Разговор с молодым другом

Глава 3. Первые вершины

(Партия зовет. Экзамен на мастерство. Учитель передает эстафету. Среди сильнейших. Я пересекаю границу. Человек срывается в бездну.)

Морозным январским вечером 1949 года, как всегда после работы, я поехал на очередную тренировку во Дворец спорта. Необычно выглядел наш зал. Повсюду группами в несколько человек собрались спортсмены и о чем-то оживленно говорили.

— В чем дело? — спросил я Александра Михайловича.

— А разве ты еще не знаешь? — в свою очередь, удивился Базурин. — На-ка вот почитай. — И он протянул мне газету, в которой было опубликовано постановление Центрального Комитета партии о задачах физкультурного движения в стране.

Вечером во дворце состоялся большой митинг. Двенадцать лет прошло с тех пор, но навсегда остались в сердце горячие, взволнованные речи.

— Партия зовет на штурм мировых рекордов. Мы должны ответить: будут рекорды, завоюем мировое первенство по всем основным видам спорта, — говорили товарищи.

У себя в секции мы продолжили разговор, начатый на митинге. Каждый стал прикидывать, что он может добиться в самое ближайшее время.

— Ты, Алексей, — говорили мы легковесу Доронину, — можешь уже через месяц, если будешь серьезно работать, побить рекорд общества в жиме двумя руками.

— А ты, Сергеи, — подсказывали Шелешневу, — должен первый разряд выполнить. Обязательно.

— Плохо у меня с рывком, — возражал он, — вот и приходится на месте топтаться.

— Ничего, поможем. Сообща давай разберемся, в чем дело.

Когда «производственное совещание» подходило к концу, Сергей Шелешнев сказал:

— Ребята, а ведь главное требование постановления — борьба за массовость. Вот я и предлагаю: давайте у себя в институте, на заводе, в учреждении организуем секции штангистов и возьмем на себя роль общественных тренеров.

Мы горячо поддержали это предложение. А уже на следующей неделе докладывали друг другу:

— В авиационном институте пятьдесят новичков пришло в секцию…

— На «Серпе и молоте» — сорок два…

— А у меня в ресторане, — смутился Кирилл Лепехин, — только пять человек.

— Хорошо, Кирюша, — уверяли мы его.

На своем заводе мне тоже удалось создать небольшую секцию, в которую вошли тридцать энтузиастов. Через год она удвоилась. В секции выросли чемпион Москвы перворазрядник Николай Малышев, перворазрядник Борис Шумихин, несколько спортсменов второго разряда.

Постановление Центрального Комитета заставило и меня пересмотреть свои планы. Вместе с тренером мы обсудили режим тренировок, решили повысить нагрузки.

Незадолго до выхода постановления осенью 1948 года в Москве проводились большие соревнования штангистов общества профсоюзов. Принял в них участие и я. Втайне надеялся выполнить норму мастера спорта.

Моим соперником среди тяжеловесов был мой тренер Александр Михайлович Базурин. В жиме после двух подходов мы получили одинаковый результат.

Третью попытку Александр Михайлович использовал неудачно. Начал готовиться к выходу и я. И когда натирал руки магнезией, услышал за спиной знакомый голос Александра Михайловича:

— Когда штангу на грудь берешь, слишком широко локти расставляешь. Жать не спеши, передохни немного в этом положении, сосредоточься…

Совет помог: мне удалось поднять очередной вес. Встретившись в коридоре с Александром Михайловичем, я поблагодарил его.

— Вот еще, — отмахнулся он. — Нашел, за что спасибо говорить. Все мы должны помогать друг другу. — И, улыбнувшись, добавил: — Ладно, иди готовься. Хоть и ученик ты мне, а легко не уступлю.

И действительно, не уступил, занял первое место. Я вышел на второе. И все-таки это была для меня победа. Набранная мною в трех движениях сумма 367,5 килограмма давала право на присвоение звания мастера спорта. Узнав об этом, я бросился к Александру Михайловичу, обнял и расцеловал его. За кулисами меня встретили и тепло поздравили старшие товарищи — Григорий Новак, Иван Любавин. Потом меня снова вызвали на арену и попросили сказать несколько слов зрителям. С волнением подошел я к микрофону и сказал, что постараюсь всегда высоко держать звание мастера спорта.

Для того чтобы сдержать слово, необходимо было тренироваться еще напряженнее. Я увеличил до часу утреннюю зарядку, на работу ходил только пешком, начал играть в волейбол. А в секции по-прежнему отрабатывал технику, наращивал силу.

Однажды после одной из тренировок Александр Михайлович собрал нас и сказал:

— Завтра часам к шести собирайтесь все сюда. Только оденьтесь получше… как на свадьбу, — лукаво подмигнул он нам.

— Это зачем же? — недоуменно спрашивали мы его.

— Увидите. Это секрет.

Секрет оказался приятным. Александр Михайлов купил для всей нашей группы билеты в Большой театр. Взволнованные и счастливые отправились мы в театр: многие из нас шли сюда впервые. Шел балет П. И. Чайковского «Лебединое озеро». Подняли занавес. И, как ночь рождает сны, так и эти звуки вызвали у меня явления, похожие на сны. Не отрываясь, как зачарованные смотрели мы на сцену, слушали прекрасную музыку.

— Чудесно! — вымолвил кто-то из нас, когда мы вышли на ночную площадь. — Просто замечательно.

— Да, — согласился Базурин. — Это действительно прекрасно. Надо чаще ходить в театр, на концерты, в музеи, побольше читать книг. Правильно я говорю?

— Конечно, — поддержали ребята.

С тех пор мы часто отправлялись вместе в музеи, кино, театры, обсуждали прочитанные книги, спорили. Все это еще более сближало нас.

В январе 1949 года в Москве проходили соревнования сильнейших штангистов страны. В тяжелой весовой категории неоднократный чемпион и рекордсмен СССР, заслуженный мастер спорта Яков Григорьевич Куценко не участвовал, и основным претендентом на победу по праву считался Александр Михайлович Базурин. Снова, как и на предыдущих состязаниях, я был в качестве одного из основных его соперников. Впрочем, тогда это считал только разве сам учитель. Для остальной публики я был всего лишь способным новичком, не более.

И вот мы один за другим вызываемся на помост. Первым по жребию пришлось выступить мне. Начал жим со 105 килограммов и легко взял вес. Следующий подход должен быть 110 килограммов. Александр Михайлович только с этого начинает, и судьи единогласно засчитывают ему попытку.

— На штанге сто десять килограммов, — слышу, словно издалека, голос судьи-информатора.

В нерешительности прохаживаюсь по раздевалке. Следующий вес 115 килограммов. Прикидываю: «Базурин сто пятнадцать возьмет легко. Значит, если остановлюсь на ста десяти — далеко вперед отпущу его. Что же делать?» И в это время я почувствовал, как кто-то спокойно тронул меня за плечо. Оглядываюсь. Встречаюсь со взглядом добрых, веселых глаз Александра Михайловича:

— Пропускай, Алексей. Риск благородное дело, — спокойно советует он мне.

— Что ж, пожалуй, пропущу, — соглашаюсь я. В результате в жиме я взял 115 килограммов, проиграв учителю всего лишь 5 килограммов. Это было моим личным рекордом.

— Молодец, — подбадривал меня Александр Михайлович.

Сколько же благородства и выдержки, сколько настоящей спортивной честности было в этом человеке! В минуты самой напряженной борьбы, жестокой и так много значившей для Александра Михайловича, он находил в себе силы давать советы, помогать сопернику, подбадривать его.

В ту минуту мне вдруг захотелось отказаться от продолжения поединка, не оказывать конкуренции учителю. Но я тут же прогнал эту мысль. «Если бы Александр Михайлович узнал про это, — говорил я самому себе, — он бы первый осудил. Разве ж этого ему нужно от меня?»

Успокоенный этими мыслями, я вновь вышел на помост. Лучший результат у Базурина в рывке был 120 килограммов. Такой же результат был и моим личным рекордом. Но тут я попросил поставить на штангу 122,5 килограмма. Попросил, но сам подумал:

«Не много? Возьму ли?» С волнением подошел к снаряду и легко выбросил его на вытянутые руки.

— Есть! — тут же услышал я голос судьи. В толчке, также показав лучший для себя результат — 157,5 килограмма и установив личный рекорд в сумме троеборья — 395 килограммов, я впервые обошел своего учителя, занял первое место на таких ответственных соревнованиях. Но странно. Вместе с радостью я почувствовал тогда какую-то грусть и даже робость. Словно провинился перед кем.

Смущенный отошел от помоста и увидел, что мне навстречу, раскинув руки и улыбаясь, идет Александр Михайлович.

— Ну, поздравляю, Алексей, от души поздравляю, — сказал он просто и сердечно. — На первую вершину взобрался прочно.

— А много еще вершин впереди, Александр Михайлович, — смущенно пошутил я.

— Для того, кто хочет все время идти вперед, — много. Но ведь в покорении вершин и состоит счастье спортсмена.

После соревнований мы, как всегда, вместе шли домой. Был уже поздний вечер. В ярком свете уличных фонарей маленькими хрусталиками казались падавшие с неба снежинки. Морозный воздух приятно обжигал лицо и бодрил.

— Ну вот, Алексей Сидорович, — сказал Базурин, впервые назвав меня по отчеству, — вот и достигнут рубеж, о котором столько мечтали. Быстро ты поднялся. Обрадовал меня, старика.

— Да какой вы старик, Александр Михайлович! Еще не раз с вами потягаемся.

— Так-то оно так… Да только вот что я тебе скажу: сдается, что учиться тебе у меня больше нечему…

— Что вы, Александр Михайлович, — прервал я его и даже остановился посредине тротуара.

— Постой… Постой… Думаешь, во мне самолюбие заговорило? Не думай, не такой я человек. Дело гораздо сложнее. Вижу, хорошо растешь, значит, можешь пользу принести нашему спорту. А я тебе уже серьезно помочь не смогу: завод отнимает много времени, собственные тренировки. Да и, по совести говоря, я больше практик, а тебе теперь нужен человек, знающий теорию. Есть у меня такой на примете. Завтра я, пожалуй, познакомлю тебя с ним.

— Неожиданно все как-то, Александр Михайлович…

— Неожиданно… Для тебя, может, действительно неожиданно, а для меня нет.

Новый тренер оказался старым знакомым. Роман Павлович Мороз, которому передавал меня Александр Михайлович, уже давно совмещал преподавательскую деятельность в институте физкультуры с тренерской работой в обществе «Крылья Советов». Первое время в занятиях никаких существенных изменений не произошло: тренер присматривался ко мне, а я к нему. До ближайших соревнований оставались считанные дни, и задача состояла в том, чтобы сохранить приобретенную форму.

В золоте солнца, в цветении садов пришел май. Я приехал в Воронеж, где проходил очередной чемпионат страны. Это был первый чемпионат, в котором мне довелось участвовать. Сбор сильнейших тяжелоатлетов в этот раз ознаменовался решительным наступлением молодежи, заставившей потесниться многих прославленных мастеров. Так спортивная юность отвечала на призыв партии — смело идти вперед, дерзать и побеждать.

Неожиданности начались сразу. В категории атлетов легчайшего веса бесспорным претендентом на золотую медаль считался заслуженный мастер спорта, неоднократный чемпион СССР Александр Донской. Все были уверены, что он победит. Но вышло иначе. Карты спутал молодой шофер из Тбилиси Рафаель Чимишкян. Набрав высокую для того времени сумму 300 килограммов, он вышел на первое место. Впоследствии, как известно, Рафаель вырос в крупного мастера и не раз одерживал победы, прославляющие отечественный спорт.

Говорят: лиха беда — начало. Почин Чимишкяна оказался удачным. В полулегком весе чемпион СССР Евгений Лопатин уступил первое место свердловчанину Николаю Саксонову. В легком обошлось без «происшествий». Здесь по-прежнему первенствовал отважный пограничник, начальник физподготовки одной из воинских частей Владимир Светилко. Ровно через десять лет, в мае 1959 года, в одной из центральных газет я прочел заметку о том, как группа советских пограничников задержала двух нарушителей в районе советско-турецкой границы. «В этой операции, — писал корреспондент, — особенно отличился Владимир Светилко». Это был наш чемпион. Спорт воспитал в нем те неоценимые качества, которые так пригодились ему в решающую минуту. В среднем весе также произошла замена. Золотую медаль с суммой в 362,5 килограмма впервые завоевал Владимир Пушкарев. Он выиграл у чемпиона СССР Мамия Жгенти и заслуженного мастера спорта, ветерана отечественной тяжелой атлетики Николая Шатова. Среди тяжеловесов по-прежнему впереди был заслуженный мастер спорта Яков Куценко. Базурин и я набрали одинаковую сумму по 390 килограммов. Но меньший вес (102 против 115 килограммов) дал мне право занять второе место.

Еще в Москве, провожая меня на соревнования, мой новый тренер Роман Павлович Мороз сказал:

— Постарайся быть очень внимательным.

Я последовал его совету. Купил себе блокнот и записывал все, на мой взгляд, интересное. Все, что происходило на помосте, в раздевалке. Чемпионат многому меня научил, особенно в тактике борьбы. Тем, кто недостаточно тонко разбирается в нашем виде спорта, может показаться, что у штангистов особой тактики и быть не может. Что ж, когда-то на этот счет заблуждался и я. На самом же деле от умения правильно рассчитать свои силы, учесть сильные и слабые стороны противника, навязать ему свою волю во многом зависит собственный успех. В Воронеже это особенно проявилось в поединке Донского с Чимишкяном. Перед последним движением оба имели одинаковую сумму. На помост вызывается Рафаель Чимишкян. Зная, что Донской имеет в толчке лучший результат — 115 килограммов, Чимишкян просит установить этот вес для себя. По залу проносится гул. Все понимают, что тбилисец рискует. Вот он подходит к снаряду, берет его на грудь, а затем выталкивает на прямые руки. Донской нервничает. Его первый подход — неудачен, второй тоже. Только на третьей попытке он фиксирует вес. А у Чимишкяна еще два подхода. В третьем он прибавляет к своей сумме еще 5 килограммов и выигрывает победу. В Воронеже я познакомился с очень талантливым украинским спортсменом Михаилом Кемелем. Внимательно следя за его работой, я заметил, что молодой атлет слепо копирует тренера, заслуженного мастера спорта Николая Кошелева. А ведь нет в жизни одинаковых людей, и то, что хорошо и полезно одному, не всегда пойдет на пользу другому. Хотя я сам тогда, по существу, только начинал свой путь, счел все же необходимым поделиться этими мыслями с Михаилом.

— Ладно, выдумывай, если хочешь, — сердито ответил он. — А мне и этого хватит.

Но жизнь показала, что «этого» ему не хватило. И несомненно способный спортсмен так и не сумел подняться выше среднего уровня. Мне вспоминается такой случай. На одном из тренировочных сборов я был прикреплен к тренеру Николаю Кошелеву. Мы готовились к очередному чемпионату страны. Среди многих заданий, которые давал мне тренер, было приседание со штангой. По его замыслу с каждым днем вес штанги в приседании должен постепенно возрастать. Анализируя это задание, я пришел к выводу, что предложенный тренером метод тренировки может «подорвать» ноги. Я высказал ему свои сомнения. Он не сразу согласился со мной. Но вечером в спокойной обстановке мы все обсудили и решили, что приседания со штангой выполнять нужно обязательно, но вес штанги в последних тренировках перед соревнованием следует сократить.

Этот пример я привел для того, чтобы еще раз подчеркнуть: чью бы волю ни выполнял спортсмен, он должен к каждому указанию подходить творчески, осмысленно. «Иначе, — как поется в нашей любимой песенке, — вам удачи не видать».

…Отшумели спортивные сражения в Воронеже, и мы вернулись домой. На следующий день я пришел на тренировку. Роман Павлович был уже в зале. Началось занятие. Но на этот раз оно оказалось необычным.

Подозвав меня к себе, в центр зала, Роман Павлович предложил:

— Ну-ка, попробуй прыгнуть с места в длину…

— Зачем это? — удивился я.

— Потом расскажу. Только старайся как можно дальше прыгнуть.

Я прыгнул удачно. Потом Роман Павлович предложил мне прыгнуть в высоту. Помню, бился-бился, да так и не смог преодолеть планку, установленную на высоте один метр.

— Да, десятиборца из меня не выйдет, — горько пошутил я.

— Думаю, — перебил меня Роман Павлович, — что при такой общефизической подготовке из тебя и хорошего штангиста не выйдет. — И, усадив рядом с собой, он начал со мной беседу: — Понимаешь, сейчас ты подошел к такому рубежу, за которым начинаются высоты, доступные лишь немногим, тем, кто хорошо подготовлен к штурму.

— Разве я мало работаю?

— Нет, не мало. Но однообразно. Техника и сила были предметом твоего внимания. Этого мало для большого мастера. Чтобы уметь выполнить за короткое время сложное по координации движение да еще с огромным весом в руках, нужны скорость, резкость, подвижность. Понимаешь?

— Конечно, Роман Павлович…

— А для того чтобы приобрести эти качества, нужно полюбить гимнастику, легкую атлетику, спортивные игры.

С этого дня характер занятий был изменен. Каждый урок начинался с легких пробежек. Потом прыжки. Было обидно и стыдно, что я спортсмен и не могу преодолеть метровую высоту, вскочить на козлы. Но со временем скованность исчезала, результаты становились все лучше и лучше. Теперь я без особого напряжения прыгаю с места на гимнастические козлы высотой 130 сантиметров. Случается, зайдут на тренировку совсем молодые парни, увидят такой прыжок, захотят повторить — а не выходит.

— Что за чертовщина? — удивляются и досадуют они.

Тогда я отвечаю им по-дружески:

— Чтобы так прыгать, ребята, надо пуд соли съесть!

Что касается меня, то я лично «съел» с той поры далеко не один пуд. С наступлением весны часть занятий Роман Павлович перенес на стадион. Я занимался прыжками и спринтом. Мой дебют на стометровке был не блестящим-15 секунд, но уже через год-полтора я пробегал эту дистанцию за 12,3–12,5 секунды.

— Ну, Леша, — шутили друзья-штангисты, наблюдавшие за моими занятиями, — теперь тебе надо к легкоатлетам подаваться.

— Ничего, — отвечал я им, — это мне и в штанге пригодится.

Я продолжал усиленно заниматься легкой атлетикой, гимнастикой, элементарной акробатикой, плаванием, а зимой, кроме всего, лыжами.

Хорошо шли дела и на заводе. Спорт не только не мешал трудиться, но и помогал нам, придавал бодрость, энергию, задор. Бригаду, в которой я трудился, все называли физкультурной. В ее состава были один мастер спорта, два перворазрядника по стрельбе, чемпион завода по боксу. А бригадир наш был бессменным капитаном футбольной команды.

Жили и трудились мы дружно, весело. Бригада одной из первых на заводе, на два года раньше срока, завершила пятилетний план. У всех у нас повысился заработок.

И все-таки настало время, когда мне пришлось расстаться с заводом. Война помешала закончить образование. Мечта о дальнейшей учебе не давала мне покоя. И вот, успешно сдав экзамены, в 1949 году я поступил в физкультурный техникум.

Бригада провожала меня тепло. Друзья написали приветственный адрес, подарили портфель и все учебные принадлежности.

— Помни, Леша, что человек ты рабочий. Дорожи этим именем, береги рабочую честь, — сказал мне на прощание бригадир Николай Иванович Карпенко. — И нас не забывай.

Пришел я попрощаться и в созданную при моем участии заводскую секцию тяжелой атлетики. Она разрослась вдвое. Были уже здесь свои разрядники, рекордсмены и чемпионы. Я радовался, что в этом есть и моя заслуга.

А через несколько дней я уже сидел за партой. Не скрою, после долгого перерыва учеба давалась с трудом. И тут пришли на помощь мои старые товарищи по обществу «Крылья Советов» Доронин, Шелешнев и другие. Часто по вечерам после тренировок мы подолгу задерживались в раздевалке. Друзья объясняли мне сложные теоремы, помогали найти ключ к решению трудных задач. А главное — давали советы, как лучше организовать занятия, правильно записывать лекции, вести конспекты.

Летом 1949 года Всесоюзный комитет по делам физкультуры и спорта включил меня в состав команды для поездки в Будапешт, на II Всемирный фестиваль молодежи и студентов. Когда я узнал об этом, на сердце было радостно и тревожно. Шутка ли, ведь впервые нужно было пересекать границу, выступать за честь советского спорта, представлять на международной спортивной арене наше студенчество.

Но вот суета сборов, волнения, расспросы остались позади, и наш специальный поезд тронулся в путь. Стук колес и свистки локомотива не могли приглушить царившего везде веселья. Без конца гремели песни, радостные, задорные, как сама молодость! Они стихали только на стоянках. Тогда все пассажиры, одетые в тренировочные костюмы, выскакивали из вагонов и начинали разминку. Гимнасты подтягивались на ветках деревьев, легкоатлеты-метатели искали камни, остальные просто бегали, прыгали, приседали.

Каждый делал то, что позволяли дорожные условия.

В лучшем положении оказались мы, штангисты. Сразу за паровозом был прицеплен товарный вагон, оборудованный под своеобразный тренировочный зал. Там имелись штанги, гантели, гири. Здесь мы пропадали на остановках, а иногда даже оставались на перегон между двумя станциями.

И вот наш состав подошел к перрону будапештского вокзала. Вокзальная площадь была запружена народом, хотя часы на башнях показывали полночь. Темноту южной ночи растворили ослепительный свет прожекторов и яркие огни факелов. Слышались приветственные возгласы и — почему-то это особенно тронуло — наши родные, советские песни.

Начался митинг. На трибуну поднимались люди разных национальностей, говорили на разных языках. Но в каждой речи угадывались взволнованность друга, ласка и сердечность брата.

— По автобусам, — раздалась команда. Мы заняли свои места и тронулись в путь. И сразу же стали свидетелями еще более волнующей картины. На протяжении всего пути от вокзала до гостиницы образовался живой людской коридор.

— Привет русским друзьям!

— Слава Советской Армии!

— Добро пожаловать! — то и дело раздавались возгласы. Сначала переводчики объясняли нам смысл каждой фразы, но мы очень скоро сами научились понимать слова дружбы.

Добрались до гостиницы во втором часу ночи. Еще долго не могли уснуть. Сердечная встреча, оказанная нам, представителям Советского Союза, не только радовала, но и ко многому обязывала. Хотелось выступить достойно. На новом месте всегда спится неважно. Только забрезжил рассвет, мы уже вышли в сад на зарядку. Побежали вдоль широкой аллеи, и вдруг прямо перед собой увидели асфальтовый склон горы Геллерт. На фоне еще не отстоявшегося после ночного сумрака синего неба выделялась фигура воина. Это был памятник, воздвигнутый венграми в честь Советской Армии, освободившей Венгрию от фашистского ига. Глядя на него, мы еще лучше поняли: дружба, скрепленная кровью двух великих народов, не может умереть, не умрет никогда. Оставшиеся до выступления дни я посвятил тренировкам. Ведь предстояли первые в моей жизни международные соревнования. Как ни старался я быть спокойным, волнение давало о себе знать. Помогали друзья и особенно руководитель нашей делегации Николай Иванович Лучкин. Он всячески старался меня развлечь: брал на экскурсии, играл со мной в домино, вел беседы на отвлеченные темы. Наступил день состязаний. В тяжелом весе записалось выступать двенадцать участников, но одним из главных соперников считался молодой чемпион Венгрии Тодт. Говорили, что он очень силен в жиме.

В зал, где должно было проходить наше выступление, советская команда прибыла за полчаса до начала. У входа нас встретила большая толпа. Не успел я выйти из автобуса, как ко мне подбежал высокий юноша и, слегка коверкая слова, попросил на русском языке:

— Дайте билетик.

— Разве их нет в кассе? — удивился я.

— Когда выступают советские спортсмены, билетов всегда нет.

Действительно, все места в зрительном зале уже были заняты. И это еще больше взволновало меня. В это время в раздевалку вошел высокий красивый молодой человек с прекрасно развитой мускулатурой. Это был Тодт. Познакомились. Разговорились при помощи переводчика. Оказалось, что мой соперник тоже учится в институте физкультуры.

Началась разминка. Когда судьи объявили, что на штангу устанавливается вес 112,5 килограмма, Тодт, сбросив халат и помахав мне рукой, пошел на помост. Я стал слушать, что объявляет судья-информатор. Из его сообщений понял, что мой соперник неудачно сделал две попытки и только на третьей взял вес. Таким образом, в жиме он исчерпал все подходы, тогда как я начал борьбу со 115 килограммов.

Да, к сожалению, Тодт оказался тогда далеко не в самой лучшей форме. По существу, после первого движения мне пришлось вести борьбу лишь с самим собой. Набрав в сумме 397,5 килограмма, я установил свой личный рекорд и занял первое место.

Через несколько минут победителей вызвали для награждения. В огромном зале выключили свет. Ослепительный блеск юпитеров упал на пьедестал почета и осветил самую высокую точку, где стоял человек в синем тренировочном костюме, на котором четко выделялись четыре буквы — СССР. В честь страны, которая вырастила и воспитала его, оркестр исполнял Государственный гимн, и по флагштоку медленно ползло вверх алое знамя моей Родины. Какое это счастье испытать в своей жизни такое мгновение!

После соревнований мы были в гостях у рабочих электролампового завода, присутствовали на занятиях тяжелоатлетической секции спортивного клуба имени Дожа. Здесь мы засиделись допоздна. Товарищи попросили меня рассказать о своем тренировочном режиме, и я охотно делился с ними всеми своими «секретами». Большое впечатление на них произвел мой рассказ о занятии одновременно другими видами спорта: легкой атлетикой, плаванием, лыжами. Когда наступило время прощания, староста группы Золтан Фельди преподнес каждому из советских спортсменов значок своего общества.

— На дружбу! — сказал он.

— На дружбу! — повторили мы, вручая, в свою очередь, советские значки нашим новым товарищам.

Приехали в гостиницу поздно. Открыли дверь нашего номера и ахнули — вся комната в цветах. Букеты стояли на столе, на тумбочках, на подоконниках. В каждом из них небольшая карточка, на которой выведено по-русски:

«Поздравляем с победой».

Мы позвали дежурную по этажу.

— Скажите, кто принес эти цветы?

— Не знаю, — лукаво улыбнулась она и добавила: — Разве мало у вас в Венгрии друзей?

В воскресенье мы совершили экскурсию на остров Маргит. Кто-то метко назвал его зеленым кораблем, бросившим якорь посредине Дуная. Здесь много тенистых живописных рощ, фруктовых садов. Но больше всего здесь спортивных сооружений: великолепный теннисный стадион, плавательные бассейны, лодочные станции, игровые площадки. И все они заполнены до отказа.

Нас узнавали сразу по нашим костюмам с надписью «СССР» на груди и дружно приветствовали. На одной из волейбольных площадок игра шла особенно азартно. Мы остановились посмотреть. Зрители сейчас же расступились, пропуская нас вперед. И тут случилось неожиданное. Один из физкультурников, увидев нас, подбежал и стал предлагать:

— Давайте сыграем.

— Мы же не волейболисты. — Ничего. Мы тоже не профессионалы, а рабочие городского транспорта.

Пришлось согласиться. На площадку вышли легкоатлет Борис Токарев, стрелок Анатолий Богданов, студенты Московского государственного университета Сергей Пильщиков и Борис Майоров, рабочий автозавода имени Лихачева Николай Иванов и я. Весть о товарищеской встрече с быстротой молнии разнеслась по острову, и посмотреть ее собралось много людей. Матч, в котором обе стороны сражались отчаянно, закончился нашей победой. Самые горячие аплодисменты мы получили от побежденных. Словно желая наградить нас, кто-то запел «Катюшу». Мотив сейчас же подхватили. И поплыла над голубым Дунаем бесхитростная песня о чудесной русской девушке. Мы все взялись за руки и пошли к берегу.

…Снова вокзал, сердечные проводы и — в путь. Хорошо было в столице дружественной Венгрии, но мы уже соскучились по Москве, по родным местам. Не случайно, видно, чаще всею в поезде слышна была песня:

Вернувшись из поездки, я взялся за учебу и досрочно сдал зачеты зимней сессии. Такая поспешность объяснялась тем, что мне вскоре предстояло выехать на очередное первенство страны. Оно проходило в мае 1950 года в Харькове и закончилось довольно мирно. Только в легчайшем весе появилось новое имя — Иван Удодов.

В тяжелом весе «по традиции» звание чемпиона завоевал Яков Куценко. Набранная им сумма — 422,5 килограмма по тем временам была весьма внушительной.

Хочется сказать несколько слов об этом замечательном атлете, так много сделавшем для нашего спорта. Яков Куценко родился в 1915 году в Киеве. Здесь прошло его детство. Окончив семилетку, он по примеру отца и брата решил стать кузнецом.

Яков поступает в ФЗУ. Сначала учится на кузнеца, но потом избирает профессию слесаря-инструментальщика. В училище он впервые познакомился со штангой, и, зародившись однажды, любовь к этому виду спорта уже не проходила. И в Киеве и на стройках Урала, везде, куда забрасывала его рабочая судьба, он не расставался со штангой.

После Магнитогорска, Кизела, где он трудился на ударных стройках пятилетки, снова родной Киев. Став студентом, Куценко продолжает упорно заниматься штангой. И вот, наконец, к нему приходит первый крупный успех. В 1935 году, выступая на первенстве Украины, двадцатилетний атлет в единоборстве с известным тогда мастером Аркадием Каперовичем завоевывает звание чемпиона республики. Через год он отнимает у знаменитого Серго Амбарцумяна рекорд СССР, толкнув двумя руками 154 килограмма. В 1937 году на первенстве СССР в Тбилиси Куценко впервые завоевывает звание чемпиона страны, устанавливая новый рекорд СССР в классическом троеборье — 385 килограммов. Теперь эта сумма кажется незначительной. Но в то время мировой рекорд немца Мангера был равен 425 килограммам.

Яков Григорьевич Куценко никогда не довольствовался достигнутым. Особенно запомнился ему и всем, кому дорога слава и честь советского спорта, незабываемый майский вечер 1938 года в Киеве. Был очередной чемпионат страны. Девять раз подходил Куценко к штанге, и четыре раза судьи фиксировали новые всесоюзные рекорды. 122,5 килограмма в жиме, 125 — в рывке и 162,5 — в толчке дали замечательную сумму — 410 килограммов. Так он впервые в истории отечественного спорта перешагнул четырехсоткилограммовый рубеж.

«Зафиксированная Куценко общая сумма троеборья 410 килограммов, — писал в те дни старейший русский гиревик Александр Васильевич Бухаров, — войдет в историю советского гиревого спорта как свидетельство замечательного роста наших тяжелоатлетов, их международного класса». Чемпион Европы и призер первенства мира, мировой рекордсмен — таким знает, помнит и любит наша страна Якова Григорьевича Куценко.

Сейчас, перестав выступать на помосте, он является одним из бессменных тренеров сборной СССР. Его опыт, знания, удивительное хладнокровие, большой тактический талант не раз помогали советским атлетам одерживать победы на помостах Вены, Мельбурна, Нью-Йорка, Тегерана, Стокгольма, Рима…

Итак, в Харькове первое место осталось за Яковом Григорьевичем. Вторым был Николай Петрович Лапутин, на третье вышел я, повторив свой личный рекорд — 407,5 килограмма. Звание чемпиона страны в среднем весе впервые завоевал Аркадий Воробьев. В рывке Аркадий взял вес 132,5 килограмма, отняв тем самым мировой рекорд у американца Стэнли Станчика.

— Талантливый паренек, он еще не раз заставит о себе говорить, — сказал мне тогда сидевший рядом Куценко. Эти слова оправдались. Имя Воробьева на протяжении последнего десятилетия было, пожалуй, самым популярным в нашем тяжелоатлетическом спорте. Неоднократный чемпион страны, чемпион мира и Олимпийских игр, он многое сделал для того, чтобы прославить отечественный спорт.

Вернувшись в Москву, я вновь сел за книги, а свободное время посвящал тренировкам. На чемпионате в Харькове я как-то сразу подружился с Аркадием Воробьевым, и, разъезжаясь, мы дали друг Другу свои адреса. Началась переписка, которая продолжается до сих пор. В письмах мы делимся опытом работы со штангой, советуемся, обсуждаем сложные вопросы.

Часто я ходил на свой завод. Были тут у меня свои дела: я продолжал играть в духовом оркестре на трубе. Ведь музыка — мое второе большое увлечение в жизни. На занятиях музыкального кружка я встречался со своими старыми товарищами. Они мне рассказывали, как идут дела в цехе, на заводе, а я делился своими успехами в учебе и спорте. С оркестром во главе заводской колонны я не раз ходил на демонстрации.

В апреле 1951 года в составе команды советских штангистов я выехал в Финляндию. Всегда волнующе и радостно знакомство с новой страной, ее внешним обликом, ее людьми. Но Финляндия тогда особенно привлекала наше внимание. Ведь через год здесь должны были начаться XV Олимпийские игры.

Встретились мы с финскими штангистами в большом зале Мессухалли-2. Все места были заполнены до отказа. Говорят, северяне очень сдержанный народ. Но в тот вечер жители Хельсинки выражали свои чувства с южным темпераментом. Особенный успех выпал на долю Николая Саксонова и Аркадия Воробьева. После Хельсинки — выступления в Лахти, Турку и других городах Финляндии. Здесь нашей ареной стали рабочие клубы. Приятно было выступать перед близкой и понятной тебе аудиторией. В городе Турку сразу же после соревнований состоялась товарищеская встреча рабочих с членами нашей спортивной делегации. Тепло и сердечно прошла беседа с нашими финскими друзьями. Я рассказал им о заводе, на котором началась моя трудовая биография, о его людях, об их самоотверженном труде.

Результат моих спортивных выступлений в Финляндии был неплохой. В сумме троеборья я набрал 425 килограммов. Как раз в эти дни пришло сообщение из Киева, что Яков Григорьевич Куценко на первенстве Украины взял 430 килограммов. «Следовательно, — прикидывали мы с тренером, — можно будет теперь на равных бороться с ним».

Особенно хорошо выходил у меня рывок. Выступая в Турку, я установил в этом движении свой личный рекорд — 132,5 килограмма, а в Лахти дважды бросал за себя 135 килограммов, дважды выносил над головой даже 138 килограммов, но, к великому моему огорчению, не мог зафиксировать.

Отдыхая в гостинице или разгуливая по городу, мы с Романом Павловичем Мороз очень часто говорили о предстоящем через месяц первенстве страны. В частности, шла речь о рывке. Поскольку я уже добился результата 132 килограмма и «почти» достиг 135 или 138 килограммов, мы с Романом Павловичем решили, что на чемпионате я первый подход в рывке сделаю со 130 килограммов, а затем предприму попытку улучшить этот результат.

И вот наступил долгожданный май. Сразу же после праздника мы и уехали в Каунас на очередной чемпионат страны, с которым я связывал столько надежд.

Вечером 19 мая в переполненном зале для спортивных игр начались соревнования. Ослепительный свет залил установленный на середине сцены помост. Ровный металлический гул наполнил огромный зрительный зал. Началось первое движение классического троеборья. Первый подход делаю на 120 килограммов.

— Есть!

— Есть! — раздаются возгласы судей. Я останавливаюсь на 125 килограммах, и в третьей, решающей попытке Яков Григорьевич уходит вперед от меня на 5 килограммов.

После небольшого перерыва должен начаться рывок. И тут произошло непредвиденное. Мой учитель Роман Павлович Мороз всегда был человеком ищущим, умеющим здраво рисковать, верящим в молодость. Но тут с ним случилось непонятное. То ли он уверовал в мое неизбежное поражение в поединке с Куненко и решил прочно закрепить второе место, то ли считал случайным результаты, показанные мной в Финляндии. Не знаю. Но за несколько минут до моего выхода на помост он подошел ко мне, отвел в сторону и сказал:

— Алексей, давай не рисковать, а? Начнем со ста двадцати семи с половиной. Согласен?

Что я мог ответить на это? Раздумывать то было некогда.

— Что ж, пусть будет по-вашему.

Сейчас, когда за плечами большой жизненный опыт, я понимаю, что поступил неправильно. Если даже поколебался тренер, спортсмен не должен колебаться в решительную минуту. Но тогда я этого не знал.

— На штанге сто двадцать семь с половиной килограммов, — объявляет бесстрастный голос судьи.

Наступила моя очередь. Спокойно подхожу к снаряду: ведь вес, установленный на штанге, брал не раз. Легко отрываю снаряд. Штанга взметнулась вверх, но через прямые руки пошла за спину и с грохотом упала на помост. Медленно шел я за кулисы, соображая, в чем дело. Отодвинул занавес и сразу очутился в окружении товарищей по команде. Тут-то была допущена мной и тренером вторая ошибка. Мы даже не попытались проанализировать неудачу. Растерянный, я стоял и слушал отрывистые, порой противоречивые, порой ничего не значащие советы Новака, Пушкарева, Любавина.

— Не робей…

— Вспомни город Турку, — советовали и успокаивали они меня.

Второй подход — и вновь снаряд летит за спину. Теперь, вернувшись за кулисы, я встретил удивительную тишину. Нервы были напряжены до предела. Третий подход — снова неудача. Нужно ли после этого говорить о том настроении, с которым я уходил с помоста. Мечтать о первом месте, о звании чемпиона — и получить в одном из движений ноль.

Не помню уже сейчас, как пришел в раздевалку, как стал медленно снимать с себя туфли — делать, мол, больше нечего. И вдруг слышу рядом, над головой, знакомый, слегка взволнованный, добрый голос Якова Григорьевича:

— Не горюй, Алексей. Мало ли что случается в жизни спортсмена. Нужно уметь одинаково спокойно переносить и победы и неудачи. Давай-ка, дружище, готовиться к следующему движению. Думай не только о себе, но и о команде. Эта искренняя дружеская поддержка оказалась так кстати. Несмотря на жестокую неудачу в рывке, я по совету Куценко и тренера продолжал соревнование, толкнул штангу весом в 165 килограммов и с общей суммой по двум движениям в 290 килограммов вышел на двадцатое место в чемпионате.

Невесело было на душе, когда я покидал Каунас, с которым связывались такие радужные надежды и в котором произошла со мной одна из тех «трагедий», без которых, если подумать, немыслима судьба спортсмена.