Разговор с отцом

Вот так и бродил я три дня неустанно,

В траве и в ручьях находя свои строки.

Я пел о суровой красе Дагестана,

О смелом джигите, о горной дороге.

О старцах седых, что лезгинку плясали,

Как будто бы жить начинали сначала.

О девушке с гор, что игрой на рояле

Столичную публику очаровала.

Еще описал москвича-агронома,

Парторга, что в поле с рассветом уехал.

О свадьбе писал, где у добрых знакомых

Я славно гулял, и о прочих успехах.

В стихах изложить я стремился все то, что

Мне радует сердце весенней порою.

Послав их в редакцию утренней почтой,

Я ждал с нетерпеньем ответа, не скрою.

«Спасибо! Печатаем без сокращений», —

Гласило письмо из аварской газеты.

И вновь на дорогу глядел я с волненьем —

Кого ожидал я в сиянье рассвета?

Не девушку ждал я, не друга, не брата —

Коня, что покажется за поворотом.

На скачках призы получал он когда-то,

А ныне без всадника тихо бредет он.

Как будто старик, сединой убеленный,

Спокойно идет он, не ведая лени.

Он знает дорогу до почты районной,

Он знает дорогу обратно в селенье.

Как тот ветеран, что на пенсию вышел,

Идет не спеша он, годами испытан,

И ржет он, завидев знакомые крыши,

И цокают громче по камню копыта.

Идет он — не надо ему провожатых,

Он сам — почтальон и в пути независим.

Не требует он персональной зарплаты —

Доставщик газет, извещений и писем.

В мешках, что к седлу приторочены прочно,

Все новости мира, и весточки близких,

Журнал «Огонек», и служебная почта,

И множество всякой другой переписки.

Здесь все, что сближает земные пространства,

Здесь все, что сегодня подписчику нужно.

И наш — на пяти языках дагестанских —

Родной альманах под названием «Дружба».

Дождавшись газеты с моими стихами

(Коня повстречал я рассветною ранью),

В то утро воскресное со стариками

Сидел я, взволнованный, на годекане.

Очки не спеша надевая, газету,

Как будто окно, старики раскрывали,

И взором окидывали планету,

И видели самые дальние дали.

Безмолвствуя скромно, исполнен почтенья,

Сидел я среди собеседников мудрых

И слушал весомые их рассужденья,

О многом узнал я в то ясное утро.

Но горцу мечтается на годекане,

Чтоб люди его скакуна похвалили.

Хотелось и мне, чтоб в достойном собранье

Стихи мои тоже замечены были.

А судьи сидели в спокойствии строгом.

«Стихи ничего… — кто-то молвил, добавив: —

Ты хочешь идти по отцовской дороге?

Ну что же… Ты силы попробовать вправе…

Я помню, Гамзат понимал нас прекрасно.

Ведь так?» Говоривший склонился к соседу,

И тот закивал головою согласно,

Взглянул мне в глаза и продолжил беседу:

«Сынок, ты всегда приезжаешь весною,

О жизни счастливой поешь, о цветенье.

Скажи, ты знаком с иссушающим зноем?

Хоть раз побывал под ненастьем осенним?

Поешь… А когда же ты будешь работать?»

«Вот странный старик, — я подумал с досадой, —

Должно быть, он просто не понял чего-то…

Ведь песня — мой труд… Так чего ж ему надо?»