Разделённый схизмой

Пролог

В перевёрнутом разведывательном скиммере было очень тихо.

Как правило на орбите, за исключением тихого щебетания случайных звуковых сигналов от управляющих полётом бортовых компьютеров скиммера, именно так и было, и они, казалось, только усиливали, а не нарушали тишину. Человек, бывший когда-то Нимуэ Албан, откинулся в пилотском кресле, глядя сквозь прозрачный армопласт фонаря скиммера, на планету под ним, и наслаждался этим тихим, лишённым суеты спокойствием.

«На самом деле, я не должен быть здесь», — подумал он, наблюдая за изумительным, белого-голубым мраморным шариком планеты, называемой Сэйфхолд, в то время как его скиммер постепенно двигался к тёмной линии терминатора[1]. — «У меня слишком много дел, которые нужно сделать в Теллесберге. И у меня нет никаких причин, чтобы болтаться здесь, под прикрытием стелс-системы или без него».

Всё это было правдой, однако не имело значения. Или, во всяком случае, не имело достаточного значения, чтобы удержать его от пребывания здесь.

В каком-то смысле, ему совершенно не нужно было физически находиться здесь. Само-Наводящиеся-Автономные-Разведывательно-Коммуникационные платформы, которые он развернул, были способны передавать ему те же самые изображения, без какой-либо необходимости видеть это собственными глазами… если, конечно, можно было бы сказать так про то, что он делал. И СНАРКи были намного меньше, и даже более скрытными, чем его разведывательный скиммер. Если бы система кинетической бомбардировки, которую психопат Лангхорн повесил на орбиту вокруг Сэйфхолда, действительно имела пассивные датчики первого эшелона, у неё было бы гораздо меньше шансов обнаружить СНАРК, чем скиммер, и он знал это.

Тем не менее, бывали моменты, когда он нуждался в этих тихих, неподвижных мгновениях, этом вакуумно-чистом орлином гнезде, из которого он мог смотреть вниз на последнюю планету, на которую могло претендовать человечество. Ему нужно было напоминание о том, кем — чем — он по-настоящему был, и что он должен каким-то образом восстановить для человеческих созданий, густо населяющих эту планету так далеко под ним. И ему нужно было увидеть её красоту, чтобы… очистить свои мысли, вернуть свою утраченную решимость. Он потратил так много времени на то, чтобы углубиться в данные, полученные его сетью СНАРКов, изучая отчёты шпионских жучков, вслушиваясь в планы и заговоры врагов королевства, которое он сделал своим домом, что иногда казалось, что это всё, что было во вселенной. Что огромная тяжесть противостояния, возвышающаяся над ним, была слишком значительной, слишком высокой, чтобы ей могло противостоять одно единственное существо.

Люди вокруг него, люди, о которых ему выпало заботиться, были настоящим противоядием от отчаяния, которое иногда угрожало ему, когда он размышлял об огромном объёме задачи, для которой он был призван. Это были те, кто напомнил ему, почему человечество стоит того, чтобы сражаться за него, напомнил ему о тех высотах, к которым человечество может стремиться, о мужестве, жертвах — и доверии — на которые был способен Homo sapiens. Несмотря на то, что их история и религия подверглись циничным манипуляциям, они были такими же сильными и наполненными жизненной силой, такими же мужественными, как и все люди в истории расы, которая когда-то была его собственной.

Тем не менее, были времена, когда этого было недостаточно. Когда его осознание шансов на их выживание, его чувство отчаянной ответственности, и явное одиночество от того, что он жил среди них, но никогда по-настоящему одним из них не являлся, давили на него. Когда бремя его потенциального бессмертия в сравнении с эфемерным временем жизни, к которому они были приговорены, наполняло его мучительным горем за все ещё предстоящие потери. Когда его ответственность за волну религиозных распрей, уже сейчас начинающую раскручиваться вокруг этой сине-белой сферы, сокрушала его. И когда вопрос о том, кто — и что — он на самом деле, наполнял его одиночеством, то это высасывало его душу подобно вакууму за пределами его скиммера.

Именно против таких случаев ему были нужны эти моменты, чтобы поглядеть на мир, который стал его обязанностью и его ответственностью. Нужны, чтобы ещё раз взглянуть на реальность, неоперившееся будущее, которое сделало все суровые требования настоящего целесообразными.

«Это действительно красивый мир», — подумал он почти мечтательно. — «И рассматривание его отсюда сверху ставит всё на свои места, разве нет? Прекрасный сам по себе, важный настолько, насколько человеческая раса может быть важна для меня, единственный мир среди миллиардов, единственный святой дар среди сотен миллионов, по крайней мере. Если Бог может вложить столько усилий в Свою вселенную, тогда как я смогу чертовски хорошо сделать всё, чтобы Он ни требовал от меня, не так ли? И» — его губы изогнулись в ироничной улыбке — «по крайней мере, я могу быть уверен, что он понимает. Если Он сможет собрать всё это вместе, поставить меня прямо в правильное место посредине этого, тогда я просто должен предположить, что Он знает, что делает. А это значит, что всё, что мне действительно нужно сделать — это выяснить, что я должен делать».

Он весело фыркнул, и этот звук громко прозвучал в тишине кабины, затем встряхнулся и перевёл пилотское кресло в вертикальное положение.

«Достаточно разглядывать планету, Мерлин», — сказал он сам себе твёрдо. — «В Теллесберге через три часа начнёт светать, и Франц станет интересоваться, где его смена. Самое время, чтобы вернуть твою молицирконовую задницу домой, туда, где она должна быть».

— Сыч, — сказал он вслух.

— Да, лейтенант-коммандер? — далёкий ИИ, находящийся в пещере под самой высокой горой Сэйфхолда, почти мгновенно ответил по защищённой линии связи.

— Я лечу домой. Выполни сканирование на сто кликов вокруг альфа-базы и убедись, что никто не висит вокруг, чтобы заметить скиммер по пути в ангар. И взгляни, заодно, на мой балкон. Убедись, что нет никого, кто был бы в состоянии меня увидеть, когда ты меня высадишь.

— Да, лейтенант-коммандер, — подтвердил ИИ, и Мерлин потянулся к панели управления скиммером.