чем в те минуты, когда брат Реанду использовал камень в целях лечения. Комбинация учения Джеста Ту и влияния гематита наполнили его энергией и выпрямили Ки-Чи-Крии.

Брансен выпрямился. Надо бы выполнить несколько упражнений Джеста Ту, чтобы прогнать остатки слабости, но он не мог опустить руки. Он жаждал насладиться ощущением свободы движений, которое все остальные люди воспринимали как должное, он хотел как следует порадоваться своему телу, или хотя бы попрыгать от радости.

Но сможет ли Кадайль ждать, пока он разберется в своих ощущениях?

Брансен стал укладывать остальные камни в мешочек. В каждом из них он чувствовал магическую силу. Совершенно непроизвольно, лишь прикасаясь к кристаллам, он узнавал их различные свойства. Графит буквально потрескивал от внутреннего напряжения и грозил ударом молнии; малахит поражал ощущением невесомости; в глубине рубина таился скрытый жар; серпентин окутывал защитным полем; алмаз лучился ярким светом. Камни в его руках казались странно знакомыми, но сейчас Брансену некогда было над этим задуматься. Он уложил мешочек в ящик стола и вернулся в свою келью. Брансен опустился на колени рядом с постелью и вытащил черный шелковый костюм матери. Одежда до сих пор была в прекрасном состоянии, вот только шов на правом рукаве немного разошелся. Брансен прижал рубашку коленом к полу, а свободной рукой оторвал рукав. Затем он обернул материю вокруг головы и закрепил гематит на лбу. Тщательно затянув концы рукава на затылке, Брансен осторожно опустил руки, и из его груди вырвался вздох облегчения — связь с камнем не пропала без прижатой к голове ладони.

Юноша улыбнулся и невольно представил, каким изумленным стало бы лицо магистра Бателейса, если бы он прямо сейчас пришел в его комнату. А что сказал бы на это старый Берниввигар? Сумел бы он отказаться от своих притязаний? А как отреагировали бы на его превращение Таркус Брин и его дружки? Брансен освободился от своего недуга; кроме того, он в совершенстве изучил боевое искусство Джеста Ту и теперь был абсолютно уверен, что Таркус больше не сможет нанести ему ни одного удара. Любопытно, что теперь сказали бы люди об Аисте?

Внезапно волна привычного страха чуть не сбила его с ног, и улыбка исчезла с лица юноши. Он осторожно развязал концы своей шелковой повязки и, придерживая гематит одной рукой, развернул рукав и поднес ткань к огню свечи, потом передвинул и снова поднес к язычку пламени. Теперь повязанный на голову лоскут не только крепко прижимал к его лбу магический камень, но и прикрывал всю верхнюю часть лица вплоть до нижней губы. Выжженные отверстия для глаз оказались точно на своих местах.

Кадайль.

В его голове теперь билась только одна эта мысль. Брансен торопливо сбросил шерстяную рубаху и надел шелковый костюм. И сразу понял свою ошибку: оторванный рукав обнажил правую руку, и яркое родимое пятно делало его слишком приметным. Брансен поспешно развязал концы повязки, оторвал от нее узкую полоску и привязал на запястье, скрыв родинку. Наконец он надел на ноги мягкие туфли и почувствовал, что может безо всяких усилий подпрыгнуть до самых звезд или обогнать быстроногого оленя. Теперь он в совершенстве владел своим телом, на нем был надет костюм матери, и две религии — святого Абеля и Джеста Ту укрепляли его силы.

Брансен задул свечу и выбрался из своей кельи, не забыв осторожно опустить за собой крышку люка. Юноша осторожно добрался до дверей монастыря и скользнул в ночную тьму. Он еще не совсем был уверен в себе и потому старался держаться в тени стен, хотя в этот поздний час вероятность встретить кого-то из монахов была ничтожно мала.

Много лет назад Брансен слышал, что Кадайль с матерью жили на западной окраине города. Сейчас он вспомнил об этом и побежал на запад.

Он побежал!

Его ноги легко несли тело, и не было необходимости сосредоточиваться на каждом движении бедер. Колени упруго сгибались и разгибались, а ступни уверенно соприкасались с неровной дорогой, Брансен не мог поверить обретенной свободе, ему хотелось кричать от восторга. Никогда в жизни он и представить не мог такого совершенного контроля над своим телом, никогда еще ветер так ласково не развевал его длинные волосы. Казалось, он едва касается земли, и радость бега была для него равносильна ощущению полета.

Восторг едва не заставил его позабыть о главной цели, и Брансен пробежал немалое расстояние, пока не вспомнил о Кадайль и грозящей ей опасности. Он замедлил бег — хотя и очень неохотно — и попытался сориентироваться. Оказалось, что Брансен почти не представляет, где находится, ведь ему никогда не приходилось бывать в этой части города.

Чем дальше от монастыря удалялся Брансен, тем реже попадались ему жилые дома. Здесь они чередовались с небольшими полями и фермами, разделенными между собой изгородями из грубо отесанного камня.

Все постройки выглядели почти одинаково — жалкие хижины с двумя или тремя окошками под соломенной крышей. Перед некоторыми из них имелись небольшие огороды с грядками овощей и редкими цветами, почти неразличимыми в бледном свете луны. Кое-где за изгородью стояли коровы и козы, но ни одного человека на пустынных улочках он не встретил, хотя за окнами еще горели свечи. Каждый раз, когда Брансену попадалось освещенное окно, он подкрадывался ближе и заглядывал внутрь, надеясь обнаружить дом Кадайль.

В поисках прошло несколько часов; все огни постепенно погасли, даже луна уже клонилась к горизонту, и Брансен остался почти в полной темноте. Он забрел гораздо дальше, чем рассчитывал, и теперь домики встречались все реже и реже. Совсем неподалеку виднелась темная кромка леса. Брансен и не подозревал, что Прайдтаун настолько велик. Только теперь юноша понял, как трудно будет ему отыскать жилище Кадайль, не говоря уже о том, чтобы защитить ее от хулиганов.

Восточный край небосклона начал светлеть, и, несмотря на разочарование, Брансен заторопился обратно по дороге, ведущей к замку. Темная громада башни была хорошо видна даже на таком расстоянии. С каждой минутой становилось все светлее, и Брансен осознал свою ошибку. Он решительно не хотел обнаруживать свой секрет и не собирался ни монахам, ни кому-то еще открывать новую личину Аиста.

С каждым шагом он все отчетливее понимал, что не успеет вернуться к тому часу, когда просыпаются братья святого Абеля. Как же объяснить им ночную прогулку? Он уже знал, что убежит из монастыря и вернется в дом Гарибонда, но пока его место было среди монахов, тем более что он тайно завладел одним из священных камней, принадлежащих церкви.

Брансен торопился изо всех сил. На бегу он вспоминал страницы священной Книги Джеста, где описывались приемы, позволяющие увеличить выносливость. Юноша разжал кулаки и расслабил все мышцы, не участвовавшие в беге. Наконец он миновал Прайд-касл и устремился к монастырю. Как можно тише он приблизился к окну комнаты, под которой находилась его келья. Заглянув внутрь, Брансен обнаружил там двух послушников, подметавших пол.

— Аист, поднимайся! — крикнул один из братьев. Брансен отшатнулся от окна и почти перестал дышать. Может, просто запрыгнуть в окно и рассказать правду? Но ему снова вспомнились наставления Джеста Ту. Похоже, эти исписанные затейливым почерком страницы содержат ответы на любой вопрос.

Брансен беззвучно приник к окну и после недолгого наблюдения мог точно предсказать каждое движение неторопливых братьев. Он выбрал подходящий момент, перевалился через подоконник и растянулся вдоль стены. Словно змея он подполз к самому люку и снова затаился, наблюдая за монахами в тусклом свете занимающегося утра. Но вот один из них потянулся за стоящим на столе подсвечником, и Брансен осторожно приподнял крышку, ровно настолько, чтобы проскользнуть внутрь. Он нырнул в свою келью головой вниз, оперся на пол руками, а потом подтянул ноги и так же беззвучно опустил за собой крышку, как это обычно делали монахи. Все еще стоя на четвереньках, Брансен вздохнул с облегчением.

— Аист! — послышался более настойчивый окрик монаха.

Брансен поспешно рванулся к кровати и переоделся в свою обычную рубаху. В последний момент, с огромным сожалением, он развязал повязку и снял с головы гематит. На некоторое время он задумался о том, как вернуть гематит, но затем вспомнил, что в мешочке их было несколько, а братья заглядывали туда не каждый день. Едва он успел распихать по углам свои вещи, как крышка люка откинулась с громким стуком.

— Вылезай, Аист, — крикнул монах. — День уже в полном разгаре.

Брансен попытался подняться, но в тот же миг понял, как сильно сказались его ночные похождения на неокрепшем теле. Его охватила непреодолимая слабость, и юноша растянулся во весь рост на полу лицом вниз, а потом мозг окутала сплошная темнота. Краешком сознания он понял, что его вытаскивают наверх, и услышал испуганные возгласы монахов. Прошло немало времени, пока темнота в его мозгу рассеялась и Брансен смог открыть глаза. Он обнаружил, что лежит на одеяле в той самой комнате, под которой расположена его келья, а рядом в кресле сидит дремлющий монах.

Кадайль!

Мысль обожгла его огнем. Неужели он ее потерял? Может, еще не поздно снова отправиться на поиски ее дома?

Брансен попытался встать на ноги, но не успел он перевернуться на бок, как монах проснулся и придержал его за плечо.

— Успокойся, Аист. Уже почти рассвело. А теперь отправляйся спать дальше. Ты нас здорово перепугал. Мы уж решили, что ты надумал помереть!

Монах насмешливо хмыкнул, и Брансен едва обратил на него внимание, но все же расслышал следующие слова:

— Я думаю, для тебя так было бы даже лучше, несчастное создание. Может, и в самом деле тебя надо было отдать Берниввигару? Ах ты, бедняга!

Брансену отчаянно захотелось спуститься в свою комнатушку, прибегнуть к помощи гематита и как следует проучить старого дурака!

Но он ничего не мог сделать, оставалось только надеяться, что с Кадайль пока ничего не случилось.

Лишь на следующий день Брансен смог приступить к своим обязанностям, и, к его радости, монахи после происшествия с Таркусом Брином немного уменьшили его нагрузку. Спустившись вечером в свою келью, Брансен с облегчением обнаружил, что никто не прикасался к его вещам и украденный камень лежал на своем месте. Лицо юноши исказила слабая улыбка. Как они могли что-то отыскать, если никто ни разу не спускался в эту комнату? Единственный раз, когда в его жилище были посетители, они обратили внимание только на записи, покрывавшие стены, и никто не заметил черного шелкового свертка, служившего ему подушкой все эти годы.

Брансен учел предыдущий опыт и в этот вечер сумел выскользнуть из монастыря пораньше. Пришлось соблюдать особую осторожность, поскольку во дворе еще ходили монахи, но небо было пасмурным, и темнота помогла ему остаться незамеченным. Кроме того, Брансен воспользовался уроками Джеста, объяснявшими, как окружающие обычно воспринимают то, что находится вокруг них. Немного поразмыслив над этим разделом, он научился видеть мир глазами других, и потому для него не составило труда проскользнуть через двор.

Брансен так прочно усвоил секреты мудрецов Бехрена, что чувствовал себя настоящим представителем народа Джеста, а не чужеземным учеником. Иначе как бы он смог с такой ловкостью управлять своим еще совсем недавно непослушным телом? Как мог научиться быстрому бегу, если он и ходить-то как следует не умел? Но он научился, словно мог видеть движение каждого мускула и поворот каждого сустава. После знакомства с гематитом его Ки-Чи-Крии стала совершенно прямой, энергия без препятствий проникала в каждую клеточку тела, и мускулы казались материальным продолжением энергетического канала.

По пути к западным окраинам Прайдтауна Брансен на ходу выполнил несколько упражнений из комплекса боевых искусств Джеста, отрабатывая как атакующие, так и оборонительные удары обеими руками. Он резко выбрасывал руку вперед или в сторону, сжимал пальцы, представляя себе горло врага, и имитировал удары кулаком.

Огни в этот вечер горели еще почти в каждом окне, и Брансену представилась отличная возможность отыскать домик Кадайль. Беззвучной тенью он скользил по дворикам, подбирался к окнам и незаметно заглядывал внутрь каждого дома. Наконец он нашел то, что искал.

Кадайль с матерью жили в маленьком каменном домике, окруженном цветами, в самом конце переулка. Через открытое окно ясно было видно, как обе женщины занимались домашними делами. Брансен затаил дыхание. Вот они сели ужинать, за едой что-то оживленно обсуждали и много смеялись, потом перешли к небольшому очагу, поговорили еще, затем замолчали, наслаждаясь теплом в этот прохладный вечер. Наконец Кадайль встала со своего стула и направилась к узкой кроватке. Она начала раздеваться, а Брансен внезапно напрягся и почему-то ощутил непонятный страх.

Девушка стащила через голову рубашку, и Брансен отвернулся, с трудом переводя дыхание. Как хотелось ему насладиться красотой ее соблазнительных округлостей и видом изящных рук и ног! Не только любопытство, а что-то еще, более глубокое, подстрекало обернуться и рассмотреть девушку. Но Брансен был уверен, что этого не следует делать.

До поздней ночи он оставался у дверей домика на страже покоя Кадайль. А в долгие ночные часы практиковался в упражнениях Джеста Ту, оттачивал точность движений, запечатлевшихся в его памяти, учился управлять мышцами.

Любой из мудрецов Джеста Ту при виде его тренировок мог решить, что юноша вырос в монастыре Облачный Путь.

В эту ночь никто не побеспокоил обитателей маленькой хижины, в следующую тоже, и еще две ночи прошли спокойно. Но каждый вечер Брансен приходил на свой пост, оберегал покой женщин и испытывал новые возможности своего тела, радовался обретенной силе и ловкости.

— Как воспримут магистр Бателейс и брат Реанду мое превращение? — спрашивал он самого себя.

В течение этих ночей юноша не раз разговаривал вслух с самим собой. И каждый раз его речь без запинок, без напряженного контроля за движениями лицевых мускулов, без брызг слюны безмерно радовала слух.

— А Берниввигар? — негромко продолжал он. — Уж этот старик точно удивится, но не обрадуется. Что-то он скажет, когда я посмотрю ему прямо в глаза и назову преступником? Чем сможет ответить, если я собью его с ног и отплачу за причиненные Гарибонду страдания?

Мечты о мщении заставили его глаза ярко блеснуть в лучах луны. Брансен помотал головой и отогнал прочь опасные мысли, вспомнив, что Берниввигар действовал по приказу лорда Прайди. Неужели ему придется сражаться со всем Прайдом?

— Гарибонд, — снова зашептал он в темноте ночи. — Ты мой настоящий отец, хотя и не кровный родитель. Твои усилия увенчались успехом, твои молитвы услышаны. Ты увидишь своего сына сильным и ловким, и я буду заботиться о тебе, как ты заботился о калеке долгие годы. Больше никогда не придется тебе сидеть под проливным дождем на берегу озера в надежде выловить пару рыбешек и наполнить голодный желудок. Больше никогда не будешь скользить по крутому склону ради охапки хвороста для очага. Никогда, отец.

Брансен договорил и внезапно подпрыгнул высоко над землей, выбросив вперед правую ногу круговым движением. Мышцы подчинялись любому приказу мозга, суставы поворачивались свободно и без всякой боли. При завершении выпада он даже расслышал свист рассекаемого воздуха, настолько резким и быстрым было движение. Брансен легко приземлился на полусогнутые ноги и так же резко развел руки в стороны, словно поражая врагов. Затем замер на месте и повернулся к окнам домика.

— Кадайль, — прошептал он.

Брансен попытался представить себе ее реакцию, когда он откроет свое лицо и признается, что перед ней уже не тот Аист, какого она знала прежде. Неожиданный приступ страха заглушил слова признания. Он жаждал сейчас же постучаться в дверь и признаться любимой, что для него нет ничего более драгоценного, чем ее улыбка и ласковое прикосновение, нет ничего теплее, чем ее легкое дыхание.

Вряд ли она ответит взаимностью на его признание. В глубине души Брансен понимал, что его образ всегда будет связан в глазах Кадайль с беспомощным калекой, барахтающимся в придорожной грязи. Как может такая прекрасная девушка испытывать к несчастному уродцу какие-то иные чувства, кроме жалости и сострадания?

— Как я мог мечтать о чем-то другом? — спросил он пустынную дорогу.

Но, как оказалось, не совсем пустынную. Брансен насторожился и уловил смутные очертания нескольких фигур, потом до него донесся приглушенный расстоянием смех и звон разбитой бутылки.

Юноша метнулся в тень дерева, стоящего в десятке ярдов от стены дома Кадайль. Он пристально вгляделся в темноту и в самом конце переулка, ведущего на восток, различил пять темных фигур. На таком расстоянии было невозможно разобрать ничего, кроме силуэтов, но Брансен понял, что это Таркус и его дружки явились исполнить свои угрозы. У него так сильно задрожали руки, что пальцы выбили дробь на коре дерева. Ноги внезапно ослабели, а во рту пересохло.

— Я пришел сюда ради этой встречи, — напомнил себе Брансен, но слова не помогли ему прогнать страх.

Юноша решил, что он лишь в мечтах представлял себя героем, а на самом деле ничего не сможет сделать.

Совсем ничего.

Он всего лишь глупый Аист, мальчишка, никогда не видевший войны, никогда не участвовавший в драках, а только закрывавший лицо грязными руками, падая в канаву от малейшего толчка. Движение на дороге отвлекло его внимание от грустных сожалений, и глаза уловили отблеск брошенной в дверь бутылки.

Трое парней прошли мимо, не заметив Брансена.

— Кадайль, — крикнул Таркус. — Выходи, позабавимся. А то мое оружие слишком засиделось в ножнах!

Остальные грубо расхохотались. Потом трое парней направились прямо к двери, а еще двое обошли дом справа и слева, убедиться, что никто не выскочил через окно. Брансену хотелось кричать. Он жаждал броситься на хулиганов и потребовать, чтобы они убирались вон. Или бежать в город и позвать стражников. Но не мог заставить себя сдвинуться с места ни на дюйм. Он не мог даже сглотнуть, не то что крикнуть!

Вот в доме вспыхнул свет зажженной свечи, самый рослый из парней подошел к двери и сильно ударил ногой, потом еще раз, и дверь распахнулась. Потом раздался сердитый крик матери Кадайль.

Таркус Брин вместе с двумя дружками шагнул внутрь. До Брансена донеслись звуки возни в доме, двое парней вернулись после обхода домика, внутри раздался звонкий удар, от которого все тело Брансена напряглось.

В дверном проеме появилась Кадайль, одетая только в белую ночную рубашку. Она рванулась вперед, но Таркус схватил девушку за густые волосы и заставил опуститься на колени прямо у порога дома.

Брансена била крупная дрожь. Он мысленно проклинал свою трусость. Как можно стоять и смотреть на все это? Еще не хватало намочить штаны от страха!

— Заткнись, старая карга, и благодари богов, что ты слишком уродлива, чтобы удостоиться нашего внимания! — громко произнес один из грубиянов за дверью дома.

От звука следующего удара Брансен подпрыгнул на месте.

Кадайль попыталась вывернуться и подняться, но нога Таркуса ударила ее в спину, и девушка распласталась на земле. В этот момент вокруг него уже собрались трое его дружков, а четвертый оставался в доме с матерью Кадайль.

— Ты должна знать свое место, девчонка, — сказал Таркус Брин. — А ты вмешиваешься, куда тебя не просят.

Кадайль подняла лицо, и даже издали в ее глазах Брансен прочел ненависть и ужас.

— Ты бросилась на защиту этого ничтожества, — продолжил Таркус и плюнул в лицо Кадайль. — Ты хоть понимаешь, кто мы и что сделали ради тебя? Мы сражались на юге и могли умереть! Мы защищали тебя, шлюха, а ты встала на защиту этого урода, против нас!

Кадайль тряхнула головой.

— Ты должна встречать нас с радостью и пошире раздвигать ноги, — снова заговорил Таркус, потом пнул девушку в бок и попытался перевернуть ее на спину.

— Возьми ее! — нетерпеливо воскликнул один из парней, а остальные дружно рассмеялись.

Брансен приказывал себе двигаться, старался напрячь ноги, чтобы выбежать из укрытия и вмешаться. И все же оставался под деревом и едва мог вздохнуть. Он посмотрел на Кадайль, молча прося у нее прощения за свою слабость.

Девушка не могла его видеть, но как будто все поняла, внезапно ослабла, перестала сопротивляться и беспомощно заплакала.

Мокрые блестящие дорожки слез пробежали по ее щекам и полностью завладели чувствами Брансена. Все его страхи при виде плачущей горячо любимой Кадайль мгновенно испарились. Он не мог видеть, как девушка, всегда оказывавшая ему поддержку, сдалась на милость хулиганам.

Брансен начал двигаться совершенно не размышляя. Его подсознание вспомнило все уроки Джеста Ту и управляло мускулами. Брансен не заметил, как оказался рядом с группой парней, он даже не рассмотрел как следует ближайшего из них — того, кто выбил дверь домика.

Громила только что повернулся ему навстречу и открыл рот, чтобы вскрикнуть от изумления, но Брансен не стал дожидаться, пока он очнется. Юноша припал на правое колено, а второй ногой нанес сильный удар в пах, от чего парень резко поднялся на цыпочки. Тогда Брансен вскинул ногу и угодил хулигану прямо в лицо, заставив его запрокинуть голову, а потом провел серию ударов обеими руками справа налево и за-кончил таким сильным хуком, что его противник грохнулся наземь. Юноша рванулся вперед, проскочил между двумя подручными Таркуса и оказался перед главным врагом.

В руке Таркуса блеснуло лезвие ножа, но для Брансена его движения были настолько медленными, словно их сковывала толща воды. Он лишь легонько взмахнул кистью и отбросил вытянутую руку с ножом далеко в сторону. Повинуясь инстинкту, Брансен подпрыгнул в воздух, подобрал ноги, а затем резко выбросил их в стороны, прервав в самом зародыше попытки двух дружков Таркуса ответить на атаку. Он приземлился со скрещенными на груди руками, развернулся и нанес одновременно два удара тыльной стороной ладоней по лицам противников. Наконец метнулся вправо и согнутой в локте рукой ударил одного из врагов в лицо. Раздался хруст сломанного носа. Брансен повернулся в противоположную сторону и сильным ударом ноги расшиб колено второго обидчика. Парень вскрикнул, резко остановился и попятился назад, а Брансен использовал открывшееся пространство для новой атаки, не забывая отражать нападения Таркуса. После двух коротких прыжков он нагнулся, отвел ногу назад, чтобы усилить удар, и пнул противника в живот.

В тот же момент Брансен приземлился на вторую ногу, мягко коснувшись коленом земли, чтобы погасить силу толчка и сохранить равновесие. Затем немедленно выпрямился и одновременно снова размахнулся ногой, поворачиваясь вокруг своей оси. Круговое движение было сильным, но Таркус успел пригнуться, и ступня Брансена пролетела у него над головой. Брин воспользовался моментом и рванулся вперед, вытянув руки.

Движения Брансена плавно перетекали из одного в другое, как учила книга Джеста Ту. Не достигнув цели ударом правой ноги, юноша продолжил атаку, и следующий удар пришелся прямо в лицо Таркуса. Брансен приземлился на обе ноги, и его противник попятился.

Слева один из парней сумел наконец подняться, но заковылял прочь, сильно припадая на сломанную ногу. С правой стороны второй противник все еще корчился на земле и ощупывал разбитое в кровь лицо. Позади него плакала Кадайль, а самый рослый из нападавших пока не подавал признаков жизни.

— Кто ты такой? Чего добиваешься? — спросил Таркус, и в его голосе уже не слышалось прежней самоуверенности.

— Я…

Брансен умолк, будто только что очнулся. Он только сейчас осознал, что произошло. Пока его тело подчинялось велению инстинкта и безукоризненно воспроизводило уроки Джеста Ту, сознание Брансена словно оставалось под тенью дерева. В этот миг он как будто проснулся.

Но что он мог ответить? Юноша вспомнил горестные сетования монахов по поводу вновь возникших на дороге опасностей со стороны поври и разбойников.

Брансен припомнил и отрывки старинных легенд о героических подвигах прошлого и ухватился за эти воспоминания.

— Я — Разбойник, — ответил он, едва ли задумываясь над смыслом этого слова.

Таркус Брин его почти не слушал, он использовал паузу, чтобы собраться с силами для нового нападения. Размахивая ножом, бандит снова бросился вперед. Но Брансен, хотя и видел опасность, больше не боялся противника. Он избавился от оков страха, и поучения Джеста Ту отчетливо воспроизводились в его мозгу, словно он читал книгу отца. Линия Чи, благодаря действию волшебного камня под черной шелковой маской, стала прямой и крепкой, энергетический канал безошибочно управлял движениями мышц и немедленно реагировал на все сигналы мозга.

Нож Таркуса рассекал яростно воздух справа налево, но Брансен увертывался и отступал, чтобы не задеть лежащую Кадайль. Таркус Брин упрямо продолжал наступать. Наконец Брансен поднял руку и размахнулся, но, к его удивлению, противник мгновенно отступил и вернулся к Кадайль.

Таркус замахнулся кинжалом на девушку. Но не успел завершить удар.

Брансен рванулся вперед и перехватил запястье Таркуса левой рукой. Потом поднырнул снизу, выворачивая руку врага так, чтобы заставить его подняться. Юноша тоже выпрямился, не выпуская руки, и, не прекращая вращательного движения, ударил правым локтем по предплечью Таркуса. Хруст сломанной кости прозвучал словно треск поваленного дерева. Брансен почти не услышал его и не остановился. Он снова поднырнул под изуродованную руку противника и оказался с Таркусом лицом к лицу.

В глазах Брина, кроме ужаса, кроме боли и ярости, Брансен распознал нечто более серьезное. Он разжал пальцы и отшатнулся назад, но Таркус Брин замер на месте. Сломанная правая рука повисла плетью вдоль туловища, а дрожащие пальцы левой руки медленно ощупывали живот рядом с рукояткой торчащего из левого бока ножа. Наконец пальцы коснулись кинжала, но в этот миг силы покинули Таркуса, он едва успел взглянуть на Брансена, уронил руку и упал.

Уже мертвым.

Кадайль завизжала, но Брансен ее не слышал. Он понял, что его враг умер.

Брансен убил человека.

Он мысленно обратился к мудрости Джеста в поисках ответа на создавшуюся ситуацию. Но никак не мог вспомнить, даже как вдохнуть воздух.

Еще один женский крик раздался у него за спиной, Брансен мгновенно очнулся и снова бросился в атаку. Через секунду из дома выскочила Каллен, вся в слезах и с опухшим от удара глазом. Дрожащими руками она попыталась закрыть за собой дверь, но вскоре бросилась к дочери. Кадайль сумела встать на ноги, и женщины, обнявшись, уставились на свой домик, откуда доносились звуки борьбы и ругательства последнего из напавших на них парней.

Дверь домика сначала с треском захлопнулась, а потом распахнулась настежь, и насильник вылетел спиной вперед. Он с глухим ударом стукнулся о землю, застонал и перевернулся, продемонстрировав перепуганным женщинам окровавленную физиономию.

Вслед за ним на пороге появился Разбойник.

— Убирайтесь прочь, — скомандовал он неудачливым бандитам. — Убирайтесь, и не смейте показываться рядом с этим домом под страхом смерти!

Избитые хулиганы кое-как подхватили своего приятеля со сломанной ногой, подняли тело Таркуса Брина и заковыляли по переулку.

— Больше они не вернутся, — сказал женщинам Брансен.

— Как мы сможем тебя отблагодарить? — едва переводя дух спросила Кадайль, все еще не выпуская из объятий плачущую мать.

Брансен подошел ближе и помог им подняться.

— Не стоит меня благодарить, — произнес он как можно увереннее, чтобы успокоить взволнованных женщин. — Помочь вам в беде — большая честь для меня.

Спокойствие давалось Брансену с большим трудом. Как хотелось ему в тот же миг сорвать с лица маску и объявить о своей любви к Кадайль! Как хотелось сжать девушку в объятиях и сказать ее матери, что теперь все будет хорошо! Но разве можно использовать благородный поступок в личных целях?

Оклики соседей развеяли мечты Брансена. Отступление разбитой банды, без сомнения, привлекло внимание живущих по соседству людей.

Брансен широко улыбнулся и поднял руку к голове, салютуя.

— Доброй ночи, прекрасные дамы, — произнес он. — Благословен тот час, когда я оказался рядом с вами в трудную минуту.

— Но как… — заговорила Кадайль.

— Улыбка на твоем прекрасном лице — лучшая благодарность, на которую может надеяться лучший из мужчин, и это больше, чем он заслуживает, госпожа, — сказал юноша.

Он решил процитировать монахов, обсуждавших героев древности и их подвиги. Брансен припомнил еще несколько фраз и добавил:

— Не каждому мужчине доводится в своей жизни встретить такую безупречную красавицу, как ты. Эта ночь подарила мне счастье.

Брансен снова отсалютовал. Кадайль и ее мать беспокойно посмотрели на дорогу, где виднелись фигуры соседей. Когда они обернулись, Разбойник уже растворился в темноте.

Обратный путь в монастырь показался Брансену слишком долгим. Его обуревали самые различные чувства. Юноша окончательно переродился. Он спас Кадайль и ее мать и победил пятерых хулиганов.

Он убил человека.

Неподалеку от замка Прайдов, один в предрассветной тишине, Брансен Гарибонд, присвоивший себе прозвище Разбойник, опустился на колени и воздел руки к небу.

Глава 27 ПОСТИЖЕНИЕ ДУХА МАТЕРИ

Предвкушение появиться в маленьком домике на берегу озера при свете дня вызывало озорную улыбку на лице Брансена, скрытом черной шелковой маской. Стоило ему услышать — сразу после возвращения перед самым рассветом, — что всех монахов вызывают в замок на целый день, как возникло непреодолимое искушение наконец наведаться к Гарибонду, самому близкому человеку, с детства заслужившему его любовь и уважение. Теперь, когда дом Гарибонда уже был виден, юноша едва сдерживал свой восторг. Но столбы дыма, поднимавшиеся изо всех труб, насторожили Брансена. Обычно Гарибонд топил только один камин.

Брансен скользил от дерева к дереву, прячась в тени, а иногда даже запрыгивал на нижние ветви, чтобы продвигаться незаметно. По дороге, судя по окрикам, его заметили один или два человека, но Брансен не обратил на них внимания. Зато теперь предпочел соблюдать осторожность. Подойдя ближе, Брансен различил на маленьком островке несколько фигур: двоих детей и двоих женщин, одну примерно его возраста, а вторую постарше, возможно ее мать.

Неужели Гарибонд женился?

Брансен задумчиво вздохнул и остановился. Может, это дети Гарибонда бегают на берегу? Но кто же тогда та девушка, его ровесница? Она никак не может быть дочерью Грибонда. Брансен подобрался поближе и спрятался среди скал на берегу. Отсюда он мог осмотреть южную часть островка, куда направились обе женщины. И теперь он понял зачем. На камнях сидели двое мужчин с удочками.

Брансену потребовалось некоторое время, чтобы успокоиться: ни один из рыбаков не был Гарибондом. Но где же его отец? И кто эти незнакомцы, занявшие его дом?

Он уже направился к берегу, намереваясь подойти и расспросить новых жильцов, но остановился, вспомнив о своем слишком необычном костюме. Одно дело, когда тебя заметят на бегу, да еще издалека, но совсем другое — заговорить с кем-то в таком виде. А если он спросит о Гарибонде, не сочтут ли отца его сообщником? Еще неизвестно, какое наказание грозит Разбойнику после потасовки у дома Кадайль. Признают ли его героем, или преступником?

Ради безопасности Гарибонда лучше не рисковать.

Еще некоторое время Брансен оставался на своем посту, разглядывал каждого из шестерых обитателей острова и старался запомнить их лица. Если кто-то из них появится в городе, он найдет способ спросить их об отце. А возможно, придется прийти сюда в обычной шерстяной рубахе и в обличье Аиста. Да, так будет лучше. Можно спрятать гематит, и тогда нетрудно будет изобразить из себя калеку, которого все в городе знали.

Брансен был очень озадачен и встревожен, но солнце уже клонилось к западу, а по разговорам монахов он понял, что братья должны вернуться в монастырь сразу после ужина.

Он покинул наблюдательный пост и пустился в обратный путь.

— Неужели эти неприятности никогда не кончатся? — спросил Прайди.

Он швырнул свои рукавицы, оперся ладонями на стол и сердито взглянул на Баннаргана.

— И все это натворил один человек? Баннарган молча пожал плечами.

— Один невооруженный человек против пяти? — не унимался Прайди. — Эти пятеро служили в наших войсках на юге и явно не новички в сражениях.

Могучий воин снова пожал плечами.

— А может на дереве сидели лучники?

— На пострадавших нет следов от стрел, мой господин, — ответил Баннарган. — На них вообще нет ни одной раны от оружия, за исключением Таркуса Брина, погибшего от собственного кинжала.

Лорд Прайди устало потер ладонями лицо. Опять повсюду появились злобные поври, на юге и на западе по дорогам рыскали бандиты, а теперь еще и это — дерзкое нападение одиночки на пятерых солдат! Прайди использовал все свои возможности, чтобы продолжать войну на юге, где лорд Делавал сражался против сил Этельберта, и речь шла не только о независимости Прайда, а уже о самом существовании страны. С каждым днем все труднее становилось выплачивать огромные налоги, требуемые Делавалом, а мелкие неприятности все учащались и только усугубляли его дурное настроение.

— А что с остальной четверкой? Баннарган в третий раз пожал плечами:

— Керсон не избавится от хромоты до конца дней, а все остальные со временем поправятся. Если окончательно не повредятся в уме. Они клянутся, что нападавший обладал сверхъестественной силой, равной силе по крайней мере десятка воинов, и двигался так быстро, что казалось, будто с ними дерется не один, а три человека.

— Скорее всего, они пытаются оправдать свою пьяную нерасторопность, как ты считаешь?

И снова Баннарган пожал плечами.

— И кто же это был?

— Он назвался Разбойником.

— Чудесно. — Прайди раздраженно хлопнул ладонью по столу.

— Но это всего лишь один человек, — напомнил Баннарган.

— И он умудрился без оружия победить пятерых солдат.

— Они были пьяны и плохо соображали. Прайди кивнул, принимая доводы своего друга.

— Наши гости уже ждут, — сказал Баннарган. — Не стоит медлить, отец Жерак вряд ли сможет остаться надолго.

— Он хоть сознает, где находится?

— Сомневаюсь. И если мы не отправим его поскорее обратно, боюсь, он загадит кресло, в котором сидит.

Прайди рассмеялся, затем подошел к камину в противоположном углу комнаты, снял с крючков на стене свой знаменитый меч и пристегнул к поясу.

— Иди, — приказал он и пропустил Баннаргана на несколько шагов вперед, чтобы тот возвестил о появлении правителя.

По пути в зал аудиенций Прайди остановил приятеля, чтобы сказать ему еще несколько слов.

— Завтра утром мы устроим военный парад, — сказал он. — Я слишком давно не выводил свою боевую колесницу.

— Демонстрация силы, чтобы успокоить народ?

— И предупредить этого Разбойника. Пусть поймет, что его ожидает в конце пути, по которому он пошел.

На следующий день, когда Брансен приступил к своим обязанностям, монастырь показался ему удивительно безлюдным. Юноша, как обычно, собирал ночные горшки и относил их к заднему входу, где и оставлял прямо у стены монастыря. За все утро он не встретил ни одного монаха, кроме старого слуги отца Жерака, все еще не проснувшегося после вчерашнего посещения замка.

Брансен не воспользовался священным камнем, хотя и сильно тосковал по его силе, как тосковал по возможности ходить прямо и восхитительному ощущению бега. В глубине души он совсем не хотел принимать обличье Аиста ни на минуту. Но прогулки по ночному городу в образе Разбойника истощали его силы, а кроме того, Брансен не мог предсказать реакцию братьев святого Абеля ни на его внезапно обретенное здоровье, ни на кражу одной из реликвий. Но и без гематита, прижатого ко лбу повязкой, тело Брансена с каждым днем становилось сильнее, а движения — увереннее. Практикуя упражнения Джеста Ту, юноша все больше убеждался, что линия Ки-Чи-Крии постепенно выпрямляется. В моменты полной сосредоточенности он мог удержать линию Чи совершенно прямой, хотя и на очень недолгий срок, и даже его не слишком больших познаний в тайнах Джеста хватало, чтобы понять, что энергетический канал в его теле уже не так изогнут и прерван, как было раньше.

Страх, что его тайну раскроют, заставлял Брансена намеренно преувеличивать свою неуклюжесть. Он еще не понимал, почему опасается продемонстрировать изменения в своем теле перед монахами, просто инстинктивно чувствовал, что облик неуклюжего уродца когда-нибудь еще сослужит ему хорошую службу.

Уже в четвертый раз юноша с горшками в обеих руках доковылял до задней калитки, но обнаружил, что оставленные им шесть полных посудин так и стоят на земле. Брансен опустил свою ношу и с любопытством огляделся по сторонам. Где же его напарник?

Юноша вернулся в собор и поразился его необычной пустоте. Нигде не было ни души. Он обошел боковые помещения, но и там никого не оказалось. Брансен подошел к главному выходу и через распахнутую настежь дверь выглянул во внутренний дворик, но обсаженная деревьями дорожка тоже была пуста.

Он уже собирался вернуться в монастырь и расспросить прислужника отца Жерака, как услышал звон колоколов и звуки труб со стороны замка. Любопытство пересилило страх нарушить приказ, и Брансен пересек двор, чтобы выглянуть на улицу.

Прямо за воротами он увидел ряды монахов, выстроившихся вдоль главной улицы города. В рядах братьев Брансен заметил и магистра Бателейса, и брата Реанду. Вдоль улицы кроме монахов собралось множество людей, и все оживленно переговаривались и махали руками. Брансен сосредоточился на образе Аиста и медленно доковылял до брата Реанду как раз в тот момент, когда трубы зазвучали с удвоенной силой.

— Аист! — воскликнул Реанду. — Что ты тут делаешь?

По лицу монаха Брансен не смог определить, сердится его покровитель или просто удивлен.

— Я… я…

— Неважно, — прервал его брат Реанду и положил руку на плечо, чтобы успокоить юношу. — Хорошо, что ты вышел наружу. Тебе тоже стоит посмотреть на нашего славного правителя во всей красе.

Брат Реанду, не снимая руки с плеча мальчика, легонько подтолкнул его вперед, к самой обочине дороги, и даже помог повернуть голову в сторону замка, откуда уже появилась торжественная процессия.

В голове колонны шли солдаты Прайда, при всех регалиях, в ярко начищенных бронзовых доспехах и с копьями в руках. Блестящие наконечники сияли высоко над их головами. Воины шагали ровными шеренгами, демонстрируя отличную выучку и дисциплину личной гвардии лорда Прайди. По бокам шагали командиры отрядов, время от времени выкрикивая команды и прогоняя с дороги зазевавшихся зрителей.

Брансен восхищенно разглядывал процессию и кивал в такт дружному грохоту сапог.

Следом за пешими солдатами следовали трое всадников, и одного из них, ехавшего в центре, Брансен хорошо помнил. На могучем коне Баннарган выглядел еще более величественно. Неудивительно, что взгляды всех зевак были прикованы к фигуре прославленного воина. Но только до тех пор, пока не появился следующий участник парада.

Самым великолепным, безусловно, был сам лорд Прайди на новой боевой колеснице, изготовленной взамен разбитой врагами несколько лет назад и запряженной парой рослых лошадей. Он надел новые латы вместо пробитых во многих местах во время сражений с поври. Эти доспехи тоже были выполнены из бронзы и тоже украшены изображениями бегущих волков с драгоценными камнями на месте глаз. Самоцветы сверкали на солнце и посылали яркие блики во все стороны. На голове Прайди красовался открытый шлем с высоким красным плюмажем наподобие конского хвоста. Но и шлем, и латы, и колесница не шли ни в какое сравнение с великолепным сиянием стального меча в руке правителя. Лорд Прайди держал обнаженное оружие в вытянутой руке, и зеваки от восхищения открывали рты и показывали друг другу на невиданный меч.

В толпе говорили, что стальное лезвие может перерубить небольшой толщины деревце с одного удара. Этот меч, по мнению окружавших Брансена людей, способен разогнать поври и отразить все захватнические попытки соседей.

Этот меч… был изготовлен матерью Брансена.

Чувства Брансена при виде торжественной процессии во главе с гордым правителем теперь сильно отличались от настроения толпы. Все вокруг громко выражали свое восхищение и восторг. А он мог думать только о мече и о том, что оружие не должно принадлежать правителю Прайда. Этот меч, наследство его матери, по праву должен принадлежать Брансену.

Так и будет, решил он. И сегодня же ночью.

Как только монахи разошлись по своим кельям, Разбойник в черном шелковом костюме, с крепко привязанным ко лбу гематитом через окно выскользнул из монастыря и, скрываясь в тени, направился к замку правителя Прайда.

Первым делом Брансен внимательно осмотрелся в поисках темных силуэтов часовых на крепостной стене. Все было спокойно. Он погрузился в транс и вспомнил наставления мудрецов Джеста Ту и тот день, когда перебирал священные камни в поисках гематита. Брансен вспомнил все магические свойства камней и остановился на малахите. Линия Чи легко подчинялась его желанию, и теперь оставалось только воспроизвести подъемную силу этого священного камня. Через мгновение тело юноши потеряло значительную часть веса, казалось, что еще чуть-чуть — и он поднимется в воздух. Жизненная сила, наполнившая его энергетический канал, успешно противостояла силе притяжения.

Брансен протянул руку вверх, нащупал небольшую трещину между камнями и легко подтянулся. Мало-помалу он, подобно пауку, поднимался наверх, используя малейшие зацепки для пальцев. Вскоре юноша уже достиг самого верха и снова огляделся. Стражников нигде не было видно, и Брансен беззвучно двинулся вдоль стены к тому месту, где она соединялась с большой башней. Не зря он много лет прислушивался к разговорам братьев. Там, как говорили монахи, находились личные покои лорда Прайди, и скорее всего там и следовало искать драгоценный меч. Разбойник снова сосредоточился на линии Чи, уменьшил силу притяжения и стал подниматься по стене башни.

Внутри первой комнаты не оказалось ничего интересного, кроме одинокой свечи. Брансен упорно поднимался вверх, к следующему окну. Оттуда доносились громкие голоса.

— Прекрасное было зрелище, мой господин, — прозвучал глубокий бас, принадлежавший, как показалось Брансену, Баннаргану.

— Во все времена люди нуждаются в напоминаниях, — последовал ответ, произнесенный незнакомым голосом, суровым и мрачным; говоривший явно был преклонного возраста.

— Не исключено, что это напоминание в первую очередь было необходимо мне самому, — произнес третий мужчина, в котором Брансен узнал лорда Прайди. К его удивлению, в голосе правителя звучала глубокая печаль. — Я совсем не соскучился по шуму и запаху боя, — продолжал Прайди. — И все же не могу не признать, что с удовольствием правил колесницей и держал в руке прекрасное оружие.

— Народу необходима надежда, — сказал Бан-нарган. — Они должны верить в нашу защиту.

— И в своего правителя, со всеми его правами и привилегиями, — добавил старик. — Женщина, выбранная вами во время парада, уже дожидается в вашей спальне, мой господин. Используйте ее с пользой.

— Моя кровь еще кипит от звуков труб и приветственных возгласов, — сказал Прайди. — Может, в эту ночь наконец осуществится мое давнее желание.

До слуха Брансена донесся звон сдвинутых кубков, а потом наступила тишина, нарушаемая лишь звуком удаляющихся шагов и стуком закрываемой двери. Он выждал еще несколько минут, а потом подтянулся повыше и заглянул в комнату.

Там было почти темно, если не считать мерцания догорающих углей да тусклого света луны, проникающего сквозь узкую прорезь окна. Брансен оперся на подоконник и снова внимательно осмотрел комнату и стену далеко внизу. Часовых не было. Безмолвная тень Разбойника скользнула внутрь.

У самого окна Брансен присел на корточки и помедлил, давая глазам привыкнуть к темноте. Вскоре перед его глазами проступили очертания обстановки: несколько кресел вокруг камина, сам камин с едва тлеющими угольями. На стене над камином что-то висело.

У Брансена перехватило дыхание. Неужели ему улыбнулась удача? Неужели с первой попытки он попал в ту самую комнату, где хранился меч его матери?

Словно тень Брансен метнулся к камину и всмотрелся в силуэт на стене. Там определенно висел меч, слишком длинный, чтобы быть бронзовым или железным.

Внезапно за его спиной с треском распахнулась дверь, и на прекрасном стальном лезвии мелькнул отсвет горящего факела. Брансен немедленно повернулся; на пороге с факелом в руке стоял удивленный Баннарган, одетый лишь в простую рубаху и свободные штаны. Он так широко раскрыл глаза, что казалось, они вот-вот выпадут из глазниц. Но изумление длилось всего несколько мгновений. Через секунду на лице великана появилась довольная усмешка.

— Кто направил тебя в мои руки? Древние Предки самхаистов или святой Абель? — воскликнул великан, втыкая факел в подставку на стене рядом с дверью. — Готов поклясться, такая удача выпадает лишь раз в жизни.

Баннарган сжал огромные кулаки и рванулся вперед.

Брансен сделал прыжок назад, чтобы освободить пространство, и теперь между ним и разъяренным воином стояли два кресла. Юноша занял оборонительную позицию и без труда увернулся от одного из двух кресел, брошенного сильной рукой Баннаргана. Второе кресло было отброшено мощным пинком, но Брансен отскочил в сторону. Баннарган широко размахнулся и попытался нанести удар слева, юноша пригнул голову и прыгнул вперед, чтобы перехватить руку, но опытного воина было не так-то легко провести. Он отдернул левую руку и продолжил атаку справа, а затем провел серию прямых ударов, тесня своего противника, словно разъяренный бык. Руки Разбойника поочередно взметнулись вверх, ответные удары Брансена не достигли цели, но дали ему возможность увернуться от прямой атаки. Раз или два кулаки Баннаргана задели его, но только в самом начале, пока Брансен действовал по подсказкам своего разума, а не по велению инстинкта, развитого благодаря учению Джеста Ту.

Вскоре он сосредоточился, ритм боя овладел его телом, мышцы стали мгновенно реагировать на сигналы подсознания, и Брансену снова показалось, будто его противник двигается под толщей воды. Даже выражение лица Баннаргана, на котором все яснее проступало разочарование, казалось несколько искаженным. Яростный рев воина буквально разрывал его рот, а потом отдавался в ушах Разбойника.

Теперь Брансен решился нанести ответные удары и сначала левой, а потом и правой рукой обманными движениями прорвал оборону Баннаргана. Несколько резких ударов заставили качнуться голову воина, но Баннарган не обращал внимания на боль и упрямо рвался вперед. Он шагнул и одновременно быстро опустил правое плечо, а рукой выполнил круговое движение, так что его кулак летел снизу вверх от самой лодыжки. Удар был направлен прямо в висок юноши, и сила его ничуть не уменьшилась даже из-за прямого попадания кулака Брансена в лицо Баннаргана. Воин и тут не дрогнул, а Брансен, и не пытаясь уклониться, поднял руку, чтобы прикрыть голову. Блок был выполнен великолепно, в точном соответствии с рекомендациями Джеста Ту, но ни мудрецы Облачного Пути, ни сам Брансен не могли предвидеть огромной разницы между миниатюрным юношей и рассвирепевшим гигантом. Рука Брансена ослабила удар, но его хватило на то, чтобы отбросить юношу назад. Он оступился и чуть не упал, но вовремя сгруппировался и сделал кувырок назад, твердо встав на ноги у самой стены.

Баннарган опять ринулся вперед, размахивая огромными кулаками, но внезапно противник исчез из виду. Не успел воин удивиться, как легко его враг избежал столкновения, как тут же ощутил, как человек в черном всем своим весом ударил его по ногам, отчего Баннарган полетел головой в стену. Он едва успел выставить перед собой руки, чтобы смягчить удар. Не теряя времени, Баннарган немедленно развернулся, одновременно размахиваясь для удара правой рукой.

Брансен пригнулся так низко, что почти коснулся пола головой, но выпрямился, словно сжатая пружина, и в прыжке нанес удар обеими ногами. Однако, приземлившись, юноша понял, что его усилия не нанесли особого урона противнику; Баннарган снова устремился в атаку. Теперь он без конца менял направление ударов — то сверху, то снизу, тем самым нейтрализуя попытки юноши провести ответную атаку.

У Брансена от предыдущего удара болело ухо, и он понимал, что не сможет долго противостоять могучему опытному воину.

Ярость Баннаргана разгоралась все сильнее, и вместе с нею росла и интенсивность его атак. За серией прямых ударов последовали три мощных хука слева, но Брансен вовремя поднял колено и сумел блокировать удары. Баннарган шагнул вперед, но Брансен отпрыгнул, затем вернулся на предыдущую позицию. Руки юноши двигались так быстро, что лишали противника возможности провести нападение.

Удар левой руки Брансена достиг цели, юноша отдернул руку и приготовился продолжать атаку, но в этот момент увидел кровь, сочившуюся из пальцев. Баннарган сражался теперь не с пустыми руками. Брансен отпрыгнул назад, переводя взгляд с пораненной руки на длинный кинжал в кулаке противника. Казалось, исход схватки предрешен и не заставит себя долго ждать.

Баннарган рванулся вперед с кинжалом в руке, но Брансен сумел увернуться, перекатился через голову и мимо противника отскочил к самой стене. Воин с победным криком ринулся вдогонку, но замер от изумления при виде черной фигуры, взбежавшей по стене. Брансен пронесся над головой Баннаргана в стремительном сальто, легко приземлился и вторым прыжком вскочил на спинку перевернутого кресла. Последовал еще один прыжок, и легкая фигурка перелетела почти через всю комнату, к самому камину. Разбойник схватил со стены меч правителя и обернулся к Баннаргану.

— Ты первым взял в руки оружие, — с упреком заметил Разбойник. — Я честно бился с тобой голыми руками. Теперь выходит, что я должен тебя убить. — С этими словами смертоносное лезвие повернулось в сторону Баннаргана. — Кому ты хочешь помолиться перед смертью? Древним Предкам или святому Абелю?

Разбойник, угрожающе выставив перед собой меч, шагнул вперед, но Баннарган отступил, нащупал рукой второе кресло и резким движением блокировал удар, а потом с почти нечеловеческой силой метнул кресло в противника. Разбойник увернулся, выполнив замысловатый пируэт, но тут же снова принял боевую стойку. Баннарган уже не рвался в атаку. Он подбежал к открытой двери и громко позвал стражников. В ответ немедленно послышался топот многочисленных ног.

Брансен подбежал к окну, обернулся и отсалютовал на прощание.

— Мы непременно еще встретимся в честном поединке один на один.

С этими словами Разбойник шагнул с подоконника. Но не упал вниз.

Словно гигантский паук, Разбойник отполз по стене вбок, обогнул окно и поднялся наверх. Он достиг вершины башни и подтянулся на крышу как раз в тот момент, когда один из стражников выглядывал из окна, пытаясь рассмотреть тело упавшего грабителя на камнях внутреннего дворика.

Брансен прислонился спиной к одному из каменных зубцов, украшавших карниз, и поднял перед собой сияющий меч. Он провел пальцами по гладкой поверхности, потрогал острую кромку и восхитился замысловатым узором, украшавшим лезвие по всей длине. Вне всяких сомнений, это работа его матери, как книга Джеста Ту — произведение его отца. Конечно, Брансену ничего не было известно о технике создания меча, обработке многослойной стали и длительности этого процесса. Он не мог и подумать, что на изготовление этого оружия его мать потратила долгие годы своей жизни.

Но он ясно понимал, что в его руках не обыкновенный меч. Прекрасная балансировка, искусная отделка рукоятки, легкое, но прочное лезвие — все это вызывало восхищение и говорило о большом мастерстве того, кто сделал это удивительное оружие. Брансен был совершенно уверен, что это была его мать, поскольку ощущал слабое присутствие ее жизненной силы, исходившей от меча. На страницах Книги Джеста ему не раз приходилось встречать описание подобных предметов, и там говорилось, что связь произведений с их создателями сохраняется навсегда, но только теперь Брансену представился случай убедиться в этом лично. Держа в руках меч, он чувствовал, что касается рук матери, которую никогда не знал.

А может, она предвидела это мгновение? Может, она догадывалась, что меч переживет ее и однажды попадет в руки к сыну?

После таких мыслей Брансен почувствовал груз ответственности. Его мать была искушенным мастером и одним из мудрецов, постигших тайны учения Джеста Ту. Ему есть к чему стремиться.

Внизу раздавались крики стражников, разбудившие весь замок, но Брансен не обращал на них внимания. Сейчас ему было не до того. Сейчас он общался с духом матери, как общался с духом отца, когда читал Книгу Джеста. Брансен сразу понял, что в его руках не просто оружие. Это произведение искусства, созданное его матерью и вобравшее в себя частицу ее души и любви.

Прикосновение к блестящей стали давало ощущение теплоты, убеждало, что его мать улыбается, что сейчас она смотрит на свое дитя и радуется, что меч попал в руки сына, которому она без сожалений и сомнений отдала остатки жизненных сил.

Прошло немало времени, шум во дворе стих, но Брансен все еще различал группу солдат, обыскивающих окрестности замка. Наконец он привязал меч к поясу своих брюк и стал спускаться по стене замка. Перебегая от одной тени к другой, Разбойник вскоре добрался до монастыря и оказался в своей тесной келье.

Теперь у него был еще один драгоценный предмет, который следовало хранить от чужих глаз.

Глава 28 СОВСЕМ ОДИН

Очертания букв казались не такими замысловатыми и плавными, но слова точно так же отделялись одно от другого. Брансен изо всех сил старался, чтобы его голова не дергалась из стороны в сторону, стремясь получше рассмотреть рукописные строки и попытаться понять заключенный в них смысл. Не так уж часто ему выпадал, случай разглядывать письменные работы монахов. В образе Разбойника он проводил в монастыре слишком мало времени — ровно столько, сколько требовалось на дорогу от его кельи до выходящего во двор окна и обратно.

Но этим утром, выполняя свои ежедневные обязанности, Брансен увидел в одной из комнат развернутый и прижатый к столу пергамент и тотчас же подошел поближе.

Как было бы хорошо, если бы монахи научили его читать на языке Хонсе! Брансену было бы чем заполнить долгие часы одиночества, и он жаждал погрузиться в книжную премудрость. Может, откровения святого Абеля совпадают с заветами мудрецов Джеста Ту? Брансен на собственном опыте убедился, что медитации, которым он обучился по Священной Книге, по своему действию совпадают со свойствами магических самоцветов, и теперь был склонен считать, что такая же общность объединяет и философские взгляды обеих религий. Он подозревал, что книги монахов могли бы ему помочь лучше понимать и контролировать свою жизненную силу, но, увы, брат Реанду ясно дал ему понять, что никто не собирается учить его чтению. Брансен простоял у стола немало времени, разглядывая пергамент и размышляя, нельзя ли как-то самому научиться понимать написанные слова. Он был так поглощен переплетениями линий, что не слышал ни звука открываемой двери, ни тихих шагов подошедшего монаха.

— Будь осторожен, — произнес брат Реанду, и Брансен от неожиданности чуть не свалился на пол, но монах вовремя поддержал его за плечи.

— Решил немного отдохнуть от работы? — спросил Реанду.

Брансен начал заикаться, пытаясь сформулировать ответ, но монах жестом дал понять, что его это мало интересует.

— Я вижу, ты все еще интересуешься рукописями? Брансен кивнул.

— Только не испачкай слюной этот свиток, дружок. Знаешь, что это такое?

Юноша попытался отрицательно покачать головой, но вместо этого получилось несколько круговых движений и вращение глазами.

— В пергаменте содержатся инструкции высших особ нашего ордена, — объяснил Реанду. — Его прислали прямо из Санта-Мир-Абель, где долгое время жил и умер наш пророк. Может, когда-нибудь нам с тобой представится возможность попасть в этот монастырь. Тебе там непременно понравится. — Брат Реанду оживился и принялся с воодушевлением рассказывать о первом храме абеликанской церкви. — Монастырь расположен на высокой горе, прямо над темными и вечно движущимися водами океана. Волны беспрестанно бьются о скалы, словно передают нам дыхание самого Бога! Знаешь, Аист, в этом месте нельзя не почувствовать величие Бога. Там ты ощущаешь себя бесконечно малым, и в то же время ты сам и твоя жизнь словно являются частицей чего-то грандиозного и великого. Грохот волн подобен стуку сердца нашего Бога!

Реанду остановился перевести дыхание и посмотрел на Брансена:

— Тебе ведь хочется взглянуть на это место, правда? Брансен энергично кивнул и улыбнулся во весь рот, но радость быстро исчезла с его лица, как только он представил себе, что придется уйти из прайдского монастыря. Как он сможет унести с собой костюм матери, меч и украденный гематит? Как сохранить свой секрет и получить на новом месте несколько часов свободы в образе Разбойника?

Брансен быстро опомнился и с беспокойством посмотрел на брата Реанду, но тот, к счастью, не заметил быстрых перемен в его лице. И все же Брансен счел не лишним переменить тему разговора, указав рукой в сторону пергамента.

— Инструкции из Санта-Мир-Абель, — повторил Реанду и тяжело вздохнул. — В современном мире нелегко жить, Аист. По всему Хонсе идут войны между людьми, лорды сражаются за сферы влияния и превосходство над соседями, а церковь Святого Абеля не принадлежит ни к одной из сторон. Мы целители, а не воины, но кое-кто из правителей хочет, чтобы сила священных камней применялась и на поле боя, и некоторые братья поддаются на их уговоры. А после боев мы без устали трудимся над лечением раненых.

Брансен понимал, что монах вовсе не разговаривает с калекой-Аистом, а просто рассуждает вслух, надеясь избавиться от своих собственных сомнений.

— Вот нам и прислали распоряжения, касающиеся излечения раненых, — продолжал Реанду. — Разве мы должны исцелять только тех, кто сражался на стороне нашего правителя? Разве можно игнорировать стоны людей, принадлежащих к вражескому войску? Не знаю, смог бы я так поступить, Аист. Не уверен, что позволил бы умереть человеку, зная, что способен вылечить его раны. Но высшие духовные лица из Санта-Мир-Абель утверждают, что не мне решать этот вопрос. Лежащий перед тобой пергамент содержит приказ, дающий право нашему правителю самому решать, кого нам лечить. Если лорд Прайди сочтет нужным оставить раненых противников без нашей помощи, мы должны будем выполнить его пожелание.

Реанду пожал плечами:

— Разве цвет доспехов может определять ценность человеческой жизни? Разве крестьяне выбирают, на чьей стороне им воевать? Это же просто случайность рождения на той или иной территории! Люди Прайда стали бы служить Этельберту так же верно, если бы они от рождения жили на его землях. Вот мое мнение, Аист, и решение моих начальников меня очень расстроило.

Брансен оглянулся на лежащий на столе пергамент и увидел его в другом свете. Если братья святого Абеля, как они всегда утверждали, следуют заветам своего пророка, то почему их милосердие зависит от воли одного человека? Здесь явно что-то не так.

— Я думаю, все дело в политической борьбе, — сказал Реанду, словно прочитав мысли Брансена. — К счастью, война еще не дошла до Прайдтауна, и я надеюсь, что фортуна и войско лорда Делавала уберегут нас от этого несчастья.

Брансен поднял голову, ожидая продолжения, но брат Реанду молчал.

— Тебе пора, Аист, — сказал он после паузы. — Нельзя пренебрегать своими обязанностями.

Брансен одной рукой поднял с пола горшок, а другой оперся на предложенную монахом руку, и они вместе зашагали к выходу. Но юноша не хотел упускать редкого случая поговорить с братом Реанду. Ему не так часто выпадала возможность задать какой-нибудь вопрос. Брансен сосредоточился и сумел внятно произнести имя своего приемного отца. В этот момент он постарался внимательно наблюдать за лицом монаха; поскольку в Книге Джеста говорилось о важности физиономической реакции, даже если она расходится с последующими словами. В подтверждение этого брат Реанду определенно смутился, хотя и смог уже через мгновение совладать со своими чувствами.

— Гарибонд? — переспросил он. — Ах да, старина Гарибонд! Хороший человек, очень хороший.

Брансен понял, что Реанду не собирается говорить ему правду.

— Как я понял, он отправился на юг. Да-да, в Этельберт, как мне говорили. Морской воздух и более мягкий климат будут полезнее для его больных костей.

Слова брата Реанду ничуть не убедили Брансена, и он перестал слушать, а только наблюдал за выражением его лица и интонацией голоса, пока монах пространно объяснял лечебные свойства соленого воздуха и солнечных ванн и сетовал на неблагоприятный климат Прайда по сравнению с Этельбертом.

Брансен даже не попытался высказать свое предположение, что монахи с их магическими самоцветами могли бы и сами оказать помощь больному старику. Вместе с Реанду он покинул комнату и заковылял по коридору к следующей двери. Но вдруг вокруг них забегали возбужденные обитатели монастыря.

Все монахи торопливо стекались в общий зал, находившийся в противоположном конце коридора. Брат Реанду немедленно развернулся и потащил Брансена вслед за собой. Войдя в большой зал, они обнаружили, что почти все братья выстроились в один ряд перед магистром Бателейсом и стоящим с ним рядом лордом Прайди собственной персоной. Неподалеку ждали несколько стражников из замка во главе с Баннарганом.

— Стой здесь, — приказал брат Реанду и заторопился присоединиться к магистру Бателейсу.

На глазах Брансена Баннарган двинулся вдоль ряда, поднимая и тщательно осматривая руки монахов. Поняв, что происходит, Брансен от страха широко распахнул глаза. Он поспешно нагнулся, поставил на пол горшок и окунул руку в его малопривлекательное содержимое. Как можно быстрее он выпрямился и снова взял посудину испачканными в фекалиях пальцами, что были порезаны о кинжал Баннаргана прошлой ночью. Как хорошо, что брат Реанду, по-видимому, не заметил шрама от вылеченного при помощи гематита и медитации пореза. Рана зажила, но была все еще заметна.

Баннарган закончил осмотр монахов и хотел было вернуться к своему господину, но тут заметил Брансена. Воин остановился и внимательно присмотрелся к искалеченному юноше.

Брансен решил, что Баннарган прикидывает рост своего бывшего противника, и постарался так переступить с ноги на ногу, чтобы его ущербность бросилась в глаза. Баннарган сделал шаг в его направлении, и Брансен затаил дыхание, стараясь казаться спокойным. Он пожалел, что с ним нет его магического камня, чтобы в случае необходимости превратиться в Разбойника и убежать из монастыря. Похоже, его выследили.

Но в это время Баннарган перевел взгляд на его перепачканные руки и резко остановился. Великан с отвращением сморщил нос и окинул Аиста презрительным взглядом, прежде чем вернуться к лорду Прайди, магистру Бателейсу и брату Реанду. Тогда Бателейс разрешил монахам разойтись, и они стали постепенно покидать зал, обсуждая между собой неприятное происшествие. А Брансен использовал суматоху, чтобы подобраться поближе к основной группе, и навострил уши.

— Я уверен, вы не считаете монахов причастными к этой краже, — раздался голос Бателейса.

— Мы не отыскали ни клочка веревки, — мрачно пояснил Баннарган. — И нет никаких признаков, что веревка вообще была привязана.

— Трудно поверить, что обычный человек мог похитить меч и с легкостью преодолеть спуск с сорокафутовой стены, — добавил лорд Прайди. — Если только он не воспользовался помощью священных камней.

— Это мог быть только малахит, — сказал брат Реанду. — У нас их всего два, и я уверен, во всем Прайде больше нет ни одного такого камня.

— И где они сейчас? — спросил правитель.

Реанду посмотрел на Бателейса.

— Я прикажу немедленно пересчитать все наши камни, — произнес магистр. — Мы проверим все до одного, и могу вас заверить, что в случае хоть одной пропажи монахи окажут вам существенную помощь. Нам известны способы, позволяющие определить действие священных камней, мой господин.

Лорд Прайди медленно кивнул, но на его лице не было никаких признаков удовлетворения.

— Неужели вы так беспечно относитесь к священным камням, что не можете сказать, где находится любой из них?

Брансен заметил тень смущения в глазах Бателейса. Несомненно, неорганизованность отца Жерака давно была известна каждому из обитателей монастыря, и лорд Прайди довольно прозрачно намекнул, что новый магистр не только оставил все как было, но и способствовал дальнейшим проявлениям беспечности. В тот момент никто не позавидовал бы Бателейсу.

— Мы дорожим своими священными камнями ничуть не меньше, чем вы дорожили своим драгоценным мечом, мой господин, — внезапно заявил Бателейс решительным тоном. — Еще раз заверяю, что мы пересчитаем их все до одного. Но если контрабандный самоцвет попал в наш город через этого человека, этого…

— Разбойника, — выплюнул Баннарган.

— Да, Разбойника, — подтвердил Бателейс. — Тогда наш орден примет соответствующие меры и человек, у которого окажется камень, почувствует всю силу гнева церкви Святого Абеля.

— Не принадлежащий к церкви человек, застигнутый со священным камнем, объявляется еретиком и подлежит сожжению на костре, — добавил брат Реанду.

— Я склонен разрешить вам такую казнь, если вор действительно обладает магическим самоцветом, — кивнул лорд Прайди. — Но не раньше чем я сам с ним поговорю. И могу вас уверить, он с радостью пойдет на костер, когда почувствует на себе силу моего гнева!

У Брансена подкосились ноги, и он с трудом удержался за стену. Он не помнил, как выбрался из зала, не обратив на себя внимания высокопоставленных персон.

Что же делать? Неужели он зашел слишком далеко? Как объяснить братьям, почему он решился на кражу священного камня?

В полной прострации, не зная, на что решиться, Брансен рассеянно продолжил свою работу. Образ Аиста должен его защитить, твердил он себе. Как можно подозревать несчастного калеку, едва способного передвигать ноги?

Но все же надо быть крайне осторожным. Надо стать как можно менее заметным. Нельзя давать ни малейшего повода никому, даже брату Реанду, заподозрить, что под его уродливой внешностью скрывается разум. Если верить заявлению магистра Бателейса, можно определить применение магических самоцветов, поэтому нужно быть осмотрительным, пользуясь гематитом.

Придется на время остаться Аистом — и только Аистом. Надо надеяться, что его немощь защитит от врагов.

Брансен отчаянно надеялся на это.

Прошло несколько дней, пока Брансен не осмелился снова превратиться в Разбойника. Эти дни показались ему особенно длинными, поскольку юноша всей душой жаждал испробовать великолепный меч своей матери. Теперь, когда он крепко сжимал в ладони рукоятку и выполнял движения, описанные в Книге Джеста, Брансен в полной мере смог убедиться в превосходных качествах оружия. Во время выпадов меч казался продолжением его руки и сохранял великолепную балансировку в самых различных положениях, отчего казался еще легче, чем на самом деле. Несмотря на то, что меч был длиннее, чем любой бронзовый или железный, тонкая сталь Сен Ви действительно были почти невесомой.

Больше часа провел Брансен в совершенствовании различных выпадов и ударов, отражая атаки воображаемых врагов, отбивая чужое оружие и переходя в наступление. Даже после окончания обязательных упражнений по практике боя он чувствовал себя полным энергии и дрожал от нетерпения. В эту ночь у него не было определенной цели, так что юноша неторопливо пробирался в тени деревьев, изучая улицы, звуки и запахи города. Вокруг все было спокойно. Кое-где еще посвистывали птицы, мычали коровы, матери скликали запоздавших ребятишек да изредка раздавалось уханье совы. Но вот отчаянный женский крик нарушил монотонность обычного вечернего шума, и Брансен остановился.

— Чем мне сегодня вечером накормить детей? — горестно воскликнула женщина.

— У тебя наверняка кое-что останется, — отвечал мужской голос. — Я тебя предупреждал о своем приходе еще три дня тому назад.

— Но мой муж пропал где-то на юге!

— Значит, тебе придется обходиться без него! Ты что, эгоистка, думаешь, что остальным легче во время войны?

Брансен взобрался на небольшой, поросший травой холм, чтобы рассмотреть спорщиков. Грязная и одетая в лохмотья крестьянка почти опустилась на колени перед солдатом лорда Прайди с раздувшимся мешком на плече. Одной рукой мужчина отпихивал от себя женщину.

— Дай мне немного еды хотя бы на сегодня, не могу же я ложиться спать голодной, — молила крестьянка.

Неожиданно она рванулась вперед и вцепилась в мешок. Солдат наотмашь ударил ее по лицу.

Брансен, превратившийся в Разбойника, начал спускаться с холма, но внезапно резко остановился. В его душе кипел гнев, и юноша постарался подавить это чувство, напомнив себе, что гнев — самый опасный враг воина. Гнев нарушает все расчеты и ведет к ошибкам.

Тем временем солдат, несмотря на жалобный плач женщины, злобно пнул крестьянку, не желавшую расставаться со своим добром. Мужчина рассмеялся, вырвал свою ношу и запустил руку в мешок. Он выудил оттуда глянцевый помидор, откусил от него почти половину и отправился по дороге к замку.

Разбойник тайком обогнал фуражира, забрался на придорожное дерево и устроился на толстой ветке, нависавшей над самой дорогой.

— Удачная ночь для грабежа, как я посмотрю, — приветствовал Разбойник подошедшего солдата.

Брансен незаметно для себя, воплощаясь в образ Разбойника, изменял и свою речь, переходя на тот язык, каким были написаны истории, обсуждаемые монахами.

Солдат немедленно остановился, отбросил огрызок помидора и проворно выхватил короткий меч.

— Кто это сказал? — спросил он, оборачиваясь кругом.

— Твой почитатель, — ответил Разбойник. Солдат поднял голову и наконец заметил сидящего на ветке Брансена.

— В самом деле, — продолжал Разбойник. — Я восхищаюсь, как просто ты крадешь то, что тебе приглянулось. Это свидетельствует о немалом уме, как мне кажется.

— Краду? Но я вовсе не вор! Я поступаю так по приказу правителя, а не по собственному желанию.

— А лорд Прайди разрешает тебе лакомиться добычей?

Солдат расхохотался:

— Иди-ка ты своей дорогой, да поторапливайся. У меня нет времени на таких идиотов. Ты вмешиваешься в дела сборщиков подати, а это грозит смертью.

— Ну, мне это уже все равно, — сказал Разбойник и спрыгнул с дерева, приземлившись в нескольких шагах от солдата.

Мужчина удивленно раскрыл глаза и отступил на шаг назад.

— Ты знаешь, кто я? — спросил Разбойник. Он выхватил меч, еще недавно висевший в личных покоях правителя, а теперь ставший предметом поисков всего города.

— Это ты? — воскликнул солдат.

— Слишком неопределенно, — ответил Разбойник. — То же самое я могу сказать и о тебе.

— Ты… это он.

— Опять неточность.

— Ты пойдешь со мной! — приказным тоном сказал солдат. — Именем лорда Прайди я тебя арестую!

Мужчина бросил мешок на землю и угрожающе поднял меч.

Разбойник подавил смешок и осторожно отступил на шаг.

— Ну, давай! — подначивал его солдат. — Я целый год сражался на юге и без труда разрублю тебя пополам.

Разбойник быстро осмотрелся по сторонам, словно подготавливал себе путь к бегству. Солдат решительно рванулся вперед, и кончик его меча прошел всего в нескольких дюймах от груди юноши.

— Ну что? — спросил солдат. — Даю тебе последний шанс сдаться, пока не проткнул насквозь.

Вздох Разбойника говорил об испуге, а его меч повернулся параллельно земле. Как только солдат потянулся, чтобы его забрать, Брансен сильно подбросил меч вверх. Солдат удивленно поднял глаза, и в этот момент сильный удар кулаком справа заставил его пошатнуться и упасть на колени.

Разбойник подхватил падающее оружие, сделал резкий выпад вперед, ударил по выставленному бронзовому мечу противника, а левым локтем стукнул солдата по лицу. Разозленный солдат остановился, но Разбойник вовремя пригнулся, и сильный взмах бронзового меча со свистом рассек воздух над его головой. Юноша воспользовался секундным замешательством солдата, и вот уже кончик его меча уперся незадачливому фуражиру в подбородок, вынуждая подняться на цыпочки.

— Я хочу услышать, как твой меч упадет на землю, или придется слушать твой последний вздох, — спокойно произнес Разбойник и легонько надавил мечом, чтобы подтвердить серьезность своих намерений.

Короткий бронзовый меч шлепнулся в придорожную пыль между противниками.

В следующий миг резким ударом колена Разбойник попал как раз в пах солдату, а потом отдернул меч и отступил назад. Затем последовал стремительный разворот, и ступня Разбойника с глухим стуком врезалась в челюсть солдата, после чего тот завалился на бок и рухнул на землю.

— Первое правило боя предписывает хорошенько изучить своего врага, — поучал Разбойник, хотя его противник в этот момент не слышал не только его нотаций, но и вообще никаких звуков. — Согласно второму правилу, необходимо подготовить поле битвы. А согласно третьему, мой спящий друг, ты должен убедиться, что противник считает тебя слабее, чем есть на самом деле.

Солдат застонал, оперся на локти и тряхнул головой.

— Должен признать, тебе нелегко будет выполнить все эти поучения при таком недостатке опыта.

Поверженный противник издал яростный рык.

— Но ты должен учиться. Надеюсь, при нашей следующей встрече ты не дашь так легко себя победить, — продолжал Разбойник. — Иначе, к моему глубокому сожалению, я должен буду тебя убить.

С этими словами он подошел ближе и поставил ногу между лопаток солдата, принудив его лечь плашмя.

— Ну а если ты сейчас будешь сопротивляться, мы можем больше уже никогда не встретиться.

Чуть позже абсолютно голый солдат со связанными за спиной руками и кляпом из обрывков его же одежды во рту постучался в ворота замка. Еще некоторое время спустя пожилая крестьянка обнаружила у себя дома небольшой сверток с продуктами, влетевший через маленькое оконце. То же самое случилось и с некоторыми из ее таких же голодных соседок.

А еще позже Кадайль проснулась от негромкого оклика. Выглянув из окна, она заметила широкую белозубую улыбку под черной шелковой маской.

— Вот, возьми, вам с матерью будет чем поужинать, — сказал Разбойник и протянул потрепанный мешок с продуктами.

— Что ты наделал?

— Я встретил на дороге одного из сборщиков подати лорда Прайди, — объяснил Разбойник. — Мне кажется, наш правитель не испытывает недостатка в еде.

— Ты это украл?

— Ну, это звучит слишком грубо. Я предпочитаю рассматривать свой поступок как некоторую помощь от имени правителя, что подчеркивает его доброту и благородство.

Кадайль стерла ладонями остатки сна с лица и приняла предложенные продукты, а потом с беспокойством оглянулась назад.

— Если у нас это найдут… — нерешительно произнесла она.

— Так съешьте побыстрее! — легко нашел выход Разбойник. — Люди лорда Прайди вряд ли узнают, что у вас в желудках.

— Ты играешь в опасную игру.

— Но это делает ее еще интереснее. Разбойник снова широко улыбнулся, повторил:

«Съешьте это побыстрее!» — а потом шагнул назад и растворился в ночной темноте.

Кадайль прижала сверток к груди и почувствовала, как взволнованно бьется ее сердце.

Разбойник танцующей походкой скользил в темноте, вертел и подбрасывал свой меч и сражался с несколькими воображаемыми врагами сразу. Он и сам не понимал, почему в эту ночь он занялся грабежом на дороге, почему не избежал опасной схватки. Но после этого его походка стала еще легче, кровь кипела, а желание повторить дерзкую выходку только усилилось.

Да, он был Разбойником, защитившим любимую девушку от бандитов, выкравшим меч своей матери и не желающим мириться с несправедливостью правителя Прайда.

Благодарные улыбки на лицах накормленных им крестьян ударили ему в голову сильнее, чем вино, и Разбойник танцевал всю дорогу через город, до самых стен спящего монастыря.

Глава 29 ПОЧТИ ЧЕСТНО

— Весь город только о нем и говорит, — сквозь зубы процедил лорд Прайди.

Он подошел к камину и небрежно подбросил еще одно полено, поскольку уже наступила осень и северный ветер нагонял холод.

Со дня кражи драгоценного меча прошел уже целый месяц. И теперь этим оружием постоянно — по крайней мере раз в неделю — пользуется объявленный вне закона Разбойник, чаще всего для того, чтобы грабить сборщиков подати лорда Прайди и даже его солдат. Одинокий бандит нападает совершенно внезапно, без всякого предупреждения. Каждый раз он неожиданно появляется из темноты, быстро нейтрализует любое сопротивление, забирает свою добычу и снова исчезает под покровом ночи. Хорошо хоть, пока обходится без смертельных случаев, хотя он и наносит ощутимые удары своим жертвам.

— Они восхищаются ловкостью и хитростью Разбойника! — сердито проворчал Прайди.

— Но не открыто, — произнес Баннарган, останавливаясь посреди комнаты и отряхивая мокрый плащ.

— Нет, и это еще больше меня беспокоит. Ты же знаешь, что он их кормит. Он забирает реквизированные продукты у сборщиков и распределяет между крестьянами.

— Мы не знаем этого наверняка, мой господин. А если отыщем какие-то свидетельства, то виновные будут строго наказаны.

— Но ты-то знаешь, что он так поступает! — воскликнул лорд Прайди, резко повернувшись к своему другу.

Баннарган пожал плечами и не стал возражать.

— Этот… этот отщепенец, обыкновенный вор, становится героем в глазах людей только благодаря мизерным подачкам. И эти неблагодарные собаки готовы лизать ему пятки. Вот истинная цена их преданности!

— Простым людям нелегко приходится в это трудное время, мой господин, — напомнил Баннарган, усаживаясь перед огнем и растирая больную ногу. — Очень много мужчин отправились на юг, и большинство из них уже никогда не вернутся, а их обязанности тяжелым грузом ложатся на тех, кто остались. Во многих семьях все хозяйство лежит только на матери, и частенько нет даже старшего сына, чтобы помочь в поле.

— Лорд Делавал предъявляет все большие требования, — возразил Прайди.

— А им нередко нечего есть.

— У них не меньше еды, чем у наших солдат, сражающихся с Этельбертом на юге! — воскликнул лорд Прайди. — Неужели я должен отказывать в еде и одежде солдатам, проливающим свою кровь, чтобы эти крестьяне, пусть и голодные, могли жить спокойно?

— Мой господин, я и не спорю, просто пытаюсь объяснить, почему этот Разбойник так легко добивается людской благосклонности.

— Я хочу, чтобы его изловили. — Лорд Прайди снова подбросил дров в камин. — Я хочу, чтобы его приволокли в замок и сожгли заживо.

— Вряд ли крестьяне останутся вами довольны, — предостерег Баннарган.

Оба они прекрасно понимали, что только Баннарган может открыто говорить такие вещи правителю.

— Мной? — переспросил Прайди. — Нет, наказание последует от братьев святого Абеля или Берниввигара. В любом случае он должен быть казнен.

— Вполне с этим согласен.

— К нам едет принц Йеслник, любимый племянник лорда Делавала, — сказал Прайди. — Удвой количество разведчиков и отправь патрули по всей дороге от замка до границы Прайда. Предложи награду за любые сведения, которые помогут поймать этого негодяя. Мы должны покончить с ним до того, как лорд Делавал узнает о его проделках.

Баннарган постарался сохранить невозмутимое выражение лица и отвел взгляд. Лорд Прайди грузно опустился в кресло напротив своего приятеля.

— Что такое? — спросил он.

Слабая улыбка приподняла уголки губ Баннаргана.

— Ну, что еще? — снова спросил лорд Прайди, а потом заразился весельем приятеля и тоже заулыбался, пока оба они не разразились смехом. — Ты прав, мой друг, — наконец произнес Прайди. — Это всего лишь один человек, одна-единственная заноза, которую мы скоро вытащим и сломаем.

— Он нападает в темноте, и его успех, скорее всего, обусловлен внезапностью, когда люди совершенно не готовы отразить нападение. Каждая его атака учит нас, и вскоре мы сумеем его обезвредить.

Прайди глубоко вздохнул и поудобнее устроился в своем кресле.

— Чего хочет от нас принц Йеслник? — полюбопытствовал Баннарган.

— Еще продуктов, еще денег и еще людей, как мне кажется, — ответил лорд Прайди. — Исход сражений на юге пока не ясен, а мне уже донесли, что лорд Делавал отослал часть солдат на помощь в Палмаристаун, где возникла угроза со стороны дикарей на севере и на западе.

— В первую очередь он должен бы сосредоточить силы против Этельберта и добиться приемлемого перемирия, — возмутился Баннарган. — Все это слишком уж затянулось.

— Да, конечно, — согласился лорд Прайди, После этого он замолчал и уставился в камин, где жадное пламя пожирало подброшенные поленья.

Баннарган закинул за голову свои мозолистые руки, вытянул к камину замерзшие ноги и тоже замолчал.

Однажды вечером Кадайль совершенно одна шла домой по пустынной дороге, но по ее походке нельзя было сказать, что девушка чего-то боится. Такое спокойствие не могло остаться незамеченным со стороны соседей, которые редко осмеливались покидать свой дом после захода солнца.

Да и сама девушка иногда удивлялась собственной смелости. Все дороги Прайда были наводнены бандитами, а в некоторых местах замечали шайки поври — одна из таких групп напала на путников как раз неподалеку от этого места. Но Кадайль знала, что она не одна.

Неожиданно к ее ногам упал небольшой мешочек и послышался звон монет. Тесемки при падении разошлись, из мешка выкатилось блестящее румяное яблоко, хорошо заметное даже в тусклом свете звезд. Кадайль подняла голову и на нижней ветке ближайшего дерева увидела уже знакомую фигуру человека в черном, который сидел свесив ноги и прислонившись к стволу.

— Тебе не стоит ходить одной в темноте, — сказал Разбойник. — Никогда не знаешь, на каких негодяев можно нарваться по пути домой.

Кадайль вспыхнула румянцем и порадовалась, что уже стемнело. Несмотря на пятнадцатифутовую высоту, Разбойник ловко перекинул ногу через ветку и легко спрыгнул на землю, слегка присев, чтобы погасить силу удара. С широкой улыбкой на лице, как и всегда, когда он встречался с Кадайль, юноша выпрямился и встал перед девушкой.

— Так что, ты не собираешься принять мой подарок? — спросил он, нагнулся и подобрал мешочек и яблоко.

Он протянул вперед руку с яблоком, но, как только Кадайль потянулась за ним, с веселой усмешкой отдернул яблоко и откусил большой кусок. И снова предло жил его девушке. Кадайль опустила руки на бедра и ответила вызывающим взглядом.

— Ты отказываешься поделиться подарком с человеком, который его добыл? — спросил уязвленный Разбойник.

Кадайль не могла долго притворяться, ее лицо снова осветилось улыбкой, и девушка приняла и надкушенное яблоко, и мешочек. Взгляд внутрь подтвердил ее подозрения — в глубине, среди всякой снеди блеснули монеты.

— Деньги? — спросила она.

— Мне они ни к чему.

— Если я пойду с ними на рынок, я вызову подозрения. Сейчас ни у кого нет лишних монет, все забирают сборщики подати лорда Прайди. Разве что кое-кто утаивает часть денег, но это грозит наказанием.

— Люди каждый день тратят деньги на рынке, — возразил Разбойник, пожимая плечами.

— Но не так много.

— Тогда оставь часть на потом. Купи что-нибудь для своей матери.

Кадайль замолчала и смущенно опустила голову. Через секунду она снова посмотрела в лицо Разбойника:

— Почему ты это делаешь?

— А что я делаю? Вам нужна еда, и я добываю для вас продукты, — ответил он.

— Нет, я хотела спросить, почему ты этим занимаешься? Ты живешь только в ночной темноте. А что бывает днем?

— Днем я тоже живу. Кадайль разочарованно вздохнула:

— Скажи, ты служишь у лорда Прайди? Или ты крестьянин? Был ли ты на войне?

— Разве ты шпионишь для правителя? Девушка снова вздохнула:

— Ты невозможен.

— Неправда, леди, я перед вами, — ответил Разбойник, отвешивая изысканный поклон.

— Правитель тобой недоволен.

— А я и не рассчитывал, что будет иначе. Правду сказать, я был бы разочарован, если бы узнал, что он доволен.

Только Кадайль решила предупредить своего друга о том, что повсюду рыщут солдаты, как ее опередил приближающийся звук лошадиных копыт. Не успела она и глазом моргнуть, а Разбойник уже схватил девушку за плечо и стащил с дороги, и они оба оказались лежащими в пыли у обочины. Вскоре мимо них галопом проскакали трое солдат. Кадайль с тревогой повернулась к Разбойнику, но увидела на его лице обычную улыбку и услышала негромкий смех.

— Да, правитель действительно мной недоволен, — весело сказал он. — Будет лучше, если тебя не застанут за разговором со мной.

Кадайль хотела что-то возразить, но вдруг осознала, насколько близко они находятся друг к другу. Тела молодых людей соприкасались, а теплое дыхание Разбойника шевелило волосы на ее щеке. Казалось, его тоже взволновала их близость, и Кадайль пришла в голову мысль, что юноша хочет ее поцеловать.

И еще она поняла, что ждет этого поцелуя.

Но Разбойник поднялся на ноги, помог ей встать и отряхнуться.

— Почему ты это делаешь? — еще раз спросила Кадайль.

Разбойник ответил ей долгим взглядом темных глаз, сверкающих через прорези маски.

— Потому что это правильно, — наконец сказал он.

После таких слов Кадайль не знала, как продолжить разговор. Потому что это правильно. Она снова и снова повторяла про себя эти слова. Много раз она слышала их от своих соседей, и люди действительно часто поступали в согласии с ними. Но никогда в жизни Кадайль не слышала таких слов от людей, облеченных властью.

Потому что это правильно. Так просто и так уклончиво.

— Желаю тебе прекрасных снов, моя госпожа, — произнес Разбойник. — Могу я надеяться, что ночью ты станешь мечтать обо мне?

Откровенный вопрос заставил ее отпрянуть, но, поскольку он сопровождался обычной легкомысленной усмешкой, Кадайль тоже улыбнулась.

Разбойник взял ее руку и поцеловал, потом, поклонился и танцующей походкой ушел в ночь.

Так или почти так проходили их нечастые встречи в последние несколько недель. Может, именно поэтому она сегодня сказала матери, что пойдет к соседям попросить у них несколько яиц, а потом заболталась с соседкой до темноты? Неужели она надеялась снова встретиться с Разбойником? Кадайль, конечно, знала правду, и ей все труднее и труднее становилось скрывать истинную причину поздних прогулок от самой себя. С каждым днем она все чаще думала о Разбойнике.

И в подтверждение его дерзких слов она действительно мечтала о нем по ночам.

Потому что это правильно.

Всю дорогу до монастыря эти слова звучали в голове Брансена. Ему и самому понравился такой ответ, и уж наверняка он произвел впечатление на Кадайль.

Но правда ли это?

От таких раздумий Брансен прикусил губу. Учение Джеста Ту требовало тщательного самоанализа и оценки своих действий, и в Священной Книге приводилось несколько способов преодолеть внутреннее неприятие этого болезненного процесса. С каждым последующим шагом Брансен все отчетливее понимал, что его поступки вовсе не так великодушны, как следовало из его слов.

Они были порождением его гордости.

Они были порождением его любви к Кадайль.

Да, он испытывал гордость, спасая кого-то от бандитов, поври или сборщиков подати и видя благодарные улыбки, когда великодушный Разбойник оделял пищей голодных крестьян. Он понимал, что гордость является недостатком. Книга Джеста часто предостерегала от излишней гордости, называя ее причиной падения многих сильных людей. Но он все равно гордился собой.

Отвечая Кадайль, Брансен чуть не решился открыть ей всю правду. Ему страстно хотелось поведать девушке о своей любви, рассказать, что это чувство он испытывал еще мальчиком, неуклюжим Аистом, когда Кадайль помогала ему подняться с земли и защищала от хулиганов. Он почти решился, но в последний момент испугался. Что может подумать Кадайль о лихом Разбойнике, если узнает, что в действительности это только вечно перепачканный Аист?

У него имелись особые причины скрывать свое прошлое.

Потому что это правильно.

— Но ведь это действительно правильно, разве не так? — произнес он вслух, уже подходя к монастырю. — Я помогаю самым нуждающимся людям, как когда-то помогли мне. Разве Гарибонд поступал иначе?

Остановившись на этой мысли, Брансен осторожно забрался через окно в монастырь и вскоре уже был в своей келье. Он покончил с самоанализом и оценкой своих поступков и теперь наслаждался воспоминаниями о близости с Кадайль.

Но Брансен не стал заглядывать глубже, в тот темный уголок своей души, где затаились разочарование и гнев, воспоминания о долгих годах мучений, мысли об исчезнувшем Гарибонде, ненависть к Берниввигару, причинившему страдания его приемному отцу, и негодование по поводу отношения к нему монахов, взявших его в монастырь, но не научивших читать.

Все это пока оставалось погребенным в его сердце.

Глава 30 ВСЕОБЩИЙ ЛЮБИМЕЦ

— Какое впечатляющее собрание, — обратился принц Йеслник из Делавала к правителю Прайди.

Торжественный обед в честь его приезда проходил в галерее над залом для аудиенций, а за столом кроме них двоих присутствовали жена принца Олим, Баннарган и Ренарк. Для лорда Прайди принц из огромного города в устье реки Мазур был истинным представителем высшей аристократии. Высокий и стройный молодой человек явно находился в хорошей форме, о чем говорила его непринужденная поза, и отличался тщательно ухоженной внешностью. Светлые волосы принца были подстрижены по последней моде до середины ушей, а бородка и усики аккуратно причесаны. И уж конечно его одежда была точно подогнана по фигуре, а яркие цвета свидетельствовали о применении дорогих красителей. Кроме того, запястья, пальцы и шея принца были украшены кольцами, браслетами и ожерельем из драгоценных металлов и самоцветов. От взгляда Прайди не ускользнул тот факт, что из четырех колец три сверкали огромными драгоценными камнями, а в четвертое был вставлен неказистый на первый взгляд гематит.

Похоже, это и есть один из священных самоцветов, пропавший из монастыря Святого Абеля, наверно подарок самих братьев. Неужели они решились на такой поступок, чтобы заранее заручиться поддержкой принца Иеслника и правителя Делавала? Кольцо с гематитом, обладающим лечебными свойствами, несомненно, имело ценность даже в глазах пресыщенного аристократа.

Прайди мысленно решил при первой же возможности поговорить об этом с магистром Бателейсом.

Под балконом веселились остальные гости, приглашенные на обед. Присутствовали братья святого Абеля в полном составе и большинство богатых помещиков со всей страны. Самым заметным было отсутствие отказавшегося прийти Берниввигара. Старый самхаист не принадлежал к числу светских лидеров, и потому его не пригласили на балкон отобедать вместе с принцем и правителем. Прайди не был уверен в причине его отказа. Был ли это принцип старого жреца или им двигало обыкновенное тщеславие? В любом случае с его стороны это было неразумным шагом. Самхаисты на протяжении нескольких веков держали в своих руках весь Хонсе и до сих пор сохраняли власть над душами большей части крестьян. Единственной причиной благосклонности правителей к церкви Святого Абеля было ее стремление обеспечить лордам реальную власть над народными массами.

Это да еще редкие по своей ценности дары вроде кольца на руке принца Йеслника и меча…

Одно только воспоминание об украденном мече вызвало недовольную гримасу на лице лорда Прайди, которую он постарался скрыть за поднятым к губам кубком.

— Я был приятно удивлен приветствием стоявших на обочине крестьян, — продолжал принц Йеслник. Если он и заметил тень недовольства на лице Прайди, то никак на это не отреагировал. — Вижу, что ваши подданные понимают, какую роль играет лорд Делавал в защите их свободы от хищных притязаний Этельберта.

Прайди не счел нужным упоминать о снабжении армии Делавала деньгами, людьми, съестными припасами и многим другим.

— Они, как и мы все, благодарны Делавалу за его помощь в нашей борьбе с захватчиками.

— Лорд Делавал уважает права малых государств на самостоятельность.

Лорд Прайди ничего не ответил на это заявление, а Баннарган чуть не рассмеялся, но попытался скрыть усмешку кашлем; Ренарк изумленно вытаращил глаза.

— Но лорд Делавал, безусловно, не в состоянии в одиночку решить все проблемы Хонсе, — продолжил принц Иеслник.

Эти слова нисколько не удивили лорда Прайди. Ему было хорошо известно, что принц Йеслник приехал ради дополнительных средств.

— Больше половины мужского населения Прайда старше двенадцати лет погибли или до сих пор сражаются на юге, — сказал Прайди. — Те, кто остался, стонут от голода, и многие крестьяне открыто выражают недовольство.

— Лорда Делавала не интересует, как вы справляетесь с управлением своими подданными, — произнес принц.

— Казните несколько человек, тогда остальные быстро успокоятся, — добавила его жена, немало удивив всех сидящих за столом.

Ренарк не смог удержаться от смеха, что, по мнению Олим, несомненно являлось признаком одобрения, а Баннарган принялся энергично прочищать горло. К нему присоединился и принц Иеслник, слегка смущенный откровенным заявлением жены.

— Я прошу простить мою жену, — наконец произнес он.

— За то, что она высказала наши мысли? — спросил Ренарк. — Самхаистам этот способ был известен много веков назад.

— Да-да, конечно… — подвел итог лорд Прайди и попытался сменить тему разговора, поскольку к столу уже спешили слуги с новыми блюдами. — Мой дорогой принц, вы не можете не понимать, что наши ужесточившиеся требования к крестьянам толкают людей на отчаянные поступки.

— Так толкните их в другом направлении, — быстро нашелся принц. — Этельберт — упорный противник, и на каждого убитого солдата Прайда приходится по крайней мере двое погибших из Делавала.

Прайди мог бы сказать, что население Делавала как минимум в двадцать раз превосходит численность жителей Прайда, а прекрасный рыболовный флот без труда обеспечивает питанием народ этой страны, но он снова предпочел промолчать.

— Наши солдаты гибнут на юге ради благополучия вашей страны, лорд Прайди, — добавил принц Иеслник. — Разве вы забыли, что солдаты Делавала защищают вас от Этельберта? Правитель Делавала послал меня к вам за дополнительными средствами. Требуется еще больше денег и продовольствия. И я надеюсь, что ряды вашей армии будут укомплектованы должным образом, вне зависимости от понесенных потерь. В войне против Этельберта наступил критический момент. Его армия вот-вот дрогнет, да к тому же у него появились неожиданные проблемы с правителями мелких государств на побережье.

Прайди сохранял невозмутимое выражение лица. Он прекрасно знал, что эти «неожиданные трудности» возникли благодаря толстому кошельку лорда Делавала, который сделал заманчивые предложения не только правителю Прайда. Прайди также понимал, что говорить о слабости Этельберта было бы, мягко говоря, преувеличением. Многие правители Хонсе разгадали истинный смысл предложений Делавала: их самостоятельность целиком и полностью зависела от благосклонности самого правителя Делавала. В том случае, если борьба Делавала против Этельберта закончится успешно, Прайди, может, и сохранит свою власть над Прайдом. Но и после этого не прекратятся визиты принца Иеслника или каких-то других высокопоставленных аристократов из Делавала. И каждый раз будут выдвигаться все новые требования.

— Завтра с самого утра Баннарган возглавит отряд сборщиков подати, — заверил Прайди своего гостя. — Перед отъездом ваш экипаж будет доверху нагружен припасами.

— Только деньгами и драгоценностями, — вмешалась Олим, опередив мужа.

На этот раз Йеслник только подтвердил слова жены.

— Ваши собственные повозки смогут доставить на юг продовольствие и другие припасы, — сказал он. — Я собираюсь задержаться еще на три дня. Вам достаточно этого времени для сбора средств?

Прайди перевел взгляд на Баннаргана, и тот кивнул в ответ.

— Пусть будет три дня, — согласился Прайди. Тут он с удивлением заметил, что принц от него отвернулся. Иеслник в это время смотрел на свою жену, которая сидела с самым кокетливым видом и строила мужу глазки. В следующую минуту принц снова обернулся к Прайди.

— Лорд Прайди, я прошу вас извинить меня и мою жену. У нас возник вопрос, который требует немедленного обсуждения наедине.

Принц Иеслник вскочил со своего места и взял жену за руку. Он поклонился, Олим присела в торопливом реверансе, и оба гостя поспешно удалились в свои покои.

— Вряд ли они станут что-то обсуждать сегодня вечером, — сухо заметил Ренарк.

Прайди хихикнул на это недвусмысленное замечание, а Баннаргану было не до смеха.

— Лорд Делавал ведет войну ради собственных интересов, а не ради благополучия Прайда, — сказал он.

Прайди улыбкой ответил на сердитые слова своего друга и беспечно махнул рукой:

— Это не имеет значения. В любом случае армия Делавала служит и нашим целям, так что мы должны постараться, чтобы помочь друзьям.

— Каждый старается ради собственных интересов, — произнес Ренарк.

Лорд Прайди взглянул на старика и решил, что это утверждение вполне соответствует духу самхаизма.

Такие дни, как этот, когда все монахи, за исключением отца Жерака да его вечно дремлющего слуги, покидали монастырь, очень радовали Брансена. Он привязал ко лбу гематит и в считаные минуты покончил со своими обязанностями, а потом прихватил узел с костюмом Разбойника, снял гематит и вышел из ворот монастыря в обличье Аиста. Он добрался до берега реки и там, в стороне от чужих взглядов, стал самим собой.

Разбойник огляделся по сторонам, испытывая странное ощущение полноты сил при ярком свете солнечного дня. Он понимал, что должен соблюдать осторожность на каждом шагу, но его обуревала жажда действий, волнующая и неутолимая, как и в ту ночь, когда он спас Кадайль от бандитов.

Нельзя безоглядно радоваться чувству опасности — Книга Джеста предостерегала о вредном воздействии нервного возбуждения, но Брансен не мог унять свои эмоции, ведь до сих пор его жизнь была так пуста и однообразна!

Итак, предвкушая приключения, Разбойник отправился исследовать северную окраину города, где ему еще не приходилось бывать. Он мечтал отыскать следы своего настоящего отца на северной дороге — разве Бран Динард покинул город не в этом направлении? Но, естественно, там он ничего не обнаружил. Из головы Брансена не выходили мысли о Кадайль, и он понимал, что в конце концов, как и обычно, его прогулка закончится у ее дома.

Разбойник пересек засеянное пшеницей поле и соблазнился ароматом пирога, который привел его к окошку одного из маленьких домиков. После недолгого осмотра он решил подойти поближе. Перед ним открылся неухоженный дворик, заросший сорняками огород и запущенная клумба с редкими цветами. Но аппетитный запах заставил Брансена приблизиться к окну и даже заглянуть внутрь.

Крестьянка, лет на десять старше его самого, занималась домашними делами, а двое ребятишек путались у нее под ногами. Женщина не блистала красотой, хотя и не была уродливой. Светлые волосы и голубые глаза были обычными для обитателей этой местности, а фигура не утратила привлекательной округлости, несмотря на тяжелую жизнь последних лет. На небольшом столике под салфеткой остывал только что испеченный пирог. Судя по запаху, с черникой.

Разбойник стал прикидывать, как незаметно можно было бы проникнуть в дом и стянуть кусочек пирога, но, конечно, только теоретически, поскольку отнимать последнее у голодавших крестьян у него не было ни малейшего желания.

Он так увлекся своими размышлениями, что не заметил, как допустил ошибку. Женщина внезапно обернулась и пронзительно взвизгнула. Разбойник поднял обе руки, стараясь успокоить хозяйку и показать, что не собирается на нее нападать.

— Ох, да ты же напугал меня до полусмерти! — воскликнула женщина. — Я-то решила, что это подкрался поври или гоблин.

Брансен в недоумении уставился на крестьянку, едва осмеливаясь поверить, что женщина его узнала и ничуть не боится.

— Что же привело тебя к моему окну, господин Разбойник? — безо всякой опаски спросила крестьянка.

Неужели его слава настолько распространилась среди людей, что они считают Разбойника своим другом? Эта женщина была бы совершенно беспомощна, вздумай он напасть, но она боится его не больше, чем своего дворового пса!

— А, наверно, это был мой пирог, правда? — догадалась хозяйка и многозначительно подмигнула. — Тогда входи. Я с удовольствием отрежу тебе кусок.

Брансен еще раз оглянулся по сторонам, чтобы убедиться, что его больше никто не видит, перепрыгнул через подоконник и уселся на предложенное место за столом.

— Я пришел, чтобы украсть у тебя запах, но не хочу отнимать еду у твоих детей, — произнес он.

— Ба, ты заслужил не только пирог, но и много больше.

— Что ты обо мне знаешь?

— Я знаю, что ты отколотил тех хулиганов, что приставали к бедняжке Кадайль. Я знаю, что сборщики подати — забери их всех Демон Тьмы! — теперь со страхом оглядываются через плечо, опасаясь, как бы не пришлось им голыми возвращаться в замок после встречи с тобой. Что еще мне надо знать, кроме этого?

Женщина закончила свою речь, взяла нож, отрезала целую четверть от пирога и положила на деревянную тарелку.

— Ешь, Разбойник, а если этого будет мало, я положу тебе еще.

Брансен не мог больше игнорировать голодное урчанье в животе и набросился на черничный пирог.

Женщина уселась напротив и отослала ребятишек подальше от стола. Почти все время она не отрывала глаз от своего гостя, лишь иногда прикрикивала на детей, чтобы те не шалили. Не прошло и двух минут, как она принялась рассказывать о своей несчастной жизни, о том, что теперь лишь изредка доводится наедаться досыта, о том, что ее муж ушел на войну и, может быть, уже давно убит, о том, что соседи не прочь оказать ей помощь, но и сами находятся в таком же положении. Как отметил про себя Брансен, у крестьянки не нашлось добрых слов ни о лорде Прайди, ни о братьях святого Абеля, и если она и испытывала какие-то чувства к самхаистам, то предпочла об этом не рассказывать.

Женщина болтала и болтала, пока Брансен уминал пирог, и постепенно все ее жалобы свелись к пропавшему мужу. Она без конца повторяла, что «его так долго нет, так ужасно долго», и сетовала на свое одиночество. Неискушенный Брансен почти не вслушивался в ее слова, пока не доел пирог. Тогда крестьянка положила ему на тарелку добавку и попросила остаться. Разбойник вежливо отказался и собрался встать из-за стола.

— Не уходи, — сказала женщина и накрыла его руку своей ладонью.

На какое-то мгновение у лихого Разбойника перехватило дыхание.

— Я знала, что ты меня не обидишь с того самого момента, как увидела тебя под окошком, — продолжала женщина внезапно охрипшим голосом. — Но в глубине души я надеюсь, что тебе хочется чего-то более сладкого, чем пирог.

Брансен поднял ее руку к губам и поцеловал.

— Дорогая моя, — сказал он, — может, так оно и было, но время летит, а у меня масса дел.

Он еще раз поцеловал руку крестьянки, немного наклонился и поцеловал в щеку, по крайней мере таковы были его намерения, но женщина обхватила его голову руками и прижалась к его губам с такой страстью, которой юноша никогда не знал.

Наконец Брансен вырвался из ее объятий.

— Дай мне увидеть твое лицо, — попросила женщина и потянулась к маске. Но на этот раз он был начеку. Разбойник подпрыгнул, перевернулся в воздухе и оказался уже рядом с окном.

— Пирог был просто превосходный, — произнес он одновременно с поклоном и без промедления выпрыгнул наружу.

Спустя минуту он оглянулся и увидел в окне пылающее лицо крестьянки. Множество эмоций охватило Брансена. И не последним из них было ощущение тепла с ног до головы, но страстный поцелуй крестьянки был тут ни при чем; его радовало сознание, что простые жители Прайда наслышаны о его поступках и относятся к ним с одобрением.

Воодушевленный и исполненный уверенности в себе Разбойник странствовал по окрестностям города Прай-да, как обычно передвигаясь от одной тени к другой. Но теперь он был не так осторожен, и временами работающие в полях крестьяне окликали его по имени и приветственно махали руками.

Прошло немало времени, пока Брансен добрался до дома Кадайль, на этот раз подойдя к нему со стороны холма. Он издали заметил девушку, пасущую ослика на травянистом склоне позади домика.

Брансен оглянулся по сторонам, заметил несколько запоздалых полевых цветов, торопливо сорвал их и побежал к любимой.

Кадайль едва не выпрыгнула из своих поношенных туфелек, когда случайно повернула голову и увидела, что он стоит совсем рядом, небрежно прислонившись к спине осла.

— Позволь приветствовать тебя, прекрасная госпожа, в этот чудесный день, — произнес Разбойник со своей обычной улыбкой на губах.

Одной рукой он опирался на спину спокойно щипавшего траву животного, а другую держал за спиной.

— Что ты здесь делаешь среди бела дня?

— Неужели ты считаешь, что при солнечном свете я испаряюсь в воздухе? Разве я ночное существо?

— У тебя немного друзей среди солдат лорда Прайди.

— Это не те друзья, которые мне нужны, — ответил Брансен, пожимая плечами.

Затем он наконец вытащил руку из-за спины и протянул букет Кадайль. От удивления ресницы девушки затрепетали, но затем она благодарно улыбнулась и потянулась за цветами. Брансен отдернул руку.

— А поцелуи в уплату?

Улыбка Кадайль исчезла, и девушка шагнула назад.

— Поцелуй? — повторила она. — За мои собственные цветы?

— Почему твои?

— Потому что ты только что собрал их здесь же на холме.

— Откуда ты знаешь?

— На них еще сохранилась свежая земля, и я видела эти цветы по пути сюда. Я специально отвела Дули подальше, чтобы он их не съел. На них так приятно было смотреть из окна перед закатом, а теперь ты лишил меня этой радости.

Слова девушки словно громом поразили Брансена, и на его лице отразилось крайнее уныние, но Кадайль со смехом подскочила ближе и выхватил у него букет.

— Тебя так легко провести, — сказала она, поднося цветы к лицу и вдыхая их аромат.

— Но, моя дорогая госпожа, — возмутился все еще не оправившийся от смущения Брансен. — Я запросил за них плату.

Он шагнул вперед, но Кадайль протестующе вытянула вперед руку.

— Поцелуи не может быть платой. Он дается по желанию. Моему собственному желанию.

Брансен отступил на шаг и внимательно посмотрел на Кадайль.

— Значит, это правда, — сказал он, вздыхая с явным огорчением. — У Кадайль есть другой возлюбленный!

— Что?

— Да, я кое-что слышал. Весь город об этом говорит.

Кадайль протестующе взмахнула рукой.

— Все говорят о Кадайль и хрупком юноше, который работает в монастыре, — настаивал Брансен, довольный своей сообразительностью.

Но лицо Кадайль напряглось, словно от боли.

— Речь идет о существе, которое они прозвали Аистом, — продолжал Брансен, не придавая значения огорчению Кадайль. — Значит, Кадайль любит Аиста!

Его слова сопровождались широкой улыбкой, но ручка Кадайль увесистой оплеухой стерла ее с лица Брансена.

На мгновение Разбойнику показалось, что его сердце разбито. Неужели Кадайль так расстроило одно только упоминание ее имени в связи с бедным Аистом? Но истинная причина ее гнева открылась в последующих словах.

— Никогда не смей таким тоном говорить о несчастном Брансене, — потребовала она. — Не издевайся над ним!

— Я… я не… — попытался ответить Разбойник.

— Я думала, что ты лучше остальных, — возмущалась Кадайль. — Увечья Брансена Гарибонда — не повод для насмешек и, уж конечно, в этом нет его вины. Ты хотел посмеяться, назвав меня его возлюбленной, но я бы ею стала, не сомневайся, будь он здоров.

От этих слов у Брансена чуть не подкосились ноги, а сердце в груди забилось вдвое быстрее.

— Я-то думала, ты не такой, как все, — продолжала Кадайль, не обращая внимания на руку Разбойника на своем плече. — Когда ты дрался с Таркусом Брином и его дружками, когда ты его убил, я считала, что ты это делаешь и ради Брансена, не только ради Кадайль.

— Так и было, — сумел вставить Брансен.

— Но ты смеешься над ним.

— Нет, не смеюсь.

— Как же тебя понимать?

— Я боялся переступить черту в своих ухаживаниях, — на ходу импровизировал Брансен. — И счел необходимым выяснить твое истинное отношение к Аисту.

— Я ненавижу это прозвище. Его зовут Брансен.

Разбойник принял поправку с глубоким поклоном и совершенно искренне задал следующий вопрос:

— Так ты его не любишь?

— Может, и люблю.

— Но ты не выйдешь за него замуж?

— Выйти за Брансена? — скептически переспросила Кадайль. — Он едва может позаботиться о самом себе. Как же ему заботиться о семье? Брансен навсегда останется в монастыре Святого Абеля.

— А что будет с Кадайль?

— Это решит сама Кадайль.

Разбойник отвесил еще один почтительный поклон. В тот момент ему пришло в голову сорвать маску с лица и открыться Кадайль. Как ему хотелось это сделать!

Но он не мог. Он не мог подвергать опасности девушку, открыв свою тайну. Кроме того, у него не хватало смелости. Она ведь не призналась в своей любви, просто не стала отрицать этой возможности.

Брансену определенно не хватало храбрости.

— Не только ты одна заботишься о Брансене, — сказал он.

Его заявление явно не убедило Кадайль, но хотя бы немного притушило ее гнев.

— Ты хочешь, чтобы я ушел?

Кадайль долго молча смотрела в его глаза, и ее ответ прозвучал тихо и определенно: «Нет».

— Но никакого поцелуя взамен цветов я не получу? — осмелился улыбнуться Брансен.

— Может быть, в другой раз, — ответила она, но, услышав вздох облегчения, добавила: — А может, и никогда.

— Дорогая госпожа, не надо играть с моим сердцем.

Кадайль рассмеялась:

— Теперь ты насмехаешься надо мной?

Она не переставала смеяться, и Брансен тоже не смог остаться серьезным.

Немного спустя Брансен вспомнил, что монахи собирались вернуться в монастырь сразу после обеда.

— Мне пора идти, — сказал он. — Но даю слово, я еще вернусь.

— Это очень опасно.

— Сердце мужчины стремится к риску. Времени оставалось в обрез. Всю дорогу до самой реки он летел на крыльях надежды и восторга и все же опоздал. Брансен благополучно добрался до берега, переоделся и принял образ Аиста, но, как только доковылял до ворот монастыря, увидел, что брат Реанду уже вернулся и поджидает его у дверей. Монах явно чего-то боялся и к тому же был довольно сильно рассержен.

— Что ты делаешь за пределами монастырской стены? — проворчал он, схватил Брансена за руку и потащил внутрь. — А что у тебя в этом свертке?

Брансена охватил паника. Он решил, что все кончено. Но окрик с другой стороны двора отвлек внимание Реанду.

— Скорее иди сюда, — позвал его магистр Бателейс. — Лорд Прайди приказал прочесать весь город в поисках необходимой суммы для принца Иеслника!

— Закончи свою работу, — приказал Брансену брат Реанду и заторопился на зов, видимо уже забыв о злополучном свертке.

Юноша вздохнул с облегчением.

Он преодолел путь до своей кельи и упал на кровать. Правитель приказал собрать дополнительные деньги?

Брансен закрыл глаза и постарался уснуть. У Разбойника этой ночью будет немало хлопот.

Ему снился прекрасный сон о Кадайль на цветущем лугу. Его тело еще помнило горячий поцелуй крестьянки, но в мыслях он видел на ее месте другую. В глубине души Брансен даже во сне знал, что поцелуи Кадайль будут слаще.

Дневные переживания и буря различных чувств, да еще усталость от необходимости поддерживать энергетический канал настолько утомили Брансена, что он проснулся не среди ночи, как обычно бывало в последнее время, а рано утром, от криков братьев, призывавших его на работу.

Брансену ничего не оставалось, как выполнять ежедневные обязанности, а в течение дня он узнал, что сборщики податей лорда Прайди особенно отличились этой ночью.

Но визит принца Иеслника еще не закончен, и собранные деньги не покинули пределов Прайда.

Два дня спустя монахи в полном составе провожали карету принца.

И, как только монастырь опустел, Разбойник тоже собрался в дорогу.

Глава 31 БЛЕСК ГЛАЗ

Баннарган изо всех сил старался не рассмеяться, но смех прорывался даже сквозь крепко сжатые губы.

— Не стоит преуменьшать серьезность этого происшествия, — одернул его лорд Прайди. — Такие люди, как принц Иеслник, нелегко мирятся с потерями.

Несмотря на всю искренность своих слов, Прайди тоже не смог удержаться от смеха.

Карета принца Йеслника вернулась в Прайд-касл. Молодой принц с криком устремился в замок и потребовал от Прайди схватить «этого мерзавца Разбойника». Иеслник живо описал свою встречу с этим человеком, рассказав, что одетый в черное Разбойник спрыгнул прямо на крышу его кареты и под угрозой меча похитил все собранные Прайди деньги.

Принцесса Олим добавила, что перед этим Разбойник уничтожил нескольких поври, остановивших их экипаж.

— Нельзя не учитывать тот факт, что личность бандита произвела на жену принца сильное впечатление, — сказал Баннарган. — И еще этот кучер, Хоркин, он испытывает к Разбойнику чувство благодарности. Если бы не он, все трое погибли бы от кинжалов поври. Я хотел напомнить, что принц Иеслник ничего не рассказывал о нападении поври.

— Он очень разозлился.

— Его самолюбие пострадало больше всего.

— Зато его злоба дойдет до лорда Делавала. Вместе с обещанными деньгами от Прайда.

— Мой господин, мы не можем снова обратиться к людям за деньгами и продовольствием, — предупредил Баннарган. — Они этого не выдержат. Каждого сборщика придется сопровождать с отрядом солдат, и тогда неминуемо прольется кровь. Много крови.

Лорд Прайди тщательно обдумал эти слова, сознавая их правоту. Но он также понимал, что не может отослать принца Иеслника к правителю Делавала с пустыми руками. Как жаль, что этот молодой аристократ не добрался благополучно до устья реки! Тогда он смог бы выиграть некоторое время до следующего сбора средств на оплату защиты от Этельберта. В душе Прайди вскипела злоба против Разбойника. Теперь деньги для Делавала придется платить из собственного кармана!

— Назначь награду, — приказал он Баннаргану.

— Люди любят Разбойника.

— Но еще больше они любят деньги. Назначь такую сумму, чтобы они не смогли устоять. Пообещай, что любой, кто своими сведениями поможет поймать грабителя, получит возможность до конца жизни обедать в замке. Пообещай тысячу золотых монет. И еще, можешь посулить помощь братьев святого Абеля с их камнями тому, кто предоставит верную информацию, и даже членам его семейства.

Баннарган удивленно приподнял бровь.

— Магистр Бателейс не откажет мне в этом.

— Я распространю эти посулы в каждой таверне и на всех дорогах, — согласился Баннарган.

Прайди подошел к своему другу и положил руку ему на плечо.

— Ты всегда, сколько я помню, был моим другом и помощником, — сказал он. — И теперь мне нужна твоя помощь. Я поручаю тебе изловить этого негодяя. Он подрывает устои моей власти, Баннарган, а это последнее злодеяние угрожает безопасности всей страны.

Брови Баннаргана снова приподнялись, показывая, что воин считает последнее заявление несколько преувеличенным. Впрочем, нельзя отрицать, что действия Разбойника усиливают недовольство крестьян своим правителем.

— Крестьяне будут возмущены, если мы схватим и казним этого человека, — заметил Баннарган.

— Берниввигар сделает это за нас, я в этом не сомневаюсь. А люди очень скоро обо всем позабудут. Он напал на карету принца, а вдруг в следующий раз он решит напасть на меня? Вдруг он зарежет правителя в собственной спальне?

Баннарган нахмурился. В конце концов, Разбойник до сих пор убил только одного человека, да и то его собственным кинжалом.

— Излови его, друг мой, — настаивал Прайди. — Все солдаты и любые средства в твоем распоряжении. Найди и убей его как можно скорее.

Баннарган кивнул.

— Ты не должен был приходить сюда, — сказала Кадайль. — Тебе вообще лучше не показываться в городе этой ночью. Люди лорда Прайди ищут тебя повсюду.

— Как ты узнала, что я сегодня спас принца Иеслника?

— Спас? Ты хотел сказать — ограбил?

— Почему ограбил? Нет, я просто получил награду, моя госпожа. Я ведь сначала перебил всех поври, которые грозились убить молодого принца, а уже потом взял деньги.

— Но они рассказывают об этом случае совсем по-другому.

— А ты хотела, чтобы у аристократа хватило духу сознаться, что его кто-то спас? Да еще какой-то грабитель? — Брансен рассмеялся. — Нет, гордость принца Иеслника не позволит ему упомянуть эту незначительную деталь.

Кадайль наконец улыбнулась — и эта улыбка согрела сердце Брансена, но девушка все время испуганно озиралась, словно в любой момент ожидала появления солдат правителя Прайди.

— Наверно, мне надо было подождать, пока карлики покончат и с принцем, и с его женой, а потом уже забирать деньги, — продолжал Брансен. — Но тогда и ни в чем не повинные слуги тоже наверняка были бы убиты, а этого я не мог допустить.

— А ты мог допустить, чтобы поври убили принца? Разбойник пожал плечами.

— И его жену? — настаивала явно огорченная Ка-дайль.

— Скорее всего, не смог бы, хотя и не испытываю добрых чувств к правителям Хонсе и их подлым прихвостням.

— Они — наши защитники.

— Они защищают только самих себя, — возразил Разбойник. — Мне приходилось бывать в замке лорда Прайди, и могу тебя заверить, этому человеку не о чем больше желать.

— Он избран Богом, так говорят священники. Его род имеет божественное происхождение.

Разбойник при этих словах рассмеялся, хотя в глубине души Брансен понимал, что эта тема не должна быть предметом насмешек. Он был знаком с теорией «святости правителей» и в изложении братьев святого Абеля, и в изложении самхаистов. И те и другие старались таким образом заслужить благосклонность власти. Но мудрецы Джеста Ту считали иначе. Они полностью отвергали всякую связь между правителями различных народов и племен с Богом. Но крестьяне этого не знали; не знала и Кадайль, которую Брансен считал очень умной и сообразительной по сравнению с другими людьми.

— Тогда, вероятно, Бог будет недоволен, увидев, что я взял… вот это, — сказал Брансен, протягивая девушке ожерелье, сорванное с шеи Олим.

Кадайль задохнулась от восторга, и ее глаза при свете звезд засверкали ярче драгоценных камней.

— Госпожа Кадайль, — заговорил Брансен. — Прекрасная Кадайль! Если ты намерена убедить меня, то шея принцессы из Делавала больше подходит для этого украшения, ты только понапрасну потратишь силы и время. Если Бог и создал красоту, достойную этого ожерелья, то это твоя красота.

Девушка подняла на него взгляд, но ничего не сказала.

Брансен осторожно шагнул вперед. Он чувствовал ее испуг, Кадайль даже слегка задрожала, но прохладный ночной ветер был в этом не повинен. Юноша приблизился к ней и приложил драгоценное ожерелье к стройной шейке. Ему пришлось обхватить Кадайль обеими руками и даже слегка наклониться вперед, чтобы заглянуть через плечо и справиться с застежкой.

Теплое дыхание коснулось его шеи, и Брансен, уже застегнув ожерелье, стоял неподвижно, наслаждаясь ароматом Кадайль. Наконец он отстранился, но не снял рук с ее плеч.

— Я не смогу его носить, — сказала Кадайль, но Брансен приложил к ее губам свой палец.

— Конечно, не сможешь, — согласился он. — Но ты можешь надевать его по ночам, тайком от всех. Лорд Прайди и принц Иеслник обязательно назначат за него награду, и когда это произойдет, ты скажешь, что нашла ожерелье на обочине дороги, и получишь деньги. Сделай это ради своей матери, если не хочешь потратить выкуп на себя.

— Я не могу.

— Можешь, — настаивал Брансен. — Я брошу рядом с тем дубом несколько монет, а ты скажешь, что там и нашла ожерелье. Эти глупцы поверят, что я мог обронить часть добычи.

— Но…

— А иначе куда же мне его девать? — прервал Брансен ее возражения. — Мне не нужны деньги, у меня есть кров над головой и вполне сносная пища.

— Тогда зачем ты отнимаешь деньги?

— Наверно, потому, что я принадлежу к тем немногим, кто таким образом поддерживает хорошую форму. Еще потому, что я знаю — лорд Прайди и другие аристократы живут в роскоши, а другие трудятся на их благо, даже умирают ради их выгоды.

Он хотел еще добавить, что это его забавляет, но счел более правильным утаить свой секрет.

— К тому же мне нравятся красивые вещи, — добавил Брансен, пристально глядя в глаза Кадайль и полностью завладев ее вниманием. — Но, по правде говоря, ожерелье бледнеет по сравнению с твоей красотой. Только благодаря тебе сияют эти самоцветы.

Девушка покраснела и попыталась отвести взгляд, но Брансен ей этого не позволил. Он осторожно обхватил ее лицо ладонями и повернул к себе. Брансен больше не мог противиться искушению ее красоты, ее аромата и теплого дыхания. Он наклонился и бережно прижался своими губами к ее рту.

К великому его изумлению, девушка не отпрянула. Напротив, ее руки обхватили его шею, и губы их сомкнулись.

Более восхитительного чувства Брансен не испытывал никогда в жизни.

Миновал прекрасный миг наслаждения, и Кадайль оттолкнула его от себя.

— Я не должна так поступать, — прошептала она, высвобождаясь из его объятий.

— Ох, а мне так хочется повторить этот опыт, — протянул Брансен, и Кадайль пришлось прикрыть рот рукой, чтобы не рассмеяться.

— Но мне правда хочется, — смущенно повторил он.

— А тебе приходилось целоваться раньше? Несколько мгновений Брансен вспоминал ощущения от поцелуя крестьянки во время дневной прогулки.

— Один раз меня поцеловали.

— Только один раз? — насмешливо спросила Кадайль. — Такого проказника?

— А сколько поцелуев Кадайль получила от мужчин? — в свою очередь поинтересовался Брансен.

Внезапно девушка стала очень серьезной.

— До этого случая я ни с кем не целовалась, — тихо ответила она.

У Брансена от волнения ослабели колени.

— Можно еще один поцелуй перед тем, как я уйду? — спросил он.

— Только один, и всего лишь поцелуй, а потом ты должен убраться восвояси, Разбойник.

Брансен стремительно рванулся вперед, но Кадайль вытянула руки, дав ему время успокоиться. А потом одарила долгим и нежным поцелуем.

Вкус ее губ сопровождал Брансена всю дорогу до монастыря, до его темной и грязной кельи.

Каллен испуганно закрыла рот рукой и чуть не лишилась чувств. Никогда в жизни не приходилось ей видеть такого роскошного произведения ювелирного искусства, как ожерелье, сияющее на шее Кадайль.

— Ты опять встречалась с ним, — выдохнула Кал-лен.

— Я нашла его на обочине дороги, — ответила Кадайль. — Вместе с этим. — Она протянула ладонь с несколькими золотыми монетами, подаренными Разбойником, чтобы подтвердить эту выдумку.

Каллен недоверчиво прищурила глаза:

— Ты ничего не находила.

Кадайль поежилась под проницательным взглядом матери:

— Мама, все это лежало под деревом. Там могло остаться что-нибудь еще. Мы с тобой можем пойти поискать при солнечном свете.

— Кадайль, — ровным и серьезным тоном строгой матери произнесла Каллен. — Ты никогда раньше мне не лгала.

Кадайль не выдержала, и ее плечи поникли.

— Сегодня к тебе снова приходил Разбойник? — Да.

Каллен взяла дочь за подбородок и подняла лицо, чтобы посмотреть ей прямо в глаза.

— А что ты отдала ему взамен ожерелья?

От неожиданности Кадайль ошеломленно раскрыла глаза, а ее мать облегченно вздохнула.

— Я действительно поцеловала его, — призналась Кадайль секунду спустя, и Каллен нахмурилась. — Но не из-за ожерелья. Я сама этого захотела.

— А ты бы стала его целовать, если бы этих самоцветов не было?

— Конечно! — выпалила Кадайль, но потом смутилась и снова опустила глаза. — Я хотела сказать, что захотела этого не из-за подарка.

Каллен обняла дочь, потом немного отстранила от себя, не выпуская из объятий.

— Но ты не можешь оставить его у себя. Ты и сама это знаешь.

— Он сказал вернуть его правителю или принцу, как только будет назначена награда. И все же у меня такое чувство, будто я что-то украла. Может, вернуть его без всякой награды?

— И не думай! — сердито воскликнула Каллен, удивив дочь своей горячностью. — Нет, ты сделаешь так, как советовал Разбойник. Лорд Прайди и принц Иеслник не обеднеют от нескольких монет, а Бог и Древние Предки знают, что мы найдем применение этим деньгам, они нужны и нам, и нашим голодным соседям.

Кадайль прикоснулась пальцами к ожерелью, и в ее глазах появилась печаль. Наблюдательная Каллен без труда поняла, что мысль о возврате ожерелья не радует дочку.

— Ты понимаешь, что не можешь его носить, — ласково повторила Каллен. — Если Берниввигар увидит его на твоей шее, он наверняка будет ликовать.

— Я понимаю, — печально ответила Кадайль. Девушка отошла в другой конец комнаты к своей кровати, разделась и скользнула под одеяла.

Каллен заметила, что ожерелье осталось на шее Кадайль. Мать только тихонько улыбнулась. Ее дочь дождалась любви, и Каллен радовалась за нее, хотя ее сильно беспокоил предмет мечтаний Кадайль.

Глава 32 ВЕЩИЦА ИЗ ПРОШЛОГО И ОТКРОВЕНИЕ

Все легкомыслие по поводу недовольства лорда Прайди его поступками пропало у Брансена на следующий день, когда из ворот монастыря он мог наблюдать последствия гнева правителя. Множество солдат наводнили улицу и стучались в каждую дверь.

— Что тебе о нем известно? — кричал солдат, ухватив за ворот рубахи молодую женщину, да так крепко, что той пришлось подняться на цыпочки. — Лучше говори по-хорошему!

— Я ничего не знаю, мой господин, — плакала женщина.

— Ты встречалась с этим Разбойником?

— Нет, мой господин. Пожалуйста, отпустите меня, вы сломаете мне шею.

Солдат грубо отшвырнул свою жертву, чуть не свалив ее с ног. Женщина, плача, скрылась в доме, а воин прошел к следующей двери и снова забарабанил кулаком.

В душе Брансена закипел гнев, и он с трудом удержался, чтобы в ту же минуту не надеть свой черный костюм и не разобраться с грубияном и его товарищами.

Аист прикусил губу и постарался успокоиться. Правитель разгневался не на шутку, и его солдаты запугивают людей, но ничего серьезного не происходит. На перекошенном лице Аиста появилась слабая улыбка от сознания, что он настолько расстроил планы правителя и тех, кто стоит за ним. Чтобы избавиться от стоявшего перед глазами испуганного лица женщины, он вспомнил физиономию принца Иеслника во время стычки на дороге. Да, это были приятные воспоминания!

Брансен поклялся себе, что впредь не будет доводить лорда Прайди до такой ярости без особой причины. Интересно, как долго придется изводить правителя, чтобы тот пошел на уступки? Фантазия Брансена разыгралась, он вообразил себе, что его пригласили на встречу с правителем для обсуждения условий перемирия. Вот тогда он станет настоящим героем в глазах простых людей! Может, тогда и Кадайль сильнее его полюбит?

Последняя мысль заставила его нахмуриться. Кого на самом деле любит Кадайль? Вероятно, просто таинственный образ удалого молодца по прозвищу Разбойник?

Все это показалось ему настолько запутанным, что он предпочел отбросить страхи и сомнения, а вместо этого сосредоточиться на поцелуе. До сих пор он ощущал тепло ее губ. А ночью его посетили восхитительные сновидения. В глазах Брансена все в Кадайль казалось прекрасным — и лицо, и нежная кожа, и мягкие губы, и звук голоса, ее легкие прикосновения.

Образ любимой сопровождал его целый день во время однообразной работы в монастыре. И весь день Брансен нетерпеливо поглядывал на солнце, словно желая его поторопить опуститься за горизонт.

В эту ночь он снова встретится с ней.

Кадайль не могла удержаться от радости, заметив приближающегося Разбойника. Она помнила его обещание вернуться. Она видела его взволнованное лицо после поцелуя. Но, несмотря ни на что, Кадайль испытывала сомнения и даже страх, что он не придет. Эти опасения сильнее всего выдавали ее истинные чувства. Если бы он не пришел, Кадайль провела бы ночь, полную горестных переживаний.

Но Разбойник не обманул ее ожиданий. Он стремительно бежал через поле позади ее дома, и девушка поняла, что он заметил ее задолго до того, как она убедилась в его появлении.

Разбойник подскочил к девушке, отвесил учтивый поклон и протянул небольшой сверток.

— Вы с матерью не будете голодать на этой неделе, — произнес он со своей загадочной улыбкой, тем более таинственной, что всю верхнюю половину лица по-прежнему закрывала черная маска.

Эта улыбка стояла перед глазами Кадайль всякий раз еще долго после их расставания.

Кадайль заглянула в сверток и обнаружила там различные продукты, даже фрукты и хлеб. Она постаралась скрыть свое волнение за приветливой улыбкой. Очередной подарок ее уже не удивлял. Каждую ночь Разбойник что-нибудь дарил — от самых обычных подношений в виде продуктов до роскошного ожерелья, которое и сейчас сияло на ее шее.

Кадайль подняла взгляд и обнаружила, что Разбойник как раз разглядывает драгоценное украшение.

— Награда еще не объявлена, — сказала Кадайль, прикасаясь к ожерелью.

— Скоро объявят, — заверил ее Разбойник. — Все их поиски в Прайдтауне не принесли ничего, кроме неприязни со стороны крестьян. Гнев доведет их до того, что они попытаются настроить людей друг против друга, поскольку крестьян во много раз больше, чем аристократов, и солдаты мало чем смогут помочь, если крестьяне взбунтуются.

Его предположение поразило Кадайль.

— Не надо говорить о таких вещах, — попросила она.

— Но это правда, и лорды все прекрасно понимают.

— Пожалуйста, не говори так, — снова сказала девушка.

— Если все простые люди поднимутся…

— То многие из них погибнут, — перебила его Кадайль. — Будет правитель низложен или нет — какое это имеет значение для того, кто умрет на улицах. Я предпочитаю жить под гнетом власти лорда Прайди, чем похоронить мать при попытке его свергнуть. То, что мы имеем, далеко от совершенства, но что есть, то есть.

Разбойник немного помолчал.

— Но… — снова заговорил он, осекся и не стал продолжать спор. — Они скоро назначат награду, — повторил он вместо этого.

Кадайль хотелось сказать, что она не торопится вернуть ожерелье лорду Прайди, но она сдержалась. Ей нравилось носить драгоценное украшение, даже больше, чем она сама это сознавала. Оно, хотя бы на несколько мгновений, делало ее богатой и могущественной. И что важнее всего, ожерелье давало уверенность, что этот таинственный незнакомец, Разбойник, спасший и ее, и Каллен, этот добрый человек, который пытался помочь многим несчастным жителям Прайд-тауна, любит ее. Хотя Кадайль до сих пор не была уверена в своих собственных чувствах. Любит ли она Разбойника? Она ведь даже ни разу не видела его без маски!

Кадайль исподтишка взглянула на Разбойника. Единственное, в чем она была полностью уверена, так это в том, что она рада их встречам и его заботе.

— Скажи, все ли крестьяне чувствуют твою заботу? — спросила Кадайль. — Или только некоторые, вроде меня и моей мамы?

— Все крестьяне? Да я не смог бы обойти даже половину их домов! Я просто делюсь тем, что удается добыть, и никого не выбираю. Ну, кроме тебя, конечно. Для тебя я всегда оставляю самое лучшее.

Кадайль почувствовала, что краснеет, и опустила голову.

— Правитель, наверно, тебя разыскивает.

— Вместе со всеми своими солдатами, — добавил Разбойник.

Кадайль с беспокойством посмотрела на своего друга:

— Если тебя поймают, наказание будет ужасным. Разбойник пожал плечами:

— Я не убил ни одного человека без особой на то причины, а лишь отдавал людям то, что принадлежало им по праву.

Пальчики Кадайль прикоснулись к ожерелью.

— Ну, лордам не стоило так открыто демонстрировать свое богатство, — нашелся Разбойник. — Они живут в полном достатке, а простые люди прозябают в нищете.

— Они избраны Богом.

Разбойник презрительно фыркнул, и Кадайль непроизвольно отшатнулась. Она даже не поняла, что именно так рассердило Разбойника — ссылка на Бога или упоминание о правителях. В тот момент ее поразило то, что, несмотря на все усиливающееся чувство к нему, она почти ничего не знает о своем защитнике.

— Ты исповедуешь религию святого Абеля? Вопрос, несомненно, удивил Разбойника.

— Да вроде нет… — не очень решительно протянул он.

— Ты самхаист?

— Только не это!

Во взгляде Кадайль зажглось любопытство, за которым скрывалось явное облегчение. Уж она-то точно не испытывала теплых чувств к Берниввигару и его жестоким последователям. Каллен никогда не говорила ничего хорошего о самхаистах и, несмотря на то что не ругала их вслух, каждый раз при упоминании о последователях древней веры ее лицо становилось жестким, словно в душе кипел скрытый гнев. По крайней мере у Кадайль сложилось именно такое впечатление.

— Но я не совсем безбожник, — продолжил Разбойник, прервав размышления Кадайль. — В том, что проповедуют братья святого Абеля я вижу много хорошего, а некоторые их поступки свидетельствуют об истинном благородстве. Но в мире есть много других ценностей, о которых они не знают, как мне кажется. И я не хочу ограничивать себя рамками их веры.

— Тебе известно больше, чем священникам?

Разбойник пожал плечами, словно это подразумевалось само собой, и Кадайль предпочла больше не обсуждать тему религии.

Они еще поболтали о разных вещах, не касаясь серьезных предметов, и вскоре Кадайль стало ясно, что Разбойник тянет время и продолжает разговор ни о чем в надежде на…

Он нервничал.

И она тоже.

Из двери домика показалась Каллен и позвала дочь домой. Кадайль оглянулась, потом снова повернулась к своему таинственному поклоннику.

— Я должна идти, — сказала она и неожиданно потянулась вперед, чтобы закончить свидание легким поцелуем в щеку.

Но Брансен заключил ее в объятия и прижал к своей груди. Прошло несколько минут, прежде чем Кадайль вырвалась из его рук.

Всю дорогу до дома она весело прыгала, словно маленькая девочка, увидевшая солнце после весенней грозы.

Мысли о Кадайль преследовали Брансена всю дорогу через Прайдтаун. В эту ночь, как и накануне, солдаты вместе со сборщиками податей ходили от одного дома к другому и стучались в двери крестьян. Сегодня Брансен был не в том настроении, чтобы ввязываться в драку. Перспектива подстеречь кого-то из этих грабителей в темном углу и отнять несколько монет и мешок с продуктами его не привлекала.

Но все же он свернул со своего пути, заметив довольно далеко на востоке яркий свет костра. Брансен покинул пределы города, пробрался через небольшую рощицу, потом пересек поле и еще один небольшой лесок и вышел к костру.

Несколько мужчин сидели вокруг огня, на котором жарился поросенок. Это были бездомные бродяги, изгнанные из города за многочисленные драки и грабежи. Все они обросли бородами и были отвратительно грязными. Эти отщепенцы предпочитали не появляться в городе при свете дня. Брансену не раз приходилось встречать им подобных, может даже этих самых людей, когда они пробирались к монастырю в надежде на милостьшю или излечение при помощи магических самоцветов.

Брансен притаился за пределами светового круга и прислушался к их разговору. При первых же словах на его лице появилась довольная улыбка; бродяги обсуждали его подвиги и вызванное ими недовольство лорда Прайди.

— А, да будет вам болтать о правителе, — проворчал один из бродяг, оторвал кусок прожарившегося мяса и отправил себе в рот.

— Я устал от войны, — сказал другой. — Трое моих друзей погибли на моих глазах от рук солдат Этельберта. Трое в одном бою.

— Это слишком много, — согласился третий собеседник.

— Ну, я не знаю, как сможет Разбойник уменьшить военные потери, — снова заговорил первый мужчина. — И вряд ли он защитит меня от отправки на юг снова сражаться по приказу лорда Прайди.

— Но ведь ты не сильно расстроился по поводу денежного ущерба, нанесенного правителю, я прав? — спросил второй бродяга, и все дружно рассмеялись.

— Лорд Прайди от этого не обеднеет, — услышал Брансен свой собственный голос, он спокойно поднялся с земли и вышел на свет костра.

Как переполошились бродяги! Один из них даже выхватил небольшой нож и угрожающе направил на нежданного гостя.

— Не волнуйтесь, прошу вас, — произнес Разбойник. — Я пришел не как враг, а как обычный ночной путник.

— Это он! — воскликнул один из мужчин. Брансен пожал плечами.

— Ты тот, кто грабит всех подряд! — подхватил другой.

— Я тщательно выбираю свою жертву и ничего не беру для себя, — ответил Брансен. — У лорда Прайди достаточно и денег и продуктов. Я это знаю и потому просто помогаю ему распределить излишки между самыми нуждающимися.

Бродяги переглянулись между собой, и хозяин ножа спрятал свое оружие.

— Тогда присоединяйся к нам, — сказал бродяга. — Поужинай с нами и расскажи свою историю.

Брансен принял приглашение и уселся на одно из брошенных вокруг костра бревен. Он разделил с ними ужин, но не стал рассказывать никаких историй, а на град сыпавшихся вопросов отвечал невразумительным бормотаньем и пожатием плеч. Ему было достаточно просто сидеть в компании людей, Брансен не мог отказать себе в удовольствии слушать их восторженные реплики. Предостережения Книги Джеста Ту о недопустимости гордыни снова всплыли в его памяти, но Брансен легко отбросил эти мысли.

Все это казалось ему невинным удовольствием от случайной встречи. Ну какой вред могут принести ему их восхищенные речи? Но вот один из бродяг задал вполне серьезный вопрос:

— А не ищешь ли ты помощников, господин Разбойник? Может, тебе понадобятся крепкие парни для твоей работы?

Остальные мужчины одобрительно закивали и начали оживленно перешептываться между собой, но Брансена был так ошарашен, что он не стал прислушиваться к их перешептываниям. Такой возможности он не мог предвидеть, и поставленный вопрос требовал определенного ответа. Сможет ли он организовать группу людей и встать во главе отряда? Хватит ли у него сил, чтобы собрать этих оборванцев и сколотить из них войско, достаточное, чтобы противостоять власти правителя?

Брансен не был готов к такому повороту дел, но, прежде чем он открыл рот, чтобы объяснить свой отказ собеседникам, его внимание привлек один предмет в руках бродяги — довольно обычный нож с закругленной костяной рукояткой.

— Можно я посмотрю твой нож? — спросил Брансен, протягивая руку.

— Что? — не сразу понял бродяга, но, проследив за взглядом Разбойника, поднял руку с ножом. — Вот этот? — снова спросил он и протянул нож Брансену. — Он довольно старый и неказистый, но прекрасно держит заточку, можешь не сомневаться!

Брансен взял в руки нож. Несметное число раз в руках Гарибонда на берегу озера он видел точно такой же нож. Приятные воспоминания нахлынули теплой волной, и Брансен принялся рассматривать этот предмет. Он повертел его в руках и внезапно на рукоятке, чуть пониже лезвия, заметил пятнышко, а на самом лезвии — небольшую зазубрину. Брансен широко раскрыл глаза и неподвижно замер. Не могло быть на свете второго ножа с таким же пятном и зазубриной.

Много раз он видел этот самый нож в руках Гарибонда. Перед его глазами возникли такие знакомые руки, отрезающие самые вкусные куски от окуня или форели. Брансен видел это так ясно, словно действие происходило перед его глазами здесь и сейчас.

— Где ты его взял? — спросил Разбойник изменившимся голосом.

Бродяга уловил серьезность в его тоне и стал что-то растерянно бормотать.

— Что? Это старье? Нож у меня с самого детства. Отец… Да, мне подарил его отец.

Брансен сердито взглянул на бродягу.

— Этот нож мне знаком, — сказал он. — И он никогда не принадлежал твоему отцу.

— А, ты спрашиваешь про этот нож? — бродяга никак не мог сообразить, в чем дело, и стал заикаться. — Ты прав, отец подарил мне другой ножик. А этот я нашел, нашел несколько лет тому назад.

— Где?

— Ну, я сейчас и не припомню.

В руке Брансена сам собой появился меч, и он наставил лезвие на задрожавшего мужчину. Один из бродяг пронзительно вскрикнул, другой попытался всех успокоить.

— Где-то на озере, — промямлил перепугавшийся бродяга.

— Значит, ты взял его в доме на озере. В доме Гарибонда Вомака.

Мужчина замотал головой и выдавил несколько невразумительных фраз.

— Ну да, это был дом старины Гарибонда, — произнес кто-то из бродяг. — Я знал Гарибонда Вомака, он был отличным человеком.

Брансен опустил свой меч.

— Был?

— Ну да, Гарибонд когда-то жил в том доме, где нашли этот нож.

— А где он сейчас?

— Гарибонд Вомак? — мужчина пожал плечами. — Насколько я слышал, он умер, должно быть, так оно и есть. Многие потом ходили в тот домик и брали то, что могло еще пригодиться.

В глазах Брансена полыхнула ярость.

— Эй, так всегда бывает, — вступил в разговор еще один бродяга. — Многие из крестьян нуждаются в самом необходимом. Когда кто-то умирает, мы не даем вещам пропасть зря.

— Гарибонд не мог умереть! — воскликнул Брансен.

— Значит, он ушел куда-то много лет назад. А это одно и то же, — доказывал свою правоту бродяга с ножом.

Брансен тряхнул головой. Какая-то бессмыслица. Гарибонд не мог умереть. Что там говорил брат Реанду? Что он переселился на юг… Но Брансен прекрасно помнил, что монах при этом отвел взгляд. Припомнилось и предыдущее посещение озера, и незнакомцы, которые занимались домашними делами и ловили рыбу, словно были у себя дома.

Странная дрожь возникла у основания спины и поползла вверх. Гарибонд мертв? Мысль ударила, словно вспышка молнии. Он никогда не задумывался о такой возможности. Гарибонд был главной опорой его жизни, все десять лет Брансена поддерживала мечта вернуться домой.

— Что вы еще знаете? — резко спросил он у бродяг.

— Я знаю, что ты все еще держишь мой нож.

— Нож Гарибонда, — поправил его Брансен, и тон его голоса удержал бродяг от дальнейших споров.

Но Брансен уловил и появившееся на лицах мужчин разочарование. Они пригласили его к костру, разделили с ним ужин, хотя возможность поесть досыта появлялась у них не так уж часто. Они предложили ему свою помощь.

Эти люди считали его своим героем.

Брансен воткнул нож в землю у ног бродяги.

— Гарибонд не умер, — сказал он. — И когда я его разыщу, я попрошу вернуть этот нож.

— Нет, теперь он мой, — дерзко заявил бродяга, хватаясь за рукоятку. — Он у меня уже почти десять лет!

Эти слова чуть не сбили Брансена с ног. Он неловко шагнул назад, потом резко повернулся и унесся прочь, через лес и поле, назад в монастырь, подальше от этого места, где его настигли ужасные известия.

Но мрачные мысли не отставали от него ни на шаг.

Глава 33 ЖЕНЩИНА И ДРАГОЦЕННОСТИ

Баннарган шел по улицам Прайдтауна, разговаривал сам с собой, вспоминая последнюю встречу с лордом Прайди. Не часто ему приходилось видеть своего друга таким взволнованным и целеустремленным. Непрерывная угроза вторжения в Прайд армии Этельберта держала правителя в постоянном нервном напряжении, да еще и этот Разбойник… Каждое утро за завтраком Прайди не мог говорить ни о чем другом. Он постоянно требовал от Ренарка и Баннаргана найти хоть какие-то нити, ведущие к дерзкому грабителю. Каждый день они перебирали одни и те же истории. Прайди дошел до того, что просил Ренарка обратиться за помощью к Берниввигару; на подобную просьбу его могло толкнуть только крайнее отчаяние.

Теперь Баннарган решил подойти к проблеме иначе. Он не стал сравнивать все нападения Разбойника от начала и до конца. Инстинкт подсказал ему обратиться к самому первому появлению Разбойника, когда драка была наиболее серьезной и погиб человек. Ранение кучера принца Йеслника Баннарган считал делом рук поври. Вскоре недалеко от рынка Баннарган наткнулся на улице на Рульфио Нойлана, одного из тех, кого Разбойник победил в своей первой схватке. Могучий воин ускорил шаги и двинулся наперерез Рульфио, и тот вскоре заметил приближение прославленного солдата.

— Я хочу с тобой поговорить, малыш Нойлан, — сказал Баннарган, загораживая ему дорогу.

На лице Рульфио отразился испуг, к чему Баннарган уже успел привыкнуть. Все знали, что разговор с Баннарганом обычно предшествовал скорому отправлению на юг, на поля сражений.

Молодой человек нехотя остановился.

— Той ночью, когда убили Таркуса Брина, ты был рядом с ним? — спросил Баннарган.

Рульфио сглотнул слюну и кивнул.

— Я хочу услышать эту историю.

— Я уже все рассказал, — нервно ответил Рульфио. — Мы все рассказали.

Внезапно Баннарган осознал, что молодой солдат слишком нервничает, и инстинкт подсказал ему, что какие-то детали той стычки были скрыты. Помня, что страх может помочь развязать язык, Баннарган грубо схватил Рульфио за ворот рубахи.

— А ты расскажешь мне все с самого начала, — преувеличенно спокойным тоном произнес он и то ли повел, то ли потащил перепуганного парня в сторону от главной улицы, подальше от любопытных взглядов прохожих.

Рульфио скорчился от страха и рассказал обо всем, что произошло той ужасной ночью. Теперь история показалась Баннаргану не такой складной, как несколько недель назад, когда он услышал ее впервые. Он тщательно взвешивал каждое слово и нашел несколько противоречии в цепочке событий.

— Ты и твои друзья были пьяны?

— Ага. Если бы мы были трезвыми, он бы с нами не справился, — ответил парень.

— И все это произошло на западной окраине, неподалеку от холма?

— Да, как я уже говорил, по дороге к холму.

— А где вы пили?

Рульфио назвал одну из наиболее известных таверн в Прайдтауне, неподалеку от замка, где всегда было полно солдат. Баннарган с трудом удержался от улыбки. Зачем понадобилось пятерым подвыпившим парням, прославленным забиякам, как о них говорили, уходить из таверны, где чаще всего собирались все местные шлюхи? Баннаргану было также известно, что никто из пятерых не жил в тех краях.

— Вы проделали долгий путь от таверны, — сказал он и в тот же момент заметил в глазах Рульфио панику.

— Ну, мы немного перебрали и решили пройтись. Моя матушка сердится, когда я…

— Ты почти всегда пьян, — прервал его Баннарган. — И твоя мать давно к этому привыкла.

— Мы просто решили погулять.

— От самого замка до западной окраины?

— Ага.

Баннарган привык доверять своему инстинкту. Он стремительно шагнул вперед и снова схватил испуганного Рульфио за ворот, да так, что чуть не оторвал его от земли. Сделав пару шагов, он шмякнул Рульфио о стену, а потом поднял в воздух фута на два.

— Что я… — забормотал Рульфио. — Почему…

— Ты мне скажешь, зачем вы туда отправились, — рыкнул Баннарган.

— Я только… — заговорил Рульфио, но Баннарган снова ударил его о стену, заставив парня вскрикнуть от боли.

— Эй, что там происходит? — раздался чей-то крик с главной улицы.

Но как только сердобольный прохожий узнал легендарного Баннаргана, его и след простыл.

— Запасы моей вежливости подходят к концу, — предупредил Баннарган и оттащил парня от стены, словно собираясь снова швырнуть его на камни.

— Все из-за девчонки по имени Кадайль! — выкрикнул Рульфио, и Баннарган замер, продолжая держать на весу свою жертву.

— Кадайль?

— Она там живет. Ничего особенного, одни неприятности. Сводит с ума всех городских парней, а сама защищает этого урода Аиста, который прячется в монастыре.

Баннарган отпустил парня, и Рульфио прислонился к стене, поскольку уже не мог самостоятельно стоять на ногах.

— Расскажи-ка поподробнее, парень, — потребовал Баннарган.

— Мы только хотели ее проучить.

— Кого? Кадайль?

— Ну да, эту девку.

— Я что-то о ней не слышал.

— Она живет в домике на западной окраине у холма вместе со своей матерью, — объяснил Рульфио. — Таркус Брин предложил нам наведаться к ним в гости. Она еще раньше схватилась с ним в городе, защищая этого калеку Аиста.

— И вы решили отправиться туда, чтобы научить ее хорошим манерам.

— Ну кто-то должен был это сделать! Баннарган предпочел не обсуждать эту тему с полным идиотом.

— Ну и как? Вы ее проучили?

— Мы собирались…

— Вы ее нашли?

— Ага, мы ведь знали, где она живет. Мы уже готовы были ее проучить, но тут вмешался этот… Разбойник.

Баннарган рывком оторвал парня от стены:

— Разбойник вмешался и защитил женщину?

— Хотя это было не его дело.

— И он избил и тебя, и твоего брата?

— Ага, и еще убил Таркуса!

Баннарган кивнул и резко толкнул Рульфио к выходу из переулка.

— Покажешь мне этот дом, — приказал он. — Я хочу познакомиться с девчонкой по имени Кадайль.

Рульфио хотел было возразить, но очередной толчок убедил беднягу воздержаться от споров.

После осмотра дома и заочного знакомства с Кадайль, Баннарган вернулся в замок и вызвал своих соглядатаев. Он хотел заглянуть к лорду Прайди со свежими новостями, но передумал. Может, признание Рульфио окажется полезным. А может быть, и нет.

Гальдибонн Коб оперся спиной о ствол дерева и с удовольствием расслабился… Этот худощавый солдат изо всех сил старался заслужить благоволение Баннаргана, и теперь его труды были вознаграждены. Все товарищи Гальдибонна, которые воевали с ним на юге, уже снова отправились на поля сражений и отражали атаки воинов Этельберта.

Но только не Гальдибонн. Баннарган предпочел оставить его при себе, поскольку счел солдата полезным для других занятий. Гальдибонн выполнял самые различные поручения, как высказанные, так и не высказанные его командиром. Он выискивал самых привлекательных женщин во всех тавернах Прайдтауна и доставлял их Баннаргану. Вот и сейчас он выполнял свою необременительную работу, наблюдая за двумя красотками — дочерью и матерью, пока его сослуживцы снова сражались на юге.

В течение первого дня Гальдибонн тщательно изучил местность вокруг указанного дома и отыскал, как ему показалось, отличный наблюдательный пост на ветвях густой ели, откуда просматривался и дом, и палисадник, и каменистое поле за домом, взбегавшее вверх по холму. Он так удобно устроился на дереве, что даже позволил себе немного вздремнуть после полудня, пока обе женщины занимались своим огородом.

Гальдибонн проснулся вскоре после захода солнца; в маленьких оконцах уже зажглись свечи, а двери соседних домов постоянно скрипели, пропуская возвращавшихся с полей хозяев. Соглядатай выждал некоторое время, а затем спустился на землю, внимательно огляделся по сторонам и подобрался поближе к окошку домика Кадайль. Он присел на корточки прямо под окном и медленно поднял голову, чтобы заглянуть внутрь.

Прямо перед ним сидела молодая и почти раздетая девушка. Несмотря на ее соблазнительные прелести, взгляд Гальдибонна не задержался на округлой груди девушки, а устремился вверх, к стройной шейке, на которой сверкало прекрасное ожерелье из драгоценных камней.

Ни один крестьянин не мог себе позволить обладать хотя бы одним из этих сияющих самоцветов!

Пораженный Гальдибонн наконец нашел в себе силы оторваться от восхитительного зрелища, распластался на земле и отполз от окошка. Он выбрался на дорогу, поднялся и неторопливо пошел в город, даже что-то посвистывая в такт шагам, чтобы не привлекать лишнего внимания. Но такое спокойствие давалось ему с большим трудом. Баннарган наверняка отвалит ему немалое вознаграждение!

Немного отойдя, соглядатай пустился бегом и не останавливался до самого замка.

Глава 34 ДВА ДОМА

Мысли о найденном ноже Гарибонда настолько завладели Брансеном, что в следующую ночь он даже не пошел к Кадайль. Конечно, он хотел ее увидеть — он всегда стремился быть рядом с Кадайль, — но в его душе произошел необъяснимый разлад. Брансен был уверен, что Гарибонд никогда не отдал бы ножа по своей воле; нож был для него больше, чем полезным предметом утвари. Этот инструмент был продолжением самого Гарибонда, он никогда с ним не расставался и ценил за верную службу. Во всех домашних делах ножу находилось применение — отсечь сучья для камина, обрезать леску, выпотрошить рыбу, даже во время обеда Гарибонд помогал себе именно этим ножом. Он всегда носил его с собой. Всегда.

И все же бродяга утверждал, что владеет ножом уже десять лет. Сомнения черной тучей клубились в голове Брансена. Действительно ли он видел нож Гарибонда? А может, память его подвела? Он видел нож в руках Гарибонда каждый день на протяжении десяти лет, пока жил в его доме. Но ведь это всего-навсего нож, просто один из обычных домашних предметов, в нем нет ничего особенного. И с тех пор прошло десять лет, в те времена Брансен был еще ребенком.

Но тогда почему эти люди, за которыми он сейчас наблюдал из-за деревьев, зажигали огонь в камине, сидели за ужином и занимались обычными делами в верхнем и нижнем доме Гарибонда Вомака? Как они туда попали? И где сам Гарибонд?

Брансен твердо решил все выяснить. Он пойдет туда и потребует разъяснений. Вот только в каком обличье? Разбойника или Аиста?

Он сидел и чего-то ждал, а в голове вертелись десятки вопросов. Постепенно один за другим погасли огни во всех окошках окрестных домов, и верхний дом на острове растаял в ночной темноте. В нижнем помещении еще виднелись силуэты четверых людей, вероятно родственников. Брансен решил, что семья состоит из представителей трех поколений, но детей уже, видимо, уложили спать. Наконец и там погасли свечи, окна потемнели.

Но даже после этого, когда все вокруг затихло и стало совершенно темно, Брансен не сдвинулся с места. Он сжимал и разжимал кулаки, перебирал в уме бесчисленные варианты возможных объяснений. Он продолжал надеяться, что Гарибонд вот-вот появится на тропинке, но в глубине души знал: ждать бесполезно.

Ночь полностью окутала землю. Теперь уже не стоит идти к Кадайль, она скоро ляжет спать. Весь город уже постепенно засыпает.

Брансен посмотрел вверх. Луна — богиня Шейла самхаистов — миновала высшую точку и постепенно склонялась к восточному краю горизонта. А Брансен все еще сидел, парализованный таким страхом, какого не испытывал даже в ту ночь, когда смотрел на Тар-куса Брина и его дружков у дома Кадайль.

— Я должен, — прошептал он ночному ветерку и медленно поднялся с земли. — Я должен, — повторил он громче и решительнее, обнаружив, что ноги отказываются ему служить.

Брансен подумал о Гарибонде, вспомнил его лицо так ясно, как будто приемный отец стоял перед ним. А вот он идет с озера и показывает удачный улов, и на его лице сияет одна из редких улыбок; вот он треплет Бран-сена по волосам, разжигает огонь в камине, садится у окна и задумчиво наблюдает за окружающим миром.

Воспоминания разогнали страх, и юноша медленно побрел вперед, с трудом переставляя ноги. Он должен сделать это ради Гарибонда. Он должен наконец выяснить, что происходит и куда делся его отец. Брансен не переставал вслух твердить: «Я должен».

Наконец он добрался до двери, и никогда перед ним не вставало более непреодолимой преграды. Брансен поднял руку, чтобы постучать, но рука безвольно упала. Это движение повторялось несколько раз. В конце концов он все же постучал, сначала тихонько, потом все громче и настойчивее.

— Ответьте мне! — крикнул юноша и сильно ударил кулаком в деревянные доски.

Через несколько минут, когда он уже решил выбить дверь, внутри зажегся свет и на фоне окна появился чей-то силуэт.

— Откройте дверь, — требовал Брансен. — Я должен с вами поговорить.

— Эй, а кто ты такой? — послышался голос старшего из мужчин.

— Откройте дверь, или я ее выбью!

— Проваливай отсюда, мошенник! — закричал мужчина из окна.

В ответ Брансен отскочил от двери, выхватил меч и нацелился прямо в лицо мужчины.

— Я не мошенник, но каждая минута промедления разжигает во мне ярость! Я требую открыть дверь!

— Проваливай! — снова воскликнул мужчина, а за его спиной послышался голос женщины.

— Да это Разбойник!

— У нас нет ни одной монеты, — уже не так уверенно произнес мужчина и попятился внутрь, подальше от меча.

— Мне не нужны ваши деньги, — ответил Брансен и опустил меч. — Мне нужно, чтобы вы ответили на несколько вопросов. — Не без труда ему удалось подавить гнев и уже более спокойно он добавил: — Я прошу прощения, дружище. Но поймите, это очень важно.

— Если ты хочешь только поговорить, то почему бы тебе не остаться снаружи? — произнес все еще перепуганный хозяин.

— Почему вы поселились в этом доме? — спросил Брансен.

— Что ты имеешь в виду?

— Мы живем здесь уже почти десять лет, — добавила женщина.

— Почему вы поселились в этом доме? — повторил Брансен.

— Какое тебе до этого дело? Тебе не удастся нас отсюда выселить!

— Ничего подобного у меня и в мыслях не было. Но когда-то я знал человека, жившего здесь, на озере. Он был моим другом, и теперь я хочу знать, почему здесь живете вы и куда он делся.

За дверью послышалось приглушенное бормотанье, но Брансен не смог разобрать ни слова.

— Его звали Гарибонд, — решился Брансен, хотя и не хотел выдавать связь между Гарибондом и Разбойником. Но сейчас ему уже было не до осторожности. — Гарибонд Вомак. Прекрасный и добрый человек.

Внутри снова раздался шепот, а потом, к удивлению Брансена, дверь со скрипом отворилась. Он шагнул внутрь и увидел четверых людей со свечами в руках. Более старшие мужчина и женщина находились прямо у двери, а молодые выглядывали из-за их спин. На лицах всех четверых читалось сильное беспокойство.

— Ты знал Гарибонда, да? — спросила молодая женщина — пухлая коротышка с грязными руками, носом-пуговкой и темными кругами под глазами.

— Да, хороший, добрый человек, — подтвердил стоявший рядом с ней мужчина. — Но это все, что я о нем слышал.

— У него еще жил больной мальчик, — вспомнила старшая женщина. — Тот самый, которого забрали монахи, когда… — женщина умолкла и отвела взгляд.

— Это был его дом, — раздраженно заметил Брансен.

— До конца его дней, — ответил старший из мужчин. Брансен хотел было кивнуть, но тут смысл сказанных слов поразил его своей ясностью.

— Это мой отец, Таерль, похоронил его десять лет назад, — добавила молодая женщина и показала пальцем на пожилого мужчину.

— Вы, наверно, ошибаетесь, — едва выговорил Брансен, стараясь не стучать зубами. — Вы сказали — десять лет назад?

— Да, это случилось десять лет назад, — кивнул Таерль.

— Так монахи забрали этого… больного мальчика после смерти Гарибонда? — спросил он, стараясь разрушить логику их рассказа.

— Нет, монахи вернулись за Гарибондом через несколько недель, — поправил его Таерль. — Вместе с солдатами.

У Брансена от ужасных предчувствии зашевелились волосы на затылке.

— Все правильно, — сказал молодой мужчина. — Я тогда был еще совсем мальчишкой, но никогда не забуду тот день. Они ворвались в дом, все перевернули вверх дном, а потом вытащили его наружу. — Мужчина подошел поближе и показал на берег озера справа от Брансена. — Вон там все и произошло.

— Что произошло? — шепотом спросил Брансен.

— Они его сожгли, — сказал мужчина, который казался всего на несколько лет старше Брансена.

— Привязали к столбу, объявили еретиком и сожгли заживо, — добавил Таерль.

— Да уж! — фыркнула молодая женщина. — И они еще утверждают, что следуют путем милосердия и их Бог добрый, в отличие от Древних Предков Берниввигара. Как бы не так!

— М-м-монахи? — заикаясь, выдавил из себя Брансен. — Монахи из монастыря убили Гарибонда?

— Ага. Магистр Бателейс и другие. Им помогали солдаты лорда Прайда. Может, это и не было убийством, если Гарибонд оказался повинен в ереси, как они утверждали? — ответил Таерль.

— Убийство — всегда убийство, — проворчала молодая женщина.

У Брансена подкосились колени, а к горлу подступила тошнота. Ему срочно надо было уйти отсюда. Юноша повернулся к двери.

— А знаешь, Разбойник, твое прозвище обросло легендами, — заговорил Таерль. — В городе все обсуждают только тебя, и все рады, что хоть кто-то осмелился дать понять правителю, что нельзя забирать у людей последнее…

Голос мужчины назойливо преследовал Брансена, но он уже вышел из дома и, шатаясь, побрел к лесу. Он никак не мог поверить словам этих четверых людей. Магистр Бателейс и другие монахи, они не могли так поступить! Но внутреннее недоверие Брансена уже было сломлено. Опять он увидел нож Гарибонда в руках бродяги у костра. Внезапно возник вопрос: а почему Гарибонд ни разу не навестил его в монастыре? Никогда раньше Брансен над этим не задумывался, но почему любимый человек не появлялся все эти годы?

Брансена охватило чувство абсолютной беспомощности, все, во что он верил, рухнуло, и вместе с этим рухнула его линия Чи. Он шатался и спотыкался, много раз падал по дороге через лес, и наконец тяжело оперся на ствол дерева.

Жизненная энергия в его теле снова распалась на отдельные вспышки, линия Чи искривилась, он ощутил себя больным и слабым. Нельзя было назвать это чувство безнадежностью — безнадежность предполагала существование каких-то целей и желаний, но ничего этого не осталось. Каждый прожитый день для Брансена был трагедией, борьбой с беспомощностью, постоянным разочарованием из-за противоречия между острым умом и слабым непослушным телом. Во всей предыдущей жизни самым частым для него ощущением была боль.

Но не такая, как сейчас. Гарибонд мертв. Брансен знал это наверняка, все сомнения исчезли. И вместе с ними исчезла мечта вернуться к любимому человеку сильным и ловким. Надежда жить рядом с Гарибондом, но совсем иначе — заботиться о нем, как отец заботился о мальчике-калеке, — испарилась в одно мгновение. Горестные мысли кружились в его голове, переполняя ее и вместе с тем создавая ощущение пустоты, которую, как он понимал, ничто не сможет заполнить.

Он бессильно рухнул на землю и больше не сдерживал слез.

Неожиданный стук в дверь удивил обеих женщин, но, не успели они сделать и шагу, как сильный удар распахнул дверь настежь. На пороге появился Баннарган, командир гарнизона в замке, самый известный и опасный воин во всем центральном Хонсе.

Кадайль отшатнулась назад, ее мать тоже, женщины испуганно переглянулись и кинулись друг к дружке. Но Баннарган опередил их и растолкал в разные стороны. Не успели женщины произнести хоть слово в свою защиту, как в дом вошел второй незваный гость, и его появление заставило их замереть на месте.

— Добрый день, мои дорогие, — произнес лорд Прайди. За его спиной возникли силуэты солдат и заслонили утренний свет, прорвавшийся в распахнутую дверь. — Я прощаю вам изумление по поводу моего неожиданного визита.

— Мой господин, — промолвила мать Кадайль, опустилась на одно колено и потупилась.

Кадайль шевельнулась, чтобы последовать ее примеру, но Баннарган схватил девушку за волосы и заставил выпрямиться. Она прогнулась назад и ухватилась за его руку, но воин словно не заметил ее усилий.

— Мне кажется, вы довольно поздно вчера легли, — продолжал лорд Прайди. — Вероятно, встречались с Разбойником.

— Нет, мой господин, — попыталась возразить Кадайль, но сорвалась на испуганный крик.

Баннарган свободной рукой схватил ее за ворот ночной сорочки и сорвал с нее одежду, оставив Кадайль совершенно обнаженной. На ней не было ничего, кроме драгоценного ожерелья, облегавшего тонкую шею.

Кадайль опустила глаза и попыталась прикрыть украденную драгоценность ладонью.

— Не трогайте ее! — крикнула ее мать и бросилась на помощь.

Кадайль взглянула в ее сторону как раз в тот момент, когда женщина резко остановилась и упала на пол от сильного удара Баннаргана. Девушка непроизвольно потянулась к матери, но могучий воин только сильнее потянул ее за волосы.

— Ну, хватит глупостей, — сказал Баннарган. — Тебя поймали с поличным, девчонка. Можешь облегчить предсмертные страдания, если все откровенно расскажешь.

От такого заявления Каллен снова ринулась к дочери, но только затем, чтобы получить очередной удар Баннаргана.

— Мой господин, я прошу оставить здесь парочку солдат, чтобы постерегли эту красавицу, — насмешливо сказал Баннарган, но перехватил заинтересованный взгляд Прайди и прикусил язык. — Мой господин?

Прайди задумчиво разглядьшал показавшуюся странно знакомой фигуру обнаженной девушки. Правитель давно привык к виду женского тела, так что в его взгляде не было откровенной похоти, как у сопливого мальчишки, но при виде Кадайль в его памяти всплыли любопытные воспоминания. Округлость живота, пышная грудь и пшенично-золотистые волосы, закрывавшие опущенное лицо, напомнили ему о ритуальном костре и мешке с гадюкой, и о супружеской измене.

— Каллен Дюворнэ, — произнес он имя, которое, казалось, давно забыл.

Женщина побледнела, и это не укрылось ни от Прайди, ни от Баннаргана.

— Н-нет, мой господин, — пролепетала она.

— Каллен Дюворнэ, — более уверенно повторил правитель. — Ни змеиный яд, ни поври не смогли тебя убить.

— Нет, мой господин, меня зовут…

— Тебя зовут Каллен Дюворнэ, а это — твоя дочь, — перебил ее лорд Прайди.

Он снова перевел взгляд на Кадайль, и в его памяти всплыли некоторые подробности той ночи. Тогда, в свете костра, Каллен выглядела точь-в-точь, как ее дочь сейчас. Прайди припомнил не только все соблазнительные округлости ее фигуры, но и свои сожаления о невозможности заполучить женщину в свою постель. При этой мысли его плоть напряглась.

— Вот эта, — указал он на Кадайль солдатам, — отправится в Прайд-касл.

— А что делать со старухой? — спросил один из солдат.

Прайди обратил свой взгляд на Каллен, онемевшую от ужаса.

— Что тебе известно о Разбойнике? — резко спросил Прайди.

— Она ничего не знает! — выпалила Кадайль, и лорд Прайди сердито обернулся на ее крик.

— Зато ты знаешь, — заметил он.

— Мой господин, я все расскажу, — жалобно сказала Кадайль. — Только не трогайте маму. Она не сделала ничего плохого. Она ничего не знает. Она невиновна. Прошу вас, мой господин!

Прайди кивнул Баннаргану, и гигант выволок Кадайль из дома, а двое солдат остались рядом с Каллен. Прайди подождал, пока Кадайль не отошла подальше, и только потом обратился к ее матери.

— Как ты умудрилась выжить, меня нисколько не интересует, — сказал он. — Но, должен сказать, я восхищен такой стойкостью.

— Прошу вас, мой добрый господин, не обижайте мою девочку, — простонала Каллен, едва держась на ногах от пережитого ужаса.

— Обижать? Да у меня и в мыслях не было ничего подобного, Каллен Дюворнэ. Женщина горько расплакалась.

— Мой господин? — спросил стражник.

— Отдайте ее Берниввигару, — приказал Прайди, повернулся и вышел из комнаты, больше не обращая внимания на Каллен. — Может, он ее пощадит, а может, и нет. Мне это безразлично.

Ужасное потрясение окончательно сломило волю женщины. После того, как ее тайна была раскрыта, после того, как ее лишили дочери, она уже не могла сопротивляться. Двое солдат хотели ее вывести, но и шагать она тоже не могла.

Они ее просто выволокли.

Глава 35 ВИТОК ПАДЕНИЯ

Солнце уже поднялось над горизонтом, а он все еще оставался на окраине города. Брансен понимал, что должен вернуться в монастырь, знал, что, находясь в городе, подвергается огромной опасности. Как только монахи обнаружат, что он не выполнил своей обычной работы, они пойдут в его комнату.

Но теперь все это стало ему безразлично. Ничто не имело значения по сравнению со смертью Гарибон-да. Он никак не мог поверить словам четверых людей, живущих на озере. Он никак не мог поверить, что магистр Бателейс, хоть и суровый на вид, мог оказаться таким беспредельно жестоким, чтобы убить Гари-бонда. А что брат Реанду? Возможно, в те времена он не обладал такой властью, как сейчас, но наверняка должен был возражать против казни. Но и это теперь не имело значения для Брансена. Юноша медленно пробирался между деревьями, окружавшими го род, и постепенно сознавал, что бессмысленно отрицать очевидное.

Бродяга в лесу у костра держал нож Гарибонда. Люди, живущие в его доме, говорили искренне. Да и как они могли лгать, если их судьба зависела от незнакомца в маске, чуть не выбившего дверь их дома? Как ни пытался Брансен убедить себя, что его обманули, что Гарибонд не мог умереть, тем более от рук монахов, которые заботились о его сыне долгие годы, он понимал, что те люди говорили правду.

Проходя через рощицу, Брансен опустился на землю и прислонился к стволу огромной березы. Он постарался припомнить все, что относилось к Гарибонду. Он вспомнил лицо брата Реанду в тот день, когда ему удалось произнести имя отца, его явное внезапное замешательство, очевидное смущение и неуверенный ответ.

Что все это значило? Если Гарибонд умер, если он казнен братьями святого Абеля, что ему теперь делать? Брансен одновременно испытывал самые различные чувства — от ярости до полного отчаяния, ему хотелось убежать подальше и скрыться в глубокой темной норе, чтобы никто не мог отыскать. Вся самоуверенность Разбойника исчезла без следа, и он ощутил себя маленьким беспомощным мальчиком, каким был когда-то. Да не все ли равно?

Брансен снова вспомнил о своем долгом отсутствии в монастыре и возможных последствиях своего бегства, но опять отогнал эти мысли. Как он может вернуться, зная правду? Тогда придется встретиться с магистром Бателейсом и братом Реанду. Можно потребовать от них открыть тайну, но он и так уже все знает. А что потом? Что он может им сказать? Никакие их объяснения не изменят страшной реальности их преступления. Брансен знал сердце Гарибонда не хуже своего собственного, и если в глазах братьев этот человек был еретиком, значит, братья святого Абеля не правы.

Луч солнца прорвался сквозь густую листву, и Брансен улегся на спину и стал смотреть в небо. Он хотел, чтобы лучи солнца проникли в его измученное тело, очистили его от тревог и ужасов, растопили ярость и боль. Затем Брансен закрыл глаза и не стал бороться с усталостью.

День клонился к вечеру, и Брансен, как только проснулся, сразу понял, что проскользнуть в монастырь незамеченным ему уже точно не удастся. По инерции он стал придумывать какие-то отговорки и оправдания для монахов, но вскоре опомнился.

Наконец он совершенно отчетливо осознал, что больше никогда не сможет вернуться в монастырь в обличье Аиста и служить проклятым монахам. Возможно, когда-нибудь он придет туда грозным и сильным Разбойником и потребует всю правду о судьбе Гарибонда. Но сейчас рана на сердце была еще слишком свежа, и он не готов снова пережить ужасную казнь отца. Пока еще не готов.

Но что теперь делать? Брансен взглянул на запад — закатное солнце только окрасило горизонт последними лучами. Мир вокруг показался ему таким большим и значительным, а сам он стал маленьким, опустошенным. Ему некуда пойти, не у кого спросить совета.

Нет, это не так. Едва он сумел разобраться в смутных мыслях, ноги сами собой понесли его на юго-запад, к тому человеку, которому Брансен еще мог доверять.

Он добрался до знакомого домика, но Кадайль там не было. Не было и ее матери, и разбитая дверь насторожила Брансена, но он все же переступил порог и вошел в темную комнату. Он знал, что в доме никого нет. Не было аромата Кадайль, той присущей только ей свежести. Дом казался пустым, темным и холодным. Глаза Брансена постепенно привыкли к тусклому свету, и он тщательно осмотрел помещение. Больше всего он боялся, что увидит тело своей возлюбленной.

В доме ничего не изменилось, только дверь была сломана. Ни следов борьбы, ни пятен крови.

Но и хозяев тоже не было.

Брансен заметил, что его дыхание стало прерывистым. Он остановился и постарался успокоиться. Он шел сюда в надежде найти опору, но, как оказалось, это Кадайль нуждается в его помощи.

Он не может, не должен обмануть ее надежды.

Брансен повернулся и тут же понял свою ошибку, чуть не наткнувшись на два меча, приставленных к его груди.

— Спокойно, Разбойник, — произнес один из солдат.

Потом на пороге появились еще двое.

— Мы знали, что ты вернешься, и теперь тебе конец, — радостно произнес второй солдат и угрожающе махнул мечом. — Лорд Прайди будет рад с тобой потолковать.

— Да, конечно, — ответил Разбойник, но ирония его слов осталась непонятой.

Он поднял руки с развернутыми ладонями в знак абсолютного подчинения. Но в следующий момент нога его взлетела вверх и, хотя солдаты стояли вплотную и не сводили с него глаз, движения Разбойника оказались настолько быстрыми и точными, что его ступня ударила по лицу сначала одного, а потом и второго стражника. Все произошло так быстро, что люди не увидели взмаха его ноги, а только ощутили внезапные оплеухи.

Удары были не слишком сильными, но от неожиданности оба солдата отступили назад. Они растерялись лишь на миг, однако Разбойнику только этого и надо было. Прежде чем нога коснулась земли, толчком второй ноги он увеличил дистанцию и в ту же секунду выхватил свой знаменитый меч.

Солдаты едва поняли, что произошло, как оказались лицом к лицу с противником, меч которого был вдвое длиннее их оружия. Один из них рванулся вперед, пока Разбойник не успел повернуть меч под нужным углом. По крайней мере солдат на это рассчитывал.

Неожиданным рывком Разбойник опустил меч по диагонали вниз и отбросил оружие противника в сторону. Затем его локоть ударил солдата по лицу, а рукоятка меча встретилась с носом противника и разбила в кровь. Солдат все еще держался на ногах, но Разбойник продолжил атаку и левой рукой провел такой сильный удар, что мужчина без сознания рухнул на землю.

Между тем Разбойник снова ринулся вперед. Второй солдат был не настолько уверен в своих силах, как первый, и только размахивал мечом, пытаясь защититься. Но для Разбойника его движения были слишком медленными. Лезвие стального меча без труда нашло брешь в обороне и коснулось бронзового нагрудника. Легкий поворот, и кончик меча скользнул вверх, а солдату пришлось отступить, чтобы сохранить лицо от ранения.

Натиск разъяренного Разбойника все усиливался, меч метался из стороны в сторону, у солдата не было никаких шансов выстоять. После стремительного броска вперед солдат споткнулся и упал, но перекатился через спину и попытался встать. Разбойник лишил его такой возможности. Он еще в полете нанес удар ногой упавшему противнику по лицу, потом еще один, и вот уже второй солдат распластался на земле, а Разбойник наступил ногой на основание его шеи, лишив возможности даже шевельнуться.

Следующий резкий поворот с поднятым мечом в руке имел целью только отбить занесенное для удара копье третьего из стражников, но острое стальное лезвие рассекло древко пополам, скользнуло по нагруднику его хозяина и рассекло шею не успевшего вовремя остановиться солдата. Раненый замер на месте, поднес руку к окровавленному горлу, медленно опустился на колени, а потом рухнул лицом в пыль.

У Разбойника не было времени на осмотр упавшего солдата; он завершил поворот и встал в боевую стойку лицом к лицу с четвертым и последним из противников. Но этот солдат в ужасе остановился, бросил свой меч на землю и поднял руки. Разбойник без промедления подскочил ближе и приставил кончик меча к горлу единственного противника, который еще стоял на ногах.

— Где она? — спросил Разбойник.

Солдат затряс головой, явно не в силах вымолвить ни слова от страха.

— Кадайль, молодая девушка, что здесь жила, — настаивал Разбойник. — Ее увели! Или ты скажешь, где она находится, или мой меч освободит твои плечи от дурной головы!

— Я не знаю! — крикнул солдат.

— Лжешь!

Меч надавил на шею, и солдат жалобно вскрикнул.

— Нет, не надо! — взмолился мужчина. — Прошу, не убивай меня! У меня маленькие дети и жена! Прошу, пощади!

В его словах было столько страха и искренности, что Разбойнику пришлось напомнить самому себе, что солдаты, и даже сборщики податей, — такие же люди, как и все остальные, и они лишь исполняют волю лорда Прайди. Обычные жители Прайда, и имеют семьи. Но все эти соображения не могли потушить его ярости, не могли развеять страха за судьбу Кадайль и ее матери, не могли заставить забыть о смерти Гарибонда. Разбойник, не опуская меча, ударом второй руки свалил солдата на землю и снова уперся лезвием в горло.

— Твоим родным придется тащить твое тело к братьям Абеля, чтобы они зарыли его в холодную землю, или отдать самхаистам для сожжения на костре, — предупредил он. — Отвечай, я не собираюсь повторять вопрос дважды!

— Они забрали и девушку, и ее мать, — произнес солдат. — Я не знаю, что будет с девчонкой, но ее мать попадет к Берниввигару. Этой ночью ее снова осудят и отдадут змее или пламени.

Разбойник отвел лезвие меча и отступил назад, стараясь осмыслить услышанное признание. Его взгляд обратился на запад — солнце уже почти село, — а потом на юго-восток, где находилось судилище самхаистов и место ритуальных убийств.

Затем он снова повернулся к солдату — тот все еще лежал на земле и тихо стонал, прикрывая голову руками.

— Собери своих приятелей и тащи их в дом, — приказал он, а когда солдат не шевельнулся, снова стукнул его ногой. — Быстрее!

Стражник поднялся на ноги и побрел исполнять приказ, а Брансен подбежал к мужчине с перерезанным горлом. Опасаясь самого худшего, он перевернул раненого на спину и с облегчением убедился, что тот еще жив. Рана оказалась неглубокой, хотя все еще кровоточила. По существу, это была лишь серьезная царапина, но кровь текла достаточно сильно, и мужчина нуждался в помощи.

Брансен поднес одну руку к ране, а вторую положил на свой лоб, где под маской скрывался священный камень. В памяти юноши всплыли строки из Священной Книги Джеста Ту, в которых говорилось об излечении больных наложением рук. Мысли Брансена сосредоточились на серой глубине камня, руки мгновенно потеплели, и он с удивлением заметил, что рана затягивается на глазах. Однако Брансен вскоре прекратил сеанс, поскольку ощутил, что не может больше контролировать свои силы и удерживать линию Чи. В следующий момент он ощутил тошноту и слабость во всем теле.

Но воспоминание о Кадайль победило слабость. Брансен со стоном поднялся на ноги и приказал стражнику поторапливаться.

Вскоре Разбойник уже бежал прочь, а связанные солдаты с кляпами в зубах остались в темном доме.

Глава 36 ГУЛ В ГОЛОВЕ

Брансен покинул поле боя, но мысли в его голове все еще были в полнейшем беспорядке. Он попытался разобраться в них, отбрасывая те, что не имели отношения к несчастьям Кадайль и ее матери. Шаг за шагом Брансен все более сосредоточивался, его мысленный взгляд становился твердым и строго направленным; наконец ему стало казаться, что он бежит по узкому и прямому туннелю. Сумятица в голове не то чтобы улеглась, но словно превратилась в приглушенный гул, как будто верхний конец его линии Чи беспрестанно раскачивался и ударялся о череп.

Брансен сконцентрировался наконец на одной мысли и ускорил бег. Он двигался уверенно и быстро, хотя совершенно не представлял, где находится. Наконец он почувствовал, что приближается к цели; голова гудела, а края воображаемого туннеля окрасились в красный цвет. Разбойник еще не строил никаких определенных планов. Едва сознавая, что делает, он посмотрел сквозь нагромождение бревен и хвороста у подножия высокого плоского камня. Его тело охватило теплой волной, но языки пламени, казалось, находились где-то далеко. Совершенно непроизвольно мысли Разбойника перенеслись в небольшую комнату над его бывшей кельей, пальцы задвигались, словно перекатывая на ладони священный камень. Он ощутил исходящую от камня силу, как если бы в его руке был серпентин, хотя никакого камня, конечно, не было. Но где-то в подсознании вновь всплыли уроки Джеста Ту, и ему удалось зарядиться магической энергией, какую он получил бы при помощи самоцвета.

А это было совершенно необходимо. Теперь Брансен не чувствовал, что вокруг него пляшут языки пламени, пожирающие сухие бревна и ветки. Он присел на корточки и уставился на Камень Правосудия через оранжевые всполохи огня, танцующие всего в нескольких дюймах от его лица.

Критический момент приближался. До Брансена доносился гул голосов собравшихся людей, сквозь огненную завесу пламени где-то сбоку колыхалась толпа, но все это не имело значения. Важно было лишь одно — появление человека на плоской вершине камня.

Отблески костра и рев пламени возродили в душе бедной Каллен ужасные воспоминания, похороненные, как ей недавно еще казалось, навсегда. В толпе зрителей стояли совсем другие люди, но смешки, перешептывания и легкомысленные выкрики были теми же.

Словно во сне она позволила стражникам вывести себя на пятачок между костром и большим плоским камнем, камнем Берниввигара. Крики за спиной подсказали, что пришел заклинатель змей с ядовитой гадюкой в мешке, и у Каллен отнялись ноги. Мысли заволокло черным туманом, вспомнился грубый и тесный мешок, змеиное тело, скользящее по ее коже, и острые, брызжущие ядом зубы, впивавшиеся в плоть.

У Каллен вырвался стон отчаяния, но она постаралась отогнать мрачные воспоминания и мертвящий душу ужас. Дело сейчас не в ней, ее судьба не имеет значения. Все равно ей суждено умереть в эту ночь, быть казненной за преступление, совершенное два десятка лет назад, за преступление страсти, а не жестокости, совершенное по ошибке сердца, а не вследствие злого умысла.

Но пусть так и будет, дело не в этом.

Участь ее несчастной дочери, вот что важно. Ничто другое не имело значения для Каллен. Ни боль, ни гадюка, ожидающая в мешке, ни близкая смерть.

Неужели Кадайль приходится расплачиваться за ее давний грех? Каллен сознавала, что Кадайль затеяла опасную игру и, по сути, навлекла беду на них обеих. Но и отрицать свою собственную вину она не могла. Вероятно, не только привлекательная внешность перешла от матери к дочери. Было у них что-то общее, что допускало возможность таких ошибок. В схожести их проступков, в любовной связи ее дочери с Разбойником, преступившим закон, и в собственном грехе Каллен, изменившей мужу, женщина не могла не заметить жестокой иронии.

Странная задумчивая улыбка тронула губы несчастной жертвы, когда Каллен припомнила события двадцатилетней давности. Ее выдали замуж за человека, которого она не смогла полюбить, и никто не спросил мнения молодой девушки. Так было принято и в Прайде, и во всем Хонсе, где почти всегда не любовь, а практический расчет ставился на первое место. Преступная связь закончилась плачевно и для нее, и для ее возлюбленного, но можно ли было считать эту связь ошибкой? Результатом их свиданий стало рождение Кадайль, радости всей ее жизни. Как можно подумать, что все это было ошибкой?

Грустная улыбка исчезла в одно мгновение. Кадайль, свет ее очей, в беде, ее тоже может ждать казнь, а Каллен ничем, ничем не может ей помочь. Кадайль позволила своему сердцу увлечь себя в волшебную страну счастья и красоты, отдалась прелести первой любви и волнующих встреч с Разбойником. Но в то же время это увлечение привело ее к несчастью, в жестокую западню, из которой нет выхода.

Каллен не знала, кого винить. Да она и не думала о чьей-то вине. Она сознавала только, что больше никогда не увидит дочери, что ее Кадайль грозит беда. На краю каменной платформы, над притихшей толпой появилась фигура высокого худого старика. Это был тот же самый человек, что и двадцать лет назад, но обладавший теперь еще большим могуществом. При виде грозного жреца люди мгновенно позабыли о веселье. Берниввигар молча выждал минуту; его суровый взгляд леденил сердце каждого, к кому обращались глаза самхаиста. Наконец он кивнул в сторону заклинателя змей, и за спиной Каллен послышались звуки, свидетельствующие о подготовке ужасного мешка и смертоносной гадюки.

— Каллен Дюворнэ, — не дрогнувшим голосом заговорил старый жрец. — Мы собрались ради того, чтобы привести в исполнение приговор, вынесенный двадцать лет назад. Тогда ты не признала своей вины. Тебе была дана возможность говорить, но ты не воспользовалась своим правом. Сегодня такой возможности не будет. Ты осуждена за вероломство, и пусть Древние Предки простят нас за столь долгую задержку правосудия, лишившую их законной жертвы.

Самхаист взмахнул рукой, и стражники так энергично потащили Каллен назад, что она не удержалась на ногах.

Но внезапно они остановились, и Каллен вслед за солдатами посмотрела в сторону Берниввигара, а потом вместе с ним, вместе со всеми зрителями обернулась к костру, который начал трещать и рассыпаться, словно живой.

Он различал высокую фигуру Берниввигара, но только как черный силуэт, поскольку языки пламени метались прямо перед глазами. При всех своих способностях и знании магии священного камня серпентина Брансен понимал, что не может оставаться в пламени. Если хоть на мгновение его концентрация ослабнет, волосы тотчас же запылают как факел, вслед за ними загорится одежда, и тогда ему не будет спасения.

Но сила его не слабела. Брансен не думал ни о чем, кроме опасности, грозящей Кадайль со стороны лорда Прайди. Гул в голове не умолкал — совсем наоборот, а сквозь пляшущие языки пламени он видел лишь красный круг, поддерживающий и направляющий его ярость.

В центре этой красной окружности теперь стояла единственная фигура. Брансен выпрямился, и пошатнувшееся бревно взметнуло вверх целый сноп искр.

Юноша вспомнил о Гарибонде и ужасной операции, проведенной Берниввигаром; гуденье в голове еще усилилось, словно там билась и разила жалом злобная оса. Дыхание Брансена превратилось в отдельные вдохи и выдохи, хотелось кричать во весь голос, легкие горели, словно в огне, несмотря на защиту магии.

Но Брансен сумел снова овладеть своими чувствами и шагнул вперед через костер, не обращая внимания на горящие угли и злобные укусы пламени. Все это неважно. Ни трудности, ни боль, ни грозящая опасность смерти. Все чувства теперь сосредоточились на высоком старике, олицетворяющем жестокость и несправедливость, злобу и лицемерие.

Вот он уже перед Брансеном. На вершине плоского камня.

Брансен прошел по краю огромного костра; он слышал тревожные крики толпы, краем глаза заметил Каллен, вместе со стражниками отскочившую назад. Но он продолжал идти вперед, появившись прямо из пламени во всей красе грозного Разбойника перед глазами оторопевших людей, перед Берниввигаром.

Негромкий шепот «Разбойник!» пронесся над толпой.

Все это неважно. Имеет значение лишь один этот человек.

— Как ты осмелился нарушить священный ритуал? — прогремел с высоты голос Берниввигара. — Как ты посмел?

Брансен выхватил из-за пояса меч, но и без оружия смертельная ненависть в его глазах выдавала намерения Разбойника. Он шагнул к камню, и Берниввигар, к удивлению, не отшатнулся назад, ничем не выдал и тени страха.

— Бросая вызов мне, ты бросаешь вызов Древним Предкам! — провозгласил самхаист, поднял перед собой костлявые руки и стал читать вслух непонятное заклинание, подобного которому Брансену не приходилось еще слышать.

Старый жрец издавал хриплые гортанные звуки, а их ритм повторял рокот скатывающихся с горы камней.

Брансен не обратил внимания на заклинание. Он стремился как можно быстрее добежать до каменного пьедестала и одним ударом расправиться со старым жрецом. Но в следующий момент он понял, что не может двигаться быстро, словно ноги увязли в болотной трясине. Брансен посмотрел вниз — трава зелеными пальцами выбивалась из-под подошв его мягких черных туфель, охватывала их плотным кольцом, карабкалась вверх к коленям. Еще секунда, и с большим усилием он смог только приподнять одну ногу, потом вторую. Брансен концом меча обрезал зеленые щупальца, но обретенная свобода оказалась кратковременной — слова Берниввигара, будто волшебные семена, падали и прорастали с новой силой.

Жрец ни на мгновение не переставал читать заклинание, но, как оказалось, он уже не стоял перед Бран-сеном. Юноша обернулся на голос и увидел жреца совсем рядом, на травяном ковре. Гортанные звуки срывались с губ все быстрее. А в горящих глазах светилась злоба.

— Слишком долго Древние Предки скрывали свой гнев в недрах земли! — воскликнул Берниввигар.

В ужасе отпрянули зачарованные зрители. Голос этот уже не принадлежал человеку, обычный смертный не мог произносить таких звуков. Неведомым способом дух Берниввигара покинул оковы физического тела и оказался вне досягаемости людей.

— Ощутите силу огня Древних Предков! — прогремел Берниввигар.

Обе его руки устремились вперед, со старых, скрюченных пальцев посыпались искры и поднялись струйки дыма.

Брансен сумел собраться и сосредоточил силы на отражении ожидаемых огненных снарядов. Но загадочное волшебство Берниввигара на этот раз было направлено не на Брансена. Зато почва под ногами Разбойника почернела и задымилась, а потом, к ужасу Брансена, трава и земля обратились в тягучую раскаленную лаву. Он не знал, что предпринять, как бороться с невиданной напастью. Юноша лихорадочно перелистал в уме страницы Священной Книги в поисках хоть какого-то способа защититься от магии старого самхаиста.

А в следующий момент он услышал пронзительный крик, полный отчаяния и первобытного страха. Взгляд Брансена метнулся в сторону, и оказалось, что Каллен лежит на земле лицом кверху, а совсем рядом с ней, всего в нескольких дюймах от головы, свернулась огромная змея, готовая нанести смертельный удар.

Брансен хотел ответить женщине, хотел крикнуть, чтобы она не двигалась. Он готов был бежать к ней и принять укус змеи на себя, ведь его тренировки и знания давали возможность вывести яд из тела без последствий для здоровья. Но гул в голове усилился, теперь вместо одной осы там бился целый рой. Брансен видел, что его туфли дымятся, а ступни покрываются волдырями от ожогов, но он не чувствовал боли.

Никакие ухищрения Берниввигара не могли пробить стену его ярости.

Повинуясь инстинкту, Брансен вскинул руку и метнул меч, словно это было копье.

Он услышал резкий вздох Берниввигара, его заклинание прервалось, только потом Брансен рассмотрел, что его удар достиг цели и меч пробил грудь старого жреца. Самхаист сделал шаг назад, но и не думал падать. Брансену было все равно. В стремительном прыжке он сумел освободиться от лавы и подскочил к Берниввигару. Руки Разбойника заработали наподобие копыт взбесившейся лошади — удары так и сыпались на самхаиста, но, как ни странно, Берниввигар ни разу не вскрикнул, его тело было словно из ваты, и ни одна из костей не треснула под кулаком Брансена.

Юноша поднял голову и увидел, что Берниввигар смотрит на него сверху и улыбается, словно наблюдая за несмышленым ребенком. Вот жрец поднял руку и крепко сжал кулак; из-под пальцев просачивались и потрескивали яркие искры.

Брансен сильно ударил противника по челюсти, и голова жреца качнулась в сторону, но Берниввигар продолжал улыбаться и нанес ответный удар. Несмотря на все усилия Брансена его блокировать, он все же ощутил сильный толчок, вражеская энергия проникла в его тело и чуть не лишила возможности двигаться. Его спасли только уроки Джеста. Брансен изогнул туловище единственно верным способом, и его тело беспрепятственно пропустило магический заряд через ноги в землю.

Разбойник снова нанес удар, и Берниввигар покачнулся.

Брансен пригнулся почти к самой земле и в стремительном развороте сумел дотянуться ногой до рукоятки меча, торчавшей из груди Берниввигара.

Маска спокойствия слетела с лица старого жреца, самоуверенность сменилась легким беспокойством, и Брансен продолжил серию ударов, каждый раз целясь по рукояти меча и поворачивая лезвие в груди Берниввигара.

Теперь Разбойник обрел свой ритм, он стремительно подскакивал к самхаисту, проводил несколько коротких ударов, и, хотя ни один из них не был сокрушительным, они все же достигали своей цели.

Брансен уверенно держался на ногах и превосходно сохранял равновесие.

Берниввигар снова качнулся вперед, но Брансен предпочел не блокировать удар кулака с магическим зарядом, а увернуться. Удар не достиг цели, но часть заряда все же задела Брансена, хотя и не лишила его равновесия, не заглушила яростного гудения в голове.

Брансен сбоку подскочил к Берниввигару, схватился за рукоять меча и тут же получил весьма ощутимый заряд, а потом и еще один, когда уже освободил меч и повернулся к противнику спиной. Берниввигар злобно рассмеялся, но Брансен этого не услышал, он не слышал ничего, кроме яростного гула в голове.

Разбойник начал разворачиваться влево, потом внезапно изменил направление и крутанулся в обратную сторону, да так резко, что Берниввигар не успел даже проследить за ним взглядом, и повернутый горизонтально меч налетел на него с противоположной стороны.

Высоко в воздух взлетела голова Берниввигара, с самодовольной улыбкой на лице.

Тело старого жреца еще опускалось на траву, а Брансен уже мчался в другую сторону, но все же он услышал глухой удар отрубленной головы о землю.

Разбойник подбежал к Каллен, опустил меч и остановился, дав знак женщине лежать неподвижно. Змея еще не нанесла удар — казалось, она, как и все остальные зрители, была поглощена страшной битвой двух людей.

Гул в голове все не утихал, но Брансен нашел силы успокоиться, скользнул между Каллен и змеей и заглянул в глаза гадюки. Затем он выставил перед собой ладонь правой руки, и голова змеи повернулась к новому для нее предмету. Левая рука Брансена неуловимым движением взвилась в воздух и ухватила гадюку чуть пониже треугольной головы. Он позволил змее обвить левую руку, поднялся и протянул Каллен правую, помогая женщине подняться на ноги.

Затем он несколько раз тихонько дунул на голову змеи, и гадюка успокоилась, а потом Брансен осторожно опустил ее на землю. Через пару секунд змея исчезла в лесных зарослях.

— Ты и ты! — позвал Разбойник двух стражников, которые привели Каллен на поляну.

Солдаты переглянулись и опасливо попятились, словно намереваясь убежать. Тогда Брансен поднял меч наподобие копья, и этот жест убедил мужчин выполнить его приказ.

— Если с головы этой женщины упадет хоть один волосок, я убью вас обоих, и вас всех тоже, — крикнул Разбойник, оборачиваясь к сильно поредевшей толпе наблюдателей. — Любой, кто попытается причинить ей вред, испытает на себе гнев Разбойника! И уверяю, я смогу достать каждого из вас! — Брансен снова обернулся к перепуганным солдатам. — Теперь я знаю вас в лицо. Не забывайте об этом.

— Где Кадайль? — спросил он у Каллен.

— Ее забрал лорд Прайди, — пролепетала она, дрожа всем телом. — Он увез ее с собой!

— В замок, — выкрикнул кто-то из толпы.

— Я видел, как он тащил ее внутрь, — добавил второй.

Брансен огляделся вокруг и в который раз поразился реакции людей на действия Разбойника. Затем он крепко обнял Каллен.

— Клянусь жизнью, никто не причинит ей вреда, — пообещал он и стремительно побежал прочь, направляясь к замку.

По дороге в Прайд-касл он свернул в одно знакомое место неподалеку от замка.

Это место он называл своим домом в течение десяти лет.

Это место он больше никогда не сможет считать своим домом.

Глава 37 БЫВШИЙ ПИТОМЕЦ-ИДИОТ

На улицах Прайдтауна Брансена несколько раз окликали прохожие, завидевшие приметную фигуру в необычном черном костюме, но он стремительно бежал к своей цели, не обращая внимания ни на прохожих, ни на молодого монаха, сделавшего слабую попытку преградить ему дорогу во внутренний двор праидского монастыря.

Главные двери храма были открыты, но Разбойник, хорошо изучивший все помещения монастыря, свернул вправо и оказался перед неприметной дверью в дальнем конце стены. Эта дверь тоже была не заперта, и Брансен вошел внутрь. Он пересек комнату, находившуюся над его бывшей кельей и подошел к двери, ведущей в главный коридор. Здесь он прислушался — из-за двери доносились голоса двух монахов.

Воспоминания о Каллен, лежащей у Камня Правосудия, опасения за судьбу Кадайль и грозящие ей страдания исторгли стон из груди Разбойника. Он решительно распахнул дверь и ворвался в комнату.

Двое братьев Абеля попытались его остановить: один воздел вверх дрожащий сжатый кулак — Брансен был уверен, что монах держал один из священных камней, — а второй стал размахивать коротким мечом, который так редко покидал ножны, что весь покрылся ржавчиной.

— С вашей стороны было бы разумнее тотчас же проводить меня к магистру Бателейсу, — произнес он ровным, но напряженным голосом. — А если ты попытаешься использовать силу камня, уверяю, твоя голова окажется на полу раньше, чем успеешь сосредоточиться.

Монах вытянул вперед руку с камнем, словно стараясь устрашить пришельца. Брансен левой рукой схватил его за запястье и потянул на себя. Его правая ладонь накрыла кулак монаха и повернула вниз, чуть не сломав тому кость. Парень взвизгнул от боли, его рука мгновенно ослабела, и Брансен оттолкнул монаха назад, но теперь священный камень уже находился в кулаке Разбойника.

Второй из братьев Абеля, воодушевленный начавшейся схваткой, решил прийти на помощь своему товарищу, устремился вперед и нацелил острие меча в грудь Разбойника. Последовал почти незаметный поворот, и лезвие скользнуло в сторону, не причинив Брансену никакого вреда. Зато он крепко прижал к себе руку нападавшего с мечом монаха, а второй рукой нанес ему жестокий удар по лицу. Брансен добавил еще пару таких же ударов и потом резким броском колена угодил своему противнику в пах. Несчастный от боли согнулся пополам, а Брансен отпустил его руку, и следующий удар справа отбросил монаха к противоположной стене, где тот и остался лежать без движения.

Первый монах все еще пребывал в оцепенении от ужаса. И страх только усилился при виде сверкающего лезвия меча Разбойника, приставленного к самому его горлу.

— К Бателейсу, и побыстрее, иначе ты упадешь мертвым, — пообещал Брансен и, к своему удивлению, обнаружил, что сам верит этой угрозе.

Перепуганный монах заторопился к выходу, и Брансен последовал за ним. Он задержался лишь для того, чтобы бросить священный камень прямо в голову стонущего у стены брата Абеля.

— Что все это значит? — вскричал магистр Бателейс и вскочил со своего кресла при виде распахнувшейся настежь двери и ввалившегося в его приемную молодого монаха.

Вслед за монахом на пороге возникла фигура второго человека, чей черный костюм без слов говорил о его намерениях. Бателейс прищурил глаза, но не сделал ни шагу назад. Магистр находился в приемной не один; по другую сторону от камина сидел брат Реанду — теперь он тоже поднялся и от волнения тяжело дышал. Ближе к огню стояло кресло отца Жерака; старый настоятель был совершенно спокоен и не проявлял к происходящему ни малейшего интереса. В комнате присутствовал еще один монах, который присматривал за немощным отцом Жераком. Сначала он находился возле самой двери, а теперь переместился в глубину комнаты, поближе к магистру и брату Реанду.

— Как ты осмелился войти в это святое место? — спросил Бателейс, грозно выдвинул вперед челюсть и расправил плечи.

— Как бы то ни было, мне не раз приходилось здесь бывать и раньше, — ответил Разбойник.

Бателейс стал пристально разглядывать незнакомца, пытаясь понять, кто он, но в этом уже не было необходимости: Брансен без колебаний сорвал с лица маску вместе с магическим камнем.

— Ну как, узнаете своего питомца-идиота, магистр Бателейс? — спросил Брансен.

Бателейс больше не мог сохранять спокойствие. Он широко раскрыл глаза, сделал неуверенный шаг назад и рухнул в свое кресло. Стоящий напротив брат Реанду судорожно глотнул воздух и тоже опустился на сиденье, а монах за его спиной не удержался от возгласа «Аист!»

— Это не… это невозможно, — заикался Бателейс, и от его запинающейся речи Брансену стало смешно. — Как? Как это может быть?

Внезапно Брансен шагнул вперед и приставил острие меча к горлу Бателейса.

— У меня нет времени для объяснений.

— Мы взяли тебя к себе! — запротестовал Бателейс. — Мы проявили милосердие, а ты…

— Заткнись, — оборвал его Брансен и сильнее прижал кончик меча к его горлу. — Милосердие?

Он сплюнул на пол под ноги магистру.

— Ты осмелился… — снова стал протестовать магистр, но быстро понял, что лезвие меча может заставить его замолчать навсегда.

— Милосердие? — еще раз повторил Разбойник. — Вы позволили мне выносить ночные горшки и я должен на коленях вас за это благодарить?

Бателейс снова открыл рот, но Брансен еще раз ткнул его мечом, а потом угрожающе повернулся к брату Реанду, чтобы заставить и того удержаться от споров.

— Все это не имеет значения, — произнес Бран-сен. — Теперь вы мне нужны, и я требую вашей помощи.

— Ты ненормальный, — успел бросить Бателейс, пока лезвие меча не коснулось его подбородка.

— Может, я и ненормальный, раз когда-то поверил магистру Бателейсу, — ответил Брансен. — Но теперь это не важно. Вы должны мне помочь, чтобы хоть частично искупить свою вину в смерти Гарибонда Вомака.

Бателейс так вытаращил глаза, что казалось, они вот-вот выпадут из глазниц.

— Мне известны все подробности, — заявил Брансен. — Я знаю, что вы предприняли вскоре после того, как забрали меня в монастырь в качестве раба.

— Он был одержим… — заговорил брат Реанду.

— Заткнись, — снова приказал Брансен. — Мне известно все до последней мелочи, и ваши головы до сих пор не скатились с плеч только потому, что вы мне нужны. Если подведете, умрете не только вы, но и все братья в этом монастыре. Все до единого.

С этими словами Брансен посмотрел на отца Жерака — этот человек стоял во главе монахов, когда был убит Гарибонд. Может, сразу перерезать ему глотку, чтобы показать остальным, насколько серьезны его намерения? Брансен даже шагнул в его сторону, но остановился и выбросил эту мысль из головы. Зачем?

Покончив с раздумьями, юноша повернулся к Бателейсу и вовремя заметил мимолетный взгляд, устремленный поверх своего плеча. Мгновенно Разбойник присел, а потом выбросил правую ногу назад, угодив точно в живот подобравшегося сзади монаха. Как только правая нога Брансена коснулась пола, он с разворота вскинул левую и поразил скорчившегося человека в лицо. Тот не удержался на ногах, опрокинул стол и с размаху врезался в стену, где и остался лежать.

В тот же момент на Брансена набросились и магистр и брат Реанду, но у них не было ни единого шанса, и сверкающий меч быстро остудил их пыл.

— Во мне не осталось ни капли жалости, магистр Бателейс, — предупредил Брансен. — Попробуйте напасть еще раз, и этот монах умрет первым. — Брансен показал мечом на отца Жерака. — Он погибнет, я вас уверяю.

— Чего ты хочешь? — спросил магистр Бателейс. — Вы оба, — меч по очереди коснулся груди Бателейса и брата Реанду, — вместе с Аистом отправитесь к лорду Прайди.

Едва договорив, Брансен стянул с руки черную повязку, открыв родимое пятно, а потом стал расстегивать черную шелковую рубаху.

Глава 38 ВОДОПАД В КОНЦЕ РЕКИ

— Вас не приглашали явиться в замок в это время, — сказал часовой, охранявший ворота Прайд-касл, троим неожиданным посетителям, пришедшим поздним вечером.

Стражник осмотрел двух монахов — бесспорных лидеров братии Прайда — и с гримасой гадливости отвернулся от третьего «гостя» — Аиста, который, как всегда, пускал слюни и мотал головой. В руках последнего болтался длинный узкий предмет вроде трости, завернутый в ткань.

— У нас имеется информация о человеке, который довел до безумия всех жителей города, да и обитателей этого замка тоже, — возразил брат Реанду.

При этом от Брансена не ускользнул далеко не благодушный взгляд магистра Бателейса. Часовой оживился, крикнул своих товарищей, чтобы они заняли его место, а сам вызвался проводить всех троих в покои правителя.

По пути через внутренний двор и посетители и часовой съежились под внезапно хлынувшим ливнем. Темное небо раскололи яркие молнии, сопровождаемые раскатами грома, тяжелые капли забарабанили по камням.

Брансен тащился позади всех, изо всех сил стараясь имитировать походку, которая долгие двадцать лет была свойственна Аисту. В одной руке он сжимал магический камень, а другой крепко держал свою «трость», которая на самом деле была его знаменитым мечом. Он не забывал мотать головой и перед каждым шагом сначала выбрасывать вперед бедро, а потом уже переставлять ногу. Временами он издавал бессмысленные звуки и даже позволил струйке слюны спуститься на подбородок. В этот момент, несмотря на жизненно важные события, завладевшие его мыслями, он внезапно осознал, насколько малопривлекательной личностью был еще совсем недавно и как неуютно чувствовал себя в полуразрушенной оболочке недужного тела. Немудрено, что люди отворачивались от убогого Аиста, теперь он лучше понимал всю степень их пренебрежения к нему. Тем большее уважение он испытывал к единственной, которая плыла против течения, и еще сильнее ценил доброту Кадайль, не иссякающую все эти годы.

Подобные размышления делали его решимость спасти девушку от ужасной участи несокрушимой. Эта решимость вела его прямо к цели.

Посетители в сопровождении стражника наконец добрались до нижнего зала, где дежурили несколько солдат. При виде Аиста многие шарахались в сторону, а Брансен смотрел на них и бессмысленно улыбался, мотая головой, что вызывало презрительные усмешки, а иногда и ругань.

— Правитель в данный момент… занят, — известил их стражник.

Брансен недовольно заворчал и незаметно для всех подтолкнул магистра Бателейса.

— У нас важное дело, — возразил Бателейс и ответил Брансену коротким взглядом. — Проводите нас к лорду Прайди немедленно.

— Не стоит прерывать… — не сдавался стражник, но брат Реанду не дал ему договорить.

— Неужели ты до сих пор не понял всей важности нашего визита? — воскликнул молодой монах. — Разбойник находится совсем рядом, прямо сейчас, и любое промедление может лишить нас этого единственного шанса с ним разделаться.

— Мы все понимаем, — возразил солдат. — Гибель Берниввигара — тоже не шутка!

— Гибель Берниввигара? — в один голос переспросили брат Реанду и Бателейс.

— Его голова слетела с плеч сегодня вечером, и не без помощи Разбойника, — пояснил стражник. — Он появился во время ритуала самхаистов, словно поднялся из преисподней, — так говорят свидетели, а собралось их там не меньше половины жителей города. Разбойник победил волшебство Берниввигара, и даже Древние Предки не смогли его остановить!

— Берниввигар умер сегодня вечером, — пробормотал магистр Бателейс.

Оба монаха чуть не забыли закрыть рты после таких новостей. Не сговариваясь, они повернулись к Брансену. Юноша сумел без слов напомнить братьям Абеля, что этой ночью их может ждать такая же участь.

— Тем более нам важно как можно скорее встретиться с лордом Прайди! — внезапно с большим пылом произнес Бателейс. — Доложи о нас немедленно, идиот, пока весь город не пострадал от этого преступника.

Стражник недовольно пробурчал что-то себе под нос, но все же двинулся вперед под удивленными и любопытными взглядами остальных солдат.

Главная лестница вела с нижнего этажа в галерею, опоясывающую левую половину зала. Четверо людей поднялись наверх и двинулись дальше, но в середине галереи стражник пропустил вперед монахов вместе с Аистом, остановился у одной из дверей и громко постучал.

Брансен услышал знакомый раскатистый голос и обернулся. Из-за двери появилась хорошо известная всем жителям Прайда фигура. Баннарган с любопытством и брезгливостью скользнул по нему взглядом и повернулся к солдату, а Брансен никак не мог отвести глаз от прославленного воина.

Монахи успели пройти довольно далеко вперед, но Брансен не обратил на это внимания. Реанду крикнул, чтобы он не отставал, но Брансен не услышал.

Наконец он сумел стряхнуть оцепенение и повернулся, как раз в тот момент магистр Бателейс ринулся к нему с угрожающе поднятыми кулаками.

— Баннарган, к оружию! — крикнул магистр. — Аист и есть наш Разбойник! Хватай его!

Брансен вздрогнул от неожиданности, поднял свой меч и покрутил им в воздухе, пытаясь освободить оружие от намотанной ткани. Удар молнии из рук Бателейса прервал его старания, поразив в грудь и отбросив к стене.

Брансен слышал крики Баннаргана и часового, слышал протестующие возгласы брата Реанду, но громче всего звучал полный ненависти рев магистра Бателейса. Разбойник в один миг сконцентрировал свои силы и обрел равновесие — он должен был сделать это, — а затем погрузился в себя в поисках линии Чи. Энергетический канал, опора его жизни, больше всего пострадал от удара молнии, Брансен видел это совершенно отчетливо. Он мысленно напрягся и выпрямил линию Чи, При помощи уроков Джеста Ту и магической силы камня он смог нейтрализовать последствия удара.

И все это он проделал в один краткий миг.

Инстинкт заставил его пригнуться как можно ниже, и разогнавшийся стражник с размаху перекатился через спину Разбойника и рухнул на пол, но не раньше чем второй заряд, пущенный Бателейсом, угодил ему в голову.

Брансен развернулся кругом, лицом к бросившемуся на него Баннаргану, изловчился и подставил подножку гиганту-воину. Силач споткнулся и полетел вперед, но быстро восстановил равновесие, упершись в стену. И теперь уже Баннарган поспешно развернулся, чтобы отразить нападение Разбойника.

Но Брансен и не думал атаковать. Он пришел сюда не ради драки с Баннарганом или монахами. Он не собирался никому мстить, никого наказывать. Эти мысли мгновенно пронеслись в его голове еще до начала схватки, и теперь, вместо того чтобы рвануться вперед и нанести удар Баннаргану или метнуть меч в вероломного Бателейса, Разбойник вскочил на перила галереи, пробежал несколько шагов, а потом спрыгнул, увернувшись от очередного огненного заряда Бателейса.

Брансен на короткий миг расслабил мускулы и напряг линию Чи, чтобы уменьшить силу притяжения перед гигантским прыжком, более похожим на полет. Одним стремительным, но плавным движением Разбойник перенесся через лестничный пролет и ухватился за перила. Быстро оглянувшись, он увидел, что творилось внизу: на полу корчился от второго удара молнии из рук магистра несчастный стражник, Бателейс что-то кричал и показывал в его сторону, а Баннарган вместе с подоспевшими солдатами мчался по галерее к лестнице вдогонку за Разбойником.

Брансен пробежал несколько шагов, а потом повторил свой полет, добравшись до самого верхнего этажа и оставив преследователей далеко позади.

Пока брат Реанду пытался облегчить страдания пострадавшего стражника, магистр Бателейс наблюдал за вторым прыжком Разбойника едва ли не с восхищением. Но вот он поднял кулак с зажатым в нем священным камнем графитом и направил в сторону беглеца.

— А теперь тебе конец, — воскликнул монах, резко выбрасывая руку вперед.

Вернее, он намеревался это сделать, но кто-то сзади сильно ударил его по руке, опустив ее до уровня груди. Разъяренный Бателейс отпрянул назад и с удивлением уставился на брата Реанду.

— Что ты себе позволяешь? — возмутился магистр.

— Не надо, брат мой! — воскликнул Реанду. — Он же всего-навсего мальчишка!

— Ты — идиот! — огрызнулся Бателейс и снова поднял руку.

И опять брат Реанду вмешался и не позволил поразить цель.

— Брат Реанду! — взревел Бателейс и оттолкнул монаха.

Но Реанду упрямо держался за его спиной и пытался оттащить магистра от перил к стене. Бателейс едва удержался на ногах, но вцепился в Реанду и увлек его за собой, сильно ударив о стену. Потом отскочил и снова со всего размаху толкнул брата Реанду на камни стены.

— Я тебя предупредил, — крикнул Бателейс.

— Это неправильно, — выдохнул Реанду, едва оправившись от удара.

Он был наполовину оглушен, но видел, что Бателейс, наконец оставив его, снова устремился к перилам. Весь мир завертелся вокруг брата Реанду, его представления о добре и зле пошатнулись. В памяти всплыло лицо Аиста, умоляющего научить его читать, вспомнились презрение и насмешки — все, что получал от «великодушных» братьев Абеля несчастный калека. Тем временем Бателейс снова поднял руку с графитом и готовился выпустить очередной заряд, а на его лице появилась усмешка, поразившая Реанду до глубины души.

Он с трудом оторвался от стены и крикнул Бате-лейсу, чтобы тот оставил Разбойника в покое. Магистр обернулся на его крик и увидел, что брат Реанду уже устремился вперед. Бателейс попытался увернуться, но не успел.

Реанду с разбегу врезался в него, и оба монаха ударились о перила, треснувшие под напором их тел. Бателейс полетел вниз, а Реанду замер на самом краю и отчаянно замахал руками, чтобы не упасть. Он сумел восстановить равновесие и с ужасом посмотрел вниз. Его начальник лежал на спине в самом низу, тихо стонал и почти не двигался.

Подтягиваясь на верхний балкон, Брансен уголком глаза заметил падение Бателейса, но почти не обратил на это внимания. Это было не важно. Зато чуть впереди в галерее он заметил бегущего к двери мужчину и услышал женский крик.

Брансен перескочил через перила и на миг остановился. Как раз в этот момент темная фигура человека исчезла за дверью. Два широких шага, и Брансен оказался у входа в комнату. Он уперся в дверь плечом как раз вовремя, иначе внутри успели бы задвинуть засов. Но он решительно ворвался внутрь, захлопнул дверь и теперь уже сам закрыл ее на засов.

Брансен встал спиной к выходу и с мечом наготове.

Перед ним рядом с широченной кроватью стоял обнаженный до пояса лорд Прайди. Брансен мог покончить с ним одним ударом, но заставил себя сдержаться. С другой стороны кровати в одной ночной сорочке застыла Кадайль с беспорядочно распущенными волосами и следами слез на лице. Девушка неестественно далеко запрокинула голову, стараясь уберечься от лезвия ножа, прижатого к шее.

Позади нее, сверкая непримиримой злобой во взгляде, стоял Ренарк.

— Ну, что скажешь? — проскрипел Ренарк.

— Отпусти ее, — потребовал Брансен.

— Вот это и есть Разбойник? — с насмешливым недоверием спросил лорд Прайди. — Все мои подданные дрожат от страха перед этим… полудохлым уродцем?

Брансен не стал реагировать на насмешку. Все его внимание было приковано к Кадайль, а мысли метались в поисках выхода. Можно было бы метнуть меч, но Ренарк прикрывался девушкой как щитом, только часть его лица выглядывала из-за ее спутанных волос.

— Да ты опасный мальчик, как мне кажется, — все так же насмешливо сказал лорд Прайди и неторопливо нагнулся к кровати, где всегда держал кинжал.

Брансен заметил это движение и угрожающе поднял меч.

— Он влюблен в нее, мой господин, — сказал Ренарк, и Брансен заметил злобную усмешку на его сморщенном лице. — Еще одна жертва сердечной слабости.

При этих словах лицо Брансена превратилось в неподвижную маску.

— Разве не так? — продолжал издеваться Ренарк. — Разве ты сможешь напасть на меня и зарубить насмерть, храбрый Разбойник? Разве осмелишься замахнуться мечом на правителя Прайда? Не сомневаюсь, что ты пришел именно с этими намерениями, но какова цена?

Договорив, Ренарк положил свободную руку на лоб Кадайль и еще сильнее запрокинул ей голову, чтобы продемонстрировать кинжал, прижатый к нежной шее.

Брансен едва осмеливался дышать.

Снаружи раздался оглушительный стук в дверь, и все четверо вздрогнули от неожиданности. Засов выдержал, и дверь не поддалась.

— Мой господин! — услышали они голос Баннаргана, пытавшегося выломать прочные доски.

— Я хочу получить свой меч обратно, Разбойник, — сказал лорд Прайди и протянул руку.

Брансен не шелохнулся, он почти не дышал. Глаза юноши не отрывались от беспомощно застывшей возлюбленной. Кадайль хотела покачать головой, но Ренарк тут же плотнее прижал нож к ее шейке.

— Будь благоразумен, мой мальчик, — продолжал лорд Прайди. — Отдай мне меч, и я отпущу девчонку живой. Иначе она умрет, а ты останешься жить с тяжким грузом на сердце, хотя и не долго.

Брансен посмотрел на правителя, но он был слишком далеко, чтобы передать ему оружие.

— Не медли, — поторопил его Прайди, щелкая пальцами. — Положи меч на пол и подтолкни ко мне.

— Отпусти ее, или ты погибнешь! — вымолвил Брансен.

— Неужели ты думаешь, что мы боимся смерти, дурачок? — произнес Ренарк, отвлекая внимание Разбойника, прежде чем Прайди смог оценить его угрозу.

Брансен действительно посмотрел в его сторону. В глазах Ремарка была лишь насмешка над его решимостью и неистовое желание поскорее перерезать горло Кадайль. Взгляд этих темных и злобных глаз не оставлял Брансену и тени надежды, что бы ни обещал лорд Прайди.

За спиной усилились удары по двери. Гул в голове Брансена возобновился.

— Отдай меч, — резко потребовал Прайди.

Брансен не знал, что делать. Кадайль грозит неминуемая смерть, если он набросится на Прайди или Ренарка. Невозможно на таком расстоянии быстро покончить со стариком, а Брансен ничуть не сомневался, что Ренарк пустит в ход кинжал безо всяких колебаний.

— Даю тебе слово, что девчонка останется жива, — крикнул лорд Прайди, перекрывая треск дерева, поддающегося под ударами топора. — Отдавай меч, пока мое терпение не истощилось!

Брансен едва не задохнулся от отчаяния. Он призвал на помощь все свои знания, но не мог найти выхода.

Его попросту не было.

Он заставил себя выпрямиться, потом медленно нагнулся, положил перед собой меч и толкнул его к лорду Прайди. При виде этого Кадайль жалобно вскрикнула, но Ренарк тотчас же заставил ее замолчать. Брансен не сводил глаз с них обоих, почти не замечая, как лорд Прайди поднял великолепный меч и взял его наизготовку.

— А теперь отойди от двери, — скомандовал Прайди, и очередной удар, сопровождаемый треском дерева, подчеркнул его приказ.

Но Брансен ничего не слышал. Все его чувства были поглощены беспомощной девушкой и старым злодеем, предвкушающим страшный миг, когда его нож рассечет горло Кадайль. Эмоции настолько захватили юношу, что ноги его задрожали и он едва не потерял контроль не только над телом, но и над сознанием. Брансен покрепче сжал пальцами священный камень и попытался восстановить утраченное спокойствие.

Линия Чи ярко вспыхнула в его теле, волны страха и ярости сотрясали ее, заставляли извиваться и дрожать. Все это ясно предстало перед мысленным взором Брансена, как только он закрыл глаза и заглянул в себя.

— Прочь с дороги, — потребовал Прайди. — Отойди от двери!

Брансен не открывал глаз, он полностью сосредоточился на разгорающейся линии Чи. Руки словно сами собой сошлись вместе, теперь обе ладони крепко обхватывали магический самоцвет. В тот момент линия Чи стала для Брансена осязаемой нитью, на которой держалось его тело. Внутри него светилась раскаленная проволока, заставляющая держаться прямо.

Словно копье.

Брансен резко выдохнул и еще глубже ушел в себя.

— Я больше не стану тебя предупреждать! — заорал Прайди, но Брансен не слышал правителя.

За его спиной раздался очередной удар по двери, но и его Брансен не услышал.

Еще один резкий выдох, и юноша представил, как часть энергии выходит из его тела и скапливается в сжатых ладонях. Он по капле собирал эту силу, чувствовал ее давление, ощущал толчки.

— Уйди прочь, мальчишка!

Крик Прайди донесся до Брансена откуда-то издалека. Тонкий голос Кадайль прозвучал ближе, но и этот звук Брансен пропустил мимо себя и снова сделал глубокий вдох.

— Прикончи ее! — прозвучала команда лорда Прайди.

Брансен открыл глаза и протянул руки вперед, к Кадайль и Ренарку, и этим движением он метнул накопленную энергию, часть его Чи, ставшую копьем жизненной силы, зарядом его концентрированной воли.

Материализовавшаяся энергия достигла Ренарка, и он испустил сдавленный стон, ноги подогнулись, и старик вместе с Кадайль тяжело рухнул на пол.

Прайди в тот же момент ринулся вперед и нацелил меч в грудь Брансена. В последний момент юноша левой рукой отбросил лезвие и повернулся встретить противника, но на этот раз перед ним был не новичок, а опытный и тренированный воин. Прайди отдернул меч и снова попытался нанести удар, Брансену опять удалось отвести оружие от груди, но в этот раз Прайди успел повернуть меч и рассек предплечье Разбойника.

Слух Брансена уловил сдавленный стон, и он понял, что Кадайль ранена.

Прайди опять атаковал и на этот раз успел задеть бок Брансена, заставив его отступить к самой двери. Еще один сокрушительный удар по двери был нанесен топором; солдаты прорубили доски и теперь старались рассечь засов. Брансен отпрянул от двери и чуть не напоролся на меч Прайди, Последовал очередной выпад, и Брансен опять прижался к двери и отклонил лезвие ударом ноги. Он рванулся вперед, надеясь отвоевать некоторое пространство, но Прайди сделал лишь пару шагов назад и занял оборонительную позицию.

— Хорошо дерешься, мальчик, но у тебя нет никаких шансов! — воскликнул Прайди.

В подтверждение своих слов он занес руку для решающего удара, и его выпад мог достичь цели, если бы в это мгновение дверь в комнату не распахнулась с оглушительным треском.

Прайди непроизвольно отпрянул; за спиной Брансена раздался рев Баннаргама.

Брансен инстинктивно развернулся и нагнулся назад, широко раскинув руки. Он едва успел заметить вращающийся в полете топор, летящий прямо ему в грудь. Юноша наклонился еще больше, согнул колени, запрокинул голову и даже увидел позади себя бегущего к нему Прайди.

Что-то темное промелькнуло перед глазами, но Брансен так и не понял, что это был боевой топор. Он так сильно прогнулся, что почти касался лопатками пола, но в следующий момент мышцы непроизвольно подбросили его тело вверх и ноги выпрямились. Брансен мгновенно принял боевую стойку и стал разворачиваться, ожидая нападения Баннаргана с одной стороны и лорда Прайди с другой. Но Баннарган замер на месте с широко раскрытыми глазами и ртом, разинутом в безмолвном крике. Брансен понял причину его шока, даже не успев проследить за взглядом Баннаргана.

Правитель Прайда пошатнулся на бегу от смертельной раны в груди, нанесенной топором его друга.

Брансен ринулся в тот угол, где лежала Кадайль с окровавленной шеей. Рядом с ней корчился и извивался на полу Ренарк, и Брансен равнодушно оттолкнул его в сторону. Теперь злобный старик не представлял никакой угрозы, и молодой Джеста Ту это прекрасно понимал. Энергетическое копье Брансена разрушило линию Чи Ренарка, разбив ее на отдельные вспышки. Теперь, по иронии судьбы, Ренарк был до конца дней обречен на жалкое существование убогого калеки наподобие Аиста, которого он так презирал. Брансену было не до Ренарка — Кадайль лежала совершенно неподвижно.

Он обнял девушку и почувствовал, как жизненная сила и тепло покидают ее тело, Брансен лихорадочно пытался собраться с силами и помочь Кадайль. Но ее ранение настолько потрясло его, что Брансен никак не мог сосредоточиться. С минуты на минуту могли прибежать солдаты, да и Баннарган скоро очнется и придет в неистовство. Брансен прижал гематит к ране на шее девушки и вложил в него все свои силы и душу.

Но от волнения дрожащие пальцы никак не могли удержать камень и освободить энергию.

Вдруг чья-то рука опустилась ему на плечо, и Брансен от неожиданности чуть не упал на пол.

— Брансен, — раздался у самого уха негромкий голос брата Реанду. — Давай попробуем вместе, дружок. — Монах протянул руку и накрыл своей ладонью пальцы юноши, сжимающие камень. — Успокойся, — прошептал Реанду. — Спокойствие — ключ к излечению.

Реанду продолжал что-то говорить, и его шепот успокаивающе действовал на юношу. Он ощутил силу Реанду, поступающую в его пальцы и в гематит, и Брансен использовал ее как проводник своей энергии.

Вскоре его рука ощутила тепло.

Кровотечение уменьшилось, а потом прекратилось совсем.

Но Кадайль казалась такой бледной и неподвижной…

— Пожалуйста, — прошептал Брансен, но девушка не шевельнулась.

Брансен со слезами на глазах обнял тело своей возлюбленной, и Реанду ласково похлопал его по спине. Затем уставший до предела монах поднялся на ноги и обернулся. Он знал, что лорд Прайди мертв, и знал это с того момента, когда вбежал в эту комнату. Над его телом замер Баннарган с искаженным от ярости и горя лицом. Воин шагнул к Реанду и Брансену, но монах остановил его, подняв дрожащую руку.

— Слишком много трагедий для одного дня, — сказал Реанду.

— Сегодня умрет еще один из нас, — пообещал Баннарган.

— Только из-за того, что он защищал любимую женщину?

Этот простой вопрос несколько уменьшил решимость великана, и он остановился.

— Разве Баннарган, верный Баннарган, не способен на такие чувства?

— Лорд Прайди мертв, — произнес гигант. — Берниввигар мертв. Ренарк полуживой корчится на полу, а твой магистр Бателейс лежит внизу с переломанными костями! И все из-за одного человека, из-за этого Разбойника!

— Продолжив этот перечень, ты ничего не добьешься, — ответил Реанду.

Баннарган взглянул в лицо монаха, потом перевел взгляд на лежащий перед ним меч.

— Я получу удовлетворение от его смерти, и этого будет достаточно, — проворчал воин и нагнулся за мечом.

Вдруг прямо под его ногами прокатилось тело, Баннарган непроизвольно отпрянул, а когда он снова попытался поднять оружие, меча на полу не оказалось. Баннарган выпрямился, но Разбойник уже принял боевую стойку и нацелил меч ему в грудь.

— Ты говоришь об удовлетворении? — спросил Брансен. — Но и я могу получить удовлетворение от смерти того, кто изувечил, а потом сжег на костре моего отца Гарибонда. Я почти удовлетворен, увидев, что лорд Прайди погиб от руки Баннаргана, и теперь хочу увидеть, как могучий воин падет от моей руки. Да, мне известно, что ты был среди тех, кто убил Гарибонда. Молись своим богам Баннарган, и побыстрее!

Брансен сделал движение, означающее начало атаки, но крик Реанду его остановил.

— Нет! — воскликнул монах. — Не делай этого, Брансен!

Реанду стремительно рванулся вперед и встал между Баннарганом и Брансеном.

— Друг мой, умоляю, это не выход из положения. Ты ничего не добьешься, убив его или кого-то еще.

— А брат Реанду тоже присутствовал при казни Гарибонда? — резко спросил Брансен.

Реанду побледнел, и Брансен получил желаемый ответ. На какое-то мгновение все, в том числе и сам Брансен, были уверены, что меч Разбойника пронзит грудь Реанду.

— Брансен! — раздался голосок Кадайль. Разбойник тут же отвернулся и от беспомощного монаха, и от Баннаргана, чтобы взглянуть на Кадайль. Она открыла глаза и приподнялась, опираясь на локти. Взгляд любимых глаз был устремлен на него. И был полон осуждения в этот решающий момент. Тяжесть этого осуждения заставила Брансена задуматься.

Он посмотрел на дрожащего от страха и усталости монаха, потом на мрачного Баннаргана.

И опустил меч.

Ранним утром следующего дня Баннарган изучал стоявшего перед ним хрупкого на вид парня, и в его душе боролись противоречивые чувства — смятение, сожаление и ненависть. Поступки этого человека стали причиной гибели его дорогого друга, и сердце воина требовало мести.

В той же комнате, немного поодаль, стояла Кадайль со своей матерью, Каллен. Женщины обнимали друг друга и плакали. Брансен отдал себя во власть Баннаргана взамен на обещание освободить женщин, но это не облегчало ожидающего их тяжкого удара.

— Прошу тебя, не делай этого, — сказал брат Реанду, подходя к Баннаргану. — В продолжении этой трагедии нет никакого смысла.

— Мы уже все обсудили, — отрезал Баннарган, прервав священника.

Баннарган посмотрел в глаза Брансену, но юноша не отвел взгляда, даже не моргнул. Все казалось ясным. Баннарган не возражал против освобождения женщин — самхаисты, лишившись лидера, пребывали в смятении, так что некому было настаивать на казни Каллен. А вот с Разбойником дело обстояло иначе. Он был пойман в замке и уличен в преступлениях против законов Прайда, в серьезных преступлениях, которые грозили подорвать силы государства!

Да, Разбойник добровольно сдался Баннаргану при условии освобождения Кадайль. Так что теперь с чистой совестью можно было обезглавить преступника или бросить его в костер.

Но исполнению этой казни мешал спектакль, разворачивающийся, как было известно Баннаргану, перед запертыми воротами замка. Сотни, тысячи людей собрались там на рассвете, чтобы выразить свою скорбь по поводу гибели правителя и оказать поддержку Разбойнику.

В этой поддержке и заключалась опасность. Баннарган вспомнил, что сам отговаривал Прайди, когда тот выразил желание поймать и казнить нарушителя спокойствия. Кроме того, в отсутствие духовных и светских правителей власть в стране тяжелым грузом, или почетной обязанностью, ляжет на его, Баннаргана, плечи, пока лорд Делавал не явится и не объявит свои права на Прайд. И судьба Баннаргана будет зависеть от его сегодняшнего решения.

Он смотрел на Разбойника и очень хотел ненавидеть его. Баннарган вызвал в памяти образ своего друга, непреднамеренно убитого его собственной рукой, и хотел обвинить Разбойника в его смерти.

И все же слова брата Реанду не пропали впустую. Послужит ли казнь Разбойника на благо Баннаргану? Или наоборот, обесчестит его?

А может, это не имеет значения?

Долго еще Баннарган смотрел на Разбойника и размышлял, а потом с изумлением услышал собственные слова:

— Убирайся из Прайда!